автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.01
диссертация на тему: Коммуникативная стратегия "речевая маска"

Полный текст автореферата диссертации по теме "Коммуникативная стратегия "речевая маска""

На правах рукописи УДК 811.161.1+81*37

у//.

Шпильман Марина Владимировна

Коммуникативная стратегия «речевая маска» (на материале произведений А. и Б. Стругацких)

Специальность 10.02.01 -русский язык (филологические науки)

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Новосибирск-2006

Работа выполнена на кафедре современного русского языка ГОУ ВПО «Новосибирский государственный педагогический университет»

Научный руководитель - доктор филологических наук, профессор

Татьяна Александровна Трипольская

Официальные оппоненты — доктор филологических наук, профессор

Ирина Анатольевна Мартьянова

кандидат филологических наук, доцент Марина Владиславовна Пляскина

Ведущая организация —

Томский государственный педагогический

университет

Защита состоится 17 октября 2006г. в 10.00 часов на заседании диссертационного совета Д 212. 172. 03 по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора филологических наук в Новосибирском государственном педагогическом университете по адресу: г.Новосибирск, ул.Вилюйская, 28.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Новосибирского государственного педагогического университета.

Автореферат разослан «_» сентября 2006г.

Ученый секретарь диссертационного совета кандидат филологических наук,

доцент

Булыгина Е.Ю.

Общая характеристика работы

Диссертация посвящена анализу феномена речевой маски как одной из коммуникативных стратегий языковой личности. «Речевая маска» - это чужой языковой образ, выбор которого обусловлен целями говорящего, ситуацией, формой общения, фактором адресата; это временная и ситуативная эксплуатация чужого речевого поведения, основанная на зафиксированном в сознании носителей языка обобщенном представлении о том или ином типе коммуникантов.

Актуальность работы определяется ее принадлежностью к доминирующему в современной лингвистике коммуникативному подходу, в рамках которого разрабатывается теория коммуникации. Теория коммуникативных стратегий вписывается в общую теорию коммуникации, поскольку опирается на такие актуальные направления современной лингвистики, как прагматика (Т.А. Ван Дейк, Н.Д.Арутюнова, Е.В.Падучева, Т.В.Булыгина, Т.Г.Винокур, В.З.Демьянков, И.М.Кобозева, М.Ю.Федосюк, М.В.Китайгородская и др.), риторика (И. А.Мартьянова, АЛ.Чудинов, И.А.Стернин, А.К.Михальская, А.А.Волков, А.К.Авеличев, С.И.Гиндин и др.), диалоговедение (М.М.Бахтин, Л.ПЛкубинский, В.Д.Девкин, О.А.Лаптева, Г.Е.Крейдлин, М.А.Кронгауз, Е.Н.Ширяев и др.) и лингвистическая конфликтология (С.Г.Ильенко, М.Ю.Дымарский, К.Ф.Седов, В.В.Третьякова, Н.В.Муравьева и др.), социолингвистика (Л.П.Крысин, Е.А.Земская, В.А.Карасик, Т.М.Николаева и др.), психолингвистика (Л.С.Выготский, А.Н.Леонтьев, А.Р.Лурия, А.А.Залевская, Т.Ю.Сазонова и др.), теория языковой личности (Г.И.Богин, Ю.Н.Караулов, Т.Г.Винокур, Ю.Д.Апресян, Н.Е.Сулименко, Н.Д.Арутюнова и др.).

Несмотря на интерес, проявляемый лингвистами к проблеме коммуникативных стратегий и активную ее разработку в последнее время [Демьянков 1979, 1982; Сухих 1986; Койт, Ыйм 1988; Карасик 1992; Тарасова 1993; Почепцов 1994; Иссерс 1996, 1999; Седов 2000; Труфанова 2001; Янко 2001; Иванова 2001; Макаров 2003; Муравьева 2004; Гулакова 2004; Комарова 2006 и др.], до сих пор не существует однозначного понимания природы коммуникативной стратегии, поскольку в разных научных направлениях исследуются лишь отдельные аспекты этого сложного явления. Так, например, в рамках прагматического подхода изучается деятельностная составляющая стратегии, конфликтология рассматривает стратегии поведения человека в конфликтной коммуникативной ситуации, социолингвистика - влияние социальных факторов на выбор и реализацию коммуникативной стратегии и т.д. Тем не менее всеми лингвистами признается, что изучение конкретных коммуникативных стратегий немыслимо без обращения к языковой личности, их использующей.

Связь теории коммуникативных стратегий и теории языковой личности имеет двунаправленный характер: изучение коммуникативных стратегий позволяет установить зависимость выбора и реализации той или иной коммуникативной стратегии как от норм коммуникации, принятых в социуме, так и от индивидуальных особенностей языковой личности. С этой точки

зрения исследование коммуникативной стратегии «речевая маска» с опорой на модель языковой личности персонажа художественного текста представляется перспективным, поскольку такая «художественная модель» почти всегда имеет в реальном мире соответствие с определенной «социальной моделью»: «говорящий человек в романе - существенно социальный человек, исторически конкретный и определенный, и его слово — социальный язык (хотя и в зачатке), а не «индивидуальный диалект» [Бахтин 1995:108].

Степень разработанности проблемы. Интерес, проявляемый в последнее время к коммуникативным стратегиям, не случаен, он обусловлен требованиями современного мира: все чаще результаты лингвистических исследований находят применение в таких областях, как журналистика, политология, реклама, связи с общественностью и собственно филологический анализ художественного текста. «Речевая маска» как филологический феномен также привлекает внимание исследователей [Винокур 1959; Виноградов 1980; Земская 1983; Винокур 1984; Лотман 1985; Иссерс 1996; Ильин 1998; Шмелева, Шмелев 1999; Стернин 2001; Тюпа 2002; Плеханова 2002; Кузнецова 2004; Голубева 2004; Попова 2005], однако до сих пор в современной филологической науке нет единой позиции по поводу того, что же считать речевой маской. В каждой работе это явление определяется, исходя из конкретных потребностей исследования. Поэтому настоящее исследование в первую очередь ориентировано на моделирование и изучение такой коммуникативной стратегии, как «речевая маска», и тем самым включается в обсуждение актуальных проблем, связанных с современной теорией коммуникации, а также с исследованием языковой личности.

Теоретической базой диссертации послужили работы отечественных и зарубежных исследователей, посвященные теории коммуникативных стратегий (Т.А. Ван Дейк, В.З.Демьянков, О.С.Иссерс, В.И.Карасик, Г.Г.Почепцов), теории языковой личности (М.М.Бахтин, В.В.Виноградов, Г.И.Богин, Ю.Н.Караулов, Т.Г.Винокур, Ю.Д.Апресян, Н.Д.Арутюнова), а также работы, в которых обсуждаются проблемы разграничения речевых партий повествователя и персонажа (В.В.Виноградов, М.М.Бахтин, В.Шмид, Б.А.Успенский, Ю.Д.Апресян, Е.В.Падучева, Н.А.Кожевникова, Г.М.Чумаков, С.Г.Ильенко).

Объектом данного исследования является дискурс языковой личности персонажа художественного произведения. Опираясь на мнение Ю.Н.Караулова о том, что литературный герой может быть рассмотрен как модель языковой личности [Караулов 1987], в данной работе мы исследуем в качестве таковой персонаж художественного текста А. и Б. Стругацких Максима Каммерера.

Предмет исследования — коммуникативная стратегия «речевая маска».

Целью диссертационного исследования является моделирование и описание коммуникативной стратегии «речевая маска». С целью исследования соотносится решение следующих задач:

1) рассмотреть основные положения теории коммуникативных, стратегий;

2) дать понятие «речевой маски» и описать ее основные функции;

3) рассмотреть «речевую маску» в ряду смежных явлений (подражание, передразнивание, пародирование);

4) выработать методику выделения дискурса языковой личности из структуры художественного текста;

5) исследовать коммуникативные умения языковой личности, влияющие на формирование коммуникативной стратегии «речевая маска»;

6) описать способы формирования коммуникативной стратегии «речевая маска», эксплицирующей коммуникативно-прагматический уровень языковой личности;

7) рассмотреть типы речевых масок, используемые языковой личностью;

8) выявить и проанализировать языковые средства создания коммуникативной стратегии «речевая маска» в их соотношении друг с другом.

Научная новизна диссертационного исследования заключается в том, что в нем формулируется понятие речевой маски как коммуникативной стратегии, дается ее определение, выявляется связь со смежными явлениями (такими как языковая игра и явления имитации), определяются основные функции стратегии «речевая маска». Кроме того, рассматривается соотношение исследуемой коммуникативной стратегии с типами языковой личности, ее использующими. В работе впервые описываются языковые средства создания коммуникативной стратегии «речевая маска», выявляется их место и роль в лексиконе языковой личности, обосновывается их смысловая соотнесенность,

Теоретическая значимость работы определяется, во-первых, ее вкладом в теорию коммуникации в целом и теорию коммуникативных стратегий в частности; во-вторых, соотнесенностью теории коммуникативных стратегий и теории языковой личности; в-третьих, «сквозным» исследованием языковой личности: изучая прагматикон, мы получили сведения об особенностях лексикона и тезауруса исследуемой языковой личности; в-четвертых, моделированием коммуникативной стратегии «речевая маска».

Практическая значимость заключается в возможности использования результатов исследования в спецкурсах и спецсеминарах по теории языковой личности, в курсе общей риторики и в курсе основ речевой коммуникации, а также в разработке практических рекомендаций по созданию речевого имиджа для политиков и общественных деятелей.

Материалом исследования послужили три романа А. и Б. Стругацких «Обитаемый остров», «Жук в муравейнике» и «Волны гасят ветер». Они связаны сквозным персонажем Максимом Каммерером, рассматриваемым нами в качестве модели языковой личности. Особенностью материала является то, что в каждом из произведений Максим Каммерер предстает в разных возрастных периодах, что позволяет проследить развитие языковой личности. «Обитаемый остров» написан от третьего лица, тогда как два других романа — от первого, то есть главный герой предстает не только как персонаж, но и как персонаж-повествователь. В качестве основного материала используется роман «Жук в муравейнике», поскольку именно в этом произведении главный герой реализует коммуникативную стратегию «речевая маска». Два других романа

привлекаются нами в качестве дополнительных с целью проследить развитие коммуникативной компетенции главного героя.

Чтобы выявить признаки коммуникативной стратегии «речевая маска», кроме произведений Стругацких были использованы фрагменты произведений русской классической и современной литературы.

В работе используются следующие методы и приемы: описательный метод, элементы трансформационного анализа, анализ словарных дефиниций, контекстуальный и компонентный анализ, элементы статистического метода, сравнительно-сопоставительный метод, моделирование коммуникативной стратегии «речевая маска».

Апробация работы. Основные положения исследования представлялись в виде докладов на Третьих (2002), Четвертых (2003), Пятых (2004) и Шестых (2005) Филологических чтениях Всероссийской научной конференции в Новосибирском государственном педагогическом университете; на Всероссийской научной филологической конференции «Язык и культура» в Новосибирском классическом институте в 2003г., на Всероссийской конференции, посвященной 70-летию БГПУ «Филология: XXI век (теория и методика преподавания)» в Барнаульском государственном педагогическом университете в 2003г., на конференции молодых ученых в Новосибирском государственной педагогическом университете в 2006г.

Положения, выносимые на защиту:

1. Исследование коммуникативной стратегии эксплицирует все уровни структуры языковой личности, демонстрируя их связь: выбор стратегии обусловлен коммуникативной интенцией языковой личности (область прагматикона); в соответствии с целью создается сценарий действий (область тезауруса); под влиянием той же интенции выбираются адекватные языковые средства (область лексикона), которые вписываются в общий когнитивный сценарий.

2. Поставленные задачи моделирования и изучения коммуникативной стратегии «речевая маска» требуют разграничения своего и чужого слова (речь повествователя, персонажа и персонажной маски). Методика разграничения речевых партий. повествователя, персонажа и персонажной маски в рамках художественного текста включает: 1) анализ языковой конструкции текстового фрагмента (прямая речь, косвенная речь, несобственно-прямая речь); 2) определение повествовательной формы (традиционный нарратив или свободный косвенный дискурс) и точки зрения (повествование ведется «извне» или «изнутри»); 3) обнаружение мест, в которых происходит переключение коммуникативных регистров речи (напр., с изобразительного на оценочный); 4) выявление признаков текста нарратора и текста персонажа (грамматические, лексические, стилистические и синтаксические признаки; признаки указательных систем).

3. «Речевая маска» — это особый тип коммуникативной стратегии, основанный на временной и ситуативной эксплуатации чужого языкового образа, который говорящий реконструирует и присваивает с определенной целью; это имитация чужого речевого поведения, включающая иную манеру

б

речи, иной лексикон, предполагающая иную языковую картину мира. Суть этой стратегии в том, чтобы сменить свою речевую манеру на иную, которая принадлежит обобщенному социальному или профессиональному типу, отраженному в нашем языковом сознании. «Речевая маска» характеризуется определенным набором языковых средств, которые языковая личность отбирает, исходя из особенностей своего лексикона, коммуникативной компетенции и языкового вкуса.

4. В основе формирования коммуникативной стратегии «речевая маска», как и других явлений имитации (подражание, передразнивание и пародирование), находится чужая речь, однако цели и способы ее использования в этих видах дискурса различны. Пародируется обычно манера речи, внешность, мимика и жесты конкретного человека с целью создать игровую ситуацию. При передразнивании подчеркивается «чужесть» речи, цель ее использования - выразить свое отношение к форме или содержанию высказывания собеседника. При подражании, наоборот, чужая манера речи выдается за свою. В отличие от этих видов имитации, «речевая маска» всегда осознается как чужое речевое поведение, она основывается на обобщенном образе какого-либо коммуниканта и имитирует не только манеру речи, но и лексикон и картину мира изображаемого человека.

5. Коммуникативная стратегия «речевая маска» выполняет следующие основные функции, которые зачастую реализуются комплексно: 1) манипулятивную; 2) имиджеобразующую; 3) игровую; 4) функцию самовыражения (самореализации).

6. Формирование лексикона речевой маски предполагает обращение к наиболее ярким и значимым языковым зонам, в которых происходит непосредственное воплощение говорящего. Основой для создания стратегии служат те фрагменты лексикона, которые в наибольшей степени освоены языковой личностью: именно они являются областью выбора, эксперимента, семантико-прагматических модификаций. В качестве основных средств создания коммуникативной стратегии «речевая маска» рассмотрены вводно-модальные элементы, лексические средства характеристики манеры речи и эмотивно-оценочная лексика.

7. Языковые средства формирования коммуникативной стратегии «речевая маска», относящиеся к разным областям лексикона языковой личности, тем не менее находятся в отношении смыслового согласования, выполняют общую функцию, создавая образ определенного речевого поведения. Так, характеристики манеры речи актуализируют те или иные свойства изображаемой языковой личности (напр., неуверенность, импульсивность, излишнюю эмоциональность), эти же свойства проявляются в выборе вводно-модальных элементов; языковой и психологический портрет дополняют эмотивно-оценочные единицы, которые отличаются чрезмерной эмоциональностью.

Структура работы. Диссертационное исследование состоит из введения, двух глав, заключения и списка литературы.

В первой главе «Исследование коммуникативных стратегий в современной лингвистической парадигме» рассматриваются вопросы преимущественно теоретического характера, связанные с изучением теории коммуникативных стратегий (КС), дается понятие речевой маски (РМ), осмысливается методика выделения дискурса языковой личности (ЯЛ) из структуры художественного текста.

