автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.19
диссертация на тему:
Парафраза сакрального текста: лингвокультурологические аспекты поэтики

  • Год: 2007
  • Автор научной работы: Шкондирова, Марина Васильевна
  • Ученая cтепень: кандидата филологических наук
  • Место защиты диссертации: Краснодар
  • Код cпециальности ВАК: 10.02.19
450 руб.
Диссертация по филологии на тему 'Парафраза сакрального текста: лингвокультурологические аспекты поэтики'

Полный текст автореферата диссертации по теме "Парафраза сакрального текста: лингвокультурологические аспекты поэтики"

На правах рукописи

Шкопдировл Марина Влсилььвпа

ПАРАФРАЗА САКРАЛЬНОГО ТЕКСТА: ЛИНГВОКУЛЬТУРОЛОГИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ ПОЭТИКИ

10.02.19 - теория языка

Автореферат диссертации на соискание ученой степени

кандидата (Ьклплпгицдекит нчуь1

Краснодар 2007

003177636

Рабош выполнена на кафедре зарубежной литературы Кубанского государегвеиного университета

Научный руководитель

Официальные оппонен гы

Ведущая ор| анизация

доктор филологических наук, доцент Гатаринов Алексей Викторович

доктор филологических наук, профессор Людмила Николаевна Рягузова Кубанский государственный университет

кандидаг филологических наук, доцент Зинаида Анатольевна Ветошкина Краснодарски и государстве! I ный университет культуры и искусств

Армавирский государственный педагогическии университе!

Защита диссертации состоится » декабря 2007 г в 900 на заседании диссертационного совета Д 212 101 08 по филологическим наукам в Кубанском государственном университете по адресу 350040 г Краснодар, ул Ставропольская, 149, ауд 231

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Кубанского государственного университета

Автореферат разослан ноября 2007 г

Ученый секретарь диссертационного совета

Ю В Баклагова

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность исследования В мировой культуре и в истории языка особое место занимают тексты, которые выходят за временные пределы своего создания и свободно существуют в интеллектуальном и духовном пространстве словесности Есть истории - прежде всего к ним относятся античные и библейские сюжеты, располагающие к новым пересказам давно известных событий, закрепленных в художественном повествовании Интерес к ним сохраняется на высоком уровне, парафраза становится закономерным методом поддержания интереса к великому прошлому культуры Во-первых, популярность парафразы свидетельствует о том, чго есть повествования-архетипы, речевые каноны, способные преодолевать родные для себя контексты и сообщать нечто духовно и эстетически важное новым историческим контекстам, «большому времени», нуждающемуся в архетипах для выявления неких доминант развития Во-вторых, интерес к парафразе показывает, что одной из важных составляющих речевого процесса является прочтение значимых текстов в современных традициях, что позволяет сохранить всем известную фабулу, придав ей новый, соответствующий эпохе прочтения смысл Образы великих традиций утрачивают многие архаические, ритуальные значения и подчиняются методологиям нового времени, помогая творцу и его читателям динамизировать процессы самоидентификации с помощью архетипических сюжетов. Этот аспект парафразы предполагает передачу той или иной древней истории как вполне современного события, если не по форме, то по духовному соответствию внутренним потребностям современного человека В-третьих, особое значение парафразы в культуре XX- XXI веков говорит о значительном игровом потенциале модернизма и постмодернизма, которые избавляются от подчеркнуто уважительного отношения к традиции, начинают так «пересказывать» сюжеты минувших эпох, что появляется мысль об иронической власти современного художника над широко известными историями Это уже не только желание нового времени проявить свою сущность в контакте с архетипическими образами, но и уверенность в необходимости инверсии как мето-

да трансформации Парафраза, сохраняя, как правило, ценностное ядро сюжета, позволяет чувствовать и понимать изменения, происходящие в культуре и языке, осознавать культуру как динамичный речевой процесс. Когда в сознании встречаются и сталкиваются Христос канонических Евангелий, Христос церковной жизни и герой Нормана Мейлера по имени Иисус, легче наблюдать за происшедшими за века изменениями в риторике Парафраза всегда приводит к встрече разных языковых личностей, преодолевающих временные ограничения и оказывающихся «лицом к лицу» Промежуточные звенья культуры уходят на второй план Читатель видит, как одно и то же имя, близкие события сталкивают «древность» и «современность» Пересказ архетипи-ческих историй - творческая ситуация, значимая для самоидентификации языка современная культура, вновь рассказывающая о былых событиях, выявляет свои основные потенции, дает прогноз о собственном развитии

Новизна исследования Парафраза сакрального текста (канонических Евангелий) впервые изучается как целостная лингво-кулыурологическая проблема, позволяющая сделать научные выводы 1) о разных типах парафразирования, предполагающего согласие или несогласие с сюжетом и стилем первоисточника,

2) об интерпретационных кодах и методах восприятия парафраз,

3)о языковых личностях, ответственных за парафразы сакрального текста

Объект исследования - парафраза сакрального (евангельского) текста как языковой и лингвокультурологический феномен, как система методов творческого (диалогического, иногда неизбежно конфликтного) пересказа архетипической истории с компромиссным сохранением внешней формы и актуализацией внутреннего содержания

Предмет исследования - лингвистические и лингвокулыу-рологические аспекты корректного, расширяющего изложения или субъективной инверсии, трансформации сакрального текста.

Материалом исследования стали художественные тексты и тексты, по принципам своей организации сближающиеся с художественной словесностью, поэма Нонна из Хмима «Деяния Иисуса Парафраза Святого Евангелия от Иоанна», книги Э Ренана

(«Жизнь Иисуса») и Ф Мориака («Жизнь Иисуса»), роман М Булгакова «Мастер и Маргарита», роман И Мицовой «Следуй за Мной», роман Н Мейлера «Евангелие от Сына Божия» Ключевую позицию занимает последний гекст Объясним причины специального обращения именно к этому произведению. 1. Роман Н. Мейлера - ближайший к нам по времени текст, являющийся парафразой евангельских событий и получивший при этом всемирную известность, отраженную в переводе на многие языки. Отчасти в этой известности «виноват» сам сюжет, не менее важна значимость Мейлера как знаменитого автора. Когда писатель, имеющий имя, обращается к парафразе классических сюжетов, интерес только усиливается. 2. Роман Н. Мейлера отвечает основному признаку парафразы - воспроизведению основных событий первоисточника, которое становится основой для дальнейших художественных истолкований. «Евангелие от Сына Божия» вполне можно назвать парафразой 3 Роман Н Мейлера представляется нам знаковым событием рубежа веков и тысячелетий, по крайней мере, знаковым для судеб парафразы Рассматривая «Евангелие от Сына Божия», мы видим, как внешнее соответствие евангельским событиям, желание их добросовестно пересказать совершенно не согласуется с мировоззренческими и языковыми основами произведения, которые вступают в противоречие с формально закономерным воспроизведением событий жизни Иисуса Христа Роман Н Мейлера - инверсионная парафраза, парафраза-трансформация.

Цель исследования - изучение парафразы сакрального текста как лингвокультурологического феномена, как корректного изложения или языковой трансформации знакового сюжета в речевых контекстах, удаленных от первоисточника

Основные задачи.

1 Рассмотреть парафразу как теоретическую проблему современной науки о языке, обратившись к лингвистическим, лин-гвокультурологическим и литературоведческим исследованиям, к достижениям в области изучения художественного текста

2. Определить сильные позиции текстовых знаков в избранных парафразах, обратив особое внимание на заглавия, ключевые имена, авторские комментарии и прецедентные тексты

3 Исследовать один из самых значимых повествовательных уровней парафразы сакрального текста, на котором происходит речевое становление «сверхчеловеческих» образов, уточняющих представление о языковой личности, ответственной за тот или иной «пересказ» событий Священной Истории Нового Завета

4 Сделать описание лингвокультурологических контекстов, в которых создаются изучаемые в работе парафразы, определить основные интерпретационные коды, позволяющие адекватно прочитать тексты, сюжетно восходящие к евангельским событиям

5 Поставить вопрос о поэтике парафразы в разные литературно-исторические эпохи, обратившись к текстам Нонна из Хмима, Э Ренана, Ф Мориака, И Мицовой, М Булгакова Это позволит оценить и сюжетные доминанты конкретных произведений, и особые потенции ключевого для данного исследования текста (романа Н Мейлера), раскрывающего дополнительные смыслы на фоне других парафраз общего первоисточника

6 Предложить сравнительную модель стилистического конфликта литературной парафразы и евангельского первоисточника на примере романа М Булгакова «Мастер и Маргарита»

7 Произвести сравнительно-сопоставительный анализ языковых личностей, ответственных за изучаемые в работе парафразы сакрального текста

