автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.06
диссертация на тему: Культура Бактрии-Тохаристана в Кушано-Сасанидский период

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата исторических наук Завьялов, Владимир Алексеевич

Введение

Глава I. История изучения городища Зартепа и его характеристика

Глава II. Раскопки городища Зартепа в 1975-1986 гг. раскопы 6, 9, 12, 13)

Глава III. Архитектурные остатки и артефакты (из раскопов 3,

Стр. 3

6, 9, 12) 77-

Глава IV. Керамические комплексы Зартепа 141-

Введение диссертации2005 год, автореферат по истории, Завьялов, Владимир Алексеевич

Осмысление культурно-исторических процессов на юге Средней Азии после падения Греко-Бактрии и вплоть до образования Кушаншахра во многих отношениях связано с изучением культурного наследия кушанского государства. Его колоссальная территория с многочисленными памятниками и продолжительный период существования обусловили неослабевающий интерес ученых многих стран к кушанской проблематике. Клубок проблем чрезвычайно запутан. С одной стороны, он успешно развязывается усилиями археологов, антропологов, востоковедов, лингвистов и нумизматов, а с другой — интенсивно увеличивается с возникновением новых проблем. В немалой степени этому способствуют недостаточно ясные и отрывочные свидетельства письменных источников, не позволяющие с полной уверенностью восстановить причинно-следственные связи в цепи событий, приведших к появлению, расцвету и постепенному исчезновению кушанской державы с исторической арены. Наиболее рельефно ограниченный характер письменных источников, касающихся кушан, проявляется при сравнении роли и удельного веса аналогичных источников в решении культурно-исторических проблем древней Греции, Римской империи и ханьского Китая.

Исторический фон, на котором формировалось развитие культуры в Средней Азии и Иране в III—IV вв., изложен в ряде обобщающих работ (История Таджикского народа, 1998. С. 424-432; Луконин, 1987. С. 207-234; History of ., 1994. С. 473—481), базирующихся на анализе письменных источников и данных эпиграфики. Захват власти сасанидской династией на территории бывшей Парфянской империи при Арташире I (226-241 гг.) и последующая политика Сасанидов для объединения страны и возврата или захвата отделившихся при парфянах и других территорий описываются в более поздних источках, например, в «Истории царей и пророков» Табари и «Истории Армении» Моисея Хоренского. Однако анализ этих источников

Луконин, 1987. С. 208-218), сообщающих некоторые сведения о противостоянии ранних сасанидов и кушан, показал, что они лишь косвенно могут использоваться для реконструкции восточной политики Сасанидов. Трактовка раннесасанидских надписей SKZ и NPK прямо упоминающих Кушан-шахр (в первой из них) или царя кушан (во второй из них), зависит от точки зрения исследователя на ход исторических событий, связанных с вхождением Бактрии-Тохаристана в состав сасанидских владений. В настоящее время существуют две основные тенденции: часть исследователей склонна соотносить первые походы Сасанидов в Бактрию-Тохаристан со временем правления Арташира1 и новой эрой, начинающейся в 232/3 году (Cribb, 1999. Р. 186, 187, 193; Sims-Williams, 1999. P. 245-258), тогда как другие связывают образование Кушаншахра под властью Сасанидов с правлением ШапураН (309-379 гг.) (Gobi, 1999. Р. 162) или несколько ранее2. В решении этой проблемы чрезвычайно важную роль играет приведение к общему знаменателю кушанского летоисчисления, инициированного Канишкой I, и вышеупомянутой новой эры, зафиксированной в надписи из долины Точи в Пакистане (Dani, Gobi, Humbuch, 1964. P. 125-150) 3. Разные варианты сочетания «эры Канишки» и «бактрийской эры» проанализированы Б.И. Маршаком, пришедшим к выводу, что 101 год «эры Канишки» соответствует 233 или 225 году «бактрийской эры» (Маршак, 2004. С. 46-49).

Сторонники образования Кушаншахра при ранних сасанидах полагают, что это могло произойти в правление Васишки и Канишки III, в промежутке между 231 и 260 г. нашей эры. Отчасти их точку зрения подтверждает монета Варахрана I (273-276 гг.), отчеканенная на монетном дворе Балха

1 Сасанидские надписи обычно обозначают аббревиатурой по имени царя и месту их нахождения: SKZ — надпись Шапура I на «Каабе Зороастра», NPK — надпись Нарсе в Пайкули.

2 Обширная литература, в которой отражены эти точки зрения, приведена в сборнике статей (Coins, Art, and Chronology, 1999).

3 Бактрийские надписи, связанные с этой эрой, существовали с III по IX в. н. э. (Симс-Вильямс, 1997. Р. 3-10; Sims-Williams, 1999. Р. 245-258).

