автореферат диссертации по культурологии, специальность ВАК РФ 24.00.01
диссертация на тему: Концептуальные интерпретации нигитологии культуры

Полный текст автореферата диссертации по теме "Концептуальные интерпретации нигитологии культуры"

На правах рукописи

УДК 130.2

САЕНКО Наталья Ряфиковна

КОНЦЕПТУАЛЬНЫЕ ИНТЕРПРЕТАЦИИ НИГИТОЛОГИИ КУЛЬТУРЫ

24.00.01 - теория и история культуры

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени доктора философских наук

1 9 МАЙ 2011

Санкт-Петербург - 2011

4846379

Работа выполнена в Государственном образовательном учреждении высшего профессионального образования «Волгоградский государственный педагогический университет».

Официальные оппоненты: доктор философских наук, профессор

УВАРОВ Михаил Семёнович;

доктор филологических наук СПИВАК Дмитрий Леонидович;

доктор культурологии

УСТИН Анатолий Константинович.

Ведущая организация — Астраханский государственный университет.

Защита состоитсяиюня 2011 г. в /•г час. на заседании Совета по защите докторских и кандидатских диссертаций Д 212.199.23 в Российском государственном педагогическом университете им. А. И. Герцена по адресу: 197046, г. Санкт-Петербург, ул. Малая Посадская, д. 26, ауд. 317.

С диссертацией можно ознакомиться в Фундаментальной библиотеке Российского государственного педагогического университета им. А. И. Герцена.

Автореферат разослан ¿^апреля 2011 г.

Ученый секретарь Совета по защите докторских и кандидатских диссертаций,

кандидат культурологии Л, В. Н. Бондарева

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность исследования данной проблемы обусловлена необходимостью разработки новых интерпретационных подходов в теории и философии культуры, способствующих пониманию специфических изменений в бытии культуры. События последних десятилетий выявили абсолютно новые тенденции в культуре, которые невозможно интерпретировать как варианты универсальности или реанимацию старых культу-рем. Большинство из явлений современной культуры имеют отрицательные, разрушающие характеристики. Теоретические построения Ж. Бод-рийяра, которые он сделал, объясняя культурные механизмы симуляции, реализовались не только во множестве деталей повседневности, моды, рекламы, но и в культурном институте семьи, в образовании, а также в духовной жизни человека. Бытие современной культуры перманентно возникает заново, как иное, и снова гибнет, растворяется, чтобы замениться следующим иным. Это ясно видно в быстрой сменяемости стилей, мод, парадигм, вернее, даже не в сменяемости, а в хаотичном сосуществовании всего со всем.

В духовно-экзистенциальном измерении данная ситуация породила у субъекта культуры ощущение внутренней пустоты и отчуждения от таких же пустых форм во внешней действительности. Если древние греки считали, что о небытии сказать нечего, то современный человек много говорит о нем, часто несознательно транслирует смыслы небытия в обычной речи, повседневном поведении. Понятие «небытие», адекватно отражающее стихийные настроения современности, входит сегодня в онтологию культуры как самодостаточная категория. Современная ситуация - «эра пустоты» (Ж. Липовецки), «эпоха после добродетели» (А. Макинтайр), «эпоха симуляции» (Ж. Бодрийар), «общество спектакля» (Ги Дебор), «текучая современность» (3. Бауман) - эксплуатирует различные модусы небытия с целью самоанализа. В результате произошла аксиологическая перекодировка полюсов онтологии культуры: сохраненная семантика форм меняет свою ценностную окрашенность на противоположную (теперь уже «небытие вечно», «бытие временно»; «небытие порождает», «бытие сдерживает инновации»).

Изменение статуса негативных онтологических сущностей в современной культуре повлекло за собой глубинные трансформации всех сфер культуры. Современная культура в ее артефактах и смыслах - не нечто негативное, а совсем иное по сравнению с классической, требующее и иных подходов, критериев оценки и способов понимания. Реальность в современной культуре во многом представлена экраном, иногда заменена глянцевым изображением. Уже неактуально говорить об изменении системы ценностей, о том, что обладание вещами и властью заменяет собой бытийственность. Наш современник не выбирает между «иметь»

и «быть», т. к. у него есть эффектная альтернатива - «казаться», «изображать из себя», «рисоваться», «позиционировать себя».

Понимание характерного для культурной эпохи акцента на одном из основных смыслов или, напротив, смещение этого акцента служит ключом к изучению основных онтологических и гносеологических проблем культуры. Это один из ответов на вопрос, для чего нужно изучать образы небытия, ничто, пустоты. Современность асимметрично увлечена негативными сущностями, «оборотными сторонами» всего. Акценты, расставленные в основном над темами небытия (смерти, насилия, разрушения, конца света, внутренней пустоты, одиночества, бессмысленности, абсурдности, утраты, апатии и т. д.),- достаточно яркие, чтобы изучать их как неслучайные. Анализ образов и форм небытия в культуре-это исследование того, что реально не существует, но имеет свои яркие проявления и оказывает сильное воздействие на бытие человека и культуры.

Возрастание интереса и влечения к небытийным образам и мотивам в культурном пространстве, с одной стороны, чревато обессмысливанием единиц языка культуры, превращением их в симулякры; с другой -создает благоприятные условия для арт-экспериментов с реальностью, человеком и текстом. Кроме философской и обыденной ориентации на небытие, в XX в. и начале XXI в. также сформировался целый спектр художественных экспликаций пустоты.

Своевременность философского обращения к проблемам экспликации небытия в текстах культуры обусловила обнаружение принципов новой онтологии культуры и того понятийного аппарата, который формируется в этой проблемной сфере в данный момент. Современная философия культуры нуждается в новых способах работы с терминологией, поскольку именно язык определяет метод познания. Философия ставит перед собой вопрос о соотнесении языкового описания с онтологической структурой описываемого мира. Время требует от теории и философии культуры новых подходов к исследованию ее внутренних источников.

Степень изученности проблемы. Вопрос небытия такой же древний, как и вопрос бытия. «Ригведы» в Древней Индии и «Книга о Пути и Силе» в Древнем Китае, произведения Геосида, стоиков и софистов в Древней Греции, Плотин и Псевдо-Дионисий, Г. Палама, М. Экхарт в Европе поздней античности и раннего средневековья - вот те древние истоки, где вызревали и набирали силу идеи небытия, хотя еще не получившие системного характера. Можно выделить несколько парадигмаль-ных областей дофилософского и раннефилософского понимания небытия: 1) источник всего, порождающее начало, первобытие, первопотен-ция (индуизм, даосизм); 2) отсутствие бытия (диалектические концепции

античности); 3) поглощающая, ничтожащая, мощная деструктивная сила, опасная и агрессивная (мифология); 4) небытие недоступно человеку, оно -абсолютная потусторонность, нейтральная по отношению к человеку и сверхчеловеческая (М. Экхарт); 5) апофатическое отождествление небытия с Богом («Ареопагетики», И. С. Эриугена, Я. Беме).

Разработка концепции небытия впервые встречается только в философской системе Гегеля, поскольку он выводит бытие за пределы индивидуального сознания, придавая ему всеобщий характер. Бытие становится у Гегеля абсолютным понятием, и отчасти поэтому оно отождествляется с ничто: «абсолютное понятие предстает как бездна небытия, в которую погружается само бытие»1. Гегелевское учение о ничто было воспринято и проинтерпретировано русско-французским философом А. Кожевым2, чьи работы относятся больше к области философии культуры, чем к логике и философии сознания. В качестве самостоятельных авторских концепций небытия можно выделить учения С. Кьеркегора3, А. Шопенгауэра4, Ф. Ницше, С. Булгакова5, Н. Бердяева, Э. Гуссерля, К. Ясперса6, А. Бергсона7, М. Хайдеггера8, Ж.-П. Сартра9.

Изначально онтология строилась без отсылки к такому сущему, как человек, тем более, культура. Человек и культура онтологически оттенялись, заслонялись другими сущностями - мышлением, Богом, вещью, ничто. Человек больше воспринимался как «вещь среди вещей», являющаяся, правда, носителем частички мирового разума. Стоя напротив бытия, человек всегда оказывался вещным. Телесность оказывалась лишней. Мышление вводилось в онтологию для обозначения умопостигаемого характера бытия, но не связывалось напрямую с человеком и человеческим мышлением, а понималось в рамках логики трансцендентального субъекта. По сути, до XX в. мы не знаем онтологической проблематики, напрямую связанной с человеком и культурой. Классическими вопросами онтологии были вопросы о соотношении бытия и мышления, бытия и вещи. Так, даже И. Кант, обосновывая сведение известных

1 Hegel G.W.F. Glauben und Wissen : oder die Reflexionsphilosophie der Subjektivität in der Vollständigkeit ihrer Formen als Kantische, Jacobische und Fichtesche Philosophie. Hamburg: Meiner, 1962. S. 127.

2 Кожев А. Атеизм и другие работы. М.: Пракснс, 2006.

3 Кьеркегор С. Страх и трепет. М.: Республика, 1993.

4 См. об этом: Schaefer А. Die Schopenhauer Welt. Berlin: Berlin-Verl., 1982.

5 Булгаков С. Свет невечерний. М.: Республика, 1994.

4 Jaspers К. Philosophische Weltorientierung. Berlin: Springer, 1956. S. 52.

7 Бергсон А. Творческая эволюция. М.: КАНОН-ПРЕСС, Кучково поле, 1988.

8 Хайдеггер М. Время и бытие: статьи и выступления. М.: Республика, 1993. С. 16-27.

9 Сартр Ж.-П. Бытие и ничто: Опыт феноменологической онтологии. М.: ТЕРРА -

Книжный клуб: Республика, 2002.

«всемирно-исторических» философских проблем к проблеме «Что такое человек?», не включал онтологию в суть человека. Только философия XX в., вопрошая о бытийствующем статусе человека и культуры, выделила их из всего сущего.

В целостной философской системе А. Ф. Лосева для нашего исследования важным является учение о сущности, бытии и небытии вещи в культуре10. П. Тиллих в трактате «Мужество быть» раскрывает широкий спектр использований понятия «небытие» в мировой философии". В названных авторских учениях философская проблема небытия связывалась с понятиями «абсолют», «сознание», «Бог», «свобода», «творчество». Отказ от диалектического видения соотношения бытия и небытия привел к тому, что вопрос небытия переместился в пространство философии культуры (модусы небытия рассматривались либо как причины и условия бытия культуры, либо как результат бытия человека в культуре, либо как специфические формы бытия культуры). Для теории культуры, на наш взгляд, продуктивными являются концепции Ж.-П. Сартра и М. Хайдеггера, в которых утверждается, что ничто/небытие и пустота не противоположны бытию, а есть особые виды бытия, «пастух» которых - человек. Кроме того, во второй половине XX в. появились работы, принадлежащие уже культурологической исследовательской сфере или подготавливающие ее (Ж. Батай12,Ж. Делез'\Ж. Бодрийар14, У. Эко15, Ж. Липовецки16, С. Жижек17). В настоящее время понятие «ни-гитология культуры» активно разрабатывается в трудах современных зарубежных философов и культурологов. К их числу следует отнести одного из ведущих японских эстетиков Т. Имамичи (труд «Кризис мора-

Лосев А. Ф. Самое само: сочинения. М.: ЗАО «Изд-во "ЭКСМО-Пресс"», 1999. С. 423-634.

" Тиллих П. Избранное. Теология культуры. М.: Юрист-гардарика, 1995.

12 Батай Ж. Ненависть к поэзии. М.: Ладомир, 1999; Он же. Проклятая часть: Сакральная социология. М.: Ладомир, 2006; Он же. Внутренний опыт. СПб.: Аксиома/Миф-рил, 1997.

13 Дели Ж. Марсель Пруст и знаки. СПб.: АЛЕТЕЙЯ, 1999.

14 Бодрийар Ж. Прозрачность зла. М.: Добросвет, 2000; Он же. Система вещей. М: Рудомино, 2001; Он же. Соблазн. М.: А(5 Ма^пет, 2000; Он же. Символический обмен и смерть. М.: Добросвет, 2000.

15 Эко У. Отсутствующая структура. Введение в семиологию. СПб.: ТО ТК «Петрополис», 1998; Его же. Полный назад! «Горячие войны» и популизм СМИ. М.: Эксмо, 2007.

16 Липовецки Ж. Эра пустоты. Эссе о современном индивидуализме. СПб.: «Владимир Даль», 2001.

17 Жижек С. Добро пожаловать в пустыню Реального / пер. с англ. А. Смирного. М.: Фонд «Прагматика культуры», 2002; Он же. Кукла и карлик. М.: Европа, 2009.

ли и проблемы метатехники»), а также таких известных французских философов, как Ж. Лоран, В. Карро, С. Жовье18.

То, что дискуссия на тему онтологии / нигитологии в отечественной философии культуры19 развернулась в годы, переживаемые как кризис и «безвременье», отчасти объясняет позицию теоретиков, которые утверждают интенцию постсовременного культурного сознания мыслить бытие как метафизический «минус», а небытие - как метафизический «плюс». Концепция Н. М. Солодухо20 им самим классифицируется как «философия небытия». В. А. Кутырёв - автор известных работ, посвященных радикальной критике постмодернизма как реальности культуры (по выражению автора, «транспостмодернизма») и постмодернистской философии культуры, в которой бытие и небытие входят в состояние смысловой инверсии21. В концепции С. А. Лишаева составлена типология диалогов с небытием, проиллюстрированная фрагментами литературных произведений22. Метаморфозы бытия и небытия в культу-рогенезе мы начали описывать благодаря смысловому импульсу, полученному от работ М. С. Кагана23. Исследования культуролога М. Н. Эп-штейна посвящены новому образу человека в электронно-виртуальной

18 Данные авторы занимаются проблемой онтологизации «возможных миров» в современной культуре. См.: Laurent J. Les corps tranquilles. Paris: Stock, 1991; Carraund V. Causa sive ratio: la raison de la cause, de Suarez a Leibniz. Paris: Pressed Univ. de France, 2002; Chauvier S. La querelle des arguments transcendantaux. Caen.: Presses Univ. de Caen, 2000.

" См.: Чанышев A. H. Трактат о небытии // Вопр. философии. 1990. N9 10. С. 158— 165; Имамичи Т. Моральный кризис и метатехнические проблемы // Там же. 1995. № 3. С. 74-82; Хоружий С. С. Род или недород? Заметки к онтологии виртуальности II Там же. 1997. № б. С: 53-68; Бытие и время М. Хайдеггера в философии XX века: Заседание «круглого стола» // Там же. 1998. № 1 ; Кутырёв В. А. Оправдание бытия // Там же. 2000. № 5. С. 15-30; Он же. Апология человеческого (предпосылки и контуры консервативного философствования) // Там же. 2003. № I. С. 63-75; Розов Н. С. Философия небытия: новый подъем метафизики или старый тупик мышления? Рлектронный ресурс]. URL: http://www.nsu.ru/filf7rozov/publ/nonbeing.htm и др.