Методология исследования. 1 Методы лингвистического изучения процесса перифразирования, обобщенные в диссертации Е Б Тхорик «Семантико-синтаксические разновидности перифразирования (на материале русского и английского языков)» (Краснодар, 1998) 2 Методы лингвистического анализа художественного текста, обобщенные в книге В А Лукина «Художественный текст Основы лингвистической теории» (Москва, 2005) 3 Методы лингвокульгурологического изучения проблемы взаимодействия языковой и теологической реальностей, обобщенные в книге НБ Мечковской «Язык и религия» (Москва, 1998) 4. Методы многоаспектного изучения феномена «языковая личность» - одного из смысловых центров в антропологическом направлении современной лингвистики 5. Методы изучения поэтики художественного текста, представленные в монографиях ДС

Лихачева («Поэтика древнерусской литературы») и С С Аверин-цева («Поэтика ранневизантийской литера1уры»)

Апробация исследования. Результаты диссертационного исследования внедрены в учебный процесс в качестве лекционного материала по курсу «Иностранный язык» в объеме 72 ч и курсу «Деловой иностранный язык» в объеме 64 ч по специальности печати и журналистики Кубанского социально-экономического института

Научно-практическая значимость исследования. Результаты исследования могут быть использованы при разработке вузовских курсов по теории языка - разделов, посвященных становлению и трансформации языковой личности; вузовских курсов по теории словесности - раздела, посвященного жанровым формам, проходящим через разные исторические эпохи, вузовских курсов по культурологии, позволяющих выявить особенности массовой культуры в области ее интереса к устойчивым, классическим сюжетам

Структура исследования Диссертационная работа состоит из введения, двух глав, заключения и списка использованной литературы Общее число страниц диссертационного текста - 185 Основные положения, выносимые на защиту.

1 Лингвокультурологический анализ текстов, сюжетно восходящих к евангельскому повествованию, показывает присутствие двух форм парафразирования 1) парафразы-изложения (корректного расширения сакрального первоисточника), не покидающей христианский контекст, 2) парафразы-трансформации (инверсии), выводящей языковую личность за пределы религиозной реальности, отраженной в соответствующей речевой практике

2 Утрата «абсолютной дистанции» (модель контакта «автора» и «героя» в сакральном тексте), характерная и для парафраз-изложений, и для парафраз-трансформаций, актуализирует обращение к новой языковой реальности, как правило, соответствующей жанру психологического романа - доминирующей жанровой форме последних двух веков Как следствие, лексический уровень парафраз способствует созданию «зоны фамильярности» (M M Бахтин) и приводит к особой деритуализации (демифоло-

гизации) сакрального сюжета Евангельская история оказывается в новых речевых контекстах

3 Основой парафразирования сакрального текста оказывается лингвокультурологический парадокс необходимость выверенного пересказа, правильного цитирования новозаветного первоисточника вступает в противоречие с требованием эстетической самостоятельности, художественной независимости литературного произведения. Языковая личность рассмотренных нами парафраз вынуждена постоянно решать вопросы речевой ответственности и речевой свободы.

4. Основные принципы парафразы-трансформации с большей очевидностью проявлены в романе Н Мейлера «Евангелие от Сына Божия». I) повествование, управляемое в классической традиции «третьим лицом» (евангелистом), становится прерогативой «первого лица» - Иисуса, отстраняющегося от позиций Марка, Матфея, Луки и Иоанна; 2) все признаки религиозно значимой речи - сакральная лексика, отсутствие фамильярности, особый синтаксис - исчезают, уступая место лингвистически выраженной обыденности; 3) текст отличается неторопливостью, повторами, которые можно объяснить желанием Мейлера превратить события Священной Истории в рассказ, отвечающий принципам психологической достоверности.

5 Основные принципы парафразы-изложения очевиднее в поэме Нонна из Хмима «Парафраза Святого Евангелия от Иоанна» 1) эпитеты, редко встречающиеся в канонических Евангелиях, превращают «описание» в доминирующий принцип повествовательной организации текста; 2) частое обращение к оксюморонам (например, «Мертвый Вечноживущий» как одно из «имен» Христа) препятствует рационализации текста, создает апофатиче-ский эффект «не до конца познанной реальности»; 3) многообразие лексических средств, стремление к детализации сюжета приводит к появлению контекстов (пространственных, например), не известных евангелистам.

6 Парафраза сакрального сюжета может быть оценена как форма активного самоопределения языковой личности. Евангельское повествование, в котором каждый знак обладает устойчивостью, позволяет автору парафразы с большой откровенностью

проявить стиль своего языкового мышления При этом кодом интерпретации парафразы становится не тот или иной текст, а особый тип сознания, отразившийся в самой парафразе Можно сказать, чго читатель встречается с «переводом» евангельской истории на различные культурные языки

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении обосновывается актуальность темы диссертации, определяются объект, предмет, цель, задачи диссертационного исследования, описываются методы анализа, раскрываются научная новизна, теоретическая и практическая значимость работы, формулируются положения, выносимые на защиту

Первая глава («Современная парафраза сакрального текста: поэтика и проблема лингвокуъьтурологической трансформации») состой г из семи параграфов

Первый параграф («Парафраза сакрального текста как теоретическая пробчема лингвокучьтурологии») является теоретическим введением в изучаемую проблему Решая проблему парафразы художественно-сакрального текста, нельзя забывать о том, что чаще всего парафраза (перифраза) изучается в лингвистической науке, в контексте проблемы перевода Именно этому аспекту интересующей нас проблемы посвящена кандидатская диссертация Е Б Тхорик «Семантико-синтаксические разновидности перифразирования (на материале русского и английского языков)», ставшая одной из методологических основ реферируемой работы Особое внимание было обращено на выводы Е Б Тхорик относительно принципиальных отличий перифразы от перефразы, «сохранения коммуникативного задания» в процессе перифразирования и роли «неквалифицированного автора»

В нашем случае парафраза сакрального текста, повествующе-/о об Иисусе Христе, часто становится перефразой - очевидным изменением смысла Это значит, чю парафраза не всегда остается пересказом (как в «Парафразе» Нонна из Хмима и романе И Ми-цовой), оказываясь трансформацией текста, явлением самостоятельной и подчас критически настроенной языковой личности, снимающей сакральною дистанцию, отделяющую текст от хри-

стианской риторики И парафразы, стремящиеся сохранить содержание канонического первоисточника, и парафразы, строящиеся на инверсионном отношении к новозаветным текстам, не существуют без описаний как доминирующего принципа, характеризующего языковую личность Именно описательность, особый стиль детального изображения лиц, предметов, явлений и собы [ий, отличает художественные парафразы

Лучшим и самым надежным способом рассказа о евангельских событиях является цитирование, определившее средневековую риторику и продолжающее определять церковный стиль в наше время Цитирование (даже в контексте, выходящем за пределы новозаветной истории) - возможность избежать парафразы, сопряженной с риском неверного, возможно, кощунственного слова Текст «квалифицированного автора» (евангелиста) цитируется, заучивается, формирует сакральное событие (богослужение) Текст «неквалифицированного автора» (автора парафразы) часто ставит вопрос об адекватности рассказанного события, о его соответствии первоисточнику

Читатель, оценивающий тексты, чьи сюжеты восходят к событиям Нового Завета, все многообразие этих произведений может свести к двум типам парафразы Парафраза-изложение — это относительно предсказуемый текст, который может отличаться стилистическим своеобразием и вполне выраженным личностным началом автора, но при этом соответствовать и евангельским событиям, и (это, пожалуй, главный критерий1) оценке событий, отличающей Евангелия Этот тип текста действительно близок к пересказу Он показывает, как прочно сакральное произведение входит в культурный процесс и «требует» бьпь воспроизведенным снова и снова. Парафраза-трансформация - это непредсказуемый текст, который тоже подтверждает, что евангельское повествование продолжает оставаться значимым Но здесь методы обращения к первоисточнику другие на первый план выступает стремление сделать акцент на отсутствующих в каноне смыслах, на деконструкции устойчивой религиозной картины мира Парафраза-трансформация, изучаемая нами на материале романа Н Мейлера «Евангелие от Сына Божия», может пересказывать основные события Нового Завета, но языковая личность, ответст-

венная за новый текст, будет другой, сохраняющей лишь формальные контакты с евангелистами В лингвистике единицей пе-ри(пара)фразирования оказывается предложение Когда речь идет о поэтике литературной парафразы, ситуация усложняется Главной единицей становится даже не фабула (как цепь событий, поддающихся пересказу), а сюжет как сложное сочетание событий и речей, позиции героя и позиции повествователя в их многомерном взаимодействии с позицией автора