Nikitin, 1999. P. 259-264). Этот факт весьма значим, но не решает проблемы постоянной и последовательной чеканки сасанидских монет в Балхе, которую следовало бы ожидать. Следовательно, на данном этапе исследований письменные источники и эпиграфические данные не дают однозначного ответа о времени вхождения Бактрии-Тохаристана в состав сасанидских владений. В этой связи привлечение к решению поставленной проблемы археологических источников представляется весьма своевременным и важным.

В истории археологического изучения памятников кушанской эпохи на юге Узбекистана, Таджикистана и Туркменистана исследователи выделяли три основных периода: ^дореволюционный, 2) период с 1926 по 1941г., 3) послевоенный, начинающийся с 1945 г. и продолжающийся до конца 70-х - середины 80-х годов. (Пидаев, 1978. С. 6-15). Для территории левобережной или Южной Бактрии (в пределах Афганистана) в свое время была предложена периодизация, также насчитывающая три периода (Юркевич, 1969. С. 104-113). Обе схемы построены с учетом периодов активной изыскатель-ско-археологической деятельности, прерываемой разного рода политическими катаклизмами, причем границы выделяемых периодов связываются в ряде случаев с организацией работ крупных экспедиций или археологических миссий. Исходя из этих принципов, последний период археологического изучения Афганистана следует ограничить 1979 г. — началом там очередного политического катаклизма, а правобережной Бактрии-Тохаристана — распадом СССР в 1991 г. Сокращение масштабов планомерных научных раскопок на памятниках рассматриваемого времени не всегда означает одновременное сокращение исследований археологических источников, как имеющихся в распоряжении специалистов, так и вновь поступающих из «горячих точек» на территории бывшей кушанской империи.

Вследствие того, что основные достижения современной науки в изучении археологических источников, полученных на протяжении первых двух и отчасти третьего периодов, нашли достаточно полное отражение в печати (Литвинский, 1981. С. 14-32; Литвинский, 1982. С. 8-21; Массон, 1985. С. 250-272), видимо, нецелесообразно останавливаться на их подробной характеристике. Рассмотрим наиболее актуальные вопросы кушанской археологии Бактрии-Тохаристана преимущественно кушано-сасанидского периода.

Основная масса введенных в научный оборот археологических источников этого времени известна благодаря деятельности в Афганистане археологических миссий Италии, Франции и Японии. В раскопках памятников северного Афганистана с 1969 по 1979 г. активное участие принимала Советско-Афганская экспедиция (Кругликова, 1984. С. 45-52). Территорию правобережья Аму-Дарьи изучали археологи ЛОИА АН СССР (ныне ИИМК РАН), НА АН СССР (ныне НА РАН) а также Академий наук Таджикской ССР, Туркменской ССР и Узбекской ССР. Особую роль в раскопках памятников кушанского и кушано-сасанидского периодов сыграли Узбекистанская искусствоведческая экспедиция Института искусствознания (руководитель Г.А. Пугаченкова), Бактрийская археологическая комплексная экспедиция ИА АН УзССР (руководитель д. и. н. А.А. Аскаров), Бактрийская экспедиция ЛОИА АН СССР (руководитель д. и. н. В.М. Массон), Южно-Таджикская археологическая экспедиция (руководитель д. и. н. Б.А. Литвинский). Кроме того, значительный вклад в изучение кушанской проблематики внесли Л.И. Альбаум, Т.И. и Е.В. Зеймаль, A.M. Мандельштам, В.Н. Пилипко, Б.Я. Ставиский. Основные итоги всех этих работ нашли отражение в периодической печати, монографиях, а также в материалах различных конференций и симпозиумов, представлявших собой определенные вехи в истории изучения археологических памятников Бактрии-Тохаристана (ЦАКЭ 1974; ЦАКЭ 1975; ВНС «АКСАК» 1979; Б-ТДСВ 1983; ГСКБ-ТС 1986).

