автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.02
диссертация на тему: Нахский Масдар в сопоставлении с именами действия в разноструктурных языках

Полный текст автореферата диссертации по теме "Нахский Масдар в сопоставлении с именами действия в разноструктурных языках"

004616439

Усманов Тимсрлан Ибрагимович

НАХСКИЙ МАСДАР В СОПОСТАВЛЕНИИ С ИМЕНАМИ ДЕЙСТВИЯ В РАЗНОСТРУКТУРНЫХ ЯЗЫКАХ

10.02.02. - Языки народов Российской Федерации (чеченский и ингушский языки)

Автореферат

диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук 10.02.02. - Языки народов Российской Федерации (чеченский и ингушский языки)

- 2 ДЕК 2010

Грозный - 2010

004616439

Работа выполнена на кафедре русского языка и методики его преподавания ГОУ ВПО «Чеченский государственный педагогический университет»

Научный руководитель доктор филологических наук, профессор, заве-

дующий кафедрой русского языка ГОУ ВПО «Чеченский государственный университет» Халидов Айса Идрисович

Официальные оппоненты: доктор филологических наук, профессор, профессор зав. кафедрой чеченского языка ГОУ ВПО «Чеченский государственный университет»

Тимаев Апты Джохаевич

кандидат филологических наук, доцент кафедры общего языкознания ГОУ ВПО «Чеченский государственный университет» Альбеков Нурвади Насрудинович

Ведущая организация: Институт языка, литературы и искусства им. Г.

Цадасы Дагестанского научного центра РАН

Защита состоится 18 декабря 2010 г. в 13.00 часов на заседании диссертационного совета К. 212.320.02 при ГОУ ВПО «Чеченский государственный университет» по адресу: 364037, Чеченская Республика, г. Грозный, ул. Киевская, 33, Институт чеченской и общей филологии ЧГУ.

С диссертацией можно ознакомиться в Научной библиотеке ГОУ ВПО «Чеченский государственный университет» по адресу: 364037, Чеченская Республика, г. Грозный, ул. Киевская, 33.

Автореферат разослан 40 » Л^Ду^Х 2010

г.

Ученый секретарь диссертационного совета докт. филол. наук, доцент

М.У. Сулейбанова

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ Актуальность темы настоящего диссертационного исследования обусловлена, в первую очередь, недостаточной изученностью рассматриваемых разрядов слов -масдаров и имен действия - как в отдельности в чеченском и других нахских языках и вообще в большинстве языков, в которых они сложились в соответствующие классы слов, так и в сопоставительном плане. При достаточно полной изученности nomina actionis в некоторых из рассматриваемых языков (например, в английском и немецком, французском и итальянском, русском) и удовлетворительной степени изученности масдара в некоторых языках, в которых он отмечен, например, в арабском и грузинском (в нахских и других северокавказских языках масдар изучен наиболее слабо), нет работ, в которых проводится системный сопоставительный анализ масдарных слов и имен действия. С учетом этого в работе делается попытка сопоставительного анализа этих дериватов в лексико-словообразовательном, лексико-семантическом, морфологическом и функционально-семантическом плане. В качестве основы для сопоставления избраны нахские языки (в основном чеченский), с нахским масдаром сопоставляются масдары арабского, грузинского, некоторых кавказских языков, а также имена действия ряда индоевропейских языков.

Нахский масдар, так же как и аналогичные ему формы в других языках - nomina actionis, представляет собой чрезвычайно интересный пласт лексики. Интерес масдар вызывает в силу нескольких факторов, исследование которых до сих пор не привело ученых к однозначному определению места этой формы в системе языка.

Объектом исследования в нашей работе являются в первую очередь масдары нахских языков (чеченского, ингушского и бацбийского). Этот основной объект рассматривается в его связи с именами действия в близкострукгурных и иноструктур-ных языках.

Предметом нашего исследования являются лексико-семантические, лексико-словообразовательные и грамматические особенности масдаров, получивших большое распространение в иберийско-кавказских, семитских и некоторых других языках, и имен действия, рассматриваемых преимущественно на материале индоевропейских языков: английского, немецкого (германская группа) и французского (романская группа); кроме того, в сопоставлении с масдаром и именами действия нами анализируются эквиваленты имен действия - отглагольные существительные русского языка (славянская группа). Масдары рассматриваются преимущественно на материале нахских языков (чеченского, ингушского, бацбийского), однако в работе уделяется место и масдарам других языков, в частности - арабского языка (семитская ветвь семито-хамитских языков), грузинского и некоторых дагестанских языков.

Научная новизна исследования заключается в том, что впервые проводится сопоставительно-типологический анализ имен действия в романо-германских языках, отглагольных существительных славянских языков и их эквивалентов - отглагольных дериватов в нахских языках, именуемых масдарами,

Теоретическая значимость работы заюиочается в том, что в диссертации впервые подвергаются комплексному исследованию масдары чеченского и других нахских языков, это исследование, также впервые, проводится в плане типологического сопоставления не только с иберийско-кавказскими языками, но и с генеалога-чески и структурно отдаленными от нахских семитскими и индоевропейскими языками. Теоретическая ценность состоит еще в том, что в данной работе ставятся значимые в плане изучения этих дериватов вопросы, на некоторые из которых предлагаются сформулированные на основе самостоятельного анализа материала решения.

Практическая ценность диссертации состоит в том, что ее материалы могут найти применение в курсах лекций и на практических занятиях по сопоставительной грамматике и лингвистической типологии. Результаты исследования, кроме того, могут быть полезны в изучении и преподавании рассматриваемых в диссертации языков, особенно — чеченского и ингушского, в общеобразовательной школе и в средних и высших профессиональных учебных заведениях. Также эти результаты могут быть применены в переводческой практике.

Целью исследования является комплексное исследование масдара в нахских языках - в сравнении с масдарными образованиями других языков, именами действия европейских языков, отглагольными существительными славянских языков - в словообразовательном, лексико-семантическом и морфологическом планах и выявление как общих для всех этих дериватов свойств, так и основных различий между ними.

В соответствии с целью исследования в диссертации ставятся следующие задачи:

1) комплексный анализ масдаров нахских языков в лексическом, лексико-словообразовательном и грамматическом планах;

2) сопоставительная характеристика нахского масдара с масдарами других северокавказских языков, арабского и грузинского языков;

3) сопоставительная характеристика масдара в нахских и других языках и сопоставимых с ним имен действия в индоевропейских языках (с охватом германской, романской и славянской групп);

4) определение таким образом типологически одинаковых, сходных и различных признаков в словообразовании, семантике и морфологии масдаров и имен действия в рассматриваемых языках;

На защиту выносятся следующие положения:

1. Не только в нахских, но и во всех сравниваемых с ним языках масдары и соотносимые с ними имена действия семантически близки к глаголу, тогда как в морфологическом и функционально-синтаксическом плане они, несомненно, ближе к именам существительным. Если вопрос частеречной принадлежности имен действия в индоевропейских и иных языках практически решен (они отнесены к именам существительным), то с масдарами в нахских языках и в тех языках, в которых масдары по своей лексико-грамматической природе типологически сходны с нахскими, необходимо определиться. Решение этого вопроса должно, по всем признакам, привести к включению масдаров в сферу имени существительного. Не только в чеченском и двух других нахских языках, но и в других языках, в которых присутствует «категория» масдара, имеются определенные основания для выделения масдаров как особой лексико-семантической и лексико-словообразовательной группы имен существительных.

2. В пользу такого решения вопроса о частеречной принадлежности масдаров говорит (косвенно) и статус соотносимых с масдарами отглагольных существительных в других языках, привлеченных нами для сопоставления и типологических обобщений: в этих языках nomina actionis целиком или в большем своем объеме почти потеряли связь с глаголом, в некоторых случаях даже семантическую, а в грамматиках соответствующих языков они безоговорочно отнесены к существительным. Кроме того, масдары характеризуются теми же грамматическими (словоизменительными и функционально-синтаксическими) признаками, что и имена существительные: причисление к глаголам слов, которые имеют словоизменительную парадигму имени существительного и характеризуются преимущественно именными функционально-синтаксическими свойствами, противоречит всякой логике.

3. При всех своих семантических сходствах и частичной сопоставимости грамматических признаков масдар нахских и других языков и имена действия обнаруживают и существенные различия: в частности, в тех языках, где имена действия представлены масдаром (арабский, чеченский), не наблюдается и в принципе невозможно безаффиксное словообразование имен действия (хотя сам тип используемых аффиксов может не совпадать: особенно в этом плане выделяется арабский масдар), тогда как в остальных языках (английский, немецкий, французский, русский) такое явление имеет довольно широкое распространение, имена действия могут быть представлены и дериватами без аффиксов (как правило, это слова, образованные способом дезаффиксации).

4. Хотя масдары и являются именами действия, между этими дериватами (масдарами и именами действия) есть определенные различия морфолого-словообразовательного и функционально-синтаксического плана.

5. В тех языках, где имена действия выражены масдаром, они характеризуются большей степенью лексико-словообразовательного единства, а, следовательно, большей степенью опознаваемости, тогда как в остальных языках эти дериваты в некоторых случаях не опознаваемы вне контекста.

6. И масдары нахских и других языков, и имена действия сравниваемых с ними языков характеризуются возможностью (разной степени в разных языках) приобретения конкретно-предметного значения и вследствие этого приобретения тех грамматических категорий и характеристик, которые отсутствуют или представлены минимально в собственно именах действия.

7. Масдары в кавказских языках, при всем их сходстве, характеризуются некоторыми различиями. В частности и особенно здесь обращает на себя внимание несовпадение этих единиц в количестве привлекаемых аффиксов масдара: в нахских языках, например, масдары характеризуются единым словообразовательным суффиксом (-р), используемым при образовании соответствующих дериватов от всех без исключения глаголов, тогда как в некоторых дагестанских языках такого морфемного однообразия масдаров не наблюдается и встречаются два и более формантов, образующих масдар. Различия между кавказскими языками проявляются и в том, что в некоторых из них для образования масдаров используются и иные, кроме суффиксов, аффиксы, и, если верить некоторым описаниям этих языков, иные, кроме глагольной, производящие основы (см. утверждение М,Д. Хангереева о масдарах, образуемых от имен существительных).

8. Несмотря на некоторые существенные различия, масдары нахских - кавказских и кавказских - арабского языков обнаруживают общности, объясняемые действием общих законов языка, общих «принципов образования формы» (например, отсутствие, как правило, противопоставления по числу, вернее - необразование множественного числа, характеризует и имена действия европейских языков, и масдары нахских и других языков). И такие явления, как возможность локализации во времени (наличия временной парадигмы) у, например, даргинского масдара, в то время как во многих других языках, в том числе и в арабском, масдар индифферентен к категории времени, являются исключениями, но не общим правилом.

9. Сопоставительное исследование имен действия и их эквивалентов - масда-ров имеет большое практическое значение; особенно в этом плане велико значение результатов подобных сопоставлений для развития теории и практики перевода.

Методы исследования. Основной метод — сопоставительно-типологический, использование которого позволяет выявить сходные и различительные черты, представленные в структуре и семантике как родственных, так и неродственных языков. Описательный метод используется для описания характеристик имен действия и масдаров в каждом из привлекаемых языков. Для выявления семантической структуры имен действия и масдаров рассматриваемых языков использован семный анализ. Кроме того, в работе также применяется и статистический метод исследования.

Композиционная структура диссертации представляет собой введение, три главы, заключение и библиография.

Апробация работы. Основные положения диссертации докладывались на заседаниях кафедры русского языка и методики его преподавания Чеченского государственного педагогического института и на научно-практических конференциях в Чеченском государственном педагогическом институте и Чеченском государственном университете (2005-2008гг.). Результаты исследования изложены в 4 научных публикациях.

СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении обосновывается выбор темы, ее актуальность и новизна, излагаются цели и задачи исследования, указываются используемые методы исследования.

В первой главе («Имя действия и масдар в общей грамматике: проблема определения частеречной принадлежности и лексико-грамматической природы») дается общая характеристика масдаров и имен действия.

Масдар (в пер. с араб, источник) в нахских языках представляет собой отглагольное образование именного характера, но со значением действия, свободно опознаваемое по своей единственной маркировке - суффиксу -р. Имена действия (nomina actionis) - это древняя категория, существующая в языках разных типов с самых ранних времен. Имена действия встречаются практически во всех языках мира, и в этом плане наибольший интерес представляет исследование соотношений данных имен с такими формами как масдар. Изучать масдар без сравнения с именами действия в других языках так же невозможно, как невозможно изучать масдар одного языка вне его соотносимости с масдарами других языков.

В различных языках имена действия, безусловно, обладают своими особенностями, связанными со спецификой их грамматического строя. Это могут быть раз-

линия в лексико-словообразовательном, семантическом, морфологическом или функционально-синтаксическом плане.

В лексико-словообразовательном плане данные девербативы в разных языках могут отличаться как по способу деривации (суффиксация, субстантивация, дезаф-фиксация и др.), так и по количеству словообразовательных моделей (от единственной в нахских языках до множества в русском и во многих других языках).

Морфологические отличия могут касаться присутствия, степени наличия или отсутствия в данных формах определенных глагольных или именных категорий (категории вида, времени, залога, числа, определенности/неопределенности и т.д.), соотношения этих двух типов категорий - именных и глагольных.

В семантическом плане имена действия разных моделей и разных языков могут отличаться, в основном, по степени и концентрации процессуальности, по типу выражаемого действия/состояния и т д. Конечно, здесь общим признаком для всех форм является обязательное наличие в их семантике также некоторого компонента значения предметности (предметности условной, характерной, как правило, для абстрактных имен существительных), так как эти слова значительно приблизились к имени существительному и по мере этого приближения предметность в них проявляется более рельефно.

Масдар во всех языках обладает «параметрами» имен действия, и не будет ошибочным утверждение, что всякий масдар может быть определен как имя действия. Однако это не значит, что любое имя действия может считаться масдаром. В привлекаемых нами для сравнения с чеченским языком индоевропейских языках, например, получили довольно широкое распространение имена действия, но они не обладают теми признаками, которые позволили бы применить к ним понятие «масдар».

Вопрос об отнесении данных форм в сферу той или иной части речи (а именно - существительного или глагола) в определенной степени возникает почти во всех рассматриваемых языках. Не являются здесь исключением и «масдарные» нахские языки, где до сих пор продолжаются попытки некоторых лингвистов отнести масдар к сфере глагола. Однако абсолютное большинство исследователей признают, что масдар является отглагольным именем существительным.

Чем, собственно, являются эти отглагольные образования - общеграмматическая проблема. Этот вопрос, видимо, должен рассматриваться и решаться дифференцированно для масдаров и имен действия. Не всякие имена действия могут определяться как масдары. Отличия между данными формами, конечно, не всегда проявляются рельефно. Масдар может быть определен как отдельная лексико-грамматическая группа, или разряд слов, с вполне опознаваемыми признаками, претендующая, во всяком случае, в некоторых языках, на статус отдельной части речи в большей степени, чем имена действия «немасдарных» языков, в отношении которых такая постановка вопроса невозможна хотя бы потому, что отнесенность nomina ас-tionis к сфере имени существительного в этих языках очевидна и редко подвергается сомнению, а сами имена действия формально (в том числе словообразовательными средствами) не всегда отличаются от других имен действия или от иных слово-формных групп, особенно в тех случаях, например, когда имена действия грамматически омонимичны инфинитиву или образованы без участия аффиксов.

Сравнение соответствующего материала кавказских языков показало, что они обнаруживают даже типологически значимые различия, и этом плане «коррелируют», с одной стороны, грузинский и северокавказский масдары, с другой - масдары в нахских и в остальных северокавказских языках. При этом в целом масдар во всех кавказских языках сильно отличается от арабского масдара. Вместе с тем во всех языках есть общие черты, не только сближающие масдары в разных языках, но и позволяющие говорить о том, что масдары входят в один класс слов с именами действия в индоевропейских и других языках.

Таким образом, и масдары, и имена действия, исходя из их анализа во многих работах, с учетом ряда важных свойств различного характера (морфологических, синтаксических и даже семантических) можно определить как особые разряды слов именного характера. То, что не только в арабских грамматиках, но и в грамматиках других языков (грузинского и северокавказских) не преодолена традиция включения масдаров в сферу глагола, еще не означает, что определение масдара как глагольной формы действительно верно. Даже причисляя масдар к глаголу, авторы соответствующих работ вынуждены признавать, что это «имя действия», не находят доводов против их отнесения к девербативам. Это вполне объяснимо, так как проявление именных признаков в этих отглагольных образованиях очевидно даже в тех языках, в которых масдар в меньшей степени близок к существительному, чем, скажем, в нахских, - например, в арабском языке.

Во второй главе («Масдар в сопоставлении с именами действия в романо-германских языках и отглагольными существительными в славянских: общее и различное») дается морфемно-словообразовательная характеристика масдара в нахских языках и проводится его сопоставительный анализ с масдарами других языков. Также здесь дается характеристика масдара в сопоставлении с именами действия в ро-мано-германских и иных языках.

Масдар распространен в подавляющем большинстве иберийско-кавказских языков. «Масдар образуется в большинстве этих языков суффиксальным способом, наиболее распространенным, но не единственно возможным в данном случае: в сванском языке, в диалектах грузинского языка, например, и сейчас употребляются префиксально-суффиксально образованные масдары» [Халидов А.И. Нахские языки в типологическом освещении. - Нальчик, 2003, стр. 137-138]. В общем же здесь «господствует суффиксальное образование масдара» и «суффиксальное образование масдара является последним этапом развития данной категории» [Церцвадзе Б.А. Некоторые особенности образования масдара в диалектах грузинского языка И ИКЯ. 26.-Тбилиси, 1987, стр. 137].

