автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.19
диссертация на тему:
Особенности фразеологической концептуализации морально-нравственной сферы личности

  • Год: 2007
  • Автор научной работы: Трахова, Аминет Шамсудиновна
  • Ученая cтепень: доктора филологических наук
  • Место защиты диссертации: Краснодар
  • Код cпециальности ВАК: 10.02.19
450 руб.
Диссертация по филологии на тему 'Особенности фразеологической концептуализации морально-нравственной сферы личности'

Полный текст автореферата диссертации по теме "Особенности фразеологической концептуализации морально-нравственной сферы личности"

На правах рукописи

ТРАХОВА Амннет Шамсудиновна

ОСОБЕННОСТИ ФРАЗЕОЛОГИЧЕСКОЙ КОНЦЕПТУАЛИЗАЦИИ МОРАЛЬНО-НРАВСТВЕННОЙ СФЕРЫ ЛИЧНОСТИ (на материале устойчивых оборотов русского и адыгейского языков)

10.02.19 - Теория языка

Автореферат

диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук

Краснодар 2007

003054407

Работа выполнена на кафедре общего и славяно-русского языкознания Кубанского государственного университета

Научный консультант:

доктор филологических наук, профессор Л.Ю.Буянова

Официальные оппоненты: доктор филологических наук, профессор

Н.Ф.Алефиренко

доктор филологических наук, профессор О.В.Агрова

доктор филологических наук, профессор Б.М.Берсиров

Ведущая организация - Ставропольский государственный педагогический институт

Защита диссертации состоится «¿С-/» февраля 2007 г. в 09.00 на заседании диссертационного совета Д 212.101.08 при Кубанском государственном университете по адресу: 350040, г. Краснодар, ул. Ставропольская, 149, ауд.231.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Кубанского государственного университета.

Автореферат разослан <_ шваря 2007 г.

Ученый секретарь диссертационного совета

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Проблема языкового представления лингвоменталыгых, когнитивных и духовно-нравственных аспектов личности (и социума) является в настоящее время одной из наиболее культурно значимых и перспективных. Во многом это определяется интересом к способам оязычивания так называемого «человеческого фактора», желанием лингвистов, этнокультуро логов, этнопсихологов, социолингвистов, дингвоконцептологов выявить специфику национально-культурного, духовного пространства личности, закрепленного и отраженного в языке.

Одним из интенсивно развивающихся направлений в рамках теории языка выступает исследование языковой концептуализации мира (Е.С. Кубрякова, Н.В. Антропова, Л.Ю. Буянова, В.А, Рыбникова, A.B. Жандарова, А.Т. Ашхарова, JL Бартошевич, Т.В. Булыгина, А.Д. Шмелев, В.З. Демьянков, Ю.Г. Панкрац, В.Я. Мыркин, Т.С. Нифанова, О.Г. Почепцов, О.С. Разумовский, Ю.С. Степанов и др.), а также изучение концепта как знака языка и культуры, как средства и способа языковой концептуализации мира (см.'. С.А. Аскольдов, А.П. Бабушкин, В.М. Бухаров, Л.Ю. Буянова, А. Вежбицкая, С.Г. Воркачев, В.Г. Зусман, В.И. Карасик, H.A. Красавский, Д.С. Лихачев, С.Х. Лялин, Ю.С. Степанов, И.А. Стернин, Г.В. Быкова, Ч.У. Моррис, З.Х. Бижева, Г.Г. Слышкин, A.A. Буров, Е.В. Бабаева, O.A. Дмитриева, A.A. Залевская, Е.С. Кубрякова, В.П. Нерознак, М.В. Пименова, З.Д. Попова, O.K. Прохвачева, A.B. Пузырев и мн. др.).

Проблема языковой концептуализации действительности в определенной степеш! связана с развитием отмечаемой лингвистами «общепознавательной тенденции - преодолевать разрыв между научным и обыденным знанием» (Аронов 2004; цит. по: Агрова 2005: 10). Е.С. Кубрякова, исследуя роль языка в познании и интерпретации мира, отмечает, что «то, что „схвачено знаком" и получило свое название, свое имя в языке, обладает для человека исключительной значимостью, а потому играет в осуществлении мыслительных процессов едва ли не основополагающую роль» (2004: 305).

В то же время, как показывает наше исследование научных источников по проблеме языковой концептуализации мира, она до настоящего времени не нашла своего однозначного решения, что объясняется сложностью и многосторонностью этого лингвистического процесса (явления). В теории языка постулируется, что необходимо искать и определять когнитивные механизмы, которые при всех вариациях функционирования в отличающихся формах познавательной деятельности сохраняют нечто общее и существенно важное для понимания природы и сущности человеческого познания.

«Если следовать предложенному пониманию концептуализации, то становится ясна неразрывная связь ее исследования с исследованиями семантики. И это естественно хотя бы потому, что в ряде фундаментальных отношений познавательные процессы суп, собственно процессы порождения и трансформации смысла.

Поэтому значимость исследований семантических реалий не ограничена рамками темы «концептуализация». Подобные исследования важны потому, что они позволяют совершенно нетрадиционно подойти к обсуждению целого ряда классических проблем, дать их новое толкование, а часто и сформулировать такие вопросы, которые при всей их важности для развития знания в принципе не могут быть поставлены при иной ориентации» (Концептуализация и смысл 1990: 4).

С учетом именно этих позиций проводится исследование фразеологической концептуализации морально-нравственной сферы личности на материале русского и адыгейского языков; именно с необходимостью для теории языка и лингвоэтнологии выявления ее универсальных и специфических аспектов связана актуальность темы и проблематики данной работы. Ее актуальность проявляется также в том, что сегодня существует настоятельная потребность и необходимость в выявлении и описании процессов категоризации и вербализации духовно-нравственного уровня существования Личности в этом мире, чего еще не было осуществлено не только сразу на материале русского и адыгейского фразеологического фонда, но и в каком-либо из этих языков вообще. «Роль нравственности более чем важна, поэтому необходимо постоянно наставлять других, давать им советы, дабы в их умах и сердцах укоренилось то, что вера, благочестие и нравственность - это последовательные и взаимосвязанные элементы одной цепи, звенья которой неразрывны» (Аль-Газали 2005: 19).

Актуальность выявления особенностей вербализации МНС личности определяется в значительной степени антропоморфизмом современной научной гуманитарной парадигмы, направленностью исследовательского интереса на Человека как главного субъекта бытия. Характер человека, система его (и общечеловеческих) морально-нравственных ценностей - это те экстралингвистические факторы, специфика которых во многом обусловливает направления, механизмы и аспекты категоризации и вербализации данной сферы как фрагмента языковой картины мира. Сложность решения данной исследовательской проблемы заключается в том, что еще недостаточно выявлена и изучена специфика оценочной семантики языка, в котором отмечены «следы» нескольких этнических культур и существуют необходимые для его успешного функционирования вариативность и стабильность (например, русский и адыгейский языки).

Объектом исследования служат фразеологические единицы в широком смысле -разнообразные устойчивые выражения русского и адыгейского языков, средства, способы, вербальные механизмы, концептуализирующие морально-нравственную сферу личности.

Предметом анализа выступают процессы категоризации и фразеологической концептуализации морально-нравственных и мифолого-религиозных феноменов, которые представляют собой культурно-ментальную и духовную основу бытия человека и этноса.

Основной целью исследования является установление и описание важнейших параметров фразеологической концептуализации как сложного когнитивно-вербального процесса, результирующего аспекты формирования и развития морально-нравственной системы личности и социума в русском и адыгейском языках.

Для достижения поставленной цели в работе необходимо было решить следующие задачи:

* рассмотреть амплитуду интерпретаций проблемы языковой концептуализации в современной теории языка;

* проанализировать важнейшие способы представления знаний о мире в языке, охарактеризовав сущностные свойства и признаки различных видов картин мира;

* представить важнейшие категориальные, аксиологические и ментальные особенности концепта в отечественной и зарубежной лингвистике как вербалыю-культурного образования, транслирующего национальные духовные и морально-этические системы в языке;

* охарактеризовать фразеологию как особое лингвоменталыюе пространство реализации духовно-религиозного опыта и морально-нравственных ценностей русского и адыгейского народов;

* обосновать теоретические подходы к определению фразеологической концептуализации действительности как особого вербалыю-смыслообразующего механизма языка;

* выявить и описать когнитивно-ценностный потенциал морально-нравственной сферы личности и народа как экстралингвистической данности;

* определить семантические, аксиологические и оценочные основания фразеологического концептуализирования морально-нравственной сферы в русской и адыгейской лингвокультурах;

* репрезентировать религию и мифолого-религаозную картину мира в качестве приоритетных моделирующих систем и ментальных факторов лингвокультурного своеобразия народов;

* исследовать фразеологическую концептуализацию MHCJI в соответствии с библейскими и кораническими религиозными канонами и феноменом «адыгство» как этноспецифическую аспектность русской и адыгейской фраземики.

Практическим языковым материалом работы послужили различные устойчивые единицы русского и адыгейского языков, извлеченные из лексикографических источников (В.И. Даль «Толковый словарь русского языка»; А.Н. Тихонов «Фразеологический словарь русского языка»; А.И. Молотков «Фразеологический словарь русского языка»; A.M. Мелерович, В.М. Мокиенко «Фразеологизмы в русской речи»; В.П. Фелицына, Ю.Е. Прохоров «Русские пословицы, поговорки и крылатые выражения»; Ф.И. Федоров «Фразеологический словарь русского литературного языка конца 18-20 вв.»; JI.A. Лебедева «Устойчивые сравнения русского языка»; И.М. Снегирев «Словарь русских пословиц и поговорок; Русские в своих пословицах»; В.И. Зимин, A.C. Спирин «Пословицы и поговорки русского народа»; Р.И. Яранцев «Русская фразеология: Словарь-справочник»; «Пословицы. Поговорки. Загадки»; «Комплексный этико-культурологический словарь русского языка» под ред. Р.Ю. Намитоковой; «Толковый словарь адыгейского языка»; Ю.А. Тхаркахо «Адыгейско-русский словарь»; «Русские пословицы и поговорки народов Востока»; З.У. Блягоз, А.Н. Блягоз «Краткий русско-адыгейский словарь»; З.У. Блягоз, Ю.А. Тхаркахо «Русско-адыгейский фразеологический словарь» и др.).

Объем картотеки выборки составил 5000 единиц (3000 русских и 2000 адыгейских).

Методологической базой исследования выступают философские концептуальные положения о сущностной взаимосвязи мышления, сознания, языка и познавательной деятельности, о диалектическом единстве аспектов эмпирического и теоретического видов знаний. Семантико-оценочный и когнитивно-аксиологический компоненты, формирующие имплицитную основу фразеологического концептуализирования МНСЛ, интерпретируются с учетом представления, проекции ими конкретных квантов внеязыковой действительности.

Теоретической основой работы служат идеи, мысли, концепции различных исследователей, изложенные в трудах по русской и адыгейской фразеологии (Н.Ф. Алефиренко, З.У. Блягоз, А.П. Бабушкин, З.Х. Бижева, Л.Ю. Буянова, Г.Д. Сидоркова, Д.О. Добровольский, В.Н. Телия и др.); по актуальным проблемам теории концептуализации и категоризации мира (Е.С. Кубрякова, Дж. Лакофф, В.И. Карасик,

Д.С. Лихачев, О.С. Разумовский, Ю.С. Степанов и др.); по когнитивной лингвистике (В.З. Демьянков, Е.С. Кубрякова, Н.Д. Арутюнова, А.Д. Шмелев, Т.В. Булыгина и др.); в целом по теории языка и лингвокультурологии (Б.А. Серебренников, В.А. Маслова, ГЛ. Немец, Н.Б. Мечковская, Х.М. Казанов, З.У. Блягоз, Л.А. Лебедева, Л.Ю. Буяноваи др.). "'

Описание материала исследования в целом опирается в работе на два лингвистических принципа: семасиологический (анализ от устойчивой единицы к интерпретации её значения) и ономасиологический (путь исследования от представления, понятия - к устойчивому обороту; от идеи к ее фразеологическому представлению, юищептуализированию). Как базовый исследовательский принцип используется коппгшнно-коммуника'швдплй подход при анализе особенностей фразеологической концептуализации МНСЛ.

Научная новизна работы определяется несколькими факторами: так, впервые исследуются мифолого-религиозные основания процессов фразеологического концептуализирования моральных и нравственных ценностей в русском и адыгейском языках; выявлен и описан когнитивно-этический и духовный потенциал религии как фундаментального социокультурного сакрального феномена (института), выступающего моделирующей системой и фактором лингвокультурного своеобразия этносов; впервые в теоретическом ключе исследуется фразеологическая концептуализация МНСЛ в соответствии как с библейскими божественными заповедями, так и с феноменом «адыгство» и канонами Корана с целью выявления универсальных и этноспецифических аспектов русской и адыгейской фразеосфер.

Новым является также выбор самого объекта исследования; уточнение некоторых базовых понятий теории языка, когнитивистики, лингвокультурологии, фразеологии; введение терминов и понятий «концептуальная этноконстанта», «фразеологическая концептуализация» и нек. др.

Теоретическая и практическая значимость диссертационного труда заключается в многоплановости и многомерности изучения феномена фразеологической концептуализации морально-нравственной сферы личности в русском и адыгейском языках, что позволило обосновать инновационные теоретические позиции по следующим частным проблемам:

- функциональность концепта и суперконцепта как доминантного средства фразеологической репрезентации действительности;

., •■- особенности формирования национальных фразеологических картин мира;

- устойчивые единицы языка как вербалыю-ментальные знаки, реализующие духовно-нравственный опыт и моральные ценности этноса;

- роль обычая, традиции, религии и мифолого-религиозной картины мира как особых моделирующих систем, определяющих лингвокультурную и ценностно-аксиологическую самобытность, самоидентичность народов;

- система определяющих средств, способов, механизмов, тенденций, направлений фразеологической концептуализации как лингвокреативного процесса;

- общее, универсальное и специфическое, уникальное как коррелирующие феномены (аспекты), обусловливающие единство и различия средств, способов и результатов категоризации и языковой концептуализации мира в разных языках.

Основные выводы, результаты, и материалы исследования .могут быть рекомендованы для использования при дальнейшей разработке общей теории языковой концептуализации мира; теории фразеологической номинации; при составлении и чтении лекционных курсов по теории языка; фразеологической

семантике; языковой и фразеологической концептуализации действительности (на материале разных языков); по лингвокультурологии; этнолингвистике; национально-культурному языковому картированию мира и т. д.

Помимо этого, полученные результаты могут иметь прикладное значение в русской и адыгейской фразеологии, в практике обучения русскому и адыгейскому языкам, на занятиях по межкультурной коммуникации и т. п.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Фразеологическая концептуализация MHCJI направлена на создание фразеологической картины мира, выступающей фрагментом ЯКМ. ФКМ - это особый когнитивный пласт, зафиксированный в содержании языковых форм (различных устойчивых единиц), это специфическая форма и результат членения и категоризации действительности. В процессе фразеологической концептуализации MHCJI как в русском, так и в адыгейском языках проявляется феномен вторичной антропологизации языка, связанный с влиянием на него философской, религиозно-мифологической, научной, художественно-поэтической картин мира человека.

2. Направление, механизмы, основные способы и средства фразеологической концептуализации морально-нравственной сферы личности определяются в том числе этнической и конфессионалыю-вероисповедальной принадлежностью, транслирующей в систему языка специфические культурные, ментальные, религиозные и духовно-нравственные установки и ценности.

3. Наиболее полно в MHCJI во фразеологических картинах мира русского и адыгейского народов нашли отражение зависимые от представлений о Боге религиозно-этические и религиозно-правовые предписания и нормы, учения о человеке и обществе.

4. Фразеологическая концептуализация MHCJI и в русском, и в адыгейском языках связана с этнической картиной мира. Денотативной основой фрагмента ФКМ - морально-нравственной сферы личности и социума - и в русском, и в адыгейском языках являются народные обычаи, традиции, ритуалы, зафиксированные в культурно-историческом контексте и отражающие уникальность и многовековой опыт проживания каждого из народов.

5. Семантико-прагматической основой фразеологической концептуализации морально-нравственной сферы личности в русском и адыгейском языках в значительной степени являются морально-этические нормы библейских и коранических законов, заповедей, а также «адыгства», которые были восприняты и интерпретировались национальным сознанием каждого народа под влиянием религиозного сознания, выполняющего функцию особой моделирующей системы.

6. Результаты фразеологической концептуализации MHCJI в русском и адыгейском языках, представленные фрагментом морально-нравственной фразеосферы, отражают в языковой форме в основном систему онтологических (высших) ценностей (истина, добро, любовь, милосердие, вера, правда, справедливость, свобода), а также трансисторических. В этом смысле устойчивые единицы МНС выполняют функцию этноспецифических операторов и вербальных маркеров человеческой аксиосферы.

7. Устойчивые единицы МНС русского и адыгейского языков представляют собой особые концептуальные структуры, в которых в образно-символьной форме кодируются национально и культурно маркированные важнейшие моральные нормы и этические стереотипы. В этом смысле устойчивые обороты МНС всех типов (фразеологизмы, пословицы, поговорки) выполняют функцию поведенческих

регулятивов, имплицитно отражающих морально-этическую квалификацию тех или иных действий, поступков.

8. ФЕ МНС Л русского и адыгейского языков обладают категориальным значением признаковости (как: «хорошо» или «плохо»); характеризуются специфическим фразеологическим значением, в котором интегрируются в единое целое денотативный, сигнификативный, коннотативный, оценочно-квалификативный, апеллятивный и аксиологически-регулятивный аспекты. Главным результатом фразеологической концептуализации МНСЛ в русском и адыгейском языках являются суперконцепты «Добро» и «Зло», которые реализуют в обоих языках универсальные оппозиции нравствегшо-этического порядка - «хорошо» и «плохо». В то же время составные элементы, идентификаторы этих суперконцептов характеризуются этнокультурной спецификой и маркированностью, отражающими самобытность и различия исторического и культурного развития русского и адыгейского народов.

9. ФЕ, пословицы и поговорки, т. е. устойчивые единицы языка, выполняют роль стереотипов культуры, т. к. их образно-ассоциативная и предметно-ситуативная мотивированность связана с менталитетом и мировосприятием народа - носителя языка. Они формируются на базе такого образного представления действительности, которое репрезентирует обиходно-эмпирический, исторический или духовный опыт языкового коллектива, обусловленный традициями его культуры в целом.

10. Важнейшими селшотико-процессуальными механизмами фразеологической концептуализации МНСЛ являются категоризация, констатация, оценка, метафоризация, экспрессия, образность, стереотипизация, эталонизация, символизация; сложность механизма формирования соответствующего фразеологического значения обусловливается внутренней формой ФЕ, а также его экстралингвистической мотивировкой (обусловленностью).

Методы исследования определяются его главной целью и задачами. В качестве основного применялся описательный метод синхронного анализа языковых сущностей; использовались также такие методы, как изучение ФЕ по их окружению (Т. Тагиев); семантической идентификации (В.В. Виноградов); изучение устойчивых оборотов с учетом сочетаемости лексем (М.М. Копыленко); семантического анализа (А. Мелерович); сопоставительный; лингвострановедческой интерпретации ФЕ; оппозиционный анализ.

Апробация исследования. Основные положения, выводы и результаты диссертационной работы докладывались и обсуждались на заседании кафедры общего и славяно-русского языкознания Кубанского государственного университета. Важнейшие результаты исследования были представлены на различных научных, научно-практических и научно-методических Всероссийских, Международных, региональных, краевых, межвузовских конференциях и симпозиумах: «Лингвистическое образование: профессия, миссия, карьера» (Ставрополь 2003); «Язык и межкультурная коммуникация» (Майкоп 2003); «Русский язык и активные процессы в современной речи» (Москва, Ставрополь 2003); «Язык. Этнос. Сознание»» (Майкоп 2003); «Этнокультурное образование: совершенствование подготовки специалистов в области традиционных культур» (Улан-Удэ 2004); «Актуальные проблемы общей и адыгейской филологии» (Майкоп 2004); «Современные проблемы лексикологии и терминологии» (Краснодар 2004); «Актуальные проблемы лингвистической культурологии-3» (Москва 2005); «Актуальные проблемы современного языкознания и литературоведения» (Краснодар

2003, 2004, 2005,2006); «Фразеологические чтения памяти профессора В. А. Лебединской» (Курган 2006); «Русистика и современность» (Одесса 2006) и др.

По теме диссертации опубликованы 20 научных статей и монография.

Объем и структура работы. Диссертационное исследование объемом 398 страниц состоит из Введения, трех исследовательских глав, Заключения, Библиографического списка.

Содержание работы

В первой главе - «Теоретико-методологические основания проблемы языковой концептуализации и категоризации мира» - освещаются и концептуально обобщаются современные взгляды на феномен языковой концептуализации; анализируется понятийно-терминологический аппарат исследования ее аспектов и механизмов; дается теоретический обзор-обобщение существующих научных интерпретаций и определений понятия «концепт»; представлена лингвистическая панорама типов и видов картин мира.

Для исследования специфики механизмов фразеологической концептуализации морально-нравственной сферы личности (МНСЛ) на материале фразеологических единиц разноструктурных языков - русского и адыгейского - имеет особенное значение следующая позиция: «Для когнитолога вопрос о том, что значит само существование определенного слова в ментальном лексиконе человека, - это вопрос первостепенной важности, и без ответа на него нет и не может быть ни адекватного понимания проблем порождения и восприятия речи, ни адекватного определения многих понятий современной лингвистики... Именно объективация сознания с помощью языка оказывается условием человеческого существования и главной отличительной чертой homo sapiens» (Кубрякова 2004: 306). Как отмечают ведущие теоретики языка, вопросы концептуализации и категоризации мира являются ключевыми проблемами и когнитивной науки, когнитивной лингвистики (см.: Geeraerts 1993; Taylor 1989; Lakoff 1987; Кубрякова 2004 и др.).

Как свидетельствует проведенный нами анализ различных концепций и дефиниций, описаний феномена концептуализации, он многими лингвистами трактуется очень неоднозначно. В теории языка термин "концептуализация" используется в основном для обозначения процесса структурирования знаний, выделения единиц человеческого опыта в их идеальном содержательном представлении, для обозначения "живого процесса, порождения новых смыслов" (см.: Кубрякова и др. 1996: 93).

Под языковой концептуализацией в этом плане понимается вербализованное оформление, структурация накапливаемых человеческим сознанием и мышлением смыслов, образов, ассоциаций, представлений, идей.

По мнению С.Г. Воркачева, языковая концептуализация - это совокупность приемов семантического представления плана содержания лексических единиц; ученый совершенно справедливо, по нашему мнению, считает, что она различна в разных культурах (2002: 84). По нашим наблюдениям, есть все основания полагать, что направления и результаты фразеологической концептуализации морально-нравственной сферы личности как аспекта языковой концептуализации в русском и адыгейском языках характеризуются определенными специфическими чертами, что обусловливается некоторым! существенными различиями в менталитете, особенностями традиций, верований, религиозного сознания, этикета, систем

национально-культурных ценностей и в целом - своеобразием языковых картин мира носителей русского и адыгейского языков.

Проблема языковой концептуализации действительности в свою очередь тесно связана с вопросами о том, что такое концепт, языковая картина мира, картина мира, концептуальная картина мира, понятие. Данным аспектам посвящены работы таких лингвистов, как Ю.С. Степанов, А. Вежбицкая, В.И. Карасик, Е.С. Кубрякова, В.И. Тхорик, Л.А. Исаева, Л.А. Лебедева, Л.Ю. Буянова, Д.С. Лихачев, Ю.Н. Караулов, Б.А. Серебренников, В.И. Постовалова, З.Х. Бижева, З.У. Блягоз, А.П. Бабушкин и многих других.

Е.С. Кубрякова полагает, например, что "порождение концептов" в культуре вообще и в человеческом сознании, отражающем действительность, можно считать по своей сущности единым процессом. Итак, с этой точки зрения концептуализация может быть дефшшрована через два толкования:

1. "Концептуализацию можно конкретнее понимать как переход от эмпирического описания к связному объяснению (целостности знания)" (Разумовский 1990: 165-167).

2. "Концептуализация (conceptualization)... - один из важнейших процессов познавательной деятельности человека, заключающийся в осмыслении поступающей к нему информации и приводящий к образованию концептов, концептуальных структур и всей концептуальной системы в мозгу (психике) человека" (Кубрякова 1996: 93).

В рамках проводимого нами исследования плодотворна и актуальна теория Е.С. Кубряковой: "Концептуализация может также рассматриваться как живой процесс порождения новых смыслов, и тогда в задачи когаитолога начинают входить вопросы о том, как образуются новые концепты, как создание нового концепта ограничивается уже имеющимися концептами в концептуальной системе, как можно объяснить способность человека постоянно пополнять эту систему и т.п." (1996: 93).

Развивая и конкретизируя свою мысль, исследовательница позднее трактует категоризацию как результат когнитивной деятельности человека, как итог его классификации окружающего мира " в главных атрибутах его бытия и функционирования" (Кубрякова 2004: 307). Мы присоединяемся к мнению Е.С. Кубряковой о том, что, "чем значимее определенный концепт для человеческого мышления, тем более сложной системой языковых форм он может быть выражен. Для объективации сходного содержания, для описания одного и того же объекта, для отражения одной и той же ситуации в языке существуют, как правило, разные конкурирующие формы..." (2004: 313).

Рассматривая общетеоретические вопросы языковой концептуализации мира, считаем целесообразным подчеркнуть в этой связи статус фразеологизма как одного из важнейших ментально-когнитивных оперативных средств языковой концептуализации действительности, и в частности морально-нравственной сферы личности. Изучение фразеологии как отражения менталитета определенного этноса имеет огромное значение в настоящее время, поскольку фразеологизм, являясь достоянием народного национального языкового сознания, становится важнейшим средством концептуального членения и освоения мира.

Процессы языковой концептуализации мира, таким образом, распространены и на сферу мира духовного, нравственного, так как духовно-нравственные, моральные аспекты в их социокультурной обусловленности к началу XXI века выдвигаются, по нашим наблюдением, в качестве базовых объектов лингвистического исследования.

Для изучения феномена языковой концептуализации акту&чыю понимание того, что, хотя принципиально язык соотносится с одним и тем же миром, расхождения в его семантико-смысловой системе обусловливаются множеством факторов, в том числе и экстралингвистических, например, различным опытом людей по освоению одного и того же мира, что выражается в различиях лексической и грамматической номинации явлений и процессов, в этимологии тех или иных значений (см.: Колшаиский 1990). Реальный мир неодинаково отражается в различных языках, так как условия материальной и общественной жизни людей могут в значительной степени дифференцироваться, с чем, в свою очередь, связана проблема нетождественности вербальной категоризации действительности в разных языках. "В известном смысле любые языковые категории - узловые звенья в соотнесении лингвистического и нелингвистического, экстралингвистического, а потому они могут и должны изучаться в первую очередь в этом качестве. Вместе с тем когнитивные основания в общей категоризации и концептуализации мира естественнее изучать на материале отражательно-ориентированных категорий...", -считаетЕ.С. Кубрякова(2002: 315).

На основании проведенного анализа считаем, что под "концептуализацией" следует понимать способ, ментальный процесс, метод, связанные с вербальным представлением действительности. Наиболее значимым на современном этане эволюции теории языка и когнитолопш является толкование понятия "концептуализация" как процесс.

В целях максимально полного изучения и описания особенностей фразеологического представления морально-нравственной сферы личности в русском и адыгейском языках следует определиться с составом и интерпретацией лингвистического понятийно-терминологического аппарата подобного исследования.

С учетом избранной научной проблематики и сущности, специфики языкового материала, в соответствии с целью и задачами данного исследования в качестве одного из базовых понятий и терминов нами анализируется концепт, выступающий главным средством (и результатом) процессов языковой концептуализации мира.

