Метатеоретический анализ социологических теорий деятельности и практической рациональности

Девятко, Инна Феликсовна

автореферат диссертации по социологии, специальность ВАК РФ 22.00.01
диссертация на тему: Метатеоретический анализ социологических теорий деятельности и практической рациональности

Год: 2003
Автор научной работы: Девятко, Инна Феликсовна
Ученая cтепень: доктора социологических наук
Место защиты диссертации: Москва
Код cпециальности ВАК: 22.00.01

Диссертация по социологии на тему 'Метатеоретический анализ социологических теорий деятельности и практической рациональности'

Полный текст автореферата диссертации по теме "Метатеоретический анализ социологических теорий деятельности и практической рациональности"

На правах рукописи

Девятко Инна Феликсовна

МЕТАТЕОРЕТИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ СОЦИОЛОГИЧЕСКИХ ТЕОРИЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ И ПРАКТИЧЕСКОЙ РАЦИОНАЛЬНОСТИ

Специальность 22 00 01 — Теория, методология и история социологии

Автореферат

диссертации на соискание ученой степени доктора социологических наук

Москва-2003

Работа выполнена в секторе теории и истории социологии Института социологии Российской Академии наук

Официальные оппоненты:

член-корреспондент Российской Академии наук, доктор философских наук, профессор Тощенко Ж.Т. доктор социологических наук, профессор Гофман А.Б, доктор социологических наук, профессор Шамшурин В Л.

Ведущая организация:

Московский педагогический государственный университет, кафедра теории и истории социологии Защита диссертации состоится ф* » 2003 г.

в^З^асов на заседании Диссертационного совета Д 002 011.01 ио социологическим наукам в Институте социологии РАН по адресу. 117218, Москва, ул. Кржижановского, д. 24/35, корп 5

С диссертацией можно ознахомитьск в библиотеке Института социологии РАН

Автореферат разослан «/ »иМ^Л^_2003 г.

Ученый секретарь Диссертационного совета, доктор социологических наук

В.В Семенова

2ооз-А

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Диссертация посвящена метатеоретическому анализу социологических теорий целенаправленной деятельности и практической рациональности. Социологические теории деятельности и практической рациональности нацелены на объяснение источников, способов протекания и механизмов детерминации социального действия как сложнейшего эмпирического феномена, а также на описание действия как наиболее фундаментальной единицы анализа социальной реальности и основополагающей категории общей социологической теории.

Актуальность исследования обусловлена назревшей потребностью в пересмотре сложившихся в социологической теории представлений о социальном действии как целостном «естественном» феномене, допускающем однозначную характеристику в терминах внутренних и внешних условий, мотивов и целей действующего, которые выступают также ключевыми элементами причинного объяснения действия. Эти • представления очевидным образом противоречат как многообразию несовместимых подходов к концептуализации социального действия, существующих в современной социологической теории, так и факту наличия фундаментальных расхождений в используемых моделях его объяснения. Неупорядоченное многообразие языков описания и моделей объяснения социального действия не ведет к росту социологического знания, поскольку в отсутствии единого концептуального словаря и сопоставимых критериев оценки адекватности теорий невозможно сравнить результаты эмпирических исследований социального поведения людей, осуществляемые в рамках различных теоретических традиций и социологических парадигм. Все более выраженный разрыв между языками теоретизирования и логико-методологическими стандартами обоснования научного вывода ведет к усугублению «коммуникативного тупика» и концептуального хаоса в современной социологической теории, что не только препятствует консолидации и кодификации накопленного знания, но и подрывает статус теоретического исследования внутри социологии, а также снижает влияние и объективную значимость социологической теории в более широкой перспективе междисциплинарного знания об обществе. Нерешенные фундаментальные проблемы, накапливаясь, ведут к постмодернистскому отказу от социологической теории, попыткам ее замены «социальным нарративом» или публицистическим дискурсом, либо к некритическому заимствованию теоретических моделей из смежных дисциплин (экономики, политологии, культурной антропологии, психологии), зачастую восходящих к ранее отвергнутым социологическим идеям и концепциям.

з рос. национальная!

библиотека 1

С.Петербург ГдЧ | ОЭ Щ?

действия в социологии. Этим обуславливается необходимость и теоретическая актуальность метатеоретического анализа оснований социологической теории с целью выявления несовместимых предположений о природе и способах объяснения социального действия, на которых основаны существующие подходы. Практическая актуальность такого анализа связана с кризисным состоянием социологической теории, не позволяющим предложить единые концептуальные рамки для интерпретации и сопоставления результатов эмпирических исследований сознания и социального поведения людей в их взаимосвязи, что снижает их теоретическую обоснованность и прогностическую ценность. Неудовлетворительная концептуализация отношений между субъективными и объективными детерминантами социального действия ведет к невозможности построения адекватных моделей их измерения, проявляясь на уровне исследовательской практики в систематических расхождениях между субъективными индикаторами установок, предпочтений, убеждений и реальными поступками людей, что подрывает доверие к социологии как научной дисциплине.

Степень разработанности проблемы. Для работ, рассматривающих теоретические проблемы социологии конца XX - начала XXI веков, характерно возрождение интереса к исследованию оснований социологической теории, то есть к тому, что можно обозначить, пользуясь предложенным Р.Мертоном термином, как «общую теоретическую ориентацию» (формальную теорию). Значительная часть таких работ посвящена проблематике мета-анализа и теоретического синтеза, то есть решению задач аналитического упорядочения, теоретико-методологической кодификации, концептуальной стандартизации и, в более отдаленной перспективе, содержательного соединения различных типов и уровней социологического теоретизирования (т.е. создания новой, сводной теоретической перспективы). По меньшей мере с начала 1990-х гг. широко принятым собирательным обозначением для подобных исследовательских усилий в области социальной теории служит термин «метатеоретизирование», широко используемый не только социологами (Дж. Александер, Р. Антонио, Дж. Бергер, М. Зелдич-мл., Д. Келлнер, П. Коломи, Ч. Лемерт, Дж. Ритцер, У. Уоллес, Э. Тирьякиан, Д. и М. Уайнстайны и др.), но и историками (X. Уайт), философами (Дж. Радницки), психологами и др. (Д. Фиске, Р. Шведер)1. В общем случае, метатеорией называют теорию, предназначенную для анализа структуры, методологических принципов, законов и объяснительных механизмов некоторой предметной (объектной) теории. В социологии под метатеоретизированием понимают, по определению Дж. Ритцера, «систематический анализ внутренней структуры социологической теории», имеющий три основные цели: 1) достижение более глубокого понимания предметных теорий, 2) преодоление логических и концептуальных слабостей существующих теорий и 3) подготовка к разработке новой теории, к построению сводной теоретической перспективы. К этому определению близки по целям и методологическим принципам общетеоретические подходы, разрабатываемые другими ведущими теоретиками, не принимающими по тем или иным причинам сам термин «метатеоретизирование»: «аналитическое теоретизирование» Дж. Тернера, анализ моделей объяснения, систематизация аналитического инструментария и объяснительных «социальных механизмов» (У. Аутвейт, Д. Гамбетга, Р. Коллинз, Р. Сведберг, Дж. Элстер и др.).

«разноязыких» формальных и содержательных теорий вели не к созданию системы согласованных теоретических утверждений, а ко все большему разрыву языков теоретизирования, свойственных ведущим социологическим парадигмам, к ситуации «коммуникативного impasse» (выражение Дж. Александера), тупика в социальной теории, когда невозможно прямо сопоставить теоретические объяснения и даже описания, предлагаемые сторонниками разных социологических «школ», и указать на какие-то универсальные критерии оценки теоретической рациональности их утверждений (подчас относящихся к одним и тем же социальным явлениями или к процессам одного уровня). Иными словами, результатом интенсивных усилий предыдущих поколений исследователей по созданию и эмпирическому обоснованию все новых теорий и понятий стало, по выражению Дж. Александера и П. Коломи, неконтролируемое «...изобилие парадигм, моделей, понятий и эмпирических исследований, относящихся практически к любому аспекту социального мира, который только можно вообразить», которое породило поначалу ощущение теоретического кризиса и парадигматического раскола (70-е годы XX века) (Ш. Айзенштадг и М. Курилару, А. Гоудднер, Р. Фридрихе), а десятилетием позже привело некоторых социологов следующего поколения к пессимистическим оценкам полезности георий как таковых и/или возможностей их рационального оценивания и сравнения. Естественной реакцией на растущий скептицизм и разочарования стали попытки ведущих специалистов в области социологической теории и методологии провести систематизацию теоретических понятий, осуществить анализ и обобщение используемых объяснительных моделей, стандартизировать применяемую терминологию, кодифицировать устойчивое «ядро» ведущих исследовательских программ, существующих в современной социологии. Так в фокусе интересов ведущих теоретиков оказались проблемы социологической теории как таковой, проблемы общей теоретической ориентации.

Яркими проявлениями растущего интереса к метатеоретизированшо в социологии стали характерные для 80-90-х годов XX века дискуссии о конфликте и взаимосвязи между микро- и макроуровнями социологического теоретизирования (Ш. Айзенштадг, Дж. Александер, Р. Коллинз, Н. Смелзер, А. Сикурел и др.), о соотношении различных социологических парадигм (ИГ. Айзенштадг, Дж. Александер, Дж. Ритцер, Р. Фридрихе,, В.А. Ядов и др.), а также о взаимоотношении деятельности и структуры (М. Арчер, Э. Гидденс). Увеличивается и число работ, посвященных истории, методам и принципам мета-анализа в социологической теории, классификации складывающихся в этой области подходов, перспективам концептуальной стандартизации и формирования единого терминологического тезауруса (Дж. Александер, Д. Гудмен, Дж. Ритцер, Дж. Скотт, У. Уоллес, М. Уотерс), построению типологии уровней теоретического объяснения, а также попыткам теоретико-методологической кодификации и концептуальной стандартизации отдельных областей социологического знания (Д. Лэйдер, Н. Музелис, Дж. Скотг, Р. Стоунз, Дж. Холмвуд и А. Стюарт и др.).

Наряду с отмеченными тенденциями в общей социологической теории, можно также констатировать наличие значимых сдвигов в междисциплинарных исследованиях природы, механизмов детерминации и возможностей объяснения интенционального действия (Дж.Боман, А. Меле, А. Монтефиоре, Д. Нобл, А. Розенберг и др.), а также существенные достижения логико-философской аналитической теории действия (Д. Дэвидсон, Л. Дэвис, А. Голдмен, А.Л. Блинов, Э.Г. Юдин). Важные результаты этих новейших исследований соотношения между интенциональностью и деятельностью, сравнительного статуса научных и обыденных теорий деятельности, логических трудностей причинного объяснения действия требуют адекватного отражения и осмысления в современной социологической теории.

предположениях», предложенные в перечисленных выше исследованиях, а также вновь разрабатываемые принципы и методология метатеоретического анализа были бы систематически применены к конститутивной для социологии (по выражению М.Вебера) проблематике социального действия. Общетеоретические и собственно методологические проблемы социологического объяснения действия анализируются преимущественно в рамках создания синтетических и интегративных подходов к преодолению традиционных дуализмов «действие - порядок» и «деятельность - структура» (М. Арчер, Э. Гидденс, X. Иоас, Р.Мюнх, М. Эмирбаер и др.), однако такие попытки синтеза, не подкрепленные детальной реконструкцией интеллектуального контекста возникновения основных концепций социального действия, их систематизацией, метатеоретическим анализом и критикой их концептуальных, логических и содержательных недостатков и преимуществ, остаются преждевременными и обреченными на неуспех. В отличие от более ранних попыток создания интегративной теории социального действия (Т. Парсонс, Ю. Хабермас), эти подходы не основываются на достаточно детальной историко-социологической реконструкции альтернативных концептуализации социального действия, лишь фрагментарно и выборочно используют ранние и современные социологические теории в качестве материала для систематического «эмпирического исследования социальной мысли», если воспользоваться выражением Парсонса. Возникшие в рамках разных социологических парадигм концепции действия и используемые модели его идентификации и объяснения остаются недостаточно соотнесенными, различные подходы к теоретическому осмыслению действия, прежде всего, интерпретативные, неоутилитаристские и неопрагматистские, продолжают развиваться относительно изолированно, что мешает преодолению известных концептуальных и логических сложностей, характерных для этих подходов.

Указанные обстоятельства во многом предопределили общетеоретическую направленность и теоретико-методологический характер данной работы, выбор проблемного поля, объекта и предмета, а также целей и задач исследования.

рациональности, развивавшиеся преимущественно в рамках интерпретативной и натуралистской парадигм в социологии. Кроме того, для фиксации и истолкования тенденций синтеза, межпарадигмальных заимствований и концептуальной «гибридизации», характерных для современного этапа развития теорий деятельности и практической рациональности, потребовался анализ взаимосвязей, а также негативно-критических и позитивных интеллектуальных влияний между четырьмя основными моделями социологического объяснения. Таким образом, основным объектом диссертационного исследования выступают классические и современные концепции социального действия, разрабатывавшиеся в рамках различных исследовательских традиций и парадигм, а предметом - социологические теории деятельности и практической рациональности. Анализ проблемного поля предопределил формулировку цели и задач работы.

Основная цель работы состоит в историко-социологической реконструкции, метатеоретическом исследовании и критике теорий деятельности и практической рациональности, которые позволят выявить главные концептуальные, содержательные и логические преимущества и недостатки этих теорий и определить наиболее перспективные направления дальнейшего развития теоретических и эмпирических исследований социального действия. Анализ теорий деятельности и практической рациональности в единых метатеоретических рамках позволит обобщить, систематизировать и синтезировать различные подходы к пониманию и решению содержательных и логико-методологических проблем описания и объяснения социального действия, что в дальнейшем откроет возможности построения теории социального действия «в единственном числе». На этом основании мы стремились систематизировать и критически проанализировать все существующие в рамках разных и нередко конфликтующих социологических парадигм теоретические представления с единых теоретико-методологических позиций. Возможность и продуктивность такого подхода представляет собой теоретическую гипотезу нашего исследования.

Эта цель достигается посредством решения следующих основных задач:

- проанализировать состояние современной общей социологической теории и ее отношения с другими уровнями и типами социологического теоретизирования;

- провести анализ основных социологических парадигм и характерных для них моделей теоретического объяснения социального действия и порядка;

- осуществить анализ базовых предположений выделенных моделей объяснения действия, позволяющих построить их аналитическую классификацию;

- выделить основные типы теорий социального действия;

осуществить историко-социологическую реконструкцию и провести метатеоретический анализ существующих теоретических представлений о природе, механизмах детерминации, способах исследования и объяснения действия, сформировавшихся в рамках разных социологических парадигм в классический, современный и новейший периоды развития социологической теории;

воссоздать интеллектуальный контекст эволюции социологических представлений о природе, возможностях объяснения и логико-методологических принципах эмпирического исследования социальных действий с учетом междисциплинарных, межпарадигмальных и внутрипарадигмальных влияний;

- рассмотреть основные преимущества исследованных теорий социального действия, позволяющие сформировать контуры интегрированной социологической теории деятельности и практической рациональности;

- осуществить метатеоретическую критику теорий деятельности и практической рациональности, которая позволит выделить и систематизировать их концептуальные, логические и содержательные недостатки и объяснительные «тупики», препятствующие созданию интегрированной теории социального действия и снижающие теоретико-методологическую обоснованность эмпирических исследований социальной деятельности людей.

Теорстико-методологическая база исследования. Диссертация выполнена в традиции метатеоретического исследования фундаментальных категорий и базовых предположений общей социологической теории, основания которой были заложены в 1930-60 е гг. Т. Парсонсом и Р. Мертоном и развитой в 1970-е-90-е гг. в трудах Дж. Александера, Э. Гидденса, Ю.Н. Давыдова, X. Йоаса, Дж. Ритцера, Дж. Тернера, С. Тернера, Р. Фридрихса, Ю. Хабермаса, Ш. Айзенштадта, Дж. Элстера, В .А. Ядова и др. В частности, в разработке аналитической классификации основных социологических парадигм и моделей теоретического объяснения, характерных для них ключевых проблем и базовых предположений, а также при разработке схемы периодизации развития основных социологических парадигм и типологии теоретических стратегий мы опирались на ранее полученные результаты, представленные в работах Дж. Александера, Р. Мертона, Дж. Ритцера и М. Уотерса.

В историко-социологической реконструкции и концептуальной проработке теорий социального действия и ¡фактической рациональности мы использовали принципы, методы и результаты сравнительного анализа и воссоздания «исторического горизонта» социологического знания, изложенные в трудах представителей отечественной историко-социологической школы - Г.С. Батыгина, Ю.Н. Давыдова, А.Б. Гофмана, Л.Г. Ионина, А.Д. Ковалева, И.С. Кона, А.Ф. Филиппова, В.И.Шамшурина и др., а также опирались на расширенную трактовку роли интеллектуального контекста в истории социологических идей, предложенную и разработанную в трудах Р. Бирстедга, Т. Ботгомора, Л. Козера, Д. Мартиндейла, Р. Нисбетта, Дж. Тернера, С.Тернера, Ч. Паузрса, П. Штомпки.

В анализе философских и логико-методологических проблем исследования социального действия мы опирались на результаты критического анализа существующих моделей идентификации и объяснения ишенционального действия, изложенные в работах Дж. Бомана, Д. Дэвидсона, А. Макинтайра, А. Меле, Р. Нозика, А. Розенберга, Б. Хиндесса, М. Холлиса, П. Черчлэнда и др., а также на подходы к использованию объективных характеристик материального и идеального контекстов социальной деятельности в идентификации ее целевого аспекта, обозначенные в трудах отечественных исследователей - ЮЛ Левады, Н.Ф.Наумовой.

Научная новизна и значимость результатов исследования определяется обозначенным выше характером проблемного поля и решением основных задач исследования. В ходе исследования методы кетатеоретического анализа и критики социологической теории были впервые применены к решению крупной научной задачи -историко-социологической реконструкции и метатеоретического анализа теорий деятельности и практической рациональности, включающего в себя их периодизацию, аналитическое упорядочение, теоретико-методологическую кодификацию, концептуальную стандартизацию и очерчивание рамок интегрированной теории социального действия. Среди полученных новых теоретических результатов заслуживают особого упоминания следующие:

- в рамках анализа современного состояния общей социологической теории сформулированы критические аргументы против метатеоретического тезиса о «конце социологической теории», дано сводное описание типов и стратегий теоретического дискурса в социологии, критически проанализированы идеологические и эпистемологические основания антитеоретических и антиупиверсалистских позиций в социологии;

описаны причины и интеллектуальный контекст возникновения метатеоретизирования в социологии, обоснованы его цели и применимость к анализу концептуальных и логических трудностей общей и содержательной социологической теории;

- предложена и обоснована аналитическая классификация и дана характеристика основных парадигм и моделей теоретического объяснения в социологии, более полно в сравнении с ранее предлагавшимися классификациями, учитывающая различия базовых гносеологических и онтологических предположений и ключевых общетеоретических проблем; выявлены различия между выделенными моделями объяснения с точки зрения теоретической логики, способов концептуализации и эмпирической идентификации социального действия - конститутивной проблематики общей социологической теории;

- на основании классификации социологических парадигм и моделей объяснения выделены основные типы теорий социального действия, рассматривающие в качестве ключевых проблемы деятельности и практической рациональности, выделены общие черты интерпретативных, неоутилитаристских и необихевиористских теорий социального действия;

- осуществлены историко-социологическая реконструкция и метатеоретический анализ основных социологических концептуализаций интенционалъного действия и теорий деятельности и практической рациональности, разработанных в классический, «модернистский» и «постмодернистский» периоды развития социологической теории.

- осуществлена метатеоретическая критика социологических теорий деятельности и практической рациональности, рассмотрены причины их эмпирической неадекватности и недостаточных объяснительных возможностей, дано аналитическое упорядочение присущих им логических, концептуальных и содержательных слабостей, очерчены возможности их преодоления в рамках интегрированной теории деятельности и практической рациональности.

Положения, выносимые на защиту. Таким образом, на защиту выносятся следующие основные положения и результаты:

1) Различия между социологическими парадигмами не сводимы исключительно к расхождениям между их идейно-теоретическими истоками и исторически сложившимися научными школами. Они в значительной мере связаны с фундаментальными расхождениями в способах концептуализации основных проблем социологической теории, в гносеологических и онтологических представлениях о природе и способах объяснения социального действия и социального порядка и в совокупности применяемых в исследовательской

практике логико-методологических норм. К основным социологическим парадигмам относятся: натуралистская, интерпрегативная, структуралистская, функционалистская.

2) Метатеоретический анализ основных социологических парадигм и характерных для них моделей объяснения выявил систематические различия в базовых предположениях, логико-методологических нормах и ключевых проблемах. На основании этих различий описанные парадигмы могут быть аналитически классифицированы по следующим базовым предположениям, имеющим форму фундаментальных аналитических различений между возможными онтологическими и гносеологическими позициями: индивидуализм - холизм, субъективизм - объективизм, инструментализм - нормативизм. Принятие исследователем одной из сторон дихотомического различения означает принятие соответствующего предположения о природе и способах объяснения социального действия и упорядоченности социального мира. В отличие от ранее предлагавшихся классификаций базовых предположений, мы выделили различение «инструментальная - нормативная ориентация социального действия» как автономное и несводимое к двум другим аналитическим различениям. Описанные базовые предположения составляют основу аналитической классификации социологических парадигм, которая может быть конструктивно дополнена характеристикой ключевых проблем, составляющих тематическое ядро исторически изменчивых исследовательских программ. Такими проблемами являются целенаправленная деятельность, практическая рациональность, структура и социальная система.

3) Построенная аналитическая классификация социологических парадигм позволила уточнить и дополнить существующие периодизации этапов развития социологической теории. Продемонстрированы возможности углубленного анализа междисциплинарных и межпарадигаальных влияний на разных этапах становления социологического теоретизирования с учетом не только прямых концептуальных заимствований, но и модификаций моделей объяснения и отдельных базовых предположений, особенно характерных для нынешнего «постмодернистского» этапа развития социологической теории.

4) Основными типами теорий социального действия являются теории целенаправленной деятельности и практической рациональности, имеющие общую концептуальную основу - категорию интенционального действия. Ингенциональное действие - базовая концептуализация, определяющая действие через указание на его субъективную направленность на некоторую цель, то есть на характеризующую действие в качестве такового интенцию, а также на устанавливаемое с помощью рассудка соотношение между интенцией и избранными средствами, определяющее рациональность действия с точки зрения имеющихся у действующего субъекта знаний, объективных возможностей и средств. При этом в шггерпретативных теориях деятельности исходной и конститутивной для социального действия считается именно субъективная интенция, а натуралистские теории практической (инструментальной) рациональности объясняют действия и саму их интенциональную направленность прежде всего через знания (обоснованные убеждения или докогнитивные репрезентации) действующих субъектов о своих объективно определяемых индивидуальных целях-интересах и возможностях-ресурсах, то есть исходят из того положения, что смысл действия, как отличного от рефлекторного поведения или физического события, может и должен идентифицироваться объективно.

5) Наряду с различиями в способах определения и идентификации действия, теории целенаправленной деятельности и теории практической рациональности

сохраняют преемственность по отношению к исходной аристотелевской концепции практического силлогизма как модели объяснения интенционального действия и принимают ее ключевой методологический принцип: для того чтобы служить адекватными объяснениями действия, желания и убеждения действующего должны не только рационализировать социальное действие, но и быть его эффективными причинами. Этот тезис подразумевает принципиальную возможность создания телеологических теорий разумного поведения, описывающих практическую деятельность людей на основе эмпирически проверяемых общих законов, которые соответствуют правилам логического вывода и оперируют понятиями желаний, убеждений и намерений действующих.

6) Историко-социологичсская реконструкция и метатеоретический анализ интерпретативных теорий деятельности позволяют сделать вывод, что они основаны на идентификации смысла действия как его феноменологического или экзистенциального значения для вовлеченных в него акторов. Эволюция теорий деятельности - от классической концепции социального действия, предложенной М. Вебером, до современных «постмодернистских» концепций -в целом характеризуется возрастанием роли нормативисгского и холистского предположений в трактовке природы деятельности (Т. Парсонс, Ю. Хабермас) в «модернистской» фазе, а также нарастающими в текущей фазе развития социологической теории тенденциями к синтезу с прагматистскими (Дж. Дьюи, Дж.Г. Мид) и феноменологическими (Шюц) представлениями о процессуальной, рефлексивной и ситуативной природе действия. Последняя тенденция ведет к сдвигу от телеологической модели «обособленного» социального действия к конструкционистским, постструктуралистским и неопрагматистским концепциям, подчеркивающим перформативный характер деятельности субъекта и рассматривающим ее как спонтанную, проективную, произвольную, рефлексивную, реляционную и креативную (И. Гофман, X. Гарфинкель, Э. Гидденс, X. Йоас, М. Эмирбаер и А. Мише).