Чеченский и в целом нахский масдар своими морфемно-словообразовательными признаками выделяется среди множества кавказских языков предельной унифицированностью формы. Во многих кавказских языках при образовании масдара используются два и более словообразовательных форманта. «Закрепленность за масдаром одного только аффикса - редкое явление, и, если подходить к этому с типологической точки зрения, то, видимо, только нахская группа характеризуется тем, что от всех без исключения глаголов масдар образуется только с помощью одного словообразовательного суффикса (-г). В других языках, как правило, масдарных суффиксов больше» [Халидов А.И. Чеченский язык: Морфемика. Словообразование. - Грозный, 2010, стр. 185]: по два и более аффиксов масдара вы-

деляют, например, в большинстве дагестанских языков. Кроме того, что в дагестанских и некоторых других кавказских языках, в отличие от нахских, масдар может образовываться с помощью не одного, а двух и более суффиксов, выясняется, что в этих языках возможно использование в образовании масдаров и иных аффиксов - не только суффиксов. Например, по описанию P.O. Муталова, в даргинском языке при образовании масдара используются как суффиксальный, так и бессуфиксальный (де-заффиксация) способы образования масдара [Муталов P.O. Морфологический строй даргинского языка. - Дис.... докт. филол. наук. Махачкала, 2003].

При сравнении того, что известно о масдаре в нахских языках, с описаниями масдара в других языках, обращает на себя внимание явное расхождение, например, нахского масдара и масдара в некоторых дагестанских языках в части выбора производящей основы для его образования. В нахских языках, как неоднократно отмечалось, масдар образуется исключительно только от глагольной основы (инфинитива): лата «подраться» - латар «драка», вада «побежать» - вадар «побежание; бег», гул-дан (в инг. без конечного назализованного гулда) «собрать» - гулдар «собирание», юсиехьа (инг. кхахьа) «носить» - кхиехьар (инг. кхахъар) «ношение, таскание» и др. Никакая иная основа, кроме инфинитивной глагольной, производящей основой для масдара в нахских языках не может быть, в том числе и в бацбийском языке, в котором в словарях и в отдельных исследованиях инфинитив просто игнорируется, хотя на самом деле в языке он есть и является производящей основой дня масдаров.

В том, что наблюдаются различия в лексико-грамматической природе нахских и дагестанских масдаров, нет ничего удивительного. Различия могут наблюдаться, как показывает материал, и внутри группы близкородственных языков. Неоднозначно проявляет себя масдар, например, и внутри нахской группы. Если можно говорить об идентичности различных свойств масдара в чеченском и ингушском языках (различия незначительны и касаются главным образом возможностей образования масдаров от конкретных лексем и происходящих или не происходящих при этом фонетических изменений в производящей основе), то в близкородственном бацбийском языке можно наблюдать, при значительном сходстве, и некоторые отличия от чеченского и ингушского языков. Эти особенности сложились, конечно, под влиянием грузинского языка, где, как известно, ввиду отсутствия инфинитива масдар характеризуется специфическими особенностями. Здесь масдар тоже определяется как отглагольное существительное, которое образуется при помощи суффикса -р от любого глагола: тегда «делать» —* тегда-р «делание», хаа «знать» —> хаа-р «знание», алъа «сказать» —* алъа-р «сказание; говорение», лач1кьа «прятаться» —> лач!къар «прятание», далъа —* «дать» —> далъар «давание» и т.д. [Дешериев Ю.Д. Бацбий-ский язык: Фонетика, морфология, синтаксис, лексика. // АН СССР. Ин-т языкознания. - М., 1953, стр. 59]. Хотя в бацбийском языке инфинитив есть, имеются, бесспорно, тенденции к его нейтрализации и усилению роли масдара подобно грузинскому языку.

Ббльшая, чем в двух других нахских языках, активность масдара проявляется в бацбийском языке также в наличии значительно меньшего количества имен существительных с суффиксом -м, вместо которых в этом языке употребляются масдары. Как известно, в чеченском и ингушском языках существительные на -м представляют собой довольно значительный пласт лексики: «Одна из особенностей суффиксальных образований на -ш - использование в качестве производящих тех же основ,

которые являются производящими для масдарных существительных. Различие в том, что масдар образуется от всех без исключения инфинитивных глагольных основ, тогда как существительные на -т образуются только от глаголов определенной семантики - глаголов чувства, волеизъявления, мысли и некоторых других, способных мотивировать производные с отвлеченной семантикой. В результате в чеченском языке от глаголов соответствующей семантики образуются и масдары, и существительные на -га, различающиеся семантически: la 'а" «хотеть, желать» - la'ar «хотение, желание» — la 'am «воля, желание», ха 'сГ «знать» — ха 'аг «знание» — ха 'am «новость, объявление, известие», qierd* «бояться» — qierar «боязнь» - qieram «опасность», qietct «понимать» - qietar «понимание» - qietam «понятие», Sjiexa" «учить» -tyexar «обучение» - Щхат «совет, наставление, нравоучение; проповедь»...» [[Ха-лидов А.И. Чеченский язык: Морфемика. Словообразование. - Грозный, 2010, стр. 212]). В этих и других случаях бацбийский язык ограничивается масдарными образованиями, употребляемыми и в значениях, характерных для существительных на -м в вайнахских языках.

В тех языках, в которых при образовании масдаров используются два и более аффикса, словообразовательные модели масдаров оказываются отличающимися друг от друга. Например, в даргинском языке каждая из словообразовательных моделей имеет свои специфические оттенки, вносимые благодаря разным суффиксам. Так, масдары, образованные при помощи -ала, «подверглись субстантивации, и в мышлении носителей языка они ныне отнесены к классу существительных, хотя данная основа остается глагольной и слово делится на составляющие (основа СВ или НСВ+ала): беркала "еда" (б=ерк-ес " съесть"), бушкала "веник", (б=ушкес "подметать"), изала "болезнь" (изес "болеть"), бурана "сказание" (б=ургс "сказать") и т.д. Классный показатель в данных словах уже окаменел» [Муталов P.O. Морфологический строй даргинского языка. - Дис. ... докт. филол. наук. Махачкала, 2003, стр. 208]. Подобные существительные напоминают чеченские слова, образованные от глаголов при помощи суффикса -м, полностью субстантивировавшиеся и обладающие, следовательно, всеми именными качествами: берам раствор, хаам «известие, новость», туолам «победа» и др.

Суффикс -деш, как устанавливает P.O. Муталов, может в даргинском языке образовывать не только масдары, но и другие абстрактные существительные, присоединяясь также и к именам существительным: уста "мастер" -устадеш "мастерство", например.

Следует отметить, что в контексте типологии масдара особый интерес вызывает масдар именно в кавказских языках. При всех своих общих признаках, о которых говорилось выше и будет сказано далее, масдар в разных кавказских языках представляет собой «пестрый» класс слов, совмещающий в себе, скажем, и такие признаки, которые трудно применить к нахскому масдару.

Таким образом, судя по всем признакам, масдар в самом окончательном виде сформировался в нахских языках, поскольку в данных языках он полностью унифицирован. Во-первых, масдар имеет здесь только один показатель - суффикс -р; во-вторых, образуется от всех глагольных основ без исключения, причем, в отличие от ряда других языков, исключительно только от глагольных; в-третьих, нахский масдар имеет все основные признаки имени существительного.

С типологической точки зрения отмеченные особенности масдаров также имеют особую ценность, ввиду того, что даже само наличие в языке масдарных форм можно в той или иной мере отнести к факторам, определяющим типологию данного языка и той группы языков, в которых такие образования получили развитие. Как мы видим, в отношении нахских языков может идти речь о полном соответствии основных (категориальных) свойств масдаров в этих языках.

Кавказскому масдару в целом (включая сюда и грузинский), видимо, типологически противостоит арабский масдар.

Арабский масдар значительно отличается в функциональном плане от масдара кавказских языков. Вместе с тем, имеющиеся отличия не ограничиваются его функциональными свойствами. В арабском языке, например, для образования таких групп слов, как названия орудий, названия места действия, названия деятеля, существуют особые формулы. Например, наименование деятеля (<>и Н) образуется от глаголов первой породы по формуле ¡^Ц второй породы - и т.д. Имена орудий или инструментов ^4) образуются по формулам Ь^л и То есть, в формально-словообразовательном плане данные формы отличны от масдаров. Хотя в семантическом отношении и в данных словах, несомненно, выделяются акциональ-ные оттенки.

В нахских и других «масдарных» кавказских языках такой строгой дифференциации «формул» образования имен существительных, судя по описаниям их словообразовательных систем, нет. Здесь часто одни и те же аффиксы используются при образовании существительных различных тематических групп. Вместе с тем и в нахских, и в других кавказских языках в основном масдары в морфемно-словообразовательном отношении в той или иной степени отграничены от собственно предметных существительных и от абстрактных существительных с другими отвлеченными значениями. В чеченском языке, например, для образования рассмотренных групп слов арабского языка также есть различные модели, не совпадающие с масдарами: У+рг, хо, ча и др. (ахархо «пахарь», турпалхуо «герой», геланча «всадник» - названия деятеля, илланча «сказитель»), множество названий результата действия могут быть образованы с помощью суффикса -м: сацам «решение; постановление», толам «победа». Однако при этом следует признать, что некоторые названия места действия, другие названия, не связанные с семантикой действия или утерявшие эту связь, могут быть выражены также и первоначальным масдаром, в результате лексико-семантических изменений образовавшим свой омоним: ловзар «свадьба», «место, где проходит свадьба» (ЛовзаргаУ/яовзаре г1уо вай? «На свадьбу (место, где идет свадьба) пойдем мы?), ладар «дождевой осадок», духар «одежда».

В рассмотренных языках, относящихся к индоевропейской семье, наблюдаются определенные общие свойства имен действия, которые являются дополнительным подтверждением принадлежности данных языков к одному типу в структурной типологии и вместе с тем обнаруживают довольно убедительные сходства с масдарами.

Во-первых, имена действия во всех рассматриваемых языках представляют собой отглагольные образования, которые формируются, главным образом, путем присоединения определенных суффиксов к глагольной основе. При этом можно заметить, что в некоторых языках большинство суффиксальных имен действия образуется при помощи одного определенного суффикса, например имена действия на -

nn(j)e в русском языке, на -ung в немецком. В то же время во французском языке, например, нет подобной, явно лидирующей модели образования nomma actionis. Здесь среди выделяемых суффиксов -tion, -ment, -age нельзя выделить абсолютно доминирующий, так как с помощью этих суффиксов образуется примерно одинаковое количество имен действия.

Во вторых, в германских языках имеется общность, которая заключается в том, что в них используется один и тот же суффикс - немецкий -ung и английский -ing, являющиеся, судя по многочисленным источникам, формами одинакового происхождения.

В третьих, для романо-германских языков в целом общей является словообразовательная модель V+-tion. В силу того, что данный суффикс сам латинского происхождения, в этих языках по данной модели образуются, в основном, имена действия от глаголов, заимствованных из латинского же языка, например: фр. pénétration «проникновение», percussion «сотрясение»; англ. déclaration «декларация, объявление», certification «аттестация, подтверждение, сертификация»; нем. Provision «комиссионный сбор, агентское вознаграждение», Simulation «имитация, симуляция». Если в английском и французском языках данная модель является одним из основных способов деривации nomina actionis, то нетрудно заметить, что в немецком языке данная модель не имеет широкого распространения. В силу определенных особенностей немецкого языка, в основном, на наш взгляд, фонетического и морфологического характера, суффикс -tion здесь обладает малым потенциалом, чтобы составить конкуренцию модели V+-ung. Множество этимологически родственных глаголов в этих языках, которые в английском и французском принимают для образования имен действия суффикс -tion, в немецком языке образуют данные девербати-вы по другим моделям.

Далее, наблюдаются определенные сходства и в лексико-семантической классификации масдаров и имен действия в данных языках. Общей для рассматриваемых романо-германских языков, на наш взгляд, является классификация имен действия, в соответствии с которой можно выделить в них следующие значения:

1) конкретного действия.

2) абстрактного действия.

3) результата действия.

4) процесса

5) состояния

Кроме того, во всех рассматриваемых языках представляется уместным выделение внутри данного разряда слов имен действия двух типов - акциональных и ста-тальных, то есть девербативов со значением действия и девербативов со значением состояния.

И масдары, и имена действия, являясь, в принципе, именами существительными, кроме того, что они содержат в своей лексико-семантической структуре явное значение действия, перейдя в разряд существительных, бесспорно, приобретают свойства данной части речи. То есть, они могут:

1) выполнять в предложении функции подлежащего, части составного сказуемого, прямого дополнения.

2) сочетаться с предлогом и в этом случае выполнять в предложении функции предложного дополнения, определения или обстоятельства.

3) принимать в качестве определения существительное в притяжательном или общем падеже или притяжательное местоимение;

4) склоняться по падежам и в некоторых случаях различаться по классам, а также, тоже частично, - коррелировать по числу в случае употребления в значении, близком к конкретно-предметному.

Здесь, конечно следует отметить тот факт, что при переходе в именную часть речи данные формы не лишаются полностью своих первоначальных глагольных свойств. Степень сохранности этих свойств различна в разных языках и различна в именах действия разных словообразовательных моделей, через которые они перешли в разряд существительных.

Так, имена действия в таких родственных языках, как английский и немецкий, образованные с помощью одного и того же суффикса (в этимологическом отношении) - английский -ing и немецкий -ung, показывают различную степень близости к глаголу, что проявляется в наличии в них некоторых особенностей, в основном, семантического характера. Анализ семантики данных форм дает основание утверждать, что немецкие отглагольные существительные на -ung ближе к именам существительным, чем английские имена действия на -ing. Это, отчасти, можно объяснить и тем фактом, что в английском языке нет четких границ между герундием, формой, относительно более близкой к глаголу, чем имена действия, и отглагольными существительными на -ing, принадлежность которых к именам существительным вызывает мало сомнений. Вследствие этого в языке эти формы (герундий и отглагольные существительные на -ing) часто ассоциируются друг с другом.

В этом отношении в немецком языке наблюдается значительно большая определенность. Здесь наличие определенного суффикса, суффикса -ung, например, даже вне контекста позволяет точно определить принадлежность того или иного слова к классу имен существительных.

С другой стороны, следует заметить, что английский суффикс -ing в этом отношении намного «слабее» соответствующего суффикса немецкого языка -ung, и что немецкому суффиксу -ung в английском языке соответствует целый ряд суффиксов -ance/-ence, -ment, -age, -al, -ing [Marchand H. The categories and types of present-day English word-formation - Munchen, 1960, стр.242].

Далее, во всех рассматриваемых нами языках индоевропейской семьи (английском, немецком, французском, русском) есть достаточно большое количество имен действия, в которых принадлежность к данному разряду слов не выражена аффиксальным способом. Как уже отмечалось выше, эта модель в русском языке менее распространена по сравнению с другими рассматриваемыми языками. Данный способ словообразования, разумеется, имеет свои особенности в каждом отдельно взятом языке. Здесь, даже в родственных языках германской группы - английском и немецком, наблюдаются расхождения как в особенностях выражения данного способа словообразования, так и в подходах лингвистов к рассмотрению и определению данных форм. Как мы указывали выше, в немецком языке к таким случаям относятся субстантивация инфинитива (abbilden «отображать» —> Abbilden «отображение») и дезаффиксация (laufen «бегать» —» Lauf «бег»). Проблема определения данных способов в немецком языке остается нерешенной и упирается, в основном, на неоднозначность определений таких понятий, как конверсия, субстантивация и словообразовательная омонимия. Для нашего исследования данный вопрос не имеет прин-

ципиального значения, и акцентировать внимание на данной проблеме не представляется особо целесообразным. Приводимое нами разграничение, на наш взгляд, достаточно основательно и в необходимой степени удовлетворяет требованиям к задаче составления сравнительной картины имен действия в данных языках.

Еще одним общим свойством данных девербативов всех этих языках является их способность развивать дополнительные вторичные значения (например, объекта, места, орудия, производителя действия), в результате чего они принимают более оп-редмеченный (а в некоторых случаях конкретно-предметный) характер и становятся в один ряд с типично ядерными для класса имен существительных словами.

При сравнении нахского масдара и масдара в целом с именами действия в европейских языках заслуживает специального внимания соотнесенность масдара и герундия. Наше обращение к этому вопросу показало, что в семантическом плане герундий даже ближе к масдару в чеченском и других нахских языках, чем другие имена действия европейских языков. Практически во всех случаях мы не сталкиваемся с какими-либо затруднениями при переводе герундия на нахские языки, и всегда этот перевод возможен и более точен с помощью масдара В грамматическом отношении, как показал наш анализ, нахский масдар и герундий также достаточно близки, а это, надо полагать, достаточное основание для того, чтобы считать: среди имен действия европейских языков ближе всего к нахскому масдару и масдару вообще - герундий. С другой стороны, это может также означать, что близость герундия к масдару, в отношении которого достаточно оснований для рассмотрения его в сфере существительного, аргументирует отнесение герундия к именам.

Третья глава диссертации («Типологическая характеристика масдаров и имен действия») посвящена общей сопоставительно-типологической характеристике масдаров и имен действия.

Сопоставительный анализ словообразовательных свойств имен действия ро-мано-германских языков и масдаров нахских языков позволяет выявить довольно существенные расхождения в образовании данных форм в рассматриваемых языках. Это, в первую очередь, наличие в романо-германских языках нескольких (а в некоторых случаях и множества) моделей образования соответствующих производных, тогда как в «масдарных» языках имена действия (масдары) или образуются по одной «масдарной» словообразовательной модели (в нахских языках, в том числе даже в испытавшем сильное влияние грузинского бацбийском языке), или этих моделей предельно мало, обычно две или три, реже больше, но не более пяти (дагестанские и другие северокавказские языки).