Наука о концептах - концептология - прошла довольно сложный путь развития, однако и в начале XXI века отсутствует единое понимание и всеми поддерживаемая трактовка термгша "концепт".

По словам Ч.У. Морриса, концепт можно интерпретировать "как семантическое правило, определяющее употребление характеризующих знаков" (2002: 13). В теории языка традиционно выделение концептов универсальных и концептов индивидуальных, причем если универсальные концепты охватывают все стороны того или иного явления, дают его всеобъемлющую характеристику в различных планах, то индивидуальные концепты как бы свободны в выборе модуса и объеме подачи информации. Поэтому концептуальные открытия чаще встречаются при погружении в индивидуальную картину мира той или иной языковой личности. Как отмечают многие исследователи проблемы концепта, создателями и хранителями концептов следует считать народ и языковые личности. Именно концепт фокусирует в себе и феномен этнического менталитета, отражая в целом такой релевантный аспект языка, как его этническую детерминированность.

Как считает в этой связи З.Х. Бижева, "в изучении проблемы соотношения языка и культуры, способствующем исследованию фундаментального характера и содержшшя человеческого существования, культурным концептам принадлежит исключительная роль: именно в них выражены представления человека о себе самом

и окружающем его мире. Это особенно важно для таких языков, как адыгский, так как духовность и историческая память адыгов сохранялась прежде всего в языке" (2002: 211).

Эффективным способом обнаружения национально-культурной специфики является предложенный Ю.С. Сорокиным метод установления лакун, заключающийся в том, чтобы рассматривать матрицы совпадений и различий на уровне языка, культуры и поведения при сопоставлении одной лингвокультурной общности с другой. Различия на любом уровне можно трактовать как лакуны, свидетельствующие об избыточности или недостаточности опыта одной лингвокультурной общности относительно другой.

Концепты взаимокоррелируют с кодами культуры, под которыми понимается "сетка", которую культура "набрасывает" на окружающий мир, членит, категоризует, структурирует и оценивает его. Коды культуры соотносятся с древнейшими архетипическими представлениями человека, кодируя их (Красных 2001: 5). Культурные концепты - явление неоднородное. Прежде всего, они различаются по принадлежности тому или иному социальному слою общества, то есть можно считать, что если в обществе выделяются четко параметрированные социальные группы, то существуют и концептосферы этих групп. Этническое не проявляется изолированно, но находит выражение через социальное; существует социоэтническое самосознание индивидуума, и в этом самосознании выделяются культурные концепты.

Выделяют три типа культурных концептов: этнокультурные, социокультурные и индивидуально-культурные, то есть существуют ментальные образования, актуальные для этнокультуры в целом, для той или иной группы в рамках данной лингвокультуры и, наконец, для индивидуума. Такое понимание культурных концептов позволяет интегрировать различные подходы к их интерпретации и восприятию.

Э.С. Маркарян (1978) отмечает, что этнические культуры - это особые, исторически выработанные способы деятельности, благодаря которым обеспечивалась и обеспечивается адаптация народов к условиям окружающей их природной и социокультурной среды. Все эти аспекты нашли свое отражение и преломление в языке, в его концептосфере: например, для адыгов одним из базовых является концепт "судьба", выступающий, по мысли З.Х. Бижевой, "ядром национального и индивидуального сознания" (2002: 213).

Нельзя не присоединиться к позиции Е.С. Кубряковой, считающей, что "в изучении концептуализации и категоризации мира мы постоянно сталкиваемся с разными совокупностями концептов и разными наборами категорий, из чего следует, что способность создавать вариативные способы описания одного и того же - это неотъемлемое свойство языка, выходящее за рамки простой синонимии" (2004: 17).

Проведенный нами анализ научных лингвистических концепций позволяет предположить, что культурные концепты являются этноспецифичными элементами вербализации мира. С изучением концептов связано становление и развитие парадигмы лингвистического концептуализма, что отражает полипарадигмальность подхода к изучению языка в лингвистике конца XX - начала XXI в. Интерпретация концепта как "сложного многомерного структурно-копштивного знакового образовагаы" (Красавский 2001: 19) предполагает применение шггегративного подхода к его исследованию.

"Значение слова или фразеологизма представляет собой лишь один (или несколько) из аспектов концепта - многомерного этнопсихического образования. Однако значение не сводимо к концепту. Концепт выступает лишь мысленным субстратом значения, на котором лингвокреативное мышление наращивает различные смыслы оценочного, эмотивного и экспрессивно-образного характера. И в этом плане значение единиц вторичной номинации шире выражаемого концепта" (Алефиренко 1999:66-67).

Следует признать, что концепт более широкая, чем понятие, категория, однако данные термины не исключают друг друга. Исследования этой проблемы показывают, что концепт оказывается семантически глубже, богаче понятия, он максимально приближен к ментальному миру человека, следовательно, к культуре и истории, поэтому имеет специфический характер. "Концепты представляют собой коллективное наследие в сознании народа, его духовную культуру, культуру духовной жизни народа. Именно коллективное сознание является хранителем констант, то есть концептов, существующих постоянно или очень долгое время" (Степанов 1997: 76).

Концепт - это "многомерное идеализированное формообразование" (Ляпин 1997:16), однако единства мнений относительно числа семантических параметров, по которым может вестись его изучение, у концептологов нет. Сюда включаются как понятийное, так и образное, ценностное, поведенческое, этимологическое и культурное 'измерения' (Ляпин 1997:18-19; Степанов 1997:41; Карасик 2001:10), из которых почти каждое может иметь приоритетный статус в исследовании.

Однако основным признаком, отделяющим лингвистическое понимание концепта от логического и общесемиотического, является его закрепленность за определенным способом языковой реализации.

Концепты с этнокультурным наполнением включаются в область, соотносимую с менталитетом как множеством когнитивных, этических, эмотивных и поведенческих стереотипов нации (народа).

Под концептом также понимается "любая дискретная единица коллективного сознания, которая отражает предмет реального или идеального мира и хранится в национальной памяти языка в вербально обозначенном виде" (Бабушкин 1999:11), но единства во мнениях относительно конкретных значимых единиц языка, с которыми соотносится концепт, у исследователей пока нет.

Анализ фразеологической концептуализации морально-нравственной сферы личности на материале русского и адыгейского языков дает все основания признать, что "язык есть выражение духа народа" (В. фон Гумбольдт), что языковая форма, строй языка, система категорий и доминантные категории в значительной мере определяют менталитет народа, говорящего на соответствующем языке (Карасик 2002). Для нашего исследования релевантно следующее высказывание В.И. Карасика: "Мы говорим о наличии имен концептов в том случае, если концептуализируемая область осмыслена в языковом сознании и получает однословное обозначение. Концептуализация действительности осуществляется как обозначение, выражение и описание" (2002:130). Описание концепта - это "специальные исследовательские процедуры толкования значения его имени и ближайших обозначений. Например: 1) дефилирование...; 2) контекстуальный анализ...; 3) этимологический анализ...; 4) паремиологический анализ...; 5) интервьюирование, анкетирование, комментирование... Неравномерная концептуализация различных фрагментов действительности проявляется в виде номинативной плотности - ... между

лексическими и фразеологическими выражениями соответствующих концептов устанавливаются различные системные отношения уточнения, сходства и различия, в то время как другие явления обозначаются общим недифференцированным знаком" (там же: 131-132).

По мнению В.Г. Зусман, "концепт всегда представляет собой часть целого, несущую на себе отпечаток системы в целом... Концепт - микромодель культуры, а культура - макромодель котщепта. Концепт порождает культуру и порождается ею" (2001:41).

Концептологический аспект исследования картины мира предполагает, что человек "живет, общается, мыслит, действует в мире концептов, по отношению к которым традиционно понимаемые понятия, образы, поведенческие стереотипы выступают их частными формами" (Лялин, Карасик 1997:11).

Корреляция концепта и значения слова определяется их онтологическим статусом: концепт - явление мыслительное, основная форма существования понятийного мышления, а значение - феномен языковой. "Как порождение лингвокреативного мышления лексическое значение заключает в себе вторично трансформированное содержание соответствующего концепта; фразеологическое значение - косвенно-производный продукт его смыслового преобразования, его ассоциативно-образное моделирование в процессе вербализации нового знания на базе понятий и представлений, уже закрепленных в языковых значениях" (Алефиренко 1999: 65). В основе значений единиц вторичной номинации (метафора, метонимия, фразеологизм и др.) лежит концепт, который может быть по-разному представлен значениями синонимичных языковых сущностей. Поэтом}' "концепт значительно шире, чем лексическое значение" (Карасик 1996: 6). "Значение слова или фразеологизма представляет собой лишь один (или несколько) из аспектов концепта - многомерного этнопсихического образования. Однако значение не сводимо к концепту. Концепт выступает лишь мысленным субстратом значения, на котором лингвокреативное мышление наращивает различные смыслы оценочного, эмотивного и экспрессивно-образного характера. И в этом плане значение единиц вторичной номинации шире выражаемого котщепта" (Алефиренко 1999: 66-67) (Выделено нами. -А. Т.).

Попытка многопланового изучения фразеологизмов как образно-экспрессивного средства языковой концептуализации морально-нравственной сферы личности неразрывно связана и с проблемой корреляции феноменов концепт-образ и концепт-константа. При интерпретации ФЕ как специфического котщепта принимается во внимание его образная составляющая, то есть образ выступает своеобразной ментальной формой представленности концепта в языковом сознании. Это не противоречит определению образности, данному В.Г. Гаком: согласно ему, в основе образности лежит "совмещенное видение двух картин" (Гак 1966). Отмечается в этом плане сложность и неоднозначность понятий "образ", "образность" в теории языка, так как эти понятия служат инструментарием также и психологической, и когнитивной наук. Образность фразеологизма как концепта создается живым внутренним смысловым импульсом, обеспечивающим образно-ассоциативное восприятие исходного феномена или исходной ситуации. A.M. Эмирова (1988) высказывает предположение о том, что корни особой семантики фразеологических единиц надо искать в условиях непосредственного речевого общения, в которых говорящий обращается к хорошо познанным предметам и явлениям действительности и посредством их образов-представлений называет и характеризует новое

когнитивное содержание. Данная мысль является в определенном смысле подтверждением концепции С.М. Прокопьевой о том, что ведущим, доминирующим видом прототипа фразеологизмов выступает экстралингвистический (1996).

Как установил А.П. Бабушкин, "смыслы являются чисто когнитивными образовагагами, а национально-культурные особенности концептов заключаются не в особенностях национального мышления, а в его содержательном плане" (1998: 37). Для нашего исследования особой актуальностью отличаются идеи ученого о том, что концепты абстрактных имен не носят фиксированного характера, они - "текучи, более индивидуальны, имеют модально-оценочный характер и определяются морально-нравственными нормами и традициями социума... Абстрактные понятия не являются "пустыми", "безликими" сущностями - за ними стоят личностные образы, позволяющие осознать сложные вещи посредством их сближения, соположения с физически ощутимыми конкретными реалиями" (Бабушкин 1998: 33) (Выделено нами. - А.Т.).

Считаем важным подчеркнуть, что задача дать целостное' системное описание концепта сопряжена с проблемой определения его взаимоотношений с соответствующими терминами, употреблявшимися до его появления, в том числе и с теми, которые ранее использовались как русский аналог иноязычного термина: сема, образ, понятие, значение, символ, архетип и др. По нашему убеждению, при изучении механизмов и закономерностей фразеологической концептуализации важнейшей сферы бытия личности и социума - морально-нравственной - следует опираться на аспекты соотношения таких понятий, как концепт-константа, о чем было сказано Л.Ю. Буяновой, интерпретирующей "русский фразеологизм как этнокультурную константу" (2005).

Язык - особый код сознания и менталитета, требующий знаний механизмов и закономерностей как кодирования, так и дешифровки. Передаваясь от поколения к поколению, духовно-нравственный опыт россиян кодировался также и системой концептов, характерных для мировосприятия и мирооценки носителями именно русского языка (см.: Буянова, Ерошенко 2003: 204).

По нашим наблюдениям, фразеологизмы, концептуализирующие морально-нравственную сферу личности и социума, можно охарактеризовать именно как "этнокультурные константы" (термин Л.Ю. Буяновой), так как при всех социально-культурных, политических, экономических изменениях и преобразованиях в общественной (и личной) жизни неизменными, постоянными, константными, вечными всегда остаются морально-нравственные ценности, данные Человечеству, по учению Церкви, Богом и не зависящие от развития цивилизационных процессов. Фразеологизмы морально-нравственной сферы, таким образом, следует определить как отмеченные национально-культурной спецификой концептуальные этноконстанты.

В целом для представления специфики концептуализации морально-нравственной сферы в языковой картине мира необходимо определить такие базовые понятия лингвистики, как «картина мира», «языковая картина мира», «национальная картина мира», которые связаны с проблемой языкового представления действительности в. теории языка, этнолингвистике и в лингвокультурологии.

Как известно, термин «картина мира» в языкознание был введен впервые Людвигом Витгенштейном в «Логико-философском трактате», где был дан анализ языкового представления и структурирования человеческого опыта. В антропологию, семиотику и в лингвистику он «пришел» из работ немецкого ученого Лео

Вайсгербера, который «поставил знак равенства между «внутренней формой» Гумбольдта и «языковой организацией мира» (Караулов 1976: 244). В настоящее время в социологии, этнолингвистике, психолингвистике, философии и лингвистике используются также синонимичные понятию «картина мира» понятия «образ мира», «модель мира», «национальный образ мира», «фрагмент языковой картины мира».

Нельзя не признать, что язык, мышление и культура взаимосвязаны настолько тесно, что практически образуют, как пишет Л.Н. Юсова, «единое целое, состоящее из этих трех компонентов» (2003: 315). Эта взаимосвязь и взаимозависимость отражаются в своеобразной иерархии способов представления знаний о мире: а) в картине мира отражены ценности культуры; б) в концептуальной картине мира представлены концепты; в) в языковой картине мира запечатлен лексикон словаря культуры (см. об этом: Евсюкова 2002).

Картина мира, по мнешпо Л.Н. Юсовой, - это «образ мира, преломленный в сознании человека, то есть мировоззрение человека, создавшееся в результате его физического опыта и духовной деятельности» (2003: 315).

Автор вводит новое понятие - «культурная картина мира», определяя ее как совокупность актуальных представлений об окружающем мире, о ценностях, нормах, менталитете и т.д. собственной культуры и культур других народов (там же).

Есть все основания полагать, что фразеологическая концептуализация действительности, в том числе МНС, способствует формированию в первую очередь именно вербализованной культурной картины мира.

Обобщая и систематизируя многие теоретические позиции по вопросу специфики и способов представлений знаний о мире в языке, следует уточнить, что в картине мира каждого народа, этноса структурируются универсальные понятия времени, пространства, причины, изменения, количества, качества и др. Эти понятия эксплицируются в языке как в системе знаков, а с учетом существования конкретных национальных языков необходимо признать, что разные народы по-разному интерпретируют и объясняют реальную действительность, на что огромное влияние оказывают и религиозно-социальные факторы, сами условия проживания того или иного народа, образ его жизни, обычаи, нравы, традиции. Особое значение все это имеет в системе формирования и презентации духовных, морально-нравственных устоев и ценностей различных народов.

Так как через фразеологический фонд языка транслируются фрагменты национальных картин мира, считаем существенным отметить, что национальные обычаи и традиции русских и адыгов, по-своему преломляясь в языке, создают тот духовно-нравственный монолит, который является фактором сохранения и развития как этноса, так и его культурного наследия. «Национальная культура проявляет себя прежде всего в специфичности... самоорганизации, в таких ее формах, которые не схожи с формами других народов. Она включает в себя продукты материальной и интеллектуальной деятельности народа, систему социальных и духовных ценностей, совокупность отношений людей данной национальности к окружающей среде, а также отношения между собой и к себе самому. Безусловно, она включает также и отношение к соседним народам. При этом, чем развитее, чем выше национальная культура, тем уважительнее она относится к культуре других народов и тем больше заимствует из их достижений, что является одним из способов собственного развития», - считает Х.М. Казанов (1994: 15) (Выделено нами. - А.Т.). Через язык и с его помощью обычаи и традиции идентифицируются как основное содержание

фрагментов картины мира. Уже считается общепризнанным положение о том, что в основе национальной культуры лежат именно традиции как передающиеся из поколения в поколение важные, необходимые, существенные для данного народа ценности. При нарушении традиций национальная культура обычно ослабевает, что обязательно отражается в языке. По мнению Х.М. Казанова, в качестве культурных традиций адыгов можно назвать отношение к труду, к старшим, понятиям долга, чести, к достойным способам разрешения конфликтов и т.п. Реальное проявление традиции в практической деятельности и поведении - это обычай. Так, например, традиция уважения к старшим проявляется в обычае вставания при его появлении, в приветствии его первым, в предложении услуг, в которых он нуждается, и т.д. (см.: Казанов 1994). В этой связи можно предположить, что денотативной основой фрагмента национальной картины мира, связанного с морально-нравственной сферой социума и личности, и в русском, и в адыгейском языках выступают народные обычаи, ритуалы, традиции, закрепленные в культурно-историческом контексте.

Во многом это объясняется теми причинами, что национальная культура очень тесно связана с геоисторическими и политико-экономическими, религиозными условиями формирования и функционирования народа, поэтому родная культура, выступая своеобразной системой приспособительных механизмов и факторов, представляет для нации/народа наивысшую ценность, «...поскольку именно в национальных культурах концентрируются самые разнообразные знания о мире..., постольку и совокупность этих знаний станет той общей базой знаний, на основе которых будет решена... грандиозная задача человечества - осознание своей сущности, своего места во Вселенной и своих конечных целевых ценностей. В этом плане становится ясной уникальная ценность каждой национальной культуры как необходимого человечеству элемента знаний о себе самом и мире» (Казанов 1994: 17). Именно во фразеологической картине мире, созданной в результате фразеологической концептуализации действительности, любого народа отражена его уникальность, многовековой опыт проживания (и выживания) в той или иной среде, что дает основания ученым делать вывод о том, что приспособленность национальных культур к различным природным условиям служит определенным гарантом выживания самого человечества.

В рахпсах изучаемой проблемы высокую релевантность имеет признание особого исторического развития адыгов, что специфическим образом закрепилось во фразеологии и картине мира: «Известна сложная, трагическая судьба адыгских народов. Однако, в плане культурно-историческом, им выпала редкая удача. В течение многих веков они находились в центре пересечения культурных потоков самых различных народов: Греция, Рим, Византия, Генуя, Венеция, монголо-татарские государственные образоваштя, Турция, Иран, Россия. Это далеко не полный перечень стран, культура которых взаимодействовала с культурой адыгов» (Шеуджен 1994:21).

В русле проводимого нами исследования особой значимостью характеризуется, по нашему мнению, концепция Е.С. Кубряковой: «Поскольку языковая картина мира создается в ходе номинативной деятельности, характер соотношения концептуальной и языковой систем лучше всего изучать, исследуя саму эту деятельность и устанавливая в процессе такого анализа и направление номинативной деятельности на обозначение вполне определенных фрагментов мира, и реальные средства и приёмы номинации, и национальный и культурный колорит происходящего, и, наконец, причины, мотивы и интенции говорящих... Языковая

картина мира - это особое образование, постоянно участвующее в познании мира и задающее образцы интерпретации воспринимаемого... В то же время языковая картина мира - это проекция концептуальной системы нашего сознания, куда, возможно, входят как некоторые врожденные концепты, так и концепты, сложившиеся в ходе предметно-познавательной деятельности, и, наконец, концепты, вычлененные из повторяющихся в семантических структурах слов объединений значений» (2004: 64-65) (выделено нами. - А.Т.).

Л. Бартошевич также признает, что процессы концептуализации современной русской языковой картины мира являются особо актуальными, «с недавнего времени составляют предмет особого интереса лингвистов. Лингвострановедение, когнитивные исследования, изучение языковой картины мира и ее культурной составляющей... - вот далеко не полный перечень источников, питающих сегодняшнюю лингвокультурологию и лингв о дидактику» (2004: 175).

В этой связи следует уточнить, что в теории языка еще совсем немного исследований посвящено анализу национальных картин мира, например, адыгейская картина мира еще не получила своего комплексного системного отражения и описания в лингвокультурологической сфере знаний.

Именно во фразеологическом фонде, как в зеркале, отразились основные социокультурные вехи и традиции адыгейского народа, что повлияло на аспекты формирования адыгейской языковой картины мира.

При исследовании специфики и механизмов концептуализации морально-нравственной сферы как фрагмента картины мира особое значение имеет тот факт, что картина мира - категория историческая, меняющаяся с изменением исторических условий, с достижениями науки, развитием методов познания, поэтому, как считают лингвисты, картины мира начала, середины и конца XX века будут иметь значительные различия, и ни одна из них не будет исчерпывающей, так как картина мира находится в постоянной динамике: конкретизируется, уточняется, дополняется и модифицируется по мере накопления опыта и знаний конкретным индивидом и социумом в целом. В результате процессов распредмечивания человеком действительности происходит формирование новых представлениий о КМ, образование новых категорий, концептов, понятий. Освоение мира - эволюционный практико-гаосеологический процесс, отражающийся особым образом в языке.

М. Вебер отмечал в этой связи, что картины мира в истории человечества часто являлись векторами, указывающими путь следования людских интересов (см.: Вебер 1985). Любая культура изменяется и модифицируется, картина мира фасеточна, прагматична и имеет ярко выраженный аксиологический нормализующий характер, по мнению Вежбицкой (1997).

Интересна позиция в отношении определения картины мира Р. Редфильда, когнитивного антрополога: картина мира - это видение мироздания, характерное для того или иного народа, это представление членов общества о самих себе и о своих действиях, своей активности в мире (ДесШеИ 1947).

Почти все исследователи проблемы способов представления знаний о мире сходятся во мнении о том, что без существования картины мира невозможно человеческое общение и взаимопонимание. Она является центром интеграции людей, особым средством координации и гармонизации разных сфер человеческой жизнедеятельности, связи людей между собой. Картина мира как целостный образ действительности опосредует все акты человеческого мировосприятия и миропредставления, лежит в основе всех процессов миропонимания, давая

возможность осмысливать и интерпретировать различные процессы и ситуации в мире, совершающиеся в нем события, помогая осуществлять формирование субъективных образов объективных фактов, явлений, ситуаций. Человеческое общение возможно при условии, если люди понимают друг друга и их духовные миры пересекаются, а для этого нужна общая система миропредставлений. По мнению В.И. Постоваловой, взаимопроникновение и взаимопонимание людей связываются с понятием духовного мира человека: «Пересечение духовных миров людей и происходит за счет того, что существует общая для них система миропредставлений. Разрыв в понимании происходит при изменении глобальных картин - смене «оптики» для «внутренних» глаз человека, когда новое умозрение дает и новую очевидность, то есть когда смена интерпретативного ключа приводит к новым интерпретациям мира» (1988: 27).

Подчеркнем особо, что понятия картины мира и культуры являются взаимодополняющими и взаимокоррелирующими. На сегодняшний день существует значительное число теорий культуры, в которых языку отводится главенствующая роль. Например, активно развивается теория культуры как знания; теория культуры как явления, отличного от природы; теория культуры как коммуникации (семиотическая теория культуры); теория культуры как посреднической системы и другие. Однако почт всегда признаётся, что культура, как и язык, является формой сознания; для культуры, как и для языка, характерны антиномии, связанные с индивидуальными или общественными формами их бытия. Отмеченные аспекты приобретают особую значимость при исследовании феномена модели/картины мира, так как позволяют вычленить такие элементы культуры, отраженные в картине мира, как культурные темы, культурные установки, культурные доминанты, культурные предпочтения, культурные постулаты и культурные концепты. Культурная тема (тема культуры) - это организующий принцип культуры, это отражение восприятия культурным сообществом определенного аспекта реальности. В языке и во фрагментах языковой картины мира культурные темы и постулаты запечатлены в ключевых словах, поговорках, пословицах, фразеологизмах, сравнениях, метафорах, афоризмах (см. Самсонова 2000).

В целом, анализ многих позиций свидетельствует, что в теории языка бьггует точка зрения о том, что картина мира (любого типа) создается в результате двух основных процессов: во-первых, экспликации, опредмечивания, объективирования .и осмысления идей, ассоциаций и образов мира, лежащих в основе жизнедеятельности человека, а во-вторых, в результате созидания, концептуализации, творения новых образов мира в ходе специальной рефлексии, носящей систематический характер. Таким образом, в одном случае происходит реконструкция, искусственное воссоздание картины мира, во втором - ее конструирование и концептуализирование.

З.Д. Попова и И.А. Стершш выделяют помимо прочих национальную когнитивную картин}' мира, характеризуя ее как все «общее, устойчиво повторяющееся в картинах мира отдельных представителей народа... Она обнаруживается в единообразии поведения народа в стереотипных ситуациях, в общих представлениях народа о действительности, в высказываниях и «общих мнениях», в суждениях о действительности, пословицах, поговорках и афоризмах» (2002:11)

Г.П. Немец считает, что «нравственное и культурное развитие общества всякий раз, при любом повороте событий отражается и на том, как понимают родной язык...

Язык - важнейший компонент культуры» (2004: 299), что отображается в каждом фрагменте языковой картины мира, в том числе и фразеологической.

Как показало наше исследование современных концепций по проблеме определения и характеризации понятия «языковая картина мира» и его когнитивных производных, в настоящее время в теории языка отмечается лингвистический «бум» в данной сфере гуманитарного знания. Термин «картона мира» оказался очень емким, удобным, функционально мобильным для репрезентации тех языковых и речевых сущностей, которые выступают аспектом категоризации и концептуализации мира, являются результатом опытно-познавательной деятельности человека.

Вторая глава - «Фразеология как специфическое липгвоменталыюе и когнитивное пространство реализации духовно-нравственного опыта и моральных ценностей народа» - посвящена изучению статуса и функциональной многоплановости фразеологических единиц русского и адыгейского языков, существующих классификаций ФЕ; в ней дается теоретическое обоснование понятия «фразеологическая концептуализация действительности»; рассматривается лингвистический аспект проблемы национально-культурной маркированности устойчивых единиц языка; исследуется морально-нравственная сфера народа и личности как экстралингвистическая данность, как объект лингвистического изучения и описания.

Устойчивые (фразеологические) единицы языка квалифицируются в современной теории языка и как микротекст, концепт культуры (В. Телия), как культурный конструкт (Н. Брагина), как ментафакт, семиотический знак (Ю. Лотман), феномен языка, «готовые заготовки», как след (отпечаток) материальной культуры носителя, как «самостоятельные духовные ценности» (В.Л. Архангельский), как «душа языка» (Л.Г. Павловская), ментально-когнитивные знаки (Л.Ю. Буянова, Е.Г. Коваленко) и т.п.

Внутренняя форма фразеологических единиц, пословиц и поговорок, являющаяся носителем мотивированности, часто содержит элементы национально-культурного плана. По мнению В.Н. Телия, эти устойчивые выражения возникают на основе «образного представления о действительности, отображающего по преимуществу обиходно-эмпирический, исторический и духовный опыт языкового коллектива, связанный с культурными традициями» (Телия 2000). Таким образом, культурно-национальная специфика устойчивых выражений заключается в том, что их семантику можно интерпретировать в терминах культуры, которая признается национальной по сути.

Адыгейская фраземнка, представленная работами З.У. Блягоза, A.A.

Шаова, Б.М. Берсирова, Ю.А. Тхаркахо, А.Г. Емузова, Б.М. Карданова и др.,

при своём становлении и формировании во многом опиралась па традиции русской фразеологии. Так, Ф.И. Хейшхо, исследуя структурно-семантические типы глагольных фразеологизмов в русском и адыгейском языках, вполне справедливо отмечает, что ведущими классами в сфере фразеологической номинации, представленными категориально-семантическими универсалиями «событийности», «предметности», «качественности», являются глагол, существительное, наречие, прилагательное.

