автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.01
диссертация на тему:
Ментальная и языковая репрезентация концепта благо/добро в русском языковом сознании

  • Год: 2004
  • Автор научной работы: Сафонова, Наталья Валентиновна
  • Ученая cтепень: доктора филологических наук
  • Место защиты диссертации: Тамбов
  • Код cпециальности ВАК: 10.02.01
Диссертация по филологии на тему 'Ментальная и языковая репрезентация концепта благо/добро в русском языковом сознании'

Полный текст автореферата диссертации по теме "Ментальная и языковая репрезентация концепта благо/добро в русском языковом сознании"

На правах рукописи ББК81.2

С 12

САФОНОВА Наталья Валентиновна

МЕНТАЛЬНАЯ И ЯЗЫКОВАЯ РЕПРЕЗЕНТАЦИЯ КОНЦЕПТА БЛАГО/ДОБРО В РУССКОМ ЯЗЫКОВОМ

СОЗНАНИИ

Специальностью. 02.01 —русскийязык

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук

ТАМБОВ 2004

Работа выполнена в Тамбовском государственном университете имени Г. Р. Державина на кафедре русского языка

Научный консультант: доктор филологических наук,

профессор

Руделев Владимир Георгиевич

Официальные оппоненты: доктор филологических наук,

профессор

Воробьев Владимир Васильевич

доктор филологических наук, профессор

Козлова Раиса Петровна

доктор филологических наук, профессор

Петрухина Елена Васильевна

Ведущая организация: Санкт-Петербургский

государственный университет

Защита состоится 22 октября 2004 года в 12 часов на заседании диссертационного совета Д 212.261.03 в Тамбовском государственном университете имени Г. Р. Державина по адресу: 392622, Тамбов, ул. Советская, 93, Институт филологии ТГУ имени Г. Р. Державина.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Тамбовского государственного университета имени Г. Р. Державина (г. Тамбов, ул. Советская, 6).

Автореферат разослан «40 » сентября 2004 года.

Ученый секретарь диссертационного совета

Пискунова С. В.

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

В свете общемировых интеграционных процессов особую актуальность в последние годы приобрело изучение специфики менталитета различных народов. Не последнюю роль в этом играет лингвистика как наука, изучающая одно из главных доказательств существования нации — язык, «с помощью которого осуществляется познание мира и объективируется самосознание личности» (Философский энциклопедический словарь, 1983) и самосознание народа в целом. Актуальность лингвистических исследований заключается не только в категоризации языковых явлений, но и в определении их причин, специфики, закономерностей с научными, общественно-прагматическими и дидактическими целями. Когнитивная лингвистика взяла на себя нелегкий труд определить языковую картину мира отдельного человека и народа в целом, выявить специфику концептуальной сферы. Но это не самоцель, а задача, помогающая решить множество проблем, основными из которых являются:. 1) определение ментального диапазона нации; 2) выявление ценностных приоритетов народа — носителя данного языка; 3) поиск и изучение путей сопряжения разных народов в политических, экономических, культурологических, дидактических целях.

Следствием этих исследований в конечном итоге станет взаимопонимание народов, потому что каждый из них перестанет быть для другого «terra incognita» (В. В. Воробьев, В. В. Дронов, В. В. Кабакчи, В. В. Колесов, Е. С. Кубрякова, В. А. Маслова, Ю. А. Сорокин, С. Г. Тер-Минасова, Т. А. Фесенко, В. П. Фурманова и другие).

В связи с успешным выходом России на международный рынок образовательных услуг проблема определения национально-языковой картины мира стала проблемой методологической и методической (Г. В. Артемьева, Р. П. Мильруд, Н. С. Ост-ражнова, Ю. С. Степанов). Разработать механизм подключения иностранных студентов к ментальному полю русской нации -значит найти путь к сокращению негативного влияния культурного шока, в котором неизбежно оказывается молодой человек, приехавший на обучение в другую страну (Э. Г. Азимов,

I '-м - |

I -ЛЛ i

О. В. Дорохова, В. В. Красных, Г. И. Кутузова, Ю. Э. Прохоров, В. В. Стародуб, А. И. Сурыгин, В. М. Шаклеин и другие). Кроме того, создание национально ориентированной методики преподавания русского языка как иностранного позволит интенсифицировать процесс формирования языковой, научной и культурной компетенции иностранных студентов. Имея структурно и функционально завершенную образовательную систему, мы забываем, каким интеллектуальным богатством обладаем, а нерыночное мышление не позволяет нам превратить знания в товар, как это сделали уже многие страны. Так, в 2001 году рынок образовательных услуг Соединенных Штатов Америки для иностранных граждан составил 15 миллиардов долларов. США оказывают иностранцам 30 % образовательных услуг от общемирового количества, 12% приходятся на долю Австралии, за последние 10 лет рост экспортных услуг которой составил 594 %, и лишь 1 % приходится на долю России.

Решению указанных прагматических задач способствуют лингвистические исследования когнитивного характера, которые позволяют систематизировать окружающую действительность через языковую структуризацию, выявить иерархические отношения внутри концепта и на межконцептном уровне определить принципы структурирования, установив их универсальность, подчеркивающую интернациональный характер, или уникальность, указывающую на специфически национальное восприятие действительности и способов ее отражения.

Изучение одного из главных концептов в ментальном поле русского этноса - благо/добро - вызвано тревогой за состояние духовности в современном российском обществе, особенно в молодой его части. Обращение к истокам формирования концепта, особенностям функционирования в течение многих веков позволило сделать вывод о причинах и закономерностях ментальных и культурных потерь, произошедших в нашем обществе, определить, за счет каких составляющих они произошли.

Все указанные выше факторы отражают актуальность проблемы и убеждают в важности изучения концептосферы нации в рамках контрастивного анализа.

Актуальность исследования заключается также в обращении к основным проблемам когнитивной лингвистики и разработке теории концептуальной иерархии, отражающей межуров-невую дифференциацию концепта, устанавливающей закономерности его структурирования и функционирования в индивидуальной, групповой, национальной и интернациональной концеп-тосферах; в разработке методов эмпирического исследования языка, позволяющих усилить научную аргументацию и увеличить объективность научного исследования; в изучении закономерностей функционирования индивидуальной концептосферы; в определении особенностей взаимодействия индивидуальной, групповой и национальной концептосфер.

Теоретическое осмысление специфики концептосферы позволяет вывести значимость подобного исследования за лингвистические рамки.

Объектом исследования выступают основные положения когнитивной лингвистики: понятие «концепт» и способы его репрезентации в русском языке; понятия «индивидуальная», «групповая», «национальная» концептосферы, закономерности их структурирования и функционирования; теория концептуальной иерархии.

Предметом исследования является концепт благо/добро в русском языковом сознании, представляющий собой ментальное ядро нации. Под гетерогенностью имеются в виду поливербальные способы репрезентации, что возможно лишь при значительном сопряжении референтов. Подобный дуализм мотивируется тем, что концепт затрагивает духовную сферу жизни (Благо) и витальную (Добро), представляя собой символ и образ, концепт и понятие, где «понятие мгновенно, а символ вечен» (В. В. Коле-сов, Langacker 1990). Кроме того, в этом двуединстве представлены степени репрезентации добра.

Выбор предмета исследования обусловлен тем, что указанный концепт не только занимал лучшие философские умы человечества в течение тысячелетий, но и является основным в духовной и светской жизни общества, определяя нормы его поведения на уровне этики и закона. Кроме того, методологически важно определить грань между тем, «что такое хорошо, и что

такое плохо» с целью помочь избежать конфликта в самом человеке и вне его. Особенно важно установить грань между добром и злом при межнациональных контактах. С лингвистической точки зрения очень важно попытаться категоризировать объективную действительность в рамках концепта благо/добро и установить иерархические связи между его составляющими.

Создание таксономической модели данного концепта и ее лингвистический анализ позволяют определить ментальные приоритеты нации в диахронии и синхронии, установить деформационные структуры и наметить пути борьбы с негативными процессами, происходящими в менталитете этноса.

В работе проанализированы многовековая история 485 лек-сико-грамматических единиц древнерусского концепта благо, 191 единицы древнерусского концепта добро и более 1500 пословиц (поговорок), репрезентирующих ментальную специфику указанного концепта, с целью выявления которой в качестве конфронтативного материала используются идиомы других народов — немцев, французов, итальянцев, испанцев, корейцев, китайцев. В общей сложности в работе представлена мудрость восьми народов мира.

Выбор предмета исследования мотивируется целями и задачами. В качестве объекта лингвистического анализа взят лексикографический материал, системно представляющий лексико-семантическое поле репрезентантов концепта, художественные тексты, представляющие наиболее значимые с духовной точки зрения произведения отечественной литературы, и русские пословицы и поговорки в контрастивном анализе с аналогичным материалом других народов мира. Такая неоднородность исследовательского материала позволяет взглянуть на проблему глазами ученого, писателя и народа, что методологически целесообразно. Лексикографический материал представляет концепт в статичном виде, но дает полный диапазон лексико-граммати-ческого материала той или иной исторической эпохи. Словарь помогает увидеть семантическую и деривационную продуктивность репрезентантов концепта в полном объеме. Литературное произведение актуализирует функциональный метод исследования, позволяя увидеть ментальные предпочтения этноса в кон-

кретный исторический период. Более того, функциональный метод исследования не только семантически детализирует культурологическую картину, но и стилистически окрашивает ее, позволяя заглянуть в экспрессивный мир наших предков. Фольклорные данные усиливают диахронический аспект, давая возможность лучше понять ментальную сущность концепта, более рельефно показать его структуру, так как произведениям устного народного творчества характерна большая метафоричность и экспрессивность, чем другим элементам языка. Более глубокое изучение концепта достигается и потому, что пословицы и поговорки представляют собой микротекст (свертку, логоэпи-стему), лежащую на границе лингвистики и этнокультурологии.

Целью диссертационного исследования является определение особенностей, структуры, типа и места концепта благо/добро в русской и интернациональной концептосферах и способов его репрезентации.

Для достижения поставленной цели решаются следующие задачи: определяется тип исследуемого концепта; строится его таксономическая модель; выявляются этические приоритеты нации, включенные в концепт благо/добро, и способы их репрезентации; определяется активный и пассивный лексико-грамма-тический слой репрезентантов концепта благо/добро в концепто-сферах различных типов; выявляются когнитивные классификаторы, определяется степень их продуктивности/непродуктивности; определяются ментально конструктивные и ментально деструктивные элементы концепта; в прагматических целях намечаются пути реализации ментально конструктивных концептов;

Новизна исследования заключается в детальном структурировании ментально значимого концепта благо/добро с привлечением диахронического, синхронического и контрастивного языкового материала, введении и научной аргументации понятия гетерогенности и гомогенности концепта, определении его когнитивных классификаторов и установлении их неравноценности для языковой и ментальной парадигмы нации, что дает основание ввести понятия «продуктивно выраженный» и «непродуктивно выраженный когнитивный классификатор».

Установление таксономической модели гетерогенного концепта благо/добро иллюстрирует иерархические связи внутри него. Исходя из того, что базовый концепт подчиняет себе су-бординатные, считаем структурно важным говорить о ступенях включения: концепт первой ступени включения, второй, третьей... Анализ таксономической модели дает основание сделать вывод: чем ниже ступень включения, тем национально специфичнее этот субординатный концепт. Ментальная и лексико-семантическая нейтрализации осуществляются на более высоких уровнях - базовом и суперординатном.

Использованный в исследовании комплексный подход целесообразен при концептуальном моделировании, так как именно он позволяет провести всесторонний анализ концепта: этимологию помогает лучше изучить сравнительный анализ, где в качестве оппонирующего компонента выступает латинский язык, репрезентирующий состояние древней этнокультуры, ставшей во многом истоком для формирования общеевропейских ментальных ценностей.

Диахронический принцип исследования отражает не только историю формирования концепта внутри одной нации, но и позволяет проследить пути развития нравственных общечеловеческих ценностей, определить место данного этноса в лингвистической и ментальной парадигме народов мира.

Этимология концепта предполагает и выявление национальных путей его становления. С этой целью используется жанрово разнородный материал - лексикография, литературно-художественное наследие, фольклор. Таким образом, инноваци-онность работы заключается и в расширении диапазона исследовательского материала с целью комплексного подхода к проблеме и более рельефного ее представления.

Теоретическая значимость диссертационного исследования состоит в дальнейшей разработке методологической базы когнитивной лингвистики, в частности, в структурировании концепта, выявлении закономерностей внутриконцептных и межконцептных связей в индивидуальной, групповой, национальной и интернациональной концептосферах, аргументированной констатации их универсальности.

В силу указанных факторов возможно теоретическое прогнозирование развития ментальных сегментов, выраженных тем или иным концептом, что позволит корректировать ментальное поле индивидуума, социальной группы и даже нации в целом в случае его деформации. Это особенно важно в воспитательном процессе и установлении конструктивных межэтнических отношений.

С теоретических позиций существенным является дифференциация концептов на гомогенные и гетерогенные, что выводит их репрезентанты за пределы формо- и словообразовательного гнезда, а это позволяет точнее установить границы концепта.

Теоретическая разработка статистических методов исследования помогает максимально объективировать научное исследование языкового материала. Так, предложенная в работе градация когнитивных классификаторов, основанная на статистическом методе, наиболее точно характеризует ментальные предпочтения нации, выраженные конкретным концептом, а статистический анализ инвентаря репрезентантов концепта благо/добро указывает не только на их количественные потери, но и качественные: из 485 репрезентантов концепта благо древнерусского периода, согласно Словарю древнерусского языка XI-XIV веков, до советского периода дошло только 134, что фиксирует Словарь современного русского языка 1985 года, и лишь 87 единиц функционирует в постсоветский период, что отражено в Большом толковом словаре 2003 года; потери составили 18 %. При этом более 12 % репрезентантов концепта благо в наши дни считаются устаревшими и 14% разговорно-шутливыми, что значительно сужает границы современного русского концепта благо.

Языковая репрезентация концепта добро с XI века до наших дней сократилась на 15 %: со 191 лексико-грамматической единицы до 29. Конечно же, за этими количественными потерями, стоят потери качественные, отражающие деформацию русского ментального поля, и данное диссертационное исследование предлагает теоретическую разработку анализа указанной трансформации.

Практическую значимость диссертационного исследования следует рассматривать с тактических и стратегических по-

зиций. В первом случае результаты исследования могут быть использованы при дальнейшей разработке теоретической базы когнитивной лингвистики, методов концептуального структурирования, установлении специфики и закономерностей существования и функционирования концептосферы различного уровня, а также в дидактических целях - в преподавании общего и сравнительного языкознания, исторической грамматики русского языка, истории русского литературного языка, современного русского языка, русского языка как иностранного и второго родного, лингвистического анализа текста, диалектологии, в лексикографии и математической лингвистике, при чтении спецкурсов и организации спецсеминаров, в школьной дидактике.

Со стратегических позиций когнитивное исследование выходит далеко за языковые рамки, а с его результатами необходимо знакомить политиков, политологов, историков, социологов, журналистов и бизнесменов, представляя результаты научного исследования в научно-популярной форме. Подобная работа в определенной степени позволит политическому и экономическому истеблишменту лучше понять специфику менталитета собственной нации с целью избежания политических и коммерческих ошибок.

Столь широкий диапазон практической значимости подчеркивает степень актуальности когнитивного исследования.

Методологическая база предлагаемого диссертационного исследования представлена тремя уровнями - общефилософским, общенаучным и частнонаучным.

Общефилософский уровень в основе своей содержит положение о языке как одном из важных видов человеческой деятельности, неразрывно связанном с общественным сознанием и человеческим общением в пределах национального и интернационального ментального поля. Сознание играет ведущую роль в языковой деятельности человека и в определенной степени оказывает влияние на нее (Ю. Д. Апресян, Н. Д. Арутюнова, Э. Бенвенист, И. А. Бодуэн де Куртенэ, Ф. И. Буслаев, В. В. Виноградов, Л. С. Выготский, В. фон Гумбольдт, Л. Ельмслев, О. Есперсен, Н. И. Жинкин, А. П. Залевская, Ю. Н. Караулов, С. Д. Кацнельсон, В. В. Колесов, В. Г. Костомаров, Е. С. Кубря-

кова, Дж. Лайонз, Дж. Лакофф, А. А. Леонтьев, А. Ф. Лосев, А. Р. Лурия, И. И. Мещанинов, В. 3. Панфилов, А. А. Потебн, Э. Сепир, Ф. де Соссюр, Н. И. Толстой, Н. Хомский, У. Л. Чейф, Л. В. Щерба и другие исследователи). Исследование русского языка в аспекте этого уровня дает основание утверждать, что общественное сознание русского народа на протяжении многих столетий шло по пути формирования аксиологических ценностей, часть из которых представлена концептом благо/добро, и в разные исторические периоды по-разному формировало инвентарь вербальных репрезентантов. На этот процесс оказывали влияние следующие факторы: общественно-политическая ситуация; экономическое положение страны; морально-нравственное состояние общества; межнациональные контакты.

Общенаучный уровень методологической базы исследования содержит в своей основе группу методов, традиционно принятых в ряде наук:

— дедуктивный, предполагающий путь от практики к теории, что позволяет подтвердить или опровергнуть конкретным языковым материалом выработанные отечественной и зарубежной лингвистикой теоретические положения; определить соответствие указанного концепта тем теоретическим канонам, которые выработала коллективная филологическая мысль; систематизировать языковой материал исследуемого концепта, построив таксономическую модель; описать ментальный сегмент русского этноса, выраженный гетерогенным концептом благо/добро; установить специфику его функционирования в текстах различных жанров;

— индуктивный, продолжающий поиск теоретических закономерностей функционирования конкретного языкового и ментального сегмента, описывая эти закономерности и выявляя новые, тем самым внося определенный вклад в развитие лингвистической теоретической базы; определяющий пути поступательного развития национального языка; устанавливающий соответствие понятий «национальный менталитет» и «национальный язык»; систематизирующий языковые явления на основе теоретических достижений современной лингвистики.

— диахронический (транзитарный), актуализирующий историю становления данного языкового явления и помогающий определить закономерности его развития с целью установления специфики; делающий возможным увидеть развитие двуединого концепта благо/добро с древних времен и до наших дней; развивающий диахроническую типологию, исследующую сходства не материальных компонентов сравниваемых языков, а их категориально-содержательных структур (Э. Бенвенист, В. Борисенко, М. М. Гухман, С. Д. Кацнельсон, Г. А. Климов, В. М. Солнцев, Ю. С. Степанов и другие ученые). Данный метод исследования в большей мере, чем другие, социален, так как отражает исторический принцип развития русского языка, предполагающий его взаимосвязь с общественно-политическими, экономическими и культурными процессами, происходящими в обществе.

— синхронический - статичный по своему характеру, так как изучает языковые процессы в сравнительно небольшой период. Его сочетание с диахроническим исследовательским методом формирует комплексный подход к языковому исследованию, подчеркивая его системность (Ю. Д. Апресян).

Синхронический метод позволяет смоделировать языковые явления и процессы с помощью таксономии, а изучение языка как системной модели поддерживает объективность лингвистического исследования, что манифестировал Фердинанд де Сос-сюр, и позволяет эту системность рассматривать как целенаправленный фактор, о чем говорили многие ученые (Н. Д. Арутюнова, О. Есперсен, В. А. Звегинцев).

— контрастивный (конфронтативный), наразрывно связанный с синхроническим методом, так как осуществляет сопоставительный анализ языковых явлений на определенном историческом этапе (У. Вайнрайх). Он сопряжен с индуктивным, так как тесно связан с развитием теории языкознания.

Актуальность конфронтативного метода подчеркивается его неизбежным и методологически обоснованным выходом на теорию универсалий (Б. А. Успенский, С. Д. Кацнельсон, И. И. Мещанинов) и порождающую модель генеративной грамматики Н. Хомского с приоритетным постулатом об общности глубинных структур различных языков (Н. Хомский).

- функциональный, позволяющий рассматривать язык не как статичную, а как динамичную систему. В этом случае «языковая единица имеет референцию не «прямо» к миру, а всегда через фреймовое включение, которое является посредником между значением языковой единицы и выполнением ею знаковой функции» (В. Н. Телия). В рамках этого подхода отдельные элементы языковой системы (в данном случае репрезентант гетерогенного концепта благо/добро и его субординатные компоненты) рассматриваются в языковом окружении — контексте. При этом сам контекст жанрово неоднороден.

Частнонаучный-уровень методологической базы данного диссертационного исследования отражает методологическую базу конкретной науки, в данном случае лингвистики. В ракурсе этого методологического уровня нами предлагается теория концептуальной иерархии, в основе которой лежит разработка методов и принципов построения таксономической модели гетерогенного концепта благо/добро, выявление когнитивных классификаторов, их дифференциация, установление межконцептных связей на национальном и интернациональном уровнях.

Разрабатываемая в данном диссертационном исследовании теория концептуальной иерархии в основном базируется на теории концептуализации (Дж. Лакофф, Л. Талми) и ономасиологической (Е. С. Кубрякова), которые детально раскрывают онтогенез концепта, что является первым и очень важным этапом в формировании новой парадигмы знания, и создают методологическую базу для второго этапа, основной задачей которого, на наш взгляд, является разработка интенсивного и экстенсивого методов исследования. Под интенсивным имеется в виду метод, обращенный в глубь концепта, отражающий его специфику через построение таксономической модели, в основе которой лежит уровневая градация. Традиционное выделение суперор-динатного, базового и субординатных уровней отражает специфику структурирования концепта, но на современном этапе в значительной степени не отвечает поступательному движению научного знания. В этой связи в рамках интенсивного метода предлагается дифференцировать субординатные уровни по их удаленности от базового и, следовательно, ментальной значимо-

сти, выделив при этом ступени включения: первый после базового субординатный уровень представляет собой первую ступень включения, второй - вторую ступень включения и так далее. В этом случае можно рассматривать межуровневые взаимоотношения концепта, что очень важно для выявления его национальной специфики: чем ниже уровень включения, тем национально специфичнее представленный им референт; чем выше уровень включения, тем универсальнее знания, представленные его репрезентантами.

Структурирование концепта осуществляется на базе лексикографических данных как наиболее четко представленной системы человеческого знания, что усиливает когнитивный аспект исследования. При этом выделяются активные когнитивные классификаторы и пассивные. В их основе лежит принцип количественной продуктивности репрезентантов того или иного сегмента концепта. Так, активными когнитивными классификаторами концепта благо/добро следует считать: персонифицированное благо (благодетель, благодателъ, благодетник) конфессио-налъностъ {благоговение, благочестие), активное благо (благодеяние, благоприятие), благоожидание (благовестье, благове-щание), вербализованное благо (благословие, благославие), благо как состояние (блаженство). Пассивными когнитивными классификаторами концептаблаго/добро являются: генетическое благо (благородие, благородство), внешнее восприятие окружающей действительности (благолепие), материальная жизнь (благоплодие).

Интенсивный метод синтезирует особенности синхронического, диахронического, структурного и функционального методов.

Кроме указанного, в основу исследования положены методы:

- концептуализации, выделяющий «минимальные содержательные единицы человеческого опыта, структур знания» (Н. Н. Болдырев, А. В. Бондарко, Т. В. Булыгина, А. Д. Шмелева, О. В. Ивашенко, 3. И. Кирнозе, Лукреций, М. Минский, С. Е. Никитина, Е. В. Рахилина, В. И. Убийко) с целью их номинации и классификации;

- категоризации, восходящий к Аристотелю (Аристотель) и активно разрабатываемый лингвистами (Э. Бенвенист, В. В. Ви-

ноградов, Е. С. Кубрякова, Дж. Лайонз, Р. И. Розина, Н. В. Сафонова, Ю. С. Степанов, И. А. Стернин, Н. Хомский).

Метод категоризации позволяет систематизировать языковой материал (в данном случае репрезентанты концепта благо/добро), номинируя языковые процессы в соответствии с их сутью.

— онтологический, отражающий структурный, функциональный аспекты и изучающий язык как средство получения, хранения и передачи информации (Н. Д. Арутюнова, Л. Ельм-слев, С. Д. Кацнельсон, Г. А. Климов, А. А. Леонтьев, И. И. Мещанинов, В. 3. Панфилов, М. Г. Селезнев, 3. К. Тарланов, В. Н. Телия, Н. Хомский, Л. В. Щерба).

Экстенсивный метод исследования предполагает изучение концепта в концептуальном окружении национального и интернационального ментального поля. Это дает возможность типо-логизации концептов, что и предложено в практической части данного диссертационного исследования, построения концептуальной системы языка и установления межконцептных связей. Экстенсивный метод основан на научном принципе всеобщей системности языка, и система эта полярна: добро существует и познается лишь там, где есть зло, правда воспринимается только как антипод лжи, а белому противопоставлено черное. Но это в пределах одной языковой системы, а в разных благо может быть противопоставлено благу, добро—добру... Базовые уровни этих концептов обычно нейтрализуются в понятии «все хорошее», а вот субординатные, отражающие национальную специфику, показывают, что в мире существовало и существует много видов блага и добра.

Экстенсивный метод исследования показал, что аксиологические ценности, выраженные концептом благо/добро, более национально варьированы, чем пороки: зло менее многолико, чем добро, и в рамках национальной концептосферы, и в рамках интернациональной концептосферы.

Использование в процессе исследования указанных методов позволяет не только создать таксономические модели, но и определить их доминанты, установив концептуальную иерархию, проследить ментальные и семантические константы.

В основу построения таксономической модели концепта благо/добро положены научные принципы историзма и истинности.

Таким образом, методологической базой предлагаемого диссертационного исследования является теория концептуальной иерархии, основанная в основном на интенсивном и экстенсивном методах. Она дает возможность детального структурирования гетерогенного концепта благо/добро в русском языковом сознании, установления межуровневого взаимодействия, ментальной специфики уровней. Теория основывается на данных культуры, этики, права и подтверждается лингвистическим материалом, представленным в лексикографической практике, авторских художественных текстах, фольклорных произведениях. Теория отражает систему организации знания, что актуализирует ее когнитивную значимость.

Рабочая гипотеза заключается в предположении о том, что любая динамичная система открыта и, следовательно, нуждается в дальнейшем теоретическом и прагматическом исследовании, поэтому необходимо детальное изучение концептосферы нации. Были выдвинуты следующие положения: 1) существуют национально и индивидуально обусловленные закономерности формирования концептосфер различных типов, их мотивированная градация; 2) структурирование концепта носит системный характер, что выражается во взаимоотношениях базового, супер- и субординатных уровней. При этом предполагалось, что нижние субординатные уровни более национально специфичны, чем верхние. В основе этой специфики лежит исторический принцип, отражающий культурное, экономическое и политическое развитие общества в определенный исторический период; количественный и качественный инвентарь репрезентантов любого аксиологического концепта, в том числе и концепта благо/добро, указывает на духовное состояние общества. Положения, выносимые на защиту:

1. Разрабатываемая в диссертационном исследовании теория концептуальной иерархии дает возможность построения мотивированной таксономической модели концепта. Теория базируется на авторских методах исследования - интенсивном и

экстенсивном. Интенсивный метод предполагает построение таксономической модели с учетом синхронии и диахронии на базе данных словарей как наиболее системно представленного национального знания о мире. Он структурирует концепт по вертикали. Кроме того, привлечение художественных текстов в рамках интенсивного метода исследования позволяет выявить индивидуальную концептосферу автора, сопоставить ее с общенациональной с целью определения места и роли художествен -ного творчества данного автора в культурной парадигме нации.

Экстенсивный метод позволяет структурировать концепт по горизонтали, что дает возможность в качестве сравнения использовать данные других языков. В этом случае максимально достигается основная цель контрастивного когнитивного исследования — выявление национальной специфики концепта.

2. Концепт благо/добро, представляя синтезированное аксиологическое ядро концептосферы, является гетерогенным. Гетерогенность отражает специфику человеческого мышления, проявляющуюся через семантически нерасчлененные репрезентанты: благо есть добро, добро есть благо. Русский язык системно представлен гетерогенными концептами, например: благо/добро, беда/горе, истина/правда, ум/разум. Отношения первого и второго компонентов рассматриваются с позиции теории нейтрализации.

3. Репрезентация концепта благо/добро в максимально возможном для языка объеме отражает специфику менталитета нации. Это доказывается разветвленным лексико-семантическим полем репрезентантов концепта, их семантической разноплановостью, отражающей материальную и духовную культуру русского народа. Так, репрезентация сегмента добро концепта благо/добро в русском языке в значении «имущество» осуществляется почти тридцатью лексемами, а в значении «все хорошее» — бесконечно вариативна в зависимости от моральных и материальных установок народа и отдельной личности.

4. Таксономическая модель концепта благо/добро структурирована, ее компоненты логически и исторически мотивированы. Основу модели составляет базовый уровень, номинация су-перординатного вызывает затруднение, так как зависит от спе-

цифически национальной системы ценностей. Субординатные уровни дифференцированы по ступеням включения в зависимости от удаленности от базового концепта. Чем ниже уровень включения, тем национально специфичнее информацию он представляет. Так, в русской "концептуальной парадигме доминирует когнитивный классификатор добро альтруистическое, а в латинской, например, добро утилитарное с прерогативой гедонистического начала.

5. Концепт благо/добро на базовом и верхних субординат-ных уровнях является элементом интернациональной концепто-сферы. Нейтрализация указанных уровней - свидетельство ментальной сопряженности разных народов. Так, благо/добро цивилизованные народы воспринимают как «все хорошее». Нижние субординатные уровни специфически национальны, каждый народ по-своему воспринимает это хорошее: для русского человека добро определяется созиданием, для латинянина - чувственным наслаждением, для китайца - защитой, пощадой.

Субординатные уровни базируются на принципе историзма, который позволяет включать в таксономическую модель только исторически актуальные составляющие.

