автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Лирика Арсения Тарковского в контексте поэзии Серебряного века

Полный текст автореферата диссертации по теме "Лирика Арсения Тарковского в контексте поэзии Серебряного века"

На правах рукописи

□03055281

Чаплыгина Татьяна Леонидовна

ЛИРИКА АРСЕНИЯ ТАРКОВСКОГО В КОНТЕКСТЕ ПОЭЗИИ СЕРЕБРЯНОГО ВЕКА

Специальность 10. 01. 01 - русская литература

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание учёной степени кандидата филологических наук

А/^/пР^

Иваново-2007

003055281

Работа выполнена в Ивановском государственном университете

Научный руководитель - доктор филологических наук, доцент

Холодова Зинаида Яковлевна

Официальные оппоненты: доктор филологических наук, профессор

Овчинина Ирина Алексеевна

кандидат филологических наук, доцент Кудасова Валентина Васильевна

Ведущая организация: Московский педагогический государственный

университет

Защита состоится года в часов на заседании

диссертационного совета Д 212.062.04 при Ивановском государственном университете по адресу: 153025 Иваново, ул. Ермака, 39, ауд. 459.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Ивановского государственного университета.

Автореферат разослан

Ученый секретарь

диссертационного совета Тюленева Е.М.

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Поэзия Арсения Тарковского стала фактом литературного процесса только в шестидесятые годы XX столетия, большую же часть своей творческой жизни поэт был неизвестен читателю. Анна Ахматова в рецензии на первый сборник стихов поэта, вышедший в 1962 году, предсказала: «Этот новый голос в русской поэзии будет звучать долго. Огромные пласты работы чувствуются в стихах книги "Перед снегом". Чувствуется, что поэт прошел через более или менее сильные воздействия предшественников и современников (сейчас они скорее угадываются) <...>. О стихах Тарковского будут много думать и много писать»1.

С появления первой книги критики стремились определить место Тарковского в литературном процессе. Перспективным представляется проведённое А. Марченко и И. Винокуровой сравнение лирики поэта с творчеством Н. Заболоцкого, Л. Мартынова, представителей старшего поколения советских поэтов, с произведениями А. Межирова, Б. Слуцкого, поэтов-фронтовиков, с творчеством А. Кушнера, относящегося к поколению 70-80-х годов XX века. Н. Л. Лейдерман и М. Н. Липовецкий выстраивают следующий ряд: А. Тарковский, С. Липкин, Д. Самойлов. Такое сравнение даёт интересные результаты, однако не охватывает всей сущности художественного мира Тарковского. Попытка критиков вписать творчество поэта в современный ему литературный процесс не увенчалась успехом. Это связано с тем, что истоки творчества Тарковского необходимо искать в поэзии Серебряного века. Пока не будет изучена лирика Тарковского в вертикальной парадигме, трудно определить её место в контексте поэзии XX века. Образы, темы поэта несут в себе слишком высокую степень обобщений, чтобы говорить о связи лирики Тарковского только с литературой послереволюционного времени.

В настоящее время подход к изучению русской философской поэзии не может быть полным без включения религиозно-философского аспекта, который предполагает расстановку акцентов в таких сложных проблемах, как соотношение знания и веры, ума и сердца, богопознания и богообщения, поступка и воздаяния за него, границ свободы духа и заблуждения, смерти и бессмертия человека. Названные проблемы наиболее ярко проявляются в литературе XX века в творчестве поэтов Серебряного века, которые рассматривали взаимоотношение человека и мира «на фоне Вечности». Обращение к таким вопросам позволяет раскрыть метафизическую природу слова Тарковского. Это отмечают Л. Г. Кихней, С. В. Кекова, М. Шапир, С. А. Мансков, Н. Л. Лейдерман и М. Н. Липовецкий, на основании чего исследователи приходят к выводу, свидетельствующему о пророческом даре поэта. С. А. Мансков в диссертационном исследовании, рассматривает

'Ахматова А. [Рецензия] // День поэзии. М, 1976. С. 188. Рец. на: Тарковский А. Перед снегом. М., 1962.

поэтический мир Тарковского как знаковую систему, определяет особенность лирического субъекта, в котором одновременно сосуществуют человек и пророк, творящий Книгу Бытшг.

Литературоведы сделали серьёзные шага в изучении специфики художественного мира Тарковского, в связи с чем возникла необходимость, воссоздав его целостную картину, взглянуть на творчество поэта как на «судьбу» и включить его в соответствующий культурный контекст. Таким образом, актуальность исследования обусловлена отсутствием обобщающей работы по данной теме, недостаточной разработанностью, дискуссионностъю диссертационной проблемы. В произведениях Тарковского просматривается сложная система связей с лирикой поэтов Серебряного века, что предполагает необходимость изучения традиций данного периода в поэзии Тарковского. Во-первых, это позволяет провести комплексный анализ влияния предшествующих поэтических направлений на формирования художественного мира поэта. Во-вторых, выявление связей с поэтами начала века способствует более чёткому определению места творчества Тарковского в литературном процессе второй половины XX века.

Научная новизна диссертации обусловлена тем, что заявленная тема системно не исследовалась. Её разработка даёт возможность по-новому представить мир Тарковского, показать, как отражается творчество символистов, В. Ходасевича, О. Мандельштама, А. Ахматовой в произведениях поэта, реконструировать «диалога» между ними. В работе предпринята попытка вписать имя Тарковского в контекст русской поэзии XX века

Объектом исследования является художественное наследие поэта.

Предмет исследования - система поэтических образов, мотивов творчества Тарковского, заимствованных из поэзии Серебряного века и трансформированных им, в их сочетании с организующими идеями всего художественного мира поэта.

Цель настоящей работы - показать своеобразие лирики Тарковского в контексте творчества наиболее близких ему поэтов символизма и постсимволизма, включить его имя в панораму русской поэзии XX века.

Задачи: ^проанализировать поэтическую трансформацию символистского наследия в творчестве Тарковского, выявить линии сопоставления с А. Добролюбовым, А. Белым, А. Блоком, 2) рассмотреть специфику связи Тарковского с отдельными поэтами постсимволизма (В. Ходасевич, О. Мандельштам, А. Ахматова); 3) определить элементы влияния, как символизма, так и акмеизма на творчество поэта, при этом подчеркнуть неоромантическую сущность его творчества; 4) раскрыть своеобразие философской лирики Тарковского в целом и отметить особенности концепции человека в его творчестве.

2Мансков С. А. Поэтический мир Арсения Тарковского (Лирический субъект. Категориальность. Диалог сознаний). Автореф. дис____канд. филол. наук. Барнаул, 2001.

Материалом исследования являются произведения Тарковского, его статьи, другие опубликованные тексты, материалы архива поэта.

Методология исследования основана на сочетании сравнительно-исторического, типологического, структурного и интертекстуального методов анализа. Использование данных методов диктовалось общей логикой работы, характером подлежащей рассмотрению проблемы и спецификой исследуемого материала. Теоретико-методологическую базу диссертации составляют научные работы о творчестве исследуемого автора, труды ведущих учёных по методологии литературоведения, теории и истории литературы: М. М. Бахтина, М. Л. Гаспарова, Л. Я. Гинзбург, В. М. Жирмунского, Вяч. Вс. Иванова, 3. Г. Минц, И. П. Смирнова, В. Н. Топорова, Е. Фарыно. Привлекаются также философские и культурологические работы С. С. Аверинцева, Е. М. Мелетинского, А. Ф. Лосева.

Исследование вносит определённый вклад в разработку теории взаимодействия литературных традиций и способов авторской самоидентификации, в этом состоит его теоретическая значимость.

Научно-практическая значимость работы состоит в том, что её материалы и выводы могут быть использованы в общих курсах по истории русской литературы XX века, при подготовке спецкурсов и спецсеминаров по русской поэзии второй половины XX века.

Апробация работы. Материалы диссертации послужили основой для докладов на конференциях профессорско-преподавательского состава МГАРФ (Мурманск, 1993, 1994, 2000), а также на следующих конференциях: «Вопросы социальной философии в русской философии» (Пятигорск, 1993); «Русская литература XX века: Типологические аспекты изучения». X Шешуковские чтения (Москва, 2005); «Русская литература XX века: Историософия в русской литературе ХХ-ХХ1 веков: традиции и новый взгляд». XI Шешуковские чтения (Москва, 2006).

Структура и объём работы. Диссертация состоит из введения, трёх глав, заключения и библиографического списка, включающего 362 наименования.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во «Введении» дано обоснование темы диссертации, определяется актуальность и новизна исследования, сформулированы его цель и основные задачи, указаны теоретические основы работы. «Введение» также содержит обзор критической и научной литературы о лирике Арсения Тарковского, раскрывает особенности творческого пути поэта.

В главе первой «Традиции символизма в поэзии Арсения Тарковского» предпринимается попытка рассмотреть связи поэта с творчеством символистов, на что указывают некоторые исследователи в

своих наблюдениях (Ю. Карабчиевский, А. Марченко, А. Македонов, Б. Рунин, А. Чех), концептуальный анализ этого вопроса в литературоведении не проводился.

В § 1 «Отражение философско-эстетических взглядов символистов в лирике Арсения Тарковского» рассматривается присутствие художественно-эстетического опыта символистов в творчестве поэта. Генетическое родство с культурой символистов не являлось анахронизмом, а непосредственно имело место в послереволюционной литературе, сохраняясь в «латентном» (О. Клинг) состоянии и в более поздний период. В настоящее время в литературоведении возникла тенденция утверждения преемственности двух периодов истории русской поэзии XX века.

Анализируя ранние стихотворения Тарковского, можно заметить: для начинающего автора были характерны экспрессивные зарисовки окружающего мира, его романтическое восприятие, романтическое самовыражение, поиск опоры в культуре прошлого. Перечисленные особенности станут постоянными чертами его лирики, а экспрессия уйдёт «вглубь», найдёт выражение в самой структуре художественного мира поэта, которая приобретёт неоромантические черты. В творчестве Тарковского проявятся метафизические начала, в художественно-эстетической системе определятся оппозиции.

В лирике поэта, как и в эстетике символистов, присутствует связь с учением Сковороды о теории «трёх миров», о человеке «внутреннем» и «внешнем», с философией «всеединства» В.Соловьёва. Для Тарковского свойственно стремление к единению всего сущего, при этом происходит развитие субъектных отношений: поиск своего «Я» и его отношений с «Другим». В этом случае природа перестаёт быть для художника объектом, она становится субъектом, с которым поэт вступает в диалог. Эта идея связана с мистическим пантеизмам Сковороды и даёт основания для сравнения поэзии Тарковского с лирикой А. Добролюбова, стремящегося найти путь от мистического пантеизма к неосинкретизму.

Стремление к преображению человека и мира, к обретению опыта «внутреннего» человека, следование идее синтеза искусств сближает творчество Тарковского с поэзией А. Блока и А. Белого. У истоков рождения произведений поэта находится «соответствие звука и цвета». Музыкальность слова связана с мифологическим началом его поэзии.

В § 2 «Символ в поэзии Тарковского» исследуется проблема символа, играющего важную организующую роль в художественном мире поэта. В лирике Тарковского сосуществуют символы исторически сложившиеся и символы, ставшие таковыми в его поэтической системе.

Своеобразие художественного мира Тарковского состоит в полярности, которая проявляется в присутствии ряда оппозиций, главной из которых, на наш взгляд, является «бытие - небытие». Данная оппозиция представляет собой трансформированное «двоемирие» символистов. Это нашло

выражение в формировании двух рядов символов, которые несут в себе противоположные значения.

Отражая бытие как жизнь в союзе с истиной, Тарковский часто использует нейтральные слова, которые приобретают символическое значение. Слово «нищета» становится у него символом простоты в библейском её понимании. Слова «хлеб», «соль», «вода» выражают основу жизни, являются символами необходимых ценностей земного существования. Небытие выражено символами: «маска», «тень», «ладья», «ступени». Слово «игла» становится символом глубокого переживания, смертельного удара. Если символы, выражающие небытие связаны с литературной традицией, то символы, раскрывающие бытие берут начало в нейтральном стиле. Они встречаются чаще, что свидетельствует о доминирующей роли этого начала в творчестве поэта.

Центральным символом в лирике Тарковского становится образ дома, выражающий как бытие, так и небытие. Дом - сквозной символ в творчестве поэта. Сквозным можно назвать и образ круга, связанный с идеей Ф. Ницше о вечном повторении, который Тарковский воспринял от символистов. В том случае, когда поэт обращается к теме небытия, «круге сохраняет значение, данное ему Ф. Ницше. Однако чаще всего бытие и небытие человека «смыкаются» в единый круг судьбы, которая становится частью всеобщей судьбы, всеобщего мифологического времени. «Круг» в древней восточной философии обозначает утверждение жизни, закономерный порядок смены времён. Сущность поэзии Тарковского отражают также символы: «держава», «зеркало», «словарь». Ряд символов имеют неоромантический характер и указывают на связь поэзии Тарковского с символистами: «свеча», «ветер», «роза».

Напряжение в художественном мире поэта усиливается присутствием образов-символов: глаза («Ялик»), человека, падающего «вниз головою» («Малютка-жизнь», «Вторая ода», «После войны»). Образ-символ падающего или повешенного вниз головой человека мистичен, связан с тайными знаниями. Он перекликается с образом мага в стихотворении Белого «Маг» и обозначает протест против Спасителя. Не случайно лирический герой Тарковского просит жизнь не отпускать его «вниз головою».

Образ-символ перевёрнутого дерева тоже несёт в себе мистическое значение, отражает связь с мифологическим сознанием. По мнению В. Н. Топорова, он возник в связи с геометрией нижнего мира, в котором все отношения перевёрнуты. В то же время он может быть связан с художественным воплощением идеи русского космизма, для которого характерен взгляд на Землю сверху, дающий возможность увидеть «Лик Земли» (Вернадский). «"Перевёрнутость" объясняется либо особенностями метрики пространственно-временного континиума вселенной, либо изменениями в позиции наблюдателя» (В. Н. Топоров).

В § 3 «Тема поэта и слова» предпринимается попытка раскрыть природу слова в поэзии Тарковского. Поэт признаёт его магическую,

заклинательную силу. В творчестве Тарковского, как и в поэзии А. Добролюбова, Ф. Сологуба, А. Белого, А. Блока, присутствует обращение к традиции народной поэзии - заговору и заклинанию. Так же как для Вяч. Иванова, А. Белого, для Тарковского характерна смысловая, звуковая игра в корне слов. «Поэтическая омонимия» является стилеобразующим фактором поэзии, как символистов, так и Тарковского, способствует суггестивности поэтического слова. Стоящие рядом однокоренные слова придают производящему слову, которое иногда и не введено в стихотворение, а только мыслится, и образу, возникающему на его основе, особую глубину, звуковой объём.

Тарковский считает, что слово, словарь создал «народа безымянный гений». Кажется, что он утверждает материалистический взгляд на происхождение слова. Однако поэт, прежде всего, указывает на историю развития языка, в то же время он признаёт за словом изначальную «адамову тайну» и магическую власть. Слово в поэзии Тарковского сакрально.

Тайну, скрытую в слове, понять может только поэт. Он «скрепляет», собирает в единое целое «расколотое» сознание и бытие современника. Назначение поэта Тарковский видит в том, чтобы раскрыть смысл каждого предмета. У всех явлений жизни есть свои законы, которые нельзя нарушить поэту, их можно только услышать и передать. При этом художнику необходимо остаться собой («Букет роз»). Такой взгляд на назначение поэзии является продолжением эстетических традиций символизма, выраженных в «принципе верности вещам» Вячеслава Иванова.

Для Тарковского поэзия - «мучительный труд». Стихотворение рождается как взаимодействие и борьба «яви» и «речи» («Явь и речь»). Поэт находится между явью и словом, именует явления действительности. В таком единоборстве самую большую муку переживает поэт, для которого рифма -«плаха». «Явь и речь» самостоятельны в своём бытии, и если поэт не сможет их соединить, то из троих побеждённым окажется именно он («Когда вступают в спор природа и словарь...»). Это означает, что поэт соединяет своим творчеством распавшиеся в ходе истории «объект» и «субъект» познания («Имена»). Мечта о синтезе названных понятий являлась частью эстетической основы творчество романтиков и символистов. Об этом писали Н. Бердяев, П. Флоренский, А. Лосев.