20 Солодухо H. М. Бытие и небытие как предельные основания мира // Вопр. философии. 2001. №6. С. 176-185; Он же. Философия небытия. Казань: Изд-во Каз. гос. техн. ун-та, 2002; Он же. Онтологическая неопределенность небытия // XXI век и будущее России в философском измерении: материалы Второго Рос. филос. конгресса (7-11 июня 1999 г.): в 4 т. Екатеринбург, 1999. Т. 1. Ч. 2; Он же. Понимание онтологического статуса небытия // Изв. Каз. гос. арх.-строит, ун-та. 2006. Т. 5. № 1. С. 126-128; Он же. Этические принципы философии небытия // Вестн. Каз. технол. ун-та. 2010. № 3. С. 370-376.

21 Кутырёв В. А. Человеческое и иное: борьба миров. СПб.: Алетейя, 2009; Он же. Бытие или ничто. СПб.: Алетейя, 2010.

22 Лишаев С. А. Эстетика Другого. СПб.: Изд-во СПб. ун-та, 2008.

23 Каган М. С. Метаморфозы бытия и небытия // Вопр. философии. 2001. № 6. С. 614; Он же. Метаморфозы бытия и небытия: Онтология в системно-синергетическом осмыслении. СПб.: Изд-во «Logos», 2006.

вселенной, а также меняющемуся контексту и смыслу традиционных понятий гуманитаристики24; отрицательной эстетике, апофатизму, метафизическим особенностям русской литературы и культуры25; новой философской артикуляции26. Многообразию форм небытия в художественном пространстве в широкой междисциплинарной перспективе, охватывающей философию, эстетику, теорию и историю литературы и искусства, посвящена концепция неопределенного в культуре М. Ямпольско-го27. Философ показывает, как в творческом процессе культуры работают категории неопределенности «бесформенность», «хаос», «ничто», «случайность». В отечественной философии культуры проблемами онтологии культуры и человека в избранном нами ракурсе занимались также П. П. Гайденко28, В. Д. Губин29, Г. К. Сайкина30. Образы небытия в авангардизме и постмодернистском искусстве подробно анализировались М. Н. Липовецким, В. В. Бычковым31, Н. Б. Маньковской, М. Б. Ямпольским, И. И. Ильиным, А. В. Венковой. Проблемы европейского нигилизма, модели другого Я в философской теории культуры разрабатывает А. И. Пигалев. Авторский вариант антропологии, в которой большое внимание уделяется негационному характеру индивидуальности человека, создает А. В. Чечулин32. Религиозные интерпретации модусов небытия проанализированы в исследованиях Ю. М. Дуплин-ской33. Различные аспекты соотношения образов смерти и небытия опи-

24 Эпштейн М. Н. Знак пробела: О будущем гуманитарных наук. М.: Нов. лит. обозрение, 2004.

25 Эпштейн М. Н. Слово и молчание: Метафизика русской литературы. М.: Высш. шк., 2006.

26 Проективный философский словарь; новые термины и понятия/под ред. Г. Л. Туль-чинского и М. Н. Эпштейна. СПб.: Алетейя, 2003.

27 Ямпольский М. «Сквозь тусклое стекло»: 20 глав о неопределенности. М.: Нов. лит. обозрение, 2010.

28 Гайденко П. П. Прорыв к трансцендентному: Новая онтология XX века. М.: Республика, 1997.

29 Губин В. Д. Жизнь как метафора бытия. М.: Рос, гос. гуманит. ун-т, 2003. 205 с.

30 Сайкина Г. К. Человек в тени бытия: трудности диалога философской антропологии и онтологии Рлектронный ресурс]. иК.Ь:ЬЦр:/Лл>\у\у.ап1горо^.ги (дата обращения: 02.11.2010).

51 КорневиЩе: Книга неклассической эстетики / редкол.: В. В. Бычков, Н. Б. Мань-ковская. М., 1999; Бычков В., Бычкова Л. XX век: предельные метаморфозы культуры// Полигнозис. 2000. № 2. С. 63-76; № 3. С. 67-85.

32 Чечулин А. В. Негативная антропология. СПб.: Изд-во РГПУ им. А. И. Герцена, 1999.

33 Дуплинская Ю. М. Преображение и развоплощение как онтологические интуиции русской и западной мысли // Изв. Сарат. ун-та. Нов. серия. Сер.: Философия. Психология. Педагогика. 2010. Т. 10. Вып. 3. С. 10-16; Она же. Промежуток и смысловой зазор как топологические образы рационального дискурса // Вести. Сарат. гос. социал.-экон. ун-та. 2004. № 9. С. 74-77; Она же. Христианская метафизика зла и шизопроцессы в массовом сознании постмодерна // Гуманитарные и социально-экономические науки. 2004. № 3. С. 43-46.

саны в работах В. В. Савчука, А. В. Демичева, М. С. Уварова. Решая вопросы бытия человека и культуры, Г. Л. Тульчинский вводит понятия «онтофания свободы», «добытийное», «внебытийное». Д. В. Воробьёв изучал ментальную специфику ничто. Ф. И. Гиренок, основатель философского направления «археоавангард», объясняя специфику языка философии, создавая новую антропологию, активно использует понятия «пустота», «симуляция», «ускользание бытия» и т. п.34

Объектом исследования являются понятия и образы небытия, ничто, пустоты, инобытия в их актуальной внедренности в современные интерпретации культуры.

Предметом исследования являются специфика и сущность небытийных характеристик культуры.

Цель исследования: выделить и описать небытийные характеристики культуры, обосновать и применить нигитологию культуры в философской интерпретации современности.

Задачи исследования:

1) выявить философский и культурологический смыслы терминологического выражения «нигитология культуры»;

2) объяснить одинаковую продуктивность для философии и теории культуры двух противоположных взглядов на первичность/вторичность сознания небытия и феномена небытия;

3) обосновать необходимость использования понятий «небытие», «ничто», «инобытие», «пустота» в объяснении специфики бытия культурного феномена, кардинально отличающегося от бытия феномена природы;

4) доказать маргинальное™ (между бытием и небытием) феномена пустоты на наиболее благоприятном для этого языковом и поэтическом материале;

5) проиллюстрировать многообразие форм пустоты в лингвокультуре;

6) соотнести виртуализацию современной культуры с процессами симуляции и опустошения знаков;

7) объяснить, почему соприкосновения человека с небытием являются условиями осмысленного бытия культуры;

8) с философской, общеонтологической позиции показать, что в широком кругу явлений культуры и духовной жизни взаимоотношения бытия и небытия не столько альтернативные, сколько комплементарные.

Методология исследования. В качестве основного в диссертационном исследовании выступает метод философской интерпретации, позволяющий выявить онтологические и нигитологические основания современ-

34 Гиренок Ф. И. Философский манифест археоавангарда [Электронный ресурс]. URL: http://www.antropolog.ru/doc/persons/fedor/girenok4 (дата обращения: 02.11.2010).

ной культуры. В самом широком смысле методологическую основу данной работы составляет соединение герменевтики, феноменологии и экзистенциализма.

В связи с поставленными целью и задачами возникает необходимость ответа на вопрос о том, что заставило в качестве методологии выбрать именно онтологию, а не метафизику культуры. Онтология, как известно, занята поиском предельных оснований мира, тогда как метафизика ищет трансцендентность. В результате онтологического поворота XX в. метафизическая и онтологическая картины мира совмещаются, а фигурами совмещения оказываются человек и культура.

Современную культуру, по мнению Ж. Лиотара, может изучать лишь «паралогия». Но осознавая сложность и масштабность наших попыток создания целостной картины нигитологии культуры, мы обращаемся также к хорошо отработанным в культурологии методам семиотики (Ю. Лотман, У. Эко, Р. Барт).

Вопрос о методологии философского понимания современности остается открытым по причине нерешенности проблемы: нужно ли современную культуру анализировать с использованием постмодернистских методов, которые, во-первых, сами есть феноменологическая составляющая культуры (Ж. Ф. Лиотар), во-вторых, весьма агрессивно изменяют анализируемый объект в процессе рассмотрения (Ж. Деррида, Ж. Де-лёз). Кроме того, постмодернистская философия - это философия языка, дискурса (М. Фуко), текста (Р. Барт), литературы (М. Бланшо) и сама принимает на себя черты художественного текста.

Положения, выносимые на защиту:

1. Явления природы и феномены культуры обладают принципиально разными типами бытия. Природный объект телесен, проявлен, обнаруживается нами в пространстве. Бытие природного феномена статично, конечно, целостно, это «бытие-в-себе» (Сартр). Культурный феномен если и существует как тело, то для того, чтобы обладать бытием, должен иметь имя, значение, идею, смысл, функцию, ценность (причем все эти обладания конвенциональны), что позволяет говорить об «инобытии» (Гегель) культуры. Инобытие культуры изменчиво, вариативно, интерпретируемо, это «бытие-для-себя» (Сартр). Постмодернистская культура порождается на всех инобытийных уровнях с яркими небытийными чертами: нелинейностью, нецелостностью, симулятивностью, ри-зоматичностью (асистемностью, принципиальной незаконченностью), потенциализмом, ситуативностью, отсутствием (упразднением) центра. При попытках использовать категорию «бытие» в интерпретации современности философ культуры оказывается в тупике, поэтому ключевым понятием в онтологии современной культуры, превращающим ее в ни-гитологию, становится «небытие» (в прикладном культурологическом аспекте оказывается эффективнее оперировать концептом «пустота»).

2. Культура - это комплекс способов превращения небытия в бытие, при этом бытие феноменов культуры обязательно сохраняет небытийные черты. Главной причиной такого взгляда на сферы культуры (религию, искусство, мораль, науку, политику и др.) является онтологически немотивированная знаковость культуры вообще. В культуре все может быть обозначено всем по договору или условию того или иного художественного направления, религиозной традиции, моральных запретов и рекомендаций. Второе условие нигитологической интерпретации сфер культуры - существование как миметических, так и антимиметических склонностей человека как творящего субъекта, что дает возможность исследователям видеть культуру в сплетении традиций и инноваций. Третьим основанием является для нас трактовка вопрошания, свободы и отрицания, предложенная Ж.-П. Сартром в качестве объяснения сущности бытия-для-себя.

3. Сущностные черты небытия, увиденные в бытии культуры, высвечивают важную функцию культуры - способствовать обретению самости субъектом, превращению его в личность. Мы условно называем целый ряд событий жизни человека «встречами» или «соприкосновениями» с небытием, имея в виду краткосрочность (почти всегда мгновенность) этих фактов и обоюдную устремленность, одновременное отторжение друг от друга человека и небытия. Опыт таких «суверенных моментов» (Ж. Батай) меняет субъекта, реализующего себя в этом опыте, отчуждая его идентичность и высвобождая его тем самым к подлинному бытию. Это творческое озарение, инсайт, высшая точка вдохновения, заставляющие сравнивать творчество и религиозную идею творения. Также встречей с небытием являются переживания факта собственной смертности, которые актуализируются и становятся интенсивными в ситуациях потери близких, болезни, сильной опасности, неожиданной угрозы. Соприкосновения с небытием также происходят в моменты переживания аффектов. Следуя утверждению М. Хайдеггера, мы также связываем причину соприкосновения с небытием с чувствами ужаса, скуки и тоски. Наш взгляд, в отличие от идеи М. Хайдеггера, переориентирован в такие мгновения с открытия бытия мира на открытие целостности и осмысленности своего Я. То есть прямая или косвенная причастность к небытию есть условие осмысленной и значимой жизни человека в культуре.

4. Пустота как модус небытия активна в культуре за счет своего маргинального существования (равновесного соединения небытийных и бытийных характеристик). Пустота обладает силой (притяжения, отталкивания, творения). Анализ мифологических текстов позволяет нам утверждать архетипическую природу образа пустоты, которая обусловливает его эмотивную и аксиологическую амбивалентность, а также ру-

ководящую поведением человека роль. В частности, формы пустоты привлекают взгляд в изображениях, заставляют сосредоточиться при наступлении тишины или паузы в речи, пении, музыке и других звучаниях. С другой стороны, страх пустоты (horror vacui) заставляет субъекта культуры действовать кардинально противоположными способами - заполнять ее (текстами, изобретениями, упорядочиванием вещей и смыслов) или отвергать ее, отвращаться (отворачиваться) от нее, заявляя, что «небытия нет» (Парменид), абсолютно безобразное (deformitas) есть небытие (Августин). Страх перед небытием, являющийся содержанием страха смерти, ужаса исчезновения, несмотря на архетипичность, является лишь одной гранью открытости человека ничто и пустоте (или открытости ничто и пустоты человеку). Когда человек говорит, мыслит, творит, в нем нарастает парменидовская уверенность в том, что небытия нет.

5. Интерпретации форм пустоты, тем и мотивов ничто, образов небытия - обязательное условие адекватного и целостного осмысления бытия культуры и человека. Различные приближения к пониманию неявленного, невысказанного, иного достраивают культурную картину мира, приводя в равновесие предметную и духовную сферы культуры. Так, ничто (небытийное небытие) - ментальная сущность, данным понятием оперируют в религиозном дискурсе; пустота - оформленное в языке и искусстве небытие; инобытие - измененные формы бытия (бытие в другом) - обнаруживается в художественном мышлении и знаковых системах культуры; бытийное небытие становится сущностью симулякров и виртуальной реальности.

6. Универсальный семиотический потенциал пустоты в языке и художественных текстах представлен в следующих знаковых комбинациях:

- пустота - обозначающее небытия, ничто и пустоты;

- пустота - обозначающее феноменов сознания и культуры;

- пустота - обозначаемое, его обозначающее - полноценная форма;

- пустота - обозначающее без означаемого;

- бытийное обозначающее без означаемого или копия образца, который никогда не существовал (симулякр).

7. Онтология современной культуры дополняется существенными характеристиками, главной из которых является вытеснение пространственных форм культуры темпоральностью. Хотя виртуальный мир и называется информационным пространством, но как такового пространства в виртуальности и во многих других имитациях бытия культуры нет. Ускорение культурной динамики обостряет эту проблему. Непостоянство, недолговечность, неустойчивость обнаружились во всех формах современной культуры. Сохранение и тождественность как принципы бытия уступают место временности и постоянному становлению как принципу небытия. Понятие «небытие», таким образом, адекватно от-

ражает стихийные процессы современности и может использоваться как самодостаточная категория онтологии культуры.

