автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.03
диссертация на тему: Остракизм как политический институт Афинского полиса классической эпохи

Полный текст автореферата диссертации по теме "Остракизм как политический институт Афинского полиса классической эпохи"

На правах рукописи

СУРИКОВ Игорь Евгеньевич

ОСТРАКИЗМ КАК ПОЛИТИЧЕСКИЙ ИНСТИТУТ АФИНСКОГО ПОЛИСА КЛАССИЧЕСКОЙ ЭПОХИ

Специальность 07.00.03 - Всеобщая история (история древнего мира)

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени доктора исторических наук

МОСКВА 2004

Работа выполнена в Центре античной истории Института всеобщей истории Российской Академии наук

Официальные оппоненты:

доктор исторических наук, профессор Г.А.Кошеленко доктор исторических наук А.В.Подосинов доктор исторических наук Н.А.Фролова

Ведущая организация:

Кафедра истории древнего мира Московского государственного университета им. М.В.Ломоносова

Защита состоится «_Х_» СМур&АЦ 2004 г. в. часов на заседании диссертационного совета Д.002.249.01 по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора исторических наук в Институте всеобщей истории РАН по адресу: 117334, Москва, Ленинский проспект, 32А.

С диссертацией можно ознакомиться в научном кабинете Института всеобщей истории РАН.

Автореферат разослан 2004 г.

Ученый секретарь диссертационного совета кандидат исторических наук

Н.Ф. Сокольская

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность темы исследования. В последние годы в истории античности все чаще отмечается большое значение изучения политических институтов древнегреческой демократии для лучшего понимания сущности этого государственного устройства. Одним из таких институтов, причем игравшим весьма важную роль в жизни демократических Афин V в. до н.э., был остракизм - внесудебное изгнание по политическим мотивам наиболее влиятельных граждан из полиса на фиксированный срок (10 лет), без поражения в гражданских (в том числе имущественных) правах и с последующим полным восстановлением в политических правах, осуществлявшееся путем голосования демоса в народном собрании при применении особой процедуры (с использованием надписанных глиняных черепков).

При обращении к истории остракизма нами руководили, в частности, следующие мотивы. С одной стороны, мы видим здесь возможность внести определенный вклад в исследование институциональной стороны политической жизни демократического афинского полиса V в. до н.э., тем более что, хотя остракизм и изучался в мировой антиковедческой литературе, очень многие аспекты его истории и процедуры и по сей день остаются дискуссионными и недостаточно ясными (а в отечественной историографии феномен остракизма вообще почти не исследовался). С другой стороны, это еще и возможность погрузиться, так сказать, в самую среду политической борьбы в Афинах рассматриваемого периода, со всем свойственным ей кипением страстей, переплетением интересов, высоким накалом внутриполитического конфликта. Ведь остракизм играл весьма большую роль в этой политической борьбе, развертывавшейся в афинском полисе. Можно без преувеличения сказать, что «под знаком остракизма» прошел целый большой (и исключительно важный) исторический период, почти совпадающий с хронологическими границами V в. Соответственно, при изучении такого института, как остракизм, постоянно приходится обращаться к неинституциональным факторам: к

группировок, к взаимоотношениям политической элиты и массы демоса, к механизмам проявления и формирования общественного мнения в демократическом полисе. Остракизм можно и должно исследовать именно так: на стыке «институционального» и «неинституционального» подходов, конституционной истории и истории политических процессов, в контексте всей общественной жизни.

В настоящее время интерес к афинскому остракизму в мировой науке возрастает. Во многом этому способствует расширение источниковой базы, а именно недавно начавшаяся и продолжающаяся по сей день публикация найденных в Афинах в массовых масштабах остраконов (черепков для голосования при остракизме). В свете новых находок, несущих ценнейшую информацию, изучение остракизма становится, без преувеличения, одним из наиболее перспективных и актуальных направлений в антиковедении.

Цели и задачи исследования. Главная цель работы — максимально полное и всестороннее, насколько это возможно при имеющемся состоянии источников, исследование института остракизма в классических Афинах. Данная цель обусловливает стоящие перед нами конкретные задачи. Это — рассмотрение и решение следующих вопросов:

- о хронологии применения остракизма (глава I);

- о происхождении остракизма, времени, причинах и целях его введения (глава II);

- о процедуре проведения остракизма, в связи с которой существует ряд дискуссионных, до сих пор неразрешенных в антиковедении проблем (глава III);

- о функциях института остракизма в политической системе афинской демократии и его роли в политической жизни демократического полиса, об основных этапах истории остракизма (глава IV);

- о причинах выхода остракизма из употребления в конце V в. до н.э. и об институциональных механизмах, пришедших ему на смену (глава V).

Хронологические и географические рамки исследования. Поскольку институт остракизма в его «классической»

форме функционировал в афинском полисе на протяжении V в. до н.э. (с 487 по 415 г. до н.э.), именно этот хронологический отрезок преимущественно рассматривается в диссертации. В то же время привлекается материал, относящийся как к более раннему времени, к архаической эпохе (поскольку это необходимо для выявления «корней», истоков остракизма, тех институциональных реалий, из которых он вырос), так и ко времени более позднему, к IV в. до н.э. (поскольку в этот период остракизм существовал номинально, фактически не применяясь, а также для того, чтобы проследить, как выход остракизма из употребления повлиял на общую политическую ситуацию). В работе рассматриваются в связи с остракизмом в первую очередь данные по Афинам, так как только они обладают известной степенью целостности и системности, позволяют прийти к ответственным выводам. Это обусловливает географические рамки исследования. Скудные и противоречивые сведения об остракизме в других древнегреческих полисах анализируются в отдельном экскурсе (приложение П).

Методологическая основа. Как говорилось выше, для всестороннего исследования остракизма в высшей степени желательным был бы конструктивный синтез «институционального» и «неинституционального» подходов с учетом позитивных сторон как того, так и другого. В нашем случае это должно выражаться в изучении института в тесной связи с политическими процессами той эпохи и того социума, в рамках которых этот институт существовал. Основной методологической базой работы является системная концепция полиса как целостного политического и социокультурного организма, все стороны общественной и идеологической жизни которого тесно взаимосвязаны и взаимообусловлены друг другом, а следовательно - и изучаться должны не изолированно, а целостно, органично. Иными словами, на наш взгляд, следует избегать разрозненного, в отрыве от исторической эпохи, анализа материала; в частности, институт остракизма должен быть предметом углубленного исследования в контексте полиса, как интегральная составная часть его политической системы и политической жизни. Одна из наших задач заключается в том, чтобы продемонстрировать, как изме-

нения общего характера в афинском полисе классической эпохи закономерно оказывали влияние на применение остракизма (введение этого института, более частое или более редкое его использование, выход из употребления). Можно сказать, что предлагаемая нами общая методология ближе всего стоит к концепции "histoire totale", выдвинутой французскими историками школы «Анналов». Мы далеки от примитивного детерминизма, от представления о жесткой обусловленности одних форм общественного бытия («вторичных», «надстроечных») другими («первичными», «базисными»), понимать ли под таким базисом экономические отношения, политическую систему, менталитет эпохи или что-либо другое. По нашему мнению, все эти сферы развивались и эволюционировали как части единой системы, то есть на целостном уровне, в тесной взаимной связи. Применительно к конкретной истории остракизма такой подход влечет за собой, в частности, наше несогласие с распространенным мнением, согласно которому этот институт являлся исключительной принадлежностью демократических полисов. В ходе исследования мы стремимся показать, что остракизм, - конечно, если не говорить только о его конкретной «клисфеновской» форме, а брать феномен более широко, — не был детерминирован демократией, что он в том или ином виде мог применяться (и применялся) в различных типах полисных устройств (аристократическом, олигархическом и т.п.) и был скорее порождением феномена полиса как такового, нежели какой-то отдельной его формы.

В ходе работы, как это обусловлено ее темой, проводится всестороннее исследование остракизма прежде всего в течение его функционирования в демократических Афинах V в. до н.э. Для наиболее эффективного выполнения этой задачи должен быть в полной мере реализован такой методологический подход, как взаимосвязанное изучение различных категорий источников. Применительно к остракизму это особенно актуально, поскольку, как мы увидим при анализе источниковой базы, существуют два основных типа источников об этом институте: а) данные античной нарративной традиции; б) остраконы и надписи на них, т.е. памятники вещественного и эпиграфического ха-

рактера. Каждая из этих категорий источников обладает своими сильными и слабыми сторонами. Так, главная ценность остра-конов заключается в том, что это - памятники, современные рассматриваемой эпохе и безусловно аутентичные. С другой стороны, информация, которую они несут, может быть полноценно интерпретирована лишь в свете данных письменных источников, поскольку сами по себе надписи на остраконах кратки, нередко находятся в плохой степени сохранности и, во всяком случае, по большей части не содержат сведений о конкретных причинах той или иной остракофории, о ее историческом контексте. Что же касается нарративной традиции об остракизме, то она, безусловно, значительно более информативна, содержит сведения по ряду важных деталей и нюансов истории этого института. В то же время данные, сохраненные различными античными авторами, подчас противоречивы; в достоверности некоторых из этих данных неоднократно высказывалось сомнение. Цели верификации информации письменных источников в наибольшей степени могут служить как раз остраконы. Таким образом, две вышеназванных категории источников об остракизме в высшей степени удачно дополняют друг друга.

Определенное место в исследовании занимает сравнительно-исторический метод. Поскольку остракизм обнаруживает определенные черты сходства с архаичными типами изгнания, имевшими религиозный, ритуальный характер (в частности, с изгнанием «козла отпущения», характерным для многих древних культур), нам предстоит коснуться специфики соответствующих ритуалов и сопоставить их с остракизмом с целью лучшего определения истоков и корней последнего, его характерных черт.

Источниковая база исследования. Говоря об античной (и продолжающей ее византийской) нарративной традиции, содержащей сведения об институте остракизма, можно обозначить следующие основные моменты. Данный источниковый комплекс весьма обширен во всех отношениях: хронологическом (он охватывает литературные памятники, создававшиеся от V в. до н.э. до XV в. н.э., то есть простирается на два тысячелетия!), жанрово-тематическом (перед нами - произведения историков,

философов, филологов, ораторов, поэтов, драматургов, в общем, представителей практически всех жанров античной словесности) и, самое главное, в отношении содержательном: в нем в той или иной мере нашло отражение большинство ключевых вопросов истории остракизма.

Разумеется, среди многочисленных авторов, в той или иной связи упоминавших об остракизме (в сводку письменных свидетельств, составленную нами и приложенную к работе, вошло 181 свидетельство, принадлежащее 68 авторам), имеются наиболее важные для нас, сохранившие особенно ценную информацию. Из авторов классической эпохи к ним следует причислить историков Геродота, Фукидида, Андротиона, Феопом-па, комедиографов Аристофана, Платона, оратора Андокида, философов Аристотеля, Феофраста; из авторов эллинистического и римского времени — историков Филохора, Диодора, биографов Непота, Плутарха, лексикографов Полидевка, Гарпокра-тиона и др. Среди наиболее поздних источников (позднеантич-ных и византийских) необходимо назвать анонимных схолиастов, а также авторов словарей (Гесихий, Фотий, «Суда» и др.), опиравшихся на произведения более ранних писателей, к настоящему времени утраченные.

Таким образом, существующие нарративные источники являются репрезентативными в отношении интересующего нас круга проблем; они позволяют осуществить полномасштабное диссертационное исследование и прийти к ответственным и аргументированным выводам. В то же время комплекс письменных источников об остракизме нельзя назвать необъятным, необозримым; при этом надежд на сколько-нибудь существенное возрастание его объема практически нет. Это мы тоже причислили бы к позитивным факторам, способствующим успешной работе: хоть и жалко, что многое безвозвратно утрачено, зато теперь в нашем распоряжении - четко очерченный круг свидетельств, что позволяет исследователю не «утонуть» в безбрежном море фактов и мнений.

С другой стороны, к факторам, затрудняющим работу, следует отнести фрагментарный характер традиции об остракизме. К сожалению, традиция эта донесена до нас далеко не во

всех своих звеньях и имеет пробелы. При имеющемся состоянии источников мы не в состоянии выстроить полную, всеобъемлющую картину формирования античных представлений об интересующем нас феномене афинской политической жизни. О каких-то деталях истории остракизма мы вообще не имеем или почти не имеем сведений; о других - эти сведения есть, но слишком общи и скудны; о третьих — находящаяся в нашем распоряжении информация не представляется вполне достоверной. В связи с вышесказанным приходится примириться с тем, что по некоторым аспектам тематики данной работы возможны лишь гипотетические суждения, которые не претендуют на окончательность и безоговорочность и всегда могут быть оспорены. К счастью, к наиболее важным и принципиальным сторонам института остракизма, его сущности, функционирования, эволюции это все же не относится: такие стороны освещены традицией более или менее достаточно.

Перед каждым, кто занимается остракизмом, неизбежно встает проблема аргументированного взаимосогласования противоречащих друг другу свидетельств (в их числе - расхождение между Андротионом и Аристотелем по вопросу о времени введения остракизма, между Филохором и Плутархом относительно числа 6000 в применении к остракизму и др.). На настоящем этапе задача заключается, насколько нам представляется, не столько в установлении ошибочности суждений одного автора и правоты другого (судить, «кто прав, а кто не прав», мы в ряде случаев просто еще не имеем права), сколько в выявлении причин разногласий, в прослеживании традиции, стоящей за тем или иным сообщением, по возможности до ее истоков. Решение этой задачи, безусловно, сложно, но отнюдь не всегда невозможно, а определенные позитивные результаты дает практически в каждом случае.

Наиболее продуктивными и плодотворными при изучении остракизма должны оказаться те подходы, которые характеризуются комплексным, синтетическим использованием всех видов источников с целью реконструкции целостной, непротиворечивой картины событий. В частности, чрезвычайно важно для дополнения и коррекции данных, содержащихся в нарра-

тивной традиции, привлекать к анализу и источниковый материал иного характера. Переходя теперь к его характеристике, подчеркнем, что наиболее важное место среди ненарративных источников занимают, безусловно, острака (остраконы) - надписанные черепки, использовавшиеся афинскими гражданами при голосовании в ходе остракизма.

Острака (на сегодняшний день их открыто более 10 тысяч, хотя опубликовано значительно меньше) вообще принадлежат к числу наиболее важных и ценных источников по нашей тематике. Информация, получаемая при их изучении, может и должна самым активным образом и в самых широких масштабах привлекаться в ходе рассмотрения и решения практически всех проблем, связанных с остракизмом, наряду с данными нарративной традиции, поскольку она верифицирует, дополняет, а в ряде случаев и корректирует эти данные. Особенно много дает материал острака для таких аспектов темы, как просопография афинян, подвергавшихся остракизму, методы политической борьбы и политической пропаганды в период проведения остра-кофорий.

В то же время при использовании острака в качестве источника необходимо соблюдать известные предосторожности, отдавать себе отчет в тех сложностях и пока не решенных (или в принципе не решаемых) вопросах, которые порождают эти памятники. Речь идет в первую очередь о сложностях хронологического плана, поскольку по целому ряду причин (прежде всего из-за недостаточной четкости и надежности применяемых критериев датирования - археологических, палеографических и др.) датировка очень многих остраконов неточна либо дискуссионна.

Степень изученности темы. Исследования, специально посвященные остракизму, начали появляться в мировой историографии уже со второй половины XIX века1. В первой половине XX века вышло несколько фундаментальных монографий

1 Важнейшие из этих ранних работ: Lugebil К. Ueber das Wesen und die historische Bedeutung des Ostrakismos in Athen. Lpz.,1861; Valeton I.M.J. De ostracismo // Mnemosyne. 1887. V.15. P.129-171, 337-355, 357-426; 1888. V.16. P.1-25, 162238; Martin A. Notes sur l'ostracisme dans Athenes. P.,1907.

об остракизме (Ж.Каркопино, А.Кальдерини)2, однако к настоящему времени их следует признать в значительной мере устаревшими. Причиной тому - не недостатки указанных работ, для своего времени бывших серьезными шагами вперед, а появление со времени их выхода нового колоссального источникового материала. Имеются в виду находки острака, которые весьма расширили наши познания об остракизме и которых теперь уже никак нельзя не учитывать. В последние же десятилетия обобщающих монографических исследований об остракизме почти не появлялось: книга Ю.Вандерпула3 имеет популярный характер, в монографии Р.Томсена4 разбирается одна конкретная проблема — время введения остракизма, книга М.Лэнг5 — не исследование, а издание острака с афинской Агоры, а новейшая монография Ш.Бренне6, хотя и содержит в заголовке слово «остракизм», в действительности посвящена иной проблематике (про-сопографической). Ни одна из перечисленных книг, при всех их достоинствах, не обладает признаками обобщающего исследования, некой новой вехи в историографии этого института.

В настоящее время изучение остракизма в мировой науке идет по нескольким основным направлениям: публикация

7 <->

найденных в результате раскопок остраконов ; скрупулезный анализ нарративной традиции об остракизме, попытки разрешить противоречия между сообщениями разных античных авто-

2 Carcopino J. L'ostracisme athenien. 2 ed. P.,1935; Calderini A. L'ostracismo. Como, 1945.

3 Vanderpool E. Ostracism at Athens. Cincinnati, 1970.

4 Thomsen R. The Origin of Ostracism: A Synthesis. Copenhagen, 1972.

5 LangM. Ostraka (The Athenian Agora. V.25). Princeton, 1990.

6 Brenne S. Ostrakismos und Prominenz in Athen: Attische Bürger des 5. Jhs. v.Chr. auf den Ostraka. Wien, 2001.

7 Из последних публикаций: Vanderpool E. New Ostraka from the Athenian Agora // Hesperia. 1968. V.37. No.l. P.I 17-120; idem. Ostraka from the Athenian Agora, 1970-1972 // Hesperia. 1974. V.43. No.2. P.189-193; Phillips D.J. Observations on Some Ostraka from the Athenian Agora // ZPE. 1990. Bd.83. S.123-148; Willemsen F. Ostraka einer Meisterschale // MDAI(A). 1991. Bd.106. S.137-145; Brenne S. "Portraits" auf Ostraka//MDAI(A). 1992.Bd.107. S.161-185;Nemeth G. Ostraka in Heidelberg // ZPE. 1994. Bd.100. S.383-384; Camp J.M. Excavations in the Athenian Agora, 1996 and 1997 // Hesperia. 1999. V.68. No.3. P.255-283,

ров8; работы, посвященные отдельным остракизмам, их хронологии и историческому контексту9; определение места остракизма в системе афинской демократии и в политической жизни классических Афин10. Практически на каждом из этих направлений достигнуты значительные успехи; тем более насущно необходимым становится новое обобщающее монографическое исследование об остракизме. Заполнить эту лакуну в историографии и призвана настоящая работа.

Что же касается отечественного антиковедения, то, к сожалению, в нем остракизм практически не изучался специально. Не считая кратких упоминаний об этом институте в общих трудах по истории античной Греции, можно назвать лишь не-

8 Например: Werner R. Die Quellen zur Einführung des Ostrakismos // Athenaeum. 1958. V.36. Fase. 1/2. P.48-89; Raubitschek A.E. Theophrastos on Ostracism II CM. 1958. 19. P.73-109; idem. Aristoteles über den Ostrakismos // Tyche. 1986. Bd.l. S.169-174; Keaney J.J. The Text of Androtion F6 and the Origin of Ostracism // Historia. 1970. Bd. 19. Ht. 1. S. 1-11; idem. Theophrastus on Ostracism and the Character of his NOMO I // Alistóte et Athènes. P.,1993. P.261-278; Develin R. Philo-choros on Ostracism // Civiltà classica e cristiana. 1985. V.6. P.25-31; Kinzl K.H. Androtion's Dating of Ostrakismos II AHB. 1991. V.5. No.4. P. 109-111.

9 Например: Piccirilli L II filolaconismo, l'incesto e l'ostracismo di Cimone II Quademi di storia. 1984. V.10. №19. P.171-177; Krentz P. The Ostracism of Thou-kydides, Son of Melesias // Historia. 1984. Bd.33. Ht.4. S.499-504; Lehmann G.A. Überlegungen zur Krise der athenischen Demokratie im Peloponnesischen Krieg: vom Ostrakismos des Hyperbolos zum Thargelion 411 v.Chr. // ZPE. 1987. Bd.69. S.33-73; Lavelle Б.М. A Note on the first Three Victims of Ostracism ('A6r|vaiuv TIoXiTeta 22.4) // CIPh. 1988. V.83. No.2. P.131-135; Kinzl K.H. AP 22.4: The Sole Source of Harpokration on the Ostrakismos of Hipparkhos Son of Kharmos // Klio. 1991. Bd.73. Ht.l. S.28-45; Rhodes P.J. The Ostracism of Hyper-bolus // Ritual, Finance, Politics: Athenian Democratic Accounts Presented to D.Lewis. Oxf.,1994. P.85-98.

10 Например: Raubitschek A.K Athenian Ostracism // CIJ. 1953. V.48. No.4. P.I 13122; Kagan D. The Origin and Purposes of Ostracism // Hesperia. 1961. V.30. No.4. P.393-401; Mossé С. De l'ostracisme aux procès politiques: le fonctionnement de la vie politique à Athènes // Istituto universitario orientale (Napoli). Annali. Sezione di archeologia e storia antica. 1985. V.7. P.9-18; Hall L.G.H. Remarks on the Law of Ostracism // Tyche. 1989. Bd.4. S.91-100; Siewert P. Accuse contro i "candidati" all'ostracismo per la loro condotta política e morale // CISA. 1991. V.17. P.3-14; Mattingly H.B. The Practice of Ostracism at Athens // Antichthon. 1991. V.25. P.l-26; Christ M.R Ostracism, Sycophancy, and Deception of the Demos: [Arist.] Ath.pol. 43,5 // C1Q. 1992. V.42. No.2. P.336-346; Mirhady D.C. The Ritual Background to Athenian Ostracism//AHB. 1997. V.ll. No.l. P.13-19.

сколько статей об остракизме (С.И.Гинзбург, С.Г.Карпюк, Ю.Г.Виноградов)11. Ряд работ по различным аспектам истории остракизма опубликован также автором данной диссертации (см. их перечень в конце автореферата).

Научная новизна работы определяется следующими факторами:

— она является первым в отечественной историографии и одним из очень немногих в мировой (после почти 60-летнего перерыва) комплексным монографическим исследованием института остракизма, где его история изучается на современном уровне, детально и во всей совокупности своих аспектов;

-для изучения остракизма автором активно привлекаются не только данные нарративной традиции, но также материал остраконов, который только в самое последнее время начинает в широких масштабах вводиться в научный оборот и, соответственно, еще почти не использован специалистами;

— в работе с максимально возможной полнотой восстанавливается хронологическая последовательность событий, связанных с историей остракизма в Афинах;

— предлагаются новые, ранее не выдвигавшиеся трактовки и решения ряда проблем, связанных с остракизмом (об исторических корнях этого института, о хронологическом и содержательном соотношении афинского остракизма с аналогичными процедурами в других греческих полисах, о реконструкции формулировок закона, вводившего остракизм, о методах политической пропа-

11 Гинзбург С.И. О дате издания закона об остракизме в Афинах // Город и государство в античном мире. Л., 1987. С.44-55; он же. Малоизвестный византийский источник об остракизме // Античное общество и государство. Л., 1989. С.41-51; он же. Остракизм как орудие политической борьбы в Афинах V в. до н.э. // Государство, политика и идеология в античном мире. Л., 1990. С.32-42; Карпюк СТ. Гипербол, «человек негодный» // ВДИ. 1998. №4. С.142-156; Vinogradov J.G. Ostrakismos als strenges Kampfmittel fur Demokratie im Lichte der neuen Funde aus Chersonesos Taurike // Gab es das Griechische Wunder? Griechenland zwischen dem Ende des 6. und der Mitte des 5. Jahrhunderts v.Chr. Mainz, 2001. S.379-386.

ганды в период остракизма, о времени проведения ряда конкретных остракизмов, о факторах, способствовавших прекращению применения остракизма). Таким образом, как постановка вопросов, так и основные выводы являются новыми в научном отношении.

Практическая значимость работы. Обобщенный в диссертации материал и полученные в ней результаты могут быть использованы для дальнейших научных исследований по широкому кругу вопросов, таких как политическая история Афин классической эпохи, государственное устройство афинского полиса и его эволюция, специфика политической жизни и политической борьбы в условиях античной демократии. Данные, содержащиеся в работе, могут также использоваться при чтении общих и специальных курсов, составлении учебных пособий по истории Древней Греции, истории государства и права в античности.

Апробация работы. Диссертация обсуждена на заседании отдела древней истории Института всеобщей истории РАН и рекомендована к защите на соискание ученой степени доктора исторических наук. Ранее основные положения диссертации излагались в публикациях автора, в том числе двух монографиях, учебном пособии, ряде статей. Кроме того, они нашли отражение в докладах, с которыми автор выступал на различных научных конференциях, в том числе:

- на VII, VIII, IX, X, XI, XII, XIII Сергеевских чтениях в МГУ им. МБЛомоносова (Москва, 1991, 1993, 1995, 1997, 1999,2001,2003 гг.);

- на ежегодных конференциях Российской ассоциации антиковедов в Институте всеобщей истории РАН (Москва, 1991, 1994,1995,1996,1997,1998,1999,2000,2001,2002,2003 гг.).

- на заседаниях «круглого стола» Российской ассоциации антиковедов (Москва, 1995, 1997,1998,1999 гг.).

-на ежегодных конференциях «Восточная Европа в древности и средневековье» в Институте всеобщей истории РАН (Москва, 2000,2001,2002,2003 гг.).

-на конференции «Сравнительное изучение цивилизаций мира» в Институте всеобщей истории РАН (Москва, 1998

г.).

- на Ломоносовских чтениях в МГУ им. М.В. Ломоносова (Москва, 1994 г.).

- на Научных чтениях памяти проф. В.Д.Блаватского в Институте археологии РАН (Москва, 1999 г.).

-на Научных чтениях памяти проф. Н.П.Соколова в ННГУ (Нижний Новгород, 1993 г.).

— на конференции, посвященной 25-летию кафедры древнего мира и средних веков ННГУ (Нижний Новгород, 1999 г.).

-на Научных чтениях памяти чл.-корр. РАН СИ. Архангельского в НГПУ (Нижний Новгород, 2003 г.).

— на конференции «Проблемы античной истории и классической филологии: политика и литература» (Саратов, 2001 г.).

-на VII, VIII, БС, X Всероссийских нумизматических конференциях (Ярославль, 1999 г.; Москва, 2000 г., Великий Новгород, 2001 г., Псков, 2002 г.).

Положения диссертации апробировались также в докладах автора на заседаниях отдела античной истории ИВИ РАН, в общих и специальных курсах лекций, читавшихся им в высших учебных заведениях (в Московском физико-техническом институте, Московском институте лингвистики, Казанском государственном университете).

Структура работы. Диссертация состоит из введения, источниковедческого и историографического очерков, пяти глав, подразделяющихся на пункты, заключения, шести приложений (трех текстовых экскурсов, сводки письменных свидетельств об остракизме в русском переводе, статистического каталога острака и хронологической таблицы), списка использованной литературы и списка сокращений.

СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении обосновывается выбор темы исследования и ее актуальность, обозначаются предмет, цель и задачи исследования, его структура и методологическая основа, дается предварительное рабочее определение института остракизма. Далее

следуют разделы «Источниковая база исследования» и «Обзор

историографии», содержание которых охарактеризовано в первой части автореферата.

Глава I «Проблемы хронологии» посвящена рассмотрению и решению тех вопросов, которые связаны с хронологией применения остракизма, прежде всего установлению по возможности максимально точных датировок известных острако-форий. Мы отдаем именно этим вопросам приоритет в очередности исследования по той причине, что без их предварительного решения практически невозможно обращение к темам более общего и принципиального характера. Следует, как нам представляется, в самом начале создать некий фундамент из надежно установленных и датированных фактов, чтобы в дальнейшем, при анализе дискуссионной проблематики, основываться уже на этом фундаменте.

Из источников известно о 18 случаях применения остракизма в Афинах. Как удалось установить, из этих остракофорий 10 можно считать вполне достоверными и историчными, действительно имевшими место (остракизмы Гиппарха, сына Харма, Мегакла, сына Гиппократа, неизвестного афинянина, - скорее всего, Каллия, сына Кратия, - Ксантиппа, Аристида, Фемисток-ла, Кимона, Алкивиада Старшего, Фукидида, сына Мелесия, и Гипербола), 5 - недостоверными, фиктивными (остракизмы Те-сея, Клисфена, Мильтиада, повторные остракизмы Мегакла, сына Гиппократа, и Алкивиада Старшего). Три остракофории отнесем к категории спорных (остракизмы Менона, Каллия, сына Дидимия, и Дамона), хотя более вероятной нам представляется их историчность.

Немалое количество сложностей возникает в связи с хронологией многих из перечисленных событий. Главным результатом наших хронологических изысканий стало установление датировок известных из источников остракофорий. Одни из этих датировок удалось зафиксировать с достаточно большой точностью, другие же имеют несколько более приблизительный и/или дискуссионный характер (впрочем, колебание редко выходит за пределы отрезка в несколько лет). В целом удается достаточно детально реконструировать хронологическую канву ис-

тории афинского остракизма в V в. до н.э., что служит основой для дальнейшего исследования. Полученный материал лег в основу хронологической таблицы (приложение VI).

В главе П «Происхождение остракизма» предметом изучения становится круг вопросов, связанных с временем, причинами и целями появления интересующего нас института. Мы считаем необходимым выделить внутри данной темы несколько аспектов, в связи с чем глава членится на три пункта.

В пункте 1 «О времени принятия закона об остракизме в Афинах» рассматривается проблема, которая на сегодняшний день может считаться в большинстве отношений решенной. Усилиями нескольких поколений антиковедов12, по итогам острых и продолжительных дискуссий, ныне можно считать твердо установленным, что это событие относится к кругу клисфенов-ских реформ, а не к более позднему времени. При этом в череде демократических преобразований, проведенных Клисфеном, остракизм хронологически занимает одно из первых мест. Наиболее вероятно, что закон о нем был издан в 508/507 г. до н.э., в процессе борьбы Клисфена с Исагором.

Что же касается так называемого «свидетельства Андро-тиона» (FGrHist.324.F6), на которое ранее опирались немногочисленные исследователи, относившие введение остракизма к

12 В том числе: Карпюк С.Г. Клисфеновские реформы и их роль в социально-политической борьбе в позднеархаических Афинах// ВДИ. 1986. №1. С.17-35; Гинзбург С.И. О дате издания...; Valeton I.M.J. Op.cit V.15. P. 129 sqq.; Reirt-muth O.W. Ostrakismos // RE. Hlbd.36. 1943. Sp.1674-1685; Hands A.R Ostraka and the Law on Ostracism - Some Possibilities and Assumptions I IJHS. 1959. V.79. P.69-79; Kagan D. Op.cit; Ehrenberg V. Polis und Imperium: Beiträge zur alten Geschichte. Zürich - Stuttgart, 1965. S.297; Guarducci M. Epigrafía greca. V.2. R.,1969. P.525; Stanton G.R. The Introduction of Ostracism and Alcmeonid Propaganda I I JHS. 1970. V.90. P. 180-183; Meister К. Zum Zeitpunkt der Einführung des Ostrakismos//Chiron. 1971. Bd.l. S.85-88; ThomsenR. Op.cit. Passim; Jeffery LH. Archaic Greece: The City-States c.700-500 B.C. L.,1978. P.247 f.; Lehmann G.A. Der Ostrakismos-Entscheid in Athen: vom Kleisthenes zur Ära des Themistokles // ZPE. 1981. Bd.41. S.85-99; Phillips D.J. Athenian Ostracism I I Hellenika: Essays on Greek Politics and History. North Ryde, 1982. P.21-43; Littman R.J. Kinship and Politics in Athens 600-400 B.C. N.Y.,1990. P.135 ff.; Rausch M. Kleisthenes, Isago-ras, der Rat und das Volk: Die athenische Innenpolitik zwischen dem Sturz der Tyr-snnis und dem Jahr 507 v.Chr. // Chiron. 1998. Bd.28. S.355-369.

