автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.20
диссертация на тему: Категория определенности-неопределенности в сопоставительном аспекте

Полный текст автореферата диссертации по теме "Категория определенности-неопределенности в сопоставительном аспекте"

Российская академия наук

Институт языкознания _ ,, , 4 л~),<1 ^ )

! Д П^ч "" } (/Л/1ЧЧ

л I I -' * ^

г 1 ' На правах рукописи

Багирокова

Ирина Гаруновна

КАТЕГОРИЯ ОПРЕДЕЛЕННОСТИ-НЕОПРЕДЕЛЕННОСТИ В СОПОСТАВИТЕЛЬНОМ АСПЕКТЕ

(на материале адыгейского и английского языков)

Специальность 10.02.20 -сравнительно-историческое, типологическое и сопоставительное языкознание.

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Москва 2000

Диссертация выполнена в отделе лингвистической компаративистики Института языкознания Российской Академии Наук.

Научный руководитель — доктор филологических наук, профессор Виноградов Виктор Алексеевич

Научный консультант — доктор филологических наук, профессор, академик РАЕН Кумахов Мухатдин Абубакирович

Официальные оппоненты:

доктор филологических наук, профессор Алексеев Михаил Егорович

кандидат филологических наук, доцент Берсиров Батырбий Махмудович

Ведущая организация — Российский университет дружбы народов

Защита состоится " " /С^ЦЬ'ж^ 2000 г. в_час.

на заседашш диссертациошюго Совета Д 002.17.01 по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора наук при Институте языкознания РАН но адресу: 103009, Москва, К-9, Большой Кисловский пер., 1/12.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Института языкознания РАН.

Автореферат разослан "_"_2000 г.

Ученый секретарь диссертациошюго Совета

доктор филологических наук, профессор

Н.К.Рябцева

д| т.&м 0

Л) ■> I - Я 1 /)

Общая характеристика работы

Объектом диссертационного исследования является категория определенности-неопределенности, которая традиционно выделялась в грамматических описаниях ряда языков. С поворотом исследовательских интересов к анализу высказывания с позиций теории референции указанная категория получает более широкое толкование, и становится очевидным, что в качестве референциальной категории она, во-первых, универсальна, а во-вторых, многообразна в своих проявлениях. Это обстоятельство делает актуальным изучение данной категории как в общетипологическом (с неограниченным диапазоном сравнения), так и в сопоставительном (контрастивном) плане, предполагающем минимальный диапазон сравнения — два языка.

В нашем исследовании для сопоставления избраны адыгейский и английский языки. Материал этих языков еще не рассматривался под данным углом зрения, благодаря чему работа приобретает определенный характер научной новизны, которая подкрепляется и впервые анализируемым, специально подобранным материалом.

Материал исследования представляет собой примеры из адыгейских и английских художественных текстов, из живой речи, а также подборку параллельных текстов на двух языках.

Непосредственным предметом исследования является характер выраженности указанной категории в соизмеримых текстовых условиях в двух языках.

Известно, что описание категории определенности-неопределенности в таких языках, как английский, немецкий или французский, предпринимаемое в традиционном грамматическом ключе, может показаться тривиальным. Грамматикализованность значения определенности в подобных языках является хорошо установленным фактом их именной морфологии, однако перемещение фокуса внимания на семантико-синтаксическую структуру текста, на контексты референтного и нереферентного употребления имен в высказывании придает проблеме определенности-неопределенности новое звучание.

И если даже в отношении европейских языков отмеченная проблема отнюдь не снимается с повестки дня, она остается тем более актуальной для разработки типологического портрета адыгских языков. В адыговедении, как будет подробнее показано ниже (глава II), статус категории определенности- неопределенности не является до конца

проясненным. Наличие этой категории в грамматической структуре языка предполагает наличие специальных средств ее выражения, и в европейских языках это артикли. В адыгских же языках артикля как самостоятельной категории служебных элементов нет, хотя есть элементы, выполняющие артиклевую функцию, на что указывал еще Н.С.Трубецкой (1987).

В связи с этим встает проблема специального рассмотрения категории определенности- неопределенности в плане содержания и в плане выражения в адыгских языках на фоне ее сопоставления с аналогичной категорией в языках, где ее существование и автономность не подвергается сомнению (в частности, в английском).

Кроме того, для теории и типологии обсуждаемой категории было бы весьма полезным выяснить соотнесенность и взаимодействие определенности-неопределенности с другими категориальными значениями, формирующими именную грамматику (такими, как падеж, число, указательность, притяжательность), в языках столь разной типологии, как адыгейский и английский. Не лишен интереса и вопрос о том, как проявляется определенность-неопределенность в различных лексико-семантических группах слов в том и другом языке.

Все сказанное определяет основную цель исследования: на основе сопоставления с типичным артиклевым языком, каким является английский, выявить типологическую специфику категории определенности-неопределенности в адыгейском языке.

Достижение этой цели предполагает решение ряда конкретных задач:

1) дать краткий анализ состояния теории определенности и проанализировать типы дефиниций, толкующих это понятие;

2) проследить на ряде примеров организацию и функционирование категории определенности-неопределенности в языках различного строя и различной генетической принадлежности;

3) провести фронтальное сопоставление имеющихся в нашем распоряжении письменных текстов на двух языках для выяснения распространения в них английских и адыгейских показателей определенности-неопределенности;

4) сопоставить функционирование (и саму возможность) подкатегорий определенности и неопределенности в различных лексических классах;

5) сопоставить проявление категории определенности-неопределенности в различных грамматических контекстах (прежде всего падежном, указательном, притяжательном, числовом, предика-

тивном).

Осуществление намеченной профаммы исследования позволит значительно продвинуться в понимании типологической специфики адыгской категории определенности-неопределенности и внести ощутимый вклад в общую теорию этого явления. В этом молено видеть научную значимость исследования.

Практическая значимость данной работы видится в том, что ее результаты имеют непосредственный выход в преподавание английского языка в адыгском вузе и могут использоваться для разработки спецкурсов и учебных пособий.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, двух глав, заключения и библиофафии; имеется также приложение, в котором приведены анализируемые параллельные тексты.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Материал типологически различных языков показывает, что семантика определенности-неопределенности имени универсальна и формируется в структуре высказывания.

2. Адыгейский язык занимает промежуточное положение на типологической шкале "полностью артиклевые языки — полностью без-артиклевые языки", приближаясь к артиклевым языкам, но не имеет особого внекатегориального показателя определенности, подобного артиклю европейских языков.

3. Категория определенности-неопределенности в адыгейском гораздо теснее связана отношением формальной подчиненности с другой фамматической категорией (падежа), чем в полностью артиклевых языках типа немецкого или французского, где артикль как самостоятельная служебная часть речи имеет собственное склонение.

4. В обоих языках существуют сильные и слабые лексические и фамматическле контексты проявления исследуемой категории, которые лишь частично дают сходную картину.

5. Наиболее существенные расхождения обнаруживаются в контексте множественного числа, которое требует в адыгейском форм определенности независимо от референциальной семантики лексического контекста, и в дейктическом контексте, где наличие указательного местоимения также обусловливает определенную форму имени. Такие особенности адыгейских определенных форм позволяют предположить, что они не полностью семантизированы по категории определенное™ и могут выступать как чисто формальная примета того или иного грамматического контекста.

Апробация работы. Результаты исследования докладывались на конференции молодых ученых Института языкознания РАН "Актуальные проблемы современного языкознания" (1996 г.) и на конференции "'Актуальные проблемы общего и адыгского языкознания" (Майкоп. 1998).

Содержание работы

Во введении кратко обосновывается актуальность данного исследования, определяются цель, задачи работы, различные аспекты и подходы к теме.

В первой главе "Теоретико-типологические аспекты изучения категории опребелешюсши-неопределенносши" анализируются различные дефиниции изучаемой категории и взгляды на нее некоторых теоретиков современной лингвистики.

Представляется очевидным, что определенность, хотя и не является грамматической универсалией (поскольку многие языки формально никак ее не выражают), может рассматриваться как универсальная понятийная категория, присущая всем языкам и проявляющаяся в семантической структуре высказывания. Действительно, носители любого языка, независимо от наличия или отсутствия в нем формальных показателей определенности, говоря о чем-либо, довольно часто имеют в виду конкретные, определенные предметы и явления. либо неопределенные (если вообще имеет место референтное употребление имени). И. как правило, ни для кого из участников коммуникативного акта не составляет труда понять, определенный предмет был назван или неопределенный.

Нельзя, однако, не учитывать и тот факт, что даже само выражение "категория определенности" является порождением современного языкознания. Еще относительно недавно никто не выделял, а значит, и не изучал ее в качестве самостоятельной лингвистической категории. Лучшим наглядным свидетельством тому могут явиться дефиниции данной категории, а вернее, такого понятия, как "определенность", предлагавшиеся на разных этапах развития науки о языке.

Как и многие другие понятийные категории, определенность попала в поле зрения прежде всего философов и логиков, и на протяжении многих веков оставалась скорее логико-философской, нежели

лингвистической категорией. Разнообразие толкований термина "определенность", пришедшего из философии в лингвистику, рассматривается на примере нескольких определений, предлагаемых различными словарями лингвистических терминов. Прежде всего отметим, что не во всех словарях вообще есть информация об этой категории, а в иных она помещена в статьях, посвященных артиклю.

В последние десятилетия повышенное внимание лингвистов к теории актуализации, всестороннее изучение вопросов референции, а также развитие такой области языкознания, как грамматика текста, привели к необходимости углубленного рассмотрения не только средств выражения, но и семантики определенности/ неопределенности. Признание статуса определенности как грамматической категории, обладающей некоторой семантикой, привело к появлению соответствующих статей в лингвистических словарях нового поколения.

Одно из самых последних по времени определений содержится в словаре Траска:

"Определенный. Служит для обозначения именной группы, называющей определенный объект или объекты. При этом соотнесенность именной группы с обозначаемым ею объектом либо является очевидной, либо легко устанавливается из лингвистического и экстралингвистического контекста. Определенные ИГ зачастую подразделяются на имена собственные, такие как Лиза или Париж, и определенные дескрипции, такие как the new teacher 'новый учитель'.

Неопределенный. Обозначает именную группу или связанный с ней детерминатив, называющий, чаще всего, неспецифицированный или неконкретизированный референт, напр.: именная группа a book или детерминатив а. В английском языке неопределенная именная группа иногда может соответствовать конкретному референту. Вполне возможно, что человек, произносящий I'm looking for a book "я ищу книгу", думает о какой-то определенной книге, но, тем не менее, сказать I'm looking for the book он/ она может только в том случае, если молено с уверенностью предположить, что адресату уже известно, о какой именно книге идет речь" (Trask 1993. 138).

Это определение дается в рамках референциалыю-ролевой грамматики и отражает современное представление о рассматриваемой категории. В связи с этим уместно также привести дефиницию интересующей нас категории в "Лингвистическом энциклопедическом словаре":

"Опрсделснностн-неопределснностн категории - одна из категорий семантики высказывания, функция ее - актуализация и де-

терминация имени, демонстрация его единственности в описываемой ситуации (определенность), либо выражение его отношения к классу подобных ему феноменов (неопределенность)" (Николаева 1990, 349).

Для получения адекватного представления о современной теории определенности (если вообще возможно сегодня говорить о существовании общей теории этой категории для всех языков), необходимо прежде всего рассмотреть в основных чертах историю изучения данного вопроса. Первое же обращение к библиографии по рассматриваемой проблематике ясно показывает, что исследоваши категории определенности - неопределенности, в частности, изучение языковых средств ее выражения, неразрывно связаны с изучением артикля, и образуют достаточно разработанную общую теорию артикля.

Поскольку английский язык по праву считается одним из классических артиклевых языков, представляется совершенно обоснованным исследовать интересующую нас категорию на материале именно этого языка. Кроме того, из рассматриваемых в работе языков - английского и адыгейского - английский язык отличается богатой традицией его изучения, уходящей в средние века, и, соответственно, большим объемом описательного и научного материала практически по всем разделам языкознания, включая и грамматику. Именно в этой области науки о языке впервые рассматривается такое понятие как определенность, выделяемое в качестве одного из значений артикля.

Большинство авторов описательных грамматик разграничивали грамматические и лексические значения артиклей. Основным грамматическим значением артикля the было признано его определяющее значение. В качестве значения лексического многие авторы выделяли указательное значение. определенного артикля, близкое к значению указательных местоимений. Что касается неопределенного артикля а (an), его основным грамматическим значением признавалось неопределенно - классифицирующее, причем оба этих аспекта рассматривались в тесной взаимосвязи: "неопределенный артикль имеет силу объявления или указания на неопределенные предметы; например, a man, a house (Ben Johnson 1640. 56). "A (an) распространяет значение имени существительного на любой предмет и, следовательно, на все предметы данного класса" (John Brightland 1714, 79). Помимо грамматического значения большинство языковедов выделяли у неопределенного артикля a (an) также ослабленное значение лексического типа - количественное, восходящее к значению числительного one.

Продолжая историю изучения английского артикля, а вместе с

ним и категории определенности - неопределенности, нельзя не остановиться на взглядах О. Есперсена, внесшего заметный вклад в разработку данного вопроса. Указывая на "нерациональность" выделения артиклей в самостоятельную часть речи, Есперсен рассматривает определенный и неопределенный артикли как подклассы указательных и неопределенных местоимений соответственно (.Гейрегееп 1962, 67 -68).

Именно Есперсен наметил одно из важнейших направлений в исследовании категории определенности-неопределенности, сохраняющее свою актуальность по сегодняшний день: изучение возможных случаев употребления детерминированных существительных. Выделенные Есперсеном две основные группы условий, определяющих правомочность употребления детерминированных существительных - анафора и дейксис - явились предметом дальнейшего анализа и развития данной проблемы последователями и учениками Есперсена.

Выяснению семантических и прагматических ограничений, влияющих на грамматические функции определенного — неопределенного и референциального — генерического в разносистемных языках посвящена работа Т. Гивона (втт 1978, 291-330). Т. Гивон демонстрирует несколько основных типологических вариантов отношений между грамматикой определенности и референциальности, что влечет за собой исследование их взаимодействия с такими разделами грамматики, как образование множественного числа, числительные, род, отрицание, система склонения, порядок слов, типология глагола, дейктические элементы, топикализация, прономинализация и грамматическое согласование.

Понятия "определенный" и "неопределенный" относительно ре-ференциальных существительных используются Т. Гивоном строго в их дискурсивно- прагматическом значении, т. е. это существительные, которые, по мнению говорящего, воспринимаются слушающим как единственно отождествимые, или не воспринимаются как таковые соответственно.

Категория "не-определенности" (т. е., говоря в духе теории Р.О.Якобсона, "несигнализация определенности", в отличие от "сигнализации неопределенности"), редко выделяемая в специальной литературе, занимает промежуточное положение между "нереференциальным" и "референциально неопределенным" в том смысле, что хотя логически признается существование конкретного индивидуума (или индивидуумов), их фактическое отождествление не является основной задачей сообщения. "Не-определенность" может

рассматриваться как подтип референциалыюй неопределенности.

Всестороннее рассмотрение вопроса о связях, контактах категории определенности/ неопределенности с другими категориями в семантическом пространстве является на сегодняшний день одной из важнейших задач, стоящих перед лингвистами, занимающимися данной проблемой. Для этого необходимо условно разграничить категорию определенности/ неопределенности на два подтипа: категорию слова и категорию высказывания.

Исследование категории определенности/ неопределенности в рамках отдельно взятого слова заключается в установлении ее связей с другими грамматическими категориями; такими как число, падеж, формы посессива и т.д. Большое внимание этом)' уделялось И. И. Рев-зиным в целом ряде его работ, посвященных в основном изучению определенности в славянских и балканских языках. Согласно функциональной концепции И.И. Ревзина, механизм действия категории определенности/ неопределенности необходимо рассматривать в соотнесении с разными сторонами языковой структуры.

