автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.01
диссертация на тему: Отвлеченные имена существительные в славянском переводе "Диоптры" Филиппа Пустынника

Полный текст автореферата диссертации по теме "Отвлеченные имена существительные в славянском переводе "Диоптры" Филиппа Пустынника"

Санкт-Петербургский государственный университет

На правах рукописи

0034

СЕЛИВАНОВА Ольга Владиславовна

ОТВЛЕЧЕННЫЕ ИМЕНА СУЩЕСТВИТЕЛЬНЫЕ В СЛАВЯНСКОМ ПЕРЕВОДЕ «ДИОПТРЫ» ФИЛИППА ПУСТЫННИКА

Специальность 10.02.01 - русский язык

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

о 1 ^/л р

Санкт-Петербург 2009

003470390

Диссертация выполнена на кафедре русского языка факультета филологии и искусств Санкт-Петербургского государственного университета

Научный руководитель - доктор филологических наук, профессор

Колесов Владимир Викторович

Официальные оппоненты - доктор филологических наук,

ведущий научный сотрудник ИЛИ РАН Бурыкин Алексей Алексеевич

кандидат филологических наук, доцент кафедры русского языка Санкт-Петербургского государственного электротехнического университета

«ЛЭТИ»

Фомин Александр Игоревич

Ведущая организация - Казанский государственный университет

Защита состоится « / » 2009 г. в часов на заседа-

нии совета Д 212.232.18 по защите докторских и кандидатских диссертаций при Санкт-Петербургском государственном университете по адресу: 199034, г. Санкт-Петербург, Университетская наб., д. 11, ауд. 195.

С диссертацией можно ознакомиться в Научной библиотеке им. М. Горького Санкт-Петербургского государственного университета (199034, г. Санкт-Петербург, Университетская наб., д. 7/9).

Автореферат разослан </х'Л

м 2009 г.

Ученый секретарь диссертационного совета кандидат филологических наук " ^ " 11—^ Д. В. Руднев

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Отвлеченные (абстрактные, признаковые, отпредикатные) имена существительные составляют в языке особый разряд слов, образованный на стыке двух объективно и универсально противопоставленных категорий - субстанции и признака. Выражение действия или качества как самостоятельной субстанции в форме имени существительного становится идеальным средством представления признака без соотнесения его с носителем, без степени его проявления, без намека на активность или неактивность, без характеристики протекания действия, а также позволяет четко отграничить данный признак от других, связанных с ним понятий.

Исследователи сравнительно-исторической грамматики индоевропейских языков отмечают архаичность таких имен, восходящих еще к эпохе древних нерасчлененных корней, когда каждый корень мог быть словом как именного, так и глагольного значения [Вандриес 1937; Мейе 1938]. Исходным пунктом всех рассуждений о природе и специфике абстрактных имен служит замечание А. А. Потебни об увеличении противоположности имени и глагола и нарастающей разнице между существительным и прилагательным, что в ходе развития славянских языков привело к изменению значения и круга деятельности существительного, а в связи с этим к увеличению связности (гипотактичности) речи [Потебня 1968: 5].

Отвлеченные имена существительные являются достаточно изученным классом слов. В первую очередь большое внимание обращается на словообразовательную структуру производных образований, поскольку на уровне деривационных связей в наибольшей степени заметно взаимодействие признаковых и именных категорий. В работах Ю. С. Азарх, Ж. Ж. Варбот, В. И. Дегтярева, И. В. Ерофеевой, И. Э. Еселевич В. М. Маркова, Г. А. Николаева, Г. А. Пасту-шенкова, Л. Г. Свердлова, Ф. А. Хайдарова, В. Н. Хохлачевой, Н. Т. Шелиховой и др. рассматриваются отдельные словообразовательные типы, их происхождение и продуктивность, семантическая и стилистическая специфика, а также выявляются направляющие тенденции и закономерности развития русского словообразования, отмечается неразрывная связь словообразования и формообразования, обобщаются историко-словообразовательные идеи. С 70-х гг. XX в. в связи с развитием идей семантического синтаксиса на первый план выходят проблемы пропозитивной номинации. Функционирование отпредикатных имен в структуре предложения и текста изучается в работах Н. Д. Арутюновой, П. Адамеца, В. П. Казакова, Е. С. Кубряковой, М. А. Кормилицыной, Е. В. Па-дучевой и др., в которых исследуются отношения отвлеченного имени с основным предикатом и участие номинализованных конструкций в осложнении семантической перспективы высказывания.

Абстрагирование как универсальный механизм преобразования мыслительного содержания в языковые формы и виды абстракций подробно рассматриваются в философии, психологии, физиологии высшей нервной деятельности, антропологии, например, в работах И. М. Сеченова, Д. П. Горского, Н. И. Жинкина, А. Р. Лурии, Ф. Кликса. Соотношению понятийных категорий с

их грамматическими эквивалентами посвящены уже ставшие классическими труды О. Есперсена, И. И. Мещанинова, А. В. Бондарко. Повышенный интерес к понятийным основам языковых построений влечет за собой и разрешение вопроса о месте отвлеченных существительных в парадигме философии языка. Так, Д. И. Руденко объясняет специфику отвлеченных существительных через определение их гносеологического статуса.

В последнее время в диапазон лингвистических исследований обязательно попадают вопросы соотношения языка и культуры, языка и общества, языка и ментальное™. В связи с этим расширяются и представления о самом языке, который начинает пониматься более широко - как когнитивная активность человека. Прежде всего необходимо отметить исследования В. В. Колесова по изучению процессов становления системы русского литературного языка и организующей роли в них устойчивых формул, по выявлению особенностей духовного, социального и индивидуального мира человека, находящих отражение в формах древнерусского слова, а также по философскому осмыслению механизмов преобразования средневековых символов через традиционный славянский словесный образ в понятия современной культуры. В целой серии публикаций «Логического анализа языка» с разных точек зрения на самом обширном материале проводится концептуальный анализ языка в его отношении к мышлению, знанию, социальному поведению, психологическим реакциям, этическим принципам, эстетическому восприятию мира. Применение логического подхода к изучению языка в тесном контакте с философией, психологией, социологией позволяет проблемной группе (Н. Д. Арутюнова, Ю. Д. Апресян, В. Г. Гак, В. Н. Телия, А. Д. Шмелев и др.) на уровне минимальных контекстов проводить воссоздание общечеловеческих и национально обусловленных понятий, таких, как долг, зло, истина, красота, порядок, свобода, судьба и т. д.

Актуальным представляется изучение отвлеченных имен существительных в средневековом тексте, поскольку оно позволяет проследить, каким образом проявляет себя в языке мыслительно-логическая категория абстракции, какие семантические механизмы действуют при освоении привычного славянского образа в условиях символического раздвоения культуры, как уравновешиваются денотативная и сигнификативная стороны содержательного плана значения при взаимодействии конкретного и абстрактного в пределах одного слова. И особенно важно это для тех периодов истории языка, когда культурная парадигма целой эпохи концентрируется исключительно на человеке и его духовных потребностях.

XIV в. полностью антропоцентричен. Предвозрожденческие черты во всех слоях культуры периода второго южнославянского влияния отмечаются в исследованиях А. И. Соболевского, Д. С. Лихачева, Г. М. Прохорова, И. Эко-номцева. Определяющей вехой для философской мысли того времени является появление славянского перевода корпуса сочинений Псевдо-Дионисия Ареопа-гита, мистическое богословие которого заложило основы дальнейшей русской гносеологии. Именно в этот период появляется на Руси «Диоптра» Филиппа Пустынника, в которой через диалог Души и Плоти на доступном уровне решаются сложные мировоззренческие проблемы.

Особая роль в разработке содержательных знаков-символов христианской культуры принадлежит отвлеченным именам существительным, которые составляют объект настоящего исследования. В их гибридной природе и особом отношении к денотату отражаются гносеологические проблемы, которые со времен античности до зрелого средневековья сосредоточены на взаимоотношениях между вещью, мыслью и словом. Архаичный синкретизм разворачивается путем метонимических переносов и постепенным усложнением словообразовательной структуры слова от самого простого, конкретного, еще связанного с предметом, ко все более отвлеченным, все менее связанным с исходным значением, смыслам. Специфика функционирования отвлеченных имен в средневековом тексте составляет предмет исследования.

Цель диссертационного исследования - комплексный анализ отвлеченной лексики славянского перевода «Диоптры», включающий рассмотрение словообразовательной структуры отвлеченных имен и определение их семантической, функциональной, стилистической нагрузки в тексте и в истории языка. Для достижения поставленной цели решаются следующие задачи:

• выявить количество и состав отвлеченной лексики памятника;

• определить признаки мыслительно-логической категории абстракции и обозначить основные языковые средства ее выражения;

• установить отношение отвлеченных имен к категории «предмет» и к категориальному значению предметности;

• охарактеризовать словообразовательную специфику выявленной лексики, заключающуюся в комплексе вопросов:

• набор словообразовательных типов и моделей, участвующих в производстве отвлеченных имен;

• качественный состав производящих основ;

• соотношение в производных именах категории отвлеченности / конкретности;

• рассмотреть отношение отвлеченных имен существительных к грамматической категории числа;

• описать специфику проявления в отвлеченных существительных предикатных и именных свойств на синтагматическом уровне;

• на примере рядов однокоренных слов, образующих гнездо ключевых понятий средневековой сферы мышления, проследить действие механизмов абстрагирования как на языковом, так и на гносеологическом уровнях.

Материалом для исследования служит произведение греческого монаха Филиппа Монотропа (или Пустынника) «Диоптра», написанное в 1095-1097 гг. Славянский перевод осуществлен приблизительно в третьей четверти XIV в., а с конца XIV в. «Диоптра» получила распространение на Руси. В настоящей работе исследуется пергаменный полууставный список конца XIV или начала XV в., принадлежавший некогда Кирилло-Белозерскому монастырю, из рукописного собрания Российской национальной библиотеки под шифром Б. п. I № 43, а также рукописи XV в. под шифрами К-Б 20/1097, К-Б 14/1091, Погод. 1069. Частично текст «Диоптры» был опубликован в «Памятниках литературы

Древней Руси: конец XV - первая половина XVI вв.» (М., 1984) и в монографии Г. М. Прохорова «Памятники переводной русской литературы XIV-XV вв.» (Л., 1987), полностью - в книге «"Диоптра" Филиппа Монотропа: антропологическая энциклопедия православного средневековья» (М., 2008). Греческий текст «Диоптры» был издан врачом Спиридоном Лавриотом по одной афонской рукописи «'Н AioTtTQa» ('Ev AOrjvaic;, 1920).

Для типологического сравнения и обозначения наиболее важных моментов развития русской словообразовательной системы в качестве дополнительных источников берутся «Грамоты Великого Новгорода и Пскова» (М., 1949) и «Акты социально-экономической истории Северо-Восточной Руси конца XIV - начала XVI вв.» (М., 1952-1954), в которых собраны грамоты и другие деловые документы, фиксирующие народно-разговорную традицию.

Методы исследования. Сложность и многоаспектность объекта исследования диктует использование комплексной методики, в основе которой лежат сравнительно-исторический и описательный методы языкознания. Для составления целостной картины употребления отвлеченных имен в тексте «Диоптры» применяются приемы сплошной выборки и количественных подсчетов. Учитывается также опыт концептуального и логического анализа языка, особенно при проведении семантических и этимологических реконструкций. Необходимость наблюдений над синтагматическими особенностями отвлеченных существительных предполагает применение элементов трансформационного метода, но не в строгой его форме, а в гипотетической (принимая во внимание специфику текста). В случае сопоставления рядов однокоренных слов, служащих обозначением сферы знания и интеллекта, используется метод герменевтического анализа, что позволяет частично преодолеть значительное временное расстояние между созданием и переводом текста и его исследованием. В каждом конкретном случае учитывается средневековое восприятие слов, отличное от современного. Для более точного определения значений слов приводятся греческие параллели.

Научная новизна работы состоит в том, что впервые комплексному лингвистическому анализу подвергается славянский перевод «Диоптры» Филиппа Пустынника. История отвлеченных имен не может быть полной без привлечения к исследованию церковнославянских текстов, поскольку высокий стиль определяет, с одной стороны, насыщенность языка памятников отвлеченными именами существительными, с другой - их весомую стилистическую нагрузку. Современные комплексные методики позволяют рассмотреть отвлеченные имена с точки зрения взаимосвязи в их природе различных аспектов семантического и грамматического, что в свою очередь отражается на синтаксической и стилистической функции отвлеченных имен в тексте.

Теоретическая и практическая значимость заключается в возможности включить результаты исследования в лингвистическую и философскую традицию, связывающую историю языка с историей человеческой мысли, с историей культуры, науки, философии. Результаты исследования могут быть использованы в курсах по исторической грамматике, исторической лексикологии, спецкурсах по философии русского слова, герменевтическому анализу текста.

Практическим задачам отвечает также уточнение некоторых данных исторических словарей.

Апробация работы. Основные положения и результаты исследования были представлены на XXXI Всероссийской научно-методической конференции преподавателей и аспирантов в Санкт-Петербурге в марте 2002 г., на Международной научной конференции молодых ученых «Молодежь в науке - 2007» в Минске в октябре 2007 г., на XXXVIII Международной филологической конференции в Санкт-Петербурге в марте 2009 г. и на аспирантских семинарах по исторической грамматике под руководством профессора О. А. Черепановой (2000-2003 гг.).

На защиту выносятся следующие положения, представляющие собой основные результаты исследования:

1) В языке выявляется особая категория отвлеченности, понятийную основу которой составляет мыслительно-логическая категория абстракции. Определение лингвистического статуса категории отвлеченности представляет некоторые трудности, однако она проявляет себя на уровне семантики: лексической (обозначение непредметных сущностей), грамматической (отсутствие корреляции в формах числа) и лексико-грамматической (наличие исторически сложившегося набора соответствующих словообразовательных аффиксов), и на уровне функционирования (формирование свернутой пропозиции на базе полного актуализированного предложения). Категория отвлеченности проявляет себя также на уровне содержательной стороны значения, поскольку отвлеченные имена отличаются особым отношением к денотату, который представляется в виде «гносеологического предмета».

2) Разветвленная словообразовательная система отвлеченных существительных в «Диоптре» полностью соответствует жанровым особенностям текста. С одной стороны, в качестве главных выделяются суффикс -ние для имен действия и суффикс -ость для имен качества, которые четко ориентированы на передачу основного словообразовательного значения и отвечают ведущим тенденциям развития языка. С другой стороны, менее продуктивные или непродуктивные словообразовательные типы занимают второстепенное, но весьма важное место в словообразовании отвлеченных имен, обслуживая определенные участки семантической периферии и обеспечивая богатство синонимики и вариативности для адекватной передачи всех нюансов греческого оригинала.

3) Отвлеченные имена в «Диоптре» допускают функционирование коррелятивных форм обоих чисел, отражая исконную конкретность значения, которая связана с определенным уровнем абстрагирования и характеризуется семантическим синкретизмом понятийного содержания слова. Однако зависимость образования формы множественного числа от того или иного типа значения и словообразовательного суффикса говорит о начале упорядочения семантических различий в формах чисел с опорой на предметно-логическое содержание и о развитии вторичной конкретизации, сопровождающейся значительным сдвигом в значении имени. Соответственно в сфере выражения отвлеченных понятий формы числа начинают выполнять не только формальные, но и лекси-ко-семантические, стилистические и словообразовательные функции.

4) В языке «Диоптры» отмечается трансформация атрибутивных и предикативных конструкций в номинализованные структуры с отвлеченным именем в качестве главного компонента словосочетания. В сочетании с определенными предлогами событийные имена, являясь результатами полных номинали-заций, расширяют выразительные возможности при передаче таксисных отношений, а также различных логических причинно-следственных и квалифицирующих отношений. Все это обеспечивает более емкую коммуникацию и служит своеобразным средством абстрагирования мысли от конкретного факта и достижения большей отвлеченности повествования.

5) Развертывание смысла единого синкретичного корневого ядра отражается в словообразовательной системе языка. При необходимости зафиксировать сдвиги в значении словообразовательная система использует определенные аффиксы, чтобы закрепить семантические различия с исходной синкретой. Сеть ментальных констант «Диоптры» не только охватывает пространство интеллектуальной деятельности человека, но и выстраивает в словах его целостный образ жизни, пересекаясь в части своих значений с такими ключевыми понятиями, как «сердце», «душа», «слово», то есть отражает наряду с гносеологической сферой этические, эстетические, моральные воззрения.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, списка используемой литературы и приложений.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении обоснована актуальность выбранной темы, обозначены объект и предмет исследования, сформулированы цель и задачи работы, определена методологическая база исследования, дана характеристика работы с точки зрения научной новизны и возможности ее теоретического и практического применения.

В первой главе «Отвлеченные имена существительные - вербальная экспликация абстрагирования» подробно охарактеризованы мировоззренческие и философские установки, на которых строится текст «Диоптры» и которые определяют крайне обобщенный стиль повествования. Изложены также основные теоретические положения, на которые в дальнейшем опирается анализ отвлеченных существительных.