Самым существенным отличием «масдарных» нахских языков (чеченского, ингушского, бацбийского) в лексико-словообразовательном плане является то, что масдары могут быть образованы исключительно от всех глаголов, тогда как в остальных языках есть определенные ограничения и выделяются те или иные группы глаголов, от которых масдары или имена действия не образуются. Особенно в этом плане выделяются индоевропейские языки, в которых формальных ограничений для образования имен действия от глаголов нет (в морфонологическом плане это почти всегда оказывается возможным без существенных изменений на морфемном шве), но реально некоторые семантические группы глаголов в качестве производящих основ для nomina actionis не используются. Так, например, по существующей в английском языке модели отглагольного именного словообразования V+-ing потенци-

ально могут быть образованы имена практически от всех глаголов. Вместе с тем многими авторами ставится под сомнение продуктивность данного способа деривации (особенно образования герундия) от глаголов, выражающих чувства, эмоции, а также умственное состояние. Некоторые герундиальные формы, образованные от подобных глаголов, иногда встречаются, но они являются редкими исключениями из общего правила: hearing «слышание», thinking «думание».

Сравнение арабского масдара с нахским и в целом кавказскими масдарами и именами действия в других языках особенно необходимо, так как он существенно отличается и от кавказского масдара, и от имен действия в европейских языках. Как известно, в формальном плане арабский масдар имеет несколько десятков моделей образования. Более сорока из них относятся к первой, так называемой «основной» глагольной породе. Следует также отметить отсутствие строгого правила распределения этих моделей, или формул. Имеется возможность только для некоторых обобщений о данном виде словообразования, например: переходным глаголам часто соответствует модель J«<-i [fa'lun] - ^ [fahima] «понимать» —> ^ [fahmun] «понимание»; непереходным глаголам типа <J~-j [fa'ala] обычно соответствует формула Jj*«-j [fù'u:lun] - ôo^j [wasala] «прибывать» —> [wusudun] «прибытие». Но далеко не все масдары могут быть отнесены к определенным правилам и формулам образования. Все модели образования масдаров арабского языка в своем строгом написании морфологически соответствуют именному классу слов. Однако все равно моделей их образования довольно много, и в этом плане наиболее удобным и совершенным представляется нахский масдар, который, как известно, от всех глаголов без исключения образуется исключительно по одной модели - прибавлением суффикса -р к любому глаголу независимо от его семантики.

То есть, как указывалось в обеих главах диссертации, чеченский масдар (и в целом нахский) в максимальной степени унифицирован. Такой унифицированности не проявляют масдары в других языках: даже считающиеся близкородственными и типологически во многом совпадающие с нахскими дагестанские языки обычно имеют два и более словообразовательных форманта масдаров. Типологическое несходство нахского масдара с масдарами других кавказских языков состоит также в том, что суффиксальный способ здесь единственный, другие способы и средства в образовании масдаров здесь не используются. Нет достаточных оснований предполагать, что масдар образовывался иначе в прошлом: на сегодняшний день неизвестны исследования, рассматривающие масдар и вообще словообразование нахских языков в историческом плане. В других кавказских языках не только в их истории, но и в современном состоянии отмечены и другие, кроме суффиксации, способы образования масдаров.

По сравнению с образованием имен действия в романо-германских языках и отглагольных существительных славянских языков можно заметить, что в «масдар-ных» языках не только ограничено количество словообразовательных моделей данных девербативов, сами существующие модели при этом отличаются высокой степенью продуктивности. Так, если в русском и французском языках имеется более десяти моделей образования отглагольных существительных действия в каждом и каждая модель характеризуется разной в сравнении с остальными степенью продуктивности, то в чеченском, ингушском и бацбийском всем этим моделям обычно соответствует одна форма - масдар с единственным суффиксом -р: фр. interclassement,

рус. сияние, чеч. лиепар; фр. ouverture, рус. открывание, открытие, чеч. схьаеллар, йолаяр; фр. voyage, рус. поездка, чеч. вахар, йахар и т.д. Степень продуктивности этой модели при этом предельно высокая. Высокой продуктивностью характеризуются основные модели образования масдаров и в других кавказских языках.

Имена действия «немасдарных» языков при переводе на «масдарные» языки в подавляющем своем большинстве совершенно справедливо переводятся именно масдарами. При переводе самих масдаров на русский язык или другой используется, естественно, имя действия. Наиболее точным переводом масдаров нахских языков на русский являются, например, существительные на -ние, поэтому исследователи обычно стараются образовывать для точности перевода даже такие имена действия, которых в самом русском языке нет: лацар «поймание» (точнее, чем «поимка»), ду-охкар «покупание» (при наличии в русском «покупка») и др. Но вряд ли оправданны случаи, когда перевод масдаров на «немасдарные» языки нередко осуществляется с помощью инфинитива. При этом явно происходит искажение смысла высказывания. Перевод масдара осложняется обычно отсутствием соответствий среди отглагольных существительных иноструктурных языков, из-за чего для верности перевода возникает необходимость выводить отсутствующие в том или ином языке лексемы (например, фактически отсутствующие в русском языке бежание, читание). Но это вовсе не значит, что в научных исследованиях и описаниях допустимо переводить инфинитивом масдары, особенно масдары тех языков, в которых есть и инфинитив (нахских, например). Кроме того, что это просто неправильные переводы, таким образом создается искаженное представление о грамматическом строе языка, как это случилось с бацбийским (цова-тушинским) языком, о наличии в котором инфинитива могут знать только сами владеющие этим языком, так как сложилась устойчивая традиция в словарях и в описаниях этого языка масдар переводить инфинитивом, а инфинитив самого бацбийского языка не упоминать вовсе.

Еще одной особенностью масдаров, в отличие от имен действия романо-германских языков, является бблыная степень морфологической опознаваемости. Если, например, в английском языке можно наблюдать довольно частые случаи невозможности отграничения отглагольных существительных на -ing от герундия (в некоторых случаях даже при синтаксическом анализе) и причастия I, а также внешнюю идентичность глагольных основ и образованных от них путем конверсии имен существительных (hate «ненавидеть» —» hate «ненависть», ciy «кричать» -» cry «крик»), то в нахских языках никаких проблем с идентификацией масдара нет, так как он всегда опознаваем по своей постоянной и единственной маркировке -р. Проблема может возникнуть в связи с немногочисленными существительными на -р, в синхронном плане нечленимыми (куор «окно», муор «охапка», луор «врач»), но она легко решаема: у всех масдаров легко вычленяется производящая глагольная основа, тогда как у подобных существительных глагольность, если даже она когда-либо имела место, может быть установлена только историко-этимологическим путем. Еще явственнее меньшая степень морфологической опознаваемости имен действия во французском языке: здесь, например, с помощью суффикса -ment могут быть образованы не только имена действия. Так, например, во французском языке имеется довольно большая группа наречий образа, образованных с помощью суффикса -ment. Относительно отглагольных существительных русского языка следует признать, что они, так же, как и масдары, опознаваемы в морфологическом плане. То

есть, суффиксы -ние, -тне, -ация, -ка, -еж, -ель, -ань, -ба, -тва и др., являются суффиксами имен существительных и служат достаточным показателем отнесенности данных слов к категории отглагольных существительных. В русском языке нет ни одной другой формы или группы слов, совпадающих по форме с данными существительными.

В лексико-семантическом плане имена действия и масдары проявляют много общих признакоз - больше, чем на словообразовательном или грамматическом уровне. Это вполне объяснимо, если исходить из того, что сама суть, само предназначение и имен действия, и масдаров, безусловно, идентичны - это наименование какого-либо действия или состояния. Следовательно, появление и тех, и других форм в различных языках продиктовано одинаковыми когнитивными установками, нацеленными на выражение названия того или иного действия, действия самого по себе, в отвлечении от деятеля, времени и других нагрузок. Разумеется, в силу специфических черт различных языков или их групп, касающихся грамматических, фонетических, ономасиологических и других аспектов существования и функционирования языков, рассматриваемые нами формы имеют свои особенности в отдельно взятых языках. В значительной степени эти особенности проявляются, как выяснилось выше, в лексико-словообразовательном плане.

Семантический анализ масдаров и имен действия всех рассматриваемых нами языков позволяет сделать вывод, что и те, и другие могут быть семантически разделены в соответствии со следующей классификацией:

1) синтаксические дериваты, значение которых мотивируется значением производящей основы и значением словообразовательной структуры, когда лексико-семантические варианты (ЛСВ) имеют значение действия;

2) лексико-синтаксические дериваты, в структуре которых, кроме значения действия, развиваются другие лексикализованные значения;

3) лексикализованные дериваты, семантическая структура которых не выводится из значений компонентов их словообразовательной структуры, т.е. все ЛСВ лексикапизованы.

Проявление вторичных свойств является общей особенностью отглагольных существительных действия всех рассматриваемых языков. Следовательно, можно утверждать, что в самой семантике рассматриваемых форм, являющихся абстрактными наименованиями действия/состояния, заложена потенциальная возможность перехода от отвлеченного обозначения только действия к конкретному, предметному проявлению этого действия/ состояния, и это свойство проявляют и имена действия романо-германских языков, и отглагольные существительные действия русского языка, а также и нахский масдар. В результате развития дополнительных вторичных значений масдары и имена действия принимают более опредмеченный (а в некоторых случаях конкретно-предметный) характер и становятся в один ряд с типично ядерными для класса имен существительных словами.

В нахских языках данное свойство проявляется, наверное, несколько слабее, чем в остальных языках, - из-за того, что здесь рассмотренные выше существительные с суффиксом -м, как мы рассматривали на примерах, заменяют в некоторых случаях эти девербативы других языков во вторичном значении

Несомненно, решающим фактором при семантической оценке девербативов является степень заимствования данными словами семантики исходных глаголов,

которая также влияет и на показатель «концентрации процессуальное™». Этот показатель в масдарных языках несколько выше, чем, например, в романо-германских языках (разумеется, если английский герундий рассматривать как имя действия, то относительно данного языка картина становится несколько иной). Далее, среди масдарных языков тоже следует выделить особо языки, где ввиду отсутствия инфинитивной формы у глагола масдар имеет особый статус (арабский, грузинский и др.), а в этом случае его «концентрация процессуальное™» выше даже по сравнению с масдарами иных языков.

Морфологический анализ отглагольных существительных действия рассматриваемых языков выявляет определенные сходства и различия не только между «масдарными» и «немасдарными» языками, но также й внутри данных «групп языков». Безусловно, что и в тех, и в других языках процесс субстантивации действия парализует грамматические свойства глагола. Задачей же является выяснение степени «парализованности» этих свойств в рассматриваемых языках и степень принятия ими свойств другой части речи. Так, являясь «масдарными», нахские, арабский, грузинский и другие языки проявляют довольно существенные различия в морфологии масдаров. Разумеется, эти различия, в основном, связаны со специфичностью грамматических систем данных языков.

Различия в словоизменительной парадигме масдаров могут проявляться даже в близкородственных языках. Так, в чеченском языке (равно как в ингушском, в бацбийском у масдаров особая система склонения) масдар может принимать формы всех падежей. В близкородственном бацбийском языке масдар заметно отличается от чеченского, так как при всей обширной падежной парадигме масдар этого языка принимает только «формы именительного, эргативного, родительного, инессива первого, сравнительного падежей» [Дешериев Ю.Д. Бацбийский язык: Фонетика, морфология, синтаксис, лексика. // АН СССР. Ин-т языкознания. - М., 1953, стр. 61].

Вместе с тем и в чеченском, и в двух других нахских языках масдары (при формальной возможности их образования) не употребляются в производных формах местного падежа (а таких форм в чеченском языке, например, 6), за исключением редких случаев решения речевых экспрессивно-стилистических задач.

Не полностью совпадают масдары в разных языках в своих морфологических признаках и в пределах других именных грамматических категорий.

Как известно, имя в арабском языке имеет следующие грамматические категории: род (мужской и женский); число (единственное, двойственное, множественное); падеж (именительный, винительный, родительный); состояние (определенное, неопределенное).

Категория падежа в арабском языке, как известно, далеко не соответствует пониманию этой категории в европейской грамматике. Понятие падежей в арабской грамматике ассоциируется с понятием и'раб (т.е. изменение конечной гласной: раф', насб, джарр, джазм). Как показывает анализ, все три из данных подкатегорий (раф', насб, джарр), которые обычно соотносятся с падежами в европейской грамматике (раф'- им. пад., насб - вин. пад., джарр - род. пад.), встречаются в арабском масдаре.

¡»ЬЭД цДь Ходить пешком (хождение пешком) полезно для здоровья

(раф')

^и. я пытался договориться с ним вчера (насб)

Aiji. (ji ja Он в аудитории (джарр)

Кстати, подкатегория джарр признается в арабской грамматике свойственной только именному классу слов. Следовательно, наличие данной категории в масдаре является одним из существенных аргументов именной идентификации масдара.

В нахских языках, в общем и в отдельности в каждом, как видно, проявление падежной категории у масдара имеет также свои особенности. Например, в чеченском масдары, имея формы всех восьми падежей, не употребляются в некоторых их значениях. В отличие от арабского языка, здесь наблюдается довольно конкретное морфологическое оформление падежных форм масдаров, отличимых друг от друга как в написании, так и в произношении: хаттар, хаттар-ан, хаттар-на, хаттар-уо, хаттар-ца, хаттар-х, хаттар-ие, хаттар-ал. В этом отношении чеченский (и вообще нахский) масдар больше напоминает отглагольные существительные действия русского языка, которым тоже свойственно подобное ярко выраженное склонение; горение, горения, горению, горение, горением, (о)горении.

В романо-германских языках, ввиду слабо выраженной падежной парадигмы (особенно в английском языке), имена действия проявляют значительно меньше морфологических показателей. Так, в немецком языке, где огромное множество имен действия образуется по модели V+-ung, данные девербативы, относясь к именам женского рода, в единственном числе не принимают никаких морфологических падежных показателей (ни в самом существительном, ни в артикле), то есть данные существительные склоняются по так называемому женскому склонению.

Относясь к именам существительным среднего рода, субстантивированные инфинитивы типа das Werden - «становление», das Lesen - «чтение» склоняются по сильному склонению и соответственно в артикле и самом существительном мы имеем разные аффиксы (в самом существительном новый аффикс только в генитиве): Nominativ das Lesen

Genitiv des Lesens

Dativ dem Lesen

Akkusativ das Lesen

Как видно из примеров, морфологическому изменению субстантивированный инфинитив подвергается только в генитиве, где он принимает окончание -(e)s.

Английские имена действия морфологических падежных показателей не принимают или принимают настолько редко, что данное явление не имеет существенного значения для их типологии.

В морфологическом отношении в выражении рода в масдарах, именах действия и отглагольных существительных рассматриваемых языков можно выделить две группы: 1) языки, в которых происходит морфологическое выражение рода в рассматриваемом разряде слов, и 2) языки, в которых данное свойство отсутствует. К первой группе относятся арабский, русский и немецкий языки, хотя в последнем, как мы видели выше, данное свойство выражено значительно слабее. Ко второй группе относятся нахские (и в целом кавказские языки - с учетом некоторых известных различий), английский и французский языки, в отношении которых можно утверждать, что внешнего, морфологического выражения рода (по крайней мере, в отношении неодушевленных существительных, к которым относятся и рассматриваемые в работе формы) в этих языках нет. Примечательно, что языки, относящиеся к «масдарным» (арабский и чеченский), в данном распределении оказываются в раз-

ных группах. Точно так же в разных группах оказываются немасдарные языки (немецкий и русский в первой группе, английский и французский во второй).

Нахские языки вместе с рядом других кавказских выделяются в особую «группу», где выделяется категория класса и нет возможности сопоставления данной категории в масдарах этих языков с именами действия и отглагольными существительными других языков. То есть данное свойство следует рассматривать как специфическую черту. В тех же языках, где категория рода присутствует, нет строгой системности и в распределении имен действия по родам, хотя и имеются заметные разграничения. Например, французские имена действия на -tion, -ure, -алее, относят к именам женского рода, а дериваты на -ment, -age относятся к именам мужского рода. В немецком языке субстантивированный инфинитив всегда - среднего рода, в то время как имена действия на -ung - женского рода. В русском языке отглагольные существительные действия относятся ко всем трем родам.

Категория определенности-неопределенности, как известно, находит свое морфологическое выражение преимущественно в виде наличия или отсутствия служебных слов - артиклей. В нахских языках, как известно, артикль как таковой отсутствует и выражение детерминативности (имеются ввиду масдары, которые полностью или почти полностью перешли в разряд конкретных существительных) происходит иными, неморфологическими способами, в основном, конечно, порядком слов:

Уыи цига д1акхаьчначу хенахь бухахъ ловзар дара (Когда они туда прибыли, там шла свадьба).

Ловзар чекхдаьлча, уьш ц1ехьа буьйлабелира (Когда свадьба закончилась, они отправились домой).

Из всех рассматриваемых языков морфологически категория детерминации (определенности-неопределенности) в составе самого девербатива может быть выражена только в арабском языке, где определенный артикль и1 употребляется слитно в составе масдара. В романо-германских языках (английском, немецком, французском) данная категория выражается с помощью специальных артиклей, которые в этих языках не входят в морфологию имен действия. Следует отметить, что данный способ не является в этих языках единственным для выражения детерминации имен действия. В этих языках данная категория может быть выражена также и другими способами, например, порядком слов, местоимениями. Эти способы тоже не затрагивают морфологию имен действия. А в нахских языках, как и русском языке, где артикли отсутствуют вообще, детерминация, следовательно, только этими способами и может бьггь выражена.