6. Русский концепт благо/добро имеет продуктивно выраженные (активные) и непродуктивно выраженные (пассивные) когнитивные классификаторы. В качестве их дифференциал ьно-го признака выступает количественная репрезентация в языке. Продуктивно выраженными когнитивными классификаторами русского концепта благо/добро следует считать персонифицированное благо, конфессионалъностъ, активное благо, благоожи-дание, вербализованное благо, благо как состояние. Напродук-тивно выраженные когнитивные классификаторы — генетическое благо, внешнее восприятие окружающей действительности, материальная жизнь.

7. Онтогенез русского концепта благо/добро иллюстрирует значительные ментальные потери русского этноса, что подтверждается значительной утратой репрезентантов концепта благо/добро. Данная статистика отражает и лингвистические потери за счет утраты дублетных форм (благодатник, благодатель), и

ментальные за счет утраты понятий, например, благонравие в современном русском языке считается устаревшим.

Апробация результатов исследования осуществлялась в течение ряда лет в разных формах:

- в ходе чтения и обсуждения докладов на международных, всероссийских, региональных симпозиумах и конференциях в Белграде (2000 г.), Варшаве, (2003 г.), Москве, (2004 г.), Санкт-Петербурге (2000 г.), Воронеже (2003 г.), Смоленске (2003 г.), Магнитогорске (2003 г.), Тамбове (1996 г., 2001 г., 2003 г.) и других городах;

- в результате сотрудничества с научными журналами, в которых опубликованы следующие статьи: «Интертекстуальность как отражение этнокультурного сознания» (Вестник Российского университета дружбы народов, 2003), «Один из факторов-адаптации; при изучении русского языка как иностранного» (Вестник Высшей школы, 2003), «Концепты «добро» и «зло» в культурологическом и лингводидактическом аспекте» (Вестник Пятигорского лингвистического университета), «Теоретические проблемы концептуализации национальной картины мира» (Вестник Тамбовского государственного технического университета, 2003), «Узнать и понять» (Ученые записки университета г. Цин-Дао, Китай, 2004);

- в научно-педагогической деятельности автора диссертации, апробировавшего методологическую базу когнитивной лингвистики при подключении китайских студентов к ментальному полю русской нации через изучение русского языка как иностранного (Китай, 1994), и руководимого ею коллектива -факультета подготовки иностранных граждан Тамбовского государственного университета имени Г. Р. Державина. За период апробации теоретических разработок (10 лет) обучение по авторской методике прошло около 200 человек из 14 стран — Австрии, Бельгии, Великобритании, Германии, Гибралтара, Индонезии, Италии, Испании, Китая, Южной Кореи и других;

- в ходе педагогической деятельности при чтении лекций по истории языка, на спецкурсах и в спецсеминарах;

- в творческой лаборатории Института усовершенствования учителей Управления образования Тамбовской области с учите-

лями-предметниками, работающими в специализированных гуманитарных классах гимназий и лицеев;

- в ходе обсуждения на заседании кафедры русского языка Тамбовского государственного университета имени Г. Р. Державина.

Результаты исследования отражены в монографии «Концепт благо/добро» как сегмент ментального поля нации (на материале русского языка)» (Тамбов, 2003) и 34 научных статьях.

Структура и объем диссертационной работы. Данное диссертационное исследование состоит из введения, трех глав, заключения, списка литературы и четырех приложений. Объем диссертации 497 страниц. Список использованной литературы состоит из 469 наименований. Работа включает 9 схем, 16 таблиц и 4 диаграммы, которые иллюстрируют специфику концепта благо/добро, закономерности его структурирования и статистические данные репрезентантов, начиная с IX и заканчивая XXI веком.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении мотивируется выбор объекта и предмета исследования, ставится цель и очерчивается круг сопутствующих ей задач, определяются методы и принципы анализа лингвистического материала.

Глава I «Теоретические проблемы структурирования национальной картины мира» состоит из двух частей. Первая из них - «Наивные попытки концептуального осмысления действительности» - отражает доминирующий в данной части работы принцип — онтологический. Обращение к нему необходимо, так как этимология концепта — его дописьменная история (Ю. С. Степанов).

Лексема «наивные», являясь термином, отображает донаучные попытки квалификации и классификации окружающей действительности. Вся философская, а следовательно, и филологическая мысль уходит в глубину веков, к истокам человеческой цивилизации, в частности, в античный мир и Древний Восток

(Ф. Г. Бергман, А. Ф. Лосев, Р. Онианс), и вся знаковая система современности передает облик окружающего мира через призму мироощущения индоевропейской эпохи, обнаруживая «поступательное движение человеческой мысли, распредмечивающей и опредмечивающей реальный и виртуальный миры» (Н. А. Кра-савский).

Данный раздел диссертационного исследования отражает не только движение античной и древневосточной мысли, но и. древнеславянской, что включает наших предков в общечеловеческую ментальную парадигму. Более того, в данной части работы акцентируется внимание на том, что попытки категориального осмысления мира нашими славянскими предками происходили на основе контрастивного метода. Ярким примером тому является «Мелисса» («Пчела»), где антонимические понятия представлены в одной статье, что говорит об их восприятии в двуединстве, подчеркивающем дуализм восприятия мира древним человеком и дуализм концепта: «О житии добродетели и о злобе», «О благородии и злородии», «О мире и рати» Конечно же, такие попытки носят донаучный характер (это совсем не то же самое, что ненаучный) в том смысле, что теоретически не осмысливаются, автор руководствуется лишь интуицией при категоризации мира.

В этой части работы констатируется тот факт, что русское Средневековье не обошло стороной филологические проблемы, достойно оценивая место и роль языка. «Смерть и жизнь в руках языка», — гласит «Мерило Праведное», памятник канонического права эпохи раннего Средневековья. Потомки дополнили эту аксиому: «Язык есть исповедь народа» (Ю. А. Гвоздарев). Несмотря на такую высокую оценку, говорить о философском осмыслении проблемы славянами, к сожалению, не приходится. Они значительно позже познакомились с научной постановкой проблемы отражения в языке окружающего мира и мыслительных категорий, с позицией реалистов в лице Гильома из Шампо, номиналистов, возглавляемых Росцеллином, и концептуалистов во главе с Абеляром, затеявших спор об универсалиях.

Самой удачной, на наш взгляд, попыткой средневекового славянина концептуально осмыслить мир является «Домо-

строй». Заслуживает одобрения желание автора упорядочить мир внутри и вне себя. Это упорядочение проводится по трем когнитивным классификаторам:

- конфессиональность («Как христианам веровать во Святую Троицу и пречистую Богородицу и в крест Христов и как поклоняться святым небесным силам бесплотным, и всем честным и святым мощам»; «Как всею душою возлюбить Господа и ближнего своего, страх Божий иметь и помнить о смерти»);

- мораль («Как детей учить и страхом спасать»; «Похвала мужьям»; «Как воспитать своих детей в поучениях разных и страхе Божьем»);

- бытоустройство («Как сохранить порядок домашний»; «Как все сохранять в погребе, на леднике и на погребице»).

Как видно, концептуальная картина мира, представленная в «Домострое», вполне отражает когнитивную ситуацию славянского Средневековья. В ее основе лежит представление о благе/добре в религиозном, светском и утилитарном смысле. Экспликация указанного концепта осуществляется не с помощью его лексико-семантического поля, выраженного однокоренными лексемами, а через реализацию одного из значений - «все хорошее».

Кроме того, в предлагаемом разделе находит отражение номинативная концепция (Аристотель, А. Ф. Лосев, Лукреций, Платон, Б. А. Серебренников, Фердинанд де Соссюр, Ю. С. Степанов), представленная дуалистически: номинация объектов и явлений носит случайный характер; имена присваиваются неслучайно (С. Н. Булгаков, А. Ф. Лосев, Ю. С. Степанов). Если древние умы занимала именно эта диада, то в современном языкознании внимание в основном уделяется типологии имен.

Таким образом, в первой части 1 главы «Наивные попытки концептуального осмысления действительности» исследуется номинативный онтогенез.

Во второй части этой главы - «Методологические аспекты когнитивной лингвистики» - выявляются пути становления теоретической базы когнитивной лингвистики, ставится проблема выработки критериев определения границ концепта и предлагаются пути концептуального моделирования.

В данной части отражено, несмотря на незначительную вариативность, теоретическое единодушие исследователей по определению понятия «концепт». Акцент в работе сделан на том, что при достаточно детальной разработке теории концепта мало внимания уделяется теоретическому и эмпирическому его структурированию, и данное диссертационное исследование выдвигает свои пути решения этой проблемы.

В указанном разделе отражена проблема квалификации и номинации суперординатных аксиологических концептов, которые значительно отличаются от концептов «вещных».

Теоретическое рассмотрение концепта в контексте культуры позволяет квалифицировать и структурировать его типы:

социапьно-установочные морально-этические эмотивные

Социально-установочные концепты занимают верхнюю ступень потому, что являются определяющими в жизни общества и регламентируются законодательством. Конечно же, в их основе лежат общепринятые мораль и этика, но закон в интересах безопасности и процветания общества не всегда совпадает с моралью. Именно поэтому часто можно слышать выражение: «По закону он прав, а вот по совести...». Обратная же ситуация, когда человек руководствуется морально-этическими нормами,. своими и/или общегосударственными, предполагает преступление закона, тогда мы слышим противоположное: «Да, по совести он прав, но по закону...».

Конфликт внутри концепта имеет исторические корни: сосуществование аксиологических языческих постулатов и христианских в определенной степени способствовало формированию противоречивости понятия (В. В. Колесов) и дуалистично-сти русского национального характера, сочетающего порой взаимоисключающие черты: свободолюбие и безграничное сми-

рение, трудовой энтузиазм, равного которому в мире не сыщешь, и леность, стремление к правде, истине и лживость.

Эмотивные концепты, отражающие внутренние установки человека, его психическое состояние, должны быть приведены в соответствие с концептами более высоких уровней - первого и второго. Только тогда индивид будет находиться в гармонии с собой, окружающими и государством. Привести в соответствие все концептуальные уровни - задача любого цивилизованного государства и залог его процветания. Союз концептов представляет собой концептосферу нации, а их полевая структура выглядит таким образом:

Исследуемый в данной работе морально-этический концепт благо/добро является одним из главных в национальной концеп-тосфере, и от того, как люди и народ в целом понимают его, нация причисляется к категории цивилизованных или не причисляется:

Сложность постижения концептов, выраженных отвлеченным именем существительным, объясняется более индивидуально-специфической формой их отображения в нашем сознании, чем конкретно-чувственных образов, «текучестью» (А. П. Бабушкин). У них отсутствует «вещный референт» (3. Д. Попова), а говорить об отсутствии у них денотата вообще (М. О. Борзенкова), думается, нет оснований, если под денотатом иметь в виду «предмет или явление окружающей нас действительности, с которыми соотносится данная языковая единица» (Д. Э. Розенталь, М. А. Теленкова). В этих случаях мы имеем дело не с сенсорным восприятием действительности, а с рационально-чувственным, что не исключает существования са-

мого понятия. По этой причине «предметы материального мира реализуются в когнитивных структурах, которые в большей степени, являются коллективными; концепты абстрактных имен более субъективны по своему характеру» (А. П. Бабушкин), и «справедливости не видят так, как видят лошадь, но понимают ее не хуже, а скорее лучше» (А. П. Бабушкин).

Установление иерархических связей между понятиями «индивидуальная», «групповая», «национальная» и введенным нами «интернациональная» концептосфера тоже предложено в данной части работы..

Особое внимание, вслед за Н. Д. Арутюновой (Н. Д. Арутюнова), уделяется теоретическим проблемам определения когнитивных классификаторов. В частности, концепт добро в философской и лингвистической мысли (Аристотель, Н.Д.Арутюнова) структурировался примерно одинаково - добро как средство и добро как цель {относительное и абсолютное, инструментар-ное (утилитарное) и автономное (независимое). Считаем необходимым остановиться на последней градации, заменив термин независимое на альтруистическое, что, на наш взгляд, более точно соответствует данной таксономии и менталитету русского народа.

Таким образом, в указанном разделе на базе теоретических достижений современной когнитологии исследуются методологические аспекты когнитивной лингвистики, вырабатываются критерии определения условных границ концепта, устанавливается специфика взаимодействия концептосфер различных уровней.

Глава II «Методология структурирования концепта» посвящена теоретико-прагматическим аспектам структурирования < и функционирования концепта благо/добро в национальной концептосфере разных этносов. В ее основе лежат интенсивный и экстенсивный методы исследования как наиболее актуальные для достижения поставленных в этой части работы целей.

Первая часть главы — «Античные истоки становления славянской концептосферы (на примере гетерогенного концепта благо/добро)» не только предлагает изучение концепта в интернациональном онтогенезе, но и исследует мотивацию его лексико-семантической репрезентации. Основной вывод данно-

го раздела: в концепте нет случайных элементов, они могут показаться таковыми либо в силу этимологической затемненности, либо в силу незнания ментальной специфики народа в тот или иной исторический период.

Латинский концепт благо/добро (bonum) соответствует предложенной в I главе классификации - благо/добро утилитарное и альтруистическое, но семантико-культурологический инвентарь создается не так, как у славян: предпочтение отдается первому классификатору - утилитаризму, так как античный мир определял гедонистические приоритеты (наслаждение, веселье, процветание).

Предложенный в данной части работы анализ структуры концепта, позволяет увидеть и понять не только лексико-семантическую иерархию и ее мотивировку, но и пути репрезентации ментального поля. Особый акцент делается на дифференциации понятий добро и доброта. Первое - как качество, второе - как состояние души. Первое - как готовность к поступку, второе — как реализация этой готовности, сам поступок.

В результате лингвистического анализа, позволяющего понять менталитет наших далеких предков, выявлены следующие принципы структурирования концепта:

1) иерархическая упорядоченность с жестким структурным каркасом. Ее особенностью является заместительная функция, когда базовый концепт выступает в качестве суперординатного.

В коммуникативном процессе иерархическая градация важна лишь по нисходящей; по восходящей, от базового уровня к суперординатному, она отражает научное структурирование или искусственно созданную коммуникативную ситуацию. Лексико-семантическая наполненность иерархической структуры репрезентантов концепта тем богаче, чем информационнее и ментально значимей сам концепт. В этой связи репрезентация концептов, отражающих конкретные понятия, менее лексически обильна, нежели вербальное выражение концептов, отражающих понятия отвлеченные.

Особое место в концептосфере занимают аксиологические модели, наиболее ярко отражающие ментальную, морально-нравственную и этическую базу этноса. Они антропоцентричны

и представляют нам язык не только как статичную систему, оторванную от его носителей, но зависящую от человека и народа в целом [Попова, Стернин 2001 в: 19].

«Конкретные» концепты в незначительной степени деструк-турируются в диахронии; они обозначают неизменные или мало изменяющиеся во времени понятия, сопровождающие жизненный цикл человека. Если референт деактуализируется, то лексема, его репрезентирующая, переходит в пассивный языковой пласт, приобретая статус историзма или архаизма, что можно назвать внешней деструктуризацией.

С аксиологическими концептами такого не происходит, они подвергаются внутренней деструктуризации под влиянием общественно-политических событий и идеологии, имеют национально-специфический инвариант и одновременно более интернациональны по своей сути, чем остальные, поэтому есть основания говорить об общечеловеческих морально-нравственных ценностях: благо, добро, свобода, правда, труд и подобных.

Принцип иерархической упорядоченности концепта, свидетельством которому является языковая системность, когнитивный принцип, так как классифицирует окружающую действительность.

Исходя из специфики человеческого мышления, в основе которого лежит его способность вычленять отдельные предметы (дифференцирующая функция), устанавливать их связь с себе подобными (идентифицирующая функция) и объединять по общим признакам (классифицирующая функция), когнитивный классификатор «иерархическая упорядоченность» является одним из главных;

2) неслучайность компонентов концепта. В основе этого когнитивного принципа лежит способность человеческого мышления актуализировать/неактуализировать предметы и явления окружающей действительности. Процесс этот осуществляется на основе логической и ментальной мотивированности, которые вербализируются с помощью лексико-семантического инвентаря.

Логическая мотивированность предполагает структурирование концепта с точки зрения взаимоотношения предметов и

явлений и в большей степени носит гносеологический характер, отражая источник познания, его формы и методы, условия достоверности и истинности (А. Ф. Лосев). Логическая мотивированность устанавливает логические связи между предметами и явлениями окружающей действительности по определенному когнитивному классификатору: цвет, форма, функция; позитивность - негативность и т. д. (Э. Д. Хаустова).

Логическая мотивированность носит интернациональный характер, хотя и «обусловлена координатами иного культурного пространства» (Т. А. Фесенко). На уровне концептов с конкретным понятийным содержанием она базируется на конкретно-чувственном восприятии действительности, что подчеркивает ее когнитивный характер, и национально окрашена незначительно.

Иногда логическая мотивированность репрезентантов концепта затемнена в силу ментальной и культурной специфики нации, что показано в диссертации на примере субординатного концепта крюк, дверная петля, включенного латинянами в концепт благо. С этих позиций лексико-семантическая мотивированность репрезентантов концепта является одним из важных факторов его структурирования.

Таким образом, когнитивный принцип структурирования концепта неслучайность компонентов основывается налексико-семантической и ментальной мотивированности, что иллюстрируется концептом благо в замкнутой когнитивной системе латинского языка;

3) социокультурная многоаспектностъ — третий принцип структурирования концепта. В концептах, репрезентирующих отвлеченные понятия, он отражает культурологическую ситуацию, сложившуюся в обществе в тот или иной исторический период (W. Chafe, О. Jespersen).

Отделить его от признака ментальной специфичности невозможно. Кроме того, этот когнитивный принцип «сильно ограничивает набор допустимых интерпретаций и тем самым способствует адекватности понимания» (А. Р. Абитова). В рамках указанного принципа концепт благо/добро включает в себя понятия как материальной (имущество), так и духовной (милосердие, кротость) культуры. Через лексико-семантические связи

субординатных уровней концепта проявляется и культурологическая многоаспектность.

Особый акцент делается на мифологемах исследуемого концепта, это детализирует культурологический аспект исследования, выводя понятие «концепт» за рамки лингвистики, что методологически существенно. При этом в исследовании неизбежно появляется понятие о метафоре, что усиливает когнитивный аспект, так как в ее основе лежат мыслительные ассоциативные связи.

Изучение концепта в контексте мифологем позволяет увидеть бинарность его оппозиций, в основе которой лежат разные признаки: философский (концепт как проявление мира реального и идеального), культурологический, предполагающий выявление специфики концепта при сопоставительном анализе сходного лингвистического материала разных языков; семантический, в основе которого лежит антонимия, позволяющая наиболее рельефно показать специфику концепта: добро воспринимается таковым лишь на фоне зла, правда на фоне лжи и клеветы, что есть особенность когнитивного восприятия действительности. Помимо этого, мифологема - всегда свернутый текст, позволяющий в его буквальном прочтении увидеть жизнь, быт, культурные ценности наших предков, что усиливает одну из наиболее важных сторон в изучении концепта - этимологическую.

Таким образом, мифологемы и сопутствующая им бинар-ность восприятия действительности позволяют представить системность языка в виде оппозиций и корреляций различных типов, на различных языковых и логико-понятийных уровнях, «таксономически упорядочивая разнообразные единичные явления» (И. Б. Руберт).

Анализ лексико-семантического сегмента мертвого языка мотивирован тем, что процессы в нем давно завершились, поэтому появилась прекрасная, на наш взгляд, возможность выявить теоретико-прагматическую базу структурирования концепта без субъективного со стороны носителей языка влияния. Кроме того, предложенный анализ указывает на древние истоки формирования русской концептосферы в лице ее сегмента - гетерогенного концепта благо/добро.

Во втором разделе данной главы — «Функционирование гетерогенного концепта благо/добро периода становления русской ментальной парадигмы» — отражен диалектический подход к языку, заключающийся в его рассмотрении как динамичной структуры. Констатируется тот факт, что движение это может быть прогрессивным, а может быть и регрессивным. Функционирование в ментальном поле русского этноса концепта благо/добро, к сожалению, отражает второй путь. Его специфика заключается не только в потере в течение определенного исторического периода нескольких сотен лексико-семантических единиц, но и в отражении деформации ментального поля нации, что иллюстрируется в лексикографической практике пометой «устар.» таких ментально значимых для нации понятий, как благодетель, благодеяние, благословение, благомыслие, благонадежность и других; вместе с этим деэтимологизация, как отмечается в данной части работы, тоже является свидетельством тому, что нация несет ментальные потери: так, лексема благой утратила свое основное (позитивное) значение - «хороший, добрый» и сохранилась лишь в негативном варианте - «сумасбродный, взбалмошный».

В разделе теоретически обосновывается номинация классификаторов и предлагается их типизация — продуктивно выраженные (активные) когнитивные классификаторы и непродуктивно выраженные (пассивные) когнитивные классификаторы. В основу такой дифференциации положена лишь лек-сико-семантическая продуктивность, но не ментальная значимость для общенациональной концептосферы. Продуктивно выраженных классификаторов выделено шесть, непродуктивно выраженных - три.

Древнерусский концепт благо для выражения основного лексического значения имел шестнадцать лексико-граммати-ческих вариантов: благодать, благодатъство, благодатие, бла-гостыня, благость, благота, благоденьство, благодеиствова-нье, благоделье, благодетелъство, благодеть, благодетье, благодеяние, благотворение, благодействие, благодательство.

Продуктивность парадигмы лица, обозначающего человека, творящего благо, говорит о социальной значимости такой лич-

ности: благодавъцъ, благодатель, благодатникъ, благодетель, благодетьникъ, благодеяньникъ, благолюбьць, благоподвижь-пикъ. Как видим, указанная парадигма отражает целый диапазон -от простого «делателя» блага или дающего его (благодеяньник, благодатель) до человека, который вкладывает в эту деятельность душу (благолюбьць - тот, кто любит делать благо) и даже возводит эту деятельность в ранг подвижничества (благопо-движьникъ). Таким образом, можно выделить первый когнитивный классификатор концепта благо в древнерусский период - персонифицированное благо.

Ментальную деформацию современного общества отражает наличие всего одной лексемы, обозначающей человека с подобным качеством, — благодетель, да и то сопровождающейся в словаре пометой «устар.». Как известно, подобные лексические лакуны - свидетельство отсутствия в ментальной концептосфе-ре понятия, которое оно могли бы выражать.

Второй когнитивный классификатор - конфессиональ-ностъ — является самым продуктивным в лексико-семантическом и, следовательно, ментальном поле. Он представлен 33 словоформами, что составляет самый большой процент от общего количества слов концепта благо - 6,8 %. При этом данный классификатор заполнен семантически неэквивалентными элементами, поэтому можно внутри выделить три подвида: а) богопо-читание как нейтральный компонент экспрессивного поля; б) богобоязнь как негативный компонент экспрессивного поля; в) благоговение как позитивный компонент экспрессивного поля.

Базовыми лексемами когнитивного классификатора конфес-сиональностъ были благочестъе, благобоязнъ и благоговение, каждая-из которых имела дублетные формы и разветвленную деривационную систему. Наличие продуктивных дублетов благобоязнъ, благобоязньство, с одной стороны, и благоговение, благоговеиньство, с другой, лишь подчеркивает актуальность понятий, ими отражаемых, и указывает на конфликт деривационной нормы.

Третьим продуктивным классификатором является активное благо, или благо как поступок. На его долю приходится 5,6 % всего исследуемого фактического материала. Семь лексем

этой парадигмы субстантивной формой отражают это понятие: благодеяние, благоделье, благодеиство, благодетъ, благодетье, благодетелъство, благодеиствованье. В настоящее время из семи лексем осталась всего одна {благодеяние), да и то сопровождаемая пометой «устар.» (Словарь современного русского языка). Древнерусский менталитет на арену благотворительности выводит женщину - благодетельница, что в большей степени является исключением, чем правилом: в названиях лиц древнерусского периода по роду деятельности парадигма рода находится в зародышевом состоянии в силу отказа женщине в социальной значимости и активной жизненной позиции. Глагольная парадигма указанного лексико-семантического поля тоже продуктивна, но выражается только формой несовершенного вида, что может актуализировать бесконечность во времени самого процесса, невозможность его завершенности: благодеяти, бла-годелати, благодеиствовати, благодетельствовати, благо-детьствовати, благодеиствоватися, благодетъствоватися.

И здравый смысл жизни, и язык показывают, что благо делают для того, чтобы его давать, поэтому продуктивно в древнерусском языке представлена деривационная система лексемы благодать. Понятие было отражено четырьмя абстрактными существительными, представляющими разные словообразовательные модели: благодать, благодатьство, благодатие, бла-годательство. Персонификация процесса отражена в субстан-тивах с суффиксами - тель и - ник, традиционно обозначающими в русском языке лицо по роду деятельности - благодатель, благодатъникъ. Словообразовательное гнездо данного понятия представлено пятнадцатью элементами, что составляет 3,1 % от общего количества древнерусского концепта благо.

Благо не только дают, но и дарят, о чем свидетельствует наличие в активном словаре наших славянских предков лексем благодарение (благодарив) и благодарьство (благодарьствие). Семантический анализ показывает, что именно на этом этапе в процесс включается реципиент: благо не только делают, дают и дарят, но и с благодарностью принимают. Отражение языком ответной реакции «потребителя блага» утверждает нас в мнении, что чувство благодарности было важным компонентом

ментальности древнерусского человека. Двадцать лексико-грамматических единиц подтверждают это, что составляет 4 % от всего состава концепта благо.

Если принять во внимание семантическое тождество понятий, выраженных лексемами благодеяние, благодательство, благодарность, и суммировать их показатели, то на их долю приходится 12,7 % от всех лексико-грамматических форм древнерусского концепта благо.

Таким образом, когнитивный классификатор активное благо, являясь проектором определенного сегмента ментального поля русского этноса, демонстрирует нам не только деривационную эволюцию лексемы, но и позволяет проникнуть в духовную жизнь наших предков, для которых делать добро и давать добро было ментально маркировано.

Кроме сказанного, к когнитивному классификатору активное благо семантически примыкает классификатор потенциальное активное благо, отражающий готовность носителя национального менталитета к совершению добрых дел. Базовыми лексемами в нем являются абстрактное существительное благопо-двизанье (склонность к добру), конкретное существительное, обозначающее лицо, - благоподвижьникъ и глагол благоподви-затися со значением «совершать добрые дела».

Наличие в ментальной и лексико-семантической парадигме элементов, отражающих потенциальное активное благо, говорит о стабильности морально-нравственных устоев, не только реализующихся в коммуникативной ситуации, но и имеющих резервы.

Четвертый когнитивный классификатор является, пожалуй, самым важным в христианском мире - благоожидание, выраженное базовой лексемой благовестъе, в культовом понимании - Евангелие, в светском - благовествие, благовествование, благовещение, благовещание. Прийдя в древнерусский язык из церковнославянского, эти лексемы, естественно, несли в себе религиозное содержание, которое существует и в наши дни. Словообразовательное гнездо лексемы благовестъе в древнерусском языке было продуктивным и выражалось семнадцатью словоформами. Приоритеты распределись между абстрактными

существительными и глаголами - благовестити, благовестити-ся, благовещати, благовестовати, благовестоватися, благове-ствовати. Кроме того, как и в случае благодетель - благодетельница, здесь представлена оппозиция по признаку пола, признающая за женщиной определенное социальное право: благо-вестьникъ - благовестьница.

Пятым когнитивным классификатором целесообразно считать вербализованное благо. Благословение — не только основная в этом лексико-грамматическом сегменте, но и базовая во всем христианском мировосприятии, и русском в том числе. Благословение - это не только «призвание на кого-либо Божьей помощи, благодати» с целью подключения к христианскому эг-регору или «часть просфоры» (Словарь древнерусского языка), это еще и «одобрение, поощрение» (Словарь современного русского языка). Благословение в древнерусском языке соседствовало с благословием в значении «слава, уважение, хвала» и бла-гославием с тем же значением. Неслучайна нейтрализация вторых компонентов этих лексем: слово должно славить, лишь в этом случае формируется высоко духовная нация. Тех, кто дарил людям благое слово, в Древней Руси называли благословьцъ и благословесъникъ.

Таким образом, лексико-семантическое гнездо, выраженное базовой словоформой благословение, является одним из важных в коммуникативной системе русского языка, так как отражает особо значимый сегмент ментального поля. Продуктивное словообразовательное гнездо, занимающее 3,5 % всей лексико-семантической системы концепта благо, свидетельствует об актуальности понятий, им отображаемых.

Шестой, и последний, продуктивный когнитивный классификатор - благо как состояние. На его долю приходится 2,7 % от общего количества лексико-грамматической базы древнерусского концепта благо. Основными лексемами здесь являются отвлеченные существительные блажение и блаженьство. Некоторые из элементов этой лексико-грамматической парадигмы особенно значимы для русского человека, так как обозначают главные понятия его ментальной концептосферы. Так, прилагательное блаженыи, в древнерусском языке имевшее

значение счастливый, блаженный, святой, испокон веков на Руси обозначало людей, занимавших особое место в обществе: в социальном плане - низшую ступень иерархической лестницы, в духовном - вознесенных на вершину социальной пирамиды. Если в католической церкви блаженными объявлялись Римским папой люди «богоугодные», чьи заслуги перед церковью были неоспоримы, то в Русской православной церкви в первую очередь так называли юродивых, которые считались Божьими людьми. Многие из них были причислены церковью к лику святых. В миру же считалось большим грехом обидеть блаженного. Таким образом нация проявляла духовную зрелость и лучшие качества своего менталитета - сострадание, сопереживание, сочувствие.

В древнерусском языке функции субстантива со значением лица и адъектива с тем же значением дополнительно распределились: когда говорили о святых, использовалась субстантивная форма - блаженъникъ, блаженикъ; когда же речь шла о «мирском человеке», использовали адъективную форму — блаженыи. Так религиозная жизнь отделялась от обыденной, и так мирская жизнь перетекала в духовно-религиозную.

