автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.09
диссертация на тему:
Коми песенно-игровой фольклор праздничных молодежных собраний

  • Год: 2004
  • Автор научной работы: Савельева, Галина Сергеевна
  • Ученая cтепень: кандидата филологических наук
  • Место защиты диссертации: Сыктывкар
  • Код cпециальности ВАК: 10.01.09
450 руб.
Диссертация по филологии на тему 'Коми песенно-игровой фольклор праздничных молодежных собраний'

Полный текст автореферата диссертации по теме "Коми песенно-игровой фольклор праздничных молодежных собраний"

На правах

Савельева Галина Сергеевна

КОМИ ПЕСЕННО-ИГРОВОЙ ФОЛЬКЛОР ПРАЗДНИЧНЫХ МОЛОДЕЖНЫХ СОБРАНИЙ

Специальность 10.01.09. - фольклористика

Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Ижевск 2004

Работа выполнена в отделе фольклора Института языка, литературы и истории Коми научного центра Уральского отделения Российской академии наук.

Научный руководитель: кандидат филологических наук, доцент

Анатолий Васильевич Панюков

Официальные оппоненты: доктор филологических наук

Клара Евгеньевна Корепова кандидат филологических наук Галина Анатольевна Глухова

Ведущая организация:

Государственное образовательное учре-

ждение высшего профессионального образования «Сыктывкарский государственный университет»

на заседании диссертационного совета К 004.020.01 при Удмуртском институте истории, языка и литературы Уральского отделения РАН по адресу: 426004, г. Ижевск, ул. Ломоносова, 4.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Удмуртского института истории, языка и литературы Уральского отделения РАН.

Автореферат разослан 2004 г.

Ученый секретарь

Защита состоится

2004 г. в

часов

диссертационного совета

кандидат филологических наук -

I. Общая характеристика работы

Актуальность темы. Изучение процессов межкультурных взаимодействий является одной из важнейших проблем в изучении культур народов Европейского Севера. Данное исследование связано с попыткой подойти к проблеме фольклорных заимствований как к особому феномену традиционной культуры. Если факт освоения русскоязычного фольклора, прежде всего песенного, признается большинством финно-угорских фольклористов, то его место в национальном фольклоре, и тем более роль заимствовании в формировании национальных фольклорных жанров, остаются практически не исследованными. В этом плане наше исследование может быть определено как попытка продолжить исследования последних десятилетий, посвященных проблемам взаимодействия национальных культур. Это направление представляется одним из наиболее перспективных в современной фольклористике.

В отличие от многочисленных исследований по русским традициям, песенно-игровой фольклор коми, и шире - традиция коми молодежных собраний, еще не были предметом специального изучения в коми фольклористике и этнографии. Соответственно существует пробел не только в изучении песенной культуры, но и в более широкой проблематике, связанной с исследованием половозрастной стратификации и роли молодежной культуры в обрядовой жизни общины.

Еще один немаловажный фактор, определяющий актуальность данного исследования, связан с тем, что на сегодняшний день в архивах Республики Коми накоплен многочисленный материал, связанный с традицией молодежных собраний и приуроченному к ним песенному фольклору. Эти разнородные и, как правило, разрозненные данные требуют систематизации и науч-

ного осмысления.

Объектом исследования является традиция коми праздничных молодежных собраний на примере нескольких локальных вариантов.

Содержательный план предмета исследования включает в себя разнородные формы традиционной культуры - фольклорные тексты, обрядность, языковые данные - все, что задействовано в сферу бытования и трансляции анализируемых фактов традиции.

Отдельное внимание в нашем исследовании уделено анализу песенно-игрового фольклора, составляющего репертуар праздничных игрищ. С одной стороны, это самый объемный элемент в сценарии игрищ, и без обращения к этому уровню невозможно составить более или менее объективную картину бытования данного пласта традиционной культуры. С другой - именно язык фольклора как один из основных «кодов» традиционной культуры транслирует основные смыслы всего обрядового текста и отражает специфику данной конкретной традиции.

Цель и задачи исследования.

Цель нашего исследования - на основе проведенного анализа локальных традиций выявить наиболее значимые структурно-семантические компоненты праздничных молодежных игрищ коми. В соответствии с выдвинутой целью ставятся следующие задачи: 1) описать, а при необходимости реконструировать локальные варианты бытования игрищ (сценарный, репертуарный, хореографический уровни); 2) выделить ключевые для данных обрядовых комплексов образы, мотивы и сюжеты песенных текстов; 3) соотнести такие структурные элементы игрищ как песня и игра, выявить общий круг сюжетов, связанных с брачной тематикой; 4) выделить некоторые механизмы создания двуязычных песенно-игровых вариантов; 5) определить место праздничных собраний молодежи в обрядовой жизни и половозрастной системе коми.

Методология. Методологическая база исследования сформирована с опорой на типы и методы анализа, предложенные в работах отечественных

фольклористов, в частности посвященных изучению песенного фольклора (Н. П. Колпакова, В. И. Еремина, А. Т. Хроленко, Г. И. Мальцев, Т. А. Агап-кина,), песенно-игрового фольклора (И. А. Морозов, Н. М. Бачинская, Н. А. Новоселова, Т. С. Канева), исследования песенной традиции коми (А. К. Ми-кушев, П. И. Чисталев, Ю. Г. Рочев).

При описании и анализе рассматриваемых обрядовых комплексов мы придерживаемся устоявшихся в отечественной фольклористике принципов комплексного изучения локальных традиций (фольклорно-этнографического, фольклорно-лингвистического), направленных на максимально объективную подачу материала.

Среди использованных в диссертации этнографических исследований особое место в методологическом плане занимает цикл работ Т. А. Бернштам по изучению молодежной культуры. Важную роль в реализации данного исследования сыграли обоснованные в них комплексные принципы и приемы анализа фольклорно-этнографических данных, связанные с установкой исследовательницы на изучение семантики и функционирования явлений молодежной культуры в единой системе традиционной культуры.

На данном этапе наше внимание направлено, прежде всего, на синхронический аспект бытования традиционной культуры, на изучение зафиксированных в определенном временном отрезке вариантов реализации одного культурного явления.

Степень изученности и научная новизна.

Тема традиционных молодежных собраний в зависимости от поставленной проблематики предполагает несколько возможных подходов, которые достаточно хорошо разработаны в отечественной этнологии. Хороводные игры рассматриваются как остаточные формы инициально-посвятительных обрядов, «деритуализированная форма переходных обрядов совершеннолетия» (Т. А. Бернштам, И. А. Морозов и др.), как механизм социализации молодежи (М. М. Громыко, И. А. Ромодина), как особый культурологический или эстетический феномен (Л. М. Ивлева). Вопросы систематизации и классифика-

ции песенно-игрового фольклора разрабатывались в соответствии с возможными основополагающими критериями: текстологическими, хореологическими, функциональными, музыковедческими (Н. П. Колпакова, В. И. Еремина Ю. Г. Круглое, Н. М. Бачинская, А. Кукин, В. А. Лапин, А. Н. Власов, З.Н. Бильчук, Т. С. Канева, Р. Б. Калашникова и др.).

Проблеме взаимодействия национальных культур, в том числе и на материале финно-угорских народов, посвящен достаточно большой ряд исследований (В. А. Лапин, Е. Е. Васильева, Т. В. Краснопольская, С. В. Стародубцева, Т. М. Ананичева и др.). Коми-русские фольклорные контакты рассматривались в различных аспектах. Музыковедческий анализ представлен в работах П. И. Чисталева и А. А. Шергиной, анализу «кыдъя роч» песен и языковых аспектов бытования и трансляции подобных текстов посвящены исследования А. В. Панюкова, ряд статей связан с проблемой влияния русской культуры на сказочную традицию коми (Н. С. Коровина, В. М. Кудря-шева), проблема фольклорного двуязычия в фольклорной культуре коми затрагивается в работах А. Н. Власова и В. В. Филипповой.

Научная новизна диссертационной работы определяется следующими положениями:

- коми молодежные игрища впервые становятся предметом специального изучения. В научный оборот вводится большой спектр ранее не публиковавшихся фольклорных и этнографических материалов.

- предлагается новый комплексный подход к исследованию песенно-игровых традиций, сложившихся в ситуации фольклорного двуязычия. Исходным здесь является тезис о том, что заимствованный русскоязычный фольклор является органичной составляющей всей традиционной культуры коми. Эта установка касается всего фольклорного репертуара, составляющего ту или иную традицию.

- предложена новая интерпретация песенно-игровых текстов, семантика и структура которых определяются брачной тематикой молодежных собраний.

- выделены и проанализированы поэтические особенности оригинальных песенных новообразований на коми языке на примере группы припевоч-ных песен;

- предпринята попытка анализа механизмов функционирования лексически искаженных («кыдъя роч») песенных текстов.

На защиту выносятся следующие основныеположения:

1. Рассмотренные в работе праздничные молодежные собрания, сохранив определенные элементы севернорусских традиций, стали органичной частью коми традиционной культуры. Об этом свидетельствует наличие устойчивых сценариев, разнообразный и достаточно объемный песенно-игровой репертуар и четкая соотнесенность с календарно-обрядовой жизнью общины.

2. Процессы переосмысления и трансформации заимствованного фольклора нашли свое выражение, прежде всего, на уровне песенных текстов и терминологии. Помимо того, что каждая традиция является самостоятельным вариантом проведения игрищ, их отличает и разная степень освоения заимствованного фольклора - от глубокой консервации севернорусской традиции в зонах коми-русского пограничья до песенных трансформаций и появления оригинальных текстов на коми языке.

3. Весь сценарий игрищ, как отдельные составляющие, так и вся система, определены ритуально-обрядовой установкой на выделение и структурирование молодежи как одной из групп в социальной половозрастной иерархии: особенности организационно-ролевого порядка, тенденция к четкой репертуарной очередности, четкая геометрия хороводов, изобразительность внутренняя (отраженная в тексте) и изобразительность внешняя (действие, разыгрывание или хореографическое сопровождение) и т.д.

4. Специфика проанализированного фольклорного материала позволяет сделать вывод о том, что тема «свадьбы / женитьбы» в хороводно-игровых песнях является одним из способов реализации статусно-ролевых функций молодежного коллектива, таких как потенциальная способность к браку, сексуальная активность и активное противопоставление нормам «взрослой»

жизни. Принципиально важным здесь становится многократность «переже-нивания» каждого из участников игрища и возврат к исходному «холостому» статусу.

5. На уровне поэтики игровых песен специфика молодежной «женитьбы» находит свое идеальное воплощение в таких фольклорных формах, как хуление-величание, многочастные композиции и различные формы диалога, связанные с идей выбора в широком смысле слова. С реализацией половозрастных признаков связаны песни, в которых обыгрывается идея сближения парня и девушки (иногда с развернутой темой «свадьбы») с последующим возвращением в исходное состояние через формулы расставания / прощания или организации - дезорганизации «свадьбы».

6. Возникновение оригинальных припевочных песен на коми языке связано с активным использованием универсальных приемов и художественных средств, выработанных самой традицией. Проведенный нами анализ подтверждает их исходную взаимосвязь с общими для всего ритуально-обрядового комплекса смыслами. Функциональные особенности припевоч-ной группы отражаются и в лексически искаженных «кыдъя роч» песнях.

Источники. Основной корпус используемых в данном исследовании фольклорных текстов и этнографических описаний составили неопубликованные материалы фольклорно-этнографических, диалектологических экспедиций и студенческих практик, хранящиеся в Научном архиве Коми НЦ УрО РАН (1939 - 1981 гг.), Фольклорном фонде Института языка, литературы и истории Коми НЦ УрО РАН (аудио- и видеозаписи 1957 - 2003 гг.), Фольклорном архиве Сыктывкарского государственного университета (аудио- и видеозаписи с 1990 - 2003 гг.), отделе фондов Национального музея Республики Коми (1928 - 1935 гг.). Отметим, что автор данного исследования была участником большинства полевых исследований 1990 - 2003 гг. Сыктывкарского университета и ИЯЛИ Коми НЦ.

В работе использованы публикации фольклорных и этнографических материалов, зафиксированных в XIX в. (А. М. Шёгрен, Е. В. Кичин, С. Мель-

ников), опубликованных в исследованиях и фольклорных сборниках XX в. (Г. А. Старцев, И. А. Осипов, А. К. Микушев, П. И. Чисталев, Ю. Г. Рочев, Н.И. Дукарт, Д. А. Несанелис, Н. Д. Конаков).

В ходе архивных и полевых изысканий было выявлено и введено в научный оборот более 600 записей текстов песенно-игрового фольклора.

Научно-практическая значимость работы заключается в том, что на основе достаточно разрозненных данных сведены и систематизированы разноуровневые факты традиционной культуры. Представленный таким образом материал выводит исследование за рамки узко фольклористических интересов и делает его актуальным для этнографов, лингвистов, этнопсихологов, этнопедагогов и т.д.

Как материалы, так и отдельные теоретические разработки, касающиеся поэтических и функциональных особенностей песенно-игрового фольклора, могут послужить практической и теоретической базой основных и специальных курсов по коми песенной традиции для студентов Высших учебных заведений. Описания хороводно-игровых комплексов могут быть использованы общеобразовательными, культурно-просветительскими организациями, этнопедагогическими центрами и другими объединениями, чья деятельность связана с сохранением и возрождением традиционной культуры.

