автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.01
диссертация на тему: Окказиональная синтагматика А. Платонова
Полный текст автореферата диссертации по теме "Окказиональная синтагматика А. Платонова"
ПГТПАП А ПЛ ПЛТ^Г111 Г\ г<*. г гт 1 пл'Т'ПГч 1г и" чччппллт
1 ис>Дпгъ I осппыи у ннвсгии 1 е, 1
Ни правах рукописи
Семенова Ольга Валентиновна
ОККАЗИОНАЛЬНАЯ СИНТАГМАТИКА А. ПЛАТОНОВА (НА МАТЕРИАЛЕ ПОВЕСТИ «КОТЛОВАН»)
Специальностью.02.01 - русский язык
АВТОРЕФЕРАТ
диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук
2 41-.:0Н 2015
005570211
Санкт-Петербург 2015 •
005570211
Рябо™
выпслнбЕм з ФРБОУ ВЛО "Пстрсзиисдский ^^Удйрг ¡ гу"""'й ^нив
Научный руководитель: Патроева Наталья Викторовна
доктор филологических наук, доцент, зав. кафедрой русского языка ФГБОУ ВПО «Петрозаводский государственный университет»
Официальные оппоненты: Широкова Р.лепа Никплвепм
доктор филологических наук, профессор кафедры русского языка и культуры речи ФГБОУ ВПО «Нижегородский государственный педагогический университет имени Козьмы Минина» Петров Андрей Васильевич
доктор филологических наук, доцент кафедры истории русского языка и диалектологии ФГАОУ ВПО «Северный (Арктический) федеральный университет имени М. В. Ломоносова»
Ведущая организация: Федеральное государственное автономное
образовательное учреждение высшего
профессионального образования «Балтийский федеральный университет имени Иммануила Канта»
Защита диссертации состоится «15» октября 2015 года в 16.00 часов на заседании совета Д 212.232.18 по защите докторских и кандидатских диссертаций при ФГБОУ ВПО «Санкт-Петербургский государственный университет» по адресу: 199034, Санкт-Петербург, Университетская наб., д. 11, филологический факультет, ауд. 195.
С диссертацией можно ознакомиться в Научной библиотеке им. М. Горького Санкт-Петербургского государственного университета (199034, г. Санкт-Петербург, Университетская наб., д. 7/9) и на сайте http://spbu.ru/science/disser/cUssertatsii-dopushchennye-k-zashchite-i-svedemya-o-zashcЫte/details/12/477
Автореферат разослан « » и Я 2015 г.
Ученый секретарь
диссертационного совета ->
к. ф. н., доцент С.В.Вяткина
APIII 1 ГТ V1TI 1 Ti^mnTTy^i mil* ) « 1 »
ишцлл ДЯГЯД!Hfl1UAA rADU 1 r>l
Диссертация посвящена описанию окказиональных конструкций в тексте повести А. Платонова «Котлован».
Андрей Платонович Платонов - один из тех писателей, который привлекает внимание читателей, исследователей прежде всего необычной манерой письма, своеобразным языком, завораживающим, заставляющим внимательно вчитываться в текст, наслаждаться загадочным слогом, тайну которого пытаются открыть платоноведы уже на протяжении нескольких десятилетий. По известным причинам идеологического характера активно заниматься творчеством А. Платонова начали лишь в начале 90-х годов прошлого века. В это время выходят работы, освещающие в большинстве своем идейно-жанровые особенности произведений писателя. Наиболее значительный вклад в изучение проблематики платоновского творчества внесли JI. Боровой, В. В. Васильев, В. Ю. Вьюгин, Н. В. Корниенко, Н. Малыгина, И. А. Спиридонова, А. В. Чалмаев, Л. А. Шубин и др. Стиль и язык писателя также не остаются без внимания. Исследователи творчества А.Платонова обращают внимание на теснейшую связь языка и философии писателя, его идейных принципов, авторского мировосприятия. В последнее время интерес к творчеству А. Платонова не угас: выходят статьи, монографии, защищаются кандидатские и докторские диссертации. Самые известные работы, посвященные языку писателя, принадлежат перу М. М. Вознесенской, М. А. Дмитровской, И. М. Кобозевой, Н. И. Лауфер, Д. В. Колесовой, Ю. И. Левина, М. Ю. Михеева, М. Ю. Мухина, Т. Б. Радбиля и др.
Предпринятое нами исследование заключалось в поиске и описании всех окказиональных сочетаний в тексте повести А.Платонова «Котлован». Для подтверждения статуса окказиональности конструкций использовались словари (толковые словари, словари синонимов, «Словарь языка Совдепии», словарь сочетаемости и др.) и Национальный корпус русского языка (НКРЯ): в корпусе осуществлялся поиск конструкций, квалифицируемых нами как окказиональные, с целью исключить сочетания, встречающиеся в произведениях других писателей.
Несмотря на то что язык А. Платонова в последние два десятилетия достаточно активно изучается на разных уровнях: грамматическом, лексико-семантическом, синтаксическом, - специальный комплексный анализ оригинальной платоновской сочетаемости пока в научной литературе не представлен, между тем писатель часто использует конструкции, которые затрудняют прочтение его произведений, заставляют останавливаться и вдумываться в каждое слово. Эти «неправильные» с точки зрения узуальных норм конструкции отражают видение \iiiyu писателя, его философию и жизненную позицию. Актуальность предпринимаемого исследования обусловлена необходимостью разиоаспектного (формально-грамматического, семантического, функционально-стилистического, когнитивно-концептуального) анализа окказиональной сочетаемости А. Платонова как доминанты его идиостиля. Выявляя и характеризуя отдельные окказиональные конструкции, исследователи, как правило, обращаются в рамках одной работы к разным произведениям А. Платонова или рассматривают отдельные частные особенности языка и стиля писателя.
Объект исследования - язык повести А. Платонова «Котлован».
Мпопиот и^ЛТТЛТТЛВООТ*(Т _ ЛТЛ'ООМЛТТОТТГ ТГГТЛ »^АГГЛ«** гтлттттт л т^лт.-Л^д тт/мчААтг
цму<1у,цциши1Л ишчилшпшшшич« О IV
А. Платонова «Котлован».
Гипотеза исследования исходит из положения о том, что синтагматические нарушения в повести «Котлован» являются стилистическим средством, представляющим собой особенность идиостиля А. Платонова.
Цель диссертационного сочинения - выявить особенности грамматического оформления, семантики и образно-статистического функционирования окказиональных конструкций в тексте повести А. Платонова «Котлован».
Для достижения поставленной цели ставится ряд задач:
1. Представить краткий экскурс в историю изучения понятий «сочетаемость», «валентность», «синтагматика» в отечественном языкознании;
2. Осветить и сопоставить разные точки зрения на природу языка и особенности идиостиля А. Платонова;
3. Выявить все окказиональные конструкции в повести «Котлован» и доказать статус их окказиональности по словарям и Национальному корпусу русского языка (НКРЯ);
4. Предложить классификацию окказиональных конструкций с грамматической и лексико-семантической точек зрения;
5. Описать тропы и фигуры речи, основанные на синтагматических «смещениях»;
6. Выяснить идейно-эстетическую основу использования окказиональной синтагматики в повести «Котлован».
Новизна научного исследования заключается в том, что в нем анализируются все контексты окказиональной сочетаемости на материале одного из самых известных и знаковых произведений писателя, предлагается классификация и разноаспектная характеристика окказиональных конструкций: с точки зрения структуры, семантики, функционирования, тропо- и фигурообразования, формирования основных особенностей авторской картины мира.
Материалом для исследования послужил основной текст и динамическая транскрипция рукописи «Котлован», опубликованные в академическом издании ИР ЛИ РАН, которое считается наиболее достоверным авторским вариантом текста, а также новые материалы к истории текста произведений А. Платонова 1930-1931 гг. В работе проанализировано более 1600 конструкций.
В работе применялись следующие методы: описательный метод для характеристики окказиональных конструкций; сравнительный метод: изучение окказиональных конструкций строилось на сравнении их с нормативным языком; лингвостилистический; лексикографический, заключающийся в «лексикографическом анализе словарей и их компонентов» (М. Э. Гавар); контекстуального анализа; компонентного анализа; методы синонимической замены и лингвистического эксперимента, предложенные А. М. Пешковским и Л. В. Щербой. В ходе исследования также применялись методический прием сплошной выборки, метод «предположения» М. Ю. Михеева для исследования языка А.Платонова, метод изучения платоновского текста на уровне фразы, предложенный Д. В. Колесовой, опыт стилистического анализа фраз В. Г. Бабенко, метод филологического анализа, описанный Б. Г. Бобылевым.
Теоретической основой для написания исследовательской части диссертационного сочинения послужили труды известных лингвистов,
И. М. Богуславского. В. Г. Гака. Г. А. Золотовой, И. А. Мельчука. Е. В, Падучевой, Е. В. Рахилиной, 3. К. Тарланова, С. Г. Тер-Минасовой и др., а также работы исследователей, изучающих язык и творчество А. Платонова: М. М. Вознесенской, М. А. Дмитровской, И. М. Кобозевой, Д. В. Колесовой, Н. И. Лауфер, Ю. И. Левина, М. Ю. Михеева, М. Ю. Мухина, Т. Б. Радбиля и др.
Теоретическая значимость работы состоит в комплексном описании окказиональных конструкций в тексте повести А. Платонова «Котлован», позволяющем выявить идейно-философскую основу речевых новаций и уточнить авторский эстетический замысел их использования в качестве одной из стилевых доминант произведения.
