автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.07
диссертация на тему: Обские угры, атрибутика и миф

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора исторических наук Бауло, Аркадий Викторович

Введение

Глава 1: Религиозно-мифологические представления обских 33 угров Северо-Западной Сибири в XVIII - XX вв.

Глава 2: Серебро Ирана и Средней Азии V - XII вв.: 51 раритеты и их вторая жизнь в обрядовой практике обских угров

Серебряный слон

Серебряное блюдо из Верхне-Нильдино

Серебряное блюдо с изображением царя Давида

Серебряная баба"

Сасанидское серебряное блюдо

Иранские сосуды XI - XII вв.

Другие сведения о серебряных сосудах в обрядах манси

Серебряные сосуды V - XII вв. в обрядах обских угров

Глава 3: Серебряные изделия Прикамья, Волжской 112 Булгарии и ранних венгров IX - XIV вв.: вторая волна серебра на север

Серебряные сосуды раннемадьярской группы IX в.

Серебряные изделия Волжской Булгарии и Прикамья

Чаша с фигурой льва

Серебряное блюдце с р. Сыня

Глава 4: Металлические изделия русских мастеров 145 XVIII - XIX вв.: продолжение традиций в новое время

Серебряные пластины

Серебряные и медные блюдца

Штампованные оловянные и жестяные тарелки

Стаканы, рюмки, чашки, табакерки

Монеты и счетные жетоны

Металлические статуэтки

Глава 5: Изделия из бронзы и свинца в обрядовой практике 186 обских угров

Раздел 1: Бронза VIII - XII вв. в обрядах обских угров

Раздел 2: XVIII - XX вв.: поздний этап металлообработки

Глава 6: Воинское обмундирование, снаряжение и оружие 238 в обрядовой практике обских угров XVIII - XX вв.

Введение диссертации2002 год, автореферат по истории, Бауло, Аркадий Викторович

Окончание XX в. стало для России очередным переломным периодом, который сопровождался распадом некогда единого государства и усилением роли национальных автономий. Многие малочисленные народы смогли впервые открыто обратиться к своему прошлому и продемонстрировать переживавшую долгие годы упадок и забвение традиционную культуру. Особый упор при этом был сделан на восстановление религиозно-мифологических представлений и обрядов. Однако процесс разрушения духовной культуры этих народов зашел достаточно далеко, связь между поколениями, которая некогда выражалась в передаче знаний, умений и навыков, во многом оказалась утраченной. Стройность и системность религиозного мировоззрения обских угров уменьшилась. Более полно смогла сохраниться культовая атрибутика.

Диссертационное исследование посвящено проблеме соотношения атрибутики и мифа в религиозно-обрядовой практике. Культовый атрибут является наиболее устойчивым стержнем обряда как концентрированного выражения религиозно-мифологических представлений. Каноничность его формы и способа изготовления оставляет минимум свободы для творчества. Таким образом, атрибут на протяжении достаточно большого исторического периода остается неизменной частью обряда. С полным правом можно говорить о том, что в нем находит отражение глубина памяти народа.

Среди культовых атрибутов многих народов мира выделяются изделия из металла. Благодаря устойчивости ко времени они сохраняют свое центральное место в обрядовых системах на протяжении столетий. Увеличение "срока жизни" повышает их священный статус и, соответственно, уровень эталонности.

Для обских угров речь идет прежде всего о специфической роли иноэтничных атрибутов, с одной стороны - в формировании мифологических представлений и изобразительных канонов, с другой - в поддержании устойчивости мифа и обряда на протяжении всего второго тысячелетия. На примере культовой атрибутики, имеющей привозной характер, автор предполагает рассмотреть проблему заимствований, которые осуществлялись на севере Западной Сибири в контексте местной мировоззренческой традиции. Речь идет о заимствовании посредством искусства, когда мифотворчество происходит на уровне формы атрибута и его сюжета, без перенесения на новую почву религиозных представлений той страны, где был произведен атрибут.

Для религиозной практики обских угров важным оказывается и материал, из которого изготовлен привозной атрибут - металл. Отсутствие (или редкость) металлических атрибутов в обрядовой практике приводит к их имитации на дереве, сукне, коже, кости. В более широком плане работа посвящена роли и месту металлических атрибутов в мифах и обрядах хантов и манси XVIII - XX вв.

Территория расселения обских угров насыщена археологическими памятниками эпохи средневековья. В силу физико-географических условий региона культурный слой большинства этих памятников расположен близко от поверхности земли. В этой связи частые находки хантами и манси образцов древнего бронзового литья неудивительны. Издавна их приписывали исконным насельникам - богатырям-предкам.

Уже в средние века существовали две популярные легенды, связанные с древними обитателями Зауралья и их богами. Одна из них повествовала о "чуди белоглазой", оставившей после себя бронзовые изображения своих вождей, а также многочисленные клады золотой и серебряной утвари. У обских угров подобная легенда была записана в начале XVIII в. Г. Новицким: ". здревле бо зде вниз по Оби и всей стране жителствоваше народ Чютский. Но сей тако погибе. толико осташа. некая ямища, иже обретаються в сих странах Сибирского царства. Доселе же жители стран сих в тех рови-щах и курганах знаходят премного златых сосудов и серебра множество." [1941, с. 38].

Вторая легенда, связанная с народами Зауралья, относилась к Золотой Бабе: "За землею, называемою Вяткою, при проникновении в Скифию. находится большой идол Zlota Baba, что в переводе означает золотая женщина или старуха; окрестные народы чтут ее и поклоняются ей, никто, проходящий поблизости. не минует ее с пустыми руками и без приношений" [Алексеев, 1941, с. 116 - 120].

Таким образом, обе наиболее известные легенды Зауралья были связаны с древним металлом. Север Западной Сибири оказался своеобразной кладовой и для восточной серебряной утвари, которая через Прикамье поступала сюда в конце I тыс. н.э. Ввиду особой ценности и "священности" белого металла серебряные изделия попадали на языческие святилища, где продолжали свою жизнь в качестве ритуальных атрибутов. С исчезновением или разрушением культовых мест серебро уходило под землю, откуда спустя сотни лет вторично появлялось на свет в составе "кладов".

Обзор литературы по теме диссертации. Вопрос об использовании металлических атрибутов в религиозно-обрядовой практике обских угров получил известное освещение в научной и краеведческой литературе. Ее можно условно разделить на две группы. В первую группу входят сочинения авторов XVIII - начала XX вв., в которых содержатся фрагментарные сведения о бытовании атрибутов из металла в обрядах хантов и манси; анализ этих сведений авторами не проводился. Вторая группа включает публикации, авторы которых выполнили обобщение накопленных материалов и осуществили попытку их анализа. Относительно первой группы публикаций следует сделать оговорку: в XVIII - XIX вв. многие авторы использовали материалы предшественников без указания на конкретный источник. В итоге более всего "пострадали" Г. Новицкий, В.Ф. Зуев и В.Н. Шавров, чьи сведения кочевали из работы в работу. Только описание танцев с саблями В.Н. Шаврова (1820-е гг.) "анонимно" использовали Ф. Белявский, Н. Абрамов и М. Кастрен. Справедливость была установлена лишь в конце XIX (для Г. Новицкого и В.Н. Шаврова) и даже в середине XX в. (для В.Ф. Зуева). Среди авторов первой группы необходимо упомянуть Г. Новицкого (описание Медного гуся, использование копья в роли духа и пр.) [1941], В.Ф. Зуева (идолы северных остяков с "серебряными венцами" на головах) [1947], В.Н. Шаврова (серебряная тарелка как "лицо" духа, описание танцев с саблями) [1871], Ф. Белявского (описание идола с "серебряным лицом") [1833], С.Е. Мельникова (металлическое блюдце в обряде жертвоприношения) [1852], М.А. Кастрена (описание танцев с саблями) [1860], Н. Сорокина (свинцовые идолы вогулов) [1873], О. Финша и А. Брэма (металлическая посуда в обрядах обдорских остяков) [1882], Н.Л. Гондатти (шпага в обрядах) [1888], К.Д. Носилова (Серебряная "баба"; блюдце с драконами) [1904], П.П. Инфантьева (медные фигурки гусей на святилище) [1910], В. Новицкого (металлическая пластина на медвежьем празднике) [1925] и др. Ряд сведений об использовании металлических изделий в ритуальной практике обских угров имеется в трудах венгерских и финских исследователей конца XIX - начала XX вв. - Б. Мункачи [Munkacsi, 1910 - 1921; Vogul folklore., 1994], Й. Папай [Рарау, 1905], К. Карьялайнена [Karjalainen, 1921 - 1927; Карьялай-нен, 1994, 1995], А. Каннисто [Kannisto, 1958].

Вторая группа публикаций началась с небольшой статьи Д.Н. Анучина "Древний серебряный остяцкий идол, изображающий слона". Автор подробно описал средневековую статуэтку слона, находившуюся на вогульском святилище в верховьях Северной Сосьвы, привел легенду о ее находке "остяками" и предположил, что происхождение статуэтки связано с Персией или Бактрией [Анучин, 1893, с. 1 - 9].

В масштабном труде К. Карьялайнена "Религия югорских народов" [Karjalainen, 1921 - 1927; Карьялайнен, 1994- 1996] металлической культовой атрибутике обских угров посвящен ряд разделов. В частности, К. Карьялайнен обобщил материал предшественников (и свой) о зооморфных фигурках у хантов и выявил их функции в обрядах. Относительно древних бронзовых литых фигурок, находившихся в домашних святилищах у хантов, он выразил осторожное предположение об их импортном характере [1995, с. 22 - 24].

Следует заметить, что на рубеже XIX - XX вв. в российской археологической литературе часто поднимался вопрос о происхождении образцов древнего бронзового литья, найденных на Урале и в Западной Сибири. При изучении, например, изделий пермского звериного стиля некоторые исследователи считали зооморфные и зоо-антропоморфные образы этого стиля заимствованными из скифо-сарматского, иранского, индийского (или другого восточного) искусства. В частности, Ф.А. Теплоухов утверждал, что пермский стиль возник в подражание животным, изображенным на восточных серебряных блюдах, находимых в Прикамье [1893, с. 13]. A.B. Шмидт полагал возможным появление пермского звериного стиля на местной основе, но под сильным влиянием восточного серебра [Шмидт, 1927, с. 142]. Таким образом, именно археологи впервые обратили внимание на ту роль, которую восточное серебро могло играть в формировании изобразительных или смысловых канонов у древних жителей Прикамья и Приуралья.

Попытку объяснить происхождение встречающихся у остяков и вогулов металлических изображений духов сделал И. Смирнов. По его мнению, "золотые, серебряные, медные и железные шайтаны" не относились к продуктам местного сибирского производства. Они были ввезены сюда купцами тюркских племен, но не для продажи, а для "собственных потребностей". Позже эти "шайтаны. укоренились у югров" и стали теми образцами, по которым на юге изготавливались для манси другие изображения. А далее исследователь высказал очень верное, на мой взгляд, положение: "Чужие первоначально идолы, соединенные с духами югров, могли. повлиять. на представления об этих духах, существующих в природе" [1904, с. 143].

В 1947 г. вышла статья А.Ф. Теплоухова, посвященная использованию в обрядах кондинских манси древней бронзовой пластинки с личиной в центре. Личину считали изображением известного божества Вищ-отыра. Автор статьи обобщил имеющиеся в его распоряжении сведения о подобной практике в других районах Зауралья [Теплоухов, 1947].

В 1947 г. была опубликована работа В.Н. Чернецова "К вопросу о проникновении восточного серебра в Приобье". В ней автор справедливо полагал, что многочисленные находки восточного серебра на Северном Урале и в Приобье не случайны. Проводя параллели между гравированными изображениями на серебряных сосудах, с одной стороны, бронзовых дисках и зеркалах усть-полуйского времени, с другой, В.Н. Чернецов предположил, что восточное серебро занимало важное место не только в культах современных ему манси и хантов, но и в равной степени у их далеких предков. Появление серебряных блюд в Сибири, по мнению исследователя, продолжило процесс проникновения на Север импортных вещей, которое началось в последние века до нашей эры. Более того, в Сибири достаточно быстро было налажено копирование, например, скифских вещей (котлов, гребней и пр.). Изменения, произошедшие в материальной культуре, были обусловлены не только развитием обмена с югом, но и появлением в Северо-Западной Сибири нового этнического элемента - угров [Чернецов, 1947, с. 113 - 115].

Примером проникновения на Север вслед за уграми элементов индо-иранской идеологии В.Н. Чернецов считал образ гигантской хищной птицы - Небесного Карса. Мифы о Карее нашли свое отображение в сибирском изобразительном искусстве в виде литых бронзовых фигурок и в гравировке на металлических бляхах и зеркалах усть-полуйской эпохи (IV в. до н.э. - II в. н.э.). Связи с иранским миром продолжались, по мнению исследователя, и позже. Именно они предопределили будущие многочисленные находки на Урале серебряных блюд [Там же, с. 117 - 120].