В первом параграфе «Диоптра» Филиппа Пустынника представлена как памятник средневековой мысли в различных аспектах исследования: литературоведческом, психологическом, философском, лингвистическом. Этот своего рода беллетризованный учебник по антропологии, написанный в форме диалога Души и Плоти, отражает все, что было известно ко времени его создания (конец XI в.) о человеке в античной литературе и у отцов церкви. Г. М. Прохоров вычленяет в содержании «Диоптры» временную ось, на которой держится весь каркас произведения: прошлое (акт творения и грехопадение с разделением на умственное и телесное) - настоящее (предоставление человеку свободы выбора) - будущее (всеобщее воскресение и преображение мира)

[Прохоров 1979: 151-164]. Основным вопросом в «Диоптре» является вопрос о сущности души. Душа, являясь особой нематериальной субстанцией, признается простой и неделимой, но в то же время состоящей из двух частей: словесной и бессловесной, а также наделяется тремя силами: помысленным, желательным и яростнъш, которые используются для борьбы со злом. Описание устройства физического мира и плоти как его частички уходит своими корнями в древнегреческую натурфилософию о четырех основных элементах (стихиях) мира. В целом содержание памятника, направленное на гармоничное восприятие действительности, полностью отвечало учению и практике исихастов, которые душу и тело воспринимали в виде единого психосоматического организма.

Абстрактное выражение является очень выразительной языковой категорией, в которой отражаются все грани выработки богатой и внутренне целостной системы русского литературного языка. С одной стороны, появление целого блока ранее не известных отвлеченных научных и философских представлений, связанных с христианизацией Руси, приводит к расширению умственного кругозора славян. С другой стороны, усвоение культурных ценностей визан-тийско-христианского мира осуществляется в рамках славянского языка, так как отвлеченные понятия, как и термины социального быта, не заимствуются. Чтобы добиться наиболее ясного понимания символов и догматов новой веры, славянские книжники идут по пути преобразования собственных языковых средств, по пути семантического насыщения уже известного слова новыми смыслами. Отвлеченная семантика языковых единиц в тексте «Диоптры» является господствующей. Филипп Пустынник, представитель высокой греческой филологической культуры, а вслед за ним переводчик, представитель авторитетной переводческой школы, предпочитают использование отвлеченных существительных, соответствующих установке на непреходящие ценности, на решение актуальных смысложизненных проблем с точки зрения вечности.

Во втором параграфе определяется мыслительно-логическая категория абстракции и ее лингвистический статус. Принцип действия абстрагирования заключается в формировании некоторого мысленного образа путем отвлечения от тех или иных второстепенных свойств и отношений предмета с целью выделения его необходимых признаков и выявления, таким образом, определенных оснований его подлинной сущности.

Свойственный вербальному мышлению высокий уровень абстрагирования и обобщения понятий о свойствах, качествах, отношениях и действиях предметов, не отличающийся от современного уровня абстрактно-логического мышления, был достигнут в древнейший праиндоевропейский период. Но все-таки это был особый исторический тип языкового мышления, оперирующий целостными чувственными образами предметов внешнего мира. Развитие абстрагирования шло от преодоления чувственно-наглядной ступени познания (сенсорной абстракции) к более высокому интеллектуальному уровню (интеллектуальной абстракции). Уже к XV в. славянский книжник способен четко сформулировать особенности отвлеченных понятий: «яко имя уво есть, вещь же н*Ьсть» (из словника XV в. «Тлъкование неудобь познаваемом в писаных речем...»).

Для современных исследователей различие конкретных и отвлеченных понятий строится на участии в их формировании разных видов абстракций. Существительные, обозначающие целостные материальные объекты: стол, человек, картина, составляют основу класса конкретных имен. Образование подобных понятий основывается на действии абстракции отождествления, или обобщающей абстракции. Образование же отвлеченных имен существительных базируется на ином типе абстракции - на абстракции аналитической, или изолирующей. Так проявляется способность человеческого мышления в языковых формах «опредмечивать» отвлекаемые свойства и отношения, которые начинают рассматриваться как некоторые самостоятельные сущности, отвлеченные от своих материальных носителей: красота, мужество, честность и под.

Определение лингвистического статуса категории отвлеченности является затруднительным в связи с тем, что абстракция выражает не только результат, но и сам процесс абстрагирования, участвующий в образовании любого обобщения и любой категории. Значительным препятствием для формирования однозначной категории отвлеченности служит также пограничная природа имен, обозначающих непредметные сущности, которые совмещают в себе оппозицию обозначения предметов и не-предметов. Схематично категория отвлеченности строится следующим образом:

В третьем параграфе выявляется специфика отношения отвлеченных имен существительных к категориальному значению предметности. Наиболее резкое отличие признака, выраженного в форме имени, от того же признака, выраженного глаголом или прилагательным, состоит в том, что при употреблении существительного не нужно указание на предмет как носитель этого признака, в то время как обозначение признака через глагол или прилагательное обязательно требует отсылки к предмету, которому этот признак принадлежит. Формально-семантические особенности отвлеченных имен моделируются по образцу физически отдельных объектов, но такая предметная соотнесенность представлена лишь в познании, поэтому денотат отвлеченных имен формируется в виде «гносеологического предмета» (термин Д. И. Руденко).

Совмещение в отвлеченных именах лексической и пропозитивной номинаций дает возможность вывести некоторые закономерности, позволяющие

объединить все языковые репрезентации предметности как в конкретных, так и в отвлеченных именах и раскрыть специфику одного и другого типа значения путем их противопоставления по релевантным признакам.

Таблица 1. Разграничение конкретного и абстрактного значения

плоскость сознания

признак

конкретное

абстрактное

прерывность

прерывный

непрерывный

отношение к категории «предмет»

цельность

цельный

лишенный целостности

дискретность

способ восприятия

дискретныи

недискретныи

мыслимыи в терминах _пространства_

мыслимыи в терминах _времени_

плоскость языка

обозначаемый признак

степень динамичности

степень обобщенности

статичныи

общий

динамичныи

единичным

отношение к категории «количество»

измеряемость

исчисляемость

исчисляемыи

неисчисляемыи

способ референции

обозначение объектов действительности

обозначение ситуации _ в целом_

выполняемые функции

сочетается с числительными

сочетаемость

сочетается с количественными наречиями и показа_телями меры_

свободно сочетается с указательными местоимениями

сочетается с указательными местоимениями в осо-_бых случаях_

В средневековом тексте конкретное и абстрактное значения тесно связаны между собой последовательными семантическими переходами, причем действие метонимических переносов задано языковой системой и не ограничено рамками какого-либо жанра. Синкретизм значения отражает исторический этап становления языкового знака, когда денотативный и сигнификативный компоненты содержания, ныне слитые воедино, еще не образовывали такой целостности. Ведущая роль в организации словесного знака принадлежала денотату, опиравшемуся на языковую фиксацию сенсорной модели отображаемого факта действительности (например, ритуала). В то время как сигнификат представал своего рода потенциальной семантической составляющей, которую слово способно генерировать в условиях определенной ситуации речи при опоре на более устойчивое денотативное значение [Колесов 2002, Лопутько 2001].

Привлечение к исследованию памятников деловой письменности подтверждает универсальность развития моделей «конкретное —* отвлеченное» и «отвлеченное —* конкретное». Ср.: производные образования употребляются во вторичных конкретизированных значениях, обозначая место, результат, орудие действия {вопль, дань, орудие, продажа, строение), а изначально конкретные существительные приобретают отвлеченное значение и начинают соотноситься с определенной ситуацией, например, значение 'поединок как способ разрешения судебной тяжбы' (Слря xi-xvn ¡6:205) у слова поле: «И присудил князь великий поле тот же день» (асвр ш, зм). Утрата или приобретение существительными пропозитивной семантики сказывается и на грамматических характеристиках имен - на способности иметь полную числовую парадигму и выполнять определенную функцию в предложении.

Во второй главе «Способы языкового выражения категории отвлеченности» рассмотрены словообразовательные, морфологические и функциональные характеристики отвлеченных имен существительных в славянском переводе «Диоптры» Филиппа Пустынника.

В первом параграфе изучаются словообразовательные форманты, участвующие в производстве отвлеченных имен существительных. Суффиксы отвлеченности, праславянские по происхождению, получают наибольшую продуктивность в письменной речи вместе с развитием славянской книжности.

Среди отвлеченных имен со значением действия, характеризующих историю словообразовательных отношений между глаголом и существительным, наибольшую продуктивность и регулярность проявляют только те словообразовательные типы, которые в своем развитии следуют за поступательным движением глагольных категорий. Так, существительные с суффиксами -(ё)ние!-тие, составляющие в тексте «Диоптры» почти 50 % выявленных слов, на протяжении всей своей истории сохраняют тесные структурные и семантические связи с производящими глаголами. Так, в словообразовании имен на -(е)ние отражаются обе стадии развития глагольной категории вида. Перфективация, в первую очередь связанная с префиксацией, проявляет себя в том, что в тексте «Диоптры» большая часть имен на -(ё)ние образована от основ приставочных глаголов (возвращение, въпрошеине, нанесение, повеление, растворение), тогда как в непродуктивных словообразовательных типах с суффиксами -ьба/-оба (корьва, др\ркьва), -тва (жатка, молитва), -знь (кол'Ьзнь, кознь), -отъ/-етъ (животъ, скрежетт») и др. используются в основном бесприставочные глагольные основы. В ходе дальнейшего развития категории вида модель на -(ё)ние переключается на образование отвлеченных существительных от имперфективных глаголов. Начинают формироваться словообразовательные закономерности, соответствующие современному состоянию, когда основная масса имен на -ние образуется только от глаголов несовершенного вида за исключением части имен на -ение, образующихся от основ глаголов, которые на современном этапе входят в класс совершенного вида.

Наиболее показательным при изучении сохранения в производных образованиях видовых характеристик производящих глаголов является наличие в тексте коррелятивных пар, образованных от основ, отличающихся только видовой характеристикой. Язык «Диоптры» отражает переходное состояние от частичного смешения в употреблении имен от разных видовых основ, которое фиксируют памятники старшей поры (Х1-ХШ вв.), к этапу интенсивного образования этих отглагольных существительных с максимальным сохранением глагольных признаков, в первую очередь видовых, как это характерно для языка XVI-XVII вв. С одной стороны, в коррелятивных парах можно различить остатки старой видовременной системы, когда показатели глагольного класса и количественные чередования в корнях служили средством передачи того или иного способа глагольного действия: -al-ja (въздаине - воздаяние, дание -даяние), -а/основа на согласный (выпадание - въпадение, закалание - зако-ление), -и/основа на согласный (отвьржение - отвьрзение), -ну/основа на со-

гласный (мендвыкновенне - нендвычение), -aí-oea (испытание - испытовд-ние), -ut-eea (попечение - попечевдние), -а/-и (в*ьскресдние - воскресение, уготовдние - уготовление), -al-u с чередованием в корне (низоложение -ннз'ьл'Ьгдние (ннзул'Ьгдние), отлдглние - отложение, прелдгдние - преложе-нне), чередование в корне (ндзиддние - ндзьддние, ськирдние - ськърдние). С другой стороны, о начале различения видовых корреляций в производном имени свидетельствует пара писдние - ндписдние.

Остальные многочисленные отглагольные словообразовательные типы, обслуживающие значение отвлеченного действия/состояния (имена на -ть, -нь, -ль, -ище!-лище, -знъ, -тва, -ьба/-оба, -отъ/-етъ, -ъкъ, -ло, -аеа, -аль, -тель), являются большей частью непродуктивными и утратившими живые отношения с производящими глаголами. Однако они существуют в языке с древнейших времен, устойчивы в словоупотреблении и обслуживают определенный участок внеязыковой действительности.

В сфере имен отвлеченного качества, отражающих развитие словообразовательных отношений между прилагательным и существительным, наблюдается аналогичная ситуация, когда один словообразовательный тип принимает на себя ведущую роль, четко ориентируясь на передачу основного словообразовательного значения, другие же занимают определенный участок семантической периферии. Так, для образований с суффиксом -ость главной отличительной чертой является возможность сочетаться с основам прилагательных или адъективированных причастий, что создает им преимущество оставаться на длительном отрезке исторического развития продуктивным и конкурентоспособным словообразовательным типом (е'Ьлость, горесть, мертвость, рдв-ность, юность). В то же время менее продуктивные или непродуктивные словообразовательные типы на -ота, -та, -изна, -ыня, -ьда ограничены в производстве основами непроизводных прилагательных и связаны, например, с обозначением физических параметров (высота, глуБмнд, широта), духовных символов (блдгостыня, святыня, прдвьдд), собирательности (нищета).

Функциональность словообразовательной системы в области отвлеченных имен поддерживается со стороны древних суффиксов, способных сочетаться как с глагольными, так и с именными основами (0, -ие, -ство, -ствие), которые своим устойчивым словоупотреблением обеспечивают расстановку приоритетов внутри самой системы словопроизводства. Так, нулевые словообразовательные средства являются самыми древними словообразовательными формантами, возникнув в результате преобразования основообразующих суффиксов *-б, *-а, *-!, *-й, *-и, основ на согл. Имена существительные с основообразующими суффиксами достаточно долгое время сохраняют синкретизм значения. Например, в тексте «Диоптры» равноправно существуют значения свойства и носителя этого свойства у слова ложь. С одной стороны, это 'намеренное искажение истины, неправда, обман' (Слря xi-xvii 8:275): «Луче есть уко со истиною trfe.ttotobath, неже со лжию плдтонскы глдголдти» (л. 2) в соответствии с отвлеченным именем l|)EÜ5o<; 'ложь, вымысел, обман' (Дворецкий: 1797). С другой стороны - 'тот, кто лжет' (СлРЯ xi-xvii 8: 276): «Воплотит же ся не

само, но лигЬниеиь всяко и приидеть всескверньныи, яко льстець и ложь. кротою», смирено, ненавидяи неправды» (л. 77об.) в соответствии с личным образованием \|>£UCTTr)s 'лжец' (Дворецкий: 1798).

В целом для отвлеченных имен в «Диоптре» характерно сохранение единообразного значения, приобретаемого производными именами в акте словообразования, то есть словообразовательного значения действия и качества. Например, воскресение выступает в своем процессуальном значении 'возвращение умершего к жизни, оживание' (СлРЯ xi-xvn у. 42): «И како и ки.м окразом позндют душа кдяждо свое тгЬло в воскресении» (пддр: 68). Очень часто значение действия/состояния поддерживается функционированием в тексте либо лексических синонимов: «Душа и 'гЪло исперва дружку, и любовь, и мирт» вт» житии имяху АРУ Другу» (л. Шоб.), либо словообразовательных синонимов: «6о вторым приход и Христово пришествие паче ангелт. колше про-славитися и паче сих святыхт» вскх1»» <л бЗоб.); «Напрасно во ггЬкако преста от усть челов'Ьчскых молва же и молитва и моление, господине» (л. 79об). Конкурирующие словообразовательные типы отмечаются и у отвлеченных имен со значением качества: «Начало зим*к студень, мокрота же конець» (Л, 86) или «Конець во зим'Ь - мокрость, начало же Е'Ь студень» (Л. 87). Очень узкий круг лексем с полной конкретизацией, то есть обозначением чувственно воспринимаемых и пространственно очерченных предметов материального мира, ограничивается в тексте «Диоптры» традиционными родовыми словами: овувение, одеяние, отечьство, питание, питие, украшение. В качестве терминов употребляются: Писание, Благов'Ьстование, Законт», Благодать, Силы, Начала.

Таким образом, словообразование отвлеченных существительных в «Диоптре» полностью соответствует основным тенденциям развития славянской словообразовательной системы конца XIV - XV вв. (периода разрушения традиционной формульности, давшего толчок бурному развитию вариативности формы и способствовавшего переходу к литературному языку нового времени).

Во втором параграфе выявляются особенности употребления форм множественного числа отвлеченных имен существительных. В истории языка имена существительные анумеральной семантики отличаются относительно свободным употреблением форм числа без нарушения семантического тождества слова. Изначально более материализованное осмысление субстантивированных действий, качеств, состояний в языке свидетельствует о возможности применения их в денотативном плане, без достижения уровня абстрактно-понятийного (сигнификативного) содержания.

В славянском переводе «Диоптры» более четверти выявленных слов употребляется во множественном числе: 248 лексем из 978 у существительных и 78 лексем из 211 у субстантивов на -ое. Специфический характер морфологической категории числа имен существительных, которая основана на понятийном содержании и представляет собой морфологическую категорию с семантической доминантой, а также зависимость функционирования отвлеченных су-

ществительных во множественном числе от словообразовательного значения и словообразовательного форманта, позволяют условно разделить эти отвлеченные существительные на несколько групп по их отношению к образованию соотносительных форм числа:

1) Имена со значением отвлеченного действия. Названия субстантивированных действий (собственно действий, процессов, событий), более склонны к образованию обеих форм числа, поскольку они имеют достаточно четкие временные границы и могут отграничиваться друг от друга. Однако специфичный характер их предметно-логического содержания влияет на выражение такими существительными во множественном числе иных, отличных от простой множественности, значений, связанных с представлениями о многократности, повторяемости, протяженности, сложности, интенсивности и т. п., в чем проявляются семантические свойства категории величины, недискретного количества. Среди имен действия наиболее активны в образовании форм множественного числа существительные с суффиксом -{е)ние, значительно меньшую активность проявляют основообразующие суффиксы, суффиксы -ьба/-оба, -ие, -знь и др.: «и поюще п*ксни пок*Ьдителныя и прнггЬвлния» (л. 15>; «и по.цннднии сир» л\укд лютЬишдя и горчдишдя кывдет» (л. б1об.>; «и в T-fcx глаголднних величдется всякт» пишдн, но и тъ споспНгшникд кожественую благодать h.uat» (Л. 130об.); «труси, гукительствл и с.иерти во всеиь лшр'к» <л. 79); «зд'Ь во есть все: и воркы и победы, tamo же сихъ престднет держдвд и помощь» (плдр: 120); «рдслдвлении трепеты же приимут часты и удомъ сгнн-тья» (л. 100об.-101) и т. д.