Представление о творчества как мастерстве соединены у Тарковского с пониманием его как пророчества, преображения мира («Меркнет зренье...», «Я долго добивался...», «Жизнь, жизнь...») и сотворения своей Книги Бытия («Словарь», «Книга травы»). В процессе творчества преображается и сам поэт («Не я словарь по слову составлял, а он меня творил из красной глины»).

Он называет себя «и последышем, и пророком», так как чувствует себя и хранителем уходящих традиций, и предвестником новой эры («Лазурный луч»). Однако слова не всегда ему подвластны. Поэт, не сумевший преобразить мир, ещё больше страдает в его хаосе. Из творца он превращается в объект мировой истории, средоточие её болей, будучи при

этом во много раз ранимее простого человека («Мне опостылели слова, слова, слова...»).

Поэзии Тарковского свойственно «расширение художественной впечатлительности, утверждение поэтики символов, присутствие мистического содержания» (Д. С. Мережковский). Это позволяет говорить о связи её с художественно-эстетическим опытом символизма, который находит в ней своеобразное отражение. «Двоемирие», как и «двойничество», являясь знаковыми для поэтов начала века, претерпевают трансформацию в лирике Тарковского. В целом в его творчестве просматриваются признаки «вторичных стилей»3. Во-первых, поэт - творец, открывающий новые знания интуитивным, порой мистическим путём; во-вторых, иногда обстоятельства представлены как замкнутое пространство, которое «диктует свою волю человеку»4. Время определяет круг событий, связь с которыми утрачивается, но сохраняется постоянное желание вернуться туда, прежде всего это касается детства (названные особенности отражают экзистенциальную направленность творчества Тарковского). К перечисленным признакам следует добавить нарушение причинно-следственных связей, поэтому появляются темы судьбы и чуда.

Произведения, принадлежащие к «вторичным стилям», имеют способность возрождаться в разные культурно-исторические периоды, поэтому представляется возможным появление такого художественного явления в тридцатые - восьмидесятые годы XX века.

В главе второй «Поэзия Арсения Тарковского и постсимволизм»

определяется место Арсения Тарковского среди поэтов постсимволизма, при этом рассматриваются основные стилевые тенденции, существовавшие в литературе. Для традиционной поэзии того времени было характерно слияние художественных особенностей творчества символистов и акмеистов.

Анализируя тематические пары стихотворений поэта, в которых одна тема раскрывается как через детальное, объективное описание героя, так и через его внутренние переживания, можно отметить: Тарковский обращается как к лирической индукции, так и к лирической дедукции («Бобыль» -«Ветер», «Река Сугаклея» - «Белый день», «Дом напротив» - «Над чёрно-сизой ямою...»). Гармоническое сочетание двух способов художественного обобщения в творчестве Тарковского свидетельствует о продолжении поэтом традиций как символизма, так и акмеизма. Взгляд на одно и то же явление изнутри и со стороны, как бы переключение видения, за счёт этого расширение изображаемой действительности и сознания человека - важный поэтический приём Тарковского.

3Мансков С. Предметный мир поэзии А. Тарковского // Вестник Барнаульского гос. пед. ун-та. Барнаул, 2001. № 1. С. 63.

Смирнов И. Мегаистория: Очерки по исторической типологии культуры. М., 2000. С. 23.

В § 2 «Арсений Тарковский и Владислав Ходасевич: диалог сквозь время» доказывается, что Тарковский вслед за Ходасевичем выражает экзистенциальную концепцию человека, передаёт острый драматизм переживаний поэта, стремящегося преобразить мир. Он унаследовал от Ходасевича характер изображения мистической переклички бытия и небытия, обострённое переживание жизни души в критическую минуту, её балансирование на грани жизни и смерти, присутствие человека в «большом» времени, тему неотвратимости суда. Для творчества обоих поэтов характерно «влияние поэтики символизма, временами соединённое с близким акмеистам • исканием ясности, предметности, насыщенности и особой поэтической весомости каждого слова» (Г. Фридлендер).

В то же время можно выявить различие между поэтами. Для Тарковского, в отличие от Ходасевича, характерен онтологизм, связанный с натурфилософскими взглядами поэта, с его воззрениями, основанными на идеях философии русского космизма. Его лирический герой чувствует ответственность за всю Вселенную, что проявляется в стремлении преодолеть трагизм жизни, утвердить гармонию в отношениях с миром. Перекличка бытия и небытия у Тарковского подконтрольна этическому сознанию. Между авторами существует скрытый диалог, «будучи антиподами, эти два поэта, тем не менее, постоянно окликают друг друга» (Л. Миллер). Сравнивая стихотворения «Сны» Тарковского и «Старым снам затерян сонник...» Ходасевича, можно заметить, что Тарковский не разделяет позицию своего знаменитого предшественника, связанную с ожиданием Апокалипсиса. Обращаясь к собеседнику, он убеждает его в том, что такой взгляд на историю и мир в целом является заблуждением, сродни сну. Перед нами ретроспективный диалог, актуализация которого связана с непреходящим значением обсуждаемой темы. Тарковский считает, что заблуждения естественны и порой мимолётны, как сны в человеческой жизни. Он обращается к образам из философии Бэкона, где «идолы пещеры» • - ошибки, которые присущи не всему человеческому роду, а отдельным группам людей вследствие их субъективных предпочтений. Присутствие аллюзий, образных реминисценций, мотивов из творчества Ходасевича указывает не только на ученичество Тарковского, но и на диалог с ним, на утверждение своих художественных, эстетических, философских взглядов в искусстве.

В § 3 «Традиции поэзии Осипа Мандельштама в творчестве Арсения Тарковского» исследуется связь поэзии Тарковского с лирикой Мандельштама. Наиболее сильное влияние Мандельштама Тарковский испытал в начале творческого пути. Многие темы, образы, мотивы перешли к нему из творчества старшего современника, но Тарковский решал их по-своему, формируя свой взгляд на природу поэтического слова, на отношение человека и истории.

В одном из самых ранних стихотворений Тарковского «Хлеб» присутствует «перекличка» с историософской статьёй Мандельштама

«Пшеница человеческая», где сочетание образов «зерна» и «хлеба» соответствует отношению: человек - народ. Для Мандельштама важен факт превращения зерна в хлеб, перемалывание масс в жерновах истории. Сила зерна укрощена, направлена на согревание мира телеологическим теплом («Как растёт хлебов опара...», «Люблю под сводами седыя тишина...»). Тарковский не раскрывает тему превращения зерна в хлеб. Напряжённая, экспрессивная атмосфера стихотворения не получает разрядки. Раннее произведение Тарковского носит подражательный характер, но в нём проявляется своё отношение ко времени. Поэту чужда идея «перемалывания» человека историей.

Жизнь лирического героя Тарковского в социуме менее активна, он сохраняет тайну своей личности в духе неоромантической традиции. Герой Мандельштама, напротив, хочет быть полностью открытым миру, активно участвовать в жизни социума. Стихотворение Тарковского «Мне бы только теперь до конца не раскрыться...» содержит в себе аллюзии сразу на два произведения Мандельштама («Может быть, это точка безумия...», «Не у меня, не у тебя - у них...»), их анализ свидетельствует о внутренней полемике автора со своим старшим современником по поводу взаимоотношения личности и истории.

Проведённое в работе сопоставление стихотворения Мандельштама «Где связанный и пригвождённый стон?» и произведения Тарковского «Эсхил» реконструирует внутренний диалог между поэтами. Мандельштам, обращаясь к мифу о Прометее, отмечает, что время героев-одиночек прошло, наступило время хора, когда «все хотят увидеть всех». Для Тарковского же образ Прометея не утратил своего значения. Однако в стихотворении «Эсхил» поэт обращается не к подвигу героя, а к его физической и нравственной казни, так как считает, что страдания Прометея, как и сам миф о нём, вечно повторяются в истории. Обращение к мифу о Прометее отсылает нас к размышлениям Вяч. Иванова о духе трагедии, об извечном противостоянии Зевсу Прометея, что свидетельствует о проявлении идеи «прометеизма» в творчестве Тарковского.

В поэтических структурах обоих поэтов наблюдается соответствие. Мифопоэтика Мандельштама представляет собой «разделение окружающего мира на три основных составляющих: неба (верхней бездны), родового лона (нижней бездны) и среднего (земного мира)» (Л. Г. Кихней). Художественное пространство Тарковского условно можно разделить на «макромир», «микромир» и «мир библейский». Наблюдается определённое структурное соответствие в поэтических системах обоих поэтов. Разница заключается только в третьей составляющей этих систем: у Мандельштама - «родовое лоно», у Тарковского - «мир библейский». Это мифопоэтическое отличие отражается в направлении вектора духовного поиска поэтов.

Изображение предметов реального мира в поэзии Тарковского, несмотря на конкретность, на наш взгляд, иное, чем у акмеистов. Так, у Мандельштама явление, запечатленное в слове, приобретает уплотнённость, вещность, его

можно осязать на ощупь. У Тарковского же отсутствует элемент осязания, чувственности в изображении предмета. Стремясь сохранить ' пространственное и временное видение явления, он запечатлевает в нём духовную составляющую: «В пятнах света, в путанице линий / Я себя нашёл, как брата брат: / Шмель пирует в самой сердцевине / Розы четырёх координат» («В пятнах света, в путанице линий...», II, 74). В этих строках Тарковского присутствует аллюзия на стихотворение Мандельштама «Сестры тяжесть и нежность, одинаковы ваши приметы...»: «Медуницы и осы тяжёлую розу сосут...» (М, I, 126), где роза приобретает качественное определение, отражающие её материальные свойства.

С. А. Мансков, подчёркивая близость поэзии Тарковского к акмеизму, в качестве доказательства указывает на наличие в художественном мире поэта «бытийных предметов». В то же время это понятие, по мнению литературоведа, коррелирует с термином "символ". Метафорическое отображение вещей в творчестве Тарковского, на наш взгляд, является более отвлечённым, чем у Мандельштама, оно напоминает художественную практику символистов.

Для подтверждения этого положения важно проследить процесс рождения поэтического слова. Мандельштам воспринимает это состояние как звуковую волну, период. Тарковский же раскрывает творческое состояние до именования как сочетание звуковых и цветовых образов, слагающихся в гармоничную картину мира, что характерно для эстетики символистов, шире неоромантиков.

Утрата поэтического слова в художественном мире Мандельштама происходит в том случае, если звуковой период обрывается, недовоплотившись в мысль. В лирике Тарковского потеря слова происходит тогда, когда поэт недостаточно видит и слышит. Тема воплощения поэтического слова и его утраты одновременно сближает и разделяет поэтов.

В творчестве обоих авторов поэтическое слово приобретает сакральное ' значение. Для Тарковского сакральное слово - это «явь», сотворённый Богом мир, который надо увидеть и услышать. Мандельштам же сакральное слово постигает только через поэтическое слово и через речь в целом, поэтому такую важную роль в его поэзии играет тема речи, разных наречий («Армянская речь», «К немецкой речи»). Он стремится «работать речь», его слово рождается как «слепок», по органическим законам.

Некоторые образы, мотивы, темы Мандельштама в поэтическом мире Тарковского подвергаются перекодировке, природа творчества поэтов имеет разную эстетическую основу.

В § 4 «Арсений Тарковский и Анна Ахматова» проводится сопоставление творчества Арсения Тарковского с поэзией Анны Ахматовой. Для этого имеются не только литературоведческие, но и биографические основания. Арсения Тарковского и Анну Ахматову объединяет стремление соединить «разорванную связь времён», обращение к темам слова, поэта, любви, памяти. Несмотря на то, что Тарковский называет себя её «поздним

учеником», трудно согласиться с существующим мнением о принадлежности Тарковского к школе Ахматовой. У каждого из них были свои ученики. К тому же на его творчество кроме Ахматовой, существенное влияние оказали символисты, Ходасевич и Мандельштам.

Для Тарковского, как и для Ахматовой, характерна любовь к русскому • слову, идея служения ему, признание его сакральности и величия, ощущение в себе пророческого дара. Однако у каждого поэта своя тайна рождения поэтического слова. Сравнивая стихотворения Ахматовой «Они летят, они ещё в дороге...», «Творчество» и произведения Тарковского «Явь и речь», «До стихов», можно отметить, что «предпесенное» состояние является предчувствием Божественного Логоса, оно проявляется по-разному. Для Тарковского же обязательным составляющим творческого процесса являются цвет и звук как неоромантические свойства, способствующие восприятию Слова.

В поэзии Тарковского образ собеседника не объективируется. Поэт не представляет, как Ахматова, разговор с читателем «до света». Залогом встречи поэта и читателя является публикация стихотворения, что становится важным событием для автора. Поэт чувствует своё предназначение в том, чтобы раскрыть в стихотворении «минувшее» читателя, быть хранителем прошлого. Такой взгляд на творчество восходит к мифу о поэте, в котором раскрывается его священная роль.

Тарковский представляет мир как текст, как «нотную тетрадь». В поэзии Ахматовой восприятие действительности, переживания героини, оформляясь в художественные произведения, получают обобщения в тетрадях, которые остаются частью реальности. У Тарковского же реальность превращается в рукопись, осуществляется связь: мир - текст, характерная для «вторичных» систем. Эти и другие наблюдения позволяют сделать вывод о принадлежности творчества поэтов к разным эстетическим парадигмам.

Проведённый в работе интертекстуальный анализ свидетельствует о том, что Тарковский «договаривает», воплощает отдельные мысли Ахматовой. Поэтов объединяет понимание сакральной природы слова, верность пророческому дару, способность к именованию явлений, что присуще эстетике акмеизма. В то же время преображение мира в поэзии Тарковского, рождение слова, романтическое освещение взаимоотношений поэта и читателя, способ раскрытия исторических событий, особенности поэтики говорят о том, что Тарковский не только продолжает традиции Ахматовой, но и трансформирует их.

Изучение лирики Тарковского в контексте Серебряного века позволяет сделать вывод, что внутри этой «сверхтрадиции» присутствует серьёзный диалог, основанный на общих для поэтов образах, мотивах, мифологемах мировой культуры, на особом отношении к слову. Тарковский занимает в нём свою позицию.

В главе третьей «Последний поэт Серебряного века: особенности художественного мира Тарковского» раскрывается обобщающий взгляд на философскую поэзию Тарковского, при этом учитываются традиции Серебряного века и то новое, что внёс поэт в русскую литературу. Делается акцент на взаимоотношении человека и природы, человека и космоса в соответствии с идеей органицизма, свойственной русской философской поэзии.

В § 1 «Своеобразие философской лирики Тарковского» отмечается, что традиционная для советской литературы тема «человек и природа» трансформируется у Тарковского в более широкую - «человек и мир, человек и космос». В основе теории русского космизма лежит идея «всеединства» В. Соловьёва, учение В. Вернадского о переходе биосферы в ноосферу.

Космос Тарковского статичен в своей гармонии, его художественное отражение осуществляется в традициях Державина и Ходасевича и отличается от космоса символистов. Картина мира поэта антропоцентрична, человек Тарковского, «два космоса соединивший мост», находится в центре Вселенной, он способен как на созидание, так и на саморазрушение, что угрожает глобальной катастрофой всей Вселенной, так как природа и человек живут единой жизнью («Орбита», «Зелёные рощи»). В творчестве Тарковского, как и в теории «трёх миров» Г. Сковороды, можно увидеть «макромир» - космос, «микромир» - жизнь человека и мир «библейский».

Для пантеистического мировосприятия Тарковского характерен особый интерес к Дню творенья и к тайне жизни, остающейся для человека нерешённой загадкой, которую хранит в себе «какой-то мотылёк». Темы жизни и смерти, судьбы решаются поэтом также в традициях пантеизма, при этом человек живёт в «большом» времени и пространстве.

Сочетание внутренней религиозности самого поэта, интереса к глобальным научным открытиям и социальным изменениям в мире привело к тому, что в его поэзии, в мировосприятии лирического героя совмещаются натурфилософские поэтические образы и поиск сверхприродного Бога. В творчестве Тарковского в новых исторических условиях находят отражение некоторые богоискательские тенденции философии и поэзии Серебряного века. Поэт обращается к опыту символистов, философов русского космизма, для творчества многих из них характерна религиозность и интерес к науке.

