автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Образы пространства и времени в поэзии Арсения Тарковского

Полный текст автореферата диссертации по теме "Образы пространства и времени в поэзии Арсения Тарковского"

На правил рукописи

003063775

ПАВЛОВСКАЯ Ирина Григорьевна

ОБРАЗЫ ПРОСТРАНСТВА И ВРЕМЕНИ В ПОЭЗИИ АРСЕНИЯ ТАРКОВСКОГО

10 01 01 —русская литература

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

о 7 ['юн 2007

Волгоград — 2007

003063775

Работа выполнена в Государственном образовательном учреждении высшего профессионального образования «Волгоградский государственный педагогический университет»

Научный руководитель — доктор филологических наук,

профессор Тропкина Надежда Евгеньевна

Официальные оппоненты доктор филологических наук,

профессор Мокипа Наталья Васильевна,

Ведущая организация — Воронежский государственный

Защита состоится 22 июня 2007 г в 12 00 час на заседании диссертационного совета Д 212 027. 03 в Волгоградском государственном педагогическом университете по адресу 4000131, г Волгоград, пр им Ленина, 27

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Волгоградского государственного педагогического университета

Автореферат разослан 21 мая 2007 г

Ученый секретарь

диссертационного совета

кандидат филологических наук, доцент Калашников Сергей Борисович

университет

доктор филологических наук, профессор

О Н Калениченко

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Творчество Арсения Александровича Тарковского — одно из наиболее значительных явлений в русской поэзии XX в Между тем, в силу многих причин и при жизни поэта, и за двадцать лет, прошедших после его смерти, оно не исследовано в полной мере в литературоведении При той несомненной научной значимости, которой обладают исследования, посвященные творчеству поэта (С И Чупри-нин, Е А Климанова, С А Мансков, С Н Русова), а также его биографии (П Д Волкова, А П Лаврин и П Педиконе и др), поэзию Тарковского все еще можно назвать непрочитанной страницей русской литературы XX в Одним из наиболее продуктивных подходов к изучению творчества Арсения Тарковского является обращение к образам пространства и времени в его поэзии Анализ основных моделей пространственно-временного континуума его лирики позволяет наиболее отчетливо выявить доминанты творческой индивидуальности художника

Сказанным выше определяется актуальность темы диссертации

Объектом изучения является поэтическое творчество Арсения Тарковского

Предмет исследования—художественная семантика образов пространства и времени поэзии Тарковского

Материалом послужило творчество Тарковского поэтические произведения, созданные в период с 1926-го по 1978 г , поэма «Слепой», «Поселковая повесть», «Чудо со щеглом»

Цель работы состоит в том, чтобы выявить художественный смысл образов пространства и времени в поэзии Арсения Тарковского

Достижение поставленной цели предполагает решение ряда задач

— установить теоретическую основу исследования пространственно-временных образов в лирическом и в лироэпическом тексте,

— рассмотреть функционально-смысловые особенности исторического хронотопа в поэзии Тарковского,

— выявить своеобразие биографического хронотопа в поэзии Арсения Тарковского,

— определить особенности художественной структуры мифопо-этической модели пространства в поэзии Тарковского

Методологическую основу настоящей работы составляют фундаментальные исследования в области теории лирики (М Л Гаспаров, Л Я Гинзбург, Б О Корман, В М Жирмунский, Ю М Лотман, В Д Сквозников, Ю М Тынянов, В Е Хализев), в области художественного пространства и времени (М М Бахтин, Д С Лихачев, ЮМ Лот-

ман, Б А Успенский, А Я Гуревич, Вяч Вс Иванов, Д Н Замятин, О А Лавренова, В Л Каганский, И Т Касавин), в области теории мифопоэ гики и семиотики культуры (А Н Веселовский, М Элиаде, А Ф Лосев, Е М Мелетинский, М Л Гаспаров, А Ханзен-Леве, ВН Топоров), мотивного анализа (Ю К Щеглов, А К Жолковский), теории архетипов (Д Фрэзер, М Элиаде)

Методы исследования обусловлены его целями и задачами, а также определяются опытом, накопленным литературоведением при изучении специфики пространственно-временной структуры художественного текста В работе использовались сравнительно-сопоставительный, функционально-типологический методы литературоведческого анализа, а также элементы мотивного анализа поэтического текста и целостного анализа лирического стихотворения

Научная новизна реферируемой диссер гации обусловлена тем, что в ней впервые предпринята попытка системного анализа образов пространства и времени в поэзии Арсения Тарковского как пути постижения специфики его художественного мира

Теоретическая значимость исследования состоит в углублении принципов анализа пространственно-временных образов в лирическом произведении, а также в дальнейшем развитии принципов интерпретации художественного текста в культурно-историческом и мифопоэтическом аспектах

Практическая значимость. Материалы и результаты исследования могут быть использованы при разработке лекционных курсов по современной русской поэзии, спецкурсов по русской литературе XX в , проблемам пространства и времени в поэтическом тексте, а также при подготовке научных изданий произведений Арсения Тарковского

Положения, выносимые на защиту:

1 Образы пространства и времени являются важной составляющей поэтического мира Арсения Тарковского. Структурно-тематические модели топоса образуют в его поэзии сложное диалектическое единство и соотносятся по ряду положений Эта структура сформировалась как синтез широкого пласта традиций (историко-культурных, мифологических, литературных)

2 Одной из определяющих в творчестве Тарковского является модель исторического пространства Историческому пространственно-временному континууму в лирике Тарковского присущ целый ряд типологических характеристик, таких как переживание событий истории через образы вещного мира, обращение к точным датировкам

исторических событий, осмысление связи прошлого—настоящего— будущего через образ-символ дерева

3 Органичной составляющей поэзии Тарковского является биографический хронотоп В его рамках своеобразным рубежом, преградой между пространствами лирического субъекта и лирического объекта выступает граница, роль которой обычно выполняет субстанция визуально прозрачная, но физически непреодолимая, такая как стекло, зеркало и др В итоге формируется устойчивый образ раздвоенного бытия, характерный для поэзии Тарковского

4 Мифопоэтическая пространственно-временная модель в поэзии Тарковского определяется системой бинарных оппозиций и базируется на сочетании античного мифа и библейской традиции

Апробация результатов исследования. Материалы исследования были изложены на международных научных конференциях (Воронеж, 2004 г , Волгоград, 2006 г ), всероссийских научных конференциях (Пенза, 2004 г , Самара, 2006 г ), региональных научных конференциях (Таганрог, 2005 г), Основные положения диссертации нашли отражение в 10 публикациях

Структура работы определяется поставленной целью и задачами, характером исследуемого материала Диссертация состоит из введения, трех глав, сопровождаемых примечаниями, заключения, списка использованной литературы (295 наименований) и двух приложений

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении определяются цели и задачи исследования, теоретико-методологическая база, обосновываются актуальность и научная новизна, характеризуется степень научной разработанности, формулируются положения,выносимыеназащиту, отмечается научно-практическая значимость работы, указываются формы апробации ее основных положений

Первая глава исследования «Образы пространства и времени в лирическом стихотворении» посвящена исторически сложившимся подходам к изучению пространственно-временной структуры лирического текста Отмечается, что путь анализа литературного произведения через рассмотрение его хронотопического континуума определился сравнительно недавно и благодаря исследовательской работе зарубежный и отечественных ученых — ММ Бахтина, Д С Лихачева, Ю М Лотмана, Б А Успенского, В Н Топорова, Д Н Медри-ша и др — стал одним из самых продуктивных в литературоведении

Это во многом объясняется принадлежностью пространства и времени к числу наиболее общих, универсальных категорий культуры, определяющих «параметры существования мира и основополагающие формы человеческого опыта» (А Я Гуревич)

В первом параграфе «Философско-художественные истоки и развитие образов пространства и времени» рассматриваются пространственно-временные характеристик,! бытия в философском аспекте как основа анализа хронотопа художественного текста Первый подпункт первого параграфа посвящен анализу типов пространства в лирическом стихотворении В нашем исследовании предлагается обобщенная типология пространства лирического текста с учетом его временной структуры Предлагается выделить для рассмотрения следующие модели пространственно-временного континуума лирического текста историческое, биографическое, мифологическое, библейское пространство/время

При этом возникает система бинарных оппозиций топосов — историческое и биографическое, мифологическое и библейское Биографическое пространство и время акцентированы на эмоциональных переживаниях лирического субъекта и, в противоположность историческим категориям, познаются в субъективно-чувственном аспекте Мифологическое и библейское пространство и время, с одной стороны, постигаются сходными принципами в одном понятийно-категориальном контексте, оперируют сходными реалиями, имеют в наличии близкородственный терминологический аппарат Однако, несмотря на мифологическую (в общем понимании) суть библейских претекстов, в контексте данной работы предполагается рассматривать эти явления по отдельности, ориентируясь, как отмечалось ранее, на общедуховный гуманистический потенциал религиозного христианского сознания в противоположность эпической сути мифа Мифологическое пространство проявляется в специфике транслирования в текст мифологических персонажей, с большинством из которых лирический субъект себя отождествляет Библейское пространство в лирике замкнуто на особом мироощущении, именуемом рядом исследователей творчества Арсения Тарковского «христианским историзмом» (С А Мансков, С Н Русова)

Во втором подпункте первого параграфа рассматриваются атрибутивные признаки образов «пространство» и «время» Пространство воспринимается как один из важнейших элементов картины мира Художественный топос может пониматься как структура, имеющая набор определенных свойств В их числе члеттостъ (возможность деления на неограниченное число подпространств, субпо-

лей), ограниченность (подпространство имеет границы — внешние (как стены и крыша у дома) и внутренние, при этом внутренние границы определяют законы, по которым существует подпространство), неоднородность (отдельные субполя локализуются по определенным признакам, составляющим специфическую характеристику того или иного субполя и позволяющим отделять их одно от другого на основании какого-либо свойства), наполненность (пространство не может быть пустым, если в нем нет «предметных» составляющих, оно заполнено светом, цветом, какой-либо субстанцией)

Второй параграф «Антропоцентризм пространственно-временной организации мира лирического субъекта» посвящен анализу восприятия пространства и его темпоральных характеристик сознанием человека В процессе освоения пространства и времени человек начинает понимать их как закономерно соотносимые категории Данные категории познаются в рамках непосредственно применяемого когнитивного опыта Наличие в человеческом сознании связи темпоральных и пространственных отношений в языке ведет к невозможности в некоторых случаях провести между ними границу (концепт преграда) Поскольку категории простран-ства и времени усваиваются человеком с опорой на определенный чувственный образ, пространственные и временные концепты и отношения оказываются ориентированными на человека как субъект восприятия Воспринимаемое человеком пространство всегда имеет антропоцентрическую ориентацию Пространство в его стандартно-бытовой разновидности всегда логично воспринимается субъектом действия или же наблюдателем под определенным углом зрения, имеет свою характерную для каждой ситуации точку отсчета, которая может передвигаться вместе с ними.

В третьем параграфе «Мгновение как образ времени в пространстве лирического субъекта» рассматриваются характеристики времени в пространстве лирического стихотворения При постижении времени (в данном случае сложно говорить только о физическом постижении реалии, т к время имеет свойство постигаться и эмпирически, и априорно) актуальными признаются характеристики «миг/вечность», «минута/час», «сейчас/тогда», «вчера/сегодня/завтра», «настоящее /прошедшее/будущее» Говоря о соотношении «миг/вечность», следует отметить, что роль таких предельных моментов времени состоит в их значимости как точек соприкосновения и взаимопроникновения времен, т е диалектическое единство «миг/вечность» становится точкой перехода, выполняя функцию границы-преграды (как стекло, окно и зеркало) Движение же во времени от исходной точки — мига —

есть движение в пространстве Мир, таким образом, становится миром, свободным от временной заданности и необратимости событий Миг противопоставлен вечности и связан с ней, лирический субъект чаще всего не изображается объективно в миге /вечности, а декларирует свое состояние в них Идея вечности связана с мыслью о вечности культуры и слова, именно они есть непреходящие носители вечности Лирическое мгновение может осмысливаться как своего рода срединное пространство, поскольку именно в мгновении происходит взаимоотражение времен

Четвертый параграф «Образы пространства лирического произведения» посвящен анализу образов пространства лирического произведения в аспекте литературных традиций В Топоров отмечает, что «образы-артефакты способны моделировать пространство, подчеркивая таким образом его вторичность, подчиненность» Рассматриваются особенности воплощения локально-темпоральных характеристик художественного текста посредством отдельных кодов с закрепленными за ними устойчивыми смыслами Различным типам пространственно-временной организации поэтического произведения соответствуют свои особые образы-символы с закодированной в них семантикой, сформировавшейся исторически, с опорой на литературные традиции, и актуализирующейся при воссоздании определенного пространственно-временного континуума конкретного художественного текста В связи с этим видится необходимым исследование некоторого набора образов-символов в контексте их локально-темпорального смысла

Во второй главе «Исторический и биографический хронотоп в поэзии А. Тарковского» анализируется специфика воссоздания исторических событий, свидетелем которых на протяжении своей долгой жизни был Арсений Тарковский, а также фактов его биографии, тесно переплетенной с историческими событиями и в немалой степени ими обусловленной Таким образом, в лирике поэта образуются исторический и биографический пласты, которые существуют одновременно и самостоятельно, и в тесной связи друг с другом

В первом параграфе «Функционально-смысловые особенности исторического хронотопа» рассматривается исторический хронотоп, имеющий особую значимость в поэзии Арсения Тарковского Важным моментом в изучении культурно-исторического локуса является его привязанность к линии, вектору, несущему символическую смысловую нагрузку, — это ход истории, связь времен, поступательное развитие событий, движение объектов в пространстве и времени в заданном направлении, векторная направленность пространственно-временного континуума В текстах поэта, тем не менее, декларирует-

ся универсальная способность лирического субъекта занимать «над-временное, надвекторное» положение, свободно перемещаясь по временной оси «Я вызову любое ш столетий, Грядущее свершается сейчас »

Непосредственно историческому пространственно-временному континууму в лирике Тарковского присущ целый ряд типологических характеристик календарная точность датировки описываемых событий («Суббота, 21 июня», «25 июня 1935 года», «Затмение солнца 1914» и др ), отображение реалий конкретного события, времени или места («Петровские казни», «Утро в Вене», «Памяти А А Ахматовой» и др), соотнесенность пространства лирического субъекта с реальными событиями («Жили, воевали, голодали», «Тогда еще не воевали с Германией », «Ехал из Брянска в теплушке слепой» и др ) «Истина произведения», по Р Барту, «не во внешних обстоятельствах, а в нем самом, в его смысле, прежде всего — в его "историческом" смысле» «Вещи» — стихотворение, являющееся для поэта программным, своего рода поэтическим манифестом позднего Тарковского Оно начинается с обозначения исторического времени через время жизни лирического субъекта — его детства В стихотворении автор создает своего рода «каталог» примет времени — от бытовых и вещных до знаков культурной эпохи, намеренно ставя их в один ряд «Все меньше тех вещей, среди которых / Я в детстве жил, на свете остается / Где лампы-«молнии»7 Где черный порох7 / Где черная вода со дна колодца7 / Где «Остров мертвых» в декадентской раме7 / Где плюшевые красные диваны7 / Где Надсона чахоточный трехдольник, / Визитки на красавцах-адвокатах » Слово поэта наделено здесь маги-чески-заклинательным смыслом — оно сохраняет время, его зримые знаки, которые существуют в памяти художника

Исследуя в первом подпункте проблему даты в историческом хронотопе лирики Тарковского, можно отметить, что даты наполняются новым смыслом, приобретают культурно-ассоциативный смысл при опоре на биографический и историко-культурологи-ческий подтексты Названия множества поэтических текстов Тарковского несут в себе актуализованную временную семантику, изначально определяя суть авторского замысла желание увековечить прошлое, изображая вещи, события и реалии, которые являются знаками, хранящими память о лично или исторически значимых событиях Временную датировку на основе заглавий текстов можно классифицировать следующим образом 1) точные календарные даты -— начало месяца, года («Ночь под первое июня», «Новогодняя ночь»), 2) хронология исторических событий — чаще всего начало или завершение

