автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Мотивировка в светской повести 1820 - 1830-х годов

Полный текст автореферата диссертации по теме "Мотивировка в светской повести 1820 - 1830-х годов"

На правах рукописи

Лузикова Светлана Николаевна

Мотивировка в светской повести 1820—1830-х годов Специальность 10.01.01 —русская литература

Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Тверь 2006

Работа выполнена на кафедре истории русской литературы Тверского государственного университета.

Научный руководитель; доктор филологических наук, профессор М, В. Строганов

Официальные оппоненты:

доктор филологических наук, профессор В. В. Тихомиров кандидат филологических наук, доцент В. А. Жаров

Ведущая организация: Курский государственный университет

Зашита состоится ноября 2006 г. в часов на заседании диссертационного совета Ю 12.263.03 в Тверском государственном университете по адресу: 170002, г. Тверь, пр. Чайковского, д. 70, ауд____

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Тверского государственного университета (ул. Володарского, д. 44а).

Автореферат разослан 2006 г.

Ученый секретарь Диссертационного совета доктор филологических наук, профессор / С. Ю. Николаева

Тема предлагаемого исследования предполагает обоснование двух ключевых понятий: мотивировка и светская повесть. Под светской повестью мы понимаем жанровую разновидность повести, как она определена в коллективной монографии ИРЛИ РАН: «...светская повесть (в самом общем виде) может быть определена как произведение, в котором "свет" выступает в качестве структурообразующего компонента, определяя основной конфликт, динамику сюжетного развития, взаимоотношения между персонажами, принципы построения характеров и общую эмоциональную тональность всего произведения» (Русская повесть XIX века. Л., 1973. С. 173; автор раздела Р. В. Иезуитова).

Исследование светской повести началось в отечественном литературоведении довольно поздно, только в 1941 г. появилась первая работа, посвященная светской повести 1820—1830-х гг.1 Дело в том, что термин светская повесть долгое время использовался при изучении древнерусской литературы для обозначения произведений, в которых духовно-религиозный элемент был значительно редуцирован. До настоящего времени литературоведы изучали изображение взаимоотношений личности и общества в светской повести (Л. А. Капитанова), проявление в светских повестях романтических или реалистических традиций и тенденций (Б. С. Кондратьев, Ю. А. Курдин), особенности психологического построения повестей (Н. М, Зудина), их литературный генезис (В. Ю. Проскурина). Но никогда предметом исследования в светской повести не становилось использование мотивировки. В этом заключается научная новизна данной работы, так как исследование мотивировки поможет выявить ряд художественных особенностей светской повести. Изучение же мотивировки как центрального приема в построении сюжетной прозы становится всё более значимым. Оно раскрывает содержательные возможности художественной

1 Белкина М. А. «Светская повесть» 30-х годов и «Княгиня Литовская» Лермонтова // Жизнь и творчество М. Ю. Лермонтова: Сб. 1. М., 1941.

формы произведения и позволяет выявить связь художественного творчества с основными тенденциями идеологического развития научной и общественной мысли времени. Это и придает настоящей работе актуальность.

Термин мотивировка введен в работах представителей формальной школы литературоведения на рубеже 1920—1930-х гг. Б. В. Томашевский разделил мотивировки на три группы: композиционные, реалистические и художественные. Эти мотивировки характеризуют в основном техническую сторону построения произведения. Однако существует еще и прагматическая мотивировка, когда автор «подсознательно» объясняет героя теми реально существующими в жизни причинами, по которым человек живет так, а не иначе. Мотивировка в нашем толковании — это те реальные, но осмысленные в художественной форме причины, которые обусловливают поведение героя.

Двойная трактовка термина мотивировка отмечалась в «Теории литературы» (1949) Р. Уэллека и О. Уоррена. В отечественном литературоведении 1970-х гг. успешно использовал это расширительное понимание термина И. П. Смирнов. Наряду с мотивировкой, он применяет понятие художественной каузальности, видя в ней не принадлежность какой-то одной творческой системы, а один из организующих факторов любого литературного текста.

Нам ближе истолкование мотивировки как формы художественного объяснения событий и поступков героев, разработанное Л. Я. Гинзбург в книге «О литературном герое» (1974). Не поднимая проблему мотивировки как таковой, она оперирует понятиями обусловленность и детерминизм, которые являются (как и каузальность И.П.Смирнова) своеобразными синонимами мотивировки. В работе Л. Я. Гинзбург мы видим ряд продуктивных для нашего исследования положений. «По какой причине и с какой целью, почему и зачем человек говорит именно то, что он говорит? Есть

высказывания, извне как будто ничем не определенные и не связанные, зависящие как будто только от прихоти говорящего. Человек, казалось бы, говорит то, что взбрело на ум. Но вот почему "взбрело™ именно это, а не другое?»2 Л. Я. Гинзбург говорит это по поводу художественной речи Толстого, но это объясняет и принципы художественной мотивировки в литературном тексте.

Первое систематическое исследование мотивировок в русской художественной прозе XIX в. принадлежит А. Ю. Сорочану, который определил их как «систему организации художественной каузальности в литературном произведении, базирующейся на специфических особенностях авторского мировоззрения и реализуемой как на формальном, так и на содержательном уровне»3. А. Ю. Сорочан на материале исторического рома* на 1830—1840-х гг. исследовал целый ряд мотивировок и создал их оригинальную классификацию, в основе которой лежат особенности авторского мировоззрения и способы реализации его в тексте. Все виды мотивировок разделены на два типа: динамичные и статичные. Статичными он назвал такие мотивировки, в которых «используется одна причинно-следственная модель, один и тот же набор объяснений происходящего и с человеком (характерология), и с миром (история)». Динамичные мотивировки базируются на принципе саморазвития: «Одни причинно-следственные модели уступают место другим. Следствие само становится причиной, порождающей многочисленные следствия». Соглашаясь с таким толкованием типов мотивировки, мы в своем анализе будем опираться на словарное значение слова, согласно которому мотивировка — это «совокупность мотивов, доводов для обоснования чего-нибудь». По своей сути «обоснование чего-нибудь» — это и есть причина какого-либо явления. «Побудительная при-

гГи*зфу*гЛ«д«я.Олитературном герое. Л., 1974. С. 170.

3 Сорочан А. Ю. Мотивировка в русском историческом романе 1830— 1840-х годов. Тверь, 2002. С. 12.

чана, повод К какому-нибудь действию»4, согласно прямому лексическому значению слова, есть мотив.

Изучая мотивировку в литературном произведении как истолкование причт/ того или иного художественного факта, мы учитываем, что причина всегда взаимодействует со следствием, поэтому свое исследование мы основываем на изучении причинно-следственных отношений, складывающихся в рамках художественного текста. Столь же обоснованным выглядит и включение в состав термина мотивировка и понятия цели, поскольку цель обусловливает ход действий и позволяет более адекватно реконструировать причину явления.

Свое исследование причинно-следственных отношений в светской повести 1820—1830-х гг. мы строим на тех культурных и мировоззренческих концепциях, которые сложились в русском обществе в исследуемый период. Это изучение позволит нам глубже объяснить, почему литературные герои поступают так, а не иначе. Ведь мотивировка — это поиск ответов на вопрос почему? и относительно художественных приемов автора, и относительно поступков и характеров его героев.

Методологической основой явился сравнительно-исторический метол. Теоретическую базу составили работы Л. Я. Гинзбург, Ю. М. Лотма-на, И. П. Смирнова, были учтены труды русских формалистов: В. Б. Шкловского, Б. В. Томашевского. В исследовании мы используем также специфическое истолкование историко-литературного процесса XIX в., которое предложил М. В. Строганов: «В литературе начала XIX в. четко выделяются два сменяющих друг друга принципа. Первый принцип господствует в 1800—1820-е гг. и во многом обусловлен предшествующими этапами развития литературы. Его вполне можно обозначить: понимание человека как явления природного <...> С середины 1830-х гг. в русской лите-

4 ОжеговС. И., Шведова II. Ю. Толковый словарь русского языка. М., 1999. С. 367.

р ату ре начинает формироваться, а с 1840-х гг. уже и господствует иной принцип. Человек понимается как явление социальное, только обществом и обусловленное»1. В 1820—1830-е гг., когда возникла и развивалась светская повесть, объяснение человека основывалось на синтезированном понимании функций природных и социальных факторов. При этом роль социального фактора, усиливающаяся на всем протяжении 1830-х гг., к началу 1840-х гг. становится доминирующей.

Объект исследования — светские повести А. А. Бестужева-Марлинского, Н. Ф. Павлова, В. Ф. Одоевского, Е. П. Ростопчиной, И. И. Панаева, Н. А. Дуровой, М. С. Жуковой, Е. А. Ган, О. И. Сен конского, В. А. Соллогуба, М. Ю. Лермонтова. Кроме того, мы обращались к малоизвестным авторам, к анонимным и псевдонимным произведениям 1820—1830-х гг., публиковавшимся в журналах «Московский телеграф», «Московский наблюдатель», «Телескоп», «Библиотека для чтения», «Сын отечества и Северный архив», «Современник».

Цель работы — исследовать причинно-следственные связи, функционирующие в светской повести и обусловливающие формирование ее жанровых особенностей. В соответствии с целью исследования намечены следующие задачи: 1} выявить объем понятий мотивировка и светская повесть; 2) обозначить главные направления в формировании системы мотивировок; 3) определить типы мотивировок; 4) описать тенденции русской критической мысли по отношению к жанру светской повести; 5) рзс-крыть значение и роль светской повести в эволюции основных направлений русской прозы.

Практическая значимость исследования обусловлена тем, что материалы диссертации могут быть использованы при преподавании курсов

5 Строганов М.В, Человек в русской литературе первой половины XIX века. Тверь, 2001. С. 5—6.

истории русской литературы XIX в. (первая и вторая трети), курса теории литературы и спецкурсов по истории светской повести XIX в.

Апробация материалов производилась в форме докладов на научных конференциях: «Мотивировка в светских повестях А. А. Бестужева-Марлине кого» (Коломна, 2004), «Роль воспитания девушки в формировании характера светской дамы (на материале светских повестей)» (Тверь, 2005), «Судьба светской повести в русской критике» (Тверь, 2006).

В главе 1 «Природные мотивировки в светской повести» показано, что деление мотивировок на природные и социальные достаточно условно, поскольку все природные человеческие качества в обществе подвергаются социальному (или общественному) влиянию. Писатели, в мировоззрении которых отражалась культура эпохи, выстраивали причинно-следственные модели, в первую очередь, в соответствии с сугубо индивидуальными интерпретациями реальных причин, мотивирующих поступки героев-современников. Жизнь всегда дает массу поводов и причин для тех или иных действий. Анализируя те причинно-следственные связи, которые представлены в светской повести, мы выделили наиболее закономерные способы объяснения поведения человека.

Внимание русских писателей к причинам того или иного поведения человека требовал внимания и к самому обществу. В результате этого в русской прозе актуализировалась светская тема (в первых десятилетиях XIX в. она широко использовалась в комедиях). Совокупность внешних и внутренних причин (интерес к социальной проблематике и потребность в жанре, раскрывающем поведение человека в обществе) привела к возникновению светской повести. Чтобы объяснить героя, необходимо было показать его чувства и противопоставить его обществу. Исходя из двух сложившихся принципов объяснения человека, авторы светских повестей уже в 1820-е тт. обращаются к двум направлениям, к двум видам мотивировок: природной и социальной. Кроме этого, светская повесть учитывает опыт

сентиментальной повести, поскольку описание мира чувств широко применяли сентименталисты.

