автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.03
диссертация на тему: Литературное творчество Мориса Бланшо

Полный текст автореферата диссертации по теме "Литературное творчество Мориса Бланшо"

005552445

На правах рукописи

НИКИШИНА Татьяна Юрьевна

ЛИТЕРАТУРНОЕ ТВОРЧЕСТВО МОРИСА БЛАНШО: НЕУСТОЙЧИВОСТЬ «ПОВЕСТВОВАТЕЛЬНОГО ГОЛОСА» КАК ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ПРИНЦИП

Специальность 10.01.03 - литература народов стран зарубежья (западноевропейская литература и литература США)

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

11 СЕН 2014

Самара 2014

005552445

Диссертация выполнена на кафедре романской филологии факультета иностранных языков ФГБОУ ВПО «Поволжская государственная

социально-гуманитарная академия»

Научный руководитель: доктор филологических наук, профессор

Гринштейн Аркадий Львович

Официальные оппоненты: доктор филологических наук,

профессор кафедры истории зарубежной литературы филологического факультета ФГБОУ ВПО «Московский государственный университет им. М.В.Ломоносова» Пахсарьян Наталья Тиграновна

кандидат филологических наук, доцент факультета филологии НИУ «Высшая школа экономики» Линкова Яна Сергеевна

Ведущая организация: ФГБОУ ВПО «Российский государственный

гуманитарный университет»

Защита диссертации состоится 22 октября 2014 г. в 11.00 на заседании диссертационного совета Д 212.216.03 при ФГБОУ ВПО «Поволжская государственная социально-гуманитарная академия» по адресу: 443099, г. Самара, ул. М.Горького, 65/67, корп. 1, ауд. 9.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Поволжской государственной социально-гуманитарной академии по адресу: 443099, г. Самара, ул. М.Горького, 65/67.

Электронная версия автореферата размещена на официальном сайте ВАК Министерства образования и науки РФ цлулу.vak2.ed.gov.ru и на официальном сайте Поволжской государственной социально-гуманитарной академии www.pgsga.ru

Автореферат разослан « 01 » сентября 2014 года.

Ученый секретарь диссертационного совета

доктор филологических наук, профессор (у Е.Б.Борисова

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Творчество Мориса Бланшо (1907-2003) — писателя, литературного критика, мыслителя, одной из самых загадочных фигур во французской словесности XX века, лишь начинает становиться объектом исследования в отечественном литературоведении. Это творчество, существующее на пересечении эпох, идеологий, стилей и жанров, предполагает постоянное смещение центра рефлексии и способов выражения: неустойчивость литературы отражает состояние человека, его онтологическую неопределенность и незавершенность в современном мире и, одновременно, является императивом для поиска нового отношения, основанного на неустойчивости. В этом смысле творчество Бланшо неразрывно связано с поисками послевоенной эпохи XX века, поставившей под вопрос прежние способы письма и рефлексии в связи с их невозможностью в современном мире «после Освенцима». Эти поиски были вызваны вновь возникшей необходимостью легитимировать литературу, чьим поручителем поочередно выступают риторика (Ж.Полан, Р.Кайуа), лингвистика (Б.Парен), политика (Ж.-П.Сартр), или, что гораздо реже, поэтика.

Степень разработанности темы исследования. Несмотря на широкий резонанс в литературной и философской среде, творчество Бланшо если и было прочитанным, то долгое время оставалось неисследованным. Творчество Бланшо изучается во Франции в широком контексте философии, лингвистики и эстетики (Э.Левинас, Ж.Батай, М.Фуко, Ж.Деррида, Ж-Л.Нанси, Ф.Лаку-Лабарт, Ф.Колен, Д.Вилем, Б.Ноэль, Р.Ляпорт). При этом художественная проза Бланшо, в особенности «рассказы», на сегодняшний день гораздо менее изучена, чем критические тексты.

Отдельные аспекты проблемы «повествовательного голоса» в творчестве Бланшо затрагивалась в исследованиях Л.Вана, Д.Вилема, Ж.Мажореля, Н.Моттен, А.-Л.Шульте-Нордхольт. Комплексного изучения творчества Бланшо с точки зрения проблемы «повествовательного голоса» до

настоящего времени не предпринималось ни в отечественном, ни в зарубежном литературоведении.

Актуальность исследования связана с необходимостью глубже понять ситуацию во французской словесности 1940-1950 годов, а также новаторством и многогранностью творчества Бланшо, совершенной его неизученностью в отечественном литературоведении, с недостаточной изученностью влияния Бланшо на французскую литературу и культуру второй половины XX века в целом.

Объектом исследования стала концепция литературы и ее реализации в художественном и критическом творчестве М.Бланшо.

Предмет исследования составили художественные стратегии создания и поддержания неустойчивости «повествовательного голоса» в художественном и критическом творчестве М.Бланшо.

Цель работы заключалась в изучении художественных стратегий создания и поддержания неустойчивости «повествовательного голоса» как способа реализации концепции литературы в творчестве М.Бланшо.