Лингвистическая наука на современном этапе развития уже не монолитное образование, это целый комплекс направлений, объединенных общей проблематикой исследования — взаимоотношением человека и языка. Общая теория коммуникации, активно разрабатываемая лингвистами в последнее время, аккумулирует идеи таких направлений исследования языка, как прагматика, риторика, социолингвистика, когнитология и психолингвистика, теория языковой личности. Теория КС (Т.А.Ван Дейк, В.З.Демьянков, М.Койт, Х.Ыйм, О.С.Иссерс, Г.Г.Почепцов, С.А.Сухих, И.П.Тарасова, И.В.Труфанова, Т.Е.Янко, В.И.Карасик, К.Ф.Седов, М.Л.Макаров, Ю.М.Иванова, Е.А.Комарова, Н.В.Муравьева, И.И.Гулакова и др.) вписывается в общую теорию коммуникации, поскольку природа КС предопределяет интерес к данному явлению в различных областях знаний. В том или ином аспекте КС в настоящее время изучаются во всех вышеназванных направлениях лингвистики, и в первую очередь — в рамках прагматики, поскольку в теории КС затрагиваются ее основные проблемы: говорящий субъект, адресат речи и интенциональная структура высказывания. В прагматике (Т.В.Шмелева, И.М.Кобозева, Н.Д.Арутюнова, М.Ю.Федосюк, В.В.Дементьев и др.) заложены самые общие критерии и подходы к изучению КС. В рамках прагматического подхода исследуется деятельностная составляющая КС [Тарасова 1993, Бобырь 2001, Труфанова 2001, Комарова 2005 и др.]. В риторических исследованиях (И.А.Мартьянова, А.П.Чудинов, И.А.Стернин, А.К.Михальская, А.А.Волков, А.К.Авеличев, С.И.Гиндин и др.) понятия стратегии и тактики исследуются в свете теории аргументации и теории речевого воздействия. Психолингвистика изучает КС с позиции интенционального состояния, ведущего к возникновению психологической основы для речевого воздействия. Теория диалога также оказала свое влияние на формирование теории КС. В частности, теоретические разработки М.М.Бахтина [1979; 1995] в области диалогических отношений и речевых жанров не только явились отправной точкой в развитии диалоговедения и теории речевых жанров, но и оказались важны для исследования КС. Выделившаяся из теории диалога в отдельное направление речевая конфликтология (С.Г.Ильенко, М.Ю.Дымарский, К.Ф.Седов, В.В.Третьякова, Е.Н.Ширяев и др.) рассматривает КС в аспекте поведения человека в конфликтной коммуникативной ситуации. Исследование КС в социолингвистическом аспекте [Земская 1983; Карасик 1992; Николаева 2003] выявляет новый ракурс их изучения: взаимодействие и взаимовлияние человека и социума, учет при выборе КС социальной позиции партнера. Особого внимания заслуживает изучение КС в связи с теорией ЯЛ [Богин 1984; Караулов 1987; Винокур 1993; Сулименко 1994; Апресян 1995; Арутюнова 1998

и др.]: исследование КС с опорой на реальную или виртуальную (персонаж художественного текста) ЯЛ дает возможность в полной мере описать определенную стратегию, а в рамках изучения ЯЛ, рассматривая ту или иную стратегию, можно получить исчерпывающую информацию о мотивационно-прагматическом уровне структуры данной ЯЛ.

На основе аналитического обзора работ разных лингвистических школ и направлений мы выявили главные положения формирующейся теории КС. Современный этап развития теории отличается попыткой учесть результаты и выводы разных исследований. Так, своим появлением теория КС «обязана» разработке в рамках прагмалингвистики теории речевых актов (Дж.Остин, Дж.Серль) и так называемых постулатов П.Грайса [Новое в зарубежной лингвистике 1985]. В то же время исследование таких когнитивных процессов сознания, как продуцирование, восприятие, понимание речи, а также запоминание, хранение и извлечение из памяти информации и пр. [Выготский 1999, Жинкин 1982, Леонтьев 1977] стимулировали развитие теории фрейма [Минский 1979] и ментального сценария речевой деятельности [Ван Дейк 1989], который воплощается в определенные стратегии. На основе этих идей возникло такое направление прикладной лингвистики как компьютерная или кибернетическая лингвистика, в рамках которой также разрабатываются аспекты теории КС, и в первую очередь - механизмы коммуникативных стратегий [Койт, Ыйм 1988]. В основе механизма, «запускающего в действие» КС, лежат те же стадии, что и в основе процесса порождения и восприятия речи, исследованные и описанные отечественными психологами В.С.Выготским, А.А.Леонтьевым, а также С.Д.Кацнельсоном в рамках теории речевой деятельности. Так, механизм КС состоит из двух стадий: 1) стадия формирования, которую составляют целеполагание (выбор одной из множества задаваемых целей, превращение мотива в мотив-цель, выделение промежуточных целей) и оценка ситуации; 2) стадия выполнения, которую составляют процессы вербализации и контроля за исполнением намеченного плана [Сухих 1986, Койт, Ыйм 1988, Иссерс 1999]. В основе любой стратегии лежит приоритет интересов говорящего над интересами слушающего, что заставляет считать исходной точкой в анализе коммуникативных стратегий коммуникативные цели говорящего.

Кроме выявления структуры и механизмов КС интерес исследователей привлекли факторы, влияющие на выбор КС и ее построение. Помимо фактора адресата, при построении КС следует учитывать также два типа знаний: семантическое, или фиксированное, и коммуникативное — гибкое, исчисляемое с учетом речевого поведения говорящего и слушающего [Почепцов 1994: 35].

В последнее время наметилась тенденция к описанию конкретных КС и тактик, это свидетельствует о том, что уже накоплен некий теоретический багаж знаний о КС, позволяющий перейти к рассмотрению частных моментов и особенностей реализации той или иной стратегии [Иссерс 1999, Зигманн 2003, Руженцева 2004, Комарова 2006]. Это перспективное направление, поскольку

именно такие исследования позволят со временем уточнить, скорректировать, дополнить основные положения теории КС.

Итак, аналитический обзор работ, связанных с проблемами КС и тактик позволяет выявить «сильные» (синтез результатов исследований разных антропоцентрических направлений; выявление и описание механизмов КС и факторов, влияющих на ее выбор и реализацию; описание конкретных КС и др.) и «слабые» (разное понимание природы КС в различных направлениях исследования; терминологическая неопределенность и др.) стороны формирующейся теории КС. Опираясь на опыт предшественников, попытаемся дать рабочее определение КС: это некий сценарий запланированных действий (в том числе и неречевых), направленных на достижение коммуникативных целей говорящего путем речевого воздействия на адресата. Коммуникативная стратегия в процессе общения реализуется посредством коммуникативной тактики, представляющей собой конкретное воплощение сценария, связанное с оценкой речевой ситуации, условий общения и коммуниканта.

Понятие «РМ» актуально и для лингвистических, и для литературоведческих исследований. Так, термин «речевая (языковая) маска» чрезвычайно распространен в литературоведении, однако зачастую у разных исследователей за ним стоят разные объекты изучения. «РМ» по-разному трактуется в рамках «классического» и постмодернистского литературоведения: 1) РМ - образ автора в различных его композиционных воплощениях — лирического героя, повествователя или рассказчиков, персонажей и 2) РМ — особая форма авторства постмодернистского текста, в которой автор выступает как действующее лицо, не являясь при этом персонажем.

Лингвистические исследования «речевой маски» также дают весьма неоднозначное представление об этом явлении. 1. «РМ» — разновидность языковой игры («домашние» игры современных носителей литературного языка; балагурство; РМ рассказчика анекдота) [Земская 1983, Винокур 1984, Шмелева, Шмелев 1999]. 2. «РМ» является ситуативной коммуникативной ролью [Стернин 2001]. 3. «РМ» - средство создания имиджа. При этом имидж создается путем долгого «проигрывания», постоянного повторения одной и той же маски до тех пор, пока сама маска не перестает «ощущаться» человеком, ее использующим [Стернин 2001, Иссерс 1996]. 4. «РМ» - коммуникативная стратегия оратора [Виноградов 2005, Кузнецова 2004]. 5. «РМ» создателей рекламного текста [Попова 2005]. 6. «РМ» - особый прием ЯЛ., позволяющий, с одной стороны, удовлетворить потребность в творчестве, с другой, -являющийся способом самовыражения, а также выражения отношения к реалиям окружающей действительности [Голубева 2004].

При всем разнообразии понимания феномена речевой маски, рассмотренные точки зрения не противоречат друг другу. КС «речевая маска» включает и игровое и ролевое начало, соотносится с понятием имиджа; разные коммуникативные ситуации и разные интенции говорящего субъекта актуализируют ту или иную ее функцию.

В нашем понимании «РМ» предполагает наличие оппозиции собственного идиостиля языковой личности и стиля, присущего выбранной маске. Это противопоставление основывается на положении о наличии стиля языковой личности как речевого образа говорящего, манеры его поведения, представленной речевыми действиями (Ю. Н. Караулов). «Надевая» какую-либо речевую маску, человек ка:к бы перевоплощается в иную языковую личность, временно исполняет роль этой личности. Другими словами, «РМ» -это имитация чужого речевого поведения, включающая иную манеру речи, иной лексикон и предполагающая иную картину мира. При этом человек «перевоплощается» в другую языковую личность на основе собственных представлений о том, какой эта личность должна быть, и эти представления должны каким-то образом коррелировать с представлениями социума об образе данного коммуниканта.

«РМ» как особая коммуникативная стратегия существует в кругу смежных явлений (подражание, передразнивание, пародирование). Так, подражание предполагает осознанное или неосознанное заимствование речевой манеры человека, являющегося языковым лидером. При этом осознанное подражание вызвано стремлением максимально приблизиться к своему идеалу (в том числе и речевому), выглядеть в глазах окружающих старше, значительнее; это чаще характерно для молодых людей. Люди старшего возраста редко подражают кому-то в чем-либо, они стремятся к индивидуальности («бунт против лидера» [Крысин 1989]), однако скрытое, неосознанное подражание какому-то языковому лидеру возможно, более того, встречается довольно часто.

Передразнивание, или экспрессивная цитация (Н.Д. Арутюнова), «выражает отрицательное отношение к реплике собеседника или зафиксированной в ней жизненной позиции» [Арутюнова 1992: 67]. Передразнивание, как нам кажется, также может иметь две разновидности. Оно может быть как чертой, особенностью данной языковой личности, ее речевого поведения, так и ситуативным способом выражения своего отношения к форме и/или содержанию высказывания, а также к самому собеседнику.

Явление имитации характерно также для языковой игры. В ее рамках имитация имеет целью юмористическое пародирование. Пародирование «сводится к подражанию оригиналу с одновременным преувеличением характерных его черт, с гиперболизацией их подчас до абсурда. Пародия может быть успешной лишь тогда, когда тот, кто ее воспринимает, хорошо знаком с оригиналом» [Дземидок 1974: 68]. В данной работе мы рассматриваем пародирование особенностей речевого поведения, лексикона той или иной ЯЛ, цель которого — создать определенную эмоциональную атмосферу, сделать установку на игру, подчеркнуть двусмысленность ситуации, фразы, выразить свое эмоциональное отношение к тем или иным особенностям речевого поведения пародируемой ЯЛ и т.п.

Анализ подражания, передразнивания, пародирования и РМ позволяет говорить о наличии интегральных и дифференциальных признаков рассмотренных имитационных явлений. В основе всех видов имитации

находится чужая речь, которая используется в «своей» речи с определенными целями. Так, цель пародирования - создать определенную игровую ситуацию (в рамках языковой игры). Здесь важны не столько языковые средства как таковые, сколько внешние характеристики чужой речи: манера говорить, особенности лексикона, интонации и пр. Стоит отметить, что для большей узнаваемости объекта пародии имитируется не только его речевое поведение, но и голос, артикуляционные особенности, внешность и поведение вообще.

При подражании языковому лидеру чужая речь не осмысливается как чужая, ее происхождение не акцентируется. Передразнивание как способ выражения отрицательного отношения к реплике собеседника или к самому собеседнику имеет целью дать понять ему о коммуникативном сбое.

В отличие от пародирования, подражания и передразнивания «РМ» всегда осознается как чужое речевое поведение. Кроме того, в основе «РМ» всегда лежит обобщенный образ коммуниканта и имитируется не только манера речи, но и лексикон и картина мира изображаемой личности.

В процессе реализации «РМ» выполняет следующие основные функции: 1) манипулятивную; 2) имиджеобразующую; 3) игровую; 4) функцию самовыражения (самореализации). Манипулятивная функция РМ проявляется тогда, когда говорящий манипулирует поведением адресата в целом, поскольку в данном случае цель «РМ» — добиться от собеседника определенных слов, действий, поступков. При этом собеседник в процессе коммуникации должен чувствовать себя комфортно, у него должна сохраняться иллюзия равноправного участия в общении обоих коммуникантов. Так, герой рассказа А.И.Куприна «На улице» манипулирует не только своим бедственным состоянием по сравнению с благосостоянием собеседника, но и тонко выбирает маску: представляется человеком близкой собеседнику профессии, но всегда несколько ниже рангом: «Являюсь я, например, к инженеру — сейчас бью на техника по строительной части: высокие сапоги, из кармана торчит деревянный складной аршин <...>. Все время смотришь ему в глаза <...>, и ему кажется, что это у тебя такой прямой и честный взгляд бедного труженика, преследуемого судьбой. Главное — жди, пока он не сконфузится: за тебя или за себя ему станет стыдно, или за свой роскошный кабинет». Этот прием позволяет говорящему, с одной стороны, допускать незначительные промахи, говоря о профессиональных вещах (техник имеет право знать меньше инженера), а с другой — заставляет собеседника чувствовать себя выше, проявлять благородство «по собственной воле». В итоге герой добивается поставленной цели (получить деньги), а его собеседник чувствует себя благородным человеком, совершившим доброе дело.

Зачастую вместе с манипулятивной функцией реализуется имиджеобразующая. Говорящий в этом случае с помощью «РМ» создает себе некий образ, имидж. При этом цель его — показаться в глазах собеседника более значимым (взрослым, умным или чутким, добрым и т.д.), чем он есть на самом деле. Так, студент-медик Володя, возвращаясь на каникулы в деревню, встречает знакомую девушку и пытается произвести на нее впечатление: « - Володя?.., Ой, здравствуй! // — Хелло! — воскликнул Володя. И сделал вид,

что очень-очень удивился. - Каким ветром? Откуда? Куда? // - Как?.. На каникулы. //— А-а, ну да. <...> Давайте скооперируемся на отдыхе. А то я загибаюсь тут от скуки. //—Давайте! <...> А что вы читаете? //—Да везу кое-что: вот «Записки врача»... Фамилию забыл... А Бредбери у вас нет? А Камю? // — Нет. // — Как же мы будем бороться со скукой?» (В.Шукшин. Медик Володя). В этом случае адресант речи манипулирует оценочным отношением адресата, заставляя его оценивать внешнее проявление личности — созданный образ, или имидж. Как правило, для создания такого языкового имиджа говорящим используется некий образец - речевое поведение языкового лидера (Л.П.Крысин), которому и подражает человек (в данном примере Володя с помощью КС «речевая маска» пытается воссоздать образ современного городского интеллектуала).

Следующей функцией КС «речевая маска» является игровая, поскольку маска позволяет говорящему реализовать свой творческий потенциал. Как бы серьезны ни были цели использования данной стратегии, момент присвоения себе чужого речевого поведения включает элемент риска, свойственный игре. Действительно, суть «РМ» — перевоплощение в другую ЯЛ, чТо предполагает момент актерства, игры, «вживания» в образ. В основе игровой функции «РМ» лежит : языковое балагурство с установкой на получение эстетического удовольствия. «РМ» в этой функции наиболее близка к языковой игре. Цель в данном случае — произвести впечатление на собеседника, разыграть и т.п. (напр., розыгрыши Шерлоком Холмсом доктора Ватсона или игры А.А.Реформатского в Фому Опискина). При этом говорящий стремится воздействовать на эмоциональное состояние адресата.

