автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.01
диссертация на тему: Категория ирреального ужасного и способы ее выражения в художественном пространстве Н. В. Гоголя

Полный текст автореферата диссертации по теме "Категория ирреального ужасного и способы ее выражения в художественном пространстве Н. В. Гоголя"

Московский педагогический университет

На правах рукописи

/ 1 № 2222

АЛЛЕНОВА Татьяна Юрьевна

КАТЕГОРИЯ ИРРЕАЛЬНОГО УЖАСНОГО И СПОСОБЫ ЕЕ ВЫРАЖЕНИЯ В ХУДОЖЕСТВЕННОМ ПРОСТРАНСТВЕ Н. В. ГОГОЛЯ (НА МАТЕРИАЛЕ ЯЗЫКА ПОВЕСТЕЙ «ВЕЧЕРА НА ХУТОРЕ БЛИЗ ДИКАНЬКИ» И «МИРГОРОД»)

Специальность 10. 02. 01 - русский язык

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Москва 2000

Работа выполнена на кафедре истории русского литературного языка и общего языкознания Московского педагогического университета

Научный руководитель:

кандидат филологических наук доцент К. А. Войлова Официальные оппоненты:

доктор филологических наук профессор В. Н. Прохорова кандидат филологических наук доцент Т. Е. Шаповалова

Ведущая организация - Белгородский государственный университет

Защита состоится РК^Т^ЙлЯьЛ^- 2000 г. в час.

на заседании диссертационного совета Д. 113. 11. 01. по русскому языку и теории и методике обучения русскому языку в Московском педагогическом университете по адресу: г. Москва, ул. Ф. Энгельса, д. 21а.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Московского педагогического университета (г. Москва, ул. Радио, д. 10а).

Автореферат разослан 2000

г.

Ученый секретарь

диссертационного сг----

профессор

М. Ф. Тузова

Р)$~1-Ч ГоуТё^ъ Н.&.

Объектом диссертационного исследования является категория ирреального ужасного и способы ее выражения в языке художественного произведения.

Предметом исследования избран язык художественных произведений Н. В. Гоголя (циклы его ранних повестей «Вечера на хуторе близ Диканьки» и «Миргород»), Особо рассматривается идиолект писателя, нашедший отражение в указанных повестях.

Проблема языковой личности и, как следствие, идиолект писателя, особенно интересует лингвистов на современном этапе развития общества и науки. Языковая индивидуальность и способы ее выражения, коммуникация языковое проявление, дискурсионная проблематика - вот основные аспекты исследований Н. Д. Арутюновой, Р. Барта, Т. И. Венди-ной, И. Р. Гальперина, Н. А. Герасименко, Г. А. Золотовой, Ю. Н. Карауло-ва, В. В. Колесова, В. В. Леденевой, В. Н. Телия, В. Е. Халзиева, Е. С. Яковлевой и др.

В связи с осмыслением понятий «языковая личность» писателя, «идиолект», «дискурс» особое значение приобретает та плоскость, в которой получают возможность реализации означенные понятия, - т. е. текст. Проблематика текстологического подхода к языку художественного произведения и его оценке получила отражение уже в трудах В. В. Виноградова, Л. В. Щербы, А. М. Пешковского, М. М. Бахтина и развивалась и развивается М. В. Горбаневским, А. И. Ефимовым, В. И. Кодуховым, А. Н. Кожиным, Ю. М. Лотманом, В. В. Одинцовым и др.

Предлагаемая работа посвящена исследованию особых форм построения в художественном пространстве Н. В. Гоголя дискурса «ирреальное ужасное». Актуальность избранной темы определяется следующими факторами:

1) необходимостью как можно более всестороннего изучения индивидуально-авторского воплощения языковой личности Н. В. Гоголя, являющегося, наравне с А. С. Пушкиным, создателем литературного языка нового времени и занимающего одно из первых мест «в истории русского самосознания, как первый, внесший в литературу народную речь, в самом обширном смысле слова» (Мандельштам И. Е.);

2) ограниченным, количеством философско-филологических работ, посвященных метафизическому аспекту в творчестве Н. В. Гоголя, исключая исследования начала века А. Белого, Ю. В. Манна, Д. С. Мережковского, К. Мочульского, В. И. Покровского, Н. Н. Трубицына, С. Шам-бинаго и современные исследования В. И. Мильдона и др.;

3) полным отсутствием каких-либо лингвистических исследований, посвященных проблеме языкового оформления категории ужасного вообще в литературном тексте и в частности в творчестве Гоголя.

Научная новизна работы определяется выбором в качестве объекта исследования плана выражения не исследованной ранее категории ужасного как филологического феномена. Принципиально новым является подход к языку произведений Н. В. Гоголя, поскольку основное внимание уделяется его ранним повестям, которые в оказались на периферии при изучении гоголевского творчества. Дается комплексный анализ оформления категории ирреального ужасного на лексико-фразеологическом и грамматическом уровнях языкового пространства гоголевских повестей.

Цель диссертационного исследования заключается в том, чтобы установить и проанализировать средства выражения категории ужасного в языке художественного произведения.

В соответствии с общей целью в работе предполагается решение нескольких конкретных задач:

1) выявить основные лексические и грамматические средства, которые в наиболее полной мере соответствуют плану выражения категории ирреального ужасного;

2) описать и проанализировать те языковые средства, за счет которых получает возможность языкового выражения дискурс категории ужасного;

3) дополнить сведения о творчестве Н. В. Гоголя описанием особенностей реализации в языке его ранних произведений категории ирреального ужасного.

В ходе исследования сформулированы и выносятся на защиту следующие положения:

1. Категория ужасного, несмотря на то, что она не является категорией собственно лингвистической, имеет особые языковые средства для оформления в тексте художественного произведения.

2. Поскольку основным для данной категории является информативное содержание и эмоциональное воздействие на субъекта восприятия, в плане ее выражения первостепенное значение приобретают средства лек-сико-фразеологического уровня языка, в частности, семантическое поле «ужасное», а также вступление лексем и фразем, включенных в это семантическое поле, в различного рода синтагматические и парадигматические отношения.

3. Лексические средства передачи ужасного содержания при вступлении в антонимические отношения позволяют создать прием кон-

трастного противопоставления и сопоставления и использовать его для достижения наибольшего эффекта при описании картины ирреального ужасного.

4. При передаче «кошмарного» содержания (Виноградов В. В.) особую роль играют лексические единицы с цвето-световой и звуковой семантикой как создающие видимую и слышимую картину мира, причем именно за счет лексем с таким содержанием становится возможным передать необычность, чудесность изображаемого.

5. Средства обозначения нечистой силы в художественном пространстве повестей Н. В. Гоголя имеют возможность перехода из литературного языка в просторечие в качестве бранных выражений, поскольку содержат в своей семантике элемент негативной оценочное™.

6. Подчиненность при создании плана выражения грамматических средств выражения средствам лексико-фразеологическим не означает их полной нивелировки, т. е. категория ирреального ужасного может быть особо выражена и на морфологическом и синтаксическом уровнях реализованного в рамках конкретных текстов идиолекта писателя.

Теоретическая значимость исследования определяется обращением к не исследованной ранее с точки зрения лингвистики эстетической категории ужасного. В свете разрабатываемой проблемы избирается принципиально новый подход к изучению языка художественного произведения и творчеству Н. В. Гоголя. В работе показано взаимодействие разных подсистем русского языка (лексической, морфологической, синтаксической), реализующихся в художественном пространстве гоголевских повестей, при оформлении плана выражения исследуемой категории.

Практическая значимость представленной работы заключается в возможности использования ее результатов для дальнейших лингвистических исследований художественного текста, а также для более глубокого языковедческого анализа индивидуально-авторского стиля Н. В. Гоголя. Материал исследования может быть использован в практике преподавания вузовских курсов лингвистического анализа текста и истории русского литературного языка, при чтении спецкурсов и проведении спецсеминаров по указанным дисциплинам, при подготовке методических пособий для учителей русского языка и литературы.

В качестве материала исследования послужили примеры, извлеченные методом сплошной выборки из повестей Н. В. Гоголя «Вчера на хуторе близ Диканьки» и «Миргород», и данные толковых, фразеологических, этимологических словарей современного русского языка и мифологического словаря.

Характер диссертационного исследования предполагает использование комплексной методики анализа материала. Используются метод контекстуального анализа, сопоставительный метод анализа, метод лингвистического описания с использованием методики исследования стилистического уровня языка, методики изучения художественного текста, количественный анализ и т.д.

Специфика исследуемой проблемы обусловила структуру диссертации. Диссертация состоит из Предисловия, Введения, 3-х глав, Заключения и Приложения, включающего Библиографию и Словник.

Основное содержание работы.

В Предисловии определены объект и предмет исследования, обоснованы его актуальность и новизна, сформулированы цель и задачи работы, представлены положения, выносимые на защиту, обозначены теоретическая и практическая значимость работы, методы исследования.

Во Введении обосновывается текстологический подход к анализу художественного произведения, который предполагает работу с ним как с системой знаков, символов, не оставляя при этом в стороне и семантическую наполненность этих знаков.

Поэтический дискурс того или иного автора (под поэзией мы в данном случае понимаем вообще художественную литературу) многоаспектен и охватывает достаточное количество философско-эстетических категорий, которые составляют содержательную сторону его творчества. Каждая из этих категорий, реализуясь в текстовых рамках и имея план содержания, оформляется и на языковом уровне.

«Образ, запечатленный в одном слове или одной синтаксической единице, иногда определяет всю композицию литературного произведения, выступая как его художественный синтез или обобщенный символ» (Виноградов В. В.). Данное высказывание В. В. Виноградова как нельзя более применимо к образам и символам категории ужасного, которые вычленяются в художественном пространстве повестей Н. В. Гоголя «Вечера на хуторе близ Диканьки» и «Миргород».

Философско-эстетическое определение категории ужасного делает акцент на эмоционально-психологическую основу определяемого. «Категория ужасного охватывает те явления действительности, которыми человек свободно не владеет и которые несут ему несчастия и гибель» (Борев Ю. Б.). В повестях Н. В. Гоголя «романтико-ужасного» жанра категория ужасного сливается с категорией ирреального, т. е. с противоречащим

обычному, реальному, необъяснимым с точки зрения реальности. План выражения такого своеобразного синтеза у Гоголя, условно обозначенный нами как «ирреальное ужасное», и является объектом исследования данной диссертации.

Сложность эстетической системы Н. В. Гоголя определяется, в первую очередь, сложностью переплетения в его творчестве трагического и смешного. Но гоголевские «уродцы» совсем не так смешны, как может показаться на первый взгляд, а веселая пляска чертей в итоге увлекла за собой того, кто вызвал их к жизни, потому что эстетика Гоголя «исходит из признания реальности того, что изображено словом. В основе такой эстетики стремление либо усилить, развить эту реальность, либо изменить ее силою эстетического действия» (Мильдон В. И.). Но, показав вторжение в жизнь людей демонического начала, автор «Вечеров» не смог воздействовать на ожившее в его книгах Зло, потому что «когда Гоголь перестал смешить и заговорил о Боге, никто не поверил, что комический писатель может быть учителем» (Мочульский К. В.).

В первой главе «Характеристика средств обозначения категории ирреального ужасного лексико-фразеологического уровня в языке ранних повестей Н. В. Гоголя «Вечера на хуторе близ Диканьки» и «Миргород» анализируются лексические и фразеологические единицы, используемые Н. В. Гоголем для создания плана выражения категории ирреального ужасного.

Для создания картины ирреального ужасного, а также для описания эмоционально-психологического состояния действующих лиц, включенных в повествование, в языке художественного произведения используются единицы всех языковых уровней в их взаимосвязи. Но особое значение приобретает уровень лексико-фразеологический, элементы которого несут основную нагрузку при передаче того «кошмарного» значения, о котором писал В. В. Виноградов в своей статье «Романтический натурализм (Жюль Жанен и Гоголь)», а также в ряде других работ, опубликованных под общим заголовком «Поэтика русской литературы», и его оттенков.