Практическая значимость заключается в том, что результаты работы могут быть использованы: в курсах лексикологии и синтаксиса современного русского языка; в рамках спецкурсов и спецсеминаров, посвященных языку и творчеству А. Платонова; в рамках вузовских курсов по исторической поэтике, стилистике художественной речи, истории русского литературного языка, лингвокулыурологии; в качестве справочного материала при переводе произведений А. Платонова на иностранные языки; в качестве материала для создания словаря языка писателя.
Положения, выносимые на защиту:
1. При анализе конструкций с окказиональной синтагматикой в повести «Котлован» не обнаружены нарушения морфо-синтаксической сочетаемости.
2. Окказиональность синтагмы выявляется на лексико-семантическом уровне. В повести достаточно много словосочетаний, компоненты которых настолько несовместимы друг с другом, что читатель не может до конца понять их смысл. Некоторые из них возникли по аналогии или по ассоциации с известными узуальными оборотами. Нарушение законов лексико-семантической сочетаемости как стилистический прием приводит к смысловому несоответствию компонентов сочетания, игре синонимами, парономазии и смешению стилистически разнородных элементов. Трансформация терминов, канцелярской лексики, фразеологизмов - одна из ключевых особенностей идиостиля писателя.
3. Синтагматические нарушения способны передавать семантическую трансформацию таких важнейших философских категорий, как пространство и время, жизнь и смерть, человек и общество. Окказиональная сочетаемость активно используется Платоновым для создания идейно-эстетической основы произведения. Используя неправильную, непривычную с точки зрения узуальных норм конструкцию, автор таким образом стремится заострить наше внимание на трагических проблемах бьпия. Ряд окказиональных конструкций отражают определенные идеи, которые четко прослеживаются на протяжении всей повести: идею смерти и уничтожения (причем умирают не только люди, но и неживые объекты), идею надындивидуальное™, идею материализации духовного и др.
4. В результате нарушения привычной сочетаемости автором выявляются различного рода «метаморфозы» бытия и демонстрирующие «мифологическое» устройство «неправильного» мира переходы одного явления в другое. Одно из наиболее ярких «превращений» - уподобление человека и животного неодушевленному объекту, и наоборот: о предмете или неживом человеке говорят
как о живом. Таким образом, переосмысляются понятия «жизнь» и «смерть», «живое» и «неживое»: жизнь для людей становится равносильна смерти, а смерть иногда желаннее жизни, люди ждут ее и надеются на покой, индивид подчас не воспринимается как живой человек, а уподобляется неживому, мертвому, поэтому логично, что в повести можем наблюдать тождественность телесного и человеческого, понятий «существовать» и «жить». Обороты подобного типа помогают отразить абсурдность описываемой ситуации: люди, абстрактные и пространственные понятия наделяются необычными с точки зрения привычного восприятия мир» характеристиками, неодушевленные предметы и явления приобретают признаки одушевленных, а такие противоположные понятия, как «жизнь» и «смерть», воспринимаются как семантические дублеты.
5. «Смещение» слов в контексте с привычной сочетаемостью ярко выявляет неожиданные трансформации сознания нового человека, а нарушение связей слов в «новоязе» героев передает и копирует разрушение традиционных связей в обществе и дисгармонию в отношениях человека и природы. Синтагматические нарушения выявляются при описании жизни строителей «котлована» (= нового мира) и практически не отмечены в рассказе повествователя о прошлой жизни. Неправильность, неожиданность и банальность, тавтологичность фраз подчеркивают идею хаоса, дисгармонии новой жизни, мертворожденное™ нового общественного идеала, неверности выбранной цели, бессмысленности и неправильности пути.
6. Синтагматические нарушения могут порождать тропы и фшуры речи (метафору, метонимию, эпитет, перифраз, оксюморон и др.). Большую группу среди изобразительно-выразительных средств представляют гешпивные метафоры, использование которых обусловлено главными идеями повести: идеей смерти и уничтожения, идеей силы и власти, идеей обезличенности и др. Частотен в тексте повести «Котлован» и метонимический перенос, представленный в большей части синекдохой -характеристика человека переносится на его часть, что приводит к переосмыслению целостного образа человека: личностные качества переносятся на отдельные части его организма (туловище, лицо, голову, руки и т. д.), наделяясь определенной характеристикой, словно работающий механизм, для функционирования которого важна каждая деталь. Изобразительно-вьфазитепьные средства служат не только для создания образности и отражения общественно-исторической реальности, но и подчеркивают абсурдность мироустройства (человек осуществляет невозможное, описываются несуществующие в действительности сшуации или явления, о мертвых говорят, как о живых и др.), могут быть средством создания иронии, комического эффекта.
7. Все конструкции, квалифицируемые в работе как окказиональные, проверялись по словарям и НКРЯ. Некоторые выводы, сделанные на материале НКРЯ, расходятся с указанными в словарях сведениями.
Апробация исследования: основные положения диссертационного сочинения обсуждались на заседании кафедры русского языка Петрозаводского государственного университета, международных научных конференциях: «Ломоносов-2011» (МГУ), «Ломоносов-2014» (МГУ), «Русистика в начале третьего тысячелетия» (2012 г., ПетрГУ), «Проблемы анализа художественного текста» (2014 г., ПетрГУ). Некоторые результаты исследования были опубликованы в журналах, включенных в Перечень ведущих рецензируемых журналов и изданий, в которых должны быть опубликованы основные научные
результаты диссертации на соискание ученых степеней доктора и кандидата наук («Ученые записки Петрозаводского государственного университета» и «Ученые записки Орловского государственного университета»), а также в сборнике научных трудов «IX Масловские чтения» (Мурманск).
Структура диссертации: работа состоит из введения, 3 глав, заключения, списка использованной литературы - более 200 наименований, приложения, которое включает более 1600 конструкций.
ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ
Во Введении обосновывается выбор темы и актуальность исследования, его научная новизна, определяются объект и предмет, основная цель и задачи исследования, описывается теоретико-методологическая база, раскрывается теоретическая и практическая значимость работы, приводятся положения, выносимые на защиту.
Глава 1 «Сочетаемость, валентность, синтагматика как теоретические проблемы современного языкознания» посвящена основным вопросам теории сочетаемости. В разделе 1.1. «Сочетаемость» обозначено несколько точек зрения на проблему сочетаемости и рассмотрено несколько определений термина (Ю. Д. Апресян, Н. Д. Арутюнова, Г. А. Золотова, Т. Я. Ким, И. А. Мельчук, И. Г. Ольшанский, Е. В. Падучева, Е. В. Рахилина и др.). В работе мы придерживаемся традиционного понимания сочетаемости как «свойства языковых единиц сочетаться при образовании единиц более высокого уровня» [Гак 2002: 483], а также не оставляем без внимания тот факт, что слова соединяются с учетом норм сочетаемости лексических единиц (Н. Д. Арутюнова).
Традиционно выделяют три вида сочетаемости: морфо-синтаксическую, лексическую и семантическую.
Вопрос о морфо-синтаксической сочетаемости (см. работы Ю. Д. Апресяна, К. И. Бабицкого, И. А. Мельчука, А. М. Мухина, С. Г. Тер-Минасовой, Д. Н. Шмелева) представляет для нас наименьший интерес, так как нарушений данного типа в тексте повести А. Платонова «Котлован» мы не выявили.
Более подробно мы остановились на разных толкованиях лексической (работы Ю. Д. Апресяна, Н. Д. Арутюновой, И. А. Мельчука, Д. Н. Шмелева и др.) и семантической сочетаемости (работы Ю. Д. Апресяна, В. Г. Гака, Н. Д. Арутюновой и др.), вопрос о разграничении которых остается открытым. Исследователи разделились на два лагеря: тех, кто разграничивает лексическую и семантическую сочетаемость (Ю. Д. Апресян, Н. Д. Арутюнова), и тех, кто не разграничивает эти два вида сочетаемости (А. Вежбицкая, И. Г. Ольшанский). В связи с тем, что в лингвистике нет единого мнения в отношении принципов разграничения лексической и семантической сочетаемости, в работе используется термин «лексико-семантическая сочетаемость», понимаемый как построение синтагматической цепочки, основанное на взаимном соответствии лексических значений слов - компонентов словосочетания и предложения.
Открытым остается и вопрос о разграничении свободной и связанной сочетаемости, так как нет единого мнения, что понимать под свободными сочетаниями: только лишь те синтагмы, которые «легко создаются и "рассыпаются"» [Уфимцева 1968: 202] и которые говорящий «слышал в аналогичных контекстах» [Гер-Минасова 1981: 40], а несвободные - воспроизводятся уже готовыми (так называемые
«фпазеосхемы» - в терминологии Д. Н. Шмелева ¡Шмелев 1973:212-240], «фраземы» -в терминологии И. А. Мельчука [Мельчук 1960:73-80], конструкции с фразеологически связанным, синтаксически ограниченным и конструктивно обусловленным значением -в терминологии, предложенной В.В.Виноградовым [Виноградов 1977: 162-189] и поддерживаемой большинством лингвистов). Другая точка зрения [Рахилина 2000:337; Черданцева 2007: 442; Копыленко 1989] - отсутствие зоны свободной сочетаемости, а лишь условная «свобода», которая характерна для словосочетаний с меньшей степенью связанности [Копыленко 1989:70].
Во втором разделе первой главы «Валентность» представлены различные трактовки понятия «валентность» (И. М. Богуславский, В. Г. Гак, Р. М. Гайсина, Т. П. Ломтев, Ю. С. Мартемьянов, В. В. Морковкин, М. Д. Степанова). Мы вслед за В. Г. Гаком будем понимать валентность как «способность слова вступать в синтаксические связи с другими элементами» [Гак 2002:79].