Как категория высказывания определенность/ неопределенность оказывается связанной с категорией экзистенциальности, с тема-рематическими элементами, с явлениями контраста, эмфазы, а также с пресуппознтивными факторами.

В настоящее время едва ли можно сомневаться в том, что всестороннее изучение семантики и средств выражения такой категории, как определенность/ неопределенность, возможно только в рамках более крупной коммуникативной единицы (как контекстуальное высказывание или текст), а не в пределах отдельных имен существительных или изолированных высказываний. Поэтому вполне логично, что в последнее время категория определенности/ неопределенности все чаще рассматривается в свете теории речевой деятельности. Именно эта связь лежит в основе функционального подхода к исследованию значений определенности и неопределенности, который объединяет большинство традиционных лингвистических учений. Задача функционального подхода заключается в определении условий, при которых правомерно употребление говорящим (пишущим) определенного артикля, а также в установлении того, какую информацию может получить слушающий (читающий) благодаря определенному артиклю: "... решающим для выявления того или иного ссмантичсского оттенка существительного является не артикль, а контекст, общий смысл речи, причем и сам артикль получает свою семантическую определенность из этого контекста, из общего смысла предложения" (Адмони 1955,

Исходя из этого, большинство прагматических оценок определенного артикля проводятся с точки зрения определения его роли в высказывании. Рассмотрение данного вопроса было бы невозможно без установления связи категории определенности-неопределенности с более широкой категорией имени существительного - категорией соотнесенности-несоотнесенности и вопросами референции. Далее в главе дается краткий обзор развития теории референции (работы Б.Рассела, П.Ф.Стросона, К.Доннелана, З.Вендлера, Дж.Лайонза, У.Чейфа, Н.Д.Арутюновой, Е.В.Падучевой). Становление теории референций в значительной степени скорректировало дальнейшее изучение интересующей нас категории определенности-неопределенности.

Как отмечает Е.В.Падучева. референциальный подход позволяет уточнить (и сузить) сферу применения понятия неопределенности, опираясь на базисное разграничение между референтными и нереферентными предметными термами, в результате чего неопределенность трактуется как признак, характеризующий только референтные употребления (Падучева 1985. 31). Такая же зависимость существует, естественно. и между референтным и нереферентным употреблением имен и их употреблением в определенной форме. Таким образом, говорить о наличии грамматической оппозиции определенность/ неопределенность можно только относительно референтных имен. Существительное. которое не реферирует, может выражать другие смысловые оттенки: генерализирующие, экзистенциальные, универсальные, атрибутивные и т.д.

Кроме того, сами стороны оппозиции определенности/ неопределенности в ряде последних исследований подвергаются дальнейшему членению для получения более тонких и более точных результатов. В результате, в рамках неопределенности в настоящее время стали выделять специфицированную определенность (указание на один, неизвестный слушающем)' предмет, произвольно выбранный из целого ряда таких же предметов) и неспецифицированную неопределенность (указание на любой, всякий предмет, относящийся к данному классу). Однако можно отметить, что указанная выше дифференциация неопределенности еще не нашла должного развития в соответствующей литературе на материале различных языков.

Привлечение данных, полученных в ходе развития такой области языкознания, как грамматика текста, привело к возможности установления роли, которую играют определенные и неопределенные формы

имени в структуре текста, а также определению места этой категории в содержательной структуре высказывания. Так, во многих работах демонстрируется связь выбора артикля с позицией существительного в тексте, а именно, употребление неопределенного артикля при первом упоминании предмета в тексте и зависимость определенного артикля от признака предупоминания.

Однако было бы неверно безоговорочно устанавливать однозначную связь между употреблением той или иной формы артикля и правилами построения текста. Выбор определенной или неопределенной формы имени далеко не всегда диктуется только такими факторами как первое упоминание и предупоминание, хотя во многих случаях они действительно оказываются взаимосвязаны. Другими словами, определенность и неопределенность нельзя отождествлять с такими понятиями, рассматриваемыми в грамматике текста, как "данное" и "новое". "Определенность - неопределенность и данное - новое не тождественны. Они соотносятся ... скорее как причина и следствие. Определенное, именно в силу своей известности, выступает как данное; неопределенное, в силу своей неизвестности - как новое" (Крушельницкая 1961, 55).

К двум самостоятельным группам именных статусов относит эти понятия и У.Чейф, выступая против часто встречающегося смешения различных статусов имен. Чейф признает безусловную связь между ними и предлагает рассмотреть возможные варианты сочетаний таких "упаковок", как данное, новое, определенное и неопределенное.

В настоящее время одним из основных направлений в изучении определенности-неопределенности как самостоятельной категории является выяснение условий, при которых становится возможным установление определенности именной группы.

Уже появился целый рад работ, посвященных выяснению того, что именно позволяет говорящему (пишущему) предположить возможность отождествления слушающим (читающим) того предмета или явления, о котором идет речь, в чем, собственно, и заключается роль определенности. В той или иной степени все лингвисты, изучавшие и изучающие определенность, выделили такие речевые ситуации, при которых возможно (или обязательно) употребление имени в определенной форме.

Наиболее фундаментальным исследованием категории определенности - неопределенности за последние годы явилась работа Д. А. Хокинса (1978). Его труд представляет собой глубокий и всесторонний анализ, обобщающий и продолжающий работы предшествующих

исследователей данного вопроса. Д.Хокинс придерживается прагматического подхода к изучению определенности - неопределенности, учитывая, однако, в своей работе опыт, накопленный представителями и прагматических и логических традиций, отбирая все принципиально важные моменты и в том, и в другом направлении. Он предлагает наиболее полную классификацию случаев употребления определенного артикля, основанную на восьми типах такого употребления.

Глава завершается сравнительным анализом категории определенности-неопределенности в плане выражения и в плане содержания в нескольких классически артиклевых языках (английском, датском, французском, испанском) и классически безартиклевом русском.

Следует отмстить, что разделение это. а точнее, граница между этими двумя типами языков является несколько расплывчатой. Дело в том, что кроме полярных артиклевых и безартиклевых существует ряд языков, чей статус определяется разными исследователями по-разному. Зависит это, в первую очередь, от понимания лингвистом сущности категории артикля вообще, а также от степени изученности структуры конкретного языка, о котором идет речь. Так, например, Н. С. Трубецкой видит отличие детерминированной синтагмы, образованной существительным и определенным артиклем, от специальной словоформы в том, что в первом случае существительное и артикль могут разделяться другими словами, "тогда как аффиксы могут быть отделены от "основы" только другими аффиксами с формальным значением". По его мнению, ошибочным является традиционное выделение определенного артикля в арабском языке, ибо показатель определенности в этом языке является на самом деле префиксом, поскольку между ним и связанным с ним существительным никогда не употребляется другое слово. И, наоборот, то, что в адыгских языках принято называть "аффиксом определенности", Трубецкой рассматривает как определенный артикль, аргументируя свою точку зрения следующим примером: unedexisir "эти (г) три (si) красивых (dexe) дома (une)", в котором основа (une) отделена от показателя определенности прилагательным (dexe) и числительным (si). Артикль в адыгских языках находят также некоторые другие исследователи (Jla Грассери, Т. Г. Халбад и др.). Однако, вслед за И. Крамским, признающим наличие артикля в кавказских языках "весьма проблематичным", большинство кавказоведов говорят о наличии в адыгских языках суффикса или морфемы определенности, выполняющей артиклевую функцию (Н.Ф.Яковлев, Д.А.Ашхамаф, 1941;Н. Ф. Яковлев, 1948; Г. В. Рогава. 3. И. Керашева, 1966; М. А. Кумахов, 1977: М. А. Кумахов, 1984; Шагиров, 1961 и др.).

Впрочем, для исследования категории определенности-неопределенности значение имеет не то, как называется грамматический элемент, служащий для актуализации имен существительных, а тот факт, что в поверхностной структуре языка имеется (либо отсутствует) формант - показатель определенности или неопределенности. Ставшее традиционным деление языков мира на артиклевые и безар-тиклевые, безусловно, имеет огромное значение как для типологического изучения языков в целом, так и для создания теории определенности/неопределенности в частности. Наличие или отсутствие артикля в языке изначально определяет предмет и, соответственно, методы исследования интересующей нас категории и в области ее формального выражения, и в области семантики. В диссертации рассмотрение артикле-вых языков опирается на их типологию, разработанную И.Крамским.

Вторая глава "Сопоставительный анализ категории определенности-неопределенности в адыгейском и английском" содержит конкретное рассмотрение адыгского и английского материала с целью выявления сходств и различий в характере проявления данной категории в различных системных и текстовых условиях.

Категория определенности-неопределенности в адыгских языках остается одним из недостаточно изученных вопросов кавказоведения. Хотя большинство описательных грамматик адыгских языков выделяют определенные и неопределенные формы существительных, в работах, посвященных изучению данной проблемы, имеется немало моментов, не нашедших до сих пор своего окончательного решения.

Кавказоведами достигнуто относительное единодушие, пожалуй, лишь в одном вопросе — о морфологических показателях категории определенности-неопределенности. В большинстве работ по грамматике адыгских языков морфемы -р, -м выделяются как показатели категории определенности, в то время как неопределенная форма характеризуется нулевым показателем, т. е. представлена в виде основы. Неопределенная форма имени существительного является также словарной формой имен в адыгейском языке.

неопределенная форма определенная форма

пшъашъэ тиъашъэ-р/ тиъашъэ-м

девушка (неопределенная, девушка (определенная, неизвестная) известим)

Если морфемы -р, -м гак показатели определенной формы никем не отрицаются и не ставятся под сомнение, то по вопросу о формальном выражении неопределенной формы существуют некоторые

разногласия. Общепринятой считается точка зрения, изложенная выше. Именно ее придерживается большинство исследователей адыгских языков. Однако существуют и альтернативные взгляды. Например, Т. Г. Халбад. не отрицая наличия нулевой формы имени в адыгских языках, считает, что "... основной способ выражения неопределенности (с помощью частицы зы) для адыговедов, за исключением Ш. Ногмы, У. Берсея и Ж. Дюмезиля остается незамеченным. Между тем зы в адыгских языках может выполнять ту же функцию, что и немецкое ein" (Халбад 1975, 11). В подтверждение своих слов он приводит следующие примеры:

Зы л!ыжь ц1ыку. горэ, зы къо иГэу, и}ы1агъ. Лыжъ 1{1ыкум Че-рим ыц!агъ, ыкъо Аслъапк1э еджэщтыгъэх.

'Жил (какой-то) старичок, имея одного (единственного) сына. Старика звали Керим, а сына звали Аслан' ("Адыгэ тхыдэжъхэмрэ пшысэхэмрэ").

По мнению Т. Г. Халбада, частица зы, имеющая сопроводитель горэ, в первом предложении выступает в качестве неопределенного артикля.

Несколько более скромная роль отводится частице зы другими адыговедами. Например, в работе Г. В. Рогава и 3. И. Керашевой читаем: "неопределенность имен может подчеркиваться постановкой перед именем числительного "один" (после имени существительного может также ставиться неопределенное местоимение горэ "какой-то")". Например:

Зыл1ыжъ горэ шыбэ и1эу щы1агъ

'Один старик жил, имея много лошадей'

Таким образом, по мнению указанных авторов, частица зы является не основным способом имплицитного выражения неопределенности, а всего лишь вспомогательным, усилительным средством в образовании неопределенной формы имен существительных.

И. наконец, в работах М. А. Кумахова в разделах, посвященных описанию категории определенности- неопределенности, частица зы вообще не упоминается. В качестве же усилителя неопределенной формы имени в адыгских языках указывается "постпозитивная частица гуэрэ (адыг.), гуэр (каб.). семантически соответствующая неопределенному артиклю. Частица гуэрэ, гуэр употребляется в значениях "кто-то", "некто", "нечто", "что-то", "какой-то". Ср.: адыг. Тхылъ гуэрэ, каб. шхылъ гуэр "какая-то книга"; адыг. л1ыэ!съ гуэрэ. каб. л1ыжъ гуэр "какой-то старик".

Вопросы о необходимости изучения собственно категории определенности-неопределенности, ее связей с другими категориями существительных (а не через исследование последних), об определении и разграничении морфологических функций формативов -р, -м, а также о лексических и грамматических ограничениях в употреблении определенных и неопределенных форм были поставлены и разработаны в ряде работ М. А. Кумахова.

Им впервые в кавказоведении было поставлено под сомнение положение об одновременном совмещении морфемами -р, -м падежных и определительных функций. На следующем примере показано, что формативы -р, -м могут употребляться в чисто определительной функции:

предлол<ению Ш1алэр тхыпъым йоджэ (каб.) 'Юноша (известный) книгу (известную) читает' противопоставляется предложение Ш1алэ тхылъ йоджэ 'Юноша (неизвестный) книг}' (неизвестную) читает'.

Морфемы -р, -м, чередуясь с нулем, в данном случае являются лишь показателями определенности, не выполняя при этом функции падежных окончаний.

Принятие данной точки зрения позволяет объяснить и понять некоторые моменты, остававшиеся неясными в прежних грамматиках адыгских языков.

Например, полностью пересматривается взгляд на эргатив, считавшийся ранее падежом определенного имени. Если в номинативе наблюдается устойчивая оппозиция по признаку определенности- не-оп]5еделенности: К1алэ-р мак1уэ - Юалэ мак1уэ 'Юноша (определенный, известный) идет' - 'Юноша (неизвестный) вдет', то в предложении с эргативной конструкцией замена морфемы' -м нулем невозможна. Например, предложению Юалэ-м еш1ы 'Юноша делает' нельзя противопоставить форму Юалэ еш1ы с именем без морфемы -м. Отсутствие оппозитивных форм говорит о нефункционировании категории определенности-неопределенности в рамках эргатива, а формант -м в данном случае выполняет только падежную функцию.

Дальнейший анализ категории определенности-неопределенности в двух языках строится по рубрикам, отражающим различные условия ее проявления. Прежде всего, учитываются системные условия: для английского и адыгейского языков, впрочем, как и для всех остальных, характерно наличие лексико-семантических ограничений на распространение категории определенности-неопределенности у существительных. Иначе говоря, возможность или

невозможность образован™ оппозиции по рассматриваемому признаку определяется, в том числе и принадлежностью данного имени к определенной лексической группе.

Как показал анализ параллельного языкового материала (одним из основных источников которого послужил журнал "Адыгэ жъуагъу"//"Circassian Star", где имеются идентичные параллельные тексты на английском и адыгейском языках), наиболее представительной (в количественном отношении) группой имен, в пределах которой функционирует категория определенности-неопределенности, являются имена нарицательные одушевленные и предметные неодушевленные.

С лексической точки зрения сильным контекстом в обоих языках можно считать группу предметных имен. И в английском и в адыгейском языках именно эти существительные могут чередовать определенные формы с неопределенными. При этом соотношение определенных и неопределенных форм коррелирующих существительных из двух языков не всегда совпадает, ср.:

Англ. In 1954, in the Bakinsk gorge, the_ first tool of late Palaeolithic epoch was found - a flint plate treated on both sides.

Адыг. Плъэс 1954-ром, Бакипскэ кьушъхьа т1уак1эм апэрэу, Ыхэрэ Палеолит Лэхъаныы ехьыл1огъэ lauto хцагьотыгъ - ар бгьуипй-ури гъэчапыгъэу мыжъо штаук1э п1ак1.

'В 1954 году в Бакинском ущелье было найдено первое орудие эпохи позднего Палеолита - кремниевая тарелка, обработанная с обеих сторон'.