«Лексический уровень языка имеет значительный ассортимент единиц, располагает известным потенциалом, позволяющих делать выбор разных единиц, находящихся между собой в сложных иерархических, парадигматических, синтагматических отношениях, для выражения коммуникативного или экспрессивного задания» (Денисов П. Н.). Лексико-фразеологические единицы являются носителями содержания. Единицы же других уровней языка это содержание оформляют. В первой главе рассматриваются некоторые особенности организации лексико-фразеологического уровня языка произведений Н. В. Гоголя «романтико-ужасного жанра» (Виноградов В. В.).

Языковые средства, выражающие категорию ирреального ужасного, на лексическом уровне вступают в разного рода отношения и группируются относительно своей семантики; поэтому, если анализировать лексический уровень плана выражения исследуемой категории, то, с точки зрения значения и отношений между ними, возникают следующие объединения лексем и равных им сочетаний слов:

- лексико-семантические группы средств выражения категории ужасного;

- синонимические ряды лексико-фразеологических средств выражения категории ужасного;

- внутриконтекстовая антонимия средств выражения категории ужасного;

- лексические единицы бранного характера, обозначающие нечистую силу.

В семантическом поле «ирреальное ужасное» повестей Н. В. Гоголя «Вечера на хуторе близ Диканьки» и «Миргород» представляется возможным выделить следующие лексико-семантические группы:

а) лексико-семантическая группа (ЛСГ) «нечистая сила»;

б) ЛСГ «ужас»;

в) ЛСГ единиц со значением «испытывать страх ! являться причиной страха»;

г) ЛСГ «казаться (в значении «воспринимать нечто на грани реальности / ирреальности»),

Лексико-семантическая группа «нечистая сила» - наиболее многочисленная по своему составу ЛСГ имен существительных и фразеологических единиц номинативного характера. Ее семантическим стержнем является фразема нечистая сила - родовое понятие, обозначающее все, противостоящее Божественному Началу. Внутри этой ЛСГ можно выделить несколько более узких в плане семантики групп лексем и фразем (значения для входящих в лексико-семантические группы единиц даются избирательно, что связано с некодифицированностью отдельных их составляющих):

-родовое понятие с собирательным значением и обобщающим значением:

нечистая сила - (по МС) у восточных славян общее название для всех низших демонологических существ и духов, синонимичное таким названиям, как злые духи, черти, дьяволы, бесы и т. д.);

чертовщина (прост.) - (по ТСР-Я) о невероятном стечении обстоятельств, (по Далю) - случай или дело, приписываемые нечистому; в контексте гоголевских повестей - само родовое обозначение нечистой силы;

дьявольщина (прост.) - то же, что чертовщина, бесовщина

(прост.);

чертапьг (прост, индивидуально-авторское образование (суффикс -аш-), по значению идентично лексемам чертовщина, дьявольщина, бесовщина); злые духи, нечистые духи;

нечистое племя (разг.); бесовское племя (прост.); дьявольское племя (прост.); антихристово племя (прост.,); Иродово племя (прост.); хвостатое племя (прост.); бесовское рожденье (прост.); дрянь (прост.);

выходец с того света (высок., основано на метафорическом переносе);

приятель из болота (разг., индивидуально-авторская стилистическая метафора, применимая вообще к нечистой силе в силу своего обобщающего значения); - видовые обозначения: дьявола, черта:

дьявол — злое начало, противостоящее Богу, восходит по происхождению к греч. 81а(ЗсЛоС (ИЭС);

сатана - то же, что дьявол, по происхождению восходит к др.-евр. эагап (ИЭС), часто воспринимается как прозвище безымянного врага, у которого могут быть иные прозвища сходного значения (МС);

антихрист - в христианском учении: враг Иисуса Христа, который должен явиться перед концом света (восходит к греч. АписЬш(.оз -противохристос (МС)) (ЛТРЯ);

черт - злой, нечистый дух, олицетворяющее Зло сверхъестественное существо (ТСРЯ);

бес - то же, что черт (ТСРЯ); злой дух, нечистый дух (разг.);

лукавый (прост.) - то же, что и дьявол, черт (в значении имени существительного (явление субстантивации) (ЛТРЯ));

нечистый (прост.) - то же, что лукавый (субстантивировавшееся имя прилагательное) (ТСРЯ);

лысый дидъко или дидько (укр.) - в словаре «Вечеров» - домовой, демон, в тексте по значению является идентичным лексемам дьявол, черт\ враг рода человеческого (высокое) - дьявол, черт (метафорическое сочетание);

искуситель люда православного (контекстуальное образование на основе метафорического переноса);

видовые обозначения других представителей нечистой силы: привидение - призрак умершего или воображаемого существа (ТСРЯ);

оборотень - существо, способное менять облик и превращаться во что-либо (ТСРЯ);

гном - бородатый карлик, охраняющий подземные сокровища (ТСРЯ) (у Гоголя в повести «Вий» при описании Вия данная лексема утрачивает свое значение и приобретает иные — существо низкого роста (о самом Вие) и - более важное для темы нашего исследования - равное значению лексеме «демон»);

Вий - (в примечании к повести, сделанном самим автором) «таким именем называется у малороссиян начальник гномов, у которого веки на глазах идут до самой земли»; в восточнославянской мифологии персонаж, чей смертоносный взгляд скрыт под огромными веками или ресницами (МС);

русалка - существо в образе обнаженной женщины с распущенными волосами и рыбьим хвостом, живущее в воде (ТСРЯ); в славянской мифологии существо, как правило, вредоносное, в которое превращаются умершие девушки, преимущественно утопленницы, некрещеные дети; представляются в виде красивых девушек с длинными распущенными зелеными волосами;

утопленница - у Гоголя - то же, что русалка-,

яга (Баба-Яга) - представительница темных сил, старуха, злая колдунья, живущая в лесу, по Далю - сказочное страшилище, большуха над ведьмами, подручница сатаны; в славянской мифологии лесная старуха-волшебница, ведьма (МС);

дух; мертвец, труп, страшный жилец тесного гроба (= мертвец\ высок., индивидуально-авторская метафора, основанная на метафорическом переносе);

чудище; чудовище; сотни мохнатых рук; некрещеные дети; облики, в которых нечистая сила является людям для их устрашения:

свиные, собачьи, козлиные, дрофиные, лошадиные рыла, свиные рожи, смазливые рожи, мерзостная рожа, рожа, морда, птичий нос, баранья голова, медведь, пень дерева;

обозначения людей, имеющих сношения с силами Тьмы: ведьма - злая волшебница (ТСРЯ), в мифологических представлениях средневековой Западной Европы обладательница магического знания, колдунья; ведьмам приписывали способность заключать союз с дьяволом и служить ему, вступать с ним в половые отношения и совращать верующих, губя их души (МС);

колдун / колдунья — люди, занимающиеся колдовством (т. е. владеющие таинственными приемами, позволяющими воздействовать на силы природы и людей (ТСРЯ) (у Гоголя - злые);

предметы, явления, действия, имеющие отношение к нечистой силе: красная свитка (иные ее обозначения даны в параграфе 1.2.); чертовский перстень, монисто (прост.); сатанинское животное (о коне)

(прост.); чертовская тарантайка (прост.); чертовский тропак (прост.); бесовский замок (прост.), нечистое гнездо (прост.); проклятое место (прост.), дьявольское место (прост). В данном объединении семантически неделимых сочетаний смысловая нагрузка лежит на определяющих именах прилагательных, которые, несмотря на формальные признаки (например, суффиксы), в контексте гоголевских повестей переходят из разряда относительных в разряд притяжательных, обозначая принадлежность того, что называется определяемым словом, черту, бесу, дьяволу и т. д. (исключая сочетание красная свитка, которое, впрочем, в контексте заменяется сочетаниями проклятая свитка, бесовская одежда и им подобными), которые являются стилистически окрашенными, вследствие чего сами сочетания выводятся за рамки общелитературного языка.

Единицы номинативного характера, объединенные в данную лек-сико-семангическую группу на базе архисемы «обозначение нечистой силы», дифференцируются двумя основными признаками:

1) стилистическою маркированностью (от высокого через общеупотребительное и разговорное к просторечному);

2) степенью обобщения, собирательности, включенной в значение, выражаемое тем или иным понятием.

В системе языка исследуемых нами произведений Н. В. Гоголя можно, на наш взгляд, выделить несколько синонимических рядов обозначений нечистой силы, возникающих по следующим причинам:

1) за счет использования для обозначения нечистой силы общеязыковых синонимов;

2) за счет метафорического и метонимического переноса одного понятия на другое;

3) за счет использования в речи персонажей экспрессивных выражений бранного характера;

4) за счет окказионального употребления лексем и фразем при обозначении нечистой силы.

Один из синонимических рядов образуют три лексемы, являющиеся обозначениями ада:

ад - пекло (разг.) — берлога.

Доминантой синонимического ряда является первое слово в ряду - ад - на основании своего значения и стилистической нейтральности. Пекло по отношению к доминанте синоним стилистический, а берлога -контекстуальный, и эта контекстуальная синонимизация становится возможной на основании метонимического переноса (берлога как логовище медведя - берлога как место обитания черта).

«Завтра же, с первыми колоколами к заутрене, побежит он [черт] без оглядки, поджавши хвост в свою берлогу» («Ночь перед Рождеством»).

Прием эвфемической замены обозначаемого, вообще любимый Н. В. Гоголем, используется и в художественном тексте «Вечеров» и «Миргорода» при изображении нечистой силы. Такая разновидность сино-нимизации контекстуально создает синонимические ряды из лексико-фразеологических единиц, имеющих ни коим образом не соприкасающиеся значения.

« Черт таким же порядком отправился вслед за нею. Но так как это животное проворнее всякого франта в чулках, то не мудрено, что он наехал при самом, входе в трубу на шею своей любовницы и оба очутились в просторной печке между горшками» («Ночь перед Рождеством»).

Черт = животное.

Н. В. Гоголь, начавший раздвигать рамки литературного языка для просторечия уже в своих ранних произведениях, использует в пределах художественного текста «Вечеров» и «Миргорода» лексические и лексико-фразеологические единицы, обозначающие нечистую силу, в качестве бранных выражений, характеризующих, как правило, речь персонажей, сообщая ей дополнительную экспрессию и эмоциональность.

Употребляемые в такой функции единицы по характеру обозначаемого и степени отхода от денотата представляется возможным разделить на три группы:

1) бранные выражения, имеющие отношение непосредственно к нечистой силе;

2) выражения бранного характера, определяющие и оценивающие таким образом людей и их качества;

3) бранные слова и выражения междометийного характера.

В первом случае полностью сохраняется первичное, денотативное значение; в качестве вторичного развивается только эмотивное значение. Такие выражения можно обозначить как контекстуально бранные.

«А чтоб ты, проклятый сатана, не дождал детей своих видеть!» [черту] («Заколдованное место»).

Выражения бранного характера, определяющие и оценивающие таким образом людей и их качества, частично сохраняют свое денотативное значение:

«-Вишь, как ругается! — сказал парубок, вытаращив на нее глаза, будто озадаченный таким сильным залпом неожиданных приветствий, -язык у нее, у столетней ведьмы, не заболит выговорить эти слова» («Со-рочинская ярмарка»),

В последнюю группу бранных выражений, обозначающих нечистую силу, входят бранные слова и выражения междометийного характера, не имеющие самостоятельного значения и функционирующие в качестве эмоциональных единиц, т. е. происходит полная утрата первичного значения и замена его на значение эмотивное:

«-Тьфу, дьявол! да тебя не на шутку забрало. Уж не с досады ли, что сам навязал себе невесту?» («Сорочинская ярмарка»).

