Моделирование лингвофилософских явлений в свете имяславской традиции

Тимирханов, Валентин Рахимович

автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.19
диссертация на тему: Моделирование лингвофилософских явлений в свете имяславской традиции

Год: 2009
Автор научной работы: Тимирханов, Валентин Рахимович
Ученая cтепень: доктора филологических наук
Место защиты диссертации: Уфа
Код cпециальности ВАК: 10.02.19

Диссертация по филологии на тему 'Моделирование лингвофилософских явлений в свете имяславской традиции'

Полный текст автореферата диссертации по теме "Моделирование лингвофилософских явлений в свете имяславской традиции"

На правах рукописи

ТИМИРХАНОВ Валентин Рахимович

МОДЕЛИРОВАНИЕ ЛИНГВОФИЛОСОФСКИХ ЯВЛЕНИЙ В СВЕТЕ ИМЯСЛАВСКОЙ ТРАДИЦИИ

Специальность 10.02.19 - теория языка

АВТОРЕФЕРАТ 00347вааи

диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук

Челябинск-2009

003478390

Работа выполнена на кафедре общего и сравнительно-исторического языкознания ГОУ ВПО «Башкирский государственный университет»

Офицйальные оппоненты: доктор филологических наук, профессор

Аннушкин Владимир Иванович

доктор филологических наук, профессор Волков Александр Александрович

доктор педагогических наук, профессор Месеняшина Людмила Александровна

Ведущая организация: ГОУ ВПО «Уфимский государственный авиационный технический университет», кафедра языковой коммуникации и психолингвистики.

Защита состоится 26 октября 2009 г. в 11 часов на заседании диссертационного совета Д 212.296.05 по защите кандидатских и докторских диссертаций при ГОУ ВПО «Челябинский государственный университет» по адресу: 454001, Челябинск, ул. Братьев Кашириных, 129, конференц-зал.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Челябинского государственного университета 454020, Челябинск, ул. Братьев Кашириных, 129.

Автореферат разослан «_»_2009 г.

Ученый секретарь диссертационного совета, кандидат филологических наук, доцент

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Данное диссертационное сочинение посвящено изучению становления существенных признаков имяславской лингвофилософской макромодели в истории отечественной науки о языке и обоснованию на основе исследуемой традиции современных принципов лингвофилософского моделирования.

Отмеченные диспропорции имеют, конечно, вполне понятное объяснение. Но между тем языковедческая традиция, оформленная уже в знаковых трудах выдающихся имяславцев начала XX века (а в работах А.Ф. Лосева продолжавшая жить до конца 80-х гг.), оказала несомненное, хотя и не всегда очевидное и непосредственное, влияние на становление ключевых проблем отечественной философии языка, а ее оригинальные идеи, прочно связанные -с коренными основами духовной жизни народа и первостепенными интересами русской филологической науки, по-прежнему блистательны, продуктивны и свежи. Без осознания начал и понимания лингвофилософского ресурса имяславской традиции, без поиска и объяснения устройства имяславских «ключей» к ряду важнейших областей современной теории языка нельзя в полном объеме представить реальный процесс создания отечественной философии слова, объективно восстановить внутреннюю логику мировоззренческой борьбы и преемственности в едином историческом контексте российского языкознания, сбалансированно развивать лингвистическую теорию.

Лингвофилософские идеи имяславия могут быть достаточно плодотворными в выработке особых подходов к изучению языка, в формировании надежных лингвистических моделей, в оценке релевантных проблем теоретического языкознания, к которым, без сомнения, относятся онтологически знаковые темы устройства корня, его сравнительно-исторического воплощения и межъязыкового варьирования, а также реально-жизненной, смысловой интерпретации текста. Наряду с предлагаемым русской философией слова объяснительным ресурсом в сфере обширного спектра актуальных вопросов

языковой теории,, движение имяславской лингвистической мысли от корня к тексту представляется наиболее приоритетным в рамках настоящего исследования, поскольку красноречиво свидетельствует о широчайшем научном диапазоне, методологической цельности традиции и позволяет установить единство ее духовно-мировоззренческих и научно-теоретических основ, отследить самобытную и единую логику понимания существа разноуровневых языковых явлений.

Несмотря на то что в последнее время корневые слова все больше привлекают внимание лингвистов, становясь объектом синхронических, диахронических, даже многоуровневых параметрических описаний, не существует ни достаточно полноценного определения их языкового статуса, ни приемлемых условий объединения в пределах общей лингвофилософской модели. Не намного лучше обстоит дело и со сравнительно-историческим обоснованием семантического взаимоопределения древнейших этимонов в родственных языках, с сопоставительной презентацией и методикой их контрастивного анализа. Что же касается языковых проблем художественного текста, то обилие специальных работ в этой области нередко обратно пропорционально качеству их содержательного анализа, а истоки этой настораживающей тенденции стоит, вероятно, искать в забвении имяславских требований к пониманию словесного творчества как важнейшей сферы реального коммуникативного воплощения эйдоса и небрежении лингвистикой принципами вдейно-смысловой, предметной, нравственно-этической интерпретации литературных произведений.

Поэтому актуальность настоящей работы также заключается в попытке • предложить аутентичные языковому материалу теоретико-методологические позиции, базирующиеся на воззрениях имяславской философии языка, но не перечеркивающие живых связей с неоспоримыми успехами лингвистического наследия других школ, выработать с опорой на эту основу такие принципы теоретического конструирования, которые позволят создать непротиворечивые модели онтологически значимых языковых явлений: семантико-струкгурную модель корневого слова, реализованную как в рамках исследований одного языка, так и в сопоставительном описании отдаленно родственных языков, а также лингводидактическую модель текста, выполненную на материале художественного произведения.

Объектом изучения в предлагаемом диссертационном сочинении является комплекс идей и представлений имяславского языкознания, связанных с осмыслением ключевых лингвофилософских проблем языка, предметом -становление и развитие принципов лингвофилософского моделирования, позволяющих рассматривать ивдславскую лингвистику в качестве уникального исторического документа, отражающего достигнутое и перспективное понимание языковой реальности, укорененное в социально-культурное и духовное пространство отечественной философии языка.

постановке и решении вопросов современного моделирования лингвофилософских явлений. Заявленная цель определила следующие задачи:

- установить характер взаимосвязи имяславской лингвистики с комплексом мировоззренческих представлений о языке в православном знании, в т.ч. в ранней патристике;

- проанализировать факторы и проследить процесс формирования лингвофилософского корпуса имяславия в широком контексте становления оригинальной философии языка в России;

- определить реестр и дать описание основных лингвофилософских категорий, в соответствии с которыми в имяславской традиции осуществляется осмысление природы языка и складывается его образ;

- оценить принципиальные положения и возможности лингвофилософии имяславия в решении актуальных проблем теоретического языкознания на фоне альтернативных подходов;

- выстроить общую семангако-струкгурную модель корневого слова, соответствующую основаниям имяславской лингвистической традиции;

- применить требования имяславской лингвофилософской матрицы к формированию селективных моделей корневого слова в русском и английском языках и ее единораздельному параметрическому представлению;

- разработать версию лингводидакгического моделирования литературного произведения, опираясь на базовые принципы реалистической интерпретации художественного текста.

Теоретико-методологической основой исследования послужили идеи и положения, разработанные:

1) в лингвофилософском наследии К.С. Аксакова, П.А. Флоренского, С.Н. Булгакова, А.Ф. Лосева;

2) в историко-философских концепциях ЬШ. Безлепкина, В.В. Бибихина, А.Ф. Замалеева, В.В. Зеньковского, В.Н. Лосского, А.Ф. Управителева, С.С. Хоружего и др.;

3) в реалистически ориентированных исследованиях В.И. Аннушкина, А.А. Волкова, Л.А. Гоготишвили, А.М. Камчатнова, Н.А. Николиной, ВЛ. Постоваловой, Ю.С. Степанова и др., анализирующих отдельные аспекты имяславской лингвистики и/или использующих имясдавскую лингвофилософскую методологию в научном анализе.

Специфика поставленных задач потребовала координации методологической базы исследования с эпистемологическими и лингвофииософскими принципами имяславия (это, по А.Ф. Лосеву, прежде всего диалектический реализм, как основа апофатического по своей природе осмысления и «живого изображения непрерывно текучей действительности»,, в т.ч. и «бесконечно развивающейся языковой непрерывности»), а также обусловила применение следующих методов и приемов:

- метода лингвистической историографии, позволяющего установил, объективный ход языковедческой мысли в континууме прошлого, настоящего, будущего в единстве двух взаимообусловленных процедур: проспективной

(«наследники предыдущих периодов») и ретроспективной («предшественники последующих периодов»);

- описательно-аналитического метода, предполагающего как интерпретирующий подход в выявлении ведущих положений исследуемой традиции через содержание ее источников, их лингвофилософскую оценку и объяснительную силу изложенных в них фактов, так и сопоставительный подход в определении соотношения лингвофилософских оснований исследуемой традиции к другим концепциям касательно тех или иных языковых явлений (в обоих случаях широко применялся текстологический анализ);

- метода ишуитивно-теоретического, или мысленного, эксперимента, лежащего в основе лингвофилософского моделирования (в его понимании А.Ф. Лосевым), позволяющего осуществить умозрительно-конструктивную работу по единораздельному смысловому регулированию и структурно-категориальному оформлению явления, задав на ином субстрате определенные параметрические условия, удовлетворяющие принципам порождения и упорядочения цельности, т.е. ее адекватной «реально-жизненной и технически-точной» интерпретации;

- эйдетико-лингвистического (собственно имяславского) метода, основывающегося на установлении принципов варьирования языковых единиц в пределах цельного смыслового множества, заданного взаимодействием единого эйдоса и языковыми модификациями (пониманиями, интерпретациями) его энергийных проявлений; варианты единиц разных языковых уровней при этом понимаются в качестве переменных величин, точек неизолированной смысловой непрерывно текучей «сплошности» языка, в формировании значения которых синергетически соприкоснулись эйдос и человеческое сознание (активная семантика языка);

- уточненных в соответствии с предлагаемыми в данном исследовании методами моделирования лингвофилософских явлений и адаптированных к ним традиционных специальных методик и приемов (преимущественно лингвистических, как синхронических, так и диахронических): сплошного анкетирования отобранного лексического материала; морфемного, словообразовательного, формообразовательного анализа; компонентного и оппозитивного анализа применительно к коррелятивным парам корневых слов, методики семантического поля; структур I ю-генетического анализа в сочетании с котрастивным; лингвоанализа художественного текста, в т.ч. анализа ключевых слов и их дистрибуций; культурологического анализа; статистического анализа и др.

Соотношение различных методов, видов анализа, методик и процедур в отдельных главах и разделах диссертации зависит от характера рассматриваемых в них вопросов и, как правило, оговаривается.

Источниками и материалами для диссертационного исследования послужили:

- корпус документов отечественной лингвофилософской мысли, включая разнообъемные и разножанровые памятники имяславского наследия с IV по XX вв.;

- толковые, этимологические, исторические, культурологические, словообразовательные, грамматические (в т.ч. морфемные) словари русского и английского языкое;

- словари и словарные материалы, включающие этимологические и сравнительно-семасиологические разыскания в области славистики, германистики, индоевропеистики и ностратики;

- художественные и фольклорные тексты на русском языке;

- 192 единицы корневой лексики, удовлетворяющие их рабочему определению: корневые существительные, составляющие коррелятивные родовые пары, односложные трехфонемные корневые прилагательные цветообозначения, вершины русско-английского сопоставительного словника корневых лексем - 102 (русский язык) и 90 (английский язык); 984 их модификационно-производных варианта в обоих языках, исследованных в в составе контрольного списка, но оставшихся за пределами селективной модели;

- 640 современных производных генетически единого словообразовательного гнезда с исходной корневой вершиной * «заднеязычный + плавный + Ь(р)» в русском и 52 соответствующие единицы - в славянских языках;

- 459 контекстуально обусловленных употреблений геортонимов как ключевых знаков повести И.С. Шмелева «Лето Господне», а также 306 их глагольных и 20 адъективных дистрибуций.

Т.о., с одной стороны, самостоятельным источником исследования в настоящей работе явились основные положения оригинальной русской философии слова, зародившейся в лоне православия и знаменующей собой возникновение системы альтернативных, конкурентоспособных и потенциально активных принципов анализа языка, а с другой - материалом для диссертации стали отдельные языковые явления, исследуемые в лингвофилософском диапазоне данного направления.

Научная новизна исследования. В диссертации впервые осуществлен интеграгивный историографический и лингвофилософский анализ развития имяславской традиции в контексте формирования и современного состояния отечественного языкознания.

1. Обнаружены и охарактеризованы протолингвисгические истоки имяславской языковой проблематики.

2. Выявлены научно-теоретические, социокультурные, религиозно-философские факторы и предпосылки, оказавшие определяющее влияние на становление и особое положение лингво-оншлогического феномена имяславия в процессе развитая языкознания в России.

3. Установлены и содержательно раскрыты характерные лингвофилософские категории и явления, релевантные для имяславской теории языка и требующие принципиального обоснования их онтологического статуса.

4. Проведены комплексная историко-теоретическая систематизация и лингвофилософский анализ выявленных проблем корня, корневого слова и языка художественного текста с позиций сложившихся в языкознании подходов и в свете научно-методологического потенциала имяславия.

5. Выполнено лингвистическое моделирование укачанных языковых явлений с учетом объяснительных возможностей имяславской традиции.

Предлагаемая работа является первым системным исследованием большого и представительного корпуса первоисточников имяславского учения о языке, что впервые позволило объемно показать диапазон его теоретических и мировоззренческих идей по отношению к ключевым лингвофилософским проблемам.

Новизной отличаются также:

- подход к морфемному членению корневых слов, позволяющий выявить их специфику, с одной стороны, по отношению к производной лексике, с другой стороны, по отношению к структур! го-элементарной лексике;

-решение проблемы фономорфологического тождества корневого слова в диахронии языкового знания;

- процедура отбора корневых слов в русском и английском языках с их последующим лексикографическим представлением в рамках сопоставительного словника нового типа;

- ряд этимологических сближений базовой лексики русского и английского языков;

- определение задач, дифференциация уровней смысловой интерпретации художественного текста и понимание лингводидактической нагрузки его языковых средств.

Теоретическая значимость. Результаты исследования систематизируют сведения о лингвофилософских основаниях имяславия, уточняют их оценку и условия создания, возвращают в современный научный оборот живой опыт традиции, мобилизуют теоретическую работу над ним.

металингвистическом и иных форматах, в аспекте других теоретико-лингвистических проблем (в т.ч. в интегративных усилиях по их решению) и показывая перспективы лингвофилософского моделирования в историологии науки о языке. Постижение лингвофилософского наследия имяславия, несомненно, усиливает и обогащает теоретическую лингвистику, подводя под ее здание мощный фундамент непреходящих идейных ценностей и раздвигая ее познавательные горизонты.

Выявление типологических признаков и закономерностей построения программы лингвофилософского знания на примере проблематики корня и текста, формируемой в качестве приоритетной, «узловой», сущностно связанной с мировоззренческим ракурсом и сокровенными смыслами имяславия, дает возможность для дальнейших разработок как в этом, так и в других направлениях языковой теории. Серьезное значение для общей теории языковых моделей имеют эксплицированные и реализованные имяславские принципы параметрического конструирования лингво-онтологических явлений.

О теоретической значимости работы можно, вероятно, судить и по тем предложениям, которые автор пытался внести в обсуждение семантической теории корневой морфемы, разработку нового подхода к морфемному анализу корневого слова, обоснование принципов реалистической интерпретации художественного текста, а также в связи с решением проблемы фономорфологаческого тождества слова в диахронии языкового знания с осуществлением комплексной контрастивной процедуры исследования русско-английских корневых коррелятов, разграничением сфер морфемного, словообразовательного и формообразовательного анализов в раскрытии связей между уровнем слов и уровнем морфем, выявлением дидактически существенных параметров языковых единиц текста.

Практическая значимость. Результаты диссертации имеют достаточно широкий диапазон практического применения. Прежде всего, это касается возможности использования ее материалов в сфере высшего профессионального образования: в процессе преподавания вузовских курсов теории языка, истории лингвистических учений, синхронной морфологии, истории русского и английского языков, теории и практики перевода, филологического анализа художественного текста, спецкурсов по теории языка и методологии лингвистического исследования, при составлении соответствующих учебных пособий и создании обучающих программ и методик. Русско-английский сопоставительный словник корневых лексем может послужить эффективным методическим пособием, позволяющим преподавателю и студенту интенсифицировать свою деятельность на занятиях английским языком в русскоязычной аудитории и в преподавании русского языка как иностранного. Кроме того, учет отмеченных недостатков в лексикографическом освещении корневых слов русского языка мог бы улучшить сшуацию в ответственной работе по оформлению статей (особенно это касается кратких корневых прилагательных) в толковых словарях, а впервые добытые и вновь переосмысленные этимологические данные могут быть полезны составителям словарей историко-лингвистического и лингвокультурологическоготипа.

Положения, выносимые па защиту:

1. Имяславская традиция (макромодель) является уникальным наследием истории языкознания, альтернативной, самостоятельной, скрепленной единством онтологического подхода к явлениям языка, ослабленной, но не прервавшейся во времени, предсказующей версией теоретического языкознания (философии языка) в России, прослеживаемой и аутентично реконструируемой с позиций

историографии отечественной лингвистики и современного моделирования языковых проблем.

2. Базой лингвофилософских построений имяславия, латентно-импликативно содержащей последующие мировоззренческие ориентиры и смысловой «заряд» онтологического словоучения, является восточно-христианская словоцснтрическая патристика, в которой, начиная с трудов св. Афанасия Великого (IV в.), в репрезентативно-сжатом, неспециализированном формате хранится полный набор характеристик православной протолингвистической логогнозии, органично «прорастающих» в научно-аналитической сфере имяславской лингвистики.

3. Имяславская макромодель как персонифицированная традиция на основе методологической и онтологической общности сущностно-смыслового взгляда на природу и образ естественного языка как феноменологической, синергийной проекции эйдетического языка с учетом признания доминирующей роли эйдетического уровня осуществляет единство требований к реализованным и потенцируемым принципам моделирования языковых явлений посредством согласованного позиционирования лингвофилософских категорий и акцентов.

4. Имяславская лингвофилософская макромодель обладает достаточным научно-аналитическим ресурсом и актуальными интерпретационными возможностями в осмыслении современных теоретических проблем языкознания, к которым, в частности, относятся феномены корня и текста.

5. Смысловое моделирование корневого слова осуществляется на основе лингвофилософского установления эйдетически обусловленной, образно-действенной, симилятивной природы семантического варьирования его строевых элементов при помощи параметрического вычисления семантики его структурного материала.

6. Селективные модели корневого слова обнаруживают общность лингвофилософских оснований и подтверждают факт единораздельной смысловой непрерывности процесса корнеобразования на примере взаимосвязанных, переходящих, но отдельных эйдетако-грамматических подмножеств корневой лексики в русском и английском языках.

7. Лингводидакгическая модель художественного текста как смыслового послания и морально-этического поступка автора обеспечивает единораздельное нравственно-философское понимание и представление словесного пространства литературного произведения посредством установления синергийного устройства и роли в нем языковых единиц.

Апробация исследования. По теме исследования опубликованы монография (15,5 пл.), главы в двух учебных пособиях (7,5 п.л.). Всего по материалам исследования опубликовано 42 работы общим объемом 43,8 п.л.

Основные положения диссертации были представлены в виде докладов и сообщений на международных, всероссийских, региональных, межвузовских научных и научно-практических конференциях. В том числе, Международные конференции: XIV, XV, XVI, XVI Международные Рождественские образовательные чтения (Москва, 2006 - 2009 гг.), «Язык и межкультурные коммуникации» (Уфа, 2002 г.), «Славянские духовные традиции в Сибири»

(Тюмень, 2002 г.), «Ономастика Поволжья» (Уфа, 200б г.), «Славянская филология: инновации и традиции» (Ставрополь, 2009 г.), «Стратегии исследования языковых единиц» (Тверь, 2009 г.); Всероссийские конференции: «Фундаменгализация образования в современном обществе» (Уфа, 1997 г.), «Проблемы изучения и преподавания филологических наук» (Стерлигамак, 1999 г.), «Актуальные проблемы общего и регионального языкознания» (Уфа, 2008 г.); конференции по итогам научной работы в Башкирском государственном педагогическом университете им. М. Акмуллы (2003 - 2009 гг.)

Результаты работы обсуждались на заседании кафедры общего и сравнительно-исторического языкознания Башкирского государственного университета (ноябрь 2004 г. и март 2009 г.), Службы русского языка Башкирского государственного педагогического университета им. М. Акмуллы (апрель, 2008 г.), Лаборатории межкультурных коммуникаций Башкирского государственного педагогического университета им. М. Акмуллы (ноябрь, 2008 г.), методологических межкафедральных семинаров преподавателей филологического факультета Башкирского государственного педагогического университета им. М. Акмуллы (2006 - 2009 гг.).

Материалы диссертации использовались автором при чтении соответствующих курсов на филологическом факультете Башкирского государственного педагогического университета им. М. Акмуллы на протяжении 12 лет.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, четырех глав, заключения, списка использованной литературы, содержащего 301 наименование, четырех приложений, списков условных знаков и сокращений.

Приложения включают материалы русско-английских соотносительных глагольных списков; данные полевой структуры Русско-английского сопоставительного словника корневых лексем; таблицу распределения корневых слов с учетом показателей сумм входящих связей; Русско-английский сопоставительный словник корневых лексем.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении определяются объект и предмет изучения, указываются основные цели и задачи работы, обосновывается ее актуальность, теоретическая новизна, практическая значимость, кратко характеризуются методология и методы исследования, формулируются основные положения, выносимые на защиту.

В первой главе «Имяславие как одна из традиций отечественного языкознания» рассматриваются теоретико-методологические позиции историографического, научно-аналитического изучения и представления имяславской лингвофилософии как особой продуктивной макромодели теоретического языкознания (философии языка) в России в единстве ее лингвофилософских оснований и обеспечиваемых ею принципов моделирования, формирующих смысловую и категориальную целостность оценки образа языка и определенные теоретические модели языковых явлений; предлагается внутренне мотивированная версия истоков, обстоятельств

возникновения и преемственности данной макромодели со времени раннего христианства; осуществляется интерпретация комплекса религиозно-философских, теоретико-лингвистических и социокультурных факторов становления имяславского учения о языке.

Разработанность темы имяславского языкознания слаба, использование достигнутого им липгвофилософского понимания языковых явлений в качестве ресурса современного лингвистического моделирования также минимально, критически мал и объем соответствующих качественных изысканий, которые не могут пока ни скрьпъ, ни восполнить карггину, недостойную высокого уровня отечественной лингвистической аналитики и абсолютно несоразмерную лингеофилософскому масштабу имяславской традиции. Вот почему и сама она, и предлагаемые ею возможности перспективного моделирования языковых явлений остаются фактически tabula rasa для истории и теории языкознания.

В последнее время серьезное внимание к имяславскому учению о языке обнаруживает православное богословие. Здесь можно обозначить два основных вектора, определяемых преимущественно мерой допустимого контакта с формами светского знания и терпимости к экуменическим тенденциям: ортодоксально-догматический (строгий) и рационально-богословский (умеренный). В рамках первого подхода (прот. А. Геронимус) имяславская лингвофилософия, несмотря на критику ее интеллектуального дискурса, увлеченного платонической систематикой и соловьевсгвом, объявляется созвучной святоотеческому Преданию и вырастающей из признания синергетической апофатической сути исихастского священнобезмолвия. Имяславское отношение к слову, онтологизм в качестве метафизического принципа бытия и познания находит поддержку представителей второго подхода (свящ. Р. Слесинский, прот, К. Копейкин). Сохраняется в современном богословии и имяборческая составляющая (игумен П. Пиголь).

В отличие от лингвистики, не в пример более активно и успешно осваивает поле имяславских смыслов (как правило, укорененных в рефлексию о природе языка) философия. В рамках философски ориентированного дискурса считаем возможным выделение следующих направлений исследования: познавательно-идентификационного, историко-философского и философско-лингвистического. Представители первого (А.Б. Бочаров, Г.Ф. Гараева, К. Гарднер, А.Ф. Управигелев, А.В. Усачев, С.С. Хоружий) квалифицируют философские основания и структуры имяславской традиции, проблемы языка здесь являются фоном, на котором дается гносеологическая и культурфилософская интерпретация трудов имяславцев в свете общефилософских представлений о референции, истине, значении. Серьезные усилия в деле историко-философского анализа имяславской лингвистики в развитии философски значимых тенденций отечественной лингвокультуры как теории познания были предприняты Н.И. Безлепкиным. В философско-лингвистическом дискурсе (В.И. Моисеев, Д.И. Руденко, В.В. Прокопенко, Ю.С. Степанов, Э. Холенштайн и др.) сталкиваемся с исключительно избирательным и фрагментарным опытом разработки метафизического словаря и концептуализации довольно разрозненных сегментов имяславских лингвистических построений, касающихся отдельных интересов и

сторон единой традиции. Главное, что их объединяет,- это сугубая сосредоточенность на описании философских концептов, вычитываемых из лингвистической теории.

Более, определенной лингвофилософской рефлексией проникнуты работы отечественных языковедов, сознательно смещающих исследовательский приоритет в сферу объяснительных возможностей имяславской традиции для самой лингвистики. Наиболее значимы заслуги в открытии имяславской философии языка для современной лингвистической мысли и включении ее в методологический и отчасти в историко-научный контекст В.И. Постоваловой, JIA. Гоготишвили и A.M. Камчатнова. В трудах первых двух авторов основной тон остается преимущественно эпистемологическим, общеметодологическим, чаще - фшософско-лингвистическим, редко и фрагментарно эксплицирующим непосредственно лингвистическую рефлексию, хотя освидетельствование ими текстов имяславской традиции всегда подразумевает лингвофилософский контекст, имплицитно к нему обращено и, т.о., создает необходимые предпосылки для лингвофилософской транскрипции имяславского языкознания. Ни в учебном (кроме новаторского учебного пособия A.M. Камчатнова и Н.А. Николиной по курсу «Введение в языкознание»), ни в историографическом жанрах лингвистического дискурса имяславская тематика пока не нашла своего законного и заслуженного места. За редчайшим исключением, касающимся предельно кратких упоминаний, в современных переизданиях известных и авторитетных трудов по истории лингвистики так же, как и в новейших работах, авторы предпочитают не замечать имясяавское учение о языке.

Характер имяславской лингвистической традиции как лингвофилософской макромодели должен определяться, исходя из следующей совокупности и последовательности факторов: условий органичности духовно-мистического понимания догматической первоосновы восточно-христианского вероучения, мировоззренчески цельного позиционирования изнутри православного знания и религиозной приверженности метафизическим истокам Предания; методологической и онтологической общности установок представителей данного направления, безусловного признания доминирующей роли глубинного типа отношений между сферами языка, мышления и реальности при фокусировке внимания к сущностному смысловому истолкованию явлений естественного человеческого языка как феноменологического, синергетического, принципиально существенного, но частного случая (проекции) эйдетического языка; согласованности категориально-лингвистических акцентов, оценок и процедур, превалирующих теоретических трактовок лингвофилософских фактов; приоритетно избираемых и стратегически развиваемых единой стилистикой исследовательского мышления подходов к анализу языкового материала; существования широкого объяснительного диапазона лингвофилософских ресурсов и предлагаемых на их основе позиций лингвистического моделирования. В этом случае имяславская лингвистика как макромодель и персонифицированная традиция может предстать в качестве самостоятельного факта историологии науки о языке и особого лингвофилософского направления, как достоверный и уникальный доцент, содержащий и хранящий в себе не

только систематически реализованные и потенцируемые, актуальные принципы языкознания, но и свидетельства внушительного отрезка времени с его социально-культурными, духовными приметами и мировоззрением, значимый документ, отражающий достигнутое и перспективное понимание не только языковой, но и внеязыковой реальности.

Макромодель как инвариант аналитической историко-научной конструкции, как матрица базового уровня и способ включения лингвистической традиции в историографический и теоретический контекст языкознания обеспечивает моделирование лингвофилософских явлений с учетом вариативной фокусировки научных задач по отношению к реально-жизненной вариативности самого языкового материала, чтобы, максимально детально и максимально полно охватив языковое явление, построить его лингвистическую модель и тем самым вернуться к целостному инварианту, единораЗдельно порождающему, представляющему и объясняющему установленную вариативность при помощи лингвофилософской рефлексии. Лингвистическая же модель, в случае непротиворечивой экстраполяции в ней исходной общей аксиоматики традиции, в процессе такого конструирования отсылает и возвращает исследователя языка к макромодели и становится достоверным о&ьяснительным свидетельством самой традиции как макромодели, т.е. историографическому и лингвофнлософскому документу. Лингвистическая модель как матричное образование второго уровня, удовлетворяющее матричным запросам первого уровня, металингвистически работает в соответствии с принципами реализации структуры макромодели на определенном языковом субстрате и объяснительно свидетельствует об аутентичном лингвофилософском понимании исследуемого языкового явления. Модель в ее межуровневом, общесистемном понимании, интерпретирующая «структуру в определенных параметрических условиях» (А.Ф. Лосев), должна удовлетворять базовым требованиям единоразделыюсти представления фактов историолоши языка, теории языка и, наконец, самого языка, а также принципам «упорядочения составляющих ее элементов» и «порождения» как возможности перехода «от целого к его частям и от одной части целого к его другой части, а также и ко всему целому... с выдвижением вперед активно-смыслового становления цельности внутри нее самой в виде ее частей или в виде ее элементов или частей». При таком подходе соблюдается содержательное и уровневое различие понятий макромодели, модели и общих принципов моделирования, а также обеспечивается логика их внутреннего единства, укорененная в имяславское представление о моделировании в лингвистике.

Методологическими, мировоззренческими «ключами» к решению проблем современного теоретического языкознания в России следует считать следующие: качественные характеристики софийной иерархичности и структурированности мира и знания о нем, отношение к миру как к слову, основания диалектического реализма. Всё это обусловливает особый тип отношений православного вероучения и лингвистического знания с точки зрения истории и теории лингвистики. Связь между современными принципами, постулируемыми отечественными лингвистами, и лингвофилософским наследием имяславия, не имеет, как правило, прямого либо непосредственного характера. Однако связь эта, будучи, в силу понятных причин, ослабленной, но не пресеченной временем, является предсказующей, мотивированной логикой развития российской научно-философской парадигмы, традициями морально-этических основ русской филологической мысли, самой нашей словесности, единством, поддерживавшимся опытом церковного служения и его непрекращавшейся проповеднической деятельности, а также современной переоценкой отношения науки к духовной жизни. Не только основы отечественной реалистически ориентированной риторики, но и теоретико-методологические разыскания российской линпюфилософии, семасиологии, ономасиологии, этимологии, лингвистики текста, других отраслей языкознания могут быть органично вплетены в надежный и авторитетный «узел» православия и имяславского онтологического словоучения.

Комплекс антропологических и эпистемологических положений ранней патристики в сфере мировоззренческих проблем лингвистического знания имеет смысл определить хронологически как период восточно-христианской протофилософии языка. Лингвофилософское исследование корпуса богословских трудов св. Афанасия Великого (IV в.), св. Никифора, патриарха Константинопольского (конец VII - начало IX вв.) позволяет сделать следующие выводы. Богословская основа указанного комплекса содержится в нем уже в полном объеме и выполняет по отношению к другим составляющим (компонентам, звеньям) провиденциально-конституирующую функцию. Фундаментальность теологических оснований поддерживается базовым характером полагания: догматический компонент Предания (своего рода компендиум) сохраняется в репрезентативно-сжатом формате и далее не трансформируется, не расширяется, оказываясь вне какой-либо научно-философской конъюнктуры. В то же время этот стабильный «узел» демонстрирует возможности развертывания, творчески осваивается в последующем применительно к задачам религиозной коммуникации, исторической жизни Церкви, критики светской философии, научно-аналитическим процедурам светского знания. Прототипические построения лингвофилософского содержания целиком подчинены задаче формирования концепции словоучения. Задачи развертывания доктрины о Боге-Слове объективно создают предпосылки имяславской «геоантропокосмической» трактовки языка и современного православного богословия языка. Слово Божие нетварно, неподвижно, ничем не содержимо, наоборот, все содержит в Себе. В человеке же Слово «по причастию», Оно дано человеку извне, как

всеобъемлющая власть над ним. Сила Слова - в промышлении всего сущего, в истолковагаги. Со-бьггийные проявления Слова соответствуют уровням Его эйдетического воплощения в мире в результате различных процессов становления Смысла и обретения Им формы, в целой серии формообразований. Дискретность языка задает, его профанные свойства: дробность речемысли, метонимичность и метафоричность, протекание в пространстве-времени, препятствующие универсальному, всецелому охвату действительности. Поэтому слово в естественном языке, «слово, какое имеет словесный человеческий род», есть образ изменчивый, динамичный, определенным способом формализованный. Подчеркивается активный характер человеческого знания и языка как особой сферы духовной реальности. Функции прямого и рефлекгарованного наблюдения над языковыми фактами сведены к минимуму. Никакого специализированного языковедческого анализа здесь нет, никакая выводная теория языка не содержится. Но (и в этом нет парадокса) основные компоненты для начала интенсивного процесса генерирования нового теоретического знания о языке уже наличествуют. Все это позволяет нам говорить о смысловой заряженносга восточно-христианской протофилософии языка лингвистическим знанием и о богатом лингвистическом потенциале текстовых импликатур ее создателей. Имеет место лингвистическая латентность святоотеческих текстов, которая выявляется, кроме собственно смысловой стороны корпуса, во-первых, в особенностях православного дискурса (прежде всего через его верификационные возможности, поиском путей вербализации духовною опыта святых отцов) и, во-вторых, в авторской заботе о соблюдении определенных дискурсивных правил и в этой связи в оценке отдельных языковых единиц.