Совместимость категории числа с семантическими характеристиками и масда-ров, и имен действия (имеются в виду, конечно, дериваты, относящиеся к ядерным словам данного разряда слов) многими исследователями справедливо считается невозможной. Так, в традиционной арабской грамматической теории масдары, не принявшие конкретные предметные значения, признаются формами, не способными употребляться в двойственном или во множественном числе. Разумеется, данные выводы, в основном, строятся, исходя из семантических характеристик масдара. А.Н. Мельянцев, анализируя функционирование данной категории в масдаре, приходит к выводу, что масдар в самых различных синтаксических позициях функционирует исключительно в форме единственного числа, на основании чего данный автор справедливо относит масдар к разряду singularia tantum. Здесь нужно отметить,

что, субстантивируясь, масдары, конечно, принимают вместо процессуального предметное значение, что подразумевает и приобретение ими ряда морфологических характеристик конкретных имен существительных, в том числе возможность образовывать корреляты во множественном числе.

В чеченском языке масдары s рассматриваемом отношении во многом идентичны арабским. Являясь носителями абстрактного значения действия или состояния, они также не способны принимать форму множественного числа. Исключение, как правило, составляют девербативы, принявшие конкретное предметное значение: легар - легарш; хаттар - хаттарш. Речь идет о том, что значительное число мас-дарных слов приобретают в результате длительного употребления предметное значение и уже (только) в этом случае становится возможным использовать слово и во множественном числе. Но это уже не масдар, а другое слово - существительное с предметным значением.

Имена действия романо-германских языков в некоторых случаях допускают употребление в форме множественного числа. Данное явление можно, наверно, объяснить тем, что, по сравнению с масдарами, некоторые модели образования данных дериватов в этих языках отличаются относительно меньшей степенью процессуаль-ности и, что тоже немаловажно, в большей степени развивают вторичные значения, например, отглагольное существительное на -ing в английском языке, «которое обладает только свойствами существительного и, в отличие от герундия, употребляется с артиклем, может иметь форму множественного числа и может определяться прилагательным: Не took part in the sittings of the committee. Он принял участие в заседаниях комитета» [Качалова- Качалова Н.К., Израилевич Е.Е. Практическая грамматика английского языка. - Элиста 2002, стр. 275]. Имена действия других моделей тоже свободно могут принимать формы множественного числа, то есть морфологический показатель данной категории - окончание -(e)s: invitation приглашение - invitations приглашения; shipment погрузка, отгрузка - shipments - погрузки, отгрузки; coverage покрытие, обеспечение и т.д. - coverages покрытия, обеспечения и т.д. Разумеется, в отношении некоторых из данных форм (свободно принимающих форму множественного числа) уместно было бы ставить вопрос о самой отнесенности их к именам действия (а не к другим семантическим классам существительных), так как само наличие семантики процессуальности/статальности противоречит категории множественности. Следовательно, правильнее было бы называть данные формы «квази-» nomina actionis, так же, как и в арабской грамматике различают масдары и квазимасдары (об этом см. подробнее: Мельянцев 1990).

В русском языке, где отглагольные существительные типа возгорание, плавление, драка, бег грамматически способны принимать форму множественного числа (возгорания, драки, бега), данные существительные все же можно рассматривать как отглагольные существительные действия, так как они выражают не значение конкретного предмета, а название какого-то действия, акта, хотя и не название действия вообще. Легко заметить, что данные существительные во множественном числе выражают итеративность, повторяемость действия, значение которого эти дериваты принимают от исходных глаголов. Следовательно, в русском языке имеется значительное количество отглагольных существительных действия, способных принимать морфологические признаки числа имен существительных. Кстати, данные существительные интересно сравнить в этом плане с арабскими «именами однократности»,

которые, как мы рассматривали выше, тоже могут принимать форму множественного числа: «удар» мн. ч. <^Ь>к> «удары». Как видно, и в арабском, и в русском языке эти формы принимают соответствующие именному классу слов морфологические маркировки.

Специфические особенности, которыми обладают масдары и имена действия в различных языковых сферах, довольно рельефно отражается и на функционально-синтаксическом уровне. В этом отношении исследуемые в работе формы проявляют много общих черт, обладая, вместе с тем, в каждом из рассматриваемых языков своими отдельными особенностями. Данные особенности, однако, не настолько существенны, чтобы утверждать, что имена действия или масдары в каком-либо языке можно было бы выделить в особую подгруппу, исходя из их синтаксических свойств.

Наиболее важным общим функциональным свойством данных девербативов, разумеется, является высокая степень валентности по сравнению с так называемыми ядерными именами существительными. Данное свойство, как мы видели, присуще и масдарам, и именам действия романо-германских языков, и отглагольным существительным русского языка, хотя, бесспорно, и не в одинаковой степени. То есть можно утверждать, что масдары проявляют больше валентностных свойств по сравнению со своими аналогами.

Еще одним общим свойством этих слов является выражение ими так называемой «свернутой пропозиции». Являясь, по сути, выразителями «отвлеченного действия», данные слова являются более абстрагированными по сравнению с самими исходными глаголами. Следовательно, можно утверждать, что они не являются выразителями пропозиции в том понимании, котором это понятие принято в лингвистике. Выражение пропозиции данными девербативами происходит как бы в отвлечении от временных и пространственных параметров, а иногда и субъектной отнесенности.

В заключении обобщаются основные выводы исследования.

Содержание диссертационной работы и ее результатов отражено в 4 научных работах, в том числе в статье, опубликованной в ведущем реферируемом журнале, определенном ВАК:

Статья в реферируемом журнале, включенном в список ВАК:

1. Лексико-грамматическая и лексико-словообразовательная характеристика масдаров и имен действия в разноструктурных языках (нахских, арабском, романо-германских) // Вопросы филологии. № 4. - Москва, 2007. - С. 118-125.

Статьи в других изданиях:

2. Лексико-словообразовательные свойства масдаров и имен действия в плане их типологии/ Материалы Республиканской научно-практической конференции «Актуальные проблемы нахской и общей филологии». - Грозный, 2008. - С. 74-77.

3. Масдар и отглагольные существительные на -м в чеченском языке / Материалы Республиканской научно-практической конференции «Чеченский язык: теория, история, проблемы». - Грозный, 2007. - С. 41-46 с.

4. Английский герундий и арабский масдар // и^иа-иптуегэит, №1. - Назрань, 2007.-С. 51-52.

Подписано в печать 8.11.2010 г. Формат 60x90 1/6 Бумага офисная. Печать-ризография. Тираж 100 экз.

Издательство Чеченского государственного университета Адрес: 364037 ЧР, г. Грозный, ул. Киевская, 33.

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Усманов, Тимерлан Ибрагимович

ВВЕДЕНИЕ.

ГЛАВА I. ИМЯ ДЕЙСТВИЯ И МАСДАР В ОБЩЕЙ ГРАММАТИКЕ: Проблема определения частеречной принадлежности и лексико-грамматической природы.

Выводы по главе I.

ГЛАВА II. МАСДАР В СОПОСТАВЛЕНИИ С ИМЕНАМИ ДЕЙСТВИЯ В РОМАНО-ГЕРМАНСКИХ ЯЗЫКАХ И ОТГЛАГОЛЬНЫМИ СУЩЕСТВИТЕЛЬНЫМИ В

СЛАВЯНСКИХ: ОБЩЕЕ И РАЗЛИЧНОЕ).

§ 1. Морфемно-словообразовательная характеристика масдара в нахских языках.

§ 2. Масдар нахских и других кавказских языков и арабский масдар

§ 3. Масдар и имена действия романо-германских и иных языков.

Выводы по главе II

ГЛАВА III. ТИПОЛОГИЧЕСКАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА

МАСДАРОВ И ИМЕН ДЕЙСТВИЯ.

§ 1 Лексико-словообразовательные свойства масдаров и имен действия в плане их типологии.

§ 2. Типология масдаров и имен действия в лексикосемантическом плане.

§ 3. Морфологические свойства масдаров и имен действия.

§ 4. Функционально-синтаксические свойства масдаров и имен действия.

Введение диссертации2010 год, автореферат по филологии, Усманов, Тимерлан Ибрагимович

Актуальность темы исследования. Актуальность избранной нами темы исследования обусловлена, во-первых, недостаточной степенью изученности- называемых масдарами имен действия* в» чеченском'. и других нахских языках, во-вторых, важностью^рассмотрения этих отглагольных образований- в сопоставлении1 с: именами действия в других языках - в первую очередь в языках, в которых также выделяются- масдары, но; не менее важно, также изучение масдаров в их соотнесенности? с: именами действия? и вг других языках, в* том: числе иноструктурных.

В своем исследовании нахского языкового материала мьь исходим; из того, что «изучение какого-то отдельного* языка как;изолированного объекта, если даже предположить, что такое возможно- позволит; составить лишь поверхностное описание этого языка, но» не исследовать его. Те или иные свойства языковых единиц, категорий, изучаемые нами в одном: конкретном« языке; в определенной мере получают свое: выражение или отображение если не во всех языках, то в некоторых из них, поэтому языковед, занятый исследованием системы одного какого-либо? языка, или. элемента этой: системы,; облегчит свою задачу и добьется« наилучшего результата, если будет рассматривать, их на фоне соотносимых с. ними фактов из других языков» [Халидов 1999: 3-4]. Именно поэтому, бесспорно, в течение нескольких последних десятилетий исследования1в области сопоставительного изучения языков приобрели большую актуальность, а в большинстве исследований отдельно взятых языков, в» той;: или иной мере присутствует типологическое сопоставление хотя бы с близко-структурными языками; Актуализацию проблемы, можно связать с целым рядом причин, главной из которых представляется? все, более возрастающий интерес к соотношению языков в синхронном плане. Если В; сравнительно-историческом плане; как; известно, множество языков достаточно хорошо исследованы, то в своем синхронном соотношении они изучены в недостаточной мере, а отсюда следует, что они требуют большего внимания и больших усилий в плане синхронного сопоставления. В особенности это касается нахских языков, так как на сегодняшний день известно незначительное количество исследований сопоставительного плана, в которых бы проводился анализ данных языков (или какой либо части); в основном это отдельные работы К.З. Чокаева, ряд работ А.И. Халидова по сопоставительной морфологии и синтаксису, а также работы Л.Д. Мальса-говой, основной объект которых - синтаксис простого предложения русского и вайнахских языков.

Одной из причин сопоставительного изучения языков является, конечно, тот факт, что это изучение дает возможность уточнить известную структурно-типологическую классификацию, которая ранее была известна под другим названием - морфологическая классификация. Это в первую очередь связано с тем, что по мере изучения самих конкретных языков обнаруживаются определенные особенности, которые не были учтены при составлении морфологической' классификации. Как утверждает Л. Блумфилд, «морфологическое многообразие языков столь велико, что оно не допускает сведения к упрощенной классификационной схеме» [Блумфилд 1968: 222]

Изучение всякого языка может быть убедительным в своих выводах и достаточно результативным только в том случае, если оно в той или иной степени проводится в сравнении с другими языками. В отечественном и зарубежном языкознании давно стало общим местом убеждение в том, что «сравнение можно считать наиболее универсальным способом исследования материала языка» (Ярцева 1973: 190) и «даже в исследованиях, ставящих своей целью описание какого-либо языка как замкнутой системы, возникает необходимость сравнения части этой системы с планами, лежащими вне ее»» (там же). В нашем случае речь не может идти только о том, что в описании конкретного языка трудно обойтись без того, чтобы сослаться на^ материал или результаты описания другого (хотя бы близкострук-турного). «Сопоставительное изучение неродственных языков, являющееся одним из направлений' в типологической лингвистике, все больший интерес проявляет к углубленному изучению и освещению отдельных сторон лексики, словообразования, фонетики, грамматики, что дает возможность увидеть глубинные процессы, контактирования языков, вскрыть и изучить закономерности их взаимосвязи и взаимообогащения, что в конечном итоге имеет как теоретическое, так и практическое значение» [Васева 1998: 3]. Следовательно, такого рода сопоставительное' исследование дает еще больше дополнительного материала для обогащения общей грамматики, которая в последние время бурно развивается.

Речь идет именно о типологическом сопоставлении, сопоставлении ради того, чтобы не просто выявить те или иные различия между языками, как это принято в контрастивном. языкознании, носящем прикладной характер, а выявить, и, сходства, и различия, а на полученной фактологической базе строить, обобщения, значимые для>,теории языка. Именно в этом смысле А.В'. Широкова отмечает, что «сопоставительно-типологические исследования, опирающиеся на анализ языкового материала разных языков, должны исходить из1 требований общей и- частной типологии: сравнительно-сопоставительные исследования не должны носить узко утилитарный характер, научная ценность таких работ не может внести вклад в типологию, да и практическая ценность их минимальна» [Широкова 2006: 5].

При этом не следует умалять значимость исследований, носящих не конфронтативный (собственно сопоставительно-типологический) характер, а контрастивный. Они тоже важны, но имеют другую область применения: такие исследования- могут применяться для усовершенствования методики обучения языкам и создания надежной лингвистической базы для теории и методики перевода текстов различных жанров с одного языка на другой. Языки, как известно, могут соприкасаться во всевозможных ситуациях, а в связи с интенсивно развивающимися межнациональными и межгосударственными связями и становящимися более тесными контактами самых разных уровней, эти соприкосновения становятся все более интенсивными. В свете этого появляется все больше потребностей переводов с одних языков на другие всевозможной языковой информации, как бытового, так и глубоко научного содержания.

Конечно, многие из языков, признаваемых «мировыми», в рассматриваемом нами плане исследованы в относительно большей степени, хотя и здесь существует множество спорных и нерешенных вопросов, касающихся соотношений как отдельных пластов этих языков, так и соотношений самих языков в общем.

Из истории советской и российской лингвистики можно сделать вывод о том, что многие языки, которые в учебном процессе в той или иной мере соприкасались с русским языком, более или менее в сравнительно-типологическом плане изучены. В то же время некоторые разносистемные языки, как, например, кавказские и романо-германские, кавказские и семитские в сопоставительном отношении изучены в значительно меньшей степени. И в этом плане нам представляется, что для решения типологических и общелингвистических проблем необходимо сопоставление и этих языков, даже в тех случаях, если они непосредственно и не контактировали в ходе своего исторического развития. В настоящее время, как мы можем наблюдать, контакты между ними наращиваются, в связи с тем, что барьеры, мешавшие этим контактам, постепенно исчезают.

В ряду проблем, которые представляют интерес в сопоставительно-типологическом и общеграмматическом плане, стоит проблема имен действия, которые получили широкое распространение .в. самых разных языках и представлены, в них во многом однотипными в семантическом; и функциональном- плане и в то же время обнаруживающими: существенные: различия;: в- плане грамматическом (преимущественно? словообразовательном« ш морфологическом)? образованиями; V '

Имена5 действия? (лат. nomina actionis) — древняя; категория, которая существует в языках разных; типов с самых ранних времен. Относительно индоевропейских языков,, сравнительно-исторически наиболее изученных, наверное можно сказать, что имена действия восходят еще к эпохе нерасчлененности древних корней, когда «каждый корень был словом как именного, так и глагольного значения» [Мейе 1938: 163].

Здесь, на наш взгляд, уместно привести мнение H.A. Масловой, которая? вполне справедливо замечает, что «имена действия, относимые к абстрактным? существительным; представляют собой одну, из основных универсальных ономасиологических категорий в разных, языках и отражают многообразие связей, сторон и свойств языковой картины мира»- [Маслова 1997: 23]. Эти дериваты представляют собой особую, языковую категорию;/ объединяющую слова, посредством: которых понятие действия, заключенное в исходном; глаголе, может передаваться,именем, то есть в «опредмеченном» виде.

Повышенный- интерес изучаемый пласт лингвистики; получает и в свете того, что «в последние десятилетия, в лингвистике происходит смена научной парадигмы, меняются: способы конструирования предмета лингвистического, исследования й сам подход к; выбору общих, принципов^ и методов анализа языковых явлений» [Мироиши-кова 2003: 3].

Имена действия-: встречаются« практически во- всех языках мира, и в этом плане наибольший; интерес представляет исследование соотношений данных имен с такими формами, как масдар. Изучать масдар без сравнения с именами действия в других языках так же невозможно, как невозможно изучать масдар одного языка вне его соотносимости с масдарами других языков.

Актуальность темы настоящего* диссертационного исследования* продиктована, таким образом, в- первую очередь недостаточной изученностью рассматриваемых разрядов слов - масдаров* и имен действия — как в отдельности в большинстве языков, в которых они сложились в соответствующие классы слово, так и в сопоставительном плане. При достаточно полной изученности nomina actionis в некоторых из рассматриваемых языков (например, в английском и немецком, французском и итальянском, русском) и удовлетворительной степени изученности масдара в некоторых языках, в которых он отмечен, например, в арабском и грузинском (в нахских и других северокавказских языках масдар'изучен наиболее слабо), нет работ, в которых проводится системный сопоставительный анализ масдарных слов и имен действия. С учетом этого- в работе делается попытка сопоставительного анализа этих дериватов в< лексико-словообразовательном, лексико-семантическом, морфологическом и функционально-семантическом плане. В качестве основы для сопоставления нами избраны нахские языки (в основном чеченский), с нахским масдаром сопоставляются масдары арабского, грузинского, некоторых кавказских языков, а также имена действия ряда индоевропейских языков.

Объектом исследования в нашей работе являются в первую очередь масдары нахских языков (чеченского, ингушского и бацбий-ского). Этот основной объект рассматривается в его связи с именами действия в близкоструктурных и иноструктурных языках.