Как видим, для создания таксономической модели ментального поля (сегмента) нации необходимо использовать когнитивные классификаторы. Это поможет языковыми средствами выразить мировосприятие как систему. Необходимо дифференцировать эти классификаторы, выделив среди них активные и пассивные. Активными следует считать ментально наиболее значимые и продуктивно представленные на лексико-граммати-ческом уровне. Остальные когнитивные классификаторы, на-смотря на их безусловную актуальность для ментальной парадигмы, следует считать непродуктивными, учитывая в этом случае лишь языковую базу.

Древнерусский концепт благо представлен и непродуктивно выраженными (пассивными) когнитивными классификаторами, на долю которых приходится менее двух процентов. Обычно они представлены пятью-семью лексико-грамматическими формами. Однако такая количественная непродуктивность вовсе не свидетельствует о ментальной незначимости. Напротив, исполь-

зование лексико-грамматических форм, репрезентирующих концепт благо, в различном лексико-семантическом окружении говорит об универсальности концепта и существовании его не только в духовно-нравственной сфере нации, но и утилитарной. Так, не последнюю роль отводили наши славянские предки уму, но критерием его существования считали нравственное начало: благооумьникъ - это не только благоразумный человек, но еще и благонравьныи, а благонравие - это категория нравственная. Таким образом древнерусский менталитет возвышал утилитарный, прагматический ум до духовного уровня.

Непродуктивно выраженный когнитивный классификатор генетическое благо, репрезентированный в древнерусском языке базовыми лексемами благородие, благороженъе, благородъ-ство, занимая важное место в концептосфере русского этноса, сыграл не последнюю роль в русской ментальной эволюции. Признак, актуализированный еще с античных времен, вошел и в русскую лингвокультурологическую парадигму, в определенный исторический период выполнив роль лакмусовой бумажки русской нравственности.

Древнерусская лексема благоотьчить (знатного происхождения) содержала в своем составе однокоренной со словом «Отчизна» элемент, поэтому благородство в понимании наших предков - это еще и благородное отчество (род), а возможно, и Отечество.

Древнерусский менталитет всячески поддерживал институт семьи. Свидетельством тому и наше литературно-художественное наследие, и история, и язык, который, кроме благого рода по восходящей, актуализировал это же понятие в нисходящих поколениях; так, словоформы благоплеменьство и благочадье (благочадьство) актуализировали понятие «удача в детях, родительское счастье» (Словарь древнерусского языка). Так язык иллюстрировал преемственность поколений, сохранение которой - залог социальной стабильности общества и нравственной его крепости.

Из 485 лексико-грамматических форм древнерусского концепта благо 33 % представлено базовыми лексемами, а 67 % -компоненты их словообразовательных гнезд. Кроме того, боль-

ше 16 % лексем не имеют словообразовательного гнезда и представлены лишь одной словоформой. Такая статистика иллюстрирует и разветвленность лексико-грамматической парадигмы, свидетельствующей о том, что многие понятия древнерусского концепта благо отражали широкий диапазон его ментально-культурологического осмысления и широту восприятия мира через указанный концепт.

Непродуктивно выраженными когнитивными классификаторами древнерусского концепта благо следует также считать:

— социальные каноны, которые четко описывали позитивную с точки зрения современников личность. В силу того, что вся жизнь древнерусского и средневекового общества была строго конфессиональна, к личности предъявлялись духовно-нравственные требования, соответствующие христианской морали. Доминирующим было благосъмерение со значением «кротость, смирение, послушание богу». В русской храстианской традиции совершенно невозможен был вопрос, который позже поставила западная философско-филологическая мысль: Бог -это Добро или Зло? (Т. А. Левина, О. И. Заворыкина). Для русского человека Бог - это всегда высшее благо, и ницшеанское «убить Бога» на нашей национальной почве стало возможным лишь много веков спустя, да и то по историческим меркам не на долгий период.

Перечисленные качества предполагали и благотечение — подвижнический, нравственный образ жизни. Подвижничество вообще в христианской религии является вершиной духовного подвига. Релевантность понятия, востребованность обществом сохраняли его в течение столетий, донеся до наших дней в высоком стиле.

По мнению наших славянских предков, человек представляет собой открытую систему: он должен не только творить добрые дела (благотворитель, благодателъ, благодеянъникъ), но и быть открытым для них - благоготовъ.

Кроме духовности, социальные каноны отражают и чисто светский идеал личности, хотя в его основе по-прежнему лежит христианская мораль. Согласно ей, человек должен быть благо-сьрдьнъ (благосердечен, милосерден). Актуальность этого поня-

тия для менталитета русской нации подтверждается тем, что оно тоже прошло сквозь столетия. Древнерусское понятие о милосердии представлялось статичным и динамичным, тем самым указывались пути использования этого качества: благосьрьдие реализовывалось в блогомиловании как поступке.

Наш славянский предок должен был быть благоугодьным (добродетельным, угождающим) и благоприятьным (благожелательным). Но вместе с тем благодьрзнооустьнъ (смел в высказываниях) , благодързьнъ (откровенен) и благоизповедьнъ (правдив).

Как видим, взаимоисключающие с точки зрения современной нравственности понятия - благожелательность, смелость в высказываниях и угождение - в концептосфере более ранних периодов развития русской нации безболезненно уживались. Об этом свидетельствует не только лексикография, но и литературное наследие.

Одним из главных компонентов нравственного базиса христианской морали является покорность, кротость. Анализ языкового материала показывает, что религиозные установки, привнесенные на русскую почву, приходят в противоречие с требованиями светской жизни: бесконечные войны с внешними и внутренними врагами не могла вести нация (а на определенном этапе - племена, впоследствии ее составившие), покорная. Благокротостъ, соседствующая с благооумиленьем (смирением духа), благоподобьем (послушанием), благопослоушанием, бло-гопокорением (повиновением), не прижилась на русской земле, но, нейтрализовавшись с русским бунтарским духом, дала миру нацию бесконечно долготерпимую.

Христианская религия, ставшая основой русской литературной словесности, живописи, архитектуры, прижилась на русской национальной почве в силу идентичности мировосприятия, но некоторые из ее нравственных канонов противоречили менталитету русских, и язык прекрасно иллюстрирует этот конфликт: с одной стороны - призыв к благоповинности, что очевидно имеет христианские истоки, с другой - формирование активной жизненной позиции, что, по всей вероятности, восходит к сугубо народному видению жизни - благорьвение, благо-мужие (мужество, храбрость). Но два этих начала - христиан-

ское и светское — сходились в мнении, что человек должен быть благоработьливъ (трудолюбив).

- внешнее восприятие окружающей действительности и человека как ее составляющей. Этот непродуктивно выраженный когнитивный классификатор приоритеты отдает, красоте окружающей. С этой целью язык создает несколько синонимичных лексико-грамматических элементов, отражающих конкуренцию двух форм: благолепие и благокрашенье. Можно считать, что стилистическая нейтрализация указанных форм осуществляется в лексеме благовидение, являющейся базовой в сенсорном восприятии древнерусским человеком действительности. Кроме осязания, языковой материал отражает все пути восприятия действительности: зрительное восприятие передается через указанные выше характеристики действительности плюс описание человеческого облика: благороумяньствие,. благо-видьнъ (благообразный); работу вербально-слухового коммуникативного канала отражает наличие лексем благоречие (красноречие), благовидъпъ (хорошо видимый) и их производных; реакцией на обонятельное восприятие действительности является наличие отвлеченных существительных благоухание, благовоние, благовоняние, благовоньство; восприятие действительности через органы вкуса отражено в лексеме благогорькь, которая интересна не только тем, что со временем тоже деэтимологизировалась, приобретя значение «неприятный, тяжелый», но и отражает в одном слове нетипичную для языка семантическую несовместимость: первая часть имеет позитивное значение, вторая — негативное.

Таким образом, непродуктивный классификатор внешнее восприятие окружающей действительности представлен отражением в сознании окружающего мира и человека как его части. При этом через биологические способности (органы чувств) мир вокруг человека не только классифицируется, но и квалифицируется, приобретя оценочные характеристики. Продуктивность исследуемого концепта по сравнению с другими языковыми средствами позволяет утверждать, что мир древнерусским человеком воспринимался как благо. Это культивиро-

вала христианская религия, это поддерживалось светским мироощущением;

- материальная жизнь - непродуктивно выраженный когнитивный классификатор, существенный для ментально-культурологической парадигмы русского этноса тем, что отражал конфликт христианских канонов, отдающих приоритет духовным ценностям («Не копите сокровищ в сундуках ваших — копите в сердце своем»). Светские же установки указывают на извечное стремление человека к материальному достатку - материальному благу. Конечно же, в аграрной Древней Руси актуализировалось понятие благоплодие со значением «плодородие»: благоцвести в буквальном значении «пышно цвести» -тоже залог плодородия. Лексемой благоконьнъ (славящийся конями), пожалуй, исчерпывается материальный мир наших предков, выраженный концептом благо.

Таким-образом, непродуктивно выраженные когнитивные классификаторы в основном отражают нерелигиозное восприятие окружающей действительности, все многообразие которой наши предки воспринимали как благо. Такая открытость и расположенность к миру свидетельствует о духовной силе и духовном здоровье нации.

Проведенный нами анализ когнитивных классификаторов обоих типов показал и негативные тенденции: наше общество движется по пути прагматизации, которая сопровождается дест-руктуризацией нравственных ценностей и значительной их потерей. Исчезновение ряда лексико-семантических звеньев в общей цепи репрезентантов концепта указывает на характер ментальных утрат. Так, доминирование когнитивного классификатора добро альтруистическое утверждает духовные приоритеты в жизни наших славянских средневековых предков, что ярко иллюстрирует протопоп Аввакум в своем литературном наследии. Активизация в наши дни когнитивного классификатора добро утилитарное иллюстрирует значительные потери духовности современным обществом.

В разделе «Индивидуальная концептосфера как способ репрезентации менталитета нации. Продуктивный сегмент (на материале литературного наследия протопопа Авваку-

ма)» показаны пути, по которым можно определить степень «национальности» того или иного исторического лица. Особенно это важно, когда речь идет о писателях и поэтах, призванных «глаголом жечь сердца людей», и о людях с высоким социальным статусом, в силу которого вынужденных решать государственные проблемы. Если их индивидуальная концептосфера совпадает с общенациональной, значит, они истинные выразители народных чаяний. Если же нет - лжепророки, преследующие свои интересы под маской заботы о нации. Несмотря на такое различие, тех и других называют «модельными личностями», которые «представляют собой прототипный образ» (В. И. Карасик).

В данном разделе проанализировано пятьдесят четыре литературных произведения протопопа Аввакума, в том числе и его «Житие». Такой выбор является логически закономерным продолжением предыдущей части работы, так как показывает завершение, пожалуй, главного этапа нашей истории - этапа формирования русской нации. Кроме того, в этот период происходит одно из тяжелейших испытаний русской духовности. Анализ ментального сегмента, репрезентированного концептом благо/добро, показывает, как высоконравственные люди отстаивали национальные морально-этические ценности.

Репрезентация концепта благо представлена 312 словоформами, репрезентация концепта добро — 112 словоформами. Таким образом, гетерогенный концепт благо/добро в языке представлен 424 лексическими единицами и их словоформами.

Концепт благо/добро, зафиксированный в лексикографической практике, литературных произведениях протопопа Аввакума и русском фольклоре - пословицах и поговорках, позволил увидеть аксиологический диапазон наших предков и сравнить его с современным. Анализ языкового материала средневекового периода позволил сделать вывод о том, что русское общество имело высокий духовный потенциал, во многом базирующийся на христианской религии.

Анализ индивидуальной концептосферы, в данном случае духовного лидера старообрядчества протопопа Аввакума, и ее сравнительный анализ с общенациональной, отраженной в по-

словицах и поговорках, позволил сделать вывод о том, что Аввакум Петров - истинный выразитель национального менталитета. Путь, который он проповедовал для русского народа, скорее всего, не дал бы России возможности европеизироваться, но и не позволил бы ей поддаться «европозависимости».

В основу Главы III «Паремии как сегмент ментального поля нации и репрезентант концепта благо/добро» положен конфронтативный метод исследования пословиц и поговорок (В. Аврамова, Г. В. Аксенов, Е. Ф. Арсентьева, А. Р. Залялеева, И. А. Волостных, С. Георгиева, С. П. Гочева, А. М. Григораш, В. Ф. Занглигер, К. Э. Нагаева, П. Саввова, Тань Цзюнь, Т. Н. Фе-дуленкова, Н. П. Чернева, Н. В. Шибика), который помогает детальнее изучить специфику менталитета нации. Использование в исследовании мифологем позволило расширить границы концепта, что отвечает требованиям когнитивной лингвистики (И. Б. Руберт).

В главе представлены семантические оппозиции и корреляции, что иллюстрирует систематизацию исследуемого лингвистического материала и, как следствие, упорядоченный сегмент ментального поля. Сравнение сегмента концептосфер разных народов, выраженного концептом благо/добро, показывает ментальную сопряженность народов в отношении морально-нравственных ценностей.

Данная часть работы иллюстрирует выход способов вербализации концепта за пределы формо- и словообразовательной модели, что логически мотивировано: аксиологические концепты, как и любые другие, обозначающие абстрактные понятия, полисемантичны, что и отражает лексический инвентарь. В концепт благо/добро народы мира, в том числе и русский, включают в первую очередь правду, труд, ум (мудрость), счастье и богатство. При этом отношение к первым четырем понятиям единодушно позитивное, а вот богатство как в общем-то позитивное качество у народов вызывает единодушное неодобрение. Не потому ли это происходит, что трудом праведным не построишь палат каменных (рус)?

Money will do anything (англ.).

Деньги могут все (рус).

Есть деньги - сможешь и черта заставить крутить мельницу (кит.).

Семантическая и лексическая идентичность многих идиоматических выражений говорит об объективности выводов и, к сожалению, закономерности явлений. Так, англичане утверждают: A golden key opens every door; немцы вторят: Ein goldner Schlussel offnet alle Tore, Золотой молоток и железные ворота отпирает (рус). Китайцы отходят от европейской метафоричности, прозаично выражая власть «презренного металла»: Есть деньги, десять тысяч дел - ерунда, без денег трудно и один шаг сделать.

Судя по лингвистическому анализу пословиц и поговорок, к богатству стремятся не только ради самих денег, но и из-за всеобщего уважения, потому что коли богатый заговорит, так есть кому послушать (рус), а слов бедняка никто не слушает (Библия). Закономерность отраженных в фольклорных идиомах событий подчеркивается не только их семантической и лексической тождественностью, но и тем, что народы как будто бы ведут диалог, в котором одна нация начинает повествование, а другая, не нарушая ни жанра, ни стиля повествования, продолжает его. Деньги, по утверждению китайцев, десять тысяч дел помогают обстряпать. Даже Книга книг — Библия - констатирует, что у богатого много друзей. Англичане и русские вторят: «All things are obedient to money»; «С деньгами можно вести разговор». Деньги действительно решают много проблем в жизни человека, но вряд ли будет верным согласиться с народами в том, что когда деньги говорят - правда молчит (рус).

Очевидно, что не богатство - зло, а его обладатель, который голодного не разумеет. Жизнь показывает, что человек, который, приобрел богатство «трудом праведным», становится меценатом, а тот, кто приобрел его нечестными путями, - нуворишем. Отторжение и неприязнь народов мира вызывают люди, которые залезли в богатство - забыли и братство (рус).

Таким образом, говоря о национальной концептосфере разных этносов и расширении в ней границ концепта благо/добро, можно смело утверждать, что на ментальном уровне цивилизо-

ванные народы мира очень схожи и проповедуют одни и те же аксиологические ценности.

В Заключении подводятся итоги исследования, делаются выводы о закономерностях структурирования концепта благо/добро и концептосферы в целом, подчеркивается важность и указываются пути изучения менталитета нации не только как научного объекта, но социального и культурного явления. В целом анализ языкового материала подтвердил научную гипотезу, выдвинутую в начале работы, о том, что любая динамичная система, каковой является язык, открыта и нуждается в дальнейшем теоретическом осмыслении и прагматическом изучении. Именно это дало возможность расширить в данном диссертационном исследовании теоретический диапазон когнитивной лингвистики, переведя аксиому в постулат.

Основные выводы, сделанные в результате исследования, сводятся к следующему:

1. Славянская попытка категориального осмысления действительности отличается от античной и древневосточной более поздним обращением к проблеме, философской немотивированностью и прагматической направленностью.

2. Определение национальной концептосферы происходит по доминирующей групповой концептосфере, но предполагает вариативность. Особенно ярко это проявляется в многонациональных государствах.

3. Для выявления национальной специфики концептосфе-ры необходимо структурировать концепт, представив его таксономическую модель.

4. Таксономическая модель концепта представляет собой четкую структуру с базовым, суперординатным и субординат-ными уровнями.

5. Для упорядочения субординатной структуры необходимо ее градуировать, введя понятия «концепт первой ступени включения, второй...».

6. Национальная специфичность ярче выражена на более низких субординатных уровнях.

7. Ментальная нейтрализация концептов разных концепто-сфер осуществляется на уровне базового концепта, что является свидетельством наличия общечеловеческих ценностей.

8. Принципы структурирования концепта сводятся к иерархической упорядоченности, неслучайности компонентов концепта, социокультурной многоаспектности.

9. Концепты, отражающие абстрактные понятия, а особенно аксиологические, структурируются гораздо сложнее, чем те, которые обозначают понятия конкретные.

10. Изучение структуры и закономерностей функционирования концепта благо/добро привело к выводу о необходимости введения понятий «гомогенный» и «гетерогенный концепт».

11. Концепт благо/добро в течение многих столетий охватывал все стороны жизни русского общества и был продуктивно представлен в языке.

12. История формирования концепта уходит в глубь веков, что говорит об устойчивом представлении русских о добре и зле, сформировавшемся еще в дохристианский период.

13. Христианство расширило языковую и ментальную парадигму концепта благо/добро.

14. Функционирование концепта благо/добро в русском языке донационального периода рельефно вырисовывает ментальные черты русского народа, сформировавшиеся из двух источников - христианства и народно-светского представления о морали.

Диссертационное исследование имеет четыре Приложения, отражающие лексико-сёмантический и функциональный ареал вербализованного концепта благо/добро в период с XI века и до наших дней.

Приложение 1 «Деформация сегмента ментального поля. русской нации, выраженного концептом благо» представляет собой сводную таблицу, включающую лексико-семантический арсенал древнерусского концепта благо в сопоставительном анализе с его инвентарем в XIX веке (по данным словаря. В. И. Даля) и XX веке по данным Словаря современного русского языка.

Приложение 2 «Деформация сегмента ментального поля русской нации, выраженного концептом добро» представляет собой сводную таблицу, включающую лексико-семантический арсенал концепта добро в сопоставительном анализе его инвентаря с древнерусского периода и до наших дней.

В Приложении 3 «Функционирование репрезентантов концепта благо/добро в индивидуальной концептосфере (на примере литературного наследия протопопа Аввакума)» представлено 385 контекстных единиц (предложений), содержащих в своем составе все лексико-семантические варианты концепта благо, использованные протопопом Аввакумом в 54 его сочинениях, и 97 контекстных единиц концепта добро.

Приложение 3 дает возможность увидеть частотность употребления той или иной лексической единицы, репрезентирующей концепт благо/добро, что отражает морально-этические предпочтения народа в тот исторический период, например, лексема благословение (благословить) встречается 135 раз, благодать — 31 раз, благодарение - 15 раз, а благородие, благосостояние всего один раз. Такая статистика показывает актуализацию когнитивного классификатора добро альтруистическое в сознании средневекового славянина.

В Приложении 4 «Концепт благо/добро и его субординат-ные компоненты в интернациональной концептосфере» содержатся сведения о восприятии исследуемого концепта фольклором. Англо-американские, русские и китайские пословицы и поговорки показывают восприятие таких понятий, включаемых в концепт благо/добро, как правда, честность, труд, счастье. Сопоставительный принцип подачи материала позволяет проследить ментальную тождественность народов при отношении к морально-нравственным ценностям.

Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях автора:.

1. Сафонова, Н. В. Концепт благо/добро как сегмент ментального поля нации (на материале русского языка) / Н. В. Сафонова. - Тамбов: Изд-во ТГУ, 2003. - 350 с.

2. Сафонова, Н. В. Изучение русского языка как неродного через призму исторического развития общества // Актуальные проблемы языкознания и методики обучения иностранным языкам / Н. В. Сафонова.-Тамбов: ТВВАИУ, 1994. - С. 64-66.

3. Сафонова, Н. В. Социолингвистические изменения мен-тальности / Н. В. Сафонова // Слово - I. - Тамбов: Изд-во ТГУ, 1996.-С. 225-228.

4. Сафонова, Н. В. Философия жизни постсоветского периода (на материале пословиц и поговорок) / Н. В. Сафонова // IV Царскосельские чтения: Междунар. науч.-практич. конф. -СПб., 2000. - Т. V. - С. 156-158.

5. Сафонова, Н. В. Лингвистические проблемы рубежа веков / Н. В. Сафонова // Культура и образование на рубеже тысячелетий: Междунар. науч.-практич. конф. - Тамбов, 2000. - С. 219221.

6. Сафонова, Н. В. Ментальность и ее отражение в языке (на сопоставительном материале русской, английской и китайской фразеологии) / Н. В. Сафонова // Состояние и перспективы сопоставительных исследований русского и других языков: Ме-ждунар.симпозиум МАПРЯЛ. - Белград, 2000. - С. 81-82.

7. Сафонова Н. В. Рече-поведенческая тактика презентации, (представления) личности (ментальный аспект) / Н. В. Сафонова // Филология и культура: III Междунар. конф. - Тамбов: Изд-во ТГУ, 2001 .-С. 95-98.

8. Сафонова, Н. В. Один из аспектов русской ментальности / Н. В. Сафонова // Актуальные проблемы современной русистики: Междунар. конф. - Тамбов: Изд-во ТГУ, 2001.

9. Сафонова, Н. В. Проблема идиоматической эквивалентности различных языков как психолого-педагогический фактор адаптации иностранных студентов / Н. В. Сафонова // Композиционная семантика: Мат-лы третьей междунар. школы-семинара по когнитивной лингвистике. - Ч. II. - Тамбов: Изд-во ТГУ, 2002.-С. 148-150.

Ю.Сафонова, Н. В. Ментальность как фактор психолого-педагогической адаптации при изучении родного и неродного языка / Н. В. Сафонова // Композиционная семантика: Мат-лы

третьей междунар. школы-семинара по когнитивной лингвистике. - Ч. II. - Тамбов: Изд-во ТГУ, 2002. - С. 32-34.

П.Сафонова, Н. В. Языковая акклиматизация как психолого-педагогический фактор адаптации иностранных студентов / Н. В. Сафонова // VI Царскосельские чтения: Междунар. науч.-практич. конф. - СПб., 2002. Т. II. - С. 156-157.

12. Сафонова, Н. В. Филологические резервы ментальной адаптации / Н. В. Сафонова // Инновационные технологии преподавания русского языка в школе и в ВУЗе. - Тамбов: Изд-во ТГУ, 2002.

13. Сафонова, Н. В. Один из факторов адаптации при изучении русского языка как иностранного / Н. В. Сафонова // Вестник высшей школы. - 2003. - № 6.-С. 15-17.

14. Сафонова, Н. В. Лингвистические аспекты межэтнической коммуникации / Н. В. Сафонова // Самостоятельная работа студентов. - Тамбов: Изд-во ТГУ, 2003.

15. Сафонова, Н. В. Языковая картина мира постсоветской молодежи / Н. В. Сафонова, Т. Воротнева // VII Державинские чтения. Филология и журналистика. - Тамбов: Изд-во ТГУ, 2002.-С. 79-80.

16. Сафонова, Н. В. Таксономия как способ когнитивного исследования // Феномен прецедентности и культурные традиции: Мат-лы конф. - Воронеж, 2003.

17. Сафонова, Н. В. Роль дискурса в интернациональной среде / Н. В. Сафонова // Филология и культура: Мат-лы 4-й междунар. науч. конф. — Тамбов: Изд-во ТГУ, 2003.

18. Сафонова, Н. В. Языковая картина русского и китайского этносов как путь подключения к ментальному полю нации / Н. В. Сафонова // Культура, искусство, образование: проблемы и перспективы развитие: Мат-лы междунар. науч.-практич. конф. Ч. II. - Смоленск, 2003. - С. 168-176.

19. Сафонова, Н. В. Интертекстуальность как отражение этнокультурного сознания / Н. В. Сафонова // Вестник Российского университета дружбы народов. Сер. Русский язык нефилологам. Теория и практика. - № 1 (4). - 2003. - С. 93-98.

20. Сафонова, Н. В. Когнитивные проблемы изучений менталитета нации / Н. В. Сафонова// Мат-лы 10-й междунар. конф. МАПРЯЛ. - Варшава, 2003. - С. 332-336.

21. Сафонова, Н. В. Подключение к ментальному полю нации при изучении русского языка как иностранного / Н. В. Сафонова // Формирование специалиста в условиях региона: новые подходы: Мат-лы 3-й всерос. межвуз. науч. конф. Тамбов-М., 2003.-С. 65-69.

22. Сафонова,. Н. В. Ментальность как фактор психолого-педагогической адаптации, при изучении родного и неродного языка / Н. В. Сафонова // Мат-лы 3-й междунар. школы-семинара по когнитивной лингвистике. -Тамбов, 2003. - С. 32-34.

23. Сафонова, Н. В. Проблемы идиоматической эквивалентности различных языков как психолого-педагогический фактор адаптации, иностранных студентов / Н. В. Сафонова // Мат-лы 3-й междунар. школы-семинара по когнитивной лингвистике. -Тамбов, 2003.-С. 148-150.

24. Сафонова, Н. В. Концепты «добро» и «зло» в культурологическом и лингводидактическом аспекте / Н. В. Сафонова // Вестник Пятигорского государственного лингвистического университета. - № 1. - 2003. - С. 88-90.

25. Сафонова, Н. В. Язык и культура в лингводидактическом аспекте / Н. В. Сафонова // Русский язык и его место в современной мировой культуре: Междунар. науч. конф. - Воронеж, 2003.-С. 204-205.

26. Сафонова, Н. В. Теоретические проблемы концептуализации национальной картины мира / Н. В. Сафонова // Вестник Тамбовского государственного технического университета. -№ 3. - Т. 9. - 2003. - С. 574-581.

27. Сафонова, Н. В. Концептуальный анализ ментального поля нации / Н. В. Сафонова // Всерос. науч. конф. «Интертекст в художественном и публицистическом дискурсе». Магнитогорск, 2003. - С. 564-569.

28. Сафонова, Н. В. Методологические аспекты когнитивной лингвистики //IX Державинские чтения. - Тамбов: Изд-во ТГУ, 2004.-С. 105-107.

29. Сафонова, Н. В. Язык СМИ как объект когнитивного исследования / Н. В. Сафонова, А. Н. Самойлова // IX Державин -ские чтения. -Тамбов: Изд-во ТГУ. - С. 121-122.

30. Сафонова, Н. В. Средневековая языковая личность как объект когнитивного исследования / Н. В. Сафонова // Языки и транснациональные проблемы: Междунар. конф. — М.: Институт языкознания РАН, 2004. - С. 92-99.

31. Сафонова, Н. В. Концепт благо в ментальном поле русского этноса: диахронический аспект // Отражение русской мен-тальности в языке и речи: Всерос. науч. конф. — Липецк, 2004. -С. 58-62.

32. Сафонова, Н. В. Аксиологические категории как объект когнитивного исследования / Н. В. Сафонова // Функциональные и прикладные исследования в системе образования. - Тамбов: Изд-во ТГУ, 2004. Ч. 4. - С. 194-197.

33. Сафонова, Н. В. Формирование аксиологических ценностей как одна из форм становления русского менталитета / Н. В. Сафонова // Страницы провинциальной филологии: ученые, школы и направления. - Тамбов: Изд-во ТГУ, 2004.

34. Сафонова, Н. В. Узнать и понять / Н. В. Сафонова. Ученые записки университета г. Цин-Дао. - Цин-Дао (Китай), 2004. -ISSN 1005-7110.-С. 27-31.

Подписано в печать 7.09.2004 г. Формат 60х84/16. Объем - 2,91 п.л. Тираж -100 экз. Заказ № 1230. Бесплатно. 392008, Тамбов, ул. Советская, 181а. Издательство ТГУ им. Г.Р. Державина.