В контексте развития лингвофилософской мысли русское лингвистическое имяславие занимает особое место, определяемое его отношением как к формированию системы ценностей восточно-христианского богословия, так и к истории общефилософского процесса. Во втором ряду прежде всего заметен уникальный иепантеистический платонизм имяславия, он пропитан и обогащен христианским вероучением. Сходство же принципов лингвофилософии имяславия с той линией европейской философии, что провозглашает приоритет понятия сущности, осмысления бытия и духа с точки зрения имени как исходной точки, в которой скрещиваются проблемы миропонимания, имеет по преимуществу формальный характер. Это касается всех разновидностей сенсуалистической, рационалистической и позитивистской философии Запада, оказывающихся совершенно чуждыми русскому имяславию в силу стремления их видеть первоэлементы мысли или в области чувственных представлений, или в системе абстрактных схем и категорий. Метафизика и феноменология также важны не сами по себе, используются не в западноевропейской философской транскрипции, они становятся средством поиска и развертывания глубинных смысловых связей, обоснования диалектического единства бытия.

языкознании. Эти предшественники имясяавцев доказывали существование непосредственной связи языковых форм с формами сознания и народной жизни, чем в определенном смысле приблизились к пониманию бытийноети языка, смело и обоснованно отказались от прямолинейного логицизма, отвергнув схоластические принципы универсальной грамматики. Однако акцент, сделанный ими на формальной стороне языковых единиц, не позволил в полной мере сосредоточиться на проблемах языкового мышления, признать соединение идеи и формы фактом самого бытия языка, а его сущностью то, что человеческое познание осуществляется в слове. Серьезное значение в качестве предпосылок имяславской лингвофилософии имели устойчивые мотивы реализма и онтологизма в лингвистической позиции К.С. Аксакова.

Новой идейной почвой, на которой созрели принципиально иные подходы лингвофилософского анализа, стало развитие русской религиозной философии. В сравнении с первым (Ф.А. Голубинский, С.С. Гогоцкий, В.Н. Карпов и др.), а также вторым (B.C. Соловьев, В.Д. Кудрявцев-Платонов, казанский архиепископ Никанор и др.) периодами ее становления, третий этап онтолопетеской философии имени (П.А. Флоренский, С.Н. Булгаков, А.Ф. Лосев) характеризовался доминированием лингвистической проблематики, поскольку признавалось, что раскрытие тайны языка ведет к апофатическому постижению законов тварнош бьгтия, а человеческое слово причастно к началам, его объединяющим и объясняющим. Решающим фактором возникновения лингвофилософии имяславия стал сам историко-культурный фон научно-философского процесса в России начала XX в., определяемый не только духовным ренессансом русской гуманитарной науки, стремившейся преодолеть негативные секулярные установки прошлого, тормозившие, живое движение научной мысли и ее воссоединение с православной традицией, но и афонскими спорами имяславия и имяборчества, занявшими не последнее место в общественном сознании и вовлекшими в свою орбиту не только церковников, rio и широкие научные и общественные силы. Имяславие может быть рассмотрено в методологическом плане как триединая система мировоззренческих принципов, оказывающих тотальное воздействие на решение всего комплекса познавательных и научно-теоретических основ миропонимания; мировоззренческий ресурс имяславия именно в силу своей единораздельности соединяет в один эпистемологический узел и неразрывно увязывает решение отдельных частнонаучных проблем языкознания с их философским обоснованием и богословским оправданием. Следовательно, методологически корректным может быть признано только такое систематическое поуровневое и межуровневое рассмотрение содержательных пространств православного духовно-мистического опыта, реалистической диалектики и частнонаучяой лингвистической аксиоматики, которое отвечает принципу аутентичности каждой из трех феноменологических проекций.

Образ языка в имяславии моделируется посредством особых лингвофилософских категорий, обеспечивающих рассмотрение мира сквозь призму слова и определение принципов смыслового объяснения языковых явлений, но ни поиск, ни нахождение, ни установление каких-либо новых

лингвистических фактов. Метод нового изложения лингвофилософских явлений предусматривает применение процедур моделирования языковых явлений, в основе которого лежит имяславское понимание модели в качестве коммуникативно-смыслового «конструирования упорядоченной

последовательности языковых элементов» «в определенных параметрических условиях», реализованную на определенном субстрате, в пределах единораздельной целостности языкового «семантического континуума», которая имеет значение не сама по себе, но «как знак человеческого мышления и вообще человеческого сознания в процессах общения одного индивидуума с другим» (А.Ф. Лосев). Краеугольным основанием лингвофилософского метода имяславия является характеристика языка в категориях сущности и явления. Сущность открывает себя, свои черту в своих явлениях. Однако сущность как таковая не сводится к тем чертам и свойствам, которые можно увидеть в ее явлениях. Сущность представляет собой основу предмета действительности, любой реалии, в которой нерасторжимо и неточно содержится вся информация об этом предмете, его бытии. Одновременно сущность дает понять себя в предмете настолько, насколько велик объем сведений, отражаемых человеческим языком в мысли об этом предмете. Отсюда человек и выраженный в его языке мир становятся главными осями лингвофилософского анализа имяславия, проникая в каждую его категорию. Представление образа языка в имяславии связано с категорией отражения. Однако отражение не понимается как слепое копирование или воспроизведение действительности, либо как сугубо свойство только самой материи. В основе отражения лежат сложные функциональные отношения между действительностью и ее переработкой в человеческом языке. В работе отражения на первый план выходит активный характер обратного воздействия человеческого языка и сознания на действительность. Основу лингвофилософских категорий прерывности / непрерывности и конечности / бесконечности составляет имяславское понимание бесконечного многообразия и бесконечной изменчивости мира и языка. Поэтому методология имяславия требует безусловного преодоления эмпиризма, понимаемого как бесконечное перечисление отдельных языковых фактов вне их лингвофилософского упорядочения. Совокупность как множество есть всегда нечто целое, в свете которого только и должны представляться и оцениваться отдельные его факты. В лингвистике, которая оперирует бесконечным числом оттенков смысла и бесконечным варьированием единиц и категорий в живой речи, нельзя обойтись без лингвофилософского понятия предела в отношении к целому множеству. С этой целью на основе реалистической диалектики вырабатываются лингвофилософские категории части / целого и предела. При этом элемент целого тоже не есть просто какая бы то ни было его часть, но такая его часть, которая рассматривается в свете этого множества как некая цельность. Такое понимание имеет универсальное значение для построения любой теоретической модели языка.

необходимую основу для выработки лингвистикой собственной и строгой теории без превращения языка в мертвую материю, но позволяющей видеть в нем «живой и самостоятельный организм» (А.Ф. Лосев). Лингвофилософская категория в имяславии - базовое понятие, умственное построение методологического характера, отображающее фундаментальные свойства онтологического отношения мира и языка и упорядоченно представляющее конкретные факты этого отношения, философски синтезированные мистическим опытом православной антропологии и восточно-христианского реализма, транспонированное в системном изложении в качестве смысловой основы лингвистического моделирования языка. Лингвофилософские категории - это набор регулятивных квалификаторов методологического порядка, выполняющих по отношению к теории языка конститутивно-дефиниционную функцию. Применение лингвофилософских категорий к анализу лингвистического материала позволяет раскрыть смысловые особенности решаемых проблем, сформулировать идейно значимые позиции исследователя и дать целостную и ценностную мировоззренческую характеристику представленной автором системы фактических данных и теоретических положений. Накладываясь на сеть лингвофилософских категорий научного текста, лингвистические единицы получают методологическую мотивированность и приобретают статус онтологических объектов.

Во второй главе «Семантико-структурная модель корневого слова» решаются исходные теоретические проблемы корневой лексики в ее общем и конкретном проявлении в языке, рассматриваются базовые предпосылки отношения к корневому слову (КС) и понимания феномена корня в традиционном языкознании и лингвофилософии имяславия, выявляются обусловленные характером подходов способы анализа искомых задач, излагаются теоретико-методологические принципы построения семантико-струюурной модели корневого слова, задаются необходимые основы такого моделирования, учитывающие уровень современных запросов лингвистической теории и укорененные в лингвофилософскую почву имяславской традиции.

Если понятие корня активно использовалось со времен древнеиндийских грамматиков, то термин «корневое слово» зародился, очевидно, в программе имяславской лингвофилософии, но, в силу известных причин, не был востребован наукой. Только из недр отечественной тюркологии на рубеже XX века он приходит в традиционное языкознание, где до последнего времени бытовало устойчивое яредставление, согласно которому возможность совпадения корня со словом ограничивалась историческим, мировоззренческим и типологическим табу. Стереотип этот ревностно охранялся и продолжает в значительной степени поддерживаться индоевропейской лингвистикой. В русистике КС оказывались в тени, хотя, инициированный накопленными противоречиями, интерес к ним рос (A.A. Потебня, Н.С. Трубецкой, AM. Пешковский, В.В. Виногладов, Н.И. Глебова, H.A. Слюсарева). Не так давно появились и специальные исследования КС (A.B. Андреевская, С.И. Богданов, АН. Кузнецова, М.А. Соколова), наследующие методологические стереотипы основной лингвистической традиции в подходах к решению вопросов семантики

КС и его составляющих. Устойчивый скепсис к КС за рубежом начал преодолеваться еще в трудах младограмматиков (Г. Пауль), а позже - в изучении аналитических языков (JI. Блумфилд) и в исследованиях по англистике (J.L. Bybee, AI. Ellegard, G.A. Greenberg и др.). Именно в зарубежном языкознании КС становится самостоятельным объектом лексикографического описания. Так| появляются словари-корнесловы (Ch.E. Gribble; G.Z. Patrick; КА. Wolkonsky, М.А. Poltoratsky; D. Worth, A. Kozak, D. Johnson и др.), сопоставительный славянский корневой словарь (LJ. Herman), дискурсивный словарь индоевропейских корней (J.T. Shipley). Однако лингвистический психологизм и дескриптивизм мало способствовали реальному прояснению смысловых аспектов и статуса КС. Серьезный опьгг, которым необходимо воспользоваться в изучении КС, накоплен в рамках сопоставительной лингвистики (метод лексикостатической глоттохронологии М. Сводеша, техника конграстивного исследования родственных языков Т.М. Гарипова, процедуры наложения семантико-грамматических микросистем В.Н. Ярцевой). В целом, пути номиналистического освоения проблемы КС оказались тернистыми, непоследовательными, провоцировали нежелательную амбивалентность ее решения еще и потому, что позиции имяславцев фактически игнорировались.

В ходе лингвофилософского анализа языка возникает особая зона интересов имяславия, привлекающая в качестве своеобразного самостоятельного объекта исследований уникальные структурные единицы языка - корневые слова. Если говорить более широко, то корневая проблематика актуализируется не только в связи со спецификой этимологических решений лингвистики имяславия, но и при рассмотрении общетеоретических и методологических вопросов. Апелляция к данным, содержащимся в значении и структуре корня, возникает при обсуждении процесса становления идей бытия в словесную форму и даже утверждении изначального единства человеческого языка. Имяславие отчетливо понимает, что, несмотря на апофатичность раскрытия тайны слова, невозможность рациональной инструментовки связи смысла и материи, ровдаемой в слове, язык должен сохранить неопровержимые, первые и непосредственные свидетельства взаимоопределения мысли и слова. Эти предполагаемые свидетельства должны быть показательными в свете общего устройства языка и потенциально заряженными силой развертывания первоначальной оформленносга слова в его последующей языковой жизни. С точки зрения лингвистического имяславия, слова как свидетельства эйдетической сущности возникают раньше любого их употребления. Но первым и в этом качестве единственно доступным, предположительно возможным для нашего наблюдения условием их бытования являются КС. В них должна проявиться и закрепиться некая изначальная заданность именования, ссылка на которую при всех последующих модификациях и самого этого корня, и образованных на его базе слов сохраняется в дальнейшем как факт первичного соприкосновения энергии мира и языка.

В этих словах важно еще и то, что, наряду с энергетическим потенциалом корня и, вероятно, вследствие этой энергетики, отмечается общность, стабильное сохранение инвариантности морфемного значения корня, сильные

семантические позиции и устойчивость его в диахронии языкового сознания. Онтологическая философия языка специально подчеркивает по отношению к ним важную методологическую и излюбленную патриотическую мысль об активной причастности этой «органической части слова» синергетике связи логосного основания творения и человеческого слова. Лингвофилософии имяславия чрезвычайно важно подчеркнуть особый статус КС в языке и с учетом их познавательного ресурса провести идею об изначальной онтологической причине человеческого языка. Показательно, как в понимании одной из узловых проблем философии языка органично соединены историко-лингвистическая, ретро- и проспективная оценка константной и динамической роли корня и отношение к нему как к уникальному носителю сведений о первоначальном откровении мира человеку.

Семантико-струкгурная характеристика КС невозможна без целенаправленного выявления особенностей смысловых нагрузок, закрепленных в КС за его строевыми компонентами. Развитие исследования в этом направлении связано с целым комплексом проблем и, правде всего, во многом привлекательной для традиционной номиналистической лингвистики, но ложной перспективой установления значимости компонента без определения особенности его значения в единстве способов языкового понимания целостной картины эйдоса.

В референпцальных теориях значение, приписываемое единой корневой морфеме на основе широкого спектра условных мотивационных связей, исключает его соотнесенность с определенным денонатом и оказывается чрезвычайно размытым. Это служит основанием для заявлений о «неосязаемости» значения корня. Выбор способа установления семантики внутрисловных элементов КС предопределен также наравнозначностью современных методик морфемного анализа и задан разной глубиной теоретического описания языковых единиц, уровнями их лингвистической абстракции, отнесенностью слова к определенному структурному или словообразовательному типу, лексико-грамматическому множеству. Решение же вопроса о семантическом инварианте морфемы в первую очередь требует установления природы смыслового варьирования морфа в пределах данного эйдетического фокуса и - затем - отнесенности в соответствии с типом грамматически оформленного слова. В последнем случае освоению понимания КС более всего удовлетворяет операция синтагматического вычитания.

В процессе формообразовательного анализа, определяемого сущностью словообразовательного процесса, КС членится на основу, материально совпадающую с корнем, и «нулевой» словообразовательный формант, обладающий значением. При этом КС действительно остается одноморфемным, поскольку словообразовательного аффикса (как морфемы) не содержит. Значение, найденное в процессе формообразовательного анализа, не может быть приписано морфеме как единице, в этом процессе не участвующей. Никакого другого морфемного значения, кроме значения корня, участвующего в понимании какой-либо черты эйдоса, в КС не обнаруживается. Таким образом, по отношению к морфемной сегментации КС демонстрирует безразличие.

Вычисление семантики корня, формируемой эйдетическим лучом, оказывается более всего доступным в КС, в основе значения которых лежит наглядный, простой, расчлененный образ или какая-либо отдельная маркирующая примета звукоизобразигельного ряда, ноэматически интерпретируемые корнем. Например, цветовой образ, отчетливо и прозрачно обнаруживающий себя в семантике корневого прилагательного бел, проявляется в дистальных (отстоящих от среднего) смысловых оттенках корневой морфемы не только в словах бел-ёс(ый), бел-оват(ый), бел-изн(а), бел-и-ть, до-бел-а, но и словах бел-ов-ик, бел-ок, бель-м(о), бел-як «заяц» и т.п. Вокруг образа «глухой стук, удар» формируется семантика корня в ангийских словах thud «свалиться, упасть с глухим стуком», thump «наносить тяжелый удар, колотить», thunder «гром» и «греметь», thunderbolt «удар молнии», thunderous «грозовой» и т.п. Гораздо сложнее вычислить значение корневой морфемы в словах, входящих в словообразовательные гнезда с большим числом производных, и в случаях, когда образ, ноэматически осмысляемый корнем, имеет эйдетически насыщенную содержанием, слабо дифференцируемую, нерасчлененную структуру (ср.: англ. sear-рус. сушь).

Однако семантическая «неосязаемость» корня, о которой рассуждают представители референциальных школ, вовсе не должна отрицать факта определенности корневого значения, общего значения корневой морфемы. Семантическая «неосязаемость» корня есть результат познавательного акта, эйдетически-ноэматического членения смысла, фиксируемого в понимании корневой семантики, и по той же причине есть следствие дистинкции между семантическим инвариантом корня как абстрактной языковой единицы и значением корня в грамматически оформленном слове. «Неосязаемость» значения корня есть результат семантической вариативности этой морфемы, иногда достаточно широкой. По нашему мнению, согласующемуся с имяславским подходом, семантическое варьирование корневой морфемы имеет не концептуальную (понятийно-аналитическую), а образно-действенную смысловую природу, отражающую особенности ноэматической интерпретации эйдосов в языке. В силу этого необходимо конституировать симилятивный характер инвариантно-вариантных отношений между семантическими модификациями корневых морфов в гнезде однокоренных слов. Снмилятивная связь, отличная от гипо-гиперонимических связей, не должна строиться на иерархических отношениях значений, сводимых к измерениям объемов понятия, но устанавливается на основании реальной или приписываемой общности свойств, оценок, пониманий, вызываемых синергией языковой деятельности. Вариативность семантики корня, т.о., никогда не связана с парадигматикой, не требует применения процедуры парадигматического отождествления, которая признается единственно возможной при традиционном решении вопросов о многозначности морфемы, о допустимых критериях расхождений в собственно морфемном значении.

смысла эйдоса содержит семантика корневого морфа з КС, этот семантический вариант можно считать предельным и профилирующим-, здесь корневая морфема выступает в своей семантически «осязаемой» величине, в квазиинвариантном значении, тогда как в производном слове аффиксы и формативы диссимулируют (сокрывают) инвариантное значение корня. Сильная семантическая позиция корневого морфа в КС поддерживается его сильной морфологической позицией, а также историко-языковой константностью, устойчивостью самого КС.

Вычисление реального значения «нуля» в КС опирается, во-первых, на его обоснование как реляционного форманта в сопоставлении со структурно-элементарной лексикой типа пальто, хаки, через, во-вторых, на определение специфики его значения по отношению к другим «нулевым» формантам, известным в языке, по отношению к омонимичным «нулям» (ср., например, бор-0 и гор-0). Материалы исследований структурно-элементарной лексики (несклоняемые существительные, прилагательные, одноморфемные союзы, частицы, предлоги) не дают оснований говорить о наличии у данных слов материально выраженной формы. Наоборот, «нулевой» реляционный формант КС проявляется на фоне материально выраженных показателей: словоизменительных формантов (флексий) самого КС и словообразовательных формантов в гнезде однокоренных слов. Ср.: рус. кот-/0/ - кот-/а/, кот -/у/ и т.д.; англ. cat-/0/- cat-/s/; рус. холм -холм-/ик/; холм-ист/ый/; англ. hill-/0/- hillock; hill-side; hill-top. Именно наличие «нулевого» показателя как реляционного форманта является специфической характеристикой исконных знаменательных КС по сравнению с другими пластами одноморфемной лексики. Исходная форма КС с отсутствующим субстратным выразителем функционирует, безусловно, на основе соположения / противопоставления с другими его формами в пределах г одного смыслового множества, а также другими множествами, имеющими субстратные выразители. В этом смысле значение «нуля» в КС является реальностью регулярной языковой непрерывности, т.е., он обладает тем, что традиционно называется системным значением. В то же время нельзя не заметить специфики «нуля» в исходной словоформе КС по отношению к другим «нулевым» формантам языка. Следовательно, его значение в структуре КС проявляется в том, что:

- во-первых, как реляционный формант он отражает значимость КС, манифестируя понимание отношений последнего к смысловым интервалам, в которых располагаются грамматические подмножества языка;

- во-вторых, как грамматический формант он выражает морфологические категории рода, числа и падежа корневых существительных и прилагательных в русском язьже. В английском языке функция «нуля» как грамматического форманта в КС ослаблена, поскольку эта роль часто передоверяется внутренней флексии, ср., например, формы инфинитива и прошедшего времени глаголов to lead-/0/-led-/0/;

- в-третьих, как деривационный формант он является показателем нейтральной субъективной оценки (ср., например, рус. лоб-/0/ и лоб-ик, еоз-/0/ и воз-ок, мышь-/0/ и мыш-онок или англ. hill-/0/- hill-ock).

Поскольку для выявления корневой семантики использовался не концептуальный, не гнездовой, а семантико-структурный принцип, ее исследования в настоящей работе проводятся далее в пределах таких эйдетико-грамматических групп (подмножеств), которые представляют равные лингвофилософские основания сопоставительной параметрии.

В третьей главе «Формирование и реализация селективных моделей корневого слова» на основе предложенной лингвофипософской матрицы устанавливается алгоритм отбора и представления языкового материала, рассматриваются особенности его организации, регулярные параметры внутренней упорядоченности и отрабатываются принципы единораздельной целостности языковых моделей, изучаются их объяснительные возможности на примере двух подмножеств корневых существительных и прилагательных русского языка, а также в пределах русско-английского сопоставительного словника корневых лексем.

Апробация общей семантико-струкгурной модели КС проводится в трех расширяющихся направлениях, подтверждающих достоверность положений онтологической философии слова о смысловой единораздельной непрерывности языка, единство категорий, интерпретационных возможностей имяславской матрицы и ее работоспособность в неодинаковых смысловых интервалах на основе различных, но взаимосвязанных эйдетико-грамыатических конфигураций лексики при условии корректного соблюдения установленных принципов лингвофилософского моделирования.

В первую очередь селективная модель КС была отработана на примере корневых прилагательных цветообозначения в русском языке бел, пег, рус, рыж, ряб, сед, сер, сив и синь. Семантико-струкгурная однородность и упорядоченность корневых адьективов детерминируется общностью их семантического ядра, соотносимого лишь с частью значений полных прилагательных, единством деривационных отношений между их исходными и производными формами, жестким набором периферийных расширителей их корневой семантики, равной словообразовательной валентностью и способами ее реализации, полнотой словоизменительной парадигмы, устойчивостью фонемного состава корня в диахронии и синхронии, типами группировок акцентного контура КС. Установление направлений и характера семантических трансформаций слов моделируемой группы позволяет утверждать, что смысловая структура ее ядра, исходно связанная с синкретичным, содержательно глубоким и насыщенным эйдосом, профилизируется, теряя единство многообразия и растворяясь в ряду изолированных семантических единичностей. Однако именно восстановление внутренних семантических отношений и закономерностей переходов сохранившихся корневых вершин эйдетико-граммагического ; подмножества помогает реконструировать нагрузку утраченных семантических интервалов и дает основание компенсировать исходный смысл корневого ядра, приближаясь к пониманию смысловой целостности и непрерывности эйдоса.

Семантико-струкгурная модель КС была испытана также в аспекте внутриязыковой корреляции. Исследованием соотносительных корневых

еубстантивов мужского и женского рода в русском языке заданы параметры таксономии и эпидагматики, обнаруживающие себя в семантическом варьировании корня, имеющем симилятивный характер и образно-действенную природу. КС-корреляты демонстрируют генетическое родство и общность структурного типа. С точки зрения их семного набора в синхронии, существует два интегрированных эйдетико-грамматических подмножества; 1) с таксономическими отношениями между КС-коррелятами (гнус - гнусь, рез -резь, сон - сонь, цеп - г/еиь); 2) с синестезическими отношениями между КС-коррелятами (вяз - вязь, клад - кладь, мел - мель, пыл - пыль, сыр - сырь). С точки зрения исторических результатов языковой реализации семантической энергии, исследуемые пары представлены безаффиксальными фонетическими вариантами одного КС-архегипа. Причем семантика КС-дериватов оказывается подверженной разной степени декорреляции. Их современный статус отражает две наиболее общие тенденции: во-первых, резервирование за КС-коррелятом мужского рода конкретной, вещественной и собирательной семантики, во-вторых, развивающаяся предпочтительность для русского языкового сознания «мужского» варианта родовой пары, что проявляется в увеличении его экстенсионала (понятие логической траскрипции языка) при сохранении прежних семантических вакансий «женским» коррелятом. Активная семантизация исходных этимонов идет то «мужской» линии, здесь структура древнего смыслового ядра динамизируется, одновременно отвлекаясь от прежней цельности. Наоборот, эйдетическая насыщенность семантики «женской» линии оказывается ближе исходному корневому значению и продолжает сберегать следы более полной картины сущности, являемой здесь ноэматически менее дифференцированно, но шире и содержательнее.

Опыт сопоставительной лексикографии русского и английского языков на протяжении длительного периода остается в значительной степени однобоким, угождая интересам растущего технократического детерминизма общества. Так, создано огромное количество словарей специальной терминологии, обслуживающих различные виды технического перевода по отраслевому принципу. В то же время ощущается острый дефицит историко-этимологических, лингвокультурологических словарных работ по русско-английской лексикографии, совершенно недостаточно число параллельных сопоставительных словарей и словников, репрезентирующих материалы общенародной базовой лексики двух языков и отражающих развитие теории языка, компаративистики и контрастивистики. Имеющиеся в этой сфере работы, выполненные в жанре учебного пособия, страдают внутренней противоречивостью, что приводит к генетической разрозненности сопоставляемого языкового материала, случайным принципам отбора и квалификации сопоставляемых единиц.

структура экстраполирована в диахронию, установлены векторы семантических переходов и смещений эйдетического луча в ноэматическом оформлении значения исходных корневых вершин. Согласно заданным для словника параметрам:

1) исключены все виды заимствований, независимо от времени их усвоения, типа контакта и посредничества, в т.ч. факты славяно-германского лексического взаимодействия ранней поры, результатами которого является заимствование общеславянских или общегерманских новообразований с приметами исторической словообразовательной производности (например, рус. < тюрк. башмак, очаг, лошадь', англ. < старонорв. egg, husbund, steak или рус. плуг - англ. plough «плуг; пашня; пахать» < общегерм. *p/öjaz;);

2) отвергнуты слова с исторически связанными корнями, все случаи опрощения и переразложения (например, рус. наг /нагой - англ. naked «голый, обнаженный»; ср.: лиг. nüogas «голый», готск. nagats, снн. nahet, дат. naakt «голый» или англ. quern «ручная мельница», «молоть, дробить (вручную)» - рус. жернов (ср.: праслав. *гьгпоуь, лит. girna «жернов», латыш. dzTrnus «мельница», дсакс. quem, двн. quirn(a), дат. kweern «то же»);

3) определены принципы привлечения ономатопов, из которых допущены в списки были те, звукоизобразигельная природа которых оказалась утраченной, затемненной, стертой от современного восприятия носителя языка (например, рус. клей - англ. clay «глина»; рус. слизь - англ. slough < дангл. slöh, slö(g) «болото, трясина»; ср.: родственные англ. sleek «гладкий, лоснящийся; приглаживать, прилизывать», sleet «снег или град с дождем», slide «скольжение; каток, ледяная гора; скользить, катиться», sludge «слякоть, грязь, топь»; названные КС восходят к идее скользящего движения);

4) при формировании контрольных списков были учтены, перепроверены на предмет соответствия требованиям модели и переосмыслены истории КС русского и английского языков, этимологии которых признаются неясными, спорными либо не отмечаются в словарях, использовавшихся в качестве базовых в нашей процедуре (например, впервые обосновываются корреляции в парах рус. клок < праслав. *к1ъкь, вероятно, звукоподражательного происхождения из первоначального интенсива праслав. *kluk-ta-ti и англ. clot «кусок; ком, шишка; глыба; сгусток», clout «заплата, пластырь; клочок земли, обрывок, лоскут; чинить, латать» < общегерм. *klut- < и.-е. с вариантным расширением *Ш- / *kLi - «колотить, кромсать»; или: рус. мазь и англ. make сделать, производить; составлять; производство», mash «сусло, пойло из отрубей, пюре; превращать в пюре, разминать», maze перен. «путаница» < и.-е. *mag- «месить, мазать»);

5) привлекается коррелятивный материал со следами вариативной маркированности фонетического облика аилаута и ауслаута соотносимых КС (например, рус. мал - англ. small «маленький, небольшой, мелкий, незначительный»; рус. слаб- англ. slack «вялый, слабый»).

Построение сопоставительного словника КС, регламентируемого жесткой процедурой селекции корневых коррелятов, обеспечит, по нашему мнению, достоверность и объективность данных о смысловых особенностях древнейших пластов базисной лексики двух языков. Контрастивный анализ материалов

словника показывает, что исследуемая лексика распределяется по 12-ти лексико-эйдетическим рубрикам, отражающим образную природу корневой семантики, делающей инобытийно доступными в языке, вероятно, наиболее ранние показания о способах развертывания смысловой синергии:

• описательные элементы сущностей

• изображение частей лица и тела живого организма

• изображение животного мира

• изображение рельефа местности и поверхности, а также рельефных объектов по сущности конфигурации

• изображение растений и их частей

• изображение процессов

• изображение веществ

• изображение среды обитания и ее атрибутов

• изображение объектов по принципу целостности (внутреннего единства)

• цветовые изображения

• изображение человека и его родственных отношений

• изображение периодов времени.

Благодаря полученным с учетом входящих связей ядра и периферии семантическим соотношениям, передающим предпочтительные изобразительные фокусировки языков, реализуемые в лексико-эйдетических группах значениями КС, устанавливаются общие смысловые интервалы, а также сравнительные векторы язьжового понимания и ноэматической интерпретации отдельных черт единой смысловой картины какой-либо сущности.

Самую объемную из лексико-эйдетических групп составляют описательные элементы. Порядок следования рубрик определяется общим числом русских и английских КС, участвующих в коррелятивных парах и организующих ядро групп, т.е. таких КС, которые имеют пару в пределах номинации рубрики. В случае равной численности КС, реализуемых в ядре различных групп, предпочтение отдавалось той из них, которая имела более высокий показатель сумм входящих связей, превосходя другие разветвленностъю семантической сети периферии. Общее количество КС групп, задействованных в коррелятивных парах периферии, в данном случае не имело значения. Порядок смыслового описания связей периферии определялся, во-первых, общим числом русских и английских КС, устанавливающих каждую связь, во-вторых, классификационным порядком основных рубрик (порядковым номером рубрики). Последовательность описания коррелятивных пар задана русским алфавитом (ядерные КС), русским и английским алфавитами в зависимости от направлен™ семантического сдвига, установленного данной связью (КС периферии).

Итак, каждая лексико-эйдетическая группа представлена своим ядром (семантическая корреляция здесь осуществляется в рамках номинации смыслового интервала рубрики) и его периферией (сеть значений здесь устанавливается правилами семантических переходов между рубриками). Так,

например, группа «изображение объектов по принципу целостности (внутреннего единства)» представлена следующим ядром: Клок «обрывок, отдельный кусок чего-либо, небольшая, незначительная часть чего-либо; пучок, торчащая прядь (волос, шерсти, травы, и т.п.)» - clout «заплата; клочок земли; обрывок, лоскут». Лом «ломанные или годные только для переработки (чаще металлические) предметы» - lame «имеющий какие-либо дефекты, повреждения; хромой». Цел «неразрушенный, непорванный и т.п.; неповрежденный; сохранившийся» - whole «весь, целый; невредимый; сплошной», «целое, сумма чего-либо». На периферии слова этой группы соотносятся со словами, корневая семантика которых включает: во-первых, изображение рельефных объектов, образующихся в результате лишения первоначальной целостности какой-либо поверхности (клок - clot «кусок; ком; глыба; шишка; сгусток»; scale «шелуха; накипь» - щель «узкое продолговатое отверстие, скважина»); во-вторых, изображение процессов, имеющих отношение к тому, что названо мотивирующим корневым существительным, а именно процессов наделения кого-, чего-либо некоторыми признаками, свойственными тому, что названо корневым существительным (клок - to clout «чинить, латать»; лом - to lame «изувечить, сломать». Здесь эйдос как единая идея целостности, шггерпретируясь в языках ноэмами сохранения, наделения, переработки, повреждения, лишения и др., семематически активизирует языковые изображения степени сохранности первоначальных свойств целого или свойств, возникающих в результате распада целого, природы и среды протекания ноэматически названных процессов, материала их реализации, способов наделения, нанесения повреждений, следов дефектов и т.д.