8. Состояние современной культуры характеризует чувство утраты реальности, взамен которой выстраивается система имитаций. Интерпретация имитации реальности выявила две модели: симуляцию и виртуализацию. Симуляция - внутрикультурный процесс семиозиса, творения знаков, не имеющих означаемого объекта в реальности (при этом подразумевается, что означаемое существует). Употребляя термины «симуляция» и «симулякр» в авторских значениях Ж. Бодрийара, к третьему порядку симулякров мы относим большинство феноменов современной культуры, включая предметный мир, дизайн, коммуникацию, духовно-нравственную сферу и т.д. Они функционируют по принципу символического обмена. Виртуализация культуры - создание вымышленного, воображаемого бытия, его имитация с помощью других объектов. Объекты виртуального бытия обладают большим количеством небытийных свойств в сравнении с реальным бытием культуры.

9. С теоретической точки зрения, процессы крайней степени симуляции и виртуализации выводят культуру на стадию, в которой ее истинное (чистое) существование предстает открытым. Классический взгляд на красоту, гармонию и истину сопряжен с природными образцами или с материально-телесной пользой. Когда авангард начинает разрушать эту сопряженность, человек встречается с абсурдными формами и смыслами, которые и есть обнаженные модели бытия культуры (т. е. плоды обработанной почвы сознания и духа, а не обработанной материи). Поэтому и у сложившейся ситуации постмодернистской художественной увлеченности небытием и глобальной симуляции реальности есть положительный, продуктивный аспект - формируется ясное видение специфики бытия культуры и человека.

10. Нигитологический подход к интерпретации культуры включает интерес не только к творению из небытия, но и к творению самого небытия: деструкции, саморазрушению, симуляции, анонимности, отказу от идентификации и тому подобным явлениям в пространствах повседневности и постмодернистских арт-практик. История художественной деятельности с конца XIX в. до сегодняшнего дня - это последовательное нарастание интереса к небытию, т.е. движение прочь от мира в его очевидной данности. Апофатику, нигилизм, симуляцию и, наконец, ниги-тогенность мы считаем стадиями этого движения.

11. Нигитология культуры - это учение о культурогенезе, в котором образы, имена и превращенные формы небытия предстают изначальными, а необходимость «заполнять пустоты», т. е. превращать небытие в бытие или разнообразными способами опредмечивать, оформлять небытие, объясняется как главный мотив культуротворчества. Нигитоло-

гия культуры открывает возможность описания культуры как таковой. Концепция сложилась из нескольких идей о культурогенезе и бытии культуры, которые выстраиваются в авторское утверждение включенности небытийных характеристик в бытие культуры, а также интерпретацию бытия культуры как многообразия метаморфоз небытия. Такими метаморфозами могут быть:

- мифологические и религиозные трактовки трансцендентности (вера в сверхчеловеческое, запредельное бытие/небытие, потустороннее, а также ритуальные способы переживания смерти, превратившиеся в процессе исторического развития в эстетические категории и художественные явления трагического и комического);

- тематизация, мотивное воплощение, образное оформление небытия в художественных текстах;

- массовые настроения, мировоззренческие установки и индивидуальное переживание внутреннего опустошения;

- восприятие отрицания или отсутствия в качестве творческого импульса созидания и заполнения;

- продуцирование и потребление симулякров;

- виртуальная реальность.

Научная новизна диссертации заключается в следующем:

1) показана трансформация понятий «небытие», «ничто», «пустота» от мифологической картины мира до глобальной имитации бытия в современной культуре;

2) термины и понятия «небытие», «ничто», «пустота» введены в дискурс философии культуры, предложено специфическое их содержание, способствующее пониманию сложной инаковости современной культуры;

3) в теорию культуры внедрено терминологическое выражение «ни-гитология культуры», которое употребляется в авторском смысле, основанном на понятиях инобытия и небытийных черт культуры; предложен нигитологический способ интерпретации сущности культуры;

4) сформирован и предложен новый вариант онтологии постмодернистской культуры;

5) обобщены концепции культуры, в рамках которых употребляются понятия «небытие», «ничто», «пустота», «инобытие», «виртуальность», «симуляция», сопоставлены различные философские и культурологические парадигмы описания негативных феноменов, в результате систематизированы теоретические основы построения нигитологической модели толкования культуры;

6) с одной стороны, рассматривается негационная специфика бытия культуры как таковой, с другой - одновременно теоретически и иллюстративно анализируется современная культура, бытие которой окрашено большим количеством черт небытия, в результате осуществлен отход

от непродуктивной критики постмодернизма, раскрыта значимость небытийных характеристик для сохранения витальности культурогенеза;

7) дано объяснение влияния форм и образов небытия не только на формирование представлений человека о реальности, но и на становление языка постмодернистского искусства;

8) иллюстративным и эмпирическим материалом в большей части исследования являются сферы, ранее мало анализировавшиеся в научных работах - постсовременные арт-практики и нехудожественные явления современности (повседневность, информационная и сетевая культуры).

Теоретическая значимость работы заключается в том, что в терминологический набор теории культуры введены понятийные выражения «ни-гитология культуры», «нигитогенез», «небытийные характеристики культуры». Нигитологическая интерпретация сущности и бытия культуры дает возможность анализировать современность, отказавшись от неперспективной констатации кризиса культуры. Основные результаты исследования модернизируют философию культуры и культурологию в разделе «онтология культуры». Выводы диссертационной работы позволяют углубить теоретические знания, связанные со спецификой бытия и сущности культуры. В исследовании построена объяснительная модель возникновения имитаций в современной культуре. Интерпретационные модели позволяют результативно решать философские проблемы реальности, существования, бытия, ничто, идеального, субъективного.

Практическая значимость работы заключается в том, что материалы диссертации могут быть использованы в различных областях науки, в том числе в философии, культурологии, философии культуры, эстетике, этике, семиотике, в преподавании гуманитарных дисциплин в современной учебной практике. Предложенные автором подходы могут быть полезны для прикладных культурологических исследований в области лингвокультурологии, психолингвистики, социокультурной динамики. Аналитический и фактологический материал работы может быть использован в обновлении учебной литературы, посвященной пониманию культуры современности. Материалы диссертации находят применение в работе по пониманию, анализу и прогнозированию развития актуальных художественных практик. Отдельные выводы диссертации встраиваются в решение насущных вопросов психологии и теории идентичности.

Апробация основных положении работы. Основные положения и результаты представлены автором в монографиях, статьях, материалах, опубликованных в сборниках научных трудов, в выступлениях на научных конференциях, конгрессах и семинарах, среди которых: Первый Российский философский конгресс (Санкт-Петербург, июнь 1997 г.), Второй Российский философский конгресс (Екатеринбург, июнь 1999 г.), Четвертая Международная конференция «Человек в современных фило-

софских концепциях» (Волгоград, май 2007 г.), Международная научно-практическая конференция «V Серебряковские научные чтения» (Волгоград, апрель 2007 г.), Международная научно-практическая конференция «VI Серебряковские научные чтения» (Волгоград, апрель 2008 г.), Второй Российский культурологический конгресс с международным участием «Культурное многообразие: от прошлого к будущему» (Санкт-Петербург, ноябрь 2008 г.), Третий Российский культурологический конгресс с международным участием «Креативность в пространстве традиции и инновации» (Санкт-Петербург, октябрь 2010 г.). Часть наиболее важных концептуальных положений освещалась на научной сессии по социологии и проблемам культуры CURRICULUM RESOURCE CENTER и Central European University (Институт «Открытое Общество». Фонд содействия, Варшава, 21-25 мая 2001 г.) в виде поддержанного проекта «Культурная интроспекция XX столетия и современности» (гран-товый сертификат # IBGI14). В сентябре 2006 г. тема, план исследования и предварительные результаты обсуждались в процессе краткосрочного обучения в Казанском государственном университете на философском факультете в рамках семинара по теме «Гуманитарные проблемы современности» (уд. per. № 1059).

Материалы работы использовались автором в течение ряда лет при чтении философских и культурологических дисциплин студентам Волгоградского государственного педагогического университета и Волгоградского государственного института искусств и культуры (философия культуры, культурология, этика, эстетика, история культурологической мысли, семиотика, этика искусства).

Структура и объем диссертации. Диссертация (375 с.) состоит из введения, терминологического введения, четырех глав, включающих в себя четырнадцать параграфов, заключения и библиографического списка.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении обосновывается актуальность темы исследования, дается характеристика ее разработанности, формулируются цель, задачи, объект и предмет исследования, излагаются гипотеза и положения, выносимые на защиту. Введение также включает характеристику исследования с точки зрения научной новизны, теоретической и практической значимости полученных результатов.

В «Терминологическом введении в нигитолопно культуры» решается вопрос о необходимости введения в современную философию и теорию культуры понятия «нигитология культуры». При введении в культурологический дискурс онтологического понятия «небытие» предлагаются следующие модусы.

1. Небытийное небытие - это небытие-без-бытия. Оно представляет собой в-себе-небытие, небытие, которое может быть импульсом или источником бытия, но само в бытие не превратится никогда. Изначально оно есть чистое, абстрактное небытие. Оно существует само по себе нигде и ни в чем, не требуя причины своего существования - ничем не опосредованно. Оно самодостаточно, т. к. представляет собой ничто - отсутствие какой-либо онтологической определенности вообще, отсутствие всякого нечто. Небытийное небытие - абсолют религиозного мировосприятия. Ничто - чистая абстракция, которую можно помыслить, но нельзя себе представить, потому что абсолют нельзя ни увидеть, ни услышать. Лишь тогда мы и будем убежденно свидетельствовать условное и наполненное смыслом бытие культуры, когда она подчиняется традиции создавать культурный идеал как форму небытия, но удерживать человека в надежде достичь абсолютно недостижимого или воплотить абсолютную невоплотимость.

2. Бытийное небытие - это небытие-при-бытии. Бытийное небытие включает в себя следующие виды: а) небытие-до-бытия как возможность и потенциал конкретных бытийных форм; б) небытие-в-бытии, которое представляет собой небытийные характеристики бытия культуры; в) не-бытие-после-бытия - это отжившая конкретная форма бытия, превратившаяся в небытие. Культурная реальность (знаки, художественные тексты, идеалы, ценности) является плодотворной сферой для всех трех видов бытийного небытия. Умение человека провоцировать ситуацию небытия, готового превратиться в бытие, связано с культурогенезом вообще. В целом бытийное небытие имеет относительный характер, т. к. соотносится с какими-либо конкретными формами бытия, которых еще нет, которые есть в другом месте и/или в другое время и которых уже нет. Бытийное небытие постоянно сопутствует бытию культуры, непосредственно участвует в культурогенезе.

3. Пустота - понятие, которое занимает в нигитологии культуры особое место. Пустота - явление эстетической (чувственной) природы, но также и концепт, который создается и используется в художественных практиках и интерпретациях культурных явлений. Кроме того, понятие «пустота» - единица этического дискурса (в первую очередь нигилистического, экзистенциалистского), психологического и психиатрического. Пустота, сама по себе являясь биполярным феноменом (творящим и ничтожащим, формальным и смысловым, вещественным и ментальным), в мировосприятии и самоощущении современного человека вытесняет оппозицию «бытие - небытие». Однако пустота может рассматриваться только через другие соотносимые с ней и противопоставляемые ей понятия. Несмотря на способность принимать любой вид, наполняться любым смыслом, изменяться, это понятие является одной из констант

любого культурного пространства. Чем более динамично развивается та или иная культура, тем большее количество соответствий, или, правильнее, несоответствий, бинарных оппозиций, включающих в себя понятие пустоты, она рождает.

Развернутый в диссертации нигитологический подход к пониманию культуры, делая предметом внимания все многообразие необходимых и достаточных проявлений небытия и их взаимоотношений, а не только «абстрактно-чистое» небытие, требует включения в систему онтологических категорий дополнительных звеньев, которые фиксируют бытие культурных форм. Такими категориями являются «инобытие», «квазибытие» (т. е. «мнимое бытие»), «художественное бытие» и «виртуальное бытие»: первая обозначает «превращенную форму» бытия - предметное бытие культуры по отношению к человеку; вторая - образное удвоение бытия (симуляция, имитация), выдаваемое за подлинно сущее и воспринимаемое как таковое; третья - художественно-образное удвоение реального бытия, которое не выдает себя за подлинное бытие, но «честно», открыто утверждает иллюзорность изображаемого; четвертая -имитация бытия культуры с преобладанием в нем небытийных характеристик.

Глава первая «Предпосылки и основания нигитологии культуры» посвящена поиску и репрезентации небытийных характеристик культуры в мифе, языке и сознании. В первом параграфе «Мифопоэтический, религиозный и раннефилософский векторы нигитологии» рассматриваются мифологическое, античное и частично средневековое мировоззрения на предмет включения невидимого, неосязаемого, непознаваемого в корпус первичных, исходных сущностей. Так как возможность осмысливать небытие связана преимущественно с высоким уровнем абстрактного мышления, в параграфе показано, что мифологическое сознание не знало небытия, осмысливалось, скорее, инобытие (по сути, а не по названию, т. к. мифологическое инобытие называлось всеми вариантами имен небытия). Однако в диссертации отражен интерес к нелогическим и не чисто онтологическим интерпретациям небытия, которые обнаруживаются в мифе. Противоречия, абсурд и алогизмы в мифологических описаниях небытия позволяют считать, что миф повествует не о природе, а о сверхприродном - человеческом бытии, т. е. мифологическая имплицитная нигитология становится предпосылкой онтологии культуры.

Небытие в древнем мировоззрении описывается как абсолютное начало всего, «свернутая вселенная», которая разворачивается формами бытия вследствие импульса (желания, напряжения, взрыва и т. п.). В мифологической синкретической картине мира небытие связывается с осознанием самых масштабных, или предельных, понятий: 1) первофеноме-нов пространства и времени; 2) первоначала и абсолютного конца бы-

тия мира и человека; 3) абсолютного, трансцендентного. Мифологический период сформировал архетипический уровень мышления человека, что объясняет сохранность и устойчивость связей представлений о названных феноменах с понятием «небытие» в современном мировоззрении. Мифологические образы небытия оказали основополагающее влияние как на европейскую онтологию, так и на художественное осмысление небытия. Мифологическая структура сознания не исчезла с переходом от первобытности к цивилизации, вплоть до возрождения мифологического типа сознания в XX в. и его обоснования А. Лосевым и Р. Бартом, современные мифы остаются представлениями о небытии, которое предстает высшим бытием.

Второй параграф «Ментальная природа небытийных черт культуры» посвящен проблеме взаимоопределенности и взаимопорождения сознания и ничто. Ничто в данной диссертации понимается как небытийное небытие, т. е. абсолютная несущность; его осознание наиболее приближено к абстракции чистого сознания. В параграфе предпринято сравнение восточной мысли и западной философии в их устремлении соотнести феномены ничто и сознание друг с другом. В частности, сопоставляются дзен-буддистское состояние сатори, даосское понятие «пустое сердце» с феноменологическим понятием «эпохе» и экзистенциалистским -«неантизация». В мировоззренческих практиках Востока и Запада обнаруживается «шаг в ничто», который не является финальным, а нацелен вывести субъекта на «стартовую площадку» рождения мысли - в состояние, когда мысли еще нет, но она готова появиться, т. е. состояние творящего изначального ничто.