Апробация работы. Отдельные положения и результаты данной работы были представлены в качестве докладов на Всероссийской научной студенческой конференции «Проблемы материальной и духовной культуры народов СССР и зарубежных стран» (Сыктывкар, 1991); конференции «Соль-вычегодск в истории русской культуры» (Сольвычегодск, 1992); конференции «Духовная культура: Проблемы и тенденции развития» (Сыктывкар, 1994); научно-практической конференции «Традиционная музыкальная культура народа коми» (Сыктывкар, 1996); конференции «Духовная культура Севера: итоги и перспективы исследования» (Сыктывкар, 1998); Ежегодных Февральских Чтениях Сыктывкарского гос. университета (2001, 2002); расширенном заседании Ученого Совета ИЯЛИ Коми НЦ УрО РАН (2004).

По теме диссертации опубликовано 8 работ и методические указания для студентов филологического факультета СыктГУ.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, библиографического списка, списка сокращений.

II. Основное содержание работы

Во введении обоснована актуальность выбранной темы, ее научная новизна, сформулированы цели и задачи, определены методологическая база, научная новизна и научно-практическая значимость исследования, выявлена степень разработанности проблемы в историографии.

В первой главе «Рождественские игрища в локальных традициях коми» рассмотрены три локальные версии рождественских игрищ. Выбор этих традиций обусловлен несколькими причинами. Прежде всего, это достаточно высокая степень сохранности этнографических и фольклорных данных, что позволяет более или менее полно представить сценарий рождественских игрищ. Немаловажным явилось и то, что эти изолированные друг от друга традиции дают некую общую картину бытования коми молодежных собраний.

В первом параграфе главы дана характеристика Вымской традиции (Княжпогостский район). По типу хороводов и песенному сопровождению можно выделить следующие элементы сценария: а) хождения девушек под лирические песни; б) создание «чет'ов» - пар, состоящих из девушек; в) наборные хороводы - дктысян («Бежит-побежит удалой молодец», «Чивыль-чивыль воробей», «Егорьёва у ворот», «Сад йбрын пб ныв гуляйтб» (Во саду ли в огороде); в) хороводы ряд на ряд - воча-воча 'навстречу-навстречу' («Княгини, да мы до вас пришли», «А мы просо сеяли»); г) круговые хороводы («Как у наших у ворот» (вариант:: «В караводе были мы»), «Чуде город» и варианты сюжета «Царев сын»); д) по типу «плетня» - пельпома сьыланкыв (плечевые песни); е) хождения цепочкой вокруг трех стоящих человек -

сюръя сьыланкыыяс (сюръя - столб); д) пляски - «чоотасян» («Толочу я волочу», «За рекой было за реченькой», «Светная панеч я панеч», «Этой тончи тончевала», «Как на юлочке, на колечке трава»); е) припевки («Кань вор выло пуксисны» (На кошачье корыто сели), «Яг шорын дуб сулалб» (Середи леса дуб стоит), «Соколечки молодой», варианты песни «Царевна, ты пусти в город» и т.д.).

Особо можно отметить песни, направленные на структурирование девичьей группы. Одним из вариантов начала игрищ являются хождения девушек: парами образовывали ряды примерно по четыре человека и прохаживались по избе, или становились двумя рядами друг напротив друга и поочередно с каждой строкой песни подходили ряд к ряду. При этом исполнялись лирические песни «Гой-гой соловейка...», «Перепёлка, перепёлушка вылетала...», «Пила девица долю», «Во лузях». Эти хождения назывались «покодь-дян» (походные), «рада сьыланкывъяс» (песня с рядами), а песни обозначались как «говзедлан сьыланкыв» (гоозьодлыны - разговаривать протяжным голосом, нараспев), или «ныв сьыланкывъяс» (девичьи песни). В качестве основной функционально-бытовой доминанты этих песен в контексте молодежных собраний можно выделить мотивы общности девичьей/женской судьбы. Фольклорную «схему» этой судьбы можно выразить в виде трехча-стной структуры: любимый парень, воля - разлука, замужество - нежеланный муж, неволя. При этом первая часть триады - до замужества - и является смысловым ядром игрищ. Кроме того, мотивы разлуки с любимым, нежеланное замужество маркируют неопределенность, пограничность статуса девушки.

Следующим элементом игрищ, связанным со структурированием девичьей группы, является припевание девушек друг к другу - «чоталом». При этом исполнялись песни («Дай на кодишь-то за горами», «Я не во поле стру-жес на реки»), в которых «комбинировались» имена и отчества девушек: имя - у одной из них, отчество - у другой. Создание таких пар - «чет'ов» посредством обмена отчествами можно прокомментировать как один из оптималь-

ных вариантов закрепления родственных отношений (девушки символически становились сестрами) для объединения и выделения девичьего коллектива.

Во втором параграфе главы дана характеристика рождественских игрищ Вишерской традиции. Местное обозначение игрищ «чивильтбм» связано с песней «Чивиль-чивиль воробей», с которой начиналось все действо.

Песенно-хороводный комплекс вишерских рождественских игрищ разыгрывался по следующему сценарию: круговые хороводы, заплетание и расплетание «веревки» («Заплетой, заплетой» и «За гур девица»), хоровод ряд на ряд («Просасо ми кодзам жо» (А мы просо сеяли), припевочные песни. Круговые хороводы делились по песенному темпу на медленные, под которые спокойно ходили и быстрые - с притопыванием, приплясыванием. Кроме того, несколько непрокомментированных песен по аналогии с другими традициями можно отнести к хороводам с разыгрыванием («Дрема», «Саровцын пе да городе» - искаженное «Царев сын» и др.)

Вишерская традиция представляет собой пример достаточно глубокого уровня этимологизации и языкового освоения иноязычных песенных текстов. Широкое распространение здесь имеют песни, в которых тема реализуется через отдельные семантически значимые единицы. Так, в песне «Здравствуй милова» тема разлуки, одиночества, неудачного замужества определяется лексическим рядом с общей семантикой одиночества: некому голубушка моя - потаи улын во слезах - один - без меня - без тебя - без тебя мой друг последний холостой. Примером языкового переосмысления русскоязычного текста на уровне фонетической трансформации является формула «потан улын во слезах» (потан улын 'под люлькой') от исходной «одеяло потонуло во слезах». Эмоциональный план русского варианта - ночная грусть, тоска, сменяется в вишерском варианте образом женщины, плачущей у зыбки, за счет которого тема женской доли приобретает более яркий вариант реализации.

Материалы фольклорных экспедиций последних десятилетий, связанные с подростковыми рождественскими игрищами, позволяют проследить

некоторые механизмы трансформации данного песенно-игрового комплекса в ситуации угасания и исчезновения фольклорной традиции в XX в. Пограничный возрастной статус - уже не дети, но еще и не «женихи», «невесты» -здесь становится определяющим фактором при переосмыслении места игрищ как единого комплекса мировоззренческих и ритуальных представлений в реальной жизни коллектива: песенно-игровой сценарий разыгрывается полностью, но с соответствующими для возраста ограничениями и акцентом на играх, меняется значение игрищ как «нечистого, бесовского» действа, и становится возможным включение в них репертуара православных праздников.

Третий параграф главы посвящен исследованию рождественских игрищ летской традиции на примере с. Прокопьевка. Хороводно-игровую часть здесь предварял песенный зачин. К одной из этих песен относится «На игрище девок прибывает», которая не сопровождалась действием. В идейно-содержательном плане с ней перекликается песня «Девушки, не сидеть пришли», которая была вариантом начала игрищ и сопровождала наборный хоровод. В них задаются статусно-ролевые установки всех участников игрищ: молодежь, зрители, «старухи», которые исполняли песни и руководили всей игрой.

Кроме наборного в комплекс общих хороводов входили «плетень» и «столбы». Сопровождали хороводы песни «Девка, выскочи у нас», «Девки в сад пошли», «Девушки, не сидеть пришли», «Вьется, вьется кругенек», «Вейся ты, вейся, капустка», «Из-за гор девина», «Ешшо встать бы мне». В пределах первых трех хороводов песенное сопровождение могло варьироваться.

Если обозначение «столбы» связано с конкретным типом хоровода и песней, то слово «плетень» имеет несколько значений: 1) тип хоровода -«плести плетень» («плетень плетитны») и «расплетать плетень» («плетень разьны»); 2) обозначение части игрищ до целовальных и припевочных песен. Как правило, эта часть игрища противопоставляется следующему блоку, в котором исполняются песни для каждой конкретной пары; 3) обозначение главных участников - пар вообще. Все эти значения слова «плетень» соотно-

сятся с основным мотивом хороводной части игрищ, который находит свое выражение и на уровне текстов и на уровне действий - витье, плетение, расплетание. Создание «плетня», как основная направленность хороводов, реализуется и в многократном повторении каждой песни и самих хороводов. Песня исполняется для каждого участника или пары, каждый из них должен пройти один и тот же круг действий. С мотивом витья тесно связана и идея бесконечности, неограниченности размеров «плетня», количества пар («Клубок доле, доле, доле...»). Следует иметь в виду и «растянутость» во времени, которую приобретает каждый хоровод.

После общих хороводов исполнялись песни с разыгрыванием, которые так же исполнялись для каждой пары («Острог мой зеленой», «Ищот Борис», «Ездил Иван-Караван», «Как не по лугу, лугу» и т.д.)

Еще одну группу игрищечных песен составляют целовальные и припе-вочные песни (с называнием имен парня и девушки) («Как у нашего у Сени», «Штой по Питерским заводе», «Все Аннушеньки подружки», «Киню-миню лебеду да берегу», «Чашечки литы, литы, литы», «По заводе были мы», «Прокачуся я по улочке», «Зайка из речку водичку пьет»). Изобразительная сторона в них сводится к минимуму: если в конце песни есть целовальная формула - целуются, в песнях, где называются имена, пара просто пляшет в кругу. По своим композиционным особенностям эти песни дублируют принципы построения плясовых песен. Одной из особенностей содержательной стороны этих песен является преобладающее значение мотивов, связанных с активностью девушек: разгульность, агрессивное поведение по отношению к парням. В ряде игр с песенным сопровождением («Синь-горьюч камешек», «Во поле, поле», «Хрен, мой хрен») реализуется символическое значение поцелуя как способа оживления, пробуждения парня.

В целом все три традиции проведения рождественских игрищ имеют четкую структуру, которая связана как с организационными моментами, так и с песенно-игровым сценарием. В качестве общих элементов сценария мож-

но выделить общие хороводы, с которых начинается игрище, хороводы с выбором пары и припевки, закрепляющие пары.

Каждая из рассмотренных традиций представляет разную степень освоения заимствованного фольклора. Село Прокопьевка является примером консервации севернорусской традиции, характерной для контактных зон коми-русского пограничья. На другом полюсе освоения иноязычного фольклора находится вишерская традиция. Здесь мы наблюдаем определенный этап этимологизации, языкового освоения текстов и появление песенно-игровых новообразований. Княжпогостские игрища отражают некое срединное состояние. С одной стороны, здесь сохраняются определенные исконные элементы севернорусских традиций (в первую очередь песенный и игровой репертуар), а с другой - наблюдается осмысление сценария и появление собственной игровой терминологии.

Вторая глава «К проблеме функционирования молодежных игрищ в системе коми традиционной календарной обрядности» посвящена исследованию двух хороводно-игровых комплексов, в которых наиболее ярко проявляется календарно-обрядовый аспект молодежных собраний. Свадебно-брачная тема молодежных игрищ, особенно в переломные моменты (летний солнцеворот и зимний период конца / начала года) оказывается тесно переплетенной с семантикой переходности календарного праздника, которая могла находить самые разные формы выражения. Эти формы во многом определяли специфику той или иной молодежной традиции. Если рождественские игрища являются одним из элементов многоуровневой и многочастной структуры святочной обрядности, то ижемские весенне-летние игрища, центральное место в которых занимает игрище на Петрово заговенье, и молодежные братчины осеннее-зимнего цикла представляют собой основную ритуально-обрядовую форму праздника.

В первом параграфе главы рассмотрен хороводно-игровой комплекс летних молодежных игрищ, который отличает ижемцев от остальных коми, и может быть сопоставлен с традициями русских районов, расположенных в

нижнем течении Печоры - Усть-Цилемского и Нарьян-Марского. Будучи заимствованным из севернорусской культуры, этот обрядовый комплекс приобрел локальные особенности.

Хороводно-игровой комплекс летних игрищ (луд «луг») имеет определенную структуру и включает в себя несколько основных элементов: игры состязательного характера (войлом 'бегание'), хождения пар (ветлэмон ворсом 'игра в хождение'), хороводы. Среди игр центральное место занимает игра "витас" (по типу игры в «горелки»), В этой игре прослеживается тенденция к активизации именно женского начала. На другом полюсе активности находится игра в хождения - «ветломон ворсом»: парни и девушки располагаются отдельно, парень подходит к девушкам, кланяется и дает руку своей девушке, и они прохаживаются под руку по лугу на виду у всех. Игры «витас» и «ветломон ворсбм», противопоставленные как войлом 'бег' и ветлом 'хождения', связаны между собой как обособленностью мужского и женского начал, так и общей символической направленностью: выявление пар предваряется максимальной активизацией женского начала. Связь с троицкой символикой обнаруживается и в другой, не менее устойчивой игре -«лачкэмон ворсом» (игра в хлестание).

По типу хореографии большинства хороводов этот элемент лугового действа исполнители обозначают как «кругбн ворсбм» (круговые игры). Среди хороводов можно выделить «плетень» («Тига, гусь» и «Ах вы, сени»), хождение пары между рядами парней и девушек («Александровская береза»), блок целовальных хороводов с разыгрыванием («Круг шорас» (В центре круга), «Капустка» и др.), как отдельную группу луговых песен можно отметить плясовые.

