автореферат диссертации по культурологии, специальность ВАК РФ 24.00.01
диссертация на тему: Национальное сознание адыгов в контексте культурно-исторических процессов

Полный текст автореферата диссертации по теме "Национальное сознание адыгов в контексте культурно-исторических процессов"

На правах рукописи

Ахмедов Ал им Артурович

НАЦИОНАЛЬНОЕ СОЗНАНИЕ АДЫГОВ В КОНТЕКСТЕ КУЛЬТУРНО-ИСТОРИЧЕСКИХ ПРОЦЕССОВ

Специальность 24.00.01 - теория и история культуры

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата культурологии

8 АПР 2015

005566814

Нальчик-2015

005566814

Работа выполнена на кафедре культурологии Федерального государственного бюджетного образовательного учреждения высшего профессионального образования «Северо-Кавказский государственный институт искусств» (СКГИИ)

Научный руководитель:

доктор искусствоведения, профессор Ашхотов Беслан Галимович

Официальные оппоненты:

доктор исторических наук Бабич Ирина Леонидовна (главный научный сотрудник отдела Кавказа Института этнологии и антропологии РАН) доктор исторических наук Дмитриев Владимир Александрович (главный научный сотрудник отдела этнографии народов Кавказа, Средней Азии и Казахстана Российского этнографического музея)

Ведущая организация:

Кабардино-Балкарский институт гуманитарных исследований

Защита состоится «18» мая 2015 года в ^ часов на заседании совета по защите докторских и кандидатских диссертаций Д 212.198.06 при Российском государственном гуманитарном университете по адресу: ГСП-3, 125993, Москва, Миусская пл., д. 6. С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Российского государственного гуманитарного университета по адресу: 125993, Москва, ГСП-3, Миусская площадь, д. б, а также на сайте РГТУ по адресу: ЬНр^ЛНззоуйл^Зу.ги/зесйоп.ЬШз^с!^! 1819

Автореферат разослан «_»_20_года

Ученый секретарь совета, кандидат культурологии

С. Еремеева

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность темы исследования. Современный мир характеризуется обострением национальной, этнической, цивилизационно-культурной проблематики в жизни государств и обществ. В условиях глобализации специфика государственного и социального развития определяется взаимосвязью политического суверенитета с экономическими основами жизни общества и состоянием его культуры.

Особого внимания заслуживают вопросы формирования национального сознания, его взаимосвязь с этничностью, проблемы российской идентичности в условиях адаптации к новым социально-экономическим и социокультурным реалиям, роль в данных процессах таких факторов как состояние информационной среды и культурное наследие.

В данной связи важное научное и общественное значение имеет изучение особенностей формирования этнического и национального сознания народов Северного Кавказа. С учетом исторической динамики социально-экономических и культурных трансформаций в указанном регионе, одним из актуальных направлений подобных исследований является изучение вопросов, связанных с национальным сознанием дисперсной этнокультурной общности адыгов.

В своей работе мы стремились, с одной стороны, разграничить концепты «нации» и «этноса», с другой — определить, что из себя представляет адыгское национальное сознание и как оно связано с этнической идентичностью, в прошлом и настоящем. Подобный подход предопределил структуру работы и постановку проблем, не становившихся ранее предметом целенаправленного изучения в адыговедении либо затрагивавшихся косвенно или в частных аспектах.

Степень научной разработанности.

Взаимосвязь культуры и национального сознания, в её различных аспектах, является одним из ключевых вопросов большого количества различных исследований. Для нашей работы особое значение получили взгляды и аргументы таких авторов как Э. Геллнер, Э. Хобсбаум, Б. Андерсен, Э. Смит, Н. Элиас, уделявших внимание вопросам формирования наций, становления и развитая национального сознания, связи этих процессов с этничностью, с представлениями о цивилизации, с социально-экономическим устройством и его динамикой.

Также на наши выводы повлияли тезисы таких авторов как М. Вебер,

A. Тойнби, Ф. Бродель, Э. Балибар, И. Валлерстайн. Определённое значение для нашего исследования имели обзоры зарубежных концепций нации и национализма В.В.Коротеевой, К. Калхоуна и М. Мишевича, обзоры зарубежных антропологических теорий и этнологических концепций

B.А.Белик и С.В.Лурье.

В нашем анализе национального дискурса мы в значительной мере опирались на исследование М.Ю.Тимофеева, обобщающее результаты работ зарубежных и российских специалистов по вопросам специфики процессов формирования и развития национального сознания. Определённое значение для нашего исследования имели обзор советской этнографической мысли

3.Г.Александренкова, исследования по социологии культуры Л.Г.Ионина и

A.В.Матецкой.

В отношении вопросов формирования национального сознания именно адыгов доступные нам исследования, за исключением статьи Ч. Кинга, посвященной роли британцев в формировании черкесского национализма в XIX веке, касаются преимущественно современного периода. Мы, в частности, использовали выводы таких авторов как Г. Дерлугьян, И.Л.Бабич,

4. Брам, а также исследования более общего характера, посвященные проблемам формирования идентичности народов России, - Р. Брубэйкера, С .Ю.Ивановой, В.А.Шнирельмана, А.Г.Здравомыслова, А.И.Миллера,

B.А.Типпсова и др.

Отдельно можно выделить большой пласт посвященных адыгской идентичности исследовательских работ, в которых она предстает одновременно и как этническая, и как национальная. В отношении истории адыгов, их этнической культуры, религиозного сознания и других сведений мы пользовались исследованиями Б.Г.Ашхотова, Б.Х.Бгажнокова, З.Бесленея, А.Х.Борова, К.Ф.Дзамихова, З.П.Кардангушева, Дж.Н.Кокова, Б.К.Мальбахова, З.М.Налоева, Т.Х.Кумыкова, Л.Х.Шауцуковой и других авторов. Заслуживает отдельного упоминания и такое посвященное прошлому и настоящему адыгов издание как «Адыгская (черкесская) энциклопедия».

Важное значение для нашего исследования имели посвященные различным аспектам этнической и социальной истории адыгов работы В.А.Дмитриева, Л.И.Лаврова, С.Н.Джанашиа, А.В.Сивера.

Методологической основой и принципом нашего исследования явился мультидисциплинарный подход.

Теоретической базой исследования являются труды представителей школы культурно-исторического подхода в психологии (Л.С.Выготский, А.Р.Лурия, М. Коул), антропологические исследования факторов обособления этнокультурных сообществ (Ф. Барт и др.), социологические и культурологические концепции П. Бурдье (теория габитуса, топология социального пространства), концепция семиосферы Ю.М.Лотмана, концепция нациосферы М.Ю.Тимофеева, исследования адыгской этической культуры Б.Х.Бгажнокова, обзорная работа X. Карнера о вопросам соотношения роли и места этничности в современной повседневности.