Теория и практика лингвистического анализа художественного текста, обобщенно представленная В А Лукиным, - еще один важный для данной работы методологический аспект Обращение к заголовку обязательно при изучении смысла той или иной парафразы «Книга и есть - развернутое до конца заглавие, заглавие — стянутая до объема двух-трех слов книга» (С Кржижановский) Евангелие (от Матфея, Марка, Луки и Иоанна) - благая весть о том, что Бог вочеловечился и спас человека от греха и смерти Уникальность заглавия в данном случае определяется уникальностью события и его «сверхтекстовым», религиозно-историческим характером Учитывая особое положение Нового Завета в мире, следует признать, что заголовок «Евангелие» может быть отнесен только к четырем текстам, помещенным в новозаветном каноне Гекст, посвященный жизни Иисуса Христа, сразу же позволяет оценить ответственность автора и определить его задачи Наблюдение за принципами цитирования способно дагь много полезной информации о той или иной парафразе Точное цитирование - самый надежный способ введения библейской фразы в небиблейский контекст Но само присутствие слов Христа в художественных текстах отнюдь не всегда свидетельствует о сохранении смысла евангельского сюжета Важно следить за контекстом, за авторскими пояснениями и репликами героев, которые могут «перестроить» значение цитаты даже при ее полном формальном сохранении Есть, конечно, и явные инверсии, когда новые слова или изменение порядка слов приводит к трансформации смысла Но, например, у Нормана Мейлера часто звучат речи, повторяющие евангельский текст И тут же комментарии самого Иисуса (Иисуса мейлеровского текста) решаю! ключевую для американского писателя проблему десакрализации

речи Цитата остается, но контекст, предоставляя пространство для инверсии, делает ее двусмысленной

Значительная проблема — исследование прецедентного текста При изучении парафразы как излагающего или трансформирующего текста следует останавливаться на проблеме кода или языка-посредника Во-первых, определение кода необходимо даже в том случае, когда парафраза взаимодействуе! с каноническими Евангелиями бесконфликтно, не вступая в противоречие с доминирующими религиозными значениями Во-вторых, кодом, определяющим логику конкретной парафразы, является не гот или иной отдельный текст, а определенный тип сознания, некая подвижная совокупность текстов Парафраза не только «служит» евангельской идее, «пересказывая» ее сюжет, но и по-своему использует новозаветное повествование В чем заключается это использование7 В том, что определенный тип сознания, представ контекстом для новой реализации классической истины, как бы канонизируется, оказывается значимым Можно сказать, что языковая личность античной культуры находит оправдание в поэме Нонна из Хмима, а религиозно-экзистенциальное сознание получает высокий статус в книге Мориака «Жизнь Иисуса»

«Евангельский код», даже оказывая очевидное влияние на художественную парафразу, подчиняется коду нового эстетического произведения, которое никак не может быть сведено к тому или иному прецедентному тексту «Любое новое произведение -это незнакомый язык, который необходимо декодировать подобно тому, как лексикологи создают словарь, исследуя все употребления слов, идентифицируя и определяя границы значения каждого слова на основе его отношений с другими, значение знака представляет собой, в сущности, не что иное, как систему его отношений» (П Гиро) Парафраза, обращаясь к каноническому тексту, взаимодействует с его кодовой системой При этом даже в случае максимального доверия автора парафразы к евангелистам создается новый код, отличающий эстетическую реальность произведения И этот текст («новый код») существует в объемном пространстве интертекстуальных контактов, проясняющих суть и цели парафразы

При изучении поэтики парафразы и лингвокультурологиче-ских аспектов трансформации канонического сюжета важно помнить и о текстовых знаках «второго ряда», иногда не менее значимых, чем заголовок, эпиграф или цитата Следует учитывать особый статус имени и альтернативных «имен», отличающих становление образа героя Решая проблему лингвокультурологи-ческих аспектов парафразы сакрального текста, необходимо использовать опыт изучения языковой личности как субъекта, ответственного за то или иное повествование Языковая личность -совокупность «способностей и характеристик человека, обусловливающих создание им речевых произведений (текстов)» (И П Павлючко), «языковая личность в лингво-антропологи-ческом смысле и есть текст в пространственно-хронологических рамках своего бытия» (Л Ю. Буянова) Языковая личность - смысловой центр парафразирования Что мы можем сказать о языковой личности канонических Евангелий, не акцентируя внимание на отличительных особенностях четырех текстов1? 1. Бесспорно приоритетное значение имеет позиция повествователя-ученика, ставящего, прежде всего, одну главную цель - верно передать речь Учителя 2 Определяется речевое и духовное единство повествователя и «героя», подчинение «автора» речевой стратегии Сына Человеческого 3 Концептуальна сакральность речевого процесса фраза превращается в заповедь

Внутренний конфликт литературной парафразы евангельского текста - необходимость адекватного пересказа, но и реализация речевой неповторимости данной языковой личности. Этот парадокс - следствие встречи сакрального и собственного художественного дискурсов Именно изучение языковой личности, проявляющейся и в сильных позициях текстовых знаков, и в характере цитирования первоисточника, и в соблюдении или несоблюдении фабульной точности, способно показать основные интенции парафразы В литературном тексте священное событие становится художественным событием, утрачивает логику религиозного дискурса и активно преодолевает идею неконвенцио-нальности языковых знаков, которая может появиться даже в христианстве, несмотря на его отрицательное отношение к магизму Фетишишцию имени писатель стремится не допустить

любой ценой - даже ценой избрания слишком свободного стиля «пересказа» священных событий

Второй параграф первой главы - «Сильные позиции текстовых таков в парафразе» Называя роман «Евангелие от Сына Божия», Норман Мейлер соединяет жанровую форму, повествующую об Иисусе Христе, с Евангелием как новой жизнью, принесенной им Повествователи - не евангелисты, а сам Иисус Надо сказать, что в формальном отношении этот шаг имеет смысл, так как Евангелие — это слово о Христе, но и слово самого Хрисга Однако необходимо задать важный вопрос а допустимо ли такое сочетание в романе9

В данном случае надо дать положительный ответ, потому что для Мейлера религиозных границ для художественного повествования, судя по всему, не существует. Название показывает характер авторского замысла - увлечь читателя «сенсацией» Это не просто очередной пересказ священных событий, которых было не так уж мало, это слово самого Христа, который обещает раскрыть всем глаза на то, что случилось более 2000 лет назад Заголовок мейлеровского романа надо рассматривать в контексте тех разнообразных споров о Христе, которые ведутся последние века Был Иисус или не был7 Он - Спаситель или мифологический герой7 Он - с католиками или протестантами7 В формальном плане автор совершает интересный шаг Он делает Христа повествователем, сообщающим о себе самом Значит, снимается проблема посредников, способных забыть или исказить события

Мейлер пишет «от Сына Божия», а не просто от Иисуса В заголовке признается религиозная ситуация Иисус - не просто человек, а Божий Сын, значит, само название подтверждает правоту христианства и дистанцируется от атеистических позиций Возрастает и ответственность за повествование, ведь не трудно вспомнш ь, что Отец и Сын для христиан - одно, что быть Сыном Божиим и Богом Отцом - быть в единстве Получается, что истинным повествователем объявляется божественная личность Для кого-го это кощ)нство, потому что Христос не писал Евангелий, для кого-то завлекающая информация Она обещает сенсацию, изначально соединяя потенции и религиозного дискурса, и

массовой литературы, потому что «Евангелие от Сына Божия» -роман

«Вступление» и «заключение», начало и конец текста, определяют основы риторической модели, избираемой Мейлером для парафразы новозаветных текстов Заметим, чго стиль вступительной главы сохраняется на протяжении всего произведения, а это значит, что репрезентативные функции первых страниц «Евангелия от Сына Божия» велики Сугь модели можно свести к гезису «Иисус против евангелистов» Главу 49 следует оценить как особый раздел текста, который совместно с главой I создает рамочную композицию, оформляя цельное повествование Основная тенденция главы 1 здесь появляется вновь мейлеровский Иисус, завершая свое жизнеописание, выступает против авторов канонических Евангелий, упрекая их в вымысле, в превращении рассказа об Иисусе в литературное произведение со значительными элементами фантастики Ключевое для христианской культуры определение («Сын Божий») присутствует в романе в двух своих вариантах Во-первых, это образ, созданный евангелистами, которые не знали живого Иисуса, а поэтому оставили повествования, не имеющие отношения к правде Во-вторых, это образ, создаваемый речью романного Иисуса, созданного американским писателем И выясняется, что эти образы далеко не тождественны Классическое, религиозное, евангельское пространство оспаривается, хотя и остается ключевое понятие - «Сын Божий» Но раскрывается это понятие в рамках романного контекста, альтернативного контексту Священного Писания