Центральное место в ижемских летних игрищах занимал «луд», приуроченный к Петрову заговенью - Петыр видзе пыран лун. В результате наложения языковых значений слова видз «пост», «луг, сенокос» празднование видзе пыран лун приобрело несколько осмыслений: начало петровского поста и начало нового сельскохозяйственного сезона, выход на сенокос. Переход с

весны на лето связывается с переходом в особое летнее пространство-время, подкрепляемое и вторичной сематикой еидзе пыран лун - вход в лето. Ритуальным воплощением семантики перехода (входа-выхода) является хождение воротами - «воротаон муноом». Данный элемент «луда» занимает особое место в структуре игрища: он строго приурочен к Петрову заговенью и является заключительным моментом праздничного гулянья. Имеется несколько вариантов описания "ворот": пара (парень и девушка) бралась за руки и поднимала их "воротами", все остальные пары проходили под ними; когда все пройдут, передняя пара опять становилась "воротами" и т.д.; две-три пары парней, взявшись за платки, поднимали руки, остальные участники игрища проходили под ними; могли изготовляться специальные «ворота» из жердей; хоровод мог проходить и под воротами какого-либо двора. Во всех вариантах хождений «воротами» на первый план выносится пространственно-временная соотнесенность действа: переход из внешнего пространства во внутреннее пространство деревни (вход в деревню), из «своего» в «чужое» (переход из одной деревни в другую) или из одного пространства в другое (с луга на луг) и т.д. Символическая многозначность прохождения через «ворота» может быть актуализирована и при соотнесении действа с текстом песни. Песня «Отпи-райтеся, широкие ворота», сопровождающая хождения «воротами», соотносится с действием именно по начальной строке, которая в этой песне становится ключевой. При этом брачная символика песни также соотносится с семантикой прохождения через ворота - в некоторых описаниях через ворота проходили образованные в ходе луговых игрищ пары.

Таким образом, в ижемских игрищах, приуроченных к Петрову заговенью, нашли отражение такие значимые моменты, связанные с семантикой переходности, как: весна - лето, замкнутое пространство - открытое пространство, не пост - пост. Тема перехода из одного состояния в другое отразилась на всех уровнях обрядового текста: терминологическом, топографическом, предметно-атрибутивном, песенно-хореографическом.

Во втором параграфе анализируется традиция молодежных «братчин», приуроченных к осенне-зимнему периоду. Центральным моментом в сценарии братчин является угощение пивом парней. Календарно-обрядовая соотнесенность песенных текстов, сопровождающих обряд, выражается, прежде всего, через мотивы, связанные с этим обрядовым напитком (изготовление, изобилие, угощение, «величание» и т.д.). Пиво выступает как результат переработки нового урожая в один из сакральных ритуальных напитков. В этом смысле братчины связываются с празднованием в честь нового урожая, окончания полевых и заготовительных работ. Другое значение пива в контексте братчины связано с брачной символикой этого напитка, в традиции Княжпогостского района это значение является определяющим.

Молодежные братчины, с одной стороны, сохраняют черты осенней обрядности, с другой - оказываются вписанными в святочный цикл. Ориентация на календарный цикл отражается и в функции выбора на год.

Третья глава диссертации «Тема «свадьбы» / «женитьбы» в структуре и семантике молодежных игрищ» посвящена анализу специфики реализации брачных мотивов в песенно-игровом фольклоре коми традиций.

В первом параграфе главы нами проанализированы различные игровые формы, связанные с этой основополагающей для игрищ темой. Особое внимание уделено анализу игр (с песенным сопровождением, или без него), широко бытовавших и у коми и у русских, такие как «Скоморох», песня на коми языке, которую мы условно обозначили как «спасибо - не спасибо», игры типы «сдоволь» (русский вариант - «в соседи»). Эти игры представляют собой разные формы реализации единой игровой схемы, одним из устойчивых элементов которой является вопрос о согласии - несогласии на предложенного партнера. Он определяет возможность выбора и служит сценарным импульсом для реализации основного содержания подобных игр - неоднократной смены партнера. Более подробно дан анализ песни с мотивом «спасибо - не спасибо», в двух частях которой представлены разные версии раз-

ворачивания мотива свадьбы (величальная и корильная), в зависимости от выбора, который делает девушка.

Ключевой темой для многих песенных и игровых вариантов молодежной «женитьбы» является потенциальная свобода половых отношений, маркирующая физическую зрелость и статус, который предшествует реальному браку, и именно она во многом определяет понятие девичьей / молодецкой воли.

Возможность выбора - согласия или несогласия - является одним из определяющих идей песенно-игрового фольклора. Для целой группы сюжетов текстообразующей доминантой является установка на выбор партнера. Как правило, это трехчастные песни, суть которых заключается в том, что парню или девушке поочередно предлагаются разные варианты «невест» или «женихов», все получают отказ, последняя(ий) получает утвердительный ответ (например, «Сидела Катюшенька поздно вечером одна»). Возможные отрицательные или положительные ответы заложены в формульных концовках, построенных по схеме «если любишь, то... - если не любишь, то...» (например, «коль любой - так поклонись, не любой - отворотись», «если любишь -наложи /шапку/, а не любишь - откажи»). По этой же модели «не люблю -люблю» построены двучастные тексты, в которых девушка сначала не отвечает (или реагирует агрессивно) на предложение парня, затем с точностью до наоборот идет на сближение («Как не по лугу, лугу»). Чередование положительного и отрицательного ответа находит своеобразное воплощение в при-певочных песнях на коми языке («Марьясо кб няръян кузяс мододам» (Если Марью по мялке отправим). Ритуальная установка на реализацию потенциальной способности к браку отражена в группе хороводов, которые можно обозначить как наборно-разборные. Это двучастные хороводы, в которых сначала представлена организация, а затем дезорганизация «свадьбы». С одной стороны, в таких песнях обыгрывается свадебная тема, с другой - содержание песен возвращает участников игры в исходное состояние («Розочка алая», игра «Приятель»). Та же условность «женитьбы» обеспечивается при-

сутствием в хороводно-игровых песнях формул расставания / прощания, которыми достаточно часто завершается игровой сюжет.

Проанализированный ряд способов поэтических реализаций темы «женитьбы» может быть значительно расширен. В этом же аспекте могут быть рассмотрены, например, сюжеты, связанные с триадой старый-малый-ровня, муж бьет жену, а также все игровые варианты с темой неудачного замужества, среди отдельных мотивов можно отметить устойчивые игровые мотивы «купли-продажи», «раздевания-одевания», «смерти-оживления» и т.д.

Во втором параграфе главы рассмотрены поэтические особенности группы припевочных песен (сьылодчан 'припевание'), которые являются одной из разновидностей игровых форм молодежной женитьбы - «переженива-ние» посредством песни. Основным признаком данной группы песенно-игрового фольклора является называние по имени-отчеству парня и девушки.

Характеризуя коми припевочные песни, можно отметить два крайних полюса в формально-смысловой организации данных текстов. Есть песни, представляющие собой заумные тексты, в которых невозможно выделить смысловое ядро даже на уровне отдельных слов. На этом фоне особым смыслом наделяются сами имена, посредством называния которых и осуществляется «переженивание». С другой стороны, если сравнивать припевочные песни с другими группами игровых песен, то именно в них оказывается сконцентрированным основной блок текстов на коми языке. Причем появление большинства из них не является результатом перевода отдельных русских сюжетов на родной язык. Речь здесь должна идти о включении механизмов «превращения» этнографического субстрата в сюжет, мотив, образ. Ритуально-обрядовые смыслы, воспринятые и осмысленные традицией, воплощаются в выработанные культурой поэтические формы.

Припевочные сюжеты, возникшие на основе русских заимствований, получили самостоятельное развитие и в языковом и в фольклорно-поэтическом отношении. Некоторые из них представляют собой устойчивые и повсеместно распространенные варианты. Для других более характерно

импровизационное начало, которое основано на фольклорных универсалиях. Так, для анализируемых текстов, являющихся результатом лексико-семантического переосмысления песни, важным становятся формообразующие способности, присущие числовому ряду (например, формула пересчета имен парня и девушки: «...Оти тусь - Устань,/ Мод тусь - Филипьёвна,/ Коймод тусь - Олексей,/ Нёльод тусь - Ласьевич» (Одна ягодка - Устинья, Другая ягодка - Филипьёвна, Третья ягодка - Алексей, Четвертая ягодка -Власьевич). Модель «расчленения имени» выступает в качестве одного из устойчивых поэтических приемов и в лексически искаженных «кыдъя роч» песнях, и, что особенно важно, является одним из способов осмысления и вторичной этимологизации заимствованных текстов.

В качестве особой группы можно выделить тексты, имеющие форму вопросно-ответного диалога. В основе сюжетного развития одной из групп диалоговых песен лежит принцип сосуществования противопоставленных понятий, или антонимов. Антонимичность, как формообразующее начало, и функциональная направленность этих текстов оказываются взаимосвязанными с идеей парности, которая пронизывает все формально-смысловые уровни текста («Ко1 гоз кывто» (Пара котов (чуней) плывет вниз по течению), «Йи кылалб-дблалб» (Лед идет, виднеется), «Сьод вор пе шорын воо гордлэ » (Лошадь ржет в глухом лесу). Помимо того, что в данной группе песен персонажная пара оказывается включенной в своего рода парный контекст, при-певочная функция здесь реализуется и через однотипность ситуативных схем, через которые проходят парень и девушка. Эта же логика лежит в основе характерного для коми традиции двучастного композиционного построения припевочных песен, не только диалоговых, но и повествовательных. Двучастная организация текста широко используется в песнях с припе-вочной формулой «пересчета» имен парня и девушки. В тех случаях, когда имя каждого из участников пары раскладывается на три составляющих, композиционный повтор, в определенном смысле, усиливает семантику четности-парности, структурирующей текст. То же самое можно сказать и о тек-

стах, в которых вместо числового ряда используется заумь (песня «Я на два»).

Определяющей для поэтической организации проанализированных песен оказывается взаимосвязь комиязычных и лексически искаженных «кыдъя роч» текстов на уровне их структуры, по-разному реализующей семантику парности.

В заключении подводятся основные итоги исследования и определяются перспективы изучения песенно-игрового фольклора коми.

Основные положения диссертации изложены в следующих публикациях автора:

1. Проблема жанрового определения игровых песен с аграрной тематикой Вилегодского района Архангельской области // Проблемы материальной и духовной культуры народов СССР и зарубежных стран: Всероссийская научная студенческая конференция. 28-30 марта 1991 г. Тезисы докладов. -Сыктывкар, 1991. - С. 66.

2. Современное состояние и некоторые жанрово-стилистические особенности игровых и хороводных песен Вилегодского района Архангельской области // Проблемы изучения традиционной культуры Севера (К 500-летию города Сольвычегодска): Межвуз. Сб. науч. тр. / Отв. Ред. А.А. Амосов. -Сольвычегодск, 1992. - С. 136-154.

3. Песенно-игровой фольклор // Традиционный фольклор Вилегодско-го района Архангельской области (в записях 1986-1991 гг.): Исследования и материалы. - Сыктывкар, 1995. - С. 74 - 108.

4. Фольклор села Прокопьевка // Традиционная музыкальная культура народа коми: Тезисы докладов научно-практической конференции. - Сыктывкар, 1996.-С. 10-12.

5. Ижемские летние игрища: структурно-семантический аспект исследования // Духовная культура Севера: итоги и перспективы исследования. Материалы конференции. - Сыктывкар, 2002, - С. 54 - 62.

6. Специфика бытования заимствованного песенного фольклора в коми традиционной культуре // Локальные традиции в народной культуре Русского Севера (Материалы IV Международной научной конференции «Ряби-нинские чтения-2003»). - Петрозаводск, 2003. - С. 106 -111.

7. К реконструкции коми традиционной молодежной культуры: братчина // Фольклористика коми. - Сыктывкар, 2002. (Тр. ИЯЛИ Коми НЦ УрО РАН; Вып. 63)-С. 73-90.

8. Традиция рождественских игрищ в с. Нившера // Studia juvenilia: Сборник работ молодых ученых Института языка, литературы и истории Коми НЦ УрО РАН. - Сыктывкар, 2003. -144 -151.

9. Методические указания по сбору фольклорно-этнографического материала: Календарная обрядность. Музыкально-поэтический фольклор. -Сыктывкар, 1999. - 37 с. (в соавторстве).

Р23 6 5 6

Отпечатано с оригинал-макета заказчика

Подписано в печать 16.11.2004. Формат 60x84/16. Тираж 100 экз. Заказ № 1872.

Типография Удмуртского государственного университета 426034, Ижевск, ул. Университетская, 1, корп. 4.

 

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Савельева, Галина Сергеевна

ВВЕДЕНИЕ.

ГЛАВА I. Рождественские игрища в локальных традициях коми

§ 1. Вымские рождественские игрища (Княжпогостский район).

§2. Рождественские игрища Вишеры (Корткеросский район).

§ 3. Рождественские игрища села Прокопьевка (Прилузский район).

ГЛАВА II. К проблеме функционирования молодежных игрищ в системе коми традиционной календарной обрядности.

§ 1. Ритуально-обрядовая семантика летних луговых игрищ коми-ижемцев.

§2. Традиция молодежных братчин в обрядности осенне-зимнего цикла.

ГЛАВА III. Тема «свадьбы» / «женитьбы» в структуре и семантике молодежных игрищ

§1. Брачные мотивы в фольклоре молодежных игрищ.

§2. К проблеме поэтики коми припевочных песен.