какой-либо катастрофы («Близость войны», «Когда возвратимся домой после этой неслыханной бойни », «Суббота, 21 июня», «Затмение солнца 1914», «После войны», «Только грядущее», «Тогда еще не воевали с Германией »), 3) даты биографические — рождения поэта, событий личной жизни («25 июня 1939 года», «25 июня 1935 года», «Позднее наследство », «Ходить меня учила мать », «Первые свидания», «Как двадцать лет тому назад», «Поздняя зрелость», «Через двадцать два года»), 4) креативные моменты — связь с творческими этапами («К стихам», «До стихов»), 5) события, воплощенные через природные явления, сезонный календарь («Перед листопадом», «Ночной дождь», «Конец навигации», «Первая гроза», «Вот и лето прошло », «Мартовский снег», «В последний месяц осени»)

Во втором подпункте первого параграфа анализируется пространственный образ «дерево», являющийся маркером исторического топоса в лирике Арсения Тарковского и неким знаком, обозначающим связующее звено между прошлым, настоящим и будущим, и одновременно маркирующим линию-вектор, совпадающую с направлением исторического локуса В произведениях поэта «пространство дерева» не абстрактно, его восприятие не сведено только к одному лишь созерцанию Его наличием декларируется собственно устройство, первозданное строение,« архитектура ночи», мира, самой Вселенной «Рабочий ангел купол повернул, / Вращающийся на древесных кронах» Здесь возникает мифологический образ «древа мира» как оси, занимающий особое место в поэзии Арсения Тарковского Этот образ-символ обозначает центральную точку в той модели мира, которая воссоздается поэтом в историческом хронотопе Здесь важно особо подчеркнуть четырехчленность структуры дерева — ветви, крона, ствол и корни Причем условно обозначенный «верх» вмещает в себя актуальную для послевоенного творчества Тарковского понятийную категорию «божественного, бессмертного», тогда как «низ» сохраняет семантику «земного бытия» Пространственная характеристика мира на данном уровне подразумевает наличие некоего медиатора, связующего звена между «верхом» и «низом» Функция срединного пространственного образования возложена на человека, причем особенно важно подчеркнуть, что медиатором выступает не просто человек, а творец Слова, поэт «Я — человек, я посредине мира» Финальный, четвертый, уровень номинально расположен за «низом», по другую сторону, и представлен у поэта миром мертвых, «сообществом» ушедших поколений Пространственно-временная характеристика мотива дерево в аксиологической структуре поэтического локуса представляется следующей в «верх» («божественное»)

вторгается крона деревьев с ее листвой и ветвями «И вширь и вверх распространяет ветви» Образ «человек-медиатор — поэт» может быть составляющей каждого из структурных элементов образа-символа дерева, оставаясь связующим звеном и выделяясь в самостоятельную единицу — творца, носителя Глагола Декодирование мифологемы «дерево» переносится в пространственную плоскость прямых связей, которые строятся по модели кровного родства («плоть и кровь») Все составляющие локуса дерева — (листва, ветви, ствол, корни) — суть знаки поэтического слова — и поэт как носитель этого слова становятся одной семьей, одним субъектом При этом отсутствует какая-либо аксиологическая градация «Я ветвь меньшая от ствола России, / Я плоть ее, и до листвы моей / Доходят жилы, влажные, стальные, / Льняные, кровяные, костяные, / Прямые продолжения корней» Локативная категория «низ» в раскрытии древесного кода представлена стволом, символизирующим прочность, постоянство, опору и в то же время переходную суть от «верха» к четвертому уровню, низу, который, в свою очередь, представлен корневой системой дерева «Кто мне дал / Трепещущие ветви, мощный ствол / И слабые, безжизненные корни"?» Близость лирического субъекта и дерева в пространстве поэтических произведений Арсения Тарковского осмыслена в свете философии цикличности смерти и возрождения человек словно бы находится в том же годовом/жизненном, вегетативном цикле, что и вся природа

Во втором параграфе «Своеобразие биографического хронотопа в лирике А Тарковского» рассматриваются свойства биографического хронотопа лирики поэта Особое место в этой пространственно-временной модели занимают воспоминания о родных местах, воплощаясь в ряде устойчивых сквозных мотивов В этом ряду — образ вечного «города на реке», в котором «все навсегда остается таким», каким было во времена его детства Поэт воссоздает в памяти образ чудесного места, ставшего прибежищем душевной гармонии («Река Сугаклея уходит в камыш », 1933), «синего рая» («Песня», 1960)

Первый подпункт второго параграфа посвящен изучению образа границы пространства и особенностям ее репрезентации в биографическом хронотопе Граница, как предметная преграда, связанная с особыми состояниями лирических субъекта и объекта, отделяет два локуса, различных с точки зрения характеристики «статичное/ динамичное» Хронотопические структуры — динамичное время лирического «субъекта» и перманентная статичность пространства «объекта» Реализация данной пространственно-временной модели осуществляется в той или иной мере во многих поэтических текстах

Арсения Тарковского Между локально-темпоральными образованиями существует граница, которая сама по себе становится предметом художественной рефлексии поэта К числу наиболее частотных разновидностей такой «границы» можно отнести следующие

1) окно/стекло — минимальная линейная пограничная структура, изолирующая локус лирического субъекта от проникновения в его пространство лирического двойника («Смотрю в окно и узнаю// В луне земную жизнь мою< > А что мне видно из окнаЪ> («Две лунные сказки», 1946) (курсив здесь и далее наш —ИП),

2) зеркало на границе двух миров — «зеркало как пространство смерти» (Ю Вишницкая) — имплицирует зеркально перевернутое пространственное отражение бытия, когда субъект и объект отчетливо противопоставлены друг другу в вербальном и семантическом выражении («В дом вошел я, как в зеркало, жил наизнанку» («Дом», 1933),

3) глаз/зрачок смещает пространственно-временную границу, приближая ее к лирическому субъекту вплотную, что позволяет получить картину мира, не искаженную дополнительными преградами («< ,>другие // Смотрят в эти роковые, // Слишком темные зрачки» («Я боюсь, что слишком поздно», 1947),

4) земля/пыль с семантически закрепленным за ней эпитетом «прозрачная, как стекло» являет собой сакральный образ с константным значением преграды между миром живых и умерших

Земля прозрачнее стекла, И видно в ней, кого убили И кто убил на мертвой пыли Горит печать добра и зла

(«Тот жил и умер », 1975)

5) природные явления свет, снег, ветер, дождь, небо выступают инвариантами эмоциональных переживаний лирического субъекта, в чем проявляется наличие антропоцентризма как целостного принципа локально-темпорального восприятия действительности

Пойдет прохлада низом Траву в коленях гнуть, И дождь по гроздьям сизым Покатится, как ртуть

(«Сирени вы, сирени »,1958)

Таким образом, роль границы традиционно выполняют объекты пространства, окружающего лирический субъект Им присущи такие

свойства, как непреодолимость, визуальная проницаемость и, факультативно, нефиксированное положение в пространстве — способность перемещаться на грани двух лирических локусов — пространства лирического субъекта и пространства лирического объекта

Во втором подпункте второго параграфа дан анализ мотива зазеркалья, который является структурообразующим для пространственно-временной модели, где события по противоположным сторонам границы-преграды разворачиваются по своим индивидуальным законам в контексте своего особого временного измерения В стихотворении «Под сердцем травы тяжелеют росинки » пространство делится посредством границы, функции которой выполняет окно, на две предельно автономные, с локальной точки зрения, топологические макрообласти — «за» и «перед» окном Они могут наделяться условной топографической маркировкой «за-оконное» и «перед- оконное» пространство Каждое из заявленных пространств определяется присущей ему индивидуальной временной структурой и наличием своего центра отсчета — действующего лирического субъекта, заявленного в произведении местоимением я, и объекта, роль которого выполняет ребенок Основной характеристикой лирического субъекта становится динамичное сознание, задающее вектор движения времени на избранном отрезке пространства, тогда как объект дан в статике, в созерцательности собственного бытия Двучастность пространственно-временной конструкции моделируется на грамматическом и структурном уровнях — два наклонения на две строфы изъявительное и сослагательное— по одному в каждой из двух строф соответственно Центр «за-оконья» замкнут на образе ребенка, статичном и неизменяемом в своих проявлениях Такой же характеристикой наделяется и «за-оконное» время, которое условно можно обозначить как перманентную категорию «за-оконного» бытия Субъект «перед-оконного» пространства, наделенный несомненно динамичными свойствами, созерцает событийную картину за окном «А я на него из окошка смотрю, / Как будто в корзинке несет он зарю» В стихо гворении «Под сердцем травы тяжелеют росинки » мы можем отметить некую парадоксальность пространственно-временной структуры ребенок дан в движении и одновременно — в статике, его образ — часть идиллического топоса, которому свойственна неподвижность Лирический субъект стихотворения показан в неподвижности и, вместе с тем, в динамике — не столько внешней, сколько внутренней

В стихотворении Тарковского «Дом» точной датировкой с первой строки определяется соотнесенность лирического события с хронологией жизни лирического субъекта «Юность я проморгал у судь-

бы на задворках » Возникает точный отсчет времени от момента, за которым закреплено одно из пространственных определений Географически локализация этого пространства переносится за атрибутивную границу/преграду, функции которой в данном лирическом контексте выполняет образ зеркала, логично, в свою очередь, приводящий к возникновению мотива зазеркалья, дублирования, отражения, перевернутости действительности «В дом вошеч я, как в зеркало, жил наизнанку» Пространство наделяется здесь двумя характеристиками — «за» и «перед» зеркалом Центром «зазеркалья» становится образ дома, приобретающий неизменяемые и в целом нехарактерные для этого топоса свойства Мотив зеркала обозначает тему границы, маркирующей разделение локуса лирических субъекта и объекта Образы, согласно такому принципу, начинают строиться по законам отражения слово и сущность взаимоотражаются друг в друге, обнаруживая свое тождество, и в итоге образуют новую пространственно-временную модель Я лирического субъекта вступает в диалоговые отношения с отражающимся в зеркале другим Процесс взаимодействия и взаимопознания совершается лирическим субъектом в контексте диалога между я и не-я

В третьем подпункте второго параграфа рассматривается модель пространственно-временного континуума лирического текста Тарковского, основанная на ощущении «я-субъектом» некоего личного отчуждения от бытия, осознании собственной принадлежности иному измерению Существование в вакууме, порожденном этой отчужденностью от окружающего, рождает новый угол зрения и по-новому запускает процесс идентификации себя в мире, что, в свою очередь, ведет к возникновению осознания собственной пространственно-временной вненаходимости, чуждости тому пространству и времени, в которые волею судьбы погружен лирический субъект у Тарковского Своеобразную защиту от внешнего мира, живущего по законам хаоса, представляет собой погружение лирического Я поэта в некое инобытие, порождающее модель экзотического пространства/ времени в его творчестве Точкой отсчета для локально-темпорального экзотического мироощущения становится реакция на идущие извне попытки нивелировать значимость человека, оспорить антропоцентрическую сущность мировидения Тарковского Имманентное ощущение лирическим субъектом чуждости своему времени, принадлежности не только ему, но и некоему «неопознанномр> пока хронологическому отрезку порождает уникальное ощущение лирического субъекта, отождествляющего себя с образами экзотических животных (верблюд, страус) или растений (кактус) Подчеркнуто четкая отгра-

ниченность временных и пространственных структур в стихотворении «Страус в 1913 году» (1945) возникает с первых строк, в которых обозначена прозрачная граница-преграда — витринное стекло и стеклянная крыша «Холодная коробка магазина, / И серый свет из-под стеклянной крыши < >» Сужение пространства вокруг лирического субъекта является особым художественным приемом, имеющим своей целью наиболее полно отразить духовную изоляцию лирического субъекта Зарождается мотив отчужденности и равнодушия в принятии окружающего мира — своеобразная индифферентность жизненной позиции «Он ко всему давным-давно привык < >» Некий постоянный временной вакуум накладывает отпечаток на сознание лирического субъекта и осознание им себя в мире пустого помещения — возникает отрешенность, кажущаяся смыслом существования Такая очевидная константность бытия приводит к деструктивным переменам в духовно-эмоциональном пространстве лирического субъекта, практически необратимо уничтожая его целостность «И научился он небытию IИ ни на что не обращал вниманья»

Таким образом, во второй главе диссертационного исследования нами выявлены наиболее существенные особенности образно-пространственных структур исторического и биографического хронотопа в поэзии Арсения Тарковского

В главе третьей «Художественная структура мифопоэтической модели пространства в поэзии А. Тарковского» представлен анализ мифопоэтической пространственно-временной модели, определяющей контрастное членение художественного мира, построенного на сочетании античного мифа и библейской традиции

В первом параграфе «Мифологическое пространство» исследуется мифопоэтическое пространство в поэзии и утверждается наличие в нем таких проявлений, как неотделимость от времени, неразрывность с вещественным наполнением, невозможность членения, в противоположность пространству реальному, которое представляется «геометризованным, гомогенным, непрерывным, бесконечно делимым и равным самому себе в каждой его части» (В Топоров) Особенностью мифологического пространства можно назвать неразделение субъекта и объекта в области сознания и познания окружающей реальности Время в таком семиотически «спрессованном» топосе становится таким же объединенным и неделимым, лирический субъект и объект совмещаются, вплоть до полного сращения и невозможности отделения одного от другого

Специфика мифо-локуса проявляется через особенности транслирования в текст мифологических персонажей, когда возникает ситуа-

ция тождественности «я-субъекта» мифологическому персонажу Такая синхронизация в обращении к мифологии мотивируется ощущением близости лирического субъекта этим персонажам, что обычно оформляется на синтаксическом уровне в виде отождествления в контексте сравнительных оборотов «< >самясталкакМарсий»,«< > и я играл, как Прометей < >», «< > подобный Актеону» и др Мифологические персонажи, как и лирический субъект, заняты сотворением мира — процесс демиургии направлен на лирическое пространство и время Лежащие в основе произведений мифологические претексты ориентированы на противостояние лирического объекта (мифо-героя) внешнему пространству, не гармонирующему с проявлениями космогонии Принесенный, вопреки запрету, Прометеем смертным людям огонь, принадлежавший бессмертным богам, игра Марсия, также несмотря на заклятие/запрет, на флейте, брошенной Афиной, — примеры отказа (заведомо наказуемого с мифологической жестокостью и изощренностью) от подчинения правилам, стоящим вне демиургии, вне момента творения и развития, образ которого становится доминантой личностной позиции лирического объекта, а вместе с ним и лирического субъекта, тождественного ему в контексте мифо-локуса Такими поступками культурные герои мифа утверждают свою ориентированность на акт демиургического со-творения, причастности тайн и законов гармоничного мироздания, непринадлежности своего мифологического пространства вне-мифологической негармоничной модели мира, базирующейся на хаосе и отказе от со-творения и со-творчества

Первый подпункт первого параграфа затрагивает проблему поэтического слова как мифологической надвременной «формулы связи» (М Бахтин) Идея преемственности времен в аксиологии Арсения Тарковского связана с мыслью о вечности культуры и слова, именно они есть непреходящие носители вечности « прийти / В свечении слова / К началу пути» Именно образ культуры/логоса и слова как ее символа становится средоточием мифологической модели мира, в которой представлены бинарные оппозиции природы и культуры, бытия и истории, жизни и смерти, сотворения и разрушения Процесс поиска лирическим субъектом своего назначения в культурно-философском пространстве — концептуальная составляющая лирики поэта Через призму видения лирическим субъектом внешнего мира проступает авторский взгляд на проблему слова-инварианта культуры, логоса Адекватность оценки часто интегрируется более объемной проблемой общей значимости творчества и поэзии в целом Анализ произведений Тарковского дает право говорить о пози-