Несмотря на кардинальное отличие восточного и западного типов мышления, оба они включают в себя временный выход в ничто, т. к. процесс мышления - это процесс порождения бытия небытием. Отмечается также, что диалог бытия и небытия является механизмом продуцирования импульсов для мышления. И для восточной, и для западной философии сознания понятие «ничто» является необходимым. По восточным меркам, сознание достигает идеала, становясь ничто, растворяясь в нем; с западной точки зрения, необходимы диалоги и «точечные» соприкосновения с ничто для возникновения импульсов мышления.

Особое внимание уделяется феноменологии (Э. Гуссерль, «эпохе») и экзистенциализму (Ж.-П. Сартр, «неантизация»), которые утверждают движущую силу ничто по отношению к механизму мышления или вообще для существования самого сознания. То есть формулируется предположение, что сознание не творит ничто, а им само творится (или использует в качестве приема своего развития). Если принять данный тезис, то ничто оказывается состоянием за пределами каких бы то ни было суждений и утверждений, потому что оно по отношению к содержанию сознания и к смыслам оказывается трансцендентностью.

В отличие от бытийного небытия, ничто (небытийное небытие) существует лишь как ментальная конструкция, а не в форме предмета действительности. Высказывается гипотеза о том, что сознание родственно ничто или коррелирует с ним, т. е. не рождено, не сотворено, лишено какой-либо формы, изначально. Таким образом, роль идеи ничто для философии культуры, выявления субъекта культуры и особенностей его сознания является крайне важной.

Третий параграф «Проявленность неявленного в языке» посвящен чувственному модусу небытия - пустоте и ее языковой экспликации. Несовпадение дискретности речи и континуальности сознания определяет двусторонний характер знаков небытия в семиотическом поле культуры. Такой знак, с одной стороны, лишен значения, обладая своеобразной формой, с другой - не лишен смысла или его потенциальности. Язык в ситуации семиотизации пустоты становится перед выбором: выражать лакуны, возникающие в сознании, или называть видимую пустоту (недостаток, отсутствие чего-либо, например, в пространстве).

Обдумывание и ощущение пустоты имеют разные процессуальные характеристики. Обдумывая пустоту, мы облекаем внешнюю событийность, пространственность, вещность в формы пустотности, собственно, творя пустоту. Здесь рождается парадокс: Я втягивает в сознание (в себя) пустоту путем мысли: «Я в пустоте». Ощущение пустоты («внутри меня пусто», «я опустошен», «апатия» и т. п.) - это, скорее, внедрение несотворенной и необдуманной, внесознательной (сверхчеловеческой) пустоты в сознание и эмотивную сферу (в «ум и сердце»). Таким образом, «Я - в пустоте» и «Внутри меня пустота» - очень далекие друг от друга состояния субъекта.

Становясь феноменом культуры, пустота искусственно (знаково, символически) наделяется силой, которой она и в физической реальности обладает. В знаковом пространстве эта сила проявляется как прагматический эффект лишь благодаря человеческому сознанию, человеческому восприятию и языку. Язык в своем функционировании опирается на противопоставление наличия некоторого признака его отсутствию не только в плане означающих, но также в плане означаемых. В языке различаются два вида пустоты-отсутствия: отсутствие формы и отсутствие смысла. Пауза, молчание, обрыв, недоговоренность, как правило, имеют либо очень глубокий, не поддающийся ограничению, оформлению смысл либо сильнейшую потенцию рождения смысла.

Язык может выражать пустоту принципиально любого характера. Так, физическая пустота, пустота в реальном пространстве обозначается просто словом, именем - «пустота», «пробел», «простор», «отсутствие», «вакуум». Ментальная пустота (отсутствие оформленных смыслов) может выражаться молчанием, паузой в речи, а отсутствие мыслей - нагро-

мождением словесных форм. В языке также проявляется спонтанная или обдуманная пустота. Формальная языковая пустота (молчание) не просто не выражает небытия, а наоборот - способствует восприятию, ощущению и осознанию полноты бытия. У пустоты как языкового средства (молчание, умолчание, пауза, «нулевая степень письма») обнаруживаются имплицитные значения эмоциональной напряженности описываемой ситуации и расширения смыслового поля. Прагматический эффект использования форм пустоты выражен в высокой степени концентрации информации и увеличении степени свободы интерпретации.

Феномен языка не есть простое отражение бытия культуры, он - один из слоев этого бытия. Бытие и сущее, структура мира, мысль и даже переживания - все это определяется структурой языка. Соответственно, и небытийные характеристики бытия культуры (к которым относятся аструктурность, нелинейность, нецелостность, симулятивность, потен-циализм) обретают языковые формы. Чувственным модусом небытия является феномен пустоты, который используется языком и как означаемое, и как означающее. Феномен пустоты онтологически маргинален -это часть небытия, обладающая бытийными свойствами. Если учитывать, что такой промежуточный тип существования есть и у языка, то можно считать его самой благоприятной почвой для описания феномена пустоты.

Вторая глава «Этика и экзистенция нигитологических сущностей» посвящена проблеме перемещения понятий «ничто» и «небытие» из логического и онтологического контекстов в пространство нравственности, духовности и психологии. Первый параграф «Модусы небытия вре-лигиозно-этическом дискурсе как оценочные метафоры» отражает превращение онтологического понятия «небытие» в этико-религиозный образ. Выделяются два аспекта проблемы «пустота и зло»: религиозный взгляд и социальная картина.

То, что в христианской культуре воспринимается с ужасом и тоской как потеря личности, гибель души, в буддизме оценивается как абсолютная непривязанность, самосовершенствование через самоотрешение. В основе христианского понимания зла лежит особая онтология творения: согласно христианскому мифу о сотворении мира, Бог творит не из хаоса, а из небытия. Бытие и небытие в христианском мировидении соотносятся не по логике противоположностей: небытие - это не антипод бытия, не антимир по отношению к бытию и не диалектическая противоположность бытия: небытие - это то, что не сотворено Богом (не Богом сотворено). Соответственно, зло в христианской онтологии осмысляется не в терминах противоположностей, а в терминах несуществования; зло здесь не является противоположностью добра. Бог является источником только бытия и только добра; ничего другого не существует. Зло, безобразное, ужасное в христианской онтологии возникают в ситуации

отсутствия чего-либо, когда наше внимание, вместо ожидаемого бытия, встречает его отсутствие.

Если в религиозной традиции понятия «божественное ничто» и «сатанинская пустота» обладают давним значением, как метафизическим, так и символическим, то в социальной этике о процессах опустошения, субъективных ощущениях пустоты внутри и вакуума вокруг человека начали писать в конце XIX в. под влиянием нескольких предпосылок (романтических сетований по поводу «частичного» человека, волюнтаристской этики А. Шопенгауэра, теории отчуждения К. Маркса, критики массовизации Ф. Ницше и других философов). Экзистенциальная философия в лице С. Кьеркегора и Л. Шестова предполагает сырьевой характер ничто как для Бога, так и для человеческого разума, искушенного и падшего. Л. Шестов видит предвестие духовной трагедии как раз в том, что ничто обретает в культуре не форму, а характеристики «чтой-ности». Однако лавинным этот процесс стал лишь спустя столетие, спровоцировав возникновение общества неостанавливающегося потребления и симуляции реальности.

Метафизический образ ничто и пустоты связан с обожествлением и абсолютизацией, трансцендентностью. Онтология пустоты - это нейтральное описание. Этика пустоты наделяет феномен негативными характеристиками. Именно с ускоренным передвижением феномена пустоты из метафизического пространства в этическое, из онтологического -в семиотическое и обратно связано появление понятия культурного вакуума - семиотического пустого пространства, образующегося при смене культурных парадигм, когда старые культурные формы (язык, искусство, игра) закостенели, а новые еще не созданы.

В религиозном и этическом дискурсах наблюдается происходящий между онтологическими понятиями и категориями этики процесс взаимного обозначения. В частности, пустота выбирается как метафорическое обозначающее для негативных или нейтральных этических понятий. Но и реальные явления пустоты, наоборот, называются в культуре с помощью нравственных концептов. Данные обстоятельства возвращают исследователя к вопросу о параллелизме или изоморфности физического и психического бытия, который все же решается в диссертации отрицательно. В частности, пустота в силу своей чувственной специфики чаще выбирается для метафоризации человеческих пороков, индивидуальных характеристик или экзистенциальных ощущений. Также и для социальных процессов пустота является адекватной метафорой. Для диагностирования социокультурных проблем метафора пустоты подходит лучше какой-либо другой.

Это явление поддерживает уверенность в том, что постсовременность - это не гибель культуры, а объективация метауровня культуры, где инобытие культуры предстает в очищенном виде. По особенностям

постсовременности можно судить, чем культура отличается от некультуры сущностно, а не количественно. Действительно, деструктивность бытия, отсутствие основы в современной философии и литературе выявляются через метафору пустоты. Однако когда проблема является глубинной (уровень подсознания, например) или, наоборот, при выходе на ступень абсолютизации мира, Бога, реальности выбор делается в пользу небытийного небытия (т.е. ничто).

Второй параграф «"Воля к ничто": категории безобразного и ужасного» охватывает междисциплинарное пространство этики и эстетики. Привычными для западного сознания являются такие маски небытия, как зло, болезнь, безобразное, ужасное, разрушительное. Изначальные представления о безобразном и ужасном имеют культурные судьбы, очень похожие на судьбу представлений о небытии. В мифологическом миропонимании ужас перед безобразным и страх/интерес/преклонение по отношению к небытию выразились в первичном отношении к смерти, в желании и попытках ее преодолеть. Особенно показательны здесь эсхатологические и циклические (об умирающем и воскресающем боге) мифы. Страх смерти в одной из своих ипостасей - ужасе умирания - изживается с помощью мифологической картины гибели мира: «Пусть я умру, но и весь мир за собой потяну». Эсхатологические образы почти всегда включают в себя изображение процессов разложения, гниения, рассыпания, дряхления и разрушения, т.е. безобразное. Однако такое содержание понятий «безобразное», «ужасное» является все-таки не самым ранним и характеризует именно западный культурный характер. В позднем варианте западной культуры отрицательные маркировки небытия устойчиво сохраняются в обыденном сознании, которое прочно связывает пустоту и энтропию. В этом случае пустота воспринимается не как пассивная, а как очень активная сила, разрушающая все ей противоположное, мистифицирующая всякую реальность и превращающая все существующее, настоящее, конкретное в пыль, мусор, беспредметную абстракцию.

В теоретико-философских учениях безобразное и небытие обрели категориальность весьма поздно, негативные черты присваивались обеим сущностям: и то и другое признавалось источником энтропии или, по крайней мере, ее спутником. Категория безобразного в классической эстетике долгое время оставалась оппозиционной по отношению к категории прекрасного. Поэтому можно видеть в смысловом поле безобразного одновременно эстетический и этический компоненты.

Для решения этого вопроса привлекаются размышления Т. Адорно в «Эстетической теории» (1970)35. Для него безобразное - базовая нега-

35 Адорно В. Теодор. Эстетическая теория / пер. с нем. А. В. Дранова. М.: Республика, 2001.

тивная категория эстетики, оно первично по отношению к прекрасному. Исторически понятие безобразного возникло в процессе развития культуры на этапе преодоления архаической фазы, для которой были характерны кровавые культы, человеческие жертвоприношения, каннибализм, табуированные культурой и обозначенные как безобразное - символ «несвободы» человека от мифического ужаса. Многомерность безобразного детерминирована сексуальной полиморфией, властью уродливого, больного, умирающего во всех сферах жизни. Особо Т. Адорно подчеркивает роль социального зла и несправедливости в возникновении безобразного, в том числе и в искусстве. Прекрасное и основанное на нем искусство возникли через отрицание, снятие безобразного. В диссертации отмечаются глубинные совпадения идей С. Булгакова и Т. Адорно: превращение небытия и «снятие» безобразного соотносятся как идея и ее культурное воплощение. Акт творения (превращения «укона» в «ме-он») происходит в истории художественной формы единожды, но повторяется многократно при создании конкретных художественных текстов.

Ужас, прямо и безапелляционно производимый в реципиенте массовым искусством (имеются в виду, например, кинематографические и литературные жанры триллера, фильма ужасов), связан с желанием современного человека соприкоснуться с ничто. Категориальность безобразного в своей основе содержит небытийные характеристики: неоформленность, рассогласованность внешнего и внутреннего, динамическая нецелостность. Это позволяет считать безобразные феномены бытийным небытием, находящимся в движении к абсолютной аннигиляции и достижению ничто. Ужасное, обладая пограничной природой (оно принадлежит сферам психического, трансцендентного и эстетического одновременно), дарит человеку опыт откровения ничто.

Третий параграф «Имитации реальности в постсовременности» решает вопрос о расширяющемся процессе симуляции в постсовременной культуре. Бытие современной культуры отличается уже не только от бытия природы небытийными характеристиками, но и меняет природу и структуру единицы культуры по сравнению с классическим и модернистским периодами. Обилие и разнообразие видимостей окружают современного человека. В изображенных предметах, перенаселяющих современную жизнь, присутствует лишь формальная составляющая реальности, но при этом создается ироническое ощущение ее переизбытка. Феномен знака в постмодернистскую эпоху существует сам по себе, не отсылая более ни к референту, ни к реальности. Ж. Бодрийар определяет эту ситуацию как тотальную симуляцию или засилье гиперреального. Под симулякрами он понимает образы, поглощающие, вытесняющие реальность.

Симулякры заселили и повседневность, и информационный мир, и искусство, и политику: растворимый кофе, жевательная резинка, сублимированные продукты (чай в пакетике, суп в коробке), компьютерные игры, увлекательное уничтожение времени, тусовка, имидж, вид коллективного перформанса флешмоб и т. д. Элитарное искусство оперирует пустыми формами также с большой виртуозностью. Например, масштабным художественным проектом, состоящим из симулякров красоты, является серия экспериментальных видеофильмов «Кремастер» американского художника М. Барни.

Но если в подобных художественных текстах симулякры создаются как пустые формы, которые никогда содержания не имели и наполнить их невозможно, то симуляция реальности - это ступенчатое расставание обозначаемого с обозначающим и, в конце концов, превращение обозначаемого, например, в бренд (т. е. знак, который не обозначает ничего, кроме себя самого). Этот знак - след явления или объекта, оставленный им в языке, - постоянно «вибрирует», т. е. возбуждает пустоту вокруг себя. Его «вибрация» - это «остывание следа». Поэтому знак, подменивший сегодня реальность, - это пустой опыт, напряженное ожидание пустотой того, что способно ее заполнить. Каждый раз она заполняется по-разному.