 

Введение диссертации2004 год, автореферат по филологии, Савельева, Галина Сергеевна

Молодежные собрания во многом определяли как будничную, так и праздничную жизнь крестьянской общины, сопровождая ее, по сути дела, на протяжении всего календарного года. В то же время, они являлись специфической формой организации труда, досуга, половозрастных отношений в молодежной среде.1 Общение молодежи во время будничных и праздничных собраний имело разную степень символизации. Если в первых «подобные контакты носили преимущественно бытовой, хотя и регламентированный характер»2, то во вторых - на первый план выносились ритуально-обрядовые смыслы. Сама тема традиционных молодежных собраний в зависимости от поставленной проблематики предполагает несколько возможных подходов, которые достаточно хорошо разработаны в отечественной этнологии. Хороводные игры рассматриваются как остаточные формы инициально-посвятительных обрядов, «деритуализированная форма переходных обрядов совершеннолетия» (Т.А. Бернштам, И.А. Морозов и др. ), как механизм социализации молодежи (М.М. Громыко, И.А. Ромо-дина4), как особый культурологический или эстетический феномен (J1.M. Ивлева5).

Предметом нашего исследования является традиция коми праздничных молодежных собраний - игрищ. Определяя понятие «игрище», известная исследовательница русской традиционной культуры Т.А. Бернштам выделяет три составные этого термина: 1) определенный вид молодежного праздника, проводившегося в летний и зимний периоды календарного года; 2) вождение хороводов с пением соответствующих песен, в котором участвовали девушки и парни; в игрищечный комплекс могли включаться и традиционные игры, такие как «горелки» и т.п.; 3) доминирующее звучание на нем свадебно-брачной темы (можно назвать «предсвадебным» комплексом).6 К этим трем положениям можно добавить то, что игрища носили общинный характер и являлись обрядовым действом, в котором принимали участие все половозрастные группы, каждой из которых отводилась определенная роль (зрители, исполнители песен, руководители действа, участники ряженья и ритуально-театрализованных действ и т.д.).

Особое место праздничных игрищ в системе молодежных собраний связано и с тем, что именно в них (за редким исключением) сконцентрирован наибольший и по объему и по разнообразию форм молодежный репертуар (песенный и игровой) . Кроме того, по мнению Т.А. Бернштам, именно данные обрядовые комплексы имели «повышенно ритуальный характер»8.

Нами рассматриваются несколько локальных календарно-обрядовых традиций. Рождественские игрища представлены вишерской (Корткерос-ский район), вымской (Княжпогостский район) и летской традициями (на примере села Прокопьевка Прилузского района). Выбор этих традиций обусловлен, в первую очередь, лучшей степенью сохранности фольклор-но-этнографических данных. Кроме того, они достаточно интересны в сопоставительном плане. Помимо рождественских игрищ нами рассматриваются традиции летних луговых игрищ коми-ижемцев и молодежных братчин, приуроченных к осенне-зимнему периоду.

Актуальность. В отличие от многочисленных исследований по русским традициям, песенно-игровой фольклор коми, и шире - традиция коми молодежных собраний еще не были предметом специального изучения в коми фольклористике и этнографии. Соответственно существует пробел не только в изучении песенной культуры, но и в более широкой проблематике, связанной с исследованием половозрастной стратификации и роли молодежной культуры в обрядовой жизни общины.

Особое внимание в нашем исследовании уделено анализу песенно-игрового фольклора, составляющего репертуар праздничных игрищ. С одной стороны, это самый объемный элемент в сценарии игрищ, и без обращения к этому уровню невозможно составить более или менее объективную картину бытования данного пласта традиционной культуры. С другой - именно язык фольклора как один из основных «кодов» традиционной культуры транслирует основные смыслы всего обрядового текста и отражает специфику данной конкретной традиции. Этот пункт значительно осложняется тем фактом, что анализируемый аспект коми молодежной культуры в своей основе восходит к севернорусской традиции, что сказалось и на уровне репертуара. В этом плане наша работа может быть определена как попытка продолжить исследования последних десятилетий, посвященных проблемам взаимодействия национальных культур. Это направление представляется одним из наиболее перспективных в современной фольклористике.9

Еще один немаловажный фактор, определяющий актуальность данного исследования связан с тем, что на сегодняшний день в архивах Республики Коми накоплен многочисленный материал, связанный с традицией молодежных собраний и приуроченному к ним песенному фольклору. Эти разнородные и, как правило, разрозненные данные требуют систематизации и научного осмысления.

История вопроса включает в себя, главным образом, публикации и исследования, в которых присутствуют отдельные сведения, так или иначе связанные с темой нашей диссертации.

Первые сведения о песенно-игровом фольклоре коми относятся к началу XIX в. и связаны с именем русского академика A.M. Шёгрена. В 1827 г. в числе других фольклорных жанров им было записано несколько припевок, как называл их сам исследователь «зырянских наблюдных песен»: «Воль кузя мунб» (По низине спускается), «Сьблбмбс нюкыртас» (Сердце защемит), «Лазарсб да Устиньсб» (Лазаря и Устиньюшку), «Пыжбн да море кузя» (На лодке да по морю), «Ой тэ, Анб» (Ой, ты, Анна). Впоследствии они были опубликованы А.К. Микушевым в статье, посвященной истории исследования коми традиции XIX века.10 Кроме того, A.M. Шёгре-ном записана бытующая на коми и русском языках хороводная песня «Ай диди, ладо, сеяли, сеяли». По замечанию собирателя, празднества и развлечения коми крестьян состоят в так называемых «рытъя», т.е. в вечеринках и игрищах.11

В 1852 г. в «Вологодских губернских ведомостях» была опубликована статья Е.В. Кичина о молодежной братчине, устраиваемой на день 1 осеннего Кузьмы-Демьяна в г. Усть-Сысольске. Автор приводит подробное описание как самого сценария, так и песенных текстов, сопровождающих обряд.

Во второй половине XIX в. С. Мельниковым (корреспондент Русско

13 го Географического общества) было сделано описание вечеринок и игрищ, проводимых в г. Усть-Сысольске.14 Сначала приведены общие сведения об организации и проведении вечеринок, затем приводится одна из игр под песню «Скоморох идет по улице». В 1898 г. этот материал был опубликован в «Живой старине».15 Отметим, что этнографические и фольклорные данные, приведенные в статьях Е.В. Кичина и С. Мельникова (игра в «Скомороха»), являются единичными и в материалах XX в. не встречаются.

Традиция коми молодежных собраний затрагивается в ряде этнографических исследований XX в. Так, в работах Н.И. Дукарт и Н.Д. Конакова игрища представлены в рамках традиционной календарной обрядности. В статье Н.И. Дукарт, посвященной традиции рождественских празднеств у коми, наряду с общими данными, отмечены локальные особенности святочных игрищ: выделен репертуар песен, исполняемых на святки в При-лузском, Сысольском, Удорском, Усть-Куломском и Сторожевском районах. Более подробно представлена вымская традиция, в частности, игрища, устраиваемые в деревнях Ляли и Кошки Княжпогостского района. Описания, в основу которых, судя по всему, легли полевые материалы автора, включают в себя достаточно подробный сценарий песенно-игрового комплекса с названиями песен, и, что особенно ценно, с сохранением исполнительской терминологии.16 Еще одна ее статья посвящена весеннелетней обрядности коми, где описаны некоторые из хороводов ижемских

17 луговых игрищ («лудбн ворсом») .

Книга Н.Д. Конакова «От святок до сочельника» на сегодняшний день является единственным сводом материалов по календарной обрядности коми, основанным, прежде всего, на архивных и ранее опубликованных данных. Соответственно молодежные празднично-игровые комплексы представлены здесь в более широком календарно-этнографическом контексте.18

Отдельные формы будничного и праздничного досуга молодежи в контексте календарной обрядности и игровой культуры коми рассмотрены в исследовании Д.А. Несанелиса19. В рамках нашего исследования особую ценность представляют не только ранее не публиковавшиеся материалы (например, описание «койташа»), но и тематические подборки, которые носят концептуальный характер. Например, выделяя в качестве значимого элемента в символике новогодней обрядности «выбор пары на год», автор приводит многочисленный сопоставительный материал, в котором присутствует данный элемент: братчина на Михайлов день (Г.А. Старцев), «выбор на год» как кульминация рождественских игрищ (Н.И. Дукарт), кален-дарно не приуроченная игра «ломнитчбм» (запоминание), в которую играли на «год поцелуев» или «год ухаживаний» (Г.А. Старцев), распределение пар в рождественской драме с атаманом, есаулом и Юркой (А.С. Сидоров), варианты игры «здбвбль», суть которой также заключалась в распределении пар (полевые материалы автора). И сам материал подобных подборок, и подход к его научной интерпретации в работе Д.А. Несанелиса перекликается с предметом и подходами, используемыми в нашем исследовании.

На фоне фольклорных публикаций музыкально-поэтических жанров коми песенно-игровой фольклор представлен достаточно скупо. Один из первых научных сборников по коми фольклору «Висервожса сьыланкывъ-яс да мойдкывъяс» составлен И.А. Осиповым в 1941 г. Основой сборника являются полевые материалы, собранные исследователем в 30-х гг. XX в. по реке Вишере. Среди песен опубликована одна «ворсан сьыланкыв» (игровая песня), исполнявшаяся на Рождество - «Ай ладу, ладу» (вариант перевода русской песни «А мы просо сеяли»), и четыре припевки, которые тоже определены как «ворсан сьыланкыв».20 Отметим, что комментарии к сборнику составлены А.К. Микушевым, сам же И.А. Осипов в полевых материалах обозначает эти припевки как величальные - гозйддана 'те, кото

21 рыми соединяют в пару, женят' . В 1980 г. был издан уникальный в своем роде сборник «Ипатьдорса фольклор» (Фольклор с. Ипатово), который посвящен традиции одного села и включает в себя репертуар одной из лучших коми исполнительниц - Шуктомовой Анастасии Арсентьевны (189122

1975). В ее репертуаре имеется и несколько припевочных песен, использованных в нашей работе.23

Из изданий последних лет стоит отметить сборник материалов по традиционному народному календарю коми, в основу которого легли полевые материалы Научного архива Коми НЦ УрО РАН, фольклорных экспедиций и студенческих практик Сыктывкарского университета. Большую часть материала составляют рассказы фольклорно-этнографического характера о календарных обрядах и праздниках. Кроме того, здесь представлены и песенные тексты, как правило, включенные в соответствующий этнографический контекст.24

Некоторые образцы коми песенно-игрового фольклора, а также сведения о праздничных молодежных собраниях вошли в зарубежные издания, посвященные коми традиции. Среди них можно назвать сборники финских лингвистов Т.Е. Уотилы, Ю.А. Вихмана, венгерского ученого Ка-роя Редэи.25

Единственным сводом песенного фольклора на сегодняшний день является трехтомное издание «Коми народные песни». На основе материалов тридцати крупномасштабных фольклорных экспедиций составители выделили три самостоятельные песенные традиции: вычегодско-сысольскую, ижмо-печорскую и вымско-удорскую. Каждой из них посвя

Л/Г щается отдельный том. Во вступительных статьях имеются сведения о бытовании песенно-игрового фольклора. В ижемской традиции выделены весенние игровые и хороводные песни, по местной терминологии «туусоо ворсан сьыланкывъяс», а также осенние величальные - «арся сьыланкывъ-яс». Первыми сопровождались игры на лугу - «лудын войлэм» (беганье на лугу), вторые исполнялись на посиделках - «войпукъяс» . В описаниях вымской традиции особое внимание уделено народной песенной терминологии, в том числе и песенно-игровым обозначениям. Исследователи отмечают, что на вымских святочных игрищах исполнялись исключительно русские песни, но сопровождающая их терминология основана на коми языке. В качестве примеров приводятся названия хороводов, соответствующие различным типам хореографии: чддтасьны, крестон бергалбм (кружение крестом) рада или радвыьг сьыланкывъяс (песни ряда); пелъпо-ма сьыланкывъяс (плечевые песни), сюръя сьыланкывъяс (сюръя - столб). Кроме того, отмечаются термины, обозначающие распорядителей рождественских игрищ - «поп» и «дьяк» на Выми, «круг сувтбдюь» (ставящий круг) на Удоре.28

Сами же игровые и хороводные песни занимают среди опубликованного материала очень незначительное место. Песенно-игровой материал, как и в предыдущих фольклорных сборниках, представлен главным образом жанром припевок. В комментариях они определяются как величальные, исходя из традиционного толкования этого жанра как сложившегося на основе свадебной поэзии: «оторвавшись от обряда, они, однако, долгое время продолжали связываться с определенным периодом крестьянского календаря, с осенними посиделками {войпукъяс)» . Во вступительных статьях они так и характеризуются как свадебные величальные. В некоторых случаях жанровое определение включает в себя уточнения: «величальная - сьылбдчан сьыланкыв», «величальная шуточная», «величальная игровая», «историческая, бытует как величальная».31

Проблема изучения коми песенно-игрового фольклора тесно связана с проблемой фольклорных заимствований. Так, А.К. Микушев выделяет три формы бытования заимствованного фольклора в коми традициях: 1) «механический перепев русских песен», 2) «сплошь и рядом были так называемые «кыдъя роч песни», в которых содержание недоступно уразумению ни русских, ни коми слушателей», 3) переводы русских песен. Только последнюю форму исследователь определяет как «творческое восприятие

32 достижений русской песенной культуры». В свою очередь большая часть песенно-игрового фольклора представлена русскоязычными заимствованиями и «кыдъя роч» (букв.'русский с примесью»') образцами .