116737

 

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора филологических наук Сафонова, Наталья Валентиновна

ВВЕДЕНИЕ 6-

ГЛАВА I. ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ СТРУКТУРИРОВАНИЯ НАЦИОНАЛЬНОЙ

КАРТИНЫ МИРА 3 8

1. НАИВНЫЕ ПОПЫТКИ КОНЦЕПТУАЛЬНОГО ОСМЫСЛЕНИЯ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ 3 8

1.1. Античность как начальный этап категориального осмысления мира 38

1.2. Славянские когнитивные попытки квалификации и классификации окружающего мира 44

2. МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ КОГНИТИВНОЙ ЛИНГВИСТИКИ 50

2.1. Квалификация понятия концепт в современной когнитивной лингвистике как важный методологический фактор 50

2.2. Типология концептов открытой концептосферы и их таксономия 76

2.3. Методология комплексного подхода в когнитивном исследовании 84-

ГЛАВА II. МЕТОДОЛОГИЯ СТРУКТУРИРОВАНИЯ КОНЦЕПТА 94-232 1. АНТИЧНЫЕ ИСТОКИ СТАНОВЛЕНИЯ

СЛАВЯНСКОЙ КОНЦЕПТОСФЕРЫ (на примере гетерогенного концепта благо/добро) 94

1.1. Принципы структурирования гетерогенного концепта благо/добро как элемента замкнутой концептосферы 94

1.2. Структурный анализ гетерогенного концепта благо/добро как элемента замкнутой концептосферы 99

1.3. Нейтрализация сегментов национальных концептосфер как доказательство ментальной сопряженности 130

2. ФУНКЦИОНИРОВАНИЕ ГЕТЕРОГЕННОГО КОНЦЕПТА БЛАГО/ДОБРО ПЕРИОДА СТАНОВЛЕНИЯ РУССКОЙ МЕНТАЛЬНОЙ

ПАРАДИГМЫ 145

2.1. Концепт благо как сегмент ментального поля славян донационального периода 145

2.2. Концепт добро как репрезентант аксиологических ценностей донационального периода 167

2.3. Индивидуальная концептосфера как способ репрезентации менталитета нации. Продуктивный сегмент (на материале литературного наследия протопопа Аввакума) 174

2.4. Непродуктивно выраженный ментальный сегмент концепта благо и его функциональный анализ 207

2.5. Когнитивный анализ сегмента национальной концептосферы, рапрезентированного лексемой добро 213

ГЛАВА III. ПАРЕМИИ КАК СЕГМЕНТ МЕНТАЛЬНОГО ПОЛЯ НАЦИИ И

РЕПРЕЗЕНТАНТ КОНЦЕПТА БЛАГО/ДОБРО 233

1. КОРРЕЛЯЦИЯ МЕНТАЛЬНЫХ КОНСТАНТ 233

1.1. Правда как компонент концепта благо 243

1.2. Лексема труд как репрезентант концепта благо/добро 258

1.3. Лексема мудрость как фольклорный репрезентант концепта благо/добро 268

1.4. Счастье как одно из базовых понятий концепта благо/добро 272

 

Введение диссертации2004 год, автореферат по филологии, Сафонова, Наталья Валентиновна

О, узнай и запомни Изречения древнего смысл: Человек, различать неспособный, Что есть зло и что есть добро, К безумию движим Властью богов и бедою навек заарканен.

Софокл. Антигона

В свете общемировых интеграционных процессов особую актуальность в последние годы приобрело изучение специфики менталитета различных народов. Не последнюю роль в этом играет лингвистика как наука, изучающая одно из главных доказательств существования нации - язык, «с помощью которого осуществляется познание мира и объективируется самосознание личности» [ФЭС 1983: 816] и, мы бы добавили, самосознание народа в целом. Актуальность лингвистических исследований заключается не только в категоризации языковых явлений, но и в определении их причин, специфики, закономерностей с научными, общественно-прагматическими и дидактическими целями.

В последние десятилетия в науке особенно стремительно развивается новое направление — когнитология, в лингвистике получившее название «когнитивная лингвистика». Именно оно взяло на себя нелегкий труд определить языковую картину мира отдельного человека и народа в целом, выявить специфику концептуальной сферы. Но это не самоцель, а задача, помогающая решить множество проблем, основными из которых являются:

1) определение ментального диапазона нации;

2) выявление ценностных приоритетов народа - носителя данного языка;

3) поиск и изучение путей сопряжения разных народов в политических, экономических, культурологических, дидактических целях.

Следствием этих исследований в конечном итоге станет взаимопонимание народов, потому что каждый из них перестанет быть для другого «terra incognita» [Воробьев 1997; Дронов 2002; Кабакчи 1989; Кубрякова 1991, 2004; Маслова 2001; Сафонова 2002 а, 2003 а, 2003 б, 2003 в, 2003 г, 2003 д; Сорокин 1994; Тер-Минасова 2000; Фесенко 1999 в, 2002; Фурманова 2002].

В связи с успешным выходом России на международный рынок образовательных услуг проблема определения национально-языковой картины мира стала проблемой методологической и методической [Артемьева 2002; Мильруд 2003; Остражнова 2003; Степанов 1998]. Разработать механизм подключения иностранных студентов к ментальному полю русской нации - значит найти путь к сокращению негативного влияния культурного шока, в котором неизбежно оказывается молодой человек, приехавший на обучение в другую страну [Аджанова 1996; Азимов 1996; Губарев 1984; Красных 2002; Никитенко 1994; Прохоров 1996; Сафонова 2002 б, 2002 в, 2002 г, 2003 д, е, 2004; Сурыгин 1999; Фесенко 1999 в]. Кроме того, создание национально ориентированной методики преподавания русского языка как иностранного позволит интенсифицировать процесс формирования языковой, научной и культурологической компетенции иностранных студентов. Имея структурно и функционально завершенную образовательную систему, мы забываем, каким интеллектуальным богатством обладаем, а наше нерыночное мышление не позволяет нам превратить знания в товар, как это сделали уже многие страны. Так, в 2001 году рынок образовательных услуг Соединенных Штатов Америки для иностранных граждан составил 15 миллиардов долларов. США оказывают иностранцам 30% образовательных услуг от общемирового количества, 12% приходятся на долю Австралии, за последние 10 лет рост экспортных услуг которой составил 594%, и лишь 1% приходится на долю России.

Решению указанных прагматических задач способствуют лингвистические исследования когнитивного характера, которые позволяют систематизировать окружающую нас действительность через языковую структуризацию, выявить иерархические отношения внутри концепта и на межконцептном уровне определить принципы структурирования, установив их универсальность, подчеркивающую интернациональный характер, или уникальность, указывающую на специфически национальное восприятие действительности и способов ее отражения.

Все указанные выше факторы отражают актуальность проблемы и убеждают в важности этого направления, обращают наше внимание на проблемы исследования концептуальной сферы этноса в рамках контрастивного анализа.

В качестве предмета исследования взят гетерогенный концепт благо/добро, представляющий собой ментальное ядро нации. Под гетерогенностью имеются в виду поливербальные способы репрезентации, что возможно лишь при значительном сопряжении референтов. Подобный дуализм мотивируется тем, что концепт затрагивает духовную сферу жизни (Благо) и витальную (Добро), представляя собой символ и образ, концепт и понятие, где «понятие мгновенно, а символ вечен» [Колесов 1999: 84; Ьаг^аскег 1990]. Кроме того, в этом двуединстве представлены степени репрезентации добра. Данная терминологическая инновация объясняется потребностью отразить и объяснить такие вербальные стереотипы русского языка, как «благо-добро», «горе-беда», «жили-были» и другие. Первый пример отражает интернациональный по своей сути концепт, так как представления о благе/добре носят общечеловеческий характер, и сугубо национальным, так как отражает специфические особенности формирования русской нацией этого понятия.

Выбор предмета исследования неслучаен: указанный концепт не только занимал лучшие философские умы человечества в течение тысячелетий, но и является основным в духовной и светской жизни общества, определяя нормы его поведения на уровне этики и закона. Кроме того, методологически важно определить грань между тем, «что такое хорошо, и что такое плохо» с целью помочь избежать конфликта в самом человеке и вне его. Особенно важно установить грань между добром и злом при межнациональных контактах. С лингвистической точки зрения очень важно попытаться категоризировать объективную действительность в рамках концепта благо/добро и установить иерархические связи между его составляющими.

Создание таксономической модели данного концепта и ее лингвистический анализ позволяют определить ментальные приоритеты нации в диахронии и синхронии, установить деформационные структуры и, возможно, наметить пути борьбы с негативными процессами, происходящими в менталитете этноса.

Выбор предмета исследования мотивируется целями и задачами. В качестве объекта лингвистического анализа взят лексикографический материал, системно представляющий лексикосемантическое поле репрезентантов концепта, художественные тексты, представляющие наиболее значимые с духовной точки зрения произведения отечественной литературы, и русские пословицы и поговорки в контрастивном анализе с аналогичным материалом других народов мира. Такая неоднородность исследовательского материала позволяет взглянуть на проблему глазами ученого, писателя и народа, что методологически целесообразно. Лексикографический материал представляет концепт в статичном виде, но дает полный диапазон лексико-грамматического материала той или иной исторической эпохи [Рахилина 1989]. Словарь помогает увидеть семантическую и деривационную продуктивность репрезентантов концепта в полном объеме. Литературное произведение актуализирует функциональный метод исследования, позволяя увидеть ментальные предпочтения этноса в конкретный исторический период. Более того, функциональный метод исследования не только семантически детализирует культурологическую картину, но и стилистически окрашивает ее, позволяя заглянуть в экспрессивный мир наших предков. Фольклорные данные усиливают диахронический аспект, давая возможность лучше понять ментальную сущность концепта, более рельефно показать его структуру, так как произведениям устного народного творчества характерна большая метафоричность и экспрессивность, чем другим элементам языка. Более глубокое изучение концепта достигается и потому, что пословицы и поговорки представляют собой микротекст (свертку, логоэпистему), лежащую на границе лингвистики и этнокультурологии.

Сравнительный метод положен в основу данного исследования потому, что «русское самосознание выявлялось и формировалось последовательно, всегда на чужеродном фоне, отталкиваясь от него» [Колесов 1999: 115]. Указанный метод не только дает возможность увидеть национальную специфику концептосферы, но и сопоставить менталитет западного человека, которого традиционно считают бездушным прагматиком, восточного в аспекте его якобы непостижимого мировосприятия («Восток — дело тонкое!») и русского как представителя «западно-восточного» этноса и обладателя «загадочной русской души». Разрушить или подтвердить эти стереотипы, возможно, определить новые - одна из задач данной работы.

В работе проанализировано 485 лексико-грамматических единиц древнерусского концепта благо, 191 единица древнерусского концепта добро, более 1500 пословиц и поговорок, репрезентирующих ментальную специфику указанного концепта, с целью выявления которой в качестве конфронтативного материала используются идиомы других народов — немцев, французов, итальянцев, испанцев, корейцев, китайцев. В общей сложности в работе представлена мудрость восьми народов мира.

Цель данной работы — определить структуру, тип и место концепта благо/добро в ментальной концептосфере русского этноса, в том числе в сравнении с аналогичным лингвокультурологическим материалом других народов, в частности, латинян, англичан и китайцев. Сопоставительный анализ с латинским языком позволяет увидеть и изучить общеевропейские истоки русского концепта благо/добро и на сравнительном фоне рельефнее отразить национальную специфику концепта [Лосев 1991; Лосев, Шестаков 1965; Онианс 1999; Степанов, Проскурин 1993]. Кроме того, мертвый язык дает прекрасную возможность для концептуального анализа, так как представляет собой закрытую систему, процессы в которой давно завершились, поэтому степень объективации исследования велика.

Для достижения поставленной цели решаются следующие задачи:

- определяется тип концепта;

- строится таксономическая модель концепта;

- выявляются этические приоритеты нации, включенные в базовый концепт благо/добро', определяется активный и пассивный лексико-грамматический слой репрезентантов концепта; выявляются когнитивные классификаторы, определяется степень их продуктивности/непродуктивности; определяются ментально конструктивные и ментально деструктивные элементы концепта;

- в прагматических целях намечаются пути реализации ментально конструктивных концептов;

Инновационный характер работы заключается в детальном структурировании ментально значимого концепта благо/добро с привлечением диахронического, синхронического и контрастивного материала.

Синтезация концепта благо/добро позволяет ввести понятие гетерогенности и гомогенности концепта. Кроме того, анализ когнитивных классификаторов показал их неравноценность для ментальной и культурной парадигмы нации, что дает основания ввести понятия «продуктивно выраженный» и «непродуктивно выраженный когнитивный классификатор».

Установление таксономической модели [Рузин 1994] гетерогенного концепта благо/добро иллюстрирует иерархические связи внутри него. Исходя из того, что базовый концепт подчиняет себе субординатные, считаем структурно важным говорить о ступенях включения: концепт первой ступени включения, второй, третьей. Анализ таксономической модели дает основание сделать вывод: чем ниже ступень включения, тем национально специфичнее этот субординатный концепт. Ментальная и лексико-семантическая нейтрализации осуществляются на более высоких уровнях — базовом и суперординатном.

Использованный в исследовании комплексный подход считаем целесообразным при концептуальном моделировании, так как именно он позволяет провести всесторонний анализ концепта: этимологию помогает лучше изучить сравнительный анализ, где в качестве оппонирующего элемента выступает латинский язык, репрезентирующий состояние древней этнокультуры, ставшей во многом истоком для формирования общеевропейских ментальных ценностей.

Диахронический принцип исследования отражает не только историю формирования концепта внутри одной нации, но и позволяет проследить пути развития нравственных общечеловеческих ценностей, определить место данного этноса в лингвокультурологической и ментальной парадигме народов мира.

Этимология концепта предполагает и выявление национальных путей его становления. С этой целью используется жанрово разнородный материал — лексикография, литературно-художественное наследие, фольклор. Таким образом, инновационность работы заключается и в расширении диапазона исследовательского материала с целью комплексного подхода к проблеме и более рельефного ее представления.

Методологическая база предлагаемого диссертационного исследования представлена тремя уровнями — общефилософским, общенаучным и частнонаучным.

Общефилософский уровень в основе своей содержит положение о языке как одном из важных видов человеческой деятельности, неразрывно связанном с общественным сознанием и человеческим общением в пределах национального и интернационального ментального поля. Сознание играет ведущую роль в языковой деятельности человека и в определенной степени оказывает влияние на нее [Апресян 1995 а, 1995 б; Арутюнова 1997, 2000; Бенвенист 1974; Бодуэн де Куртенэ 1963; Буслаев 1988; Виноградов 1972; Выготский 1982; Гумбольдт 1984, 1985; Дейк Ван 1989; Ельмслев 1960; Есперсен 1958; Жинкин 1998; Залевская 1977, 1990, 1996 а, 1996 б, 2000; Караулов 1972, 1976, 1987, 1989; Кацнельсон 1972, 1974; Колесов 1986, 1992, 1995, 1999; Костомаров 1999; Кубрякова 1991, 1992, 1994 а, 1994 б, 1994 в, 1995, 1998, 1999, 2002; Кубрякова, Демьянков, Панкрац, Лузина 1996; Лайонз 1978; Лакофф 1981, 1988, 1995; Леонтьев 1963; 1967, 1969; Лосев 1927, 1982, 1993; Лурия 1973, 1979; Мещанинов 1975, 1976; Панфилов 1971, 1977; Потебня 1913, 1997; Серебренников 1977; Сепир 1985, 1993; Соссюр Ф. де, 1977; Толстой 1995; Хомский 1972 а, 1972 б; Чейф 1983; Щерба 1974 а, 1974 б].

Исследование русского языка в аспекте этого уровня дает нам основание утверждать, что общественное сознание нашего народа на протяжении многих столетий шло по пути формирования аксиологических ценностей, часть из которых представлена концептом благо/добро, и в разные исторические периоды по-разному формировало инвентарь вербальных репрезентантов. На этот процесс оказывали влияние следующие факторы:

1) общественно-политическая ситуация;

2) экономическое положение страны;

3) морально-нравственное состояние общества;

4) межнациональные контакты.

Анализ конкретного языкового материала показывает, что общественно-политическая ситуация и морально-нравственное состояние общества являются антагонистическими факторами в формировании аксиологического концепта благо/добро.

Общенаучный уровень методологической базы исследования содержит в своей основе группу методов, традиционно принятых в ряде наук:

- индуктивный, предполагающий путь от практики к теории, что позволяет подтвердить или опровергнуть конкретным языковым материалом выработанные отечественной и зарубежной лингвистикой теоретические положения; определить соответствие указанного концепта тем теоретическим канонам, которые выработала коллективная филологическая мысль; систематизировать языковой материал исследуемого концепта, построив таксономическую модель; описать ментальный сегмент русского этноса, выраженный гетерогенным концептом благо/добро; установить специфику его функционирования в текстах различных жанров; дедуктивный, продолжающий поиск теоретических закономерностей функционирования конкретного языкового и ментального сегмента, описывая эти закономерности и выявляя новые, тем самым внося определенный вклад в развитие лингвистической теоретической базы; определяющий пути поступательного развития национального языка; устанавливающий соответствие понятий «национальный менталитет» и «национальный язык»; систематизирующий языковые явления на основе теоретических достижений современной лингвистики.

В силу двуединства дедуктивного и индуктивного метода следует ввести понятие «комплексный метод исследования» - дедуктивно-индуктивный, синтезирующий в себе признаки его составляющих элементов;

- диахронический (транзитарный), актуализирующий историю становления данного языкового явления и помогающий определить закономерности его развития с целью установления специфики; делающий возможным увидеть развитие двуединого концепта благо/добро с древних времен и до наших дней; развивающий диахроническую типологию, исследующую сходства не материальных компонентов сравниваемых языков, а их категориально-содержательных структур [Бенвенист 1974; Борисенко 2000; Гухман 1981; Кацнельсон 1972; Климов 1977; ЛЭС 1990: 135; Солнцев 1978; Степанов 2001]. Данный метод исследования в большей мере, чем другие, социален, так как отражает исторический принцип развития русского языка, предполагающий его взаимосвязь с общественно-политическими, экономическими и культурными процессами, происходящими в обществе.

- синхронический — статичный по своему характеру, так как изучает языковые процессы в сравнительно небольшой период. Его сочетание с диахроническим исследовательским методом формирует комплексный подход к языковому исследованию, подчеркивая его системность [Апресян 1995 б].

Синхронический метод позволяет смоделировать языковые явления и процессы с помощью таксономии, а изучение языка как системной модели [ССЛТ 1976: 389; ЛЭС 1990: 451] поддерживает объективность лингвистического исследования, что манифестировал Ф. де Соссюр [Соссюр Ф. де 1977], и позволяет эту системность рассматривать как целенаправленный фактор, о чем говорили многие ученые [Арутюнова 1997, 2000; Есперсен 1958; Звегинцев 1977];

- контрастивный (конфронтативный), наразрывно связанный с синхроническим методом, так как осуществляет сопоставительный анализ языковых явлений на определенном историческом этапе [Вайнрайх 1979]. Он сопряжен с дедуктивным, так как тесно связан с развитием теории языкознания.

Актуальность конфронтативного метода подчеркивается его неизбежным и методологически обоснованным выходом на теорию универсалий [Успенский 1969; Кацнельсон 1972, 1974; Мещанинов 1976] и порождающую модель генеративной грамматики Н.Хомского с приоритетным постулатом об общности глубинных структур различных языков [Хомский 1972 б].

- функциональный, позволяющий рассматривать язык не как статичную, а как динамичную систему. В этом случае «языковая единица имеет референцию не «прямо» к миру, а всегда через фреймовое включение, которое является посредником между значением языковой единицы и выполнением ею знаковой функции» [Телия 1996: 91-92]. В рамках этого подхода отдельные элементы языковой системы (в данном случае репрезентант гетерогенного концепта благо/добро и его субординатные компоненты) рассматриваются в языковом окружении — контексте. При этом сам контекст жанрово неоднороден: лексикография показывает существование поливербальных средств репрезентации концепта; художественный текст предлагает авторское осмысление концепта лучшими представителями нации; фольклорный материал — пословицы и поговорки — отражает видение проблемы народом как основным носителем языка, вычленяя национально значимые концепты и их специфику [Дубровская 2000; Пономарева 2002; Семененко 2003; Шибика 2003; Жуков 2000].

В связи с тем, что контекст для концепта это еще и эпоха, в которой он живет, считаем возможным расширить границы функционального стиля за пределы лингвистики, введя понятия функционально-лингвистический и функционально-культурологический аспекты. Первый предполагает отражение грамматико-синтаксического уровня, второй — семантико-культурологического, выводящего концепт за пределы лингвистики, рассматривая его как логоэпистему (лингвокультурему, ментальную и культурологическую свертку) [Боброва 1992; Кезин 1992; Костомаров, Бурвикова 2001; Лауфер 1993; Моисеева, Охремова 2003; Ору 2000; Пожилова 2002; Фрумкина 1999].

Частнонаучный уровень методологической базы данного диссертационного исследования отражает' методологическую базу конкретной науки, в данном случае лингвистики. В ракурсе этого методологического уровня нами предлагается теория концептуальной иерархии, в основе которой лежит разработка методов и принципов построения таксономической модели гетерогенного концепта благо/добро, выявление когнитивных классификаторов, их дифференциация, установление межконцептных связей на национальном и интернациональном уровнях.

Разрабатываемая в данном диссертационном исследовании теория концептуальной иерархии в основном базируется на теории концептуализации [Лакофф 1981, 1988, 1995; Талми 1999] и ономасиологической [Кубрякова 1991, 1992, 1994 а, 1994 б, 1995, 1999, 2002], которые детально раскрывают онтогенез концепта, что является первым и очень важным этапом в формировании новой парадигмы знания, и создают методологическую базу для второго этапа, основной задачей которого, на наш взгляд, является разработка интенсивного и экстенсивого методов исследования. Под интенсивным мы имеем в виду метод, обращенный в глубь концепта, отражающий его специфику через, построение таксономической модели, в основе которой лежит уровневая градация. Традиционное выделение суперординатного, базового и субординатных уровней отражает специфику структурирования концепта, но на современном этапе в значительной степени не отвечает поступательному движению научного знания. В этой связи в рамках интенсивного метода нами предлагается дифференцировать субординатные уровни по их удаленности от базового и, следовательно, ментальной значимости, выделив при этом ступени включения: первый после базового субординатный уровень представляет собой первую ступень включения, второй — вторую ступень включения и так далее. В этом случае мы можем рассматривать межуровневые взаимоотношения концепта, что очень важно для выявления его национальной специфики: чем ниже уровень включения, тем национально специфичнее представленный им референт; чем выше уровень включения, тем универсальнее знания, представленные его репрезентантами.

Структурирование концепта осуществляется на базе лексикографических данных как наиболее четко представленной системы человеческого знания, что усиливает когнитивный аспект исследования. При этом выделяются активные когнитивные классификаторы и пассивные. В их основе лежит принцип количественной продуктивности репрезентантов того или иного сегмента концепта. Так, активными когнитивными классификаторами концепта благо/добро следует считать: персонифицированное благо (благодетель, благодатель, благодетник), конфессионалъностъ {благоговение, благочестие), активное благо {благодеяние, благоприятиё), благоожидание (благовестъе, благовещание), вербализованное благо ( благословив, благославие), благо как состояние (блаженство). Пассивными когнитивными классификаторами концепта благо являются: генетическое благо (благородие, благородство), социальные каноны (благотворитель, благодетель), внешнее восприятие окружающей действительности (благолепие), материальная жизнь (благоплодие).

Интенсивный метод синтезирует особенности синхронического, диахронического, структурного и функционального методов.

Кроме указанного, в основу исследования положены методы:

- концептуализации, выделяющий «минимальные содержательные единицы человеческого опыта, структур знания» [Болдырев 2001: 22; Бондарко 1999; Булыгина, Шмелева 1997; 1997; Ивашенко 2002; Кирнозе 2001; Лукреций 1983; Минский 1983; Никитина 1990, 1993; Рахилина 2000; Сафонова 2003 з, и; 2004; Убийко 1999] с целью их номинации и классифицирования;

- категоризации, восходящий к Аристотелю [Аристотель 1978: 51-90] и активно разрабатываемый лингвистами [Бенвенист 1974; Виноградов 1972; Кубрякова 1998; Лайонз 1978; Розина 1998; Сафонова 2003 е, ж; Семененко 2003; Степанов 1981; Стернин 2003; Хомский 1972 а].

Метод категоризации позволяет систематизировать языковой материал (в данном случае репрезентанты концепта благо/добро), номинируя языковые процессы в соответствии с их сутью.

- онтологический, отражающий структурный, функциональный аспекты и изучающий язык как средство получения, хранения и передачи информации [Арутюнова 1980; Ельмслев 1960; Кацнельсон 1972; Климов 1983; Кукушкина 1984; Леонтьев 1967, 1969; Мещанинов 1975; Панфилов 1971, 1977; Селезнев 1988; Тарланов 1984, 1993; Телия 1998; Хомский 1972 б; Щерба 1974 б].

Экстенсивный метод исследования предполагает изучение концепта в концептуальном окружении национального и интернационального ментального поля. Это дает возможность типологизации концептов, что и предложено в практической части данного диссертационного исследования, построения концептуальной системы языка и установления межконцептных связей. Экстенсивный метод основан на научном принципе всеобщей системности языка, и система эта полярна: добро существует и познается лишь там, где есть зло, правда воспринимается только как антипод лжи, а белому противопоставлено черное. Но это в пределах одной языковой системы, а в разных благо может быть противопоставлено благу, добро — добру. Базовые уровни этих концептов обычно нейтрализуются в понятии «все хорошее», а вот субординатные, отражающие национальную специфику, показывают, что в мире существовало и существует много видов блага и добра.

Экстенсивный метод исследования показал, что аксиологические ценности, выраженные концептом благо/добро, более национально варьированы, чем пороки: зло менее многолико, чем добро, и в рамках национальной концептосферы, и в рамках интернациональной концептос феры.

Использование в процессе исследования указанных методов позволяет не только создать таксономические модели, но и определить их доминанты, установив концептуальную иерархию, проследить ментальные и семантические константы.

В основу построения таксономической модели концепта благо/добро положены научные принципы ^торизма и истинности. В некоторых случаях они представляют собой симбиоз, и дифференцировать их весьма сложно. Принцип историзма, например, иллюстрируется первым уровнем включения (первым субординатным уровнем) таксономической модели концепта добро, репрезентированным лексемой «имущество»: исторически так сложилось, что имущество для русского человека является одной из важных материальных ценностей, включенных в концепт добро', оно даже имеет тот же синоним: имущество = добро. Но в этом же случае актуализируетсянаучный принциг^истишюсти: бесспорная истина, что для русского человека имущество есть благо (добро). Как показывает концептуальный анализ, эти же принципы на том же основании актуальны и для латинского концепта Ьопит (благо/добро). Сопоставительный анализ с другими языками позволяет говорить об универсальности принципов историзма и истинности, используемых нами при концептуальном анализе.

Таким образом, методологической базой предлагаемого диссертационного исследования является теория концептуальной иерархии, основанная в основном на интенсивном и экстенсивном методах. Она дает возможность детального структурирования гетерогенного концепта благо/добро в русском языковом сознании, установления межуровневого взаимодействия, ментальной специфики уровней. Теория базируется на данных культуры, этики, права и подтверждается лингвистическим материалом, представленным в лексикографической практике, авторских художественных текстах, фольклорных произведениях. Теория отражает систему организации знания, что актуализирует ее когнитивную значимость. Положения, выносимые на защиту:

1. Разрабатываемая в диссертационном исследовании теория концептуальной иерархии дает возможность построения мотивированной таксономической модели концепта. Теория базируется на авторских методах исследования - интенсивном и экстенсивном. Интенсивный метод предполагает построение таксономической модели с учетом синхронии и диахронии на базе данных словарей как наиболее системно представленного национального знания о мире. Он структурирует концепт по вертикали. Кроме того, привлечение художественных текстов в рамках интенсивного метода исследования позволяет выявить индивидуальную концептосферу автора, сопоставить ее с общенациональной с целью определения места и роли художественного творчества данного автора в культурной парадигме нации [Мильцин 2001].

Экстенсивный метод структурирует концепт по горизонтали, позволяя в качестве сопоставления использовать данные других языков. В этом случае максимально достигается основная цель контрастивного когнитивного исследования - выявление национальной специфики концепта.

2. Концепт благо/добро, представляя синтезированное аксиологическое ядро концептосферы, является гетерогенным. Гетерогенность отражает специфику человеческого мышления, проявляющуюся через семантически нерасчлененные репрезентанты: благо есть добро, добро есть благо. Русский язык системно представлен гетерогенными концептами, например: благо/добро, беда/горе, истина/правда, ум/разум. Отношения первого и второго компонентов можно представить как оппозицию с маркированным и немаркированным элементами: благо - добро + беда - горе + истина - правда +

Нейтрализация осуществляется в сторону немаркированного оппозита: всякое благо есть добро, но не всякое добро — благо\ беда всегда является причиной горя, которое проявляется как глубокое душевное переживание, но не всякое горе - беда, что подтверждает и фольклор: «Горе не беда»; истина — это всегда правда, но не всякая правда есть истина. Это тоже подтверждает русский народ поговоркой «У каждого своя правда». Таким образом репрезентанты гетерогенных концептов выстраиваются в русском языке в устойчивую корреляцию.

3. Репрезентация концепта благо/добро в максимально возможном для языка объеме отражает специфику менталитета нации. Это доказывается разветвленным лексико-семантическим полем репрезентантов концепта, их семантической разноплановостью, отражающей материальную и духовную культуру русского народа. Так, репрезентация сегмента добро концепта благо/добро в русском языке в значении «имущество» осуществляется почти тридцатью лексемами, а в значении «все хорошее» - бесконечно вариативна в зависимости от моральных и материальных установок народа и отдельной личности.

4. Таксономическая модель концепта благо/добро структурирована, ее компоненты логически и исторически мотивированы. Основу модели составляет базовый уровень, номинация суперординатного вызывает затруднение, так как зависит от специфически национальной системы ценностей. Субординатные уровни дифференцированы по ступеням включения в зависимости от удаленности от базового концепта. Чем ниже уровень включения, тем национально специфичнее информацию он представляет. Так, в русской концептуальной парадигме доминирует когнитивный классификатор добро альтруистическое, а в латинской, например, добро утилитарное с прерогативой гедонистического начала.

5. Концепт благо/добро на базовом и верхних субординатных уровнях является элементом интернациональной концептосферы. Нейтрализация указанных уровней — свидетельство ментальной сопряженности разных народов. Так, благо/добро цивилизованные народы воспринимают как «все хорошее». Нижние субординатные уровни специфически национальны, каждый народ по-своему воспринимает это хорошее: для русского человека добро определяется созиданием, для латинянина — чувственным наслаждением, для китайца — защитой, пощадой.

Субординатные уровни базируются на принципе историзма, который позволяет включать в таксономическую модель только исторически актуальные составляющие.

6. Русский концепт благо/добро имеет продуктивно выраженные (активные) и непродуктивно выраженные (пассивные) когнитивные классификаторы. В качестве их дифференциального признака выступает количественная репрезентация в языке. Продуктивно выраженными когнитивными классификаторами русского концепта благо/добро следует считать персонифицированное благо, конфессиональность, активное благо, благоожидание, вербализованное благо, благо как состояние. Напродуктивно выраженные когнитивные классификаторы -генетическое благо, социальные каноны, внешнее восприятие окружающей действительности, материальная жизнь.