В § 2 «Концепция человека в поэзии Тарковского» исследуется своеобразие художественного мышления поэта, которое включило в себя органическое сочетание и взаимодействие нескольких типов художественного сознания. Прежде всего, в его творчестве происходит «смыкание» двух типов художественного мышления - мифологического и экзистенциального, что проявляется в величии, универсальности и драматизме обобщённого образа человека («Руки», «Ода»).

Экзистенциальная модель мира проявляется на уровне строения • сюжета ряда стихотворений, в которых присутствуют два эмоциональных и смысловых центра. Между ними возникает эмоциональное напряжение выше

обычного, атмосфера недоговорённости, тайны. Эти центры соответствуют понятиям бытия и небытия в широком смысле этого слова, между которыми устанавливается «перекличка» («Мне в черный день приснится...», «Я не был убит на войне...», «Четвёртая палата», «Портрет», «Звёздный каталог»). Такая «перекличка» придаёт экзистенциальной концепции человека Тарковского мистический смысл, а художественному миру поэта особый объём и напряжение, повышается роль контекста при прочтении стихотворений.

Тарковский выразил экзистенциальную концепцию человека в её развитии. Крайности этой концепции проявляются в разрушительных актах: убийстве и самоубийстве. Человек убивает не только себя, но и разрушает природу. Это космическое безумие, которое начинается на земле и угрожает глобальной катастрофой («Предупреждение»). Мир спасает только поэт, преображая его в момент творчества и любви («Первые свидания»).

Во второй половине творческого пути Тарковского в его произведениях проявляется диалогический тип художественного мышления: замкнутое сознание экзистенциального героя ищет выход. Автокоммуникация стремится перерасти в коммуникацию с внешним миром. Лирический герой ведёт с ним диалог. Его «я» объединяется с «ты» в коллективное «мы» («Мы шли босые, злые...», «мы шли на юг, держали пыль над степью...», «мы вышли из одной пещеры...»).

Экзистенциальный герой, не способный обрести выход в мир, находит спасение в поиске Бога, при этом в его стихах появляются христианские мотивы («Нестерпимо во гневе караешь, Господь...», «Просыпается тело...»). Однако путь богопознания сложен, он сопряжён у поэта также с восточным типом мировоззрения. Переводы суфийских поэтов Абу-ль-Аля аль-Маарри, Махтумкули оказали влияние на творчество Тарковского, что проявляется в описании любви как священного таинства.

Экзистенциальная концепция человека предполагает небытие как крайнюю точку в судьбе героя, за которой следует катастрофа, в учении же суфиев небытие является необходимым условием поиска Бога, началом восхождения к нему, исходным моментом на пути очищения и просветления; при этом сильное звучание получает мотив разрушения дома, «разбивание» себя как сосуда («Я прощаюсь со всем, чем когда-то я был...»). Эти две концепции человека дополняют друг друга, позволяют говорить о поиске лирическим героем Бога, что было связано с преодолением тотального советского атеизма в сознании человека XX века.

В «Заключении» подводятся итоги исследования и намечаются перспективы дальнейшего изучения лирики Арсения Тарковского в контексте поэзии Серебряного века.

Основные положения диссертации отражены в следующих работах автора:

1. Чаплыгина Т. Л. Арсений Тарковский и Анна Ахматова // Вестник Костромского государственного университета. 2007. Вып. 1. 0, 7 п. л.

2. Бессонова (Чаплыгина) Т. Л. Война в творческой биографии Арсения Тарковского. Иваново, 1991 // Деп. в ИНИОН АН СССР 9. 04. 91. №44312. 0, 5 п. л.

3. Бессонова (Чаплыгина) Т. Л. Своеобразие художественного мира Арсения Тарковского // Творчество писателя и литературный процесс. Иваново, 1992. 0,7 п. л.

4. Бессонова (Чаплыгина) Т. Л. Выступление Арсения Тарковского на вечере поэзии Мандельштама: архивные изыскания // Творчество писателя и литературный процесс. Иваново, 1992. 0, 1 п. л.

5. Бессонова (Чаплыгина) Т. Л. К вопросу о концептуальном прочтении поэзии Серебряного века // Вопросы социальной философии в русской философии: тезисы 3-ей конф. по русской философии. Пятигорск, 1993. 0, 2 п. л.

6. Бессонова (Чаплыгина) Т. Л. К вопросу о концепции человека в эстетическом сознании эпохи // Тезисы 5-ой научной конференции профессорско-преподавательского состава МГАРФ. Мурманск, 1994. 0, 2 п. л.

7. Бессонова (Чаплыгина) Т. Л. Антропологические и религиозно-нравственные идеи в русской философской поэзии // Человек, общество, государство. Мурманск, 1999. 0, 4 п. л.

8. Бессонова (Чаплыгина) Т. Л. Идеи русского космизма и русская философская поэзия XX века // Тезисы 11-ой научной конференции профессорско-преподавательского состава МГТУ. Мурманск, 2000. 0,2 п. л.

9. Чаплыгина Т. Л. Категория слова в философии имени // Поиск (философские и социально-экономические исследования). Вып. 3. Мурманск, 2002. 0,3 п. л.

Ю.Чаплыгина Т. Л. Арсений Тарковский и Владислав Ходасевич: диалог сквозь время // Филологические штудии. Вып. 9. Иваново, 2005. 0. 5 п.л.

П.Чаплыгина Т. Л. Традиции поэзии Серебряного века в лирике Арсения Тарковского // Русская литература XX века: Типологические аспекты изучения. X Шешуковские чтения. Ч. 1. М., 2005. 0, 3 п. л.

12.ЧаплыгинаТ. Л. Традиции поэзии Осипа Мандельштама в лирике Арсения Тарковского // Русская литература XX века: Историософия в русской литературе ХХ-ХХ1 веков: - традиции и новый взгляд. XI Шешуковские чтения. М., 2006. 0, 3 п. л.

Подписано в печать 5 03.2007. Формат 60x84 1/16. Печать плоская. Печ. л. 1,25 Усл. печ л. 1,1 Уч.-изд. л 1 Заказ № 70т Тираж 100 экз

Изд лицензия ЛР № 010221 от 03.04 1997

Отпечатано в ОАО «Издательство «Иваново»

153012, г. Иваново, ул. Советская, 49 Е-гааЦ. riaivan@ipn.ru. Тел.: 32-67-91, 32-47-43

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Чаплыгина, Татьяна Леонидовна

Введение.

Глава I. Традиции символизма в поэзии Арсения Тарковского

§ 1 .Отражение философско-эстетических взглядов символистов в лирике Арсения Тарковского.

§ 2.Символ в поэзии Тарковского.

§ 3. Тема поэта и слова.

Глава II. Поэзия Арсения Тарковского и постсимволизм

§ 1 .Место Арсения Тарковского среди поэтов постсимволизма.

§ 2.Арсений Тарковский и Владислав Ходасевич: диалог сквозь время.

§ 3.Традиции Осипа Мандельштама в творчестве

Арсения Тарковского.

§ 4.Арсений Тарковский и Анна Ахматова.

Глава III. Последний поэт Серебряного века: особенности художественного мира Тарковского

§ 1 .Своеобразие философской лирики Тарковского.

§ 2.Концепция человека в поэзии Арсения Тарковского.

Введение диссертации2007 год, автореферат по филологии, Чаплыгина, Татьяна Леонидовна

Анна Ахматова в рецензии на первый сборник стихов Арсения Тарковского предсказала: «Этот новый голос в русской поэзии будет звучать долго. Огромные пласты работы чувствуются в стихах книги "Перед снегом". Чувствуется, что поэт прошел через более или менее сильные воздействия предшественников и современников (сейчас они скорее угадываются) <.>. О стихах Тарковского будут много думать и много писать»1. Поэзия Арсения Тарковского стала фактом литературного процесса только в шестидесятые годы XX столетия, большую же часть своей творческой жизни поэт был неизвестен читателю.

Арсений Тарковский начинал свою поэтическую деятельность в конце двадцатых годов. Становление его личности проходило в годы глубоких социальных потрясений, которые коснулись и его семьи. С детства ему прививали любовь к музыке, поэзии, философии. Он посещал с отцом поэтические вечера Ф. Сологуба, К. Бальмонта, И. Северянина. Непосредственное общение с поэтами большой культурной традиции: Ф. Сологубом, Г. Шенгели, О. Мандельштамом, М. Цветаевой, А. Ахматовой - оказало большое влияние на его творчество.

Поэзия Тарковского отражает мировосприятие той части послереволюционного поколения, которая не оборвала культурные связи с прошлым, попыталось соединить представление о вечных ценностях бытия с обновившейся действительностью. «Стихи Тарковского - это как бы живой мост через время, соединяющий нас с нашей полузабытой культурой» .

Арсений Тарковский занимался переводами и писал оригинальные стихотворения. В 1924-1926 годах поэт печатал стихотворные фельетоны в «Гудке», где сотрудничали М. Булгаков, Ю. Олеша, К. Паустовский. Извест

1 Ахматова А. [Рецензия] //День поэзии. М, 1976 С 188 Рец. на- Тарковский А Перед снегом. M, 1962

2РунинБ Власть слова//Вопр лит 1967. №5 С 120 но, что первой его публикацией было четверостишие «Свеча» в сборнике «Две зари» (1927), затем в 1928 году в журнале «Прожектор» № 37 появилось стихотворение «Хлеб». В дальнейшем его стихи лишь изредка публиковались в периодических изданиях. В 1931 году Тарковский написал пьесу «Стекло»3, ставшую сценарием для радиопередачи, однако цензура сценарий не одобрила, обвинив автора в мистицизме. Образ стекла в дальнейшем будет часто встречаться в творчестве поэта.

Тарковский, сохраняя духовную связь с поэзией Серебряного века, был также близок к поэтам, которых в 20-е годы называли лефоакмеистами (В. Кожинов) или неоакмеистами. Характеристику этому течению дал В. Брюсов в 1922 году: «Поэзию неоакмеистов можно назвать поэзией парадоксов. Тщательно обтачивая свои стихи по традициям символистов, с небольшими вольностями относительно ритма и рифмы, они все жадно стремились к тому, чтобы высказаться неожиданно и неожиданным образом»4.

Представляла эту поэзию Московская поэтическая группа «Лирический круг», куда входили В. Ходасевич, Г. Шенгели, К. Липскеров, С. Парнок, Л. Гроссман, Ю. Сидоров, О. Леонидов и другие. Хотя Тарковский не принадлежал непосредственно к названной поэтической группе, он высоко ценил и считал образцом для подражания стихи Ходасевича, называл своим учителем Г. Шенгели. Для Тарковского, как и для поэтов «Лирического круга», главной являлась тема духовного поиска человека в изменившейся действительности. Поэтов, работающих в этом направлении, было значительно больше, имена эти сейчас мало известны. Отражая действительность первой трети XX века, они считали, что поэт должен следовать традиции «от античности <.>- до Пушкина»5.

На генетическую связь творчества поэта с этим направлением указал

Говорит СССР 1931 № 7 С. 8, 9.

4Брюсов В Вчера, сегодня и завтра русской поэзии // Брюсов В Ремесло поэта Статьи о русской поэзии М , 1981. С. 363.

5Брюсов В. Вчера, сегодня и завтра русской поэзии С 363.

В. Кожинов: «Ветвь, к которой принадлежит Тарковский, "замыкается" в ле-фоакмеизме, известном более под названием "неоклассики" 20-х годов. <.> Это "сплав", казалось бы, заведомо несовместимых тенденций. И это определение гораздо более адекватно, чем термин "неоклассика"»6.

Названное направление возрождало в определённой мере классические мотивы, но являлось, по мнению В. Кожинова, эклектическим явлением. Если не принимать во внимание полемический пафос, то факты, содержащиеся в его статье, кажутся интересными для изучения истории литературы XX века в целом и для понимания процесса становления поэзии Тарковского. Тем более что из всего списка поэтов, приведённого критиком, стал широко известен лишь Тарковский.

Б. Рунин отмечает, что генетическое родство Тарковского с «неоклассиками» вовсе не свидетельствует об отсутствии связи поэта с Серебряным веком: «Да он и не пытался скрыть своих прочных преемственных связей не только с русской классикой, но и с поэзией дней его ранней юности, которая классикой не стала и традиции которой, несмотря на их живучесть, упорно считаются далёкой периферией литературного процесса»7.

Неоклассики обращались к классическим сюжетам, именам, мифам. Вопреки требованиям отражать в основном события и факты действительности эти поэты открывали духовный мир современника. В своей декларации они отстаивали право выражать внутренний мир личности, её настроения и переживания: «Содержание трактуется как общая сумма эмоциональной динамики, заключающаяся в художественном произведении. Для последнего совершенно не обязательна фабула. Содержанием является наряду с ней и тонкая сеть неуловимых нюансов, настроений»8. Важно подчеркнуть, что эти

6Кожинов В Понятие о поэтических ценностях // Статьи о современной литературе М , 1990. С 266. п

Рунин Б. Власть слова С 118 о

Декларация неоклассиков // От символизма до Октября (Литературные манифесты) М, 1924. С. 246. поэты стремились продолжить не только классические традиции, но и традиции символизма. Они сохраняли связь двух эпох.

Применяемое критиками слово «сплав» как с отрицательным, так и с положительным значением по отношению к произведениям Тарковского говорит о множестве традиций, которые как сохраняются, так и по-своему трансформируются в его творчестве, подчёркивая своеобразие способа художественного отражения мира. Со временем эта особенность становится всё более очевидной, требующей более глубокого изучения.

К концу 30-х годов определился круг тем, к которым Тарковский будет обращаться на протяжении всей жизни. Основная тема - судьба человека в современном мире. Поэт связал воедино две большие темы: драматизм личной судьбы отдельного человека и величие общечеловеческой судьбы. Он считал, что «бессмертное дело искусства - осмысление жизненного подвига человека»9. Тарковский по-новому пытался осмыслить вечные философские проблемы жизни и смерти, свободы, взаимоотношения человека и природы.

Оригинальные произведения поэта передавали духовные переживания человека, утверждающего общечеловеческие ценности в изменившемся мире, тогда как жизнь 30-х годов в официальной советской литературе была представлена в основном в социальной перспективе, преобладала романтика труда, активная общественная личность. Этим объясняется тот факт, что до войны и во время войны не вышло ни одного сборника произведений поэта, хотя, как можем заключить, стихотворения, созданные им к этому времени, были оригинальны по форме и по содержанию.

Стремление поэта сохранить лучшие классические традиции, не поддаться конъюнктуре не нашло понимания среди тех, кто определял литературную жизнь 30-50-х годов. Произведения Тарковского не были востребованы обществом.

Тарковский А. Лариса Миллер//День поэзии 1978 С 170.

Стихотворения Тарковского, написанные в довоенные и военные годы, должны были войти в сборник под названием «Гостья - звезда». Но сборник, подготовленный к публикации в 1946 году, не появился в печати. В связи с докладом А. А. Жданова «О журналах "Звезда" и "Ленинград"» главный редактор издательства «Советский писатель» С. П. Бородин приостановил выход книги, опасаясь за судьбу поэта, творчество которого не соответствовало идеологическим требованиям, предъявляемым литературе.

После этого поэт долго не публиковал свои произведения. Известно, что в 1954 году Арсений Тарковский присылал рукописи в журнал «Знамя», так как в фонде редакции журнала сохранилась рецензия на его стихи В. Ин-бер, отмечавшей, что произведения поэта написаны «для внутреннего употребления», они не отражают современность: «Арсений Тарковский - признанный поэт-переводчик, его версификаторскому мастерству нельзя не отдать должное. Но от оригинальных стихов поэта требуется иная сила и самобытность, страсть современника больших событий. Именно этой-то живой силы и нет в присланных стихах»10.

Поэт переживал свою оторванность от читателя. Не умея писать «на злобу дня», он видел глубже многих своих современников, понимал происходящее как кризис культуры, переход к безвременью. Из воспоминаний окружающих его людей предстаёт трогательный образ человека, стремящегося сохранить вокруг себя атмосферу простоты, искренности. Единство слова и поступка, несуетность и благородство - отличительная черта Тарковского как поэта и человека. В. Каверин так пишет о поэте в своих воспоминаниях: «Каждый его жизненный шаг связан с призванием <.>. Я ни минуты не сомневался в том, что он будет признан, потому что его поэзия нужна и, стало быть, он отвечает не только за себя, но и за нас всех»11.