В.Н. Чернецов обратил внимание на то, что серебряные блюда выполняли важную роль в обрядах обских угров, связанных с почитанием Мир-сусне-хума. Данный культ исследователь рассматривал как отголосок существовавших у угров космогонических представлений, в которых Небесный всадник мог выступать персонификацией солнца. "Подойдя к его облику с этой стороны, мы сможем понять и наличие в его культе серебряных блюд, связанных. с солярным культом" [Там же, с. 121].

По версии В.Н. Чернецова, приход угров-коневодов на Север повлиял на усиление космогонических представлений у обско-уральского населения и ввел в его культы металлические диски, зеркала и блюда, изображавшие луну и солнце. В этом плане серебро оказалось увязано с комплексом космогонических представлений и само приобрело культовое значение. Поскольку в первые века нашей эры все серебро было импортным, то его малое количество обусловило появление своеобразного заместителя - так называемой белой бронзы. В.Н. Чернецов считал возможным накопление серебра не только на святилищах в качестве культовой атрибутики, но и в родовых сокровищницах [Там же, с. 125].

В.Н. Чернецов также отметил, что спрос на серебро стимулировал его привоз на Север. В середине XX в. на святилищах манси и хантов могло оставаться значительно больше древнего серебра, чем было обнаружено в XIX в. на Урале в составе кладов [Там же, с. 125].

В.Н. Чернецовым описано использование в обрядовой практике верхнесосьвинских манси средневековой серебряной статуэтки слона, а также бронзового клевца, выполнявшего роль фигуры духа-покровителя [Чернецов, 1947, с. 122; Источники., 1987, с. 205]. Большой и редкой удачей следует считать запись исследователем предания о серебряном блюде из селения Верхне-Нильдино [Чернецов, 1947, с. 126 - 129].

Таким образом, высказанные в статье В.Н. Чернецова идеи кратко сводятся к следующему: важная роль серебряных блюд в обрядовой практике манси и хантов связана, во-первых, с приходом на Север угров, во-вторых, с принесенным ими солярным культом. Последний в свою очередь он сопоставил с культом Мир-сусне-хума. Наконец, он считал культ серебряных блюд первичным, а культ металлических фигурок животных вторичным, более поздним. Следует заметить, что данная небольшая статья заложила основы для последующего рассмотрения вопросов функционирования древнего металла в религиозно-обрядовой практике обских угров.

В дальнейших работах (уже археологического плана) В.Н. Чернецов затронул проблему вторичного использования древнего бронзового литья в современных ритуалах хантов и манси [1953; 1957]. На примере шлема из Истяцкого клада исследователь рассматривал остроконечные головы деревянных фигур на мансийских святилищах как имитацию воинских шлемов, бытовавших у древних угров [Чернецов, Мошинская, 1954, с. 183].

Статью о металлической культовой посуде у угров опубликовала в 1949 г. Н.Ф. Прыткова. Она отметила, что предпочтение, оказываемое уграми изделиям из серебра, не случайно. Серебро как белый, блестящий металл наилучшим образом выражало в их представлениях идею светлого, солнечного начала, воплощенного в образе Мир-сусне-хума и, может быть, рассматривалось как атрибут и даже заместитель последнего на земле [1949, с. 42]. По мнению Н.Ф. Прытковой, совпадение сюжета, размеров и техники изготовления серебряных и медных блюдец русского производства доказывает существование какого-то центра, поставлявшего свою продукцию обским уграм. Эти изделия являются звеном, связывающим позднюю культовую посуду у угров с античными и восточными серебряными изделиями, попадавшими к предкам угров на протяжении I тыс. н.э. [Там же, с. 46].

В 1950 г. вышла в свет статья A.B. Збруевой "Пермский всадник", в которой автор попыталась ответить на вопрос, почему иранские блюда с охотничьими сценами были популярны у народов Прикамья в эпоху средневековья. По ее мнению, к сасанидской эпохе на верхней Каме уже сложилось представление о верховном божестве как о мужчине охотнике, который чаще всего изображался в виде всадника, окруженного зверями. Вследствие этого изображенный на иранских блюдах сюжет был понятен и востребован "богатым и многочисленным племенем"; в образе сасанидского царя люди видели в художественном оформлении свое верховное божество, бога-охотника, поражающего диких зверей [1950, с. 210]. На мой взгляд, идея, высказанная A.B. Збруевой, была плодотворной, однако ее доказательства о формировании к сасанидской эпохе (III -VII вв.) представлений о божестве-всаднике в Прикамье во многом были основаны, как это показали дальнейшие работы (В.Ю. Лещен-ко [1970], и др.), на изделиях XII - XIII вв. (местные бронзовые реплики булгарских серебряных блях). Таким образом, версия A.B. Збруевой построена на неверной хронологической основе и потому не может быть принята.

В монографии, посвященной скульптуре народов севера Сибири XIX - первой половины XX вв., C.B. Иванов опубликовал материалы фондов ряда музеев СССР. Обобщенная им информация об изготовлении обскими уграми культовых атрибутов из свинца до сих пор остается наиболее полной сводкой [1970, с. 53 - 59].

Восточным кладам на Урале была посвящена кандидатская диссертация В.Ю. Лещенко [1971]. В последующих работах он уделил внимание использованию восточных серебряных изделий в средневековой ритуальной практике народов Урала и Западной Сибири. Ему принадлежит единственная подробная статья о гравированных изображениях на серебряных блюдах, найденных в Прикамье и Зауралье, в которой он определил хронологические рамки различных жанров гравировок, а также их семантику [1976]. К сожалению, автор предпочел опереться на категоричные (но, увы, опровергнутые более поздними исследованиями) положения К. Карья-лайнена [Там же, с. 183 - 184] и, наоборот, отверг подтвержденные работами конца XX в. идеи В.Н. Чернецова [Там же, с. 183]. Более того, семантику гравировок на блюде исследователь обосновывал этнографическом материалом "енисейских хантов" [Там же, с. 184 -185]. Попытка понять смысл гравировок на основе обрядов эвенков [Там же, с. 185] представляется искусственной. Неверно выбранные этнографические материалы позволили В.Ю. Лещенко отнести мужские изображения в "коронах" только к шаманам [Там же, с. 185], а большинство рисунков на блюдах к ритуалам охотничьей магии [Там же]. Автор статьи объяснил применение импортной серебряной утвари в культе Мир-сусне-хума исключительно "простой ассоциативной связью" - блестящие диски серебряных блюд "олицетворяли небесное светило, другими словами самого Мир-сусне-хума". В.Ю. Лещенко отнес серебряные блюда, найденные на Урале, к элементам шаманского культа, и на этом основании авторами гравированных рисунков считал шаманов [Там же, с. 186]. Разнообразие форм сосудов привело автора к выводу о том, что серебряная утварь использовалась древним населением Урала в качестве предметов роскоши [Там же, с. 188]. Таким образом, перед нами не самый лучший образец "этнографического" подхода, который демонстрирует археолог и востоковед при попытке анализа древних изделий на основе более поздней этнографической практики. Путаница с народами, выбранными в качестве примера потомков средневековых угров и сведение религиозной практики лишь к шаманскому культу привели В.Ю. Лещенко к малообоснованным выводам, которые, к сожалению, уже на протяжении тридцати лет после выхода статьи цитируются многими авторами как аргументированные и доказанные.

Две другие статьи В.Ю. Лещенко были посвящены находкам в Прикамье и Западной Сибири булгарских средневековых серебряных блях с изображением охотничьих сцен. Если в первой статье речь шла исключительно об археологических находках [1970], то вторая статья подняла важную проблему влияния булгарских изделий XII - XIII вв. на формирование прикладного искусства и мифологических представлений обских угров [1981]. Здесь автор, квалифицированно опираясь на этнографические источники, возможно, первый среди исследователей заметил (или по крайней мере подробно аргументировал) совпадение сюжетов, одновременно представленных на серебряных бляхах XII - XIII вв. и жертвенных покрывалах хантов и манси XX в. По мнению В.Ю. Лещенко, в изображении всадников исполнители жертвенных покрывал придерживались традиции, восходящей к XII - XIII вв. [Там же, с. 119]. Дальнейшие исследования новосибирских этнографов [Гемуев, 1990а; Гемуев, Бауло, 1999; Бауло, 1999а] подтвердили данное положение.

В 1986 г. вышла в свет монография И.Н. Гемуева и A.M. Сага-лаева "Религия народа манси. Культовые места XIX - начала XX в." Рассматривая феномен поздних мансийских святилищ, они уделили внимание роли изделий из металла в проводимых на них обрядах.

На культовых местах исследователи зафиксировали несколько случаев использования в качестве фетишей образцов древнего бронзо-литейного производства. Сопоставив, в частности, этнографическую и археологическую (раскопки В.Ф. Старкова) коллекции бронзовых зооморфных фигурок, найденные в разные годы в бассейне р. Ля-пин, они выявили устойчивое сохранение единых правил обращения с культовыми атрибутами на протяжении I - II тыс. н.э. Это позволило И.Н. Гемуеву и A.M. Сагалаеву отметить два разновременных проявления одной этнокультурной традиции, разделенных по времени почти двумя тысячелетиями [Там же, с. 171 - 172]. Существование у обских угров кустарного литейного производства в XIX -XX вв. (олово, свинец), по мнению авторов книги, свидетельствует о сохранении традиций использования металлических предметов в качестве важных культовых атрибутов. Свинцовое литье находит аналогии в древнем бронзовом литье Западной Сибири и Приуралья [Там же, с. 50, 172]. Новосибирские этнографы обобщили различные функции зооморфного бронзового литья в обрядовой практике манси в XVIII - XX вв. (вместилища души, воплощение представлений людей о зооморфном предке, приносящие удачу фетиши, "слуги" шамана, атрибуты антропоморфных идолов) [Там же, с. 178]. И.Н. Гемуевым и A.M. Сагалаевым был затронут вопрос о составе археологических "кладов", обнаруженных в Западной Сибири. Близость вещевого материала кладов второй половины I тыс. н.э. и атрибутов угорских святилищ XVII - XX вв., по их мнению, позволяет говорить о преемственности традиций в этой сфере [Там же, с. 181]. Многие положения и выводы о функционировании древнего бронзового литья в современной обрядовой практике манси авторы монографии предварительно отразили в статье, написанной ими вместе с В.И. Молодиным [Гемуев, Молодин, Сагалаев, 1984].

Рассматривая случаи использования русских серебряных блюдец в обрядовой практике, авторы монографии "Религия народа манси" отмечали, что оно удовлетворяло потребность в металлической культовой посуде, поступавшей ранее в Приобье из Ирана и Византии. На ритуальных блюдцах манси в идеальном случае изображался всадник на лошади, что характерно и для восточного художественного металла [Гемуев, Сагалаев, 1986, с. 71]. И.Н. Гемуев и A.M. Сагалаев допускают типологическое сопоставление серебряных налобных пластин конца XVIII - начала XIX вв. с зооморфными наголовьями человеческих фигур, гравированных на металлических дисках усть-полуйского времени [Там же, с. 148].

Новосибирские исследователи подняли проблему имитации в ритуальной практике манси предметов средневекового воинского снаряжения и обмундирования. В частности, речь шла об изображении на деревянных фигурах духов-покровителей кольчуги путем накладки куска фольги, воинского шлема при помощи обмотки головы идола кусками белой ткани и т.п. [Там же, с. 19, 33]. Авторы отметили продолжение традиции использования вышедших из употребления видов оружия [Там же, с. 49].

И.Н. Гемуев и A.M. Сагалаев обратили внимание на сочетание северных и южных элементов, характерное для культуры обских угров начиная с усть-полуйского времени. По их мнению, круг заимствований в религиозной сфере первоначально был много шире. Однако большая их часть столь успешно интегрировалась в традиционные верования обских угров, что сегодня уже трудно выявить их в новом обличье [Там же, с. 187].

Таким образом, можно сказать о том, что книга И.Н. Гемуева и A.M. Сагалаева оказалась первым после публикаций работ В.Н. Чернецова изданием, в котором на основе впервые введенных в научный оборот источников было продолжено рассмотрение проблемы использования в современной обрядовой практике манси древних серебряных и бронзовых изделий.

В монографии И.Н. Гемуева, посвященной религиозно-мифологическим представлениям манси [1990а], также содержится много новых материалов, свидетельствующих о включении металлических (серебряных, бронзовых, медных, оловянных) изделий в культовую практику этого народа. Среди наиболее интересных сюжетов можно выделить использование польских сабель в обрядах ляпинских манси [Там же, с. 84 - 86], различные варианты применения серебряных и медных блюдец [Там же, с. 76 - 77, и др.], описание процесса создания семейных фетишей из свинца [Там же, с. 129 - 130], случаи переиспользования в ритуалах древних бронзовых артефактов [Там же, с. 127 - 128], и пр. Говоря об устойчивости атрибутов культовой практики обских угров, И.Н Гемуев сравнил некоторые мифологические образы, воплощенные в современной деревянной скульптуре манси, с образами на литых бронзовых фигурках эпохи средневековья, отметив при этом преемственность иконографических традиций [Там же, с. 202 - 203].

