автореферат диссертации по культурологии, специальность ВАК РФ 24.00.01
диссертация на тему: Научная традиция как социокультурный феномен

Полный текст автореферата диссертации по теме "Научная традиция как социокультурный феномен"

На правах рукописи

ГОДИН Александр Евгеньевич

Научная традиция как социокультурный феномен (на примере Московской философско-математической

школы)

Специальность 24.00.01 — Теория и история культуры

Автореферат диссертации на соискание учёной степени кандидата философских наук

Москва — 2005

Работа выполнена в Секторе культурологических проблем социализации Российского института культурологии.

Научный руководитель:

кандидат философских наук Трошин Андрей Алексеевич Официальные оппоненты:

доктор философских наук, профессор Шибаева Михайлина Михайловна кандидат исторических наук, доцент Васильев Алексей Григорьевич

Ведущая организация: Институт философии РАН

Защита состоится « 3 »О^сЗгЛ^^Л 2005 г. в /Г часов на заседании Диссертационного совета Д 210.015.01 в Российском институте культурологии по адресу: 109072, Москва, Берсеньевская набережная, д. 20.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Российского института культурологии.

Автореферат разослан

Учёный секретарь Диссертационного

[ЬтггстЖета кандидат фил

1ета кандидат философских наук В.О.Чистякова

In WS

Обоснование проблемы исследова' и её актуальность

В последнее время в гуманитарных исследованиях значительно выросла доля работ, декларирующих свою принадлежность к системному подходу либо действительно опирающихся на общую теорию систем. В связи с этим отмечается рост экспорта адаптированных теорий и методик из области математики и семиотики в область традиционных гуманитарных исследований. Характерным примером подобной тенденции, позиционирующей себя как реформирование паук о культуре, является развитие немецких социологических и культурологических иткол, связанных с Берлинским научным коллегиумом, Фрайбургским Специальным исследовательским сектором (SFB), Штуттгартским Центром теории культуры, Эссенским институтом культурологии и такими персоналиями, как Николас Луман.

Следует отметить, что не только современное состояние, но и возникновение системного подхода традиционно рассматривается в рамках истории зарубежной науки. Это объяснимо тем обстоятельством, что период институциализации системных исследований пришелся для России на период социальных конфликтов и репрессий первой трети XX века. Естественное развитие многих отраслей знания было прервано. Работы, выполненные на русском языке и не переведённые на европейские языки, были неизвестны за рубежом в том случае, если не находили «пропагандистов», таких как Р.Якобсой, открывший миру работы одних из основоположников семиотики Н.В.Крушевского и И.А.Бодуэна де Куртэне.

Основная сложность изучения истории системного подхода в исследованиях культуры заключается в необходимости перехода от исследований, основанных на идеографическом, описательно-систематизирующем методе, к проблемно-логическому методу, к обобщенному осмыслению фактов и событий в истории научной мысли и культуры, к их типологизации с использованием сравнительного анализа, к построению моделей, в том числе реконструирующих систему взглядов авторов или научных школ. Последнее обстоятельство есть следствие той исторической «недоговоренности», что характеризует насильственное прерывание развития научных исследований. Необходима также и отсылка к специальным знаниям из области математики и естественных наук.

В силу этого, разработка культурологического материала, связанного с генезисом системной теории в науке при изучении социокультурных процессов, в данный момент еще не стала полноценным направлением научной деятельности, а существует как исследовательская перспектива. Представляется, что эха перспектива касается двух направлений исследований: изучение концепций усложнения структуры и концепций прерывности развития. В истории российской науки генезис системного подхода в изучении культуры связан во многом

•"ОС. НАЦИОНАЛ' ,7Т' БИБЛИОТЕКА 1 1 ! _С.П«е|»6урГ

с феноменом Московской философско-математической школы (МФМШ), объединяющим оба указанных дискурса системности.

С идеями представителей МФМШ во многом перекликаются идеи представителей философии критического персонализма в России того времени во главе с Густавом Тейхмюллером. В отличие от идей членов МФМШ, сущность учения Г.А.Тейхмюллера могла быть инкорпорирована в традиционную историю гуманитарной науки с «литературоцентрической» позиции, то есть позиции, ориентированной на анализ в форме беллетризированного текста. Предметом исследований Г.А.Тейхмюллера был исторически сложившийся корпус философских текстов, в то время как представители МФМШ рассматривали математические модели и концепции; методология Г.А.Тейхмюллера не имела отсылки к математическому аппарату, как у представителей МФМШ Во многом это объясняется тем, что не только во времена Г.А.Тейхмюллера, но и позже, во время складывания догмы истории русской философии (первые две трети XX века) в российском, а особенно в советском знании не были преодолены барьеры, противопоставляющие науки о природе и науки о духе как предметные области, данные в форме законов и в форме текстов (герменевтически).

В настоящее время тексты, использующие математический язык, естественным образом рассматриваются в культурологии. Предпосылки этого мы находим еще у автора термина «культурология» Лесли Уайта: «Математические истины существуют в культурной традиции, в которую вступает при рождении индивид, и, таким образом, проникают в его сознание извне. Однако вне культурной традиции математические понятия не существуют и не имеют смысла, а культурная традиция, разумеется, не существует отдельно от человеческого рода». Поскольку язык математики относится к культурной традиции как вторичная моделирующая система, один из языков культуры, то рассмотрение культуры на базе выражающегося этим языком математического мировоззрения правомочно.

Термин «Московская философско-математическая школа» является «самоназванием», возникшим в работах учеников и последователей основателя этой школы Николая Васильевича Бугаева. Школа развивалась в период с 1880-х по 1920-е гг. и объединяла в себе три поколения исследователей. Она сложилась в среде членов Московского математического общества и преподавателей Императорского Московского университета. В школу входили специалисты в области математики, пытавшиеся, в ряду прочего, развить и перенести идеи прерывности, системности и самоорганизации в область общественных наук и наук о культуре. Несмотря на самоназвание «школа», в современном понимании термина «научная школа» МФМШ таковой не являлась по нескольким причинам. Во-первых, члены МФМШ имели совершенно различные сферы

интересов Ш.В.Бугаева привлека философские спекулятивные систем, П А.Некрасова - социальная физики ЧЯ.Цингера - биология и т.д.). Во-вторых, в среде членов МФМШ не сложился особый научный язык, характерный именно для этой группы и маркирующий ее. В-третьих, деятельность МФМШ не была формализована и институциализирована. Отсутствовали учебные курсы, связанные с изложением теории, члены МФМШ практически не ссылались друг на друга в печатных работах, не проводились общие научные собрания

Таким образом, МФМШ представляет собой неинституциализированную форму безусловной преемственности, которую мы будем обозначать как научную традицию.

Работы Бугаева и его учеников носили ярко выраженный полемический характер, чем вызвали большой резонанс в российском обществе и целый спектр мнений: от горячего одобрения до резкой критики. Тем не менее эти работы не получлли признания в гуманитарном сообществе и не вошли в популярные курсы истории философии в России. Причины этого следующие: сложность научного языка и логических построений при относительной неразработанности терминологического аппарата; свойственный многим работам тезисный характер изложения и отсутствие развёрнутой аргументации; радикализация идей в трудах некоторых последователей Н.В.Бугаева (особенно П.А.Некрасова), а также причины субъективного характера.

В советской историографии негативная оценка деятельности МФМШ была закреплена в связи с «Делом Промпартии» и разгромом статистики в РСФСР. «Эта школа Цингера, Бугаева, Некрасова поставила математику на службу реакционнейшего «научно-философского миросозерцания», а именно: анализ с его непрерывными функциями как средство борьбы против революционных теорий; аритмологию, утверждающую торжество индивидуальности и кабалистики; теорию вероятностей как теорию беспричинных явлений и особенностей; а все в целом в блестящем соответствии с принципами черносотенной философии Лопатина - православием, самодержавием и народностью» («На борьбу за диалектическую математику». - М.; 1931). После окончательного разгрома в 1931 году об идеях, развивавшихся МФМШ, забыли на долгие годы. На Западе работы не были известны из-за того, что публиковались исключительно на русском языке. Мало исследован и тот научный и философский контекст, в котором стало возможным возникновение идей МФМШ.

Следует признать, что содержание высказанных Н.В.Бугаевым и его последователями идей во многом обусловлено сложной и напряженной обстановкой а России того времени. Трудно оспаривать, что разработка системного подхода была ответом на вызов времени. Активно работая в области народного образования, представители МФМШ определяли ситуацию в обществе как разрыв и

рост напряжённости между социальными слоями. Рефлексия по поводу неудачи реформ 1860-х годов, стагнации в общественно-политическом развитии России, очевидная перспектива грядущих социальных катастроф выразилась в интересе к понятию «прерывность».

Несогласие с доминировавшей в науке парадигмой линейного развития, про-грессизма и эволюционизма, как источником опасного упрощения в анализе ситуации и выборе путей развития России, привело к поиску социальной альтернативы. В МФМШ рассматривали развитие как усложнение внутренней структуры, стабилизирующее систему, что может быть интерпретировано и в социальном аспекте. Здесь возможны параллели с теорией психического ритма П Е Астафьева, а методология представителей МФМШ с её анализом знаков, символов, их организации, созвучна идеям И.А.Бодуэна де Куртенэ.

В связи с этим необходимо отметить влияние Н.В.Бугаева на формирование литературного символизма в России. Вот что вспоминает его сын Андрей Белый (БН.Бугаев): «...совпадение во взглядах и даже полемика с ним определяли круг моих интересов; с ним я считался - в детстве, отрочестве, юности, зрелым мужем...».

Но формальное описание истории и интеллектуальных взаимовлияний не объясняет структуру МФМШ как социокультурного феномена. В диссертации предложена модель описания научной традиции, основанная на семиотической концепции культуры и рассмотрении общества как системы деятельностей.

В рамках системной теории Алена Турена и Николаса Лумана общество рассматривается как система действий. Научная и познавательная деятельность может описываться как подсистема, обладающая рядом свойств. Предпосылки к такому пониманию содержались ещё в старой кибернетической теории систем, например, в тезисе Эшли, утверждавшем, что системы являются энергетически открытыми, но информационно замкнутыми. В соответствии с принципом обратной связи в кибернетике и тезисом Эшли, научная деятельность может быть описана точнее, чем с использованием системы субъектно-объектных отношений. А именно, факт существования МФМШ может быть представлен как научная традиция (информационно замкнутая самоопределяющаяся система) и проекция научной традиции на совокупность социальных действий (социокультурный феномен). Понятие научной традиции как социокультурного феномена связано с принципом энергетической открытости, под которым имеется в виду наличие ресурсной базы, позволяющей существовать социальной подсистеме (информация и коммуникации, материальные и людские ресурсы и т.д.).

Исходя из вышеизложенного:

Объектом исследования являв] ■>- аучная традиция как социокультур.1 феномен.

Предметом исследования является деятельность и творческое наследие представителей МФМШ в контексте социально-политической и культурной обстановки в России конца XIX - начала XX веков.

Степень разработанности проблемы

Возвращение интереса к наследию МФМШ пришлось на конец 1980-х годов, когда в обществе пробудился интерес к объективному и непредвзятому изложению отечественной истории. В это время издаю 1ся руководства по истории отечественной философии, написанные эмигрантами, где для российского читателя интересующие фамилии впервые после советского времени упоминаются вне негативного контекста.

На начало 1990-х годов приходится появление первых оригинальных исследований по истории МФМШ, в том числе в новых философских словарях и энциклопедиях (Русская философия. Малый энциклопедический словарь. - М., 1995). В работах С.М.Половинкина («Московская философско-математическая школа» / Общественные науки в СССР. Сер. 3. Философия. - 1991, № 2), В В.Мороза («Идея философско-математического синтеза в русской философии конца 19 - начала 20 веков». - Курск; 2000) и В.А.Шапошникова («Математические понятия и образы в философском мышлении на примере философии П.А.Флоренского и философских идей представителей Московской математической школы». - М., 1996 (дисс)) анализировались некоторые идеи Н.В.Бугаева. Но данный анализ осуществлялся в основном в двух разрезах: в плане влияния этих идей на творчество отца Павла Флоренского и в плане возможности использования идей Н.В.Бугаева для философско-математического синтеза. Анализ работ представителей МФМШ в социокультурном плане пока не осуществлен. Фактически целый пласт российского научного наследия на данный момент остаётся слабоизученным.

Теоретические и методологические основы исследования

Методологическую базу исследования составляет комплексный, интегратив-ньш подход, связанный с общей теорией систем, семиотикой и эпистемологическим конструктивизмом.

В этой связи культура рассматривается в первую очередь как связующая структура, соединяющая символический мир смысла с отношениями индивидуального опыта, образуя для современников единое пространство жизненного опыта.

В ходе исследования применялось несколько методов. При работе с источниками автор руководствовался задачами непредвзятого феноменоло-

гического анализа и старался избегать применения готовых теоретических и идеологических шаблонов при прочтении текстов. Данный метод подразумевает также наличие нескольких языков описания. Так, для изучения текстов Н В Бугаева требуется большее привлечение математического языка, для работ В.Я.Цингера - языка естественных наук, отца Павла Флоренского - богословия.

Также автор прибегает к методу философской герменевтики. Последний используется там, где стоит задача прочитать, к примеру, Н.В.Бугаева через П А Некрасова и Некрасова через Бугаева. Привлечение большого объема материала подразумевает использование метода историко-философской компаративистики, который требует сопоставления различных философских воззрений в контексте эпохи.

В исследовании понятие системности рассматривается как совокупность следующих положений' нелинейность - сумма частей не всегда равняется целому; наличие доминант - состояние целого, формально зависящее от очень большого числа факторов, определяется лишь малым их числом; существование конечного набора устойчивых положений - целое может находиться лишь в нескольких устойчивых состояниях.

В исследовании используется единство предмета и метода исследования: идеи представителей МФМШ близки идеям общей теории систем, поэтому для изучения идей представителей МФМШ в определенном смысле предпочтительно применить системный подход.

Цепь исследования и обобщенные задачи-

Целью исследования является рассмотрение истории научной традиции в области теории систем на материале истории МФМШ, что расширяет наши знания по истории гуманитарной мысли в России и создает предпосылки для дальнейшего развития культурологической теории по пути выработки целостного представления о функционировании социокультурных механизмов.

Достижение этой цели предполагает решение следующих исследовательских задач:

1. Определение понятия «научная традиция».

2 Определение историко-культурной специфики МФМШ как феномена российской научной мысли конца XIX - начала XX вв., выявление его социальной структуры.

3. Раскрытие того, что представляет собой научная традиция МФМШ как выработка специфического языка и коммуникации. В этом контексте обоснование специфичности подхода представителей МФМШ к понятию системности; выявление основных направлений и подходов анализа системности с акцентом на специфику философских и социокультурных идей в этой области.

4. Реконструкция основан]'- ; принципе прерывности теоретичс. модели анализа культуры. - оименявшейся представителями ММФЩ

5. Актуализация и изучение накопленного в истории отечественной науки теоретического материала по выбранной теме, в том числе введение в научный оборот невостребованного прежде материала, его упорядочение и систематизация.