При исследовании фразеологии типологически различных языков неизбежно возникает вопрос о национально-культурной специфике фразеологических единиц и способов их передачи средствами другого языка. Сопоставительный анализ фразеологизмов русского и адыгейского языков еще раз подтвердил справедливость мысли о том, что в данных единицах отражается своеобразное восприятие окружающего

мира носителем языка, ясно прослеживаются различия в менталитете двух народов. Основная масса фразеологических единиц отражает своим компонентным составом традиции, обряды, быт народов-носителей языка (Хейшхо 2004:11).

На дщшый момент в теории языка нет единой классификации видов соотношений ФЕ русского и других языков.

Фразеологическая система адыгейского языка явилась объектом исследования З.Б. Бгуашевой (Майкоп 2003), которая также отмечает, что в адыгейском языкознании «лексикология и фразеология находятся лишь на стадии становления» (2003: 3). В отношении проблемы классификации ФЕ автор признаёт, что некоторые адыговеды применяют классификационную схему В.В. Виноградова к фразеологическому материалу адыгских языков (Б.М. Карданов, Ю.А. Тхаркахо, А.Г. Емузов).

Однако анализ фразеологического материала показывает, что фразеологизмы адыгейского языка целесообразно разделить на два типа: фразеологизмы с полным преобразованным значением, т.е. когда отдельные слова, входя во фразеологическую связь, теряют свои первоначальные значения и приобретают новое цельное значение (напр.: ынэ ~ к1эпк1эн «бросаться в глаза»), и фразеологизмы с неполным преобразованным значением, т.е. когда слова, входя во фразеологическую связь, по меньшей мере, одно из них, не теряет своего первоначального значения, хотя сочетание в целом приобретает цельное значите (напр.: зыгори к1имыгъэзэу «буква в букву»). Одной из специфичных черт именно адыгейской фразеологии является её «проницаемость»: не универсальным является утверждение отдельных ученых о том, что фразеологические единицы, как и слова, «непроницаемы», т.е. не допускают вставок, т.к. в адыгейском языке существует немало фразеологических единиц, которые допускают вставки слов, например: аужырэр зэра1он «последнее сказать друг другу» и аужырэ гущыЪр зэра1оп «последнее слово сказать друг другу» и др. (там же: 8).

Как отмечается, в настоящее время сравнительное значение компаративных фразеологических единиц становится более абстрактным, в современных компаративных единицах, особенно в двухкомпонентных, уже отсутствует или почти отсутствует компонент, который является предметом сравнения, например: баджэм фэдэу «как лиса» - отсутствует слово тхьагъэпц1ы «хитрый». А наиболее современные компаративные фразеологические единицы лишились и сравнительного союза. Это такие знаки языка, которые A.A. Шаов считает максимально фразеологазированными устойчивыми сочетаниями, например: щэ ц1ыпзр кьы1очъы «молоко еще на губах не обсохло» (из щэ ц1ынэр кьы!учъырэм фэдэу «будто молоко еще на губах не обсохло») и т.д. (см.: Бгуашева 2003).

Все отмеченные качества и параметры адыгейской фразеологической системы своеобразно реализуются в конкретных устойчивых единицах, в том числе и в тех, которые формируют морально-нравственную сферу, отражая их национально-культурную специфику и особенности коммуникативно-стилевой репрезентации.

Фразеологическая концептуализация мира, действительности, по нашему мнению, - это познавательно-оценивающий процесс вербализации важных социокультурных смыслов посредством фонда устойчивых единиц языка. Фразеологическая концептуализация (ФК) морально-нравственной сферы имеет широкую представленность как в русском, так и в адыгейском языках в виде актуализированных в ФЕ признаков отношения к морально-нравственным эталонам, нормам и ценностям данных народов.

, . .. Все устойчивые единицы (обороты). русского и адыгейского языков представляют собой область фоновых знаний лингвокультурной общности, полученных в процессе многовековой практической и познавательной деятельности народа и передаваемых по традиции в качестве готового речеязыкового материала из поколения в поколение. Устойчивые единицы как бы фиксируют определенные повторяющиеся ситуации действительности, оценивают их, закрепляют модель желательного (аспект «хорошо») или нежелательного (аспект «плохо») поведения. В силу этого устойчивые (фразеологические) единицы языка мы определяем как особые . средства фразеологического концептуализирования и МПС Л, и действительности в целом. ■

Итак, наблюдения показывают, что логика лингвистических исследований неизбежно привела в начале XXI века к почти одновременному осмыслению

фразеологических единиц как средспза и/или способа вербализации того или иного

концептуального содержания. Именно поэтому также необходимо не только ввести в .лингвистический обиход .понятие и термин «фразеологическая концептуализация», но и попытаться как можно полнее и детальнее изучить все аспекты, связанные с этим когнитивно-вербальным процессом.

Как вытекает из анализа множества современных исследовательских позиций, в настоящее время в теории языка обнаружилась своеобразная гносеологическая «ниша», сигнализирующая о необходимости разработки новой теоретической области - а именно теории фразеологической концептуализации мира (действительности). Ведь, вербализируя тот или иной кющепт, представляющий собой «основную ячейку культуры в ментальном мире человека» (Степанов 1997), фразеологические единицы объективируют соответствующий когнитивно-прагматический контекст, выступая своеобразными стереотипными поведенческими регулятивами.

Фразеологическая концептуализация МНСЛ обусловлена также тем, что устойчивые выражения языка, выступая обобщением морально-нравственного, социально-исторического и духовно-культурного опыта народа, по предельной концентр1грованности этико-религиозного и культурно-ценностного содержания близки мини-концептам. Особенность устойчивых единиц как знаков культуры с усиленной образностью и экспрессивностью также способствует тому, что именно они являются наиболее актуальным, действенным средством фразеологического концептуализирования мира во всех его проявлениях и свойствах.

Фразеологизмы, по Ф.И.Буслаеву, - своеобразные микромиры, они заключают в себе «и нравственный закон, и здравый смысл, выраженные в кратком изречении, которые завещали предки в руководство потомкам» (Буслаев 1954: 37). Во фразеологизмах отражаются также части мифов (мифологемы), «обычаи и верования, стереотипы и заблуждения каждого народа, его национальная культура» (Черданцева 1996: 58).

Как видно из этих и аналогичных им положений, фразеологи в принципе считают доказанным тот факт, что фразеологизмы отражают, репрезентируют, концептуализируют культуру и её главные составляющие - «нравственный закон», «мифы», «обычаи и верования», дух народа» (В.Гумбольдг), национальное самосознание в целом. Таким образом, следует признать, что фразеологизмы выполняют функцию особого комплексного языкового средства специализированного типа (вида) категоризации и концептуализации .мира - фразеологической концептуализации. Максимально значима эта функция именно в сфере морально-нравственного картирования действительности, так как в силу денотативно-

коннотативного своеобразия устойчивых единиц, их ассоциативно-образного богатства, оценочно-эмоционального модуса экспликации внутренней формы, запечатлевшей некую прототипную ситуацию, именно они наиболее полно и образно концептуализируют область морали и нравственности, выступают оценочно-поведенческими регулятивами, включающими морально-этическую квалификацию действий.

Устойчивые единицы языка своей аспектностью соответствуют положению Дж.Лакоффа о том, что конкретный физический или социальный опыт человека («experience») имеет концептуальную воплощенность.

Фразеологические единицы языка, по мысли М. Р. Проскурякова, представляют собой самодостаточную модель трансформации, свертки и развертки концептуальной информации (2002). В этом тоже проявляется потенциал ФЕ как особого механизма языка, связанного с функцией фразеологического концептуализирования мира.

Как установлено Т.В. Симашко, общие способы концептуализации реализуют существующие в языке различные возможности передавать сведения об объектах мира и месте языковой единицы, закрепляющей их, в системе языка.

Языковая концептуализация мира - это процесс духовно-вербального освоения и восприятия окружающей человека действительности; фразеологическая концептуализация действительности выступает частью языковой и связана с формированием особой, фразеологической, картины мира.

По нашим наблюдениям, соотносится с понятием фразеологической концептуализации мира и понятие фразеологической репрезентации концепта (Тимощенко С.А.), важнейшими средствами которой выступают пословицы и поговорки. Исследователи признают, что ценность их заключается в том, что они дают «обширное представление о нравственных категориях человека, о его привязанностях, жизненных приоритетах и ценностных ориентирах» (2006: 237).

В этой связи учёные говорят о том, что фразеологическая картина мира того или иного народа - это умение и искусство этого народа представлять сложные концепты в виде образов (Игнатова 2006).

Фразеологическая концептуализация действительности является, таким образом, особым механизмом языка в силу того, что устойчивые единицы осуществляют межпоколенную трансляцию культуры, сохраняя «ценности концептосферы культуры» (В.Н.Телия).

Необходимо подчеркнуть, что фразеологический уровень представляет особый слой в языковой картине мире и является этноспецифическим сводом законов данного народа. Он указывает не только на процесс и результат построения семантического пространства, а также на социальную этическую аксиологию: что хорошо и что плохо, как надо и как не надо поступать и т.п.

При уточнении аспектов фразеологического «освоения» мира, фразеологического концептуализирования важно и то, что фразеологизмы могут интерпретироваться и через сведения о реалиях и событиях, служащих объектами описания в страноведчески ориентированных словарях («задавать баню», «горю, как швед под Полтавой»), Отдельным! источниками культурной интерпретации служат разные типы дискурса и в первую очередь — религиозный, философский и литературный («испить горькую чашу», «сосуд скудельный», «шекспировские страсти», «дым отечества» и Др.).

Итак, устойчивые единицы языка - это функционально-семантически специализированные семиотические маркеры национально-культурного своеобразия этнического сообщества.

Интересна, с нашей точки зрения, мысль о том, что наиболее полно специфика концептуализации объекта отражается в значении, которое выступает одним из способов концептуализации. Кроме того, как проявление принципа концептуализации рассматривается Т.В.Симашко такой феномен, как точка зрения субъекта, что особенно релевантно в русле исследуемой в нашей работе проблемы. Ведь результатом фразеологической концептуализации MHCJI в русском и адыгейском языках мы считаем формирование в семиотическом поле культуры двух оценочно-аксиологических суперконцептов - «Добро» и «Зло», реализующих универсальные оппозиции нравственного порядка - «Хорошо» и «Плохо», в которых как раз и репрезентирована точка зрения как субъекта, так и коллектива (этноса, народа).

Выступая основополагающим компонентом духовной культуры, язык служит необходимым средством и условием формирования и эволюции других компонентов культуры. Исследование языкового (фразеологического) выражения системы морально-нравственных ценностей в русском и адыгском языках напрямую связано с выяснением особенностей самой морально-нравственной сферы личности и общества как важнейшего экстралннгвнстнческого фрагмента действительности, по-своему отражающегося в целостной языковой картине мира каждого народа.

Моралыю-1гравственные ценности каждого народа и личности, таким образом, выступают тем когнитивно-ментальным, духовным ядром, центром, который организует и определяет все системообразующие факторы этноса: его идеологию, политику, социально-экономическую сферу, религиозные институты, культуру, стратегию и тактику межгосударственной и внутригосударственной деятельности, науку, здравоохранение, аспекты воспитания и образования граждан и т.д. Именно этим объясняется важность изучения МНС как в теории языка, так и в лингвокультуролоши, социолингвистике, лингвострановедении и межкультурной коммуникации.

Альберт Швейцер шкал, что «среди сил, формирующих действительность, нравственность является первой...» (1992: 144) (выделено нами. - А.Т.). О значимости нравственного идеала личности высказывался К.Д. Ушинский, считая, что у русского народа есть свой собственный идеал человека, который не всегда соответствует требованиям общепризнанной христианской морали, но в то же время «он всегда выражает собой степень самосознания народа, его взгляд на пороки и добродетели, выражает народную совесть» (1988: 228).

Этико-аксиологаческий термин «нравственность» в целом является эквивалентом греческого слова «этика» и латинского слова «мораль». Данные термины близки по своему этимологическому содержанию и истории возникновения.

В современном литературном русском языке все три лексемы содержательно перекрещиваются и в принципе являются взаимозаменяемыми, отражающими общие денотатные области.

По данным различных источников, моральные ценности - это общественные установки, императивы, цели и проекты, выраженные в форме нормативных представлений о добре и зле, справедливом и несправедливом, о смысле жизни и назначении человека, о его идеалах и принципах (см.: Гусейнов, Апресян 2000).

Моральные ценности подразделяются на: 1) ценности личностные, 2) ценности социальные, 3) высшие моральные ценности.

1. К личностным ценностям многие ученые относят такие лучшие человеческие качества, как доброту, доброжелательность, мудрость, знание, твердость духа, мужество, настойчивость и др. (по Р.Вейссу).

2. К социальным ценностям принадлежит отношение к родине, семье, работе.

3. Высшие моральные ценности представляют собой нравственные феномены, обладающие максимальной значимостью в системе морали: добро, свобода, долг, совесть, честь, достоинство, ответственность, счастье, любовь, смысл жизни.

В национальном менталитете носителей русского языка прочно закрепилась лексико-семантическая корреляция понятий мораль - нравственность - духовность как единого прагматико-смыслового целостного образования, что обусловило специфику языковой - фразеологической - концептуализации всей морально-нравственной сферы.

Современная теория языка активно исследует коммуникативную, или прагматическую, функцию, включая воздействующую и нормативно-регулятивную функции оценки, однако, по нашим наблюдениям, ее когнитивная функция изучена пока неполно, хотя ей принадлежит важнейшая роль в процессе познания и номинации фрагментов окружающего мира. В этом плане фразеологические единицы, вербализующие морально-нравственную сферу, выполняют как когнитивную функцию механизма организации знаний средствами языка, так и функцию репрезентации семантической оценочной системы языка, отражающей социальный опыт национально-культурного сообщества. Существующие типологические закономерности корреляции этических, эстетических, гедонистических, психологических и рационалистических оценок раскрывают причинно-следственные связи между когнитивными механизмами и аспектами языка и культуры, показывают культурные основания оценочных значений. Анализ материала и научных источников по рассматриваемой проблеме фразеологической концептуализации морально-нравственной сферы в двух разноструктурных языках позволяет нам присоединиться к мнению Т.В. Писановой о том, что культурные и семантические основания, или мотивы, этических и эстетических оценок находятся в упорядоченной зависимости от культурных традиций и исторически сложившихся норм. Важно раскрыть устойчивые связи между дескрипциями и частными оценками, которые являются результатом стандартизации мнений, ставшей частью мировой и национальных культур (1997: 11-12).

Основания (мотивы, критерии) оценок имеют объективный характер, формируясь под воздействием наблюдаемых свойств, качеств объектов, культурно-исторических и социальных фактов, эмоционально-чувственного восприятия, вызывающего положительные и отрицательные реакции на разные типы и виды объектов.

Для этических оценок релевантно то, что понятие нравственности является исторически изменяющимся и в то же время - субъективным. Постоянным выступает тот аспект, что нравственные нормы, обычаи, законы, традиции направлены на благо человека и формируют, составляют его нравственные ценности, иерархично структурированные. Основные принципы человеческого поведения, зафиксированные в догматах любой веры, признаются высшими ценностями и могут

интерпретироваться как суперморальные нормы поведешга, к числу которых, например, относится постулат (идея) равенства и неравенства людей. Так, например, в Коране сказано, что нет различия между людьми, кроме как в богобоязненности.

То, что нравственные понятия имеют общегражданскую ценность, косвенным образом подтверждает толкование понятия «нрав» В.И.Далем: «Нрав - одна половина или одно из двух сложных свойств духа человека: Ум и нрав слитно образуют дух (душу, в высш. знчн.); ко нраву относятся, как понятия подчиненные: воля, любовь, милосердие, страсти и прч. ... Согласный союз нрава и ума, сердца и думки, образует стройность, совершенство духа; раздор этих начал ведет к упадку. В животном не может быть такого разлада ...//Общее выражение свойств человека, постоянных стремлений воли его; характер ...//То же свойство целого народа, населения, племени, не столько зависящее от личности каждого, сколько от условно принятого; житейские правила, привычки, обычаи ...//Нравственный...

К нравственному относится добро н зло ...//Добронравный, добродетельный, благонравный; согласный с совестью, с законами правды, с достоинством человека, с долгом честного и чистого сердцем гражданина...» (1989, т. 2: 558) (выделено нами. - А. Т.).

Мораль, как и нравственность, представляет ту духовную целостность, внутри которой только и может разворачиваться бытие людей как человеческое.

«Словарь русского языка» (1982, т.2) характеризует мораль следующим образом: «1. Совокупность принципов и норм поведения людей по отношению друг к другу и обществу; нравственность. 2 Нравственный вывод, урок из чего-л. 3. Разг. Нравоучение, наставление» (с. 298) (выделено нами. - А.Т.). Характерно, что моральный аспект жизни человека традиционно отождествляется с духовным, внутренним миром: «Морально. 1. Соответственно требованиям морали (в 1 знач.); нравственно. 2. Духовно, внутренне» (там же) (выделено нами. -А. Т.).

Исследование МНС как экстралингвистического феномена, подлежащего языковой концептуализации, опирается в нашей работе на важное положение о том, что «за словом (его репрезентацией во внутреннем лексиконе - его энграммой) стоит всегда значительная совокупность знаний о слове как языковом знаке с его интерпретантами, но также н набор знаний об объекте, названном данным словом» (Кубрякова 2004: 65) (выделено нами. - А.Т.).

Для разработки и углубления лингвистической теории языковой концептуализации принципиальную значимость имеет признаше того, что когнитивный подход и теория ношгаации тесно между собой связаны, поскольку «одним из важнейших вопросов последней является вопрос о том, какая часть знаний об объекте, переработанная или перерабатываемая сознанием и превращающаяся постепенно в концепт объекта, получает отдельное наименование, или, в других терминах, о том, совокупность каких смыслов становится поводом дтя их объединения и подведения под определенную материальную последовательность -«крышу» (тело) знака с последующей апробацией обществом скорректированного с этим телом знака его языкового значения. Осмысление акта номинации с когшгшвных позиций означает поиски и нахождение ответа на вопрос о том, какие наборы концептов и почему вербализуются в данном языке и какая конкретная языковая форма выбирается при этом для решения задачи» (Кубрякова 2004: 70-71) (выделено нами. - А.Т.).

В процессе фразеологической концептуализации действительности, особенно ее морально-нравственного фрагмента, содержится значительный потенциал

выявления специфики, уникальности именно этнокультурных ценностей, механизмов их взаимоотношений с общечеловеческой аксиосферой. В этом ключе фразеологизмы, пословицы и поговорки моралыю-нравствешюй сферы можно трактовать как эшоспецифические операторы и маркеры человеческой аксиосферы.

Морально-нравственные нормы выступают как некие эталоны, стандарты, сформулированные в результате многократно повторенной, проверенной и оцененной в понятиях добра и зла деятельности - индивидуальной, коллективной, профессиональной или какой-то иной. Моральные нормы всегда лежат в сфере осознанного, мотивированного поведения. Они есть решение нравственной задачи, практический вывод из предшествующей рефлексивной деятельности. М. Аль-Газали в книге «Нравственность мусульманина» пишет: «Роль нравственности более чем важна, поэтому необходимо постоянно наставлять других, давать им советы, дабы в их умах и сердцах укоренилось то, что вера, благочестие и нравственность - это последовательные и взаимосвязанные элементы одной цепи, звенья которой неразрывны» (2005: 19).

Анализируя нравственно-философский аспект адыгских пословиц и поговорок, З.У. Блягоз отмечает, что ггравственный и философский аспекты жизни человека привлекали лучшие умы человечества во все этапы развития общества. Центральным в понятиях «нравственность» и «философия» ученые считают место человека в мироздании, его взгляды на мир, восприятие окружающей реальной действительности, взаимоотношения между людьми в процессе трудовой и общественной деятельности.

В 2001 году вышел инновационный по своей концепции и содержательному ядру «Комплексный этико-культурологический словарь русского языка для школ республики Адыгея» (под общим руководством Р.Ю. Намитоковой). В этом словаре впервые системно представлены и дефинированы ключевые лексемы, репрезентирующие морально-этическую картину мира, представляющие важнейшие культурно-ценностные понятия русского и адыгейского языков. Сам выход в свет такого лексикографического издания может, с нашей точки зрения, свидетельствовать об актуальности изучения морально-нравственной сферы личности и социума в целом, о необходимости включения в школьную программу по русскому языку как в Российской Федерации, так и в республике Адыгея примерной темы «Лексика и фразеология морально-нравственной аспектности» или «Мораль и нравственность в лексике и фразеологии», чтобы обучение языку было неразрывно связано с нравственно-этическим воспитанием личности.

Семиотика рассматривает язык и религию как две самобытные знаковые системы, располагающие своим собственным содержанием и способом передачи данного содержания. План содержания языка и план содержания религии представляют собой два разных образа мира, две его различные модели. В формировании морально-нравственной сферы именно религиозно-конфессиональные факторы играли и играют важнейшую, определяющую роль, так как в религии, подобно языку, коренятся все начала человеческой культуры. Характерно, что в самых различных религиях основу базовых, ключевых значений формируют понятия, связанные с передачей информации: Откровение, Слово Бога, заповедь, пророчество, благая весть, пророк, Символ Веры, проповедь, молитва и др. Эта специальная информация дает людям сокровенные морально-этические знания о том, как надо строить свою жизнь и как надо жить.

Есть все основания полагать, что христианство, как ислам и другие религиозные конфессии, выступает неотъемлемой частью самобытной культуры, играет огромную роль в формировании мировоззрения, мировосприятия народа, его морально-нравственных ценностных систем. Как составная часть культуры, религия существует в одном пространстве с искусством, наукой, философией, литературой и т.п., являясь важнейшим фактом русской и адыгской духовной жизни.

Итак, духовная культура России и Адыгеи, отраженная в языке, косвенно свидетельствует о том, что в семантике этих языков скрыты механизмы, ориентирующие лексико-семантическую оценочную систему на системное отражение ценностных приоритетов национально-этшиеских сообществ. Теория языковой концептуализации мира, на наш взгляд, интегрирует когнитивные и культурные аспекты оценочной семантики в единое целое, в котором зафиксирован культурно-исторический и социальный опыт народов.

В третьей главе - «Семантические, аксиологические и оценочные основания фразеологической концептуализации морально-нравственной сферы в русской и адыгейской лингвокультурах» - рассматриваются религия и мифолого-религиозная картина мира как важнейшие моделирующие системы и факторы лингвокультурного своеобразия народов; исследуется фразеологическая концептуализация морально-нравственных ценностей в соответствии с библейскими заповедями как этноспецифическая аспектность русской фразеосферы; фразеологическая концептуализация МНС в соответствии с канонами Корана и «адыгства» - как этноспецифическая аспектность адыгейской фразеосферы; вычленяются и описываются суперконцепты «Добро» и «Зло» как реализация универсальных нравственных оппозиций.

Исследование особенностей фразеологической концептуализации морально-нравственной сферы личности на материале русского и адыгейского языков неизбежно подводит к необходимости рассмотрения таких принципиальных вопросов, как роль и степень влияния на ее формирование религии и религиозной картины мира этих народов в целом. Во многом специфика фразеологической картины мира в русском языке обусловлена особенностями традиции христианского учения как главного на Руси, а ФКМ в адыгейском языке - влиянием исламской теологии и феномена «адыгство».

Адыгейский язык - язык младописьменный. Несмотря на культурные связи адыгов с древнейшими народами Азии, а впоследствии с европейскими народами, имевшими свою письменность, никаких следов старой письменности у черкесов не сохранилось. Адыгейский язык, как известно, принадлежит к абхазо-адыгской группе иберийско-кавказских языков и наряду с русским языком является официальным государственным языком Республики Адыгея.

"Сопоставительное изучение русского и адыгейского языков имеет длительную историю. Адыгейский язык, гак же, как и все национальные языки, развивается не изолированно, а во взаимодействии и под сильным влиянием русского языка. Адыгейско-русское двуязычие связано с отношениями между адыгейским и русским народами, сложившимися еще до революции 1917-го года. Воздействие русского народа, более многочисленного, более развитого во многих отношениях, проявилось в том, что русский язык в среде адыгов стал средством общения наряду с родным, адыгейским, языком.

Проблемы взаимодействия русского и адыгейского языков в современную эпоху исследуются в работах Кумахова М.А., Шагирова А. К., Апажева М.А., Кумаховой

ЗЛО., Водождокова X. Д. и других. Важное место в данной проблеме занимают вопросы, связанные с адыгейско-русским двуязычием в условиях языкового контактирования. Достаточно глубоко эти вопросы исследуются в диссертациях Цыпленковой Л.Х. и Блягоза З.У.", - констатирует Ф.И. Хейшхо (2004: 24).

При таком тесном "географическом" контакте обязательно существует взаимодействие и взаимовлияние национальных культур, которые, в свою очередь, во многом развивались под влиянием .религии как мощного духовно-этического системообразующего феномена.

Следует принимать во внимание, что проблема религиозно-конфессиональной обусловленности формирования и развития национальных языков и культур до настоящего времени четко не ставилась и не изучалась в отечественной теории языка, хотя последние исследования в области лингвокультурологии и концептологии свидетельствуют о том, что специфика национальных аспектов бытия, в том числе языка и способов концептуализации мира, коренится и во многом детерминируется именно религиозными причинами, так как в религии заключены заветные для народов смыслы.

Мы полностью поддерживаем концепцию, согласно которой на формирование любого языка огромное воздействие оказывают не только социально-исторические аспекты, но и религиозно-духовные. Так, Н.Б. Мечковская заключает, что "родной язык относится к тем измерениям человека, которые не выбираются. Природа речевой деятельности человека двойственна: в ней есть и врожденное (генетическое) ..и приобретенное... Однако отнюдь не от генетики, а от социальных условий зависит то, какой именно язык... усвоит ребенок... В кругу... измерений человека и социума особое место занимают три признака: язык, эпичность (национальность) и конфессионально-вероисповедная принадлежность... Эти измерения называют в числе главных факторов, создающих своеобразие культуры и менталыюсти народа" (1998: 8-10). По нашему убеждению, именно эти три существенных признака обусловили своеобразие направления, механизмов и способов фразеологической концептуализации действительности в морально-нравственном фрагменте как культурной, так и языковой картины мира и в русском, и в адыгейском языках.

В истории культуры языки, на которых впервые было изложено, записано и канонизировано то или иное религиозное вероучение, как известно, стали называть "пророческими" или "апостольскими" ('посланническими') языками: это, например, письменно-литературный арабский язык (язык Корана) и классический персидский у мусульман; церковнославянский (старославянский) - у православных славян и румын; греческий язык и латынь - у христианских народов Европы. В этом плане русский язык определяется православными богословами как святоотеческий язык, так как именно на нем в XIX в. была создана обширная богословская литература, направленная на возрождение "святоотеческого духа" в сочинениях Феофана Говорова (Затворника), Игнатия Брянчашшова, Отца Иошша Кронштадтского.

Современные народы унаследовали ментальные и культурные традиции "своей" религии, которая, безусловно, в содержательном плане - смыслы, образы, идеи, символы, представления - внесла огромный вклад в формирование культуры и менталитета этноса.

Все это позволяет утверждать, что при изучении особенностей фразеологической концептуализации морально-нравственной сферы личности, в которой отражается менталыюсть народа, необходимо учитывать и религиозное мировоззрение русского (христианство-православие) и адыгского (ислам) народов, хотя и соседствующих

друг с другом, но принадлежащих и по языку - к разным семьям, и по вере - к разным конфессиям, что не могло не отразиться в целом на обычаях, традициях, менталитете, преломляясь в языке и картине мира этих эпических целостностей.

Продуктивным в этой связи является семиотический подход к религии как особому феномену, при котором успешно используются исторические объяснения отдельных ритуалов, словесных формул или изображений и т.п. Можно согласиться с точкой зрения Роберта Беллы, который определяет религию как особую систем}' коммуникации, как "символическую модель, формирующую человеческий опыт, -как познавательный, так и эмоциональный" (1972: 267) при решении важнейших проблем бытия.