2) Имена со значением отвлеченного качества. Названия субстантивированных качеств, состояний, свойств во множественном числе встречаются значительно реже, потому что отвлеченные качества, свойства, состояния не зависят от количества предметов, в которых они проявляются, а множество состояний трактуется как мощность континуума по сравнению с отграниченными друг от друга действиями или этапами многократного действия. Тем интереснее и показательнее присутствие в тексте форм множественного числа у имен с суффиксами -ость, -ота, -ина, -аль и др., которые не нарушают семантического тождества слова, а выступают скорее частными проявлениями общего признакового значения и определяют возникновение у имен качества оттенка интенсивности: «и на сердце человеку не кзиде, отягчеиу и овременену печдлми и пиянствы временными» (л. 1); «ниже еоюся никако же от укоризнт» кляди» (л. 3); «в глувину дджь до дна земьндго и вяще, в широту же широкъ паче кс'Ьу широтъ» (пдцр: 104); «но лшогл же и различна разньства видимт.» (плдр: 122); «лще зр'Ьлъ кы ярости и желдние» (плдр: ту, «о, щедротт» неизречен-ныр», их же показа Богь» (л. 67); «или ходити ддлече в грдды же и стрдны, или .иорьскыя иеплдвд&цмя пучины преплути» (л. 74об.) и т. д.

3) Имена с вторичным конкретизированным значением. Семантические сдвиги у отвлеченных имен достаточно предсказуемы. Независимо от словообразовательной структуры отпредикатные имена регулярно развивают новые денотативные связи, что приводит к появлению вторичных конкретизированных

значений результата, причины, объекта, места действия или субъекта свойства и т. п. Это позволяет таким существительным иметь полную числовую парадигму, а формам множественного числа приближаться к выражению простой логической множественности. В «Диоптре» конкретизированная лексика составляет незначительный процент слов: «Гд'Ь тогда нлгЬнья, н стяжания, и Богатства?» (Прох.: 202); «и кожня см'Ьдает ул^кы и дары» (Л. 15); «и вылии ВСЯЧЬСКЫХЬ ВИНЫ ПрИб.ИЛбТ» (ШВДР: 84); «СОВЛ'ЬчеТ же и одеяния, поясо же и вся цветная одеяния окаяннаго оного» (ПДДР: 90); «и три троичная украшения суть» (л. 63); «и овременятися докр'Ьншнми всЬми куплями» (л. 99); «не в волны ли уво миогы и слапы же камениыя, и врегы, и сухоты, и заверты» (Л. 99) и Т. п.

4) Абстрактные понятия. Установка на возвышенное и обобщенное повествование определяет употребление в тексте «Диоптры» так называемых абстрактных понятий. Для средневекового сознания - это символы, составляющие целостное пространство христианской философии, морали, этики, достигшие высшей формы отвлеченности. По своей словообразовательной структуре большинство абстрактных понятий является существительными с основообразующими суффиксами либо словами, в основах которых рано произошло опрощение, и они стали восприниматься как непроизводные. Например: «но еще мнози различными еже о сир» славами сомнятся» (пдцр, 122); яже во есть-ствеиая не прелагаема ни чьстемо и в'Ьнцемо, ни же мукамо суть достойна» (Л. 125об.-12б) и т. п. Следование за греческим словоупотреблением обусловливает множественное число у субстантивов на -ое, за которыми также закрепляется обозначение абстрактных понятий и которые на современном этапе лишены возможности образования форм множественного числа: «како во всЬх мужу своему овращашеся вол'Ьзнных и иечалных и скорвных, о душе, вла-гых же оного не получи славы» <л. 12об.).

5) Родовые понятия. Возможность более свободного исчисления отвлеченных имен в истории языка по сравнению с современным языковым состоянием обусловлена тем, что опредмеченные признаки составляют своеобразные родовые понятия, так как процесс абстрагирования диктует отказ от фиксации единичного, случайного в пользу вычленения общего. И чем больше объектов подразумевается за отвлеченным именем-гиперонимом, тем чаще оно употребляется во множественном числе: «яко многи претерггЬшд напасти же и скор-еи, ими же очистишася от всякыя скверны и гр^ку» (Л. 12); «еже той не по-лучити и не приятии с мужем подови'Ь почести» (л. Поб.у, «не хищышко, ни клеветник, ни пияница, ни Блудник, ни прелювод'Ьи, ни мала кия д*Ьянии идолослужитель...» (Л. 19об.); «и восплачи, и воздыхай в пост*Ь тако же, яко щедро есть и милостиво паки, долготерпеливо и милосердо, и лшогомило-стиво згЬло, и о человгЬчьскых кляся зловау» (л. 28) и т. п.

6) Терминологизированные образования. В редких случаях в «Диоптре» фиксируется дифференциация числовых форм с закреплением за одной из них особого, терминологического значения. Например, в тексте намеренно выделяется единственное число у слова Писание как обозначение исключительно

Священного писания (Слря х]-хуп 15:50-51): «яко же тн показах от Писания, госпоже» (л. и), в то время как для обозначения процесса или его результата используется форма множественного числа - писания 'то, что написано (документы, произведения)': «€дл\д вс'Ьх творець ис пислтелен иже когодухно-венндя пнсдння списдшд и устроишд, Святымт» Ду\ом проск'кщлеми...» (Л. 1). Таково же противопоставление слов Силы, Начала, Власти, Господствия во множественном числе как обозначение ангельской иерархии отдельным проявлениям этих свойств, выраженных отвлеченными существительными в единственном числе.

Таким образом, существительные анумеральной семантики, вовлекаясь в функционирование категории числа, отражают в своей смысловой структуре различия не только грамматические, но и лексико-семантические, то есть категория числа наряду со словоизменительной функцией выполняет функции словообразовательные и стилистические.

В третьем параграфе отмечаются некоторые синтагматические особенности отвлеченных имен существительных. Слово в средневековом тексте не осознается в качестве отдельной лексической единицы, а существует как переменная единица текстовой формулы, создавая строго закрепленную рамку высказывания, все языковые единицы функционируют исключительно в тексте и позиционно упорядочены в границах синтагм.

Формально отвлеченные имена ведут себя в тексте точно так же, как и существительные с предметным значением, то есть занимают преимущественно позиции подлежащего, именной части составного сказуемого, дополнения. Однако для периода конца XIV в. можно говорить о наличии определенного круга регулярных, семантически мотивированных контекстов, в которых отвлеченные имена существительные реализуют свои сочетаемостные потенции и проявляют именные и предикатные свойства. Так, наиболее частотные и легко определяемые имена событий употребляются с глаголами в значении 'произошло, случилось': «И срдзншдся крднь З'клнд къ третнн дьнь» <л. ну, «Аще не рд-днм, яко же онъ левитинт», приндет ндпрдсно посЬчение смертное» (Л. 23-23об.). События как сами легко упорядочиваются во времени: «Внездпу ндндет смерть, яко х,тИ,,1К) и Безвременно рдзлученне, чресь времене рдзр'Ьшенне обоим Будет» (л. 20об.), так и используются для временной локализации других событий и процессов, употребляясь с предлогами в значении 'до' и 'после': «Душд уво, госпоже моя, тЬлд рдзлучнв'ьшнся ддже и до воскресения вспрннмет» (л. б1об); «Поминди, стрдстндя, чдсто, позд'Ь невода не

Л'ЬнИСЯ уво, СМ'ЬреНЛЯ, кто СОЗДДВЫИ тя рДЗуМ'Ьи» (л. 24об.) И Т. Д.

Имена процессов, по сравнению с именами событий, связаны с представлением о длительности: «И кесконечнд ндшд мукд Будет, и мучение Бесконечно, н нестерпимо, н нсослдено» (л. 23об.). Очень распространены контексты, в которых имена наблюдаемых процессов являются актантами, глаголов восприятия: «Зриши уво плдч н рыдания, в'Ьщдтп же ничтоже можешн» (Прох. 200); «Внднит лн, душе моя, стрдддння. зриши лн сердцд болезни» (л. 12об.) И Т. Д.

Значительно отличаются от имен процессов и событий имена состояний (ср.: в словообразовании они стоят ближе к именам действий). Состояния сочетаются с глаголами в значении 'пребывать в данном состоянии', 'прийти в данное состояние', а также с каузативными глаголами: «И изд ткнули БЬ,ШЛ кем, не терпяще боязни претерп'Ьти или вид'Ьти трепета исполненная» (Прох. 206). Часто состояния сопутствуют действиям, процессам или занятиям, причем в этих случаях предложно-падежные сочетания соответствуют, как правило, греческим наречиям: «Достизати присно тоск того молитвы, яже (сь коже-СТВбНОМу с ТИуРСТИЮ ВЗНОСИТ» (Л. 3) - 1АарСО<; 'весело, радостно' (Дворецкий: 821); «речемт» уКО К НИМ не своею волею» (Л. 22об.) - £КОист(&К 'добровольно' (Дворецкий: 492) И Т. Д.

Имена свойств вписываются в контекст глаголов со значением 'обладать', 'отличаться': «И повседневная нападания от вселуавых духовъ зр'Ьти в сев'Ь точью, аще не леностью окладаем есть» (п. о; «Алце красоту свою тогда им'кти чювьственую, и видимую, и являемую сию» (л. б7об.). В большинстве своем отвлеченные имена на -ость, -ие, -ство в сочетании с глаголами, приписывающими признак, являются выразителями личностных характеристик: «На телесех Бывают ньнгЬ сия, госпоже, различья телесная... вялость и мерность же, круглоличье же и долголичье, малость и тонность же, с сим и сухоличье, .цладеньство же пакы...» (л. 84) и т. д.

У многих абстрактных имен связь с высказыванием (а чаще с текстом и с передаваемой ситуацией) проявляется особо отчетливо, поскольку они способны превращать словосочетание, в котором функционируют, в свернутую пропозицию. Можно утверждать, что уже в средневековом славянском тексте существуют предложения, в которых в один синтаксический ряд слиты две или более препозитивных номинаций, обслуживаемые общим механизмом актуализации - глаголом в личной форме. Особенность таких предложений состоит в том, что, несмотря на отсутствие в событийных именах грамматической предикативности (категорий времени, наклонения и лица), все же пребывающие в таких именах в латентном состоянии глагольные категории явственно ощущаются славянским переводчиком. На уровне текста это проявляется в том, что отвлеченные имена составляют отдельные синтагмы и выделяются в «Диоптре» точками, реже запятыми. С большей регулярностью это происходит в случаях, если отвлеченное имя имеет зависимые слова, либо в конструкциях перечисления, например: «Окр'Ьтаеши же мытарьстка злотворных сЬсок. прелютая и зл'Ьишая. страшныя же истязателя, ревности же и зависти и гордости. лжи и прочих страстей, и Блуда.» (л. 5). Выделение подобных синтагм, обладающих относительной структурно-семантической автономностью, определяется устным произнесением текста и связано с законами славянской фонетики и просодии. Славянский переводчик сохраняет также ритмический рисунок греческого стихотворного оригинала.

Отвлеченные имена занимают преимущественно актантные позиции основного глагола. В результате осложнения предложения свернутыми пропозициями в рамках элементарной семантической структуры углубляется субъект-

но-предикатная перспектива: через субъектио-определительиые отношения событийного имени, выраженные зависимым родительным беспредложным падежом, достигается глубина полисубъектности: «Ни мало ни велико претерпи и пренеси срдтд своего досады.» (л. 13об ); «Инн же воплощенье рекошд Слова. стрдсти честныя и встднье его.» (л. 43об ).

С наибольшей наглядностью механизм семантического осложнения простого предложения предстает при передаче отвлеченными именами различных обстоятельственных значений, на фоне которых осуществляется основное действие, выраженное предикатом-сказуемым. Принимая за основу возникающие отношения между ситуациями, все разнообразие сирконстантных сигналов семантического осложнения простого предложения можно разделить на две группы: логические (цели, причины, условия, уступки) и ситуативные (времени и места), а универсальными показателями связи ситуаций являются предлоги.

Логические отношения цели и причины отвлеченные существительные передают в сочетании с предлогами вт», к'ь, отъ. Например, если цель состоит в реализации исходной ситуации, то предложение, как правило, называет сознательное активное целесообразное действие: «И сия вогодуховндя отригну словеса, во испытдние и вт, истяздние и вт, смотрение и вт» оглядднье свякои души, хотящей и воистину и лювящеи в сие зерцдло взирдти.» (л. 1), основным же предикатом предложения служит глагол активного физического или ментального действия. Особенность причинных сирконстантов состоит в том, что в большинстве случаев они представляют собой двукомпонентные но-минализованные конструкции, второй компонент которых называет деятеля или носителя признака, то есть является семантическим субъектом свернутой структуры: «От нечюкствия моего и нев'ьни.цдния. не трепещу великдго тлиньствл смертнлго» (л. 7). «От хотения нашего и производеЦнья же. на ПОДОБИТелЬНОе взводимся ТОМу.» (Л. 37-37об.).

Наиболее частотны в «Диоптре» ситуативные сирконстанты со значением времени, в большинстве случаев сочетающиеся с предлогами в*ь, до, ид, преже, по и характеризующие обстановку основного события. Это позволяет с максимальной полнотой и точностью соотнести основное и сопровождающее события, ср.: «Ибо воистину всякъ часто кт»ничди в сие душеполезное ог-ляддло всегдд и ид всяк час хощет души своей оврдз очистити и показати. яковт» же к-к и преже ослушдния» (л. 1); «Что уво вудеть по рдзрушению сего?» (л. 68); «Хощеть уво твдрь человеческы нетление въсмрияти. вудет же се нд въскресение. яко дд и тд свое нетление всприимет» <л. 70). Событийная семантика втягивает в сферу своего влияния конкретные существительные, которые приобретают контекстуальное событийное значение и выступают в функции темпорального сирконстанта: «И пдкы по Здкон'Ь Богу угожшдя. и прдведны овр'Ьтшдяся. пророкы проповткддвшд Христово пришествие еже по плоти рожество» (л. 5); «Яко по крест*к Христд и Богд моего, и еже по вт> ддъ шествии, связан высть зв'Ьрь» (л. 76), а словосочетание в конкретным существительным моделируется по образцу событийных имен для передачи субъектно-определительных отношений. Такая сочетаемость расширяет воз-

можности отвлеченных имен в выражении таксисных отношений, обозначая как одновременное соотношение между компонентами ситуации, так и разновременное (предшествование и следование).

Таким образом, участием отвлеченных имен в осложнении семантической структуры простого предложения достигается конденсация мыслительного содержания и углубление смысловой перспективы высказывания.

В третьей главе «Лексико-семантическая группа "познавательная деятельность человека" и специфика ее употребления в "Диоптре"» на примере слов, обслуживающих сферу интеллекта и являющихся ментальными константами1 текста, обозначена специфика средневековой теории познания, вычленявшаяся из общего вероучения.

В первом параграфе посредством изучения цепочки однокоренных слов ум*ь - разумъ - разумение - иоразум^нне и примыкающих к ней одно-коренных слов везумие, недоумение, неразумие и остроумие исследуются познавательные способности человека с точки зрения данного текста.

Понятию ума в тексте памятника уделяется очень большое внимание. С одной стороны, ум неразрывно связан с телом и даже в какой-то степени зависит от него: «Убо к коей части тЬлл пребыванье уму мн*Ьти достоять?» (плдР: 68). С другой стороны - способность человека к мыслительной деятельности признается явно божественным свойством: «Подражаваеть во ггЬкако ум*ь челов*Ьчьскы Бога» (плдр: 94). Двойственность выражаемого понятия проявляется и в употреблениях существительного умъ: это наименее абстра, иро-ванное, но в то же время самое наполненное в своем значении слово. В зависимости от контекста слово умъ можно трактовать и как 'общую способность мыслить и познавать', и как 'совокупность духовных сил', и как 'результат мыслительных операций' (Срезневский III: 1211-1213).