Проблеме коми-русских фольклорных взаимодействий посвящен ряд исследований. Музыковедческий анализ представлен в работах П.И. Чис-талева и А.А. Шергиной34, анализу «кыдъя роч» песен и языковых аспектов бытования и трансляции подобных текстов посвящены исследования

35

А.В. Панюкова , ряд статей связан с проблемой влияния русской культуры

36 на сказочную традицию коми , проблема фольклорного двуязычия в фольклорной культуре коми затрагивается в работах А. Н. Власова и В. В. т п

Филипповой .

Фольклорное двуязычие во многом определило специфику как песенного фольклора коми в целом, так и игрового в частности. Сам по себе песенно-игровой фольклор включает в себя достаточно разнородный в

38 жанровом отношении материал: игровые, хороводные, плясовые , припев

39 ки . О сложности данной проблемы свидетельствует разнообразие подходов к проблеме систематизации и классификации песенно-игрового материала, в основу которых были положены текстологический, хореологический, функциональный критерии40 и т.д. Ситуация коми песенной традиции осложнена еще и проблемой адаптации русских текстов в иноязычной среде. Естественная вариативность в интерпретации заимствованных песен, которая зависит как от индивидуального языкового опыта исполнителей, так и от функциональной специфики жанра, определяет условия для создания многочисленных песенных новообразований. П. И. Чисталев отмечает нестатичность и вариативность коми песенных музыкальных форм, которые определяются возможностью создания пресекающихся на уровне темы, но, тем не менее, самостоятельных песенных текстов: «Песенно-музыкальная форма не статична. При многократном повторении напева он варьируется, приобретает новые выразительные средства. В некоторых песнях - шуточных, плясовых, величальных - наблюдается сквозное развитие темы-основы. Дальнейшие поиски средств выразительности, стремление певцов к собственной интерпретации приводят к созданию самостоятельных вариантов песен»41.

А. К. Микушев называет импровизационность одним из характерных признаков ижемской песенной лирики и в качестве примера приводит широко популярные песни с зачином «Красавец молодец не жениться ли ты надумал?» (Мича зонмей молодечей , гбтрасьны эмый мбдан?) и «Матушка, матушка, матушка моя («Мамей, мамей, мамулей»): «Тексты этих песен редко совпадают друг с другом. Они варьируются не в деталях, а в композиционно-образной структуре, различаются даже по своей функции: в одном случае оказываются любовно-лирическими, во втором - семейно-бытовыми, в третьем - величальными»42.

Анализу импровизационного начала в коми лирике посвящена специальная статья Ю.Г. Рочева. В зависимости от той роли, которую играет импровизация в песнях у коми, исследователь выделяет три группы: «1) песни с устойчивым текстом и с завершенным, постоянным сюжетом (например, «Оксинья по краса»); 2) песни, имеющие определенную сюжетную схему, каждый стих которой имеет тенденцию к устойчивости и автономности; чаще всего такие песни являют собой набор клишированных сочетаний (ср. «Шощцбанбй олбмбй»); 3) песни с неустойчивым текстом и свободной композицией; как правило, они имеют локальный характер бытования, сильно варьируют, легко вступают в контаминации с разнородными текстами или во взаимодействие с мотивами иной тематики (ср. «Ок-бк-бк, поляной»).».43 Проанализированный нами фольклорный материал не позволяет согласиться с утверждением Ю.Г. Рочева о том, что к первой группе песен относятся все разновидности величальных песен (припевок -Г.С.): «Все эти песни относятся к традиционной лирике, имеют устойчивые тексты, сюжетную завершенность и композиционную стройность. Импровизационный элемент в них ничтожно мал, варьирование же подчинено законам функционирования произведений устного народного творчества».44 Наравне (если не чаще) с устойчивыми текстами в коми традиции бытуют припевки, которые если и не являются импровизационными, то степень варьирования в них настолько велика, что многие из них можно рассматривать как окказиональные песенные новообразования.

По отношению к коми песенной традиции в большинстве случаев не применим термин «варианты сюжета». Чаще всего тексты объединяют общие формулы, большинство которых существуют в различных контами-нациях и, что особенно важно, в произведениях, абсолютно разных в жанровом и функциональном плане. Примером тому могут служить пометки в комментариях к песням в сборнике «Коми народные песни». Например, в пояснении к песне «Сьбд вор шбрын вбб гбрдлб» (Лошадь ржет в глухом лесу) говорится: «Величальная. Зачин песни часто контаминируется с шуточными песнями»45; или к песне «Кань вор выло пуксисны» (В кошкино корыто сели): «Величальная шуточная. Редкая. Иногда зачин песни контаминируется с песнями частушечного типа и с русскими плясовыми песня

46

МИ» и т.д.

Исследованию устойчивых формул, «которые без изменений или с несущественными вариациями могут переходить из песни в песню, не теряя своего внутреннего, формульного единства», посвящена еще одна статья Ю.Г. Рочева. На примере «особого разряда» песенного фольклора -шуточных песен, которые изначально выполняли функцию плясовых,47 исследователь выделяет 16 таких формул. Им приводятся вариации каждой из них и возможные более или менее устойчивые комбинации в определенных локальных традициях, а также по возможности отмечается использование их в других песенных жанрах. В заключении статьи автор говорит о перспективности изучения «данной жанровой разновидности», поскольку оно «может подсказать нетривиальный подход к освещению проблемы развития национальной культуры».48 Отметим, что подобные формулы типичны не только для шуточных песен, они свободно «циркулируют» в своеобразной жанровой триаде: детский фольклор - игровые - «шуточные» песни. Кроме того, в некоторых случаях речь идет не только о мигрирующих формулах, но и о мигрирующих сюжетах. К их числу может быть отнесен сюжет «Пан тшын». Различные сферы бытования этого текста перечислены в диссертации Ю.Г. Рочева49, впоследствии были дополнены в исследовании А.В. Панюкова, посвященном заговорной традиции коми: «список зафиксированных жанровых версий достаточно широк: считалка, игровая прелюдия, байка, колыбельная, докучная сказка, детский шуточный рассказ, шуточная песня, лирическая, величальная (в виде диалога), величальная (в контаминациях - как композиционная вставка), заговор («нимкыв»), текст-запуг (как перечисление демонологических персонажей)»50.

Необходимо отметить, что вышерассмотренные исследования касаются в основном комиязычных песен без учета того, какое место занимают русскоязычные песни и бесконечное число искаженных, лексически не переводимых заимствований («кыдъя роч»).

Цель нашего исследования - на основе проведенного анализа локальных традиций выявить наиболее значимые структурно-семантические компоненты праздничных молодежных игрищ коми. В соответствии с выдвинутой целью ставятся следующие задачи: 1) описать, а при необходимости реконструировать локальные варианты бытования игрищ (сценарный, репертуарный, хореографический уровни); 2) выделить ключевые для данных обрядовых комплексов образы, мотивы и сюжеты песенных текстов; 3) соотнести такие структурные элементы игрищ как песня и игра, выявить общий круг сюжетов, связанных с брачной тематикой; 4) выделить некоторые механизмы создания двуязычных песенно-игровых вариантов; 5) определить место праздничных собраний молодежи в обрядовой жизни и половозрастной системе коми.

Методология. При описании и анализе рассматриваемых обрядовых комплексов мы придерживаемся устоявшихся в отечественной фольклористике принципов комплексного (фольклорно-этнографического, фольклор-но-лингвистического) изучения локальных традиций, направленных на максимально объективную подачу материала. Соответственно, содержательный план предмета исследования включает в себя разнородные формы традиционной культуры - фольклорные тексты, обрядность, языковые данные - все, что задействовано в сферу бытования и трансляции анализируемых фактов традиции.

Понятие общенародного, как отмечает Б.Н. Путилов, «обретает реальность на уровне отношений между региональными/локальными традициями. Общенародные признаки вычленяются из этих традиций в виде различных обобщений, универсалий, интегрирующих качеств. Фольклорная культура объективно выступает как общенародная постольку, поскольку ее содержание и ее язык, состав, принципы функционирования характеризуются наличием универсалий, общих для регионов, зон, очагов»51. В свою очередь, локальные традиции - это единственно реально существующие варианты самой фольклорной культуры, сложившиеся вследствие сложных исторических процессов, которые на разных территориях приобретали специфические особенности.

Среди использованных в диссертации этнографических исследований особое место в методологическом плане занимает цикл работ Т.А. Бернштам, связанных с изучением молодежной культуры. Важную роль в реализации задач данного исследования сыграли обоснованные в них комплексные принципы и приемы анализа фольклорно-этнографических данных, связанные с установкой исследовательницы на изучение семантики и функционирования явлений молодежной культуры в единой системе традиционной культуры.

Поскольку наша диссертация связана, главным образом, не с описанием живых традиций, а с реконструкцией тех или иных обрядовых комплексов, исходным является принцип вариативности и полисемантично-сти описываемых элементов культуры, учет всех возможных интерпретаций. Особую значимость здесь приобретает надтекстовый, метаязыковой уровень. Так, определяя метаязык как важный источник реконструкции духовной культуры, С.М. Толстая особое внимание обращает на функции народной терминологии: консервирующую, конденсирующую, архаизирующую, сакрализирующую, интерпретирующую, продуцирующую.52

Изучение процессов межкультурных взаимодействий является одной из важнейших проблем в изучении культур народов Европейского Севера. Данное исследование связано с попыткой подойти к проблеме фольклорных заимствований как к особому феномену традиционной культуры. Если факт освоения русскоязычного фольклора, прежде всего песенного, признается большинством финно-угорских фольклористов, то его место в национальном фольклоре и тем более роль заимствований в формировании национальных фольклорных жанров остаются практически не исследованными. Методы и подходы к изучению заимствований в коми культуре были определены нами в ходе исследовательской и экспедиционной работы. Исходным для нас является тезис о том, что заимствованный русскоязычный фольклор является органичной составляющей всей традиционной культуры коми. Эта установка касается всего фольклорного репертуара, составляющего ту или иную традицию.

При исследовании локальных традиций необходимо учитывать два уровня ее существования: синхронический и диахронический. Диахронический план связан с историко-культурными процессами формирования традиции, на синхроническом уровне мы рассматриваем бытование традиции в определенных временных рамках и выявляем ее признаки в результате сопоставления с другими подобными же образованиями. Хронологические рамки данного исследования охватывают почти два столетия, начиная от самых ранних записей 1824 г., и заканчивая последней видеосъемкой рождественских игрищ 2003 г. в с. Прокопьевка Прилузского района. Материалы некоторых традиций позволяют говорить о глубине двух-трех, а то и нескольких поколений исполнителей. Однако на данном этапе наше внимание направлено, прежде всего, на синхронический аспект бытования традиционной культуры, на изучение зафиксированных в этом временном отрезке вариантов реализации одного культурного явления. Такая установка на синхронический уровень связана и с разрозненностью и фрагментарностью имеющегося текстологического материала, не позволяющего судить о диахронических трансформациях.

Источники. Основной корпус используемых в данном исследовании фольклорных текстов и этнографических описаний составили неопубликованные архивные материалы.

В хронологическом порядке, прежде всего, необходимо сказать о рукописных материалах отдела фондов Национального музея Республики Коми. Здесь хранятся рукописи фольклорно-этнографических материалов 1928-1935 гг., в основном собранных студентами Коми Педагогического Института под руководством Г.А. Старцева.

Основной блок исследуемого песенного фольклора представлен материалами фольклорных, диалектологических, фольклорно-этнографических экспедиций сотрудников Института языка, литературы и истории Коми НЦ 1939-2003 гг., хранящихся в Научном архиве Коми НЦ и Фольклорном фонде ИЯЛИ Коми НЦ (аудио- и видеозаписи). Также источниками данного исследования являются полевые материалы Фольклорного архива Сыктывкарского университета 1990-2003 гг. Традиция села Прокопьевка Прилузского района (Глава I), помимо экспедиций ИЯЛИ Коми НЦ и СыктГУ, представлена материалами, собранными краеведом П.Г. Сухогузовым; эти рукописи и аудиозаписи также хранятся в фольклорном архиве СыктГУ.

Отметим, что автор данного исследования была участником большинства полевых исследований 1990-2003 гг.

В качестве фольклорно-этнографических источников нами использованы и опубликованные материалы, представленные в отдельных исследованиях и фольклорных сборниках (освещены в разделе «История вопроса»).

Научная новизна диссертационной работы выражена в том, что коми молодежные игрища впервые становятся предметом специального изучения. В научный оборот вводится большой спектр ранее не публиковавшихся фольклорных и этнографических материалов. В работе предлагается новый комплексный подход к исследованию песенно-игровых традиций, сложившихся в ситуации фольклорного двуязычия, предложена новая интерпретация песенно-игровых текстов, семантика и структура которых определяются брачной тематикой молодежных собраний. Кроме того, нами выделены и проанализированы поэтические особенности оригинальных песенных новообразований на коми языке на примере группы припевоч-ных песен и предпринята попытка анализа механизмов функционирования лексически искаженных («кыдъя роч») песенных текстов.

Научно-практическая значимость работы состоит в том, что на основе достаточно разрозненных данных сведены и систематизированы разноуровневые факты традиционной культуры. Это выводит исследование за рамки узко фольклористических интересов и делает актуальной для этнографов, лингвистов, этнопсихологов и т.д. Как материалы, так и отдельные теоретические разработки, касающиеся поэтических и функциональных особенностей песенно-игрового фольклора, могут послужить практической и теоретической базой основных и специальных курсов по коми песенной традиции для студентов Высших учебных заведений. Описания хороводно-игровых комплексов могут быть использованы общеобразовательными, культурно-просветительскими организациями, этнопеда-гогическими центрами и другими объединениями, чья деятельность связана с сохранением и возрождением традиционной культуры.