началу 480-х гг. до н.э.13, то это свидетельство является плодом недоразумения, а именно некорректного цитирования «Аттиды» Андротиона сохранившим фрагмент позднеантичным лексикографом Гарпократионом. В действительности нет оснований утверждать, что Андротион датировал принятие закона, о котором идет речь, указанным временем. Двадцатилетний перерыв между введением остракизма и его первым применением также не может служить аргументом против прямого указания Аристотеля (Ath.pol.22) и других античных авторов на Клисфена как на инициатора учреждения данной процедуры, поскольку перерыв этот вполне поддается объяснению конкретными причинами, лежащими в сфере внутриполитической истории Афин на рубеже эпох архаики и классики.

В пункте 2 «Остракизм до Клисфена ?» вопрос ставится более широко: следует ли считать Клисфена «отцом» остракизма? Если говорить об остракизме в той его форме, в какой этот институт функционировал в Афинах V в. до н.э., от изгнания Гиппарха, сына Харма, до изгнания Гипербола, то на этот вопрос, безусловно, следует дать положительный ответ. Однако на основании совокупности прямых и косвенных данных различного характера можно с достаточной определенностью говорить о том, что данная («классическая») процедурная форма остракизма не была ни единственной, ни самой ранней, что этот институт в какой-то иной форме (или аналогичные ему процедуры) существовал в Афинах и в целом в Греции еще в доклассическое время. Остракизм не родился в готовом виде из головы Клисфе-на, подобно Афине из головы Зевса. Скорее реформатор не создал какую-то абсолютно новую реалию, а модифицировал уже существовавший институт, приспособил его к условиям формирующегося демократического полиса. Он сделал остракизм прерогативой демоса, экклесии, а также, возможно, придал его применению регулярный, а не спорадический характер. Кстати,

13 Hignett C. A History of the Athenian Constitution to the End of the Fifth Century B.C. Oxf., 1952. P. 180 ff.; Williams G.W. The Curse of the Alkmaionidai. III. Themistokles, Perikles, and Alkibiades //Hermathena. 1952. V.80. P.58 ff.; Werner R. Op.ciL; Schreiner J. H. The Origin of Ostracism Again // CM. 1970 (1976). V.31. P.84-97.

и в античной нарративной традиции имелось направление, не признававшее Клисфена «изобретателем» остракизма. В частности, такой авторитетный ученый, как Феофраст (fr. 131 Wimmer), полагал, что остракизму был подвергнут уже Тесей. Разумеется, мы ни в коей мере не считаем изгнание остракизмом этого мифологического персонажа историческим фактом, но важно, что существовало представление о доклисфеновском происхождении института.

Таким образом, процедуры, из которых вырос остракизм (мы условно называем их «протоостракизмом»), существовали еще до Клисфена, то есть в архаическую, аристократическую эпоху афинской истории, с тем главным отличием, что голосование проводилось в это время еще не народным собранием, а Советом14 (в VI в. до н.э. - Советом Четырехсот, а еще раньше, до Солона, возможно, Ареопагом). Кстати, процедура, аналогичная остракизму, но проводившаяся Советом Пятисот, зафиксирована в Афинах еще в IV в. до н.э. (она называлась экфилло-форией). Интересно, что на афинской Агоре найдено несколько десятков остраконов, явно относящихся не к классическому, а к архаическому времени (VII-VI вв. до н.э.), в том числе остракон с именем Писистрата15. Если не связать эти памятники с какой-то ранней формой остракизма, то их интерпретация вообще окажется практически невозможной.

Складывание института остракизма было, насколько можно судить, не актом, имевшим место в один конкретный момент, а длительным процессом, на начальных этапах которого сыграли немаловажную роль ритуалы религиозно-магического характера (в частности ритуал изгнания фармака, или «козла отпущения»)16. В любом случае, однако, следует отделять вопрос этиологии феномена от вопроса его актуальной функции. Каковы бы ни были ритуальные истоки остракизма, в V в. до н.э. он,

14 Ср. фрагмент анонимного византийского автора, опубликованный в работе: Keaney J.J., Raubitschek A.E. A Late Byzantine Account of Ostracism // AJPh. 1972.V.93.NO.1.P.87-91.

15 Их публикацию см.: Lang M. Graffiti and Dipinti (The Athenian Agora. V.21). Princeton, 1976.P.12ff.

16 HallL.G.H. Op.cit. Passim; SiewertP. Op.cit. P.8.

бесспорно, воспринимался уже как вполне секуляризованный институт, а жертвы остракофорий вряд ли напрямую ассоциировались с фармаками (разве что на уровне подсознания).

Вследствие демократизации государственного устройства афинского полиса на рубеже эпох архаики и классики остракизм попал из рук аристократии в компетенцию всего гражданского коллектива. Такова вообще была специфика формирования афинской демократии: демос воспринимал аристократические по происхождению институты, аристократические ценности и приспосабливал их к себе, распространял на массу граж-

17

дан , не «демонтировал», а «адаптировал» их, по меткому выражению Ш.Бренне18.

Пункт 3 озаглавлен «Причины и цели введения остракизма», иными словами, в нем анализируется весьма принципиальная проблематика. Мы настаиваем на выделении внутри этой проблематики двух аспектов, которые обычно смешиваются друг с другом, что приводит к неполноте или даже неточности ответов, даваемых на поставленные вопросы. С одной стороны, идея остракизма как «профилактического» изгнания влиятельных индивидов зародилась уже в архаическую эпоху, на стыке двух тенденций политической жизни времен формирования полисных структур и полисного менталитета — тенденций индивидуалистической и коллективистской19. Ранние формы остракизма («протоостракизм») являлись средством взаимного контроля членов аристократической правящей элиты друг над другом, во избежание перерастания власти кого-либо из представителей этой элиты в тиранию.

Что же касается закона Клисфена об остракизме, принятого в конкретной обстановке на рубеже эпох архаики и классики и делавшего данную процедуру прерогативой народного собрания, то есть вводившего «классическую» форму остракизма, которая существовала на протяжении V в. до н.э., то этот закон

17 Ср.: Austin M., Vidal-Naquet P. Economic and Social History of Ancient Greece: An Introduction. Berkeley, 1977. P. 109.

18 Brenne S. Ostrakismos und Prominenz... S.20.

19 О сосуществовании и противоборстве этих тенденций см.: Starr Ch.G. The Origins ofGreek Civilization 1100-650 B.C. L.,1962. P.300 ff.

прекрасно укладывается в рамки всего комплекса клисфенов-ских реформ, передававших верховную власть в полисе из рук аристократии в руки демоса. Демос, переняв аристократический по происхождению институт, становился отныне гарантом против возрождения тирании, против острых вспышек стасиса и дестабилизации политической жизни, а также осуществлял с помощью остракизма общий контроль над деятельностью знатной элиты, что соответствовало его новой роли в государстве. Кроме того, остракизм, как достаточно мягкая и гуманная мера, служил и цели упорядочения политической борьбы, ранее зачастую принимавшей весьма жесткие формы.

Глава Ш «Процедурные вопросы» структурируется следующим образом. В ее первом пункте сведена воедино та информация источников о процедуре афинского остракизма, которая, в общем, не вызывает каких-то споров и недоумений (или вызывает таковые лишь в незначительной степени). Иными словами, рассмотрены те процедурные аспекты, которые предстают в наиболее ясном свете. В последующих же четырех пунктах главы мы более углубленно занимаемся проблемами дискуссионными, то есть теми, на которые источники либо не дают четкого ответа, либо дают несколько альтернативных ответов, между которыми приходится делать выбор.

В пункте 1 «Общие сведения о процедуре остракизма» по итогам рассмотрения источниковых данных делается вывод о том, что в целом интересующая нас процедура в своей совокупности известна неплохо, поскольку о различных ее сторонах и нюансах сообщают многие античные авторы, и эти сообщения в большинстве случаев вполне согласуются друг с другом.

В процедурном отношении остракофория была особым видом народного собрания, в силу ряда обстоятельств (как прагматического, так, возможно, и ритуального характера) проводившимся на Агоре даже в то время, когда остальные заседания экклесии уже переместились на Пникс. Не предусматривалось никаких дебатов, никакие официальные «кандидаты» на изгнание заранее не выдвигались, то есть каждый гражданин был волен писать на черепке абсолютно любое имя. Голосование на остракофории де-юре имело тайный характер, но факта-

чески за строгим соблюдением тайны волеизъявления не следили. Не существовало и каких-либо общепринятых норм при нанесении надписей на остраконах.

В пункте 2 «6000 голосов - кворум или минимум?» разбирается одна из наиболее важных, сложных и дискуссионных проблем, связанных с процедурой остракизма, а именно вопрос о том, что представляет собой число 6000, фигурирующее в некоторых описывающих эту процедуру источниках. Есть два варианта ответа на этот вопрос: либо 6000 являются общим кворумом, обязательным для признания остракофории состоявшейся, либо это минимальное количество поданных против одного лица голосов, необходимое для его изгнания. В пользу как того, так и другого предположения имеются свидетельства античных авторов. Наиболее авторитетно в пользу минимума высказывается аттидограф Филохор (FGrHist.328.F30), а в пользу кворума — Плутарх (Aristid.7). Таким образом, налицо расхождение и даже противоречие в рамках самой нарративной традиции. Соответственно, разошлись мнения и в современной исследовательской литературе: одни антиковеды принимают плутарховскую

«теорию кворума»20, другие - филохоровскую «теорию мини-

21

мума» .

20 Например: LarsenJA.O. The Origin and Significance of the Counting of Votes // CIPh. 1949. V.44. No.3. P.173; Jones J.W. The Law and Legal Theory of the Greeks: An Introduction. Oxf., 1956. P. 120; Guarducci M. Op.cit V.2. P.526; Thomsen R. Op.cit P.67; Jeffery LH. Op.cit. P. 103; Camp J.M. The Athenian Agora: Excavations in the Heart of Classical Athens. L.,1986. P.57; Mossé С. La démocratie grecque. P.,1986. P.147; Mattingly KB. Op.cit P.3; Brenne S. Ostraka and the Process of Ostrakophoria // The Archaeology of Athens and Attica under the Democracy. Oxf.,1994. P.22; Develin В., Kilmer M. What Kleisthenes Did // Historia. 1997. Bd.46. Htl. P. 14; Карпюк С.Г. Гипербол... C.150.

21 Carcopino J. Op.cit P.89-104; Gregor J. Perikles: Griechenlands Grösse und Tragik. München, 1938. S. 192; Hands A.R Op.cit. P.74; Camón F. L'ostracismo di Iperbolo // Giornale italiano di filología. 1963. V.16. Fasc.2. P.143 ss.; McCargar DJ. New Evidence for the Kleisthenic Boule // CIPh. 1976. V.71. No.3. P.250 ff.; Pecorella Longo Ch. La bulé e la procedura dell'ostracismo: considerazioni su Vat Gr. 1144 //Historia. 1980. Bd.29. Ht3. S.257 ff.; Lehmarm G.A. Der Ostrakis-mos-Entscheid... S.85 ff.; Гинзбург С.И. Малоизвестный византийский источник... С.41 слл.; Суриков И.Е. Закон Клисфена об остракизме: к реконструкции некоторых формулировок // Древнее право. 2000. №1 (6). С. 18 слл.

Проведенное нами исследование данной проблемы позволяет говорить (если и не категорично, то, во всяком случае, со значительно большей долей вероятности), что 6000 голосов были не общим кворумом, а необходимым минимумом для одного лица. Именно этот последний, а не кворум, принимался во внимание в ту эпоху, когда остракизм был еще прерогативой Совета, а не экклесии (лицо изгонялось при наличии 200 голосов, поданных вокруг него). И нет никаких сведений, которые давали бы основание предполагать, что в период «классического» остракизма дело обстояло иначе. Аргументы, приводимые исследователями, признающими правоту Плутарха, при внимательной проверке оказываются скорее постулатами, нежели доказанными фактами.

Следует особенно подчеркнуть, что, насколько можно судить, в условиях древнегреческих демократий, да и в целом в условиях полисного менталитета, более важной категорией вообще был не кворум (то есть некая абстрактная совокупность граждан, вне зависимости от мнения каждого из них), а степень единодушия при принятии решения22. Именно на это обращалось внимание прежде всего - не на то, сколько человек пришло на голосование, а на то, усилиями скольких из них решение было принято.

В пункте 3 «О месте пребывания изгнанных согласно закону об остракизме» делаются следующие наблюдения. Изначальный текст закона Клисфена об остракизме не имел в себе каких-либо формулировок, предписывавших изгнанникам место пребывания или накладывавших на них те или иные специальные территориальные ограничения. Предполагалось, что лицо, подвергнутое остракизму, просто покинет пределы афинского полиса, то есть территорию Аттики.

Однако в 480 г. до н.э. в текст закона была внесена поправка (Arist.Ath.pol.22.8; Philochor.FGrHist.328.F30), суть которой, как мы постарались выяснить, заключалась в том, что с этого момента изгнанникам запрещалось пересекать в направлении Афин линию обозначешгую пунктами Герест (крайняя южная

22 Ср.: Murray О. Cities of Reason // The Greek City: From Homer to Alexander. Oxf.,1991.P.21.

оконечность острова Эвбея) и Скиллей (крайняя восточная оконечность Арголиды и всего Пелопоннеса). Среди причин принятия поправки следует назвать (в порядке значимости): стремление избежать проживания изгнанников слишком близко от Аттики, во избежание эксцессов с их стороны; желание очертить некое подобие морских границ афинского полиса в Сарониче-ском заливе; запрещение политикам, подвергнутым остракизму, находиться на враждебном Афинам острове Эгина.

В пункте 4 «Осроке продолжительности изгнания» отмечается, что, согласно закону Клисфена (и, судя по всему, также до него) срок пребывания в остракизме равнялся десяти годам. Однако афинская экклесия имела полное, ничем не ограниченное право отменить собственное решение и принять постановление о досрочном возвращении на родину одного или нескольких лиц, подвергнутых остракизму. Несколько раз демос воспользовался этим правом: в 480 г. до н.э., когда ввиду опасности, сложившейся в связи с нашествием Ксеркса, были возвращены жертвы первых остракофорий (Аристид, Ксантипп и др.), в 457 г. до н.э., когда для снятия напряженности в афино-спартанских отношениях был досрочно возвращен Кимон.

Существует некоторая (впрочем, не столь уж большая) возможность того, что на каком-то этапе истории афинской демократии (но не позже 450-х гг. до н.э.) в закон об остракизме была внесена поправка, сокращавшая срок изгнания с десяти до пяти лет. Во всяком случае, об этом сообщают некоторые источники (Philochor.FGrHist.328.F30; Diod.XI,55.2) При имеющемся состоянии источников данный вопрос не может быть однозначно разрешен.

Известны находки остраконов и целых групп острако-нов, которые, судя по ряду признаков, явно были заготовлены заранее, еще до остракофорий. О причинах появления такого рода артефактов идет речь в пункте 5 «Квопросу о заранее приготовленных остраконах». В нем отмечается, что, вопреки об-

23

щераспространенному мнению , далеко не все известные слу-

23 Например: Larsen J.A.O. Op.cit. P.173; RaubitschekA.E. Athenian Ostracism... P. 116; GuarducciM. Op.cit. V.2. P.526; StaveleyE.S. Greek and Roman Voting and Elections. Ithaca, 1972. P. 114; Lenardon R.J. The Saga of Themistocles. L.,1978.

чаи остраконов, заготовленных заранее, можно списать на деятельность гетерий и попытки политических манипуляций голосованием. В ряде случаев со значительно большей долей вероятности можно говорить о том, что эти остраконы были изготовлены писцами, торговавшими ими на остракофориях. Судя по всему, именно таков случай со 190 остраконами против Фе-мистокла, найденными в 1938 г. в колодце на северном склоне Акрополя24 и надписанными всего лишь 14 различными почерками.

При этом к услугам писцов граждане демократических Афин прибегали не потому, что были в своей массе неграмотны (это ни в малейшей мере не соответствует действительности, хотя подобного рода высказывания подчас можно встретить в исследовательской литературе25), а потому, что нанесение надписи на остраконе было сопряжено с определенными техническими сложностями, и порой приобретение готового надписанного «бюллетеня» представлялось наиболее легким выходом из положения.

В главе IV «Остракизм в афинской политической

борьбе» предметом анализа становится один из ключевых аспектов всего исследования. Представляется весьма важным получить ответы на вопросы: какое место занимал остракизм в контексте политической борьбы в классических Афинах? Каковы были его функции, и оставались ли эти функции неизменными или же претерпевали какую-либо эволюцию? Можно ли наметить определенные этапы в истории института остракизма в

Р.48; Finley M.I. Politics in the Ancient World. Cambridge, 1983. P.50; CampJ.M. The Athenian Agora... P.59; Mosse C. La democratic... P.147; Meiggs R., Lewis D. A Selection of Greek Historical Inscriptions to the End of the Fifth Century B.C. Revised ed. Oxf.,1989. P.43; Sinclair R.K. Democracy and Participation in Athens. Cambridge, 1991. P.170.

24 Broneer O. Excavations on the North Slope of the Akropolis, 1937 // Hesperia. V.7. No.2. P.228 if.

25 Например: Harris W.V. Ancient Literacy. Cambridge Mass., 1989; Hedrick CkW. Writing and the Athenian Democracy // The Birth of Democracy. Athens, 1993. P.7-11. См. работы, в которых проявилась значительно более взвешенная точка зрения: Harvey F.D. Literacy in the Athenian Democracy // REG. 1966. V.79. P.585-635; Burns A. Athenian Literacy in the Fifth Century B.C. // Journal of the History of Ideas. 1981. V.42. No.3. P.371-381.

связи с теми или иными модификациями политических конфликтов в полисе? Однако прежде чем переходить к непосредственному рассмотрению этих конкретных вопросов, оказалось необходимым для лучшего понимания истории и функционирования института остракизма в системе афинской демократии предварительно затронуть проблематику более общего характера, а именно основные особенности политической (и в целом общественной) жизни Афин, внутриполитической ситуации в афинском полисе на протяжении того столетия, когда существовал остракизм в своей «классической» форме, то есть V века до н.э. Обращение, хотя бы в ограниченных пределах, к подобного рода темам было продиктовано логикой исследования и явилось, насколько можно судить, не только оправданным, но и просто неизбежным - постольку, поскольку мы изучаем исторический феномен не в «вакууме», а в имманентной ему обстановке.

Соответственно, глава открывается пунктом 1 «О некоторых особенностях политической жизни Афин V в. до н.э.», в котором, впрочем, как видно уже из его заголовка, мы отнюдь не ставили перед собой задачу перечислить и рассмотреть все основные черты политической жизни и политической борьбы в афинском полисе указанного столетия (такая задача потребовала бы отдельного монографического исследования). Нас интересовали преимущественно те из этих черт, которые являются релевантными для основной тематики работы (функционирование института остракизма). Следует особенно подчеркнуть следующие несколько моментов.

Внутриполитическая ситуация в афинском полисе классической эпохи отличалась большой сложностью и дробностью. Она ни в малой мере не напоминала двухпартийную систему, характерную для многих современных демократий. Существовало большое количество малых политических группировок, которые могли объединяться в коалиции для достижения конкретных целей. Группировки не были массовыми и формировались в среде политической элиты. Они имели не абстрактно-идеологический, а личностный характер, в каждой из них была исключительно велика роль лидера (индивидуального или кол-

лективного, как тот или иной знатный род). Весьма важную роль в борьбе группировок играли вопросы внешней политики, понимавшиеся также не абстрактно, а на вполне личностном уровне.

Сказанное относится в целом к эпохе классики. Что же касается конкретно V века до н.э., который, как уже говорилось, в наибольшей степени привлекает наше внимание, то он занимает в афинской истории особое место, являясь переходным периодом между доклисфеновской эпохой, с ее господством аристократии в общественной жизни и расцветом регионализма, и временем после Пелопоннесской войны, когда демократия сформировалась в окончательном виде, а знать как социальный слой покинула политическую сцену. На протяжении большей части этого столетия наблюдается некое «двоевластие», или равновесие между двумя основными силами - демосом и аристократией, определенное распределение полномочий между ними (представители аристократии имели фактическую монополию на высшие магистратуры, а демос через экклесию и ди-кастерии осуществлял верховный контроль над их деятельностью на этих постах). Демос относился к представителям знатных родов двойственно: использовал их политические традиции, опыт, связи для более эффективного управления полисом, но в то же время постоянно демонстрировал отчуждение от них, неоднократно подвергал их разного рода репрессиям. Равновесие было нестабильным, неоднократно порождало острые политические конфликты. При этом на протяжении рассматриваемого хронологического отрезка положение аристократов постоянно ухудшалось, пока их значение к концу V в. не было сведено на нет.

Теперь с учетом вышесказанного можно было бы уже попытаться определить главные функции института остракизма в политической системе афинской демократии. Однако перед этим, чтобы выводы не показались голословными, было необходимо путем анализа фактического материала наметить основные этапы, которые прошла история этого института за время его функционирования в классических Афинах.

В пункте 2 «Основные этапы истории остракизма в

связи с эволюцией политической борьбы в классических Афинах», исследуя сведения источников о конкретных остракофо-риях и их контексте, нам удалось установить определенную периодизацию истории остракизма в связи с теми или иными переменами в характере общественной жизни в афинском полисе V в. до н.э. С наибольшим основанием можно выделить следующие периоды или этапы функционирования остракизма:

1) 507-488 гг. до н.э.: остракизм существует лишь номинально, в реальной политической жизни не применяется;

2) 487-480 гг. до н.э.: резкая интенсификация применения остракизма (5 остракофорий на протяжении 6 лет);

3) 479-462 гг. до н.э.: период «затишья» (лишь 1 остра-кофория на хронологическом отрезке почти в два десятилетия);

4) 461-457 гг. до н.э.: новая резкая интенсификация (3 или 4 остракофории за 5 лет);

5) 456-416 гг. до н.э.: новый период «затишья» (1 или 2 остракофории на сорокалетнем промежутке);

6) 415 г. до н.э.: последняя остракофория, по некоторым из своих параметров существенно отличавшаяся от всех предыдущих;

7) после 415 г. до н.э.: остракизм существует лишь номинально, в реальной политической жизни не применяется.

Выделение этих этапов и рассмотрение их в совокупности и в сопоставлении позволило выявить важные закономерности, характерные для истории остракизма в V в. до н.э.: интенсификация применения данного института происходила, как правило, тогда, когда, во-первых, расклад политических сил по тем или иным конкретно-историческим причинам временно приобретал «биполярный» характер (из многочисленных группировок складывались две противостоящие друг другу сильные коалиции), и, во-вторых, важную роль в политической жизни начинали играть спорные вопросы межгосударственных отношений.

С учетом как общей характеристики афинской политической жизни классической эпохи, так и эмпирического анализа событий, связанных с историей остракизма, оказалось возможным сделать выводы, нашедшие отражение в пункте 3 «Функ-

ции института остракизма в политической системе афинской демократии и их эволюция». Как мы видели выше (глава П), когда институт остракизма в его «классической» форме учреждался в ходе клисфеновских реформ конца VI в. до н.э., его основными функциями были профилактика тирании и стасиса и контроль демоса над аристократической политической элитой. Однако со временем, в течение V в. до н.э. остракизм обрел ряд новых функций, которые в известной мере стали даже главными, отодвинув на второй план первоначальные (и, пожалуй, чем дальше, тем больше). Конкурирующие политические лидеры использовали остракизм как один из мощных инструментов ведения борьбы друг с другом, а для демоса он стал способом выбора (в ситуации биполярного противостояния) между этими лидерами и их линиями (прежде всего внешнеполитическими). Можно говорить также о том, что остракизм явился своеобразным средством компенсации фрустрации внутри гражданского коллектива в условиях прямой демократии полисного типа, причем средством достаточно гуманным.

Следует отметить еще, что остракизм, аристократический по происхождению институт в демократическом полисе, по традиции сохранил свою направленность на представителей высшего слоя знатной элиты и в этом смысле может рассматриваться как мера если не почетная, то, во всяком случае, подчеркивавшая высокое значение и авторитет политика, который ей подвергался.

Пункт 4 «Остракизм и политическая пропаганда» содержит материал и выводы, пока имеющие во многом предварительный характер. Данным аспектом проблематики, связанной с остракизмом, насколько нам известно, никто еще всерьез не занимался, и мы здесь видели свою задачу не в том, чтобы получить какие-то окончательные, категорично высказанные результаты (на данном этапе это невозможно), а, скорее, в том, чтобы поставить проблему, указать на ее существование и наметить некоторые перспективы дальнейшего изучения.

Периоды проведения остракофорий были одновременно периодами острой пропагандистской борьбы между соперничающими политическими группировками и их лидерами. Наи-

более активной становилась эта борьба во время, если так можно выразиться, «избирательной кампании», то есть на хронологическом отрезке от принятия экклесией предварительного решения об остракизме до самого голосования.

Пропаганда в период остракофорий имела в очень большой степени личностный, при этом дискредитирующий характер. Это было обусловлено как общей большой ролью личностного фактора в политической жизни античного полиса, так и спецификой функций института остракизма, который был по самой своей сути направлен против «сильной личности». Излюбленным пропагандистским методом являлось, так сказать, «навешивание ярлыков», а выражаясь более терминологично -применение персональных инвектив самого разного плана, которые актуализовали в общественном мнении и проецировали на конкретное лицо тот или иной «образ врага». Такие инвективы, порожденные, несомненно, именно пропагандой, в достаточно большом количестве встречаются на острака.

Насколько можно судить, особенно важную роль в пропагандистских кампаниях перед остракофориями играли представления комедий, осуществлявшиеся на празднествах диони-сийского цикла. Эта мысль высказывалась и ранее26, но лишь как догадка, мы же попытались обосновать ее, произведя сопоставление между инвективами на остраконах и инвективами в памятниках комического жанра. Сопоставление оказалось плодотворным и выявило целый ряд более или менее близких соответствий, параллелей, которые в большинстве случаев вряд ли могут быть простым совпадением. Одни и те же пропагандистские штампы, шаблоны, клише, циркулировавшие в общественном мнении, отразились и на черепках-«бюллетенях», и в произведениях комедиографов. Это вполне закономерно, поскольку аттическая комедия V в. до н.э. имела ярко выраженный политический характер.

Завершает основную часть работы глава V «О прекращении применения остракизма» В ее пункте 1 «Последняя остракофория и причины выхода остракизма из употребления»

26 BrenneS. "Portraits"... S.183-184; idem. Ostraka and the Process... P.13.

ставится вопрос: почему остракофория 415 г. до н.э., в результате которой из Афин был изгнан демагог Гипербол, стала последней, в силу каких факторов после этого к остракизму перестали обращаться в ходе политической борьбы внутри афинского полиса?

Как в античной, так и в современной историографии предлагались многочисленные объяснения этого факта; почти все такие объяснения, насколько можно судить, имеют право на существование и несут в себе зерно истины, порой весьма значительное, однако каждое из них односторонне подчеркивает какой-то один фактор в ущерб другим. Соответственно, наиболее полного понимания проблемы и наиболее убедительного ее разрешения можно достигнуть лишь путем комбинации этих существующих объяснений, а не путем их противопоставления друг другу. Дело в том, что прекращение применения остракизма было обусловлено не какой-то единичной причиной, а целым комплексом факторов различного характера, действовавших в разное время, в разной степени и в разном сочетании.

Сразу после изгнания Гипербола в афинском гражданском коллективе возобладало мнение, что остракофория не выполнила возлагавшейся на нее функции (не сняла имевшуюся политическую напряженность), а, кроме того, ее жертвой неожиданно стало «недостойное» остракизма лицо - незнатный демагог. Помимо всего прочего, остракизм еще и оказался ненадежным оружием для того, кто его применяет, своеобразным «бумерангом» (Гипербол, бывший инициатором остракофории, сам же оказался изгнанным), и в дальнейшем это не могло не вызывать опаски у политиков. Перечисленные обстоятельства должны были воспрепятствовать применению остракизма в течение какого-то количества лет, но еще не гарантировали окончательного отказа от обычая голосования черепками. В дальнейшем действовали уже факторы иного порядка: серьезное ухудшение общей внешне- и внутриполитической обстановки в Афинах конца V в. до н.э., т.е. в последний период Пелопоннесской войны, отсутствие ситуаций биполярного противостояния политических лидеров, при которых, как демонстрировалось выше, обычно прибегали к остракизму, сужение до минимума

круга потенциальных жертв этой процедуры, то есть представителей старой аристократии, пребывание значительной части граждан за пределами полиса ввиду постоянно ведущихся военных действий (что не позволяло обеспечить нужное количество голосующих). Впоследствии же, в IV в. до н.э., несмотря на имевшую место несомненную стабилизацию обстановки, возрождения остракизма не произошло, поскольку постепенно претерпел фундаментальные изменения по сравнению с предшествующим столетием характер всей политической жизни, что требовало новых методов, более активно применявшихся отныне в борьбе группировок (речь идет прежде всего о политических судебных процессах).

Именно об этом идет речь в пункте 2 «После остракизма». Даже после фактического прекращения остракофорий закон об остракизме продолжал номинально действовать вплоть до ликвидации афинской демократии в 322 г. до н.э. (когда, судя по всему, был формально отменен). Даже не применяясь, институт остракизма служил в IV в. до н.э. оружием демоса - оружием, не пускавшимся в ход, но ежегодно демонстрировавшимся политической элите.

Основным же и самым эффективным средством политической борьбы стали отныне судебные процессы определенных типов (в особенности типа урафт) Ш1ра1>6|10)1>). Имея ряд общих черт с остракизмом (личностная направленность, состязательность), они отличались от него тем, что были механизмом менее опасным и разрушительным - как для инициатора акции, так и для ее потенциальной «мишени». В целом процессы со временем переняли ряд функций остракизма и тоже, как он до них, служили стабилизации внутриполитической обстановки.

В заключении кратко суммируются конкретные результаты, полученные по отдельным главам и пунктам и изложенные выше. Затем дается итоговое определение института остракизма. Остракизм (в своей «классической» форме, как он функционировал в демократических государствах V в. до н.э.) — существовавшее в том или ином виде и ранее, но к началу классической эпохи получившее свое окончательное воплощение внесудебное изгнание по политическим мотивам наиболее влия-

тельных граждан из полиса на фиксированный срок (в Афинах -на 10 лет), без поражения в гражданских (в том числе имущественных) правах и с последующим полным восстановлением в политических правах, применявшееся в профилактических целях и осуществлявшееся путем голосования демоса в народном собрании при применении особой процедуры (в Афинах — с использованием надписанных глиняных черепков).

