автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.03
диссертация на тему: Крестьянство колониальной бирмы: социально-экономическое положение и роль в политической жизни общества

Полный текст автореферата диссертации по теме "Крестьянство колониальной бирмы: социально-экономическое положение и роль в политической жизни общества"

1 з оя'?

ЛЕНИНГРАДСКИЙ ОРДЕНА ЛЕНИНА И ОРДЕНА ТРУДОВОГО КРАСНОГО ЗНАМЕНИ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

На правах рукописи УДК 959.1 : 321.925

БА Р С КО В Юрий Константинович

КРЕСТЬЯНСТВО КОЛОНИАЛЬНОЙ БИРМЫ: СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКОЕ ПОЛОЖЕНИЕ И РОЛЬ В ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЖИЗНИ ОБЩЕСТВА

(Середина XIX—середина XX в.)

07.00.03 — Всеобщая история

Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора исторических наук

ЛЕНИНГРАД. 1990

Работа выполнена на кафедре всеобщей истории Ленинградского государственного педагогического института им. А. И. Герцена.

Официальные оппоненты:

доктор исторических наук, профессор Л. А. Березный\

доктор исторических наук, профессор Ю, Н. Гаврилов;

доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник И. В. Можейко.

Ведущая организация — Институт стран Азии и Африки при Московском государственном университете им. М. В. Ломоносова.

лизированного совета }, .. , а соискание ученой

степени доктора исторических наук при Ленинградском государственном университете (199034, Ленинград, Университетская наб., д. И, ауд. 167).

С диссертацией можно ознакомиться в Научной библиотеке им. А. М. Горького Ленинградского государственного университета.

Защита состоится

заседании специа-

Автореферат разослан

Ученый секретарь специализированного совета, кандидат филологических наук, доцент

Г. Е. РАЧКОВ

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Научная и политическая актуальность темы

В колониальный период истории крестьянство составляло основную массу населения стран Востока. Социально-экономическое положение крестьян, уровень их общественного сознания, степень участия в политической жизни были существенными факторами развития колониальных и зависимых стран.

Сельское хозяйство являлось стержнем экономической жизни большинства колоний. Эксплуатация людских и материальных ресурсов деревни колоний и зависимых стран империалистическим капиталом была одним из важнейших источников обогащения буржуазии Запада. В тех частях мира, где осуществлялось прямое колониальное управление, таможенные пошлины на вывозимую из страны сельскохозяйственную продукцию и особенно налоговые поступления с сельского населения были главными статьями доходов колониальной администрации. Исходя из этого, власти колониальных стран придавали большое значение аграрной политике, считали ее одним из главных направлений деятельности и обращали внимание на социальное и экономическое положение крестьянства.

Характер аграрных отношений, в которых одной из сторон выступали крестьяне, во многом определял общий уровень общественных отношений стран Востока в колониальный период. Среди сельского населения, которое являлось наиболее консервативной частью общества, особенно прочно сохранялись традиционные социальные связи, дольше всего сопротивлявшиеся разлагающему воздействию со стороны элементов новых общественных отношений, привнесенных колониализмом. Это относится и к социально-классовому сознанию большей части колониального общества. Хотя в целом в этих сферах деревня шла за городом как авангардом общественного прогресса, нельзя не принимать во внимание и обратного воздействия на город со стороны деревни. В таком сложном и противоречивом явлении как национальное сознание роль деревенского населения была очень велика.

В еще большей степени взаимосвязь между деревней и городом в колониальный период истории стран Востока проявилась в политическом плане. Инициатива и ведущая роль и здесь, как правило, принадлежала городу; однако все национальные течения, как радикальные, так и консервативные, должны были считаться с общественной ролью основной массы населения — крестьянства. Без участия крестьян национально-освободительное движение не смогло бы добиться успеха в завоевании восточными странами политической независимости. \

Существенные черты общественно-политического развития, связанные с крестьянством стран Востока в колониальный период, имеют прямое продолжение в современном положении афро-азиатских стран. Хотя во многих отношениях обстановка в развивающихся странах изменилась по сравнению с колониальным прошлым, и в социально-политическом плане проблемы, связанные с аграрной средой, стали концентрироваться главным образом во внутринациональном плане, значимость крестьянства как участника процессов, происходящих в экономике, социальной сфере и политике стран Востока, продолжает оставаться большой. Недоучет этого обстоятельства государственно-политическими институтами лежит в основе многих трудностей, переживаемых развивающимися странами. В этом же — корни многих недостатков научной и политической интерпретации общественного развития афро-азиатских стран в мире, в том числе — в нашей стране. Можно определенно сказать, что без глубокого исследования социально-политической роли крестьянства в колониальном обществе нельзя правильно понять важные стороны современного развития освободившихся государств.

Изучение крестьянства как социальной общности колониальных стран представляет и общетеоретический интерес. Оно позволяет лучше понять закономерности развития общества в течение большого исторического периода, особенно на этапе перехода от докапиталистических к более современным отношениям, основные черты и особенности классовой и социальной психологии крестьянства и его составных частей, соотношение между национальными, социальными и политическими сторонами развития крупной общественной группы.

Состояние научной разработки темы

К настоящему времени существует немало исследовательских работ, в которых с разных углов зрения анализируются положение и роль крестьянства колониальной Бирмы. В зарубежном

и отечественном бирмановедении затронуты основные аспекты рассматриваемой в диссертации темы: экономический, социальный, мировоззренческий, политический, а также узлы их соприкосновения. Накоплен большой историографический материал, по ряду вопросов характеристики и оценки, как представляется, довольно верно отражают суть изучаемых явлений. Однако пока преждевременно говорить о том, что в целом тема исчерпана или близка к этому.

Прежде всего, указанные выше аспекты темы освещены далеко неравномерно. Более всего, особенно если принять во внимание оценочно-характеризующий элемент официальных публикаций колониального времени, изучено экономическое положение крестьянства. Социальная сторона также изучалась довольно много, но почти исключительно в тесной связи с экономической— как ее непосредственное производное; в более широком плане, как организация крестьянского коллектива, социальная жизнь освещалась крайне мало. Участие крестьянства в политической жизни нашло отражение едва ли не во всех работах, посвященных национально-освободительному движению, но собственно крестьянское движение — мало исследованная область. Почти не поднятая целина — сфера мировоззрения крестьянства, его социальной психологии. Как представляется, до последнего времени в изучении интересующей диссертанта темы оставались определенные конкретные пробелы.

Ни один из названных ранее аспектов положения и роли крестьянства полностью не рассмотрен в рамках всего колониального периода. Это относится даже к относительно лучше других изученному социально-экономическому аспекту. Ряд работ советских авторов посвящены определенным годам периода (статьи А. П. Мурановой по 20—30-м гг. XX в.); в других, где делалась заявка на весь период (работы С. С. Шнайдера, В. Ф. Васильева, К. М. Варенцова, Н. И. Лазарева, Г. Н. Клим-ко, А. Ф. Жабреева), характеристики и выводы делаются главным образом на материале опять-таки 20—30-х гг. Специально посвященные аграрному вопросу в течение колониального времени труды Чен Сиок Хуа и М. Адаса, как и общие работы социально-экономического профиля Дж. С. Фернивэла и Дж. Р. Эндраса, в основном доводятся до начала второй мировой войны. В результате, выводы, претендующие на обобщающий характер, в сущности построены не на всем необходимом объеме материала. Примерно то же можно сказать об изучении политической роли крестьянства, которая рассматривается на отдельных, хотя и разных по продолжительности, этапах колониально-

го периода (работы В. Ф. Васильева, А. С. Кауфмана, А. Н. Узя-нова, Я. Бечки, западных и бирманских авторов общих политических историй и некоторых специальных работ).

Неразработанность ряда аспектов, особенно социального и мировоззренческо-психологического, ведет к излишней генерализации выводов, не учитывающих динамики развития (работы, посвященные вопросам идеологии и мировоззрения, А. С. Кауфмана, М. Г. Козловой). При всей консервативности такой сферы, как общественное и индивидуальное сознание, трудно согласиться с тем, что достаточно длительная история пребывания крестьян в условиях колониального общества не наложила отпечатка на их представления о своем месте в обществе. Сходная ситуация и с оценками социально-экономического положения и политической роли крестьянства в общих работах по Юго-Восточной Азии и Востоку в целом. Только причины здесь скорее в методологии сравнительного анализа: стремление вывести общее для ряда стран или региона не всегда адекватно отражает реалии Бирмы.

