автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Концепция "войны" и "мира" в "Севастопольских рассказах" Л. Н. Толстого

Полный текст автореферата диссертации по теме "Концепция "войны" и "мира" в "Севастопольских рассказах" Л. Н. Толстого"



На правах рукописи

Ли Кэ

КОНЦЕПЦИЯ «ВОИНЫ» И «МИРА» В «СЕВАСТОПОЛЬСКИХ РАССКАЗАХ» Л. Н. ТОЛСТОГО

Специальность 10.01.01 - русская литература

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Воронеж - 2003

Работа выполнена в Воронежском государственном университете

Научные руководители: доктор филологических наук.

профессор |Слинько А. А.

доктор филологических наук, профессор Свительский В. А.

Официальные оппоненты: доктор филологических наук,

профессор Михеичева Б. А., кандидат филологических наук, доцент Корниенко Н. Г.

Ведущая организация: Воронежский государственный

педагогический университет

Защита диссертации состоится <2)0 » октября 2003 г. в ^ V час. 00 мин. на заседании диссертационного совета Д 212. 038. 14 при Воронежском государственном университете по адресу: 394006, Воронеж, пл. Ленина, д. 10, ауд. 14.

С диссертацией можно ознакомиться в Научной библиотеке Воронежского государственного университета.

Автореферат разослан лс » сентября 2003 г.

Ученый секретарь диссертационного совета доктор филологических наук, профессор

В. А. Свительский

Общая характеристика работы

Концепция «войны» и «мира», оппозиция этих полярных понятий являются важной составной частью мировосприятия Л. Н. Толстого, существенным выражением которого в поздний период стал принцип непротивления злу насилием. Истоки этой концепции, принявшей окончательные очертания в процессе идейного перелома и выразившейся в программных выступлениях рубежа 70-80-х гг., относятся к раннему периоду его жизни и творчества. Не подлежит сомнению, что эпопея «Война и мир» связана также с современными Толстому событиями, предшествовавшими «эпохе реформ» - Крымской войной, завершением многолетней войны на Кавказе, участником которых он был. С этой точки зрения заметное место в становлении толстовской концепции войны и мира принадлежит художественно-публицистическому воспроизведению событий Крымской войны в «Севастопольских рассказах».

Сегодня стало возможно изучение всего многосложного спектра взглядов Л. Толстого - не только художника, но и мыслителя, а расширившиеся рамки доступного литературной науке смысла помогают глубже уяснить выражение стержневой концепции писателя на разных уровнях мировоззрения и художественной структуры. Актуальность нашего исследования состоит в прочтении «Севастопольских рассказов» в контексте идейно-творческой эволюции писателя и его философского мировоззрения, на пути к созданию романа-эпопеи «Война и мир». Хочется думать, что такой подход позволит четче представить место и значение очерков в целом творчестве прозаика, выяснить конкретные идейные и изобразительные истоки Толстого-художника, уточнить содержание концепции войны и мира. Новизна работы обусловлена исследовательским подходом, предполагающим в авторской позиции Л. Толстого единство художника и мыслителя, учитывающим разнополюсные тенденции сознания писателя, связывающим «Севастопольские рассказы» с «Войной и миром» и открывающим в их связи последовательную логику реализации художника-мыслителя.

Современные представления о «Севастопольских рассказах» сложились в процессе освоения глубины и сложности толстовского мировоззрения, метода и стиля в литературоведении последних десятилетий (начиная с 50-х годов XX века). Конструктивными здесь являются подходы Б. М. Эйхенбаума, Я. С. Билинкиса, С. Г. Бочарова, Б. И. Бурсова, Г. Я. Галаган, Е. Н. Купреяновой, А. В. Чичерина, А. И. Шифмана, Ю. В. Лебедева, Н. П. Лощинина, Н. И. Бурнашевой и др.

Так, один из современных ученых Г. А. Лесскис проницательно замечает: «Война открыла Толстому противоречие между общечеловеческой христианской правдой и патриотизмом (то есть чувством и созна-

УОС. НАЦИОНАЛЬНАЯ.

БИБЛИОТЕКА С.Петербург /я » ОЭ .

нием, которые в каждом государстве, народе, племени исповедует чаще всего большинство людей и которые, в сущности, потенциально всегда имеют характер эгоистический, т. е. антихристианский)»1. Однако с отдельными положениями этого автора необходимо поспорить. Г. А. Лесскис считает, что три севастопольских рассказа хотя и «объединены единством темы», тем не менее «не образуют целостного повествования <...>. Вернее будет сказать, что эти три рассказа образуют уникальный в жанровом отношении триптих, в котором каждая часть может рассматриваться и как вполне законченное отдельное произведение, и в связи с двумя другими. В последнем случае - при рассмотрении триптиха в целом - темой его следует признать не героическую оборону Севастополя (что было бы очевидно, скажем, при прочтении одного первого рассказа), а антиномию: "патриотизм / гуманность"»2...

Эти утверждения нам не представляются убедительными. Если Л. Толстому удалось создать «уникальный в жанровом отношении триптих», то как же можно отрицать наличие в «Севастопольских рассказах» «целостного повествования»?! Различия в содержании и структуре очерков-»рассказов» уже отмечались в научной литературе3, однако говорить о «разных нравственных пространствах» по меньшей мере рискованно: Л. Толстой, несмотря на всю свою внешнюю противоречивость, достаточно последователен; другое дело, что его авторская позиция гораздо сложнее и глубже, чем это порой представляется интерпретаторам. Динамическое взаимодействие между началами «патриотизма» и «гуманности» входит в толстовскую позицию, и поэтому вряд ли уместно противопоставлять тему «героической обороны Севастополя» и «антиномию: «патриотизм / гуманность». Даже в описании Бородинского сражения эта «антиномия» сохраняется, хотя для писателя и его героя Пьера Безухова несомненен героизм русских солдат и офицеров.

Севастопольские размышления дают Толстому богатый материал для понимания причин поражения России в Крымской войне. Отсюда убеждение писателя в необходимости прежде всего реформирования армии. Но в «Севастопольских рассказах» Толстой размышляет уже не столько о том, что значит севастопольская оборона для России в военном отношении, сколько о вытекающей из этой кампании настоятельной необходимости отменить крепостное право и упорядочить отношения между дворянством и крестьянами. Через осмысление «ужасов

1 Лесскис Г. А. Лев Толстой (1852-1869). - М.: ОГИ, 2000, - С. 191.

2 Там же, с. 157-158.

3 См.: Эйхенбаум Б. М. Лев Толстой. - Кн. 1. 50-е годы. - Л.: Прибой, 1928. -С 235-239.

4

войны» перед писателем возникли проблемы и социального состояния страны, и человека и человечности.

Главной авторской задачей севастопольского цикла является постижение человеческого духа в его коллективном и индивидуальном преломлении. Повествование во многих эпизодах посвящено простым людям - подлинным героям войны. Именно здесь перед писателем раскрываются глубинные, коренные черты русского национального характера. Но одновременно можно обнаружить, что в «Севастопольских рассказах», обессмертивших патриотизм и героизм русских солдат, с большой силой звучит и протест против войны вообще.

Динамика толстовской мысли от «Севастополя в декабре месяце» к «Севастополю в августе 1855 года» состоит в постоянном развитии и углублении складывающейся системы взглядов писателя. Еще в повести «Детство» (1852) предметом пристального исследования писателя стала сложность, противоречивость человека, диалектика его мышления и поведения. Война вызывает наружу зачастую глубоко спрятанные качества людей - хорошие и плохие. Эти качества непосредственно воздействуют на отношения между людьми и тем самым косвенно влияют на общее положение русских войск, на причины исхода войны. Углубляется взгляд писателя на коренную проблему, поставленную в рассказах - человек на войне, человек в исключительных обстоятельствах, когда угроза гибели становится повседневным явлением.

Л. Н. Толстой выступил в роли «хроникера» (А. В. Дружинин) текущих, злободневных событий. Однако художественно-публицистическая характеристика параллельно событий современного ему дня стала для писателя толчком к осмыслению философских представлений об истории и - самое главное - важнейших закономерностей русской и европейской жизни начала XIX века, а это был путь к созданию романа-эпопеи «Война и мир». Б. М. Эйхенбаум в своей глубокой монографии пишет: «Три Севастопольские очерка в целом - это этюды к "Войне и миру"»4. На наш взгляд, «Севастопольские рассказы» значительны и самоценны, это мы и будем доказывать в своей работе. Вместе с тем путь от этого произведения ведет, действительно, к роману-эпопее «Война и мир»5.

4 Эйхенбаум Б. М. Указ. соч., с. 239.

5 Одно из самых глубоких раскрытий связи «Севастопольских рассказов» с «Войной и миром». См.: Лебедев Ю. В. 1) Л. Н. Толстой на пути к «Войне и миру» (Севастополь и «Севастопольские рассказы») // Русская литература. -1976. - № 4. - С. 61-82; 2) От «Севастопольских рассказов» к «Войне и миру» II Литература в школе. - 1978. - № 4. - С. 41-52.

}

Итак, материалом нашего диссертационного исследования является текст «Севастопольских рассказов» и сопутствующие ему дневниковые записи и письма. Предметом изучения в севастопольском цикле выступает концепция «войны» и. «мира», находящая продолжение и получающая развитие в романе-эпопее «Война и мир».

Цель нашей работы - установление места и значения «Севастопольских рассказов» в эволюции мировосприятия Л. Н. Толстого под углом зрения современного понимания его творчества и духовно^ нравственных исканий.

Цели определили задачи исследования:

1) рассмотрение содержания концепции войны и мира в «Севастопольских рассказах»;

2) изучение поэтико-структурного выражения концепции войны и мира в севастопольском цикле;

3) раскрытие динамики авторского пафоса в отношении к войне и защите роданы;

4) уяснение логики развития Л. Толстого-художника и мыслителя, ведущей писателя от «Севастопольских рассказов» к открытиям «Войны и мира».

Методология исследования строится на сочетании методов структурного и целостного анализов, историко-генетического («творческой истории») и историко-функционального и опирается на труды Б. М. Эйхенбаума, М. М. Бахтина, Л. Я. Гинзбург, Ю. М. Лотмана и других ведущих русских ученых.

Практическое значение работы заключается в том, что ее результаты могут быть использованы в вузовских и школьных занятиях.

Апробация работы. По теме диссертации был сделан доклад на международной конференции «Национально-государственное и общечеловеческое в русской и западной литературах Х1Х-ХХ веков (к проблеме взаимодействия своего и чужого)» (Воронеж, октябрь 2002 г.). Работа обсуждалась на кафедре русской литературы Воронежского государственного университета. По теме работы имеется одна публикация.

Структура исследования. Работа состоит из Введения, трех глав, Заключения и списка литературы, включающего 193 наименования.

В Главе I «Человек на войне» рассматриваются человековедческие аспекты «Севастопольских рассказов»; в Главе II «Проблема патриотизма» прослеживается динамика взглядов Толстого на патриотическое чувство; в Главе III «На пути к «Войне и миру»« выясняются те содержательные моменты и поэтико-структурные принципы, которые предвещают роман-эпопею.

На защиту выносятся следующие положения:

1) Рассматривая поведение человека и народа на войне, Л. Толстой в «Севастопольских рассказах» утверждает героизм достойно ведущих себя солдат и офицеров как нравственно-эстетическую норму.

2) Одновременно он вскрывает психологию тех офицеров, которые руководствуются на войне тщеславием, корыстью, фальшивым, противоестественным представлением о показной храбрости.

3) В «Севастопольских рассказах» писатель по мере погружения в материал изображения и по ходу развертывания цикла все категоричнее и последовательнее отрицает войну.

4) «Война» отрицается Л. Толстым, исходящим из ценности «мира». На страницах «Севастопольских рассказов» уже складывается образно-смысловая оппозиция «войны» и «мира», которая получит высшее выражение в гениальной эпопее писателя.

5) Важнейшим аспектом толстовской концепции «войны» и «мира» становится авторское отношение к патриотизму как к непростой проблеме: «добротный патриотизм» (П. Чаадаев) писателя сочетается с критико-аналитическим взглядом на состояние армии и отрицанием войны как средства разрешения споров между странами и народами.

Основное содержание работы

Во введении определяется предмет исследования, обосновывается его актуальность и новизна, формулируются цели и задачи, указываются методы исследования.

Глава первая («Человек на войне»), В Севастополе Толстой увидел массовой героизм «нижних чинов» - русских солдат и матросов и близких к ним офицеров. Именно здесь писатель осознал моральную силу русского народа, лучшие черты его национального характера. Только в Севастополе он смог по-настоящему оценить роль народных масс в ходе истории и жизни государства. Но он внимательно приглядывается и к личности отдельных людей. Поведение человека на войне -основная тема «Севастопольских рассказов».