7. Онтогенез русского концепта благо/добро иллюстрирует значительные ментальные потери русского этноса, что подтверждается утратой 17,9 % репрезентантов концепта благо и 15,2 % репрезентантов концепта добро. Данная статистика отражает и лингвистические потери за счет утраты дублетных форм (благодатник, благодатель), и ментальные за счет утраты понятий, например, благонравие в современном русском языке считается устаревшим [ССРЯ 1985:94].

Структура работы

Данное диссертационное исследование состоит из введения, трех глав, заключения, списка литературы и четырех приложений.

 

Заключение научной работыдиссертация на тему "Ментальная и языковая репрезентация концепта благо/добро в русском языковом сознании"

Выводы

1. Концепт труд как репрезентант ментального сегмента, выраженного аксиологическим концептом добро/благо, в культурологическом поле разных наций представлен примерно одинаково на понятийном уровне.

2. Концепт труд как одна из аксиологических ценностей в пословицах и поговорках народов мира представлен в антагонизме с понятием, входящим в ментальное поле концепта зло. В этом находит свое подтверждение идея дуалистичности восприятия мира народом.

1.4. Счастье как одно из базовых понятий концепта благо/добро

Счастье в представлении народов мира — одна из главных аксиологических ценностей, и в том, как народы понимают ее, проявляется их представление о моральных и материальных ценностях этого мира.

Народы мира и каждый человек в отдельности много времени посвятил поиску ответа на вопрос, что же такое счастье, персонифицировав даже это понятие в Синей птице.

Пословицы и поговорки убеждают нас в том, что бесспорным счастьем в представлении народов является семья. Как же видят народы мира, пожалуй, одну из главных человеческих ценностей, семью, как они относятся к браку, как представляют идеальные отношения между мужем и женой, старшими в семье и младшими, как выглядит интернациональный «домострой».

Для европейских народов бесспорной истиной является библейское выражение, звучащее на многих языках:

It is not good that the man should be alone (англ.).

Ill n 'estpas bon que l'homme soit seul (фр.).

Es ist nicht gut, dass der Mensch allein sei (нем.).

Не хорошо человеку быть одному (рус.).

Восточные народы, например, китайцы, более конкретизируют эту мысль, выражая ее не как философскую сентенцию, а как жизненное наблюдение: «Мужчина взрослеет — женится, женщина взрослеет — выходит замуж». За счет активного использования глаголов китайское выражение динамично, оно передает вечное движение жизни.

Часто китайские выражения более образны по сравнению с европейскими идиомами, но только не тогда, когда речь идет о библейских высказываниях. Естественность процесса создания семьи подчеркивается китайской пословицей: «Худой котел испортил плиту, Ли вырос — привел невестку». Несмотря на то, что «Ли» - элемент национальной ономастики, выражение имеет интернациональную семантику, так как почти у всех народов мира мужчина приводит в свой дом молодую жену. Исключение составляют некоторые африканские племена, где до сих пор существует матриархат и где сохранение семейного очага — удел мужчин.

Многие европейские народы считают, что «браки совершаются на небесах». Эту романтическую сентенцию русские выражают почти фатально: «Смерть да жена — Богом суждено». Использование в одном семантическом ряду лексем «смерть» и « жена» усиливает неизбежность брака именно с этой женщиной. Очевидно, что традиционное русское (да и не только!) бракосочетание не по любви, а по воле родителей веками рассматривалось как печальная, а часто и трагическая неизбежность.

Совсем по-иному вербализуется это представление о браке у восточных народов: «Взаимное согласие в браке - прочная нить длиной в десять тысяч ли». Существование подобных выражений развенчивает традиционное представление о том, что женщина на Востоке — только раба. Оказывается, все, и мужчины, и женщины, к какой бы нации они не принадлежали, какую бы веру не исповедовали, мечтают о простом человеческом счастье, когда рядом любимый, любящий и понимающий тебя человек, и это есть благо.

Пословицы и поговорки развенчивают миф о том, что европейские мужчины лучше относятся к женщинам, чем восточные. В китайском языке, например, мы не встретили ни одного пренебрежительного выражения типа «Курица не птица — баба не человек» (рус.); «Who marries does well, who marries not does better» («Кто женится — хорошо, кто не женится — лучше » (англ.). Зато и западные, и восточные народы единодушно отводят главенствующую роль в семье мужчине; очевидно, первые руководствуются библейским постулатом, а вторые, возможно, тоже религией, а возможно, и здравым смыслом, потому что «мало мира в том доме, где курица поет, а петух молчит» (рус.), «беда той семье, где курица кукарекает по утрам» (кит.). Как видим, эмансипация — головная боль и на Западе, и на Востоке.

Бесспорным благом издревле считается не только семья в целом, но и ее члены, особенно дети, которые, правда, не всегда отвечают нашим надеждам. Как же выглядит проблема «отцов» и «детей» в фольклорной идиоматике? Как отношения старшего и младшего поколений рассматриваются народной мудростью — как благо или как зло? Оказывается, народы мира проповедуют одни и те же воспитательные приемы, на первом месте из которых — розги или палка: «Spare the rod and spoil the child» («Пожалеешь розгу — избалуешь ребенка» - англ.). То же повторяют и русские, заменяя слово «избалуешь» синонимичным ему «испортишь». А китайцы считают, что уважения можно добиться только одним «педагогическим» приемом — палкой:

Из-под палки выходит почитающий родителей ребенок.

Таким образом, становится очевидным, что в вопросах воспитания наиболее рельефно отражена ситуация перехода понятия в его противоположность: наказание благо (добро) или зло? Народы отвечают на этот вопрос одинаково. По их мнению, чтобы достичь хороших результатов, необходимо прибегнуть к жестким мерам — наказанию, что есть, бесспорно, зло. Но зло это оправдывается стремлением к благу -воспитанию достойного человека. В данном случае поднимается проблема не только педагогическая, но и нравственная и даже философская: можно ли прийти к добру через зло?

Почему же народы мира так единодушны в вопросах воспитания? Лингвистический материал показывает, что родители не только беспокоятся за результаты своего педагогического труда, но и за то, а как он, этот труд, вернется к ним — бумерангом или добрым плодом. «Better children weep than old теп» («Лучше пусть плачет ребенок, чем пожилой человек»), - утверждают англичане; «Кто детям потакает, тот сам плачет», - вторят им русские. А высказывание китайцев вообще фатально: «Плохо вспашешь — весна пропала, плохо воспитал сына — жизнь пропала». Сравнение с природой — типичная фольклорная черта, позволяющая не только создать яркий образ, что характерно для произведений устного народного творчества, но и яснее выразить мысль.

Анализ языкового материала привел нас к нелицеприятному выводу: родители-то не уважают своих детей, откуда ж тем вырасти уважительными?! Почти все пословицы и поговорки говорят о черной неблагодарности детей, но ведь родители, которые создавали эти высказывания, тоже когда-то были детьми. Семантически нейтральной является поговорка: «Маленькие детки — маленькие бедки, большие детки ~ большие бедки». Так считают англичане, французы, немцы, испанцы, итальянцы, русские, корейцы и китайцы.

Народы мира убеждены, что:

One father can support ten children; ten children cannot support one father (англ.)

Un père nourrit sept enfants, mais ceux-ci non pas leur père (франц.)

Один отец прокормит девятерых детей, а девятеро детей не прокормят одного отца (рус.)

Мать вырастила десятерых детей без обиды, а десятеро детей кормят мать, что их страшно раздражает (кит.)

Наблюдая за жизнью, мы можем не без удовлетворения констатировать, что вот здесь-то народная мудрость перестает быть таковой: судя по тому, что жизнь благополучно продолжается, создаются новые семьи и «дети» очень быстро становятся «отцами», не описанные выше отношения господствуют между поколениями. А это утверждает нас в мнении, что в процессе воспитания молодого поколения побеждает добро.

К сожалению, сложно спорить с наблюдениями народов о том, что «Отцы наживают — дети прожигают» (англ., франц., нем., рус., кит.), но пословицы и поговорки стыдливо умалчивают о слезах сына «над промотавшимся отцом». Эта жизненная ситуация тоже имеет место быть.

Почему же народная мудрость так предвзято относится к поколению младшему? А ответ заключен в самих пословицах и поговорках, не ответ, а вердикт: оказывается, яблоко-то «от яблони недалеко падает» (рус.); «Какие побеги — такая и тыква; какие семена — такие и всходы» (кит.); «Like father, like son; like mother, like daughter» («Хороший отец — хороший и сын, хорошая мать — хорошая и дочь» (англ.). Китайцы и в этом случае более образно выражают мысль, сравнивая девушку с молодыми всходами, а женщину с урожаем:

Девушка хорошая — женщина хорошая; всходы хорошие — рис хороший.

К сожалению, не всегда педагогические усилия доброго человека дают добрые плоды. Почему-то у всех народов бывает так, что «и у доброго отца родится бешеная овца» (рус.). Англичане в синонимичном выражении нарушают христианскую этику, сравнивая отца со святым, а сына — с его антиподом:

The father a saint, the son a devil.

Более обтекаемо, но не менее кощунственно звучит эта же мысль в устах китайца:

Отец мечтает, что сын вырастет драконом, сын мечтает, что отец отправится на небеса.

Дракон в китайской культурологической традиции - не злой и бездушный враг, как у многих народов Европы, а существо очень уважаемое и поэтому почитаемое. Вряд ли в этом случае труд отца даст такой печальный результат. Хочется верить, что и на сей раз народ оказался неправ, и в извечной битве добра и зла последнее слово остается не за последним компонентом.

Жизнь, существование семьи невозможны без счастья. Как же народы мира видят эту категорию? Концепт счастье представлен нами пятьюдесятью пословицами и поговорками на восьми языках мира, из них вера в неизбежность счастья, везения отражена в 13%, несчастью в разных вариантах посвящено 46%, о переменчивости фортуны говорят 23% фольклорных идиом, об активной жизненной позиции по обретению счастья 13% , и 5% посвящено другим аспектам.

Почему же народы так пессимистично смотрят в будущее? Как они выражают этот пессимизм? Фатализм, вера в судьбу присущи всему фольклорному творчеству. Народы убеждены, что если не повезет, «на ровном месте упадешь» (рус.), «фасолью зубы забьешь» (кит.), «утонешь в чашке чаю» (англ.). На лексическом уровне причинно-следственная связь выражена по-разному, на семантическом же — тождественно. Несмотря на то, что в китайском выражении употребляется несвойственный славянской пищевой традиции продукт — фасоль, образ семантически интернационален и понятен многим народам мира. В указанных выражениях используется метод парадокса: вторая часть фразеологизма указывает на то, что на самом деле или невозможно, или маловероятно.

Писатель-философ утверждал, что счастье одинаково для всех, а вот несчастлив каждый по-своему. Но это о семьях и об отдельных личностях, а можно ли это утверждать по отношению к целым народам? «Американское» счастье такое же, как «немецкое», «русское» или «турецкое»? Счастье — категория вселенская, или оно предназначено для избранных? Народы с сожалением утверждают, что этими избранными, увы, являются не всегда достойные граждане общества. Трудно не согласиться с горькой иронией фольклора по поводу того, что «fortune favours fools» (англ.), «Дуракам счастье» (рус.). Первое выражение в определенной степени развенчивает представление о том, что стереотип всегда удачливого Иванушки-дурачка — специфически национален и ментально маркирован лишь русским народом [Зайнуллина 2003: 166].

В фатальность судьбы, приносящей счастье и несчастье, верят все народы. Многие годы педагогика стран социалистического лагеря осуждала эту позицию, считая ее пораженческой, противоречащей жизненной активной позиции. С чем-то здесь можно согласиться, ведь нельзя все время жить, руководствуясь мнением, что «беда одна не ходит» (рус.). Народы мира проповедует созидательную позицию личности, это подтверждается тем, что идиоматических выражений такого характера большинство. Об этом постоянно надо говорить молодым людям, ссылаясь на опыт их народа. Особенно это будет действенно у студентов с Востока, где традиционно сильны уважение и почитание предков, а слово старейшины — закон. Судьба — это не только «рок», «карма», «fatum», но и счастье, которое «и на печи найдет» (рус.). Только на этой «печи» не надо лежать и ждать, ведь «every man is the architect of his own fortune» (англ.).

Величайшей мудростью народа, защищающей нас от психологических перегрузок и физических болезней, является утверждение о переменчивости судьбы.

Лингвистический анализ фразеологического блока, объединенного русским выражением: «Где тонко — там и рвется», - помогает увидеть и проанализировать схожесть жизненной ситуации для разных народов мира. Английскому выражению «Flies hunt (go to) lean horses» в других языках соответствуют похожие: «К мокрому теленку все мухи льнут» (рус.), «На бедного Макара все шишки валятся» (рус.), «На худую крышу дождь льет всю ночь» (кит.), «Доброго человека обманывают, добрую лошадь седлают» (кит.). Выстраивание ряда «худая лошадь», «худая крыша», «мокрый теленок», «бедный Макар» обнаруживает проблему идентичности понятия.

Воспитанию гуманности, уважения к ближнему служат, как ни странно, устойчивые выражения с негативным значением: «Свались только с ног, а за тычками дело не станет» (рус.), «Стена наклонилась — толпа ее подталкивает» (кит.). Конечно же, сказанное не должно восприниматься как руководство к действию. Для исследователя же данный материал интересен с ментальной точки зрения, в котором отражена позиция народов к слабому, при этом следует помнить, что с давних времен на Руси считалось большим грехом обидеть слабого. Так что в данном случае очевидно, что народ сам себе противоречит.

Китайское выражение: «Победил — стал правителем, проиграл — стал разбойником» - как будто перенесено с русской почвы; его существование у наших соседей говорит о схожести национальных характеров и исторических событий.

О переменчивости судьбы и возможности счастья говорят 23% исследованных пословиц и поговорок, в этом случае русские обычно используют латинизм «фортуна», давно ставший у нас синонимом счастью. Несмотря на то, что «Fortune favours fools» (англ.), «Дуракам счастье» (рус.), люди верят в то, что «fortune is variant» (англ.), «Судьба изменчива» (рус.), «День имеет непредсказуемые события, человек — беды и удачи» (кит.). Работая над выражениями данного типа, педагогически важно формировать в молодых людях активную жизненную позицию, уводить их от мыслей, что все фатально и ничего нельзя изменить. Особенно важны эти жизнеутверждающие мотивы на начальных этапах пребывания иностранных студентов в России, когда на них обрушивается огромное количество психофизиологических и культурологических проблем. Так как колесо фортуны «is never stopped», то «счастье и на печи найдет» (рус.).

Несмотря на то, что народы единодушно веруют в судьбу, фортуну, рок или карму, они не лишают человека возможности занимать активную жизненную позицию и быть «кузнецом своего счастья». Вера народов в случай, который «нельзя терять» (кит.), а «надо ловить за волосы» (рус.), вселяет уверенность в завтрашнем дне: «Придет время — сто дел получится» (кит.). Упорным трудом и долготерпением можно добиться того, что счастье будет служить человеку. Эту ситуацию передают пословицы и поговорки, в основу которых положен парадокс, доведенный до абсурда: у этого человека «береза будет приносить поросят» (англ.), «петух нести яйца» (рус.), а «камень превратится в золото» (кит.). Принцип парадокса помогает передать высшую степень удачливости: все, что было невозможно, станет вполне досягаемо.

В ряде пословиц и поговорок отражено влияние язычества, когда человек, боясь какого-то предмета или явления, накладывал на него табу. Так делалось и тогда, когда не хотели спугнуть удачу. Например, на Руси, чтобы «не сглазить», нельзя было говорить вслух, что ты здоров, счастлив, что у тебя все хорошо. Подводить итог жизни человека можно было лишь «закрыв его гроб» (кит.).

Таким образом, проводя лингвистический анализ пословиц и поговорок, можно не только определить педагогическую концепцию народов мира, но и проследить за ее развитием и метаморфозами.

В силу того, что этиопедагогика — часть ментального поля нации, можно использовать этот материал в качестве дидактического, особенно при изучении русского языка как иностранного. В этом случае достигаются следующие цели:

1. Формируется языковая компетенция, предполагающая работу по созданию и увеличению активного словаря, усваиваются грамматические категории и синтаксические конструкции, характерные для произведений фольклорных жанров, в том числе для пословиц и поговорок.

2. Формируется научная компетенция, основной задачей которой является развитие аналитических способностей студента, дискуссионных способов ведения беседы.

3. Происходит подключение к ментальному полю инородного этноса, что помогает иностранным студентам пройти адаптационный этап более легко.

4. Молодой человек формируется как личность, в основе которой лежат общечеловеческие ценности. Указанный дидактический материал помогает ему не только составить представление о народе страны пребывания, но и прививает гуманистические черты цивилизованного человека: добропорядочность, гражданственность, уважение к старшим, к другим народам, любовь к Родине.

1.5. Концепт богатство — показатель ментальной неоднозначности концепта благо/добро

В парадигме ценностей, представленных оппозициями «добро-зло», «правда-ложь», «труд-лень», «счастье-несчастье», «богатство-бедность», первый элемент имеет позитивное значение, второй — негативное. Однако лингвистический анализ пословиц и поговорок с концептом богатство показывает отрицательное отношение народов к материальному благополучию. Неожиданность подобного вывода — тоже находка, которую необходимо использовать для формирования языковой компетенции при подключении к ментальному полю другого этноса. Нами проанализировано пятьдесят пословиц и поговорок на восьми языках мира: английском, немецком, французском, итальянском, испанском, корейском, китайском и русском. О власти денег, черствости людей, их имеющих, говорят 63,6% идиоматических единиц, о бережливости — 13,6%, о бедности и нищете — 18,3%, другие аспекты этой проблемы раскрывают 4,5% идиом.

Очевидно, что богатство как в общем-то позитивное качество у народов вызывает единодушное неодобрение [Тимофеев 2003: 214]. Не потому ли это происходит, что трудом праведным не построишь палат каменных (рус.)?

Money will do anything (англ.).

Деньги могут все (рус.).

Есть деньги — сможешь и черта заставить крутить мельницу (кит.).

Семантическая и лексическая идентичность многих идиоматических выражений говорит об объективности выводов и, к сожалению, закономерности явлений. Так, англичане утверждают: A golden key opens every door; немцы вторят: Ein goldner Schlüssel öffnet alle Tore, Золотой молоток и железные ворота отпирает (рус.). Китайцы отходят от европейской метафоричности, прозаично выражая власть «презренного металла»: Есть деньги, десять тысяч дел — ерунда, без денег трудно и один шаг сделать.

Судя по лингвистическому анализу пословиц и поговорок, к богатству стремятся не только ради самих денег, но и из-за всеобщего уважения, потому что коли богатый заговорит, так есть кому послушать (рус.), а слов бедняка никто не слушает (Библия). Закономерность отраженных в фольклорных идиомах событий подчеркивается не только их семантической и лексической тождественностью, но и тем, что народы как будто бы ведут диалог, в котором одна нация начинает повествование, а другая, не нарушая ни жанра, ни стиля повествования, продолжает его. Деньги, по утверждению китайцев, десять тысяч дел помогают обстряпать. Даже Книга книг — Библия — констатирует, что у богатого много друзей. Англичане и русские вторят: «All things are obedient to money»; «С деньгами можно вести разговор». Деньги действительно решают много проблем в жизни человека, но вряд ли будет верным согласиться с народами в том, что когда деньги говорят — правда молчит (рус.).

Очевидно, что не богатство — зло, а его обладатель, который голодного не разумеет. Жизнь показывает, что человек, который приобрел богатство «трудом праведным», становится меценатом, а тот, кто приобрел его нечестными путями, - нуворишем. Отторжение и неприязнь народов мира вызывают люди, которые залезли в богатство — забыли и братство (рус.).

Антонимичный концепт бедность не менее интересен. При всеобщей отрицательной оценке бедности выясняется, что к бедным людям мы относимся в целом положительно: сострадаем, сочувствуем им, сопереживаем и стараемся помочь. Лингвистический анализ материала подводит нас к выводу о том, что Poverty is по sin (англ.) — «Бедность не грех», а в русской интерпретации — «не порок». Семантическая неэквивалентность данных лексем не изменяет общего смысла, поэтому их можно считать контекстуальными синонимами. Бедность является проявителем пороков других людей, так как у богатого много друзей (Библия), а стал бедным, родня не пустит на порог (кит.).

Таким образом, говоря о национальной концептосфере разных этносов, можно смело утверждать, что на ментальном уровне цивилизованные народы мира очень схожи, а мнение о специфике мировоззрения народов Востока фольклорным материалом, каковым являются пословицы и поговорки, не подтверждается.

Другим пороком человечества является жадность и более высокая степень ее проявления - скупость. Лейтмотивом на эту тему может быть библейское выражение: «Корень всех зол есть сребролюбие». В общеевропейской трактовке сребролюбие представлено как любовь к деньгам «the love of money» (англ.). Очевидно, что европейский опыт отражает негативное отношение к деньгам, почему же? Не потому ли, что в погоне за материальными благами человек часто теряет рассудок, забывая о вечных ценностях — любви, дружбе, достоинстве. В погоне за «презренным металлом» он часто не может умерить свои материальные потребности, даже не вспоминая о духовных. К сожалению, пословицы и поговорки обнаруживают пагубное влияние богатства на все народы мира — от прагматического Запада до пока еще загадочного Востока. Все же трудно согласиться с китайской идиомой: «Деньги — источник ненависти». Не деньги, а их обладатели.

Из тридцати пословиц и поговорок концепта жадность 10% посвящены противопоставлению умного человека, «который хозяин своим деньгам», скупому, который является их слугой. Эта печальная закономерность прослеживается в восьми языках: английском, французском, немецком, испанском, итальянском, корейском, китайском и русском. Остальные 90% отражают разные проявления скупости. Такая печальная «общенародная» статистика заставляет задуматься.

Иногда в пословицах и поговорках присутствуют национально-культурные компоненты, затемняющие этимологию и семантику устойчивого выражения, например: «Добравшись до города Луншань, мечтать добраться до княжества Шу» (кит.). Порок — везде порок, причем осуждается он не отдельными историческими лицами, пусть и очень авторитетными, а самими народами. Как же, по их мнению, проявляет себя жадность?

Английское выражение: «The miser is always in want» - семантически отходит от выражений других народов, потому что слово «скупой» заменяется на «нищий» (miser). Нет ничего предосудительного в том, что обездоленный человек находится в нужде, а вот использование в схожих выражениях русского языка лексемы «скупой» вместо «нищий» придает фразе обличительный характер:

Скупой всегда нуждается.

Жадному все мало.

Передавая этот же смысл, китайцы абстрагируются от персоналий, сравнивая человеческие желания с бездной. Значение данной лексемы понятно всем народам, так как используется ими не только в прямом, но и в переносном значении для обозначения человеческих желаний, чувств, эмоций, то есть этот элемент интертекстуален.

Жадность, переходящую в скупость, а порой и алчность, обличают многие народы:

Не would skin a mouse, and send the hide to market (англ.).

Er schindet die Laus des Balges wegen (нем.).

Готов шкуру с блохи содрать ради шерсти (рус.).

Использование разных зоонимов не меняет общего смысла выражения, так как в данном случае для передачи степени жадности народы используют метод абсурда. Он же используется и китайцами в семантически эквивалентном высказывании: «Из шелухи гречки выдавливать масло».

Семантически отрицательные контексты выполняют воспитательную функцию, метафорически показывая, как не надо поступать. Народы мира с осуждением констатируют, что степень жадности бесконечна:

Much would have more (англ.).

Кто много имеет, еще больше хочет (рус.).

Жадного не накормишь, скупого не одаришь (кит.).

Семантически эквивалентные английское и русское выражения деперсонифицированы.

Жадность как порок проявляется во многих жизненных ситуациях, одной из которых является получение денег взаймы. Совестливый человек, берущий взаймы, всегда переживает до тех пор, пока долг не будет возращен. Об этом свидетельствует идиоматика разных народов:

Out of dept, out of danger (англ.).

Рад будешь, как долг забудешь (рус.).

Без долгов в теле легкость, с долгами неспокойный сон (кит.).

В этих выражениях отсутствует национально-культурный компонент, и, несмотря на то, что англичане говорят об опасности, приносимой долгами, а русские и китайцы об эмоциональном и физическом состоянии должника, на глубинном семантическом уровне эти выражения являются тождественными, что подтверждает единодушие народов.

Библейская истина давно определила взаимоотношения дающего в долг и берущего:

Должник делается рабом заимодавца.

Китайцы расширяют семантику этого постулата, подчеркивая причинно - следственную связь:

Должниками легко командовать.

Из-за того, что, по утверждению разных народов, долги делать очень легко, а возвращать трудно, интернациональная философия дает рекомендации, как поступать в этой ситуации: ограничивать свои потребности, чтобы не усугубить проблемы. Так, англичане рекомендуют: «Better go to bed supperless than to rise in dept». Русские вторят: «Лучше без ужина ложиться, чем с долгами вставать». Китайцы тоже утверждают эту сентенцию: «Лучше три раза есть понемногу, чем быть без конца в долгу». Очевидно, что неслучайно народы мира идут по одному пути решения житейской проблемы, это подтверждает наше ментальное родство, что является залогом понимания людей всего мира. Значит, всем нам надо искать лишь пути к сердцу наших соседей по планете.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Изучение одного из главных концептов в ментальном поле русского этноса — благо/добро — вызвано тревогой за состояние духовности в современном российском обществе, особенно в молодой части. Обращение к истокам его формирования, особенностям функционирования в течение многих веков позволило сделать вывод о причинах и закономерностях ментальных и культурных потерь, произошедших в нашем обществе, определить, за счет каких составляющих они произошли.

Диссертационное исследование, выполненное в русле разрабатываемой автором теории концептуальной иерархии, позволило структурировать концепт благо/добро. Установление в результате анализа языкового материала когнитивных классификаторов позволило выстроить логически обоснованную таксономическую . модель исследуемого концепта, а введение понятий «активный когнитивный классификатор» и «пассивный когнитивный классификатор» градуировать их. При этом дифференциация когнитивных классификаторов базируется только на количественном показателе и не отражает степень их важности.

Проведенный нами анализ когнитивных классификаторов обоих типов показал, что наше общество движется по пути прагматизации, которая сопровождается деструктуризацией нравственных ценностей и значительной их потерей. Исчезновение ряда лексико-семантических звеньев в общей цепи репрезентантов концепта указывает на характер ментальных утрат. Так, доминирование когнитивного классификатора добро альтруистическое утверждает духовные приоритеты в жизни наших славянских средневековых предков, что ярко иллюстрирует протопоп Аввакум в своем литературном наследии. Активизация в наши дни когнитивного классификатора добро утилитарное иллюстрирует значительные потери духовности современным обществом.

Таксономическая модель концепта указывает на то, что утратились такие духовно значимые понятия, как благодеяние, благотворительность и подобные, хотя язык иллюстрирует потребность общества в них, что доказывается современными заимствованиями: спонсор вместо благотворитель и прижившегося в русском менталитете - меценат.

Установление в данном диссертационном исследовании когнитивных различий между концептами, отражающими конкретные понятия и абстрактные, методологически существенно, так как последние являются репрезентантами духовной специфики этноса, а первые — материальной жизни, хотя и окрашенной в национальный колорит.

Разрабатываемые нами в рамках концептуальной иерархии интенсивный и экстенсивный методы позволяют заглянуть в глубину веков и показать неслучайность лексико-семантического инвентаря репрезентантов концепта благо/добро, что особенно важно для ментальной мотивированности и проникновения в культурное поле другого этноса.

Использование в исследовании мифологем позволило расширить границы концепта, что отвечает требованиям когнитивной лингвистики [Руберт 2002: 73 - 74].

Введение в данной работе понятий «гомогенный» и «гетерогенный концепт» позволяет сделать акцент на специфике аксиологических концептов, как бы перетекающих один в другой, что и иллюстрируется концептом благо/добро. Кроме того, такая «текучесть» позволила проиллюстрировать вытеснение в русском языковом сознании конфессионального понятия светским: вместо блага в менталитете русских стало преобладать добро.

Концепт благо/добро, зафиксированный в лексикографической практике, литературных произведениях протопопа Аввакума и русском фольклоре - пословицах и поговорках — позволил увидеть аксиологический диапазон наших предков и сравнить его с современным.

Анализ языкового материала средневекового периода позволил сделать вывод о том, что русское общество имело высокий духовный потенциал, во многом базирующийся на христианской религии.

Анализ индивидуальной концептосферы, в данном случае духовного лидера старообрядчества протопопа Аввакума, и ее сравнительный анализ с общенациональной, отраженной в пословицах и поговорках, позволил сделать вывод о том, что Аввакум Петров — истинный выразитель национального менталитета. Путь, который он проповедовал для русского народа, скорее всего, не дал бы России возможность европеизироваться, но и не позволил бы ей поддаться «европозависимости». Очевидно, мы пошли бы национально специфическим путем развития, тем, которым пошли многие страны Востока, и, как показала история, это далеко не худший вариант, при котором страна, народ сохраняют свою самобытность, оставаясь в лоне цивилизации. Прагматический же Запад, в основе развития духовности, которого лежит когнитивный классификатор добро утилитарное, лишь посягнул на нашу духовность.

Данное диссертационное исследование, кроме указанного, имело своей целью определить закономерности структурирования концепта и специфику его ментальной репрезентации.

В результате анализа выявлены структурные и функциональные особенности одного из базовых концептов концептосферы, наиболее ярко синтезирующего ментальную сущность этноса. Исследование показало, что структурирование концепта в разных языках и в разные исторические эпохи осуществляется по одним и тем же принципам, что подчеркивает его универсальность. В основе этой структуризации лежит многоуровневая лексическая репрезентация, основанная на понятийной взаимосвязи, зафиксированной в лексикографической практике и подтвержденной художественными текстами индивидуально-авторского и фольклорного характера.