В разделе 1 «Мир чувств в светской повести» показан конфликт чувства и обстоятельств, возникающий под влиянием светского общества. Но любовь, на которой обычно основан сюжет в светской повести, оказывается лишь источником возникновения целого ряда других чувств, которые выполняют основную мотивирующую поведение функцию. Изображение мира чувств мы анализировали на материале произведений одного из основоположников исследуемого нами жанра Бестужева-Марлинского. Героями светской повести часто становились офицеры, для которых социальное понятие долга Отечеству было по определению превыше всего. В этой связи наряду с такими традиционными для литературы чувствами, как любовь, ревность, ненависть, гордость, светская повесть широко использовала в качестве мотивировки и чувство патриотизма. Во внутреннем мире героев сталкиваются любовь к женщине и любовь к родине — чувства, имеющие природную основу, но под влиянием социальных факторов они трансформируются, становясь зачастую губительными. Такое столкновение чувства и долга восходит к трагедии классицизма6. Но у Бестужева-Марлинского оно имеет несколько иной характер. Автор руководствуется не столько воспитательными целями, сколько собственным пониманием роли патриотического чувства в общей системе человеческих чувств. Мотивировка поступков героя основывается не на строгом подчинении личного общественному и как следствие — на подавлении любви к женщине во имя долга, а на простом, человеческом чувстве любви к родине, поэтому он иначе переживает свои влечения, чем герой классицистической трагедии. Однако наследие ее сказывается в светской повести Марлннского, по-

6 См. об этом; Базанов В: Г. Поэты-декабристы. М.; JI.: Изд. АН СССР, 1950; Беспалова Л. Г. И дум высокое стремленье... Свердловск: Средне-Уральское книжное издательство, 19S0.

этому лежащее & основе причинно-следственных отношений чувство патриотизма всегда оценивается как безупречно позитивное. Гордость, честь и ее зашита (даже на дуэли) расцениваются как высокие чувства в отличие от отношений, мотивированных любовью.

Так, разоблачение преступной любви заставляет пробудиться «общественную» совесть капитана Правнна («Фрегат "Надежда"»). Глядя на море, капитан приходит в ужас от мысли о бедственном положении корабля: «Правин был живой образ казни между двух жертв, между двух преступлений: против нравственности и службы. Наконец долг победил страсть». В этом эпизоде борьба чувств разрешилась так, как и должно быть у Марли некого: в пользу долга, ибо это один из основных принципов жизни офи цера-патриота.

Понимание человека как части природы предполагало использование характеристик, имеющих «природное» происхождение: возраст, национальность и пол. По этому принципу мы типологизируем и мотивировки.

Авторы светских повестей широко использовали объяснение человека его возрастом, что позволило нам выделить возрастные мотивировки как самостоятельный предмет исследования во 2-м разделе главы. «Для того чтобы представить человека в движении, литература должна <,,.> давать какие-либо внешние ориентиры этого движения. Наиболее очевидным и само собой разумеющимся является ориентир возраста. Герой, входя в произведение, обязательно наделялся возрастом» (М. В. Строганов). Соответственно, действия и мысли героев обусловлены возрастом. Каждый возрастной период сопровождается своими особенностями. И поэтому культура пушкинского времени предполагала два направления в изображении человека: поведение человека или соответствует его возрасту, ши не соответствует его возрасту. В светских повестях последовательно отразились оба эти направления. Поведение Алексея Дольского («Поединок» Ростопчиной) полностью соответствует его возрасту: «Он был еще в пер-

вом цвете молодости, и речи его были столь же молоды, веселы и непринужденны, как он сам». Шульц и Генриетта («История двух калош» Соллогуба) «любили молодо и горячо», потому что Шульцу «не было еше двадцати», а Генриетте «едва минуло семнадцать лет».

Но люди не одинаково реагируют на неминуемый приход зрелости, а за ней, соответственно, старости. Сопротивлявшийся этому естественному ходу жизни Петр Андреевич Алькаров («Медальон» Ган), все же смирился и приобрел своего рода преимущества: «он смекнул, к чему клонилось дело; взглянул в зеркало; пригладил седины, и, откинув все претензии, удовольствовался дружеским расположением своей соседки». В целом же главным преимуществом преклонного возраста в светской повести представлен опыт, знание жизни и психологии людей.

Достаточно часто в повестях изображаются молодые люди, претендующие на роль опыгаых знатоков жизни. Мотивировка их поведения основывается на желании быть старше, чем они есть. Так, сменивший серую солдатскую шинель на мундир с эполетами Грушницкий стал, по замечанию Печорина, выглядеть моложе. Для Грушницкого это замечание стало ударом: «как все мальчики, он имеет претензию бьгть стариком; он думает, что на его лице глубокие следы страстей заменяют отпечаток лет». В стремлении Грушницкого выглядеть старше своих лет проявляется не только знание писателем возрастной психологии. Лермонтов развивает пушкинское понимание «преждевременной старости души» как типичной черты современного молодого человека. Нарушение этики возрастного поведения приводит к трагедии в жизни человека. Лермонтов развивает эту линию.

Ценность романтическому герою придает не следование, а нарушение общего закона жизни. Этим можно мотивировать поведение целого ряда персонажей светских повестей. Причиной раннего старения героев становилось общество. Молодые люди начинали скучать в однообразии

событий. Таковы рано состарившиеся Горин {<Юна будет счастлива» Панаева), Борнов (анонимная повесть ((Московский европеец»), Левин («Маскарад» Павлова).

Примером превращения природной возрастной мотивировки в социальную служит характеристика Лизаветы Николааны Негуровой («Княгиня Литовская» Лермонтова): «...дочка была бы недурна, если б бледность, худоба и старость, почти общий недостаток петербургских девушек, не затмевали блеска двух огромных глаз». Героине 25 лет. Но она ощущает себя «старой» и принимает соответствующую норму поведения не потому, что ей 25 лет, а потому, что она еще не замужем и вряд ли уже выйдет.

Интерес к национальному вопросу, свойственный литературе XIX в„ актуализировал национально-географическую мотивировку, которой и посвящен раздел 3. Наиболее популярным было представление о том, что национальная специфичность определялась местностью и климатом, в котором живет народ. Специфика наций порождает не только особенности характера и поведения, но и свои критерии красоты. Например, исходя из того, что азиаты предпочитают женщин с узкими, раскосыми глазами, Погодин в повести «Как аукнется, так и откликнется» говорит, что европейские глаза Софьи не оставят без внимания даже китайца, и этим утверждает абсолютную ценность красоты Софьи.

Всякий народ воспринимает другую нацию в соответствии с исторически сложившимися стереотипами характера и поведения. Мы говорим о так называемой идентификации той или иной национальности. Так, в глазах русских англичанин — это не просто житель Англии, это холодный, рассудительный, невозмутимый человек. Этот стереотип, сложившийся в русской культуре, способствовал тому, что, например Павлов, характеризуя в повести «Маскарад» русского Левина, отождествляет его поведение с поведением англичанина: «Это был англичанин, холодно любопытный и

непотрясаемый». И это создает дополнительную мотивировку поведения героя.

Помимо собственно национальных мотивировок, основанных на особенностях национального характера, существовали и географические мотивировки, основанные на четко выразившейся в исторической жизни России роли провинции и двух столиц: Москвы и Петербурга. Особый уклад жизни, сложившийся на той или иной территории, предопределял тип поведения. В светской повести отразились представления о том, что жители Москвы и Петербурга по-разному смотрят tía одно и то же явление. Автор повести «Московский Европеец» при характеристике своей героини Лизы представляет петербуржцев и москвичей так: «...молодая особа лет восемнадцати, создание белое, воздушное, светлое <...> Петербургский житель сошел бы от нее с ума в три минуты; Москвичи смотрели на нее как на пирог с капустою. Они не были в состоянии ни постигнуть прелести художественной изящности ее лица, ни чувствовать серебряного отлива ее голоса, ни оценить ее невинной детской откровенности; они знали только то, сколько у ней душ» (Библиотека для чтения. 1837. Т. 20. Ч. II).

Раздел «Географические мотивировки» мы посвятили изучению особого уклада жизни представителей бомонда Москвы, Петербурга и провинции. Например, жители Москвы, как правило, представлены ретроградами, поскольку бытовало мнение, что Москва - это «столица отставки» («Московский бал» Павлова). Петербург же, несмотря на свою внешнюю «прогрессивность», часто мотивировал недовольство героя жизнью. Так, героиня, живущая в Петербурге, признается в письме своей подруге, что страстно хотела бы полюбить. Однако сердце ее молчит, и объясняется это особенностями петербургского климата: «Мне кажется, что всё зависит главнейше от климата, и я почти уверена, что все рассказы наустные и печатные о любви в Петербурге просто мистификация или подстрочный перевод с иностранного. Здесь так сыро, так холодно, что кровь в жилах за-

стывает: где же ей до того разыграться, чтобы в сердце закипело <...> Перед камином, с помощью хорошего английского угля <...> можно влюбиться и в Петербурге <...> а как скоро отойдешь в другой угол комнаты, петербургская любовь неминуемо должка простынуть» (Клеопатра Леонидова. Некоторые факты и мысли о мужьях и супружеском счастии // Библиотека для чтения. 1838. Т. 30. Ч. I). Зависимость душевного состояния от петербургской атмосферы отмечали Панаев («Спальня светской женщины») и Лермонтов («Княгиня Литовская»). Лермонтов, который во многом подводил итоги развития литературы за этот период, сказал главное, что выяснила литература того времени: всем людям свойственно изменяться под воздействием социальных причин. Так, Печорин в «Княгине Литовской» говорит следующее: «Я думаю <...> что ни здания, ни просвещение, ни старина не имеют влияния на счастие и веселость. А меняются люди за петербургской заставой и за московским шлагбаумом потому, что, если б люди не менялись, было бы очень скучно».

Раздел 4 посвящен тендерным мотивировкам, так как не менее важное природное начало, характеризующее поведение человека, связано с его полом как лриродно-социальной категорией. Постепенное осмысление того, какую роль играет общество в формировании человека, привело к вопросу о взаимоотношениях женщины и мужчины не только как биологически разных существ, но и как носителей определенных социальных функций общества. Современное понятие гендер позволило нам выделить и такой вид мотивировки.

Во многих светских повестях изображается двойственность женской натуры и ее восприятие мужчинами. Так, Александр Н-н («Маскарад» Г. Неверина) подсказывает женщине в маске, обратившейся к нему с просьбой, действовать, применяя сугубо женские хитрости: «Но мне ли учить тебя, как обмануть мужчину? Ты женщина: это твое ремесло». Обольстительное коварство женщины -г- одно из распространенных мужских мне-

ний. Однако светская повесть больше «любит» женщину, поэтому ответственность за ее пороки чаше лошггся на воспитание или на мужчин.

Главная черта, свойственная женщинам н мотивирующая их поступки, — это способность женщины к самопожертвованию, которую, впрочем, не всякий мужчина может по достоинству оценить. Вот характерный эпизод из повести «Московский Европеец», формирующий в сознании читателя одновременно представление и о геядерно мотивированном поведении женщины, и о непонимании женщины мужчиной: «Но Зина пожертвовала ему всем, — именем, честью, обязанностями супруги, матери, спокойствием совести, всем, что только женщина может отнять у мужа и отдать любовнику. Что ж из этого? Нет сомнения, что она, для Москвы, довольно "великая" женщина, но это не дает еще ей права мешать "людям высшего разряда" в их замыслах. Как! эта женщина смеет думать о сопротивлении его воле? Она?., женщина?., эта женщина?.. Одна мысль о подобной наглости приводила его в бешенство, потому что у московских европейцев давно уже решено, что женщины и литературные критики принадлежат им исключительно». Желание мужчины «владеть», ярко запечатленное в светской повести и имеющее биологическое и историческое начало, часто сочетается с женским желанием «быть собственностью». Этот женский порыв, как правило, оборачивается несчастьем в жизни женщины. Женщины и мужчины по-разному понимают брак. В светских повестях часто подчеркивается, что мужчина, вступая в брак, преследует корыстные интересы; женщина же обычно руководствуется чувством. И это создает разные мотивировки их поступков.