Большинство ученых выделяют две разновидности валентности: семантическую и синтаксическую.
Термин «семантическая валентность» введен представителями Московской семантической школы (Ю. Д. Апресян, И. М. Богуславский И. А. Мельчук, А. К. Жолковский и др.) и активно используется в рамках модели «Смысл <=> Текст» [Мельчук 1999]. Проблемы, связанные с толкованием «семантической валентности», выходят, как считают В. А. Плунгян и Е. В. Рахилина, за пределы одной теории, так как этот термин связан с другими лингвистическими понятиями: актантом (в смысле Теньера), глубинным падежом (в смысле Филлмора), аргументом (в смысле Джэкендоффа) и др.
В уже упомянутой модели «Смысл <=> Текст» семантическая валентность противопоставлена синтаксической: «первая имеет отношение к семантике предиката, и соответствующие ей семантические актанты являются фрагментами его семантического представления» [Плунгян 1998: 108], вторая - как «особый инструмент» [Там же: 108] для описания синтаксиса. Несмотря на большое количество работ, посвященных валентным связям слов, и активное оперирование термином «валентность», исследователи приходят к выводу, что концепция даже такого фундаментального понятия, как «валентность», до сих пор нуждается в теоретическом обосновании и развитии [Муравенко 1998: 71-81].
В третьем разделе первой главы содержится характеристика понятия «синтагматика» (работы Б. А. Абрамова, И. А. Бодуэна де Куртенэ, М. В. Влавацкой, Е.Л.Гинзбурга, Б.Г.Головина, М. А. Кронгауза, Е.С.Кубряковой, 3.К.Тарланова, А. А. Уфимцевой и др.) как наиболее емкого в теории сочетаемости, так как оно применимо не только на уровне словосочетания, а на всех уровнях языка. Мы, вслед за 3. К. Тархановым, будем определять синтагматику как «линейное выстраивание единиц парадигматики, единиц языка в соответствии со стратегией, замыслом текстообразования, целями и задачами порождаемого текста (речи)» [Тарланов 2007: 30]. В этом аспекте возникает вопрос о связи синтагматики и семантики (см. работы Н. Д. Арутюновой, Р. М. Гайсиной, В. Г. Гака, Г. А. Золотовой, Е. В. Падучевой, Н.Ю.Шведовой, Д.Н.Шмелева и др.). Основной тезис в работах, посвященных указанной проблеме, сводится к следующему: «смысловая структура предложения моделируется с опорой на грамматические понятая и категории» [Арутюнова 2007:
В четвертом разделе первой ¿лавы «Проблемы ukkü jhofi ал ьной сочетаемости» называются признаки окказиональных сочетаний. Главная особенность индивидуально-авторских конструкций - нарушение привычных связей при образовании сочетаний, что влечет за собой отступление от нормы в лексико-семантическом плане [Зуева 1990: 50-51]. Основные признаки окказиональных сочетаний выделила Н. Ю. Зуева: 1) наличие образности в микроконтексте; 2) речевая экспрессия как результат неожиданного столкновения двух слов; 3) ассоциативность связи компонентов как речевая основа окказиональной сочетаемости; 4) речевая принадлежность как результат актуализации экспрессивно-образных потенций слова и передачи выразительно-изобразительных значений. Очевидно, к указанному в работе Н. Ю. Зуевой перечню следует добавить возможную деформацию норм морфо-синтаксической сочетаемости, приводящую к новациям не только на лексико-семантическом, но и на грамматическом уровне художественного текста.
Основные положения теории окказиональности на синтаксическом уровне предлагает Н. Г. Бабенко [Бабенко 1997: 4]. Изучение окказиональных сочетаний требует особого внимания, когда они «становятся доминирующим текстообразующим средством в идиостиле художника слова, важной составляющей его идиолекта» [Бабенко 1997: 67].
С окказиональной сочетаемостью связано понятие языковых аномалий. Подробно теоретическая основа понятия «языковые аномалии» представлена в диссертации доктора филологических наук Т. Б. Радбиля [Радбиль 2006: 22-106], который утверждает, что «изучение языковых аномалий находится в эпицентре самых "горячих точек" методологии и эпистемологии современного лингвистического и в целом - гуманитарного знания» [Радбиль 2006: 7]. Окказиональной мы считаем аномальную индивидуально-авторскую конструкцию. Опираясь на работы Т. Б. Радбиля, мы будем рассматривать аномалии -«маркированные корреляты нормы» [Радбиль 2005: 53] (а под нормой мы, вслед за К. С. Горбачевичем, понимаем «основной признак литературного языка» [Горбачевич 1981: 11]) - и в модусе «реальность» (прежде всего, в параграфе, посвященном художественной картине мира А. Платонова), и в модусе «текст».
Вторая глава посвящена языку и идиостилю А. Платонова. В первом разделе «Проблемы и аспекты изучения языка и идиостиля А. Платонова» предлагается краткий экскурс в историю изучения языка и стиля писателя. По известным причинам идеологического характера разноаспектное изучение творчества А. Платонова началось только в 90-е годы XX века, но и при жизни писателя критики уже обращали внимание на своеобразие его языка. Чаще всего в своих статьях, рецензиях, как правило, носивших весьма критический характер, они высказывали недовольство по поводу так называемого «новоязыка» Платонова, обращали внимание на то, что построение фразы в произведениях не всегда укладывается в рамки литературного языка. Ситуация существенно изменилась только спустя несколько лет, когда в «косноязычии» Платонова начали видеть не просто намеренное нарушение языковых общепринятых норм, а некий философский подтекст. Вероятно, первой серьезной работой по языку А. Платонова была опубликованная в 1966 году монография Л. Борового «Язык писателя», в которой рассматриваются используемые А. Платоновым языковые приемы: лексика (лексика
пассивного запаса, слова Ох раНИЧёКНО! О СлОвиушлрсилсиил), «лшгаКиичеСКИе конструкции автора (прежде всего, «прямления»), нарушающие норму.
Исследования 90-х годов XX века ориентированы на идейно-жанровый аспект произведений А. П. Платонова, на философские проблемы. Не без внимания остаются язык и стиль писателя, используемые Платоновым изобразительно-выразительные средства, так как в большинстве случаев ключ к пониманию художественных особенностей произведений А. Платонова можно найти через анализ его языка. Но почти в каждой работе, признавая талант А. Платонова как художника, ученые не оставляют без внимания тот факт, что язык писателя своеобразный, трудный для понимания. Его стиль, манеру письма нельзя сравнить ни с одним писателем (см. работы А. Б. Базилевского, К. А. Баршта, Г. А. Белой, В.В.Буйлова, В. Ю.Вьюгина, М. Золотоносова, И. П. Золотусского, М. А. Дмитровской, Д. В. Колесовой, Н.В.Корниенко, М.Ю. Михеева, Ю.И.Левина, В.В.Перхина, С.И.Романовского, Т. С. Садовой, 3. С. Санджи-Гаряевой, Л. А. Шубина, В. Эйдиновой и др.).
Наряду с признанием большинством ученых индивидуального стиля А. Платонова и своеобразной манеры письма, тем не менее бытует мнение, что не существует такого понятия, как «платоновский стиль». Здесь исследователи разделились на четыре лагеря:
1. Одни считают, что платоновский язык - продолжение традиций библейской (О. Павлов) и древнерусской литератур (С.Федякин, Д.В.Колесова), а также литературы ХЕХ века: Ф. М. Достоевский, А. А. Григорьев, В. В. Розанов, славянофилы (О. В. Белый, В. В. Перхин).
2. Другие видят в языке писателя как отклики классического языка XIX века, так и современного (А. Абуашвили, В. Эйдинова, 3. К. Тарланов).
3. Третьи считают, что А. Платонов следует традиции современной ему литературы (М. Моссур). Стиль повести «Котлован» сравнивают и со словотворчеством поэтов-футуристов и обэриутов [Павловский 1991: 21]. Ряд исследователей (П. Белицкнй, Д. Давыдов, С. И. Красовская, Н. М. Малыгина, М.Ю.Михеев, Й.ванБаак и др.) видят схожесть Платонова и Хлебникова в обращении к «праязыку» и «пра-смыслам», что сближает Платонова с представителями авангарда. Противники этой точки зрения находят принципиальные отличия в произведениях Платонова и представителей ОБЭРИУ и говорят лишь о кажущейся схожести (К. Баршт).
4. Совершенно противоположная остальным точка зрения отражена в работе Г. А. Белой, где неоднократно подчеркивается, что в произведениях Платонова родился совершенно новый стиль, неизвестный дореволюционной литературе [Белая 1977:151; 212].
Рад исследователей пытаются проследить эволюцию не только творчества, но и языка А. Платонова. Например, исследователь Р. Ходель утверждает, что отмеченные современниками А.Платонова и исследователями нашего времени платоновизмы в начале творческого пути писателя исчезают уже к моменгу написания военных рассказов [Ходель 2000: 73]. Здесь прежде всего необходимо отметил, связь двух значимых произведений А. Платонова - «Котлована» и «Чевенгура». Стиль и язык этих двух произведений во многих исследованиях не отделяются, а описываются как нечто единое, но в то же время, как утверждает Н. Н. Братина, «Котлован» - это результат деятельности «стилистической лаборатории» «Чевенгура» [Брагина 2008:
88]. Таким образом, можпи прсдиОлилииъ, чш мзык романа «Чевенгур» стал основой для написания повести «Котлован», являющейся, по мнению 3. К. Тарлановз, «вершинным творением» А. Платонова [Тарпанов 1993:216].