Проведенное в предлагаемом исследовании многоуровневое структурирование концепта позволяет в определенной степени устранить сложившийся в когнитивной лингвистике недостаток. Отмеченный многими учеными, по моделированию концепта, созданию его таксономических моделей. Введение в теоретический актив понятий «концепт первой ступени включения, второй.» взамен субординатных концептов — не терминологическое переиначивание, а суть, за которой стоит иерархическая упорядоченность. Кроме того, акцентирование внимания на специфике этих уровней в зависимости от отдаленности от базового уровня позволяет установить их степень значимости в ментальном поле этноса. Исследование показало: чем ниже уровень включения, тем он национально специфичней; чем выше, тем интернациональней. Нейтрализация одинаковых концептов разных национальных концептосфер осуществляется, как правило, на базовом и первом уровне включения. Большая семантическая сопряженность базовых концептов различных языков иллюстрирует схожесть восприятия мира представителями разных этносов. Если же речь идет об аксиологических концептах, наиболее существенных для менталитета нации, то народы обнаруживают редкое единодушие в их оценке, что позволяет опровергнуть общепризнанное мнение о значительной несхожести национальных характеров. Анализ конкретного языкового материала, представленный 2,5 тысячами лексико-грамматических единиц репрезентантов гетерогенного концепта благо/добро и 1500 пословиц и поговорок восьми народов мира, комментирующих эти морально-нравственные ценности, позволяет утверждать, что формирование аксиологической базы носит универсальный характер. Именно по ее инвентарю народ причисляется или не причисляется к разряду цивилизованного. Интернациональность основных моральнонравственных концептов консолидирует народы, являясь залогом поступательного движения цивилизации.

Введение в терминологический актив понятия «интернациональная концептосфера» дополняет типологию концептосфер. Кроме того, выявляются закономерности взаимодействия сенсорных, эмотивных, морально-этических и социально-установочных концептов, что позволяет влиять на формирование индивидуальной и групповой концептосфер. Суть этих закономерностей сводится к нечеткости границ между типами концептов и их взаимопереходности, что подчеркивает активное функционирование концептуальной системы и ее развитие.

Использованный в работе комплексный подход, основанный на синтезе разрабатываемых автором интенсивном и экстенсивном методах исследования, позволил рельефнее показать специфику концепта и выявить его национальные предпочтения.

Введение понятий «закрытая концептосфера», представленная латинским языком, и «открытая концептосфера» в лице древнерусского и современного русского языка позволило актуализировать диахронический и синхронический методы исследования, что особенно важно для выявления закономерностей развития национально-культурной специфики этноса, дает возможность прогнозировать развитие ментальной базы и устранять причины, ее деформирующие. Определение диахронического аспекта рамками десяти веков позволило детально отразить жизнь концепта благо/добро в ментальном поле русского этноса.

Разработанные в диссертационном исследовании таксономические модели концепта благо/добро в максимально возможном для языка объеме отражают ментальные и культурные особенности народа в тот или иной исторический период. Структурирование концепта позволило увидеть не только лексико-семантическую его наполняемость его репрезентантов, но и отразить национальную специфику мышления русского народа.

Когнитивный анализ сегмента национальной концептосферы, репрезентированного лексемой добро, показал, что компоненты гетерогенного концепта благо/добро в значительной степени дополнительно распределены: благо употребляется в конфессиональном контексте, добро ~ когда речь идет об обыденных вещах. Кроме того, употребление последнего в фольклорных выражениях типа «люди добрые» указывает на его причастность к проблемам каждодневной жизни светского характера.

Принцип дополнительного распределения не только указывает на стилистическое расслоение русского языка раннего этапа национального периода, на положение автора в обществе — духовный лидер и человек из народа, - но и иллюстрирует соотношение духовности и мирской жизни в тот период.

Использование лексемы добро в безличном значении является частотным фактором, указывающим на приятие средневековым славянином всего происходящего. Таким образом народ демонстрировал свою жизненную позицию — смирение, которое в духовном смысле воспринималось как благо.

Включение в диссертационное исследование паремий логически мотивировано многоаспектностью и многофункциональностью концепта. Этот материал позволил заглянуть в глубину веков, обратясь к истокам формирования концептосферы.

Пословицы и поговорки как объект когнитивного исследования позволяют приблизить научные изыскания к повседневной жизни, в первую очередь через дидактические задачи: подключение к ментальному полю инородного этноса лучше всего осуществляется на этом лингвистическом материале. Паремии образно иллюстрируют межконцептные отношения, так как почти всегда построены на антагонизме, на лексическом уровне проявляющемся в антонимии.

Пословицы и поговорки в силу своей экспрессивной окрашенности очень ярко передают отношение народа к тем или иным явлениям реальной жизни.

Предложенная в диссертационном исследовании корреляция концепта добро включает в себя общенациональные приоритеты — правду, трудолюбие, счастье, богатство, бесспорную ценность которых подтверждают многие народы. Это позволяет глобализировать аксиологические концепты и ввести понятие «интернациональная концептосфера».

Конфронтативный метод исследования, активизированный в главе III «Паремии как сегмент ментального поля нации и репрезентант концепта благо/добро», позволил проиллюстрировать ментальное единодушие по отношению к морально-нравственным ценностям не только народов Запада, но и Востока, традиционно считающихся представителями совершенно иного, чуждого западному миру типа мышления. Лингвистический материал утверждает, что основополагающие представления, включенные в концепт благо/добро, очень схожи у разных народов, дифференциация начинается при переходе концепта на субординатные уровни, которые формируются под влиянием национальных культурных особенностей. Предложенная в работе модель нейтрализации иллюстрирует это положение.

Таким образом, данное диссертационное исследование доказывает конкретным языковым материалом те теоретические положения, которые были выдвинуты в начале работы.

 

Список научной литературыСафонова, Наталья Валентиновна, диссертация по теме "Русский язык"

1. Литературные источники

2. Античные афоризмы: Тематический сборник. Сост. Казаченок Т.Г., Громыко И.Н. Минск: Вышейш. шк., 1987. — 317 с.

3. Булгаков М.А. Собачье сердце / Ханский огонь: Повести и рассказы. М.: Художественная литература. - 1988. — 239 с.

4. Культура Китая: прошлое и настоящее. Пекин, 2000. - 250 с.1.. Научная литература

5. Абитова А.Р. Социокультурный контекст как компонент когнитивной деятельности // Когнитивная парадигма: Тез. междунар. конф. Пятигорск, 27-28 апреля 2000: В 3 ч. Симпозиум 1. Лингвистика, литературоведение. — Пятигорск: Изд-во ill НУ, 2000. С. 3-5.

6. Авеста в русских переводах (1861-1996). — СПб: Журнал "Нева"; Изд-во рус. христиан, гуманитар, ун-та 1997. —477 с.

7. Аврамова В. Универсальное и национальное в идиоматике // Состояние и перспективы сопоставительных исследований русского и других языков: Тез. докл. V междунар. симпозиум МАПРЯЛ. Белград, 2000. -С. 5.

8. Аджанова И. Учет научно-культурной специфики русского делового разговора в обучении носителей чешского языка: Дис. . канд. пед. наук. — М.: Институт им. A.C. Пушкина, 1996. 152 с.

9. Азимов Э.Г. Теория и практика преподавания русского языка как иностранного с помощью компьютерных технологий: Дис. . д-ра пед. наук. — М.: Институт русского языка им. A.C. Пушкина, 1996. — 320 с.

10. Аксенова Г.Н. Сопоставление культурных реалий на примере фразеологии русского и белорусского языков // Состояние и перспективы сопоставительных исследований русского и других языков: Тез. докл. V междунар. симпозиум МАПРЯЛ. Белград, 2000. — С. 6-7.

11. Аксиологическая лингвистика: проблемы изучения культурных концептов и этносознания: Сб. науч. тр. / Под ред. H.A. Красавского. -Волгоград: Колледж, 2002. — 222 с.

12. Алефиренко Н.Ф. Значение в парадигме языкового сознания // Язык и национальное сознание: Сб. науч. тр. — Воронеж, 1999. С. 14-20.

13. Алефиренко Н.Ф. Этноязыковое кодирование смысла и культура // Филология и культура: Мат-лы III междунар. науч. конф.- Тамбов, 2001.-Ч. 2.- С. 82-84.

14. Алефиренко Н.Ф. Поэтическая энергия слова. Синергетика языка, сознания и культуры / Н.Ф. Алефиренко — М.: Academia, 2002 а. -391 с.

15. Алефиренко Н.Ф. Языковое сознание и лингвокультурология образной идиоматики // Фразеология и миропонимание народа: Мат-лы междунар. науч. конф. Тула, 2002 б. — Ч. 1. - С. 5 - 12.

16. Алефиренко Н.Ф. Проблемы фразеологического значения и смысла (в аспекте межуровневого взаимодействия языковых единиц): Монография / Н.Ф. Алефиренко, Л.Г. Золотых. — Астрахань: Изд-во Астрахан. гос. пед. ун-та, 2000. 220 с.

17. Алтабаева Е.В. Концепт «желание» в русской языковой картине мира // Филология и культура: Мат-лы III междунар. науч. конф. — Тамбов, 2001.-Ч. 2. С.135-137.

18. Апресян Ю.Д. Избранные труды: В 2 т. / Ю.Д. Апресян. М.: Языки русской культуры.- №, 1995 а.- Т. 1. Лексическая семантика. - 472 с.

19. Апресян Ю.Д. Избранные труды: В 2 т. / Ю.Д. Апресян. М.: Языки русской культуры, 1995 б. - Т. 2. Интегральное описание языка и системная лексикография. — 766 с.

20. Апресян Ю.Д. Образ человека по данным языка: попытки системного описания // Вопросы языкознания. — № 1. — С. 37 67.

21. Аристотель. Категории // Соч.: В 4 т. — М.: Мысль, 1978. Т. II. -687 с.

22. Артемьева Е.Ю. Психология субъективной семантики / Е.Р. Артемьева. -М.: Изд-во МГУ, 1980. 128 с.

23. Артемьева Г.В. К вопросу довузовской подготовки китайских граждан в системе высшего профессионального образования в России // Актуальные проблемы подготовки китайских учащихся в вузах Российской Федерации. Воронеж, 2002. — С. 3 - 5.

24. Арутюнова Н.Д. К проблеме функциональных типов лексического значения // Аспекты семантических исследований. — М.: Наука, 1980. 357 с.

25. Арутюнова Н.Д. Время: модели и метафоры // Логический анализ языка. Язык и время. М.: Индрик, 1997. - 351 с.

26. Арутюнова Н.Д. Язык и мир человека / Н.Д. Арутюнова. — М.: Языки русской культуры, 1999. — 896 с.

27. Арутюнова Н.Д. Наивные размышления о наивной картине языка // Язык о языке: Сб. ст.- М.: Языки русской культуры, 2000. -С. 7-19

28. Аскольдов С.А. Концепт и слово // Русская словесность. От теории словесности к структуре текста. Антология. — М.: Академия, 1997. -С. 267 279.

29. Бабушкин А.П. Концептуальные типы значений слова // Контра-стивные исследования лексики и фразеологии русского языка. — Воронеж: Изд-во Воронеж, гос. ун-та, 1996 а. — С. 3 10.

30. Бабушкин А.П. Типы концептов в лексико-фразеологической семантике языка / А.П. Бабушкин. — Воронеж: Изд-во Воронеж, гос. ун-та, 1996 б.-103 с.

31. Бабушкин А.П. Язык и национальное сознание: Сб. науч. тр. — Воронеж: Изд-во Воронеж, гос. ун-та, 1999. — С. 12 14.

32. Бабушкин А.П. Концепты разных типов в лексике и фразеологии и методика их выявления // Методологические проблемы когнитивной лингвистики. — Воронеж: Изд-во Воронеж, гос. ун-та, 2001. — С. 52 57.

33. Баранов А.Н., Добровольский Д.О. Постулаты когнитивной лингвистики // Известия АН. Сер. литературы и языка. — М., 1997. Т. 56. — № 1.-С. 11 -21.

34. Барг М.А. Эпохи и идеи: Становление историзма / М.А. Барг. — М.: Мысль, 1987.-348 с.

35. Бартошевич JL Лингвокогнитивное моделирование обработки дискурса как основа обучения чтению русскоязычной научной литературы: Дис. . д-ра филол. наук. М.: Институт им. A.C. Пушкина, 1991. - 336 с.

36. Барышников Н.В. Когнитивный взгляд на технологии обучения иностранным языкам // Когнитивная парадигма: Тез. междунар. конф.: В 3 ч. Симпозиум 1. Лингвистика, литературоведение. — Пятигорск: Изд-во ПГПУ, 2000.-С. 10-13.

37. Бергманн Ф.Г. Единство человеческого рода и множество первоначальных языков / Ф.Г. Бергман. Страсбург, 1864. — 28 с.

38. Белкина З.В. К вопросу о символическом употреблении слова (на примере русских лексем кошка, мышь, немецких die Katze, die Maus) // Сопоставительно-семантическое исследования русского языка. — Воронеж: Изд-во Воронежского гос. ун-та, 1979. — С. 15 19.

39. Белоус В.В. Когнитивные ресурсы многомерной типологии интегральной индивидуальности // Когнитивная парадигма: Тез. междунар. конф.: В 3 ч. Симпозиум 1. Лингвистика, литературоведение. — Пятигорск: Изд-во ПГПУ, 2000. С. 96 - 99.

40. Беляевская Е.Г. Когнитивные основания изучения семантики слова // Структуры представления знаний в язык. — М., ИНИОН РАН, 1994. 160 с.

41. Беляевская Е.Г. Принципы когнитивных исследований: проблема моделирования семантики языковых единиц // Когнитивная семантика: Мат-лы Второй междунар. школы-семинара по когнитивной лингвистике, 11-14 сентября 2000 г. Тамбов, 2000. - Ч. 1. - С. 8 - 10.

42. Бенвенист Э. Общая лингвистика / Э. Бенвенист. — М.: Прогресс, 1974.-447 с.

43. Бердникова Л.П. Когнитивная лингвистика и дискурс // Когнитивная парадигма: Тез. междунар. конф.: В 3 ч. Симпозиум 1. Лингвистика, литературоведение. Пятигорск: Изд-во ПГПУ, 2000. — С. 32 - 34.

44. Бердяев H.A. Самопознание (Опыт философской автобиографии) / H.A. Бердяев. М.: Книга, 1991. - 445 с.

45. Берков В.П., В какой мере системен язык? // Общее языкознание и теория грамматики: Мат-лы чтений, посвящ. 90-летию со дня рождения С.Д. Кацнельсона. СПб.: Наука, 1998. - С. 41 - 50.

46. Благова Г.Ф. Пословица и жизнь: Личный фонд русских пословиц в историко-фольклористической ретроспективе / Г.Ф. Благова. — М.: Вост. лит. РАН, 2000. 222 с.

47. Блохина Н.Г. Концепт, представленный в системе языка словом «бог» / Концептосфера русского языка: константы и динамика изменений // Материалы X юбилейного конгресса МАПРЯЛ. — СПб, 2003 а.

48. Блохина Н.Г. Проблемы концептуального анализа // VII Дер-жавинские чтения. Филология и журналистика. — Тамбов, 2003 б. С. 68 - 69.

49. Боброва Л.А. Возможна ли натурализация эпистемологии? Современные дискуссии о природе эпистемологии (научно-аналитический обзор) // Современные теории познания. — М.: ИНИОН РАН, 1992. -167 с.

50. Богуславский И.М. Рецензия. // Вопросы языкознания. — 1995. -№ 1.-С. 164- 168.

51. Бодуэн де Куртенэ И.А. Избранные труды по общему языкознанию: В 2 т. / И.А. Бодуэн де Куртенэ. М.: Изд-во АН СССР, 1963. - Т. 1.-384 е.; Т.2.-391 с.

52. Болдырев H.H. Функциональная категоризация английского глагола. Дис. Доктора филол. Наук. — СПб, 1995. — 445 с.

53. Болдырев H.H. Когнитивная семантика. Курс лекций / H.H. Болдырев. — Тамбов, 2001. — 123 с.

54. Бондарко A.B. О соотношении понятий инварианта и прототипа при анализе грамматической семантики // Филология и культура: Тез. 2-й междунар. конф. 12 мая 1999 г.: В 3 ч. Тамбов, 1999. - Ч. 1. - С. 7.

55. Борзенкова М.О. Концепт «благо» в диалоге культур // Когнитивная семантика. Тамбов, 2000. - Ч. 2. - С. 43 -45.

56. Борисенко В. Современный русский язык в транзиции // Состояние и перспективы сопоставительных исследований русского и других языков: V междунар. симпозиум. — Белград, 2000. — С. 10.

57. Будагов P.A. Толковые словари в национальной культуре народов / P.A. Будагов. — М.: Изд-во Московского ун-та, 1989. — 151 с.

58. Булгаков С.Н. Философия имени / С.Н. Булгаков. — СПб: Наука, 1999.-448 с.

59. Булыгина Т.В. Языковая концептуализация мира (на материале русской грамматики) / Т.В. Булыгина, А.Д. Шмелева. — М.: Языки русской культуры, 1997. — 576 с.

60. Бургин М.С. Введение в современную точную методологию науки: Структура систем знания: Пособие для студентов вузов / М.С. Бургин, В.И. Кузнецов. М.: Аспект Прогресс, 1994. — 304 с.

61. Буслаев Ф.И. Древнерусская литература и православное искусство / Ф.И. Буслаев. СПб.: Изд-во РХГИ: Лига плюс, 2001. - 351 с.

62. Буслаев Ф.И. Исторические очерки русской народной словесности и искусства: В 2 т. / Ф.И. Буслаев. — М., 1988. — Т. 1 . — 643 е.; — Т. 2. — 429 с.

63. Быкова О.И. Крылатые слова как комплексный знак культуры // Композиционная семантика: Мат-лы Третьей междунар. школы-семинара по когнитивной лингвистике 18-20 сентября 2002 г. — Тамбов, 2002. -Ч. 2. С. 76 - 78.

64. Вайнрайх У. Языковые контакты: Состояние и проблемы исследования: Пер. с англ. / У. Вайнрайх; Предислов. А. Мартине. Киев: Изд-во Киев. гос. ун-та, 1979. — 263 с.

65. Вайсберг И.Л. Родной язык и формирование духа / И.Л. Вайс-берг.-М., 1993.

66. Васильев Л.М. Методы современной лингвистики / Л.М. Васильев.— Уфа: Изд-во Башкир, ун-та, 1997. — 182 с.

67. Вахрушева С.Н. Взаимодействие языка, культуры и средств коммуникации И Филология и культура: Мат-лы IV междунар. науч. конф. 16-18 апреля 2003 г. Тамбов, 2003. - С. 243 - 246.

68. Вахтель Н.М. Морально-нравственная лексика в русском языковом сознании // Язык и национальное сознание. Вып. 3. — Воронеж: Изд-во Воронеж, гос. ун-та, 2002. С. 38 - 45.

69. Вежбицкая А. Язык. Культура. Познание / А. Вежбицкая. — М.: Русские словари, 1997. — 413 с.

70. Вежбицкая А. Семантические универсалии и описание языков / А. Вежбицкая. — М.: Языки русской культуры, 1999. — 780 с.

71. Вехи. Сборник статей о русской интеллигенции. Репринтное воспроизведение издания 1909 года. — М.: Новости, 1990. — 205 с.

72. Волостных И.А. Фразеологизмы как национально-культурный компонент французской культуры И VII Державинские чтения. Филология и журналистика. — Тамбов, 2003. — С. 143 144.

73. Виноградов В.В. Русский язык (грамматическое учение о слове). 2-е изд. / В.В. Виноградов. — М.: Высш. шк., 1972. — 614 с.

74. Витгенштейн Л. Философские исследования // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 16. Лингвистическая прагматика. — М., 1985. — С. 79- 128.

75. Виноградова Е.В. О специфике использования термина «когнитивный» в современной лингводидактике // Когнитивная парадигма: Тез. междунар. конф.: В 3 ч. Симпозиум 1. Лингвистика, литературоведение. — Пятигорск, 2000. С. 14 - 17.

76. Волков Г.Н. Этнопедагогика / Г.Н. Волков. Чебоксары: Чувашское книжн. изд-во, 1974. — 376 с.

77. Воркачев С.Г. Зависть и ревность: к семантическому представлению моральных чувств в естественном языке // Известия АН. Сер. литературы и языка. 1998. - Т. 57. - № 3. - С. 35 - 45.

78. Воркачев С.Г. Концепт счастья: понятийный и образный компоненты //Известия РАН. Сер. литературы и языка — 2001.— № 6 — С. 47-58.

79. Воркачев С.Г. Концепт счастья в английской паремиологии // Аксиологическая лингвистика: проблемы изучения культурных концептов и этносознания: Сб. науч. тр. — Волгоград, 2002. — С. 36 40.

80. Воробьев В.В. Лингвокультурология (теория и методы): Монография / В.В. Воробьев. — М.: Изд-во Российского университета дружбы народов. 1997.— 331с.

81. Востоков А.Х. Избранные труды. М.: Просвещение, 1986. -460 с.

82. Вригт Г.Х. фон. О локализации ментальных состояний // Логический анализ языка: Языки пространств. — М.: Языки русской культуры, 2000.-С. 16- 19.

83. Выготский Л.С. Мышление и речь // Собр. соч. — М.: Педагогика, 1982. — Т. 2. — С. 6 215.

84. Вышеславцев Б.П. Русский национальный характер // Вопросы философиии. 1995. -№ 6. - С. 56 - 62.

85. Гак В.Г. Пространство мысли (опыт систематизации слов ментального поля) // Логический анализ языка. Ментальные действия. — М.: Наука, 1993.-С. 22-30.

86. Гак В.Г. Языковые преобразования / В.Г. Гак. — М.: Языки русской культуры, 1998.-763 с.

87. Гак В.Г. Метафора в языке и тексте / В.Г. Гак, В.Н. Телия, Е.М. Вольф. М.: Наука, 1988. - 174 с.

88. Гвоздарев Ю.А. Язык есть исповедь народа: Кн. для учащихся / Ю.А. Гвоздарев. — М.: Просвещение, 1993. — 141 с.

89. Георгиева С. Своеобразие русских и болгарских фразеологизмов, связанных с религией // Сопоставительные и сравнительные исследования русского и другие языков: Доклады. IV междунар. симпозиум. — Белград, 1997.-С. 218-222.

90. Георгиева С. Отражение неорганического мира во фразеологии // Состояние и перспективы сопоставительных исследований русского и других языков: Тез. докладов. V междунар. симпозиум МАПРЯЛ. — Белград, 2000.-С.14- 15.

91. Гостева Ж.Е. Об отражении двух точек зрения на истину в языковой картине мира (на материале английского языка) // Филология и культура: Мат-лы IV междунар. науч. конф. 16-18 апреля 2003 г. — Тамбов, 2003. С. 53 - 56.

92. Гочева С.П. Библейские фразеологизмы в русском и болгарском языках // Состояние и перспективы сопоставительных исследованийрусского и других языков. V междунар. симпозиум. МАПРЯЛ. — Белград, 2000.-С. 16- 17.

93. Грушко Е.А. Словарь славянской мифологии: Учеб. пособие / Е.А. Грушко, Ю.М. Медведев. — Нижний Новгород: Русский купец; Братья славяне, 1995. — 367 с.

94. Голев Н.Д. Динамический аспект лексической мотивации / Н.Д. Голев. — Томск: Изд-во Томск, ун-та, 1989. — 252 с.

95. Голицына Т.Н. // Язык и национальное сознание. — Воронеж, 1999.-Вып. 2.- С. 33 -36.

96. Голованова И.С. Номинация семы «вино» и развитие культуры виноделия в Западной Европе // Филология и культура: Мат-лы IV междунар. науч. конф. 16-18 апреля 2003 г. Тамбов, 2003. — С. 255 - 256.

97. Гольдберг В.Б. Типология структурных связей, организующих лексико-семантическое поле (на примере поля «жизнь — смерть» в русском и английском языках): Дис. . канд. филол. наук. — Воронеж, 1984. — 225 с.

98. Гольдберг В.Б. Гиперо-гипонимическая связь как знак общих закономерностей и национально-специфических особенностей познания // Сб. науч. тр. — Воронеж: Изд-во Воронеж, гос. ун-та, 1999. С. 58 - 62.

99. Гольдберг В.Б. Структурные связи в лексико-фразеологическом поле // Язык как функциональная система: Сб. ст. к юбилею профессора H.A. Кобриной. — Тамбов, 2001. С. 57 - 62.

100. Гольдберг В.Б. Системные лексические связи как представление структур знания в языке // VII Державинские чтения. Филология и журналистика. — Тамбов, 2003. — С. 98 99.

101. Гостева Ж.Е. Об отражении двух точек зрения на истину в языковой картине мира (на материале английского языка) // Филология и культура: Мат-лы IV междунар. науч. конф. 16-18 апреля 2003 г. — Тамбов, 2003.- С. 53 -56.

102. Григорьева Г.С. Фразеологические единицы с зоонимами в аспекте теории номинации (на материале современного английского языка): Автореф. дис. . канд. филол. наук. — Одесса, 1985. — 16 с.

103. Григорьева Т.П. Образы мира в культуре: встреча Запада с Востоком // Культура, человек и картина мира / Отв. ред. А.И. Арнольдов, В.А. Кругликов. -М.: Наука, 1987. С. 262 - 269.

104. Губарев В.П. Семантические категории в лексико-фразеологических микросистемах современного немецкого языка // Лексические категории: Сб. ст. — Калинин, 1984. — С. 52 58.

105. Гук H.A. Английская идиоматика: мышление, культура, язык // Филология и культура: Мат-лы IV междунар. науч. конф. 16-18 апреля 2003 г. Тамбов, 2003. - С. 256 - 257.

106. Гукасова Э.М. К вопросу о взаимосвязи языка и культуры // Филология и культура: Мат-лы IV междунар. науч. конф. 16-18 апреля 2003 г. Тамбов, 2003.- С. 246 - 248.

107. Гумбольдт В. фон. О различии строения человеческих языков и его влиянии на духовное развитие человечества: Пер. с нем. // Гумбольдт В. фон. Избр. труды по языкознанию. — М.: Прогресс, 1984. — С. 34 298.

108. Гумбольдт В. фон. Характер языка и характер народа // Вильгельм фон Гумбольдт. Язык и философия культуры / Сост. общ. ред. и вступ. ст. A.B. Гулыги и Г.В. Рамишвили. — М.: Прогресс, 1985. — С. 373.

109. Гумилев JI.H. От Руси до России / Л.Н.Гумилев. — СПб.: ЮНА, 1992.-270 с.

110. Гуревич А.Я. Категории средневековой культуры. — М.: Искусство, 1984.-350 е.

111. Гуревич А.Я. Ментальность // Опыт словаря нового мышления / Под ред. Ю. Афанасьева и М. Ферро. — М.: Прогресс; Париж: Пайо 1989. -С. 454.

112. Гухман М.М. Историческая типология и проблема диахронических констант / М.М. Гухман. — М.: Наука, 1981. 249 с.

113. Даниленко В.П. Основы духовной культуры в картинах мира / В.П. Даниленко, Л.В. Даниленко. — Иркутск: Иркутск, гос. ун-т, 1999.—537с.

114. Данилюк Н.В. Анализ семантического поля «иностранцы» в современном немецком языке // Композиционная семантика: Мат-лы Третьей междунар. школы-семинара по когнитивной лингвистике 18-20 сентября 2002 г. Тамбов, 2002. - Ч. 2. - С. 108 - 110.

115. Дейк Ван Т.А. Язык. Познание. Коммуникация: Сб. работ/ Сост. В.В. Петрова. -М.: Прогресс, 1989. — 310 с.

116. Демьянков В.З. Когнитивизм, когниция, язык и лингвистическая теория // Язык и структуры представления знаний. — М.: ИНИОН РАН, 1992.-С. 39-77.

117. Демьянков В.З. Когнитивная лингвистика как разновидность интерпретирующего подхода // Вопросы языкознания. — 1994. — № 4 — С. 17 -33.

118. Полина A.B. Концепт «Бог» в английском языковом сознании // Филология и культура: Мат-лы III междунар. науч. конф. — Тамбов, 2001. -Ч. 2. — С. 166-168.

119. Дорофеева Н.В. Эмоциональные концепты в религиозном дискурсе: удивление // Филология и культура: Мат-лы IV междунар. науч. конф. 16-18 апреля 2003 г. Тамбов, 2003. - С. 405 - 407.

120. Дронов В.В. Москва. Россия. Речь и образы / В.В. Дронов. -М.: Русский язык; Курсы, 2002. 294 с.

121. Дубровина С.Ю. Проблемы определения народного православия как культурно-языкового явления // VII Державинские чтения. Филология и журналистика. — Тамбов, 2003. — С. 51 52.

122. Дубровская О.Г. Лингвокультурологический аспект сопоставительного исследования русских и английских пословиц об уме и глупости: Автореф. дис. . канд. филол. наук. — Екатеринбург, 2000. — 21 с.

123. Дурикова Л.В. Проблема естественности дискурса в межкультурной коммуникации: Автореф. дис. . д-ра филол. наук. — Воронеж, 2002.-49 с.

124. Егоров А.О. Семантические связи лексических единиц в тексте и тезаурусе (на материале современного английского языка): Автореф. дис. . канд. филол. наук. Пятигорск, 1986. - 16 с.

125. Ельмслев JI. Пролегомены к теории языка: Пер. с англ. // Новое в лингвистике. М., 1960. - Вып. 1. - С. 264 - 389.

126. Есперсен О. Философия грамматики / О. Есперсен; Пер. с англ. В.В. Пасека и С.П.Сафроновой. — М.: Иностр. литерат., 1958. — 404 с.

127. Жинкин Н.И. Язык — речь — творчество: Избр. тр. / Н.И. Жин-кин. М.: Лабиринт, 1998. - 368 с.