тивной динамике в трактовке образа-символа «слово» В процессе определения значимости роли поэта и его творчества у Тарковского складывается константный мотив-образ поэта как Демиурга, творящего свой труд по принципам боготворчества Культурная первооснова данного образа связывает лирическое пространство поэтических текстов Тарковского с актом мифологической демиургии

Откуда наша власть? Откуда Все тот же камень на пути? Иль новый Бог, творящий чудо, Не может сам себя спасти7

(«Камень на пути», 1960)

Прямая взаимосвязь демиургических мотивов с мотивами избранности поэта, его жреческой и пророческой причастности к тайнам творения часто наблюдается в поздней лирике Тарковского, что дает право сделать предварительный вывод о возникновении новой концепции самоидентификации, по которой поэт выводится на иной уровень «профессиональной иерархии» «< > Благословил закал свой розовый, / И как пророк заговорил», «< > Пока поэт, как жрец, благоговейно / Коперника перепоет»

Во втором подпункте параграфа доказывается, что в художественном универсуме Тарковского человеческое Я органично включает в себя жизнь природы Человек осознается как малая вселенная ■— не малозначимый осколок Вселенной, а часть ее, самостоятельная величина, неразрывно связанная с космосом Основанием такой неразрывной связи становится родство человека со всем миром «Я ветвь меньшая от ствола России, / Я плоть ее < >» («Словарь», 1963) Антропоморфизация образов является органичной частью художественной системы Арсения Тарковского Поэтому природные составляющие приобретают «человекоподобный» смысл, проявляющийся сразу на нескольких уровнях «Человек и окружающий мир находятся в отношениях "макромира—микромира", в непосредственной взаимосвязи они являют собой единое целое» (С А Мансков) Эта целостность реализуется в поэзии Тарковского двунаправленно мир как человек и человек (лирическое Я) как мир «И кожу бугорчатую земли / Бульдозерами до костей сдирали» — «Если правду сказать, я по крови — домашний сверчок»

Второй параграф «Библейский хронотоп в лирике А Тарковского» посвящен проблеме поиска лирическим субъектом ответов на вечные вопросы, выводящие его на новый уровень понимания законов бытия Евангельские сюжеты становятся сознательным выбором на таком этапе становления, когда духовные искания приводят героя ли-

рики Тарковского к границе двух миров — знакомого, привычного для него, и непознанного, в определенной мере сакрального Лирический субъект поэта переосмысливает евангельские мотивы, и в результате образуется сдвоенный (как и библейский топос) образ, который не строится замкнуто и статично, но всегда раскрывается и мыслит в динамике

Развитие библейского сюжета прослеживается в характерном для творчества Тарковского эмоционально-психологическом ключе, когда происходит совмещение пространственно-временных пластов в тексте Это можно увидеть в стихотворении «Просыпается тело », в котором поэт обращается к известному евангельскому сюжету «отречения Петра» Категория времени в динамике сюжета маркируется ретроспективным обращением памяти лирического субъекта к временам Понтия Пилата «Было так при Пилате, / Что теперь вспоминать » Троекратное отречение Петра — любимого ученика — от своего Учителя приурочено в тексте Тарковского к такой же предельно конкретной временной точке, что и в евангельском претексте-— «прежде, чем пропоет петух» «Ночь дошла до предела, / Крикнул третий петух». И, вместе с тем, хронологическая канва событийной структуры (ночь в саду первосвященника, когда Петр трижды отрекся от Учителя) заново переосмысливается Тарковским в ирреальной пространственно-временной категории сновидения «Кто всего мне дороже, / Всех желаннее мне'' / В эту ночь от кого же / Я отрекся во снеЪ> Двоичная модель мира и его осознания через оппозицию «явь — сон» привнесена не случайно — в контексте произведения мотив сна дает возможность различной трактовки анализируемых понятий «динамичность/статичность времени в восприятии лирического субъекта» и «граница двух пространств» Время в пространстве, номинально обозначенном «во сне», не изменяется, и этим усиливается трагическое начало в осознании лирическим субъектом своего предательства, в то же время позволяя оправдать себя неподвластностью для собственной воли человека такого состояния, как сон Граница между пространствами яви и сна (данные категории достаточно хорошо изучены в литературоведении) не воплощается в каких-либо материальных объектах, но заложена в специфичности самих пространств, их устойчивой семантической характеристике Таким образом, лирической границей в стихотворении Тарковского становится состояние на пределе эмоций субъекта в процессе перехода от состояния сна к яви «Просыпается тело, / Напрягается слух» Развязка лирического сюжета в пространстве пробуждения от сна видится статичной, и имен-

но в этой статичности утверждаются категоричность и необратимость исхода

Крик идет петушиный В первой утренней мгле Через горы-долины По широкой земле

(«Просыпается тело», 1941)

Нематериальность границы создает возможность взаимного сосуществования статичного и динамичного хроноса в лирическом пространстве Однако две последние строки текста в некотором смысле материализуют границу двух пространств, вместе с тем отодвигая ее за пределы зрительного восприятия лирического субъекта «по широкой земле» Поэт использует для этого видоизмененную фольклорную формулу передвижения мифологического героя «за горы — за долы» Таким образом, анализ пространственно-временной структуры стихотворения Тарковского «Просыпается тело, / Напрягается слух » позволяет выявить сложную конструкцию хронотопа, построенного на совмещении «сакрально-пространственной картины мира» (Д Замятин) и «Я-пространства», реализующегося через они-рический топос

Обращение к библейским сюжетам и образам связано у Тарковского с пониманием смысла жизни и языка Бытия Расхождение с библейской традицией заключается в построении лирическим субъектом новой синкретичной модели из хронологически неоднородных библейских книг «Бытие», «Вторая книга Царств», «Книга Судей Изра-илевых», «Плач Иеремии», «Псалтырь», «Евангелие», «Откровения Иоанна Богослова» Цитатный пласт не исчерпывается только библейскими источниками и претекстами, образы несут в себе новую семантическую нагрузку, и, наряду с образным рядом, восходящим к библейским источникам (Авраам, Давид, Адам, Иаков, Каин, Авель, Лазарь, Фома, Дева Мария, Исайя), в текстах поэта возникают образы из других мировых религий — ислама (Азраил) и буддизма (Будда)

Первый подпункт второго параграфа посвящен образу лестницы в библейском контексте Библейский пространственно-временной континуум лирики Тарковского замкнут на константной модели религиозного сознания Одним из устойчивых знаков этой модели и становится образ-символ лестницы, воплощающий один из главных постулатов христианского мироощущения — идею восхождения человека к Богу По своей функциональной природе образ-символ «лестница» соотносится с инвариантом мирового древа, являясь мостом,

связующим конечные координаты вертикали «верх/низ» Помимо имманентных свойств, данный образ-символ приобретает новые семантические оттенки в собственной авторской аксиологической системе По мысли Тарковского, библейское пространство в модели мира иерархично — точкой отсчета, как ранее упоминалось, становится «нулевой уровень» (Р Барт, П Флоренский), конечной точкой — эсхатологический образ-символ Страшного суда в его канонической интерпретации Мифологема «лестница» является воплощением основной структурообразующей идеи (принцип иерархии творения) образа мира в христианстве. Пространственная же структура лирического стихотворения, таким образом, организуется по принципу вертикального движения, восхождения от земли к небу, соединения преходящего и вечного

Уходят вверх ее ступени, Но нет перил над пустотой

(«Сны», 1962)

Традиционная коннотация религиозного образа-символа «лестница» эксплицирована в христианском сознании — градация, связь между различными вертикальными уровнями в строении мироздания — восхождение вверх, к Богу, или нисхождение в недра Ада

Ангел видит нас, бездольных, До утра сошедших в ад < > Только тем и виноваты. Что сошли в подпольный ад

(«Льнут к Господнему порогу», 1941)

Локализация лирического субъекта—нахождение его в пространственном континууме на одной из ступеней, при этом движение по лестнице вниз семантически по авторской аксиологии не воспринимается как негативное В контексте библейского лирического пространства «лестница» несет особую смысловую нагрузку, приобретая световую природу, а ее структурные составляющие — ступени — осмысливаются как этапы восхождения, модель жизненного пути «Ходит мотылек / По ступеням света, / Будто кто зажег / Мельтешенье это» Можно выделить следующие концептуальные характеристики образа-символа «лестница» применительно к аксиологии Тарковского по лестнице совершается подъем/спуск (путь от низа к верху или наоборот), он является трудным (обязательна душевная работа лирического субъекта), тяжесть подъема также необходима важно само преодоление трудного пути вверх, локализация лирического субъекта не является принципиальной — оценка не ведется в оппозиции верх/низ,

в отношении лестницы актуален концепт зеркального преломления пространства, лирический субъект динамичен в своем движении, пытаясь преодолеть возникающие препятствия (граница/преграда)

Во втором подпункте второго параграфа рассматриваются в контексте «библейской географии» мотивы, которые эксплицируются в теме Страшного суда Эсхатологические евангельские образы возникают в процессе лирико-философского осмысления темы Страшного суда, в свою очередь соотносимого в пространственном континууме с последней ступенью «лестницы» «Он сходит по ступеням обветшалым / К небытию, во прах, на Страшный суд» По завершении циклического движения во времени и перемещении пространственных координат на так называемый «нулевой уровень» наступает неизбежный финал — Божий Суд «Спотыкается священник / И бормочет — Умер бог, — / Голубки бумажных денег / Вылетают из-под ног»

Принимая во внимание контекст всех произведений Арсения Тарковского, так или иначе воплотивших мотив Страшного суда, можно сделать вывод о многоплановости трактовки этого образа В нем одновременно заключается и актуализируется ряд значений — от библейского эсхатологического до символического Если в первом случае все практически очевидно — наступление конца света и последующий за ним Божий суд, то во втором (символическом) — возникает возможность ряда трактовок Исходя из философской позиции лирического субъекта, можно остановиться на следующей образ Страшного суда — символ надвигающейся старости, итога жизни, времени переосмысления и воспоминаний о прошлом Таким образом, основной смысл рождается из взаимодействия целого ряда аспектов, которые сведены к двум доминирующим линиям развития сюжетной символики Следовательно, можно утверждать, что заимствованный из библейской мифологии мотив приобретает символический смысл, знаковый характер, создает особый психологический мир лирического субъекта Наряду с мотивом Страшного суда в художественном ло-кусе возникает мифологема ветхозаветной кары Господней за бесчисленные грехи человека Знаковым представляется то, что «исполнителем наказания» становится ангел, утверждая тем самым именно божественную природу кары

Нестерпимо во гневе караешь, Господь, < >

Вьюжный ангел мне молотом пальцы дробит На закате Судного дня И целует в глаза, и в уши трубит, И снегами заносит меня

(«Нестерпимо во гневе караешь, Господь », 1941)

В третьем подпункте анализируются смысл ритуального очищения огнем, начало Возрождения в семантике «нового рождения» Евангельская символика в системе образов лирики поэта органично соотносится с двумя смысловыми планами с обширной мифо-поэтической и литературной традицией, с одной стороны, и с биографическим контекстом — с другой В библейском пространственно-временном универсуме лирики Арсения Тарковского мотив сгорания, искупления греховного осмысливается в религиозно-мифологическом контексте — лирический субъект совмещен с образом-символом горящей и сгорающей в итоге свечи

Возникая и развиваясь в определенную тему в мифопоэтическом локусе, образ «свеча» приобретает значение «божественного светоча — жизни», любое насильственное грубое вмешательство в жизнь переносится мучительно, с глубинным страданием, заложенным еще в русской обрядовой поэтике (пример — жанр плача в фольклоре) «Стрельцы, гасите свечи' < > Холстинные обновы / Сынки мои, сынки' » Последние две строки с метафорой «холстинные обновы» (саван для покойника) восходят именно к обрядовой традиции плача— оплакивания «усопших/убиенных» Наряду с мифологемой «свеча-жизнь» возникает образ «свеча-катарсис» — очищение души после исповеди перед смертью «Для чего мне теплить свечи, / Петь у гроба твоего'' / Ты не слышишь наши речи / И не помнишь ничего» Также мифологема «свеча» в лирике Тарковского становится знаком осмысления прошлого, событий минувших лет, при этом возникает сожаление о безвозвратности ушедшего, подобного сгоревшей свече «Минувшее ваше, как свечи, / До встречи погашено в ней»

Постоянным, особенно близким авторской аксиологии, решением символа «свеча» у поэта становится мотив «жертвенности, горения во имя спасения», что рождает самопрезентационную метафору. « Я свеча, сгорел на пиру, / Соберите мой воск по утру, / И подскажет вам эта страница, / Как вам плакать и чем вам гордиться », «Мерцая желтым язычком, / Свеча все больше оплывает. / Вот так и мы с тобой живем — / Душа горит, и тело тает» Примечательно, что в лирике Тарковского развивались мотивы, восходящие к мифопоэти-ческим истокам и впоследствии получившие достаточно широкое осмысление в поэзии Так, с образом-символом «свеча-душа» в непосредственной связи выступает мифологема «бабочка» как символ человеческой души, самой жизни, ее мимолетности и конечности, подобной краткой жизни бабочки «Душа, зачем тебе Китай? / О госпожа моя цветная, / Пожалуйста, не улетай'» Хрупкость и суетность

человеческого бытия воспринимается поэтом с особой отчетливостью и эксплицируется в образ мотылька как особенно незаметного и малого существа «И —- Боже мой1 — какой-то мотылек, / Как девочка, смеется надо мною, / Как золотого шелка лоскуток» Такая сущая малость в мировом пространстве не привносит чувства пренебрежения или превосходства — малое в бесконечном видится как чудо Образ бабочки выступает в лирическом контексте и как знак человеческой души («бабочка-Психея»)

И если я бабочку видел, Когда и подумать о чуде Безумием было Я знал Ты взглянуть на меня захотела

(«Что ты только ни делала », 1942)

В следующем контексте лирическим субъект взирает на мотылька, вьющегося у огонька свечи (подтверждение прямого соотнесения оппозиции свеча — бабочка), как на некий самостоятельный объект с оттенком неземной сущности, потусторонней инфернальности

Ходит мотылек По ступеням света, < > В чистом пузырьке Кровь другого мира

(«Мотылек», 1958)

Таким образом, подчеркивается онтологическая совокупность компонентов оппозиции свеча—бабочка в воплощении образа человеческой жизни, ее надвременной сущности в бесконечности бытия/ не-бытия Одновременная лаконичность пространственных параметров обоих образов-символов, тем не менее, не синхронизируется автором с семантикой незначительности, ничтожности Жизнь представляет самоочевидную ценность по своей сути, любая попытка нивелировать ее сакральную значимость обрекается на инфернальную нежизнь — «как бабочка с незрячими глазами»

В заключении работы отражены результаты проведенного исследования, сформулированы основные выводы в соответствии с поставленными задачами

Основные положения диссертационного исследования отражены в следующих публикациях:

1 Павловская, И Г Типологические характеристики пространства лирического субъекта в поэзии А Тарковского /ИГ Павловская // Изв

Самар науч центра Рос академии наук Спец вып Актуальные проблемы гуманитарных исследований — Самара Изд-во СНЦ РАН, 2006 —Т 1 — С 118—126 (0,75 п л )

2 Павловская (Шаповалова), И Г Семантика художественных образов-символов в поэзии А Тарковского /ИГ Шаповалова // Вопросы современной филологии и методики обучения языкам в школе и вузе сб материалов III Всерос науч -практ конф — Пенза, 2004. — С 275—277 (0,2 п л )

3 Павловская (Шаповалова), И Г Категории пространства и времени /ИГ Шаповалова // Философия в XXI веке междунар сб науч тр — Воронеж, 2004 — Вып 2 — С 163—166 (0,4 п л )

4 Павловская (Шаповалова), И Г Библейские мотивы в поэзии А Тарковского/И Г Шаповалова//Там же —С 172—175(0,4пл)