В данном предложении встречаются две пары соотносительных существительных: the tool - Jauio 'орудие'; a plate - nlatd 'тарелка' с различным оформлением имен в первой паре, (определенная форма в англ. — неопределенная в адыг.). Существительное с неопределенным артиклем а в английском языке при переводе на адыгейский может приобретать формант определенности -р.

Англ. ...a magazine named "Circassian Star"...

Адыг. ... "Адыгэ жъуагъу" зыц!э журиалы-р

Определенный артикль the в английском языке и формативы определенности -р, -м в адыгейском представляют имя со значением определенной соотнесенности в следующих типичных случаях:

1. Анафорическое употребление определенной формы, например:

Шы горэ блэк/ыти ... сеупч1ыгъ, хэта мохэр cJyit... Шы-р плъагъэ.

'Мужчина какой-то (неопр. форма) проходил, и я его спросил: "Кто это такие?" Мужчина (опр. форма) посмотрел в их сторону'.

Следует отметить, что в обоих языках нередки случаи, когда анафор и его антецедент обозначит разными словами, иногда даже разными частями речи.

2. Наиболее распространенным случаем возникновения оппозиции определенность- неопределенность в обоих языках является так называемая ассоциативная анафора. Речь вдет о тех случаях, когда между словом - триггером и анафором устанавливается очевидная ассоциативная связь, и употребление первого естественным образом влечет за собой появление определенной формы имени в анафорической конструкции. Ср.: сказав 1 looked at a new house yesterday 'Вчера я осматривал новый дом', можно продолжить: The kitchen was extra large 'Кухня очень большая'.

Шыэ1съьш únalo къызыщихи, к1абзэ-р ыгъэт!эп1ыгъ.

'Старик снял свою шапку и распорол подкладку'.

В данном случае определенная форма слова к1абзэ-р 'подкладка' обусловлена тем, что обозначаемый им предмет является неотъемлемой частью, деталью предмета, названного словом-триггером únalo 'шапка'.

3. Следующую группу примеров референтного употребления определенных форм предметных существительных можно обозначить как 'ситуативную определенность'. В таких случаях впервые называемое слово несет на себе все формальные признаки определенности, являясь таковым и по своей семантике.

Можно выделить несколько разновидностей так называемой "ситуативной определенности", в зависимости от обусловивших ее обстоятельств экстралингвистического характера.

а) Определенность может ноешь ярко выраженный дейктиче-ский характер:

Адыг. Солдат горэм мы сурэты-р тырихыгъ

'Какой-то солдат сделал (букв, снял) эту фотографию'.

Существительное сурэты-р выступает в определенной форме, и формант -р выполняет в данном случае преимущественно дейктиче-скую функцию.

б) Предмет, обозначенный именем в определенной форме, является уникальным в данной речевой ситуации (или считается таковым участниками коммуникативного акта). Напр.:

Адыг. Самэт унэм къихьажьи, остыгъэ-р хигъэнагъ. (А. Е.)

'Самет вошла в дом и зажла лампу'.

Впервые упоминаемое существительное остыгъэ-р 'лампа' употреблено в определенной форме, поскольку в комнате у Самет, очевидно, одна лампа и, таким образом, в данной агтуации этот предмет может рассматриваться как уникальный, а значит, известный, определенный.

в) Случаи, когда определенность имени, называемого впервые, обеспечивается сопровождающей его атрибутивной группой. Следует заметить, что в адыгейском языке в тех случаях, когда ограничивающее определение занимает постпозицию по отношению к определяемому существительному, формант определенности оформляет замыкающее именную группу прилагательное, напр.:

Адыг. ...к1элэ иэгу хьурае-р т1эк1у къы1угуги1оу кыфыреплъ-эк1ы. (Л. Ю.)

'... юноша круглолицый обернулся и смотрит на нее. чуть улыбаясь'.

В атрибутивном словосочетании к1элэ иэгу хъурае-р 'юноша с лицом круглым' морфема -р присоединяется не к существительному к1алэ. а к последующему прилагательному хъурае-р 'круглый'. Если же ограничивающее определение занимает препозицию, форматив определенности принимает на себя имя существительное, ср.: адыг. Гу1-эзэ къызэсыжьым, илъэситф зыныбжь шъэожъые-р паплъэу къэ-лэпчъэжьыем 1утыгъ. "Когда она, торопясь, пришла домой, пятилетний мальчик поджидал ее, стоя у калитки". Существительное шъэожъые-р 'мальчик' следует за атрибутивной гру ппой и оформляется показателем определенности.

Абстрактные и вещественные существительные образуют одинаково слабые контексты для определенности-неопределенности в английском и адыгейском языках. Оформляются такие имена, как правило, нулевым артиклем в обоих языках. Ср.:

1. Адыг. Що1агъэ-рэ ц1ыфыгъэ гулъытэ-рэ зэфы\пшы1эу узэ-дэпсэун плъэкЛыщтэп. (Т. К.)

'Без взаимного терпения и чуткости совместная жизнь невозможна'.

Абстрактные существительные щэ1агъэ-рэ 'терпение', гулъы-тэ-ро 'чуткость' употреблены в неопределенной форме, однако адыгейский язык дотекает употребление абстрактных существительных и с формантами определенности:

2. Адыг. А ц1ыфыгъэ гулъытэ-м-рэ щэ1апыгъэ-м-рэ зищык!-агъэ а чылэм бэу дэс (Г. К.).

"В этом ауле многим не хватает этой чуткости и терпения".

3. Адыг. Av лIы'гъэ хэлъыгъэп. Шыгъэ-р то къырихыни, ук1ыпш хэлъыгъэп (А. Е.).

'Но мужества в нем не было. Откуда взяться мужеству-то, когда и стыда у него не было'.

В обоих предложениях (2;3) перед нами абстрактные существительные, в состав которых входят морфемы -м (2) гулъышэ-м-рэ, щэ1а-ныгъэ-м-рэ и -р (3) л1ыгъэ-р, не выполняющие в данных случаях синтаксических (падежных) функций. И в том и в другом случаях эти морфемы появляются при повторном употреблении оформляемых ими имен. Однако не приходится говорить и о чисто артиклевой функции данных формативов. Речь идет, скорее всего, о стилистических и экспрессивных явлениях, передаваемых формантами определенности -подчеркнутое употребление указанных существительных, привлечение к ним особого внимания.

В английском языке абстрактные и вещественные существительные, в норме оформляемые нулевым артиклем, допускают употребление определенного артикля при наличии в предложении ограничивающих определений:

Англ. The gold that is kept in the cellars of the great banks.

'Золото, хранящееся в подвалах огромных банков'.

Сравним еще пример на абстрактные существительные: Англ. Exercise caution in your business affairs; for the world is full of trickery.

Адыг. 1оф зэпхьэ зыхъук!э сакъыныгъэ угу игъэлъ; сыда зы-п1ок1э, тхьагъэпц1ыгъэ-р дуиаем шиз.

'Проявляй осторожность в делах, потому что мир полон хитрости'.

Однотипные существительные, сопровождаемые в английском предложении нулевым артиклем - caution 'осторожность' , trickery 'хитрость' - приобретают в адыгейском переводе разные формы: сакъыныгъэ "осторожность' - неопределенная форма, >пхьагъэпц1ыгъэ-р 'хитрость' - имя с формантом определенности. При анализе подобных примеров целесообразно различать случаи явного референциального разграничения определенности - неопределенности и использование формальных элементов определенной формы в контекстах, семантически слабых для проявления данного противопоставления. Как молено предположить относительно данного примера, использование во втором случае в определенной форме абстрактного существительного служит усилению внутренней смысловой связности внутри высказывания или между высказываниями. В данном случае выделенные слова по смыслу

связаны, поскольку одно (сакъыныгъэ) можно считать обусловленным другим (шхьагъэпц1ыгъэ-р). В таком употреблении форма определенности вносит в предложение отношение смысловой ассоциативности, напоминающее анафорическую функцию.

Определенность-неопределенность и имена собственные. Имена собственные почти во всех языках составляют одну из тех лек-сико-семантических групп существительных, в которых нейтрализуется оппозиция определенности-неопределенности. Морфологическое оформление имен собственных в адыгейском языке, тем не менее, не однородно: они могут выступать как с нулевым формативом, так и с формативами -р, -м способными выполнять как падежную, так и артик-левуто функции. Выбор формы поверхностной структу ры имени, а также статус формативов -р, -м в тех случаях, когда они употребляются с существительными данной группы, опреде.ляется принадлежностью собственного имени к той или иной лексической подгруппе (имена лиц. фамилии, географические названия и т. д.). фонетическим строением имени, стилистическими особенностями высказывания, содержащего собственное имя и т. д. Так. адыгейские фамилии, а также названия частей света, стран, республик, областей оформляются, как правило, морфемой -р. ср.:

Хьак1эм къы1орэм пылъыгъэп Шыпак1о-р.

'Шипаков не обратил внимания на слова гостя1.

В английском языке более четко обозначена разница в оформлении собственных и нарицательных имен. Имена собственные в английском языке употребляются, как правило, без артикля, что и является их "отличительным внешним признаком" (Есперсен 1958). Тем не менее, в оформлении имен лиц наряду- с нулевым артиклем возможно употребление как определенного, так и неопределенного артиклей, хотя это никоим образом не говорит о возможности образования оппозиции по признаку определенности - неопределенности в рамках собственных имен.

Дальнейшее выявление сходств и расхождений в функционировании категории определенности-неопределенности в двух языках связано с анализом распределения категориальных показателей в параллельных текстах. Анализ этих текстов показывает, что при переводе с одного языка на другой практически во всех случаях сохраняется референциальный статус именных групп. Это не должно вызывать удивления, поскольку в построении высказывания участвуют более глубокие и. по-видимому, универсальные когнитивно-семантические механизмы отображения реальной ситуации в структуре и содержании

текста. Что касается распределения определенных и неопределенных форм внутри одного и того же текста на двух языках, можно отметить наличие вполне ожидаемых различий формального и функционального характера.

При подсчете сопоставляемых имен в пределах одного из двуязычных текстов учитывались все грамматически оформленные существительные. безотносительно к их референциальности, грамматической (синтаксической) функции или принадлежности к той или иной лексико-семантической группе. При этом, в целях упрощения сопоставления все случаи отсутствия эксплицитного артикля в английском тексте. включая значимые и незначимые, рассматриваются как нулевой артикль. Таким образом, определенном)', неопределенному и нулевому артиклям при существительных в форме единственного и множественного числа в английском языке противопоставляются в адыгейском определенная и неопределенная формы имен в единственном числе. Во множественном числе адыгейские существительные стандартно оформляются формативом -хэ + форматив падежа и не различают определенных и неопределенных форм. При сопоставлении именных групп были получены следующие данные:

английский язык

существительные в ед. ч. + определенный артикль -11

-------------------------— + неопределенный артикль - 5

---------------------------- + нулевой артикль - 23

существительные во ми. ч. + определенный артикль - 5 ----------------------------- + нулевой артикль - 9

адыгейский язык

существительные в ед. ч. в определенной форме -7 существительные в ед.ч. в неопределенной форме - 14 существительные во множественном числе (опред.) - 8

Видимые различия в количественном соотношении показателей в рамках одного текста объясняется разными факторами. Прежде всего, отметим встречающиеся несоответствия в лексико-грамматических разрядах слов при переводе с одного языка на другой. Нередко существительному в английском языке соответствует какая-либо другая часть речи или даже целая конструкция в адыгейском (и наоборот), ср.:

Англ. As far as possible without surrender be on good terms with

all persons.

'Насколько возможно без уступки, будьте в добрых отношениях со всеми.'

Адыг. С)лъэк1ыфэ, зымытыпэу, гуры1о дахэ ц1ыфы пстэуми

adul.

Из трех существительных в предложении на английском языке surrender, terms, persons в адыгейском варианте сохраняются лишь два - гуры1о "понимание". ц!ыфы "люди"', причем лишь одно из них (ц1ыфы) является полным лексическим эквивалентом оригинального слова.

Кроме указанного фактора, необходимо учитывать разное влияние тех или иных грамматических контекстов на характер проявления обсуждаемой категории. Последующие разделы второй главы посвящены сопоставительному анализу таких контекстов.

Определенность-неопределенность и число. Специфическое воздействие на проявления определенности или неопределенности имени оказывает субкатегориалыюе значение "множественность", и в этом отношении два языка существенно различаются. В адыгейском языке форма множественного числа существительного является стандартизованной и обязательно предполагает наличие в составе имени существительного формантов определенности -м или -р. Поскольку употребление этих морфем является унифицированным, их нельзя считать проявлением оппозиции по признаку определенности-неопрсделенности. Так. в предложении Жъыбгъэшхуэ кьепщэмэ уы-юхэр екьутэ 'Когда (если) сильный ветер дует, то разрушает дома' семантическая определенность или неопределенность референта упэхэр 'дома' может определяться лишь ситуацией или более широким контекстом высказывания.

В английском языке форма множественного числа накладывает ограничения лишь на употребление неопределенной формы, что вполне естественно, учитывая значение единичности, заложенное в неопределенном артикле а. Существительные во множественном числе могут сопровождаться определенным артиклем или нулевым; они служат соответственно для разграничения анафорического или ситуативно определенного и генерического значений. Ср.: The telephones in our office are always ringing Телефоны в нашем офисе всегда звонят' — Telephones are useful 'Телефоны полезны'.

Определенность-неопределенность и падеж. Существенной чертой, отличающей грамматический строй адыгейского языка от английского, является наличие в нем системы склонения имен. При сопос-

тавлении детерминированных и недетерминированных форм это обстоятельство заслуживает особого внимания, так как категория падежа (в тех языках, где она имеется) оказывается тесно связанной с категорией определенности - неопределенности и в значительной степени определяет ее функционирование.

Характер отношений между этими двумя категориями в адыгейском языке существенно отличается от тех, которые мы можем наблюдать в некоторых западноевропейских языках. Например, в немецком языке, располагающем и системой именного склонения и формальными показателями определенности - неопределенности, корреляция их достаточно прозрачна и лежит на поверхности. Артикли, являясь важнейшим формальным элементом системы словоизменения существительного в немецком языке, выполняют кроме своей основной, де-терминативной, и дополнительную функцию уточнения категориальных функций существительного, в том числе и падежа.

Что касается взаимодействия "артикля" и падежной формы имени в адыгейском языке, исследование данного вопроса сопряжено с целым радом трудностей. Речь идет, прежде всего, о недостаточной разработанности проблемы склонения в адыгских языках, несмотря на наличие довольно большого числа работ по указанной теме. Поскольку данная работа не ставит перед собой задачи решения вопроса об инвентаре и семантике категории падежа, мы принимаем за основу точку зрения тех адыговедов, которые выделяют в адыгейском языке четыре падежа: абсолютный, эргативный. творительный, обстоятельственный.

Не все падежи оказываются одинаково релевантными по отношению к выражению определенности-неопределенности. Грамматически сильными контекстами для реализации оппозиции по признаку определенности - неопределенности являются абсолютный и творительный падежи. Во множественном числе все падежи оказываются нейтральными (нейтрализующими) относительно данной оппозиции. Таким образом, эргативный и обстоятельственный падежи единственного числа, а также все падежи множественного числа существительных в адыгейском языке составляют грамматически слабые контексты для функционирования интересующей нас категории.

Абсолютный падеж является падежом субъекта при непереходном глаголе или прямого объекта при переходном глаголе. В связи с этим в специальной литературе различают абсолютный субъектный и абсолютный объектный падежи. Формально эти падежи абсолютно идентичны и оформляются либо нулевой морфемой, либо полифункциональным формантом -р. напр.:

Ермэлхьаблэ къыращыгъэу, къэшъуакЬм фз1азэу тиъашъэ агьотыгъ.

Букв. 'Привезенную из Армавира, умеющую танцевать девушку нашли'.

Абсолютным падежом с нулевым показателем оформлено прямое дополнение тиъашъэ 'девушка'.