К настоящему времени на территории Северной Бактрии (правобережье и среднее течение Аму-Дарьи) зафиксировано около 230 городищ и поселений, обживание которых приходится на время существования Кушан-ской империи, а затем, частично, и Кушаншахра в составе Сасанидской империи. Археолого-топографическое исследование этих памятников позволило предложить схемы их группировки, отражающие системы расселения на территории Северной Бактрии-Тохаристана. Одна из первых схем принадлежит В.М. Массону, выделившему в Сурхандарьинской котловине (Южный Узбекистан) четыре крупных ирригационных района: Шерабадский с центром на Джандавляттепа, Шурчинский с центром на Дальверзинтепа, Джар-курганский с центром на Хаитабадтепа и Ангорский с центром на Зартепа (Массон, 1974. С. 3-12). Б.Я. Ставиский дополнил и расширил эту схему, выделив шесть ирригацонных районов в Сурхандарьинской котловине, включая и некоторые территории по левому берегу Аму-Дарьи (Ставиский, 1977. С. 42-83). Основываясь на результатах работ В.М. Массона и Б.Я. Ставис-кого, Э.В. Ртвеладзе разработал еще более подробную схему географического расположения городищ и поселений, состоящую из таких территориальных подразделений, как микрооазис, оазис, ирригационный район и ирригационная область. Каждое из подразделений характеризуется определенным набором количественных и качественных признаков, составляющих иерархическую структуру (Ртвеладзе, 1988. С. 9-10; Пугаченкова, Ртвеладзе, 1990. С. 62-65). Археолого-топографическое исследование проводилось также в Северо-Западной Бактрии, по среднему течению Аму-Дарьи, где было выделено пять оазисов, насчитывающих в общей сложности 54 поселения. Сорок пять из них относятся к кушанскому времени, еще семь — предположительно к кушанской эпохе (Пилипко, 1985а. С. 243-249). В процессе дальнейших исследований пять ранее выделенных оазисов были объединены в два более крупных — Чарджевский и Гарабеквюльский оазисы, и отнесены к области Амуль (Бурханов, 1993. С. 23, 47), что, видимо, можно приравнять к ирригационным районам и, соответственно, области, которые выделил Э.В. Ртвеладзе для Сурхандарьинской котловины.

Влияние климатических, геоморфологических и антропогенных факторов на формирование зон обитания и хозяйственных систем на территории Афгано-Таджикской депрессии в разные периоды ее существования, подробно рассмотренное на примере долин Юго-Западного Таджикистана (А. Керзум, П. Керзум, 2004. С. 80-120), позволило охарактеризовать палеоэкологический фон исторических событий региона.

Около 25% северобактрийских поселений подверглись стратиграфическому изучению, что в совокупности с картографированием и раскопками широкими площадями послужило основой для выводов о генезисе и динамике развития городов и поселений этого региона, начиная с эпохи Ахем енидов и вплоть до раннего средневековья (Массон, 1976. С. 9-10, рис. 5; Пилипко, 19856. С. 23-72; Пугаченкова, Ртвеладзе, 1990. С. 65-75). Начиная с 1953 г. (Дьяконов, 1953. С. 272-293), огромное внимание уделялось периодизации, основанной преимущественно на археологических источниках. Выделение этапов Кобадиан I-V, несмотря на ряд последующих уточнений (Заднепров-ский, Массон, 1955. С. 84; Т. Зеймаль, 1969. С. 7; Мандельштам, 1966. С. 146-148), стимулировало дальнейшие разработки в этом направлении. На основе материалов эталонных памятников и собственно археологической терминологии предприняты попытки освобождения археологической периодизации от оков исторических понятий. Для территории Бактрии-Тохаристана были выделены ай-ханумский, халчаянский, дальверзинский и зартепинский археологические комплексы, характеризующиеся специфическим набором артефактов (Массон, 1985. С. 255). Однако далеко не все исследователи придерживаются этой точки зрения, предпочитая использовать «отягощенную» исторической интерпретацией периодизацию. Например, керамические комплексы городища Дальверзинтепа именуются как грекобактрийский, юечжийский, великокушанский и позднекушанский или куша-но-сасанидский (Пугаченкова, Ртвеладзе, 1978. С. 144-160). Аналогичная периодизация была применена при систематизации археологических источников, происходящих из поселений северо-западной Бактрии (Пилипко, 19856. С. 76-100). Эта тенденция склонна к возрастанию, насколько можно судить по более дробной периодизации Е.В. Зеймаля (Зеймаль, 1983а. С. 3942), выделившего не менее семи периодов-этапов Северного Тохаристана кушанской эпохи, основываясь на данных стратиграфии, а также на базе нумизматических и эпиграфических материалов. В дальнейшем эта периодизация была уточнена и дополнена: во-первых, ранее предложенная схема из семи этапов кушанской эпохи была разделена на собственно кушанскую эпоху, состоящую из пяти этапов, и посткушанский период, насчитывающий два этапа сасанидской оккупации и перерыв между ними, падающий на последнее десятилетие IV в. - 30-40 гг. V в. н. э.; во-вторых, посткушанский период (вторая половина IV-V в.) в Тохаристане и Гандхаре было предложено именовать «кидаритским» (Е. Зеймаль, 1985. С. 27-30, 34, 35). Эта периодизация вызвала возражения, в особенности касающиеся посткушанского времени, для которого были выделены три этапа: 1) посткушанский, определяемый как период политической нестабильности, помещаемый в относительно узкие хронологические рамки — середина - третья четверть III в.; 2) кушано-сасанидский или период подчинения сасанидским кушаншахам, датируемый последней четвертью III - концом IV в.; 3) тохаристанский, или время образования и существования самостоятельных владений (Пугаченкова, Ртвеладзе, 1990. С. 59-62,127-130).