Наконец, предпринимается попытка дать общую оценку института остракизма. Оценки такого рода давались в историографии и ранее, причем среди них фигурировали как негативные, критические (пожалуй, они преобладали)27, так и такие, которые уделяли больше внимания позитивным, конструктивным чертам этого института28 (они встречаются реже, но нам представляются более оправданными). Интересно в данной связи, что и среди античных авторов, точно так же как среди современных исследователей, мы не найдем единства по этому сюжету; и у них тоже обнаруживаются суждения об остракизме как позитивного (Plut.Aristid.7), так и негативного (Andoc.IV.3-6; Cic.Tusc.V.105; De amic.42; Nep.Them.8; Aristid.l; Cim.3) плана. Наиболее взвешенными, отмечающими как «плюсы», так и «минусы» остракизма, выглядят оценки Аристотеля (прежде всего: Ро1.1284а4 sqq.).

В целом можно заметить, что возможны два основных взгляда на остракизм: с точки зрения индивида и с точки зрения гражданской общины, коллектива, государства. И вполне естественно, что эти взгляды окажутся противостоящими друг другу. Аристократическая личность в условиях демократии не может оценить остракизм иначе, как отрицательно, поскольку именно по ней в первую очередь наносит удар рассматриваемая процедура. Проявлением именно этой, «индивидуалистической» оценки остракизма является, например, IV речь Андокида. С других позиций смотрит на остракизм Аристотель: он исходит из интересов полиса в целом и в результате приходит к выводу,

27 Например: Jones J. W. Op.cit. P.l 19; Camp J.M. The Athenian Agora... P.57; Лурье С.Я. История античной общественной мысли. M.-JL, 1929. С. 154.

28 Kagan D. Op.cit Р.401; Thomsen R. Op.cit P.141-142; Lang M. Ostraka... P.5; Карпюк С.Г. Клисфеновские реформы... С. 124.

РОС НАЦИОНАЛЬНАЯ I БИБЛИОТЕКА I СПепр^грг J ОЭ 100 иг I

что, каким бы несимпатичным ни был этот институт как таковой, в нем есть несомненная необходимость и правомерность, поскольку он при всех своих недостатках позволяет защищать целое от «несоразмерности» отдельных его частей, то есть, переводя на язык современных категорий, противостоять индивидуалистическим тенденциям, направленным на подрыв полисного коллективизма. Плутарх в своем описании остракизма пытается совместить оба подхода к проблеме, указывая на то, что «суд черепков» для массы граждан оказывался благотворным, смягчая их зависть и ненависть к лидерам, а для этих последним - достаточно мягким и не губительным.

Аристотель, пожалуй, глубже, чем кто-либо в античности, посмотрел на остракизм. Он уловил и изложил, — конечно, на языке своего времени - исключительно важные характеристики данного института. Возникновение остракизма было возможно только в полисных рамках, причем в определенных исторических условиях, в обстановке борьбы индивидуалистической и коллективистской тенденций. Эта тема всегда была актуальна для полиса; именно ее имеет в виду Стагирит, когда говорит о соразмерности частей целого. Остракизм из двух названных тенденций воплощал, бесспорно, коллективистскую. И в ее контексте он был, вне всякого сомнения, правомерен, логичен и конструктивен.

И еще один момент следует отметить, когда мы говорим, что остракизм - порождение полисных условий. В общественной жизни полиса - с его прямым народоправством и отсутствием средств массовой информации - громадную роль играла непосредственная устная коммуникация: именно на ее уровне осуществлялось общение лидеров, членов элиты с массой демоса. Афины V в. до н.э. были - даже при широком распространении грамотности - в первую очередь миром устного, а не письменного слова. В подобной ситуации единственным по-настоящему эффективным способом обезвредить политического противника было удаление его из полиса (через изгнание, в конце концов через казнь): только таким образом можно было пресечь его контакты с гражданским коллективом, но зато уж этот средство оказывалось действующим безошибочно: стоило поли-

тику оказаться за пределами полисной территории (пусть даже без какого-либо ущемления в правах, без атимии, как при остракизме) - и он терял всякую возможность оказывать влияние на политическую жизнь29. Институт остракизма и прямая полисная демократия оказываются неразрывно связаны.

По ходу работы, для лучшего уяснения ряда разбираемых вопросов оказалось необходимым сделать несколько экскурсов в область сопредельной проблематики, которые вряд ли смотрелись бы органично в основной части диссертации. Соответственно, эти экскурсы вынесены в приложения.

Предметом приложения I«ОIVречи корпуса Андокида» становится один из наиболее важных для нас нарративных памятников, уникальный в том смысле, что он практически целиком посвящен остракизму. Специально и подробно рассмотреть проблемы, связанные с речью, потребовалось еще и потому, что она представляет собой весьма загадочный текст; объектом дискуссий являются время ее создания, авторство (большинство исследователей отрицает принадлежность речи Андокиду), жанровая характеристика, аутентичность.

Мы стараемся показать, что произведение, о котором идет речь, было написано в 390-х гг. до н.э. и представляло собой сознательную, достаточно тонко сделанную фикцию, преследовавшую политические цели. Иными словами, перед нами не речь в прямом смысле слова, но, впрочем, и не позднее риторическое упражнение практически нулевой источниковой ценности, как зачастую полагают, а политический памфлет. Это -памятник ранний и в достаточной мере аутентичный (поскольку создавался автором, еще заставшим остракизм в действии), однако в высшей степени тенденциозный. Всё вышесказанное необходимо учитывать при работе с данным источником. При этом мы не находим по-настоящему серьезных оснований для сомнений в авторстве Андокида. Как бы то ни было, вопрос об авто)стве в данном случае даже не является самым принципи-алыщм. Важнее, что определен историко-хронологический кон-текстпамятника, его жанр, цели создания и направленность. Это

29 Ср.: JonesJ. Ж Ор.сЁ. Р.119; Лт/еуМ/.. Ор.сЁ. Р.29,55,118-119.

позволяет выработать правильный источниковедческий подход к нему.

В приложении II «Остракизм и острака за пределами Афин» мы выходим на проблематику, практически еще не изученную в мировом антиковедении. Остракизм и по сей день, как правило, считается явлением афинским по преимуществу. Практически все исследования и уж во всяком случае, все книги, посвященные остракизму, имели в виду исключительно афинский материал. А ведь существуют сведения об остракизме или аналогичных процедурах и в других греческих полисах. Нарративная традиция упоминает (Ап81.Ро1. 1302Ь18; Scho1.Aristoph.Equ.855) о применении остракизма в Аргосе, Ме-гарах, Милете. Из этих полисов в Аргосе и Мегарах уже найдены (пока единичные) остраконы. Известно о петализме (разновидности остракизма) в Сиракузах (Бюё.Х1.86-87). В Эфесе на рубеже эпох архаики и классики существовала форма изгнания, напоминавшая остракизм (НегасШ.В121 БК). Наконец, теперь, в самое последнее время, можно говорить о находках острака (а, значит, и о существовании остракизма) в таких полисах, в которых эта процедура не зафиксирована письменными источниками. К этой категории полисов относится Кирена, Херсонес Таврический (вышедший к настоящему времени на второе место в мире после Афин по количеству открытых острака). Велика вероятность того, что в дальнейшем перечень известных городов, употреблявших остракизм, будет возрастать.

Совокупность имеющихся внеафинских данных заставляет отказаться от общепринятого мнения, согласно которому во все без исключения полисы, где существовал остракизм, он пришел только из Афин. Для каких-то конкретных случаев (Сиракузы, возможно, Милет) это положение, бесспорно, остается верным, но ему нельзя придавать обобщающую силу. В некоторых полисах (в Мегарах, Эфесе) остракизм явно возник еще в архаическое, доклисфеновское время, что противоречит' идее афинского влияния. Таким образом, не следует сводить искусственно всю историю остракизма (пусть и неизвестную нам в деталях на большей части своей протяженности) к демократическим Афинам V в. до н.э. Эта история - обширнее, не только в

хронологическом, но и в территориальном отношении.

Поскольку в основной части исследования нам несколько раз пришлось выйти на проблемы демографии Афин и это потребовало специального экскурса, дается приложение III «К вопросу о численности гражданского населения афинского полиса в классическую эпоху». В нем рассматриваются два вопроса: какова была примерная численность совершеннолетних афинских граждан в V в. до н.э., то есть на том хронологическом отрезке, когда функционировал остракизм, и как следует оценить убыль гражданского населения в годы Пелопоннесской войны, после которой остракизм перестал применяться.

Анализ источниковых данных позволил констатировать: на протяжении большей части V в. до н.э., вплоть до Пелопоннесской войны, численность гражданского коллектива постоянно держалась на уровне никак не меньшем, чем 30 тысяч, а в период наибольшего процветания, при Перикле, по самым скромным оценкам превосходила 40 тысяч. Это необходимо учитывать при ответе на вопрос, какой процент граждан предполагало число 6000, фигурирующее в источниках в связи с остракизмом.

Говоря же об афинских потерях в Пелопоннесской войне, мы оцениваем эти потери во всей их совокупности (гибель в битвах, смертность от эпидемии и пр.) в 33-35 тысяч взрослых граждан. Цифра, безусловно, очень велика; однако не следует забывать и о факторах, действовавших «в противоположном направлении»: не прекращавшемся естественном приросте, возвращении в Афины клерухов после заключения мира. Учтя всё это, получаем, что после войны численность гражданского коллектива составляла, как минимум, 25 тысяч. Таким образом, Пелопоннесская война в целом не стала демографической катастрофой для полиса, хотя и нанесла ему - с этим никто не будет спорить — очень серьезный урон в людской силе. В связи же с основной проблематикой данной работы мы можем ответственно утверждать: демографический фактор не был основным при прекращении практики остракизма в Афинах, а разве что одним из многих. Если бы все дело было только в нем, то сразу после окончания войны можно было смело вновь организовывать ост-ракофории: количество граждан вполне позволяло это. Если же

остракизм не возродился, то, значит, на то были иные, более весомые причины.

Основные положения диссертации нашли отражение в следующих опубликованных работах автора:

а) Монографии

1. Из истории греческой аристократии позднеархаической и раннеклассической эпох: Род Алкмеонидов в политической жизни Афин вв. до н.э. М.: ИВИ РАН, 2000. 284 с. (17,8 п.л.).

2. Эволюция религиозного сознания афинян во второй половине V в. до н.э.: Софокл, Еврипид и Аристофан в их отношении к традиционной полисной религии. М.: ИВИ РАН, 2002. 308 с. (19,2 пл.).

б) Учебное пособие

3. Античная цивилизация: Греция. М.: МФТИ, 1997. 136 с. (8,5 п.л.).

в) Статьи, тезисы докладов

4. Черты народной смеховой культуры в творчестве Аристофана // Античный вестник (Омск). 1994. Вып.2. С.165-173 (0,6 п.л.).

5. Афинский ареопаг в первой половине V в. до н.э. // ВДИ.

1995. №1.С.23-40 (1,6 п.л.).

6. Женщины в политической жизни позднеархаических и ран-неклассических Афин: истоки феминизма или матримониальная традиция? // Античный мир и его судьбы в последующие века. М.,1995. С.43-52 (0,5 пл.).

7. Острака как источник по истории раннеклассических Афин // Античный вестник (Омск). 1995. Вып.З. С. 107-114 (0,5 пл.).

8. Новая концепция афинской истории IV в. до н.э. // ВДИ.

1996. №4. С.235-245 (1,1 пл.).

9. По поводу новой публикации острака // ВДИ. 1996. № 2. С.

143-146 (0,4 п.л.).

10. Демократия и гетерии: некоторые аспекты политической жизни Афин V в. до н.э. // Власть, человек, общество в античном мире. М.,1997. С.89-99 (0,5 п.л.).

11. Перикл и Алкмеониды // ВДИ. 1997. №4. С.14-35 (2,1 п.л.).

12. У истоков остракизма // Власть, человек, общество в античном мире. М.,1997. С.252-260 (0,5 п.л.; в соавторстве с Молчановым А.А.).

13. К интерпретации острака с северного склона Акрополя // Проблемы истории, филологии, культуры. 1998. Вып.6. С.30-33 (0,3 п.л.).

14. Аттическая трагедия и политическая борьба в Афинах // Античный вестник (Омск). 1999. Вып.4-5. С.187-193 (0,4 п.л.).

15. Афинянин Мегакл и Эретрия (к интерпретации одного ост-ракона) //VI чтения памяти профессора В.Д.Блаватского: Тезисы докладов. М.,1999. С.111-112 (0,2п.л.).

16. Гостеприимство Креза и афиняне // Закон и обычай гостеприимства в античном мире. М.,1999. С.72-79 (0,5 п.л.).

17. Институт остракизма в Афинах: проблемы и перспективы изучения // Античный вестник (Омск). 1999. Вып.4-5. С. 126143 (1,3 п.л.).

18. Историко-географические проблемы понтийской экспедиции Перикла // ВДИ. 1999. №2. С.98-114 (1,5 п.л.).

19. О некоторых особенностях правосознания афинян классической эпохи //Древнее право. 1999. №2 (5). С.34-42 (0,8 п.л.).

20. Остракизм в Мегарах и Херсонесе Таврическом // Проблемы антиковедения и медиевистики: Межвузовский сборник научных трудов. Нижний Новгород, 1999. С.48-52 (0,4 п.л.).

21. Перикл, Амис и амазонки // Из истории античного общества (Нижний Новгород). 1999. Вып.6. С.147-152 (0,4 п.л.).

22. Писистратиды — потомки отказавших в гостеприимстве (Актуализация династического мифа) // Закон и обычай гостеприимства в античном мире. М.,1999. С. 122-130 (0,5 п.л.; в соавторстве с Молчановым А.А.).

23. Аристократические роды в политической жизни Афин \TI-V вв. до н.э.: Алкмеониды и их окружение // Антология источников по истории, культуре и религии Древней Греции.

СПб.,2000. С.152-169 (1,4пл.).

24. Два очерка об афинской внешней политике классической эпохи // Межгосударственные отношения и дипломатия в античности. Казань, 2000. С.95-112 (1,2 п.л.).

25. Долгая память о древнем институте (сообщения византийских авторов об остракизме и проблема их достоверности) // Восточная Европа в древности и средневековье: Историческая память и формы ее воплощения. М.,2000. С. 137-143 (0,3 П.Л.).

26. Закон Клисфена об остракизме: к реконструкции некоторых формулировок // Древнее право. 2000. №1 (6). С. 14-22 (1 П.Л.).

27. Законодательство Драконта в Афинах и его исторический контекст// Древнее право. 2000. №2 (7). С.8-18 (1,2 пл.).

28. К интерпретации имени Арифрона на острака // ВДИ. 2000. №4. С.73-79 (0,7 пл.).

29. К историко-хронологическому контексту последнего афинского остракизма // Античность: эпоха и люди. Казань, 2000. С.17-27(0,8 п.л.).

30. Камень и глина: к сравнительной характеристике некоторых ментальных парадигм древнегреческой и римской цивилизаций // Сравнительное изучение цивилизаций мира. М.,2000. С.273-288 (1,1 пл.).

31. Ксантипп, отец Перикла: Штрихи к политической биографии // Проблемы истории, филологии, культуры. 2000. Вып.8.С.100-109(0,9п.л.).

32. Остракизм и остраконы: в Афинах и за их пределами // Ну-perboreus. 2000. Vol.6. Fasc.l. P.103-123 (1,4 п.л.).

33. Алкивиад: афинский денди или первый «сверхчеловек»? // Диалог со временем: Альманах интеллектуальной истории. 5. Специальный выпуск: Историческая биография и персональная история. М.,2001. С. 198-225 (2 пл.).

34. К просопографии афинских монетных магистратов эпохи эллинизма // Девятая Всероссийская нумизматическая конференция: Тезисы докладов и сообщений. СПб.,2001. С.29-31(0,2п.л.).

35. Лидийский царь Крез и Балканская Греция // Studia histórica.

T.1. M.,2001. C.3-15 (0,8 п.л.).

36. Место аристократических родословных в общественно. политической жизни классических Афин // Из истории античного общества (Нижний Новгород). 2001. Вып.7. С.138-147 (0,5 п.л.).

37. О некоторых особенностях генеалогической традиции в классических Афинах // Восточная Европа в древности и средневековье: Генеалогия как форма исторической памяти. М.,2001. С.172-176 (0,3 п.л.).

38. Политическая борьба в Афинах в начале V в. до н.э. и первые остракофории // ВДИ. 2001. №2. С.118-130 (1,3 п.л.).

39. Античная нарративная традиция об институте остракизма // Studia histórica. T.2. М.,2002. С.51-74 (1,6 п.л.).

40. Внешняя политика Афин в период Пентеконтаэтии // Межгосударственные отношения и дипломатия в античности. Ч.2. Хрестоматия. Казань, 2002. С.39-81 (3,2 пл.).

41.0 некоторых факторах колонизационной политики Гераклеи Понтийской // Проблемы истории, филологии, культуры. 2002. Вып.12. С.72-82 (1 п.л.).

42. Полемика о датировке Афинского монетного декрета: к оценке аргументации сторон // Десятая Всероссийская нумизматическая конференция: Тезисы докладов и сообщений. М.,2002. С.9-10 (0,2 п.л.).

43. Трагедия Эсхила «Просительницы» и политическая борьба в Афинах//ВД И. 2002. № 1. С.15-24 (1 пл.).

44. Фемистокл: homo novus в кругу старой знати // Диалог со временем: Альманах интеллектуальной истории. 8. Специальный выпуск: Персональная история и интеллектуальная биография. М.,2002. С.342-364 (1,5 пл.).

45. Из истории находок острака в Афинах // Из истории античного общества (Нижний Новгород). 2003. Вып.8. С. 121-131 (0,6 пл.).

46. Остракон Мегакла, Алкмеониды и Эретрия (Эпиграфическое свидетельство о внешних связях афинской аристократии) // ВДИ. 2003. №2. С.16-25 (1 п.л.).

Зак. № 141. Объем 2,75 п.л. Тираж 100 экз.

ИВИ РАН. Ленинский пр-кт, 32а

»- 35 71

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора исторических наук Суриков, Игорь Евгеньевич

Введение.

Источниковая база исследования

1. Нарративная традиция об остракизме.

2. Памятники ненарративного характера. Острака.

Обзор историографии.

Глава I. Проблемы хронологии.

Глава II. Происхождение остракизма.

1. О времени принятия закона об остракизме в Афинах.

2. Остракизм до Клисфена?.

3. Причины и цели введения остракизма.

Глава III. Процедурные вопросы.

1. Общие сведения о процедуре остракизма.

2. 6000 голосов - кворум или минимум?.

3. О месте пребывания изгнанных согласно закону об остракизме.

4. О сроке продолжительности изгнания.

5. К вопросу о заранее приготовленных остраконах.• • • •

Глава IV. Остракизм в афинской политической борьбе.

1. О некоторых особенностях политической жизни Афин V в. до н.э.

2. Основные этапы истории остракизма в связи с эволюцией политической борьбы в классических Афинах.

3. Функции института остракизма вполитической системе афинской демократии и их эволюция.

4. Остракизм и политическая пропаганда.

Глава V. О прекращении применения остракизма.

1. Последняя остракофория и причины выхода остракизма из употребления

2. «После остракизма».

Введение диссертации2004 год, автореферат по истории, Суриков, Игорь Евгеньевич

Такой сложный и многогранный исторический феномен, каким была афинская демократия классической эпохи, можно изучать самыми различными способами и в самых разных аспектах. Впрочем, нам представляется, что арсенал применяющихся в данной сфере подходов при всей его широте может быть в конечном счете сведен к совокупности двух больших, дополняющих друг друга (но в чем-то и противостоящих друг другу) направлений. Одно из этих направлений можно охарактеризовать как всестороннее исследование политических институтов демократического афинского полиса, их истории, функционирования, взаимного соотношения. Подобный «институциональный» подход, лежащий на стыке с государственным правом, является в целом более традиционным; наиболее весомые результаты при его применении были достигнуты, пожалуй, в конце XIX - первой половине XX в., когда он получил особенное распространение. В чем-то это было предопределено открытием и публикацией в 1891 г. такого источника колоссальной, неоценимой значимости, как «Афинская политая» Аристотеля1. Основной тематикой этого трактата было именно полисное, «конституционное» устройство Афин, то есть как раз политические институты, их история и современное автору состояние. Это, конечно, не могло не оказать определяющего влияния на те проблемы, которые находились в центре внимания антиковедов. В 1930-х гг. Г.Берве сетовал на чрезмерное засилье такого «конституционно-институционального» подхода, у стушевывавшего конкретную человеческую личность . Эти сетования представляются справедливыми постольку, поскольку любая вообще односторонняя крайность вредна. Тем не менее нельзя не учитывать и того обстоятельства, что в результате интенсивного труда целой когорты крупных ученых на одном направлении государственное устройство классических Афин действительно оказалось изучено в высшей степени досконально. Работы Г.Бузольта, К.Ю.Белоха, Г.Де Санктиса и др., ставшие классическими, отнюдь не утратили своей ценности и по сей день, так как именно ими в значительной мере заложен фундамент наших знаний об афинской демократической «конституции» и ее формировании.

Во второй половине недавно истекшего столетия, однако, произошел существенный сдвиг в системе приоритетов, переакцентировка точек зрения. Можно говорить о выходе на первый план иного исследовательского направления, а именно углубленного анализа неинституциональных форм и элементов афинской политической жизни, таких как властные элиты, их состав, взаимоотношения с рядовым гражданским населением, применявшиеся ими механизмы достижения влияния, политические группировки, место общественного мнения в политической борьбе, соотношение социальной и политической структуры в полисе и прочие проблемы аналогичного рода. О причинах имевшей местоперемены здесь вряд ли место под- в^^^м робно говорить. Отметим только, что, на наш взгляд, определенную роль здесь сыграло, помимо других факторов, складывание как раз в это время новой гуманитарной дисциплины общетеоретического характера - политологии, которая, в отличие от традиционного государствоведения, ориентирована главным образом на изучение не столько политических институтов, сколько политических процессов, зачастую проходящих в неинституциональной форме. Направление, о котором идет речь, смещающее внимание специалистов, по удачному выражению М.Хансена см. ниже) с «политической анатомии» на «политическую физиологию» или с «политической морфологии» на «политический синтаксис», и по сей день остается безусловно преобладающим в интересующей нас сфере антиковедения. Именно в его русле работает ныне большинство наиболее квалифицированных специалистов по истории классических Афин: У.Р.Коннор, Р.Сили, М.Финли, К.Моссе, Б.Страусс, М.Оствальд, Дж.Обер, Р.Литгман, В.Хантер, Л.П.Маринович, 3

• С.Г.Карпюк и многие другие . Один из крупнейших антиковедов современности П.Родс, в начале своей научной деятельности отдавший дань «институциональному» подходу, опубликовав книгу об истории афинского Совета4, в настоящее время в основном тоже занимается теми аспектами политической жизни, которые не имеют прямого отношения к институтам5.

Налицо, таким образом, новый уход в крайность, смена одной односторонности на другую. И это, наряду с несомненными позитивными результатами (оказались фундаментально изученными те стороны афинской политической жизни, которые ранее пребывали в некоторой тени) опять же чревато своими издержками. Достаточно сказать, что из исследователей афинской истории во второй половине

XX в. лишь очень немногие (такие, как В.Эренберг или упоминавшийся Роде) активно и эффективно занимались как институциональными, так и неинституциональными аспектами политической проблематики. Досадно, когда конкретная специализация антиковеда, и без того в силу неизбежности достаточно узкая, еще более суживается, и исследователь, хорошо разбирающийся, скажем, в перипетиях борьбы группировок, начинает чувствовать себя значительно менее уверенно, коль скоро речь заходит о нюансах функционирования той политической системы, той конституции (употребляя этот термин, естественно, в широком значении), в рамках которой эта борьба происходила.

Сложившееся подобным образом положение дел не могло, в свою очередь, не вызвать обратной реакции. И такая реакция последовала, в первую очередь, со стороны такого авторитетного ученого, как М.Хансен. В специальной статье «О значении институтов для анализа афинской демократии»6 он справедливо указал на огромную роль политических институтов, особенно органов государственной власти, в демократическом афинском полисе. В отличие от современных представительных демократий, прямая демократия античной эпохи способствовала тому, что подавляющее большинство граждан регулярно (а не от случая к случаю) участвовало в работе этих институтов. В условиях отсутствия или, во всяком случае, весьма слабого развития неинституциональных, не связанных с государством форм общественной жизни последняя была предельно институционализована. Никогда в истории европейских национальных государств, подчеркивает Хансен, политические институты не значили так много, как в греческом полисе. В частности, изучая политическую элиту демократических Афин, ни в коем случае не следует забывать о том, что эта элита осуществляла свою власть не путем каких-то закулисных манипуляций, как это столь часто бывает в наши дни, когда видимость волеизъявления народа сплошь и рядом оказывается лишь ширмой для решений, принятых на совсем ином, «незримом» уровне, а именно (и только) посредством существующих конституционных институтов. Отсюда, кстати, то колоссальное значение, которое придавалось в общественной жизни ораторскому искусству, риторике. Одним из #t важнейших талантов, требовавшихся от политического деятеля, было красноречие, умение убедить укомплектованные демосом государственные органы7. Датский антиковед подчеркивает, что возрождение интереса к политическим институтам афинской демократии абсолютно необходимо для лучшего понимания сущности этого исторического феномена. Приведя процитированные выше красивые метафоры («политическая морфология» и «политический синтаксис»), он делает остроумное замечание: для греческого языка (в отличие, например, от английского) характерны относительно простой синтаксис и сложная морфология.

Нельзя сказать, чтобы призывы Хансена остались совсем уж «гласом вопиющего в пустыне». Как до выхода его вышеуказанной статьи, так и после него в западной историографии конца XX века периодически появлялись интересные исследования, посвященные различным институтам афинской демократии. Можно g отметить, например, монографию Р.Уоллеса об Ареопаге , фундаментальный труд об афинской судебной системе, написанный А.Беджхолдом при участии ряда других авторов9, несколько работ о коллегии стратегов10 и др. Не говорим уже о заслугах самого Хансена: он с такой степенью детальности, как вряд ли кто-либо до него, изучил такой демократический институт, как афинская экклесия, посвятил ряд чрезвычайно принципиальных статей истории дикастериев в Афинах. Однако, насколько нам представляется, всего этого пока еще явно недостаточно; приоритетным по-прежнему продолжает являться «неинституциональное» направление, хотя, пожалуй, оно все ближе подходит к самоисчерпанию. Полностью солидаризируясь в этом отношении с М.Хансеном, мы абсолютно убеждены, что возвращение к активному исследованию институциональной стороны демократического афинского полиса - насущная задача, стоящая ныне перед антиковедами. Сразу подчеркнем, что речь не идет о каком-то шаге назад, в прошлое. Напротив, теперь изучение институтов должно осуществляться уже на новом уровне, с учетом всех результатов, достигнутых представителями противоположного подхода. Особенно важно то, что теперь уже, наверное, всем понятно: полисные институты должны анализироваться не изолированно, а в контексте всей политической жизни в том или ином греческом государстве (в данном случае в Афинах), в контексте, берущемся максимально полно и всеобъемлюще. Иными словами, следует говорить о некоем синтезе «институционального» и «неинституционального» подходов, о синтезе, который может вывести антиковедение на новый научный уровень.

Все вышеизложенные соображения сыграли значительную роль в определении тематики данной работы, посвященной такому специфическому институту афинской демократии, как остракизм. Нами руководили, в частности, следующие мотивы. С одной стороны, мы видим здесь возможность внести определенный вклад в исследование институциональной стороны политической жизни афинского полиса V в. до н.э., тем более что, хотя остракизм и достаточно активно изучался в мировой антиковедческой литературе, очень многие аспекты его истории и процедуры и по сей день остаются дискуссионными и недостаточно ясными (а в отечественной историографии феномен остракизма вообще почти не исследовался). С другой стороны, это еще и возможность погрузиться, так сказать, в самую среду политической борьбы в Афинах рассматриваемого периода, со всем свойственным ей кипением страстей, переплетением интересов, высоким накалом внутриполитического конфликта. Ведь остракизм играл весьма большую роль в этой политической борьбе, развертывавшейся в афинском полисе. Можно без преувеличения сказать, что «под знаком остракизма» прошел целый большой (и исключительно важный) исторический период, почти совпадающий с хронологическими границами V в. Соответственно, при изучении такого института, как остракизм, постоянно придется обращаться к неинституциональным факторам: к столкновениям различных группировок, к взаимоотношениям политической элиты и массы демоса, к механизмам проявления и формирования общественного мнения в демократическом полисе. Остракизм можно и должно исследовать именно так: на стыке «институционального» и «неинституционального» подходов, конституционной истории и истории политических процессов, в контексте всей общественной жизни.

Слово «остракизм», первоначально являвшееся техническим термином с четко очерченным значением, со временем (уже к концу античной эпохи) утратило свою терминологичность. Его употребление у поздних авторов стало куда более широким и расплывчатым, что еще более усугубилось в византийскую эпоху. Не считая ученых эрудитов-лексикографов, старавшихся дать по возможности точное определение остракизма, у подавляющего большинства писателей этого времени слова «остракизм» и «изгнание, ссылка» выступали уже фактически как полные синонимы. Такое положение дел сохранилось и по сей день. Слово «остракизм», употребительное во многих современных языках, совершенно утратило в повседневном обиходе свою специфику и чаще всего объясняется словарями просто как * «изгнание, гонение»11. В связи с этим, чтобы сделать более ясным предмет настоящего исследования и избежать возможных недоразумений, нам представляется необходимым уже в самом начале работы дать предварительное определение древнегреческого остракизма. Подчеркнем, что это определение имеет чисто рабочий ха-I рактер; оно не претендует на то, чтобы |тредвкушать илЩ предварять дальнейшие ! результаты и вполне может уточняться и корректироваться далее по ходу работы.

Остракизм (в своей «классической» форме, как он функционировал в демократических государствах V в. до н.э.) - внесудебное изгнание по политическим ъ- мотивам наиболее влиятельных граждан из полиса на фиксированный срок (в у* лг иА Афинах - на 10 лет), без поражения в гражданских (в том числе имущественных)

V л д ^ ° чь j.*"* правах и с последующим полным восстановлением в политических правах, осуществлявшееся путем голосования демоса в народном собрании при применении осо-u бой процедуры (в Афинах - с использованием надписанных глиняных черепков). ^ ^ х^ s ,АС Г; Как можно заметить, среди перечисленных признаков имеются как более, так и меv-ДГ Р^ * v« i нее принципиальные. Кстати, сразу бросается в глаза парадоксальный факт: свое о * название институт получил, собственно, от совершенно непринципиальной и варьировавшей от полиса к полису черты (бсттраккт^б? от батраков, «черепок»). Как известно, например, в Сиракузах с аналогичной целью использовались не черепки, а масличные листья (отчего и сам институт носил там название петализма), однако ^ это, естественно, ни в коей мере не сказывалось на существенных, фундаментальных характеристиках феномена. Каждая конкретная акция по применению остракизма называлась остракофорией (осттракофорьа, буквально - «несение черепков»). В некоторых контекстах термины «остракизм» и «остракофория» могут далее в тексте работы употребляться как взаимозаменяемые.

Главная цель настоящей работы - максимально полное и всестороннее, насколько это возможно при имеющемся состоянии источников, исследование института остракизма в классических Афинах. Данная цель обусловливает стоящие пе-* ред нами конкретные задачи. Это - рассмотрение следующих вопросов: о происхождении остракизма, времени, причинах и целях его введения, о процедуре проведения остракизма, о функциях остракизма в политической системе афинской демократии и его роли в политической жизни демократического полиса, об основных этапах истории остракизма и причинах выхода его из употребления в конце V в. до н.э. Совокупность перечисленных вопросов определяет структуру исследования. После обзора источников и историографии проблемы мы прежде всего считаем необходимым рассмотреть ряд дискуссионных хронологических проблем, связанных с остракизмом, а именно попытаться с максимально возможной степенью точности датировать известные из источников случаи применения остракизма (глава I). Подобное первоочередное обращение к конкретным хронологическим сюжетам продиктовано тем соображением, что без их предварительного прояснения окажутся весьма проблематичными (а в некоторых случаях - просто невозможными) ответственные и непротиворечивые выводы по ряду проблем более общего характера.