Среди всех органов человеческого тела самое большое значение придается глазам: «Яко же во око в телеси есть, тако и ум в души» <л. П4). Параллель ума и зрения передается в тексте различными частями речи. Например, имена существительные чаще всего используются в функции определения: ум -это душевное око, видительное души, зрительное души, видФние божественное, къ анг'йлом зр*Ьние. Способность к умозаключениям выражается прилагательным зрителей (Оеыдоу). Через глагольные формы показаны разнообразные возможности умственной деятельности: ум рассмотряет, он может зр 'кти горняя, зр'Ьти неугасаем вид "кти помысленное, в то же время его можно помра-

1 Введение понятия ментальные константы представляется вполне уместным, исходя из первоначального значения слов, его составляющих. Так, прилагательное ментальный (от лат. mens - ум, мышление, образ мыслей) заключает в себе все, что имеет отношение к умственной деятельности как в ее содержательном аспекте, то есть все чувственные данные и представления, наличествующие в уме, так и в ее функциональном аспекте, подразумевая действие памяти, воображения, способности к восприятию, желанию, чувствованию. Употребление существительного константа (от лат. constans, constantis - постоянный, неизменный) обусловлено тем, что изучаемые имена являются своего рода масштабами в разграничении процессов, протекающих принципиально по-разному, и вместе с тем каждое из этих имен играет свою собственную определенную роль, указывая на наличие закономерных связей между процессами. В целом ментальные константы фиксируют в слове интеллектуальное пространство, то есть объединяют в себе рационализированные формы сознания с глубинными культурными кодами.

чити, ослепити, угасити страстями и неподобными помыслами. Предикаты очень ярко характеризуют его свойства: ум разум '¿вает, помнит, рассужает, услажается в поучении, невзмагает, а также ум творит и стваряет, скитается и обходит, водит и обращает, обтичет и сообращается, поет и славословит внутренним гласом, причем проявляет большую активность, совершая «умное ума делание» (Л. пзоб.). Ум также словесное души, он соотносится с внутренним, непроизнесенным словом. Нераздельное и в то же время обособленное существование души, ума и внутреннего слова уподобляется в «Диоптре» божественной Троице. Результатом умственных действий и операций является мысль, принятая в широком смысле этого слова: «у"л\гь рдждеть помышления» (Л. 115о6).

В отличие от ума, который является центральной точкой схождения божественного и человеческого, разумъ - это высшая данность, дар Бога; это то, что влагается в человеческую душу по воле божественной благодати. В этом отношении показательны взаимно дополняющие друг друга предикаты: если речь идет о действиях высших сил, то разум дают или даруют, если же представлена точка зрения человека, то разум принимают (или не принимают). В «Диоптре» постоянно подчеркивается направленность разума Святым Духом, употребляются определения верховный, прежебывший разум.

Принадлежность разума словесной части души подтверждается регулярным употреблением в едином контексте существительных разумъ и слово. В этом соотношении упор делается на слово произнесенное, для чего используются лексические синонимы слово, глаголь, р'Ачь, чаще употребляющиеся во множественном числе: «Яко писанном не нскусент» если» всяко, р'Ьчи нек-Ьжьствены, рдзумт* же не тдко» (Л. 12806.). А через произнесенное слово человеческий разум связан с мудростью, с обретением сокровенной истины: для приобретения мудрости, средоточия духовных, интеллектуальных, волевых потенций, человеку наравне с верой дается разум. Особенность православного мировоззрения состоит в том, что в нем нет разлада между верой и разумом. Вера в то, что неподвластно чувственному восприятию, принимается как особо высокая ступень разума, как своеобразный подвиг разума. Разум является также неким моральным регулятором: «ве доврдго естьстко и рдзумъ,... се рд-зум злдго» (Л. 122); этические установки текста истинный разум противопоставляют другому, спротивному. Единственное, с чем связан разум в телесной организации, - это сердце: «Достоит уко к рдзул\у и концго словд прнлдгдти сердечное око» (л. 2об.) В целом отвлеченное существительное разумъ не обозначает активного действия, в контекстах слово проявляет себя и как 'способность познавать', и как 'разумение, понимание', и как 'смысл, значение' (Слря хг-хуи 21:249-251), выражая различные виды и степени познания.

Соотношение таких разных сторон познания, как умъ и разумъ, в «Диоптре» описывается не в доктринальных категориях, а на практическом, приближенном непосредственно к средневековому читателю уровне. Земная часть мироздания представлена как зеркальное отражение небесной, и человек является малой моделью мира, гармонично сочетая в себе все составляющие едино-

го Космоса, познавательная же активность выражается в осмысленном, разумном нахождении в сфере мистического.

Дальнейшее усложнение словообразовательной структуры отвлеченных существительных приводит к большей специализации их значений. Так, отглагольные существительные разумные и поразум•¿■ние напрямую соотносятся с их производящими глаголами, имеют четко выраженное значение действия или результата действия, а потому не достигают высокой степени абстракции. В тексте «Диоптры» эти слова обозначают либо сам процесс размышления 'способность мыслить, понимать', либо результаты познавательной деятельности 'мысль', 'суждение', 'представление', 'восприятие' (слря xi-xvii п-. по).

Разумение принадлежит внутреннему миру человека, его душе. И так же, как душа, разумение представляется невидимым, сокровенным: «Невидима, яко невещественна вся всегда еси, помышленье и разуменье все же, лще нмашн, скровена суть, о госпоже» (плдр: 76). Для того чтобы явити, показати, подати свои разумения, душа прибегает к помощи тела, в котором присутствует определенный инструментарий, специально для этого предназначенный и состоящий из легких, горла, гортани, языка, зубов и губ, то есть процесс разумения входит в сложную речемыслительную операцию. Разумение как продукт человеческого мышления обязательно подвержено процедуре верификации.

При рассмотрении существительных безумие, недоум intue, неразумие необходимо учитывать специфический для средневекового мышления апофа-тический способ познания, заключающийся в приписывании отрицательных характеристик абстрактно мыслимому. Славянской словообразовательной системой были выработаны специальные средства для передачи столь сложных понятий - это конфиксальное словопроизводство, толчком к формированию которого послужило калькирование греческих слов.

Таким образом, присутствие в тексте словообразовательной парадигмы древнего корня *ит-, проясняет, какими способами языковая система участвует в развертывании смысла единого синкретичного корневого ядра, каким образом слова, расширяясь за счет приставок или суффиксов, сужают свое значение и ограничивают сферу своего употребления.

Во втором параграфе внимание сосредотачивается на выражении основных результатов мыслительного процесса в языке «Диоптры», объединенных славянским корнем *mysl-: мысль - помыслъ - помышление; промыслт» -промышление; домысли», смысла.

Существительное мысль рассматривается в качестве родового ко всем именам с общим значением 'то, что имеется в уме'. В «Диоптре» прослеживается непосредственная связь между душой, умом человека и мыслью: «Не во точью художественен же и зрителн^и мысли и действа есть наша душа, вт» умн'Ьмь существ^ таковое д^лающи» (плдр: 122). Но если рождаются мысли в уме, то располагаются они в сердце. Не случайно в славянских языках сохраняются значения, связанные с духовной деятельностью: pozbyti mysli 'упасть духом' (чеш.), bye dobrej mysli 'быть в хорошем настроении', nie ро mysli 'не по душе' (пол.).

Мысль входит в общечеловеческую триаду «мысль - слово - дело», состоящую из важнейших мировоззренческих категорий. Являясь началом триады как в онтологическом аспекте (первое по времени), так и в логическом (это нечто простое, элементарное, исходный пункт познания), мысль определяется, с одной стороны, через д'&по: «Мысль же умное действо, ея же ради рдзум'Ьвдются мыслимая, яко же вы кто реклч, хитрость сущи хытръцд» (л. 127об.), с другой стороны - через слово: «...прочее и произноснол\у слову tamo н'Ьсть потрекы, но точин? внутренему, иже есть всяко помышление и мысль» (л. 114). Еще с античности главным предметом познания была сама вещь во всей ее телесности и вещественной силе, поэтому мысль связана с родовым словом вещь, соотносящееся в греческом оригинале со словом ядау(да 'дело, действие' (Дворецкий: 1362) и этимологически родственное греческому ¿под 'слово' (Фасмер I: 309-310). То есть через вещь мысль проникает в самую суть явления и раскрывает ее в слове и в действии, а также находит себе выход во внешний мир в виде рукотворного результата.

Помыслъ переводит соотношение между мыслью, словом и делом на духовно-практический уровень: «И стрдшющися Л1укы, въ отчаяние клоняся, не могу во вся исчести, рдвыне, яже в пол\ысл"Ь и слов'Ь же и Д'Ьл'Ь, ниже по виду, яко же сут, вспол\инлти могу, и [[ тд по действу пзрещп, дще всхощю» (л. 2б-2боб.), когда мысленное решение (помысл) неотделимо от практического действия (поступка), направленного на воплощение замысленного.

В модифицированной триаде «помысл - слово - дело» на первый план выходит социальный аспект. Социальную активность, д плательное любомудрие Филипп Пустынник выдвигает в качестве первого и самого важного шага на пути к спасению. Прагматическая направленность помысла ориентирует внимание на теснейший и нерасторжимый союз двух сторон человеческого существа, а именно на взаимодействие души и тела. С одной стороны, в душевной организации взаимно дополняют друг друга помысленное, которое четко соотносится со словесной частью души, и помыслъ, который непосредственным образом связан с бессловесной ее частью, то есть с яростью и желанием. С другой стороны, основная практическая задача помысла заключается в обуздании страстей (именно во множественном числе), которые объединяют в себе разные степени порока и характеризуются особой стойкостью и всеохватностью. Помысл, как и ум, обладает способностью к управлению, и его сопровождают предикаты с ярко выраженной волевой модальностью, связанные с терминологией права: помысл сматряет, назирает, рассужает, направляет, настоя-тельствует. Но в то же время помысл наделяется исключительно отрицательными характеристиками: блудный, лукавый, злобный, печальный, раслабленый, так как он сопричастен «материальной» части душевной организации.

Дальнейшее расширение словообразовательной структуры слова суффиксом -ение приводит отглагольное существительное помышление, как и в случае с существительными разум imue, поразум'Ьше, к большей специализации значения: оно передает либо непосредственно мыслительный процесс, либо результат этого процесса, но никак не отвлеченное понятие. Помышление так-

же определяется посредством прилагательных невидимое, невещественное, скрытое, неведомое и даже - бесстрастное и бестелесное, то есть имеет непосредственное отношение к внутреннему миру человека. На этом же основании устанавливается соотношение помышления с душой, умом и внутренним словом.

Помышление связано со словом и делом, но не на уровне глубинного соотношения, как мысль, и не на уровне социальных норм поведения, как по-мысл, а скорее на уровне межличностного общения и индивидуального творчества. Посредством взаимодействия помышления и произнесенного слова реализуется основная потребность человека - быть включенным в социум и культуру. Проявление душевных качеств во внешний мир основано и на взаимодействии помышления с ремеслом как творческим воплощением дела. В способности к творчеству человек становится образом и подобием Бога-демиурга, который сам в своем созидательном акте «помышление в д'Ьло изводит» (л. ювоб.).

Существительные промыслъ - промышление связаны в тексте с понятием судьбы, а в связи с этим и более глобальным вопросом целесообразности пребывания человека в общем мировом процессе. Творческий процесс Бога не знает ограничений ни со стороны естественных законов, так как ему открыто творение чуда «вышши естьствд», ни со стороны представлений о рациональности, так как он творит мир абсолютно свободно, исключительно «по Хотению своему и промыслу». Поэтому промысл всегда определяется как божий, божественный, владычный, всемудрый.

Целесообразная организация мира божественным промыслом предусматривает и естественное, обусловленное необходимостью, место человека в мироздании. Определяет гармоничную целостность человеческого бытия существительное съмыслъ, заключающее в себе то внутреннее содержание, исходная причина и конечная цель которого восходит к Богу, поэтому для существительного съмыслъ особенно важным становится оттенок рассудочного знания, возможности сознательного рассуждения и дальнейшего применения этого знания на практике <Слря х1-х\'и 25:226-228). Именно обеспечение разумного основания, четкое обозначение намерения и цели действий делает смысл помощником словесной части души, а определения здравъ и ц'клъ соотносят смысл с умом в вынесении суждений, в принятии взвешенных решений.

В целом ментальные константы в «Диоптре» формируют действие и проявление в человеке мыслительной силы. Можно отметить, что славянский переводчик выстраивает свою, свойственную именно славянскому миропониманию, систему координат ментальной сферы. Он представляет процесс рече-порождения последовательным продвижением от самого первого акта мышления, еще не оформившегося движения умд - разумения, через сосредоточение внимания на чем-то определенном и складывание общего представления о предмете размышлений в мысли, через предварительное осознание и обдумывание в помышлении и через осмысление и истолкование предмета мысли в мудровании к окончательному формулированию и утверждению внутреннего значения в по.иысле, который в конечном итоге выливается в произносное ело-

во, и каждая последующая фаза как бы «вбирает» в себя предыдущую. На уровне средневекового сознания представлено сложное взаимодействие процесса порождения смысла и процесса языкового кодирования этого смысла с учетом их когнитивного и деятельностного характера. Необходимо также отметить значимость для средневекового знания «Диоптры» как текста религиозно-философского содержания, совпадающего на идейно-мировоззренческом уровне со всем корпусом сочинений Псевдо-Дионисия Ареопагита, под влиянием неоплатонических идей которого развивалась «восточная версия христианской гносеологии».

В заключении излагаются итоги комплексного анализа отвлеченных имен существительных в славянском переводе «Диоптры». В соотношении языковых и философских категорий выражается специфика средневекового сознания как сознания полностью вербального, для которого основной единицей является словесный образ, переходящий в символ. Отталкиваясь от греческой терминологии, славянские книжники разрабатывают собственные языковые средства, тем самым постепенно преобразуют характер понятийного мышления и развивают литературный язык высокого уровня.

В приложениях представлен полный список отвлеченных существи- . тельных и субстантивов на -ое, выявленных в славянском переводе «Диоптры» (по списку Б. п. I № 43), приведено их количественное соотношение по формам числа и распределение по словообразовательным моделям, выписаны все греческие соответствия. Привлечение данных исторических словарей позволило установить отсутствие фиксации таких слов, как благопребытие, благосказа-ние, благоуслужение, блазньство, братожелание, възничащение, воскресание, двоение, деньство, добрословесие, доение, долголичие, земоЫлание, злогласие, иждие, истончевание, клетва, ковь, круглоличие, кр'кпоство, неблагоутробие, незум'кние, несравнение, несытоство, неумучение, нехытроство, низл'кгание, оглядание, отицание, плытость, померзновение, попечевание, почернение, пре-пловение, препокоение, преращение, приослушание, приснодвижение, раженъ-ство, рассочтание, рыбарие, священославие, сестрие, силование, сострастие, сп 'кшьство, средоскдина, ср "Ьпание, странничьство, сухоличие, счинение, та-тъе, уготовление, уклонение, умнение, упокоение, услажение, утоление, утеснение, царье, чревообьядение, чтилище, чуждение.

Основные положения работы отражены в следующих публикациях:

1. Выражение результатов мыслительного процесса в языке «Диоптры» // Известия Российского государственного педагогического университета им. А. И. Герцена: научный журнал. Серия «Общественные и гуманитарные науки» - СПб.: Изд-во РГПУ им. А. И. Герцена, 2008. - № 12 (85). - С. 242-251 (Журнал, рекомендованный ВАК России для публикаций основных результатов диссертационных исследований).

Стилистические ресурсы словообразования в памятниках деловой письменности ХУ-ХУ1 вв. // «Юрьевские чтения»: материалы междисциплинарной конференции молодых филологов. Вып. 1: В рамках программы «Человек. Природа. Общество. Актуальные проблемы». - СПб.: Изд-во СПбГУ, 1999. - С. 202-207.

Выражение «разумения» в древнерусском тексте // Материалы XXXI Всероссийской научно-методической конференции преподавателей и аспирантов. Вып. 3: История русского языка. Русская диалектология. Язык и ментальность. Ч. 2. - СПб.: Изд-во СПбГУ, 2002. - С. 6-9.

Особенности употребления форм множественного числа отвлеченных существительных (по материалам «Диоптры» Филиппа Пустынника) // Молодежь в науке - 2007: прил. к журн. «Вссш Нацыянальнай акадзмн навук БеларусЬ>. В 4 ч. Ч. 2. Серия гуманитарных наук / редкол.: П. Г. Никитенко (гл. ред.), В. В. Гниломедов [и др.]. - Минск: Белорусская наука, 2008. - С. 405-409.

Подписано в печать 21.04.2009 г. Формат 60x84 1/16. Бумага офсетная. Печать офсетная. Усл. печ. л. 1,0. Тираж 100 экз. Заказ № 1174.