128. Житниковские чтения V: межкультурные коммуникации в когнитивном аспекте: Мат-лы Всерос. науч. конф. Челябинск, 28-29 мая 2001 г. / Отв. ред. О.В. Демидов. — Челябинск: Изд-во Челяб. ун-та, 2001. 358 с.

129. Жуков В.П. Семантика фразеологических оборотов: Учеб. пособие для студентов пединститутов / В.П. Жуков. — М.: Просвещение, 1978.- 160 с.

130. Жуков В.П. Словарь русских пословиц и поговорок. — 7-е изд., стереотип / В.П. Жуков. — М.: Русский язык, 2000. — 536 с.

131. Зайнуллина Л.М. О национально-культурной специфике стереотипов // Филология и культура: Мат-лы IV междунар. науч. конф. 16-18 апреля 2003 г. Тамбов, 2003. - С. 165 - 166.

132. Зайцева О.Л. Когнитивная основа обучения иностранному языку // Когнитивная парадигма: Тез. междунар. конф.: В 3 ч. Симпозиум 1. Лингвистика, литературоведение. — Пятигорск, 2000. — С. 26 28.

133. Залевская A.A. Проблемы организации внутреннего лексикона человека / A.A. Залевская. — Калинин: Калининский гос. ун-т, 1977. — 83 с.

134. Залевская A.A. Слово в лексиконе человека: психолингвистическое исследование / A.A. Залевская. — Воронеж: Изд-во Воронеж, ун-та, 1990.-205 с.

135. Залевская A.A. Психолингвистический подход к анализу языковых явлений // Вопросы языкознания. — 1996 б. — № 6. — С. 31 42.

136. Залевская A.A. Введение в психолингвистику / A.A. Залевская. — М.: Изд-во Рос. гос. гуманитарного ун-та, 2000. — 382 с.

137. Залевская A.A. Вопросы теории овладения вторым языком в психолингвистическом аспекте: Монография / A.A. Залевская. — Тверь: Тверской гос. ун-т, 1996 а. — 196 с.

138. Занглигер В.Ф. Метафоры с зооморфизмами в русских и болгарских пословицах // Сопоставительные и сравнительные исследования русского и другие языков: Доклады. IV междунар. симпозиум МАПРЯЛ. -Белград, 1997. С. 223 - 226.

139. Заречнова Е.А. К вопросу о термине «когнитивность» в педагогике // Когнитивная парадигма: Тез. междунар. конф.: В 3 ч. Симпозиум 1. Лингвистика, литературоведение. — Пятигорск: Изд-во Пятигорского гос. лингв, ун-та, 2000. С. 68 - 70.

140. Захаренко И.В., Красных В.В. Русская когнитивная база и русское культурное пространство в зеркале кроссвордов // Язык, сознание, коммуникация. — М.: Филология, 1998. — Вып. 5. 120 с.

141. Звегинцев В.А. Функция и цель в лингвистической теории // Проблемы теоретической и экспериментальной лингвистики. — М.: МГУ, 1977.-263 с.

142. Золотова Н.О Ментальный лексикон, его ядро и функция единиц как проблема языкового сознания // Филология и культура: Мат-лы IV междунар. науч. конф. 16-18 апреля 2003 г. — Тамбов, 2003. — С. 25 27.

143. Зурабова К.А. Мифы и предания / К.А. Зурабова, В.В. Сухачев-ский. М.: Терра, 1993. — 277 с.

144. Иванова Е.В. Пословичная концептуализация мира (на материале английских и русских пословиц): Автореф. дис. . д-ра филол. наук. -СПб., 2003.-40 с.

145. Ивашенко О.В. Когнитивные классификаторы абстрактных концептов «вера» и «надежда» в русском языке // Филология и культура: Мат-лы Ш-й междунар. науч. конф. Тамбов, 2001. - Ч. 2. - С. 76 -77.

146. Ивашенко О.В. Когнитивные классификаторы в семантическом поле абстрактных лексем (на материале лексико-семантического поля ментальных состояний в русском и английском языках): Дис. . канд. филол. наук. Воронеж, 2002. — 177 с.

147. Кабакчи В.В. Теория и практика внешнекультурной коммуникации // Коммуникативный и номинативный аспекты единиц языка: Меж-вуз. сб. науч. тр. — JI.: Ленинградский гос. ун-т им. А.И. Герцена 1989. — С. 13-23.

148. Карапетян М.С. Еще раз о менталитете // VII Державинские чтения. Филология и журналистика. Тамбов, 2003. - С. 144 - 146.

149. Карасик В.И Культурные доминанты // Языковая личность: культурные концепты: Сб. науч. тр. — Волгоград, Волгогр. гос. пед. ун-т, 1996.-С.З- 16.

150. Карасик В.И. Религиозный дискурс // Языковая личность: проблемы лингвокультурологии и функционирования семантики: Сб. науч. тр. Волгоград: Волгогр. гос. пед. ун-т, 1999. — С. 5 - 19.

151. Карасик В.И. Модельная личность как лингвокультурный концепт: Мат-лы III междунар. науч. конф. — Тамбов, 2001. — Ч. 2. — С. 98 101.

152. Карасик В.И. Языковой круг: личность, концепты, дискурс / В.И. Карасик. Волгоград: Перемена, 2002. - 477 с.

153. Карасик В.И., Слышкин Г.Г. Лингвокультурный концепт как единица исследования // Методологические проблемы когнитивной лингвистики. — Воронеж, 2001. — с. 98 101.

154. Караулов Ю.Н. Структура лексико-семантического поля // Научные доклады высшей школы. Филол. науки. — 1972. — № 1. — С. 57 68.

155. Караулов Ю.Н. Общая и русская идеография / Ю.Н. Караулов. -М.: Наука, 1976.-355 с.

156. Караулов Ю.Н. Русский язык и языковая личность / Ю.Н. Караулов. М.: Наука, 1987. - 264 с.

157. Караулов Ю.Н., Красильникова Е.В. Предисловие. Русская языковая личность и задачи ее изучения // Язык и личность. — М.: Наука, 1989.-214 с.

158. Кацнельсон С.Д. Типология языка и речевое мышление / С.Д. Кацнельсон. — Л.: Наука, 1972. 216 с.

159. Кацнельсон С.Д. Универсалии и типологическое исследование / С.Д. Кацнельсон. М., 1974. - 87 с.

160. Кезин A.B. Эволюционная эпистемология: Предпосылки, принципы, проблемы (научно-аналитический обзор) // Современные теории познания. -М.: ИНИОН РАН, 1992. С. 81 - 111.

161. Кибрик A.A. Когнитивные исследования по дискурсу // Вопросы языкознания. 1994. - № 5. - С. 126 - 139.

162. Кибрик A.A. Когнитивная лингвистика: Современное состояние и перспективы развития: Тез. науч.конф.: В 2 ч. — Тамбов: Изд-во ТГУ им. Г.Р. Державина, 1998.

163. Кибрик A.A. Когнитивная семантика: Мат-лы Второй между-нар. школы-семинара по когнитивной лингвистике: В 2 ч. — Тамбов: Изд-во ТГУ им. Г.Р. Державина, 2000.

164. Киприянова A.A. Функциональные особенности зооморфизмов (на материале фразеологии и паремиологии русского, английского, французского и новогреческого языков): Автореф. дис. . канд. филол. наук. -Краснодар, 1999.-23 с.

165. Кирнозе З.И. О национальной концептосфере // Филология и культура: Мат-лы III междунар. науч. конф. -Тамбов, 2001.-Ч. 2.-С. 80 82.

166. Китайская культура (на китайском языке). — Пекин, 2001 —303 с

167. Климов Г.А. Типология языков активного строя / Г.А. Климов. — М.: Наука, 1977.- 320 с.

168. Климов Г.А. Принципы контенсивной типологии / Г.А. Климов. М.: Наука, 1983.-223 с.

169. Кобрина H.A. Язык как среда культурного обитания его носителей // Филология и культура: Мат-лы IV междунар. науч. конф. 16-18 апреля 2003 г. Тамбов, 2003. - С. 228 - 231.

170. Коваленко Е.Г. Фразеологизмы как когнитивные знаки // Когнитивная парадигма: Тез. междунар. конф.: В 3 ч. Симпозиум 1. Лингвистика, литературоведение. Пятигорск, 2000. — С. 100 - 102.

171. Колесов В.В. Концепт культуры: образ — понятие — символ // Вестник СПб. ун-та. Сер. 2. 1992. - № 3. - С. 30 - 40.

172. Колесов В.В. Ментальные характеристики русского слова в языке и в философской интуиции // Язык и этнический менталитет: Сб. науч. тр. — Петрозаводск: Изд-во Петрозавод. гос. ун-та, 1995. — С. 12 24.

173. Колесов В.В. Мир человека в слове Древней Руси / В.В. Колесов. Л.: Изд-во ЛГУ, 1986. - 430 с.

174. Колесов B.B. Мудрое слово Древней Руси / В.В. Колесов. М.: Советская Россия, 1989. — 463 с.

175. Колесов В.В. Пчела // Мудрое слово Древней Руси. — М.: Советская Россия, 1989. 463 с.

176. Колесов В.В. Жизнь происходит от слова / В.В. Колесов. — СПб.: Златоуст, 1999.-362.

177. Колесов В.В. Язык и ментальность / В.В.Колесов. — СПб.: Петербургское востоковедение, 2004. — 238 с.

178. Колосов С.А. К вопросу о дискурсе ненависти // Филология и культура: Мат-лы IV междунар. науч. конф. 16-18 апреля 2003 г. — Тамбов, 2003.-С. 423 -425.

179. Контрастивные исследования лексики и фразеологии русского языка: Сб. ст. Воронеж: Изд-во Воронеж, ун-та, 1996. — 128 с.

180. Конфуций. Я верю в древность. М.: Терра, 1998. - 382 с.

181. Копыленко М.М. Очерки по общей фразеологии / М.М. Ко-пыленко, З.Д. Попова. — Воронеж: Изд-во Воронеж, ун-та, 1989. — 190 с.

182. Копыленко М.М. Типы концептов в лексико-фразеоло-гической семантике языка / М.М. Копыленко, З.Д. Попова. Воронеж: Изд-во Воронеж, ун-та, 1999.

183. Костомаров В.Г. Старые мехи и молодое вино / В.Г. Костомаров, Н.Д. Бурвикова. — СПб.: Златоуст, 2001. 72 с.

184. Костомаров В.Г. Языковой вкус эпохи / В.Г.Костомаров. — СПб.: Златоуст, 1999.-319 с.

185. Кравченко A.B. Язык и восприятие: когнитивные аспекты языковой категоризации / A.B. Кравченко. — Иркутск: Изд-во Иркутского унта, 1996.- 160 с.

186. Красавский H.A. Синкретизм средневекового языкового сознания (на примере номинации эмоций) // Филология и культура: Мат-лы III междунар. науч. конф. Тамбов, 2001. - Ч. 2. - С. 140 - 141.

187. Красных В.В. Виртуальная реальность или реальная виртуальность?: Монография / В.В. Красных. М.: Диалог - МГУ, 1998. - 352 с.

188. Красных В.В. Этнопсихолингвистика и лингвокультурология / В.В. Красных. М.: Гнозис, 2002.

189. Краснянская Т.М. Когнитивный комфорт и опосредователи познания // Когнитивная парадигма: Тез. междунар. конф.: В 3 ч. Симпозиум 1. Лингвистика, литературоведение. — Пятигорск, 2000. — С. 110 112.

190. Крюкова Н.Ф. Метафоризация как категория интерпретации текста // Филология и культура: Мат-лы IV междунар. науч. конф. 16-18 апреля 2003 г. Тамбов, 2003. - С. 112 - 114.

191. Кубрякова Е.С. Обеспечение речевой деятельности и проблемы внутреннего лексикона // Человеческий фактор в языке: язык и порождение речи. М.: Наука, 1991. - С. 82 - 140.

192. Кубрякова Е.С. Проблемы представления знаний в современной науке и роль лингвистики в решении этих проблем // Язык и структуры представления знаний. М.: ИНИОН РАН, 1992. - С. 4 - 38.

193. Кубрякова Е.С. Парадигмы научного знания в лингвистике и ее современный статус // Известия АН. Сер. литературы и языка. — Т. 53. — 1994 а. -№ 2.-С. 3-5.

194. Кубрякова Е.С. Проблемы представления знаний в языке // Структуры представления знаний в языке. — М.: ИНИОН РАН, 1994 б. С. 5-31.

195. Кубрякова Е.С. Начальные этапы становления когнитивизма. Лингвистика — психология — когнитивная наука // Вопросы языкознания. — 1994 в.-№4.-С. 34-37.

196. Кубрякова Е.С. Эволюция лингвистических идей во второй половине XX века (опыт парадигмального анализа) // Язык и наука конца 20 века. — М.: Рос. гос. гуманит. ун-т, 1995. — С. 144 238.

197. Кубрякова Е.С. О двоякой сущности языковых категорий и новых проблемах в их изучении (вступит, слово) // Общие проблемы строения и организации языковых категорий: Мат-лы науч. конф. 23-25 апреля 1998 г.-М., 1998.-С. 7- 12.

198. Кубрякова Е.С. Языковое сознание и языковая картина мира // Филология и культура: Мат-лы междунар. конф. 12-14 мая 1999 г. Тамбов, 1999. - С. 5 - 13.

199. Кубрякова Е.С. О современном понимании термина «концепт» в лингвистике и культурологии // Реальность, язык и сознание: Междунар. межвуз. сб. науч. тр. Тамбов: Изд-во ТГУ им. Г.Р. Державина, 2002. - Вып. 2.-С. 5-15.

200. Кубрякова Е.С. Язык и знание / Е.С. Кубрякова. — М.: Языки славянской культуры, 2004. — 555 с.

201. Кукушкина Е.И. Познание, язык, культура: Некоторые гносеологические и социологические аспекты проблемы / Е.И. Кукушкина. — М.: Изд-во МГУ, 1984.-263 с.

202. Кун Т. Структура научных революций / Т. Кун. — Благовещенск: БГИ, 1998.-296 с.

203. Кунин A.B. Фразеология современного английского языка. Опыт систематизированного описания / A.B. Кунин. — М.: Междунар. отношения, 1972.-288 с.

204. Кучугурова Н.Д. Проблемы когнитивной методики // Когнитивная парадигма: Тез. междунар. конф.: В 3 ч. Симпозиум 1. Лингвистика, литературоведение. Пятигорск, 2000. - С. 34 - 36.

205. Лазарев B.B. К теории обыденного/когнитивного познания (от Коперника к Птолемею) // Вестник Пятигорского гос. лингв, ун-та. — Пятигорск, 1999.-С. 25 -34.

206. Лавренченко О.Г. Концептуальная структура понятия «судьба» // Филология и культура: Мат-лы III междунар. конф. — Тамбов, 2001. — Ч. 2.-С. 77-78.

207. Лаенко Л.В. Дифференциация концептуальной нагрузки в семантическом поле английских и русских прилагательных с общей идеей «холодный» // Филология и культура: Мат-лы IV междунар. науч. конф. 1618 апреля 2003 г. Тамбов, 2003. - С. 370-371.

208. Лайонз Дж. Введение в теоретическую лингвистику: Пер. с англ. М.: Прогресс, 1978. - 544 с.

209. Лакофф Дж. Лингвистические гештальты // Новое в зарубежной лингвистике. — Вып. X. Лингвистическая семантика. — М.: Прогресс, 1981.-С. 350-368.

210. Лакофф Дж. Мышление в зеркале классификаторов // Новое в зарубежной лингвистике. М.: Прогресс, 1988. — Вып. XXIII. - С. 12-51.

211. Лакофф Дж. Когнитивное моделирование // Язык и интеллект. -М.: Прогресс, 1995. С. 84 - 184.

212. Ласская О.Г. Фразеологические единицы в контексте языкового сознания//Филология и культура: Мат-лы IV междунар. науч. конф. 16-18 апреля 2003 г. Тамбов, 2003. - С. 225.

213. Лауфер Н.И. Уверен и убежден: два типа эпистемических состояний // Логический анализ языка: ментальные действия. — М.: Наука, 1993.-С. 105- 110с.

214. Левина Т.А., Заворыкина О.И. Бог что он: Добро или Зло (о романе М.Турнье «Элеазар, или Источник и Куст») // VII Державинские чтения. Филология и журналистика. - Тамбов, 2003. — С. 86-88.

215. Левицкий А.Э. Коммуникативно-когнитивные аспекты номинативной деятельности индивида // Композиционная семантика: Мат-лы третьей междунар. школы-семинара по когнитивной лингвистике 18-20 сентября 2002 г. Тамбов, 2002. - Ч. 2 . - С. 13 -15.

216. Леонтьев A.A. Возникновение и первоначальное развитие языка / A.A. Леонтьев. М., 1963.-139 с.

217. Леонтьев A.A. Языкознание и психология / A.A. Леонтьев. — М.: Наука, 1966. 80 с.

218. Леонтьев A.A. Психолингвистика / A.A. Леонтьев. М.: Наука, 1967.- 120 с.

219. Леонтьев A.A. Язык, речь, речевая деятельность / A.A. Леонтьев. — М.: Просвещение, 1969. — 214 с.

220. Леонтьев A.A. Национально-культурная специфика речевого поведения / A.A. Леонтьев, Е.Ф. Тарасов, Ю.А. Сорокин и др. М.: Наука, 1977.-352 с.

221. Лихачев Д.С. Культура Руси эпохи образования русского национального государства (конец 14 — начало 16 века) / Д.С. Лихачев. — Л.: Госполитиздат, 1946,— 160 с.

222. Лихачев Д.С. Концептосфера русского языка // Известия АН. Сер. литературы и языка. Т. 52. - 1993. — № 1. — С. 3 - 9.

223. Логический анализ языка: культурные концепты. — М.: Наука, 1991.-204 с.

224. Логический анализ языка: ментальные действия. — М.: Наука, 1993.- 176 с.

225. Локтев С.П. Когнитивный подход в культурологи // Когнитивная парадигма: Тез. междунар. конф.: В 3 ч. Симпозиум 1. Лингвистика, литературоведение. Пятигорск, 2000. - С. 39 - 41.

226. Ломоносов M.B. Российская грамматика / M.B. Ломоносов. — М.: Прогресс, 1984.- 315 с.

227. Лосев А.Ф. Античная мифология в ее историческом развитии / А.Ф. Лосев. М.: Учпедгиз, 1957. - 620 с.

228. Лосев А.Ф. История эстетических категорий / А.Ф. Лосев, В.П. Шестаков. М.: Искусство, 1965. — 374 с.

229. Лосев А.Ф. Знак. Символ. Миф: Труды по языкознанию / А.Ф. Лосев. М.: Изд-во МГУ, 1982. - 479 с.

230. Лосев А.Ф. История античной философии в конспективном изложении / А.Ф. Лосев. М.: Мысль. 1989. - 204 с.

231. Лосев А.Ф. Философия имени / А.Ф. Лосев. — М.: Изд-во МГУ, 1990. 269 с.

232. Лосев А.Ф. Философия. Мифология. Культура / Вступ. ст. A.A. Тахо-Годи. М.: Политиздат, 1991. - 524 с.

233. Лосев А.Ф. Бытие. Имя. Космос / А.Ф. Лосев. М.: Мысль, 1993.-958 с.

234. Лукин В.А. Концепт Истины и слово Истина в русском языке: (опыт концептуального анализа рационального и иррационального в языке) // Вопросы языкознания. 1993. -№ 4. - С. 63 - 84.

235. Лукреций О. О природе вещей / О. Лукреций. — М.: Мысль, 1983.-215 с.

236. Лурия А.Р. Основы нейропсихологии: Учеб. пособие / А.Р. Лу-рия. -М.: Изд-во МГУ, 1973. 376 с.

237. Лурия А.Р. Язык и сознание / А.Р. Лурия. — М.: Изд-во МГУ, 1979.-319 с.

238. Магировская О.В. Лингвистические средства обобщения концепта (на материале английских пословиц) // Композиционная семантика:

239. Мат-лы третьей междунар. школы-семинара по когнитивной лингвистике 18-20 сентября 2002 г. Тамбов, 2002. - Ч. 2. - С. 80 - 82.

240. Магомедова Т.И. Методологические основы коррелятивной лингвистики // Состояние и перспективы сопоставительных исследований в языке: V междунар. симпозиум МАПРЯЛ. Белград, 2000. — С. 45 - 46.

241. Макаев В.В. Когнитивная педагогика: наука или модная фраза //Когнитивная парадигма: Тез. междунар. конф.: В 3 ч. Симпозиум 1. Лингвистика, литературоведение. — Пятигорск, 2000. — С. 77 80.

242. Маковский М.М. Язык Миф — Культура: Символы жизни и жизнь символов / М.М. Маковский. — М.: Ин-т рус. яз. им. В.В. Виноградова, 1996.-330 с.

243. Максимов П.В. О дефинициях добра: логико-методологический анализ // Логический анализ языка. — М.: Языки русской культуры, 2000. — С. 17-31.

244. Макшанцева Н.В. Языковые концепты в межкультурной коммуникации // Филология и культура: Мат-лы III междунар. науч. конф. — Тамбов, 2001. Ч. 2. - С. 29 - 30.

245. Манерко Л.А. Истоки слова и знака (от идей философов мыслителей к когнитивной семантике) // Филология и культура: Мат-лы IV междунар. науч. конф. 16-18 апреля 2003 г. — Тамбов, 2003. — С. 23 25.

246. Маритен Ж. Знания и мудрость: Религия и культура; О христианской философии; Фома Аквинский, апостол современности. — М.: Научный мир, 1999.-243 с.

247. Маркина Е.А. О концептуальных признаках эмоциональных структур (на примере концепта любви) // Филология и культура: Мат-лы III междунар. науч. конф. Тамбов, 2001. — Ч. 2. - С. 72 - 73.

248. Маслова В.А. Лингвокультурология: Учеб. пособие для студентов вузов / В.А. Маслова. М.: Академия, 2001. — 208 с.

249. Медведева A.B. Национальный менталитет и языковая личность // Филология и культура: Мат-лы IV междунар. науч. конф. 16-18 апреля 2003 г. Тамбов, 2003. - С. 95 - 97.

250. Межкультурные коммуникации: Сб. науч. тр. / Отв. ред. A.A. Панова. — Челябинск: Изд-во Челябинск, ун-та, 2002. — 260 с.

251. Межкультурные коммуникации и проблемы национальной идентичности: Сб. науч. тр. / Отв. ред. Л.И. Гришаева, Т.Г. Струкова. — Воронеж: Изд-во Воронеж, ун-та, 2002. — 648 с.

252. Мечковская Н.Б. Язык и религия: Лекции по филологии и истории религии: Учеб. пособие для студентов / Н.Б. Мечковская. М.: Гранд, 1998.-350 с.

253. Мещанинов И.И. Проблемы развития языка / И.И. Мещанинов. -Л.: Наука, 1975. 351 с.

254. Мещанинов И.И. Принципы описаний языков мира / И.И. Мещанинов. М.: Наука, 1976. - 180 с.

255. Милосердова Е.В. Прагматика языка и проблемы межкультурной коммуникации // VII Державинские чтения. Филология и журналистика. Тамбов, 2003 а. - С. 4.

256. Милосердова Е.А. Языковые категории как фактор национальной культуры // Филология и культура: Мат-лы IV междунар. науч. конф. 16-18 апреля 2003 г. -Тамбов, 2003. С. 235 - 237.

257. Мильруд Р.П. Интеграция социокультурного содержания в лингвистическом образовании студентов // VII Державинские чтения. Филология и журналистика. — Тамбов, 2003. — С. 132 133.

258. Мильцин В.Н. Национальный менталитет и языковая личность: Мат-лы III междунар. науч. конф. Тамбов, 2001. — Ч. 2. — С. 109 - 111.

259. Минский М. Фреймы для представления знаний / М. Минский. -М.: Энергия, 1979.-150 с.

260. Минский М. Структура для представления знаний // Психология. Проблема смысла. Современный логико-философский анализ языка / М. Минский. -М.: Мысль, 1983.

261. Михельсон М.И. Русская мысль и речь: Свое и чужое: Опыт русской фразеологии: Сб. образных слов и иносказаний: В 2 т. / М.И. Михельсон. М.: Терра, 1997. - Т. 1. - 779 е.; Т.2. - 580 с.

262. Мишин П.П. Добро и зло, правда и ложь // Общечеловеческие основы нравственности в изречениях и пословицах разных времен и народов. — Оренбург, 2001. 767 с.

263. Моисеева С.А., Охремова Е.А. О способах передачи лингво-культурем при переводе // Филология и культура: Мат-лы IV междунар. науч. конф. 16-18 апреля 2003 г. Тамбов, 2003. - С. 102 - 104.

264. Мокшина Е.А. «Гнев», «счастье», «печаль» — чувства или эмоциональные примитивы? // Композиционная семантика: Мат-лы третьей междунар. школы-семинара по когнитивной лингвистике 18-20 сентября 2002 г. Тамбов, 2002. - Ч. 2 . - С. 67 - 69.

265. Морозова И.А. Концепт «рябина» в стихотворениях М. Цветаевой // Филология и культура: Мат-лы IV междунар. науч. конф. 16-18 апреля 2003 г. Тамбов, 2003. - С. 450 - 452.

266. Натхо О.И. Когнитивный аспект фразеологии // Когнитивная парадигма: Тез. междунар. конф.: В 3 ч. Симпозиум 1. Лингвистика, литературоведение. — Пятигорск, 2000. — С. 125 126.

267. Никитина С.Е. О концептуальном анализе в народной культуре // Концептуальный анализ: Методы, результаты, перспективы: Тезисы, доклады. -М.: Ин-тязыкознания РАН, 1990. -С. 56- 57.

268. Никитина С.Е. Устная народная культура и языковое сознание / С.Е. Никитина. М.: Наука, 1993.- 187 с.

269. Никитенко З.Н., Осиянова О.М. О содержании национально-культурного компонента в обучении английскому языку младших школьников // Иностранные языки в школе. — 1994. — № 5. — С. 4 8.

270. Новодранова В.Ф. Мифологические концепты как когнитивные основания психологической терминологии // Филология и культура: Мат-лы IV междунар. науч. конф. 16-18 апреля 2003 г. — Тамбов, 2003. С. 338.

271. Ольшанский И.Г. Концептуальные признаки и когнитивные синонимы как фрагмент картины мира // Филология и культура: Мат-лы IV междунар. науч. конф. 16-18 апреля 2003 г. — Тамбов, 2003. С. 34 - 36.

272. Онианс Р. На коленях богов: Истоки европейской мысли о душе, разуме, теле, времени, мире и судьбе / Р. Онианс. — М.: Прогресс — Традиция, 1999.-592 с.

273. Опарина Е.О. Лексические коллокации и их внутрифреймовые модусы // Фразеология в контексте культуры. — М.: Языки русской культуры, 1999.-С. 139- 144.

274. Орнатовский И. Русская грамматика (репринт, изд.) / И. Орна-товский. — Харьков.: Б. и., 1703. — 125 с.

275. Ору С. История. Эпистемология. Язык: Пер. с франц. / С. Ору. М.: Прогресс, 2000. - 408 с.

276. Остражнова Н.С. О когнитивном подходе к пониманию педагогического дискурса // VII Державинские чтения. Филология и журналистика. Тамбов, 2003. - С. 138 - 139.

277. Павиленис Р.И. Проблема смысла. Современный логико-философский анализ языка / Р.И. Павиленис. М.: Мысль, 1983. - 286 с.

278. Павловская Л.Г. Семантическое поле анимализмов во фразеологической картине мира русского и латышского языков // Когнитивная лингвистика конца XX века: Мат-лы междунар. науч. конф. 7-9 октября 1997 г. Минск: МГЛУ, 1997.-Ч. 1.-С. 167- 168.

279. Панфилов В.З. Взаимоотношения языка и мышления / В.З. Панфилов. М.: Наука. 1971. 185 с.

280. Панфилов В.З Философские проблемы языкознания: Гносеологические аспекты / В.З. Панфилов. — М.: Наука, 1977. — 287 с.

281. Пахольчик Т.С. «Homo comimmicus homo moralis» в свете интеркультурной и лингвокультурологической ориентации // Новое в теории и практике описания и преподавания русского языка: Мат-лы 10-й междунар. конф. МАПРЯЛ. - Варшава, 2003. - С. 205 - 209.

282. Пеньковский А.Б. Радость и удовольствие в представлении русского языка // Логический анализ языка: Культурные концепты. — М.: Наука, 1991.-С. 148- 155.

283. Лесина С.А. Комплексный подход к изучению языковой картины мира // Филология и культура: Мат-лы IV междунар. науч. конф. 16-18 апреля 2003 г. Тамбов, 2003. - С. 42 - 43.

284. Петренко П.И. К вопросу о когнитивизме в педагогических исследованиях // Когнитивная парадигма: Тез. междунар. конф.: В 3 ч. Симпозиум 1. Лингвистика, литературоведение. — Пятигорск, 2000. — С. 82 85.

285. Пименова М.В. Ментальность: лингвистический аспект / М.В. Пименова. — Кемерово: Изд-во Кемеровского гос. ун-та, 1996. — 82 с.

286. Пименова М.В. Семантика языковой ментальности и импликации // Филологические науки. — 1999. — № 4. — С. 80 86.

287. Питина С.А. Национальная картина мира сквозь призму мифологем // Филология и культура: Мат-лы IV междунар. науч. конф. 16-18 апреля 2003 г. Тамбов, 2003. - С. 36 - 38.

288. Пищальникова В.А. Межкультурная коммуникация: образование когнитивных интегральных структур // Композиционная семантика: Мат-лы третьей междунар. школы-семинара по когнитивной лингвистике 18-20 сентября 2002 г. Тамбов, 2002. - Ч. 2. - С. 127 - 129.

289. Платон. Диалоги / Платон. М.: Мысль, 1986. - 606 с.