Именно к проблемам такого рода мы перейдем в ходе дальнейшего изложения. Глава II будет посвящена вопросам, связанным с происхождением института остракизма в Афинах. Строго говоря, здесь имеют место два блока вопросов, хотя обычно это не осознается специалистами. Во-первых, это вопрос о времени введения остракизма в его «классической» форме, в том его виде, как он существовал в демократическом афинском полисе V в. до н.э. Именно по этому вопросу, на который имеются два основных варианта ответа (введение остракизма либо в ходе реформ Клисфена в конце VI в. до н.э., либо в 480-х гг. до н.э.), имеется обширная литература, он находится в центре дискуссий и т.п. Однако почти никогда не учитывается, что существует еще и другой вопрос: появился ли остракизм на этом хронологическом отрезке сразу в готовом виде, так сказать, «из ничего», или же ранее имели место какие-то иные формы остракизма или аналогичные ему процедуры, предшествовавшие его «классической» форме? На этот вопрос мы также попытаемся ответить.

В главе III будут рассмотрены процедурные проблемы, связанные с остракизмом. Наша задача здесь будет заключаться в том, чтобы по возможности дета-лизированно реконструировать на основе источников весь процесс проведения остракизма. При этом наиболее подробно мы остановимся на тех аспектах процедуры, которые являются недостаточно изученными или спорными (например, вопросы о том, что представляет собой цифра 6000, фигурирующая в ряде источников в связи с остракизмом, - требуемый для проведения остракофории кворум или минимальное количество голосов, поданных против одного лица, необходимое для его изгнания; о том, вносились ли в течение V в. до н.э. изменения в закон об остракизме и др.).

Предметом исследования в главе IV будут функции остракизма в политической системе афинской демократии и его роль в политической жизни демократического полиса. Поскольку эти функции и эта роль даже в течение того не слишком длительного временного отрезка, на котором применялся остракизм, не оставались неизменными, а претерпевали определенную эволюцию, то можно будет говорить об основных этапах истории остракизма. Именно в этой главе будет необходим особенно интенсивный выход на неинституциональные стороны историко-политического контекста. В частности, будет рассмотрен, помимо прочего, вопрос о борьбе в афинском общественном мнении в период проведения остракофорий, о пропагандистских методах, применявшихся заинтересованными сторонами, поскольку судить о таких методах дают возможность надписи инвективного характера, прочитанные на черепках-остраконах. Наконец, последняя, пятая глава работы будет посвящена проблеме выхода остракизма из употребления в конце V в. до н.э. и причин, по которым этот политический институт прекратил свое существование.

Несколько слов о методологии. Как мы уже говорили, в высшей степени желательным был бы конструктивный синтез «институционального» и «неинституционального» подходов с учетом позитивных сторон как того, так и другого. В нашем случае это должно выражаться в изучении института в тесной связи с политическими процессами той эпохи и того социума, в рамках которых этот институт существовал. Основной методологической базой работы будет системная концепция полиса как целостного политического и социокультурного организма, все стороны общественной и идеологической жизни которого тесно взаимосвязаны и взаимообусловлены друг другом, а следовательно - и изучаться должны не изолированно, а целостно, органично. Иными словами, на наш взгляд, следует избегать разрозненного, в отрыве от исторической эпохи, анализа материала; в частности, институт остракизма должен быть предметом углубленного исследования в контексте полиса, как интегральная составная часть его политической системы и политической жизни. Одна из наших задач заключается в том, чтобы продемонстрировать, как изменения общего характера в афинском полисе классической эпохи закономерно оказывали влияние на применение остракизма (введение этого института, более частое или более редкое его использование, выход из употребления). Можно сказать, что предлагаемая нами общая методология ближе всего стоит к концепции "histoire totale", выдвинутой французскими историками школы «Анналов». Мы далеки от примитивного детерминизма, от представления о жесткой обусловленности одних форм общественного бытия («вторичных», «надстроечных») другими («первичными», «базисными»), понимать ли под таким базисом экономические отношения, политическую систему, менталитет эпохи или что-либо другое. По нашему мнению, все эти сферы развивались и эволюционировали как части единой системы, то есть на целостном уровне, в тесной взаимной связи. Применительно к конкретной истории остракизма такой подход влечет за собой, в частности, наше несогласие с распространенным мнением, согласно которому этот институт являлся исключительной принадлежностью демократических полисов. В ходе исследования мы попытаемся показать, что остракизм, - конечно, если не говорить только о его конкретной «клисфеновской» форме, а брать феномен более широко, -не был детерминирован демократией, что он в том или ином виде мог применяться (и применялся) в различных типах полисных устройств (аристократическом, олигархическом и т.п.) и был скорее порождением феномена полиса как такового, нежели какой-то отдельной его формы.

В ходе работы, как это обусловлено ее темой, будет проводиться всестороннее исследование остракизма прежде всего в течение его функционирования в демократических Афинах V в. до н.э. Для наиболее эффективного выполнения этой задачи должен быть в полной мере реализован такой подход, как взаимосвязанное изучение различных категорий источников. Применительно к остракизму это особенно актуально, поскольку, как мы увидим при анализе источниковой базы, существуют два основных типа источников об этом институте: а) данные античной нарративной традиции; б) остраконы и надписи на них, т.е. памятники вещественного и эпиграфического характера. Каждая из этих категорий источников обладает своими сильными и слабыми сторонами. Так, главная ценность остраконов заключается в том, что это - памятники, современные рассматриваемой эпохе и безусловно аутентичные. С другой стороны, информация, которую они несут, может быть полноценно интерпретирована лишь в свете данных письменных источников, поскольку сами по себе надписи на остраконах кратки, нередко находятся в плохой степени сохранности и, во всяком случае, по большей части не содержат сведений о конкретных причинах той или иной остракофории, о ее историческом контексте. Что же касается нарративной традиции об остракизме, то она, безусловно, значительно более информативна, содержит сведения по ряду важных деталей и нюансов истории этого института. В то же время данные, сохраненные различными античными авторами, подчас противоречивы; в достоверности некоторых из этих данных неоднократно высказывалось сомнение. Цели верификации информации письменных источников в наибольшей степени могут служить как раз остраконы. Таким образом, две вышеназванных категории источников об остракизме в высшей степени удачно дополняют друг друга.

Определенное место в исследовании займет сравнительно-исторический метод. Поскольку остракизм обнаруживает определенные черты сходства с архаичными типами изгнания, имевшими религиозный, ритуальный характер (в частности, с изгнанием «козла отпущения», характерным для многих древних культур), нам предстоит коснуться специфики соответствующих ритуалов на широком исто-рико-этнографическом материале и сопоставить их с остракизмом с целью лучшего определения истоков и корней последнего, его характерных черт.

Настоящее исследование является итогом продолжавшейся в течение ряда лет работы автора над различными проблемами истории афинского остракизма. Эта работа уже нашла отражение в ряде статей12, и сделанные в этих статьях выводы, естественно, будут нами использоваться. Впрочем, при рассмотрении всех сколько-нибудь принципиальных вопросов мы не станем ограничиваться ссылками на свои предшествующие работы, а будем приводить подробную аргументацию. Не исключаем также и возможности определенной корректировки тех или иных положений, высказывавшихся нами ранее. ф Примечания

1 Значение «Афинской политик» как источника по истории Афин было сразу же в полной мере оценено и раскрыто Виламовицем в фундаментальном, ставшем классическим исследовании: Wi-lamowitz-Moellendorff U. von. Aristoteles und Athen. В., 1893. Bd.1-2.

2 Berve H. Fiirstliche Herren zur Zeit der Perserkriege // Die Antike. 1936. Bd.12. S.l ff.

3 См., например: Connor W.R. The New Politicians of Fifth-Century Athens. Princeton, 1971; Sealey R A History of the Greek City States ca.700-338 B.C. Berkeley, 1976; Finley M.I. Politics in the Ancient World. Cambridge, 1983; Mosse C. De 1'ostracisme aux proces politiques: le fonctionnement de la vie politique a Athenes // Istituto universitario orientale (Napoli). Annali. Sezione di archeologia e storia an-tica. 1985. V.7. P.9-18; eadem. La democratie grecque. P.,1986; eadem. La classe politique a Athenes au IVeme siecle // AD. S.67-77; Strauss B.S. Athens after the Peloponnesian War: Class, Faction and Policy, 403-386 B.C. Croom Helm, 1986; Ostwald M. From Popular Sovereignty to the Sovereignty of Law. Law, Society, and Politics in Fifth-Century Athens. Berkeley, 1986; Ober J. Mass and Elite in Democratic Athens. Princeton, 1989; idem. The Athenian Revolution: Essays on Ancient Greek Democracy and Political Theory. Princeton, 1999; Littman R.J. Kinship and Politics in Athens 600-400 B.C. N.Y.,1990;

Hunter V.J. Policing Athens: Social Control in the Attic Lawsuits, 420-320 B.C. Princeton, 1994; Darbo

Peschanski C. Condition humaine, condition politique: Fondements de la politique dans la Grece archai'-que et classique // Annates: Histoire, sciences sociales. 1996. V.51. №4. P.711-732; Маринович Л.П. Греки и Александр Македонский. М.,1993. С.56-134; она же. Античная и современная демократия: новые подходы. М.,2001. С.54 слл.; Karpyuk S. Crowd in Archaic and Classical Greece // Hyper-boreus. 2000. V.6. Fasc.l. P.79-102. Этот перечень работ, данный исключительно exempli gratia, можно было бы еще очень долго продолжать.

4 Rhodes P.J. The Athenian Boule. Oxf.,1972.

5 Например: Роде П.Дж. Кому принадлежала власть в демократических Афинах? // ВДИ. 1998. №3. С.16-26; Rhodes P.J. Political Activity in Classical Athens // JHS. 1986. V.106. P.71-84; Mitchell L.G., Rhodes P.J. Friends and Enemies in Athenian Politics // G&R. 1996. V.43. No.l. P.ll-30. Было бы, впрочем, преувеличением утверждать, что вопросы политических институтов и их эволюции совершенно перестали интересовать Родса. См., в частности: Rhodes P.J. Judicial Procedures in Fourth-Century Athens: Improvement or Simply Change? // AD. S.303-319.

6 Опубликована в книге: Hansen M.H. The Athenian Ecclesia II: A Collection of Articles 1983-1989. Copenhagen, 1989. P.263-269.

7 В современных государствах, как известно, ораторское искусство не играет реальной роли в политической борьбе. Это относится даже к той области, где оно наиболее ярко может проявиться, ф к парламентским дебатам. Сколько бы ни блистали парламентарии красноречием, убеждая своих коллег, - проголосует практически каждый из них не по собственному внутреннему убеждению, а по предписанию руководства своей фракции, отражающему результаты того или иного закулисного сговора. В классических Афинах подобная ситуация была заведомо невозможной.

8 Wallace R. W. The Areopagos Council, to 307 B.C. Baltimore, 1989.

9 Boegehold A.L. et al. The Lawcourts at Athens: Sites, Buildings, Equipment, Procedure, and Testimonia (The Athenian Agora. V.28). Princeton, 1995. Ср. нашу рецензию (ВДИ. 1999. №1. C.220-225).

10 Fornara Ch.W. The Athenian Board of Generals from 501 to 404. Wiesbaden, 1971; Hamel D. Athenian Generals: Military Authority in the Classical Period. Leiden, 1998.

11 Ожегов С.И. Словарь русского языка. 14 изд. М.,1983. С.409.

12 Упомянем наиболее важные из наших статей об остракизме: Суриков И.Е. Острака как источник по истории раннеклассических Афин // АВ. 1995. Вып.З. С. 107-114; он же. По поводу новой публикации острака // ВДИ. 1996. № 2. С. 143-146; он же. К интерпретации острака с северного склона Акрополя // ПИФК. 1998. Вып.6. С.30-33; он же. Остракизм в Мегарах и Херсонесе Таврическом // Проблемы антиковедения и медиевистики: Межвузовский сборник научных трудов. Нижний Новгород, 1999. С.48-52; он же. Институт остракизма в Афинах: проблемы и перспективы изучения // АВ. 1999. Вып.4-5. С.126-143; он же. К историко-хронологическому контексту последнего афинского остракизма // Античность: эпоха и люди. Казань, 2000. С. 17-27; он же. Долгая память о древнем институте (сообщения византийских авторов об остракизме и проблема их достоверности) // Восточная Европа в древности и средневековье: Историческая память и формы ее воплощения. М.,12000. С. 137-143; он же. К интерпретации имени Арифрона на острака // ВДИ. 2000. №4. С.73-?Ь; он же. Закон Клисфена об остракизме: к реконструкции некоторых формулировок // ДП. 2000. №1 (6). С. 14-22; он же. Остракизм и остраконы: в Афинах и за их пределами // Hyperboreus. 2000. Vol.6. Fasc.l. Р.103-123; он же. Политическая борьба в Афинах в начале V в. до н.э. и первые остракофории // ВДИ. 2001. №2. С.118-130; он же. Античная нарративная традиция об институте остракизма// Studia historica. Т.2. М.,2002. С.51-74; Молчанов А.А., Суриков И.Е. У истоков остракизма // ВЧОАМ. С.252-260.

ИСТОЧНИКОВАЯ БАЗА ИССЛЕДОВАНИЯ

Заключение научной работыдиссертация на тему "Остракизм как политический институт Афинского полиса классической эпохи"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

1. Сводка полученных результатов

Изучая проблематику, связанную с афинским остракизмом, автор стремился опираться на максимально широкий круг источников. Привлекались прежде всего данные нарративной традиции об остракизме, которая представляется в целом вполне репрезентативной, достаточно обширной и при этой обозримой, но, с другой стороны, во многих своих частях фрагментарной, а в некоторых случаях внутренне противоречивой. В связи со сказанным наиболее продуктивными и плодотворными при исследовании различных аспектов истории остракизма оказываются те подходы, которые характеризуются комплексным, синтетическим использованием всех видов источников с целью реконструкции целостной и по возможности непротиворечивой картины событий. В частности, чрезвычайно важно для дополнения, верификации и коррекции данных, содержащихся в нарративной традиции, активно привлекать к анализу и источниковый материал иного характера. Речь идет прежде всего об острака, которые принадлежат к числу наиболее важных и ценных памятников, имеющих отношение к остракизму. Безусловно, работа с острака имеет свою специфику, требует особой методики и, в частности, заставляет соблюдать известные предосторожности, отдавать себе отчет в тех сложностях и пока не решенных (или в принципе не решаемых) вопросах (по большей части хронологического плана), которые порождает эта категория источников.

Автор старался также задействовать практически всю имеющуюся на сегодняшний день исследовательскую литературу, посвященную остракизму. Говоря об этой литературе, приходится отметить, что на отдельных направлениях изучения данного института, его истории и функционирования достигнуты значительные результаты, но пока отсутствует обобщающее монографическое исследование об остракизме, написанное на современном уровне и учитывающее весь новый источниковый материал, который появился за последние годы. Такое исследование становится все более насущно необходимым. К сожалению, остракизм почти совершенно не изучался в отечественной историографии; на русском языке существует лишь несколько работ о нем, которые можно считать скорее исключениями, чем проявлениями какой-то закономерности.

Проведя исследование, которое оказалось достаточно объемным (что, впрочем, было и неизбежно, поскольку мы пытались осветить все имеющиеся проблемы, связанные с институтом остракизма), автору удалось получить определенные результаты, из которых одни можно считать бесспорными, другие же сохраняют гипотетичность. Попробуем здесь кратко суммировать эти результаты, сведя их воедино и изложив в той последовательности, в какой они были получены по ходу работы. При этом нам, естественно, не удастся избежать повтора важнейших выводов, сформулированных ранее, в заключительных частях отдельных пунктов. Но такой повтор (постараемся сделать его по возможности не дословным) представляется и неизбежным, и необходимым для дальнейшего обобщения.

1. Из источников известно о 18 случаях применения остракизма в Афинах. Из этих остракофорий 10 можно считать вполне достоверными и историчными, действительно имевшими место (остракизмы Гиппарха, сына Харма, Мегакла, сына Гиппократа, неизвестного афинянина, - скорее всего, Каллия, сына Кратия, -Ксантиппа, Аристида, Фемистокла, Кимона, Алкивиада Старшего, Фукидида, сына Мелесия, и Гипербола), 5 - недостоверными, фиктивными (остракизмы Тесея, Клисфена, Мильтиада, повторные остракизмы Мегакла, сына Гиппократа, и Алкивиада Старшего). Три остракофории отнесем к категории спорных (остракизмы Менона, Каллия, сына Дидимия, и Дамона), хотя более вероятной нам представляется их историчность. Немалое количество сложностей возникает в связи с хронологией многих из перечисленных событий. Для одних остракофорий из числа надежно зафиксированных даты удается установить с достаточно большой точностью; другие датировки имеют несколько более приблизительный и/или дискуссионный характер (впрочем, колебание редко выходит за пределы отрезка в несколько лет). В целом удается достаточно детально реконструировать хронологическую канву истории афинского остракизма в V в. до н.э. (см. хронологическую таблицу в приложении VI), что служит основой для дальнейшего исследования.

2. Говоря о проблемах, связанных с принятием закона об остракизме в Афинах, следует подчеркнуть, что в результате работы нескольких поколений антико-ведов, по итогам острых и продолжительных дискуссий, на сегодняшний день можно считать твердо установленным, что это событие относится к кругу клисфе-новских реформ, а не к более позднему времени. При этом в череде демократических преобразований, проведенных Клисфеном, остракизм хронологически занимает одно из первых мест. Наиболее вероятно, что закон о нем был издан в 508/507 г. до н.э., в процессе борьбы Клисфена с Исагором. Что же касается так называемого «свидетельства Андротиона» (FGrHist.324.F6), на которое ранее опирались те исследователи, которые относили введение остракизма к началу 480-х гг. до н.э., то это свидетельство является плодом недоразумения, а именно некорректного цитирования «Аттиды» Андротиона позднеантичным лексикографом Гарпократионом. Двадцатилетний перерыв между введением остракизма и его первым применением (в 487 г. до н.э.) также не может служить аргументом против прямого указания Аристотеля и других античных авторов на Клисфена как на инициатора учреждения данной процедуры, поскольку перерыв этот вполне поддается объяснению конкретными причинами, лежащими в сфере внутриполитической истории Афин на рубеже эпох архаики и классики.

3. Однако можно с достаточно большой степенью уверенности утверждать, что процедуры, аналогичные остракизму (мы условно называем их «протоостра-кизмом») существовали еще до Клисфена, то есть в архаическую, аристократическую эпоху афинской истории, с тем главным отличием, что голосование проводилось не народным собранием а Советом (в VI в. до н.э. - Советом Четырехсот, а еще раньше, возможно, Ареопагом). Складывание института остракизма было, насколько можно судить, не актом, имевшим место в один конкретный момент, а длительным процессом, на начальных этапах которого сыграли немаловажную роль ритуалы религиозно-магического характера (в частности ритуал фармака, или «козла отпущения»). Таким образом, Клисфен скорее не создал совершенно новый институт, а модифицировал уже существовавший, приспособив его к условиям формирующегося демократического полиса. Он сделал остракизм прерогативой экклесии, а также, возможно, придал его применению регулярный, а не спорадический характер. Иными словами, вследствие демократизации государственного устройства Афин интересующая нас процедура попала из рук аристократии в компетенцию всего гражданского коллектива.

4. Поднимая вопрос о причинах и целях введения остракизма, следует отделять друг от друга два аспекта этой проблемы. С одной стороны, идея остракизма как «профилактического» изгнания из полиса влиятельных индивидов зародилась в архаическую эпоху, на стыке двух тенденций политической жизни времен формирования полисных структур и полисного менталитета - тенденций индивидуалистической и коллективистской. Ранние формы остракизма («протоостракизм») являлись, по сути дела, средством взаимного контроля членов аристократической правящей элиты друг над другом, во избежание перерастания власти кого-либо из представителей этой элиты в тиранию. Что же касается закона Клисфена об остракизме, принятого на рубеже архаики и классики и вводившего «классическую» форму остракизма, которая существовала на протяжении V в. до н.э., то этот закон прекрасно укладывается в рамки всего комплекса клисфеновских реформ, передававших верховную власть в полисе из рук аристократии в руки демоса. Демос, переняв аристократический по происхождению институт, становился отныне гарантом против возрождения тирании, против острых вспышек стасиса и дестабилизации политической жизни, а также осуществлял с помощью остракизма общий контроль над деятельностью знатной элиты, что соответствовало его новой роли в государстве.

5. В процедурном отношении остракофория была особым видом народного собрания, в силу ряда обстоятельств (как прагматического, так, возможно, и ритуального характера) проводившимся на Агоре даже в то время, когда остальные заседания экклесии уже переместились на Пникс. Голосование на остракофории де-юре имело тайный характер, но фактически за строгим соблюдением тайны волеизъявления не следили. Не существовало и каких-либо общепринятых норм при нанесении надписей на остраконах-«бюллетенях». В целом процедура остракизма достаточно детально освещена источниками, показания которых по большинству деталей вполне согласуются друг с другом. Существуют, однако, и нюансы, по которым имеют место противоречия между различными античными авторами; на этих аспектах процедуры остракизма пришлось специально остановиться по ходу работы.

6. Одним из таких наиболее спорных вопросов является интерпретация числа 6000, фигурирующего в нарративной традиции, но определяемое различными авторами то как общий кворум для признания процедуры состоявшейся, то как минимальное количество голосов против одного лица, необходимое для его изгнания. Проведенное нами исследование данной проблемы позволяет говорить (если и не категорично, то, во всяком случае, со значительно большей долей вероятности), что 6000 голосов были необходимым минимумом для одного лица. Следует особенно подчеркнуть, что в условиях древнегреческих демократий, да и в целом в условиях полисного менталитета, более важной категорией вообще был не кворум (то есть некая абстрактная совокупность граждан, вне зависимости от мнения каждого из них), а степень единодушия при принятии решения. Именно на это обращалось внимание прежде всего - не на то, сколько человек пришло на голосование, а на то, усилиями скольких из них решение было принято.

7. Изначальный текст закона Клисфена об остракизме не имел в себе каких-либо формулировок, предписывавших изгнанникам место пребывания или накладывавших на него те или иные специальные территориальные ограничения, кроме пребывания за пределами Аттики. Однако в 480 г. до н.э. в текст закона была внесена поправка, суть которой, как мы постарались выяснить, заключалась в том, что с этого момента изгнанникам запрещалось пересекать в направлении Афин линию обозначенную пунктами Герест и Скиллей. Среди причин принятия поправки главную роль играло стремление избежать проживания изгнанников слишком близко от Аттики, во избежание эксцессов с их стороны.

8. Согласно закону Клисфена срок пребывания в остракизме равнялся десяти годам. Однако афинская экклесия имела полное, ничем не ограниченное право (и несколько раз пользовалась этим правом) принять решение о досрочном возвращении на родину одного или нескольких лиц, подвергнутых остракизму. Существует некоторая (впрочем, не столь уж большая) возможность того, что на каком-то этапе истории афинской демократии (но не позже 450-х гг. до н.э.) в закон об остракизме была внесена поправка, сокращавшая срок изгнания с десяти до пяти лет. При имеющемся состоянии источников этот вопрос не может быть однозначно разрешен.

9. Известны находки остраконов и целых групп остраконов, которые явно были заготовлены заранее, еще до остракофории. Вопреки общераспространенному мнению, далеко не все случаи подобного рода можно списать на деятельность гетерий и попытки политических манипуляций голосованием. В ряде случаев со значительно большей долей вероятности можно говорить о том, что такие остраконы были изготовлены писцами, торговавшими ими на остракофориях. При этом к услугам писцов афинские граждане, насколько можно судить, обращались не потому, что были в своей массе неграмотны (это ни в малейшей мере не соответствует действительности), а потому, что нанесение надписи на остраконе было сопряжено с определенными сложностями, и порой приобретение готового надписанного «бюллетеня» представлялось наиболее легким выходом из положения.

10. Для лучшего понимания истории и функционирования института остракизма в системе афинской демократии нам пришлось обратиться к рассмотрению специфики политической жизни классических Афин, внутриполитической ситуации в афинском полисе интересующей нас эпохи. Это ситуация отличалась большой сложностью и дробностью. Существовало большое количество малых политических группировок, которые могли объединяться в коалиции для достижения конкретных целей. Группировки не были массовыми и формировались в среде политической элиты. Они имели не абстрактно-идеологический, а личностный характер, в каждой из них была исключительно велика роль лидера (индивидуального или коллективного, как тот или иной знатный род). Весьма важную роль в борьбе группировок играли вопросы внешней политики, понимавшиеся также не абстрактно, а на вполне личностном уровне. При этом V в. до н.э. занимает в афинской политической истории особое место, являясь переходным периодом между доклисфенов-ской эпохой, с ее господством аристократии в общественной жизни, и временем после Пелопоннесской войны, когда демократия сформировалась в окончательном виде, а знать как социальный слой покинула политическую сцену. На протяжении большей части V в. наблюдается некое «двоевластие», или равновесие между двумя основными силами - демосом и аристократией, определенное распределение полномочий между ними. Демос относился к представителям знатных родов двойственно: использовал их политические традиции, опыт, связи для более эффективного управления полисом, но в то же время постоянно демонстрировал отчуждение от них. Равновесие было нестабильным, неоднократно порождало острые политические конфликты. При этом на протяжении рассматриваемого хронологического « отрезка положение аристократов постоянно ухудшалось, пока ее значение к концу

V в. не было сведено на нет.

11. В ходе исследования конкретного фактологического материала удалось установить определенную периодизацию истории остракизма в связи с эволюцией характера политической борьбы в Афинах V в. до н.э., выделив ряд этапов функционирования этого института. Выделение этих этапов и рассмотрение их в совокупности и в сопоставлении позволило выявить важные закономерности, характерные для истории остракизма в V в. до н.э.: интенсификация его применения происходила, как правило, тогда, когда, во-первых, расклад политических сил временно приобретал «биполярный» характер, и, во-вторых, важную роль в политической жизни начинали играть спорные вопросы межгосударственных отношений.

12. С учетом как общей характеристики афинской политической жизни классической эпохи, так и эмпирического анализа событий, связанных с остракизмом, можно сделать выводы о функциях интересующего нас института в системе афинской демократии и об эволюции этих функций. Когда остракизм в его классической форме учреждался в ходе клисфеновских реформ конца VI в. до н.э., его основными функциями, как отмечалось чуть выше, были профилактика тирании и стасиса и контроль демоса над аристократической политической элитой. Однако со временем, в течение V в. до н.э. остракизм обрел ряд новых функций, которые в извест

• ной мере стали даже главными, отодвинув на второй план первоначальные (и, пожалуй, чем дальше, тем больше). Конкурирующие политические лидеры использовали остракизм как один из мощных инструментов ведения борьбы друг с другом, а для демоса он стал способом выбора (в ситуации биполярного противостояния) между этими лидерами и их линиями (прежде всего внешнеполитическими). Можно говорить также о том, что остракизм являлся своеобразным средством компенсации фрустрации внутри гражданского коллектива в условиях прямой демократии полисного типа. Следует отметить еще, что остракизм, аристократический по происхождению институт в демократическом полисе, по традиции сохранил свою наФ правленность на представителей высшего слоя знатной элиты и в этом смысле может рассматриваться как мера если не почетная, то, во всяком случае, подчеркивавшая высокое значение и авторитет политика, который ей подвергался.

13. Периоды проведения остракофорий были одновременно периодами острой пропагандистской борьбы между соперничающими политическими группировками и их лидерами. Наиболее активной становилась эта борьба на хронологическом отрезке от принятия экклесией предварительного решения об остракизме до самого голосования. Пропаганда в период остракофорий имела в очень большой степени личностный, при этом дискредитирующий характер. Это было обусловлено как общей большой ролью личностного фактора в политической жизни античного полиса, так и спецификой функций института остракизма, который был по самой своей сути направлен против «сильной личности». Излюбленным пропагандистским методом являлось применение персональных инвектив самого разного плана, которые актуализовали в общественном мнении и проецировали на конкретное лицо тот или иной «образ врага». Такие инвективы, порожденные, несомненно, именно пропагандой, в достаточно большом количестве встречаются на острака. Насколько можно судить, особенно важную роль в пропагандистских кампаниях перед остракофориями играли представления комедий, осуществлявшиеся на празднествах дионисийского цикла. Сопоставление между инвективами на остраконах и инвективами в памятниках комического жанра выявило целый ряд более или менее близких соответствий и параллелей, которые в большинстве случаев вряд ли могут быть простым совпадением. Одни и те же пропагандистские клише, циркулировавшие в общественном мнении, отразились и на черепках-«бюллетенях», и в произведениях комедиографов.

14. Немаловажен вопрос о причинах фактического выхода остракизма из употребления после изгнания Гипербола в 415 г. до н.э. Как в античной, так и в современной историографии предлагались многочисленные объяснения этого факта, и почти все такие объяснения имеют право на существование, но каждое из них односторонне подчеркивает какой-то один фактор в ущерб другим. Наиболее же убедительного разрешения проблемы можно достигнуть лишь путем комбинации этих имеющихся объяснений. Дело в том, что прекращение применения остракизма было обусловлено комплексом факторов различного характера, действовавших в разное время, в разной степени и в разном сочетании. Сразу после изгнания Гипербола в афинском гражданском коллективе возобладало мнение, что остракофория не выполнила возлагавшейся на нее функции, а, кроме того, ее жертвой неожиданно стало «недостойное» остракизма лицо. Помимо всего прочего, остракизм еще и оказался ненадежным оружием для того, кто его применяет, своеобразным «бумерангом», и в дальнейшем это не могло не вызывать опаски у политиков. Перечисленные обстоятельства должны было воспрепятствовать применению остракизма в течение какого-то количества лет, но еще не гарантировали окончательного отказа от обычая голосования черепками. В дальнейшем действовали уже иные факторы: серьезное ухудшение общей внешне- и внутриполитической обстановки в Афинах конца V в. до н.э., отсутствие ситуаций биполярного противостояния политических лидеров, при которых обычно прибегали к остракизму, сужение до минимума круга потенциальных жертв этой процедуры, то есть представителей старой аристократии, пребывание значительной части граждан за пределами полиса ввиду постоянно ведущихся военных действий. Впоследствии же, в IV в. до н.э., несмотря на стабилизацию обстановки, возрождения остракизма не произошло, поскольку постепенно претерпел фундаментальные изменения по сравнению с предшествующим столетием характер всей политической жизни, что требовало новых методов, более активно применявшихся отныне в борьбе группировок.

15. Впрочем, и после фактического прекращения остракофорий закон об остракизме продолжал номинально действовать вплоть до ликвидации афинской демократии в 322 г. до н.э. Даже не применяясь, институт остракизма служил в IV в. до н.э. оружием демоса - оружием, не пускавшимся в ход, но ежегодно демонстрировавшимся политической элите. Основным же и самым эффективным средством политической борьбы стали отныне судебные процессы определенных типов. Имея ряд общих черт с остракизмом (личностная направленность, состязательность), они отличались от него тем, что были механизмом менее опасным и разрушительным - как для инициатора акции, так и для ее потенциальной «мишени». В целом процессы со временем переняли ряд функций остракизма и тоже служили стабилизации внутриполитической обстановки.