Отпечатано в ООО «Издательство "JIEMA"»

199004, Россия, Санкт-Петербург, В.О., Средний пр., д.24, тел./факс: 323-67-74 e-mail: izd_lema@mail.ru http://www.lemaprint.ru

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Селиванова, Ольга Владиславовна

Введение

Глава I. Отвлеченные имена существительные - вербальная эксплика- 12 ция абстрагирования

§ 1. «Диоптра» Филиппа Пустынника - памятник средневековой 12 мысли: история и проблемы исследования

§ 2. Мыслительно-логическая категория абстракции и ее лингвис ( ' тическии статус

§ 3. Категориальное значение предметности и отношение к нему 52 отвлеченных имен существительных

Глава II. Способы языкового выражения категории отвлеченности

§ 1. Словообразование отвлеченных имен существительных в ела- 75 вянском переводе «Диоптры»

§ 2. Характеристика форм множественного числа отвлеченных имен существительных в языке «Диоптры»

§ 3. Некоторые синтагматические особенности отвлеченных имен 127 существительных в средневековом тексте

Глава III. Лексико-семантическая группа 'познавательная деятель- 150 ностъ человека' и специфика ее употребления в «Диоптре»

§ 1. Слова с корнем в языке «Диоптры»

§ 2. Слова с корнем *mysl- в языке «Диоптры»

Введение диссертации2009 год, автореферат по филологии, Селиванова, Ольга Владиславовна

Отвлеченные (абстрактные, признаковые, отпредикатные) имена существительные составляют в языке особый разряд слов, образованный на стыке двух объективно и универсально противопоставленных категорий -субстанции и признака. Посредством отвлеченных имен процессуальные и непроцессуальные признаки (действия, состояния, свойства, качества), а также факты, события, явления предстают в языковом выражении в виде отдельных, независимых предметов. Выражение действия или качества как самостоятельной субстанции в форме имени существительного становится идеальным средством представления признака без соотнесения его с носителем, без степени его проявления, без намека на активность или неактивность, без характеристики протекания действия, а также позволяет четко отграничить данный признак от других, связанных с ним понятий.

Исследователи сравнительно-исторической грамматики индоевропейских языков отмечают архаичность таких имен, восходящих к эпохе древних нерасчлененных корней, когда каждый корень мог быть словом как именного, так и глагольного значения, когда конкретность и отвлеченность сосуществовали в пределах одного слова [Вандриес 1937; Мейе 1938]. Наличие в любом языке класса отвлеченных имен существительных является показателем определенного уровня развития мышления и до известной степени разработанности его категориального аппарата.

Исходным пунктом всех рассуждений о природе абстрактных имен служит замечание А. А. Потебни об увеличении противоположности имени и глагола и нарастающей разнице между существительным и прилагательным, что в ходе развития славянских языков привело к изменению значения и круга деятельности существительного, а в связи с этим к увеличению связности (гипотактичности) речи [Потебня 1968: 5]. Специфика отвлеченных имен проявляется на всех уровнях языковой системы, так как «являясь средством опредмечивания разнообразных понятий и представлений, имя существительное находится в сложном взаимодействии со всеми другими классами слов» [Виноградов 1986: 50].

Отвлеченные имена существительные являются достаточно изученным разрядом слов. В первую очередь большое внимание обращается на словообразовательную структуру производных образований, поскольку «ярче всего категория отвлеченности отражается в словообразовательных элементах языка» [Виноградов 1986: 143]. На уровне деривационных связей в наибольшей степени заметно взаимодействие признаковых и именных категорий. Значения отвлеченного действия и качества являются до настоящего времени одними из самых регулярных и продуктивных в словообразовательной системе русского языка [РГ-80 I: 157-166, 177-183 и др.]. Подлинный интерес у ученых вызывает история отдельных словообразовательных типов, происхождению и продуктивности которых посвящены многочисленные статьи Ю. С. Азарх, Т. Г. Винокур, И. В. Гореловой, Н. П. Романовой, Л. Г. Свердлова, Н. Т. Шелиховой, Н. М. Шанского и др. Уделяется также внимание семантической и стилистической специфике отвлеченных имен в текстах разных жанров, например, в работах И. В. Ерофеевой, Г. А. Пастушенкова, Ф. А. Хайдарова. Необходимо отметить исследования обобщающего характера, в которых излагаются теоретические проблемы русской исторической дериватологии. В монографиях Ю. С. Азарх, Ж. Ж. Варбот, В. И. Дегтярева, В. М. Маркова, Г. А. Николаева, В. Н. Хохлачевой обнаруживаются направляющие тенденции и закономерности развития русского словообразования, сопоставляются механизмы словообразования и формообразования, осмысляются и обобщаются историко-словообразовательные идеи, положенные в основу методов изучения словообразовательной системы в целом и определения в ней места отвлеченных имен, в частности.

С 70-х гг. XX в. в связи с развитием идей семантического синтаксиса на первый план выходят проблемы пропозитивной номинации (например, в работах Н. Д. Арутюновой). Отвлеченные существительные выявляют суть пропозитивной номинации, так как способны превращать полную актуализированную предикативную конструкцию в именное словосочетание и ставить его в зависимость от предиката более высокого уровня, тем самым раскладывая смысловую глубину предложения на несколько уровней и способствуя более емкой коммуникации. Функционирование отпредикатных имен в структуре предложения рассматривается в работах П. Адамеца, В. П. Казакова, М. А. Кормилицыной, Е. В. Падучевой и др., в которых исследуются отношения отвлеченного имени с основным предикатом и участие номинали-зованных конструкций в осложнении семантической перспективы высказывания.

Механизмы преобразования мыслительного содержания в языковые формы уже давно привлекают внимание ученых. Любое выражение мысли с помощью языка основывается на взаимодействии логических, психологических и лингвистических категорий. Абстрагирование как универсальное свойство человеческого мышления, а также особые виды абстракций подробно рассматриваются в рамках философии, психологии, физиологии высшей нервной деятельности, антропологии, например, в работах И. М. Сеченова, Д. П. Горского, Н. И. Жинкина, А. Р. Лурии, Ф. Кликса. Соотношению понятийных категорий с их грамматическими эквивалентами посвящены такие, уже ставшие классическими, труды О. Есперсена, И. И. Мещанинова, А. В. Бондарко. Повышенный интерес к понятийным основам языковых построений влечет за собой и разрешение вопроса о месте отвлеченных существительных в парадигме философии языка. Так, Д. И. Руденко объясняет специфику отвлеченных существительных через определение их гносеологического статуса.

В последнее время в диапазон лингвистических исследований обязательно попадают вопросы соотношения языка и культуры, языка и общества, языка и ментальности. В связи с этим расширяются и представления о самом языке, который начинает пониматься более широко - как духовная энергия, когнитивная активность человека. Прежде всего необходимо отметить исследования В. В. Колесова по изучению процессов становления системы русского литературного языка и организующей роли в них устойчивых формул, по выявлению особенностей духовного, социального и индивидуального мира человека, находящих отражение в формах древнерусского слова, а также по философскому осмыслению механизмов преобразования средневековых символов через традиционный славянский словесный образ в понятия современной культуры. В целой серии публикаций «Логического анализа языка» с разных точек зрения на самом обширном материале активно проводится концептуальный анализ языка в его отношении к мышлению, знанию, социальному поведению, психологическим реакциям, этическим принципам, эстетическому восприятию мира. Применение логического подхода к изучению языка в тесном контакте с философией, психологией, социологией позволяет проблемной группе (Н. Д. Арутюнова, Ю. Д. Апресян, В. Г. Гак, В. Н. Телия, А. Д. Шмелев и др.) на уровне минимальных контекстов проводить воссоздание общечеловеческих и национально обусловленных понятий, таких, как долг, зло, истина, красота, порядок, свобода, судьба и т. д.

Таким образом, в отвлеченных именах, в которых значение признака передается в форме грамматического предмета, находят отражение основополагающие мировоззренческие и философские установки. При современном глубинном изучении языка в широком теоретико-методологическом контексте, объединяющем в себе все аспекты бытийного, мыслительного и языкового содержания, отвлеченные имена существительные рассматриваются в качестве сложного узла лингвофилософских проблем.

Актуальным представляется изучение отвлеченных имен существительных в средневековом тексте, поскольку оно позволяет проследить, каким образом проявляет себя в языке мыслительно-логическая категория абстракции, какие семантические механизмы действуют при освоении привычного славянского образа в условиях символического раздвоения культуры, как уравновешиваются денотативная и сигнификативная стороны содержательного плана значения при взаимодействии конкретного и абстрактного в пределах одного слова. И особенно важно это для тех периодов истории языка, когда культурная парадигма целой эпохи концентрируется на человеке и его духовных потребностях.

XIV в. полностью антропоцентрицен. Предвозрожденческие черты во всех слоях культуры периода второго южнославянского влияния отмечаются в исследованиях А. И. Соболевского, Д. С. Лихачева, Г. М. Прохорова, И. Экономцева. Определяющей вехой для философской мысли того времени является появление славянского перевода корпуса сочинений Псевдо-Дионисия Ареопагита, мистическое богословие которого заложило основы дальнейшей русской гносеологии. Именно в этот период появляется на Руси «Диоптра» Филиппа Пустынника, в которой через диалог Души и Плоти на доступном уровне решаются сложные мировоззренческие проблемы. Посредством многочисленных переводов, служащих проводниками более развитой византийской культуры, к славянам проникают новые формы познания и новые обозначения. Сами тексты воспринимаются как образец высокого стиля, а славянские книжники вырабатывают своеобразные приемы для освоения огромного массива отвлеченно-обобщающих понятий и знаний: путем прямых заимствований, транспозиции, калькирования, ментализации (Е. М. Верещагин) постепенно формируется славянский литературный язык.

Особая роль в разработке содержательных знаков-символов христианской культуры принадлежит отвлеченным именам существительным, которые составляют объект настоящего исследования. В их гибридной природе и особом отношении к денотату отражаются гносеологические проблемы, которые со времен античности до зрелого средневековья сосредоточены на взаимоотношениях между вещью, мыслью и словом. Архаичный синкретизм, когда «в каждом фрагменте содержания уже как бы дано в свернутом виде все целое» [Аверинцев 1972: 26], разворачивается путем метонимических переносов и постепенным усложнением словообразовательной структуры слова от самого простого, конкретного, еще связанного с предметом, ко все более отвлеченным, все менее связанным с исходным значением, смыслам. И особую значимость эти процессы приобретают в рубежные периоды развития языка, когда происходит определенный перелом в сознании, и развитие степеней отвлеченности стремится к достижению предельно абстрактного уровня. Одним из таких рубежных периодов для русского языка был период второго южнославянского влияния. Специфика функционирования отвлеченных имен в средневековом тексте составляет предмет исследования.

Цель диссертационного исследования - комплексный анализ отвлеченной лексики славянского перевода «Диоптры», включающий рассмотрение словообразовательной структуры отвлеченных имен и определение их семантической, функциональной, стилистической нагрузки в тексте и в истории языка. Для достижения поставленной цели решаются следующие задачи:

• выявить количество и состав отвлеченной лексики памятника;

• определить признаки мыслительно-логической категории абстракции и обозначить основные языковые средства ее выражения;

• установить отношение отвлеченных имен к категории «предмет» и к категориальному значению предметности;

• охарактеризовать словообразовательную специфику выявленной лексики, заключающуюся в комплексе вопросов:

• набор словообразовательных типов и моделей, участвующих в производстве отвлеченных имен;

• качественный состав производящих основ;

• соотношение в производных именах категории отвлеченности / конкретности;

• рассмотреть отношение отвлеченных имен существительных к грамматической категории числа;

• описать специфику проявления в отвлеченных существительных предикатных и именных свойств на синтагматическом уровне;

• на примере рядов однокоренных слов, образующих гнездо ключевых понятий средневековой сферы мышления, проследить действие механизмов абстрагирования как на языковом, так и на гносеологическом уровнях.

Материалом для исследования служит произведение греческого монаха Филиппа Монотропа (или Пустынника) «Диоптра», написанное в 10951097 гг. В славянском переводе, который был осуществлен приблизительно в третьей четверти XIV в., «Диоптра» дошла во множестве списков, в большинстве своем русских. Австрийский исследователь X. Миклас, занимающийся текстологией и изучением бытования списков памятника, говорит о более чем 50 греческих и 220 славянских экземплярах [Миклас 2008: 29-51]. К XIV в. относят пять славянских рукописей, из них древнейший русский список датируется 1388 г. и сейчас находится в Чудовском собрании ГИМ, № 15 [Горский 1859: 459; Соболевский 1903: 22; Яцимирский 1916: 68-69; Прохоров 1987: 61-62]. В настоящей работе исследуется пергаменный полууставный список конца XIV или начала XV в., принадлежавший некогда Ки-рилло-Белозерскому монастырю, из рукописного собрания Российской национальной библиотеки под шифром F. п. I № 43 [Калайдович 1825: 3; Гран-стрем 1953: 73], а таюке более поздние рукописи XV в. под шифрами К-Б 20/1097, К-Б 14/1091, Погод. 1069, однако текстологического анализа не проводится. Частично текст «Диоптры» был опубликован в «Памятниках литературы Древней Руси: конец XV - первая половина XVI в.» (М., 1984) и в монографии Г. М. Прохорова «Памятники переводной русской литературы XIV-XV вв.» (JL, 1987), полностью - в книге «"Диоптра" Филиппа Монотропа: антропологическая энциклопедия православного средневековья» (М., 2008). Греческий текст «Диоптры» был издан врачом Спиридоном Лаврио-том по одной афонской рукописи «'Н Дьоптра» ('Ev AGrjvatc;, 1920). Существуют некоторые отличия в расположении «слов» между славянским и греческим текстом: так называемый Плач в славянской рукописи расположен в самом начале «Диоптры» и является, соответственно, первым словом, в греческом же издании Плач вынесен в конец произведения и обозначен в качестве пятого слова.

Для типологического сравнения и обозначения наиболее важных моментов развития русской словообразовательной системы в качестве дополнительных источников берутся «Грамоты Великого Новгорода и Пскова» (М., 1949) и «Акты социально-экономической истории Северо-Восточной Руси конца XIV - начала XVI в.» (М., 1952-1954), в которых собраны грамоты, письма и другие деловые документы, фиксирующие народно-разговорную традицию.

Методы исследования. Сложность и многоаспектность объекта исследования диктует использование комплексной методики, в основе которой лежат сравнительно-исторический и описательный методы языкознания. Для составления целостной картины употребления отвлеченных имен в тексте «Диоптры» применяются приемы сплошной выборки и количественных подсчетов. Учитывается также опыт концептуального и логического анализа языка, особенно при проведении семантических и этимологических реконструкций. Необходимость наблюдений над синтагматическими особенностями отвлеченных существительных предполагает применение элементов трансформационного метода, но не в строгой его форме, а в гипотетической (принимая во внимание специфику текста). В случае сопоставления рядов одно-коренных слов, служащих обозначением сферы знания и интеллекта, используется метод герменевтического анализа, что позволяет частично преодолеть значительное временное расстояние между созданием и переводом текста и его исследованием. В каждом конкретном случае учитывается средневековое восприятие слов, отличное от современного. Для более точного определения значений слов приводятся греческие параллели.

Научная новизна работы состоит в том, что впервые комплексному лингвистическому анализу подвергается славянский перевод «Диоптры» Филиппа Пустынника. История отвлеченных имен не может быть полной без привлечения к исследованию церковнославянских текстов, поскольку высокий стиль определяет, с одной стороны, насыщенность языка памятников отвлеченными именами существительными, с другой - их весомую стилистическую нагрузку. Современные комплексные методики позволяют рассмотреть отвлеченные имена с точки зрения взаимосвязи в их природе различных и аспектов семантического и грамматического, что в свою очередь отражается на синтаксической и стилистической функции имен в тексте.

Теоретическая и практическая значимость заключается в возможности включить результаты исследования в лингвистическую и философскую традицию, связывающую историю языка с историей человеческой мысли, с историей культуры, науки, философии. Результаты исследования могут быть использованы в курсах по исторической грамматике, исторической лексикологии, спецкурсах по философии русского слова, герменевтическому анализу текста. Практическим целям служит также уточнение некоторых данных исторических словарей.

Апробация работы. Основные положения и результаты исследования были представлены на XXXI Всероссийской научно-методической конференции преподавателей и аспирантов в Санкт-Петербурге в марте 2002 г., на Международной научной конференции молодых ученых «Молодежь в науке - 2007» в Минске в октябре 2007 г., на XXXVIII Международной филологической конференции в Санкт-Петербурге в марте 2009 г. и на аспирантских семинарах по исторической грамматике под руководством профессора О. А. Черепановой (2000-2003 гг.).

Структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, списка используемой литературы и приложений.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Отвлеченные имена существительные в славянском переводе "Диоптры" Филиппа Пустынника"

Выводы по главе:

1) Ментальные константы, репрезентирующие в «Диоптре» лексико-семантическую группу ''познавательная деятельность человека', тесно связаны друг с другом, воссоздавая в словах целостное пространство духовно-интеллектуальной деятельности человека. С одной стороны, это объясняется тем, что они соответствуют определенному кругу греческих слов с богатой палитрой семантических оттенков. С другой стороны, ко времени перевода «Диоптры» и появления ее на Руси (конец XIV в.), в славянском языке сложилась своя, достаточно стройная система терминов, обслуживающих представления о ментальной сфере, что способствует более глубокому проникновению в суть гносеологической проблематики.

2) «Диоптра» вполне доступно и всесторонне для своего времени отвечает на вопрос, как через единение ума, чувства и воли проявляет себя человеческая душа и что при этом происходит в актах познания. Вера как обязательное условие всех средневековых гносеологических построений приводит разум в подчинение сердцу и усиливает индивидуально-волевую сферу мысли социальным и национальным содержанием. Гносеологический аспект «вера и разум» не существует в отрыве от прагматического аспекта «вера и дело», поскольку, согласно «Диоптре», только при исполнении общественно значимого дела можно достичь разума, а вслед за ним и мудрости.