Машътэ-р къы1уахи, унэм л!ыу1агъэр рахыгъ.

'Машину открыли и раненого мужчину внесли в дом'.

Существительное машыпэр 'машина' (прямой объект при переходном глаголе къы1уахи 'открыли') употреблено в форме абсолютного (объектного) падежа. Формант -р при этом не оказывает никакого влияния на синтаксические связи данного существительного и. таким образом, не несет на себе падежных функций, являясь лишь показателем определенности.

Адыгейские существительные в абсолютном падеже могут соответствовать различным формам имени в английском языке.

Творительный падеж единственного числа, стандартно оформляемый морфемой -к/ э (-ч1э), определенность выражает с помощью форматива -м в отличие от абсолютного падежа, где показателем определенности является форматив -р. Напр.: сэ-к1э сэш1ы 'делаю ножом' (неопределенным). сэ-м-к1э сэш!ы 'делаю ножом' (определенным). Отметим, что форматив -л/ может выступать в творительном падеже как факультативный вариант нуля. Речь вдет о тех случаях, когда имя, стоящее в творительном падеже употреблено в своем генерическом значении (см. ниже).

Очевидно, что распределение грамматически сильных и слабых контекстов для категории определенности-неопределенности в английском и адыгейском языках, представляющих различные грамматические системы, не всегда сопоставимо. Те значения, которые в английском передаются при помощи именных конструкций, содержащих в своем составе тот или иной артикль, в адыгейском зачастую выражаются грамматическими формами, ущербными в плане данной категории. Именно поэтому сопоставительный анализ этих языков невозможен без рассмотрения эргативного и обстоятельственного (превратительного) падежей, не различающих определенных и неопределенных форм, но коррелирующих с таковыми в соответствующих именных группах при переводе на английский язык.

Эргатив в адыгейском языке является синкретическим падежом с показателем -м. Так, эргативный субъектный оформляет существительное в функции подлежащего при переходном глаголе. Ср.:

Адыг. Гук!одныгъэ-м-рэ, зэкьоныгъэ-м-рэ, щынэгъуабэ къалъфы.

'Отчаяние и одиночество порождают много страхов' Англ. Many fears are born of fatigue and loneliness. Эргативный субъектный в союзной форме имен гук1одныгъэ-м-рэ, зэкьоныгъэ-м-рэ 'отчаяние и одиночество' соответствует английским существительным с нулевым артиклем fatigue and loneliness, выполняющим объектную функцию.

Наряду с эргативом субъекта в адыгейской грамматике выделяется также эргативный объектный падеж, оформляющий имена в различных синтаксических позициях (кроме подлежащего). Речь вдет, прежде всего, о "косвенно-объектном" значении эргатива (Зекох). Это значение синтаксически многообразно, и в работе рассмотрены различные случаи употребления объектного эргатива. Так, существительное в эргативе со значением темпоральности выполняет в предложении функцию обстоятельства времени. Соответствующие конструкции на английском языке, как правило, содержат в своем составе имя в определенной форме, ср.:

Адыг. Ыкурэ Палеолит лъэхъаны-м... Англ. During the mid- Paleolithic epoch 'В эпоху среднего палеолита...'

Аналогичные корреляции наблюдаются и между эргативом со значением локальности в адыгейском языке и его адвербиальным эквивалентом в английском.

Обстоятельственный (превратптсльный, относительный) падеж таюке создает ограничения для выражения категории определенности-неопределенности. В объяснении сущности именных форм на -(э)у адыговеды до сих пор не пришли к единому мнению. Несмотря на то, что первые грамматики адыгейских языков помещали обстоятельственный падеж в определенное склонение, общеизвестным был и остается факт, что существительные в этом падеже никогда не принимают морфем определенности -м или -р.

Функция, выполняемая морфемой -(э)у во многом определяется семантикой той основы, к которой она присоединяется. Так, обстоятельственное значение включает и указание на признак предмета или лица, как, например, в конструкции адыг. мэзпэсэу 1уэф уэийэ "лесником работаешь"; и указание на признак действия, ср.: ар дахэу матхэ "он пишет красиво".

Сопоставление предложений на адыгейском языке, содержащих различные обстоятельственные формы на -эу с их английскими эквива-

лентами демонстрирует возможность сохранения адвербиального значения именных форм в одних случаях и полное отсутствие такого значения в других предложения на английском языке. Ср. :

адыг. ... зи бзыльфыгъэ зэок!о бланэ пэчъахьэу ык!и Пегъэмба-рэу щытыгъэ, Морпесэр, мэракъэу Адыгэ дзэпщ Т1улъмэ фэхъуфэ нэсы...

'... до тех пор, пока их воинственная королева и пророчица Мар-песса не стала возлюбленной адыгского военачальника Тульма'.

англ. ... until their war-like queen, and prophetess, Marpessa had fallen in love with Thouhne - the chief of the Circassians.

Определеиноапь-неопределенпосшь имели в предикативном контексте. С тех пор, как категория определенности-неопределенности рассматривается в тесной взаимосвязи с референциальным статусом имен, употребление того или иного артикля с именной частью сказуемого предстает в теоретической литературе в новом освещении. Существительное в функции предиката не реферирует, и поэтому оно не может участвовать в оппозиции "определенность-неопределенность", причем данное положение является актуальным для любого языка. Речь может идти лишь о формальной связи предикативных имен с грамматическими показателями обсуждаемой категории.

В предикативной функции имена в адыгейском языке характеризуются абсолютным падежом и оформляются, как правило, нулем, не образуя оппозитивных форм по определенности - неопределенности, напр.:

адыг. Парадизкэр ар карлик чъыгы лъэпкъ 'Парадизка - это сорт карликового дерева'.

В соответствии с нормами английской грамматики существительные в предикативной функции, находясь вне оппозиции определенность-неопределенность, могут оформляться неопределенным, определенным или нулевым артиклями.

Нарицательные существительные в указанной позиции сопровождаются, как правило, неопределенным артиклем. При этом неопределенный артикль не несет в себе никакой семантической или стилистической нагрузки. Определенный артикль при существительном в предикативной функции несет на себе стилистическую окраску и передает значение типичности, воплощения основных характеристик того класса, к которому данное имя принадлежит, ср. : Не is quite the gentleman 'Он совершенный дл<ентльмен'. Без артикля в позиции сказуемого употребляются, как правило, вещественные и абстрактные су ществительные, ср.: This is coton, not wool 'Это хлопок, не шерсть'.

Как видим, при явных различиях в оформлении адыгейских и английских существительных в функции предикатива, неизменной для обоих языков остается нейтрализация оппозиции определенность-неопределенность в предикативном контексте.

Обобщенная форма. Слабым контекстом для категории определенности-неопределенности выступают в сопоставляемых языках (равно как и в любом другом языке) существительные, употребленные в своем родовом значении. Отсутствие оппозиции по признаку определенности-неопределенности в подобных случаях тем более понятно, что эти имена по определению являются нереференциальными и, соответственно, не могут соотноситься с каким-либо определенным или неопределенным референтом.

Несмотря на то, что семантика имен в общей форме исключает их определенность или неопределенность, эксплицитное оформление генерических существительных как в английском, так и в адыгейском языках может варьироваться. Так, в английском языке встречаются следующие комбинации обобщенного существительного и сопровождающего его артикля: существ, в сд. ч. + нулевой артикль; существ, в ед. ч. + неопр. артикль; существ, в ед. ч. + опред. артикль; существ, во мн. ч. + нулевой артикль; существ, во мн. ч. + опред. артикль. Хотя в оформлении имен в общей форме в английском языке4!! представлены все виды артиклей, ни в одном из этих случаев они не выполняют собственно артиклевых функций.

Те л<е выводы можно сделать относительно адыгейского языка. В генерических существительных морфемы -м и -р могут чередоваться с нулем, не являясь при этом показателями категории определенности-неопределенности.

Имена в общей форме чаще всего встречаются в пословицах и поговорках, ср.: Хьак1э(р) бэрэ шьысым бысымыр йэзэшьы 'Если гость долго засиживается, то хозяин устает'. Однако не только пословицы и поговорки могут содержать имена в обобщенной форме. Практически любое существительное, употребленное нереферентно, имеет классифицирующее значение. В текстах на адыгейском языке имена в общей форме могут выполнять различные синтаксические функции и употребляться во всех имеющихся в парадигме склонения падежах. Соответствующие им ангийские эквиваленты могут сопровождаться любым из артиклей. Ср.:

Англ. ... living in a simple tent-like hut, the man of mid-Palaeolithic epoch ... was qui te well equipped to successfully struggle for his survival with the severe conditions ofthat time.

Адыг. Ыкурэ Палеолит лъэхъап ц!ыфыр ... щатырьш ехьыщыр шъо-унэхэм ачЪсэу ... кли.мэт хафэхэм псаоу къызэрялыжъышъущ-тьш фэбэнэпъшкЬ ш1ук1аеу тегъэпсыхъыгъагъ.

'Проживая в простых, похожих на палатки, хижинах, человек эпохи среднего Палеолита был достаточно хорошо оснащен для успешной борьбы за выживание в суровых климатических условиях того времени1.

Коррелирующие существительные в обобщенной форме the man и ц!ыфыр 'человек', выполняющие в обоих языках субъектную функцию, оформлены определенным артиклем и морфемой -р соответственно. Несмотря на невозможность приписания признака определенности генерическим существительным, можно все-таки допустить сохранение (пусть и значительно редуцированное) артиклевых функций за оформляющими их артиклями и артиклеподобными морфемами. В приведенном предложении можно говорить об ограничении генерического значения существительного 'человек' при помощи атрибутивной группы, занимающей постпозицию в английском и препозицию в адыгейском языке.

В этом же предложении встречаем еще одно существительное в общей форме, но имеющее разные формы в английском и адыгейском языках: англ. a hut, адыг. унэхэм 'в домах'. Имени в единственном числе с неопределенным артиклем в английском языке соответствует существительное в форме множественного числа в эргативном падеже, вызванном выполняемой им локативной функцией. Рассмотрим еще один пример:

Англ. During the mid-Palaeolithic epoch man perfected the methods of making stone tools.

Адыг. Ыкурэ Палеолит лъэхъаным ц1ыфы-р мыжъо 1ашэхэ.м яш1ык1э фэ1эпэ-1асэу хъугъэ.

'В эпоху среднего Палеолита человек усовершенствовал методы изготовления каменных орудий труда'.

В слове ц1ыфы-р 'человек', соотвествующем англ. man, морфема -р выполняет уже синтаксические функции и выступает как падежное окончание, т. к. невозможно употребление данного имени в нулевой форме без изменения содержания всей фразы: ц1ыфыр ... хъугъэ 'человек ...стал' — ц1ыфы хъугъэ 'человеком стал'.

Таким образом, формативы -р и -м при обобщенных существительных в одних случаях выполняют чисто падежные функции, в других не несут на себе ни синтаксической, ни определительной нагрузки.

Определенпостъ-пеопределепиость в контексте дейксиса. Дав-

но установлено, что в большинстве языков именно указательное местоимение является источником происхождения определенного артикля или артиклеподобного форманта. Однако, несмотря на сохранение некоторой семантической связи между формантами определенности, функционирующими в современных языковых системах, и соответствующими указательными местоимениями, характер дистрибуции и взаимосвязи этих вполне автономных грамматических элементов на синтаксическом уровне может различаться от языка к языку. Именно в данном контексте мы констатируем наиболее существенные расхождения в реализации обсуждаемой категории между английским и адыгейским.

Пересечение сфер функционирования указательных местоимений и определенного артикля в английском языке очень незначительно. Иначе говоря, только в очень ограниченном количестве случаев возможна субституция определенного артикля демонстративом без нарушения семантики высказывания. Оба детерминатива эквивалентны только при их анафорическом или наглядно-ситуативном употреблении. Все остальные случаи употребления определенного артикля в английском языке, по описанию Дж. Хокинса, исключают возможность замены артикля указательным местоимением.

Адыгейский язык располагает следующими указательными местоимениями: мы "этот", мо, уы, уэ "тот", а "этот, тот". Именно местоимение мы "этот" лежит в основе форматива -л/, являющегося одним из показателей определенности в адыгейском языке.

Указательное местоимение в составе именной группы в соответствии с нормами адыгейской грамматики требует наличия морфемы определенности, но не является источником этой определенности. Зависимость между демонстративами и формантами, выполняющими функции артикля, односторонняя: первые не употребляются без последних, определенная же форма сохраняется и при опускании указательного местоимения. Например, (Мы) тхылъы-р штэ,- хьаджэм къыщэигъ 'Возьми эту книгу,- ходжа протянул ее'.

Таким образом, при необходимости особого выделения детерминируемого имени существительного недостаточно сильное выражение дейксиса формантами определенности компенсируется в адыгейском языке сочетанием определенной формы имени с указательным местоимением, основу семантики которого и составляет деистическое значение.

Посессив и определенность. В адыгейском языке в роли притяжательных местоимений выступают так называемые посессивные пре-

фиксы. Морфологические формы выражения притяжательности в адыгейском языке характеризуются существенными отличиями даже по сравнению с остальными абхазо-адыгскими языками. Так. только в адыгейском языке в рамках как лично-притяжательной, так и относительной принадлежности наблюдается противопоставление форм неотчуждаемой и отчуждаемой принадлежности.

В посессивных конструкциях вопрос об определенности - неопределенности нужно решать применительно к каждом)' члену конструкции.

Говоря о посессивном контексте, мы учитываем, с одной стороны. притяжательные формы имени с местоименным посессором: адыг. сиупэ "мой дом", и с другой стороны, притяжательные конструкции, где посессор выражен существительным: к1а:юм йатэ "отец юноши"". Поскольку в двучленной конструкции посессор оформляется эргативом. который является слабым контекстом для определенности - неопределенности. тем самым посессор с морфологической точки зрения имеет стандартную нейтрализованную форму. Его определенность или неопределенность может устанавливаться только в смысловом плане на основе референциального контекста. А второй член, обладаемое. в адыгейском языке, как правило, не оформляется формативами определенности. ср.:

адыг. Мамрыкъо-.м ерагьэу ынапЬ къызэтрихыгъ.

"Мамруков-ЭРГ с трудом его-глаза раскрыл".

Выделенное существительное употреблено в форме так называемого определенного склонения, но. являясь членом посессивной конструкции. оно остается вне грамматической оппозиции определенности-неопределенности.

Тем не менее, адыгейский язык обнаруживает некоторую неустойчивость в оформлении притяжательных существительных: в отдельных случаях допускается замена нулевой морфемы формативом -р. Кроме того, следует особо отметить наличие в адыгейском языке таких форм посессива, где морфема -р выступает без нулевого варианта и выполняет чисто артиклевую функцию. Напр.. в предложении Си-ныбджзгъулсъыр. уэлахьэ. тымыгъэгу.жъуэп "Моего старого друга не задержим" морфема -р обладает достаточно выраженным определительным значением. Понятно, что говорящий имеет в виду вполне определенного. конкретного "старого друга". В другом семантическом окружении образование сииыбджэгъужъ характеризуется значением неопределенности, что на формальном уровне выражается нулевым формативом: адыг. Сипыбдлсэгъужъ къыдахьэмэ къозгъэхьэкЬн 'Если

ко мне зайдет мой старый друг, я окажу ему гостеприимство'.

В английском языке, различающем, кроме местоименного посес-сива (где артикль исключен), два вида именных посессивных конструкций (генитивную типа Shelly's death и »/-конструкцию типа the king of England), имена в сочетании с формами генитива артиклями не сопро-воледаются. В составе о/-конструкции существительное может быть оформлено нулевым, неопределенным или определенным (со значением неполной детерминации) артиклями. Ср.:

адыг. Кэвказэу, Адыгэхэм яхэгьэгур...

англ. The Caucasus, the homeland of the Circassians,.,

'Кавказ, родина адыгов...'