Рассмотренные мотивировки имеют природное происхождение. В светской повести 1830-х гг. они приобретают социальную окраску.

Изучая типы мотивировок в светской повести, мы не могли обойти вниманием метафизические мотивировки, которым посвящен раздел 5. Они изображают обусловленность тех или иных событий силами, лежа-

щими за пределами земного мира людей и связанными с понятиями судьбы. Отнесение этого типа мотивировок к группе природных носит условный характер и обусловлено теми характеристиками, которые давали им современные авторы.

Глава 2 посвяшена «Социальным мотивировкам в светской повести 1820—1830-х годов». Осознание той роли, которую играет общество в жизни человека, привело писателей к тому, что в 1830-е гг. некогда превалирующее комедийное начало в осмыслении жизни, отразившееся в светских комедиях и ранних светских повестях, в более позднее время сменяется на трагедийное. Природные мотивировки, обуславливающие поведение человека в 1820-х гг., редуцируются под воздействием социального фактора, но не исчезают. На протяжении 1830-х гг. они вс5 более приобретают социальную окраску. Таким образом, социальная мотивировка становится постепенно ведущей в объяснении человека, его природы и поведения. Отличительной чертой двадцатилетних героев-юношей становится старость и опытность. Происходит это не только потому, что авторы повестей, используя романтическую традицию, хотят выделить своего героя, а потому что появляется необходимость показать реально скучающего в этом обществе человека. Герои перенимают чопорность поведения, например, петербургского общества, в котором они живут, не потому что им так нравится, а потому что так принято жить в Петербурге. Так же и женщина, которой природой предназначено быть любящей матерью и женой, превращается в пустую кокетку, а часто просто воспринимается именно так, потому что общество делает ее или видит ее именно такой.

Наиболее очевидным подтверждением социального влияния является воспитание. Женское и мужское воспитание мы рассматривали отдельно и основное внимание сосредоточили на женском воспитании, поскольку именно женские судьбы позволяли авторам светских повестей наиболее выигрышно раскрыть тему губительного влияния общества на человека.

В разделе 1 мы рассмотрели роль общественного воспитания женщин, которое осуществлялось в пансионах и институтах. Одним из наиболее известных женских учебных заведений был Смольный, институт. О том, какой спецификой облапало образование в нем, свидетельствуют не только мемуарные воспоминания самих воспитанниц, но и светские повести. Например, воспитанницей Смольного были Ольга Стрелинская (Бесту-жев-Марликский «Испытание»), Вера ([Я я.] Это не редкость !! Сын Отечества и Северный Архив. 1835. № 15). Авторы иронизируют над девичьей чувствительностью, которая обусловлена не только женской природой, но и воспитанием. Жизнь в Смольном способствовала появлению боязни общества. В разговоре со своим другом детства Вера выражает беспокойство перед первым балом: «...вряд ли мне будет так весело <..> Вы знаете, какая я несмелая, дикая». Подобная женская несмелость и инфантильность воспринималась как натуральность, близость к природе. Избалованного светской жизнью князя Щетинина («Большой свет» Сологуба), например, привлекла Наденька именно своей естественной простотой, что отличало ее от большинства светских дам.

В целом же светское воспитание было ориентировано на определенный образец, который культивировался н в условиях домашнего воспитания женщин. Этой теме посвяшен раздел 2 «Домашнее воспитание женщины. Роль матери». Дома девиц воспитывали, как правило, иностранные гувернантки. Но весьма существенной была роль старших членов семьи. Поднятая в светской повести проблема раннего замужества девушки тесно связана с влиянием матери. Сложившееся в обществе представление о том, что женщина непременно должна выйти замуж, заставляло матерей как можно скорее «пристроить» своих дочерей. Именно такое, на первый взгляд, заботливое стремление погубило Елену Лидину («Игра судьбы, или Противозаконная любовь» Дуровой), выданную замуж в 14 лет. Этот факт послужил началом всех жизненных проблем этой героини. Сложность

взаимоотношений и имплицитное изображение вины матери представлены и у Одоевского в «Княжне Зизи».

Другая значимая тема светских повестей — это положительная роль матери в жизни и воспитании дочери, роль, которая была прервана ранней смертью матери, что нарушило нормальный ход воспитания. Ответственными за воспитание молодых девушек становились бабушки, тети и дяди. И, как правило, воспитание девушки в семье родственников являлось противоположным тому, которое вела мать. Героини сталкиваются с непониманием, возникающим вследствие противоположности жизненных взглядов. В этой связи показателен жизненный путь Ольги Гольцберг («Идеал» Гаи), а также героини повести Панаева «Два мгновения из жизни женщины».

Во многих сюжетах мать как лучший воспитатель противопоставляется другим представителям рода и заместившим ее воспитателям молодых девушек. Но даже и это положительное воспитание становилось губительным. Входя в светскую жизнь, героиня сталкивается с жестокой действительностью, к которой не подготовлена. Говоря о мотивированности поступков героини ее воспитанием, нужно отметить наличие двух вариантов: мать в роли прямой виновницы страданий дочери и мать как невольная «виновница» несчасгия дочери. В обоих случаях речь идет о том, что причина всей последующей судьбы женщины в обществе заложена в ее домашнем воспитании. Однако основная мысль авторов повестей — не вина матери и того воспитания, которое она дала, а принципиальная невозможность гармоничной жизни в светском обществе вообще.

Роли отиа в воспитании дочерей мы посвятили раздел 3 — «Домашнее воспитание женщины. Роль отца». Одним из наиболее интересных эпизодов такого отцовского влияния мы обнаруживаем в повести А. Ф. Вельтмана «Эротида». Своей храбростью и отвагой героиня обязана была отцу, который «взялся сам воспитывать дочь свою. — Не поручу, —

говаривал он еще жене своей, — не поручу ее ни мадаме, нн мусье». Будучи военным, он хотел вырастить дочь «хват девкой». Но воспитанная в ориентированной на прошедший век среде, Эротида была не подготовлена к реальной жизни и пополнила ряд несчастливых героинь.

Ту же функцию социального воспитателя, искажающего прекрасную от природы человеческую натуру и лишающего героиню счастья, играет и отец в повести Кудрявцева-Нестроева «Антонина». Но если в этой повести отец изображен не до конца осознающим свою негативную роль, то Зинаида, героиня повести Панаева «Ока будет счастлива» выполняет приказание отца, вполне понимающего свою корысть в замужестве дочери. Опять на первый план выходит социальный фактор, когда нужно не просто выдать дочь замуж, а выдать выгодно.

Не менее значимой была роль светского общества и в судьбах мужчин, Этому посвящен раздел 4 - Воспитание мужчины. Значительное место в жизни юноши того времени занимала воинская служба. Но прежде чем служить, молодые люди так же, как и девушки, получали образование; учились в пансионах, лицеях или воспитывались дома гувернерами. Поскольку светская жизнь в повестях часто представляется порочной, то и, естественно, образовательный аспект также критикуется. Пример образования Вечеслава Андреевича Свирского (повесть Александра Заволжского «Соседи») и его результаты весьма показательны: «он знал всё и ничего не знал!»

Печорин в «Княгине Литовской», часто менявший один пансион на другой по указаниям матери, тоже не научился чему-либо основательному. Воинская служба была спасением для таких молодых людей. Иногда, как показывает светская повесть, заботливые маменьки старались оградить своих сыновей от службы. Таким образом, проявляется тема «маменькиных сынков» (образ Алексея Ветурина в повести К. В. «Как Англия попала в Костромскую губернию»). Князь Юрьевич («Медальон» Ган) тоже ре-

зультат чрезмерной материнской любви, сделавшей его эгоистом. Эта одна сторона проблемы взаимоотношений матери и сына. В других повестях показана максимально положительная роль матери: «Поединок» Ростопчиной, «Ятаган» Павлова. Но даже самое хорошее воспитание и образование, как показывает светская повесть, не способно положительно адаптировать человека к среде.

В Заключении подводятся итоги исследования,

В Приложении мы осветили судьбу светской повести в критике 1820-1830-х гг.

В целом можно сказать, что понимание человека как явления природного в 1820-х гг. обусловило использование в светской повести тех специфических мотивировок, которые мы назвали природными: возраст, национальность и пол. В 1830-е гг. усиливается понимание той роли, которую играет общество в жизни человека. В згой связи происходит редукция природных мотивировок, и возраст, национальность и пол осмысливаются как социальные мотивировки. Наряду с социально окрашенными природными мотивировками, существуют сугубо социальные мотивировки. К таковым относится воспитание. Даже самое хорошее воспитание, как показывает светская повесть, не способно позитивно адаптировать человека к светской среде. Это предопределяет две формы конфликта: 1) либо человек сопротивляется обществу, либо 2) принимает его законы. Как правило, общество выходит в этой борьбе победителем. Человек, сопротивляющийся обществу, становится его жертвой, причем осознавая, что он жертва. Жизнь героя заканчивается трагически, но при этом герой сохраняет свои положительные природные черты. Таков образ Зенанцы в повести Ган «Суд света». Герой принимает законы общества, приспосабливается к нему, перенимает все его пороки и сам становится носителем этих пороков. Жертвенность свою сам он не осознает, и донести понимание этой жертвенности до читателя — задача писателя. Яркий пример — образ княжны

Мими. Таков же, в частности, герой анонимной повести Бор нов - Московский Европеец и второстепенные герои, которые представляют светское общество: бабушки, теги, дяди, воспитывающие девушек после смерти матери. Именно в светской повести происходит попытка тотальной мотивировки каждого поступка героя и каждого события в его жизни — то, что последующей русской прозой будет принято за аксиому и будет использоваться во всех жанрах литературы. Понимание зависимости личной жизни человека от общества, показанное в светской повести, подготовило не только художественные, но и социальные открытия «натуральной школы», с которой связываются основные достижения будущей русской литературы XIX в.

Материалы диссертации отряжены в следующих публикациях:

1. ЛузиковаС. Н. О мотивировке в повести Н. А. Дуровой «Угол» / С. Н. Лузикова // Актуальные проблемы филологии в вузе и школе: Материалы XVIII Тверской межвузовской конференции ученых-филологов и школьных учителей (Тверь, 26—27 марта 2004 г.) Тверь: Твер. гос. ун-т, 2004. С. 326—330.

2. ЛузиковаС.Н. Объясняется патриотизмом. Русский офицер в светских повестях А. А. Бестужева-Марлинского / С. И. Лузикова // Человек и война в русской литературе XIX-XX веков: Сборник научных трудов / Ред. М, В. Строганов. Тверь: Золотая буква, 2005. С. 11—20.

3. ЛузиковаС.И. Роль воспитания девушки в формировании образа светской дамы (на материале светских повестей) / С. Н. Лузикова И Детская литература и воспитание: Сб. тр. Международной научной конференция «Детская литература и воспитание», Тверь, 12—14 мая 2005 г. Тверь: Твер. гос. ун-т, 2005. С. 24—32.

4. ЛузиковаС. Н. О мотивировке в светских повестях А. А. Бестужева-Марлине кого («Роман в семи письмах», «Испытание») / С. Н. Лузикова

// Слово. Вып. 3. Сб. научных трудов студентов и аспирантов. Тверь: Твер. гос. ун-т, 2005. С. 45—53.

5. Лузикова С. Н. Судьба светской повести в русской критике 1820— 1830-х годов / С. Н. Лузикова (в печати).

Подписано в печать 26.09.2006. Формат 60x84 '/16. Бумага типографская. Печать офсетная. Усл. печ. л. 1,25. Тираж 100 экз. Заказ 328.

Издательство «Научная книга». Россия, 170033, г. Тверь, ул. Фадеева, д. 27. Тел. (4822) 36-63-65.