Симуляция личности, а в пределе - человека, заставляет философию заниматься поисками «постчеловека» или составлять портрет постмодернистской личности. Человек сегодня попал в зависимость от аудиовизуальной информации, не обладающей жизненной ценностью, не относящейся к метафизическому центру его бытия. В традиционном обществе весть была тем, что убивало/давало жизнь, сегодня человек полностью захвачен чудовищным потоком безразличной к его существованию информации, которая заполняет его внимание, рассредоточивает, распыляет человека, его интенции по бесчисленному количеству безразличных инстанций, прочно удерживая его вне себя.

В виртуальной реальности человек имеет наглядную, образно-пластическую материю для ваяния своей виртуальной личности: 1) выбор имени, или «ника», возвращает его в магическую ситуацию синкретического мировоззрения, где именование и есть осуществление; 2) выбор и смена аватара осуществляют мечту о вечной молодости и совершенном теле; 3) формулировка личного лозунга, девиза, слогана или так называемого «статуса» репрезентирует эмоциональное состояние моделируемой личности или сиюминутное занятие; 4) подпись, которую зарегистрированный на форумах (в социальных сетях, блогах) может автоматически присоединять к своим публичным сообщениям или комментариям, является объективацией его идеологических взглядов; 5) анкетные данные и личные профили человек меняет произвольно, фактически свободно

выбирая пол, возраст, профессию, место жительства; 6) атрибутика (фотографии, музыка, видео и др.) является своеобразным коннотативным материалом для создания самобытности, самодостаточности и привлекательности виртуальной личности.

Таким образом, современная культура опознается как мощная конструкция, виртуализирующая пространство человеческой жизни, исключающая из нее интенсивность, подлинность и полноту, принуждающая человека к недействительным формам изживания его конечной жизни. В целом человеку в виртуализированном образе бытия присуще своего рода частичное, недовоплощенное (в световой метафоре - «мерцающее») существование. Поэтому, входя в виртуализирующие практики современной цивилизации, человек неизбежно открывает неполноту осуществляемой в них альтернативы наличной реальности, их зависимость и вто-ричность по отношению к ней.

Симуляция и виртуализация - процессы разнопорядковые. Виртуализация в некоторых случаях выступает средством, инструментом симуляции. Виртуальную реальность человек выбирает или не выбирает по собственной воле, тогда как процесс симуляции глобален, субъект культуры внутри него (подчинен ему и даже им используем), сам уже необратимо затронут симуляцией.

Четвертый параграф «Соприкосновения человека с небытийными характеристиками культуры как условие целостности самосознания». Узловыми моментами духовной судьбы индивида и целой культуры являются встречи с небытием. Это может быть смерть близкого человека, угроза собственной жизни, война, предательство, разочарование и т. п. Однако бытие человеческой культуры специфично парадоксами, одним из которых является то, что человек соприкасается с небытием и в ситуациях, внешне не примечательных, даже, казалось бы, нейтральных или благополучных. Соприкосновения с небытием могут иметь кардинально противоположные последствия: опустошить человека, но и даровать ему приближение к самости.

Увидеть сложный (еще не до конца оформившийся) гибрид восточного и западного отношений к встречам с небытием в современной глобализированной культуре можно на материале романа X. Мураками «Хроники Заводной Птицы». Этот текст является детальным изображением многообразия встреч и соприкосновений человека с небытием. Страх, ужас, обновление, опустошение, остранение, отстранение, одиночество, раздвоение, отчуждение и множество других чувств являются составляющими спектра переживаний героев книги.

В параграфе ставится вопрос о том, насколько актуально сегодня говорить о трансцендентном опыте субъекта культуры, и утверждается, что это ведущая обусловленность современного бытия культуры. Пус-

тоты, остро ощущаемые в культуре, - результат ускорившегося течения времени культуры. Обыденное сознание воспринимает эти зияния как причину депрессий, апатии, скуки; эстетическое сознание (литература, музыка, живопись, кино) стремится освоить процесс негации и предоставить ему формы. Современный человек, смыслом своего бытия считающий самореализацию, самовыражение, подражает художнику, поэтому, переживая встречи с ничто, ощущая пустоту в себе и себя в пустоте, становится крайне несвободным, т. к. испытывает непреодолимую потребность чем-то заполнить это пустое пространство. Таким образом, чтобы творчески и активно жить в современной культуре, нужно пройти несколько соприкосновений с небытием. Сформулированный вывод о небытии как неотъемлемом, формообразующем условии развития индивидуальности открывает широкие перспективы для дальнейших исследований содержания и процесса развития феномена самости.

Третья глава «Эстетическая и семиотическая активность пустоты» посвящена образному аспекту небытийных черт бытия культуры. В первом параграфе «Творение ех пШ1о как образец чистого творчества» раскрываются результаты влияния иудеохристианской идеи творения на европейскую философию искусства. Языческая культура в ее различных национальных и исторических формах не знала ни идеи личного Бога, ни идеи творения, они сущностно инородны для космологически ориентированного миросозерцания. Творение есть акт созидания «из ничего», для античного же сознания универсален принцип «Ничто не происходит из ничего». Однако даже античное суждение о том, что искусство дополняет природу там, где она оставляет лакуны, объясняет, почему художника влечет пустота: творение из ничего (ех шЫ1о) - модель чистого творчества.

Исходная мысль для данного параграфа - сравнение творческого акта и божественного сотворения мира, проводимое Л. Карсавиным в «Философии истории»36. Схема, предложенная философом-культурологом: «изначальный хаос, или смешение мира - деление - второе смешение» -понимается в диссертации как онтологическая модель поэтического творчества. Бытие твари (текста) есть переход Бога (художника) к небытию. Момент очередного «умирания» художника - средоточие возможности создать произведение. Сам момент небытия в этой схеме обладает мощью творения (Бог, умирая, оплодотворил небытие или предоставил свое тело в качестве сырья для бытия).

В параграфе утверждается даже не столько человеческое умение творить, воплощая ранее не воплощенное, сколько потребность произво-

36 Карсавин J1. П. Философия истории. М: ACT, 2007. См. также: Карсавин J1. Поэма о смерти//Религиозно-философские сочинения. Т. 1. М.: Ренессанс, 1992. С. 235-305.

дить такие метаморфозы. Это божественная сила, проявленная в человеке, заставляющая его извлекать бытие из небытия. Получается, что человек подобен Богу, потому что постоянно желает или вынужден заполнять пустоту. Первобытие, «впервые-бытие» (В. Библер) являются сюжетами не только креационистской мифологии, но и эстетики. С одной стороны, творческий акт - это прорыв за грани явленно-обыденного, «принудительно данного» бытия, это освобождение от «тяжести необходимости», с другой - это творение нового бытия, просветленного и свободного. В параграфе результатом суггестии пустоты называется гипнотическое чувство, которое испытывает писатель перед чистым листом бумаги, живописец - перед белым холстом, композитор - в безмолвии, хореограф - у пустующей сцены, архитектор - на пустыре, где суждено сбыться его творческим замыслам, произойти чуду сотворения - превращению хаоса в космос. В истоках любого искусства в начале каждого творческого акта момент, миг, вспышка - ужас встречи с абсолютным небытием, с ничто. В этом отношении становится понятно, что источником творчества часто является мотив заполнения пустоты.

Творческая сила пустоты - одна из главных причин развития культуры вообще. Это развитие может быть представлено следующей схемой: пустота —> потребность в заполнении —> творение новых форм и смыслов -> функционирование, расцвет -» окостенение культурных форм, невозможность отвечать «вызовам» времени или Бога —> опустошение ... и т. д. Пустоты, образующиеся в сознании и культуре, обусловливают творчество. К. Малевич в самоинтерпретации категоричен: «...ничто -зародыш всех возможностей»37.

Итак, бытие несет «внутри» себя небытие в качестве того, что пребывает в нем вечно и вечно преодолевается через актуализацию творческой воли. Но и небытие несет в себе бытие как некое ядро творческой активности, через вечную актуализацию которой неставшее становится ставшим. Бытию культуры не противостоит небытие, напротив, они образуют двуединую творческую силу.

Второй параграф «Семиотическая универсальность пустоты в искусстве» посвящен истории поиска форм и мотивов пустоты в художественной сфере. Речь идет об авторских устремлениях, имеющих отличную от философской строгости логику. Искусство способно создать такое видение мира, которое возможно лишь в религиозных практиках. В таком созерцании устраняется различие между субъектом и объектом. Так, философия А. Шопенгауэра, опирающаяся на ведические традиции и буддизм, видит в искусстве независимое миросозерцание.

37 Малевич К. Собрание сочинений в 5 т. Т. 3: Супрематизм. Мир как беспредметность, или Вечный покой. М.: Гилея, 2002. С. 227.

Все значительные направления модернизма и постмодернизма так или иначе были увлечены пустотой и ее возможными превращениями38. Целый спектр способов обращения с пустотой дробил художественный процесс на многочисленные направления. Выражение категории небытия с помощью художественных образов молчания, пустого пространства, тишины, паузы, многочисленных метафор в произведениях искусства XX в. и начала XXI в. видится нам своеобразной квинтэссенцией духовных и экзистенциальных вопросов культуры. В художественных формах и мотивах небытия синтезированы мифологические, религиозные, философские, научные и обыденные аспекты его понимания. По этой причине глубинные проблемы современного бытия культуры рассмотрены в параграфе через призму художественных текстов. Пустота - форма универсальная, т. к. имеет широкий потенциал выражения онтологических, нравственных и социологических категорий. Пустота-содержание охватывает большой открытый спектр смысловых мотивов (первоначало, потенциал, первотворение, творчество, смерть, время, пространство, вечность, ожидание, страх) и также может определяться как универсальная.

Искусство в XX в. сделало грандиозный скачок на пути отказа от сущностных эстетических принципов и радикальной ломки традиционного художественного языка. Постмодернистское искусство, которое часто называет себя уже не искусством, а арт-практикой, арт-проектом, арт-производством и т. п., отказалось от главных эстетических принципов искусства: миметизма, символизма и, соответственно, художественной образности. Основными вехами развития искусства в XX в. представляются нам отход от подражания реальности (мимесиса), затем от отсылок к ней (референциальности: вслед за материей «исчезло» означаемое) и, наконец, замена аутентичной реальности виртуальной. Подобной эволюции соответствует переход от фигуративное™ к нефигуратив-ности и затем к «новой фигуративности», что позволяет Ж. Делёзу определять феномен искусства как желающую художественную машину, производящую фантазмы.

Уже при первых попытках проанализировать художественные средства выражения небытия и ничто видна закономерность: при нагромождении форм, слов, изображений, предметов и тел происходят обессмыс-

38 См. об этом: Венкова А. В. Мотив пустоты и проблема ничто в художественных практиках XX века: от эксклюзивности до калькомании // Творение, творчество, репродукция: художественный и эстетический опыт: Междунар. чтения по теории, истории и философии культуры. СПб.: Эйдос, 2003. Вып. 16. С. 46-57; Венкова А. В. Визуальная культура эпохи глобализма: идентификация пустоты // Глобальное пространство культуры: материалы Междунар. науч. форума 12-16 апр. 2005 г. СПб.: Центр изучения культуры, 2005.С. 276-279.

ливание, опустошение; при обрыве же, паузе, умолчании, тишине, пустоте (т. е. отсутствии формы) появляются новые смыслы, иные оттенки. Д. Хармс в работе «О круге» показывает две возможности представления бесконечности или ничто - это ноль (беспредметный способ изображения) и неисчерпаемое перечисление предметов. Эти способы ложатся в основу художественных стратегий, обеспечивающих приближение к пониманию ничто и условно называемых «апофатическая» и «катафа-тическая».

В традиционном европейском искусстве художественный образ построен с прямой закономерной связью между означающим и означаемым: чем сложнее (или многосоставнее) форма, тем богаче смысл. Восточное искусство практиковало иной принцип: чем проще форма, тем больше свободы для мысли. Например, в средневековой европейской живописи наблюдается «боязнь пустоты» (horror vacui) - пространство изображения похоже на набивной рисунок, «все занято», «все заполнено», в китайском же живописном пространстве взгляд зрителя неминуемо оказывается устремленным в пустоту - в свободное пространство.

Европейская философия искусства второй половины XIX в. и само искусство XX в. в поисках путей самотрансцендирования человека обращались к восточным религиозным традициям. Неклассическая эстетика авангарда (в частности, театр парадокса Ионеско, эксперименты ОБЭРИУ, новая трактовка слова в Театре Жестокости А. Арто) и постмодернистское искусство, изобретая новую специальную семантическую систему, воспринимают характеристики творчества Чжуан-цзы, специфику японского театра. Само искусство Японии и Китая, где укоренились дзэн- и, соответственно, чань-буддизм, тяготеет к выражению идеи бесконечного, идеи невыразимого.

Когда в диссертации говорится, что пустота активно используется искусством последних ста пятидесяти лет в качестве означающего в построении художественного образа и художественного текста, то имеется в виду набор «пустотных форм»:

- отрицание, или апофатика;

- отсутствие формы как таковой (тишина, молчание, умолчание, чистый лист, обрыв повествования и т. д.)39;

- беспредметность в изобразительном искусстве (абстрактный экспрессионизм Кандинского, орфизм Делоне, неопластицизм Мондриана, супрематизм Малевича и т. п.);

- разрушение структуры знака (эксперименты П. Пикассо, кубистов, ОБЭРИУ);

34 Эта сложная система «знак / отсутствие знака», имеющая давнюю традицию, в пределе становится, например, «Поэмой конца» современного поэта Василиска Гнедо-ва, текст которой в оригинале состоит из названия и чистого листа.

- «заумь», «бормотание», «абракадабра»;

- формальный абсурд (нарушение грамматических правил в поэтической речи, соединение не связанных друг с другом форм в визуальных искусствах и т.п.).

Метод выбора «пустотных форм» условно называют «абсурдистским» (среди наиболее ярких художников XX в., применявших данный метод, -К. Малевич, В. Хлебников, А. Крученых, С. Беккет, Э. Ионеско). Абсурдистский метод тяготеет к отказу от чувственной окраски форм, к разрушению или отмене причинно-следственных связей, дуальных оппозиций. Абсурдистский способ приближения к ничто в большей степени присущ художественным практикам первой половины XX в. Ранний авангард в той или иной форме занят поиском небытийного небытия, коренящегося в ничто. Путь к ничто в искусстве лежит через отказ от привычной, понятной, логичной формы художественного образа или от формы вообще.