Структура диссертации. Работа состоит из введения, основной части, состоящей из трех глав, заключения, списка сокращений и библиографического списка. Первая глава «Локальные коми традиции рождественских игрищ» разделена на три параграфа, каждый из которых посвящен отдельной локальной традиции. Вторая глава посвящена проблеме функционирования молодежных игрищ в системе коми традиционной календарной обрядности. На примере анализа летних луговых игрищ и молодежных братчин рассматриваются наиболее яркие способы фольклорной реализации календарно-обрядовой семантики. В третьей главе анализируются брачные мотивы, их роль в семантике и структуре песенных текстов, особое место уделено рассмотрению поэтики припевочных песен.

 

Заключение научной работыдиссертация на тему "Коми песенно-игровой фольклор праздничных молодежных собраний"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В комплексе календарных обрядов молодежные игрища по своему содержательно-семантическому наполнению занимают особое положение. В силу традиционного представления о стихийно-природных свойствах молодежного возраста ему приписывалась тесная связь с темными, «нечистыми» силами. Именно поэтому в календарной обрядности молодежь символизирует некое хаотическое начало, связанное с потусторонним миром. В святочных ритуалах она выступает в качестве персонифицированного воплощения святочных духов. Игрища же, наоборот, направлены на выделение и структурирование молодежи как одной из групп в социальной половозрастной иерархии. Весь сценарий игрищ, как отдельные составляющие, так и вся система, определены данной ритуально-обрядовой установкой: это и особенности организационно-ролевого порядка, и тенденция к четкой репертуарной очередности (от общего к частному - общие хороводы в зачине, припевочные песни в завершении), и четкая геометрия хороводов. Кроме того, один из основных признаков игровой песни - такой, как изобразительность внутренняя (отраженная в тексте) и изобразительность внешняя (действие, разыгрывание или хореографическое сопровождение) - так же можно интерпретировать как один из способов выражения степени упорядочивания.

Мы рассмотрели несколько коми локальных традиций проведения праздничных молодежных собраний: рождественские и летние луговые игрища, молодежные братчины, приуроченные к осенне-зимнему периоду.

В первой главе представлены три локальные традиции рождественских игрищ. Каждая из них представляет собой самостоятельный и цельный вариант игрищечного сценария. В качестве стабильных элементов, характерных для всех рассмотренных игрищ, можно выделить общие хороводы (наборные хороводы («бктбмбн»), типа «плетня» (заплетать «веревку», «плетень», «косу», «гусель», «пельпома сьыланкыв» 'плечевые песни'), ряд на ряд (воча-воча)), парные хороводы, пляски (чбвтасьбм -кнжпогостская традиция) и припевки.

Три рассмотренных комплекса отличаются началом игрищечного сценария. Если игрища на Вишере начинались с общего круга под песню «Чивиль-чивиль воробей», который в функциональном плане соответствует наборным хороводам, то в княжпогостских и прокопьевских традициях основной песенно-игровой блок предваряли своеобразные зачины. В княжпогостской традиции инициальная часть связана с хождением девушек под лирические песни. В местной терминологии они имели свои обозначения. По характеру движения и типу хореографии они назывались «покодьдян» (походные), «рада сьыланкывъяс» (песни рядами). В термине «ныв сьыланкывъяс» (девичьи песни) выделялись главные участницы и исполнительницы хождений. Песни, исполняемые при этом, обозначались как «гбвзедлан сьыланкыв» (гббзьбдлыны - разговаривать протяжным голосом, нараспев). Основное содержание песен концентрируется вокруг формульной темы «девичья воля/девичья доля». Эта тема является ключевой для всего игрищечного сценария, построенного на противопоставлении девичьей и замужней жизни. В связи со структурированием девичьей группы интересен вариант создания девичьих пар («четов»), отражающий как ритуально-обрядовые, так и половозрастные установки.

Другим возможным вариантом игрищечного зачина являются начальные песни с. Прокопьевка. К одной из этих песен относится «На игрище девок прибывает, прибывает», которая не сопровождалась действием. В идейно-содержательном плане с ней перекликается песня «Девушки, не сидеть пришли», которая была вариантом начала игрищ и сопровождала наборный хоровод. В них задаются статусно-ролевые установки всех участников игрищ: молодежь, зрители, «старухи», которые исполняли песни и руководили всей игрой.

Кроме того, в описанных традициях имели место игры посвятительно-испытательного характера, рассчитанные на новичков («коза лысьтбм», «кбч вир»).

Все три рассмотренные традиции отличает и разная степень освоения заимствованного фольклора. Традиция с. Прокопьевки, являющегося зоной коми-русского пограничья, представляет собой уникальный пример консервации севернорусской традиции. На другом полюсе освоения иноязычного фольклора находится вишерская традиция, развивавшаяся в определенной изолированности от других верхневычегодских сел. Здесь мы наблюдаем достаточно глубокий вариант этимологизации, языкового освоения текстов и появление песенно-игровых новообразований. Княжпого-стские игрища отражают некое срединное состояние. С одной стороны, здесь сохраняются определенные исконные элементы севернорусских традиций, а с другой - наблюдается вторичное осмысление сценария и появление собственной игровой терминологии («кык вок сьыланкывъяс»», «чиркбдчбмбн ворсом» и др.).

Ритуально-обрядовая значимость молодежных собраний наиболее ярко отразилась в двух праздничных комплексах: ижемские летние луговые игрища, и молодежные братчины осеннее-зимнего периода.

Летние, праздничные гулянья («лудъяс») состояли из вполне самостоятельных элементов, каждый из которых имел свою семантику и выполнял определенную роль в структуре луговых игрищ: подвижные игры («войлэмэн ворсэм» 'игра в беганье'), хороводы («кругбн ворсэм») и примыкающие к ним хождения пар («ветлэмэн ворсэм» 'игра в хождения'), хождения воротами (или с воротами, или через ворота) - «воротаэн му-нэм» в заключительной части. Именно их целостность определяет то место, которое луговые игрища занимали в календарно-обрядовой традиции Ижмы. Кульминацией молодежных луговых гуляний являются игрища на Петыр видзе пыран лун, которые наиболее полно отражают архаическую связь календарного и жизненного циклов. Сам переход с весны на лето здесь оказывается связанным с переходом в особое летнее пространство-время, что подкрепляется двойной семантикой видзе пыран лун — это и вход в пост, и вход в лето, в сенокосную пору. Семантика переходности нашла отражение на многих уровнях обрядового текста: терминологическом (это и многозначность, которую приобретают термины «видзе пыран лун», «видза петан лун», связанная с омонимичностью слова видз 'пост, луг, сенокосные угодья'; языковая соотнесенность значений 'сенокос', 'лето' в обозначении гожся), топографическом (пространственные перемещения при хождении «воротами» - из своей деревни в другую, с луга на луг, подъем к церкви, переход через мост и т.д.), предметно-атрибутивном (изготовление «ворот», реальные ворота), песенно-хореографическом (движение «воротами» под соответствующую песню «Отпирайтеся широкие ворота»). Символическая многозначность прохождения через «ворота» может быть актуализирована и при соотнесении действа с текстом песни. Песня «Отпирайтеся, широкие ворота», сопровождающая хождения «воротами», соотносится с действием именно по начальной строке, которая в этой песне становится ключевой. Приуроченность «целовального» хоровода к хождению «воротами», возникшая в ижемской традиции, связана с вторичным переосмыслением текста и адаптацией к обрядовому контексту. При этом брачная символика песни также соотносится с семантикой прохождения через ворота - в некоторых описаниях через ворота проходили именно образованные в ходе луговых игрищ пары.

Молодежные братчины могли иметь различную приуроченность: зимний Николин день, Михайлов день, Покров день, день Кузьмы-Демьяна, 9 ноября (по старому стилю - второй день после Михайлова дня). Сведения о сценарии братчин сохранились по двум традициям. Усть-Сысольский вариант приведен нами по публикации второй половины XIX века. Описание братчины Княжпогостского района является реконструкцией обряда на основе экспедиционных материалов с 1960-х по 2000 гг. и исследования Г.А. Старцева, относящегося к 30-м гг. XX в. Центральный момент братчин заключался в том, что девушки под специальные братчин-ные песни («братчина сьыланкыы» или «братчина юан сьыланкыв») угощали парней пивом. При всей полифункциональности обрядового пива в данном контексте реализуются два основных значения. В одном из них пиво выступает как сакральный напиток и связывается с празднованием в честь нового урожая, окончания полевых и заготовительных работ. Такое обрядовое содержание выступает на первый план в усть-сысольской братчине и отражено в первую очередь в песенных текстах через мотивы, так или иначе поэтизирующие этот обрядовый напиток (изготовление, изобилие, угощение, «величание» и т.д.). Другое значение пива в контексте братчины связано с брачной символикой этого напитка. Это значение является определяющим в традиции Княжпогостского района. Брачный характер обряда утверждается в исполняемой после угощения пивом брат-чинной песне, связанной с выбором парнями и девушками пары. По отдельным сведениям пары выбирались на год, что также соотносит данный обрядовый комплекс с календарным циклом. Кроме того, братчины, приуроченные к Михайлову дню, оказывались приближенными к святочному циклу, начало которого в коми традициях могло варьироваться (заговенье рождественского поста, Введение, Модестов день).

Анализу разнообразных воплощений брачной темы в системе праздничных молодежных собраний посвящена отдельная глава нашего исследования. В различных игровых формах, связанных с этой основополагающей для игрищ темой, отражаются половозрастные особенности молодежного коллектива.

Говоря о специфике и реализации брачных мотивов в песенном и игровом фольклоре молодежных игрищ, можно выделить два взаимосвязанных признака молодежной «женитьбы», которые «вписываются» в календарное и в свадебное обрядовое окружение с участием молодежи, выступающей здесь в качестве антагонистов коллективным нормам. В одном из них отражено противопоставление другим возрастным группам, прежде всего, взрослым, семейным. В другом - утверждается физическая зрелость и половая активность парней и девушек. Эти признаки находят свое идеальное воплощение в таких фольклорных формах, как хуление-величание, многочастные композиции и различные формы диалога, связанные с идей выбора в широком смысле слова. С реализацией половозрастных признаков связаны песни, в которых обыгрывается идея сближения парня и девушки (иногда с развернутой темой «свадьбы») с последующим возвращением в исходное состояние через формулы расставания / прощания или организации - дезорганизации «свадьбы».

Выделяемый ряд способов и форм поэтической реализации темы «женитьбы» может быть значительно расширен. В этом же аспекте могут быть рассмотрены, например, сюжеты, связанные с триадой «старый-малый-ровня», «муж привозит жене подарки, в том числе, плетку», а так же все игровые варианты с темой неудачного замужества. Среди отдельных мотивов можно отметить устойчивые игровые мотивы «купли-продажи», «раздевания-одевания», «смерти-оживления» и т.д. В коми традиции отмеченные сюжеты и мотивы могут получать достаточно оригинальные формы воплощения. Ярким примером тому является сюжет песни «спасибо-не спасибо», которая в княжпогостской традиции имела четкую календарную приуроченность. Анализу этой песни нами уделено особое внимание в третьей главе.

В целом песенно-игровой фольклор укладывается в достаточно устойчивые и традиционные игровые схемы, однако наравне с ними значительное место занимают и оригинальные вариации. Наиболее показательным в этом плане является группа припевочных песен.

Характеризуя коми припевочные песни, можно отметить два крайних полюса в формально-смысловой организации данных текстов. Есть песни, которые представляют собой заумные тексты, в которых невозможно выделить смысловое ядро даже на уровне отдельных слов. На этом фоне особым смыслом наделяются сами имена, посредством называния которых и осуществляется «переженивание». С другой стороны, если сравнивать припевочные песни с другими группами игровых песен, то именно в них оказывается сконцентрированным основной блок текстов на коми языке. Причем появление большинства из них не является результатом перевода отдельных русских сюжетов на родной язык. Эти оригинальные тексты возникают в результате активного использования универсальных приемов и художественных средств, выработанных самой традицией. Проведенный нами анализ подтверждает их исходную взаимосвязь с общими для всего ритуально-обрядового комплекса смыслами. Функциональные особенности припевочной группы отражаются и в лексически искаженных «кыдъя роч» песнях, прежде всего, на уровне структуры текстов, по-разному реализующей семантику парности.

В теоретическом плане наши выводы позволяют говорить о необходимости пересмотра эстетических и поэтических критериев оценки и осмысления роли и места подобных песенных текстов в становлении локальных фольклорных традиций. Органичность функционирования разнородных в языковом плане песенных текстов позволяет наметить перспективы изучения специфики песенных жанров в ситуации фольклорного двуязычия.

 

Список научной литературыСавельева, Галина Сергеевна, диссертация по теме "Фольклористика"

1. Агапкина Т.А. Этнографические связи календарных песен. Встреча весны в обрядах и фольклоре восточных славян. М., 2000. - 336 с. (Традиционная духовная культура славян / Современные исследования).

2. Агапкина Т.А. Мифологическая основа славянского народного календаря. Весенне-летний цикл. М., 2002. - 816 с. (Традиционная духовная культура славян. Современные исследования).

3. Ананичева Т.М. Русские хороводные песни в полиэтнической среде Поволжья // Научный альманах: Традиционная культура. 2/2000. -С. 67-74.

4. Аникин В.П. Календарная и свадебная поэзия. М., 1970.

5. Аникин В.П. Общерусское и локальное творчество в фольклоре (к общей постановке проблемы) // Фольклор народов Поволжья: Проблемы регионального изучения. Йошкар-Ола, 1989. - С. 3 - 21.