Сведения о переходах в семантике корнеобразования не только ядра, но и особенно периферии группы содержат информацию предсказующего характера о тех смысловых сторонах эйдосов, которые синергийно участвовали в образовании значений КС, о потенциальных различиях в русском и английском языковом сознании, отраженных в языковом понимании сущностей и ноэматически интерпретирующих эйдос, а также типичных направлениях активности корневой семантики русского и английского языков, специфике ее образного представления. Модификационные ресурсы изобразительной силы базовых исконных КС в результате корректного сопоставления указывают на энергийные проявления эйдоса и способы его ноэматической трансляции, способствуя реконструкции древнейших корневых свидетельств языка и выяснению эйдетически обусловленных смысловых линий языковой диахронии.

Самый высокий показатель сумм входящих связей имеет группа КС, изображающих процессы. Коэффициент соотношения русской и английской частей словника равен 0,83, что объясняется более высокой долей английских КС-вариантов, участвующих в коррелятивных парах периферии. Ядерные части более уравновешенны (коэффициент 0,95). Абсолютное большинство КС концентрируется в ядре словника (74,2 % всей сопоставляемой лексики), характеризуемом превалирующей ролью существительного.

В результате применения специализированной процедуры контрастивного анализа получен ряд дополнительных сведений ó формировании древних

пластов корнеслова: германские заимствования в русском языке охватывают область сельскохозяйственной и военной номинации, тогда как славянские заимствования в английском восполняют картину образов животного мира; движение заимствований в германо-славянском направлении было более интенсивным, чем в славяно-германском; морфологический характер английской лексемы обусловил высокую степень диахронической защищенности ее ауслаута по сравнению с русским КС (особенно это касается русского глагола, морфемная структура которого характеризовалась значительной проницаемостью для элементов детерминантных инноваций). Однако фономорфологически и семантически КС сохраняет достаточно стабильную структуру на протяжении длительных эпох, выступая в современном языке прямым наследником наиболее древних языковых состояний.

Полученные в ходе исследования результаты подтверждают актуальность разрабатываемой темы. При этом существуют широкие возможности ее расширения в нескольких направлениях. Семантико-струкгурная модель КС позволяет изучать любые эйдетико-грамматические подмножества корневой лексики, выявлять как их внутренние характеристики, так и многообразные внешние связи. Селективная модель КС катализирует новые возможности контрастивного анализа, который может быть применен с целью сопоставления струкгурно-семантических звеньев базисной лексики родственных и отдаленно родственных языков. Не исчерпаны информативные и параметрические возможности лексикографического представления КС. Введение в обучающие программы текстов, тематических и лексико-эйдетических групп, включающих адаптированный КС-коррелятами словарь, а также заданий на подбор синонимов, на компонентный анализ «параллельных» слов позволит добиться эффективной интеллектуальной деятельности, высокой принципиальной сознательности субъектов учебного процесса, динамизировать их трансференцию положительным переносом языковых навыков.

В четвертой главе «Лингводидактическое моделирование художественного текста» анализируются история и актуальная проблематика базовых позиций лингвистики текста и лингвопоэтики на фоне существа смысловых подходов к языку словесного творчества, оцениваемых в свете лингвофилософских положений имяславской традиции, раскрываются соответствующие им категориальные особенности, демонстрируются принципиальные различия в этой сфере теоретического языкознания, обосновываются уровнево-параметрические условия лингводидактического моделирования художественного текста, задаваемые нравственно-философским пониманием литературного произведения и характером его этической фабулы, производится выявление и оценка лингводвдакгической нагрузки языковых единиц в формировании модели единого смыслового пространства повести И.С. Шмелева «Лето Господне».

Внешняя активность лингвистики в освоении текста, многообразие, плотность и даже многопрофильностъ исследований языковедов в этой отрасли оборачивается, как это ни парадоксально, либо полным забвением основообразующей, смысловой сферы литературного лингвосемиозиса, либо

отсутствием должного внимания к ней. Основу этого крена, как мы убедились, предопределяет та же исторически сложившаяся диспропорция номиналистических и реалистических традиций, что и в разработке других важнейших вопросов теоретического языкознания, например, проблем корня. Мера отношения к смысловому посланию, заложенному в тексте, являет собой и сам способ, и мировоззренческие принципы трансляции лингвистической текстологии. Драматургия лингвистики текста, основанная на конфликтах множества противоречивых позиций, оказывается «рыхлой» и не способной к ясному их решению. Солидарное мнение значительного числа исследователей (МЛ. Дымарский, А.Т. Кривоносое, H.A. Слюсарева, J. Petöfi и др.) сходится в признании негативной симптоматики, определяемой серьезными трудностями в выработке базовых текстовых категорий, начиная от описания свойств, функций и единиц текста и заканчивая квалификацией его онтологического статуса, выявлением границ и объема текста, типологии и возможных дефиниций. Многие языковеды (Я. Петефи, К. Бринкер, Э. Косериу, Т.М. Николаева, О.И. Москальская и др.) осознают ограниченность структурно ориентированных подходов и понимают, что назрела потребность обратиться к смысловой стороне текстов.

Довольно поверхностно и тенденциозно понимается коммуникативность, отчего совсем не случайно во многих работах распространение получило терминологическое сочетание «коммуникативная структура текста». Коммуникативная ценность отдельных текстовых конструктов, организация и порядок их следования как отражение вполне абстрактных текстовых стратегий вроде информирования, убеждения, развлечения, побуждения и т.п. являются точным или несколько модифицированным воспроизведением стандартных определений коммуникативного синтаксиса на текстовом материале, очень далеких от насущных вопросов взаимодействия автора и читателя и понимания тех реальных жизненных проблем, которые транслирует отправитель текста его получателю.

Не лучшим образом обстоит дело и с установлением функций текста. Прагматически понимаемая коммуникативная направленность, опирающаяся в попытках ее объяснения на иллокутивную силу отдельных предложений либо на воздействие затекстовых факторов, характеризующих внешние обстоятельства речевого акта, является той мерой, в соответствии с которой соотносится содержание текста с его функциями как целевыми установками. Назначение текстов описывается в терминах модифицированной логико-пропозициональной семантики речевых действий. Показательной является и постановка вопроса об онтологическом статусе текста. В этой связи, как правило, обсуждаются обстоятельства разграничения устной, письменной и внутренней речи, порождающие их когнитивные процессы, а также следствия этих процессов, проявляющиеся в формах текстовой организации. Наблюдается смещение решения данного вопроса в когнитивно-структурную плоскость, между тем по-настоящему фундаментальные позиции, прямо затрагивающие существо текста и его сущностные связи с бытием мира и человека, современная лингвистика предпочитает не обсуждать или не раскрывать. Но если приоткрыть и

артикулировать негласные основания такого консенсуса, то окажется, что соотношение текстов с действительностью понимается во всех версиях рассматриваемой традиции исключительно референциально, позитивистски и сводится к условным схемам чистой логики, управляющим в т.ч. и языком, а природа текстов в аспекте их порождения и восприятия объясняется действием психофизиологических механизмов; логическая структура предложения вновь объявляется центром процесса, обеспечивающего тексгообразование.

В постановке проблем, касающихся решения вопросов о статусе, функциях, типологии, свойствах и критериях текста, фактически игнорируются смысловые области изображаемого предмета и его понимания автором. Такие предметные центры ускользают и от синергетического, и от референциального, и от концептуального анализа, обходящихся без эйдетического уровня и эйдетической логики вычисления семантики текстовых единиц. Психическая и понятийная структуры ассоциаций, а не синергия языковой коммуникации являются в рамках концептуального направления основой смыслового варьирования слова в тексте и даже признаются базой самого человеческого общения. Чем более абстрактным и широким становится понятие, тем более оно отвлекается от конкретики живых проявлений и, следовательно, смысловых «частностей». Наоборот, понимание эйдетической «картины» в языке текста тем целостнее и объемнее, чем больше значимых конкретных смысловых качеств и, следовательно, смысловых черт сущности удается освоить. В случае удачной языковой комбинации как модели текстового представления изображаемого предмета возникает некий его вид, смысл которого приближается к пониманию какой-либо стороны сущности и реально, но не субстанциально указывает на нее. Не ставя под сомнение серьезные достижения и обоснованность референциально-концетпуальных версий лингвоанализа текста, констатируем, что в рамках присущих им процедур нивелируются уникальные текстовые смыслы, зависящие от единораздельной языковой модели, избранной для понимания предметного цетра, конкретных способов ее создания, неповторимых контекстных значений и динамичных смысловых обстоятельств их соединения, лежащих в ее синергийной основе и потому коммуникативно обусловленных особой позицией автора и его заданиями, композицией текста, маршрутами движения этической фабулы на отдельных смысловых участках текстового пространства. Для имяславской лингвофилософии принципиально, что языковые смыслы не могут возникать вне связи с доминирующим в сознании эйдетическим слоем, формирующим синергайную основу языка.

Единораздельное постижение текста как целого строится на основе реалистической, коммуникативно-личностной, синергетически сущностной аксиоматики и решается, в отличие от основных референциально-концехттуальных версий лингвопоэтики, в диапазоне исключительно смысловых подходов. Оно транслируется посредством лиигвофилософских категорий, позволяющих обнаруживать и раскрывать основные регулятивные принципы моделирования речевых произведений и принципиально противостоящих их десемантизации.

Категория предмета изображения в поэтическом языке ставится в зависимость не от эстетической ценности этого предмета, но только от способа его изображения, т.е. способов и форм его осмысления в языке, модуса его оформления и понимания. Этот модус выражается «формулой» поэтического языка. -Язык текста и предоставляет такие модели, которые содержательно обеспечивают понимание тех или иных качеств предметного центра речи и их закрепление. Обустраивая текст, слова как смысловые точки литературной конструкции и центры свернутой эйдетической информации координируются друг с другом, разворачивая в художественной речи энергетически доступные им стороны самих сущностей через предметы изображения в авторское их понимание и сообщение. Так складывается единство языковой конструкции, особой, свойственной данному тексту языковой «формулы» представления и раскрытия существа предмета, осмысливаемого художественно. Смыслы бытия голосом языка свидетельствуют о себе, воплощаясь в человеческие смыслы тексга.Основой «семантического континуума», обеспечивающего собой в тексте «необходимую для лингвиста фиксацию бесконечного текучего и взаимопроницающего семантического разнообразия слов» [Лосев 2004, 269], становится сама непрерывно смысловая природа языка, в котором любое явление получает неизолированную интерпретацию. На этой основе формулируется имяславская «аксиома» текста, согласно которой противоположности языка и речи объединяются только в реальном тексте, устном или письменном, совмещающим сущность произносимого с его конкретным произношением, сущность явления и явление сущности.

В качестве противовеса альтернативным направлениям исследований в имяславской лингвофилософии выступает особо понимаемая категория коммуникативности. Ее осмысление в имяславской традиции восходит еще к протолингвистическим истокам восточно-христианской патристики и связано с признанием синергийности богочеловеческой природы языка, самого существа языкового способа понимания и попыток постижения бытия в богообщении. Отличие ее также в том, что она является и онтологической! и научно-аналитической основой смысловой непрерывности языка, а также текста как смыслового единства, как сообщения и поступка, как сознательного и целенаправленного действия по мыслительной переработке бьггия. Имяславское понимание коммуникативности снимает ряд известных противоречий в запуташгой текстологической проблеме о единстве и различии автора и его языка, признавая синергийное, но не субстанциальное присутствие автора за каждым словом и языковыми моделями художественного произведения.

Категории синергии и коммуникативности касаются формирования всех смысловых пластов в тексте: языковых моделей предмета речи, внутренних синергетических процессов словесных аранжировок в тексте, семантических оценок нравственной сферы речи. Потому и не погашается «степень духовной актуальности», свободы или индивидуальности слова, напротив, творческим вдохновением достигается «наибольшее ее напряжение» и нравственная органика языкового воплощения текста.

Ключевые категории лингвофилософской оценки текста в имяславской традиции можно схематически представить следующим образом. Мир внелинейных и вневременных идей язык транспонирует, коммуникативно модифицирует в смысловой континуум текста, приобретающий пространственно-временные формы словесного изображения. Смысл текста сущностно связан с предметом изображения. Понимание предмета в тексте осуществляется синергийно в Богочеловеческом взаимодействии посредством языка и взаимодействии автора с получателем посредством речевого произведения. Язык текста как послания и поступка сущностно интерпретирует нравственную философию автора, которая находит сущностное подтверждение в речевом пространстве произведения, в т.ч. и в способах синергетического взаимодействия его языковых единиц. Основа синергийно-реалистической, коммуникативной природы текста - сам язык в его преобразовательной силе. Основа художественного смысла текста - образная природа языка В тексте посредством языка осмысливается сама реальность, идеи которой находятся во внетекстовом бытии, в мире нетварных сущностей. Но их черты отражаются, проступают в тексте и оказываются ему отчасти доступными, благодаря его словесному устройству.

Имяславская программа лингвофилософского понимания речевых произведений не была детализована инструментально, транспонирована в комплексное описание художественного текста на основе специального лингвистического анализа его смыслового пространства.

Возвращение к смысловому курсу в понимании языка словесного искусства, развитие имяславской лингвофилософии по линии обсуждаемой проблематики отражается в современной, реалистически ориентированной теории риторики в России. Идейно-теоретическая близость задается рядом общих подходов к религиозно-философскому пониманию онтологического статуса языка, демонстрирующих единство с имяславскими его оценками, и признанием нравственно-философских оснований речемыслительной деятельности в ранге ключевых факторов порождения текста, искусства и законов выстраивания речи, в сфере взаимодействия автора и получателя словесного сообщения.

отправной методологической посылкой лингвистической дидактики художественного текста становится подлинный и при том абсолютно жизненный реализм, признающий первичность самой действительности по отношению к последующим литературно-языковым ее переработкам и моделям, в которых языковая личность (творец художественного слова, располагающий возможностями инсценировки и переключения точек говорения от себя к повествователю и героям) получает возможность самоосуществления в конструировании и истолковании мира и его смыслов. Актуальным и первостепенным запросом лингводццакгической реконструкции необходимо признать построите модели, удовлетворяющей условию содержательной оценки языка данного текста как этического поступка автора, и, следовательно, основным ресурсом искомой технологии будет анализ единораздельной разметки словесных структур, мотивированных этической фабулой, этическими связями текста. Особое внимание уделяется определению роли и квалификации статуса языковых единиц в семантическом пространстве текста в качестве значимых креатур мировоззренческих, нравственных установок автора. В предлагаемой модели четко дифференцируются четыре уровня, связанных с технологиями трансляции, передачи и осуществления языковыми единицами их дидактической нагрузки.

На первом уровне, наиболее глубоком по степени проникновения «эйдетического луча» в существо нравственных фокусировок авторского сознания и «сгущенности» их выражения в словесной ткани, заявляет о себе задача экстериоризации ключевых слов художественного текста. Распознавание ключевых словесных позиций как носителей лингводидакгаческих сведений осуществляется при надлежащей опоре на этическую версию произведения и в гармонии с нравственно-философским пониманием текста. В лингводидакгаческих целях квалификация языковых единиц данного уровня оснащается обоснованием факта их этической значимости по отношению к целостному идейному пространству текста. На первый алан также выдвигается вопрос о мотивированности состава, внутреннем устройстве и связях смысловых опор текста. Кроме того, выявляется семантическая динамика речевой акгуализациии стандартных языковых (словарных) значений ключевых слов, исследуется, как потенциально насыщенная, концентрированная семантика опорного слова избирательно реализуется в представляющем его текстовом значении, а также устанавливаются мотивы и индекс их повторяемости в тексте. Производится атрибуция параметров варьирования семемы в зависимости от соответствия смысловым условиям текста. Имея в виду стержневой, кумулятивный характер ключевых слов, максимальную степень их семантической заряженности и мощный потенциал развертывания вокруг них показательных для реализации авторского замысла текстовых смыслов, эту область лингводидакшческого измерения языка можно определить как аксонометрическую (от греч. axon - ось).

Второй уровень анализа предлагаем считать эпитаксическим (от греч. epi -на, при, возле и taxis ~ расположение, устройство), подразумевая, что векторы языкового осуществления, развертывания и роста заложенных в нравственном

послании азтора мотивов формируются на прилегающих участках вокруг ключевых знаков как устойчивых смысловых опор и своего рода семантической «подложки» текста. Можно сказать, что в лингводидактическом отношении прежде всего в орбите указанной оси и при ее предсказующем силовом воздействии разворачивается языковая конфигурация этически значимых участков текста. Таким образом, за счет непосредственной синерптной увязки со знаками сильных смысловых позиций текста появляются новые семантические приращения. Особенности реальной речевой жизни на значимых в этическом отношении участках текста обеспечены продуцированием семантической энергии ключевых элементов через релевантные дидактическому смыслу дистрибуции и деривации.

Для третьего уровня лингводидактического моделирования существенными должны быть признаны наблюдения, раскрывающие содержание выбора непрямых, вспомогательных словесных средств, достраивающих текст по линиям его нравственно-философских ориентиров и способствующих более полному достижению этического эффекта. Скачки и реминисценции, переключения фокусов внимания и смещение инстанций говорения - вот далеко не полный набор «неровных» маршрутов и «обходных» маневров в языке художественной литературы. На пересеченном пути, который прокладывает себе этическая фабула, далеко не прямыми способами могут окрашиваться морально-аксиологической значимостью языковые единицы текста. Дрейфуя в поле бесконечных языковых возможностей, автор делает выбор в пользу вполне определенных форматов (конструктов и конструкций), встраивая их в словесную ткань. Некоторые из них, без сомнения, обусловлены и этической рефлексией. Обозначим смысловую роль таких средств как камплетопетарную (от лат. completes - полный и petere - устремляться) нагрузку. Комплетопетарными стоит назвать отношения семантического взаимодополнения до целого и встраивания единиц в текстовое пространство по принципу функционально-семантической однородности решаемой на отдельных отрезках текста смысловой задачи. В этой связи показательно ведут себя в тексте отдельные лексико-эйдетические группы, фразеологические пласты, типы синтаксических конструкций, стилистические маркеры. Не менее значимы принципы текстовой локализации этически окрашенной и субстандарной (внелигературной) лексики, авторские предпочтения тех или иных тропов, стилистических фигур, способов морфологической связности, техник встраивания элементов ингертекстуальносга, устройства тема-рематических цепочек, употреблений модально-логических скреп.

сомнения, наиболее непривычный и трудный для лингвиста. Вообще публицистичность не может быть определяющей чертой лингвоанализа, однако общественно значимые оценки в суждениях лингвиста о литературе необходимы. На эвентуальном уровне языковед имеет право и, вероятно, обязан внятно артикулировать соображения об осмысленных им сторонах предполагаемого нравственного эффекта и читательских ожиданий, связанных с лингводидактической реализацией этического посыла текста. И эту дидактическую возможность лингвист не имеет права упустить.

В податливом, но в то же время жестко структурированном словесном полотне повести И.С. Шмелева «Лето Господне» нравственное коммуникативное послание выткано по единому замыслу, ключевую роль в языковом воплощении которого играет явление геортонимии. Языковое пространство повести выстроено так, что мир открывается Ване как церковный календарь, в котором естественный ритм православного уклада семьи отлажен в согласии с христианской логикой движения годового цикла. Праздник (с таинством его имени и смысла) для Вани есть неоспоримый, но и непостижимый факт присутствия в мире Божьего Промысла, волею которого этот мир будет существовать из года в год, из века в век, до конца исторического времени. Геортоним как имя праздника - это ключевая позиция, вокруг которой складываются этически значимые участки произведения.

Удельный вес геортонимов в повести, разумеется, не определяется статистическими критериями, хотя и весьма отчетливо обнаруживает тенденцию к росту на указанных участках текста пропорционально следующим количественным (фоновым) факторам:

• индексам употреблений высокочастотных геортонимов, выполняющих приоритетные дидактические задачи (например, Рождество Христово -индекс 67, Пасха - 64, Троица - 34, День Ангела - 35 и примыкающие к нему Егорьев день, Николин день, Михайлов день, Ильин день, Духов день с общим индексом 23 и т.д). На участках текста, сосредоточенных вокруг таких геортонимов, автор показывает наиболее важные жизненные и этические открытия ребенка и устойчивые мотивы поведения взрослых героев. Так, в ответственный период православного календаря - Великий Пост с обрядовыми днями: Страстной неделей, Чистым понедельником, Великой субботой, Святым Воскресением (общий индекс - 38),- на смену унынию и скуке к Ване приходит понимание радости и укрепления сил любви к Боту и человеку. Как знаменование ощущения перемен в жизни воспринимается Масленица, упомянутая в повести 28 раз.

• учету типологически значимых валентностей, то есть частотности и семантике релевантных сочетаемостей геортонимов.

Проводится комплексный смысловой анализ, раскрывающий характер обнаруженных дистрибуций, способы аранжировки геортонимов с другими лексика-эйдетическими подмножествами, участвующими в организации этически окрашенного пространства повести, раскрываются показательные смысловые приращения, возникающие в результате синергии таких

показательных взаимодействий, и кравственно-философская природа данных связей.

Таю, глаголы, оказывающиеся в гертонимическом пространстве, распределяются по лексико-эйдетическим группам, смысловые комментарии к которым помещаются в порядке сокращения внутренней численности глагольного подмножества, а также в соответствии с нисходящей шкалой типичности и частотности выявленных валентностей с геортонимами. К примеру, на первом месте стоят бытийные предикаты: эссивы и эвенгивы задают базовый характер геортонимов как представителей «предметного центра» повести, помещают их в самую основу событийного развертывания текста {будет на Троицу, бывает после Спаса Преображения, Рождество будет не в Рождество; случилось в самую Радуницу, выдалась на день Ангела и т.д.)- В сочетании с бьпийно-темпоральньми (фазисными) глаголами, в т.ч. инакгивными и базовыми ингрессивами (начинается Духов день, наступила «Донская»), инхоативами (захватила Пасха, сделаем к Пасхе) и предикатами биологического бытия (жизни и смерти - поживу еще хоть до Петровок, преставилась на Пасху) геортонимы приобретают в тексте значение универсальных, всеобщих вех и осей, на которые «нанизываются» существование и заботы православного человека, вокруг которых развертывается весь его жизненный цикл. Почти не уступают этой труппе глаголов по интенсивности и разнообразию семантики предикаты движения, реализующие в сочетании с геортонимами авторский образ динамично-активного мира, деятельно вовлекающего в свое поступательное развитие человека со всеми его попечениями: подходит Крестопоклонная, будто вернулась Пасха, гуляет Верба, поспеть к Никелину дню. Особенно велика также активность глаголов со значением пешего перемещения, связанных с совершением религиозных обрядов верующими: ходят на Пасху, несут на Троицу и т.д. Весьма представительна дистрибуция геортонимов повести с квалификативами, которые характеризуют праздники по свету: ...светится Рождество Христово, запаху: пахнут Святки, показывают свойства и качества людей по владеющим ими чувствами: заливает радостью Пасха и чувственными восприятиями: слышится Пасха, по их отношению к обязанностям: стараются для Рождества. Благодаря предикатам свойств проявляется способность удивительно объемного, чувственно-физического и реально-жизненного восприятия праздника. Значительное число квалификативов прямо соотносится с христианским символом Света и, вероятно, с идеей о синергии Бога и человека, мистически уплотняемой в праздничные дни. Предикаты речи, взаимодействующие с геортонимами, не только обозначают акты именования (зовется Радуница), но главным образом сопровождают этически окрашенные размышлениями о празднике сообщения: рассказывал на Страстной, сказала в Филипповки, обещания: побожился на Вербе, просьбы: упросила не откладывать за Святки, призывы: зовут на масленице. Чаще всего семантика говорения здесь связана с религиозно значимым речевым поведением: славил на Рождестве Христа, вытвердить молитву Покрову. Ментальные и модальные предикаты, интенсивно взаимодействуя с геортонимами, вводят дидактически значимый мотив

нравственных раздумий, мечтаний (думает на Страстной, мечтаешь: Святки), а также ситуаций выбора форм желаний и долженствований, морально сопряженных с атмосферой и смыслом праздника (хотят говеть на Страстной, пришлось отложить за Святки). Особое место в этой глагольной группе принадлежит предикациям памяти как основе духовного единства и преемственности нации: не забудь позвать в Благовещение, напоминают Пасху, помни Крестопоклонную и т.д. Наиболее частотны среди релятивов, сопровождающих геортонимы, предикаты контакта (встретятся со Спасам) и посессивы (принимал Троицу), создающие отношения непосредственного вовлечения в этическую ситуацию праздника и естественного приятия его духовной суш. Примыкающие к ним предикаты эмоционального отношения (эмотивы любви) объясняют основное моральное условие предпочтения названных выше глаголов отношения в повествовании: любил Троицын день, любуюсь Масленицей. Подобным образом проводится квалификация и других синергетических связей в смысловом пространстве повести.

Характер и смысл употребления геортонимов, их связность являются отражением идейно-художественного и идейно-эстетического определения фабулы текста. Духовное становление Вани у Шмелева происходит не просто на фоне или в контексте, но именно изнутри стюергетического развития и преображения личности в движениях переживаемых детской душой праздничных новозаветных смыслов. Это понимание и повествовательно-языковое выстраивание Шмелевым воспитательной линии текста хорошо укладывается в принципы христианской антропологии, в представления Православной Церкви о типах энергийного образа человека. Сам мир человеческого бьггия предстает миром соприсутствия в творении Божьего Промысла. Геортонимы становятся в тексте опорой языковой модели квалиметрического измерения тварного бьггия человека, мерой его сопричастности Православию. Очевидно, что одна из задач Шмелева в «Лете Господнем» - показать посредством языковых средств (в данном случае -геортонимов), как нравственное содержание праздников находит свое отражение в сознании и душе православного человека, следующего церковной традиции. Функциональное использование автором геортонимов имеет в повести глубоко мотивированный характер; оно прямо подчиняется этической фабуле текста, дидактической мысли автора об основах и цикличности жизненного пути человека, формируемых вокруг стержневых христианских ценностей.

Задача И.С. Шмелева в структурировании геортонимического пространства не только художественная, но и нравственно-философская. Она определяется дидактической мыслью и творческим актом, которые им владеют. В результате взаимодействия ключевых слов-геортонимов, представляющих «предметный центр» данного текста, с другими художественными элементами текстового пространства, возникает представление об органически цельной жизни, в которой содержание поступков, разговоров о духовных смыслах жизни, восприятие радостей и скорбей, собственных грехов, переживания растущей детской души наполняются этическими мотивами, обнаруживающими в себе ясный след апофатического, естественного познания Бога.

Лингвистика в равной мере с литературоведением ответственна за качественный анализ словесного творчества, может и должна говорить о большем, явственно высказываться яри помощи имеющегося у нее исследовательского арсенала по существу идейно-нравственных опор текста, а это предполагает в свою очередь внятный и живой комментарий, проникающий до уровня энтелехической глубины текста, интерпретирующий единицы словесного эпителия с учетом его косгно-мышечной ткани. Переключите лингвистической матрицы - задача невероятно трудоемкая, масштабная, но современное языкознание, располагающее огромным багажом таксономических технологий, сможет выйти на такие измерения семантики и структуры текстов, которые приблизят его к пониманию и толкованию литературного этоса как органической и устойчивой сферы лингвопоэтики, как ее характерологической и типологической черты. Очевидно, что, благодаря возвращению к имяславской онтологии языка, к объяснительному потенциалу жизненно-реалистической интерпретации языковых явлений, возможности лингвистического интерфейса способны расшириться. Тогда лингвистическая' реконструкция повествовательного мира неизбежно столкнется с вопросами дидактической нагрузки языка, с поисками авторских стратегий языковой реализации мировоззренческого сообщения читателю.

В Заключении подводятся итоги исследования, сжато формулируются основные выводы диссертации, намечается четыре группы перспективных проблем в области изучения имяславской лингвофилософской макромодели. Первая проблема связана с дальнейшим исследованием имяславской традиции в контексте историологии отечественного языкознания и сбалансированного моделирования ее теоретико-методологических основ. Вторая группа проблем формируется вокруг необходимости теоретических изысканий и создания адекватных моделей семантического варьирования корневого значения на широком фактическом материале корневой лексики. Третья относится к сфере сопоставительного освоения механизмов синергии корнеобразования в индоевропейском синхронном и диахроническом моделировании. Четвертая группа проблем связана с имяславскими ориентирами смысловой интерпретации языкового пространства художественного текста.

Основные положения диссертации отражены в следующих работах: I. Монографии и учебные пособия

1. Тимирханов, В .Р. Имяславие и лингвистика корня: Монография / В.Р. Тимирханов. - М.: МАКС Пресс, 2007. - 248 с. 15,5пл.

2. Иванова, Г.Ф., Тимирханов, В.Р. Русский язык с основами языкознания: Учебно-методический комплекс / Г.Ф. Иванова, В.Р. Тимирханов. - Уфа: Изд-во БГПУ, 2004. - 88с. 2,75пл.

3. Самохина Л.А., Тимирханов, В.Р. Основы лингвославистики / Л.А. Самохина, В.Р. Тимирханов. - Уфа: Башкирский гос. пед. ун-т. - Уфа: Ваганг, 2006.-152 с. 4,75п.л.

П.Статьи в рецензируемых научных изданиях, рекомендованных ВАК Министерства образования и науки РФ

4. Тимирханов, В.Р. Имяславие: языковая семантика и проблема корня [Текст] /ВР.Тимирханов/Вопросыфилологаи. -М,2006.--Ks5.-C.219 - 224.

5. Тимирханов, В.Р. Становление принципов и позиционирование лингвофилософии имяславия в историографическом освещении [Текст] / В .Р. Тимирханов / Вопросы филологии. - М, 2006. - № 6. - С. 295 - 301.

6. Тимирханов, В.Р. Протолингвистический характер восточно-христианского учения о слове [Текст] / В.Р. Тимирханов / Вестник Оренбургского государственного университета. - Оренбург, 2007. - № 11. - С. 109 -116.

7. Тимирханов, В Р. Имяславская традиция философии языка и отечественное языкознание [Текст] / В.Р. Тимирханов / Искусство и образование. - М., 2008. -№7.-С. 13-21.

8. Тимирханов, В.Р. Имяславская этимология и радиксология [Текст] / В.Р. Тимирханов / Вестник Адыгейского государственного университета. - Майкоп, 2008.-Вып. 10.-С. 83-89.

9. Тимирханов, В.Р. Имяславские аспекты корневой проблематики в языке [Текст] / ВР. Тимирханов / Известия Российского государственного педагогического университета имени А.И. Герцена. - СПб., 2008. - № 11(75). -С. 38-50.

10. Тимирханов, В.Р. В преддверии имяславской лингвистики: самобытный голос языка [Текст] / ВР. Тимирханов / Искусство и образование. - М., 2008. -№8.-С. 13-20.

11. Тимирханов, ВР. Современный методологический ресурс лингвофююсофских категорий русского имяславия [Текст] / В.Р. Тимирханов / Известия Волгоградского государственного педагогического университета. -Волгоград, 2008. - № 10 (34). - С. 117 -121.

Ш. Научные статьи и материалы научных и научно-методических конференций

12. Тимирханов, В.Р. Динамика трансференции и ее типы [Текст] / В.Р. Тимирханов / Функциональная семантика слова. - Екатеринбург, 1994. - С. 100 -106.

13. Тимирханов, В.Р. Об использовании данных сопоставительной лингвистки в методике преподавания неродного языка [Текст] / ВР. Тимирханов, Т.М. Гарипов / Проблемы обучения и воспитания молодежи. Выл. 5,-Уфа, 1994.-С. 29-31.