На наше понимание исследуемой проблематики оказали влияние также те или иные аспекты концепции дискурса М. Фуко, дискурсивно-аналитического подхода Э. Сайда, исследований Т.М.Дридзе в области семасиологии, суждения о факторе культуры в социальной жизни К. Леви-Стросса, К. Гирца, Ю. Асояна и ряда других авторов.

Источниковая база исследования делится на:

- сборники архивных документов;

- записки и мемуары путешественников и участников тех или иных исторических событий;

- публикации, отражающие динамику объекта исследования в настоящее время.

При анализе указанных групп источников целью являлось выявление коннотативов понятий «нация», которые бы свидетельствовали о воззрениях и представлениях носителей адыгской идентичности в тот или иной исторический период.

Гипотеза исследования: понятие о национальном сознании подразумевает дискурс представлений о политическом суверенитете той или иной человеческой общности, обладающей либо стремящейся обладать собственной государственностью. Основанием для формирования и развития национального сознания служат как ментальные абстракции, так и реальные практики социальных отношений и распоряжения экономическими ресурсами. Формы и способы организации и проявления национального дискурса тесно связаны с культурой, как фактором сознания, или, другими словами, как фактора восприятия и отношения к действительности

В определенном географическом ареале на территории Кавказа, в условиях относительной политической и социокультурной автономии, на определенном историческом этапе сформировались предпосылки для проявления национального сознания у носителей адыгской идентичности. Его развитие, трансформации и проявления связаны с контекстом или переплетением (комплексом) обстоятельств исторических процессов нового и новейшего времени, фактором и средой проявления последствий которых выступает пространство культуры и идентичности. По мере вхождения в контекст глобализации, адыгская идентичность кристаллизовывалась как в первую очередь идентичность этнокультурная. В то время как связанное с ней национальное сознание европеизировалось, превращаясь из повседневной практики отношений в виртуальный дискурс воображаемого сообщества.

На сегодняшний день, на фоне общемирового кризиса социальности, имеет место проблематизация традиционной адыгской идентичности, наблюдается рост этнического национализма и других явлений, негативных по своим последствиям для индивидуальной и общественной жизни. В то же время, происходят процессы, связанные в том числе с цивилизационным и национальным сознанием, которые, вовлекая в свое поле носителей адыгской идентичности и её самое как ментальную реальность, ведут к развитию новых форм государственности и общественного устройства. Критически важным в таких условиях является наличие диалога - фактора переобретения целостного сознания человечности в эпоху постпостмодернизма.

Объект исследования: генезис и трансформации национального сознания адыгов в контексте культурно-исторических процессов.

Предмет исследования: социокультурная детерминированность формирования и проявления национального и этнического сознания адыгов в прошлом и настоящем.

Цель исследования: изучение роли культуры в формировании национального и этнического сознания адыгов в исторической динамике, попытка создания модели эволюции общественного сознания адыгов, отвечающей состоянию современного гуманитарного образования и культурологической науки.

Задачи исследования:

- изучить и обобщить данные зарубежных и отечественных исследований, раскрывающих понятия национального, культурного и этнического в качестве категорий цивилизационных процессов;

- изучить Процессы формирования национального и этнического сознания адыгов в исторической динамике;

- представить соотношение проблем этнического и национального сознания с гражданской идентичностью современных адыгов, их взаимосвязь с факторами культуры;

- определить перспективы исследуемой проблематики в контексте актуальных процессов.

Научная новизна определяется целью и задачами исследования и заключается в следующем:

- обоснована роль культуры как медиатора процессов социально-экономических и политических трансформаций в истории адыгов, выявлена взаимосвязь адыгской идентичности со спецификой конкретно-исторических условий социогенеза;

- впервые предложено культурологическое объяснение причин национализации адыгской этничности, выявлены различия в социокультурных основаниях этнокультурной общности и национальной идентичности;

- впервые поставлен вопрос о соотношении традиционного и посттрадиционного факторов в формировании этнического и национального сознания адыгов с точки зрения культурологической перспективы;

- обоснована необходимость формирования новой российской идентичности на цивилизационных началах, в интересах нейтрализации негативных тенденций дезинтеграции государства и последующей гуманитарной катастрофы.

Теоретическая значимость работы определяется постановкой и рассмотрением ряда проблемных положений:

- о культурной обусловленности адыгской идентичности и темпоральном характере современной адыгской этничности;

- о детерминированности национального сознания адыгов культурно-историческими процессами, примате традиционной культурной идентичности по отношению к национальному сознанию;

- о взаимосвязи формирования сознания адыгской общности со специфическим социально-экономическим и социокультурным укладом в прошлом и о виртуализации данного процесса в настоящем;

- о критическом переходном состоянии адыгской идентичности как аспекте общероссийских и общемировых тенденций в гуманитарной сфере.

Практическая значимость исследования заключается в подтверждении ряда теоретических положений и практических выводов в области культурологии и других гуманитарных наук, успешной реализации междисциплинарных методов исследования, а также в возможности использования содержания диссертации как части учебных дисциплин и специальных курсов в высших учебных заведениях. В частности, таких, как «История и культура народов Северного Кавказа», «Традиционная культура народов Северного Кавказа», «Социология культуры» и др.

Кроме того, материалы работы могут быть использованы для выработки практических рекомендаций по проведению научных исследований, общественно-политических мероприятий в сфере межнационального диалога, сохранения и развития этнокультурного наследия, обеспечения гражданского единства народов Российской Федерации.