Первые картины жизни осажденного города («Севастополь в декабре месяце»), показательны тем, что защитники выступают в них единой, спаянной общей опасностью и коллективной солидарностью массой. В рассказе нет описания судеб отдельных героев, нет даже фамилий людей, которых автор-рассказчик повстречал. Он постоянно говорит о «толпе солдат, черных матросов и пестрых женщин», о дружных действиях артиллеристов, о храбрых атаках пехотинцев, матросов. Каждый в массе выполняет свое дело без позы, без рисовки, но отдельные лица почти не выделяются. Суммарно отмечаются твердость и мужест-

во солдат, простых русских людей перед лицом смерти, их «молчаливое, бессознательное величие», высокая простота, доходящая до «стыдливости перед собственным достоинством».

Война - трагедия для народа. Она требует огромных физических усилий и моральных испытаний. И Толстой вводит читателя туда, где доктора с окровавленными по локти руками «заняты отвратительным, но благодетельным делом ампутаций». Бывшее Севастопольское собрание - теперь солдатский госпиталь, «дом страданий». Сцена в госпитале, как и сцена посещения автором-повествователем знаменитого четвертого бастиона - ключевые в первом рассказе. Здесь писатель показывает подлинных защитников Севастополя. Описание страдающих и умирающих людей в госпитале, с которого начинается характеристика человека на войне в «Севастопольских рассказах»,-само по себе уже отражает стремление показать войну «не в правильном, красивом и блестящем строе, с музыкой и барабанным боем, с развевающимися знаменами и гарцующими генералами», а «в настоящем ее выражении - в крови, в страданиях, смерти...»

Изображение человека на войне углубляется и усложняется во втором рассказе - «Севастополь в мае». Второй рассказ цикла был задуман Толстым одновременно с первым, но при окончательной отделке первый рассказ посвящался дню в Севастополе, а описание ночи было выделено в самостоятельное произведение. Здесь на первое место выдвигается «диалектика души» героев, их сословные и служебные связи и отношения, установка писателя на изображение «не-героев» и «не-злодев», а обыкновенных людей с их сложным и противоречивым внутренним миром, неотделимым от моральных проблем.

Если в рассказе «Севастополь в декабре месяце» авторское внимание было сосредоточено по преимуществу на солдатах, простых людях, в прошлом принадлежавших к «занятому классу», крестьянству, то в рассказе «Севастополь в мае» в поле зрения писателя в основном психология офицерства, привилегированной элиты, отношение к которой со стороны автора носит неоднозначный и нелицеприятный характер. Главное в рассказе в плане изображения человека на войне заключается в противопоставлении высоких нравственных качеств простых солдат сложному моральному облику офицеров.

Главный критерий, при помощи которого писатель оценивает своих героев, - это их отношение к войне. Толстой показал в типах офицеров-аристократов их эгоистическое стремление к легкой жизни, духовную немощность и физическую дряблость, разоблачал их способность прикрывать интеллектуальную пустоту позой, модной фразой. Писатель замечает главный этический изъян людей привилегированного

слоя, который в полной мере проявляется и в исключительных, экстремальных условиях войны: «Тщеславие, тщеславие и тщеславие везде - даже на краю гроба и между людьми, готовыми к смерти из-за высокого убеждения». Даже такое бесспорное для воина достоинство, как храбрость, показывается и оценивается в рассказе «Севастополь в мае» по-разному. Храбрыми хотели бы казаться все офицеры-аристократы (Гальцин, Калугин, Михайлов, Праскухин). Но их храбрость для автора и читателей весьма сомнительна. Толстой заметил, что на войне часто встречаются случаи, когда военные люди зачисляют ( себя в число храбрецов без всяких на то оснований.

Представления о воинских доблестях корректируются картинами, рисующими жестокость и бессмысленность войны, когда «свистят , орудия смерти и страданий, снова льется невинная кровь и слышатся

стоны и проклятия». В рассказе «Севастополь в мае» нет и речи о причинах и побудительных мотивах войны, о том, кто прав или виноват. Война осуждается Толстым как «сумасшествие», как способ решения спорных вопросов недостойный человека, его духовной сущности и религиозного сознания. Толстого мучило конкретное явление войны: причины убийства человека человеком. Антивоенные идеи затем будут развернуты в «Войне и мире» и «Хаджи-Мурате», в антивоенной публицистике писателя.

«Севастополь в августе 1855 года» - третий рассказ цикла - посвящен последнему периоду обороны города - перед уходом русских войск из города и в самый момент ухода. Присутствие в названии хронологического обозначения подчеркивает итоговый смысл рассказа. В нем писатель еще более углубил показ событий Крымской войны и индивидуализировал характеры офицеров и солдат, подверг еще более резкой критике ненавистную ему войну. Критический пафос второго рассказа в третьем сохраняется, но он как бы отступает на задний план перед мужеством и величием защитников Севастополя.

По содержанию это наиболее трагический из всех рассказов. Два героя - братья, Михаил и Владимир Козельцовы, встречаются по пути I в осажденный Севастополь, накануне штурма Малахова кургана фран-

цузами, й оба погибают. В рамки этой истории писатель вложил глубокое и сложное содержание. Два характера оттеняются сравнением с * другими действующими лицами, в частности - с теми «извергами»,

которые так или иначе наживаются на войне, чтобы добиться корыстного успеха. Толстовское внимание к конкретному человеку в этом рассказе торжествует.

Вообще в рассказе «Севастополь в августе 1855 года» труды и дни защитников города представлены в сцеплении мелких и крупных со-

бытий, разнополюсных настроений, поступков и бытовых мелочей. Но есть основной мотив - «основной инстинкт» - инстинкт самосохранения, особенно обостренно проявляющий себя в предощущении смерти, перед лицом гибели.

Война несет отрицание духовности, творчества, отрицание тех позитивных возможностей, которые и делают человека человеком. Из изображения Толстого вытекает, что человек на войне попадает в нечеловеческие условия пренебрежения ценностью человеческой жизни, мобилизует свои не лучшие - агрессивные, разрушительные, жестокие - возможности, существует под угрозой убийства, ранения, нанесения уродства или - в целом - под угрозой насилия над его здоровым телом, под постоянным давлением на его сознание, на его душу. В то же время писатель трезво реалистически показывает, что человек и на войне остается человеком во всей своей сложности и сочетании порой противоположных свойств. Главной, стержневой позицией автора становится отрицание войны, понижающей цену человеческой жизни, отрицающей благо людского бытия на земле, противоречащей основным принципам христианства и гуманизма.

Глава вторая («Проблема патриотизма»). Среди откликов на «Севастопольские рассказы», появившихся вслед за их публикацией, обращают на себя внимание суждения П. Я. Чаадаева в письме к А. Я. Булгакову (сентябрь 1855 г.): «А вас прошу прочитать очаровательную статью в Современнике под названием Ночь в Севастополе. Вот это добротный патриотизм, из тех, что действительно делают честь стране, а не загоняют ее еще дальше в тупик, в котором она оказалась». По сути Чаадаев продолжает мысли самого Толстого, - автору «Севастопольских рассказов» материал Крымской войны дал пищу для размышлений о патриотизме «добротном» и ложном. Высадка неприятельских войск в Крыму возбудила в народе чувство, которое Толстой с такой ясностью не мог наблюдать на Кавказе - чувство патриотизма.

Идея народного патриотизма в первом севастопольском рассказе звучит с особой силой. Главное для Толстого в этом рассказе-очерке -объединяющее защитников города чувство патриотизма, и оно выражено с такой силой на страницах и так «беспартийно», что рассказ этот вызвал единодушный восторг во всех слоях русского общества - от западника Т. Н. Грановского до славянофила И. С. Аксакова, от нового императора Александра II (приказавшего перевести рассказ на французский язык и опубликовать его в правительственном официозе «Le Nord», издававшемся в Брюсселе) до Тургенева, плакавшего и кричавшего «ура!» при его чтении.

Нетрудно, однако, заметить, что отношение к патриотическому чувству в первом и втором «Севастопольских рассказах» не только различно, но в определенном смысле противоположно. Сочетание противоположных точек зрения объясняет сложность и противоречивость отношения Толстого к Крымской войне. В произведении мы видим одновременно и прославление патриотического подвига народа, и осуждение войны. Это объясняется не только изменениями, которые происходили в авторском восприятии войны, но и сложностью и глубиной позиции писателя. В патриотическом чувстве также раскрывались новые оттенки и мотивы.

* При всем многообразии мотивов человеческого поведения, замеченных автором, во втором рассказе-очерке прослеживается одна важнейшая тенденция. В картинах и описаниях, рисуемых Толстым нет

* ничего, что оправдывало бы кровавую бойню патриотическими соображениями. Казенно-лозунговые словечки о долге, о брани за веру, престол и отечество выделены в рассказе ироническим курсивом, они звучат фальшиво перед лицом смерти. Офицеры, от прапорщика до полковника, люди разные, порой с весьма обыкновенными житейскими потребностями и стремлениями, чаще всего озабочены не столько памятью о долге, сколько целями собственного самосохранения, а порой Суетным тщеславием и корыстными интересами.

Уже на начальном этапе севастопольской обороны Толстым найден ответ на волновавший его еще на Кавказе вопрос: кто же по-настоящему храбр? Это - рядовые солдаты, подлинные носители патриотизма, полные решимости не отдать Севастополь врагу. Твердые и мужественные, они менее всего думают о своем мужестве; будучи поистине храбрыми, они не сознают этого; будучи героями, стыдятся своих героических поступков. Дикость и нелепость военного человекоубийства обнаруживаются тем явственнее, чем настойчивее подтверждается непреходящая ценность человека, богатство его внутреннего мира и величие его высокого назначения.

В первом рассказе Толстой в какой-то мере оправдывает войну, так как с обороной Севастополя он связывал независимость, честь и дос* тоинство родины. Во втором он осуждает ее, так как смотрит на события в Севастополе в плане соответствия войны уже общим целям и идеалам человечества. И в первом и во втором рассказах позиции писателя в отношении к Крымской войне не отменяют главного - его проникновенной любви к родине и русскому народу. За несколько месяцев, отделяющих второй рассказ от первого, патриотическая идея Толстого как бы усложняется, национальные мотивы при этом корректируются общечеловеческими. Постепенно Толстой по сути присоединяется к направлению, намеченному в русской культуре на рубеже

ХУШ-ХГХ вв. говестной мыслью Н. М. Карамзина: «Все народное ничто перед человеческим»6, если отдавать отчет в том, что под «народным» выдающийся историк и писатель мыслит национальное. Однако мысль автора «Севастопольских рассказов» многосложна и динамична, она отражает сам путь освоения проблемы патриотизма в сознании общества и литературы. Толстой бьется над антиномией патриотизма и общечеловеческой нравственности, мучительно отыскивает их разумное сочетание. Поэтому «Севастопольские рассказы» нельзя рассматривать только как «военные рассказы». Это также произведение религиозно-философское. И всеведение автора, и его гневный убеждающий тон во втором рассказе напоминают нам о христианских пророках, ибо пророк глашатай воли Божией. Показ событий, психологические характеристики действующий лиц - это внешний, «видимый» план рассказа. За ним кроется нечто более значительное, философско-универсальное. Толстой теперь рассматривает Крымскую войну и осаду Севастополя с точки зрения религиозно-нравственной. Такой взгляд спорит с идеей казенного патриотизма. В качестве высшей нравственной ценности автор выбирает правду и развенчивает показную героику лжепатриотизма.

В «Севастополе в мае» патриотическое чувство становится осмысленным, объективным, а, значит, и действенным. Взяв критерием оценки поведения героев этого рассказа патриотизм в его истинном, народном значении, Толстой убедительно показал разные лики патриотизма. Рассказ «Севастополь в мае» знаменует новую фазу войны, не оправдавшей надежд на единство нации, отличается критическим анализом. «Севастополь в августе» перекликается с первым рассказом, где нет отрицательных образов, где всех защитников объединяет любовь к родине в ее благородном, идеальном варианте. Однако в последнем рассказе автор подробно остановился на индивидуальных характерах и судьбах героев севастопольской обороны. Персонажи «Севастополя в августе» — люди добросовестно, с честью выполняющие свой долг. К ним принадлежат и солдаты, и офицеры.

По сравнению с двумя предыдущими рассказами главное отличие «Севастополя в августе 1855 года» состоит в том, что неприглядные стороны жизни, которых уже не может не замечать автор, все же не умаляют в его глазах красоту подвига. Хотя, казалось бы, невозможен героизм без соседства с трусостью, патриотизм - без примеси тщеславия, защитники Севастополя, готовые к катастрофе, ожидающие смерти, режутся в карты, пьют и сквернословят, но они по авторской оценке и герои, и патриоты. Толстой видит достоинство русского офицера и

6 Карамзин Н. М. Соч.: В 2 т. - Л.: Худож. лит., 1984. - Т. 1. - С. 346.

солдата не в крикливой патриотической фразеологии, а в том, чтобы оставаться «спокойным, терпеливым человеком в труде и опасности». Братья Козельцовы - это единственные в «Севастопольских рассказах» глубоко индивидуализированные носители истинного патриотизма. Он родственен патриотизму всенародному, хотя не отграничен от официально-государственных формул.