Предметом нашего исследования являются лексико-семантические, лексико-словообразовательные и грамматические особенности масдаров, получивших большое распространение в семитских, иберийско-кавказских и некоторых других языках, и имен действия, рассматриваемых преимущественно на материале индоевропейских языков: английского; немецкого (германская» группа) и французского (романская группа); кроме того; в сопоставлении с масдаром и именами действия нами анализируются эквиваленты, имен- действия - отглагольные существительные русского языка (славянская«группа); Масдарьг рассматриваются преимущественно на материале; нахских языков (чеченского, ингушского, бацбийского), однако в работе уделяется место и масдарам других языков, в частности - арабского языка (семитская- ветвь семито-хамитских языков), грузинского и некоторых дагестанских языков. На наш взгляд, было бы не совсем« эффективно и с; научной точки1 зрения не особен-/ но интересно рассматривать, такой своеобразный и обширный пласт лексики, как масдары, в> отдельно взятых языках из. иберийско-кавказской семьи, не учитывая общие закономерности и различия данных форм в этих языках в< сопоставлении друг с другом и с ино-структрными языками. Как; известно, кавказские языки имеют значительные сходства на различных языковых уровнях; — грамматическом,. фонетическом,, лексическом. Бесспорно также утверждение, что «само наличие масдара и его характерные черты, относятся' к существенным для» характеристики морфологического строям нахских языков признакам, сближающим их с абсолютным большинством других иберийско-кавказских языков» [Халидов 2008: 66]. Рассматривая масдар нахских языков, мы будем, безусловно, прибегать к материалам других родственных языков этой языковой семьи. В частности, не представляется правильным проводить какой-либо анализ масдара в, бацбийского языка, не прибегая; к материалу грузинского, так как на сегодняшний день влияние этого языка на бацбий-ский довольно велико и серьезно коснулось практически всех; сфер этого языка. Как писал А.Г. Мациев, «бацбийский язык, и в первую очередь его лексика, в отличие от современных чеченского и ингушского языков, интенсивно развивается под непосредственным влиянием грузинского языка, имеющего письменность с древнейших времен, вследствие чего современный бацбийский язык настолько видоизменился, что чеченцу или ингушу порой трудно понять бац-бийца и, наоборот, бацбиец плохо понимает чеченца или ингуша» [Мациев 1973: 74]. То есть, как отмечает по этому поводу А.И. Ха-лидов, очевиден «факт вытеснения значительного слоя общевайнах-ской лексики из бацбийского языка грузинизмами» [Халидов 2008: 96]. Хотя основному влиянию подвергся лексический состав бацбийского языка, но, вместе с тем, наблюдается влияние (в некоторых случаях довольно существенное) также на фонетику и грамматику (иначе говоря, фонетическая и грамматическая проницаемость бацбийского языка на порядок выше, чем в близкородственных чеченском и ингушском языках).

Как известно, в семитских языках и во многих языках иберий-ско-кавказской языковой семьи имена действия представлены мас-даром (в пер. с араб, источник) — особым разрядом слов, которые характеризуются в формальном плане рядом словообразовательных моделей, а в содержательном плане присутствием в семантике соответствующих слов значения действия или состояния, присущего и семантике глагола. Известная синкретичность масдара (совмещение именных и глагольных признаков) является причиной того, что языковеды затрудняются с однозначным определением этих отглагольных образований и особенно - с определением частеречной принадлежности масдарных слов.

Решение этой проблемы могло бы быть облегчено, если бы масдары в тех языках, в которых они выделяются, в своих лексико-словообразовательных и грамматических признаках не особенно различались. Но, как известно, как в целом в грамматических системах, так и, в частности, в грамматической природе масдаров наблюдаются существенные различия, особенно, как: мы увидим, они обнаруживаются; при сравнении соответствующего языкового материала арабского языка: и других «масдарных» языков. Кроме того,, явно не совпадают в этом отношении родственные кавказские языки (в; этом отношении особо выделяются, с* одной стороны, нахские языки;, и с другой - северокавказские). Однако; обнаруживаемые; различия не являются препятствием* дляг сопоставительного исследования, как: самих этих. языков, так и отдельно взятых единиц и категорий* данных языков. Кроме: того;,, что- безусловно можно выявить, определенные сходства в исследуемых формах данных языков, конечно же,, немалый интерес представляют и расхождения в выражении; синонимичных значений в разных языках. Исследование природы этих расхождений, безусловно, только обогатит накопленную-' исследовательскую базу отдельно взятых языков- а также и базу всей общей, грамматики.

В общем, можно; наверно, утверждать,, что наличие; определенных общих свойств и черт в выражении, синонимичных значений: в, разноструктурных языках возможно^ в- силу того, что •«законы, мышления носят общечеловеческий характер, и в равной мере проявляются у всех народов, хотя- они облекаются в; «языковую оболочку» по-разному, в. соответствии; с исторически: сложившимися? законами языка каждого народа» [Васева 1998: 4]. . • .

Научная новизна исследования заключается в том, что впервые- проводится, сопоставительно-типологический анализ имен дей ' ' • ' • » ■ •. ■ . ствия В' романо-германских языках, отглагольных существительных, славянских языков и их эквивалентов - отглагольных дериватов в; нахских языках, которые именуются* здесь как масдары.

Одной из трудностей, с которыми мы столкнулись в своей работе, было то, что привлекаемые: в типологическом исследовании нахского масдара языки и в целом, и в части исследуемого объекта изучены в разной степени. Имена действия в индоевропейских языках, таких, как русский, английский, немецкий и др., особенно — относимых к «мировым», достаточно хорошо изучены. Исследованием лексико-семантических, словообразовательных свойств данных дериватов в русском языке в разные времена и в разной мере занимались такие видные ученые, как A.A. Потебня, A.A. Шахматов, Н.М. Шанский, В.В. Виноградов, В.О. Винокур, А'.И. Смирницкий и другие. Отглагольным именам действия посвящены также труды и многих других советских и российских ученых, среди которых можно назвать работы И.С. Улуханова, В.И. Хохлачевой, Е.С. Кубряковой, H.A. Масловой, М.В. Гриншпан. Исследованию имен действия посвящены вышедшие в последние десятилетия работы таких лингвистов, как Е.А. Коряковцева, З.А. Мирошникова, Н.В. Аржанцева, Н.Б. Васева, A.A. Цой, М.А. Морозова. На материале других индоевропейских языков, а у некоторых авторов - и с привлечением русского и других славянских языков, выполнены многих зарубежных лингвистов, таких, как О. Есперсен, X. Манчард, В. Флейшер, Е. Хен-шель, В. Монтей, Дж. Дюбуа и другие. Если имена действия в индоевропейских языках исследованы с достаточной полнотой, этого нельзя сказать о степени изученности масдаров, но, тем не менее, они также привлекали к себе внимание исследователей, прежде всего - исследователей семитских языков, и у нас есть возможность опираться на работы Б.И.Гранде, Лайла Гамаль Мухамед Гамаль Азиза, А.Н. Мельянцева. На материале кавказских языков специальных работ, посвященных масдару, очень мало, но во многих работах, посвященных морфологии, словообразованию в этих языках, масдару, как правило, уделяется внимание, хотя в комплексе этот класс слов изучении в меньшей степени, чем имена действия в других языках.

Во многих из перечисленных работ имена действия подвергаются глубокому анализу с разных сторон — лексико-словообразовательной, семантической, функциональной, при этом во многих из них присутствуют элементы сопоставительного анализа и лингвистической, типологии. Тем не менее, несмотря на впечатляющую»1 глубину анализа и полноту охвата фактического« материала, даже в исследовании сопоставимых с масдаром имен* действия- остаются вопросы, трбующие своего уточнения или разрешения. Так, одной из такого рода проблем является определение статуса слов данного разряда в системе частей речи. Среди причин неопределенности имени действия в частеречной системе можно, видимо, выделить тот факт, что «не во всяком-языке это имя характеризуется обязательной маркировкой закрепленными именно за ним словообразовательными формантами, количество которых должно быть ограниченным, чтобы, можно было говорить об особой группе имен, характеризующихся лексико-словообразовательным единством» [Халидов 2003а: 136].

Все еще- остается актуальным исследование соотношения имен действия, и масдаров, так как работ по сопоставительно-типологическому исследованию этих групп слов на сегодняшний день очень мало. А в тех редких случаях, когда в работах грамматистов затрагивалась эта проблема, освещались, в той или иной степени, лишь некоторые отдельно взятые аспекты данного вопроса-. Разумеется«, в такой ситуации можно утверждать, что полная картина сопоставительно-типологического анализа имен действиями масдаров далеко еще не составлена и в этой части ученым еще предстоит определить свое' отношение ко* многим вопросам. Это становится особенно актуально в последнее время, поскольку, как уже отмечалось выше, интерес со стороны языковедов к изучению данных форм в последние десятилетия в значительной степени возрос. Некоторые важные для типологии результаты получены и на материале нахских языков. Это работы Н.С. Трубецкого, Г.А. Климова, И.И. Мещани-кова, Ю.Д. Дешериева и других, в разной степени и с разной целеус-тановкой ставящие и решающие типологические: вопросы на материале нахских языков или с привлеченным нахских языков.: В сравнительно-историческом изучении- нахских языков; особо? выделяется монография Ю.Д. Дешериева. «Сравнительно-историческая? грамматика; нахских языков* и проблемы происхождения и- исторического развития горских кавказских народов», в: которой имеется также и полезный материал типологического характера.

С другой стороны, имена действия: и масдары можно рассматривать как разряд слов, находящийся на «стыке» таких главных частей речи, как глагол и имя существительное, или, в некоторой степени, связующим звеном между данными частями речи. Следова— тельно, изучение каких-либо сторон лексико-грамматической приро-дьъглагола пли имени, будь то семантические, морфологические или функциональные, не может быть, полным, и всеохватывающим: без соответствующего анализа^ имен действия или мае даров и выявления степени, их соотносимости с этими частями речи, а также определе-: ния роли и «статуса» данных дериватов как в частеречной; системе вообще,,так.и в пределах отдельно взятых:языков.

Теоретическая значимость работы заключается в том, что в диссертации впервые1 подвергаются сопоставительному анализу отглагольные дериваты, со значением действия/состояния в столь генеалогически и структурно отдаленных друг от друга языках, как нахские (с привлечением материала: и некоторых «масдарных» языков,, относимых к иберийско-кавказской; и семитской семьям),, и' индоевропейские языки - с другой. Теоретическая ценность состоит также в том, что в данной работе ставятся значимые в плане изучения: этих дериватов вопросы, на некоторые из которых предлагаются сформулированные на основе самостоятельного анализа материала решения.

Практическая ценность диссертации состоит в том, что» ее материалы могут найти применение в курсах лекций, и на практических занятиях по' сопоставительной грамматике и лингвистической типологии. Результаты исследования, кроме того, могут быть полезны в изучении^ и преподавании рассматриваемых в диссертации языков, особенно - чеченского и ингушского, в общеобразовательной школе и в средних и высших профессиональных учебных заведениях. Так-же-эти результаты могут быть применены в>переводческой практике.

Целью исследования является комплексное исследование мас-дара в нахских языках - в сравнении с масдарными образованиями других языков, именами действия европейских языков, отглагольными существительными славянских языков — в словообразовательном, лексико-семантическом и морфологическом< планах и выявление как общих длявсех этих дериватов-свойств, так и основных различий между ними.

В соответствии с целью исследования в диссертации ставятся следующие* задачи'.

1) комплексный анализ масдаров нахских языков в лексическом, лексико-словообразовательном и грамматическом планах;

2) сопоставительная характеристика нахского масдара с масда-рами других северокавказских языков, арабского и грузинского языков;

3) сопоставительная характеристика масдара в нахских и других языках и сопоставимых с ним имен действия в индоевропейских языках (с охватом германской, романской и славянской групп);

4) определение таким образом типологически одинаковых, сходных и различных признаков в словообразовании, семантике и морфологии масдаров и- имен; действия в рассматриваемых языках;

На защиту выносятся следующие положения-.

1. Не только в нахских, но и во всех сравниваемых с ним языках мае дары и соотносимые с ними имена? действия? семантически близки к глаголу,; тогда-, как в> морфологическом и функционально-синтаксическом* плане они; несомненно;, ближе1 к именам, существительным. Если? вопрос частеречной принадлежности имен действия» в индоевропейских и иных языках практически решен (они; отнесены к именам существительным), то с масдарами в нахских языках и в тех языках, в которых масдары по своей лексико-грамматическош природе типологически сходны с нахскими;, необходимое определиться. Решение этого вопроса; должно, по всем; признакам, привести к включению масдаров в сферу имени существительного; Не только в чеченском и двух других нахских языках, но и в других языках, в которых, присутствует «категория» масдара, имеются определенные основания» для выделения* масдаров как, особой лексико-семантической и лексико-словообразовательнош группы; имен: существительных.

2. В пользу такого решения вопроса о частеречной принадлежности масдаров говорит (косвенно) и статус соотносимых с масдарами отглагольных, существительных в других языках, привлеченных нами для сопоставления и типологических обобщений: в этих языках nomina actionis целиком или в большем своем объеме почти потеряли связь с глаголом, в некоторых случаях даже семантическую, а в-грамматиках соответствующих языков они безоговорочно отнесены к существительным. Кроме того; масдары характеризуются теми же: грамматическими; (словоизменительными и; функционально-синтаксическими); признаками, что и имена существительные:; причисление- к глаголам слов, которые имеют словоизменительную парадигму имени существительного и характеризуются преимущественно именными функционально-синтаксическими свойствами, противоречит всякой логике.

3. При всех своих семантических сходствах и частичной сопоставимости* грамматических признаков масдар нахских и других языков- и имена-действия, обнаруживают и-существенные различия: в частности, в тех языках, где имена действия* представлены масдаром (арабский, чеченский), не наблюдается и в принципе невозможно^ безаффиксное словообразование имен действия* (хотя сам тип используемых аффиксов может не совпадать: особенно* в этом плане выделяется арабский масдар), тогда как в остальных языках (английский, немецкий, французский, русский)~такое явление имеет довольно широкое распространение, имена действия могут быть представлены и дериватами без аффиксов (как правило, это слова, образованные способом дезаффиксации).

4. Хотя, масдары и являются именами действия, между этими дериватами (масдарами* и именами действия) есть определенные различия морфолого-словообразовательного и- функционально-синтаксического плана.

5. В тех языках, где имена действия выражены масдаром, они характеризуются* большей степенью лексико-словообразовательного единства, а, следовательно, большей степенью опознаваемости, тогда как в остальных языках эти дериваты в некоторых случаях не опознаваемы вне контекста.

6. И масдары нахских и других языков, и имена действия сравниваемых с ними языков характеризуются возможностью (разной степени в разных языках) приобретения конкретно-предметного значения и вследствие этого приобретения тех грамматических категорий и характеристик, которые отсутствуют или представлены минимально в собственно именах действия.

7. Масдары в кавказских языках, при всем их сходстве, характеризуются некоторыми различиями. В частности и особенно здесь обращает на себя внимание несовпадение этих единиц в количестве привлекаемых аффиксов масдара: в нахских языках, например, масдары характеризуются*- единым словообразовательным суффиксом (р), используемым при образовании соответствующих дериватов от всех без исключения глаголов, тогда как в некоторых дагестанских языках такого морфемного однообразия' масдаров не наблюдается и встречаются два и более формантов, образующих масдар. Различия между кавказскими языками проявляются и в том, что в некоторых из этих языков для образования масдаров используются и иные, кроме суффиксов, аффиксы, и, если верить некоторым описаниям этих языков, иные, кроме глагольной, производящие основы (см. утверждение М.Д. Хангереева о масдарах, образуемых от имен существительных).

8. Несмотря на некоторые существенные различия, масдары нахских - кавказских и кавказских - арабского языков обнаруживают общности, объясняемые действием общих законов языка, общих, «принципов» образования формы» (например, отсутствие, как правило, противопоставления по числу, вернее — необразование множественного числа, характеризует и имена действия европейских языков, и масдары нахских и других языков). И такие явления, как возможность локализации во времени (наличия временной парадигмы) у, например, даргинского масдара, в то время как во многих других языках, в том числе и в арабском, масдар индифферентен к категории времени, являются исключениями, но не общим правилом.

9. Сопоставительное исследование имен действия и их эквивалентов - масдаров имеет большое практическое значение; особенно в этом плане велико значение результатов подобных сопоставлений для развития теории и практики перевода.

Исходя из задач, поставленных в диссертации, применяются различные методы исследования. Основной метод — сопоставительно-типологический, использование которого позволяет выявить сходные и различительные черты, представленные в структуре и семантике как родственных, так и неродственных языков. Описательный метод используется для описания характеристик имен действия и масдаров в каждом из привлекаемых языков. Для выявления семантической структуры имен действия и масдаров рассматриваемых языков использован семный анализ. Для сопоставления словообразовательных систем на синхронном уровне внимание уделялось «регулярным аффиксам, образующим основу аффиксального инвентаря и механизма моделирования слов» [см.: Шанский 1953: 156] Кроме того, в работе также применяется и статистический метод исследования.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Нахский Масдар в сопоставлении с именами действия в разноструктурных языках"

Выводы по главе III Исходя из проведенного в главе анализа, можно сделать соответствующие выводы как общего, так и частного характера. Касательно лексико-словообразовательных свойств рассматриваемых слов, как мы и отмечали, в различных языках наблюдается относительно больше расхождений, чем свойств другого плана, например, семантического.

Как наиболее яркое отличительное свойство словообразовательного плана масдаров нахских языков мы отметили крайнюю степень унифицированности этих форм, то есть их способность быть образованными от всех без исключения глаголов и по одной единственной словообразовательной модели — V + -р. Хотя в некоторых языках и есть модели, ярко выделяющиеся среди остальных в плане продуктивности (англ. V +. ing, нем. V + ung, рус., V + -ние) но ни одна из них не может сравниться с нахским масдаром.