5 Павловская (Шаповалова), И Г Антропоморфизация экологических категорий в художественной системе А Тарковского / И Г Шаповалова//Материалы международной научно-практической конференции, посвященной 60-летию Победы в Великой Отечественной войне — Волгоград, 2005 —С 78—81 (0,4пл)

6 Павловская, И Г Генезис мифологического пространства и времени в лирике А Тарковского /ИГ Павловская // Фольклор традиции и современность —Таганрог, 2005 —С 234—237(0,3пл)

7 Павловская, И Г Концепция профессиональной самоидентификации в лирике А Тарковского /ИГ Павловская // Профессиональная коммуникация проблемы гуманитарных наук сб науч тр —Волгоград, 2005 —Вып 1 —С 46—51 (0,5 п л)

8 Павловская, И Г Историческое пространство в поэзии А Тарковского Проблема даты /ИГ Павловская // Вопр филол наук. — М , 2006 — №5(22) — С 26—29 (0,3 п л)

9 Павловская, И Г Пространство лирического субъекта в поэзии Арсения Тарковского /ИГ Павловская // Восток-Запад пространство русской литературы и фольклора — Волгоград Волгогр науч изд-во, 2006 — С 754—759 (0,5 п л )

10 Павловская, И.Г Библейский концепт СЛОВО в библейском локусе /ИГ Павловская // Современные проблемы АПК материалы науч -практ конф — Волгоград Волгогр гос с -х акад , 2006 — С 275—278 (0,3 п л )

Научное издание

ПАВЛОВСКАЯ Ирина Григорьевна

ОБРАЗЫ ПРОСТРАНСТВА И ВРЕМЕНИ В ПОЭЗИИ АРСЕНИЯ ТАРКОВСКОГО

Автореферат

Подписано к печати 18 05 2007 г Формат 60x84/16 Печать офс Бум офс Гарнитура Times Уел печ л 1,2 Уч-изд л 1,4 Тираж! 10 экз Заказ о^^ГО

ВГПУ Издательство «Перемена» Типография издательства «Перемена» 400131, Волгоград, пр им В И Ленина, 27

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Павловская, Ирина Григорьевна

Введение

Глава I. Образы пространства и времени в лирическом стихотворении

1.1.Философско-художественные истоки и развитие образов пространства и времени 15 1.1 Л.Типы пространства в лирическом стихотворении 19 1.1.2. Свойства хронотопа художественного произведения 28 1.2 Антропоцентризм пространственно-временной организации мира лирического субъекта

1.3. Мгновение как образ времени в пространстве лирического субъекта

1.4. Образы пространства лирического произведения 43 Примечания

Глава II. Исторический и биографический хронотоп в поэзии А. Тарковского

2.1. Функционально-смысловые особенности исторического хронотопа

2.1.1. Проблема даты в историческом хронотопе

2.1.2. Пространственный образ «дерево»

2.2. Своеобразие биографического хронотопа в лирике А.Тарковского

2.2.1. Мотив преграды в биографическом топосе особенности репрезентации)

2.2.2. Тема «раздвоенного бытия»

2.2.3. Мотив «экзотического мироощущения» 95 Примечания

Глава III. Художественная структура мифопоэтической модели пространства в поэзии А. Тарковского

3.1. Мифологическое пространство

3.1.1. Слово как инвариант мифа

3.1.2. Антропоморфизация образов мира природы

3.2. Библейский хронотоп в лирике А. Тарковского

3.2.1. Образ лестницы в библейском топосе

3.2.2. Эсхатологический мотив Страшного суда

3.2.3. Сакрализация образа свечи 146 Примечания 150 Заключение 153 Список использованной литературы 162 Приложение I 189 Приложение II

Введение диссертации2007 год, автореферат по филологии, Павловская, Ирина Григорьевна

Творчество Арсения Александровича Тарковского - одно из наиболее значительных явлений в русской поэзии XX века. Между тем, в силу многих причин и при жизни поэта, и за двадцать лет, прошедших после его смерти, творчество А. Тарковского не исследовано в полной мере в литературоведении. При всем многообразии литературно-критических статей, рецензий, обзоров следует, однако, признать, что творчество Арсения Тарковского не стало предметом углубленного литературоведческого исследования по следующим причинам: отсутствие научного, академического издания поэта1; нет научного комментария к текстам поэта; не опубликован архив (письма, записные книжки, черновики)2; не изучено мировоззрение поэта, его эстетические и философские взгляды; не формализована система мотивов его поэтического мира; отсутствуют работы о формах авторского сознания А. Тарковского. Художественная значимость творчества поэта диктует сегодня необходимость определить роль и место его произведений в литературном процессе, рассмотреть поэтический мир автора в его целостности и развитии.

Время, в котором выпало жить А. А. Тарковскому, - сложное и противоречивое. Не однажды сменялась «поэтическая иерархия», изменялась система ценностей, но, тем не менее, однажды настал черед тех,

1 Публикация всего наследия А. Тарковского, подготовкой части которого (том в «Библиотеке поэта») занимается Д. П. Бак.

2 Архив еще не собран и не систематизирован, часть его находится в ИРЛИ («Пушкинский дом»), две другие части у дочери Марины Тарковской и семьи Андрея Тарковского. в чьем творчестве не прерывалась связь времен, кто не заглушил в себе «пророческого дара» и не изменил заповеди совести.

Проблема смысла человеческой жизни, места человека в мире всегда оставалась одной из самых актуальных для мыслителей и философов, она также может быть отнесена к числу доминирующих в сознании русских поэтов начала XX века. Эта проблема обретает ряд устойчивых аспектов в поэтических и философских текстах - это, прежде всего, явная абсолютизация высших человеческих целей, предназначений. Трагическая эпоха безверия вносит новые смыслы в их семантику, возникает убежденность во внутренней бесконечности человека, мысль о зыбкости границ (или полном их отсутствии) между человеческим Я и окружающим его природным или вещным миром. Человеческая личность предстает как микрокосм, особенный мир со своими имманентными составляющими.

Для лирики А. Тарковского проблема пространства и времени всегда оставалась крайне актуальной. С. Чупринин отмечал: «Отношения, складывающиеся между поэтом и миром в лирике А. Тарковского, справедливо было бы - помня всю условность метафоры - назвать «средневековыми». <.> Ни о каком равноправии и речи быть не может: слишком велика иерархическая дистанция, разделяющая мир и человека, слишком несоизмеримы их уделы» (Чупринин 1983: 71). Сам А. Тарковский считал, что «поэт не должен давать себе поблажки ни в чем, и замысел должен быть полностью воплощен - несмотря ни на трудности выполнения, ни на соблазны сложности поэтического мышления. Приблизительность выполнения - тот Рубикон, который должен быть перейден, преодолен непременно. <.> Не давайте себе поблажки: поэт только тогда поэт, когда не уступает ни в чем ни себе, ни давлению извне» (Тарковский 1997:129).

Возникшая в обществе новая система ценностей, иные подходы к известным проблемам и темам потребовали нового взгляда поэта, отражающего его иное понимание. Сама категория времени в лирике поэтов начала XX века связана с темой ответственности за все сущее и происходящее, тогда и возникает в сознании творящего субъекта недовольство пространственно-временной системой на земле, затем предлагаются альтернативы из взаимодействующих в сознании пластов времени - космического, реального, социального, экзистенциального, исторического и мифологического.

Большая часть жизни А. Тарковского-поэта была отдана переводческой деятельности, собственные стихи писались «в стол», отсюда во многом и особое положение в литературной жизни, и одновременная законченность, зрелость творческого метода. В. Каверин писал: «Он был тогда в отчаянии - это была трудная полоса в истории нашей литературы и его почти не печатали. Я ни минуты не сомневался в том, что он будет признан, потому что его поэзия нужна и, стало быть, он отвечает не только за себя, а за нас всех <.> читая Тарковского, с радостью убеждаешься, что русская поэзия - чудо .» (цит. по: Тарковский 1997: 129). По мысли К.Ковальджи, миссия А. Тарковского заключалась в попытке «уравновесить преемственность с современностью <.> Тарковский <.> совершал свое восхождение без резких поворотов, отвлечений и увлечений» (Ковальджи 1989:11).

Стихи и поэтические переводы Арсения Тарковского публикуют в различных сборниках, но первая книга собственных стихов А. Тарковского «Перед снегом» выходит в 1962 в издательстве «Советский писатель». Затем в 1966 - книга «Земле - земное», 1969 год - «Вестник», 1974 -«Стихотворения», далее почти прорывом, одна за другой выходят книги: 1980 - «Зимний день», 1982 - «Избранное», 1983 - «Стихи разных лет», 1987 - «От юности до старости» (Государственная премия за эту книгу была присуждена автору посмертно).

Особое положение поэта в контексте русской литературы вызвало немногочисленные отзывы критиков на его произведения - прежде всего, статьи С. Чупринина. К настоящему моменту издано значительное число мемуаров о А. Тарковском (М. Алигер, 3. Валынонок, С. Липкин, И. Лисня-нская, А. Кривомазов). В настоящее время творчеству Тарковского посвящен ряд работ. К ним относятся исследования, связанные с его биографией (А.Лаврин, П. Педиконе; П. Волкова). Труды о поэзии А. Тарковского, включая диссертационные исследования Е. Джанджаковой «Семантика слова и поэтической речи: (Анализ словоупотребления в лирике А.Тарковского и А.Вознесенского)» (1976), С.Н. Русовой («Поэзия Н.Заболоцкого и А.Тарковского») (1992), С.А. Манскова («Поэтический мир А.А. Тарковского (Лирический субъект. Категориальность. Диалог сознаний)») (2001).

Творчество А. Тарковского стало в русской поэзии XX века зримым воплощением идеи художественной преемственности. Традиционность стихов А. Тарковского - показатель не только эстетических убеждений автора, но и той этической доминанты, которая является духовным средоточием культурного наследия. Стремление восстановить «распавшуюся связь времен», раздвинуть тесные границы современности побуждает художника экспериментировать со временем и пространством, искать новые формы их соотношения.

Сложность в осмыслении этой проблемы определяется такой характерной особенностью русской поэзии начала XX века, как «многозахватность культурных традиций» (Павловский, 1974: 6). «Культура в целом может рассматриваться как текст. Однако исключительно важно подчеркнуть, что это сложно устроенный текст, распадающийся на иерархию «текстов в тексте и образующий сложное переплетение текстов» (Лотман, 1981: 142). И тогда в центре поэтического внимания оказывается категория «памяти культуры». Одним из исходных положений, раскрывающих суть этого понятия, может служить диалогическая концепция культуры М. М. Бахтина. По мнению ученого, каждое произведение создается как компонент момента диалогического дискурса на произведения предшественников, в свою очередь, аккумулируя новые ответные реплики. При таком подходе неизбежно возникает вопрос о соотношении современности и памяти культуры. «Большая память» культуры, по мысли М. Бахтина, не тождественна памяти о прошлом в отвлеченно-временном смысле: время здесь относительно. «То, что возвращается вечно и в то же время невозвратно. Время здесь не линия, а сложная форма тела возвращения» (Бахтин 1986: 519).

По проблеме пространства и времени в литературе существует обширнейший ряд исследований. Так, в работе по теории литературы Е.Фарино рассматривает пространство и время как важнейшие характеристики художественного мира произведения: «Мир произведения может обладать некоторой материальной протяженностью, которую мы называем здесь пространством, и некоторой продолжительностью как отдельных состояний этого мира, так и интервалов между отдельными состояниями, которую мы называем здесь временем <.>. Пространство и время всегда тесно сопряжены друг с другом, хотя <.> оба эти аспекта мира поддаются также разделению и могут получать самостоятельное выражение <.> любое произведение <.> являет собой физически закрепленный, материальный объект. Поэтому оно само является некоторой материальной протяженностью (пространством) и продолжительностью (временем). Разумеется, что данный тип пространства и времени не принадлежит миру произведения, хотя и является существенным моделирующим средством искусства» (Фарино 1991: 367). М. М. Бахтин высказал идею о связи временных и пространственных отношений в художественном хронотопе:

В литературно-художественном хронотопе имеет место слияние пространственных и временных примет в осмысленном и конкретном целом. Время здесь сгущается, уплотняется, становится художественно-зримым; пространство же интенсифицируется, втягивается в движение времени, сюжета, истории. Приметы времени раскрываются в пространстве, и пространство осмысляется временем» (Бахтин 1986: 121).

При воссоздании индивидуально-авторской картины мира анализируется пространственная картина мира, которая отражает совокупный опыт автора, его представления о мире, а также имеет явное выражение в пространственной организации текста. При таком подходе художественное пространство выступает как структурная модель, передающая мир, воспринятый и переосмысленный художественным сознанием. В образной системе лирики А. Тарковского особую значимость обретают художественные категории пространства и времени, «трактовка пространства и времени имеет и изобразительный и выразительный смыслы» (Каган 1974: 31). Именно обращение к поэтике хронотопа позволяет наиболее отчетливо выявить особенности творческой индивидуальности и основные этапы художественной эволюции поэзии А. Тарковского.

Сказанным выше определяется актуальность темы исследования.

Таким образом, объектом исследования является поэтическое творчество Арсения Тарковского как важное явление в литературном процессе XX века.

Сказанное ранее также позволяет обозначить предмет исследования: художественная семантика образов пространства и времени поэзии А.Тарковского.

Материалом диссертационного исследования послужило творчество А. Тарковского: поэтические произведения, созданные поэтом в период с 1926 - по 1978 гг., поэма «Слепой», поселковая повесть «Чудо со щеглом».

За пределами данной работы остались переводные тексты, являющиеся переосмыслением «чужих» картин мира (третичная концептуализация), строящихся на отличных от оригинального авторского текста основаниях и использующих иные средства выражения образной картины мира. Отсутствие академического издания поэтического наследия А. Тарковского в известной степени затрудняло работу над текстами, поэтому, в процессе исследования, использовались издания, составленные дочерью поэта Мариной Тарковской (Тарковский, 1993), издания, в подготовке которых она принимала участие (Тарковский, 1997), и трехтомное собрание сочинений поэта (Тарковский, 1991).

Цель настоящего диссертационного исследования - выявить художественный смысл образов пространства и времени в поэзии Арсения Тарковского.

Достижение поставленной цели предполагает решение ряда задач:

1. установить теоретическую основу исследования пространственно-временных образов в лирическом и в лиро-эпическом тексте;

2. рассмотреть функционально-смысловые особенности исторического хронотопа в поэзии А. Тарковского;

3. выявить своеобразие биографического хронотопа в поэзии Арсения Тарковского;

4. определить особенности художественной структуры мифопоэтической модели пространства в поэзии Арсения Тарковского.

Научная новизна работы состоит в том, что впервые предпринята попытка с помощью системного анализа образов пространства и времени поэтических текстов А. Тарковского выйти на обобщенное представление о специфике художественного мира поэта, раскрыть значимые принципы художественного мышления автора. Новизна исследования также определяется тем, что в работе прослеживается динамика пространственно-временной образности в поэзии А. Тарковского и предпринимается попытка определения концепции художественного мира А. Тарковского как Слова, специфика которого предопределена соотношением культуры и текста.

Можно отметить, что категории пространства и времени стали объектами плодотворных научных исследований относительно недавно, ряд исследователей рассматривает эти концепты в тесной взаимосвязи, предполагая соотнесение пространственных и временных категорий (М.Бахтин, А. Гуревич, В. Хализев), тогда как ряд авторов допускает независимое существование данных аспектов и анализирует их особенности в отрыве друг от друга (Ю. Лотман, В. Топоров, Д. Замятин - говорят о пространстве без связи с категорией времени, также и Д. Лихачев, Б.Успенский, В. Ярская рассматривают проблему времени как вполне самостоятельную).