Проблемы происхождения некоторых образов древнего сибирского искусства затронуты в монографии Н.В. Полосьмак и Е.В. Шумаковой "Очерки семантики кулайского искусства" [1991]. Авторы указывают на южные истоки образов, запечатленных в ряде бронзовых фигурок средневекового западносибирского литья. Так, например, основные черты бронзовой личины с Парабельского культового места (овальный, расширяющийся в нижней части абрис лица, близко посаженные глаза и вытянутый в виде колпака высокий головной убор), по их мнению, напоминают образ кушанского принца, запечатленного в терракотовой скульптуре из Дальверзин-тепе. Эту схожесть Н.В. Полосьмак и Е.В. Шумакова объясняют важной ролью, которую играли на протяжении древней истории обских угров их связи с южными соседями. Образы чужой культуры в переосмысленном виде постоянно сопутствовали их собственным образам. Необычность увиденного "чужого" изображения могла служить импульсом к созданию нового образа [Там же, с. 23 - 25]. Анализируя фигурку всадника на невзнузданном мифическом животном - коне-лосе, Н.В. Полосьмак и Е.В. Шумакова предположили, что ее изготовитель был знаком с изображениями на сасанид-ских изделиях. В данном случае исследователи проводили параллель с серебряным блюдом IV в. с изображением царя Шапура II на олене [Там же, с. 66, 68 - 69]. На примере бактрийского серебряного медальона II в. н.э. (найденного в составе Истяцкого клада) с изображением Артемиды-охотницы с луком в руках авторы монографии рассматривают проблему "узнаваемости" чужих образов сквозь призму мифологических представлений самих обских угров (Артемида могла ассоциироваться с лесной "хозяйкой" - женщиной-мис) [Там же, с. 38]. Н.В. Полосьмак и Е.В. Шумакова также не исключают того, что прообразом легендарной Золотой Бабы могла быть одна из скульптур парфянской эпохи (возможно, золотое или позолоченное изображение Анахиты), попавшая на Север [Там же, с. 53]. По мнению авторов "Очерков", сюжеты, изображенные на восточно-иранских блюдах, которые использовались в культовой практике, "прочитывались" в Сибири в контексте автохтонной мировоззренческой традиции. Они объяснялись с точки зрения собственных мифоритуальных традиций, и сцены на предметах сасанид-ской или среднеазиатской торевтики становились иллюстрацией к угорскому мифу [Там же, с. 64].

В монографии Ю.В. Балакина, посвященной роли урало-сибирского культового литья в мифе и ритуале [1998], речь идет, в частности, о происхождении данного явления культуры и о возможных южных влияниях на образы, созданные в литье. Разбирая сообщение Б. Мункачи о том, что рассказчику и слушателям священного вогульского мифа об огненном потопе необходимо было иметь перед глазами какой-либо серебряный предмет, автор рассматривает данный факт как рудимент древнего обряда с использованием серебряной импортной посуды. По мнению Ю.В. Балакина, на изделиях из серебра мог быть "записан" некий "текст", изобразительная параллель словесному мифу. В данном случае выбор металла имел ритуальное и мифологическое обоснование [Там же, с. 135]. Анализируя позднее культовое литье из олова и свинца, автор монографии считает его в смысловом и технологическом отношении "вырожденной" формой древнего бронзового литья [Там же, с. 152].

З.П. Соколовой опубликовано изображение казымского духа-покровителя, получившего в литературе название "серебряной бабы" [1971, с. 217 - 218]. В 2000 г. вышла статья этого автора, посвященная использованию металла в культовой практике обских угров. В ней З.П. Соколова обобщила имеющиеся сведения по теме статьи и подробно сформулировала основные функции изделий из металла в религиозных обрядах [2000, с. 38 - 39]. Ей, в частности, отмечена необычайно большая роль металла у обских угров по сравнению с другими сибирскими народами. По мнению З.П. Соколовой, отношение к золоту и серебру, а также к металлу в целом сформировалось у народов севера Сибири в результате контактов с кочевниками южных степей. В связи с переселением угров на север уменьшалось количество металлических изделий, поэтому металл стал особенно цениться и почитаться [Там же, с. 39 - 40]. Особое внимание автор статьи обратила на те обряды (погребальный) и культы (медведя), в которых запрещалось использовать металл. По ее мнению, подобные запреты оформились до прихода в тайгу кочевых степных племен и появления там металла. Обряды аборигенного населения Сибири сложились ранее этого прихода и потому к металлу было осторожное отношение, а часто он был и нежелателен [Там же, с. 41].

Таким образом, к вопросу о роли металлических атрибутов в обрядах обских угров за последние 50 лет обращались разные специалисты - востоковеды (В.Ю. Лещенко), археологи (A.B. Збруева, Н.В. Полосьмак и Е.В Шумакова, Ю.В. Балакин), этнографы (В.Н. Чернецов, Н.Ф. Прыткова, C.B. Иванов, З.П. Соколова, И.Н. Гемуев и A.M. Сагалаев). Классической специальной и комплексной работой, объединяющей все три направления исследований (востоковедение, археологию и этнографию), остается статья В.Н. Чернецова [1947]. В решении поднятых в ней проблем удалось продвинуться и другим исследователям - Н.Ф. Прытковой, C.B. Иванову, З.П. Соколовой. В наибольшей степени это относится к И.Н. Ге-муеву и A.M. Сагалаеву, которые в своей книге смогли оперировать собранными ими уникальными этнографическими источниками. Заслугой остальных авторов (В.Ю. Лещенко, Н.В. Полосьмак и Е.В. Шумаковой, Ю.В. Балакина), на мой взгляд, явилось формулирование весьма оригинальных и плодотворных идей, которые, ввиду недостаточности источниковой базы, до последнего времени скорее относились к области гипотез. В частности, речь идет о высказанной Н.В. Полосьмак и Е.В. Шумаковой идее о "прочтении" в Сибири сюжетов на иранских блюдах в контексте местной мировоззренческой традиции и о том, что сцены на предметах восточной торевтики становились иллюстрацией к угорскому мифу. Настоящее диссертационное исследование на основе полученных автором в последние годы новых материалов позволяет подтвердить многие гипотезы и версии, высказанные предшественниками и коллегами.

Целью работы является изучение комплекса вопросов, связанных с местом и ролью металлических культовых атрибутов в религиозно-обрядовой практике обских угров в XVIII - XX вв.

Основные задачи исследования:

1. Рассмотрение проблемы соотношения атрибута и мифа на примере религиозно-обрядовой практики обских угров.

2. Выяснение способов влияния образцов восточной серебряной утвари (через их форму и сюжеты) на формирование изобразительных канонов и мифологических сюжетов в религиозном мировоззрении обских угров.

3. Атрибуция восточных серебряных сосудов и иной утвари, поступавшей на север Западной Сибири (время и место изготовления), с целью определения времени генезиса обрядового комплекса обских угров.

4. Определение причин и способов вторичного использования древних бронзовых артефактов в обрядах обских угров.

5. Освещение вопроса о поздней металлообработке у обских угров в XVIII - XX вв. Выявление истоков форм и образов культовых изделий из свинца и олова.

6. Атрибуция русских серебряных изделий, оказавшихся в домашних святилищах хантов и манси, основного места их производства и временного периода его работы.

7. Выяснение значения атрибутов в системе распознавания мифологических персонажей на примере использования предметов вооружения в обрядах хантов и манси.

8. Рассмотрение проблемы имитации металлических изделий в поздней обрядовой практике обских угров.

Территориальные рамки работы ограничены севером Западной Сибири. Район исследований включает бассейн р. Обь (от разделения ее на рр. Малая и Большая Обь до г. Салехарда) с ее притоками (рр. Северная Сосьва, Ляпин, Вогулка, Казым, Сыня, Ку-новат Войкар). Данная территория входит в Березовский и Белояр-ский районы Ханты-Мансийского автономного округа, а также Шу-рышкарский район Ямало-Ненецкого автономного округа.

Работа написана на основе материалов, собранных у северных манси (лозьвинская, сосьвинская, ляпинская группы) и северных хантов (нижнеобская, сынская, куноватская, войкарская, ка-зымская, березовская группы). Выделение этих групп обских угров объясняется двумя причинами: спецификой их религиозно-мифологических представлений (см. Главу I) и повышенной ролью металлических атрибутов в обрядовой практике.

Хронологические рамки работы относятся к XVIII - XX вв. -эпохе научной этнографии обских угров, когда исследователями были зафиксированы, наряду с другими явлениями этнической культуры, также и конкретные обряды обских угров с использованием металлических атрибутов. В сравнительном плане привлекаются более ранние данные - археологические материалы I - начала II тыс. н.э., а также материалы по восточной торевтике V - XIV вв.

Источниковая база диссертации включает этнографические, археологические, фольклорные и письменные источники. При отборе материала автор старался следовать известному положению о том, что исследование любой проблемы истории должно опираться на исчерпывающую совокупность источников или же на достаточно репрезентативное их сочетание [Янин, 1977, с. 20].

Этнографические источники состоят из сведений, полученных в ходе полевых исследований, и экспонатов музейных фондов.

Полевые источники базируются на материалах экспедиций автора в Нижнее Приобье в 1985, 1989, 1990, 1997 - 2001 гг. Сюда же входят результаты работ Приполярного этнографического отряда ИИФФ СО АН СССР и ИАЭТ СО РАН (1983 - 1990 гг.) под руководством д.и.н. И.Н. Гемуева. Основной материал собран в следующих поселках: бассейн р. Малая и Большая Обь - пп. Тугияны, Пашторы, Ванзеват, Новинские, Восяхово, Мужи, Ханты-Мужи, Анжигорт, Ишвары, Пословы, Азовы, Овагорт; бассейн р. Войкар - п. Вершина Войкара; бассейн р. Сыня - пп. Евригорт, Тильтим, Мувгорт, Ово-лынгорт, Вытвожгорт, Овгорт, Хорьер, Ямгорт; бассейн р. Вогулка -пп. Тутлейм, Пугоры; бассейн р. Казым: пп. Казым, Юильск; бассейн р. Северная Сосьва - пп. Турват, Яны-пауль, Няксимволь, Усть-Тапсуй, Налумпауль, Тимкапауль, Хулимсунт, Менкв-я-пауль, Верхне-Нильдино, Нижне-Нильдино, Кимкъясуи, Сосьва, Анеево, Сартынья, Ванзетур; бассейн р. Ляпин - пп. Ясунт, Щекурья, Саран-пауль, Хошлог, Хурумпауль, Межи-пауль, Ломбовож. Территориальные пределы сформированного корпуса полевых источников могут быть охарактеризованы как вполне достаточные для широких и ответственных заключений. При этом наиболее полные сведения собраны у северных манси, березовских и сынских хантов; меньше представлены материалы по куноватским хантам.

Полевые источники включают описание атрибутики, а также сведения, полученные путем опроса и наблюдения при непосредственном участии автора в обрядах.

Атрибутика. Проводилось подробное описание металлических культовых атрибутов, изготовленных хантами и манси или поступивших к ним в XVIII - XX вв. (происхождение, местонахождение, условие хранения, степень сохранности), измерение их основных параметров, фотофиксация.

Особое место в исследовании занимают изделия из древней бронзы, изготовленные в I - XII вв. Поскольку они зафиксированы в обрядовых комплексах обских угров, я рассматриваю их как вторично используемые вещественные компоненты этнической культуры. Относительно полноты корпуса данных источников можно заметить, что автор в своей работе привлек все известные в научной литературе сведения о бытовании древней бронзы в обрядах обских угров, а также материалы ряда краеведческих музеев и собственные находки. Основная трудность заключалась в атрибуции артефактов. Для этого автор пользовался опубликованными в археологической литературе сведениями по аналогичным памятникам. Подробное описание ранее не опубликованных образцов древнего бронзоли-тейного производства и их атрибуция даны в пятой главе.

Другим вещественным источником исследования стали изделия, относящиеся к группе так называемого восточного серебра. Автор привлек только те образцы, которые были обнаружены (в значительной степени им самим) в этнографических комплексах. Корпус этих источников на сегодняшний день исчерпывает все известные нам материалы. Представлены основные группы восточного серебра как по ассортименту (блюдо, чаша, бутыль, ритон, очелье и др.), так по месту (Иран, Средняя Азия, Волжская Булгария) и времени (V -XIV вв.) производства. Приложение 1 посвящено атрибуции иранских и среднеазиатских серебряных сосудов - наиболее ярких находок последних лет. Описание булгарской, прикамской и ранневен-герской продукции выполнено в третьей главе диссертации.

Известная неопределенность в описании предшественниками ряда серебряных изделий русских ремесленников конца XVIII - начала XIX вв. побудила автора предпринять ревизию имеющейся их атрибуции. Приложение 2 специально посвящено этой теме.

Автор принимал участие во многих обрядах на уровне домашних и поселковых святилищ, и не только непосредственно наблюдал способы применения тех или иных атрибутов в религиозной практике, но и лично практиковал эти приемы в процессе ритуала.