Устойчивые единицы языка как специфический вербально-культурный аксиологический код нации актуализируют своей семантикой в основном обыденное (массовое) сознание.

В отличие от плана содержания семантической системы языка, план содержания религии (мифолого-религиозного сознания), по определению Н.Б. Мечковской, включает следующие компоненты: 1) веру как психологическую установку принимать определенную информацию и следовать ей ("исповедовать"), независимо от степени ее правдоподобности или доказанности, часто вопреки возможным сомнениям; 2) мифопоэтическое (наглядно-образное)содержание; 3) теоретический (абстрактно-логический) компонент; 4) интуитивно-мистическое содержать.

При этом в любые эпохи религиозное содержание в той или иной мере проникает во все другие формы общественного сознания - в обыденное сознание (фразеология. - А.Т.), искусство, этику, право, философию (см. Мечковская 1998: 26), демонстрируя особую "проникающую" в сознание силу.

Результаты проведенного нами исследования механизмов фразеологической концептуализации морально-нравственной сферы личности на материале русского и адыгейского языков наглядно свидетельствуют о таком аспекте, как то, что в разных религиях (христианство и ислам) один и тот же содержательный компонент может иметь, по выражению Н.Б. Мечковской, различную психологическую форму, специфически преломляясь в семантике этнофразем русского и адыгского языков. Так, например, представления о Боге в одних религиях выражены в мифопоэтическом образе Бога, т.е. актуализируют уровень наглядного знания, сюжетно и художественно организованного. В других религиях под Богом понимается некая идея (концепция, догмат Бога), актуализирующая знание иного, абстрактно-логического, уровня мышления. Вот как, например, характеризуется и интерпретируется Бог в исламе: "Аллах один, не имеет себе равного, слышит, видит. Он есть не тело, не вещь, не величина, не форма, не плоть, не кровь, не душа, не субстанция, не акциденция, не наделен цветом, вкусом, обонянием, осязанием, теплотой, холодом, влажностью, сухостью, длиной, шириной, тождеством, различием, движением, покоем... Он не может быть определен каким-либо определением, которое приложимо к созданиям, поскольку они сотворенные. Нельзя также сказать, что Он конечен... Он не определенный, не рожденный и не порождающий, чувства не постигают Его (ср. в христианстве: "Не гневи Бога"; "Бог прогневался" и т.д. - А.Т.), человек также не может определить Его по аналогии... Он первый и прежде всего. Он тот, кто предшествовал сотворенным вещам и существовал до сотворения... Он есть бытие, но не такое, как другие бытия. Он один вечен, нет иного вечного, кроме Него, иного Бога, подобно Ему (Цит. по: Керимов 1999: 12-13) (выделено нами. - А.Т.). Это определение содержит самое яркое

философское понимание сущности кораническото Единого Бога - Аллаха, который не имеет зримого образа, не может быть изображен, что отражается и на семантической системе языков тех этносов, которые исповедуют ислам: черты религиозного антропоморфизма в языке могут быть довольно слабы и не выражены четко, в том числе и во фразеологической картине мира.

У истоков христианства, как известно, были мифопоэтические предания, эмоционально насыщенные, наполненные наглядными образа ми, отличающиеся художественной выразительностью, что способствовало формированию образных представлений, легко проникающих в душу простого человека. Именно с этими аспектами связана общая высокая степень логической и вербальной (словесно-понятийной) представленности религиозных смыслов в языковой (фразеологической) картине мира тех этносов, которые исповедуют христианство.

Есть все основания полагать, что определенный фрагмент морально-нравственной сферы личности и народа концептуализируется в русском языке посредством таких фразеологических единиц (в самом широком понимании), которые эксплицируют моральные нормы и ценности, зафиксированные в десяти божественных заповедях. Морально-этические нормы библейских законов были восприняты и интерпретировались русским национальным сознанием под влиянием религиозного сознания, выступающего в роли особой моделирующей системы, что составляет, по нашим наблюдениям, семантико-прагматическую основу фразеологической концептуализации морально-нравственной сферы личности.

Как показывает проведенный анализ соответствующих русских устойчивых выражений, в них отражены и "тиражированы" ценности религиозного общения, как их понимает сам народ. В.И. Карасик считает, что религиозные ценности "сводятся к ценностям веры, таким, как, например, признание Бога, понимание греха и добродетели, спасение души, ощущение чуда, соблюдете обрядов... в религиозном общении суть дискурса состоит в открытом утверждении ценностей. Религиозные ценности определяют смысл жизни человека" (2002: 321).

Итак, принципы морали, будучи предельно обобщенными, отражают глубинные слои исторических условий бытия русского человека, его сущностные потребности. В отличие от обычаев, нормы морали отражаются в общих фиксированных представлениях (заповедях, принципах) о том, как должно поступать.

Содержание библейских заповедей отражает целостную систему воззрений на жизнь, содержащих в себе то или иное понимание сущности (назначения, смысла, цели) общества, человека. Нравы и обычаи могут быть оценены морально с точки зрения идеалов, критериев добра и зла. Что посеешь - то и пожнешь, - говорит русская пословица, а в Библии же сказано: кто сеет ветер - тот пожнет бурю (Библия, Осия: 8, 7)1.

Нравственность - сфера нравственной свободы личности, личная сознательность, переходящая в склонность и в побуждение творить добро. Всякое деяние благо (Б., Послание апостола Иакова: 1, 17). Мораль выражает воззрения, а нравственность фиксирует их исторически конкретную меру. Таким образом, все ФЕ, концептуализирующие мораль и нравственность, имеют возвышенную коннотацию, в них заключены основы жизненных принципов, которым в идеале должен следовать человек.

1 Далее ссылки на Библейские тексты даются указанием в скобках: Б., название части, номер главы и стиха.

Таким образом, одной из целесообразных форм классификации фразеологизмов, характеризующих морально-нравственную сферу, нам представляется классификация по библейским заповедям, которые возможно считать прецедентным! текстами.

В данных текстах словосочетание "дела плоти" означает грех. Дела плоти, по данным прецедентных текстов, превосходят по количеству дела духа, что обусловливает то, что фразеологизмы морально-нравственной сферы личности отрицательной оценки преобладают над фразеологизмами положительной характеристики, как показал проведенный нами анализ русской фразеосферы.

В соответствии с основными божественными законами, сформулированными во 2-й книге Моисеевой "Исход", в русской фразеологии, репрезентирующей морально-нравственную сферу личности как представителя своего народа, функционируют соотносимые с ними фразеологические единицы.

I.

1-я Заповедь: "Возлюби Господа твоего всем сердцем" ("Очень хорошо").

Эта заповедь наиболее широко отразилась в пословицах, что свидетельствует о большой любви русского народа к Богу:

"Жить - Богу служить"; "Жнв Бог - жнва душа мои"; "Кто любит Бога, добра получит много".

Многие фразеологизмы содержат в себе имя Бога, с которым ассоциируются следующие аспекты:

1.1. Добрые пожелания: помогай Бог, Бог помочь - выражение пожелания успехов в труде, в какой-либо деятельности; с Богом - счастливо, в добрый час! Пожелание успеха в каком-либо деле;

1.2. Радость: слава Богу (в 3-м значении) и слава те (тебе) Господи -выражение радости, успокоения, облегчения, удовлетворения по поводу чего-либо;

1.3. Предостережение: побойся Бога (2-е значение) - образумься. Выражение желания предостеречь кого-либо от необдуманного поступка;

1.4. Благодарность: молить бога (за кого) - выражать свою глубокую благодарность кому-либо, быть бесконечно благодарным кому-либо.

1.5. Просьбу: Христа ради (2-е значение), ради бога - пожалуйста, очень прошу. Выражение усиленной просьбы, мольбы; Христом Богом - усиленно просить, умолять и т.п. Просьба с упоминанием Бога не предполагает отказа. Для верующего человека это еще и напоминание о второй заповеди - "возлюби ближнего твоего".

2-я Заповедь: "Возлюби ближнего твоего как самого себя". В этой заповеди, как уже было сказано, имплицитно заключаются все другие, в том числе те заповеди, которые регламентируют аспекты бытия и поведения, связанные с делами плоти.

3-я Заповедь "Не прелюбодействуй". Дело плоти - прелюбодеяние ("плохо").

Пословицы: "Муж того не знает, что жена гуляет"; "В чужую жену черт

ложку меду кладет"; "Блудливой чушке полено на шею".

Фразеологизмы: наставлять рога (кому)-1) изменять мужу, сожительствуя с другим мужчиной; 2) оскорблять, унижать достоинство, честь какого-либо мужчины, сожительствуя с его женой.

По Библии, прелюбодеяние - единственное оправдание развода, который является грехом. Анализируя фразеологизмы данной группы, приходим к выводу, что русски"! человек понимает свою ответственность за семью и пытается избежать аморальных поступков.

4-я Заповедь "Не убивай". Дело плоти - убийство ("плохо").

Пословицы: "На убийце кровь. Кровь пути кажет"; "Напоить крепким чаем; подсыпать белого перцу"; "Сгубить легко, да душе каково?"

В некоторых пословицах об убийстве чувствуется "черная" ирония ("Пошел на дно раков ловить" или "Послать со дна рыбу ловить"), а в некоторых - скрытый упрек ("Убаюкали, что до дня Страшного суда не встанет", "Упестовали на вечный покой"). Но невозможно после совершения такого тяжкого поступка русской душе жить спокойно ("Сгубить легко, да душе каково?").

Фразеологизмы: обагрять руки в крови - убивать кого-либо; быть причастным к убийству, каз!ш; повергать в прах (кого) - умерщвлять, убивать, уничтожать совершенно; переступить через труп (кого, чей) - не остановиться даже перед убийством человека; отправить на тот свет (кого), отправить к праотцам (кого) -убивать, умерщвлять.

5-я Заповедь "Не кради". Дело плоти - воровство ("плохо").

Пословицы: "Воровство - последнее ремесло"; "Украсть - в беду попасть"; "Один в грехе, а все в ответе".

Фразеологизмы: нечист на руку - склонен к воровству, мошенничеству, плутоват; вороват; залезать в карман (чей, к кому) - незаконно пользоваться чужим добром; обкрадывать кого-либо; запускать руку (лапу) (во что, куда) - присваивать, пользоваться в корыстных целях, красть (обычно что-либо казенное, государственное, общественное); и др.

В данных фразеологизмах демонстрируется открытое неодобрение преступления заповеди. Воровство осуждается как последнее дело, причем грязное (нечист на руку), за которое придется, отвечать.

6-я Заповедь "Не лжесвидетельствуй". Дело плоти - ложь ("плохо").

Пословицы: "Врет, людей не стыдится и бога не боится"; "Вранье не ведет в

добро"; "Взять на шаромыгу. Обаял да обошел, на кривых объехал".

Фразеологизмы: врет (брешет) как сивый мерин - бессовестно, беззастенчиво, беспредельно (врет); вешать собак на шею (кому), вешать собак (на кого) -наговаривать, клеветать на кого-либо, необоснованно обвинять в чем-либо; обводить вокруг пальца (кого) - ловко, хитро обманывать; метать петли - обманывать, запутывать; для отвода глаз - чтобы отвлечь внимание, ввести в заблуждение, обмануть и др.

Рассматривая устойчивые сочетания, концептуализирующие во фразеосфере понятие "ложь", можно с уверенностью отметить, что русский человек отрицательно характеризует людей с данной чертой характера, очень колко, а порой даже грубо отзывается об этом, давая резко негативную оценку.

Ко лжи, обману относит русский менталитет также лицемерие и подхалимство.

Лицемерие: волк в овечьей шкуре - человек, прикрывающий свои дурные намерения, действия маской добродетели; лицемер ("плохо").

Подхалимство: извиваться ужом (змеей) (перед кем) - 1)льстить, угодничать, подхалимничать; 2) изворачиваться, ловчиться, хитрить; ходить на цыпочках -заискивать и др. ("плохо").

7-я Заповедь "Не обижай" ("плохо").

Пословицы; "Обпдящнм Бог судия. Обидчика Бог судит"; "Суди Бог того, кто обидит кого"; "Кто кого обидит, того Бог ненавидит".

Фразеологизмы: - обижаться: надувать губы (губки) - сердиться, обижаться, делая недовольное лицо; выражать неудовольствие, досаду и т.п.; надулся как мышь на крупу - очень сильно обижен, сердит, недоволен чем-либо. О человеке,

выражающем своим видом обиду, недовольство; не обижайтесь: не в обиду будь сказано (кому) - не обижайтесь на сказанное.

Фразеологизмы, концептуализирующие такую черту характера, как обидчивость, также актуализируют своей семантико-прагматической аспектностыо то, что русский народ осуждает как обидчиков, так и обидчивых. В Библии сказано, что нужно любить ближнего, не обижать его и во всем прощать.

8-я Заповедь "Почитай отца твоего и мать" ("Очень хорошо").

Концептуализация этой религиозно-этической установки, формирующей в душе

человека нравственное начало с раннего детства, приобрела в системе языка особое смысловое развитие, результатом чего явились устойчивые выражения самого широкого плана, объективирующие моральную норму в отношениях между детьми и их родителями.

Пословицы: "Не поживут дней своих, иже прогневят отца и мать"; "Живы родители - почитай, померли - поминай!"; "Не оставляй отца и матери на старости лет, и Бог тебя не оставит".

В этих пословицах излагается нравственное наставление и поучение. Старшее, более опытное, поколение пытается предупредить более молодое о том, что, как они поступят со своими родителями, так с ними поступят и их собственные дети. Бог всегда на стороне обиженных, а тем более пожилых обиженных, и тот, кто некрасиво поступит с родителями, будет отвечать перед Богом. Делающих же добро Господь благодарит, как отмечается в религиозной картине мира.

Фразеологизмы: не помнящий родства (в 1-м значении) - порвавший все связи с воспитавшей его средой, с родными, близкими ему людьми. Произносится обычно с оттенком неодобрения.

9-я Заповедь "Не пожелай чужого" (зависть) ("плохо").

Пословицы: "Нет пропасти супротив завистливых глаз"; "Злой плачет от зависти, а добрый от радости (от жалости)"; "Не столько смущает свой убыток, сколько чужой прибыток".

10-я Заповедь "Не судите, и не будете судимы; не осуждайте, и не будете осуждены" (злословие; сплетни - "плохо").

Пословицы: "Люден не осуждай, а за собой примечай!"; "Говоря про людей, устанется, а слушая про себя, достанется"; "Не осуждай, и осужден не будешь".

Фразеологизмы: перемывать косточки (кому) - сплетничать, судачить, злословить о ком-либо; надувать в уши (кому) - сплетничать, наушничать, наговаривать кому-либо на кого-либо; злой на язык - такой, который зло, язвительно говорит о ком-либо или о чем-либо, склонен к злым суждениям; суды да (и) пересуды - разные толки, разговоры, сплетай; судить да (и) рядить - много говорить, рассуждать о чем-либо, обсуждать кого-либо или что-либо.

"Итак, неизвинителен ты, всякий человек, судящий другого, ибо тем же судом, каким судишь другого, осуждаешь себя, потому что, судя другого, делаешь то же" (Б. Римлянам 2:1).

В русской языковой картоне мира в целом фразеологизмы, пословицы, поговорки (т.е. все виды устойчивых выражений) выполняют функцию аксиологического и оценочного маркирования, что особенно четко проявляется во фразеосфере морально-нравственной области. Как отступление от религиозно-этических и моральных канонов и заповедей расценивает русское культурно-этическое сознание такие отрицательные личностные качества, как:

Жестокость, драчливость, агрессивность ("плохо").

Пословицы1- "Я тебя взвешу на костяной (или: на ременный) безмен"; "Кровавыми слезами восплачете"; "Сделали мужику добро: переломили мужику ребро ".

Фразеологизмы: пересчитать ребра (кому) - сильно избить, поколотить кого-либо; перегрызть горло (кому) - в порыве ярости, злобы и т.д. жестоко расправиться с кем-либо; огнем и мечом - с беспощадной жестокостью, применяя самые крайние меры насилия, принуждения и др.

Вражда - дело плоти ("плохо").

Пословицы: "Бог дал родню, а черт вражду"; "Не будет добра, коли меж своими вражда".

Фразеологизмы: на ножах (с кем) - в резко враждебных отношениях; вбивать клин - разобщать кого-либо, делать чуждыми, враждебными друг другу.

По данным русской фразеологии морально-нравственной сферы, русские люди миролюбивы, они прощают своим обидчикам, а если и нет, то обычно не мстят.

Брань - дело плоти ("плохо").

Пословицы: "Кто ругается, у того лошадь спотыкается"; "Много бранился, а добра не добился"; "Спорить спорь, а браниться грех".

Фразеологизмы: мыть голову (кому) - сильно бранить, распекать кого-либо; накрутить хвост (кому) - в грубой форме сделать выговор, разругать, разбранить; задавать феферу (кому) - распекать, бранить, наказывать, обычно давая почувствовать свою силу, власть и т.п. и др.

По нашим наблюдениям над соответствующими ФЕ, русский человек жесток более на словах, чем на деле. Он, конечно, дает волю кулакам, причем делая это чаще в нетрезвом состоянии, но по своей сути он все же добр, что концептуализируют ФЕ сферы морально-нравственной квалификации личности

Пренебрежение, неуважительность ("плохо").

Фразеологизмы: плевать в глаза (в лицо) (кому) - выражать в резкой форме крайнюю степень презрения, пренебрежения, неуважения к кому-либо; поворачиваться спиной (к кому, к чему) - проявлять пренебрежение, безразличие; переставать обращать внимание на кого-либо или на что-либо.

Подлость - дело плоти ("плохо").

Фразеологизмы: подкладывать свинью (кому), подложить свинью (кому) -подстраивать втихомолку какую-либо неприятность, гадость и т.п.; нож в спину (кому) - предательский поступок, предательское поведение по отношению к кому-либо; отбивать (перебивать) хлеб (у кого) - лишать кого-либо заработка или возможности заработка, берясь за ту же работу, дело, занятие и т.п.

Бессовестность ("плохо").

Фразеологизмы: нет стыда в глазах (у кого) - кто-либо бессовестен, бесчестен, непорядочен, бесстыж и т.п.; креста нет (на ком) - кто-либо бесчестен, бессовестен в своих действиях, поступках.

Как видно из анализа соответствующих ФЕ, не всегда получается соблюдать заповедь о любви к ближнему. Забывая о ней, русский человек может повернуться спиной, способен презирать и пренебрегать, быть подлым и бессовестным, что фиксируется и осуждается народным самосознанием, эксплицируется посредством фразеологической концептуализации.

Пьянство - дело плоти ("плохо").

Пословицы: "Выпьешь много вина, так убавится ума"; "Кто чарку допивает, тот веку не доживает"; "Полно пить, пора ум копить. Душа дороже ковша".

Фразеологизмы: под мухой - в состоянии алкогольного опьянения или в состоянии легкого алкогольного опьянения, навеселе; заливать глаза -напиваться пьяным; луженая глотка (в 1 -м значении) - кто-либо обладает способностью часто пить не пьянея; в стельку', в доску, в дым, как сапожник -очень сильно (напиваться, быть пьяным).

II.

Плоды духа:

1. Любовь ("очень хорошо").

Пословицы: "Где любовь, тут и Бог. Бог - любовь"; "Мило, как люди людям милы"; "Нет ценности супротив любви".

Фразеологизмы: войти в сердце (в душу) - стать глубоко любимым кем-либо, вызвать чувство глубокой привязанности; большое сердце (у кого, в ком) - кто-либо способен горячо и сильно чувствовать, быть отзывчивым, добрым и т.д.

Анализ этих и других ФЕ морально-нравственной сферы позволяет сделать следующие выводы: в пространстве русского национального сознания любовь связывается с Богом; у русского человека это чувство очень развито и оценивается положительно. Он радуется как своей любви (и к себе), так и любви других людей друг к другу.

2. Радо сть (" хорошо").

Пословицы: "От радости кудри вьются, в печали секутся"; "От радости и старики со старухами помолодели"; "Радость прямит, кручина крючит".

Фразеологизмы: радость: на радостях (радости) - по случаю какой-либо удачи, какого-либо радостного события; от радости; радушие: с распростертыми объятиями - приветливо, радушно (принимать, встречать и т.п. кого-либо); душить в объятиях (кого) - крепко, горячо обнимать.

Анализ данных морально-нравственных ФЕ позволяет увидеть, что чувство радости отражается во внешности русского человека; когда он радуется, он становится моложе, стройнее, намного привлекательнее; при встрече он проявляет такое радушие, что может даже задушить в объятиях.

3. Миролюбие, миролюбивость ("хорошо").

Пословицы: "В мире жить - с миром жить"; "Худой мир лучше доброй бранн (драки)"; "Худое молчание лучше доброго ворчания".

Фразеологизмы: с миром - 1) без наказания, мирно (отпускать, оставлять, уходить и т.п.); 2) пожелание счастливого пути уходящему, уезжающему или пожелание добра остающемуся при прощании.

4. Долготерпение, терпеливость ("хорошо").

Пословицы: "Терпенье - лучшее спасенье"; "Покорись беде и беда покорится"; "За терпенье дает Бог спасенье" и многие другие.

Фразеологизмы: нести крест - терпеливо переносить страдания, испытания, тяжелую судьбу.

5. Милосердие, доброта, сострадание, душевность ("хорошо").

Пословицы: "Милостивому человеку и Бог подает"; "Милость на суде

хвалится. Красна милость и в правде"; "Милость смиряет".

Фразеологизмы: сердце кровью обливается (чье, у кого) - кому-либо невыносимо тяжело от душевной боли, чувства сострадания, жалости, щемящей тоски и т.п.

Фразеологизмы данной семантики показывают, что русский человек милосерд, жалостлив и милостив.

6. Вера ("хорошо").

Пословицы: "Вера спасает, вера животворит"; "Без добрых дел вера мертва (или: нема) пред Богом"; "Я, слава Богу, крещеный человек".

Данные пословицы концептуализируют ту идею, что хоть иногда и случается русскому человеку сомневаться, в целом вера у него сильна, она ассоциируется у него с честностью и преданностью.

7. Кротость ("хорошо").

Пословицы: "Кто живет тихо, тот не увидит лиха"; "Ищи кротости, чтоб не дойтн до пропасти"; "Силен как бык, а смирен, как корова".

Фразеологизмы: божья коровка - тихий, безобидный, не умеющий постоять за себя человек; мухи не обидит - кроткий, безобидный, добрый.

В данной части работы был проведен анализ фразеологической концептуализации морально-нравственных ценностей в соответствии только с библейскими заповедями, поэтому некоторые другие личностные качества и свойства, запечатленные в устойчивых выражениях русской фразеосферы, в нее не вошли, так как они концептуализируются безотносительно к религиозно-духовным канонам.

В традиционных эишческих культурах многих народов имеются в наличии понятия, определяющие для всех слоев населения морально-этический кодекс. В качестве такого у адыгов (черкесов) выступает адыгагъэ, у абхазов - апсуара, у башкир - йола. У многих народов можно встретить и другие понятия, характеризующие особенности их морально-нравственных норм («русская душа»),

Адыгагъэ выступает как объективная заинтересованность этноса в порядке и морали, а адыгэ хабзэ - как конкретные формы ее выражения, четкие этикетные нормы поведения (Ханаху 2002).

Изучение фрагментов адыгской языковой картины мира, выраженных в фундаментальных культурных концептах, позволяет утверждать, что в адыгском языке выявляются универсальные понятия, присущие культуре человечества в целом. Однако адыгская фразеологическая картина мира, складывающаяся в рамках соответствующего этносозпания, имеет свои особенности и отражает определенный способ восприятия и организации мира адыгами.

Адыгский этикет предполагает следующие нравственно-этические принципы: уважение и почитание старших, женщин, гостей, детей, родственников, а также самоуважение, благожелательность, скромность. Эти принципы являются способами повседневной духовно-нравственной организации адыгского общества. Поэтому для обозначения данного института нравственно-акцентировашгых форм общения P.A. Ханаху предложил слово шэнхабзэ (Ханаху 2002:173). В этом слове определяющую роль играет элемент шэн, что означает «прав», «мораль», «воспитанность», «манеры», что в целом значит «правила этикета», «этикет». Язык, представляя культуру адыгов, вобрал в себя эти основные принципы и нормы и репрезентировал их во фразеологическом континууме адыгского языка.

Таким образом, этикет является важным компонентом традиционного морально-правового кодекса адыгов, соотносимого с общечеловеческими

(гуманистическими) ценностями. Морально-нравственные ценности и качества адыгского народа закреплены в понятии «адыгагъ» ("адыгство"), что означает совокупность принципов и норм адыгской этики: человечность, чуткость, благовоспитанность, скромность, гостеприимство. В адыгском менталитете закрепилась идея о том, что «Хабазэр к1одымэ ц1ыфырн мэк1оды» - С исчезновением моральных норм исчезает человек».

Феномен адыгагьэ отражает этноспецифическую аспектность адыгейской культуры в целом и значительно влияет на формирование как МНСЛ, так и на всю фразеосферу языка. Многие исследователи сходятся во мнении, что именно адыгагьэ является тем нравственно-этическим стержнем, на котором держится вся духовно-нравственная система адыгейского народа. По нашим наблюдениям, принципы и нормы адыгагьэ наиболее широко и четко репрезентированы в тех устойчивых выражениях адыгейского языка, которые формируют фрагмент ФКМ, связанный с морально-нравственной сферой личности и народа.

Адыгагьэ - это традиционная базовая система морально-нравственных и этических норм, соотнесенная с общечеловеческими (гуманистическими) ценностями и ориентированная на них (Ханаху 2002:180).

Адыгство, как показывает Б.Х. Бгажноков, это специфическое выражение социального и индивидуально-личного морального кода. Взаимодействие этих кодов и создает образ нравственно ориентированной менталыюсти - адыгэ хьэл-щэн, а, следовательно, и базовой личности адыгского общества (2002).

Итак, во всех этических системах формируются ведущие моральные принципы, подчиняющие себе многообразие частных принципов и норм. Они носят характер базовых, постоянно действующих ценностей, не связанных условиями и обстоятельствам! времени, пространства, конкретных жизненных ситуаций, групповых или сословных отношений. В системе адыгской этики ученые отмечают пять таких постоянств: ц1ыхугъэ — человечность, нэмыс — почтительность, акъыл — разум, л1ыгъэ — мужество, нанэ — честь. Как видно из этого перечня, существует некоторое отличие вербальных ключевых аспектов адыгской этики от, например, христианской этической системы или традиционно русской, где важнейшим! принципами бытия выступают терпеливость, любовь, милосердие, кротость.

При исследовании механизмов и способов фразеологической концептуализации МНСЛ в адыгейском языке необходимо учитывать, что основное содержание, весь пафос адыгской этики сконцентрировали в принципе человечности. Другие заповеди, сохраняя относительную самостоятельность, имеют смысл только как средства наиболее полной, точной и успешной реализации гуманистических установок человеколюбия: почтительность обеспечивает атмосферу благожелательности и взаимного уважения при коммуникации, мужество организует и мобилизует усилия, необходимые для достижения нравственных целей, за разумом закреплена функция интеллектуальной цензуры поведения, за честыо — чувственно-эмоциональной. Человечность — господствующий принцип адыгства, подчиняющий себе действие всех других моральных принципов, механизмов, этических норм.