Положения, выносимые на защиту:

- национальное сознание представляет собой ментальную реальность, генерируемую полем культуры во взаимосвязи с актуальным социальным укладом, обусловленную состоянием информационной среды и инфраструктурой общественных связей и основанную на представлении о политическом суверенитете и исторической субъектности той или иной общности;

- современный национальный дискурс формировался в русле европейского цивилизационного развития и распространялся в ходе глобализации, в контексте кардинальных социальных, культурных, экономических и политических трансформаций, вступая во взаимодействие с другими цивилизационными традициями и культурами;

- понятие о «национальном сознании» имеет как партикулярное, так и универсальное измерения, так как может относиться не только к

менталыюсти, подвергшейся воздействию европейского цивилизационного дискурса, но и употребляться в качестве экспликативного либо компаративного научного определения;

- в самобытном прошлом адыгской общности, у определённых социальных страт, можно обнаружить предпосылки формирования и собственно проявления сознания политического суверенитета, сопоставимого с национальным;

- современная адыгская идентичность носит этнокультурный характер и основана на наследии самобытного социокультурного развития;

- усвоение представлений о «нации» в контексте европейской цивилизационной традиции среди адыгов происходило постепенно, по мере интеграции элит, а затем и народной массы в соответствующее информационное пространство;

- сочетание этнического и национального сознания в адыгской среде обусловлено воздействием ментальной реальности глобальной наг\иосферы и особенностями национальной политики советского государства;

- активизация этнического национального дискурса в конце XX века в адыгской среде обусловлена спецификой глобальных процессов в социальном и информационно-культурном пространстве;

- национальная идентичность современных адыгов сочетает в себе гражданское и этническое измерения, усиление влияния этнического национализма происходит в меру социальной неудовлетворённости, проявляющейся также в кризисе традиционной этнокультурной идентичности;

- большую роль в связанных с адыгской идентичностью процессах играет хабзэ - в прошлом тотальный универсум культуры, превратившийся к настоящему времени в комплекс специфических черт менталитета и ситуативных культурных практик;

- ключевое значение для будущего адыгской идентичности имеет вопрос о векторе дальнейшего развития российской государственности;

- тенденции глобального общества позволяют рассматривать коллективные формы сознания современных адыгов как формы и инструменты приспособления к меняющемуся миру.

Апробация результатов исследования:

Основные положения диссертации, её концептуальность, методы научных изысканий и выводы исследования обсуждались на заседаниях кафедры культурологии СКГИИ.

Положения и результаты диссертационного исследования были освещены в материалах VI Международной научно-практической конференции «Филология и культурология: современные проблемы и перспективы развития» (г. Махачкала, 17.01.2014 г.), XXXII Международной научно-практической конференции «В мире науки и искусства: вопросы филологии, искусствоведения и культурологии» (г. Новосибирск, 20.02.2014 г.), X Международной научно-практической конференции «Традиционные общества: неизвестное прошлое» (г. Челябинск, 21-22.04.2014 г.).

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении обосновывается актуальность темы, формулируются гипотеза, цель и задачи исследования, определяются научная новизна, теоретическая и практическая значимость работы, излагаются положения, выносимые на защиту.

Первая глава «Национальное сознание адыгов как предмет культурологического исследования» посвящена обзору истории современного национального дискурса и процессу социокультурных и политических трансформаций, способствовавших формированию современной адыгской идентичности.

В первом параграфе «Нация как суверенная историческая общность: развитие концептуальных представлений» делается вывод о том, что в новое и новейшее время европейские общества объединяет

контекст понимания цивилизации, культуры и национальности как универсальных категорий с определённым содержанием. Их устойчивые семантические атрибуты, если не сказать, ядерные элементы, квинтэссируя, -гражданственность, человечность и государственность.

Под гражданственностью при этом понимается взаимосвязь идентичности со спецификой общественного уклада, состояния социальной среды и культуры, под человечностью - идеалистически мотивированное отношение человека и общества к самим себе и окружающим, под государственностью - наличие политического суверенитета у той или иной социокультурной общности.

Национальное сознание, как сознание политической суверенности, может распределяться между социальными группами в зависимости от их символических и практических статусов, политических и экономических позиций. Его распространение осуществляется посредством взаимодействия интеллектуальных дискурсов с властными режимами и влиятельными кругами, коррегируя с этнической либо социально-стратовой идентичностью. Восприятие формирующего национальное сознание воздействия предопределяется культурным состоянием (фондом), в свою очередь, связанном с состоянием информационной среды и социокультурных институтов.

В культурологическом отношении условно можно выделить две модели развития национального сознания.

Первую являют собой исторические примеры обществ, в среде которых в условиях социальных трансформаций и борьбы с внешними вызовами проявилась ментальность, сопоставимая с национальным сознанием благодаря «лейтмотивам автономии, единства и идентичности».

Вторую модель можно обнаружить при изучении специфического контекста общественной истории Европы, где интерпретация интеллектуального наследия прошлого способствовала формированию дискурса гражданской нации, который оказался востребован в условиях

глубоких социально-экономических трансформаций. Переход от феодально-сословного к национальному и капиталистическому социальному устройству привел к становлению новой социальности. Последнюю ряд исследователей характеризует как посттрадиционную.

Представления об объемлющей все виды социальных различий общности в рамках государственной либо этнической принадлежности, благодаря экспансии европейской цивилизации, в течение Х1Х-ХХ столетий распространились по всему миру. Частью мирового информационного пространства стала ментальная реальность, которую отечественный исследователь М.Ю .Тимофеев называет нациосферой.

Это пространство национального метадискурса, превращающего современный мир в «мир наций», пространство практик, представлений и репрезентаций, без которых нация не может существовать как феномен человеческого сознания и в контексте которых нации формируются. Не слишком очевидный для массового восприятия вопрос о взаимоотношении этнической и национальной идентичности остается предметом дискуссий. Но в любом случае национальная идентичность, также как идентичность цивилизационная или культурная, может быть меж- или надэтнической. При этом, хотя этнические корни являются лингвокультурным компонентом любой формы идентичности, сама этническая идентичность может стать следствием существования (развития) цивилизационных форм или национальных институтов и когерентного (релевантного) им сознания.

Примером подобной взаимосвязи может быть и история адыгской идентичности.

Во втором параграфе «К вопросу о времени и географическом ареале формирования адыгской идентичности» на основании семиотического анализа источников делается вывод о том, что пространством формирования и воспроизводства адыгской идентичности в ХУ-Х1Х вв. выступала территория доминирования княжеского рода Иналидов, разделённая на политически самостоятельные этнии (политии) «аристократических

республик». По характеру ландшафта это были предгорные земли СевероЗападного и Центрального Кавказа, объединяемые общими именами Черкесии и черкесов. Ранее этого исторического периода проследить существование адыгской идентичности посредством семиотического анализа невозможно, так как организация коллективной памяти и внешних репрезентаций общности ориентировалась на сословное сознание владетельной знати.

Верховная власть Иналидов обеспечивала субъектность Черкесии в международных отношениях: признание статуса этого рода нашло отражение в готовности заключать с ним политические и брачные союзы со стороны царствующих династий шахского Ирана, Османов, Московской Руси, Грузии и государственных образований Чингизидов.