Отсутствует достаточно прочная база для изучения колониального периода, в том числе, явлений, характеризующих положение крестьянства, в виде исследований по доколониальной истории Бирмы. До настоящего времени между этапными для своего времени работами И. В. Можейко по истории Пагана и М. Г. Козловой по предколониальному периоду лежит значительная временная зона, изученная явно недостаточно даже с учетом более поздних работ названных авторов, а также Д. В. Деогшка и А. С. Агаджаняна. В старых работах западных историков в сущности повторяются материалы бирманских хроник, в трудах бирманских авторов также преобладает фактология. Проведенные исследования пока не дают возможности в полной мере осознать, что же в новой и новейшей истории можно считать традиционным для бирманского общества.

Применительно к истории бирманского крестьянства нужно осмыслить и учесть концепции общественного развития стран Востока, получившие развитие в 70—80 гг. Сделать это тем более необходимо, что большинство отечественных работ о крестьянстве колониального периода написаны до того, как начались серьезные переоценки многих фундаментальных положений исторической науки. Гак, от бирманистов требуется занять определенную позицию в отношении идеи об отсутствии на Востоке всеобъемлющей государственной собственности на землю как базы эксплуатации основной части населения в эпоху средневековья. Споры о многоукладности и переходности современных

восточных обществ заставляют по-новому взглянуть и на характер общественных отношений и классово-социальную структуру общества Бирмы в предшествующие эпохи. Близость условий крестьянского бытия требует оценить применительно к Бирме модели «рыхлой общественной структуры», выработанные западными этнографами на материале Таиланда. В основном на этом же материале построены идеи западных специалистов о личной и групповой мотивации трудового и общественного поведения крестьян-буддистов, давшие толчок работам ряда советских ученых в области крестьянского сознания; видимо, и здесь необходимо посмотреть, насколько такие идеи отвечают бирманской реальности в современности и истории.

В отечественном бирмановедении многие современные подходы к изучавшимся ранее сторонам крестьянского общественного бытия нашли отражение в вышедшей в 1989 г. монографии А. С. Агаджаняна. Написанная в целом в рамках концепции синтеза традиционного и современного, она содержит конструктивные мысли об особенностях социальной организации и мировоззрения крестьян, мотивации их поведения и характере крестьянского хозяйства в разные исторические периоды, отношениях крестьян и государства. Своеобразен крестьяноведческий угол зрения, под которым в работе рассматриваются социальные, мировоззренческие и политические сюжеты. Заслуга автора в попытке увязать между собой различные стороны жизни крестьянства как субъекта общественных отношений.

Вместе с тем, заявленная в монографии, а ранее в диссертации А. С. Агаджаняна комплексность рассмотрения крестьянства в основном ограничена рамками социальной антропологии или исторической этнографии. Стремясь уйти от привычного подхода к изучению крестьянства в социально-экономическом плане, автор делает крен в другую — социально-психологическую сторону, по крайней мере, применительно к периодам до современности. Таким путем уже шли некоторые западные исследователи, делая вывод о специфически восточной «моральной экономике» крестьянского хозяйства, подвергавшийся справедливой критике в советской историографии. Попытавшись взглянуть на положение крестьянства, «изнутри», автор в значительной мере замыкается в этой сфере, в лучшем случае оставляя для крестьянства лишь одного контрагента — государство. Такая позиция близка к идеям об особом «крестьянском способе производства», имевшим сторонников в России в конце XIX — начале XX в. и тогда же подвергшимся аргументированному разбору В. И. Лениным. То обстоятельство, что эта концепция, особенно активно

пропагандируемая Т. Шанином, получает вновь хождение в нашей стране, требует особенно четкой авторской позиции в данном вопросе. Стремясь показать преемственность важных общественных элементов от средних веков до наших дней, автор практически не признает эволюции крестьянства в колониальный период, когда конструирует свою модель неотрадиционного современного общества. В ситуации, когда еще не совсем ясно, что является традиционным для бирманского крестьянства (так, трудно согласиться с данной в работе трактовкой бирманской общины), это чревато опасностью произвольных построений и для современности. Наконец, почти не рассматривается политическое поведение крестьянства до обретения Бирмой независимости, что сужает возможности для полноценных выводов о роли крестьянства в бирманском обществе.

Нерешенность многих вопросов по интересующей диссертанта теме в советской и зарубежной историографии убеждает в необходимости поиска ответов на них в новых исследованиях.

Предмет, задачи и хронологические рамки исследования

Предметом исследования в работе является крестьянство как социальная общность в ее эволюции и общественно-политических проявлениях в течение колониального периода истории Бирмы. В условиях Бирмы, как и других стран в течение большей части истории, ни в это, ни в другое время крестьянство не представляло собой однородной общественной группы с одинаковым отношением ее членов к средствам производства. Поэтому термин «социальная общность» более адекватно, чем принятое в литературе понятие «класс», определяет положение трудящегося населения деревни со всеми его слоями и прослойками в общественной структуре, хотя и последнее условно используется в работе.

Рассматривается крестьянство, занятое главным образом в земледелии в собственно Бирме — без горных окраин, где общественные отношения и управление отличались особыми формами. Что касается национального состава населения и, соответственно, обозначений «бирманский», «бирманское» и т. д., в работе имеются в виду преимущественно бирманцы в узком смысле слова — мьянма, но также и та часть национальных меньшинств, которые жили в собственно Бирме в сходных условиях хозяйственной жизни и социального устройства вперемежку с мьянма.

Хронологические рамки исследования, точнее, их начальная граница, не могут быть обозначены с абсолютной точностью. Бирма завоевывалась Англией по частям на протяжении XIX в., так что для разных районов колониальный период начался в раз-

ное время — от рубежа первой и второй четвертей до конца XIX в. Поэтому крестьянство как часть колониального общества рассматривается уже со времени окончания первой англо-бирманской войны; при этом подразумевается население соответствующих областей. Соответственно, положение крестьян в доколониальной Бирме, изучение которого необходимо для анализа изменений в колониальный период, дается также в несколько нечетких хронологических рамках, но в целом с конца XVIII в. до середины 80-х гг. XIX в.

Внутренняя периодизация работы отражает изменения, происходившие п общественном положении крестьянства под влиянием различных внутренних и внешних экономических и политических факторов.

Целью работы является всестороннее исследование общественно-политической роли крестьянства в колониальной Бирме. Работа не ограничивается аграрно-крестьмнским вопросом, то есть преимущественно социально-экономическим положением крестьянства. Не носит она и крестьяноведческого характера, то есть не замыкается в рассмотрении крестьянства только как субъекта общественных отношений, своего рода «вещь в себе». Как и в крестьяноведении, работа носит комплексный характер. Однако комплексность здесь шире: рассматриваются не только экономическое положение, социальная организация, духовный мир и мировоззрение крестьянства, но и общественное поведение, включая его участие в политической жизни без прямой связи с собственно крестьянскими факторами.

С учетом проделанных в советской и зарубежной историографии исследований и исходя из собственного понимания общественной роли бирманского крестьянства, диссертант ставит перед собой следующие задачи:

— рассмотреть характер аграрных отношений, общественного строя и места в нем крестьянства в доколониальный период;

— показать направления аграрной и в целом социально-экономической политики английского колониализма в Бирме в их отношении к положению крестьян;

— проанализировать характер и формы аграрных отношений и основные черты социально-экономического положения крестьянства в их развитии в течение всего колониального периода;

— раскрыть характерные черты и особенности общественного сознания и мировоззрения крестьянства в их эволюции;

—выявить внешние по отношению к крестьянству факторы, влиявшие на его положение и общественное поведение;

— охарактеризовать направление и формы крестьянского движения;

— осветить место и роль крестьянства в национально-освободительном движении.

Научная новизна и практическая значимость работы

В работе впервые подвергнута комплексному исследованию проблема общественной эволюции бирманского крестьянства на протяжении всего колониального периода. Сочетание анализа экономических, социальных, идеологических и политических сторон положения крестьян позволяет в целостном виде представить развитие этой наиболее крупной общественной группы Бирмы. При рассмотрении некоторых важных сторон социально-экономического развития независимой Бирмы в XIX в. автор проявил особый подход к исследованию формационного характера доколониального бирманского общества. В работе во многом по-новому освещена роль британского колониализма в трансформации бирманского общества в XIX — первой половине XX в. Диссертантом предложена своя трактовка особенностей мировоззрения бирманского крестьянства, их связи с материальным положением и духовным миром крестьян, с одной стороны, и общественно-политической обстановкой в стране, с другой. Последовательное рассмотрение места крестьянства в политической жизни Бирмы на протяжении нескольких десятилетий позволяет более четко показать изменения в характере и направленности крестьянских выступлений, эволюцию крестьянства от роли довольно пассивного объекта до субъекта, хотя и не совсем самостоятельного, политической жизни страны.