Анализируя антонимические отношения между единицами, обозначающими ирреальное ужасное, мы придерживаемся той точки зрения, что в разряд антонимов входят не только единицы с противоположным значением, но и противопоставленные друг другу как коррелятивные (что особенно важно при исследовании языковой системы художественного текста, которая, в отличие от общеязыковой, не может быть названа узуальной, поэтому во многих случаях отношения между составляющими ее единицами будут индивидуально-авторскими, контекстуальными).

Особенно интересными представляются антонимические отношения, выделенные между обозначающими категорию ирреального ужасного единицами в повести «Вий». С точки зрения структурных особенностей в рамках языка повести «Вий» представляется возможным выделить следующие виды противопоставления:

1) противопоставление по значению языковых единиц внутри словосочетания;

2) противопоставление по значению языковых единиц внутри отдельного предложения;

3) противопоставление языковых единиц внутри сложного синтаксического целого;

4) противопоставляющее сопоставление отдельных фрагментов текста с элементами описания.

В повести «Вий» мы выделили два оксюморона: страшная красота и томительно-страшное наслаждение.

В обоих случаях происходит антонимизация определяемого и определяющего. Особую семантическую нагрузку получают определения-прилагательные, их значения становятся доминирующими и, не нивелируя значения определяемых существительных, переводят и заключают их в иные смысловые рамки: прекрасное становится ужасным, потому что это прекрасное - демонического происхождения.

Если в рамках одного, простого или сложного, сочетания слов антонимические отношения могут возникать только между главным словом и зависимым либо между зависимыми словами, выполняющими в предложении одинаковую синтаксическую функцию, то в предложении возможно возникновение подобных отношений между словами с иной синтаксической связью.

«Рубины уст ее, казалось, прикипали кровию к самому сердцу».

В данном случае противопоставление проходит внутри предикативного центра; при этом подлежащее рубины, являющееся метафорическим (в произведениях устного народного творчества и художественной литературы с элементами стилизации - это изобразительно-выразительное

средство; уста-рубины в них - принадлежность описания только очень красивых людей), дополняется синтаксически неделимым сочетанием слов в роли сказуемого прикипали кровию. С точки зрения общеязыковой системы - это явление синонимизадии (по цвету - красный). Но, по словам Н.М. Шанского, в антонимические отношения могут вступать и синонимы; «Обозначая одно и то же явление действительности, под пером писателя они могут превращаться в ряде случаев, по существу, в антонимы» (Шанский Н. М.). Поэтому, вслед за акад. Н. М. Шанским, мы настаиваем на том, что в рамках гоголевской повести наблюдается именно антонимиза-ция, поскольку лексема рубины служит для обозначения прекрасного (лицо панночки), а кровь на устах - признак демонического начала, нежити (панночка - ведьма, вампир).

Антонимические отношения в повести Н. В. Гоголя «Вий» строятся на противопоставлении языковых единиц по признакам «прекрасное»/ «ужасное»; при этом семантика языковых средств, выражающих категорию прекрасного, наиболее полно передает категорию ужасного. Это происходит, с одной стороны, именно благодаря противопоставлению категории прекрасного и, вместе с тем, полному ее уподоблению категории ужасного. «Выясняя и оценивая то или иное явление, событие, мы обычно ставим вопрос о его положительной или отрицательной оценке и относим к одному из двух противоположных рядов» (Гвоздев А. Н.). Благодаря этой оценке получает выражение контраст (антитеза), служащий исключительно ярким средством изображения и характеристики лиц, предметов, событий, явлений путем их сопоставления с противоположными лицами, предметами, событиями, явлениями.

Вторая глава «Цвет и звук в текстовой системе повестей Н. В. Гоголя «романтико-ужасного» жанра» посвящена цветовому и звуковому оформлению категории ирреального ужасного.

Цвет - обязательный атрибут художественного произведения. «Индивидуально-авторские коннотации цветообозначений у разных писателей почти всегда основаны на объективных свойствах элементов лексической системы - на реализованных в языке или потенциальных свойствах слов со значением цвета» (Зубова Л. В.). Конечно, каждый художник слова, используя общеязыковые значения слов со значением цвета, переосмысливает эти значения, расширяет их, добавляя различные семантические оттенки, и тем самым дает толчок к развитию новых отношений между членами этой лексико-семантической группы с другими лексико-фразеологическими средствами языка.

Но в рамках жанра исследуемых нами произведений цвет становится одним из основных средств создания плана выражения категории ужасного: являясь, с одной стороны, символом, с другой, он помогает ав-

тору нарисовать различные цвето-световые проявления чудесного ужасного, которые выводят происходящее за рамки лексико-семантической реальности.

О влиянии цвета на субъекта восприятия художник В. Кандинский в своем теоретическом исследовании «О духовном в искусстве» говорит следующее: «Скольжение нашего взора по покрытой красками палитре приводит к двум главным результатам: 1) осуществляется чисто физическое воздействие цвета, когда глаз очарован его красотой и другими его свойствами» (Кандинский В.) и 2) «психическое воздействие цвета. В этом случае обнаруживается психическая сила краски, она вызывает душевную вибрацию» (Кандинский В.). Т. е. цвет влияет на человека не только эстетически, но и психологически; поэтому в рамках художественного произведения, в котором субъект действия является и субъектом восприятия цветового проявления, можно выделять и психологическую функцию цве-тообозначений, которая становится ведущей в ряду других функций.

Среди цветообозначений, оформляющих план выражения категории ирреального ужасного в повестях Н. В. Гоголя «романтико-ужасного» жанра, мы считаем целесообразным выделить с точки зрения семантики две группы языковых единиц:

- языковые единицы, являющиеся обозначением собственно цвета и различных цветовых проявлений;

- языковые единицы со значением наличия светового признака или проявления этого признака.

Конечно, подобное деление несколько условно, так как обязательным будет пересечение цвета и света в рамках семантики одного и того же слова, поскольку во многих случаях, как показывают наблюдения, одна языковая единица способна либо совмещать в своем значении эти признаки, либо проявлять в контексте способность к подобному совмещению. Например, глагол краснеть обозначает интенсивное проявление цветового признака «красный», но в контексте гоголевской повести, находясь в контрастном совмещении с единицами со значением «мрак, темнота», этот глагол именно по контрасту начинает передавать дополнительный световой оттенок, который в результате становится доминирующим.

«Темно, хоть глаз выстрели. <...>

Глядь, краснеет маленькая цветочная почка и, как будто живая, движется. В самом деле, чудно! Движется и становится все больше, больше и краснеет, как горячий уголь» («Вечер накануне Ивана Купала»),

Необходимо отметить, что световое проявление, блеск - свойство, характерное в повестях Н. В. Гоголя только для представителей нечистой силы. Имя прилагательное огненный в функции определения, причастие сверкающий как средство дополнительной предикации, глагол сверкать в качестве предиката, имя существительное блеск в разных синтакси-

ческих функциях - все это средства обозначения демонических свойств того, что связано с нечистой силой.

«Лицо Басаерюка вдруг ожило; очи сверкнули» («Вечер накануне Ивана Купала»);

«Тут он [колдун] навел на меня свои огненные очи, я вскрикнула и пробудилась» («Страшная месть»);

«Философу сделалось страшно, особливо когда он заметил, что глаза ее сверкнули каким-то необыкновенным блеском» («Вий»).

И лишь однажды в «Вечерах на хуторе» Н. В. Гоголь делает блеск как световой признак антиподом демонического, упоминая об окладе к образу Божьей Матери, который принесла в Лавру Пидорка.

«Услужливые старухи отправили ее было уже туда, куда и Петро потащился; но приехавший из Киева козак рассказал, что видел в Лавре монахиню, всю высохшую, как скелет, и беспрестанно молящуюся, в которой земляки, по всем приметам, узнали Пидорку; что будто еще никто не слыхал от нее ни одного слова; что пришла она пешком и принесла оклад к иконе Божьей Матери, исивеченный такими яркими каменьями, что все зажмурившись, на него глядя» («Вечер накануне Ивана Купала»).

Несомненно, что цвет и свет у Гоголя - важное средство создания категории ирреального ужасного. Расходясь в контексте по семантике, языковые единицы со значением цвето-светового проявления в контексте же и пересекаются по семантике. Их основная функция - создать видимую реальность, которая, именно благодаря тому, что она видимая, становится ирреальностью. Ужасное содержание же возникает из-за психологической основы цветовосприятия: ведь основные цвета у Гоголя - красно-кровавый и черный - символ смерти. Ужасны и ярко сверкающи демоны, силе которых нечего противопоставить.

При передаче «кошмарного» содержания Н. В. Гоголь активно вводит в лексический строй языка своих произведений единицы со звуковой семантикой, которые, как и цветообозначения, становятся ведущими в создании картины ирреального ужасного.

Лексические единицы со звуковым наполнением, функционирующие в повестях «Вечера на хуторе близ Диканьки» и «Миргород» («Вий»), с точки зрения их отношения к действиям или субъектам действия, включенных в картину ирреального ужасного, разделяются на три группы:

1) лексемы, передающие то или иное звуковое явление, сопровождающее явление ирреальное:

«Гром пошел по пеклу, на ведьму напали корчи, и откуда ни возьмись шапка — бух деду прямехонько в лицо» («Пропавшая грамота»);

2) лексемы, передающие звуковые явления, которые становятся следствием психического состояния страха субъекта восприятия ирреального ужасного:

«Ай! ай! ай!» - отчаянно закричал один, повалившись на лавку и болтая по ней руками и ногами. «Спасайте!» — горланил другой, закрывшись тулупом» («Сорочинская ярмарка»);

3) лексемы, передающие звуковые действия, производимые нечистой силой:

«Глухо стала ворчать она [ведьма] и начала выговаривать мертвыми устами страшные слова; хрипло всхлипывали они, как клокотанье кипящей смолы» («Вий»),

Третья глава «Характеристика некоторых грамматических особенностей плана выражения категории ирреального ужасного в ранних повестях Н. В. Гоголя» посвящена исследованию возможностей грамматического оформления рассматриваемой категории, поскольку в языке художественного произведения прослеживается тесная взаимосвязь и взаимозависимость между его грамматической системой и семантической наполненностью языковых единиц, образующих эту систему. Данный аспект тем более важен в свете разрабатываемой проблемы. По нашим наблюдениям, категория ирреального ужасного (в отличие, например, от категории комического) только формально выражена быть не может. Эффект ужасного создается при полном слиянии лексического и грамматического значений языковых единиц текста.

Если слово или иная равная ему единица - это способ номинации предмета в широком смысле, то предикативная единица, которой является предложение, - «это способ номинации события, поэтому именно в предикативных единицах оформляются все сообщения. Однако это еще не само сообщение, это только языковая модель, лежащая в его основе, семантическая и формально-синтаксическая модель предложения» (Сиротинина О.Б.).

Анализируя любое высказывание, мы выделяем не только его содержание - семантику, но и особенности синтаксической организованности членов данного высказывания; в связи с этим ученые-синтаксисты говорят о том, что на современном этапе предложение следует изучать не только со стороны его формальной устроенности, но и со стороны его смысловой формы, организации информативного содержания. «Семантической структурой называют обобщенное типовое информативное содержание, свойственное не одному отдельному предложению как единице речи, а обширному классу однородных предложений» (Белошапкова В. А). Семантическая структура связана с информативным, или лексическим, описанием предложения и предполагает обобщение этой стороны предло-

жения; но вместе с тем она определенным образом связана с формальной организацией предложения. Именно поэтому предикативную единицу необходимо исследовать с двух позиций: с собственно синтаксической (не принимая во внимание лексического значения компонентов, составляющих конструкцию) и с семантико-синтаксической (учитывая лексическое значение единиц, входящих в высказывание).