Переход от абсурдистского к концептуалистскому пониманию небытия (когда оно становится изображаемым, темой, содержанием, понятием) можно обнаружить уже в дадаистских практиках, в творчестве М. Дю-шана и Э. Уорхолла. Концептуалистский проект выражения небытия ведется на уровне понятий, в пространствах, открывающихся между вещью и ее наименованием. Пустота в тексте может быть представлена разными способами: с одной стороны, в виде тем входит в когнитивное содержание текста, с другой - составляет часть прагматических стратегий автора текста. В качестве иллюстрации данной мысли в параграфе подробно рассмотрены отдельные компоненты прагматического эффекта знаков пустоты: пустота - 'власть', пустота - 'потенциальность', пустота - 'гармония', пустота - 'энтропия'.

Таким образом, в параграфе утверждается, что, во-первых, отсутствие обозначаемого в художественном тексте становится специфическим типом обозначаемого; во-вторых, для обозначения небытия, ничто и пустоты модернистское и постмодернистское искусство вырабатывает богатый набор приемов; в-третьих, имена «пустота», «небытие», «ничто» активно используются в художественных текстах для метафорического обозначения широкой смысловой области негативного {Бог, вечность, тоска, болезнь, смерть, время, пространство, свобода и т. д.); в-четвертых, постсовременное искусство продуцирует симулякры - знаки без означаемого.

В третьем параграфе «Нигитогенность искусства XX столетия и постсовременности» важной задачей художественного творчества как самосознания культуры называется выявление той или иной онтологической позиции, адекватной современному состоянию культурной реальности. Потому искусство, с первых своих шагов утверждавшее, что высшей ценностью обладает бытие, становилось реалистическим, ибо об-

разно воссоздавало реальное бытие, тогда как классицизм, романтизм, символизм воплощали по-своему понимаемый каждым идеал, который реально не существует, т. е. представляет собой форму небытия реальности. Дальше этих художественных направлений в отрицании ценности бытия пошел модернизм - он утверждал высшей ценностью небытийное небытие, т. е. ничто. История художественной деятельности начиная с конца XIX в. и до середины XX в. - это последовательное движение интереса от бытия к небытию. Апофатика, нигилизм, симуляция и, наконец, нигитогенность называются в параграфе стадиями этого движения.

«Заумные» стихи А. Крученых и абстрактные пьесы С. Беккета, «Черный квадрат» К. Малевича и «4'33"» Дж. Кейджа являются, строго говоря, не столько произведениями искусства, сколько философско-онтоло-гическими декларациями, провозглашающими эстетическое значение не бытия, а небытия, в предельных случаях - апологию ничто. Корни, смысл и судьба онтологии культуры в XX в. не могут быть раскрыты с необходимой глубиной без обращения к тому, как мировоззрение этого времени воплощалось в искусстве: в произведениях Г. Марселя, Ж.-П. Сартра, А. Камю, Т. Уильямса, М. Уэльбека, в «театре абсурда» С. Беккета и Э. Ионеско, в фильмах Ф. Феллини, И. Бергмана, Л. Бунюэля, - ибо такое мироощущение могло быть адекватно выражено именно художественными средствами.

Искусство XX в. в своем развитии движется в сторону «nihil», или «минуса». Если авангардные течения первой половины XX в. эксплуатировали бытийное небытие, то концептуализм конца XX в. пытается поэтическими средствами запечатлеть небытийное небытие (ничто). Это обусловлено многими факторами: самим постмодернистским взглядом на мир, состоянием современной культуры. Тема небытия актуализуется в те моменты, когда внешнее, физическое, материальное утрачивает для человека свою ценность, наполненность, значимость. Утвердившиеся в сознании современного человека истины и ценности подвергаются сомнению и переосмыслению.

Большинство философских размышлений о страхе пустоты и небытия заканчиваются утверждением преодоления его творчеством. С другой стороны, стремление к свободе мышления, фантазии и творения есть шаг к абсолютной новизне, к нечеловеческому, невыраженному, неявному, сверхчеловеческому, абсолютному - религиозный, по сути, шаг. В работах М. Ротко, живописи Дж. Поллока, концентрических полосах К. Ноланда нет символики, они предельно неконвенциональны. Также в качестве иллюстраций в параграфе рассмотрены работы, эксперименты и акции Л. Фонтаны, А. Бурри, М. Ротеллы, И. Кляйна, Т. Смита, Дж. Ко-шута, С. Левитта, Р. Раушенберга, Г. Мура, Э. Чильидо, Р. Бари, М. Рамс-дена, С. Мейрелеса, И. Кабакова, Р. Уайтрид, Ж.-Л. Деотта, Й. Герца,

Ф. Гонзалеса-Торреса, Э. Гормли, М. Балки и др. Вариативность манер работы с пустотой в постмодернистском искусстве складывается в следующие концептуальные интерпретации:

1) пустота как нехватка (отсутствие, исчезновение, пропажа, лакуна) чего-то, обратившегося в ничто, но оставившего след или отпечаток (И. Кляйн, эстетика исчезновения); как фантом, как пограничное состояние, что-то, пребывающее на границе бытия и небытия, т.к. судьба кого-то или чего-то исчезнувшего нам не известна (Ж.-Л. Деотт об исчезновении); эстетические попытки заполнения образовавшихся пустот;

2) пустота как чистое пространство, как формовка пространства; как некая потенциальность, имеющая возможность порождения (П. Манцони);

3) пустота как дыра в бытии, как уничтожение и негация, как ничто и деструкция (постживописная абстракция Л. Фонтаны и А. Бурри).

В четвертом параграфе «Концептуализация пустоты и высвечивание симулякров поэтическими средствами постмодернизма» осуществлен анализ концептуалистской эстетики, в которой огромное значение имеют категории «неизвестное», «неопределенное», «ничто», «пустота». Объединяющая поэтов-концептуалистов цель - заставить сам язык, язык концептов говорить о себе, о бытии и небытии; «понять реальное значение нашего нынешнего языка, его претензии, его пустоты и затвердения, его провалы и воспарения перед лицом ежедневного быта и вечных истин...»40 - достигается большим разнообразием поэтических средств. Стремление поэта-концептуалиста довести материал в произведении до нуля сближает московскую концептуальную поэзию с теоретическими посылками английских концептуалистов: оставить лишь свойство, смысл, функцию, концепт.

Одна из причин обращения в диссертации к текстам концептуалистов состоит в том, что их поэзия - это поэзия цитат, клише, словесных банальностей, симулякров. Попытка вынести сетку концептов в объективный предметный мир выливается у поэтов-концептуалистов в обнаружение окостенения языка и невозможности проникнуть в сознание другого. Так концептуалист подходит к новой попытке преодолеть это застывание путем превращения концепта в симулякр.

В диссертации проведен анализ большого корпуса поэтических текстов Д. А. Пригова, Л. С. Рубинштейна, а также критических статей этих же авторов по поводу собственного творчества, выявлены основные черты мировидения поэтов-концептуалистов. Мотив пустоты концептуальной поэзии, условно говоря, формируется на трех уровнях: 1) слов и той игры, в которую они вступают (лексический и фразеологический уров-

4,1 Пригов Д. А. Сборник предуведомлений к разнообразным вещам. М.: Изд-во «Ас1 Ма^пет», 1996. С. 98-99.

ни); 2) эксплицитных описаний пустоты и ее образов (семантический уровень); 3) той размытой стихии пустоты, присутствующей в описаниях времени, сознания, мышления, психических и физических состояний (прагматический уровень).

Четвертая глава «Нигитология и онтология культуры» является своеобразной «собирающей линзой» всей работы, в ней предлагается новый ракурс постижения бытия культуры - нигитологический. В первом параграфе «Онтологическая асимметрия современной культуры» с точки зрения теории культуры проанализирован процесс негации в культуре. Классический взгляд на культуру: превращение хаоса в космос. В постмодернизме - наоборот: обилие текстов творит хаос, постоянный наплыв информации возвращает культуру в небытие.

У современной философии культуры, равно как и науки о культуре, существуют объективные причины испытывать теоретическую потребность в тематизации фундаментально-онтологических феноменов (таких как случайность, неопределенность, забвение, пустота, ничто, небытие и т. п.), занимающих область отрицания в симметрически построенной картине мира. Понятие пустоты как отсутствующего основания становится важным, т. к. моделью культуры сегодня чаще всего выступает множественность наслоений с пустым центром41. Интересно, что П. Коз-ловски говорит о времени постмодерна как о шансе, данном человечеству, чтобы оно успело стать достойным своей гибели42. Философ имел в виду процесс постепенного разоблачения культуры второй половины XX в., т. е. последовательного обнаружения симулятивного характера знаковых уровней бытия культуры, вплоть до открытия пустого центра. В результате такого распада наблюдается одно интересное явление. В образовавшиеся культурные разломы начинают входить старые формы и отношения, которые, казалось, уже давно продемонстрировали свою предельность. Начинается своеобразный ренессанс всего. В последние десятилетия человек сталкивается с самым настоящим парадом старых, иногда просто архаичных, культурно-исторических форм, претендующих стать содержанием современного бытия культуры. Парадоксальная характеристика культуры последних десятилетий XX в. и современности -способность превращать форму в смысл. Однако принцип "Anything goes!" чреват в культуре состоянием вечно неготового бытия, смешивающим в себе все возможные и невозможные противоречия.

Проблема, рассматриваемая в параграфе, имеет три аспекта. Во-первых, продуктивным для современной культуры является осмысление пу-

41 Об этом см.: Генис А. Лук и капуста. Парадигмы современной культуры // Знамя. 1994. №8. С. 188-200.

42 Козловски П. Культура постмодерна: общественно-культурные последствия технического развития. М.: Республика, 1997.

стоты как «чистого листа», чистой потенции, иесвершившегося, возможности бытия. Во-вторых, мы являемся свидетелями возвращения культуры к возвышенной мистификации пустоты, практически к каббалистическому канону о том, что ощущение пустоты - это пробуждение стремления к жизни43. В-третьих, состояние «посткультура» в сущности симуля-тивно и пустотно. Посткультурой названо то подобие (симулякр) культуры, которое интенсивно вытесняет культуру в современной цивилизации (особенно активно - с середины XX в.) и отличается от культуры своей сущностью, точнее, отсутствием таковой.

Так что в широком смысле пустота - некое потенциальное пространство, открытое для заполнения чем-то или явления чего-то, что еще не актуализовалось в данном измерении. Однако в настоящий момент бытия это нейтральное молчание, ничто, вокруг которого формируется ожидание будущей актуализации центра. Используя язык синергетики, можно сказать, что посткультура - это та «нелинейная среда» культуры, возникшая в момент глобальной цивилизационной бифуркации, в которой «варится» бесчисленное множество виртуальных структур будущего и которая с позиции любой уже ставшей структуры представляется неким уплотненным потенциальным хаосом или полем бесконечных возможностей.

Обыденные оценки, философская рефлексия и научные свидетельства инаковости постсовременной культуры по сравнению с образом бытия классической и неклассической (конца XIX в.) культур заставляют обнаруживать сходные характеристики небытия и современности:

- вечно становящееся, но не ставшее;

-тотальная темпоральность, вытесняющая пространственные характеристики (лишь в феномене пустоты не окончательно);

- онтологическая неопределенность, нереализованность;

- перманентная и бесконечная потенциальность.

Второй параграф «Инструментальный характер понятия "пустота" в онтологии культуры» является последовательным обоснованием применения в нигитологии культуры понятия «пустота» наряду с термином «небытие». Позиция автора диссертации состоит в том, что построенная на таких основаниях онтология культуры наиболее адекватно и глубинно раскрывает ее природу и сущность. Когда мы говорим «онтология культуры», то подразумеваем ее самостоятельное, отделенное от человека существование. Однако это видимость, обусловленная многими разнородными факторами. В то же время сама культура сегодня - «вечно варящий вечно неготовое блюдо котел». Ни одна реформа, ни один проект, ни одно движение или открытие не достигают своего логическо-

43 Зогар. Комментарии и пояснения Дэниела Мэтта. М.: София, 2003.

го завершения, а лишь открывают двери для новых культурных акций. Но если и создается видимость целостности, то чаще всего перед нами симулякр или недобытие феномена культуры, форма которого очищена от случайных черт, доведена до глянца, а целесообразность, функциональность и осмысленность отсутствуют.

В параграфе высказывается предположение, что одним из важных аспектов специфики бытия культуры является антимимесис. Подражать и повторять человек умеет так же, как и животные, а вот творить новизну, быть источником инноваций, творить из пустоты - это специфически человеческое. Другой подход - так называемый «онтологический плюрализм» - также стал методологической предпосылкой для нигито-логии культуры. Он утверждает, что имеется большое разнообразие типов реальности. Иначе говоря, типу вещи соответствует свой тип бытия. Предметы культуры даны нам иначе именно в силу своего иного онтологического состояния, чем предметы природы. Они имеют природную основу, в которой, преобразуя ее, они овеществляются, но не она определяет их основное качество. Общетеоретические аргументы в пользу онтологического плюрализма представил А. Мейнонг в своей «теории предметов», своеобразной кульминацией которой является его учение о «вне-бытии чистого предмета»: существуют предметы, не имеющие бытия и, тем не менее, имеющие характеристики. Его принципы именно в культурологическом аспекте развиты в концепции «множественности реальностей». «Чистые предметы» А. Мейнонга - это ценностные системы, наборы смыслов, - все то, что, опредмечиваясь, умирает; существует только в движении и имманентно феномену культуры.

Третьим методологическим источником для нигитологии культуры стала концепция А. Кожева, которую он называл дуалистической онтологией. Центральный его тезис: слово «бытие» не может иметь одинаковый смысл применительно к природной вещи и к человеку. Тем самым нигитологическая интерпретация культуры должна привести к появлению некоего не быть, внутренне присущего бытию культуры и трудно объяснимого в рамках формальной логики. Так получается, что важной темой философского понимания мира является определение той роли, которую играет человек в мировом бытии. Ведь именно благодаря человеку «существует реальность, которой нет». Человек в своем индивидуальном, ограниченном, сиюминутном состоянии - это единственный источник связности, цельности и осмысленности мирового бытия. Предназначение человека - быть свидетелем, пастухом бытия. Каждое событие, происходящее в бытии, может быть признано реальным, имевшим место в культуре и истории, только если оно «засвидетельствовано», поставлено в некую связь (пусть даже абсурдную) с другими «свидетельскими показаниями».

Многие поколения философов писали об отсутствии действительности за границами человеческого сознания. Только на первый взгляд это мистика, но в феноменологической философии Э. Гуссерля, например, бытие полностью превращается в сознание; «эпохе» и есть чистая, не искаженная пониманием, интерпретациями действительность. Но как только чистая тихая гладь «эпохе» подергивается рябью понимания и толкования (т. е. запускается механизм рефлексии), начинает разворачиваться пространство, ведь пространство в феноменологии - это многообразие возможных способов восприятия вещи; время же - это бесконечный горизонт потенции вещи. М. Хайдеггер воспринял феноменологию Э. Гуссерля как фундаментальную онтологию; человек у него - не объект, поселенный в бытие, а сам творящий бытие.