Научные результаты исследования на примере Бирмы дают конкретно-исторический материал для более полного теоретического понимания закономерностей развития крестьянства как особой группы в социально-классовой структуре общества. Исследование и публикации по теме вносят вклад в изучение социально-политической истории Бирмы и стран Востока в целом, в общественных отношениях которых и на современном этапе сохраняются определенные черты колониального и доколониального прошлого.

Материалы исследования используются автором и могут быть использованы другими преподавателями вузов при подготовке курсов новой и новейшей истории стран Азии и Африки, научными работниками — при написании специальных и обобщающих трудов по истории Бирмы и стран Востока в целом, а также в в крестьяноведческих исследованиях общего характера.

Апробация работы

Тема диссертационной работы разрабатывалась в соответствии с планом научно-исследовательских работ Ленинградского государственного педагогического института им. А. И. Герцена и была включена в Сводный план востоковедных исследований Института востоковедения АН СССР. По теме диссертации опубликовано 13 работ, включая депонированную монографию. Результаты исследований докладывались на Межвузовской научной конференции по истории национально-освободительной борьбы в странах Азии и Африки в ЛГУ (Ленинград, 1961 г.), Герценовских чтениях (межвузовская конференция) в ЛГПИ им. А. И. Герцена (Ленинград, 1968, 1973, 1978 гг.), Научных сессиях по историографии и источниковедению стран зарубежной Азии и Африки (межвузовская конференция) в ЛГУ (Ленинград, 1983, 1985, 1987 гг.).

Теоретическая, методологическая и источниковедческая база исследования

Теоретической и методологической базой исследования диссертант считает марксистско-ленинское учение о закономерностях развития общества как целостную систему взглядов, основанную на диалектико-материалистическом подходе к общественным явлениям. При подготовке работы были изучены положения трудов К. Маркса, Ф. Энгельса, В. И. Ленина по аграрно-крестьянскому и национально-колониальному вопросам на Востоке, к оценке которых диссертант подходил с учетом современных достижений исторической науки.

Диссертант придерживается мнения о единстве всемирно-исторического процесса и его основных проявлений в разных обществах. Вполне отдавая себе отчет в специфике общественных процессов на Востоке, он не может присоединиться к точкам зрения тех ученых, которые эту специфику абсолютизируют. Не может согласиться он и с концепциями, согласно которым крестьянство ввиду особенностей его положения в любом обществе якобы не вписывается в классовую структуру по марксистским представлениям.

Основными источниками при изучении крестьянства в доколониальный период служили налоговые переписи (ситаны) 1783 и 1802 гг., трактаты по обычному бирманскому праву (дамата) и справочники (газетиры) колониального времени, содержащие значительный материал по предшествующему периоду с использованием недоступных ныне бирманских документов. Полезные сведения, хотя и отрывочного характера, дают записи европей-

дев — официальных лиц, миссионеров и путешественников, посещавших Бирму до ее завоевания Англией.

Некоторый материал для доколониального и колониального периодов истории Бирмы имеется в отечественных архивах. Однако по теме исследования он столь невелик, что опубликованные сборники документов из русских архивных фондов до 1917 г. практически исчерпывают все, что может быть использовано в работе.

Главные источники для колониального периода — официальные публикации властей Британской Бирмы, центральной администрации Индии, а также парламента и правительства Великобритании. Это — отчеты администрации Бирмы и ее различных департаментов, статистические сборники, отчеты и материалы различных официальных комиссий и комитетов, материалы земельных уложений в округах, переписи населения, законы, постановления и руководства по их применению, справочники-газетиры, материалы конференции «круглого стола» по Бирме. Некоторые сведения по колониальному периоду можно почерпнуть из публикаций правительства независимой Бирмы после 1948 г.

Официальные издания довольно объективно отражают экономическую сторону аграрно-крестьянского вопроса, однако социальное положение крестьян по ним представить трудно — в особенности из-за несопоставимости данных по разным периодам. Публикации же политического плана, содержащие данные о крестьянстве, чаще всего тенденциозны.

Важным источником является пресса: газеты и общественно-политические журналы, в основном английские и индийские, в небольшой степени (из-за труднодоступности для исследователей) — бирманские. Сведения о положении в стране в изучаемый период пресса дает довольно обширные, но сам характер данного вида источников таков, что крестьянству в них отводится в целом незначительное место (исключения— 1930—1932 и 1945—1947 гг.).

Большой в совокупности материал по исследуемой теме содержат записки и мемуары англичан — чиновников, военных и лиц иных занятий, других европейских и американских свидетелей событий того или иного периода истории Бирмы, русских ученых и путешественников конца XIX —начала XX в., речи, воспоминания н работы бирманских политических деятелей, основанные на опыте личного участия в жизни страны. Ценность этих источников — прежде всего в характере сведений, которые они дают: описания быта, верований и психологии крестьян,

некоторые подробности обстановки в стране в разное время почти полностью отсутствуют в источниках других видов. При этом даже самые поверхностные наблюдения европейцев интересны тем, что они обращают внимание на бирманскую специфику— на то, что бирманским авторам кажется естественным и потому нашло незначительное отражение в их сочинениях; зато последние написаны под углом зрения, который естественно недоступен европейцам.

Наконец, к источникам относятся разного рода неофициальные справочные издания, которые порой содержат сведения, полностью или, по крайней мере, в цельном виде отсутствующие в источниковых материалах других видов.

В общей цепи источников имеются недостающие звенья: отсутствуют или недоступны многие важные для темы материалы. Прежде всего это — бирманские архивы, где можно было бы изучить первичные материалы колониальной администрации, не вошедшие в официальные публикации. Из опубликованных материалов многие остаются известными лишь по справочным изданиям, которые в свою очередь неполны. Недоступными оказались большая часть документов бирманских политических организаций и почти вся повременная бирманская периодика. Все это не могло не отразиться на объеме сведений по отдельным аспектам темы, особенно политическим.

Вместе с тем, в. целом объем источников достаточен для того, чтобы дать определенные характеристики процессам эволюции крестьянства в контексте общественно-политической истории колониальной Бирмы.

СТРУКТУРА И ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ

В соответствии с целью и задачами исследования работа построена по принципу сочетания хронологического и проблемного изложения материала. Диссертация состоит из введения, пяти глав, заключения и библиографии по теме. Во введении обоснованы актуальность и научная значимость темы, обрисована степень ее разработки, определена методологическая основа исследования, охарактеризованы источники, поставлены цель и задачи диссертационной работы.

Первая глава — «Крестьянство в системе общественных отношений доколониальной Бирмы (конец XVII—XIX в.)» — посвящена анализу положения крестьян в последние десятилетия существования бирманской монархии.

Общественные отношения в доколониальной Бирме отличались своеобразием социально-классовой структуры, которое

нашло отражение в устройстве государства. Неограниченная власть монарха сочеталась с отсутствием потомственных прав у представителей господствующего класса, тесной связью возможностей последних эксплуатировать трудящееся население с их участием в работе государственного аппарата. Вертикальные сословные связи преобладали над горизонтальными: каждый из двух основных разрядов населения—служилые (ахмуданы) и податные (ати) — включал представителей и эксплуататорской и трудящейся частей населения. В конце XVIII и в XIX в. права и обязанности рядовых членов этих разрядов постепенно выравнивались, что вело к образованию более однородного класса крестьянства.

В поздний предколониальный период в Бирме отсутствовала сколько-нибудь заметная сельская община. Она оставалась лишь в некоторых своих проявлениях, главным образом, в плане сохранения органов самоуправления, существование которых скорее поддерживалось властями в фискальных целях, чем было выражением совместных интересов крестьян. Ячейкой деревни была малая семья, определенное число которых составляли главную налогово-административную единицу государства — мьо. Члены мьо подчинялись мьотуджи, который сочетал в своем лице утвержденного властью ответственного налогосборщика и представителя нарождавшейся частновладельческой прослойки правящего класса, близкой по положению к феодалам.