7) Исгорико-социологическая реконструкция и метатеоретический анализ натуралистских теорий практической рациональности позволяют сделать вывод том, что они в целом основаны на объективистской, индивидуалистской и инструменталисгской метатеоретической модели объяснения действия, характеризующей поступки людей в терминах индивидуальных, преимущественно материальных, желаний-интересов и обоснованных убеждений (или предпочтений и информации). Для эволюции теорий практической рациональности характерно движение от утилитаристской трактовки полезности как обобщенной характеристики направленности действия на объект к необихевиористской концепции обобщенного подкрепления, а также от аналитической редукции институционального контекста действия к серии отдельных сделок, переговоров-торгов или соревновательных игр - к более реляционному, нор мативистскому и холистскому представлению о сетях обобщенного многостороннего обмена, создающих основу для возникновения норм и институтов (Дж. Хоманс, Р. Акселрод, Р. Эмерсон, Дж. Коулмен, Дж. Элстер и др.).

8) Метатеоретическая критика социологических теорий деятельности и практической рациональности, т.е. анализ присущих им логических, концептуальных и содержательных трудностей, — это эффективный метод оценки сложившихся подходов к пониманию и объяснению социального действия в разных перспективах с точки зрения выявления теоретических «тупиков» и очерчивания возможных путей их преодоления.

9) Теории, основанные на принятии модели интенсионального действия, сталкиваются с логическими и концептуальными трудностями: рациональные объяснения действия в терминах его оснований (обоснованных убеждений и желаний) не могут служить его каузальными объяснениями; они не фальсифицируемы (или обладают очень ограниченным эмпирическим содержанием), поскольку не содержат независимого от конкретного описания действия критерия приписывания действующему желаний и убеждений. Содержательные трудности рациональных объяснений действия связаны с ограниченными объяснительными возможностями «обыденной психологии», формализацией которой они являются, и наличием веских эмпирических доказательств того, что действующие в большинстве ситуаций не располагают привилегированным доступом к ментальным состояниям, выступающим рациональными резонами действия.

10) Попытки заменить индивидуалистские трактовки социального действия холистскими теориями практики как имплицитного, нерефлексируемого («фонового») и надындивидуального символического порядка и источника регуляции действия порождают иного рода логические, концептуальные и содержательные трудности. Понятие «практики» (как и родственные ему понятия «традиции», «неявного знания») в современных социологических теориях не является объяснительным в узком смысле слова: практика выступает в них в качестве не подлежащего объяснению квазиобьекта, отсылки к которому подменяют анализ конкретных социальных механизмов воспроизводства социальных и культурных паттернов действия. Два основных способа концептуализации практики (модель «скрытых предположений» и модель «неявного знания») порождают проблемы объяснения каузального механизма ее воздействия на социальных акторов, что проявляется в невозможности объяснить процессы передачи практик и механизм сохранения их тождественности. Существующие попытки решения этих проблем остаются недостаточно концептуально проработанным и эмпирически подтвержденными. Более убедительным на сегодняшний день выглядит подход, опирающийся на анализ вариативных механизмов научения практическим правилам, однако в этой области теоретические исследования значительно опередили накопленные социологической наукой эмпирические результаты.

Теоретическая и практическая значимость работы. Историко-социологическая реконструкция процесса становления теорий деятельности и практической рациональности и их метатеоретический анализ позволяют лучше понять генезис и перспективы общей социологической теории, для которой они послужили важнейшим тематическим полем и источником теоретических конструктов и объяснительных схем. Систематическая экспозиция взглядов на социальное действие, развивавшихся социологами и представителями смежных дисциплин, позволяет также проследить источники межпарадигмапъных и междисциплинарных влияний, упорядочить накопленное в социологической традиции теоретическое знание и заложить прочные основания для его концептуальной стандартизации. Метатеоретическая критика, направленная на выявление недостатков и слабостей объяснительных моделей, сложившихся в теориях деятельности и практической рациональности, создает основу для их преодоления и позволяет обозначить не только заведомо ведущие в тупик, но и перспективные направления для дальнейших теоретических и эмпирически ориентированных исследований. Материалы диссертации могут использоваться при разработке учебных курсов «История социологии», «Современная социологическая теория», «Социологические теории деятельности и практической рациональности», «Модели объяснения и логика социологического исследования».

Апробация результатов исследовании. Результаты диссертации апробированы в следующих формах:

* - специализированные курсы лекций для преподавателей и исследователей из российских вузов и научно-исследовательских центров в Центре социологического образования Института социологии РАН: «Модели объяснения и логика социологического исследования (1995 - 1999), «Современная социологическая теория» (1999 - 2003);

* - лекции для студентов магистратуры Центра социологического образования (1998 - 2002) и студентов факультета социологии Государственного университета гуманитарных наук по обязательным курсам: «Модели объяснения и логика социологического исследования» (с 1997 по н. в.), «Современная социологическая теория» (1999 - 2001);

■ - лекции для студентов факультета социологии Государственного университета -Высшей школы экономики по обязательным курсам: «Социология риска» (1997 -2000), «Модели объяснения и логика социологического исследования» (с 2002 года по н.в.);

" - лекции для студентов Билефельдского университета (Германия) по курсу «Развитие социологии в России» (май - июнь 1996, совместпо с д-ром С.Вайткусом);

* - лекции для преподавателей и исследователей — участников Летних и Зимних школ Центра социологического образования Института социологии РАН: «Современная социологическая теория и проблемы постсоветского общества», «Современная система социологических методов и исследование постсоветского общества» (Москва, июль 1999), «Современная социологическая теория: состояние и перспективы» и «Теории глобального общества» (Москва, июнь 2000 г.), «Современное общество, социальная политика и публичная сфера в классической и постклассической социальной теории» (январь 2001 г.), а также лекции для участников Летней школы Методологического университета конвертируемого образования: «Пределы понимания: Лингвистическая Метафора и проблема этнографической интерпретации культуры», «Логические и содержательные трудности рационального объяснения действия» (Таруса, июнь-июль 1999 г.);

* - выступления на круглых столах по темам: «История социальной мысли и история социологии» (май 1996); «Капитализм как проблема теоретической социологии» (ноябрь 1996); выступление на круглом столе, посвященном методологии сравнительного анализа идентичаостей (конференция по американистике, март 2001, МГУ им. М.В. Ломоносова;

■ - доклады на заседаниях методологического семинара Проблемного совета по истории и теории социологии Института социологии РАН «Современное состояние феноменологической социологии» (ноябрь 1999 г.), «Модели объяснения действия» (июнь 2000 г.), доклад на заседании Ученого Совета Института социологии РАН «Проблемы современной социологической теории» (март 2003 г.), доклад на круглом столе Института 'Открытое общество* «Открытое общество: от идеалов к концептуализации и измерению» (май 2003).

■ - исследования, поддержанные грантами Российского гуманитарного научного фонда (РГНФ) и Национального фонда подготовки кадров (НФПК): «Подготовка и издание Щ тома «Истории теоретической социологии» (1996, [рант РГНФ 96-03-16088д); «Модели объяснения социального действия в теоретической социологии» (1997-1998, грант РГНФ 97-03-04118 а); «Разработка учебного курса «Современная социологическая теория» и комплекта учебно-методических материалов» (контракт НФПК№АЗ/008т).

Структура диссертации. Диссертация состоит из введения, трех разделов (один из которых разбит на два подраздела), которые включают в себя в общей сложности три введения к разделам и подразделам и 11 глав, объединяющих 29 параграфов, заключения, примечаний и списка литературы. Текст работы содержит 14 рисунков.

2. ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ.

Во Введении обосновывается актуальность и дается характеристика разработанности темы исследования; с точки зрепия анализа проблемного поля формулируются цель, задачи и теоретическая гипотеза работы; содержательно раскрываются научная новизна и значимость, определяется теоретико-методологическая база исследования, оценивается теоретическая и практическая значимость полученных результатов, определяются формы их апробации.

Первый раздел «Социологическая теория, социологические парадигмы и модели объяснения в 80-90-е годы XX века: возможности метатеоретинеского анализа структуры социологического знания» посвящен анализу современного состояния социологической теории в ее взаимосвязи с предшествующей традицией, заложившей теоретико-методологический фундамент социологического знания, а также перспективам использования метатеоретического анализа в исследовании оснований социологического теоретизирования. Рассмотрение предпосылок формирования различных объяснительных подходов и концептуальных словарей в рамках единой традиции социологического теоретизирования опирается на предварительный анализ тех особенностей «теоретического взгляда» в социологии, которые позволяют говорить о его сохраняющейся общности при всем разнообразии существующих парадигм, стилей и уровней теоретизирования. Такой предварительный анализ состояния социологической теории позволяет опровергнуть постмодернистский тезис о «конце социологической теории» и очертить круг задач, решаемых средствами метатеории.

В главе «Соотношение традиции и современности в социологической теории как исследовательская проблема» уточняется распространенное представление о прямой взаимосвязи проекта социологии как самостоятельной научной дисциплины с модернистским «проектом Просвещения», создавшим интеллектуальные предпосылки светской науки об обществе. Отмечается, что интеллектуальная революция Просвещения действительно узаконила новый тип светского дискурса об обществе и окончательно закрепила и институциализировала идею социального изменения как «естественного состояния» обществ. Тем самым она дала начало рациональной дискуссии о возможности целенаправленных и основанных на точном знании воздействий на общественные установления с целью защиты «естественных прав» индивидов, а также создала необходимый институциональный контекст для формирования науки об обществе. Однако рассуждения о воздействии «модернистского проекта» на складывавшийся в описанный период тематический репертуар, понятийный язык и методологические критерии новой науки нередко игнорируют другую, редко замечаемую и еще реже явно обсуждаемую особенность «теоретического взгляда» в социологии — то, что он в значительной мере сформировался до «официального рождения» этой науки.

Вместе с тем подчеркивается формативное значение «классического периода» развития социологии и в смысле институционального закрепления сферы социально-научных исследований, и в смысле складывания внутренних профессиональных критериев оценки нового знания и методологии его получения. Подчеркивается, что

анализ новейшего периода развития теоретического мышления требует реконструкции того интеллектуального фона, на котором формировались теории социального действия нашего времени. Классическая социология создала и систематизировала не только «общее наследие» социологической традиции, но и те комплексы идей, которые сформировали различные, и зачастую враждующие, теоретические школы (или «парадигмы») социологии конца XX века. Само их существование связано с фундаментальными и нередко уходящими за исторические границы «классического периода» различиями в понимании природы социального мира и социального действия.

Возможность анализа этих глубинных различий в единых рамках требует дополнительного обоснования, поскольку многообразие концептуальных языков и стилей теоретизирования нередко порождает эпистемологический скептицизм и сомнения в продолжающемся существовании социологической теории как особого вида исследовательской деятельности и типа знания, а также трудности в проведении необходимых разграничений между теорией и «социальным нарративом», «публичным политическим дискурсом», повседневным знанием об обществе и т.д. Таким образом, возникает необходимость в решении двух вспомогательных задач: обоснования представления о сохраняющемся в ситуации множественности парадигм единстве «теоретического взгляда» в социологии, а также о выделении тех его особенностей, которые позволяют отличить его от других способов описания общества. Кроме того, чтобы вычленить специфику общей социологической теории - уровня, к которому относятся теории социального действия, необходимо аналитически систематизировать существующие представления о типах, уровнях и стратегиях социологического теоретизирования.

Споры о состоянии современной социологической теории в последние два десятилетия так или иначе адресуются к метатеоретическому тезису о «конце социологической теории». Критика этого тезиса позволяет выявить внутренние и внешние факторы формирования постмодернистской антитеоретической позиции. Автор показывает, что основной внутренней причиной является влияние эпистемологического релятивизма, восходящею к некоторым положением неопрагаатизма Р. Рорти. Предложенная Рорти критика неокантианской эпистемологии (служившей, как показал Дж. Александер, универсальным «обоснованием» для предыдущих поколений антисциентнстов-«контекстуалистов», сторонников радикальной герменевтики и т. п.), основана на отказе от «критериальной рациональности», которая связана с истинностью теоретических утверждений, в пользу предположительно более земного и имманентного критерия «практики». В диссертации отмечается, что устойчивость «эпистемологического подозрения», воспроизводящегося в разных версиях эпистемологического релятивизма (от контекстуалистской до постмодернистской), является результатом довольно сложных взаимоотношений между универсальным и децентрированным характером научного мышления, стремящегося к объективному знанию, и человеческой, «партикуляристской» природой носителей этого знания. Двумя крайностями, подстерегающими теоретическое мышление, являются релятивизм «эпистемологического подозрения», с одной стороны, и с другой — объективация актуального «горизонта знания», игнорирующая «субъектную» природу человеческого мышления. Опираясь на результаты, представленные в работах М. Олброу, М. Джея и др., автор показывает, что среди внешних причин, определяющих формирование релятивистской и антитеоретической позиции, ведущую роль играют историческая логика становления социологической теории, тесно связанная с фазами ипсттуциализации социологии как научной дисциплины, а также антимодернистская и антиуниверсалистская идеология радикального консерватизма, которая усматривает в универсализме языка и методологических принципов социологической теории угрозу для попыток воссоздания «героического мифа» и утопии органического общества.

Рассматривая возможные подходы к разграничению социологической теории и других типов знания об обществе, автор приходит к выводу о необходимости создания

пусть неполного и не имеющего силы прямой директивы, но систематического списка рационально и содержательно обоснованных критериев, которые позволяют отличить социологическую научную теорию как «точку зрения» и вид исследовательской деятельности от других социологических практик, а также от партикуляристского «социального нарратива» и обыденного знания об обществе. В работе обосновывается и эксплицируется возможный вариант такого списка.

Основываясь на анализе шести типов теоретической деятельности в социологии, впервые описанных Р. Мертоном, автор делает вывод, что общая теория (общая теоретическая ориентация» или «парадигма», в терминах Р.Мертона) и содержательное теоретизирование в социологии могут быть разделены лишь ситуативно или аналитически: концептуализация эмпирических данных, накопление содержательного теоретического знания в отдельных исследовательских областях— это необходимое условие теоретической кодификации и построения (или пересмотра) формальных предпосылок, общих теоретических ориентаций, языка и методологии социологического исследования.

Дальнейшему исследованию состояния и границ социологической теории должно способствовать и описание ведущих стратегий и стилей социологического теоретизирования, позволяющее ориентироваться в существующем многообразии способов и целей теоретической деятельности.

В главе «Метатеоретизирование в социологии: перспективы концептуальной стандартизацгш и теоретической кодификации социологического знания» описаны причины и интеллектуальный контекст возникновения метатеоретизирования в социологии, обоснованы его цели и применимость к анализу концептуальных и логических трудностей общей и содержательной социологической теории. Во второй части главы предложена и обоснована аналитическая классификация и дана характеристика основных парадигм и моделей теоретического объяснения в социологии, более полно в сравнении с ранее предлагавшимися классификациями, учитывающая различия базовых гносеологических и онтологических предположений и ключевых общетеоретических проблем; выявлены различия между выделенными моделями объяснения с точки зрения теоретической логики, способов концептуализации и эмпирической идентификации социального действия - конститутивной проблематики общей социологической теории.

Характеризуя ситуацию «коммуникативного тупика», возникшего в социологии последней четверти XX века, автор отмечает ее роль в росте интереса исследователей к возможностям и перспективам метатеоретизирования в социологии. Причины обращения многих ведущих исследователей к анализу оснований социологической теории в большой степени связаны с тем, что более ранние попытки накопления обоснованного знания путем исключительно эмпирической проверки множества «разноязыких» формальных и содержательных теорий вели не к созданию системы согласованных теоретических утверждений, а ко все большему разрыву языков теоретизирования, свойственных ведущим социологическим парадигмам, к ситуации коммуникативного и теоретического impasse, когда невозможно прямо сопоставить теоретические объяснения и даже описания, предлагаемые сторонниками разных социологических «школ», и указать на какие-то универсальные критерии оценки теоретической рациональности их утверждений (подчас относящихся к одним и тем же социальным явлениями или к процессам одного уровня). Иными словами, результатом интенсивных усилий предыдущих поколений исследователей по созданию и эмпирическому обоснованию все новых теорий и понятий стало, по выражению Дж. Александера и П. Коломи, неконтролируемое «...изобилие парадигм, моделей, понятий и эмпирических исследований, относящихся практически к любому аспекту социального мира, который только можно вообразить», что породило поначалу ощущение теоретического кризиса и парадигматического раскола (70-е годы XX века) (Ш. Айзенштадт и М. Курилару, А. Гоулдпер, Р. Фридрихе), а десятилетием позже

привело социологов следующего поколения к пессимистическим оценкам полезности теорий как таковых и/или возможностей их рационального оценивания и сравнения. Так в фокусе интересов ведущих теоретиков оказались проблемы социологической теории как таковой, проблемы общей теоретической ориентации и «теоретической логики» (Дж. Александер). В результате в социологии 80-90-х годов XX века сформировалось новое и достаточно влиятельное исследовательское направление, основными задачами которого стали: изучение структуры и оснований социологической теории, анализ моделей объяснения и нормативных стандартов, характерных для ведущих социологических парадигм, построение типологии уровней теоретического объяснения, а также попытки теоретико-методологической кодификации и концептуальной стандартизации социологического знания (ДжАлександер, Дж. Ритцер, Д. Фиске и Р. Шведер, Дж. Холмвуд и А. Стюарт и др.). Собирательным обозначением для подобных исследовательских усилий в области социальной теории служит термин «метатеоретизирование», широко используемый не только социологами, но и историками, философами, психологами. Значительная часть теоретических работ этого направления посвящена проблематике мета-анализа и теоретического синтеза, то есть решению задач аналитического упорядочения, теоретико-методологической кодификации, концептуальной стандартизации и, в более отдаленной перспективе, содержательного соединения различных типов и уровней социологического теоретизирования (т.е. создания новой, сводной теоретической перспективы). Под метатеоретизированием понимают «систематический анализ внутренней структуры социологической теории» (ДжЛггцер), имеющий три основные цели: достижение более глубокого понимания предметных теорий, преодоление логических и концептуальных слабостей существующих теорий и подготовка к разработке новой теории, к построению сводной теоретической перспективы. Автор аргументирует тезис о том, что аналитическое упорядочение, теоретическая кодификации и концептуальная стандартизация являются важными предпосылками преодоления коммуникативного тупика, интеллектуальной разобщённости и теоретического кризиса в социологии. Без аналитического упорядочения сложившихся «локальных словарей» теории невозможна консолидации социологического знания в связное и структурированное целое, то есть его кодификация. Невозможность кодификации препятствует продуктивному накоплению знания и сопоставлению близких по сути, но сформулированных в разных концептуальных словарях теорий и гипотез. Усилия по составлению единого концептуального тезауруса, т.е. по концептуальной стандартизации, прояснению семантики отдельных понятий и составных теоретических терминов - еще один ключевой элемент «эмпирической аналитической метатеории» (У. Уоллес), который открывает возможность систематических теоретических инноваций и кумулятивного роста социологического знания, а также обеспечивает подлинную основу для дисциплинарной солидарности, предотвращая окончательную фрагментацию социологии, полную потерю интеллектуальной связности. В качестве примера продуктивного использования методов теоретической кодификации и концептуальной стандартизации в работе рассматривается осуществленный Дж. Скоттом анализ эквивалентности базовых моделей общества, разработанных К. Марксом, Ю. Хабермасом и Д. Локвудом.

Причины возникновения «коммуникативного тупика» в социологической теории, как уже говорилось, не сводятся к концептуальной путанице и различиям в стиле социологического теоретизирования. В социологии существуют принципиально различные и, возможно, несовместимые модели социологического объяснения.

Различия между моделями социологического объяснения касаются нормативно-логических, методологических и содержательно-теоретических стандартов, с помощью которых ученые оценивают, что в рамках данной теоретической перспективы (исследовательской программы) считается плохим либо хорошим объяснением, описанием, доказательством.

Модели объяснения, таким образом, представляют собой стандарты для оценки адекватности объяснений в пределах конкретной теоретической перспективы или, шире, исследовательской программы. Каждый тип объяснения предъявляет свои требования к эмпирическим данным, определяя реальную логику исследования (то есть методологические нормы, стандарты оценки, способы концептуализации и используемые методы). Анализ и критика используемых разными социологическими перспективами моделей объяснения - самая важная задача социологического метатеоретизирования.

В философии и методологии социальных наук предпринимались неоднократные попытки выделить некие общие «парадигмы», каждая из которых может объединять несколько моделей объяснения (Р. Фридихс, Дж. Ритцер, П. Рот и др.). Например, известная классификация Ритцера включает четыре признака, позволяющих анализировать ведущие социологические парадигмы: образцовое исследование; носящее мировоззренческий характер представление о предмете социологии («онтология»); методы исследования; модель теоретического объяснения, или теоретическая перспектива. Исходя из этого, Ритцер выделяет три социологические парадигмы: парадигму социальных фактов; парадигму социальных дефиниций (называемую также конструкционистской, или интерпретативной); и бихевиористскую парадигму. Автор, однако, приводит аргументы в пользу более аналитической классификации социологических парадигм, основанной на различиях в базовых предположениях, которые принимаются в разных моделях объяснения, используемых в рамках исторически сложившихся «школ» и исследовательских программ. Этот подход к классификации основных теоретических школ в социологии с целью создания «многомерной теоретической логики» был впервые разработан Дж. Александром. На основании этого подхода и с опорой на более раннюю работу автора в диссертации предложена и обоснована аналитическая классификация и дана характеристика основных парадигм и моделей теоретического объяснения в социологии - натуралистской, функционалистской, интерпретативной и структуралистской. Эта классификация более полно в сравнении с ранее предлагавшимися классификациями учитывает различия базовых гносеологических и онтологических предположений и ключевых общетеоретических проблем. Однако в диссертации, в отличие от исходного подхода Александера, в качестве автономного водится предположение об инструментализме или нормативизме как базовой ориентации действия, принимаемой той или иной моделью объяснения или парадигмой в качестве первичной, т.е. такой, к которой может быть сведена противоположная ориентация действия. С точки зрения Александера, несоизмеримые социологические теории и соперничающие парадигмы различаются теоретической логикой, способом идентификации социального действия— главного предмета социологического анализа, при этом зачастую они исходят из одностороннего взгляда на природу и основной источник социального действия, а также на его детерминацию. Автор диссертации обосновывает необходимость рассматривать предложенное Александером различение «нормативизма — инструментализма» как дихотомического базового предположения о степени рациональности или нерациональности действия иначе — как разграничение, говорящее скорее о исходном присутствии или отсутствии в детерминации действия некоторого нормативного измерения, определяющего ориентацию действующего относительно других людей (как актуально присутствующих или потенциально затрагиваемых этим действием). Предлагается также дополнить это дихотомическое базовое предположение еще двумя разграничениями, принимаемыми Ритцером и другими авторами: «объективизма - субъективизма» (в принятии предположения о преобладании идеального или материального компонента в исходной мотивации и/или в детерминации средств действия) и «индивидуализма - холизма» (в принятии предположения об исходном фокусе социологического теоретизирования). Автономия трех предположений, трактуемых как базовые и несводимые друг к другу разграничения/различения в исходных представлениях о природе и способах объяснения социального действия и

социального порядка, обосновывается в работе содержательными и историко-социологическими аргументами. При этом особое внимание уделяется анализу исторической эволюции теоретических взглядов на автономную роль инструментализма — нормативизма как «скрытого» измерения ориентации действия, которое не равносильно предположению о его рациональности или нерациональности. В работе показан вклад, который внесли в концептуализацию этого «скрытого» измерения М.Вебер, Э.Дюркгейм, Т.Парсонс и Дж.Алексавдер.

Таким образом, в диссертации показано, что на основании описанных аналитических различений социолопяеские парадигмы и модели объяснения могут быть аналитически классифицированы по следующим базовым предположениям, фиксирующим различия между возможными онтологическими и гносеологическими позициям: индивидуализм - холизм, субъективизм - объективизм, инструментализм -нормативизм. Принятие исследователем одной из сторон дихотомического различения означает принятие соответствующего предположения о природе и способах объяснения социального действия и упорядоченности социального мира. Объяснительные возможности и продуктивность полученной интегральной классификации социологических парадигм и моделей объяснения иллюстрируются в работе ее применением к «эмпирии» популярных социологических теорий.