Устные сведения в ходе полевых исследований получены (с использованием диктофона) от информаторов в основном пожилого возраста путем опроса, беседы, записей рассказов, преданий, легенд.

Привлекаются материалы фондов краеведческих музеев Тобольска, Ханты-Мансийска, Березова, Мужей и Овгорта. Они включают немногочисленную атрибутику, поступившую в музеи на протяжении XIX - XX вв.: бронзовые артефакты, серебряные блюдца и пластины, сабли, и пр. Частое отсутствие в учетных карточках сопроводительной информации заставило автора выполнить подробное описание ряда вещей из музейных коллекций. Атрибуция коллекции предметов древнего культового литья из современных хантыйских святилищ, которая хранится в фондах Овгортского краеведческого музея, дана в Главе 5.

Археологические источники. Как уже говорилось выше, в обрядовых комплексах хантов и манси неоднократно зафиксированы случаи вторичного использования древних бронзовых изделий. В поисках их аналогий и для изучения вопроса о сохранении единых правил обращения с культовыми атрибутами на протяжении I - II тыс. н.э. автор обратился к материалам раскопок В.Н. Чернецова, В.Ф. Старкова, А.П. Зыкова, Н.В. Федоровой и др. Находки, выполненные указанными исследователями, происходят в основном из районов Нижнего Приобья. Они подробно описаны, их ассортимент в целом совпадает с составом находок древней бронзы в современных святилищах обских угров.

Фольклорные источники. Автор привлек тексты преданий, сказаний и мифов хантов и манси, записанных Б. Мункачи (1880-е гг.), А. Каннисто (начало XX в.), И.И. Авдеевым (1930-е гг.), В.Н. Чернецовым (1930 - 1940-е гг.), Т.А. Молдановым, Т.А. Молдановой и М.А. Лапиной (конец XX в.). Достоверность записей, в том числе, базируется на владении исследователями мансийским и хантыйским языками; последние три автора являются по национальности ханта-ми. Корректность материалов наглядно подтверждается на примере предания о серебряном блюде из селения Верхне-Нильдино, записанного В.Н. Чернецовым в 1936 г. Найденное спустя почти пятьдесят лет блюдо соответствовало его описанию в предании.

Письменные источники. В диссертации использованы тексты архивных документов, опубликованных C.B. Бахрушиным [1935], дневниковые записи В.Н. Чернецова [Источники., 1987], а также описания культовых атрибутов в обрядах хантов и манси из книг и статей авторов XVIII - XX вв., которые работали на севере Западной Сибири. Исследователи XVIII - XIX вв. (Г. Новицкий, В.Н. Шавров,

H.A. Абрамов, M.A. Кастрен, и др.) в основном упоминали тот или иной случай применения металлического атрибута в обрядовой практике вогулов и остяков. При этом зачастую описание было выполнено поверхностно, размеры не указаны, приведено минимальное количество иллюстраций. Показательно, что наблюдатели XVIII - начала XX вв. в большинстве случаев фиксировали те разновидности атрибутов ритуала, которые употребляются до настоящего времени. В качестве примера можно упомянуть серебряные и жестяные блюдца, налобные пластины, описанные С. Мельниковым [1852], О. Финшем и А. Брэмом [1882], В. Новицким [1925], и многократно отмеченные нами в поздних обрядовых комплексах манси. Следовательно, ассортимент металлических атрибутов в обрядах манси и хантов на протяжении XVIII - XX вв. сохранялся, что позволяет использовать опубликованные в литературе XVIII - XIX вв. факты их употребления в качестве надежного (и проверенного временем) источника. При этом приоритет отдается собственным подробным описаниям и материалам авторов XX в., свидетельства же предшественников выступают чаще в качестве доказательства устойчивости традиции или обряда.

Описания металлических культовых атрибутов в материалах исследователей XX в. (А. Каннисто, С.И. Руденко, В.Н. Чернецова, Н.Ф. Прытковой, З.П. Соколовой, И.Н. Гемуева, A.M. Сагалаева) отличаются подробностью, корректным определением хронологических рамок, часто сопровождаются иллюстративным материалом.

Таким образом, диссертационное исследование опирается на подлинные и весьма разнообразные исторические источники, полнота которых позволяет решать поставленные автором задачи.

Методология и методика работы определяется характером привлекаемых источников. Полевые исследования проводились в ходе экспедиционных поездок методом наблюдения с применением фото- и видеосъемки. В большинстве случаев автор принимал непосредственное участие в проведении религиозных обрядов. Во многом это было связано с тем, что посещение домашнего или поселкового святилища невозможно вне рамок обряда. Хранители культовых атрибутов не демонстрируют ту или иную вещь, можно лишь наблюдать ее функционирование в процессе ритуала. Автор в подобных случаях мог фиксировать не только способы использования культовых атрибутов в обряде, но также продолжительность и темп нахождения атрибута в ритуале.

Применялся опрос населения, а также записывались материалы в форме рассказов информаторов.

В решении задач, поставленных в диссертационном исследовании, автор опирался на использование историко-типологического, ретроспективного (основанного на изучении реликтов) и сравнительно-исторического методов. Это определялось различными видами источников, их разницей в возрасте и отношении к тем или иным культурам. Основным видом сравнений был историко-диффузионный вид, с помощью которого изучаются явления, распространявшиеся в результате заимствований. В рамках этого вида работа автора строилась следующим образом: на первом этапе проводилась работа по атрибуции памятников восточной торевтики, включая определение времени и места их производства. Выявленная датировка позволяла выделить конкретный исторический период, в рамках которого происходило заимствование обскими уграми тех или иных идей и образов, заключенных в изделиях иранской, среднеазиатской и булгарской торевтики. Сопоставлялись сюжеты, имевшиеся на восточных серебряных сосудах и представленные в мифологических текстах, а также на ритуальной атрибутике обских угров XVIII - XX вв. Анализировались причины обнаруженной схожести и выдвигались гипотезы о возможном заимствовании. При этом автор диссертации понимал, что единичные совпадения сюжетов являются первой ступенькой в системе доказательств, но лишь путем выявления условного множества подобных совпадений они могут быть выстроены в общую систему заимствований. Таким образом, системный подход призван доказать заимствование обскими уграми с образцов восточной торевтики их формы, изобразительного канона и сюжетного хода в мифологическом тексте.

При изучении вопроса о вторичном использовании образцов древнего бронзового литья в религиозно-обрядовой практике обских угров в XVIII - XX вв. применялся метод археолого-этнографических аналогий. Он предоставил возможность реконструировать некоторые стороны обрядовой практики вогулов и остяков в эпоху средневековья. Известно, что основным условием достоверности заключений по аналогии является вовлечение в исследовательский процесс достаточно представительного в количественном отношении материала, содержащего важные для реконструктивных построений признаки, и наличие причинно-следственной связи между этими признаками. Значительное количество находок древних бронзовых артефактов, равно как и образцов средневековой восточной торевтики, в домашних и на поселковых святилищах хан-тов и манси, обнаруженное в последние годы усиливают достоверность заключений автора по методу сравнительных аналогий.

Научная новизна. Основные задачи диссертационного исследования решены на основе впервые введенного в научный оборот целого комплекса разновременных исторических источников. Выполнена атрибуция изделий средневековой торевтики, что позволяет увидеть направление потоков восточного серебра, а также выделить корректные хронологические рамки поступления сосудов на Север. Впервые освещено функционирование целой группы восточных серебряных изделий в обрядовой практике. Описаны способы заимствования многих мифологических образов и изобразительных канонов обских угров с изделий восточной торевтики. Осуществлено обобщение сведений об использовании металлических атрибутов в обрядовой практике обских угров в XVIII - XX вв. Рассмотрена проблема поздней металлообработки у хантов и манси в рамках сохранения традиций древнего бронзолитейного производства. Впервые дана атрибуция русских серебряных изделий из домашних святилища хантов и манси, выделены два основных производственных центра - Москва и Тобольск. Рассмотрен вопрос об имитации и копировании металлических изделий в обрядах обских угров. На примере металлических изделий выявлены взаимосвязи культового атрибута и мифа в традиционном обществе.

Практическая ценность исследования заключается в том, что его результаты могут быть использованы при подготовке обобщающих работ по древней и средневековой истории Урала и Сибири, энциклопедий, учебников, разработке учебных курсов. Материалы автора, освещенные в диссертации, нашли отражение в экспозиции ряда музеев Сибири (Института археологии и этнографии СО РАН, краеведческих музеев пп. Березово, Овгорт и Мужи Тюменской области).

32

Апробация основных положений диссертации осуществлялась в докладах автора на ежегодных сессиях и заседании Ученого совета Института археологии и этнографии СО РАН (1995 - 2002 гг.), международном симпозиуме "Сибирь в панораме тысячелетий" (Новосибирск, 1998 г.), на заседании Отдела Востока Государственного Эрмитажа (ноябрь 2000 г.), а также отражена в научных публикациях, представленных в списке работ автора.

Диссертация состоит из введения, шести глав, заключения, списков использованной литературы и сокращений, текстового и иллюстративного приложений.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Обские угры, атрибутика и миф"

Заключение

Религиозно-мифологические представления обских угров на протяжении II тыс. н.э. во многом транслировались посредством обрядовой практики. Ее стержнем являлась культовая атрибутика, в которой в XVIII - XX вв. выделялись изделия из металла - серебра, бронзы, свинца, олова.

Определяющее значение при этом играли иноэтничные атрибуты. Высокая художественная ценность серебряных изделий, поступавших на север Сибири с конца I тыс. н.э., сыграла не последнюю роль при включении их в эмоционально окрашенную сферу религиозных обрядов. Ключевым фактором явилось изображение на серебряных блюдах царских, воинских и охотничьих сцен.

История восточных серебряных изделий на севере Сибири включала три этапа: "опознание", использование и влияние. При "опознании" изделия на нем находили определенные образы, которые "узнавались" или понимались сквозь призму местных религиозно-мифологических представлений. Происходила частичная доработка атрибута путем изменения формы (ликвидация кольцевой ножки блюда), сверления отверстия для подвешивания, гравировки собственными рисунками. Затем следовал длительный этап использования атрибута в обрядовой практике. Параллельно с ним развивался третий этап, когда само серебряное изделие начинало оказывать влияние на формирование или поддержание элементов религиозно-мифологических представлений обских угров, на создание изобразительных канонов, выработку новых форм атрибутики.

Опознание" происходило прежде всего на смысловом уровне. Это касается Нильдинского (прочтение мифа) и сасанидского (летящий всадник Мир-сусне-хум, принесение в жертву быка) блюд, девушки-ритона (в рамках представлений о Золотой или Серебряной Бабе), фигурки слона (он же "мамонт" или подземный бык). Изображение на блюде Давида, Соломона и Вирсавии могло быть соотнесено с семьей Нуми-Торума (при этом фигуры птиц в нижней части блюда "иллюстрировали" древний космогонический миф о возникновении земли), в фигурах царей на тронах, изображенных на блюдце из Ямгорта и ковше с оз. Шурышкарский сор, "увидели" Нуми-Торума и т.п.

Вхождение серебряных изделий в состав ритуальных атрибутов происходило и при помощи нанесения на них сибирскими жрецами гравированных рисунков. "Опознанным" персонажам часто добавляли недостающие, с точки зрения сибирских жрецов, элементы образа. Напротив богатыря-лучника рисовали лося, под ленту-"аркан" летящего ангела подводили оленей и пр. Таким образом, мифотворчество начиналось уже на этапе "опознания" атрибута.

В XIX - XX вв. включение импортной утвари в обрядовую практику хантов и манси было обусловлено рядом правил и предохранительных мер. Мифология творилась и вокруг обстоятельств самих находок. Фигура слона, в которой узнали мифического мамонта, была "приручена" с помощью надетых на бивни колец. Нильдинское блюдо стало ритуальным атрибутом после символического принесения в жертву богам семи ненцев. Возможно, что подобные меры были приняты у обских угров и в эпоху средневековья. Охранительную роль могло играть нанесение гравированных рисунков.

Использование импортного серебра сопровождалось выработкой правил его хранения в домашних или на поселковых святилищах. Определился круг лиц, который мог видеть или употреблять сосуды в обрядах. Сложилась система наследования священной утвари.

Изделия из иранского или среднеазиатского серебра выполняли в обрядах обских угров различные функции, которые определялись двумя факторами: формой и представленным сюжетом. Круглая форма блюд послужила основой для изображения с их помощью солнечного и лунного дисков, бутыль с длинным горлышком привела к созданию антропоморфного образа семейного духа-покровителя, слон стал выступать в роли идола-охранителя порога, а девушка-ритон - женского божества. В фигурах, представленных на сосудах, "узнали" собственных богов: в образе орлов в пос. Пет-каш - Пелымского бога и его сына, во всадниках Нильдинского блюда - Мир-сусне-хума, Полум-торума, Водяного царя, духа грома, в царе Давиде - длинноволосого богатыря Тек-ики. К изображенным на блюдах божествам обращались с молитвами, им приносили жертвы, "кормили" по праздникам. В этом смысле можно говорить о том, что указанные блюда выступали в роли "икон" на угорских святилищах, которые И.Н. Гемуев и A.M. Сагалаев считают субститутом храма [1986, с. 154].