Методологическую основу настоящей работы составляют фундаментальные исследования в области теории и истории лирики (В.В.Виноградова, М. Л. Гаспарова, Л. Я. Гинзбург, Б. О. Кормана, В. М. Жирмунского, М. Ю. Лотмана, В. Д. Сквозникова, Ю. Н. Тынянова, В. Е. Хализева); исследования в области художественного пространства и времени (работы М. М. Бахтина, Д. С. Лихачева, Ю. М. Лотмана, Б. А. Успенского, А. Я. Гуревича, Вяч. Вс. Иванова); труды отечественных и зарубежных ученых в области теории мифопоэтики и семиотики культуры (труды А. Н. Веселовского, М. Элиаде, А. Ф. Лосева, Е. М. Мелетинского, М. Л. Гаспарова, А. Ханзен-Леве, В. Н. Топорова); мотивного анализа (исследования Ю. К. Щеглова, А. К. Жолковского); исследования в области теории архетипов (Дж. Фрэзера, М. Элиаде), а также сочинения русских религиозных мыслителей - Н. А. Бердяева, П. А. Флоренского,

С. Н. Булгакова. Особое место в свете современного интегративного подхода к гуманитарному знанию занимает методология моделирования культурно-географических образов (работы Д. Н. Замятина, О. А. Лавреновой, В. JI. Каганского, И. Т. Касавина).

Методы исследования обусловлены его целями и задачами, а также определяются опытом, накопленным литературоведением при изучении специфики пространственно-временной структуры художественного текста. В работе использовались сравнительно-сопоставительный, функционально-типологический методы литературоведческого анализа, а также элементы мотивного анализа поэтического текста и целостного анализа лирического стихотворения.

Теоретическая значимость работы состоит в углублении принципов анализа пространственно-временных образов в лирическом произведении, а также в дальнейшем развитии принципов интерпретации художественного текста в культурно-историческом и мифопоэтическом аспектах.

Практическая значимость. Материалы и результаты исследования могут быть использованы при разработке лекционных курсов по современной русской поэзии, спецкурсов по русской литературе XX, проблемам пространства и времени в поэтическом тексте, а также при подготовке научных изданий произведений Арсения Тарковского.

На защиту выносятся следующие положения:

Заключение научной работыдиссертация на тему "Образы пространства и времени в поэзии Арсения Тарковского"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В процессе размышления о вечном и преходящем в поэзии, о роли поэта и его слова в культурном наследии, Д. С. Лихачев отметил: «Я считаю, что Арсений Тарковский - крупнейший поэт. Есть два вида поэтов. Одни блистают какое-то время, другие остаются в веках » (цит. по: Тарковский 1997: 274).

Образы пространства и времени являются важной составляющей поэтического мира Арсения Тарковского. Основными в лирике А.Тарковского стали образы модели хронотопа, в которых актуализируются общефилософские вопросы, связанные с поиском себя и своего места в мире. Ведущим принципом художественно-эстетической парадигмы творчества А. Тарковского можно считать особый, над-временный образ взаимоотношений человека и бытия, попытки созидать гармоничное начало из хаоса, внеся собственным словом/творчеством духовный смысл в пространство.

А. Тарковский декларирует свою, отличную от поэтов начала XX века точку зрения, провозглашая надвременность бытия, вечность Слова как универсума культуры и творчества, как залог бессмертия творца.

Поэт в своих произведениях создает не моментальные, не развернутые во времени картины, любое событие у него наполняется вневременной значимостью, благодаря тому, что любая временная точка обладает потенциальной возможностью совмещать несколько временных планов, динамика же при этом создается столкновением образов, а также «сосуществованием времен в одной точке пространства» (Бахтин 2000: 173). Размышляя о времени и эпохе, А. Тарковский сам дает им характеристику, утверждая значимость культурного наследия предшествующих эпох для поэтического слова: «Знает это художник или не знает, хочет он этого или нет, но если он художник подлинный, время - «обобщенное время», эпоха наложит свою печать на его книги, не отпустит его гулять по свету в одиночку, как и он не отпустит эпоху, накрепко припечатает в своих тетрадях» (Тарковский 1997: 87).

Для эстетики А. Тарковского характерно принятие изменений времени в его векторности и необратимости. Векторное движение времени запечатлено в произведениях поэта таким образом, что видно его обратимость, в основном, в идеальном мире чувств, мысли душевного состояния лирического субъекта. Усилием воли, посредством памяти можно заставить время остановиться, вернуть ощущения прежнего - такая характеристика времени отчетливо видна внутри исторического топоса. Но при объективном понимании - событиям и фактам нет возврата на отрезке человеческой жизни: от рождения до смерти. Тем не менее, на философском уровне, возврат времени, его цикличность в психологическом локусе, как поступательное развитие духовной сути лирического субъекта, существует, подтверждение этому также можно найти в философии Платона о перевоплощении душ, в идеи «вечного возвращения» Вл. Соловьева.

Само существование времени в контексте настоящего, прошедшего и будущего по мысли А. Тарковского никогда не должно и не может рассматриваться как наказание Божье. Объективные причины хода времени заключаются в смене культурно-исторической ситуации, ускорении процесса движения, увеличении объема объективной информации в сознании лирического субъекта. Лирическому субъекту А. Тарковского тяжело выносить только безвременность бытия, ему невыносим также и разрыв в пространстве и времени, возникающий в момент разлуки с любимыми в темпоральном выражении «навеки».

Одним из главных типов хронотопа у Тарковского является культурно-исторический хронотоп с присущими ему устойчивыми особенностями.

Свойства пространства и времени в топосах лирического субъекта и объекта отличны друг от друга по ряду параметров и свойств. Структурно-тематические модели топоса образуют в поэзии А. Тарковского сложное диалектическое единство и соотносятся по ряду положений. С одной стороны, пространственный образ, воспринимаемый зрительно, динамичен: лирический субъект видит, как меняется предметный мир собственного пространства и пространства лирического объекта. Сформированность динамичного образа мира определяется непосредственно лирическим субъектом посредством употребления глаголов, входящих в тематическую группу глаголов движения: идти, бродить, лететь, ходить, уходить и др. С другой стороны, в художественном пространстве А. Тарковского многое приобретает характеристику недвижности, причем в тексте идея неподвижности репрезентируется различными средствами: от прямой номинации статических состояний до общетекстового эффекта абсолютной статики мира. В ряде текстов противопоставление динамики и статики становится критерием смысло- и сюжетообразующим.

В художественном мире А. Тарковского можно рассматривать следующие типы пространства, наделенные собственными свойствами и характеристиками, определяющими перцептивную сущность и категориальность топоса:

1) психологическое пространство - представлено в виде двух топосов -с «обитающими» в них лирическим субъектом и объектом, -обязательно отграниченных и изолированных друг от друга посредством границы-преграды, время в пространстве лирического субъекта динамично, в пространстве объекта - статично. Субъект обладает мыслительными способностями, анализирует и постигает, наблюдает за событиями. Объект - просто вовлечен в деятельность помимо своей воли - страдательный залог, совершение против воли.

2) историческое пространство - векторная модель мирозданья, ее прообразом в поэтической системе А. Тарковского служить древо мировое; вертикальная модель пространства - от прошлого к настоящему и будущему. Лирический субъект/объект уже не акцентированы, скорее лирический объект - это именно сам субъект в прошлом, здесь возникает характерный мотив памяти, культурной связи, утверждающий собой некую надвременность, скорее всего, именно время становится лирическим объектом. Время представляет такой же вектор, между полярными точками: начальной и конечной, воплощая собой суть векторного, необратимого с точки зрения законов экзистенционального бытия, времени. Проблема даты в произведениях А.Тарковского восходит к нумерологическому коду: выводятся на первый план этапы и временные отрезки, обладающие значимой для автора семантикой - начало/конец событий, исторические даты, творческие вехи, личные даты.

3) мифологическое пространство - характеризуется прочным сращением пространств лирического субъекта/объекта, сами субъект/объект практически неразводимы. Наблюдается их полная идентичность, выражаемая посредством сравнительных оборотов и уподоблений («сам я стал как Марсий », «я Прометей»), Время в мифо-локусе не выходит на первый план, оно «спациализовано и экстенсифицировано» (Топоров 1983: 232) пространством, становиться сутью и частью его. Идет возращение к мифологическим претекстам, демиургия, творение мира.

4) библейский хронотоп - заключен в мифологеме «лестница», начальная и конечная ступени которой представляют собой реализацию мотивов «нулевой уровень» и Страшный суд. Лирический субъект, созерцая бытийность пространства лирического объекта (чаще всего героя библейских претекстов, хотя в некоторых текстах А. Тарковского появляются герои других мировых религий), выстраивает собственную онтологию, возвращая непосредственное звучание библейским формулам: «не убий» (Каин и Авель), «в начале было Слово» (демиургическая роль поэтического творчества). Пространственные локусы лирического субъекта и объекта ограничены, как и в психологическом пространстве, и такой же аксиологической динамикой наделяется время в топосе субъекта (тогда как время лирического объекта статично и порой «картинно» в своей константности).

Как было отмечено ранее, в поэзии А. Тарковского могут бинарно сочетаться психологический и исторический, мифологический и библейский тип хронотопа, со свойственными им проявлениями и разделенностью на топос лирического субъекта и топос лирического объекта, каждый из которых (топос) характеризуется наличием собственного центра в образе субъекта или объекта, а также индивидуальным временем - развивающимся, динамичным в локусе субъекта и константно-статичной неизменностью пространства объекта. Значит, лирический субъект/объект обладает индивидуальным пространственным локусом, временем в нем, собственным восприятием хода времени, осознания и мотивации преодоления преграды.

Своеобразным рубежом и преградой между пространствами лирического субъекта и лирического объекта выступает граница, роль которой обычно выполняет субстанция визуально прозрачная, но физически непреодолимая, такая как стекло, зеркало и др. То есть, художественное пространство А. Тарковского определяет ситуация границы, которая неразрывно связана с темой творчества как некоего переходного состояния, провидения, прорыва, второго рождения. Другими словами, в лирике

А.Тарковского граница присутствует не только как вполне осязаемая пространственная или временная реалия, но и как категория, которая и во всем творчестве поэта сохраняется как принцип пограничности.

Стремление преодолеть замкнутость психологического, исторического, библейского, мифологического пространства и времени, расширить пространство до масштабов вселенной, характерное для поэтического мировоззрения А. Тарковского реализовано в рамках тематического комплекса, определяемого как некая тема перехода/движения. В результате, выделение границы и пограничного состояния в качестве ориентира в художественной и метафизической системе существенно дополняет и конкретизирует осмысление пространственного универсума А.Тарковского. Таким образом, можно резюмировать, что граница в поэтическом топосе связана с метаморфозами субъектно-объектных и пространственно-временных отношений.

Лирический субъект в поэзии А. Тарковского выступает не только как выразитель авторской аксиологии, пространственного/временного сознания, но и сознания над-прострнственного и над-временного. Аспект лирического субъекта следует рассматривать как воплощение универсальных устремлений личности, ее готовности к творческому акту, к преодолению хаоса и преображению мира путем гармонизации словом.

Образы-символы, реализующие пространство, являются константными моделями. Они образуют устойчивые мифологемы, репрезентирующие отдельные свойства топоса. Так, образами-символами психологического пространства становятся образ границы-преграды и мотив экзотического мироощущения, переходящего в мотив терпенья в ходе развития пространственно-временного континуума. Сакральное мифологизированное начало самой природы слова выводит его на уровень мифологического субкода. Вместе с тем, мифологическое пространство выражено и в антропоморфичных образах природы: растительном, животном, минеральном. Символом исторического пространства, с его приверженностью идеи центральности и важности даты, становится архетип дерево, который в аксиологии А. Тарковского декодируется как «земная ось», Axis mundi. Суб-коды библейского локуса выходят на претекстовый уровень, обретая новый смысл и визуальный локус прочтения: образ свечи-жизни, мотив горения сращивается с мифологемой бабочка в семантике краткости и суетности человеческой жизни. Образ Страшного суда решается в двух тематических пластах - традиционном (божий суд, наказание грешных и поощрение праведных) и обновленном (любая конечность, финальность жизненных событий: старость, угасание сил, подведение итогов).

Пространственная интерпретация универсума, понимаемая как рассмотрение явлений взятых не изолированно, а именно в связи с идеей духовного развития и изменения, и, следовательно, располагающихся преимущественно в пространственной плоскости, определяет специфику художественного времени в поэзии А. Тарковского. Полнота времени при этом достигается либо синхронизмом сосуществования в одной пространственно - временной точке нескольких времен, по принципу «контрапункта» (Б. М. Гаспаров), либо происходит по принципу нейтрализации оппозиции «моментальность - длительность», вследствие чего уплотненное и концентрированное время отдельного мгновения приобретает характер чистой длительности. В целом, в поэтической системе А. Тарковского время преимущественно представлено как длительность, вневременное время. При этом движение во времени, временная динамика присуща лирическому субъекту А. Тарковского в полной мере, можно говорить о ее топологическом осмыслении и отражении. По мысли поэта именно отражение, а не изображение или копирование, мгновенное, улавливающее все изменения в объекте и изменяющееся вместе с ним и может быть моделью творчества.

Для аксиологической системы Арсения Тарковского причастность поэтического слова к миру культуры эквивалентна власти над временем -некое созидательное бессмертие слова, вопреки конечности земного бытия творца. Центральным образом творчества при таком мироощущении становится именно образ культуры: «чувство истории восстанавливалось благодаря чуткости к культурным ассоциациям, сокрытым в гуще узнаваемой повседневности, к архетипам, проступающим в мимолетных реакциях, в случайных воспоминаниях, в дневниковых записях <.> в устойчивом сочетании архетипичности образного языка, тяготения к созданию художественных символов целых культурных систем с «прозаикой», подробностью рисунка повседневной судьбы, интимной или дружески-непосредственной интонацией, отсутствием ораторской позы» (Лейдерман 2003: 299).

В осмыслении концепций времени и пространства творческий опыт А.Тарковского реализовался в особенностях его поэтического мира в виде дивергентности мировой культуры различных эпох в едином пространстве. «Мнемозина - искусство искусств, божественная первооснова, - считает поэт. - Она одаривает бессмертием и обрекает на забвение, соединяет миг и бесконечность, продлевает жизнь» (Тарковский 1997: 283). Лирический субъект поэзии А. Тарковского воспринимает настоящее сквозь культурную память о минувших эпохах, которые оказываются в его сознании настолько заметно открытыми друг другу, что поэт включается в диалог сквозь века.

По глубокому убеждению поэта, «культура дает человеку понимание не только своего места в современности, но устанавливает еще тесную связь между самыми разными эпохами. <.>У меня есть стихотворение, где я говорю, что мог бы оказаться в любой эпохе в любом месте мира, стоит мне только захотеть. Путем понимания»» (Тарковский 1997: 241):«.Я вызову любое из столетий, / Войду в него и дом построю в нем. / Вот почему со мною ваши дети / И жены ваши за одним столом» («Жизнь, жизнь», 1965). Художник становится живым свидетелем и участником мировой культуры, соотносит собственную биографию с творческим и личностным опытом своих великих предшественников, испытывая при этом готовность разделить с ними их трагическую участь. «Понимание», о котором говорит в своем стихотворении А. Тарковский, своеобразным образом сближается со словами М. М. Бахтина о «творческом понимании», которое «не отказывается от себя, от своего места во времени, от своей культуры и ничего не забывает. Великое дело для понимания - это вненаходимость понимающего - во времени, в пространстве, в культуре - по отношению к тому, что он хочет творчески понять» (Бахтин 1986: 507).

Список научной литературыПавловская, Ирина Григорьевна, диссертация по теме "Русская литература"

1. Тарковский, А. Белый день: Стихотворения и поэмы / А. Тарковский.

2. М.: ЗАО Изд-во ЭКСМО-Пресс, АОЗТ Изд-во ЯУЗА, 1997. 384 с.

3. Тарковский, А. Благословенный свет: Избранные стихотворения. /

4. A.Тарковский, предисл. Ю. Кублановского. СПб.: Северо-Запад, 1993.-368 с.

5. Тарковский, А. Вестник. Стихи / А. Тарковский. М.: Сов. писатель,1969.-312 с.