Севастопольский цикл Толстого повествует о трагедии человечности. В этом прежде всего и состоит великая и скорбная правда изображенных событий. Но трагедия человечности, развернутая писателем, не оставляет чувства безысходности, так как в период создания севастопольского цикла Толстой продолжает думать о проблеме нравственного самовоспитания человека, морального состояния общества и личности. Это и выдвинуло на первый план в севастопольском цикле тему патриотизма.

Глава третья («На пути к «Войне и миру»). Опыт севастопольской обороны, лично пережитый писателем, обогатил творческое сознание и воображение Толстого и помог ему гениально воссоздать то, чего он сам не мог видеть - Отечественную войну 1812 года. Художественное исследование человека на войне и эпизодов Крымской войны послужило подготовительным этапом, подступом к замыслу и созданию великой эпопеи «Война и мир».

•Многие эпизоды армейской жизни, описанные в «Войне и мире», были навеяны памятью о севастопольских днях. В романе-эпопее Толстой часто пользуется теми же средствами создания батальных сцен, что и в «Севастопольских рассказах». Например, много общего в картинах ухода русских войск из Севастополя и переправы войск через реку Энс («Война и мир», т. I, ч. 2, гл.УП). «Севастопольские рассказы» и «Война и мир» связаны и образами персонажей. Например, показу братьев Ростовых - Николая и Пети - явно предшествуют образы братьев Козельцовых. Володя Козельцов и Петя Ростов имеют много общего - как во внешнем, там и во внутреннем облике, параллельны и их жизненные пути. Оба не могут сидеть дома, «когда отечество в опасности». У обоих «веселые черные глаза», «вспыхивающий» румянец на лице и «пробивающийся пушок на щеках». Оба храбрятся, «чтобы не быть недостойными того общества, в котором они находятся». Оба погибают в первом же для них бою.

Однако важнее глубокое внутреннее родство «Севастопольских рассказов» и «Войны и мира». Может показаться, что три рассказа-очерка севастопольского цикла и великая эпопея несоизмеримы не только по объему, но и по идейно-художественному значению. Однако в мире искусства и литературы оценка не может быть примитивно-иерархической - ценны и отдельное стихотворение-шедевр, и много-

томное повествование. Наша задача в третьей главе - проникнуть во внутренний строй сопоставляемых произведений, в авторскую позицию, в движение мысли художника.

Дорогая Толстому в «Войне и мире» «мысль народная» складывается уже на страницах «Севастопольских рассказов», писателем отыскиваются и адекватные формы ее выражения. Нарастающий от рассказа к рассказу эпический размах придает уже севастопольскому циклу черты народно-героической эпопеи - жанра, который впоследствии найдет гениальное воплощение в романе «Войне и мире». Идея народа, народного патриотизма, народной борьбы за независимость родины пронизывает «Севастопольские рассказы» и «Войну и мир», сближает их, придает им могучую художественную силу.

«Мысль народная» в первом рассказе соединяется с патриотической идеей. Здесь понятие «народ» получает сначала идеальный общий смысл, «народ» рассматривается как нация, но память о простых людях, сражающихся и гибнущих на бастионах Севастополя, их достойном поведении сохраняется - заявляет о себе, по В. А. Свительскому, третий аспект «мысли народной» - отношение к народной этике, поведению народа как к идеалу и образцу. Во втором рассказе, казалось бы, прямого выражения «мысли народной» мы не видим, но в подтексте она присутствует в позиции автора. Толстой в этом рассказе-очерке рисует офицерство, представителей аристократии, образованного сословия, но рисует по принципу отталкивания, отрицательного сравнения. «Мысль народная» проглядывает тогда, когда на страницах «Севастопольских рассказов» сопоставляются народное и аристократическое восприятие происходящего.

Эпоха Толстого была эпохой непрерывных войн. Отношение Толстого к войне задолго до приезда в Севастополь складывалось как высшей степени сложное и противоречивое. В войне привлекало его то, что она обнажала, вызывала наружу спрятанные глубоко внутри истинные качества людей - хорошие или плохие, мобилизовала силы человека и народа. Концепция «войны» и «мира» у Толстого строится на «человеческом измерении» сущего и происходящего, на утверждении ценностей человека - личности - человеческой индивидуальности. Этот подход торжествует в «Войне и мире», но к историческим событиям, к явлению войны он впервые применен в «Севастопольских рассказах». Многое из пережитого в месяцы Крымской войны Толстой передал потом героям «Войны и мира» - Андрею Болконскому и Пьеру Безухову. Путь их духовных исканий во многом определяется севастопольским опытом творца великой книги. Изучение дневников и писем ее автора показывает, что мучительный и сложный переворот,

Который совершался в душе молодого офицера русской армии, предвосхищает основные этапы внутренней жизни его будущих героев. 1 Также «Севастопольские рассказы» - это лаборатория художест-

1 венного мышления, в которой опробываются принципы и приемы по-

каза «войны» и «мира», формируется идейно-образная концепция «войны» и «мира» - пусть еще не в том ее виде, в каком она предстанет в главах великой книги. А возникает она из противопоставления «войны» и «мира», из внимания к факту их антонимической встречи в ' условиях войны. На страницах произведения непосредственно в прак-

'( тике литературного изображения вырабатываются эстетика и поэтика,

которые затем создадут гениальное художественное целое романа-эпопеи, раскрывающее связь «человек - народ - история». ° В перспективе движения Л. Толстого к «Войне и миру» очень зна-

чимым оказалось умение показывать человека в разных временных контекстах, на различных этапах истории. В «Севастопольских рассказах» движение исторического времени, смена хронологических единиц максимально конкретизированы: о месяцах и неделях говорится как о десятилетиях, как об исторических вехах на трудном и кровавом пути войны. Крымская война открыла перед Толстым-художником движущуюся историю в самом течении повседневности, в смене месяцев, недель и дней, пробудила особую остроту исторического зрения.

При этом писатель чуток к переменам не только в настроениях отдельных людей, но и в поведении целых людских коллективов, армий, наций. Именно севастопольский опыт помог автору романа-эпопеи ввести динамику в самый образ войны 1812 года.

Так обретало свои основные масштабы мышление писателя, готовясь к гениальному свершению в виде романа-эпопеи. В севастопольском цикле позиция автора уже выходила к «мысли народной», внима-, ние же Толстого к конкретным характерам и судьбам отдельных людей

подкрепляло концепцию «войны» и «мира», служило отрицанию войны и утверждению мира.

; В Заключении обобщаются результаты исследования и содержатся

выводы, вытекающие из конкретного анализа.

Основные положения диссертации отражены в публикации: Ли Кэ. Проблема патриотизма в «Севастопольских рассказах» Л. Н. Толстого // Филологические записки. - Вып. 19. - Воронеж, 2003.-С. 266-269.

№1 58 62

'Эооу-Д

Отпечатано в типографии ИП Алейникова О. Ю. 394024, г. Воронеж, ул. Ленина, 86Б-12. Бумага офсетная. Печать трафаретная. Тираж 100 экз. Заказ № 23 от 23.09.2003 г.

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Ли Кэ

Введение.

Глава первая. Человек на войне.

Глава вторая. Проблема патриотизма.

Глава третья. На пути к «Войне и миру».

Введение диссертации2003 год, автореферат по филологии, Ли Кэ

Концепция "войны" и "мира", оппозиция этих полярных понятий являются важной составной частью мировосприятия Л. Н. Толстого, существенным выражением которого в поздний период стал принцип непротивления злу насилием. Истоки этой концепции, принявшей окончательные очертания в процессе идейного перелома и выразившейся в программных выступлениях рубежа 70-80-х гг., относятся к раннему периоду его жизни и творчества. Не подлежит сомнению, что патриотическая эпопея «Война и мир», обладающая всеми жанровыми признаками исторического романа, связана также с современными Толстому событиями, предшествовавшими "эпохе реформ" — Крымской войной, завершением многолетней войны на Кавказе, участником которых он был. С этой точки зрения заметное место в становлении толстовской концепции войны и мира принадлежит художественно-публицистическому воспроизведению событий Крымской войны в «Севастопольских рассказах».

Актуальность нашего исследования состоит в прочтении «Севастопольских рассказов» в контексте идейно-творческой эволюции писателя и его философского мировоззрения, на пути к созданию романа-эпопеи «Война и мир». Сегодня стало возможно изучение всего многосложного спектра взглядов Л. Толстого — не только художника, но и мыслителя, а расширившиеся рамки доступного литературной науке смысла помогают глубже уяснить выражение стержневой концепции писателя на разных уровнях мировоззрения и художественной структуры. Хочется думать, что такой подход позволит четче представить место и значение очерков в целом творчестве прозаика, выяснить конкретные идейные и изобразительные истоки Толстого-художника, уточнить содержание концепции войны и мира. Новизна работы обусловлена исследовательским подходом, предполагающим в авторской позиции Л. Толстого единство художника и мыслителя, учитывающим разнополюсные тенденции сознания писателя, связывающим «Севастопольские рассказы» с «Войной и миром» и видящим в их связи последовательную логику реализации художника-мыслителя.

Изучение «Севастопольских рассказов» начинается с момента их опубликования в «Современнике». Редактор «Современника», замечательный поэт, прозаик и критик Н. А. Некрасов, определяя масштаб таланта молодого писателя, писал в «Заметках о журналах» о повести «Севастополь в августе 1855 года»: "Достоинства повести первоклассные: меткая, своеобразная наблюдательность, глубокое проникновение в сущность вещей и характеров, строгая, ни перед чем не отступающая правда, избыток мимолетных заметок, сверкающих умом и удивляющих зоркостью глаза, богатство поэзии, всегда свободной, вспыхивающей внезапно и всегда умеренно, и, наконец, сила — сила, всюду разлитая, присутствие которой слышится в каждой строке, в каждом небрежно оброненном слове — вот достоинства повести"1. Ап. Григорьев так же высоко оценил «Севастопольские рассказы»: "Картина мастера, строго задуманная, выполненная столь же строго, с энергиею, сжатостью, простирающейся до скупости в подробностях, — произведение истинно поэтическое и по замыслу, то есть по отзыву на величавые события, и по художественной работе"2.

Современные представления о «Севастопольских рассказах» сложились в процессе освоения глубины и сложности толстовского мировоззрения, метода и стиля в литературоведении последних десятилетий (начиная с 50-х годов XX века). Конструктивными здесь являются подходы Б. М. Эйхенбаума, Я. С. Билинкиса, С. Г. Бочарова, Б. И. Бурсова, Г. Я. Галаган, Е. Н. Ку-преяновой, А. В. Чичерина, А. И. Шифмана, Ю. В. Лебедева, Н. П. Лонданина, Н. И. Бурнашевой и др.

Так, один из современных ученых Г. А. Лесскис проницательно замечает: "Война открыла Толстому противоречие между общечеловеческой христианской правдой и патриотизмом (то есть чувством и сознанием, которые в

1 Некрасов Н. А. Собр. соч.: В 8 т. М.: Худож. лит., 1967. Т. 7, с. 350.

2 Григорьев Аполлон. Литературная критика. М: Худож. лит., 1967, с. 609. каждом государстве, народе, племени исповедует чаще всего большинство людей и которые, в сущности, потенциально всегда имеют характер эгоистический, т. е. антихристианский)"1. По мнению исследователя, "пафос защиты родины, раздумья о "грустном положении войска и государства", поиски общечеловеческой правды — все это определило противоречивое содержание «Севастопольских рассказов», первого произведения на национально-историческую тему, развернутую спустя 10 лет в «Войне и мире» .

Однако с отдельными положениями этого автора необходимо поспорить. Г. А. Лесскис считает, что три севастопольских рассказа хотя и "объединены единством темы", тем не менее "не образуют целостного повествования. Одна и та же тема развернута в каждом рассказе по-своему, в разных нравственных пространствах. Особенно очевидна противопоставленность второго рассказа первому и третьему <.>. Вернее будет сказать, что эти три рассказа образуют уникальный в жанровом отношении триптих, в котором каждая часть может рассматриваться и как вполне законченное отдельное произведение, и в связи с двумя другими. В последнем случае — при рассмотрении триптиха в целом — темой его следует признать не героическую оборону Севастополя (что было бы очевидно, скажем, при прочтении одного первого рассказа), а антиномию: «патриотизм / гуманность», раскрытую на материале защиты Севастополя (да и патриотическая тема раскрыта в третьем рассказе иначе, чем в первом)"3.

Эти утверждения нам не представляются убедительными. Если Л. Толстому удалось создать "уникальный в жанровом отношении триптих", то как же можно отрицать наличие в «Севастопольских рассказах» "целостного повествования"?! Различия в содержании и структуре очерков-"рассказов" уже отмечались в научной литературе1, однако говорить о "разных нравственных пространствах" по меньшей мере рискованно: Л. Толстой, несмотря на всю свою внешнюю противоречивость, достаточно последователен; другое дело,

1 Лесскис Г. А. Лев Толстой (1852-1869). М: ОГИ, 2000, с. 191.