В XVIII - XX вв., когда "тела" божеств уже выполнялись преимущественно из ткани, прикрепленные к "груди" серебряные блюда являлись символом, подчеркивающим необычность, а, значит, и священность фигур.

Серебряные блюда использовались на Севере и в качестве жертвенной посуды. По мнению В.Н. Чернецова, запрет употреблять иную посуду, кроме металлической, мог быть связан с импортом серебряных блюд и занесен в Приобье из тех мест, где культовая посуда была металлической [1947а, с. 120].

Вопрос о способах влияния восточного серебра на религиозно-обрядовый комплекс обских угров затрагивает сложную проблему формирования изобразительного облика божества в архаическом обществе. Необычность внешности должна была сопутствовать изображению бога, отличающую его от человека. Этим качеством - необычностью - на севере Сибири в конце I тыс. н.э. в наибольшей степени могли обладать привозные серебряные блюда. Многие внешние черты божеств, а также детали их одеяния и жилищ не могли сформироваться в мифологии хантов и манси в условиях изолированного таежного сообщества. Представленные на блюдах золотые и серебряные изображения человеческих фигур завораживали и будили фантазию сибирских жрецов. Рассматривая сцены на блюдах, они "опознавали" собственных богов, вследствие чего дальнейшие изображения местных божеств создавались уже на основе имевшихся эталонов.

Иконография небесного всадника Мир-сусне-хума не могла опираться на местную традицию. Следует говорить о заимствовании, и оно, на мой взгляд, в наибольшей степени имело в основе изображение всадников - иранских царей - на блюдах. Это заимствование происходит вместе с проникновением серебряных блюд в Сибирь в конце I тыс. н.э. и выражается, в частности, в появлении бронзовых литых фигурок всадников.

В.Н. Топоров [1981] и позже И.Н. Гемуев [1990а] писали о том, что образ Мир-сусне-хума был заимствован предками манси и хантов из иранской мифологии с Митры, а идеи митраизма в значительной мере определили мировоззрение угров. Изображенный на серебряном блюде царь, поражающий копьем быка, возможно, ассоциировался у иранцев с образом Митры, убивающего быка. В этом смысле идеи митраизма могли продвигаться на Север вместе с готовыми изобразительными канонами. Иконография Мир-суне-хума на поздней суконной жертвенной атрибутике хантов и манси создана на основе сюжета сасанидских и среднеазиатских блюд.

Изображения божеств на восточных блюдах были выполнены из металла, лица фигур - серебряные, часто покрытые золотым напылением. На основе этого эталона создавался канон оформления фигур угорских божеств - из металла, с золотым или серебряным лицом. В фольклоре сформировались сюжеты, в которых описания строились при помощи трех эпитетов, выражавших близкие - золотой, серебряный, священный: "к посеребренному, позолоченному, священному светильнику, отец-господь,. туда я кладу жертвы!" [Kannisto, 1958, S. 132]. Можно сказать и проще: металлический -значит, священный. Примечательно в этом смысле мансийское сказание о сотворении Вселенной: к Светлому мужу-отцу, который создал этот мир, в самом начале творения пришел черт с копьем из твердого дерева (выделено мной. - Авт.) [Мифы., 1990, с. 291].

С течением времени традиция отливки изображений из металла (бронзы) стала угасать, но "лицо" {облик) духа-покровителя по-прежнему старались выполнить с помощью металлических атрибутов. По мнению C.B. Иванова, наличие у многих деревянных изображений металлических накладок, закрывающих лицо, а также обозначение лиц духов с помощью серебряных блюдец или медных пуговиц объясняется желанием народов севера Сибири сделать деревянные изображения похожими на металлические [1970, с. 62].

Золотая и серебряная одежда мансийских богов, описанная в сказаниях, копировала "металлическое" одеяние царей и придворных на восточных блюдах. В XVIII - XX вв. своеобразной имитацией "металлической" одежды богов стала отделка пошитых для духов-покровителей халатов и рубах лентами позумента, а также оловянными розетками.

Наиболее важная роль восточных серебряных блюд заключалась в том, что представленные на них образы органично вошли в обско-угорскую мифологию. Сюжеты, изображенные на восточно-иранских блюдах, которые использовались в культовой практике, объяснялись в Сибири с точки зрения собственных мифоритуальных традиций, и сцены на предметах сасанидской или среднеазиатской торевтики становились иллюстрацией к угорскому мифу. Примером такого творчества является предание, созданное на основе прочтения сюжета Нильдинского блюда. Предание зафиксировало и сам акт творения: шаманка, держащая перед собой блюдо, объясняет смысл изображенной на нем сцены. Постепенно определился круг лиц, имеющих право заниматься мифотворчеством по атрибуту (шаманы, хранители культовых мест).

Устойчивость основных религиозно-мифологических представлений обских угров может быть связана и с тем, что их сюжеты "прочитывались" в сценах, представленных на восточных серебряных сосудах. Существование серебра в рамках обрядовой практики на протяжении последнего тысячелетия гарантировало и объясняло эту устойчивость.

Серебряные сосуды Ирана и Средней Азии, поступившие в Сибирь в IX - XIII вв., укрепили традицию использования в обрядах обских угров изделий из священного металла. Уникальные образцы восточной торевтики надолго оказались в центре ритуальной практики, а представленные на них сюжеты внесли лепту в развитие мифологических представлений и изобразительных канонов обских угров.

В IX - XIV вв. в торговые связи с жителями Приобья вступили ремесленники и купцы Прикамья и Волжской Булгарии. Их продукция продолжила традицию продвижения на север восточного серебра и включения его в религиозно-обрядовый комплекс обских угров. Новшеством стало изготовление серебряной утвари с учетом вкусов и запросов северян. Прикамские и булгарские изделия по значимости и масштабности уступали иранским и среднеазиатским сосудам. Образно говоря, им пришлось разместиться на периферии обрядовой практики. Щитки, гривны, серьги, подвески, украшения приносились в дар духам-покровителям, выполняли роль вспомогательной атрибутики на медвежьем празднике, использовались как священные подвески на женских швейных сумках.

Наибольшее значение из второй волны серебра, поступившего на север Сибири, имеют булгарские бляхи с изображением сокольничего. Подхватив традицию сасанидских блюд, они сыграли заметную роль в формировании композиции на жертвенных покрывалах. Иранские (шире - восточные, южные) корни современных изображений на покрывалах манси и хантов очевидны. Воспользовавшись средневековыми серебряными блюдами и бляхами в виде образца, манси затем на протяжении столетий доводили изобразительный сюжет до собственных мифологических представлений - упрощая его, убирая "лишние", с их точки зрения, знаки и символы. Создание иконографического облика Мир-сусне-хума, дошедшего до наших дней на суконной атрибутике, произошло в IX - XIII вв.

После распада Волжской Булгарии в XIV в. и до XVII в. художественное серебро не поступало на север Сибири. Его поставки возобновились лишь с вхождением вогулов и остяков в состав Российского государства. При изготовлении серебряной и медной утвари для северян русские ремесленники ориентировались на более ранние образцы Ирана, Средней Азии, Волжской Булгарии. Большие литые серебряные иранские или булгарские блюда сменились штампованными тарелками, серебряными и медными блюдцами с изображениями всадников, животных и охотничьих сцен. Сохранение традиции во многом определялось заказом со стороны вогулов и остяков.

В XVIII - XIX вв. в Тобольске сформировался производственный центр по выпуску серебряной посуды для нужд инородцев, несколько кустарных мастерских находилось в отдаленных сибирских городах - Обдорске и Березове.

Русские серебряные изделия не смогли оказать такого значительного воздействия на мифологию и религиозно-обрядовую практику обских угров, как это "удалось" иранской или булгарской продукции. В наибольшей мере они поддерживали уже создавшиеся образы, традиции, систему функционирования металлического атрибута в религиозно-обрядовом комплексе, его центральную роль в ритуале.

Русское серебро наиболее уверенно вошло в сферу культовой семейной атрибутики: приобретаемые вогулами и остяками небольшие фигурки или предметы утвари преподносились в жертву собственным духам-покровителям, чаще всего служа основой для создания их фигур. Наиболее важной оставалась подчас их металлическая, воспринимаемая как священная, суть.

Спросом в обрядовой практике обских угров стали пользоваться и российские серебряные монеты. Их функции сводились к оформлению фигур духов-покровителей, изображений умерших, а также к жертвенному дару. Монеты символизировали принадлежность культовых фигур к миру живых существ, служили "вместилищем" жизненной силы или символизировали душу. Монеты в качестве "серебряного круга", возможно, имитировали раннюю традицию демонстрации металлического облика божества путем прикрепления к его фигуре серебряного блюда или чаши.

В роли заместителя монет в обрядовой практике хантов и манси с конца XVIII в. оказываются немецкие счетные жетоны. Их пригодность для этой роли была обусловлена изображенными портретами королей, фигур всадников на коне, воинов и пр. Подобные изображения обские угры привыкли видеть на восточных серебряных блюдах.

В XVIII - XX вв. для своих домашних святилищ ханты и манси стали приобретать русские серебряные и оловянные статуэтки. В связи с орнитоморфным обликом многих духов-покровителей обских угров в их культовой практике нередко встречались привозные объемные изображения птиц.

Малое количество импортного серебра обусловило появление во второй половине I тыс. н.э. его своеобразного заместителя - так называемой белой бронзы. Находки обскими уграми образцов древнего бронзолитейного и серебряного производства происходили в XVIII - XX вв. нередко. Их воспринимали либо как материальные свидетельства существования легендарных богатырей предков, либо как послание свыше, знак удачи и особой благосклонности к человеку со стороны небесных сил. Одна часть металлических изделий осела на дне "святых" сундуков и со сменой поколений оказалась вне рамок внимания людей, другая - прямо или опосредованно через фигуры духов-покровителей) продолжает играть важную роль в ритуально-обрядовой практике хантов и манси. В зависимости от многих обстоятельств (способа находки, характера изображения, формы и пр.) по-разному сложилась судьба археологических артефактов. Их стали почитать как изображения божеств {Мир-су сне-хума, Калтась-эквы, Ем-еож-ики, Вит-хона) или их атрибутов (рукояти ножей и кинжала), использовать в качестве оберега на мужских охотничьих поясах и женских швейных мешках, с их помощью удорожали жертву. Фигурки являлись воплощением представлений обских угров о зооморфном предке, играли роль фетишей, приносящих удачу; выступали в роли "слуг" шамана.

В контексте современной этнографической практики следует признать, что обнаруженные на святилищах изделия древнего литейного производства осмыслялись северными хантами и манси в рамках тех же понятий и представлений, которыми оперировали их далекие предки, что, безусловно, говорит об устойчивости религиозного мировоззрения и обрядовой практики обских угров на протяжении последнего тысячелетия.

В XVIII - XX вв. обские угры занимались обработкой легкоплавких металлов - олова и свинца. При этом изготовление культовой атрибутики происходило с соблюдением традиционной техники, форм и образов. Разделение отлитых образцов на готовые (при котором основным считался сам процессе отливки) и требующие дальнейшей доработки ножом характерно как для бронзовых, так и свинцовых изделий. Включение изготовленных атрибутов (бронзовых и свинцовых) в состав изображений духов-покровителей также происходило одинаково - приложением серебряной монеты или приданием антропоморфного облика с помощью одежд. Свинцовые фигурки духов (антропоморфов, животных и птиц) повторяют ассортимент древней бронзы. У ряда групп манси и хантов из свинца изготавливались фигурки иттермы - временного вместилища души. Совпадает выделение священного статуса фигур духов-покровителей и иттерма с помощью "серебряного круга". Возможно, принадлежностью иттерма к миру предков-покровителей можно объяснить локальный вариант изготовления данных фигур из металла. Другие случаи изготовления свинцовых фигурок связаны с магическими обрядами, необходимостью временного замещения жертвы и непреднамеренным убийством священных животных. Украшения из олова применяли для оформления одежды духов-покровителей.

Говоря об устойчивости атрибутов культовой практики обских угров, И.Н Гемуев сравнил некоторые мифологические образы, воплощенные в современной деревянной скульптуре манси, с образами на литых бронзовых фигурках эпохи средневековья, отметив при этом преемственность иконографических традиций [1990а, с. 202 - 203]. Изобразительный канон, возникший, не позднее начала новой эры, воспроизводился не только в металле, дереве, но и в инкрустациях на сукне. Совпадение стилистики древних бронзовых, поздних свинцовых и суконных изображений не случайно. Причиной этого является, с одной стороны, "копирование" находившихся в составе культовой атрибутики обских угров образцов древнего бронзолитейного производства, с другой стороны, сохранявшаяся устойчивость на протяжении длительного времени иконографических образов многих мифологических персонажей.