В завершающей первый раздел главе «Краткая характеристика основных понятий и парадигм социологической теории» дана характеристика ключевых понятий общей социологической теории, дополняющая классификацию парадигм и моделей объяснения с точки зрения их «избирательного сродства» с соответствующей проблематикой. Различия между натуралистской, интсрпретативной, функционалистской и структуралистской парадигмами описываются с точки зрения свойственной им теоретической логики, в частности, способов концептуализации и эмпирической идентификации социального действия — конститутивной проблематики общей социологической теории. Эта характеристика в значительной мере опирается на более детальный анализ, осуществлешшй в работе автора «Модели объяснения и логика социологического исследования». Указывается на то, что проблема социального действия является центральной для ингерпретативной и натуралистской парадигм, однако рассматривается в них в разных концептуальных аспектах: через ключевые понятия деятельности и инструментальной (практической) рациональности. Кроме того, в главе схематически представлена важная для понимания эволюции социологической теории схема этапов (фаз) развития основных социологических парадигм с примерами ведущих теоретиков и теорий, а также некоторых межисциплинарных и межпарадигмальных влияний, являющаяся дальнейшей разработкой схемы периодизации, предложенной М.Уотерсом. Отмечается, что переход от «классической» фазы к ^модернистской» и, далее, к новейшей «постмодернистской» фазе социологического теоретизирования сопровождается постоянным нарастанием взаимною влияния парадигм и моделей объяснения, тенденцией к концептуальной и терминологической «гибридизации», настойчивыми попытками явного и неявного синтеза теоретико-методологических подходов и проблематики.

Второй раздел «Социальное действие: социологические теории целенаправленной деятельности и практической рациональности» содержит результаты историко-социологической реконструкции и метатеоретического анализа социологических георий деятельности и практической рациональности. Во введении к разделу прослеживаются истоки понятия интенционального действия - базовой концептуализации, используемой теориями социального действия.

Типичные социологические определения человеческого действия так или иначе включают в себя указание на направленность действия на некоторую цель, то есть на характеризующую действие в качестве такового интенцию, а также на устанавливаемое с помощью рассудка соотношение между интенцией и избранными средствами, определяющее рациональность действия с точки зрения имеющихся у действующего

субъекта знаний, объективных возможностей и средств. При этом в интерпретативных теориях деятельности, о которых говорится речь в части А данного раздела, исходной и конститутивной для социального действия считается именно субъективная интенция, а натуралистские теории практической (инструментальной) рациональности, рассматриваемые в части Б, объясняют действия и саму их интенциональность прежде всего через знания (обоснованные убеждения) действующих субъектов о своих объективно определяемых индивидуальных целях-интересах и возможностях-ресурсах, то есть исходят из того положения, что смысл действия может и должен идентифицироваться объективно, если мы вообще способны отличить имеющие смысл действия от случайных и необдуманных поступков, с одной стороны, либо намерений, ретроспективных интерпретаций или заведомых фантазий— с другой. Истоки такой трактовки действия значительно старше социологической традиции как таковой и восходят по крайней мере к Аристотелю. Практический силлогизм Аристотеля, установивший необходимую связь между: (1) обоснованными убеждениями действующего субъекта относительно способов достижения блага, (2) существующим положением дел и (3) рациональным, то есть разумным, способом действия, стал первым внушительным подтверждением возможности судить о реально совершаемых людьми поступках, исходя из вполне формальных критериев логического вывода, точно так же, как мы судим о теоретических высказываниях. Аристотель не видел противоречия в том, чтобы рассматривать человеческие поступки в качестве и логически выводимого, и причинно обусловленного результата совместного действия желаний и убеждений. Известные даже обыденному сознанию трудности, с которыми сталкивается постулированная таким образом практическая рациональность, прежде всего, возможный релятивизм оценок наибольшего блага и «каузальная неэффективность» наилучшего суждения, Аристотель попытался преодолеть с помощью двух специальных концепций -практического ума как приобретаемой с опытом способности использовать практические суждения и акразии (невоздержности, слабости воли) как препятствия к реализации вывода из практического силлогизма.. При всех оговорках и уточнениях аристотелевская теория действия была лишь первой логической формализацией того фундаментального предположения, на котором основаны практически все обыденные объяснения поступков, а также многие социально-научные теории действия— предположения о том, что поведение людей определяется совместным воздействием их желаний и обоснованных представлений (убеждений) относительно возможных способов достижения желаемого в той или иной ситуации.

В диссертационном исследовании основной предмет рассмотрения составляют теории целенаправленной деятельности и инструментальной рациональности, сохранившие, при всех отличиях, преемственность по отношению к аристотелевской концепции и принимающие ее ключевой тезис: для того чтобы служить адекватными объяснениями действия, желания и убеждения действующего должны не только рационализировать социальное действие, но и быть его эффективными причинами. Слегка переформулировав это положение, можно получил, более знакомую характеристику ишенционалистских теорий: они рассматривают описания целеориентированного действия в терминах убеждений и желаний действующего в качестве законов, определяющих наблюдаемое поведение людей. Последнее положение довольно долго воспринималось оптимистически, как залог того, что рано или поздно будут созданы формальные, пропозициональные и даже строго математические модели целенаправленного человеческого поведения. Первые же модели такого рода, разработанные усилиями статистиков и экономистов к концу XIX века, обнаружили критическую зависимость от содержательных, а не формальных критериев рациональности целей и убеждений действующих субъектов, то есть от решения вопроса о том, что следует считать благом. Вопрос о рациональности (либо иррациональности) впервые стал формулироваться как вопрос, разрешаемый эмпирическими средствами, а не

в результате применения внеэмпирических нормативных критериев дискурсивной согласованности, логической имплицируемое™ и т. п. Иными словами, оказалось, что оценка поведения как рационального, так и иррационального требует не только соотнесения с каким-то формальным нормативным критерием, но и приписывания действующим объективных целей, ценностей и интересов. Общеизвестными проявлениями этой фундаментальной трудности стали дискуссии вокруг понятия «полезности» в экономике, понятия «мотива» (цели) в правоведении и понятия «идеологии» в социальных науках.

Здесь же еще раз формулируется ключевое аналитическое различение двух типов теорий социального действия, определившее композицию раздела. В подразделе А данного раздела анализируются интерпретативные теории деятельности, ставившие своей целью объяснение действия в категориях его субъективного смысла, определяемого точкой зрения действующего, либо конструируемого и реконструируемого в ходе социального взаимодействия двух или более действующих, то есть речь идет о теориях субъективно-рационального действия. Подраздел Б посвящен социологическим теориям «объективной» практической рациональности, объясняющим интенциональное действие в терминах его объективно идентифицируемых целей-интересов и значимых способов (паттернов) практического исполнения, задаваемых внешней по отношению к актору ситуацией действия

Первая глава подраздела А, посвященного историко-социологической реконструкции и метатеоретическому анализу ингерпретативных теорий деятельности, «'Классические' интерпретативные теории деятельности» рассматривает истоки, интеллектуальный контекст и объяснительные возможности концепции социального действия М.Вебера, а также вклад в общую теорию действия некоторых идей Г.Зиммеля.

Классическая формулировка интерпретативной теории деятельности в социологии была дана М. Вебером, который определил социологию как науку, нацеленную на «истолковывающее понимание» социального действия и, следовательно, «причинное объяснение его способа и последствий». При этом Вебер сделал предположение о том, что причины человеческих поступков могут быть объяснены лишь через понимание субъективного смысла действия и, более того, собственно причины поведенческих событий входят в «правильное каузальное толкование конкретного действия» лишь в той мере, в какой они помогают понять смысловое, логическое соответствие между способом действия и его мотивами. Иными словами, сознательное смысловое отношение «цель — средства», определяющее чистый, или «идеальный» тип объясняемого действия, во-первых, а также волевое усилие, необходимое для поведенческого исполнения этого отношения, во-вторых, являются для Вебера необходимыми и достаточными причинами действия, тогда как объяснительный статус любых «внешних», нементальных причин (от неосознаваемых психофизических закономерностей до не входящих в сознательные «предпосылки» действующего социально-исторических условий или институционального контекста индивидуального действия) связан с их способностью или неспособностью объяснить наблюдаемые отклонения от воплощения чистой «субъективной интенции» в мире «природных» причин и следствий. Такая безусловная и в целом нехарактерная для классической социологической традиции атрибуция «авторства» осмысленного действия в немалой степени связана с важнейшим источником веберовской мысли— теорией и философией права, где однозначное приписывание целей индивидуальным субъектам права является необходимым условием решения вопроса о правовой причинности и ответственности.

Осуществленный С. Тернером и Р. Фактором анализ двух «параллельных проектов»— работы Р. фонИеринга «Цель в праве» (1877) и вводных «понятийные» параграфов книги Вебера «Хозяйство и общество» (1922), а также его методологических работ, — показывают подчас поразительное сходство в их методологической ориентации, теоретическом словаре и отдельных определениях, а также совпадения в

структурировании изложения. Однако налицо и существенные расхождения, позволяющие лучше понять позицию Вебера в противопоставлении тому материалу, от которого он отталкивался, следуя собственным интеллектуальным целям.

В работе Иеринга, постулировавшего, что «универсум права» конституирован целевым принципом, проблема совмещения телеологического объяснения подлежащего правовой квалификации действия с причинным объяснением последовательности наблюдаемых событий решается с помощью «двухфазовой» теоретической модели. На первой, внутренней, фазе действия индивид рассматривает возможные способы действия (или бездействия). Его воление определяет выбор одной из воображаемых целей в соответствии с представлениями о всех возможных способах действия. Этот выбор цели, как подчеркивает Иеринг, должен быть интеллигибельным — ограничение, сохраняемое Вебером в качестве условия возможности интерпретативного понимания действия. «Телеологическая фаза» действия, управляемая «законом цели» («невозможно действие без цели, как и следствие без причины»), заканчивается принятием решения действовать определенным образом, после чего действие переходит во внешнюю фазу, подчиненную закону причинности. С точки зрения «универсума права», таким образом, интенциональным является даже вынужденное действие, совершаемое по приказу или под давлением, поскольку в нем присутствует внутреннее взвешивание и волевой импульс. Вебер, в отличие от Иеринга, предпочитает описывать мотив действия с методологической позиции «постижимого» соотношения между целью и способом действия. Для обозначения этого соотношения он и использует понятие «смысла» действия. Понимание смысла действия, с веберовской точки зрения, ничем не отличается от понимания смысла логической пропозиции или высказывания естественного языка. Такое «непосредственное понимание» распространяется не только на осознанные и преднамеренные действия, мысли и высказывания, но и на аффективные или привычные поступки. От непосредственного понимания Вебер отличает объясняющее понимание, привязывающее результаты непосредственного понимания к актуальному мотиву («почему он это сделал именно теперь и в этой связи»). Целью объясняющего понимания в социологии и должно быть постижение смысловой связи, в которую по своему субъективному смыслу входит доступное непосредственному пониманию действие. Автор диссертации отмечает проблематичный характер веберовского постулата о непосредственном понимании как фундаменте истолковывающего и приводит примеры объяснительных трудностей, возникающих при его использовании. Приводятся также подтверждения вывода о том, что Вебер в значительной мере сам осознавал возможные трудности. В диссертации реконструируются и подвергаются метатеоретическому анализу и другие два ключевых разграничения веберовской концепции социального действия: разграничение рациональных и нерациональных (иррациональных) действий, а также различение между объективно и субъективно рациональным, тесно связанное с предыдущим. Автор приходит к выводу о том, что в веберовской теории социального действия уже присутствуют и трудности совмещения интенционального описания и каузального объяснения действия, и частичное осознание этих трудностей, и первые попытки преодоления. Наименее проблематичным из проводимых Вебером разграничений представляется разграничение социального и несоциального действия. Автор диссертации поддерживает точку зрения А. Коэна относительно ключевою значения этого разграничения для веберовской концепции социального отношения, выступающего фундаментом масштабных институциональных порядков. Взятые в совокупности, описанные разграничения составляют основу знаменитой веберовской типологии социального действия, которое, впрочем, составляет, по выражению Тернера и Фактора, лишь небольшой «островок» в полной классификации возможных действий. Автор также уделяет внимание проблеме скрытого инструментализма (или, по меньшей мере, амбивалентности) веберовской «метаэтики», представленной в его трактовке ценностей как целей действия, а также в его философской антропологии (Р. Брубейкер).

По мнению автора, именно этот скрытый инструментализм в свое время стал толчком для попытки Т. Парсонса переформулировать веберовскую социальную теорию субъективного «происхождения ценностей».

Анализ влияния социологических концепций Г. Зиммеля на становление теорий социального действия позволяет сделать вывод о том, что оно выразилось прежде всего в отчетливой концептуализации реляционного характера действия, т.е. его включенности в контекст разворачивающегося во времени социального взаимодействия и развивающихся социальных отношений. В отличие от веберовской перспективы, в социологической теории Зиммеля субъективный смысл действия определяется и переопределяется в ходе взаимодействия двух и более индивидов, то есть интенциональное социальное действие — это всегда взаимодействие по меньшей мере двух сторон, и понимание мотива действия возможно лишь в этой обоюдной рефлексивной перспективе. С точки зрения методологии, зиммелевская трактовка социального действия предполагает невозможность редукции смысла действия к «солитарной» точке зрения действующего. Итак, абстрактной общей формой социального действия для Зиммеля выступает взаимодействие, а наиболее типичной разновидностью последнего является обмен. Таким образом, взгляды Зиммеля оказали влияние и на более поздние теории деятельности, и не теории практической рациональности.

В главе «'Модернистские' теории деятельности: от Парсонса к конструкционистской программе» рассматривается второй период становления социологических теорий деятельности, исследуются интеллектуальный истоки идей Т .Парсонса, Дж. Г. Мида, А. ПЬоца, Ю. Хабермаса, П. Бергера и Т. Лукмана, а также подвергаются метатеоретическому анализу новые концептуальные и методологические подходы, воплотившие в себе наиболее характерные особенности «зрелых» социологических теорий целенаправленной деятельности.

Относительно веберовской концептуализации действия аналитическая схема общей системы действия у Парсонса является попыткой преодоления релятивистской «борьбы ценностей», разрывающей связь между индивидуальной рациональностью и универсализмом нормативных ориентаций. Отмеченный в первом разделе диссертации вклад Парсонса в возвращение собственно нормативного измерения в социальную теорию действия связан, в первую очередь, с постулируемой им системной организацией цепочек «цель — средство», состоящих из единичных действий или взаимодействий, получающих нормативный смысл («ориентацию» относительно нормативных и «фактических», контингентных элементов отношения «актор — ситуация действия») лишь при анализе всей восходящей иерархии «целей— средств». Переход к системной иерархии целей позволяет Парсонсу избегнуть утилитаристской редукции выбора целей действия либо к материальным элементам ситуации («радикальный рационалистский позитивизм»), либо к случайностям «субъективных предпочтений» («классический» утилитаризм), как, впрочем, и дистанцироваться от идеалистских теорий действия как экспрессивной «самоактуализации» нормативных и идеальных факторов, игнорирующих нормативные и материальные объективные «окружения действия» и приводящих к тому же конечному результату— разрушению логической (априорной) схемы анализа действия «цель — средства» и замене ее схемой «смысл— выражение», которая подменяет объяснение действия его принципиально неопределенной субъективной интерпретацией. В качестве наиболее характерных черт предложенного Парсонсом подхода к анализу социального действия автор выделяет нормативный рационализм и логический функционализм. Определив «функцию» как логическое отношение способа действия к цели, Парсонс оказывается перед лицом необходимости указать на источник самой цели. На каждом уровне анализа таким источником оказываются потребности системы более высокого уровня (то есть цели конкретной подсистемы всегда имеют "высшее" происхождение, гетерономны ей). Возникающую здесь очевидную угрозу асимптотического ухода иерархии целей в бесконечность все более глобальных систем Парсонс устраняет

посредством своеобразного концептуального "замыкания": постулируется, что окружением общей системы действия (то есть более общей системой, по отношению к которой система действия может рассматриваться как подсистема), является конечная реальность «положения человека», в которой укоренены и явно метафизические «предельные ценности». В «Социальной системе» (1951) Парсонс интегрирует эту схему единичного акта, первоначально описанную применительно к уровню целедостижения общей системы действия, в более «всеобъемлющую» систему координат действия. Эта система координат позволяет описать «ориентацию» актора (или нескольких акторов) относительно ситуации, включающей других акторов (в терминах самого Парсонса, получаемая аналитическая схема является «реляционной»). Анализ типовых переменных ориентации действия, проведенный в диссертации, позволяет обосновать вывод о том, что они не являются аналитически независимыми, кроме того, часть из них характеризует саму ситуацию действия, а не выбор актора (скоре заданы действующему, нежели даны ему). Хотя предложенное Парсонсом решение проблемы нормативной ориентации действия позволяет преодолеть атомизм и индивидуализм утилитаристской теории, его ' модель сталкивается с трудностями, возникающими при описании поведения людей как конформистского «следования правилам». При этом по-прежнему остается неразрешенной проблема объективного критерия приписывания интенционалышх состояний: либо нормы рациональности остаются необязательными, с точки зрения «внутренней перспективы» действующего, либо они могут быть сведены к прямому причинному воздействию господствующей нормативной системы, и в таком случае понятие выбора утрачивает всякое самостоятельное значение.

Наиболее последовательное развитие намеченная Парсонсом программа создания интегрированной общей теории социального действия и социальной системы получила в концепции Юр гена Хабермаса. Автор отмечает, что уже в ранних работах Хабермаса переосмыслению подвергается марксистская идея «родовой сущности» человека как источника чувственной человеческой деятельности, праксиса. Хабермас полагает, что Марксова трактовка труда как единственной формы деятельности, адекватной «родовой сущности», принципиально неполна, поскольку она преуменьшает роль познавательного и эмансипаторного измерений деятельности. Глубинной структурой, порождающей действия исторических субъектов, выступает триединство познавательных интересов: к техническому контролю, практическому пониманию и освобождению истинных сущности человека. В более поздней работе «Теория коммуникативного действия» (1981) Хабермас уточняет эту типологию социальных действий, более прямо соотнося ее с идеями М. Вебера, Т. Парсонса и Дж. Г. Мида. В диссертации утверждается, что стратегическое действие, по Хабермасу, являет собой именно аналитическую абстракцию абсолютно инструментального социального действия, то есть крайний полюс в дихотомии «инструментализм— нормативизм», описанный ранее. Автор, однако, отмечает, что выделение Хабермасом собственно инструментального действия, никак не затрагивающего других людей, то есть не являющегося социальным, в качестве отдельного «идеального объекта» теории является своего рода данью веберовскому представлению об обширной области «несоциальных действий». Отмечается также, что выделяемое в этой типологии коммуникативное действие по существу обладает именно нормативным характером, выступая, таким образом, фундаментом социального порядка. Высказывается и обосновывается предположение, что преимущественное внимание Хабермаса к семантическому и герменевтическому аспекту коммуникативного действия связано с тем, что и его антирелятивистская социальная эпистемология, и предложенная им версия критической теории «хорошего общества», используют именно межличностное согласие «дискурсивного сообщества» как основу для норм и критериев валидации «притязаний на знание».

Анализ воздействия идей Дж. Г. Мида на формирование интерпретативных и неопрагматистских трактовок социального действия включает в себя воссоздание

интеллектуального контекста идей Мида о характере отношений между развитием сознания и действием, о роли языка в становлении общества, а также о реляционной, интерактивной и рефлексивной природе «самости» — личности действующего. Отмечаются, в частности, воздействие прагматизма (трактовка мышления как «внутренней фазы» адаптивного взаимодействия с окружением, а также идея перформативности — непрерывной трансформации самого действующего индивида и «идеального плана» действия в процессе его практического осуществления), эволюционной теории и бихевиоризма (взгляды на филогенез и онтогенез языка и социального взаимодействия, модель стадий действия). Отмечается, что вклад Мида в концептуализацию социального действия как развернутого во времени процесса, протекающего в социальной группе, прежде всего связан с его принципиально новаторским для социологии пониманием роли жестов и языка в возникновении человеческого общества. «Антименталистская» концепция значения жеста как исходно социального указания на будущее поведение распространяется Мидом и на более совершенную систему координации социального взаимодействия - язык. Индивидуальное сознапие для Мида выступает как творческое начало, источник рефлексивной реконструкции эмпирических «индивидуальностей» социального мира — своей собственной и других людей, как «поля субъективности», которое не является ни эго, ни другим, ни душой, ни телом, а частью эмпирического мира, реконструкция которого и является функцией рефлексивной фазы сознания. Анализируются эволюционной корни мидовской трактовки ингерсубьективности как свойства социальной группы. Автор отмечает, что эволюционный и натуралистский аспекты мидовской теории социального взаимодействия и самости, а также его теорий сигнификации как процесса, происходящего в социальной группе, и значения как феномена коллективного употребления символов, зачастую затемняются в более поздних интерпретациях его концепции действия, восходящих преимущественно к блумеровской версии «символического интеракционизма». Отмечается, что достаточно долго оставался недооцененным и творческий, креационистский аспект мидовской теории, воплощенный в его прагматистской концепции действия как процесса, разворачивающегося во времени и пространстве практического, «телесного» воплощения целевой ориентации действующего, как процесса, обладающего собственной объективной динамикой и несводимого к субъективной интенции. Этот аспект был восстановлен и заново осмыслен в более поздних неопрагматистских теориях действия, иногда называемых также теориями практики. Рассматриваются объяснительные возможности отраженной в поздних работах Мида концептуальной схемы единичного посгупка-акга.

Исгорико-теоретическое рассмотрение и метатеоретический анализ влияния взглядов А. Шюца на возникновение конструкционистской программы исследования социального действия позволяет обнаружить глубинную общность и, вместе с тем, важные отличия между идеей социальной феноменологии и исходным проектом Гуссерля. Принципиальный антипсихологизм сменяется программой изучения интерсубъекгивности через анализ связи между интерсубьективносгью и вполне посюсторонней, повседневной реальностью «жизненного мира» как поля обыденного опыта (последняя отчасти намечена некоторыми идеями позднего Гуссерля). Эта программа становится основой для дескриптивной социальной феноменологии действия в трактовке Шюца, который вполне осознавал ограниченный объяснительные возможности последней для целей научного анализа (т.е. за пределами решения задачи восстановления основы повседневного интерсубъективного понимания и источника научных категоризаций). В работе описываются три уровня ппоцевской теории ингерсубьективности и связанное с уровнем «знания мотивов действия Другого» важное различение поведения и рефлексивной деятельности.

Отмечается, что одной из наиболее ранних попыток развития шюцевских идей в рамках интерпретативной программы, относящейся к середине 60-х годов XX века, стала

«метатеория» Питера Бергера и Томаса Лукмана, представленная в их совместной работе «Социальное конструирование реальности». В целом, этот труд представляет собой своеобразное соединение исследовательских традиций «социологии знания» (К. Маннгейм, М. Шелер) и философской антропологии (А. Гелен, X. Плесснер), с одной стороны, с некоторыми идеями социальной феноменологии— с другой, и наследует характерные черты обеих традиций. В диссертации проанализированы сильные и слабые стороны предложенной Бергером и Лукманом конструкционистской программы и ее влияние на более поздние работы в области общей и прикладной социологической теории.

Глава «Современные интерпретативные теории деятельности» посвящена анализу новейшего этапа развития социологической теории. Отмечается принципиальная новизна концептуализации понятий действующего и ситуации действия в драматургической социологии И.Гофмана. Несмотря па декларируемую «антитеоретическую» позицию, Гофман явно и неявно полемизирует с господствующими в интерпретативпой парадигме субъективистскими концепциями в своих представлениях о динамике идентичностей и «достигаемой» природе социального «я», о первичности «порядка взаимодействия» относительно реальности «социального порядка. Гофману принадлежат весьма глубокие критические замечания относительно статуса общепринятых представлений о целях и эффектах преднамеренного действия, а также о роли аудитории и ситуации действия в его динамическом исполнении (перформативность действия). Автор обосновывает вывод о том, что гофмановская трактовка действующего и ситуации действия резко расходится со стандартными для интерпретативпой традиции идеями субъективного смысла действия и произвольного «определения ситуации». Отмечается, что гофмановский драматургический анализ преднамеренных и рефлексивных аспектов взаимодействия основан на структуралистской трактовке его оснований и истоков (биологических, материальных, культурно-исторических и т.д.). Этот структуралистский, холистский аспект в анализе социального взаимодейстивя и социальных институтов усиливался от ранних работ Гофмана к поздним. Хотя взгляды Гофмана никогда не были представлены в виде систематической теории социального действия, неоспоримо влияние, оказанное гофмановским анализом перформативного и импровизационного процесса «управления впечатлением» на неопрагматистские теории действия и теорию структурации Э. Гидденса.