3) Развертывание смысла единого синкретичного корневого ядра (*ига-, *mysl-) отражается в словообразовательной системе языка. При необходимости зафиксировать сдвиги в значении словообразовательная система использует определенные аффиксы, чтобы закрепить семантические различия с исходной синкретой.

4) Сеть ментальных констант «Диоптры» не только охватывает пространство интеллектуальной деятельности человека, но и пересекается в части своих значений с такими ключевыми понятиями, как «душа», «дело», «глаза», «имя», «сердце», «слово», и отражает наряду с гносеологической сферой этические, эстетические, моральные воззрения средневековья.

5) В соотношении философских и языковых категорий выражается специфика средневекового сознания как сознания полностью вербального, для которого основной единицей является словесный образ. На протяжении всего средневековья язык выступает «практической гносеологией» [Колесов 1991: 212], когда, отталкиваясь от греческой терминологии, славянские книжники разрабатывают собственные языковые средства, тем самым постепенно преобразуют характер понятийного мышления и развивают литературный язык высокого уровня.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Привлечение к лингвистическому анализу славянского перевода «Диоптры», текста конца XIV в., еще не утратившего общеславянской принадлежности, позволило проследить действие своеобразных механизмов абстрагирования, выработанных и отточенных за несколько веков существования славянской письменности для освоения крайне отвлеченных представлений христианской культуры. Сама форма основной части «Диоптры», представленная в виде диалога Души и Плоти, постулирует раздвоение всего мироздания на нечто конкретное и нечто идеальное. Неслучайно ведущая роль в разрешении сложных мировоззренческих проблем отдана Плоти как более понятному, вещному, осязаемому. Раздвоенность изначально задана самим способом постижения христианских символов, когда абстрактная идея передается славянским словом, которое одновременно сохраняет известное значение и фиксирует определенный семантический сдвиг.

Понятийную основу отвлеченных имен существительных составляет мыслительно-логическая категория абстракции, оперирующая предметом и его признаками. На уровне языка формируется особая категория отвлеченности, структурная самостоятельность которой определяется лексико-грамматическими и функциональными признаками составляющих ее элементов. Основными диагностическими параметрами категории отвлеченности являются: 1) наличие определенных словообразовательных моделей, по которым глагольные и адъективные основы переходят в класс имен существительных; 2) отсутствие грамматической корреляции в формах числа, свидетельствующее о несчитаемости выражаемых понятий; 3) отношения трансформируемое™ на основе структуры предложения между отвлеченными существительными и производящими глаголами и прилагательными, обусловливающие способность формировать номинализованные конструкции.

Пограничная природа отвлеченных имен существительных, возникших на пересечении грамматического выражения субстанции и признака, диктует специфическое отношение этих имен к общекатегориальному значению предметности. С одной стороны, сохранение в именах признаковых свойств производящей части речи не является тем фактором, который определяет частеречный статус отвлеченных имен в грамматическом строе языка, поэтому признаки получают право на реализацию только через именные характеристики. С другой стороны, составляя опредмеченные наименования действий, качеств, состояний, отвлеченные имена всего лишь подчиняются общему категориальному значению предметности и остаются все лее обозначением признаков. В целом особенности отвлеченных имен влияют на содержательную сторону значения, поскольку отвлеченные имена формируют денотат по модели «гносеологического» предмета.

Благодаря своей вторичной по отношению к подлинным предикатам природе отвлеченные имена отражают теснейшую связь и взаимодействие трех основных способов словопроизводства: морфемного (наличие материально выраженных показателей производности), семантического (возможность включения слова в иной лексический ряд) и синтаксического (приобретение новой синтаксической функции при сохранении лексического значения).

Суффиксы отвлеченности, праславянские по происхождению, получают наибольшую продуктивность в письменной речи вместе с развитием книжности. В «Диоптре» отвлеченные существительные составляют значительный арсенал языковых средств, которыми свободно пользуется славянский переводчик, чтобы полностью сохранить семантические тонкости оригинала.

По характеру производящей основы (глагольной или адъективной) и по словообразовательному значению, которое отвлеченные имена приобретают в акте словопроизводства, все nomina absracta подразделяются на отглагольные имена, со значением- отвлеченного действия и на отадъективные имена со значением отвлеченного качества. Для каждой из групп выделяется по одному ведущему словообразовательному форманту, который четко ориентирован на передачу основного словообразовательного значения и отвечает ведущим тенденциям развития языка, оставаясь постоянно продуктивным (таковы суффиксы -ние для имен действий и -ость для имен качеств). Функциональность словообразовательной системы в сфере отвлеченных имен поддерживается со стороны менее продуктивных или непродуктивных словообразовательных типов, которые расставляют акценты и определяют приоритеты в ходе развития глагольно-именных и субстантивно-адъективных отношений, занимая определенные участки семантической периферии. Также продуктивность словообразовательных типов отвлеченного действия и качества определяет жизнеспособность того или иного парадигматического класса существительных в русском языке [Азарх 1984]. Так, категория существительных среднего рода сохраняется в языке во многом благодаря непрерывному росту образований на -ние, а парадигматический класс женского рода с окончанием на мягкий согласный - благодаря постепенному расширению словопроизводной базы имен существительных на -ость.

Необходимо отметить, что «словообразование является одним из важнейших языковых факторов стилистической организации текста» [Николаев 1987: 111]. Для языка «Диоптры», содержание которой достигает высокого уровня обобщения и отвлечение, большую жанрово-стилистическую нагрузку несет соотношение в тексте стилистически маркированных (~(е)ние, -тие, -ость, -ство, -ствие) и стилистически нейтральных (0, -ъба) словообразовательных элементов. Так, соотношение образований с суффиксами -ние и 0 в «Диоптре» строится как 472 : 124, ср.: в АСВР - 102 : 234, в Путятиной Минее - 194 : 22, в Остромировом евангелии - 83 : 35 [последние данные по: Николаев 1987: 113]. Использование определенного набора словообразовательных формантов, обслуживающих сферу отвлеченных имен, характеризует «Диоптру» как образец высокого церковнославянского языка, но в то же время это не только не противоречит, но и поддерживает «понимание древнерусского литературно-письменного языка. как единой и целостной, хотя и сложной языковой системы» [Мещерский 1981: 43].

История взаимодействия отвлеченных имен с морфологической категорией числа предоставляет возможность проследить действие внутренних языковых механизмов, управляющих фундаментальными процессами развития лексико-грамматической системы языка. Помимо выражения объективной количественное™ число всегда использовалось как способ представления определенного понятия, а в ходе истории постепенно номинативная функция закрепляется за формой того или иного числа (чаще единственного). Отвлеченные существительные, воспринимавшиеся изначально более конкретно и имевшие полные числовые парадигмы, по мере все большего отвлечения признака от его носителя становятся чужды идее счета, и для именования идеального объекта избирается форма единственного числа. Данные «Диоптры» отражают архаичное состояние, допускающее функционирование в тексте коррелятивных форм обоих чисел отвлеченных имен. Однако зависимость образования формы множественного числа от того или иного типа значения и словообразовательного суффикса говорит о начале упорядочения семантических различий в формах чисел с опорой на предметно-логическое содержание. И соответственно в сфере выражения отвлеченных понятий формы числа начинают выполнять не только формальные, но и лексико-семантические, стилистические и словообразовательные функции.

Возможность изменения по числам у отвлеченных имен во многом обусловлена взаимоотношением в производных именах категорий отвлеченности и конкретности. Здесь следует различать исконную конкретность, связанную с определенным уровнем абстрагирования и характеризующуюся изначальным семантическим синкретизмом понятийного содержания слова, и вторичную конкретизацию, сопровождающуюся значительным сдвигом в значении слова. Причем для отвлеченных имен метонимические переносы достаточно предсказуемы: имена действия и качества начинают обозначать результат, объект, инструмент действия, носителя качества и под.

Один из главных отличительных признаков отвлеченных имен существительных состоит в том, что в реальности они соотносятся с целостным событием (для архаичных этапов - с ритуалом). При субстантивации признаков происходит трансформация атрибутивных или предикативных конструкций в номинализованные структуры с отвлеченным именем в качестве главного компонента словосочетания. Уже для языка «Диоптры» можно отметить способность отвлеченных имен к сворачиванию целой, актуализированной пропозиции и их участие в осложнении семантической перспективы высказывания. В сочетании с определенными предлогами событийные имена, являясь полными номинализациями, расширяют выразительные возможности при передаче таксисных отношений, а таюке различных логических причинно-следственных и квалифицирующих отношений. Все это обеспечивает более емкую коммуникацию и служит своеобразным средством абстрагирования мысли от конкретного факта и достижения большей отвлеченности повествования.

Подробный анализ рядов однокоренных слов, образующих гнездо ключевых понятий средневековой сферы мышления позволил проследить, каким образом снимается исконный семантический синкретизм славянского имени-символа и происходит переход к однозначному знаку в понятии. Развертывание смысла единого синкретичного корневого ядра как в случае с корнем Чип- (умъ - рлзумъ - разумение - порлзумение; Безумие, недоумение, неразумие и остроумие), так и в случае с корнем *mysl- (мысль -помыслъ - помышление, промыслъ - промышление, домыслъ, смысла) во многом отражается в словообразовательной системе языка. Как только возникает необходимость зафиксировать сдвиги в значении, словообразовательная система использует определенные аффиксы, чтобы закрепить семантические различия с исходной синкретой. Приставки характеризуют скорее возможности преобразования в соответствующей глагольной основе, причем именно в глагольных формах вырабатывается новое понятие, которое потом закрепляется в имени. Суффиксы же участвуют в расширении именной структуры, специализируя понятие и ограничивая сферу его употребления. Для передачи более сложных обозначений, связанных с освоением новых форм познания, словообразовательная система вырабатывает особые словообразовательные средства, например, конфиксы или словосложения. Таким образом, интеллектуальная деятельность развивается «последовательным и постепенным перенесением внимания с одной стороны понятия на другую» [Колесов 1983: 39], а само понятие выверяется с помощью лексических и грамматических средств, которые в данное время действуют в системе самого языка.

Сеть ментальных констант не только охватывает пространство интеллектуальной деятельности, но и выстраивает в словах целостный образ жизни человека, пересекаясь в части своих значений с такими ключевыми понятиями, как «сердце», «душа», «слово», и отражая наряду с гносеологической сферой различные этические, эстетические, моральные воззрения. Тем самым в «Диоптре» постоянно подчеркивается единство соматической и душевной сторон организации человека, на гармонизацию отношений которых направлено содержание всего трактата. В целом «Диоптра» - крайне философичный текст, связанный по своим идеологическим установкам с Ареопагитиками, -сыграла значительную роль в распространении антропологических представлений и учила за эмпирической реальностью видеть божественную, за материальной оболочкой - духовную ценность.

Список научной литературыСеливанова, Ольга Владиславовна, диссертация по теме "Русский язык"

1. Аверинцев С. С. К уяснению смысла надписи над конхой центральной аспиды Софии Киевской / С. С. Аверинцев // Древнерусское искусство: художественная культура домонгольской Руси. М., 1972. - С. 25-49.

2. Адамец П. О семантико-синтаксических функциях девербативных и де-адъективных существительных / П. Адамец // Научные доклады высшей школы,(НДВШ). Филологические науки. 1974. - № 4. - С. 40-46.

3. Азарх Ю. С. Из истории именного словообразования: (существительные женского рода на -лъ) / Ю. С. Азарх,// Лексикология и словообразование древнерусского языка. -М., 1966. С. 238-254.

4. Азарх Ю. С. Из истории именного словообразования: (существительные на -ынъ женского рода в русском языке) / Ю. С. Азарх // Исследования по словообразованию и лексикологии древнерусского языка. М., 1969. -С. 57-71.

5. Азарх Ю. С. Из истории именного словообразования: (слова женского рода на -нь) / Ю. С. Азарх // Вопросы словообразования и лексикологии древнерусского языка. М., 1974. - С. 3-22.

6. Азарх Ю. С. Слова типа грохот, лепет в русском языке / Ю. С. Азарх // Древнерусский язык: лексикология и словообразование. М., 1975. -С. 260-277.

7. Азарх Ю. С. Словообразование и формообразование существительных в истории русского языка / Ю. С. Азарх. М., 1984. - 248 с.

8. Андрианова И. В. Имена с основами на *j(a) (генетически образованные суффиксом -*/) в языке древнерусских памятников XI-XIV вв. /

9. И. В. Андрианова // Древнерусский язык: лексикология и словообразование. -М., 1975. С. 208-216.

10. Андрианова И. В. Словообразовательные синонимы к существительным с основой на -*j(a) в древнерусском языке / И. В. Андрианова // Древнерусский язык: лексикология и словообразование. М., 1975. - С. 242259.

11. Аристотель. О душе / Аристотель. Перевод и примечания П. С. Попова. -М., 1937.-179 с.

12. Арутюнова Н. Д. О номинативном аспекте предложения / Н. Д. Арутюнова // Вопросы языкознания. 1971. - № 6. - С. 63-73.

13. Арутюнова Н. Д. Предложение и его смысл: (логико-семантические проблемы) / Н. Д. Арутюнова. М., 1976. - 383 с.

14. Арутюнова Н. Д. Типы языковых значений: оценка, событие, факт / Н. Д. Арутюнова. М., 1988. - 338 с.

15. Арутюнова Н. Д. Истина: фон и коннотации / Н. Д. Арутюнова // Логический анализ языка: культурные концепты. -М., 1991. С. 21-30.

16. Балли Ш. Общая лингвистика и вопросы французского языка / Ш. Балли. -М., 1955.-416 с.

17. БальцежакЕ. Е. О языке церковно-деловых текстов древнерусской письменности / Е. Е. Бальцежак, Г. А. Николаев // Словообразование. Стилистика. Текст: (номинативные средства в текстах разных функциональных стилей). Казань, 1990. - С. 155-163.

18. Баранкова Г. С. Античная философия, мифология, научные знания в древнеславянских переводных памятниках и выработка научной терминологии / Г. С. Баранкова // Философские и богословские идеи в памятниках древнерусской мысли. М., 2000. - С. 22-48.

19. Батюшков Ф. Д. Спор души с телом в памятниках средневековой литературы: (опыт историко-сравнительного исследования) / Ф. Д. Батюшков. -СПб., 1891.-С. 84-93.

20. Батюшков Ф. Д. Сказание о споре души с телом в средневековой литературе /Ф. Д. Батюшков // Журнал Министерства народного просвещения. 1891. № 2.-С. 326-342.

21. Бачманов В. С. К изучению философской мысли Древней Руси XI-XV вв. / В. С. Бачманов, А. М. Плотников // Вестник Ленинградского государственного университета. № 5. Серия экономики, философии и права. 1956. - Вып. 1. - С. 67-73.

22. Бодуэн де Куртенэ И. А. Количественность в языковом мышлении / И. А. Бодеэн де Куртенэ // Бодуэн де Куртенэ И. А. Избранные труды по общему языкознанию. -М., 1963. Т. 2. - С. 311-324.

23. Бондарко А. В. Грамматическая категория и контекст / А. В. Бондарко. -Л., 1971.-116 с.

24. Бондарко А. В. Теория морфологических категорий / А. В. Бондарко. -М., 1976.-255 с.

25. Бондарь С. В. Философско-мировоззренческое содержание «Изборников» 1073-1076 гг. / С. В. Бондарь. Киев, 1990. - 149 с.

26. Булатова Л. Н. Отглагольные существительные на -нъе, -тъе в русских говорах / Л. Н. Булатова // Труды института языкознания АН СССР. -М., 1957.-Т. VII.-С. 291-366.

27. Булгаков С. Н. Свет невечерний: созерцания и умозрения / С. Н. Булгаков.-М., 1994.-415 с.

28. Буслаев Ф. И. Историческая грамматика русского языка / Ф. И. Буслаев. -М., 1959.-624 с.

29. Вайан А. Руководство по старославянскому языку / А. Вайан. М., 1952. -446 с.

30. Вандриес Ж. Язык: лингвистическое введение в историю / Ж. Вандриес. -М., 1937. -410 с.

31. ВарботЖ. Ж. Древнерусское именное словообразование / Ж. Ж. Варбот. -М., 1969.-230 с.

32. Верещагин Е. М. Из истории возникновения первого литературного языка славян: переводческая техника Кирилла и Мефодия / Е. М. Верещагин. -М., 1971.-255 с.

33. Верещагин Е. М. У истоков славянской философской терминологии: ментализация как прием терминотворчества / Е. М. Верещагин // Вопросы языкознания. 1982. - № 6. - С. 105-114.

34. Верещагин Е. М. «Въ мал^х*1» словесехъ великъ рдзоумъ.»: Кирил-ло-Мефодиевские истоки русской философской терминологии* / Е. М. Верещагин // Традиции древнейшей славянской письменности и языковая культура восточных славян. М., 1991. - С. 9-35.