Материал исследования составили récits («рассказы»)1 Бланшо: « La Folie du jour », « Celui qui ne m'accompagnait pas », « Au moment voulu », « L'Attente l'oubli », романы «Thomas l'Obscur», «Aminadab», a также критические эссе, преимущественно вошедшие в сборники «Faux pas», « La Part du feu », « L'Espace littéraire », « Le Livre à venir ». Художественные и критические тексты Бланшо, составившие материал исследования, относятся к так называемому фикциональному периоду творчества Бланшо, то есть были впервые опубликованы с 1941 по 1962 годы. К анализу также привлекались художественные и критические тексты других авторов

1 Жанровая форма récit, которую для удобства изложения мы передаем на русский

язык как «рассказ» (термин введен в контекст творчества Бланшо переводчиком его малой прозы В.Лапицким), не имеет аналогов в отечественной словесности. Кавычки мы используем, чтобы подчеркнуть несоответствие récit и жанровой формы рассказа в отечественной литературе, а также чтобы отметить парадоксальную природу текстов, относимых к récit.

(П.Валери, С.Беккета, Ж.-П.Сартра, Ж.Полана), необходимые для раскрытия

художественных и полемических функций прозы и критики Бланшо.

Достижение поставленной цели потребовало решения ряда

исследовательских задач:

- рассмотреть концепцию литературы Бланшо в синхронической и диахронической перспективе, для чего потребовалось проанализировать критическое творчество Бланшо с точки зрения наличия элементов заимствования и полемики, а также проанализировать концепцию литературы или ее элементы в творчестве других французских писателей и деятелей литературной сцены (С.Малларме, Ж.Полан, Ж.-П. Сартр);

- выделить элементы художественного присутствия в критическом дискурсе, а также проанализировать полемическую функцию поэтического императива критических текстов Бланшо;

- исследовать основные принципы «повествовательного голоса», для чего потребовалось: а) проанализировать ранние художественные тексты Бланшо 1940-х годов (романы «Thomas l'Obscur», «Aminadab») с точки зрения стратегии полемики с логосом; б) выделить основные структурные элементы смещения метафоры света-знания; в) проанализировать способы создания недостоверности с точки зрения модальной организации романов;

- на основе выделенных принципов «повествовательного голоса» проанализировать семантическую и нарративную организацию «рассказа» «La folie du jour»;

- на примере жанровой формы récit изучить способы проблематизации субъекта речи во французской литературе середины XX века;

- выделить основные способы проблематизации субъекта речи в творчестве Бланшо на материале «рассказа» «Celui qui ne m'accompagnait pas», для чего потребовалось: а) проанализировать динамику дискурсивной инстанции в «рассказе»; б) рассмотреть особенности нарративной организации «рассказа» с точки зрения динамики прямой речи и косвенной речи комментария; в) проанализировать особенности повторения в «рассказе».

Методологической основой исследования послужили структурно-семиотический и историко-литературный подходы. Теоретическую основу составили работы Р.Барта, М.М.Бахтина, А.Л.Гринштейна, Ж.Женетта, Г.К.Косикова, Ю.М.Лотмана, Э.Марти, Н.Т.Пахсарьян, Н.Т.Рымаря, М.Ямпольского. В исследовании привлекались работы по семиотике и дискурсивной лингвистике Э.Бенвениста, Ж-К.Коке; труды, посвященные поэтике récit («рассказа») Д.Рабате, Ж.-И.Тадье, а также работы по французской литературе Л.Г.Андреева, С.Н.Зенкина, С.Л.Фокина. Среди исследований, посвященных творчеству Бланшо, особенно ценными оказались работы Д.Вилема, Ж.Деррида, Ф.Коллен, Ж.-П.Куртуа, В.Лапицкого, А.Скидана, М.Фуко, А-Л.Шульте-Нордольт.

Научная новизна диссертационной работы определяется тем, что исследование литературного творчества Бланшо («рассказов», романов, критических работ) предпринимается впервые в отечественном литературоведении. Впервые проводится комплексный анализ художественного и критического творчества Бланшо «фикционального» периода в контексте эстетических поисков французской словесности 19401950-х годов. В научный оборот вводится большой корпус не переведенных на русский язык критических и художественных текстов Бланшо (в частности, статьи из сборников «Faux pas», « La Part du feu », « Le Livre à venir », «L'Entretien infini»; романы «Thomas l'Obscur», «Aminadab»), a также некоторые тексты его современников (Ж.-П.Сартр, Ж.Полан). Романы и «рассказы» Бланшо изучаются в перспективе реализации концепции сущностной двойственности литературы. Критические тексты Бланшо, как в отечественном, так и в зарубежном литературоведении впервые рассматриваются с точки зрения поэтического императива.