Природой данных геополитических взаимоотношений выступали отношения патронажа, трактуемые как взаимное распределение прав и обязанностей автономных политических субъектов. Аналогичным образом строилась инфраструктура социальных взаимоотношений в самой Черкесии. Однако основным социальным слоем здесь являлись не князья и не зависимое крестьянство, а сословия аристократов-тлакотлешей и дворян-уорков, распоряжавшихся земельными, материальными и человеческими ресурсами Черкесии.

Предпосылки сознания политического суверенитета, которые можно сопоставить с национальным сознанием, формировались в условиях геполитической и социокультурной самобытности и реферировались социальными статусами и практическими интересами сословных групп. Характерным признаком детерминированности данного сознания актуальными социальными факторами является этносоциальная дихотомия «адыгэ жылэ - абаза жылэ», дословно: «общество адыгэ» - «общество абаза». Данная дихотомия совпадает с существующим в кавказоведении делением черкесов на аристократические и демократические социумы, указанная тематика освещена и исследуется в публикациях Ф.Ф. Торнау, Л.А. Люлье,

С. Джанашиа, С.И. Лаврова, З.А. Кожева, Д.Н. Прасолова, В.А. Дмитриева, A.B. Сивера и ряда других авторов.

Границы между обществами адыгэ и абаза пролегали одновременно по линии «предгорья - горы» и по факту признания/непризнания политического господства рода Иналвдов. Горная Абаза в источниках зачастую относилась к Черкесии, а большая часть её населения представляла собой конгломераты адыго- и абазоязычных элементов, среди которых постепенно возобладала адыгская идентичность. Но хабитатом или социо-территориальным ядром данной идентичности, если опираться на результаты семиотического анализа источников, являлась всё же зона расселения аристократических социумов адыгэ жылэ.

Совпадение уникальных самоназвания и языка с границами политической власти аристократической династии Иналвдов в предшествующую историческую эпоху способствовало формированию на территории Кавказского региона современной этнокультурной общности адыгов. Специфика социального развития местных обществ в контексте геополитических обстоятельств способствовала и проявлениям того, что современный исследователь может назвать национальным сознанием.

В третьем параграфе «Модели развития национального сознания адыгов в контексте культурно-исторических процессов в XVIII - XIX вв.» описываются предпосылки формирования сознания политического суверенитета когерентной общности в социумах Кабарды и Закубанской Черкесии в XVHI-XIX вв.

С помощью культурно-исторического подхода и семиотического анализа показывается роль культурных стереотипов в драматическом развитии конфликта между, с одной стороны, сословной этнией Кабарды во второй половине XVIII и черкесской конфедерацией на Северо-Западном Кавказе в первой половине XIX столетий, и, с другой стороны, Российской империей.

Сравнительный анализ социально-политических и мировоззренческих трансформаций в Кабарде во второй половине XVIII - первой четверти XIX вв. и в Закубанской Черкесии в первой половине XIX столетия показывает, что развитие государственности в указанных регионах было связано с более широким геополитическим контекстом. Трансформации исторически сложившихся форм общественного уклада и коллективной идентичности происходили благодаря воздействию (вызовам) «извне», но в то же время реализовывали собственный потенциал развития местных социумов.

Если в Закубанской Черкесии произошла смена социального устройства, то в Кабарде оно осталось прежним, сохранив сословный характер. В кабардинской этнии национальное сознание формировалось на основе сословного уклада общественных отношений. Между тем, в черкесской конфедерации на Северо-Западном Кавказе, национальное сознание развивалось в контексте черкесской идентичности, формировавшейся в условиях геополитических и социальных катаклизмов конца XVIII - первой половины XIX вв. и базировавшейся не столько на сословной солидарности, сколько на общинном коллективизме.

Впрочем, общим фундаментом в обоих случаях являлось осознание определёнными социальными слоями собственных интересов в актуальном историческом контексте.

Для двух этих государственных образований сохранение политической автономии было императивом аюуального социально-экономического уклада, преломлявшимся в сознании через понятия чести и достоинства, трактуемые в духе традиционного воинского этоса, исторически обеспечивавшего выживание местных обществ. Очевидно трудно было бы ожидать, чтобы регион с подобным самобытным общественно-политическим строем мог без проблем быть включён в состав Российской империи -слишком велика была разница в культурных менталитетах и воззрениях на природу и функции власти. Но существовавшие между «аристократическими» и «демократическими» обществами социальные

различия предопределили и различный масштаб силового принуждения, потребовавшегося для преодоления их сопротивления.

Сословные этнии политий Иналидов, несмотря на значительные людские и территориальные потери, сохранились, так как основным субъектом противостояния с Российской империей здесь выступали сословия знати. Культурное сознание дворянско-аристократической страты было ориентировано на социальный статус, так как специфика социально-экономического и политического уклада была сопряжена с индивидуально-фамильными интересами. Это давало знати, как управляющему элементу, возможность политического манёвра и ограничивало её стратегическую солидарность. Знать со сменой поколений могла адаптироваться к утрате своего прежнего положения, удовлетворяясь сохранением экономического и статусного ресурса.

В условиях не вертикальной, как в политиях Иналидов, а горизонтальной иерархии патронимических связей в черкесской конфедерации Закубанья в конце XVIII - первой половине XIX вв. сознание членов составлявших её сообществ формировалось на основе общинного коллективизма. При отсутствии базы для диалога и семиотической адаптации «демократические» социумы в условиях фундаментального вызова своему укладу со стороны Российской империи были гораздо менее способны к политической гибкости, чем сословные этнии политий Иналидов. Исторически население горных районов было более укоренено в хабитальной среде, нежели элита социумов предгорий и менее включено в отношения коммуникации, более локально в своём мировоззрении, более архаично и менее стратифицировано в социокультурном укладе. Этим объясняется и меньшая степень как пространственной мобильности, так и политической гибкости горных обществ, в сравнении с социумами предгорий. Историческим итогом противостояния с Российской империей для большинства обществ Закубанской Черкесии стала этнодемографическая катастрофа. В 1863-1866 гг. горные районы Северо-Западного Кавказа были

практически очищены от коренного населения: меньшая его часть была переселена в предгорья, большинство выселено в Османскую империю. При этом значительная часть переселенцев погибла.

Общим итогом произошедшей утраты политической самобытности для обществ Черкесии стало формирование сознания общности в условиях бессословного адыгского (черкесского) села. Именно в этой среде формировалась традиционная по отношению к сегодняшнему дню адыгская этнокультурность.

Вторая глава «Культура и социальное пространство: к вопросу о генезисе современной адыгской этничности» посвящена рассмотрению хода и социокультурных предпосылок формирования современной адыгской этничности, сменившей господствовавшие ранее локальные формы патронимической идентичности.