Вопрос о месте крестьянства в обществе обычно связывают с системой землевладения, которая господствует в том или ином обществе в определенный исторический период, и непосредственно с отношением крестьянина к земле. Выяснение этого вопроса осложнено многообразием форм землевладения в Бирме и тем, что юридическим нормам чаще всего не соответствовало их социально-экономическое содержание. Бирманская традиция освящала верховную власть монарха над землей страны. Казалось бы, именно это было основой требования правителя к крестьянам отчислять часть их доходов, в основном имевших происхождение от труда на земле, либо в государственные хранилища, либо отдельным представителям правящего класса — в «кормление». Если бы это было так, то можно было бы говорить о господстве государственного землевладения — при том, что права отдельных «феодалов» были обусловлены службой. Однако все источники подчеркивают наличие частной поземельной собственности у большей части крестьян. Исследователи или обходят это противоречие, или снимают его утверждением о многоступенчатости земельной собственности: верховной государственной, про-

межуточной условной — отдельных представителей господствующего класса и подчиненной — крестьян; в ряде работ говорится о праве собственности на землю государства и владении или пользовании — крестьян.

Диссертант считает, что налогово-податная, а не земельно-рентная система была главным видом эксплуатации бирманского крестьянства. Главным по объему сборов повсеместно был по-дворно-семейный налог, а в оставшейся во второй половине XIX в. независимой части бирманского государства — налог та-тамеда. Эти и другие налоги крестьянин платил, главным образом, из доходов от земли, да и нормы налогообложения обычно исчислялись применительно к размерам крестьянского хозяйства, а часть и в прямой зависимости от величины земельного участка. Однако не следует считать, что налоги взимались преимущественно на основании права государства как верховного земельного собственника. Частное владение крестьян землей признавалось государством: само государство никак не занималось хозяйственной деятельностью даже на лично принадлежавших правителю землях, не говоря уже обо всех остальных; податные, а в поздний период фактически и служилые крестьяне имели возможность наследовать и свободно отчуждать свои участки; государство исчисляло налоги не с отдельного хозяйства, а с деревни — «общины», внутри которой и происходила раскладка общей суммы налогов на отдельные хозяйства выборными старейшинами деревни. Приоритет подушно-семейного налога и особенности сословно-разрядной градации населения в сочетании с условно-служебным характером местной власти имели результатом то, что налоги исчислялись с определенной группы населения, а не с фиксированной территории. Следовательно, государство взимало не столько земельную ренту, сколько облагало поборами крестьян как подданных монарха, т. е. реализовало таким образом внеэкономическую зависимость крестьян от господствующего класса — отношение, характерное для докапиталистических обществ, особенно для феодальных. Особенностью Бирмы было то, что такая зависимость была не личной (феодал — крестьянин), а коллективной, классово-сословной.

Диссертант согласен с высказанным в советской литературе мнением, что в последние десятилетия существования бирманской монархии усилилась личная зависимость крестьян от определенных представителей правящего класса (мьотуджи); в своей работе он старается показать это на основании собственных расчетов и доводов. Однако он считает, что эта зависимость строилась, как и раньше, не на поземельной основе; «землевладение

мьотуджи» было столь- жб относительным, как и землевладение правящего класса в целом. В этих условиях крестьяне оставались в юридическом и хозяйственном планах землевладельческим слоем, чьи права однако были ограничены высокой нормой налогово-податной эксплуатации. Различные налоги, подати и поборы не только поглощали прибавочный продукт, но и захватывали некоторую часть необходимого. При этом в Нижней Бирме до середины XIX в. наблюдалась тенденция к увеличению нормы эксплуатации, которая составляла здесь в среднем около половины и часто — 2/3 урожая. Столь высокая норма во многом обесценивала самостоятельный характер крестьянского хозяйства при тенденции превращения его в социально-экономическом плане из собственности семьи в ее владение.

В независимой Бирме с середины XIX в. происходили противоречивые процессы. С одной стороны,' введение в 50-х гг. минд-жи Миндоном единого налога татамеда вначале несколько облегчило положение крестьян, так как упорядочило и унифицировало налогообложение и объективно было призвано оградить трудящееся население от поборов со стороны различных категорий правящего класса. Но последующее возрастание величины этого налога и, главное, взимание его преимущественно в денежной форме имели ряд последствий. Вызванный к жизни развитием товарно-денежных отношений, татамеда, в свою очередь, способствовал выходу продукции крестьянского хозяйства на рынок; фактическое же сохранение прежней системы «кормления» (мьоза) приводило к изъятию возрастающей доли урожая в пользу представителей правящего класса. В результате выход крестьянского хозяйства на рынок был ограничен, и оно по-прежнему оставалось в основном натуральным. Рост значения денег в бирманском обществе вызвал увеличение ценности земли и стремления «феодалов» за счет закрепления за собой служебных пожалований и покупки земли к ее концентрации. Собственно, именно в это время впервые складывается бирманское подобие поместного хозяйства (без барской запашки) и появляется поземельная зависимость крестьян. Соответственно определенная часть крестьян лишалась владельческих прав на землю, переходя на положение арендаторов или безземельных работников. Этому способствовала ограниченность пригодных к обработке земель в В. Бирме, практика деления семейных участков и относительно меньшая здесь самостоятельность крестьян, среди которых был велик процент служилых. Впрочем, вплоть до английского завоевания названные процессы только обозначились.

Протест бирманских крестьян против тяжелого положения характеризовался тем, что в нем преобладали пассивные формы выражения недовольства крестьян. Активные формы крестьянских выступлений отличались разрозненностью: их было очень мало даже в пределах одного района; крупных, а тем более общенациональных восстаний собственно бирманцев на социальной почве история не знает. Наконец, почти не прослеживается чисто аграрное движение; крестьянские выступления почти всегда несамостоятельны, чаще всего сливаются с местническими мятежами выходцев из среды господствующего класса. Выступления обычно направлены против власти, государства вообще, а не против непосредственных эксплуататоров. Требования крестьян не идут дальше уменьшения налогов и притеснений со стороны властей.

Одной из главных . причин слабого развития открытого крестьянского движения было наличие в стране больших свободных площадей, что позволяло искать выход из тяжелого положения, переселяясь в другую местность. Другой причиной было сохранявшееся разделение крестьян на социальные разряды с разным отношением крестьян к земле. Несмотря на усилившуюся в позднее время унификацию, большая часть крестьян продолжала жить в соответствии с традиционными порядками, при которых сословная принадлежность была важнее имущественного положения. Сказывалось влияние традиционного мировоззрения, представлявшего собой сочетание убежденности буддистов в возможности достижения нирваны при условии праведной жизни, одним из параметров которой считалось ненасилие, и веры в духов и магию, с помощью которых надеялись достичь желаемой цели. Общественное сознание народа в конечном счете сводилось к надежде на приход мессии — освободителя, что немало способствовало политической пассивности крестьян.

Во второй главе — «Воздействие колониального режима на положение крестьянства в XIX — начале XX в.» — прослеживается социально-экономическая эволюция крестьянства в указанный период. На положение крестьян воздействовали три основных фактора: политика колониальных властей, деятельность европейского капитала и социально-политическая обстановка в бирманском обществе.

Аграрная политика не была изолирована от других направлений деятельности колониальных властей. Она переплеталась с административной, социальной, налоговой, экономической политикой, влияла на них и, в свою очередь, испытывала воздействие с их стороны. По сравнению с предшествующим временем

вмешательство государства в положение всех слоев общества стало гораздо большим. Оно было неодинаковым на разных этапах рассматриваемого периода. В первые десятилетия после установления колониального режима в отдельных областях страны социально-административная политика англичан касалась прежде всего средней и низшей прослоек бывшей администрации, от представителей которой непосредственно зависело положение крестьян. Средняя прослойка была устранена или самоустранилась полностью, низшая была в основном оставлена, причем со временем административно-социальные функции мьотуджи менялись. Из довольно автономных местных владетелей они превратились в районных сборщиков налогов и крупных землевладельцев; к концу века первая функция отпала окончательно, зато вторая усилилась. Это отразилось и на положении крестьян: размывалась до полного исчезновения их личная зависимость от «феодалов», на первый план выходили экономические отношения.