Третий параграф первой гпавы - «Концепция гчавного героя в парафразе проблема речевой инверсии» Одну из ключевых позиции в сюжете новозаветной истории занимает Нагорная проповедь — компактное собрание речей Иисуса Христа, его поучений в пятой — седьмой главах «Евангелия от Матфея» В романе Н Мейлера Нагорной проповеди посвящена глава 27 Перед читателем -дневниковый монолог, показывающий, что вспоминать адесь о благодати, на которой настаивают авторы канонических Евангелий, не стоит Таинственное и нуждающееся в неких формулах единство Отца и Сына в главе 27 уступает место сомнениям Иисуса, его значимой для романа неуверенности Эта неуве-

ренность призвана поставить перед читателем другую - не евангельскую - цель отказаться от безусловного доверия к речи и внимательно следить за мыслительно-речевым процессом самого Иисуса, стремящегося, по задумке Мейлера, сообщить о том, что приводит к появлению того или иного высказывания Не сама речь, показывающая смысл нового учения Христа, интересует Нормана Мейлера, а рефлексия героя, его отношение к сказанному Это очень важный и показательный ход лишить слово героя центральной позиции, которая является определяющей для понимания образа Богочеловека

Четвертый параграф — «"Сверхчеловеческое" как речевая ситуация» У всех евангелистов Отец остается «голосом», который звучит крайне редко Никакой антропоморфизации образа Бога в Новом Завете не происходит Но Евангелие настаивает на свободе человека, поэтому можно сказать, что Бог не стесняет человека своим внешним присутствием Он значительно больше в речах и делах Иисуса, нежели в формальных проявлениях величия Мейлер избирает другой путь В «Евангелии от Сына Бо-жия» Бог - речь, но она настолько часто появляется и так снижение звучит, что образ не может не получить антропоморфные черты Мейлеровский Бог не склонен объяснять своему Сыну сущность духовных процессов Императивный тон здесь более востребован Определенный дуализм мира в американском романе (Бог и дьявол как сверхчеловеческие герои) часто находит подтверждение в сознании Иисуса Во всех этих словах - какая-то относительность, специально поддерживаемая Мейлером. Дело не только в соответствии самому ходу жизни и истории Дидактический динамизм лаконичного повествования уступает место принципу описания, эстетической детализации происходящего Вместо слова — украшающие подробности Художественное воссоздание теологического пространства в литературном произведении может опираться на две богословские традиции - апофа-тическую осторожность религиозного дискурса, освобождающего Абсолют от частных атрибутов, лингвистически ограничивающих его сверхсущность, и катафатическую материализацию высших реальностей, словесную определенность исповедания, очерчивающую круг устойчивых знаков, которые сохраняют об-

раз личностного Бога Мейлер - несомненный сторонник катафа-тического принципа

Пятый параграф первой главы - «Парафраза кульминационных событий текста» Сознание читателя, хорошо знакомого с каноническим текстом, сразу фиксирует факты деконструкции с детства памятного повествования Мы видим не страдающего Иисуса, переживающего свои мучения, а некоего «Иисуса» спокойно, на большой временной дистанции вспоминающего о событиях, которые давно прошли Слова, обращенные к Отцу в Гефсиманском саду, произносятся и здесь, но у читателя нет возможности почувствовать их внутреннее, эмоциональное звучание Создается ощущение, что Мейлер спешит снизить накал предсмертных для героя страстей В страданиях Христа важен эффект присутствия Литература с ее арсеналом художественных средств способна представить предсмертное страдание как «сейчас» переживаемые ощущения Но этого не происходит Ничто не ускоряет ровное течение слова в «Евангелии от Сына Божия» Нельзя сказать, что вторичных размышлений слишком много, но они (даже в ограниченном числе) активно смещают образ главного героя в сторону неопределенности Речь Иисуса - усиление «человеческого» и отказ от «божественного»

Параграфы 6 и 7 первой главы («Парафраза сакрального текста как феномен массовой кучьтуры», «Парафраза сакрального текста как объект критического осмысления») посвящены контекстам (киноэстетика и эстетика критики), в которых парафраза сакрального текста способна существовать и изучаться

Во второй главе («Авторские концепции парафразы: типология, сравнительный анализ, лингвокультурологический контекст») шесть параграфов Главная проблема второй главы -способы пересказа (коды изложения или трансформации) евангельской истории, которые избирают Нонн из Хмима, Э Ренан, Ф Мориак, М Булгаков, И. Мицова

Первый параграф второй главы - «Поэтика классической парафразы в лингвокультурологическом контексте Средневековья поэма Ноппа из Хмима «Парафраза Святого Евангелия от Иоанна» Нонн останавливается на одном тексте, не допуская никакого событийного отклонения от произведения-

первоисточника Метод, избранный Нонном из Хмима, можно назвать точной парафразой (изложением), в отличие от инверсионной парафразы (трансформации) Мейлера Когда евангельская история передается гомеровским стилем, можно говорить о встрече и диалоге культур, о хотя бы относительном примирении между христианским «настоящим» и языческим «прошлым» Известно, что «Парафраза» Нонна читалась в византийских церквях Это важный аргумент, позволяющий сделагь следующий вывод поэма «Деяния Христа», сохранив все необходимые богословские акценты в пересказе Евангелия, позволила разнообразить священнодействие, происходящее в храме Определяющий признак поэмы Нонна - лексическое многообразие, создающее вереницы образов, в том числе образов Христа, который назван «Пророком безобманным», «Сродником Кормчего вечного мира», «Путником быстрым», «Христом быстроколенным», «нашим Повелителем», «Поборником Горним», «Мертвым Вечноживущим»

Второй параграф второй главы - «Поэтика художественно-исторической парафразы в чингвокупьтурочогическом контексте XIX века книга Э Ренана «Жизнь Иисуса» Ренан считал себя историком, но можно с уверенностью сказать именно «Жизнь Иисуса» «освободила» многих писателей, стала одной из основ будущих парафраз - причем, не научных, а чисто литературных Труд Ренана оказался настолько «беллетристическим», легким и увлекательным, что во французском историке увидели скорее писателя, нежели исследователя объективной истины Во-первых, Ренан не признает, что у событий жизни и смерти Христа может быть какая-то другая логика, не присущая другим событиям, встречающимся в мире Во-вторых, он не признает, что евангелисты могли писать как-то иначе, чем другие мастера слова Ренан убежден всс тексты в мире появляются из сознания автора, из их воли и таланта Это значит, что говорить о божественном происхождении Евангелий не имеет никакого смысла В-третьих, автор «Жизни Иисуса» всегда предпочитает подчеркивать, что никакой высшей реальности, способной к материальному присутствию в мире, быть не может Чудеса, по его мнению, так часто встречающиеся в Евантелии, надо объяснить, исходя из всем известного земного опыта, из психологических установок того времени, в

которое жил Иисус Именно художественность должна помочь в трансформации евангельского повествования в нечто, напоминающее значительный по объему роман Но эта, надо отметить, совершенно особая художественность, не допускающая то, что можно назвать «фантастикой» Вывод следует сделать следующий Ренан пишет историю Христа, опираясь не столько на исторические данные, которые не могут решить всех проблем, сколько на поэтику реалистического романа, достигшего расцвета как раз в ренановское время Именно искусство романа - код трансформации новозаветной истории а «Жизни Иисуса»

Третий параграф второй главы - «Поэтика экзистенциальной парафразы в чипгвокулътурологическом контексте XX века книга Ф Мориака «Жизнь Иисуса» Одна из главных проблем, решаемых в парафразе Мориака, - возможность и закономерность личного восприятия образа Христа Писатель не в состоянии увидеть другого Христа, которого нет в Евангелии Но также у верующего человека, обращенного к Иисусу, нет возможности не создать свой образ Спасителя, ведь общение с Евангелием -личный процесс Заучить - не значит понять и сделать своим Заучивание может показать желание человека быть верным, быть правильным Но христианство - живой процесс Человек, очищаясь от зла, приходит к личному, живому общению с Богом Именно поэтому Мориак пишет о «каждом из нас» Таким образом, тот или иной тип парафразы становится необходимостью для всех людей, ищущих религиозного контакта с Евангелием А для Мориака Хрисюс жив он сейчас выходит на проповедь, сейчас страдает, сейчас идет на крест Поэтому Мориак, по его словам, больше всего интересуется «неистовством Богочеловека», его не-сводимостыо к элементарным нравственным схемам Его Христос смотрится неожиданно, у него есть характер, который нельзя назвать простым Образ Иисуса у Франсуа Мориака лишен рена-новской легкости и сентиментальности Ни на минуту автор не забывает, что Христос пришел ради креста, именно это - его главное дело, которого нельзя избежать Мориак избирает лаконичный стиль Нонн из Хмима использует парафразу для создания античного образа библейской красоты вереницы эпитетов, детализированное описание контекста Французского писателя не

интересуют собственно художественные подробности, которые смогли бы перевести евангельскую историю из контекста религиозного в контекст литературный Мориаку необходим именно религиозный контекст Ни к каким лишним подробностям он не стремится Книга Франсуа Мориака интересна и тем, что в своей парафразе французский писатель часто акцентирует внимание на сложных цитатах, вызывающих противоречивые чувства Для Мориака образ Божества присутствует прежде всего в парадоксе, который способен поставить под сомнение абсолютную ценность земного разума Интересен и другой ход писателя, сближающий художественный дискурс с дискурсом публицистическим Мориак вводит в повествование самого себя, говорит о собственном религиозно-житейском опыте. Повествование теряет отвлеченный характер, становится подчеркнуто личностным В главе «Проклятые города» Франсуа Мориак моделирует речь Христа, пытаясь приблизить читателя к своей идее возвышающего и даже спасающего абсурда «Я - Бог непоследовательный Нет ничего более чуждого Мне, чем ваша логика Сердце Мое живет по иным законам, и ваш рассудок их не улавливает, ибо Я - любовь Вчера любовь побудила Меня разжечь перед вами неугасимый огонь, а сегодня та же любовь возвещает вам, что Я пришел спасти погибшее. .»