14. Тимирханов, ВР. О лексико-грамматической корреляции корневых существительных мужского и женского рода [Текст] / В.Р. Тимирханов / Материалы международной научной конференции. Принципы функционального описания языка». Часть II. -Екатеринбург, 1994. - С. 180 -181.

15 Тимирханов, В.Р. О некоторых соответствиях русских и английских корневых слов [Текст] / В.Р. Тимирханов / Тезисы научно-исследовательских докладов студентов и аспирантов. - Уфа, 1994. - С. 59 - 60.

17. Тимирханов, ВР. Опыт исследования корневых прилагательных цветообозначения [Текст] / В.Р. Тимирханов / Межвузовский сборник научных трудов «Структура м семантика языковых единиц в речи». - Уфа, 1994. - С. 94103.

18. Тимирханов, В.Р. Опыт посфоения русско-английского сопоставительного словника корневых лексем [Текст] / В .Р. Тимирханов / Межвузовский сборник на-учных трудов «Словообразование и лексические системы в разных языках». - Вып.1. - Уфа, 1994. - С. 118 -132.

19. Тимирханов, В.Р. Лингводидактические проблемы преподавания риторики и культуры речи в национальной аудитории [Текст] / В.Р. Тимирханов, Л.А. Самохина / Система непрерывного образования: педучилище - педвуз: Материалы межвузовской научно-практической конференции. - Уфа, 1997.-С. 34-38.

20. Тимирханов, В.Р. Задачи преподавания риторики в национальной аудитории в свете гуманизации и гуманитаризации высшей школы [Текст] / В.Р. Тимирханов, ЛА Самохина / Фундаментализация образования в современном обществе: Материалы российской научно-практической конференции (19-30 мая 1997г.) Часть I. - Уфа, 1998. - С. 92 - 94.

21. Тимирханов, В.Р. Приоритет языкового знания в формировании семантики корневой морфемы [Текст] / В.Р. Тимирханов / Актуальные проблемы современного языкознания: Материалы научно-практической конференции, посвященной 25-летию кафедры общего и сравнително-исторического языкознания БГУ. - Уфа, 1998. - С. 40 - 43.

22. Тимирханов, В.Р. Диагностика речевых умений и навыков в свете непрерывного образования [Текст] / В.Р. Тимирханов / Система непрерывного образования: школа - педучилище - педвуз: Материалы межвузовской научно-практической конференции. - Уфа, 1998. - С.79 - 82.

23. Тимирханов, В.Р. Культура речи как компонент профессиональной деятельности учителя [Текст] / В Р. Тимирханов, Е.А. Яковлева / Культура и образование: Сборник статей. Вып.1. -Уфа, 1999. - С. 84 - 90.

24. Тимирханов, В.Р. Некоторые особенности «вспомогательного» русского языка в Башкирии [Текст] 1 В.Р. Тимирханов / Проблемы изучения и преподавания филологических наук: Сборник материалов Всероссийской научно-практической конференции (11-13 мая 1999г.) Часть П. - Стерлигамак: СГПИ, 1999. - С. 221 - 223.

25. Тимирханов, В.Р. Научная оценка учебной литературы по развивающему обучению русскому языку в школе [Текст] / В.Р. Тимирханов / Система непрерывного образования: школа - педучилище - педвуз - ИПК: Материалы межвузовской научно-практической конференции (25 апреля 1999г.) - Уфа, БГПУ, 2000. - С. 85 - 88.

26. Тимирханов, В.Р. Мировоззренческие «ключи» к отечественной семантической теории [Текст] / В .Р. Тимирханов / Исследования по семантике: Межвузовский научный сборник в честь доктора филологических наук профессора Л.М. Васильева. Вып. 21. - Уфа: Изд-во Башкирск. ун-та, 2001. - С. 49-62.

27. Тимирханов, ВР. Семантическая инвариантность слов с корневой вершиной ^заднеязычный + плавный + р (Ь) в русском и других славянских языках [Текст] / В.Р. Тимирханов, С.В. Белая / Вестник Башкирского

государственного педагогического университета. - Уфа: Изд-во БГПУ, 2001. - № 1-2. - С. 29 - 38. (В соавторстве с С.В. Белой).

28. Тимирханов, В.Р. Филологический потенциал «Русского словаря языкового расширения» А.И. Солженицына [Текст] / В.Р. Тимирханов / Словарь в системе филологического образования. - Уфа: Башкирский инстшут развития образования.- Уфа,2001 .-С. 113-116.

29. Тимирханов, В.Р. Имяславская философия языка: религиозное как основа методологического [Текст] / В.Р. Тимирханов / Язык и межкультурные коммуникации: Материалы международной конференции. - Уфа: Издательство БГПУ, 2002.-С. 153-155.

30. Тимирханов, В .Р. Лингвистика в зеркале православного знания [Текст] / В.Р. Тимирханов / Духовные традиции славянской письменности и культуры в Сибири: Сборник статей: В 2 ч. Ч. 1. - Тюмень: Издательство ТГУ, 2002. - С. 4856.

31. Тимирханов, В.Р. Место «риторики речевых жанров» в системе профессиональной подготовки педагога [Текст] / В.Р. Тимирханов / Риторические дисциплины в новых государственных образовательных стандартах. - М.: МПГУ, 2002. - С. 105-106.

32. Тимирханов, В.Р. Российская лингвистика в зеркале православного знания [Текст] / В.Р. Тимирханов / Вестник Башкирского университета. - Уфа: Изд-во БГУ, 2002.-№2.-С. 58-61.

33. Тимирханов, В.Р. Восточно-христианская протофилософия языка как объект лингвистической науки [Текст] / В.Р. Тимирханов / Исследования по семантике: Межвузовский научный сборник. Вып. 22 Взгляд ученых Башкортостана разных поколений. - Уфа: РИО БашГУ, 2004. - С. 53-66.

34. Тимирханов, В.Р. Имяславский принцип активной семантики и понимание природы этимологических процессов [Текст] / В.Р. Тимирханов / Этимологика: Сборник научных статей. - Уфа: Восточный университет, 2006. - С. 44 - 52.

35. Тимирханов, В.Р. К.С. Аксаков как предтеча лингвофилософии имяславия [Текст] / В.Р. Тимирханов / Исследования по семантике. Межвузовский научный сборник. Вып. 23. - Уфа: РИЦ БашГУ, 2007. - С. 207 - 217.

36. Тимирханов, В Р. Лингвофилософия имяславия о суш этимологических процессов [Текст] / В.Р. Тимирханов / Церковнославянский язык в системе современного религиозного образования: материалы XV Международных Рождественских образовательных чтений. 31 января -1 февраля 2007 года, Москва. - М.: «Кругь», 2008. - С. 236 - 247.

37. Тимирханов, В.Р. Синергетические котуры лингвистики и поворот к имяславской методологии [Текст] / В.Р. Тимирханов / Исследования по семантике. Межвузовский научный сборник. Вып. 24. - Уфа: РИЦ БашГУ, 2008. -С. 84-100.

38. Тимирханов, В.Р. X Межпународная конференция «Ономастика Поволжья» [Текст] / В Л1. Тимирханов, ЕА Яковлева / Вопросы языкознания. -М., 2008. - № 1. - С.151 -153. (В соавторстве с Е.А. Яковлевой).

39. Тимирханов, В.Р. Актуальные основания лингвофилософской парадигмы имяславия [Текст] / В.Р. Тимирханов / Актуальные проблемы общего и

регионального языкознания: материалы Всероссийской научной конференции с международным участием 28 октября 2008 г., П. - Уфа: Издательство БГПУ, 2008.-С.245 - 251.

40. Тимирханов, В.Р. Лингвофилософское наследие К.С. Аксакова: самобытный голос языка [Текст] / В.Р. Тимирханов / Аксаковский сборник. Вып. V. - Уфа: Издательство «Башкортостан», 2008. - С. 99 -107.

41. Тимирханов, В Р. О возможностях лингводидакгической реконструкции художественного текста (на примере геортонимического пространства «Лета Господня» И.С. Шмелева) [Текст] / ВР. Тимирханов / Дидактика художественного текста: Сборник статей / Под ред. AB. Татаринова. -Краснодар: Кубанский государственный университет, 2009. - С. 98 -117.

42. Тимирханов, В.Р. Методологический ресурс имяславской лингвофилософии в решении актуальных проблем славянской и индоевропейской радиксологии [Текст] / ВР. Тимирханов / Международная (российско-болгарская) Интернет-конференция «Славянская филология: инновации и традиции». - Ставрополь: Ставропольский государственный университет, 2009 [Электронный ресурс]. URL: http://conf.stavsu.ru/confasp?ReportId=803 (дата обращения: 23.06.2009).

Лиц. на издат. деят. Б848421 от 03.11.2000 г. Подписано в печать 29.06.2009. Формат 60X84/16. Компьютерный набор. Гарнитура Times New Roman. Отпечатано на ризографе. Усл. печ. л. - 2,7. Уч.-изд. л. - 2,5. Тираж 100 экз. Заказ № 155.

ИПК БГПУ 450000, г.Уфа, ул. Октябрьской революции, За

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора филологических наук Тимирханов, Валентин Рахимович

ВВЕДЕНИЕ

ГЛАВА I

ИМЯСЛАВИЕ КАК ОДНА ИЗ ТРАДИЦИЙ

ОТЕЧЕСТВЕННОГО ЯЗЫКОЗНАНИЯ

1. Имяславское учение о языке как макромодель исследования и основание лингвофилософского моделирования

2. Отечественная лингвистика в зеркале православного знания

3. Предпосылки лингвофилософии имяславия. Восточно-христианская протофилософия языка

4. Моделирование принципов и позиционирование лингвофилософии имяславия в историографическом освещении

5. Образ языка в лингвофилософских категориях имяславия

ГЛАВА II

СЕМАНТИКО-СТРУКТУРНАЯ МОДЕЛЬ КОРНЕВОГО СЛОВА

1. Корневое слово в лингвистике: история и актуальная проблематика

1.1. Проблемы корневого слова в отечественном языкознании

1.2. Корневое слово в лингвистической теории и лексикографии за рубежом

1.3. Изучение корневого слова и контрастивный анализ

2. Имяславская оценка корневой проблематики в языке

3. Лингвофилософия имяславия о сути этимологических процессов, компаративистики и контрастивных исследований

4. Принципы параметрического моделирования корневого слова

4.1. Методика морфологического исследования корневых слов

4.2. Семантика строевого материала корневого слова

4.3. Семантика корня в корневом слове

4.4. Системное значение «нулевого» форманта в корневом слове

ГЛАВА III

ФОРМИРОВАНИЕ И РЕАЛИЗАЦИЯ СЕЛЕКТИВНЫХ

МОДЕЛЕЙ КОРНЕВОГО СЛОВА

1. Языковая модель корневых прилагательных ( цветообозначения

2. Моделирование лексико-грамматической корреляции корневых существительных мужского и женского рода

3. Лексикографическое моделирование русско-английских языковых эквивалентов

4. Формирование базы данных словника, принципы внутреннего устройства, параметрия

5. Лексико-эйдетическая интерпретация коррелятивного материала словника

5.1. Описательные элементы

5.2. Изображение частей лица и тела живого организма

5.3. Изображение животного мира

5.4. Изображение рельефа местности и поверхностей, а также рельефных объектов по сходству конфигурации

5.5. Изображение растений и их частей

5.6. Изображение процессов

5.7. Изображение веществ

5.8. Изображение среды обитания и ее атрибутов

5.9. Изображение объектов по признаку целостности (внутреннего единства)

5.10. Цветовые изображения

5.11. Изображение человека и его родственных отношений

5.12. Изображение периодов времени

6. Статистическая интерпретация сопоставительных данных словника

ГЛАВА IV

ЛИНГВОДИДАКТИЧЕСКОЕ МОДЕЛИРОВАНИЕ

ХУДОЖЕСТВЕННОГО ТЕКСТА

1. Лингвопоэтика текста: история и актуальная проблематика

2. Проблемы интерпретации текста с позиций имяславской лингвофилософии

3. Базовые принципы лингводидактического моделирования художественного текста: задачи и уровни

4. Опыт построения лингводидактической модели художественного текста (на примере повести И.О. Шмелева l «Лето Господне»)

Введение диссертации2009 год, автореферат по филологии, Тимирханов, Валентин Рахимович

Две тысячи лет православный Восток таинственно носит в себе святыню религии Слова»,- написал уже сто лет назад выдающийся русский философ [Эрн, 1991, с. 73], указав на словоучение как основу неистончаемой связи с нашим бытием, ясно осознавая глубокий и неизбывный словоцентризм отечественной мысли, его органическую укорененность в самих началах национального духа. Научная мысль и по сию пору сохраняет живую связь с этой неточной и неиссякаемой «купелью», словоучение продолжает оставаться для многих ее представителей своего рода энергетическим «нервом». Действительно, решению научных, в т.ч. лингвистических задач разного масштаба, любой значимости всегда предшествует методологическая интенция. Четкая мировоззренческая направленность воли исследователя, особенно сегодня, в эпоху кризиса секулярной философии, отмежевания от марксизма, наступления постмодернизма и философского «распутья», одна только способствует преодолению многочисленных лженаучных «ловушек», расставленных на пути познания. Столкнувшись с разрешением сложнейших проблем о природе корневой семантики и текстовых смыслов, нам удалось обрести должную уверенность, устойчивое научное и духовное основание поиска в лингвофилософской традиции имяславия.

Потенцированное и активизированное афонскими спорами начала XX века, имяславие впитало в себя средневековые идеи православного энергетизма св. Афанасия Великого, Григория Синаита и Григория Паламы, принципы византийского исихазма, а также некоторые черты платонического учения, переосмысленного в корпусе ранней восточно-христианской патристики. Пройдя проверку временем в борьбе с идеологией государственного тоталитаризма, в полемике с позитивизмом, с влиятельными и популярными идеями языкознания, имяславие сумело отстоять жизнеспособность своих основных постулатов, смогло остаться залогом возвращения лингвистической науки на ту плодородную почву, которую оберегало от сорных побегов европейского рационализма христианское вероучение; -имяславие и поныне пребывает живым источником все новых и новых обращений лингвистов к органически цельному взгляду на мир и его устройство. В первую очередь это относится к воззрениям Сергея Николаевича Булгакова, Павла Александровича Флоренского и Алексея Федоровича Лосева на природу и феноменологию слова. Благодаря в том числе и их усилиям до сих пор не устаревает для (науки и сохраняет остро современное звучание важнейший Евангельский тезис: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог. Все через Него начало быть, и без Него ничто не начало быть. И в Нем была жизнь, и жизнь была свет человеков» (Иоанн, 1, 1).

По нашему глубокому убеждению, именно сегодня имяславское учение о языке нуждается в исключительно серьезном и заинтересованном внимании со стороны лингвистического сообщества. И здесь надо иметь в виду не только достойное освоение его очевидных открытий, подлинных прозрений, но и экспликацию его подспудных эйдетических интуиций. Имяславская традиция онтологии слова располагает богатыми, но пока еще ограниченно востребованными языкознанием методологическими возможностями, сильным научно-аналитическим ресурсом и актуальными перспективами для решения сложных задач современного теоретико-лингвистического моделирования. В первую очередь это имеет отношение к таким базовым лингвофилософским проблемам, как устройство, судьба этимона и коммуникативно-жизненные основания текстового пространства. Феномен корня, его уникальный статус в слове и исключительная роль в истории слов, феномен художественного текста, реально-синергетическая природа и нагрузка его языковых единиц, вообще место и значение этих самобытных явлений в языковой системе, их онтологическая причастность к тайне языка, бесспорно, всегда будут находиться под пристальным вниманием лингвистики и философии, сопровождаемым особенно ревностным отношением с их стороны. В то же время каждое обращение исследователя к корневой и текстовой проблематике не может не быть насколько ответственным, настолько и предположительным, отчасти фрагментарным, не может обеспечить гарантированных результатов и содержать категорических оценок. В данной работе содержится попытка провести анализ корневой лексики и художественного языка, представить развернутую реалистическую аргументацию по тем вопросам лингвистики корня и текста, которые как явно, так и подспудно погружены в пространство «заветных» смыслов лингвофилософии имяславия.

Актуальность исследования. Несмотря на богатый опыт, накопленный к началу XXI века в изучении истории отечественной лингвистической мысли, приходится признать, что имяславская традиция в языкознании исследована еще недостаточно, сведения о ней в целом крайне скупы и разрозненны. Наиболее показательным это положение становится на фоне следующих, весьма очевидных фактов: с одной стороны, мы сталкиваемся с многократным перевесом, безусловным приоритетом и усиленным вниманием к освещению номиналистических концепций в историологии науки о языке, с другой стороны, - с несравнимо меньшим объемом, слабой презентативностью, недостаточной системной разработанностью и чаще всего локальным характером работ по онтологической теории языка в России. Подобное положение дел объективно приводит к явному перекосу и тенденциозности в представлениях об общем историческом контексте нашей лингвистической науки. То же касается и возможностей использования отечественным языкознанием современных процедур моделирования, базирующихся на имяславских принципах. Отмеченные диспропорции имеют, конечно, вполне понятное объяснение. Но между тем языковедческая традиция, оформленная уже в знаковых трудах выдающихся имяславцев начала XX века (а в работах А.Ф. Лосева продолжающая жить до конца 80-х гг.), оказала несомненное, хотя и не всегда очевидное и непосредственное, влияние на становление ключевых проблем отечественной философии языка, а ее оригинальные идеи, прочно связанные с коренными основами духовной жизни народа и первостепенными интересами русской филологической науки, по-прежнему блистательны, продуктивны и свежи. Без осознания начал и понимания лингвофилософского ресурса . имяславской. традиции, . без поиска и объяснения устройства имяславских «ключей» к ряду важнейших областей современной теории языка нельзя, как нам кажется, в полном объеме представить реальный процесс создания отечественной философии слова, объективно восстановить внутреннюю логику мировоззренческой борьбы и преемственности в едином историческом контексте российского языкознания, сбалансированно развивать лингвистическую теорию.

Лингвофилософские идеи имяславия могут быть 'достаточно плодотворными в выработке особых подходов к изучению языка, в формировании надежных лингвистических моделей, в оценке релевантных проблем теоретического языкознания, к которым, без сомнения, относятся онтологически знаковые темы устройства корня, его сравнительно-исторического воплощения и межъязыкового варьирования, а также реально-жизненной, смысловой интерпретации текста. Наряду с предлагаемым русской философией слова объяснительным ресурсом в сфере обширного спектра актуальных вопросов языковой теории, движение имяславской лингвистической мысли от корня к тексту представляется наиболее приоритетным в рамках настоящего исследования, поскольку красноречиво свидетельствует о широчайшем научном диапазоне, методологической цельности традиции и позволяет установить единство ее духовно-мировоззренческих и научно-теоретических основ, отследить самобытную и единую логику понимания существа разноуровневых языковых явлений.

Хотя в последнее время корневые слова все больше привлекают внимание лингвистов, становясь объектом синхронических, диахронических, даже многоуровневых параметрических описаний, не существует ни достаточно полноценного определения их языкового статуса, ни приемлемых условий объединения в пределах общей лингвофилософской модели. Не намного лучше обстоит дело и со сравнительно-историческим обоснованием семантического взаимоопределения древнейших этимонов в родственных языках, с сопоставительной презентацией и методикой их контрастивного изучения. Что же касается языковых проблем художественного текста, то обилие специальных работ в этой области нередко обратно пропорционально качеству их содержательного анализа, а истоки этой настораживающей тенденции стоит, вероятно, искать в забвении имяславских требований к пониманию словесного творчества . как важнейшей . сферы . реального коммуникативного воплощения эйдоса и небрежении лингвистикой принципами идейно-смысловой, предметной, нравственно-этической интерпретации литературных произведений.

Поэтому актуальность настоящей работы также заключается в попытке предложить аутентичные языковому материалу теоретико-методологические позиции, базирующиеся на воззрениях имяславской философии языка, но не перечеркивающие живых ' связей с неоспоримыми успехами лингвистического наследия других школ, выработать с опорой на эту основу такие принципы теоретического конструирования, которые позволят создать непротиворечивые модели онтологически значимых языковых явлений: семантико-структурную модель корневого слова, реализованную как в рамках исследований одного языка, так и в сопоставительном описании отдаленно родственных языков, а также лингводидактическую модель текста, выполненную на материале художественного произведения.

Объектом изучения в предлагаемом диссертационном сочинении является комплекс идей и представлений имяславского языкознания, связанных с осмыслением ключевых лингво философских проблем языка, предметом — становление, развитие и современное функционирование принципов лингвофилософского моделирования, позволяющих рассматривать имяславскую лингвистику в качестве уникального исторического документа, отражающего достигнутое и перспективное понимание языковой реальности, укорененное в социально-культурное и духовное пространство отечественной философии языка.

Цель и задачи исследования. Цель настоящей диссертации состоит в комплексном представлении предпосылок, источников, важнейших положений и тенденций развития имяславской традиции в языкознании, а также в выявлении ее теоретико-методологического значения и потенциала в выработке оснований, постановке и решении вопросов современного моделирования лингвофилософских явлений. Заявленная цель определила следующие задачи:

- проанализировать факторы.и проследить процесс . формирования лингвофилософского корпуса имяславия в широком контексте становления оригинальной философии языка в России;

- оценить принципиальные положения и возможности лингвофилософии имяславия в решении1 актуальных проблем теоретического языкознания в сфере радиксологии и текстологии на фоне альтернативных подходов;

- выстроить общую семантико-структурную модель корневого слова, соответствующую основаниям имяславской лингвистической традиции;

- разработать версию лингводидактического моделирования литературного произведения, опираясь на базовые принципы реалистической интерпретации художественного текста.

Теоретико-методологической основой исследования послужили идеи и положения, разработанные:

1) в лингвофилософском наследии К.С. Аксакова, П.А. Флоренского, С.Н. Булгакова, А.Ф. Лосева;

2) в историко-философских концепциях Н.И. Безлепкина, В.В. Бибихина, А.Ф. Замалеева, В.В. Зеньковского, В.Н. Лосского, А.Ф. Управителева, С.С. Хоружего и др.;

3) в реалистически ориентированных исследованиях В.И. Аннушкина,

A.А. Волкова, Л.А. Гоготишвили, A.M. Камчатнова, Н.А. Николиной,

B.И. Постоваловой, Ю.С. Степанова и др., анализирующих отдельные аспекты имяславской лингвистики и/или использующих имяславскую лингвофилософскую методологию в научном анализе.

Специфика поставленных задач потребовала координации методологической базы исследования с эпистемологическими и лингвофилософскими принципами имяславия (это, по А.Ф. Лосеву, прежде всего диалектический реализм, как основа апофатического по своей природе осмысления и «живого изображения непрерывно текучей действительности», в т.ч. и «бесконечно развивающейся языковой непрерывности»), а также обусловила применение следующих методов и приемов: метода лингвистической историографии, позволяющего установить объективный ход языковедческой мысли в континууме прошлого, настоящего, будущего в единстве двух взаимообусловленных процедур: проспективной («наследники предыдущих периодов») и ретроспективной («предшественники последующих периодов»);

- метода интуитивно-теоретического, или мысленного, эксперимента, лежащего в основе лингвофилософского моделирования (в понимании его А.Ф. Лосевым), позволяющего осуществить умозрительно-конструктивную работу по единораздельному смысловому регулированию и структурно-категориальному оформлению явления, задав на ином субстрате определенные параметрические условия, удовлетворяющие принципам порождения и упорядочения цельности, т.е. ее адекватной «реально-жизненной и технически-точной» интерпретации; эйдетико-лингвистического (собственно имяславского) метода, основывающегося на установлении принципов варьирования языковых единиц в пределах цельного смыслового множества, заданного взаимодействием единого эйдоса и языковыми модификациями (пониманиями, интерпретациями) его энергийных проявлений; варианты единиц разных языковых уровней при этом понимаются в качестве переменных величин, точек неизолированной смысловой непрерывно текучей «сплошности» языка, в формировании значения которых синергетически соприкоснулись эйдос и человеческое сознание (активная семантика языка); уточненных в соответствии с предлагаемыми в. данном исследовании методами моделирования лингвофилософских явлений и адаптированных к ним традиционных специальных методик и приемов (преимущественно лингвистических, как синхронических, так и диахронических): сплошного анкетирования отобранного лексического материала; морфемного, словообразовательного, формообразовательного анализа; компонентного и оппозитивного анализа применительно к коррелятивным парам корневых слов, методики семантического поля; структурно-генетического анализа в сочетании с контрастивным; лингвоанализа художественного текста, в т.ч. анализа ключевых слов и их дистрибуций; культурологического анализа; статистического анализа и др.

Источниками и материалами для диссертационного исследования послужили: корпус документов отечественной лингвофилософской мысли, включая разнообъемные и разножанровые памятники имяславского наследия с IV по XX вв.; толковые, этимологические, исторические, культурологические, словообразовательные, грамматические (в т.ч. морфемные) словари русского и английского языков; словари и словарные материалы, включающие этимологические и сравнительно-семасиологические разыскания в области славистики, германистики, индоевропеистики и ностратики; художественные и фольклорные тексты на русском языке;

192 единицы корневой лексики, удовлетворяющие их рабочему определению: корневые существительные, составляющие коррелятивные родовые пары, односложные трехфонемные корневые прилагательные цветообозначения, вершины русско-английского сопоставительного словника корневых лексем -102 (русский язык) и 90 (английский язык); 984 их модификационно-производных варианта в обоих языках, исследованных в в составе контрольного списка, но оставшихся за пределами селективной модели;

640 современных производных генетически единого словообразовательного гнезда . с исходной, корневой . вершиной * «заднеязычный + плавный + Ь(р)» в русском и 52 соответствующие единицы - в других славянских языках;

459 контекстуально обусловленных употреблений геортонимов как ключевых знаков повести И.С. Шмелева «Лето Господне», а также 306 их глагольных и 20 адъективных дистрибуций.

Таким образом, с одной стороны, самостоятельным источником исследования в настоящей работе явились основные положения оригинальной русской философии слова, зародившейся в лоне православия и знаменующей собой возникновение системы альтернативных, конкурентноспособных и потенциально активных принципов анализа языка, а с другой — материалом для диссертации стали отдельные языковые явления, исследуемые в лингвофилософском диапазоне данного направления.

Научная новизна исследования. В диссертации впервые осуществлен интегративный историографический и лингвофилософский анализ развития имяславской традиции в контексте формирования и современного состояния отечественного языкознания:

1. Обнаружены и охарактеризованы протолингвистические истоки имяславской языковой проблематики.

2. Выявлены научно-теоретические, социокультурные, религиозно-философские факторы и предпосылки, оказавшие определяющее влияние на становление и особое положение лингво-онтологического феномена имяславия в процессе развития языкознания в России.

5. Выполнено лингвистическое моделирование указанных языковых явлений с учетом объяснительных возможностей имяславской традиции.

Новизной отличаются также: подход к морфемному членению корневых слов, позволяющий выявить их специфику, с одной стороны, по отношению к производной лексике, с другой стороны, по отношению к структурно-элементарной лексике; решение проблемы фономорфологического тождества корневого слова в диахронии языкового знания; процедура отбора корневых слов в русском и английском языках с их последующим лексикографическим представлением в рамках сопоставительного словника нового типа; ряд этимологических сближений базовой лексики русского и английского языков; определение задач, дифференциация уровней смысловой интерпретации художественного текста и понимание лингводидактической нагрузки его языковых средств.

Освоение имяславской традиции под углом зрения языковой теории способствует выработке новых путей в изучении лингвофилософских явлений, позволяет восполнить, расширить и углубить представления о закономерностях единого процесса зарождения и формирования лингвистических воззрений в России, подготовить необходимые предпосылки и весомые основания для того, чтобы степень освещения русского онтологического лингвоучения отличалась большей равномерностью и чтобы полноценно воссоздать его место и статус в общей структуре знания о языке. Предлагаемая лингвофилософская матрица имяславия носит прогностический характер, тем самым открывая возможности для новых версий осмысления исторического контекста отечественного и . зарубежного языкознания. . в сравнительно-сопоставительном, методологическом, философско-лингвистическом, культурологическом, культурфилософском, металингвистическом и иных форматах, в аспекте других теоретико-лингвистических проблем (в том числе в интегративных усилиях по их решению) и показывая перспективы лингвофилософского моделирования в историологии науки о языке. Постижение лингвофилософского наследия имяславия, несомненно, усиливает и обогащает теоретическую лингвистику, подводя под ее здание мощный фундамент непреходящих идейных ценностей и раздвигая ее познавательные горизонты.

О теоретической значимости работы можно, вероятно, судить и по тем предложениям, которые автор пытался внести в обсуждение семантической теории корневой морфемы, разработку нового подхода к морфемному анализу корневого слова, обоснование принципов реалистической интерпретации художественного текста, а также в связи с решением проблемы фономорфологического тождества слова в диахронии языкового знания с осуществлением комплексной контрастивной процедуры исследования русско-английских корневых коррелятов, разграничением сфер морфемного, словообразовательного и формообразовательного анализов в раскрытии связей между уровнем слов и уровнем морфем, выявлением дидактически существенных параметров языковых единиц текста.

Практическая значимость. Результаты диссертации имеют достаточно широкий диапазон практического применения. Прежде всего это касается возможности использования ее материалов в сфере высшего профессионального образования: в процессе преподавания вузовских курсов теории языка, истории лингвистических учений, синхронной морфологии, истории русского и английского языков, теории и. практики перевода, филологического анализа художественного текста, спецкурсов по теории языка и методологии лингвистического исследования, при составлении соответствующих учебных пособий и создании обучающих программ и методик. Русско-английский сопоставительный словник корневых лексем может послужить эффективным методическим пособием, позволяющим преподавателю и студенту интенсифицировать свою 1 деятельность на занятиях английским языком в русскоязычной аудитории и в преподавании русского языка как иностранного. Кроме того, учет отмеченных недостатков в лексикографическом освещении корневых слов русского языка мог бы улучшить ситуацию в ответственной работе по оформлению статей (особенно это касается кратких корневых прилагательных) в толковых словарях, а впервые добытые и вновь переосмысленные этимологические факты могут быть полезны составителям словарей историко-лингвистического и лингвокультурологического типа.

Положения, выносимые на защиту:

1. Имяславская традиция (макромодель) является уникальным документом истории языкознания, альтернативной, самостоятельной, скрепленной единством онтологического подхода к явлениям языка, ослабленной, но не прервавшейся во времени, предсказующей версией теоретического языкознания (философии языка) в России, прослеживаемой и аутентично реконструируемой с позиций историографии отечественной лингвистики и современного моделирования языковых проблем.

2. Базой лингвофилософских построений имяславия, латентно-импликативно содержащей последующие мировоззренческие ориентиры и смысловой «заряд» онтологического словоучения, является восточно-христианская словоцентрическая патристика, в которой, начиная с трудов св. Афанасия Великого (IV в.), в репрезентативно-сжатом, неспециализированном формате хранится полный набор характеристик православной протолингвистической логогнозии, органично «прорастающих» в научно-аналитической сфере имяславской лингвистики.

3. Имяславская макромодель как персонифицированная традиция на основе методологической и. онтологической общности сущностно-смыслового взгляда на природу и образ естественного языка как феноменологической, синергийной проекции эйдетического языка (с учетом признания доминирующей роли эйдетического уровня) осуществляет единство требований к реализованным и потенцируемым принципам моделирования языковых явлений, в том числе посредством согласованного позиционирования лингвофилософских категорий и акцентов. 1 1

4. Имяславская лингвофилософская макромель обладает достаточным научно-аналитическим ресурсом и актуальными интерпретационными возможностями в осмыслении современных теоретических проблем языкознания, к которым, в частности, относятся феномены корня и текста.

6. Селективные модели корневого слова обнаруживают общность лингвофилософских оснований и подтверждают факт единораздельной смысловой непрерывности процесса корнеобразования на примере взаимосвязанных, переходящих, но отдельных эйдетико-грамматических подмножеств корневой лексики в русском и английском языках.

7. Лингводидактическая модель художественного текста как смыслового послания и морально-этического поступка автора обеспечивает единораздельное нравственно-философское понимание и представление словесного пространства литературного произведения посредством установления факторов синергийного устройства и роли в нем языковых единиц.

Апробация исследования. По теме исследования опубликованы монография (15,5 п.л.), главы в двух учебных пособиях (7,5 п.л.).

Всего по материалам исследования опубликовано 39 работ общим объемом 42 п.л.