Теоретическая значимость исследования состоит в том, что в нем впервые ставится проблема «повествовательного голоса», не исследованная ранее в отечественной филологии. Проблемы «повествовательного голоса» анализируются в дискурсивной и нарративной перспективе, а также с точки

зрения концепции «множественной речи» Бланшо. На материале литературного творчества Бланшо выделяются нарративные категории интервала и дистанции, которые рассматриваются в контексте принятых в литературоведении категорий точки зрения и нарративной инстанции, выделяются и анализируются принципы симуляции и диссимуляции.

Практическая значимость диссертации состоит в возможности использовать ее при подготовке, комментировании и издании переводов произведений Бланшо на русский язык, а также при составлении сборников и антологий французской литературы и французской литературной критики XX века. Результаты диссертации могут быть использованы при подготовке лекционных курсов (семинаров и спецкурсов) по истории зарубежной литературы XX века, по истории и философии культуры, по эстетике и семиотике культуры. Анализируемые в работе отрывки из произведений Бланшо могут быть использованы на занятиях по анализу дискурса и интерпретации текста.

Апробация результатов исследования проводилась на следующих российских и международных конференциях: научная конференция «Литература XX века: итоги и перспективы изучения» (Десятые и Одиннадцатые Андреевские чтения, Москва, 2012, 2013); международная научная конференция «Игра. Текст. Культура» (Самарская государственная областная академия (Наяновой), Самара, 2013); международный молодежный научный форум «Ломоносов — 2009» (МГУ, Москва, 2009); научная конференция «Французский язык в современном мире» (Самара, СГПУ, 2010); ежегодные научно-практические конференции аспирантов и преподавателей ПГСГА (Самара, 2010-2013); межвузовские научно-практические конференции студентов и аспирантов (СГАСУ, СаГА, Самара, 2010-2012) и др.; на круглых столах и семинарах: на круглом столе «Maurice Blanchot : romans et récits» (Paris-Nanterre, Париж, 2010); на семинарах университета Paris-Diderot (Paris 7): « Histoire du récit au XX siècle » (dir. D.Rabaté, Париж, 2013) ; «Le Neutre : Roland Barthes, Maurice Blanchot, Gilles

Deleuze » (dir. E.Marty, Париж, 2014) ; на докторантских семинарах École Doctorale 131 (Paris-Diderot) : «Chaos», «Cliché» (Париж, 2013, 2014); на заседаниях Лаборатории семиотики культуры (СГОАН, руководитель А.Л.Гринштейн) (Самара, 2013-2014), на заседаниях аспирантского объединения ПГСГА (2010-2013).

Основные положения диссертации отражены в 14 научных публикациях на русском и французском языках.

Структура работы определяется поставленной целью и задачами. Работа состоит из введения, трех глав, заключения, библиографического списка из 395 источников, в т.ч. 212 на французском и английском языках.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Принцип сущностной двойственности литературы выступает в творчестве Бланшо одновременно в качестве полемической стратегии и творческой программы. При этом проблематизируется и размывается само разграничение объекта и метода дискурса, происходит активная интерференция и взаимовлияние критического и художественного модусов, в результате чего критический дискурс заимствует принцип неопределенности и многозначности, а художественный дискурс — принцип критики, который и определяет (авто)гетеро-рефлексивный характер прозы Бланшо.

2. Неустойчивость «повествовательного голоса» в творчестве Бланшо проблематизирует сам модус реального (данности, явности, истины) и актуализирует модус потенциального (в т.ч. нереального, воображаемого). Это приводит к смещению фабульной, сюжетной и нарративной перспективы в пользу перспективы письма, а также к наложению нескольких перспектив (сюжетной истории и письма; письма и наррации). Сам уровень письма, однако, будучи привилегированной областью потенциального в творчестве Бланшо, не может быть до конца проявлен, что создает зону повышенной неопределенности.

3. Двойной, поэтический и полемический, императив «повествовательного

голоса» становится основным источником семантической, синтаксической, дискурсивной, нарративной и прагматической неразрешимости ранних художественных текстов Бланшо. В романах и ранних «рассказах» Бланшо двойной императив организуется преимущественно с помощью принципов симуляции и диссимуляции.

4. В творчестве Бланшо последовательно осуществляется полемика с логосом, которая реализуется, в частности, за счет переосмысления центральных в западной культуре метафоры света и метафоры темноты, а также с помощью проблематизации самого визуального отношения. Трансгрессия зрения в прозе Бланшо не только позволяет преодолеть дихотомию света-тьмы или знания-незнания, но и является источником новых повествовательных возможностей, соотносящихся со зрительным отношением по принципу диссимуляции, или сокрытия.