Необходимо подчеркнуть сложные взаимосвязи между религиозным сознанием адыгейского этноса и феноменом адыгства (адыгскости, по терминологии С.А. Ляушевой). Эта сложность во многом определила своеобразие семантико-менталытых и оценочно-аксиологических механизмов и тенденций фразеологической концептуализации МНСЛ, обусловила этноспецифичность адыгейской фразеосферы в

целом. Так, религиозное сознание предполагает общение верующих с Богом (или богами), определяет отношение верующих друг к другу в рамках одной конфессии (в «адыгагьэ» - в рамках одного этноса), а также отношение верующих к представителям других религий (в «адыгагьэ» — отношение между этносами). Адыги внутри этноса всегда относились друг к другу, исхода из традиций адыгскости; конфессиональная принадлежность, по мнению исследователей, не имела определяющего значения в социально-политических и научно-культурных типах коммуникации.

По наблюдениям ученых, система адыгскости во многих сферах жизни адыгов функционирует гораздо активнее, чем конфессионализированная религия (см.: Ляушева 2002). Ислам привел к проникновению в среду адыгского этноса арабоязычной культуры в ее многовековом развитии и национальной трансформации. Сложность взаимодействия и ислама, и других религий и культур репрезешпрована и в самой адыгской культуре. Кроме того, произошло переплетение ислама и традиций языческих верований и обрядов, а также христианских элементов религии, что отразилось и в языке.

Интересно отметить, что к началу XXI века появилась острая необходимость в появлении понятия, номинирующего аспект именно русской идентификации, подобного понятию «адыгскость». Ф.Ф.Фархутдинова одной из первых не только обратила на это внимание, но и опять ввела в научный обиход сравнительно новое понятие для культуры и этнолингвистики - русскость (2000). Исследовательница вполне справедливо отмечает, что «понятие русскость до сих пор не терминировано, как не определено до конца и его содержание. Объясняется это сложностью самого феномена русскость и коннотативной нагруженностью производящего слова русский, которое, подобно прилагательным советский, американский, западный, ещё долгое время будет нести на себе печать идеологизированности...

Попять сущность русскости, сформировавшейся в рамках народной культуры (так в терминологии Н.И.Толстого обозначена традиционная крестьянская культура), позволяют труды великого русского гуманиста Владимира Ивановича Даля, чьи главные детища - сборник «Пословицы русского народа» и «Толковый словарь живого великорусского языка» - можно без всякого преувеличения назвать генофондом русской духовной культуры и русской ментальности. Естественно, что в народной культуре понятие русскость не было ни терминировано, ни даже поименовано. Тем не менее оно было осмыслено достаточно глубоко и разносторонне.

Используя русские паремии (а в них, как ни в каких других единицах языка и речевых произведениях, отражается нормативно-ценностная картина мира представителей народной культуры), В.И.Даль наглядно показывает, что источником русскости, её корнем является малая родина» (2005:218-219).

По нашим данным, этноспецифическая аспектность адыгейской фразеосферы, детермшшрованная феноменом адыгства (адыгскости), проявляется и в блоке устойчивых оборотов с компонентом, имеющим обобщенное значение «сам»: «шъхьэр хэхыжъын» - самому уберечься, уберечь себя; «шъхьэкь уушэтын» -испытать самому, на себе; проверить своей головой; и т.п.

Н.Р. Иваноков выделил 14 таких фразеологизмов в адыгейском языке (1976); по нашему мнению, их культурная семантика отражает важнейшее требование адыгства к личности - быть самостоятельным человеком, не бояться брать ответственность на

себя; именно в этом, судя по данным устойчивым выражениям, и проявляется феномен мужества.

Особое место в адыгейской фразеосфере, по нашим наблюдениям, занимают устойчивые единицы адыгейского языка, репрезентирующие морально-нравственные ценности (и оценки) в соответствии с канонам! Корана, в чем также проявляется этноспецифическая аспектностъ адыгейской фразеологической системы в плане ее исторического становления и развития.

Исследуя экстралингвистическне факторы формирования адыгейской морально-нравственной фразеосферы в целом, следует иметь в виду, что уровень влияния ислама на жизнь адыгов в немалой степени зависел от общественной роли и значимости мусульманского духовенства, которое считалось свободным сословием, так как духовные лица не несли феодальных повинностей.

Адыгейская морально-нравственная фразеосфера с точки зрения обусловленности религиозным сознанием является более гетерогенной, «смешанной», так как в ней нашли отражение и языческие, и христианские, и исламские духовно-этические и нравственные морально-ценностные нормы, заповеди, приоритеты.

Получается, что фразеологическая концептуализация МНСЛ в адыгейском языке опирается на мифолого-религиозные основания и традиционный этикет - «адыгство»; причем религиозный аспект характеризуется многообразием конфессионально-вероисповедальных направлений (ветвей).

Установлено, что ментально-духовную основу фразеосферы МНСЛ в адыгейском языке преимущественно составляют этические нормы традиционной культуры (адыгство) и в меньшей степени - каноны и предписания Корана, также определяющие ценностно-оценочную аспектностъ морально-нравственного континуума адыгской лингвокультуры.

Коран (аль-куран, от араб. Караа «возглашать, читать вслух») - 1) Первоначально одно из множества названий для короткой формулы в проповеди Мухаммада. 2) Священное писание ислама, собрание проповедей пророка Мухаммада. В традиции ислама Коран считается несотворенной, вечной книгой, подлинник которой хранится на небесах и записан на перламутровых скрижалях (Гаврилова, Емельянов 2002:76).

В структурно-композиционном отношении Коран также отличается от Библии: он состоит из 114 глав, которые называются сурами; суры располагаются в порядке убывания длины (исключение составляет первая сура), отделяясь друг от друга басмалой.

Каждая сура, в свою очередь, делится на отдельные высказывания - аяты; общее вдело слов в коране - 77934. Большая часть проповедей Корана произнесена рифмованной прозой (садж), поэтому окончания аятов в суре совпадают.

Коран как уникальный духовно-литературный памятник и феномен именно арабской культуры, оставив колоссальный по своему значению след в религиозной и духовно-этической жизни адыгов, все-таки, в силу различий эттгогенетического характера, в области морально-нравственного воздействия и влияния на систему воспитания нации, по нашим наблюдениям, уступает феномену адыгства, что полностью подтверждается при анализе фразеологического фонда адыгейского языка.

В отличие от фразеосферы русского языка, в адыгейском языке отмечается гораздо меньше фразеологических корреляций именно с канонами и заповедями Корана, что можно трактовать как специфику лингво-менталыгого освоения мира

адыгами, при котором традиционно-этнические ценности как бы «впитывают», подчиняют «чисто» религиозные, что, возможно, для небольшого по численности народа выступает способом сохранения и укрепления национально-культурной, этнодуховной самоидентичности и эволюции.

Особенность фразеологической концептуализации МНЛС в соответствии с заповедями Корана в адыгейском языке заключается в том, что, по нашим наблюдениям, в данном фрагменте фразеосферы не установлена жесткая прямая корреляция между той или иной доктриной ислама и ее вербальной актуализацией посредством ФЕ. В адыгейской фразеологии, по нашему мнению, наиболее четко представлены и концептуализируются те Моралыю-этические аспекты ислама, которые совпадают в аксиологически-оценочном плане с общеадыгскими ценностями и моральными регулятивами.

Такая ситуация объясняется и тем фактом что традиция' толкования текста Корана характеризуется разнообразием школ и интерпретативных тактик, вследствие чего отсутствует единая стройная система доктрин (заповедей) Корана, признаваемая всеми мусульманскими теологами. Больше всего этических предписаний содержится в т.н. мединских сурах, а в целом следует отметить, что история формирования и кодификации Корана наиболее тщательно изучалась в Европе школами Т. Нельдеке и И. Гольдциэра. В России переводчикам! Корана на русский язык, как известно, были Д.Н. Богуславский, Г.С. Саблуков, И.Ю. Крачковский, Т.А. Шумовский, М.-Н. Османов.

Все отмеченные выше особенности выявляются при анализе фразеологической концептуализации морально-этических ценностей адыгейского этноса в соответствии с канонами Корана.

Итак, по отношению к основным доктринам ислама в адыгейской фразеологии, репрезентирующей морально-нравственную сферу личности как члена этносоциума, функционируют соотносимые с ними устойчивые единицы языка, осуществляющие:

1. Порицание лихоимства, чрезмерного увлечения земными благам и богатством:

Богатство - роса; Чрезмерность - глупость; Мамырныгьэр дышъэ кьушъхьэм нахь лъап1; Кто избалован богатством, тот забывает родственников.

1. Порицание и запрет пьянства, пристрастия к алкоголю:

Кто пристрастился к алкоголю, тот сам сдирает с себя шкуру, Пьяница -полчеловека; Пьяный подобен сумасшедшему.

3. Порицание и запрет убийства, а также насилия и жестокости:

Разбойнику ночь по душе; Шъузым езаорэр л1эп; лъыр Ьм пылъын

«убийца»; псэр хэутын «убить кого-либо»

4. Порицание и запрет воровства: На воре шапка горит (т. е. вор сам своим поведением выдает себя).

5. Порицание отсутствия благочестивостн, благородства, совести:

Кто имеет в душе злое намерение, того обходит добро (т. е. злость не приводит к добру); Самое страшное и плохое - это отсутствие у человека совести; Связаться с подлецом - приносить горе своей матери; наго зимы1 «бессовестный»; жэм къымыхьын «непристойно говорить»; ынэ кьэмыущакоу «без зазрения совести».

6. Порицание лживости, неправедности:

Лгун назначает сто сроков (т. е. лжец может беспредельно отодвигать сроки выполнения своего обещания); Лживое слово — слепая пуля (т. е. не достигает

цели); Ложь и воспитание - враги (т. е. эти понятия не совместимы, на лжи невозможно воспитать человека); На воре шапка горит (т. е. вор сам своим поведением выдает себя).

7. Порицание прелюбодеяния (единичные ФЕ):

Улыбчивая жена обычно подводит мужчину; Что оставить родину и оставить жену - одно и то же.

Наиболее широко представлено в устойчивых единицах адыгейского языка кораническое поощрение и восхваление таких нравствешю-религиозных добродетелей, как:

1. Доброта, свершение добра:

Акьыл зи1эм щэ1агъэ н1; Кто делает добро, тому уготовлено добро; Сделанное добро не пропадает; У доброго человека всегда гости; Красиво то, что хорошо.

2. Гостеприимство как доблесть:

Лучше пригласить человека в гости, чем его проводить; Если к тебе пришел в гости даже враг, то он становится другом (т. е. пользуется такими же правами, как и друг); Когда приходит гость, хозяин радуется (т. е. хозяину приятно принимать гостя).

3. Терпеливость, мудрость, снисходительность:

К умному мужчине за советом обращаются; Лучше ум, чем богатство; Не вынимай преждевременно кинжал из ножен.

Как вполне обоснованно считает В.И. Карасик, по своей суш концепты характеризуют бытие во всей его полноте, от обиходного состояния до выхода на смысложизненнные ориентиры поведения (2006:59) (выделено нами. - А.Т.). Есть все основания полагать, что важнейшим • результатом фразеологической концептуализации МНСЛ в русском и адыгейском языках выступают суперконцепты «Добро» и «Зло», которые реализуют универсальные оппозиции нравственно-этического порядка - «хорошо» и «плохо». Это связано с тем, что одним из главных конститутивных признаков категориального статуса концепта признается его антонимический характер, наличие бинарной оппозиции как релевантного признака любого концепта. Эта бинарность, как отмечает В.И. Карасик, может иметь разные направления, уточняющие концепт диалектически или логически, например: сущность - явление, жизнь - смерть, свобода - необходимость (2006).

По нашим наблюдениям, морально-нравственные концепты «любовь», «гордость», «терпение», «милосердие», «кротость», «сострадание», «зависть» и др. являются регулятивными, так как в их содержании главное значение имеет ценностный компонент (высшие ориентиры и нормы поведения). Представляя оценочную систему культурных дошгнант поведения, эти концепты формируют универсальные суперконцепты (по терминологии Л. Ю. Буяновой) «Добро» и «Зло», но составные элементы этих суперконцептов характеризуются этнокультурной спецификой и маркированностью. Так, например, они репрезентируют доминирование созерцательности и морали в русской культуре, а в адыгейской -приоритет агентивности и адыгскости. В суперконцептах «Добро» и «Зло» представлены универсалии духовной культуры, имеющие для человека особый смысл, - смысл жизни; в регулятивных концептах как бы зашифрована, аккумулирована специфическая менгальность того или иного этноса.

Адыгейский язык заключает в себе национальную, самобытную систему, которая определяет мировоззрение носителей данного языка и формирует их картину мира, в которой приоритетными являются суперконцепты «Добро» и «Зло».

Адыгские культурные концепты, формирующие суперконцепты «Добро» и «Зло», понимаются как универсальное средство этнического самовыражения и формы культуры. Тематический анализ пословиц и поговорок, адыгского языка показал наличие в них следующих базовых концептов: честь, достоинство, мужество, родина, семья, человек, гостеприимство и др. Данные концепты отражают морально-нравственные ценности и качества, присущие адыгскому народу и представленные в адыгской языковой картине мира.

Отношение адыгов к добру и злу выражено во многих устойчивых оборотах языка, например: У кого в душе зло, того обходит добро; Кто делает добро, того вдет добро; Кто ищет зло, тот гибнет от зла; У кого душа добрая, у того и лицо красивое; Кто со злом не повстречался, тот добра не понимает и др.

По нашим наблюдениям, суперконцепт «Добро» в адыгейской лингвокультуре формируется посредством следующих ФЕ, выступающих реализацией интегративной универсальной нравственной категории «Хорошо»: Дорожи честью больше, чем жизнью; Дружба людей — неприступная вечная крепость; Кто воспитывает детей, тот достоин семьи; Кто не падает духом, тот спасается даже в гибельных условиях; Кто советуется, тот не ошибается и т.п.

Суперконцепт «Зло» в адыгейской фразеосфере формируется посредством таких устойчивых выражений языка, которые актуализируют своей совокупностью интегративную нравственную категорию «Плохо»:

Все, что опьяняет человека, — грех (т. е. все, что способствует потере разума, сознания, человеческого облика - грех).

Высокомерие обесценивает красоту.

Трус боится своей тени (т. е. он всего боится).

У подлости много ног; Что оставить родину и оставить жену - одно и то же и

др.

Как видно из этих примеров, добро и зло, являясь универсальными образами сознания, формируют и целостные фразеологические образы Добра и Зла, которые можно интерпретировать как универсальные концепты-регулятивы. Сами лексические единицы «добро» и «зло», выступающие именем концепта, характеризуются высокой степенью абстрактности своей семантики, что неизбежно распространяется и на семантику ФЕ:

«Добро - 1. Все положительное, хорошее; противоп. зло. ... 2. Хорошее, доброе дело; поступок, приносящий пользу». (СРЯ, Т.1, 1981:409);

«Зло - 1. Все дурное, плохое, вредное; противоп. добро. ... 2. Беда, несчастье, неприятность. ... 3. Злое чувство, гнев, досада ...» (СРЯ, Т.1, 1981: 612). Следует присоединиться к позиции М.Р. Проскурякова, что словарь служит примером актуального среза языковой концептуализации. Понятия представлены в словарных статьях в логической последовательности связей, продиктованной современными концепциями языка, культуры и науки. Каждое понятие может быть понято, истолковано лишь в связях с цепью других понятий, дискретно развернутой в тексте словаря (2000:19).

В русском языке фразеологическая концептуализация понятия «добро» также характеризуется многообразием видов и форм семантической репрезентации. По данным фразеологической сферы морально-нравственного и этического пространства

русского языка, русским свойственны душевность, самоотверженность, щедрость, хлебосольство, упорство, неприхотливость, совестливость, что ярко и убедительно представлено в соответствующих пословицах, поговорках и ФЕ русского языка:

1. Душевность, доброта - Доброму сухарь на пользу, а злому н мясное не впрок; Добрый плачет с радости, а злой - от зависти; Добрый как ангел и мн. др.

2. Совестливость, правдивость, честность: Совесть добрая есть глас Божий; Правдив будь - и правдивых друзей ищи; Правду Бог видит и др.

3. Отзывчивость, открытость, чуткость: Входить в положение; Весь как на ладони; Открывать сердце;

4. Гостеприимство, щедрость: Встречать с распростертыми объятьями; Гости позваны, и постели постланы; Последнюю рубашку с себя снимет и др.

Как показывает анализ фактического материала, в русской фразеологической картине мира суперконцепт «Зло» формируется на основе таких устойчивых единиц языка, которые объективируют интегративную нравственную категорию «Плохо»:

Сердце мохом обросло; Не одолевайся злобою, но одолевай благим злое; Гнаться за длинным рублем; От чужих пожитков не нажить прибытков; Лучше умереть с добрым именем, чем благоденствовать с худым; Чужое добро страхом огорожено; Не ищи в других правды, если ее нет в тебе; Пьяное дело шатовато, а похмельное тошновато; Вино и мудрых побеждает и др.

По.нашим наблюдениям, устойчивые выражения языка, относящиеся к понятиям добра и зла, составляют основу нравственного закона жизни.

В суперконцептах «Добро» и «Зло» реализуются морально-этические принципы, аспектность поведения, отношения к себе, к людям, к социуму, к миру в целом. Следует добавить, что положительные коннотации также формируют суперконцепт «Добро», а отрицательные - суперконцепт «Зло». В целом отмечается, что культурные концепты как обыденные аналоги философских и этических терминов (добро, зло, истина, творчество, человек, судьба и др.), ключевые слова метаязыка культуры, имеющиеся в любом языке, актуальные для каждого человека (Н.Д. Арутюнова), выступают элементами копштивио-концептуальной системы.

Нельзя не признать, что суперконцепты «Добро» и «Зло» связаны и с онтологическими, гносеологическими понятиями, определяющими специфику ЯКМ этноса.

С понятием зла особым образом коррелирует понятие «грех», выступающее ментальной доминантой русского религиозного сознания. Не останавливаясь подробно на анализе этого понятия (что не входит в задачу нашего исследования), отметим три традиционных значения этого понятия:

1. У верующих: нарушение религиозно-нравственных предписаний (религ.);

2. перен. Предосудительный поступок, преступление;

3. в знач. сказ. Грешно, нехорошо.

Все эти семантические оттенки, аспекты также репрезентированы во фразеологических концептах русского языка «Добро» и «Зло», которые совмещают в себе черты «концептов-ушгаерсалий» как «когнитивной основы ... сложных семантических структур», так и «концептов-универсалий» как когнитивной основы афористических и фразеологических выражений (Алефиренко, Золотых 2004: 133).

В рассматриваемых суперконцептах представлены, как отмечалось ранее, религиозные, сакральные, мифологические, философские и этические смыслы, актуализирующие соответствующие культурные коды. Во фразеологических суперконцептах «Добро» и «Зло» реализован духовный код культуры, который

составляют нравственные ценности и связанные с ними базовые оппозиции культуры - «добро-зло», «хорошо-плохо», «плюс-минус» и др. Духовный код по сути своей изначально аксиологичен и, наряду с другими культурными кодами, задает и предопределяет метрически - эталонную сферу, участвующую в структурации и оценке окружающего мира.

Таким образом, в наличии рядов фразеологических единиц, построенных на отношениях семантической противоположности, находит отражение основной принцип «фразеологического» изображения действительности: минуя среднюю ступень выражения признака, обозначить крайние, взаимно противоположные формы его проявления: хорошо-плохо; красиво-некрасиво; нравственно-безнравственно и т.п. ФЕ МНСЛ репрезентируют Добро как принцип взаимосвязанности всего сущего в мире; а Зло - как несоответствие, «закравшееся» в триединство мысли, слова и дела; в устойчивых единицах русского и адыгейского языков отразилось отношение народа к человеческим достоинствам и недостаткам, к историческим событиям, религии, различным жизненным ситуациям, которые в общем виде можно квалифицировать как феномены «хорошо» или «плохо».

В целом следует подчеркнуть тот факт, что все-таки, несмотря на значительные ситуативно-семантические параметры суперконцепта «Зло» в рассматриваемых лингвокультурах, фразеологический фонд языков наглядно демонстрирует нравственное величие Человека, которое заключается в вечном стремлении к совершенству, Добру, в данной ему от природы Любви к духовному началу в себе и в других, в Любви и уважении нравственной истины, то есть нравственного идеала.

В Заключении подводятся итога исследования, в которых отражены важнейшие механизмы и направления фразеологической концептуализации МНСЛ в русском и адыгейском языках, показывается потенциал фонда устойчивых единиц языков -хранить и передавать из поколения в поколение в образно-экспрессивной, назидательно-дидактической форме основные духовные ценности культуры, моральные максимы и нравственно-этические эталоны поведения и бытия в целом. Кроме того, намечаются дальнейшие перспективы исследования теоретических основ фразеологического концептуализирования действительности в ее различных фрагментах.

Общее количество публикаций - 45 работ, в том числе по теме диссертации -

20:

1. Фразеологическая концептуализации морально-нравственной сферы личности и народа: мифолого-религиозные и этнокультурные основания (на материале русского и адыгейского языков). Монография. Краснодар, 2006. - 251 с.

2. Антропоцентрический аспект семантики фразеологизмов // Лингвистическое образование: профессия, миссия, карьера: Мат-лы Всероссийской науч.-практ. конфер. Ставрополь, 2003. С. 36-50.

3. Фразеология как средство концептуального членения мира // Язык и межкультурная коммуникация. Майкоп, 2003. Ч. 1. С. 135-145.

4. Этпофразема как источник фразеологии в современном русском языке // Русский язык и активные процессы в современной речи: Мат-лы Всероссийской науч.-практ. конфер. 26-28 ноября 2003 г. М.-Ставрополь, 2003. С. 203-206.

5. Актуальность культурологического аспекта в изучении фразеологических оборотов в лингвистической литературе // Лингвистическое образование: профессия, миссия, карьера: Мат-лы региональной науч.-практ. конфер., посвящ. пятилетию ФРГЯ. Ставрополь: СГУ,2003. С. 84-92.

6. Лингвокультурологический подход к изучению адыгейских пословиц и поговорок // Язык. Этнос. Сознание: Мат-лы международ, науч. практ. конфер. 24-25 апреля 2003. Т. 1. Майкоп, 2003. С. 34-41.

7. Фразеологизмы русского языка как средство характеризации личности // Этнокультурное образование: совершенствование подготовки специалистов в области традиционных культур: Мат-лы 4-го международ, науч. симпозиума: Восточно-Сибир. акад. культуры и искусств. Улан-Удэ, 2004. С. 59-65.

8. Фразеология в тексте языка Корана и проблемы культуры речи // Актуальные проблемы общей и адыгейской филологии: Мат-лы Всерос. науч.-практ. конфер. Майкоп, 25-26 мая 2004. С. 48-54.

9. Особенности языковой концептуализации морально-нравственной сферы личности // Современные проблемы лексикологии и терминологии: Мат-лы межвузовской докторантско-аспирантской конф. Краснодар, 2004. С. 160-166.

10. Этнофраземы как средство формирования адыгейской языковой картины мира //Научная мысль Кавказа. Приложение. Ростов н/Д, 2005. № 2. С. 165-171.

11. Морально-нравственная сфера личности как объект лингвистического изучения и описания // Научная мысль Кавказа. Приложение. Ростов п/Д, 2005. № 3. С. 145-153.

12. Национальная языковая личность и языковая картина мира в лингвокультурологии //Научная мысль Кавказа. Приложение. Ростов н/Д, 2005. № 1. С. 115-123.

13. Морально-нравственные ценности и качества в адыгской языковой картине мира // Актуальные проблемы лингвистической культурологии - 3: Сб. ст. М.: МГПУ, 2005. С. 145-156.

14. О термине и понятии «языковая концептуализация»: аспекты интерпретации // Юбилейный сб. науч. тр., посвящ. 75-летию проф. Г. П. Немца. Краснодар, 2005. С. 275-280.

15. Языковая концептуализация морально-нравственной сферы личности (на материале фразеологических единиц русского и адыгейского языков) // Актуальные проблемы современного языкознания и литературоведения: Мат-лы 3-й межвузов, конф. молодых ученых. Краснодар, 24 апреля 2004 г. Краснодар: КубГУ, 2005. С.159-162.

16. Семиотические и духовные аспекты концептуализации моральной сферы социума // Дискурсивное пространство: эволюция и интерпретации / Экологический вестник научных центров черноморского экономического сотрудничества (ЧЭС). Приложите № 2. Краснодар, 2006. С. 181-185.

17. Мораль и нравственность как аспекты бытия: когнитивный аспект // Дискурсивное пространство: эволюция и интерпретации / Экологический вестник научных центров черноморского экономического сотрудничества (ЧЭС). Приложение № 2. Краснодар, 2006. С. 186-190.

18. Фразеологическая концептуализация морально-нравственных ценностей в соответствии с библейскими Божественным! заповедями как этноспецифический аспект русской фразеологии // Дискурсивное пространство: эволюция и интерпретации / Экологический вестник научных центров черноморского экономического сотрудничества (ЧЭС). Приложение № 2. Краснодар, 2006. С. 191197.

19. Религия и мифолого-религиозная картина мира как моделирующие системы и факторы лингвокультурного своеобразия народов // Актуальные проблемы

современного языкознания и литературоведения: Мат-лы межвуз. докторантско-аспирантской конференции. Краснодар, 2006. С. 302-306.

20. Моралыю-нравствешгая сфера личности как объект лингвистического изучения и описания: когнитивный аспект // Актуальные проблемы современного языкознания и литературоведения: Мат-лы межвуз. конференции молодых ученых. Краснодар, 2006. С. 307-311.

ТРАХОВА Амннет Шамсудиновна

ОСОБЕННОСТИ ФРАЗЕОЛОГИЧЕСКОЙ КОПЦЕПТУАЛИЗАЩШ МОРАЛЬНО-НРАВСТВЕННОЙ СФЕРЫ ЛИЧНОСТИ (на материале устойчивых оборотов русского и адыгейского языков)

Автореферат

диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук

Подписано в печать 20.12.2006г. Гарнитура Тайме. Печать рнзографня. Бумага офсетная. Заказ 1338 Тираж 100 экз. Усл. п. л. - 4,33

Отпечатано в типографии ООО «Копи-Принт». Краснодар, ул. Красная, 176, оф.З. т/ф 279-2-279. ТК «Центр города»

 

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора филологических наук Трахова, Аминет Шамсудиновна

ВВЕДЕНИЕ.

ГЛАВА 1. ТЕОРЕТИКО-МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВАНИЯ ПРОБЛЕМЫ ЯЗЫКОВОЙ КОНЦЕПТУАЛИЗАЦИИ И КАТЕГОРИЗАЦИИ МИРА.

1.1. Интерпретативные рамки термина и понятия «языковая концептуализация» в современной теории языка.

1.2. Понятийно-терминологический аппарат исследования аспектов и механизмов языковой концептуализации: общая характеристика.

1.2.1. Концепт как основное средство языковой (фразеологической) концептуализации действительности: категориальная и ментальная сущность

1.2.2. Способы представления знаний о мире в языке : виды и характеристика картин мира.

Выводы.

ГЛАВА 2. ФРАЗЕОЛОГИЯ КАК СПЕЦИФИЧЕСКОЕ ЛИНГВОМЕНТАЛЬНОЕ И КОГНИТИВНОЕ ПРОСТРАНСТВО РЕАЛИЗАЦИИ ДУХОВНО-НРАВСТВЕННОГО ОПЫТА И МОРАЛЬНЫХ ЦЕННОСТЕЙ НАРОДА

2.1. О традициях исследования фразеологических единиц в теории языка: классификационный аспект.

2.2. Фразеологическая концептуализация действительности как особый аспект (механизм) языка: проблема национально-культурной маркированности.

2.3. Морально-нравственная сфера народа и личности как объект лингвистического изучения и описания: когнитивно-ценностный аспект.

Выводы.

ГЛАВА 3. СЕМАНТИЧЕСКИЕ, АКСИОЛОГИЧЕСКИЕ И ОЦЕНОЧНЫЕ ОСНОВАНИЯ ФРАЗЕОЛОГИЧЕСКОЙ КОНЦЕПТУАЛИЗАЦИИ МОРАЛЬНО

НРАВСТВЕННОЙ СФЕРЫ В РУССКОЙ И АДЫГЕЙСКОЙ ЛИНГВОКУЛЬТУ РАХ.