Среди металлических атрибутов в обрядовой практике обских угров выделяется оружие и защитное снаряжение. В XVIII - XX вв. было зафиксировано немало случаев приношения сабель и мечей духам-покровителям, а также придание им богатырского облика с помощью боевых или вотивных панцирей, шлемов и пр. В традиционных обществах важное значение в системе распознавания образа играл не сам портрет с его индивидуальной характеристикой, а сопровождавшие это изображение регалии, которые отражали его социальный статус. В итоге символом богатыря-предка становились сабля или шлем. Данный феномен, по мнению автора работы, отражал не реальный уровень военной организации угров, существовавший в эпоху средневековья, а в большей мере мифологические представления, основанные на заимствованных образцах. В формировании иконографического облика обско-угорских богатырей-предков заметно влияние нескольких импульсов извне, в частности значительную роль сыграли сюжеты, представленные на восточных серебряных блюдах, которые попадали на Урал и север Западной Сибири. На них нередко были изображены воины в кольчугах, панцирях, шлемах, вооруженные мечами, клевцами и копьями.

После того, как прекратилось поступление на север иранских сосудов с воинскими сценами, вогулы и остяки стремились приобретать у торговцев кольчуги и панцири, либо захватывать их в стычках с татарскими или русскими воинами. В XV - XIX вв. на святилища поступали предметы вооружения кочевников, русские и польские образцы.

Стремление изобразить своего духа-покровителя в виде богатыря с помощью преподнесенных кольчуги, шлема или сабли оставалось актуальным для обских угров на протяжении всего второго тысячелетия. Менялись лишь ориентиры военной "моды". В XIX в. пришла очередь русской военной формы, которая продолжала играть у фигуры божества роль символа в той же степени, какая была свойственна средневековому защитному снаряжению. Особым спросом по-прежнему пользовались металлические элементы воинского облика (киверный герб, "серебряные" эполеты).

Формы использования холодного оружия в религиозной практике обских угров достаточно разнообразны: широко известны обрядовые пляски с саблями, повсеместно встречались изображения духов-покровителей с оружием или идолы в виде сабель, топоры и сабли играли важную роль в шаманских обрядах.

С уменьшением притока на север Западной Сибири холодного оружия, воинского обмундирования и снаряжения все более актуальной для обских угров становилась проблема их имитации (как материала - металла, так и формы). В частности, это иллюстрируется на примере приносимого в дар Мир-сусне-хуму ритуального одеяния и снаряжения богатыря, выполненного из сукна (шлем, пояс, сапоги, седло, колчан). Защитное снаряжение на фигурах семейных и поселковых богатырей-предков имитируется с помощью фольги, жестяных пластин, лент золотого и серебряного позумента.

Для коренных жителей севера Западной Сибири важнейший символ, зрительно связанный с образом божества и его рангом, заключался в принципах оформления верхней части головы идола. Боевые шлемы были издавна знакомы жителям тайги, в связи с чем их изображали в виде головных уборов деревянных изваяний. Манси не только придавали головам деревянных изваяний духов остроконечную форму, но и часто обматывали эти головы кусками белой ткани, имитирующей белый металл - серебро. Шлемы изображали и в том случае, когда личина богатыря-предка вырубалась на стволе продолжающего расти дерева. Копировали металлические шлемы и с помощью суконных изделий.

В поздней ритуальной практике предметы вооружения (сабли, мечи) изготавливали кустарным способом (ковкой без последующей заточки лезвия), применялись макеты, выполненные из дерева (палицы, мечи, сабли, кинжалы, патроны). Богатырский облик божеств и духов-покровителей, сложившийся в конце I - начале II тыс., продолжает воспроизводиться с помощью военной символики.

Таким образом, металл уже в первые века нашей эры органично вошел в обрядность обских угров. Он дал обряду новые возможности, встал в центр обряда и придал тем самым ему завершенность. С тех пор нужда в изделиях из металла у обских угров сохраняется. Сюжеты, представленные на восточной серебряной посуде, оказали влияние на мифотворчество обских угров и на формирование их иконографических канонов. Позже эти каноны предстояло учитывать прикамским, булгарским и русским ремесленникам. Смена иранского серебра булгарским и, наконец, русским - естественна и объясняется лишь сменой исторической обстановки.

Присутствие металлических атрибутов в центре религиозных обрядов на протяжении длительного времени при сохранении своих функций позволяет предполагать их однотипное применение как в XVIII - XIX вв., так и в более ранние периоды истории. Это может способствовать решению дальнейшей задачи реконструкции мифологических представлений и обрядов обских угров в эпоху средневековья.

Список научной литературыБауло, Аркадий Викторович, диссертация по теме "Этнография, этнология и антропология"

1. Абрамов H.A. Описание Березовского края // Зап. ИРГО. СПб., 1857.-Кн. 12.-С. 327-448.

2. Авдеев И.И. Песни народа манси. Омск: Облгиз, 1936. - 127 с.

3. Алексеев М.П. Сибирь в известиях иностранных путешественников и писателей. Иркутск: Обл. изд-во, 1941. - 610 с.

4. Анучин Д.Н. Древний серебряный остяцкий идол, изображающий слона // Археол. изв. и заметки. 1893. - № 3 - 4. - С. 1 - 9.

5. Анучин Д.Н. К истории искусства и верований у приуральской чуди // Мат-лы по археологии вост. губерний России. 1899. - Т. З.-С. 87- 160.

6. Бабаков В.Г. К этноисторическому изучению приобских хантов (на мат-лах переписей населения XVIII в.) // СЭ. 1976. - № 6.- С. 99-110.

7. Балакин Ю.В. Урало-сибирское культовое литье в мифе и ритуале. Новосибирск: Наука, 1998. - 288 с.

8. Баландин А.Н. Язык мансийской сказки. Л. : Главсевморпуть, 1939. - 80 с.

9. Бауло A.B. Атрибутика домашних святилищ нижнеобских хантов // Проблемы археологии, этнографии, антропологии Сибири и со-пред. территорий. Мат-лы VI Годов, сессии ИАЭТ СО РАН. Новосибирск: Изд-во ИАЭТ СО РАН, 1998. - Т. 4. - С. 404 - 409.

10. Бауло A.B. К вопросу о влиянии древних культур Востока на религиозно-мифологические представления обских угров // Народы росс. Севера и Сибири. Сиб. этнограф, сборник. М.: ИЭА РАН, 1999а.-Вып. 9. - С. 300 - 315.

11. Бауло A.B. Ритуальные колчаны обских угров // Гуманитарные науки в Сибири. 19996. - № 3 - С. 36 - 39.

12. Бауло A.B. Новые находки серебряных изделий у манси // Культурное наследие народов Сибири и Севера. Мат-лы 4-х Сибирских Чтений. СПб.: МАЭ РАН, 2000а. - С. 255 - 261.

13. Бауло A.B. Небесный всадник (жертвенные покрывала северных хантов) // Археология, этнография и антропология Евразии. -20006. -№3.- С. 132- 144.

14. Бауло A.B. Серебряное блюдо с Малой Оби // Археология, этнография и антропология Евразии. 2000в. - № 4. - С. 143 - 153.

15. Бауло A.B. Богатырь и невеста (серебряное блюдце с р. Сыня) // Археология, этнография и антропология Евразии. 2001. - № 2. -С. 123 - 127.

16. Бауло A.B. Сасанидское серебряное блюдо с реки Сыня // Археология, этнография и антропология Евразии. 2002а. - № 1. - С. 142- 148.

17. Бауло A.B. Культовая атрибутика березовских хантов. Новосибирск: ИАЭТ СО РАН, 20026.

18. Бауло A.B. Древний металл из святилищ обских угров (новые находки) // Археология, этнография и антропология Евразии. -2002в. № 2.

19. Бауло A.B., Маршак Б.И. Серебряный ритон из хантыйского святилища // Археология, этнография и антропология Евразии. -2001. -№3.- С. 133-141.

20. Бахрушин C.B. Остяцкие и вогульские княжества в XVI XVII вв. - JL: Изд-во Ин-та народов Севера, 1935. - 92 с.

21. Белавин A.M. О своеобразии ювелирной продукции Волжской Булгарии X XIII вв. // Проблемы финно-угорской археологии Урала и Поволжья. - Сыктывкар: Уро РАН, 1992. - С. 142 - 148.

22. Белавин А.М., Носкова E.H. Серебряная бляха из могильника Телячий Брод// CA. -1989. № 2. - С. 253 - 255.

23. Беленицкий А.М. Новые памятники искусства древнего Пянджикента. Опыт иконографического истолкования // Скульптура и живопись древнего Пянджикента. М.: Изд-во АН СССР, 1959. - С. 11 - 86.

24. Белявский Ф. Поездка к Ледовитому морю. М., 1833.

25. Бернштам А.Н. Основные этапы истории культуры Семиречья и Тянь-Шаня // CA. 1949. - Т. 11. - С. 337 - 384.

26. Вагнер Г.К. Скульптура Древней Руси. М.: Искусство, 1969. -480 с.

27. Восточный художественный металл из Среднего Приобья. Л.: Гос. Эрмитаж, 1991. - 42 с.

28. Гемуев И.Н. Еще одно серебряное блюдо из Северного Приобья // Изв. СО АН СССР, сер. ист., филол. и филос. Новосибирск, 1988.-№3.-Вып. 1.-С. 39-48.

29. Гемуев И.Н. Мировоззрение манси: Дом и Космос. Новосибирск: Наука, 1990а. - 232 с.

30. Гемуев И.Н. Святилище Халев-ойки // Мировоззрение финно-угорских народов. Новосибирск: Наука, 19906. - С. 78 - 91.

31. Гемуев И.Н. Религиозно-мифологические представления манси // Автореферат дис. . докт. ист. наук. Новосибирск, 1991. - 45 с.

32. Гемуев И.Н., Бауло A.B. Святилище Товлынг-ойки // Проблемы археологии, этнографии, антропологии Сибири и сопредельных территорий. Мат-лы V Годов, итог, сессии ИАЭТ СО РАН. Новосибирск: Изд-во ИАЭТ СО РАН, 1997. - Т. 3. - С. 356 - 360.

33. Гемуев И.Н., Бауло A.B. Святилища манси верховьев Северной Сосьвы. Новосибирск: Изд-во ИАЭТ СО РАН, 1999. - 240 с.

34. Гемуев И.Н., Бауло A.B. Небесный всадник. Жертвенные покрывала манси и хантов. Новосибирск: ИАЭТ СО РАН, 2001. - 160 с.

35. Гемуев И.Н., Молодин В.И., Сагалаев A.M. Древняя бронза в обрядности манси // Проблемы реконструкций в этнографии. Новосибирск: Изд-во ИИФФ СО АН СССР, 1984. - С. 62 - 80.

36. Гемуев H.H., Сагалаев A.M. Религия народа манси. Культовые места XIX начало XX в. - Новосибирск: Наука, 1986. - 190 с.

37. Гемуев И.Н., Сагалаев A.M., Соловьев А.И. Легенды и были таежного края. Новосибирск: Наука, 1989. - 175 с.

38. Герасимова Д.В. Песенный фольклор манси (вогулов) // Культурное наследие народов Сибири и Севера. Материалы Четвертых Сибир. Чтений. СПб.: МАЭ РАН, 2000. - С. 261 - 270.

39. Глинка В.М. Русский военный костюм XVIII начала XX вв. -Л.: Художник РСФСР, 1988. - 239 с.

40. Глушков И.Н. Чердынские вогулы // Этнограф, обозрение. -1900.-Т. 15.-Вып. 2.-С. 15-78.

41. Головнев A.B. Говорящие культуры: традиции самодийцев и угров. Екатеринбург: УрО РАН, 1995. - 606 с.

42. Голубинский Е. К нашей полемике с старообрядцами. М., 1905. - 260 с.

43. Гондатти Н.Л. Следы языческих верований у инородцев СевероЗападной Сибири. М., 1888. - 91 с.

44. Гончарова Л.Н. Художественные изделия из металла русских мастеров для народов Севера и Сибири (XVIII XX вв.) // Общественный быт и культура русского населения Сибири (XVIII - начало XX в.). - Новосибирск: Наука, 1983. - С. 106 - 120.

45. Горелик М.В. Сакский доспех // Центральная Азия. Нов. памятники письменности и искусства. М.: Наука, 1987. - С. 110 - 133.

46. Гревенс H.H. Культовые предметы хантов // Ежегодник МИРА. -Л., 1960. Вып. 4. - С. 427 - 438.

47. Грибова Л.С. Пермский звериный стиль (проблемы семантики). -М.: Наука, 1975. 148 с.

48. Давыдова Г.М. Взаимоотношения северных манси и северных хантов (по антропологическим данным и фамильному составу) // Мат-лы VI Межд. конгресса финно-угроведов. М., 1989. - Т. 1. -С. 165 - 167.

49. Даркевич В.П. Светское искусство Византии. М.: Искусство, 1975. - 352 с.

50. Даркевич В.П. Художественный металл Востока. М., Л.: Наука, 1976а. - 198 с.

51. Даркевич В.П. Аргонавты средневековья. М.: Наука, 19766. -200 с.