Основные положения диссертации были представлены в виде докладов .и сообщений, на.между народных, всероссийских,, региональных, межвузовских научных и научно-практических конференциях. В том числе, Международные конференции: XIV, XV, XVI, XVI Международные Рождественские образовательные чтения (Москва, 2006 — 2009 гг.), «Язык и межкультурные коммуникации» (Уфа, 2002 г.), «Славянские духовные традиции в Сибири» (Тюмень, 2002 г.), «Ономастика Поволжья» (Уфа, 2006 г.), «Славянская филология: инновации и традиции» (Ставрополь, 2009 г.), «Стратегии исследования1 языковых единиц» (Тверь, 2009 г.); Всероссийские конференции: «Фундаментализация образования в современном обществе» (Уфа, 1997 г.), «Проблемы изучения и преподавания филологических наук» (Стерлитамак, 1999 г.), «Актуальные проблемы общего и регионального языкознания» (Уфа, 2008 г.); конференции по итогам научной работы в Башкирском государственном педагогическом университете им. М. Акмуллы ( 2003 - 2009 гг.)

Результаты работы обсуждались на заседании кафедры общего и сравнительно-исторического языкознания Башкирского государственного университета (ноябрь 2004 г. и март 2009 г.), Службы русского языка Башкирского государственного педагогического университета им. М. Акмуллы (апрель, 2008 г.), Лаборатории межкультурных коммуникаций Башкирского государственного педагогического университета им. М. Акмуллы (ноябрь, 2009 г.), методологических межкафедральных семинаров преподавателей филологического факультета Башкирского государственного педагогического университета им. М. Акмуллы (2006 - 2009 гг.).

Структура работы. Диссертация состоит из введения, четырех глав, заключения, списка использованной литературы, содержащего 388 наименований, четырех приложений, списков условных знаков и сокращений.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Моделирование лингвофилософских явлений в свете имяславской традиции"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

За исканиями основателей русской философии слова начала XX в. стоит многовековая и авторитетная мировая и национальная традиция духовного освоения бытия посредством человеческого языка, неустаревающее стремление взглянуть на мир изнутри языковой целостности. Осмысление огромного и пока еще скупо и фрагментарно оцененного наследия лингвофилософии имяславия потребует серьезнейших аналитических исследований, детальной уровневой систематизации, всестороннего историографического представления и глубокого постижения того ^уникального пласта идей, который таит "в себе это самобытное направление отечественного языкознания. Ясно, что облик российской лингвистики, обогащенной в результате такого взаимодействия, будет уже иным. Позиции ее мировоззренчески станут более сбалансированными, возможности - шире, взгляды - органичнее. Обращение современной лингвистики в России к некогда закрытому для нее идейному пространству, ее интеграция с отечественной лингвофилософской мыслью, без всякого сомнения, сулит ей новые перспективы развития. Однако уже в первом приближении открытия и интуиции онтологического учения о языке способны придать новый импульс лингвистическим исследованиям и демонстрируют высокий потенциал его объяснительных возможностей в решении ряда актуальных проблем языковой теории.

Разработанность темы имяславского языкознания слаба, использование достигнутого им лингвофилософского понимания языковых явлений в качестве ресурса современного лингвистического моделирования также минимально, критически мал и объем соответствующих качественных изысканий, которые не могут пока ни скрыть, ни восполнить картину, не достойную высокого уровня отечественной лингвистической аналитики и абсолютно не соразмерную лингвофилософскому масштабу имяславской традиции. Вот почему и сама она, и предлагаемые ею возможности перспективного моделирования языковых явлений остаются фактически tabula rasa для истории и теории языкознания.

В последнее время серьезное внимание к имяславскому учению о языке обнаруживает православное богословие. Здесь можно обозначить два основных вектора, определяемых преимущественно мерой допустимого контакта с формами светского знания и .терпимости к экуменическим тенденциям: ортодоксально-догматический (строгий) и рационально-богословский (умеренный). В рамках первого подхода (прот. А. Геронимус) имяславская лингвофилософия, несмотря на критику ее интеллектуального дискурса, увлеченного платонической систематикой и соловьевством, объявляется созвучной святоотеческому Преданию и вырастающей из признания синергетической апофатической сути исихастского священнобезмолвия. Имяславское отношение к слову, онтологизм в качестве метафизического принципа бытия и познания находит поддержку представителей второго подхода (свящ. Р. Слесинский, прот. К. Копейкин). Сохраняется в современном богословии и имяборческая составляющая (игумен П. Пиголь).

В отличие от лингвистики, не в пример более активно и успешно осваивает поле имяславских смыслов (как правило, укорененных в рефлексию о природе языка) философия. В рамках философски ориентированного дискурса считаем возможным выделение следующих направлений исследования: познавательно-идентификационного, историко-философского и философско-лингвистического. Представители первого (А.Б. Бочаров, Г.Ф. Гараева, К. Гарднер, А.Ф. Управителев, А.В. Усачев, С.С. Хоружий) квалифицируют философские основания и структуры имяславской традиции; проблемы языка здесь являются фоном, на котором дается гносеологическая и культурфилософская интерпретация трудов имяславцев в свете общефилософских представлений о референции, истине, значении. Серьезные усилия в деле историко-философского анализа имяславской лингвистики в развитии философски значимых тенденций отечественной лингвокультуры как теории познания были предприняты Н.И. Безлепкиным. В философско-лингвистическом дискурсе (В.И. Моисеев, Д.И. Руденко, В.В. Прокопенко, Ю.С. Степанов, Э. Холенштайн и др.) сталкиваемся с исключительно избирательным и фрагментарным опытом разработки метафизического словаря и концептуализации довольно разрозненных сегментов имяславских лингвистических построений, касающихся отдельных интересов и сторон единой традиции. Главное, что их объединяет,— это сугубая сосредоточенность на описании философских концептов, вычитываемых из лингвистической теории.

Более определенной лингвофилософской рефлексией проникнуты работы отечественных языковедов, сознательно смещающих исследовательский приоритет в сферу объяснительных возможностей имяславской традиции для самой лингвистики. Наиболее значимы заслуги в открытии имяславской философии языка для современной лингвистической мысли и включении ее в методологический и отчасти в историко-научный контекст В.И. Постоваловой, Л.А. Гоготишвили и A.M. Камчатнова. В трудах первых двух авторов основной тон остается преимущественно эпистемологическим, общеметодологическим, чаще — философско-лингвистическим, редко и фрагментарно эксплицирующим непосредственно лингвистическую рефлексию, хотя освидетельствование ими текстов имяславской традиции всегда подразумевает лингвофилософский контекст, имплицитно к нему обращено и, таким образом, создает необходимые предпосылки для лингвофилософской транскрипции имяславского языкознания. Ни в учебном (кроме новаторского учебного пособия A.M. Камчатнова и Н.А. Николиной по курсу «Введение в языкознание»), ни в историографическом жанрах лингвистического дискурса имяславская тематика пока не нашла своего законного и заслуженного места. За редчайшим исключением, касающимся предельно кратких упоминаний, в современных переизданиях известных и авторитетных трудов по истории лингвистики так же, как и в новейших работах, авторы предпочитают не замечать имяславское учение о языке.

Характер имяславской лингвистической традиции как лингвофилософской макромодели должен определяться, исходя из следующей совокупности и последовательности факторов: условий органичности духовно-мистического понимания догматической первоосновы восточно-христианского вероучения, мировоззренчески цельного позиционирования изнутри православного знания и религиозной приверженности метафизическим истокам Предания; методологической и онтологической общности установок представителей данного направления, безусловного признания доминирующей роли глубинного типа отношений между сферами языка, мышления и реальности при фокусировке внимания к сущностному смысловому истолкованию явлений естественного человеческого языка как феноменологического, синергетического, принципиально существенного, но частного случая (проекции) эйдетического языка; согласованности категориально-лингвистических акцентов, оценок и процедур, превалирующих теоретических трактовок лингвофилософских фактов; приоритетно избираемых и стратегически развиваемых единой стилистикой исследовательского мышления подходов к анализу языкового материала; существования широкого объяснительного диапазона лингвофилософских ресурсов и предлагаемых на их основе позиций лингвистического моделирования. В этом случае имяславская лингвистика как макромодель и персонифицированная традиция может предстать в качестве самостоятельного факта историологии науки о языке и особого лингвофилософского направления, как достоверный и уникальный документ, содержащий и хранящий в себе не только систематически реализованные и потенцируемые, актуальные принципы языкознания, но и свидетельства внушительного отрезка времени с его социально-культурными, духовными приметами и мировоззрением, значимый документ, отражающий достигнутое и перспективное понимание не только языковой, но и внеязыковой реальности.

Макромодель как инвариант аналитической историко-научной конструкции, как матрица базового уровня и способ включения лингвистической традиции в историографический и теоретический контекст языкознания обеспечивает моделирование лингвофилософских явлений с учетом вариативной фокусировки научных задач по отношению к реально-жизненной вариативности самого языкового материала, чтобы, максимально детально и максимально полно охватив языковое явление, построить его лингвистическую модель и тем самым вернуться к целостному инварианту, единораздельно порождающему, представляющему и объясняющему установленную вариативность при помощи лингвофилософской рефлексии. Лингвистическая же модель, в случае непротиворечивой экстраполяции в ней исходной общей аксиоматики традиции, в процессе такого конструирования отсылает и возвращает исследователя языка к макромодели и становится достоверным объяснительным свидетельством самой традиции как макромодели, т.е. историографическому и лингвофилософскому документу. Лингвистическая модель как матричное образование второго уровня, удовлетворяющее матричным запросам первого уровня, металингвистически работает в соответствии с принципами реализации структуры макромодели на определенном языковом субстрате и объяснительно свидетельствует об аутентичном лингвофилософском понимании исследуемого языкового явления. Модель в . ее межуровневом, общесистемном понимании, интерпретирующая «структуру в определенных параметрических условиях» (А.Ф. Лосев), должна удовлетворять базовым требованиям единораздельности представления фактов историологии языка, теории языка и, наконец, самого языка, а также принципам «упорядочения составляющих ее элементов» и «порождения» как возможности перехода «от целого к его частям и от одной части целого к его другой части, а также и ко всему целому. с выдвижением вперед активно-смыслового становления цельности внутри нее самой в виде ее частей или в виде ее элементов или частей». При таком подходе соблюдается содержательное и уровневое различие понятий макромодели, модели и общих принципов моделирования, а также обеспечивается логика их внутреннего единства, укорененная в имяславское представление о моделировании в лингвистике.

Созданная в духе Отцов церкви, восточной патристики оригинальная имяславская философия языка органично слита с православным мировоззрением. Именно в нём - обращение к слову как основе мироздания, понимание внутренней сущности языка как Богочеловеческой синергии, возможность точно обосновать свой взгляд на устройство мира. Система православного знания прежде всего отражается в «теантропокосмической» парадигме философии языка, «в которой язык рассматривается в максимально широком контексте (Бог, человек, космос)» (В.И. Постовалова). Методологическими, мировоззренческими «ключами» к решению проблем современного теоретического языкознания в России следует считать следующие: качественные характеристики софийной иерархичности и структурированности мира и знания о нем, отношение к миру как к слову, основания диалектического реализма. Всё это обусловливает особый тип отношений православного и лингвистического знания с точки зрения истории и теории лингвистики. Связь между современными принципами, постулируемыми отечественными лингвистами, и лингвофилософским наследием имяславия, не имеет, как правило, прямого либо непосредственного характера. Однако связь эта, будучи, в силу понятных причин, ослабленной, но не пресеченной временем, является предсказующей, мотивированной логикой развития российской научно-философской парадигмы, традициями морально-этических основ русской филологической мысли, самой нашей словесности, единством, поддерживавшемся опытом церковного служения, и его непрекращавшейся . проповеднической деятельности, а также современной переоценкой отношения науки к духовной жизни. Не только основы отечественной реалистически ориентированной риторики, но и теоретико-методологические разыскания российской лингвофилософии, семасиологии, ономасиологии, этимологии, лингвистики текста, других отраслей языкознания могут быть органично вплетены в надежный и авторитетный «узел» православия и имяславского онтологического словоучения. I

Комплекс антропологических и эпистемологических положений ранней патристики в разрезе мировоззренческих проблем лингвистического знания имеет смысл определить хронологически как период восточно-христианской протофилософии языка. Лингвофилософское исследование корпуса богословских трудов св. Афанасия Великого (IV в.) и св. Никифора Константинопольского (VII в.), позволяет сделать следующие выводы. Богословская основа указанного комплекса содержится в нем уже в полном объеме и выполняет по отношению к другим составляющим (компонентам, звеньям) провиденциально-конституирующую функцию. Фундаментальность теологических оснований поддерживается базовым характером полагания: догматический компонент Предания (своего рода компендиум) сохраняется в репрезентативно-сжатом формате и далее не трансформируется, не расширяется, оказываясь вне какой-либо научно-философской конъюнктуры. В то же время этот стабильный «узел» демонстрирует возможности развертывания, творчески осваивается в последующем применительно к задачам религиозной коммуникации, исторической жизни Церкви, критики светской философии, научно-аналитическим процедурам светского знания. Прототипические построения лингвофилософского содержания целиком подчинены задаче формирования концепции словоучения. Задачи развертывания доктрины о Боге-Слове объективно создают предпосылки имяславской «теоантропокосмической» трактовки языка. Слово Божие нетварно, неподвижно, ничем не содержимо, наоборот, все содержит в Себе. В человеке же Слово «по причастию», Оно дано человеку извне, как всеобъемлющая власть над ним. Сила Слова — в промышлении всего сущего, в истолковании. Co-бытийные проявления Слова соответствуют уровням Его воплощения в мире в результате различных процессов становления Смысла и обретения Им формы, в целой серии формообразований. Дискретность языка задает его профанные свойства:. дробность речемысли, метонимичность и метафоричность, протекание в пространстве-времени, препятствующие универсальному, всецелому охвату действительности. Поэтому слово в естественном языке, «слово, какое имеет словесный человеческий род», есть образ изменчивый, динамичный, определенным способом формализованный. Подчеркивается активный характер человеческого знания и языка как особой сферы духовной реальности. Функции прямого и рефлектированного наблюдения над языковыми фактами сведены к минимуму. Никакого специализированного языковедческого анализа здесь нет, никакая выводная теория языка не содержится. Но (и в этом нет парадокса) основные компоненты для начала интенсивного процесса генерирования нового теоретического знания о языке уже наличествуют. Все это позволяет нам говорить о смысловой заряженности восточно-христианской протофилософии языка лингвистическим знанием и о богатом лингвистическом потенциале текстовых импликатур ее создателей. Имеет место лингвистическая латентность святоотеческих текстов, которая выявляется, кроме собственно смысловой стороны корпуса, во-первых, в особенностях православного дискурса (прежде всего через его верификационные возможности, поиском путей вербализации духовного опыта святых отцов) и, во-вторых, в авторской заботе о соблюдении определенных дискурсивных правил и в этой связи в оценке отдельных языковых единиц.

В контексте развития лингвофилософской мысли русское лингвистическое имяславие занимает особое место, определяемое его отношением как к формированию системы ценностей восточно-христианского богословия, так и к истории общефилософского процесса. Во втором ряду прежде всего заметен уникальный непантеистический платонизм имяславия, он пропитан и обогащен христианским вероучением. Сходство же принципов лингвофилософии имяславия с той линией европейской философии, которая провозглашает приоритет понятия сущности, имеет по преимуществу формальный характер. Это касается всех разновидностей сенсуалистической, рационалистической и позитивистской философии Запада, оказывающихся совершенно чуждыми русскому имяславию в силу стремления их видеть первоэлементы мысли или в области чувственных представлений или в системе абстрактных схем и категорий. Метафизика и феноменология также важны не сами по себе, используются не в западноевропейской философской транскрипции, они становятся средством поиска и развертывания глубинных смысловых связей, обоснования диалектического единства бытия.

Другая составляющая лингвистического имяславия представляет собой линию развития философии языка в России, очерченную взглядами представителей формального и психологического направлений в русском языкознании. Эти предшественники имяславцев доказывали существование непосредственной связи языковых форм с формами сознания и народной жизни, чем в определенном смысле приблизились к пониманию бытийности языка, смело и обоснованно отказались от прямолинейного логицизма, отвергнув схоластические принципы универсальной грамматики. Однако акцент, сделанный ими на формальной стороне языковых единиц, не позволил в полной мере сосредоточиться на проблемах языкового мышления, признать соединение идеи и формы фактом самого бытия языка, а его сущностью то, что человеческое познание осуществляется в слове. Серьезное значение в качестве предпосылок имяславской лингвофилософии имели устойчивые мотивы реализма и онтологизма в лингвистической позиции К.С. Аксакова.

B.Н. Карпов и др.), а также вторым (B.C. Соловьев, В.Д. Кудрявцев-Платонов, казанский архиепископ Никанор и др.) периодами ее становления, третий этап онтологической философии имени (П.А. Флоренский,

C.Н. Булгаков, А.Ф. Лосев) характеризовался доминированием лингвистической проблематики, поскольку признавалось, что раскрытие тайны языка ведет к апофатическому постижению законов тварного бытия, а человеческое слово причастно к началам, его объединяющим и объясняющим. Решающим фактором возникновения лингвофилософии имяславия стал сам историко-культурный фон научно-философского процесса в России начала XX в., определяемый не только духовным ренессансом русской гуманитарной науки, стремившейся преодолеть негативные секулярные установки прошлого, но и с афонскими спорами имяславия и имяборчества, занявшими не последнее место в общественном сознании. Имяславие может быть рассмотрено в методологическом плане как триединая система мировоззренческих принципов, оказывающих тотальное воздействие на решение всего комплекса познавательных и научно-теоретических основ миропонимания; мировоззренческий ресурс имяславия именно в силу своей едино-раздельности соединяет в один эпистемологический узел решение отдельных частнонаучных проблем языкознания с их философским обоснованием и богословским оправданием.

Образ языка в имяславии ( моделируется посредством особых лингвофилософских категорий, обеспечивающих рассмотрение мира сквозь призму слова и определение принципов смыслового объяснения языковых явлений, но ни поиск, ни нахождение, ни установление каких-либо новых лингвистических фактов. Метод нового лннгвофнлософского изложения предусматривает применение процедур моделирования языковых явлений, в основе которого лежит имяславское понимание модели в качестве коммуникативно-смыслового «конструирования упорядоченной последовательности языковых элементов» «в определенных параметрических условиях», реализованную на определенном субстрате, в пределах единораздельной целостности языкового «семантического континуума», которая имеет значение не сама по себе, но «как знак человеческого мышления и вообще человеческого сознания в процессах общения одного индивидуума с другим» (А.Ф. Лосев). Краеугольным основанием лингвофилософского метода имяславия является характеристика языка в категориях сущности и явления. Сущность открывает себя, свои черты в своих явлениях. Однако сущность как таковая не сводится к тем чертам и свойствам, которые можно увидеть в ее явлениях. Сущность представляет собой основу предмета действительности, любой реалии, в которой нерасторжимо и неточно содержится вся информация об этом предмете, его бытии. Одновременно сущность дает понять себя в предмете настолько, насколько велик объем сведений, отражаемых человеческим языком в мысли об этом предмете. Отсюда человек и выраженный в его языке мир становятся главными осями лингвофилософского анализа имяславия, проникая в каждую его категорию. Представление образа языка в имяславии связано с категорией отражения. Однако отражение не понимается как слепое копирование или воспроизведение действительности, либо как сугубо свойство только самой материи. В основе отражения лежат сложные функциональные отношения между действительностью и ее переработкой в человеческом языке. В работе отражения на первый план выходит активный характер обратного воздействия человеческого языка и сознания на действительность. Основу лингвофилософских категорий прерывности / непрерывности и конечности / бесконечности составляет имяславское понимание бесконечного многообразия и бесконечной изменчивости мира и языка. Поэтому методология имяславия требует безусловного преодоления эмпиризма, понимаемого как бесконечное перечисление отдельных языковых фактов вне их лингвофилософского упорядочения. В лингвистике, которая оперирует бесконечным числом оттенков смысла и бесконечным варьированием единиц и категорий в живой речи, нельзя обойтись без лингвофилософского понятия предела в отношении к целому множеству. С этой целью на основе реалистической диалектики вырабатываются лингвофилософские категории части / целого и предела. При этом элемент целого тоже не есть просто какая бы то ни было его часть, но такая его часть, которая рассматривается в свете этого множества как некая цельность. Такое понимание имеет универсальное значение для построения любой теоретической модели языка.

Имяславие более чем здраво относится к познавательным возможностям лингвофилософских категорий, понимая всю их условность и апофатизм, однако их применение в создании достоверного образа языка представляет собой необходимую основу для выработки лингвистикой собственной и строгой теории без превращения языка в мертвую материю, но позволяющей видеть в нем «живой и самостоятельный организм» (А.Ф. Лосев). Лингвофилософская категория в имяславии - базовое понятие, умственное построение методологического характера, отображающее фундаментальные свойства онтологического отношения мира и языка и упорядоченно представляющее конкретные факты этого отношения, философски синтезированные мистическим опытом православной антропологии и восточно-христианского реализма, транспонированное в системном изложении в качестве смысловой основы лингвистического моделирования языка. Лингвофилософские категории — это набор регулятивных квалификаторов методологического порядка, выполняющих по отношению к теории языка конститутивно-дефиниционную функцию. Применение лингвофилософских категорий к анализу лингвистического материала позволяет раскрыть смысловые особенности .решаемых, проблем, сформулировать идейно значимые позиции исследователя и дать целостную и ценностную мировоззренческую характеристику представленной автором системы фактических данных и теоретических положений. Накладываясь на сеть лингвофилософских категорий текста, лингвистические единицы получают методологическую мотивированность и приобретают статус онтологических объектов.

Бели понятие корня активно использовалось со времен древнеиндийских грамматиков, то термин «корневое слово» (КС) зародился, очевидно, в программе имяславской лингвофилософии, но, в силу известных причин, не был востребован наукой. Только из недр отечественной тюркологии на рубеже XX века он приходит в традиционное языкознание, где до последнего времени бытовало устойчивое представление, согласно которому возможность совпадения корня со словом ограничивалась историческим, мировоззренческим и типологическим табу. Стереотип этот ревностно охранялся и продолжает в значительной степени поддерживаться индоевропейской лингвистикой. В русистике КС оказывались в тени, хотя, инициированный накопленными противоречиями, интерес к ним рос (А.А. Потебня, Н.С. Трубецкой, A.M. Пешковский, В.В. Виногладов, Н.И. Глебова, Н.А. Слюсарева). Не так давно появились и специальные исследования КС (А.В. Андреевская, С.И. Богданов, А.И. Кузнецова, М.А. Соколова), наследующие методологические стереотипы основной лингвистической традиции в подходах к решению вопросов семантики КС и его составляющих. Устойчивый скепсис к КС за рубежом начал преодолеваться еще в трудах младограмматиков (Г. Пауль), а позже — в изучении аналитических языков (JI. Блумфилд) и в исследованиях по англистике (J.L. Bybee, Al. Ellegard, G.A. Greenberg и др.). Именно в зарубежном языкознании КС становится самостоятельным объектом лексикографического описания. Так появляются словари-корнесловы (Ch.E. Gribble; G.Z. Patrick; K.A. Wolkonsky, M.A. Poltoratsky; D. Worth, A. Kozak, D. Johnson и др.), сопоставительный славянский корневой словарь (L.J. Herman), дискурсивный словарь индоевропейских корней (J.T. Shipley). Однако лингвистический психологизм и дескриптивизм мало способствовали реальному прояснению смысловых аспектов и статуса КС. Серьезный опыт, которым необходимо воспользоваться в изучении КС, накоплен в рамках сопоставительной лингвистики (метод лексикостатической глоттохронологии М. Сводеша, техника контрастивного исследования родственных языков Т.М. Гарипова, процедуры наложения семантико-грамматических микросистем В.Н. Ярцевой). В целом, пути номиналистического освоения проблемы КС оказались тернистыми, непоследовательными, провоцировали нежелательную амбивалентность ее решения еще и потому, что позиции имяславцев по этому вопросу фактически игнорировались.

В ходе лингвофилософского анализа языка возникает особая зона интересов имяславия, привлекающая в качестве своеобразного самостоятельного объекта исследований уникальные структурные единицы языка - КС. Если говорить более широко, то корневая проблематика актуализируется не только в связи со спецификой этимологических решений лингвистики имяславия, но и при рассмотрении общетеоретических и методологических вопросов. Апелляция к данным, содержащимся в значении и структуре корня, возникает при обсуждении процесса становления идей бытия в словесную форму. Имяславие отчетливо понимает, что, несмотря на апофатичность раскрытия тайны слова, невозможность рациональной инструментовки связи смысла и материи, рождаемой в слове, язык должен сохранить неопровержимые, первые и непосредственные свидетельства такого взаимоопределения. Эти предполагаемые свидетельства должны быть показательными в свете общего устройства языка и потенциально заряженными силой развертывания первоначальной оформленности слова в его последующей языковой жизни. С точки зрения лингвистического имяславия, слова как ментальные сущности возникают раньше любого их употребления. Но первым и в этом качестве единственно доступным, предположительно возможным для нашего наблюдения условием их бытования являются корневые слова. В них должна проявиться и закрепиться некая изначальная заданность именования, ссылка на которую при всех последующих модификациях и самого этого корня, и образованных на его базе слов сохраняется в дальнейшем как факт первичного соприкосновения энергии мира и языка.

В этих словах важно еще и то, что, наряду с энергетическим потенциалом корня и, вероятно,.вследствие этой энергетики, отмечается общность, стабильное сохранение инвариантности морфемного значения корня, сильные семантические позиции и устойчивость его в диахронии языкового сознания. Онтологическая философия языка специально подчеркивает по отношению к ним важную методологическую и излюбленную патристическую мысль об активной причастности этой «органической части слова» синенергетике связи логосного основания творения и человеческс!го слова. Лингвофилософии имяславия чрезвычайно важно подчеркнуть особый статус КС в языке и с учетом их познавательного ресурса провести идею о константной и динамической роли корня.

Семантико-структурная характеристика КС невозможна без целенаправленного выявления особенностей смысловых нагрузок, закрепленных в КС за его строевыми компонентами. Развитие исследования в этом направлении окружено целым комплексом проблем и, прежде всего, во многом привлекательной для традиционной номиналистической лингвистики, но ложной перспективой сделать заключение о значимости компонента, не определив особенности его значения в единстве способов языкового понимания целостной картины эйдоса.

В референциальных теориях значение, приписываемое единой корневой морфеме на основе широкого спектра условных мотивационных связей, исключает его соотнесенность с определенным денонатом и оказывается чрезвычайно размытым. Это служит основанием для заявлений о «неосязаемости» значения корня. Выбор способа установления семантики внутрисловных элементов КС предопределен также наравнозначностью современных методик морфемного анализа и задан разной глубиной теоретического описания языковых единиц, уровнями их лингвистической абстракции, отнесенностью слова к определенному структурному или словообразовательному типу, лексико-грамматическому множеству. Решение же вопроса о семантическом инварианте морфемы в первую очередь требует установления природы смыслового варьирования морфа в пределах данного эйдетического фокуса и — затем - отнесенности в соответствии с типом грамматически оформленного слова. В последнем случае освоению понимания КС более всего удовлетворяет операция синтагматического вычитания.

В процессе формообразовательного анализа, определяемого сущностью словообразовательного. процесса, КС . членится на основу, материально совпадающую с корнем, и «нулевой» словообразовательный формант, обладающий значением. При этом КС действительно остается одноморфемным, поскольку словообразовательного аффикса (как морфемы) не содержит. Значение, найденное в процессе формообразовательного анализа, не может быть приписано морфеме как единице, в этом процессе не участвующей. Никакого другого морфемного значения, кроме значения корня, участвующего в понимании какой-либо черты эйдоса, в КС нё обнаруживается. Таким образом, по отношению к морфемной сегментации КС демонстрирует безразличие.

Вычисление семантики корня, формируемой эйдетическим лучом, оказывается более всего доступным в КС, в основе значения которых лежит наглядный, простой, расчлененный образ или какая-либо отдельная маркирующая примета звукоизобразительного ряда, ноэматически интерпретируемые корнем. Например, цветовой образ, отчетливо и прозрачно обнаруживающий себя в семантике корневого прилагательного бел, проявляется в дистальных (отстоящих от среднего) смысловых оттенках корневой морфемы не только в словах бел-ёс(ый), бел-оват(ый), бел-изн(а), бел-и-тъ, до-бел-а, но и словах бел-ов-ик, бел-ок, бель-м(о), бел-як «заяц» и т.п. Вокруг образа «глухой стук, удар» формируется семантика корня в ангийских словах thud «свалиться, упасть с глухим стуком», thump «наносить тяжелый удар, колотить», thunder «гром» и «греметь», thunderbolt «удар молнии», thunderous «грозовой» и т.п. Гораздо сложнее вычислить значение корневой морфемы в словах, входящих в словообразовательные гнезда с большим числом производных, и в случаях, когда образ, ноэматически осмысляемый корнем, имеет эйдетически насыщенную содержанием, слабо дифференцируемую, нерасчлененную структуру (ср.: англ. sear - рус. сушь).

Однако семантическая «неосязаемость» корня, о которой рассуждают представители референциальных школ, вовсе не должна отрицать факта определенности корневого значения, общего значения корневой морфемы. Семантическая «неосязаемость» корня есть результат познавательного акта, эйдетически-ноэматического членения смысла, фиксируемого в понимании корневой семантики, и по той же причине есть следствие дистинкции между семантическим инвариантом корня как абстрактной языковой единицы и значением корня в грамматически оформленном слове. «Неосязаемость» значения корня есть результат семантической вариативности этой морфемы, иногда достаточно широкой. По нашему мнению, согласующемуся с имяславским подходом, семантическое варьирование корневой морфемы имеет не концептуальную (понятийно-аналитическую), а образно-действенную смысловую природу, отражающую особенности ноэматической интерпретации эйдосов в языке. В силу этого необходимо конституировать симилятивный характер инвариантно-вариантных отношений между ( семантическими модификациями корневых морфов в гнезде однокоренных слов. Симилятивная связь, отличная от гипо-гиперонимических связей, не должна строиться на иерархических отношениях значений, сводимых к измерениям объемов понятия, но устанавливается на основании реальной или приписываемой общности свойств, оценок, пониманий, вызываемых синергией языковой деятельности.

Семантическая вариативность корня в гнезде производных показывает, что наиболее точную и достоверную ссылку на инвариантное значение корня, а через него и на указание активных сторон участвовавшего в формировании данного смысла эйдоса содержит семантика корневого морфа в КС, этот семантический вариант можно считать предельным и профилирующим', здесь корневая морфема выступает в своей семантически «осязаемой» величине, в квазиинвариантном значении, тогда как в производном слове аффиксы и формативы диссимулируют (сокрывают) инвариантное значение корня. Сильная семантическая позиция корневого морфа в КС поддерживается его сильной морфологической позицией, а также историко-языковой константностью, устойчивостью самого КС.

Вычисление реального значения «нуля» в КС опирается, во-первых, на его обоснование как реляционного форманта в сопоставлении со структурно-элементарной лексикой типа пальто, хаки, через, во-вторых, на определение специфики его значения по отношению к другим «нулевым» формантам, известным в языке, по отношению к омонимичным «нулям» (ср., например, бор-0 и гор-0). Именно наличие «нулевого» показателя как реляционного форманта является специфической характеристикой исконных знаменательных КС по сравнению с другими пластами одноморфемной лексики. Исходная форма КС с отсутствующим субстратным выразителем функционирует, безусловно, на основе соположения / противопоставления с другими его формами в пределах одного смыслового множества, а также другими множествами, имеющими.субстратные.выразители. В этом смысле значение «нуля» в КС является реальностью регулярной языковой непрерывности, т.е., он обладает тем, что традиционно называется системным значением. В то же время нельзя не заметить специфики «нуля» в исходной словоформе КС по отношению к другим «нулевым» формантам языка. Следовательно, его значение в структуре КС проявляется в том, что: во-первых, как реляционный формант он отражает значимость КС, манифестируя понимание отношений последнего к смысловым интервалам, в которых располагаются грамматические подмножества языка; во-вторых, как грамматический формант он выражает морфологические категории рода, числа и падежа корневых существительных и прилагательных в русском языке. В английском языке функция «нуля» как грамматического форманта в КС ослаблена, поскольку эта роль часто передоверяется внутренней флексии, ср., например, формы инфинитива и прошедшего времени глаголов to lead-/0/ — led-/0/; в-третьих, как деривационный формант он является показателем нейтральной субъективной оценки (ср., например, рус. лоб-/0/ и лоб-ик, воз/0/ и воз-ок, мышь-/0/ и мыш-онок или англ. hill-/0/— hill-ock).