35. Веселитский В. В. Отвлеченная лексика в русском литературном языке XVIII начала XIX века / В. В. Веселитский. - М., 1972. - 319 с.

36. Виноградов В. В. К истории лексики русского литературного языка /

37. B. В. Виноградов // Русская речь: новая серия. Вып. I. - JL, 1927.1. C. 90-118.

38. Виноградов В. В Вопросы современного русского словообразования / В. В. Виноградов // Виноградов В. В. Избранные труды: исследования по русской грамматике. — М., 1975. С. 155-165.

39. Виноградов В. В. Словообразование в его отношении к грамматике и лексикологии: (на материале русского и родственных языков) / В. В. Виноградов // Виноградов В. В. Избранные труды: исследования по русской грамматике. М., 1975. - С. 166-220.

40. Виноградов В. В. Избранные труды: история русского литературного языка / В. В: Виноградов. М., 1978. - 320 с.

41. Виноградов В. В. Русский язык: (грамматическое учение о слове) / В. В. Виноградов. М., 1986. - 640 с.

42. Виноградова В. Н. Стилистические средства словообразования / В. Н. Виноградова // Стилистические исследования: (на материале современного русского языка). М., 1972. - С. 175-244.

43. Винокур Г. О. Глагол или имя?: (опыт стилистической интерпретации) / Г. О. Винокур // Русская речь: новая серия. Вып. III. - Л., 1928. - С. 7593.

44. Винокур Г. О. О некоторых явлениях словообразования в русской технической терминологии / Г. О. Винокур // Труды Московского института истории, философии и литературы. М., 1939. - Т. 5. - С. 3-54.

45. Винокур Г. О. Заметки по русскому словообразованию / Г. О. Винокур // Винокур Г. О. Избранные работы по русскому языку. М., 1959. - С. 419-442.

46. Винокур Т. Г. О семантике отглагольных существительных на -ние, -тие в древнерусском языке / Т. Г. Винокур // Исследования по словообразованию и лексикологии древнерусского языка. М., 1969. - С. 3-28.

47. Востоков А. X. Русская грамматика / А. X. Востоков. Изд. 12-е. - СПб., 1874.-216 с.

48. Вялкина Л. В. Греческие параллели сложных слов в древнерусском языке XI-XIV вв. / Л. В. Вялкина // Лексикология и словообразование древнерусского языка. М., 1966. - С. 154-188.

49. Вялкина Л. В. Словообразовательная структура сложных слов в древнерусском языке XI-XIV вв. / Л. В. Вялкина // Вопросы словообразования и лексикологии древнерусского языка. М., 1974. - С. 156-195.

50. Гак В. Г. Пространство мысли: (опыт систематизации слов ментального поля) / В. Г. Гак // Логический анализ языка: ментальные действия. М., 1993. - С. 22-29.

51. Горелова И. В. Из истории отвлеченных существительных с суффиксом -ъба / И. В. Горелова // Исследования по словообразованию и лексикологии древнерусского языка. М., 1969. - С. 29-42.

52. Горелова И. В. Отглагольные существительные с суффиксом -тва в древнерусском языке / И. В. Горелова // Вопросы словообразования и лексикологии древнерусского языка. М., 1974. - С. 23-40.

53. Горский Д. П. Вопросы абстракции и образования понятий / Д. П. Горский.-М., 1961.-351 с.

54. Горшков А. И. Теоретические основы истории русского литературного языка / А. И. Горшков. М., 1983. - 160 с.

55. Гранстрем Е. Э. Поэтические термины в Изборнике 1073 г. и развитие их в русской традиции: (анализ трактата Георгия Хировоска) / Е. Э. Гран-стем, JI. С. Ковтун // Изборник Святослава 1073 г.: сборник статей. М., 1977. - С. 99-108.

56. Григорян А. Н. Мысль, слово, дело три рода и три сферы человеческой деятельности / А. Н. Григорян // Ноосфера и художественное творчество. -М., 1991.-С. 111-118.

57. Громов М. Н. Систематизация эмпирических знаний в Древней Руси / М. Н. Громов // Естественнонаучные представления Древней Руси: сборник статей. М., 1978. - С. 29-47.

58. Дегтярев В. И. Категория числа в славянских языках: (историко-семантическое исследование) / В. И. Дегтярев. Ростов-на-Дону, 1982. -320 с.

59. Дегтярева Н. Т. Имена существительные на -от(а) в русском языке: ав-тореф. дис. . канд. филол. наук/Н. Т. Дегтярева. М., 1980. - 23 с.

60. Десницкая А. В. К вопросу о соотношении именных и глагольных основ в индоевропейских языках / А. В. Десницкая // Ученые записки Ленинградского государственного университета. Серия филологических наук. 1949. - Вып. 14. - С. 105-139.

61. Дорошин И. А. К проблеме религиозной рациональности исихазма / И. А. Дорошин // Разум и культура: сборник научных трудов. Саратов, 2000. - С. 154-158.

62. Древнерусская грамматика XII-XIII вв. М., 1995. - 520 с.

63. Дундайте А. И. Суффиксальные словообразовательные модели имен существительных в древнейший период русского языка: автореф. дис. . канд. филол. наук / А. И. Дундайте. М., 1975. - 22 с.

64. Дундайте А. И. О вариантности и синонимии в древнерусском словообразовании / А. И. Дундайте // Очерки по истории и диалектологии восточнославянских языков. М., 1980. - С. 209-220.

65. Ерофеева И. В. Отглагольные имена существительные с суффиксами -0 / -ние в языке «Повести временных лет» / И. В. Ерофеева // История русского языка: стилистика, текст. Казань, 1992. - С. 52-59.

66. Ерофеева И. В. Стилистика именных словообразовательных форм в летописном тексте: автореф. дис. . канд. филол. наук / И. В. Ерофеева. -Казань, 1995. 19 с.

67. Еселевич И. Э. Из истории категории собирательности в русском языке / И. Э. Еселевич. Казань, 1979. - 160 с.

68. Есперсен О. Философия грамматики / О. Есперсен. М., 1958. - 404 с.

69. Жинкин Н. И. Сенсорная абстракция / Н. И. Жинкин // Проблемы общей, возрастной и педагогической психологии. М., 1978. - С. 38-59.

70. Жинкин Н. И. Речь как проводник информации / Н. И. Жинкин. М., 1982. - 158 с.

71. Зализняк А. А. Русское именное словоизменение / А. А. Зализняк. М., 1967. - 370 с.

72. ЗолотоваГ. А. Коммуникативные аспекты русского синтаксиса / Г. А. Золотова. М., 1982. - 368 с.

73. Иванов Вяч, Вс. Структура гомеровских текстов, описывающих психические состояния / В. В. Иванов // Структура текста. М., 1980. - С. 81117.

74. История культур славянских народов. Т. 1: Древность и средневековье. - М., 2003. - 488 с.

75. Казаков В. П. Синтаксис имен действия / В. П. Казаков. СПб., 1994. -148 с.

76. Камчатнов А. М. История и герменевтика славянской Библии / А. М. Камчатнов. М., 1998. - 223 с.

77. Камчатнов А. М. О семантическом словаре древнерусского языка / А. М. Камчатнов // Древняя Русь: вопросы медиевистики. 2000. № 1. -С. 61-65.

78. Капорулина JI. В. Морфология существительного: (в языке произведений Кирилла Туровского) / JI. В. Капорулина // Древнерусский язык домонгольской поры. JL,.1991. - С. 106-120.

79. Клике Ф. Пробуждающееся мышление: у истоков человеческого интеллекта / Ф. Клике. М., 1983. - 302 с.

80. Кнежевич А. Славянские философские термины в системе / А. Кнежевич // Отечественная философская мысль XI-XVII вв. и греческая культура. -Киев, 1991.-С. 159-166.

81. Кобозева И. М. Мысль и идея на фоне категоризации ментальных имен Г И. М. Кобозева // Логический анализ языка: ментальные действия. — М., 1993. С. 95-104.

82. Ковтун Л. С. О синкретизме средневековых языковедческих терминов / Л. С. Ковтун // Схщнослов'янськи граматики XVI-XVII ст. Кшв, 1982.- С. 21-24.

83. Кожинова А. А. К семантико-семиотическому анализу одного центрального понятия проповедей Кирилла Туровского / А. А. Кожинова // Русский язык донационального периода. СПб., 1993. - С. 152-166.

84. Колесов В. В. Древнерусская вещь / В. В. Колесов // Культурное наследие Древней Руси: истоки, становление, традиции. М., 1976. - С. 260264.

85. Колесов В. В. Имя знамя - знак / В. В. Колесов // Сравнительно-типологические исследования славянских языков и литератур. - Л., 1983.- С. 24-40.

86. Колесов В. В. «Вещь» в древнерусских переводных текстах / В. В. Колесов // Семантика слова в диахронии. Калининград, 1987. - С. 4—12.

87. Колесов В. В. Древнерусский литературный язык / В. В. Колесов. Л., 1989.-296 с.

88. Колесов В. В. Словообразование как динамический принцип реорганизации текста / В. В. Колесов // Словообразование. Стилистика. Текст: (номинативные средства в текстах разных функциональных стилей). -Казань, 1990. С. 69-83.

89. Колесов В. В. О русизмах в составе древнерусских текстов / В. В. Колесов // Древнерусский язык домонгольской поры. Л., 1991. - С. 121-155.

90. Колесов В. В. Проблемы средневекового знания в славянском переводе Ареопагитик / В. В. Колесов // Отечественная философская мысль XI-XVIII вв. и греческая культура: сборник научных трудов. Киев, 1991. -С. 210-219.

91. Колесов В. В. Роль традиционного восприятия слова и символики в создании литературного языка переводов / В. В. Колесов // Философские и богословские идеи в памятниках древнерусской мысли. М., 2000. -С. 7-21.

92. Колесов В. В. Источники древнерусской культуры и истоки русской ментальности / В. В. Колесов // Древняя Русь: вопросы медиевистики. -2001. № 1 (З).-С. 1-9.

93. Колесов В. В. Древняя Русь: наследие в слове: Добро и Зло / В. В. Колесов. СПб., 2001. - 304 с.

94. Колесов В. В. Философия русского слова / В. В. Колесов. СПб., 2002. -448 с.

95. Колесов В. В. «Думать» и «понимать» в истории русской культуры: (древнерусская парадигма) / В. В. Колесов. СПб., 2003. - 24 с.

96. Колесов В. В. История русского языка / В. В. Колесов. СПб., 2005\ -672 с.

97. Колесов В. В. Ум и разум в древнерусском представлении / В. В. Колесов // Русская историческая лексикология и лексикография: межвузовский сборник. СПб., 20052. - Вып. 6. - С. 71-85.

98. Комарова А. М. К вопросу о категориальной специфике семантики абстрактных существительных и сочетаний с ними / А. М. Комарова // Сочетаемость и речевая репрезентация языковых единиц. Новосибирск, 1983.- С. 12-19.

99. Кормилицына М. А. Семантически осложненное (полипропозитивное) простое предложение в устной речи / М. А. Кормилицына. Саратов, 1988.- 151 с.

100. Копыленко М. М. Сочетаемость лексем в русском языке / М. М. Копы-ленко.-М., 1973. 119 с.

101. Краткая история болгарской философской мысли. М., 1977. - 711 с.

102. Кубрякова Е. С. Части речи в ономасиологическом освещении / Е. С. Кубрякова. М., 1978. - 115 с.

103. Кубрякова Е. С. Типы языковых значений: семантика производного слова / Е. С. Кубрякова. М., 1981. - 200 с.

104. Кузнецов П. С. Историческая грамматика русского языка: морфология / П. С. Кузнецов. М., 1953. - 306 с.

105. Кузнецов П. С. К вопросу о генезисе видовременных отношений древнерусского языка / П. С. Кузнецов // Труды института языкознания АН СССР. 1953. - Т. 2. - С. 220-253.

106. Курилович Е. Деривация лексическая и деривация синтаксическая: (к теории частей речи) / Е. Курилович // Курилович Е. Очерки по лингвистике: сборник статей. М., 1962. - С. 57-70.

107. Ларин Б. А. Лекции по истории русского литературного языка (X середина XVIII в.) / Б. А. Ларин. - М., 1975. - 327 с.

108. Левин В. Д. Имена действия в русском языке / В. Д. Левин // Ученые записки Ивановского государственного педагогического института. -1941.-Т. 1; вып. 2.-С. 3-31.

109. Лихачев Д. С. Избранные работы. Т. 1: О себе. Развитие русской литературы. Поэтика древнерусской литературы. Монографии / Д. С. Лихачев. -Л., 1987. —656 с.

110. Лихачев Д.С. Избранные работы. Т. 2: Великое наследие. Смех в Древней Руси. Монографии. Заметки о русском / Д. С. Лихачев. Л., 1987. — 496 с.

111. Лопутько О. П. Устойчивая формула в истории русского литературного языка (X-XV вв.) / О. П. Лопутько. Новосибирск, 2001. - 226 с.

112. Лурия А. Р. Язык и сознание / А. Р. Лурия. М., 1979. - 319 с.

113. Макеева И. И. Исторические изменения в семантике некоторых русских ментальных глаголов / И. И. Макеева // Логический анализ языка: ментальные действия. М., 1993. - С. 40-45.

114. Максимова А. Л. Суффикс -ищ(е) и его производные в древне- и старорусском языке. (X-XVII вв.) / А. Л. Максимова // Древнерусский язык: лексикология и лексикография. М., 1980. - С. 132-144.

115. Марков В. М. Явление суффиксальной синонимии в языке Судебников XV-XVI вв. / В. М. Марков // Ученые записки Казанского государственного университета. 1956. - Т. 116; кн. 1. - С. 299-306.

116. Марков В. М. К вопросу о субстантивации имен прилагательных в русском языке / В. М. Марков // Ученые записки Казанского государственного университета. 1957. - Т. 117; кн. 2. - С. 113-118.

117. Марков В. М. Историческая грамматика русского языка: именное склонение / В. М. Марков. М., 1974. - 143 с.

118. Марков В. М. О семантическом способе словообразования в русском языке / В. М. Марков. Ижевск, 1981. - 29 с.

119. Маслов Ю. С. Роль так называемой перфективации и имперфективации в процессе возникновения славянского глагольного вида / Ю. С. Маслов. -М., 1958.-39 с.

120. Матхаузерова Св. Древнерусские теории искусства слова / Св. Матхау-зерова. Прага, 1976. - 145 с.

121. Матхаузерова Св. Две теории текста в русской литературе XVII в. / Св. Матхаузерова // Труды Отдела древнерусской литературы. Л., 1976. -Т. XXXI.-С. 271-284.

122. Мейе А. Введение в сравнительное изучение индоевропейских языков / А. Мейе.-М., 1938.-511 с.

123. Мейе А. Общеславянский язык / А. Мейе. М., 1951. - 491 с.

124. Мещанинов И. И. Понятийные категории в языке / И. И: Мещанинов // Труды Военного института иностранных языков. 1945. - № 1. - С. 515.

125. Мещерский Н. А. Источники и состав древней славяно-русской переводной письменности IX-XV вв. / Н. А. Мещерский. Л., 1978. - 112 с.

126. Мещерский Н. А. История русского литературного языка / Н. А. Мещерский. -Л., 1981.-279 с.

127. Миклас X. Поглед върху Филиповата «Диоптра» / X. Миклас // Старо-българска литература. София, 1978. - Кн. 3. - С. 56-61.

128. Миклас X. Текстология «Диоптры» Филиппа Монотропа (Пустынника): современное состояние и перспективы исследования / X. Миклас // «Диоптра» Филиппа Монотропа: антропологическая энциклопедия православного средневековья. М., 2008. - С. 29-51.

129. Мильков В. В. Примирение духа и плоти: (неоплатоническая традиция в древнерусской мысли) / В. В. Мильков // Философские и богословские идеи в памятниках древнерусской мысли. М., 2000. - С. 205-226.

130. Мусатенко А. Г. Отглагольные существительные на -ние, -тие в языке древнерусских памятников XI-XVI вв.: автореф. дис. . канд. филол. наук / А. Г. Мусатенко. Иркутск, 1985. - 20 с.

131. Николаев Г. А. К вопросу об обратных словообразовательных связях в русском языке / Г. А. Николаев // Вестник Московского университета. Серия «Филология». 1970. - № 6. - С. 62-68.

132. Николаев Г. А. Русское историческое словообразование: теоретические проблемы / Г. А. Николаев. Казань, 1987. - 152 с.

133. Николаев Г. А. Формы именного словообразования в древнерусских текстах / Г. А. Николаев // История русского языка: лексикология и грамматика. Казань, 1991. - С. 68-75.

134. Николаев Г. А. Имена существительные с суффиксом -ъствие в древнерусском литературном языке / Г. А. Николаев // История русского языка: стилистика, текст. Казань, 1992. - С. 40-52.

135. Николаев Г. А. Формы субстантивного словообразования в языке «Домостроя» / Г. А. Николаев // Язык и текст: межвузовский сборник. Вып. 5: Проблемы исторического языкознания. СПб., 1998. - С. 16-25.

136. Николаева Н. Г. Славянские Ареопагитики: лингвистическое исследование / Н. Г. Николаева. Казань, 2007. - 184 с.