52. Древние бронзы Оби. Коллекция бронз IX XII вв. из собрания Сургутского художественного музея. - Сургут, 2000.

53. Древности Таджикистана. Душанбе: Дониш, 1985. - 344 с.

54. Дунин-Горкавич A.A. Тобольский Север. Тобольск, 1911. - Т. 3.г-51 с.

55. Дьяконов М.М. Росписи Пянджикента и живопись Средней Азии // Живопись древнего Пянджикента. М.: Изд-во АН СССР, 1954. - С. 83 -158.

56. Дьяконов М.М. Очерк истории Древнего Ирана. М.: Изд-во вост. лит-ры, 1961. - 444 с.

57. Заметки об инородцах Березовского округа // ЖМВД. 1859. - Т. 38.-Кн. 9.-С. 1 - 15.

58. Збруева A.B. Пермский всадник // ВДИ. 1950. - № 1. - С. 205 -211.

59. Зенько А.П. Представления о сверхъестественном в традиционном мировоззрении обских угров. Новосибирск: Наука, 1997. -154 с.

60. Зуев В.Ф. Описание живущих в Сибирской губернии в Березовском уезде иноверческих остяков и самоедов // ТИЭ., н.с. 1947. -Т. 5.-96 с.

61. Зыков А.П., Кокшаров С.Ф. Древний Эмдер. Екатеринбург: Болот, 2001. - 320 с.

62. Зыков А.П., Федорова Н.В. Воинские сюжеты в древнем искусстве Западной Сибири // Сибирские Чтения. СПб.: МАЭ РАН, 1992. - с. 44 - 46

63. Зыков А.П., Кокшаров С.Ф., Терехова JI.M., Федорова Н.В. Угорское наследие. Древности Зап. Сибири из собраний Уральского ун-та. Екатеринбург: Внешторгиздат, 1994. - 159 с.

64. Иванов C.B. Скульптура народов Севера Сибири XIX пер. пол. XX вв. - Л.: Наука, 1970. - 296 с.

65. Идее И., Бранд А. Записки о русском посольстве в Китай. Иркутск: Наука, 1967. - 404 с.

66. Инфантьев П.П. Путешествие в страну вогулов. СПб., 1910. -200 с.

67. История ат-Табари. Ташкент: Фан, 1987. - 442 с.

68. История северной цивилизации. Каталог выставки. Спб., 2001. -17 с.

69. Источники по этнографии Западной Сибири. Томск: Изд-во ТГУ, 1987. - 280 с.

70. Кадырбаев М.К. Зооморфные костяные пластины из Северного Казахстана // Древности Казахстана. Алма-Ата, 1975. - С. 130 -140.

71. Карьялайнен К.Ф. Религия югорских народов / Перевод с нем. и публикация Н.В. Лукиной. Томск: Изд-во ТГУ, 1994. - Т. 1. - 151 е.; 1995. - Т. 2. - 282 е.; 1996. - Т. 3. - 264 с.

72. Кастрен М.А. Путешествие по Лапландии, северной России и Сибири (1838 1844, 1845 - 1849) // Магазин землеведения и путешествий. - М., 1860. - Т. VI, ч. II. - 436 с.

73. Кулемзин В.М. Человек и природа в верованиях хантов. Томск: Изд-во ТГУ, 1984. - 192 с.

74. Кулемзин В.М., Лукина Н.В. Материалы по фольклору хантов. -Томск: Изд-во ТГУ, 1978. 216 с.

75. Кушелевский Ю.И. Северный полюс и земля Ямал. СПб., 1868.- 156 с.

76. Лапина М.А. Этика и этикет хантов. Томск: Изд-во ТГУ, 1998а- 115 с.

77. Лапина М.А. Фольклор и этика хантов // Сибирь в панораме тысячелетий. Новосибирск: Изд-во ИАЭТ СО РАН, 19986. - Т. 2. -С. 280 -282.

78. Лапина М.А. Фольклорные тексты тегинских хантов // Народы Северо-Западной Сибири. Томск: Изд-во ТГУ, 1998в. - Вып. 5. -С. 77 - 87.

79. Лапина М.А. Люди и птицы в мировоззрении Тэк ики // Обские угры. Мат-лы II Сибир. симпозиума "Культурное наследие народов Западной Сибири". Тобольск - Омск: ОмГПУ, 1999. - С. 185.

80. Лехтисало Т. Мифология юрако-самоедов (ненцев). Томск: Изд-во ТГУ, 1998. - 136 с.

81. Лещенко В.Ю. Бляхи с охотничьими сценами из Поволжья // СА.- 1970.-№3,-С. 136- 148.

82. Лещенко В.Ю. Использование восточного серебра на Урале // Даркевич В.П. Художественный металл Востока. М., Л.: Наука, 1976. - С. 176- 188.

83. Лещенко В.Ю. Прикладное искусство и мифология в эпоху разложения патриархально-родового строя (булгарский художественный металл в культе финно-угров) // Актуальные проблемы изучения истории религии и атеизма. Л., 1981. - С. 105 - 126.

84. Лукина Н.В. Формирование материальной культуры хантов. -Томск: Изд-во ТГУ, 1985. 364 с.

85. Луконин В.Г. Культура сасанидского Ирана. М.: Наука, 1969. -218 с.

86. Луконин В.Г. Искусство древнего Ирана. М.: Искусство, 1977. -232 с.

87. Мазур О.В. Медвежий праздник казымских хантов как жанрово-стилевая система. Дисс. . канд. искусствоведения. Новосибирск, 1997.

88. Майнов В.Н. Угорские народы // Исторический вестник. 1884. -№4. - С. 168 - 182.

89. Малиновская Н.В. Колчаны XIII XIV вв. с костяными орнаментированными обкладками на территории евразийских степей // Города Поволжья в средние века. - М.: Наука, 1974. - С. 132 - 175.

90. Маршак Б.И. Согдийское серебро. М.: Наука, 1971. - 157 с.

91. Маршак Б.И. Вступительная статья // Сокровища Приобья. -СПб.: Гос. Эрмитаж, 1996. С. 6 - 44.

92. Маршак Б.И. Согд V VIII вв. Идеология по памятникам искусства // Средняя Азия в раннем средневековье. - М.: Наука, 1999. -С. 175 - 191.

93. Маршак Б.И., Распопова В.И., Шкода В.Г. Новые исследования согдийской культуры в Пенджикенте // Археолог, вести. СПб.: ИИМК РАН, 1993. - Вып. 2. - С. 91 - 102.

94. Массой М.Е., Пугаченкова Г.А. Гумбез Манаса. М.: Изд-во архитектуры и градостроительства, 1950. - 144 с.

95. Мельников С.Е. Сведения о мансах, кочующих в Березовском уезде // Вестник РГО. 1852. - Т. 6. - Кн. 3.

96. Мешкерис В.А. Коропластика Согда. Душанбе, 1977. - 170 с.

97. Мизинова В. Новые поступления с реки Сын (Западная Сибирь) // СГЭ. 1958. - Вып. 13. - С. 56 - 59.

98. Миллер Г.Ф. История Сибири. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1937. -Т. 1.-606 с.

99. Миненко H.A. Северо-Западная Сибирь в XVIII первой половине XIX вв. - Новосибирск: Наука, 1975. - 308 с.

100. Мифология хантов. Томск: Изд-во ТГУ, 2000. - 310 с.

101. Мифы народов мира. М.: Энциклопедия, 1987. - Т. I. - 671 е.; Т. II. - 1988.- 718 с.

102. Мифы, предания, сказки хантов и манси. М.: Наука, 1990. -568 с.

103. Молданов Т.А. Картина мира в песнопениях медвежьих игрищ северных хантов. Томск: Изд-во ТГУ, 1999. - 141 с.

104. Молданов Т. А., Молданова Т.А. Боги земли Казымской. -Томск: Изд-во ТГУ, 2000. 114 с.

105. Молданова Т.А. Орнамент хантов Казымского Приобья: семантика, мифология, генезис. Томск: Изд-во ТГУ, 1999. - 261 с.

106. Молодин В.И. Древнее искусство Западной Сибири. -Новосибирск: Наука, 1992. 190 с.

107. Молодин В.И., Лукина Н.В., Кулемзин В.М., Мартынова Е.П., Шмидт Е., Федорова Н.Н. История и культура хантов. Томск: Изд-воТГУ, 1995.

108. Мошинская В.И. Материальная культура Усть-Полуя // МИА. -1953.-№35.-С. 72- 106.

109. Напольских В.В. Древнейшие финно-угорские мифы о возникновении земли // Мировоззрение финно-угорских народов. Новосибирск: Наука, 1990. - С. 5 - 21.

110. Народы Севера Сибири в коллекциях Омского гос. объединенного исторического и литературного музея. Томск: Изд-во ТГУ, 1986. - 225 с.

111. Неттина-Лапина М.А. Жизнь богатыря Тэк ики. СПб.: Алфавит, 1997. - 48 с.

112. Неттина-Лапина М.А. Фольклор Тэк ex. СПб., 1999. - 88 с.

113. Новицкий В. К культу медведя у вогулов р. Сосьвы // Наш край.-1925. № 7 (11). - С. 16 - 20.

114. Новицкий Гр. Краткое описание о народе остяцком. Новосибирск: Новосибгиз, 1941. - 107 с.

115. Носилов К.Д. У вогулов. СПб., 1904. - 255 с.

116. Оборин В.А., Чагин Г.Н. Чудские древности Рифея. Пермский звериный стиль. Пермь: Перм. книж. изд-во, 1988. - 184 с.

117. Огрызко И.И. Христианизация народов Тобольского Севера в XVIII в. Л., 1941.- 147 с.

118. Окладников А.П. Бронзовое зеркало с изображением кентавра, найденное на о. Фаддея // СА. 1950. - № 13. - С. 139 - 172.

119. Орбели И.А., Тревер К.В. Сасанидский металл. Л., 1935.

120. Очерки культурогенеза народов Западной Сибири. Томск: Изд-во ТГУ, 1994.-Т. 1.-485 е.; Т. 2- 475 с.

121. Памятники культуры и искусства Киргизии. JL: Искусство, 1983.- 80 с.

122. Папай Й. Обработка наследий Регули // Зарубежные экономические и культурные связи Сибири (XVIII XX вв.). - Новосибирск: Изд-во Ин-та истории СО РАН, 1995. - С. 184 - 199.

123. Патканов С.К. Тип остяцкого богатыря по остяцким былинам и героическим сказаниям. СПб., 1891. - 75 с.

124. Патканов С.К. Статистические данные, показывающие племенной состав населения Сибири, язык и роды инородцев // Зап. РГО по отд. статистики. СПб., 1911. - Т. II. - Вып. 2.

125. Перевалова Е.В. Две традиции в сакральном отношении к собаке у нижнеобских хантов // Интеграция археол. и этнограф, исследований. Новосибирск - Омск, 1996. - Ч. 2. - С. 83 - 87.

126. Перевалова Е.В. Обдорские князья Тайшины // Древности Ямала. Екатеринбург: УрО РАН, 2000. - Вып. 1. - С. 152 - 190.

127. Плотников Ю.А. "Клады" Приобья как исторический источник // Военное дело древнего населения Северной Азии. Новосибирск: Наука, 1987. - С. 120 - 135.

128. Полосьмак Н.В. Пазырыкские войлоки: укокская коллекция // Археология, этнография и антропология Евразии. 2000. - № 1. -С. 94- 100.

129. Полосьмак Н.В., Шумакова Е.В. Очерки семантики кулайского искусства. Новосибирск: Наука, 1991. - 91 с.

130. Постникова-Лосева М.М., Платонова Н.Г., Ульянова Б.Л. Золотое и серебряное дело XV XX вв. - М., 1983. - 375 с.

131. Прыткова Н.Ф. Металлическая культовая посуда у угров // СМАЭ. 1949. - Т. 10. - С. 39 - 46.

132. Пугаченкова Г.А. Элементы согдийской архитектуры на среднеазиатских терракотах // Тр. Ин-та истории и археологии АН УзССР. Ташкент, 1950. - Т. 2. - С. 8 - 57.

133. Пугаченкова Г.А. К датировке и интерпретации трех предметов "восточного серебра" из коллекции Эрмитажа // Средняя Азия и ее соседи в древности и средневековье (история и культура). М.: Наука, 1981.-С. 53 - 63.

134. Пугаченкова Г.А. Искусство Гандхары. М.: Искусство, 1982. -196 с.

135. Пугаченкова Г.А., Ремпель Л.И. Очерки искусства Средней Азии.-М.,1982.

136. Ремпель Л.И. Изобразительный канон и стилистика форм на Среднем Востоке // Проблемы канона в древнем и средневековом искусстве. М., 1973. - С. 152 - 170.

137. Ромбандеева Е.И. История народа манси (вогулов) и его духовная культура. Сургут: Северный дом, 1993. - 208 с.

138. Руденко С.И. Инородцы Нижней Оби. СПб., 1914. - 16 с.

139. Руденко С.И. Графическое искусство остяков и вогулов // Мат-лы по этнографии России. Л., 1929. - Т. 4, вып. 2. - С. 13 - 40.