Четвертый параграф второй главы — «Поэтика дидактической парафразы в лингвокулътурологическоч контексте религи-озпо-художественного сознания роман И Мицовой «Следуй за Мной» Подзаголовок книги И Мицовой - «Евангельский роман» Мицова желает сохранить все то, чему учит Евангелие, но выразить это хорошо известное содержание в форме искусства, изначально иного по своим задачам Роман интересуется подробностями, самыми разными деталями, особенно психологическими Роман создает индивидуальные портреты, он способен превратить второстепенный образ или почти случайный эпизод в отдельную сцену, в состоявшуюся историю или судьбу. Роман -искусство внимательного наблюдения за самыми разными оттенками жизни, за скрытыми мотивами, которые в Новом Завете могут подразумеваться, но не раскрываться Интерес к Евангелию общеизвес1ен двадцать веков оставили много «парафраз» основ-

ной христианской истории Современные читатели с детства приучены к романным произведениям Когда Евангелие волею автора превращается в роман, не теряя при этом религиозного содержания, у читателя могут появиться дополнительные ар[ументы познакомиться с ним Главным мы считаем следующий аргумент, если Новый Завет призывает уверовать, всей душой устремиться к Христу, то роман (как жанровая форма), не требуя веры, способен увлечь психологией, показать внутреннее состояние людей, идущих к Христу

Пятый параграф второй главы — «Стилистические модели евангельского повествования и романной парафразы сравнительный анализ» Учитывая особую популярность романа «Мастер и Маргарита», предложим сравнительный анализ стилистических моделей Евангелия и романной парафразы на примере бул-гаковского произведения В Евангелии сюжет «Иисус Христос и Понтий Пилат», предваряющий кульминационное событие текста (распятие), не является самостоятельной историей и представляет собой одну из многих равноправных частей целостного повествования Этот сюжет нельзя назвать реализацией модели «текст в тексте», никакой специальной концентрации внимания на образе Понтия Пилата не наблюдается В романе Булгакова сюжет «Ие-шуа Га-Ноцри и Понтий Пилат» - единственная история, соотносимая в ключевых знаках (имена, действия, речи) с евангельским повествованием С одной стороны, этот сюжет оказывается частью общероманного действия, но с другой - перед читателем -классическая модель «текст в тексте» связи «Романа о Пилате» с «московскими главами» очевидны, но хронотоп (художественное единство образов времени и пространства) у них безусловно разный

Евангелист (Матфей. Марк, Лука, Иоанн), имплицитно присутствующий в повествовании, воспринимается читателями как личность, непосредственно участвующая в событиях (уровень эксплицитного проявления). Евангелист - не столько «писатель» (позиция, отсутствующая в Палестине времен Христа), сколько «историк», сообщающий подробности реально происшедшего события В отличие от фигуры евангелиста в новозаветном тексте повествовательная инстанция в «ершалаимских главах» дискус-

сионная проблема нет никакой определенности в решении вопроса о том, кто несет наибольшую ответственность за историю «Иешуа и Пилат» Формально-сюжетно роман (по структуре напоминающий новеллу) написан Мастером, за ним просматривается фигура всезнающего Воланда, сам процесс письма - иод контролем автора

Необходимо констатировать двойственность, неопределенность проблемы ответственности за главы, посвященные евангельским событиям Говоря об ответственности свидетеля-евангелиста за текст о Христе, мы сталкиваемся с важной и интересной проблемой, текст «Его» и «не Его» С помощью разных риторических средств подчеркивается первостепенная мысль о том, что истинное авторе!во записанной истории принадлежит Господу Богу Речь идет о «боговдохновенности» как об особой форме контакта человека и истины, отраженной в относительном сознании евангелиста, но сохраняющей при этом свой абсолютный характер Бог как верховная инстанция и персонификация абсолютной власти в романе Булгакова отсутствует, сразу же порождая вопросы о полноте/неполноте реализации новозаветной модели Более того, причастность Воланда к «Роману о Пилате» (нельзя забывать, что он - первый рассказчик этой истории) не только подчеркивает отсутствие сакральной риторики, ко и заставляет читателя размышлять о роли Сатаны в «ершалаимских главах»

В сцене с Понтием Пилатом Иисус Христос не проявляет себя в учительном слове, не проповедует, не оформляет учение в тезисах-заповедях Основная форма создания образа Богочеловека в этом сюжете - присутствие и молчание, снимающие проблему тотальной вербальносги, которая и отличает художественную литературу от священной словесности Семантическая полноценность, смысловая насыщенность молчания в каноническом повествовании в «ершалаимских главах» уступает место диалогу в традициях классического психологизма Формальная невербаль-ность задумчивости и потока нерационального сознания отдана прокуратору, образ Иешуа - в слове, в потоке речи, лишающих его новозаветного религиозного контекста, а также в «тезисах учения», отсутствующих в Евангелиях

В каноническом тексте доминирущими способами создания сюжета и образной системы становятся «повествование» и «поучение» Повествование есть сообщение о событиях, жизнеописание Христа, своеобразная хроника его общения с миром Поучение - реализация дидактического потенциала ключевого образа, оформление «системы заповедей» Нового Завета Детали внешности и одежды, пейзажные зарисовки и специальное изображение внутренней жизни в Евангелиях отсутствуют Повествование, разумеется, сохраняет важные позиции в «ершалаим-ских главах», но его динамика не имеет ничего общего с евангельским развитием событий Ослабленность сюжетного действия, отличающая «Роман о Пилате», евангелистам не известна Учительный потенциал образа Иешуа (слова о «трусости», о переходе в «Царство истины») резко контрастируют с его внешним видом, с физической слабостью Если принципы «повествования» и «дидактики» теряют свои позиции, то на первый план выходит принцип «описания», хорошо известный Античности, ушедший на периферию в библейской поэтике

Шестой параграф второй главы - «Концепции языковой личности в парафразах сакрального текста» Учитывая особое положение романа Н Мейлера (как языкового материала и примера парафразы) в диссертации, концепции языковой личности в текстах Нонна из Хмима, Э Ренана, Ф. Мориака, М. Булгакова, И Мицовой рассматриваются в сопоставлении с языковой личностью романа Н Мейлера

Роман Н Мейчера и «Деяния Иисуса» Нонна из Хмима 1)Нонн - христианин, который не стремится отказываться от достоинств античной поэтики, но и не собирается возвращаться к гомеровскому мифологизму Для него Христос - не герой истории, а Богочеловек спасший мир, Н Мейлер - в контексте культуры плюрализма, предпочитающей пересказывать древние истории на современный, свободный от религиозности, лад, 2) значительные изменения происходят в художественном строе речи В «Деяниях Иисуса» акцент сделан на художественном распространении сюжета, на увеличении объема определений, на многообразии метафор Эпитеты должны сделать событие более рельефным и чувственным У Н Мейлера другая задача он обед-

няет речь, избавляет ее от ненужной, по его мнению, художественности, отдаляет Иисуса от поэзии, 3) Нонн поэтизирует и возвышает всех участников событий Опираясь на методы древнегреческой мифологии, он делает события еще более значимыми, имеющими отношение к «высшему миру» Н. Мейлер склонен все упрощать Персонажи его романа, включая дьявола, приближены к людям, к их простой психологии