137. Ножкина Э. М. К истории образования имен существительных с суффиксами -ость и -ство в русском литературном языке: автореф. дис. . канд. филол. наук / Э. М. Ножкина. Саратов, 1962. - 16 с.

138. Обнорский С. П. К истории словообразования в русском литературном языке / С. П. Обнорский // Русская речь: новая серия. Вып. 1. - JL, 1927. - С. 75-89.

139. Обнорский С. П. Очерки по истории русского литературного языка старшего периода / С. П. Обнорский. М.; Л., 1946. - 199 с.

140. Общее языкознание: Внутренняя структура языка. М., 1972. - 564 с.

141. Падучева Е. В. Отпредикативные имена в лексикографическом аспекте / Е. В. Падучева // Научно-техническая информация (НТИ). Серия 2: Информационные процессы и системы. 1991. - № 5. - С. 21-31.

142. Пешковский А. М. Русский синтаксис в научном освещении / А. М. Пешковский. М., 1938. - 451 с.

143. Пешковский А. М. Глагольность как выразительное средство /

144. A. М. Пешковский // Пешковский А. М. Избранные труды. М., 1959. -С. 101-111.

145. Пименова М. В. Красотою украси: выражение эстетической оценки в древнерусском тексте / М. В. Пименова. СПб.; Владимир, 2007. - 415 с.

146. Польдауф И. Место грамматики и лексикологии в изучении вопросов, глагольного вида / И. Польдауф // Вопросы глагольного вида. М., 1962. - С. 77-89.

147. Попов П. С. Развитие логических идей от античности до эпохи Возрождения // П. С. Попов, Н. И. Стяжкин. М., 1974. - 222 с.

148. Поржезинский В. К. Сравнительная грамматика славянских языков /

149. B. К. Поржезинский. Вып. I. - М., 1916. - 160 с.

150. Потебня А. А. Из записок по русской грамматике. Т. I II: Введение. Составные члены предложения и их замены / А. А. Потебня. - М., 1958. -536 с.

151. Потебня А. А. Из записок по русской грамматике. Т. III: Об изменении значения и заменах существительного / А. А. Потебня. М., 1968. -551 с.

152. Прокопович Е. Н. Из наблюдений над суффиксальной синонимией: (на материале памятников старорусской письменности) / Е. Н. Прокопович //

153. Исследования по словообразованию и лексикологии древнерусского языка. М., 1978. - С. 84-98.

154. Прохоров Г. М. Исихазм и общественная мысль в Восточной Европе в

155. XIV в. / Г. М. Прохоров // Труды Отдела древнерусской литературы. -Л., 1968. Т. XXIII. - С. 86-108.

156. Прохоров Г. М. «Диоптра» Филиппа Пустынника «Душезрительное зерцало» / Г. М. Прохоров // Русская и грузинская средневековая литературы. - Л., 1979. - С. 143-166.

157. Прохоров Г. М. Памятники переводной и русской литературы XIV

158. XV вв. / Г. М. Прохоров. Л., 1987. - 292 с.

159. Пустарнаков В. Ф. Философская мысль в Древней Руси / В. Ф. Пустар-наков. М., 2005. - 366 с.

160. Решетникова Н. В. Онтологическая категория собирательности: логико-философский и лингвистический аспекты / Н. В. Решетникова // Лингвистика: взаимоотношение концепций и парадигм. Вып. 1; ч. 1. — Харьков, 1991. - С. 152-155.

161. Романова Н. П. Из истории отглагольных существительных на -ние, -ение, -тие в русском языке XVI в. / Н. П. Романова // Слов'янське мо-вознавство. Киев, 1958. - Т. 2. - С. 54-88.

162. Руденко Д. И. Имя в парадигмах «философии языка» / Д. И. Руденко. -Харьков, 1990. 299 с.

163. Русская грамматика: в 2 т. М., 1980.

164. Свердлов Л. Г. Проблема вида в отглагольных именах существительных: (на материале русского литературного языка XVIII в.) / Л. Г. Свердлов // Научные доклады высшей школы (НДВШ). Филологические науки. -1959. №4.-С. 119-131.

165. Свердлов Л. Г. Семантика отглагольных имен существительных на -ние, -тие в русском языке / Л. Г. Свердлов // Научные доклады высшей школы (НДВШ). Филологические науки. 1961. № 2. - С. 23-35.

166. Сепир Э. Язык: введение в изучение речи / Э. Сепир. М. - JL, 1934. -223 с.

167. Серль Дж. Р. Природа интенциональных состояний / Дж. Р. Серль // Философия. Логика. Язык. М., 1987. - С. 96-126.

168. Сеченов И. М. Избранные произведения. Т. 1: Физиология и психология / И. М. Сеченов. М., 1952. - 772 с.

169. Силина В. Б. Глаголы с суффиксом -ова-, образованные от имен существительных со значением отвлеченного действия, в древнерусском языке XI-XIV вв. / В. Б. Силина // Древнерусский язык: лексикология и словообразование. М., 1975. - С. 228-241.

170. Славятинская М. Н. Учебник древнегреческого языка / М. Н. Славятин-ская.-М., 2003.-622 с.

171. Снитко Е. С. Онтологические аспекты именования в контексте проблем современной лингвистики / Е. С. Снитко // Имя: слово, словосочетание, предложение, текст: (именование на различных уровнях языка). Киев, 1993. - С. 39-48.

172. Соболевский А. И. Переводная литература Московской Руси XIV-XVII вв.: (библиографические материалы) / А. И. Соболевский. СПб., 1903.-460 с.

173. Соболевский С. И. Древнегреческий язык: учебник для высших учебных заведений / С. И. Соболевский. М., 1948. - 614 с.

174. Соколов М. В. Психологические воззрения в Древней Руси / М. В. Соколов // Очерки по истории русской психологии. М., 1957. - С. 3-101.

175. Соколов М. В. Борьба вокруг философско-психологических вопросов в России- в XIV-XVI вв. / М. В. Соколов // Из истории русской психологии.-М., 1961.-С. 3-59.

176. Степанов Ю. С. Имена. Предикаты. Предложения: семиологическая грамматика / Ю. С. Степанов. М., 1981. - 360 с.

177. Степанов Ю. С. Имя в теории культуры: неслучайность именования / Ю. С. Степанов // Имя: слово, словосочетание, предложение, текст: (именование на различных уровнях языка). Киев, 1993. - С. 28-39.

178. Суффиксальное словообразование существительных в восточнославянских языках XV-XVIII вв. М., 1974. - 224 с.

179. Тахо-Гиди А. А. Античная традиция об имени и предмете наименования в Ареопагитиках / А. А. Тахо-Гиди // Античная балканистика. Вып. 3: Языковые данные и этнокультурный контекст Средиземноморья: предварительные материалы. - М., 1978. - С. 44-46.

180. Телия В. Н. Типы языковых значений: связанное значение слова в языке / В. Н. Телия. М., 1981. - 270 с.

181. Телия В. Н. О специфике отображения мира психики и знания в языке /

182. B. Н. Телия // Сущность, развитие и функции языка. М., 1987. - С. 6574.

183. ТеньерЛ. Основы структурного синтаксиса / Л. Теньер. М., 1988. -656 с.

184. Теория функциональной грамматики: качественность, количественность. СПб., 1996. - 264 с.

185. Толстая С. М. Славянские мифологические представления о душе /

186. C. М. Толстая // Славянский и балканский фольклор: народная демонология. М., 2000. - С. 52-93.

187. Топоров В. Н. К этимологии слав, myslb / В. Н. Топоров // Этимология. -М., 1963. С. 5-13.

188. Успенский Б. А. Краткий очерк истории русского литературного языка (XI-XIX вв.) / Б. А. Успенский. М., 1994. - 240 с.

189. Успенский Ф. И. История Византийской империи: XI-XV вв. Восточный вопрос / Ф. И. Успенский. М., 1997. - 829 с.

190. Уфимцева А. А. Типы словесных знаков / А. А. Уфимцева. М., 1974. -206 с.

191. Уфимцева А. А. Лексическая номинация: (первичная нейтральная) / А. А. Уфимцева // Языковая номинация: виды наименований. М., 1974. - С. 5-85.

192. Феоктистова Н. В. Формирование семантической структуры отвлеченного имени: (на материале древнеанглийского языка) / Н. В. Феоктистова. -Л., 1984.- 188 с.

193. Филин Ф. П. Истоки и судьбы русского литературного языка / Ф. П. Филин М., 1981. - 327 с.

194. ФлоровскийГ. В. Corpus Areopagiticum / Г. В. Флоровский // Дионисий Ареопагит. О небесной иерархии: тексты, перевод с древнегреческого. -СПб., 1997. С. IX-LXVI.

195. Фреге Г. Мысль: логическое исследование / Г. Фреге // Философия. Логика. Язык. М., 1987. - С. 18^47.

196. Хабургаев Г. А. Очерки исторической морфологии русского языка: имена / Г. А. Хабургаев. М., 1990. - 296 с.

197. Хайдаров Ф. А. Словообразовательная синонимия отглагольных имен действия в русском литературном языке XVIII в.: автореф. дис. . канд. филол. наук / Ф. А. Хайдаров. — Саратов, 1987. 18 с.

198. Хайдаров Ф. А. Деловые тексты в истории русского языка / Ф. А. Хайдаров // История русского языка: стилистика, текст. Казань, 1992. - С. ЗЗ^Ю.

199. Хамидуллина А. М. Диалектика концептуальных подходов при характеристике словообразовательного значения / А. М. Хамидуллина // Лингвистика: взаимодействие концепций и парадигм. Вып. 1; ч. 1. - Харьков, 1991.-С. 126-128.

200. Чекменева С. X. Развитие именной конфиксации в русском языке: (на материале имен существительных с конечным элементом -ие/-ъе): авто-реф. дис. . канд. филол. наук / С. X. Чекменева. Казань, 1974. - 19 с.

201. ЧеремисинаН. В. О путях изменения значений слов и некоторых лекси-ко-семантических законах в диахронии языка / Н. В. Черемисина // Семантические единицы русского языка в диахронии и синхронии. Калининград, 2000. - С. 175-192.

202. Черепанова О. А. Девы-трясавицы, Иродовы дочери: (типология и генезис названий лихорадок в заговорах и народной речи) / О. А. Черепанова // Черепанова О. А. Культурная память в древнем и новом слове: исследования и очерки. СПб., 2005. - С. 17-29.

203. Черных П. Я. Очерк исторической лексикологии: древнерусский период' / П. Я. Черных. М., 1956. - 243 с.

204. Шанский Н. М. О происхождении и продуктивности суффикса -ость в русском языке / Н. М. Шанский // Вопросы истории русского языка. -М., 1959.-С. 104-132.

205. Шахматов А. А. Очерк современного русского литературного языка / А. А. Шахматов. М., 1941. - 288 с.

206. Шевырев С. История русской словесности, преимущественно древней / С. Шевырев. М., 1859. - Ч. I. - 322 с.

207. Шелихова Н. Т. Образование отглагольных имен существительных на -ние (-тие) в древнерусском языке / Н. Т. Шелихова // Вестник Московского государственного университета. Серия 10: Филология. 1968. -№ 5. - С. 36^6.

208. Шелихова Н. Т. К истории словообразования существительных на -ние (-ение) в XY-XVII вв. / Н. Т. Шелихова // Научные доклады высшей школы (НДВШ). Филологические науки. 1972. - № 5. - С. 48-60.

209. Шелихова Н. Т. О словообразовательной производности в синхронии и диахронии / Н. Т. Шелихова // Научные доклады высшей школы (НДВШ). Филологические науки. 1976. - № 6. - С. 74-80.

210. Шелихова Н. Т. К вопросу о происхождении суффиксов -ние (-ение), -тие / Н. Т. Шелихова // Очерки по истории и диалектологии восточнославянских языков. М., 1980. - С. 221-231.

211. Шохин К. В. Очерк истории развития эстетической мысли в России: (древнерусская эстетика XI-XVII вв.) / К. В. Шохин. М., 1963. - 116 с.

212. Экономцев И. Исихазм и восточноевропейское Возрождение / И. Экономцев // Богословские труды. М., 1989. - № 29. - С. 59-73.

213. Языковая номинация: общие вопросы. М., 1977. - 359 с.

214. Яцимирский А. И. Мелкие тексты и заметки по старинной южнославянской и русской литературам / А. И. Яцимирский // Известия отделения русского языка и словесности (ИОРЯС). 1916. - Т. XXI; кн. 2. - С. 6583.1. ИСТОЧНИКИ1. Рукописи:

215. Филипп Монотороп. Диоптра // ОР РНБ. F. п. I № 43. 132 л.

216. Филипп Монотороп. Диоптра // ОР РНБ. К-Б 20/1097. Л. 1-254.

217. Филипп Монотороп. Диоптра // ОР РНБ. К-Б 14/1091. 285 л.

218. Филипп Монотороп. Диоптра // ОР РНБ. Погод. 1069. 265 л.1. Изданиях

219. Акты социально-экономической истории Северо-Восточной Руси конца XV начала XVI вв.: в 3 т. / отв. ред. Л. П. Черепнин. - М., 1952-1954. (АСВР)6

220. Грамоты Великого Новгорода и Пскова / под ред. С. Н. Валка. М.; Л., 1949. - 407с. (Грамоты)3. «Диоптра» Филиппа Монотропа: антропологическая энциклопедия православного средневековья. М., 2008. - 733 с.

221. Памятники литературы Древней Руси: (конец XV первая половина XVI вв.). - М., 1984. - С. 68-151. (ПЛДР)

222. Прохоров Г. М. Памятники переводной и русской литературы XIV-XV вв. / Г. М. Прохоров. Л., 1987. - С. 200-285. (Прох.)6. 'Н Аюпкэа. 'Ev A0T.vau;, 1920. - 263 с.1. СЛОВАРИ И СПРАВОЧНИКИ

223. Большая советская энциклопедия: в 30 т. М., 1969-1978. (БСЭ)

224. Вейсман А. Д. Греческо-русский словарь / А. Д. Вейсман. Репринт 5-го издания 1899 г. - М., 1991. - 1370 ст. (Вейсман)

225. Всемирная энциклопедия: философия. М.; Минск, 2001. - 1312 с.

226. В скобках указаны принятые в тексте диссертации сокращения названий некоторых изданий и словарей.

227. Горский А. Описание славянских рукописей Московской Синодальной библиотеки / А. Горский, К. Невоструев. М., 1859. - Т. И; ч. 2. - С. 449-461.

228. Гранстрем Е. Э. Описание русских и славянских пергаменных рукописей: рукописи русские, болгарские, молдовлахийские, сербские / Е. Э. Гранстрем. Л., 1953. - С. 73.

229. Гранстрем Е. Э. Каталог греческих рукописей ленинградских хранилищ. Вып. 6: Рукописи XIV в. / Е. Э. Гранстрем // Византийский временник. -М., 1967. Т. 27. - С. 275-276.

230. Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка: в 4 т. / В. И: Даль. М., 1995. (Даль)

231. Дворецкий И. X. Древнегреческо-русский словарь: в 2 т. / И. X. Дворецкий. М., 1958. (Двор.)

232. История философии: энциклопедия. Минск, 2002. - 1376 с.

233. Калайдович К. Обстоятельное описание славяно-российских рукописей, хранящихся в библиотеке. графа Ф. А. Толстого / К.Калайдович, П. Строев.-М., 1825.-818 с.

234. Лингвистический энциклопедический словарь. М., 1990. - 685 с.

235. Новейший философский словарь. Минск, 1999. - 896 с.

236. Преображенский А. Г. Этимологический словарь русского языка: в 2 т. / А. Г. Преображенский. -М., 1959. (Преобр.)

237. Славянские древности: этнолингвистический словарь: в 5 т. / под общ. ред. Н. И. Толстого. М., 1995-2004 (продолжающееся издание).

238. Словарь древнерусского языка (XI-XIV вв.): в 10 т. М., 1988-2000 (продолжающееся издание). (СДРЯ)

239. Словарь книжников и книжности Древней Руси: (вторая половина XIV-XVI вв.) Л., 1988. - Ч. 1 (А-К); вып. 2.-516 с.

240. Словарь русского языка XI-XVII вв.: в 26 т. М., 1975-2002 (продолжающееся издание). (СлРЯ)

241. Словарь русского языка: в 4 т. М., 1985-1988. (MAC)

242. Словарь современного русского литературного языка: в 17 т. М.; Л., 1950-1965. (БАС)

243. Срезневский И. И. Материалы для словаря древнерусского языка: в 3 т. / И. И. Срезневский. СПб., 1893-1903. (Срез.)

244. Фасмер М. Этимологический словарь русского языка: в 4 т. / М. Фасмер. -СПб., 1996. (Фасмер)

245. Философия: энциклопедический словарь. М., 2004. - 1072 с.

246. Философская энциклопедия: в 5 т. М., 1960-1970.

247. Философский словарь. М., 2001. - 719 с.

248. Этимологический словарь славянских языков: праславянский лексический фонд: в 32 т. М., 1974-2005 (продолжающееся издание). (ЭССЯ)