В литературе, посвященной языку А. Платонова, нередко поднимается вопрос о языковых аномалиях. Сложность в их описании заключается в том, что они почти не поддаются стандартной классификации изобразительно-выразительных средств и тропов. Фундаментальная работа по языковым аномалиям принадлежит Т. Б. Радбшпо (2006). Также большой вклад в описание платоновских языковых
аномалий внесли И. М. Кобозева и Н. И. Лауфер, ¡еигиры= испиши шшш>шсиот, » счет чего возникают языковые аномалии у Платонова, и предлагают их классификацию [Кобозева 1990:125-139].
Платоновские аномалии начинают осмысляться и объясняться как «слабости нового советского языка» (см. работы П. А. Бодана, В. В. Буйлова, А. А. Газизовой, М. Ю. Михеева, Н. И. Сухина и др.). Основные «источники деформации языка» в языке героев повести «Котлован»: а) казенный язык официальной анкеты; б) язык радио, который порождает язык пропаганды; в) советская программа борьбы с безграмотностью, когда при обучении людей используются не общепонятные слова, а слова, относящиеся к «тяжелому словарю пропаганды и политической полемики»; г) язык директивы, совершенно не ясный героям Платонова в силу его чуждости и непонятности политической терминологии [Бодан 1994: 170-172]; д)язык простых людей [Газизова 1995: 55]; е) диалектные слова [Сухин 2001: 234]. Герои повести не понимают язык всех этих советских нововведений. Они начинают употреблял, слова, не зная их и, следовательно, искажая значение. Отсюда следует: язык начинает терять одну из своих основных функций - референциальную [Бодан 1994: 172], становясь тайным и недоступным дня понимания. Особенность окказиональных образований А. Платонова в том, что они, как правило, выявляются на синтаксическом уровне, в то время как у других писателей мы встречаем новообразования на разных уровнях языка: не только синтаксическом, но и словообразовательном. Окказиональные слова у А. Платонова встречаются крайне редко.
В фонд изобразительно-выразительных средств, используемых А. Платоновым (см. работы Б. Г. Бобылева, С. Бочарова, В. В. Буйлова, Р. Гельгардга, Н.Е.Джанаевой, Л. В. Карасева, Д.В.Колесовой, Ю.И.Левина, А.В.Селезнева, Ю.А.Печениной, С.А.Пикалевой, А.А.Харитонова и др.), включаются метафора, метонимия, эпитет, парономазия, оксюморон, перифраз, а также фигуры стилистического синтаксиса, подробно описанные М. Ю. Михеевым: эллипсис, плеоназм, тавтология, стилистическая и фразеологическая несочетаемость [Михеев 2000:385-394; Михеев 2002:19-29].
Во втором разделе второго параграфа «Роль синтаксических средств в формировании платоновского идиостиля. Проблема платоновской синтагматики» внимание сосредоточено на синтаксических особенностях прозы А.Платонова, к которым можно отнести: инверсированные конструкции, зевгму, атрибутивные конструкции, аналитические конструкции, ненормативное использование валентностей слов, необязательное и часто ненормативное распространение предложения (см. работы В. В. Буйлова, Ю.И.Левина, М. Ю. Михеева, А. Г. Мухина, С. Нонаки).
В третьем разделе второй главы описываются и обосновываются методы
изучения платоновской фразы. Здесь мы прежде всего обращаемся к работам Д. В. Колесовой, которая рекомендует исследовать тексты произведений А. Платонова именно на уровне фразы, а не на более высоких уровнях [Колесова 1991: 94], и Л. Г. Бабенко, которая обращает внимание на анализ глагольного словоупотребления [Бабенко 1985: 149]. Также одним из важных методов изучения языка А. Платонова можно считать метод предположения, предложенный М. Ю. Михеевым [Михеев 2002]. В понятие «предположения» исследователь вкладывает элемент читательского восприятия текста, смысл которого заключается в том, что читатель сам должен предположить, что автор подразумевает или имеет в виду, видение того, что хотел сказать автор, опираясь, естественно, на законы и правила языка.
Представляется, что одна из ключевых особенностей синтагм в тексте А. Платонова «Котлован» заключается в том, что большинство конструкций видятся неправильными с точки зрения языковой нормы. Однако необходимо заметить: понятие нормы в художественном тексте вызывает споры, так как то, что является в узусе нарушением нормы, в художественном тексте может нести смысловую, коннотативную нагрузку, выполнять стилистическую функцию.
В четвертом разделе второй главы «Использование Национального корпуса русского языка для подтверждения статуса окказиональности конструкций в повести А. Платонова "Котлован"» обосновывается авторская методика анализа платоновских синтагм с опорой на словари и НКРЯ. Предпринятое исследование заключалось в поиске и описании всех окказиональных сочетаний в тексте повести А. Платонова «Котлован». Для подтверждения статуса окказиональности конструкций использовались словари (толковые словари, словари синонимов, Словарь языка Совдепии, словарь сочетаемости и др.) и НКРЯ: в корпусе осуществлялся поиск конструкций, квалифицируемых нами как окказиональные, с целью исключить сочетания, встречающиеся в произведениях других писателей. После подтверждения статуса окказиональности предпринимались попытки описания индивидуально-авторского оборота. Если в НКРЯ повторяющие точно или примерно платоновское сочетание контексты обнаруживались в текстах других авторов, осуществлялся анализ всех найденных конструкций в контексте эпохи, времени написания произведения, с учетом смысловой и идейно-эстетической задачи автора. Проверка подобного рода оказалась очень важна прежде всего для определения индивидуально-авторской принадлежности изобразительно-выразительных средств. Необходимо подчеркнуть, что нас прежде всего интересовали произведения, написанные до «Котлована» или примерно в то же время, что и повесть.
В третьей главе «Классификация конструкций с окказиональной синтагматикой в повести А- Платонова "Котлован"» представлена грамматическая и функционально-семантическая типология окказиональных конструкций в повести А. Платонова «Котлован». В первом разделе, открывающем исследовательскую часть, представлена грамматическая классификация нарушений, которые в процентном соотношении составляют небольшую группу.
В конструкциях с окказиональным подчинением мы можем наблюдать: а) замену падежа и / или предлога, мену предложного и беспредложного управления (сказал Чиклин к Елисею [Платонов: 55 (примеры цитируются по данному источнику с указанием в скобках номера страницы)]), б) расширение
(избы i ичноъ i л) ко Не хрукцпи (зиыиив мешку горло (99)); в) элиминация компонента (Активист по-прежнему неподвижно .молчал на полу (110)).
Окказиональность сочинительной конструкции проявляется на лексико-семангаческом уровне, когда узуальная неоднородность мотивирована семантическим несходством: чтобы сердце молотобойца и Чиклиналишь надеялось и дышало (98).
В конструкциях с окказиональными бессоюзными рядами неоднородные определения в тексте повести становятся контекстуально однородными: глаз его был хуторского, желтого цвета (48).
На уровне сложного предложения обнаружены два вида синтагматических нарушений: окказиональное присоединение (Исус Христос тоже, наверно, ходил скучно, и в природе был ничтожный дождь (76)) и окказиональное распространение придаточной частью (Он не уважал, чтобы на него подавали заявление (47)).
Во втором разделе третьей главы описываются нарушения, которые выявляются на лексико-семантическом уровне: смысловое несоответствие компонентов сочетания, семантическая тавтология, игра синонимами, парономазия, смешение стилистически разнородных элементов, оживление внутренней формы слова, смешение видовых и родовых понятий, контаминация смыслов.
В повести достаточно много словосочетаний, компоненты которых настолько несовместимы друг с другом, что читатель не может до конца понять их смысл: мысленно уважал (101); едкость глаз (78). Безусловно, любая замена возможна лишь с опорой на литературный язык: А. Платонов, нарушая привычную с точки зрения узуальных норм сочетаемость, играет словом и его значением так, как требует художественный замысел. Проанализировав ряд конструкций, мы пришли к выводу, что замена того или иного вида сочетаемости происходит по аналогии с существующими, не являющимися окказиональными, конструкциями: очевидно семантическое сходство платоновского сочетания ручной удар (108) вместо удар рукой и, например, общеупотребительного пушечный выстрел, где также возможна замена на словосочетание со связью управления выстрел из пушки, словосочетание колхозные пешеходы (88) - с опорой на деревенские ходоки. Таким образом, те значения, которые реализуются в нормативном языке, сохраняются и в языке писателя.
Конструкции с семантической тавтологией обнаруживаем при анализе всех видов подчинительной связи и в составе предикативного центра. Такое большое количество тавтологичных фраз (87 контекстов) дает право утверждать, что тавтология— один из излюбленных приемов А.Платонова - в тексте повести выполняет ряд важных задач, необходимых писателю для создания ткани художественного текста: фокусирует внимание читателя на определенных моментах, подчеркивает их значимость. Тавтологичные фразы - один из способов, который служит для привлечения внимания к основным идеям повести.
Выявляются также особенности употребления слов-синонимов в тексте повести «Котлован»: а) употребление слов-синонимов, которые в узусе сочетаются лишь с неодушевленными существительными: Оставив блюсти девочку Жачеву (66); б) уподобление неодушевленных объектов одушевленным в результате замены одного слова синонимической пары другим: давние гвозди (50);
в) появление иронического подтекста: внедрился среди суетящихся ног (98);
г) замена нейтрального слова синонимического ряда на стилистически
окрашенное: скончаться... старым (100) и др.