6. Тарковский, А. Избранное: Стихотворения. Поэмы. Переводы. 19291979. / А. Тарковский, вступит, статья С. Чупринина. М.: Худож. лит., 1982.-736 с.

7. Тарковский, А. Собрание сочинений. В 3-х т. / А. Тарковский. М.:1. Худож. лит., 1991.

8. Тарковский, А. Стихотворения / А. Тарковский. -М.: Худож. лит., 1974.356 с.

9. Тарковский, А. Стихотворения и поэмы / А. Тарковский. М.:

10. Профиздат, 2000. 348 с. - (Поэзия XX века).

11. Анненский, И. Стихотворения и трагедии / И. Анненский; вступ. ст.,сост., подгот. текста, примеч. А. В. Федорова. М.: Худож. лит., 1990. - 327 с. - (Б-ка поэта. Большая сер.).

12. Ахматова, А. Собрание сочинений: в 6 т. / А. Ахматова; сост., подгот.текста, коммент., вступ. ст. И. В. Королевой и С. А. Коваленко. М.: ЭллисЛак, 1998-2002. Ю.Блок, А. Собрание сочинений: в 8 т. / А. Блок; под общей ред.

13. B.Н.Орлова, А. А. Суркова, К. И. Чуковского. М. - Л.: Гослитиздат, Ленингр. отд-ние, 1960 - 1963.

14. Брюсов, В. Стихотворения / В. Брюсов. М.: Арт-Пресс. - 1998. - 354 с.162

15. Державин, Г. Р. Собрание сочинений. Т.1. / Г. Р. Державин. М.: Худож. лит., 1976.-462 с.

16. З.Заболоцкий, Н. А. Избранные произведения: в 2 т / Н. А.Заболоцкий. М.

17. Худож. лит., 1972. М.Лермонтов, М. Ю. Собрание сочинений в 4 т. Т. 1. Стихотворения 1837 -1841 гг. / М. Ю. Лермонтов; вступ. ст., примеч. И. Л. Андроникова. -М.: Худож. лит., 1975. 648 с.

18. Липкин, С. И. Воля: стихи; поэмы / С. И. Липкин. М.: ОГИ, 2003. - 492 с.

19. Лиснянская, И. Избранное / И. Лиснянская; серия «Всемирная библиотека поэзии». Ростов-на-Дону: Феникс, 1999. - 384 с.

20. Лиснянская, И. Отдельный. Воспоминательная повесть / И.Лиснянская // Знамя. 2005. - №1. - С. 84 - 135.

21. Мандельштам, О. Э. Сочинения: в 2 т. / О. Э. Мандельштам; сост. С. С. Аверинцев, П. М. Нерлер; коммент. А. Д. Михайлов, П. М. Нерлер. -М.: Худож. лит., 1990.

22. Пастернак, Б. Собрание сочинений: в 5 т. / Б. Пастернак; вступ. ст. Д.С.Лихачева; сост. и коммент. Е. В. Пастернак, К. М. Поливанов. М. : Худож. лит., 1989-1991.

23. Петровых, М. Предназначенье: стихи разных лет / М. Петровых; сост.: Н. Н. Глен, А. В. Головачева. М.: Сов. писатель, 1983. - 207 с.

24. Пушкин, А. С. Полное собрание сочинений*, в 10 т. / А. С. Пушкин; примеч. Б. В. Томашевский; АН СССР; Ин-т русской литературы (Пушкинский дом). 4-е изд. - Л.: Наука. Ленингр. отд., 1977 - 1979.

25. Рождественский, Вс. Избранные произведения. В двух томах. T.l. / Вс. Рождественский; вступ. статья А. И. Павловского. Л.: «Худож. лит». -1974.-С. 3-14.

26. Цветаева, М. Стихотворения: в 2 т. / М. Цветаева; сост., подгот. текста и коммент. А. Саакянц; вступ. ст. В. Рождественский. М.: Худож. лит., 1980.

27. Критика и литературоведение

28. Абишева, С. Д. Интерпретация структуры и семантики цикла

29. A.Тарковского «Деревья» / С. Д. Абишева // Литература и общественное сознание: варианты интерпретации художественного текста: Материалы VII межвузовской научно-практической конференции (20-21 мая 2002 г.). Вып. 7. Ч. I. Бийск: НИЦ БГПУ им.

30. B. М. Шукшина, 2002. С. 3 - 7.

31. Аджиев, А. Из рода Тарковских / А.Аджиев //Эхо Кавказа. 1996. - №1.1. C.57.

32. Азимов, А. Толкование Библии. Ветхий Завет и Новый Завет. В 2-х т. Т. 2 /А. Азимов. М.: Феникс, 2004. - 587 с.

33. Алигер, М. Судьба поэта / М. Алигер // Тропинка во ржи. М.: Сов. писатель, 1980. - С. 45 - 53.

34. Алпатова, Т. А. Миф и поэзия / Т. А. Алпатова // Миф литература -мифореставрация : сб. ст.; под ред. С. М. Телегина / Москва - Рязань : Узоречье, 2000. - С. 15 - 27.

35. Апресян, Ю. Д. Лексическая семантика: Синонимические средства языка / Ю. Д. Апресян. Л.: Наука, Ленингр. Отделение. 1974. - 367с.

36. Арутюнова, Н. Д. Язык и мир человека / Н. Д. Арутюнова. М.: Языки русской культуры, 1999. -1-XY, 896с. (Язык. Семиотика. Культура).31 .Ахундов, М. Д. Концепции пространства и времени / М. Д. Ахундов. -М.: Наука, 1982.-269 с.

37. Бабенко, JI. Г. Филологический анализ текста. Основы теории, принципы и аспекты анализа: Учебник для вузов / Л. Г.Бабенко. -М.: Академический проект; Екатеринбург: Деловая книга, 2004. 464 с.

38. Баевский, В. С. История русской литературы XX в.: компендиум / В. С. Баевский. М.: Языки русской культуры, 1999. - 408 с.

39. Барабаш, Ю. Я. Вопросы эстетики и поэтики / Ю. Я. Барабаш. М.: Современник, 1977. - 400 с.

40. Барт, Р. Мифологии / Р. Барт. М. - 1957. - 476 с.

41. Бахтин, М. М. Автор и герой / М. М. Бахтин. СПб.: Азбука, 2000. - 312 с.

42. Бахтин, М. М. Вопросы литературы и эстетики / М. М. Бахтин. М.: Просвещение, 1975. - 453 с.

43. Бахтин, М. М. Формы времени и хронотопа в романе/ М. М. Бахтин // Литературно критические статьи. М.: Худож. лит., 1988. - 395 с.

44. Бахтин, М. М. Эпос и роман / М. М. Бахтин. СПб.: Азбука, 2000. - 276 с.

45. Бахтин, М. М. Эстетика словесного творчества / М. М. Бахтин. М.: Худож. лит., 1979.-328 с.

46. Вельская, Л. Л. «Жизнь чудо из чудес.» / Л. Л. Бельская // Русс. речь. -1994.- №5. -С. 20-23.

47. Бергсон, А. Собрание сочинений: в 4 т. Т. 1. Опыт о непоследственных данных сознания. Материя и память / А. Бергсон. М.: Московский клуб, 1992.-336 с.

48. Берестнев, Г. И. Самосознание личности в аспекте языка / Г.И.Берестнев // Вопросы языкознания. 2001. - №1. - С.60-84.

49. Бердяев, Н. А. Творчество и объективация / Н. А. Бердяев; сост. А.Г.Шиманский, Ю. О. Шиманская. Мн.: Экономпресс, 2000. - 304 с.

50. Бердяев, Н. А. Проблема истории и эсхатология / Н. А. Бердяев // Царство Духа и Царство Кесаря. М.: Республика, 1995. - С. 263 -276.

51. Берке, У. Пространство время, геометрия, космология / У. Берке. - М.: Мир, 1985.-254 с.

52. Болыпакова, А. Ю. Образ Запада в русской литературе / А.Ю.Большакова// Филологические науки. 1998. - №1. - С. 3-13.

53. Борисова, С. А. Пространство Человек - Текст / С. А. Борисова. -Ульяновск: УлГУ, 2003. - 246 с.

54. Будагов, Р. А. Писатели о языке и язык писателей / Р. А. Будагов. М.: Изд-во МГУ, 1984. - 280 с.

55. Булгаков, С. Н. Православие. Очерки учения православной церкви / С.Н. Булгаков. М.: Терра, 1991. - 416 с.

56. Булыгина, Т. В. Пространственно-временная локализация как суперкатегория предложения / Т. В. Булыгина, А. Д. Шмелев // Вопросы языкознания. 1989.- №3.-С. 134-159.

57. Бунге, М. Пространство и время в современной науке / М. Бунге // Вопросы философии. 1970. - №7. - С.81-92.

58. Буслаев, Ф. И. Исторические очерки русской народной словесности и искусства / Ф. И. Буслаев. Спб., 1861. Т. 1. - 428 с.

59. Бушмин, А. С. Преемственность в развитии литературы / А.С.Бушмин. -Л.: Худож. лит. 1978. 342 с.

60. Вальшонок, 3. «Судьба моя.» / 3. Валыионок // Кн. обозрение. 1996. -7 мая.-С. 10-11.

61. Ваншенкин, К. Перед чем-то новым / К. Ваншенкин // Сов. культура. -1991. 10 авг. -С.6.

62. Введение в литературоведение: Литературное произведение: Основные понятия и термины: Учебное пособие / Л.В. Чернец, В.Е.Хализев и др. М.: Академия, 1999. - 546 с.

63. Великовский, С. Грани «несчастного сознания» / С. Великовский. М., 1973.-278 с.

64. Веселовский, А. Н. Историческая поэтика / А. Н. Веселовский; вступ. ст. И. К. Горского; коммент. В. В. Мочаловой. М.: Высш. шк., 1989. -404 с.

65. Виноградов, В. В. О поэзии Анны Ахматовой / В. В. Виноградов // Поэтика русской литературы. М.: Наука, 1976. - 259 с.

66. Виноградов, В. В. Русский язык / В. В. Виноградов. М.: Высшая школа, 1985.-640с.

67. Винокурова, И. Ладья на стремнине // Новый мир. № 3. - 1981. - С. 49-77.

68. Волкова, П. Д. Арсений Тарковский. Жизнь семьи и история рода / П.Д. Волкова. М.: Изд. Дом «Подкова»; Эксмо-пресс, 2002. - 224 с.

69. Воронова, Т.А. Словарь лирики Арсения Тарковского / Т.А. Воронова /Воронеж, гос. ун-т. Филол. ф-т. Фак. слав, филологии. Воронеж,Изд-воВГУ, 2004.- 141 с.

70. Гак, В. Г. Языковые преобразования / В. Г. Гак. М.: Школа «Языки русской культуры», 1998. - 763с.

71. Галиева, Ш. Сердечные излияния отшельника / Ш.Галиева //Октябрь. -2003. №7. - С.149-151.

72. Гальперин, И. Р. Текст как объект лингвистического исследования / И.Р. Гальперин. М.: Наука, 1981. - 139 с.

73. Гаспаров, М. Поэтика «Серебряного века» // Русская поэзия серебряного века. 1890 1917. Антология. - М.: Наука, 1993. - 386 с.

74. Гаспаров, М. Литературные лейтмотивы / М. Гаспаров. М.: Худож. лит., 1994.-С.310.

75. Гаспаров, М. Л. Избранные труды. Т. 2. О стихах / М. Л. Гаспаров. М.: Языки русской культуры, 1997. - 504 с.

76. Гаспаров, М. Л. Современный русский стих. Метрика и ритмика / М.Л. Гаспаров. М.: Наука, 1974. - 484 с.

77. Гаспаров, М. Л. Метр и смысл. Об одном механизме культурной памяти / М. Л. Гаспаров. М.: РГТУ, 2000. - 289 с.

78. Гаспаров, М. Л. О русской поэзии: анализы, интерпретации, характеристики / М. Л. Гаспаров. СПб.: Азбука, 2001. - 480 с.

79. Гачев, Г. Национальный Космо-Психо-Логос / Г. Гачев //Вопросы философии. 1994. - №12. - С.59-78.

80. Гачев, Г. Национальные образы мира / Г. Гачев М.: Сов. писатель, 1988-448 с.

81. Глекин, Г.В. Об Арсении Тарковском: (Из дневниковых записей 191591989 годов) / Вступ. ст., публ. и коммент. Н.Гончаровой // Г.В. Глекин // Вопросы литературы. 2001. - №5. - С.369-381.

82. Гончаров, Б. П. Стихотворная речь. Методология изучения. Становление. Художественная функция / Б. П. Гончаров М.: ИМЛИ РАН, Наследие, 1999. - 344 с.

83. Гречнев, В. Я. Категория времени в литературном произведении / В.Я. Гречнев // Анализ литературного произведения. М.: Наука, 1976. -С. 126-145.

84. Григорьев, В. П. Поэтика слова / В. П. Григорьев. М.: Сов. писатель, 1979.-246 с.

85. Гинзбург, JT. Литература в поисках реальности: статьи, эссе, заметки / Л. Гинзбург. Л.: Сов. писатель, 1987. - 397 с.

86. Гинзбург, Л. Я. О лирике / Л. Я. Гинзбург. М.: Интрада, 1997. - 414 с.

87. Григорьева, А. Д. Язык поэзии XIX XX вв / А. Д. Григорьева, Н.Н.Иванова. - М.: Наука, 1985. - 346 с.

88. Гуревич, А. Я. Категории средневековой культуры / А. Я. Гуревич. М.: Искусство, 1984. - 350 с.

89. Дацун, Л. А. Взаимосвязь пространства и времени в поэтической целостности Тютчева / Л. А. Дацун // Целостность художественного произведения и проблемы его анализа в школьном и вузовском изучении литературы. Донецк: Наука, 1977.-С. 183-184.

90. Джанджакова, Е.В. О поэтике числа у А.Тарковского и Б.Слуцкого. //Е.В. Джанджакова //Уч. зап. Моск. пед. ин-та иностр. языков. М.: Изд-во, 1971. Т.58. - С.114-121.

91. Дмитриева, Л. С. Время и пространство в романе М. Булгакова «Мастер и Маргарита» / Л. С.Дмитриева // Целостность художественного произведения и проблемы его анализа в школьном и вузовском изучении литературы. Донецк: Наука, 1977. - С. 230-231.

92. Долгополов, Л. К. На рубеже веков: О русской литературе конца XIX -начала XX вв / Л. К. Долгополов. Л.: Сов. пис., 1985. - 392 с.

93. Есин, А. Б. Принципы и приемы анализа литературного произведения / А. Б.Есин. М.: Флинта; Наука, 1998. - 246 с.

94. Жирмунский, В. М. Теория литературы. Поэтика. Стилистика / В .М.Жирмунский. Л.: Наука, 1977. - 404 с.

95. Жолковский, А. К. Работы по поэтике выразительности: Инварианты -Тема Приемы - Текст / А. К. Жолковский Ю. К. Щеглов; предисл. М. Л. Гаспарова. - М.: АО Изд. группа «Прогресс», 1996. - 334 с.

96. Зобов, Р. А. О типологии пространственно-временных отношений в сфере искусства / Р. А. Зобов, А. М. Мостепаненко // Ритм, пространство и время в литературе и искусстве. Л., «Наука», 1974. -С. 11-26.

97. Зорин, А. Портрет поэта под созвездием Большого Пса / А.Зорин // Новое в школьных программах. М.: МГУ, 1998. - С. 37 - 41.

98. Зорин, А. Венок Арсению Тарковскому / А. Зорин // Дружба народов.- 1997.-№6.-С. 203-208.

99. Измайлов, P.P. Время и пространство в поэзии И. Бродского Дис. .кандидата наук. Филологические науки: 10.01.01. Саратов: СГУ, 2004. - 206 с.

100. Иванов, В. В. Категория времени в искусстве и культуре XX века / В.В. Иванов // Ритм, пространство и время в литературе и искусстве.- Д.: Наука, 1974. С. 39 - 67.