Одной из возможных функций «РМ» является самовыражение, поскольку «собственное языковое выражение оказывает на самого говорящего не меньшее воздействие, чем на других собеседников (слушателей), потому что говорящий слышит и читает то, что сам говорит и что сам предварительно написал» [Кочеткова 1998: 13]. Поэтому «РМ» - это такая КС, которая позволяет говорящему, с одной стороны, реализовать свой творческий потенциал (по сути, смоделировать и «проиграть» речевое поведение иной ЯЛ), а с другой, -делать и говорить то, что собственному «я» в данных обстоятельствах запрещено или просто несвойственно (напр., перевоплощение барышни Лизы в крестьянку Акулину позволяет героине А.С.Пушкина познакомиться и свободно общаться с сыном соседа Алексеем). Следует отметить, что «речевая маска» лишь в одной из этих функций практически не встречается. В любой маске присутствуют элементы всех функций, однако все-таки доминирующей оказывается, как правило, одна из них.

Поставленные задачи моделирования и изучения КС «речевая маска» требуют разграничения своего и чужого слова (речь повествователя, персонажа и персонажной маски), поскольку мы исследуем особенности данной стратегии с опорой на модель ЯЛ, извлеченную из художественного текста. На сегодняшний день в практике филологического анализа композиционно-речевой структуры художественного текста сложились определенные процедуры разграничения речевых партий повествователя и персонажа

[Виноградов 1980, 2005; Бахтин 1979; Кожевникова 1977; Апресян 1995; Падучева 1996; Успенский 2000; Шмид 2003; Ильенко 2004 и др.]. Опираясь на исследования Б.А.Успенского, В.Шмида, Е.В.Падучевой и Г.А.Золотовой, для решения поставленной в работе задачи мы разработали специальную методику, которая позволяет определять границы повествовательского и персонажного слова в структуре анализируемых текстов, то есть выявлять дискурс языковой личности персонажа. Для разработки такой методики плодотворными оказались идеи Г.А.Золотовой о коммуникативных регистрах речи. На материале повествовательной речи выделяется пять регистров. 1. Репродуктивный (изобразительный), его цель - воспроизведение средствами языка фрагментов, картин, событий действительности как непосредственно воспринимаемых органами чувств говорящего. 2. Информативный, его функция состоит в сообщении об известных говорящему явлениях действительности в отвлечении от их конкретно-временной длительности и от пространственной отнесенности к субъекту речи. 3. Генеритивный, его функция - обобщение, осмысление информации, соотносящее ее с жизненным опытом, с фондом знаний, проецируя ее на общечеловеческое время. 4. Волюнтивный регистр характеризуется коммуникативной функцией волеизъявления говорящего, побуждения адресата к действию. 5. Реактивный (оценочный) - объединяет предложения разной структуры, не содержащие сообщения, но выражающие эмоциональную или ментальную реакцию говорящего, осознанную или автоматическую, на коммуникативную ситуацию [Золотова и др. 1998: 393399]. Для нас важными являются три из них: изобразительный, информативный и реактивный, поскольку первые два регистра различаются временной и пространственной отнесенностью к субъекту речи, а в реактивном регистре передаются эмоции, переживания и оценки говорящего. Мы предположили, что изменение регистра речи (напр., изобразительного или информативного на оценочный) является маркером появления в речевой партии повествователя слова персонажа. При этом схема анализа текстового фрагмента выглядит следующим образом.

1. Анализ языковой конструкции текстового фрагмента (прямая речь, косвенная речь, несобственно-прямая речь).

2. Определение повествовательной формы (традиционный нарратив или свободный косвенный дискурс [Падучева 1996]) и точки зрения (повествование ведется «извне» или «изнутри»)'.

3. Обнаружение мест, в которых происходит переключение коммуникативных регистров речи.

4. Выявление признаков (маркеров) текста нарратора и текста персонажа. Такими маркерами являются: 1) грамматические признаки лица и времени; 2) стилистические признаки; 3) лексические и синтаксические признаки: а) наличие творческого осмысления и интерпретации языковых знаков; б) лексические показатели (глагол или глагольное сочетание информативной семантики типа вспомнил, подумал, знал, размышлял и под.), выступающие, как правило, в совокупности с пунктуационным показателем — многоточием;

4) признаки указательных систем («сегодня», «вчера», «здесь» маркируют текст персонажа, «в тот день», «в этом месте» — текст нарратора).

Такие коммуникативные умения ЯЛ, как умение слушать (и слышать) собеседника, анализировать прочитанное, умение связно излагать свои мысли в письменном виде, не просто дополняют языковой портрет ЯЛ, они чрезвычайно важны при формировании КС «речевая маска». Анализ названных умений ЯЛ М.Каммерера позволил сделать следующий вывод: чтобы анализировать использование чужой манеры речи в дискурсе ЯЛ, нельзя ограничиваться только говорением, нужны особенности слушания, чтения, письма, а главное, -метаязыковой деятельности человека.

Вторая глава «Коммуникативная стратегия «речевая маска» как способ экспликации языковой личности» посвящена исследованию предпосылок к формированию КС «речевая маска» и собственно анализу языковых средств ее создания. Поскольку «РМ» предполагает эксплуатацию чужого речевого поведения, чужой картины мира и лексикона, способность четко разграничивать и анализировать «свое» и «чужое» является одной из составляющих успешности данной коммуникативной стратегии, поэтому соотношение своего и чужого слова в коммуникативной деятельности персонажа как модели ЯЛ оказывается важным. О степени развитости ЯЛ можно судить по нескольким критериям, один из которых - умение/неумение рефлектировать над выбранным языковым знаком, и, что важнее, - над своим и чужим речевым поведением. Кроме того, интересен и актуален вопрос о том, как, в какой мере и с какой целью использует данная ЯЛ «чужое» слово в собственной речи. Так, для анализируемой нами ЯЛ Максима Каммерера рефлексия над своим и чужим словом является доминантой ее речевого поведения. Каммерер использует чужое слово в своей речи с целью передать содержание речи своего собеседника «третьему лицу», не участвовавшему в разговоре (в нашем случае — читателю), и делает это двумя способами: 1) дословно, т.е. путем цитирования, и 2) модифицируя чужие слова. При этом первый способ не характерен для данной ЯЛ, и чужие слова, переданные таким образом, становятся сентенцией, возводятся в ранг крылатого выражения. Модифицированная передача чужих слов, напротив, является основным способом, поскольку позволяет говорящему не только сообщить содержание речи другого человека, но и дает возможность анализировать и оценивать речевое поведение собеседника.

Герой является агентом спецслужб, и выбор КС «речевая маска» обусловлен характером его работы: получить информацию о местонахождении определенного человека, при этом возможный информант не должен догадаться, что этого человека ищет некая спецслужба. Выполняя задание, М.Каммерер в рамках КС «речевая маска» оперирует двумя тактиками: 1) РМ «журналист» (в зависимости от предполагаемого собеседника, М.Каммерер использует две подтактики, условно названные профессионал и дилетант') и 2) РМ «турист».

Рассмотрим формирование и воплощение наиболее яркой РМ «журналист-дилетант». Сопоставив фрагмент языковой картины мира

усредненной языковой личности (по данным Русского ассоциативного словаря (РАС) [1994 - 1998]) и конкретной языковой личности М. Каммерера, мы получили следующие выводы: РМ «журналист» основывается на обобщенном образе журналиста — профессионал, бездарный, неудавшийся, опытный, дилетант, начинающий, ум, зануда, навязчивый, надоедливый, наглость, наглый, нахальный, трепач, талантливый, цепкий, всё знающий (РАС). ЯЛ из этого обобщенного образа журналиста формирует представление о профессиональном и бездарном журналистах. При этом в основу образа профессионала положены положительные характеристики (опытный, профессионал, талантливый, ум, цепкий, всё знающий), а в основу образа дилетанта, бездаря — отрицательные (навязчивый, надоедливый, зануда, дилетант, начинающий, наглый, нахальный, бездарный, неудавшийся и др.). Эти представления находят свое выражение как в речевом поведении персонажа (в речи маски), так и в комментариях к этой речи Каммерера-повествователя, причем комментарий к речевому поведению РМ «журналист-дилетант» приводится от третьего лица: « - В каком смысле? — спросил журналист Каммерер озадаченно и с некоторой даже тревогой // — У него здесь задание? // Журналист Каммерер обалдел». Это говорит, с одной стороны, об особом моменте вживания в роль журналиста - «прирастании» к речевой маске, а с другой - об отстранении самого героя от своей маски.

Понятие речевой (языковой) маски популярно в филологических работах, однако нет специальных исследований языковых средств ее создания. Поэтому важным этапом моделирования КС «речевая маска» является описание языковых средств ее создания. Языковые средства выявляются путем их сопоставления с лексиконом и прашатиконом ЯЛ М.Каммерера. Научная гипотеза диссертационного исследования состоит в следующем: 1) формирование лексикона РМ предполагает обращение к наиболее ярким и значимым «участкам» языка, в которых происходит непосредственное воплощение ЯЛ; 2) основой для создания РМ служат те языковые зоны лексикона, которые уже наиболее освоены данной ЯЛ; 3) создавая РМ, говорящий в первую очередь отталкивается от собственной манеры речи, постепенно изменяя ее.

В качестве основных средств создания «РМ» М.Каммерера были рассмотрены вводно-модальные элементы (ВМЭ), языковые средства характеристики манеры речи и эмотивно-оценочная лексика поскольку именно эти языковые области значимы в лексиконе героя. Мы предполагаем, что, вступая в отношения смыслового согласования, они выполняют общую функцию, создавая то или иное речевое поведение.

ВМЭ рассматриваются нами в первую очередь потому, что они служат одним из ярких средств речевой характеристики героя. М. Каммерер, создавая речевую маску, учитывает языковые особенности изображаемой личности, и одним из средств отображения их в маске становится использование «чужих» ВМЭ (в данном случае «чужой» = масочный). Герой использует следующие функционально-семантические группы ВМЭ: 1) выражающие персуазивность (уверенность и сомнение в сообщаемой информации); 2) выражающие

авторизацию; 3) фатические; 4) метатекстовые (способ выражения и структура высказывания); 5) выражающие эмоциональность. При этом часто одий и тот же ВМЭ выполняет комплекс функций, являясь синкретичным.

При анализе набора ВМЭ М.Каммерера было выяснено следующее: 1) у героя есть набор любимых ВМЭ, которые неизменны в его лексиконе любого возраста (конечно, разумеется, кажется, может быть, впрочем, собственно)', 2) с возрастом уменьшается употребление ВМЭ, выражающих персуазивность и увеличивается употребление метатекстовых ВМЭ.

Анализ выявил, что ВМЭ являются существенным показателем лексикона ЯЛ, их качественно-количественные характеристики позволяют рассматривать этот фрагмент языка как зону осмысленного выбора, а также как экспериментальную зону для моделирования КС «речевая маска».

ВМЭ, используемые речевыми масками М.Каммерера. Выбор той или иной маски зависти от цели, от ситуации общения и от собеседника. Так, выбранная для разговора с Майей Глумовой маска «журналиста-дилетанта» максимально подходит к речевой ситуации. Собеседница явно нерасположена к общению, поэтому Каммерер «становится» навязчивым, противным и косноязычным журналистом-дилетантом. Немалую роль в создании этой маски играют ВМЭ — их доля составляет 6,7% всех слов, произносимых данной маской: « — ...Я в некотором роде журналист... Но ради бога... Я, видимо, попал не вовремя... Понимаете, я собираю материал для книги о Льве Абалкине <...> у меня, видите ли, такая манера работы... — бормотал он /журналист Каммерер/ в жалкой попытке как-то оправдаться. — Вероятно, спорная, не знаю, но раньше мне всегда это удавалось... Я начинаю с периферии: друзья, сотрудники... Учителя, разумеется... Наставники... А потом уже - так сказать, во всеоружии — приступаю к главному объекту исследования...<...> -Разумеется, совпадение и не более того... — бормотал он [журналист Каммерер]. — И забудем, и ничего не было... Потом, когда-нибудь, когда вам будет удобно... Угодно... Я бы с величайшей благодарностью, разумеется... Конечно, это не в первый раз случается в моей работе, что я сначала беседую с главным объектом, а потом уже... Майя Тойвовна, может быть, позвать кого-нибудь? Я мигом...»

Показательно использование «журналистом-дилетантом» фатических ВМЭ, которые хотя и присутствуют в лексиконе самого Каммерра, но не частотны в его речи. Поэтому их также можно считать маркером смены обычного речевого поведения на масочное. Основными функциями фатических вводных слов для «журналиста» Каммерера являются 1) установление и 2) поддержание речевого контакта, поскольку от успешности их осуществления зависит успешность выполнения задания — создание образа неуверенного, нелепого, но неопасного собеседника, и - в конечном итоге - получение информации.

В отличие от идиостиля Каммерера, «журналист» чаще использует слова с семантикой сомнения или неуверенности (ср.: разумеется, конечно и видимо, вероятно, наверное, может быть, скорее всего, возможно — всего два «уверенных» слова в лексиконе «журналиста»). Кроме того, помимо вводных

слов видимо и вероятно семантику неуверенности и сомнения поддерживают и такие лексические средства, как не знаю и в некотором роде. Создавая образ неуверенного и вечно сомневающегося человека, говорящий стремится успокоить собеседницу: такой человек не может быть опасен, он противен, но безобиден.

В целом можно отметить, что ВМЭ используются в «РМ» как привычные и освоенные ЯЛ коммуникативные средства; существенные же изменения в составе лексико-семантической группы ВМЭ свидетельствуют о том, что перед нами РМ. Использование нехарактерных для говорящего ВМЭ является маркером смены обычного речевого поведения на масочное. С помощью ВМЭ герой создает образ излишне ориентированного на собеседника, неуверенного и сомневающегося человека.

Языковые средства характеристики манеры речи. Говоря о манере речи, необходимо обозначить параметры, по которым в данной работе рассматривается это явление: 1) характеристики голоса (тон, громкость, темп, тембр); 2) индивидуальные произносительные особенности (постоянные или ситуативные): шепелявость, гнусавость, картавость, заикание, оканье/аканье, отчетливость произнесения слов, растягивание слов и пр.; 3) интонационный рисунок; 4) характерные мимика и жесты, сопровождающие обычно речь того или иного человека. Кроме того, по манере речи человека можно судить о степени его готовности к коммуникации и о степени доброжелательности, сделать вывод, учитывает говорящий фактор адресата или нет. Помимо этого, подобные характеристики зачастую определяют иллокутивную силу высказывания.

Выявить особенности манеры речи М.Каммерера и его речевых масок позволяет анализ так называемых «слов автора». Интонационные и произносительные особенности позволяют судить не только о манере произнесения конкретного слова или высказывания, но и о речевом поведении человека в целом. Смена собственной манеры речи на чужую является одним из маркеров использования стратегии «речевая маска».

Наиболее продуктивными способами описания манеры речи М.Каммерера являются: 1) речевые глаголы, относящиеся к речевым актам: а) без распространителей и б) распространяемые словоформами, описывающими эмоциональное состояние; 2) неречевые глаголы, входящие в лексико-семантическую группу «эмоциональное состояние». Глаголы говорения, не относящиеся к речевым актам, оказываются менее частотными в описании манеры речи М.Каммерера. Появление такого способа представления манеры речи свидетельствует о нестандартности ситуации и о крайнем эмоциональном напряжении персонажа, однако подобных примеров немного.