На современном этапе исследований начинают проявляться некоторые археологические свидетельства, позволяющие с большей уверенностью говорить о взаимоотношениях Парфянской и Сасанидской империй со своим восточным соседом — империей кушан. Анализ письменных источников в совокупности с находками парфянских монет в Бактрии-Тохаристане позволял и ранее предполагать сложные политические отношения и временные аннексии парфянами восточных территорий вдоль Аму-Дарьи, вплоть до нынешнего Термеза, но только широкомасштабные археологические исследования на Кампыртепа представили серьезные тому доказательства (Ртве-ладзе, 2000. С. 86-89; 2001. С. 7-11). Считая Кампыртепа крайним восточным форпостом парфян во второй половине I в. до н. э. — первой половине I в. н. э., Э.В. Ртвеладзе указывает, что в дальнейшем при Сотере Мегасе (Ви-ма Такто) контроль над этой важной переправой через Аму-Дарью вновь устанавливают кушаны. Это сочетается со свидетельствами китайских письменных источников и современными хронологическими разработками, предлагаемыми Дж. Криббом (Cribb, 1999. Р. 177-205). С другой стороны, раскопки Кампыртепа позволяют уточнить ранее предлагавшиеся периодизации и добавить почти столетний период парфянской аннексии части территории Бактрии-Тохаристана.

Очевидно, что периодизации с использованием исторических понятий заведомо содержат в себе элементы культурно-исторического процесса, зависящие от степени информативности источников и от точки зрения интерпретирующего их исследователя. В этом отношении любая из вышеупомянутых периодизаций уязвима для критики. С другой стороны, вполне правомерно поставить вопрос — какова же степень независимости археологической периодизации от исторических событий и понятий в условиях неустойчивости абсолютной и относительной хронологии и от известных конкретных свидетельств письменных источников? Взаимоотношение археологических периодизаций и письменных источников таково, что чем больше появляется достоверных письменных известий о событиях, происходивших на той или иной территории в определенный отрезок времени, тем более дробной становится там и соответствующая археологическая периодизация. Полное абстрагирование от свершившихся исторических фактов, точно зафиксированных источниками, практически невозможно. Более того, именно такие факты служат опорными точками предлагаемых периодизаций. Однако, как показывают разработки европейских хронологических схем эпохи Латена и раннеримского времени (Щукин, 1994. С. 36-47, рис. 13-15, 23), археологические периодизации не в состоянии фиксировать этапы протяженностью менее 20-30 лет, причем археологические даты имеют тенденцию запаздывать по отношению к историческим. Возвращаясь к периодизации кушанского и посткушанского времени, следует отметить, что создание универсальной периодизации, способной удовлетворить всех исследователей, — задача, вряд ли осуществимая. Тем не менее, нельзя избежать использования определенных временных подразделений в качестве необходимого инструмента изучения и систематизации материала. Как будет показано ниже, основная масса полученных в процессе раскопок городища Зартепа археологических находок относится к кушано-сасанидскому периоду. Его хронологические рамки следует ограничивать началом и концом чеканки кушано-сасанидских монет, обеспечивавших товарно-денежные отношения в Бак-трии-Тохаристане и свидетельствующих об особом экономическом статусе Кушаншахра, что, видимо, предполагает также и особый автономный политический его статус в составе Сасанидской империи (Завьялов, 1990. С. 173-178). Ответ на вопрос — каков был этот статус и, соответственно, взаимоотношения между центральной властью в Иране и Кушаншахром — пытался найти В.Г. Луконин, опираясь на сообщения письменных источников, данные эпиграфики, а также на корпус данных нумизматики и рельефов (Луконин, 1987. С. 106-176, 207-236).

От установления времени появления и прекращения чеканки кушано-сасанидских монет во многом зависит абсолютная хронология кушано-сасанидского периода, колеблющаяся в своих крайних точках от момента образования сасанидской государственности в 226 г. вплоть до 459 г. н. э. Продолжительность чеканки кушано-сасанидских монет, согласно взглядам разных исследователей, также существенно варьирует. Так, Р. Гёбль относит начало чеканки примерно к 350 г., а конец — к 390 г., что ограничивает и продолжительность самого кушано-сасанидского периода приблизительно сорока-пятидесятью годами (Gobi, 1984). Примерно такой же отрезок времени, но в пределах второй половины III - начала IV в., отводит для выпуска и обращения кушано-сасанидских монетных эмиссий Г.А. Кошеленко, относя образование Кушаншахра к правлению сасанидского царя Шапура I и указывая на то, что исследования, в которых чеканка кушано-сасанидских монет даг тируется IV в, «утратили ценность» (Кошеленко, 2000. С. 345). Больший временной промежуток (примерно восемьдесят-сто лет) отводят этому периоду другие исследователи, значительно расходясь во взглядах на хронологические рамки чеканки кушано-сасанидских монет. В.Г. Луконин и Е.В. Зеймаль помещают кушано-сасанидские эмиссии в пределах 368-459 гг. (Луконин, 1969а. С. 20-44; 19696. С. 124-150; Зеймаль, 19836. С. 257-261), тогда как М.Л. Картер относит их к 275-365 гг. (Carter, 1985. Р. 215-281, Р1. 47-52).