Источники исследования

В качестве основных источников для исследования были выделены: более 75 работ отечественных учёных второй половины XIX — начала XX веков, официальные документы, справочные и библиографические издания, периодическая печать, статистические сборники.

Научная новизна исследования

В диссертации предложена модель описания научной традиции и её функционирования в качестве социокультурного феномена.

Также впервые на материале работ представителей МФМШ были выявлены и проанализированы новые аспекты генезиса системного подхода в науке в России в конце XIX - начале XX веков, в связи с чем в научный оборот введен значительный объем ранее невостребованного материала.

Научно-практическая значимость работы

Сформулированные в исследовании положения, идеи и выводы могут быть использованы для дальнейшего развития системного подхода в культурологии и методологии научного анализа.

Материалы диссертационного исследования могут быть использованы в научной и преподавательской деятельности, при разработке курсов истории математики, истории русской философской мысли, истории семиотики.

Положения, выносимые на защиту

1. Научная традиция может быть интерпретирована как информационно замкнутая часть социальной подсистемы, имеющей в качестве проекции на систему социальных действий явление социокультурного феномена. Научная традиция имеет тенденцию к формированию собственного внутреннего языка; её целеполагание актуализируется через преодоление разрыва между собо"- и системой социальных действий путём усложнения внутренней структуры.

2. Московская философско-математическая школа во главе с Бугаевым представляла собой научную традицию и, вместе с представителями философии критического персонализма в России, была одним из основоположников системного подхода в естественных и гуманитарных науках.

3. Формированию философских идей Н.В.Бугаева способствовала сложная социокультурная обстановка в России во второй половине XIX века; неприятие разрыва между субкультурами интеллигенции и народа, кризис системы государственного управления привели Н.В.Бугаева к идее единой государственной «монады»; надежда на исправление ситуации путем реформы образования привела к формулированию законов «монадологической косности и солидарности».

4. Методологической предпосылкой выработки системного подхода к изучению культуры являлась математическая теория прерывных функций, обобщенная Н.Бугаевым в концепцию аритмологии.

5 Одним из наглядных проявлений прерывности в обществе и культуре являлась, по мнению представителей МФМШ, система образования. Это нашло свое выражение как в общем определении ситуации в образовании, так и, к примеру, в классификации типов школ П.А.Некрасовым.

Апробация работы

Диссертация была обсуждена и рекомендована к защите на заседании Сектора культурологических проблем социализации Российского института культурологии МК РФ. Отдельные положения и выводы диссертации были изложены в статьях, тезисах и выступлениях на научных конференциях, заседаниях методологического семинара молодых учёных РИК.

Структура диссертации

Работа состоит из введения, трех глав и заключения. В приложении приводится список литературы, включающий 210 наименований на русском языке и 50 на иностранных.

Основное содержание работы

Диссертация изложена на 180 страницах, состоит из введения, трех глав, заключения, приложения и списка литературы, включающего 210 наименований на русском языке и 50 на иностранных.

Во введении представлены обоснование постановки проблемы диссертационного исследования и актуальности ее рассмотрения, характеристика целей и задач исследования, его теоретической и практической значимости, научной новизны, а также сформулированы основные положения, выносимые на защиту

Также во введении разъясняется, что в работе понимается под «научной традицией» МФМШ и поясняется схема изложения первых двух глав в разрезе понятия «научная традиция».

Н В.Бугаев в своих философских работах сформулировал идеи о прерывности и системности, которые были актуальны не только в рассматриваемый интервал

времени, но и сейчас. Для развv философской рефлексии, в основа,, которой лежали идеи Н.В.Бугаева, -ебовалось развитие терминологического и понятийного аппаратов. Из-за того, что идеи опередили своё время, а также по причинам субъективного характера сам Н.В.Бугаев данную задачу не решил. П.А.Некрасов, ученик и главный последователь Н.В.Бугаева, предлагал использовать идеи Н.В.Бугаева не для построения научно-философского миросозерцания, а как обоснование своих собственных идей и утверждений в области социальной физики и государственного управления. Эти искажённые идеи не были поняты в научном сообществе. Остальные ученики Н.В.Бугаева использовали лишь часть его идей в работах, имеющих разные предметные области. Философский синтез идей Н.В.Бугаева мог бы быть осуществлён П.А.Флоренским, наиболее одарённым учеником Н.В.Бугаева. Однако исторический контекст и личностные качества отца Павла воспрепятствовали этому. Позднее идеи МФМШ были подвергнуты критике и объявлены вредительскими в Советской России.

Согласно концепции Томаса Куна, создание новой научной парадигмы есть следствие выдающихся открытий и исследований. Трудно говорить о научных открытиях в случае деятельности МФМШ, однако идеи МФМШ впоследствии проявились в новой исследовательской парадигме, называемой системным подходом; историческая роль самих членов МФМШ является недооценённой. В работе показано, что три поколения учёных использовали идеи Н.В. Бугаева, но в совершенно разных предметных областях и интерпретациях.

Первая глава диссертации «Московская философско-математическая школа как научная традиция» состоит из четырёх параграфов. В ней сделан историографический очерк возникновения и развития Московского математического общества, проанализирован вклад его участников в создание и развитие взглядов Московской философско-математической школы.

В первом параграфе «Научная традиция» вводится интерпретация понятия «научная традиция» и обосновывается возможность рассмотрения научной традиции как социокультурного феномена.

Выступления на заседаниях различных Обществ, публикации статей являются общественными проявлениями познавательной деятельности. Совокупность этих действий представляет из себя исторический факт и может быть рассмотрена как социокультурный феномен. Исторический факт существования МФМШ очевиден, но в работе утверждается, что историографическое, прямое толкование социокультурного феномена МФМШ не всегда является обоснованным.

Познавательная деятельность может быть описана как подсистема семиотической системы (сфера смысла), обозначающей культуру, которая обладает рядом свойств. Познавательная деятельность может быть рассмотрена как

^гема действий. Следовательно, возможна интерпретация научной традиции как семиотической системы языка и социокультурного феномена как её проекции на систему действий. Языковая система научной традиции является информационно замкнутой и самоопределяющейся (так как центральные идеи являются инновационными). Иначе говоря, движущей силой в познавательной деятельности является тенденция к созданию собственного культурного кода, самоусложнение. В плоскости социальных действий находятся «энергетические и коммуникационные окна» (аналог предпосылочного знания), опосредованно втияющие на участников познавательной деятельности Для научной традиции, как познавательной деятельности, характерен разрыв между собственным языковым кодом и системой действий. Если при этом сама базовая идея является передовой с точки зрения естествознания, то такая деятельность становится малопонятной и, как следствие, не находит сторонников в социуме (это и случилось с идеями Н.В.Бугаева). Наличие собственного внутреннего языка препятствует контактам с другими познающими системами, несмотря на общий предмет изучения (так произошло с МФМШ и последователями Г.Тейхмюл-лера и П.Е.Астафьевым). В результате научная традиция отдаляется от своей проекции на плоскость социальных действий и, как следствие, испытывает распад.

Данный подход в некотором роде близок к позициям Альфреда Шюца, основателя социальной феноменологии. В его концепции область конечных значений «повседневность» — аналог представленной плоскости социальных действий «Научное теоретизирование» - близко по смыслу к понятию «научная традиция». «Научное теоретизирование» не служит практическим целям, скорее в нем отражена установка «незаинтересованного наблюдателя». В данной работе принята точка зрения, что истинным смыслом теоретизирования (как функционирования системы) является усложнение внутренней структуры и поиск путей сближения двух (по Шюцу) областей конечных значений (погружённых в единое эталонное семиотическое пространство). Мы говорим о «проекции» не в прямом смысле (как чём-то различимом по одной выделенной координате), а в образном, то есть о возможности соотнесения двух понятий.

Во втором параграфе «Н.В.Бугаев. Его деятельность и научное наследие» исследованы ключевые моменты биографии Н.В.Бугаева, подробно рассмотрена его научная и общественная деятельность. В параграфе также рассмотрены основные черты и особенности общественной жизни и социокультурные реалии в среде профессорско-математического сообщества Москвы в конце XIX -начале XX века. В связи с деятельностью Н.В.Бугаева рассмотрена история Московского математического общества.

В параграфе проанализировано .ржание основных философских г Н В Бугаева и сделан обзор фундам. стальных математических работ Н.В.Буга ева, проанализировано их влияние на отечественную науку.

Исследован вопрос о возможном влиянии особенностей личности Н В.Бугаева, специфических черт его характера и оригинальности эмоционального восприятия на его философские воззрения. Рассмотрен вопрос о спорности некоторых утверждений Н.В.Бугаева в свете современного естествсннолаучного знания.

Подробно разбираются 3 основные работы Н.В.Бугаева:

«О свободе воли» (1889) - в этой работе он рассматривает индивидуальную свободу в связи со свободой воли и утверждает, что человек, как индивидуум, есть совокупность социальных действий. Он приходит к девяти тезисам:

1) Воля проявляется только там, где есть сознательная, мотивированная, активная и целесообразная деятельность.

2) Воля проявляется тем сильнее, чем энергичнее, разумнее, свободнее и целесообразнее деятельность, чем шире, богаче сознание, полнее и глубже область самосознания, сильнее, постояннее и общее мотивы для деятельности, то есть чем цельнее, полнее и совершеннее раскрывается вся личность человека.

3) Условия, при которых проявляются свобода и воля, одни и те же. Разница определяется только объектом сознания. Когда идет дело о воле, наше сознание главным образом сосредоточивается на мотиве, а когда дело идет о свободе, оно сосредоточивается на отсутствии препятствий

4) Выражения «произвольная вопя и необходимая воля» не имеют значения.

5) Воля тем свободнее, чем больше условий для проявления сильной воли.

6) Вопрос о свободе воли, поставленный отвлеченно, ведет к большим недоразумениям.

7) Основные задачи права, морали, воспитания и общественности должны стоять в связи не с абстрактным вопросом о свободе воли, а с вопросом об автономии человека.

8) Человек есть автономная единица в общей системе мировых элементов.

9) Только в своей солидарности со всеми окружающими его элементами и силами человек должен самостоятельно искать внутренней гармонии, высшего совершенства и разумного примирения всех антиномий, встречающихся на пути его деятельности.

«Основы эволюционной монадологии» (1893) - в данной работе вводится оригинальное понятие «монады», отличающееся от известного в истории философии понятия, введенного Г.Лейбницем. При изучении социокультурной реальности не допускается введение фиксированной универсальной структурной модели, описывающей мир. Структура мира есть «нечёткая» структура, как таковая она произвольна и ситуативна, но не детерминирована исторически.

Н жны её абстрактные структурные компоненты - «монады» - обладающие потенциальным психическим содержанием, то есть истолковывающие внутренние факты своего бытия и отношение к другим монадам. Монада вводится как интуитивно понятное, обладающее отвлечёнными характеристиками. В этой работе Н.В.Бугаев вводит два закона, описывающих развитие и взаимодействие монад - законы косности и солидарности.

В работе «Математика и научно-философское миросозерцание» (1898) окончательно формулируется аритмологическая точка зрения - взгляд на мир, допускающий введение целеполагания через отказ от любого непрерывного развития, в том числе и исторически детерминированного развития. Итоговое понятие об индивидуальной свободе определяется по отношению к целеполага-нию.

Итак, Н.В.Бугаев не только занимался математическими исследованиями в относительно новом разделе математики «аритмологии» (позже включённом в «теорию чисел»), но, будучи социально активным правым политическим деятелем, высказал ряд новых идей, связанных с системными представлениями о структуре общества и культуры. Они были изложены в новых терминах и по существу выражали альтернативное существующему научно-философское мировоззрение. Для МФМШ Бугаев сыграл роль идейного вдохновителя, чьи мысли, прежде чем быть понятыми в широких научных кругах, требовали переформулировки, доосмысления и более полного изложения.

В третьем параграфе «Развитие идей МФМШ в трудах её представителей» в первую очередь проанализированы ключевые моменты биографии П А Некрасова и его основные философские работы. Подробно исследована фундаментальная работа «Московская философско-математическая школа и ее основатели», выявлен вклад П.А.Некрасова в развитие философских идей МФМШ.

П.А.Некрасов дополнил учение Н.В.Бугаева оригинальной интерпретацией понятия «вероятности» как компромисса между общезначимыми социальными законами и личной свободой индивидуума. Этим устраняется один из сильных косвенных доводов против свободы воли: отрицание строгой закономерности социальных процессов. Взгляды П.А.Некрасова важны как серьёзная научная попытка уничтожить заинтересованность социологии и истории непременно в отрицательном решении вопроса о свободе, чем расчищается путь научному беспристрастию в его разработке.

Вопрос о социальной организации решается П.А.Некрасовым следующим образом. «Возможны, и действительно существуют в опыте социальной гармонии, такие механикоподобные психические процессы, которые совершаются в силу добровольного или принудительного повиновения некоторому исключающему свободу императиву. Но в психическом мире возможны и другого

рода объяснения характера всеуниверсальной гармонии. Для осуществления этих механикоподобных монадологических процессов не нужно какого-либо невероятного договора или принуждения всех особей или монад всей вселенной действовать в известных случаях однообразно механически в разных концах мира, но достаточно, чтобы особи эти носили в себе внутренний духовный закон причинности, выражающийся в психических актах воли, и чтобы затем воля каждой особи обладала в известной сфере независимостью». Таким образом, духовная независимость или свобода способна порождать особую механикоподобную регулярность.

Но непрерывного развития регулярности не существует. Её временная длительность возможная лишь как сальтационный (скачкообразный) переход из одной целостной системы в другую.

Для описания таких процессов П.А.Некрасов использовал логику мерных некатегорических суждений. Он пользовался не только понятием «психомеханического» - вывод силлогизмов формально-логическим путем, но и «психо-аритмологического» - с использованием «нечеткой логики», допускающей не безусловный формальный вывод, а прибавляющий к выводу вероятность его осуществления.

П.А Некрасов ввёл этико-социальную классификацию людей по четырём категориям теоретико-познавательных способностей, а также классификацию научно-образовательных школ:

«Система, законодательно устанавливаемая в школьном деле, должна принимать во внимание многообразие видов школы, вызываемых потребностями и условиями социальной жизни. Эти требования жизни не допускают унитарности в системе народного образования и неизбежно требуют специализирования: научно-философской школы, имеющей в виду преподавание, готовящее людей к тонкому координировано-критическому пониманию предметов точного познания и действия, тщательно обоснованному при помощи синтетическо-критических методов, поддерживающих высокий уровень познания, необходимый для высших степеней священства и учительства, которые должны быть «солью земли» и «светом миру»; публично-общедоступной школы, имеющей в виду преподавание тех же предметов, но простыми путями, опирающимися на природный здравый смысл, «не мудрствуя лукаво», и задающимися целью широкой популяризации хороших знаний и добрых навыков во всех народных слоях; обраювателънп-прпмышленные школы, поставленные в связь с промыслами и профессиями».