Подобный параллелизм в оформлении форм посессива в двух языках в текстах встречается нечасто, так как притяжательные существительные в адыгейском языке в большинстве случаев имеют нулевой форматив (адыг. Нухьэ икъуашъо - англ. The Ark of Noa 'Ноев ковчег' и т.п.).

Определенность-неопределенность в сочинительном контексте (существительные в союзной форме). Существительные, связанные аффиксами союзности ведут себя по отношению к категории определенности-неопределенности так же, как это происходит с каждым из них вне подобной комбинации. Для нас существенным является тот факт, что в случае определенности имен, выполняющих функции однородных членов предложения, каждое из них маркируется формальным показателем данной категории, ср.: к1али пшъашъи солъэгъу 'и юношу (какого-то) и девушку (какую-то) вижу'. Соответствующие определенные формы характеризуются морфемой -р: к!алэ-р-и пшъашъэ-р-и сэлъэгъу 'и юношу (определенного) и девушку (определенную) вижу'.

В английском языке, где аналогичное значение передается союзом and или простым перечислением, употребление или неупотребление артиклей перед однородными существительными является более свободным, ср. the king and queen; the father and mother.

Различие в оформлении обусловлено различиями в грамматической типологии сопоставляемых языков. Обязательность морфологической оформленности имени в адыгейском требует повторяемости показателей в цепочке однородных членов. В английском языке, где имя не имеет падежного оформления, артикль является внешним по отношению к имени (аналитическим) показателем определенности-неопределенности. вследствие чего этот показатель может относиться ко всей сочинительной именной группе.

В Заключении подводятся итоги работы и формулируются основные результаты исследования, описанные выше.

По теме диссертации имеются следующие публикации:

1. Категория определенности-неопределенности в адыгских языках // Актуальные проблемы современной лингвистики. Конференция аспирантов и молодых ученых. 26 ноября 1996. М.. 1999, ее. 277-283.

2. Некоторые вопросы теории категории определенности/ неопределенности //1 Международная конференция "Россия и Китай: интеграция в сфере экономии! и образования". 26-28 мая 1998. Биробиджан 1998. Ч. I. -сс. 55-61.

3. К вопросу о сопоставительном анализе категории определенности (на материале адыгейского и английского языков) // Актуальные проблемы общей и адыгской филологии. 27-29 мая 1998. Тезисы докладов. Майкоп. 1998, сс. 14-15.

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Багирокова, Ирина Гаруновна

Введение.

Глава I. Теоретико-типологические аспекты изучения категории определенности-неопределенности.

1. Из истории изучения категории: разнообразие дефиниций.

2. Из истории изучения категории: английский артикль.

3. Категория определенности-неопределенности в современной лингвистике.

4. Категория определенности-неопределенности в разно системных языках. а) Артиклевые языки.

Английский язык.

Датский язык.

Французский язык.

Испанский язык. б) Категория определенности-неопределенности и безартиклевые языки

Русский язык.

Глава II. Сопоставительный анализ категории определенности-неопределенности в адыгейском и английском языках.

1. Предварительные замечания.

2. Определенность-неопределенность в различных лексических группах.

3. Контексты функционирования категории определенностинеопределенности

Определенность-неопределенность и число.

Определенность-неопределенность и падеж.

Определенность-неопределенность в предикативном контексте.

Обобщенная форма имени и категория определенностинеопределенности

Определенность-неопределенность имени в дейктическом контексте.

Посессив и определенность.

Определенность-неопределенность в сочинительном контексте (существительные в союзной форме).

Введение диссертации2000 год, автореферат по филологии, Багирокова, Ирина Гаруновна

Объектом диссертационного исследования является категория определенности-неопределенности. которая традиционно выделялась в грамматических описаниях ряда языков. С поворотом исследовательских интересов к анализу высказывания с позиций теории референции указанная категория получает более широкое толкование, и становится очевидным, что в качестве референциальной категории она, во-первых, универсальна, а во-вторых, многообразна в своих проявлениях. Это обстоятельство делает актуальным изучение данной категории как в общетипологическом (с неограниченным диапазоном сравнения), так и в сопоставительном (конграстивном) плане, предполагающем минимальный диапазон сравнения — два языка.

В нашем исследовании для сопоставления избраны адыгейский и английский языки. Материал этих языков еще не рассматривался под данным углом зрения, благодаря чему работа приобретает определенный характер научной новизны. которая подкрепляется и впервые анализируемым, специально подобранным материалом.

Материал исследования представляет собой примеры из адыгейских и английских художественных текстов, из живой речи, а также подборку параллельных текстов на двух языках.

Непосредственным предметом исследования является характер выраженности указанной категории в соизмеримых текстовых условиях в двух языках.

Известно, что описание категории определенности-неопределенности в таких языках, как английский, немецкий или французский, предпринимаемое в традиционном грамматическом ключе, может показаться тривиальным. Грамматикализованность значения определенности в подобных языках является хорошо установленным фактом их именной морфологии, однако перемещение фокуса внимания на семантико-синтаксическую структуру текста, на контексты референтного и нереферентного употребления имен в высказывании придает проблеме определенности-неопределенности новое звучание.

И если даже в отношении европейских языков отмеченная проблема отнюдь не снимается с повестки дня, она остается тем более актуальной для разработки типологического портрета адыгских языков. В адыговедении, как будет подробнее показано ниже (глава II), статус категории определенности-неопределенности не является до конца проясненным. Наличие этой категории в грамматической структуре языка предполагает наличие специальных средств ее выражения, и в европейских языках это артикли. В адыгских же языках артикля как самостоятельной категории служебных элементов нет, хотя есть элементы, выполняющие артиклевую функцию, на что указывал еще Н.СТрубецкой (1987).

В связи с этим встает проблема специального рассмотрения категории определенности-неопределенности в плане содержания и в плане выражения в адыгских языках на фоне ее сопоставления с аналогичной категорией в языках, где ее существование и автономность не подвергается сомнению (в частности, в английском).

Кроме того, для теории и типологии обсуждаемой категории было бы весьма полезным выяснить соотнесенность и взаимодействие определенности-неопределенности с другими категориальными значениями, формирующими именную грамматику (такими, как падеж, число, указательность, притяжательность), в языках столь разной типологии, как адыгейский и английский. Не лишен интереса и вопрос о том, как проявляется определенность-неопределенность в различных лексико-семантических группах слов в том и другом языке.

Все сказанное определяет основную цель исследования: на основе сопоставления с типичным артиклевым языком, каким является английский, выявить типологическую специфику категории определенности-неопределенности в адыгейском языке.

Достижение этой цели предполагает решение ряда конкретных задач.

1) дать краткий анализ состояния теории определенности и проанализировать типы дефиниций, толкующих это понятие;

2) проследить на ряде примеров организацию и функционирование категории определенности-неопределенности в языках различного строя и различной генетической принадлежности;

3) провести фронтальное сопоставление имеющихся в нашем распоряжении письменных текстов на двух языках для выяснения распространения в них английских и адыгейских показателей определенности-неопределенности;

4) сопоставить функционирование (и саму возможность) подкатегорий определенности и неопределенности в различных лексических классах;

5) сопоставить проявление категории определенности-неопределенности в различных грамматических контекстах (прежде всего падежном, указательном, притяжательном, числовом, предикативном).

Осуществление намеченной программы исследования позволит значительно продвинуться в понимании типологической специфики адыгской категории определенности-неопределености и внести ощутимый вклад в общую теорию этого явления. В этом можно видеть научную значимость исследования.

Практическая значимость данной работы видится в том, что ее результаты имеют непосредственный выход в преподавание английского языка в адыгском вузе и могут использоваться для разработки спецкурсов и учебных пособий.

Следующие положения являются базисными для нашего исследования:

1. Материал типологически различных языков показывает, что семантика определенности-неопределеииости имени универсальна и формируется в структуре высказывания.

2. Адыгейский язык занимает промежуточное положение на типологической шкале "полностью артиклевые языки — полностью безартиклевые языки", приближаясь к артиклевым языкам, но не имеет особого внекатегориального показателя определенности, подобного артиклю европейских языков.

3. Категория определенности-неопределенности в адыгейском гораздо теснее связана отношением формальной подчиненности с другой грамматической категорией (падежа), чем в полностью артиклевых языках типа немецкого или французского, где артикль как самостоятельная служебная часть речи имеет собственное склонение.

4. В обоих языках существуют сильные и слабые лексические и грамматические контексты проявления исследуемой категории, которые лишь частично дают сходную картину.

5. Наиболее существенные расхождения обнаруживаются в контексте множественного числа, которое требует в адыгейском форм определенности независимо от референциальной семантики лексического контекста, и в дейктическом контексте, где наличие указательного местоимения также обусловливает определенную форму имени. Такие особенности адыгейских определенных форм позволяют предположить, что они не полностью семантизированы по категории определенности и могут выступать как чисто формальная примета того или иного грамматического контекста.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Категория определенности-неопределенности в сопоставительном аспекте"

Те же выводы можно сделать и на материале адыгейского языка. В генерических существительных морфемы -м и -р могут чередоваться с нулем, не являясь при этом показателями категории определенности-неопределенности.

Имена в общей форме чаще всего встречаются в пословицах и поговорках. "В пословицах и поговорках соотношение категорий падежа и определенности/ неопределенности характеризуется своими закономерностями. Это связано с обобщенным содержанием пословиц и поговорок, исключающим противопоставление грамматических форм определенности/ неопределенности в именах существительных. Ср.: адыг. Хьак1э(р) бэрэ шьысым бысымыр йэзэшъы 'Если гость долго засиживается, то хозяин устает'; каб.-черк. Ш1алэ(р) жэмэ, л1ыжъым йыльакьуэ(р) мэуз 'Когда мальчик бежит, у старика ноги болят'. Формант -р в подлежащих, выраженных существительными хьак1э(р) 'гость', ш1алэ(р) 'мальчик', лъакьуэ(р) 'ноги', грамматически иррелевантен, его наличие или отсутствие факультативно, т.е. он не несет грамматической информации, не участвует в образовании оппозиции определенность-неопределенность, не влияет на падежное значение" (Кумахов, Кумахова 1985, 46-47).

Однако не только пословицы и поговорки могут содержать имена в обобщенной форме. Практически любое существительное, употребленное нереферентно, имеет классифицирующее значение. В текстах на адыгейском языке имена в общей форме могут выполнять различные синтаксические функции и употребляться во всех имеющихся в парадигме склонения падежах. Соответствующие им английские эквиваленты могут сопровождаться любым из артиклей. Ср.:

Англ. . living in a simple tent-like hut, the man of mid-Palaeolithic epoch . was quite well equipped to successfully struggle for his survival with the severe conditions of that time.

Адыг. Ыкурэ Палеолит лъэхъан ц1ыфыр . щатырым ехьыщыр шъо-унэхэм ач1эсэу . климэт хафэхэм псаоу къызэрялыжьышьущтым фэбэнэнымк1э ш1ук1аеу тегъэпсыхьыгъагь ("А.Ж.").

Проживая в простых, похожих на палатки, хижинах, человек эпохи среднего Палеолита был достаточно хорошо оснащен для успешной борьбы за выживание в суровых климатических условиях того времени'.

Коррелирующие существительные в обобщенной форме the man и ц!ыфыр 'человек', выполняющие в обоих языках субъектную функцию, оформлены определенным артиклем и морфемой -р соответственно. Несмотря на невозможность приписания признака определенности генерическим существительным, можно все-таки допустить сохранение (пусть и значительно редуцированное) артиклевых функций за оформляющими их артиклями и артиклеподобными морфемами. В приведенном выше предложении можно говорить о частичной детерминированности существительного "человек". Вернее, речь идет об ограничении его классного значения при помощи атрибутивной группы, занимающей постпозицию в английском и препозицию в адыгейском языке. То есть, the man и ц1ыфыр называют не представителя всего класса людей, ной не конкретного определенного человека, а обобщенного представителя людей конкретной исторической эпохи.

В этом же предложении встречаем еще одно существительное в общей форме, но имеющее разные формы в английском и адыгейском языках: англ. a hut, адыг. унэхэм 'в домах'. Имени в единственном числе с неопределенным артиклем в английском языке соответствует существительное в форме множественного числа в эргативном падеже, вызванном выполняемой им локативной функцией.

Англ. Receive a friendly guest in peace.

Адыг. Ежъугъэблъагъ ныбджэгъу хьакЬр мамырныгъжЬ ("А.Ж."),

Встречайте добрых друзей миром'.

Оформленное в английском языке неопределенным артиклем объектное существительное a guest 'гость' при переводе на адыгейский приобретает морфему -р.

В другом примере встречавшееся уже существительное 'человек' адыг. ц!ыфы, англ man в общей форме в английском языке сопровождается нулевым артиклем, а в адыгейском оформлено морфемой -рь являющейся в данном случае окончанием абсолютного падежа, как того требует глагол-сказуемое. Ср.:

Англ. During the mid-Palaeolithic epoch man perfected the methods of making stone tools.

Адыг. Ыкурэ Палеолит лъэхъапым ц1ыфы-р мыжъо 1ашэхэм яш1ык1э фэ1эпэ-1асэу хъугъэ ("АЖ. ").

В эпоху среднего Палеолита человек усовершенствовал методы изготовления каменных орудий труда'.

В слове ц1ыфы-р 'человек' морфема -р выполняет синтаксические функции и выступает как падежное окончание, т. к. невозможно употребление данного имени в нулевой форме без изменения содержания всей фразы: вместо ц1ыфыр . хъугьэ "человек .стал' ц1ыфы хъугьэ 'человеком стал'.

Таким образом, формативы -р и -м при обобщенных существительных в одних случаях выполняют чисто падежные функции, в других не несут на себе ни синтаксической, ни определительной нагрузки.

Англ. Cherkesska is a symbolic reflection of this Titan.

Адыг. Адыгэ шъуашэ-р а Титаным исимвол пэш1ыгъ ("А.Ж. "). Черкесска является символическим отражением этого Титана'.

Слово 'черкесска' англ. cherkesska адыг. адыгэ шъуашэр употребленное в классифицирующем значении, в английском и адыгейском предложениях оформлены по-разному - нулевым артиклем в английском и формантом -р (являющимся также морфемой определенности) в адыгейском. В данном примере употребление ~р факультативно и не связано ни с его грамматической, ни с определительной функциями.

Существительные в общей форме в эргативном падеже единственного числа оформляются падежной морфемой -м, напр.:

Адыг. Тыгъужъы-м ышхырэр ышъуэчТэ йэпшьыныжьы (Адыгэ гуышьыТэжъхэр)

То, что съедает волк, своей кожей искупает' (Пример М. А. Кумахова).

В следующем предложении существительное в родовой форме, стоящее в эргативе в адыгейском языке соответствует имени с нулевым артиклем в английском, ср.:

Англ. Be humble and beware of evel

Адыг. Шъумыпэгащ ык1и е-м шъуыфэсакъ ("А.Ж.").

Будьте скромны и остерегайтесь зла'.

В творительном падеже имена в общей форме могут присоединять падежное окончание -к1э как к именной основе, так и к "ж-основе", ср.:

Адыг. Долинскэм щыпсэущтыгъэ ц1ыфхэр щы1эныгъэмк1э анахьэу зыпыльыгъэхэр . ш1уанэ-к1э мэкъу-мэщ аш1эныр ары.

Англ. The principal economy of the Dolinians was hoe-agriculture. ("А.Ж.").

Основным источником существования людей, живших в Долинском ущелье . было мотыжное сельское хозяйство. Букв, мотыгой сельского хозяйства делание'.