Роман Н Мейлера и «Жизнь Иисуса» Э Ренана 1) и Ренана, и Мейлера христианство интересует как идея - идея очень влиятельная, определившая во многом ход мировой истории, изменившая лицо мира Чтобы понять значение Иисуса и самого христианства, авторы отказываются от дистанции, определяющей характер религиозного чувства, 2) Э Ренан следует «историческому подходу», стремится избавить жизнь Иисуса от фантазий и мифов В итоге перед читателем оказывается образ гениального Учителя, который дал людям нравственное учение об идеальных чувствах, об идеальном поведении Н Мейлер, стремясь к историчности, поступает согласно логике искусства Он «оживляет» образ Иисуса, снимает дистанцию «третьего лица», повествующего о всем известных событиях Евангелистом становится сам Иисус, обещающий рассказать правду, 3) Ренан воодушевлен тем, что сделал и сказал Иисус Он видит, как изменился мир после евангельской проповеди Иисус представляется автору прекрасным в своих нравственных усилиях При чтении романа Мейлера мысль о гениальности главного героя не приходит У ренановского Сына Человеческого нет рефлексии, есть устремленность к поставленной цели Герой Мейлера - рефлексирующая личность, не отличающаяся воодушевлением В «Жизни Иисуса» создатель христианства - несомненный идеалист, умеющий не замечать отрицательные явления действительности В «Евангелии от Сына Божия» героя крайне сложно назвать создателем религиозной системы У него важное отличительное свойство -подмечать все несовершенное, ложное, то, что скорее унижает человека, чем возвышает его Ренан не предполагает в Иисусе несовершенства Мейлер именно на несовершенстве строит поэтику своего романа

Роман Н Мейлера и «Жизнь Иисуса» Ф Мориака• 1) оба писателя в своих «пересказах» опираются на принцип парадокса, стремятся удивить читателя. Ф. Мориак остается в границах христианского мышления Он удивляет не новыми поворотами сюжета, а психологической интерпретацией. Его Христос - странный Человек, непредсказуемый Бог, к которому никак нельзя привыкнуть Н Мейлер тоже хочет удивить, но это совершенно другой тип обращения к читателю. Главный парадокс, избранный Мейлером. повествующий Иисус, сам рассказывающий о своем пути; 2) оба автора достаточно полно воспроизводят события ряда Евангелий Но есть одно очень значительное отличие. Н Мейлер допускает метод антропоморфизации: Бог и дьявол становятся действующими героями, их речи звучат в произведении У Ф Мориака такая упрощающая мистика невозможна. Для Ф Мориака отдельное изображение Бога не имеет смысла, потому что Бог открылся в Христе Целостное изображение Иисуса - это и есть подлинное богословие, возможное даже в художественной парафразе; 3) Н. Мейлер стремится к исчерпанности образа Иисуса. После его многостраничной исповеди никакой тайны не остается. По всем основным вопросам мейлеровский Иисус изложил свою точку зрения. Никакого «контакта веры» с этим героем, совпадающим в имени с евангельским Богочеловеком, быть не может Ф Мориак стремится сохранить тайну, потому что лишь ее присутствие поощряет человека на подвиг веры, совсем не предусмотренный книгой Н Мейлера

Роман Н Мейлера и роман И Мицовой «Следуй за Мной». 1)И Мицова рассматривает свое произведение как «пробуждение интереса» к Священному Писанию Вряд ли эта цель рассматривалась Н Мейлером' возможно, американский писатель надеется на плохое знание первоисточника, чтобы его роман воспринимался и обсуждался более живо, 2) в обоих произведениях создается образ «своего Христа» И Мицова видит свое произведение в контексте христианства, где безусловным является трепетное отношение к Библии. Н Мейлер, создавая «сроего Христа», строит образ в оппозиции к каноническим Евангелиям И Мейлер, и русская писательница не считают себя ни историками, ни богословами Романы не обещают ни исторических открытий,

ни духовных рассуждений, соотносимых с теологией, 3) соглашаясь со всем, что происходит в Евангелии, И Мицова желает использовать опыт психологического романа и «пересказать» всем известные события так, чтобы читатель мог увидеть евангельскую историю в деталях, прежде всего, в деталях психологического характера Н Мейлер стремится сместить акценты, выставив на первый план сознание и слово Иисуса, в котором вряд ли хоть один верующий христианин узнает евангельского Богочеловека

Роман Н Мейлера и роман М Булгакова «Мастер и Маргарита» 1) в «Мастере и Маргарите» евангельский сюжет не равен всему произведению, занимая в нем определенное, по объему не самое значимое место В «Евангелии от Сына Божия» перед нами проходит вся жизнь Христа Практически для всех событий, отраженных в Новом Завете, есть место в романе Н Мейлера, 2) «Ершалаимские главы» - это не авторский текст, однозначно свидетельствующий о мировоззрении М Булгакова, а роман, созданный его героем и говорящий прежде всего о состоянии души именно этого героя - Мастера Вряд ли случайно несовпадение в имени (Иешуа — Иисус) и значительное расхождение в оценках, отличающее «Мастера и Маргариту» от Библии Можно говорить о дискуссионной форме присутствия евангельского сюжета в этом русском романе Такой двойственности повествования, заданной автором, в романе Н Мейлера нет Внешнее стремление к объективности в этом произведении значительно сильнее, 3) если в «Мастере и Маргарите» образ Иешуа подчеркнуто литературен, ведь он отделен от читателей и сознанием героя, и сознанием автора, то в «Евангелии от Сына Божия» большое желание ликвидировать дистанцию, заставить поверить, что можно, вопреки всем законам существования литературного произведения, услышать речь настоящего Иисуса Христа

В заключении отражены результаты исследования, сделаны выводы, указаны перспективы дальнейшего изучения темы

Основные положения диссертации нашли отражение в следующих публикациях

1 Шкондирова МВ Романы М.А Булгакова «Мастер и Маргарита» и Н Мейлера «Евангелие от Сына Божия»1 к проблеме художественного познания исторического времени // Экологический вестник Краснодар, 2006 С 85-88

2 Шкондирова М В Стилистические аспекты парафразы новозаветных событий в романе Н Мейлера «Евангелие от Сына Божия» // Художественная литература и религиозные формы сознания Матер Междунар науч интернет-конф Астрахань, 2006 С 186-189

3 Шкондирова MB «Мастер и Маргарита» и язык евангельского первоисточника сравнительная модель противостояния стилей//Вестник КСЭИ Краснодар, 2006 С 150-152

4 Шкондирова МВ Романы М А Булгакова «Мастер и Маргарита» и Н Мейлера «Евангелие от Сына Божия» сравнительный анализ сюжетно-композиционной и лингвопоэтической модели» // Лингвистические и эстетические аспекты анализа текста и речи Матер Всерос науч -практ конф Соликамск, 2006 С 197-200

5 Шкондирова MB Роман Н Мейлера и образ Христа в современном массовом сознании // Материалы межвуз науч -практ конф молодых ученых Краснодар, 2007 С 55-60

Автореферат

Шкондирова Марина Васильевна

парафраза сакрального текста: лингвокультурологические аспекты поэтики

Подписано в печать 12 11 2007 Формат 60 х 84'/16 Бумага тип №1.Уч.-изд л 1,5 Тираж 100 экз Заказ № 160

Типография КубГ'У 350063 г Краснодар, ул Октябрьская. 25

 

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Шкондирова, Марина Васильевна

ВВЕДЕНИЕ.

ГЛАВА 1. СОВРЕМЕННАЯ ПАРАФРАЗА САКРАЛЬНОГО ТЕКСТА: ПОЭТИКА И ПРОБЛЕМА ЛИНГВОКУЛЬТУРОЛОГИЧЕСКОЙ ТРАНСФОРМАЦИИ.

1.1 Парафраза сакрального текста как теоретическая проблема лингвокультурологии.

1.2 Сильные позиции текстовых знаков в парафразе.

1.3 Концепция главного героя в парафразе: проблема речевой инверсии.

1.4 «Сверхчеловеческое» как речевая ситуация.

1.5 Парафраза кульминационных событий текста.

1.6 Парафраза сакрального текста как феномен массовой культуры.

1.7 Парафраза сакрального текста как объект критического осмысления.

ГЛАВА 2. АВТОРСКИЕ КОНЦЕПЦИИ ПАРАФРАЗЫ: ТИПОЛОГИЯ, СРАВНИТЕЛЬНЫЙ АНАЛИЗ, ЛИНГВОКУЛЬТУРОЛОГИЧЕСКИЙ КОНТЕКСТ.

2.1 Поэтика классической парафразы в лингвокультурологическом контексте средневековья: поэма Нонна из Хмима «Парафраза Святого Евангелия от Иоанна».

2.2 Поэтика художественио-исторической парафразы в лингвокультуологическом контексте XIX века: книга

Э.Ренана «Жизнь Иисуса».

2.3 Поэтика экзистенциальной парафразы в лиигвокультурологическом контексте XX века: книга Ф.Мориака «Жизнь Иисуса».