В первом параграфе «Культурная основа адыгской этничности» посредством семиотического анализа источников выявляется воздействие европейского национального дискурса на носителей адыгской (черкесской) идентичности на фоне фундаментальных социо-политических трансформаций, предопределивших смену реального сознания политического суверенитета на представления об условной этнокультурной общности.

Используя чрезвычайно важный как для семиотики, так и в антропологии концепт границы (Ю.М.Лотман, К. Леви-Стросс, Ф. Барт и др.) мы констатируем, что, после того, как общества, разделявшие адыгскую и/или черкесскую идентичность, утратили свой политический суверенитет, общность культуры стала очевидно гораздо более весомым признаком границы, отделяющей адыгов от других. Крах политического суверенитета политий Иналидов и Черкесской конфедерации предопределил тот факт, что ориентированное на имена «адыгэ» или «черкес» национальное сознание не могло быть государственной идентичностью.

В то же время, с отменой крепостного права была уничтожена власть аристократии над крестьянами, ликвидированы прежние сословные учреждения. Укрупнение сёл, сопровождавшееся переселением из горных районов в предгорья, сформировало на всей территории черкесского ареала единый тип соседской сельской общины, сменивший прежние патронимии. Ряд исследователей специально подчёркивает, что, хотя формирование автономной сельской общины у черкесов и было следствием российских реформ, но по сути это было реализацией потенциала, заложенного в традиционные формы организации местного крестьянства (Г.М. Дерлугьян, Т.А. Катаева, Д.Н. Прасолов). При этом адыгское (черкесское) село оставалось автономным в социокультурном и экономическом отношении. Государственные институты играли по отношению к нему внешнюю роль, повседневная жизнь по-прежнему оставалась пространством традиции, сохранявшей свой культурный суверенитет. Социально-экономический и культурный контекст формирования диаспоры во второй половине XIX -начале XX вв. предопределил появление подобных сельских этнокультурных анклавов черкесов и в Османской империи.

Культурным признаком границы адыгской идентичности в новых условиях, когда политическая автономия знати сменилась социокультурной автономией села, стал концепт адыгэ хабзэ. Именно в нём кроется понимание специфики современной адыгской этничности и проблем национального сознания среди адыгов.

Вопрос о генезисе социокультурного феномена хабзэ (дословно -«язык бытия в обществе») отсылает исследователя к способам и механизмам организации геосоциального пространства и общественной жизни в регионе, где бесписьменная традиция заменяла государственные законы. Для характеристики этого уклада нами используется, в частности, термин Х.Г.Тхагапсоева цивилизация лектона.

В ХУШ-Х1Х веках наличие единого коммуникационного и культурного пространства предопределило возможность консолидации

местных сообществ в протонациональные образования. Но с утратой политического суверенитета хабзэ из общей характеристики социального уклада превратилось в более конкретное понятие о культуре. Теперь семиосфера адыгэ хабзэ затрагивает лишь сферу обычаев, норм поведения, обрядов жизненного цикла и бытовой этики, но не социально-политический строй и правовые установления. Такая эволюция предопределила специфику контекста самобытности, связанного с современным восприятием адыгэ хабзэ как ценностного компонента адыгской идентичности.

Однако предпосылки формирования подобного сознания обнаруживаются ещё в начале XVIII столетия, в период жизни символической для адыгской этнокультурной истории личности Жабаги Казаноко. С его именем увязывается фольклорный комплекс, задающий определённый модус понимания адыгства в рамках общих для всех носителей адыгской идентичности культурных стандартов и норм, требующих духовности и рефлексии.

Во втором параграфе «Социокультурная автономия как фактор развития политического сознания адыгов в конце XIX - первой половине XX вв.» анализируется роль культуры и автономии социокультурной среды в политизации сознания адыгской (черкесской) сельской общины в ходе общественной эволюции в конце XIX - первой половине XX столетий. В этот период коллегиальными решениями старейшин население адыгских (черкесских) сёл в России, Турции, на Ближнем Востоке мобилизовывалось на борьбу за собственные интересы.

Также делается вывод о разрыве актуальной взаимосвязи адыгской этничности с прежним габитусом, с адыгэ хабзэ, как следствие утраты состояния социокультурной автономии. Хабзэ перестало быть универсумом повседневной социализации, гражданская идентичность и государственный уклад стали более значимыми с точки зрения жизненных практик.

Понимание связанного с кризисом традиционной среды кризиса сознания хабзэ имеет важное значение при анализе проблемных проявлений

этнического и национального сознания среди адыгов в наши дни. Упадок хабзэ, в частности, прямо связан с ростом этнического национализма и религиозного экстремизма.

Рамки культурно-исторического подхода позволяют видеть своеобразную социокультурную логику событий: определённый уровень социальной автономии наиболее зримо отражался в поведении элиты, выступавшей политическим, экономическим и культурным центром общественного сознания. Соответственно, в контексте социально-экономических трансформаций были реализованы нивелировавшие значение элиты меры по смене экономического уклада и социальной структуры адыгских (черкесских) социумов в XIX веке и адыгских (черкесских) сёл в XX столетии. В результате прежняя автономная инфраструктура коллективных взаимоотношений в политическом плане была ликвидирована, трансформировавшись в новые отношения патронажа и взаимодействия в рамках национальных государств. В этих новых социальных отношениях традиционное хабзэ выполняет ограниченную роль внешних поведенческих ситуативных практик, хотя может иметь важное онтологическое значение на персональном уровне и в межличностной интеракции.

Таким образом, если говорить о национальном сознании, как о сознании политическом, обращенном к образу некой особой суверенной общности, то в условиях традиционной адыгской (черкесской) этнокультурной среды оно, по сути, не имело такого измерения вне представлений отдельных представителей элит. Для масс имело значение сознание своих социокультурных и экономических интересов и ценностей, будируемое носителями символического авторитета и направляемое с помощью традиционных и новых форм социокультурной организации.

Вместе с тем, российская экспансия XVIII - XIX вв. привела к вхождению адыгской общности в семиотическое поле европейской цивилизации. Появилась и стала постепенно увеличиваться прослойка лиц, социально-экономический статус и возможности которых оказались связаны

с их ментальной и культурной адаптацией к российской (европейской) действительности. В последней национальный дискурс существовал условно в двух видах: дискурс нации политической (аналог современного понятия о «нации гражданской») и дискурс нации этнокультурной (А.И. Миллер).