По заключению В.Н. Пилипко, выпуск кушано-сасанидских монет «в первой половине IV в. следует считать вероятным, во второй — бесспорным» (Пилипко, 19856. С. 16-22). Близкой точки зрения придерживается А.Б. Никитин, также относящий существование Кушаншахра к IV в., а начало выпуска кушано-сасанидских— к правлению Хормизда II (303-309 гг.) или началу царствования Шапура II (309-379 гг.) (Nikitin, 1999. Р. 259-263). Исследователи, настаивающие на том, что чеканка кушано-сасанидских монет началась уже при Арташире I (Brunner, 1979. Р. 145-164; Cribb, 1985. Р. 308-321; 1990. Р. 151-193) или Шапуре I (Bivar, 1979. Р. 317-332), соответственно удлиняют кушано-сасанидский период до 100-130 лет.

Столь значительные разногласия в оценке длительности чеканки ку-шано-сасанидских монет явно затрудняют датировку и других видов археологических источников, относящихся к этому периоду. С другой стороны, нумизматические исследования, привлекающие в основном свидетельства письменных источников, надписей и изображения на сасанидских блюдах и рельефах, все же не в полной мере учитывают данные археологических источников. Примером, иллюстрирующим последнее обстоятельство, могут служить результаты исследований в Кобадиане на поселении Актепа II (Седов, 1987. С. 11-22), а также на городище Зартепа (Завьялов, 1979а. С. 141154; Массон, 1985. С. 258-259). В частности, распределение кушано-сасанидских монет и появление сасанидских инноваций в керамике (Zavya-lov, 1994. P. 69-73), обнаруженных на полах помещений жилого квартала Зартепа, явно предполагают его обживание в течение большего времени, чем 40-50 лет, отводимые этому периоду одним из вышеупомянутых вариантов абсолютной хронологии, основанном на нумизматических материалах.

Особую важность для кушано-сасанидского периода имеют исследования Южно-Таджикской экспедицией памятников Кобадианского оазиса. В результате их раскопок были выделены и охарактеризованы археологические комплексы Бактрии-Тохаристана этого времени (Седов, 1987а; 19876. С. 149-156). Исследования полностью или частично синхронных памятников и слоев проводились в Вахшской долине (Т. Зеймаль, 1969), в оазисе Шах (Литвинский, Седов, 1983), в Сурхандарьинской котловине на городище Дальверзинтепа (Пугаченкова, Ртвеладзе и др., 1978), сельских поселениях Ак-курган (Пидаев, 1978), Шортепа (Пугаченкова, 1988. С. 21-45), буддийском монастыре Каратепа (Ставиский, 1990. С. 6-13; 1996. С. 9-36), в усадьбе и замке близ городища Бабатепа (Немцева, 1989. С. 132-162), а также на памятниках среднего течения Амударьи (Пилипко, 19856).

В левобережном Тохаристане кушано-сасанидские слои изучены Советско-Афганской экспедицией в Дильберджине (Кругликова, 1974; 1986; 2001: С. 312-^Ш; Кругликова, Пугаченкова 1977), Жигатепа (Пугаченкова, 1979. С. 63-94), Емшитепа (Кругликова, 1973. С. 104-113). Несомненный интерес представляют и результаты исследований Балха (Gardin, 1957), Бе-грама (Ghirshman, 1946; Kuwayama, 1974. P. 57-78; 1991. P. 79-120), Чака-лактепа (Mizuno, 1970), Дурмантепа (Mizuno, 1968), Кохна Масджид (Bernard, 1964. P. 212-223; Fussman, Guillaume, 1990. P. 88-90; Veuve, 1974).