10ЦГАЛИ, ф 618. Оп. 16. Ед хр. 94 а С. 17 /фонд журнала «Знамя»/

Каверин В Арсений Тарковский // Каверин В. Вечерний день. М, 1982 С 241-242.

После большого перерыва, наконец, были опубликованы стихотворения: «Деревья» (Октябрь. 1955. № 10), «Кактус» (День поэзии. 1956), «Звездный каталог», «Ребенок идет», «Кузнечик» (Москва. 1957. № 4), «Чем больше лет ложится мне на плечи» (День Поэзии. 1957).

С конца 50-х годов оригинальные стихотворения поэта публикуются в журналах: «Новый мир», «Литературная Грузия», «Литературная Армения», «Литературная Газета», «Дружба народов», «Ашхабад», «Кодры», «Звезда». Наибольшую активность в популяризации творчества Тарковского проявил альманах «День поэзии», в 14 книгах которого, начиная с 1956 года, опубликованы произведения поэта.

Во время «оттепели» в 1962 году вышел первый сборник Тарковского «Перед снегом». Дочь поэта М. А. Тарковская, описывая историю выхода первой книги поэта, даёт подробный обзор положительных, порой восторженных отзывов. Так, М. А. Тарловский точно отметил суть поэзии Тарковского, у которого «трагическое - <.> "возвышенная стыдливость страдания" - В том ли дело, что Анненский, Блок влияли на него <.>, Тарковский со "стихией страдания" делает своё, тем он отличен от своих предшественников. Он пришел к теме своим путём»12.

Выход первой книги поэта Ахматова приветствовала телеграммой. Она же написала рецензию на этот сборник, которая была опубликована только после ее смерти в 1976 году, в альманахе «День поэзии». Ахматова оценивала Тарковского как «первоклассного» поэта: «Из современных поэтов <.> один Тарковский до конца свой, до конца самостоятельный, "автономный". <.> У него есть важнейшее свойство поэта - я бы сказала - первородство»13. На продолжение поэтом классических традиций указал В. Солоухин в рецензии на второй сборник поэта - «Земле - земное» (1966). Писатель назвал поэта

12Цит. по. Тарковская M Осколки зеркала M , 2006. С 313.

13Ахматова А. [Рецензия] // День поэзии. М, 1976. С. 188 Рец на1 Тарковский А Перед снегом M, 1962 хранителем огня», особенно высоко он оценил стихи Тарковского о России14.

Было выпущено еще 7 сборников поэта: «Вестник» (1969, в этот сборник вошли стихи из неопубликованной книги «Гостья - звезда»), «Стихотворения» (1974), «Зимний день» (1980), «Избранное» (1982), «Стихи разных лет» (1983), «Быть самим собой» (1987).

Кроме произведений, переводных и оригинальных, известны также ряд статей, выступлений, интервью с поэтом, в которых он излагает взгляды на искусство, на свое творчество. В этом отношении Тарковский продолжает традиции больших поэтов Серебряного века, для которых было характерно прозаическое изложение особенностей своего художественного взгляда на мир, на творчество в целом.

На страницах ряда журналов за 1981 год («Новый мир» № 5, «Юность» № 6, «Литературное обозрение» № 6, «Огонек» № 3), а также в «Огоньке» № 6 за 1989 год появилась автобиографическая проза поэта. После смерти автора в журнале «Литературное обозрение» (1987, №7) вдовой поэта Т. А. Озерской-Тарковской и поэтом А. П. Лавриным были опубликованы произведения, ранее не известные читателю. В 1991 году вышло в свет трехтомное собрание сочинений поэта, составленное Т. А. Озерской-Тарковской с примечаниями А. П. Лаврина. Это наиболее полное издание, в котором представлены стихи и поэмы поэта, переводы, рассказы, воспоминания, статьи об искусстве и литературе. В настоящее время вышло новое издание стихов Арсения Тарковского с предисловием М. Тарковской и с подробными комментариями Д. Бака. Ими же была осуществлена публикация стихов Тарковского военного времени «Дымилась влажная земля.» («Октябрь». 2005. № 10. С. 137-141).

Поэзия Арсения Тарковского привлекала и в настоящее время привлекает внимание многих критиков и литературоведов. Авторы критических

14СолоухинВл Хранитель огня//Лит газета 1966, 1 нояб С 3 статей пытались установить философские, мировоззренческие и художественные истоки поэзии Тарковского. Г. Филиппов, Б. Рунин первыми отметили темы слова, искусства, философского понимания природы в лирике Тарковского15. О. Седакова, анализируя творчество поэта, поднимает старый вопрос о так называемом «чистом искусстве» и об «искусстве пользы», относит поэзию Тарковского к «чистому искусству»16. Высота духовного поиска поэта связана с обращением его к образам Ветхого и Нового заветов, к древним мифам. М. Шапир считает, что в творчестве Тарковского находят своё воплощение мифы о мировом древе, о Прометее и об Адаме17.

Интересной представляется статья А. Урбана, в которой критик выделяет как основной конфликт личности и общества, отмечается глубокое фи

18 лософское понимание поэтом времени и пространства . Г. Ратгауз, привлекая к анализу последние публикации поэта, уделяет внимание историзму его поэзии, особенности эволюции творчества19. Динамизм художественной системы поэта также раскрывает А. Казинцев20.

Критики стремились определить место Тарковского в литературном процессе, они делали попытки сравнительного анализа его творчества с творчеством поэтов-современников. Так, Г. Филиппов использовал для сравнения слишком размытый критерий взаимоотношения поэтов с культурой: «В разной степени типологически близкими к Тарковскому оказались такие поэты, как Д. Самойлов, А. Кушнер, Ю. Мориц, Ю. Левитанский, что свидетельствует о распространении "культурологического" направления в нашем совре

15Филиппов Г. Перекличка памяти с судьбою//Звезда 1970 № 7. С 211-213.

16Седакова О. Памяти Арсения Александровича Тарковского // Волга 1990 № 12 С. 174-177

17Шапир М. Слово о поэте // Русская альтернативная поэзия XX века М , 1989. С 74-84

18Урбан А Конфликты в поэзии А. Тарковского // Звезда. 1966. № 11. С. 205-211.

19Ратгауз Г. Неизгладимая печать // Лит обозрение. 1990. № 7. С. 84-85

20Казинцев А Урок стойкости // Лит. газета 1987. 17 июня. С. 5. менном искусстве» . Оснований для выстраивания такого поэтического ряда недостаточно, указанные поэты очень отличаются друг от друга. Поверхностным также кажется сравнение творчества Тарковского с поэзией Б. Окуджавы, А. Вознесенского.

Перспективным представляется проведённое критиками А. Марченко, И. Винокуровой22 сравнение лирики Тарковского с творчеством старшего поколения советских поэтов Н. Заблоцким, Л. Мартыновым; с произведениями поэтов-фронтовиков А. Межировым, Б. Слуцким, с лирикой А. Кушнера, представителя поколения поэтов 70-80-х годов XX века. Н. Л. Лейдерман, М. Н. Липовецкий выстраивают следующий ряд: А. Тар

23 ковский, С. Липкин, Д. Самойлов . Сравнение названных поэтов может привести к интересным выводам, однако такая работа лишь намечена.

Попытка критиков вписать творчество поэта в современный ему литературный процесс не увенчалась успехом. Это связано с тем, что истоки творчества Тарковского необходимо искать в поэзии Серебряного века. Пока не будет изучена лирика Тарковского в вертикальной парадигме, трудно определить его место в контексте поэзии XX века. Образы, темы поэта несут в себе слишком высокую степень обобщений, чтобы говорить о связи творчества Тарковского только с литературой послереволюционнсго времени.

В этой связи уместно вспомнить полемику В. Кожинова с П. Нерлером относительно классических традиций в поэзии Арсения Тарковского. В. Ко-жинов считает, что сформировавшемуся в окружении «лефоакмеистов» поэту не хватает «чувства высоты», чтобы продолжать традиции как А. Пушкина, так и А. Блока. Критик не приемлет крайности экзистенциальной концепции человека, имеющие место в поэзии Тарковского. Он не соглашается с оцен

2'Филиппов Г Обновление бытия (о современной философской поэзии) // Критика и время. 1984. С 271.

2 Винокурова И. Ладья на стремнине // Новый мир. 1981. № 3. С 253-256 Марченко А. Что такое серьезная поэзия? // Вопр лит 1966 №11.С.49.

23Лейдерман Н Л, Липовецкий М Н Современная русская литература 1950-1990 г В 2 т. Т. 2 Кн. 1. Литература «оттепели» (1953-1968). М , 2003 С 299-314 кой стихотворения «Первые свидания», данной П. Нерлером24, который назвал трагическую ноту, связанную с добровольным уходом человека из жизни, «высокой»: «В стихах Тарковского речь идёт вовсе не о "священном" безумии, но о том, что вполне можно назвать пошлым, бытовым, обиходным безумием. И возвышать это безумие - значит заведомо утратить высоту взгляда, высоту мысли <.> и одновременно нравственно-эстетическую высоту»25.

Позиция В. Кожинова имеет свои основания: он считает, что в поэзии, наследующей классические традиции, прежде всего должна утверждаться концепция цельного человека, преодолевающего личную трагедию. В этом отношении В. Кожинов не одинок. Подобных взглядов придерживается, на

26 пример, Р. Винонин , сравнивая творчество Тарковского и Рубцова. Однако отмечая жизнеутверждающий пафос даже в самых грустных стихах Рубцова, Винонин не ставит под сомнение и подлинно трагедийное начало лирики Тарковского, что подчёркивает его связь с классической традицией.

На особый склад поэзии Тарковского обращает внимание И. Винокурова, которая усматривает связь основных его философских мотивов с устрем

27 лениями поэтов-любомудров . Б. Рунин подчёркивает, что лирика поэта возникла на пересечении традиций, «которые образовали неповторимый сплав»; он указывает на ассоциативную связь творчества Тарковского с поэзией Г. Державина, Ф. Тютчева, О. Мандельштама, Н. Заболоцкого . Наиболее изученным в литературоведении представляется сравнение Тарковского с Заболоцким. С. С. Руссова, сопоставляя лирику двух поэтов, находит много общего в их натурфилософских картинах мира .

24Нерлер П Высокая нота // Юность. 1980 № 9. С 95

25Кожинов В Понятие о поэтических ценностях. С. 273.

26Винонин Р. Чувство пути М., 1981. С. 356-357

27Винокурова И Ладья на стремнине С. 253.

28Рунин Б Власть слова. С 118-131

Руссова С. Н Философская поэзия Н. А Заболоцкого и А А Тарковского Автореф дис . канд филол наук. М, 1990

О продолжении Тарковским прежде всего традиций поэзии акмеистов

30 пишут Л. Г. Кихней, С. А. Мансков, Ю. Б. Юдин . А. Марченко, Б. Рунин, Ю. Карабчиевский, А. Македонов отмечают присутствие традиций символистов в творчестве Тарковского31. А. Чех32 причисляет Тарковского к третьему поколению символистов. А. Македонов называет творчество поэта своеобразным «неосимволизмом», тогда как Н. Л. Лейдерман и М. Н. Липовецкий считают Тарковского «неоакмеистом»33. Существует точка зрения о принадлежности поэта «ахматовской школе»34. В. В. Кожинов относит Тарковского к «неоклассикам», или «лефоакмеистам». Вяч. Вс. Иванов называет Тарков

35 ского «постакмеистом» . В. И. Тюпа определяет Тарковского как «неотрадиционалиста»36. Литературовед вписал лирику поэта в неотрадиционалистскую концепцию русской поэзии XX век, которая представляет собой один из вариантов постсимволизма и имеет связь с акмеизмом. Исследователь находит в творчестве Тарковского отдельные признаки неотрадиционализма, в том числе конвергентность сознания, активизацию языка в дискурсе, что ха

30Кихней JI. Г Корреляция «слова» и «вещи» в акмеистической традиции (О Мандельштам, А Тарковский) // Постсимволизм как явление культуры Вып. IV М., 2003 С. 6771, Мансков С А Предметный мир поэзии Арсения Тарковского // Вестник Барнаульского гос пед ун-та Сер Гуманитарные науки. Барнаул, 2001 № 1. С 63-69, Юдин Ю Б Неоклассики Очерки современной поэзии // Стратегия личности в современной культуре Кемерово, 1999 С 55

3 Карабчиевский Ю [Рецензия] // Новый мир. 1988 № 5. С 267-268. Рец на- Тарковский А От юности до старости M 1987., Македонов А Свершения и кануны о поэтике русской и советской лирики. JL, 1985 ; Марченко А. Что такое серьезная поэзия7 С. 49

32 Чех А Лингво-семантическая альтернация в символизме http7/www.phlology ru/ marginalia/cheh 1 htm.

33Македонов А Свершения и кануны С. 330 H JI. Лейдерман и M H. Липовецкий. Современная русская литература 1950-1990 г. В 2 т. Т 2 К 1 Литература «оттепели» (1953-1968) С.297

34Баевский В. С. Обществу неподвластен (Поэтика и поэзия И Бродского) // Общечеловеческое и вечное в литературе XX века Грозный. 1989. С. 213 О школе Ахматовой упоминается в воспоминаниях А Андреева в журнале «Октябрь» № 9 за 1991 год

35Иванов Вяч Вс. Статьи о русской литературе // Избранные труды по семиотике и истории культуры. Т 2 M 2000. С 478. Этой же точки зрения придерживается В. Аверьянов (См. Аверьянов В. Житие Вениамина Блаженного // Вопр. лит 1994. № 6. С. 40-43)

36Тюпа В. И Постсимволизм: Теоретические очерки русской поэзии XX века. Самара, 1998 С 100,109, 121. рактерно для поэтов большой традиции: «Эстетическая актуализация виртуального пространства языка в пространстве дискурса, в индивидуальном речевом акте есть одновременно самоактуализация личности автора»37.

Однако такой взгляд на язык в применении к творчеству Тарковского кажется неполным. Надо заметить, что подход к его поэзии как к явлению неотрадиционализма лишает возможности связывать творчество данного автора с более ранним периодом развития русской поэзии, например, с символизмом.

В ряде других научных работ детально разрабатываются отдельные стороны творчества поэта. Учёные отмечают «онтологическое» значение культуры в творчестве Тарковского38. М. М. Черненко, подчёркивая роль культуры как объединяющей идеи в поэзии Тарковского, ставит акцент прежде всего на связь слова, живописи и музыки в формировании художественного мира поэта39. Подобный синтез в полной мере проявился у символистов.

Литературоведов интересует природа поэтического слова Тарковского. В первой диссертации о творчестве поэта Е. Джанджакова проводит анализ словоупотребления в поэзии Тарковского. Она выделяет слова семантического поля «природа» и приходит к выводу, что слово у поэта существует и как обозначение предмета, и как символ исторически сложившийся. Более того, исследователь признает за словом в поэзии Тарковского метафизическую сущность, хотя прямо об этом не говорит: «Но номинативность и культурно-историческая ассоциативность - это лишь специфические, но не единственные амбивалентные признаки слова Тарковского. В нём идёт постоянный обмен неопределённостью - определённостью, вещностью - духовностью, конкретностью - иносказательностью, который никогда не заканчивается окончательной победой одного из этих противоположных начал, так как сло

37Тюпа В. И Там же. С 109

38Лейдерман Н Л., Липовецкий М. Н Указ. соч. С 300 Черненко М М. Поэзия Арсения Тарковского Диалог культур и времен Автореф. дис канд филол наук Киев, 1992 во Тарковского независимо от его конкретного наполнения, неодинаково по

40 своей сущности» .

Л. Г. Кихней сравнивает поэтическое слово в лирике О. Мандельштама и А. Тарковского. В результате глубокого лингвистического и философского анализа литературовед приходит к выводу о сходстве его природы у обоих поэтов. Как и у Мандельштама, слово Тарковского не однозначно, имеет несколько коррелятов: «культурное слово» и «природное слово». «Подлинно бытийный смысл слово у Тарковского обретает только тогда, когда в нём органически сливается природа и культура, материя и дух»41. Литературовед признаёт присутствие его сакрального прообраза в творчестве Тарковского и отмечает мотивы отпадения от него «утилитарного» слова.

Метафизическую природу слова Тарковского признают также С. В. Кекова и Р. Р. Измайлов42, М. Шапир43, С. А. Мансков44, Н. Л. Лей-дерман и М. Н. Липовецкий45. На основании этого исследователи приходят к выводу, свидетельствующему о наличии пророческого, жреческого дара поэта.