Манера речи «журналиста-дилетанта» гораздо более эмоциональна, чем манера речи самого Каммерера: « — Нет-нет-нет! — запротестовал журналист Каммерер<..,> — ...Времени у меня теперь сколько угодно... — он замялся, поерзал, потом махнул рукой. — А объект теперь никуда не денется! Теперь я его поймаю... Да его и дома-то сейчас скорее всего нет. Знаю я этих Прогрессоров в отпуске... Бродит, наверное, по городу и предается

сентиментальным воспоминаниям...// — Его сейчас нет в городе,<.„>Вам до него два часа лету...// — Два часа лету? — журналист Каммерер был неприятно поразкен». Манера речи «журналиста-дилетанта» характеризуется глаголами речи, актуализирующими отчетливость (лепетать, бормотать) и громкость произнесения (очень громко произнес), а также глаголами, описывающими внешние, физиологические проявления испытываемого эмоционального состояния (был багров от смущения) и глаголами поведения, соответствующими этому состоянию (замялся, поерзал, потом махнул рукой). Иными словами, в данном случае Каммерер моделирует не только речевую, но и поведенческую манеру неловкого и косноязычного человека, человека-неудачника. И манера поведения, наряду с манерой речи, играет большую роль в формировании образа журналиста-дилетанта.

В целом, смена обычной манеры речи на иную является одним из основных и самых эффективных средств создания РМ: характеристики манеры речи актуализируют именно те свойства изображаемого человека, которые необходимы ЯЛ в данный момент. Так, бормотание, прерывистость, чрезмерная эмоциональность и поспешность речи «журналиста-дилетанта» поддерживают образ, создаваемый ЯЛ с помощью ВМЭ.

Эмоционально-оценочная лексика. Как неоднократно отмечалось исследователями, в оценочной деятельности языковая личность эксплицирует специфику своей ценностно-ориентировочной картины мира, коммуникативной и языковой компетенции, свой языковой вкус, а также свою эмоциональную структуру (Е.М.Вольф, В.Н.Телия, Н.Д.Арутюнова, Т.А.Трипольская и др.). Наиболее важными для ЯЛ М.Каммерра являются следующие аспекты оценочной деятельности: 1) оценка людей, событий, фактов; 2) самооценка и 3) отношение к чужим оценкам: а) себя; б) других людей и явлений окружающей действительности: в зависимости от обстоятельств и испытываемого эмоционального состояния это могут быть рациональные и эмоциональные оценки: «Он несся передо мной огромными неслышными скачками, длинный, тощий, угловатый, снова легкий и ловкий, обтянутый черным, похожий на тень средневекового демона, и я мельком подумал, что уж такого Экселенца наверняка не видывал ни один из нынешних наших сопляков, а видывал разве что старик Слон, да Петр Ангелов, да еще я -полтора десятка лет назад». Оценочный речевой акт совмещает рациональный (выверенные основания оценки, эксплицитно заявленные в тексте ценностные ориентиры ЯЛ, стремление к характеристике объекта с разных сторон и объективности) и эмоциональный моменты. Причем компонент «эмотивность» не гиперболизирует оценку, не размывает ее оснований, не «форсирует» интенсивность и категоричность оценочного содержания, но вносит эмоциональную окраску события. Он сочетается, в ряде случаев являясь производным, с компонентами «интенсивность», «чрезмерность признака, качества» и «образность» (несся огромными скачками, похожий на тень средневекового демона).

В целом, рассмотрев четыре аспекта оценочной деятельности Максима Каммерера, мы сделали следующие выводы:

1. Оценки Каммерера с возрастом и ростом профессионализма становятся менее категоричными. Степень уверенности в адекватности оценки также различна: в самооценке она растет, а в оценке других людей, наоборот, снижается.

2. Его оценки носят достаточно объективный характер, а эмотивный и рациональный компоненты органично сочетаются, причем преобладает все-таки рациональная оценка. Эмоциональность оценок зависит от эмоционального состояния, ■ испытываемого ЯЛ в момент говорения. Кроме этого, можно отметить, что зрелому и пожилому Каммереру в большей степени присущи рациональные оценки, тогда как молодому — эмоциональные.

3. «Черно-белая» оценочная шкала, характерная для молодого Каммерера, становится с возрастом более «многоцветной», в ней появляются различные оценочные оттенки.

Обратимся теперь к оценкам, которые выражает по тому или иному поводу «журналист» Каммерер. Они качественно отличаются от оценок самого Каммерера: «Лев Абалкин смеялся, обнажая ровные белые зубы. // ~ И нечего оскаливаться! — сказал журналист Каммерер сердито. — Вы же ставите меня в дурацкое положение. Вздор какой! Не-ет, голубчики, видно я вовремя взялся за эту книгу. Надо же, какими идиотскими легендами все это обросло!..» Сравните: Каммерер-повествователь выбирает нейтральное смеялся, тогда как «журналист» называет смех собеседника оскаливанием. Это слово отсылает к известному просторечному неодобрительному выражению скалить зубы — смеяться в неподходящей ситуации, без явной причины. С одной стороны, подобный способ выражения позволяет говорящему сократить дистанцию, разговаривать на правах давнего знакомого, почти приятеля, с другой — поддерживает представление о журналисте как о человеке свойском, запросто общающемся и излишке эмоциональном. Использование таких оценок содержания речи собеседника, как идиотские легенды, дурацкое положение, вздор подкрепляют и усугубляют это представление.

Итак, можно сказать, что эмоционально-оценочная лексика служит своеобразным маркером «РМ». Если оценки Каммерера, как правило, характеризуются иронией над объектом оценки, и это говорит о такой черте ЯЛ, как критичность и склонность к рефлексии, то оценки масок совершенно лишены этого качества. Напротив, оценки как журналиста, так и туриста характеризуются повышенной эмоциональностью (РМ «журналист») и безаппеляционностью (РМ «турист»). Кроме того, . преобладание эмоциональных оценок над рациональными, согласуясь с ВМЭ и характеристиками манеры речи, дополняет языковой портрет изображаемого «журналиста-дилетанта», придавая образу законченность.

В целом, анализ языковых средств создания КС «речевая маска» позволил сделать следующие выводы:

1. Формирование лексикона РМ предполагает обращение к наиболее ярким и значимым «участкам» языка, в которых происходит непосредственное воплощение ЯЛ. Это так называемые альтернативные зоны словаря, предполагающие выбор говорящим наиболее пригодного языкового средства.

2. ЯЛ тяготеет к выбору таких языковых зон, которые являются в наибольшей степени осознанными ею; художественный текст содержит множество маркеров рефлексии ЯЛ над функционированием именно этих фрагментов словаря.

3. ЯЛ конструирует речевое поведение РМ чаще всего путем отталкивания от собственной манеры речи, постепенно изменяя ее.

4. РМ подчинена единой идее, имеет смысловой стержень, а языковые средства создания маски находятся в отношениях семантического согласования друг с другом. Так, например, глаголы, обозначающие манеру речи РМ «журналист-дилетант», актуализируют неуверенную, «рваную», лепечущую, крайне нервную и эмоциональную, смущенную, излишне ориентированную на адресата, который может оборвать разговор в любой момент. Эти же свойства коммуниканта проявляются и в выборе ВМЭ: преобладают показатели неуверенности, сомнения, извинения за свое присутствие, а также актуализирующие доминантную позицию адресата и зависимую — говорящего субъекта в коммуникативном акте. И дополняют языковой и психологический портрет «журналиста-дилетанта» эмотивно-оценочные единицы, в семантике которых ведущую роль играет компонент «эмотивность», снижающий адекватность и достоверность оценки. Таким образом, цель персонажа достигнута: манера речи, лексикон и коммуникативные установки демонстрируют человека неловкого, недалекого, эмоционально неуравновешенного, надоедливого, отнимающего время, но неопасного.

Исследуемая нами ЯЛ Максима Каммерера - личность с хорошо развитым творческим началом. Поэтому он не только создает в зависимости от ситуации различные типы речевых масок, но и «взаимодействует» с ними. М.Каммерер четко разграничивает и осознает себя и свою РМ как разные ЯЛ. Момент отстранения выражается формой третьего лица: «журналист / турист» Каммерер, а также личным местоимением третьего лица «он». Вживание в роль журналиста или туриста, однако, не мешают герою интерпретировать происходящее со своей позиции, а не только с точки зрения изображаемой личности. При этом он пытается соотнести свое собственное видение ситуации с видением ее «журналиста» или «туриста» Каммерера, то есть идиостиль ЯЛ пересекается с РМ. Выделяется три вида подобного пересечения: частичное совпадение, полное отстранение и совмещение «я» Каммерера и его речевой маски. Вид «взаимодействия» ЯЛ М.Каммерера и его РМ зависит от 1) степени осознанности использования данной стратегии, 2) степени ее разработанности и 3) степени расхождения в интерпретации той или иной ситуации самой языковой личности и ее маски.

В заключении подведены итоги исследования, обобщены выводы по главам, сформулированы основные черты КС «речевая маска».

Теория КС как составляющая общей теории коммуникации складывается и осмысливается в таких антропоцентрических направлениях, как риторика, психолингвистика, теория диалога и лингвистическая конфликтология, социолингвистика, теория языковой личности.

Проведенное исследование коммуникативной стратегии «речевая маска» доказало возможность «сквозного» исследования языковой личности, при котором анализ прагматического уровня позволяет сделать вывод не только о коммуникативных, установках, но и о лексиконе и особенностях языковой картины мира исследуемой языковой личности.

Феномен речевой маски в современных филологических исследованиях не имеет однозначной трактовки: обычно она рассматривается в качестве художественного приема, в данной работе был обоснован принципиально новый подход к речевой маске как явлению реальной коммуникации.

Коммуникативная стратегия «речевая маска» описывалась с опорой на персонаж художественного текста как модель языковой личности, что обусловило разработку методики, позволяющей выделить дискурс исследуемой языковой личности из структуры текста.

В процессе анализа коммуникативной стратегии М.Каммерера было выяснено, что «речевая маска» формируется на основе обобщенного образа журналиста или туриста, который зафиксирован в языковом сознании носителей языка. При этом, формируя маску, языковая личность производит корректировку этого образа, исходя из собственных представлений о том или ином профессиональном или социальном типе.

Создавая «речевую маску», языковая личность использует не только наиболее освоенные участки языковой системы, но и наиболее значимые для формирования того или иного образа коммуниканта: именно во вводно-модальных элементах, эмоционально-оценочной лексике, языковых средствах характеристики манеры речи и т.д. ярко воплощаются разноплановые характеристики личности говорящего.

По теме диссертации опубликованы следующие работы:

1. Трипольская Т.А., Шпильман М.В. Языковая маска как коммуникативная стратегия языковой личности П Проблемы интерпретационной лингвистики: взаимодействие языковой категоризации и творческой активности личности: Межвузовский сборник научных трудов / Под ред. проф. Т.А.Трипольской.-Новосибирск: Изд. НГПУ, 2002. — С.63 - 74.

2. Шпильман М.В. Коммуникативная стратегия «Языковая маска»: пути формирования и динамика развития (на материале прозы А. и Б. Стругацких) // Язык и культура: Сборник статей Всероссийской научной филологической конференции,- Новосибирск: Новосибирское книжное издательство, 2002. -С.174 -181.

3. Шпильман М.В. Языковая маска и явление имитации // Аспирантский сборник НГПУ-2003 (По материалам научных исследований аспирантов, соискателей, докторантов): В 4 ч,- Часть 3. - Новосибирск: Изд. НГПУ, 2003,-С.130- 137.

4. Шпильман М.В. Функции языковой маски // Проблемы интерпретации в лингвистике и литературоведении: Материалы Четвертых Филологических чтений. 23-24 октября 2003. Том 1. Лингвистика / Отв. ред. Т.А. Трипольская. -Новосибирск: Изд. НГПУ, 2003. - С.117 - 121.

5. Шпильман М.В. О методике выявления дискурса языковой личности из структуры художественного текста // Филология: ХХ1в. (Теория и методика преподавания): Материалы конференции, посвященной 70-летию БГПУ. 10-11 декабря 2003. - Барнаул, 2003. - С.69 - 71.

6. Шпильман М.В. Динамический аспект оценочной интерпретации действительности языковой личностью (на материале прозы А. и Б. Стругацких) И Проблемы интерпретационной лингвистики: интерпретаторы и типы интерпретаций. Межвузовский сборник научных трудов / Отв. ред. И.П.Матханова-Новосибирск: Изд. НГПУ, 2004.-С.62 - 75.

7. Шпильман М.В. Соотношение своего и чужого слова в речевой партии персонажа (на материале прозы А. и Б. Стругацких) И Интерпретатор и текст: проблема ограничений в интерпретационной деятельности: Материалы Пятых Филологических чтений. 21-22 октября 2004. Доклады молодых ученых / Под ред. Т.А.Трипольской.- Новосибирск: Изд. НГПУ, 2004. - С.3-10.

Лицензия ЛР №020059 от24.03.97 Гигиенический сертификат 54.НК.05.953.П.000149.12.02 от 27.12.2002г.

Подписано в печать 11.09.06. Формат бумаги 60x84/16. Печать RISO. Уч.-изд.л. 1,5. Усл. п.л. 1,4. Тираж 100 экз.

_Заказ № 53 ._

Педуниверситет, 630126, Новосибирск, Вшпойская, 28

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Шпильман, Марина Владимировна

Введение.

Глава I. Исследование коммуникативных стратегий в современной лингвистической парадигме

§1. Основные направления исследований теории коммуникативных стратегий.

§2. Понятие «речевой маски» в филологических исследованиях.

2.1. «Речевая маска» в литературоведческой традиции.

2.2. «Речевая маска» как явление лингвистического исследования.

2.3. «Речевая маска» в ряду смежных явлений.

2.4. Функции «речевой маски».

2.5. Типы языковой личности, способные реализовать коммуникативную стратегию «речевая маска».

§3. Выделение дискурса • -языковой.„.личности из структуры художественного текста.,.

3.1. Способы разграничения речевых партий персонажа и повествователя.

3.2. Методика выявления дискурса анализируемой языковой личности из структуры художественного текста.

§4. Коммуникативные умения языковой личности, формирующие стратегию «речевая маска».

Выводы.

Глава II. Коммуникативная стратегия «речевая маска» как способ экспликации языковой личности

§1. Соотношение своего и чужого слова в коммуникативной деятельности персонажа как модели языковой личности.

1.1. Рефлексия над своим и чужим словом и речевым поведением.

1.2. Чужое слово в речи языковой личности.

§2. Пути создания речевых масок М.Каммерера.

2.1. Формирование коммуникативной стратегии «речевая маска».

2.2. Стратегия «речевая маска» в динамическом аспекте.

§3. Языковые средства создания речевых масок.

3.1. Вводно-модальные элементы.

3.2. Языковые средства характеристики манеры речи.

3.3. Эмотивно-оценочная лексика.

§4. Пересечение идиостиля персонажа и его речевых масок.

Выводы.

Введение диссертации2006 год, автореферат по филологии, Шпильман, Марина Владимировна

Диссертация посвящена анализу феномена речевой маски как одной из коммуникативных стратегий языковой личности. Речевая маска - это чужой языковой образ, выбор которого обусловлен целями говорящего, ситуацией, формой общения, фактором адресата; это временная и ситуативная эксплуатация чужого речевого поведения, основанная на зафиксированном в сознании носителей языка обобщенном представлении о том или ином типе коммуникантов. Создавая речевую маску, говорящий отбирает языковые средства, исходя из особенностей своего лексикона, коммуникативной компетенции, языкового вкуса, а также особенностей усвоенной им языковой картины мира.