При анализе языковой системы художественного текста собственно синтаксический подход практически невозможен, поскольку в языке художественного произведения важна в первую очередь лексико-семантическая наполненность компонентов, абстрагирование от которой неизбежно приведет к нивелировке особенностей исследуемой системы, вследствие чего сама языковая система - художественный текст - растворится в общеязыковой, перестанет быть системой в системе, и, таким образом, исчезнет объект лингвистического исследования. Поэтому при анализе языка художественного произведения, рассматривая синтаксические конструкции, из которых строится текст, необходимо принимать во внимание семантику этих конструкций, т. е. проводить семантико-синтаксический анализ, на передний план выводя значение предложения.

В предикативных конструкциях передаются «понятия, выраженные грамматически: отношение.ко времени - темпоральность; отношение к действительности - модальность» (Сиротинина О. Б.). В свете разрабатываемой проблемы интерес для нас представляет синтаксическая категория модальности, поскольку исследуемая нами категория ирреального ужасного, основывающаяся, конечно, в первую очередь на ирреальности лексической, может быть выражена и формально, т. е. синтаксической модальностью предложения, которая указывает, «имеет ли передаваемое в предложении соотношение компонентов ситуации реальный, нереальный или потенциально возможный характер» (Скобликова Е. С.). Т. П. Ломтев определяет модальность как некоторое свойство отношений между предикатными предметами, «которое различается по свойству деятельности и гипотетичности, по способу их существования, а также по наличию или отсутствию указаний на уверенность в их истинности».

Поскольку в лингвистике модальность рассматривается как отношение действия или состояния, выраженного предложением, к действительности, то выделяются два вида модальности: реальная и ирреальная синтаксическая модальность. Нас в нашем исследовании языкового выражения категории ирреального ужасного будет интересовать, конечно же, ирреальная синтаксическая модальность и способы ее выражения в языковой системе ранних повестей Н. В. Гоголя.

В данном разделе предпринимается попытка вычленить в исследуемых повестях Н. В. Гоголя те синтаксические средства, при помощи которых выражена на синтаксическом уровне категория ирреального, и оп-

ределить ту точку, в которой оказывается возможным пересечение семантического и синтаксического выражения данной категории.

При выражении категории ужасного в ранних повестях Н. В. Гоголя наблюдаются следующие явления:

1) на морфологическом уровне:

а) переход имен существительных из одного лексико-грамматического разряда в другой:

«Ему чудилось, что все со всех сторон бежало ловить его: деревья, обступивши темным лесом и как будто живые, силились задушить его; звезды. казалось, бежали впереди перед ним, указывая всем на грешника, сама дорога, чудилось, мчалась по следам его» («Страшная месть»);

б) использование для передачи «кошмарного» содержания безличных глаголов и слов категории состояния:

«Черт! черт!» — кричало вслед за нгш, и он слыгиал только, как что-то с шумом ринулось на него» («Сорочинская ярмарка»);

в) использование неопределенных местоимений как средства достижения эффекта ужасного:

«Смотрит, тянутся из-за него сотни мохнатых рук также к цветку, а позади его что-то перебегает с места на место» («Вечер накануне Ивана Купала»);

г) особая нагрузка наречия вдруг в составе синтаксических конструкций:

«Он пришел пасмурен, не в духе, сдернул со стола скатерть - и вдруг по всей комнате тихо разлился прозрачно-голубой свет» («Страшная месть»);

д) использование степеней сравнения имен прилагательных в составе синтаксических конструкций:

«Бледны, бледны, один выше другого, один другого костистей, стали они [мертвецы] вокруг всадника, державшего в руке страшную добычу. Еще раз засмеячся рыцарь и кинул ее в пропасть. И все мертвецы вскочили в пропасть и вонзили в него свои зубы. Еще один, всех выше, всех страшнее, хотел подняться из земли; но не мог, не в силах был этого сделать; так велик вырос он в земле; а если бы поднялся, то опрокинул бы и Карпат, и Семиградскую и Турецкую землю; немного только подвинулся он, и пошло от него трясение по всей зелие» («Страшная месть»);

2) на синтаксическом уровне:

а) сложные синтаксические конструкции с глаголами в форме совершенного вида в функции сказуемых или главных членов глагольных односоставных предложений:

«Ведьма топнула ногою: синее пламя выхватилось из земли; середина ее вся осветилась и стала как будто из хрусталя вылита; и все,

что ни было под землею, сделалось видимо как на ладони» («Вечер накануне Ивана Купала»);

б) сложные конструкции с усеченой формой глагола глядь в первой предикативной части:

«Глядь, в стороне от дорожки на могилке вспыхнула свечка» («Заколдованное место»);

в) параллельные синтаксические конструкции:

«Дитя, спавшее на руках у Катерины, вздрогнуло и пробудилось. Сама пани вскрикнула. Гребцы пороняли шапки в Днепр. Сам пан вздрогнул» («Страшная месть»);

г) оборванные синтаксические конструкции:

«Петро хотел было спросить...глядь - и нет уж его» («Вечер накануне Ивана Купала»);

д) синтаксические конструкции с союзом или:

«Видит ли он это или не видит? Наяву ли это или снится? Но там что? Ветер или музыка: звенит, звенит, и вьется, и подступает, и вонзается в душу кокою-то нестерпимою трелью...» («Вий»);

е) синтаксические конструкции, соединяющие семантическую и грамматическую категории ирреальности (т. е. конструкции с ирреальной синтаксической модальностью):

«Вдруг раздался крик: ворон бросился на одну из вереницы, схватил ее, и Левку почудилось, будто у нее выпустились когти и на лице сверкнула злобная радость» («Майская ночь, или Утопленница»).

В Заключении отмечается, что исследование имело целью определить возможные средства выражения категории ужасного на примере циклов ранних повестей Н. В. Гоголя «Вечера на хуторе близ Диканьки» и «Миргород», жанр которых В. В. Виноградов определил как «романтико-ужасный», или «кошмарный». Это первая попытка исследования языковых средств, используемых при создании плана выражения означенной категории. Данная проблема, безусловно, требует тщательного изучения в дальнейшем, поскольку категория ужасного - одна из основных в произведениях Н. В. Гоголя. «В эстетике Гоголя заключено представление о дуальности человека, его божески-бесовской натуре, полученной от рождения. Куда пойти, к Богу ли, бесу, решает сам человек» (Мильдон В. И.) - такова особенность гоголевского творчества, такова основа дискурса его творческого наследия.

Основным выводом нашего исследование мы считаем следующее утверждение: несмотря на то, что категория ужасного не является категорией лингвистической, она, будучи философско-эстетической и филологической категорией, имеет некоторые специальные лингвистические средства оформления в художественном тексте. Конечно, формальное выраже-

ние данной категории тесно связано с семантической наполненностью оформляющих ее единиц, т. е. особую роль играют лексико-фразеологические средства, что и доказывает проведенный в данной работе анализ уровней идиолекта Н. В. Гоголя, реализованного в его ранних повестях с «кошмарным» значением. Но не следует забывать и о грамматическом уровне текста, основой которого является категория ужасного (примером могут послужить параллельные синтаксические конструкции и конструкции с ирреальной синтаксической модальностью, а также использованные Н. В. Гоголем для оформления плана выражения исследуемой нами категории различного рода безличные глаголы и слова категории состояния).

При исследовании категории ирреального ужасного мы обращали внимание на то, что, реализуясь в художественном тексте, она имеет двоякую направленность: с одной стороны, ужасное постигается субъектами, включенными в текстовой пространственно-временной план; но, с другой стороны, та же самая категория оказывает воздействие и на субъекта восприятия художественного текста, то есть на читателя. Именно этим свойством превалирующей в повестях Н. В. Гоголя «Вечера на хуторе близ Ди-каньки» и «Миргород» категории ужасного и объясняются некоторые особенности используемых для ее выражения языковых средств. Например, ЛСГ «ужас» передает состояние действующих лиц, а лексемы и фраземы, входящие в состав ЛСГ «нечистая сила», оказывают непосредственное психологическое воздействие и на воспринимающего гоголевский текст.

Совершенно особую функцию в художественном пространстве произведения, основной эстетической категорией которого является категория ирреального ужасного, выполняют лексемы с цветовой семантикой, поскольку в таком случае они получают дополнительную семантическую нагрузку. «Сверкание, яркий свет <...> оставляет впечатление страха, как если бы сцена шла среди пугающей темноты» (Мильдон В. И.). Именно поэтому проявление демонических сил в гоголевских повестях всегда обозначается лексическими единицами с семантическим стержнем яркости, блеска. И, напротив, возможные антиподы демонов бледны, неярки. Их жизненная сила как бы высосана теми, кто, по Гоголю, сильнее людей, в сердцах которых нет Бога, и в чьей власти все на земле.

Еще одна особенность использования Гоголем цветовых обозначений - это преобладание при описании нечистой силы красного, зеленого и синего цветов. Это можно объяснить тем, что «одним из качеств бесовщины у Гоголя было преобладание физиологии» (Мильдон В. И.), и синий й зеленый цвета становятся символами трупности, мертвенности - ведь центральная художественная мысль всего гоголевского наследия — «сатанинство мертво и вечно, человеческое живо, но смертно и кратно» (Мшь-дон В. И.). Красный же цвет - это цвет крови, которая льется и пьется де-

монами, это символ смерти, но смерти человеческой и, более того, символ смерти человеческой души (в повестях Н. В. Гоголя всякий погибший от действий нечистой силы погубил и свою душу; исключение - Ивась в «Вечере накануне Ивана Купала», поскольку он ребенок, и, возможно, пани Катерина в «Страшной мести» - она безумна и не может отвечать за свои действия).

Рельефны в исследуемых нами повестях и звуковые образы: не так страшны бесовские визг и грохот, как страшна тишина, потому что она - мертвенная. Поэтому при создании звукообразов, оформляющих категорию ирреального ужасного, автор «Вечеров» и «Миргорода» использует две группы лексических средств: со значением очень громкого звука и со значением полного отсутствия всякого звукового проявления. При совмещении в текстовой структуре гоголевских повестей подобных лексем возникает особого рода контрастность, необходимая для изображения внезапного возникновения на фоне абсолютной тишины резкого, оглушающего звука. Благодаря этому приему достигается эффект психологического воздействия на субъекта восприятия данного явления, за счет чего и проявляется сама категория ирреального ужасного.

Таким образом, мы выделили некоторые особенности оформления плана выражения категории ирреального ужасного, являющейся одной из основных в языке повестей Н. В. Гоголя «Вечера на хуторе близ Ди-каньки» и «Миргород». Мистицизм гоголевского творчества оставляет просторное поле для дальнейшей работы над данной категорией, и не только в лингвистическом аспекте. Масштаб и важность подобного исследования возможно объяснить словами С. Шамбинаго: «Гоголь никогда не смеялся сквозь слезы, и, хотя часто говорил о смехе, но сам никогда не смеялся. Его поэзия - поэзия ужаса. В «Вечерах на хуторе» уже разлиты печаль и страх, испытанные самим Гоголем перед вызванной им чертовщиной» (Шамбинаго С.). Путь Гоголя - это путь от дьявола, всегда следующего за ним, к Богу. «Жизнь Гоголя - сплошная пытка, самая страшная часть которой, протекавшая в плане мистическом, находится вне нашего зрения. Человек, родившийся с чувством космического ужаса, видевший вполне реально вмешательство демонических сил в жизнь человека <.. .>, боровшийся с дьяволом до последнего дыхания, - этот же человек «сгорал» страстной жаждой совершенства и неутолимой тоской по Богу. Душа Гоголя - сложная, темная, предельно одинокая и несчастная; душа патетическая и пророческая; душа, претерпевшая нечеловеческие испытания и пришедшая ко Христу» (Мочульский К. В.).