2. К общей оценке института остракизма

Теперь, в завершающей части работы, мы можем позволить себе, опираясь

0 на исследованный выше эмпирический материал и обобщая его, высказать некоторые суждения уже не аналитического, а синтетического плана. Прежде всего представляется необходимым вернуться к предварительному, рабочему определению института остракизма, которое было дано во введении (естественно, с той оговоркой, что оно может уточняться и корректироваться по ходу исследования), и попытаться дать, отталкиваясь от него, уже новое, не предварительное, а окончательное определение. Это можно сделать следующим образом (курсивом выделяем те элементы определения, которые отсутствовали в его предварительном варианте, но, как представляется по итогам изучения института, должны быть в него включены как принципиально важные).

Остракизм (в своей «классической» форме, как он функционировал в демократических государствах V в. до н.э.) - существовавшее в том или ином виде и ранее, но к началу классической эпохи получившее свое окончательное воплощение внесудебное изгнание по политическим мотивам наиболее влиятельных граждан из полиса на фиксированный срок (в Афинах - на 10 лет), без поражения в гражданских (в том числе имущественных) правах и с последующим полным восстановлением в политических правах, применявшееся в профилактических целях и осуществлявшееся путем голосования демоса в народном собрании при применении особой процедуры (в Афинах - с использованием надписанных глиняных черепков).

• Наверное, следует обратить особенное внимание на изменения в определении, на эти новые его элементы, и остановиться на них несколько подробнее. Одним из ключевых итогов исследования представляется нам мысль (хотя вполне сознаем, что она будет оспариваться) о том, что остракизм не возник в какой-то один момент (в конце VI в. до н.э.) в голове Клисфена, что этот институт прошел долгий, сложный и неоднозначный путь развития в течение целых веков, зародился из религиозных ритуалов, применялся в целом ряде полисов, являлся прерогативой различных органов государственной власти и в конечном счете при возникновении афинской демократии оказался в ведении экклесии. Данное положение подробно аргументируется в главе И, здесь же мы вновь и вновь возвращаемся к нему, подчеркивая, что лишь при таком взгляде на остракизм возможно полнокровное воссоздание его истории (которое немыслимо без знания «предыстории») и понимание некоторых его специфических черт (которые на деле являются реликтовыми).

Со вторым из вновь внесенных в определение элементов, нам кажется, должно согласиться большинство коллег. Речь идет о том, что остракизм предусматривал изгнание не за какое-то совершенное индивидом деяние, а именно для профилактики, во избежание совершения такого деяния в дальнейшем. Это, насколько можно судить, одна из самых принципиальных черт, - а, может быть даже и самая принципиальная, характерная именно для института остракизма и отличающая его от остальных форм изгнания в большей степени, нежели другие признаки (фиксированный срок, отсутствие поражения в правах, тем более использование черепков), которые в данном свете оказываются имеющими скорее внешний характер. Именно в связи с вышеприведенными соображениями остракизм нельзя считать наказанием (ведь не бывает же «наказания за доблесть»!).

Разумеется, в краткое определение никак не могло - даже в отдаленном приближении - вместиться все то, что было сказано на протяжении работы. Мы бы даже не сказали, что это определение является главным итогом исследования (такие итоги обширнее, и в основном они перечислены в предыдущем пункте заключения). А теперь нам хотелось бы попытаться дать общую оценку институту остракизма. Оценки подобного рода и ранее давались в историографии, в связи с чем будет уместно привести некоторые из них, наиболее интересные и типичные.

Нередко об интересующем нас институте высказывались скорее негативные суждения. Так, Дж.Джоунс1 полагал, что само существование остракизма стало возможным лишь благодаря некоторым органическим порокам греческого правосознания: отсутствию сколько-нибудь четкой границы между законодательной и судебной функцией народа, а также между санкцией закона и санкцией общественного мнения. С этим можно отчасти согласиться постольку, поскольку правосознание в условиях греческих полисов действительно имело ряд специфических черт, о крайне далеких от привычных нам . Другое дело, стоит ли считать эти черты обязательно признаками низкого уровня, примитивного характера греческого права или же скорее признаками просто его «инаковости» по отношению, скажем, к праву римскому. Это вопрос сложный, который не может быть сколько-нибудь подробно затронут в данной работе и требует специального анализа. Как бы то ни было, остракизм - действительно порождение греческого права, греческого правосознания и - шире - греческого менталитета. У римлян ничего подобного мы не найдем, равно как, кажется, и у других народов как древнего мира, так и иных исторических эпох. Остракизм представляется нам уникально греческим явлением, не имеющим близких аналогий в прочих цивилизациях, и автор этих строк будет в высшей степени благодарен, если ему укажут, что это не так.

Несколько пренебрежительно, как нам показалось, оценивал остракизм С.Я.Лурье, полагавший, что этот институт «основан на наивной вере во всемогущество великих людей, на антрополатрии»3. Безусловно, в остракизме, как в институте, имевшем древнее происхождение и ритуальные корни, можно при желании найти черты, которые покажутся наивными на изощренный взгляд современного исследователя. Но ведь тогда придется объявить «наивным» и «примитивным» очень и очень многое в политической практике античности, например, прямую демократию, широкое применение жребия при выборе должностных лиц, систему огромных судов присяжных, состоящих из граждан-непрофессионалов и т.п.4 Однако стоит ли столь уж снисходительно взирать на достижения древних греков в политической сфере, мерить их критериями наших дней? Многие элементы античных демократических политических систем представляются нам странными и чуждыми скорее не из-за своей пресловутой «примитивности», а потому, что они были порождены совершенно иными условиями, условиями полиса. Древнему греку тоже многое показалось бы странным и чуждым в политической практике современных государств, именующих себя демократическими. Так, он, вне сомнения, счел бы примитивной и вполне олигархической чертой практическое отсутствие реального участия рядового населения в определении государственной политики, когда масса граждан лишь раз в несколько лет - на выборах - имеет возможность высказать свое мнение, а в остальное время полностью отчуждена от политической жизни5.

По мнению Дж.Кэмпа6, остракизм в принципе, по своей задумке, был интересной идеей, но реально эта идея не работала, так как на деле влиятельные и могущественные политики использовали его для устранения своих соперников. Получается, что тот политический деятель, который в наибольшей степени был способен стать тираном и поэтому должен был, казалось бы, в первую очередь подвергнуться изгнанию, как раз оставался в полисе, а изгонялись политики более слабые и потому менее опасные. В данной точке зрения, бесспорно, есть свой резон. В 480-е гг. до н.э. жертвами остракизма стали, например, Гиппарх, сын Харма, и Мегакл, сын Гиппократа, хотя вряд ли эти двое вынашивали планы захвата тиранической власти, а Фемистокл не был изгнан, хотя влиятельнее (а, стало быть, и опаснее для демократии), чем он, в Афинах в тот момент не было никого. В 440-е гг. до н.э. в остракизм удалился Фукидид, сын Мелесия, а Перикл остался в городе и стал едва ли не единоличным правителем. И афинянам еще очень повезло, что это был Перикл, человек, насколько можно судить, твердых морально-политических принципов, преданный идее народовластия и в этом смысле являвшийся скорее исключением в среде современных ему лидеров7. Будь на его месте другой деятель, менее скованный внутренними сдерживающими факторами, афинскому полису нелегко было бы избежать тирании. В 410-е гг. до н.э. политик, более других вызывавший опасения как потенциальный тиран, - Алкивиад - не был подвергнут остракизму, а жертвой его стал Гипербол, между тем как никому из афинян даже и во сне не привиделась бы абсурдная мысль о том, что этот человек сможет когда бы то ни было, при каких бы то ни было обстоятельствах претендовать на положение тирана.

И тем не менее в целом суждение Кэмпа представляется нам чрезмерно категоричным. Утверждать, что идея остракизма не работала можно только в том случае, если слишком узко и односторонне понимать эту идею, видеть в остракизме исключительно инструмент борьбы с потенциальными тиранами. А между тем задачи остракизма уже изначально были шире. Как мы говорили выше, он был не только «лекарством от тирании» (которая, к слову скажем, в течение классической эпохи была скорее пропагандистским жупелом, нежели реальной серьезной угрозой для демократии), но также и гарантом против острых вспышек стасиса и дестабилизации политической жизни, а кроме того - средством общего контроля демоса над деятельностью аристократической политической элиты. Впоследствии он стал для граждан еще и средством выбора между лидирующими политиками и их линиями. И вот все эти функции остракизм, насколько можно судить, выполнял в большинстве случаев вполне успешно.

По вышеизложенным мотивам более оправданными представляются нам те оценки остракизма, которые уделяют больше внимания позитивным, конструктиво ным чертам этого института. Д.Кэген убежден в том, что закон об остракизме -показатель величия Клисфена как государственного деятеля. Учрежденная законодателем процедура была, в сущности, мягкой и гуманной9; было сделано все, чтобы не допустить злоупотребление ею. Этой цели служили и достаточно большое число голосов, необходимое для признания остракофории состоявшейся, что должно было препятствовать вынесению произвольных, непродуманных решений, и относительно нетяжелый характер накладывавшейся санкции (десятилетнее, а не пожизненное изгнание, причем без атимии и конфискации имущества). При этом остракизм, о котором демос ежегодно напоминал элите посредством прохиротонии (независимо от того, проводилась ли реально в данный год остракофория или же к ней решали не обращаться), служил мощным сдерживающим фактором для политических лидеров, неким предупреждением, конституционной гарантией, не раз на протяжении V в. до н.э. спасавшей Афины от стасиса. Пока закон об остракизме оставался в силе и не стал еще мертвой буквой, разного рода подрывные группировки были слабы. А как только остракизм перестал применяться, афинский полис практически сразу был потрясен целой чередой переворотов и кровавых смут.

Практически все в таком подходе представляется верным. Хотелось бы оговорить только один нюанс. Может быть, не стоит ставить в столь прямую и непосредственную связь выход остракизма из употребления и активизацию деятельности подрывных группировок (гетерий). Это все-таки явления разного порядка, и соотношение между ними следует считать более опосредованным. Ведь остракизм был направлен отнюдь не против гетерий и вообще не против каких-либо группировок, а против личностей, причем личностей первостепенного значения, наиболее влиятельных в полисе. Большинство лидеров гетерий по своему политическому «весу» попросту не дотягивало до остракизма. Этот институт в последний период своего применения мог играть роль «острастки» для фигур масштаба Никия и Алкивиада, ну, допустим, еще Феака, но уже такие политики, как, например, Евфилет (глава гетерии, к которой принадлежал будущий оратор Андокид10), Писандр,

Фриних и т.п., могли считать себя всецело вне сферы его действия. Не случайно имена этих последних не встречаются на острака.

Позитивные черты остракизма подчеркивает и Р.Томсен11. По его мнению, данный институт проявил себя как эффективный инструмент разрешения политических конфликтов в целом мирным путем. Он оказался благотворным для общества и в положительном смысле повлиял на стабильность афинской демократии в V в. до н.э. М.Лэнг также называет остракизм полезным и гуманным способом пре

12 дотвращения раскола полиса в результате борьбы за власть .

Интересно в связи с вышесказанным затронуть вопрос о том, как оценивали институт остракизма сами античные авторы. Следует сразу сказать, что среди них, как и среди современных исследователей, мы не найдем единства по данному сюжету. Обнаруживаются суждения как позитивного, так и негативного плана.

В частности, самый ранний из дошедших до нас развернутых пассажей об остракизме имеет отчетливо критический характер. Этот пассаж содержится в IV речи Андокида; соответственно, он относится к началу IV в. до н.э., к тому периоду, когда прошло еще совсем немного времени с момента последней остракофории и многие афиняне должны были на собственном опыте знать, о чем идет речь. Что же говорит об остракизме Андокид (или тот, кто скрывается под его именем) в своем политическом памфлете (Andoc.IV.3-6)?

Достоин порицания (a£iov 8е цецфастбсч) тот, - начинает оратор свою критику остракизма, - кто установил такой закон, который ввел в практику действия, противные клятве народа и Совета. Там вы клянетесь никого не изгонять, не заключать в тюрьму, не казнить без суда; в настоящем же случае без формального обвинения, без права на защиту, после тайного голосования человек, подвергшийся остракизму, должен лишиться своего отечества на такое долгое время! Далее, в подобных обстоятельствах большим преимуществом, чем другие, располагают те, у кого много друзей среди членов тайных обществ и политических союзов (ol тгоХХои? той? ётоирои? кои стиуыцота? кектгщёуоь). Ведь здесь не так, как в судебных палатах, где судопроизводством занимаются те, кто избран по жребию: здесь в принятии решения могут участвовать все афиняне. Кроме того, мне кажется, что этот закон устанавливает наказание, которое для одних случаев оказывается недостаточным, а для других - чрезмерным (тор |iev ёХХб'птеьу тсо 6' uTT£p(3aXXeiv о уоцо? |ioi бокеГ). В самом деле, если иметь в виду преступления, совершаемые против частных лиц, то я считаю, что это наказание слишком велико (\i€ydXr]v Ti|ia)piav); а если говорить о преступлениях, совершаемых против государства, то я убежден, что оно ничтожно и ровно ничего не стоит (|u,Kpav ка! ouSevos- a£iav ryyoujaaL Cr]\i'iav), коль скоро можно наказывать денежным штрафом, заключением в тюрьму и даже смертной казнью. С другой стороны, если кто-либо изгоняется за то, что он плохой гражданин, то такой человек и в отсутствие свое не перестанет быть плохим; напротив, в каком городе он ни поселится, он и этому городу будет причинять зло, и против своего родного города будет злоумышлять (em|3ouXf|crei) ничуть не меньше, а, быть может, даже и больше и с большим основанием, чем до своего изгнания. Я уверен, что в этот день, более, чем когда-либо, ваших друзей охватывает печаль, а ваших врагов - радость, ибо и те и другие понимают, что если вы по недоразумению удалите в изгнание гражданина, во всех отношениях превосходного (аууот^стауте? ё£еХаот|те тоу (ЗёХтютоу), то в течение десяти лет город не получит от этого человека никакой услуги. Следующее обстоятельство позволяет еще легче убедиться в том, что закон этот плох (ттоутроу бута): ведь мы - единственные из эллинов, кто применяет этот закон (xpoj|i€0a), и ни одно другое государство не желает последовать нашему примеру (ouSepla twi> aXXcov ттоХеол/ eOeXei (ii(if|craa0ai). А ведь лучшими установлениями (apiora тш Ьоу\±атшр) признаются те, которые оказываются более всего подходящими и для демократии, и для оли

1 о гархии и которые имеют более всего приверженцев» .

На первый взгляд критика кажется поистине уничтожающей14. Однако не будем забывать о некоторых немаловажных нюансах. Во-первых, перед нами памятник риторического жанра, у которого, как известно, были свои законы. Если в риторике нужно было воздать кому-то (или чему-то) хвалу (энкомий), то ораторы не скупились на пышные, восторженные эпитеты. И, соответственно, если требовалось кого-то (или что-то) порицать (псогос), то они не жалели максимально черных красок. Полутона не допускались. Кстати, вся IV речь Андокида «Против Алкивиада», в сущности, принадлежит именно к жанру псогоса, и в дальнейшем Алкивиад изображается в ней каким-то зверем в человеческом облике (подробнее о содержании речи см. ниже, в приложении I).

Во-вторых, памятник, о котором идет речь, относится не просто к риторическому жанру. Это - политический памфлет, тенденциозный и субъективный до степени пес plus ultra. Ожидать в подобном произведении взвешенных, осторожных суждений не приходится: речь буквально пылает духом вражды.

В-третьих, если автором речи действительно является Андокид (а это все-таки наиболее вероятно), то к ней должно относиться то, что мы знаем об особенностях творческого стиля данного автора. Среди таких особенностей - крайне вольное обращение с историческими фактами и реалиями, вплоть до их прямого искажения. Примеры этого подхода несложно обнаружить и в только что процитированном пассаже. Так, оратор называет остракизм наказанием, каковым этот институт не являлся (о чем у нас подробнее шла речь в гл.1У, п.З). Далее, он явно преувеличивает роль гетерий на остракофориях. Гетерии были небольшими политическими группировками, и даже совокупное голосование нескольких таких объединений (в случае какого-нибудь «сговора» между ними) не могло по-настоящему существенно повлиять на исход остракофории (мы попытались продемонстрировать это в связи с остракизмом Гипербола, см. в гл.1). И уж явно ложным представляется указание на то, что якобы ни один другой полис, кроме Афин, не применяет остракизм. Из трудов других авторов (Аристотеля, Диодора, схолиаста к Аристофану) известно об остракизме или аналогичных процедурах в целом ряде греческих государств (подробнее см. ниже, в приложении II). Но что до всего этого нашему памфлетисту, коль скоро нужно навязать аудитории свою - отнюдь не бесспорную -точку зрения!

Нетрудно заметить, кроме того, что фактически Андокид (хотя он и пытается завуалировать это рассуждениями об общем благе) оценивает остракизм не с точки зрения интересов всего гражданского коллектива, а с позиций членов аристократической элиты, которым эта мера грозила в первую очередь. Понятно, что политическим лидерам - аристократам - была не слишком-то симпатична такая ситуация, при которой демос мог своим решением на длительный срок исключить любого из них из общественной жизни. Их взгляды и отражает автор речи. Иными словами, не следует воспринимать негативную оценку института остракизма Андокидом как общепринятую в его дни или хотя бы влиятельную. Она скорее парадоксальна и эпатажна. И если в какой-то исторический момент подобная точка зрения могла найти некоторое понимание у более широких слоев граждан, а не только у аристократов, то это могло случиться, подчеркнем, именно тогда и только тогда, когда рассматриваемый памятник был составлен. На психологическом уровне в начале IV в. до н.э. еще существовало определенное «отчуждение» от остракизма, вызванное неудачной остракофорией 415 г., и более объективный и взвешенный взгляд на институт как таковой еще не выработался.

Такой взгляд начал вырабатываться уже в течение следующих десятилетий. Ближе к концу IV в. до н.э. мы обнаруживаем ряд оценочных суждений об остракизме в трудах Аристотеля, и эти суждения, естественно, стоят на гораздо более высоком уровне, нежели эмоциональные восклицания Андокида. Прежде всего, они научны, вызваны стремлением отыскать истину, а не целями политической борьбы. Далее, они спокойны: чувствуется, что остракизм уже де-факто отошел в прошлое, перестал быть актуальной и злободневной темой. К тому же Стагирит пытается отметить как негативные, так и позитивные черты остракизма.

В «Афинской политии» (22.1) отмечается, что, издавая закон об остракизме, «Клисфен имел в виду интересы народа (oroxaCofievov тои ттХ^бои?). Соответственно, остракизм стал активно применяться тогда, когда народ «осмелел» (барроОито? л8г| тоС 8f||j.ou) после Марафонской битвы (Ath.pol.22.3). Но в наиболее общей форме оценка остракизма дается Аристотелем в «Политике» (1284а4 sqq.)15. Философ обращает внимание на то, что функционирование остракизма в полисных условиях вызвано объективными и неизбежными факторами, а именно стремлением государств избавиться от граждан, чрезмерно «выделяющихся» из числа остальных и тем самым нарушающих соразмерность целого. Эта проблема оказывается актуальной для любых типов политических систем (олигархий, демократий, тираний), и все они вынуждены искать различные пути ее решения. Как пишет Стагирит, «вообще вопрос этот стоит перед всеми видами государственного устройства, в том числе и перед правильными (ттер! ттааа? еат1 rag TToXneias, ка1 та? орОад). Правда, в тех видах государств, которые являются отклонениями (-nap£K(3e(3r|KuiaL), применение этого средства делается ради частных выгод, но оно в равной степени находит себе место и при государственных устройствах, преследующих общее благо (ттер! та? то kolvov ayaQov ётпсткоттоиста?)»16. Таким образом, и сам Аристотель оказывается стоящим на тех же позициях, весьма распространенных в полисном миром с его идеалом меры и гармонии. В результате, в целом без всякого восторга относясь к остракизму, он тем не менее отмечает: «там, где дело идет о неоспоримом превосходстве, мысль об остракизме находит некое справедливое оправдание (ката таq оцоХоуоиц^ад гтерохок; e%ei ti SIkcuov rco^vciKov о Xoyoq о rcepi tov бстракктрог). Итак, ясно, что при тех видах государственного устройства, которые представляют собой отклонения, остракизм, как средство, выгодное для них, полезен и справедлив; но ясно и то, что, пожалуй, с общей точки зрения остракизм не является справедливым (ev |iev ot>v тац яаретфергрстаг^ яоАлтегац oti |iev i6ia au^itpepei icai Siicaiov eati, tpavepov, iatoi; бе Kai oti ойх anX&g 5tKaiov, ка1 tovto tpavepov)».

Видно, что автор «Политики» сталкивается с затруднениями, пытаясь дать оценку остракизму, колеблется. Вводя категорию «справедливого», он не без удивления обнаруживает, что остракизм одновременно и соответствует этой категории, и противоречит ей. Аристотель вынужден постоянно оговаривать, что остракизм находит себе оправдание преимущественно в «отклоняющихся» государственных устройствах. В идеальном же государстве (ётг1 Tfjs" арьсттт)? тгоХьтеьа?) этот институт не должен найти себе места, и в нем, если появится гражданин, намного превосходящий остальных, не останется ничего другого, как сделать его пожизненным царем. Однако любой разговор об идеальном государстве мог в реалиях того времени иметь лишь теоретический интерес; в реальности же приходилось жить, естественно, именно в «отклоняющихся» политиях. По отношению к ним тезисы Аристотеля сохраняют всю свою силу: остракизм оказывается необходимым и неизбежным, пусть и далеко не совершенным средством. Сочетание «справедливых» и «несправедливых» черт в остракизме постоянно тревожит философа; в другом месте «Политики» (1302Ы5 sqq.) он указывает, что, чем прибегать к остракизму, «было бы лучше уже с самого начала следить за тем, чтобы в государстве не появлялись люди, столь возвышающиеся над прочими (тостоитои ииерёхоуте?), нежели, допустив это, потом прибегать к лечению (laaQai)». Итак, остракизм - в некотором роде «лекарство», хотя лекарство, конечно, горькое. Аристотель, таким образом, стремится высказать максимально взвешенное и объективное суждение об остракизме, оттеняющее в нем как позитивные, так и негативные стороны. И все-таки, по большому счету, остракизм остается для него загадкой. Для того, чтобы разгадать эту загадку, необходимо было выйти за пределы полисного менталитета, посмотреть на него извне, чего Стагирит сделать не мог, да и не хотел.

Отрицательно оценивают остракизм римские авторы, упоминавшие о нем в I в. до н.э. -1 в. н.э.: Цицерон (Tusc.V.105; De amic.42) и Корнелий Непот (Them.8;

Aristid.l; Cim.3), Мусоний Руф (fr.9 Hense). Они не видят в этом институте ничего кроме бессмысленной зависти, ненависти и неблагодарности афинских граждан к своим выдающимся государственным деятелям и полководцам. И действительно, ничего не могло быть более чуждого римским воззрениям на государство, лич

11 ность, политического лидера, чем остракизм . Но ведь в Риме никогда и не было такой полномасштабной демократии, как в Афинах.

Совсем иначе смотрит на остракизм Плутарх, который, хотя и жил уже в римскую эпоху, но рассуждал и писал всецело в рамках греческой этико-политической мысли. Он считает остракизм не проявлением зависти к выдающимся людям, а, напротив, «средством утишить и уменьшить зависть» (Plut.Them.22: ттара^ибьа фбоуои ка! коифю^о?). В другом месте (Aristid.7) херонейский биограф говорит о том, что остракизм «по сути дела оказывался средством утишить ненависть, и средством довольно милосердным: чувство недоброжелательства находило себе выход не в чем-нибудь непоправимом, но лишь в десятилетнем изгнании того, кто это чувство вызвал (fjv 8ё ipGovou 7iapap,'o0ia (piX&vQpcQTtoq, eiq avf|KeoTov ot)8ev, ЬХХ eiq pexaoxaoiv etcov 5ekcx ttjv 7rpo<; то VoTCoftv arcepeiSopevot) 5i)apeveiav)». Таким образом, Плутарх делает упор на гуманном характере остракизма, имея в виду, что в условиях внутриполитической борьбы в полисе влиятельный гражданин мог подвергнуться и гораздо худшей участи, нежели просто десятилетнее изгнание. В этом он, кстати, совершенно прав: известно о действительно жестоких расправах афинян над собственными политическими лидерами. Припомним еще и о том, что, как мы писали выше (ni.IV, п.З), именно Плутарх особенно настаивает на «почетном» характере остракизма, который в определенных ситуациях мог выглядеть как «почесть». Таким образом, чем больше времени проходило с эпохи реального функционирования остракизма, тем больше позитивных сторон находили в нем античные авторы и тем больше затушевывались, отходили на задний план недостатки института и его издержки.

Это высказанное нами положение подтверждается и на материале еще одного автора эпохи «второй софистики» - выдающегося ритора Элия Аристида (II в. н.э.). Аристид стремится дать такую оценку остракизма, в рамках которой этот институт не выглядел бы чем-то исключительно негативным. Указывая на отрицательные стороны остракизма, Аристид подчеркивает в то же время и вполне законный, легитимный характер этой меры. Так, он пишет (XLVI.p.242-243 Jebb = II.p.316-317 Dindorf): «Фемистокл и Кимон были изгнаны остракизмом. Но это случилось не по причине ненависти или враждебности (ой рТсто? ой8' аХХотрьсосп?) народа к ним, а просто был у них закон на этот счет (f|i> уор-о? сштоТ? ттер! таОта), по которому что-то подобное было положено (допускаю, что закон этот не слишком похвален). Таким образом, их проступок не был неизвинительным (ойк аттарситптоу), а имел как бы вид благопристойности по отношению к этим людям (сЬ? ev тойтоь? ейттрёттеьау): ведь все происходило, как я сказал, по закону (уоцсо). Закон же был таков: чрезмерно влиятельных подвергали унижению, изгоняя на десять лет, но при этом не прибавляли каких-либо обвинений, изобличений или гнева. Так что же, справедливо поступали афиняне, изгоняя Кимона и Фемистокла? Я бы так не сказал, однако они и не совершали чего-то уж совершенно постыдного (ой8' dvouaxuvTa ye ттаутеХсо?): и у изгонявших было некоторое оправдание (TTapa'itrictiv), и для изгнанных случившееся с ними несчастье не влекло за собой позора.» Обратим внимание на несколько обстоятельств. Во-первых, Аристид настойчиво подчеркивает, что изгнание остракизмом проводилось согласно закону, на законном основании, и уже в этом заключается некоторое оправдание для самого мероприятия. Пусть закон этот не похвален, пусть он даже несправедлив, но это - закон, и нельзя чрезмерно порицать тех, кто ему следует. Очевидно, греческий ритор, живший в реалиях Римской империи, уже в определенной мере проникся римским правовым сознанием (dura lex, sed lex). А может быть, здесь и другой нюанс: остракизм - суровая, но законная мера - противопоставляется Аристидом проявлениям беззакония и произвола, которые должны были быть знакомы ему не понаслышке. Во-вторых, цитировавшийся автор говорит о том, что остракизм не был связан с каким-то гневом на его жертв, выражался лишь в изгнании, а не в чем-то более тяжелом. Здесь звучат те же нотки, что и у Плутарха. Остракизма Аристид не оправдывает, но, в общем, и не осуждает.

Элию Аристиду следует позднеантичный писатель Евнапий (Vitae soph.XXI.2.1), который пишет, что закон об остракизме у афинян «гласил только о том, чтобы изгонять людей из города, а больше никакого наказания к этому не прибавлялось». Здесь речь идет о той же относительной мягкости обсуждаемой меры, которая противопоставлялась произволу, царившему в эпоху жизни автора, когда ни в чем не повинные люди зачастую подвергались по приказу императоров куда более жестоким карам (в данном случае речь идет о ссылке в IV в. н.э. врача Орибасия, друга императора Юлиана, пострадавшего от его преемников).

Впоследствии, в византийской традиции, возобладало негативное отношение к остракизму. Об этом институте уже мало что помнили, передавали его сущность с большими искажениями и при этом подчеркивали несправедливость и бесчеловечность такой меры, как изгнание выдающихся людей фактически за их заслуги и достоинства, а не за пороки. Именно такими тонами, проникнуты, например, рассуждения об остракизме, встречающиеся у Иоанна Цеца, Феодора Метохита и др. Не случайно в это время все чаще начинают вспоминать пресловутую историю об Аристиде и незнакомом с ним крестьянине, желающем изгнать этого политического деятеля исключительно за его «чрезмерную» справедливость. История эта разукрашивается все новыми риторическими подробностями (см. выше, гл.III, п.5) и совершенно отрывается от какой-либо реальности. Строго говоря, оценочные суждения византийских авторов по поводу остракизма гораздо больше говорят о них самих и их времени, нежели об этом институте политической системы классической афинской демократии. Понятно, например, что для Метохита тема несправедливых страданий достойных людей оказывалась особенно актуальной в свете его собственной бурной карьеры, сопровождавшейся и взлетами, и падениями.

В целом можно заметить, что возможно два основных взгляда на остракизм: с точки зрения индивида и с точки зрения гражданской общины, коллектива, государства. И вполне естественно, что эти взгляды окажутся противостоящими друг другу. Аристократическая личность в условиях демократии не может оценить остракизм иначе, как отрицательно, поскольку именно по ней в первую очередь наносит удар рассматриваемая процедура. Проявлением именно этой, «индивидуалистической» оценки остракизма является, например, IV речь Андокида. С других позиций смотрит на остракизм Аристотель: он исходит из интересов полиса в целом и в результате приходит к выводу, что, каким бы несимпатичным ни был этот институт как таковой, в нем есть несомненная необходимость и правомерность, поскольку он при всех своих недостатках позволяет защищать целое от «несоразмерности» отдельных его частей, то есть, переводя на язык современных категорий, противостоять индивидуалистическим тенденциям, направленным на подрыв полисного коллективизма. Плутарх в своем описании остракизма пытается совместить оба подхода к проблеме, указывая на то, что «суд черепков» для массы граждан оказывался благотворным, смягчая их зависть и ненависть к лидерам, а для этих последним - достаточно мягким и не губительным. Впрочем, херонейский биограф и здесь, как почти везде, достаточно поверхностен.

Аристотель, пожалуй, глубже, чем кто-либо в античности, посмотрел на остракизм (это нам приходится повторять уже не в первый раз). Он уловил и изложил, - конечно, на языке своего времени, - исключительно важные характеристики данного института. Возникновение остракизма было возможно только в полисных рамках, причем в определенных исторических условиях, в обстановке борьбы индивидуалистической и коллективистской тенденций. Эта тема всегда была актуальна для полиса; именно ее имеет в виду Стагирит, когда говорит о соразмерности частей целого. Остракизм из двух названных тенденций воплощал, бесспорно, коллективистскую. И в ее контексте он был, вне всякого сомнения, правомерен, логичен и конструктивен.