2.4 Поэтика дидактической парафразы в лиигвокультурологическом контексте религиозно-художественного сознания: роман И.Мицовой «Следуй за Мной».

2.5 Роман Н.Мейлера и роман М.Булгакова «Мастер и Маргарита»: сравнительный анализ лингвокультурологических моделей парафразы.

2.6 Концепции языковой личности в парафразах сакрального текста.

 

Введение диссертации2007 год, автореферат по филологии, Шкондирова, Марина Васильевна

Актуальность исследования. В мировой культуре и в истории языка особое место занимают тексты, которые выходят за временные пределы своего создания и свободно существуют в интеллектуальном и духовном пространстве, в последние десятилетия часто называемом пространством интертекстуальным. Есть истории - прежде всего к ним относятся античные и библейские сюжеты, располагающие к новым пересказам давно известных событий, закрепленных в художественном повествовании. Интерес к ним сохраняется на высоком уровне, парафраза становится закономерным методом поддержания интереса к великому прошлому культуры. Во-первых, популярность парафразы свидетельствует о том, что есть повествования-архетипы, речевые каноны, способные преодолевать родные для себя контексты и сообщать нечто духовно и эстетически важное новым историческим контекстам, «большому времени», нуждающемся в архетипах для выявления неких доминант развития. Во-вторых, интерес к парафразе показывает, что одной из важных составляющих речевого процесса является прочтение значимых текстов в современных традициях, что позволяет сохранить всем известную фабулу, придав ей новый, соответствующей эпохе прочтения смысл. Образы великих традиций утрачивают многие архаические, ритуальные значения и подчиняются методологиям нового времени, помогая творцу и его читателям динамизировать процессы самоидентификации с помощью архетипических сюжетов. Этот аспект парафразы предполагает передачу той или иной древней истории как вполне современного события, если не по форме, то по духовному соответствию внутренним потребностям современного человека. В-третьих, особое значение парафразы в культуре XX - XXI веков говорит о значительном игровом потенциале модернизма и постмодернизма, которые избавляются от подчеркнуто уважительного отношения к традиции, начинают так «пересказывать» сюжеты минувших эпох, что появляется мысль о какой-то иронической власти современного художника над широко известными историями. Это уже не только желание нового времени проявить свою сущность в контакте с архетипическими образами, но и уверенность в необходимости инверсии как метода трансформации. Парафраза, сохраняя, как правило, ценностное ядро сюжета, позволяет чувствовать и понимать изменения, происходящие в культуре и языке, осознавать культуру как динамичный речевой процесс. Когда в сознании встречаются и сталкиваются Христос канонических Евангелий, Христос церковной жизни и герой Нормана Мейлера по имени Иисус, легче наблюдать за происшедшими за века изменениями в риторике. Парафраза всегда приводит к встрече разных языковых личностей, преодолевающих временные ограничения и оказывающихся «лицом к лицу». Промежуточные звенья культуры уходят на второй план, читатель видит, как одно и то же имя, близкие события сталкивают «древность» и «современность». Пересказ архетипических историй - творческая ситуация, значимая для самоидеитификации языка: современная культура, вновь рассказывающая о былых событиях, выявляет свои основные потенции, дает прогноз о собственном развитии.

Новизна исследования. Парафраза сакрального текста (канонических Евангелий) впервые изучается как целостная лингвокультурологическая проблема, позволяющая сделать научные выводы: 1) о разных типах парафразирования, предполагающего согласие или несогласие с сюжетом и стилем первоисточника; 2) об интерпретационных кодах и методах восприятия парафраз; 3) о языковых личностях, ответственных за парафразы сакрального текста.

Объект исследования - парафраза сакрального (евангельского) текста как языковой и лингвокультурологический феномен, как система методов творческого (диалогического, иногда неизбежно конфликтного) пересказа архетипической истории с компромиссным сохранением внешней формы и актуализацией внутреннего содержания.

Предмет исследования - лингвистические и лингвокультурологические аспекты корректного, расширяющего изложения или субъективной инверсии, трансформации сакрального текста.

Материало.м исследовании стали художественные тексты и тексты, по принципам своей организации сближающиеся с художественной словесностью: поэма Нонна из Хмима «Деяния Иисуса: Парафраза Святого Евангелия от Иоанна», книги Э. Ренана («Жизнь Иисуса») и Ф. Мориака («Жизнь Иисуса»), роман М. Булгакова «Мастер и Маргарита», роман И. Мицовой «Следуй за Мной», роман II. Мейлера «Евангелие от Сына Божия». Ключевую позицию занимает текст американского писателя. Объясним причины специального обращения именно к этому произведению. 1) Роман Н. Мейлера - последний по времени текст, являющийся парафразой евангельских событий и получивший при этом всемирную известность, отраженную в переводе на многие языки. Отчасти в этой известности «виноват» сам сюжет, не менее важна значимость Мейлера как знаменитого автора. Когда писатель, имеющий имя, обращается к парафразе классических сюжетов, интерес только усиливается. 2) Роман Н. Мейлера отвечает основному признаку парафразы - воспроизведению основных событий первоисточника, которое становится основой для дальнейших художественных истолкований. «Евангелие от Сына Божия» вполне можно назвать парафразой. 3) Роман Н. Мейлера представляется нам знаковым событием рубежа веков и тысячелетий, по крайней мере, знаковым для судеб парафразы. Подробнее об этом речь пойдет в основном тексте диссертации, здесь подчеркнем главное. Рассматривая «Евангелие от Сына Божия», мы видим, как внешнее соответствие евангельским событиям, желание их добросовестно пересказать совершенно не согласуется с мировоззренческими и языковыми основами произведения, которые вступают в противоречие с формально закономерным воспроизведением событий жизни Иисуса Христа. Роман Н. Мейлера - инверсионная парафраза, парафраза-трансформация.

Обоснуем присутствие других текстов в нашей диссертационной работе. «Деяния Иисуса» («Парафраза Святого Евангелия от Иоанна») - пример классического «пересказа» новозаветной истории в византийской традиции. С одной стороны, сравнение поэмы Нонна из Хмима с романом Мейлера проблематично, ведь восточнохристианская религиозность и современный американский скептицизм находятся на совершенно разных полюсах отношения к истории Христа. С другой стороны, такое сопоставление кажется нам необходимым, так как показывает, как изменились за века цели и задачи парафразы. «Деяния Иисуса» читались в византийских храмах, позволяя средневековым грекам услышать Евангелие на языке Гомера. «Евангелие от Сына Божия» многим христианам наших дней представляется кощунством, несмотря на воспроизведение основных евангельских событий. «Жизнь Иисуса» Э. Ренана задумано как историческое сочинение, рассказывающее историю Нового Завета в контексте позитивистского сознания. Но в науке нередко текст Ренана называют «романом»: метод французского историка сближается с художественными методами романистов XIX века, которые делали акцент на психологической стороне описываемых событий. Так поступает и Ренан, отказываясь от признания чудес и воспринимая евангельскую историю как психологический роман. Трудно переоценить значение «Жизни Иисуса» для всех последующих парафраз, в том числе для мейлеровского романа. Ф. Мориак тоже назвал свою книгу (заметно уступающую в объеме книге Ренана) «Жизнь Иисуса», но для него Иисус -не только гениальный человек, но Богочеловек, без которого невозможно спасение. В романе Нормана Мейлера Иисус признается Сыном Бога (как в книге Мориака), но при этом мировоззрение Мейлера значительно ближе к книге Ренана, что позволяет поставить вопрос о формальном следовании сюжета при устойчивой инверсии содержания и религиозного мышления.

Роман И. Мицовой «Следуй за Мной!» написан, как и «Евангелие от Сына Божия», на рубеже двух тысячелетий. Конечно, Инга Мицова не так известна, как Норман Мейлер, но это не значит, что ее произведение менее значимо, чем парафраза американского писателя. Более того, мы считаем, что роман Мицовой в сравнении с «Евангелием от Сына Божия» позволяет оценить, какой тип современной парафразы сегодня имеет шанс на коммерческий успех, а какой тип парафразы может быть оценен читателями-христианами, но вряд ли может надеяться на значительный тираж и удачную судьбу в книжном бизнесе. Особо надо сказать о романе М. Булгакова «Мастер и Маргарита». «Ершалаимские главы» остаются на данный момент самой изученной парафразой в современной критике. Познакомившись с критическими и литературоведческими работами о романе Булгакова, мы отказались от объемного сопоставления сюжета и образов этого произведения с образами и сюжетом мейлеровского романа, сосредоточившись на теоретических аспектах парафразы в «Романе Мастера», о чем в булгаковедении писалось значительно реже.