В усилении роли экономических отношений решающим моментом было юридическое закрепление властями права частной собственности на землю тех, кто непосредственно держал землю ко времени введения нового земельно-налогового законодательства (в основном — 60 — 70-е гг. в Н. Бирме, вторая половина 80-х гг. — в Верхней). Англичане долго пытались искусственно создать крупное землевладение, но к концу века были вынуждены от этого отказаться; крестьянское землевладение преобладало. Только в В. Бирме большая привязанность бывшей служилой верхушки к земле привела к закреплению крупного землевладения полуфеодального типа. Но и здесь такая категория собственников земли не была ведущей: основным землевладельческим слоем остались крестьяне.

Строго говоря, права собственности на землю ни у одной из категорий не были безусловными (в В. Бирме и формально-юридически). Интерпретировав в своих интересах бирманскую традицию, "по которой верховным собственником земли номинально считался правитель, новые власти объявили себя его правопреемником и на этом^основании стали реализовывать это право путем взимания земельного налога (форма которого несколько разнилась в Нижней и Верхней Бирме). Как ранее в Индии, к которой была административно присоединена Бирма, колониальное государство перевело свои отношения с держателями земли из плоскости «власть — подданные» в плоскость «верховная собственность государства на землю — ограниченные права землевладения держателей».

Неправильно говорить, как это делалось в советских работах, что колониализм сознательно закреплял феодальные отношения в Бирме. Это не соответствует историческим фактам ни по форме, ни по содержанию аграрной политики. Так,- социально-экономическое содержание земельного налога постепенно менялось по мере внедрения в стране капиталистического уклада, когда приоритет в использовании ресурсов колонии стал переходить от административно-налоговой власти к частному европейскому предпринимательству, а сами власти стали все больше использовать собираемые налоги на цели развития страны (ирригация, дорожное строительство и т. п.). К концу периода государство все больше утрачивало функции верховного земельного собственника, превращаясь в инструмент эксплуатации местных ресурсов частным капиталом метрополии.

Но верно и то, что, открывая своей политикой каналы для трансформации бирманского общества, в том числе в агросфере, колониальная власть не проводила сознательного курса на устранение докапиталистических отношений. От своих верховных прав на землю колониальное государство так и не отказалось, так что довольно широкие владельческие права держателей земли хотя и возросли со временем, по эта тенденция так и не привела к становлению полной и безусловной земельной собственности.

Власти ничего не делали для того, чтобы предотвратить становление полуфеодальных отношений между крестьянами и новыми землевладельцами из среды имущих горожан, искавших применения своих средств в сельском хозяйстве и скупавших землю с целью извлечения дохода. Из этого слоя стал формироваться новый класс крупных землевладельцев-абсентеистов. Они не вели своего хозяйства, не жили в деревне и даже чаще всего не бывали в своих владениях; поэтому термин «помещик», использовавшийся в литературе в применении к таким землевладельцам, не точен. Но их нельзя назвать и сельскими предпринимателями капиталистического типа, поскольку эксплуатация арендаторов на их землях содержала сильный элемент докапиталистических отношений (высокая рента, краткосрочность аренды, наиболее кабальные ее формы) .

Огромное влияние на положение крестьянства оказало вовлечение сельского хозяйства страны в мировой рынок благодаря вторжению европейского капитала. С начала 60-х гг. крестьянское хозяйство Н. Бирмы, а позднее частично и Верхней, быстро захватывает стихия товарно-денежных отношений. В конце XIX —начале XX в. более 2/3 основной продукции — риса

2

17

шло на экспорт; рост городского населения страны еще больше увеличивал рыночную долю производимой продукции.

Возможность улучшить свое положение путем освоения свободных площадей и продажи выращенного на них риса толкала сотни тысяч крестьян на миграцию в незанятые районы, в основном в дельте р. Иравади. Освоение дельты поначалу привело к резкому расширению частного крестьянского землевладения. Однако для подъема целины и ведения хозяйства требовались средства, которых у крестьян не было, и они были вынуждены обращаться за кредитом к единственному доступному источнику— ростовщикам. Так начался процесс кредитного закабаления крестьян ростовщиками, среди которых выделялись индийцы-чепьяры. Фактический контроль со стороны ростовщиков над большей частью вновь освоенной земли был долгое время скрытым и непостоянным, так как ростовщики не накапливали земли, утраченные крестьянами за долги, а продавали их новым претендентам или вообще не отбирали их у должников в расчете на выплату долга при благоприятной рыночной конъюнктуре.

Преобладавшие крестьяне-собственники, так же, как и крупные землевладельцы, не были фермерами-предпринимателями. Помимо ростовщического гнета они подвергались эксплуатации со стороны торгового капитала, начиная от местного и до крупных английских фирм-экспортеров, в таких размерах, что ло-существу бирманский крестьянин и не был напрямую вовлечен в товарно-денежные отношения как их самостоятельный субъект. Нельзя, как это делалось в литературе в прошлом и порой делается сейчас (в работах некоторых «традиционалистов»), отрицать проникновение в колониальную деревню капитализма. Правильнее было бы сказать, что он туда начал проникать, но по отношению к крестьянству шел как бы по касательной, мало затрагивая сущность его хозяйства. В лучшем случае оно становилось мелкотоварным, а чаще всего оставалось полунатуральный, так как обычно весь излишек продукции, во многих случаях и часть необходимого продукта крестьянин был вынужден отдавать ростовщику, торговцу и государству и не имел возможности для расширенного воспроизводства и получения предпринимательской прибыли.

Результатом таких процессов в конце XIX — начале XX в. стало расслоение крестьянства на социально-экономической, а не сословно-разрядной докапиталистической основе: слои арендаторов и наемных работников, которых эксплуатировали полуфеодальными методами, стали быстро расти. Экономическое положение значительной массы крестьянства при том, что уровень

и отчасти образ жизни несколько изменились, на рубеже веков стало ухудшаться: больший доход съедался большими расходами.

Однако в это время не наблюдалось сколько-нибудь массового выражения протеста крестьян против такого развития событий. Это связано с тем, что до 20-х гг. неудачи крестьян улучшить свое положение в одном районе они пытались компенсировать в другом: свободная земля еще оставалась. Общее ухудшение положения не было столь значительным, чтобы вызвать активный протест. На реакцию крестьян на жизненные обстоятельства влияли сохранившие свое доминирующее влияние особенности социальной психологии крестьян-буддистов. Не следует абсолютизировать значение жизненной ориентации последователей буддизма, в котором понятия о личном и общественном благе серьезно разнятся с принятыми у европейских и некоторых азиатских народов. Но фактом остается и то, что в общественной морали буддистов мало стимулов для накопления богатства и соответствующей трудовой деятельности. Бирманский крестьянин, даже имея свободные средства, тратил их обычно не на расширение или улучшение своего хозяйства, а на богоугодные дела или на ведение жизни, в которой было бы возможно больше преходящих радостей.

Общественно-политической активности крестьян не способствовала и общая обстановка в стране после прекращения вооруженной борьбы против британской аннексии и установления длительного периода быстрого экономического развития. Буддизм как основная форма мировоззрения большинства населения переживал относительный и временный кризис. В городе под влиянием изменившихся условий появились элементы новой морали с установкой на материальное благополучие как главную цель. Монашеская община — сангха, лишенная поддержки со стороны государства и прежней верхушки общества, находилась в состоянии определенного разброда. Начатые тонким слоем новой интеллигенции усилия по реформации буддизма и соединению его с современной жизнью пока затронули только часть городского населения. Традиционные политические лидеры, потерпевшие поражение в 80-х гг. в антианглийском сопротивлении, сошли с политической сцены. Лишенные многих старых и каких-либо новых общественно-политических ориентиров, крестьяне оставались в конце XIX — начале XX в. в целом политически пассивными.

В третьей главе — «Положение крестьянства и крестьянское движение в 20-х — начале 30-х гг.» — рассматриваются измене-

2*

19

нйя в социально-экономическом положении бирманских крестьян и их реакция на них в новой политической обстановке.

В период от первой мировой войны до мирового экономического кризиса 1929—1933 гг. усилили воздействие на крестьянство основные социально-экономические факторы, определявшие его положение: угнетение со стороны ростовщиков и крупных землевладельцев, эксплуатация со стороны иностранного и появившегося в это время местного торгово-промышленного капитала через систему закупочных цен, тяжесть государственных налогов. Совокупным результатом действия этих факторов была возросшая интенсивность явлений, возникших еще в конце XIX — начале XX в.: рост задолженности крестьян ростовщикам и крупным землевладельцам, обезземеление значительной части крестьян — мелких собственников земли, заметное расслоение и без того не единого класса крестьянства, общее ухудшение экономического положения крестьян. До мирового экономического кризиса эти процессы проявляли себя эволюционно и во многих отношениях подспудно.