3.1. Религия и мифолого-религиозная картина мира как моделирующие системы и факторы лингвокультурного своеобразия народов.

3.2. Фразеологическая концептуализация морально-нравственных ценностей в соответствии с библейскими божественными заповедями как этноспецифическая аспектность русской фразеосферы.

3.3. Фразеологическая концептуализация морально-нравственных ценностей в соответствии с канонами «адыгства» и Корана как этноспецифическая аспектность адыгейской фразеосферы.

3.4. Суперконцепты «Добро» и «Зло» как реализация универсальных нравственных оппозиций.

Выводы.

 

Введение диссертации2007 год, автореферат по филологии, Трахова, Аминет Шамсудиновна

Проблема языкового представления лингвоментальных, когнитивных и духовно-нравственных аспектов личности (и социума) является в настоящее время одной из наиболее культурно значимых и перспективных. Во многом это определяется интересом к способам оязычивания так называемого «человеческого фактора», желанием лингвистов, этнокультурологов, этнопсихологов, социолингвистов, лингвоконцептологов выявить специфику национально-культурного, духовного пространства личности, закрепленного и отраженного в языке.

Одним из интенсивно развивающихся направлений в рамках теории языка выступает исследование языковой концептуализации мира (Е.С. Кубрякова, Н.В. Антропова, Л.Ю. Буянова, В.А. Рыбникова, A.B. Жандарова, А.Т. Ашхарова, JI. Бартошевич, Т. В. Булыгина, А. Д. Шмелев,

B.З. Демьянков, Ю.Г. Панкрац, В.Я. Мыркин, Т. С. Нифанова, О.Г. Почепцов, О.С. Разумовский, Ю.С. Степанов и др.), а также изучение концепта как знака языка и культуры, как средства и способа языковой концептуализации мира (см.: С.А. Аскольдов, А.П. Бабушкин, В.М. Бухаров, Л.Ю. Буянова, А. Вежбицкая,

C.Г. Воркачев, В.Г. Зусман, В.И. Карасик, H.A. Красавский, Д. С. Лихачев, С.Х. Ляпин, Ю.С. Степанов, И. А. Стернин, Г. В. Быкова, Ч.У. Моррис, З.Х. Бижева, Г.Г. Слышкин, A.A. Буров, Е.В. Бабаева, O.A. Дмитриева, A.A. Залевская, Е.С. Кубрякова, В.П. Нерознак, М.В. Пименова, З.Д. Попова, O.K. Прохвачева, A.B. Пузырев и мн. др.) .

Проблема языковой концептуализации действительности в определенной степени связана с развитием отмечаемой лингвистами «общепознавательной тенденции преодолевать разрыв между научным и обыденным знанием» (Аронов 2004; цит. по: Агрова 2005: 10). Е.С. Кубрякова, исследуя роль языка в познании и интерпретации мира, отмечает, что «то, что „схвачено знаком" и получило свое название, свое имя в языке, обладает для человека исключительной значимостью, а потому играет в осуществлении мыслительных процессов едва ли не основополагающую роль» (2004: 305).

В то же время, как показывает наше исследование научных источников по проблеме языковой концептуализации мира, она до настоящего времени не нашла своего однозначного решения, что объясняется сложностью и многосторонностью этого лингвистического процесса (явления). В теории языка постулируется, что необходимо искать и определять когнитивные механизмы, которые при всех вариациях функционирования в отличающихся формах познавательной деятельности сохраняют нечто общее и существенно важное для понимания природы и сущности человеческого познания.

Если следовать предложенному пониманию концептуализации, то становится ясна неразрывная связь ее исследования с исследованиями семантики. И это естественно хотя бы потому, что в ряде фундаментальных отношений познавательные процессы суть собственно процессы порождения и трансформации смысла.

Поэтому значимость исследований семантических реалий не ограничена рамками темы «концептуализация». Подобные исследования важны потому, что они позволяют совершенно нетрадиционно подойти к обсуждению целого ряда классических проблем, дать их новое толкование, а часто и сформулировать такие вопросы, которые при всей их важности для развития знания в принципе не могут быть поставлены при иной ориентации» (Концептуализация и смысл 1990: 4).

С учетом именно этих позиций проводится исследование фразеологической концептуализации морально-нравственной сферы личности на материале русского и адыгейского языков; именно с необходимостью для теории языка и лингвоэтнологии выявления ее универсальных и специфических аспектов связана актуальность темы и проблематики данной работы. Ее актуальность проявляется также в том, что сегодня существует настоятельная потребность и необходимость в выявлении и описании процессов категоризации и вербализации духовно-нравственного уровня существования Личности в этом мире, чего еще не было осуществлено не только сразу на материале русского и адыгейского фразеологического фонда, но и в каком-либо из этих языков вообще. «Роль нравственности более чем важна, поэтому необходимо постоянно наставлять других, давать им советы, дабы в их умах и сердцах укоренилось то, что вера, благочестие и нравственность - это последовательные и взаимосвязанные элементы одной цепи, звенья которой неразрывны» (Аль-Газали 2005: 19).

Актуальность выявления особенностей вербализации МНС личности определяется в значительной степени антропоморфизмом современной научной гуманитарной парадигмы, направленностью исследовательского интереса на Человека как главного субъекта бытия. Характер человека, система его (и общечеловеческих) морально-нравственных ценностей - это те экстралингвистические факторы, специфика которых во многом обусловливает направления, механизмы и аспекты категоризации и вербализации данной сферы как фрагмента языковой картины мира. Сложность решения данной исследовательской проблемы заключается в том, что еще недостаточно выявлена и изучена специфика оценочной семантики языка, в котором отмечены «следы» нескольких этнических культур и существуют необходимые для его успешного функционирования вариативность и стабильность (например, русский и адыгейский языки).

Объектом исследования служат фразеологические единицы в широком смысле - разнообразные устойчивые выражения русского и адыгейского языков, средства, способы, вербальные механизмы, концептуализирующие морально-нравственную сферу личности.

Предметом анализа выступают процессы категоризации и фразеологической концептуализации морально-нравственных и мифолого-религиозных феноменов, которые представляют собой культурно-ментальную и духовную основу бытия человека и этноса.

Основной целью исследования является установление и описание важнейших параметров фразеологической концептуализации как сложного когнитивно-вербального процесса, результирующего аспекты формирования и развития морально-нравственной системы личности и социума в русском и адыгейском языках.

Для достижения поставленной цели в работе необходимо было решить следующие задачи: рассмотреть амплитуду интерпретаций проблемы языковой концептуализации в современной теории языка; проанализировать важнейшие способы представления знаний о мире в языке, охарактеризовав сущностные свойства и признаки различных'видов картин мира; представить важнейшие категориальные, аксиологические и ментальные особенности концепта в отечественной и зарубежной лингвистике как вербально-культурного образования, транслирующего национальные духовные и морально-этические системы в языке; охарактеризовать фразеологию как особое лингвоментальное пространство реализации духовно-религиозного опыта и морально-нравственных ценностей русского и адыгейского народов; обосновать теоретические подходы к определению фразеологической концептуализации действительности как особого вербально-смыслообразующего механизма языка; выявить и описать когнитивно-ценностный потенциал морально-нравственной сферы личности и народа как экстралингвистической данности; определить семантические, аксиологические и оценочные основания фразеологического концептуализирования морально-нравственной сферы в русской и адыгейской лингвокультурах; репрезентировать религию и мифолого-религиозную картину мира в качестве приоритетных моделирующих систем и ментальных факторов лингвокультурного своеобразия народов; исследовать фразеологическую концептуализацию MHCJI в соответствии с библейскими и кораническими религиозными канонами и феноменом «адыгство» как этноспецифическую аспектность русской и адыгейской фраземики.

Практическим языковым материалом работы послужили различные устойчивые единицы русского и адыгейского языков, извлеченные из лексикографических источников (В. И. Даль «Толковый словарь русского языка»; А.Н. Тихонов «Фразеологический словарь русского языка»; А.И. Молотков «Фразеологический словарь русского языка»; A.M. Мелерович, В.М. Мокиенко «Фразеологизмы в русской речи»; В.П. Фелицына, Ю.Е. Прохоров «Русские пословицы, поговорки и крылатые выражения»; Ф.И. Федоров «Фразеологический словарь русского литературного языка конца 18-20 вв.»; J1.A. Лебедева «Устойчивые сравнения русского языка»; И.М. Снегирев «Словарь русских пословиц и поговорок; Русские в своих пословицах»; В.И. Зимин, A.C. Спирин «Пословицы и поговорки русского народа»; Р.И. Яранцев «Русская фразеология: Словарь-справочник»; «Пословицы. Поговорки. Загадки»; «Комплексный этико-культурологический словарь русского языка» под ред. Р.Ю. Намитоковой; «Толковый словарь адыгейского языка»; Ю.А. Тхаркахо «Адыгейско-русский словарь»; «Русские пословицы и поговорки народов Востока»; З.У. Блягоз, А.Н. Блягоз «Краткий русско-адыгейский словарь»; З.У. Блягоз, Ю.А. Тхаркахо «Русско-адыгейский фразеологический словарь» и др.).

Объем картотеки выборки составил 5000 единиц (3000 русских и 2000 адыгейских).

Методологической базой исследования выступают философские концептуальные положения о сущностной взаимосвязи мышления, сознания, языка и познавательной деятельности, о диалектическом единстве аспектов эмпирического и теоретического видов знаний. Семантико-оценочный и когнитивно-аксиологический компоненты, формирующие имплицитную основу фразеологического концептуализирования MHCJI, интерпретируются с учетом представления, проекции ими конкретных квантов внеязыковой действительности.

Теоретической основой работы служат идеи, мысли, концепции различных исследователей, изложенные в трудах по русской и адыгейской фразеологии (Н.Ф. Алефиренко, З.У. Блягоз, А.П. Бабушкин, З.Х. Бижева, Л.Ю. Буянова, Г.Д. Сидоркова, Д.О. Добровольский, В.Н. Телия и др.); по актуальным проблемам теории концептуализации и категоризации мира (Е.С. Кубрякова, Дж. Лакофф, В.И. Карасик, Д.С. Лихачев, О.С. Разумовский, Ю.С. Степанов и др.); по когнитивной лингвистике (В.З. Демьянков, Е.С. Кубрякова, Н.Д. Арутюнова, А.Д. Шмелев, Т. В. Булыгина и др.); в целом по теории языка и лингвокультурологии (Б.А. Серебренников, В. А. Маслова, Г.П. Немец, Н.Б. Мечковская, Х.М. Казанов, З.У. Блягоз, Л.А. Лебедева, Л.Ю. Буянова и др.).

Описание материала исследования в целом опирается в работе на два лингвистических принципа: семасиологический (анализ от устойчивой единицы к интерпретации её значения) и ономасиологический (путь исследования от представления, понятия - к устойчивому обороту; от идеи к ее фразеологическому представлению, концептуализированию) . Как базовый исследовательский принцип используется когнитивно-коммуникативный подход при анализе особенностей фразеологической концептуализации МНСЛ.

Научная новизна работы определяется несколькими факторами: так, впервые исследуются мифолого-религиозные основания процессов фразеологического концептуализирования моральных и нравственных ценностей в русском и адыгейском языках; выявлен и описан когнитивно-этический и духовный потенциал религии как фундаментального социокультурного сакрального феномена (института), выступающего моделирующей системой и фактором лингвокультурного своеобразия этносов; впервые в теоретическом ключе исследуется фразеологическая концептуализация МНСЛ в соответствии как с библейскими божественными заповедями, так и с феноменом «адыгство» и канонами Корана с целью выявления универсальных и этноспецифических аспектов русской и адыгейской фразеосфер.

Новым является также выбор самого объекта исследования; уточнение некоторых базовых понятий теории языка, когнитивистики, лингвокультурологии, фразеологии; введение терминов и понятий концептуальная этноконстанта», «фразеологическая концептуализация» и нек. др.

Теоретическая и практическая значимость диссертационного труда заключается в многоплановости и многомерности изучения феномена фразеологической концептуализации морально-нравственной сферы личности в русском и адыгейском языках, что позволило обосновать инновационные теоретические позиции по следующим частным проблемам: функционального концепта и суперконцепта как доминантного средства фразеологической репрезентации действительности; особенности формирования национальных фразеологических картин мира;

- устойчивые единицы языка как вербально-ментальные знаки, реализующие духовно-нравственный опыт и моральные ценности этноса; роль обычая, традиции, религии и мифолого-религиозной картины мира как особых моделирующих систем, определяющих лингвокультурную и ценностно-аксиологическую самобытность, самоидентичность народов; система определяющих средств, способов, механизмов, тенденций, направлений фразеологической концептуализации как лингвокреативного процесса;

- общее, универсальное и специфическое, уникальное как коррелирующие феномены (аспекты), обусловливающие единство и различия средств, способов и результатов категоризации и языковой концептуализации мира в разных языках.

Основные выводы, результаты и материалы исследования могут быть рекомендованы для использования при дальнейшей разработке общей теории языковой концептуализации мира; теории фразеологической номинации; при составлении и чтении лекционных курсов по теории языка; фразеологической семантике; языковой и фразеологической концептуализации действительности (на материале разных языков); по лингвокультурологии; этнолингвистике; национально-культурному языковому картированию мира и т. д.

Помимо этого, полученные результаты могут иметь прикладное значение в русской и адыгейской фразеологии, в практике обучения русскому и адыгейскому языкам, на занятиях по межкультурной коммуникации и т. п.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Фразеологическая концептуализация МНСЛ направлена на создание фразеологической картины мира, выступающей фрагментом ЯКМ. ФКМ - это особый когнитивный пласт, зафиксированный в содержании языковых форм (различных устойчивых единиц), это специфическая форма и результат членения и категоризации действительности. В процессе фразеологической концептуализации МНСЛ как в русском, так и в адыгейском языках проявляется феномен вторичной антропологизации языка, связанный с влиянием на него философской, религиозно-мифологической, научной, художественно-поэтической картин мира человека.

2. Направление, механизмы, основные способы и средства фразеологической концептуализации морально-нравственной сферы личности определяются в том числе этнической и конфессионально-вероисповедальной принадлежностью, транслирующей в систему языка специфические культурные, ментальные, религиозные и духовно-нравственные установки и ценности.

3. Наиболее полно в МНСЛ во фразеологических картинах мира русского и адыгейского народов нашли отражение зависимые от представлений о Боге религиозноэтические и религиозно-правовые предписания и нормы, учения о человеке и обществе.

4. Фразеологическая концептуализация МНСЛ и в русском, и в адыгейском языках связана с этнической картиной мира. Денотативной основой фрагмента ФКМ -морально-нравственной сферы личности и социума - и в русском, и в адыгейском языках являются народные обычаи, традиции, ритуалы, зафиксированные в культурно-историческом контексте и отражающие уникальность и многовековой опыт проживания каждого из народов.

5. Семантико-прагматической основой фразеологической концептуализации морально-нравственной сферы личности в русском и адыгейском языках в значительной степени являются морально-этические нормы библейских и коранических законов, заповедей, которые были восприняты и интерпретировались национальным сознанием каждого народа под влиянием религиозного сознания, выполняющего функцию особой моделирующей системы.

6. Результаты фразеологической концептуализации МНСЛ в русском и адыгейском языках, представленные фрагментом морально-нравственной фразеосферы, отражают в языковой форме в основном систему онтологических (высших) ценностей (истина, добро, любовь, милосердие, вера, правда, справедливость, свобода), а также трансисторических. В этом смысле устойчивые единицы МНС выполняют функцию этноспецифических операторов и вербальных маркеров человеческой аксиосферы.

7. Устойчивые единицы МНС русского и адыгейского языков представляют собой особые концептуальные структуры, в которых в образно-символьной форме кодируются национально и культурно маркированные важнейшие моральные нормы и этические стереотипы. В этом смысле устойчивые обороты МНС всех типов (фразеологизмы, пословицы, поговорки) выполняют функцию поведенческих регулятивов, имплицитно отражающих морально-этическую квалификацию тех или иных действий, поступков.

8. ФЕ МНСЛ русского и адыгейского языков обладают категориальным значением признаковости (как: «хорошо» или «плохо»); характеризуются специфическим фразеологическим значением, в котором интегрируются в единое целое денотативный, сигнификативный, коннотативный, оценочно-квалификативный, апеллятивный и аксиологически-регулятивный аспекты. Главным результатом фразеологической концептуализации МНСЛ в русском и адыгейском языках являются суперконцепты «Добро» и «Зло», которые реализуют в обоих языках универсальные оппозиции нравственно-этического порядка хорошо» и «плохо». В то же время составные элементы, идентификаторы этих суперконцептов характеризуются этнокультурной спецификой и маркированностью, отражающими самобытность и различия исторического и культурного развития русского и адыгейского народов.

9. ФЕ, пословицы и поговорки, т. е. устойчивые единицы языка, выполняют роль стереотипов культуры, т. к. их образно-ассоциативная и предметно-ситуативная мотивированность связана с менталитетом и мировосприятием народа - носителя языка. Они формируются на базе такого образного представления действительности, которые репрезентируют обиходно-эмпирический, исторический или духовный опыт языкового коллектива, обусловленный традициями его культуры в целом.

10. Важнейшими семиотико-процессуальными механизмами фразеологической концептуализации МНСЛ являются категоризация, констатация, оценка, метафоризация, экспрессия, образность, стереотипизация, эталонизация, символизация; сложность механизма формирования соответствующего фразеологического значения обусловливается внутренней формой ФЕ, а также его экстралингвистической мотивировкой (обусловленностью) .

Методы исследования определяются его главной целью и задачами. В качестве основного применялся описательный метод синхронного анализа языковых сущностей; использовались также такие методы, как изучение ФЕ по их окружению (Т. Тагиев); семантической идентификации (В.В. Виноградов); изучение устойчивых оборотов с учетом сочетаемости лексем (М.М. Копыленко); семантического анализа (А. Мелерович); сопоставительный; лингвострановедческой интерпретации ФЕ; оппозиционный анализ.

Апробация исследования. Основные положения, выводы и результаты диссертационной работы докладывались и обсуждались на заседании кафедры общего и славянорусского языкознания Кубанского государственного университета. Важнейшие результаты исследования были представлены на различных научных, научно-практических и научно-методических Всероссийских, Международных, региональных, краевых, межвузовских конференциях и симпозиумах: «Лингвистическое образование: профессия, миссия, карьера» (Ставрополь 2003); «Язык и межкультурная коммуникация» (Майкоп 2003); «Русский язык и активные процессы в современной речи» (Москва, Ставрополь 2003); «Язык. Этнос. Сознание»» (Майкоп

2003); «Этнокультурное образование: совершенствование подготовки специалистов в области традиционных культур» (Улан-Удэ 2004); «Актуальные проблемы общей и адыгейской филологии» (Майкоп 2004); «Современные проблемы лексикологии и терминологии» (Майкоп 2004); «Современные проблемы лексикологии и терминологии. Докторантско-аспирантская конференция» (Краснодар

2004); «Актуальные проблемы лингвистической культурологи-3» (Москва 2005); «Актуальные проблемы современного языкознания и литературоведения» (Краснодар 2003, 2004, 2005,2006); «Фразеологические чтения памяти профессора В. А. Лебединской» (Курган 2006); «Русистика и современность» (Одесса 2006) и др.

По теме диссертации опубликованы 20 научных статей и монография.

Объем и структура работы. Диссертационное исследование объемом страниц состоит из Введения,

 

Заключение научной работыдиссертация на тему "Особенности фразеологической концептуализации морально-нравственной сферы личности"

Выводы

На формирование любого языка огромное воздействие оказывают не только социально-исторические аспекты, но и религиозно-духовные. Существенно, что география надэтнических религий совпадала с границами распространения вероисповедных текстов на тех языках, которые приобретали культовый характер.

При изучении особенностей фразеологической концептуализации морально-нравственной сферы личности, в которой отражается ментальность народа, необходимо учитывать и религиозное мировоззрение русского (христианство-православие) и адыгского (ислам) народов, хотя и соседствующих друг с другом, но принадлежащих и по языку - к разным семьям, и по вере - к разным конфессиям, что не могло не отразиться в целом на обычаях, традициях, менталитете, преломляясь в языке и картине мира этих этнических целостностей.

Язык и религия - это те фундаментальные факторы, которые определяют народный менталитет, формируют национальные, языковые, религиозные картины мира разных народов.

Определенный фрагмент морально-нравственной сферы личности и народа концептуализируется в русском языке посредством таких фразеологических единиц (в самом широком понимании), которые эксплицируют моральные нормы и ценности, зафиксированные в десяти божественных заповедях.

Все ФЕ, концептуализирующие мораль и нравственность, имеют возвышенную коннотацию, в них заключены основы жизненных принципов, которым в идеале должен следовать человек.

Изучение фрагментов адыгской языковой картины мира, выраженных в фундаментальных культурных концептах, позволяет утверждать, что в адыгском языке выявляются универсальные понятия, присущие культуре человечества в целом. Однако адыгская фразеологическая картина мира, складывающаяся в рамках соответствующего этносознания, имеет свои особенности и отражает определенный способ восприятия и организации мира адыгами.

Морально-нравственные ценности и качества адыгского народа закреплены в понятии «адыгагъ» ("адыгство"), что означает совокупность принципов и норм адыгской этики: человечность, чуткость, благовоспитанность, скромность, гостеприимство.

Феномен адыгагъэ отражает этноспецифическую аспектность адыгейской культуры в целом и значительно влияет на формирование как МНСЛ, так и на всю фразеосферу языка. Многие исследователи сходятся во мнении, что именно адыгагъэ является тем нравственно-этическим стержнем, на котором держится вся духовно-нравственная система адыгейского народа. По нашим наблюдениям, принципы и нормы адыгагъэ наиболее широко и четко репрезентированы в тех устойчивых выражениях адыгейского языка, которые формируют фрагмент ФКМ, связанный с морально-нравственной сферой личности и народа.

Термин «адыгагъэ» используется не только в значении «адыгская этика», но и для оценки реального состояния или качества нравственной культуры личности, группы, общества, народа.

Религия в своей конфессиональной, институционализированной форме и сегодня занимает подчиненное «адыгагъэ» положение; «адыгагъэ» затрагивает в настоящее время преимущественно только морально-нравственную и культурно-воспитательную сферы жизни адыгов. Процесс национального возрождения идет, в основном, в русле национальной адыгской культуры, языка, исламской религии, способствующих эволюции этнического самосознания адыгов.

Феномен русскости рассматривается учёными именно на материале фразеологизмов, пословиц, поговорок, которые являются наиболее типичными репрезентативными знаками как русскости, так и адыгскости, осуществляя фразеологическое концептуализирование ментальных аспектов носителей данных языков и культурных традиций. Коран как уникальный духовно-литературный памятник и феномен именно арабской культуры, оставив колоссальный по своему значению след в религиозной и духовно-этической жизни адыгов, все-таки, в силу различий этногенетического характера, в области морально-нравственного воздействия и влияния на систему воспитания нации, по нашим наблюдениям, уступает феномену адыгства, что полностью подтверждается при анализе фразеологического фонда адыгейского языка.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Фразеологическая концептуализация морально-нравственной сферы личности и социума в русском и адыгейском языках основывается на таких фундаментальных факторах, как мифолого-религиозное сознание, духовные ценности народа, семиотика его культуры.

Семантическое пространство адыгейского языка формировалось также и на особых традициях (феномен адыгкости), на связях с русской культурой, бытом, укладом жизни, что не могло не отразиться и в языке. Это предопределило и некоторую специфику фразеологических картин мира русского и адыгейского языков, в которых иногда по-разному преломлялись исторические аспекты эволюции данных народов, связанные с их этнической и конфессиональной принадлежностью.

Направление, механизмы, основные способы и средства фразеологической концептуализации морально-нравственной сферы личности определяются в том числе этнической и конфессионально-вероисповедальной принадлежностью, транслирующей в систему языка специфические культурные, ментальные, религиозные и духовно-нравственные установки и ценности.

Наиболее полно в МНСЛ во фразеологических картинах мира русского и адыгейского народов нашли отражение зависимые от представлений о Боге религиозно-этические и религиозно-правовые предписания и нормы, учения о человеке и обществе.

Фразеологическая концептуализация МНСЛ и в русском, и в адыгейском языках связана с этнической картиной мира. Денотативной основой фрагмента ФКМ -морально-нравственной сферы личности и социума - и в русском, и в адыгейском языках являются народные обычаи, традиции, ритуалы, зафиксированные в культурно-историческом контексте и отражающие уникальность и многовековой опыт проживания каждого из народов.

Рассматривая общетеоретические вопросы языковой концептуализации мира, считаем целесообразным подчеркнуть в этой связи статус фразеологизма как одного из важнейших ментально-когнитивных оперативных средств языковой концептуализации действительности, и в частности морально-нравственной сферы личности. Изучение фразеологии как отражения менталитета определенного этноса имеет огромное значение в настоящее время, поскольку фразеологизм, являясь достоянием народного национального языкового сознания, становится важнейшим средством концептуального членения и освоения мира.

Большинство фразеологизмов непереводимо на другие языки, а это значит, что каждая нация, каждый народ проявляет в них свой характер, привычный образный и символьный склад речи.

Актуальность изучения фразеологии как глобального механизма и средства фразеологической концептуализации морально-нравственной сферы личности в современной теории языка объясняется усилением роли фразеологических единиц в речевом дискурсе носителей как русского, так и других языков, в том числе адыгейского.

При обобщении теоретических аспектов, определяющих важнейшие свойства и характеристики концепта как фактора (и результата) фразеологической концептуализации действительности, большое методологическое значение, с нашей точки зрения, имеет установление особенностей корреляции таких понятий и явлений, как концепт и значение слова (фраземы).

С учетом того, что фразеологические единицы обладают национально-культурной спецификой, их можно назвать этнофраземами, т.е. такими языковыми знаками культуры, которые принадлежат определенному этносу и репрезентируют его. Этнофраземы - это немотивированные устойчивые сочетания, фразеологизмы, этимологически связанные с различными сферами народной духовной культуры: обрядами, обычаями, поверьями, приметами, верованиями, представлениями о неодушевленных предметах и др. Этнофраземы можно распределить на несколько групп, каждая из которых представлена конкретными реализациями фразеологических типов.

Этнофразеология в определенной мере отражает важнейшие элементы национальной «картины мира», она представляет собой лингвокультурную систему, в которой «закодирована» весьма существенная информация об окружающей действительности. Современная фразеология, теория языка и этнолингвистика пытаются выявить формы национального и общечеловеческого в этих единицах языка для того, чтобы составить общее представление о целостной языковой картине мира.

Как показывают наши наблюдения, в терминологическом аппарате современной теории языка существует множество близких понятий и терминов, связанных с определением феноменов «картина мира», «языковая картина мира», «концептуальная картина мира», «научная картина мира» и их типов. Каждое новое лингвистическое исследовательское направление вносит свои коррективы в трактовку и интерпретацию данных понятий, так как новые объекты познания в этом плане рассматриваются с новых точек зрения и на основе различных принципов.

Фраземы, пословицы и поговорки русского и адыгейского народов, моделирующие одинаковые или сходные ситуации, очень близки друг другу, несмотря на всю их этническую, географическую, историческую и языковую специфику.

Устойчивые единицы языка играют существенную роль в определении среды или общественных групп населения определенной эпохи. Таким образом, для характеристики экспрессивности пословиц и поговорок необходимо выделить так называемый когнитивно-коммуникативный стиль языка.

Устойчивые (фразеологические) единицы языка квалифицируются в современной теории языка и как микротекст, концепт культуры (В. Телия), как культурный конструкт (Н. Брагина), как ментафакт, семиотический знак (Ю. Лотман), феномен языка, «готовые заготовки», как след (отпечаток) материальной культуры носителя, как «самостоятельные духовные ценности» (В. Л.