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Лузикова, Светлана Николаевна

Введение

Глава 1. Природные мотивировки в светской повести

1. Мир чувств в светской повести

2. Возрастные мотивировки

3. Национально-географические мотивировки

3.1. Национальные мотивировки

3.2. Географические мотивировки

4. Тендерные мотивировки

5. Метафизические мотивировки

Глава 2. Социальные мотивировки в светской повести

1. Общественное воспитание женщины

2. Домашнее воспитание женщины. Роль матери

3. Домашнее воспитание женщины. Роль отца

4. Воспитание мужчины 144 Заключение 158 Библиография 163 Приложение

Введение диссертации2006 год, автореферат по филологии, Лузикова, Светлана Николаевна

Тема предлагаемого исследования предполагает обоснование двух ключевых понятий: мотивировка и светская повесть. Обоснование этих понятий поможет нам сформулировать основные цели, задачи и методы нашего исследования, а также положения, которые выносятся на защиту.

Под светской повестью мы будем понимать внутрижанровую разновидность повести так, как было сформулировано в коллективной монографии Института русской литературы АН СССР «Русская повесть XIX века» (1973), что объективно отражает именно современное восприятие этого жанра: «.светская повесть (в самом общем виде) может быть определена как произведение, в котором "свет" выступает в качестве структурообразующего компонента, определяя основной конфликт, динамику сюжетного развития, взаимоотношения между персонажами, принципы построения характеров и общую эмоциональную тональность всего произведения»1.

Исследование светской повести началось в отечественном литературоведении довольно поздно, только в 1941 г. появилась первая работа, по

•у священная светской повести как жанру литературы 1820—1830-х гг. Очевидной причиной этого было то, что термин светская повесть в течение долгого времени использовался при изучении древнерусской литературы для обозначения произведений, в которых духовно-религиозный, церковный элемент был значительно редуцирован . Исследователи обращались к повестям, относимым нами к светским, но опять же не использовали этот

1 Русская повесть XIX века / Под ред. Б. С. Мейлаха. Л.: Наука, 1973. С. 173. Автор раздела о светской повести Р. В. Иезуитова.

Белкина М. А. «Светская повесть» 30-х годов и «Княгиня Лиговская» Лермонтова // Жизнь и творчество М. Ю. Лермонтова: Сборник первый. М.-.ОГИЗ, 1941.

3 У истоков этого процесса находится, очевидно, А. И. Соболевский как автор статьи «Светская повесть и роман в древнерусской литературе» (см.: Киевские университетские известия. 1883. № 2). термин, а ограничивались констатацией факта светской темы. Так, например, П. Н. Сакулин в 1913 г., занимаясь творчеством В. Ф. Одоевского, размышлял об истоках светской повести без применения самого термина. Только в 1973 г. жанр светской повести нашел как бы «академическое признание», став предметом специального анализа в общей истории русской повести XIX в. Однако на протяжении всего XX в. изучение светской повести велось по преимуществу в социально-психологическом ракурсе: исследовалось изображение в произведении взаимоотношений личности и общества4. Некоторые литературоведы рассматривали проявление в светских повестях романтических или, наоборот, реалистических традиций и тенденций5. Ряд исследователей изучал особенности психологического построения повестей6. Но никогда предметом исследования в светской повести не становилось использование мотивировки.

Одна из причин этого — отсутствие четкого понимания значения этого явления в литературном произведении, а потому — и самого термина мотивировка при описании его структуры.

В целом историю возникновения этого приятия следует относить к работам представителей формальной школы литературоведения. Термин мотивировка появился в обиходе формалистов довольно поздно, на рубеже 1920—1930-х гг. Пропагандируя в учебном процессе традиции школы и одновременно видоизменяя их, Б. В. Томашевский, который не был последовательным и центральным представителем формальной школы, излагал

4 См. об этом: Капитонова Л. А. Светская повесть М. П. Погодина // Филология - Philologica. Краснодар: Кубанский гос. ун-т, 1994. № 3. С. 40—41.

5 См. об этом: Кондратьев Б. С., Курдин Ю. А. «Преодоление» романтизма в светской повести И. И. Панаева // Проблемы традиций и новаторства русской и советской прозы. Ниж. Новгород: НГПИ им. М. Горького, 1990. С. 125—132.

6 См. об этом: Зудина Н. М. Особенности психологического анализа в светских повестях Н. Ф. Павлова // Идейно-эстетическая функция изобразительных средств в русской литературе XIX века. М.: МГПИ им. Ленина, 1985. С. 45—50. понятие мотивировки вполне «формалистично» — как «систему приемов, оправдывающих введение отдельных мотивов и их комплексов»7. Б. В. Томашевский предложил и свою классификацию мотивировок, подразделив их на три группы: композиционные, реалистические и художественные. Как кажется, эти три группы объединяют настолько разные литературные явления, что применение к ним одного и того же термина едва ли оправдано.

Принцип композиционной мотивировки, согласно Б. В. Томашевскому, «заключается в экономии и целесообразности мотивов. Отдельные мотивы могут характеризовать предметы, вводимые в поле зрения читателя (аксессуары), или поступки персонажей ("эпизоды"). Ни один аксессуар не должен остаться неиспользованным в фабуле, ни один эпизод не должен остаться без влияния на фабульную ситуацию. Именно про композиционную мотивировку говорил Чехов, когда утверждал, что если в начале рассказа говорится о том, что гвоздь вбит в стену, то в конце Q рассказа на этом гвозде должен повеситься герой» . Речь здесь идет о целесообразности введения каждого художественного элемента в произведении, о том, что автор строит художественную структуру целого согласно определенным законам. Говоря иначе, можно назвать эту мотивировку синтагматической, то есть мотивировку связей элементов художественного целого друг с другом.

Реалистическая мотивировка заключается в создании ощущения реальности происходящего события: «каждый мотив должен вводиться как мотив вероятный в данной ситуации»9. Иначе сказать, Б. В. Томашевский предлагает здесь ориентацию на жизнеподобные формы изображения действительности. Если же художник прибегает к нежизнеподобным формам

7 Томашевский Б. В, Теория литературы. Поэтика. М.: Аспект Пресс, 1999. С. 191.

8 Там же.

9 Там же. С. 193. как, например, в абсурдистской литературе), то для него то, что ученый называет реалистической мотивировкой, вовсе не нужно. Поэтому данная группа мотивировок оказывается как бы и излишней. Иначе говоря, перед нами парадигматическая мотивировка, так как речь идет об отношении элементов художественного целого к действительности.

Видимо, возможно вычленение и прагматической мотивировки. И, видимо, именно эту функцию выполняет то, что Б. В. Томашевский назвал художественной мотивировкой, указывая, что она предполагает отбор жизненного материала, поскольку «не всё, заимствованное из действительности, годится в художественное произведение <.> Каждый реальный мотив должен быть как-то внедрен в конструкцию повествования и освещен с особой стороны. Художественно должен быть оправдан самый выбор реалистической темы»10. Как видим, здесь речь идет о функции того или иного элемента действительности в составе художественного произведения. Однако, исходя из описания, предложенного Б. В. Томашевским, достаточно трудно уловить отличие этой разновидности мотивировки от той, которую он назвал композиционной.

Эта классификация исследователя сводится к так называемой технической стороне создания произведения. В описании мотивировок «оценивается» лишь автор, а точнее — его художественная работа. Читатель наблюдает, как создатель произведения использует «аксессуары» и расставляет «эпизоды», читатель восхищается автором, если не происходит заминок в восприятии произведения и если всё соответствует читательским ожиданиям. Подход верный, но с современной точки зрения он представляется всё же несколько ограниченным. Справедливость его обусловлена тем, что всякое художественное творение есть реализация авторского замысла: «закон художественной воли»11 автора мотивирует появление все

10 Там же. С. 196—197.

11 Шкловский В. Б. О теории прозы. М.: Советский писатель, 1983. С. 57. го, что есть в произведении. В этом отношении можно высказать претензии и по поводу терминологии, так как любую мотивировку в художественном произведении, в том числе и композиционную, и реалистическую, можно называть художественной.

Во избежание неоднозначных толкований мотивировку, обозначающую введение того или иного героя, сюжетного положения, элемента описания по принципу «автору нужно», мы можем с полным правом назвать собственно художественной. Так, собственно художественной мотивировкой, а именно — проявлением своей собственной воли, объясняет, например, Jl. Н. Толстой появление такого героя, как Андрей Болконский: «Андрей Болконский — никто, как и всякое лицо романиста, а не писателя личностей и мемуаров <.> В Аустерлицком сражении, которое будет описано, но с которого я начал роман, мне нужно было, чтобы был убит блестящий молодой человек; в дальнейшем ходе самого романа мне нужно было только старика Болконского с дочерью, но так как неловко описывать ничем не связанное с романом лицо, я решил сделать блестящего молодого человека сыном старого Болконского. Потом он меня заинтересовал, для него представлялась роль в дальнейшем ходе романа, и я его помиловал, только сильно ранив его вместо смерти»12.

Отчасти собственно художественной мотивировкой объясняли некоторые критики — современники Пушкина — и судьбу пушкинского Евгения Онегина: «"Чем же кончилась эта история, сказка или роман?" — спросят читатели. Чем?., да чем обыкновенно кончится все в мире? И Бог знает! Иной живет лет восемьдесят, а жизни его было всего лет тридцать.

Так и Евгений Онегин: его не убили, и сам он еще здравствовал, когда поэт

1 ^ задернул занавес на судьбу своего героя» . Автор, по сути, есть вершитель

12 Там же.

11

Б. п.] «Последняя глава "Евгения Онегина"». Сочинение Александра Пушкина // Московский телеграф. 1832. № 1. С. 118. судеб. Но приведенный отрывок можно истолковать и как свидетельство другого типа мотивировки, которую мы предпочли бы назвать собственно реалистической (или жизненной, или, как мы уже говорили выше, прагматической). Раскрывается она во фразе: «да чем обыкновенно кончится всё в мире». Писатель, изображая жизнь, использует реальный жизненный материал, свой и чужой опыт; он черпает образы и ситуации из реальной жизни и только потом, трансформируя их в собственном сознании, воспроизводит в художественном произведении.

Таким образом, мы можем определить и соотношение этих двух типов мотивировок. Собственно реалистическая мотивировка по отношению к собственно художественной является первичной, так сказать, базовой. Однако именно это не учитывали представители формальной школы литературоведения, сосредоточенные на имманентном анализе художественного текста, и именно это предопределило одностороннее толкование термина мотивировка вообще, исключение его на довольно длительное время из литературоведческого обихода и последующие разногласия в дальнейшем его использовании.

Формалисты 1920—1930-хгг., в частности В.Б.Шкловский, предпочитали использовать термин мотивировка в сочетании с понятием конструктивный прием и материал. Чтобы в общих чертах обозначить формалистическую точку зрения, приведем ряд их теоретических тезисов: «Фабула, как материал, является для формалистов лишь мотивировкой сюжетных приемов <.> материал является мотивировкой конструктивного приема, конструктивный же прием — самоцелей»; «Материал же как мотивировка приема становится чем-то совершенно безразличным и за-местимым»; «Более того, можно обойтись вовсе без мотивировки, можно "обнажить прием". От этого он станет более чистым и совершенным художественно, как симфония музыкально чище и совершеннее оперы»14. Использование понятия мотивировка в таком контексте было подвергнуто критике со стороны М. М. Бахтина: «.если мы вникнем в самое понятие "мотивировки", то убедимся в совершенной непригодности этого понятия для уяснения каких бы то ни было сторон или элементов художественной конструкции. Мы придираемся здесь не к слову, а к тому именно смыслу, который вкладывается в него формалистами»15. По мысли М. М. Бахтина, «какую бы мотивировку (в формалистическом смысле) мы ни взяли, мы без труда убедимся в ее непосредственной существенности для художественного замысла»16.