Соответствующей была и непосредственная реакция крестьян на экономические трудности: до начала 30-х гг. она не носила взрывного характера и выражалась чаще всего в виде покушений на собственность более состоятельных соседей, неподчинение представителям властей. Все это было и раньше, и в этом плане можно говорить в основном о резком росте числа такого рода антиобщественных проявлений. Однако они теперь составляли далеко пе главную часть крестьянских выступлений, что было связано с изменением общей политической обстановки в стране.

С начала 20-х гг. под влиянием революционной волны в мире и на базе собственных назревших противоречий с колониальным режимом бирманское общество приходит в движение. Начинается новая фаза национально-освободительного движения, инициатором и общим идейно-политическим руководителем которого выступили средние слои города, складывавшиеся в условиях колониального капитализма. Появились национальные партии, программы которых можно назвать буржуазно-демократическими. По всей стране возникали национальные общества с не очень определенными лозунгами и требованиями, которые объединяло стремление к национальной независимости. Вливается в общее русло освободительного движения буддийское духовенство, перешедшее от глухой оппозиции новым порядкам к активной антиколониальной борьбе. Не имея конструктивной политической программы, политизированная сангха стояла на по-

зиции полного отвержения иностранного господства. Сведение всех бед общества к власти иностранцев отвечало представлениям крестьян о пути социального освобождения: отмеченные ранее черты экономических и особенно аграрных отношений сами по себе затрудняли понимание крестьянами причин их ухудшавшегося положения.

Деятельность национальных партий, которые в большинстве бойкотировали реформы колониального управления и созданный на их основе «законодательный» совет и прибегали к тактике массовых внепарламентских действий, сказалась и на формах политической 'активности крестьян. В основном это было участие в массовых политических кампаниях под антиколониальными знаменами, часто — благодаря непримиримой позиции монашества— более радикальными, чем у городских организаций. Массовое членство «национальных организаций» (вунтану атин) обеспечивалось участием крестьян в их действиях. Общее стремление придать политической борьбе более организованные формы отразилось в деревне в виде создания полулегальных «экономических обществ» (сибуайе атин), которые пытались защищать непосредственные интересы крестьян (борьба против произвола ростовщиков и крупных землевладельцев, выступления против повышения налоговых ставок). Создание и деятельность этих и других, тайных «обществ отрицания» (бу атин) — новое явление для бирманской деревни, в предшествующей истории которой не известны самостоятельные крестьянские организации.

Однако организованный элемент в крестьянском движении все же был очень относителен и слаб. В немалой степени это объясняется незначительным вниманием, которое уделяли «городские» партии нуждам крестьян. В результате, при сохранении в общественном сознании крестьян традиционных идей, существенным элементом крестьянских выступлений и в новых условиях остались полустихийные бунты под руководством «претендентов на престол» (минлаун), пользовавшихся царистскими иллюзиями крестьян — кто из личных, кто из патриотических побуждений. Будучи разрозненными, почти или совсем не подготовленными, такие выступления подавлялись властями в зародыше. Но это не убивало в сознании крестьян надежды на приход мессии. Как проявления морально устаревшего «феодального национализма», эти выступления тем не менее объективно способствовали общей политической нестабильности в колонии, которая была благоприятна для освободительного движения в целом.

Годы мирового экономического кризиса (1929—1933), тяжело отразившегося на тесно связанной с внешним рынком экономике Бирмы, стали переломным временем в положении бирманского крестьянства. Процессы обезземеления и роста задолженности крестьян, в значительной мере скрытые покровом сохранения слоя крестьян-землевладельцев как ведущего, в условиях резкого падения цен на сельскохозяйственную продукцию (в 2—3 раза) стали явными: большая часть крестьянской земли в Н. Бирме перешла в руки ростовщиков и крупных землевладельцев, скачкообразно возросла доля арендаторов в общей массе крестьянского населения, ухудшились условия найма и в целом произошло катастрофическое снижение жизненного уровня крестьян.

В такой обстановке произошло самое массовое выступление крестьян — восстание 1930—1932 гг., которым вначале руководил Сая Сан. Ход восстания довольно подробно прослеживается в специальном разделе данной главы. Имея социально-экономические корни, восстание было задумано Сая Саном как попытка свергнуть власть англичан. Начавшись в округе Таявади, оно перекинулось затем на другие районы Н. Бирмы. Почти не имевшие современного оружия крестьяне, как правило, прибегали к партизанским методам борьбы после первых открытых столкновений с полицией и армейскими частями. В течение полутора лет они пытались противостоять карательным силам, неся огромные потери. Организованность повстанцев была явно недостаточна, и после бегства и ареста руководителя восстание стало представлять собой большую сумму разрозненных выступлений. Это, в сочетании с явным военным перевесом карателей и отсутствием поддержки со стороны политических партий и вообще городского населения, привело к поражению. В итогах этого последнего крестьянского выступления традиционалистского характера проявился трагический разрыв между организованным политическим авангардом с его современными программами и тактикой и крестьянством, вовлеченность которого в то время в политическую борьбу сохраняла преобладающий элемент стихийности и приверженности отсталым идеям и формам движения.

В четвертой главе — «Аграрно-крестьянский вопрос в середине— второй половине 30-х гг.» — показаны особенности социально-экономического положения крестьянства и место аграрно-крестьянского вопроса в политической жизни страны в период от окончания мирового экономического кризиса 1929—1933 гг. до вовлечения Бирмы во вторую мировую войну.

В середине — второй половине 30-х гг. процесс обезземеления крестьянства, ставший явным в годы кризиса, нарастал, достигнув высшей точки к концу десятилетия. К этому времени земельные площади во владении крестьян сократились и составляли в среднем по стране менее двух третей, а в рисопроизводя-щих районах Н. Бирмы — менее половины обрабатываемого фонда. Слой крестьян-собственников, уступивший первое место среди крестьянства в целом уже в начале 30-х гг., еще уменьшился относительно численности других групп сельского населения и в конце 30-х гг. был меньше не только наемных работников (как в 1931 г.), но, по-видимому, и слоя арендаторов.

Экономическое положение всех слоев крестьянства, хотя несколько улучшилось после окончания кризиса благодаря некоторому восстановлению уровня закупочных цен, было хуже, чем в предкризисные годы. При этом тенденция падения жизненного уровня крестьян продолжалась. Баланс большинства крестьянских хозяйств был отрицательным. Важнейшей причиной такого положения для крестьян-собственников была, как и прежде, кредитная задолженность; условия кредита ухудшились из-за сокращения операций четтьяров и возрастания роли как кредиторов местных крупных землевладельцев и индийских и китайских торговцев, чьи ставки были выше.

Положение арендаторов было еще хуже; для этого слоя была особенно разорительной возросшая арендная плата. Она являлась главной статьей их расходов, превышая производственные затраты и расходы на обеспечение семьи и лишь немного уступая выплатам по ссудам. Она была по крайней мере вдвое больше, чем величина земельного налога, который платил владелец сдаваемого в аренду участка, таким образом покрывая и значительную часть других расходов хозяина. Проблема кредита для арендаторов была более острой, чем для самостоятельных крестьян, поскольку им, как не обладавшим землей-залогом, ростовщики ссужали деньги с условием возврата долга натурой (ссуды «зэба пей») при выгодной для себя разнице сезонных цен, что повышало размер выплат в среднем вдвое. Условия аренды были очень неблагоприятны. Аренда отличалась краткосрочностью: в Н. Бирме во второй половине 30-х гг. более половины участков сдавались на срок от одного до трех лет, причем на одногодичную приходилось более четверти аренд. В такой обстановке надежда арендаторов вернуться в ряды землевладельцев была призрачна. Значительная часть арендаторов не имела и орудий труда и тяглового скота, в результате чего они отличались от наемных работников лишь общей хозяйственной

ответственностью за арендуемый участок и сроком работы на нем.