2 Там же, с. 157-158.

3 Там же, с. 157-158. что его авторская позиция гораздо сложнее и глубже, чем это порой представляется интерпретаторам. Динамическое взаимодействие между началами "патриотизма" и "гуманности" входит в толстовскую позицию, и поэтому вряд ли уместно противопоставлять тему "героической обороны Севастополя" и "антиномию: "патриотизм / гуманность". Даже в описании Бородинского сражения эта "антиномия" сохраняется, хотя для писателя и его героя Пьера Безухова несомненен героизм русских солдат и офицеров.

При обращении к толстовскому тексту нельзя не видеть два взаимосвязанных между собой направления мысли художника: постижение истины происходящих событий, проникновение в тайны истории и — познание истины человека, его сложности, противоречивости, динамичности (используя s более поздний термин Толстого, "текучести" ). В понимании причин и мотивов поведения отдельного человека (в данном случае — поведения человека на войне) — ключ к разгадке народного сознания и национальной судьбы.

В обращении к теме войны писатель в «Севастопольских рассказах», несмотря на молодость, уже не был новичком. Давно замечено, что сама поездка Толстого на Кавказ в действующую армию стала следствием его неудовлетворенности жизнью (неудачная попытка наладить отношения с крестьянами, первый опыт открытия школы для крестьянских детей и др.). Трехлетняя служба Толстого на Кавказе, богатая разнообразными впечатлениями, углубила процесс осмысления российской реальности и практическую направленность его мысли. В рассказе «Набег» (1853) писатель впервые показал жестокость и бесчеловечность военных действий на территории Кавказа. С появлением рассказов «Рубка леса» (1855) и «Разжалованный» (1856) поставленный Толстым вопрос — зачем происходят войны, зачем люди воюют друг с другом, убивают друг друга? — звучит все более резко и требовательно. В биографии и творческой деятельности Толстого Кавказ стал прологом к Севастополю, а незавершенные кавказские замыслы в значитель

1 См.: Эйхенбаум Б. М. Лев Толстой. Кн.1,50-е годы. Л.: Прибой, 1928, с. 235-239.

2 Толстой Л. Н. Полное собрание сочинений: В 90 т. [Юбилейное]. М.: Гослитиздат, 1953, т. 53, с. 185. В дальнейшем при цитировании в скобках указываются том и страницы. ной степени были отодвинуты Севастополем. Но для писателя было неизбежно и литературное отражение севастопольских событий.

Первый рассказ — «Севастополь днем и ночью» («Севастополь в декабре месяце») — Толстой начал писать 27 марта и окончил 25 апреля 1855 г. Материалом для рассказа послужили первые впечатления Толстого от его пребывания в Севастополе в ноябре-декабре 1854 года. В это время писатель служил на 4-м бастионе. 12 апреля Толстой записал в дневнике: "4-ый бастион. Писал Севастополь днем и ночью и кажется недурно и надеюсь кончить его завтра". 13 апреля он записывает: "Тот же 4-й бастион, который мне начинает очень нравиться, я пишу довольно много. — Нынче окончил Севастополь днем и ночью. Постоянная прелесть опасности, наблюдения над солдатами, с которыми живу, моряками и самым образом войны так приятны, что мне не хочется уходить отсюда, тем более что хотелось бы быть при штурме, ежели он будет" (47, 41-42). В VI книге «Современника» за 1855 год рассказ был напечатан под названием «Севастополь в декабре месяце» с примечанием: "Редакция «Современника» считает себя счастливою, что может доставлять своим читателям статьи, исполненные такого высокого современного интереса, и притом написанные тем писателем, который возбудил к себе такое живейшее сочувствие и любопытство во всей читающей русской публике своими рассказами: «Детство», «Отрочество», «Набег» и «Записки маркера»" (4,385).

Публикация первого севастопольского очерка "упрочила литературное положение Толстого"1.Появление «Севастопольских рассказов» — "это новый, громадный подъем гражданской и художественной энергии писателя"2. Этот подъем имел определенные предпосылки, объясняемые событиями и фактами русской истории. Каковы бы ни были геополитические причины начала Крымской войны и формальные поводы к ней, Россия вступила в войну с наиболее развитыми европейскими странами — Англией и Францией, и

1 Эйхенбаум Б. М Указ. соч., с. 210.

2 Бурсов Б. И. Лев Толстой — идейные искания и творческий метод. 1847-1862. М: Гослитиздат, 1960, с. 185. очень скоро, после первых успехов (каким, например, явился разгром турецкого флота при Синопе), военно-техническое превосходство противников России стало очевидным, а уже в сентябре 1854 года Севастополь был полностью блокирован чужеземными войсками. Началась 11-месячная героическая оборона города. Неподготовленность к войне, безынициативность и коррупцию привилегированных кругов чиновничества защитники Севастополя, отстаивая родную землю, должны были оплачивать кровью и собственной жизнью. В героической защите города-крепости отчетливо проявилось противоречие между косностью, отсталостью, рутинностью государственно-бюрократической системы и самоотверженностью, мужеством, готовностью переносить опасности и лишения солдат, матросов, офицеров.

JI. Н. Толстой был участником и свидетелем героической обороны Севастополя с ноября 1854 года до его сдачи — 8 сентября 1855 года, когда последние русские войска вынуждены были оставить осажденный город. Три «Севастопольских рассказа» отражают по-своему и состояние дел на фронте, и восприятие событий молодым писателем, и углубление его в содержание происходящего на его глазах исторического процесса. Героическая, трагическая и критическая составляющие авторского пафоса по-разному проявляются в каждом из текстов, по-своему определяя единство «Севастопольских рассказов» как своеобразной художественной трилогии.

Не вызывает сомнения, что после участия в кавказской войне (а после этого — десятимесячной службы в Дунайской армии) Толстой вполне сознательно принял участие в обороне Севастополя, руководствуясь прежде всего патриотическим чувством. Патриотизм писателя был уже тогда чужд казенной риторике, приукрашиванию "своих", идеализации состояния дел в армии и государстве. В условиях испытаний, выпавших на долю отечества, Толстой ощущает даже глубокую неудовлетворенность самим собой и находит в себе три главных порока: "раздражительность, бесхарактерность и лень" (47, 21). Источник же этого личного недовольства — боль за общенациональное дело. В размышлениях Толстого отчетливо просматриваются две темы: с одной стороны, его тревожат потери русской армии, объясняемые слабостью ее военно-технического оснащения и бездарностью командования; с другой, внушает уважение моральная сила русского народа.

Но и здесь ощущаются критические интонации. Еще по дороге в Севастополь Толстой встретил французских и английских пленных, и он отмечает в дневнике, что ".один вид и походка этих людей почему то внушили в меня грустное убеждение, что они гораздо выше стоят нашего [русского — Л. К.] войска" (47, 29) (по-видимому, имеется в виду материальное состояние вражеских армий). Толстой остро ставит вопросы о причинах слабости духа войска, об отношениях между солдатами и офицерами, о том, что представляет собой русская армия. Писатель приходит к выводу, что в силу сложившихся в армии обстоятельств русским офицерам и солдатам недостает ощущения независимости, самодостаточности, гордости, на них гнетущим образом действуют армейские порядки.

Севастопольские размышления дают Толстому богатый материал для понимания причин поражения России в Крымской войне. Отсюда убеждение писателя в необходимости прежде всего реформирования армии. Но писатель озабочен не только проектом, связанным с состоянием армии. В «Севастопольских рассказах» Толстой размышляет уже не столько о том, что значит севастопольская оборона для России в военном отношении, сколько о вытекающей из этой кампании настоятельной необходимости отменить крепостное право и упорядочить отношения между дворянством и крестьянами. Через осмысление "ужасов войны" перед писателем возникли проблемы и социального состояния страны, и человека и человечности. Толстой весь в поисках решения проблем, поставленных перед ним Севастополем, судьба которого для него предстала частным, но символическим эпизодом трагедии народа, выражением истинного патриотизма и статуса человечности в современном мире.

Главной авторской задачей севастопольского цикла является постижение человеческого духа в его коллективном и индивидуальном преломлении.

Повествование во многих эпизодах посвящено простым людям — подлинным героям войны. Именно здесь перед писателем раскрываются глубинные, коренные черты русского национального характера. Рассказы о защитниках Севастополя поразили современников не эффектными описаниями сражений, а строгой правдой и простотой изображения тяжелого ратного труда матросов, солдат и жителей осажденного города. Изображая войну как она есть, Толстой стремится показать, что, только защищая от врага родную землю, люди способны переносить столь тяжкие муки и страдания. Но одновременно можно обнаружить, что в «Севастопольских рассказах», обессмертивших патриотизм и героизм русских солдат, с большой силой звучит и протест против войны вообще.

Представление о севастопольской обороне как испытании духовных сил русской нации легло уже в основу первого рассказа трилогии. Здесь на фоне национального бедствия особенно рельефно обозначен главный герой толстовского произведения — русский народ. Война нарушила нормальный ход жизни, но мы не видим настроений страха и паники у защитников города и мирных жителей: "Напрасно вы будете искать хоть на одном лице следов суетливости, растерянности или даже энтузиазма, готовности к смерти, решимости, — ничего этого нет: вы видите будничных людей, спокойно занятых будничным делом.Рассказ ведется в обобщенно-личной форме, которая как бы приближает писателя к читателям, тем самым делая повествование более живым и интересным. По замечанию Я. С. Билинкиса, рассказчик вместе с читателями как бы "впервые знакомится с действительным у положением в городе' . Исследователь указывает и на другую особенность — отсутствие показа характера и судьбы отдельного, выделенного героя.

Этим подтверждается, что в первом рассказе представлена общая картина — панорама происходящего, а в защитниках Севастополя проявляются лучшие качества русского народа, его коллективная мудрость. Защитники

1 Толстой Л. Н. Поли. собр. соч.: В 90 т. [Юбилейное]. Т. 4, с. 6. В дальнейшем произведение цитируется по этому изданию с указанием страниц в скобках.

2 Билинкис Я. С. О творчестве Л. Н. Толстого. Л.: Сов. писатель, 1959, с. 74. города уже в самом начале его обороны выступают носителями истинного героизма и патриотизма. С другой стороны, и содержание, и форма повествования свидетельствуют, что все увиденное рассказчиком, его наблюдения и мнения о происходящем пока остаются лишь первоначальными впечатлениями. Рассказчик (а вместе с ним и мы, читатели) впервые побывал в Севастополе в течение одного дня — от утренней зари до вечера. Эти впечатления еще нужно осмыслить: мы видели осажденный город, ощущаем его атмосферу, познакомились с отдельными фигурами, но выводы, которые уже делает рассказчик, вряд ли можно считать полными и окончательными.

Закончился один день сражения, но город остается в жесточайшей осаде. Защитники и жители города вызывают наши читательские симпатии, — благодаря своей храбрости, стойкости, естественности поведения. Мы не можем оставаться равнодушными к их судьбе, судьбе русских людей, оказавшихся в экстремальных условиях. Вся структура «Севастополя в декабре месяце» говорит о том, что этот рассказ сам по себе не является внутренне замкнутым произведением: он неизбежно предполагает какое-то продолжение. Эволюция толстовского понимания человека и русской истории на протяжении действия «Севастопольских рассказов» — одна из важнейших проблем в изучении этого произведения.

Динамика толстовской мысли от «Севастополя в декабре месяце» к «Севастополю в августе 1855 года» состоит в постоянном развитии и углублении складывающейся системы взглядов писателя. Еще Н. Г. Чернышевский писал в «Заметках о журналах»: "Тот ошибся бы, кто захотел бы определять содержание его севастопольских рассказов по первому из этих очерков, — только в двух следующих вполне раскрылась идея, которая в первом являлась лишь одною своею стороною"1.

Переломным этапом в развитии взглядов Толстого на события Крымской войны, коренные проблемы времени и русского общества, а вместе с тем на саму войну и поведение человека в ее условиях становится рассказ

1 Чернышевский Н. Г. Полное собрание сочинений. М.: Гослитиздат, 1948, т.4, с. 682.

Севастополь в мае», где преобладает критический пафос. Второй рассказ представляет своего рода антитезу по отношению к первому. Первый рассказ поэтизирует людей на войне, второй обращается к их отрицательным свойствам — тщеславию, корыстолюбию, т. е. тем свойствам, которым и в конечном счете порождаются войны и которые заставляют людей истреблять друг друга. Но в сущности рассказ «Севастополь в мае» является продолжением первого севастопольского рассказа и дальнейшим развитием уже заявленных идейно-художественных исканий Толстого. В рассказе «Севастополь в декабре месяце» писатель создает героический образ сражающегося народа. Все, кто описан в этом тексте, охвачены единым порывом, живут одной заботой, и это сплачивает их в единую силу. В рассказе «Севастополь в мае» антитетичны высокое уважение автора к простым солдатам и глубокая его неприязнь к карьеризму, тщеславию, самомнению, характерным для привилегированного слоя армии. Критические размышления приводят к оценке войны как неразумного поведения людей, конечному отрицанию войны в принципе.