Актуальность работы определяется ее принадлежностью к доминирующему в современной лингвистике коммуникативному подходу, в рамках которого разрабатывается теория коммуникации. Теория коммуникативных стратегий вписывается в общую теорию коммуникации, поскольку опирается на такие актуальные направления современной лингвистики, как прагматика (Т.А. Ван Дейк, Н.Д.Арутюнова, Е.В.Падучева, Т.В.Булыгина, Т.Г.Винокур, В.З.Демьянков, И.М.Кобозева, М.Ю.Федосюк, М.В.Китайгородская и др.), риторика (И.А.Мартьянова, А.П.Чудинов, И.А.Стернин, А.К.Михальская, А.А.Волков, А.К.Авеличев, С.И.Гиндин и др.), диалоговедение (М.М.Бахтин, Л.П.Якубинский, В.Д.Девкин, О.А.Лаптева, Г.Е.Крейдлин, М.А.Кронгауз, Е.Н.Ширяев и др.) и лингвистическая конфликтология (С.Г.Ильенко, М.Ю.Дымарский, К.Ф.Седов, В.В.Третьякова, Н.В.Муравьева и др.), социолингвистика (Л.П.Крысин, Е.А.Земская, В.А.Карасик, Т.М.Николаева и др.), психолингвистика (Л.С.Выготский, А.Н.Леонтьев, А.Р.Лурия, А.А.Залевская, Т.Ю.Сазонова и др.), теория языковой личности (Г.И.Богин, Ю.Н.Караулов, Т.Г.Винокур, Ю.Д.Апресян, Н.Е.Сулименко, Н.Д.Арутюнова и др.).

Несмотря на интерес, проявляемый лингвистами к проблеме коммуникативных стратегий и активную ее разработку в последнее время [Демьянков 1979, 1982; Сухих 1986; Койт, Ыйм 1988; Карасик 1992; Тарасова 1993; Почепцов 1994; Иссерс 1996, 1999; Седов 2000; Труфанова 2001; Янко 2001; Иванова 2001; Макаров 2003; Муравьева 2004; Гулакова 2004; Комарова 2006 и др.], до сих пор не существует однозначного понимания природы коммуникативной стратегии, поскольку в разных научных направлениях исследуются лишь отдельные аспекты этого сложного явления. Так, например, в рамках прагматического подхода изучается деятельностная составляющая стратегии, конфликтология рассматривает стратегии поведения человека в конфликтной коммуникативной ситуации, социолингвистика - влияние социальных факторов на выбор и реализацию коммуникативной стратегии и т.д. Тем не менее всеми лингвистами признается, что изучение конкретных коммуникативных стратегий немыслимо без обращения к языковой личности, их использующей.

Связь теории коммуникативных стратегий и теории языковой личности имеет двунаправленный характер: изучение коммуникативных стратегий позволяет установить зависимость выбора и реализации той или иной коммуникативной стратегии как от норм коммуникации, принятых в социуме, так и от индивидуальных особенностей языковой личности. С этой точки зрения исследование коммуникативной стратегии «речевая маска» с опорой на модель языковой личности персонажа художественного текста представляется перспективным, поскольку такая «художественная модель» почти всегда имеет в реальном мире соответствие с определенной «социальной моделью»: «говорящий человек в романе - существенно социальный человек, исторически конкретный и определенный, и его слово -социальный язык (хотя и в зачатке), а не «индивидуальный диалект» [Бахтин 1995: 108].

Интерес, проявляемый в последнее время к коммуникативным стратегиям, не случаен, он обусловлен требованиями современного мира: так, все чаще результаты лингвистических исследований находят применение в таких областях, как журналистика, политология, реклама, связи с общественностью и собственно филологический анализ художественного текста. Речевая маска как филологический феномен также привлекает внимание исследователей [Виноградов 2005; Земская 1983; Винокур 1984; Лотман 1985; Иссерс 1996; Ильин 1998; Шмелева, Шмелев 1999; Стернин 2001; Тюпа 2002; Плеханова 2002; Кузнецова 2004; Голубева 2004; Попова 2005], однако до сих пор в современной филологической науке нет единой позиции по поводу того, что же считать речевой маской. В каждой работе это явление определяется, исходя из конкретных потребностей исследования. Поэтому настоящее исследование в первую очередь ориентировано на моделирование и изучение такой коммуникативной стратегии, как «речевая маска», и тем самым включается в обсуждение актуальных проблем, связанных с современной теорией коммуникации, а также с исследованием языковой личности.

Теоретической базой диссертации послужили работы отечественных и зарубежных исследователей, посвященные теории коммуникативных стратегий (Т.А. Ван Дейк, В.З.Демьянков, О.С.Иссерс, В.И.Карасик, Г.Г.Почепцов), теории языковой личности (М.М.Бахтин, В.В.Виноградов, Г.И.Богин, Ю.Н.Караулов, Т.Г.Винокур, Ю.Д.Апресян, Н.Д.Арутюнова), а также работы, в которых обсуждаются проблемы разграничения речевых партий повествователя и персонажа (В.В.Виноградов, М.М.Бахтин, В.Шмид, Б.А.Успенский, Ю.Д.Апресян, Е.В.Падучева, Н.А.Кожевникова, Г.М.Чумаков, С.Г.Ильенко).

Объект данного исследования - дискурс языковой личности персонажа художественного произведения. Опираясь на мнение Ю.Н.Караулова о том, что литературный герой является продуктивной моделью языковой личности [Караулов 1987], мы рассматриваем в качестве таковой персонаж художественного текста А. и Б.Стругацких Максима Каммерера.

Предмет исследования - коммуникативная стратегия «речевая маска».

Цель работы - моделирование и описание коммуникативной стратегии «речевая маска». С целью исследования соотносится решение следующих задач:

1) рассмотреть основные положения теории коммуникативных стратегий;

2) дать понятие речевой маски и описать ее основные функции;

3) рассмотреть речевую маску в ряду смежных явлений (подражание, пародирование, передразнивание);

4) выработать методику выделения дискурса языковой личности из структуры художественного текста;

5) исследовать коммуникативные умения языковой личности, влияющие на формирование стратегии «речевая маска»;

6) описать способы формирования коммуникативной стратегии «речевая маска», эксплицирующей коммуникативно-прагматический уровень языковой личности;

7) рассмотреть типы речевых масок, используемые языковой личностью;

8) выявить и проанализировать языковые средства создания коммуникативной стратегии «речевая маска» в их соотношении друг с другом.

Научная новизна диссертационного исследования заключается в том, что в нем формулируется понятие речевой маски как коммуникативной стратегии, дается ее определение, выявляется связь со смежными явлениями (такими как языковая игра и явления имитации), определяются основные функции стратегии «речевая маска». Кроме того, рассматривается соотношение исследуемой коммуникативной стратегии с типами языковой личности, ее использующими. В работе впервые описываются языковые средства создания коммуникативной стратегии «речевая маска», выявляется их место и роль в лексиконе языковой личности, доказывается их смысловое согласование.

Теоретическая значимость работы определяется, во-первых, ее вкладом в теорию коммуникации в целом и теорию коммуникативных стратегий в частности; во-вторых, соотнесенностью теории коммуникативных стратегий и теории языковой личности; в-третьих, «сквозным» исследованием языковой личности: изучая прагматикон, мы получили сведения об особенностях лексикона и тезауруса исследуемой языковой личности; в-четвертых, моделированием коммуникативной стратегии «речевая маска».

Практическая значимость заключается в возможности использования результатов исследования в спецкурсах и спецсеминарах по теории языковой личности, в курсе общей риторики и в курсе основ речевой коммуникации, а также в разработке практических рекомендаций по созданию речевого имиджа для политиков и общественных деятелей.

Материалом исследования послужили три романа А. и Б. Стругацких «Обитаемый остров», «Жук в муравейнике» и «Волны гасят ветер». Они связаны сквозным персонажем Максимом Каммерером, рассматриваемым нами в качестве модели языковой личности. Особенностью материала является то, что в каждом из произведений Максим Каммерер предстает в разных возрастных периодах, что позволяет проследить развитие языковой личности. «Обитаемый остров» написан от третьего лица, тогда как два других романа - от первого, то есть главный герой предстает не только как персонаж, но и как персонаж-повествователь. В качестве основного материала используется роман «Жук в муравейнике», поскольку именно в этом произведении главный герой реализует коммуникативную стратегию «речевая маска». Два других романа привлекаются нами в качестве дополнительных с целью проследить развитие коммуникативной компетенции главного героя.

Чтобы выявить признаки коммуникативной стратегии «речевая маска», кроме произведений Стругацких были использованы фрагменты произведений русской классической и современной литературы.

В работе используются следующие методы и приемы: описательный метод, элементы трансформационного анализа, анализ словарных дефиниций, контекстуальный и компонентный анализ, элементы статистического метода, сравнительно-сопоставительный метод, моделирование коммуникативной стратегии «речевая маска».

Апробация работы. Основные положения исследования представлялись в виде докладов на Третьих (2002), Четвертых (2003), Пятых (2004) и Шестых (2005) Филологических чтениях Всероссийской научной конференции в Новосибирском государственном педагогическом университете; на Всероссийской научной филологической конференции «Язык и культура» в Новосибирском классическом институте в 2003г., на Всероссийской конференции, посвященной 70-летию БГПУ «Филология: XXI век (теория и методика преподавания)» в Барнаульском государственном педагогическом университете в 2003г., на конференции молодых ученых в Новосибирском государственной педагогическом университете в 2006г. По теме диссертации опубликовано семь статей.

Положения, выносимые на защиту:

1. Исследование коммуникативной стратегии эксплицирует все уровни структуры языковой личности, демонстрируя их связь: выбор стратегии обусловлен коммуникативной интенцией языковой личности (область прагматикона); в соответствии с целью создается сценарий действий (область тезауруса); под влиянием той же интенции выбираются адекватные языковые средства (область лексикона), которые вписываются в общий когнитивный сценарий.

2. Поставленные задачи моделирования и изучения коммуникативной стратегии «речевая маска» требуют разграничения своего и чужого слова (речь повествователя, персонажа и персонажной маски). Методика разграничения речевых партий повествователя и персонажа, персонажной маски в рамках художественного текста включает: 1) анализ языковой конструкции текстового фрагмента (прямая речь, косвенная речь, несобственно-прямая речь); 2) определение повествовательной формы (традиционный нарратив или свободный косвенный дискурс) и точки зрения (повествование ведется «извне» или «изнутри»); 3) обнаружение мест, в которых происходит переключение коммуникативных регистров речи (напр., с изобразительного на оценочный); 4) выявление признаков текста нарратора и текста персонажа (грамматические, лексические, стилистические и синтаксические признаки; признаки указательных систем).

3. «Речевая маска» - это особый тип коммуникативной стратегии, основанный на временной и ситуативной эксплуатации чужого языкового образа, который говорящий реконструирует и присваивает с определенной целью; это имитация чужого речевого поведения, включающая иную манеру речи, иной лексикон, предполагающая иную языковую картину мира. Суть этой стратегии в том, чтобы сменить свою речевую манеру на иную, которая принадлежит обобщенному социальному или профессиональному типу, отраженному в нашем языковом сознании. «Речевая маска» характеризуется определенным набором языковых средств, которые языковая личность отбирает, исходя из особенностей своего лексикона, коммуникативной компетенции и языкового вкуса.

4. В основе формирования коммуникативной стратегии «речевая маска», как и других явлений имитации (подражание, передразнивание и пародирование), находится чужая речь, однако цели и способы использования ее в собственной речи различны. Пародируется обычно манера речи, внешность, мимика и жесты конкретного человека с целью создать игровую ситуацию. При передразнивании подчеркивается «чужесть» речи, цель ее использования - выразить свое отношение к форме или содержанию высказывания собеседника. При подражании, наоборот, чужая речевая манера выдается за свою. В отличие от этих видов имитации, «речевая маска» всегда осознается как чужое речевое поведение, она основывается на обобщенном образе какого-либо коммуниканта и имитирует не только манеру речи, но и лексикон и картину мира изображаемого человека.

5. Коммуникативная стратегия «речевая маска» выполняет следующие основные функции, которые зачастую реализуются комплексно: 1) манипулятивную; 2) имиджеобразующую; 3) игровую; 4) функцию самовыражения (самореализации).

6. Формирование лексикона речевой маски предполагает обращение к наиболее ярким и значимым языковым зонам, в которых происходит непосредственное воплощение говорящего. Основой для создания маски служат те фрагменты лексикона, которые в наибольшей степени освоены языковой личностью: именно они являются областью выбора, эксперимента, семантико-прагматических модификаций. В качестве основных средств создания коммуникативной стратегии «речевая маска» рассмотрены вводно-модальные элементы, лексические средства характеристики манеры речи и эмотивно-оценочная лексика.

7. Языковые средства формирования коммуникативной стратегии «речевая маска», относящиеся к разным областям лексикона языковой личности, тем не менее находятся в отношении смыслового согласования, выполняют общую функцию, создавая образ определенного речевого поведения. Так, характеристики манеры речи актуализируют те или иные свойства изображаемой языковой личности (напр., неуверенность, импульсивность, излишнюю эмоциональность), эти же свойства проявляются в выборе вводно-модальных элементов; языковой и психологический портрет дополняют эмотивно-оценочные единицы, которые отличается чрезмерной эмоциональностью.

Структура работы. Диссертационное исследование состоит из введения, двух глав, заключения и списка литературы.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Коммуникативная стратегия "речевая маска""

Выводы

1. Метаязыковая деятельность говорящего чрезвычайно важна при формировании «речевой маски», поскольку в основе стратегии находится чужое речевое поведение, чужой лексикон, чужая речевая манера.

Особенности их использования и передачи языковой личностью, а также цели и способ включения в собственную речь являются свидетельством рефлексии над чужим словом и речевым поведением. Соотношение «своего» и «чужого» в коммуникативной деятельности персонажа, степень осознанности в использовании чужой речи позволяет делать вывод о языковой и коммуникативной компетенции, выявляет характерные черты языковой личности.

2. Коммуникативная стратегия «речевая маска» формируется на основе общего, присущего всем носителям языка, представления о чертах характера, уровне образованности и речевой культуры, коммуникабельности и пр. того или иного человека как представителя определенной профессии, социальной принадлежности и увлечений. Речевая маска моделируется на основе обобщенного и личного опыта индивида, на основе представления о типах и формах коммуникации, а также типах коммуникантов.

3. «Речевая маска» является коммуникативная стратегией высшего порядка: это не застывший речевой шаблон, но постоянно изменяющийся, модифицирующийся, мимикрирующий образ. Приспосабливаясь к обстановке общения, личностным особенностям собеседника, особенностям его речевого поведения, языковая личность постоянно уточняет, корректирует маску, создавая в каждом конкретном случае неповторимый образ. При этом внешняя языковая «оболочка» маски сохраняется.

4. Анализ языковых средств создания коммуникативной стратегии «речевая маска» позволяет говорить о том, что говорящий формирует ту или иную речевую маску, обращаясь не только к наиболее освоенным ею «участкам» лексической системы, но и к наиболее «ярким» и значимым языковым зонам, в которых происходит непосредственное воплощение языковой личности. В нашем случае это эмотивно-оценочная лексика, вводно-модальные элементы и языковые характеристики манеры речи. Разные языковые средства (вводно-модальные элементы, оценочная лексика, характеристики речи) семантически согласуются друг с другом: все они работают» на создание единого образа (например, грубого, вульгарного и тупого «туриста» или неуверенного, сомневающегося, жалкого, излишне ориентированного на собеседника «журналиста-дилетанта»).

5. Существуют разные виды пересечения идиостиля языковой личности персонажа и его речевых масок (частичное совмещение, полное отстранение и полное совмещение). Вид такого пересечения зависит, во-первых, от степени осознанности использования данной стратегии, во-вторых, от степени разработанности маски и наконец, в-третьих, от степени различия в точках зрения самой языковой личности и ее маски на ту или иную ситуацию.

Заключение

Целью настоящего исследования являлось описание коммуникативной стратегии «речевая маска» с опорой на модель языковой личности персонажа художественного текста. В процессе исследования были получены следующие результаты:

1. В ходе анализа лингвистической литературы было выявлено, что в настоящее время коммуникативные стратегии изучаются в разных областях науки о языке и в различных аспектах. Основу формирующейся теории коммуникативных стратегий составляют работы в области прагматики и диалоговедения (субъект, адресат, интенциональная структура высказывания), теории речевой деятельности и когнитивной лингвистики (механизмы стратегий), риторики, теории речевого воздействия и социолингвистики (факторы, влияющие на выбор и успешность реализации стратегии), теории языковой личности.