Структурой, поддерживающей целеполагание, по П А.Некрасову, является объективная мораль. Она способна нейтрализовать отрицательную сторону некатегорического положения вещей в социальных суждениях и взаимоотно-

шениях, выражающуюся в «политикообщественной порочности, породившей софистику, макиавеллизм, иезуитизм, масонство, разное лукавство».

П.А.Некрасов ввел в оборот термин «МФМШ», написал объёмную работу «МФМШ и его основатели», но главной задачи - синтезировать новое научно-философское мировоззрение МФМШ, основывающееся на идеях Бугаева - он не решил. Причины этого следующие: субъективная интерпретация идей Бугаева, общий публицистический нечеткий стиль изложения, выражение через сугубо научную проблематику реакционных идей, связанных с развитием России.

Также в параграфе проанализировано влияние философских идей Н.В.Бугаева на его научное окружение. В параграфе исследована научная деятельность В Я Цингера, В.Г.Алексеева и Л.К.Лахтина и показано, что все члены научного окружения Н.В.Бугаева интерпретировали его идеи лишь применительно к тем областям знания, которые входили в сферу их интересов (например, для Цингера таковой явилась биология, для Алексеева - химия). В параграфе также проанализировано взаимное влияние философских взглядов Л.М.Лопатина и Н.В.Бугаева.

В четвертом параграфе «Влияние идей МФМШ на философию П А.Флоренского» исследованы особенности философских воззрений отца П А Флоренского, осуществлена оценка его вклада в развитие идей МФМШ.

П.А.Флоренский, скорее всего, ближе всех стоял к тому, чтобы уже в начале XX века осуществить подлинный синтез философских идей Н.В.Бугаева. Во время учебы в Московском университете Флоренский вплотную подошел к идее развития философских трудов Н.В.Бугаева. Образность языка Н.В.Бугаева не стала для Флоренского помехой: он воспринял понятие самоорганизующейся системы, скачкообразно меняющей свои состояния. Недаром он обратился к устойчивости особых точек дифференциальных уравнений, ведь именно эти особые точки стоят как бы на пересечении абстракций прерывного и непрерывного, на пересечении понятий живой монады и прерывности.

Но, увлекшись богословскими идеями, П.А.Флоренский не смог реализовать свою догадку. Из трудов П.А.Флоренского можно видеть, что он органически впитал в себя философские идеи Н.В.Бугаева, но не в их синтетическом, обобщенном, а лишь в частном виде. Широчайший спектр его увлечений не позволил ему сосредоточиться на проблеме, которая казалась ему менее общей среди других, интересовавших его.

В работе «Столп и утверждение Истины» в нескольких местах упоминаются монады, но это уже не бугаевские монады, в них отсутствует тот смысл, который Н.В Бугаев вкладывал в это понятие; это скорее монады в интерпретации Л.М.Лопатина.

По причинам социально-исторического характера работы П.А.Флоренского оказались вырванными из контекста и стали текстами, допускающими возможность произвольной интерпретации. В условиях социальной катастрофы его работы стали носить ярко выраженный религиозно-мистический характер. Именно МФМШ дала такую яркую фигуру, как П.А.Флоренский, но к тому моменту, когда должно было раскрыться дарование П.А.Флоренского, научная традиция МФМШ была прервана.

Вторая глава диссертации «Научное окружение традиции МФМШ» состоит из трех параграфов. В первом параграфе «Критический персонализм в русской философии конца XIX - начала XX веков» рассмотрены взгляды представителей критического персонализма в России Г.А.Тейхмюллера, А.А.Козлова, Я.Ф.Озе и Е.А.Боброва.

Последователь Р.Г.Лотце, Г.А.Тейхмюллер в своем учении вплотную подошел к понятию самоорганизующейся системы с ограниченным числом устойчивых состояний. Важным разделом в учении Г.А.Тейхмюллера является его теория познания. В частности, он утверждал, что без системы образцов и эталонов, без «системы координат» в сознании человека невозможно восприятие действительности. Таким образом, он рассматривал культуру как совокупность знаковых кодов, являющуюся посредником в межиндивидуальном общении.

Принципы непрерывности и механистичности развития мира были подвергнуты Г.А.Тейхмюллером резкой критике при разборе эволюционного учения. В 1877 году Г.Тейхмюллер, вслед за русским биологом К.Э.Бэром, подверг дарвинизм глубокой и всесторонней критике. Между многими другими мотивами, не допускающими возможность непрерывного развития видов, он воспользовался методологией, близкой аритмологическому воззрению Это был первый случай применения математического понятия о прерывности при критике биологических теорий.

Апология такому подходу содержится в работе В.Г.Алексеева «Математика как основа критики научно-философского мировоззрения» (1903), бывйего одним из предшественников теории графов, ставшей одним из ведущих направлений в современной культурологии благодаря труду Ж Лакана и С Жижека: «Использование цифровых и графических способов изображения исторических фактов, которые дают более точное представление об исторических явлениях, чем описательный способ, носящий субъективный и тенденциозный характер».

По мнению Г.А.Тейхмюллера, «описание с помощью прерывных функций не навязывает фатализма и универсализма, свойственного описанию при помощи аналитически-непрерывных функций». Исходя из этого, он утверждал относительность и субъективность времени.

В подходе к понятию времени к Г.А.Тейхмюллеру близок А.А.Козлов. В своих работах он часто касается тех же проблем, что и ГА.Тейхмюллер, и решает их в том же духе, но изложение Козлова гораздо более доходчиво и доступно. Козлов излагает все проблемы обстоятельно, спокойно, медлительно, постоянно снабжает свое изложение историко-философскими справками и объяснениями. Козлов и сам не скрывал глубокого влияния на свои идеи Г Тейхмюллера. А.А.Козлов большей частью разъясняет учение Г.Тейхмюл-лера То же можно сказать и о Я.Ф.Озе. Только благодаря Я.Ф.Озе последние, наиболее важные положения Г.Тейхмюллера были систематизированы и опубликованы. В 1889 г. он отредактировал и выпустил со своим предисловием посмертную работу Тейхмюллера «Neuen Grundlegung der Psychologie und Logic».

Ученик Г.Тейхмюллера и А.А.Козлова - Е.А.Бобров - наиболее близок взглядам МФМШ своей концепцией «систем координат» - «бытия индивидуального» и «бытия координального».

Пример Г Тейхмюллера и его учеников Я.Ф.Озе и Е.А.Боброва демонстрирует, как передовые идеи не получили развития из-за субъективных причин. Первая причина заключается в том, что ГА.Тейхмюллер оказался на периферии как российской научной жизни (писал свои работы на немецком языке), так и европейской (работал в России). Второй причиной стала одиозность фигуры Г А Тейхмюллера в европейских научных кругах и его резкая критика работ философов-современников.

Во втором параграфе «Теория психического ритма П.Е.Астафьева» разбирается концепция, представляющая неолейбницианское направление в русской философской мысли и являющаяся близкой взглядам представителей МФМШ.

Основным началом в концепции П.Е.Астафьева является «сама о себе знающая» духовная сущность; она и причина, и следствие одновременно. Определяющей причиной жизни человека и основанием свободы П.Е.Астафьев полагал волю, определяя ее как усилие, не подчиненное законам механической причинности.

Во второй половине 1880-х годов П.Е.Астафьев был ведущим идеологом русского национализма. Полемизирую с идущей от Ж.-Ж.Руссо, энциклопедистов и И.Канта теорией «естественного человека», «гражданина вселенной», он утверждал, что не только отдельная «нравственная личность», но и народ, как целое, есть не орудие для некой истории или политики, а самоцель. С этой позиции пытался определить русскую культурную идентичность.

Для характеристики динамики культуры П.Е.Астафьев применял разработанный им «закон психического ритма», доказывающий, что «свойства всей нашей душевной жизни стоят в тесной зависимости от скорости смены ощуще-

ний, мыслей, чувств и стремлений, которые, переходя за известный предел, меру, - приводят неизбежно к ненормальным... душевным состояниям».

Критика складывающейся ситуации в средствах массовой информации привела П.Е.Астафьева к их определению как единой коммуникативной системы, являющейся основой культуры. Данная система может находиться как в стабильном состоянии, предполагающем ее долговременность, так и в нестабильном. Первое основывается на том, что чем в психическом событии больше элементов сознательности и произвольности, тем на его осуществление тратится больше времени. Хаотичность информационного содержания культуры (институт моды, новостной, а не аналитический подход к передаче информации в прессе, преднамеренное распространение сплетен и слухов и т.д.) приводит к нестабильности общественной системы.

П.Е.Астафьев являлся одиночкой, как и автодидакт А.А.Козлов. Область его деятельности - теория массовой информации - на момент его деятельности не была достаточно развита.

В третьем параграфе проведен сравнительный анализ становления взглядов представителей МФМШ с развитием лингвистики в России и возникновением семиотического подхода в науках о культуре в трудах И.А.Бодуэна де Куртене, Н.В.Крушевского и Р.О.Якобсона.

Особое внимание обращается на отказ от представлений о линейной исторической детерминированности языка: «лингвистика принадлежит не к наукам «историческим», а к наукам «естественным», а законы языка отнесены к законам природы» (Н.В.Крушевский). Данные «законы природы» и рассматривались в качестве аналогии точек упорядочения. О системном характере взглядов основоположников семиотики говорит и концепция Бодуэна де Куртене о бессознательном обобщении и бессознательной абстракции, как двух силах, обеспечивающих развитие языка.

Третья глава диссертации «МФМШ как социокультурный феномен» состоит из четырех параграфов. В первом параграфе «Теоретическая интерпретация МФМШ ситуации в России в конце XIX - начале XX веков» рассмотрен социокультурный и политический анализ ситуации в России, на котором основывали свою деятельность представители МФМШ.

Культура России второй половины XIX века определялась как крайне диссоциированная. Степень разрыва культурных уровней позволяла говорить о параллельном существовании в российском обществе кардинально различающихся культур При этом культура народа представляла собой замкнутую систему, не способную к развитию. Отсюда предлагаемый Бугаевым закон монадологической косности, гласящий, что монада не может без взаимодействия с другими монадами изменить свое внутреннее содержание.

Но Бугаев формулирует и закон монадологической солидарности: монада совершенствуется сама, только воздействуя на другую монаду. Это предлагалось Бугаевым как научное обоснование участия интеллигенции в реформах.

Многие из участников МФМШ и близких к этому кругу мыслителей были чюдьчи консервативных убеждений и придерживались правых и крайне правых политических взглядов. Квинтэссенцией их идеологии была ультрареакционная теория «бронированного кулака» П.А.Некрасова, постулирующая необходимость сильного государства, как хранителя и выразителя объективной морали.

Второй параграф «Деятельность членов МФМШ в области образования». Основоположники МФМШ были ведущими профессорами Москвы и признанными специалистами в своих областях знания. Они вели активную педагогическую деятельность, в том числе и как авторы учебников для высшей и средней школы. О том, что они проводили в жизнь принцип единства среднего и высшего образования, свидетельствует тот факт, что членами научных обществ, близких к МФМШ, были рядовые преподаватели гимназий, что весьма поощрялось. Выступления против сословного характера образования объяснялись отношением к образованию, как к системе устойчивых точек развития культуры. В рамках этого можно рассматривать создание Московского педагогического общества при содействии Московского математического общества и активном участии Н.В.Бугаева.

Н.В.Бугаев был членом Высочайше учреждённой Комиссии по вопросу об улучшениях средних учебных заведений. Он был одним из первых, настоявших на введении в средней и высшей школах практических занятий по математике, что было важным элементом в развитии инженерного образования в России. Н В.Бугаев много времени уделял пропаганде и развитию социализирующей функции образования, что нашло свое выражение в том числе в увеличении преподавания русского языка и изменении характера этого преподавания. Большое внимание он уделял развитию внешнего восприятия и деятельности, для чего предполагалось значительное увеличение преподавания дисциплин эстетической направленности и физической культуры.

В соответствии с аритмологической концепцией и принципом системности, существуют моменты исторического развития, когда влияние одного конкретного человека может быть неопределённо велико. Задача образования - по возможности подготовить всех и каждого к исполнению функций, определяющих развитие общества.

В третьем параграфе «Развитие идей системности в естествознании после разгрома МФМШ» показано, что синтез философских идей аритмологии в определенном смысле был осуществлен современной теорией систем, демонстрирующей, что поведение любой, даже очень сложной системы, определяется несколькими параметрами порядка.

Идеи Н.В.Бугаева практически предшествовали возникновению целого нового класса теорий: в математике и механике теории устойчивости, теории динамических систем, теории бифуркаций, теории катастроф; в физике теорий и понятий квантования энергетических уровней, диссоциации спектров, стратификации, аттракторов, лазерного излучения и т.п.

Специфика нашего исследования в том, что мы имеем дело с научной традицией, полностью прекратившей своё существование. Но парадокс в том, что само направление этих научных исследований было и остаётся необычайно актуальным, поэтому в истории науки - с «замещающим развитием». То есть мы имеем дело со случаем, когда в начале данного направления научных исследований предполагается крупная национальная научная традиция, имеющая целостное научно-философское миросозерцание, затем происходит некая катастрофа, после которой идеи этой традиции наследуют несколько частных специалистов, работающих в узких научных дисциплинах. Такими специалистами непосредственно являлись Н.В.Лузин в действительном анализе и А Н.Колмогоров в теории вероятностей и функциональном анализе.

Flo из этих разрозненных частных работ уже не может сложиться целостное мировоззрение, для чего необходимо заимствование, копирование из зарубежной практики. В результате наблюдалось качественное падение уровня исследований в развитии системной теории и длительное время полное отсутствие философской рефлексии.

Четвертый параграф посвящён анализу той составляющей концепции МФМШ, которая была полностью утрачена после разгрома этой школы в 1931 юду. Это концепция исчисления времени в культуре. Анализируется концепция культуры как системной функции памяти, основанной на утверждении о том, что, поскольку развитие социума прерывисто, то он нуждается в развитии и сохранении внешней референтной системы. Общество, в качестве субстрата, производит такую систему, построенную как код - культуру. Анализируются принципы организации культуры.

Общекультурным контекстом, в котором представителями МФМШ решался вопрос о времени в культуре и структуре культуры как памяти, была проблема выбора цивилизационного пути развития России: «служить развитию своего народа на началах исконных, или же стремиться оторвать народ от уклада его старины, стереть его индивидуальность и слить в общее русло эволюции всего человечества». Выбор был однозначным и единственно возможным в рамках их научного мировоззрения - отстаивание культурной самостоятельности в качестве сохранение автономной информационной системы, через которую только и возможны и реализация отдельной личности, и служение всеобщим целям человечества. При этом чувство долга по отношению к своей стране рассматривалось лишь как первая, низшая стадия в рациональном поведении

—¡вида Выше ставилось принятие любого состояния системы как необходимого, а именно так понималась иррациональная по форме любовь к родине.