Весьма важными для выделения сасанидских инноваций, появившихся в кушанской культуре, являются материалы, происходящие с территории са-санидского Ирана и, прежде всего, из Мерва, где в последнее время проводятся интенсивные исследования средне- и позднесасанидских культурных напластований в рамках Мервского проекта (Herrmann, Masson, Kurbansakha-tov, et al., 1993. P. 39-62, PI. XI-XV; 1994. P. 53-75; 1995. P. 31-60, PI. I—III; Herrmann, Kurbansakhatov, and Simpson, 1996. P. 1-22, PI. I-VI). Эти работы позволили пересмотреть результаты предшествующего периода изучения проводившегося ЮТАКЭ. Последнее касается публикации нумизматической коллекции ЮТАКЭ, основная часть которой состоит из находок в Мерве (Логинов, Никитин, 1986. С. 243-249; Loginov, Nikitin, 1993а. Р. 247-264, figs. 610; 1993b. P. 271-296, figs. 11-26; Hobbs, 1995. P. 97-102). Несомненно, что данное исследование повлияло, в частности, на пересмотр датировки сооружения буддийской сангхарамы на территории древнего Мерва (Пугаченкова, Усманова, 1994. С. 142-171) и причин, вызвавших появление здесь буддийской общины именно в IV в. н. э. (Ставиский, 1992. С. 73-76; 1996. С. 29-30).

Как будет показано ниже, определенные параллели наблюдаются и с материалами, полученными в результате исследований Итальянской археологической миссией в Северной Месопотамии городища Кохе, отождествляемого с Вех Ардаширом (Venco Ricciardi, 1970-1971. P. 427-482, fig. 8796; Venco Ricciardi, Negro Ponzi, 1985. P. 100-110).

В процессе изучения культуры Бактрии-Тохаристана в кушано-сасанидский период, предпринятого в свое время А.В Седовым (Седов, 1987а. С. 78-114), было сделано несколько выводов, на которых необходимо заострить внимание. Во-первых, автор отметил, что кризис IV-V вв., восходящий к концепции «кризиса рабовладельческой формации», не нашел подтверждения в исследованных материалах. Во-вторых, для объяснения некоторого культурного упадка, зафиксированного на таких крупных городищах как Дальверзинтепа и Дильберджин, было предложено учитывать «провинциальный» фактор, когда Бактрия-Тохаристан становится северо-восточной окраиной обширной сасанидской империи. В третьих, было указано на высокую степень унифицированности материальной культуры Бактрии-Тохаристана, которая «кажется даже большей, чем в предшествующее, ку-шанское время», что существенно отличает ее от синхронных культур близлежащих регионов. В-четвертых, автор подчеркнул значение сасанидских инноваций, воздействовавших на формирование художественной культуры, сасанидо-кушанского монетного чекана и керамического комплекса Бак-трии-Тохаристана (Седов, 1987а. С. 114-116) 4.

Таким образом, назрела необходимость не только определения политического статуса кушано-сасанидского владения, но и установления степени влияния его культуры на сопредельные территории и наоборот, на развитие культуры самого этого владения. Определенные шаги в этом направлении предпринимались и ранее, в частности, было замечено кушано-сасанидское влияние на живопись Пенджикента V—VI вв. (Маршак, 1983. С. 53-55; Маршак, Распопова, 1991. С. 162, 168-169), а также на формирование чеканки медных монет в Бухарском Согде по образцу кушаносасанидских во второй половине IV - начале V в. Находки собственно куша-но-сасанидских монет в Бухарском Согде позволили А.И Наймарку предположить, что на протяжении какого-то промежутка времени Бухарский Согд мог быть кушано-сасанидским доминионом (Наймарк, 1995. С. 36-37). Если это верно, то встает вопрос о северной границе кушано-сасанидских владений, что, однако, требует дополнительных обоснований.

Источниковедческую базу исследования большинства перечисленных выше проблем составляют новые материалы, происходящие из раскопок городища Зартепа. Актуальность и научная новизна работы подчеркивается введением в научный оборот этих обширных материалов, позволяющих характеризовать многие аспекты городской культуры Бактрии-Тохаристана кушано-сасанидского времени. Особый интерес для формирования и изменения культуры этого периода представляют сасанидские инновации, появившиеся после завоевания бывших кушанских территорий. Важность этих материалов для дальнейшего изучения историко-культурных процессов в Средней Азии, учитывая недостаточную изученность памятников этого времени, трудно переоценить. i

4 А.В. Седов при интерпретации кушано-сасанидских комплексов Бактрии-Тохаристана придерживался хронологической схемы, предложенной В.Г. Лукониным.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Культура Бактрии-Тохаристана в Кушано-Сасанидский период"