Апробация общей семантико-структурной модели КС проводится в трех расширяющихся направлениях, подтверждающих достоверность положений онтологической философии слова о смысловой единораздельной непрерывности языка, единство категорий, интерпретационных возможностей имяславской матрицы и ее работоспособность в неодинаковых смысловых интервалах на основе различных, но взаимосвязанных эйдетико-грамматических конфигураций лексики при условии корректного соблюдения установленных принципов лингвофилософского моделирования.

В первую очередь селективная модель КС была отработана на примере корневых прилагательных цветообозначения в русском языке бел, пег, рус, рыж, ряб, сед, сер, сив и синь. Семантико-структурная однородность и упорядоченность корневых адъективов детерминируется общностью их семантического ядра, соотносимого лишь с частью значений полных прилагательных, единством деривационных отношений между их исходными и производными формами, жестким набором периферийных расширителей их корневой семантики, равной словообразовательной валентностью и способами ее реализации, полнотой словоизменительной парадигмы, устойчивостью фонемного состава корня в диахронии и синхронии, типами группировок акцентного контура КС. Установление направлений и характера семантических трансформаций слов моделируемой группы позволяет утверждать, что смысловая структура ее ядра, исходно связанная с синкретичным, содержательно глубоким и насыщенным эйдосом профилизируется, теряя единство многообразия и растворяясь в ряду изолированных семантических единичностей. Однако именно восстановление внутренних семантических отношенйй и закономерностей переходов сохранившихся корневых вершин эйдетико-грамматического подмножества помогает реконструировать нагрузку утраченных семантических интервалов и дает основание компенсировать исходный смысл корневого ядра, приближаясь к пониманию смысловой целостности и непрерывности эйдоса.

Семантико-структурная модель КС была испытана также в аспекте внутриязыковой корреляции. Исследованием соотносительных корневых субстантивов мужского и женского рода в русском языке заданы параметры таксономии и эпидигматики, обнаруживающие себя в семантическом варьировании корня, имеющим симилятивный характер и образно-действенную природу. КС-корреляты демонстрируют генетическое родство и общность структурного типа. С точки зрения их семного набора в синхронии, существует два интегрированных эйдетико-грамматических подмножества: 1) с таксономическими отношениями между КС-коррелятами (гнус — гнусь, рез-резь, сон - сонь, цеп — цепь); 2) с синестезическими отношениями между КС-коррелятами (вяз — вязь, клад — кладь, мел — мель, пыл — пыль, сыр — сырь). С точки зрения исторических результатов языковой реализации семантической энергии, исследуемые пары представлены безаффиксальными фонетическими вариантами одного КС-архетипа. Причем семантика КС-дериватов оказывается подверженной разной степени декорреляции. Их современный статус отражает две наиболее общие тенденции: во-первых, резервирование за КС-коррелятом мужского рода конкретной, вещественной и собирательной семантики, во-вторых, развивающаяся предпочтительность для русского языкового сознания «мужского» варианта родовой пары, что проявляется в увеличении его экстенсионала (понятие логической траскрипции языка) при сохранении прежних семантических вакансий «женским» коррелятом. Активная семантизация исходных этимонов идет по «мужской» линии, здесь структура древнего смыслового ядра динамизируется, одновременно отвлекаясь от прежней цельности. Наоборот, эйдетическая насыщенность семантики «женской» линии оказывается ближе исходному корневому значению и продолжает сберегать следы более полной картины сущности, являемой здесь ноэматически менее дифференцированно.

Опыт сопоставительной лексикографии русского и английского языков на протяжении длительного периода остается в значительной степени однобокий. Так, создано огромное количество словарей специальной терминологии, обслуживающих различные виды технического перевода по отраслевому принципу. В то же время ощущается острый дефицит историко-этимологических, лингвокультурологических словарных работ по русско-английской лексикографии, совершенно недостаточно число параллельных сопоставительных словарей и словников, репрезентирующих материалы общенародной базовой лексики двух языков и отражающих развитие теории языка, компаративистики и контрастивистики. Имеющиеся в этой сфере работы, выполненные в жанре учебного пособия, страдают внутренней противоречивостью, что приводит к генетической разрозненности сопоставляемого языкового материала, случайным принципам отбора и квалификации сопоставляемых единиц.

Третья, наиболее объемная и разветвленная реализация селективной модели КС была осуществлена применительно к данным отдаленно родственных языков. Разработана процедура, обеспечивающая оптимизацию и корректное наложение сопоставляемой базисной русской и английской лексики, обоснована гомогенность коррелятивных КС, их синхронная фономорфологическая структура экстраполирована в диахронию, установлены векторы семантических переходов и смещений эйдетического луча в ноэматическом оформлении значения исходных корневых вершин.

Построение сопоставительного словника КС, регламентируемого жесткой процедурой селекции корневых коррелятов, обеспечивает, по нашему мнению, достоверность и объективность данных о смысловых особенностях древнейших пластов исконной базовой лексики двух языков. Контрастивный анализ материалов словника показывает, что исследуемая лексика распределяется по 12-ти лексико-эйдетическим рубрикам, отражающим образную природу корневой семантики, делающей инобытийно доступными в языке, вероятно, наиболее ранние показания о способах развертывания смысловой синергии:

• описательные элементы сущностей

• изображение частей лица и тела живого организма

• изображение животного мира

• изображение рельефа местности и поверхности, а также рельефных объектов по сущности конфигурации

• изображение растений и их частей

• изображение процессов 1

• изображение веществ

• изображение среды обитания и ее атрибутов

• изображение объектов по принципу целостности (внутреннего единства)

• цветовые изображения

• изображение человека и его родственных отношений

• изображение периодов времени.

Благодаря полученным с учетом входящих связей ядра и периферии семантическим соотношениям, передающим предпочтительные изобразительные фокусировки языков, реализуемые в лексико-эйдетических группах значениями КС, устанавливаются общие смысловые интервалы, а также сравнительные векторы языкового понимания и ноэматической интерпретации отдельных черт единой смысловой картины какой-либо сущности.

Самую объемную из лексико-эйдетических групп составляют описательные элементы. Порядок следования рубрик определяется общим числом русских и английских КС, участвующих в коррелятивных парах и организующих ядро групп, т.е. таких КС, которые имеют пару в пределах номинации рубрики. В случае равной численности КС, реализуемых в ядре различных групп, предпочтение отдавалось той из них, которая имела более высокий показатель сумм входящих связей, превосходя другие разветвленностью семантической сети периферии. Общее количество КС групп, задействованных в коррелятивных парах периферии, в данном случае не имело значения. Порядок смыслового описания связей периферии определялся, во-первых, общим числом русских и английских КС, устанавливающих каждую связь, во-вторых, классификационным порядком основных рубрик (порядковым номером.рубрики).

Итак, каждая лексико-семантическая группа представлена своим ядром (семантическая корреляция здесь осуществляется в рамках номинации смыслового интервала рубрики) и его периферией (сеть значений здесь устанавливается правилами семантических переходов между рубриками). Так, например, группа «изображение объектов по принципу целостности (внутреннего единства)» представлена следующим ядром: Клок «обрывок, отдельный кусок чего-либо, небольшая, незначительная часть I чего-либо; пучок, торчащая прядь (волос, шерсти, травы, и т.п.)» — clout «заплата; клочок земли; обрывок, лоскут». Лом «ломанные или годные только для переработки (чаще металлические) предметы» — lame «имеющий какие-либо дефекты, повреждения; хромой». Цел «неразрушенный, непорванный и т.п.; неповрежденный; сохранившийся» — whole «весь, целый; невредимый; сплошной», «целое, сумма чего-либо». На периферии слова этой группы соотносятся со словами, корневая семантика которых включает: во-первых, изображение рельефных объектов, образующихся в результате лишения первоначальной целостности какой-либо поверхности {клок — clot «кусок; ком; глыба; шишка; сгусток»; scale «шелуха; накипь» - щель «узкое продолговатое отверстие, скважина»); во-вторых, изображение процессов, имеющих отношение к тому, что названо мотивирующим корневым существительным, а именно процессов наделения кого-, чего-либо некоторыми признаками, свойственными тому, что названо корневым существительным (клок - to clout «чинить, латать»; лом - to lame «изувечить, сломать». Здесь эйдос как единая идея целостности, интерпретируясь в языках ноэмами сохранения, наделения, переработки, повреждения, лишения и др., семематически активизирует языковые изображения степени сохранности первоначальных свойств целого или свойств, возникающих в результате распада целого, природы и среды протекания ноэматически названных процессов, материала их реализации, способов наделения, нанесения повреждений, следов дефектов и т.д.

В результате применения специализированной процедуры контрастивного анализа получен ряд дополнительных сведений о формировании древних пластов корнеслова: германские заимствования в русском языке охватывают область сельскохозяйственной и военной номинации, тогда как славянские заимствования в английском восполняют картину образов животного мира; движение заимствований в германо-славянском направлении было более интенсивным, чем в славяно-германском; морфологический характер английской лексемы обусловил высокую степень диахронической защищенности ее ауслаута по сравнению с русским КС (особенно это касается русского глагола, морфемная структура которого характеризовалась значительной проницаемостью для элементов детерминантных инноваций). Однако фономорфологически и семантически КС сохраняет достаточно стабильную структуру на протяжении длительных эпох, выступая в современном языке прямым наследником наиболее древних языковых состояний.

Полученные в ходе исследования результаты подтверждают актуальность разрабатываемой темы. При этом существуют широкие возможности ее расширения в нескольких направлениях. Семантико-структурная модель КС позволяет изучать любые лексико-грамматические подмножества корневой лексики, выявлять как их внутренние характеристики, так и многообразные внешние связи. Селективная модель КС катализирует новые возможности контрастивного анализа, который может быть применен с целью сопоставления структурно-семантических звеньев базовой лексики родственных и отдаленно родственных языков. Не исчерпаны информативные и параметрические возможности лексикографического представления КС. Введение в обучающие программы текстов, тематических и лексико-семантических групп, включающих адаптированный КС-коррелятами словарь, а также заданий на подбор синонимов, на компонентный анализ «параллельных» слов позволит добиться эффективной интеллектуальной деятельности, высокой принципиальной сознательности субъектов учебного процесса, динамизировать их трансференцию положительным переносом языковых навыков.

Внешняя активность лингвистики в освоении текста, многообразие, плотность и даже многопрофильность исследований языковедов в этой отрасли оборачивается, как это ни парадоксально, либо полным забвением основообразующей, смысловой сферы литературного лингвосемиозиса, либо отсутствием должного внимания к ней. Основу этого крена, как мы убедились, предопределяет та же исторически сложившаяся диспропорция номиналистических и реалистических традиций, что и в разработке других важнейших вопросов теоретического языкознания, например, проблем корня. Мера отношения к смысловому посланию, заложенному в тексте, являет собой и сам способ, и мировоззренческие принципы трансляции лингвистической текстологии. Драматургия лингвистики текста, основанная на конфликтах множества противоречивых позиций, оказывается «рыхлой» и не способной к ясному их решению. Солидарное мнение значительного числа исследователей (М.Я. Дымарский, А.Т. Кривоносов, Н.А. Слюсарева, J. Petofi и др.) сходится в признании негативной симптоматики, определяемой серьезными трудностями в выработке базовых текстовых категорий, начиная от описания свойств, функций и единиц текста и заканчивая квалификацией его онтологического статуса, выявлением границ и объема текста, типологии и возможных дефиниций. Многие языковеды (Я. Петефи, К. Бринкер, Э. Косериу, Т.М. Николаева, О.И. Москальская и др.) осознают ограниченность структурно ориентированных.подходов и понимают, что.назрела потребность обратиться к смысловой стороне текстов.

Коммуникативная ценность отдельных текстовых конструктов, организация и порядок их следования как отражение вполне абстрактных текстовых стратегий вроде информирования, убеждения, развлечения, побуждения и т.п. являются точным или несколько модифицированным воспроизведением стандартных определений коммуникативного синтаксиса на текстовом материале, очень далеких от насущных воЬросов взаимодействия автора и читателя и понимания тех реальных жизненных проблем, которые транслирует отправитель текста его получателю.

Не лучшим образом обстоит дело и с установлением функций текста. Прагматически понимаемая коммуникативная направленность, опирающаяся в попытках ее объяснения на иллокутивную силу отдельных предложений либо на воздействие затекстовых факторов, характеризующих внешние обстоятельства речевого акта, является той мерой, в соответствии с которой соотносится содержание текста с его функциями как целевыми установками. Назначение текстов описывается в терминах модифицированной логико-пропозициональной семантики речевых действий. Показательной является и постановка вопроса об онтологическом статусе текста. В этой связи, как правило, обсуждаются обстоятельства разграничения устной, письменной и внутренней речи, порождающие их когнитивные процессы, а также следствия этих процессов, проявляющиеся в формах текстовой организации. Наблюдается смещение решения данного вопроса в когнитивно-структурную плоскость, между тем по-настоящему фундаментальные позиции, прямо затрагивающие существо текста и его сущностные связи с бытием мира и человека, современная лингвистика предпочитает не обсуждать. Фактически соотношение текстов с действительностью понимается во всех версиях рассматриваемой традиции исключительно референциально, позитивистски и сводится к условным схемам чистой логики, а природа текстов в аспекте их порождения и восприятия объясняется действием психофизиологических механизмов; логическая структура предложения вновь объявляется центром процесса, обеспечивающего текстообразование.

В постановке проблем, касающихся решения вопросов о статусе, функциях, типологии, свойствах и критериях текста, фактически игнорируются смысловые области изображаемого предмета и его понимания автором. Такие предметные центры ускользают и от синергетического, и от референциального, и от концептуального анализа, . обходящихся без эйдетического уровня и эйдетического понимания семантики текстовых единиц. Психическая и понятийная структуры ассоциаций, а не синергия языковой коммуникации являются в рамках концептуального направления основой смыслового варьирования слова в тексте и даже признаются базой самого человеческого общения. Чем более абстрактным и широким становится понятие, тем более оно отвлекается от конкретики живых I проявлений и, следовательно, смысловых «частностей». Понимание эйдетической «картины» в языке текста тем целостнее и объемнее, чем больше значимых конкретных смысловых качеств и, следовательно, смысловых черт сущности удается освоить. В случае удачной языковой комбинации как модели текстового представления изображаемого предмета возникает некий его вид, смысл которого приближается к пониманию какой-либо стороны сущности и реально, но не субстанциально указывает на нее. Не ставя под сомнение серьезные достижения и обоснованность референциально-концептуальных версий лингвоанализа текста, констатируем, что в рамках присущих им процедур нивелируются уникальные текстовые смыслы, зависящие от единораздельной языковой модели, избранной для понимания предметного центра, конкретных способов ее создания, неповторимых контекстных значений и динамичных смысловых обстоятельств их соединения, лежащих в ее синергийной основе и потому коммуникативно обусловленных особой позицией автора и его заданиями, композицией текста, маршрутами движения этической фабулы на отдельных смысловых участках текстового пространства. Для имяславской лингвофилософии принципиально, что языковые смыслы не могут возникать вне связи с доминирующим в сознании эйдетическим слоем, формирующим синергийную основу языка.

Единораздельное постижение текста как целого строится на основе реалистической, коммуникативно-личностной, синергетически сущностной аксиоматики и решается, в отличие от основных референциально-концептуальных версий лингвопоэтики, в диапазоне исключительно смысловых подходов. Оно транслируется посредством лингвофилософских категорий, позволяющих обнаруживать и раскрывать основные регулятивные принципы моделирования речевых произведений и принципиально противостоящих их десемантизации. .

В качестве противовеса альтернативным направлениям исследований в имяславской лингвофилософии выступает особо понимаемая категория коммуникативности. Ее осмысление восходит еще к протолингвистическим истокам восточно-христианской патристики и связано с признанием синергийности богочеловеческой природы языка. Отличие ее таюке в том, что она является и онтологической и научно-аналитической основой смысловой непрерывности языка, а также текста как смыслового единства, как сообщения и поступка, как сознательного и целенаправленного действия по мыслительной переработке бытия. Имяславское понимание коммуникативности снимает ряд известных противоречий в запутанной текстологической проблеме о единстве и различии автора и его языка, признавая синергийное, но не субстанциальное присутствие автора за каждым словом и языковыми моделями художественного произведения.

Ключевые категории лингвофилософской оценки текста в имяславской традиции можно схематически представить следующим образом. Мир внелинейных и вневременных идей язык транспонирует, коммуникативно модифицирует в смысловой континуум текста, приобретающий пространственно-временные формы словесного изображения. Смысл текста сущностно связан с предметом изображения. Понимание предмета в тексте осуществляется синергийно в1 Богочеловеческом взаимодействии посредством языка и взаимодействии автора с получателем посредством речевого произведения. Язык текста как послания и поступка сущностно интерпретирует нравственную философию автора, которая находит сущностное подтверждение в речевом пространстве произведения, в т.ч. и в способах синергетического взаимодействия его языковых единиц. Основа синергийно-реалистической, коммуникативной природы текста — сам язык в его преобразовательной силе. Основа художественного смысла текста — образная природа языка. В тексте посредством языка осмысливается сама реальность, идеи которой находятся во внетекстовом бытии, в мире нетварных сущностей. Но их черты отражаются, проступают в тексте и оказываются ему отчасти доступными, благодаря его словесному устройству.

Возвращение к смысловому курсу в понимании языка словесного искусства, развитие имяславской лингвофилософии по линии обсуждаемой проблематики отражается в современной, реалистически ориентированной теории риторики в России (В.И. Аннушкин, А.А. Волков). Идейно-теоретическая близость задается рядом общих подходов к религиозно-философскому пониманию онтологического статуса языка, демонстрирующих единство с имяславскими его оценками, и признанием нравственно-философских оснований речемыслительной деятельности в ранге ключевых факторов порождения текста, искусства и законов выстраивания речи, в сфере взаимодействия автора и получателя словесного сообщения.

К задачам лингводидактической реконструкции текста как художественного целого относится установление таких принципов и по преимуществу регулярных механизмов литературного лингвосемиозиса, органичное формирование которых в речевом произведении осуществляется под давлением ведущих морально-ролевых установок как результатов нравственного выражения опыта соприкосновения авторах внелитературной реальностью, мировоззренческих приоритетов художника и доминирующего коммуникативно-этического задания к тексту. При этом нельзя сводить дидактическую нагрузку языка в художественной речи к функции исключительно пассивного, инструментального средства либо, наоборот, абсолютизировать самодавлеющую субстанцию деперсонализирующего языкового смысла, но понимать литературное пространство как ( лингвокреативную среду взаимодействия1 синергии идейно-поэтической воли автора, властно заявляющей в ней о себе силе эйдоса, а также творческой, конструктивной активности языковой семантики. В этом случае отправной методологической посылкой лингвистической дидактики художественного текста становится подлинный и при том абсолютно жизненный реализм, признающий первичность самой действительности по отношению к последующим литературно-языковым ее переработкам и моделям, в которых языковая личность (творец художественного слова, располагающий возможностями инсценировки и переключения точек говорения от себя к повествователю и героям) получает возможность самоосуществления в конструировании и истолковании мира и его смыслов. Актуальным и первостепенным запросом лингводидактической реконструкции необходимо признать построение модели, удовлетворяющей условию содержательной оценки языка данного текста как этического поступка автора, и, следовательно, основным ресурсом искомой технологии будет анализ единораздельной разметки словесных структур, мотивированных этической фабулой, этическими связями текста. Особое внимание уделяется определению роли и квалификации статуса языковых единиц в семантическом пространстве текста в качестве значимых креатур мировоззренческих, нравственных установок автора. В предлагаемой модели четко дифференцируются четыре уровня, связанных с технологиями трансляции, передачи и осуществления языковыми единицами их дидактической нагрузки.

На первом уровне, наиболее глубоком по степени проникновения «эйдетического луча» в существо нравственных фокусировок авторского сознания и «сгущенности» их выражения в словесной ткани, заявляет о себе задача экстериоризации ключевых слов художественного текста. Распознавание ключевых словесных позиций как носителей лингводидактических сведений осуществляется при надлежащей опоре на этическую версию произведения и в гармонии с нравственно-философским пониманием текста. В лингводидактических целях квалификация языковых единиц данного уровня оснащается обоснованием факта их этической значимости по отношению к целостному идейному пространству текста. На первый план также выдвигается вопрос о мотивированности состава, внутреннем устройстве и связях смысловых опор текста. Кроме того, выявляется семантическая динамика речевой актуализациии стандартных языковых (словарных) значений ключевых слов, исследуется, как потенциально насыщенная, концентрированная семантика опорного слова избирательно реализуется в представляющем его текстовом значении, а также устанавливаются мотивы и индекс их повторяемости в тексте. Производится атрибуция параметров варьирования семемы в зависимости от соответствия смысловым условиям текста. Имея в виду стержневой, кумулятивный характер ключевых слов, максимальную степень их семантической заряженности и мощный потенциал развертывания вокруг них показательных для реализации авторского замысла текстовых смыслов, эту область лингводидактического измерения языка можно определить как аксонометрическую (от греч. axon — ось).

Второй уровень анализа предлагаем считать эпитаксическим (от греч. epi — на, при, возле и taxis — расположение, устройство), подразумевая, что векторы языкового осуществления, развертывания и роста заложенных в нравственном послании автора мотивов формируются на прилегающих участках вокруг ключевых знаков как устойчивых смысловых опор и своего рода семантической «подложки» текста. Можно сказать, что в лингводидактическом отношении прежде всего в орбите указанной оси и при ее предсказующем силовом воздействии разворачивается языковая конфигурация этически значимых участков текста. Таким образом, за счет непосредственной синергийной увязки со знаками сильных смысловых позиций текста появляются новые семантические приращения. Особенности реальной речевой жизни на значимых в этическом отношении участках текста обеспечены продуцированием семантической энергии ключевых элементов через релевантные дидактическому смыслу дистрибуции и деривации.

Для третьего уровня лингводидактического моделирования существенными . должны . быть признаны. наблюдения, раскрывающие содержание выбора непрямых, вспомогательных словесных средств, достраивающих текст по линиям его нравственно-философских ориентиров и способствующих более полному достижению этического эффекта. Скачки и реминисценции, переключения фокусов внимания и смещение инстанций говорения - вот далеко не полный набор «неровных» маршрутов и «обходных» маневров в языке художественной литературы. На пересеченном пути, который прокладывает себе этическая фабула!, далеко не прямыми способами могут окрашиваться морально-аксиологической значимостью языковые единицы текста. Дрейфуя в поле бесконечных языковых возможностей, автор делает выбор в пользу вполне определенных форматов (конструктов и конструкций), встраивая их в словесную ткань. Некоторые из них, без сомнения, обусловлены и этической рефлексией. Обозначим смысловую роль таких средств как комплетопетарную (от лат. completes — полный и petere - устремляться) нагрузку. Комплетопетарными стоит назвать отношения семантического взаимодополнения до целого и встраивания единиц в текстовое пространство по принципу функционально-семантической однородности решаемой на отдельных отрезках текста смысловой задачи.

Четвертый шаг художественной лингводидактике нужно сделать для того, чтобы ее усилия и наблюдения не остались в зоне исключительно внутреннего использования. Чтобы освидетельствование текста не превращалось в реконструкцию гипостазированного бытия. Чтобы текст как анализ этического поступка имел выход в область оценок затекстовой действительности. Понимая, что за знаками поэтического лингвосемиозиса всегда стоит нечто большее, чем они сами, прорываясь в эту сферу, не только автор, ни и интерпретатор вступают на почву рискованных, но и ответственных суждений. Такой подход, без сомнения, наиболее непривычный и трудный для лингвиста. Однако общественно значимые оценки в его суждениях о литературе необходимы. На эвентуальном уровне языковед имеет право и, вероятно, обязан внятно артикулировать соображения об осмысленных им сторонах предполагаемого нравственного эффекта и читательских ожиданий, связанных с лингводидактической реализацией этического посыла текста.

В податливом, но в то же время принципиально скроенном словесном полотне повести И.С. Шмелева «Лето . Господне» . нравственное коммуникативное послание выткано по единому замыслу, ключевую роль в языковом воплощении которого играет явление геортонимии. Языковое пространство повести выстроено так, что мир открывается Ване как церковный календарь, в котором естественный ритм православного уклада семьи отлажен в согласии с христианской логикой движения годового цикла. Праздник (с таинством его имени и смысла) для Вани есть неоспоримый, но и непостижимый факт присутствия в мире Божьего Промысла, волею которого этот мир будет существовать из года в год, из века в век, до конца исторического времени. Геортоним как имя праздника — это ключевая позиция, вокруг которой складываются этически значимые участки произведения.

Проводится комплексный смысловой анализ, раскрывающий характер обнаруженных дистрибуций, способы аранжировки геортонимов с другими лексико-эйдетическими подмножествами, участвующими в организации этически окрашенного пространства повести, раскрываются показательные смысловые приращения, возникающие в результате синергии таких показательных взаимодействий, и нравственно-философская природа данных связей.

Так, глаголы, оказывающиеся в гертонимическом пространстве, распределяются по лексико-эйдетическим .группам, смысловые комментарии к которым помещаются в порядке сокращения внутренней численности глагольного подмножества, а также в соответствии с нисходящей шкалой типичности и частотности выявленных валентностей с геортонимами. К примеру, на первом месте стоят бытийные предикаты: эссивы и эвентивы задают базовый характер геортонимов как представителей «предметного центра» повести, помещают их в самую основу событийного развертывания текста (будет на Трдицу, бывает после Спаса Преображения, Рождество будет не в Рождество; случилось в самую Радуницу, выдалась на день Ангела и т.д.). В сочетании с бытийно-темпоральными (фазисными) глаголами, в т.ч. инактивными и базовыми ингрессивами (начинается Духов день, наступила «Донская»), инхоативами (захватила Пасха, сделаем к Пасхе) и предикатами биологического бытия (жизни и смерти — поживу еще хоть до Петровок, преставилась на Пасху) геортонимы приобретают в тексте значение универсальных, всеобщих вех и осей, на которые «нанизываются» существование и заботы православного человека, вокруг которых развертывается весь его жизненный цикл. Почти не уступают этой группе глаголов по интенсивности и разнообразию семантики предикаты движения, реализующие в сочетании с геортонимами авторский образ динамично-активного мира, деятельно вовлекающего в свое поступательное развитие человека со всеми его попечениями: подходит Крестопоклонная, будто вернулась Пасха, гуляет Верба, поспеть к Николину дню. Весьма представительна дистрибуция геортонимов повести с квалификативами, которые характеризуют праздники по свету: .светится Рождество Христово, запаху: пахнут Святки, показывают свойства и качества людей по владеющим ими чувствами: заливает радостью Пасха и чувственными восприятиями: слышится Пасха, по их отношению к обязанностям: стараются для Рождества. Благодаря предикатам свойств проявляется способность удивительно объемного, чувственно-физического и реально-жизненного восприятия праздника. Значительное число квалификативов прямо соотносится с христианским символом Света и, вероятно, с идеей о синергии Бога и человека, мистически уплотняемой в праздничные дни.

Подобным образом проводится квалификация и других синергетических связей в смысловом пространстве повести, в том числе анализ функционирования сакрально-богослужебной лексики и паремий.

Характер и смысл употребления геортонимов, их связность являются отражением идейно-художественного и идейно-эстетического определения фабулы текста. Духовное становление Вани у Шмелева происходит не просто на фоне или в контексте, но именно изнутри синергетического развития и преображения личности в движениях переживаемых детской дошой праздничных новозаветных смыслов. Это понимание и повествовательно-языковое выстраивание Шмелевым воспитательной линии текста хорошо укладывается в принципы христианской антропологии, в представления Православной Церкви о типах энергийного образа человека. Сам мир человеческого бытия предстает миром соприсутствия в творении Божьего Промысла. Геортонимы становятся в тексте опорой языковой модели квалиметрического измерения тварного бытия человека, мерой его сопричастности Православию. Очевидно, что одна из задач Шмелева в «Лете Господнем» — показать посредством языковых средств, как нравственное содержание праздников находит свое отражение в сознании и душе православного человека, следующего церковной традиции. Функциональное использование автором геортонимов имеет в повести глубоко мотивированный характер; оно прямо подчиняется этической фабуле текста, дидактической мысли автора об основах и цикличности жизненного пути человека, формируемых вокруг стержневых христианских ценностей.

Лингвистика в равной мере с литературоведением ответственна за качественный анализ словесного творчества, может и должна говорить о большем, явственно высказываться при помощи имеющегося у нее исследовательского арсенала по существу идейно-нравственных опор текста, а это предполагает в свою очередь внятный и живой комментарий, проникающий до уровня энтелехической глубины текста, интерпретирующий единицы словесного «эпителия» с учетом его «костно-мышечной ткани». Переключение лингвистической матрицы - задача невероятно трудоемкая, масштабная, но современное языкознание, располагающее огромным багажом таксономических технологий, сможет выйти на такие измерения семантики и структуры текстов, которые приблизят его к пониманию и толкованию литературного этоса как органической и устойчивой сферы лингвопоэтики, как ее характерологической и типологической черты. Очевидно, что, благодаря возвращению к имяславской онтологии языка, к объяснительному потенциалу жизненно-реалистической интерпретации языковых явлений, возможности лингвистического интерфейса способны расшириться.

Ни сегодня, ни в перспективе лингвистика, если она претендует, по мнению А.Ф. Лосева, относиться «к области точных наук о действительности» [Лосев, 2004, с. 275], не может притязать на предельную полноту и взвешенность своих оценок устройства корня и текста, игнорируя наследие имяславия в подходах к этим языковым феноменам. Приступая к написанию этой диссертации, я отчетливо осознавал среди прочих одну, но, вероятно, главную мысль. Она заключалась в том, чтобы в современном научном диалоге по актуальным проблемам теории языка достойно представить и по возможности убедительно, лингвистически адекватно аргументировать интересы несправедливо почти забытой языкознанием одной из ярких страниц отечественной философии языка.

Список научной литературыТимирханов, Валентин Рахимович, диссертация по теме "Теория языка"

1.Аврорин, 1963 - Аврорин В.А. Об основных различиях между агглютинативной и флективной аффиксацией // Морфологическая структура слова в языках различных типов: материалы междунар. науч. конф. - М.: Изд-во МГПИ, 1963. - С. 208-216.

2. Адмони, 1994 — Адмони В.Г. Система форм речевого высказывания. — СПб.: Наука, 1994. 151 с.

3. Акимова, Лойберг, 2005 Акимова Н.И., Лойберг Ф.Л. История языкознания: учебное пособие. - Хабаровск: Изд-во ТОГУ, 2005. — 157 с.

4. Аксаков, 1875 — Аксаков К.С. Полное собрание сочинений: в 2 тт. — М., 1875. Т. 2. - Ч. 2. - XII, 661 с.

5. Алефиренко, 2002 Алефиренко Н.Ф. Поэтическая энергия слова: Синергетика языка, сознания и культуры. — М.: Academia, 2002. — 394 с.

6. Аликаева, 1980 — Аликаева Г.В. Гнездо слов со связанными корнями в английском языке: дис. . канд. филол. наук. — М., 1980. — 143 с.

7. Аликаева, Соболева, 1979 Аликаева Г.В., Соболева П.А. Опыт построения словаря гнезд со связанными корнями (на материале русского и английского языков) // Переводная и учебная лексикография: сб. науч. статей. - М.: Изд-во МГУ, 1979. - С. 281-301.

8. Алисултанов, 1986 — Алисултанов А.С. Проблема базисной лексики русского, английского и рутульского языков (на материале глаголов): дис. . канд. филол. наук. М., 1986. - 163 с.

9. Амирова, Ольховиков, Рождественский, 2006 Амирова Т.А, Ольховиков Б.А., Рождественский Ю.В. История языкознания. — М.: Издательский центр «Академия», 2006. — 272 с.

10. Андреевская, 1990 Андреевская А.В. Исследование параметров корневых слов русского языка XI - XX веков: дис. . канд. филол. наук. -М., 1990.-220 с.

11. Аннушкин, 1989 Аннушкин В.И. Первая русская «риторика»: Из истории риторической мысли. - М.: Знание, 1989. - 64 с.

12. Аннушкин, 1994 Аннушкин В.И. Риторика: учебное пособие. Пермь: Изд-во Пермского обл. ин-та повышения квалификации работников образования, 1994. - 102 с.