Ведущей концепцией был предложенный Н.В.Бугаевым закон сохранения времени, выраженный формулой «прошлое не исчезает, а накапливается». Накопление прошлого есть увеличение психического содержания структурных ечиниц социокультурной системы («монад» в определении Н.В.Бугаева). Б тгодаря этому «мир не равен самому себе», т.е. может развиваться, усложняя свою структуру четырьмя путями:

- изменение количественного состава системы (увеличение количества элементов);

- изменение количественного состава связей (увеличение количества связей);

- изменение качественного состава системы (совершенствование элементов);

- изменение качественного состава связей (совершенствование связей).

Для последнего пункта временное развитие наиболее существенно. Усложнение структуры этим способом увеличивает сплоченность системы, повышает скорости коммуникации. Это компенсирует тот принцип развития, о котором писал Г.А.Тейхмюллер: чем сильнее различаются системы координат у двух индивидов, тем сложнее им понимать друг друга. Развитая коммуникативность способствует формированию своеобразных сетей понимания. Понимание времени представителями МФМШ разрешает и проблему, на которую указывал П Е.Астафьев, видевший в информационных коммуникациях прежде всего опасность роста стандартных автоматических связей между отдельными моментами сознания, что нивелирует волю и сводит к ничтожным величинам время, как действительную меру психических величин.

В заключении подведены итоги исследования, сформулированы основные выводы.

Список публикаций

I. Годин А.Е. Взгляды членов Московского математического общества на проблемы образования в России во второй половине XIX — начале XX века / Труды Международной научно-практической конференции «Образование в пространстве культуры». - М., 2005.

2 I один А.Е. Культурологическая реконструкция идей Московской философ-ско-математической школы / Труды ежегодной конференции-семинара молодых ученых «Науки о культуре - шаг в XXI век». - М., 2005.

3 Годин А.Е. Развитие идей Московской философско-математической школы. -М.: Изд-во «Красный свет», 2005, 125 с.

4 Годин А.Е Обобщенная задача о назначениях / Тезисы международного семинара «Супервычисления и математическое моделирование». - Саров, 2002.

Принято к исполнению 01/09/2005 Исполнено 01/09/2005

Заказ № 1004 Тираж 100 эхз

ООО «11-й ФОРМАТ» ИНН 7726330900 Москва, Варшавское ш , 36 (095) 975-78-56 (095) 747-64-70 www autoreferat ru

Id 1 5 5 05

РЫБ Русский фонд

2006-4 12104

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата философских наук Годин, Александр Евгеньевич

Введение

Глава 1. Московская философско-математическая школа как 18 научная традиция

1.1. Научная традиция

1.2. Н.В.Бугаев. Его деятельность и научное наследие

1.2.1 Возникновение и расцвет Московского математического общества

1.2.2 Жизнь и взгляды Н.В.Бугаева

1.2.2.1 Научная и общественная деятельность Н.В.Бугаева

1.2.2.2 Частная жизнь Н.В.Бугаева

1.2.3 Наследие Н.В.Бугаева

1.2.3.1 Работа Н.В.Бугаева «О свободе воли»

1.2.3.2 Работа Н.В.Бугаева «Основные начала эволюционной монадологии»

1.2.3.3 Работа Н.В.Бугаева «Математика и научно-философское миросозерцание»

1.2.3.4 О возможном влиянии личных качеств Н.В.Бугаева на его философские 53 воззрения

1.3 Развитие идей МФМШ в трудах её представителей

1.3.1 П.А.Некрасов. Его деятельность и научное наследие

1.3.2 В.Я.Цингер. Его деятельность и наследие

1.3.3 В.Г.Алексеев. Его деятельность и наследие

1.3.4 JI.К.Лахтин. Его деятельность и наследие

1.3.5 Л.М.Лопатин. Его деятельность и наследие

1.3.6 Сравнительный анализ идей Н.В.Бугаева и П.А.Некрасова о свободе воли

1.3.7 Оценка места и роли ММШ в истории русской мысли

1.4 Влияние идей МФМШ на философию П.А.Флоренского

Глава 2. Научное окружение традиции МФМШ

2.1 Критический персонализм в русской философии конца XIX - начала XX 99 веков

2.1.1 Г.А.Тейхмюллер. Его деятельность и наследие

2.1.2 А.А.Козлов. Его деятельность и наследие

2.1.3 Я.Ф.Озе. Его деятельность и наследие

2.1.4 Е.А.Бобров. Его деятельность и наследие

2.1.5 Философия критического персонализма: ее возникновение и развитие

2.1.6 О взаимном влиянии научной традиции Московской философско- 114 математической школы и русских философских школ

2.2 Теория психического ритма П.Е.Астафьева

2.2.1 Жизнь и взгляды П.Е.Астафьева

2.2.2 Критика позитивизма П.Е.Астафьевым

2.2.3 Понятие психического ритма

2.3 О прерывности и системности в русской лингвистике и семиотике конца 124 XIX - начала XX веков

Глава 3. МФМШ как социокультурный феномен

3.1 Теоретическая интерпретация МФМШ ситуации в России в конце XIX - 127 начале XX веков

3.1.1 Социокультурная обстановка в России во второй половине XIX века

3.1.2 «Реакционность» идей Московской философско-математической школы?

3.2 Деятельность членов МФМШ в области образования

3.3 Развитие идей системности в естествознании после разгрома МФМШ 149 3.3.1 Анализ влияния идей Московской философско-математической школы на научную и философскую мысль

3.3.1.1 Развитие взглядов представителей Московской философско- 149 математической школы в дальнейшей истории отечественной науки

3.3.1.2 Влияние идей Н.В.Бугаева на зарубежную науку

3.3.2 Критический анализ идей МФМШ с позиций современного естествозна- 152 ния

3.3.2.1 Критика терминологии

3.3.2.2 Критика позитивизма Н.В.Бугаевым

3.3.2.3 Критика взглядов Н.В.Бугаева на роль математики в познании окружаю- 156 щей действительности

3.3.2.4 Кто победил с точки зрения современных естественнонаучных воззрений 161 - позитивисты с их детерминизмом или Н.В.Бугаев со своей аритмологи

3.3.2.5 Может ли оказаться так, что Бугаев был во всем прав?

3.3.4 Категория «души культуры»

3.3.5 Пути развития идей Н.В.Бугаева 175 3.4 Концепция исчисления времени в культуре

Введение диссертации2005 год, автореферат по культурологии, Годин, Александр Евгеньевич

Обоснование проблемы исследования и её актуальность

В последнее время в гуманитарных исследованиях значительно выросла доля работ, декларирующих свою принадлежность к системному подходу либо действительно опирающихся на общую теорию систем. В связи с этим отмечается рост экспорта адаптированных теорий и методик из области математики и семиотики в область традиционных гуманитарных исследований. Характерным примером подобной тенденции, позиционирующей себя как реформирование наук о культуре, является развитие немецких социологических и культурологических школ, связанных с Берлинским научным коллегиумом, Фрайбургским Специальным исследовательским сектором (SFB), Штуттгартским Центром теории культуры, Эссенским институтом культурологии и такими персоналиями, как Никлас Луман.

Следует отметить, что не только современное состояние, но и возникновение системного подхода традиционно рассматривается в рамках истории зарубежной науки. Это объяснимо тем обстоятельством, что период институциализации системных исследований пришелся для России на период социальных конфликтов и репрессий первой трети XX века. Естественное развитие многих отраслей знания было прервано. Работы, выполненные на русском языке и не переведённые на европейские языки, были неизвестны за рубежом в том случае, если не находили «пропагандистов», таких как Р.Якобсон, открывший миру работы одних из основоположников семиотики Н.В.Крушевского и И.А.Бодуэна де Куртэне.

Основная сложность изучения истории системного подхода в исследованиях культуры заключается в необходимости перехода от исследований, основанных на идеографическом, описательно-систематизирующем методе, к проблемно-логическому методу, к обобщенному осмыслению фактов и событий в истории научной мысли и культуры, к их типологизации с использованием сравнительного анализа, к построению моделей, в том числе реконструирующих систему взглядов авторов или научных школ. Последнее обстоятельство есть следствие той исторической «недоговоренности», что характеризует насильственное прерывание развития научных исследований. Необходима также и отсылка к специальным знаниям из области математики и естественных наук.

В силу этого, разработка культурологического материала, связанного с генезисом системной теории в науке при изучении социокультурных процессов, в данный момент еще не стала полноценным направлением научной деятельности, а существует как исследовательская перспектива. Представляется, что эта перспектива касается двух направлений исследований: изучение концепций усложнения структуры и концепций прерывности развития. В истории российской науки генезис системного подхода в изучении культуры связан во многом с феноменом Московской философско-математической школы (МФМШ), объединяющим оба указанных дискурса системности.

С идеями представителей МФМШ во многом перекликаются идеи представителей философии критического персонализма в России того времени во главе с Густавом Тейх-мюллером. В отличие от идей членов МФМШ, сущность учения Г.А.Тейхмюллера могла быть инкорпорирована в традиционную историю гуманитарной науки с «литературоцентрической» позиции, то есть позиции, ориентированной на анализ в форме беллетризиро-ванного текста. Предметом исследований Г.А.Тейхмюллера был исторически сложившийся корпус философских текстов, в то время как представители МФМШ рассматривали математические модели и концепции; методология Г.А.Тейхмюллера не имела отсылки к математическому аппарату, как у представителей МФМШ. Во многом это объясняется тем, что не только во времена Г.А.Тейхмюллера, но и позже, во время складывания догмы истории русской философии (первые две трети XX века) в российском, а особенно в советском знании не были преодолены барьеры, противопоставляющие науки о природе и науки о духе как предметные области, данные в форме законов и в форме текстов (герменевтически).

В настоящее время тексты, использующие математический язык, естественным образом рассматриваются в культурологии. Предпосылки этого мы находим еще у автора термина «культурология» Лесли Уайта: «Математические истины существуют в культурной традиции, в которую вступает при рождении индивид, и, таким образом, проникают в его сознание извне. Однако вне культурной традиции математические понятия не существуют и не имеют смысла, а культурная традиция, разумеется, не существует отдельно от человеческого рода». Поскольку язык математики относится к культурной традиции как вторичная моделирующая система, один из языков культуры, то рассмотрение культуры на базе выражающегося этим языком математического мировоззрения правомочно.

Термин «Московская философско-математическая школа» является «самоназванием», возникшим в работах учеников и последователей основателя этой школы Николая Васильевича Бугаева. Школа развивалась в период с 1880-х по 1920-е гг. и объединяла в себе три поколения исследователей. Она сложилась в среде членов Московского математического общества и преподавателей Императорского Московского университета. В школу входили специалисты в области математики, пытавшиеся, в ряду прочего, развить и перенести идеи прерывности, системности и самоорганизации в область общественных наук и наук о культуре. Несмотря на самоназвание «школа», в современном понимании термина «научная школа» МФМШ таковой не являлась по нескольким причинам. Во-первых, члены МФМШ имели совершенно различные сферы интересов (Н.В.Бугаева привлекали философские спекулятивные системы, П.А.Некрасова - социальная физика, В.Я.Цингера - биология и т.д.). Во-вторых, в среде членов МФМШ не сложился особый научный язык, характерный именно для этой группы и маркирующий ее. В-третьих, деятельность МФМШ не была формализована и институциализирована. Отсутствовали учебные курсы, связанные с изложением теории, члены МФМШ практически не ссылались друг на друга в печатных работах, не проводились общие научные собрания.

Таким образом, МФМШ представляет собой неинституциализированную форму безусловной преемственности, которую мы будем обозначать как научную традицию.

Работы Бугаева и его учеников носили ярко выраженный полемический характер, чем вызвали большой резонанс в российском обществе и целый спектр мнений: от горячего одобрения до резкой критики. Тем не менее эти работы не получили признания в гуманитарном сообществе и не вошли в популярные курсы истории философии в России. Причины этого следующие: сложность научного языка и логических построений при относительной неразработанности терминологического аппарата; свойственный многим работам тезисный характер изложения и отсутствие развёрнутой аргументации; радикализация идей в трудах некоторых последователей Н.В.Бугаева (особенно П.А.Некрасова), а также причины субъективного характера.

В советской историографии негативная оценка деятельности МФМШ была закреплена в связи с «Делом Промпартии» и разгромом статистики в РСФСР. «Эта школа Цингера, Бугаева, Некрасова поставила математику на службу реакционнейшего «научно-философского миросозерцания», а именно: анализ с его непрерывными функциями как средство борьбы против революционных теорий; аритмологию, утверждающую торжество индивидуальности и кабалистики; теорию вероятностей как теорию беспричинных явлений и особенностей; а все в целом в блестящем соответствии с принципами черносотенной философии Лопатина - православием, самодержавием и народностью» («На борьбу за диалектическую математику». - М.; 1931). После окончательного разгрома в 1931 году об идеях, развивавшихся МФМШ, забыли на долгие годы. На Западе работы не были известны из-за того, что публиковались исключительно на русском языке. Мало исследован и тот научный и философский контекст, в котором стало возможным возникновение идей МФМШ.

Следует признать, что содержание высказанных Н.В.Бугаевым и его последователями идей во многом обусловлено сложной и напряженной обстановкой в России того времени. Трудно оспаривать, что разработка системного подхода была ответом на вызов времени. Активно работая в области народного образования, представители МФМШ определяли ситуацию в обществе как разрыв и рост напряжённости между социальными слоями. Рефлексия по поводу неудачи реформ 1860-х годов, стагнации в общественно-политическом развитии России, очевидная перспектива грядущих социальных катастроф выразилась в интересе к понятию «прерывность».

Несогласие с доминировавшей в науке парадигмой линейного развития, прогрессизма и эволюционизма, как источником опасного упрощения в анализе ситуации и выборе путей развития России, привело к поиску социальной альтернативы. В МФМШ рассматривали развитие как усложнение внутренней структуры, стабилизирующее систему, что может быть интерпретировано и в социальном аспекте. Здесь возможны параллели с теорией психического ритма П.Е.Астафьева, а методология представителей МФМШ с её анализом знаков, символов, их организации, созвучна идеям И. А.Бодуэна де Куртенэ.

В связи с этим необходимо отметить влияние Н.В.Бугаева на формирование литературного символизма в России. Вот что вспоминает его сын Андрей Белый (Б.Н.Бугаев): «.совпадение во взглядах и даже полемика с ним определяли круг моих интересов; с ним я считался - в детстве, отрочестве, юности, зрелым мужем.».

Но формальное описание истории и интеллектуальных взаимовлияний не объясняет структуру МФМШ как социокультурного феномена. В диссертации предложена модель описания научной традиции, основанная на семиотической концепции культуры и рассмотрении общества как системы деятельностей.