5. Пространственная и временная организация «рассказов» Бланшо 19501960-х годов определяется в большой степени пространственно-временными индикаторами акта высказывания («здесь» и «сейчас» субъекта речи). Неотъемлемая субъективность акта высказывания подвергается в «рассказах» последовательному изъятию, а колебания нарративной инстанции между стремлением к исчезновению и невозможностью такового в речи определяет основную интригу «рассказов». В то же время сам акт высказывания является принципиально множественным и не разрешимым ни на одном из уровней повествования, поскольку совмещает элементы сразу нескольких уровней (наррации, диалога, письма);

6. Множественная референция акта высказывания формирует в «рассказах» Бланшо особое пространство речи, а именно, «топос» интервала. При этом образуемая интервалом нарративная дистанция принимает на себя функции нарративной инстанции и стремится к субъектной, временной и пространственной вненаходимости.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении определяются актуальность, объект, предмет, материал исследования, формулируются цели и задачи, обосновывается методологическая база исследования, теоретическая и практическая значимость, оговаривается принятая в диссертации терминология, в частности, обосновывается выбор центральных в работе понятий «повествовательный голос», «рассказ», приводятся положения, выносимые на защиту.

В Главе 1 Сущностная двойственность литературы и риторика неопределенности рассматривается формирование концепции основополагающей двусмысленности, или сущностной двойственности литературы Бланшо - ambiguïté essentielle. В разделе 1.1. Концепция сущностной двойственности литературы: генезис, контекст рассматривается формирование критического метода Бланшо в диалоге с рядом авторов: С.Малларме (подраздел 1.1.1), Ж.Поланом (подраздел 1.1.2), Ж.-П. Сартром (подраздел 1.1.3). Во взаимодействии с произведениями С.Мапларме были разработаны основные положения критической концепции Бланщо о безличности произведения искусства и исчезновении пишущего субъекта в процессе письма, о молчании как истоке и конечной цели письма. Развитие взглядов Ж.Полана привело Бланшо к открытию сущностной двойственности литературы: литература существует благодаря двойной иллюзии, с одной стороны, тех, кто борется против языка и общих мест такими средствами, которые сами порождают язык и общие места, и, с другой, тех, кто, отказываясь от литературных условностей и литературы, возрождают ее в иной форме (метафизика, религия и пр.). Концепция ангажированности литературы Ж-П.Сартра также послужила для Бланшо точкой отталкивания и объектом полемики. Стратегия критических текстов Бланшо стремится вынести литературу за пределы всякого истинностного суждения, балансирует между утверждением и отрицанием, занимая противоречивую позицию согласия и несогласия с автором, в результате чего

изначальный тезис превращается в антитезис, раскрывая противоречия всякого суждения о литературе.

Раздел 1.2. Риторика неопределенности как стратегия сущностной двойственности показывает, каким образом концепция сущностной двойственности литературы проблематизирует базовые для гуманитарного знания категории сущности, определения, смысла. В разделе рассматриваются языковые средства, при помощи которых всякое определение в творчестве Бланшо запускает механизм противоречия (подраздел 1.2.1), вследствие чего всякое высказывание о литературе возвращается к принципу двусмысленности самой литературы и тем самым не может быть ни окончательным утверждением, ни отрицанием, но поддерживается в модусе постоянного переворачивания значения (подраздел 1.2.2).

Суть концепции ambiguïté essentielle состоит в том, что двусмысленность является не только предметом, но и способом утверждения, критическим методом Бланшо. Стратегия сущностной двойственности заключается в не характерном для традиционного критического дискурса повышенном внимании к слову (как собственному, так и к слову другого). Часто используемый в эссеистике Бланшо прием грамматической субстантивации нейтрализует процесс атрибуции и запускает процесс трансформации. Субстантивированные прилагательные, образующие базу критического дискурса Бланшо (le dehors, l'impersonnel, le neutre, le fragmentaire), перестают определять исходное положение и формируют новую «субстанцию», чьей особенностью является отказ от определения и стабилизации и создание резерва негативности. Стратегия Бланшо представляется попыткой максимально отдалить завершение смысла, в результате чего конечное утверждение зачастую стремится к парадоксу и тавтологии. В результате терминологического пересмотра не возникает новой системы терминов, поскольку само установление смыслового предела объявляется невозможным.

Взаимодействие с дискурсом другого (в частности, Ж.-П. Сартра) происходит в критическом творчестве Бланшо в режиме искусной полемики: серия оговорок, уточнений, заимствований и переопределений приводит к полному изменению смысла. Само слово «смысл», основополагающее как для метафизики, так и для критики, также подлежит терминологическому пересмотру в творчестве Бланшо. В результате риторического изъятия «смысл» и «мораль» лишаются позитивного значения и закрепляются в поле неопределенности. Такой принцип полемики является не теоретическим, логическим, но - поэтическим.

На смену смыслу приходит его видимость, кажимость (semblant). Это важное и для критической, и для художественной практики Бланшо понятие рассматривается в Главе 2 Симуляция и диссимуляция «повествовательного голоса»: полемика с логосом. Semblant представляет собой не просто некий итог нейтрализации смысла (как, например, симулякр в концепции Ж.Бодрийяра), но условие трансформации и (пере-)создания смысла, и «разворачивается» сразу на нескольких уровнях, включая одновременно: 1) утверждение различных модусов (со)существования смысла; 2) временную приостановку смысла, понимаемого как завершение и разрешение двусмысленности; 3) дискурсивную модальность неопределенности (sembler). Тип утверждения у Бланшо можно назвать вслед за М.Фуко «непозитивным утверждением».