Отмечается, что хотя основатель этпометодологии ХХарфинкель также занимал «антитеоретическую» позицию, однако созданпая им исследовательская программа непосредственно адресуется к самой сердцевине теории целенаправленного действия— проблеме интерпретации рационального смысла (значения) действия, характеризующей отдельное действие как таковое, то есть дающей его истинное и адекватное описание. При этом предлагаемый этнометодологией набросок решения этой проблемы (именуемой также проблемой идентификации действия), строго говоря, находится посредине между двумя подходами к анализу социального действия — характеристикой действия через отсылку к его сознательной интенции и субъективным убеждениям относительно разумного способа реализации этой интенции (то есть через «точку зрения действующего») и выявлением смысла действия посредством анализа объективных интересов действующего и практических возможностей их реализации в складывающейся ситуации. Иными словами, относительно центральной проблемы объяснения социального действия этнометодология занимает промежуточное положение между теориями деятельности и теориями практической рациональности. Поэтому проблема социального порядка превратилась для самого Гарфинкеля в «проблему когнитивного порядка», формулируемую с опорой на ппоцевскую трактовку обыденного знания и его роли в конституировании интерсубъективного социального мира. Однако решение этой проблемы Графинкель и другие этпометодологи принципиально ищут не в масштабной теории социального действия и социального мира, а в эмпирическом изучении контекстуальной реальности повседневных взаимодействий. С точки зрения принимаемой

этнометодологией модели объяснения деятельности, она представляет собой своего рода «внутреннюю оппозицию» веберианской интерпретативной традиции. Если последняя преимущественно рассматривают интеллигибельный характер социального действия как данность, а Verstehen — как метод исследования социального, то для этнометодологов и первое, и второе составляют собственно предмет исследования. Основные слабости этнометодологического подхода автор связывает с попыткой заменить общую теорию значения своеобразной «общей теорией контекста», а также с игнорированием возможности существования иных, не связанных со «смыслопорождением», особенностей ситуации и, следовательно, других факторов (скажем, классовых интересов или статусных различий), объясняющих действие и взаимодействие.

Анализ теории струкгурации Э. Гидденса, предпринятый в диссертации, сфокусирован преимущественно на ее метатеоретическом контексте, а также на созданной Гидденсом синтетической модели актора. Теория струкгурации Энтони Гидденса представляет собой попытку синтеза теории социальной структуры, трактуемой как двуединство нормативной структуры «правил» и структуры возможностей-«ресурсов», и теории деятельности, понимаемой преимущественно как теория действующего, агента действия. Теория струкгурации, по замыслу ее автора, должна преодолеть присущие социальной теории «дуализмы» субъекта и объекта, а также социальной структуры и интенциональной деятельности. Для Гидденса модель действующего, или агента деятельности — лишь необходимое дополнение к «ядру» теории струкгурации, поскольку именно агент преднамеренно или непреднамеренно «задействует» структурированные социальные практики.

«Стратификационная модель агента», в развёрнутой форме описанная впервые в книге «Построение общества», представляет собой попытку вмонтировать в теорию социальной системы дескриптивно-феноменологическую и интерпретативную точку зрения на актора как «проводника» изменений, привносимых структурированной человеческой деятельностью в наблюдаемый мир. Не столь явная, однако веб же формулируемая Гидденсом другая значимая цепь заключается в попытке обойти трудности, с которыми столкнулись разрабатывавшие теорию действия аналитические философы. Теоретическая стратегия, используемая для такого обхода, состоит из трех отдельных, совместно неприменимых «ходов»: функционалистского, структуралистского и феноменологического, суть которых описана в диссертации.

В диссертации обосновывается вывод о том, что предложенная Гидденсом метатеорегическая стратегия преодоления дуализмов оказывается в большей степени риторической и синкретической, нежели синтетической: подлинные концептуальные противоречия между структурным, системно-функциональным и деятельностиьгм уровнями описания преодолеваются «с помощью союза "и"» (М. Уотерс): структура является ограничивающей и дающей возможность; действующие— осведомлёнными и подчиняющимися бессознательным мотивам; институты — основанными на опривыченных рутинах и открытыми изменениям и т. п. Вместе с тем в работе показано, что, несмотря на некоторые логические и концептуальные недостатки, собственно модель действующего, предлагаемая Гидденсом, основана на оригинальном переосмыслении фрейдовской модели личности и действительно может быть названа синтетической.

В качестве примера новейшей попытки неопрагаагастского синтеза в теории социального действия, наиболее полно воплощающей тенденции к «гибридизации» объяснительных моделей и концептуального словаря, в диссертации рассматривается аналитическая схема, предложенная М. Эмирбаером и Э. Мише. Эта метатеоретеческая по уровню анализа схема, которая рисует контуры подхода, обозначаемого авторами как «реляционная прагматика», в большой мере опирается на новое прочтение идей Мида и Вебера, представленное немецким социологом X. Йоасом. Эмирбаер и Мише, явно опираясь на александеровскую аналитическую триаду «типизация— изобретение — стратегазация», предлагают рассматривать действие в триединстве воплощенных во

времени «аспектов деятельности»: итерации, проективности и критической оценки. Эти теоретики определяют деятельность как конструируемое во времени вовлечение акторами различных структурных окружений (темпорально-реляционных контекстов действия), которые через взаимодействие привычки, воображения и суждения воспроизводят, а также трансформируют структуры интерактивной реакции на проблемы. Локализуя конститутивные элементы действия (именуемые также «трехзвучием» или «осевой триадой деятельности») не только внутри собственной аналитической схемы, но и в рамках социологической традиции в целом, Эмирбайер и Мише характеризуют итеративный элемент как наиболее разработанный, а практически-оценочный как «недотеоретизированный». Предложенная Эмирбаером и Мише метатеоретическая схема не является объяснительной теорией деятельности. Однако, как показано в диссертации, может служить своего рода «контрольным списком» для дальнейших теоретических исследований.

Подраздел Б второго раздела работы целиком посвящен натуралистским теориям практической рациональности, которые объясняют интенциональное действие в терминах объективно идентифицируемых целей-интересов индивидуального актора и способов (паттернов) практического исполнения, задаваемых внешней по отношению к актору ситуацией действия. Термин «натуралистские» указывает на связь этих теорий с натуралистской моделью объяснения в социологии. В теоретическом введении к подразделу рассматриваются три трактовки практической (инструментальной) рациональности и определяется их соотношение с теориями социального действия, определяется базовый для рассматриваемых теорий практической рациональности характер концептуализации рациональности как максимизации индивидуального интереса, эмпирические исследования которой предположительно позволяют открыть общие законы социального поведения.

Первая глава подраздела «Классические теории практической (инструментальной) рациональности» посвящена историко-социологической реконструкции и метатеоретическому анализу классического этапа развития социологической теории действия. Современные представления о практической (инструментальной) рациональности и экономическом поведении более всего обязаны идеям философского утилитаризма И. Бентама и Дж. С. Милля, а также теориям классической политэкономии. Вклад утилитаризма заключался прежде всего в создании адекватного дескриптивного понятая для обозначения индивидуального, преимущественно материального, интереса, мотивирующего поступки людей. Этот интерес был обозначен как «полезность» и интерпретирован как свойство объектов удовлетворять желания индивидов. Понятие полезности, на первый взгляд поддавалось «физикалистской редукции» к объективированным характеристикам предмета потребности. Таким образом, утилитаризм предложил убедительную натуралистскую трактовку социального действия, основанную на представлении о том, что люди имеют индивидуализированные объективные интересы, которые первичны по отношению к универсальным ценностям справедливости, общего блага и т. п., а также по отношению к нематериальным интересам, например, социальным, интеллектуальным интересам, личностной самореализации и т. п. Конечно, за утилитаристским «интересом» стояло «желание» аристотелевского практического силлогизма, однако оно объективировалось как способность конкретного предмета удовлетворять потребность индивида. Закрепившая эту концептуализацию модель «экономического человека» открывала перспективу объяснения макросоциальных отношений торга, контроля, кооперации и т.д. Эта простейшая модель подвергалась многократным ревизиям и усложнениям, однако ее ядро оставалось (и остается) практически неизменным. Классическая экономическая теория сделала следующий шаг в разработке модели инструментальной рациональности, очертив возможность перехода от разнообразия желаний как индивидуальных диспозиций агентов действия к единообразию полезности как способности отдельной вещи удовлетворять какую-либо потребность.

Систематизировавший политэкономическую доктрину Альфред Маршалл в «Принципах экономики» (1890) обрисовал гипотетическую спираль развития социальных отношений— от примитивных желаний, порожденных элементарными потребностями первобытных людей, к кооперации и обмену, которые обеспечивают производство новых благ и возникновение соответствующих новых желаний. Полезность в описываемой концепции выступала в качестве единой субъективной шкалы, позволявшей соразмерять затраты и выигрыши социального действия, а также оценивать эквивалентность обмена и эффективность производства. Единственная трудность, возникавшая перед классической экономикой на этом пути, заключалась в отсутствии простого способа измерения полезности. Так как сама идея полезности как неспецифической психологической шкалы — непрерывной, имеющей нижний и, возможно, верхний пороги и метрической — была почерпнута экономистами из ненаучной «народной психологии», совершенно естественной была и попытка ввести некоторые более строгие базисные психологические допущения, касающиеся рационального поведения, максимизирующего индивидуальную удовлетворенность. Такие допущения были сделаны в конце XIX века представителями маржиналистской экономики (К. Менгер, У. Джевонс, Л. Вальрас и др.), причем одно из них — о наличии информации в ситуации выбора — было просто спорным с точки зрения психологической науки той эпохи, а другое — о возможности кардинального измерения полезности — носило необоснованный характер. Трудности, с которыми столкнулась исходная версия концепции «экономического человека» и идея кардинальной шкалы полезности привели экономистов и социологов конца XIX—первой половины XX века и прежде всего, В. Парето, объединявшего две эти профессиональные роли, к принятию более умеренной идеи ординально измеряемой полезности и первичной формулировке собственно теории рационального выбора. Для Парето, как и для Маршалла, эвристический смысл понятия полезности заключается в открываемой им возможности опсрационализации рационального выбора как исчисления сопоставимого (межличностно либо для одной личности в разные моменты времени) индивидуального преимущества, достигаемого в результате какого-то поступка. Причем такое преимущество может носить не только материальный, но и моральный характер, и, следовательно, помимо «экономической полезности» следует говорить о «моральной полезности», например, возможной полезности регулярной молитвы для достижения вечного спасения. Кроме того, понятие полезности как общей меры удовлетворенности всей совокупности побуждений («осадков») индивида носит очень субъективный характер и должно быть дополнено более объективным понятием «офелимности» (от греч. брЬеИтоп), характеризующим пригодность, «выгодность» некоего обращающегося на конкурентном рынке предмета, «актива», для удовлетворения какого-либо желания или потребности человека. Разумеется, моральные и материальные полезности и офелимности (различие между которыми было забыто последующими поколениями экономистов и социологов) не могут быть сведены к единой причине и измерены в одной абсолютной шкале, в чем однако нет необходимости, если использовать для формулировки уравнений экономического равновесия и соответствующей теории цены не гипотетические способности «экономического человека», а сугубо аксиоматические свойства кривых безразличия (непрерывность, выпуклость и т. д.), позволяющие также задать ординальные отношения предпочтения для различных благ. Именно этот путь избрали Парето, а затем Дж. Хикс и остальные «неоклассики». Однако полученные таким способом модели формирования цены и равновесия представляют собой уже не эмпирически обоснованные теории максимизирующего «экономического человека» (и социального действия как рационального выбора), а абстрактную «ценностную логику», то есть логическое («тавтологическое») исчисление объективно возможных ценностных исходов, «выигрышей» и «проигрышей» математической теории игр. Последовательное применение модели рационального действия к объяснению социального взаимодействия и кооперации очевидным образом требовало сведения последних к индивидуальным

выборам социальных акторов. При таком подходе всякая форма добровольной коллективности или общественная полигика как таковая должны были хотя бы отчасти моделироваться по образцу экономического равновесия, основываясь либо на своего рода контракте («общественном выборе»), либо на непреднамеренно достигаемой координации индивидуальных интересов, напоминающей «невидимую руку» рыночной конкуренции, но не на внешней детерминации силами «принуждения и обмана». Именно с вышеприведенными соображениями и связано проводимое Парето уже на уровне коллективного действия резкое разграничение максимизации «офелимности для общества» как совокупности индивидов и максимизации «общественной офелимности» как интегральной характеристики общества. Последняя, по мнению Парето, невозможна в принципе, так как офелимности различных людей несопоставимы, а представление о внеличных «общественных целях» лишено смысла. Любое коллективно-рациональное решение должно рассматриваться именно с точки зрения максимизации «офелимности для общества» как набора индивидуальных офелимносгей (или полезностей). Описанный подход требует такого критерия оценки достигнутого общественного благосостояния, который, в отличие от утилитаристского «суммарного общего счастья» (то есть простого линейного индекса), в котором увеличение благополучия большинства может оплачиваться и «слезинкой ребенка», был бы чувствителен к изменениям в удовлетворенности каждого из членов общества (или группы).

Автор показывает, что предложенный Парето критерий максимальной офелимности для общества, несколько ослабленный и обозначаемый ныне как Парето-оптимальность, стал самой влиятельной попыткой единой содержательной трактовки двух довольно абстрактных идей— общественного блага и экономического равновесия, содержавшихся в трудах классиков теоретической экономики (прежде всего, в работах Вальраса и Джевонса). Если трактовать индивидуальную функцию полезности, отражающую положение отдельного члена общества, как ординальное упорядочение предпочтений, оптимальным будет такое положение дел, которое все члены общества сочтут более предпочтительным либо не худшим (отношение слабого предпочтения), чем предшествующее положение дел. В диссертации обосновывается вывод о том, что сама по себе Парето-опгамальность является довольно неоднозначным критерием оценки рациональности коллективных решений и социальной политики, поскольку его некритичное применение может приводить к спорным и парадоксальным последствиям. Вместе с тем Парето-оптимальность— идея, которая легла в основание современной теории социального выбора, а также того важнейшего направления нормативной политэкономической теории, которую принято называть «экономикой благосостояния», или теорией общественных благ. Значимость это идеи связана с ее привлекательной особенностью, осознанной уже Парето и другими основателями неоклассической теории: будучи безусловно нормативным понятием, Парето-оптимальность имеет явные признаки дескриптивности, «естественного» происхождения. Как показано в работе, представления Парето о детерминантах индивидуального и коллективного поведения связаны с его концепциями чувств (сентиментов), осадков и производных (дериваций).

Глава вторая «'Модернистские' теории практической рациональности» содержит характеристику теорий рационального и социального выбора, восходящих к модели «экономического человека», а также теорий обмена, восходящих к альтернативной натуралистской модели объяснения — бихевиоризму. Теория общественного (социального) выбора— это попытка расширения описанной выше утилитаристской модели рационального выбора на область коллективного целеполагания. Очевидно, что правдоподобное объяснение осмысленного действия в терминах целей-предпочтений и верований относительно доступных способов действия утрачивает сугубо умозрительный характер лишь тогда, когда его удается успешно применить для исследования «надлежащей проблематики» социальных наук— процессов возникновения социального порядка, а также существования устойчивых форм взаимодействия и координации

коллективного действия (от первичных групп до безличных институтов принятия коллективных решений). Предложенную неоклассической экономикой модель «рационального максимизатора», дополненную описанными выше идеями агрегирования индивидуальных предпочтений и оптимизации полученной функции общественного благосостояния, следовало, как минимум, дополнить теорией, описывающей механизм отображения индивидуально-рациональных целей действия в цели добровольного коллективного действия или в цели общественной полигаки, поддерживаемой через институты политического участия. Иными словами, социологическая концептуализация этой модели должна была найти социологически правдоподобный ответ на старый Гоббсов вопрос о том, как возможно общество, состоящее из эгоистичных (инструменталистских) индивидуальных акторов. В диссертации показано, что теорема К. Эрроу, которая утверждает формальную невозможность выбора, соответствующего содержательным критериям совместного интереса или коллективного принятия решений, стала лишь первой демонстрацией логических и концептуальных проблем, возникающих при попытке построить модель порождения совместных решений и социальных норм на основе индивидуального рационального выбора. В отсутствие содержательных, т.е. нормативных, критериев рациональности коллективных решений или действий проблема социального порядка, основанного на координации ничем не ограниченных индивидуальных интересов, оказывается неразрешимой.

Основной альтернативой интенционализму теории рационального выбора оказывается основанная на методологических принципах бихевиоризма теория социального обмена. В диссертации дан анализ рецепции в социологии методологических принципов психологического бихевиоризма: от радикализма исходной программы Дж. Б. Уотсона через социальный бихевиоризм Б. Ф. Скиннера, подвергнувшего критике использование внутренних ментальных состояний в качестве не подлежащих верификации и далее не объясняемых «финальных детерминант» наблюдаемого поведения, до первых формулировок теории социального обмена Дж. К. Хомансом и П. М. Блау. Автор особо отмечает то влияние, которое оказали на теорию социального обмена идеи Зиммеля и Парето. Фактически, формулируя условия стабилизации внутригруппового взаимодействия, Хоманс специфицирует «слабое условие» достижения Парето-равновесия. Попытка сформулировать условие, делающее практическое равновесие более вероятным, и приводит Хоманса к формулировке нормативного принципа дистрибутивной справедливости, преодолевающего инструментализм теории рационального выбора. Автор делает вывод о том, что нормативная природа принципа дистрибутивной справедливости не подразумевает универсального стремления к неограниченному росту утилитаристской индивидуальной полезности и прочно привязывает индивидуальный «диапазон сравнений» к наблюдаемому поведению других членов группы, делая само необихевиористское описание «человека расчетливого» более правдоподобным в сравнении с классической концепцией практической рациональности. Сходная концепция, рассматривающая процесс уравновешивания индивидуальных мотив ационных «наград» и соответствующих «наградам» актуальных и потенциальных «затрат» в диадических отношениях обмена между индивидами в качестве основы для формирования отношений власти и зависимости на групповом и субинституциональном уровнях была представлена и П. М. Блау.

Одной из первых попыток применить к анализу сложных групповых структур, возникающих в последовательности обменов, которые происходят в социальной группе, формальный аппарат математической теории игр, а также некоторые элементарные средства теории графов, стали работы Р. М. Эмерсона, ставшего фактическим основателем активно разрабатываемых в настоящее время теорий сетей социальной власти/зависимости (К. Кук, Л. Молм, Н. Такахаши, Т. Ямагиши и др.), именуемых иногда просто «сетевой теорией». В диссертации представлен анализ основных концептуальных средств, используемых сетевой теорией, на основании которого делается

вывод о том, что наиболее значительный теоретический результат, полученный Эмерсоном— систематический анализ и первичная классификация паттернов обмена, возникающих при расширении исходного «партикулярного» обмена в диаде до «обобществленного» обмена в триаде взаимодействующих акторов, представляющей собой элементарную модель потенциально неограниченной сети обменов. Предложенные Эмерсоном подходы к анализу влияния сделали более ясной для следующего поколения исследователей перспективу рассмотрения обмена как многостороннего отношения, в пределе превращающегося в анонимный обобщенный обмен, и заложили основу для теоретического и эмпирического изучения социальных сетей как концептуальных эквивалентов рынков в экономике. Характеризуя необихевиористские теории обмена в целом, следует особо подчеркнуть, что они ориентированы на исследование закономерностей возникновения и поддержания коллективных норм как следствия индивидуальных интересов. Однако, в отличие от рассмотренных выше классических моделей «однократного и неотзываемого» интенционального выбора и принятия решений, теории обмена возводят всякое социальное взаимодействие к распределенному во времени обмену позитивными и аверсивными подкреплениями, увеличивающими или уменьшающими вероятность воспроизведения исходных действий участников обмена. Подкрепления, курсирующие в цепочках социального обмена на субинституциональном и институциональном уровнях, могут иметь характер первичных благ либо обобщенных средств обмена (деньги, услуги, уважение, уступки, похвала и внимание), так что их общей чертой является лишь способность мотивировать и подкреплять поведение. Стремление участников обмена максимизировать доступное вознаграждение ограничивается не только вероятностью отрицательного подкрепления («издержек»), но и действием принципа убывающей предельной полезности, психологическим механизмом которого, с точки зрения необихевиористских теорий обмена, является хорошо изученный феномен «уровня адаптации». Неравенство индивидуальных ресурсов участников обмена в диаде либо различия в их локализации внутри более широкой «сети» обмена может вести к возникновению элементарных форм дифференциации, эксплуатации и власти. Вознаграждения, получаемые индивидом в социальном взаимодействии, зависят от тех вознаграждений, которые он сам предоставляет остальным участникам, при этом нарушения баланса вознаграждений (в силу очевидной неэквивалентности обмена либо в силу эффекта адаптации к постоянному уровню вознаграждения) могут контролироваться с помощью самоподдерживающегося механизма «дистрибутивной справедливости».

В третьей главе подраздела Б «'Постмодернистские' теории практической рациональности: от максимизации индивидуального интереса к парадоксам коллективного действия и сотрудничества» рассматриваются самые новые тенденции в теоретическом анализе практически рационального социального действия и его макросоциальных последствий. Рассматривается эволюция теоретико-игровых моделей рационального действия и их вклад в более отчетливое понимание и решение многих проблем перехода от моделей индивидуального действия к устойчивым паттернам взаимодействия, коллективной координации и социальному порядку. Удар, нанесенный теоремой Эрроу по классическим утилитаристским идеям общественного выбора как расширения индивидуальной практической рациональности, к концу 60-х — началу 70-х годов XX века был существенно усилен работой М. Олсона, в которой проблематизировалась идея «группы интереса», казавшаяся прежде скорее очевидной. Эта работа вызвала большой резонанс и стала первым толчком к разработке многочисленных формальных моделей коллективного действия. Как Эрроу в начале 50-х годов продемонстрировал логическую противоречивость казавшихся очевидными представлений о социальном выборе и коллективном принятии решений, так Олсон показал, что рациональные и эгоистичные индивиды в общем случае не будут действовать в соответствии с явными целями и нормами группы, добиваясь общих или групповых интересов. Более поздние работы в области теории социального выбора и сетевой теории

были направлены преимущественно на уточнение предельных условий, при которых большие группы будут (либо не будут) в действительности демонстрировать олсоновский «парадокс коллективной иррациональности». Суммируя основные результаты в этой области, автор приходит к выводу, что коллективное бездействие вероятнее в гомогенных, внутренне не дифференцированных группах, не имеющих маленьких «ядерных» подгрупп, способных эффективно контролировать своих членов и порождать пороговые эффекты самоорганизации (при наличии активных подгрупп коллективное действие становится более вероятным), а также в случае, когда затраты растут пропорционально увеличению размера группы или опережают его, тогда как «совместно предлагаемые» публичные блага с фиксированными или медленно растущими по мере увеличения численности потенциальных потребителей затратами вполне могут быть результатами организованных действий больших групп. Ещё одним, возможно, наиболее перспективным направлением дальнейшей разработки сетевой теории обмена является, по мнению автора, исследование возможностей и границ идеи обобщенного обмена — социологической концептуализации библейской заповеди «пускать хлеб свой по водам», чтобы вновь найти его через много дней. Для возникновения обобщенного обмена даже в слабо структурированных сетях, состоящих из рациональных эгоистов, где индивиды обладают информацией лишь о своих ближайших соседях, достаточно существования теоретико-игровых метастратегий, или правил, основанных на оценке дающим того, насколько соответствует поведение «получателя» безвозмездных даров какому-то критерию честности. Индивидуальные метастратегии, по мнению автора, являются формализацией норм, обеспечивающих саму возможность «разумного эгоизма» для максимизирующих полезность индивидов, что существенно расшатывает исходную модель практической рациональности. Анализ новейших результатов, полученных при использовании сложных теоретико-игровых моделей, позволяет сформулировать еще один важный вывод: «парадоксы координации» возникают и в отсутствие прямой конкуренции со стороны индивидов. Для того чтобы и в этом случае столкнуться с проблемой коллективно неэффективных исходов из ситуации взаимодействия, достаточно наличия конфликтующих «функций полезности» (индивидуальных упорядочений предпочтений) у её участников. Автор особо подчеркивает то обстоятельство, что, вопреки мнению многих исследователей, отсутствие коллективно-рациональной точки равновесия в игре ничего не говорит о природе игроков: некооперативные игры сконструированы так, что игроки не могут действовать сообща. Именно анализ формальной структуры таких ситуаций позволяет найти выход из тупиков коллективной иррациональности и изменить объективную структуру игры. Автор отмечает, что особую роль в увеличении не только нормативного теоретико-игрового знания, но и в росте нашего дескриптивного понимания того, как и при каких условиях в человеческих сообществах самопроизвольно возникают стабильные нормы обмена, играют модели эволюционных игр. Вместе с тем самые впечатляющие турниры между компьютерными программами, имитирующими эволюцию индивидуальных игровых стратегий, всё же не позволяют убедительно объяснить, как исторически возникают и закрепляются известные нам конвенции, конституции и регулятивные институты, характерные для реальных человеческих обществ. Поэтому продолжающиеся попытки совместить необихевиористскую перспективу социального обмена с экономической моделью рационального выбора ценны ровно настолько, насколько они способны очертить перспективу такого объяснения. В завершении главы рассмотрены две из наиболее последовательных и интересных попыток такого рода - теории Дж. С. Коулмена и Дж. Элстера. Коулмен в серии чрезвычайно влиятельных работ предпринял попытку возобновления парсонсовского проекта общей теории структур социального действия, сфокусировав свои аналитические интересы на возможности воссоздать эмерджентные системные социетальные эффекты (макроуровень социальных отношений),

последовательно двигаясь от уровня индивидуального д

интеграции к уровню непредвиденных системных последствий индивидуальных действий, включающему в себя возникновение и смену институтов и корпоративных акторов. В качестве фундамента своей метатеоретической схемы и отправной точки для анализа Коулмен избирает целеориенгированное инструментальное (целевое) действие, трактуемое как рациональный выбор. Однако Коулмен существенным образом модифицирует исходную модель рационального выбора, в частности, используя концептуальный аппарат теорий социального обмена для попытки решения главных парадоксов и «социальных дилемм», возникающих в этой модели при переходе от индивидуальной практической рациональности к общественному выбору и коллективному действию. Осуществленный в диссертации анализ исходных терминов, используемых Коулменом (интересы, индивидуальные права, ресурсы, события, контроль), его типологии действий и концептуальных построений, с помощью которых описываются процессы передачи индивидуальных прав контроля и возникновения власти, доверия и норм, позволяет автору сделать ряд выводов о преимуществах и слабостях предложенного Коулменом подхода. В частности, автор отмечает, что идея накопления социального капитала (основу которого составляют отношения власти и доверия, а также нормы) позволяет Коулмену очертить перспективы анализа исторической эволюции корпоративных акторов, роль которых становится ключевой в процессе перехода от традиционных обществ к обществам индустриальным и постиндустриальным. Автор соглашается с теми исследователями, которые полагают, что наиболее слабым звеном коулменовской теории действия является упрощённая трактовка интересов как самоочевидных и легко объективируемых «естественных» сущностей. Однако основную слабость предложенной Коулменом концептуальной схемы автор усматривает в использовании им в качестве элементарного и тривиально определяемого понятия «индивидуальных прав». Проблематичность постулирования прав контроля над действием в качестве элементарного понятия в данной версии теории рационального выбора демонстрируется автором с привлечением идей теории права и моральной философии. Это позволяет показать, что в неявно принимаемой Коулменом «контрактной» точке зрения существование норм как «требований» общества к индивиду опережает (онтологически и методологически) существование прав (как «требований» индивида к обществу), уступаемых индивидом ради возникновения норм, что ведет к возникновению концептуального и логического круга.