6. Бабикова Т.И., Семенов В.А. Детские и молодежные развлечения в контексте семейной обрядности "устьЦилемов"- // Источники по истории народной культуры Севера. Сыктывкар, 1991. - С.83 - 88.

7. Байбурин А.К. Ритуал в традиционной культуре: Структурно-семантический анализ восточнославянских обрядов. СПб., 1993.

8. Байбурин А.К., Левинтон Г.А. К проблеме «у этнографических истоков фольклорных сюжетов и образов» // Фольклор и этнография: У этнографических истоков фольклорных сюжетов и образов. Л., 1984. - С. 229-245.

9. Балашов Д.М. О родовой и видовой систематизации фольклора // Русский фольклор. Проблемы «Свода русского фольклора». Л., 1974. -Т.17. - С. 24 - 34.

10. Бачинская Н.М. Русские хороводы и хороводные песни. М., Л.,1951.

11. Бачинская Н.М. Музыкальный стиль русских хороводных песен. -М., 1976.

12. Бернштам Т.А. Девушка-невеста и предбрачная обрядность в Поморье XIX-начала XX в. // Русский народный свадебный обряд: Исследования и материалы. Л., 1978. - С. 48 - 72.

13. Бернштам Т.А. Молодежь в обрядовой жизни русской общины XIX-начала XX в.: Половозрастной аспект традиционной культуры. Л., 1988.

14. Бернштам Т.А. Орнитоморфная символика у восточных славян // Советская этнография. 1981. - № 1. - С. 22 - 34.

15. Бернштам Т.А. Русская народная культура Поморья в XIX-нач.ХХ в. Л., 1983.

16. Бернштам Т.А. Совершеннолетие девушки в метафорах игрового фольклора (Традиционный аспект русской культуры) // Этнические стереотипы мужского и женского поведения. СПб., 1991. - С. 234 - 256.

17. Бернштам Т.А. Христианизация в этнокультурных процессах финно-угорских народов Европейского Севера и Поволжья (сравнительное обобщение) // Современное финно-угроведение. Опыт и проблемы. Л., 1990.

18. Бессонов П. Поездка по Вологодской губернии в Печорский край к будущим водным путям на Сибирь. СПб., 1909.

19. Богданов К.А. Игра в жмурки: контексты традиции // Русский фольклор. XXX. - СПб., 1999. - С. 54 - 81.

20. Брянцева Л.И. Русские хороводные и игровые песни в Башкирии (по материалам фольклорных экспедиций последних десятилетий) // Фольклор народов РСФСР. Межвузовский науч. сб. Уфа, 1984. - Вып. 11.-С. 56-68.

21. Браз С.JI. Вятские народные песни // Энциклопедия земли Вятской. Т. 8. Этнография, фольклор. - Киров, 1998. - С. 514 - 515.

22. Васильева Е.Е. Роль фольклорно-этнографического контекста в трактовке традиционной песни // Сохранение и развитие русских народно-певческих традиций. Вып. 86. М., 1986. - С. 98 - 108.

23. Виноградов Г.С. Детские игровые прелюдии // Страна детей. -СПб., 1998.-С. 141-391.

24. Власов А.Н. Филиппова В.В. Фольклорное двуязычие в традиционной культуре коми // Научный альманах: Традиционная культура. 2/2000. - С. 87 - 89.

25. Всеволодский-Гернгросс В.Н. Крестьянский танец // Крестьянское искусство СССР. Искусство Севера. Т. 2. - Л., 1928. -С.235 -239.

26. Гусев В.Е. Русская народная художественная культура (Теоретические очерки). СПб., 1993.

27. Гагарин Ю.В., Жеребцов Л.Н. Быт и культура села. — Сыктывкар, 1968.

28. Громыко М.М. Традиционные нормы поведения и формы общения русских крестьян XIX в. М., 1986. - 277 с.

29. Еремина В.И. Классификация народной лирической песни в советской фольклористике // Русский фольклор: Материалы и исследования.-Л., 1977.-Т. 17.-С. 107-119.

30. Еремина В.И. Поэтический строй русской народной лирики. Л., 1978. - 182 с.

31. Жеребцов Л.Н. Историко-культурные взаимоотношения коми с соседними народами: IX нач. XX в. - М., 1982.— 224 с.

32. Жеребцов Л.Н. К истории заселения Верхней Сысолы // Жилина Т.И. Верхнесысольский диалект коми языка. М., 1975. - С. 6 - 13.

33. Зырянов И.В. Игровые и хороводные песни в свадебном обряде // Фольклор и литература Урала. Пермь, 1976. Вып. 3. - С. 3-26.

34. Иванова А. А. Этническое самосознание как фактор межэтнических культурных взаимодействий // Научный альманах: Традиционная культура. 2/2002. - С. 55 - 61.

35. Ивлева J1.M. Обряд. Игра. Театр (К проблеме типологии игровых явлений) // Народный театр. JI., 1974. - С. 20 - 35.

36. Иевлева JI.M. Дотеатрально-игровой язык русского фольклора. -СПб., 1998~-195 с.

37. Ильина И.В., Уляшев О.И. Магия любви и любовная магия у коми // Арт. 1998. -№1 С. 82-91.

38. Ильина И.В., Уляшев О.И. Некоторые аспекты изучения мужского и женского в культуре коми // Фольклористика коми. -Сыктывкар, 2002. С. 16 - 25. (Тр. ИЯЛИ Коми НЦ УрО РАН. Вып. 63).

39. Калашникова Р.Б. Беседы и бесёдные песни Заонежья второй половины XIX века. Петрозаводск, 1999. - 163 с.

40. Калашникова Р.Б. Старинные плясовые песни Пудожского уезда Олонецкой губернии // Локальные традиции в народной культуре Русского Севера (Материалы IV Международной научной конференции «Рябининские чтения-2003»), Петрозаводск, 2003. - С 34 - 37.

41. Канева Т.С Песенно-игровой фольклор Усть-Цилемского района Республики Коми: Автореф. дис. . канд. филол. наук. СПб., 1998.

42. Канева Т.С. Песенно-игровой фольклор Усть-Цилемского района Республики коми. Дисс. на соиск. уч. степени канд. филол. наук. - СПб., 1998.

43. Канева Т.С. Тема «гуляния» в Усть-Цилемском песенно-игровом фольклоре (к вопросу о логике хороводного текста) // Этнопоэтика и традиция: К 70-летию чл.-корр. РАН В.М. Гацака. М., 2004. - С. 157-165.

44. Климов А. А. Основы русского народного танца. М., 1994.

45. Колесницкая И.М. Символика в хороводных и свадебных песнях русских, украинских, белорусских // Фольклор народов РСФСР. Вып. 8. Уфа, 1981.-С. 52-62.

46. Колпакова Н.П. Песенный фольклор Мезени // Песенный фольклор Мезени. Д., 1967. С. 9 - 32.

47. Колпакова Н.П. Русская народная бытовая песня. М., Л., 1962.284 с.

48. Конаков Н.Д. От Святок до Сочельника: Коми традиционные календарные обряды. Сыктывкар, 1993. - 127 с.

49. Конаков Н.Д. Традиционное мировоззрение народов коми: Окружающий мир. Пространство и время. Сыктывкар, 1996.

50. Коровина Н.М. 1. Русский лубок и коми сказочная традиция // Узловые проблемы современного финно-угроведения. Йошкар-Ола, 1995. -С. 37 -39.

51. Коровина Н.М. Устные сказки о Бове-королевиче в коми фольклорной традиции // Общее и особенное в жанрах коми фольклора и литературы,- Сыктывкар, 1991,- С. 14-23.-(Тр. ИЯЛИ Коми НЦ. Вып. 48).

52. Краснопольская Т.В. О восточнославянских компонентах в певческих традициях Карелии // Традиционная культура: общечеловеческое и этническое. Петрозаводск, 1993. - С. 97 - 105.

53. Круглов Ю.Г. Русские обрядовые песни. М., 1989. - 320 с.

54. Кудряшова В.М. Коми сказки на сюжеты русских былин // Жанр сказки в фольклоре народов коми. Сыктывкар, 1992. - С. 103-113,- (Тр. ИЯЛИ Коми НЦ. Вып. 53).

55. Кудряшова В.М. Сказки о былинном Илье среди коми (зырян) // Русский фольклор: Полевые исследования. № 22. - Л., 1984. - С. 92 - 96.

56. Кукин А., Лапин В. К проблеме русских хороводов // Народный танец: Проблемы изучения. Сборник научных трудов. СПб., 1991. -С.11-29.

57. Лазарев А.И. Уральские посиделки. Челябинск, 1977.

58. Лапин В.А. Русская песня у вепсов: (К вопросу о генезисе народного музыкального мышления) // Мызыкальное наследие финно-угорских народов. Таллин, 1977. - С. 183 - 215.

59. Лапин В.А. «Холостые» и «женатые кружки» в терско-кандалакшской свадебной традиции // Русский народный свадебный обряд. -Л., 1978.-С. 232-246.

60. Лапин В.А. Севернорусская групповая причеть: феномен и загадки // Локальные традиции в народной культуре Русского Севера (Материалы IV Международной научной конференции «Рябининские чтения-2003»), Петрозаводск, 2003. - С.71 - 76.

61. Лапин В.А., Васильева Е.Е. Межэтническое пространство традиционной культуры: (К обоснованию гипотезы) // Актуальные теоретические проблемы этномузыковедения: Y Гиппиусовские чтения 7-9 дек. 1993: материалы конференции. СПб., 1993. - С. 1 - 8.

62. Лимеров П.Ф. Маскарадные игры коми в контексте мифопоэтических представлений // Эволюция и взаимодействие культур народов Северо-Востока Европейской части России.— Сыктывкар, 1993. (Тр. ИЯЛИ Коми НЦ УрО РАН. Вып. 57.)

63. Мальцев Г.И. Традиционные формулы русской народной необрядовой лирики (исследование по эстетике устно-поэтического канона). Л., 1989.

64. Марченко Ю.И. Исторический ракурс изучения севернорусской песенной культуры и современное состояние местных фольклорных традиций // Из истории русской фольклористики.-СПб., 1998.-С. 229- 337.

65. Микушев А.К. Из истории русской науки о коми народной поэзии (По материалам фондов A.M. Шёгрена и П.И. Савваитова) // Русский фольклор: Материалы и исследования. Вып. YI (отдельный оттиск). М.,Л„ 1959. С. 230 - 239.

66. Микушев А.К. Народно-песенное творчество верховьев Вычегды и Печоры // Русский фольклор. Материалы и исследования. М.Л., 1959. -С. 435 -439.

67. Микушев А.К. Песенное творчество народа коми. Сыктывкар,1956.

68. Миненок Е. Народные песни эротического содержания // Русский эротический фольклор. Песни. Обряды и обрядовый фольклор. Народный театр. Заговоры. Загадки. Частушки / Сост., научн. редакция A.JI. Топоркова. -М., 1995.-С. 21 -31.

69. Морозов И.А. Женитьба добра молодца: Происхождение и типология традиционных молодежных развлечений с символикой «свадьбы» / «женитьбы». М., 1998. - 352 с.

70. Мухомедшина J1.A. Традиционные собрания холостой молодежи в Среднем Приангарье (конец XIX-начало XX в.) // Зрелищно-игровые формы культуры. Сборник научных статей. J1., 1990. - С. 53 - 72.

71. Несанелис Д.А. Раскачаем мы ходкую качель (Традиционные формы досуга сельского населения Коми края во второй половине XIX -первой трети XX века). Сыктывкар, 1994. - 168 с.

72. Никитина С.Е. Устная народная культура и языковое сознание. М., 1993.

73. Новоселова Н.А. Песенно-игровая традиция в Енисейском уезде // Сибирский фольклор. -Новосибирск, 1980.

74. Нуриева И.М. Музыка в обрядовой культуре завятских удмуртов: Проблемы культурного контекста и традиционного мышления. Монография. Ижевск, 1999. - 272 с.

75. Панюков А.В. К проблеме «коми язык и язык коми»: «Кыдъя роч» // Финно-угорские народы: Проблемы этнической и языковой идентификации / Тезисы докладов и выступлений на международной конференции. Сыктывкар, 1999. - С. 51 - 53.

76. Панюков А.В. Коми и русские: диссипативные механизмы в системе фольклорных заимствований // Коренные этносы Севера европейской части России на пороге нового тысячелетия: история, современность, перспективы (сборник статей).- Сыктывкар, 2000. С. 418421.

77. Панюков А.В. Традиция и современность: культ икон в современной культуре коми // Вестник культуры. Сыктывкар, 2000. - № 1.-С. 43 -47.

78. Панюков А.В. Этнолингвистический аспект изучения коми заговорной традиции: нимкыв видзем. Сыктывкар, 2003. - С. 21 - 22. -(Научные доклады / Коми НЦ УрО РАН. Вып. 462).

79. Плесовский Ф.В. Свадьба народа коми. Сыктывкар, 1968.

80. Пропп В.Я. Жанровый состав русского фольклора // Фольклор и действительность: Избранные статьи. М., 1976. - С. 46 - 82.

81. Пропп В.Я. Русские аграрные праздники. СПб., 1995.

82. Путилов Б.Н. Фольклор и народная культура. СПб, 1994.

83. Рассыхаев А.Н. Интерпретация детских игр коми в «женитьбу» // Сборник научных статей по материалам конференции «Символ в системе культуры: символические миры и знаковые системы». Сыктывкар, 2004. -С. 246-250.

84. Рогачевская Е.М. Проблемы изучения художественной специфики хороводных игр // Советская этнография. 1980. - № 5. - С. 113-120.