Понимать мир не как вместилище вещей, а как горизонт горизонтов учит сложная, глубокая философия Э. Гуссерля, а научился этому рядовой человек массы конца XX - начала XXI в. Так сложные полумистические идеи философии проявились в виде культурных реалий. Сегодня мы не просто характеризуем мир как божественный текст, а живем в гипертекстуальной действительности - виртуальной, экранной, симуляци-онной. Классическая культура заполняла пустоту, осуществляя таким образом культурогенез и семиозис. Постклассическое существование -это выбор форм для пустоты, смена форм пустоты, симуляция, мимесис пустоты под непустоту. Это тоже процесс культурогенеза, но постмодернистского.

Бытие культуры не является неподвижным, а с течением времени переходит в одну из форм своего инобытия, некоторые из них человеческое сознание склонно воспринимать как небытие. О методе работы с подобными небытийными формами бытия культуры, называя их «пробелами» и «зиянием культуры», пишет М. Н. Эпштейн44. Оказалось, что бытие, исходящее из материальных, экзистенциальных начал, демонстрирует не совпадение с идеей, а полное отличие от нее и развивается по собственным законам, пребывающим вне сферы самосознания. Эта непрозрачность бытия, провозглашенная неклассической философией, стала зримой в современной культуре.

Человек, со страхом убегающий от пустоты - принято думать, что это один из западных типов ориентации на реальность. Однако любой тип отношений человека с пустотой - это своеобразный страх перед ней, который может камуфлироваться вариантами форм: творчество, свобода, непривязанность, недеяние и т. п. Скорее, не сама пустота является мотивом творения ее обликов, а страх пустоты, желание ее заполнить.

44 Эпштейн М. Н. Знак пробела. О будущем гуманитарных наук. М.: Нов. лит. обозрение, 2004. С. 16.

Также имеет место желание закамуфлировать страх пустоты, поэтому нигитологические сущности, рассматриваемые в диссертации, есть, скорее, не модусы пустоты, а варианты отношения к ней. Это ведь не культурные оболочки пустоты, а культурные поведенческие формы, связанные с пустотой. Обнаружить «чистое небытие» так же трудно, как и «чистое бытие».

В третьем параграфе «Художественное инобытие как нигитологиче-ская модель бытия культуры» на материале художественных текстов, в большинстве случаев прозы Д. Хармса, сопоставляются бытие предмета природы и инобытие культуры. Феномен художественного текста выбран потому, что в нем раскрывается механизм конструирования инобытия, т. е. обнажается внутренняя форма культуры. Все элементы культуры (как материальной, так и духовной) существуют в качестве представляемого предмета или в форме фантазии. Словом, и природный предмет, и предмет культуры, и образ фантазии в какой-то степени все-таки существуют. Но что означает здесь «степень»? То, что бытие культуры включает разные объемы небытийных характеристик.

Инобытие (Г. Гегель) - это обретенное бытие в другом (в другом месте и времени, в другой форме, на иной основе) или видоизмененное бытие, отличное от прежнего состояния. Приемы намеренного построения инобытия позволяют прояснить, оживить бытие культуры. Инобытий-ные явления разрушают привычку взгляда как на обыденность, так и на сакральность. Парадокс, неожиданность, абсурд выводят человека в ситуацию первотворения или, по крайней мере, первовидения.

Остановка исследовательского внимания именно на текстах Д. Хармса объясняется присутствием в них как описаний небытийных качеств бытия культуры, так и демонстраций самого процесса исчезновения реальности. Все то, что в раннем авангарде использовалось для магического преображения действительности, у Д. Хармса используется для «деконструкции» самого понятия «действительность» и введения собственной реальности. В текстах Д. Хармса можно выделить следующие приемы деконструкции: 1) случайный поступок становится знаковым; 2) случайное переводится в системное; 3) введение и эстетизация структурной ошибки; 4) противоречие с официальной стихией; 5) абстрактность хронотопа; 6) нарочитая фрагментарность изображенного бытия. В поэтической онтологии Д. Хармса между текстом и культурной действительностью пропадает дистанция, однако это не ужасает реципиента, максимальное потрясение - удивление перед обнаженной условностью бытия культуры и ее небытийной природой.

В заключении диссертации подводятся итоги проведенного исследования, формулируются основные выводы, намечаются возможные направления развития авторской концепции. С желанием отказаться от простой

констатации кризиса культуры отмечается, что у сложившейся ситуации глобальной симуляции бытия присутствует явный положительный, продуктивный аспект. Встречаясь с формами небытия, человек вырабатывает в себе умения превращать небытие в субъективное бытие, затем субъективное бытие - в объективное. То есть прямая или косвенная причастность к небытию есть условие осмысленной и значимой жизни человека в культуре.

Кроме того, занятые нами исследовательские позиции представляют постсовременное состояние (в частности, процесс глобальной имитации бытия) не как смерть культуры, а как процесс обнажения сущности культуры как таковой, своеобразный «рентгеновский снимок» феномена культуры. В эпоху сознательно-теоретического, поэтико-философского и неосознанно повседневного обращений к выяснению специфики бытия культуры ожидаемым и востребованным является концептуализм (литература и изобразительное искусство, нацеленное на сознание, а не на эмоциональность). Различная умственная (философская и художественно-концептуалистская) «диагностика» тела культуры выявила, что его центральная система - это система пустот («губчатая» система, «складчатая», «структура лука», набор симулякров и т.д.). Данные результаты стали главным содержанием культурных текстов конца XX - начала XXI в. Таким образом, невозможно относиться к понятиям небытия, ничто и пустоты, например, как к частным художественным мотивам, темам или образам.

В диссертации мы отказываемся от логической трактовки пары «бытие - небытие». Небытийные характеристики, открытые в качестве сущности культуры, в современности укоренились на формальном и содержательном уровнях. Так, модусы небытия обнаруживаются и на уровне означаемого, и на уровне означающего при чтении и интерпретации современной культуры. Предложена нигитологическая трактовка культуры, созданная в связи с современной потребностью в полноте познания бытия культуры. Развивая эту концепцию в свете проблематики настоящей работы, мы считаем, что многообразие форм культуры выходит за границы бытия и включает сферу небытия во всех ее проявлениях, что делает небытие предметом философского и культурологического интереса.

Философия культуры, предложенная в диссертации,- это философия целого. Изучение небытия, небытийных характеристик культуры открывает возможность видеть культуру не частично, не аспектно, а холично. Философия небытия применительно к пониманию культуры есть философия всего, единого, целого. Выявленным в процессе исследования парадоксом бытия культуры является следующее: чем упорнее и последовательнее в культуре стремление познать ничто (небытийное небытие),

тем самодоетаточнее, целостнее и упорядоченнее она становится. Нарастание же пустоты (бытийного небытия), т. е. увеличение количества небытийных характеристик в бытии культуры, наоборот, приводит к хаосу, симуляции и виртуализации реальности. Материалы и выводы диссертации дают представление о причинах возникновения разного рода форм подмены действительности, позволяют осмыслить по-новому философские проблемы реальности, существования, бытия, ничто, идеального, субъективного.

Небытийные черты проявляются в единицах культуры, приращивая к ним потенциалистские характеристики, делая их готовыми наполниться иным смыслом. Так что в широком рассмотрении пустота (как чувственный модус небытия) - это потенциальное пространство, открытое для заполнения чем-то или явления чего-то, что еще не актуализовалось в данном измерении. Однако в настоящий момент бытия культуры это источник и вместилище бесчисленного множества виртуальных структур будущего становления. Имманентным культуре свойством, ее функцией, призванием является противопоставление существующему желанного или должного, действительному - мифического, подлинному - вымысла, реальности - идеала, профанному - сакрального, осуществившемуся - возможного, яви - фантазии, и все это независимо от того, осознаются ли формы небытия или нет. Это удовлетворяет фундаментальные потребности человека в самосовершенствовании, которые бытие как таковое, во всех его проявлениях, неспособно обеспечить, и человеку нужно дополнять свое наличное бытие разнообразными видами творимого им или трансцендентного небытия - желанного и нежеланного, возможного и неосуществимого, но задающего идеальные образцы реальности. Без этой способности наделения бытия небытийными характеристиками невозможны культурная деятельность человека и целенаправленное развитие индивида и человечества. Нигитология культуры, таким образом, дает возможность вернуть значимость культуротворче-ской и человекообразующей ролям. Без вопросов о небытии, ничто и пустоте человек не состоится как свободное, многомерное существо.

Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях автора:

Монографии

1. Саенко Н. Р. Нигитология культуры (опыт построения). - Волгоград: Изд-во ВГПУ «Перемена», 2010. - 218 с. (12,8 п. л.).

2. Саенко Н. Р. Онтологическая поэтика пустоты. - М.: Акад. естествознания, 2010. - 160 с. (10,1 п. л.).

Учебные пособия

3. Суродина Н. Р. (Саенко Н. Р.)- Культурная интроспекция XX столетия и современности: учеб. материалы к спецкурсу по культурологии. - Волгоград: Перемена, 2002. -60 с. (4 п. л.).

4. Суродина Н. Р. (Саенко Н. Р.), Щеглова Л. В. Программы вступительного экзамена в аспирантуру и кандидатского экзамена по специальности 24.00.01 -теория культуры. - Волгоград: Перемена, 2003. -40 с. (3,0 п.л./1,5 п. л.).

5. Разаков В. X., Саенко Н. Р. Этика искусства: учеб.-метод, комплекс. -Волгоград: Волгогр. науч. изд-во, 2008. - 94 с. (5,8 п.л./ 3,0 п. л.).

6. Саенко Н. Р., Шипулина Н. Б„ Щеглова J1. В. Культурология: единство и многообразие форм культуры: учеб. пособие. - 2-е изд., испр. - Волгоград: Изд-во ВГПУ «Перемена», 2009. - 212 с. (12,8 пл./ 6,0 п. л.).

Публикации в рецензируемых журналах, рекомендованных ВАК Минобрнауки РФ

1. Саенко Н. Р. Онтологическая асимметрия современной культуры // Изв. Волгогр. гос. пед. ун-та. Серия «Социально-экономические науки и искусство». -2008. - № 8 (32). - С. 49-52 (0,5 п. л.).

8. Саенко Н. Р. Вопрос о нигитологии: понятие, термин, содержание // Научные проблемы гуманитарных исследований. - Пятигорск, 2009. - № 12 (1). -С. 154-160(0,6 п. л.).

9. Саенко Н. Р. Мифопоэтические предпосылки философии небытия // Вестн. Моск. гос. обл. ун-та. Серия «Философские науки». - 2010. -№ 1. - Вып. № 18. -С. 28-34 (0,8 п. л.).

10.Саенко Н. Р. Метафора пустоты и проблема опустошения личности в современной культуре // Изв. Волгогр. гос. пед. ун-та. Серия «Социально-экономические науки и искусство». - 2010. - № 3 (47). - С. 22-26 (0,5 п. л.).

11 .Саенко Н. Р. Взаимоопределение сознания и ничто // Вестн. Вят. гос. гума-нит. ун-та. Серия «Философия и социология; культурология». - 2010. - № 1(4). -С. 21-25 (0,7 п. л.).

12. Саенко Н. Р. Пустые знаки и значимая пустота постсовременной культуры // Обсерватория культуры. - М., 2010. - № 2. - С. 26-31 (0,7 п. л.).

13.Саенко Н. Р. Эстетика и семиотика пустоты // Научные проблемы гуманитарных исследований. Пятигорск, 2010. - № 6. - С. 253-258 (0,4 п. л.).

14. Саенко Н. Р. Семиотическая универсальность пустоты в искусстве// Вестн. Моск. гос. обл. ун-та. Серия «Философские науки». - 2010. - № 3. - Вып. 20. -С. 80-86 (0,5 п. л.).

15. Саенко Н. Р. Творение ex nihilo как образец чистого творчества // Вестн. Ленингр. гос. ун-та им. А. С. Пушкина. - 2010. - № 2. - Т. 2: Философия. -С. 102—112 (0,6 п. л.).

16. Саенко Н. Р. Причины и способы обретения опыта ничто в минимализме и концептуализме // Изв. Сарат. ун-та. Серия «Философия. Психология. Педагогика». - 2010. - № 3. - С. 44-49 (0,5 п. л.).

17. Панфёрова М. Б., Саенко Н. Р. Художественное инобытие как онтологический метод// Научная мысль Кавказа. - Ростов-н/Д., 2010. - № 4 (64). - С. 131135 (0,5 пл./ 0,3 п. л.).

18. Вальковский А. В., Саенко Н. Р. Концептуализм, играющий (с) пустотой И Вестн. Орл. гос. ун-та. Серия «Новые гуманитарные исследования». - 2011. -№1(15) (март 2011 г.) - С. 234-236 (0,5 п. л. / 0,3 п. л.).

19.Вальковский А. В., Саенко Н. Р. Нигитологические модусы исчезновения, забвения, утраты в арт-практиках постсовременности // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики: в 3 ч. - Тамбов: Грамота, 2011. - № 2(8) (1 апр. 2011 г.). - Ч. III. - С. 158-161 (0,5 п. л. /0,3 п. л.).

Рецензии

20.Суродина Н. Р. (Саенко Н.Р). Рецензия на книгу// Изв. Волгогр. гос. пед. ун-та. Серия «Социально-экономические науки и искусство». - 2003. - № 2(05). -С. 105-106 (0,2 п. л.). - Рец. на кн.: Пигалев А. И. Призрачная реальность культуры (Фетишизм и наглядность невидимого). - Волгоград: Изд-во Волгогр. гос. ун-та, 2003. - 354 с.

21. Саенко Н. Р. Рецензия на книгу // Изв. Волгогр. гос. пед. ун-та. Серия «Социально-экономические науки и искусство». - 2006. - № 2(15). - С. 137-140 (0,2 п. л.). - Рец. на кн.: Кудряшова Т. Б. Онтология языков познания: в 2 ч. -Иваново, 2005. - Ч. 1. - 316 е.; Ч. 2. - 272 с.

22. Саенко Н. Р. Рецензия на книгу // Изв. Волгогр. гос. пед. ун-та. Серия «Социально-экономические науки и искусство». - 2009. - № 3 (37). - С. 166-168 (0,2 п. л.). - Рец. на кн.: Мельникова-Григорьева Е. Безделушка, или Жертвоприношение простых вешей (Философски-семиотические заметки по пустякам). -М.: Нов. лит. обозрение, 2008. - 160 с.

23.Саенко Н. Р. Рецензия на книгу // Изв. Волгогр. гос. пед. ун-та. Серия «Социально-экономические науки и искусство». - 2010. - №8 (52). - С. 120-121 (0,2 п. л.). - Рец. на кн.: Кутырёв В. А. Человеческое и иное: борьба миров. -СПб.: Алетейя, 2009. - 264 с.