И еще один момент следует отметить, когда мы говорим, что остракизм -порождение полиса. Знаменательным представляется мимоходом высказанное суждение такого выдающего мыслителя, как Платон (Gorg.516d). Говоря о Кимоне, этот философ указывает, что афиняне «подвергли его остракизму, чтобы десять лет не слышать его голоса (ьт аитоб 8ека ётш цг] акошеши Tffs* фсокг}?)»- На этот i о нюанс необходимо обратить внимание . В условиях политической жизни полиса -с его прямым народоправством и отсутствием средств массовой информации -громадную роль играла непосредственная устная коммуникация: именно на ее уровне осуществлялось общение лидеров, членов элиты с массой демоса. Афины V в. до н.э. были — даже при широком распространении грамотности - в первую очередь миром устного, а не письменного слова. В подобной ситуации единственным по-настоящему эффективным способом обезвредить политического противника было удаление его из полиса (через изгнание, в конце концов через казнь): только таким образом можно было пресечь его контакты с гражданским коллективом, но зато уж этот средство оказывалось действующим безошибочно: стоило политику оказаться за пределами полисной территории (пусть даже без какого-либо ущемления в правах, без атимии, как при остракизме) - и он терял всякую возможность оказывать влияние на политическую жизнь. Институт остракизма и прямая полисная демократия оказываются неразрывно связаны.

Список научной литературыСуриков, Игорь Евгеньевич, диссертация по теме "Всеобщая история (соответствующего периода)"

1. Аверинцев С. С. Риторика и истоки европейской литературной традиции. М.,1996.• 2. Андреев Ю.В. Раннегреческий полис (гомеровский период). JI.,1976.

2. Андреев Ю.В. Цена свободы и гармонии: Несколько штрихов к портрету греческой цивилизации. СПб., 1998.

3. Античная демократия в свидетельствах современников / Издание подготовили Маринович Л.П., Кошеленко Г.А. М.,1996.

4. Арский Ф.Н. Перикл. М.,1971.

5. Бахтин М.М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса. 2 изд. М.,1990.

6. Безрученко ИМ. Древнегреческая Киренаика в VII-IV вв. до н.э. // ПИФК. 1999. Вып.7. С.61-166.

7. Белов В.И. Лад: Очерки о народной эстетике. 2 изд. М.,1989.

8. БервеГ. Тираны Греции. Ростов-на-Дону, 1997. С.217.

9. Блаватский В.Д. Античная археология и история. М.,1985.1.. Видаль-Накэ П. Черный охотник: Формы мышления и формы общества в греческом• мире. М.,2001.

10. Виноградов Ю.Г. Политическая история Ольвийского полиса VII-I вв. до н.э.: Истори-ко-эпиграфическое исследование. М.,1989.

11. Виноградов Ю.Г., Золотарев М.И. Древнейший Херсонес // Причерноморье VII-V вв. до н.э.: письменные источники и археология. Тбилиси, 1990. С.48-73.

12. Виноградов Ю.Г., Золотарев М.И. Год рождения Херсонеса Таврического // Херсонес-ский сборник. Вып.9. Севастополь, 1998. С.36-46.

13. Виноградов Ю.Г., Золотарев М.И. Херсонес изначальный // Древнейшие государства Восточной Европы (1996-1997 гг.). М.,1999. С.91-129.

14. Владимирская О.Ю. Алкмеониды и медизм в Афинах во время Греко-персидских войн // АГ. С.43-48.

15. Герцман Е.В. Музыка Древней Греции и Рима. СПб.,1995.

16. Гилевич A.M., Щеглов А.Н. Херсонесец Батилл, сын Никагора // Hyperboreus. 1996. V.2. Fasc.2. P. 100-124.

17. Гиндин J1.А., Цымбурский В.Л. Гомер и история Восточного Средиземноморья. М.,1996.0 20. Гинзбург С.И. О дате издания закона об остракизме в Афинах // ГГАМ. С.44-55.

18. Гинзбург С. И. Малоизвестный византийский источник об остракизме // Античное общество и государство. Л.,1989. С.41-51.

19. Гинзбург С.И. Остракизм как орудие политической борьбы в Афинах V в. до н.э. // Государство, политика и идеология в античном мире. Л., 1990. С.32-42.

20. Глускина Л.М. Трезенская надпись с декретом Фемистокла // ВДИ. 1963. №4. С.35-52.

21. Граффити античного Херсонеса (на чернолаковых сосудах) / Отв. ред. Соломоник Э.И. Киев, 1978.

22. Гурова Н.К. Проблемы организации археологического парка в центре Афин // Археологические вести. 1999. №6. С.439-447.

23. Гущин В.Р. Был ли Писистрат назначен лидером диакриев? // АВ. Вып.З. 1995. С.99-107.

24. Дворецкая И.А., Залюбовина Г. Т., Шервуд Е.А. Кровная месть у древних греков и германцев. М., 1993.

25. Ф 28. Доватур А.И. Политика и Политии Аристотеля. М.-Л.,1975.

26. Доватур А.И. Феогнид и его время. Л.,1989.

27. Зайцев А.И. Перикл и его преемники (к вопросу о приемах политического руководствав древности) // ПДАСНВ. С.23-28.

28. Зайцев А.И. Культурный переворот в Древней Греции VIII-V вв. до н.э. Л., 1985.

29. Зайцев А.И. Формирование древнегреческого гексаметра. СПб., 1994.

30. Залюбовина Г.Т. Рудименты агнатного права в раннеклассовых обществах Греции // Ранние цивилизации: Государство и право. М.,1994, С.3-16.

31. Зелинский Ф.Ф. Из жизни идей. Т.1. 3 изд. Пг.,1916.

32. Зелъин К.К. Олимпионики и тираны // ВДИ. 1962. №4. С.21-29.

33. Иванчик А.И. Кем были «скифские» лучники на аттических вазах эпохи архаики? II // ВДИ. 2002. №4. С.23-42.

34. Исаева В.И. Античная Греция в зеркале риторики: Исократ. М.,1994.

35. Каждая А.П. Религия и атеизм в древнем мире. М.,1957.

36. Карпюк С.Г. Клисфеновские реформы и их роль в социально-политической борьбе в позднеархаических Афинах // ВДИ. 1986. №1. С. 17-35.

37. Карпюк С.Г. Никий: доблесть политика // ВДИ. 1994. №3. С.38-57.

38. Карпюк С.Г. Лекции по истории Древней Греции. М.,1997.

39. Карпюк С.Г. Гипербол, «человек негодный» // ВДИ. 1998. №4. С. 142-156.

40. Касаткина Н.А. Афинские колонии времен Пелопоннесской войны // ИИАО. 1991. С.14-28.

41. Касаткина Н.А. Афинское поселение на Самосе в IV в. до н.э. // Боспор и античный мир. Нижний Новгород, 1997. С.148-155.

42. Касаткина Н.А. Афинские владения на северном берегу Геллеспонта // XII Чтения памяти профессора С.И.Архангельского: Материалы международной конференции. 4.1. Нижний Новгород, 2001. С.56-65.

43. Касаткина НА. Завоевание Эйона во Фракии // Материалы VII чтений памяти проф. Н.П.Соколова. Нижний Новгород, 2002. С.28-30.

44. Касаткина Н.А. Солон Афинский и остров Саламин // АКРА: Сборник научных трудов. Нижний Новгород, 2002. С.59-70.

45. Касаткина Н.А., Антонов В.В. Внутриполитическая борьба в Афинах в середине 40-х гг. V в. до н.э. и основание Фурий // ИИАО. 1999. Вып.6. С.55-63.

46. Кнабе Г.С. Материалы к лекциям по общей теории культуры и культуре античного Рима. М.1993.

47. Кобылина М.М. Милет. М.,1965.

48. Колобова КМ. К вопросу о возникновении афинского государства // ВДИ. 1968. №4. С. 41-55.

49. Корзун М.С. Политическая цель процессов против друзей Перикла и причины Пелопоннесской войны // Весшк Беларускага дзяржаунага уншверсггэта. Сер.III. 1971. №2. С.8-14.

50. Кофанов Л.Л. Древнегреческое право и законы XII таблиц: проблема заимствований и влияния // ДП. 2002. №1 (9). С.38-50.

51. Кошеленко Г.А. Государство Птолемеев // Источниковедение Древней Греции (эпоха эллинизма). М.,1982. С. 157-182.

52. Кузищин В.И, Фролов Э.Д. Изучение античности в России // Историография античной истории. М.,1980. С. 124-138.

53. Кулишова О.В. Дельфийский оракул в системе античных межгосударственных отношений (VII-V вв. до н.э.). СПб.,2001.

54. Лапин В.В. Греческая колонизация Северного Причерноморья (критический очерк отечественных теорий колонизации). Киев, 1966.

55. Латышев В В. Очерк греческих древностей. 4.2. Богослужебные и сценические древности. СПб., 1997.

56. Леей Е.И. Ольвия. Город эпохи эллинизма. Л.,1985.

57. Лурье С.Я. К вопросу о роли Солона в революционном движении начала VI века // Ученые записки ЛГУ. №39. Серия ист. наук. Вып.4. Л.,1939. С.73-88.

58. Любкер Ф. Реальный словарь классической древности. СПб.-М.,1888.

59. Люгебиль К.Я. Историко-филологические исследования. СПб., 1868.

60. Макаров И.А. Идеологические аспекты ранней греческой тирании // ВДИ. 1997. №2. С.25-42.

61. Маринович Л.П. Греция в V в. до н.э. // История Европы. Т.1. Древняя Европа. М.,1988. С.259-311.

62. Маринович Л.П. Греки и Александр Македонский. М.,1993.

63. Маринович Л.П. Закон и власть в классических Афинах // ВЧОАМ. С.5-18.

64. Маринович Л.П. Гражданин на празднике Великих Дионисий и полисная идеология // Человек и общество в античном мире. М.,1998. С.295-362.

65. Маринович Л.П. Античная и современная демократия: новые подходы. М.,2001.

66. Марру А.-И. История воспитания в античности (Греция). М.,1998.

67. Медведев И.П. Правовая культура Византийской империи. СПб.,2001.

68. Мейендорф И. Введение в святоотеческое богословие. 2 изд. Вильнюс М., 1992.

69. Мшлер Т.А. Псевдоисторическая эпистолография // Античная эпистолография. М.,1967. С.192-225.

70. Молчанов А.А. Антропонимическая традиция как одно из слагаемых исторической памяти (к просопографии афинской знати античного времени) // Восточная Европа в древности и средневековье: Историческая память и формы ее воплощения. М.,2000. С.193-198.

71. Молчанов А.А. Социальные структуры и общественные отношения в Греции II тысячелетия до н.э. (Проблемы источниковедения миноистики и микенологии). М.,2000.

72. Молчанов А.А., Суриков И.Е. У истоков остракизма // ВЧОАМ. С.252-260.

73. Молчанов А.А., Суриков И.Е. Писистратиды потомки отказавших в гостеприимстве (актуализация династического мифа) // ЗОГАМ. С. 122-130.

74. Моссе К. Демосфен как тип афинского политика // ВДИ. 1996. №2. С.20-25.

75. Никитюк Е.В. Оратор Андокид и процессы по обвинению в нечестии (асебейа) в Афинах на рубеже V-IV вв. до н.э. // Вестник СПбГУ. Сер.2. 1996. Вып.З. С.23-36.

76. Никитюк Е.В. Гетерия Эвфилета: К истории олигархического движения в Афинах в конце V в. до н.э. // АГ. С.71-80.

77. Обнорский Н.П. Остракизм // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона. Т.22. СПб.,1897. С.344.

78. Ожегов С.И. Словарь русского языка. 14 изд. М.,1983.

79. Палъцева Л.А. Из истории архаической Греции: Мегары и мегарские колонии. СПб.,1999.

80. Роде П.Дж. Кому принадлежала власть в демократических Афинах? // ВДИ. 1998. №3. С. 16-26.

81. Рунг Э.В. Эпиликов мирный договор // ВДИ. 2000. №3. С.85-96.

82. Сапрыкин С.Ю. Гераклея Понтийская и Херсонес Таврический. М.Д986.

83. Соломоник Э.И. Некоторые группы граффити из античного Херсонеса // ВДИ. 1976.3. С.121-141.

84. Соломоник Э.И. Граффити с хоры Херсонеса. Киев, 1984.

85. Соломоник Э.И. Фрагмент надписи из Херсонеса о политических изгнанниках // ВДИ. 1984. №3. С.72-81.

86. Соломоник Э.И. Inedita // 1ноземна фшолопя. Вип.85. Льв1в, 1987. С. 111-117.

87. Ставнюк В.В. К вопросу о методах в политической борьбе за демократизацию афинского полиса // Античность и современность: Доклады конференции. М.,1991. С.54-57.

88. Ставнюк В. В. Особенности политической борьбы в Афинах в начале V в. до н.э. // Античность и раннее средневековье. Социально-политические и этнокультурные процессы. Нижний Новгород, 1991. С.26-37.

89. Стрелков А.В. Афинский монетный декрет // Нумизматика и эпиграфика. 1999. Т. 16. С.25-47.

90. Строгецкий В.М. Клисфен и Алкмеониды // ВДИ, 1972. №2. С.99-106.

91. Строгецкий В.М. Диодор Сицилийский о процессах против Фемистокла и Павсания (XI, 39-47; 54-59) // ИИАО. 1979. С.3-28.

92. Строгецкий В.М. О датировке битвы при Сепее // ВДИ. 1979. №4. С.108-117.

93. Строгецкий В.М. Возникновение и развитие исторической мысли в Древней Греции (на материале изучения «Исторической библиотеки» Диодора Сицилийского). Горький, 1985.

94. Строгецкий В.М. Греческая историческая мысль классического и эллинистического периодов об этапах развития афинской демократии. Горький, 1987.

95. Строгецкий В.М. Политика Афин в Западном Средиземноморье в середине V в. до н.э. и проблема основания колонии Фурии // ГГАМ. С.55-79.

96. Строгецкий В.М. Полис и империя в классической Греции. Нижний Новгород, 1991.

97. Строгецкий В.М. Гражданский коллектив полиса (проблемы становления и особенности развития в архаический и раннеклассический периоды) // Античный полис: Проблемы социально-политической организации и идеологии античного общества. СПб.,1995. С.5-12.

98. Строгецкий В.М. Морская программа Фемистокла и возникновение триерархии // Античный мир: проблемы истории и культуры. СПб.,1998. С.69-83.

99. Строгецкий В.М. Строительная политика Перикла и «культурная» экспансия Афин // АКРА. Сборник научных трудов. Нижний Новгород, 2002. С. 142-148.

100. Суриков И.Е. Черты народной смеховой культуры в творчестве Аристофана // АВ.1994. Вып.2. С.165-173.

101. Суриков И.Е. Афинский ареопаг в первой половине V в. до н.э. // ВДИ. 1995. №1. С.23-40.

102. Суриков И.Е. Женщины в политической жизни позднеархаических и раннекласси-ческих Афин: истоки феминизма или матримониальная традиция? // Античный мир и его судьбы в последующие века. М.,1995. С.43-52.

103. Суриков И.Е. Острака как источник по истории раннеклассических Афин // АВ.1995. Вып.З.С. 107-114.

104. Суриков И.Е. Новая концепция афинской истории IV в. до н.э. // ВДИ. 1996. №4. С.235-245.

105. Суриков И.Е. По поводу новой публикации острака // ВДИ. 1996. № 2. С. 143-146.

106. Суриков И.Е. Античная цивилизация: Греция. М.,1997.

107. Суриков И.Е. Демократия и гетерии: некоторые аспекты политической жизни Афин V в. до н.э. // ВЧОАМ. С.89-99.

108. Суриков И.Е. Перикл и Алкмеониды // ВДИ. 1997. №4. С.14-35.

109. Суриков И.Е. К интерпретации острака с северного склона Акрополя // ПИФК.1998. Вып.6. С.30-33.

110. Суриков И.Е. Аттическая трагедия и политическая борьба в Афинах // АВ. 1999. Вып.4-5. С. 187-193.

111. Суриков И.Е. Афинянин Мегакл и Эретрия (к интерпретации одного остракона) // VI чтения памяти профессора В.Д.Блаватского: Тезисы докладов. М.,1999. С.111-112.

112. Суриков И.Е. Гостеприимство Креза и афиняне // ЗОГАМ. С.72-79.

113. Суриков И.Е. Институт остракизма в Афинах: проблемы и перспективы изучения // АВ. 1999. Вып.4-5. С. 126-143.

114. Суриков И.Е. Историко-географические проблемы понтийской экспедиции Перикла // ВДИ. 1999. №2. С.98-114.

115. Суриков И.Е. О некоторых особенностях правосознания афинян классической эпохи // ДП. 1999. №2 (5). С.34-42.

116. Суриков И.Е. Остракизм в Мегарах и Херсонесе Таврическом // Проблемы антико-ведения и медиевистики: Межвузовский сборник научных трудов. Нижний Новгород,1999. С.48-52.

117. Суриков И.Е. Перикл, Амис и амазонки // ИИАО. 1999. Вып.6. С. 147-152.

118. Суриков И.Е. Рец.: Boegehold A.L. et al. The Lawcourts at Athens: Sites, Buildings, Equipment, Procedure, and Testimonia (The Athenian Agora. V.28). Princeton, 1995 // ВДИ.1999. №1. C.220-225.

119. Суриков И.Е. Аристократические роды в политической жизни Афин VII-V вв. до н.э.: Алкмеониды и их окружение // Антология источников по истории, культуре и религии Древней Греции. СПб.,2000. С.152-169.

120. Суриков И.Е. Два очерка об афинской внешней политике классической эпохи // Межгосударственные отношения и дипломатия в античности. Казань, 2000. С.95-112.

121. Суриков И.Е. Долгая память о древнем институте (сообщения византийских авторов об остракизме и проблема их достоверности) // Восточная Европа в древности и средневековье: Историческая память и формы ее воплощения. М.,2000. С.137-143.

122. Суриков И.Е. Закон Клисфена об остракизме: к реконструкции некоторых формулировок//ДП. 2000. №1 (6). С. 14-22.

123. Суриков И.Е. Законодательство Драконта в Афинах и его исторический контекст // ДП. 2000. №2 (7). С.8-18.

124. Суриков И.Е. Из истории греческой аристократии позднеархаической и раннеклас-сической эпох: Род Алкмеонидов в политической жизни Афин VII-V вв. до н.э. М.,2000.

125. Суриков И.Е. К интерпретации имени Арифрона на острака // ВДИ. 2000. №4. С.73-79.

126. Суриков И.Е. К историко-хронологическому контексту последнего афинского остракизма // Античность: эпоха и люди. Казань, 2000. С. 17-27.

127. Суриков И.Е. Камень и глина: к сравнительной характеристике некоторых ментальных парадигм древнегреческой и римской цивилизаций // Сравнительное изучение цивилизаций мира. М.,2000. С.273-288.

128. Суриков И.Е. Ксантипп, отец Перикла: Штрихи к политической биографии // ПИФК. 2000. Вып.8. С.100-109.

129. Суриков И.Е. Остракизм и остраконы: в Афинах и за их пределами // Hyperboreus.2000. Vol.6. Fasc.l. P.103-123.

130. Суриков И.Е. Алкивиад: афинский денди или первый «сверхчеловек»? // Диалог со временем: Альманах интеллектуальной истории. 5. Специальный выпуск: Историческая биография и персональная история. М.,2001. С.198-225.

131. Суриков И.Е. К просопографии афинских монетных магистратов эпохи эллинизма // Девятая Всероссийская нумизматическая конференция: Тезисы докладов и сообщений. СПб.,2001. С.29-31.

132. Суриков И.Е. Лидийский царь Крез и Балканская Греция // Studia historica. T.l. М.,2001. С.3-15.

133. Суриков И.Е. Место аристократических родословных в общественно-политической жизни классических Афин // ИИАО. 2001. Вып.7. С. 138-147.

134. Суриков И.Е. О некоторых особенностях генеалогической традиции в классических Афинах // Восточная Европа в древности и средневековье: Генеалогия как форма исторической памяти. М.,2001. С. 172-176.

135. Суриков И.Е. Политическая борьба в Афинах в начале V в. до н.э. и первые остракофории // ВДИ. 2001. №2. С. 118-130.

136. Суриков И.Е. Античная нарративная традиция об институте остракизма // Studia historica. Т.2. М.,2002. С.51-74.

137. Суриков И.Е. Внешняя политика Афин в период Пентеконтаэтии // Межгосударственные отношения и дипломатия в античности. 4.2. Хрестоматия. Казань, 2002. С.39-81.

138. Суриков И.Е. Полемика о датировке Афинского монетного декрета: к оценке аргументации сторон // Десятая Всероссийская нумизматическая конференция: Тезисы докладов и сообщений. М.,2002. С.9-10.

139. Суриков И.Е. Трагедия Эсхила «Просительницы» и политическая борьба в Афинах //ВДИ. 2002. №1.С.15-24.

140. Суриков И.Е. Фемистокл: homo novus в кругу старой знати // Диалог со временем: Альманах интеллектуальной истории. 8. Специальный выпуск: Персональная история и интеллектуальная биография. М.,2002. С.342-364.

141. Суриков И.Е. Эволюция религиозного сознания афинян во второй половине V в. до н.э.: Софокл, Еврипид и Аристофан в их отношении к традиционной полисной религии. М.,2002.

142. Суриков И.Е. О некоторых факторах колонизационной политики Гераклеи Понтий-ской // ПИФК (в печати).

143. Тумане X. Идеологические аспекты власти Писистрата // ВДИ. 2001. №4. С.12-45.

144. Тумане X. Рождение Афины. Афинский путь к демократии: от Гомера до Перикла (VIII-V вв. до н.э.). СПб.,2002.

145. Туровский Е.Я. Три новых граффити из Херсонеса и его ближайшей округи // Древности (Харьков). 1996. С.96-101.

146. Тюменев А.И. Херсонесские этюды // ВДИ. 1938. №2. С.245-275.

147. Фрейд 3. Введение в психоанализ. СПб.,1997.

148. Фролов Э.Д. Социально-политическая борьба в Афинах в конце V века до н.э. Л., 1964.

149. Фролов Э.Д. Греческие тираны (IV в. до н.э.). Л.,1972.

150. Фролов Э.Д. Политические лидеры афинской демократии (опыт типологической характеристики) //ПДАСНВ. С.6-22.

151. Фролов Э.Д. Огни Диоскуров: Античные теории переустройства общества и государства. Л., 1984.

152. Фролов Э.Д. Рождение греческого полиса. Л.,1988.

153. Фролов Э.Д. Из истории политической борьбы в Афинах в конце V века до н.э. (Андокид и процесс гермокопидов) // Андокид. Речи. СПб.,1996. С.5-32.

154. Фролов Э.Д. Греция в эпоху поздней классики: Общество. Личность. Власть. СПб.,2001.

155. ХабихтХ. Афины. История города в эллинистическую эпоху. М.,1999. С.58-71.

156. Шишова И.А. Раннее законодательство и становление рабства в античной Греции. Л.,1991.

157. Щеглов А. Н. Полис и хора. Симферополь, 1976.

158. Яйленко В.П. Архаическая Греция и Ближний Восток. М.,1990.

159. Ярхо В.Н. Вина и ответственность в гомеровском эпосе // ВДИ. 1962. №2. С.3-26.

160. Ярхо В.Н. Проблема ответственности и внутренний мир гомеровского человека // 9 ВДИ. 1963. №2. С.46-64.

161. AdcockF.E. The Chronology of the Years 445-431 B.C. // САН. V.5. 1927. P.474.

162. Anderson G. Alkmeonid "Homelands", Political Exile, and the Unification of Attica // Historia. 2000. Bd.49. Ht.4. S.387-412.

163. Andrewes A. The Opposition to Pericles // JHS. 1978. Y.98. P.l-8.

164. Arnheim M. T. W. Aristocracy in Greek Society. L.,1977. P.42-51.

165. Arnush M.F. The Career of Peisistratos Son of Hippias // Hesperia. 1995. V.64. No.2. P.135-162.

166. Asheri D. Uber die Friihgeschichte von Herakleia Pontike // Forschungen an der Nord-ktiste Kleinasiens. Bd.l. Herakleia Pontike: Forschungen zur Geschichte und Topographie. Wien, 1972. S.9-34.

167. Aurenche O. Les groupes d'Alcibiade, de Leogoras et de Teucros: Remarques sur la vie politique athenienne en 415 avant J.C. P.,1974.

168. Austin M.M. Greek Tyrants and the Persians, 546-479 B.C. // C1Q. 1990. V.40. No.2.1. P.289-306.

169. Austin M., Vidal-Naquet P. Economic and Social History of Ancient Greece: An Introduction. Berkeley, 1977.

170. Bacchielli L. L'ostracismo a Cirene // RFIC. 1994. 122. 2. P.257-270.

171. Badian E. Archons and Strategoi // Antichthon. 1971. Y.5. P.l-34.

172. Badian E. From Plataea to Potidaea: Studies in the History and Historiography of the Pentecontaetia. Baltimore, 1993.

173. Badian E. The Ghost of Empire. Reflections on Athenian Foreign Policy in the Fourth Century ВС // AD. S.79-106.

174. Barrett J.F. The Downfall of Themistocles // GRBS. 1977. V.18. No.4. P.291-305.

175. Barron J.P. Religious Propaganda of the Delian League // JHS. 1964. V.84. P.35-48.

176. Bauer A., Frost F.J. Themistokles: Literary, Epigraphical and Archaeological Testimo-nia. 2 ed. Chicago, 1967.

177. Bearzot C. Gruppi di opposizione organizzate e manipolazione del voto nell'Atene de-mocratica // CISA. 1999. V.25. P.265-307.

178. Beazley J.D. Attic Red-figure Vase-painters. 2 ed. Oxf., 1963. V.2.

179. Ш 185. Bengtson H. Einzelpersonlichkeit und athenischer Staat zur Zeit des Peisistratos und des1. Miltiades. Munchen, 1939.

180. Bengtson H. Themistokles und die delphische Amphiktyonie // Eranos. 1951. Bd.49. Ht.3/4. S.85-92.

181. Bengtson H. Die Staatsvertrage des Altertums. Bd.2. Die Vertrage der griechisch-romischen Welt von 700 bis 338 v.Chr. В., 1962.

182. Bengtson H. The Greek and the Persians from the Sixth to the Fourth Centuries. L.,1969.

183. Bengtson H. Griechische Geschichte von den Anfangen bis in die romische Kaiserzeit. 3 Aufl. Munchen, 1974.

184. Bengtson H. Griechische Staatsmanner des 5. Und 4. Jahrhunderts v.Chr. Miinchen, 1983.

185. Berger S. Democracy in the Greek West and the Athenian Example // Hermes. 1989. Bd.l 17. Ht.3. S.303-314.

186. Berthold R.M. The Athenian Embassies to Sardis and Cleomenes' Invasion of Attica //

187. Historia. 2002. Bd.51. Ht.3. S.259-267.

188. Berti M. Note storiche e prosopografiche agli ostraka di MupomSris- ФХией? dal

189. Kerameikos di Atene // МЕР. 1999. V.2. P.77-109.

190. Berve H. Furstliche Herren zur Zeit der Perserkriege // Die Antike. 1936. Bd.12. S.l-28.

191. Bicknell P.J. The Exile of the Alkmeonidai during the Peisistratid Tyranny // Historia. % 1970. Bd.l9. Ht.2. S.129-131.196: Bicknell P.J. Studies in Athenian Politics and Genealogy. Wiesbaden, 1972.

192. Bicknell P.J. Agora Ostrakon P 7103 // AC. 1974. V.43. P.334-337.

193. Bicknell P.J. Athenian Politics and Genealogy: Some Pendants // Historia. 1974. Bd.23. Ht.2. S.146-163.

194. Bicknell P.J. Was Megakles Hippokratous Alopekethen Ostracized Twice? // AC. 1975. V.44.N0.1. P.172-175.

195. Bicknell P.J. Themistokles' Father and Mother // Historia. 1982. Bd.31. Ht.2. S.161-173.

196. Bicknell P.J. Agasias the Donkey//ZPE. 1986. Bd.62. S. 183-184.

197. Bloch H. Notes on the Atthis of Androtion // ASPF. P.341-355.

198. Bloch Я Theophrastus' Nomoi and Aristotle // ASPF. P.355-376.

199. Bloedow E.F. Alcibiades: A Review Article // AHB. 1991. V.5. No. 1/2. P. 17-29.

200. Bloedow E.F. Why did Sparta Rebuff the Athenians at Ithome in 462 ВС? // AHB. 2000. V.14.No.3. P.89-101.ф 206. Boardman J. The Material Culture of Archaic Greece // САН. 2 ed. V.3. Pt.3. Cambridge, 1982. P.442-461.

201. Boardman J. Herakles, Peisistratos, and the Unconvinced // JHS. 1989. V.109. P.158-159.

202. Boegehold A.L. Toward a Study of Athenian Voting Procedure // Hesperia. 1963. V.32. No.4. P.366-374.

203. Boegehold A.L. et al. The Lawcourts at Athens: Sites, Buildings, Equipment, Procedure, and Testimonia (The Athenian Agora. V.28). Princeton, 1995.

204. Boer W. den. Themistocles in Fifth Century Historiography // Mnemosyne. 1962. V.l5. Fasc.3. P.225-237.

205. Bonner R.J., Smith G. The Administration of Justice from Homer to Aristotle. V.2. Chicago, 1938.

206. Boulter C.G. Graves on Lenormant Street, Athens // Hesperia. 1963. V.32. No.2. P.l 13137.

207. Bradeen D. The Fifth-Century Archon List // Hesperia. 1964. V.32. No.2. P. 187-208.

208. Brandt H. Pythia, Apollon und die alteren griechischen Tyrannen // Chiron. 1998. Bd.28. S.193-212.m 215. Brenne S. "Portraits" auf Ostraka// MDAI(A). 1992. Bd.107. S.161-185.

209. Brenne S. Ostraka and the Process of Ostrakophoria // AAAD. P.13-24.

210. Brenne S. Ostrakismos und Prominenz in Athen: Attische Burger des 5. Jhs. v.Chr. auf den Ostraka. Wien, 2001. S.87-314.

211. Brock R. Athenian Oligarchs: The Number Game // JHS. 1989. V.109. P.160-164.

212. Broneer O. Excavations on the North Slope of the Akropolis, 1937 // Hesperia. 1938. V.7. No.2. P.161-263.

213. Broneer O. Notes on the Xanthippos Ostrakon // AJA. 1948. V.52. No.2. P.341-343.

214. Brown T.S. Menon of Thessaly // Historia. 1986. Ht.4. S.387-404.

215. Brunt P. A. Athenian Settlements Abroad in the Fifth Century B.C. // Ancient Society and Institutions. Oxf.,1966. P.71-92.

216. Buck R.J. The Reform of 487 B.C. in the Selection of Archons // CIPh. 1965. V.66. No.2. P.96-101.

217. Buitron-Oliver D„ Camp J.M. Exhibition Catalogue // BD. P.28-148. # 225. Burchner L. Ephesos // RE. Bd.5. Stuttgart, 1905. Sp.2773-2822.

218. Burn A.R. Pericles and Athens. L.,1948.

219. Burn A.R. A Biographical Source on Phaiax and Alkibiades? (Andokides. IV and Plutarch's Alkibiades) // C1Q. 1954. V.4. No.3/4. P.138-142.

220. Burns A. Athenian Literacy in the Fifth Century B.C. // Journal of the History of Ideas. 1981. V.42. No.3. P.371-381.

221. Burstein S.M. The Recall of the Ostracized and the Themistocles Decree I I CSCA. 1971. V.4. P.93-110.

222. Burstein S.M. Outpost of Hellenism: The Emergence of Heraclea on the Black Sea. Berkeley, 1976.

223. Cadoux T.J. The Athenian Archons from Kreon to Hypsichides // JHS. 1948. V.68. P.70-123.

224. Cairns F. The "Laws of Eretria" (IG XII. 9. 1273 and 1274): Epigraphic, Legal, Historical, and Political Aspects // Phoenix. 1991. V.45. No.4. P.296-312.