Основное содержание диссертации отражено в следующих публикациях:

1. Синонимические ряды лексико-фразеологических единиц обозначения нечистой силы в циклах повестей Н. В. Гоголя «Вечера на хуторе близ Диканьки» и «Миргород» // Пятые Поливановские чтения: Сборник научных статей по материалам докладов и сообщений. Часть 4. Слово в тексте. Смоленск, 16-18 мая 2000 г. — Смоленск: Смоленский государственный педагогический университет, 2000. - С. 61 - 65.

2. Лексико-семантические группы обозначений ужасного в языке повестей Н. В. Гоголя «Вечера на хуторе близ Диканьки» и «Миргород» // Русский язык: история, диалекты, современность (выпуск 11). Сборник научных трудов. - М.: Моск. пед. ун-т, 2000. - С. 89 — 94.

3. Цветовые обозначения при создании плана выражения категории ирреального ужасного (на примере парадигмы языковых единиц, обозначающих красный цвет) в повестях Н. В. Гоголя «Вечера на хуторе близ Диканьки» и «Миргород» // Семантика слова и семантика текста. Выпуск 111. Сборник научных трудов. - М.: Моск. пед. ун-т, 2000. - С. 29 - 34.

4. Антонимические отношения языковых средств выражения ужасного в повести Н. В. Гоголя «Вий» (цикл «Миргород») // Семантика слова и семантика текста. Выпуск 111. Сборник научных трудов. - М.: Моск. пед. ун-т, 2000. - С. 41 -48.

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Алленова, Татьяна Юрьевна

ПРЕДИСЛОВИЕ.

ВВЕДЕНИЕ.

I ГЛАВА. Характеристика средств обозначения категории ирреального ужасного лексико-фразеологического уровня в языке ранних повестей Н.В. Гоголя «Вечера на хуторе близ Диканьки» и «Миргород».

1.1. Лексико-семантические группы обозначений ужасного в языке повестей Н. В. Гоголя (циклы «Вечера на хуторе.» и «Миргород»).

1.2. Синонимические отношения лексико-фразеологических средств обозначения нечистой силы.

1.2.1. Синонимические ряды лексико-фразеологических средств обозначения нечистой силы.

1.2.2. Эвфемизм как явление синонимизации при обозначении нечистой силы в повестях «Вечера на хуторе близ Диканьки» и «Миргород».

1.3. Средства обозначения нечистой силы как бранные выражения в языке повестей Н. В. Гоголя «Вечера на хуторе близ Диканьки» и «Миргород».

1.4. Антонимические отношения языковых средств выражения ужасного в повести Н. В. Гоголя «Вий» (цикл «Миргород»).

1.4.1. Противопоставление по значению языковых единиц внутри словосочетания.

1.4.2. Антонимические отношения языковых средств в повести «Вий», возникающие внутри отдельных предложений.

1.4.3. Антонимические отношения языковых единиц в рамках сложного синтаксического целого в повести Н. В. Гоголя «Вий».

1.4.4. Сопоставительный анализ фрагментов текста повести «Вий» (ССЦ) с элементами описания.

1.5. Выводы по главе 1.

II ГЛАВА. Цвет и звук в текстовой системе повестей Н. В. Гоголя «роман-тико-ужасного» жанра.

2.1. Цветовые обозначения при создании плана выражения категории ирреального ужасного. Парадигматика цветообозначений (явление антонимии).

2.1.1. Языковые единицы со значением собственно цветового признака и степени его проявления.

2.1.2. Светообозначения в повестях Н. В. Гоголя «Вечера на хуторе близ Диканьки» и «Миргород» («Вий») как разновидность цветового проявления.

2.2. Роль языковых единиц лексического уровня с семантикой звукового наполнения при создании плана выражения категории ирреального ужасного.

2.3. Выводы по главе II.

III ГЛАВА. Характеристика некоторых грамматических особенностей плана выражения категории ирреального ужасного в ранних повестях Н. В.

Гоголя.

3.1. Морфологические особенности организации плана выражения категории ирреального ужасного в ранних произведениях Н. В. Гоголя.

3.1.1. Переход имен существительных из одного лексико-грамматического разряда в другой при создании картины ирреального ужасного в языке ранних повестей Н. В. Гоголя.

3.1.2. Использование в языке «Вечеров» и «Миргорода» безличных глаголов и слов категории состояния для создания плана выражения категории ужасного.

3.1.3. Использование Н. В. Гоголем неопределенных местоимений как средства достижения эффекта ужасного.

3.1.4. Семантическая нагрузка наречия вдруг в составе синтаксических конструкций при создании картины ирреального ужасного.

3.1.5. Использование степеней сравнения имен прилагательных и наречий в составе синтаксических конструкций при оформлении категории ирреального ужасного.

3.2. Разновидности средств выражения категории ужасного по синтаксической соотнесенности.

3.2.1. Сложные синтаксические конструкции с глаголами в форме совершенного вида в функции сказуемых или главных членов глагольных односоставных предложений.

3.2.2. Сложные конструкции с усеченной формой глагола глядь в первой предикативной части.

3.2.3. Параллельные синтаксические конструкции, используемые при изображении ирреального ужасного.

3.2.4. Оборванные синтаксические конструкции при обозначении категории ирреального ужасного.

3.2.5. Синтаксические конструкции с союзом или при обозначении категории ирреального ужасного.

3.2.6. Типы синтаксических конструкций, соединяющих семантическую и грамматическую категории ирреальности (конструкции с ирреальной синтаксической модальностью).

3.3. Выводы по главе III.

Введение диссертации2000 год, автореферат по филологии, Алленова, Татьяна Юрьевна

Объектом диссертационного исследования является категория ирреального ужасного и способы ее выражения в языке художественного произведения.

Предметом исследования избран идиолект Н. В. Гоголя, нашедший отражение в циклах его ранних повестей «Вечера на хуторе близ Ди-каньки» и «Миргород».

Проблема языковой личности и, как следствие, идиолект писателя, особенно интересует лингвистов на современном этапе развития общества и науки. Языковая индивидуальность и способы ее выражения, коммуникация как языковое проявление, дискурсионная проблематика - вот основные аспекты исследований Н. Д. Арутюновой, Р. Барта, Т. И. Венди-ной, И. Р. Гальперина, Н. А. Герасименко, Г. А. Золотовой, Ю. Н. Карауло-ва, В. В. Колесова, В. В. Леденевой, В. Н. Телия, В. Е. Халзиева, Е. С. Яковлевой и др.

В связи с осмыслением понятий «языковая личность» писателя, «идиолект», «дискурс» особое значение приобретает та плоскость, в которой получают возможность реализации означенные понятия, - т. е. текст. Проблематика текстологического подхода к языку художественного произведения и его оценке получила отражение уже в трудах В. В. Виноградова, Л. В. Щербы, А. М. Пешковского, М. М. Бахтина и развивалась и развивается М. В. Горбаневским, А. И. Ефимовым, В. И. Кодуховым, А. Н. Кожиным, Ю. М. Лотманом, В. В. Одинцовым и др.

Предлагаемая работа посвящена исследованию особых форм построения в идиолекте Н. В. Гоголя дискурса «ирреальное ужасное».

Актуальность избранной темы определяется следующими факторами:

1) необходимостью как можно более всестороннего изучения индивидуально-авторского воплощения языковой личности Н. В. Гоголя, являющегося, наравне с А. С. Пушкиным, создателем литературного языка нового времени и занимающего одно из первых мест «в истории русского самосознания, как первый, внесший в литературу народную речь, в самом обширном смысле слова» (Мандельштам, с.2);

2) ограниченным количеством философско-филологических работ, посвященным метафизическому аспекту в творчестве Н. В. Гоголя (важнейшему у этого автора!), исключая исследования начала века А. Белого, Ю. В. Манна, Д. С. Мережковского, К. Мочульского В. И. Покровского, Н. Н. Трубицына, С. Шамбинаго и современные исследования В. И. Мильдона и др.;

3) полным отсутствием каких-либо лингвистических исследований, посвященных проблеме языкового оформления категории ужасного вообще в литературе и в частности в творчестве Гоголя.

Научная новизна работы определяется выбором в качестве объекта исследования плана выражения не исследованной ранее категории ужасного как филологического феномена. Принципиально новым является подход к языку произведений Н. В. Гоголя, поскольку основное внимание уделяется его ранним повестям, которые незаслуженно оказались на периферии при изучении творческого наследия писателя. Дается комплексный анализ оформления категории ирреального ужасного на лексико-фразеологическом и грамматическом уровнях языкового пространства гоголевских повестей.

Цель диссертационного исследования заключается в том, чтобы определить возможные средства выражения категории ужасного в языке художественного произведения.

В соответствии с общей целью в работе предполагается решение нескольких конкретных задач:

1) выявить основные лексические и грамматические средства, которые в наиболее полной мере подходят для создания плана выражения категории ирреального ужасного;

2) описать и проанализировать те языковые средства, за счет которых получает возможность языкового выражения дискурс категории ужасного;

3) дополнить составленную предшественниками языковую картину мира Н. В. Гоголя, которую без освещения возможностей выражения основной эстетической категории для данного автора - категории ирреального ужасного - нельзя назвать законченной.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Категория ужасного, несмотря на то, что она не является категорией собственно лингвистической, имеет особые языковые средства для оформления в тексте художественного произведения.

2. Поскольку основным для данной категории является информативное содержание и эмоциональное воздействие на субъекта восприятия, в плане ее выражения первостепенное значение приобретают средства лек-сико-фразеологического уровня языка, в частности, семантическое поле «ужасное», а также вступление лексем и фразем, включенных в это семантическое поле, в различного рода синтагматические и парадигматические отношения.

3. Лексические средства передачи ужасного содержания при вступлении в антонимические отношения позволяют создать прием контрастного противопоставления и сопоставления и использовать его для достижения наибольшего эффекта при описании картины ирреального ужасного.

4. При передаче «кошмарного» содержания (Виноградов 38, с.77) особую роль играют лексические единицы с цвето-световой и звуковой семантикой как создающие видимую и слышимую картину мира, причем именно за счет лексем с таким содержанием становится возможным передать необычность, чудесность изображаемого.

5. Средства обозначения нечистой силы в художественном пространстве повестей Н. В. Гоголя имеют возможность перехода из литературного языка в просторечие в качестве бранных выражений, поскольку имеют в своей семантике элемент негативной оценочности.

6. Подчиненность при создании плана выражения категории ирреального ужасного грамматических средств выражения средствам лекси-ко-фразеологическим не означает полной нивелировки первых, т. е. категория ирреального ужасного может быть особо выражена и на морфологическом и синтаксическом уровнях реализованного в рамках конкретных текстов идиолекта писателя.

Теоретическая значимость исследования определяется обращением к не исследованной ранее с точки зрения лингвистики категории ужасного. В свете разрабатываемой проблемы предпринимается принципиально новый подход к изучению языка художественного произведения и творчеству Н. В. Гоголя. В работе показано взаимодействие разных подсистем русского языка (лексической, морфологической, синтаксической), реализующихся в художественном пространстве гоголевских повестей, при оформлении плана выражения исследуемой категории.

Практическая значимость представленной работы заключается в возможности использования ее результатов для дальнейших лингвистических исследований художественного текста, а также для более глубокого языковедческого анализа индивидуально-авторской системы языка Н. В. Гоголя. Материал исследования может быть использован в практике преподавания вузовских курсов лингвистического анализа текста и истории русского литературного языка, при чтении спецкурсов и проведении спецсеминаров по указанным дисциплинам, при подготовке методических пособий для учителей русского языка и литературы.