Раздел 2.1 рассматривает двойной, поэтический и полемический, императив «повествовательного голоса» в романах Aminadab (1942) (подразделы 2.1.1 и 2.1.2) и Thomas l'Obscur (1941) (подраздел 2.1.3). Эти два ранних произведения Бланшо различаются по стилистике, композиции, нарративной динамике; их объединяет образ главного героя - Фомы, как и императив сомнения, заключенный в самом этом имени. В романе Aminadab формируется парадоксальное семиотическое пространство, которое, с одной стороны, подчиняется принципам непосредственной и спонтанной коммуникации, с другой, свидетельствует о ее полной неэффективности. Нет

такого плана содержания (sens, signification), который смог бы ответить плану выражения (ton, expression). Коммуникативная стратегия Фомы представляет также и аллюзию на поэтику самого Бланшо. Предположение Фомы о том, что значение (signification) слов (termes) кардинально изменяется в зависимости от контекста, что сообщение приобретет «совершенно иной» смысл (sens) или теряет всякий смысл в связи с перемещением вестника (messager), как и предположение о наличии принципиально не познаваемого для адресата пространства получателя сообщения, описывают нестабильность и хрупкость художественного семиозиса. Означаемое теряет значение в бесконечном воспроизведении. Эффект «разъяснений» оказывается ровно противоположным, поскольку слова не могут оторваться от собственного разрастания и тем самым исключают всякую коммуникацию. Симуляция смысла воспроизводит буквально желание Фомы «вытащить» смысл «на свет» — «tirer au clair » - и полностью переводит его в плоскость поверхности, где идеальность «лишается своей каузальной и духовной действенности» (Ж.Делез). Однако и сама связка смысл/ свет реализуется исключительно в поле симуляции (культурных канонов и архетипов), поскольку ее собственный структурный смысл в романе может быть прочитан только через ее выворачивание «наизнанку», или эффект тьмы. Схема перехода от понимания к непониманию демонстрирует двухуровневую структуру «повествовательного голоса», состоящую из движения проблематизации, подвешивания существующих в культуре схем значений, метафор и образов действия и мышления - симуляции - и движения создания новых связей за счет введения новых операторов смысла или изменения прежних — диссимуляции. Диссимуляция организует рассеянные «имена вне-имени» (Д.Вилем), она перегруппирует элементы метафоры: свет/знание и тьма/незнание, вокруг нового центра, каковым является желание. Негативность, которая высвобождается в нарушении прежних связей, превращается в поиск новых отношений. Диссимуляция не может быть проговорена на уровне содержания текста, она осуществляется

исключительно на уровне текстуальных смещений и поэтому может бесконечно противоречить содержанию.

В романе «Thomas l'Obscur» констатация реальности оказывается подчиненной различным модальностям (modalités) воображаемого, а сам текст строится на взаимодействии модальностей воображаемого, потенциального, фантазма и др. с модусом реальности. Так, модальность симуляции переходит в модальность подобия, которая иронически воспроизводит и умножает первую (sembler / ressembler). Реальное и воображаемое не смешиваются, однако реальное парадоксальным образом использует (или симулирует) свой статус носителя объективной истины для утверждения воображаемого. В других случаях незавершенность сказанного и отход от рациональности ведут к «провисанию» смысла, когда потенциальная модальность становится перспективой понимания и интерпретации текста. Парадигма жизнь/смерть также проблематизируется за счет модальности воображаемого и постоянной игры с реальным/ воображаемым.

В основе симуляции и диссимуляции лежат принципы кажимости {semblant), видимости (apparence) и подобия (ressemblance). Зрительная недостоверность проблематизирует лежащую в основе дискурса достоверность логоса.

Раздел 2.2. Игра с законом: стратегия вторичной фигурации («La Folie du jour»), состоящий из 4 подразделов, посвящен механизмам противостояния власти логоса посредством семантической, синтаксической неразрешимости «рассказа» и диссимуляции «точки зрения». В «Безумии дня» осуществляется разложение образных выражений и устойчивых сочетаний таким образом, что между прямым и фигуральным смыслом устанавливается отношение неразрешимости, они не могут более следовать друг за другом. Так, выражение «perdre tout bon sens» применительно к «ясности» (clarté) обозначает безумие ясности (фигуральный смысл), но при этом прямой смысл «bon sens» отсылает к символической нагрузке света

(метафора света-разума). Таким образом, безумие света является как бы лишением света его символической власти (коннотации), но в то же время утверждение безумия осуществляется с помощью образных выражений («perdre tout bon sens», «déraisonnablement»), что само по себе является вторичной фигурацией (по аналогии с фигурой в риторике). Стратегия вторичной фигурации отменяет первичную символизацию (свет-разум), однако самим фактом повторной фигурации, несмотря на то, что это происходит на уровне выражения, а не в поле культурных коннотаций, она удерживает как первичную, так и вторичную символизацию в режиме неразрешимости. Этому же эффекту способствует и возникновение зазора между рассказом (сюжетной историей) и «рассказом» (текстом и жанровой формой), зоны смысловой неразрешимости, в которой смысл не может быть присвоен. Возможен также нарративный промежуток, обеспечивающий взаимодействие рассказчика с законом не только в модусе противостояния, но также и в режиме сообщничества и игры.