225. Calame C. Thesee et l'imaginaire athenien: Legende et culte en Grece antique. Lausanne, 1990.

226. CalderiniA. L'ostracismo. Como, 1945.

227. Calhoun G.M. Athenian Clubs in Politics and Litigation. N.Y.,1970.

228. Camon F. Le cariche pubbliche di Iperbolo // GIF. 1963. V.16. Fasc.l. P.46-59.

229. Camon F. L'ostracismo di Iperbolo // GIF. 1963. V.16. Fasc.2. P. 143-162.

230. Camp J.M. The Athenian Agora: Excavations in the Heart of Classical Athens. L.,1986.

231. Camp J.M. Before Democracy: Alkmaionidai and Peisistratidai // AAAD. P.7-12.

232. Camp J.M. Excavations in the Athenian Agora: 1994 and 1995 // Hesperia. 1996. V.65. No.3. P.231-261.

233. Camp J.M. Excavations in the Athenian Agora, 1996 and 1997 // Hesperia. 1999. V.68. No.3. P.255-283.

234. Cantarella E. L'omosessualita nel diritto ateniese // Symposion 1985. Vortrage zur gri-echischen und hellenistischen Rechtsgeschichte. Koln, 1989. S. 153-175.

235. Carawan E.M. Eisangelia and Euthuna: The Trials of Miltiades, Themistocles, and Ci-mon // GRBS. 1987. V.28. No.2. P.167-208.

236. Carawan E.M. Thucydides and Stesimbrotus on the Exile of Themistocles // Historia. 1989. Bd.38. Ht.2. S.144-161.

237. Carcopino J. Damon a-t-il ete ostracise? // REG. 1905. V.18. P.415-429.

238. Carcopino J. L'ostracisme athenien. 2 ed. P.,1935.

239. Сагу M. When was Themistocles Ostracised? // C1R. 1922. V.36. No.7/8. P.161-162.

240. Cauer F. Argolis // RE. Bd.2. 1896. Sp.728-743.

241. Cavaignac E. La designation des archontes atheniens jusqu'en 487 // RPLHA. 1924. V.48. P.144-148.

242. Cawkwell G.L. The Fall of Themistocles // Auckland Classical Essays Presented to E.M.Blaiklock. Auckland, 197Q. P.39-58.

243. Cerrato T. Sofocle, Cimone, Antenore e i Veneti // Athenaeum. 1985. V.63. Fasc.1/2. P.167-174.

244. Chambers M. The Significance of the Themistocles Decree // Philologus. 1967. Bd.l 11. Ht.3/4. S.151-169.

245. Chambers M. Androtion F6: готе ттрсотоу // JHS. 1979. V.99. P.151-152.

246. Chambers M. Aristotle and his Use of Sources // AA^P^9-52.

247. Chantraine P. Dictionnaire etymologique de la langue grecque. Histoire des mots. T.3. P.,1974.

248. Chatelet F. P6ricles et son siecle. P., 1990.

249. Christ M.R. Ostracism, Sycophancy, and Deception of the Demos: Arist. Ath.pol. 43,5 // C1Q. 1992. V.42. No.2. P.336-346.

250. Cloche P. La politique des Alcmeonides de 507 a 482 av.J.-C. // REA. 1928. V.30. №4.1. P.269-279.

251. Cohen D. Demosthenes' Against Meidias and Athenian Litigation // Symposion 1990. Vortrage zur griechischen und hellenistischen Rechtsgeschichte. Koln, 1991. S.l54-164.

252. Cole J.R. Cimon's Dismissal, Ephialtes' Revolution and the Peloponnesian Wars // GRBS. 1974. V.15. No.4. P.369-385.

253. Connor W.R. The New Politicians of Fifth-Century Athens. Princeton, 1971.

254. Connor W.R. Lycomedes against Themistocles? A Note on Intragenos Rivalry // Historia. 1972. Bd.21. Ht.4. S.569-574.

255. Connor W.R. Tribes, Festivals and Processions: Civic Ceremonial and Political Manipulation in Archaic Greece // JHS. 1987. V.107. P.40-50.

256. Connor W.R. Theseus and his City // RPGAW. P.l 15-120.

257. Connor W.R., Keaney J.J. Theophrastus on the End of Ostracism // AJPh. 1969. V.90. No.3. P.313-319.

258. Cook R.M. Greek Painted Pottery. L.,1966.

259. CookR.M. The Francis Vickers Chronology // JHS. 1989. V.109. P.164-170.

260. Corbett P., Woodhead A.G. A Forger of Graffiti // ABSA. 1955. No.50. P.251-265.

261. Cornford F.M. The Origin of Attic Comedy. 2 ed. Cambridge, 1934.

262. Cox C.A. Incest, Inheritance and the Political Forum in Fifth-Century Athens // C1J. 1989. V.85. No.l. P.34-46.

263. Croiset M. Aristophanes and the Political Parties at Athens. L.,1909.

264. Cromey R.D. Kleisthenes' Fate // Historia. 1979. Bd.28. Ht.2. S.129-147.

265. Cromey R.D. On Deinomache // Historia. 1984. Bd.33. Ht.4. S.385-401.

266. Cromey R.D. The Mysterious Woman of Kleitor: Some Corrections to a Manuscript Once in Plutarch's Possession//AJPh. 1991. V.l 12. No.l. P.87-101.

267. Culasso Gastaldi E. И doppio ostracismo di Megakles Hippokratous // Rendiconti dell'Accademia nazionale dei Lincei. Classe di scienze morali, storiche e filologiche. 1997. V.8. Fasc.2. P.253-271.

268. Cuvigny H., Hussein A., Wagner G. Les ostraca grecs d'Ai'n Waqfa (Oasis de Kharga). Le Caire, 1993.

269. Darbo-Peschanski C. Condition humaine, condition politique: Fondements de la politique dans la Grece archai'que et classique // Annales: Histoire, sciences sociales. 1996. V.51. №4. P.711-732.

270. Daverio Rocchi G. Politica di famiglia e politica di tribu nella polis ateniese (V secolo) // Acme. 1971. V.24. Fasc.l. P.13-44.

271. Davie J.N. Theseus the King in Fifth-Century Athens // G&R. 1982. V.29. No. 1. P.25-34.

272. Davies J.K. Athenian Propertied Families, 600-300 B.C. Oxf.,1971.

273. Defradas J. Les themes de la propagande delphique. P.,1954.

274. Delcourt M. Pericles. P., 1939.

275. Del Grande C. Hybris: Colpa e castigo nell'espressione poetica e letteraria degli scrittori della Grecia antica (da Omero a Cleante). Napoli, 1947.

276. Delvoye Ch. Art et politique a Athenes a l'epoque de Cimon // Le monde grec: Hom-mages a Claire Preaux. Bruxelles, 1978. P.801-807.

277. Denisova V.I. Gorgoneion Skyphos from Olbia // Археологические вести. 1999. №6. С.160-162.

278. De Sanctis G. Da Clistene a Temistocle // RFIC. 1924. V.52. Fasc.3. P.289-306.

279. De Sanctis G. Pericle, Milano, 1944.

280. Develin В., Kilmer M. What Kleisthenes Did // Historia. 1997. Bd.46. Ht.l. S.3-18.

281. Develin R. Cleisthenes and Ostracism: Precedents and Intentions // Antichthon. 1977. V.l 1. P.10-21.

282. Develin R. Bouleutic Ostracism Again // Antichthon. 1985. V.19. P.7-15.

283. DevelinR. Philochoros on Ostracism//Civilta classica e cristiana. 1985. V.6. P.25-31.

284. Develin R. Laispodias Andronymios // JHS. 1986. V.106. P.184.

285. Dickie M. W. Pindar's Seventh Pythian and the Status of the Alcmaeonids as oikos or ge-nos II Phoenix. 1979. V.33. No.3. P. 193-209.

286. Dirat M. L'hybris dans latragedie grecque. Lille, 1973.

287. Dittenberger W. Die Familie des Alkibiades // Hermes. 1902. Bd.37. Ht.l. S.l-13.

288. Doenges N.A. Ostracism and the Boulai of Kleisthenes // Historia. 1996. Bd.45. Ht.4. S.387-404.

289. Doenges N.A. The Campaign and Battle of Marathon // Historia. 1998. Bd.47. Ht.l. S.l-17.

290. Dover K.J. Androtion on Ostracism // C1R. 1963. V.13. No.3. P.256-257.

291. Dow S. The Purported Decree of Themistokles: Stele and Inscription // AJA. 1962. V.64. No.4. P.353-368.

292. Dugas Ch. Vevolution de la legende de Thesee // REG. 1943. V.56. P. 1-24.

293. Eder W. The Political Significance of the Codification of Law in Archaic Societies: An Unconventional Hypothesis // Social Struggles in Archaic Rome: New Perspectives on the Conflict of the Orders. Berkeley, 1986. P.262-300.

294. Eder W. Die athenische Demokratie im 4. Jahrhundert v.Chr.: Krise oder Vollendung? //1. AD. S. 11-28.

295. Ehrenberg V. Sophocles and Pericles. Oxf., 1954.

296. Ehrenberg V. The People of Aristophanes. N.Y.,1962.

297. Ehrenberg V. Polis und Imperium: Beitrage zur alten Geschichte. Zurich Stuttgart, 1965.

298. Ehrenberg V. From Solon to Socrates: Greek History and Civilization during the 6th and 5th Centuries B.C. L.,1968.

299. Eliot C. W. Where did the Alkmaionidai Live? // Historia. 1967. Bd.l6. Ht.3. S.279-286.

300. Ellis W.M. Alcibiades. L.-N.Y., 1989.

301. Feraboli S. Ancora sulla IV orazione del Corpus andocideum // Maia. 1974. V.26. Fasc.3. P.245-246.

302. Ferguson W.S. The Salaminioi of Heptaphylai and Sounion // Hesperia. 1938. V.7. No.l. P.1-74.

303. Ferrarese P. Caratteri della tradizione antipericlea nella "Vita di Pericle" di Plutarco // CISA. 1975. V.3.P.21-30.

304. Figueira T.J. Xanthippos, Father of Pericles, and the Prutaneis of the Naukraroi // Histo-Ш ria. 1986. Bd.35. Ht.3. S.257-279.

305. Figueira T.J. Residential Restrictions on the Athenian Ostracized // GRBS. 1987. V.28. No.3. P.281-305.

306. Finley M.I. Politics in the Ancient World. Cambridge, 1983.

307. Flaceliere R. Sur quelques points obscures de la vie de Themistocle // REA. 1953. V.55. №1/2. P.5-28.

308. Fontenrose J. The Hero as Athlete // CSCA. 1968. V.l. P.73-104.

309. Forbes C.A. Ostrakinda // RE. Hlbd.36. 1943. Sp.1673.

310. Fornara Ch. W. ANote on'А9П. 22//C1Q. 1963. V.13. No.l. P.101-104.

311. Fornara Ch. W. The Athenian Board of Generals from 501 to 404. Wiesbaden, 1971.

312. Fornara Ch. W. Themistocles' Archonship // Historia. 1971. Bd.20. Ht.5/6. S.534-540.

313. Fornara Ch. W., Samons L.J. Athens from Cleisthenes to Pericles. Berkeley, 1991.

314. Forrest W.G. Themistokles and Argos // C1Q. 1960. V.10. No.2. P.221-241.

315. Francis E.D., Vickers M. Kaloi, Ostraka and the Wells of Athens // AJA. 1982. V.86. 0 No.2. P.264.

316. Frazer J.G. The Golden Bough. V.6. 3 ed. L.,1920.

317. Frost F.J. Pericles, Thucydides, Son of Melesias, and Athenian Politics before the War // Historia. 1964. Bd.13. Ht.4. S.385-399.

318. Frost F.J. Themistocles' Place in Athenian Politics // CSCA. 1968. V.l. P. 105-124.

319. Frost F.J. Themistocles and Mnesiphilus // Historia. 1971. Bd.20. Ht.l. S.20-25.

320. Frost F.J. Tribal Politics and the Civic State // American Journal of Ancient History. 1976. V.l. No.2. P.66-75.

321. Frost F.J. Faith, Authority, and History in Early Athens // RPAGW. P.83-89.

322. Fuqua C. Possible Implications of the Ostracism of Hyperbolus // TAPhA. 1965. V.96. P.165-179.

323. Furley W.D. Andokides IV ('Against Alkibiades'): Fact or Fiction? // Hermes. 1989. Bd.l 17. Ht.2. S.138-156.

324. Fuscagni S. La condanna di Temistocle e YAiace di Sofocle // Istituto lombardo. Acca-demia di scienze e lettere. Rendiconti. Classe di lettere e scienze morali e storiche. 1979. V.l 13. P.167-187.

325. Gagarin M. The Thesmothetai and the Earliest Athenian Tyranny Law // TAPhA. 1981. V.l 11. P.71-77.

326. Gauthier Ph. Quorum et participation civique dans les democraties grecques // Cahiers du Centre Glotz. 1990. V.l. P.73-99.

327. Gebhard V. Die Pharmakoi in Ionien und die Sybackhoi in Athen. Miinchen, 1926.

328. Gehrke H.J. Der Nomosbegriff der Polis // Nomos und Gesetz: Urspriinge und Wirkun-gen des griechischen Gesetzesdenkens. Gottingen, 1995. S.13-35.

329. Georges P. Barbarian Asia and the Greek Experience: From the Archaic Period to the Age of Xenophon. Baltimore, 1994.

330. Gerner E. Пара^бцыу урафг| // RE. Hlbd.36. 1949. Sp. 1281-1293.

331. Ghinatti F. I gruppi politici ateniesi fino alle guerre persiane. R.,1970.

332. Gillis D. Marathon and the Alcmaeonids // GRBS. 1969. V.10. No.2. P.133-145.

333. Gillis D. Collaboration with the Persians. Wiesbaden, 1979.

334. Giuliani A. Riflessi storiografici dell'opposizione a Pericle alio scoppio della guerra del Peloponneso // CISA. 1999. V.25. P.24-40.

335. Gomme A.W. Athenian Notes. 1. Athenian Politics, 510-483 B.C. // AJPh. 1944. V.65. No.4. P.321-331.

336. Gomme A. W. Ostracism // OCD. P.630.

337. Gomme A.W. A Historical Commentary on Thucydides. V.l. 0xf.,1950.

338. Gomme A. W. The Population of Athens Again // JHS. 1959. V.79. P.61-68.

339. Gomme A. W. The Population of Athens in the Fifth and Fourth Centuries B.C. Repr.ed. Westport, 1986.

340. Goossens R. Le texte d'Aristote, Constitution d'Athenes, XXII, 8, et l'obligation de residence des Atheniens ostracises // Chronique d'Egypte. 1945. №39/40. P.125-138.

341. Gouschin V. Athenian Synoikism of the Fifth Century B.C., or Two Stories of Theseus // G&R. 1999. V.46. No.2. P.168-187.

342. Gouschin V. Pisistratus' Leadership in A.P. 13. 4 and the Establishment of the Tyranny of 561/60 B.C. // C1Q. 1999. V.49. No.l. P.14-23.

343. Graf D.F. Greek Tyrants and Achaemenid Politics // The Craft of the Ancient Historian. Lanham, 1985. P.79-123.

344. Greenhalgh P.A.L. Aristocracy and its Advocates in Archaic Greece // G&R. 1972. V.l9. No.2. P. 190-207.

345. Gregor J. Perikles: Griechenlands Grosse und Tragik. Miinchen, 1938.

346. Grube G.M.A. Euripides and the Gods // Euripides. A Collection of Critical Essays, Englewood Cliffs, 1968. P.34-50.

347. Guarducci M. Epigrafia greca. V.2. R.,1969.

348. Hackl U. Die oligarchische Bewegung in Athen am Ausgang des 5. Jahrhunderts v.Chr. Diss. Munchen, 1960.

349. Hafner G. Anakreon und Xanthippos // JDAI. 1956. Bd.l. S.l-28.

350. Hahn I. Zur Echtheitsfrage der Themistokles-Inschrift // Acta antiqua Academiae scienti-arum Hungaricae. 1965. V.13. Fasc.1/2. P.27-39.

351. Hall L.G.H. Remarks on the Law of Ostracism // Tyche. 1989. Bd.4. S.91-100.

352. Hall L.G.H Ephialtes, the Areopagus and the Thirty // C1Q. 1990. V.40. No.2. P.319-329.

353. Hamel D. Athenian Generals: Military Authority in the Classical Period. Leiden, 1998.

354. HammondN.G.L. A History of Greece to 322 B.C. Oxf.,1959.

355. Hammond N.G.L. The Narrative of Herodotus VII and the Decree of Themistocles at Troezen//JHS. 1982. V.l02. P.75-93.

356. Hands A.R. Ostraka and the Law on Ostracism Some Possibilities and Assumptions // JHS. 1959. V.79. P.69-79.

357. Hands A.R. On Strategy and Oracles, 480/79 // JHS. 1965. V.85. P.56-61.

358. Hansen M.H. The Athenian Ecclesia: A Collection of Articles 1976-1983. Copenhagen,1983.

359. Hansen M.H. The Athenian Assembly: In the Age of Demosthenes. Oxf.,1987.

360. Hansen M.H. Demography and Democracy Once Again // ZPE. 1988. Bd.75. S.189-193.

361. Hansen M.H. Three Studies in Athenian Demography. Copenhagen, 1988.

362. Hansen M.H. The Athenian Ecclesia II: A Collection of Articles 1983-1989. Copenhagen, 1989.

363. Hansen M.H. Was Athens a Democracy? Popular Rule, Liberty and Equality in Ancient and Modern Political Thought. Copenhagen, 1989.

364. Hansen M.H. The Political Powers of the People's Court in Fourth-Century Athens // GC. P.215-243.

365. Harding Ph. Atthis and Politeia // Historia. 1977. Bd.26. Ht.2. S. 148-160.

366. Harris W. V. Ancient Literacy. Cambridge Mass., 1989.

367. Harrison A.R.W. Law-making at Athens at the End of the Fifth Century B.C. // JHS. 1955. V.75. P.26-35.

368. Harvey F.D. Literacy in the Athenian Democracy // REG. 1966. V.79. P.585-635.

369. Harvey F.D. The Conspiracy of Agasias and Aischines (Plutarch, Aristeides 13) // Klio.1984. Bd.66. Ht.l. S.58-73.

370. Hatzfeld J. Alcibiade. Etude sur l'histoire d'Athenes a la fin du Vе siecle. P., 1940.

371. Hedrick Ch. W. Writing and the Athenian Democracy // BD. P.7-11.

372. Heftner H. Ps.-Andokides' Rede gegen Alkibiades (And. 4) und die politische Diskus-sionen nach dem Sturz der 'DreiBig' in Athen // Klio. 1995. Bd.77. S.75-104.

373. Heftner H. Der керацеи? ЛикоОруо? von Hesychios к 2265 Latte (= fr. Com. Adesp. 362 К.-Л.): ein Komodienwitz tiber den Ostrakismos? // ZPE. 1997.Bd.119. S.13-19.

374. Heidbiichel F. Die Chronologie der Peisistratiden in der Atthis // Philologus. 1957. Bd.101. Ht.1/2. S.70-89.

375. Helly B. La glose d'Hesychius MevwnSai: penestes thessaliens ou ostracises atheniens? // RPLHA. 1994. V.68. №1/2. P.135-146.

376. Herman G. Nikias, Epimenides and the Question of Omissions in Thucydides // C1Q.1989. V.39. No.l. P.83-93.

377. Herman G. Patterns of Name Diffusion within the Greek World and Beyond // C1Q.1990. V.40. No.2. P.349-363.

378. Herman G. Honour, Revenge and the state in Fourth-Century Athens // AD. S.43-60.

379. Hignett C. A History of the Athenian Constitution to the End of the Fifth Century B.C. Oxf., 1952.

380. Hodge A. T„ Losada L.A. The Time of the Shield Signal at Marathon // AJA. 1970. V.l A. No.l. P.31-36.

381. Holkeskamp K.-J. Parteiungen und politische Willensbildung im demokratischen Athen: ш Perikles und Thukydides, Sohn of Melesias // HZ. 1998. Bd.267. Ht.l. S.l-27.

382. Holladay J. Medism at Athens, 508-480 B.C. // G&R. 1978. V.25. No.2. P.174-191.

383. HommelH. Petalismos // RE. Hlbd.37. 1937. Sp.l 117-1119.

384. Homo L. Pericles: Une experience de democratic dirigee. P., 1954.

385. How W. W., Wells J. A Commentary on Herodotus with Introduction and Appendixes. V.2. Oxf.,1912.

386. Hudson H.G. The Shield Signal at Marathon // American Historical Review. 1937. V.42. No.3. P.443-459.

387. Humphreys S.C. A Historical Approach to Drakon's Law on Homicide // Symposion 1990. Vortrage zur griechischen und hellenistischen Rechtsgeschichte. Koln, 1991. S. 17-45.

388. Hunter V.J. Policing Athens: Social Control in the Attic Lawsuits, 420-320 B.C. Princeton, 1994.

389. Jacoby F. Atthis: The Local Chronicles of Ancient Athens. Oxf.,1949.

390. Jacoby F. Die Fragmente der griechischen Historiker. Teil 3b. A Commentary on the 0 Ancient Historians of Athens. V.l-2. Leiden, 1954.

391. Jameson M.H. A Decree of Themistokles from Troizen // Hesperia. 1960. V.29. No.2. P.198-223.

392. Jameson M.H. The Provisions for Mobilization in the Decree of Themistokles // Historia. 1963. Bd.12. Ht.4. S.385-404,

393. Jameson M.H. Sophocles and the Four Hundred // Historia. 1971. Bd.20. Ht.5/6. P.541-568.

394. Jameson M.H. Antony Erich Raubitschek, 1912-1999 // AJA. 1999. V.103. No.4. P.697-698.

395. Jeffery L.H. The Local Scripts of Archaic Greece. Oxf.,1969.

396. Jeffery L.H Archaic Greece: The City-States c.700-500 B.C. L.,1978.

397. Jones J. W. The Law and Legal Theory of the Greeks: An Introduction. Oxf.,1956.

398. Kagan D. The Origin and Purposes of Ostracism // Hesperia. 1961. V.30. No.4. P.393-401.

399. Kagan D. The Enfranchisement of Aliens by Cleisthenes // Historia. 1963. Bd.12. Ht.l. S.41-46.

400. Kagan D. The Peace of Nicias and the Sicilian Expedition. Ithaca, 1981.

401. Karavites P. Cleisthenes and Ostracism Again // Athenaeum. 1974. V.52. No.3/4. P.326335.

402. Karavites P. Realities and Appearances, 490-480 B.C. // Historia. 1977. Bd.26. Ht.2. S.129-147.

403. Karpyuk S. Crowd in Archaic and Classical Greece // Hyperboreus. 2000. V.6. Fasc.l. P.79-102.

404. Keaney J.J. The Text of Androtion F6 and the Origin of Ostracism // Historia. 1970. Bd.19. Ht.l. S.l-11.

405. Keaney J.J. Androtion F6 Again // Historia. 1976. Bd.25. Ht.4. S.480-482.

406. Keaney J.J. Theophrastus on Ostracism and the Character of his NOMOI // AA. P.261-278.

407. Keaney J.J. Androtion F6 and Methodology//Klio. 1995. Bd.77. S.126-131.

408. Keaney J.J., Raubitschek A.E. A Late Byzantine Account of Ostracism // AJPh. 1972. V.93. No.l. P.87-91.• 417. Kelly D.H. The Athenian Archonship 508/7 487/6 B.C. // Antichthon. 1978. V.12. P.l17.

409. Kelly Т. A History of Argos to 500 B.C. Minneapolis, 1976.

410. Kennelly J.J. Archaisms in the Troizen Decree//C1Q. 1990. V.40. No.2. P.539-541.

411. Kienast D. Der innenpolitische Kampf in Athen von der Rtickkehr des Thukydides bis zu # Perikles' Tod // Gymnasium. 1953. Bd.60. Ht.3. S.210-229.

412. Kienast D. Die innenpolitische Entwicklung Athens im 6. Jahrhundert und die Reformen von 508 //HZ. 1965. Bd.200. Ht.2. S.265-283.

413. Kinzl K.H. Androtion's Dating of Ostrakismos // AHB. 1991. V.5. No.4. P.109-111.

414. Kinzl КН. AP 22.4: The Sole Source of Harpokration on the Ostrakismos of Hipparkhos Son of Kharmos //Klio. 1991. Bd.73. Ht.l. S.28-45.

415. Kluwe E. Attische Adelsgeschlechter und ihre Rolle als Auftraggeber in der bildenden Kunst der spatarchaischen und fruhklassischen Zeit // Der Mensch als Mass der Dinge. В.,1976. S.29-63.

416. Knight D.W. Some Studies in Athenian Politics in the Fifth Century B.C. Wiesbaden, 1970.

417. Knox R.A. "So Mischievous a Beaste"? The Athenian Demos and its Treatment of its Politicians // G&R. 1985. V.32. No.2. P.132-161.

418. Kolb F. Die Bau-, Religions- and Kulturpolitik der Peisistratiden // JDAI. 1977. Bd.92. m S.99-138.

419. Konishi H. Thucydides' Method in the Episodes of Pausanias and Themistocles // AJPh. 1970. V.91. No.l. P.52-69.

420. Korte A. Zum attischen Scherbengericht // MDAI(A). 1922. Bd.47. S.l-7.

421. Kraus W. Aristophanes Spiegel einer Zeitwende // Aristophanes und die alte Komodie. Darmstadt, 1975. S.435-458.

422. Krentz P. The Ostracism of Thoukydides, Son of Melesias // Historia. 1984. Bd.33. Ht.4. S.499-504.

423. Kritzas Ch.B. Aspects de la vie politique et economique d'Argos au Ve siecle avant J.-C. // Polydipsion Argos: Argos de la fin des palais myceniens a la constitution de l'Etat clas-sique. P.,1992. P.232-240.

424. Labarbe J. La loi navale de Themistocle. P., 1957.

425. Lambrinoudakis V.K. Argolida: Archaeological Sites and Museums. Athens, s.a.

426. Lang M. Graffiti and Dipinti (The Athenian Agora. V.21). Princeton, 1976.

427. Lang M. Ostraka (The Athenian Agora. V.25). Princeton, 1990.

428. Lang M. Pinakia // Boegehold A.L. et al. The Lawcourts. P.59-64.

429. Larsen J.A.O. Cleisthenes and the Development of the Theory of Democracy at Athens // Essays in Political Theory Presented to G.H.Sabine. Ithaca, 1948. P. 1 -16.

430. Larsen J.A.O. The Origin and Significance of the Counting of Votes // CIPh. 1949. V.44. No.3. P.164-181.

431. Lavelle B.M. A Note on Perischoinisma// RFIC. 1982. V.110. Fasc.2. P. 129-139.

432. Lavelle B.M. A Note on the first Three Victims of Ostracism ('A0r|vaiajv TToXiTeia 22.4) // CIPh. 1988. V.83. No.2. P.131-135.

433. Lavelle B.M. Koisyra and Megakles, the Son of Hippokrates // GRBS. 1989. V.30. No.4. P.503-513.

434. Lavelle B.M. The Sorrow and the Pity: A Prolegomenon to a History of Athens under the Peisistratids, c.560-510 B.C. Stuttgart, 1993.

435. LazenbyJ.F. The Defence of Greece 490-479 B.C. Warminster, 1993.

436. Lazzarini M.L. La scrittura nella citta: iscrizioni, archivi e alfabetizzazione //1 Greci: Sto-ria, cultura, arte, societa. V.2.II. Torino, 1997. P.725-750.

437. Lebedev A. Pharnabazos, the Diviner of Hermes. Two Ostraka with Curse Letters from . * Olbia//ZPE. 1996. Bd.l 12. S.268-271.

438. Legon R.P. Megara: The Political History of a Greek Cite-State to 336 B.C. Ithaca, 1981.

439. Lehmann G.A. Der Ostrakismos-Entscheid in Athen: vom Kleisthenes zur Ara des Themistokles//ZPE. 1981. Bd.41. S.85-99.

440. Lehmann G.A. Uberlegungen zur Krise der athenischen Demokratie im Peloponnesischen Krieg: vom Ostrakismos des Hyperbolos zum Thargelion 411 v.Chr. // ZPE. 1987. Bd.69. S.33-73.

441. Lehmann G.A. Uberlegungen zu den oligarchischen Machtergreifungen im Athen des 4. Jahrhunderts v.Chr. 11 AD. S.l 39-150.

442. Lenardon R.J. The Chronology of Themistokles' Ostracism and Exile // Historia. 1959. Bd.8. Ht.l. S.23-48.

443. Lenardon R.J. The Saga of Themistocles. L.,1978.

444. Lenschau Th. Konig Kleomenes I. von Sparta // Klio. 1938. Bd.31. S.412-429.

445. Leveque P., Vidal-Naquet P. Clisthene l'Athenien. P.,1964.

446. Levi M.A. Pericle e la democrazia ateniese. Milano, 1996.

447. Levy E. Athenes devant la defait de 404: Histoire d'une crise ideologique. P., 1976.

448. Lewis D.M. The Kerameikos Ostraka // ZPE. 1974. Bd.14. S.l-4.

449. Lewis D.M. Megakles and Eretria // ZPE. 1993. Bd.96. S.51-52.

450. Lintott A. Violence, Civil Strife and Revolution in the Classical City, 750-330 B.C. Baltimore, 1982.

451. Lissarrague F. L'immagine dello straniero ad Atene //1 Greci: Storia, cultura, arte, so-cieta. V.2.II. Torino, 1997. P.937-958.

452. Littman R.J. Kinship and Politics in Athens 600-400 B.C. N.Y.,1990.

453. Lotze D. II cittadino e la partecipazione al governo della "polis" //1 Greci: Storia, cultura, arte, societa. V.2.II. Torino, 1997. P.369-401.

454. Lubker F. Reallexikon des klassischen Altertums. 8 Aufl. Lpz.,1914.

455. Lugebil K. Ueber das Wesen und die historische Bedeutung des Ostrakismos in Athen. Lpz.,1861.

456. McCargar D.J. New Evidence for the Kleisthenic Boule // CIPh. 1976. V.71. No.3. P.248-252.

457. McGregor M.F. The Pro-Persian Party at Athens from 510 to 480 B.C. // Athenian Studies Presented to W.S.Ferguson. Cambridge Mass., 1940. P.71-95.

458. MacKendrickP. The Athenian Aristocracy 399 to 31 B.C. Cambridge Mass., 1969.

459. Macurdy G.H. References to Thucydides, Son of Melesias, and to Pericles in Sophocles ОТ 863-910 // CIPh. 1942. V.37. No.3. P.307-310.

460. Maidment K.J. Introduction to Andocides IV. // Minor Attic Orators. V.l. L.,1941. P.534-539.

461. Martin A. Notes sur 1'ostracisme dans Athenes. P.,1907.

462. Martin A. L'ostracisme athenien: un demi-siecle de decouvertes et de recherches // REG. 1989. V.102. P.124-145.

463. Martin J. Von Kleisthenes zu Ephialtes: Zur Entstehung der athenischen Demokratie // Chiron. 1974. Bd.4. S.5-42.

464. Martin T.R. Sovereignty and Coinage in Classical Greece. Princeton, 1985.

465. Mattingly H.B. Facts and Artifacts: The Researcher and his Tools // The University of Leeds Review. 1971. V.14. No.2. P.277-297.