Исследуя художественное произведение, нельзя ограничиваться только формальной стороной его, поэтому вполне закономерно, что несколько позднее в литературоведении появилось более широкое толкование термина мотивировка. В «Теории литературы» (1949) Р. Уэллека и О. Уоррена отмечается возможность двойной трактовки этого понятия: «Этот термин <.> сохраняет двойную соотносимость — со структурной (или повествовательной) композицией и с внутренней структурой психологических, социологических и философских обоснований поведения, иными словами — с теорией каузальности»17.

В отечественном литературоведении 1970-х гг. успешно использовал это расширительное понимание термина И. П. Смирнов в своих исследованиях мотивировки. Вместе с тем он отмечал, что «справедливое указание на необходимость расширительного, двойного толкования мотивировки не подкрепляется у Р. Уэллека и О. Уоррена какой-либо позитивной про

14 Цит. по: Бахтин М. М. Формальный метод в литературоведении. М.: Апокриф, 1993. С. 120—121. Бахтин под маской. Вып. 2.

15 Там же. С. 127.

16 Там же. С. 126.

17 УэллекР., Уоррен О. Теория литературы. М.: Прогресс, 1978. С. 235. граммой исследования "внутренних структур" причинения»18. В статье «Причинно-следственные структуры поэтических произведений» И. П. Смирнов высказывает свое видение мотивировки и отдает предпочтение понятию «художественной каузальности, которая не является прерогативой какой-то одной творческой системы, но есть один из организующих факторов любого литературного текста»19. Он справедливо отталкивается от масштабного видения проблемы, поскольку мотивировка, или причинно-следственная связь, функционирует не только на уровне художественного текста. Это тема из сферы философии, распространяющаяся на общую картину мира. «Под художественной каузальностью (в самом общем виде), — пишет И. П. Смирнов, — я буду подразумевать такое отношение между двумя группами элементов созданной в литературном произведении картины мира, при котором одна группа (Е, effectus — результат, следствие) содержит в себе информацию о другой (С, causa — причина) или, иными словами, при котором элементы Е осознаются как сигналы, отражающие организацию элементов С. Состояние группы Е обусловливает

9П ся, порождается, мотивируется действием С» . Такого рода обобщенное понимание системы причинения исследователь перенес на организацию художественной каузальности внутри текста: «.каузальные отношения могут устанавливаться не только в сфере поступков и намерений персонажей, но и вообще между двумя любыми явлениями, изображенными художником»21. Изучение причинно-следственных связей в литературном тексте И. П. Смирнов вел на материале поэтических произведений А. А. Ахматовой, Б. Л. Пастернака и В. В. Маяковского, однако он не ставил перед собой задачи создать классификацию возможных мотивировок,

18Смирнов И. П. Причинно-следственные структуры поэтических произведений // Исследования по поэтике и стилистике. Л.: Наука, 1972. С. 213.

19 Там же. С. 214.

20 Там же. С. 214—215.

21 Там же. С. 215. что несколько затрудняет применение его опыта к иным художественным формам. Да и подмена термина мотивировка термином каузальность не представляется вполне оправданной: от этой замены смысл самого явления нимало не изменяется.

Гораздо ближе и понятнее нам истолкование мотивировки как формы художественного объяснения событий и поступков героев, которое разработала J1. Я. Гинзбург в своей книге «О литературном герое». Хотя исследовательница не поднимает проблему мотивировки как таковой, она оперирует понятиями обусловленность и детерминизм, которые являются (так же, как и каузальность И. П. Смирнова) своеобразными синонимами мотивировки. Следует сразу отметить, что JI. Я. Гинзбург в большей мере рассматривает причинно-следственные связи, определяемые в первую очередь художественным замыслом авторов произведений, читательское же восприятие этих связей у нее как бы отодвинуто на второй план; нас же это читательское восприятие мотивировки, предложенной автором, и адекватность его авторскому замыслу интересует не меньше, чем реализация ее в тексте.

Вместе с тем из этой работы J1. Я. Гинзбург мы можем выделить ряд продуктивных для своего исследования положений. Мотивировка определяется прежде всего замыслом автора. В зависимости от того, что ему нужно, писатель производит выбор тех или иных средств (и, соответственно, отказывается от других средств). Этот выбор обусловливает угол зрения автора, и для «правильного» прочтения произведения читатель должен знать этот ракурс. Таким образом, у каждого писателя есть своя установка, которая и является обоснованием, базой для понимания его произведения. Так, конфликты романов Ф. М. Достоевского мотивированы социально-исторической базой, а события обусловлены и оформлены идеей, которую вынашивает герой. В «Былом и думах» А. И. Герцена наблюдается историческая установка; у Н. П. Огарева в «Моей исповеди» — биологическая, физиологическая установка. Всё это обусловленность в широком смысле. Вместе с тем JL Я. Гинзбург отмечает: «Исследуя характеры, поведение, обстоятельства, художник устанавливает ряды причин и следствий, он разлагает целостное явление на невидимые глазом элементы; он сводит одни элементы к другим или совершает замену, подстановку, открывая, например, на месте великодушного поступка тщеславие или эгоизм <.> Аналитически разложенные элементы вступают в новые сцепления — причинноследственной связи <.> Обусловленность всё больше дифференцирует

22

СЯ» .

Как мы можем видеть, это уже более частное, узкое понимание мотивировки как реализации авторских установок. Как конкретно может происходить эта реализация? Из всех средств литературного изображения особое место занимает внешняя и внутренняя речь героев. Рассуждая на эту тему, JT. Я. Гинзбург также исследует проблему мотивировки. Несмотря на то, что предметы исследования у нас разные (в центре внимания J1. Я. Гинзбург находится речь, а потом уже мотивировка, нас же интересует в первую очередь мотивировка и лишь потом формы ее организации) само понимание теоретической проблемы является крайне важным для нас. Итак, по мнению JI. Я. Гинзбург, существует множество мотивов речевого высказывания. Обусловлены они в первую очередь множеством функций устной речи: «.речь практически целенаправленная, речь рефлекторная и этикетная, речь, обнаруживающая эмоции и реализующая интеллектуальные, идеологические ценности, речь, переживаемая в своей эстетической оформленности и служащая самоутверждению и самоосознанию личности». В литературном же произведении на эти функции накладывается еще и установка автора, его цели и задачи: «В литературном диалоге персонаж подавал свою реплику, потому что писателю нужно было дополнить изображение характера или миропонимания данного лица, или

22 Гинзбург Я. О литературном герое. JL: Советский писатель, 1979. С. 105. высказать его устами свое, авторское мнение, или изобразить среду и нравы, или подтолкнуть развитие событий. Сюжетные и характерологические мотивировки овладевали психологическими мотивами разговорного слова»23. Анализ и исследование системы мотивов высказываний, «движущих пружин» диалогов и монологов — всё это также входит в общее понятие мотивировки. «По какой причине и с какой целью, почему и зачем человек говорит именно то, что он говорит? Есть высказывания, извне как будто ничем не определенные и не связанные, зависящие как будто только от прихоти говорящего. Человек, казалось бы, говорит то, что взбрело на ум. Но вот почему "взбрело" именно это, а не другое?»24 Я. Я. Гинзбург говорит это по поводу художественной речи Толстого, но всё это можно применить и к нашему исследованию мотивировки.

Первое систематическое исследование мотивировок в русской художественной прозе XIX в. принадлежит А. Ю. Сорочану. Сам термин он предложил понимать как «систему организации художественной каузальности в литературном произведении, базирующейся на специфических особенностях авторского мировоззрения и реализуемой как на формальном, так и на содержательном уровне»25. И с таким пониманием его мы вполне согласны. На материале исторического романа 1830—1840-х гг. А. Ю. Сорочан исследовал целый ряд мотивировок и создал оригинальную классификацию их. В основе этой классификации лежат особенности авторского мировоззрения и способы реализации его в тексте. Все виды мотивировок А. Ю. Сорочан предлагает классифицировать по двум типам: мотивировки динамичные и статичные.

23 Там же. С. 165.

24 Там же. С. 170.

Сорочан А. Ю. Мотивировка в русском историческом романе 1830— 1840-х годов: Учебное пособие. Тверь: Твер. гос. ун-т, 2002. С. 12. Ср.: Сорочан А. Ю. Мотивировка в русском историческом романе 1830—1840-хгодов: Автореф. дисс. канд. филол. наук. Тверь: Тверской гос. ун-т, 2000.

Статичными мотивировками исследователь назвал такие, в которых один и тот же тип художественной каузальности проходит последовательно через весь текст, «поскольку используется одна причинно-следственная модель, один и тот же набор объяснений происходящего и с человеком (характерология), и с миром (история)» . Получается, что при статичных мотивировках все события заранее заданы и даже предопределены некоей исходной причиной, выступающей в этой ситуации в функции рока или судьбы. Всё многообразие жизненных связей человека и мира при этом просто не учитывается, и в этом состоит главная историческая ограниченность данного типа мотивировок, хотя с их использованием были созданы оригинальные исторические романы, которые могут быть интересны и современному читателю.

Другое дело динамичные мотивировки, которые базируются на принципе саморазвития: «Одни причинно-следственные модели уступают место другим. Следствие само становится причиной, порождающей многочисленные следствия. Авторская концепция не пребывает неподвижной, но развивается и дополняется»27. Иначе говоря, произведения с динамичными мотивировками отражают многообразие отношений человека и окружающего его мира, они демонстрируют, что сам мир и человек в нем находятся в непрерывном развитии и что одно какое-то положение может породить другое, следующее за ним, а это, в свою очередь, порождает новые явления. Никакой заданности событий в таком толковании их уже не обнаруживается, мир и человек развиваются в известном смысле непредсказуемо, потому что никому не известно, как сложатся события в будущем, под влиянием каких событий развернется характер человека в историческом процессе. Динамическая мотивировка в исторической перспек

26 Там же. С. 16.

27 Там же. тиве оказывается более поздней и более прогрессивной формой художественного осмысления явлений.

Мы полностью согласны с А. Ю. Сорочаном в том, что подобного рода мотивировки существуют. Выделение их кажется нам весьма продуктивным для историко-литературной науки. Однако дальнейшая, более частная классификация мотивировок (сказочные, национальные и проч.), предложенная А. Ю. Сорочаном, кажется более уязвимой, поскольку они трудно типологизируются и не выстраиваются в какую-то внятную систему. Кроме того, наш собственный материал несколько отличается от того, который исследовал наш предшественник по изучению художественной мотивировки: светская повесть на самом деле отличается от исторического романа не только своим «содержанием», но и своим художественным заданием.

Мы будем отталкиваться от словарного значения слова, согласно которому мотивировка — это «совокупность мотивов, доводов для обоснования чего-нибудь». По своей сути «обоснование чего-нибудь» — это и есть причина какого-либо явления. «Побудительная причина, повод к кало кому-нибудь действию» , согласно прямому лексическому значению слова, есть мотив. Это бытовое толкование слова внешне может показаться ненаучным. На самом же деле многие филологические (как и гуманитарные вообще) термины возникли в быту и страдают той или иной степенью произвольности и условности. Наше понимание термина вполне удобно, что во многом способно облегчить понимание смысла всей работы.

Таким образом, мотивировку в литературном произведении мы будем рассматривать как истолкование причин того или иного художественного события. Поскольку причина всегда взаимодействует со следствием, то логично говорить о причинно-следственных отношениях, складываюло

Ожегов С. И., Шведова Н. Ю. Толковый словарь русского языка. М.: Азбуковник, 1999. С. 367. щихся в рамках художественного текста. Изучая мотивировку, нельзя отстраниться от исследования последствий того или иного явления, так как это позволяет в большинстве случаев более адекватно реконструировать и причину явления. Столь же обоснованным выглядит и включение в состав термина мотивировка и понятия цели, поскольку цель тоже обуславливает ход действий. «Под мотивировками понимаются как причины, так и цели персонажей, вызывающие их на те или поступки»29, — это мнение было высказано В. Я. Проппом в «Морфологии сказки» еще в 1928 г.