Еще в повести «Детство» (1852) предметом пристального исследования писателя стала сложность, противоречивость человека, диалектика его мышления и поведения. Война вызывает наружу зачастую глубоко спрятанные качества людей — хорошие и плохие. Эти качества непосредственно воздействуют на отношения между людьми и тем самым косвенно влияют на общее положение русских войск, на причины исхода войны. Углубляется взгляд писателя на коренную проблему, поставленную в рассказах — человек на войне, человек в исключительных обстоятельствах, когда угроза гибели становится повседневным явлением, обостряет чувства и вообще восприятие жизни, активизирует сам процесс мышления. Уместно вспомнить знаменитое описание смерти Праскухина («Севастополь в мае»). Писатель воссоздает здесь психологический процесс, наблюдает за "внутренним человеком". Говорит как бы сама человеческая природа, но в ее духовном проявлении. Здесь торжествует "мелочность" — черта изображения, присущая Толстому с самого начала его творчества и состоящая во внимании к подробностям, деталям, конкретике жизни1. Но реальная жизнь сознания персонажа показывается, чтобы акцентировать трагическое событие жизненного финала: война губит жизнь, безжалостно прекращает многосложное, богатое содержанием и оттенками существование человека-личности.

В центре рассказа «Севастополь в декабре месяце» — патриотическое единство защитников города, что давало основания для оптимизма в оценке перспектив его обороны. Но прошло полгода, и повествователь в состоянии более глубоко, конкретно и трезво оценить происходящие события. Большую часть действующих лиц второго рассказа составляют офицеры-аристократы, которые всячески стремятся показать свое "превосходство" над солдатской массой. Настоящим стимулом их поступков является стремление сделать выгодную карьеру и как можно быстрее. Именно во втором рассказе начинает звучать "наполеоновская" тема. Многие из офицеров-аристократов являются своего рода пародией на Наполеона. Здесь истоки размышлений Толстого о причинах поражения русской армии. Одновременно с этим все острее звучит тема осуждения войны как символа зла, несчастья, неотделимого от тысячи человеческих жертв: ". вопрос, не решенный дипломатами, еще меньше решается порохом и кровью''' (18). Оценка войны как силы, разрушающей единство между людьми, человеческое сообщество, с самого начала рассказа приводит писателя к жесткому, бескомпромиссному выводу: "Одно из двух: или война есть сумасшествие, или ежели люди делают это сумасшествие, то они совсем не разумные создания, как у нас почему-то принято думать" (19).

Именно во втором севастопольском рассказе Толстой впервые применяет принцип обнажения истинной сущности явлений и предметов путем снятия с них общепринятых условных обозначений, используемых для мае-кировки их реального содержания . За поведением ряда людей, внешне

1 См.: Эйхенбаум Б. М. Молодой Толстой // Эйхенбаум Б. О литературе. Работы разных лет. М.: Сов. писатель, 1987, с. 34-138.

2 Билинкис Я. С. Указ. соч., с. 82. включенных в героическую атмосферу севастопольской обороны, выступают скрытые пружины их деятельности — эгоизм, тщеславие, соображения служебной карьеры. Тщеславие и трусость характеризуют мысли и чувства, очень часто определяют поступки этих людей. Если они и ведут себя в отдельных случаях мужественно, то это мужество лишено морального основания — оно обусловлено расчетом на чины и награды: "Я люблю, когда называют извергом какого-нибудь завоевателя, для своего честолюбия губящего миллионы. Да спросите по совести прапорщика Петругиова и подпоручика Антонова и т. д., всякий из них маленький Наполеон, маленький изверг и сейчас готов затеять сражение, убить человека, сотню для того только, чтоб получить лишнюю звездочку или треть жалованья" (53).

В то же время писатель избегает однозначных характеристик и не стремится называть своих персонажей хорошими или плохими, героями или злодеями. Именно в рассказе «Севастополь в мае» обозначен важнейший толстовский принцип: "Где выражение зла, которого должно избегать? Где выражение добра, которому должно подражать в этой повести? Кто злодей, кто герой ее? Все хороши и все дурны.

Ни Калугин с своей блестящей храбростью (bravoure de gentilhomme) и тщеславием, двигателем всех поступков, ни Праскухин, пустой, безвредный человек, хотя и павший на брани за веру, престол и отечество, ни Михайлов с своей робостью и ограниченным взглядом, ни Пест — ребенок без твердых убеждений и правил, не могут быть ни злодеями, ни героями повести.

Герой же моей повести, которого я люблю всеми силами души, которого старался воспроизвести во всей красоте его и который всегда был, есть и будет прекрасен, — правда" (59).

В поисках этого "героя" Толстой приходит к убеждению, что нормальное, естественное существование людей может быть достигнуто не путем военной победы одной стороны над другой, а путем возвращения человеку сознания достоинства, веры в лучшие качества и идеалы. Эти выводы послужили основанием для более глубокого проникновения в сущность происходящего в Севастополе, выражением и результатом которого стала заключительная часть севастопольского цикла.

Действие рассказа «Севастополь в августе 1855 года» развертывается в самые трагические дни обороны — накануне и в самый момент ухода русских войск из города. Очевиден итоговый смысл последнего рассказа. «Севастополь в августе 1855 года» как бы соединяет отдельные особенности первых двух текстов, сплачивает в одно целое пафос героический и критический. Герои в этой части не похожи на персонажей, которые действуют в предыдущих двух рассказах. В первом рассказе показан нравственный облик солдат, простых людей России, во втором — облик привилегированной верхушки, военных командиров и чиновников разных рангов, в третьем — люди, принадлежащие к дворянскому сословию, но не к аристократической элите. Писателя интересует и индивидуальное своеобразие человеческих путей и судеб, но на основании их показа делаются серьезные выводы о нравственном состоянии общества.

Б. М. Эйхенбаум считал третий рассказ "первой вещью, в которой начинают явственно обозначаться отдельные персонажи"1. По его мнению, здесь "жанр военного рассказа <.> явно сдвинут под напором психологического материала" . Братья Козельцовы внушают читателю симпатию, хотя отнюдь не являются идеальными героями. Они не трусы, мужественно ведут себя на поле боя, их отличает внутренняя честность. Война является тяжелым, трагическим испытанием для них, и для их патриотического чувства, и непосредственно для их жизни, особенно на фоне неразберихи, бюрократической волокиты и других обстоятельств, определявших общую атмосферу, которая предвосхищала неизбежное поражение русской армии. Оба брата погибают, и этот факт подтверждает прямые авторские оценки, "психологический материал" в этом рассказе все-таки подчинен авторскому взгляду и пафосу, охватывается ими. Эйхенбаум Б. Лев Толстой. Кн. 1. 50-е годы, с. 236.

2 Там же, с. 238.

В севастопольском цикле каждый рассказ по форме предстает в какой-то мере самостоятельным произведением, но вместе они составляют единое художественное целое, в различных частях и аспектах которого раскрыта сложность соотношения между человеком и тем особым, противоестественным состоянием, которое определяется понятием "война". Война, с одной стороны, объединяет сражающихся по одну сторону фронта, с другой, она бесчеловечна, несет страдания и смерть. Человек на войне убивает других людей и подвергается риску быть убитым. Война разделяет людей на "своих" и "чужих", героев и трусов, властвующих и подчиненных. Войну провоцируют и оправдывают большие и маленькие Наполеоны, но в атмосфере социально-нравственного неблагополучия все так или иначе заражены больным мышлением, и само патриотическое чувство в этих условиях выглядит, по Л. Толстому, неполноценным и даже фальшивым.

Несмотря на критическое отношение писателя к господствующему сословию, Толстой верит в возможность общего морального совершенствования. Например, в персонажах рассказа «Севастополь в августе 1855 года» подчеркивается внутренняя противоречивость состояния их души, неопределенность их сегодняшнего нравственного облика. Тем не менее в их своеобразном внутреннем мире автор находит возможности нравственного подъема, которые могут проявиться в будущем. А в целом в «Севастопольских рассказах» содержится глубокий анализ социально-нравственного состояния русского общества накануне серьезных перемен, вызванных событиями и ходом Крымской войны.

Можно подытожить, «Севастопольские рассказы» справедливо воспринимаются как один из важнейших этапов в идейно-художественном развитии Толстого. На этом этапе складываются существенные черты мировоззрения и метода писателя, вырабатываются навыки его жанрового мышления. В «Севастопольских рассказах» Л. Толстой дал художественное обобщение крымской страды во всем ее историческом смысле и значении. Жизнь осажденного Севастополя — "русской Трои" — изображена писателем глубоко реалистически: "Севастопольские рассказы Толстого — живой кусок истории России."1. В трех небольших по объему рассказах писатель до мельчайших подробностей и в исчерпывающей логике сумел показать три этапа обороны города. Вскоре "вся читающая Россия восхищалась Севастополем в ноябре (Ошибка критика: в декабре!. — JI. К.), Севастополем весной, Севастополем в августе месяце <.> Замечательно, что из числа всех неприязненных держав, войска которых бились под стенами нашей Трои, ни одна не имела у себя хроникера событий, который мог бы соперничать с графом Львом Толстым , — писал в 1856 г. А. В. Дружинин. JI. Н. Толстой выступил именно в роли "хроникера" текущих, злободневных событий.

Однако одновременно художественно-публицистическая характеристика драматических событий сегодняшнего дня стала для писателя толчком к осмыслению философских теорий, представлений об истории и — самое главное — важнейших закономерностей русской и европейской жизни начала XIX века, а это был путь к созданию романа-эпопеи «Война и мир». Б. М. Эйхенбаум в своей глубокой монографии пишет: "Три Севастопольские очерка в целом — это этюды к «Войне и миру». Здесь подготовлены и отдельные детали, и некоторые лица, и разнообразные "тональности", и даже сплетение батального жанра с семейным. Не хватает еще осознания конструктивных особенностей и возможностей большой формы, не хватает еще и материала и условий для такой работы. Толстому надо пройти еще через ряд вещей и через отказ от журналов и даже от литературы, чтобы почувствовать себя хозяином не только в Ясной Поляне, но и в области русского романа" . На наш взгляд, «Севастопольские рассказы» значительны и самоценны, это мы и будем доказывать в своей работе. Вместе с тем путь от этого произведения ведет, действительно, к роману-эпопее «Войне и мир»4.

1 Лощинин Н. П. Военные рассказы Л. Н. Толстого. Тула: Тульское кн. изд-во, 1956, с. 50-51.

2 Дружинин А. В. Прекрасное и вечное. М., 1988, с. 158.

3 Эйхенбаум Б. Указ. соч., с. 239.

4 Одно из самых глубоких раскрытий связи «Севастопольских рассказов» с «Войной и миром» См.: Лебедев Ю. В. 1) Л. Н. Толстой на пути к «Войне и миру» (Севастополь и «Севастопольские рассказы») // Русская литература, 1976, № 4, с. 61-82; 2) От «Севастопольских рассказов» к «Войне и миру» // Литература в школе. 1978, №4, с. 41-52.

Итак, материалом нашего диссертационного исследования является текст «Севастопольских рассказов» и сопутствующие ему дневниковые записи и письма. Предметом изучения в севастопольском цикле выступает концепция войны и мира, находящая продолжение и получающая развитие в романе-эпопее «Война и мир».

Цель нашей работы — установление места и значения «Севастопольских рассказов» в эволюции мировосприятия Л. Н. Толстого под углом зрения современного понимания его творчества и духовно-нравственных исканий.

Задачами исследования являются:

1/ рассмотрение содержания концепции войны и мира в «Севастопольских рассказах»;

2/ изучение поэтико-структурного выражения концепции войны и мира в севастопольском цикле;

3/ раскрытие динамики авторского пафоса в отношении к войне и защите родины;

4/ уяснение логики развития Л. Толстого-художника и мыслителя, ведущей писателя от «Севастопольских рассказов» к открытиям «Войны и мира».

Методология исследования строится на сочетании методов структурного и целостного анализов, историко-генетического ("творческой истории") и историко-функционального и опирается на труды Б. М. Эйхенбаума, М. М. Бахтина, Л. Я. Гинзбург, Ю. М. Лотмана и других ведущих русских ученых.

Структура исследования. Работа состоит из Введения, трех глав, Заключения и списка литературы, включающего 193 наименования.

В Главе I "Человек на войне" рассматриваются человековедческие аспекты «Севастопольских рассказов»; в Главе II "Проблема патриотизма" прослеживается динамика взглядов Толстого на патриотическое чувство; в Главе III "На пути к «Войне и миру»" выясняются те содержательные моменты и поэтико-структурные принципы, которые предвещают роман-эпопею.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Концепция "войны" и "мира" в "Севастопольских рассказах" Л. Н. Толстого"

-139-ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Современная славистика, изучение русской классической литературы XIX века сегодня вступили в новый этап развития. Касается это и рассмотрения проблем творчества JI. Н. Толстого. Ушли в прошлое обязательная опора на статьи и высказывания В. И. Ленина, выискивание в сознании писателя и на его страницах пресловутых "противоречий", навязывание художественным фактам схематичной диалектики, которая — увы! — не все объясняет в процессе человеческого бытия и литературном творчестве. Открылись настоящие возможности объективного анализа мировоззрения Толстого, его религиозно-нравственных убеждений, смелых идей в разных областях знания и устроения жизни человека на земле.