В рамках системной теории Алена Турена и Николаса Лумана общество рассматривается как система действий. Научная и познавательная деятельность может описываться как подсистема, обладающая рядом свойств. Предпосылки к такому пониманию содержались ещё в старой кибернетической теории систем, например, в тезисе Эшби, утверждавшем, что системы являются энергетически открытыми, но информационно замкнутыми. В соответствии с принципом обратной связи в кибернетике и тезисом Эшли, научная деятельность может быть описана точнее, чем с использованием системы субъектно-объектных отношений. А именно, факт существования МФМШ может быть представлен как научная традиция (информационно замкнутая самоопределяющаяся система) и проекция научной традиции на совокупность социальных действий (социокультурный феномен). Понятие научной традиции как социокультурного феномена связано с принципом энергетической открытости, под которым имеется в виду наличие ресурсной базы, позволяющей существовать социальной подсистеме (информация и коммуникации, материальные и людские ресурсы и т.д.).

Объект и предмет исследования

Объектом исследования является научная традиция как социокультурный феномен.

Предметом исследования является деятельность и творческое наследие представителей МФМШ в контексте социально-политической и культурной обстановки в России конца XIX - начала XX веков.

Степень разработанности проблемы

Возвращение интереса к наследию МФМШ пришлось на конец 1980-х годов, когда в обществе пробудился интерес к объективному и непредвзятому изложению отечественной истории. В это время издаются руководства по истории отечественной философии, написанные эмигрантами, где для российского читателя интересующие фамилии впервые после советского времени упоминаются вне негативного контекста.

На начало 1990-х годов приходится появление первых оригинальных исследований по истории МФМШ, в том числе в новых философских словарях и энциклопедиях [181]. В работах С.М.Половинкина [168, 169, 170], В.В.Мороза [141, 142] и В.А.Шапошникова [216] анализировались некоторые идеи Н.В.Бугаева. Но данный анализ осуществлялся в основном в двух разрезах: в плане влияния этих идей на творчество отца Павла Флоренского и в плане возможности использования идей Н.В.Бугаева для философско-математического синтеза. Анализ работ представителей МФМШ в социокультурном плане пока не осуществлен. Фактически целый пласт российского научного наследия на данный момент остаётся слабоизученным.

Цель исследования и обобщенные задачи:

Целью исследования является рассмотрение истории научной традиции в области теории систем на материале истории МФМШ, что расширяет наши знания по истории гуманитарной мысли в России и создает предпосылки для дальнейшего развития культурологической теории по пути выработки целостного представления о функционировании социокультурных механизмов.

Достижение этой цели предполагает решение следующих исследовательских задач:

1. Определение понятия «научная традиция».

2. Определение историко-культурной специфики МФМШ как феномена российской научной мысли конца XIX - начала XX вв., выявление его социальной структуры.

3. Раскрытие того, что представляет собой научная традиция МФМШ как выработка специфического языка и коммуникации. В этом контексте обоснование специфичности подхода представителей МФМШ к понятию системности; выявление основных направлений и подходов анализа системности с акцентом на специфику философских и социокультурных идей в этой области.

4. Реконструкция основанной на принципе прерывности теоретической модели анализа культуры, применявшейся представителями ММФШ

5. Актуализация и изучение накопленного в истории отечественной науки теоретического материала по выбранной теме, в том числе введение в научный оборот невостребованного прежде материала, его упорядочение и систематизация.

Источники исследования

В качестве основных источников для исследования были выделены: более 75 работ отечественных учёных второй половины XIX - начала XX веков, официальные документы, справочные и библиографические издания, периодическая печать, статистические сборники.

Научная новизна исследования

В диссертации предложена модель описания научной традиции и её функционирования в качестве социокультурного феномена.

Также впервые на материале работ представителей МФМШ были выявлены и проанализированы новые аспекты генезиса системного подхода в науке в России в конце XIX -начале XX веков, в связи с чем в научный оборот введен значительный объем ранее невостребованного материала.

Научно-практическая значимость работы

Сформулированные в исследовании положения, идеи и выводы могут быть использованы для дальнейшего развития системного подхода в культурологии и методологии научного анализа.

Материалы диссертационного исследования могут быть использованы в научной и преподавательской деятельности, при разработке курсов истории математики, истории русской философской мысли, истории семиотики.

Выносимые на защиту положения

1. Научная традиция может быть интерпретирована как информационно замкнутая часть социальной подсистемы, имеющей в качестве проекции на систему социальных действий явление социокультурного феномена. Научная традиция имеет тенденцию к формированию собственного внутреннего языка; её целеполагание актуализируется через преодоление разрыва между собой и системой социальных действий путём усложнения внутренней структуры.

2. Московская философско-математическая школа во главе с Бугаевым представляла собой научную традицию и, вместе с представителями философии критического персонализма в России, была одним из основоположников системного подхода в естественных и гуманитарных науках.

3. Формированию философских идей Н.В.Бугаева способствовала сложная социокультурная обстановка в России во второй половине XIX века; неприятие разрыва между субкультурами интеллигенции и народа, кризис системы государственного управления привели Н.В.Бугаева к идее единой государственной «монады»; надежда на исправление ситуации путем реформы образования привела к формулированию законов «монадологи-ческой косности и солидарности».

4. Методологической предпосылкой выработки системного подхода к изучению культуры являлась математическая теория прерывных функций, обобщенная Н.Бугаевым в концепцию аритмологии.

5. Одним из наглядных проявлений прерывности в обществе и культуре являлась, по мнению представителей МФМШ, система образования. Это нашло свое выражение как в общем определении ситуации в образовании, так и, к примеру, в классификации типов школ П.А.Некрасовым.

Теоретические и методологические основы исследования

Методологическую базу исследования составляет комплексный, интегративный подход, связанный с общей теорией систем, семиотикой и эпистемологическим конструктивизмом.

В этой связи культура рассматривается в первую очередь как связующая структура, соединяющая символический мир смысла с отношениями индивидуального опыта, образуя для современников единое пространство жизненного опыта.

В ходе исследования применялось несколько методов. При работе с источниками автор руководствовался задачами непредвзятого феноменологического анализа и старался избегать применения готовых теоретических и идеологических шаблонов при прочтении текстов. Данный метод подразумевает также наличие нескольких языков описания. Так, для изучения текстов Н.В.Бугаева требуется большее привлечение математического языка, для работ В.Я.Цингера - языка естественных наук, отца Павла Флоренского -богословия.

Также автор прибегает к методу философской герменевтики. Последний используется там, где стоит задача прочитать, к примеру, Н.В.Бугаева через П.А.Некрасова и Некрасова через Бугаева. Привлечение большого объема материала подразумевает использование метода историко-философской компаративистики, который требует сопоставления различных философских воззрений в контексте эпохи.

В исследовании понятие системности рассматривается как совокупность следующих положений: нелинейность - сумма частей не всегда равняется целому; наличие доминант - состояние целого, формально зависящее от очень большого числа факторов, определяется лишь малым их числом; существование конечного набора устойчивых положений -целое может находиться лишь в нескольких устойчивых состояниях.

В исследовании используется единство предмета и метода исследования: идеи представителей МФМШ близки идеям общей теории систем, поэтому для изучения идей представителей МФМШ в определенном смысле предпочтительно применить системный подход.

Никто не станет спорить с утверждением, что культура - очень сложный объект, особенно при широком понимании феномена культуры как всего неприродного, искусственного мира [73]. Фактически культура или даже какая-то небольшая её часть или аспект представляют собой очень сложную систему; информация о структуре и внутренних связях между элементами этой структуры нам или недоступна, или не поддаётся формальному описанию с использованием традиционных методов.

Изложенные обстоятельства убеждают в том, что вопросы методологии культурологического исследования являются очень важными.

При изучении сложных систем целесообразно применение принципа, который назовем принципом метаисследования.

Этот принцип был сформулирован автором этой работы путем размышлений, мысленных экспериментов и наблюдений. Полное теоретическое обоснование целесообразности их применения представляется затруднительным, частичное обоснование имеется в работах автора. Подробное же изложение этих размышлений и мысленных экспериментов может перегрузить данную работу деталями, поэтому оно выведено за ее пределы. Вместо обоснований для пояснения сути вопроса будет лишь приведен некий ассоциативный ряд.

Первая часть принципа заключается в следующем. С позиций математики культура, как любая сложная система, может быть рассмотрена в виде модели, поведение которой задаётся огромным количеством переменных и колоссальным количеством связей между этими переменными. Она в принципе может быть описана с помощью системы нелинейных уравнений. На практике оказывается, что составить подобную систему, а тем более решить вряд ли когда-нибудь удастся. Несмотря на это, математика может оказаться полезной даже в этой ситуации.

Система нелинейных уравнений в многомерном пространстве описывает некоторую многомерную поверхность. Эта поверхность очень сложна, но математики научились рассматривать такие поверхности, даже не решая уравнений. Они доказали, что качественное поведение поверхности, описываемой сложной системой уравнений, определяется конечным числом определенных точек, которые называются особыми. Существует раздел математики, называемый топологией, который описывает сложные поверхности на основании информации об особых точках. Математики доказали, что топологическая структура зависит не от всех особых точек, а только от некоторых, самых важных, которые называются устойчивыми, потому что они не исчезают при микроскопически малом изменении начальных условий, системы координат и параметров системы. Чтобы рассматривать только эти существенные особые точки, математики придумали термин, возможно не слишком удачный, «шевеление» [84]. Если «пошевелить» систему, то есть чуть-чуть изменить начальные условия, параметры системы или систему отсчета, то все малозначимые особенности исчезают, и остаются только самые важные [17].

Самое существенное и самое интересное, что этот факт не зависит от свойств системы, справедлив для любых, самых сложных систем.

В разделе математики, который называется «комплексным анализом» рассматриваются свойства функций, заданных на множестве комплексных чисел. Несмотря на «мнимость» подобных функций они оказались исключительно полезными в изучении функций действительного переменного, теории чисел и других разделах математики. Был даже введён термин «комплексификация», обозначающий переход от функции действительного переменного к соответствующей функции комплексного переменного. Функции комплексного переменного, которые являются дифференцируемыми много раз, называются голоморфными. Они обладают интересным и важным свойством - их значения могут быть экстраполированы с малой области на всю область голоморфности. Но если в одной точке (или в нескольких) функция теряет голоморфность (например, вообще не определена), то такая функция называется мероморфной в области. В этом случае поведение функции определяются поведением именно около особых точек, то есть для решения задачи экстраполяции достаточно значения функции в малых окрестностях особых точек.

При использовании системного подхода в культурологии вышеизложенное означает следующее. Если мы хотим избежать случайных ошибок, если мы намерены рассматривать не частные, редко встречающиеся и быстро исчезающие явления, то во время наблюдения и описания мы должны «шевелить», то есть немного менять сам объект, под которым понимается культурологический текст (то есть текст в обобщенном понимании этого слова: обычный текст, последовательность знаков, символов, музыку, танец, творения искусства), менять начальные условия, то есть наблюдающего субъекта и систему координат, а также метод наблюдения.

Изучаемый объект мы можем изменить, допустим, заменяя отдельные слова или элементы синонимами или меняя последовательность слов или элементов. Мы можем варьировать метод исследования, так как культурологией их накоплено множество. Но как мы можем изменить субъекта наблюдения?

Можем, если он сам захочет измениться. Мы попросим его изменить свою точку зрения, степень предвзятости, эмоциональный настрой, мы попросим его сыграть другую роль, поучаствовать в игре.

При культурологическом исследовании мы не можем до конца понять культурологический обобщенный текст по следующим причинам:

- как вербальные, так и невербальные языки часто многозначны; нужное значение слова или символа выбирается из контекста; если контекст утерян или недоступен, неоднозначность остается, и это приводит к ошибкам в интерпретации;

- значение слов или символов как артефактов меняется во времени, исторически, в разных социальных группах или субкультурах, и не всегда удается это адекватно учесть;

- исследователь видит объект «через очки» собственной культуры, окружающей его культуры, культуры, элементы которой находятся в его подсознании; мы зашорены, «запачканы» окружающей нас социокультурной средой, не совпадающей со средой объекта; мы не всегда можем сознательно контролировать, в какой степени и в каких аспектах наш взгляд отличается от взгляда исторического окружения объекта.

Поэтому нужны специальные правила для повышения достоверности исследования. Нам следует сформулировать эти правила и заставить себя искусственно подчиняться этим правилам в процессе проведения исследования.

Таким образом из вышесказанного следует, что при изучении сложных систем необходимо осуществлять:

- синонимизацию, переструктуризацию изучаемого обобщенного текста;

- изменение точки наблюдения во времени: попытка обозревать объект из настоящего, из прошлого, из будущего;

- изменение точки наблюдения в пространстве: попытка обозревать объект изнутри и с позиций современных объекту различных социальных групп;

- изменение точки наблюдения эмоциональное: а) понимание, сопереживание, участие; б) критика, сарказм, ирония; в) подобострастие, восхищение, преклонение.

Обратимся ко второй части основного принципа.

При рассмотрении сложной системы часто оказывается, что она как бы распадается на две или несколько более или менее изолированных подсистем. Это означает, что внутренние взаимодействия между элементами подсистемы существенно больше, чем взаимодействия между самими подсистемами. Культурология часто встречается с этим явлением, выделяя субкультуры, культуры отдельных народностей внутри нации, культуры профессиональных сообществ внутри общества.

Итак, вторая часть принципа метаисследования состоит в том, что при изучении сложных систем целесообразно осуществить попытки:

- расширить объект исследования, рассмотреть более широкий объект, включающий в себя первоначальный;

- разбить объект на два или несколько более или менее независимых объектов.

Наконец, последняя, третья часть основного принципа.

В процессе проведения исследования необходимо периодически осуществлять документирование выявленных свойств объекта, связей между элементами объекта и других относящихся к объекту данных в виде промежуточных выводов.

Сформулировав принцип метаисследования, обратимся к методам исследования. Учитывая культурную специфику объекта, целесообразно использовать в качестве методов культурологические как наиболее современные и исчерпывающие. Что же это за методы?

Методы культурологических исследований разнообразны. В зависимости от объекта изучения культурологи пользуются методами историко-сравнительным, историко-генетическим, историко-типологическим, историко-системным, методами сравнительной лингвистики, психолингвистики, этнопсихологии, социальной психологии и философии, социологии, антропологии, политологии и других наук.

В этом же источнике отмечаются наиболее важные разделы культурологии, которые тоже в определенной степени можно отнести к методам. Историография изучает возникновение и эволюцию культурологических концепций и взглядов. Философия культуры исследует культуру как явление, выявляет законы ее развития; создаёт философский контекст, опирающийся на прикладные исследования, необходимый для адекватной философской рефлексии культуры. Морфология культуры изучает формы культуры и их динамику. Предметом социологии культуры является культура различных социальных и профессиональных групп, присущие им модели поведения и стили общения, системы приоритетов и ценностей, материальных и культурных предпочтений. Задача прикладной культурологии заключается в установлении и анализе того, как организована культурная жизнь общества: как функционируют культурные учреждения, каковы их взаимосвязи и взаимовлияние, каковы особенности культурной политики, проводимой в данном обществе. Предмет культурной антропологии - взаимоотношения человека и общества, закономерности процесса окультуривания человека. Ученые пытаются выяснить, как на человека влияет среда, семья, школа, массовая культура, национальные обычаи и традиции, каковы процессы становления духовного мира людей, способы и результаты деятельности человека. Культурная антропология также ставит своей задачей изучение национального характера человека, особенностей его менталитета. История культуры исследует генезис общечеловеческой культуры, этнических и национальных культур, вклад конкретных народов в мировую культуру, достижения в области архитектуры, живописи, скульптуры, литературы, музыки, философии, науки, религии.