101. Каган, М. С. Лекции по марксистско-ленинской эстетике, ч. II / М.С.Каган. Л., Изд-во Ленинградского университета, 1964. - 464 с.

102. Каган, М. С. Пространство и время в искусстве как проблема эстетической науки / М. С. Каган // Ритм, пространство и время в литературе и искусстве. Л.: Наука, 1974. - С. 26 - 39.

103. Каганский, В. Л. Культурный ландшафт и советское обитаемое пространство: Сб. статей / В.Л. Каганский. М.: Новое лит. обозрение, 2001. - 576 с.

104. Кант, И. Сочинения. Т.1. /И. Кант. -М.: «Просвещение», 1963. 346 с.

105. Карасик, В. И. Культурные доминанты в языке / В. И. Карасик // Языковая личность, культурные концепты: сб. науч. трудов. -Волгоград Архангельск: Перемена, 1996. - С. 241 - 257.

106. Карасик, В. И. Языковой круг: личность, концепты, дискурс/ В.ККарасик. Волгоград: Перемена, 2002. - 269 с.

107. Карасик, В. И. Языковые концепты как измерения культуры (концепт времени в языке) / В. И. Карасик // Юбилейный сборник. Волгоград, ВолГУ. Научно-исслед. ин-т истории русского языка. ВолГУ, 2001. -468 с.

108. Касавин, И. Т. «Человек мигрирующий»: онтология пути и местности / И. Т. Касавин // Вопросы философии. 1997. №7. - С. - 74-84.

109. Касперавичус, М. М. Функции религиозной и светской символики / М. М. Касперавичус. JL: Знание, 1990. - 218 с.

110. Кихней, JI. Г. Локус «дома» в лирической системе Анны Ахматовой / Л. Г. Кихней, М. В. Галаева // Восток-Запад: Пространство русской литературы. Волгоград: Перемена, 2004. - С. 198 - 204.

111. Климанова, Е. Смысловой объем слова-образа / Е. Климанова. -Кемерово: Кемеровский гос.ун-т, 1983.-21 с.

112. Климанова, Е.О некоторых формах связи человека с миром в лирике А.Тарковского. /Е. Климанова Кемерово, 1987. - 24 с.

113. Ковальджи, К. «Есть высоты властительная тяга.» / К. Ковальджи // Лит. обозрение. №12. - С. 11-13.

114. Ковальджи, К. В. «Загореться посмертно, как слово.» / К.В.Ковальджи // Тарковский А. Собрание сочинений. В 3 т. Т.1. Стихотворения. -М.: Наука, 1991. С.5-24.

115. Ковтунова, И. И. Поэтическая синтаксическая система / И.И.Ковтунова. М.: Наука, 1986. - 208 с.

116. Колобаева, Л. А. Концепция личности в русской литературе рубежа XIX XX веков / Л. А. Колобаева. - М.: Изд-во МГУ, 1990. - 336 с.

117. Кондаков, И. В. «По ту сторону» Европы / И. В. Кондаков // Вопросы философии. 2002. - №6. - С.3-18

118. Константинова, С. К. Поэтический текст и языковая картина мира / С.К. Константинова // Филологический анализ текста: проблемы и поиски. Курск, 2000. - С. 45-48.

119. Копылова, Н. «.Как ночь была душа моя»: (Военные стихи Аре. Тарковского) / Н. Копылова //Подъем. 1999. - №3. - С. 178-187.

120. Коржавин, Н. Искусство ответ на трагедию бытия / Н. Коржавин // Театр. - 1990. - № 3. - С. 35-41.

121. Королев, С. Поглощение пространства. Геополитическая утопия как жанр исторического действия / С. Королев // Дружба народов. 1997. - №12. -С. 176-184.

122. Костинский, Г. Д. Географическая матрица пространственное™ / Г.Д.Костинский // Известия РАН. Серия географическая. 1997. - №5. -С. 26-32.

123. Кравченко, А. В. Язык и восприятие: Когнитивные аспекты языковой категоризации/ А. В. Кравченко. Иркутск: Изд-во Иркут. ун-та, 1996.- 159 с.

124. Кралин, М. Встречи с Мастером / М. Кралин // Вопросы литературы. -№ 6.-1994.-С. 298-306.

125. Кривулин, В. От немоты к немотству. Маяковский и Мандельштам / В. Кривулин // Звезда. 1991. - №1. - С. 154 - 158.

126. Криштоф, Е. Есть высоты властительная тяга: Воспоминания об Арсении Александровиче Тарковском / Е. Криштоф //Кодры. 1990. -№5. - С.161-170.

127. Кублановский, Ю. Под старыми звездами / Ю. Кублановский // Октябрь. № 12. - 1983. - С. 47-59

128. Кубрякова, Е. С. Язык и знание: На пути получения знания о языке: Части речи когнитивной точки зрения. Роль языка в познании мира / Е. С. Кубрякова. М.: Языки славянской культуры, 2004. - 560 с.

129. Кубрякова, Е. С. Категоризация мира: пространство и время (вступительное слово) / Е. С. Кубрякова // Категоризация мира: пространство и время. М.: Языки славянской культуры, 1997. - С. 3-14.

130. Кузьмина, Н. А. Интертекст и его роль в процессе эволюции поэтического языка / Н. А. Кузьмина. изд. 2-е, стереотипное. - М.: Едиториал УРСС, 2004. - 272 с.

131. Кузьмина, Н.А. «Как мимолетное виденье»: О пушкинских эпиграфах и вариациях А. Тарковского //Н.А. Кузьмина //Рус. речь. 1987. - №3. -С.49-52.

132. Курланд, Р., Матус JI. Символическое значение слова в поэзии: (на материале слов «черный» и «белый» и слова «зима» у А.Тарковского) / Р.Курланд, Л.Матус // Современные проблемы русской филологии. -Саратов: ИЗд-во СГУ, 1985. С.55-65.

133. Лаврин, А. Отец и сын / А. Лаврин, П. Педиконе // Юность. №№ 1 -6. -1993.

134. Латынина, А. Личность и история / А. Латынина // Вопр. литературы. 1986.-№7.-С. 47-52.

135. Левин, Ю. Избранные труды. Поэтика. Семиотика / Ю. Левин. М.: Языки русской культуры, 1998. - 824 с.

136. Левин, Ю. Русская семантическая поэтика как потенциальная культурная парадигма / Ю. Левин, Д. Тименчик, Р. Топоров, В.Цивьян // Russian Literature (Hague). 1974. - №7/8. - P. 47 - 82.

137. Левин, Ю. О некоторых чертах плана содержания в поэтических текстах/ Ю. Левин // Структурная типология языков. М.: Сов. писатель, 1966.- С. 199-215.

138. Лейдерман, Н. Л. Современная русская литература: 1950 1990 - е годы: Учеб. пособие для студ. высш. учеб. заведений: В 2 т / Н. Л.

139. Лейдерман, М. Н. Липовецкий. Т 2: 1968 - 1990. - М.: Издательский центр «Академия», 2003. - 688 с.

140. Липкин, С. Воспоминания о поэте А. Тарковском / С. Липкин // Антология мировой поэзии. 2001. - №5. - С.69 - 78.

141. Липкин, С. Трагизм без крика. Сегодня Аре. Тарковскому исполнилось бы 90 лет / С. Липкин // Литературная газета. 1997. -25 июня (№25-26).-С. 12.

142. Лиснянская, И. Воспоминания о А. Тарковском / И. Лиснянская // Труд. 2002. - 22 октября. - С. 7 - 8.

143. Лихачев, Д. С. Внутренний мир художественного произведения / Д.С.Лихачев // Вопросы литературы. 1968. - № 8. - С. 74-79.

144. Лихачев, Д. С. Поэтика древнерусской литературы / Д. С. Лихачев. -Л.: Наука, 1971.-С. 384.

145. Лосев, А. Ф. Знак, символ, миф / А. Ф. Лосев. М.: Наука, 1989. - 372 с.

146. Лосев, А. Ф. Проблемы символа и реалистическое искусство/ А.Ф Лосев. М.: Искусство, 1976. - 284 с.

147. Лосев, А. Ф. Форма Стиль - Выражение / А. Ф. Лосев; сост. А.А.Тахо-Годи. - М.: Мысль, 1995. - 944 с.

148. Лосев, А. Ф. Философия. Мифология. Культура / А. Ф. Лосев. М.: Политиздат, 1991. - 525 с. (Мыслители XX века).

149. Лотман, Ю. М. Проблема Востока и Запада в творчестве позднего Лермонтова / Ю. М. Лотман // Лермонтовский сборник. Л.: Наука, 1986.-С. 65-75.

150. Лотман, Ю. М. Семиосфера. Культура и взрыв. Внутри мыслящих миров. Статьи. Исследования. Заметки (1968-1992) / Ю. М. Лотман. -СПб: Искусство СПб, 2000. - 704 с.

151. Лотман, Ю. М. Структура художественного текста / Ю. М. Лотман // Об искусстве. СПб : Искусство - СПб, 1998. - С. 14 - 285.

152. Лотман, Ю. М. О понятии географического пространства в русских средневековых текстах / Ю. М. Лотман // О русской литературе. Статьи и исследования (1958 1993). - СПб: Искусство - СПб, 1997. -С. 112-118.

153. Лотман, Ю. М. Литература в контексте русской культуры XYIII века / Ю. М. Лотман // О русской литературе. Статьи и исследования (1958 1993). - СПб: Искусство - СПб, 1997. - С. 118 - 160.

154. Лотман, Ю. М. Анализ поэтического текста. Структура стиха / Ю.М.Лотман. Л.: Просвещение, Ленингр. отд-ние, 1972. - 271 с.

155. Македонов, А. Свершения и кануны / А. Македонов. Л.: Сов. писатель, 1985. - 218 с.

156. Максапетян, А. Г. Языки описания и модели мира / А. Г. Максапетян // Вопросы философии. 2003. - №2. - С. 53-65.

157. Мансков, С. Поэтический мир А. А. Тарковского (Лирический субъект. Категориальность. Диалог сознаний): дис. . канд. филол. наук: 10.01.01./ С. Мансков. Барнаул. 2001. - 193с.

158. Маслова, В. А. Филологический анализ поэтического текста / В.А.Маслова. Минск: Наук.думка, 1999. - 186 с.

159. Медведев, Ф. Не потерявший надежды / Ф. Медведев // Книжное обозрение. № 24. - 1989. - С. 27 - 29.

160. Медриш, Д. Н. Структура художественного времени в фольклоре и литературе / Д. Н. Медриш // Ритм, пространство и время в литературе и искусстве. Л.: Наука, 1974. - С. 121 - 143.

161. Мелетинский, Е. М. Поэтика мифа / Е. М. Мелетинский. 3-е изд., репринтное. - М.: Восточная литература РАН, 2000. - 407 с. (Исследования по фольклору и мифологии Востока).

162. Мелетинский, Е. М. Миф и двадцатый век / Е. М. Мелетинский // Избранные статьи. Воспоминания / отв. ред. Е. С. Новик. М.: Российск. гос. гуманитарный ун-т, 1998. С. 419 426.

163. Мелетинский, Е. М. О литературных архетипах / Е. М. Мелетинский. М.: Российск. гос. гуманитарный ун-т, 1994. - 136 с. (Чтения по истории и теории культуры; Вып. 4).

164. Мечковская, Н. Б. Язык и религия: (лекции по филологии и истории религий) / Н. Б. Мечковская. М.: Прогресс, 1998. 248 с.

165. Миллер, Л. «А если был июнь и день рожденья.» (О поэте А.Тарковском) / Л. Миллер // Смена. № 4,- 1991. - С. 31 - 34.

166. Миллер, Л. «Живите в доме и не рухнет дом» / Л. Миллер // Независимая газета. - 1999. - 12 августа. - С. 9,12.

167. Молчанов, Ю. Б. Четыре концепции времени в философии и физике / Ю. Б. Молчанов. М.: Просвещение, 1977. - 298 с.

168. Морозова, О. «Я пел со всеми вместе» / О. Морозова // Независимая газета. 9 апреля. - 1994. - С. 5.

169. Михайлов, А. А. Достоинство стиха // А. А. Михайлов // Избранные произведения. Т.1. М.: Наука, 1985. - С. 396 - 413.

170. Михайлов, А. Избранные произведения: в 2 т. Т. I. Ритмы XX века. Панорама поэзии / А. Михайлов. М.: Худож. лит., 1986. - 573 с.

171. Молчанова, Т. В. Образ лестницы в картине мира М. Цветаевой / Т.В.Молчанова // Восток-Запад: Пространство русской литературы. -Волгоград: Перемена, 2004. С. 145 - 149.

172. Нейман, Ю. Особая примета / Ю. Нейман // Юность. № 7. - 1991. -С. 67-78.

173. Новикова, М. Христос, Велес и Пилат. Неохристианские и неоязыческие мотивы в современной отечественной культуре / М.Новикова // Новый мир. 1991. - №6. - С. 242 - 255.

174. Одинокое, В. Г. Религиозно-этические проблемы в творчестве Ф.М.Достоевского и JI. Н. Толстого / В. Г. Одиноков // Русская литература и религия. Новосибирск: Полет, 1997. С. 199.

175. Ольшанская, Е. «Надо аккумулировать душевную энергию.» Письма Арсения Тарковского к Евдокии Ольшанской / Е. Ольшанская // Знамя. № 4. - 1999. - С. 21 - 27.

176. Олянич, А. В. Потребности Дискурс - Коммуникация / А.В.Олянич. - Волгоград: «Нива», 2006. - 224 с.

177. Осетров, Е. На рубеже веков / Е. Осетрова. М.: Худож. лит., 1977. -126 с.

178. Парнюк, М.А. Пространство и время / М. А. Парнюк, Е. Н Причепий. -Киев.: Наук, думка, 1984. -214 с.

179. Поляков, М. Вопросы поэтики и художественной семантики / М.Поляков. М., 1986. - 480 с.

180. Померанцева, Э. В. Мифологические персонажи в русском фольклоре / Э. В.Померанцева. М.: Наука, 1972. - 140 с.

181. Поморцева, Е. В. Парадигма культуры в эстетике Арсения Тарковского / Е. В.Поморцева // Дергачевские чтения-96. Русская литература: Национальное развитие и региональные особенности. Екатеринбург. 1996. С. 216 - 219.

182. Попова, М. И. Когнитивная основа пространственной модели временных отношений в современном английском языке. Автореф. дисс. . канд. филол. наук / М. И. Попова. Иркутск, 1997. - 196 с.

183. Попова, И. А. Художественное время в романе Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание» / И. А. Попова // Целостность художественного произведения и проблемы его анализа в школьном и вузовском изучении литературы. Донецк: Наука, 1977. С. 140-142.

184. Радковский, А. Едва калитку отворяли. / А. Радковский // Вопросы литературы. № 6. - 1994. - С.76 - 84.

185. Рассадин, С. Законы жанра / С. Рассадин // Вопросы литературы. -1967. -№ 10.-С. 34-42.

186. Рассадин, С. Русская литература: от Фонвизина до Бродского / С.Рассадин. М.: Слово, 2001. - 288с.

187. Роднянская, И. Слово и «музыка» в лирическом стихотворении / И.Роднянская // Сб.: Слово и образ. М.: Просвещение, 1964. - С.213 -218.

188. Ростовцева, И. Пространство лирики / И. Ростовцева // Литературное обозрение. 1992. - №5-6. - С. 56 - 59.

189. Русова, С. Н. Философская поэзия Н. Заболоцкого и А. Тарковского: к проблеме традиций и новаторства: Автореф. дисс. на соискание степени канд. филол. н / С. Н. Руссова. М., 1990. - 208 с.

190. Русова, С. Н. «Я знаю час.» / С. Н. Русова // Советская поэзия о Великой Отечественной войне; Межвуз. сб-к науч. трудов/ Моск.обл.пед.ин-т. -М.: Худож. лит., 1990. С. 78-85.