Определенность-неопределенность имени в дейктическом контексте

Рассмотрим корреляцию определенных и неопределенных форм существительного с указательными местоимениями в адыгейском и английском языках. Давно установлено, что в большинстве языков именно указательное местоимение является источником происхождения определенного артикля или артиклеподобного форманта, ср., например, англ. the, нем. das и т. д. Недавно появилось интересное свидетельство первого письменно засвидетельствованного употребления романского артикля в "Пародии на Саллическую правду", где он впервые формально и функционально противопоставлен указательному местоимению (которое могло иметь ударение, в отличие от артикля). При этом любопытно коммуникативно-прагматическое распределение обоих элементов в актуализованном высказывании: указательный детерминатив тяготеет к теме, а артикль к реме (Андреева 1999, 3-4).

Однако, несмотря на сохранение некоторой семантической связи между формантами определенности, функционирующими в современных языковых системах, и соответствующими указательными местоимениями, характер дистрибуции и взаимосвязи этих вполне автономных грамматических элементов на синтаксическом уровне может различаться от языка к языку. В 80-е годы можно заметить более скептическое отношение к идее о неразрывности демонстратива и определенности, что нашло, например, отражение в книге Ф.Корблена, специально посвященной соотношению неопределенности, определенности и демонстративности в сфере референции (Corblin 1987). Полагая, что категория неопределенности, будучи не чем иным, как перечислением, является контекстуально независимой интерпретативной категорией, автор подчеркивает, что функциональный анализ высказывания в плане референции заставляет радикально разграничить указательность и определенность как два принципиально различных способа обозначения (целеуказания), вопреки утвердившейся в прежние годы тенденции рассматривать их как варианты друг друга (Corblin 1987, 243-245)

Пересечение сфер функционирования указательных местоимений и определенного артикля в английском языке очень незначительно. Иначе говоря, только в очень ограниченном количестве случаев возможна субституция определенного артикля демонстративом без нарушения семантики высказывания. Оба детерминатива эквивалентны только при их анафорическом или наглядно-ситуативном употреблении.

Все остальные случаи употребления определенного артикля в английском языке, описанные Дж, Хокинсом (см гл.1) исключают возможность замены артикля указательным местоимением. Анализируя различия в семантике и функционировании между определенным артиклем и демонстративами, Дж. Хокинс отмечает, что употребляя указательное местоимение, говорящий а) представляет референт слушающему; Ь) призывает слушающего сопоставить этот лингвистический референт с отождествляемым объектом, причем возможность идентификации этого объекта определяет либо наглядная ситуация, в которой референт был назван, либо наличие знаний о нем, полученных ранее в предшествующем отрезке дискурса.

Дж. Хокинс выделяет следующие условия адекватного функционирования демонстративов, несоблюдение которых приводит к нарушению коммуникации (нижеследующие примеры демонстрируют это):

1) Референт находится в поле зрения или уже известен (на основе предыдущего упоминания).

Pass me that ladder. What?/ What ladder?

Oh, of course, you can't see it from where you are.

2) В случае, когда идентификация объекта оказывается возможной и благодаря наглядной ситуации, и вследствие имевшего место преду поминания, необходимо исключить подобную неоднозначность. Слушающий должен хорошо представлять, на основе чего говорящий предлагает идентифицировать называемый объект.

That professor is a genius. Who?/ Which professor? That one over there? No, the one I was just talking about.

3) Если наглядная ситуация или предшествующий дискурс располагают более чем одним объектом, удовлетворяющим дескриптивным интенциям говорящего, необходимо однозначно дать понять слушающему, что именно говорящий имеет в виду.

Pass me that bucket, will you? Which bucket? The big one or the little one?

4) Слушающий должен знать, что объект, который говорящий имеет в виду, обладает неким качеством, опираясь на которое говорящий и предлагает идентифицировать объект.

Pass me that goosh-injecting tyroid, will you? What?/ That what? Oh, didn't you know? That's a goosh-injecting tyroid.

Те же условия оказываются релевантными и для функционирования именных групп, детерминированных указательным местоимением, и в адыгейском языке, ср.: к условию(1):

Мо тхылъыр къысэт. Сыд?/ Сыд фэдэ тхылъ?

Ары шъу, о уыздэщытым щыплъэпьурэпщтын ар. к условию (2):

А к1алэр бэу ушы. Хэт?/ Сыд фэдэ к1ал? А щысыр ара? Хьа1у, а зыфэс1уагъэр ары. к условию (3):

Мо джанэр къысэт. Сыд фэдэ джан?/ Плъыжьыр ара хьауми фыжьыр ара?

Адыгейский язык располагает следующими указательными местоимениями: мы 'этот', мо, уы, уэ 'тот', а 'этот, тот'. Именно местоимение мы 'этот' лежит в основе форматива -м, являющегося одним из показателей определенности в адыгейском языке, "Происхождение форманта -м довольно прозрачно. Еще Л. Лопатинский чисто интуитивным путем указал на генетическую связь форманта -м с основой указательного местоимения мы 'этот' (о близком предмете). Как в семантическом, так и в фонетическом отношении генетическое родство определительного форманта -м и указательного местоимения мы представляется несомненым" (М. А. Кумахов 1984,86).

В тех случаях, когда имя в адыгейском языке детерминируется указательным местоимением, оно обязательно оформляется и морфемами определенности -м и -р, что было замечено уже в ранних грамматиках адыгейского языка (Яковлев, Ашхамаф, 1941). Подобная комбинация "указательное местоимение + существительное + формант определенности -м или -р" встречается в адыгейском языке довольно часто и выступает грамматической нормой.

Пытаясь найти объяснение этому необычному явлению, Т. Г.

Халбад обращается к толкованию подобных случаев в древнегреческом языке, данному Б. А. Серебренниковым: "В древнегреческом языке довольно часто наблюдается случай, когда артикль при соотносимом элементе в последующем контексте сопровождается указательным местоимением. Такого рода артикль мы называем комитативиым (или сопроводительным) анафорическим артиклем. Это явление зависит от двух причин: 1) от особого эмфатического выделения соотносимого элемента, которое вызывает употребление местоимения вследствие неспособности артикля к сильному дейксису, и 2) от величины интервала между элементами анафорической связи" (Халбад 1975, 116-117).

Т. Г. Халбад приходит к выводу о том, что "частое употребление указательного местоимения при имени существительном определенным образом связано с отсутствием выделительной функции у определенного артикля в этих [абхазо-адыгских — И.Б. ] языках (Там же, 117). Таким образом, при необходимости особого выделения детерминируемого имени существительного недостаточно сильное выражение дейксиса формантами определенности компенсируется в адыгейском языке сочетанием определенной формы имени с указательным местоимением, основу семантики которого и составляет дейктическое значение.

Указательное местоимение в составе именной группы в и U У"1 соответствии с нормами адыгейской грамматики требует наличия морфемы определенности, но не является источником этой определенности. Зависимость между демонстративами и формантами, выполняющими функции артикля, односторонняя: первые не употребляются без последних, определенная же форма сохраняется и при опускании указательного местоимения.

Адыг. Мы тхылъы-р штэ,- хьаджэм къыщэигь (А. Е.)

Возьми эту книгу, - хаджа протянул ее'.

Тхылъыр штэ,- хьаджэм къыщэигь.

Возьми книгу, - хаджа протянул ее'.

Указательные местоимения, выполняющие в именной группе детерминирующую функцию, препозитивны по отношению к определяемому существительному в обоих языках.

Если указательные местоимения при автономном употреблении, т. е. вне состава именной группы, в адыгейском языке характеризуются наличием собственной парадигмы склонения, то в сочетании с детерминированным существительным синтаксическую нагрузку принимает на себя существительное: мы тхылъы-р (абсолютный падеж); мы тхылъы-м (эргативный падеж); мы тхылъы-м-к1э (творительный падеж); мы тхылъ-эу (обстоятельственный падеж).

Посессив и определенность

BKJ у адыгейском языке в роли притяжательных местоимении выступают так называемые посессивные префиксы.

Морфологические формы выражения притяжательности в адыгейском языке характеризуются существенными отличиями даже по сравнению с остальными абхазо-адыгскими языками. Так, только в адыгейском языке в рамках как лично-притяжательной, так и относительной принадлежности наблюдается противопоставление форм "неотчуждаемой" (органической) и "отчуждаемой" ("имущественной") принадлежности.

Однако в данной работе нас интересуют не особенности семантики и плана выражения посессива в адыгейском языке, а его взаимосвязь с категорией определенности-неопределенности.

В посессивных конструкциях вопрос об определенности-неопределенности нужно решать применительно к каждому члену конструкции.

Говоря о посессивном контексте, мы учитываем, с одной стороны, притяжательные формы имени с местоименным посессором: адыг. сиунэ 'мой дом', и с другой стороны, притяжательные конструкции, где посессор выражен существительным: к1алэм йатэ 'отец юноши'. Поскольку в двучленной конструкции посессор оформляется эргативом, который является слабым контекстом для определенности-неопределенности, тем самым посессор с морфологической точки зрения имеет стандартную нейтрализованную форму. Его определенность или неопределенность может устанавливаться только в смысловом плане на основе референциального контекста. А второй член, обладаемое, в адыгейском языке, как правило, не оформляется формативами определенности, ср.: адыг. Али-Султан ымакъэ къэшъэбагъ. (И.М.)

Голос Али-Султана смягчился'. адыг. Мамрыкъом ерагъэу ынапЬ къызэтрихыгъ, (И.М.)

Мамруков с трудом раскрыл глаза'. адыг. Мамрыкьор, уянэ ибыдзышэкГэ сыолэ1у, тыдэ шьухьыгьа Акозэ? (И.М)

Мамруков, заклинаю тебя молоком твоей матери, куда вы увезли Акозу?'

Все выделенные существительные употреблены в форме падежей так называемого определенного склонения, но являясь членами посессивных конструкций, все они остаются вне грамматической оппозиции определенности-неопределенности.

Тем не менее, адыгейский язык обнаруживает некоторую неустойчивость в оформлении притяжательных существительных: в отдельных случаях допускается замена нулевой морфемы формативом -р. Подобные колебания можно наблюдать в одном и том же предложении, ср.: адыг. ЗэжъугъашЬ шъо, сэ сищыЬныгъэр зэренэр ау сипк!ыхьып1э зэуэкЫкор ("А.Ж.").

Знайте же, что жизнь моя вечна, а сон короток'. Объясняя такие случаи чередования -р с нулем некоторые лингвисты относят их явлениям экспрессии и стиля (Кумахов 1971, 73).

Кроме того, следует особо отметить наличие в адыгейском языке таких форм посессива, где морфема -р не имеет нулевого варианта и выполняет чисто артиклевую функцию. В качестве примера используем описание образований типа каб. синыбжъэгъужъ{ыр) 'мой старый друг' в различных окружениях, предложенное М. А. Кумаховым (Кумахов, 1971, 75). Рассмотрим адыгейский эквивалент этого образования. В предложении адыг. Синыбджэгьужъыр, уэлахьэ, тымыгъэгужъуэн 'Моего старого друга не задержим' морфема -р обладает достаточно выраженным определительным значением. Понятно, что говорящий имеет в виду определенного, конкретного "старого друга". Форматив -р в данном случае обладает дефинитным значением и не может быть заменен нулем. В другом семантическом окружении образование синыбджэгъужъ характеризуется значением неопределенности, что на формальном уровне выражается нулевым формативом: адыг. Синыбджэгъужъ къыдахьэмэ къэзгъэхъэкГэн 'Если ко мне зайдет мой старый друг, я окажу ему гостеприимство'. В данном случае речь идет о неизвестном, любом 'старом друге', и нулевой форматив в слове синыбджэгъужъ является грамматически инвариантным.

Таким образом, из вышесказанного видно, что в целом притяжательная форма имени существительного в адыгейском языке является слабым грамматическим контекстом для категории определенности-неопределенности. Тем не менее, в отдельных речевых ситуациях в посессивных конструкциях возможно возникновение противопоставления по данному признаку.

В английском языке, как и в адыгейском, имя оказывается детерминированным посессором в конструкциях, где последний выражен притяжательным местоимением, либо так называемой формой генитива: англ. Shelly's death 'смерть Шелли'; ту father мой отец'. При сочетании существительного с подобными детерминативами артикль (как определенный, так и неопределенный) всегда опускается.

Значение притяжательности передается в английском языке не только сочетанием существительного с формой генитива, но и при помощи посессивной конструкции с частицей of причем семантически эти конструкции тождественны: George's book= the book of George 'книга Джорджа'; my brother's wife= the wife of my brother 'брат моей жены'.

В посессивной о/-конструкции существительное оформляется артиклем, как и в любой другой препозитивной группе типа the man in the moon. Артикли, входящие в состав подобных конструкций, О. Есперсен называл "артиклями неполной детерминации" (Jespersen

1962), поскольку полная определенность существительного достигается сочетанием артикля со следующей придаточной конструкцией или именной группой, называющей посессора.

Употребление форм генитива в современном английском языке довольно ограниченно. В некоторых случаях такая конструкция может оформляться определенным артиклем. Однако следует иметь в виду, что такой артикль детерминирует посессор (выраженный генитивом), но не обладаемое, ср.: англ. Gradually, this creates groups of blood relatives from the mother's line ("А.Ж.").

В результате сформировались группы кровных родственников по материнской линии'.

В конструкции the mothers line 'материнская линия' артикль относится к существительному mother 'мать', а не line 'линия'. Дефинитность последнего определяется посессивной формой mother's (См. Hewson 1972,116).

Практически во всех сопоставляемых предложениях эквивалентами посессивных конструкций адыгейского языка в английском тексте являются ^/-конструкции. Как уже говорилось выше, грамматика английского языка допускает употребление любого артикля в такой конструкции: адыг. О дунаем урищылъф. англ. You are a child of the universe ("А.Ж."). 'Ты- дитя вселенной'.

Притяжательные существительные в обоих языках выполняют в данном предложении предикативную функцию и маркированы как неопределенные.

В следующем примере сопоставляемые имена в притяжательной форме оформлены показателями определенности: адыг. Кэвказэу, Адыгэхэм яхэгьэгур. англ. The Caucasus, the homeland of the Circassians. 'Кавказ, родина адыгов.'

Подобный параллелизм в оформлении форм посессива на обоих языках в текстах встречается нечасто, так как притяжательные существительные в адыгейском языке в большинстве случаев имеют нулевой форматив. Их английские эквиваленты при этом могут иметь любую форму: адыг. Нухьэ икъуаилъо - англ. The Ark of Noa 'Ноев ковчег'; адыг. Кэвказы итхыд - англ. The Legend of Caucasus 'Легенда о Кавказе'.

Необходимо заметить, что в посессивной конструкции и в английском и в адыгейском языках обладаемое всегда оказывается детерминированным (в большей или меньшей степени) своим посессором. Притяжательные существительные в адыгейском языке, даже являясь контекстуально определенными, не используют дополнительные внешние средства для проявления категории определенности-неопределенности (морфемы -р и -м), демонстрируя действие принципа экономии языковых средств. В этом заключается существенное отличие посессивных конструкций от дефинитных сочетаний существительного с дем о истратив ом в адыгейском языке. И лишь отдельные речевые ситуации создают почву для материального оформления противопоставления по признаку определенности-неопределенности.

В английском языке, различающем два вида посессивных конструкций, имена в сочетании с формами генитива артиклями не сопровождаются. В составе о/конструкции существительное может быть оформлено нулевым, неопределенным или определенным (со значением неполной детерминации) артиклями.

Определенность-неопределенность в сочинительном контексте (имена существительные в союзной форме)

Существительные в союзной форме в адыгейском языке могут вступать в оппозицию по признаку определенности-неопределенности. На формальном уровне неопределенность имени существительного, как и во всех других случаях, выражается нулем: адыг. к1али пшьашьи сэлъэгъу 'и юношу (какого-то) и девушку (какую-то) вижу'. Соответствующие определенные формы характеризуются морфемой -р: адыг. к1алэ-р-и пшъашъэ-р-и сэлъэгъу 'и юношу (определенного) и девушку (определенную) вижу'.