Оказывается, что в толстовских взглядах, дерзких решениях и художественных открытиях многое актуально, требует внимания и заслуживает обсуждения. Мировое значение художественного творчества и всей деятельности писателя-мыслителя и проповедника сохраняется. Хотя в последний период на первый план вышло творчество современника творца «Войны и мира» Ф. М. Достоевского, можно с полной уверенностью сказать, что Л. Н. Толстой-художник — вне моды, вне поверхностей злобы дня, и его место в культуре всего человечества прочно и неотменимо.

Восприятие произведений художественной литературы зависит от ряда факторов, в том числе и от особенностей того, кто воспринимает этот текст. Определенный вклад в изучение прозы Толстого и в частности — «Севастопольских рассказов» и «Войны и мира» внесла китайская наука. Проблема "Л. Толстой и китайская культура" находится за пределами настоящего исследования. Все же уместно напомнить, что великий русский писатель не раз обращался к китайской истории и философии. Как известно, он глубоко интересовался истоками культуры древних народов и человеческой цивилизации в целом, переписывался с национальными публицистами, философами, общественными деятелями, в частности — искал поучительные примеры в духовной жизни самой большой азиатской страны с ее пятитысячелетней историей, знал религиозные сочинения и другие труды китайских мыслителей.

Художественные и религиозно-философские произведения Толстого пришли к китайскому читателю в начале XX века. В 1917 году были переведены и «Севастопольские рассказы». Художественные сочинения и проповедь Толстого оказали несомненное воздействие на общественное мнение в Китае, став своего рода духовным ориентиром. Они помогали молодой китайской интеллигенции глубоко и всесторонне размышлять над судьбой собственной страны, а китайской литературе — формировать реалистическое направление. Большой интерес к творчеству Толстого проявили и основоположники китайского реализма Лу Синь и Лао Шэ. Нельзя не отметать, что большой урон изучению наследия русского писателя в Китае нанесли события "культурной революции" в 60-70-е гг. XX века, но теперь усвоению удивительно богатого мира толстовских образов и идей ничто не мешает.

Севастопольские рассказы» принадлежат к тем произведениям русской и мировой литературы, которые требуют дополнительного прочтения в каждую новую историческую эпоху. Тревоги и предостережения писателя, его трагические предчувствия особенно остро и актуально стали звучать в XX столетии, оказавшемся наиболее кровавым и жестоким в истории человечества. Вывод, сделанный Толстым в конце жизни: "всякий обман влечет за собой ряд обманов, всякая жестокость — ряд жестокостей" (41, 239) — был подготовлен художественным исследованием жизни, начавшимся в его первых произведениях, включая севастопольский цикл.

После пушкинских «Бориса Годунова» и «Капитанской дочки» русская литература не знала такой полноценной реалистической картины исторических событий, которая была нарисована молодым писателем в «Севастопольских рассказах», явившихся замечательной вехой на жизненном и творческом пути Толстого. Севастопольский опыт многое дал для идейного роста писателя: он окончательно убедился в необходимости отмены крепостнических порядков, разуверился в праве дворянства на свое привилегированное положение. Мучительные сомнения на этот счет, овладевшие писателем еще на Кавказе, переросли в твердые антидворянские убеждения. Окончательный разрыв Толстого с дворянским классом произойдет еще не скоро, но его предпосылки, коренившиеся уже в кавказских впечатлениях писателя, в Севастополе окрепли. Важнейшим итогом в этот период явилось убеждение Толстого в решающей роли народных масс в жизни страны, углубление интереса к крестьянскому вопросу и наметившаяся обличительная линия творчества.

Вместе с тем «Севастопольские рассказы» — не статический итог развития писателя в определенный период, а скорее динамическое свидетельство его движения, формирования его позиции, что мы и пытались показать в своей работе. Писатель и для себя выяснял соотношение между человеческим началом и историей в условиях войны, на страницах цикла решал проблемы патриотизма, мнимого и истинного героизма.

Основные проблемы, которые молодой писатель поднимал в своих ранних произведениях — поиски нравственного идеала, размышления над "злом правления русского", роль народа и утверждение его нравственного превосходства над барином — впервые в «Севастопольских рассказах» были поставлены на материале большого общественного значения. Правда «Севастопольских рассказов» — это нечто большее, чем ограниченный до минимума художественный вымысел и фотографическая верность действительности. Правда Толстого — в изображенных им картинах национального патриотического подъема, в мужестве и самоотречении рядовых защитников Севастополя, в недостойном поведении офицеров-аристократов и в овладевшем автором чувстве неблагополучия русской жизни вообще, в его раздумьях о судьбе человека, России, русского народа, в его пристальном внимании к тончайшим движениям человеческого сознания и психики и к общественным настроениям.

В «Севастопольских рассказах» Толстой первый в русской литературе с гениальной художественной силой и беспощадной правдивостью показал потрясающие картины войны, окончательно сорвав с нее литературные романтические покровы. При этом характерной особенностью батальной живописи Толстого является то, что художник, следя за поведением армий, тем не менее сосредоточивает внимание и на отдельной человеческой личности, вовлеченной в бурный поток военных событий, на разнообразных, противоречивых мыслях и чувствах непосредственного участника войны. Его батальные картины неотделимы от проникновения в душу конкретного человека, в его сознание и подсознание.

По мнению писателя получается, что человечество не обречено на войны, что, с одной стороны, захватнические, агрессивные стремления гнездятся в отдельном человеке, так же как подчиняют его тщеславие, корысть, желания первенства и карьерного успеха. Но, с другой стороны, война все-таки противна человеческой природе, отрицает ценность жизни и личности. И уже в весьма престарелом возрасте он будет писать своей единомышленнице Берте Зутнер (письмо от 15 августа 1901 г.): ".Теперь следовало бы показать людям, что они сами производят зло войны, повинуясь людям больше, чем Богу" (73, 126).

Севастопольский цикл явился решающим шагом на пути к эпосу «Войны и мира». Хотя «Севастопольские рассказы» достаточно самоценны в своем содержании и как художественное произведение, в перспективе творческого развития писателя они, действительно, стали подготовкой гениального романа-эпопеи. Переживший события Крымской войны и обороны Севастополя, Толстой и выработал свой взгляд на явление войны, и пришел к первым наметкам целой идейно-художественной концепции "войны и мира", и прикоснулся к непростым проблемам патриотизма и героизма, и применил на практике поэтику, соединившую голос судии-пророка и дотошный, кропотливый показ "мелочей" военного быта, "подзорную трубу" и психологический "микроскоп". В этом отношении «Севастопольские рассказы» можно считать писательской "пробой", результативным, открытым в будущее литературным экспериментом.

Трагическая практика XX века подтвердила многие предостережения Толстого. Неслучайно мнение современника: если бы автор «Войны и мира» был бы жив, то первая мировая война не началась бы. Не все соглашались с писателем-пророком. Интересен пример: В. К. Станюкович пишет в гимназических воспоминаниях о поэте В. Брюсове: «".Помню, с какой болью я выслушал осуждение Брюсовым «Севастопольских рассказов» JI. Толстого: "Где же тут герои? Разве герои таковы?"»1 Но и первая, и вторая мировые войны опять позвали к незаметному подвигу именно таких героев, каких описал молодой Толстой в «Севастопольских рассказах», каких затем увидел в капитане Тушине и солдате Апшеронского полка Платоне Каратаеве. Толстовские уроки в русской литературе имеют непреходящее значение.

1 Валерий Брюсов // Лит. наследство, т. 85. М: Наука, 1976, с. 721.

Список научной литературыЛи Кэ, диссертация по теме "Русская литература"

1. Толстой JI. Н. Полное собрание сочинений: В 90 т. Юбилейное. М., Д.: Гослитиздат, 1932. Т. 4. 454 с.

2. Толстой JI. Н. Дневники 1847-1854 // Толстой JI. Н. Полн. собр. соч.: В 90 т. Юбилейное. М., Л.: Гослитиздат, 1934. Т. 46. 576 с.

3. Толстой Л. Н. Дневники 1854-1857 // Толстой Л. Н. Полн. собр. соч.: В 90 т. Юбилейное. М.: Гослитиздат, 1937. Т. 47. 622 с.

4. Толстой Л. Н. Письма 1844-1855 // Толстой Л. Н. Полн. собр. соч.: В 90 т. Юбилейное. М.: Гослитиздат, 1935. Т. 59. 392 с.

5. Толстой Л. Н. Полное собрание сочинений: В 100 т. Художественные произведения: В 18 т. Т. 2 1852-1856. М.: Наука, 2002. 597 с.

6. Толстой Л. Н. Путь жизни. М.: Республика, 1993. 431 с.

7. Толстой Л. Н. Собрание сочинений: В 22 т. М.: Худож. лит., 1979. Т. 2. Коммент. Н. И. Бурнашевой. 422 с.1.

8. Альтман М. Читая Толстого. Тула: Приокское книжное изд-во, 1966. -168 с.

9. Андреева Е. П. Лев Толстой — обличитель капитализма и войны // Филологический сборник. Труды Воронежского гос. ун-та. Т. LXIII. Воронеж, 1961, с. 237-257.

10. Андреева Е. П. Толстой-художник в последний период деятельности. Воронеж: Изд-во ВГУ, 1980. 272 с.

11. Аникин Г. В. Национальный характер юмора и иронии в романе-эпопее JI. Н. Толстого «Война и мир» // JI. Н. Толстой — художник Сб. статей кафедры русской лит. Вып. 40. Свердловск: Урал. гос. ун-т, 1961, с. 3-46.

12. Апостолов Н. Н. Жизнь JI. Н. Толстого и его произведения // Сочинения Льва Толстого в выборе, с биографическим очерком и историко-литературными комментариями Н. Н. Апостолова. Киев, 1918, с. 5-12, 605-629.

13. Артемьева Н. В. Образ рассказчика. Ироническая функция («Набег» и «Люцерн») // Толстой Л. Н.: Статьи и материалы. VII. Горький: ГТУ, 1970, с. 47-64.

14. Архангельская Т. Н. Новая редакция 16-й главы рассказа «Севастополь в мае 1855 года» // Яснополянский сборник: Статьи и материалы. Тула: Тульское книжн. изд-во, 1962, с. 105-113.

15. Асмус В. Ф. Философия истории в романе «Война и мир» // Яснополянский сборник статьи, материалы, публикации. Тула: Приокское кн. изд-во, 1976, с. 89-110.

16. Бабаев Э. Г. О единстве и уникальности «Войны и мира» // Яснополянский сборник статьи, материалы, публикации. Тула: Приокское кн. изд-во, 1988, с. 67-84.

17. Бабушкина А. П. История русской детской литературы. М.: Учпедгиз, 1948.-480 с.

18. Бегак Б. Лев Толстой и художественный очерк (к 25-летию со дня смерти Л. Н. Толстого) // Наши достижения, 1935, №10, с. 167-193.

19. Бекетов М. Образ русского солдата в художественной литературе // Пропагандист и агитатор Красной армии. 1942, №17-18, с. 55-59.

20. Бельчиков Н. П. В. Анненков, А. В. Дружинин и С. С. Дудышкин // Очерки по истории русской критики. Т.1, М.-Л., 1929, с. 199-201, 263304.

21. Березовская В. В. Мастерство Л. Толстого в Севастопольских повестях // Тезисы докл. 11-й науч.-теорет. и метод, конф., организуемой кафедрой рус. лит. Моск. гос. пед. ин-та им. В. И. Ленина (23-25 мая 1968 г.). 4.2. М., 1968, с. 5-6.

22. Берман Б. И. Сокровенный Толстой: религиозные видения и прозрения художественного творчества Льва Николаевича. М., 1992. 208 с.

23. Билинкис Я. С. Фазы Севастопольского цикла // Билинкис Я. С. О творчестве Л. Н. Толстого: Очерки. Л.: Сов. писатель, 1951, с. 61-102.

24. Бирюков П. И. Биография Л. Н. Толстого. Книга первая. М.: Алгоритм, 2000.-528 с.

25. Блудилина Н. Д. Литературные источники романа Л. Н. Толстого «Война и мир» (Художественно-документальная проза). Автореферат дисс. . канд. филол. наук. М.: 1994. 27 с.

26. Бочаров С. Г. «Мир» в «Войне и мире» И Толстой и наше время. М.: Наука, 1978, с. 86-105.

27. Бочаров С. Г. Роман Л. Толстой «Война и мир». Изд. 4-е. М.: Худож. лит., 1987.-156.

28. Бурнашева Н. И. Комментарии // Толстой Л. Н. Собр. соч.: В 22 т. М.: Худож. лит., 1979. Т.2, с. 383-421.