24.Саенко Н. Р. Рецензия на книгу // Изв. Волгогр. гос. пед. ун-та. Серия «Социально-экономические науки и искусство». - 2011. - № 3 (57). - (0,2 п. л.). -Рец. на кн.: Лишаев С. А. Эстетика Другого. - СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2008. - 380 с.

Другие публикации

25.Суродина Н. Р. (Саенко Н. Р.). Литературное произведение как предмет феноменологического анализа // Языковая личность: проблемы обозначения и понимания: тез. докл. науч. конф. Волгоград, 5-7 февр. 1997 г. / ВГПУ. - Волгоград: Перемена, 1997. - С. 119-120 (0,1 п. л.).

26.Суродина Н. Р. (Саенко Н. Р.).Симулякр: между именем и вещью в русском концептуализме // Философия в системе духовной культуры на рубеже XXI века: тез. докл. и выступл. Междунар. науч. конф. Курск, 20-21 мая 1997 г. -Курск: Изд-во КГПУ, 1997. - С. 87-88 (0,1 п. л.).

27.Суродина Н. Р. (Саенко Н. Р.). Московский концептуализм - поэзия эсхатологии II Россия, Восток, Запад: диалог культур: тез. докл. Междунар. науч. конф. Хабаровск, 16-17 дек. 1997 г. - Хабаровск, 1997. - Ч. II. - С. 141-143 (0,2 п. л.).

28.Суродипа Н. Р. (Саенко Н. Р.). Косноязычие и аграмматизм московского концептуализма как онтологическая черта современной русской культуры // Языковая личность: жанровая речевая деятельность: тез. докл. науч. копф. Волгоград, 6-8 окт. 1998 г. - Волгоград: Перемена, 1998. - С. 89-90 (0,1 п. л.).

29.Суроднна Н. Р. (Саенко Н. Р.). Социальная критика русского новояза и проблема языковой пустоты в современной культуре // Языковая личность: вербальное поведение: сб. науч. тр. / под ред. Н. А. Красавского. - Волгоград: Изд-во «РИО», 1998. - С. 87-90 (0,3 п. л.).

30.Суродина Н. Р. (Саенко Н. Р.). Специфика русского «пустого пространства» // XXI век: будущее России в философском измерении: материалы Второго Российского философского конгресса (7-11 июня 1999 г.): в 4 т. - Екатеринбург: Изд-во Урал, ун-та, 1999. - Т. 3: Философская антропология и философия культуры.-Ч. 2.-С. 124-125 (0,1 п. л.).

31.Суродина Н. Р. (Саенко Н. Р.). Модусы пустоты в ментальном и культурном пространствах // Г. Г. Шпет/ Comprehensio. Третьи Шпетовские чтения. -Томск: Изд-во «Водолей», 1999. - С. 66-72 (0,5 п. л.).

32.Суродина Н. Р. (Саенко Н. Р.), Щеглова Л. В. Опустошенность языковых и культурных форм в отражении московской концептуальной поэзии // Социокультурные исследования: межвуз. сб. науч. тр. / сост. Н. В. Дулина, В. В. Щеглов / ВолгГТУ. - Волгоград: РПК «Политехник», 1999. - Вып. 4. - С. 3-11 (0,6 п. л./0,3 п. л.).

33.Суродина Н. Р. (Саенко Н. Р.). Онтология поэтического языка //Языковая личность: проблемы лингвокультурологии и функциональной семантики: сб. науч. тр. / ВГПУ. - Волгоград: Перемена, 1999. - С. 89-94 (0,5 п. л.).

34.Суродина Н. Р. (Саенко Н. Р.). Языковая дискретизация миропредставления // IV межвузовская конференция студентов и молодых ученых Волгоградской области: тез. докл. науч. конф. / ВГПУ, Волгоград, 8-11 дек. 1998 г. - Волгоград: Перемена, 1999. - С. 130-131 (0,1 п. л.).

35.Суродина Н. Р. (Саенко Н. Р.). Гипертекст современной культуры: возможность и отсутствие диалога // Диалог и культура современного общества: сб. науч. ст. / под ред. А. Н. Бугреева, А. И. Пигалева, В. А. Пилипенко. - Волгоград: Изд-во ВАГС, 2001. - С. 135-138 (0,3 п. л.).

36.Суродина Н. Р. (Саенко Н. Р.). Эстетика обыденного (поэтические опыты Л. С. Рубинштейна) // История российской повседневности: материалы Двадцать шестой Всерос. заоч. науч. конф. / под ред. д-ра ист. наук, проф. С. Н. Пол-торака. - СПб.: Изд-во «Нестор», 2002. - С. 42-45 (0,4 п. л.).

37.Суродина Н. Р. (Саенко Н. Р.). Поэтические игры с пустотой московского концептуализма (эксперименты Д. А. Пригова) // Studia culturae: альманах каф. филос. культуры и культурологии и Центра изучения культуры филос. фак. Санкт-Петерб. гос. ун-та.-СПб.:С.-Петерб. филос. о-в о, 2002.-Вып. З.-С. 94-100(0,4 п. л.).

38.Суродииа Н. Р. (Саенко Н. Р.). Онтологическая поэтика путешествия, или Странничество как культурный первосценарий // Культурное пространство путешествий: тез. форума. 8-10 апр. 2003 г. - СПб.: Центр изучения культуры, 2003.-С. 17-18(0,1 п. л.).

39. Макарова К. Ю., Суродина Н. Р. (Саенко Н. Р.). Гиперлитература и гиперреальность современной культуры // Социокультурные исследования: межвуз. сб. науч. тр. / отв. ред. Н. В. Дулина; Волгогр. гос. техн. ун-т. - Волгоград, 2003. - Вып. 7. - С. 10-14 (0,5 п. л. 10,3 п. л.).

40. Суродина Н. Р. (Саенко Н. Р.). Онтология культуры: человек - сознание -текст-реальность. - М., 2003. - 15с. (0,5 п. л.). - Деп. В ИНИОН РАН 22.04.2003, № 57947.

41.Суродина Н. Р. (Саенко Н. Р.). «Виртуальные реальности» как тексты современного мировоззрения II Наука, искусство, образование в культуре III тысячелетия: материалы Междунар. науч. конф. г. Волгоград, 10-11 апр. 2002 г. / Комитет по культуре Адм. Волгогр. обл.; редкол.: Д. В. Полежаев (отв. ред.) и др. - Волгоград: Изд-во ВолГУ, 2003. - С. 47-51 (0,3 п. л.).

42.Суродина Н. Р. (Саенко Н. Р.). Антиэнтропийная сила языка современной русской поэзии // Горизонты культуры: тр. науч.-теор. конф. - СПб.: Нестор,

2003.-С. 203-205(0,1 п. л.).

43. Макарова К. Ю., Суродина Н. Р. (Саенко Н. Р.). Ощущение и осознание времени персонажами романов Милорада Павича II Соотношение рационального и эмоционального в литературе и фольклоре: материалы Междунар. науч. конф. г. Волгоград, 21-24 окт. 2003 г.: в 2 ч. - Волгоград: Перемена, 2004. - Ч. 2. -С. 195-198 (0,3 п. л./0,2 п. л.).

44. Саенко Н. Р. Философская ставка на Ничто в понимании онтологии культуры // Современное культурное пространство: Философия. Искусство. Технология. Информация: сб. науч. ст. / науч. ред., вступ. ст., сост. В. X. Разакова. -Волгоград: Изд-во ВРО МСЮ, 2004. - С. 7-14 (0,6 п. л.).

45.Саенко Н. Р. Культура как понимание мира // Герменевтика в гуманитарном знании: материалы Междунар. науч.-практ. конф. - СПб.: Политехника, 2004. - С. 42-44 (0,2 п. л.).

46.Саенко Н. Р. Массовая культура: новая мифология или возвращение к первобытности // Бренное и вечное: образы мифа в пространствах современного мира: материалы Всерос. науч. конф., посвящ. 10-летию филос. фак. Новгород. гос. ун-та им. Ярослава Мудрого. 28-29 сент. 2004 г. - Великий Новгород,

2004.-С. 306-310 (0,3 п. л.).

47.Суродина Н. Р. (Саенко Н. Р.). Эстетика виртуализации действительности в современном мире // Музыкальное искусство и проблемы современного гуманитарного мышления: материалы межвуз. науч.-практ. конф. «Серебряков-ские чтения». - Ростов н/Д.: РГК им. С. В. Рахманинова, 2004. - Кн. 1. - С. 73-77 (0,3 п. л.).

48. Саенко Н. Р. Современная онтология: пустоты и разрывы II Вестн. Филиала Всерос. заоч. финан.-экон. ин-та в г. Волгограде. - 2005. -№ 2. - С. 146-149 (0,4 п. л.).

49.Саенко Н. Р. Семиотизация и антропологизация пустоты в русском ми-ровидении // Человек в современных философских концепциях: материалы Четвертой Междунар. конф. г. Волгоград, 28-31 мая 2007 г.: в 4 т. / ВолГУ; Ун-т Стефана Великого (Румыния); Междунар. филос. о-во С. Л. Франка; Рос. филос. о-во; редкол.: Н. В. Омельченко (отв. ред.) и др. - Волгоград: Изд-во ВолГУ, 2007. - Т. 2. - С. 621-625 (0,3 п. л.).

50.Саенко Н. Р. Мифопоэтический и философский векторы имплицитной нигитологии // Современные гуманитарные проблемы: сб. науч. тр. / редкол.: П. В. Анисимов и др. - Волгоград: ВА МВД России, 2007. - Вып. 6. - С. 51-56 (0,4 п. л.).

51.Саенко Н. Р. «Воля к ничто» и категория безобразного // Материалы Междунар. науч.-практ. конф. «V Серебряковские научные чтения», г. Волго-

град, 19-21 апр. 2007 г. / ВМИИ им. П. А. Серебрякова; ВолГУ. - Волгоград: Изд-во ВолГУ, 2007. - Кн. 1: Теория и история музыки. Этномузыкология. История и теория исполнительного искусства. Философия искусства. Культурология. - С. 313-317 (0,4 п. л.).

52.Саенко Н. Р., Дерягина И. Г. Эволюция сакрального лика: от маски к иконе в работе П. Флоренского «Иконостас» // Социокультурные исследования: межвуз. сб. науч. тр. / редкол.: Н. В. Дулина (отв. ред.) и др.; ВолгГТУ. -Волгоград: Волгогр. науч. изд-во, 2007. - Вып. 13. - С. 85-89 (0,4 п. л. / 0,2 п.л.).

53.Саенко Н. Р. Волгоградская секция РФО «Русская рациональность в глобальном мире» в 2006 году. Предельные понятия онтологии в приложении к русской ментальности // Изв. Волгогр. гос. пед. ун-та. Серия «Социально-экономические науки и искусство». - 2007. -№ 3 (21). - С. 128-130 (0,2 п. л.).

54.Саенко Н. Р., Щеглова JI. В. Модусы небытия в постнеклассической философии культуры II Феноменология культуры: уникальное и универсальное: сб. тр. науч. шк. д-ра филос. наук, проф. JI. В. Щегловой. - Волгоград: Царицынская полиграфическая компания, 2008. - С. 49-71 (1,8 п. л. / I п. л.).

55.Саенко Н. Р., Стародубцева Н. Ю. Лабиринты и лабиринтность в творчестве Борхеса // Современные гуманитарные проблемы: сб. науч. тр. - Волгоград: ВА МВД России, 2008. - Вып. 8. - С. 86-92 (0,5 п. л. / 0,25 п. л.).

56. Иевлев Н. В., Саенко Н. Р. Поиски Бога и культуротворчество как спасение человека в философии Л. Шестова //Социокультурные исследования: межвуз. сб. науч. тр. / редкол.: Н. В. Дулина (отв. ред.) и др.; ВолгГТУ. - Волгоград: Волгогр. науч. изд-во, 2008. - Вып. 14. - С. 236-240 (0,4 п. л. / 0,2 п. л.).

57. Саенко Н. Р. Творчество как «приключение небытия» Н Материалы Меж-дунар. науч.-практ. конф.«У1 Серебряковские научные чтения», г. Волгоград, 17-19 апр. 2008 г. / ВМИИ им. П. А. Серебрякова; ВолГУ. - Волгоград: Изд-во ВолГУ, 2008. - Кн. II: История образования. История и теория культуры. Музыкальная фольклористика и краеведение. - С. 29-33 (0,3 п. л.).

58. Саенко Н. Р., Яралиева Н. М. Концепция бытия культуры Умберто Эко // Социокультурные исследования: межвуз. сб. науч. тр. I редкол.: А. Н. Леонтьев (отв. ред.) и др.; ВолгГТУ. - Волгоград: Волгогр. науч. изд-во, 2009. - Вып. 15. -С. 134-138 (0,3 п. л./0,2 п.л.).

59. Панфёрова М. Б., Саенко Н. Р. Семиотические эксперименты Д. Хармса в контексте «гибели» русского авангарда II Современные гуманитарные проблемы: сб. науч. тр. - Волгоград: ВА МВД России, 2009. - Вып. 11. - С. 97-106 (0,5 п. л./0,25 п. л.).

60. Саенко Н. Р. Язык и сознание - силы, моделирующие пустоту // Синергия культуры и динамика культурных процессов: сб. науч. ст. - Саратов: ООО «Изд-во "КУБиК"», 2009. - С. 38-41 (0,2 п. л.).

61.Саенко Н. Р. Поиск человека в сети // Личность и общество: проблемы философии, психологии и социологии: сб. ст. Междунар. науч.-практ. конф. -Пенза: Приволжский Дом знаний, 2010. - С. 312-314 (0,2 п.л.).

62.Саенко Н. Р. Семиотика человеческого бытия // Современные гуманитарные проблемы: сб. науч. тр. - Волгоград: ВА МВД России, 2010. - Вып. 13. -С. 104-113 (0,5 п. л.).

63. Саенко Н. Р. Связь категорий безобразного и ужасного с «волей к ничто» // Вести. Воронеж, гос. ун-та. Серия «Философия». - 2010. - № 1(3). - С. 166-177 (0,8 п. л.).

САЕНКО Наталья Ряфиковна

КОНЦЕПТУАЛЬНЫЕ ИНТЕРПРЕТАЦИИ НИГИТОЛОГИИ КУЛЬТУРЫ

Автореферат

диссертации на соискание ученой степени доктора философских наук

Подписано к печати 03.03.11. Формат 60x84/16. Печать офс. Бум. офс. Гарнитура Times. Усл.-печ. л. 2,3. Уч.-изд. л. 2,5. Тираж 110 экз. Заказ 499.

ВГПУ. Издательство «Перемена» Типография издательства «Перемена» 400131, Волгоград, пр, им. В.И.Ленина, 27