Условия социализации в российском обществе XIX века вели к тому, что среди первых поколений носителей новой цивилизационной ментальности из числа адыгов утверждалась российская идентичность. Однако представление о национальных общностях экстраполировалось ими на ту общность адыгэ, к которой они относились по своему происхождению и с которой они в определённой мере разделяли идентичность культурную. Относительная ситуативность этничности являлась спецификой социального положения представителей этого нового слоя, для которого социализация была связана с необходимостью интегрироваться в иную культурную среду. Если для представителей народной массы среда этносоциальных анклавов была основной средой социализации и инкультурации, то интегрированные в отношения государственности слои сохраняли этнокультурную специфику лишь в контексте тех или иных культурных практик. Понятие об адыгской общности для них не играло особого значения по сравнению с практическими вопросами собственного благополучия и статуса в когерентных субкультурных социальных микросредах. Но в историю современного адыгского этнонационального сознания (дискурса) вошли те, кто в силу сочетания, в той или иной мере, практического интереса и особенностей личностного культурного развития, может быть назван «энтузиастом» национальной адыгской тематики.

После 1917 года, в отличие от диаспоры, где культивирование национального адыгского сознания осталось уделом «энтузиастов», в СССР его формирование в соответствии с принятыми принципами национальной политики было поставлено на институциональную основу. В формально автономных субъектах государственности в составе РСФСР (Адыгея, Кабардино-Балкария, Карачаево-Черкесия) этничность стала основой для

национального сознания, помимо советской (гражданской) идентичности. Западные исследователи назвали это этнофедерализмом. Культивирующая этнонациональное по сути сознание деятельность гуманитарной интеллигенции в «национальных республиках» являлась по факту официально ей предназначенной социально-экономической нишей.

Таким образом, можно заключить, что деятельность «агентов» европейского дискурса национального сознания в адыгской среде, как в прошлом, так и в настоящем, детерминирована тем социально-экономическим контекстом, в который они включены. Это, как и история формирования и распространения дискурса национального сознания в адыгской среде именно в этническом ключе, вполне соотносится с данными исследований, например, М. Хроха или Дж. Хатчинсона на примере других стран и народов.

В третьей главе «Проблемы формирования национального сознания адыгов в контексте культурно-исторических процессов в XX -XXI веках» освещается и анализируется круг проблем, связанных с национальным и этническим сознанием, с социокультурной идентичностью адыгов на современном этапе.

В первом параграфе «Проблемы адыгской идентичности на современном этапе» характеризуется социокультурное своеобразие глобализации, приведшей к распространению определённого цивилизационного дискурса на весь мир. Специфика социального развития Европы привела к тому, что формирование национальных государств стало этапом перехода от традиционного общественного устройства к посттрадиционному, которое в свою очередь, возможно, является переходным состоянием человеческой социальности. Уникальный исторический характер данным процессам придаёт их глобальный масштаб.

Особое внимание обращают на себя такие аспекты социокультурного содержания постградиционной социальности как безличное давление и безличный контроль, постоянная нестабильность в повседневном

существовании, побуждающие индивидуума обращаться за опорой к тем или иным формам групповой идентичности. При этом человеческая идентичность, как «образ себя», перестаёт быть целостной. Безальтернативностъ традиции сменилась вариативностью жизненных стилей (Г. Зиммель, Л.Г. Ионин). Активизируется роль и значение культурных инсценировок сознания на базе прежде латентных и субкультурных форм, а также ранее мало популярных дискурсов.

Примечательно в этой связи то, что современное национальное сознание как представление об общности связано не столько с рациональностью, сколько с мифологическим мировоззрением. Его основой становятся «изобретённые» интеллектуалами и распространяемые с помощью информационной инфраструктуры властью или группами активистов дискурсы истории, происхождения, языка, культуры, цивилизации, экономики, социальной идентичности, в том числе этнокультурной, и т.д.

Причина подобного расхождения между официально рационально-прагматической идеей национальной гражданской государственности и её иррационально-мифологизированным ментальным полем (символическим универсумом) заключается в необходимости формирования (легитимации) единой деятельной идентичности в условиях того, что Э. Геллнер назвал сменой социальной структуры на систематизированную беспорядочность, а Р. Мертон - аномией. Э. Гидденс в данной связи писал о социальной неопределённости как о ключевой характеристике детрадиционализированного общества, полагая его в качестве принципиального отличия от общества традиционного, генезис которого был связан со стремлением к «онтологической безопасности» и практическому, а не виртуальному единству.

В эпоху самобытности носители адыгской идентичности проявляли сознание не абстрактной общности, а конкретного единства практических интересов и символического мировоззрения, в условиях актуальной

политической либо социальной автономии. Именно поэтому речь всегда шла о сознании локальных патронимий либо социальных страт, но не о виртуальном единстве всех носителей имени «адыгэ», либо черкесской идентичности. Сознание и актуальность общности определялись живыми культурными практиками и социально-экономическими отношениями. Можно сказать, что для адыгской социальной среды сознание хабзэ было безальтернативным.

Утрата связи с несемиотической реальностью вследствие её трансформации привела к тому, что стало расти значение семиозиса единства не актуального, но виртуального, что рассматривается нами на примерах взаимосвязи восприятия ряда этнокультурных символов и концептов в дискурсах интеллектуалов, власти и общества.

Сравнивая специфику современного периода истории с прошлым, мы видим основания утверждать, что адыгская идентичность оказалась в новой точке бифуркации. При этом глобальный кризис человеческой социальности, в который масса носителей адыгской идентичности погрузилась к концу XX века, лишая хабзэ его прежних оснований в общественном укладе, в то же время делает привлекательным связанное с адыгской этничностью культурное содержание.

Как справедливо отмечает П. Бурдье, в культурном поле габитусы могут восприниматься абстрагированно от своих социально-экономических оснований. Более того, кризис этих оснований может усиливать влияние габитусов, подчас радикальная трансформация содержания которых, при сохранении тождественности формальных признаков, может ускользать от обывателя. Среди вариативности выбора форм и практик самоидентификации, благодаря как традиционным, так и новым интерпретациям, адыгская идентичность для своих носителей отличается насыщенностью своего символического пространства, предлагая если не реальную, то виртуальную социокультурную определённость.

Таким образом, на современном этапе ключевой проблемой адыгской идентичности является характер её взаимоотношений с её историческим ядром - идентичностью хабзэ. Объективные и субъективные факторы обуславливают определённый порог ассимиляции, который сопоставим с порогом формализации адыгской идентичности, её абстрагирования от идентичности хабзэ. Габитус хабзэ ориентирован на парадигматику культурогенеза традиционного общества, которую вслед за Э. Гидденсом можно охарактеризовать как установку «онтологической безопасности».