Далее, если в- нахских языках nomina actionis представлены исключительно суффиксальными формами — масдарами, то в некоторых языках наблюдается? довольно несхожая» картина. Так, например, в немецком языке: есть огромное количество имен действия; образованных путем субстантивацию инфинитивной формы. Эти слова, внешне не отличимы от глагольного инфинитива и опознаваемы в некоторых случаях лишь в контексте высказывания. Но уже в^ относительно генеалогически близком французском: языке данный способ отглагольного словообразования не получил распространения. В этом плане французский:язык близок к нахским языкам, где подобная форма отглагольного словообразования тоже отсутствует.

Следует еще отметить наличие: в некоторых языках, например, в русском, французском, такой формы: деривации, как дезаффиксация, которая, естественно, отсутствует в нахских языках и не получила широкого распространения в других кавкахских языках.

В> общем> же можно утверждать, что. в основном nomina actionis как «масдарных», так и «немасдарных» языков образуются с помощью именных аффиксов, в результате присоединения которых происходит семантический сдвиг глагольной основы в сторону субстан-тивизации;

В отличие от словообразовательных свойств, семантические свойства nomina actionis нахских и остальных рассматриваемых языков намного близки.: И это легко объяснимо, так как во всех языках образование и масдаров, и имен действия основывается на одинаковой установке - назвать действие, обозначаемое исходным глаголом, в именной: форме, в форме субстантива. И расхождения здесь, по существу, касаются только степени субстантивизированности той или иной формы, то есть меры семантической^ отдаленности от первообразного' глагола и близости этих девербативов к «ядерным» именам существительным. Разумеется, нужно еще учитывать, что картина- становится^ далеко неоднородной также и, ввиду наличия- в языках групп слов, которые, с одной- стороны, как бьь и сохраняют некоторое значение процессуальности, но, с другой стороны, эта процессуальность в них настолько слабо выражена (а в отдельных случаях уже совсем отсутствует), что их отнесенность к именам существительным уже никто не оспаривает. К таким словам можно отнести чеченские существительные на -м, в русском языке имеются такие слова, как отвертка, маска и т.д., образованные по модели V + ка, являющейся здесь- одним из продуктивных способов образования отглагольных существительных действия.

Не совсем одинаковые свойства, показывают также nomina actio-nis различных языков, образованные, по-различным моделям. То-есть они. могут отличаться по степени процессуальности, характеру выражаемого действия. В целом, мы склонны делать вывод о том, что нахский масдар семантически более близок к глаголу, то есть в* его семантике большая концентрация процессуальности по сравнению с именами действия остальных языков. Как отмечалось, это объясняется отчасти тем, что в этих языках относительно меньше имен действия, (то есть масдаров), которые развивают вторичные, уже намного близкие к существительному значения. В романо-германских и славянских языках развитие именами действия вторичных значений весьма распространено и довольно существенно влияет на общую семантическую расстановку. В результате общая картина складывается таким образом, что масдары можно рассматривать в более строгих семантических «рамках», чем имена действия остальных языков, которые характеризуются в этом отношении большей «плавучестью».

Не менее интересными и необходимыми представляются результаты, сопоставления nomina actionis в морфологическом плане. Здесь выявляются' интересные сходства и различия не только между «мас-дарными» и, «немасдарными»- языками, но также и внутри данных «групп языков» между самими собой. Данные сходства и различия, конечно, касаются наличия или отсутствия у имен» действия? той или иной грамматической категории и* специфики ее проявления. Например, категория падежа, свойственная* масдарам всех нахских языков, проявляется в этих языках далеко не одинаково. В. романо-германских языках падежная парадигма вообще слабо выражена, и имена действия не являются здесь, исключением*. Зато в русском языке отглагольным существительным действия почти в полной мере свойственна эта именная категория.

Больше определенности и общности в. наличии категории числа в масдарах и именах действия. В общем и целом данная категория-считается несовместимой с основным процессуальным значением nomina actionis, но в тех случаях, когда и-масдары, и имена действия развивают вторичные именные значения, то исходные формы, разумеется» уже характеризуются наличием категории' числа, так как вплотную уже приблизились к ядерным существительным.

Категория рода, наоборот, отдаляет масдары и имена действия друг от друга. Это, в первую очередь, касается того, что в нахских языках категория рода сама по себе отсутствует. Здесь нужно отметить также отсутствие данной категории и в английском языке, что является признаком, объединяющим отношении масдары нахских языков с именами действия названного германского языка.

Из рассматриваемых в работе языков нахские языки вместе с рядом других кавказских выделяются в особую «группу», где выделяется категория класса и нет возможности сопоставления данной категории в масдарах этих языков с именами действия и отглагольными существительными других языков. То есть данное свойство следует рассматривать как специфическую черту. В тех же языках, где категория рода* присутствует, нет строгой системности и» в распределении, имен действия по родам, хотя и- имеются« заметные разграничения. Например, французские имена действия на -tion, -ure, -anee, относят к именам женского рода, а дериваты на -ment, -age относятся к именам мужского рода. В немецком языке субстантивированный инфинитив всегда - среднего рода, в то время как имена действия на -ung - женского рода. В русском языке отглагольные существительные действия относятся ко всем трем родам.

Еще одним сложным вопросом является категория детермина-тивности, которая, в основном, выражается в виде наличия или отсутствия артикля: Как, известно, из рассматриваемых языков наличием артиклей выделяются романо-германские, тогда как в нахских и русском он как таковой отсутствует. Следовательно, определенность/неопределенность здесь выражается иными, неморфологическими способами, в основном порядком слов.

Bí функционально-синтаксическом отношении масдары и имена действия проявляют относительно больше общих черт, хотя специфические особенности- масдаров налагают здесь существенный оттенок. Являясь как бы промежуточными формами между глаголом и именем существительным, nomina actionis проявляют в определенной степени функциональные свойства и той, и другой части речи. Все рассматриваемые нами формы способны выступать в предложении почти во всем спектре функционирования существительного, хотя в некоторых местах имеются практические расхождения. Но при этом данные расхождения не настолько значительны, чтобы имена действия или масдары в каком-либо языке можно было бы

разделить на подгруппы или разряды, исходя из их синтаксических свойств.

По степени валентности рассматриваемые слова показывают большую активность, превосходящую валентность самих имен существительных. То есть масдары и имена действия обладают валентно-стными свойствами как глагола, так и имени. При более подробном рассмотрении можно заметить все же, что масдары показывают большую степень валентности по сравнению со своими аналогами из других языков.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Комплексное исследование нахского масдара с типологическим сопоставлением с соотносимыми именами действия' в близкострук-турных (кавказские языки) и* иноструктурных (арабский' и основные индоевропейские) языках позволило нам» прийти к следующим* заключительным выводам.

В самом общем плане, несомненно, сущность этих форм во«всех языках одна и та же — они призваны быть носителями номинализо-ванного значения действия/состояния. Их возникновение и использование в языке продиктовано идентичными когнитивными установками носителей языков на выражение самого процесса действия, безотносительно ко времени и в определенной степени — к лицу, деятелю. Вместе с тем, в-некоторых случаях эти слова в разных языках проявляют немало? особенностей разного плана, требующих исследования ввиду существенной представительности и значимости этого пласта лексики в различных языках.

Являясь отглагольными дериватами, исследуемые производные во всех языках сохраняют семантическую связь с исходными глаголами. Отмечаемые1 исследователям отдельных дагестанских языков, случаи образования^ имен действия - масдаров от основ существительных и. наречий являются исключением из общего правила, но следует учесть, что речь идет только о предположительной связи образований с масдарными признаками не только с глаголами, но и именами и наречиями, принадлежность производящих (мотивирующих) основ таких образований к именам и наречиям, видимо, требует дополнительного изучения. Что касается чеченского и других нахских языков, то здесь масдар всецело связан исключительно только с глаголом, образуется* последовательно от глагольных основ (инфинитива) при помощи одного-единственного аффикса.

В семантическом отношении масдары, имена действия и отглагольные существительные действия проявляют больше сходств, чем в морфологическом, словообразовательном и функциональном. Исходя, из лексико-семантических свойств исследуемых слов, имена действия (незвисимо от их различий в разных языках) подразделяются на три подгруппы:

1) дериваты, семантика которых мотивируется значением производящей основы и значением словообразовательной структуры, когда лексико-семантические варианты выражают значение действия, то есть синтаксические дериваты',

2) дериваты лексико-синтаксические, у которых, кроме значения действия, развиваются другие дополнительные лексикализован-ные значения;

3) лексикализованные дериваты, семантику которых не представляется возможным- вывести из значений компонентов их словообразовательной структуры, т.е. все лексико-семантические варианты лексикализованы.

Семантический анализ масдаров, имен действия и отглагольных существительных действия; показывает, что соответствующие дериваты сохраняют свою связь с исходными глаголами. Разумеется, семантическая связь с глаголом сохраняется у всех этих слов далеко не в одинаковой степени. Как мы видели на примере и нахских, и всех других привлекаемых в исследовании языков, есть значительное количество слов, утративших или почти утративших эту связь и окончательно принявших собственно именное (обычно предметное) значение, и такие слова присутствуют во всех рассматриваемых нами языках. При этом во многих случаях наряду с конкретно-предметными существительными имеются масдарные образования, вследствие чего словообразовательные связи первых с глаголами во многих случаях восстановимы.

Относительно самих масдаров и имен действия, а также отглагольных существительных действия можно утверждать, что здесь так называемая «концентрация, процессуальности» различна не: только- вк разных языках: различные модели; образования этих слов проявляются даже внутри отдельно взятого языка,, как это характерно, например,. для- целого ряда дагестанских языков; в которых возможность омонимии масдарных и собственно-предметных существительных наблюдается! реже; чем, скажем, в нахских: (в дагестанских языках нередко существительные с предметным; значением образуются суффиксально от масдарных), и при этом обычно для образования мас-дара используются два и более аффиксов; Вместе с тем в целом в масдарных нахских и других кавказских языках развитие предметных значений; у имен действия; (масдаров) наблюдается реже, чем в языках, в. которых масдару соответствуют имена действия, характеризующиеся; большим разнообразием моделей; В целом же развитие вторичных значений; является общим для. имен действия всех рассматриваемых языков^ свойством. При этом в разных языках этот процесс имеет свои специфические особенности в зависимости от типа языка, от словообразовательной модели и других факторов-. В общем, здесь справедливо утверждение Ф. де Соссюра, что «.значимость элемента в целом никогда не равна сумме значимости его частей» [Соссюр 1933: 128]. Еще ранее этот факт отмечал А. Бу-дилович: «Семасиологические элементы, выражаемые отдельнымшто корневыми, то аффиксными морфемами, вступают между собой в различные сочетания, соответствующие основам и словам Вс морфологии. При этом в итоге не всегда получается» лишь арифметическая сумма двух или более слагаемых. В этом отношении основы, и слова, похожи на тела-органической природы, в, которых нередко встречаем и такие физические или химические свойства, которые, совершенно чужды составляющим эти тела простым элементам» [Будилович 1883: 211-212].

Указанные свойства, видимо, являются существенным основанием для выделения- масдаров, как особой* лексико-семантической и лексико-словообразовательнои группы имен существительных. Тот факт, что имена действия всех рассматриваемых языков1 целиком или в большем своем объеме потеряли связь с глаголом, в некоторых случаях даже семантическую, говорит о верности такого вывода.

На лексико-словообразовательном уровне рассматриваемые слова показывают довольно существенные отличия как в «масдар-ных» и «немасдарных» языках, так и в языках генеалогически и морфологически близких друг к другу. Так, если в^ нахских языках (чеченском, ингушском и бацбийском) масдар является практически единственным средством номинализации значения действия и однозначно морфологически опознаваем по суффиксу -р, то ни в одном из рассматриваемых языков эти слова не проявляют такую особенность. В нахских языках масдар проявляет высшую степень» унифицированности ввиду еще того, что он образуется' здесь от всех без исключения глаголов и исключительно с помощью одного и того же суффикса. Этим своим свойством масдар нахских языков отличается не только от арабского или грузинского масдаров, но и от масдаров всех без исключения других кавказских языков, в которых нередко масдарность слова выявляется только контекстуально, в составе какого-либо синтаксического единства.

Масдары и в нахских, и в других языках характеризуются той общностью, что во всех языках, в которых они отмечены, образуются в основном аффиксальным путем и могут быть образованы путем безаффиксным только в некоторых (дагестанских) языках, причем эта. словообразовательная модель в этих языках непродуктивна. В этом одно из отличий масдара от имен действия в индоевропейских языках, например, в немецком, где имена действия могут быть образованы и безаффиксно, в том числе неморфологическим переходом инфинитива в; имя существительное, причем это достаточно продуктивная модель образования; имен действиям

Основными* объединяющими» свойствами для; рассматриваемых языков в словообразовании масдаров и имен действия^являются:

1) способность этих слов быть образованными- практически; от всех глаголов (хотя среди моделей образования имен действия рома-но-германских языков нет ни одной, равняющейся в этом плане мас-дарам);. отличие здесь в том, что масдар образуется абсолютно от всех глаголов, для имен действия в этом плане есть,, пусть несущественные, ограничения;

2) и масдары, и имена действия; могут быть образованы с помощью именных аффиксов; (обычно, но не обязательно только — суффиксов); вместе с тем масдары образуются» только аффиксальное имена, действия могут образовываться и безаффиксным способом (есть лишь некоторые исключения; когда, например;! в. даргинском языке:в образовании масдаров принимает участие дезаффиксация).

При: рассмотрении словообразовательных свойств масдаров нахских языков заслуживают внимания; сложные по своей структуре масдары, мотивированные часто, но не всегда сложными глаголами. Обращает на себя- внимание то, что «сложные» масдары далеко не всегда мотивируются сложными же глаголами. Конечно,, в чеченском и других нахских языках есть и масдары, связанные отношениями производности со сложными глаголами: декъалдан (инг. даькъалдув-ца) «поздравить», кадеваккха (инг. кадайваккха) «подбодрить, стимулировать», к1елдилла (инг. к1алдилла) «подложить,, подстелить», майраваккха (инг. так же) «расхрабрить», саийза (инг. саувза) «испускать предсмертные вздохи» — саийзар (инг. саувзар) «предсмертные вздохи (процесс)» и др. Однако чаще всего в качестве производящих (мотивирующих выступают две основы, т.е. фактически глагольное словосочетание, а производное оказывается масдаром: ялта лело «возделывать хлеб» — ялталелор «возделывание хлеба; земледелие», кира туоха (инг. к1ир туоха) «побелить» — киратуохар (инг. к1иртуохар) «побелка» (процесс), хи туоха (инг. хий туоха) «полить» - хитуохар (хийтуохар) и др. В первом случае мы имеем суффиксальное образование масдаров от сложных (композитных) глаголов, во втором основосложение в сочетании'с аффиксацией. Четкое представление о сложных по своей структуре (но не образованных композитным способом) масдаров, с одной стороны, и мотивирующих глагольных словосочетаний и сложных глаголов — с другой очень важно для упорядочения орфографических норм чеченского языка.

В морфологическом плане масдары и имена действия в различных языках также показывают довольно существенные различия, которые, в основном, связаны со специфичностью грамматических систем данных языков. Анализ функционирования таких категорий, как категория рода, числа, падежа, определенности/неопределенности в масдарах и именах действия, является довольно существенным фактором при сопоставительной оценке этих слов. По утверждению A.C. Чикобава, «морфология, как известно, наиболее замкнутая сфера системы языка и, стало быть, наименее реагирует на внешние влияния» [Чикобава 1980: 34]. Следовательно, данные морфологии «достовернее, чем фонологические системы и лексический состав, показывают, являются ли синхронные отношения родства между языками результатом конвергенции, часто приводящей к появлению языковых союзов, или же они обусловлены генетическим родством этих языков» [Халидов 2003а: 149].

Нахский масдар, формально являясь способным принимать формы всех восьми падежей этого языка, на самом деле в некоторых падежных формах реально не употребляется. Но вместе с тем здесь наблюдается довольно конкретное морфологическое оформление падежных форм масдаров, которые отличимы и в написании, и В! произношении. В отличие от нахского, масдар в^ арабском языке; находясь в, определенном^ состоянии, морфологически не меняется. Устанавливая* такое соотношение нахского и арабского масдаров,-следует учитывать, что категория; падежа в арабском языке, как известно, далеко не совпадает с падежными системами европейских языков, хотя бы потому, что в арабском и падежи, и. другие формы образуются посредством «внутренней флексации». И от арабского, и от нахского отличается грузинский масдар. В частности, в грузинском языке категория падежа проявляется в масдаре ярче, чем в нахских: грузинский масдар реально употребляется во всех падежах, при этом сохраняет свое свойство замещать функции, характерные для инфинитива в других языках. Если в нахских языках «видовые» различия по кратности масдаром унаследованы от глагола (инфинитива) и разные по семантике кратности масдары являются по существу разными словами, то грузинскому масдару присуща' категория вида как словоизменительная, тем, самым он ближе к глаголу по сравнению с нахским масдаром. Отсутствие категории, рода и в нахском, и в грузинском масдаре объясняется полным отсутствием данной категории в этих языках; различия в классах, характерные для нахских языков, в масдарах, как и в производящих глаголах, существенного значения не имеют и проявляются только в ограниченном числе образований.

В английском, немецком и французском языках, ввиду относительно слабо выраженной падежной парадигмы (особенно по сравнению с чеченским языком), морфологическая парадигма имен действия значительно уже.

Следовательно, масдары характеризуются^ большей степенью лексико-словообразовательного единства, а, следовательно, большей степенью опознаваемости, в то время как в других языках соответствующие дериваты в отдельных случаях вне контекста не опознаваемы.