29. Бурнашева Н. И. Тексты и комментарии // Толстой Л. Н. Полн. собр. соч.: В 100 т. Художественные произведения. Т.2. М.: Наука, 2002,с. 382-504.

30. Бурсов Б. И. Лев Толстой и русский роман. М., Л.: Изд-во АН СССР, 1963, с. 30-68.

31. Бурсов Б. И. Лев Толстой: Идейные искания и творческий метод 18471862. М.: Гослитиздат, 1960. 408 с.

32. Бычков С. П. Л. Н. Толстой. Очерк творчества. М.: Гослитиздат, 1954. -480 с.

33. В мире Толстого Сб. статей. М.: Сов. писатель, 1978. 528 с.

34. Венюкова С. В. Герои Севастополя: Страницы творческой биогр. Л. Н. Толстого. Пособие для учащихся. М.: Просвещение, 1979. 127 с.

35. Ветловская В. Е. Анализ эпического произведения: проблемы поэтики. СПб.: Наука, 2002.-216 с.

36. Виноградов Б. С. Кавказ в творчестве Л. Н. Толстого. Грозный: Чечено-Ингушское книжн. изд-во, 1959, с. 49-98.

37. Война из-за «Войны и мира»: Роман Л. Н. Толстого в русской критике и литературоведении. СПб.: Азбука-классика, 2002. 480 с.

38. Гаджиев JI. А. Романтизм и реализм: Теория литературно -художественных типов творчества. Баку: Элм, 1972. 348 с.

39. Галаган Г. Я. Л. Н. Толстой: Художественно-этические искания. Л.: Наука, 1981.-176 с.

40. Героическое прошлое русского народа в художественной литературе. Сб. статей. Отв. ред. Л. А. Плоткин. М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1941. -79 с.

41. Григорьев А. А. Граф Л. Толстой и его сочинения. Статья вторая. Литературная деятельность графа Л. Толстого // Григорьев А. А. Литературная критика. М.: Худож. лит., 1967, с. 512-541.

42. Гринберг И. Ближние и дальние // Знамя, 1960, №6, с. 178-194.

43. Громов П. П. О стиле Льва Толстого: Диалектика души в "Войне и мире". Л.: Худож. лит., 1977. 484 с.

44. Громов П. П. О стиле Льва Толстого: Становление "диалектики души".

45. JL: Худож. лит., 1971.-392 с.

46. Гудзий Н. К. Лев Толстой 2-е изд., доп.. М.: Огиз-Гослитиздат, 1944. -120 с.

47. Гудзий Н. К. Молодой Толстой и цензура (цензурная история рассказа «Севастополь в мае 1855 г.») // Известия Таврического общества истории, археологии и этнографии, 1928, Т. II, с. 52-57.

48. Гулак А. Т. Позиция автора в «Севастопольских рассказах» Л. Н. Толстого // Русская речь. М.: Наука, 1982, № 1. 160 с.

49. Дементьев А. Великие идеи патриотизма в творчестве русских классиков. Л.: Воениздат, 1944. 79 с.

50. Дементьев А. Книга на фронте. Художественная литература в воинском воспитании. Л.: Воениздат (политическое управление военного округа), 1946. 80 с.

51. Днепров В. Д. Искусство человековедения: Из художественного опыта Льва Толстого. Л: Сов. писатель, 1985. 288 с.

52. Долинин А. С. «Севастопольские рассказы» // Л. Н. Толстой. Севастопольские рассказы. М.-Л.: Детгиз, 1951, с. 137-146.

53. Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч.: В 30 т. Л.: Наука, 1981, т. 22. -407 е., т. 23. 423 с.

54. Дружинин А. В. Военные рассказы графа Л. Н. Толстого — Губернские очерки Н. Щедрина // Дружинин А. В. Прекрасное и вечное. М.: Современник, 1988, с. 227-241.

55. Дудышкин С. С. Журналистика. Рассказы гр. Л. Н. Толстого из военного быта. // Отечественные записки. 1855, Т.103, № 12, отд. IV, с. 7492.

56. Еголин А. Величие русской литературы. М.: Сов. писатель, 1943. -103 с.

57. Еголин А. Идеи патриотизма в русской литературе // Под знаменем марксизма. 1942, №8-9, с. 68-85.

58. Еремина Л. И. Рождение образа (О языке художественной прозы Льва

59. Толстого). М.: Наука, 1983. 192 с.

60. Журбина Е. И. Искусство очерка. М.: Сов. писатель, 1957. 223 с.

61. Замошкин Н. И. Толстой и война // Знамя, 1935, №11, с. 167-193.

62. Заславский Д. Современная история (А. Новиков-Прибой «Цусима»). // Литературный критик. 1933, №1, с. 71-79.

63. Исбах А. Тема жизни и смерти // Знамя. 1941, №2, с. 215-223.

64. Каверин В. Освещенные окна // Звезда. 1973, №2, с. 3-93.

65. Каминов В. Поэтический мир эпоса. М.: Сов. писатель, 1978, с. 296.

66. Кандиев Б. И. Роман-эпопея Л. Н. Толстого «Война и мир» Комментарий. М.: Просвещение, 1967. -392 с.

67. Канторович В. Факт и вымысел в очерке: заметки писателя // Вопросы литературы, 1960, №11, с. 180-194.

68. Карамзин Н. М. Собр. соч.: В 2 т. Л.: Худож. лит., т. 1. 671 с.

69. Каримов Э. Человек в изображении Льва Толстого («Война и мир» и «Анна Каренина»). Ташкент: Фан, 1967. 188 с.

70. Ковалев Вл. А. Психологический анализ // Ковалев Вл. А. Поэтика Льва Толстого Истоки. Традиции. М.: Изд-во МГУ, 1983, с. 19-53.

71. Козлов Н. С. Лев Толстой как мыслитель и гуманист. М.: Изд-во МГУ, 1985.-136 с.

72. Квитко Д. Ю. Философия Толстого. Изд. 2-е, доп. М.: Изд-во Ком. академии, 1930. 228 с.

73. Кирсанова Л. А. Военно-патриотическое воспитание на уроках литературы // Литература в школе, 1968, №3, с. 18-25.

74. Котляревский Н. Наша изящная словесность второй половины XIX века в школьном истолковании // Ежемесячный журнал (Журнал для всех), 1918, №4-6, с. 191-216.

75. Котляревский Н. Наше недавнее прошлое в истолковании художников слова. Опыт школьного изложения истории русской словесности за вторую половину XIX века. Пг., 1919. 243 с.

76. Краснов Г. В. Герой и народ. О романе Л. Толстого «Война и мир». М.:1. Гослитиздат, 1964.-281 с.

77. Краснов Г. В. Севастополь и «Севастопольские рассказы» JI. Н. Толстого в творческой истории романа «Война и мир» // Ученые записки Горьковского государственного университета. Вып.26, Серия историко-филологическая. Горький, 1954, с. 171-192.

78. Краснов Г. В. Стиль «Севастопольских рассказав» Л. Н. Толстого // Ученые записки Горьковского государственная университета. Вып.29. Горький, 1956. 142 с.

79. Краснов Г. В. Севастопольский рассказ на кавказскую тему. Из творческой истории «Рубки леса» // Л. Н. Толстой: Сборник статей. Горький: 1960, с.48-65.

80. Кулешов Ф. И. Кавказ. Трилогия. Военные рассказы // Кулешов Ф. И. Л. Н. Толстой Из лекций по русской литературе XIX в.. Минск.: Изд-во БГУ, 1978, с. 21-63.

81. Купреянова Е. Н. Молодой Толстой. Тула, Тульское кн. изд-во, 1956. -215 с.

82. Купреянова Е. Н. Эстетика Л. Н. Толстого. М.-Л.: Наука, 1966. 324 с.

83. Куркина Т. Н. Природа в рассказах Л. Толстого «Набег», «Рубка леса» и повести «Хаджи-Мурат» // Филологические записки. Воронеж, 2001. Вып. 15, с. 60-72.

84. Куркина Т. Н. «Хаджи-Мурат» в свете художественных и религиозных исканий Л. Н. Толстого. Автореферат дисс. . канд. филол. наук. Воронеж: 2002. 18 с.

85. Л. Н. Толстой в русской критике: Сб. статей. М.: Сов Россия, 1978. -254 с.

86. Л. Н. Толстой в школе: Сб. статей. М.: Просвещение, 1977. 152 с.

87. Л. Н. Толстой и изобразительное искусство: Сб. статей. М.: Изобразительное искусство, 1981. 222 с.

88. Л. Н. Толстой и проблемы современной филологии: Сборник статей. Казань: Изд-во Казан, ун-та, 1991. 143 с.

89. JI. H. Толстой и русская литературно-общественная мысль: Сборник статей. Л.: Наука, 1979. 296 с.

90. Л. Н. Толстой и современность: Сборник статей и материалов. М.: Наука, 1981. 280 с.

91. Лев Толстой и русская литература Межвуз. сб.. Горький, 1976. -126 с.

92. Лев Толстой и русская литература Межвуз. сб.. Горький, ГТУ, 1981. -83 с.

93. Лев Толстой: проблемы творчества Сб. статей. Киев: Изд-во Киев, ун-та, 1978.-311 с.

94. Лепешинский П. Некрасов и литературная теория революционной демократии // Октябрь, 1938, №1, с. 206-217.

95. Лесскис Г. А. Лев Толстой (1852-1869). М.: ОГИ, 2000. 640 с.

96. Лихачев Д. С. Литература — реальность — литература Сборник статей. Л.: Сов. писатель, 1984. 272 с.

97. Ломунов К. Н. Жизнь Льва Толстого. М.: Худож. лит., 1981. 254 с.

98. Ломунов К. Н. Лев Толстой вступительная статья. // Толстой Л. Н. Избранные произведения. М.: Детгиз, 1954, с. 3-30.

99. Ломунов К. Н. Лев Толстой в современном мире. М.: Современник, 1975.-493 с.

100. Ломунов К. Н. Лев Толстой: Очерк жизни и творчества. Изд.2-е, доп. М.: Детская литература, 1984. -272 с.

101. Ломунов К. Н. Эстетика Льва Толстого. М.: Современник, 1972. 480 с.

102. Ломунов К. Н. Лев Толстой в современном мире. М.: Современник, 1975.-496 с.

103. Ломунов К. Н., Громова-Опульская Л. Д., Гулин А. В. Толстой и о Толстом: материалы и исследования. М.: Наследие, 1998. 312 с.

104. Лотман Ю. М. Структура художественного текста. М.: Искусство, 1970.-384 с.

105. Лощинин Н. П. Военные рассказы Толстого. Тула, Тульское книжн. изд-во, 1956. 52 с.

106. Лурье Я. С. После Льва Толстого: Исторические воззрения Толстого и проблемы XX века. СПб., 1993. 166 с.

107. Макаренко Г. и Вуль Р. Севастополь в художественной литературе (краткий обзор) // Крым, 1950. Кн.5, с. 213-224.

108. Максимович А. Заметки о журналах. Несобранный литературно -критический цикл Некрасова. Публикация А. Максимовича // Некрасов. Литературное наследство. №49-50. T.l. М., 1949, с. 225-298.

109. Малинковский В. П. Художественная деталь в кавказских рассказах Л. Н. Толстого // Толстой — художник: Сборник статей. М.: Изд-во АН СССР, 1961, с. 45-60.

110. Мережковский Д. С. Л. Толстой и Достоевский. М.: Наука, 2000. -587 с.

111. Михайловский Н. К. Десница и шуйца Льва Толстого // Михайловский Н. К.: Литературно-критические статьи. М.: Худож. лит., 1957, с. 59-180.

112. Мотылева Т. «Война и мир» за рубежом: переводы, критика, влияние. М.: Сов. писатель, 1978.-438 с.

113. Мышковская Л. Л. Толстой. Работа и стиль. М.: Сов писатель, 1938. -300 с.

114. Нагина К. А. Образно-смысловая оппозиция "жизнь" — "смерть" в произведениях Л. Н. Толстого 1880-х годов. Автореферат, дисс. . канд. филол. наук. Воронеж, 1998. 18 с.

115. Наумова Н. Н. Автобиографическая трилогия «Севастопольские рассказы» // Л. Н. Толстой в школе. Пособие для учителя. Ред. Л. А. Соколова. Л.: Учпедгиз, 1959, с. 13-64.

116. Недбаева Г. И. Вставные компоненты в Севастопольских рассказах // Лев Толстой: проблемы языка и стиля (Доклады и сообщения IX и XI Толстовских чтений). Тула, 1971. с. 372-379.

117. Некрасов Н. А. Полное собрание сочинений и писем. М.: Гослитиздат, 1950. Т.9, с. 305,332,372-374, 382.

118. Некрасов Н. А., Земцов С. М. Отечественная война 1812 года и русское искусство. М.: Искусство, 1969. 120 с.

119. Николаева Н. В. Стиль ранних произведений JI. Н. Толстого. М.: Изд-во МГУ, 1967.-72 с.