Используется и несколько иной подход к классификации методов культурологии — по уровням их становления. Первоначальный уровень — эмпирический, основанный на сборе и описании фактического материала в рамках так называемой гуманитарной культурологии. Здесь используются традиционные полевые антропологические методы - описание, классификация, включенное наблюдение, интервью, а также сравнительно-исторический метод. На следующем уровне происходит сопоставление, компаративный, то есть сравнительный анализ уже описанных культур, выявление особенного и общего, объяснение различий. В гуманитарно-ориентированных исследованиях культура рассматривается как комплекс уникальных феноменов. В социально ориентированных исследуются в большей мере процессы кризиса той или иной культуры, ее распада и гибели, формирования новой культуры, различные процессы трансформации культурных институтов. В последние годы все чаще используются методы математического моделирования социокультурной реальности. Возможности математического моделирования культурных решений и принятия на этой основе культурных решений далеко еще не раскрыты, хотя очевидны и некоторые сложности, в частности, проблема несводимости масштабной и сложноструктурированной культурной информации к недвусмысленным и точным математическим формулам. Возникает риск огрубления, упрощения культурной ситуации и ошибки в принятии решения, а также проблемы перехода от реальности к модели и обратно.

А.Я.Флиер перечисляет основные компоненты предмета культурологии, из которых тоже можно получить представление о ее методах. Это:

- онтология культуры: многообразие ее определений и ракурсов познания, социальных функций и параметров;

- гносеология культуры: основания культурологического знания и его место в системе наук, внутренняя структура и методология;

- морфология культуры: основные параметры ее функциональной структуры как системы форм социальной организации, регуляции и коммуникации, познания, аккумуляции и трансляции социального опыта;

- культурная семантика: представления о символах, знаках и образах, языках и текстах культуры, механизмах культурной коммуникации;

- антропология культуры: представления о личностных параметрах культуры, о человеке как «производителе» и «потребителе» культуры;

- социология культуры: представления о социальной стратифицированности и пространственно-временной дифференцированное™ культуры, о культуре как системе «правил игры» и технологий социального взаимодействия;

- социальная динамика культуры: представления об основных типах социокультурных процессов, генезисе и изменчивости культурных феноменов и систем;

- историческая динамика культуры; представления об эволюции форм социокультурной организации;

- прикладные аспекты культурологии: представления о культурной политике, функциях культурных институтов [199].

A.С.Кармин считает одним из наиболее перспективных подходов, разрабатываемых в современной культурологии, информационно-семиотическую концепцию культуры. Вместе с тем он выделяет аксиологический и антропологический подходы. В рамках информационно-семиотического подхода рассматривается морфология культуры, анатомия культуры и динамика культуры. Анатомический подход реализуется в трехмерной модели культуры в пространстве когнитивных, ценностных и регулятивных парадигм. Когнитивно-ценностная плоскость представляется духовной культурой, ценностно-регулятивная - социальной культурой, а когнитивно-регулятивная - технологической культурой. Духовная культура разделяется на мифологию, религию, искусство и философию, социальная культура - на нравственную, правовую и политическую культуры, а технологическая культура - на технику, науку и инженерию.

Культура рассматривается современной культурологией во всем ее многообразии. Фактически в рамках такого подхода культура представляет собой сложнейшую многосвязную систему. Но сложность системы не является фундаментальным препятствием для человеческой мысли. И пример тому - развитие медицины. Медицина с большим или меньшим успехом всегда использовала диагностический подход, который предполагает разбиение всех возможных состояний системы на классы и отнесение состояния конкретной системы к определенному классу. Классификация возможных состояний человеческого организма началась задолго до того, как была более или менее изучена структура физиологических систем организма. По мере изучения структуры организма медицина добивается всё больших успехов в диагностике и лечении различных заболеваний. Описанный А.С.Карминым и Е.С.Новиковой подход представляет собой попытку структуризации явлений культуры и вполне может быть использован для «диагностики» культур или определенных культурных явлений.

B.М.Розин понимает под парадигмой систему научных представлений и методов, разделяемых и поддерживаемых определенным научным сообществом и выделяет эволюционистскую парадигму, концепцию культурно-исторических типов, а также психологическую, функционалистскую, структурно-антропологическую парадигмы и парадигмы понимающей социологии и постмодерна [180].

Пояснения перечисленных терминов берем из этой же работы.

Для эволюционистского объяснения характерны: метод сравнительного анализа разных культур, а также сопоставление современной европейской культуры с предшествующими и особенно примитивными культурами; использование идеи развития культуры, трактуемой в естественно-научном ключе (то есть предшествующие состояния культуры рассматриваются как причина появления последующих); наконец, философско-психологическое истолкование культурных феноменов. В рамках этой парадигмы наиболее известной концепцией периодизации и типологии культуры является концепция К. Ясперса [182]

Концепция культурно-исторических типов в определенном смысле противоположна эволюционистской, поскольку разные культуры, точнее разные типы культурного сознания, рассматриваются не как этапы развития и усложнения единой культуры, а как сущно-стно замкнутые, несоизмеримые культурные ценности. Характерным представителем этой парадигмы является О.Шпенглер. [182]

В психологической парадигме для объяснения культурных феноменов их редуцируют к психологическим, а затем на основе полученных психологических характеристик истолковывают особенности культуры. На разных этапах эту парадигму представляли фило-софско-психологические представления, гештальт-психология, бихевиоризм, психоанализ, когнитивная психология, теория информации или психологическая антропология, теория личности. Характерными представителем этой парадигмы можно считать К.Юнга, М.Бахтина, В.Библера.

В функционалистской парадигме культура и ее явления редуцируются и объясняются на основе структурно-функциональных представлений. Иначе говоря, они рассматриваются функционально, а также как системы и структуры из элементов, каждый из которых выполняет свою функцию. Оригинальным представителем такой парадигмы является Б.Малиновский [134].

Структурно-антропологическая парадигма в культурологии возникает при распространении на область изучения культуры методов современного языкознания и семиотики (К.Леви-Стросс).

Парадигма понимающей социологии опирается на гуманитарный подход и ставит в центр изучения культуры анализ субъективных представлений (идей, ценностей, верований и т.п.), определяющих, однако, объективные явления культуры - институты, статусы, сферы и т.д. Начало ей было положен М.Вебером, чья конструкция социологии опиралась на культурологический фундамент, т.е. на специфику человека как культурного существа. [97].

Обратимся к парадигме постмодерна. Новые правила, устанавливаемые в постмодерне: отказ от построения единой системы культурных норм в пользу множества частных нормативных систем, вместо согласия и порядка - различия, разногласия, противостояния, не общезначимость, а условность или метафоричность, приоритет не науки, а других дискурсов, прежде всего искусства, не существование, а разные, в том числе и «непрозрачные» реальности. Текст в постмодерне допускает множество прочтений, авторы постмодерна преодолевают власть языка, разрешая «языковую анархию», «дурачат» язык, «играют» словами, составляя причудливые калейдоскопические изображения. Термин «постмодернизм» появился в период Первой мировой войны в работе Р.Паннвица «Кризис европейской культуры», но популярность приобрёл лишь в 70-е годы прошлого века благодаря Ч.Дженксу, Р.Барту, недавно скончавшемуся Ж.Даррида и другим [180].

Многообразие культурологических парадигм, по-видимому, является не только следствием исторического изменения культурной среды разрабатывавших эти парадигмы мыслителей, но и сложности и многозначности культуры как объекта исследования. Поэтому попытка абсолютного применения какого-то одного подхода с отрицанием всех остальных выглядит по меньшей мере поспешной.

Раз уж возникла парадигма понимающей социологии, которую можно естественным образом обобщить до парадигмы понимающей культурологии, ничто не мешает нам упомянуть и другие исторически существовавшие не конкретно-научные подходы к осознанию культуры (правда, в ее сильно упрощенном понимании): мифологический и религиозный.

А.С.Кармин в своей классификации не рассматривает экономику и финансы, возможно, оттого, что непонятно, куда их отнести, к социальной или технологической культуре. Но уже существуют примеры культурологического анализа и этих сторон человеческой деятельности. Уже появляются работы по экономической или финансовой культурологии. Можно упомянуть еще рекреационную культурологию и медицинскую культурологию. Й.Хейзинга прослеживает роль игры во всех культурных сферах: в поэзии, философии, науке, юриспруденции, войне, спорте, быту - во всей истории культуры [53]. Раз уж игровой компонент применяется в философии, почему бы его не применить в качестве метода культурологического исследования? К сопереживанию в методе понимающий культурологии в качестве некоторого противопоставления так и напрашиваются состязательно-игровой и репертуарно-игровой методы.

Ну и, наконец, нелишне упомянуть еще голое критиканство, когда критикуются известные подходы и не предлагается взамен новый. Данный метод, несмотря на кажущуюся непродуктивность, выполняет важную «санитарную» функцию, осуществляет «санацию» подходов к рассмотрению культуры.

Вышеизложенный принцип метаисследования и методы резюмируем ниже.

Временной вектор наблюдения:

I - из нашего настоящего;

II - из настоящего для объекта, из времени объекта;

III - из прошлого для объекта;

Пространственный вектор наблюдения: 1 - изнутри, наблюдающий субъект находится внутри объекта;

2-е позиций математического сообщества;

3-е позиций философского сообщества;

4-е позиций обывателя.

Эмоциональный вектор наблюдения: о - объективное, безэмоциональное рассмотрение; = - понимание, сопереживание, участие; - умственное, моральное или национальное превосходство, нетерпимость; критика, скептицизм, сарказм, ирония; - восхищение, преклонение, подобострастие; юмор, прикол, скоморошничанье.

Кратковременное изменение объекта наблюдения:

А - первоначальный объект наблюдения, нет изменения; Б - более широкий объект наблюдения; В - наблюдается какая-либо часть объекта.

Основные методы: а - историографический; б - историко-сравнительный; в - историко-генетический; г - культурантропологический; д - социокультурный; е - информационно-семиотический; ж - культурно-психологический; з - культурно-философский; и - аксиологический.

Отметим, что в процессе исследования могут использоваться и другие методы, не указанные выше.

В соответствии с основным принципом метаисследования тактика исследования будет заключаться в императивном варьировании параметров объекта, вектора наблюдения субъекта и методов. Это императивное варьирование будет осуществляться путем квазинезависимого перебора вариантов на каждом из пяти уровней для получения многообразных комбинаций для конкретных реализаций. Термин квазинезависимый будет означать стремление к исключению хоть и маловероятного, но возможного повторения одних и тех же комбинаций.

Первоначально планировалось, что начиная с основной части перед каждым разделом и даже перед отдельными фрагментами разделов будет стоять обозначение типа IloAa, или 12=Ав, или П1+Бж и т.п., чтобы обеспечить определенное средство самоконтроля, побуждение к периодическому изменению параметров вектора наблюдения и методов, а возможно и позволить читающему текст сделать поправку на личность исследователя, получить более объективное впечатление от исследуемого материала и придти к более правильным выводам путём «синхронизации» процессов построения понимания у автора и читателя. Однако такая разметка текста сильно увеличила бы объем текста, выводя его за рамки общепринятого. Поэтому обозначения пришлось опустить; однако они присутствовали в черновиках при написании данной работы и, возможно, помогли подойти к объекту исследования с различных сторон.

Кроме того, по мере возможности будут формулироваться предварительные выводы.

Схема изложения

Н.В.Бугаев в своих философских работах сформулировал идеи о прерывности и системности, которые были актуальны не только в рассматриваемый интервал времени, но и сейчас. Для развития философской рефлексии, в основании которой лежали идеи Н.В.Бугаева, требовалось развитие терминологического и понятийного аппаратов. Из-за того, что идеи опередили своё время, а также по причинам субъективного характера сам Н.В.Бугаев данную задачу не решил. П.А.Некрасов, ученик и главный последователь Н.В.Бугаева, предлагал использовать идеи Н.В.Бугаева не для построения научно-философского миросозерцания, а как обоснование своих собственных идей и утверждений в области социальной физики и государственного управления. Эти искажённые идеи не были поняты в научном сообществе. Остальные ученики Н.В.Бугаева использовали лишь часть его идей в работах, имеющих разные предметные области. Философский синтез идей Н.В.Бугаева мог бы быть осуществлён П.А.Флоренским, наиболее одарённым учеником Н.В.Бугаева. Однако исторический контекст и личностные качества отца Павла воспрепятствовали этому. Позднее идеи МФМШ были подвергнуты критике и объявлены вредительскими в Советской России.

Согласно концепции Томаса Куна [119], создание новой научной парадигмы есть следствие выдающихся открытий и исследований. Трудно говорить о научных открытиях в случае деятельности МФМШ, однако идеи МФМШ впоследствии проявились в новой исследовательской парадигме, называемой системным подходом; историческая роль самих членов МФМШ является недооценённой. В работе показано, что три поколения учёных использовали идеи Н.В. Бугаева, но в совершенно разных предметных областях и интерпретациях.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Научная традиция как социокультурный феномен"

Вывод:

61. Н.В.Бугаевым была предложена концепция исчисления времени в культуре, согласно которому «прошлое не исчезает, а накапливается». Общее содержание культуры увеличивается. Показано, что при этом происходит и переструктурирование связей внутри социокультурной системы.

Заключение

Итак, обобщая результаты исследования, мы пришли к нижеследующим выводам.

Многие исследователи (в том числе Н.Я.Данилевский, О.Шпенглер) утверждали, что развитие человечества разбивается на отдельные культурные циклы. Согласно воззрениям Р.Г.Лотце, смысл истории для каждого культурного цикла свой, и он устанавливается каждый раз «живым чувством» времени. Согласно воззрениям Г.А.Теймюллера и Е.А.Боброва, познавательная деятельность принадлежит сфере смысла, а не сфере действий. Поэтому изучать познавательную деятельность следует прежде всего исходя из её смысла.

Под научной традицией Московской философско-математической школы (МФМШ) понимается неинституциализированная форма безусловной преемственности в научной деятельности. Нельзя считать МФМШ полноценной научной школой. Несмотря на то, что мы не можем полностью реконструировать деятельность МФМШ, мы можем предложить культурологическую модель смысловых оснований направленности познавательной деятельности МФМШ.

Согласно системной теории Никласа Лумана, научная традиция может быть представлена как аутопойетическая система особого языка, являющаяся информационно замкнутой и самоопределяющейся. С другой стороны, научная традиция может быть представлена как подсистема системы социальных действий. Связь между языком научной традиции и системой социальных действий научной традиции может быть представлена в виде проекции на плоскость социально-культурных действий.