Свое исследование причинно-следственных отношений в художественном произведении — в светской повести 1820—1830-х гг. — мы решили построить, исходя из тех культурных, философских и мировоззренческих концепций, которые сложились в русском обществе в исследуемый период. Это изучение позволит нам глубже понять авторский замысел, а также объяснит, почему литературные герои поступают так, а не иначе. Ведь мотивировка — это поиск ответов на вопрос почему? и относительно художественных приемов автора, и относительно поступков и характеров его героев.

В работе будем исходить из того теоретического истолкования историко-литературного процесса, которое было предложено М. В. Строгановым: «Литература знает несколько приемов изображения человека, которые сменяют друг друга на больших отрезках исторического времени <.> В литературе начала XIX в. четко выделяются два сменяющих друг друга принципа. Первый принцип господствует в 1800—1820-е гг. и во многом обусловлен предшествующими этапами развития литературы. Его вполне можно обозначить: понимание человека как явления природного <.> С середины 1830-х гг. в русской литературе начинает фор

29 Пропп В. Я. Морфология сказки. Л.: Academia, 1928. С. 83. мироваться, а с 1840-х гг. уже и господствует иной принцип. Человек понимается как явление социальное, только обществом и обусловленное» .

1820—1830-е гг. — время возникновения и развития светской повести — период, так сказать, пограничный, поэтому и объяснение человека основывается у разных авторов, а то и одного и того же автора, на разных принципах: на понимании человека либо как природного, либо как социального явления. В целом же объяснение человека основывалось на синтезированном понимании функций природных и социальных факторов. При этом роль социального фактора, усиливающаяся на всем протяжении 1830-х гг., к началу 1840-х гг. становится доминирующей.

Объектом исследования стали светские повести А. А. Бестужева-Марлинского, В. Ф. Одоевского, Н. Ф. Павлова, Е. П. Ростопчиной, И. И. Панаева, Н. А. Дуровой, М. С. Жуковой, Е. А. Ган, О. И. Сенковского, В. А. Соллогуба, М. Ю. Лермонтова. Кроме того, мы обращались к малоизвестным авторам, к анонимным и псевдонимным произведениям 1820— 1830-х гг., публиковавшимся в журналах «Московский телеграф», «Московский наблюдатель», «Телескоп», «Библиотека для чтения», «Сын отечества и Северный архив», «Современник».

Методологической основой настоящего сочинения явились историко-литературные методы (сравнительно-исторический, историко-функциональный). Теоретическую базу составили работы JI. Я. Гинзбург, Ю. М. Лотмана, И. П. Смирнова, труды русских формалистов: В. Б. Шкловского, Б. В. Томашевского. В исследовании широко использовались также историко-теоретические построения М. В. Строганова.

Цель работы - исследовать причинно-следственные связи, функционирующие в светской повести и обусловливающие формирование ее жанровых особенностей.

30 Строганов М.В Человек в русской литературе первой половины XIX века: Учебное пособие. Тверь: Тверской гос. ун-т, 2001. С. 5—6.

В соответствии с целью исследования намечены следующие задачи: выявить объем понятий мотивировка и светская повесть; обозначить главные направления в формировании системы мотивировок; определить типы мотивировок; описать тенденции русской критической мысли по отношению к жанру светской повести; раскрыть значение и роль светской повести в эволюции основных направлений русской прозы.

На защиту выносятся следующие положения.

1. Мотивировку можно понимать как явление сугубо художественное (когда автору «нужно») и как явление «реалистическое», когда автор «подсознательно» объясняет героя теми реально существующими в жизни причинами, по которым человек живет так, а не иначе.

2. Мотивировка в нашем толковании - это те реальные, но осмысленные в художественной форме причины, которые обусловливают поведение героя. Мотивировка используется для изучения ответов на вопросы почему? и зачем?

3. Светская повесть, вышедшая из русской светской комедии и сентиментальной повести, стала одним из основных этапов в развитии реалистической прозы, подготовив, в частности, появление такого важного для литературы XIX в. направления, как «натуральная школа».

4. Понимание человека как явления природного обусловило использование тех специфических черт, которые определены природой, а именно: возраст, национальность и пол.

5. В 1830-е гг. усиливается понимание той роли, которую играет общество в жизни человека. В этой связи происходит редукция природных мотивировок и уже возраст, национальность и пол переосмысливаются как социальные мотивировки.

6. Наряду с социально окрашенными природными мотивировками, существуют сугубо социальные мотивировки. К таковым относится воспитание.

7. Даже самое хорошее воспитание, как показывает светская повесть, не способно адаптировать человека к светской среде. Это предопределяет две формы конфликта: 1) либо человек сопротивляется обществу, либо 2) принимает его законы. Как правило, общество выходит в этой борьбе победителем.

8. Именно в светской повести происходит попытка тотальной мотивировки каждого поступка героя и каждого события в его жизни, — то, что последующей русской прозой будет принято за аксиому и широко распространится во всех жанрах литературы.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Мотивировка в светской повести 1820 - 1830-х годов"

Заключение

В 1820-е поэзия как жанр перестает удовлетворять внутренним потребностям культурных слоев общества. Эта культурно-историческая ситуация, сложившаяся во многом под влиянием войны 1812 года, способствовала обращению писателей к повествовательным жанрам. Наиболее «удобным» в тот момент оказался жанр повести.

Эта же историческая ситуация требовала объективной оценки действительности в искусстве в целом и в литературе в частности. Вследствие этого классицистические приемы изображения жизни в искусстве, основанные на четкой регламентации жанров и на навязывающем себя дидактизме, переставали удовлетворять требованиям времени. Пришедший на смену классицистским регламентациям романтизм со своим особым героем, противопоставляющим себя обществу, требовал должного внимания и к обществу. Поскольку культура России во многом зависела от европейской культуры, в частности от Франции, то и французское увлечение жизнью светского общества, в описании которого так преуспели французские писатели, было успешно подхвачено русскими авторами. В результате этого светская тема актуализировалась в русской прозе. Но именно актуализировалась, а не появилась вдруг. Светская тема широко использовалась русскими комедиографами, создателями светской комедии первых десятилетий XIX в. Таким образом, совокупность внешних и внутренних причин привела к возникновению такой повести, как светская.

Чтобы объяснить героя, в частности романтического, необходимо было, во-первых, показать его чувства и, во-вторых, противопоставить его обществу (применительно к той ситуации - светскому обществу). Поэтому уже в 1820-е гг. писатели обращаются к двум направлениям в объяснении человека, то есть к двум видам мотивировок: природной и социальной. Описание мира чувств широко применяли писатели-сентименталисты, поэтому светская повесть в объяснении чувств отчасти переняла опыт сентиментальной повести. Не менее значительным оказался и опыт русской светской комедии. Но в начале 1820-х гг. светская повесть все же была не совершенна в жанровом отношении.

Понимание человека как части природы подразумевало не только описание его чувств, но и обращение к другим сторонам жизни, которые влияют на формирование личности. Таким образом, авторы светских повестей широко использовали объяснение человека его возрастом, что позволило нам выделить возрастной тип мотивировки. Если в 1820-х гг. человек мыслился больше как явление природное, нежели социальное, то и возрастная мотивировка строилась как соответствие поведения возрасту. Однако все более распространяющееся мнение о социальной детерминированности человека (в совокупности с особенностями романтических традиций) привело к появлению в литературе образов молодых людей с «преждевременно состарившейся душой».

Развитие естественных наук, особенно достижения в геологии, биологии, химии, способствовали возникновению интереса к вопросам о природной сущности человека, в частности, влиянию климата на развитие человека и наций. Интерес в обществе к национальному вопросу, несомненно, должен был отразиться в содержании светской повести. В результате этого актуализировался еще один тип мотивировки - национально-географический.

Не менее важное природное начало, характеризующее всё поведение человека, связано с его полом как природно-социальной категорией. Постепенное осмысление того, какую роль играет общество в формировании человека, привел к вопросу о взаимоотношениях женщины и мужчины не только как биологически разных существ, но и как носителей определенных социальных функций в обществе. Современное понятие гендер позволило нам выделить и такой вид мотивировки. Таким образом, возрастная, национально-географическая и гендерная мотивировки лежали в основе принципов объяснения человека в светской повести конца 1820-х — начала 1830-х гг. и объединяло их природное начало.

Невозможность объяснить отдельные жизненные ситуации обусловила использование авторами повестей и метафизической мотивировки, основывающейся на понятии судьбы, случая. Однако обусловленность поведения героя силами, которые лежат за пределами земного мира людей, не сыграла в светской повести существенной роли.

Осознание той роли, которую играет общество в жизни человека, привело писателей к тому, что в 1830-е гг. некогда превалирующее комедийное начало в осмыслении жизни, отразившееся в светских комедиях и ранних светских повестях, в более позднее время сменяется на трагедийное. Природные мотивировки, обусловливающие поведение человека в 1820-х гг., редуцируются под воздействием социального фактора, в частности воспитания, но ни в коем случае не исчезают. На протяжении 1830-х гг. они всё более приобретают социальную окраску. Таким образом, категория социальной мотивировки становится постепенно ведущей в объяснении человека и его природы, его поведения. Отличительной чертой двадцатилетних героев-юношей становится старость и опытность. Происходит это не только потому, что авторы повестей, используя романтическую традицию, хотят выделить своего героя, а потому что появляется необходимость показать реально скучающего в этом обществе человека, человека, пресытившегося прелестями светской жизни. Герои перенимают чопорность поведения, например, петербургского общества, в котором они живут, не потому что им так нравится, а потому что так принято жить в Петербурге. Так же и женщина, которой природой предназначено быть любящей матерью и женой, превращается в пустую кокетку, а часто просто воспринимается именно так, потому что общество делает ее или видит ее именно такой.

Конфликт человека и общества, как он был решен в светской повести, строился на двух следующих оппозициях. Согласно первой, герой понимался как изначально положительный, среда - как негативная. Вследствие этого герой противостоял среде, и одновременно показывалась принципиальная невозможность гармоничной жизни в обществе. Согласно второй герой понимался и изображался как отрицательный, потому что он был полным подобием и воплощением среды. Но в этом и состояла трагедия героя (повесть Н. П. Павлова «Миллион»).

В 1840-е гг. мотивировка поступков персонажей значительно детализируется. Причины, по которым действуют герои повестей определенным образом, становятся все более конкретными. Так, Лола Монтес, героиня одноименной повести А. В. Дружинина, при объяснении своих чувств обращается к бытовым деталям: «Чуть просыпаюсь я, уже у моей кровати стоит дюжина букетов, преогромных, пребезвкусных, предорогих. Запах от них на всю комнату, коли их тотчас не вынести, голова мигом заболит. Я обыкновенно кидаю их за окошко, топчу, закидываю на печь, - все еще их много остается. Эти букеты с утра начинают портить мне кровь: с утра начинаю я думать о их хозяине, о моем скверном женихе»1. Таким образом, проблема насильственного замужества показывается изнутри и детально. Следствием этой масштабной проблемы становится злость, вспыльчивость, раздражительность героини, и уже именно эти чувства мотивируют дальнейшее ее поведение.

Светская повесть подготовила не только художественные, но и социальные открытия того направления, которое называется натуральной школой и с которым связываются основные достижения будущей русской литературы XIX в. Социальная детерминированность человека редуцировала его природные качества, поэтому в 1840-х гг. герой репрезентируется

1 Дружинин А В. Лола Монтес // Живые картины: Повести и рассказы писателей «натуральной школы». М.: Моск. рабочий, 1988. С. 329. именно с социальных позиций: «Чин вошел в его существо, как кровь в ве2 ны, - полонил его морально и физически, преобразовал его совершенно» .