Широкое распространение более прогрессивной фиксированной аренды в районах товарного земледелия, как и постепенное превращение дохода от сдачи земли в аренду в источник первоначального накопления капитала у крупных землевладельцев, свидетельствовали о происходивших в данный период сдвигах в сторону развития в бирманской агросфере первичных признаков капиталистических отношений. Однако заметным явлением в системе аренды была издольная аренда (20 % по стране в целом и 65% — в В. Бирме), более других видов сохранявшая элементы докапиталистической эксплуатации. Да и абсолютно преобладавшая в Н. Бирме фиксированная аренда не была лишена таких черт из-за своих чрезвычайно тяжелых условий. То же можно сказать о положении наемных работников, составлявших в середине 30-х гг. не менее половины сельского населения. Система найма и особенно условия оплаты этих людей, которых в отечественной литературе обычно называют сельскохозяйственными рабочими, были таковы, что по методам организации их труда и формам эксплуатации большинство наемных работников сельского хозяйства не вышли за пределы социальной общности крестьянства. В еще большей мере это можно сказать об их социальной психологии.

Развитие негативных социально-экономических явлений в бирманской деревне сделало аграрный вопрос в середине — второй половине 30-х гг. одним из наиболее острых в политической жизни страны.

Намерения законодательным путем решить три главные стороны аграрной проблемы Бирмы: задолженность земледельцев ростовщикам, обезземеление крестьянства и необеспеченность аренды, правительство выказывало неоднократно еще с 90-х гг. XIX в. Но до конца 30-х гг. почти все идеи в лучшем случае оставались в стадии проектов. Теперь власти осознали невозможность дальше откладывать решение вопроса. Экономической подоплекой несколько изменившейся аграрной политики было относительное снижение роли земельных налогов в общей массе дохода от колониальной эксплуатации по мере роста значимости ее торгово-промышленных форм. К тому же реформы внутренних отношений в агросфере мало задевали интересы английского капитала, почти не связанного с землевладением. Власти были обеспокоены последствиями разорения крестьян, а направленность реформ была продиктована сложившейся в 30-х гг. расстановкой общественно-политических сил: усилением влия-

ния новых национальных партий, правоцентристская часть которых была готова сотрудничать с англичанами при условии достаточно широкого колониального самоуправления, ростом антииндийских настроений среди бирманцев по экономическим причинам, попыткам левых политических групп придать крестьянскому движению радикально-классовый и организованный характер.

Мотивы, по которым за проведение аграрных реформ выступали правые националисты, прежде всего сводились к вытесне-нению конкурентов бирманских крупных землевладельцев — индийских ростовщиков, превратившихся в 30-х гг. в самую большую землевладельческую группу в товарном земледелии. У них были определенные опасения роста социальной напряженности в деревне. Но до середины десятилетия преимущественно антииностранная направленность крестьянских выступлений не внушала им особой тревоги. Более того, для завоевания популярности правые лидеры широко прибегали к социальной демагогии, вплоть до использования символики крестьян-повстанцев начала 30-х гг. Проекты аграрных реформ, инициаторами которых они, как правило, и были в колониальном парламенте, лежали в антииндийской плоскости.

В результате интенсивного законотворчества в 1937—1941 гг. было разработано немало проектов аграрных законов. Но лишь немногие из них были приняты как государственные акты. Это — законы: Об отчуждении земли в Бирме (1939 г.), Об аренде (1939 г.), О покупке земли государством (1941 г.); декреты об аренде (1939—1941 гг.). Все эти акты имели массу недостатков, очевидных даже для их авторов: половинчатость, отсутствие радикализма, нечеткость формулировок, что позволяло землевладельцам найти множество лазеек для их обхода. Не был принят закон о кредите, без которого даже положительные стороны «земельных» законов оказались без должного обеспечения. Исполнение законов было поставлено в большую зависимость от действий местных властей, что привело к волне подкупов и коррупции. Наконец, проведение законов в жизнь тянулось так долго, что ни один из них не успел начать действовать до вовлечения страны в мировую войну. В конечном счете причиной неудачи аграрного законодательства конца 30-х гг. была противоречивость колониального режима, который с одной стороны, объективно способствовал прогрессу местного общества, а с другой— ради интересов капитала метрополии пытался оградить себя от национального движения с помощью опоры на консервативные элементы общества.

Что касается крестьянства, то, испытывая нарастающие тяготы и не находя реальной помощи в их разрешении у властей, оно продолжало оставаться базой и участником социального и национального движений. Однако в первые годы рассматриваемого в главе периода не было условий для развития массового крестьянского движения. В 1933—1936 гг. ощущалось разочарование методами и формами действий предшествующих лет, и, при том, что сангха как политическая сила переживала упадок, а светское леворадикальное крыло национального движения было еще слабо, не находилось политической силы, которая могла бы повести за собой крестьянство. С 1936—1937 гг. положение стало меняться. Парламентские партии стали апеллировать к крестьянству, обещая решить его проблемы. Левое течение, представленное, главным образом, партией Добама (такины), провозгласившее прогрессивную аграрную программу, пошло по пути классовой организации крестьян и привлечения их к борьбе за независимость в качестве одной из основных сил и союзника других демократических слоев. Усилия такинов нашли выражение в создании и деятельности в 1939—1941 гг. Всебирманской крестьянской организации и местных союзов, возглавивших выступления крестьян: борьбу за землю, включая захват собственности крупных владельцев, за права сельскохозяйственных рабочих и мелких землевладельцев, массовые антиколониальные манифестации под лозунгами единого фронта крестьян и рабочих. Но из-за недостаточного размаха этого движения, отвлечения такинов к решению чисто политических проблем в условиях надвигавшейся войны и репрессий со стороны властей крестьяне не смогли добиться даже частичного успеха.

В пятой главе — «Положение и политическая роль крестьянства в 1942—1947 гг.» — освещается общественно-политическая жизнь крестьян в периоды японской оккупации и восстановления контроля Англии над страной по окончании второй мировой войны. Два временные отрезка, конечно, имеют существенные различия, но они могут быть объединены как время развала колониального режима в Бирме.

Условия, в которых жили крестьяне в годы войны, прежде всего определялись политикой японских оккупантов, превративших страну в свой стратегический плацдарм и стремившихся максимально использовать ее ресурсы. Реквизиции у крестьян продовольствия и скота, мобилизация значительного числа жителей на военное строительство, жесткие репрессии против тех, кто пытался протестовать или как-то иначе был неугоден оккупантам, серьезно осложнили положение крестьян. Но главное

проявление условий этого времени — развал прежней системы сельской экономики, ориентированной на рынок. Это кардинально изменило характер крестьянского хозяйства, отбросив его к временам натуральности.

Качественно другой характер имело ослабление государственного аппарата: марионеточное правительство собирало налоги нерегулярно и в сокращенном объеме, а до многих районов у него просто не доходили руки. Более того, вошедшие в правительство левые в пределах своих возможностей старались облегчить положение крестьян. Крестьяне-должники сумели воспользоваться обстановкой военного времени и в значительной мере погасить свои долги обесцененными оккупационными деньгами. Благоприятным для бирманских крестьян был массовый исход из страны индийцев — как ростовщиков-землевладельцев, так и работников-кули. Первое обстоятельство позволило определенной части крестьян, особенно арендаторов прежних хозяев, решить проблему земли. Но преувеличивать значение этого факта, что делается в ряде работ по теме, нельзя: при всей своей значимости четтьярское землевладение не было единственным крупным; к тому же, уезжая, четтьяры сохранили документы на свои владения. Трудно говорить об окончательном решении этой проблемы, коль скоро в послевоенные годы (в том числе в первые годы независимости) крестьянам пришлось вести упорную борьбу за свои приобретенные явочным порядком права. В лучшем случае это было временное и относительное ослабление острого узла противоречий. Так же относительно значение оттока индийской рабочей силы: вместо ушедших кули в деревню влилась масса горожан из-за закрытия промышленных предприятий.

В целом, в масштабах страны и всего периода оккупации крестьянские выступления этого времени не могли носить организованного характера из-за запрета деятельности почти всех политических партий и других массовых организаций, включая крестьянские. Но резкое снижение уровня жизни и униженное положение жителей оккупированной страны толкали крестьян на участие в освободительной борьбе в виде поддержки подпольного антияпонского движения, проходившего под руководством коммунистов и левых националистов, объединившихся в 1944 г. в Антифашистскую лигу народной свободы, которая в конце войны подняла и открытое восстание против японцев. Насколько можно судить, с самого начала в движении сопротивления наиболее активную роль из крестьян играли безземельные работники.