На основе анализа лингвистической литературы и собственного исследования было сформулировано определение коммуникативной стратегии: это сценарий запланированных действий (в том числе и неречевых), направленных на достижение коммуникативных целей говорящего путем речевого воздействия на адресата. Коммуникативная стратегия в процессе общения реализуется посредством коммуникативной тактики, представляющей собой конкретное воплощение сценария, связанное с оценкой речевой ситуации, условий общения и коммуниканта.

2. Исследование коммуникативной стратегии «речевая маска» позволяет осуществить «сквозное» описание всех уровней языковой личности: анализ наиболее значимых для данной личности языковых зон позволяет говорить о структуре не только лексикона, но и тезауруса и прагматикона исследуемой личности. Это утверждение основывается на том, что в каждом последующем уровне структуры языковой личности так или иначе находит отражение предыдущий уровень. Другими словами, в прагматиконе имеет непосредственное выражение и тезаурус, и лексикон говорящего.

3. Понятие речевой маски актуально для филологических исследований. Так, термин «речевая (языковая) маска» чрезвычайно распространен и в литературоведении, и в лингвистике, однако зачастую у разных исследователей за ним стоят разные объекты изучения. В данном исследовании под «речевой маской» понимается такая коммуникативная стратегия, которая предполагает оппозицию собственного идиостиля языковой личности и стиля, присущего выбранной речевой маске. «Надевая» какую-либо речевую маску, человек как бы перевоплощается в иную языковую личность, временно исполняет роль этой личности. Имитация чужого речевого поведения включает иную манеру речи, иной лексикон и предполагает иную картину мира. При этом говорящий «перевоплощается» в другую языковую личность на основе собственных представлений о том, какой эта личность должна быть, и эти представления должны каким-то образом коррелировать с представлениями социума об образе данного коммуниканта. Коммуникативная стратегия «речевая маска» выполняет следующие функции: 1) манипулятивную, 2) имиджеобразующую и 3) игровую и 4) функцию самовыражения (самореализации).

4. Коммуникативная стратегия «речевая маска» как явление имитации наряду с подражанием, передразниванием и пародированием формируется на основе чужой речи. Однако цели и способы введения ее в «свою» в этих видах дискурса различны. Так, цель пародирования - создать определенную игровую ситуацию (в рамках языковой игры). Здесь важны не столько языковые средства как таковые, сколько внешние характеристики чужой речи: манера говорить, особенности лексикона, интонации, а также внешность и поведение вообще. При подражании языковому лидеру чужая речь не осмысливается как чужая, ее происхождение не акцентируется. Передразнивание как способ выражения отрицательного отношения к реплике собеседника или к самому собеседнику имеет целью дать понять ему о коммуникативном сбое. В отличие от передразнивания «речевая маска» всегда осознается как чужое речевое поведение. Кроме того, в основе «речевой маски» всегда лежит обобщенный образ коммуниканта и имитируется не только манера речи, но и лексикон и картина мира изображаемой личности.

5. Исследование персонажа как модели языковой личности обусловливает необходимость разграничения своей и чужой речи (речи повествователя, речи персонажа и речи персонажной маски). Методика разграничения речевых партий повествователя, персонажа и персонажной маски включает: 1) анализ языковой конструкции текстового фрагмента (прямая речь, косвенная речь, несобственно-прямая речь); 2) определение повествовательной формы (традиционный нарратив или свободный косвенный дискурс) и точки зрения (повествование ведется «извне» или «изнутри»); 3) обнаружение мест, в которых происходит переключение коммуникативных регистров речи (напр., с изобразительного на оценочный); 4) выявление признаков текста нарратора и текста персонажа (грамматические, лексические, стилистические и синтаксические признаки; признаки указательных систем).

6. Такие коммуникативные умения говорящего, как умение слушать (и слышать) собеседника, анализировать прочитанное, умение связно излагать свои мысли в письменном виде, не просто дополняют портрет языковой личности, они чрезвычайно важны при формировании коммуникативной стратегии «речевая маска». Анализ названных коммуникативных умений языковой личности М.Каммерера позволил сделать следующий вывод: чтобы анализировать использование чужой манеры речи в дискурсе языковой личности, нельзя ограничиваться только говорением, нужны особенности слушания, чтения, письма, а главное, - метаязыковая деятельность человека, поскольку в основе стратегии находится чужое речевое поведение, чужой лексикон, чужая речевая манера.

7. Коммуникативную стратегию «речевая маска» персонаж реализует посредством двух тактик «журналист» и «турист», выбираемыми в зависимости от конкретных условий коммуникативной ситуации. При этом тактика «журналист» имеет две подтактики: «журналист-профессионал» и «журналист-дилетант». Языковая личность формирует речевую маску на основе обобщенного образа журналиста или туриста, зафиксированного в языковом сознании всех носителей языка. При этом, формируя маску, языковая личность производит корректировку этого образа, исходя из собственных представленияй о журналисте или туристе. Интересно, что обобщенный образ журналиста в языковом воплощении М.Каммерера претерпевает минимальные изменения, а обобщенный образ туриста подвергается значительной корректировке: для М.Каммерера «турист» прямолинейный, бесцеремонный и бесхитростный, в отличие от языковой картины мира усредненной языковой личности, этот образ для героя лишен не только романтического налета, но и вообще положительных качеств.

6. Формирование лексикона речевой маски предполагает обращение к наиболее ярким и значимым «участкам» языка, в которых происходит непосредственное воплощение языковой личности. Это так называемые альтернативные зоны словаря, предполагающие выбор говорящим наиболее пригодного языкового средства. Языковая личность тяготеет к выбору таких языковых зон, которые являются в наибольшей степени осознанными ею; художественный текст содержит множество маркеров рефлексии говорящего над функционированием именно этих фрагментов словаря. Языковая личность конструирует речевое поведение маски чаще всего путем отталкивания от собственной манеры речи, постепенно изменяя ее.

7. «Речевая маска» подчинена единой идее, имеет смысловой стержень, а языковые средства создания маски находятся в отношениях семантического согласования друг с другом. Так, например, глаголы, обозначающие манеру речи речевой маски «журналист-дилетант», актуализируют неуверенную, «рваную», лепечущую, крайне нервную и эмоциональную, смущенную, излишне ориентированную на адресата, который может оборвать разговор в любой момент. Эти же свойства коммуниканта проявляются и в выборе вводно-модальных элементов: преобладают показатели неуверенности, сомнения, извинения за свое присутствие, а также актуализирующие доминантную позицию адресата и зависимую - говорящего субъекта в коммуникативном акте. И дополняют языковой и психологический портрет «журналиста-дилетанта» эмотивно-оценочные единицы, в семантике которых ведущую роль играет компонент «эмотивность», снижающий адекватность и достоверность оценки. Таким образом, цель персонажа достигнута: манера речи, лексикон и коммуникативные установки демонстрируют человека неловкого, недалекого, эмоционально неуравновешенного, надоедливого, отнимающего время, но неопасного.

Таким образом, полученные в процессе исследования результаты позволяют говорить о том, что коммуникативная стратегия «речевая маска» является стратегией высшего порядка, успешное использование ее напрямую зависит от уровня коммуникативной компетенции, творческих способностей, образованности и культуры языковой личности. Кроме того, исследование коммуникативной стратегии «речевая маска» предполагает сквозное описание языковой личности, поскольку в процессе ее формирования и реализации задействуются все уровни структуры языковой личности: вербально-ассоциативный, когнитивный и мотивационно-прагматический.

Список научной литературыШпильман, Марина Владимировна, диссертация по теме "Русский язык"

1. Акунин Б. Алтын-толобас. СПб.: Издательский Дом «Нева»; М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2002. - 383с.

2. Акунин Б. Особые поручения. М., 2002. - 350с.

3. Булгаков М.А. Мастер и Маргарита. М.: ООО Фирма «Издательство ACT», 2000.-448с.

4. Достоевский Ф.М. Село Степанчиково и его обитатели. М.: Сов. Россия, 1986.-С. 157-356.

5. Куприн А.И. С улицы // Куприн А.И. Собрание сочинений в девяти томах / Под общ. ред. Н.Н.Акоповой и др. Т.З. Произведения 1900 - 1905. - М.: Худож. литература, 1971. - С.364 - 397.

6. Пушкин А.С. Барышня-крестьянка // Пушкин. А.С. Сочинения в трех томах. Т.З. Проза. С. 85 -101.

7. Стругацкий А., Стругацкий Б. Жук в муравейнике // Стругацкий А., Стругацкий Б. Понедельник начинается в субботу: фантастические повести -Фрунзе, 1987.-С. 315-486.

8. Стругацкий А., Стругацкий Б. Обитаемый остров // Стругацкий А., Стругацкий Б. Обитаемый остров; Малыш: фантастические романы. М., СПб., 1999.-С. 13 -368.

9. Стругацкий А., Стругацкий Б. Волны гасят ветер // Стругацкий А., Стругацкий Б. Парень из преисподней; Беспокойство; Жук в муравейнике; Волны гасят ветер: фантастические романы. М., СПб., 1999. - С. 385 - 558.

10. Шукшин В.М. Медик Володя // Шукшин В.М. Рассказы. Повести. М.: Дрофа: Вече, 2002. - С. 280 - 285.1. Научные издания

11. Аксенова Г.Н. Когнитивные стратегии аргументативной речевой деятельности (на материале судебной речи). Автореф. дис. . канд. филол. наук. - Барнаул, 2003. - 21 с.

12. Антонова С.М. Глаголы говорения динамическая модель языковой картины мира: опыт когнитивной интерпретации - Гродно: ГрГУ, 2003. -519 с.

13. Апресян Ю.Д. Избранные труды. Т.2. Интегральное описание языка и системная лексикография М.: Языки рус.культуры: Шк. «Вост. литература» Издат.фирама, 1995. - 766 с.

14. Апресян Ю.Д. Экспериментальное исследование семантики русских глаголов. М.: Наука, 1967. - 251 с.

15. Арутюнова Н.Д. Фактор адресата // Изв. АН СССР. Сер. лит. и яз. 1981. Т.40. -№4. - С.ЗО - 42.

16. Арутюнова Н.Д., Падучева Е.В. Истоки, проблемы и категории прагматики // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 16: Лингвистическая прагматика. -М.: Прогресс, 1985. С. 3 - 42.

17. Арутюнова Н.Д. Прагматика // Лингвистический энциклопедический словарь. М.: Сов. энциклопедия, 1990. - С. 389 - 390.

18. Арутюнова Н.Д. Дискурс // Лингвистический энциклопедический словарь. -М.: Сов. энциклопедия, 1990. С. 136 - 137.

19. Арутюнова Н.Д. Диалогическая модальность и явление цитации // Человеческий фактор в языке: Коммуникация, модальность, дейксис / Под ред. Н.Д. Арутюновой, Т.В. Булыгиной, А.А. Кибрик, К.Г. Красухина. М.: Наука, 1992.-С. 52-79.

20. Ю.Арутюнова Н.Д. Речеповеденческие акты в зеркале чужой речи // Человеческий фактор в языке: Коммуникация, модальность, дейксис. / Под ред. Н.Д. Арутюновой, Т.В. Булыгиной, А.А. Кибрик, К.Г. Красухина. М.: Наука, 1992.-С. 40-51.

21. П.Арутюнова Н.Д. Феномен молчания // Язык о языке / Под ред. Н.Д.Арутюновой. -М.: Языки рус. культуры, 2000. С.417 - 435.

22. Аспекты речевой конфликтологии / Под. ред. С.Г.Ильенко. СПб., 1996. -102 с.

23. Астафурова Т.Н. Типология коммуникативных стратегий в научных парадигмах // Лингводидактические проблемы межкультурной коммуникации: Сб. научн. статей. / Под ред. Т.В.Максимова. Волгоград: Изд-во ВолГУ, 2003. - С. 15 - 25.

24. М.Бабенко Л.Г. Функциональный анализ глаголов говорения, интеллектуальной и эмоциональной деятельности (на материале художественной речи А.Платонова). Автореф. дис. . канд. филол. наук. -Ростов н/Д., 1980.-25 с.

25. Бакланова И.И. Коммуникативные регистры речи и их функционирование в художественных прозаических текстах (на материале рассказов К.Г.Паустовского) Автореф. дис. канд. филол. наук.-М., 1998.- 15 с.

26. Баранов А.Н. Лингвистическая теория аргументации (когнитивный подход). Автореф. дис. доктора филол. наук. - М., 1990. - 48 с.

27. Баранов А.Н., Крейдлин Г.Е. Иллокутивное вынуждение в структуре диалога // Вопросы языкознания, 1992. №2. - С. 84 - 93.

28. Бардасова Э.В. Концепция «возможных миров» в свете эстетического идеала писателей-фантастов А. и Б. Стругацких. Автореф. дис. . канд. филол. наук. - Казань, 1995. - 23 с.

29. Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. М.: Сов. Россия, 1979а. -320 с.

30. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М., 19796. - 424 с.

31. Бахтин М.М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса. М, 1990.-541 с.

32. Бахтин М.М. Человек в мире слова. М.: РОУ, 1995. - 140 с.

33. Белошевска JI. Высоцкий на чешском. Игра и театр в поэзии В.Высоцкого и проблемы перевода // Мир Высоцкого: Исследования и материалы. Вып.З. -Т.1. - 1999 // www.visotsky.ru/mv3/character8.doc.

34. Блумфилд JI. Язык. -М.: Прогресс, 1968. 607с.

35. Бобырь И.В. Прагмалингвистические аспекты речевой коммуникации: фактор адресата // Прагматические аспекты языкознания: Сборник статей ведущих преподавателей фак. иностр. яз. Международного независ, экол.-политол. ун-та. М., 2001. - С. 5 - 18.

36. Богин Г.И. Модель языковой личности в ее отношении к разновидностям текстов. Автореф. дис. доктора филол. наук. - Л., 1984. - 31 с.

37. Богомолов А.Ю. Языковая личность персонажа в аспекте психопоэтики (на материале романа Л.Н.Толстого «Анна Каренина»). Автореф. дис. . канд. филол. наук. - Череповец, 2005. - 23 с.

38. Бойко М.Н. Лирика Некрасова. М.: Художественная литература, 1977. -118 с.

39. Болдырева С.И. Факторы, регулирующие выбор стратегии и тактики речевого поведения // Когнитивно-прагматические аспекты лингвистических исследований / Отв. ред. Заботкина И.В. Калининград, 2001. - С. 31 - 38.

40. Болотнова Н.С. Образная перспектива глагольного слова в рассказах Ю.М.Нагибина (на материале семантико-стилистической группы языковых единиц, соотносящихся с речью). Автореф. дис. . канд. филол. наук. -Томск, 1983.- 19 с.

41. Борисова Н.И. Русский разговорный диалог: структура и динамика.

42. Екатеринбург: Изд-во Урал, ун-та, 2001. 408 с.

43. Булыгина Т.В. О границах и содержании прагматики. // Изв. АН СССР. Сер. лит. и яз. 1981. - Т.40. - №4. - С. 332-342.

44. Булыгина Т.В., Шмелев А.Д. Оценочные речевые акты извне и изнутри // Булыгина Т.В., Шмелев А.Д. Языковая концептуализация мира (на материале русской грамматики). М., 1997.- С.405 - 416.

45. Бычихина О.В. Высказывания со значением отказа: семантико-прагматический и когнитивный аспекты. Автореф. дис. . канд. филол. наук. - Барнаул, 2004. - 21 с.

46. Василенко Л.И. Модальные слова как средство авторизации текста // Филологические науки. 1984. № 4. - С. 76 - 79.

47. Вежбицкая А. Метатекст в тексте // Новое в зарубежной лингвистике. М., 1978. - Вып. 8: Лингвистика текста. - С.402 - 421.

48. Вежбицкая А. Язык. Культура. Познание. М.: Русские словари, 1996.