Иной подход к решению проблем коллективного действия и норм в теории рационального действия предлагает представитель аналитического марксизма Дж. Элстер. Решая проблему коллективного действия, Элстер предлагает рассматривать мобилизацию индивидуальных рациональных акторов как сложный процесс, исход которого в конкретном случае определяется типом мотивации, свойственным каждому из индивидов. В роли сил социального тяготения, «цемента общества», выступают психологические механизмы зависти, оппортунизма и доверия. Объяснение коллективного действия, по Элстеру, сводится к анализу специфической смеси мотиваций, которые позволили свести воедино и рациональные эгоистические интересы участников, и не поддающийся редукции «фактор X» — независимый источник нормативности действия. Последний, как показывает проведенный в диссертации анализ, эксплицируется Элстером через указание на предполагаемые психологические механизмы. Возможная роль эмоций в закреплении социальных норм рассматривается Элстером в нескольких работах, однако не получает более детальной характеристики, оставаясь интересной перспективой для дальнейших исследований.

В третьем разделе «Метатеоретическая критика теорий социального действия» представлен обобщенный критический анализ логических, концептуальных и содержательных трудностей, присущих социологическим теориям деятельности и практической рациональности. Цель метатеоретической критики — это оценка сложившихся подходов к пониманию и объяснению социального действия в разных

перспективах с точки зрения выявления теоретических «тупиков» и очерчивания возможных путей их преодоления.

Первая глава раздела «гНекоторые логические и содержательные трудности рационального объяснения действия» представляет результаты систематического рассмотрения проблем, с которыми сталкиваются теории, использующие цели и обоснованные убеждения действующих в качестве причин, входящих в номологические пропозиции, объясняющие действие. Опираясь на работы по логико-философской аналитической теории действия (Дэвидсон, Розенберг и др.), а также на анализ объяснительных трудностей, с которыми столкнулись социальные теории, восходящие к модели интенциональной деятельности, автор обосновывает важный вывод о том, что рациональные объяснения действия в терминах его оснований (обоснованных убеждений и желаний) не могут служить его полными каузальными объяснениями, поскольку связь между основаниями и объясняемыми действиями является логической, а не контингентной (каузальной). Кроме того, рациональные объяснения не фальсифицируемы (или обладают очень ограниченным эмпирическим содержанием), поскольку не содержат независимого от конкретного описания действия критерия приписывания действующему субъекту желаний и убеждений. С этой точки зрения, всякое идентифицирующее действие описание является принципиально неопределенным, так как включает в себя явно или неявно одновременное приписывание актору целей и убеждений о способах их достижения. Действие, идентифицируемое в качестве рационального «под данным описанием», перестает бьггь таковым при смене способа описания (и наоборот), что, в отсутствие объективных критериев приписывания рациональности, и создает проблему неопределенности. В диссертации также показано, что содержательные трудности рациональных объяснений действия связаны с ограниченными объяснительными возможностями «обыденной психологии», формализацией которой они являются, и наличием веских эмпирических доказательств того, что действующие в большинстве ситуаций не располагают привилегированным доступом к ментальным состояниям, выступающим рациональными резонами действия.

Вторая глава «Социология с практической точки зрения: к критике современных теорий практики» содержит метатеоретическую критику холисгских теорий практики, которые в современной социальной теории нередко воспринимаются как основная альтернатива индивидуалистским теориям социального действия (Л. Альтюссер, Э. Гидденс, П. Бурдье и др.). Автор обосновывает вывод о том, что попытки заменить индивидуалистские трактовки социального действия холистскими теориями практики как имплицитного, нерефлексируемого («фонового») и надындивидуального символического порядка и источника регуляции действия также порождают логические, концептуальные и содержательные трудности, хотя и иного рода. Прежде всего, понятие «практики» (как и родственные ему понятия «традиции», «неявного знания») в современных социологических теориях не является объяснительным в узком смысле слова: практика выступает в них в качестве не подлежащего объяснению квазиобъекта, отсылки к которому подменяют анализ конкретных социальных механизмов воспроизводства социальных и культурных паттернов действия. Два основных способа концептуализации практики (модель «скрытых предположений» и модель «неявного знания») порождают проблемы объяснения каузального механизма ее воздействия на социальных акторов, что проявляется в невозможности объяснить процессы передачи практик и механизмы сохранения их тождественности. Существующие попытки решения первой из этих проблем через обращение к идеям особых состояний коллективного сознания остаются недостаточно концептуально проработанным и эмпирически подтвержденными. Проблема тождественности решается многими авторами посредством отсылки к аналитической теории социальной деятельности как «следования правилам», которая основана на предложенной С.Крипке интерпретации некоторых идей Л.Витгенштейна о природе следования языковым правилам. Однако, как показано в диссертации, эта

интерпретация остается крайне спорной и трудно применимой к объяснению регулярного характера социального поведения. Более убедительным на сегодняшний день выглядит подход, опирающийся на анализ вариативных механизмов научения практическим правилам, однако в этой области теоретические исследования значительно опередили накопленные социологической наукой эмпирические результаты.

В Заключении подводятся итоги проведенного историко-социологического исследования и метатеоретического анализа, формулируются основные выводы, определяются направления дальнейшей разработки проблемы социального действия.

Основное содержание и выводы диссертации опубликованы в следующих работах автора:

Монографии и учебные пособия:

1. Социологические теории деятельности и практической рациональности. М.: Институт социологии РАН - Чистые Воды, 2003. Монография. 336 с. (17,64 п л.).

2. Модели объяснения и логика социологического исследования. (Библиотека серии «Специализированные курсы в социологическом образовании»). М.: Ин-т социологического образования Российского центра гуманитарного образования - Программа Европейского сообщества TEMPUS/TACIS - ИС Рос АН, 1996. Учебное пособие и хрестоматия. 172 с. (10,1 п. л.).

3. Диагностическая процедура в социологии: очерк истории и теории. М.: Наука, 1993. Монография. 287 стр. (11 п.л.).

Статьи в журналах и сборниках, главы в коллективных монографиях:

4. «Вспомогательные теории измерения» в американской эмпирической социологии // Социологические исследования. 1990. №9. (0,7 п.л.).

5. TETRAD-методология: завершение процедурной эпистемы? // Вестник Академии наук СССР. 1991. №2. (1 п.л.).

6. Измерение установки: становление социологической парадигмы // Социологические исследования. 1991. №6. (1 п.л.).

7. Формирование пространства признаков в диагностической процедуре. Научный доклад. М.: ИСАН СССР, 1991. (2,5 п.л. - в соавт. с Г.С.Батыгиным, АС.Дмитриевым и др., Девятко И.Ф. - 0,4 п.л.).

8. Рецензия: Социальное обследование в исторической перспективе, 1880-1940 / Под ред. М.Балмера и др. // Вестник Российской Академии наук. 1992. №8. (0,4 п.л. - в соавт. с Г.С.Батыгиным).

9. Рецензия: З.Бауман. Указания постсовременности // Социологический журнал. 1994. №1. (0,4 п.л.).

10. Миф о «качественной социологии» // Социологический журнал. 1994. №2. (1,5 п.л. - в соавт. с Г.СБатыгиным).

11. Социология и власть: эпизоды советской истории // Тоталитаризм и пост-тоталитаризм (Статьи и подготовительные материалы). Кн.2. М.: Ин-т социологии РАН, 1994. (1,2 п.л. - в соавт. с Г.С.Батыгиным).

12. The Metamoiphoses of Russian Sociology // Eastern Europe in Transformation: The Impact of Sociology. Westport, Conn.: Greenwood, 1994. (2 п.л. - в соавт. с Г.С.Батыгиным).

13. Metamorfozy sociologii royiskiey // Sociología Europy Srodkowo-Wschodniey, 1956-1990. Pod redakcja J.Muchy i M.Keena. Warszawa: Wydawnyctwo IFiS PAN. 1995. (2,1 п.л. - в соавт. с Г.С.Батыгиным)

14. Мертоновский корректив к парсонсовской версии структурного функционализма // Очерки по истории теоретической социологии XX столетия / Ю.Н.Давыдов, А.Б. Гофман и др. М.: Наука, 1994. (0,8 п.л.).

15. Р.Мертон и его теория «среднего уровня» // История теоретической социологии. Т.З. М.: Канон, 1998. (0,9 п.л.).

16. Бихевиоризм // История теоретической социологии. Т.З. М.: Канон, 1997.(0,8 п. л.).

17. Выступление в дискуссии «Капитализм как проблема теоретической социологии» // Социологические исследования. 1998. №2.(0,2 п.л.)

18. Логические и содержательные трудности рационального объяснения действия // Социологический форум. 1998. T.l. Kai. http'//w\vw.socforum com (1,2 п.л.).

19. Инструментальная рациональность, полезность и обмен в теориях социального действия // Новое и старое в теоретической социологии. Вып. 1 М: Институт социологии РАН, 1999. (3 п.л.).

20. Перевод статьи Дж. Ричмана «Социальный порядок палаты для психопатов» // Социологические исследования. 1999. №6. (1 п.л.).

21. Пределы понимания: Лингвистическая Метафора и проблемы этнографической интерпретации культуры // Аспекты социальной теории и современного общества. / Под ред.А.Согомонова и С.Кухтерина. М.: Ин-т социологии РАН, 1999. (1 п.л.).

22. Критика старых и поиск новых моделей объяснения в посткризисной социологической теории // История теоретической социологии. Т.4. М.: Канон, 2000. (0,7 п.л.).

23. И.Уоллерстайн о возникновении глобальной социальной системы: дифференциация, интеграция и эволюция // История теоретической социологии. Т.4. М.: Канон, 2000. (0,5 п.л.).

24. Модернизация, глобализация и институциональный изоморфизм: к социологической теории глобального общества // Глобализация и постсоветское общество (Аспекты-2001) / Под ред.А.Согомонова и С.Кухтерина. Вып.2. М.: Институт социологии РАН - Изд-во Стови, 2001. (1,4 п.л.).

25. Социология с практической точки зрения: к критике современных теорий практики // Новое и старое в теоретической социологии. Вып.З. М.: Институт социологии РАН, 2003. (1,1 п.л.).

Подписано в печать 17.09.03

Объем 2,5 п.л. Тираж 250 экз. Заказ № 316

Отпечатано в ООО «Альянс Документ Центр» Москва, Нахимовский пр-т, 32

» 15 6 5^

<ч

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора социологических наук Девятко, Инна Феликсовна

Раздел I

СОЦИОЛОГИЧЕСКАЯ ТЕОРИЯ, СОЦИОЛОГИЧЕСКИЕ ПАРАДИГМЫ И МОДЕЛИ ОБЪЯСНЕНИЯ в 80-90-е годы XX века: ВОЗМОЖНОСТИ МЕТАТЕОРЕТИЧЕСКОГО АНАЛИЗА СТРУКТУРЫ СОЦИОЛОГИЧЕСКОГО ЗНАНИЯ

Глава

СООТНОШЕНИЕ ТРАДИЦИИ И СОВРЕМЕННОСТИ В СОЦИОЛОГИЧЕСКОЙ ТЕОРИИ КАК ИССЛЕДОВА ТЕЛЬСКАЯ ПРОБЛЕМА

Истоки социологического теоретизирования.

Существует ли социологическая теория.

Особенности «теоретического взгляда»; типы и уровни социологического теоретизирования.

Стратегии социологического теоретизирования.

Глава

МЕТАТЕОРЕТИЗИРОВАНИЕ В СОЦИОЛОГИИ: ПЕРСПЕКТИВЫ КОНЦЕПТУАЛЬНОЙ СТАНДАРТИЗАЦИИ И ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ КОДИФИКАЦИИ СОЦИОЛОГИЧЕСКОГО ЗНАНИЯ

Коммуникативный impasse и возникновение социологического метатеоретизирования.

Модели объяснения и классификация основных парадигм современной социологической теории.6G

Глава

КРА ТКАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА ОСНОВНЫХ ПОНЯТИЙ И ПАРАДИГМ СОЦИОЛОГИЧЕСКОЙ ТЕОРИИ

Ключевые понятия общей социологической теории.

Основные парадигмы социологической теории: натурализм, интерпретативизм (конструкционизм), структурализм, функционализм.

Раздел II

СОЦИАЛЬНОЕ ДЕЙСТВИЕ: СОЦИОЛОГИЧЕСКИЕ ТЕОРИИ ЦЕЛЕНАПРАВЛЕННОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ И ПРАКТИЧЕСКОЙ

РАЦИОНАЛЬНОСТИ

ТЕОРЕТИЧЕСКОЕ ВВЕДЕНИЕ: ИСТОКИ КОНЦЕПЦИИ ИНТЕНЦИОНАЛЬНОГО ДЕЙСТВИЯ.

А. ИНТЕРПРЕТАТИВНЫЕ ТЕОРИИ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ

Глава

КЛА ССИЧЕСКИЕ» ИНТЕРПРЕТА ТИВНЫЕ ТЕОРИИ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ

М. Вебер и концепция «социального действия.

Идеи Г. Зиммеля и общая теория действия.

Глава

МОДЕРНИСТСКИЕ» ТЕОРИИ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ: ОТПАРСОНСА К КОНСТРУКЦИОНИСТСКОЙ ПРОГРАММЕ

Т. Парсонс и общая система действия.

Нормативное—инструментальное измерение в типологии действия Ю. Хабермаса.

Дж. Г. Мид и формирование исследовательской программы символического интеракционизма: поведенческое взаимодействие, общество, символ и самость.

А. Шюц и возникновение феноменологической теории социального действия.

П. Бергер и Т. Лукман: формирование конструкционистской версии интерпретативной программы.

Глава

СОВРЕМЕННЫЕ ИНТЕРПРЕТАТИВНЫЕ ТЕОРИИ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ

Действующий и ситуация действия в драматургической социологии И. Гофмана.

X. Гарфинкель и этнометодология.

Теория структурации Э.Гидценса: синтетическая модель актора.

Реляционная социология М. Эмирбаейера и попытка неопрагматистского синтеза в теории действия.

Б. ТЕОРИИ ПРАКТИЧЕСКОЙ РАЦИОНАЛЬНОСТИ

ТЕОРЕТИЧЕСКОЕ ВВЕДЕНИЕ: ТРИ ТРАКТОВКИ РАЦИОНАЛЬНОСТИ И ТЕОРИИ СОЦИАЛЬНОГО ДЕЙСТВИЯ.

Глава

КЛАССИЧЕСКИЕ ТЕОРИИ ПРАКТИЧЕСКОЙ (ИНСТРУМЕНТАЛЬНОЙ) РАЦИОНАЛЬНОСТИ

От утилитаризма к теории полезности.

Взгляды В. Парето.

Глава

МОДЕРНИСТСКИЕ» ТЕОРИИ ПРАКТИЧЕСКОЙ РАЦИОНАЛЬНОСТИ

Зарождение социологических теорий рационального выбора и общественного выбора.

Практическая рациональность без интенционального выбора: от бихевиоризма к необихевиористским теориям обмена (Б. Скиннер, Дж. Хоманс, П. Блау, Р. Эмерсон).

Глава

ПОСТМОДЕРНИСТСКИЕ» ТЕОРИИ ПРАКТИЧЕСКОЙ РАЦИОНАЛЬНОСТИ: ОТ МАКСИМИЗАЦИИ ИНДИВИДУАЛЬНОГО ИНТЕРЕСА К ПАРАДОКСАМ КОЛЛЕКТИВНОГО ДЕЙСТВИЯ И СОТРУДНИЧЕСТВА

Теоретико-игровые модели рационального действия и «эволюция сотрудничества.

Пирамиды прав и цемент общества: общественный выбор как социальный обмен

Дж. С. Коулмен, Дж. Элстер).

Раздел III

МЕТАТЕОРЕТИЧЕСКАЯ КРИТИКА ТЕОРИЙ СОЦИАЛЬНОГО ДЕЙСТВИЯ

ВВЕДЕНИЕ: МЕТАТЕОРЕТИЧЕСКАЯ КРИТИКА И ПЕРСПЕКТИВЫ РАЗРАБОТКИ НОВОЙ ТЕОРИИ СОЦИАЛЬНОГО ДЕЙСТВИЯ.

Глава

НЕКОТОРЫЕ ЛОГИЧЕСКИЕ И СОДЕРЖА ТЕЛЬНЫЕ ТРУДНОСТИ РАЦИОНАЛЬНОГО ОБЪЯСНЕНИЯ ДЕЙСТВИЯ

Логические трудности. t Содержательные трудности.

Глава

СОЦИОЛОГИЯ С ПРАКТИЧЕСКОЙ ТО ЧКИ ЗРЕНИЯ: К КРИТИКЕ СОВРЕМЕННЫХ ТЕОРИЙ ПРАКТИКИ

Интеллектуальная генеалогия «практик».

Критика теорий практики и возможные альтернативы.

Введение диссертации2003 год, автореферат по социологии, Девятко, Инна Феликсовна

Актуальность исследования обусловлена назревшей потребностью в пересмотре сложившихся в социологической теории представлений о социальном действии как целостном «естественном» феномене, допускающем однозначную характеристику в терминах внутренних и внешних условий, мотивов и целей действующего, которые выступают также ключевыми элементами причинного объяснения действия. Эти представления очевидным образом противоречат как многообразию несовместимых подходов к концептуализации социального действия, существующих в современной социологической теории, так и факту наличия фундаментальных расхождений в используемых моделях его объяснения. Неупорядоченное многообразие языков описания и моделей объяснения социального действия не ведет к росту социологического знания, поскольку в отсутствии единого концептуального словаря и сопоставимых критериев оценки адекватности теорий невозможно сравнить результаты эмпирических исследований социального поведения людей, осуществляемые в рамках различных теоретических традиций и социологических парадигм. Все более выраженный разрыв между языками теоретизирования и логико-методологическими стандартами обоснования научного вывода ведет к усугублению «коммуникативного тупика» и концептуального хаоса в современной социологической теории, что не только препятствует консолидации и кодификации накопленного знания, но и подрывает статус теоретического исследования внутри социологии, а также снижает влияние и объективную значимость социологической теории в более широкой перспективе междисциплинарного знания об обществе. Нерешенные фундаментальные проблемы, накапливаясь, ведут к постмодернистскому отказу от социологической теории, попыткам ее замены «социальным нарративом» или публицистическим дискурсом, либо к некритическому заимствованию теоретических моделей из смежных дисциплин (экономики, политологии, культурной антропологии, психологии), зачастую восходящих к ранее отвергнутым социологическим идеям и концепциям.

Сложность концептуализации и объяснения действия и его «макросоциальных» контекстов и результатов - устойчивых социальных взаимодействий, норм, институтов и социального порядка как такового -рассматривалась в классической и современной социальной теории преимущественно с точки зрения нормативных импликаций действия, объясняющих существование социального порядка либо, напротив, возводимых к нему. При этом зачастую упускались из внимания те содержательные и логико-методологические трудности, с которыми сопряжена сама по себе задача идентификации значимых паттернов социального поведения и их каузального объяснения. Это, прежде всего, трудности, возникающие из-за несовместимости причинного объяснения действия и его описания в терминах логически взаимосвязанных субъективных целей (смыслов) действия и представлений действующего субъекта о ситуации и доступных способах действия. Таким образом, явные и скрытые противоречия в способах теоретического описания и объяснения социального действия оказываются несводимыми к традиционным дилеммам «социального действия - социального порядка» или «деятельности - структуры» и могут быть раскрыты лишь в результате тщательной историко-социологической реконструкции и метатеоретического анализа моделей объяснения действия в социологии. Этим обуславливается необходимость и актуальность метатеоретического анализа оснований социологической теории с целью выявления несовместимых предположений о природе и способах объяснения социального действия, на которых основаны существующие подходы. Практическая актуальность такого анализа связана с кризисным состоянием социологической теории, не позволяющим предложить единые концептуальные рамки для интерпретации и сопоставления результатов эмпирических исследований сознания и социального поведения людей в их взаимосвязи, что снижает их теоретическую обоснованность и прогностическую ценность. Неудовлетворительная концептуализация отношений между субъективными и объективными детерминантами социального действия ведет к невозможности построения адекватных моделей их измерения, проявляясь на уровне исследовательской практики в систематических расхождениях между субъективными индикаторами установок, предпочтений, убеждений и реальными поступками людей, что подрывает доверие к социологии как научной дисциплине.

Степень разработанности проблемы. Для работ, рассматривающих теоретические проблемы социологии конца XX - начала XXI веков, характерно возрождение интереса к исследованию оснований социологической теории, то есть к тому, что можно обозначить, пользуясь предложенным Р.Мертоном термином, как «общую теоретическую ориентацию» (формальную теорию). Значительная часть таких работ посвящена проблематике мета-анализа и теоретического синтеза, то есть решению задач аналитического упорядочения, теоретико-методологической кодификации, концептуальной стандартизации и, в более отдаленной перспективе, содержательного соединения различных типов и уровней социологического теоретизирования (т.е. создания новой, сводной теоретической перспективы). По меньшей мере с начала 1990-х гг. широко принятым собирательным обозначением для подобных исследовательских усилий в области социальной теории служит термин «метатеоретизирование», широко используемый не только социологами (Дж. Александер, Р. Антонио, Дж. Бергер, М. Зелдич-мл., Д. Келлнер, П. Коломи, Ч. Лемерт, Дж. Ритцер, У. Уоллес, Э. Тирьякиан, Д. и М. Уайнстайны и др.), но и историками (X. Уайт), философами (Дж. Радницки), психологами и др. (Д. Фиске, Р. Шведер)1. В общем случае, метатеорией называют теорию, предназначенную для анализа структуры, методологических принципов, законов и объяснительных механизмов некоторой предметной (объектной) теории. В социологии под метатеоретизированием понимают, по определению Дж. Ритцера, «систематический анализ внутренней структуры социологической теории», имеющий три основные цели: 1) достижение более глубокого понимания предметных теорий, 2) преодоление логических и концептуальных слабостей существующих теорий и 3) подготовка к разработке новой теории, к построению сводной теоретической перспективы. К этому определению близки по целям и методологическим принципам общетеоретические подходы, разрабатываемые другими ведущими теоретиками, не принимающими по тем или иным причинам сам термин «метатеоретизирование»: «аналитическое теоретизирование» Дж. Тернера, анализ моделей объяснения, систематизация аналитического инструментария и объяснительных «социальных механизмов» (У. Аутвейт, Д. Гамбетта, Р. Коллинз, Р. Сведберг, Дж. Элстер и др.).