Эта поддержка прогрессивного политического авангарда со стороны крестьян резко возросла в 1945—1947 гг., когда Англия попыталась восстановить колониальный режим в Бирме. Помимо выражения патриотических чувств, крестьяне искали выход из тяжелого экономического положения. Хотя медленное и частичное восстановление разрушенного хозяйства постепенно возрождало довоенный уровень жизни крестьян, он сам по себе был очень низок. К тому же возвращение колониальной власти влекло за собой попытки прежних землевладельцев восстановить свои права и некогда данные крестьянам ссуды. Возобновление остроты аграрного вопроса в тех же основных формах, что и до войны, было социально-экономической основой небывало широкого крестьянского движения в послевоенные годы.

Власти, на политику которых стало влиять привлечение к управлению страной представителей Антифашистской лиги, попытались продолжать предвоенную тактику решения аграрного вопроса с помощью реформ. В 1946—1947 гг. соответствующие законы были приняты. Но они, как и довоенные, были в лучшем случае полумерой. Главное — общая обстановка в стране в это время способствовала тому, чтобы крестьяне рассчитывали более радикально решить свои проблемы при поддержке и под руководством левых сил, которые вели страну к скорейшей независимости.

Резкая политизация крестьянства в это время связана и с тем, что разные политические группировки, расходившиеся в тактике и программах, сами активно стремились привлечь крестьян — каждая на свою сторону. Данное обстоятельство способствовало большему охвату крестьян организованными формами борьбы. Но борьба партий за влияние и место в будущем свободном государстве раскалывала крестьян; коммунисты и социалисты создали свои, соперничавшие одна с другой крестьянские организации. Последние, в свою очередь, не охватывали большую часть крестьян, надеявшихся на руководство Антифашистской лиги во главе с Аун Саном как силу, способную решить все национальные, в том числе крестьянские проблемы. Лига же на первое место ставила задачу национального освобождения. В результате, при очень широком общем размахе крестьянского движения в 1945—1947 гг., социальная сторона крестьянских требований (как и аграрные пункты программы лиги) неизбежно откладывались до обретения страной независимости. Трудно было бы ожидать, что в короткий промежуток между окончанием войны и провозглашением независимости Бирмы в январе 1948 г. можно было успеть сделать что-либо

существенное для крестьян в обстановке острой политической борьбы. Да и приоритет национальных задач был объективно оправдан. Но остается фактом то, что аграрно-крестьянский вопрос среди других нерешенных общественных проблем достался по наследству независимому бирманскому государству.

В заключении излагаются основные выводы из материала диссертационной работы.

Установление и длительное существование в Бирме колониального режима оказало существенное воздействие на положение крестьянства. Эта пестрая по составу слоев и групп социальная общность по мере устранения или размыва традиционных общественных отношений начала превращаться в более или менее однородный класс мелких землевладельцев. Однако воздействие привнесенного англичанами капиталистического уклада, вызвавшего широкое развитиетоварно-денежных отношений, привело к новой социально-экономической дифференциации крестьянства, все большая часть которого со временем лишалась земли. Вместе с тем, в аграрных отношениях стали играть все более активную роль новые крупные землевладельцы, не связанные с бывшим господствующим классом, занимавшиеся тор-гово-предпринимательской деятельностью в городе в рамках капиталистического уклада, но эксплуатировавшие крестьян с помощью методов, в которых был силен докапиталистический элемент. Столь же двойственной была роль ростовщиков, в 20— 30-х гг. XX в. превратившихся и в крупных землевладельцев. В результате общее направление изменений в положении бирманского крестьянства, затронутого новыми отношениями больше по форме, чем по содержанию, заключалось в эволюции к социальной общности переходного типа, большинство слоев которой были одновременно связаны с разными общественными укладами с преобладанием докапиталистических.

В общественном сознании крестьянства, особенно в начале колониального периода, Продолжало преобладать традиционное мировоззрение, представляющее собой сочетание буддийских и добуддийских верований и социальной психологии докапиталистического крестьянства. Это объясняется как консервативностью идеологической сферы, так и сохранением старых элементов в социально-экономическом положении крестьян. В свою очередь, традиционные жизненные установки препятствовали глубокому вовлечению крестьян в современные формы трудовой активности, общественной организации и политической деятельности. Однако на общественном сознании крестьян отразилось и развитие новых течений в идейно-политической сфере, связанных

со становлением бирманской нации и национальными политическими идеями. Идеология прогрессивного национализма накладывалась на прежние общественные представления крестьян, почти не оставляя места для классового самосознания и отодвигая на второй план социальную психологию крестьянства.

Особенности социально-экономического положения и общественного сознания бирманского крестьянства отразились на направлениях и формах его общественного поведения. Поверхностная вовлеченность крестьян в современные отношения вела к относительно слабому проявлению социальной стороны крестьянского движения как реакции на жизненные условия. Крестьянские выступления были в меньшей степени направлены против эксплуататорских слоев, чем против колониальной власти. В этом сказалось и активное воздействие на политическую активность крестьян со стороны более современных и организованных общественно-политических сил. Политические партии, объединявшие людей из разных классов и слоев на базе-национального единства, и крестьян стремились вовлечь именно в антиколониальное движение, в котором социальная сторона оставалась на втором плане. Самостоятельные выступления крестьян, отсталые по форме, также имели прежде всего антииностранный характер. В целом бирманское крестьянство, особенно к концу колониального периода, было важной составной частью коалиции социальных слоев, участвовавших в национально-освободительной борьбе.

Основное содержание диссертации отражено в следующих публикациях автора:

1. Крестьянское восстание 1930—1932 гг. в Бирме//Межвуз. науч. конференция по истории национально-освободительной борьбы в странах Азии и Африки, —Л., 1961. —С. 16—18 (0,1 п. л.).

2. Бирма//Новейшая история стран зарубежной Азии и Африки: Учеб. пособие для университетов. — Изд. ЛГУ, 1963. — С. 182—188, 472—476 (1 п. л.).

3. Зарубежная историография крестьянского движения в Бирме в 20-х — начале 30-х гг. XX в.//XXI Герценовские чтения (Межвуз. конференция): Крат, содержание докладов.—Л., 1968. — С. 75—78 (0,13 п. л.).

4. Буддизм и национально-освободительное движение в Бирме в 20—. 30-х гг. XX в. /IXXI Герценовские чтения (Межвуз. конференция) : Истор. науки: Крат, содержание докладов.—Л., 1969. — С. 96—98 (0,13 п. л.).

5. Крестьянское восстание в Бирме в 1930—1932 гг.//Проблемы истории рабочего движения и международных отношений. — Л., 1969. — С. 141—162 (1,4 п. л.).

6. Зарождение и ранний этап развития буржуазного национализма в Бирме//XXII Герценовские чтения (Межвуз. конференция): Истор. науки: Крат, содержание докладов. — Л., 1969, —С. 134—136 (0,13 п. л.).

7. Роль крестьянства в национально-освободнтелыюм движении в Бирме в 20-х годах // Вестник Ленинградского университета: Серия истории, языка и литературы, — 1969, — № 20, —Вып. 4. — С. 72—81 (0,6 п. л.).

8. Роль индийского национального меньшинства в колониальной Бирме // XXVI Герценовские чтения: Истор. науки: Науч. доклады. — Л., 1973.— С. 88-92 (0,31 п. л.).

9. Из истории колониальной политики Англии в Бирме' в начале 30-х гг. XX в.//Проблемы истории и историографии международных отношении в XIX—XX в.—Л., 1979.— С. 71—85 (0,9 п. л.).

10. Некоторые стороны аграрного законодательства в колониальной Бирме//Вестник Ленинградского университета: Серия истории, языка и литературы. — 1984. — № 20. — Вып. 4. — С. 34—40 (0,5 п. л.).

11. Зарубежные исследователи о роли индийского ростовщического капитала в аграрных отношениях колониальной Бирмы//Историография и источниковедение истории стран Азии и Африки.— Вып. VIII. — Л., 1985.— (0,8 п. л.).

12. К оценке общественного развития Бирмы второй половины XIX в. в советской исторической литературе//Историография и источниковедение истории стран Азии и Африки. — Вып. IX.—Л., 1986. — С. 3—20 (1 п. л.).

13. Аграрный вопрос в колониальной Бирме / Ленинград, гос. педагогический институт, —Л., 1987. — (Рукопись депон. в ИНИОН СССР). —276 с. (И п. л.).