49. Вепрева И.Т. Языковая рефлексия в постсоветскую эпоху. Екатеринбург: Изд-во Урал, ун-та, 2002. - 380 с.

50. Веретенкина Л.Ю. Стратегия, тактика и приемы манипулирования // Лингвокульторологические проблемы толерантности: Тез.докл. Междунар. научн. конф. Екатеринбург, 2001. - С. 17 - 19.

51. Виноградов В.В. О художественной прозе. М.-Л., 1930. - 416 с.

52. Виноградов В.В. Модальные слова и частицы. Их разряды // Виноградов

53. B.В. Русский язык: Грамматическое учение о слове. М., 1972. - С.594 - 609.

54. Виноградов В.В. О теории художественной речи. М.: Высшая школа, 2005.-287 с.

55. Виноградов В.В. О языке художественной прозы. М.: Наука, 1980. - 360 с.

56. Винокур Г.О. «Горе от ума» как памятник русской художественной речи // Винокур Г.О. Избранные работы по русскому языку. М.: Наука, 1959.1. C.757 300.

57. Винокур Т.Г. Говорящий и слушающий. Варианты речевого поведения. -М.: Наука, 1993.- 172 с.

58. Винокур Т.Г. К характеристике говорящего. Интенция и реакция // Язык и личность / Отв. ред. Д.Н.Шмелев. М.: Наука, 1989. - С. 11-23.

59. Винокур Т.Г. Стилевой состав высказывания в отношении к говорящему и слушающему // Русский язык: функционирование грамматических категорий. Текст и контекст. Виноградовские чтения XII XIII / Отв. ред. Н.Ю.Шведова -М.: Наука, 1984.-С.135 - 154.

60. Волкова Л.Г. Фатическая функция и синтаксические средства ее реализации: формальный, семантический и коммуникативно-прагматический аспекты. Автореф. дис. канд. филол. наук. - Томск, 1998. - 19 с.

61. Выготский Л.С. Мышление и речь. М.: Лабиринт, 1999. - 351 с.

62. Гаврилова Е.И. Вставки в текстоцентрическом и антропоцентрическом аспектах. Автореф. дис. канд. филол. наук. - Барнаул, 2003. - 24 с.

63. Гаибова М.Т. Пути и способы выявления образа автора во внутренней речи персонажа. Баку: АГУ, 1984. - 147 с.

64. Глагол в системе языка и речевой деятельности: Материалы научной лингвистической конференции / Отв. ред. Л.Г.Бабенко. Екатеринбург: Изд-во Урал, ун-та, 1997. - 73 с.

65. Гласс Л. Я читаю ваши мысли. М.: ACT: Ермак, 2004. - 251 с.

66. Гловинская М.Я. Глаголы со значением передачи информации // Язык о языке / Под ред. Н.Д.Арутюновой. М., 2000. - С.403 - 416.

67. Гловинская М.Я. Русские речевые акты со значением ментального воздействия // Логический анализ языка: Ментальные действия / Отв. ред. Н.Д.Арутюнова, Н.К.Рябцева. -М.: Наука, 1993. С. 82 - 87.

68. Гловинская М.Я. Семантика глаголов речи с точки зрения теории речевых актов // Русский язык в его функционировании. Коммуникативно-прагматический аспект / Отв. ред. Е.А.Земская, Д.Н.Шмелев. М.: Наука,1993.-С.158-218.

69. Гловинская М.Я. Семантические типы видовых противопоставлений русского глагола. -М.: Наука, 1982. 155 с.

70. Гойхман О.Я., Надеина Т.М. Основы речевой коммуникации. М.: Интра-М, 1997.-271 с.

71. Голубева И.В. Фаина Раневская в письмах // Русский язык: исторические судьбы и современность: II Международный конгресс исследователей русского языка: Труды и материалы, 2004 // www.philol.msu.ru /~г1с2004 /ги/ abstracts/?id=24&type=rar

72. Гордон Д., Лакофф Дж. Постулаты речевого общения // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 16: Лингвистическая прагматика. - М., 1985. -С. 276 - 302.

73. Грайс П. Логика и речевое общение // Новое в зарубежной лингвистике. -Вып. 16: Лингвистическая прагматика. М., 1985. - С.217 - 237.

74. Гридина Т.А. Языковая игра: стереотип и творчество. Екатеринбург, 1996. -215с.

75. Гулакова И.И. Коммуникативные стратегии и тактики речевого поведения в конфликтной ситуации общения. Автореф. дис. . канд. филол. наук -Орел, 2004.-19 с.

76. Гумбольдт, Вильгельм фон. О различии строения человеческих языков и его влиянии на духовное развитие человека // Гумбольдт, Вильгельм фон. Избранные труды по языкознанию. М.: Прогресс, 2000. - С. 37 - 298.

77. Даулетова В.А. Вербальные средства создания автоиммиджа в политическом дискурсе (на материале русской и английской биографической прозы). Автореф. дис. канд. филол. наук. - Волгоград, 2004. - 22 с.

78. Дейк Т.А. Ван. Язык. Познание. Коммуникация. М.: Прогресс, 1989. -312с.

79. Демьянков В.З. Интерпретация текста и стратегемы поведения // Семантика языковых единиц и текста: Сборник статей. М.: Институт языкознания АН СССР, 1979.-С.109-116.

80. Демьянков В.З. Прагматические основы интерпретации высказывания // Изв. АН СССР. Сер. лит. и яз. 1981. Т.40. №4. - С. 368 - 377.

81. Демьянков В.З. Конвенции, правила и стратегии общения (интерпретирующий подход к аргументации) // Изв. АН СССР. Сер. лит. и яз. 1982. Т.41. - №4. - С.327 - 337.

82. Демьянков В.З. Когнитивная лингвистика как разновидность интерпретирующего подхода // Вопросы языкознания. 1994. №4. -С.17 - 31.

83. Демьянков В.З. Лексема язык в художественных произведениях А.С.Пушкина // A.S.Puskin und die kulturelle Identitat RuBlands. Hg. Gerhard Ressel. Frankfurt am Main etc.: Peter Lang, 2001. - C.109 -131.

84. Денисюк E.B. Манипулятивное речевое воздействие: коммуникативно-прагматический аспект. Автореф. дис. . канд. филол. наук. -Екатеринбург, 2003. - 24 с.

85. Дземидок Б. О комическом. -М.: Прогресс, 1974.-223 с.

86. Доценко Е.Л. Психология манипуляции: феномены, механизмы и защита. -М.: ЧеРо: Юрайт, 2000. 344 с.

87. Ешмамбетова З.Б. Соотношение авторской речи и речи персонажа как лингвопоэтическая проблема. Автореф. дис. . канд. филол. наук. - М., 1984.-24 с.

88. Жданова О.П. Семантическая структура глаголов поведения // Семантические классы русских глаголов: Межвузовский сборник научных трудов / Отв. ред. Э.В.Кузнецова. Свердловск, 1982. - С.55 - 65.

89. Жинкин Н.И. Речь как проводник информации. М.: Наука, 1982. - 157 с.

90. Психолингвистические аспекты взаимодействия слова и текста / Залевская

91. Иванова Ю.М. Явление коммуникативной стратегии: аспекты анализа // Аксиологическая лингвистика: проблемы теории дискурса, стилистики, семантики и грамматики: Сборник научных трудов / Под ред. Н.А.Красовского. Волгоград: Колледж, 2002. - С.95 - 100.

92. B.Д.Черняк. СПб.: Изд-во «САГА», 2004. - С.З -13.

93. Ильин И.П. Авторская маска // Современное зарубежное литературоведение (страны Западной Европы и США): концепции, школы, термины. Энциклопедический справочник. М.: Интрада - ИНИОН, 1996. - С.193.

94. Ильин И.П. Постмодернизм от истоков до конца столетия: эволюция научного мифа. М.: Интрада, 1998. - 255 с.

95. Иссерс О.С. Что говорят политики, чтобы нравиться своему народу? // Вестник Омского университета, 1996. Вып. 1. - С.71 - 74.

96. Иссерс О.С. Коммуникативные стратегии и тактики русской речи. Омск: ОМГУ, 1999.-284 с.

97. ЮО.Казакова О.А. Языковая личность диалектоносителя в жанровом аспекте. -Дис. канд. филол. наук. Томск, 2004.-241 с.

98. Ю1.Каракуц-Бородина JT.A. Языковая личность Владимира Набокова какавтора художественного текста: лексический аспект (на материале русскоязычной прозы). Автореф. дис. . канд. филол. наук. - Уфа, 2000. -20 с.

99. Ю2.Карасик В.И. Социальный статус человека в лингвистическом аспекте // «Я» «субъект», «индивид» в парадигмах современного языкознания / Отв. ред. Н.Н. Трошина. М., 1992. - С. 47 - 87.

100. Караулов Ю.Н. Из опыта реконструкции языковой личности // Литература. Язык. Культура / Отв. ред. Г.В.Степанов. М.: Наука, 1986. - С. 222 - 234.

101. Ю4.Караулов. Ю.Н. Русский и язык и языковая личность / Отв. ред. Д.Н.Шмелев. М.: Наука, 1987. - 263 с.

102. Ю5.Караулов Ю.Н. Русская языковая личность и задачи ее изучения // Язык и личность / Под ред Д.Н.Шмелева. М.: Наука, 1989. - С.З - 8.

103. Юб.Караулов Ю.Н. Ассоциативная грамматика русского языка. М.: Рус. яз., 1993.-331 с.

104. Китайгородская М.В. Чужая речь в коммуникативном аспекте // Русский язык в его функционировании. Коммуникативно-прагматический аспект / Отв. ред. Е.А.Земская, Д.Н.Шмелев. М.: Наука, 1993. - М., 1993. -С.65 - 89.

105. Ю9.Кобозева ИМ. "Теория речевых актов" как один из вариантов теории речевой деятельности // Новое в зарубежной лингвистике. М., 1986. -Вып.17: Теория речевых актов. - С.7 - 21.

106. Койт М., Ыйм X. Понятие коммуникативной стратегии в модели общения // Уч. зап. Тарт. ун-та. Вып. 793. - Тарту, 1988. - С. 97 -111.

107. ПЗ.Комарова Е.А. Стратегия и тактика демагогического речевого воздействия в художественной прозе Ф.М.Достоевского («Село степанчиково и его обитатели», «Бесы», «Братья Карамазовы»). Автореф. дис. . канд. филол. наук.-СПб., 2006.-20 с.

108. Кормилицына М.А. Рефлексивы в речевой коммуникации // Проблемы речевой коммуникации / Под ред. О.Б.Сиротининой. Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 2000. - С.20 - 25.

109. Коростова С.В. Несобственно прямая речь в современном русском языке: структурно-семантический и функциональный аспекты. Автореф. дис. . канд. филол. наук. - Краснодар, 1999. - 21 с.

110. Пб.Корпусова Е.В. Прагматический аспект роли говорящего в функционально-смысловых типах речи «описание» и «повествование». -Дисс. канд. филол.наук. Кемерово, 2003. - 155 с.

111. Кочеткова Т.В. Языковая личность в лекционном тексте. Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 1998.-212 с.

112. Крейдлин Г.Е. Голос, голосовые признаки и оценка речи // Логический анализ языка. Язык речевых действий: Материалы конференции / Отв. ред. Н.Д.Арутюнова, Н.К.Рябцева. -М.: Наука, 1994. С. 141 -153.

113. Кронгауз М.А. Текст и взаимодействие участников в речевом акте // Логический анализ языка: Язык речевых действий: Материалы конференции / Отв. ред. Н.Д.Арутюнова, Н.К.Рябцева. М.: Наука, 1994. - С. 22 - 29.

114. Крысин Л.П. О речевом поведении человека в малых социальных общностях // Язык и личность / Отв. ред. Д.Н.Шмелев. М.: Наука, 1989. -С. 78 - 86.

115. Крысин Л.П. Речевое общение и социальные роли говорящих // Социально-лингвистические исследования / Под ред. Л.П.Крысина и Д.Н.Шмелева. М., 1976. - С.42-52.

116. Крысин Jl.П. Современный русский интеллигент: штрихи к речевому портрету // Литературный язык и культурная традиция / Отв. ред. Н.Н.Семенюк, В.Я.Пархомовский. -М.: Стелла, 1994. С.262 - 282.

117. Крысин Л.П. Вместо введения: Речевое общение в лингвистически и социально неоднородной среде // Речевое общение в условиях языковой неоднородности / Отв. ред. Л.П.Крысин. М., 2000. С. 3-12.

118. Кубрякова Е.С. Слово как центральная единица внутреннего лексикона // Человеческий фактор в языке: язык и порождение речи / Отв. ред. Е.С.Кубрякова. М.: Наука, 1991. - С.96 -113.

119. Кубрякова Е.С. Дискурс: определение и направления в его исследовании // Кубрякова Е.С. Язык и знание: На пути получения знаний о языке: Части речи с когнитивной точки зрения. Роль языка в познании мира. М., 2004. -С.519 - 532.

120. Кузнецова Е.А. Ораторская маска в судебной защитительной речи (на материале выступлений Ф.Н.Плевако). Автореф. дис. . канд. филол. наук. -Барнаул, 2004.-20 с.

121. Кукуева Г.В. Речевая партия повествователя как элемент диалога «автор -читатель» в собственно рассказах В.М. Шукшина. Автореф. дис. . канд. филол. наук. - Барнаул, 2001. - 17 с.

122. Лебедева Л.Б. Бессознательное в языковом стиле // Логический анализ языка. Образ человека в культуре и языке / Отв. ред. Н.Д.Арутюнова, И.Б.Левонтина. -М.: Индрик, 1999.-С. 135 145.

123. Леонтьев А.Н. Деятельность. Сознание. Личность. -М.: Политиздат, 1975. -304 с.

124. Леонтьев А.А. Речевая деятельность // Мироненко В.В. Хрестоматия попсихологии. М., «Просвещение», 1977. - С.223 - 228.

125. Логический анализ языка: Культурные концепты / Отв. ред. Н.Д.Арутюнова. М.: Наука, 1991. - 204 с.

126. Логический анализ языка. Язык речевых действий: Материалы конференции / Отв. ред. Н.Д.Арутюнова, Н.К.Рябцева. М.: Наука, 1994. -188 с.

127. Логический анализ языка: Ментальные действия / Отв. ред. Н.Д.Арутюнова, Н.К.Рябцева. М.: Наука, 1993. - 176 с.

128. Лотман Ю.М. Речевая маска Слюняя // Вторичные моделирующие системы / Отв. ред. Ю.М.Лотман. Тарту: ТГУ, 1979. - С.88 - 90.

129. Лотман Ю.М. Биография живое лицо // Новый мир, 1985 - №2. -С. 228 - 236.

130. Ляпон М.В. Оценочная ситуация и словесное самомоделирование // Язык и личность / Отв. ред. Д.Н.Шмелев. М.: Наука, 1989. - С. 24 - 34.

131. Ляпон М.В. Языковая личность: поиск доминанты // Язык система. Язык - текст. Язык - способность: к 60-летию Ю.Н. Караулова / Под ред. Ю.С.Степанова и др. - М.: Ин-т русского языка РАН, 1995. - С.260 - 276.

132. Макаров М.Л. Основы теории дискурса. М.: Гнозис, 2003. - 277с. МО.Максимова Н.В. Толкование «чужого» как коммуникативная стратегия //

133. Проблемы интерпретации в лингвистике и литературоведении: Материалы Четвертых Филологических чтений. 23-24 октября 2003. Том 1. Лингвистика / Отв. ред. Т.А.Трипольская. Новосибирск: Изд. НГПУ, 2003. - С.92 - 98.

134. Мартьянова И.А. Композиционно-синтаксический ракурс изображения динамической ситуации наблюдения // Функционально-лингвистические исследования: Сб. статей в честь проф. А.В.Бондарко. СПб.: «Наука», «САГА», 2005. - С.49 - 55.