140. Рындина О.М. Орнамент // Очерки культурогенеза народов Западной Сибири. Томск: Изд-во ТГУ, 1995. - Т. 3. - 640 с.

141. Савельева Э.А. Медальоны с восточными мотивами на европейском Северо-Востоке // Мат-лы к этнич. истории европейского Северо-Востока. Сыктывкар, 1985. - С. 92 - 110.

142. Сенигова Т.Н. Вопросы идеологии и культов Семиречья (VI -VIII вв.) // Новое в археологии Казахстана. Алма-Ата: Наука, 1968.-С. 51 -67.

143. Сенкевич-Гудкова В.В. Мамонт в фольклоре и изобразительном искусстве казымских хантов // СМАЭ. 1949. - Т. 11. - С. 156 -158.

144. Сибирь XVIII в. в путевых описаниях Г.Ф. Миллера // История Сибири. Первоисточники. Новосибирск: Сиб. Хронограф, 1996. -Вып. VI.-310 с.

145. Сирелиус У.Т. Домашние ремесла остяков и вогулов // ЕТГМ. -1907.-Вып.16.-С. 41 -69.

146. Сирелиус У.Т. Путешествие к хантам / Перевод с нем. и публикация Н.В. Лукиной. Томск: Изд-во ТГУ, 2001. - 344 с.

147. Скалозубов Н.Л. От Тобольска до Обдорска // ЕТГМ. 1907. -Вып.16.

148. Смирнов А.П. К вопросу о месте производства шаманских подвесок // КСИА. -1964. Вып. 99. - С. 59 - 64.

149. Смирнов И. Остяки и вогулы // Вестник и Библиотека Самообразования. 1904. - № 4. с. 136 - 149.

150. Смирнов Я.И. Восточное серебро. Атлас древней серебряной и золотой посуды восточного происхождения, найденной преимущественно в пределах Российской империи. СПб.: Издание Имп. археолог, комиссии, 1909. - 18 е., 300 табл.

151. Соколова З.П. Пережитки религиозных верований у обских угров//СМАЭ. 1971.-Т. 27.-С. 211 - 238.

152. Соколова З.П. Ханты рр. Сыня и Куноват (этнографический очерк) // Материалы по этнографии Сибири. Томск: Изд-во ТГУ, 1972.-С. 15-66.

153. Соколова З.П. Находки в Шишингах (культ лягушки и угорская проблема) // СЭ. 1975. - № 6. - С. 143 - 154.

154. Соколова З.П. Социальная организация хантов и манси. Проблемы фратрии и рода. М.: Наука, 1983. - 328 с.

155. Соколова З.П. О культе предков у хантов и манси // Мировоззрение финно-угорских народов. Новосибирск: Наука, 1990. - С. 58 - 72.

156. Соколова З.П. Использование металла в культовой практике обских угров // ЭО. 2000. - № 6. - С. 30-45.

157. Сокровища Приобья. СПб.: Гос. Эрмитаж, 1996. - 228 с.

158. Соловьев А.И. Военное дело коренного населения Запад. Сибири: Эпоха средневековья. Новосибирск: Наука, 1987. - 193 с.

159. Сорокин Н. Путешествие к вогулам // Тр. общ-ва естествоиспытателей при имп. Казан, ун-те. Казань, 1873. - Т. 3, № 4. - 60 с.

160. Спасский И.Г. Счетные жетоны // Исторический памятник русского арктического мореплавания XVII в. М.: Главсевморпуть, 1951. - С. 130- 138.

161. Спицын А.А. Шаманские изображения // Зап. отд. русской и славян, археологии Русского археолог, общ-ва. 1906. - Т. 8. -Вып. 1. - С. 29- 145.

162. Средняя Азия в раннем средневековье. М.: Наука, 1999. - 378 с.

163. Старков В.Ф. Новые находки плоского литья в Нижнем При-обье // Проблемы археологии Урала и Сибири. М.: Наука, 1973. -С. 208 -219.

164. Сыркина И.А. Клад с городища Лорвож (XII в.) // CA. 1983. -№4. - С. 182 - 198.

165. Сязи A.M. Орнамент и вещь в культуре хантов Нижнего При-обья. Томск: Изд-во ТГУ, 2000. - 248 с.

166. Талигина Н.М. Описание свадебного обряда сынских хантов // Народы Северо-Западной Сибири. Томск: Изд-во ТГУ, 1995а. -Вып. 2.-С. 125 - 129.

167. Талигина Н.М. Описание похоронного обряда сынских хантов // Народы Северо-Западной Сибири. Томск: Изд-во ТГУ, 19956. -Вып. 2.-С. 130- 140.

168. Теплоухов А.Ф. О древнем шаманском изображении из бронзы, бытовавшем на Конде среди вогул и остяков // CA. 1947. - Вып. 9. - С. 239 - 248.

169. Тереножкин А.И. К истории искусства Хорезма // Искусство. -1939.-№2.-С. 121 126.

170. Толстов С.П. Древний Хорезм. М.: Изд-во МГУ, 1948.-352 с.

171. Топоров В.Н. Об иранском влиянии в мифологии народов Сибири и Центральной Азии // Кавказ и Средняя Азия в древности и средневековье. М.: Наука, 1981. - С. 146- 162.

172. Тревер К.В. Отражение в искусстве дуалистической концепции зороастризма // ТОВЭ. 1939. - Т. 1. - С. 243 - 254.

173. Тревер К.В., Луконин В.Г. Сасанидское серебро. Собрание Гос. Эрмитажа. Художественная культура Ирана III VIII вв. - М.: Искусство, 1987. - 157 е., 124 илл.

174. Тыликова Е.И., Бауло A.B. Древности Нижнего Приобья в фондах Овгортского краеведческого музея // Археология, этнография и антропология Евразии. 2001. - № 1. - С. 127 - 134.

175. Федорова Е.Г. Историко-этнографические очерки материальной культуры манси. СПб.: МАЭ РАН, 1994. - 286 с.

176. Федорова Н.В. Импортное серебро в Западной Сибири // Художественные памятники и проблемы культуры Востока. JL: Искусство, 1985.- С. 125 - 133.

177. Федорова Н.В. Иконография всадника в художественном металле Приобья // Проблемы археологии Скифо-Сибирского мира.- Кемерово, 1989. Ч. 2. - С. 117 - 120.

178. Федорова Н.В. Художественный металл Волжской Булгарии // Восточный художественный металл из Среднего Приобья. Новые находки. JL: Изд-во Гос. Эрмитажа, 1991. - С. 5 - 10.

179. Федорова Н.В. Западносибирская бронзовая пластика эпохи железа: внешние стимулы развития системы // Духовная культура: проблемы и традиции развития. Сыктывкар, 1994. - Вып. 3. - С. 12- 14.

180. Федорова Н.В. Олень, собака, кулайский феномен и легенда о сихиртя // Древности Ямала. Екатеринбург - Салехард: УрО РАН, 2000. - С. 54 - 66.

181. Финш О., Брэм А. Путешествие в Западную Сибирь. М., 1882.- 540 с.

182. Худяков Ю.С. Вооружение центрально-азиатских кочевников в эпоху раннего и развитого средневековья. Новосибирск: Наука, 1991. - 189 с.

183. Чернецов В.Н. Жертвоприношение у вогулов // Этнограф-исследователь. JL, 1927. - № 1. - С. 21 - 25.

184. Чернецов В.Н. Вогульские сказки. JL: Гослитиздат, 1935. - 143 с.

185. Чернецов В.Н. Фратриальное устройство обско-югорского общества // СЭ. 1939. - № 2. - С. 20 - 42.

186. Чернецов В.Н. Очерк этногенеза обских угров // КСИИМК. -1941.-Вып. 9-С. 18-28.

187. Чернецов В.Н. К вопросу о проникновении восточного серебра в Приобье // ТИЭ, н.с. 1947а. - Т.1. - С. 113 - 134.

188. Чернецов В.Н. К истории родового строя у обских угров // СЭ. -19476.-Т. 6-7.-С. 159 183.

189. Чернецов В.Н. Быт хантов и манси по рисункам 19 века // СМАЭ.- 1949.-T. 10.-С.7-33.

190. Чернецов В.Н. Древняя история Нижнего Приобья // МИА. -1953а. -№35. -С. 7-71.

191. Чернецов В.Н. Бронза усть-полуйского времени // МИА. -19536.-№35.-С. 121 178.

192. Чернецов В.Н. Усть-полуйское время в Приобье // МИА. -1953b.-№35.-С. 221 241.

193. Чернецов В.Н. Нижнее Приобье в I тыс. н.э. // МИА. 1957. - № 58.-С. 136- 246.

194. Чернецов В.Н. Представления о душе у обских угров // ТИЭ, н.с. 1959.-Т. 51 - С. 116- 156.

195. Чернецов В.Н. Периодические обряды и церемонии у обских угров, связанные с медведем // CSIFU. Pars II. Acta ethnologica. Helsinki, 1968.-S. 102-111.

196. Чернецов В.Н. Наскальные изображения Урала // Свод археологических источников. М.: Наука, 1971. - В 4-12. - 120 с.

197. Чернецов В.Н., Мошинская В.И. В поисках древней родины угорских народов // По следам древних культур. М., 1954.

198. Чиндина JI.А. Могильник Релка на Средней Оби. Томск: Изд-воТГУ, 1977.- 194 с.

199. Шавров В.Н. Краткие записки о жителях Березовского уезда // Чтения в общ-ве истории и древностей российских при МГУ. -М., 1871.-Кн. 2.-С. 1-21.

200. Шишкин В.А. Варахша. М.: Изд-во АН СССР, 1963. - 250 с.

201. Шмидт A.B. К вопросу о происхождении пермского звериного стиля // СМАЭ. Л., 1927. - Вып. 6.

202. Шмидт Е. Традиционное мировоззрение северных обских угров по материалам культа медведя. Автореферат дис. . канд. ист. наук. Л., 1989. - 18 с.

203. Шухов И. Река Казым и ее обитатели // ЕТГМ. Тобольск, 1916 а. - Вып. 26. - С. 1 - 57.

204. Яковлев Я.А. Позднесредневековые бляхи с изображением всадника из Северо-Западной Сибири // Орнамент народов Западной Сибири. Томск: Изд-во ТГУ, 1992. - С. 51 - 68.

205. Янин В.Л. Очерки комплексного источниковедения. Средневековый Новгород. М.: Высшая школа, 1977. - 240 с.

206. Яшин В.Б. Еще раз о митраических истоках культа Мир-сусне-хума у обских угров // Народы Сибири: история и культура. Новосибирск: Изд-во ИАЭТ СО РАН, 1997. - С. 44 - 52.

207. Archaeology. 1962. - Vol. 15. - № 1 (Spring)

208. Auboyer J. L' Afghanistan et son art. Paris, 1968. - 176 p.

209. Belenizki A. Mittelasien. Kunst der Sogden. Leipzig, 1980. - 240 S.

210. Belenitski A.M., Marshak B.I. The Paintings of Sogdiana// Azarpay G. Sogdian Painting. Berkeley, 1981. - P. 11 - 77.

211. Ghirsman R. Iran. Parthes et Sassanides. Paris, 1962. - 406 p.

212. Grünwedel Waldschmidt. Buddhistische Kunst in Indien. - Berlin, 1932. - 126 S.

213. Gunter A.C., Jett P. Ancient Iranien Metalwork in the Arthur Sackler Gallery & the Freer Gallery of Art. Washington, 1992. - 272 p.

214. Harper P.O. The Royal Hunter. Art of the Sasanian Empire. N.Y., 1978. - 176 p.

215. Harper P.O., Meyers P. Silver Vessels of the Sasanian Period. -N.Y., 1981.-Vol. 1.- 256 p.

216. Heikel A. Antiquités de la Sibérie Occidentale. Helsingfors, 1894. - 112 p.

217. Kannisto A. Materialien zur Mythologie der Wogulen // MSFOu. -Helsinki, 1958. Vol. 113. - 444 S.

218. Marschak B.I. Silberschätze des Orients. Metallkunst des 3. 13. Jahrhunderts und ihre Kontinuität. - Leipzig, 1986. - 438 S.

219. Munkâcsi B. Vogul népkôltési gyiijtemény. I. Budapest, 1892 -1902.

220. Pâpay J. Ocztjâk népkôltési gyiijtemény. Budapest - Leipzig, 1905.

221. Sasanian Silver. Late Antique and Early Medieval Arts of Luxury from Iran. Michigan, 1967. - 160 p.

222. Schmidt É. Bear cult and Mythology of the Northern Ob-Ugrians // Uralic Mythology and folklore. Budapest, 1989. - P. 187 - 232.

223. Vahter T. Ornamentic der Ob-ugrier. Helsinki, 1953. - 216 S.

224. Vogul folklore (collected by B.Munkacsi). Istor books 4. -Budapest, 1995.

225. Wealth of the Roman World. AD 300 700 / Edited by J.P.C. Kent and K.S. Painter. - London, 1977. - 192 p.