290. Позднякова Е.М. Категория имени деятеля и пути ее синхронного развития в когнитивном и номинативном аспекте (на материале англ. языка): Дис. д-ра филол. наук. — М., 1999. — 318 с.

291. Пономарева Т.В. Фразеологические единицы в когнитивном аспекте: Автореф. дис. . канд. филол. наук, М., 2002. - 25 с.

292. Попова З.Д. Семантическое пространство языка как категория когнитивной лингвистики // Вестник Воронеж, гос. ун-та. Сер. 1. Гуманит. науки. 1996. - № 2. - С. 64 - 68.

293. Попова З.Д. Абстрактные понятия в языковом сознании народа // Филология и культура: Мат-лы IV междунар. науч. конф. 16-18 апреля 2003 г. Тамбов, 2003. - С. 14 - 16.

294. Попова З.Д. Понятие «концепт» в лингвистических исследованиях / З.Д. Попова, И.А. Стернин. Воронеж, 1999. — 30 с.

295. Попова З.Д., Стернин И.А. Интернациональное поле национального концепта и методы его изучения // Культура общения и ее формирование. — Воронеж, 2001. — Вып 8.

296. Попова З.Д. Очерки по когнитивной лингвистике: Монография / З.Д. Попова, И.А. Стернин. Воронеж: Истоки, 2001. — 192 с.

297. Попова З.Д., Стернин И.А. К методологии лингво-когнитивного анализа // Филология и культура: Мат-лы III Междунар. науч. конф. Тамбов, 2001. - Ч. 2. - С. 19 - 22.

298. Попова З.Д. Язык и национальная картина мира / З.Д. Попова, И.А. Стернин. — Воронеж, 2002. — 58 с.

299. Попова Н.С. Когнитивная метафора в поэзии // Филология и культура: Мат-лы IV Междунар. науч. конф. 16-18 апреля 2003 г. Тамбов, 2003. - С. 452 - 454.

300. Потапова Е.И. К вопросу описания концептуальных метафор лжи и обмана // Филология и культура: Мат-лы III междунар. науч. конф. — Тамбов, 2001.-4.2.-С. 41 43.

301. Потебня A.A. Мысль и язык. 3-е изд. / A.A. Потебня. — Харьков: Тип. А. Дарре, 1913. —225 с.

302. Потебня A.A. Из лекций по теории словесности // Русская словесность. От теории словесности к структуре текста. Антология. — М.: Академия, 1997. С. 66 - 84.

303. Почепцова О.Г. Языковая ментальность: способ представления мира // Вопросы языкознания. М., 1990. — № 6. — С. 112.

304. Правдин М.Н. Проблема абстрактного и конкретного в мышлении и языке / М.Н. Правдин. — М.: Вдохновение, 1991. — 229 с.

305. Пропп В.Д. Исторические корни волшебной сказки / В.Д. Пропп. Д.: Изд-во ЛГУ, 1986. - 511с.

306. Прохоров Ю.Э. Национальные культурные стереотипы речевого общения и их роль в преподавании русского языка как иностранного: Автореф. дис. . д-ра пед. наук. М., 1996.- 38 с.

307. Пузырев A.B. Соотношение «правды» и «истины» в аспекте тетрахотомии // Филология и культура: Мат-лы III Междунар. науч. конф. -Тамбов, 2001.-Ч. 2.-С. 119-121.

308. Путятина Е.И. Синонимические отношения при сопоставлении микросистем в двух языках / Е.И. Путятина. — Томск: Изд-во Томск, ун-та, 1979.- 116 с.

309. Радченко Е.Ю. Понятие «товар»: спектр концептуальных метафор (на материале современного английского языка) // Филология и культура: Мат-лы IV Междунар. науч. конф. 16-18 апреля 2003 г. Тамбов, 2003.- С. 375 -377.

310. Рахилина Е.В. О концептуальном анализе в лексикографии А. Вежбицкой // Язык и когнитивная деятельность. — М.: Ин-т языкознания, АН СССР, 1989. С. 46 - 51. (144 с. )

311. Рахилина Е.В. Когнитивная семантика: История. Персоналии. Идеи. Результаты // Семиотика и информатика. М.: ВИНИТИ, 1998. -Вып. 36.-С. 274-323.

312. Рахилина Е.В. Когнитивный анализ предметных имен: семантика и сочетаемость / Е.В. Рахилина. М.: Русские словари, 2000. - 416 с.

313. Ришар Ж.Ф. Ментальная активность. Понимание, рассуждение, нахождение решений / Ж.Ф. Ришар; Пер. с франц. Т.А. Ребеко. — М.: Изд-во «Институт психологии РАН», 1998. — 232 с.

314. Рожанский М. Ментальность / Под ред. Ю. Афанасьева и М. Ферро / М. Рожанский. М., 1989. - С. 459.

315. Розенкова Е. «Добро» и «зло» в русских пословицах // Культура общения и ее формирование. Воронеж, 2001. - Вып. 8. — С. 177 - 178.

316. Розина Р.И. Когнитивные тенденции в таксономии. Категоризация мира в языке // Вопросы языкознания. — 1998 — № 6. — С. 60 78.

317. Руберт И.Б. Семантика языковых выражений с компонентом мифонимом // Композиционная семантика: Мат-лы Третьей междунар. школы-семинара по когнитивной лингвистике 18-20 сентября 2002 г. — Тамбов, 2002. Ч. 2. - С. 73 - 74.

318. Руделев В.Г. Теория нейтрализации / В.Г. Руделев. — Тамбов, 1980.-С. 114.

319. Руделев В.Г. Воспоминания о Черной земле / В.Г. Руделев. — Тамбов, 1994.- 130 с.

320. Руделев В.Г. Вначале было слово / В.Г. Руделев, O.A. Руделева. -Тамбов, 1995.- 176 с.

321. Руденко Д.И. Философия языка: путь к новой эпистеме //Языки наука конца XX века. М.: Рос. гуманит. ун-т, 1995. — С. 118 - 143.

322. Рузин И.Г. Когнитивные стратегии именования: модусы перцепции (зрение, слух, осязание, обоняние, вкус) и их выражение в языке // Вопросы языкознания. 1994. — № 6. - С. 79 - 100.

323. Рыбаков Б.А. Мифы народов мира / Б.А. Рыбаков. — М., 1980. — Т. 1; 1982.-Т. 2.

324. Рыбаков Б А. Язычество Древней Руси / Б. А. Рыбаков. М.: Наука, 1987.-782 с.

325. Савенкова А.Б. Концепт «счастье» в русских паремиях // Фразеология. Тула, 2000. - С. 103 - 106.

326. Савенкова Л.Б. Представление о доме в русских паремиях // Филология и культура: Мат-лы IV междунар. науч. конф. 16-18 апреля 2003 г. Тамбов, 2003. - С. 193 - 195.

327. Савова П. Об одном словаре болгарской и русской зоонимной фразеологии // Состояние и перспективы сопоставительных исследований в языке: V междунар. симпозиум МАПРЯЛ. Белград, 2000. - С. 78 - 79.

328. Сагатовский В.Н. Основы синтезации всеобщих категорий / В.Н. Сагатовский. Томск: Изд-во Томск, ун-та, 1973. — 431 с.

329. Салмина Л.М., Чистякова О.Н. Аксиология социальных стереотипов в языковом сознании // Филология и культура: Мат-лы III Междунар. науч. конф. Тамбов, 2001.- 4.2. -С. 149- 151.

330. Сараждева Л.А. Сопоставительная концептология и реликтовое мировосприятие (на материале индоевропейских культурных традиций) // Филология и культура: Материалы международной научной конференции. -Тамбов: Изд-во ТГУ, 2003.-526 с.

331. Сафонова Н.В. Ментальность и ее отражение в языке (на сопоставительном материале русской, английской и китайской фразеологии) / Н.В. Сафонова. Белград, 2000. - С. 81 - 82.

332. Сафонова Н.В. Языковая акклиматизация как психолого-педагогический фактор адаптации иностранных студентов // 4-е Царскосельские чтения: Междунар. науч.-практ. конф. 23-24 апреля 2002 г. — СПб.,2002 в.-Т. 2.-С. 156- 157.

333. Сафонова Н.В. Филологические резервы ментальной адаптации // Инновационные технологии преподавания русского языка в школе и в вузе: Сб. ст. Тамбов, 2002 г. - С. 120 - 122.

334. Сафонова Н.В. Лингвистические аспекты межэтнической коммуникации // Самостоятельная работа студентов. — Тамбов, 2003 а. С. 140 - 142.

335. Сафонова Н.В. Роль дискурса в интернациональной среде // Филология и культура: Мат-лы IV-й Междунар. науч. конф. 16-18 апреля2003 г. Тамбов, 2003 б. - С. 416-418.

336. Сафонова Н.В. Интертекстуальность как отражение этнокультурного сознания // Вестник РУДН. 2003 г. - № 1 (4). - С. 93 - 98.

337. Сафонова Н.В. Когнитивные проблемы изучения менталитета нации // Новое в теории и практике описания и преподавания языка: Мат-лы 10-й междунар. конф. МАПРЯЛ. Варшава, 2003 д. - С. 332 - 336.

338. Сафонова Н.В. Таксономия как способ когнитивного исследования // Феномен прецедентности. — Воронеж, 2003 е.

339. Сафонова Н.В. Концепты «добро» и «зло» в культурологическом и лингводидактическом аспекте // Вестник Пятигорск, гос. лингвист, ун-та. Пятигорск, 2003 ж. - № 1. - С. 88 -90.

340. Сафонова Н.В. Теоретические проблемы концептуализации национальной картины мира // Вестник Тамбов, гос. технич. ун-та. — Тамбов, 2003 з.-№3.-С. 574-580.

341. Сафонова Н.В. Концептуальный анализ ментального поля нации // Интертекст в художественном и публицистическом дискурсе: Мат-лы Всерос. науч. конф. — Магнитогорск, 2003 и. — С. 564 569.

342. Сафонова Н.В. Методологические аспекты когнитивной лингвистики // Державинские чтения. Тамбов, 2004 а. — С. 46 - 47.

343. Сафонова Н.В. Средневековая языковая личность как объект когнитивного исследования // Языки и транснациональные проблемы: Мат-лы междунар. конф. М.: Ин-т языкознания РАН, 2004 б. - С. 92 - 99.

344. Сахаров А.Д. Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе // Вопросы философии. 1990. — № 2. -С. 46-48.

345. Селезнев М.Г. Вера сквозь призму языка // Прагматика и проблемы интенсиональности. — М.: Ин-т языкознания АН СССР, 1988. С. 37 -46.

346. Селезнева Г.Я. Русская фразеология как способ отражения национального характера // Язык и национальное сознание: Сб. науч. тр. -Воронеж, 1999.-218 с.

347. Селищев A.M. Язык революционной эпохи / A.M. Селищев. -М.: Работник просвещения, 1928. 248 с.

348. Семантика и категоризация / P.M. Фрумкина, A.B. Михеев, А.Д. Мостовая и др. -М.: Наука, 1991. 168 с.

349. Семененко H.H. Концептуализация денотативного пространства русских пословиц // Филология и культура: Мат-лы IV междунар. науч. конф. 16-18 апреля 2003 г. Тамбов, 2003 .-С.212-213.

350. Семененко H.H. Когнитивный аспект анализа метафорической структуры русской пословицы // Композиционная семантика: Мат-лы Третьей междунар. школы-семинара по когнитивной лингвистике 18-20 сентября 2002 г. Тамбов, 2002. - Ч. 2. - С. 83 - 84.

351. Семененко H.H. Концептуализация денотативного пространства русских пословиц // Филология и культура: Мат-лы IV междунар. науч. конф. 16-18 апреля 2003 г.-Тамбов, 2003.-С. 212 213.

352. Семенова М. Мы Славяне / М. Семенова. - СПб.: Терра, 1997.-556 с.

353. Сенека. Нравственные письма к Луцилию / Сенека. М.: Мысль, 1977.- 180 с.

354. Сепир Э. Градуирование. Семантическое исследование // Новое в заруб, лингвистике. Вып. 16. Лингвистическая прагматика. - М., 1985. — С. 43 - 78.

355. Сепир Э. Избранные труды по языкознанию и культурологии / Э. Сепир; Пер. с англ.; Под ред. и с предисл. А.Е. Кибрика. — М.: Прогресс, 1993.-655 с.

356. Серебренников Б.А. Номинация и проблема выбора // Языковая номинация. Общие вопросы. М.: Наука, 1977. — 358 с.

357. Сергеева Е.В. Проблема интерпретации термина «концепт» в современной лингвистике // Русистика: лингвистическая парадигма конца

358. XX века: Мат-лы науч. конф, посвященной 80-летию филол. фак-та РГПУ. -СПб., 1999.-С. 126- 129.

359. Синкевич Е.А. Учет ментальности российских студентов при обучении грамматическому аспекту иноязычной речи // Когнитивная парадигма: Тез. междунар. конф. Симпозиум 1. Лингвистика, литературоведение: В 3 ч. Пятигорск, 2000. - С. 45 -48.

360. Синцов В.Ю. Образные характеристики человека через неживые объекты как отражение национального менталитета английской языковой личности // Филология и культура: Мат-лы III междунар. науч. конф. — Тамбов, 2001. Ч. 2. - С.86 -87.

361. Слышкин Г.Г. Дискурс и концепт (о лингвокультурном подходе к изучению дискурса) // Языковая личность: институциональный и персональный дискурс. Волгоград, 2000. — С. 38 - 45.

362. Соколов В. Средневековая философия / В. Соколов. — М.: Высшая школа, 1979. 448 с.

363. Солнцев В.М. Язык как структурное образование / В.М. Солнцев. М.: Наука, 1978. - 340 с.

364. Соловьев B.C. Сочинения: В 2 т. / B.C. Соловьев; АН СССР; Институт философии. М.: Мысль, 1990.

365. Сорокин Ю.А. Социоментальные картины мира: опыт моделирования коллизий сознания // Язык и сознание: парадоксальная реальность. -М.: Изд-воИЯРАН, 1993.-С. 118-134.

366. Сорокин Ю.А. Введение в этнопсихолингвистику / Ю.А. Сорокин. Ульяновск: Изд-во Ульян, гос. ун-та, 1998. — 138 с.

367. Сорокин Ю.А. Этническая конфликтология / Ю.А. Сорокин. — Самара: Русский лицей, 1994. — 94 с.

368. Соссюр Ф. де. Курс общей лингвистики // Труды по языкознанию. — М.: Прогресс, 1977. — 696 с.

369. Степанов Ю.С. Имена. Предикаты. Предложения / Ю.С. Степанов. М.: Наука, 1981. - 3 60 с.

370. Степанов Ю.С. Структура представлений знаний в языке / Ю.С. Степанов. М.: ИНИОН РАН, 1994. - 160 с.

371. Степанов Ю.С. Изменчивый «образ языка» в науке XX века // Язык и наука конца 20 в.: Сб. ст. М.: Ин-т языкознания АН 1995. - С. 7 -34.

372. Степанов Ю.С. Константы. Словарь русской культуры / Ю.С. Степанов. — М.: Языки русской культуры, 1997. — 824 с.

373. Степанов Ю.С. Методы и принципы современной лингвистики / Ю.С. Степанов. М.: Эдиториал, 2001. - 312 с.

374. Степанов Ю.С. Язык и метод. К современной философии языка / Ю.С. Степанов. — М.: Языки русской культуры, 1998. — 784 с.

375. Степанов Ю.С. Константы мировой культуры: Алфавиты и алфавитные тексты в период двоеверия / Ю.С. Степанов, С.Г. Проскурин. — М.: Наука, 1993.-156 с.

376. Стернин И.А. Национальная специфика мышления и проблема лакунарности // Связи языковых единиц в системе и реализации: Межвуз. сб. науч. тр. Тамбов, 1998. - С. 22 - 31.

377. Стернин И.А. Может ли лингвист моделировать структуру концепта? // Когнитивная семантика: Мат-лы Второй междунар. школы-семинара по когнитивной лингвистике 11-14 сентября 2000 г. — Тамбов, 2000.-4.2.-С. 13-17.

378. Стернин И.А. Уровни описания языкового сознания // Филология и культура: Мат-лы IV междунар. науч. конф. 16-18 апреля 2003 г. — Тамбов, 2003.-С. 14-16.

379. Столович JI.H. Красота. Добро. Истина. Очерк истории эстетической аксиологии / JI.H. Столович. — М.: Республика, 1994.

380. Сурыгин А.И. Дидактический аспект обучения иностранных учащихся / А.И. Сурыгин. — СПб.: Нестор, 1999. — 391 с.

381. Сурыгин А.И. Педагогическое проектирование системы пред-вузовской подготовки иностранных студентов / А.И. Сурыгин. — СПб.: Златоуст, 2001.-190 с.

382. Талми JI. Отношение грамматики к познанию // Вестник Московского университета. Сер. 9. Филология. 1999. №№ 1. 4, 6. — С. 91 — 115, 76- 105, 88- 121.

383. Тарланов З.К. Этнический язык и этническое видение мира //Язык и этнический менталитет: Сб. науч. тр. — Петрозаводск: Изд-во Петрозаводского ун-та, 1995. — С.5 -12.

384. Тарланов З.К. Язык и культура / З.К. Тарланов. — Петрозаводск, 1984.- 126 с.

385. Тарланов З.К. Язык. Этнос. Время / З.К. Тарланов. — Петрозаводск: Изд-во Петрозаводского ун-та, 1993. — 180 с.

386. Тарланов З.К. Русские пословицы: Синтаксис и поэтика / З.К. Тарланов. — Петрозаводск, 1999. 448 с.

387. Телия В.Н. Русская фразеология. Семантический, прагматический и лингвокультурологический аспекты / В.Н. Телия. — М.: Языки русской культуры, 1996.-288 с.

388. Телия В.Н. Метафоризация и ее роль в создании языковой картины мира // Роль человеческого фактора в языке. Язык и картина мира. — М.: Наука, 1998. С. 173 - 190.

389. Тер-Минасова С.Г. Язык и межкультурная коммуникация: Учеб. пособие для студентов, аспирантов / С.Г. Тер-Минасова. — М.: Слово, 2000.-261 с.

390. Тимофеев В.Г. О потенциале исторического подхода к проблеме национальных концептов // Филология и культура: Мат-лы IV между-нар. науч. конф. 16-18 апреля 2003 г. Тамбов, 2003. - С. 213 - 215.

391. Тульвисте П. Культурно-историческое развитие вербального мышления / П. Тульвисте. — Таллин: Валгус, 1988. 342 с.

392. Толстой Н.И. Некоторые проблемы сравнительной славянской семасиологии // Славянское языкознание: Шестой междунар. съезд славистов. М.: Наука, 1968. - С. 347 - 362.

393. Толстой Н.И. Язык и народная культура. Очерки по славянской мифологии и этнолингвистике. — М.: Индрик, 1995. — 512 с.

394. Трнавац Р. Концепты ИСТИНЫ и ПРАВДЫ в русском языке в сопоставлении с концептом ИСТИНА в сербском языке // Состояние и перспективы сопоставительных исследований русского и других языков: V междунар. симпозиум МАПРЯЛ. — Белград, 2000. — С. 91.

395. Трубецкой Н.С. Избранные труды по филологии / Н.С. Трубецкой. М.: Прогресс, 1987. - 559 с.

396. Тань Цзюнь. О национально-культурной специфике соматических фразеологизмов (на материале русского и китайского языков) // Филология и культура: Мат-лы III междунар. науч. конф. Тамбов, 2001. — Ч. 2.-С. ИЗ - 114.

397. Тимофеев В.Г. О потенциале исторического подхода к проблеме национальных концептов // Филология и культура: Мат-лы IV между-нар. науч. конф. 16-18 апреля 2003 г. -Тамбов, 2003. С. 213 - 215.

398. Убийко В.И. Концептосфера внутреннего мира человека в русском языке: функционально-комплексный когнитивный словарь / В.И. Убийко. Уфа, 1999. - 232 с.

399. Успенский Б.А. Языковые универсалии и лингвистическая типология / Б.А. Успенский. М.: Наука, 1969. - 87 с.

400. Уфимцева Н.В. Этнический характер, образ себя и языковое сознание русских // Языковое сознание: формирование и функционирование/Отв. ред. Н.В. Уфимцева. -М., 1998. С. 135 - 170.

401. Уфимцева Н.В. Слово, культура и проблема заимствования // Композиционная семантика: Мат-лы Третьей междунар. школы-семинара по когнитивной лингвистике 18-20 сентября 2002 г. — Тамбов, 2002. — 4.2. — С. 124 127.

402. Федуленкова Т.Н. Библейская фразеология и культура речи (на материале английского, немецкого, шведского и русского языков) // Международное сотрудничество в образовании: Мат-лы III междунар. конф. — СПб., 2002. Ч. 1. - С.257 - 258.

403. Фесенко Т.А. Реальный мир и ментальная реальность: парадигмы взаимоотношений / Т.А. Фесенко. — Тамбов: Изд-во ТГУ им. Г.Р. Державина, 1999 а. -247с.

404. Фесенко Т.А. Этноментальный мир человека: опыт концептуального моделирования: Автореф. дис. . д-ра филол. наук. — М., 1999 б. — 45 с.

405. Фесенко Т.А. Языковое сознание в интраэтнической среде: Учеб. пособие по спецкурсу / Т.А. Фесенко. — Тамбов: Изд-во ТГУ им. Г.Р. Державина, 1999 в. 147 с.

406. Фесенко Т.А. Специфика национального культурного пространства в зеркале перевода: Учеб. Пособие / Т.А. Фесенко. — Тамбов: Изд-во ТГУ им. Г.Р. Державина, 2002. 228 с.

407. Фесенко C.JI. Лигвокультурологическая специфика эмоциональных концептов // Композиционная семантика: Мат-лы Третьей между-нар. школы-семинара по когнитивной лингвистике 18-20 сентября 2002 г. — Тамбов, 2002. Ч. 2. - С. 64 - 67.

408. Филлмор Ч. Фреймы и семантика понимания // Новое в зарубежной лингвистике. — Вып. 23. Когнитивные аспекты языка. — М.: Прогресс, 1988.-С. 52-92.

409. Филлмор Ч. Основные проблемы лексической семантики // Новое в зарубежной лингвистике. — М.: Радуга, 1983. Вып. 12. — С. 74 - 122.

410. Фразеология в контексте культуры. — М.: Языки русской культуры, 1999.-336 с.

411. Фрумкина P.M. Концептуальный анализ с точки зрения лингвиста и психолога (концепт, категория и прототип) // НТИ. Сер 2. — 1992. — № 3. С. 1-7.

412. Фрумкина P.M. Есть ли у современной лингвистики своя эпистемология? // Язык и наука конца XX века. — М., 1995. — С. 74 117.

413. Фрумкина P.M. Культурологическая семантика в рамках эни-стемологии // Известия А.Н. Сер. литературы и языка, 1999. — Т. 58. — №1. — С.З- 10.

414. Фурманова В.П. Концепт в стратегии межкультурной коммуникации // Композиционная семантика: Мат-лы Третьей междунар. школы-семинара по когнитивной лингвистике 18-20 сентября 2002 г. — Тамбов, 2002. Ч. 2. - С. 86 - 88.

415. Хабибуллина Э.Х. Сопоставительная характеристика абстрактных имен существительных множественного числа во французском и русском языках: Автореф. дис. канд. филол. наук. — М., 1989. — 25 с.

416. Хазимуллина Е.Е. Типы мотивированности языковых единиц (на материале русского и некоторых других языков): Автореф. дис. . канд. филол. наук. — Уфа, 2000. 24 с.

417. Хаустова Э.Д. Когнитивные классификаторы в семантическом пространстве языка (на материале лексико-семантического поля «фрукты и овощи» в русском и английском языках): Автореф. дис. . канд. филол. наук.- Воронеж, 1999.-23 с.

418. Хахалова С.А. Связь метафоры с мышлением // Фразеология и личность: Межвуз. сб. науч. тр. Иркутск, 1995. - С. 91 - 104.

419. Хрисонопуло Е.Ю. Когнитивные основания морфологических оппозиций // Композиционная семантика: Мат-лы Третьей междунар. школы-семинара по когнитивной лингвистике 18-20 сентября 2002 г. — Тамбов, 2002. Ч. 2. - С. 47 - 49.

420. Хомский Н. Категории отношения в синтаксической теории // Аспекты теории синтаксиса: Пер. с англ./ Н. Хомский. — М.: Наука, 1972 а.

421. Хомский Н. Язык и мышление: Пер. с англ. / Н. Хомский. — М.: Наука, 1972 б.

422. Цветкова М.В. Концепт «Jair play» в английской национальной ментальности // Филология и культура: Мат-лы III междунар. науч. конф. — Тамбов, 2001.-Ч. 2.-С. 87-90.

423. Чанышев А.Н. Философия Древнего мира / А.Н. Чанышев. — М.: Высшая школа, 1999. 700 с.

424. Чейф У.Л. Значение и структура языка. — М.: Прогресс, 1975. -482 с.

425. Чейф У.Л. Память и вербализация прошлого опыта // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. XII. Прикладная лингвистика. — М.: Радуга, 1983.-С. 35 -73.

426. Чернева Н.П. Темпоральные фразеологические единицы в английском и русском языках // Сопоставительные и сравнительные исследования русского и другие языков: Доклады. IV Междунар. симпозиум. — Белград, 1997. С. 233 - 237.

427. Чернейко Л.О. Гештальтная структура абстрактного имени // Филологические науки. — 1995. — № 4. — С. 78- 83.

428. Чернейко Л.О. Лингвофилософский анализ абстрактного имени / Л.О. Чернейко. М.: Изд-во МГУ, 1997. - 320 с.

429. Шанский Н.М. Проблемы лексико-фразеологической синонимии и ее отражение в словаре учебного типа // Лексика и фразеология: новый взгляд. Раздел «Фразеология»: Тез. 2-й межвуз. конф. М., 1990. — С. 86-88.

430. Шарандин А.Л. К вопросу о соотношении понятий классической и когнитивной категории // Традиционные проблемы языкознания в свете новых парадигм знания. — М., 2000. — С. 118 119.

431. Шибика Н.В. Лингвокультурологические особенности фразеологизмов в немецком языке // Филология и культура: Мат-лы IV междунар. науч. конф. 16-18 апреля 2003 г. Тамбов, 2003. - С. 254.

432. Щерба Л.В. О трояком аспекте языковых явлений и об эксперименте в языкознании // Щерба Л.В. Языковая система и речевая деятельность. Л.: Наука, 1974 а. - С. 24 - 39.

433. Щерба Л.В. Язык и речевая деятельность / Л.В. Щерба. — Л.: Наука, 1974 6.-428 с.

434. Язык и культура: Сб. науч. тр. Уфа, 1995. - 230 с.

435. Языковая личность: культурные концепты: Сб. науч. трудов / ВГПУ, ПМПУ. Волгоград-Архангельск: Перемена, 1996. - 260 с.

436. Янова О.В. К анализу языкового концепта веры // Филология и культура: Мат-лы IV междунар. науч. конф. 16-18 апреля 2003 г. — Тамбов, 2003.-С. 392-394.

437. Chafe W. Language and Memory // Language. 1973. - Vol. 49. -№2.-P. 261-281.

438. Chomsky N. Cartesian Lingvistics. — N.Y.: Harper and Row, 1966. 119 p.

439. Jespersen O. Language: Its Nature, Development and Origin. L.: Allen and Unvin, 1922. - 448 p.

440. Rosch E.H. Natural Categories // Cognitive Psychology. 1973. -Vol.4.-№3.-P. 326-350.

441. Rosch E.H. Cognitive Representation of Semantic Categories // Journal of Experimental Psechologe: General. — 1975/ Vol. 104/ - № 3. — P. 192-233.

442. Katz J.J. Mentalism and Linguistics // Language. 1964. - Vol. 40. -№ 1.-P. 124-137.

443. Langacker R.W. Concept, Image and Symbol: The Cognitive Basis of Grammar. Berlin: Mouton de Gruyter, 1990. - X, 395 p.1.I. Словари

444. Большой толковый словарь современного русского языка. — СПб.: Норинт, 2003.- 1535 с.

445. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4 т. / В.И. Даль. М.: Русский язык, 1978 - 1980.

446. Кубрякова Е.С. Краткий словарь когнитивных терминов / Е.С. Кубрякова, В.З. Демьянков, Ю.Г. Панкрац, Л.Г. Лузина. — М.: Изд-во МГУ, 1996.-245 с.

447. Лингвистический энциклопедический словарь. — М.: Советская энциклопедия, 1990. 683 с.

448. Петрученко О. Латинско-русский словарь / О. Петрученко. — М.: Греко-латинский кабинет Ю.А.Шичалина, 1994. — 810 с.

449. Розенталь Д.Э. Словарь-справочник лингвистических терминов / Д.Э. Розенталь, М.А. Теленкова. — М.: Просвещение, 1976. — 339 с.

450. Словарь древнерусского языка (XI-XIV вв.). — М.: Русский язык. — Т. I. 1988; - Т II. - 1989; - Т. III. - 1990.

451. Словарь по этике / Под ред. И.С. Кона. — М.: Изд-во Российской литературы, 1975. — 447 с.

452. Словарь русского языка: В 4 т. — М.: Русский язык, 1985 1988.

453. Современный словарь иностранных слов. — СПб.: Комета, 1994. 740 с.

454. Фасмер М. Этимологический словарь русского языка: В 4 т. / М. Фасмер.-М.: Прогресс, 1986-1987.

455. Фелицына В.П. Русские пословицы, поговорки и крылатые выражения. Лингвострановедческий словарь / В.П. Фелицына, Ю.Е. Прохоров. — М.: Русский язык, 1979. 350 с.

456. Философский энциклопедический словарь. — М.: Советская энциклопедия, 1983. -950 с.

457. Христианство. Энциклопедический словарь: В 3 т. — М.: Большая Российская энциклопедия, 1993-1995.