Победоносцев С П. Милочка // Живые картины: Повести и рассказы писателей «натуральной школы». С. 104.

Список научной литературыЛузикова, Светлана Николаевна, диссертация по теме "Русская литература"

1. Б п.. Московский Европеец // Библиотека для чтения. 1837. Т. 20. Ч. 1..

2. Б. п. Утро жениха и утро невесты, или Что такое значит: сделать партию? // Московский телеграф. Новый живописец общества и литературы. 1830. № 7.

3. Б п. Это не редкость // Сын Отечества и Северный Архив. 1835. № 15.

4. Z. Z. Женские слезы / Одоевский В. Ф. II Московский телеграф. 1825. № 3.

5. Z. Z. Невесты / Одоевский В. Ф. II Московский телеграф. 1825. № 4.

6. Z.Z. Сборы на бал IОдоевский В. Ф // Московский телеграф. 1825. № 2.

7. А Н-н. Антонина / Кудрявцев П. Н. II Телескоп. 1836. № 6.

8. Бестужев Н. А. Трактирная лестница // Бестужев Н. А. Избранная проза. М.: Советская Россия, 1983. С 115.

9. Живые картины: Повести и рассказы писателей «натуральной школы». М.: Моск. рабочий. 1988.

10. Ы.Жукова М. С. Вечера на Карповке. М.: Советская Россия. 1986.

11. Заволжский Александр. Соседи // Московский наблюдатель. 1837. Ч.1. XII.

12. Избранные сочинения кавалер ист-девицы Н. А. Дуровой. М.: Московский рабочий, 1988.

13. Лермонтов М. Ю. Собрание сочинений: В 4 т. М.: Художественная литература, 1965. Т. 4.21 .Неверин Г. Маскарад // Библиотека для чтения. 1839. Т. 33. Март. 22.Одоевский В. Ф. Последний квартет Бетховена. М.: Московский рабочий, 1982.

14. Павлов Н. Ф. Сочинения. М.: Советская Россия, 1985.

15. П-въ Ив Она будет счастлива / Панаев И. И. И Телескоп. 1836. Т. 31. № 7.

16. Погодин М. П. Как аукнется, так и откликнется // Русские альманахи: Страницы прозы. М.: Современник, 1989.

17. Пушкин. Полное собрание сочинений: В 16 т. JI.: АН СССР, 1937. Т. VI, VIII.31 .Р-ва Зинаида. Медальон. Записки одной больной на теплых водах / Ган Е. А. // Библиотека для чтения. 1839. № 34.

18. Ростопчина Е П. Поединок // Русская романтическая новелла. М.: Художественная литература, 1989.

19. ЪЪ.Ростопчина Е П. Чины и деньги // Сердца чуткого прозреньем. М.: Советская Россия. 1991.

20. Русская романтическая повесть. М.: Изд-во Московского университета, 1983.

21. Русская романтическая повесть. М.: Советская Россия, 1980.

22. Русская светская повесть XIX века. М.: Советская Россия, 1990.

23. Русская стихотворная комедия: В 2 т. М.: Советский писатель, 1990.

24. ЪЪ.Рылеев К. Ф. Сочинения: Стихотворения и поэмы; Проза; Письма. Л.: Художественная литература, 1987.

25. С. В. Три жениха / Соллогуб В. А. И Современник. 1837. Т. VI.

26. Сенковский О. И. Сочинения Барона Брамбеуса. М.: Советская Россия, 1989.

27. Соллогуб В. А. Избранная проза. М.: Правда, 1983. А2.Сомов О. М. Были и небылицы. М.: Советская Россия, 1984.

28. Критические статьи и исследования

29. Б. п. «Последняя глава "Евгения Онегина"». Сочинение Александра Пушкина// Московский телеграф. 1832. № 1.

30. Б. п. Дух общества во Франции и в Англии / Пер. из «Edinburgh Review» // Телескоп. 1831. № 9.

31. Б. п. Литературная хроника. Русские журналы // Московский наблюдатель. 1839. Март. Ч. II.

32. Б. п. О светских обществах и хорошем тоне / Пер. с франц. // Московский телеграф. 1825. № 2.

33. Б. п. Об участи и нравах женщин между нынешними народами Европы / Пер. из Ladie's Magazine — Revue Britanique // Московский наблюдатель. 1835. №2.

34. Б п. Петербуржские записки 1836 года// Современник. 1837. Т. VI.

35. N. N. О сочинениях Булгарина // Московский телеграф. 1829. № 13.

36. S. Смесь // Московский наблюдатель. 1837. Июнь. Кн. 1.510.0.0. Разговор на Новый Год // Московский телеграф. 1827. Ч. XIII. Отд. II.

37. А. С. Пушкин-критик / Сост. Е. Н. Лебедев, В. С. Лысенко. М.: Советская Россия, 1978.

38. Алексеев М П. Русская литература и ее мировое значение. Л.: Наука, 1989.

39. Алпатова Т. Русские мальчики XVIII столетия // Первое сентября: Литература. 1994. № 25.

40. Базанов В. Г. Очерки декабристской литературы. Публицистика. Проза. Критика. М.: Художественная литература, 1953.

41. Базанов В Г. Поэты-декабристы. М.; Л.: Издательство АН СССР, 1950.

42. Батюшков К. Н. Сочинения: В 2 т. М.: Художественная литература, 1989. Т. 1.

43. Бахтин М. М. Формы времени и хронотопа в романе // Вопросы литературы и эстетики. М.: Художественная литература, 1975.

44. Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. М.: Искусство, 1979.

45. Бахтин М. М. Формальный метод в литературоведении. М.: Апокриф, 1993. Бахтин под маской. Вып. 2.

46. Белецкий А.И. Избранные труды по теории литературы. М., 1964

47. Белинский В. Г. Полное собрание сочинений: В 13 т. М.: Изд-во АН СССР, 1953.

48. Белкина М. А. «Светская повесть» 30-х годов и «Княгиня Лиговская» Лермонтова // Жизнь и творчество М. Ю. Лермонтова: Сборник первый. М.:ОГИЗ, 1941.

49. Белоусов А. Ф. Художественная топонимия российской провинции: к интерпретации романа «Город Эн» // Первые Добычинские чтения. Дау-гавпилс: Даугавпилсский пед. ин-т, 1991.

50. Белоусов А. Ф. Институтки // Институтки: Воспоминания воспитанниц институтов благородных девиц. М.: Новое литературное обозрение, 2001.

51. Белый А. Мастерство Гоголя: Исследование. М.: МАЛП, 1996.

52. Берков П.Н. История русской комедии XVIII века. Л.: Наука, 1977.

53. Берков П.Н. Проблема изучения русского классицизма // Берков П. Н. XVIII век. М.; Л.: Наука, 1964. — Сб. 6.

54. Бертран Рассел. История западной философии. Новосибирск: Сибирское университетское издательство, 2003.

55. Беспалова Л. Г. И дум высокое стремленье. Свердловск: Средне-Уральское книжное изд-во, 1980.

56. Бестужев А А. Взгляд на русскую словесность в течение 1824 и начале 1825 годов; О романе Н. Полевого «Клятва при гробе господнем» // Литературно-критические работы декабристов. М.: Художественная литература, 1978.

57. Бочаров С Г. О художественных мирах: Сервантес, Пушкин, Баратынский, Гоголь, Достоевский, Толстой, Платонов. М.: Советская Россия, 1985.

58. Веселовский А Н. Историческая поэтика. М.: Высшая школа, 1989.

59. Вильчинский В. П. Николай Филиппович Павлов. Л.: Наука. 1970.

60. Виноградов В В. Эволюция русского натурализма // Гоголь и Достоевский. Л.: Academia, 1929.

61. Виноградов В.В. Сюжет и стиль. М.: Б. и., 1963.

62. Вишневская И.Л. Гоголь и его комедии. М.: Наука, 1976.

63. Водовозова Е Н. На заре жизни: Воспоминания: В 2 т. М.: Художественная литература, 1964.

64. Гаспаров Б.М. Литературные лейтмотивы. Очерки по русской литературе XX века. М.: Б. и., 1993.

65. Гегель Г. В. Ф. Эстетика: В 4 т. М.: Искусство, 1971.

66. Гинзбург Л Я. К постановке проблемы реализма в пушкинской литературе // Пушкин. Временник Пушкинской комиссии, 2. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1936.

67. Гинзбург Л. Я. О литературном герое. Л.: Советский писатель, 1979.

68. Гинзбург Л. Я. О психологической прозе. Л.: Советский писатель, 1971.

69. Гиппиус В В. Проблематика и композиция «Ревизора» // Н.В. Гоголь. Материалы и исследования. М.; Л.: АН СССР, 1936. Т. 2.

70. Гиришан М.М. Литературное произведение как целостность // Краткая литературная энциклопедия. — М.: Сов. энциклопедия, 1978. Т. 9.

71. Григорьев А. А. Литературная критика. М.: Художественная литература, 1967.

72. Грихин В А. Русская романтическая повесть первой трети XIX века // Русская романтическая повесть. М.: Изд-во Московского университета, 1983.

73. Гуковский Г. А. Пушкин и проблемы реалистического стиля. М.: ГИХЛ, 1957.

74. Гуковский Г. А. Пушкин и проблемы реалистического стиля. М.: Гослитиздат, 1957.

75. Гуковский Г. А. Пушкин и русские романтики: Очерки по истории русского реализма. М.: Интрада, 1995.

76. Гуляев Н. А., Карташова И. В. Введение в теорию романтизма. Тверь: ТГУ, 1991.

77. Гюйо М. Происхождение идеи времени. СПб: "Знание", 1899.

78. Егоров Б.Ф. О национализме и панславизме славянофилов // Славянофильство и современность. СПб.: Наука, 1994.

79. Женский вызов: русские писательницы XIX — начала XX века / Ред. Е. Н. Строганова. Тверь: Лилия Принт, 2006.

80. Женщины. История. Общество: Сборник научных статей. Тверь: ОГУП «Тверское областное книжно-журнальное изд-во», 2002. Вып. 2.

81. Жуковский В. А. Писатель в обществе // Жуковский В. А. Собрание сочинений: В 4 т. М.; Л.: Художественная литература, 1960. Т. IV.

82. Золотусский И. «Пиковая Дама» и «Ревизор»: попытка сопоставления // Московский пушкинист. 2000. № 8.

83. Зудина Н. М. Особенности психологического анализа в светских повестях Н. Ф. Павлова // Идейно-эстетическая функция изобразительных средств в русской литературе XIX века. М.: МГУ, 1985.

84. История русского романа: В 2 т. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1962 -1964.

85. История русской литературы XIX века (первая половина) / Под ред. С. М. Петрова. М.: Просвещение, 1973.

86. Казанович Е. К источникам «Египетских ночей» // Звенья. Сборники материалов и документов по истории литературы, искусству и общественной мысли XIX века. М.: Academia, 1934. Т. Ill IV.

87. Кант Иммануил. Из «Лекций по поэтике»: Об обязанностях с точки зрения различий в возрасте // Этическая мысль: Научно-публицистические чтения. М.: Политиздат, 1990.

88. Капитанова Л. А. Светская повесть М. П. Погодина // Филология — Philologica. Краснодар: Кубанский гос. ун-т, 1994. № 3.

89. Караулов Ю.Н. Общая и русская идеография. М.: Наука, 1976.

90. Карельский А. В. Метаморфозы Орфея: Беседы по истории западных литератур. Вып. 1: Французская литература XIX века. М.: Российский государственный гуманитарный университет, 1998.

91. Кондратьев Б. С., Курдин Ю. А. «Преодоление» романтизма в светской повести И. И. Панаева // Проблемы традиций и новаторства русской и советской прозы. Нижний Новгород: НГПИ им. М. Горького, 1990.