В качестве материала исследования послужили примеры, извлеченные методом сплошной выборки из повестей Н. В. Гоголя «Вчера на хуторе близ Диканьки» и «Миргород», и данные толковых, фразеологических, этимологических словарей современного русского языка и мифологического словаря.

ВВЕДЕНИЕ

Художественный текст в XX столетии стал объектом пристального внимания ученых-филологов. Появилось множество текстологических исследований, с различных сторон определяющих этот феномен. Научному анализу представлялись следующие «дилеммы и триады: художественный - внехудожественный текст; содержательный - формальный подход (что могло отождествляться с литературоведческим - лингвистическим взглядом); проза - поэзия; текст - автор, текст - читатель, текст как самодовлеющая сущность; текст - язык, текст - мир, текст - тексты, текст в истории - текст вне истории» (Ревзина, с.301).

Весьма важной при попытке лингвистического анализа текста оказывается проблема отграничения понятия «текст» от смежного ему понятия «произведение». Думается, решение означенной проблемы можно найти в работе известного французского семиолога Ролана Барта «От произведения к тексту», в которой автор заявляет следующее: «Логика, регулирующая Текст, зиждется не на понимании (выяснении, «что значит» произведение), а на метонимии; в выработке ассоциаций, взаимосцеплений, переносов находит себе выход символическая энергия; без такого выхода человек бы умер. Произведение в лучшем случае малосимволично, его символика быстро сходит на нет, то есть застывает в неподвижности; зато Текст всецело символичен; произведение, понятое, воспринятое и принятое во всей полноте своей символической природы, - это и есть текст. Тем самым текст возвращается в лоно языка: как и в языке, в нем есть структура, но нет объединяющего центра, нет закрытости» (Барт, с.417).

Таким образом, текстологический анализ художественного произведения предполагает работу с ним как с системой знаков, символов, не оставляя при этом в стороне и семантическую наполненность этих знаков.

Тезаурус автора художественного текста должен непосредственно отразиться, запечатлеться в сложной системе его творчества; его языковая личность проявляет себя в текстовой системе художественного произведения. В связи с этим возникает понятие идиолекта того или иного писателя как языковой личности.

Идиолект (лексические составляющие в их функциональном применении) демонстрирует органическую связь языка носителя с языком эпохи. Он может быть назван зеркалом языковой личности и основой, базой для определения индивидуализированной языковой картины мира» (Леденева, с.220).

В состав идиолекта входят единицы, свидетельствующие о лин-гвокреативной деятельности автора - окказионализмы различных видов, слова, использованные в переносных образных значениях как тропы, особенно «живые» метафоры, несущие сведения об образно-эмоциональном строе мышления автора (Леденева, с.221). Реализованность идиолекта в художественном пространстве произведения рождает ту неповторимую индивидуально-авторскую языковую систему, которая и составляет план выражения различных философско-эстетических категорий, на которых зиждется текстовое содержание. «Литературное произведение, из каких бы форм речи оно ни слагалось, вмещено в контекст «общего» письменного или устного языка. Система этого языка в своих разных стилях и жанрах входит в структуру литературного произведения как его предметно-смысловой фон, как сфера его речевой организации» (Виноградов 45, с.82).

Поэтический дискурс того или иного автора (под поэзией мы в данном случае понимаем вообще художественную литературу) многоаспектен и охватывает достаточное количество философско-эстетических категорий, которые составляют содержательную сторону его творчества. Каждая из этих категорий, реализуясь в текстовых рамках и имея план содержания, получает и план выражения, т. е. оформление на языковом уровне.

Образ, запечатленный в одном слове или одной синтаксической единице, иногда определяет всю композицию литературного произведения, выступая как его художественный синтез или обобщенный символ» (Виноградов 45, с.53). Данное высказывание В. В. Виноградова как нельзя более применимо к образам и символам категории ужасного, которые вычленяются в художественном пространстве повестей Н. В. Гоголя «Вечера на хуторе близ Диканьки» и «Миргород».

Философско-эстетическое определение категории ужасного делает акцент на эмоционально-психологическую основу определяемого. «Категория ужасного охватывает те явления действительности, которыми человек свободно не владеет и которые несут ему несчастия и гибель» (Бо-рев, с.97). В повестях Н. В. Гоголя «романтико-ужасного» жанра категория ужасного сливается с категорией ирреального, т. е. с противоречащим обычному, реальному, необъяснимым с точки зрения реальности. План выражения такого своеобразного синтеза у Гоголя, условно обозначенный нами как «ирреальное ужасное», и является объектом исследования данной диссертации.

Художественное наследие писателя почти никогда не представляет собой прямого ряда объектов, движущихся в одном направлении. Лишь в редких случаях все произведения автора образуют такую тесную литературную систему, что среди них каждое познается в эстетическом существе своем только путем сравнения друг с другом и путем соотнесения с хронологически смежными, родными произведениями одного цикла. Вершинных художников, органически развивающих единственную систему формально-эстетических средств, очень мало. У большинства писателей несколько разных ликов художественной индивидуальности» (Виноградов 45, с.76). Многосторонен и творческий облик Н. В. Гоголя, тем более что «религиозно-нравственные идеи Гоголя легли в основу «учительства» всей великой русской литературы и <.> значительность его христианского пути с каждым годом раскрывается нам все яснее» (Мо-чульский, с.7).

Сложность эстетической системы Н. В. Гоголя определяется, в первую очередь, сложностью переплетения в его творчестве трагического и смешного. Но гоголевские «уродцы» совсем не так смешны, как может показаться на первый взгляд, а веселая пляска чертей в итоге увлекла за собой того, кто вызвал их к жизни, потому что эстетика Гоголя «исходит из признания реальности того, что изображено словом. В основе такой эстетики стремление либо усилить, развить эту реальность, либо изменить ее силою эстетического действия» (Мильдон, с.5). Но, показав вторжение в жизнь людей демонического начала, автор «Вечеров» не смог воздействовать на ожившее в его книгах Зло, потому что «когда Гоголь перестал смешить и заговорил о Боге, никто не поверил, что комический писатель может быть учителем» (Мочульский, с. 13).

Опираясь на исследования гоголевского творчества А. Белого, В. Гиппиуса, проф. И. Мандельштама, Д. Мережковского, В. Мильдона, К. Мочульского, С. Шамбинаго и др., мы с уверенностью можем говорить, что в основе всего гоголевского мироощущения лежит категория ужасного: он видит мир во власти темных сил и с беспощадной наблюдательностью следит за борьбой человека с дьяволом. Эсхатологичность гоголевского сознания и определяет обширность в текстах его произведений дискурса категории ужасного.

Особенность оформления категории ужасного у Гоголя - во внимательном, как и всегда, отношении к слову как к орудию творения. «Творчество Гоголя тем и отличается, что он умеет ставить слова в особые условия, пользуясь всем, что предоставляется ему случаем и подсказывается воображением» (Мандельштам, с. 168). «Гоголь увлекается «мелодией», «гармонией языка», всеми «оттенками звуков», красочной напряженностью и отвлеченным гиперболизмом романтических образов, перифраз, метафор, их быстрой сменой и непрестанным столкновением. Гоголь -имажинист-романтик, культивирующий слог «увлекательный, огненный», «блестящий» и «молнийный». В романтическом языке Гоголя - характерное для романтиков засилье «индивидуализирующих» эпитетов, метафорических определений, вообще отвлеченных форм качественной оценки, роднящих язык романтика с сентиментальными стилями, но поражающих эмоциональным напряжением, обилием семантических антитез и метафорических противоречий» (Виноградов 38, с.283 - 284). Столь же ярко и образно оформлена в контексте гоголевских повестей и категория ирреального ужасного, к анализу средств выражения которой мы и приступаем.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Категория ирреального ужасного и способы ее выражения в художественном пространстве Н. В. Гоголя"

ВЫВОДЫ ПО III ГЛАВЕ

1. Эстетическая категория ужасного получает свое выражение и на лексико-фразеологическом, и на грамматическом уровнях языка, причем выделенные нами в третьей главе грамматические средства можно назвать специальными для создания плана выражения исследуемой категории.

2. При создании картин ирреального ужасного в своих ранних повестях Н. В. Гоголь использует возможность перехода имен существительных из одного лексико-грамматического разряда в другой: абстрактные имена существительные приобретают значение конкретных, и в текстовой реальности становится возможным восприятие органами чувств не воспринимаемое ими в реальности обычной; при переходе неодушевленных имен существительных в разряд одушевленных получает выражение такой стилистический троп как олицетворение, а в художественном пространстве гоголевских повестей «романтико-ужасного» жанра смещаются границы реального / ирреального, за счет чего и получает свое выражение категория ирреального ужасного.

3. Для передачи эмоционально-психологического состояния действующих лиц, вовлеченных в повествование, основной философской категорией в котором оказывается категория ужасного, автор использует преимущественно безличные глаголы и слова категории состояния, которые становятся совершенно необходимыми при создании картины ирреального, поскольку только с их помощью возможно передать необъяснимые с точки зрения реального явления, происходящие без непосредственного участия субъекта действия.

4. Умолчание как прием также становится одним из способов создания картины ирреального ужасного. Основу гоголевского умолчания составляют неопределенные местоимения и оборванные синтаксические конструкции.

5. Особую семантическую нагрузку получают степени сравнения имен прилагательных и наречий, а также наречие вдруг в составе синтаксических конструкций при создании картины ирреального ужасного, поскольку с их помощью достигается эффект психологической напряженности как внутри повествования, так и для субъекта восприятия этого повествования.

6. Синтаксические конструкции, используемые Н. В. Гоголем при создании плана выражения категории ирреального ужасного, передают динамичность разворачивающихся событий, основа которых - неожиданность смены одного плана реальности другим либо исчезновение одного из планов реальности (сложные синтаксические конструкции с глаголами в форме совершенного вида в функции сказуемых или главных членов глагольных односоставных предложений и сложные конструкции с усеченой формой глагола глядь в первой предикативной части), позволяют сравнить различные проявления страха (параллельные сопоставительные конструкции) или создать элемент таинственности (оборванные конструкции и конструкции с союзом или), а в некоторых случаях семантическая ирреальность может совпадать с синтаксической ирреальностью конструкции.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Наше исследование имело целью определить возможные средства выражения категории ужасного на примере циклов ранних повестей Н.В. Гоголя «Вечера на хуторе близ Диканьки» и «Миргород», жанр которых В. В. Виноградов определил как «романтико-ужасный», или «кошмарный». Это первая попытка исследования языковых средств, используемых при создании плана выражения означенной категории. Данная проблема, безусловно, требует тщательного изучения в дальнейшем, поскольку категория ужасного - одна из основных в произведениях Н. В. Гоголя. «В эстетике Гоголя заключено представление о дуальности человека, его божески-бесовской натуре, полученной от рождения. Куда пойти, к Богу ли, бесу, решает сам человек» (Мильдон, с.9) - такова особенность гоголевского творчества, такова основа дискурса его творческого наследия.