Причины резко возросшего интереса исследователей к анализу оснований социологической теории в основном связаны с тем, что более ранние попытки накопления обоснованного знания путем исключительно эмпирической проверки множества «разноязыких» формальных и содержательных теорий вели не к созданию системы согласованных теоретических утверждений, а ко

1 Наиболее общее понимание метатеории как теории, предназначенной для анализа структуры, свойств, методов и законов некоторой другой, объектной теории, было разработано в начале прошлого века математиком Д.Гильбертом в связи с реализацией предложенной им программы обоснования математики. Современные металогика и метаматематика, в соответствии с исходным замыслом Гильберта, изучают структуру, а также средства вывода и обоснования высказываний, составляющих математические и логические теории, а также значения и правила интерпретации математических и логических выражений. все большему разрыву языков теоретизирования, свойственных ведущим социологическим парадигмам, к ситуации «коммуникативного impasse» (выражение Дж. Александера), тупика в социальной теории, когда невозможно прямо сопоставить теоретические объяснения и даже описания, предлагаемые сторонниками разных социологических «школ», и указать на какие-то универсальные критерии оценки теоретической рациональности их утверждений (подчас относящихся к одним и тем же социальным явлениями или к процессам одного уровня). Иными словами, результатом интенсивных усилий предыдущих поколений исследователей по созданию и эмпирическому обоснованию все новых теорий и понятий стало, по выражению Дж. Александера и П. Коломи, неконтролируемое «.изобилие парадигм, моделей, понятий и эмпирических исследований, относящихся практически к любому аспекту социального мира, который только можно вообразить», которое породило поначалу ощущение теоретического кризиса и парадигматического раскола (70-е годы XX века) (Ш. Айзенштадт и М. Курилару, А. Гоулднер, Р. Фридрихе), а десятилетием позже привело некоторых социологов следующего поколения к пессимистическим оценкам полезности теорий как таковых и/или возможностей их рационального оценивания и сравнения. Естественной реакцией на растущий скептицизм и разочарования стали попытки ведущих специалистов в области социологической теории и методологии провести систематизацию теоретических понятий, осуществить анализ и обобщение используемых объяснительных моделей, стандартизировать применяемую терминологию, кодифицировать устойчивое «ядро» ведущих исследовательских программ, существующих в современной социологии. Так в фокусе интересов ведущих теоретиков оказались проблемы социологической теории как таковой, проблемы общей теоретической ориентации.

Яркими проявлениями растущего интереса к метатеоретизированию в социологии стали характерные для 80-90-х годов XX века дискуссии о конфликте и взаимосвязи между микро- и макроуровнями социологического теоретизирования (Ш. Айзенштадт, Дж. Александер, Р. Коллинз, Н. Смелзер, А. Сикурел и др.), о соотношении различных социологических парадигм (Ш. Айзенштадт, Дж. Александер, Дж. Ритцер, Р. Фридрихе, В.А. Ядов и др.), а так&е о взаимоотношении деятельности и структуры (М. Арчер, Э. Гидденс). Увеличивается и число работ, посвященных истории, методам и принципам мета-анализа в социологической теории, классификации складывающихся в этой области подходов, перспективам концептуальной стандартизации и формирования единого терминологического тезауруса (Дж. Александер, Д. Гудмен, Дж. Ритцер, Дж. Скотт, У. Уоллес, М. Уотерс), построению типологии уровней теоретического объяснения, а также попыткам теоретико-методологической кодификации и концептуальной стандартизации отдельных областей социологического знания (Д. Лэйдер, Н. Музелис, Дж. Скотт, Р. Стоунз, Дж. Холмвуд и А. Стюарт и др.).

Вместе с тем в отечественной и зарубежной социологии отсутствуют работы, в которых новые общетеоретические представления о ведущих социологических парадигмах и характерных для них онтологических и гносеологических «базовых предположениях», предложенные в перечисленных выше исследованиях, а также вновь разрабатываемые принципы и методология метатеоретического анализа были бы систематически применены к конститутивной для социологии (по выражению М.Вебера) проблематике социального действия. Общетеоретические и собственно методологические проблемы социологического объяснения действия анализируются преимущественно в рамках создания синтетических и интегративных подходов к преодолению традиционных дуализмов «действие -порядок» и «деятельность - структура» (М. Арчер, Э. Гидценс, X. Иоас, Р.Мюнх, М. Эмирбаер и др.), однако такие попытки синтеза, не подкрепленные детальной реконструкцией интеллектуального контекста возникновения основных концепций социального действия, их систематизацией, метатеоретическим анализом и критикой их концептуальных, логических и содержательных недостатков и преимуществ, остаются преждевременными к обреченными на неуспех. В отличие от более ранних попыток создания интегративной теории социального действия (Т. Парсонс, Ю. Хабермас), эти подходы не основываются на достаточно детальной историко-социологической реконструкции альтернативных концептуализаций социального действия, лишь фрагментарно и выборочно используют ранние и современные социологические теории в качестве материала для систематического «эмпирического исследования социальной мысли», если воспользоваться выражением Парсонса. Возникшие в рамках разных социологических парадигм концепции действия и используемые модели его идентификации и объяснения остаются недостаточно соотнесенными, различные подходы к теоретическому осмыслению действия, прежде всего, интерпретативные, неоутилитаристские и неопрагматистские, продолжают развиваться относительно изолированно, что мешает преодолению известных концептуальных и логических сложностей, характерных для этих подходов.

Проблемное поле исследования представлено совокупностью социологических концепций, определяющих социальное действие с точки зрения его субъективной направленности, характера протекания (перформативного аспекта), материальных и нематериальных окружений действия, детерминирующих его объективных интересов и/или последствий, по которым действие может быть идентифицировано. Такое широкое определение проблемного поля, с одной стороны, позволяет максимально полно реконструировать и проанализировать все представленные в социологической теории концептуализации социального действия в их содержательной и исторической взаимосвязи, с другой стороны, оно требует выполнения предварительной работы по систематизации и метатеоретическому анализу основных социологических парадигм и соответствующих им моделей объяснения действия, поскольку альтернативные концептуализации действия в рамках этих парадигм основаны на различающихся фундаментальных предположениях о природе действия и действующих (социальных акторов), а также о возможностях и ограничениях научного понимания и объяснения человеческой деятельности. Таким образом, предварительная работа по метатеоретическому анализу ведущих моделей социологического объяснения, в частности, исторической и концептуальной кодификации их тематического ядра, базовых предположений, логико-методологических норм и ключевых проблем, является необходимой предпосылкой для выделения релевантных теорий, по-разному определяющих природу, возможности идентификации и способы объяснения социального действия. Проведенный в диссертационном исследовании анализ моделей объяснения, базовых предположений о природе социального мира и способах его познания, а также ключевых теоретических «проблематик» общей социологической теории, в свою очередь, позволил выделить два основных типа теорий социального действия — теории целенаправленной деятельности и теории практической (инструментальной) рациональности, развивавшиеся преимущественно в рамках интерпретативной и натуралистской парадигм в социологии. Кроме того, для фиксации и истолкования тенденций синтеза, межпарадигмальных заимствований и концептуальной «гибридизации», характерных для современного этапа развития теорий деятельности и практической рациональности, потребовался анализ взаимосвязей, а также негативно-критических и позитивных интеллектуальных влияний между четырьмя основными моделями социологического объяснения. Таким образом, основным объектом диссертационного исследования выступают классические и современные концепции социального действия, разрабатывавшиеся в рамках различных исследовательских традиций и парадигм, а предметом — социологические теории деятельности и практической рациональности. Анализ проблемного поля предопределил формулировку цели и задач работы.

Основная цель работы состоит в историко-социологической реконструкции, метатеоретическом исследовании и критике теорий деятельности и практической рациональности, которые позволят выявить главные концептуальные, содержательные и логические преимущества и недостатки этих теорий и определить наиболее перспективные направления дальнейшего развития теоретических и эмпирических исследований социального действия. Анализ теорий деятельности и практической рациональности в единых метатеоретических рамках позволит обобщить, систематизировать и синтезировать различные подходы к пониманию и решению содержательных и логико-методологических проблем описания и объяснения социального действия, что в дальнейшем откроет возможности построения теории социального действия «в единственном числе». На этом основании мы стремились систематизировать и критически проанализировать все существующие в рамках разных и нередко конфликтующих социологических парадигм теоретические представления с единых теоретикометодологических позиций. Возможность и продуктивность такого подхода представляет собой теоретическую гипотезу нашего исследования.

Эта цель достигается посредством решения следующих основных задач:

- выделить основные типы теорий социального действия;

- осуществить историко-социологическую реконструкцию и провести метатеоретический анализ существующих теоретических представлений о природе, механизмах детерминации, способах исследования и объяснения действия, сформировавшихся в рамках разных социологических парадигм в классический, современный и новейший периоды развития социологической теории;

- воссоздать интеллектуальный контекст эволюции социологических представлений о природе, возможностях объяснения и логико-методологических принципах эмпирического исследования социальных действий с учетом междисциплинарных, межпарадигмальных и внутрипарадигмальных влияний; рассмотреть основные преимущества исследованных теорий социального действия, позволяющие сформировать контуры интегрированной социологической теории деятельности и практической рациональности;

Теоретико-методологическая база исследования. Диссертация выполнена в традиции метатеоретического исследования фундаментальных категорий и базовых предположений общей социологической теории, основания которой были заложены в 1930-60 е гг. Т. Парсонсом и Р. Мертоном и развитой в 1970-е-90-е гг. в трудах Дж. Александера, Э. Гидденса, Ю.Н. Давыдова, X. Йоаса, Дж. Ритцера, Дж. Тернера, С. Тернера, Р. Фридрихса, Ю. Хабермаса, Ш. Айзенштадта, Дж. Элстера, В.А. Ядова и др. В частности, в разработке аналитической классификации основных социологических парадигм и моделей теоретического объяснения, характерных для них ключевых проблем и базовых предположений, а также при разработке схемы периодизации развития основных социологических парадигм и типологии теоретических стратегий мы опирались на ранее полученные результаты, представленные в работах Дж. Александера, Р. Мертона, Дж. Ритцера и М. Уотерса.

В историко-социологической реконструкции и концептуальной проработке теорий социального действия и практической рациональности мы использовали принципы, методы и результаты сравнительного анализа и воссоздания «исторического горизонта» социологического знания, изложенные в трудах представителей отечественной историко-социологической школы — Г.С. Батыгина, Ю.Н. Давыдова, А.Б. Гофмана, Л.Г. Ионина, А.Д. Ковалева, И.С.

Кона, А.Ф. Филиппова, В.И.Шамшурина и др., а также опирались на расширенную трактовку роли интеллектуального контекста в истории социологических идей, предложенную и разработанную в трудах Р. Бирстедта, Т. Боттомора, Л. Козера, Д. Мартиндейла, Р. Нисбетта, Дж. Тернера, С.Тернера, Ч. Пауэрса, П. Штомпки.

В анализе философских и логико-методологических проблем исследования социального действия мы опирались на результаты критического анализа существующих моделей идентификации и объяснения интенционального действия, изложенные в работах Дж. Бомана, Д. Дэвидсона, А. Макинтайра, А. Меле, Р. Нозика, А. Розенберга, Б. Хиндесса, М. Холлиса, П. Черчлэнда и др., а также на подходы к использованию объективных характеристик материального и идеального контекстов социальной-деятельности в идентификации ее целевого аспекта, обозначенные в трудах отечественных исследователей - Ю.А.Левады, Н.Ф.Наумовой.

Научная новизна и значимость результатов исследования определяется обозначенным выше характером проблемного поля и решением основных задач исследования. В ходе исследования методы метатеоретического анализа и критики социологической теории были впервые применены к решению крупной научной задачи - историко-социологической реконструкции и метатеоретического анализа теорий деятельности и практической рациональности, включающего в себя их периодизацию, аналитическое упорядочение, теоретико-методологическую кодификацию, концептуальную стандартизацию и очерчивание рамок интегрированной теории социального действия. Среди полученных новых теоретических результатов заслуживают особого упоминания следующие:

- в рамках анализа современного состояния общей социологической теории сформулированы критические аргументы против метатеоретического тезиса о «конце социологической теории», дано сводное описание типов и стратегий теоретического дискурса в социологии, критически проанализированы идеологические и эпистемологические основания антитеоретических и антиуниверсалистских позиций в социологии;

- описаны причины и интеллектуальный контекст возникновения метатеоретизирования в социологии, обоснованы его цели и применимость к анализу концептуальных и логических трудностей общей и содержательной социологической теории;

- представлена периодизация основных теорий деятельности и практической рациональности, учитывающая интеллектуальный контекст их возникновения и развития и основные межпарадигмальные и междисциплинарные влияния; осуществлены историко-социологическая реконструкция и метатеоретический анализ основных социологических концептуализаций интенционального действия и теорий деятельности и практической рациональности, разработанных в классический, «модернистский» и «постмодернистский» периоды развития социологической теории;

2) Метатеоретический анализ основных социологических парадигм и характерных для них моделей объяснения выявил систематические различия в базовых предположениях, логико-методологических нормах и ключевых проблемах. На основании этих различий описанные парадигмы могут быть аналитически классифицированы по следующим базовым предположениям, имеющим форму фундаментальных аналитических различений между возможными онтологическими и гносеологическими позициями: индивидуализм -холизм, субъективизм - объективизм, инструментализм — нормативизм. Принятие исследователем одной из сторон дихотомического различения означает принятие соответствующего предположения о природе и способах объяснения социального действия и упорядоченности социального мира. В отличие от ранее предлагавшихся классификаций базовых предположений, мы выделили различение «инструментальная - нормативная ориентация социального действия» как автономное и несводимое к двум другим аналитическим различениям. Описанные базовые предположения составляют основу аналитической классификации социологических парадигм, которая может быть конструктивно дополнена характеристикой ключевых проблем, составляющих тематическое ядро исторически изменчивых исследовательских программ. Такими проблемами являются целенаправленная деятельность, практическая рациональность, структура и социальная система.

3) Построенная аналитическая классификация социологических парадигм позволила уточнить и дополнить существующие периодизации этапов развития социологической теории. Продемонстрированы возможности углубленного анализа междисциплинарных и межпарадигмальных влияний на разных этапах становления социологического теоретизирования с учетом не только прямых концептуальных заимствований, но и модификаций моделей объяснения и отдельных базовых предположений, особенно характерных для нынешнего «постмодернистского» этапа развития социологической теории.

4) Основными типами теорий социального действия являются теории целенаправленной деятельности и практической рациональности, имеющие общую концептуальную основу — категорию интенционального действия. Интенциональное действие - базовая концептуализация, определяющая действие через указание на его субъективную направленность на некоторую цель, то есть на характеризующую действие в качестве такового интенцию, а также на устанавливаемое с помощью рассудка соотношение между интенцией и избранными средствами, определяющее рациональность действия с точки зрения имеющихся у действующего субъекта знаний, объективных возможностей и средств. При этом в интерпретативных теориях деятельности исходной и конститутивной для социального действия считается именно субъективная интенция, а натуралистские теории практической (инструментальной) рациональности объясняют действия и саму их интенциональную направленность прежде всего через знания (обоснованные убеждения или докогнитивные репрезентации) действующих субъектов о своих объективно определяемых индивидуальных целях-интересах и возможностях-ресурсах, то есть исходят из того положения, что смысл действия, как отличного от рефлекторного поведения или физического события, может и должен идентифицироваться объективно.

5) Наряду с различиями в способах определения и идентификации действия, теории целенаправленной деятельности и теории практической рациональности сохраняют преемственность по отношению к исходной аристотелевской концепции практического силлогизма как модели объяснения интенционального действия и принимают ее ключевой методологический принцип: для того чтобы служить адекватными объяснениями действия, желания и убеждения действующего должны не только рационализировать социальное действие, но и быть его эффективными причинами. Этот тезис подразумевает принципиальную возможность создания телеологических теорий разумного поведения, описывающих практическую деятельность людей на основе эмпирически проверяемых общих законов, которые соответствуют правилам логического вывода и оперируют понятиями желаний, убеждений и намерений действующих.

6) Историко-социологическая реконструкция и метатеоретический анализ интерпретативных теорий деятельности позволяют сделать вывод, что они основаны на идентификации смысла действия как его феноменологического или экзистенциального значения для вовлеченных в него акторов. Эволюция теорий деятельности - от классической концепции социального действия, предложенной М. Вебером, до современных «постмодернистских» концепций - в целом характеризуется возрастанием роли нормативистского и холистского предположений в трактовке природы деятельности (Т. Парсонс, Ю. Хабермас) в «модернистской» фазе, а также нарастающими в текущей фазе развития социологической теории тенденциями к синтезу с прагматистскими (Дж. Дьюи, Дж.Г. Мид) и феноменологическими (Шюц) представлениями о процессуальной, рефлексивной и ситуативной природе действия. Последняя тенденция ведет к сдвигу от телеологической модели «обособленного» социального действия к конструкционистским, постструктуралистским и неопрагматистским концепциям, подчеркивающим перформативный характер деятельности субъекта и рассматривающим ее как спонтанную, проективную, произвольную, рефлексивную, реляционную и креативную (И. Гофман, X. Гарфинкель, Э. Гидденс, X. Йоас, М. Эмирбаер и А. Мише).

7) Историко-социологическая реконструкция и метатеоретический анализ натуралистских теорий практической рациональности позволяют сделать вывод том, что они в целом основаны на объективистской, индивидуалистской и инструменталистской метатеоретической модели объяснения действия, характеризующей поступки людей в терминах индивидуальных, преимущественно материальных, желаний-интересов и обоснованных убеждений (или предпочтений и информации). Для эволюции теорий практической рациональности характерно движение от утилитаристской трактовки полезности как обобщенной характеристики направленности действия на объект к необихевиористской концепции обобщенного подкрепления, а также от аналитической редукции институционального контекста действия к серии отдельных сделок, переговоров-торгов или соревновательных игр - к более реляционному, нормативистскому и холистскому представлению о сетях обобщенного многостороннего обмена, создающих основу для возникновения норм и институтов (Дж. Хоманс, Р. Акселрод, Р. Эмерсон, Дж. Коулмен, Дж. Элстер и др.).

9) Теории, основанные на принятии модели интенционального действия, сталкиваются с логическими и концептуальными трудностями: рациональные объяснения действия в терминах его оснований (обоснованных убеждений и желаний) не могут служить его каузальными объяснениями; они не фальсифицируемы (или обладают очень ограниченным эмпирическим содержанием), поскольку не содержат независимого от конкретного описания действия критерия приписывания действующему желаний и убеждений. Содержательные трудности рациональных объяснений действия связаны с ограниченными объяснительными возможностями «обыденной психологии», формализацией которой они являются, и наличием веских эмпирических доказательств того, • что действующие в большинстве ситуаций не располагают привилегированным доступом к ментальным состояниям, выступающим рациональными резонами действия.

10) Попытки заменить индивидуалистские трактовки социального действия холистскими теориями практики как имплицитного, нерефлексируемого («фонового») и надындивидуального символического порядка и источника регуляции действия порождают иного рода логические, концептуальные и содержательные трудности. Понятие «практики» (как и родственные ему понятия «традиции», «неявного знания») в современных социологических теориях не является объяснительным в узком смысле слова: практика выступает в них в качестве не подлежащего объяснению квазиобъекта, отсылки к которому подменяют анализ конкретных социальных механизмов воспроизводства социальных и культурных паттернов действия. Два основных способа концептуализации практики (модель «скрытых предположений» и модель «неявного знания») порождают проблемы объяснения каузального механизма ее воздействия на социальных акторов, что проявляется в невозможности объяснить процессы передачи практик и механизм сохранения их тождественности. Существующие попытки решения этих проблем остаются недостаточно концептуально проработанным и эмпирически подтвержденными. Более убедительным на сегодняшний день выглядит подход, опирающийся на анализ вариативных механизмов научения практическим правилам, однако в этой области теоретические исследования значительно опередили накопленные социологической наукой эмпирические результаты.

Теоретическая и практическая значимость работы. Историко-социологическая реконструкция процесса становления теорий деятельности и практической рациональности и их метатеоретический анализ позволяют лучше понять генезис и перспективы общей социологической теории, для которой они послужили важнейшим тематическим полем и источником теоретических конструктов и объяснительных схем. Систематическая экспозиция взглядов на социальное действие, развивавшихся социологами и представителями смежных дисциплин, позволяет также проследить источники межпарадигмальных и междисциплинарных влияний, упорядочить накопленное в социологической традиции теоретическое знание и заложить прочные основания для его концептуальной стандартизации. Метатеоретическая критика, направленная на выявление недостатков и слабостей объяснительных моделей, сложившихся в теориях деятельности и практической рациональности, создает основу для их преодоления и позволяет обозначить не только заведомо ведущие в тупик, но и перспективные направления для дальнейших теоретических и эмпирически ориентированных исследований. Материалы диссертации могут использоваться при разработке учебных курсов «История социологии», «Современная социологическая теория», «Социологические теории деятельности и практической рациональности», «Модели объяснения и логика социологического исследования».

Заключение научной работыдиссертация на тему "Метатеоретический анализ социологических теорий деятельности и практической рациональности"

Заключение

Метатеоретический анализ теорий деятельности и практической рациональности позволил обобщить, систематизировать и критически проанализировать различные подходы к пониманию и решению содержательных и логико-методологических проблем описания и объяснения социального действия. Мы стремились подвергнуть историко-социологической реконструкции и метатеоретическому анализу все существующие в рамках разных и нередко конфликтующих социологических парадигм теоретические представления с единых теоретико-методологических позиций, что в дальнейшем, как представляется, откроет возможности построения теории социального действия «в единственном числе». Проведенное исследование позволило сформулировать ряд важных выводов, наиболее существенные из которых представлены в вынесенных на защиту основных положениях. Значимость этих выводов, на наш взгляд, является доказательством продуктивности метатеоретического анализа оснований социологической теории. Таким образом, можно сформулировать общий вывод о применимости метатеоретизирования в решении задач концептуальной стандартизации, кодификации и критического рассмотрения преимуществ и недостатков существующих социологических теорий.

Подводя итоги диссертационного исследования, можно сформулировать следующие выводы, определяющие направления дальнейшей работы:

• Средства метатеоретического анализа — аналитическое упорядочение, теоретическая кодификации и концептуальная стандартизация — являются важными предпосылками преодоления коммуникативного тупика, интеллектуальной разобщенности и теоретического кризиса в социологии. Без аналитического упорядочения сложившихся «локальных словарей» теории невозможна консолидации социологического знания в связное и структурированное целое, то есть его кодификация. Невозможность кодификации препятствует продуктивному накоплению знания и сопоставлению близких по сути, но сформулированных в разных концептуальных словарях теорий и гипотез. Усилия по составлению единого концептуального тезауруса, т.е. по концептуальной стандартизации, прояснению семантики отдельных понятий и составных теоретических терминов - еще один ключевой элемент аналитической метатеории, который открывает возможность систематических теоретических инноваций и кумулятивного роста социологического знания, а также обеспечивает подлинную основу для дисциплинарной солидарности, предотвращая окончательную фрагментацию социологии, полную потерю ею интеллектуальной связности.

Различия между моделями теоретического объяснения в социологии могут быть адекватно описаны с помощью аналитической классификации социологических парадигм, основанной на различиях в базовых предположениях, которые принимаются в разных моделях объяснения, используемых в рамках исторически сложившихся «школ» и исследовательских программ. Этот подход к классификации основных теоретических школ в социологии с целью создания «многомерной теоретической логики» был впервые разработан Дж. Александером. На основании этого подхода и с опорой на более раннюю работу автора [23] в диссертации предложена и обоснована аналитическая классификация и дана характеристика основных парадигм и моделей теоретического объяснения в социологии - натуралистской, функционалистской, интерпретативной и структуралистской. Эта классификация более полно в сравнении с ранее предлагавшимися классификациями учитывает различия базовых гносеологических и онтологических предположений и ключевых общетеоретических проблем. Однако в диссертации, в отличие от исходного подхода Александера, в качестве автономного водится предположение об инструментализме или нормативизме как базовой ориентации действия, принимаемой той или иной моделью объяснения или парадигмой в качестве первичной, т.е. такой, к которой может быть сведена противоположная ориентация действия. На основании описанных в диссертации аналитических различений социологические парадигмы и модели объяснения могут быть аналитически классифицированы по следующим базовым предположениям, фиксирующим различия между возможными онтологическими и гносеологическими позициям, индивидуализм - холизм, субъективизм - объективизм, инструментализм - нормативизм. Принятие исследователем одной из сторон дихотомического различения означает принятие соответствующего предположения о природе и способах объяснения социального действия и упорядоченности социального мира. Представляется целесообразным в дальнейшем применить метатеоретический подход к анализу других ключевых проблем общей социологической теории (прежде всего, структуры и системы) и описанию их эволюции в рамках структуралистской и функционалистской парадигм.