Рассматриваются некоторые особенности употребления паронимов и однокоренных слов: а) ненормативная замена сходнозвучащих частей речи: стоячие мужики (83); б) неправильное употребление приставки или ее отсутствие: покойно произнес пишущий мужик (70); в) мена наречий с разными конфиксами или бесприставочных и конфиксальных: держась впрямую (90) и др.
В некоторых контекстах автор сталкивает разностилевые элементы в пределах одного словосочетания - прием, хорошо известный русской литературе еще со времен клыссицистг1чссксй комедии, но используемый с совершенно иной эстетической и идеологической задачей: не просто рассмешить, не уничижительно выставить напоказ дурное, а подчеркнуть неправильность мироустройства, новоустроенного бытия: забвенная трава (80); раз он попер в колхозы (106). Также А. Платонов использует оппозицию церковнославянского и исконно русского семантико-стилисгических вариантов: Чиклгш осветил фонарем лицо и все краткое телоЖачева (41).
Трансформация терминов, общеупотребительных штампов - одна из ключевых особенностей идиостипя писателя. Уже с первых строк «Котлована» обращает на себя внимание обилие в тексте канцеляризмов, штампов, клишированной лексики: В день тридцатилетия личной жизни (21). Таким образом, обнаруживается связь фразеологии героев с канцелярской и общественно-политической терминологией революционной эпохи: у лампы сидел активист заумственным трудом (99). Научный термин в платоновском тексте может изменять свое привычное значение, например: общеизвестный химический термин «тяжелые вещества» выходит из разряда лексики ограниченного словоупотребления: Пройдя двор, Чиклин... завалил дверь... битым кирпичом, старыми каменными глыбами и прочим тяжелым веществом (56). Окказиональные терминологические сочетания, встречающиеся в повести, в большинстве своем употребляются с компонентом из общеизвестной терминологии (например, социальный, буржуазный, пролетарский и др.): буржуазный персонал (44), членская беднота (84), пролетарское младенчество (57).
Иностилевые вкрапления, в частности введение в речь повествователя и героев канцеляризмов, одновременно сопровождаются разрушением уже знакомых и традиционных канцелярских оборотов: канцелярский штамп типа линия партии и государства у А. Платонова преобразуется в сочетание линия прораба (45).
Фразеологизмы также подвергаются трансформации: бросать слова на ветер трансформируется у Платонова в сочетание бросать свои выражения (53). Фразеологизмы в тексте могут терять свое идиоматическое значение, например: словосочетание политические трупы (68) в тексте употребляется в значении 'те, кто погиб по политическим мотивам'.
Особенности употребления трансформированных и новых терминов, канцеляризмов, фразеологизмов: а) общеупотребительные общественно-политические термины, штампы, канцеляризмы нередко лежат в основе авторских метафор: инерция самодействующего разума (37); б) некоторые конструкции образованы по аналогии с известными канцелярскими оборотами, терминами, фразеологизмами: отошел в высшую общеполезную жизнь (48); в) употребление терминов, канцеляризмов и фразеологизмов в необычном окружении: ударил какой-то инстинкт в голову (27); г) рождение новой риторики революционной эпохи: энтузиазм несокрушимого действия (67); д) иногда введение канцеляризме а г^спстрирует абсурдность
ситуаций, создает комический эффект: Товарищи, мы долм.ны мобилизовшнь щммшиу на фронт социалистического строительства! (53) и др.
Таким образом, трансформация терминологии, фразеологии, канцелярской лексики неразрывно связана с новыми реалиями, появившимися с приходом новой власти: новые термины выходят из разряда лексики ограниченного употребления -это приводит к тому, что, прибегая к ним, герои не всегда понимают их смысл и сферу их употребления. Новые слова, относящиеся к общественно-политической терминологии революционной эпохи, настолько прочно вошли в сознание людей, что ттаже о любви гепой говорит, как о чем-то официальном, легализованном: Сегодня утром Козлов ликвидировал как чувство свою любовь к одной средней даме (63).
Встречаются случаи оживления утраченной или утрачиваемой внутренней формы слов (предлогов наречного происхождения и наречий именного происхождения): Подойди ко мне вплоть (81).
Необычно у А. Платонова соотношение гипонимов и гиперонимов. Отношения включения, традиционно существующие в языке, в повести встречаются редко. Чаще обращают на себя внимание несвойственные употребления видо-родовых обозначений: а) употребление родового и видового понятий в ряду однородных членов без обобщающего слова: он бы пошел сейчас в поле и поплясал с разными девушками и людьми под веточками (43); б) употребление родового и видового понятий в качестве взаимозаменяемых синонимов: Молотобоец попробовал мальчишку за ухо, и тот вскочил с горшка, а медведь, не зная, что это такое, сам сел для пробы на низкую посуду (92).
Активно используются А. Платоновым конструкции, в которых можно наблюдать контаминацию смыслов: а) игра прямым и переносным значениями: Колхоз непоколебимо спал на Оргдворе (99) (I. 'без движения' и П.'стойко'); б) обыгрывание известных устойчивых оборотов: у того надулось лицо безвыходной кровью (25) (I.'надулось лицо' = 'рассердился' и II.'надулось кровью' = 'налилось кровью'); в) оживление внутренней формы слова: Чиклин сидел среди спящих и молча переживал свою жизнь (43).
Третий раздел третьей главы посвящен тропам и фигурам речи, основанным на синтагматических «смещениях». В рамках этого раздела мы рассматриваем метафорический перенос, метонимический перенос, эпитет, перифраз, антитезу, зевгму, оксюморон и алогизмы.
У Платонова образность часто создается за счет необычного использования синтаксических конструкций с нарушением привычных для носителей русского языка норм: отпуская из себя жар опасной жизни (79). Особую роль в тексте А.Платонова играет генитивная метафора, с помощью которой автор выражает определенные идеи, красной нитью проходящие через все произведение: идея смерти (грунт перестал терпеть вечность и разваливался в мелочь уничтожения
(52)); мотив покоя и тишины (забылся в глуши сна (54)); мотив ущербности, болезненности бытия (не пошевелил его в чувстве своего любопытства перед всяким ущербом жизни (110)); идея овладения временем (иметь всю пользу будущего времени» (68)); мотив бедности (ветхость бедности (66)); мотив темноты (вскоре умереть в темноте осени (80)); мотив силы и власти (голос могущества
(53)); мотив пустоты («разойтись в пустоте рассвета (38)); мотив нескончаемого труда (всю свою яростную безмолвную радость он расходовал в усердие труда
И/ГЛТТТО 1ТОЛГ»ЛОТ1ТШПЛТП тх n Iп»аттттллттг (л Л/ИНЛЛИЧ/>л млплА/т ил-гтгп
^Woyy) шинш ¿чиууцип^ IVVIU U WW^ACAIVAJXlV/WAi:!. ^О O&MffrWftUL/ OUl/l/UU ^Ui. ^ IHI\J LILO
надежды (пройти даль надежды до конца и достигнуть ее (189)) и др. Часто в генитивную платоновскую метафору включается отвлеченный компонент: а Вощев лежал в сухом напряжении сознательности (22).
Конструкции с зависимым родительным падежом могут быть не только двухкомпонентные (наиболее частотные), но и редко встречающиеся в узусе трех- и четырехкомпонентные: и нигде нету момента чувства ума (41); истинная радость одоления всего смутного вещества земли (111).
Иногда в пределах одного предложения автор вводит несколько генитивных конструкций: А потому мы должны бросить каждого в рассол социализма, чтоб с него слезла шкура капитализма и сердце обратило внимание на жар жизни вокруг костра классовой борьбы и произошел бы энтузиазм!.. (54).
Наиболее частотный тип метонимии в повести «Котлован» - синекдоха — перенос в платоновском контексте характеристики человека на часть его организма, функцию тела или на сферу сознания, разрушающий идею красоты, целостности и неделимости божественного творения: туловище, тело (как трескаются кости в его трудящемся туловище (115)), лицо (чтущее лицо (51)), голова (скучающей по истине головою (110)), руки (в дверь постучала чья-то негромкая рука (101)), глаза (смолкшие глаза (110)), ум (только ум ее печально думал (109)) и др. Необходимо заметить, что большинство метонимизированных существительных выполняют функцию подлежащего, главное значение которого, как известно, субъект действия. Таким образом, автор намеренно подчеркивает свойства метонимизированной части тела, наделяет их признаками субъекта, выполняющего действие, а как следствие, показывает не целостность человеческого образа, а его раздробленность.
Эпитет - еще одно из наиболее активных изобразительно-выразительных средств, используемых А. Платоновым. Чаще всего необычное употребление определения приводит к трансформации привычного значения прилагательного: молчаливое соображение (79); одинокая сознательность(80); печальный воск (80). Основные виды эпитетов - метафорический и метонимический.
1. Использование метафорических эпитетов необходимо автору для выражения основных идей повести, например: идеи мертвенности нового мира (затихшие глаза (61); с замолкшим дыханием (73)); идеи пустоты бытия (порожняя зима (98)); идеи несвободы, покорности (покорный сон всего мира (96)); идеи космического масштаба преобразования (от какой волнующей силы начнет биться сердце и думать ум (33)); идеи неопределенности бытия (туманная старость (59)).
2. Частотные виды метонимических эпитетов', а) смещение характеристики человека на его часть: голову (на задумчивых, внимательных головах (24)), лицо (сморщив свое вежливо-сознательное лицо (37)), руку (в дверь постучала чья-то негромкая рука (101)), глаза (прощупывая тщательными глазами (67)); смолкшие глаза (110)) и др.; б) смещение характеристики человека на его действие: а молотобоец двигался рядом грустным шагом (109).