Заключение

Новые археологические и исторические данные, появившиеся со времени выхода в свет книги А.В. Седова «Кобадиан на пороге раннего средневековья» в 1987 году, в которой наиболее полно был освещен кушано-сасанидский период в Бактрии-Тохаристане, позволяют под другим углом зрения рассмотреть историко-культурные процессы, происходившие на этой территории. Из четырех перечисленных во введении данной работы основных выводов А.В. Седова возражение вызывает лишь второй из них, касающийся некоторого упадка культуры, отмеченного при раскопках Дальверзин-тепа и Дильберджина, для интерпретации которого было предложено учитывать «провинциальный» фактор, когда Бактрия-Тохаристан становится северо-восточной окраиной обширной Сасанидской империи Раскопки городища Зартепа показывают, что в Бактрии-Тохаристане существовал собственной рынок, обеспеченный кушано-сасанидскими монетами. Находки кушано-сасанидских монет в Бухарском Согде и Маргиане (Мерв) предполагают, что эти монеты, возможно, свободно конвертировались в близлежащих районах, на территории которых, безусловно, существовали свои рынки. Ценность кушано-сасанидских денежных эмиссий подтверждается находками кладов, в составе которых они преобладают. Эти факты являются главным аргументом для интерпретации Кушаншахра как автономии, ориентированной на сасанидскую культурную доминанту. Судя по сасанидским надписям, именующим Бактрию-Тохаристан Кушаншахром, своеобразие культуры и политической роли этого региона признавалось и официальной властью империи.

1 Три других вывода А.В. Седова полностью подтверждаются материалами Зартепа, особенно о сасанидских инновациях, воздействовавших на формирование художественной культуры, сасанидо-кушанского монетного чекана и керамического комплекса Бактрии-Тохаристана. Причем детальные проявления и «механизмы» распространения некоторых из них удалось ещё более конкретизировать.

Смена кушанской культурной доминанты на сасанидскую доминанту происходила постепенно. Сохранение многих великокушанских традиций в керамическом комплексе, антропоморфной терракоте и письменности (использовалось преимущественно бактрийское письмо), религиозных пристрастиях дает основание говорить о приверженности, по крайней мере, части населения Бактрии-Тохаристана кушанской культуре на начальной стадии существования Кушаншахра и, по-видимому, позднее. Об этом также свидетельствуют материалы индийского происхождения. Более того, индийские мотивы в культуре Согда, известные по раскопкам Пенджикента, предполагают, что их заимствование осуществлялось, видимо, через Кушаншахр.

Инновации, особенно заметные в керамическом комплексе Зартепа кушано-сасанидского периода, проявились, прежде всего, в имитации материальных черт элитарной имперской культуры Сасанидского Ирана. Менее заметные влияния не элитарной сасанидской культуры, также обнаруженные в керамике Зартепа, ещё более подчеркивают политическую и культурную связь Кушаншахра и Ирана.

На современном этапе исследований обнаруживается все больше письменных, археологических и нумизматических свидетельств, ограничивающих хронологические рамки существования Кушаншахра второй половиной III—IV в. Определение времени и последовательности кушано-сасанидских и сасанидо-кушанских монетных эмиссий, обеспечивавших рынок Бактрии-Тохаристана, является насущной задачей и при окончательном ее решении позволит детально разработать микрохронологию поселений и комплексов. Прекращение чеканки кушано-сасанидских монет со всей очевидностью говорит об утрате Кушаншахром политической автономии. Отнесение времени прекращения этой чеканки к 320 г. н. э. (Дж. Крибб) вступает в противоречие с приведенными выше данными, полученными при раскопках трех строительных горизонтов на Зартепа, Ак-тепе II и других памятниках, которые свидетельствуют в пользу длительного обращения кушано-сасанидских монет — до конца IV в. 2.

Таким образом, предлагаемые хронологические рамки существования Кушаншахра почти подтверждают первоначальную датировку кушано-сасанидских комплексов Т.И. Зеймаль, предложенную еще в 1969 г. 4

2 В настоящее время Дж. Крибб не настаивает категорично на своей первоначальной датировке и не исключает того, что прекращение чеканки кушано-сасанидских могло произойти в конце правления Шапура II (309-379) (устное сообщение).

Список научной литературыЗавьялов, Владимир Алексеевич, диссертация по теме "Археология"

1. Абетеков А.К. Ранние кочевники Тяньшаня и их культурные связи с кушанской империей // ЦАКЭ. Т. II. 1975. С. 308-309.

2. Абетеков А.К. Кочевники древней Киргизии: Загадки археологических памятников//Будущее науки. Вып. 14. М., 1981. С. 269-285.

3. Абдуллаев К. Трансформация греческих образов в терракотовой пластике Кампыртепа // Материалы Тохаристанской экспедиции. Вып. 3. Ташкент: San'at, 2002. С. 27-35.

4. Абдуллаев К., Аннаев Т. Раскопки на городище Зартепа в 19791981 гг. // ИМКУ. Вып. 23. Ташкент: Фан, 1990. С. 12-25.

5. Абдуллаев К.А., Завьялов В.А. Сосуды на зооморфных подставках из ^ поселений кушанской Бактрии // СА. 1985а. № 4. С. 202-211.

6. Абдуллаев К.А., Завьялов В.А. Буддийские мотивы в городской культуре позднекушанского времени (По материалам Зар-тепе) // ВДИ. 19856. №4. С. 111-121.