Проблема социального действия является центральной для интерпретативной и натуралистской парадигм, однако рассматривается в них в разных концептуальных аспектах: через ключевые понятия деятельности и инструментальной (практической) рациональности. Типичные социологические определения человеческого действия так или иначе включают в себя указание на направленность действия на некоторую цель, то есть на характеризующую действие в качестве такового интенцию, а также на устанавливаемое с помощью рассудка соотношение между интенцией и избранными средствами, определяющее рациональность действия с точки зрения имеющихся у действующего субъекта знаний, объективных возможностей и средств. При этом в интерпретативных теориях деятельности исходной и конститутивной для социального действия считается именно субъективная интенция, а натуралистские теории практической (инструментальной) рациональности объясняют действия и саму их интенциональность прежде всего через знания (обоснованные убеждения) действующих субъектов о своих объективно определяемых индивидуальных целях-интересах и возможностях-ресурсах.

Историко-социологическая реконструкция и метатеоретический анализ интерпретативных теорий деятельности позволяют сделать вывод, что они основаны на идентификации смысла действия как его феноменологического или экзистенциального значения для вовлеченных в него акторов. Эволюция теорий деятельности — от классической концепции социального действия, предложенной М. Вебером, до современных «постмодернистских» концепций — в целом характеризуется возрастанием роли нормативистского и холистского предположений в трактовке природы деятельности (Т. Парсонс, Ю. Хабермас) в «модернистской» фазе, а также нарастающими в текущей фазе развития социологической теории тенденциями к синтезу с прагматистскими (Дж. Дьюи, Дж.Г. Мид) и феноменологическими (Шюц) представлениями о процессуальной, рефлексивной и ситуативной природе действия. Последняя тенденция ведет к сдвигу от телеологической модели «обособленного» социального действия к конструкционистским, постструктуралистским и неопрагматистским концепциям, подчеркивающим перформативный характер деятельности субъекта и рассматривающим ее как спонтанную, проективную, произвольную, рефлексивную, реляционную и креативную (И. Гофман, X. Гарфинкель, Э. Гидденс, X. Йоас, М. Эмирбаер и А. Мише).

Историко-социологическая реконструкция и метатеоретический анализ натуралистских теорий практической рациональности позволяют сделать вывод том, что они в целом основаны на объективистской, индивидуалистской и инструменталистской метатеоретической модели объяснения действия, характеризующей поступки людей в терминах индивидуальных, преимущественно материальных, желаний-интересов и обоснованных убеждений (или предпочтений и информации). Для эволюции теорий практической рациональности характерно движение от утилитаристской трактовки полезности как обобщенной характеристики направленности действия на объект к необихевиористской концепции обобщенного подкрепления, а также от аналитической редукции институционального контекста действия к серии отдельных сделок, переговоров-торгов или соревновательных игр - к более реляционному, нормативистскому и холистскому представлению о сетях обобщенного многостороннего обмена, создающих основу для возникновения норм и институтов (Дж. Хоманс, Р. Акселрод, Р. Эмерсон, Дж. Коулмен, Дж. Элстер и др.).

Теории целенаправленной деятельности и инструментальной рациональности сохраняют преемственность по отношению к аристотелевской концепции интенционального действия и принимают ее ключевой тезис: для того чтобы служить адекватными объяснениями действия, желания и убеждения действующего должны не только рационализировать социальное действие, но и быть его эффективными причинами. Метатеоретическая критика социологических теорий деятельности и практической рациональности, т.е. анализ присущих им логических, концептуальных и содержательных трудностей, — это эффективный метод оценки сложившихся подходов к пониманию и объяснению социального действия в разных перспективах с точки зрения выявления теоретических «тупиков» и очерчивания возможных путей их преодоления.

Анализ объяснительных трудностей, с которыми столкнулись социальные теории, восходящие к модели интенциональной деятельности, позволяет обосновать важный вывод о том, что рациональные объяснения действия в терминах его оснований (обоснованных убеждений и желаний) не могут служить его полными каузальными объяснениями, поскольку связь между основаниями и объясняемыми действиями является логической, а не контингентной (каузальной). Кроме того, рациональные объяснения не фальсифицируемы (или обладают очень ограниченным эмпирическим содержанием), поскольку не содержат независимого от конкретного описания действия критерия приписывания действующему субъекту желаний и убеждений. С этой точки зрения, всякое описание, идентифицирующее действие является принципиально неопределенным, так как включает в себя явно или неявно одновременное приписывание актору целей и убеждений о способах их достижения. Действие, идентифицируемое в качестве рационального «под данным описанием», перестает быть таковым при смене способа описания (и наоборот), что, в отсутствие объективных критериев приписывания рациональности, и создает проблему неопределенности. С этой точки зрения, более перспективными представляются теории социального действия, в которых делается попытка объективной характеристики детерминант действия, т.е. теории, синтезирующие преимущества необихевиористских и неопрагматистских трактовок целенаправленного характера деятельности с возможностями структуралистского объяснения ее социально-нормативного контекста. В диссертации также показано, что содержательные трудности рациональных объяснений действия связаны с ограниченными объяснительными возможностями «обыденной психологии», формализацией которой они являются, и наличием веских эмпирических доказательств того, что действующие в большинстве ситуаций не располагают привилегированным доступом к ментальным состояниям, выступающим рациональными резонами действия. Попытки заменить индивидуалистские трактовки социального действия холистскими теориями практики как имплицитного, нерефлексируемого («фонового») и надындивидуального символического порядка и источника регуляции действия также порождают логические, концептуальные и содержательные трудности, хотя и иного рода. Прежде всего, понятие «практики» (как и родственные ему понятия «традиции», «неявного знания») в современных социологических теориях не является объяснительным в узком смысле слова: практика выступает в них в качестве не подлежащего объяснению квазиобъекта, отсылки к которому подменяют анализ конкретных социальных механизмов воспроизводства социальных и культурных паттернов действия. Два основных способа концептуализации практики (модель «скрытых предположений» и модель «неявного знания») порождают проблемы объяснения каузального механизма ее воздействия на социальных акторов, что проявляется в невозможности объяснить процессы передачи практик и механизмы сохранения их тождественности. Существующие попытки решения первой из этих проблем через обращение к идеям особых состояний коллективного сознания остаются недостаточно концептуально проработанным и эмпирически подтвержденными. Проблема тождественности решается многими авторами посредством отсылки к аналитической теории социальной деятельности как «следования правилам», которая основана на предложенной С.Крипке интерпретации некоторых идей Л.Витгенштейна о природе следования языковым правилам. Однако, как показано в диссертации, эта интерпретация остается крайне спорной и трудно применимой к объяснению регулярного характера социального поведения. Более убедительным и перспективным на сегодняшний день выглядит подход, опирающийся на анализ вариативных механизмов научения практическим правилам, однако в этой области теоретические исследования значительно опередили накопленные социологической наукой эмпирические результаты.

Список научной литературыДевятко, Инна Феликсовна, диссертация по теме "Теория, методология и история социологии"

1. Автономов В. С. Человек в зеркале экономической теории. М.: Наука,1993.

2. Андреева Г. М., Богомолова Н. Н., Петровская Л. А. Современная социальная психология на Западе. М.: Издательство МГУ, 1978.

3. Апресян Ю.Д. Идеи и методы современной структурной лингвистики. М.: Просвещение, 1966.

4. Аристотель. Никомахова этика. Собр. Соч. В 4-х тт. Т.4. М.: Мысль, 1976-1984.т

5. Аристотель. О душе. Собр. Соч. В 4-х тт. Т. 1. М.: Мысль, 1976-1984.

6. Беккер Г. Экономический анализ и человеческое поведение // THESIS. 1993. Т. 1. Вып. 1.С. 24-40.

7. Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности / Пер. с англ. Е. Руткевич. М.: Медиум, 1995.

8. Богомолов А. С. Буржуазная философия США XX века. М.: Мысль. 1974.

9. Вебер М. Избранные произведения / Пер. с нем. Составление, общая редакция и послесловие Ю. Н. Давыдова. Предисловие П. П. Гайденко. М.: Прогресс, 1990.•) 10. Витгенштейн Л. О достоверности // Там же. С. 321-405.

10. Витгенштейн Л. Философские исследования // Витгенштейн Л. Философские работы. Ч. 1. / Пер. с нем. М. С. Козловой. М.: Гнозис, 1994. С. 76-319.

11. Выготский Л. С. Мышление и речь // Собр. Соч. В 6-ти тт. / Под ред. В. В. Давыдова. 1981-1983. Т. 2. М.: Педагогика, 1982. С. 5-361.

12. Гидденс Э. Девять тезисов о будущем социологии // THESIS. 1993. Т. 1. Вып. 4. С. 57-82.

13. Гидденс Э. Элементы теории структурации // Современная социальная теория: Бурдье, Гидденс, Хабермас. Новосибирск: Издательство Новосибирского университета, 1995.

14. Гофман А. Б. Семь лекций по истории социологии. М.: Книжный дом «Университет», 1997.

15. Гофман А. Б. Социология Эмиля Дюркгейма // Э.Дюркгейм. Социология. Ее предмет, метод, предназначение / Пер. с фр. М.: Канон, 1995. С. 325336.

16. Гофман И. Представление себя другим в повседневной жизни / Пер. с англ. А. Д. Ковалёва. М.: Канон-Пресс-Ц, 2000.

17. Гофман И. Стигма: заметки об управлении испорченной идентичностью. Часть 5. Отклонения и девиация / Пер. с англ. А. Мактас // Социологический форум. 2000. № 3-4. URL: http://www.sociologv.ru/forum/00-3-4gofman.html

18. Гофман И. Стигма: Заметки об управлении испорченной идентичностью. Ч. 1. Стигма и социальная идентичность. Ч. 2. Контроль над информацией и социальная идентичность (гл. 3-6) / Пер. с англ.

19. М. С. Добряковой // Социологический форум. 2001. № 1-4. URL: http://www.sociology.ru/forum/01-l-4gofman.html.

20. Грэхем Л. Р. Естествознание, философия и науки о человеческом поведении в Советском Союзе / Пер. с англ. М.: Политиздат, 1991.

21. Давыдов Ю. Н. Введение. Исторической горизонт теоретической социологии // История теоретической социологии / Отв. ред. и составитель Ю. Н. Давыдов. В 4-х тт. М.: Канон+, 1997.

22. Давыдов Ю. Н. Макс Вебер и современная теоретическая социология: Актуальные проблемы веберовского социологического учения. М.: Мартис, 1998.

23. Девятко И.Ф. Модели объяснения и логика социологического исследования. М.: ИСО РЦГО-TEMPUS/TACIS, 1996.

24. Девятко И. Ф. Диагностическая процедура в социологии: очерк истории и теории. М.: Наука, 1993.

25. Девятко И. Ф. Критика старых и поиск новых моделей объяснения в посткризисной социологической теории // История теоретической социологии / Отв. ред. Ю. Н. Давыдов. В 4-х тт. Т. 4. СПб.: Издательство РХГИ, 2000.

26. Девятко И. Ф. Методы социологического исследования. Екатеринбург: Изд-во Екатеринбургского университета, 1998.

27. Девятко И. Ф. Пределы понимания: Лингвистическая Метафора и проблемы этнографической интерпретации культуры // Аспекты социальной теории и современного общества / Под ред. А. Согомонова и С. Кухтерина. М.: Институт социологии РАН, 1999. С. 9-25.

28. Девятко И. Ф. Р. Мертон о социологическом методе и типах теоретизирования в социологии // История теоретической социологии. В 4-х тт. Т. 3. М.: Канон, 1998, С. 261-269.

29. Дюркгейм Э. Социология. Её предмет, метод, предназначение / Пер. с франц., составление, послесловие и примечания А. Б. Гофмана. М: Канон, 1995.

30. Зиммель Г. Философия денег (Фрагмент) // Теория общества: фундаментальные проблемы / Под ред. А. Ф. Филиппова. М.: Канон-Пресс-Ц-Кучково Поле, 1999. С. 309-383.

31. Ионин Л. Г. Георг Зиммель — социолог (Критический анализ). М.: Наука, 1981.

32. Ионин Л. Г. Понимающая социология: Историко-критический анализ. М.: Наука, 1979.

33. Ионин Л. Г. Символический интеракционизм и феноменологическая социология: между кризисным и стабилизационным сознанием // Очерки по истории теоретической социологии XX столетия (от Вебера к

34. Хабермасу, от Зиммеля к постмодернизму). Ю. Н. Давыдов и др. М.: Наука, 1994. С. 206-228.

35. История теоретической социологии / Отв. ред. и составитель

36. Ю. Н. Давыдов. В 4-х тт. М.: Канон+ — СПб: Изд-во РХГИ, 1997-2000.

37. Ковалёв А. Д. Книга Ирвинга Гофмана «Представление себя другим в повседневной жизни» и социологическая традиция // Гофман И. Представление себя другим в повседневной жизни / Пер. с англ.

38. А. Д. Ковалёва. М.:Канон-Пресс-Ц, 2000. С. 1-26.

39. Ковалёв А. Д. Становление теории действия Т. Парсонса // Очерки по истории теоретической социологии XX столетия (от Вебера к Хабермасу, от Зиммеля к постмодернизму). Ю. Н. Давыдов и др. М.: Наука, 1994. С. 168-197.

40. Ковалёв А. Д. Э. Гидденс: современный тип социологического теоретизирования // История теоретической социологии / Отв. ред.

41. Ю. Н. Давыдов. В 4-х тт. Т. 4. СПб.: Издательство РХГИ, 2000. С. 625658.

42. Коллинз Р. Социология: наука или антинаука // Теория общества: фундаментальные проблемы / Под ред. А. Ф. Филиппова. М.: Канон-Пресс-Ц-Кучково Поле, 1999. С. 37-72.

43. Левада Ю. А. Социальные рамки экономического действия // Ю. Левада. Статьи по социологии. М.: без изд., 1993.

44. Лыос Р. Д., Райфа X. Игры и решения. М.: ИЛ, 1961.

45. Макаренко Ю. А. Нейрофизиологические предпосылки к обоснованию представления о самостоятельности «механизма награды» // Проблемы принятия решений. М.: Наука, 1976. С. 187-201.41 а. Маршалл А. Принципы экономической науки. В 3-х тт. М.: Прогресс, 1993.

46. МидДж. Аз и Я // Американская социологическая мысль. Тексты. М.: Международный университет бизнеса и управления, 1996. С. 225-234.

47. Mud Дж. Интернализованные другие и самость // Американская социологическая мысль. Тексты. М.: Международный университет• бизнеса и управления, 1996. С. 222-24.

48. Мизес Л. фон. О некоторых распространенных заблуждениях по поводу предмета и метода экономической науки / Пер. с англ. // THESIS. 1994. Т. 2. Вып. 4. С. 205-212.

49. Нейман Дж., Моргенилтерн О. Теория игр и экономическое поведение. М.: Наука, 1970.

50. Оукс Г. Прямой разговор об эксцентричной теории // Теория общества: фундаментальные проблемы / Под ред. А. Ф. Филиппова. М.: Канон-Пресс-Ц-Кучково Поле, 1999. С. 292-306.

51. Платон. Федон // Собр. Соч. В 4-х тт. Т. 2. М.: Мысль, 1993.

52. Радаев В. В. Подходы к человеку в социальной теории // Российский экономический журнал. 1994. № 8: С. 71-78.

53. РолзДж. Теория справедливости. Новосибирск: Издательство Новосибирского университета, 1995.т

54. Рорти Р. Метод, общественные науки и общественные надежды // Тексты, в: Девятко И. Модели объяснения и логика социологического исследования. М.: ИСО РЦГО-ТЕМРШ/ТАаЗ, 1996. С. 158-172.

55. Салинз М. Экономика каменного века / Пер. с англ. Артемовой О. Ю, Огороднова Ю. А., Огородновой Л. М. М.: О.Г.И., 1999.

56. Тернер Дж. Аналитическое теоретизирование // Теория общества: фундаментальные проблемы / Под ред. А. Ф. Филиппова. М.: Канон-Пресс-Ц-Кучково Поле, 1999. С. 103-156.

57. Тернер Дж. Структура социологической теории / Пер. с англ. Общая редакция и вступ. ст. Г. В. Осипова. М.: Прогресс, 1985.

58. Филиппов А. Ф. Релятивистская социология Георга Зиммеля // История теоретической социологии. В 4-х тт. Т. 2 / Отв. ред. и составитель

59. Ю. Н. Давыдов. М.: Канон+ СПб: Издательство РХГИ, 1998. С. 282-318.

60. Филиппов А. Ф. Теоретическая социология // Теория общества. М.: «Канон-Пресс-Ц», «Кучково поле», 1999. С. 7-34.

61. Фреге Г. Избранные работы (Мысль: Логическое исследование; Логика в математике) / Пер. с нем. Сост. В. В. Анашвили и А. Л. Никифорова. М.: Дом интеллектуальной книги. С. 50-75, 95-153.

62. Фрейд 3. По ту сторону принципа удовольствия // Фрейд 3. Психология бессознательного: Сб. произведений / Сост., научн. ред., авт. вступ. ст. М. Г. Ярошевский. М.: Просвещение, 1989.

63. Хвостова К. В., Финн В. К. Проблема исторического познания в свете современных междициплинарных исследований. М.: РГГУ, 1997. (Гл.4. Логика исторических рассуждений).

64. ХеюсаузенХ. Мотивация и деятельность. Т.2 / Пер. с нем. под ред. Б. М. Величковского. М.: Педагогика, 1986.

65. Штейнзальц А., Функенилтейн А. Социология невежества. М.: Институт изучения иудаизма в СНГ. 1997.

66. Юм Д. Трактат о человеческой природе. Книга третья. О морали / Пер. с англ. М.: Канон, 1995. Ч. II («О справедливости и несправедливости»).

67. Abell Р (ed.). Rational Choice Theory. (Schools of Thought in Sociology Series 8). Aldershot, Vermont: Edward Elgar, 1991.

68. Abell P. Sociological Theory and Rational Choice Theory // The Blackwell Companion to Social Theory / Ed. by B. S. Turner. Maiden (Mass.). Oxford: Blackwell Publisher, 1996, 2000. P. 223-244.

69. Agassi J. How Ignoring Repeatability Leads to Magic// Philosophy of Social Sciences. 2000. Vol. 30. № 4. P. 528 586.

70. Albrow M., King E. (eds.). Globalization, Knowledge and Society: Readings from «International Sociology». L. et al.: SAGE Publications, 1990.

71. Alexander J. C. Action and Its Environments: Toward a New Synthesis. N.Y.: Columbia University Press, 1988.

72. Alexander J. C. The Reality of Reduction: The Failed Synthesis of Pierre Bourdieu // Fin de Siècle Social Theory: Relativism, Reduction, and the Problem of Reason. By J. Alexander. L.-N.Y.: Verso, 1995.

73. Alexander J. C. Modern, Anti, Post and Neo: How Intellectuals Have Coded, Narrated, and Explained the «New World of Our Time» // Fin de Siècle Social Theory: Relativism, Reduction, and the Problem of Reason / Ed. by

74. J. Alexander. L.;N.Y.: Verso, 1995.

75. Alexander J., Giesen B., Smelser N. (eds.). The Macro-Micro Link. Berkeley: University of California Press, 1987.

76. Alexander J., Colomy P. Traditions and Competitions: Preface to a Postpositivist Approach to Knowledge Cumulation // Ritzer G. (ed.). Metatheorizing. (Key Issues in Sociological Theory, Vol. 6.) L. etc.: Sage, 1992.

77. Anscombe G. E. M. Intention. Oxford: Basil Blackwell, 1957.

78. Archer M. S. Morphogenesis versus Structuration: On Combining Structure and Action//British Journal of Sociology. 1982. Vol. 33. P. 455-483.

79. Archer M.S. Culture and Agency. Cambridge: Cambridge University Press, 1988.

80. Arrow K. J. Social Choice and Individual Values. N.Y.: Wiley, 1951.

81. Arrow K. J. Current Developments in the Theory of Social Choice // B. Barry, R. Hardin (eds.). Rational Man and Irrational Society? An Introduction and Sourcebook. Beverly Hills et al.: Sage Publications, 1982.

82. Audi R. Mental Causation: Sustaining and Dynamic // Mental Causation / Ed. by J. Heil, A. Mele. Oxford: Clarendon Press. 1993.

83. Axelrod R. The Evolution of Cooperation. New York: Basic Books, 1981.

84. Barry B., Hardin R. Epilogue // B.Barry, R.Hardin (eds.). Rational Man and Irrational Society? An Introduction and Sourcebook. Beverly Hills et al.: Sage Publications, 1982.8687,88,89,90,9093.94,95,96,97,

85. Becker G. S. A Treatise on the Family. Cambridge (Mass.): Harvard University Press, 1981.

86. Bern D. J. Self-Perception Theory I IL. Berkowitz (ed.). Advances in

87. Experimental Social Psychology. Vol. 6. N. Y., 1972.

88. BendixR. Max Weber: An Intellectual Portrait. L.: Methuen, 1966.

89. Berger J., Zelditch M. (jr.). Orienting Strategies and Theory Growth I I

90. Theoretical Research Programs: Studies in the Growth of Theory / Ed. by

91. J. Berger, M. Zelditch Or.). Stanford (Cal.): Stanford University Press, 1993. P.3.19.

92. Bertilsson M. The Theory of Structuration: Prospects and Problems // A. Giddens: Critical Assessments / Ed. by C. Bryant, D. Jary. Vol. 1. L.;N.Y.: Routledge, 1988.

93. BierstedtR. American Sociological Theory: A Critical History. N.Y.: Academic Press, 1981.

94. Binmore K., Dasgupta P. Game Theory: A Survey. An Introduction // The Economics of Bargaining / Ed. by K. Binmore, P. Dasgupta. Oxford: Basil Blackwell, 1990. P. 1-45.

95. Black M. (ed.). Social Theories of Talcott Parsons. Cornell University Press, 1958.

96. Postmodernism / Ed. with introd. by J. Farganis. 2nd ed. Boston (Mass.): McGraw-hill, 1996.)

97. Blumer H. Symbolic Interactionism. Englewood Cliffs (N.J.): Prentice-Hall, 1969.

98. Bohman J. New Philosophy of Social Science: Problems of Indeterminacy. Cambridge (Mass.): MIT Press, 1991.

99. Bottomore T., Nisbett R. (eds.). A History of Sociological Analysis. L.: Heinemann, 1979.

100. Botwinich A. Participation and Tacit Knowledge in Plato, Machiavelli and Hobbes. Lanham: University Press of America, 1986.

101. Bourdieu P. Outline of a Theory of Practice / Transl. by R. Nice. Cambridge: Cambridge University Press, 1977.

102. Bourdieu P. Practical Reason: On the Theory of Action. Cambridge—Oxford: Polity, 1998.

103. Brubaker R. The Limits of Rationality: An Essay on the Social and Moral Thought of Max Weber. (Controversies in Sociology: 16.) L. etc.: Allen and Unwin, 1984.

104. Brunkhorst H. Action and Agency // The Blackwell Dictionary of Twentieth-century Social Thought / Ed. by E. Gellner, R. Nisbet, A. Touraine. Oxford, Maiden (Mass.): Blackwell, 1993. 1994. P. 1-3.

105. Buchanan J. From Private Preferences to Public Philosophy // The Economics of Politics. L.: IEA, 1978. P. 1-20.

106. Buchanan J. M. Liberty, Market and the State. Brighton: Wheatsheaf, 1986.

107. Camic C. «Structure» after 50 Years: The Anatomy of a Charter // American Journal of Sociology. 1989.Vol. 95. № 1. P. 38-107.

108. Camic C. Introduction: Talcott Parsons Before «The Structure of Social Action»// T. Parsons. The Early Essays / Ed. and with an Introduction by Ch. Camic. Chicago; L.: The University of Chicago Press, 1991. P. ix-lxix.

109. Chriss J. Role Distance and the Negational Self // G. Smith (ed.). Goffman and Social Organization: Studies in Sociological Legacy. (Routledge Studies in Social and Political Thought.) L.: Routledge, 1999. P. 64-80.

110. Churchland P The Logical Character of Action Explanations // Philosophical Review. 1970. Vol. 79. № 2. P. 214-236.

111. Cohen I. J. Anthony Giddens // Key Sociological Thinkers / Ed. by R. Stones. Basingstoke: Macmillan, 1998. P. 279-290.

112. Cohen I. Theories of Action and Praxis // The Blackwell Companion to Social Theory / Ed. by B. Turner. Oxford: Blackwell, 2000 (1996). P. 73-111.