Некоторые особенности употребления метафоры, метонимии и эпитета в тексте повести «Котлован»-.
1. Метафоризируются и метонимизируются у Платонова реалии того времени: социалистическое отмщение (99); кулацких хищников (74).
) /"Г1Л £.1Г Т '1 О! Г СТТТ7ТТПТГ • г. 4' « ■■п.мтттт> п ___________— Т--------------I I------
wvltJvчuw1« 1Ш1 1 а^иргиацип а \и\лллиь*ша». Г1ШЛДа
метафорическое сочетание, уже утратившее свою образность в языке, в тексте А. Платонова перерождается в свое исходное, прямое, значение, так что происходит возрождение «внутренней формы» слова (мотивирующего переносное значение признака), например: известное метафорическое сочетание теплые глаза в значении 'глаза, выражающие душевную теплоту', нередко встречающееся в произведениях русских классиков, в тексте повести употреблено в своем исходном значении: дающие тепло (он почувствовал холод на веках и закрыл ими теплые глаза (22)).
3. Текст Платонова демонстрирует тесную взаимосвязь тропов, их синкретизм: переплетение не только метафоры с олицетворением, но и олицетворения и метонимии (сон всего мира (96)), метафоры и алогизма (привыкли нечувствительно жить (100)).
В платоновском тексте интересен метафорический перифраз: нижние концы (98) ('ноги')- Метафорическому перифразу в тексте повести подвергаются следующие понятия: а) природные явления: Ввиду прохладного времени (59) ('холод'); б) космические объекты: глядел на звездное собрание (66) ('звезды'); в) люди: как только эта девочка и ей подобные дети мало-мало возмужают, то он кончит всех больших жителей своей местности (57) ('взрослые')', г) предметы быта, интерьера, одежды: детское хозяйство (60) ('игрушки') и др.
Антитеза у Платонова нередко строится на употреблении окказиональных антонимов: Только в уме у тебя будет хорошо, а снаружи гадко (187); Прощай, Егор, жили мы люто, а кончаемся по совести (87).
Основная стилистическая фигура, демонстрирующая окказиональные сдвиги в сочетаемости в условиях сочинительных конструкций, — зевгма. Конструкции с зевгмой в тексте повести А. Платонова «Котлован» могут быть условно разделены на несколько групп: 1) соединение слов семантически далеких и разноплановых: Ты зачем здесь ходишь и существуешь? (187); 2) совмещение физических ощущений, материальных ценностей и эмоционального, духовного состояния: чувствуя сытость в желудке и семейное счастье в душе (57); 3) объединение сочинительной связью абстрактного и конкретного существительного: главное организационное строительство идет помимо его участия, а он действует лишь в овраге, но не в гигантском руководящем масштабе (47); 4) объединение сочинительной связью разных частей речи: Смотри, Чиклин, как колхоз идет на свете — скучно и босой (76); 5) недопустимая градация по шкале «жизнь-смерть» в ряду однородных членов: Моя мама себя тоже сволочью называла, что жила, а теперь умерла и хорошая стала, правда ведь? (62); 6) соединение сочинительной связью одушевленного и неодушевленного существительного: Прушевский сумел в краткое время поправить радио, но оттуда послышалась не музыка, а лишь человек (96).
Иногда в конструкциях с нарушенной сочетаемостью могут возникать оксюмороны и алогизмы: жалобное счастье (97). Выявлены следующие механизмы формирования платоновских алогизмов: 1) утверждается недопустимая градация по шкале «жизнь - смерть» или совершается наделение мертвого признаками живого: немножко жива (51); мертвым стало совершенно тесно лежать (73); 2) присутствуют логически несовместимые предметы или действия и их признаки: бегая от ласково ревущего Жачева (96); 3) сталкиваются противоречащие друг другу понятия со значением развивающегося процесса и моментальносш действия или
СОСТОЯНИЯ, ОПрСДСЛСННОСТИ / НСОПрСДСЛСхШОи! И щЛиНаКа: оО ёуёМЯ уиЗвившиЩегиСл
светлого момента обобществления имущества (73).
Встречаются в повести конструкции, демонстрирующие ситуацию абсурда. Автор прибегает к созданию абсурдной ситуации, когда необходимо показать ничтожность бытия, отсутствие счастливого будущего, невозможность достижения поставленных целей. Можно выделить несколько групп конструкций, описывающих абсурдность происходящего: 1) конструкции, в которых ситуация абсурда возникает в результате установления несуществующей в действительности связи между целью и средствами ее достижения: Она сейчас сахару не ест для твоего строительства (49); 2) конструкции, в которых человек представляется как субъект, осуществляющий невозможное: И решив скончаться, он лег в кровать и заснул со .счастьем равнодушия к жизни (34); 3)контексты, в которых утверждается идея управления сознанием и жизнью человека: Но социалист Сафронов боялся забыть про обязанность радости (53); 4) конструкции, в которых описываются ирреальные ситуации или явления: мужики давно опухли... и ходили тяжко, как двигающиеся сараи (86); 5) контексты, демонстрирующие противоречащую здравому смыслу связь между компонентами словосочетания: Спите молча! (44) и др.
Таким образом, тропы и фигуры речи, порожденные синтагматическими нарушениями, играют огромную роль в создании ткани художественного произведения. Они не просто являются стилистическим приемом, не просто создают образность и придают красоту художественному произведению, но и служат фундаментом для глубокого понимания основных идей и мотивов произведения.
Синтагматические нарушения выявляются при описании жизни строителей «котлована» (= нового мира) и практически не отмечены в рассказе повествователя о прошлой жизни. В четвертом разделе третьей главы «Идейно-художественная картина мира повести "Котлован"» мы попытались показать, какие средства использует автор, чтобы передать основные идеи повести. Одна из ключевых, на наш взгляд, проблем, которые поднимает автор, - уподобление человека неживому объекту. Оппозиция «живое-неживое» может поддерживаться разными способами: 1) употребление существительного или местоимения, которые характеризуют денотат как неживой объект: нужно туда бросить что-нибудь особенное из рабочего класса (64); 2) употребление прилагательного, которое в узусе не сочетается с одушевленным существительным: остывающая мать (53); 3) употребление глагола или глагольной формы, сочетаемость которых в узусе ограничивается номинативами, обозначающими неживой объект: но ребенок был весь исправен (106); 4) характеристика человека как некоего механизма, природного объекта, подвергающегося воздействию со стороны некой рациональной силы, конструкта: Вощев пошел туда походкой механически выбывшего человека (62) и др.
Не только о людях говорят, как о предметах, но и о животных: Ликвидировав весь последний дышащий живой инвентарь (86).
В повести можно наблюдать и обратное: о мертвом человеке или неодушевленном объекте говорят, как о живом-, мертвым стало совершенно тесно лежать (73); и с тайным стыдом заворачивались его листья (21). Человеческими качествами и признаками наделяются объекты окружающего мира и явления природы: бескорыстно светили звезды (101).
Указанное соотношение чаше всего выражается следующими способами:
1) координация подлежащего, выраженного неодушевленным существительным и сказуемого, которое обозначает действие живого существа: Грунт перестал терпеть вечность (52); 2) согласование неодушевленного существительного и прилагательного, обозначающего признак живого существа: тоскливая глина (29); 3) примыкание наречия, которое характеризует признак действия денотата как живого: скучно лежала пыль (21); 4) обособленное определение, определяющее неодушевленный предмет или бездыханное тело, характеризует денотат как живой: и давние гвозди торчали из него (забора. — О. С.), освобождаемые из тесноты древесины силой времени (50).
Тождество «тело — человек» возникает в тех контекстах, где подчеркивается материализация духовного начала в общественной реальности, где индивидуум уже не воспринимается как одушевленный субъект. На лексическом уровне это тождество поддерживается, прежде всего, употреблением существительного тело в тех контекстах, в которых речь идет о живом человеке. Подобное указание на «тело» — главное составляющее феномена «человек», отстраняющего на второй план личностные качества, - встречается в повести неоднократно (62 контекста): а) координация существительного тело с глаголом, который характеризует действие человека: Их тело сейчас блуждает автоматически (172); б) существительное тело наделяется качествами, присущими человеку, отождествляется с личностью в целом: Тело Вощева было равнодушно к удобству (23); в) лексему тело автор употребляет в некоторых контекстах, говоря о характере или состоянии человека: равнодушное, усталое тело (114); г) существительное тело наделяется признаками, присущими неживому объекту: Чиклин внимательно всмотрелся в ребенка... цело ли полностью его тело (106); д) есть контексты, в которых существительное тело сочетается с названиями животных и объектами природы, образуя метафору: тогда он хотел стать легким, малосознательным телом птицы (69); неужели он останется без влияния на всемирное тело земли (68) и др.
Интересно использование Платоновым глагола существовать и однокоренных с ним лексем. Заменяя глагол жить на существовать, автор подчеркивает ничтожность бытия: жизнь теряет смысл, цель ее - выжить, как-то существовать: твой мужик только недавно существует (78). Возводимые дома и технические благоустройства (23), которые должны, по мнению власти, улучшить жизнь людей, видятся в глазах героев только как места существования, причем существования не людей, а обезличенной массы: в тех домах будут безмолвно существовать доныне бесприютные массы (23). Автор незавуалированно говорит об отсутствии и невозможности счастливой жизни: каждый существовал без всякого излишка жизни, и во время сна оставалось живым только сердца, берегущее человека (27). Подкрепляется идея жизни как пытки и другими контекстами: только медведь мог вытерпеть здесь свою жизнь (98-99); мы сами живем нечаянно (70). Стирается граница между живым и неживым: человеческая жизнь сравнивается с явлениями неживого мира: но кто-то существовал еще... живя прочней дерева (50). Человек перестает быть личностью, он, наравне с животными, становится тем, кто просто существует -обезличенным существом (обращает на себя внимание координация и согласование в среднем роде): тогда бы и то существо, которое понадобилось Прушевскому, пребывало здесь в целости (46). Животные, как и люди, тоже
существуют, а не живут: как по-старинному брехала собака на чужой деревне, точно она существовала в постоянной вечности (87).