В связи с признанием литературоведами метафизической природы поэтического слова Тарковского особый интерес у исследователей возникает к вопросу о натурфилософской картине мира поэта и о его пантеистическом мировосприятии. Осуществлённое С. С. Руссовой сравнительное изучение натурфилософской основы творчества Тарковского и Заболоцкого имеет под собой основания. Однако, на наш взгляд, этот вопрос является более слож

40Джанджакова Е Семантика слова в поэтической речи / Анализ словоупотребления

А. Тарковского и А. Вознесенского Автореф дис. . канд филол. наук М 1974 С 11 4'Кихней Л Г. Корреляция «слова» и «вещи» в акмеистической традиции (О Мандельштам, А Тарковский) С. 69

42Кекова С. В Арсений Александрович Тарковский // Кекова С. В , Измайлов Р Р Сохранившие традицию Саратов, 2003. С. 74. 4 Шапир М. Слово о поэте С 78.

44Мансков С А Поэтический мир Арсения Тарковского (Лирический субъект. Категори-альность. Диалог сознаний) Автореф. дис . канд филол наук. Барнаул, 2001. С 13.

45 Лейдерман Н Л,и Липовецкий М Н Указ соч. С. 297, 300 ным и требует дальнейшего исследования, поскольку в поэзии Тарковского наблюдается слияние натурфилософской и романтической картин мира. Присутствие романтических переживаний и способов их выражения позволяет сделать предположение о преодолении Тарковским натурфилософских начал, пантеистического мировосприятия на путях поиска сверхприродного Бога, что является на наш взгляд «нервом» поэзии Тарковского. Важно, что при этом в творчестве и мировоззрении поэта происходит соединение натурфилософского и мистического пантеизма.

Преодоление пантеистического единства всего сущего в поэзии Тарковского, по мнению С. А. Манскова, происходит на путях творчества: «"Божий человек" является в художественном мире начальной точкой, с которой начинаются трансформации лирического субъекта. <.> Он вписан в пантеистическое единство "человек - природа", как неотъемлемый элемент. После одухотворения он переходит в ипостась "пророк / поэт" и оказывается способным творить свою Книгу Бытия»46. Литературовед пришёл к этим выводам, опираясь на методологию культурологических исследований. Им сформулирована концепция художественного мира Арсения Тарковского как текста, специфика которого предопределена соотношением культуры и текста.

Учитывая результаты современных исследований творчества Тарковского, связанные с признанием метафизической природы слова, творчества, духовной трансформации лирического субъекта, можно говорить о напряжённых религиозно-философских исканиях, присущих поэзии Тарковского, что было характерно и для литературы начала века.

Проанализировав предшествующие критические и научные работы, раскрывающие отдельные стороны творчества Тарковского, мы пришли к заключению, что освещённые исследователями особенности лирики поэта мо

46Мансков С А Поэтический мир Арсения Тарковского (Лирический субъект Катего-риальность Диалог сознаний) Автореф. дис канд филол наук С 7 гут быть более детально осмыслены с учётом традиций поэзии Серебряного века. В данной работе предпринята попытка выявить связи лирики Тарковского с поэзией символистов (А. Белого, А. Блока, А. Добролюбова, и др.), а также с творчеством В. Ходасевича, О. Мандельштама и А. Ахматовой.

Сравнение поэзии Тарковского с лирикой Цветаевой и Пастернака не входит в задачу исследования, хотя основания для сопоставления этих поэтов существуют. Однако природа их творчества не близка Тарковскому. В критике есть мнение о влиянии на Тарковского поэзии В. Хлебникова47, что проявляется на уровне отдельных образов и приёмов, но они не являются определяющими, поэтому сопоставление творчества Тарковского и Хлебникова не входит в задачи данного исследования.

Все вышеизложенное делает наше обращение к избранной теме правомерным, а проведенное исследование актуальным, поскольку в настоящее время нет работы, раскрывающей творчество Тарковского в контексте поэзии Серебряного века.

Цель настоящей работы - показать своеобразие поэзии Тарковского в контексте творчества символистов и некоторых наиболее близких поэту авторов периода постсимволизма. В связи с поставленной целью возникает необходимость решить следующие задачи:

1) проанализировать поэтическую трансформацию символистского наследия в творчестве Тарковского, выявить линии сопоставления с А. Добролюбовым, А. Белым, А. Блоком, 2) рассмотреть специфику связи Тарковского с отдельными поэтами постсимволизма (В. Ходасевич, О. Мандельштам, А. Ахматова); 3) определить элементы влияния, как символизма, так и акмеизма на творчество поэта, при этом подчеркнуть неоромантическую сущность его творчества; 4) раскрыть своеобразие философской

47Урбан А. Образ человека - образ времени: Очерки о советской поэзии J1,1979, Седакова О. Памяти Арсения Александровича Тарковского С. 175 лирики Тарковского в целом и отметить особенности концепции человека в его творчестве.

Материалом исследования являются произведения Тарковского, его статьи и другие опубликованные тексты.

Методология исследования основана на сочетании сравнительно-исторического, типологического, структурного и интертекстуального методов анализа. Использование данных методов диктовалось общей логикой работы, характером подлежащей рассмотрению проблемы и спецификой исследуемого материала

Теоретико-методологическую базу диссертации составляют научные работы о творчестве исследуемого автора, труды ведущих учёных по методологии литературоведения, теории и истории литературы: М. М. Бахтина, М. Л. Гаспарова, Л. Я. Гинзбург, В. М. Жирмунского, Вяч. Вс. Иванова, 3. Г. Минц, И. П. Смирнова, В. Н. Топорова, Е. Фарыно. Привлекаются также философские и культурологические работы С. С. Аверинцева, Е. М. Мелетинского, А. Ф. Лосева.

Структура и объём работы. Диссертация состоит из введения, трёх глав, заключения и библиографического списка, включающего 362 наименования.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Лирика Арсения Тарковского в контексте поэзии Серебряного века"

Заключение

В результате проведённого исследования мы пришли к выводу, что лирика Арсения Тарковского продолжает традиции поэзии Серебряного века и в то же время трансформирует их. Стремясь отразить полный драматизма путь человека XX века, поэт не может миновать художественно-эстетический опыт символизма. В творчестве Тарковского идея «всеединства» В. Соловьёва сопряжена с учением космистов, прежде всего, В. Вернадского и Д. Чижевского. Пантеистическое чувство величия Вселенной, единство человека и природы неразрывно связано в поэзии Тарковского с идеей поиска внепри-родного Бога.

Вслед за символистами поэт развивает субъектные отношения: поиск своего «Я» и его отношение с «другим». В этом случае природа перестаёт быть для художника объектом, она становится субъектом, с которым поэт вступает в диалог. Эта идея связана с мистическим пантеизмом Сковороды и даёт основания для сравнения поэзии Тарковского с лирикой А. Добролюбова, пытающегося найти путь от мистического пантеизма к неосинкретизму. Стремление к единству мира, к обретению опыта «внутреннего человека» сближает лирику Тарковского с поэзией А. Блока и А. Белого.

При этом художественно-эстетичскими особенностями поэзии Тарковского становятся синестезия, символика, своеобразное двоемирие, которое представляет собой наиболее устойчивую оппозицию: бытие - небытие. Эти два начала осознаются не локальными мотивами, а двумя важными темами, организующими поэтический мир, являясь составляющими художественного сознания поэта. Для поэзии Тарковского характерно присутствие противоборствующих начал, но в то же время его лирика воспринимается как единое целое.

Поэт по-своему воплотил романтический миф о слове, поэте-пророке, для которого творчество - это акт преображения мира и самого поэта одновременно. Обращение Тарковского к восточной поэзии с её суфийскими мотивами, связанными с поиском Бога в своей душе, присутствие элементов эстетики суфизма также связывает лирику Тарковского с творческим опытом символистов.

В то же время, будучи поэтом уже другой эпохи, Тарковский наследует способ художественного отражения жизни прежде всего у Ходасевича, поэта-постсимволиста. Для его творчества характерно влияние поэтики символизма, соединённое с характерным для акмеизма исканием ясности. Тарковский вслед за Ходасевичем выражает экзистенциальную концепцию человека, передаёт острый драматизм переживаний поэта, утратившего дар творческого преобразования мира. Он продолжает традицию Ходасевича в характере изображения мистической переклички бытия и небытия, придавая ей своеобразие и внося элементы авангарда.

Раскрытие экзистенциальных переживаний и отражение их в особенностях сюжета стихотворения - то новое, что отличает поэзию Тарковского от современных ему авторов. При использовании форм диалога в стихотворении возникает своё пространство, ощущение объёмности, многомерности действительности. С перекличкой двух онтологических начал, выраженных в форме диалога, связан другой вариант построения сюжета, когда нет образного выражения небытия. Но к концу стихотворения лирический сюжет не завершается, а возникает новый образ, иногда просто намёк, разгадка которого остаётся за пределами стихотворения, в контексте всего художественного мира поэта.

Обострённое переживание жизни души в критическую минуту, её балансирование на грани жизни и смерти, присутствие человека в «большом» времени - всё это говорит о продолжении Тарковским вслед за Ходасевичем неоромантической традиции русской литературы. Продолжая и трансформируя традиции Ходасевича, Тарковский утверждает свой взгляд на мир. Для поэзии Тарковского свойственен онтологизм, связанный с натурфилософскими взглядами поэта, с его воззрениями, основанными на идеях философии русского космизма. Его лирический герой чувствует ответственность за всю Вселенную, что проявляется в стремлении преодолеть трагизм бытия, утвердить гармоничное отношении к миру. Наблюдение над реминисценциями из творчества Ходасевича в поэзии Тарковского позволяют признать тот факт, что Тарковский придаёт многим образам, мотивам, мифологемам иное освещение.

Продолжение Тарковским традиций Мандельштама проявляется в стремлении к конкретному воспроизведению действительности, в особом отношении к мировой культуре, в поиске утраченного, потерянного слова, в осознании назначения художника как ремесленника в момент разлада с миром. В то же время рождение поэтического слова в творчестве Тарковского происходит по неоромантическим законам, наряду с метафорами присутствуют символы. Перенимая у своего старшего современника отдельные образы, мотивы, он даёт им совершенно иную направленность, облекает их в другую поэтическую форму. Мандельштам, образно сравнивает слово в поэзии акмеистов с согревающей человека «утварью», с простыми вещами, необходимыми ему. В творчестве Тарковского такие предметы, окружающие человека, являются символами незыблемых основ бытия. В художественном мире Тарковского в отличие от поэзии Мандельштама происходит преображение действительности.

С Ахматовой Тарковского роднит отношение к поэтическому слову как к пророческому дару, размышление над темами памяти, судьбы, истории. Однако путь рождения поэтического слова, способ взаимоотношения с читателем у поэтов разный. Тарковский «договаривает», воплощает отдельные мысли Ахматовой, тем самым создавая «общий текст», в котором «сказанное одним поэтом отражается как бы с переменой авторства в зеркале другого поэта»272. (Такой же процесс «отражения» можно наблюдать и в отношении поэзии Тарковского и Мандельштама, но с большей долей полемики).

В литературоведении появилось мнение о школе Ахматовой в русской поэзии советского времени: «Русская поэзия обязана Ахматовой замечательной поэтической школой, которая постепенно вокруг нее сложилась. При всех их глубоких отличиях к этой школе принадлежат Петровых, Тарковский, Липкин, Самойлов, Кушнер.Бродский»273. Это мнение имеет под собой основание, если учесть влияние Ахматовой на поэзию 60-х годов. Ахматова была действительно оплотом классических традиций и учителем для поэтов того времени. У Анны Андреевны были молодые ученики: Иосиф Бродский, Евгений Рейн, Дмитрий Бобышев, Анатолий Найман.

Однако включать Арсения Тарковского в этот ряд неправомерно. Он сформировался значительно раньше. На его творчество, кроме Ахматовой, существенное влияние оказал опыт символистов, Ходасевича, Мандельштама.

Вяч. Вс. Иванов так передал слова Ахматовой о значимости поэзии Тарковского: «О трёх современных поэтах - Тарковском, Петровых, Липкине - Анна Андреевна сказала, что им очень не повезло, в другое время у них были бы свои школы, их бы переводили. По этому поводу она заговорила о целом поколении - десятилетии, "которому слишком рано сделали кровопускание"»274.

272Левин Ю И , Сегал Д М , Тименчик Р. Д, Топоров В. Н , Цивьян Т В Русская семантическая поэтика как потенциальная культурная парадигма // Russian literature 1974. №7/8 С 70

273Баевский В С Обществу неподвластен (Поэтика и поэзия И. Бродского) // Общечеловеческое и вечное в литературе XX века Грозный 1989. С 213 О школе Ахматовой упоминается в воспоминаниях А. Андреева в журнале «Октябрь» № 9 за 1991 год, в воспоминаниях Д Бобышева Преодолевшие акмеизм (в поисках большого стиля) в журнале «Вопросы литературы» № 6 за 2005 год

2 Вяч Вс Иванов Беседы с Анной Ахматовой // Воспоминания об Анне Ахматовой М, 1991 С 487

Тарковский не создал своей школы, но возле него тоже образовался кружок молодых поэтов, к которому можно отнести А. Радковского, Л. Миллер, М. Синельникова, Б. Кенжеева, А. Лаврина и других. Критики обратили особое внимание на творчество Б. Кенжеева, который считал Тарковского своим учителем. В. Топоров дал высокую оценку поэзии Кенжеева и отметил, что тот «насытил стих всею - преображённой и преображающей - мелодикой столетия» . Преображающее начало творчества поэт унаследовал, вероятно, от своего учителя, которого очень ценил.

Сравнивая процесс творчества, раскрытый в поэзии Тарковского с описанием рождения произведений у Мандельштама и Ахматовой, мы приходим к выводу о принципиальной разнице двух типов поэтических систем. Для Тарковского звук и цвет, который поэт стремится услышать и увидеть внутренним слухом и зрением является проявлением Божественного Слова. В поэзии Ахматовой и Мандельштама преобладает сенсорность восприятия мира. Звук, который они воспринимают, это «'голос' вещного земного мира» (Фа-рыно). В творчестве же Тарковского отсутствует осязание и чувственность в изображении предметов, преодолевается «телесность». Потери при изображении конкретного материального мира компенсируются в творчестве Тарковского усилением лирического напряжения.

В то же время его отличало от названных поэтов искание ясности, присущей им. Здесь уместно привести проницательное наблюдение К. Ваншен-кина: «Но ведь дело даже не в том, что он значительно моложе, другое поколение, а в самом поэтическом принципе, что ли. У всех тех, перед кем он преклонялся (Ахматова, Цветаева, Мандельштам, не говоря уже о Пастернаке), стихи густо замешаны на жизненных подробностях, конкретности, бес

275ТопоровВ [Пред .: К публ Стихов Б Кенжеева]//Поздние петербуржцы СПб 1995 С. 268. В Бетаки. Две с лишним вечности назад // Континент Мюнхен, 1985. № 4. С. 360 Автор пишет об определяющем влиянии Арсения Тарковского на становление Б Кенжеева, называя учителя «одним из самых пронзительных русских поэтов наших дней».

9 7 (\ страшной наблюдательности. У него этого почти нет» . Продолжим цитату, так как в ней можно найти подтверждение выявленным в данной работе отличиям поэзии Тарковского от ранее названных авторов: «Не случайно в конце пути его так привлекает детство, где без подробностей не обойдёшься. «Земле - земное» - так, может быть, неожиданно для него называется одна из

977 его книг. Он всю жизнь хочет развить этот тезис» .

Творчество Тарковского менее наполнено «плотью» традиционной культуры, чем произведения Ходасевича, Мандельштама, Ахматовой. Оно более отвлечённо, поэта прежде всего интересует сознание человека. Стихи Тарковского рождены суровым временем вынужденного упрощения духовной жизни. Он ищет пути возвышения человека. Поэт отражает реальность, осторожно касаясь её, так как не принимает небытие, укоренившееся в социуме.

Лирический герой Тарковского более раним, чем даже лирический герой таких поэтов, как М. Цветаева, Б. Пастернак, потому что с традиционной культурой, а значит и с ощущением определённой целостности бытия, его связывает лишь детская память, полунамёки, оставшиеся в сознании, а также внутреннее чувство «должного». Ощущение утраты корней порой лишают лирического героя жизненных сил, но его спасает память и вера в непреходящие ценности бытия.