В процессе нашего исследования мы выделили следующие средства оформления плана выражения категории ирреального ужасного в повестях Н. В. Гоголя «романтико-ужасного» жанра:

1) выделяется семантическое поле «ужас», в которое включаются следующие лексико-семантические группы лексико-фразеологических единиц: ЛСГ «нечистая сила», ЛСГ «ужас», ЛСГ лексико-фразеологических единиц со значением «испытывать страх / являться причиной страха», ЛСГ «казаться» (в значении воспринимать нечто на грани реальности / ирреальности);

2) лексико-фразеологические единицы, входящие в семантическое поле «ужас» в рамках гоголевских повестей и обозначающие нечистую силу, вступают между собой в синонимические отношения, что оказывается возможным по ряду причин: а) за счет использования для обозначения нечистой силы общеязыковых синонимов; б) за счет метафорического и метонимического переносов одного понятия на другое; в) за счет использования в речи персонажей экспрессивных выражений бранного характера; г) за счет окказионального употребления при обозначении нечистой силы некоторых лексем и фразем);

3) между средствами выражения категории ужасного в гоголевских повестях возникают и антонимические отношения, которые являются основой противопоставления либо противопоставляющего сопоставления при характеристике различных проявлений ужасного; благодаря использованию возможности вступления языковых единиц в подобного рода парадигматические отношения оказывается возможным достичь определенной контрастности при описании явлений, имеющих отношение к ужасному, -таким образом и создается категория ирреального ужасного в идиолекте Н.В. Гоголя;

4) цвет, свет и звук становятся особыми средствами выражения категории ужасного, поскольку именно они позволяют создать видимую и слышимую картину мира, а в рамках исследуемых повестей иные средства описания проявления чудесного ужасного были бы недостаточны, если не бессильны, - ведь исследуемая категория, как, впрочем, и иные эстетические категории, воздействуют на органы чувственного восприятия человека; поэтому цвет, свет и звук как определители эмоционального состояния субъекта восприятия имеют первоочередное значение при создании плана выражения категории ужасного, а тем более ирреального ужасного;

5) оказывается возможным использование некоторых особых средств грамматического уровня языка для создания плана выражения категории ирреального ужасного, например: возможность перехода имен существительных из разряда неодушевленных в разряд одушевленных, возможность функционирования неопределенных местоимений в качестве средства умолчания, использование оборванных синтаксических конструкций и др.

Основным выводом нашего исследование мы считаем следующее утверждение: несмотря на то, что категория ужасного не является категорией собственно лингвистической, она, будучи философско-эстетической и филологической категорией, имеет некоторые специальные лингвистические средства оформления в художественном тексте. Конечно, формальное выражение данной категории тесно связано с семантической наполненностью оформляющих ее единиц, т. е. особую роль играют лексико-фразеологические средства, что и доказывает проведенный в данной работе анализ уровней идиолекта Н. В. Гоголя, реализованного в его ранних повестях с «кошмарным» значением. Но не следует забывать и о грамматическом уровне текста, основой которого является категория ужасного, что мы и наблюдаем в «Вечерах на хуторе близ Диканьки» и «Миргороде» (примером могут послужить параллельные синтаксические конструкции и конструкции с ирреальной синтаксической модальностью, а также использованные Н. В. Гоголем для оформления плана выражения исследуемой нами категории различного рода безличные глаголы и слова категории состояния).

Наблюдая реализацию данной категории в художественном тексте, мы обращали внимание на то, что она имеет двоякую направленность: с одной стороны, ужасное постигается субъектами, включенными в текстовой пространственно-временной план; но, с другой стороны, та же самая категория оказывает воздействие и на субъекта восприятия художественного текста, то есть на читателя. Именно этим свойством превалирующей в повестях Н. В. Гоголя «Вечера на хуторе близ Диканьки» и «Миргород» категории ужасного и объясняются некоторые особенности используемых для ее выражения языковых средств. Например, ЛСГ «ужас» передает состояние действующих лиц, а лексемы и фраземы, входящие в состав ЛСГ «нечистая сила», оказывают непосредственное психологическое воздействие и на воспринимающего гоголевский текст.

Совершенно особую функцию в художественном пространстве произведения, основной эстетической категорией которого является категория ирреального ужасного, выполняют лексемы с цветовой семантикой, поскольку в таком случае они получают дополнительную семантическую нагрузку. «Сверкание, яркий свет <.> оставляет впечатление страха, как если бы сцена шла среди пугающей темноты» (Мильдон, с.28). Именно поэтому проявление демонических сил в гоголевских повестях всегда обозначается лексическими единицами с семантическим стержнем яркости, блеска. И, напротив, возможные антиподы демонов бледны, неярки. Их жизненная сила как бы высосана теми, кто, по Гоголю, сильнее людей, в сердцах которых нет Бога, и в чьей власти все на земле.

Еще одна особенность использования Гоголем цветовых обозначений - это преобладание при описании нечистой силы красного, зеленого и синего цветов. Это можно объяснить тем, что «одним из качеств бесовщины у Гоголя было преобладание физиологии» (Мильдон, с.11), и синий и зеленый цвета становятся символами трупности, мертвенности - ведь центральная художественная мысль всего гоголевского наследия - «сатанинство мертво и вечно, человеческое живо, но смертно и кратно» (Мильдон, с. 10). Красный же цвет - это цвет крови, которая льется и пьется демонами, это символ смерти, но смерти человеческой и, более того, символ смерти человеческой души (в повестях Н. В. Гоголя всякий погибший от действий нечистой силы погубил и свою душу; исключение - Ивась в «Вечере накануне Ивана Купала», поскольку он ребенок, и, возможно, пани Катерина в «Страшной мести» - она безумна и не может отвечать за свои действия).

Особенны в исследуемых нами повестях и звуковые образы: не так страшны бесовские визг и грохот, как страшна тишина, потому что она - мертвенная. Поэтому при создании звукообразов, оформляющих категорию ирреального ужасного, автор «Вечеров» и «Миргорода» использует две группы лексических средств: со значением очень громкого звука и со значением полного отсутствия всякого звукового проявления. При совмещении в текстовой структуре гоголевских повестей подобных лексем возникает особого рода контрастность, необходимая для изображения внезапного возникновения на фоне абсолютной тишины резкого, оглушающего звука. Благодаря этому приему достигается эффект психологического воздействия на субъект восприятия данного явления, за счет чего и проявляется сама категория ирреального ужасного.

Таким образом, мы выделили некоторые особенности оформления плана выражения категории ирреального ужасного, которая является одной из основных в творчестве Н. В. Гоголя, в структуре повестей «Вечера на хуторе близ Диканьки» и «Миргород». Мистицизм гоголевского творчества оставляет просторное поле для дальнейшей работы над данной категорией, и не только в лингвистическом аспекте. Масштаб и важность подобного исследования возможно объяснить словами С. Шамбинаго, давшего, на наш взгляд, лучшую характеристику творчеству писателя: «Гоголь никогда не смеялся сквозь слезы, и, хотя часто говорил о смехе, но сам никогда не смеялся. Его поэзия - поэзия ужаса. В «Вечерах на хуторе» уже разлиты печаль и страх, испытанные самим Гоголем перед вызванной им чертовщиной» (Шамбинаго, с.25). Путь Гоголя - это путь от дьявола, всегда следующего за ним, к Богу. «Жизнь Гоголя - сплошная пытка, самая страшная часть которой, протекавшая в плане мистическом, находится вне нашего зрения. Человек, родившийся с чувством космического ужаса, видевший вполне реально вмешательство демонических сил в жизнь человека <.>, боровшийся с дьяволом до последнего дыхания, -этот же человек «сгорал» страстной жаждой совершенства и неутолимой тоской по Богу. Душа Гоголя - сложная, темная, предельно одинокая и несчастная; душа патетическая и пророческая; душа, претерпевшая нечеловеческие испытания и пришедшая ко Христу» (Мочульский, С.59).

Список научной литературыАлленова, Татьяна Юрьевна, диссертация по теме "Русский язык"

1. Н. В. Гоголь. Полное собрание сочинений. М.: Изд-во АН СССР. Т.1: Вечера на хуторе близ Диканьки - 1940. Т.2: Миргород - 1937.1. Словари и справочники

2. Даль В. И. Толковый словарь живаго великорусского языка / в 4-х тт.-М., 1991.

3. Краткий справочник по современному русскому языку / под ред. П. А. Леканта. М.: Высшая школа, 1991.

4. Лексические трудности русского языка / Словарь-справочник. М., 1994.

5. Лингвистический энциклопедический словарь. М.: Советская энциклопедия, 1990.

6. Малый толковый словарь. М.: Русский язык, 1993.

7. Мифологический словарь. -М.: Советская энциклопедия, 1990.

8. Ожегов С. И., Шведова Н. Ю. Толковый словарь современного русского языка / под ред. Н. Ю. Шведовой. М., 1993.

9. Розенталь Д. Э., Теленкова М. А. Справочник лингвистических терминов. М.: Просвещение, 1985.

10. Русский язык: Энциклопедия / под ред. Ф. П. Филина. М.: Советская энциклопедия, 1979.

11. И.Словарь иностранных слов. 7-е изд., перераб. - М.: Русский язык, 1979.

12. Словарь синонимов русского языка: В 2-х тт. / под ред. А. П. Евгенье-вой. Л.: Наука, 1970.

13. Толковый словарь русского языка: В 4-х тт. / под ред. Д. Н. Ушакова. -М.: Изд-во ОГИЗ, 1935 1940.

14. Фразеологический словарь русского литературного языка конца ХУ111 XX вв.: В 2-х тт. / Под ред. А. И. Федорова. - Новосибирск: Наука. Сибирское отделение, 1991.

15. Фразеологический словарь русского языка / Под ред. А. И. Молоткова. -М.: Русский язык, 1986.

16. Черных П. Я. Историко-этимологический словарь современного русского языка: В 2-х тт. М.: Русский язык, 1994.1. Теоретическая литература

17. Агаева И. И. Нравственно-реалистический идеал Н. В. Гоголя в контексте русской литературы первой половины 19-го века. Баку, 1998.

18. Агеева И. А. О лингвистической типологии повествовательных форм // Семантика языковых единиц: Доклады У1 Международной конференции. -Т.2, М., 1998.-С. 195 198.

19. Апресян Ю. Д. Лексическая семантика. Синонимические средства языка. -М.: Наука, 1974.

20. Арутюнова Н. Д. Предложение и его смысл. Логико-семантические проблемы. -М.: Наука, 1976 г.

21. Арутюнова Н. Д. К проблеме функциональных типов лексического значения // Аспекты семантических исследований. М.: Наука, 1980. - С. 156 -250.

22. Ахманова О. С. Очерки по общей и русской лексикологии. М., 1957.

23. Барт Р. От произведения к тексту: Пер. С. Н. Зенкина // Избранные работы: Семиотика. Поэтика: Пер. с фр. / Сост., общ. ред. и вступ. ст. Г. К. Косикова. М.: Издательская группа «Прогресс», «Универс», 1994. - С. 413 -423.

24. Бахилина Н. Б. История цветообозначений в русском языке. М.: Наука, 1975.

25. Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. М.: Искусство, 1986.

26. Белошапкова В. А. Современный русский язык. Синтаксис. Учебное пособие для филол. специальностей ун-тов. М., Высшая школа, 1977.

27. Белый А. Мастерство Гоголя. М. - JL: Гос. изд. художественной литературы, 1934 г.

28. Боголюбов Н. М. Гоголь. (Психологическая характеристика его творчества). Нежин, 1913.

29. Борзаковский П. К. Великий писатель поэт Н. В. Гоголь. - Одесса, 1902.

30. Борев Ю. Б. Эстетика. 4-е изд., доп. М.: Политиздат, 1988.

31. Боцяновский Вл. Один из вещных символов у Гоголя. JL, 1928.

32. Брюсов В. Я. Испепеленный. К характеристике Гоголя. М., 1909.

33. Будагов Р. А. Язык реальность - язык. М.: Наука, 1983 г.

34. Васильев JI. М. Теория семантических полей // Вопросы языкознания. 1971. С. 106-111.

35. Васильев JI. М. Современная лингвистическая семантика. М., 1990.

36. Виноградов В. В. Русский язык (грамматическое учение о слове). Изд-е 2-е. М.: Высшая школа, 1972 г.

37. Виноградов В. В. Лексикология и лексикография. М.: Наука, 1977 г.

38. Виноградов В. В. Очерки по истории русского литературного языка 17 — 19 веков. М.: Высшая школа, 1982 г.

39. Виноградов В. В. Романтический натурализм // Избр. труды. Поэтика русской литературы. Л., 1976 г.