Таким образом, в результате трансформации привычного значения происходит переоценка ценностей: человек перестает восприниматься как личность, становится в один ряд с неодушевленными предметами, уподобляется механизму, созданному для достижения определенных целей.
Еще одна ключевая идея повести - идея смерти и уничтожения. В сознании современного человека, безусловно, смерть воспринимается как нечто трагическое. Усиление трагизма в произведении Платонова достигается частым употреблением слов из лексико-семантического поля «смерть» и гибели всего, что находится рядом с котлованом: людей, животных, природы, артефактов, орудий труда. Индивидуально-авторские конструкции, в которых прослеживается мотив смерти, условно можно разделить на несколько групп:
1. Конструкции с непривычной сочетаемостью, чаще представляющие авторскую метафору, в которых идея смерти и уничтожения заключена с помощью непосредственного использования слов с этим значением: 'уничтожить' (И ныне Вощев не жалел себя на уничтожение сросшегося грунта (31)), 'ликвидировать' (обязаны их ликвидировать не меньше как класс (62)), 'мертвый' (Когда будешь уходить от меня, не говори, что я мертвая здесь осталась (52)), 'смерть' (влеченье к смерти (105)), 'скончаться' (Он мог бы так весь незаметно скончаться (32)) и др.
2. Конструкции, в которых автор употребляет слова из лексико-семантического поля «смерть»: наблюдали сон этого малого существа, которое будет господствовать над их могилами (58).
3. Идею смерти автор может передавать завуалированно, используя специальные стилистические приемы (метафору, эпитет, описательные обороты и др.): мертвому, разрушенному брату (34); остывающая мать (53).
В контекстах, в которых прослеживается мотив смерти, нередко возникают абсурдные ситуации с точки зрения привычного понимания мира: смерть для людей лучше, чем жизнь, а желание умереть сильнее желания жить: Лучше б умерли и стали важными! (66); жители того, спокойного света (80).
Умирают не только люди, но и неживые объекты, уподобляющиеся в повести живым существам. Слова из лексико-семантического поля «смерть» сочетаются с именами существительными, которые обозначают реалии или предметы, относящиеся непосредственно к строительству котлована: а) материал (камни, песок, грунт, глина), с которым работают строители котлована: грунт перестал терпеть вечность и разваливался в мелочь уничтожения (52); «замертво лежал ничтожный песок (36); б) материал, с помощью которого работают строители котлована: мертвый строительный матерьял (32); в) природа, которая окружает строителей котлована: умершая трава (28). Употребление существительных, обозначающих неживые природные объекты (камень, песок и т. п.), вместо артефактов (искусственных объектов) или живого организма приводит к созданию абсурдной ситуации: неживые объекты наделяются признаками живого существа.
Еще одна ключевая идея повести - идея надындивидуальности. Очень частотны конструкции (130 контекстов), в которых стерты границы между индивидуумом и толпой: человек не воспринимается как отдельная личность, он
сливается с топпой, становится со составляющей. Личностные качества уже никому не важны, важен лишь механизм, состоящий из людей и способный трудиться на благо вражьей имущей силы (49). Сами люди уже не могут существовать вне общества, одиночество они воспринимают как наказание: Чиклин тоже не мог стерпеть быть отдельно (87). Идея надындивидуальное™ может выражаться разными способами: i
1. Употребление собирательного существительного или существительного со значением собирательности вместо единичного конкретного наименования подчеркивает идею деиндививидуализации. обезличивания человека (Ну стойте, пока беднота сидит (83)). Наиболее частотные существительные - колхоз (крикнул он сидящему колхозу (106)), класс (дабы весь класс его узнал и затакал над ним (45)), артель (И после того артель назначила Сафронова и Козлова идти в ближнюю деревню (64)), население (произнес Чиклин кулацкому населению (92)), кулачество (Кулачество глядело с плота в одну сторону - на Жанева (94)). Употребление прилагательного при существительном со значением собирательности усиливает стертость границы между толпой и человеком. Важно состояние массы, а не отдельного человека: Но увлеченный колхоз не принял жачевского слова и веско топтался, покрывая себя песней (98); Тихое несознательное стенание пронеслось в безмолвном колхозе и затем повторилось (109).
2. Употребление существительного со значением 'массовидность': масса (спускается в нашу массу (36)), гуща (Чиклин долго глядел в ликующую гущу народа (95)), куча (а тут двигаются целые кучи ради существования (76)), слой (слой грустных уродов (94)). Употреблением прилагательного при существительном со значением 'массовидность' идея обезличенности человека достигает своей кульминации: в толпе все становятся одинаковыми, действуют и чувствуют как единый механизм: бродящие массы (73); а мы бродим, как тихая гуща (111). Идея массовидности всего живого не ограничивается лишь употреблением существительного, обозначающего совокупность людей, а распространяется и на животных: конская масса (77); сборище грачей (70).
3. Употребление прилагательного со значением «массовидности»: общий (общая грусть жизни (28, 40)), всеобщий (всеобщая ветхость бедности (66)), общепролетарский (общепролетарская жилплощадь (44)) и др.
4. Употребление глагола или отглагольного существительного со значением процесса, подразумевающего объединение людей (и не только) в единый механизм: в ожидании колхоза безубыточные мужики содержали лошадей без пищи, чтоб обобществиться лишь одним своим телом (85).
5. Употребление метонимизированных существительных: зажиточность скопится на единоличных дворах (77).
Трагически переживается автором повести совершающийся процесс материализации духовного: эмоции и чувства, душа, временные понятия, ментальные понятия, слова изображаются как вещи, ремесло и его продукты (пользуясь мирной грустью (108); занятия мыслью (39)).
Идея дисгармонии бытия проходит краской нитью через все произведение. Человек терпеливо переживает все трудности, мучения, которые уготовила ему жизнь (а ребенок живет без упрека, вырастая себе на мученье (172)), в сознании героев воспринимающаяся как наказание, вина: искупал свое существование женской
работой по обц&чу хозяйству (49). Непрекращающийся труд, сопровождающийся постоянной усталостью (устало длилось терпение на свете (63)), отсутствие отдыха (без спуску и промежутка громил (35)) не ломают людей до конца: они верят в то, что счастье рано или поздно наступит (все равно счастье наступит исторически (34)), несмотря на страх, постоянно сопровождающий их (Не быть он боялся (71)), и отсутствие у героев веры в будущее (в невидимое будущее (82)). Одна из главных причин несчастной жизни - отсутствие свободы, необходимость подчиняться власти (и пора всецело подчиниться производству руководства (53)). Люди не понимают смысл жизни (жить бесполезно (81)), они не принадлежат сами себе даже во время отдыха (и начал спроста брать людей за нижние концы и опрокидывать для отдыха на землю (98)). Герои не могут почувствовать полноту счастья (частичное счастье (98)). Они ждут смерти как возможности обрести покой (не так долго осталось терпеть до смерти (44)) и готовятся к ней (Гробы тесовые мы в пещеру сложили впрок (60)).
Идея дисгармонии бытия раскрывается через ряд других идей, проходящих через все произведение: идея расчлененности, нецелесообразности бытия и его субъектов: умирал по мелким частям (60); идея пустоты бытия: Сердце билось легко и грустно, как порожнее (83); идея безмолвия: он безмолвно любил бедноту
(82); идея отрицания жизни: но вскоре он почувствовал сомнение в своей жизни (23); идея самоотчуждения: лампа освещала его серьезное, чуждое счастливого самочувствия лицо (44); идея неопределенности бытия: День был мутный, неопределенный (59) и др.
Смещение границ между абстрактными и конкретными понятиями - еще одна характерная стилистическая особенность А. Платонова. В платоновском мире отвлеченное понятие часто наделяется признаками конкретного в результате использования автором целого ряда приемов: 1) абстрактное существительное олицетворяется, координируясь с глаголом, обозначающим признак живого существа: Кругом нас темпы по округу идут - горюйте, пока плот не готов (84); б) абстрактное понятие изображается как нечто видимое, слышимое, осязаемое: слушали свою мысль
(83); в) существительное с абстрактным значением управляется глаголом физического действия, предполагающего наличие конкретного объекта: Поп сложил горечь себе в сердце (81); г) конкретизируется существительное с абстрактным значением, управляемое глаголом речи: шепча про себя свою грусть (37); д) существительное с абстрактным значением управляется глаголом с локусными предлогами, предполагающим наличие существительного с пространственным значением: а животных не вести за собой в скорбь (85); е) метонимизированные существительные с абстрактным значением, соотносясь с глаголами конкретного действия, в языке А. Платонова переходят в разряд собирательных или конкретных: «спит сельская отсталость» (34); ж) конкретизация, материализация абстрактного понятия может происходить из-за непривычного употребления атрибута-эпитета при абстрактном существительном: ног, наполненных твердой нежностью (25); з) абстрактное понятие в тексте повести овеществляется, а в некоторых контекстах может уподобляться материальному благодаря, прежде всего, употреблению таких глаголов, как дать, иметь, копить и т.п.: И чем больше он сидел, тем гуще в нем от неподвижности скапливалась печаль (43).