Архангельский), как «душа языка» (Л.Г. Павловская), ментально-когнитивные знаки (Л.Ю. Буянова,

Е.Г. Коваленко) и т.п.

При исследовании фразеологии типологически различных языков неизбежно возникает вопрос о национально-культурной специфике фразеологических единиц и способов их передачи средствами другого языка. Сопоставительный анализ фразеологизмов русского и адыгейского языков еще раз подтвердил справедливость мысли о том, что в данных единицах отражается своеобразное восприятие окружающего мира носителем языка, ясно прослеживаются различия в менталитете двух народов. Основная масса фразеологических единиц отражает своим компонентным составом традиции, обряды, быт народов-носителей языка (Хейшхо 2004: 11).

Для уточнения нашей позиции поясним, что в работе под фразеологическими и устойчивыми единицами в широком плане понимаются как фразеологизмы (фраземы), так и пословицы и поговорки - с позиции знаковой теории языка. Все эти языковые единицы характеризуются свойствами устойчивости, воспроизводимости, а также семантико-когнитивной целостности; они выступают прагматическими знаками косвенной номинации, в которых логический компонент значения интегрируется с коннотативным. Фразеологизмы и пословицы, поговорки отличаются между собой как знаки элементной и событийной аспектности, обладая различными смысловыми основами (понятийной и пропозитивной).

Фразеологическая картина мира (ФКМ) понимается как результат и способ вербального описания макро- и микрокосмоса народом - носителем языка, основанного на тематико-идеографической систематике фразеологических единиц, и ее отдельных национально и культурно значимых фрагментов, концептуальным центром которых выступает «человек».

Как вытекает из анализа множества современных исследовательских позиций, в настоящее время в теории языка обнаружилась своеобразная гносеологическая «ниша», сигнализирующая о необходимости разработки новой теоретической области - а именно теории фразеологической концептуализации мира действительности). Ведь, вербализуя тот или иной концепт, представляющий собой «основную ячейку культуры в ментальном мире человека» (Степанов 1997), фразеологические единицы объективируют соответствующий когнитивно-прагматический контекст, выступая своеобразными стереотипными поведенческими регулятивами.

Таким образом, следует признать, что фразеологизмы выполняют функцию особого комплексного языкового средства специализированного типа (вида) категоризации и концептуализации мира - фразеологической концептуализации. Максимально значима эта функция именно в сфере морально-нравственного картирования действительности, так как в силу денотативно-коннотативного своеобразия устойчивых единиц, их ассоциативно-образного богатства, оценочноэмоционального модуса экспликации внутренней формы, запечатлевшей некую прототипную ситуацию, именно они наиболее полно и образно концептуализируют область морали и нравственности, выступают оценочно-поведенческими регулятивами, включающими морально-этическую квалификацию действий.

Устойчивые единицы языка своей аспектностью соответствуют положению Дж. Лакоффа о том, что конкретный физический или социальный опыт человека («experience») имеет концептуальную воплощенность.

Результатом фразеологической концептуализации МНСЛ в русском и адыгейском языках мы считаем формирование в семиотическом поле культуры двух оценочно-аксиологических суперконцептов - «Добро» и «Зло», реализующих универсальные оппозиции нравственного порядка - «Хорошо» и «Плохо», в которых как раз и репрезентирована точка зрения как субъекта, так и коллектива (этноса, народа).

Результаты проведенного нами исследования механизмов фразеологической концептуализации морально-нравственной сферы личности на материале русского и адыгейского языков наглядно свидетельствуют о таком аспекте, как то, что в разных религиях (христианство и ислам) один и тот же содержательный компонент может иметь, по выражению Н.Б. Мечковской, различную психологическую форму, специфически преломляясь в семантике этнофразем русского и адыгского языков. Так, например, представления о Боге в одних религиях выражены в мифопоэтическом образе Бога, т.е. актуализируют уровень наглядного знания, сюжетно и художественно организованного. В других религиях под Богом понимается некая идея (концепция, догмат Бога), актуализирующая знание иного, абстрактно-логического, уровня мышления.

Морально-нравственные ценности каждого народа и личности выступают тем когнитивно-ментальным, духовным ядром, центром, который организует и определяет все системообразующие факторы этноса: его идеологию, политику, социально-экономическую сферу, религиозные институты, культуру, стратегию и тактику межгосударственной и внутригосударственной деятельности, науку, здравоохранение, аспекты воспитания и образования граждан и т.д. Именно этим объясняется важность изучения МНС как в теории языка, так и в лингвокультурологии, социолингвистике, лингвострановедении и межкультурной коммуникации.

В процессуальности фразеологической концептуализации действительности, особенно ее морально-нравственного фрагмента, содержится значительный потенциал выявления специфики, уникальности именно этнокультурных ценностей, механизмов их взаимоотношений с общечеловеческой аксиосферой. В этом ключе фразеологизмы морально-нравственной сферы можно трактовать как этноспецифиче-ские операторы и маркеры человеческой аксиосферы.

Есть все основания полагать, что христианство, как ислам и другие религиозные конфессии, выступает неотъемлемой частью самобытной культуры, играет огромную роль в формировании мировоззрения, мировосприятия народа, его морально-нравственных ценностных систем. Как составная часть культуры, религия существует в одном пространстве с искусством, наукой, философией, литературой и т.п., являясь важнейшим фактом русской и адыгской духовной жизни.

Итак, духовная культура России и Адыгеи, отраженная в языке, косвенно свидетельствует о том, что в семантике этих языков скрыты механизмы, ориентирующие лексико-семантическую оценочную систему на последовательное отражение ценностных приоритетов национально-этнических сообществ. Теория языковой (фразеологической) концептуализации мира, на наш взгляд, интегрирует когнитивные и культурные аспекты оценочной семантики в единое целое, в котором зафиксирован культурно-исторический и социальный опыт народов .

Содержание библейских заповедей отражает целостную систему воззрений на жизнь, содержащих в себе то или иное понимание сущности (назначения, смысла, цели) общества, человека. Нравы и обычаи могут быть оценены морально с точки зрения идеалов, критериев добра и зла.

Одной из целесообразных форм классификации фразеологизмов, характеризующих морально-нравственную сферу, нам представляется классификация по библейским заповедям, которые возможно считать прецедентными текстами.

Феномен адыгагъэ отражает этноспецифическую аспектность адыгейской культуры в целом и значительно влияет на формирование как МНСЛ, так и на всю фразеосферу языка. Многие исследователи сходятся во мнении, что именно адыгагъэ является тем нравственно-этическим стержнем, на котором держится вся духовно-нравственная система адыгейского народа. По нашим наблюдениям, принципы и нормы адыгагъэ наиболее широко и четко репрезентированы в тех устойчивых выражениях адыгейского языка, которые формируют фрагмент ФКМ, связанный с морально-нравственной сферой личности и народа.

Имеющиеся расхождения в образном основании устойчивых единиц, концептуализирующих МНСЛ в исследуемых языках, объясняются культурно-этнической, национально-исторической, религиозно-этической специи-фикой данных языковых общностей. Система образов, закрепленных во фразеологии МНСЛ русского и адыгейского языков, опирается в своем основании на материальную, социальную и духовную культуру, что позволяет фразеологизмам, пословицам и поговоркам формировать черты культурно-нравственного, духовного мироосмысления и мировидения.

В дискурсе и русской, и адыгейской культур в устойчивых оборотах языка, концептуализирующих Добро, реализуется сема общественного одобрения; а в ФЕ, концептуализирующих Зло, - сема общественного осуждения, неодобрения.

В отличие от фразеосферы русского языка, в адыгейском языке отмечается гораздо меньше фразеологических корреляций именно с канонами и заповедями Корана, что можно трактовать как специфику лингво-ментального освоения мира адыгами, при котором традиционно-этнические ценности как бы «впитывают», подчиняют «чисто» религиозные, что, возможно, для небольшого по численности народа выступает способом сохранения и укрепления национально-культурной, этнодуховной самоидентичности и эволюции.

Особенность фразеологической концептуализации МНЛС в соответствии с заповедями Корана в адыгейском языке заключается в том, что, по нашим наблюдениям, в данном фрагменте фразеосферы не установлена жесткая прямая корреляция между той или иной доктриной ислама и ее вербальной актуализацией посредством ФЕ. В адыгейской фразеологии, по нашему мнению, наиболее четко представлены и концептуализируются те морально-этические аспекты ислама, которые совпадают в аксиологически-оценочном плане с общеадыгскими ценностями и моральными регулятивами.

 

Список научной литературыТрахова, Аминет Шамсудиновна, диссертация по теме "Теория языка"

1. Агрова О. В. Грамматическая категория времени: Субстанциональные характеристики и лексико-семантические интерпретации: Автореф. дис. . д-ра филол. наук. Краснодар, 2005.

2. Азимова Р. Д. Нравственный мир личности. М., 1978.

3. Алексеев В. М. Избранное. М., 1999.

4. Алефиренко Н. Ф. Спорные проблемы семантики. Волгоград, 1999.

5. Алефиренко Н. Ф., Золотых Л. Г. Проблемы фразеологического значения и смысла (в аспекте межуровневого взаимодействия языковых единиц). Астрахань, 2004.

6. Аль-Газали М. Нравственность мусульманина. М., 2005.

7. Анисимов С. Ф. Мораль и поведение. М., 1985.

8. Антропова Н. В. Модель мира в философских текстах Вл. Соловьева // Проблемы концептуализации действительности и моделирования языковой картины мира: Мат-лы Международ, науч. конфер. Архангельск, 2002. С. 8-11.

9. Апажев М. Л. Проблемы кабардинской лексики. Нальчик, 1992.

10. Ю.Аристотель. Сочинения: в 4-х т. // Аристотель. М., 1976-1984.

11. Аронов, 2004. Цит. по: Агрова О. В. Грамматическая категория времени: Субстанциональные характеристики и лексико-семантические интерпретации: Автореф. дис. . д-ра филол. наук. Краснодар, 2005.

12. Артамонов М. И. Мифы народов мира. Энциклопедия: В 2-х т. Т. 1. М., 1980.

13. Арутюнова Н. Д. Введение // Логический анализ языка. Ментальные действия. М., 1979. С.147-173.

14. Арутюнова Н. Д. Язык и мир человека. М, 1999.

15. Архангельский В. М. Устойчивые фразы в современном русском языке. Ростов н/Д., 1964.

16. Аскольдов С. А. Концепт и слово // Русская словесность: От теории словесности к структуре текста: Антология. М., 1997.

17. Ахохова Е. А. Ислам в системе культуры и языков // Актуальные проблемы общего и кавказского языкознания: Материалы научной конференции, посвященной 80-летию со дня рождения профессора Б. X. Балкарова. Нальчик, 1997. С. 37-48.

18. Ахохова Е. А. Природа теонима «Тха» («Бог»): базовые гипотезы // Мир культуры адыгов (проблемы эволюции и целостности). Майкоп, 2002. С. 112-117.

19. Ашхарова А. Т. Возраст человека и его концептуализация в русском языке / / Проблемы концептуализации действительности и моделирования языковой картины мира: Мат-лы Международ, науч. конфер. Архангельск, 2002. С. 87-90.

20. Бабаева Е. В. Внутренняя форма слова и концептологический подход к языку // Языковая личность: социолингвистический и эмотивный аспекты. Волгоград; Саратов, 1998. С. 126-134.

21. Бабкин А. М. Русская фразеология, ее развитие и источники. Л., 1970.

22. Бабушкин А. П. Типы концептов в лексикофразеологической семантике языка. Воронеж, 1996.

23. Бабушкин А. П. Общеязыковые концепты и концепты языковой личности // Вестн. Воронеж, гос. ун-та. 1997. Вып. 2. С. 114-118.

24. Бабушкин А. П. Типы концептов в лексико-фразеологической семантике языка, их личностная и национальная специфика: Автореф. дис. . д-ра филол. наук. Воронеж, 1998.

25. Бабушкин А. П. Архитектоническая типология пресуппозиций в диалогическом тексте // Текст: узоры ковра. Часть I. СПб.-Ставрополь, 1999. С. 3941.

26. Багаутдинова Г. А. Фразеологическое кодирование психических процессов и свойств личности: Автореф. дис. . канд. филол. наук. Л., 1986.

27. Багироков X. 3. Билингвизм: теоретические и прикладные аспекты (на материале адыгейского и русского языков). Майкоп, 2004.

28. Багироков X. 3. Билингвизм: теоретические и прикладные аспекты (на материале адыгейского и русского языков): Автореф. дис. . д-ра филол. наук. Краснодар, 2005.

29. Бартошевич Л. Отражение концептуализации языковой картины мира как лингводидактический принцип // Филологические исследования: Сб. науч. работ. Вып. б. Донецк, 2004. С. 8-12.

30. Бгажноков Б. X. Символика чести в языке морали // Актуальные проблемы общего и кавказского языкознания: Материалы научной конференции, посвященной 80-летию со дня рождения профессора Б.

31. X. Балкарова. Нальчик, 1997. С. 48-53.

32. Бгажноков Б. X. Адыгская этика как соционормативная система // Мир культуры адыгов (проблемы эволюции и целостности). Майкоп, 2002. С. 160-177.

33. Бгуашева 3. Б. Фразеологическая система адыгейского языка: Автореф. дис. . канд. филол. наук. Майкоп, 2003 .

34. Белицына Я. JI. Классификация как способ репрезентации картины мира // Проблемы концептуализации действительности и моделирования языковой картины мира: Мат-лы Международ.науч. конфер. Архангельск, 2002. С.76-77.

35. Белла Р. Н. Социология религии // Американская социология: Перспективы, проблемы, методы. М., 1972. С. 265-281.

36. Бенвенист Э. Общая лингвистика. М., 1974.

37. Берлов В. И. Психологический словарь: реалистическое миропонимание. Краснодар, 2001.

38. Берсиров Б. М. Языковая политика и образование в многонациональной республике // Вестник АГУ. 1988. № 2. С. 7-10.

39. Бижева 3. X. Адыгская языковая картина мира. Нальчик, 2000.

40. Бижева 3. X. Адыгские культурные концепты (фрагменты языковой картины мира) // Мир культуры адыгов (проблемы эволюции и целостности). Майкоп, 2002, С. 211-223.

41. Бижева 3. X. Религиозное сознание от истоков к мировой религии // Адыгейские культурные концепты (фрагменты ЯКМ) . Майкоп, 2002. С. 11-15.

42. Бижева 3. X. Культурные концепты в кабардинском языке. Нальчик, 1997.

43. Бижева 3. X. Языковое выражение культуры. Нальчик, 1997 .

44. Блюмкин В. А. Моральные качества личности. Воронеж, 1974 .

45. Блюмкин В. А. Мир моральных ценностей. М., 1981.

46. Блягоз 3. У. Жемчужины народной мудрости. Майкоп, 1992.

47. Блягоз 3. У. Нравственно-философский аспект адыгских пословиц и поговорок // Язык и антропологические сущности. Краснодар, 1997. С.132-155.

48. Блягоз 3. У., Блягоз А. Н. Краткий русско-адыгейский словарь. Майкоп, 1991.

49. Блягоз 3. У., Тхаркахо Ю. ' А. Русско-адыгейский фразеологический словарь. Майкоп, 1993.

50. Богуславский В. М. Слово и понятие // Мышление и язык. М., 1997.

51. Борухов Б. Л. «Зеркальная» метафора в истории культуры // Логический анализ языка. Культурные концепты. М., 1991. С.109-117.

52. Бромлей Ю. В. Этнос и этнография. М., 1973.

53. Бромлей Ю.В., Подольский Р. Г. Человечество это народы. М., 1990.

54. Булгаков С. Н. Православие. Очерки учения православной церкви. М., 1991.

55. Булыгина Т. Е., Шмелев А. Д. Языковая концептуализация мира (на материале русской грамматики): Прагматика. Семантика. Лексикография. Вид. Время. Лицо. Модальность. М., 1997.

56. Бурмистрович Ю. Я. К типологии способов фраземообразования // Науч. тр. Курского пед. инта. 1980. Т. 205. С. 6-10.

57. Бурмистрович Ю. Я. Преобразование старых фразеологизмов, связанное с заменой одних их компонентов другими // Русское народное словотворчество в историческом аспекте. Красноярск, 1984. С. 11-15.

58. Буров А. А. Когниолингвистические вариации на тему современной русской языковой картины мира. Пятигорск, 2003.

59. Буслаев Ф. И. Русские пословицы и поговорки, собранные и объясненные. М., 1954.

60. Бухаров В. М. Концепт в лингвистическом аспекте // Межкультурная коммуникация: Учеб. пособие. Нижний Новгород, 2001. С. 74-84.

61. Буянова Л. Ю. О концепте «душа» в лингвистической традиции // Филология-РМ1о1одл.са. Краснодар, 1998 . № 13. С.12-15.

62. Буянова Л. Ю., Земскова Н. А. Фразеологическая картина мира и культурный код нации: аспекты взаимокорреляции // Фразеологическая картина мира: В 2 ч. Тула, 2002. Ч. 1. С. 35-39.

63. Буянова Л. Ю., Коваленко Е. Г. Фразеологическийзнак в прагматической рамке // Фразеология-2000. Тула, 2000. С.17-18.

64. Буянова Л. Ю. Духовно-нравственные основы языкового бытия // Духовные начала русского искусства и образования. В. Новгород, 2003. С.34-38.

65. Буянова Л. Ю., Коваленко Е. Г. Русский фразеологизм как ментально-когнитивное средство языковой концептуализации сферы моральных качеств личности. Краснодар: Кубан. гос.ун-т, 2004.

66. Буянова Л. Ю., Оноприенко Е. В. Концепт: термин и понятийное пространство // Период и текст: аспекты взаимоотношений: Сб.науч. тр. Краснодар, 2002. С. 26-35.

67. Буянова Л. Ю. Русский фразеологизм как концептуальная доминанта: когнитивно-аксиологический статус // Фразеологические чтения памяти профессора В. А. Лебединской: Вып. 3. Курган, 2006. С. 209-211.

68. Васильева Е. В. Концептуальная оппозиция Индивид -группа в языковой картине мира: Автореф. дис. канд. филол. наук. М., 2001.

69. Варфоломеева Н. С. Сравнительно-сопоставительный анализ фразеологической антонимии (на материале английского, китайского и русского языков):

70. Автореф. дис. . канд. филол. наук. М., 2001.

71. Васечко В. Ю. Моральная максима как феномен познания и культуры. Екатеринбург, 2000.

72. Вебер М. Хозяйственная этика мировых религий. М., 1985 .

73. Вебер М. Избранные произведения. М., 1990.

74. Вежбицкая А. Язык. Культура. Познание. М., 1996.

75. Вежбицкая А. Понимание культур через посредство ключевых слов. М., 2001.

76. Верещагин Е. М., Костомаров В. Г. Лингвострановедческая теория слова. М., 1982.

77. Виноградов В. В. Из истории русской лексики и фразеологии // Доклады и сообщения Ин-та языкознания АН СССР. 1954. Вып. 6. С. 9-15.

78. Виноградов В. В. Основные понятия русской фразеологии как лингвистической дисциплины // Избранные труды. Лексикология и лексикография. М., 1977. С. 118-139.

79. Виноградов В. В. Об основных типах фразеологических единиц в русском языке // Избранные труды. Лексикология и лексикография. М., 1977. С. 140-161.

80. Волошин Ю. К. Соматические сленговые фразеологизмы // Сфера языка и прагматика речевого общения: Международ, сб. науч. тр. Краснодар, 2002. С. 153158 .

81. Воркачёв С. Г. Методологические основания лингвоконцептологии // Теоретическая и прикладная лингвистика: Сб. науч. тр. Вып. 3. Аспекты коммуникативной деятельности. Воронеж, 2002. С. 79-96.

82. Воробьев В. В. Лингвокультурология (теория иметоды). М., 1997.

83. Гаврилова Ю. Б., Емельянов В. В. Ислам: Карманный словарь. Спб., 2002.

84. Гаврин С. Г. Фразеология современного русского языка. Пермь, 1974.

85. Гак В. Г. Беседы о французском слове. М., 1966.

86. Гак В. Г. Языковые преобразования. М., 1998.

87. Гачев Г. Национальные образы мира: Общие вопросы. М., 1988.

88. Гачев Г. Национальный мир и национальный ум // Путь. Международный философский журнал. 1994. № 6. С. 128-140.

89. Гвазава В. И. Моральные ценности человека в макротерминосистеме «Мораль» // Актуальные проблемы современного языкознания и литературоведения. Ч. 1. Краснодар: КубГУ, 2003. С. 8 6-90.

90. Гвоздева А. А. Языковая картина мира: лин-гвокультурологические и тендерные особенности (на материале художественных произведений русскоязычных и англоязычных авторов): Дис. . канд. филол. наук. Тамбов, 2003.

91. Гегель Г. В. Ф. Философия религии: В 2-х т. //Г. В. Ф. Гегель. Избранное. М., 1976-1977.

92. Гоббс Т. Избранные произведения: В 2-х т. М., 1964.

93. Гогисванидзе Л. Н. Научные основы описания компаративной фразеологии в двуязычном словаре учебного типа: Автореф. дис. . канд. филол. наук. М., 1987.

94. Горе М. С. Фразеологические единицы русского языка, характеризующие 1 человека (системно-семантическийанализ): Дис. . канд. филол. наук. Ростов н/Д., 1988 .

95. Губжоков М. Н. Как сложатся отношения адыгов с миром ислама? // Мир культуры адыгов (проблемы эволюции и целостности). Майкоп, 2002. С. 157-158.

96. Гумбольдт В. О различии строения человеческих языков и его влиянии на духовное развитие человечества // Избр. труды по языкознанию. М., 1984. С.14-25.

97. Гумилев Л. Н. География этноса в исторический период. Л., 1974.

98. Гумилев Л. Н. Этносфера: история людей и история природы. М., 1993.

99. Гуревич А. Я. Народная магия и церковный ритуал // Механизмы культуры. М., 1990. С. 3-21.

100. Гуревич А. Я. Человек и культура: Индивидуальность в истории культуры. М., 1990.

101. Гусейнов А. А. Золотое правило нравственности. М., 1988.

102. Гусейнов А. А. Этика: Учебник для вузов // А. А. Гусейнов, Р. Г. Апресян. М., 2000.

103. Давыдов Ю. Н. Картина мира и социально-историческое развитие // Гайденко П. П., Давыдов Ю. Н. История и рациональность. Социология Макса Вебера и веберовский ренессанс. М., 1991. С. 207-289.

104. Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4-х т. М., 1999.

105. Делез Ж., Гваттари Ф. Что такое философия? Спб., 1998 .

106. Дмитриева 0. А. Изменение оценочного знака концепта // Языковая личность: социолингвистические и эмотивные аспекты. Волгоград; Саратов, 1998 . С. 147-152.

107. Добровольский Д. О. Национально-культурная специфика во фразеологии // ВЯ, 1997. № 6. С. 3748 .

108. Добрыднева Е. А. Коммуникативно-прагматическая парадигма русской фразеологии. Волгоград, 2000.

109. ИО.Дридзе Т. М. Язык и социальная психология. М., 1980.

110. Ш.Дридзе Т. М. Коммуникация как текстовая деятельность. М., 1994.

111. Дубровин Н. А. Черкесы (адыге). Краснодар, 1927.

112. ИЗ.Думанова Н. В. Этнокультурные эмотивные коннотации во французском и русском языках / / Языковая личность: культурные концепты: Сб. науч. тр. Волгоград-Архангельск, 1996. С. 175-178.

113. Евсюкова Т. В. Лингвокультурологическая концепция словаря культуры: Автореф. дис. . канд. филол. наук. Нальчик, 2002.

114. Жандарова А. В. Языковая концептуализация сферы предпринимательства и бизнеса (на материале русского и английского языков): Дис. . канд.филол. наук. Краснодар, 2004.

115. Жданов О. К. Метонимическое словообразование на основе имен собственных. Казань, 1963.

116. Жуков В. П. Русская фразеология. М., 198 6.

117. Залевская А. А. Психолингвистический подход к проблеме концепта // Методологические проблемы когнитивной лингвистики. Воронеж, 2001. С. 36-44.

118. Зализняк A.A. От праславянской акцедентации к русской. М., 1985.

119. Звегинцев В. А. Зарубежная лингвистическая семантика последних десятилетий: Вступительная статья // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. X. М., 1981. С. 5-32.

120. Зверева Т. Р. Эмоции во фразеологической картине мира русского языка (с позиции носителя удмуртского языка) : Автореф. дис. . канд. филол. наук. Москва, 2002.

121. Зеленская В. В., Тхорик В. И. Семантическое измерение личности по данным языка (на материале фразеологизмов) // Языковая личность: структура и эволюция. Краснодар, 2000. С. 188-202.

122. Зимин В. И., Спирин А. С. Пословицы и поговорки русского народа: Объяснительный словарь. М., 1996.124.3усман В. Г. Концепт в культурологическом аспекте // Межкультурная коммуникация: Учеб. пособие. Нижний Новгород, 2001. С.38-53.

123. Иванов В. В. Семантика возможных миров и филология // Проблемы структурной лингвистики. М., 1982.12 6.Иваноков Н. Р. К вопросу о становлении фразеологических единиц в адыгейском языке // Сб.ст. Майкоп, 1976. С. 12-18.

124. Игнатова Е. В. "EINGETROFFENER HUND BELLT", или «на воре шапка горит» (о своеобразии одной из групп фразеологизмов немецкого языка) // Фразеологические чтения памяти профессора В. А. Лебединской. Вып. 3. Курган, 2006. С. 267-269.

125. Икономиди И. Я. Фразеологические единицы с национально-специфичным компонентом значения в русском и новогреческом языках: Дис. . . . канд. филол. наук. Краснодар, 2005.

126. Истомина В. В. Культурный фон адыгской фразеологии // Филологический вестник. № 1. Майкоп: АГУ, 1999. С. 123-126.

127. Ильин В. В. Язык-Понимание-Культура // Язык и культура: Факты и ценности: Сб. тр. к 70-летию Ю. С. Степанова. М., 2001. С. 267-272.

128. Кабардинские пословицы. Нальчик, 1994.

129. Казанов X. М. О содержании и смысле национальных культур // Национальные традиции народов Адыгеи: генезис, сущность и проблемы воспитания: Мат-лы первой республик. науч.-практ. конфер. Майкоп, 1994. С. 15-19.

130. Кант И. Сочинения: В 6-ти т. М., 1963-1966.

131. Карасик В. И. О категориях лингвокультурологии // Языковая личность: проблемы коммуникативной деятельности. Волгоград, 2001. С. 3-16.

132. Карасик В. И. Языковой круг: Личность, концепты, дискурс. Волгоград, 2002.

133. Карасик В. И. Определение и типология концептов // Слово сознание - культура: Сб. науч. тр. М.,2002. С. 56-66.

134. Карданов Б. М. Кабардино-русский словарь. М., 1957.

135. Карданов Б. М. Кабардино-русский фразеологический словарь. Нальчик, 1968.

136. Касевич В. Б. Буддизм. Картина мира. Язык. СПб., 1996.

137. Катермина В. В. Словарь образов-символов человека (на материале русского и английского языков). Краснодар, 2000.

138. Кашароков Б. Т. Пословицы русского, немецкого и кабардино-черкесского языков как источник изучения культурно-языкового сознания: структурно-семантический и лингвокультурологический аспекты. Черкесск,2003.

139. Кашароков Б. Т. Пословицы русского, немецкого и кабардино-черкесского языков как источник изучения культурно-языкового сознания: структурно-семантический и лингвокультурологический аспекты: Дис. . д-ра филол. наук. Краснодар, 2004.

140. Керашева 3. И. К вопросу о взаимосвязи лингвистики и этнографии // Керашева 3. И. Избранные труды и статьи: В 2 т. Майкоп, 1998. Т. 2. С. 80-88.14 4.Керимов Г. М. Шариат. Закон жизни мусульман. М., 1999.