В соединительных формах другого типа (образованных при помощи суффикса -рэ) противопоставление определенная форма-неопределенная форма реализуется при помощи форматива -м: адыг. к1алэ-рэ пшъашъэ-рэ сэлъэгъу 'Юношу (неизвестного) и девушку (неизвестную) вижу'; к1алэ-м-рэ пшъашъэ-м-рэ сэлъэгъу 'Юношу(определенного) и девушку (определенную) вижу'.

По сути, существительные, связанные аффиксами союзности ведут себя по отношению к категории определенности-неопределенности так же, как это происходит с каждым из них вне подобной комбинации. Для нас существенным является тот факт, что в случае определенности имен, выполняющих функции однородных членов предложения, каждое из них маркируется формальным показателем данной категории.

В английском языке, где аналогичное значение передается союзом and или простым перечислением, употребление или неупотребление артиклей перед однородными существительными является более свободным. В большинстве случаев, когда несколько тесно связанных между собой слов являются семантически определенными, для их детерминации оказывается достаточным употребление артикля перед первым именем существительным, перед остальными артикль опускается: англ. the king and queen; the father and mother; the brother and sister (Hewson 1972, 127).

Различие в оформлении обусловлено различиями в грамматической типологии сопоставляемых языков. Обязательность морфологической оформленности имени в адыгейском требует повторяемости показателей в цепочке однородных членов. В английском языке, где имя не имеет падежного оформления, артикль является внешним по отношению к имени (аналитическим) показателем определенности-неопределенности, вследствие чего этот показатель может относиться ко всей сочинительной именной группе.

Заключение

Рассмотрение данных сопоставляемых языков, а также языков, составляющих типологический фон исследования, позволяет прийти к заключению, что определенность-неопределенность существительного - общая языковая категория, выражаемая тем или иным способом во всех языках. Эта универсальность является одной из важнейших черт категории определенности-неопределенности. Благодаря ей становится возможным привлечение материала все большего количесва языков для создания типологической картины данной категории. Вместе с тем, характер и способы функционирования определенности-неопределенности могут существенно варьировать от языка к языку.

Адыгейский и английский языки, представляющие разные языковые типы, демонстрируют специфику механизмов действия категории определенности-неопределенности в каждом из них в соответствии с общесистемными расхождениями между ними.

Сопоставление плана содержания и плана выражения данной категории, проведенное на материале английского и адыгейского языков, представляется целесообразным уже потому, что "сопоставление одного языка с другим позволяет нередко увидеть те стороны явления, которые остаются скрытыми при рассмотрении его вне сравнения" (Крушельницкая 1961).

В английском языке категория определенности-неопределенности существительного является строго грамматикализованной и выражается системой артиклей: определенного the, неопределенного а и нулевого.

Адыгейский язык, хотя и далекий от статуса классического артиклевого языка, также имеет в своем распоряжении языковые элементы, позволяющие говорить о наличии в нем грамматической категории определенности-неопределенности.

Определенность в адыгейском языке выражается при помощи формативов -м или -рь неопределенность характеризуется нулевым показателем.

Как и следовало ожидать, сопоставляемые языки демонстрируют как элементы сходства, так и специфические черты в семантике и функционировании определенности-неопределенности. Тождественными в английском и адыгейском языках оказываются отношения между определенностью-неопределенностью существительных и их референциальным статусом.

Семантика определенности-неопределенности, рассмотренная на материале двух языков, остается неизменной. Определенность имени предполагает ссылку на опыт слушающего и его способность идентифицировать называемый предмет в данном контексте. Неопределенность, как правило, сигнализирует о введении в дискурс нового, неидентифицированного объекта.

Для обоих сопоставляемых языков существуют сильные и слабые лексические и грамматические контексты для категории определенности-неопределенности.

Предметные исчисляемые существительные составляют в обоих языках ту лексико-семантическую группу, в пределах которой наиболее полно проявляется противопоставление по признаку определенности-неопределенности. Обнаруживается также сходство лингвистических и экстралингвистических предпосылок для возникновения значений определенности или неопределенности у предметных исчисляемых существительных в адыгейском и английском языках. Анализ двуязычных текстов показывает, что соотносимые предметные имена на адыгейском и английском языках в одних случаях сохраняют свой статус определенного или неопределенного существительного, в других - имеют место всевозможные транспозиции.

Абстрактные и вещественные существительные в обоих языках выделяются как лексические группы, лишенные грамматического признака определенности-неопределенности.

Рассмотрение лексической группы, включающей имена собственные, еще раз подтверждает общепринятую точку зрения о семантической детерминированности имени собственного, заложенной в его природе. Именно поэтому такие существительные не нуждаются в дополнительных средствах выражения определенности и обходятся в обоих языках без грамматических показателей этой категории. Исключение составляют случаи эмоционально-экспрессивного выделения личных имен, которое в обоих языках может подкрепляться наличием формативов определенности или неопределенности (в английском языке)

Адыгейские и английские существительные, называющие уникальны е, единств енны е в св о ем р оде пр едметы, также демонстрируют сходство во взаимосвязи с категорией определенности-неопределенности как в семантическом плане, так и на формальном уровне. Являясь дефинитными по определению, существительные, обозначающие уникальные объекты, в отличие от имен собственных, в обоих языках сопровождаются определенными детерминативами: определенным артиклем the в английском языке и формантами-жи-рв адыгейском.

Сопоставление взаимодействия категории определенностинеопределенности имен существительных с другими категориальными значениями, формирующими именную грамматику в таких типологически несхожих языках, как английский и адыгейский, оказывается весьма существенным как для формирования общего представления об этой категории, так и для подтверждения наличия типологических особенностей указанной категории в адыгейском языке.

Принципиальным отличием грамматического строя адыгейского языка от английского, отражающимся и на типологии обсуждаемой категории, является наличие в первом системы склонения имен. Не все падежи оказываются одинаково релевантными по отношению к категории определенности-неопределенности. В результате, можно говорить о наличии в адыгейском языке грамматически сильных и слабых контекстов для данной категории, представленных тем или иным падежом. Так, грамматически сильными контекстами (выделяющими определенные и неопределенные формы) являются номинативный и творительный падежи. Эргативный и обстоятельственный падежи выступают грамматическими ограничениями для функционирования категории определенности-неопределенности в адыгейском языке.

Кроме того, значительные трудности в изучении данной категории в адыгейском языке вызваны полифункциональностыо определительных морфем -м и -р, выполняющих также падежные функции.

В оформлении имен существительных во множественном числе аиглиискии и адыгеискии языки существенно различаются. В адыгейском языке морферма множественного числа предполагает обязательное наличие морфем определенности -м или -р. Однако такая взаимосвязь числа и определенности носит формальный, поверхностный характер. Предметы, обозначенные существительными во множественном числе могут быть известными, определенными или неизвестными в зависимости от ситуации, контекста. В английском языке оформление существительных во множественном числе не является таким унифицированным, как в адыгейском языке. Существительные во множественном числе в английском языке могут сопровождаться определенным или нулевым артиклями.

Значительные расхождения наблюдаются между адыгейским и английским языками в области взаимодействия категории определенности-неопределенности и указательных местоимений. В английском языке существительные, детерминированные демонстративом, никогда не употребляются с артиклем. В адыгейском языке наблюдается принципиально иная картина: указательное местоимение требует после себя имени, грамматически оформленного показателями определенности -м или -р. При сопоставлении сочетаний существительных с демонстративами тождественными в обоих языках оказываются лишь условия (контекстуальные, ситуативные), релевантные для употребления указательного местоимения с целью детерминации имени существительного.

Притяжательные существительные в сопоставляемых языках демонстрируют значительное сходство во взаимосвязи с категорией определенности-неопределенности. И в адыгейском и в английском языках такие имена остаются вне оппозиции определенности-неопределенности, т. к. в качестве их детерминативов выступают существительные, называющие посессора (в английском речь идет о притяжательных конструкциях типа my brother's wife). Только в отдельных, довольно редких, случаях адыгейский язык допускает возникновение оппозитивных форм в посессивных конструкциях.

Различия и сходства в выражении и функционировании категории определенности-неопределенности в адыгейском и английском языках, как показывает сопоставительный анализ, вызваны структурными особенностями этих языков, что в полной мере подтверждает тезис о том, что категория определенности-неопределенности выступает "как своего рода уменьшенная модель, в которой воспроизводятся механизмы, управляющие языковой референцией, языковой категоризацией и построением связного текста и определяющие в конечном счете функционирование языковой системы в целом (Ревзина 1979, 71).

Список научной литературыБагирокова, Ирина Гаруновна, диссертация по теме "Сравнительно-историческое, типологическое и сопоставительное языкознание"

1. Адмони В. Г, Введение в синтаксис современного немецкого языка. М., 1955.

2. Адмони В. Г. Теоретическая грамматика немецкого языка: Строй современного немецкого языка. 4-е изд. М., 1986.

3. Алехина М. П. Категория определенности-неопределенности предмета в современном русском языке: Автореф. дис. . канд. филол. наук. М., 1975.

4. Андреева Б. В. Об одном позднелатинском тексте в связи с проблемой романского артикля // Индоевропейское языкознание и классическая филология III. Санкт-Петербург, 1999, сс. 3-5.

5. Аракин В. Д. Сравнительная типология английского языков. Учебное пособие для студентов пед. институтов. 2-е изд. М., 1989.

6. Арутюнова Н. Д. Предложение и его смысл. Логико-семантические проблемы. М., 1976.

7. Арутюнова Н. Д. К проблеме функциональных типов лексического значения// Аспекты семантических исследований. М., 1980.

8. Арутюнова Н. Д. Лингвистические проблемы референции// Новое в зарубежной лингвистике, вып. XIII. Логика и лингвистика. (Проблемы референции). М., 1982. сс. 5-40.

9. Ахманова О. С. Словарь лингвистических терминов. М., 1966.

10. Вельский А. В. Интонация как средство детерминирования и предицирования в русском литературном языке // Исследования по синтаксису русского литературного языка. М., 1974.

11. Блох М. Я. Теоретическая грамматика английского языка. М., 1994. ;

12. Божно J1. И. Артикль в современном немецком языке. М., 1956.

13. Бокий Е. А. Артикль как показатель грамматического значения1. М С С мопределенности или неопределенности существительного (на м-ле французского языка). УЗЛГУ №262. Серия филологических наук. Вып. 50, Л., 1958.

14. Бондарко А. В. Грамматическая категория и контекст. Л., 1971,

15. Бондарко А. В. Теория морфологических категорий. Л., 1976.

16. Бондарко А. В. Функциональная грамматика. Л., 1984.

17. Бухмастова Г. А, Денотативные статусы имен лица в современном английском языке: Автореф. дис. . канд. филол. наук. Л., 1987.

18. Вайнрайх У. Текстовая функция французского артикля// Новое в зарубежной лингвистике. М, 1978.

19. Васильева-Шведе О. К., Степанов Г. В. Теоретическая грамматика испанского языка. Морфология и синтаксис частей речи. M.f 1990.

20. Виноградов В.А. Именные категории в сонгай // Основы африканского языкознания. Именные категории. М., 1997.

21. Винокур Т. Г. Говорящий и слушающий. М., 1993.

22. Воронина Д. Д. Типы агенса и значения определенности, неопределенности и обобщенности // Филологические науки, 1975, №4, сс. 74-82.

23. Габучян Г. М. Категория артикля в арабском литературном языке (в связи с общей теорией артикля). Дис. . канд. филол.наук. М., 1967.

24. Гак В. Г. Русский язык в сопоставлении с французским. М., 1975.

25. Гак В. Г. К типологии лингвистических номинаций // Языковая номинация. Общие вопросы. М., 1977, сс. 230-293.

26. Гак В. Г. Сравнительная типология французского и русского языков. М., 1983.

27. Гак В. Г. Теоретическая грамматика французского языка. Морфология. М., 1986.

28. Гак В. Г. О плюрализме в лингвистических теориях // Филологические науки, 1997, № 6.

29. Гордон Е. М. и Крылова И. П. Употребление артикля в английском языке. МГПИИЯ им М. Тереза, 1970.

30. Гулыга Е. В. Реализация категории обобщения на синтаксическом уровне// Вопросы русского языкознания. М, 1979. Вып 2, сс. 29-39.

31. Гуревич В. В. Есть ли артикли в русском языке // Русская речь. 1968. №3.

32. Гуревич В. В. О категории "определенность-неопределенность"// Проблемы языкознания и теории английского языка. М., 1978. Вып. 4.

33. Гуревич В. В. О семантике неопределенности// Филологические науки, 1983, № 1, сс. 54-60.

34. Гусейнов JI. Р. Проблема однозначности категории определенности как коммуникативной единицы: Автореф. дисс. . канд. филол. наук, Киев, 1979.

35. Доннелан К. С. Референция и определенные дескрипции// Новое в зарубежной лингвистике, вып. XIII. Логика и лингвистика. (Проблемы референции). М., 1982. сс. 133-160

36. Дурново Н. Н. Грамматический словарь. М.-П., 1924.

37. Ермакова О. П. Местоимение какой-то!i Филологические науки, 1986, №1, сс. 54-58.

38. Ермолаева Л. С. Очерки по сопоставительной грамматике германских языков. М., 1987.

39. Есперсен О. Философия грамматики. М., 1958.

40. Заяц Б. Е. Значение и употребление артиклей в немецком языке по сравнению с английским: Автореф. дис. . канд. филол, наук. Львов, 1971.

41. Зекох У. С. О системе склонения в адыгейском языке // Уч. записки АНИИ, т. II. Майкоп, 1963.

42. Зекох У. С. Система склонения в адыгейском языке. Майкоп, 1969.

43. Зекох У. С. О грамматических категориях в адыгейском языке // Вопросы адыгейского языкознания. Майкоп, 1988. Вып. III, сс. 3-35.

44. Зиндер Л. Р., Строева Т. В. Современный немецкий язык: Теоретический курс, (учебник для пед. институтов и факультетов иностранных языков). 3-е изд. М., 1957.

45. Иванцова И. П., Бурлакова В. В., Почепцов Г. Г. Теоретическая грамматика современного английского языка. М., 1981.

46. Илия Л. И. Артикль во французском языке. М., 1956.

47. Илия Л. И. О грамматическом значении артикля при существительном в современном французском языке. УЗ МГПИИЯ, № 9, 1956.

48. Исаченко А. В. Грамматический строй русского языка в сопоставлении с словецким. Морфология. Изд. 2-е. Часть первая. Братислава, 1965,

49. Канонич С. И. Функция артикля в испанском языке. Дис. . доктора филол. наук. М., 1974.

50. Караулов Ю. Н. Предикация и неопределенность?// Словарь, Грамматика. Текст. М., 1996, сс. 387-395.

51. Категория определенности-неопределенности в славянских и балканских языках. М., 1979.

52. Каушанская В. J1. и др. Грамматика английского языка. JI., 1959.

53. Кацнельсон С. Д. Типология языка и речевое мышление. М., 1972.

54. Керашева 3. И. Грамматический очерк адыгейского языка// Русско-адыгейский словарь. М., 1960.

55. Климов Г. А. Кавказские языки. М., 1965.

56. Климов Г. А., Алексеев М.Е. Типология кавказских языков. М.,1980.

57. Климов Г.А. Введение в кавказское языкознание. М., 1986.

58. Крамский И. К проблеме артикля// ВЯ, 1963. № 4.

59. Кронгауз М. А. Тип референции именных групп с местоимениями весь, всякий и каждый// Семиотика и информатика. М., 1984. Вып. 23, сс. 107-123.

60. Крушельницкая К. Г. Очерки по сопоставительной грамматике немецкого и русского языков. М., 1961.