466. Mattingly H.B. The Practice of Ostracism at Athens // Antichthon. 1991. V.25. P.l-26.

467. Mattingly H.B. New Light on the Athenian Standards Decree (ATL II, D 14) // Klio. 1993.Bd.75. S.99-102.

468. Mattusch C. The Eponymous Heroes: The Idea of Sculptural Groups // AAAD. P.73-81.

469. Meiggs R., Lewis D. A Selection of Greek Historical Inscriptions to the End of the Fifth Century B.C. Revised ed. Oxf., 1989.

470. Meister K. Zum Zeitpunkt der Einftihrung des Ostrakismos // Chiron. 1971. Bd. 1. S.85

471. Meritt B.D. An Early Archon List // Hesperia. 1939. V.8. No.l. P.59-65.

472. Merkelbach R. Nochmals das Xanthippos-Ostrakon //ZPE. 1986. Bd.62. S.57-62.

473. Meyer Ed. Geschichte des Altertums. 8 Aufl. Essen, 1984. Bd.6.

474. Meyer H.D. Thukydides Melesiou und die oligarchische Opposition gegen Perikles // Historia. 1967. Bd.l6. ht.2. S. 141 -154.

475. Milne J. G. Ostraca // OCD. P.629-630.

476. Mirhady D.C. The Ritual Background to Athenian Ostracism // AHB. 1997. V.ll. No.l. P.13-19.

477. Mitchell L.G., Rhodes P.J. Friends and Enemies in Athenian Politics // G&R. 1996. V.43. No.l. P.l 1-30.

478. Moretti L. Olympionikai, i vincitori negli antichi agoni Olimpici. R.,1957.

479. Mosse C. Die politische Prozesse und die Krise der athenischen Demokratie // Hellenis-che Poleis: Krise Wandlung - Wirkung. Bd.l. В.,1974. S.160-187.

480. Mosse C. De l'ostracisme aux proces politiques: le fonctionnement de la vie politique a Athenes // Istituto universitario orientale (Napoli). Annali. Sezione di archeologia e storia antica. 1985. V.7. P.9-18.

481. Mosse C. La democratic grecque. P.,1986.

482. Mosse C. Dictionnaire de la civilisation grecque. Bruxelles, 1992.

483. Mosse C. La classe politique a Athenes au IVeme siecle // AD. S.67-77.

484. Moulinier L. Le pur et l'impur dans la pensee et la sensibilite des Grecs jusqu'a la fin du IVeme siecle av. J.-C. P., 1950.

485. Murray O. The Affair of the Mysteries: Democracy and the Drinking Group // Sympo-tika: A Symposium on the Symposion. Oxf.,1990. P.149-161.

486. Murray O. Cities of Reason // GC. P.1-25.

487. Murray O. Early Greece. 2 ed. L.,1993.

488. Musti D. La chronologie du chapitre 22 de l"A9T|vcdtov TToXiTeia sur l'ostracisme // AA. P.251-259.

489. Natalicchio A. "Mti 1ут)(лкакб1у": l'amnistia // I Greci: Storia, cultura, arte, societa. V.2.II. Torino, 1997. P.1305-1322.

490. Nemeth G. Ostraka in Heidelberg // ZPE. 1994. Bd.l00. S.383-384.

491. Neumann H. Die Politik Athens nach dem Nikiasfrieden und die Datierung des Ostrakismos des Hyperbolos // Klio. 1936. Bd.29. S.36-49.

492. Nicolet C. Ciceron, Platon et le vote secret//Historia. 1970. Bd.19. Ht.l. S.39-66.

493. Nilsson M.P. Cults, Myths, Oracles, and Politics in Ancient Greece. Lund, 1951.

494. Nilsson M.P. Political Propaganda in Sixth Century Athens // Studies Presented to D.M.Robinson. St.Louis, 1953. V.2. P.743-748.

495. North H.F. A Period of Opposition to Sophrosyne in Greek Thought // TAPhA. 1947. V.78. P.1-17.

496. Ober J. Mass and Elite in Democratic Athens. Princeton, 1989.

497. Ober J. The Athenian Revolution: Essays on Ancient Greek Democracy and Political Theory. Princeton, 1999.

498. О'Neil J.L. The Exile of Themistokles and Democracy in the Peloponnese // C1Q. 1981. V.31. No.2. P.335-346.

499. O'Neill E. Note on Phrynichus' Phoenissae and Aeschylus' Persae // CIPh. 1942. V.37. No.4. P.425-427.

500. Oost S.I. The Tyrant Kings of Syracuse // CIPh. 1976. V.71. No.3. P.225-236.

501. Osborne R. Law, the Democratic Citizen and the Representation of Women in Classical Athens // Past & Present. 1997. No.155. P.3-33.

502. Ostraca ieratici / A cura di Lopez J. Fasc. 1 -4. Milano, 1978-1984.

503. Ostraca Lundensia: Ostraka aus der Sammlung des Instituts fur Altertumskunde an der Universitat zu Lund / Hrsg. von Tsiparis Chr. Lund, 1979.

504. Ostraka da Tebtynis della Universita di Padova / Ed. Gallazzi C. Milano, 1979.

505. Ostwald M. Nomos and the Beginnings of the Athenian Democracy. Oxf.,1969.

506. Ostwald M. From Popular Sovereignty to the Sovereignty of Law. Law, Society, and Politics in Fifth-Century Athens. Berkeley, 1986.

507. Ostwald M. The Reform of the Athenian State by Cleisthenes // САН2. V.4. 1988. Р.ЗОЗ-346.

508. Ostwald M. Oligarchia: The Development of a Constitutional Form in Ancient Greece. Stuttgart, 2000. P.63-65.

509. Panchenko D. Democritus' Trojan Era and the Foundations of Early Greek Chronology // Hyperboreus. 2000. V.6. Fasc.l. P.31-78.

510. Papastavrou J. Die politische Situation in Athen am Vorabend der Perserkriege und die auswartige Politik Athens // Gymnasium. 1963. Bd.70. ht.l. S.l 1 ff.

511. Pariente A., Pierart M., Thalmann J.-P. Argos: Agora // Bulletin de correspondance hel-lenique. 1986. V.l 10. №2. P.763-767.

512. Parker R. Miasma: Pollution and Purification in Early Greek Religion. Oxf.,1985.

513. Parker V. Zur absoluten Datierung des Leagros Kalos und der "Leagros-Gruppe" // Ar-chAnz. 1994. Ht.3. S.365-373.

514. Pearson L. The Local Historians of Attica. Repr.ed. Ann Arbor, 1981.

515. Pecorella Longo Ch. La bule e la procedura dell'ostracismo: considerazioni su Vat.Gr.l 144//Historia. 1980. Bd.29. Ht.3. S.257-281.

516. Peek W. Inschriften, Ostraka, Fluchtafeln (Kerameikos. Bd.3). В., 1941.

517. Petersen J.C. W. Quaestiones de historia gentium atticarum. Kiel, 1880.

518. Pfuhl E. Malerei und Zeichnung der Griechen. Miinchen, 1923. Bd. 1.

519. Phillips D.J. Athenian Ostracism // Hellenika: Essays on Greek Politics and History. North Ryde, 1982. P.21-43.

520. Phillips D.J. Observations on Some Ostraka from the Athenian Agora // ZPE. 1990. Bd.83. S.123-148.

521. Piccirilli L. Aristide di Egina? Per l'interpretazione degli ostraka Agora inv. P. 9945 e P 5978 //ZPE. 1983. Bd.51. S.169-176.

522. Piccirilli L. II filolaconismo, l'incesto e l'ostracismo di Cimone // Quaderni di storia. 1984. V.10. №19. P.171-177.

523. Piccirilli L. Temistocle, Aristide, Cimone, Tucidide di Melesia fra politica e propaganda. Genova, 1987.

524. Piccirilli L. L'ostracismo di Callia figlio di Didimia // Klio. 1996. Bd.78. Ht.2. S.325-328.

525. Pierart M. Athenes et ses lois: Discours politiques et pratiques institutionelles // REA. 1987. V.89. №1/2. P.21-37.

526. Pierart M. Du regne des philosophes a la souverainete des lois // AD. S.249-268.

527. Plommer W.H. The Tyranny of the Archon List // C1R. 1969. V.l 9. No.2. P. 126-129.

528. Podlecki A.J. The Political Significance of the Athenian "Tyrannicide"-Cult // Historia. 1966. Bd.15. Ht.2. S.129-141.

529. Podlecki A.J. Cimon, Skyros and 'Theseus' Bones' // JHS. 1971. V.91. P.141-143.

530. Podlecki A.J. The Life of Themistocles: A Critical Survey of the Literary and Archaeological Evidence. Montreal, 1975.

531. Podlecki A.J. Themistocles and Pausanias//RFIC. 1976. V.104. Fasc.3. P.293-311.

532. Polignac F. de. Anthropologic du politique en Grece ancienne (note critique) // Annales: Histoire, sciences sociales. 1997. V.52. №1. P.31-39.

533. Post L.A. The Seven against Thebes as Propaganda for Pericles // Classical Weekly.1950. V.44. No.4. Р.49-52.

534. Powell С. A. Religion and the Sicilian Expedition // Historia. 1979. Bd.28. Ht. 1. S. 15-31.

535. Quass F. Nomos und Psephisma: Untersuchung zum griechischen Staatsrecht. Miinchen, 1971.

536. Raaflaub K. Die Entdeckung der Freiheit: Zur historischen Semantik und Gesellschafts-geschichte eines politischen Fundbegriffes der Griechen. Miinchen, 1985.

537. Raaflaub K.A. The Alleged Ostracism of Damon (forthcoming).

538. Ranulf S. Jealousy of the Gods and Criminal Law at Athens: A Contribution to the Sociology of Moral Indignation. V.l-2. Copenhagen, 1933-1934.

539. Rapke T.T. The Demotic of Kallias Didymiou // AC. 1974. V.43. P.332-333.

540. Raubitschek A.E. Leagros // Hesperia. 1939. V.8. No.2. P.155-164.

541. Raubitschek A.E. The Ostracism of Xanthippos // AJA. 1947. V.51. No.3. P.257-262.

542. Raubitschek A.E. Ostracism // Archaeology. 1948. V.l. No.2. P.79-82.

543. Raubitschek A.E. The Case against Alcibiades (Andocides IV) // TAPhA. 1948. V.79. P.191-210.

544. Raubitschek A.E. Dedications from the Athenian Akropolis. Cambridge Mass., 1949.

545. Raubitschek A.E. The Origin of Ostracism//AJA. 1951. V.55. No.3. P.221-229.

546. Raubitschek A.E. Athenian Ostracism // C1J. 1953. V.48. No.4. P.l 13-122.

547. Raubitschek A.E. Ostracism // Actes du deuxieme Congres international d'epigraphie grecque et latine. P., 1953. P.59-74.

548. Raubitschek A.E. Philinos//Hesperia. 1954. V.23.No.l. P.68-71.

549. Raubitschek A.E. Damon // CM. 1955. V.16. P.78-83.

550. Raubitschek A.E. Kimons Zurtickberufung // Historia. 1955. Bd.3. Ht.3. S.379-380.

551. Raubitschek A.E. Menon, Son of Menekleides // Hesperia. 1955. V.24. No.4. P.286-289.

552. Raubitschek A.E. Philochoros frag.30 (Jacoby) // Hermes. 1955. Bd.83. Ht.l. S.l 19-120.

553. Raubitschek A.E. Zur attischen Genealogie // RhM. 1955. Bd.98. Ht.3. S.258-262.

554. Raubitschek A.E. (H)abronichos // C1R. 1956. V.6. No.3/4. P.199-200.

555. Raubitschek A.E. The Gates in the Agora // AJA. 1956. V.60. No.3. P.279-282.

556. Raubitschek A.E. Das Datislied // Charites: Studien zur Altertumswissenschaft. Bonn, 1957. S.234-242.

557. Raubitschek A.E. Theophrastos on Ostracism // CM. 1958. 19. P.73-109.

558. Raubitschek A.E. Die Rtickkehr des Aristeides // Historia. 1959. Bd.8. Ht.l. S.127-128.

559. Raubitschek A.E. Theopompos on Thucydides the Son of Melesias // Phoenix. 1960. V.14. No.2. P.81-95.

560. Raubitschek A.E. Drei Ostraka in Heidelberg // ArchAnz. 1969. Bd.84. Ht.l. S.107-108.

561. Raubitschek A. E. Aristoteles iiber den Ostrakismos // Tyche. 1986. Bd.l. S.169-174.

562. Raubitschek A.E. Megakles, geh nicht nach Eretria! // ZPE. 1994. Bd.100. S.381-382.

563. Rausch M. Kleisthenes, Isagoras, der Rat und das Volk: Die athenische Innenpolitik zwischen dem Sturz der Tyrannis und dem Jahr 507 v.Chr. // Chiron. 1998. Bd.28. S.355-369.

564. Reinmuth O. W. Ostrakismos // RE. Hlbd.36. 1943. Sp.1674-1685.

565. Reinmuth O. W. Ostrakismos // Der Kleine Pauly. Lief.20. Stuttgart, 1979. Sp.376-377.

566. Reynolds P.K.B. The Shield Signal at the Battle of Marathon // JHS. 1929. V.49. No.l. P.100-105.

567. Rhodes P.J. Thucydides on Pausanias and Themistocles // Historia. 1970. Bd.l9. Ht.4. S.387-400.

568. Rhodes P.J. The Athenian Boule. Oxf.,1972.

569. Rhodes P.J. Ephebi, Bouleutae and the Population of Athens // ZPE. 1980. V.38. S.191-201.

570. Rhodes P.J. A Commentary on the Aristotelian Athenaion Politeia. Oxf.,1981. P.58-63.

571. Rhodes P.J. Political Activity in Classical Athens // JHS. 1986. V.106. P.71-84.

572. Rhodes P.J. The Ostracism of Hyperbolus // Ritual, Finance, Politics: Athenian Democratic Accounts Presented to D.Lewis. Oxf.,1994. P.85-98.

573. Rhodes P.J. Judicial Procedures in Fourth-Century Athens: Improvement or Simply Change? // AD. S.303-319.

574. Richter G.M.A. Attic Red-figured Vases: A Survey. Revised ed. New Haven, 1958.

575. Ridgway B.S. An Issue of Methodology: Anakreon, Perikles, Xanthippos // AJA. 1998. V.102.NO.4. P.717-738.

576. Rihll Т.Е. Democracy Denied: Why Ephialtes Attacked the Areiopagus // JHS. 1995. V.l 15. P.87-98.

577. Roberts J.T. Aristocratic Democracy: The Perseverance of Timocratic Principles in Athenian Government // Athenaeum. 1986. V.64. Fasc.3/4. P.355-369.

578. Robinson C.A. The Struggle for Power at Athens in the Early Fifth Century // AJPh. 1939. V.60. No.2. P.232-237.

579. Robinson C.A. Athenian Politics, 510-486 B.C. // AJPh. 1945. V.66. No.3. P.243-254.

580. Robinson C.A. The Date of Themistocles' Ostracism // AJPh. 1946. V.67. No.3. P.265-266.

581. Robinson C.A. Cleisthenes and Ostracism // AJA. 1952. V.56. No. 1. P.23-26.

582. Robinson E. W. The First Democracies: Early Popular Government outside Athens. Stuttgart, 1997.

583. Roisman J. The Image of the Political Exile in Archaic Greece // Ancient Society. 1984/1986. V.15/17. P.23-32.

584. RomillyJ. de. Problemes de la democratic grecque. P.,1975.

585. RomillyJ. de. Rencontres avec la Grece antique. P., 1995.

586. Roobaert A. L'apport des ostraka a Г etude de l'ostracisme d'Hyperbolos // AC. 1967. V.36. №2. P.524-535.

587. Rosivach V.J. Some Fifth and Fourth Century Views on the Purpose of Ostracism // Ty-che. 1987. Bd.2. S.161-170.

588. RotroffS.I., Camp J.M. The Date of the Third Period of the Pnyx // Hesperia. 1996. V.65. No.3. P.264-294.

589. Runciman W.G. Doomed to Extinction: The Polis as an Evolutionary Dead-end // GC. P.347-367.

590. Ruschenbusch E. Stellungnahme // ZPE. 1988. Bd.75. S. 194-196.

591. Samuel A.E. Greek and Roman Chronology: Calendars and Years in Classical Antiquity. Munchen, 1972.

592. Sandys J.E. Introduction // Aristotle's Constitution of Athens: A Revised Text with an Introduction, Critical and Explanatory Notes, Testimonia and Indices. 2 ed. L.,1912. P.XVII-XCII.

593. Sartori F. Le eterie nella vita politica ateniese del VI e V secolo a.C. R.,1957.

594. Schachermeyr F. Zur Chronologie der kleisthenischen Reformen // Klio. 1932. Bd.25. S.334-347.

595. Schachermeyr F. Die fruhe Klassik der Griechen. Stuttgart, 1966.

596. Schachermeyr F. Religionspolitik und Religiositat des Perikles. Wien, 1968.

597. Schachermeyr F. Perikles. Stuttgart, 1969.

598. Schaefer H. ПророиХо? // RE. Hlbd.45. 1957. Sp. 1222-1231.

599. Schaefer H. Xanthippos (6) // RE. Reihe 2. Hlbd.18. Stuttgart, 1967. Sp.1343-1346.

600. Schefold К. Kleisthenes: Der Anteil der Kunst an der Gestaltung des jungen athenischen Freistaates // Museum Helveticum. 1946. V.3. Fasc.2. P.59-93.

601. Schreiner J.H. Aristotle and Perikles: A Study in Historiography. Oslo, 1968.

602. Schreiner J.H. The Origin of Ostracism Again//CM. 1970 (1976). V.31. P.84-97.

603. Schroder S. Das neue Ostrakon gegen einen Кратт)? 'AQiioveug // ZPE. 1991. Bd.86. S.45-46.

604. Schroder S. Nochmals zum Ostrakon gegen Krates Athmoneus // ZPE. 1993. Bd.96. S.37-45.

605. Schuller W. Die Polis als Staat // The Ancient Greek City-State. Copenhagen, 1993. P.106-128.

606. Schwarze J. Die Beurteilung des Perikles durch die attische Komodie und ihre historische und historiographische Bedeutung. Miinchen, 1971.

607. Schweigert E. The Xanthippos Ostracon // AJA. 1949. V.53. No.3. P.266-268.

608. Seager R. 'Авт^сашу ПоХьтаа 22.4 // C1R. 1962. V.l2. No.3. P.201-202.

609. Seager R. Alcibiades and the Charge of Aiming at Tyranny // Historia. 1967. V. 1. P.6-18.

610. Sealey R. Regionalism in Archaic Athens // Historia. 1960. Bd.9. Ht.2. S. 155-180.

611. Sealey R. A History of the Greek City States ca.700-338 B.C. Berkeley, 1976.

612. Sealey R. The Entry of Pericles into History // Perikles und seine Zeit. Darmstadt, 1979. S.144-161.

613. Seibert J. Die politischen Fluchtlinge und Verbannten in der griechischen Geschichte. Darmstadt, 1979. Bd.1-2.

614. Seidensticker B. Dichtung und Gesellschaft im 4. Jahrhundert. Versuch eines Oberblicks //AD. S.175-198.

615. Sekunda N. V. Athenian Demography and Military Strength 338-332 B.C. // ABSA. 1992. No.87. P.311-355.

616. Shapiro HA. Hippokrates Son of Anaxileos // Hesperia. 1980. V.49. No.3. P.289-293.

617. Shapiro H.A. Kallias Kratiou Alopekethen // Hesperia. 1982. V.51. No. 1. P.69-73.

618. Shapiro H.A. Painting, Politics, and Genealogy: Peisistratos and the Neleids // Ancient Greek Art and Iconography. Madison, 1983. P.87-96.

619. Shapiro H.A. Theseus in Kimonian Athens: The Iconography of Empire // Mediterranean Historical Review. 1992. V.7. No.l. P.29-49.

620. Shear T.L. The Campaign of 1937 // Hesperia. 1938. V.7. No.3. P.311-362.

621. Shear T.L. The Campaign of 1938 // Hesperia. 1939. V.8. No.3. P.201-246.

622. Shear T.L. Koisyra: Three Women of Athens // Phoenix. 1963. V.17. No.2. P.99-112.

623. Siewert P. Die Trittyen Attikas und die Heeresreform des Kleisthenes. Miinchen, 1982.

624. Siewert P. Pseudo-Andokides or. 4 (gegen Alkibiades) als historische Quelle // Innere und auBere Integration der Altertumswissenschaften. Halle, 1989. S.226-232.

625. Siewert P. Accuse contro i "candidati" all'ostracismo per la loro condotta politica e morale//CISA. 1991. V.17. P.3-14.

626. Sinclair R.K. Democracy and Participation in Athens. Cambridge, 1991.

627. Snell B. The Discovery of the Mind: The Greek Origins of European Thought. N.Y.,1960.

628. Sourvinou-Inwood Chr. Theseus Lifting the Rock and a Cup near the Pithos Painter // JHS. 1971. V.91. P.94-109.

629. Stamires G.A., Vanderpool E. Kallixenos the Alkmeonid // Hesperia. 1950. V.19. No.4. P.376-390.

630. Stanley P. V. The Family Connection of Alcibiades and Axiochus // GRBS. 1986. V.27. No.2. P.173-181.

631. Stanton G.R. The Introduction of Ostracism and Alcmeonid Propaganda // JHS. 1970. V.90. P.180-183.

632. Stanton G.R. Athenian Politics c.800-500 B.C.: A Sourcebook. L.-N.Y., 1991.

633. Stanton G.R. A Graffito on a Megakles Ostrakon // ZPE. 1996. Bd. 111. S.69-73.

634. Stanton G.R, Bicknell P.J. Voting in Tribal Groups in the Athenian Assembly // GRBS. 1987. V.28. No.l. P.51-92.

635. Starr Ch.G. The Origins of Greek Civilization 1100-650 B.C. L.,1962.

636. Starr Ch.G. Athenian Coinage 480-449 B.C. Oxf., 1970.

637. Staveley E.S. Greek and Roman Voting and Elections. Ithaca, 1972.

638. Stein-Holkeskamp E. Adelskultur und Polisgesellschaft: Studien zum griechischen Adel in archaischen und klassischen Zeit. Stuttgart, 1989.

639. Stockton D. The Classical Athenian Democracy. Oxf., 1991.

640. Stolba W.F. 2АММД2. Zur Pragung eines bosporanischen Tyrannen // Stephanos no-mismatikos. В., 1998. S.601-611.

641. Storey I. Poets, Politicians and Perverts: Personal Humour in Aristophanes // Classics Ireland. 1998. V.5. P.85-134.

642. Strauss B.S. Athens after the Peloponnesian War: Class, Faction and Policy, 403-386 B.C. Croom Helm, 1986.

643. Taeger F. Alkibiades. Munchen, 1943.

644. Tarkiainen T. Die athenische Demokratie. Zurich Stuttgart, 1966.

645. Thompson H.A. The Excavation of the Athenian Agora, Twelfth Season: 1947 // Hesperia. 1948. V.17. No.3. P.149-196.

646. Thompson H.A., Wycherley R.E. The Agora of Athens: The History, Shape and Uses of an Ancient City Center (The Athenian Agora. V.14). Princeton, 1972.

647. Thompson W.E. The Kinship of Pericles and Alkibiades // GRBS. 1970. V.ll. No.l. P.27-33.

648. Thompson W.E. Attic Kinship Terminology // JHS. 1971. V.71. P.l 10-113.

649. Thomsen R. The Origin of Ostracism: A Synthesis. Copenhagen, 1972.

650. Thiir G. Die athenischen Geschworenengerichte eine Sackgasse? // AD. S.321-331.

651. Tod M.N. A Selection of Greek Historical Inscriptions to the End of the Fifth Century B.C. 2 ed. Oxf., 1946.

652. Todd S.C. Response to Sally Humphreys // Symposion 1990. Vortrage zur griechischen und hellenistischen Rechtsgeschichte. Koln, 1991. S.47-53.

653. Toepffer J. Attische Genealogie. В., 1889.

654. Travlos J. Pictorial Dictionary of Ancient Athens. N.Y. Washington, 1971.

655. Treu M. Zur neuen Themistokles-Inschrift // Historia. 1963. Bd.12. Ht.l. S.47-69.

656. Ure P.N. When was Themistocles Last in Athens? // JHS. 1921. V.41. P.165-178.

657. Valeton I.M.J. Quaestiones Graecae. II. De ostracismo // Mnemosyne. 1887. V.15. P.129-171, 337-355, 357-426; 1888. V.16. P.l-25, 162-238.

658. Vanderpool E. The Rectangular Rock-cut Shaft // Hesperia. 1946. V.15. No.4. P.265-336.

659. Vanderpool E. Kleophon // Hesperia. 1952. V.21. No.2. P.l 14-115.

660. Vanderpool E. The Ostracism of the Elder Alkibiades // Hesperia. 1952. V.21. No. 1. P. 1 -8.

661. Vanderpool E. New Ostraka from the Athenian Agora // Hesperia. 1968. V.37. No.l. P.l17-120.

662. Vanderpool E. Ostracism at Athens. Cincinnati, 1970.

663. Vanderpool E. Ostraka from the Athenian Agora, 1970-1972 // Hesperia. 1974. V.43. No.2. P.189-193.

664. Vernant J.-P., Vidal-Naquet P. Mythe et tragedie en Grece ancienne. T.2. P., 1986.

665. Vickers M. Attic Symposia after the Persian Wars // Sympotica: A Symposium on the Symposion. Oxf., 1990. P.105-121.

666. Vinogradov J.G. Cote septentrionale du Pont, Caucase, Asie Centrale (Bulletin epigraphique) // REG. 1990. V.103. P.531-560.

667. Vinogradov J.G. Pontische Studien: Kleine Schriften zur Geschichte und Epigraphik des Schwarzmeerraumes. Mainz, 1997.

668. Vinogradov J.G., Rusjaeva A.S. Phantasmomagica Olbiopolitana // ZPE. 1998. Bd.121. S.153-164.

669. Vinogradov Iu., Zolotarev M. La Chersonese de la fin de l'archa'isme // Le Pont-Euxin vu par les Grecs: Sources ecrites et archeologie. P.,1990. P.84-119.

670. Vinogradov J.G., Zolotarev M.I. L'ostracismo e la storia della fondazione di Chersonesos Taurica//МЕР. 1999. V.2. P.l 11-131.

671. Viviers D. Pisistratus' Settlement on the Thermaic Gulf: A Connection with the Eretrian Colonization//JHS. 1987. V.107. P. 193-195.

672. Volkmann H. Petalismos // Der Kleine Pauly. Lief.20 Stuttgart, 1970. Sp.667.

673. Wade-Gery H.T. Essays in Greek History. Oxf.,1958. P.239-270.

674. Wallace R. W. The Areopagos Council, to 307 B.C. Baltimore, 1989.

675. Wallace R.W. Charmides, Agariste and Damon: Andokides 1.16 // C1Q. 1992. V.42.1. No.2. P.328-335.

676. Wallace R. W. Speech, Song and Text, Public and Private. Evolutions in Communications Media and Fora in Fourth-Century Athens // AD. S. 199-217.

677. Walters K.R. FGrHist 324 F6: A New Conjecture // RhM. 1984. Bd.127. Ht.3/4. S.223-226.

678. Webster T.B.L. Athenian Culture and Society. Berkeley, 1973.

679. Welwei K.-W. "Demos" und "Plethos" in athenischen Volksbeschliissen um 450 v.Chr. // Historia. 1986. Bd.35. Ht.2. S.177-191.

680. Werner R. Die Quellen zur Einfiihrung des Ostrakismos // Athenaeum. 1958. V.36. Fasc.1/2. P.48-89.

681. Westlake H.D. Thucydides on Pausanias and Themistocles a Written Source? // C1Q. 1977. V.27. No.l. P.95-110.

682. Whibley L. Political Parties in Athens during the Peloponnesian War. Cambridge, 1889.

683. Whitehead D. 1-41, 42-69: A Tale of Two Politeiai // AA. P.25-38.

684. Wilamowitz-MoellendorffU. von. Aristoteles und Athen. В.,1893. Bd.1-2.

685. Wilbrandt M. Die politische und sociale Bedeutung der attischen Geschlechter vor Solon « // Philologus. 1898. Suppl.Bd.7. Ht.1/2. S.133-228.

686. Wilcken U. Griechische Ostraka aus Aegypten und Nubien: Ein Beitrag zur antiken Wirtschaftsgeschichte. Lpz.-B.,1899. Bd.l.

687. Wilhelm A. Zum Ostrakismos des Xanthippos, des Vaters des Perikles // Anzeiger der Osterreichischen Akademie der Wissenschaften. Philosoph.-hist. Klasse. 1949. Bd.86. Ht.12. S.237-243.

688. Will Ё., Mosse C., Goukowsky P. Le monde Grec et l'Orient. T.2. Le IVe siecle et l'epoque hellenistique. P.,1975.

689. Willemsen F. Ostraka // MDAI(A). 1965. Bd.80. S.100-126.

690. Willemsen F. Ostraka einer Meisterschale // MDAI(A). 1991. Bd.106. S.137-145.

691. Willemsen F., Brenne S. Verzeichnis des Kerameikos-Ostraka // MDAI(A). 1991. Bd.106. S.147-156.

692. Williams D. Refiguring Attic Red-figure: A Review Article // Revue archeologique. 1996. №2. P.227-252.

693. Ь 704. Williams G.M.E. The Kerameikos Ostraka// ZPE. 1978. Bd.31. S.103-113.

694. Williams G.M.E. The Image of the Alkmeonidai between 490 B.C. and 487/6 B.C. //

695. Historia. 1980. Bd.29. Ht.l. S. 106-110.

696. Williams G.M.E. Athenian Politics 508/7 480 B.C.: A Reappraisal // Athenaeum. 1982. V.60. Fasc.3/4. P.521-544.

697. Williams G. W. The Curse of the Alkmaionidai. I. The Origin and Early History // Her-mathena. 1951. V.78. Р.32-49ю

698. Williams G. W. The Curse of the Alkmaionidai. II. Kleisthenes and the Persian Wars // Hermathena. 1952. V.79. P. 1-21.

699. Williams G. W. The Curse of the Alkmaionidai. III. Themistokles, Perikles, and Alkib-iades // Hermathena. 1952. V.80. P.58-71.

700. Wolski J. Wplyw wojen perskich na formy walki politycznej w Grecji // Przeglad histo-ryczny. 1968. T.59. №3. P.416-427.

701. Wolski J. MtiSlctiioj et son importance en Grece a l'epoque des guerres mediques // Historia. 1973. Bd.22. Ht.l. S.3-15.

702. Woodhead A.G. I.G., I2, 95, and the Ostracism of Hyperbolus // Hesperia. 1949. V.18. No.l. P.78-83.

703. Woodhead A.G. A Political Sherd//ABSA. 1953.No.48. P. 191-199.

704. Wycherley R.E. Two Notes on Athenian Topography // JHS. 1955. V.75. P.l 17-121.

705. Wycherley R.E. Literary and Epigraphical Testimonia (The Athenian Agora. V.3). Princeton, 1957.

706. Zahn R. Ostrakon des Themistokles // MDAI(A). 1897. Bd.22. S.345-348.

707. Zurborg H. Der letzte Ostrakismos // Hermes. 1877. Bd.12. Ht.2. S.198-201.

708. ZurborgH. Nochmals der letzte Ostrakismos // Hermes. 1878. Bd.13. Ht.l. S.141-144.

709. KpirCds- X.B. To тгрыто ^еуарико оатракои //hO'POC. 1987. T.5. 2.59-73.

710. Тфёрш^ M. в-пстеи? Kai Wava&r\vam IIAAAD. P. 131-142.