Нарративная стратегия «рассказа» ставит под вопрос авторитет властного дискурса, который более не является носителем истины, но пытается вырвать авторитет у рассказчика. Закон не просто соблазняет рассказчика, но делает ему конкретное нарративное предложение: он предлагает модель связного повествования, обусловленного прозрачными причинно-следственными отношениями. На это «рассказ» отвечает серией нарративных сдвигов, ведущих к самоисключению нарративной инстанции и к самоопровержениго рассказа, вследствие чего точка зрения вовлекается в перманентную смысловую трансформацию. Нарративная инстанция в «рассказах» Бланшо сознательно отказывается от роли трансляции субъективности и функционирует в режиме диссимуляции (субъективности, «голоса», сознания).

Стратегия вторичной фигурации у Бланшо переводит коннотацию в режим внутренней нестабильности текста, в результате чего риторический промежуток стремится к промежутку поэтическому (и этическому).

В главе 3 Нарративная дистанция и нарративная инстанция: интервал «множественной речи» показано, что «повествовательный голос» в прозе Бланшо действует в режиме вненаходимости, который является результатом постоянной подвижности «голоса» в произведении, где ему буквально «нет места». Подобная атопия «голоса» создает не только эффект отсутствия, нехватки и недостатка, но и, за счет подвижности «голоса», эффект избытка и чрезмерности.

В разделе 3.1. Речь в перспективе письма: нарративная дистанция ставится проблема источника повествования, или проблема письма {écriture). Если в романе XX века, от А.Жида или М.Пруста до М.Павича или М.Кальвино, проблематизация повествования становится одной из его главных художественных стратегий, то «рассказ» (récit) располагает проблему еще ближе к границе порождения произведения и тематизирует письмо не в качестве самоописывающего, но в качестве невозможного. Récit, по мнению Д.Рабате, разыгрывается в модальности парадокса, переворачивания и самоотрицания; «повествовательный голос» стремится исключить акт собственного порождения, не переставая говорить о нем. Между нарративным актом и сценой письма устанавливается непреодолимая дистанция, которая, одновременно, служит условием и темой повествования.

Нарративная дистанция в творчестве Бланшо представляется попыткой построить новое отношение исходя из условия дистанции, причем не как данности, но как источника движения и развития. Нарративная дистанция трактуется в работе как нарративное отношение: 1) подвижное (действующее, а не данное); 2) связанное с другим (l'autre) ; 3) неизмеримое; 4) невизуальное. Таким образом, нарративная дистанция в прозе Бланшо выступает в качестве нарративной инстанции.

Раздел 3.2 Нестабильность дискурсивной позиции: перемещения «Je» относительно трех «II» анализирует на материале «рассказа» Celui qui ne m'accompagnait pas смещение изначально устойчивой позиции «je» (я) относительно трех разных «инстанций» «il» (он), которые можно условно

обозначить как третье лицо письма, диалога, вг/дения. Именно синтаксически центральная позиция «je», понятая как устойчивый дискурсивный и нарративный центр, а не субъективность как таковая выступает объектом критики в творчестве Бланшо. Переход от «je» к неличным формам местоимений (celui qui, le и даже moi-même) обеспечивает не столько исчезновение субъекта и обезличивание, сколько поиски более гибкого и неявного присутствия субъективности. Колебание рассказчика между исчезновением («il») и присутствием («je») воспроизводит дискурсивное колебание текста между императивом десубъективации и маркированным присутствием субъекта в качестве инстанции высказывания (Э.Бенвенист).

Повествование от третьего лица в «рассказах» Бланшо не является полностью безличным, оно вовлекает субъекта письма в процесс непрерывного смещения субъективности, а сама невозможность анонимности становится одной из главных тем «повествовательного голоса». Кроме того, «je» выступает в качестве посредника между тремя разными «il», которые не доступны друг для друга напрямую. Этический императив «рассказов» Бланшо оказывается в большой степени императивом дискурсивным: необходимо поддерживать невозможную речь с абсолютно другим.

Раздел 3.3 Комментарий: речь «различающего повторения» продолжает анализ центрального с точки зрения дискурсивной динамики «рассказа» Бланшо, в частности, в разделе рассматривается движение комментария как механизм последовательного уточнения (подраздел З.З.1.), а также исследуются особенности повторения (подраздел 3.3.2.).