61. Крылов С. А. Морфосинтаксические механизмы выражения категории детерминации в современном русском языке//

62. Разработка и применение лингвистических процессоров. Новосибирск, 1983, сс. 148-170.

63. Крылов С. А, Детерминация имени в русском языке: теоретические проблемы// Семиотика и информатика. М, 1984. Вып 23.

64. Кузнецов С. Н. Типологические особенности скандинавского артикля// Учебно-методический сборник Дипломатической академии МИД СССР. М., 1982. Вып 5.

65. Кузнецов С. Н. Теоретическая грамматика датского языка. (Морфология). М., 1989.

66. Кумахов М, А. Морфология адыгских языков, I. Москва-Нальчик, 1964.

67. Кумахов М. А. О комбинаторных вориантах эргатива в адыгейском, кабардинском и убыхском языках// Эргативная конструкция предложения в языках различных типов. Тезисы докладов. М., 1964.

68. Кумахов М. А. Словоизменение адыгских языков. М., 1971.

69. Кумахов М.А., Кумахова З.Ю. Язык адыгского фольклора: Нартский эпос. М., 1985.

70. Кумахов М. А. Очерки общего и кавказского языкознания. Нальчик, 1986.

71. Кумахов М, А. Сравнительно-историческая грамматика адыгских (черкесских) языков. М., 1989.

72. Кухаренко В.А. Интерпретация текста. М.} 1988.

73. Лайонз Д. Введение в теоретическую лингвистику. М., 1978.

74. Левин Ю. И. О семантике местоимений// Проблемы грамматического моделирования. М., 1973, сс. 108-121.

75. Левинтова Э. И,, Вольф Е. М. Испанский язык. Грамматический очерк, литературные тексты с комментариями и словарем. М,( 1964.

76. Лопатинский Л. Г. Краткая кабардинская грамматика. Вып. XII, отд. П.Тифлис, 1891.

77. Марузо Ж. Словарь лингвистических терминов. М., 1960.

78. Масленникова Л. Н. Обобщающий артикль в современном английском языке. М., 1972.

79. Мехидо Л., Пилярес П. Курс испанского языка. М., 1965.

80. Миронец Ю. А. История учений об артикле в грамматиках английского языка. Дис. . канд. филол. наук. Л., 1960

81. Москальская О. И. Артикль в немецком языке// ИЯ Ш, 1956, № 5.

82. Мухин А. М. Об артикле // Вопросы грамматики. Сборник статей к 75- летию акад. И. И. Мещанинова. М.-Л., 1960.

83. Николаева Т. М. Акцентно-просодические средства выражения категории определенности-неопределенности // Категория определенности-неопределенности в славянских и балканских языках. М., 1979.

84. Николаева Т.М. Словосочетания с лексемой "один". Форма, значения и их контекстная маркированность// Синтаксис текста. М., 1979, сс. 134-161.

85. Николаева Т. М. Определенности-неопределенности категория// ЛЭС.М., 1990.

86. Новакович А. С. Датский язык. М., 1962.

87. Откупщикова М. И. Синтаксис связного текста. М.„ 1982.

88. Падучева Е. В. Референциальные аспекты высказывания, (семантика и синтаксис местоименных слов). Автореф. дис. . доктора филол. наук, М., 1982.

89. Падучева Е. В. К теории референции: имена и дескрипции в неэкстенсиональных контекстах// НТИ, 1983, сер. 2 № 1.

90. Падучева Е. В. Высказывание и его соотнесенность с действительностью. М., 1985.

91. Пилка А. П. Неопределенные детерминативы литовского языка (в сопоставлении с английским): Автореф. дис. „. канд. филол. наук. Вильнюс, 1984.

92. Пиотровский Р. Г. Как родился определеный артикль в романских языках// Res Philologica. М.; Л., 1990.

93. Плунгян В. А. Коммуникативная информация и порядок слов// Институт русского языка. Проблемная группа по экспериментальной и прикладной лингвистике. Предварительные публикации. 1983, Вып. 149.

94. Поспелов Н. С. О синтаксическом выражении категории определенности-неопределенности в современном русском языке// Исследования по современному русскому языку. М., 1970.

95. Поспелов Н. С. О выражении категории определенности/ неопределенности временными значениями русского глагола в форме прошедшего совершенного // Памяти академика В. В. Виноградова. М., 1971,

96. Пропп В. Я. Проблема артикля в современном немецком языке// Памяти академика Л. В. Щербы. Сборник статей. Л., 1951.

97. Рассел. Дескрипции// Новое в зарубежной лингвистике, вып. XIII. Логика и лингвистика. (Проблемы референции). М., 1982. сс. 41-54.

98. Ревзин И. И. О роли коммуникативного аспекта языка в современной лингвистике// Вопросы философии, 1972 №11.

99. Ревзин И. И. Некоторые средства выражения противопоставления по определенности в современном русском языке// Проблемы грамматического моделирования. М., 1973.

100. Ревзин И. И. Современная структурная лингвистика. Проблемы и методы. М., 1977.

101. Ревзин И. И. Анкета по категории определенности-неопределенности// Балканский лингвистический сборник. М.,1977.

102. Ревзин И. И. Структура языка как моделирующей системы. М.,1978.

103. Ревзина О. Г. Функциональный подход к языку и категория определенности-неопределенности// Категория определенности-неопределенности в славянских и балканских языках. М., 1979.

104. Реформатский А. А. Введение в языкознание. М., 1955.

105. Рогава Г. В. К вопросу о структуре именных основ и категории грамматических классов в адыгских (черкесских) языках. Тбилиси, 1956.

106. Рогава Г. В., Керашева 3. И. Грамматика адыгейского языка. Краснодар-Майкоп, 1966.

107. Родригес-Данилевская Е.И., Патрушев А.И., Степунина И.Л. Испанский язык. М., 1988.

108. Русско-адыгейский словарь. М., 1960.

109. Рылов Ю. А. Определенность/неопределенность существительного в отношении к актуальному членению предложения (на материале русского и испанского языков): Автореф. дис. . канд. филол. наук. Воронеж, 1975.

110. Серебренников Б. А. Вероятностные обоснования в компаративистике. М., 1974.

111. Серебренников Б. А. Общие вопросы артикля и проблема семантики употребления артикля в древнегреческом языке. Дис. . канд. филол. наук. М., 1949.

112. Ш.Серл Дж. Референция как речевой акт// Новое в зарубежной лингвистике. Вып. XIII. Логика и лингвистика. (Проблемы референции). М., 1982. сс.

113. Скляренко А. М. Артиклевые образования в ономастике (опыт теоретико-типологического анализа)// Филологические науки, 1984, №5, сс. 58-65.

114. Слюсарева Н. А. Проблемы функциональной морфологии современного английского языка. М., 1986.

115. Смирницкий А. И. Морфология английского языка. М., 1959.

116. Смирнов Н. Н, О неупотреблении артикля в английском языке// Филологические науки, 1996, №2.

117. Смирнов Ю. Б. Семантика и функционирование местоименных слов со значением неопределенности в современном русском языке: Автореф. дис. канд. филол. наук. Л., 1987.

118. Смирнова И.А. Категория числа и определенности-неопределенности в современных иранских языках // Межкатегориальные связи в грамматике. Спб., 1996.

119. Спорные вопросы английской грамматики. Л., 1988.

120. Старинин В. П. Лингвистические заметки арабиста // Семитские языки. М., 1963.

121. Строева Т. В., Зиндер Л. Р. Грамматическая категория соотнесенности имени существительного в немедком языке// Ученые записки Ленинградского университета, 1961. №301. Серия филологических наук. вып. 60.

122. Суперанская А. В. Общая теория имени собственного, М., 1973.

123. Таов X. Т. Склонение в адыгских языках в сравнительном освещении. Нальчик, 1967.

124. Теория функциональной грамматики. Субъектность. Объектность. Коммуникативная перспектива высказывания. Определенность/неопределенность.СПб., 1992.

125. Трубецкой Н. С. Отношение между определяемым, определением и определенностью// Избранные труды по филологии. М., 1987.

126. Уорф Б. Л. Грамматические категории// Принципы типологического анализа языков различного строя. М., 1972, сс. 44-60.

127. Федоровская Т. Н. Категория неопределенности и ее реализация в неопределенно-личном предложении с "one". М., 1983.

128. Феоктистов А. П. О формах выражения определенности нарицательных и собственных имен// Ономастика. М., 1969,

129. Фридман М. Д. Специфика артикля в свете типологического анализа. Дис . канд. филол. наук. Житомир, 1968,

130. Фурсенко Д. П. Порядок слов как одно из средств выражения неопределенности/ определенности имен существительных// Русский язык за рубежом. 1970. № 4.

131. Халбад Т. X. Выражение категории определенности и неопределенности в абхазо-адыгских языках. Тбилиси, 1975.

132. Хэмп Э. Словарь американской лингвистической терминологии. М., 1964.

133. Чейф У. Данное, контрастовность, определенность, подлежащее, топики и точка зрения// Новое в зарубежной лингвистике. Вып. XI. М, 1982. сс. 277-316.

134. Чейф У. Значение и структура языка. М., 1975.

135. Чехов А. С. О реферернтном употреблении референтных групп в тексте// Лингвистика текста. Материалы научной конференции ч. И. М., 1974.

136. Чехов А. С. Референциальное значение высказывания как объект интегрального семантического описания// Институт русского языка. Проблемная группа по экспериментальной и прикладной лингвистике. Предварительные публикации. М., 1986. Вып. 157.

137. Шагиров А. К. Очерки по сравнительной лексикологии адыгских языков. Нальчик, 1962.

138. Шагиров А. К. Сравнительная характеристика системы склонения в адыгских языках. // Вопросы изучения иберийско-кавказских языков. М., 1961.

139. Шевякова В. Е. Современный английский язык. (Порядок слов, актуальное членение, интонация). М., 1980.

140. Шмелев А. Д. Определенность-неопределенность в названиях лиц в русском языке: Автореф. дис. . канд. филол. наук. М., 1984.

141. Штеллинг Д. А. Английский артикль и роль в грамматике текста// ИЯ в школе, 1978, № 6, сс. 3-13.

142. Штеллинг Д. А. Грамматическая семантика английского языка. Фактор человека в языке. М.,1996.

143. Щетинин Л. М. Категория определенности- неопределенности и ее структурообразующая функция в связном тексте (на материале английского языка)// Лингвистика текста. Материалы научной конференции. Ч. II. М., 1974.

144. Якобсон Р. О. О структуре русского глагола// Избранные работы М., 1985, сс. 210-221.

145. Яковлев Н. Ф,, Ашхамаф Д. Грамматика адыгейского литературного языка. М.-Л., 1941.

146. Яковлев Н, Ф. Грамматика литературного кабардино-черкесского языка. М.-Л., 1948.

147. Якубович Ф.-Д. В. О категории детерминации-индетерминации (На материале английского языка)// Филологические науки, 1977, №2, сс. 68-77.

148. A Dictionary of Linguistics. N. Y., 1954.

149. Ahlgren A. On the Use of the Definite Article with "Nouns of Possession" in English. Uppsala, 1946.

150. Bahri H. Defmitial Dictionary of Linguistic Terms. New Delhi, 1985.

151. Brightland J. A Grammar of the English Tongue. London, 1714.

152. Campbell G. L. Concise compedium of the world's languages. London; New York, 1995.

153. Chen P.-F. L. A study of the article system in English, East Lansing, MI, 1988.

154. Chesterman A. Definiteness in English and Finnish. Reading, 1988.

155. Chomsky N. Aspects of the Theory of Syntax. MIT Press, 1965.

156. Christophersen P. The Articles: a Study of their Theory and Use in English. Copenhagen and London, 1939.

157. Cobbet W. A Grammar of the English Language in a Series of Letters. London, 1847.

158. Corblin F.Indefini, defini et demonstratif. Constructions linguistiques de la reference. Geneve, 1987.

159. Crystal D. The Cambridge Encyclopedia of Language. Cambridge -Sydney, 1988.

160. Crystal D. A dictionary of linguistics and phonetics. Oxford, 1990.

161. Dahl 0. Some notes on indefinites// Language, 1970 №1, pp. 33-41.

162. Ducrot O., Todorov T. Encyclopedic Dictionary of sciences of language. Baltimore and London, 1979.

163. Givon T. Definiteness and referentiality// Universals of human language. Vol. 4. Stanford, 1978, pp. 291-330.

164. Halliday M., Hasan R. Cohesions in English. London, 1976,

165. Harris J. Hermes: or, a Philosophical Inquiry Concerning Language and Universal Grammar. London, 1751.

166. Hartmann R. R., Stork F. C. Dictionary of language and linguistics. London, 1972.

167. Hawkins J. A. Definiteness and Indefiniteness. London, 1978.

168. Hawkins J. A. On (in)definite articles: Implicatures and (un)grammaticality prediction//Journal of Linguistics №27, 1991.

169. Hewson J. Article and noun in English. The Hague: Mouton, 1972.

170. Hook L.N., Mathews E. G. Modem American Grammar and Usage. New York, 1956.

171. Jespersen O. A Modem English Grammar. Part VII. Copenhagen, 1949.

172. Jespersen O. Essentials of English grammar. London, 1962.

173. Johnson В. The English Grammar. London, 1640.

174. Kramsky J. The article and concept of defmiteness in language. The Hague, 1972.

175. Lennie W. The Principles of English Grammar. Edinburgh, 1844.

176. Levinson S. C. Pragmatics. Cambridge, 1983.

177. Lyons C. G. The Meaning of the English Definite Article // The Semantics of Determiners. London, 1982.

178. Moravcsik E. Determination// Working papers on language universals, 1969, №, pp. 64-98.

179. Murray L. English Grammar, Adapted to the Different Classes of Learners. York, 1801.

180. Palmer H.E. The New Method Grammar. London, 1957.

181. Platteau F. Definite and indefinite generics // The Semantics of Determiners. London, 1982.

182. Raskin V. Determination with and without Articles // The Semantics of Determiners. London, 1982,

183. Robbins B. L, The Definite Article in English Transformations. Mouton. The Hague-Paris, 1968.

184. Seiler H. Determination: a functional dimension for interlanguage comparison// Linguistic universals. Tubingen, 1978.

185. Sullivan R. An Attempt to Simplify English Grammar, Dublin, 1858,

186. The Encyclopedia of Language and Linguistics. Vol. II. Oxford, New York, Seoul, Tokyo, 1994.

187. The Oxford English Dictionary. Second edition, vol. IV. Oxford, 1889.

188. The semantics of determiners. London, 1980.

189. Trask R. L. A Dictionary of Grammatical Terms in Linguistics. London-N. Y„ 1993.

190. Ultan R. On the development of a definite article// Linguistic universale. Tubingen, 1978.

191. Weinrich H. Textlinguistik: Zur Syntax des Artikels in der deutschen Sprache//Jahrbuch fur Internationale Germanistik. 1969. Bd. 1,№1.

192. Wierzbicka A. The semantics of grammar. Amsterdam: Benjamins, 1988.

193. Yotsukura S. The articles in English. The Hague-Paris, 1970.

194. Zandvoort R.W. A Handbook of English Grammar. London, 1957.1. Использованная литература

195. Адыгэ гущыЬжъхэр. Мыекъуапэ, 1957.

196. Адыгэ Жъуагъу/ Circassian Star ("А.Ж."). N. Y., 1978, №1, Vol. I.

197. Еутых А. Щыфым илъэуж (А.Е.). Мыекъуапэ, 1971.

198. КЬращТ. Куко (Т.К.). Мыекъуапэ, 1968.

199. Лъэустэн Ю. Насып нал (Ю.Л.). Мыекъуапэ, 1988.

200. МэщбэшЬ И. Бзыикъо зау (И.М.). Мыекъуапэ, 1988.

201. МэщбэшЬ И. Пщыналъ. Мыекъуапэ, 1964.