141. Кешев А. Г. Характер адыгских песен // Избранные произведения адыгских просветителей. Нальчик, 1980. С. 112-129.14 6.Коджесау Э. JI. Положение женщины в адыгском обществе в прошлом. Майкоп, 2001. Вып. 9.

142. Колшанский Г. В. Объективная картина мира впознании и языке. М., 1990.

143. Концептуализация и смысл. Новосибирск, 1990.

144. Копыленко M. М., Попова 3. Д. Очерки по общей фразеологии. Воронеж, 1972.

145. Котов Г. Г. Система внешних факторов в развитии лексического состава языка. М.; Краснодар, 2003.

146. Красавский Н. А. Эмоциональные концепты в немецкой и русской лингвокультурах. Волгоград, 2001.

147. Красных В. В. Коды и эталоны культуры (приглашение к разговору) // Язык. Сознание. Коммуникация. Вып. 19. М., 2001. С. 5-19.

148. Краткий психологический словарь / Ред.-сост. JI. А. Карпенко: под общ. ред. А. В. Петровского. Ростов н/Д, 1999 (КПС).

149. Кругликова JI. Е. Лексико-фразеологическая парадигма «Человек как член общества» в диахроническом аспекте // Языковая личность и семантика: Тез. науч. докл. Волгоград, 1994. С. 65-66.

150. Крупнов Е. И. Древняя история Северного Кавказа. М., 1960.

151. Крупнов Е. И. В кн.: Блягоз 3. У. Адыгейские пословицы и поговорки. М., 1996.

152. Кубрякова Е. С., Демьянков В. 3., Панкрац Ю.Г., Лузина Л. Г. Краткий словарь когнитивных терминов.1. М., 1996.

153. Кубрякова Е. С. Языковое сознание и языковая картина мира // Филология и культура: Материалы II-й Международной конференции: В 3-х ч. Ч. III. Тамбов, 1999. С. 6-13.

154. Кубрякова Е. С. Язык и знание: На пути получения знаний о языке: Части речи с когнитивной точки зрения. Роль языка в познании мира. М., 2004.

155. Кузнецова Е. П. Фразеологические единицы со структурой предложения в русском и немецком языках: Автореф. дис. . канд. филол. наук. Майкоп, 2002.

156. Куликов В. Г. О фразеологических средствах репрезентации диалектных концептов // Фразеологические чтения памяти профессора В. А. Лебединской. Вып. 3. Курган, 2006. С. 227-230.

157. Кумахов М. А. Очерки общего и кавказского языкознания. Нальчик, 1984.

158. Кунашева М. Лингвокультурологический анализ терминов народной морали (на материале кабардинских пословиц и поговорок): Дис. . канд. филол. наук. М., 1996.

159. Кушу С. А. Лингвокультурные концепты как отражение языковой картины мира (на материале языка оригиналов и переводов произведений Т. Керашева с адыгейского на русский и английский языки): Дис. . канд. филол. наук. Краснодар, 2004.

160. Лавров В. И. Смысловая структура диалектной фразеологической единицы. Новгород, 1978.

161. Ларин Б. А. Очерки по фразеологии // Уч. зап. ЛГУ. Сер. филол. наук. 1956. Т. 198. Вып. 24. С. 200

162. Лебедева Л. А. Словарь устойчивых сравнений русского языка. Краснодар, 1994.

163. Лебедева Л. А. Устойчивые сравнения русского языка: Тематический словарь. Краснодар, 1998.

164. Лебедева Л. А. Устойчивые сравнения русского языка во фразеологии и фразеографии: Дис. . д-ра филол. наук. Краснодар, 1999.

165. Лебедева Л. А. Устойчивые сравнения русского языка во фразеологии и фразеографии. Краснодар: КубГУ, 1999.

166. Лебедева Л. А. Коммуникативно-прагматические функции устойчивых сравнений // Коммуникативно-прагматические аспекты фразеологии. Волгоград,1999. С. 62-66.

167. Левин Ю. И. Превербиальное пространство // Паремиологические исследования. М., 1984.

168. Леви-Строс К. Структурная антропология. М., 1995.17 6.Леонтьев А. Н. Деятельность, сознание, личность. М., 1985.

169. Лингвистический энциклопедический словарь. М., 1998.

170. Лисицына Т. А. Русские паремии сакрального круга (фрагменты лингвокультурологии) // Фразеология2000. Тула, 2000. С. 93-98.17 9.Лихачёв Д. С. Концептосфера русского языка // ИАН СЛЯ. 1983. Т. 52, № 1. С. 3-9.

171. Лихачев Д. С. Культура как целостная динамическая система // Вестник РАН. 1994. № 8. С. 12-17.

172. Лихачев Д. С. Концептосфера русского языка //

173. Русская словесность: От теории словесности к структуре текста: Антология. М., 1997. С. 280-287.

174. Логический словарь. М., 1994.

175. Лотман Ю. М. Внутри мыслящих миров. Человек-текст-семиосфера-история. М., 1996.

176. Лотман Ю. М. Динамическая модель семиотической системы // Ученые записки Тартуского ун-та. 1998. Т. 10 . Семиотика культуры. Вып. 4 63. С. 22-28.

177. Ляушева С. А. Религиозные аспекты феномена «адыгагъэ» (история и современность): Автореф. дис. . канд. филос. наук. М., 1997.

178. Малевинский С. О. Семантические поля порока и добродетели в языковом сознании современной студенческой молодежи. Краснодар, 2005.

179. Маркарян Э. С. Об исходных методологическихпредпосылках исследования этнических культур // Методологические проблемы исследования этнических культур. Ереван, 1978. С. 5-14.

180. Маслова В. А. Введение в лингвокультурологию: Учеб. пособие. М., 2001.

181. Маслова В. А. Лингвокультурология. М., 2001.

182. Машина О. Ю. Фразеологическое значение и его оттенки: Автореф. дис. . канд. филол. наук. Новгород, 1998.

183. Мелерович А. М., Мокиенко В. М. Фразеологизмы в русской речи. М., 2001.

184. Мечковская Н. Б. Язык и религия: Учеб. пособие. М., 1998 .

185. Михалев А. Б. Теория фоносемантического поля: Автореф. дис. . д-ра филол. наук. Краснодар, 1995.

186. Мокиенко В. М. Славянская фразеология. М., 1980.

187. Мокиенко В. М. Загадки русской фразеологии. М., 1990.

188. Молотков А. И. Фразеологический словарь русского языка. М., 1978.

189. Монтень М. Опыты: Избранные главы. М., 1991.

190. Моррис Ч. У. Общие основания семиотики // Языковой знак. Сознание. Познание: Хрестоматия / Под. ред. А. Б.Лихачёва. М., 2002. С.10-61.

191. Мусхаджиев С. X. Ислам в Черкесии в период освободительного движения 1840-1850 гг. // Мир культуры адыгов (проблемы эволюции и целостности). Майкоп, 2002. С. 126-130.

192. Мыркин В. Я. Понятие vs концепт; текст vs дискурс;языковая картина мира vs речевая картина мира // Проблемы концептуализации действительности и моделирования языковой картины мира: Мат-лы Международ, науч. конфер. Архангельск, 2002. С. 4 647.

193. Немец Г. П. Фразеологические единицы как выразители модальных отношений // Лексикология и фразеология: Новый взгляд: Фразеология: Тез. 2-й межвуз. конфер. М., 1990. С.64-66.

194. Немец Г. П. Интеллектуализация метаязыка науки. Москва; Краснодар, 2004.

195. Нерознак В. П. От концепта к слову: к проблеме филологического концептуализма // Вопросы филологии и методики преподавания иностранных языков. Омск, 1998. С. 80-85.

196. Нифанова Т. О. Словообразовательная модель как способ концептуализации свойств природных явлений // Проблемы концептуализации действительности и моделирования языковой картины мира: Мат-лы Международ, науч. конфер. Архангельск, 2002. С.131-134 .

197. Ожегов С. И., Шведова Н. Ю. Толковый словарь русского языка. М., 1998.

198. Павиленис Р. И. Проблема смысла. Современный логико-философский анализ языка. М., 1983.

199. Падучева Е. В. Семантические исследования. М., 1996.

200. Петровский А. В., Ярошевский М. Г. Психология. М., 2001.

201. Пименова М. В. Концепты внутреннего мира (русскоанглийские соответствия): Автореф. дис. . д-ра филол. наук. СПб., 2001. 39 с.

202. Писанова Т. В. Национально-культурные аспекты оценочной семантики (эстетические и этические оценки): Автореф. дис. . д-ра филол. наук. М., 1997.

203. Платон. Сочинения: в 3-х т. // Платон. М., 19681972 .

204. Пословицы. Поговорки. Загадки. М., 1986.

205. Пословицы русского народа: Сб. В. И. Даля: В 3 т. М., 2000.

206. Попова 3. Д., Стернин И. А. Язык и сознание: теоретические разграничения и понятийный аппарат // Язык и национальное сознание. Вопросы теории и методологии. Воронеж, 2002. С.8-51.

207. Попкова А. Н. Лингвоэмоциональная картина мира: особенности вербализации (на основе языка текстов художественной литературы): Дис. . канд. филол. наук. Краснодар, 2005.

208. Постовалова В. И. Картина мира в жизнедеятельности человека // Роль человеческого фактора в языке. Язык и картина мира. М., 1988. С. 8-69.

209. Почепцов О. Г. Языковая ментальность: способ представления мира // ВЯ. 1990. № 6. С. 110-123.

210. Поцепня Д. М. Образ мира в слове писателя: Автореф. дис. . д-ра филол. наук. Санкт-Петербург, 1997.

211. Прохвачева О. К. Лингвокультурный концепт «Приватность» (на материале американского варианта английского языка): Автореф. дис. . канд. филол. наук. Волгоград, 2000. 24 с.

212. Психологический словарь. М., 2003.

213. Пузырев А. В. Концепты «истина» и «правда» в русском языковом сознании наивных носителей языка // Языковая личность: социолингвистические и эмотивные аспекты. Волгоград; Саратов, 1998. С. 96104 .

214. Разумовский О. С. Логика концептуализации и теоретизации в контексте развития теории // Концептуализация и смысл. Новосибирск, 1990. С.163-174 .

215. Райхштейн А. Д. Сопоставительный анализ немецкой и русской фразеологии. М., 1980.

216. Ратушная Е. Р. Антропономинирующая парадигма русской фразеологии: семантика, формирование, функционирование: Автореф. дис. . д-ра филол. наук. Волгоград, 2001.

217. Рахилина Е. В. Когнитивный анализ предметных имен: семантика и сочетаемость. М., 2000.

218. Роль человеческого фактора в языке. Язык и картина мира. М., 1988.

219. Русские пословицы и поговорки народов Востока. М., 1961.

220. Русский язык: Энциклопедия. М., 1979.

221. Рыбакова Н. В. Моральные отношения и их структура. Л., 1974.

222. Рыбникова В. А. Языковая концептуализация социума (на материале английских дидактических текстов): Автореф. дис. . канд. филол. наук. Краснодар, 2001 .

223. Савенкова Л. Б. Русская паремиология: семантический и лингвокультурологический аспекты. Ростов н/Д: РГУ, 2002.

224. Сакиева Р. С. Организационные принципы нравственной и художественной культур адыгского этноса в кавказском регионе // Вестник МГОУ. № 4. Кропоткин, 2002. С. 40-49.

225. Самсонова Е. В. Национально-культурный компонент экспрессивности (в языке австралийской художественной прозы): Автореф. дис. . канд. филол. наук. М., 2000.24 0.Сепир Э. Избранные труды по языкознанию и культурологии. М., 1993.

226. Серебренников Б. А. Как происходит отражение картины мира в языке? // Роль человеческого фактора в языке. Язык и картина мира. М., 1988. С. 87-107.

227. Сидоркова Г. Д. Прагматика паремий: пословицы и поговорки как речевые действия. Краснодар, 1999.

228. Силиванец А. В. Функционально-семантическая сфера характеризации человека: Автореф. дис. . канд. филол. наук. Краснодар, 1997.

229. Симашко Т. В. Денотативный класс как основа описания фрагмента русской языковой картины мира:

230. Автореф. дис. . д-ра филол. наук. Екатеринбург, 1999 .

231. Словарь русского языка: В 4-х т. М., 1982. Т. 2.

232. Слышкин Г. Г. Лингвокультурный концепт как системное образование // Лингвистика и межкультурная коммуникация. Волгоград, 2004. № 1. С. 211-223.

233. Сметанина 3. В. Фразеология ярославских и костромских говоров, характеризующих человека: Автореф. дис. . канд. филол. наук. Ярославль, 1999.24 8.Снегирев И. М. Словарь русских пословиц и поговорок. Русские в своих пословицах. М., 1997.

234. Советский энциклопедический словарь. М., 1988.

235. Сократ Схоластик. Церковная история. М., 1996. (Классики античности и средневековья).

236. Солодуб Ю. П. Русская фразеология как объект сопоставительного структурно-типологического исследования: Автореф. дис. . канд. филол. наук. М., 1985.

237. Солодуб Ю. П. Национальная специфика и универсальные свойства фразеологии как объект лингвистического исследования // Филол. науки. 1990. № 6. С. 55-65.

238. Солодухо Э. М. Понятие фразеологической эквивалентности и фразеологических интернационализ-мов // Исследования по семантике: Лексическая и фразеологическая семантика: Межвуз. науч. сб. Уфа, 1982. С. 140-147.

239. Соломоник А. Язык как знаковая система. М., 1992.

240. Сорокин Ю. С. Метод установления лакун как один изспособов выявления специфики локальных культур // Национально-культурная специфика речевого поведения. М., 1997. С. 298-300.

241. Сороченко Е. Н. Концепт «скука» в художественном тексте (на материале произведений А. С. Пушкина, М. Ю. Лермонтова, И. С. Гончарова) // Принципы и методы исследования в филологии: конец XX века. Сб. ст. Вып. 6. СПб.; Ставрополь, 2001. С. 347-354.

242. Спенсер Г. Синтетическая философия / В сокращенном изложении Г. Коллинза. Киев, 1997.

243. Степанов Ю. С. Основы общего языкознания. М., 1975.

244. Степанов Ю. С. Константы. Словарь русской культуры. Опыт исследования. М., 1997.

245. Степанов Ю. С. Константы. Словарь русской культуры. Опыт исследования. М., 2001.

246. Стернин И. А., Быкова Г. В. Концепты и лакуны // Языковое сознание: Формирование и функционирование: Сб. ст. М., 1998. С. 9-17.

247. Суфии: Восхождение к истине. М., 2005.2 63.Тарланов 3. К. Язык и культура. Петрозаводск, 1984.

248. Телия В. Н. Русская фразеология: Семантический, прагматический и лингвокультурологический аспекты. М., 1996.2 65.Телия В. Н. Коннотативный аспект семантики номинативных единиц. М., 1986.

249. Телия В. Н. Введение // Словарь образных выражений русского языка. М., 1995.

250. Телия В. Н. Концептообразующая флуктуация константы культуры «родная земля» в наименовании родина // Язык и культура: Факты и ценности: К 70-летию Юрия

251. Сергеевича Степанова / Отв. ред. Е. С. Кубрякова, Т. Е. Янко. М., 2001. С. 409-418.2 68 . Тер-Минасова С. Г. Язык и национальный характер // Слово и текст в диалоге культур: Юбилейный сборник. М., 2000. С. 247-271.

252. Тихонов А. Н. Фразеологический словарь русского языка. М., 1998.

253. Тимощенко С. А. Фразеологические репрезентации концепта «дом» в русской языковой картине мира // Фразеологические чтения памяти профессора В. А. Лебединской. Вып. 3. Курган, 2006. С. 237-240.

254. Толковый словарь адыгейского языка / Сост. А. А. Хатанов, 3. И. Керашева. Майкоп, 1960.

255. Толстой Н. И. Язык и народная культура. Очерки по славянской мифологии и этнолингвистике. М., 1995.

256. Топоров В. Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ: Исследования в области мифопоэтического: Избранное. М., 1995.

257. Торопцев И. С. Язык и речь. Воронеж, 1985.

258. Трахова А. Ш. Антропоцентрический аспект семантики фразеологизмов // Лингвистическое образование: профессия, миссия, карьера: Мат-лы Всероссийской науч.-практ. конфер. Ставрополь, 2003. С. 36-50.

259. Трахова А. Ш. Фразеология как средство концептуального членения мира // Язык и межкультурная коммуникация. Майкоп, 2003. Ч. 1. С. 135-145.

260. Трахова А. III. Этнофразема как источник фразеологии в современном русском языке // Русский язык и активные процессы в современной речи: Мат-лы Всероссийской науч.-практ. конфер. 2 6-2 8 ноября2003 г. М.-Ставрополь, 2003. С. 203-206.

261. Трахова А. Ш. Лингвокультурологический подход к изучению адыгейских пословиц и поговорок // Язык. Этнос. Сознание: Мат-лы международ, науч. практ. конфер. 24-25 апреля 2003. Т. 1. Майкоп, 2003. С. 34-41.

262. Трахова А. Ш. Фразеология в тексте языка Корана и проблемы культуры речи // Актуальные проблемы общей и адыгейской филологии: Мат-лы Всерос. науч.-практ. конфер. Майкоп, 25-26 мая 2004. С. 48-54.

263. Трахова А. Ш. Особенности языковой концептуализации морально-нравственной сферы личности // Современные проблемы лексикологии и терминологии: Мат-лы межвузовской докторантско-аспирантской конф. Краснодар, 2004. С. 160-166.

264. Трахова А. Ш. Этнофраземы как средство формирования адыгейской языковой картины мира // Научная мысль Кавказа. Приложение. Ростов н/Д, 2005. № 2. С. 165

265. Трахова А. Ш. Морально-нравственная сфера личности как объект лингвистического изучения и описания // Научная мысль Кавказа. Приложение. Ростов н/Д, 2005. № 3. С. 145-153.

266. Трахова А. Ш. Национальная языковая личность и языковая картина мира в лингвокультурологии // Научная мысль Кавказа. Приложение. Ростов н/Д, 2005. № 1. С. 115-123.

267. Трахова А. Ш. Морально-нравственные ценности и качества в адыгской языковой картине мира // Актуальные проблемы лингвистической культурологи -3: Сб. ст. М.: МГПУ, 2005. С. 145-156.

268. Трахова А. Ш. О термине и понятии «языковая концептуализация»: аспекты интерпретации // Юбилейный сб. науч. тр., посвящ. 75-летию проф. Г. П. Немца. Краснодар, 2005. С. 275-280.

269. Тугаринов В. П. О ценности жизни и культуры. Л., 1960.

270. Тхаркахо Ю. А. Адыгейско-русский словарь. Майкоп, 1991.

271. Тхьаркъуахъо А. Адыгабзэм ифразеологизмэ гущы1алъ. Мыекъуапэ, 1980.

272. Успенский Б. А. Семиотика искусства. М., 1994 .

273. Устинова H. Н. Глагол как средство концептуализации эмоций в языковой картине мира (на материале языка художественных текстов). Дис. . канд. филол. наук. Краснодар, 2005.

274. Уфимцева А. А. Языковая номинация. Общие вопросы. М., 1988.

275. Уфимцева А. А. Типы словесных знаков. М., 2004.296 .Ушинекий К. Д. Педагогические сочинения: В 6-ти т. М., 1988-1990.

276. Ушинский К. Д. О первоначальном преподавании русского языка // Избранное. Т. 2. М., 1939.

277. Фанян Н.Ю. О методологии и процессах интеграции в межкультурной коммуникации // Язык и национальные образы мира. Мат-лы Междунар. науч. конф. (20-21 марта 2001). Майкоп, 2001. С. 78-82.

278. Фархутдинова Ф. Ф. Категории русскости в книге про бойца «Василий Теркин» А. Т. Твардовского // Этнокультурные константы в русской языковой картине мира : генезис и функционирование : Мат-лы Междунар. науч. конф. Белгород, 2005. С. 218-222.

279. Фархутдинова Ф. Ф. Взглянуть на мир сквозь призму слова.: Опыт лингвокультурологического анализа русскости. Иваново, 2000.

280. Федоров Ф. И. Фразеологический словарь русского литературного языка конца 18-20 вв. М., 1995.

281. Федотов Г. П. Письма о русской культуре // Русская идея. М., 1992.

282. Фелицына В. П., Прохоров Ю. В. Русские пословицы, поговорки и крылатые выражения. М., 1988.304 . Философский энциклопедический словарь. М., 1989.

283. Философский энциклопедический словарь. М., 1999 (ФЭС).

284. Фрумкина Р. М. Есть ли у современной лингвистики своя эпистемология? // Язык и наука конца 20 века. М., 1995. С. 74-117.

285. Фрумкина Р. М. Когнитивная лингвистика или «психолингвистика наоборот» / / Язык и речевая деятельность. СПб., 1999.

286. Фрумкина Р. М. Психолингвистика. М., 2001.

287. Фрумкина Р. М. и др. Семантика и категоризация. М., 2001.

288. Хазагеров Т. Г. Экспрессивный стиль как основная категория экспрессивной стилистики // Проблемы экспрессивной стилистики. Ростов-на-Дону, 1996.

289. Хайдеггер А. М. Время картины мира // Время и бытие: Статьи и выступления. М., 1993. С. 41-62.

290. Хайруллина Р. X. Картина мира во фразеологии (тематико-идеографическая систематика и образно-мотивационные основы русских и башкирских фразеологизмов): Автореф. дис. . д-ра филол. наук. М., 1997.

291. Хайруллина Р. X. Межличностные отношения в зеркале фразеологии // Фразеология-2000. Тула, 2000. С. 1517.

292. Ханаху Р. А. Традиционная культура Северного Кавказа: вызовы времени (социально-философский анализ). Майкоп, 2000.

293. Ханаху Р. А. Морально-этический феномен адыгагъэ -основа народной культуры // Мир культуры адыговпроблемы эволюции и целостности). Майкоп, 2002. С. 177-184.

294. Ханаху Р. А., Цветков О. М., Костылев С. В. От традиционного менталитета к современному // Мир культуры адыгов (проблемы эволюции и целостности. Религиозное сознание: от истоков к мировой религии. Майкоп, 2002. С. 465-477.

295. Хатчесон Ф. Эстетика. М., 1973.

296. Хацукова М. X. Происхождение этнонима «Хабзе»: архаический символизм // Мир культуры адыгов (проблемы эволюции и целостности). Майкоп, 2002. С. 185-198.

297. Хейшхо Ф. И. Структурно-семантические типы глагольных фразеологизмов в русском и адыгейском языках: Дис. . канд. филол. наук. Майкоп, 2004.

298. Хуажев М. К., Хут Ш. X. Адыгейские пословицы и поговорки. Майкоп, 1975.

299. Цапенко С. А. Концептуализация единиц семантического поля «Суточный круговорот времени» // Проблемы концептуализации действительности и моделирования языковой картины мира: Мат-лы Международ. науч. конфер. Архангельск, 2002. С. 81-82.

300. Цицерон. Философские трактаты. М., 1985.32 3.Черданцева Т. 3. Идиоматика и культура (постановка проблемы) // ВЯ, 1996, № 1. С. 55-60.

301. Черемисина Н. Б. Семантика возможных миров и лексико-семантические законы // Филологические науки. 1992. № 2. С. 111-117.

302. Чертов JI. Ф. Знаковость: Опыт теоретического синтеза идей о знаковом способе информационнойсвязи. Спб., 1993.

303. Шагиров А. К. Очерки по сравнительной лексикологии адыгских языков. Нальчик, 1962.

304. Шанский Н. М. Фразеология современного русского языка. М., 1985.

305. Шаов Ж. А. Адыгейско-русский словарь. Майкоп, 1975.

306. Шведова Н. Ю. Об активных потенциях, заключенных в слове // Слово в грамматике и словаре. М., 1984. С. 7-15.

307. Швейцер А. Благоговение перед жизнью: Сб. работ. М., 1992.

308. Швырев В. С. Научное познание как деятельность. М., 1994.

309. Шевченко А. К. Культура. История. Личность: Введение в философию поступка. Киев, 1991.

310. Шестак Л. А. Русская языковая личность: коды образной вербализации тезауруса. Волгоград, 2003.

311. Шеуджен Э. А. Северный Кавказ, национальные традиции: историографические проблемы // Национальные традиции народов Адыгеи: генезис, сущность и проблемы воспитания: Мат-лы первой республик, науч.-практ. конфер. Майкоп, 1994. С. 20-22.

312. Шингаров Г. X. Эмоции и чувства как формы отражения действительности. М., 1971.

313. Шлюхтер В. Цит. по: Давыдов Ю. Н. Картина мира и социально-историческое развитие // Гайденко П. П., Давыдов Ю. Н. История и рациональность. Социология Макса Вебера и веберовский ренессанс. М., 1991. С. 207-289.

314. Шмелев А. Д. Лексический состав русского языка какотражение «русской души» // В кн.: Т. В. Булыгина, А. Д. Шмелев. Языковая концептуализация мира (на материале русской грамматики). М., 1997.

315. Шоров И. А. Адыгская народная педагогика. Майкоп, 1999.

316. Щерба Л. В. Языковая система и речевая деятельность. Л., 1974.

317. Щерба Л. В. Опыт общей теории лексикографии // Языковая система и речевая деятельность. Л., 1974. С. 41-50.

318. Щербак Ф. Н. Мораль как духовно-практическое отношение: методологический аспект. Л., 1986.

319. Щур Г. С. Теория поля в лингвистике. М., 1974.

320. Эйнштейн А. Влияние Максвелла на развитие представлений о физической реальности // Собрание научных трудов. М., 1967. Т. 2, 4.

321. Эмирова А. М. Фразеология сферы интеллектуальной деятельности // Вопросы русской и славянской фразеологии. Вып. 13. Самарканд, 197 9. С. 17-2 6.

322. Эмирова А. М. Русская фразеология в коммуникативном аспекте. Ташкент, 1988.

323. Этика: Учеб. пособие / Под ред. Т. В. Мишаткиной, Я. С. Яскевич. Мн., 2002.34 9.Юсова Л. Н. Картина мира как субъективный образобъективной реальности // Сфера языка и прагматика речевого общения: Сб. науч. тр. Краснодар, 2003. С. 314-323.

324. Юсова JI. Н. Концепт как когнитивный феномен // Актуальные проблемы современного языкознания и литературоведения: Мат-лы 2-й межвуз. докт.-аспир. конф. Часть I. Краснодар, 2003. С. 157-162.

325. Язык и когнитивная деятельность: сб. ст. / Редкол.: Р. М. Фрумкина (отв. ред.) и др. М., 1989.

326. Язык и наука конца XX века. М., 1995.

327. Ян Хин-шун. Древнекитайский философ JIao-цзы и его учение. М; Л., 1950.

328. Ян Юн-го. История древнекитайской идеологии. М., 1957.

329. Яранцев Р. И. Словарь-справочник по русской фразеологии. М., 1985.

330. Яранцев Р. И. Русская фразеология: Словарь-справочник. М., 1997.

331. Geeraets 1993 Цит. по: Кубрякова Е. С. Язык и знание: На пути получения знаний о языке: Части речи с когнитивной точки зрения. Роль языка в познании мира. М., 2004.

332. Келлер К. A. Theory of Linguistic Sign. Oxford, 1998.

333. Lakoff 1987 Цит. по: Кубрякова E. С. Язык и знание: На пути получения знаний о языке: Части речи с когнитивной точки зрения. Роль языка в познании мира. М., 2004.

334. Redfield R. The Little Community // Viewpoints for the Study of a Human Whole. Chicago, 1955.

335. Redfield R. The Folk Society // American Journal of Sociology. 1947. № 52.

336. Taylor 198 9 Цит. по: Кубрякова E. С. Язык и знание: На пути получения знаний о языке: Части речи с когнитивной точки зрения. Роль языка в познании мира. М., 2004.