13. Антропосфера дискурса, 2007 Антропосфера дискурса / Л.А.Сергеева, Г.Г. Хисамова, В.А. Шаймиев и др. — Уфа: Гилем, 2007. - 252 с.

14. Антышев, 1970 — Антышев А.Н. К вопросу о тождестве основ // 1 Актуальные проблемы лексикологии: материалы науч. конф. — Минск:

15. Изд-во БелГУ, 1970. С. 7-8.

16. Аристотель, 2000 — Аристотель. Риторика / пер. О. Цыбенко, Н. Платоновой. М.: Лабиринт, 2000. — 220 с.

17. Арутюнова, 1998 — Арутюнова Н.Д. Язык и мир человека. — М.: Языки русской культуры, 1998. 896 с.

18. Афанасий, 2002 — Святой Афанасий Великий, Архиепископ Александрийский, и его избранные творения. Минск: Харвест, 2002. -239 с.

19. Ахманова, 1966 Ахманова О.С. Словарь лингвистических терминов. - М.: Наука, 1966. - 607 с.

20. Барт, 1989 Барт Р. Смерть автора // Барт Р. Избранные работы: Семиотика: Поэтика / пер. с фр. - М.: Прогресс, 1989. - С.384-391.

21. Бархударов, 1975 Бархударов Л.С. Очерки по морфологии современного английского языка. -М.: Просвещение, 1975. - 156 с.

22. БАС Словарь современного русского литературного языка: в 17 тт.- М.: Наука; Л.: Наука, 1950-1965. - Тт.1 - 17.

23. Безлепкин, 1999 Безлепкин Н.И. Философия языка в России, XIX — середина XX вв.: дис. . докт. филос. наук. - СПб., 1999. - 341 с.

24. Безлепкин, 2002 Безлепкин Н.И. Философия языка в России: К истории русской лингвофилософии. - СПб.: Искусство - СПБ, 2002. — 272 с.

25. Белоусов, 2008 Белоусов К.И. Синергетика текста: От структуры к форме. - М.: Книжный дом «ЛИБРОКОМ», 2008. - 248 с.

26. Белошапкова, 1981 Белошапкова В.А. Современный русский язык: учебник / под ред. В.А.Белошапковой. — М.: Высшая школа, 1981. - 560 с.

27. Белянин, 1988 Белянин В.П. Психолингвистические аспекты художественного текста. - М.: Изд-во МГУ, 1988. - 121 с.

28. Бибихин, 2001 Бибихин В.В. Слово и событие. - М.: Эдиториал УРСС, 2001.-314 с.

29. Бибихин, 2002 Бибихин В.В. Язык философии. - М.: Языки славянской культуры, 2002. - 416 с.

30. Бибихин, 2005 Бибихин В.В. Витгенштейн: смена аспекта. — М.: Институт философии, теологии и истории св. Фомы, 2005. - 576 с.

31. Бибихин, 2008 Бибихин В.В. Внутренняя форма слова. — СПб.: Наука, 2008. - 420 с.33. Библия.

32. Блумфилд, 1968 — Блумфилд Л. Язык / пер. с англ. — М.: Наука, 1968.- 607 с.

33. Богданов, 1983 Богданов С.И. О трех этапах морфемной сегментации словоформ // Спорные вопросы русского языкознания. Теория и практика: сб. науч. статей. - Л.: Изд-во ЛГУ, 1983. - С. 157— 175.

34. Богданов, 1984 Богданов С.И. Собственно морфемный анализ и морфологическая интерпретация структурно-элементарной лексики русского языка: дис. . канд. филол. наук. - Л., 1984. - 220 с.

35. Богданов, 1986 Богданов С.И. Одноморфемные слова или простые знаки? // Вестник Ленинградского университета. — Л.: Изд-во ЛГУ, 1986. -Вып. 2. - С.57-61.

36. Богданов, 1990 Богданов В.В. Речевое общение: Прагматические и семантические аспекты. - Л.: Изд-во ЛГУ, 1990. — 87 с.

37. Бодуэн де Куртенэ, 1963 — Бодуэн де Куртенэ И.А. Избранные труды по языкознанию: в 2 тт.- М.: Наука, 1963. Т. 2. - 391 с.

38. Бочаров, 2000 Бочаров А.Б. Риторические аспекты русской философии языка (М.М. Бахтин, А.Ф. Лосев): автореф. дис. . канд. филос. наук. ! СПб., 2000. - 17 с. (

39. Брудный, 1998 Брудный А.А. Психологическая герменевтика: учебное пособие. - М.: Лабиринт, 1998. - 336 с.

40. Будейко, 2006 Будейко В.Э. История лингвистических учений: учебное пособие. - Челябинск: Полиграф-Мастер, 2006. — 298 с.

41. Булгаков, 1993 Булгаков С.Н. Сочинения: в 2 тт. — М.: Наука, 1993. - Т. 1. - 603 с.

42. Булгаков, 1998 Булгаков С.Н. Философия имени. — СПб.: Наука, 1998.-448 с.

43. Бюлер, 1993 Бюлер К. Теория языка: Репрезентативная функция языка / под ред. Т.В. Булыгиной. - М.: Прогресс: Универс, 1993. - 501 с.

44. Вандриес, 1937 Вандриес Ж. Язык: Лингвистическое введение в историю. - М.: ОГИЗ, 1937. - 412 с.

45. Васильев, 1985 Васильев Л.М. Значение в его отношении к системе языка. - Уфа: Изд-во БГУ, 1985. - 64 с.

46. Васильев, 1990 Васильев Л.М. Теория и методология современного языкознания: Принципы знаковости и формальности языка. - Уфа: Изд-во БГУ, 1990. - 60 с.

47. Васильев, 2004 Васильев Л.М. О понятиях и терминах когнитивной лингвистики // Исследования по семантике: межвузовский научный сборник. - Уфа: РИО БашГУ, 2004. - Вып. 22. - С. 10-18.

48. Васильев, 2005 — Васильев JI.M. Системный семантический словарь русского языка: Предикатная лексика. Уфа: Гилем, 2005. — 438 с.

49. Васильева, 1980 Васильева Э.П. Сопоставление способов и адекватность перевода русских безличных предложений на английский язык // Сопоставительный лингвистический анализ: сб. науч. статей. — Куйбышев: Изд-во КГПИ, 1980. - С. 92-101.

50. Вежбицкая, 2001 — Вежбицкая А. Понимание культур через посредство ключевых слов / пер. с англ. А.Д. Шмелева. — М.: Языки славянской культуры, 2001. 288 с.

51. Вдовиченко, 2008 Вдовиченко А.В. Расставание с1 «языком»: Критическая ретроспектива лингвистического знания. - М.: Изд-во Православного Свято-Тихоновского Гуманитарного университета, 2008. - 512 с.

52. Виноградов, 1972 — Виноградов В.В. Русский язык (грамматическое учение о слове). М.: Наука, 1972. - 614 с.

53. Виноградов, 1997 Виноградов В.В. К построению теории поэтического языка // Русская словесность: От теории словесности к структуре текста: Антология. -М.: Academia, 1997. - С.163—177.

54. Винокур, 1997 — Винокур Г.О. Об изучении языка литературных произведений // Русская словесность: От теории словесности к структуре текста: Антология. М.: Academia, 1997. - С. 178-201.

55. Владимиров, 2004 Владимиров Ю.С. Предисловие редактора // Христианство и наука: сб. докладов конференции. - М.: Отдел религиозного образования и катехизации РПЦ, 2004. — С. 3-4.

56. Волков, 2001 Волков А.А. Курс русской риторики. - М.: Изд-во Храма св. мученицы Татианы, 2001. — 474 с.

57. Гайсина, 2004 — Гайсина P.M. Становление частей речи в свете синергетической парадигмы (на примере взаимодействия имени существительного и глагола) // Исследования по семантике: межвузовский научный сборник.- Уфа: РИО БашГУ, 2004. Вып. 22. - С. 34-53.

58. Гальперин, 1981 — Гальперин И.Р. Текст как объект лингвистического исследования. -М.: Наука, 1981. — 139 с.

59. Гамкрелидзе, 1972 Гамкрелидзе Т.В. К проблеме «произвольности» языкового знака // Вопросы языкознания. — М., 1972. -№6.-С. 33-39.

60. Гараева, 2000 Гараева Г.Ф. Софийный идеализм как историко-философский феномен. - М.: Изд-во МГУ, 2000. — 384 с.

61. Гарднер, 1993 — Гарднер К. Обетование русской философии: восточный «АОГОЕ» как поправка западного «RATIO» // Путь православия. М.1, 1993. - № 3. - С. 55-71. 1

62. Гарипов, 1965 — Гарипов Т.М. Применим ли метод глоттохронологии для определения возраста близкородственных языков? // Филологический сборник. Чебоксары: Изд-во ЧГУ, 1965. - Вып. 28. - С. 55-67.

63. Гарипов, 1972 Гарипов Т.М. Лексикостатические отношения тюркских языков Урало-Поволжья // Языковые контакты в Башкирии: сб. науч. статей. - Уфа: Изд-во БГУ, 1972. - С. 247—267.

64. Гарипов, 2007 Гарипов Т.М. Учение о гармонических параллелизмах в свете теории фонологических оппозиций // Вестник ВЭГУ: Филология. — Уфа: Восточный университет, 2007. — № 29/30. — С. 53-57.

65. Гаузенблаз, 1978 — Гаузенблаз К. О характеристике и классификации речевых произведений // Новое в зарубежной лингвистике: Лингвистика текста / под общ. ред. Т.М. Николаевой. — М.: Прогресс, 1978. Вып. 8. - С. 57-78.

66. Гвоздев, 1960 Гвоздев А.Н. О звуковом составе морфем // Вопросы языкознания. — 1960. - № 3. - С. 28-39.

67. Гвоздев, 1963 Гвоздев А.Н. К вопросу об отношении фонетики к морфологии // А.Н.Гвоздев. Избранные работы по орфографии и фонетике. - М.: Наука, 1963. - С. 264-279.

68. Геронимус, 1995 а Прот. А. Геронимус. Богословие священнобезмолвия // Синергия: Проблемы аскетики и мистики православия. -М.: Ди-Дик, 1995. - С. 151-176.

69. Геронимус, 1995 б Прот. А. Геронимус. Синергия и синергетика. Динамика в свете патристической космологии // Логика, методология, философия науки: материалы XI Международной конференции. — М.; Обнинск, 1995.-Т. VII.-С. 17-21.

70. Геронимус, 1999 — Прот. А. Геронимус. Заметки по богословию имени и языка // Современная философия языка в России: Предварительные публикации 1998 г. — М.: Институт языкознания! РАН, 1999.-С. 70-99.

71. Геронимус, 2004 — Прот. А. Геронимус. Богословие культуры и фундаментальная наука // Христианство и наука: сб. докладов конференции. М.: Отдел религиозного образования и катехизации РПЦ, 2004. - С. 38-88.

72. Гируцкий, 2001 Гируцкий Г.Г. Общее языкознание. - Минск: НТОО «ТетраСистемс», 2001.-304 с.

73. Глебова, 1976 Глебова И.И. К вопросу о свободных и связанных морфемах вьетнамского языка // Вьетнамский лингвистический сборник. -М.: Наука, 1976. - С.108-124.

74. Гоготишвили, 1990 Гоготишвили Л.А. Философия имени // А.Ф.Лосев. Из ранних произведений. - М.: Правда, 1990. - С. 602-619.

75. Гоготишвили, 1994 Гоготишвили Л.А. Коммуникативная версия исихазма // Лосев А.Ф. Миф - Число - Сущность / под ред. А.А. Тахо-Годи. - М.: Мысль, 1994. - С. 878 - 893.

76. Гоготишвили, 1997 Гоготишвили Л.А. Лингвистический аспект трех версий имяславия (Лосев, Булгаков, Флоренский) // Лосев А.Ф. Имя. Избранные работы, переводы, беседы, исследования, архивные материалы. — СПб.: Алетейя, 1997. - С. 580-614.

77. Гоготишвили, 2006 Гоготишвили Л.А. Непрямое говорение. - М.: Языки славянских культур, 2006. - 720 с.

78. Гостева, 2009 Гостева И.В. Динамика лингвокультурного поля «Духовность» в русской языковой картине мира (1981 — 2008 гг): автореф. дис. . канд. филол. наук. - Челябинск, 2009. - 25 с.

79. Грамматический словарь ., 1977 — Зализняк А.А. Грамматический словарь русского языка. М.: Русский язык, 1977. - 880 с.

80. Григорьева 2004 Григорьева Т.В. Семантическая интерпретация концептов «Свет» и «Тьма» в русском языке: автореф. дис. . канд. филол. наук. - Уфа, 2004. - 24 с.

81. Даниленко, 2003 Даниленко В.П. История русского языкознания: курс лекций: учебное пособие. - Иркутск: Изд-во ИГЛУ, 2003. — 297 с.

82. Дмитриева, 1970 Дмитриева А.Г. Структура словообразовательных гнезд общегерманских существительных в современном английском языке: дис. . канд. филол. наук. — М., 1970. - 169 с.

83. Долгопольский, 1967 Долгопольский А.В. В поисках далекого родства // Русская речь. - М., 1967. - № 6. - С.95-109.

84. Дымарский, 1999 Дымарский М.Я. Проблемы текстообразования и художественный текст (на материале русской прозы XIX - XX вв.). -СПб.: Изд-во С.-Петербургского университета, 1999. - 284 с.

85. Еременко, 1979 — Еременко Г.Ф. Типы структурных вариантов слова в словообразовательных гнездах современного английского языка: дис. . канд. филол. наук. — М., 1979. -162 с.

86. Ефремова, 1968 Ефремова Т.Ф. Несколько замечаний о структурных типах единиц морфного уровня (на материале современного русского языка) // Семантические и фонологическиепроблемы прикладной лингвистики: сб. науч. статей. М.: Изд-во МГУ, 1968. — С.56—73.

87. Зализняк, 2008 — Зализняк А.А. «Слово о полку Игореве»: Взгляд лингвиста. М: Рукописные памятники древней Руси, 2008. — 480 с.

88. Замалеев, 2001 — Замалеев А.Ф. Лекции по истории русской философии. — СПб.: Летний сад, 1998. 394 с.

89. Зарайский, 1999 Зарайский А.А. Истоки британской контенсивной лингвистики XX века: дис. . докт. филол. наук. — Саратов, 1999. - 320 с.

90. Звегинцев, 1976 Звегинцев В.А. 'Предложение и его отношение к языку и речи. - М.: Наука, 1976. - 307 с.

91. Земская, 1964 — Земская Е.А. Интерфиксация в современном русском словообразовании // Развитие грамматики и лексики современного русского языка: сб. науч. статей. М.: Изд-во МГУ, 1964.1. С.21—29.

92. Зеньковский, 2001 Зеньковский В.В. История русской философии.- Харьков: Фолио; М.: ЭКСМО-Пресс, 2001. 896 с.

93. Золкин, 2005 — Золкин А.Л. Аналитическая философия языка: парадигмы, программы, концепции // Известия Тульского государственного университета. Серия: Философия. Тула: Изд-во Тульского гос. ун-та, 2005. - С. 63 - 76.

94. Золотова, 1988 Золотова Н.О. Специфика ядра лексикона носителя английского языка: дис. . канд. филол. наук. — Калинин, 1988. — 181 с.

95. Иванов, 1968 — Иванов В.В. Отражение двух серий индоевропейских форм в праславянском // Славянское языкознание: VI Международный съезд славистов: Доклады советской делегации: материалы междунар. науч. конф. — М.: Институт языкознания, 1968. С. 225-276.

96. Иванова, 1963 Иванова И.П. О морфологической характеристике слова в современном английском языке // Проблемы морфологического строя германских языков: сб. науч. статей. - М.: Институт языкознания, 1963.-С. 204-210.

97. ЮО.Иллич-Свитыч, 1971 Иллич-Свитыч В.М. Опыт сравнения ностратических языков (семитохамитский, картвельский, индоевропейский, уральский, дравидийский, алтайский): Введение: Сравнительный словарь. - М.: Наука, 1971.-371 с.

98. Иллич-Свитыч, 1976 Иллич-Свитыч В.М. Опыт сравнения ностратических языков (семитохамитский, картвельский, индоевропейский, уральский, дравидийский, алтайский): Сравнительный словарь. -М.: Наука, 1976. - 156 с.

99. Иллич-Свитыч, 1984 Иллич-Свитыч В.М. Опыт сравнения ностратических языков (семитохамит'ский, картвельский, индоевропейский, уральский, дравидийский, алтайский): Сравнительный словарь / Отв. ред. В.А. Дыбо. - М.: Наука, 1984. - 136 с.

100. Ильин, 1996 Ильин И.А. Собрание сочинений: в 10 тт. - М., 1996. -Т.6.-316 с.

101. Иоффе, 1973 Иоффе В.В. Происхождение и развитие категории рода в индоевропейском языке: дис. . канд. филол. наук. — Ростов-на-Дону, 1973.- 196 с.

102. История лингвистических учений, 1980 История лингвистических учений: Древний мир: в 2 тт. / отв. ред. А.В. Десницкая, С.Д. Кацнельсон. - Л.: Наука, 1980. - Т. 1.-258 с.

103. Кажибеков, 1986 Кажибеков Е.З. Глагольно-именная корреляция гомогенных корней в тюркских языках (явление синкретизма). — Алма-Ата: Изд-во «Наука» Казахской ССР, 1986. - 272 с.

104. Камчатнов, 1998 Камчатнов A.M. История и герменевтика славянской Библии. - М.: Наука, 1998. - 220 с.

105. Камчатнов, Николина, 2004 Камчатнов А.Н., Николина Н.А. Введение в языкознание. - М.: Флинта: Наука, 2004. - 232 с. ПО.Канке, 2004 - Канке В.А. Основные философские направления и концепции науки. — М.: Логос, 2004. — 328 с.

106. Ш.Клычков, 1967 — Клычков Г.С. Консонантизм и структура слова (развитие системы шумных в индоевропейских языках): автореф. дис. . докт. филол. наук. М., 1967. - 30 с.

107. Клюев, 2002 Клюев Е.В. Речевая коммуникация: Успешность речевого взаимодействия. - М.: РИПОЛ КЛАССИК, 2002. - 320 с.

108. Кожина, l'983 Кожина М.Н. Стилистика русского языка: изд. 2-е, перераб., доп. - М.: Высшая школа, 1983. - 223 с.

109. Козлова, 1990 — Козлова Р.И. Праславянское слово в генетическом гнезде: дис. . докт. филол. наук. Гомель, 1990. - 398 с.

110. Колесов, 1999 Колесов В.В. Богословие - философия - наука // Колесов В.В. «Жизнь происходит от слова.». - СПб.: Златоуст, 1999. — С. 84-92.

111. Колесов, 2002 Колесов В.В. Философия русского слова. - СПб.: Юна, 2002. - 444 с.

112. Колесов, 2003 Колесов В.В. История русского языкознания: Очерки и этюды. - СПб.: Издательство С.-Петербургского университета, 2003.-471 с.

113. Колесов, 2004 — Колесов В.В. Язык и ментальность — СПб.: Петербургское Востоковедение, 2004. 240 с.

114. Кондратов, 2006 Кондратов Н.А. История лингвистических учений: учебное пособие. - М.: КомКнига, 2006. - 224 с.

115. Кононенко, 2006 Кононенко А.П. Заимствованные сокращения как выражение экономии языковых средств (на материале английского и русского языков): автореф. дис. . канд. филол. наук. — Нальчик, 2006. - 14 с.

116. Копейкин, 2004 Прот. Кирилл Копейкин. Космос и олам: структура Вселенной и энергия Логоса // Христианство и наука: сб.406докладов конференции. М.: Отдел религиозного образования и катехизации РПЦ, 2004. - С. 5-37.

117. Корнилов, 1984 — Корнилов Г.Е. Имитативы в чувашском языке. — Чебоксары: Чувашское книжное изд-во, 1984. 184 с.

118. Королева, 2003 Королева И. А. Православная сакрально-богослужебная лексика в современном русском языке и в художественном тексте: автореф. дис. . канд. филол. наук. - Волгоград, 2003.-28 с.

119. Кривоносов, 1986 Кривоносов А.Т. «Лингвистика текста» и исследование взаимосвязи языка и мышления // Вопросы языкознания. — М., 1986.- № 6.-С. 23-37.

120. Крылов, 1969 Крылов Н.А. О семантической пересекаемости морфем и их информационно-синтагматическом отображении // Ученые записки МГПИ. - М.: Изд-во МГПИ, 1969. - № 330. - С. 31-52.

121. Крылов, 1970 Крылов Н.А. О семантике морфем // Ученые записки МГПИ. - М.: Изд-во МГПИ, 1970. - С. 54-108.

122. Кубрякова, 1963 Кубрякова Е.С. Именное словообразование в древних германских языках // Проблемы морфологического строя германских языков: сб. науч. статей. — М.: Институт языкознания, 1963. -С. 122-134.

123. Кубрякова, 1974 Кубрякова Е.С. Основы морфологического анализа. -М.: Изд-во МГУ, 1974.-318 с.

124. Кузнецов, 1999 Кузнецов С.О. слово и язык у о. Павла Флоренского // Современная философия языка в России: Предварительные публикации 1998 г. — М.: Институт языкознания РАН, 1999.-С. 7-31.

125. Кузнецова, 1977 Кузнецова А.И. Периферийные явления в морфологии русского языка // Проблемы теоретической и экспериментальной лингвистики: сб. науч. статей. — М.: Изд-во МГПИ, 1977.-С. 210-223. I I

126. Кузнецова, 2004 Кузнецова Т.Г. Философская аналитика языка: дис. . канд. филос. наук. - Саратов, 2004. — 142 с.

127. Кузнецова, Ефремова, 1986 Кузнецова А.И., Ефремова Т.Ф. Словарь морфем русского языка. - М.: Русский язык, 1986. — 1136 с.

128. Кулешова, 1976 Кулешова JI.B. Описание корней русского языка с помощью статистических методов: дис. . канд. филол. наук. — М., 1976. - 189 с.

129. Лайонз, 2004 Лайонз Дж. Язык и лингвистика: Вводный курс. -М.: Едиториал УРСС, 2004. - 320 с.

130. Ларин, 1977 Ларин Б.А. Об архаике в семантической структуре слова (яр - юр - буй) // Б.А.Ларин. История русского языка и общее языкознание. -М.: Наука, 1977. - С. 89 - 100.

131. Лебедев, 1998 Лебедев М.В. Стабильность языкового значения. — М.: Эдиториал УРСС, 1998. - 168 с.

132. Лебедев, 2001 Лебедев М.В. Значение, истина и обоснование в аналитической философии языка: автореф. дис. . докт. филос. наук. — М., 2001.- 43 с.

133. Левицкий, Бронникова, 2005 Левицкий Ю.А., Бронникова Н.В. История лингвистических учений: учебное пособие. — М.: Высшая школа, 2005.-302 с.

134. Леонтьев, 1965 — Леонтьев А.А. Слово в речевой деятельности: Некоторые проблемы общей теории речевой деятельности. — М.: Наука, 1965.-246 с.

135. Лингвистический энциклопедический словарь, 1990 — Лингвистический энциклопедический словарь / гл. ред. В.Н. Ярцева. — М.: Советская энциклопедия, 1990. 685 с.

136. Логика . , 1995 а — Логика, методология, философия науки: XI Международная конференция. М.; Обнинск, 1995. - T.V. - 122 с.

137. Логика . , 1995 б — Логика, методология, философия науки: XI Международная конференция. М.;1 Обнинск, 1995. — Т. VII. — 147 с.

138. Логический анализ . , 2000 Логический анализ языка: Языки этики / отв. ред. Н.Д. Арутюнова, Т.Е. Янко, Н.К. Рябцева. - М.: Языки русской культуры, 2000. — 448 с.

139. Липгарт, 2007 Липгарт А.А. Основы лингвопоэтики. — М.: КомКнига, 2007.-168 с.

140. Лосев, 1982 Лосев А.Ф. Знак. Символ. Миф. - М.: Изд-во МГУ,1982.-480 с.

141. Лосев, 1983 Лосев А.Ф. Языковая структура. - М.: Изд-во МГПИ,1983.-373 с.

142. Лосев, 1990 Лосев А.Ф. Философия имени. - М.: Прогресс, 1990. - 270с.

143. Лосев, 1993 Лосев А.Ф. Бытие — имя - космос / под ред. А.А. Тахо-Годи. - М.: Мысль, 1993. - 958 с.

144. Лосев 1994 Лосев А.Ф. Миф - Число - Сущность / под ред. А.А. Тахо-Годи. - М.: Мысль, 1994. - 919 с.

145. Лосев 1997 Лосев А.Ф. Имя. Избранные работы, переводы, беседы, исследования, архивные материалы. — СПб.: Алетейя, 1997. — 616 с.

146. Лосев, 2004 — Лосев А.Ф. Введение в общую теорию языковых моделей. М.: Едиториал УРСС, 2004. - 296 с.

147. Лосский, 1991 Лосский В.Н. Очерк мистического богословия Восточной Церкви: Догматическое богословие. — М.: Центр «СЭИ», 1991.- 287 с.

148. Лурия, 1998 Лурия А.Р. Язык и сознание. - М.: Изд-во МГУ, 1998.- 336 с.

149. Лукин, 1999 Лукин В.А. Художественный текст: Основы лингвистической теории и элементы анализа. - М.: Ось - 89, 1999. — 192 с.

150. Ляшенко, 1975 Ляшенко А.П. Русско-английские ин^геръекционные параллели. — Самарканд: Йзд-во СГПИ, 1975. — 247 с.

151. Макаев, 1970 — Макаев Э.А. Структура слова в индоевропейском и германских языках. М.: Наука, 1970. - 287 с.

152. Макаев, 1977 Макаев Э.А. Общая теория языкознания. — М.: Наука, 1977.-206 с.

153. Маковский, 1989 Маковский М.М. Удивительный мир слов и значений: Иллюзии и парадоксы в лексике и семантике. - М.: Высшая школа, 1989.-200 с.

154. Маковский, 1996 — Маковский М.М. Сравнительный словарь мифологической символики в индоевропейских языках: Образ мира и миры образов. М.: Гуманит. изд. центр ВЛАДОС, 1996. - 416 с.

155. Маковский, 2005 — Маковский М.М. Большой этимологический словарь современного английского языка. М.: ООО Издательский центр «Азбуковник», 2005. — 526 с.

156. Мартынов, 1963 Мартынов В.В. Славяно-германское лексическое взаимодействие. - Минск: Изд-во БГУ, 1963. — 250 с.

157. Мартынов, 1977 — Мартынов В.В. О надежности примеров славяногерманского лексического взаимопроникновения // Типология как раздел языкознания: сб. науч. статей. М.: Изд-во МГПИ, 1977. - С. 100-113.

158. MAC Словарь русского языка: в 4 тт.- М.: Русский язык, 1981— 1984. -Тт.1 -4.

159. Маслов, 1975 Маслов Ю.С. Введение в языкознание: учебник. — М.: Высшая школа, 1975. — 327 с.

160. Маслова, 2008 — Маслова В.А. Современные направления в лингвистике: учебное пособие. М.: Издательский центр «Академия», 2008.-272 с.

161. Матюшонок, 1983 — Матюшонок В.Н. Англо-русские словообразовательные параллели. Владивосток: Изд-во ДГУ, 1983. — 180 с.

162. Мегентесов, 1994 Мегентесов С. В пространстве субъектно-предика^ных форм // Философия языка: в границах и без границ: междунар. сер. моногр. — Харьков: Око, 1994. - Т. 2. — С. 85-110.

163. Мейендорф, 1995 Прот. И. Мейендорф. Православие и современный мир. - Минск: Харвест, 1995. - 230 с.

164. Мейендорф, 1997 — Прот. И. Мейендорф. Жизнь и труды святителя Григория Паламы: Введение в изучение. СПб.: Византороссика, 1997. — XIV+ 480 с.

165. Мечковская, 1998 Мечковская Н.Б. Язык и религия. — М.: Агентство «Фаир», 1998. - 352 с.

166. Милитарев, 1976 Милитарев А.Ю. Корнеобразование как способ развития лексики // Типология как раздел языкознания: тезисы науч. конф. - М.: Изд-во МГПИ, 1976. - С. 126-129.

167. Моисеев, 1963 Моисеев А.И. О некоторых спорных вопросах морфологической структуры слова в русском языке // Морфологическая структура слова в языках различных типов: материалы междунар. науч. конф. - М.: Изд-во МГПИ, 1963.- С. 278-282.

168. Моисеев, 1999 Моисеев В.И. Логос русской философии всеединства как основание теоретизации гуманитарного знания // Современная философия языка в России: Предварительные публикации 1998 г. - М.: Институт языкознания РАН, 1999. - С. 103-167.

169. Моисеева, 2007 Моисеева И.Ю. Синергетическая модель текстообразования: автореф. дис. . докт. филол. наук. - Челябинск, 2007.-38 с.

170. Москальская, 1981 Москальская О.Н. Грамматика текста. — М.: Высшая школа, 1981. - 183 с. (

171. Мурзин, Штерн, 1991 Мурзин Л.Н., Штерн А.С. Текст и его восприятие. - Свердловск: Изд-во Урал, ун-та, 1991. - 171 с.

172. Мухин, 1971 Мухин A.M. Морфологические связи и деривационные морфемы // Научно-методическая конференция преподавателей иностранных языков вузов Дальнего Востока. — Владивосток: Изд-во ДГУ, 1971. - С. 199-211.

173. Нелюбин, 2008 Нелюбин Л.Л. История науки о языке: учебник. -М.: Флинта: Наука, 2007. - 376 с.

174. Никифор, 2001 Творения святого отца нашего Никифора, архиепископа Константинопольского. — Минск: Харвест, 2001. - 559 с.

175. Остин, 2004 Остин Дж.Л. Перформативы - констативы // Философия языка / пер. с англ., ред.-сост. Дж.Р. Серл. — М.: Едиториал УРСС, 2004. - С. 23-34.

176. Отечественная лингвистика . , 2006 Отечественная лингвистика: от А.А. Потебни до В.В. Виноградова: хрестоматия / сост. Красина Е.А. - М.: Изд-во РУДН, 2006. - 255 с.

177. Падучева, 2003 Падучева Е.В. Глаголы создания образа: лексическое значение и семантическая деривация // Вопросы языкознания. - М., 2003. - № 6. - С. 30-46.

178. Панкрац, 1980 Панкрац Ю.Г. Роль морфонологических явлений в типологическом описании германских языков: дис. . канд. филол. наук. -М., 1980.- 178 с.

179. Панфилов, 1971 Панфилов В.З. Взаимоотношение языка и мышления. - М.: Наука, 1971. - 232 с.

180. Пауль, 1960 — Пауль Г. Принципы истории языка. М.: Наука, 1960. - 500 с.

181. Петр, 2005 Игумен Петр (Пиголь). Афонская трагедия: Гордость и сатанинские замыслы. — М.: Российский православный институт св. апостола Иоанна Богослова, 2005. - 144 с.

182. Пешковский, 1925 Пешковский A.M. А в чем же, наконец, сущность формальной грамматики? // А.М.Пешковский. Сборник статей. -М.; Л: ОГИЗ, 1925.-С. 5-31.

183. Пешковский, 1956 — Пешковский A.M. Русский синтаксис в научном освещении. — М.: Просвещение, 1956. 511 с.

184. Подольская, 1990 Подольская Н.В. Словарь русской ономастической терминологии. - М.: Русский язык, 1990. - 127 с.

185. Покровский, 1980 Покровский И.Н. О некоторых энантиосемических параллелях в английском и русском языках // Сопоставительный лингвистический анализ: сб. науч. статей.— Куйбышев: Изд-во КГПИ, 1980. - С. 58-60.

186. Полторацкий, 1992 Полторацкий Н.П. Русская религиозная философия // Вопросы философии. — М., 1992. — № 2. - С. 118-132.

187. Попова, 1990 Попова Е.Н. Соотношение морфемы и слога в русском языке: дис. . канд. филол. наук. -М., 1990. - 272 с.

188. Постовалова, 1995 а — Постовалова В.И. Наука о языке в свете идеала цельного знания // Язык и наука конца 20 века: сб. статей / под ред. Ю.С. Степанова. — М.: Рос. гос. гуманит. ун-т, 1995. С. 342-420.

189. Постовалова, 1995 б Постовалова В.И. Философия языка: основные подходы и парадигмы изучения (к типологии представления) // Логика, методология, философия науки: XI Международная конференция. - М.; Обнинск, 1995. - T.V. - С. 76-81.