85. Ромодина И.А. Молодежные собрания Поозерья: труд обряд -игра // Зрелищно-игровые формы культуры. Сборник научных статей. - Л., 1990. - С. 46-52.

86. Рочев Ю.Г. Детский фольклор коми: дисс. . на соиск. учен, степени канд. филол. наук. Сыктывкар, 1972.

87. Рочев Ю.Г. Импровизация в коми народной лирике // Жанровое развитие коми фольклора и литературы на современном этапе. -Сыктывкар, 1988. С. 18 - 19. - (Тр. ИЯЛИ Коми НЦ УрО РАН. Вып. 45).

88. Рочев Ю.Г. Шуточная песня коми и проблема ее бытования // Общее и особенное в жанрах коми фольклора и литературы. Сыктывкар, 1991. - С. 24-33.-(Тр. ИЯЛИ Коми НЦ УрО РАН. Вып. 48).

89. Савваитов П. Некоторые сведения об Усть-Сысольском уезде Вологодской губернии // Вологодские губернские ведомости. 1843. -№2.

90. Савельева Г.С. Песенно-игровой фольклор // Традиционный фольклор Вилегодского района Ахангельской области (в записях 19861991 гг.): Исследования и материалы. С. 74 - 107.

91. Семенов В.А. Традиционная семейная обрядность народов Европейского Севера: К реконструкции мифопоэтических представлений коми (зырян). СПб., 1992.

92. Семенов В.А. Путешествие вокруг ступы (К мифологическим истокам коми обряда сватовства) // Традиционная духовная культура народов Европейского Севера: Межвузовский сборник научных трудов. -Сыктывкар, 1990. 26 - 38.

93. Соколов А.А. Проблема изучения танцевального фольклора // Методы изучения фольклора: Сборник научных трудов. Л., 1983. - С. 126 -138.

94. Соколов Ю.М. Русский фольклор. М., 1938 (Л., 1941).

95. Стародубцева С.В. Русская хороводная традиция Камско-Вятского муждуречья. Монография / Отв. ред. Т.Г. Владыкина Ижевск, 2001.-421 с.

96. Сурхаско Ю.Ю. Карельская свадебная обрядность (конец XIX -начало XX в.). Л., 1977. - 238 с.

97. Терюков А.И. Погребальный обряд вымских и вишерских коми // Традиции и новации в народной культуре коми. Сыктывкар, 1983. - С. 25-31. (Тр. ИЯЛИ Коми НЦ УрО РАН. Вып. 28).

98. Толстая С.М. Играть и гулять: семантический параллелизм // Этимология 1997-1999. М., 2000. - С. 164 - 170.

99. Толстая С.М. Полесский народный календарь: Материалы к этнодиалектному словарю: К-П // Славянский и балканский фольклор. -М„ 1986.-С. 178-242.

100. Топорков А. Эротика в русском фольклоре // Русский эротический фольклор. Песни. Обряды и обрядовый фольклор. Народный театр. Заговоры. Загадки. Частушки / Сост., научн. редакция А.Л.Топоркова. М., 1995. - С. 5 - 18.

101. Топоров В.Н. О числовых моделях в архаичных текстах // Структура текста. М., 1980. - С. 3 - 58.

102. Традиционная культура: Русский фольклор в межэтнических взаимодействиях и параллелях. Библиографический список публикаций (1991 1999). Материал подготовила Н.Р. Тимонина // Научный альманах: Традиционная культура. - 2/2000. - С. 75 -80.

103. Филиппова В.В. К вопросу о народной терминологии в традиционной культуре (на примере жанровой классификации коми фольклора) // Пермистика: Диалекты и история пермских языков во взаимодействии с другими языками. Сыктывкар, 1999. - С. 180 - 186.

104. Хренов Н.А. Традиционная игра в контексте русской культуры (о книге «Женитьба добра молодца) // Морозов И.А. Женитьба добра молодца: Происхождение и типология традиционных молодежных развлечений с символикой «свадьбы» / «женитьбы». М., 1988.

105. Хроленко А.Т. Семантика фольклорного слова. Воронеж,1992.

106. Чисталев П.И. Русско-коми фольклорные музыкальные связи // Этнография и фольклор коми. Сыктывкар, 1976. - С. 16-31.

107. Чистов К.В. Актуальные проблемы изучения праздничных обрядов русского Севера // Фольклор и этнография. Обряды и обрядовый фольклор. Л., 1974. - С. 9 - 18.

108. Чистов К.В. Семейные обряды и обрядовый фольклор // Этнография восточный славян: Очерки традиционной культуры. М., 1987. -С. 396-416.

109. Чичеров В.И. Зимний период русского земледельческого календаря XVI-XIX веков (Очерки из истории народных верований). М., 1957.

110. Шевченко Е.А. Исторические и культурные корни фольклорной традиции Лузы (к постановке проблемы) // Исследования по истории книжной и традиционной народной культуры Севера: Межвузовский сборник научных трудов. Сыктывкар, 1997. - С. 200 - 208.

111. Шевченко Е.А. Песенные жанры свадьбы // Традиционный фольклор Вилегодского района Архангельской области (в записях 1986 -1991 гг.): Исследования и материалы. Сыктывкар, 1995. - С. 6 - 32.

112. Шевченко Е.А. Корильные песни сватье в Лузеком районе Кировской области // Научный альманах: Традиционная культура. 2/2000 -С. 90-97.

113. Шергина А.А. Национальное своеобразие коми народной песенности в сравнении с русским музыкальным фольклором. -Сыктывкар, 1984. 39с.

114. Яцунок Е.И. Символика в хороводных песнях // Художественные средства русского народного поэтического творчества: Символ. Метафора. Параллели. М., 1981. - С. 19 - 27.

115. Публикации песенных материалов и этнографических описаний

116. А в Усть-Цильме поют: Традиционный песенно-игровой фольклор Усть-Цильмы / Сост. А.Н. Власов, З.Н. Бильчук, Т.С. Канева, муз. расшифровки А.Н. Захарова. СПб., 1992. - 223 с.

117. Белицер В.Н. 1958. Очерки по этнографии народов коми, XIX-начало XX в. М., 1958. - 393 с. (Тр. Института этнографии им. Н.Н. Миклухо-Маклая. Новая серия; Т. 45).

118. Висер вожса сьыланкывъяс да мойдкывъяс / Чукбртю да лбсьбдю И.А.Осипов. Сыктывкар, 1986. - 256 с.

119. Гуляев Е.С. Сьылан ворсанъяс. // Войвыв кодзув. Сыктывкар, 1966. -№№ 8, 11.

120. Доронин П.Г. Пережитки старины в быте крестьян Прокопьевской волости, Усть-Вымского уезда // Коми му. Усть-Сысольск, 1924. -№ 1.

121. Дукарт Н.И. Весенне-летние праздники и обряды в северной деревне конца XIX начала XX в. // Вопросы истории Коми АССР. -Сыктывкар, 1975. - С. 141 - 152. (Тр. ИЯЛИ КФАН СССР. Вып. 18).

122. Дукарт Н.И. Святочная обрядность коми конца XIX начала XX вв. // Традиционная культура и быт народа коми. - Сыктывкар, 1978. -С. 91 - 103. (Тр. ИИЯЛИ КФАН СССР. Вып. 20).

123. Едемский М.Б. Вечерованье и городки (хороводы) в Кокшеньге Тотемского уезда // Живая старина. 1905. Вып. 3 - 4. - С. 459 - 512.

124. Едемский М.Б. Припевки в Кокшеньге Тотемского уезда // Живая старина. 1909. Вып. 1. - С. 28 - 83.

125. Ефименко П.Е. 1878. Материалы по этнографии русского населения Архангельской губернии // Известия Императорского Общества любителей естествознания, антропологии и этнографии при

126. Императорском Московском университете. Вып.1 - М., 1877; Вып.2. -М., 1878.

127. Ипатьдорса фольклор. (Анастачия Шуктомовалбн сьыланкывъяс, мойдъяс, шусьогъяс да с.в.) / Сост. А.К. Микушев. -Сыктывкар, 1980. 184 с.

128. Кичин Е.В. Братчина (Зырянское обыкновение) // Вологодские губернские ведомости. 1852. - № 28. - С. 323 - 326.

129. Кнатц Е.Э. «Метище» праздничное гулянье в Пинежском районе // Крестьянское искусство СССР. - Т. 2. - Л., 1928. - С.188 - 199.

130. Кондратьев М.И., Кондратьев С.А. Коми народная песня. М.,1959.

131. Коми народные песни: Вычегда и Сысола / Сост. А.К. Микушев, П.И. Чисталев. Т.1. - Изд. 2. - Сыктывкар, 1993. - 287 с.

132. Коми народные песни: Ижма и Печора / Сост. А.К. Микушев, П.И. Чисталев. Т. 2. - Изд. 2. - Сыктывкар, 1994. - 192 с.

133. Коми народные песни: Вымь и Удора / Сост. А.К. Микушев, П.И. Чисталев, Ю.Г. Рочев. Т. 3. - Изд. 2. - Сыктывкар, 1995. - 256 с.

134. Коми народный эпос / Сост. А.К. Микушев — М., 1987. 686 с. (Эпос народов СССР).

135. Коми сьыланкывъяс / Сост. П.А. Анисимов. М., 1926.

136. Коми традиционная культура: Этнография детства / Сост. А.В. Панюков, Г.С. Савельева. Сыктывкар, 1999 . - 82 с.

137. Максимов С.В. Год на севере. Архангельск, 1984.

138. Мельников С. Вечеринки и игрища в Усть-Сысольске. Коляда в Усть-Сысольске // Живая старина. 1898. - Вып. 3-4. С. 480 - 483.

139. Микушев А.К. Коми эпические песни и баллады. Л., 1969292 с.

140. Песенный фольклор Мезени / Сост. Н.П. Колпакова, Б.М. Добровольский, В.В. Митрофанова, В.В. Коргузалов. Л., 1967. - 368 с.

141. Песни Карельского края / Сост. Т.В. Краснопольская. -Петрозаводск, 1977. 264 с.

142. Русская традиционная культура: Традиционные зимние увеселения взрослой молодежи в районах Среднего Приобья. М., 1996.

143. Савин В.А. Гажбдчбй, кор томбсь: ббрйом гижодъяс / Сост. Т.И. Торлопов. Сыктывкар, 1998. - С.182 - 214.

144. Традиционный народный календарь коми: Материалы / Сост. В.В. Филиппова, Т.С. Канева. Сыктывкар, 2002. - 124 с.

145. Традиционный фольклор Вилегодского района Архангельской области (в записях 1986-1991 гг.). Сыктывкар, 1995. - 156 с.

146. Традиционный фольклор Новгородской области (по записям 1963-1976 гг.) Песни. Причитания / Изд. Подгот. В.И. Жикулина, В.В. Коргузалов, М.А. Лобанов, В.В. Митрофанова. Л., 1979.

147. Устьянские песни. / Сост. А. Мехнецов, Е. Мельник, Ю. Марченко. Л., 1984. - Вып. 2.

148. Фольклорной сборник. Важ коми мойдъяс да сьыланкывъяс / Сост. П.Г. Доронин. Сыктывкар, 1938.

149. Хороводные и игровые песни Сибири / Сост. Ф.Ф. Болонев, М.Н. Мельников. Новосибирск, 1985.

150. Хороводные песни в Томской области (Песни Томского Приобья) / Зап., нотация, сост., предисл., прим. А.М.Мехнецова. Л., 1973.

151. Чувашев М.И. Тейтерень пиянь кудо (девичий дом пива) у эрзян // Музыка в обрядах и трудовой деятельности финно-угров. Таллин, 1986. -С. 284-310.

152. Redei К. Zyrian folklore texts. Budapest: Akademiai kiada, 1978. Uotila Т.Е. Syrjanische Texte. - В. I // MSFOu. - Helsinki, 1985; 1986. - В. II; 1989. - В. Ill; 1995. - В. IV.

153. Wichmann Y. 1916. Syrjanische Volksdichtung // MSFOu. -Helsinki. Т.XXXVIII.1. Справочная литература

154. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. В 4-хт.-М., 1989 -1991.

155. Духовная культура Северного Белозерья: Этнодиалектный словарь. М., 1997.-432 с.

156. Жеребцов И.Л. Где ты живешь. Историко-демографический справочник. Сыктывкар, 1994.

157. Жилина Т.И. Верхнесысольский диалект коми языка. М., 1975. -268 с.

158. Жилина Т.И. Вымский диалект коми языка. Сыктывкар, 1998. -256с.

159. Жилина Т.И. Лузско-летский диалект коми языка. М., 1985.

160. Жилина Т.И., Бараксанов Г.Г. Присыктывкарский диалект и коми литературный язык. М. 1971. - 276 с.

161. Историко-культурный атлас Республики Коми. М., 1998.384с.

162. Колегова Н.А., Бараксанов Г.Г. Среднесысольский диалект коми языка.-М., 1980.-226 с.

163. Лыткин В.И., Гуляев Е.С. Краткий этимологический словарь коми языка. М., 1970.

164. Образцы коми-зырянской речи / Сост. Т.И. Жилина, В.А. Сорвачёва. — Сыктывкар, 1971.

165. Плесовский В.Ф. Коми кывтэчасъяс (Коми фразеологизмы). -Сыктывкар, 1986. 176 с.

166. Сахарова М.А., Сельков Н.Н. Ижемский диалект коми языка. -Сыктывкар, 1976.-288с.

167. Сравнительный словарь коми-зырянских диалектов / Т.И. Жилина, М.А. Сахарова, В.А. Сорвачёва Сыктывкар, 1961. - 492 с.