40. Виноградов В. В. Эволюция русского натурализма. Гоголь и Достоевский.-Л., 1929 г.41 .Виноградов В. В. Этюды о стиле Гоголя. Л., 1926 г.

41. Виноградов В. В. Язык Гоголя и его значение в развитии русского литературного языка // Изд. АН СССР ОЛЯ, 1952, т. 9, Вып. 2.

42. Виноградов В. В. Язык Гоголя // Н. В. Гоголь: Материалы и исследования. -М. Л., 1936 г., т. 2.

43. Виноградов В. В. Язык и стиль русских писателей: от Карамзина до Гоголя: Избр. труды АН СССР, Отд. лит. и яз. М.: Наука, 1990 г.

44. Виноградов В. В. О работе Н. В. Гоголя над лексикографией и лексикологией русского языка // Исследования по современному русскому языку: Сборник статей, посвященный памяти проф. Е. М. Галкиной-Федорук. -М.: Изд. Московского ун-та, 1970 г.

45. Виноградов В. В. О теории художественной речи. М.: Высшая школа, 1970.

46. Виноградов В. В. О языке художественной прозы. М.: Наука, 1980.

47. Войлова К. А. Судьба просторечия в русском языке. Монография. М.: МПУ, 2000.

48. Воропаев В. А. Духом схимник сокрушенный. М., 1994.

49. Гальперин И. Р. Текст как объект лингвистического исследования. М.: Наука, 1981.

50. Гвоздев А. Н. Очерки по стилистике русского языка. Изд-е третье. М.: Просвещение, 1965 г.

51. Гиппиус В. В. Гоголь. Л., 1924 г.

52. Головин Б. Н. Основы культуры речи. М.: Высшая школа, 1988.

53. Гольдин В. Е. К методике отграничения соответственных лексико-семантических групп // Очерки по русскому языку и стилистике. Памяти доктора филологических наук профессора А. Ф. Ефремова. Саратов, 1967.

54. Горшков А. И. Теория и история русского литературного языка. М.: Высшая школа, 1984 г. - С. 147 - 153.

55. Грамматика современного русского языка. М.: Наука, 1970.

56. Грановская Л. М. Прилагательные, обозначающие цвет, в русском языке 17-20 вв. Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук. М., 1964.

57. Денисов П. Н. Лексика русского языка и принципы ее описания. М.: Русский язык, 1980.

58. Диброва Е. И. Лексико-семантическая парадигматика // Современный русский язык / под ред. Е. И. Дибровой. Ч. 1. Ростов-на-Дону, 1997.

59. Еремин А. Н. Переносные значения в просторечии. Калуга, 1998.

60. Еремина Л. И. О языке художественной прозы Гоголя. М.: Наука, 1987 г.

61. Ермаков И. Д. Психоанализ литературы. -М., 1999.

62. Зубова Л. В. Поэзия Марины Цветаевой: Лингвистический аспект. Л.: Издательство Ленингр. ун-та. 1989.

63. Измайлов В. С. Семантика выражений со словом «черт» в романе М. А. Булгакова «Мастер и Маргарита» // Семантические и грамматические аспекты предикации в современном русском языке: Межвузовский сборник научных трудов. М.: МПУ, 1998. - С. 95 - 98.

64. Кандинский В. О духовном в искусстве. М., 1992.

65. Караулов Ю. Н. Ассоциативная грамматика русского языка. М.: Русский язык, 1993.

66. Ковалевская Е. Г. История русского литературного языка. М., 1992 г.

67. Кодухов В. И. Контекст как лингвистическое понятие // Языковые единицы и контекст. Л., 1973. - С. 7 - 26.

68. Кожин А. Н. О стилевой ориентации средств языка // Русский язык, 1984.

69. Колесов В. В. Отражение русского менталитета в слове. Человек в зеркале наук// Сб. науч. ст. Ленингр. гос. ун-та. Л., 1991. С. 106- 124.

70. Колшанский Г. В. Соотношение субъективного и объективного факторов в языке. М.: Наука, 1975.

71. Комиссаров В. Н. Проблема определения антонима // Вопросы языкознания. — 1953 г.

72. Кругликова Л. Е. Структура лексического и фразеологического значения. -М., 1988.

73. Кубрякова С. А. Актуальные проблемы современной семантики. М.: Наука, 1984.

74. Кузнецова Э. В. Лексикология русского языка. — М., 1982 г.

75. Ларин Б. А. Лекции по истории русского литературного языка. М.: Высшая школа, 1975.

76. Ларин Б. А. История русского языка и общее языкознание. М.: Просвещение, 1977.

77. Лексика русского литературного языка XIX начала XX в. / Под ред Филина Ф. П. - М.: Наука, 1981.

78. Ломтев Т. П. Предложение и его грамматические категории. М.: Изд-во Московского ун-та, 1972 г.

79. Лотман Ю. М. Структура художественного текста. М.: Искусство, 1970.

80. Лукьянова Н. А. Экспрессивная лексика разговорного употребления (проблемы семантики): Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук. Свердловск, 1986.

81. Макеенко И. В. Семантика цвета в разноструктурных языках (универсальное и национальное). Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук. Саратов, 1999.

82. Мандельштам И. Е. О характере гоголевского стиля. Главы из истории русского литературного языка. Гельсингфорс, 1902 г.

83. Манн Ю. В. Поэтика Гоголя. 2-е изд., доп. -М., 1988 г.

84. Маркелова Т. В. Семантика оценки и средства ее выражения в русском языке.-М.: МПУ, 1993.

85. Маркелова Т. В. Оценочное высказывание и оценочная ситуация // Вопросы лингвистики: межвузовский сборник научных трудов. М.: МПУ, 1998. С. 6- 16.

86. Мережковский Д. С. Гоголь и чорт. Исследование. М., 1906 г.

87. Мережковский Д. С. Гоголь. Творчество, жизнь и религия. СПб., 1909г.

88. Мещерский Н. А. История русского литературного языка. Л.: Изд. ЛГУ, 1981 г.

89. Мильдон В. И. Эстетика Гоголя. М., ВГИК, 1998.

90. Мочульский К. В. Духовный путь Гоголя // Гоголь. Соловьев. Достоевский. / Сост. и послесл. В. М. Толмачева. -М.: Республика, 1995.

91. Новиков Л. А. Семантика русского языка. М.: Высшая школа, 1982.

92. Ожегов С. И. Лексикология. Лексикография. Культура речи. М.: Высшая школа, 1974.

93. Паршина В. В. Соотношение книжных и разговорных лексических элементов в структуре художественного текста: (На материале произведений Н. С. Лескова 90-х годов): Диссертация на соискание ученой степени кандидата филологических наук. М.: 1985.

94. Паршина В. Л. Закономерности функционирования цветовых слоев в поэтических произведениях Н. А. Некрасова: Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук. Л., 1983.

95. Покровский В. И. Н. В. Гоголь. Его жизнь и сочинения. Сборник историко-литературных статей. М., 1905 г.

96. Полевые структуры в системе языка. Воронеж: Изд. Воронежского университета, 1989 г.

97. Прохорова В. Н. Актуальные проблемы современной лексикологии. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1973.

98. Ревзина О. Г. Методы анализа художественного текста // Структура и семантика художественного текста: Доклады VI1 Международной конференции. М., 1999.-С. 301 -316.

99. Резникова И. В. Движение и метафоризация цвета в текстовой тематической группе (анализ стихотворения А. Блока «Город в красные приделы.») // Структура и семантика художественного текста: Доклады У11 Международной конференции. М. 1999. С. 316 - 322.

100. Русская грамматика. М.: Изд-во АН СССР, 1970.

101. Салех Г. А. Стилистическая функция антонимов // Структура и семантика художественного текста: Доклады У11 Международной конференции. М., 1999. - С. 333 - 340.

102. Сепир Э. Язык и литература // Избранные труды по языкознанию и культурологии: Пер. с англ. / Общ. ред. и вступ. ст. А. Е. Кибрика. М.: Издательская группа «Прогресс», «Универс», 1993. - С. 195 - 203.

103. Синонимы русского языка и их особенности // Сб. статей. Отв. ред. А. П. Евгеньева. JT., Наука, Лен. отделение, 1972.

104. Синтаксическая стилистика. М.: Высшая школа, 1973.

105. Сиротинина О. Б. Лекции по синтаксису русского языка: Учеб. пособие для филол. специальностей ун-тов. М.: Высш. школа, 1980.

106. Скобликова Е. С. Синтаксис простого предложения. М.: Просвещение, 1979 г.

107. Соболевский А. И. История русского литературного языка. Л.: Наука, 1980.

108. Современный русский язык: Учебник для филологических спец. унтов / В. А. Белошапкова и др.; под ред. В. А. Белошапковой. 2-е изд., испр. и доп. - М.: Высшая школа, 1989 г.

109. Солганик В. Я. О текстовой модальности как семантической основе текста // Структура и семантика художественного текста: Доклады У11 Международной конференции. М., 1999. - С. 364 - 372.

110. Стернин И. А. Лексическое значение слова в речи. Воронеж: Изд-во Воронеж, ун-та, 1985.

111. Срезневский И. И. Мысли об истории русского языка. М., 1959 г.

112. Творчество Н. В. Гоголя. Истоки, поэтика, контекст. СПб, 1997.

113. Телия В. Н. Коннотативный аспект семантики. М., 1987.

114. Телия В. Н. Механизмы экспрессивной окраски языковых единиц // Человеческий фактор в языке. Языковые механизмы экспрессивности. -М.: Наука, 1991.

115. Трубецкой Н. С. Избранные труды по филологии. М.: Прогресс, 1987.

116. Трубицын Н. Н. Гоголь в истории русского слова. Кронштадт, 1902 г.

117. Уфимцева А. А. Лексическое значение. Принципы семасиологического описания лексики / Отв. ред. Ю. С. Степанов /. М.: Наука, 1986.

118. Уфимцева А. А. Слово в лексико-семантической системе языка. -М.: Наука, 1968.

119. Филин Ф. П. Истоки и судьбы русского литературного языка. Л., 1981 г.

120. Филин Ф. П. Очерки по теории языкознания. М.: Наука, 1982.

121. Фомина М. И. Современный русский язык. Лексикология. М., 1990 г.

122. Чернухина И. Я. Очерк стилистики художественного текста // Факторы текстообразования. Воронеж, 1977. С. 203-211.

123. Шамбинаго С. А. Трилогия романтизма (Н. В. Гоголь). М., 1911 г.

124. Шанский Н. М. Лексикология современного русского языка. М., Просвещение, 1964 г.

125. Шанский Н. М. Русский язык. Лексика. Словообразование. М.: Просвещение, 1975.

126. Шахматов А. А. Очерк современного русского литературного языка. -М., изд. 4-е, 1959 г.

127. Шаховский В. И. Соотносится ли эмотивное значение слова с понятием? Вопросы языкознания - № 5 - 1987. - С. 47 - 57.

128. Шведова Н. Ю. О соотношении грамматической и семантической структуры предложения // Славянское языкознание. М., 1973.

129. Шмелев Д. Н. Современный русский язык. Лексика. М.: Просвещение, 1977.

130. Шмелев Д. Н. Проблемы семантического анализа лексики (на материале русского языка). М.: Наука, 1973.

131. Щерба Л. В. Языковая система и речевая деятельность. Л.: Наука, 1974.

132. Эйхенбаум Б. М. Сквозь литературу. Л., 1924 г.

133. Язык Гоголя /под ред. А. Н. Кожина/ М.: Высшая школа, 1991г.

134. Язык система. Язык - текст. Язык - способность: К 60-летию Ю.Н. Караулова. -М.: ИРЯ, 1995 г.

135. Яковлева Е. С. Фрагменты русской языковой картины мира (Модель пространства, времени и восприятия). М.: Гнозис, 1994 г.