190. Постовалова, 1999 — Постовалова В.И. Философия языка в России. Имяславие // Современная философия языка в России: Предварительные публикации 1998 rl — М.: Институт языкознания РАН, 1999. л С. 32-69.

191. Постовалова, 2001 Постовалова В.И. Имяславие: pro et contra. К проблеме формирования реалистической философии языка в России // Язык и культура: Факты и ценности: К 70-летию Ю.С. Степанова. — М.: Языки славянской культуры, 2001. - С. 273-279.

192. Потебня, 1888 Потебня А.А. Из записок по русской грамматике: в 2тт. - Харьков, 1888. - Т. 1. - 536 с.

193. Почепцов, 1998 — Почепцов Г.Г. История русской семиотики до и после 1917 года. М.: Лабиринт, 1998. - 336 с.

194. Преображенский, 1959 а Преображенский А.Г. Этимологический словарь русского языка: в 2 тт. - М., 1959. - Т. I. — 576 с.

195. Преображенский, 1959 б — Преображенский А.Г. Этимологический словарь русского языка: в 2 тт. — М., 1959. — Т. II. — 483 с.

196. Проблемы морфологического строя . , 1963 — Проблемы морфологического строя германских языков: материалы междунар. науч. конф. М.: Изд-во МГПИ, 1963. - 247 с.

197. Прокопенко, 1994 Прокопенко В. Метафизика и метакритика // Философия языка: в границах и без границ: междунар. сер. моногр. — Харьков: Око, 1994. - Т. 2. - С. 19-36.

198. Пужулис, 1985 Пужулис В.Г. Обозначение рельефа местности в древних германских языках: автореф. дис. . канд. филол. наук. - М., 1985.- 18 с.

199. Пятаева, 2007 — Пятаева Н.В. Генетическая парадигма «Давать // дать —> брать —> взять —> иметь —» нести —* давать» в истории русского языка: автореф. дис. . докт. филол. наук. — Уфа, 2007. 48 с.

200. Радченко, 2006 Радченко О.А. Язык как миросозидание: Лингвофилософская концепция неогумбольдтианства. - М.: КомКнига,2006.-312 с.

201. Реферовская, 2007 Реферовская Е.А. Философия лингвистики Гюстава Гийома: Курс лекций по языкознанию. — М.: Издательство ЛКИ,2007.- 128 с.

202. Реформатский 1967 Реформатский А.А. Введение 'в языковедение: учебник. - М.: Высшая школа, 1967. - 542 с.

203. Руделев, 1970 Руделев В.Г. К вопросу о консонантном составе протоиндоевропейской языковой системы // Вопросы истории и диалектологии русского языка: сб. науч. статей. — Днепропетровск: Изд-во ДГПИ, 1970. - Вып.З. - С. 134-143.

204. Руденко, 1990 Руденко Д.И. Имя в парадигмах «философии языка». - Харьков: Основа, 1990. - 299 с.

205. Руденко, 1994 Руденко Д. Пространство: грань бытия // Философия языка: в границах и без границ: междунар. сер. моногр. — Харьков: Око, 1994. - Т. 2. - С. 120-167.

206. Руденко, Прокопенко, 1995 Руденко Д.И., Прокопенко В.В. Философия языка: путь к новой эпистеме // Язык и наука конца 20 в.: сб. науч. статей / под ред. Ю.С. Степанова. - М.: Изд. Центр РГГУ, 1995. — С. 118-137.

207. Русаков, Русакова 1983 Русаков А.Ю., Русакова М.В. К вопросу о роли морфемы в речевой деятельности // Лингвистические исследования, 1983: Функциональный анализ языковых единиц: сб. науч. статей. — М.: Изд-во МГПИ, 1983. - С. 168-177.

208. Русская грамматика, 1982 а Русская грамматика. - М.: Наука, 1982. - Т. I. -784 е.

209. Русская грамматика, 1982 б — Русская грамматика. М.: Наука, 1982.-Т. И.-709 с.

210. Салихова, 2007 Салихова Э.А. Моделирование процессов овладения и пользования психологической структурой значения слова при билингвизме: автореф. дис. . докт. филол. наук. - Уфа, 2007. - 50 с.

211. Самигуллина, 2008 — Самигуллина А.С. Метафора в когнитивно-семиотическом освещении. — Уфа: РИЦ БашГУ, 2008. — 316 с.

212. Сватко, 1994 — Сватко Ю. «Текст — мир человека культура»: в пространстве современного эйдетизма // Философия языка: в границах и без границ: междунар. сер. моногр. - Харьков: Око, 1994. -Т. 2. - С. 37-60.

213. Сводеш, 1960 — Сводеш М. Лексикостатическое датирование доисторических контактов // Новое в лингвистике. М.: Прогресс, 1960.- С. 23-52.

214. Сепир, 1934 — Сепир Э. Язык: Введение в изучение речи / пер с англ. М., 1934. - XX, 223 с.

215. Серл, 2004 Серл Дж.Р. Введение // Философия языка / пер. с англ., ред.-сост. Дж.Р. Серл. - М.: Едиториал УРСС, 2004. - С. 6-22.

216. Серль, 1986 Серль Дж. Классификация иллокутивных актов // Новое в зарубежной лингвистике: Теория речевых актов / сост. и вступ. статья И.М. Кобозевой и В.З. Демьянкова; общ. ред. Б.Ю. Городецкого.- М.: Прогресс, 1986. Вып. 17. - С. 170-194.

217. Серова, 1980 — Серова С.А. Сопоставительное изучение семантических связей слов-аналогов с основным значением «легкий» в русском и английском языках // Сопоставительный лингвистический анализ: сб. науч. статей. Куйбышев: Изд-во КГПИ, 1980. - С. 61—65.

218. Силин, 1984 Силин В.Л. Родственная лексика германских языков.- Днепропетровск: Изд-во ДГПИ, 1984. 90 с.

219. Синергия . , 1995 Синергия: Проблемы аскетики и мистики православия. -М.: Ди-Дик, 1995. - 368 с.

220. Скляревская, 2008 — Скляревская Г.Н. Словарь православной церковной культуры. М.: Астрель: ACT, 2008. - 447 с.

221. Слесинский, 1993 Священник Роберт Слесинский. Начало своеобразной русской философии языка: имеславие и имеборчество // Путь православия. - М., 1993. - № 3. - С. 72-95. (

222. Словарь древнерусского языка, 1988 Словарь древнерусского языка (XI - XIV вв.).- М.: Русский язык, 1988. - Т. 1. - 526 с.

223. Словарь древнерусского языка, 1989 Словарь древнерусского языка (XI - XIV вв.).- М.: Русский язык, 1989. - Т. II. - 494 с.

224. Словарь древнерусского языка, 1990 — Словарь древнерусского языка (XI XIV вв.).- М.: Русский язык, 1990. - Т. III. - 511 с.

225. Словарь иностранных слов, 1988 Словарь иностранных слов. — М.: Русский язык, 1988. - 608 с.

226. Слюсарева, 1969 Слюсарева Н.А. О некоторых проблемах иерархической организации языка // Единицы различных уровней грамматического строя языка и их взаимодействие: материалы науч. конф. - М.: Институт языкознания, 1969. - С. 269-273.

227. Слюсарева, 1987 Слюсарева Н.А. Об английском функционализме М.А.К. Хэллидея // Вопросы языкознания. - М., 1987. - №5.-С. 127-136.

228. Смирницкий, 1955 Смирницкий А.И. Лексическое и грамматическое в слове // Вопросы грамматического строя: сб. науч. статей. - М.: Изд-во МГУ, 1955. - С. 11-53.

229. Соболева, 1999 Соболева М.Е. Очерки по истории философии языка. - СПб.: Аксиома, 1999. - 119 с.

230. Соколова, 1956 Соколова М.А. К вопросу о корневых словах (на материале имен существительных) // Ученые записки ЛГУ: Очерки по лексикологии, фразеологии и стилистике. — Л.: Изд-во ЛГУ, 1956. — Вып. 24.-С. 225-233.

231. Солженицын, 1990 Солженицын А.И. Русский словарь языкового расширения. - М.: Наука, 1990. - 272 с.

232. Солнцев, 1970 Солнцев В.М. Морфема и слово // Языки Юго-Восточной Азии: Вопросы морфологии, фонетики и фонологии: сб. науч. статей — М.: Институт языкознания, 1970. — С. 29-52.

233. Стевенсон, 2004 Стевенсон Л. Десять теорий о природе человека / пер. с англ. В.В. Васильева. - М.: Слово / Slovo, 2004. - 240с.

234. Степанов, 1975 Степанов Ю.С. Основы общего языкознания. — М.: Высшая школа, 1975. - 271 с.

235. Степанов, 1985 Степанов Ю.С. В трехмерном пространстве языка: Семиотические проблемы лингвистики, философии, искусства. — М.: Наука, 1985.-335 с.

236. Степанов, 1998 Степанов Ю.С. Язык и метод: К современной философии языка. - М.: Языки русской культуры, 1998. — 779 с.

237. Степанов 1999 Степанов Ю.С. Предисловие // Современная философия языка в России: Предварительные публикации 1998 г. — М.: Институт языкознания РАН, 1999. - С. 5-6.

238. Степанов, 2001 Степанов Ю.С. Константы: Словарь русской культуры. - М.: Академический проект, 2001. - 990 с.

239. Строссон, 2004 Строссон П.Ф. Намерение и конвенция в речевых актах // Философия языка / пер. с англ., ред.-сост. Дж.Р. Серл. — М.: Едиториал УРСС, 2004. - С. 35-55.

240. Сулименко, 2009 Сулименко Н.Е. Текст и аспекты его лексического анализа: учебное пособие. — М.: Флинта: Наука, 2009. — 400 с.

241. Суник, 1963 Суник О.П. Слово, его основа и корень как различные морфологические категории // Морфологическая структура слова вязыках различных типов: материалы междунар. науч. конф. — М.: Изд-во МГПИ, 1963.-С. 33-52.

242. Сусов, 2006 Сусов В.П. История языкознания. — М.: ACT: Восток-Запад, 2006. - 295 с.

243. Сухачев, 2007 Сухачев Н.Л. Перспектива истории в индоевропеистике: К проблеме «индоевропейских древностей». — М.: КомКнига, 2007. - 232 с.

244. Суховерхов, 2005 Суховерхов А.В. Природа знака как проблема теории познания: автореф. дис. . канд. филос. наук. - М., 2005. - 25 с.

245. Тагильцева, 2006 — Тагильцева Ю.Р. Субъективная модальность и тональность в проблемном политическом текте // Лингвистика: Бюллетень Уральского лингвистического общества. — Екатеринбург: Изд-во УрГУ, 2006. Т. 18. - С. 122-134.

246. Татаринов, 2005 Татаринов А.В. Предисловие // Дидактика художественного текста: сб. науч. статей / под ред. А.В. Татаринова, Т.А. Хитаровой. - Краснодар: Кубанский государственный университет, 2005.-С. 3-12.

247. Татаринов, 2007 Татаринов А.В. Дидактика художественного текста и художественное оправдание мира // Дидактика художественного текста: сб. науч. статей / под ред. А.В. Татаринова. — Краснодар: Кубанский государственный университет, 2007. - С. 3-10.

248. Тимирханов, 2001 Тимирханов В.Р. Мировоззренческие ключи к отечественной семантической теории // Исследования по семантике: межвузовский науч. сборник. - Уфа: РИО БашГУ, 2001. - Вып. 21. — С. 49-62.

249. Тимирханов, 2004 Тимирханов В.Р. Восточно-христианская протофилософия языка как объект лингвистической науки //

250. Исследования по семантике: межвузовский науч. сборник.— Уфа: РИО БашГУ, 2004. Вып. 22. - С. 53-66.

251. Типология и взаимодействие . , 1969 — Типология и взаимодействие славянских и германских языков: сб. науч. статей. — Минск: Изд-во БГУ, 1969. 212 с.

252. Трубецкой, 1987 Трубецкой Н.С. Морфологическая система русского языка // Избранные труды по филологии. - М.: Наука, 1987. — С. 67-142.

253. Тульчинский, 1995 — Тульчинский Г.А. Текст как интонированное бытие или инорациональность // Философия языка и семиотика: сб. науч. статей. Иваново: Ивановский гос. университет, 1995. - С. 44-52.

254. Убийко, 1998 Убийко В.И. Концептосфера внутреннего мира человека в русском языке: Функционально-когнитивный словарь. — Уфа: Изд-во БашГУ, 1998. - 134 с.

255. Улуханов, 1974 Улуханов И.С. Компоненты значения членимых слов // Вопросы языкознания. - М., 1974. — № 2. — С. 71—76.

256. Управителев, 1991 Управителев А.Ф. Философские основания религиозного миросозерцания П.А. Флоренского: дис. . канд. филос. наук. -М., 1991. - 138 с.

257. Управителев, 1997 Управителев А.Ф. К будущему цельному мировоззрению. - Барнаул: Изд-во Алтайского ун-та, 1997. - 162 с.

258. Усачев, 2001 Усачев А.В. Проблема онтологических оснований русской религиозной философии: автореф. дис. . канд. филос. наук. — Екатеринбург, 2001. - 26 с.

259. Фаррар, 1893 Фаррар Ф.В. Жизнь Господа нашего Иисуса Христа. — СПб.: Издание книгопродавца И.Л. Тузова, 1893. - 586 с.

260. Фасмер, 1986 а Фасмер М. Этимологический словарь русского языка / пер. и ред. О.Н. Трубачева. - М.: Прогресс, 1986. - Т. 1. — 573 с.

261. Фасмер, 1986 б Фасмер М. Этимологический словарь русского языка / пер. и ред. О.Н. Трубачева. - М.: Прогресс, 1986. - Т. II. - 671 с.

262. Фасмер, 1987 а Фасмер М. Этимологический словарь русского языка / пер. и ред. О.Н. Трубачева. - М.: Прогресс, 1987. - Т. III. - 830 с.

263. Фасмер, 1987 б Фасмер М. Этимологический словарь русского языка / пер. и ред. О.Н. Трубачева. - М.: Прогресс, 1986. — Т. IV. — 860 с.

264. Филиппов, 2003 Филиппов К.А. Лингвистика текста: Курс лекций. - СПб.: Издательство С.-Петербургского университета, 2003. — 336 с.

265. Философия языка . , 1997 Философия языка и имени в России: материалы круглого стола. - М.: Институт языкознания, 1997. - 227 с.

266. Философия языка, 2004 Философия языка / пер. с англ., ред.-сост. (Дж.Р. Серл. - М.: Едиториал УРСС, 2004. - 208 с.

267. Флоренский, 1990 — Флоренский П.А. У водоразделов мысли: в 2 тт.- М.: Правда, 1990. Т. II. - 448 с.

268. Флоренский, 1993 Флоренский П.А. Анализ пространственности и времени в художественно-изобразительных произведениях. — М.: Прогресс, 1993.-459 с.

269. Флоренский, 2007 Флоренский П.А. Имена. - СПб.: Авалонъ: Азбука-классика, 2007. - 336 с.

270. Фортунатов, 1956 Фортунатов Ф.Ф. Избранные труды: в 2 тт. — М.: Наука, 1956.-Т.1.-450 с.

271. Фролова, 2007 Фролова О.Е. Мир, стоящий за текстом: Референциальные механизмы пословицы, анекдота, волшебной сказки и авторского повествовательного художественного текста. — М.: Издательство ЛКИ, 2007. - 320 с.

272. Харитончик, 1992 Харитончик З.А. Лексикология английского языка. — Минск: Вышэйшая школа, 1992. — 229 с.

273. Хидекель, 1974 Хидекель С.С. Слова сложной морфемной структуры в языке, речи и тексте // Актуальные проблемы лексикологии: материалы науч. конф. — Новосибирск: Изд-во НГУ, 1974. - С. 73—75.

274. Холенштайн, 1995 — Холенштайн Э. Универсальная семиотика // Философия языка и семиотика: сб. науч. статей. — Иваново: Ивановский гос. университет, 1995. С. 14-32.

275. Хопко, 1991 Протоиерей Фома Хопко. Основы православия. -Вильнюс: Благовест, 1991. - 344с.

276. Хоружий, 1993 Хоружий С.С. Вехи философского творчества о. Сергия Булгакова // Булгаков С.Н. Сочинения: в 2 тт. - М.: Наука, 1993. -Т. 1. - С. 3-14.

277. Хоружий, 1994 Хоружий С.С. После перерыва: Пути русской философии. - СПб.: Алетейя, 1994. - 445 с.

278. Хоружий, 1995 Хоружий С.С. Аналитический Словарь Исихастской Антропологии // Синергия: Проблемы аскетики и мистики православия. - М.: Ди-Дик, 1995. - С. 3-150. 1

279. Хоружий, 1999 Хоружий С.С. Миросозерцание Флоренского. -Томск: Изд-во ТГУ, 1999. - 159 с.

280. Хоружий, 2000 Хоружий С.С. О старом и новом. - СПб.: Алетейя, 2000.-477 с.

281. Христианство и наука, 2004 Христианство и наука: сб. докладов конференции. - М.: Отдел религиозного образования и катехизации РПЦ, 2004. - 324 с.

282. Хэмп, 1964 Хэмп Э. Словарь американской лингвистической терминологии. - М.: Наука, 1964. - 264 с.

283. Чернейко, 1997 — Чернейко JI.O. Лингво-философский анализ абстрактного имени. — М.: Издательство МГУ, 1997. — 320 с.

284. Чинчлей, 1975 Чинчлей Г.С. Соотношение минимальных значимых единиц языковой структуры (морфема, фонема, темема). — Кишинев: Изд-во КГУ, 1975. - 222 с.

285. Чинчлей, 1987 Чинчлей Г.С. Морфемный ряд и отождествляющая функция морфемы // Морфемика. Принципы и методы системного описания: сб. науч. статей. - Л.: Изд-во ЛГУ, 1987. - С. 184-191.

286. Шанский, 1959 Шанский Н.М. Очерки по русскому словообразованию и лексикологии. — М.: Просвещение, 1959. - 246 с.

287. Шанский, 1968 Шанский Н.М. Очерки по русскому словообразованию. - М.: Наука, 1968. — 310 с.

288. Шарафутдинова, 2008 — Шарафутдинова Н.С. Теория и история лингвистической науки: учебное пособие. — М.: ACT: Восток-Запад; Владимир: ВКТ, 2008. 381 с.

289. Шулежкова, 2007 Шулежкова С.Г. История лингвистических учений: учебное пособие. - М.: Флинта: Наука, 2007. — 408 с.

290. Эрн, 1991 -Эрн В.Ф. Сочинения. -М.: Правда, 1991. 575 с.

291. Этимологический словарь . , 1974 — Этимологический словарь славянских языков. Праславянский лексический фонд / под ред. О.Н. Трубачева.-М.: Наука, 1974.-Вып. 1.-214 с.

292. Этимологический словарь . , 1975 Этимологический словарь славянских языков. Праславянский лексический фонд / под ред. О.Н. Трубачева. - М.: Наука, 1975. - Вып. 2.-238 с.

293. Этимологический словарь . , 1976 — Этимологический словарь славянских языков. Праславянский лексический фонд / под ред. О.Н. Трубачева. М.: Наука, 1976. - Вып. 3. - 199 с.

294. Этимологический словарь . , 1977 — Этимологический словарь славянских языков. Праславянский лексический фонд / под ред. О.Н. Трубачева. М.: Наука, 1977. - Вып. 4.-235 с.

295. Этимологический словарь . , 1978 — Этимологический словарь славянских языков. Праславянский лексический фонд / под ред. О.Н. Трубачева. М.: Наука, 1978. - Вып. 5. - 232 с.

296. Этимологический словарь . , 1979 — Этимологический словарь славянских языков. Праславянский лексический фонд / под ред. О.Н. Трубачева. М.: Наука, 1979. - Вып. 6. - 222 с.

297. Этимологический словарь . , 1980 Этимологический словарь славянских языков. Праславянский лексический фонд / под ред. О.Н. Трубачева. - М.: Наука, 1980. - Вып. 7. - 224 с.

298. Этимологический словарь . , 1981 — Этимологический словарь славянских языков. Праславянский лексический фонд / под ред. О.Н. Трубачева. -М.: Наука, 1981.-Вып. 8.-254 с.

299. Этимологический словарь 1983 а — Этимологический словарь славянских языков. Праславянский лексический фонд / Под ред. О.Н. Трубачева. М.: Наука, 1983. - Вып. 9. - 198 с.

300. Этимологический словарь . , 1983 б — Этимологический словарь славянских языков. Праславянский лексический фонд / под ред. О.Н. Трубачева. М.: Наука, 1983. - Вып. 10. - 200 с.

301. Этимологический словарь . , 1984 — Этимологический словарь славянских языков. Праславянский лексический фонд / под ред. О.Н. Трубачева. М.: Наука, 1984. - Вып. 11. - 220 с.

302. Этимологический словарь . , 1985 — Этимологический словарь славянских языков. Праславянский лексический фонд / под ред. О.Н. Трубачева. М.: Наука, 1985. - Вып. 12. - 186 с.

303. Этимологический словарь . , 1987 а — Этимологический словарь славянских языков. Праславянский лексический фонд / под ред. О.Н. Трубачева. М.: Наука, 1987. - Вып. 13. - 285 с.

304. Этимологический словарь . , 1987 б — Этимологический словарь славянских языков. Праславянский лексический фонд / под ред. О.Н. Трубачева. М.: Наука, 1987. - Вып. 14. - 268 с.

305. Этимологический словарь . , 1988 — Этимологический словарь славянских языков. Праславянский лексический фонд / под ред. О.Н. Трубачева. М.: Наука, 1988. - Вып. 15. - 263 с.

306. Этимологический словарь . , 1990 — Этимологический словарь славянских языков. Праславянский лексический фонд / под ред. О.Н. Трубачева. М.: Наука, 1990. - Вып. 16. - 264 с.

307. Этимологический словарь . , 1993 а — Этимологический словарь славянских языков. Праславянский лексический фонд / под ред. О.Н. Трубачева. М.: Наука, 1993. - Вып. 18. - 255 с.

308. Этимологический словарь . , 1993 б — Этимологический словарь славянских языков. Праславянский лексический фонд / под ред. О.Н. Трубачева. М.: Наука, 1993. - Вып. 19. - 254 с.

309. Этимологический словарь . , 1994 а — Этимологический словарь славянских языков. Праславянский лексический фонд / под ред. О.Н. Трубачева. М.: Наука, 1994. - Вып. 20. - 255 с.

310. Этимологический словарь . , 1994 б Этимологический словарь славянских языков. Праславянский лексический фонд / под ред. О.Н. Трубачева. - М.: Наука, 1994. - Вып. 21. - 236 с.

311. Этимологический словарь . , 1997 Этимологический словарь славянских языков. Праславянский лексический фонд / под ред. О.Н. Трубачева. - М.: Наука, 1997. - Вып. 24. - 234 с.

312. Этимологический словарь . , 1999 а — Этимологкческий словарь славянских языков. Праславянский лексический фонд / под ред. О.Н. Трубачева. М.: Наука, 1999. - Вып. 25. - 238 с.

313. Этимологический словарь . , 1999 б — Этимологический словарь славянских языков. Праславянский лексический фонд / под ред. О.Н. Трубачева. М.: Наука, 1997. - Вып. 26. - 237 с.

314. Этимологический словарь . , 2000 Этимологический словарь славянских языков. Праславянский лексический фонд / под ред. О.Н. Трубачева. - М.: Наука, 2000. - Вып. 27. - 247 с.

315. Этимологический словарь . , 2001 — Этимологический словарь славянских языков. Праславянский лексический фонд / под ред. О.Н. Трубачева. М.: Наука, 2001. - Вып. 28. - 268 с.

316. Этимологический словарь . , 2002 — Этимологический словарь славянских языков. Праславянский лексический фонд / под ред. О.Н. Трубачева. М.: Наука, 2002. - Вып. 29. - 254 с.

317. Этимологический словарь . , 2003 Этимологический словарь славянских языков. Праславянский лексический фонд / под ред. О.Н. Трубачева. - М.: Наука, 2003. - Вып. 30. - 269 с.

318. Этимологический словарь . , 2005 а Этимологический словарь славянских языков. Праславянский лексический фонд / под ред. О.Н. Трубачева. - М.: Наука, 2005.-Вып. 31.-258 с.

319. Этимологический словарь . , 2005 а — Этимологический словарь славянских языков. Праславянский лексический фонд / под ред. О.Н. Трубачева. М.: Наука, 2005. - Вып. 32. - 261 с.

320. Этимологический словарь . , 2007 — Этимологический словарь славянских языков. Праславянский лексический фонд / под ред. О.Н. Трубачева. М.: Наука, 2007. - Вып. 33. - 284 с.

321. Этимологический словарь . , 2008 Этимологический словарь славянских языков. Праславянский лексический фонд / под ред. О.Н. Трубачева. - М.: Наука, 2008. - Вып. 34. - 307 с.

322. Юнусалиев, 11953 Юнусалиев Б.М. Развитие корнЬвых слов в киргизском языке: дис. .докт. филол. наук. — М., 1953. — 403 с.

323. Юрченко, 2008 Юрченко B.C. Философия языка и философия языкознания: Лингвофилософские очерки. — М.: Издательство ЛКИ, 2008.-368 с.

324. Ярцева, 1960 Ярцева В.Н. Историческая морфология английского языка. - М.: Просвещение; Л.: Просвещение, 1960. - 194 с.

325. Ярцева, 1963 — Ярцева В.Н. Об аналитических формах слова // Морфологическая структура слова в языках различных типов: материалы междунар. науч. конф. — М.: Изд-во МГПИ, 1963. С. 52-60.

326. Ярцева, 1981 — Ярцева В.Н. Контрастивная грамматика. М.: Наука, 1981. - 111 с.

327. Яцюк, 1975 Яцюк Т.А. К вопросу о лингвистической членимости частиц на -О II Актуальные проблемы русского словообразования: Ученые записки Ташкентского ГПИ.- Ташкент: Изд-во Ташкентского ГПИ, 1975. - Т. 143. - С. 244-248.

328. Bazell, 1962 Bazell С.Е. Meaning and the morpheme // Word. - N.Y., 1962.-Vol. 18.-P. 11-27.

329. Bazell, 1966 Bazell C.E. On the problem of the morpheme // Readings in Linguistics. - Chicago, 1966. - Vol. II. - P. 38 - 49.

330. BDE, 1988 The Barnhart dictionary of English etymology. — Wilson, 1988.-XXVII, 1284 pp.

331. Beaugrande, Dressier, 1981 Beaugrande R.-A. de, Dressier W. U. Einfiihrung in die Textlinguistik. - Tubingen: Niemeyer, 1981. — XIII, 290 s.

332. Bliss, 1979 Bliss A.J. A dictionary of foreign words and phrases in current English. - London and Henley, 1979. - 389 pp.

333. Bloch, 1947 Bloch B. English verd inflection // Language. - N.Y., •1947.-Vol. 23.-P. 7- 18.

334. Bolinger, 1948 Bolinger D.L. On defining the morpheme // Word. -N.Y., 1948. - Vol. A. -P. 11 -36. 1

335. Brinker, 1992 Brinker K. Linguistische Textanalyse: Eine Einfiihrung in Grundbegriffe und Methoden: 3. Aufl. - Berlin (West): Schmidt, 1992. -150 s.

336. Brinker, 1993 Brinker K. Textlinguistik: Studienbibliographie. -Heidelberg, 1993.-284 s.

337. Brook, 1958 Brook G.L. A History of the English Language. - N.Y., 1958.-224 pp.

338. Bybee, 1985 Bybee J.L. Morphology: A stady of the relation between meaning and form. — Amsterdam-Philadelphia, 1985. — 235 pp.

339. CODCE, 1983 The Concise Oxford dictionary of Current English: Based on The Oxford English dictionary and it's suppl. - Oxford, 1983. -XXVII, 1255 pp.

340. CODEE, 1986 The Concise Oxford dictionary of English etymology. -Oxford, 1986.-552 pp.

341. Coseriu, 1981 Coseriu E. Textlinguistik. Eine Einfiihrung: 2. Aufl. -Tiibingen: Narr., cop., 1981. - IX, 178 s.

342. Danes, 1985 Danes F. Veta a text: Studie ze syntaxe spisovne cestiny. - Praha: Academia, 1985. — 234 s.

343. Dijk, 1980 Dijk T.A. van. Textwissenschaft: Eine interdisziplinare Einfiihrung. - Tiibingen: Niemeyer, 1980. - X, 285 s.

344. Dokulil, 1962 Dokulil M. Tvoreni slov v cestine. Teorie odvozovani slov. Т. I. - Praha, 1962. - 348 s.

345. Ellegard, 1978 — Ellegard Al. English, Latin and Morphemic Analysis. — Oxford, 1978.-216 pp.

346. Engel, 1994 Engel U. Syntax der deutschen Gegenwartssprache: 3 Aufl. - Berlin: Schmidt, 1994. - 343 s.

347. Greenberg, 1960 Greenberg G. A quantitative typology of languages // International Journal of American Linguistics. — N.Y., 1960. - Vol. 26. — 3. -P. 178- 194.

348. Gribble, 1973 Gribble Ch.E. Russian Root List. With a Scetch of Word Formation. - Cambrige, 1973. - 183 pp.

349. Harley, 1966 Harley Latin - old English glossary. - Hague-Paris, Mouton, 1966. - 223 pp.

350. Harris, 1963 Harris Z.S. Discourse analysis reprints. The Hague, Mouton, 1963. -324 p .

351. Heinemann 1991 Heinemann W. Textlinguistik heute — Entwicklung, Probleme, Aufgaben // Wiss. Zeitschrift Karl-Marx-Universitat. - Leipzig, 1991. -Hft. 3.

352. Herman 1975 — Herman L.J. A dictionary of Slavic word families. -Columbia etc., 1975. 667 pp.

353. Hymes, 1960 Hymes D.H. Lexicostatistics So Far // Current Anthropology. -N.Y., 1960. - Vol. I. - P. 3 - 44.

354. Ljung, 1974 Ljung M. Frequency dictionary of English morphemes. -Stokholm, Gebers, 1974. - 275 pp.

355. Маскеу, 1972 Mackey D.G. The structure of the Word and Syllables: Evidence from Errors in Speech // Cognitive Psychology. - N.Y., 1972. — 3. -P. 210-227.

356. Mowson, 1961 Mowson, C.O.Sylvester. Dictionary of Foreign Terms. —N.Y., 1961. - 151 pp.368.0DEE, 1982 The Oxford dictionary of English etymology / Ed. by C.T. Onions. - Oxford, 1982. - 1025 pp.

357. Partridge, 1978 Partridge E. Origins: A short etymological dictionary of modern English. - London and Henley, 1978. - 972 pp.

358. Patrick, 1938 — Patrick G.Z. Roots of the Russian Language. An elementary guide to Russian wordbuilding. -N.Y., 1938. 198 pp.

359. Pei, Ramondino, 1977 Pei M.A., Ramondino S. Dictionare of foreign terms. -N.Y., 1977. - 366 pp.

360. Petofi 1988 Petofi J.S. La lingua come mezzo di communicazione scritta: il testo/ - Urbino: Univ. de Urbino, 1988. - 43 p. 1

361. Pyles, 1964 Pyles T. The Origins and Development of the English Language. - N.Y., 1964. - 388 pp.

362. Shevelov 1964 Shevelov G. A prehistory of Slavic. The historical phonology of Common Slavic. - Hidelberg, 1964. - 473 pp.

363. Shipley, 1955 — Shipley J.T. Dictionary of word origins. — Ames, Iowa, 1955.-480 pp.

364. Shipley, 1984 Shipley J.T. The Origins of English Words. A Discursive Dictionary of Indo-European Roots. - Baltimore and London, 1984.-636 pp.

365. ShOED, 1987 Shorter Oxford English dictionary on historical principles. -Vol. 1 - 2. - Oxford, 1987. - 2672 pp.

366. Smith, 1966 Smith W.L. Dictionary of English word-roots. English-roots and roots-English. — Totowa. New Jersey, 1966. - 377 pp.

367. Wolkonsky, Poltoratsky, 1961 Wolkonsky K.A., Poltoratsky M.A. Handbook of Russian Roots. -N.Y., 1961. - 414 pp.

368. Worth, Kozak, Johnson, 1970 Worth D., Kozak A, Johnson D. Russian Derivational Dictionary. - N.Y., 1970. - 748 pp.