Взаимодействие прямой и косвенной речи в «рассказе» приводит к непрерывному обмену между дискурсивным присутствием и отсутствием таким образом, что дистанция между говорящим и самой речью подлежит постоянному смещению. Само по себе повторение, с точки зрения дискурсивной организации, является не только повторением высказывания, но и высказыванием повторения. Семиотическая ценность повторения заключается в том, что оно актуализирует два (или более) различных

языковых уровня («язык-объект» и «метаязык», уровень значения и уровень действия), в результате чего повышается как информативность, так и неопределенность системы. В «рассказах» Бланшо имеет место «различающее повторение», в ходе которого различие становится настолько же явным, если не более явным, чем отождествление. Семантические единицы изменяются не только и не столько в ходе итерации (неявное изменение, накопление значений), сколько в процессе непрерывных последовательных уточнений, возникающих в движении комментария.

Так, обещание времени возникает в «рассказе» в разных дискурсивных регистрах, а сам повтор ситуации становится источником временной и логической неразрешимости. «Различающее повторение», выражающееся, как правило, за счет быстрой смены модальностей, а также за счет различных версий повторения, обеспечивает трансформацию «одного и того же» «места», «одной и той же» речи и динамику их смещения. Семантическая стабильность и дискурсивная динамика переплетаются в движении комментария и намечают иной модус взаимодействия языка и речи, утверждения и интерпретации, письма-результата и письма-процесса.

В разделе 3.4 Интервал «множественной речи» рассматриваются варианты и способы присутствия нарративной дистанции, в частности, проблема промежутка, как пространственного (подраздел 3.4.1.), так и временного и этического (подраздел 3.4.2.). Обнаружение пространственной сущности субъекта или явления в творчестве Бланшо ассоциируется с внутренней необходимостью изъятия этой сущности и смещения центра субъективности. Открытие топоса в центре говорящего субъекта (pour та part) провоцирует его собственную депортацию {dé-part), попытку уклониться от навязанного ему языком общего места и попытку обнаружить себя где-то еще; обнаружение пространственной сущности литературы аналогичным образом провоцирует непрерывное смещения ее центра.

Письмо у Бланшо становится границей (дистанцией, интервалом) между различимыми субъектами, топосами или уровнями повествования.

Такая граница исключает возможность трансгрессии, будучи сама по себе движением непрерывной трансформации. Интервал становится фигурой подвижного пространства и наилучшим образом указывает на множественность всякого художественного языка. Интервал в «рассказах» Бланшо представляется не просто нулевым знаком, знаком отсутствия, но пространством в действии.

Связь настоящего момента с письмом и чтением находится в центре «рассказов» Бланшо. Рассказчик «Celui qui ne m'accompagnait pas» (как и сам текст) не останавливается на перспективе «всего времени», которую ему предлагает собеседник, но стремится к неуловимому настоящему моменту (восприятия, действия, письма, касания). Maintenant (сейчас) ассоциируется в прозе Бланшо с модальностью незавершенности, необходимости и должествования. Условное и сослагательное наклонения, а также итеративное прошедшее (Imparfait) и неопределенное будущее время (Futur Simple) в гораздо большей степени отражают значение maintenant в «рассказах», чем собственно настоящее время (Présent).

Пространственные и временные координаты обретают в «рассказах» Бланшо принципиальную двойственность: мир произведения «осуществляет» себя одновременно здесь и не здесь, сейчас и не сейчас, причем если здесь, то, как правило, не сейчас, а если сейчас, то «далеко отсюда и, однако, здесь».

В Заключении подводятся итоги диссертационного исследования, обобщаются точки пересечения критической и художественной практики Бланшо с эстетическими и поэтическими поисками эпохи, намечаются перспективы дальнейшего исследования.

Сложное взаимодействие модусов потенциального и реального в прозе Бланшо намечает способы существования литературы на границе (интеллигибельного и чувственного, текста и произведения). «Повествовательный голос» - это присутствие неизвестного (l'inconnu). Повествовательное отношение понимается в творчестве Бланшо как отношение по принципу несовпадения, не-отношения (non-rapport) и

является реализацией важнейшего (по)этического императива дистанции. Императив дистанции у Бланшо неожиданно перекликается с пониманием авторской вненаходимости М.М.Бахтиным, для которого непознаваемость другого также послужила основанием нарративного отношения между автором и героем.

«Повествовательный голос» - это «нейтральный голос», или «голос» нейтрального. Понятие нейтрального (le neutre) разрабатывается на протяжении всего творчества Бланшо и окончательным образом не завершается даже в поздних работах. Безличность у Бланшо не означает обезличивания человека дискурсом. В творчестве Бланшо, и особенно в «рассказах», субъект исчезает не в пользу языка как тотальности (как у Р.Барта или М.Фуко), но в пользу «множественности множественной речи», которая соизмерима с человеком, но и не равна ему.

Осторожность и изящество повествовательных стратегией, а также определенная риторичность творчества Бланшо отсылают к языковым традициям французского классицизма и делают автора «Фомы Темного» современником Ж.Расина, однако при этом Бланшо остается, как в критической, так и в художественной ипостаси, ярчайшей фигурой модернизма, а по словам Ж.Деррида, он находится уже «за постмодернизмом».

Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях: Статьи в изданиях, рекомендованных ВАК Министерства образования и науки РФ: ¡.Никишина Т.Ю. Проблематизация коммуникативной функции языка и столкновение модальностей текста // Новое литературное обозрение, 2011, 108. - СС. 281-289 (0.7 пл.). - ISSN 0869-6365. - 2000 экз.

2. Никишина Т.Ю. Мотив болтовни и мотив молчания в малой прозе 40-60-х годов XX в. (Луи-Рене Дефоре, Морис Бланшо) // Вестник РГГУ, 2013, 20,- С. 185-190 (0.4 пл.). - ISSN 1998-6769. - 1050 экз.

3. Никишина Т.Ю. Три типа недостоверности в романе «Аминадав» М.Бланшо // Вестник Орловского Государственного университета. Серия: Новые гуманитарные исследования. 2014, № 2 (30). СС. 155-159 (0.4 пл.). -ISSN 1997-9878.-200 экз.

Научные статьи, материалы конференции и тезисы, опубликованные в

других изданиях:

4. Nikishina Т. Parole rayonnante d'une réalité impossible, trois récits de Maurice Blanchot // « Déformer le réel » Cahiers ERTA # 3, Wydawnictwo Uniwersytetu Gdanskiego, Gdansk, 2013, pp. 99-113 (0,9 пл.). - ISSN 2300-4681. - 500 экз.

5. Никишина Т.Ю. Речь в перспективе письма // Транслит. Литературно-критический альманах. 2014, 14, М„ СПб.- СС. 57-60 (0.3 пл.). - ISSN 20744978. - 1000 экз.

6. Никишина Т.Ю. Игра с законом в «рассказах» М.Бланшо («La Folie du jour»)// Игра. Текст. Культура: науч. сб./ Под ред. А.Л.Гринштейна.- Самара, 2014 - СС. 88-96 (0.6 пл.). - ISBN 978-5-4436. - 300 экз.

7. Никишина Т.Ю. Работа фрагментации в художественном тексте на материале двух рассказов Мориса Бланшо // Новый филологический вестник, 2013, 3 (26). - М.: Российский государственный гуманитарный университет -СС. 49-61 (0.8 пл.). - ISSN 2072-9316. - 1500 экз.

8. Никишина Т.Ю. «Скорее, стакан воды» или мотив неутолимой жажды в прозе М.Бланшо // Вестник СГОАН, Самара, 2014,- (0,4 пл.). - 300 экз.

9. Никишина Т.Ю. «Феномен стекла» как механизм построения образа в рассказах М. Бланшо //Литература XX века: итоги и перспективы изучения. Материалы Одиннадцатых Андреевских чтений / Под ред. Н.Т. Пахсарьян. -М.: Экон, 2013. - С. 99-107 (0.6 пл.). - ISBN 978-5-9506-1069-1. - 500 экз.

10. Никишина Т.Ю. Морис Бланшо, право говорить от третьего лица // Транслит. Литературно-критический альманах. 2013, 13, М„ СПб.- СС. 97-102 (0.5 пл.). - ISSN 2074-4978. - 1000 экз.

11. Никишина Т.Ю. Немыслимая близость: язык как эрос в тексте М.Бланшо «В желанный миг» // Литература XX века: итоги и перспективы изучения. Материалы Десятых Андреевских чтений /Под ред. Н.Т. Пахсарьян. - М.: Экон, 2012. - С. 281-289 (0.6 пл.). - ISBN 978-5-9506-0948-0. - 500 экз.

12. Никишина Т.Ю. Трансгрессивные фигуры зрения в рассказах М. Бланшо // Вестник Поволжской государственной социально-гуманитарной академии. Факультет иностранных языков. Выпуск 10 / отв. ред. А.Л.Гринштейн. -Самара: ПГСГА, 2010, СС. 114-120 (0.5 пл.). - ISBN 978-5-8428-0841-0. - 100 экз.

13. Никишина Т.Ю. Проблема жанровой идентификации в «художественной прозе» Мориса Бланшо // Французский язык в современном мире: Сб.статей. - Самара: ПГСГА, 2010,- СС. 129-135 (0.5 пл.). - ISBN 978-5-8428-0712-3. -100 экз.

14. Никишина Т.Ю. Проблема жанровой идентификации в «художественной прозе» Мориса Бланшо (тезисы)// Международный молодежный научный форум «Ломоносов - 2009»: Сб.тезисов. - Москва: МГУ, МАКС Пресс, 2009.-СС. 622-623 (0.1 пл.). - ISBN 978-5-317-02775-9. - 500 экз.

Подписано к печати 30.06.2014. Бумага типографская. Печать оперативная. Заказ № 4134. Формат 60x84 1/16. Объем 1,2 п.л. Тираж 100.

Отпечатано в типографии ООО «Полиграф».