92. Коровин В. И. «Среди беспощадного света» // Русская светская повесть первой половины XIX века. М.: Советская Россия, 1990.

93. Котляревский Н. Декабристы. СПб., 1907.

94. Краевский Владислав. Пять понятий причинной связи // Вопросы философии. 1966. № 7.

95. Kc.U. О «Русских повестях и рассказах» Марлинского / Полевой К. А. // Московский телеграф. 1833. № 2.

96. Кс. П. Взгляд на два Обозрения русской словесности 1829 г., помещенные в Деннице и Северных цветах / Полевой К. А. // Московский телеграф. 1830. № 2.

97. ИЗ. Кулешов В И. Натуральная школа в русской литературе XIX века. М.: Просвещение, 1965.

98. Кулешов В. И. Александр Бестужев-Марлинский // Бестужев-Марлинский А. А. Сочинения: В 2 т. М.: Художественная литература, 1981. Т. 1.

99. Левкович Я. Л. Поэзия декабристов // История русской литературы: В 4 т. JL: Наука, 1981. Т. 2.

100. Лернер И. О К генезису «Выстрела» // Звенья. Сборники материалов и документов по истории литературы, искусству и общественной мысли XIX века. М.: Academia, 1935. Т. V.

101. Литературная критика 1800—1820-х гг. М.: Художественная литература, 1980.

102. Лихачев Д. С. Внутренний мир художественного произведения // Вопросы литературы. 1968. №8.

103. ЛоккДж. Сочинения: В 3 т. М.: Мысль, 1988. Т. 3.

104. Лотман Ю. М. Очерк дворянского быта онегинской поры // Лотман Ю.М. Роман А.С. Пушкина «Евгений Онегин». Комментарий: Пособие для учителя. JL: Просвещение, 1983.

105. Лотман Ю. М. Беседы о русской культуре: Быт и традиции русского дворянства (XVIII — начало XIX века). СПб.: Искусство — СПБ, 1994.

106. Лотман Ю. М. Очерки по истории русской культуры // Из истории русской культуры. Т. IV: XVIII — начало XIX века. М.: Языки русской культуры, 1996.

107. Лотман Ю. М. Художественное пространство в прозе Гоголя // О русской литературе. СПб.: «Искусство СПБ», 1997.

108. Манн Ю. В. Двойная мотивировка во «Фрегате "Надежда"» // Динамика русского романтизма. М.: Аспект Пресс, 1995.

109. Манн Ю В. Поэтика Гоголя. М.: Художественная литература, 1978.

110. Манн Ю. В. Человек и среда (Заметки о "натуральной школе") // Вопросы литературы. 1968. № 9.

111. Мейлах Б. С. Русская повесть 40 50-х годов XIX века // Русские повести XIX века. В 2 т. М.: Художественная литература, Т. 1. 1952.

112. Михайлова Н. И. «Евгений Онегин» и «Московский европеец» (о прозаической пародии на «роман в стихах») // Пушкин: Исследования и материалы. JL: Наука, 1979.

113. Москвичева Г. В. Русский классицизм. Пособие для учителей. М.: Просвещение, 1978.

114. Муравьева О. С. Как воспитывали русского дворянина. М.: Фирма «Линка — пресс», 1995.

115. Н П. раздел Русская литература. Современная библиография / Полевой Н. А. II Московский телеграф. 1830. № 13.

116. Н. П-щ-в. Брамбеус и юная словесность / Павлищев Н. И. II Московский наблюдатель. 1835. № 2.

117. Надеждин Н. И. Литературная критика. Эстетика. М.: Художественная литература, 1972.

118. Нестерова Н. В., Коханова С. Б., Каминская И. В. Концепция развития Института благородных девиц. Учебное пособие. М.: Университет Натальи Нестеровой, 2004.

119. Овсянико-Куликовский Д Н. Из истории русской интеллигенции // Овсянико-Куликовский Д.Н. Литературно-критические работы: В 2 т. М.: Худож. лит., 1989. Т. 2.: Из «Истории русской интеллигенции». Воспоминания.

120. Орлова П. А. Русская сентиментальная повесть // Русская сентиментальная повесть. М.: Изд-во Московского университета, 1979.

121. Панаев И. И. Литературные воспоминания. М.: Правда, 1988.

122. Пол. Тендер. Культура: Немецкие и русские исследования / Под ред. Э. Шоре и К. Хайдер. М.: РГГУ, 1999. Вып. 1; 2000. Вып. 2; 2003. Вып. 3.

123. Полевой К. А. «Полтава», поэма Александра Пушкина // Пушкин в прижизненной критике. 1828—1830. СПб.: Государственный Пушкинский театральный центр в Санкт-Петербурге, 2001.

124. Прозоров В. В. О читательской направленности художественного произведения // Литературное произведение и читательское восприятие. Калинин, 1982.

125. Прозоров В. В. Читатель и писатель // Краткая литературная энциклопедия.— М.: Сов. энциклопедия, 1978.

126. Пропп В. Я. Морфология сказки. Л.: Academia, 1928.

127. Проскурина В. Ю. Повесть А. А. Бестужева-Марлинского «Испытание» и русская светская комедия // Литературные произведения XVIII— XX веков в историческом и литературном контексте. М.: Изд-во МГУ, 1985.

128. Русская литература XIX века в тендерном измерении: Опыт коллективного исследования. Тверь: Лилия Принт, 2004.

129. Русская повесть XIX века / Под ред. Б. С. Мейлаха. Л.: Наука, 1973.

130. Русская эстетика и критика 40-50-х годов XIX века. М.: Искусство, 1982.

131. Русские повести XIX века. 20-е — 30-е годы: В 2 т. / Под ред. Б. С. Мейлаха. М.; Л.: ГИХЛ, 1950. Т. 1.

132. Русские эстетические трактаты первой трети XIX века: В 2 т. М.: Искусство, 1974.

133. Русский романтизм: Сборник статей / Под ред. А. И. Белецкого. Л.: Academia, 1927.

134. Русский романтизм: Сборник статей. Л.: Наука, 1978.

135. Сакулин П. Н. Из истории русского идеализма. Князь В. Ф. Одоевский. М., 1913. Т. 1. Ч. 1.

136. Северин Д. П. Писатель в обществе // Вестник Европы. 1808. Ч. XLI. № 22, ноябрь.

137. Серман ИЗ. Русский классицизм. Поэзия. Драма. Сатира. — Л.: Наука, 1973.

138. Сиповский В. В. Очерки из истории русского романа. СПб. 1909.

139. Смирнов И. П. Причинно-следственные структуры поэтических произведений // Исследования по поэтике и стилистике. Л.: Наука, 1972.

140. Соболевский А. И. Светская повесть и роман в древнерусской литературе // Киевские университетские известия. 1883. № 2.

141. Сорочан А. Ю. Мотивировка в русском историческом романе 1830— 1840-х годов: Учебное пособие. Тверь: Тверской гос. ун-т, 2002.

142. Строганов М. В. Лермонтов и наука о человеке его времени (К вопросу о формировании психологизма в литературе) // Филология — Phi-lologica. Краснодар: Кубанский гос. ун-т, 1993. № 1.

143. Строганов М. В. Литературоведение как человековедение: Работы разных лет. Тверь: Золотая буква, 2002.

144. Строганов М. В. Процедуры осмысления национальной специфичности в русской культуре XIX века // Межкультурная коммуникация в современном славянском мире: Материалы первой международной научной конференции. Т. II. Тверь: Тверской гос. ун-т, 2005.

145. Строганов М В. Человек в художественном мире Пушкина: Учебное пособие. Тверь: Тверской гос. ун-т, 1990.

146. Строганов М.В. Человек в русской литературе первой половины XIX века: Учебное пособие. Тверь: Тверской гос. ун-т, 2001.

147. Строганов М. В. «Египетские ночи» // Незавершенные работы А. С. Пушкина: Материалы научной конференции. М., 1993.

148. СтрогановМ. В. «Москвич в Гарольдовом плаще.» // Литературоведческие очерки. Тверь: Тверское областное книжно-журнальное изд-во, 1999.

149. Строганова Е. Н., Строганов М. В. Эволюция системы причинных союзов и формирование аналитизма в русской прозе XIX века. К постановке проблемы // Литературный текст: проблемы и методы исследования. Тверь: Тверской гос. ун-т, 1994.

150. Сухих И. Последний романтик // Полевой Н. А., Полевой К. А. Литературная критика. Л.: Художественная литература, 1990.

151. Томашевский Б. В. Теория литературы. Поэтика. М.: Аспект Пресс, 1999.

152. Тынянов Ю. Н. Пушкин и его современники. М.: Наука, 1969.

153. Уэллек Р., Уоррен О. Теория литературы. М.: Прогресс, 1978.

154. Хализев В. Е. Теория литературы. М.: Высшая школа, 1999.

155. Цейтлин А. Г. Русская литература первой половины XIX века: Учебник для вузов. М.: Учпедгиз, 1940.

156. Цейтлин А Г. Становление реализма в русской литературе. М.: Наука, 1965.

157. Цейтлин А. Г. Творчество Рылеева. М.: Изд-во АН СССР, 1955.

158. Честерфилд. Письма к сыну. Максимы. Характеры. JL: Наука, 1971. Серия «Литературные памятники».

159. Шевырев С. П. Три повести Павлова // Московский наблюдатель. 1835. №1.

160. Шкловский В. Б. Гамбургский счет: Статьи — воспоминания эссе (1914—1933). М.: Советский писатель, 1990.

161. Шкловский В. Б. О теории прозы. М.: Советский писатель, 1983.

162. Эйхенбаум Б М. Лев Толстой. Л.: Прибой, 1928.

163. Эйхенбаум Б. М. О литературе: Работы разных лет. М.: Советский писатель, 1987.

164. Эйхенбаум Б. М. Статьи о Лермонтове. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1961.

165. Ястребцов, доктор. О системе наук, приличной детскому возрасту // Московский телеграф. 1832. № 12.

166. Ястребцов, доктор. Четвертый отрывок из ненапечатанного сочинения: Введение в географию и историю // Московский телеграф. 1830. № 15.1. Словари и справочники

167. Введение в литературоведение. Литературное произведение: основные понятия и термины. — М.: Academia, 1999.

168. История русской литературы XIX в.: Библиографический указатель / Под ред. К. Д. Муратовой. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1962.

169. Краткая литературная энциклопедия. М.: Сов. энциклопедия, 1964.

170. Литературный энциклопедический словарь / Под общ. ред. В.М. Кожевникова, П.Н. Николаева. М.: Сов. энциклопедия, 1987.

171. Масанов И. Ф. Словарь псевдонимов русских писателей, ученых и общественных деятелей: В 4 т. М.: Изд-во Всесоюзной книжной палаты, 1956—1960.

172. Словарь литературоведческих терминов / Ред. JI. И. Тимофеев и С. В. Тураев. М.: Просвещение, 1974.

173. Художественное восприятие. Основные термины и понятия. Словарь-справочник. Тверь, 1991.

174. Диссертации и авторефераты

175. Блохина Н А. Персонаж в системе мотивов (на материале произведений Г. Гессе): Автореф. дисс. канд. филол. наук. Тверь: Тверской гос. унт, 2003.

176. Зудина М. Н. Н. Ф. Павлов в историко-литературном процессе 30— 60-х годов XIX века: Автореф. дисс. канд. филол. наук. М.: МГПИ, 1988.

177. Ломова Е. А. Структура и типология повествовательных форм в романтической прозе 20—30-х годов XIX века (на материале повестей В. Одоевского, О. Сомова, М. Погодина и Н. Павлова): Автореф. дисс. канд. филол. наук. Томск: Томский гос. ун-т. 1990.

178. Сорочан А Ю. Мотивировка в русском историческом романе 1830— 1840-х годов: Автореф. дисс. канд. филол. наук. Тверь: Тверской гос. унт, 2000.