При сопоставлении масдаров кавказских языков помимо множества сходств обнаруживается немало различий. В первую очередь привлекает внимание несовпадение этих единиц в количестве привлекаемых словообразовательных аффиксов. Если в нахских языках масдары характеризуются единым словообразовательным суффиксом (-р), используемым при образовании соответствующих дериватов от всех без исключения глаголов, то в некоторых дагестанских языках такого морфемного единства масдаров, как мы наблюдали в работе, не обнаруживается. Тем не менее, на наш взгляд, имеющиеся различия не настолько существенны, чтобы можно было выделить (как, например, у М.Д. Хангереева) случаи образования масдаров не только от глагольных основ, но и от основ имен существительных. Несмотря на все, иногда довольно уникальные, особенности отдельных языков, в них не могут проявиться такие свойства языковых единиц, которые противоречат самой их лексико-грамматической природе: масдары в любом языке — это особая группа отвлеченных имен действия, тем или иным образом деривационно связанная с глаголами, и предположение, что они могут образовываться от обычных имен, не содержащих в себе семантики действия или состояния, основано, видимо, на недостаточном изучении словообразовательных связей масдаров и тех слов (имен?), с которыми они соотнесены исследователем.

Функционально-синтаксические свойства масдаров и имен действия показывают, насколько эти формы близки друг к другу, насколько их общая семантическая структура одинаковым образом влияет на их поведение в составе синтаксического единства. Нельзя, конечно, не отметить некоторые особенности масдаров, которые, в силу, наверно, большей концентрации процессуальности, проявляют большую активность и сочетаемость по сравнению с остальными именами действия.

Nomina actionis, являясь промежуточными между глаголом и именем', существительным формами, проявляют в той или иной степени синтаксические свойства обеих частей-речи. Все рассматриваемые в работе формы, способны выступать в предложению почти во всех функциях имени существительного, хотя, безусловно, имеются определенные расхождения». Но при этом^ данные расхождения не настолько значительны, чтобы появилась необходимость разделить имена действия или масдары в каком-либо языке на разряды или подгруппы, основываясь на функциональных свойствах.

Важное значение при функциональной оценке исследуемых слов, безусловно, имеет сочетаемость этих элементов в< составе синтаксического единства. По степени валентности рассматриваемые nomina actionis показывают большую активность, превосходящую валентность «ядерных» существительных. Это объясняется тем, что масдары и имена действия обладают валентностными свойствами как глагола, так и имени существительного. При более подробном рассмотрении можно заметить, все же, что масдары показывают большую степень валентности по сравнению с соотносимыми с ними именами действия из других языков.

Важной составляющей синтаксической оценки является также и выражение пропозиции. Относительно масдаров и имен действия однозначно можно сделать вывод о том, что и те, и другие являются в предложении выразителями так называемой «свернутой пропозиции». Будучи носителями «отвлеченного действия», эти слова более абстрагированы по сравнению с первообразными глаголами. То есть уместно утверждать, что они не являются выразителями пропозиции в общепринятом понимании этого явления. Выражение пропозиции здесь происходит в отвлечении от временных и пространственных параметров, а иногда и субъектной отнесенности. Этой свойство масдаров является досточно убедительным аргументом, который можно выдвинуть против точки зрения (В.Ю. Гиреев), согласно которой пропозициональные возможности масдара говорят о его принадлежности не к имени существительному, а к глаголу.

Сопоставительное исследование масдаров и их эквивалентов — имен действия имеет, несомненно, большое практическое значение. При известных серьезных трудностях перевода текстов, включающих масдары (чеченского и других языков), на русский и другие европейские языки, такие исследования особенно важны для развития теории и практики перевода соответствующих лексем с одного языка на другой.

Список научной литературыУсманов, Тимерлан Ибрагимович, диссертация по теме "Языки народов Российской Федерации (с указанием конкретного языка или языковой семьи)"

1. Абдуллаев 1985 — Абдуллаев Х.Н. Синкретизм семантики словообразовательной модели с суффиксом -ние. // Актуальные проблемы русского словообразования. — Ташкент: "Укитувчи", 1985. - С. 76-79.

2. Абдуллаев 1980 — Абдуллаев И.Х. К генезису суффиксов отвлеченных имен существительных в лакском языке. // Очерки морфологии иберийско-кавказских языков. — Тбилиси, 1980. С. 134-146.

3. Адамец 1973 Адамец П. О семантико-синтаксических функциях девербативных и деадъективных существительных (ДВАС). // НДВШ, ФН, 1973, №4.

4. Азиз 1975 — Лайла Гамаль Мухаммед Гамаль Азиз. Основы классификации слов в арабской и русской грамматических традициях. Автореферат дис. . канд. филол. наук. М., 197522 с. 23 с.

5. Аксентий 1986 — Аксентий Е.С. Формально-семантические особенности имен действия, мотивированных глаголом, в современном французском языке. Автореф. дис. .канд. филол. наук. М., 1986. - 16 с.

6. Алексеев 1999 Алексеев М.Е. Нахско-дагестанские языки. (Языки мира: Кавказские языки. - М., 1999. - С. 156-165.

7. Алексеев, Атаев 1997 — Алексеев М.Е., Атаев Б.М. Аварский язык. М., 1997. - 144 с.

8. Алексеев 1999 Алексеев М.Е. Андийский язык. // Языки мира: Кавказские языки. - М., 1999. - С. 220-228.

9. Алиева 2003 Алиева З.М. Словообразование в чамалин-ском языке. — Махачкала, 2003. — 152 с.

10. Алироев 2001 Алироев И.Ю. Чеченский язык. - М., 2001. - 152с.

11. Алироев 1968 — И.Ю. Алироев. Библиография по нахскому языкознанию. Грозный, 1968. - 95 с.

12. Алироев, Тимаев,,Овхадов 1998,- Алироев И.Ю., Тимаев А.Д., Овхадов М.Р. Введение в нахское языкознание. -Грозный, 1998. 312 с.

13. Аржанцева 2004 Аржанцева Н.В. Сложные слова со вторым компонентом — отглагольным существительным в немецком и английском языках и их соответствия в русском языке. Дис. канд. филол. наук. - Казань, 2004. - 214 с.

14. Арнольд 1986 Арнольд И.В. Лексикология современного английского языка (на английском языке). М., 1986. -295с.

15. Арутюнова 1971 Арутюнова Н.Д. О номинативном аспекте предложения. // ВЯ. 1971. №6.

16. Балакирев 1979 Балакирев В.Ф. Семантико-синтаксический аспект отглагольных дериватов (имен действия) в современном немецком языке. Дис. . канд филол. наук. - Минск, 1979.

17. Балакирев 1980 Балакирев В.Ф. Семантико-синтаксический аспект отглагольных дериватов (имен действия) в современном немецком языке. Автореф. дис. .канд. филол. наук. - Минск, 1980. - 26 с.

18. Балалыкина 1985 Балалыкина Э.А., Г.А. Николаев. Русское словообразование.: Уч. пос. — Казань: Изд-во Казанского ун-та, 1985. - 184 с.

19. Баскаков 1968 Баскаков H.A. Двойственная природа слова и проблема частей речи (на материале тюркских языков).// B'c6i «Вопросытеориийчастей;речи». - Jli, 1968;20;. Белкин? 1975 —Белкин В:М; Арабскаяг лексикология. — М^, 1975; Ь99*с. .

20. Березин, Головин 1979 Березин Ф.М., Головин Б.Ш Общее языкознание. - М., 1979. - 416 с.

21. Блох 1983 — Блох М. Я. Теоретическая грамматика английского языка. М., 1983. - 383 с.

22. Блумфилд 1968 Блумфилд Л. Язык. - М., 1968. - 608 с.

23. Богданов 1977 Богданов В.В. Семантико-синтаксическая организация предложения. - Л., 1977. —204 с;. • :

24. Бодуэн де Куртенэ 1963 Бодуэн де Куртенэ И.А. Избранные труды по общему языкознанию. Т. 1 —. М., 1963. -383 с.

25. Бокарев, Климов 1967 Е.А. Бокарев, Г.А. Климов; Ин-берийскогкавказские языки. Введение. - Языки народов СССР, В пяти томах. Том четвертый. Иберийско-кавказские языки. - М., 1967. - С. 7-14.

26. Бонк 2003 Бонк А.Н., Котий Г.А., Лукьянова, H.A. Учебник английского языка. Ч! 1. — М., 2003. — 640 с.

27. Бочкарева 2004 Бочкарева Т.О., Мороз В.В. Основы теории изучаемого языка. Теоретическая грамматика анг-лийскогогязыка. Лексикология. - Оренбург 2004.- 92 с.

28. Будилович 1883 Будилович Л. Начертание церковнославянской грамматики. - Варшава, 1883.

29. Вайан 1952 Вайан Л. Руководство по старославянскому языку. - М, 1952. - 447 с.

30. Вандриес 1937 Вандриес Ж. Язык. - М., 1937. - 410 с.

31. Васева 1998 Васева Н.Б. Абстрактные существительные в русском языке в сопоставлении с грузинским. Дис. . канд. филол. наук. - М., 1998. - 154 с.

32. Васильева, 1978 Васильева H.A. Сравнительная типология русского и германских языков. // Межвузовский тематический сборник. — Калинин, 1978. - С. 20-31.

33. Вейхман 2002 Вейхман Г.А. Новое в грамматике современного английского языка. - М., 2002. - 544с.

34. Виноградов 19751 Виноградов В.В. Вопросы современного русского словообразования. // Избранные труды. Исследования по русской грамматике. - М., 1975. - С. 155166.

35. Виноградов 19752 Виноградов В.В. Словообразование в его отношении к грамматике и лексикологии. // Избранные труды. Исследования но русской грамматике. -М., 1975. - С. 166-220.

36. Винокур 1959 Винокур Г.О. Заметки по русскому словообразованию. // Винокур Г.О. Избранные работы по русскому языку. М., 1959. - С. 419-442.

37. Виноградов 1947 — Виноградов В.В. Русский язык (грамматическое учение о слове). — М.; Л., 1947. — 784 с.

38. Габучан 1972 — Габучан Г.М. Теория артикля и проблемы арабского синтаксиса. — М., 1972. — 224 с.

39. Гак 1977 Гак В.Г. Сопоставительная лексикология. -М., 1977.- 263 с.

40. Гак 1983 — Гак В.Г. Сравнительная типология французского и русского языков. — М. 1983. — 287 с.

41. Гак 1986 — Гак В.Г. Теоретическая грамматика французского языка. Морфология. — М., 1986. — 312 с.

42. Гиреев 1988 — Гиреев В.Ю. Частеречная квалификация масдара чеченского языка. // Вопросы лексики и лексико-грамматических категорий вайнахских языков. — Грозный, 1988 С. 30-46.

43. Гранде 2001 Гранде Б.М. Курс арабской грамматики в сравнительно-историческом освещении. — М., 2001. - 592 с.

44. Гриншпан 1984 — Гриншпан М.В. Имена действия во французском и итальянском языках. Дис. канд. филол. наук. Минск, 1984. - 171 с.

45. Гузеева, Костыгина 2004 Гузеева К.А., Костыгина С.И. Грамматика английского языка. Герундий. — Спб., 2004. — 336 с.

46. Гумбольдт 1984 Гумбольдт В. Избранные труды по языкознанию. — М., 1984.

47. Гуревич 2004 Гуревич В.В. Теоретическая грамматика английского языка. Сравнительная типология английского и русского языков. - М., 2004. - 168 с.

48. Дегтярев 1973 — В.И. Дегтярев. Основы общей грамматики. — Ростов-на-Дону, 1973. — 254 с.

49. Дерюгин, Лукьянова 1986 — Дерюгин A.A., Лукьянова Л.М. Латинский язык. М., 1986. - 295 с.

50. Дешериев 1953 — Дешериев Ю.Д. Бацбийский язык: Фонетика, морфология, синтаксис, лексика. // АН СССР. Ин-т языкознания. М., 1953. - 384 с.

51. Дешериев 1963 Дешериев Ю.Д. Сравнительно-историческая грамматика нахских языков и проблемы' происхождения и исторического- развития горских кавказских народов. - Грозный, 1963. - 452 с.

52. Дешериев 1967 Ю.Д. Дешериев. Нахские языки. Введение. — Языки народов СССР, В пяти томах. Том четвертый. Иберийско-кавказские языки. - М., 1967. - С. 184-189.

53. Дешериев 1959 Ю.Д. Дешериев. Основные особенности нахских (вейнахских) языков. - Известия ЧИНИИИЯЛ, т. I, выт 2, «Языкознание». — Грозный, 1959. — С. 3-27.

54. Джамалханов, Мачигов 1985 — Джамалханов З.Д., Мачи-гов М.Ю. Нохчийн мотт. I дакъа. Грозный, 1985. - 224 с.

55. Доза 1956 Доза А. История французского языка. - М., 1956. - 417с.

56. Долакова 1961 Долакова Р.И. Система прошедших времен в чеченском и ингушском языках. // Известия ЧИНИИИЯЛ. Том II. Вып. 2, «Языкознание». - Грознй, 1961. -С. 3-69:

57. Елисеева 1975 Елисеева Р.Д. Анализ словообразовательной и семантической структур имен действия на -и^, -1юп, -а^оп, -1йса1;юп в современном английском языке. Автореферат дис. . канд. филол. наук. - Л., 1975. - 23 с.

58. Есперсен 1958 — Есперсен О. Философия грамматики. — М., 1958.- 404 с.

59. Зельберг Ю.Б. Имена действия в парадигме предложения в современном английском языке. Дис. . канд. филол. наук. - Иркутск, 2000. - 157 с.

60. Земская 1973 Земская Е. А. Современный русский язык. Словообразование. - М.: Просвещение, 1973. - 304 с.

61. Зиндер, Строева 1957 — Зиндер Л.Р., Строева Т.В. Современный немецкий язык. М., 1957. - 420 с.

62. Золотарева- 2003* — Золотарева Т.А. Семантические особенности английских абстрактных существительных, влияющие на употребление артикля. Дис . канд. филол. наук. -М., 2003.

63. Золотова 1976 — Золотова Г.А. О синтаксических свойствах имен качества. // «Синтаксис и стилистика». — М., 1976.

64. Ибрагимов 1978 Ибрагимов Г.Х. Рутульский язык. — М., 1978. - 306 с.

65. Иванникова* 1972 Иванникова Е.Л. К вопросу об аспекте изучения категории вида у отглагольных существительных в русском языке. // Известия АН СССР. Серия литературы и языка. 1972. Т. 32. Вып. 2.

66. Иванова, Бурлакова, Почепцов 1981 Иванова И.П., Бурлакова В.В., Почепцов Г.Г. Теоретическая грамматика современного английского языка. М., 1981. - 285 с.

67. Имнайшвили, 1963 Имнайшвили Д.С. Дидойский язык в сравнении с гинухским и хваршийским. - Тбилиси, 1963.

68. Каращук 1965 Каращук П.М. Суффиксальное' словообразование в английском языке. - М.: ВШ, 1=965. — 174 с.

69. Качалова, Израилевич 2002 Качалова Н.К., Израилевич Е.Е. Практическая грамматика английского языка. - Элиста, 2002. -718 с.

70. Климов 1986 Климов Г.А. Введение в кавказское языкознание. - М;, 1986. - 208 с.

71. Климов, Алексеев 1980 — Климов Г.А., Алексеев М.Е. Типология кавказских языков. М., 1980. — 301 с.

72. Ковалев, Шарбатов 1999 Ковалев A.A., Шарбатов Г Ш; Учебник арабского языка. М., 1999. - 751 с.

73. Корганашвили 1975 Корганашвили У.И. Отглагольное имя в грузинском языке и; его преподавание в средней, школе-. Дис. .канд. филол. наук.- Тбилиси, 1975. — 214 с.

74. Кубрякова, Панкрац 1983 Кубрякова Е.С, Панкрац Ю.Г. Морфонология в описании языков. - М., 1983. - 121 с.

75. Кубрякова 1981 — Кубрякова Е.С. Типы языковых значений. Семантика производного слова / Е.С. Кубрякова. М.: Наука, 1981. - 200 с. •

76. Кубрякова 1974 — Кубрякова Е.С. Основы морфологического анализа (на основе германских языков). М.: Наука, 1974. - 319 с.

77. КЧЯ 2006 Кабардино-черкесский, язык. В; двух томах. Том Г. Создание письменности. Фонетика и Фонология. Морфология. Синтаксис. — Нальчик, 2006. — 548 с.

78. Левит 1979 Левит З.Н. Лексикология французского языка. - М., 1979. - 160 с.

79. Левковская 1956 Лексикология современного немецкого языка. /К.А. Левковская. - М.: Учпедгиз, 1956. - 247 с.

80. Литвинов 1986 ипологический метод в лингвистической семантике. - Ростов-на-Дону, 1986. - 168 с.

81. Магомедов, Алиханов 2008 -Магомедов М.И., Алиханов С.З. Словообразование в аварском языке. Махачкала,г2008, 187 с.

82. Магомедова 2009 Магомедова Н.Р. Словообразование в рутульском и английском языках. Автореферат дис. . канд. филол. наук. - Махачкала, 2009. - 24 с.

83. Магомедова 2008 Магомедова Э.К. Отглагольные субстантивы в лакском языке. // Вестник Ставропольского государственного университета. Вып. 58. - Ставрополь, 2008. - С. 46-52.

84. Магометов 1963 — Магометов A.A. Кубачинский язык. — Тбилиси, 1963. 212 с.

85. Магометов 1965 Магометов A.A. Табасаранский язык. -Тбилиси, 1965. - 398 с.

86. Магометов 1970 — Магометов A.A. Агульский язык. -Тбилиси, 1970. 242 с.

87. Мадиева 2000 Г.И. Мадиева. Аварский язык. // Языки Дагестана. - Махачкала-Москва, 2000. - С. 45-64.

88. Мадиева 1965 Мадиева Г.И. Грамматический очерк бежтинского языка. — Махачкала, 1965. — 207 с.