191. Рыбаков, Б. А. Язычество древних славян / Б.А. Рыбаков. М.: Наука, 1981. - 132 с.

192. Рябцева, Н. Е. Образы пространства и времени в поэзии Инны Лиснянской: дисс. . канд. филол. наук: 10.01.01. / Н. Е. Рябцева. -Волгоград, 2005. 241 с.

193. Савельева, И. М. История и время: В поисках утраченного / И.М.Савельева, А. В. Полетаев. М.: Языки русской культуры, 1997. - 264 с.

194. Савостин, И. Г. Образ мира и художественное пространство текста / И. Г. Савостин // Целостность художественного произведения и проблемы его анализа. Донецк, 1977. С. 239-241.

195. Самойлов, Д. Книга о русской рифме / Д. Самойлов. М.: Худож. лит., 1982.-352 с.

196. Сапаров, М. А. Об организации пространственно-временного континуума художественного произведения/ М. А. Сапаров // Ритм, пространство и время в литературе и искусстве. JL, «Наука», 1974. -С. 85-104.

197. Седакова, О. А. Памяти Арсения Александровича Тарковского / О. А. Седакова // Волга. №12. - 1990. - С. 19.

198. Семенова, Г. Русский Космизм / Г. Семенова // Русский космизм. М.: Феникс, 1993. 248 с.

199. Сепсякова, И. П. Языческое, старообрядческое и христианское начало в поэзии Николая Клюева / И. П. Сепсякова // Евангельский текст в русской литературе XVIII века. Сб. науч. трудов. -Петрозаводск: Изд-во Петрозав. ун-та, 1994. С. 316-340.

200. Сквозников, В. Д. Лирика / В. Д. Сквозников // Теория литературы. Основные проблемы в историческом освещении. М.: Наука, 1964. -С. 213-278.

201. Скрынникова, И. В. Вербализация концепта «пространственная локализация» в англоязычной лингвокультуре: автореф. дисс. на соиск. уч. степени канд. филол. наук / И. В. Скрынникова. -Волгоград, 2005. 243 с.

202. Смирницкий, А. И. Значение слова / А. И. Смирницкий // Вопросы языкознания. 1955. -№2. - С.79-90.

203. Смирнов, И. П. Порождение интертекста / И. П. Смирнов. СПб.: Слово, 1995.-284 с.

204. Современная русская литература. В 2т. Т. 2. М.: «Академия», 2003. -688с.

205. Соколова, И. К. Слово в русской лирике начала XX века / НК.Соколова. Воронеж: Изд-во ВГУ, 1980.- 160 с.

206. Соловьев, В. Двойное тяготение времени / В. Соловьев // Литературное обозрение. № 8. - 1976. - С. 4 - 11.

207. Страшкова, О. К. «Открытое пространство» пьес А. Блока, или драматургические автореминисценции / О. К. Страшкова // Восток-Запад: Пространство русской литературы. Волгоград: Перемена, 2004.-С. 247-252.

208. Субботин, Ю. Православные таинства / Ю. Субботин. М.: Политическая литература, 1990. - 268 с.

209. Тарковская, М. «Ты переводчик» / М. Тарковская // Лит. газета. -1992. 4 ноября. - С. 6.

210. Тарковская, М. Осколки зеркала / М. Тарковская. М.: Дедалус, 1999. -284с.

211. Теория литературы. Кн. 1. - М., 1962. - 452 с.

212. Тимофеев, Л. И. Проблемы теории литературы / Л. И. Тимофеев. -М.: Высш. шк., 1966. 346 с.

213. Томашевский, Б. В. Теория литературы. Поэтика : учеб. пособие / Б.В. Томашевский. М.: Аспект Пресс, 1996. - 334 с.

214. Топоров, В. Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ. Исследования в области мифопоэтического. Избранное / В. Н. Топоров. М.: Прогресс -Культура, 1995.-624 с.

215. Топоров, В. Н. К символике окна в мифопоэтической традиции / В.Н.Топоров // Балто-славянские исследования; отв. ред. В.В. Иванов. -М.: Наука, 1984.-С. 164-186.

216. Топоров, В. Н. Пространство и текст / В. Н. Топоров // Текст: семантика и структура. М.: Наука 1983. - С. 227 - 284.

217. Тропкина, Н. Е. Образный строй русской поэзии 1917-1921 гг.: монография / Н. Е. Тропкина. Волгоград: Перемена, 1998. - 222 с.

218. Тропкина, Н. Е. Образы времени в лирике Арсения Тарковского 1920-х начала 1960-х годов / Н. Е. Тропкина // Сб. науч. статей, поев. 70-летию филолог, факультета ВГТТУ : филологический сборник. - Волгоград: Перемена, 2002. - С. 79 - 88.

219. Тропкина, Н. Е. Русская поэзия 1917 1921 годов: художественные искания поэтов Серебряного века / Н. Е. Тропкина. - Волгоград: Перемена, 1995. -244 с.

220. Трубина, JI. А. Русская литература XX века / Л. А. Трубина. М.: Флинта, Наука, 1998. - 332 с.

221. Тынянов, Ю. Проблемы стихотворного языка / Ю. Тынянов. М.: Наука, 1965.-348 с.

222. Тынянов, Ю. Поэтика. История литературы. Кино / Ю. Тынянов. -М.: Наука, 1977.-421 с.

223. Тюпа, В. Постсимволизм. Теоретические очерки русской поэзии XX века / В. Тюпа. Самара, 1998. - 286 с.

224. Урбан, А. Конфликты в поэзии Арсения Тарковского / А.Урбан // Звезда. -№11.- 1966. С. 57 - 63.

225. Успенский, Б. А. Центр и периферия в языке в свете языковых универсалий / Б. А. Успенский // Избр. труды. М., 1996. - Т.З. - 325 с.

226. Усачева, А. С. Некоторые аспекты воплощения образа-концепта «зима» в творчестве И. А. Бродского / А. С. Усачева // Филологические этюды. Саратов, 2004. Вып. 8. - С. 234 - 238.

227. Успенский, Б. А. Избранные труды. Т. 1 Семиотика истории. Семиотика культуры / Б. А. Успенский. М.: Гнозис, 1994. - 432 с.

228. Успенский, Б. А. Семиотика искусства / Б. А. Успенский. М.: Школа «Языки русской культуры», 1995. - 360 с.

229. Уфимцева, А. А. Лексическое значение / А. А.Уфимцева. М.: Наука, 1986.-239с.

230. Фатеева, Н. А. Контрапункт интертекстуальности, или Интертекст в мире текстов / Н. А. Фатеева. М.: Агар, 2000. - 280 с.

231. Фарино, Е. Введение в литературоведение / Е. Фарино. Варшава, 1991. С. 359-376.

232. Федоров, Ф. П. Романтический художественный мир: пространство и время / Ф. П.Федоров. Рига, 1988. — 312 е.

233. Филиппов, Г. «Перекличка памяти с судьбою.» / Г. Филиппов // Звезда. 1970. - № 7. - С. 26 - 34.

234. Филоненко, Т. М. Фразеологический образ в языковой модели пространства / Т. М. Филоненко // Филологические науки. 2003. -№2.-С. 87-93.

235. Флоренский, П. А. Анализ пространственное™ и времени в художественно-изобразительных произведениях / П. А. Флоренский. М.: Прогресс, 1993. - 324 с.

236. Флоренский, П. А. Сочинения: в 4 т. / П. А. Флоренский; сост. Игумена Андроника (А. С. Трубачева), П. В. Флоренского, М.С.Трубачевой. М.: Мысль, 1994 - 1998. (Философское наследие).

237. Фрейденберг, О. М. Происхождение греческой лирики / О.М.Фрейденберг // Вопросы литературы. №11. - 1973. - С. 117123.

238. Фрейденберг, О. М. Поэтика сюжета и жанра/ О. М. Фрейденберг. -М.: Флинта, 1997.-214 с.

239. Фрэзер, Д. Золотая ветвь / Д. Фрэзер. М.: Арт-ПРЕСС, 1998. - 238 с.

240. Хализев, В. Е. Теория литературы: учебник / В. Е. Хализев. 3-е изд., испр. и доп. - М.: Высш. шк., 2002. - 437 с.

241. Ханзен-Лёве, А. Русский символизм. Система поэтических мотивов. Ранний символизм / А. Ханзен-Лёве; пер. с нем. С. Бромерло, А.Масевич, А. Барзаха. СПб: Академический проект, 1999. - 512 с. (Серия «Современная западная русистика», Т. 20).

242. Ханзен-Лёве, А. А. Русский символизм. Система поэтических мотивов. Мифопоэтический символизм начала века. Космическая символика / А. А. Ханзен-Лёве. СПб, Академический проект, 2003. -816с.

243. Хренов, Н. А. Культура в эпоху социального хаоса / Н. А. Хренов. -М.: УРСС, 2002. -448 с.

244. Хлебников, О. И повторится все / О. Хлебников // Комсомольская правда. № 65. - 1987. - С. 6.

245. Храпченко, М. Б. Горизонты художественного образа/ М.Б.Храпченко. -М.: Худож. лит., 1986. 440 с.

246. Храпченко, М. Б. Творческая индивидуальность писателя и развитие литературы/ М. Б. Храпченко. М.: Сов. писатель, 1972. - 406 с.

247. Цымбал, Е. Моей душе тесно во мне / Е. Цымбал // Биография -№4. -апрель 2007.-С. 170-188.

248. Черкасова, JL П. Слово «трава» в поэтической речи А. Тарковского / Л.П. Черкасова // Вопросы стилистики, Межвуз. сб-к науч. трудов/ Сатар. ун-т. Саратов. - Вып. 24. 1992. - С. 58-63.

249. Чуковская, Л. К. Записки об Анне Ахматовой / Л. К. Чуковская. Т II. - СПб. 1996. - 248 с.

250. Чупринин, С. И будет зимний день. Вступит, статья // Сб.: А.Тарковский. Избранное. - М.: Худож. лит., 1982. - С. 5 - 47.

251. Чупринин, С. Крупным планом. А. Тарковский: Дудка Марсия / С.Чупринин. М.: Наука, 1983. С. 67 - 79.

252. Шестак, Л. А. Символика пространственных образов Онтологическая поэтика: пространство как универсальная мера бытия / Л.А. Шестак // Восток-Запад: Пространство русской литературы. Волгоград: Перемена, 2004. - С. 345 - 348.

253. Шмелев, Д. Н. Слово и образ / Д. Н. Шмелев. М.: Наука, 1964. - 289 с.

254. Эпштейн, М. Н. Парадоксы новизны. О литературном развитии XIX -XX вв. / М. Н. Эпштейн. М.: Сов. писатель, 1988. - 415 с.

255. Эпштейн, М. Н. «Природа, мир, тайник вселенной.»: Система пейзажных образов в русской поэзии / М. Н. Эпштейн. М.: Высш. шк„ 1990.-303 с.

256. Элиаде, М. Аспекты мифа / М. Элиаде. М.: Прогресс, 1995. - 326 с.

257. Элиаде, М. Космос и история: Избранные работы / М. Элиаде. М.: Наука, 1987. - 348 с.

258. Элиаде, М. Миф о вечном возвращении. Архетипы и повторяемость / М. Элиаде; пер. с фр. Е. Морозовой, Е. Мурашкинцевой. СПб: Алетея, 1998. - 255 с.

259. Элиаде, М. Священное и мирское / М. Элиаде. М.: Флинта, 1994. -298 с.

260. Эткинд, А. У времени и вечности в плену / А. Эткинд // Время и мы. -1980.-№49.-С. 62-65.

261. Эткинд, А. Новый историзм, русская версия / А. Эткинд // Новое литературное обозрение. 2001. - №47. - С. 7 - 41.

262. Юкина, Е. Поэтика зимы / Е. Юкина, М. Эпштейн // Вопросы литературы. 1979. - № 9. - С. 171 - 204.

263. Яковлева, Е. С. Фрагменты русской языковой картины мира (модели пространства, времени и восприятия) / Е. С. Яковлева. М.: Гнозис, 1994.-334 с.

264. Ямпольский, М. Б. Мифология стекла в новой европейской культуре / М. Б. Ямпольский // Советское искусствознание. 1988. - №24. - С. 314-348.

265. Ярская, В. Н. Время в эволюции культуры: Философские очерки / В.Н. Ярская. Саратов: Изд-во Сарат. Ун-та, 1989. 152 с.

266. Словари, энциклопедии и справочники

267. Библейская энциклопедия: 2 кн. М.: Арт-ПРЕСС, 1990.

268. Большой энциклопедический словарь. В 2-х тт. М.: Феникс, 1991.

269. Бидерманн, Г. Энциклопедия символов / Г. Бидерманн ; пер. с нем. ; общ. ред. и предисл. И. С. Свеницкая. -М.: Республика, 1996. 535 с.

270. Василенко, Л. И. Краткий религиозно-философский словарь / Л.И.Василенко. М.: Истина и Жизнь, 2000. - 246 с.

271. Даль, В. И. Толковый словарь живого великорусского языка. Т. 1-4 /

272. B. И. Даль. М.: Русский язык, 1981.

273. Дудорова, М. Большой толковый словарь русских существительных: Идеографическое описание. Синонимы. Антонимы / М. Дудорова; под ред. проф. Л. Г. Бабенко. М.: АСТ-ПРЕСС КНИГА, 2005. -(Сферы «Быт», «Пространство»).

274. Ладыгин, М. Б. Краткий мифологический словарь / М. Б. Ладыгин, О. М. Ладыгина. -М.: Полярная звезда, 2003. 111 с.

275. Медицинская энциклопедия. В 2 тт. Т 1. М.: Наука, 1983. - 654 с.

276. Мифологический словарь // Гл. ред. Е.М. Мелетинский. М.: Сов. энциклопедия, 1991. - 386 с.

277. Мифы народов мира. Энциклопедия в 2-х томах / гл. ред.

278. C.А.Токарев. М.: Сов. энциклопедия, 1991 - 1992.

279. Новый энциклопедический словарь. М.: Агио, 2000. 1876 с.

280. Ожегов, С. И. Толковый словарь русского языка / С.И. Ожегов, Н.Ю.Шведова. 4-е изд., доп. - М.: ООО «ИТИ Технологии», 2003. -944 стр.

281. Руднев, В. Словарь культуры XX века / В. Руднев. М., 1997. - 458 с.

282. Скляревская, Г. Н. Словарь православной церковной культуры / Г.Н.Скляревская. СПб.: Прима, 2001. - 386 с.

283. Славянская мифология. Энциклопедический словарь. изд. 2-е. - М.: Международные отношения, 2002. - 512 с.

284. Словарь символов//Русский язык в школе. 1977.-№4-5.

285. Современный энциклопедический словарь. М.: Сов. энциклопедия. 1983. - 654 с.

286. Христианство. Энциклопедический словарь: в 3 т. / под ред. С.С.Аверинцева. М.: Большая Российская энциклопедия, 1995.

287. Список электронных источников

288. Вишницкая, Ю. Хронотоп зеркала в художественных текстах Александра Блока Электронный ресурс. / Ю. Вишницкая: http:// www.arion.ru/index.php.

289. Кириллова, А. Образ кузнечика в лирике Арсения Тарковского и Булата Окуджавы Обнинск Электронный ресурс. / А. Кириллова: http:// www.piramidamaxima.ru/issues/2003/5/konferenciiapos/literaturoveden/obr azkuznechika.html

290. Неклюдов, С. Ю. Структура и функция мифа Электронный ресурс. / С.Ю. Неклюдов: http://u779.05.spylog.com

291. Синкевич, В. А. Феномен зеркала в истории культуры: эссе Электронный ресурс. / В.А. Синкевич: http// zhurnal.lib.ruls/sinkewichwa/.

292. Соломоник, А. Слова-понятия и слова-концепты Электронный ресурс. /

293. A.Coлoмoник:http://www■ipk.alien.ш/education/helpuch/vvedenie/posobie 8.htm