Там, где государственность и общественные взаимоотношения сонаправлены данному габитусу, гражданская идентичность может обеспечивать компенсацию лишенному прежней социальной опоры сознанию хабзэ. Оно превращается в комплекс специфических черт ментальности, этических установок, культурных практик и языковых концептов. Однако там, где разнообразные предпосылки препятствуют смене идентичности, активизируется этнонациональный дискурс. Переинтерпретация традиционных концептов оборачивается не приспособлением к определённому гражданскому сообществу, а конфликтом с ним во имя собственного политического суверенитета. Полюсом адыгского (черкесского) национализма оказывается Россия, в состав которой входит территориальное ядро, средоточие адыгской идентичности. Это своего рода локус адыгэ хабзэ, так как в условиях диаспоры сохранение аутентичности в современных условиях маловероятно.

Во втором параграфе «Вектор развития российской государственности и перспективы адыгской идентичности» актуальная проблематика адыгской идентичности рассматривается во взаимосвязи с перспективами дальнейшего развития российской государственности.

Рассматривая место адыгской идентичности в национальном и цивилизационном дискурсах российского руководства, мы приходим к выводу, что её будущее связано с будущим идентичности хабзэ в контексте перспектив традиционных ценностных ориентаций в современном мире.

Очевидно, что лишь формирование социально-экономических предпосылок целостной реализации этических ценностей традиционного сознания, во взаимосвязи с утверждением соответствующих культурных ориентиров, может в адыгской среде нейтрализовать негативный потенциал сознания националистического. Формирование таких предпосылок создало бы условия для актуализации доминанты адыгской идентичности - хабзэ - и тем самым вернуло бы ей самодостаточность, сделав этнический национализм «ненужным» и обеспечив эффективность гражданской национальной модели.

Однако мировая и российская социальная реальность отличаются противоречивыми тенденциями, которые мы рассматриваем на примерах концепций П. Бурдье и И. Валлерстайна. Очевидно, что противоречие между габитусами культуры и властно-экономических отношений может привести в современных условиях к дезинтеграции российского государства и тяжёлой гуманитарной катастрофе.

В то же время, мы полагаем, что неявные пока в отношениях и практиках российских государства и общества, но более очевидные в международном контексте «традиционные ценности» - или трансформирующиеся габитусы культуры - могут, как факторы сознания, обрести символическую власть, достаточную для изменения структур политики, экономики и социальных отношений. Принципиальное значение приобретают различные аспекты содержания национального и цивилизационного дискурсов и их связь с реалиями социально-экономических отношений.

В третьем параграфе «Этническая общность как национальная идея: кризис культуры как фактор этнического национализма» рассматривается социокультурный аспект процесса формирования виртуальной «черкесской нации» как следствие кризиса прежней, цивилизационно-культурной, идентичности. Национальное сознание оказывается средством или формой адаптации посттрадиционной

идентичности к ситуации кризиса аутентичной культуры и прежних форм социальности.

В современном социальном пространстве главным фактором, позволяющим говорить о сознании общности, подобной этнической или гражданской, является наличие идеи, формирующей «воображаемое сообщество». Такого рода виртуальной реальностью можно считать и представления об исторической субъектности адыгского народа, опосредуемые элементами этнонационального дискурса в повседневном информационном пространстве.

В тех случаях, когда имеет место активизация этничности, происходит усиление позиций этнонационального дискурса, чему немало способствует новое виртуальное информационное пространство. Суггестивный эффект дискурсов сознания в последнее время качественно и принципиально изменился за счет формирования единого коммуникационного пространства и виртуализации технологий передачи образов, симбиотически объединяющих тексто-, аудио- и визиотип (импринтинга). В современной нациосфере элементами дискурса являются образы, тексты и репрезентации национальной истории, языка, общности, происхождения, культуры и символов. Пространство, на структуризацию которого сегодня направлены перечисленные элементы, в бесписьменной донациональной этнической среде являлось средой динамичного плюрализма форм и содержания. Стандартизация предназначена зафиксировать и тем самым утвердить семиотические конструкции во времени, она снижает семиотическую динамику и сужает поле семиотического диалога (Ю.М. Лотман).

В качестве примеров мы рассматриваем историю адыгского этнонационального дискурса среди интеллектуалов и политиков. Делается вывод о том, что, опираясь на поддержку государства, адыгская интеллигенция в своём отношении к адыгской идентичности изначально опиралась не на народную память или представления соплеменников, а на

сформированный под воздействием нациосферы дискурс адыгской этнической нации.

На позицию интерпретанта идентичности претендует слой, ориентированный кризисными процессами конца XX - начала XXI вв. на этнический национализм. Масштабы и эффект воздействия на сознание носителей идентичности определяются сущностными изменениями характера информационного пространства и способов коммуникации в условиях активизации процессов как ассимиляции, так и возрождения этничности.

При этом восприятие этнической идентичности как национальной само по себе не ведёт к конфликту с идентичностью гражданской. Возможности подобного конфликта носят скорее темпоральный характер и могут рассматриваться как производные от социально-экономической и политической ситуации в стране и на международной арене.

Также важно подчеркнуть, что обострение национальной и этнической проблематики провоцируется кризисом социальности, проблемами самореализации личности, которые вынуждают её обращаться к поиску альтернативных форм идентичности.

Очевидно, что адыгская идентичность и хабзэ являются в настоящее время предметом нарастающего символического конфликта, в который вовлечено и национальное сознание. Основная причина такого положения дел заключается в том, что существует онтологический принцип, более фундаментальный, чем национальность или этничность. Идентичность определяется сознанием социального положения, а форма и содержание сознания обуславливаются культурой. Именно кризис культурного фактора может рассматриваться не только как следствие, но и как причина кризиса социально-экономического, который в свою очередь провоцирует кризис социальности.

В четвертом параграфе «Адыгская идентичность в культурологической перспективе», на основании специфики положения

носителей адыгской идентичности в той или иной стране, делается вывод о том, что решающее значение для дальнейшего будущего национального сознания в адыгской среде будет иметь цивилизационный вектор развития российской государственности.

Это объясняется тем, что предпосылки для национализации этничности содержит в себе, в виде нациосферы, сама общемировая информационная среда. Переходный характер современного этапа глобализации, выражающийся в трансформации национальной государственности в цивилизационно-культурную идентичность, объясняет в том числе активизацию этнического национализма. Причем в рамках этнонационального дискурса традиционное культурное наследие в значительной мере реифицируется либо отвергается.

Особенно показательна структурная логика развития этнического национализма, чья идеология и организационные формы многими исследователями обоснованно сравниваются с религиозными культами. Причем на адыгском примере мы полагаем возможным уточнить это сравнение, сопоставив современный этнический национализм с сектантством.