Московское математическое общество сыграло важную роль в интенсификации контактов русских математиков друг с другом, сформировав нечто вроде «метаболического котла» для зарождения качественно новых идей. Издаваемый Обществом Математический сборник способствовал как развитию высшей математической мысли в России, так и повышению качества обучения математике в средней и высшей школах.

Бедственное положение Н.В.Бугаева в юности в сочетании с врожденной страстностью его характера привели к развитию у него силы воли, упорства и работоспособности. Два года военно-инженерной деятельности Н.В.Бугаева еще больше развили у него уважение к дисциплине, а также привили понимание важности прикладных и технических исследований. Активный характер Н.В.Бугаева способствовал тому, что его занятия преподавательской деятельностью вылились в целый комплекс ярких идей и предложений по реформе образования, не потерявших актуальности по настоящее время. Обширные знакомства и контакты Н.В.Бугаева с цветом московской интеллигенции способствовали, часто путем отрицания бытовавших в ее среде воззрений и идей, становлению основ его мировоззрения и этической позиции. Факторы субъективного и объективного характера помешали Н.В.Бугаеву осуществить окончательный синтез концепций прерывности и структурной целостности в концепцию равновесной самоорганизованной сложной системы, управляемой несколькими параметрами порядка, с состояниями, прерывно меняющимися при постепенном изменении внешних условий.

Работа Н.В.Бугаева «О свободе воли» явилась стихийным выражением синтетического персонализма, к которому, только выраженному на более высоком уровне, шел Н.В.Бугаев в последующих работах. Его «Эволюционная монадология» в корне отличается от монадологии Лейбница; некоторая образность и поэтичность философской системы Н.В.Бугаева привели впоследствии к несправедливым обвинениям его в панпсихизме, при этом обвинители не заметили главного - понятия самоорганизующейся системы. В работе Н.В.Бугаева «Математика и научно-философское миросозерцание» высказана блестящая догадка о двойственной, непрерывно-разрывной природе окружающего мира, которая вместе с идеей о духовности сложных монад дает ключ к кардинально новому мировоззрению.

Идеи Н.В.Бугаева были разработаны его последователями и единомышленниками.

П.А.Некрасов предложил оригинальную концепцию применения теории вероятностей в социологии (социальной физике), основанную на логике некатегорических суждений. Он ввёл классификации людей и учебных заведений; распространил свое мировоззрение и на другие области человеческой деятельности: суды, семейные союзы, печать. П.А.Некрасов сыграл двойственную, неоднозначную роль в развитии и пропаганде идей Н.В.Бугаева; с одной стороны, он предложил пути практического применения философии Н.В.Бугаева к общественным наукам, с другой - несколько извратил в реакционном духе идеи своего учителя.

В работах Н.В.Бугаева и П.А.Некрасова рассматривается традиционный для отечественной философии конца XIX века вопрос о свободе воли. На примере сравнения взглядов философов становится ясно, что П.А.Некрасов, стремясь использовать теорию вероятностей, ушёл с пути, начатого Н.В.Бугаевым, перейдя от синтетического персонализма как мировоззрения к выражению скрытого детерминизма в социальных науках.

В.Я.Цингер определенно способствовал синтезу философских идей Н.В.Бугаева в последующих естественно-научных воззрениях российских ученых; вместе с тем, не удалось выяснить его роли в формировании философских воззрений Н.В.Бугаева.

В.Г.Алексеева по праву можно назвать наиболее последовательным из учеников Н.В.Бугаева; он находит более четкую аргументацию, приводит более удачные примеры, снимает ряд противоречий и, тем самым, вносит определенный и весьма существенный вклад в распространение философских идей своего учителя.

Л.М.Лопатина можно считать и определенным идейным вдохновителем, и популяризатором взглядов Н.В.Бугаева, несомненна роль Л.М.Лопатина как внимательного собеседника и некоторой психологической опоры Н.В.Бугаева.

Оценка места и роли Московской философско-математической школы в истории русской мысли прошла серьезную эволюцию от критики и полного неприятия до изучения некоторых аспектов творчества Н.В.Бугаева; однако подробный анализ философских идей школы ещё не осуществлён.

В этой связи особого признания заслуживают стремления П.А.Флоренского к осуществлению подлинный синтез философских идей Н.В.Бугаева; увлечение богословскими идеями и причины субъективного характера не позволили ему сделать это.

Взгляды МФМШ близки воззрениям представителей критического персонализма.

Г.А.Тейхмюллер в своем учении вплотную подошел к понятию самоорганизующейся системы с ограниченным числом устойчивых состояний; вместе с тем, его система заключает в себе ряд противоречий, ведущих к сомнительным выводам. Он дал оригинальные интерпретации понятий «система координат» и «время» в рамках мышления.

А.А.Козлов предложил современному русскому читателю яркий и содержательный обзор основных философских учений, в последние годы он систематизировал, развил и фактически донес до широкой публики учение персонализма Г.Тейхмюллера.

Е.А.Бобров сыграл очень важную роль при определении значения критического персонализма в истории философской рефлексии. С помощью сравнительного анализа он показал, что персонализм Г.А.Тейхмюллера и А.А.Козлова снимает многие противоречия прежних философских систем. Тем самым он неявно дал и оценку стихийному персонализму Н.В.Бугаева. Также он развил учение Г.А.Тейхмюллера, добавив к триединству «Я» (бытие индивидуальное) понятие бытия «координального», с помощью которого индивидуальности могут соотносится (аналог взаимодействия монад у Н.В.Бугаева)

Скрытый персонализм Н.В.Бугаева, скорее всего, непосредственно не связан с философским учением персонализма Г.Тейхмюллера и А.А.Козлова; влияние идей Н.В.Бугаева на русскую и зарубежную философию, по-видимому, носит весьма опосредованный характер, где посредником выступают естественнонаучные представления.

Взгляды П.Е.Астафьева были близки идеям МФМШ, документально подтверждены факты его научных дискурсов с Н.В.Бугаевьш. Им предложена содержательная схема интерпретаций настроений общества России конца XIX - начала XX века, в которой он критикует как позитивизм, так и философский пессимизм. В работах П.Е.Астафьева также содержатся идеи системности, возможно, даже в более близкой к современным форме. П.Е.Астафьевым предложена концепция «психического ритма», применявшаяся им для анализа динамики культуры.

Стоит отметить также идеи основоположников семиотики Н.В.Крушевского и И.А.Бодуэна де Куртенэ, которые были близки идеям МФМШ в плане отказа от линейной детерминированности развития языка.

Сложная социокультурная ситуация и психологическая атмосфера в России последней трети XIX века способствовала формированию философских идей Н.В.Бугаева и его единомышленников; неприятие разрыва между субкультурами интеллигенции, простого народа, кризис системы государственного управления привели к идее единой государственной монады; надежда на исправление ситуации путем реформы образования приводит к формулировке законов монадологической косности и солидарности.

Члены МФМШ вели активную преподавательскую деятельность, были авторами учебников и пособий. Н.В.Бугаев много времени уделял пропаганде и развитию социализирующей функции образования. Он считал, что задача образования - по возможности подготовить всех и каждого к исполнению функций, определяющих развитие общества.

Следует иметь в виду и то, что учение Н.В.Бугаева и его последователей стояло преградой на путях дарвинизма, эволюционизма и материализма, воспринималось как реакционное, отсталое и подвергалось нападкам; скандальная атмосфера вокруг этого учения вызывала у многих ученых желание разобраться в существе вопроса; все это способствовало расширению влияния этого учения.

Критикуя позитивизм в конструктивном духе, Н.В.Бугаев ратовал за рассмотрение бытия как особого рода систему; на таком предельном уровне исследования бытия грани, разделяющие идеализм и материализм, стираются, эти направления предстают как различные интерпретации одной проблемы. Согласно воззрениям МФМШ, понятия прерывного и непрерывного, детерминированности и индетерминированности являются только научными абстракциями, ограниченными областями собственной применимости.

Идеи Н.В.Бугаева практически подготовили возникновение целого нового класса теорий: в математике и механике теории устойчивости, теории динамических систем, теории бифуркаций, теории катастроф; в физике теорий и понятий квантования энергетических уровней, диссоциации спектров, стратификации, аттракторов, лазерного излучения и т.п.

Терминология Н.В.Бугаева, возможно, была не слишком удачной; в качестве альтернативы бугаевской монаде возможно предложить понятие «экстраадцитивной структура». В большинстве случаев деятельность человека детерминирована сложившимися вокруг него социокультурными связями, интерпретируемыми им в контексте приобретенных культурных понятий и стереотипов; в редких случаев выбора человеком одного из нескольких представляющихся ему равнозначными вариантов поведение человека можно уподобить поведению динамической системы в состоянии неустойчивого равновесия.

Синтез философских идей Н.В.Бугаева осуществлен современной теорией систем, утверждающей, что поведение даже очень сложной системы подчиняется всего нескольким параметрам порядка; модель, включающая несколько наиболее существенных макроскопических переменных может с приемлемой точностью описать и предсказать поведение системы, в том числе и социокультурной, художественной, образовательной.

Развитие идей Н.В.Бугаева возможно в общем и специальном плане; в общем плане имеет смысл развить догадки Н.В.Бугаева и его учеников об ограниченной применимости используемых в науке абстракций; в специальном плане целесообразно попытаться применить понятие сложной саморегулирующейся, самоконституирующей системы для описания культуры.

Н.В.Бугаевым была предложена концепция исчисления времени в культуре, согласно которому «прошлое не исчезает, а накапливается». Общее содержание культуры увеличивается. Показано, что при этом происходит и переструктурирование внутренних связей внутри социокультурной системы.

Подводя итог исследования, следует признать, что тема исследования исчерпана далеко не полностью, что создаёт перспективы для продолжения исследования.

Список научной литературыГодин, Александр Евгеньевич, диссертация по теме "Теория и история культуры"

1. век, или спор логических начал. - М.: ИФАН, 1991. - 152 с.

2. Александров П.С. Московское математическое общество // Успехи математических наук, 1946, т. 1, вып. 1.

3. Александрова Е.Я. Формирование системы подготовки кадров для сферы искусства: отечественный опыт // Образование в пространстве культуры: Сборник научных статей. Вып. 1 М., 2004. - 302 с.

4. Алексеев В.Г. К вопросу о необходимость для естествоиспытателей изучения математики // Сборник Учено-литер. Общества при Импер. Юрьевском ун-те, 1902.

5. Алексеев В.Г. Математика как основание критики научно-философского мировоззрения: По исследованиям Г.Тейхмюллера, Ал.Ф.Этгингена, Н.В.Бугаева и П.А.Некрасова в связи с исследованиями автора по формальной химии. Юрьев, 1903.

6. Алексеев В.Г. Мысль и действительность. М., 1914.

7. Алексеев В.Г. Н.В.Бугаев и проблема идеализма Московской математической школы. -Юрьев, 1905.

8. Алексеев В.Г. Новый способ определения числовых произведений // Матем. сб. 1901

9. Алексеев В.Г. О совпадении методов формальной химии и символической теории инвариантов.-СПБ. 1901.

10. Алексеев С.А. А.А.Козлов. М., 1912.

11. Алпатов В.М. История лингвистических учений: Учеб. пособие. М.: Языки славянской культуры, 2001. - 368 с.

12. Андреев К. Василий Яковлевич Цингер. М., 1908.

13. Андреева Г.М. Психология социального познания: Учеб. пособие для студентов высших учебных заведений. М.: Аспект Пресс, 2000. - 288 с.

14. Андронов А.А., Витт А.А., Хайкин С.Э. Теория колебаний. М.: Физматгиз, 1937.

15. Арнольд В.И. Дополнительные главы теории обыкновенных дифференциальных уравнений. М.: Наука, 1978.

16. Арнольд В.И. Теория катастроф. М.: Наука, 1998. - 128 с.

17. Арнольд В.И., Варченко А.Н., Гусейн-Заде С.М. Особенности дифференцируемых отображений. М.: Изд-во МЦНМО, 2004. - 672 с.

18. Ассман Ян. Культурная память. М.: Языки славянской культуры, 2004.

19. Астафьев П.Е. Вера и знание в единстве мировоззрения. Опыт начал критической монадологии. М., 1893.

20. Астафьев П.Е. Идеал и страсть // Сборник Московской Иллюстрированной Газеты. Выпуск 1.М, 1891.

21. Астафьев П.Е. К вопросу о свободе воли. М., 1889.

22. Астафьев П.Е. Монизм или дуализм? Ярославль, 1873.

23. Астафьев П.Е. Национальное самосознание и общечеловеческие задачи. М., 1890.

24. Астафьев П.Е. Понятие психического ритма как научное основание психологии полов. М., 1882.

25. Астафьев П.Е. Психический мир женщины, его особенности, превосходства и недостатки, М., 1881.

26. Астафьев П.Е. Религиозное обновление наших дней // Московский листок, 1891, № 311314

27. Астафьев П.Е. Родовой грех философии // Русское обозрение, 1891, кн. 11.

28. Астафьев П.Е. Симптомы и причины современного настроения. М., 1886.

29. Астафьев П.Е. Смысл истории и идеалы прогресса. М., 1886.

30. Астафьев П.Е. Состязание слов с понятиями. М., 1989

31. Астафьев П.Е. Старое недоразумение. М., 1888

32. Астафьев П.Е. Страдание и наслаждение жизнью. СПб., 1885.

33. Астафьев П.Е. Урок эстетики. Памяти А.А.Фета. М., 1893.

34. Астафьев П.Е. Учение графа Л.Н.Толстого в его целом. М., 1890.

35. Астафьев П.Е. Чувство как нравственное начало. Психологический очерк. М., 1886.

36. Бачинский А.А. Письма по философии естествознания. Письмо II. О возможном влиянии математических методов на черты научного миропонимания (Посвящаю памяти моего учителя Н.В.Бугаева) // Вопросы философии и психологии, 1905, № 76.

37. Бачинский А.И. Дух бесконечно-малых, или О возможном влиянии математических методов на черты научного миропонимания // Сборник по философии естествознания, М., 1906.3 8 Белый Андрей. На рубеже двух столетий. М., 1931.

38. Бердяев Н.А. Судьба России. М.: Советский писатель, 1990. - 346 с.

39. Библер B.C. Кант Галилей - Кант (Разум Нового времени в парадоксах самообоснования). - М.: Мысль, 1991.-320 с.

40. Бобров Е.А. Бытие индивидуальное и бытие координальное. Юрьев, 1900.

41. Бобров Е.А. Из истории критического индивидуализма. Казань, 1892.

42. Бобров Е.А. История новой философии. Варшава, 1915.

43. Бобров Е.А. Новая реконструкция монадологии Лейбница. Юрьев, 1896.

44. Бобров Е.А. О понятии бытия. Учение Г.Тейхмюллера и А.А.Козлова. Казань, 1898.

45. Бобров Е.А. О понятии искусства. Юрьев, 1894.