113. Coleman J. S. The Mathematics of Collective Action. Chicago: Aldine, 1973.

114. Coleman J. S. Power and the Structure of Society. N.Y.: Norton, 1974.

115. Coleman J. S. Social Theory, Social Research, and a Theory of Action // American Journal of Sociology. 1986. Vol. 91. № 6. P. 1309-1335.

116. Coleman J. S. Foundations of Social Theory. Cambridge (Mass.); L.: Belknap Press of Harvard University Press, 1990.

117. Collins R. Conflict Sociology: Toward an Explanatory Science. N.Y.: Academic Press, 1975.

118. Collins R. The Micro Contribution to Macro Sociology // Sociological Theory. 1988. №6. P. 242-253.

119. Coser L. A. Masters of Sociological Thought. N.Y.: Harcourt Brace Jovanovich, 1977.

120. Craib J. Back to Utopia: Anthony Giddens and Modern Social Theory // A.Giddens: Critical Assessments / Ed. by C. Bryant and D. Jary. Vol. 1. L.;N.Y.: Routledge, 1988.

121. CuddA. E. Contractarianism // Stanford Encyclopedia of Philosophy. (Summer 2002 Edition) E.N.Zalta (ed.). URL:http://plato.stanford.edu/archives/sum2002/entries/contractarianism/.

122. CuffE. C., Sharrock W. W., Francis D. W. Perspectives in Sociology. L.; N.Y.: Routledge, 1998.124125126127,128.129,130,131,132,133.134,135,136,137,

123. Dahl G. Will «The Other God» Fail Again? On the Possible Return of the Conservative Revolution // Theory, Culture & Society. 1996. Vol. 13. № 1. P. 25-50.

124. Davidson D. Essays on Actions and Events. Oxford: Clarendon Press, 1980. Davidson D. Thinking Causes I I Mental Causation / Ed. by J. Heil, A. Mele. Oxford: Clarendon Press. 1993.

125. Davis L. Theory of Action. Englewood Cliffs (N.J.): Prentice-Hall, 1979. Eisenstadt S. N., Curelaru M. The Form of Sociology: Paradigms and Crises. N.Y.: Wiley, 1976.

126. Eisenstadt S. N., Helle H. G. (eds.). Macro-Sociological Theory: Perspectives on Sociological Theory. Vol. 1. L.: Sage, 1985.

127. Ekeh P. P. Social Exchange Theory: the Two Traditions. Cambridge (Mass.): Harvard University Press, 1974.

128. ElsterJ. The Cement of Society: A Study of Social Order. Cambridge: Cambridge University Press, 1989.

129. ElsterJ. Nuts and Bolts for the Social Sciences. Cambridge: Cambridge University Press, 1989.

130. ElsterJ. (ed.). Rational Choice. Oxford: Blackwell, 1986. Elster J., Hylland A. Introduction // Elster J., Hylland A. (eds.). Foundations of Social Choice Theory. Cambridge-Oslo et al: Cambridge University Press and Universitatsforlaget, 1986.

131. Emerson R. M. Power-Dependence Relations // American Journal of Sociology. 1962. Vol. 27. № 1. P. 31-41.

132. Emerson R. M. Social Exchange Theory // M. Rosenberg, R. Turner (eds.). Social Psychology: Sociological Perspectives. N.Y.: Basic Books, 1981.138139140,141,142,143,144,145,146,147.148.149,150,151,

133. Emirbayer M., Mische A. What is Agency? I I American Journal of Sociology. 1998. Vol. 103. № 4. P. 962-1023.

134. Fararo T. J. The Meaning of General Sociological Theory. Cambridge: Cambridge University Press, 1989.

135. Farganis J. (ed.). Readings in Social Theory: The Classic Tradition to

136. Postmodernism. Boston (Mass.): McGraw-Hill, 1996.

137. Fay B., J. D. Moon. What Would an Adequate Philosophy of Social Science1.ok Like? // Philosophy of Social Science. 1977. № 7. P. 209 227.

138. Fillmore Ch. J. The Case for Case // E. Bach, R. Harms (eds.). Universals in1.nguistic Theory. N.Y.: Holt, Rinehart and Winston, 1968.

139. Fiske D. W., Shweder R. A. (eds.) Metatheory in Social Science: Pluralisms and

140. Subjectivities. Chicago: University of Chicago Press, 1986.

141. Friedman D. Notes on «Toward a Theory of Value in Social Exchange» //

142. Social Exchange Theory / Ed. ny K. S. Cook. Newbury Park et al.: SAGE

143. Publications, 1987. P. 47-58.

144. Garßnkel H. Studies in Ethnomethodology. Englewood Cliffs (Cal.): Prentice-Hall, 1967.

145. Gauthier D. Morals by Agreement. Oxford: Clarendon Press, 1986.

146. Gibbard A. Manipulation of Voting Schemes: A General Result // B. Barry, R. Hardin (eds.). Rational Man and Irrational Society? An Introduction and Sourcebook. Beverly Hills et al.: Sage Publications, 1982.

147. Giddens A. Central Problems in Social Theory: Action, Structure and Contradiction in Social Analysis. L.; Berkeley: Macmillan — University of California Press, 1979.

148. Giddens A. The Constitution of Society: Outline of the Theory of Structuration. Berkeley: University of California Press, 1984.

149. Giddens A. Modernity and Self-Identity. Cambridge: Polity Press, 1991.

150. Giddens A. Social Theory and Modern Sociology. Cambridge: Polity Press, 1997.

151. Goffman E. The Presentation of Self in Everyday Life. N.Y.: Anchor, 1959.

152. Goffman E. Asylums: Essay on the Social Situation of Mental Patients and Other Inmates. N.Y.: Doubleday, 1961.

153. Goffman E. Encounters. N.Y.: Bobbs-Merrill, 1961.

154. Goffman E. Stigma: Notes on the Management of Spoiled Identity. N.Y. Penguin Books, 1963.

155. Goffman E. Frame Analysis: An Essay on the Organization of Experience. N.Y.: Harper Colophon, 1974.

156. Goodin R. Trusting Individuals versus Trusting Institutions I I Rationality and Society. 2000. Vol. 12. № 4. P. 381-395.

157. Gouldner A. The Coming Crisis of Western Sociology. N.Y.: Basic Books, 1970.165166167,168,169.170,171.172.173.174.175,176,177.178,179,

158. Habermas J. Knowledge and Human Interests. Boston: Beacon Press, 1971 (1968).

159. Habermas J. Theory and Practice. L.: Heinemann, 1974 (1971). Habermas J. Theorie des kommunikativen Handelns. Bds. 1-2. Fr. a/M.: Suhrkamp, 1981.

160. Heath A. Economic Theory and Sociology: a Critique // Sociology. 1968. Vol. 2. P. 273-292.

161. Hechter M. Principles of Group Solidarity. Berkeley: University of California Press, 1987.

162. Heritage J. Garfinkel and Ethnomethodology. Cambridge: Polity Press, 1984. Hindess B. Choice, Rationality, and Social Theory. L.: Unwin Hyman, 1988. Hollis M. The Ruse of Reason. Cambridge: Cambridge University Press, 1987.

163. Holmwood J., Stewart A. Explanation and Social Theory. Basingstoke: Macmillan, 1991.

164. Homans G. K., Ch. P. Curtis. An Introduction to Pareto: His Sociology. N.Y.: Alfred A. Knopf, 1934.

165. Homans G. С. Social Behavior: Its Elementary Forms. N.Y.: Harcourt, Brace and World, 1974(1961).

166. Homans G. C. Sentiments and Activities. N.Y.: Free Press, 1962.

167. Homans G. C. The Sociological Relevance of Behaviorism // Behavioral Sociology / Ed. by R. Burgess, D. Bushell. N.Y.: Columbia University Press, 1969. P. 1-24.

168. HonnethA., Wellmer A. Communicative Action. Cambridge: Polity, 1991.

169. Honore T. Causation in Law // Stanford Encyclopedia of Philosophy. (Summer 2002 Edition). E.N.Zalta(ed.). URL:http://plato.stanford.edu/archives/sum2002/entries/causation-law/.

170. Jay M. For Theory // Theory and Society. 1996. Vol. 25. P. 167-183.

171. Joas H. G. H. Mead: A Contemporary Re-Examination of His Thought. Cambridge (Mass.): MIT Press, 1985 (1980).

172. Joas H. Die Kreativität des Handelns. Fr. a/M.: Suhrkamp, 1992; The Creativity of Action / Engl, transl. by J. Gaines, P. Keast. Chicago: University of Chicago Press, 1996.

173. Joas H. Pragmatism and Social Theory. Chicago: University of Chicago Press, 1993.

174. Joas H. The Autonomy of the Self: The Meadian Heritage and Its Post-Modern Challenge//European Journal of Sociology. 1998. Vol. 1. № 1. P. 7-18.193194195196197,198,199200,201,202,203,204205206

175. Keat R., UrryJ. Social Theory as Science. L.: Routledge, 1975. Kelly G. A. The Psychology of Personal Constructs. Vol. 1 (A Theory of Personality). N.Y.: Norton, 1955.

176. Lynch A. Thought Contagion: How Beliefs Spreads through Society. N.Y.: Basic Books, 1996.

177. Maclntyre A. Whose Justice? Which Rationality? L.: Duckworth, 1988.

178. Malcolm N. The Conceivability of Mechanism // Philosophical Review. 1968. Vol. 77. P. 45-72.

179. Martindale D. The Nature and Types of Sociological Theory. (The International Library of Sociology and Social Reconstruction.) L.: Routledge and Kegan Paul, 1961.

180. Marwell G., Oliver P. E., Prahl R. Social Networks and Collective Action: A Theory of the Critical Mass, III // American Journal of Sociology. 1988. Vol. 94. P. 502-535.

181. Mead G. H. Mind, Self and Society From the Standpoint of a Social Behaviorist / Ed. by C. W. Morris. Chicago: University of Chicago Press, 1934.

182. Mead G. H. The Philosophy of the Act / Ed. by C. W. Morris. Chicago: University of Chicago Press, 1938.

183. Mead G. H. The Definition of Psychical (1903) //Selected Writings / Ed. by A. J. Reck. Chicago: The University of Chicago Press, 1964.

184. Mele A. R. Autonomous Agents: From Self-Control to Autonomy. N.Y.; Oxford: Oxford University Press, 1995.

185. Menzies K. Talcott Parsons and the Social Image of Man. L.: Routledge and Kegan Paul, 1976.

186. Merton R. K. Social Structure and Anomie // American Sociological Review. 1938. Vol.3. P. 672-682.

187. Merton R.K. On Theoretical Sociology. Five Essays, Old and New. N.Y., 1967, pp. 39-72; 139-155; 156-172.

188. Mises L. von. Human Action. New Haven: Yale University Press, 1949.

189. Molm L. D., and K. S. Cook. Social Exchange and Exchange Networks // Sociological Perspectives on Social Psychology / Ed. by K. S. Cook,

190. G. A. Fine, J. S. House. Boston: Allyn & Bacon, 1995. P. 209-235.

191. Montefiore A. Intentions and Causes // Goals, No-Goals and Own Goals : A Debate on Goal-Directed and Intentional Behaviour / Ed. by A. Montefiore, D. Noble. L. et al.: Unwin Hyman, 1989. P. 58-80.

192. Morris C. The Pragmatic Movement in American Philosophy. N.Y.: George Braziller, 1970.

193. Mouzelis N. Sociological Theory: What Went Wrong? Diagnosis and Remedies. L.; N.Y.: Routledge, 1995.

194. Mouzelis N. The Subjectivist — Objectivist Divide: Against Transcendence // Sociology. 2000. Vol. 34. № 4. P. 741-762.

195. Munch R. Theory of Action: Towards a New Synthesis Going Beyond Parsons / Engl, transl. L.: Routledge and Kegan Paul, 1987 (1982).

196. Nisbett R. The Sociological Tradition. L.: Heinemann, 1966.

197. Nisbett R., Wilson T. Telling More than We Know: Verbal Reports on Mental Processes//Psychological Review. 1977. Vol. 84. № 2. P. 231-259.

198. Niskanen W. (jr.). Bureaucracy and Representative Government. Chicago: Aldine, 1971.

199. Noble D. Intentional Action and Physiology // Goals, No-Goals and Own Goals : A Debate on Goal-Directed and Intentional Behaviour / Ed. by A. Montefiore, D. Noble. L. et al.: Unwin Hyman, 1989. P. 81-100.

200. Norkus Z. Max Weber's Interpretive Sociology and Rational Choice Approach // Rationality and Society. 2000. Vol.12. № 3. P. 259-282.

201. NozickR. The Nature of Rationality. Princeton (N.J.): Princeton University press, 1993.

202. Nyiri J.C., Smith B. (eds.). Practical Knowledge: Outlines of a Theory of Tradition and Skills. L.: Croom Helm, 1988.

203. Ogley R. C. Rights // The Blackwell Dictionary of Twentieth-century Social Thought / Ed. by E. Gellner, R. Nisbet, A. Touraine. Oxford, Maiden (Mass.): Blackwell, 1994 (1993). P. 562-564.

204. Olds J., Olds M. E. The Mechanism of Voluntary Behavior // The Role of Pleasure in Behavior. N.Y.: Knopf, 1964.

205. Oliver P. E. Formal Models of Collective Action // Annual Review of Sociology. 1993. Vol. 19. P. 271-300.

206. Oliver P. E., Marwell G. The Paradox of Group Size in Collective Action: A Theory of the Critical Mass, II // American Sociological Review. 1988. Vol. 53. № l.P. 1-8.

207. Olson M. (jr.). The Logic of Collective Action: Public Goods and the Theory of Groups. Cambridge: Harvard University Press, 1965.

208. Outhwaite W. (ed.). The Habermas Reader. Cambridge: Polity Press, 1996.

209. Pareto V. The Mind and Society: a Treatise on General Sociology. 4 Vols. 2 books. N.Y.: Dover, 1963 (1916-1919).

210. Pareto V. Sociological Writings. L.: Pall Mall, 1966.

211. Pareto V. Compendium of General Sociology. Minneapolis: University of Minneapolis Press, 1980.

212. Parsons T. The Structure of Social Action: A Study in Social Theory with Special Reference to a Group of Recent European Writers. 2 Vols. N.Y.; L.: The Free Press Collier-Macmillan Limited, 1968 (1937).

213. Parsons T. The Social System. N.Y.; L.: The Free Press Collier-Macmillan Limited, 1964(1951).

214. Parsons 71, Shils E. Values, Motives and Systems of Action // Toward a General Theory of Action / Ed. by T. Parsons, E. Shils. Cambridge (Mass.): Harvard University Press, 1951.

215. Parsons T. Vilfredo Pareto // The Early Essays / Ed. and with an Introduction by Ch. Camic. Chicago; L.: The University of Chicago Press, 1991. P. 105— 108.

216. Parsons T. Pareto's Central Analytical Scheme // The Early Essays / Ed. and with an Introduction by Ch. Camic. Chicago; L.: The University of Chicago Press, 1991. P. 133-150.

217. Powers C. H. Vilfredo Pareto. Beverly Hills (Cal.): Sage Publications, 1987.

218. Pratt V. The Philosophy of the Social Sciences. L.; N.Y.: Routledge, 1978.249 a. Radnitzky, G. Contemporary Schools of Metascience. Chicago: Henry1. Regnery, 1973.

219. Rapoport A., Chammah A. Prisoner's Dilemma. Ann Arbor: University of Michigan Press, 1965.

220. Ravenscroft J. Folk Psychology // Stanford Encyclopedia of Philosophy. (Summer 2002 Edition). E.N.Zalta(ed.). URL: http://plato.stanford.edu/archives/sum2002/entries/folkpsych-theory/.

221. Ritzer G. Toward an Integrated Sociological Paradigm: The Search for an Exemplar and an Image of Subject Matter. Boston: Allyn and Bacon, 1981.

222. Ritzer, G. (ed.) Frontiers of Social Theory: The New Syntheses. New York: Columbia University Press, 1990.

223. Ritzer, G. Metatheorising in Sociology. Lexington, Mass.: Lexington Books, 1991.

224. Ritzer G. (ed.) Metatheorizing. (Key Issues in Sociological Theory. Vol. 6) L. etc.: Sage, 1992.

225. Ritzer G. Contemporary Sociological Theory. N.Y.: McGraw Hill, 1992.

226. Rojek C., Turner B. Decorative sociology: Towards a Critique of the Cultural Turn // Sociological Review. 2000. Vol. 48. № 4. P. 629-648.

227. Rosenberg A. Sociobiology and the Preemption of Social Science. Baltimore et al.: The Johns Hopkins University Press. 1980.

228. Rosenberg A. Philosophy of Social Science. Boulder: Westview, 1988.

229. Ross D. Game Theory // Stanford Encyclopedia of Philosophy (Summer 2002 Edition). E.N.Zalta (ed.). URL:http://plato.stanford.edu/archives/sum2002/entries/game-theory/

230. Rotter J. B. Generalized Expectancies for Internal Versus External Control of Reinforcement // Psychological Monographs. 1966. Vol. 80 (1).

231. Ryle G. The Concept of Mind. L.: Hutchinson, 1949. (Русс, изд.: Райл Г. Понятие сознания / Пер. с англ. Общ. ред. В. П. Филатова. М.: Идея-пресс, Дом интеллектуальной книги, 1999).

232. Sacks Н. Lectures on Conversation, 1964-1965. 2 vols / Ed. by G. Jefferson. Oxford: Blackwell, 1992.

233. Schegloff E. On Talk and Its Institutonal Occasion // P. Drew, J. Heritage (eds.). Talk at Work: Interaction in Institutional Settings. Cambridge: Cambridge University Press, 1992. P. 66-100.

234. Schelling Т. C. Micromotives and Macrobehavior. N.Y.: W. W. Norton, 1978.

235. SchutzA. The Phenomenology of the Social World. L.: Heinemann, 1972 (1932).

236. Schutz A. Concept and Theory Formation in the Social Sciences // The Journal of Philosophy. 1954. Vol. 51. № 9. P. 257-273.

237. Schutz A. The Social World and the Theoiy of Social Action (1940) // Collected Papers. Vol. 2: Studies in Social Theoiy / Ed. by A. Brodersen. The Hague: Martinus Nijhoff, 1976. P. 1-19.

238. Schutz A. The Problem of Rationality in the Social World (1943) // Collected Papers. Vol. 2: Studies in Social Theory / Ed. by A. Brodersen. The Hague: Martinus Nijhoff, 1976. P. 64-88.

239. Schutz A. Common Sense and Scientific Interpretation of Human Action // Collected Papers vol.1: The Problem of Social Reality. Ed. by M.Natanson. The Hague: Martinus Nijhoff, 1973. Pp.3-47.

240. Schutz A. On Multiple Realities // Collected Papers. Vol. 1: The Problem of Social Reality / Ed. by M. Natanson. The Hague: Martinus Nijhoff, 1973. P. 208-218.

241. Schluchter W. (Hrsg.). Verhalten, Handeln und System (Talcott Parsons' Beitrag zur Entwicklung der Sozialwissenschaften). Fr. a/M.: Suhrkamp, 1979.

242. Scott J. Social Network Analysis. L.: Sage, 1991.

243. Scott J. Sociological Theory: Contemporary Debates. Aldershot-Vermont: Edward Elgar, 1995.

244. Searle J. R. The Rediscovery of the Mind. Cambridge: the MIT Press, 1995.

245. Seidman S. The End of Sociological Theory // The Postmodern Turn: New Perspectives on Social Theory / Ed. by S. Seidman. Cambridge: Cambridge University Press, 1994. P. 119-139.

246. Seilars W. Empiricism and the Philosophy of Mind // H. Feigl, M. Scriven (eds.). Minnesota studies in the Philosophy of Science. Vol. 1. Minneapolis: University of Minnesota Press, 1956.

247. Sen A. Foundations of Social Choice Theory: an Epilogue // Elster J., Hylland A. (eds.). Foundations of Social Choice Theory. Cambridge; Oslo et al: Cambridge University Press and Universitatsforlaget, 1986.

248. Sen A. On Ethics and Economics. Oxford: Blackwell, 1987.

249. Sibeon R. Anti-Reductionist Sociology // Sociology. Vol. 33. № 2. P. 317-334.

250. Sica A. Theory Then / Theory Now (or, «The Sociological Theory is about to Begin, Said the Man with the Loudspeaker») // Social Theory and Sociology:283,284,285,286,287,288,289,290,291,292,293294295296

251. The Classics and Beyond / Ed. by S. P. Turner. Cambridge (Mass.); Oxford: Blackwell, 1996. P. 256-273.

252. Simmel G. The Problem of Sociology // Essays on Sociology, Philosophy and Aestetics by Georg Simmel et al. / Ed. and transl. by K. Wolff. N.Y.: Harper & Row, 1959. P. 310-336.

253. Simmel G. The Metropolis and Mental Life // Readings in Social Theory: The Classic Tradition to Post-Modernism / Ed. by J. Farganis. N.Y. et al.: McGraw Hill, 1996. P. 146-157.

254. Stinchcomb A. L. Constructing Social Theories. N.Y.: Harcourt, Brace, and World, 1968.

255. Stones R. Sociological Reasoning: Towards Past-Modern Sociology. N.Y.: St. Martin's Press, 1996.

256. Sullivan H. S. The Interpersonal Theory of Psychiatry. N.Y.: Norton, 1953. Sztompka P. Robert K. Merton: An Intellectual Profile. Basingstoke: Macmillan, 1986.

257. Takahashi N. The Emergence of Generalized Exchange // American Journal of Sociology. 2000. Vol. 105. № 4. P. 1105-1134.

258. Turner B. S. Introduction // Turner B. S. (ed.). The Blackwell Companion to Social Theory. Maiden (Mass.); Oxford: Blackwell Publisher, 2000 (1996).

259. Turner B. S. (ed.). The Blackwell Companion to Social Theory. Maiden (Mass.); Oxford: Blackwell Publisher, 2000 (1996).

260. Turner J. H, Beeghlee L., C. H.Powers. The Emergence of Sociological Theory. Chicago (111.): The Dorsey Press, 1989 (1981).

261. Turner J. (ed.) Theory Building in Sociology: Assessing Theoretical Cumulation. Newbury Park: Sage, 1989.

262. Turner J. H. Social Exchange Theory: Future Directions // Social Exchange Theory / Ed. by K. S. Cook. Newbury Park et al.: SAGE Publications, 1987. P. 223-239.

263. Turner S. The Social Theory of Practices: Tradition, Tacit Knowledge and Presuppositions. Cambridge: Polity Press, 1994.

264. Turner S. P., Factor R. A. Max Weber: The Lawyer as Social Thinker. L.; N.Y.: Routledge, 1994.

265. Ullmann-Margalitt E. The Emergence of Norms. Oxford: Clarendon, 1977.

266. Vaitkus S. How is Society Possible? (Intersubjectivity and the Fiduciary Attitude as Problems of the Social Group in Mead, Gurwitsch, and Schutz). Dordrecht et al.: Kluwer Academic Publishers, 1991.

267. Vaitkus S. Phenomenology and Sociology // The Blackwell Companion to Social Theory / Ed. by B. Turner. Oxford: Blackwell, 2000 (1996). P. 270298.

268. Wallace W L. Metatheory, Concepual Standardization, and the Future of Sociology // Ritzer G. (ed.). Metatheorizing. (Key Issues in Sociological Theory. Vol. 6) L. etc.: Sage, 1992. P. 53-68.

269. Waters M. Modern Sociological Theory. L. et al.: Sage Publications, 1994.

270. Watson R. Reading Goffman on Interaction // G. Smith (ed.). Goffman and Social Organization: Studies in Sociological Legacy. (Routledge Studies in Social and Political Thought) L.: Routledge, 1999. P. 138-155.

271. Weber M. Roscher and Knies: Logical Problems of Historical Economics. N.Y.: Free Press, 1975.

272. Winch P. The Idea of a Social Science and its Relation to Philosophy. London: Routledge and Kegan Paul, 1976 (1958). (Русс, изд.: Уинч П. Идея социальной науки и её отношение к философии / Пер. с англ.

273. М. Горбачева, Т. Дмитриева. М.: Русское феноменологическое общество, 1996).

274. Wright G. H. von. Explanation and Understanding. L.: Routledge and Kegan Paul, 1971.

275. Yamagishi T. The Provision of a Sanctioning System as a Public Good // Journal of Personality and Social Psychology. 1986. Vol. 51. № 2. P. 110-116.

Полный текст автореферата диссертации по теме "Метатеоретический анализ социологических теорий деятельности и практической рациональности"

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора социологических наук Девятко, Инна Феликсовна

Введение диссертации2003 год, автореферат по социологии, Девятко, Инна Феликсовна

Заключение научной работыдиссертация на тему "Метатеоретический анализ социологических теорий деятельности и практической рациональности"

Список научной литературыДевятко, Инна Феликсовна, диссертация по теме "Теория, методология и история социологии"

Похожие темы диссертаций