Таким образом, мы наблюдаем в творчестве Тарковского черты, характерные для поэтики акмеистов. Однако религиозно-философские искания, стремление к преображению мира, к жизнетворчеству (которое понимается по-своему), к открытию в себе человека «внутреннего», особенность символики, отвлечённое понимание истории позволяют признать наличие связи поэзии Тарковского с поэтами-символистами.

276Ваншенкин К. Писательский клуб М 1998 С 199 277Ваншенкин К Там же С 201

Вяч. Вс. Иванов назвал Тарковского «постакмеистом». Такое определение чётко указывает на место поэта в литературном процессе, предполагает присутствие влияния поэзии акмеизма на творчество автора, но и не отвергает факт продолжения им традиций символизма. Это определение нам кажется более удачным, чем «неоакмеизм» (Н. Л. Лейдерман, М. Н. Липовецкий), в котором указывается только на продолжение традиций акмеизма. «Неоакмеизм» как художественное явление уже существовал в 20-е годы XX века (характеристику ему дал В.Брюсов). Художественная система Тарковского оформилась значительно позже и представляет собой более сложное явление.

Привлекает внимание употребление термина «неосимволизм» (А. Ма-кедонов), так как традиции неоромантизма в творчестве поэта приобретают «направляющее» влияние, к тому же, по мнению И. П. Смирнова, «вторичные» системы способны к возрождению.

Понятия «постакмеизм» и «неосимволизм» дополняют друг друга. Тарковский в своём творчестве опирается на традиции поэтов, принадлежащих к «петербургской поэтике», на те её «корни», которые связаны с творчеством символистов, с эстетическим опытом Вяч. Иванова, Вл. Ходасевича. Тарковскому также близка поэзия О. Мандельштама и А. Ахматовой, на основании изучения которой литературоведами выработано понятие «семантической поэтики».

Представляется правомерным отнести поэзию Тарковского к некой «сверхтрадиции» (В. Н. Топоров, Т. В. Цивьян), которая включает в себя художественный опыт поэзии всего Серебряного века. Сложный синтез основных свойств поэзии Тарковского диктует необходимость обращения к более глубокому обобщению, связанному с изучением традиционной поэзии XX века. Такое наблюдение сделали В. Н. Топоров и Т. В. Цивьян, сравнивая творчество французского романтика Ж. Нерваля с поэзией А. Ахматовой, О. Мнадельштама: все три поэта в своём творчестве воплощают особую «сверхтрадицию», прерывающуюся во времени, но, по сути, очень устойчивую. Она берёт своё начало в особом отношении к слову и тексту <.> это проявление са

278 мостоятельнои линии в поэзии, линии, для которой нет единого названия» .

Контекстный подход к изучению лирики Тарковского позволяет сделать вывод, что внутри этой «сверхтрадиции» присутствует серьёзный диалог, основанный на общих для поэтов образах, мотивах, мифологемах мировой культуры. Тарковский занимает в нём свою позицию.

Поэт принадлежит уже иной эпохе. Пространство его художественного мира включает в себя величие космической гармонии, «звёздный каталог», всю ноосферу как единство природы и разума. В поэзии Тарковского присутствует взгляд с Земли в космос и из космоса на Землю, так возникает образ сферы и образ человека, держащего эту сферу, то есть земной шар, в своих руках.

Человек велик, но свои основные философские вопросы, касающиеся жизни и смерти, решает с позиций пантеизма. Подобное мироощущение включает в себя восхищение величием, красотой мира и чувство глубокого драматизма бытия. Стремясь к гармонии, поэт соединяет в своём творчестве пантеистическую органику с поиском внеприродного Бога.

Нам представляется актуальным дальнейшее изучение лирики Тарковского в контексте поэзии Серебряного века с привлечением других имён, прояснение и углубление понятия «сверхтрадиции», особенностей её содержания и поэтики. Также представляется важным определение места поэта в контекст лирики 60-80 годов XX века.

Топоров В. Н., Цивьян Т. В. Нервапинский слой у Ахматовой и Мандельштама (об одном подтексте акмеизма) // Ново-Басманная, 19. М., 1990 С 443.

Список научной литературыЧаплыгина, Татьяна Леонидовна, диссертация по теме "Русская литература"

1. Тарковский Арсений. Собрание сочинений: В 3 т. М., 1991-1993.

2. Тарковский Арсений. Перед снегом. М., 1962.

3. Тарковский Арсений. Земле земное. М., 1966.

4. Тарковский Арсений. Вестник. М., 1969.

5. Тарковский Арсений. Стихотворения. М., 1974.

6. Тарковский Арсений. Волшебные горы. Тбилиси, 1978.

7. Тарковский Арсений. Зимний день. М., 1980.

8. Тарковский Арсений. Избранное. М., 1982.

9. Тарковский Арсений. Стихи разных лет. М, 1983. Ю.Тарковский Арсений. Быть самим собой. М., 1987. П.Тарковский Арсений. От юности до старости. М., 1987. 12.Тарковский Арсений. Звезда над Арагацем. Стихи и переводы.

10. Ереван, 1988. 1 З.Тарковский Арсений. Poesie scelte. Milano, 1989.

11. Тарковский Арсений. Стихотворения. М. 1991.

12. Тарковский Арсений. Благословенный свет. СПб., 1993.

13. Тарковский Арсений. Белый день М., 1997.

14. Тарковский Арсений. Poems. London, 1998.

15. Тарковский Арсений. Стихотворения. М., 2005.

16. Тарковский Арсений. «Дымилась влажная земля.» / Публ. М. Тарковской и Д. Бака // Октябрь. 2005. № 10. С. 137-141.

17. Тарковский А. Фрагмент неопубликованного варианта стихотворения «Слово» (Архив Арсения Тарковского).

18. Тарковский А. Над старыми тетрадями // День поэзии. М., 1989. С. 38.

19. Тарковский А. О народности поэзии, о национальных и классических традициях//День поэзии, М., 1968. С. 141-149

20. Тарковский А. «Традиционный» это «точный» // Вопр. лит. 1972. №2. С. 148-150.

21. Тарковский А. Литературный критерий. Поэт и читатель // Вопр. лит. 1969. № 1.С. 39^2.

22. Тарковский А. Держава книги / Беседу вёл А. Хворощан // Альманах библиофила. Вып. VII. М., 1979.

23. Тарковский «От Алигьери до Скиапарелли.» / Беседу вёл А. Лаврин // Химия и жизнь. 1982. № 7. С. 82-85.

24. Тарковский А. «И повторится всё.» /Беседу с поэтом записал О. Хлебников // Коме, правда. 1987. 16 янв.

25. Тарковский А. «Волна вослед волне.» / Беседу с поэтом записала И. Гришина// Лит. газ. 1980. 13 авг. С. 3.

26. Тарковский А. Стихи должны иметь адрес во времени / Беседу с поэтом записал А. Меружанян // Литературная Армения, 1983, № 4.1. С. 48-50.

27. Тарковский А. Лаврин А. «Когда отыскан угол зрения.»: Диалог // Лит. обозрение, 1984, № 6. С. 44-48.

28. Тарковский А. «Я полон надежды и веры в будущее русской поэзии» / Беседу с поэтом записал К. Ковальджи // Вопр. лит. 1979.6. С. 196-213.

29. Тарковский А. Ты должен стать самим собой: О роли литературы в духовной жизни человека / Вёл беседу В. Коркин // Лит. газ. 1977. 12 янв.

30. Тарковский А. Выступление на вечере поэзии Мандельштама / Публ. Т. Л. Бессоновой // Творчество писателя и литературный процесс. Иваново, 1992. С. 132-133.

31. Тарковский А. Ответ на анкету «Живые страницы», посвящённую творчеству А. Блока // Вопр. лит. 1980. № 10. С. 25-^Ъ.

32. Тарковский А. Письма Анне Ахматовой // Вопр. лит. 1994. № 6. С.329-338.

33. Тарковский А. Письма Евдокии Ольшанской // Ольшанская Е. Поэзии родные имена. Воспоминания. Стихи. Письма. Киев, 1995.1. С. 197-241.

34. Тарковский А. Анна Ахматова // Голоса поэтов. М., 1965. С. 5-11.

35. Беседа с А. Тарковским / Записал Г. Елин // Лит. Россия, 1980, 26 дек. С. 5.

36. Карпейский Ю. Звёздная струна лиры / По материалам беседы с поэтом А. Тарковским // Советская культура, 1982, 16 июля. С. 6.

37. Ахматова А. А. Собрание сочинений: В 6 т. М., 1998-1999.

38. Белый А. Стихотворения и поэмы. М.; Л. 1966.

39. Белый А. Смысл искусства // Белый А. Символизм как миропонимание. М., 1994. С. 106-131.

40. Бердяев Н. А. Философия свободы. Смысл творчества. М., 1990.

41. Блок А. А. Собрание сочинений: В 8 т. М.; Л., 1963.

42. Брюсов В. Стихотворения и поэмы. Л., 1961.

43. Брюсов В. Ремесло поэта. Статьи о русской поэзии. М., 1981.

44. Бэкон Ф. Сочинения: В 2 т. М., 1997.

45. Вернадский В. И. Биосфера и ноосфера. М., 1989.

46. Вернадский В. И. Научное мировоззрение // На переломе: Философия и мировоззрение. Философские дискуссии 1920-х г. М., 1990.1. С. 180-203.

47. Добролюбов А. М. Собрание стихов. М., 1900.

48. Добролюбов Александр. Из книги невидимой. М., 1905.

49. Иванов Вяч. Борозды и межи: Опыты эстетические и критические. М., 1916.

50. Иванов Вяч. По звёздам. СПб., 1909.

51. Клейн Г. И. Астрологические вечера. М., 1910.

52. Мандельштам О. Стихотворения // Собрание сочинений: В 2 т. М., 1999.

53. Мережковский Д. С. Эстетика и критика: В 2 т. Т. I. М., 1994. 57.0т символизма до Октября (Литературные манифесты). М., 1924.

54. Русский космизм. М., 1993. 365 с.

55. Соловьёв В. С. Оправдание добра: Нравственная философия // Собрание сочинений: В 2 т. М., 1990. Т. I. С. 269.

56. Ухтомский А. А. Письма // Пути в незнаемое. М., 1973. С. 388.

57. Франк С. А. Достоевский и кризис гуманизма // Творчество Достоевского в русской мысли 1881-1931 гг. М., 1990.

58. Ходасевич Вл. Стихотворения. Л., 1989.

59. Ходасевич Вл. Колеблемый треножник. М., 1991.

60. Циолковский К. Э. Монизм Вселенной // Русский космизм. М., 1993. С.277-290.1.. Воспоминания, критические отзывы о Тарковском и о других писателях

61. Аборский А. Время оглянуться. М., 1988. С. 256-263.

62. Аборский А. А. Арсений Тарковский // Ашхабад, 1986. № 11.

63. Аверьянов В. Житие Вениамина Блаженного // Вопр. лит. 1994. № 6. С. 40-73.

64. Айхенвальд Ю. Первая встреча с поэтом // В мире книг. 1969. № 12. С. 37-39.

65. Алигер М. Тропинка во ржи. М., 1980. С. 45-53

66. Алигер М. Судьба поэта // А. Тарковский. Стихотворения. М., 1974. С. 5-16.

67. Ахматова А. Рецензия. // День поэзии 1976. С. 188. Рец. на: Тарковский А. Перед снегом. М., 1962.

68. Бак Д. Дымилась влажная земля. // Октябрь, 2005. № 10. С. 137-141.

69. Бахорт Т. Опять явилась Муза мне // Первое сентября. Литература. 2000, № 6.

70. Бек Т. Люди кактусы - верблюды, или думая об Арсении Тарковском // Дружба народов. 1997. № 6. С. 202-208.

71. Белая Г. Лигература в зеркале критики. М., 1986. С. 49-50.

72. Белкина М. Скрещение судеб. М., 2005. С. 310-318.

73. Бетаки В. Русская поэзия за тридцать лет (1956-1986)). Antiquary. 1987. С. 79-82.

74. Ваншенкин К. Писательский клуб. М, 1998. С. 197-205.

75. Венок Арсению Тарковскому: Стихотворения // Дружба народов, 1997, №6. С. 203-217.

76. Верина Т. Тарковский о Тарковском // Культура и жизнь. 1979. № 10.

77. Винокурова И. Ладья на стремнине // Новый мир, 1981. № 3. С 253— 256.

78. Винонен Р. Чувство пути. М., 1981. С. 356-357.

79. Волкова П. Д. Арсений Тарковский (жизнь семьи и история рода). М., 2002. 221 с.

80. Воронов В. Уберегись от искушений // Лит. газ. 1989. 6 сент. С. 4.

81. Воспоминания об Анне Ахматовой. М., 1991.

82. Гандлевский С. Поэтическая кухня. СПб.: Пушкинский фонд, 1998. С. 92-95.

83. Греков Ю. Памяти Арсения Тарковского // Кодры. 1990. № 5. С. 197-205.

84. Грудцева О. На земле материнской // Дружба народов. 1972. № 4. С. 278-280.

85. Дадашидзе И. Под сенью волшебных гор // Дружба народов. 1979. № 10. С. 257-258.

86. Денисова Е. Л. Человек природа - мир в поэзии Н. Заболоцкого, Вс. Рождественского, А. Тарковского // Художественная концепция человека в советской литературе. Хабаровск, 1983.

87. Зырянов О.В. Жизнь лирического интертекста: (Пушкинский прецедент в стихах Арсения Тарковского) // Дергачевские чтения 2000: Русская литература: национальное развитие и региональные особенности. Екатеринбург, 2001. С. 94-98.

88. Иванова Н. «Я ветвь меньшая.» // Литературная Грузия. 1976. № 11. С. 88-90.

89. Истогина А. Путём стиха, путём любви // Тарковский А. Звезда над Арагацем: Переводы и стихотворения. Ереван, 1989. С. 3-11.

90. Истогина А. Гармония в стихийных спорах. М., 2004. С. 176-184.

91. Каверин В. Арсений Тарковский // Каверин В. Вечерний день. М., 1982. С. 241-242.

92. Казинцев Ал. Буква и дух традиции // Литературно-критический сборник. 1984.

93. Казинцев А. Поэзия как дело, как жизнь: (Заметки о современной лирике) // Лит. в школе. 1982. № 4. С. 3-5,10.

94. Казинцев Ал. Урок стойкости // Лит. газ. 1987. № 25. С. 3.

95. Карабчиевский Ю. Рецензия. // Новый мир, 1988. № 5. С. 267-268. Рец. на: Тарковский А. От юности до старости. М. 1987.

96. Ковальджи К. «Загореться посмертно, как слово.» // Тарковский А.

97. Собр. соч.: В 3 т. Т. 1. М., 1991. С. 9-10. Ю1.Кожинов В. Понятие о поэтических ценностях // Статьи о современной литературе. М., 1990. С. 266-275. 102. Корин Г. А. Воспоминания об Арсении Александровиче Тарковском

98. Антология мировой поэзии. 2001, № 6. С. 31-44. ЮЗ.Кралин М. Уроки Арсения Тарковского // Победившее смерть слово.

99. Томск, 2000. С. 311-330. Ю4.Кралин М. Встреча с мастером // Вопр. лит. 1994. Вып. 6. С. 302-303.

100. Кривомазов А. Н. Воспоминания о поэте Арсении Тарковском // Компьютеры в учебном процессе. 1997. № 6. С. 103-166; 1998, №6. С.103-164.

101. Кублановский Ю. Предисловие. // Тарковский А. Благословенный свет. СПб., 1993. С. 5-12.

102. Кублановский Ю. Благословенный свет // Новый мир. 1992, № 8. Рец. на: Тарковский А. Собрание сочинений: В 3 т. М., 1991-1993.

103. Кублановский Ю. Памяти Арсения Тарковского // Вестник русского христианского движения. Париж Нью-Йорк - Москва, 1989.1. С.293-296.

104. Кубатьян Г. И. Тема и вариации: Армянские мотивы в творчестве русских советских поэтов // Литературные связи. Ереван, 1973. Т. I. С. 176-204.