7. Альбаум Л.И. Некоторые данные по изучению анхорской группы ар-• хеологических памятников (1948-1949 гг.) // Тр. Ин-та истории и археологии АН УзССР. Вып. 7. Ташкент: Изд-во АН УзССР, 1955. С. 115-137.

8. Альбаум Л.И. Балалык-тепе. Ташкент: Изд-во АН УзССР, 1960. 228 е.: ил.

9. Анарбаев А. Благоустройство средневекового города Средней Азии (V- начало XIII в.). Ташкент: ФАН, 1981. 120 с.

10. Аннаев Т.Д. Раскопки раннесредневековой усадьбы Куевкурган в Северном Тохаристане // СА. 1984. № 2. С. 188-200.

11. Аннаев Т.Д. Раннесредневековые поселения Северного Тохаристана.• Ташкент: Фан, 1988. 82 е.: илл.

12. Аскаров А.А. Древнеземледельческая культура эпохи бронзы юга Узбекистана. Ташкент, 1977. 231 с.

13. Атагаррыев Е.А. Средневековый Дехистан: История и культура города Юго-Западного Туркменистана. JL: Наука, 1986. 174 с.

14. Ахунбабаев Х.Т. Домашние храмы раннесредневекового Самарканда // Материалы советско-французского коллоквиума. Городская культура Бактрии-Тохаристана и Согда: Античность, раннее средневековье. Ташкент: Фан. 1987. С. 10-22.

15. Болелов С. 2002. Керамический комплекс периода правления Канишки на Кампыртепа (раскопки 2000-2001 годов) // Материалы тохаристан-ской экспедиции. Вып. 3. Ташкент: San'at, 2002. С. 41-66.

16. Бурханов А.А. Древности Амуля (Область Амуля в древности и раннем средневековье). Ашгабат: Ылым, 1993. 212 е.: илл.

17. Вайнберг Б.И, Кругликова И.Т. Монетные находки из раскопок Диль-берджина // Древняя Бактрия: (Материалы Советско-Афганской экспедиции 1969-1973 гг.). М.: Наука, 1976. С. 172-182.

18. Вертоградова В.В. Индийская эпиграфика из Кара-тепе в Старом Термезе. Проблемы дешифровки и интерпретации. М.: Издательская фирма «Восточная литература» РАН, 1995. 160 с.

19. Вдовин В.Ю. Металлические изделия Яндаклы-депе // Изв. АН Туркменской ССР. Сер. обществ, наук. № 5. Ашхабад: Ылым, 1983. С. 5360.

20. Воронина B.JI. Доисламские культовые сооружения Средней Азии // СА. 1960 №2. С. 42-55.

21. Вязьмитина М.И Керамика Айртама времени кушанов // Тр. Термез-ской археологической комплексной экспедиции. Т. II. Ташкент, 1945. С. 35-64.

22. Гертман А.Н. Сырцовый кирпич Капараса и Елхараса // Древности Южного Хорезма. Труды ХАЭЭ.: М.: Наука, 1991. С. 277-286.

23. Гуревич JI.JI. К интерпретации пенджикентских «капелл» // Культурные взаимосвязи народов Средней Азии и Кавказа с окружающим миром в древности и средневековье. ТДК. М. 1981. С. 45-47.

24. Древности Таджикистана. Каталог выставки // Отв. ред. Зеймаль Е.В. Душанбе: Дониш, 1985. 343 с.

25. Древности Южного Узбекистана. Soka University Press, 1991. 333 pp.

26. Дьяконов M.M. Археологические работы в нижнем течении реки Ка-фирнигана (Кобадиан) 1950-1951 гг. // МИА. Вып. 37. М.;Л.: Наука, 1953. С. 272-293.

27. Жуков В.Д. Археологическая разведка в Шахристане Хайрабадтепе // ИМКУз. Вып. 2. Ташкент: Изд-во АН Узбекской ССР, 1961. С. 177190.

28. Жуковский В.А. Развалины Старого Мерва. СПб, 1894. 217 е.: ил.

29. Завьялов В.А. Раскопки квартала позднекушанского времени на городище Зар-тепе в 1975-1976 гг. //СА. 1979а. № 3. С. 141-154.

30. Завьялов В.А. Кушанский медальон с изображением Хувишки // УСА. Вып. 4. Л.: Наука, 19796. С. 86-87.

31. Завьялов В.А. Зартепинский археологический комплекс позднекушанского времени // Античная культура Средней Азии и Казахстана: Тезисы докладов всесоюзного научного совещания. Ташкент: ФАН, 1979в. С. 16-19.

32. Завьялов В.А. Позднекушанская антропоморфная терракота Зар-тепе // КСИА. 1981. Вып. 167. С. 65-69.