Однако поле воздействия элементов этнонационального дискурса гораздо больше националистической активности. Сохранение этнического лица адыгской культуры пока обеспечивается традиционными механизмами воспроизводства, но развитие средств и технологий передачи информации оказывает всё возрастающее влияние на содержание представлений носителей адыгской идентичности. Маргинализировать значение этнического национализма в таких условиях возможно посредством формирования цивилизационной альтернативы, с помощью социально-экономических преобразований. Предполагаемым идеологическим базисом может стать сформулированный российскими мыслителями прошлого принцип (идеал) соборности, созвучный, на наш взгляд, идеям И. Гердера.

Если формирование российской нации окажется по сути процессом реализации традиционных ценностных установок в контексте сознания общего цивилизационного пространства и единой государственной идентичности, то идентичность хабзэ сможет обрести основания в социальной действительности и выйти из кризиса, который на самом деле является кризисом человеческой социальности. Отпадет знак равенства между государством и посттрадиционным состоянием общества, так как состоится переобретение традиционного габитуса социо- и культурогенеза в его новых формах. Тем самым национальный дискурс будет разъединён с этничностью, что имеет принципиальное значение для полиэтничного российского государства. В отношении же носителей адыгской идентичности подобное развитие событий может означать актуализацию гуманистического потенциала этнокультурной самобытности вместо её виртуализации в контексте национального сознания.

В Заключении обобщаются результаты исследования и обозначаются вопросы, заслуживающие дальнейшего изучения.

Исторические условия автономии социокультурного уклада способствовали формированию самобытной адыгской идентичности. Данная идентичность взаимосвязана с определённой формой культурного самосознания, основанного на этосе (габитусе) хабзэ. В эпоху самобытного существования местных социумов указанный термин адыгского языка обозначал ментальный универсум, структурировавший общественные взаимоотношения и обуславливавший социализацию и инкультурацию личности. Хабзэ, как парадигма общественных взаимоотношений в эпоху социокультурной автономии, при всей динамике связанных с ней реалий социальной жизни и ментальности, является исторической основой адыгской самоидентификации. Как идентичность, хабзэ изначально более универсально, чем язык, но неразрывно с ним связано в контексте идентифицирующего маркера адыгэ хабзэ. Таким образом, исторически

адыгская идентичность представляет собой идентичность культурную или социокультурную.

В настоящее время имеет место в определённой мере неявная для массового сознания трансформация габитуса хабзэ. Посттрадиционная социальность национальных государств и глобализирующегося информационно-культурного пространства сочетается для носителей адыгской идентичности с традиционными концептами и нормами, продолжающими воздействовать на их сознание и повседневные практики. Возникающие противоречия провоцируют попытки переосмысления и трансформации габитуса хабзэ. Как проявления подобной тенденции можно расценивать и феномены этнического национализма либо религиозного радикализма и сектантства в адыго-черкесской среде.

Кризис традиционной адыгской идентичности является кризисом исторически сложившейся этничности и провоцирует активизацию процессов формирования этноориентированного национального сознания. Главную роль при этом играют средства и технологии культуры, с помощью которых этнонациональный дискурс распространяется и утверждается в виртуализирующемся информационном пространстве, где национальное сознание адыгов является частью глобальной нациосферы.

Вопрос о будущем адыгской (черкесской) идентичности напрямую связан с вопросом о будущем государственных институтов. Тенденции глобального общества позволяют рассматривать коллективные формы сознания современных адыгов - гражданскую идентичность, этничность, религиозность, маргинальность - как формы и инструменты приспособления к меняющемуся миру. Если будущее человечества действительно заключается в глобальном обществе, то вопрос о национальном сознании адыгов (черкесов) оказывается частным вопросом соотношения динамики культурно-исторических процессов и человеческой ментальности (социальности).

Публикации в рецензируемых журналах, рекомендованных ВАК при Министерстве образования и науки РФ для публикации основных результатов диссертационных исследований:

1. Ахмедов А.А. Динамика черкесской национальной идентичности в контексте культурно-исторических процессов: опыт семиотического анализа // Вопросы культурологии. - Москва. - 2014 г. - №2. - С. 95-100.

2. Ахмедов А.А. К вопросу об этнокультурных константах сознания и национальной идентичности адыгов // Доклады Адыгской международной академии наук. - Нальчик. -2013 г. - Т. 5. - №2. - С. 136-143.

3. Ахмедов А. А. Адыгская идентичность в социокультурном пространстве России // Известия Кабардино-Балкарского научного центра РАН.-Нальчик.-2014 г.-№1 (57).-С. 126-131.

Публикации по теме диссертации:

4. Ахмедов А.А. Интеллектуальное начало и функциональная среда в культуре адыгов: история эволюции // Сборник материалов XXXIV и XXXV Среднеазиатско-Кавказских чтений Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого РАН 2010-2011 гг. (Лавровский сборник). - Санкт-Петербург. - 2011 г. - С. 283-287.

5. Ахмедов А.А. К вопросу о перспективах российской идентичности // European Student Scientific Journal. - 2013 г. - №2. Электронный адрес публикации: http://sjes.esrae.ru/3-113.

6. Ахмедов А.А. Перспективы национального дискурса в России: культура как основа идентичности // Сборник материалов 6-й международной научно-практической конференции «Филология и культурология: современные проблемы и перспективы развития». -Махачкала. - 2014 г. - С. 66 - 69.

7. Ахмедов A.A. Роль культуры в восприятии концепта «нация»: истоки этнического национализма // Сборник материалов XXXII международной научно-практической конференции «В мире науки и искусства: вопросы филологии, искусствоведения и культурологии». -Новосибирск. - 2014 г. - С. 8 - 19.

8. Ахмедов A.A. Кризис традиционной идентичности как фактор этнического национализма: к вопросу о перспективах социокультурного единства России // Сборник материалов X международной научно-практической конференции «Традиционные общества: неизвестное прошлое». - Челябинск. - 2014 г. - С. 203 - 207.

9. Ахмедов A.A. Национальные дискурсы на Кавказе: угроза конфликтов // Тезисы докладов научной конференции «Ломоносовские чтения. Востоковедение». - Московский государственный университет имени М.В. Ломоносова, Институт стран Азии и Африки. - Москва. - 2012 г. - С. 241-244.

Заказ № 189. Объем 1 п.л. Тираж 100 экз.

Отпечатано в ООО «Петроруш». г.Москва, ул.Палиха 2а.тел.(499)250-92-06 www.postator.ru