105. Липкин С. И. Воспоминания о поэте Арсении Тарковском // Антология мировой поэзии. 2001. № 5. С. 69-78.

106. Ш.Лаврин А. «Побратим побратиму.» // Дружба народов. 1983. № 7. С.267-269.

107. Лаврин А. «Слышнее всех разлук» // Лит. Россия. 1987. 26 июня. С. 17.

108. Лаврин А., Педиконе П. Отец и сын // Юность. 1993. № 1. С. 68-73; № 6. С. 26-30.

109. Лаврин А. Воспоминания об Арсении Тарковском // Компьютеры в учебном процессе. 1997, № 6.

110. Лиснянская И. «Отдельный» // Знамя. 2005. № 1. С. 84-134.

111. Лихачев Д. С. Несколько мыслей о лирической поэзии // День поэзии. 1981. М. 1981. С. 158-160.

112. Лихачёв Д. Лики слова // Лит. газ. 1984. 25 янв. С. 7.

113. Лицарева К. С. Концепция самосознания личности в творческом наследии Григория Сковороды и Арсения Тарковского // Славянские литературы в контексте истории мировой литературы. М., 2002. С. 49-52.

114. Македонов А. Почва и судьба // Нева. 1982. № 3 С. 159, 160.

115. Марченко А. Что такое серьезная поэзия? // Вопр. лит. 1966. №11. С. 42-54.

116. Медведев Ф. «Судьба моя сгорела между строк»: 10 вечеров у Тарковского // Огонек. 1987. № 3. С. 18-21.

117. Медведев Ф. На ветру жизни и вечности: О творчестве А. Тарковского // Огонек № 26. С. 7.

118. Медведев Ф. Трава после нас // Книга интервью с деятелями советской литературы и искусства. М., 1988.

119. Миллер J1. «А если был июнь и день рождения.»// Смена. 1991. № 4. С. 99.

120. Миллер JI. «Терзай меня не изменюсь в лице.» // Стихи о стихах. М., 1996. С. 98-113.

121. Миртчан JL «Так и надо жить поэту.»: Воспоминания об Арсении Тарковском //Вопр. лит. 1998. № 1. С. 311-335.

122. Митина С. Из бесед с Арсением Тарковским // Искусство кино. 1992, № 10. С. 25-30.

123. Михайлов А. А. Достоинство стиха // Ритмы времени. М.: 1973. С. 482-499.

124. Михайлов А. Поэт и слово: О поэзии Арсения Тарковского; Тайны поэзии. М. 1980. С. 294-300.

125. Мовчан П. Слово обогащающее // Вопр. лит. 1981. № 6. С. 61.

126. Назаревская Н. Словарь Тарковских // Сов. культура. 24 декабря 1988. С. 5.

127. Нерлер П. Высокая нота // Юность. 1980. № 9. С. 94-95.

128. Ольшанская Е. «Двух голосов перекличка» // http:www.Zerkalo -nedeli. Com/nn/show/415/364591/.

129. Ольшанская E. Анна Ахматова и Арсений Тарковский (К истории взаимоотношений двух поэтов) // Russian literature. 1991. XXX-III. 1 oct. Vol. ЗО.Р. 373-384.

130. Ольшанская Е. Поэзии родные имена: Воспоминания. Стихи. Письма. Киев, 1995. 200-260.

131. Павличко Д. Наш родич Арсений Тарковский // Сучасшсть. Кшв, 2000. №9. С. 81-83.

132. Ратгауз Г. «Рыцарь бедный»: три встречи с Арсением Тарковским // Дружба народов. 1996. № 5.

133. Ратгауз Г. Как феникс из пепла / Беседа с А. А. Ахматовой // Знамя. 2001. №2. С. 151-158.

134. Рейн Е. Вся жизнь и ещё «Уан бук» // Вопр. лит. 2002, № 5. С. 170.

135. Рунин Б. Власть слова//Вопр. лит. 1967. №5. С. 118-131.

136. Руссова С. «Ты должен стать самим собой» // Радуга. 1990. № 9. С. 120-121.

137. Сарнов Б. Бремя таланта. М., 1987. С. 282-283.

138. Седакова О. О «Бронзовом веке» // Грани. 1983. № 130. С. 275.

139. Седакова О. Памяти Арсения Александровича Тарковского // Волга. 1990. № 12. С. 174-177.

140. Синельников М. Там, где сочиняют сны // Знамя. 1998. № 7. С.151-176.

141. Соловьев В. Двойное тяготение времени // Искусство кино. М., 1989. № 10. С. 40-49.

142. Соловьев В. Двойное тяготение времени // Лит. обозрение. 1976. № 8. С. 37-39.

143. Солоухин В. Хранитель огня // Лит. газ. 1966. 1 сентября. С. 3.

144. Старосельская Н. «Перекличка памяти с судьбою»: О поэзии А. Тарковского // Литературная Армения. 1986. № 11. С. 78-85.

145. Степанов Н. Поэзия беспокойной мысли // Новый мир. 1967. № 4. С. 211-212.

146. Тарковская М. А. Уход Гения напоминает гибель «Титаника». К 65-летию со дня рождения кинорежиссёра Андрея Тарковского и к 90-летию поэта Арсения Тарковского // Учит. газ. 1997. № 19. 20 мая.

147. Тарковская М. Осколки зеркала. М., 2006. 415 с.

148. Тарковская М. Арсений Тарковский. Жизнь и творчество // Тарковский А. Стихотворения. М. 2005. С. 5-23.

149. Таратута Е. «Гори, гори, моя звезда.» // Юность. 1991. № 7.1. С. 82-84.

150. Татаринов А. «Если правду сказать я по крови домашний сверчок.» // Континент. 1983. № 3. С. 394-399.

151. Урбан А. Неделимый мир. Стихи и переводы А. Тарковского // Ашхабад. 1970. № 5. С. 86-93.

152. Урбан А. Конфликты в поэзии А. Тарковского // Звезда. 1966. № 11. С. 205-211.

153. Урбан А. Наедине с историей: Возвышение человека. JT., 1968.

154. Урбан А. Образ человека образ времени: Очерки о советской поэзии. Л., 1979.

155. Урбан А. «Посредине мира» // В начале семидесятых. Литература наших дней. Л., 1973. С. 203-241.

156. Филиппов Г. Перекличка памяти с судьбою // Звезда. 1970. № 7. С. 211.

157. Филиппов Г. Обытовление бытия: О современной философской поэзии // Критика и время. Литературно-критический сборник. Л., 1984. С. 267-280.

158. Халфин Ю. Последний поэт Серебряного века: Три встречи с Арсением Тарковским http://lit. 1 september.ru/articlef.php?ID=200204203.

159. Хворощан А. Энергия преодоления // Лит. обозрение. 1980. № 3. С. 24-29.

160. Чуковская Л. К. Записки об Анне Ахматовой // Нева, 1996, С. 5-104.

161. Чуковская Л. К. Записки об Анне Ахматовой. 1952-1962: В 3 т. T. III. 1997. С. 430-431.

162. Чупринин С. Дудка Марсия // Чупринин С. Крупным планом. М., 1983. С. 67-80.

163. Шаповалов М. Вестник//Мол. гвардия. 1970. № 11. С. 314-315.169. «Я жил и пел когда-то.»: Воспоминания о поэте Арсении Тарковском / Сост. М.Тарковская. Томск, 1999. 352 с.

164. I. Научная литература об Арсении Тарковском, о других писателях иобщего характера

165. Абишева С. Д. Интерпретация структуры и семантики цикла А. Тарковского «Деревья» // Литература и общественное сознание: варианты интерпретации художественного текста. Бийск, 2002. Вып. 7. Ч. 1. С. 3-8.

166. Арсений Тарковский. Жизнь и творчество. Сб. ст. Кировоград, 1997.

167. Бак Д. Комментарии // Тарковский А. Стихотворения. М., 2005. С. 448^78.

168. Бак Д. «Ахматовский цикл» Арсения Тарковского: к истории текста // Контрапункт. М., 2005. С. 271-281.

169. Бетаки В. Русская поэзия за тридцать лет (1956-1986). Antiquary. 1987. С. 79-82.

170. Бройтман С. «Мир, меняющий обличье.» // Вопр. лит. 2001. №4. С. 318-324.

171. Верещагина Е.Н. Мифопоэтический подход к литературному произведению: (на примере стихотворения Арсения Тарковского «Мне в черный день приснится.») // Русская литература XX века в аспекте традиций мировой культуры: Межвуз. сб. науч. тр. Вологда, 2002.

172. Воронова Т. А. Словарь лирики Арсения Тарковского. Воронеж, 2004. 295 с.

173. Гулова И. А. «Гармонии стиха божественные тайны»: (О поэтике А. А. Тарковского) // Русский язык в школе. М., 2002. № 3.1. С. 66-71.

174. Денисова Е. Л. Человек природа - мир в поэзии Н. Заболоцкого, Вс. Рождественского, А. Тарковского // Художественная концепция человека в советской литературе. Хабаровск, 1983.

175. Джандакова Е. В. Семантика слова в поэтической речи. Автореф. дис. канд. филол. наук. М., 1974.

176. Джандакова Е. В. О поэтике числа у А. Тарковского и Б. Слуцкого // Учёные записки МГПИИЯ им. Мориса Тореза. Т. 58. М., 1971. С. 116.

177. Дзуцева Н. Чернота, окрыленная светом. (Цветаева и Ахматова в поэтическом мире Арсения Тарковского) // Дни Андрея Тарковского на Ивановской земле. ИвГУ, 2002. С. 7-16.

178. Зорин А. Портрет поэта из созвездия Большого Пса // Радуга -Vikerkiar. Таллин, 2001. № 4. С. 78-85.

179. Зырянов О. В. Жизнь лирического интертекста: (Пушкинский прецедент в стихах Арсения Тарковского) // Дергачевские чтения 2000: Русская литература: национальное развитие и региональные особенности. Екатеринбург, 2001. С. 94-98.

180. Иванов Вяч. Вс. Статьи о русской литературе // Иванов Вяч. Вс. Избранные труды по семиотике и истории культуры. T. I. М., 1998. С. 72.

181. Иванов Вяч. Вс. Статьи о русской литературе // Иванов Вяч. Вс. Избранные труды по семиотике и истории культуры. T. II. М., 2000. С. 478.

182. Иванов Вяч. Вс. Из наблюдений над четырёхстопным ямбом современных поэтов // Иванов Вяч. Вс. Избранные труды по семиотике и истории культуры. T. III. М., 2004. С. 731.

183. Кабанков Ю. Н. Одухотворение текста: Дискурсивный срез текста стихотворения Арсения Тарковского «Первые свидания» // Литература. Язык. Культура. Владивосток, 2004. С. 48-51.

184. Кекова С. В. К вопросу о поэтическом языке Арсения Тарковского // Вопросы стилистики. Вып. 22. Саратов, 1988.

185. Кекова С. В. Арсений Александрович Тарковский // Кекова С. В., Измайлов Р. Р. Сохранившие традицию. Саратов, 2003. С. 55-79.

186. Кихней JI. Г. Корреляция «слова» и «вещи» в акмеистической традиции (Осип Мандельштам, Арсений Тарковский) // Постсимволизм как явление культуры. Вып. IV. М., 2003. С. 66-71.

187. Кривоусова 3. Г. «Поэт начала века» в творчестве Арсения Тарковского // 100 лет Серебряному веку: мат-лы междунар. науч. конф. М, 2001. С. 174-177.

188. Кузнецова С. А. Мотив дома в творчестве Арсения Александровича Тарковского и пушкинская традиция // Пушкин и русская культура. М., 1999. Вып. 2. С. 134-141.

189. Кузьмина Н. А. «Как мимолётное видение.» // Русская речь. 1987. №3. С. 48-52.

190. Н. Л. Лейдерман, М. Н. Липовецкий. Неоакмеизм в поэзии//

191. Н. Л. Лейдерман, М. Н. Липовецкий. Современная русская литература. Литература «Оттепели» (1953 -1968). Т. II. Кн. 1. М., 2000. С. 297-305.

192. Македонов А. Свершения и кануны: о поэтике русской советской лирики. Л., 1985. С. 223-225.

193. Мансков С. «Деревья» в поэзии А. Тарковского // Дергачевские чтения 2000. Русская литература: национальное развитие и региональные особенности. Мат-лы междунар. науч. конф. 10-11 окт. 2000 г. Екатеринбург, 2001. С. 310-323.

194. Мансков С. А. Предметный мир поэзии Арсения Тарковского // Вестник Барнаульского гос. пед. ун-та. Сер: Гуман. науки. Барнаул, 2001. № 1.С. 63-69.

195. Мансков С. А. Поэтический мир Арсения Тарковского (Лирический субъект. Категориальность. Диалог сознаний). Автореф. дис. канд. филол. наук. Барнаул, 2001.

196. Мансков С. А. Руки в художественном мире Арсения Тарковского // Литература и текст. Литературоведение: Сб. науч. тр. /Рос.гос. пед. ун-т им. А. И. Герцена; Барнаул., гос. пед.ун-т. СПб.; Барнаул, 1998. Ч. II. С. 26-30.

197. Ольшанская Е. М. А. Ахматова и А. Тарковский // Анна Ахматова и русская культура начала XX века. Тезисы конференции. М., 1989.

198. Петрова 3. А. Стилистический аспект образа времени в лирике

199. А. Тарковского // Материалы XXVII межвуз. научн.-метод. конф. преподавателей и аспирантов. Вып. 12. 4.1. СПб.: Изд-во СПбГУ. С. 60-64.

200. Петрова 3. А. Духовный опыт Арсения Тарковского // Культурное пространство человечества и духовный мир педагога: Сб. материалов научно-практич. конф. Ассоциации творческих учителей России. М., 2000. С. 93-98.

201. Поморцева Е. В. Парадигма культуры в эстетике Арсения Тарковского // Дергачёвские чтения 96. Русская литература: национальное развитие и региональные особенности. Екатеринбург, 1996. С. 80-82.

202. Ратгауз Г. Неизгладимая печать // Лит. обозрение. 1990, № 7. С. 84- 85.

203. Руссова С. Н. Философская поэзия Н.А.Заболоцкого и

204. А. А. Тарковского. Автореф. дис. канд. филол. наук. М., 1990.

205. Руссова С. Н. Сонет А. А. Тарковского в контексте традиций // Развитие традиций и формирование жанров в советской литературе. М, 1991. С. 27-34.

206. Руссова С. Автор и лирический текст. М., 2005. С. 99-103.

207. Страшнов С. Исповедальное слово: Поэзия и современная общественная система// Лит. обозрение. 1988. № 11. С. 19.

208. Тропкина Н. Е. Образы детства в поэзии Арсения Тарковского // Мировая словесность для детей и о детях. Вып. 9 / МГПУ. М., 2004. Ч. 11, С. 359-364.

209. Тропкина Н. Е. Образы времени в лирике 1920-х 1960 г // Филологический сборник. Вологда, 2002. С. 294-300.

210. Тюпа В. И. Потсимволизм: Теоретические очерки русской поэзии XX века. Самара, 1998. С. 109, 121, 125.

211. Учамбрина И. А. «Мой путь от земли до высокой звезды.»: поэзия Арсения Тарковского, 11 класс // Лит. в школе. 1997. № 7.

212. Филиппов Г. В. Русская советская философская поэзия: Человек и природа. Л., 1984. С. 180-182.

213. Черненко М. М. Поэзия Арсения Тарковского: Диалог культур и времен // Автореф. дис. канд. филол. наук. Киев, 1992.

214. Чех А. Лингво-семантическая альтернация в символизме. http://www.phlology.ru/marginalia/cheh l.htm С. 4.

215. Шапир М. Слово о поэте // Русская альтернативная поэзия XX века. М., 1989. С. 74-84.

216. Юдин Ю. Б. Неоклассики. Очерки современной поэзии // Стратегия личности в современной культуре. Кемерово, 1990. С. 38-55.

217. Кихней Л. Г. «Так молюсь за твоей литургией»: Христианская вера в поэзии Анны Ахматовой. М., 2001.

218. Кихней Л. Г. Поэзия Анны Ахматовой: Тайны ремесла. М., 1997. 144 с.

219. Кихней Л. Г. Анна Ахматова. Сквозь призму жанра. М., 2005.

220. Корона В. В. Поэзия Анны Ахматовой: Поэтика автовариаций. Екатеринбург, 1999. С. 232.