135. Матханова И.П., Трипольская Т.А. Интерпретационный компонент в языке и творческая активность говорящего // Языковая личность: проблема выбора и интерпретации знака в тексте / Под ред. Т.А.Трипольской. Новосибирск: НГПУ, 1994.-С. 115-122.

136. Мб.Милых М.К. Конструкции с прямой речью в современном русском языке. Автореф. дис. . доктора филол. наук. - JI., 1962. - 28 с.

137. Минский М. Фреймы для представления знаний / под ред.Ф.М.Кулакова. -М.: Энергия, 1979.- 151 с.

138. Муравьева Н.В. Язык конфликта. М.: МЭИ, 2002. - 264 с.

139. Николаева Т.М. О принципе «некооперации» и/или о категориях социолингвистического воздействия // Логический анализ языка. Избранное. 1988 1995 / Сост. и отв. ред. Н.Д.Арутюнова. - М.: Индрик, 2003. - С.268 -275.

140. Ничик Н.Н. Речевая структура ранних поэм В.В.Маяковского (особенности авторского повествования) // www.ccssu.crimea.ua/ tnu/magazine /culture/culture44/index.htm.

141. Новиков В.В. Михаил Булгаков художник. - М.: Московский рабочий, 1996.-357 с.

142. Норман Б.Ю. Язык: знакомый незнакомец. Минск: Высшая школа, 1987. -220 с.

143. Остин Дж. Л. Слово как действие // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 17: Теория речевых актов. -М.: Прогресс, 1986. С. 22 - 130.

144. Падучева Е.В. Семантика нарратива // Падучева Е.В. Семантические исследования: Семантика времени и вида в русском языке; Семантика нарратива. М.: Языки русской культуры, 1996. - С.198 - 353.

145. Перфильева Н.П. Метатекстовые показатели, эксплицирующие акт речи //

146. Проблемы интерпретационной лингвистики: автор текст - адресат: Межвузовский сборник научных трудов / Под ред. проф. Т.А. Трипольской. -Новосибирск, 2001.-С. 123 - 134.

147. Перфильева Н.П. Ретроспекция в свете метатекста // Проблемы интерпретационной лингвистики: Интерпретаторы и типы интерпретации: Межвузовский сборник научных трудов / Отв. ред. И.П.Матханова. -Новосибирск, 2004. С. 177 - 190.

148. Перфильева Н.П. Вставка и текст // Проблемы интерпретационной лингвистики: Межвузовский сборник научных трудов / Под ред. Т.А.Трипольской. Новосибирск, 2000 - С. 100 - 106.

149. Пиз А. Язык жестов: Увлекательное пособие для деловых людей. -Воронеж: Людэк, 1992.-218 с.

150. Плеханова Т.Ф. Текст как диалог. Минск: МГЛУ, 2002. - 253 с.

151. Пляскина М.В. Модальные слова в пространстве художественного текста// Проблемы интерпретационной лингвистики: Межвузовский сборникнаучных трудов / Под ред. Т.А.Трипольской. Новосибирск, 2000. - С. 123 - 135.

152. Пляскина М.В. Модальные слова как средство воздействия на адресата // Проблемы интерпретационной лингвистики: автор текст - адресат: Межвузовский сборник научных трудов / Под ред. Т.А.Трипольской. -Новосибирск, 2001.-С. 141 -147.

153. Пляскина М.В. Модальные слова группы категорической достоверности: структурно-семантический и функциональный аспекты. Дисс. .канд. филол. наук. - Новосибирск, 2001. - 222с.

154. Полищук Г.Г. Речевое поведение в структуре художественного текста // Проблемы речевой коммуникации: Межвузовский сборник научных трудов / Отв. ред. О.Б.Сиротинина. Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 2000. - С. 152 -156.

155. Попова Е.С. Рекламный текст и проблемы манипуляции. Автореф. дис. . канд. филол. наук. - Екатеринбург, 2005. - 27 с.

156. Почепцов Г.Г. Фатическая метакоммуникация // Семантика и прагматика синтаксических единств: Межвузовский тематический сборник / Отв. ред. И.П.Сусов. Калинин: Изд-во. КГУ, 1981. - С. 52 - 59.

157. Почепцов Г.Г. Коммуникативная стратегия и тактика // Диалог глазами лингвиста: Межвузовский сборник научных трудов / Отв. ред. Г.П.Немец. -Краснодар, 1994. С. 33 - 43.

158. Роль человеческого фактора в языке: Язык и картина мира / Под ред. Б.А. Серебренникова. М.: Наука, 1988. - 215 с.

159. Романова Т.В. Модальность как текстообразующая категория в современной мемуарной литературе / Под ред. Г.Н.Акимовой. СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2003. - 295 с.

160. Ростова А.П. Метатекст как форма экспликации метаязыкового сознания (на материале русских говоров Сибири). Томск, 2000.

161. Руженцева Н.Б. Дискредитирующие тактики и приемы в российском политическом дискурсе. Екатеринбург, 2004. - 294 с.

162. Рябцева Н.К. Коммуникативный модус и метаречь // Логический анализ языка. Язык речевых действий: Материалы конференции / Отв. ред. Н.Д.Арутюнова, Н.К.Рябцева. М.: Наука, 1994. - С.82 - 92.

163. Сазонова Т.Ю. Моделирование процессов идентификации слова человеком: психолингвистический подход. Тверь: Тверской гос. ун-т, 2000. -134 с.

164. Седов К.Ф. Типы языковых личностей по способности к кооперации в речевом поведении // Проблемы речевой коммуникации: Межвузовский сборник научных трудов / Отв. ред. О.Б.Сиротинина. Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 2000. - С.6 - 12.

165. Сентенберг И.В., Карасик В.И. Псевдоаргументация: некоторые виды речевых манипуляций // Речевое общение и аргументация. СПб, 1993. Вып.1.-С.30-38.

166. Серебренников Б.А. Как происходит отражение картины мира в языке? // Роль человеческого фактора в языке / Отв. ред. Б.А.Серебренников. М.: Наука, 1988.-С. 87- 107.

167. Степанов Ю.С. В поисках прагматики (проблема субъекта) // Изв. АН СССР. Сер. лит. и яз. 1981. Т.40. - №4. - С. 325 - 332.

168. Ш.Стернин И.А. Введение в речевое воздействие. Воронеж, 2001. - 252 с.

169. Стернин И.А. Коммуникативное и когнитивное сознание // С любовью к языку: Сб. науч. тр.: Посвящ.Е.С.Кубряковой / Отв. ред. Виноградов В.А. -М.: ИЯРАН, 2002.-С. 44-51.

170. Столярова И.В. Автор и его герой (субъективно-модальные значения вставных конструкций в повести В.Маканина «Лаз») // Слово. Словарь. Словесность: Экология языка (к 250-летию со дня рождения А.С.Шишкова):

171. Материалы Всероссийской конференции / Отв. ред. В.Д.Черняк. СПб.: САГА, 2005. -С.172-174.

172. Сулименко Н.Е. Семантические основы текстового слова: методич. разработка и материал к спецкурсу. JL: Изд-во ЛГПИ им. Герцена, 1988. -57 с.

173. Сулименко Н.Е. Антропоцентрические аспекты изучения лексики. Учебное пособие к спецкурсу. СПб.: Образование, 1994. - 86 с.

174. Сулименко Н.Е. Слово в контексте гуманитарного знания: Учебное пособие. СПб.: Изд-во РГПУ им. Герцена, 2002. - 84 с.

175. Суран Т.И. Языковая личность автора и персонажа художественной прозы (на материале прозы М.А.Булгакова). Автореф. дис. . канд. филол. наук. -Одесса, 1994.-17 с.

176. Сусов И.П. Прагматическая структура высказывания // Языковое общение и его единицы / Отв. ред. И.П.Сусов. Калинин, 1986. - С.7 -11.

177. Сухих С.А. Речевые интеракции и стратегии // Языковое общение и его единицы / Отв. ред. И.П.Сусов. Калинин, 1986. - С. 71 - 77.

178. Тарасова И.П. Структура личности коммуниканта и речевое воздействие // Вопросы языкознания. 1993. №5. -С.70 - 82.

179. Телия В.Н. Экспрессивность как проявление субъективного фактора в языке и ее прагматическая ориентация // Человеческий фактор в языке: Языковые механизмы экспрессивности / Отв. ред. В.Н.Телия. М, 1991а. — С. 5-36.

180. Третьякова B.C. Речевой конфликт и гармонизация общения. Автореф. дисс. доктора филол.наук. - М., 2003. - 36 с.

181. Трипольская Т.А. Экспрессивное слово как средство экспликации языковой личности // Языковая личность: проблема выбора и интерпретации знака в тексте / Под ред. Т.А.Трипольской. Новосибирск: Изд-во НГГГУ, 1994.-С. 23 -30.

182. Трипольская Т. А. Эмотивно-оценочный дискурс: когнитивный и прагматический аспекты. Новосибирск: Изд-во НГПУ, 1999. - 166с.

183. Трипольская Т.А. Языковые механизмы эмоциональной и оценочной интерпретации действительности // Проблемы интерпретационной лингвистики / Под ред. Т.А.Трипольской. Новосибирск: Изд. НГПУ, 2000. -С. 14-27.

184. Трошина Н.Н. Стилистические параметры текстов массовой коммуникации и реализация коммуникативной стратегии субъекта речевого воздействия // Речевое воздействие в сфере массовой коммуникации / Под ред. Ф.М.Березина, Е.Ф. Тарасова. М., 1990. - С.62-69.

185. Труфанова И.В. О разграничении понятий: речевой акт, речевой жанр, речевая стратегия, речевая тактика // Филологические науки. 2001. № 3. -С. 56-65.

186. Тюпа В.И. Очерк современной нарротологии// Критика и семиотика. -Вып.5,2002. С.5 - 31.

187. Уманцева JI.B. Лексико-грамматические свойства глаголов и глагольных словосочетаний, вводящих прямую речь. Автореф. дисс. . канд. филол.наук. Ростов н/Д., 1980. - 31 с.

188. Успенский Б.А. Поэтика композиций. СПб.: Азбука, 2000. - 348 с.

189. Уфимцева А.А. Роль лексики в познании человеком действительности и в формировании языковой картины мира // Роль человеческого фактора в языке / Отв. ред. Б.А.Серебренников. М.: Наука, 1988. - С. 108 - 140.

190. Ушакова Т.Н. и др. Роль человека в общении / Ушакова Т.Н., Павлова Н.Д., Зачесова И.А. М., 1989. - 193 с.

191. Федосюк М.Ю. Анализ имен и глаголов речи и исследование речевых жанров // Проблемы речевого воздействия: Материалы Всероссийской научной конференции. Вып.1. Речевые цели и средства их реализации. -Ростов н/Д, 1996.-С.16-18.

192. Филиппов JL Умный не скажет.: О произведениях Стругацких вообще и о фантастике в частности // Нева. СПб., 1998. - № 8. - С. 188 - 198.

193. Человеческий фактор в языке: Языковые механизмы экспрессивности / Отв. ред. В.Н.Телия.-М.: Наука, 1991а.-214 с.

194. Черняк В. Д. Формирование синонимических сетей и некоторые закономерности воплощения языковой личности в тексте // Языковая личность: проблема выбора и интерпретации знака в тексте / Под ред. Т.А.Трипольской Новосибирск: Изд-во НГПУ, 1994. - С.15-23.

195. Чувакин А.А. О парадигматическом подходе к исследованию конструкций с чужой речью // Типы языковых парадигм. Свердловск, 1990. - С.90 - 96.2М.Чумаков Г.М. Синтаксис конструкций с чужой речью. Киев: Вища школа, 1975.-220 с.

196. Чурилина JI.H. Антропоцентризм художественного текста как принцип организации его лексической структуры. Автореф. дис. . доктора филол. наук.-СПб., 2003.-39 с.

197. Чурилина JI.H. Лексическая структура художественного текста (коммуникативные и антропоцентрические аспекты): Учеб. пособие. -Магнитогорск, 2000. 102 с.

198. Шаповал В.В. Имидж автора в публицистике (роль сленговых и иных заимствований, маркированных как «чужое слово»). 1999 // www.philology.ru/marginalia/shapoval20.htm.

199. Шаповалова О.Н. Управление коммуникативным поведением в общении. -Автореф. дис. канд. филол. наук. М., 2002. - 26 с.

200. Шахнарович A.M., Голод В.И. Когнитивные и коммуникативные аспекты речевой деятельности // Вопросы языкознания. -М., 1986.№ 2. С. 52 - 56.

201. Шилина С.А. Языковая личность Ивана IV (на материале документов XVI -XVII вв). Автореф. дис. канд. филол. наук. - Орел, 2003. - 18 с.

202. Шмелева Е.Я., Шмелев А.Д. Рассказывание анекдота как жанр современной русской речи: проблемы вариативности // Жанры речи: Сборник научных статей / Отв. ред. В.Е.Гольдин. Саратов: Изд-во Государственного научного центра «Колледж», 1999. - С. 133 - 145.

203. Шмид В. Нарротология. М.: Языки славянской культуры, 2003. - 312 с.

204. Язык и дискурс: Когнитивные и коммуникативные аспекты / Под ред. КП.Сусова. Тверь: ТГУ, 1997. - 84 с.

205. Язык и личность / Отв. ред. Д.Н.Шмелев. М.: Наука, 1989. - 214 с.

206. Языковая личность: культурные концепты: Сборник научных трудов /

207. Науч. ред. В.И.Карасик. Волгоград: Перемена, 1996. - 259 с.

208. Языковая личность: система, нормы, стиль: Тез. докл. науч. конф., Волгоград, 5-6 февр. 1998 / Науч. ред. В.И.Карасик. Волгоград: Перемена, 1998. - 131 с.

209. Янко Т.Е. Коммуникативные стратегии русской речи. М.: Языки славянской культуры, 2001. - 382 с.

210. Янко Т.Е. Описание мира и речевые действия: о способах выражения иллокутивных целей говорящего // Логический анализ языка. Избранное. 1988 1995 / Сост. и отв. ред. Н.Д.Арутюнова. - М.: Индрик, 2003. -С. 571 -580.1. Словари

211. Акишина А.А. и др. Жесты и мимика в русской речи: Лингвострановедческий словарь / Акишина А.А., Капо X., Акишина Т.Е. -М.: Русский язык, 1991. 145с.

212. Большой словарь иностранных слов / А.Ю. Москвин М.: ЗАО Изд-во Центрполиграф: ООО «Полюс», 2002. - 816с.

213. Караулов Ю.Н., Сорокин Ю.А., Тарасов Е.Ф. и др. Русский ассоциативный словарь. М., 1994. - 1998.

214. Краткий словарь лингвистических терминов / Васильева Н.В., Виноградов В.А., Шахнарович A.M. -М.: Русский язык, 1995. 176с.

215. Кубрякова Е.С., Демьянков В.З., Панкранц Ю.Г., Лузина П.Г. Краткий словарь когнитивных терминов. М.: Изд-во МГУ, 1996. - 248с.

216. Лингвистический энциклопедический словарь / Гл. ред. В.Н. Ярцева. -М.: Большая Рос. энциклопедия, 1990. 685с.

217. Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка: 80000 слов и фразеологических выражений. М.: Азбуковник, 1999. - 994с.

218. Толковый словарь русских глаголов: идеографическое описание. Английские эквиваленты. Синонимы. Антонимы / Под ред. проф.1. Л.Г.Бабенко. М., 1999.

219. Толковый словарь современного русского языка. Языковые изменения конца XX столетия / ИЛИ РАН; Под ред. Г.Н. Скляревской. М.: Астрель: ACT, 2001.-944с.

220. Словарь русского языка: В 4 т. / Под ред. А.П.Евгеньевой. М.: Русский язык, 1981 - 1984.

221. Словарь синонимов русского языка / Под ред. А.П. Евгеньевой. М., 1970-1971. -Т. 1-2.