120. Новиков И. А. Правда и мастерство («Севастопольские рассказы» JI. Н. Толстого) // Новиков И. А. Писатель и его творчество. М.: Сов. писатель, 1956, с. 333-356.

121. Нович И. С. М. Горький в эпоху первой русской революции. Изд. 2-е, доп. М.: Гослитиздат, 1960, с. 210,213-218 и др.

122. Одинокое В. Г. Психологический аспект проблемы народности в романе «Война и мир» // Одиноков В. Г. Поэтика романов Л. Н. Толстого. Новосибирск: Наука, 1978, с. 53-91.

123. Опульская Л. Д. Роман-эпопея Л. Н. Толстого «Война и мир». М.: Просвещение, 1987. 176 с.

124. Осмоловский О. Н. Ф. М. Достоевский и русский роман XIX века. Орел, 2001.-306 с.

125. Островский А. Г. Молодой Толстой: Воспоминания, письма, дневники. М.: Аграф, 1999.-316 с.

126. Перцов В. О. Писатель и новая действительность. Изд. 2-е, доп. М.: Сов. писатель, 1961. 628 с.

127. Петров С. М. Советский исторический роман. М.: Сов. писатель, 1958, с. 268-313.

128. Писемский А. Ф. Письма. М., Л.: Изд-во АН СССР, 1936, с. 82.

129. Полудненко Ю. Г. Развитие русского мореплавания и морская тема в русской дооктябрьской литературе // Науков1 записки Кшвськ. держ. пед. ин-ту. Т.31. Зб1рник наукових праць асшранпв. Киев, 1959, с. 205216.

130. Рабинович В. Из «Книги о моем брате». О Шолом-Алейхеме. Пер. севр. М.: Рикс // Молодая гвардия, 1939, №6, с. 163-171.

131. Рассейкин Б. Севастополь (путеводитель-справочник) Изд. 2-е. Симферополь: Крымиздат, 1961. 125 с.

132. Резник О. Художественная публицистика в годы войны // Новый мир, 1945, №11-12, с. 287-306.

133. Ремизов В. Б. Л. Н. Толстой: Диалоги во времени. Тула: Тульский гос. пед. ун-т, 1998.-302 с.

134. Ремизов В. Б. Мудрая человечность. Кантианские мотивы в откровении Льва Толстого // Толстовский сборник — 2000: Материалы XXVI междун. толстовских чтений. Часть I. Тула: Изд-во Тульского гос. пед. ун-та им. Л. Н. Толстого, 2000, с. 11-32.

135. Рубин В. Севастополь // Муз. жизнь, 1969, №23, с. 1.

136. Русская литературная классика XIX века: Учеб. пособие / Под ред. А. А. Слинько и В. А. Свительского. Воронеж: ВГУ-МИОН, 2001. -426 с.

137. Савельев С. А. Записки литературного следопыта. М.: Молодая гвардия, 1969, с. 9-21.

138. Савинков С. В. Антропология Герцена 30-40-х годов как жизненная и творческая задача. Автореферат дисс. . доктора филол. наук. Воронеж, 1994. -18 с.

139. Свадковский Б. С. Это мой севастопольский друг. (Л. Н. Толстой и С. С. Урусов) // Толстой и о Толстом: материалы и исследования. М.: Наследие, 1998, с. 186-204.

140. Свирин Н. О героях и героизме в буржуазно-дворянской литературе // Звезда, 1934, №6, с. 166-176.

141. Свительский В. А. Личность и "настоящая жизнь людей": Оценочный строй «Войны и мира» Л. Н. Толстого // Вестник Воронежского государственного университета. Серия "Гуманитарные науки", 2002, №1. Воронеж: Изд-во ВГУ, с. 165-183.

142. Семеновский О. В. В борьбе за Льва Толстого: Великий художник, страстный обличитель // Семеновский О. В. Марксистская критика о Чехове и Толстом. Кишинев: Изд-во "Картя молдовеняска", 1968, с. 146-153.

143. Слинько А. А. Анатомия патриотизма Л. Н. Толстого и П. Я. Чаадаева // Филологические записки: Вестник литературоведения и языкознания. Вып. 8, Воронеж, 1997, с. 119-126.

144. Слинько А. А. Литература и публицистика: Очерки русской гуманистической мысли. Воронеж: Изд-во ВГУ, 2001. 175 с.

145. Слинько А. А. Н. К. Михайловский и русское общественно-литературное движение второй половины XIX — начала XX века. Изд. 2-е, доп. Воронеж: ВГУ, 1982. 272 с.

146. Слинько А. А. Статья Толстого «Не убий» в контексте современной истории // Филологические записки: Вестник литературоведения и языкознания. Вып. 4, Воронеж, 1995, с. 86-93.

147. Смекалина О. Н. Севастопольские рассказы Л. Н. Толстого. Автореферат дисс. канд. филол. наук. М., 1953. 16 с.

148. Соллертинскнй Е. Е. Пейзаж в «Севастопольских рассказах» Л. Н. Толстого // Л. Н. Толстой. Материалы межвуз. науч. конференции, поев. 50-летию со дня смерти писателя. Кустанай, 1961, с. 43-70.

149. Соловей Н. Я. Севастопольские рассказы // Лев Николаевич Толстой. Сб. статей о творчестве. Под ред. Н. К. Гудзия. М.: Изд-во МГУ, 1955, с. 4-33.

150. Спиридонов В. Предисловие // Толстой Л. Н. Военные рассказы. Л., 1944, с. 277-287.

151. Срезневский В. И. Комментарии // Толстой Л. Н Полн. собр. соч.: В 90т. Юбилейное. Т. 4. М: Гослитиздат, 1932, с. 383-396,408-430.

152. Срезневский В. И. Примечания // Толстой JI. Н. Полное собрание художественных произведений. Т.2. М, JL, 1929, с. 349-364.

153. Тамарченко Д. Военные рассказы Л. Н. Толстого // Локаф, 1932, №8-9, с. 174-199.

154. Тамарченко Д. Военные рассказы Л. Н. Толстого // Тема войны в литературе. М, Л.: Гослитиздат, 1933, с. 5-40.

155. Тарле Е. О «Севастопольских рассказах» // Толстой Л. Н.: Севастопольские рассказы. М., 1969, с. 3-6.

156. Тихонов Н. Отечественная война и советская литература // Новый мир, 1944, №1-2, с. 180-189.

157. Тихонов Н. Писатель и эпоха: выступления, литературные записки, очерки. М.: Сов. писатель, 1972, с. 60-61.

158. Толстовский сборник, № 6 Доклады и сообщения XII и XIII толстовских чтений. Тула: Тульский гос. пед. ин-т., 1976. 168 с.

159. Толстовский сборник (К 150-летию со дня рождения Л. Н. Толстого). Тула: Тульский гос. пед. ин-т., 1978. 155 с.

160. Толстой и наше время: Сб. статей. М.: Наука, 1978. 366 с.

161. Толстой и о Толстом: Материалы и исследования. М.: Наследие, 1998.-309 с.

162. Травушкин Н. С. Берта Зутнер — корреспондент Л. Толстого // Русская литература. 1972, № 2, с. 142-154.

163. Трубецкой Б. Лев Толстой и русская литература (к 40-летию со дня смерти писателя) // Октябрь. Кишинев, 1950, №6, с. 81-83.

164. Туниманов В. Кавказские повести Л. Н. Толстого. Саппоро, 1999. -480 с.

165. Тургенев И. С. Письма к Л. Н. Толстому. Сообщил и комментировал В. И. Срезневский // Звенья, вып.1. М., Л., 1932, с. 282-295.

166. Тургенев И. С. Полное собрание сочинений и писем. Письма. Т.2. М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1961, с. 280-281,297-298 и др.

167. Удодов Б. Т. Пушкин: Художественная антропология. Изд. 2-е, пере-раб. и доп. Воронеж: Изд-во ВГУ, 1999. 304 с.

168. Удодов Б. Т. Психологизм // Лермонтовская энциклопедия. М.: Сов. энциклопедия, 1981, с. 453-455.

169. Фаустов А. А. Авторское поведение в русской литературе (середина XIX века и на подступах к ней). Воронеж: Изд-во ВГУ, 1997. 108 с.

170. Фаустов А. А. Динамика русской литературы первой половины XIX века: язык переживания, авторское поведение, характерология. Автореферат дисс. . доктора филол. наук. Воронеж, 1998. -36 с.

171. Фрич Е. В. Начало пути Л. Толстого и документальная автобиографическая проза конца XVIII — первой половины XIX века: Автореферат дисс. уч. степени канд. филол. наук. Л., 1976. 20 с.

172. Хализев В. Е., Кормилов С. И. Роман Л. Н. Толстого «Война и мир»: Уч. пособие. М.: Высш. школа, 1983. 112 с.

173. Цукерман И. И. «Севастопольские рассказы» Л. Н. Толстого. «Севастополь в мае 1855» (сюжет и композиция) // Труды Одесского гос. унта им. И. И. Мечникова. Т. 148. Серия филологических наук. Вып. 8. Одесса, 1958, с. 29-42.

174. Цукерман И. И. Творческая манера Л. Н. Толстого в изображении русского солдата и офицеров (по рассказу «Рубка леса») // Труды Одесского ун-та, 1959. Т. 149, вып. 9, с. 55-65.

175. Чаадаев П. Я. Полн. собр. соч. и избр. письма.:В 2 т. М.: Наука, 1991, Т.2.-671 с.

176. Чаадаев П. Я. Статьи и письма. М.: Современник, 1989. 624 с.

177. Чичерин А. В. Возникновение романа-эпопеи. Изд. 2-е. М.: Сов. писатель, 1975.-376 с.

178. Чичерин А. В. Идеи и стиль. М.: Сов. писатель, 1968. 372 с.

179. Чичерин А. В. Образ автора в «Войне и мире» // В мире Толстого: Сб. статей. М.: Сов. писатель, 1978, с. 161-177.

180. Чичерин А. В. Очерки по истории русского литературного языка: повествовательная проза и лирика. М.: Худож. лит., 1977 Гл. восьмая: Толстой, с. 227-271.

181. Чичерин А. В. Стилистическое единство «Войны и мира» // Яснополянский сборник. Статьи, материалы, публикации. Тула: Приокское кн. изд-во, 1972, с. 70-79.

182. Чубаков С. Н. Проблемы войны и мира в творчестве Л. Н. Толстого. Дисс. . канд. филол. наук. Минск, 1970. 338 с.

183. Шепелева 3. С. Участие Толстого в обороне Севастополя. Севастопольские рассказы // Лев Николаевич Толстой: Краткий очерк жизни и творчества. М.: Московский рабочий, 1960, с. 8-54.

184. Шифман А. И. Комментарии // Толстой Л. Н. Собр. соч.: В 20 т. Т.2. М.: Худож. лит., 1960, с. 413-452.

185. Шифман А. И. Литература эпохи Крымской войны и севастопольские рассказы Л. Н. Толстого // Яснополянский сборник. Литературно-критические статьи и материалы о жизни и творчестве Л. Н. Толстого. Тула: Тульское книжн. изд-во, 1955, с. 60-84.

186. Шифман А. И. Примечания // Толстой Л. Н. Собрание сочинений: В 12 т. М., 1958. Т. 2, с. 379-388.

187. Шифман А. И. Примечания // Толстой Л. Н. Собрание сочинений: В 12 т. М., 1973. Т.2, с. 363-398.

188. Шифман А. И. «Севастопольские рассказы» // Толстой Л. Н. Сб. статей. Пособие для учителей. Под общей ред. Д. Д. Благого. М.: Учпедгиз, 1955, с. 98-134.

189. Шифман А. И. Страницы жизни Льва Толстого: Очерки. М.: Советская Россия, 1983.-335 с.

190. Шифман А. И. Толстой — это целый мир. Тула: Приокское книжн. изд-во, 1976.-278 с.

191. Шкловский В. Б. Заметки о прозе русских классик. Изд. 2-е, испр. и доп. М.: Сов. писатель, 1955. -460 с.

192. Шкловский В. Б. О старой русской военной и о советской оборонной прозе // Знамя, 1936, №1, с. 218-223.

193. Штейнгольд А. М. Ранние произведения Толстого и литературно-критическая мысль 1850-х годов // Л. Н. Толстой и русская литературно-общественная мысль. Сб. статей. Л.: Наука, 1979, с. 133-157.

194. Щербина В. Морская библиотечка (рец. на кн.: Толстой Л. Н. «Севастопольские рассказы». М., Л.: Военмориздат, 1942) // Новый мир, 1945, №11-12, с. 316-321.

195. Эйхенбаум В. М. Молодой Толстой // Эйхенбаум В. М. О литературе. Работы разных лет. М.: Сов. писатель, 1987, с. 34-138.

196. Эйхенбаум В. М. Лев Толстой. Книга первая. 50-ые годы. Л.: Прибой, 1928.-416 с.

197. Яновский-Максимов Н. Сердцу дорогие приметы. М.: Просвещение, 1972.- 144 с.