221. Кудасова В. В. Тетрадь как образ в лирике А. Ахматовой // Русская литература XX века: Типологические аспекты изучения.

222. X Шешуковский чтения. Ч. II. М., 2005. С. 316.

223. Полтавцева Н. Г. Ахматова и культура «серебряного века» (вечные образы культуры в творчестве Ахматовой) // Царственное слово. М., 1992. С. 41-59.

224. Смирнов И. П. К изучению символики Анны Ахматовой (раннее творчество) // Поэтика и стилистика русской литературы. Л., 1971. С. 279-287.

225. Топоров В. Н. Ахматова и Блок. Berkeley, 1981. 202 с.

226. Топоров В. Н. Об историзме Ахматовой // Russian literature. 1990. XXXIII (III). Amsterdam. P. 277^18.

227. Топоров В. Н., Цивьян Т. В. Нервалинский слой у Ахматовой и Мандельштама (об одном подтексте акмеизма) // НовоБасманная, 19. М., 1990. С. 443.

228. Федорчук И. Лирическая картина мира в творчестве Анны Ахматовой. Szeczecin, 1999. 182 с.

229. Дорофеева М. А. Традиции Упанишад в творчестве А. Белого // Русская литература XX ве ка: Типологические аспекты изучения. X Шешуковские чтения. Ч. II. Москва, 2005.

230. Лавров А. А. Белый и Г. Сковорода. Studia slavica. Acad. Sei. Hung., p.,1975,t. 21, Facs 3/4, Old 395^04.

231. Клинг О. А. Александр Блок: структура «романа в стихах». Поэма «Двенадцать». М., 1998.110 с.

232. Кумпан К. Заметки об источниках «Поэзии заговоров и заклинаний» // Мир А. Блока: Блоковский сборник. VI. Тарту, 1985.1. С. 49-41.

233. Минц 3. Г. Александр Блок и русские писатели. СПб. 2000. 782 с.

234. Минц 3. Г. Поэтика А. Блока. СПб. 1999. 727 с.

235. Мочульский К. Александр Блок, Андрей Белый, Валерий Брюсов. М., 1997. 478 с.

236. Хопрова Т. А. Блок и музыка // Блок и музыка. Д., 1980. С. 3- 7.

237. Баевский В. С. Обществу неподвластен. (Поэтика и поэзия

238. И. Бродского) // Общечеловеческое и вечное в литературе XX века. Грозный, 1989. С. 213.

239. Гиппиус Вл. Александр Добролюбов // Русская литература XX века. 1890- 1910 гг. под. ред. проф. С. А. Венгероза. М., 2004.

240. Кобринский А. Разговор через мёртвое пространство (Александр Добролюбов в конце 1930-х и 1940-х гг.) // Вопр. лит. 2004, № 4. С. 198-218.

241. Святловский Г. Е. «.И путь держу на твой магнит (Последний поиск по следам Александра Добролюбова) // Вопр. лит. 2004. №4. С. 218-228.

242. Латынина А. Достоевский и экзистенциализм // Достоевский -художник и мыслитель. М., 1972. С. 210-260.

243. Лощилов Игорь. Феномен Николая Заболоцкого. Helsinki, 1997.

244. Аверинцев С. Поэзия Вячеслава Иванова // Вопр. лит. 1975. № 8. С. 152.

245. Топоров В. Пред .: К публ. Стихов Б. Кенжеева. Поздние петербуржцы. СПб., 1995. С. 268.

246. В. Бетаки. Две с лишним вечности назад // Континент. Мюнхен, 1985. №4. С. 360.

247. Амелин Г. Г., Мордерер В. Я. Миры и столкновения Осипа Мандельштама. М., 2001.

248. Гаспаров М. Л. Поэт и культура (три поэтики Осипа Мандельштама) // Гаспаров М. Л. Избранные статьи. М., 1995. 327-371 с.

249. Кацис Л. Осип Мандельштам: мускус иудейства. М., 2002. 586 с.

250. Кихней Л. Г. Акмеизм (миропонимание и поэтика). М., 2001.

251. Кихней Л. Осип Мандельштам: Бытие слова. М. 2000. 146 с.

252. Кихней Л. Г. Философско-эстетические принципы акмеизма и художественная практика Осипа Мандельштама. М., 1997.

253. Кихней Л. Осип Мандельштам: Бытие слова. М. 2000. 146 с.

254. Кихней Л. Г. «Исполненная мечта символистов.» («Медлительнее снежный улей.» О. Мандельштама как символический текст) // Куприяновские чтения 2005. Иваново, 2006. С. 103— 108.

255. Лекманов О. Жизнь Осипа Мандельштама. СПб., 2003.

256. Лифшиц Г. М. Многозначное слово в поэтической речи. История слова «ночь» в лирике Осипа Мандельштама. М., 2002. 272 с.

257. Меркель Е. В., Кихней Л. Г. Концепция слова и проблемы семантической поэтики Осипа Мандельштама. М., 2002. 44 с.

258. Мусатов В. Лирика О. Мандельштама. Киев, 2000. 557 с.

259. Неретина С. С., Огурцов А. П. Эмбриональное поле культуры: О. Э. Мандельштам // Человек. 2000. № 3. С. 21-35.

260. Панова Л. Г. «Мир», «пространство», «время» в поэзии Осипа Мандельштама. М., 2003. 808 с.

261. Ронен Омри. Осип Мандельштам // Мандельштам Осип. Собрание произведений: Стихотворения. М., 1992. С. 495-539.

262. Холодова 3. Я. Художественное мышление М. М. Пришвина (содержание, структура, контекст). Иваново, 2000. 294 с.

263. Софронова Л. А. Три мира Григория Сковороды. М, 2002. 462 с.

264. Эрн В. Ф. Г. С. Сковорода. Жизнь и учение. М., 1912.

265. Лукьянов С. М. О Владимире Соловьёве в его молодые годы. Петроград, 1916. С. 32.

266. Дуганов Р. В. Велимир Хлебников. Природа творчества. М., 1990.

267. Богомолов Н. Жизнь и поэзия Вл. Ходасевича // Вопр. лит. 1988. №3.

268. Куликова Е. Ю. Петербургский текст в лирике В. Ф. Ходасевича: Автореф. дис. канд. филол. наук. Новосибирск, 2000.

269. Плетнёв Р. В. В. Ф. Ходасевич // Плетнёв Р. В. История русской литературы. New-York, 1987. С. 9-13.

270. Фридлендер Г. М. Поэзия и проза Владислава Ходасевича // Пушкин. Достоевский. «Серебряный век». СПб. 1995. С. 487-523.

271. Бертельс Э. А. Суфизм и суфийские поэты. М., 1965. 522 с.

272. Бертельс А. Е. Художественный образ в искусстве Ирана IX-XV веков. М., 1997. 421 с.

273. Богомолов Н. А. Русская литература первой трети XX века: Портреты. Проблемы. Разыскания. Омск, 1999.

274. Бройтман С. Н. К генезису постсимволизма // Постсимволизм как явление культуры. Вып. II. М., 1998. С. 23-28.

275. Бройтман С. Н. Символизм и постсимволизм (к проблеме внутренней меры русской неклассической поэзии) // Постсимволизм как явление культуры. Вып. I. М., 1995. С. 24-28.

276. Бройтман С. Н. Русская лирика XIX начала XX века в свете исторической поэтики: субъектно-образная структура. М. 1997. 305с.

277. Буренина О. Д. Символистский абсурд и его традиции в русской литературе и культуре первой половины XX века. СПб., 2005. 327 с.

278. История русской литературы XX века. Серебряный век / Под ред. Ж. Нива. М, 1987. 703 с.

279. История русской советской поэзии. 1917-1941. JL, 1983. 416 с.

280. История русской советской поэзии. 1941 1980. Л., 1984. 399 с.

281. Из истории русского романтизма. Кемерово, 1971. 367 с.

282. Из истории советской эстетической мысли 1917-1932. М., 1980. 455 с.

283. Клинг О. А. Влияние символизма на постсимволистскую поэзию в русской литературе 1910-х годов. Автореф. дис. . доктор, наук. М., 1996.

284. Клинг О. Эволюция и «латентное» существование символизма после Октября // Вопр. лит. 1999. № 4. С. 37-62.

285. Пайман А. История русского символизма. М., 2000. 413 с.

286. Русская литература рубежа веков (1890-е начало 1920-х годов). М., 2000.

287. Русская литература XX века. 1890-1910 / Под ред. С. А. Венгерова. М., 2004. 543 с.

288. Слободнюк С. Л. «Идущие путями зла.»: Дьяволы «серебряного» века (древний гностицизм и русская литература 1890-1930 гг.). СПб., 1998. 288 с.

289. Соколов А. Г. История русской литературы конца XIX начала XX века. М, 1999.312 с.1.. Научно-теоретическая литература

290. Бахтин М. М. Литературно-критические статьи. М., 1986

291. Бройтман С. Н. Из лекций по исторической поэтике. Тверь, 2001. 66 с.

292. Бутырин К. М. Проблема поэтического символа в русском литературоведении // Исследования по поэтике и стилистике. Л., 1972.

293. Гаспаров М. Л. Современный русский стих. М., 1974. 487 с.

294. Гаспаров М. Л. Антиномичность поэтики русского модернизма // Гаспаров М. Л. Избранные статьи. М., 1995. 286-307.

295. Гервер Л. Л. Музыка и музыкальная мифология в творчестве русских поэтов (первые десятилетия XX века). М., 2001. 247 с.

296. Глембоцкая Я. О. Формы творческой рефлексии в поэтике микроцикла // Стратегия личности в современной культуре. Кемерово, 1990. С. 56-71.

297. Григорьев В. П. Словотворчество и смежные проблемы языка поэта. М., 1986. 256 с.

298. Григорьев В. П. Грамматика идиостиля. М., 1983. 224 с.

299. Григорьев В. П. Поэтика слова. М., 1976. 344 с.

300. Гачев Г. Д. Образ в русской художественной культуре. М., 1981. 246 с.

301. Гачев Г. Д. Жизнь художественного сознания. Очерки по истории образа. М., 1972. 200 с.

302. Гинзбург Л. О лирике. Л., 1974. 408 с.

303. Гинзбург Л. О старом и новом Л., 1982. 424 с

304. Гофман В. Язык символистов // Л Н. Т. 27-28. М., 1937. С. 92.

305. Дзуцева Н. В. Время заветов: Проблемы поэтики и эстетики постсимволизма. Иваново, 1999.130 с.

306. Долгополов Л. На рубеже веков. Л., 1985. 352 с.

307. Дёринг-Смирнова И. Р. и Смирнов И. П. Очерки по исторической типологии культуры. Salsburg, 1982.

308. Есаулов И. А. Постсимволизм и соборность // Постсимволизм как явление культуры. Вып. IМ., 1995. С. 3-7.

309. О.Ермилова Е. В. Теория и образный мир русского символизма. М., 1989. 174 с.

310. Жолковский А. К. Блуждающие сны (Из истории русского модернизма). М., 1992. 429 с.

311. Жолковский А. К. Избранные статьи о русской поэзии. М., 2005. 652 с.

312. Жирмунский В. М. Преодолевшие символизм // Жирмунский В. М. Поэтика русской поэзии. СПб., 2001. С. 364^05.

313. Жирмунский В. М. Теория стиха. Л., 1975. 662 с.

314. Жирмунский В. М. Теория литературы. Поэтика. Стилистика. Л., 1973. 405 с.

315. Заманская В. В. Экзистенциальный тип художественного сознания в XX веке // Наука о литературе в XX веке (история, методология, литературный процесс). М., 2001. С. 194-213.

316. Заманская В. В. Экзистенциальная традиция в русской литературе XX века: Диалоги на грани столетий. М., 2001. 183 с.

317. Калачева С. В. Эволюция русского стиха. 1986. 262 с.

318. Кармалова Е. Ю. Неоромантизм в культуре серебряного века. Омск, 2005. 62с.

319. Кихней JI. Г. Акмеизм (миропонимание и поэтика). М., 2001. 183 с.

320. Колобаева Л. А. Концепция личности в русской литературе рубежа 10- начала 20-гг. XX века. М., 1990. 335 с.

321. Колобаева JT. А. Русский символизм. М., 2000. 294 с.

322. Коссак Е. Экзистенциализм в философии и литературе. М., 360 с.

323. Крыщук Н. Искусство как поведение: Книга о поэтах. JT. 1989. 415 с.

324. Кузьмичёва Н. В. Мотив сна в творчестве русских символистов. М., 2005.

325. Курбанмамадов А. Эстетическая доктрина суфизма. Душанбе, 1987. 108 с.

326. Кушнер А. Реминисценция: поэтическое открытие или выученный урок // Лит. учёба, 1982. № 3. С. 202-213.

327. Ларин Б. А. Эстетика слова и язык писателя. Л., 1974. 288 с.

328. Левин Ю. И., Сегал Д. М., Тименчик Р. Д, Топоров В. Н., Цивьян Т. В. Русская семантическая поэтика как потенциальная культурная парадигма // Russian literature. 1974. № 7/8. С. 47-83.

329. Лекманов О. А. Книга об акмеизме и другие работы. Томск, 2000. 703 с.

330. Лосев А. Ф. Проблема символа и реалистическое искусство. М., 1976.366 с.

331. Лосев А. Ф. Из ранних произведений. М., 1990. 583 с.

332. Мазепа Н. Р. Поэзия мысли. О современной философской лирике. Киев, 1968. 122 с.

333. Маймин Е. Русская философская поэзия. Поэты-любомудры, А. С. Пушкин, Ф. И. Тютчев. М., 1976. 188с.

334. Македонов А. В. Свершения и кануны: о поэтике русской советской лирики. Л., 1985. 359 с.

335. Манн Ю. Русская философская эстетика. М., 1976. 304 с.

336. Мелетинский Е. М. Поэтика мифа. М., 1976. 408 с.

337. Методология анализа литературного произведения. М., 1988. 347 с.

338. Минералова И. Русская литература серебряного века (поэтика символизма). М., 1999. 225 с.

339. Минц 3. Г. Поэтика русского символизма. СПб., 2004. 478 с.

340. Михайлов Ал. Поэты и поэзия. М., 1978. 223 с.

341. Михайлов А. Сила и тайна слова. М., 1984. 350 с.

342. Неретина С. С. Тропы и концепты. М., 1999. 275 с

343. Орлицкий Ю. Б. Русский свободный стих в стилевом движении первой трети XX века // XX век. Литература. Стиль. Екатеринбург, 1996.

344. Павловский А. Советская философская поэзия. Л., 1984. 180 с.

345. Смирнов И. Мегаистория: Очерки по исторической типологии культуры. М., 2000.

346. Смирнов И. П. Причинно-следственные структуры поэтических произведений // Исследования по поэтике и стилистике. Л. 1972. С. 212-248.

347. Спивак Р. С. Русская философская поэзия, 1910-е годы: И. Бунин, А. Блок, В. Маяковский. М., 2005. С. 47-83.

348. Топоров В. Н. Миф. Ритуал, Символ, Образ. М., 1995.

349. Тропкина Н. Е. Образный строй русской поэзии. Волгоград, 1998. 221с.

350. Тюпа В. И. Статус художественного произведения в постсимволизме // Потсимволизм как явление культуры. Вып. III. Москва -Тверь, 2001.С. 3-5.

351. Тюпа В. И. Эстетика неотрадиционализма // Постсимволизм как явление культуры. Вып. И. М., 1998. С. 23-27.

352. Фарыно Ежи. Введение в литературоведение. СПб. 2004.

353. Ханзен-Лёве А. Русский символизм: Система поэтических мотивов. СПБ., 2003.816 с.

354. Шиммель Аннемари. Мир исламского мистицизма. М., 1999. 414 с.

355. Элиаде М. Космос и история. М., 1987. 311 с. 357. Элиот Т.С. Традиция и индивидуальный талант // Зарубежная эстетика и теория литературы XIX-XX веков. М., 1987. С. 108-120.

356. Эллис. Русские символисты. Томск, 1996. 288 с. Справочные издания

357. Бидерман Г. Энциклопедия символов. М., 1996.

358. Керлот X. Э. Словарь символов. М., 1994. 608 с.

359. Мифы народов мира. Энциклопедия: В 2-х т. М., 1980.

360. Энциклопедия масонства. С-Пб, М, Краснодар, 2003.