Встречается в повести обратное явление — употребление конкретного вместо абстрактного: «И здесь радио опять прекратилось» (96).
Следующим параграф яосвящси соопшношению риционйльноги и эмоционального. У А. Платонова в тексте сталкиваются понятия, относящиеся к разным категориальным сферам. В рамках одного словосочетания или предложения могут сочетаться слова, передающие эмоции, чувства человека и слова, значение которых предполагает логический подход к описываемым событиям или состоянию героя: а) употребление эмоционального эпитета при ментальном существительном: тоскливый ум (57); б) употребление «рационального» эпитета при эмоциональном существительном: точная нежность (59); в) сочетание глагола конкретного действия, предполагающего рациональный подход к описываемым событиям, с существительным, которое передает эмоциональное состояние человека: все чувства его, все влечения и давняя тоска встретились в рассудке и сознали самих себя до самого источника происхождения (104); г) сочетание глаголов чувств с ментальными существительными: чует смысл жизни (103); д) совмещение различных сфер сознания: памяти и эмоций (Ты вспомнишь ее по одной своей печали (46)); мыслительных процессов и эмоций {равнодушие ясной мысли (37)); ментального и эмоционального (печальнее помнить (100)); ментально-логического и внимания (внимательно томился (47)); воображения и памяти (вообразил воспоминание (36)); е) идея рационального управления сознанием со стороны: Сафронов сам попросил девочку поскучать о нем (65).
Заключительный параграф исследовательской части посвящен необычному использованию пространственных понятий. Словосочетания, включающие в свой состав компонент с пространственным значением, составляют достаточно большую группу конструкций, квалифицируемых как окказиональные. На самобытность функционирования пространственных категорий в творчестве А.Платонова исследователи указывали неоднократно [Фоменко 2006:177-182; Дмитровская 1999; Пикалева 2004:80—83; Тарланов 1993: 209]. Пространственные отношения наделяются несвойственными для них характеристиками: эмоциональными, ментальными, временными и др. Большую группу составляют словосочетания, в которых пространственные категории пересекаются с ершенными-, зимнее пространство (90); собираясь отправляться в них обратно в старину (51).
Таким образом, окказиональные конструкции необходимы Платонову, чтобы передать свое вмдение действительности, отношение к человеку, к его жизни и интересам. Материальное, зачастую потребительское, отношение к духовным ценностям приводит к потере связи человека и природы, человека и общества. Синтагматические нарушения помогают автору отразить искаженную, на его взглад, реальность, упадок ценностей и ничтожность человеческой жизни.
В Заключении приводятся статистические данные и подводятся итоги исследования, которое показало, что синтагматические нарушения выявляются при описании жизни строителей «котлована» (= нового мира) и практически не отмечены в рассказе повествователя о прошлой жизни. Все конструкции, квалифицируемые как окказиональные, проверялись по словарям и Национальному корпусу русского языка. Некоторые екводы, сделанные на материале НКРЯ, расходятся с указанными в словарях сведениями. При анализе конструкций с окказиональной синтагматикой мы не обнаружили нарушений морфо-синтаксической сочетаемости. Было установлено, что А. Платонов редко прибегает к нарушениям грамматического плана.
( I 1гтп по " П т гл Г^ТТ Г'Т > II 1 'О П гт Т пгтлтхтгто^лп ттп 1тчт»пттт«/ч ..... ..........—----- . - -— — —--- Т1
повести достаточно много словосочетаний, компоненты которых настолько несовместимы друг с другом, что читатель не может до конца понять их смысл. Синтагматические нарушения могут порождать тропы и фигуры речи (метафору, метонимию, эпитет, перифраз, оксюморон и др.). Окказиональная сочетаемость активно используется Платоновым для создания идейно-эстетической основы произведения. Используя неправильную, непривычную с точки зрения узуальных норм конструкцию, автор таким образом стремится заострить наше внимание на какой-то сепьезной ттпоблеме. Рятт пктгячипттядьчыу ттнр-гг"'Х11ий "т^оусщ^т
* 1 - - г-1 ------ - IV г
определенные идеи, которые четко прослеживаются на протяжении всей повести. Нарушение привычной сочетаемости легло в основу различного рода взаимопревращений и переходов одного явления в другое. Неправильность, неожиданность и банальность, тавтологичностъ фраз подчеркивают идею хаоса, дисгармонии новой жизни, мертворожденносги нового общественного идеала, неверности выбранной цели, бессмысленности и неправильности пути.
В Приложении 1 представлена классификация окказиональных конструкций из основного текста повести «Котлован». Приложение 2 включает материалы динамической транскрипции рукописи «Котлован», приложение 3 -новые материалы к истории текста произведений А. Платонова 1930-1931 гг.
ПУБЛИКАЦИИ ПО ТЕМЕ ДИССЕРТАЦИИ
Работы, опубликованные автором в ведущих рецензируемых научных изданиях, рекомендованных ВАК Министерства образования и науки РФ:
1. Семенова, О. В. Контексты с окказиональной синтагматикой в повести А.Платонова «Котлован» [Текст] / О.В.Семенова // Ученые записки Петрозаводского государственного университета : научный журнал. Серия: Общественные и гуманитарные науки. - Петрозаводск : Изд-во ПетрГУ, 2012. - № 7 (128). - Т. 2. - С. 73-76.0,5 пл.
2. Семенова, О. В. Окказиональное употребление терминов, канцеляризмов, фразеологизмов в повести А. Платонова «Котлован» [Текст] / О. В. Семенова // Ученые записки Петрозаводского государственного университета : научный журнал. Серия: Общественные и гуманитарные науки. - Петрозаводск : Изд-во ПетрГУ, 2014. - № 3. - С. 66-69. 0,4 пл.
3. Семенова, О. В. Особенности и функции тропов в повести А. Платонова «Котлован» [Текст] / О. В. Семенова // Ученые записки Орловского государственного университета. Серия: Гуманитарные и социальные науки : научный журнал. - Орел : Изд-во ФГЪОУ ВПО «Орловский государственный университет», 2014. - № 4 (60). -С. 170-173.0,45 пл.
Другие работы, опубликованные автором по теме диссертации:
4. Евдокимова, О. В. Конструкции с окказиональной синтагматикой в повести А. Платонова «Котлован» [Текст] / О. В. Евдокимова // IX Масловские чтения : сборник научных статей / науч. ред. Н. Г. Благова. - Мурманск: МГГУ, 2011. - Ч. 1. - С. 197-200. 0,2 пл.
5. Евдокимова, О. В. Нарушение законов лексической и грамматической сочетаемости как доминанта идиостиля А. Платонова (на материале повести "Котгсвэп») ГЭл<**.7гскят.т?5 гксурс] / О. В. Евдохяшота П Мтгг^яа^ • Мау.-пт-ст-о/мого
молодежного научного форума «ЛОМОНОСОВ-2011» ,/Отв, ред. А, И, Андреев, А. В. Андриянов, Е. А. Антипов, М. В. Чистякова. - Москва : МАКС Пресс, 2011. 0,15 пл.
6. Евдокимова, О. В. Нарушение норм узуальной сочетаемости в повести А. Платонова «Котлован» [Текст] / О. В. Евдокимова // Актуальные проблемы филологической науки: взгляд молодого поколения. Вып. 4: Материалы XVIII Международной конференции студентов, аспирантов и молодых ученых «Ломоносов». Секция «Филология» / Ред.-сост. Е. И. Киселева. - Москва : МАКС Пресс, 2012. - С. 186-189.0,24 пл.
7. Семенова,О.В. Проблемы изучения языка А.Платонова [Текст] / О.В.Семенова // Русистика в начале третьего тысячелетия : проблемы, итога, перспективы : материалы I Международной научной конференции. - Петрозаводск : Изд-во ПетрГУ, 2012. - С. 64-66.0,3 пл.
8. Семенова, О. В. Возрождение мифологической тождественности «живое-неживое» в повести А. Платонова «Котлован» [Электронный ресурс] /' О.В.Семенова// Материалы Международного молодежного научного форума «ЛОМОНОСОВ-2014» / Отв. ред. А. И. Андреев, Е. А. Антипов, М. В. Чистякова. -Москва: МАКС Пресс, 2014.0,15 пл.
9. Семенова, О. В. Идея смерти и уничтожения в повести А. Платонова «Котлован» [Текст] / О. В. Семенова // Проблемы анализа художественного текста: к 200-летию со дня рождения М. Ю. Лермонтова : материалы международной научной конференции (3-5 июня 2014 г., г. Петрозаводск). - Москва ; Петрозаводск : Изд-во ПетрГУ, 2014. - С. 94-96.0,24 пл.
10. Семенова, О. В. Использование Национального корпуса русского языка для подтверждения статуса окказиональности конструкций в повести А. Платонова «Котлован» [Текст] / О.В.Семенова // Классический университет в пространстве трансграничности на Севере Европы : стратегия инновационного развития : материалы международного форума (Петрозаводск, 9-13 декабря, 2014 г.). - Петрозаводск, 2014. -С. 222-223.0,1 пл.
Семенова Ольга Валентиновна Окказиональная синтагмат ика А. Платонова (на материале повести «Котлован»)
Автореферат диссертации на соискание ученой степени _кандидата филологических наук_
Подписано в печать 02.06.2015 г. Формат 60x94/16. Бумага офсетная. Тираж 100 экз.
Отдел новых учебных технологий СПбГУ 199034, Санкт-Петербург, Университетская наб., д. 11