89. Маневская 1970 Маневская Е.Д. Наследственность грамматических свойств и ее реализация в современноманглийском языке // Вестник, Харьковского университета; №49; серия? иностранных языков; вып; 3. — Харьков,. 1970:

90. Мациев-» 1973 Мациев А.Г. Очерки лексикологии; современного чеченского^языка. - Грозный, 1973. — 147 с.

91. Мейе 1938 Мейе А. Введение в, сравнительное изучение индоевропейских языков. — М.-Л., 1938. — 511 с.99: Мёльянцев 1990 Мельянцев А.Н. Масдар. в теорит и структуре арабского языка. - М.: Изд-во МГУ, 1990. - 152с.

92. Мельянцев А.Н. О специфике функционирования- категории числа в масдаре. // Арабская филология. Вып. 2. — М., 2004. С.99-109.

93. Мешков 1985 — Мешков О.Д. Словосложение в современном английском языке: Уч. пос. для студентов ф-в ин. яз.-М : ВШ, 1985.- 187 с.

94. Миронов 2008 Миронов Димитрий. Глагольность- в сфере имен: К проблеме семантического описания деверба-тивов:(на материале русского языка). Диссертация . докгора философии. Таллин, 2008. - 98 с.

95. Мирошникова 2003 — Мирошникова 3:А. Проблемы семантики и функционирования- имен действия в системе языка1. Дис: . докт.,филол. наук.- Москва^ 2003. - 450 с.

96. Морозова 1997 — Морозова М;А. Словообразовательная синонимия в сфере отглагольных имею действия. Автореферат дис. канд. филол. наук.- Елец, 1997. — 20 с.

97. Муталов 2003 — Муталов P.O. Морфологический строй даргинского языка. — Дис. . докт. филол., наук. Махачкала, 2003. 317 с.

98. Муталов 2002 Муталов P.O. Морфологический строй даргинского языка. - Автореферат дис. .докт. филол. наук. Махачкала 2002.—81 с.

99. Назаренко 1986 — Назаренко JI.B. О лексической и словообразовательной омонимии JI.B. Назаренко // Семантические особенности и функции слов и словосочетаний В: английском языке: Сб. науч. трудов. Mi, Ь986; - CI 71-79t

100. Назаренко 1987 Назаренко JI.B.Семантика английского, имени существительного^ с суффиксом -ing и» проблема словообразовательной омонимии.: Дис. . канд. филол. наук / JI.B. Назаренко. - М., 1987. - 215 с.

101. Нехай 1985 — Нехай Г.В. Семантико-синтаксические свойства неличных форм глагола (ing-форма) в современном английском языке. Автореф. дис. . канд. филол. наук. — Львов, 1985. 23 с.

102. Омаров 2009 Омаров, Артур Абдулагаджиевич. Морфологические и синтаксические особенности масдара1 даргинского и арабского языков: Диссертация . кандидата филологических наук. — Махачкала, 2009. — 168 с.

103. Патиш 1963 Патиш C.M., Фромзель Л.И. Грамматика немецкого языка. Имя существительное. - Л., Изд-во Ленинградского ун-та, 1963. - 32 с.

104. Пашевская 1958 Пашевская Т.Л. Основные словообразовательные типы имен действия; в немецком языке и словосочетания с ними. Автореф. дис. .канд. филол: наук. — Л., 1958.- 17 с.

105. Пешковский 1956 Иешковский A.M. Русский синтаксис в научном освещении. М., 1956. — 432 с.

106. Плоткин. 1975 Плоткин В.Я; Грамматические системы в английском языке. Кишинев, «Истина», 1975. - 127 с.

107. Плоткина 1970 Плоткина К.З. Имена действия в современном английском языке. Дис. .канд. филол. наук. - М., 1970. - 220 с.

108. Попова; Казакова, Кашинская 1961 Попова И.Н., Казакова Ж.А., Кашинская Hi А. Учебник французского языка. -М. 1961. - 512 с.

109. Потебня 1958 Потебня A.A. Из записок по русской грамматике. Т. 1, 2. - М., 1958.

110. Рекемчук 1985 Рекемчук Л.А. Дифференциация словообразовательных значений отглагольных существительных действия в современном английском языке. Автореф; дис. .канд. филол. наук. М., 1985. — 21 с.

111. Реформатский 2002 Реформатский A.A. Введение в языкознание. - М., 2002.- 544 с.

112. Реформатский 1979 Реформатский A.A. Очерки по фонологии; морфонологии5и морфологии. — М., 1979.1 .

113. Саидова, Гарунова 1989 Саидова П.А., Гарунова К.И. К характеристике масдара и масдарных словосочетаний ваварском языке. // Отглагольные образования в ИКЯ. Черкесск, 1989. - С. 178-181.

114. Сепир 1934 Сепир Э. Язык. - М., 1934. - 223 с.

115. Смирницкий 1957 Смирницкий А.И. Синтаксис английского языка. М. 1957. - 287с.

116. Соссюр 1977 Соссюр Ф. де. Курс общей лингвистики. - М., 1977. - 273 с.

117. Степанова 1953 Степанова 1953 - Степанова М.Д. Словообразование современного немецкого языка. — М.: Наука, 1953. - 376 с.

118. Степанова 1984 Степанова М.Д., Фляйшер В. Теоретические основы словообразования в немецком языке. — М. «Высшая школа» 1984. — 254 с.

119. Степанова, Хельбиг 1978 Степанова М.Д., Хельбиг Г. Части речи и проблема валентности в современном немецком языке. - М., 1978. - 258 с.

120. Сулейбанова 2009 Сулейбанова М.У. Композитное словообразование в нахских языках. - Дис. . д-ра филол. наук. - Грозный, 2009. - 377 с.

121. Суша 1972 Суша Т.Н. Семантико-синтаксические свойства имен действия в современном английском языке.: Дис. . канд филол. наук / Т.Н.Суша. - Минск, 1972. - 205 с.

122. Тимаев 1971 Тимаев А.Д. Х1инцалера нохчийн мотт. -Грозный, 1971. - 254 с.

123. Тимаев 2007 — Тимаев Ваха. Х1инцалера нохчийн мотт. — Грозный, 2007.-416 с.

124. Усманов 2007 — Усманов Т.И. Английский герундий и арабский масдар. // Ыг^иа-ишуегзит. № 1. — Назрань, 2007.- С. 51-53

125. Усманов 2007 Усманов Т.И. Лексико-грамматическая и лексико-словообразовательная характеристика масдаров и имен действия в разноструктурных языках (нахских, арабском, романо-германских). // Вопросы филологии, №4, 2007.- С. 118-125.

126. Услар 1888 П.К. Услар. Этнография Кавказа. II. Чеченский язык. - Тифлис, 1888. - 246 с.

127. Хайдаков 1975 — Хайдаков С.М. Система глагола в дагестанских языках (на материале аварского, арчинского и ца-хурского языков. М., 1975. — 275 с.

128. Халидов 1987 — К определению видового инварианта чеченского глагола. // Ежегодник иберийско-кавказского языкознания, XIV. Тбилиси, 1987. - С. 183-190.

129. Халидов 1999 Халидов А.И. Общее и типическое в структуре и семантике чеченского простого предложения. Дис. . д-ра филол. наук. - Грозный, 1999. - 324 с.

130. Халидов 2003а — Халидов А.И. Нахские языки в типологическом освещении. Нальчик, 2003. - 310 с.

131. Халидов 2008а — Халидов А.И. Введение в изучение кавказских языков. — Грозный, 2008. — 479 с.

132. Халидов 2003б — Халидов А.И. К типологии масдара. // Всероссийская научно-практическая конференция «Наука, образование и производство». Материалы конференции. Грозный, 4 декабря 2003 г. Грозный, 2003. - С. 292-297.

133. Халидов 2008б — Халидов А.И. Очерки истории и типологии нахских языков. Грозный, 2008. 319 с.

134. Халидов 2010 Халидов А.И. Чеченский язык: Морфе-мика. Словообразование. - Грозный, 2010. - 750 с.

135. Халифман 1983 Халифман Э.А., Макеева Т.С., Раевская О.В. Словообразование в современном французском языке. - М., 1983. - 223 с.

136. Хамзина 1985 Хамзина С.Г. Субъектная отнесенность герундия в современном английском языке. // Типология номинаций современного английского языка. Межвузовский сборник научных трудов. — Уфа, 1985. - С. 95-100.

137. Хамидова 1983 Хамидова З.Х. Отглагольные существительные с суффиксами -р- и -м- в чеченском языке и их употребление в произведении Н. Музаева «Свита призраков». // Вопросы вайнахской морфологии. - Грозный, 1983.

138. Хангереев 2004 Хангереев М.Д. Словообразование в аварском языке. - Махачкала, 2004. - 152 стр.

139. Хохлачева 1969 Хохлачева В.Н. К истории отглагольного словообразования существительных в русском литературном языке нового времени. - М., 1969. — 152 с.

140. Царев 1984 Царев П.В. Продуктивное именное словообразование в современном английском языке. — М., Изд-во Московского университета, 1984. - 224 с.

141. Церцвадзе 1987 Церцвадзе Б.А. Некоторые особенности образования масдара в диалектах грузинского языка // ИКЯ. 26. - Тбилиси, 1987. - С. 34-44.

142. Цой 1958 Цой A.A. Лексико-семантическая природа отглагольных имен на -ние, -ение и их синтаксические особенности. // Труды Узбекск. ун-та. Новая серия (Славянский сборник). - Самарканд, 1958. № 92. - С. 83-99.

143. Чейф 1875 Чейф У.Л. Значение и структура языка. — М., 1975. - 432 с.1*52. Чикобава 1980 Чикобава A.C. «Введение в иберийско-кавказское языкознание: общие принципы и основные положения». // ЕИКЯ. VII. - Тбилиси, 1980. - С. 9-47.

144. Чикобава 1950 Чикобава A.C. Общая, характеристика грузинского, языка. — Тбилиси, 1950.

145. Чикобава 1967 — А.С". Чикобава. Грузинский язык. — Языки народов СССР. IV. М., 1967. - С. 22-61.

146. Чокаев 1964 К.З. Чокаев. О словообразовании в чеченском и ингушском языках. — Известия ЧИНИИИЯЛ, том III, вып. 2, «Языкознание». - Грозный, 1964. - С. 74-89.

147. Чокаев 1962 Чокаев К.З. Словообразование имен существительных в чеченском языке (с привлечением материалов. из ингушского и бабийского языков) // Известия ЧИНИИИЯЛ, том IV, Вып. 2, Языкознание. - Грозный, 1962. -С. 3-95.

148. Чокаев 1968 — Чокаев К.З. Морфология чеченского языка. Словообразование частей речи. Часть I, Грозный, 1968. - 219 с.

149. Чокаев 1970 Чокаев К.З. Морфология чеченского языка. Словообразование частей речи. - Грозный, 1970. 4.2. -236 с.

150. Чокаев 1962 — Чокаев К.З. О словообразовании в чеченском и ингушском языках. // Известия ЧИНИИИЯЛ, т.II, Грозный, 1962.-С. 101-115.

151. Шагаль 1963 — Шагаль В.З. Словосочетания с масдаром в качестве главного слова в современном арабском языке. // Сборник трудов по языкознанию. М., 1963. - С. 44-57.

152. Шанидзе 1973 Шанидзе А.Г. Основы грамматики грузинского языка. Т.1, Морфология. — Тбилиси, 1973 (на грузинском языке).

153. Шанский 1967 Шанский Н.М. Развитие словообразовательной системы русского языка в советскую эпоху. // «Русский язык в национальной школе». 1967. № 3. — С. 3-9.

154. Шанский 1972 Шанский Н.М. Лексикология современного русского языка. - М., 1972. - 327 с.

155. Шанский 1953 Шанский Н.М. Основы словообразовательного анализа. - М., 1953. — 56 с.

156. Шанский 2005 Шанский Н.М. Очерки по русскому словообразованию. - М., 2005. - 336 с.

157. Шапкин 1969 Шапкин А.П. К вопросу о взаимодействии классов слов в английском языке. // сб. «Вопросы грамматики английского языка», Ученые записки Московского пединститута им. В.И. Ленина, № 367. - М., 1969. - С. 7581.

158. Шейхов 1989 Шёйхов Э.М. Масдар и целевая форма глагола лезгинского» языка в сопоставлении с инфинитивом. // Отглагольные образования в ИКЯ. - Черкесск, 1989. - С. 207-221.

159. Широкова 2006 Широкова A.B. Сопоставительная типология разноструктурных языков. - М., 2006. - 200 с.

160. Шнайдер 1980 Шнайдер М.М. Словообразовательные процессы в классе отглагольных имен существительных в современном французском языке. - Самарканд, 1980. — 71 с.

161. ЯД 2000 Языки Дагестана. - Махачкала-Москва, 2000. - 553 с.

162. Яковлев 1960 — Яковлев Н.Ф. Морфология чеченского языка. // Труды ЧИНИИИЯЛ, т.1, Грозный, 1960. 237 с.

163. Ярцева 1981 Ярцева В.Н. Контрастивная грамматика. М., 1981. - 110 с.

164. Ярцева 1967 Ярцева В.Н. Принципы типологического исследования родственных языков. // В кн.: Проблемы языкознания. - М., 1967.

165. Benveniste 1969 Benveniste Е. Le vocabulaire des institutions indo-evropeennes, t. 1-2. - Paris, 1969.

166. George 1931 — Curme George O, A Grammar of the English language, vol.Ill, Syntax. New York, 1931.

167. Ginzburg 1979 Ginzburg R.S., Khidekel S.S., Knyazeva G. Y. Sankin A. A., A Course in Modern English Lexicology. -Moscow, 1979. - 269 p.

168. Dubois 1962 — Jean Dubois. Etude sur la Derivation suffixale Francais moderne et contemporation. — Paris, 1962.

169. Heelbig 1976 Heelbig H. Valenz. Semantik und Satzmodelle. // "Deutsh als Fremdsprache", 1976, № 2.

170. Kruisinga 1925 — Kruisinga E. A Handbook of Present-Day English, part II. Utrecht, 1925.

171. Marchand 1960 — Marchand H. The categories and types of present-day English word-formation / H.Marchand. — Munchen, 1960. 379. p.

172. Mincoff 1994 Mincoff M. An English Grammar. - Sofia, 1957.

173. Monteil 1960 Vincent Monteil. L'arabe Moderne. - Paris, 1960. - 389 p.

174. Tidikova N. Об особенностях имени действия в алтайском языке. // Turkish Studies / Tiirkoloji Ara§tirmalari Volume 2/2 Spring 2007. C. 665-679 (на русск. Яз., резюме на турецком и английском).

175. Wright 1874 Wright W. A Grammar of the Arabic language. - London, 1874. — 351 p.1. СЛОВАРИ

176. Ахманова О.С. Словарь лингвистических терминов. -М.: Советская энциклопедия, 1969. 607 с.

177. Большой энциклопедический словарь. Языкознание. Гл. ред. В.Н. ЯЧрцева. 20ое (репринтное) издание «Лингвистического энциклопедического словаря» 1990 года. М., 1998. - 687 с.

178. Баранов Х.К. Арабско-русский словарь. М., 1989. -928 с.

179. Т.А. иль-Фархи, В.Н. Красновский, Г.Ш. Шарбатов. Русско-арабский словарь. М., 1974. - 623 с.

180. Сиротина Т.А. Англо-русский, русско-английский современный словарь + грамматика. Ростов-на-Дону, 2003. -992 с.

181. Французско-русский и русско-французский словарь. Отв. редактор М. Стерлигов. СПБ., 2002. - 704 с.

182. Семыкина Э.Р., Шведова К.В. Learner's English-Russian Dictionary. Учебный англо-русский словарь. Ростов. н/Д., 1992. - 385 с.

183. Hornby A.S. Oxford student's Dictionary of Current English. (Учебный словарь современного английского языка). — M., 1984. 769 с.

184. Улуханов И.С. Словообразовательная семантика в русском языке и принципы ее описания. — М., 1977 256с.

185. Le Petit Robert. Dictionaire de la langue française. P., 1978. - 2203 p. - (M).

186. Живан M. Милорадович. Словарь русско-английский, -немецкий, -французский; англо-, немецко-, французско-русский. М., 1997. 553 с.

187. Кадагидзе Давид, Кадагидзе Нико. Цова-тушинско-грузинско-русский словарь. Тбилиси, 1984. — 935 с.

188. Карасаев А.Т., Мациев А.Г. Русско-чеченский словарь. М., 2000. 728 с.

189. Лингвистический энциклопедический словарь. Гл. ред. В.Н. Ярцева. М., 1990. - 685 с.

190. Мациев А.Г. Чеченско-русский словарь. М., 1961. -630 с.

191. Мациев А.Г. Тушско-чеченско-русский словарь. Грозный, 1932. 59 с.

192. Мациев А.Г., Оздоев А.И. Русско-чеченско-ингушский словарь. Грозный, 1966. 575с.

193. Мациев А.Г., Оздоев А.И., Джамалханов З.О. Чеченско-ингушско-русский словарь. Грозный, 1962.

194. Modern English-Russian Dictionary. Новый англо-русский словарь. В.К. Мюллер, В.Л. Дашевская, В.А. Каплан. — М., 2002. 880 с.

195. Webster's Third New International Dictionary. — Chicago: Encyclopedia Britannica, Inc., 1971. — 1581 p.

196. Ferrari C., Cassio J. Grand dictionnaire français-italien et italien-français. — P., Garnier Freres, Librairies-Editeurs, 1979. 1862 p. (FC).

197. Starostin 1994 Starostin S.A., Nikolaev S.L. A North Caucasian Etymological Dictionary. - Moscov, 1994. - 1406 p.