46. Бобров Е.А. Отношение искусства к науке и нравственности. Юрьев, 1895.

47. Бобров Е.А. Судьбы индивидуализма в метафизике // Свое слово, V выпуск.

48. Бобров Е.А. Философия в России. Казань, 1899-1902, вып. 1-6.

49. Бобров Е.А. Философские этюды, I-IV. Варшава, 1911.

50. Бобров Е.А. Этюды по метафизике Лейбница. Варшава, 1905.

51. Бодуэн де Куртенэ И.А. Избранные работы по общему языкознанию, тт. 1 2. М.: АН СССР, 1963.

52. Большая советская энциклопедия. М.: БСЭ, 1974.

53. Брёкер Т., Ландер Л. Дифференцируемые ростки и катастрофы. М.: Мир, 1977. - 208 с.

54. Брунер Дж. Психология познания: За пределами непосредственной информации / Пер. с англ., под ред. А.РЛурия. М.: Прогресс, 1977. - 412 с.

55. Брюс Дж., Джиблин П. Кривые и особенности. М.:

56. Бугаев Н.В. Введение в теорию чисел (вступительная лекция) // Матем. Сборник, 1904, т.25

57. Бугаев Н.В. Идеи непрерывности и прерывности, Казань, 1905.

58. Бугаев Н.В. Математика и научно-философское миросозерцание // Вопросы философии и психологии, 1898, № 45.

59. Бугаев Н.В. Математика как орудие научное и педагогическое. М.: МГУ, 1863.

60. Бугаев Н.В. Некоторые приложения теории эллиптических функций к теории функций прерывных. М., 1884.

61. Бугаев Н.В. О свободе воли. М., 1889.

62. Бугаев Н.В. Общие приемы вычисления числовых интегралов по делителям. Естественная классификация целых чисел и прерывных функций. М., 1888.

63. Бугаев Н.В. Один общий закон теории разбиения чисел. М., 1885.

64. Бугаев Н.В. Основные начала эволюционной монадологии // Вопросы философии и психологии, 1893, кн. 2(17).

65. Бугаев Н.В. Прерывная геометрия. М., 1890.

66. Бугаев Н.В. Решение одного шахматного вопроса с помощью числовых функций. М., 1879.

67. Бугаев Н.В. Числовые тождества, находящиеся в связи со свойством символа Е. М.: МГУ, 1866.

68. Булгаков С. Священник отец Павел Флоренский // Священник Павел Флоренский. Собр. соч. т. 1, с. 13-14.

69. Быховская И.М. "Homo somatikos": аксиология человеческого тела. М.: Эдиториал УРСС, 2000.-208 с.

70. Быховская И.М. "Свое" и "чужое": от логики теоретических интерпретаций к практикам культурных объективизации // Культура "своя" и "чужая". Материалы междунар. интернет-конф. -М.: Фонд независимого радиовещания, 2003. 256 с.

71. Быховская И.М. Знание о культуре: культурософия культурология - культуроведение // Культурология и культуроведение: Концептуальные подходы, образовательная практика: Материалы научно-практического семинара. - М., 1998. - 249 с.

72. Быховская И.М. Культурологическое образование: логика развития в трех "системах координат" // Культурологическое образование: состояние, проблемы, перспективы. Материалы региональной теоретико-методологической конференции. Краснодар, 2000. - 242 с.

73. Быховская И.М. Образовательная среда и художественное воспитание: идеи и практика в современном мире // Образование в пространстве культуры: Сборник научных статей. Вып. 1 М., 2004.- 302 с.

74. В.Вундт. Психология народов. М.: Изд-во Эксмо4 СПб.: Terra Fantastica, 2002. - 864 с.

75. Вайдлих В. Социодинамика: системный подход к математическому моделированию в социальных науках: Пер. с англ. / Под ред. Ю.С.Попкова, А.Е.Семечкина. М.: Едиториал УРСС, 2004. - 480 с.

76. Введенский А.И. П.Е.Астафьев. Его философские и публицистические взгляды. Сергиев Посад, 1893.

77. Вежбицкая А. Понимание культур через посредство ключевых слов. М., Языки славянской культуры, 2001. - 288 с.

78. Вежбицкая А. Сопоставление культур через посредство лексики и прагматики. М.: Языки славянской культуры, 2001 - 272 с.

79. Винер Н. Кибернетика и общество. М.: Иностранная литература, 1958

80. Выгодский М.Я. Математика и ее деятели в Московском университете во второй половине XIX века// Историко-математические исследования, 1948, вып. 1.

81. Гайденко П.М. Научная рациональность и философский разум. М.: Прогресс-Традиция, 2003.-528 с.

82. Голуб А.И. Веревка достаточной длины, чтобы выстрелить себе в ногу. Правила программирования на Си и Си ++ / Пер. с англ. М., 2001.

83. Голубицкий М., Гийемин. Устойчивые отображения и их особенности. М.: Мир, 1977. -296 с.

84. Гольцев В.А. Возражение П.А.Некрасову // Вопросы философии и психологии, 1903, № 4.

85. Гольцев В.А. Крушение тенденции // Русская мысль. 1903, № 12.

86. Гоппиус Е.А. Философия "Московской философско-математической школы" и ее отношение к интеллектуализму философов XVIII в. и экономическому материализму К.Маркса // Вопросы философии и психологии, 1905, № 79.

87. Грот Н.Я. П.ЕАстафьев: Некролог // Вопросы философии и психологии. 1893, №2.

88. Данилова Н.И. Физиология высшей нервной деятельности. М.: Феникс, 2002. - 480 с.

89. Дарвинизм и марксизм. Киев, 1925.

90. Дарвинизм, классовая борьба и религия. М., 1932.

91. Джилмор Р. Теория катастроф для ученых и инженеров. М.: Мир, 1983.

92. Зеньковский В.В. История русской философии. Д., 1991.

93. И.А.Бодуэн де Куртенэ: к 30-летию со дня смерти. М., 1960

94. Иеродиакон Андроник (Трубачев). К 100-летию со дня рожд. священника Павла Флоренского (1882-1982) // Богосл. тр., 1982. Сб. 23, с. 266.

95. Ионин Л.Г. Социология культуры; учеб. пособие для вузов. М.: Изд. дом ГУ ВШЭ, 2004. -427 с.

96. Ионин Л.Г. Философия и методология эмпирической социологии: Учебное пособие. М.: ИД ГУ ВШЭ, 2004.-367 с.

97. История Тартусского университета. 1632 1982."Таллин: Периодика. 1982 - 270 с.

98. Карамзин Н.М. История Государства Российского. В 3-х книгах, 12 томах. М.: Олма-Пресс, 2004.

99. Клейн Ф. Лекции о развитии математики в XIX столетии: В 2-х томах. М.: Наука, 1989. -912 с.

100. Ключевский В.О. Русская история: Полный курс лекций: В 2-х кн. Мн.: Харвест, М.: ACT, 2000.-2112 с.

101. Козлов А. Г.Тейхмюллер // Вопросы философии и психологии, 1894, кн. 24-25.

102. Козлов А.А. А.С. Хомяков (некролог) // Московский вестник, 1860, №41.

103. Козлов А.А. Генезис теории пространства и времени Канта. Киев, 1884.

104. Козлов А.А. П.Е.Астафьев как философ (некролог) // Вопросы философии и психологии, 1893, кн 27.

105. Козлов А.А. Позитивизм Конта // Вопросы философии и психологии, 1893, кн. 15-16.

106. Козлов А.А. Религия гр. Л.Н.Толстого, его учение о жизни и любви. СПб., 1895.

107. Козлов А.А. Современные направления в философии // Заграничный вестник, 1881.

108. Козлов А.А. Современные направления в философии // Заграничный вестник, 1882.

109. Козлов А.А. Сознание Бога и знание о Боге // Вопросы философии и психологии, 1895, №№ 4, 5.

110. Козлов A.A. Сущность мирового процесса, или Философия бессознательного Э. фон Гарт-мана. М., 1873-1875, вып. 1-2.

111. Козлов А.А. Теория искусства с точки зрения Тейхмюллера // Вопросы философии и психологии, 1895, № 2.

112. Козлов А.А. Философия действительности. Киев, 1878.

113. Козлов А.А. Философия как наука. Киев, 1877.

114. Козлов А.А. Философские этюды. СПб. - Киев, 1876-1880, вып. 1-2.

115. Краткое обозрение трудов профессора Н.В.Бугаева (составленное им самим) // Историко-математические исследования, 1959, вып. XII.

116. Крушевский Н.В. Избранные работы по языкознанию. М., 1998

117. Культурология. XX век. Энциклопедия (в 2-х томах). СПб.: Университетская книга, 1998. - 894 с.

118. Кун Т. Структура научных революций. М.: Прогресс, 1975.

119. Кюнг Г. Онтология и логический анализ языка. М.: Дом интеллектуальной книги, 1999. -240 с.

120. Лавров П. Очерки математического знания // Знание. 1872. Т. 8 № 8 С. 115 153; 1873. Т. 11, №4 С. 142-156; Т. 12 №6 С. 122- 143.

121. Ландау Л.Д., Лившиц Е.М. Статистическая физика. Часть 1 (серия "Теоретическая физика", том V). М, 1976. - 584 с.

122. Лахтин Л.К. Николай Васильевич Бугаев. М.: Унив. тип., 1904.

123. Лейбниц Г.В. Сочинения в 4-х томах. М., 1982

124. Лопатин Л.М. Неотложные задачи современной жизни // Вопросы философии и психологии, 1917, N 136.

125. Лопатин Л.М. Понятие о душе по данным внутреннего опыта // Вопросы философии и психологии, 1896, N 32 (2).

126. Лопатин Л.М. Философские характеристики и речи. М., 1911.

127. Лосев А.Ф. Очерки античного символизма и мифологии. М., 1930.

128. Лосский Н.О. Условия абсолютного добра. М.: Изд-во полит.лит., 1991. - 368 с.

129. Лотман Ю.М. Семиосфера. С.-Петербург: "Искусство-СПБ", 2001. 704 с.

130. ЛуманН. Власть.-М.:Праксис, 2001.-256 с.

131. Луман Н. Общество как социальная система. М.: Логос, 2004. - 232 с.

132. Луман Н. Реальность массмедиа. М.: Праксис, 2005. - 256 с.

133. Малиновский Б. Избранное: Динамика культуры / Пер. с англ. М.: "Российская политическая энциклопедия" (РОССПЭН), 2004. - 959 с.

134. Мацумото Д. Психология и культура. СПб: Прайм-ЕВРОЗНАК, 2002. - 416 с.

135. Миклашевский И. О численном методе изучения общественных явлений / Образование. 1897, № 1.С. 19-31.

136. Минковский В.Л. Педагогические идеи и деятельность академика А.А.Маркова // Математика в школе, 1952, № 5.

137. Монадология Лейбница. Перевод Евгения Боброва // Труды Московского психологического общества, т. 4, 1890, сс. 338-363.

138. Мордухай-Болтовский Д. О законе непрерывности // Вопросы философии и психологии, 1907, № 87.

139. Мордухай-Болтовской Д.Д. Философия. Психология. Математика. М.: Серебряные нити, 1998.-560 с.

140. Мороз В.В. Идея философско-математического синтеза в русской философии конца 19 -начала 20 веков. М., 1996 (дисс.).

141. Мороз В.В. Идея философско-математического синтеза: историко-философский очерк. -Курск.: Изд-во КГПУ, 2000. 124 с.

142. На борьбу за материалистическую диалектику в математике. Сборник статей. М.-Л.: Гос. научно-техн. Изд-во, 1931. - 342 с.

143. Некрасов П.А. Вера, знание, опыт. Основы методологии общественных и естественных наук. СПб., 1912.

144. Некрасов П.А. Вера, знания и опыт. Основной метод общественных и естественных наук: Гносеологический и номографический очерк. СПб., 1912.

145. Некрасов П.А. и др. Николай Васильевич Бугаев. М., 1904.

146. Некрасов П.А. К обществу, родителям и педагогам. Основы общественных и естественных наук в средней школе. М., 1906.

147. Некрасов П.А. Логика мудрых людей и мораль (ответ В.А.Гольцеву) // Вопросы философии и психологии, 1903,№ 5.

148. Некрасов ПА. Московская философско-математическая школа и ее основатели. М., 1904.

149. Некрасов П.А. Общий основной метод производящих функций в приложении к исчислению вероятностей и к законам массовых явлений. М., 1912.

150. Некрасов П.А. Ответы на замечания и возражения относительно философских и логических оснований социальной физики// Вопросы философии и психологии, М., 1903, кн. 68.

151. Некрасов П.А. По поводу статьи академика А.А.Маркова о проекте преподавания теории вероятностей в средней школе. Петроград, 1915.

152. Некрасов П.А. Средняя школа, математика и научная подготовка учителей. Петроград. 1916.

153. Некрасов П.А. Теоретико-познавательные построения в славянофильском духе. Харьков, 1913

154. Некрасов П.А. Философия и логика науки о массовых проявлениях человеческой деятельности. Сергиев Посад, 1903.

155. Новые идеи в математике. Сборник № 10. Математика и философия. 2. Непериодическое издание п/р А.В.Васильева. СПб.: Образование, 1915. -150 с

156. Новые идеи в математике. Сборник № 8. Математика и философия. 1. Непериодическое издание п/р А.В.Васильева. СПб.: Образование, 1914. - 144 с.

157. Об общеобразовательном значении курса теории вероятностей для средних учебных заведений // Сборник Учено-литер. Общества при Импер. Юрьевском ун-те, 1914.

158. Огнев А.И. Л.МЛопатин. П., 1922.

159. Озе Я.Ф. Густав Тейхмюллер. Юрьев, 1918.

160. Озе Я.Ф. Персонализм и проективизм в метафизике Лотце. Юрьев, 1896.

161. Осе Я.Ф. Проективизм и персонализм в метафизике Лоцце // Ученые записки Имп. Юрьевского Унив., II вып.

162. Ответы П.А.Некрасова на замечания и возражения относительно философских и логических оснований социальной физики // Вопросы философии и психологии, 1903, № 3.

163. Очерк персонализма Боброва Е.А. // Вопросы философии и психологии, 1891, кн. 9, с. 7988.

164. Парсонс Талкотт. О социальных системах. М.: Академический проект, 2002. - 832 с.

165. Патнэм X. Философия сознания. М.: Дом интеллектуальной книги, 1999. 240 с.

166. Перминов В.Я. Философия и основания математики. М.: Прогресс-Традиция, 2001. - 320с.

167. Половинкин С.М. Значение точных наук для обоснования философского знания. М., МГУ, 1974.

168. Половинкин С.М. Московская философско-математическая школа // Общественные науки в СССР. Сер. 3. Философия, 1991, № 2.

169. Половинкин С.М. Павел Александрович Флоренский: Логос против хаоса. М., 1989.

170. Постон Т., Стюарт И. Теория катастроф и ее приложения. М.: Мир, 1980. - 608 с.