Цель исследования - изучение парафразы сакрального текста как лингвокультурологического феномена, как корректного изложения или языковой трансформации знакового сюжета в речевых контекстах, удаленных от первоисточника.

Основные задачи.

1. Обратившись к лингвистическим, лингвокультурологическим и литературоведческим исследованиям, к достижениям в области изучения художественного текста, рассмотреть парафразу как теоретическую проблему современной науки о языке.

2. Рассмотреть сильные позиции текстовых знаков в избранных парафразах, обратив особое внимание на заглавия, ключевые имена, авторские комментарии и прецедентные тексты.

3. Исследовать один из самых значимых повествовательных уровней парафразы сакрального текста, на котором происходит речевое становление «сверхчеловеческих» образов, уточняющих представление о языковой личности, ответственной за тот или иной «пересказ» событий Священной Истории Нового Завета.

4. Сделать описание лингвокультурологических контекстов, в которых создаются изучаемые в работе парафразы; определить основные интерпретационные коды, позволяющие адекватно прочитать тексты, сюжетно восходящие к евангельским событиям.

5. Поставить вопрос о поэтике парафразы в разные литературно-исторические эпохи, обратившись к текстам Нонна из Хмима, Э. Ренана, Ф. Мориака, И. Мицовой, М. Булгакова. Это позволит оценить и сюжетные доминанты конкретных произведений, и особые потенции ключевого для данного исследования текста (романа Н. Мейлера), раскрывающего дополнительные смыслы на фоне других парафраз общего первоисточника.

6. Предложить сравнительную модель стилистического конфликта литературной парафразы и евангельского первоисточника па примере романа М. Булгакова «Мастер и Маргарита».

7. Произвести сравнительно-сопоставительный анализ языковых личностей, ответственных за изучаемые в работе парафразы сакрального текста.

Методология исследовании. 1) Методы лингвистического изучения процесса перифразирования, обобщенные в диссертации Е.Б. Тхорик «Семантико-синтаксические разновидности перифразирования (на материале русского и английского языков)» (Краснодар, 1998). 2) Методы лингвистического анализа художественного текста, обобщенные в книге В.А. Лукина «Художественный текст. Основы лингвистической теории» (Москва, 2005). 3) Методы лингвокультурологического изучения проблемы взаимодействия языковой и теологической реальностей, обобщенные в книге Н.Б. Мечковской «Язык и религия» (Москва, 1998). 4) Методы многоаспектного изучения феномена «языковая личность» одного из смысловых центров в антропологическом направлении современной лингвистики. 5) Методы изучения поэтики художественного текста, представленные в монографиях Д.С. Лихачева («Поэтика древнерусской литературы») и С.С. Аверинцева («Поэтика ранневизантийской литературы»).

Апробация исследования. Результаты диссертационного исследования внедрены в учебный процесс в качестве лекционного материала по курсу «Иностранный язык» в объеме 72 ч и курсу «Деловой иностранный язык» в объеме 64 ч по специальности печати и журналистики Кубанского социально-экономического института.

Научно-практическая значимость исследования. Результаты исследования могут быть использованы при разработке: вузовских курсов по теории языка - разделов, посвященных становлению и трансформации языковой личности; вузовских курсов по теории словесности - раздела, посвященного жанровым формам, проходящим через разные исторические эпохи; вузовских курсов по культурологии, позволяющих выявить особенности массовой культуры в области ее интереса к устойчивым, классическим сюжетам.

Структура исследования. Диссертационная работа состоит из введения, двух глав, заключения и списка использованной литературы. Общее число страниц диссертационного текста - 192. Основные положения, выносимые на защиту.

 

Заключение научной работыдиссертация на тему "Парафраза сакрального текста: лингвокультурологические аспекты поэтики"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Изучая роман Нормана Мейлсра «Евангелие от Сына Божия» как парафразу Евангелия, мы стремились выявить основную идею, целостную мысль авторского обращения к сюжету, который всем хорошо известен и без помощи литературы. На первый взгляд, американский писатель соответствует тому отношению к первоисточнику, которое можно назвать христианским: он сохраняет подавляющее большинство событий, кульминация его текста внешне совпадает с евангельской кульминацией, Иисус остается Сыном Бога, признающим, что есть и Бог, и дьявол. Но, как мы убедились, совпадение фабул отнюдь не свидетельствует о том, что автор остается в контексте религиозного сознания. Мейлеровская парафраза - это сохранение фабулы с очень серьезной инверсией духовной картины мира. Эта инверсия начинается уже с заглавия, когда Мейлер, используя ключевой знак (Евангелие), сопрягает его не с одним из евангелистов, а с самим Иисусом, превращая повествование от «третьего лица» в прямую речь, рассказ о первом пришествии Божьего Сына в исповедь героя, совпадающего в имени с новозаветным Христом. Парафраза, которая может показаться тщательно спланированным «пересказом» главных событий первоисточника, оказывается парафразой инверсионного типа - трансформацией, в которой прямая речь Иисуса наводит читателя на мысль о том, что Мейлер поставил перед собой задачу показать само сознание Сына Божьего, его внутренний мир, которой в канонических Евангелиях проявляет себя исключительно в диалогах и проповедях Христа, но - не во внутренних монологах.

Парафраза - «сказать то же самое, но другими словами». Важный вопрос: Мейлер говорит «то же самое» или нет? «Евангелие от Сына Божия» наглядно показывает, что сам пересказ событий значит далеко не все, главное - кто и как пересказывает то, о чем сообщают евангелисты. Основной прием Мейлера (Иисус - повествователь) ставит читателя один на один с героем, который отличается постоянной рефлексией, несовершенством чувств и мыслей, двусмысленностью оценок религиозного мира, каким-то общим недовольством жизиыо, которое не так-то просто скрыть.

Когда сравниваешь заголовок мейлеровского романа с заголовками других текстов, изучаемых в диссертации, убеждаешься, насколько американский писатель дальше от первоисточника. Нонн из Хмима с полным основанием назвал свой текст «Парафразой Святого Евангелия от Иоанна». Ренан в заголовке указал на то, что в его «романе» не стоит искать Богочеловека. Заголовок книги Мориака полемичен по отношению к ренановскому произведению, но не к каноническим Евангелиям. Название романа Мицовой - цитата. Булгаков не оставляет в заголовке следа «ершалаимских глав». Норман Мейлер уже в главном сильном знаке текста расширяет читательский «горизонт ожидания», обещая сенсацию. Разве не сенсация, когда о своей жизни рассказывает не внешний наблюдатель, а сам Иисус? Этот прием вводит «Евангелие от Сына Божия» в контекст массовой литературы. Именно в этом контексте, как нам кажется, проясняется одна из главных задач данной парафразы - поразить читателя сочетанием несочетаемого - изложение евангельских событий с исповедью Иисуса, чье сознание - главный предмет изображения в романе. Даже в киноискусстве, к образам которого мы обратились в последнем параграфе первой главы, нет такой очевидной инверсионной задачи. Фильмы Пазолини («Евангелие от Матфея»), Дзеффирелли («Иисус из Назарета»), Гибсона («Страсти Христовы»), ставшие классикой кинопереложения евангельской истории, вполне вписываются в контекст христианского мышления. Дело не в том, что во всех указанных картинах Иисус Христос - Сын Божий, который воскресает после смерти на кресте. Дело в другом - в этих фильмах нет стилистического кощунства, какого-то обидного для первоисточника упрощения, которое предпринимает Мейлер. Сложнее с фильмом Скорсезе («Последнее искушение Христа»), но режиссер не скрывает, что он экранизирует не само Евангелие, а роман Никоса Казандзакиса. Фильм посвящен испытаниям человеческого духа, а не «пересказу» событий Нового Завета. Мейлер избирает прием, который практически невозможен в кино: объективный «кадр» исчезает, уступая место внутренним «кадрам», которые резко меняют ракурс, позволяя читателю максимально приблизиться к Иисусу. Но, на наш взгляд, это мнимое приближение, потому что Мейлер опирается на совершенно иную систему ценностей. Он о ней не оповещает, но в исповеди героя центральной идеей оказывается скептицизм и слабость характера, которая препятствует появлению обязательной для христианства мысли о единстве Отца и Сына. В канонических Евангелиях Христос находится в конфликте с фарисеями, с сатаной, иногда - с учениками. Мейлер, сохраняя внешнюю событийную канву, отодвигает на второй план главные евангельские конфликты и стремится удивить читателя двумя новыми противостояниями - Иисуса с Богом и Иисуса с самим собой. Человеческая природа главного героя упрощается, наводя на мысль о том, что слова о «Сыне Божьем» не лишены авторской иронии. Как нам кажется, Мейлер уверен, что нет у Бога никакого Сына, да, и впрочем, Бога тоже нет. Заметим еще раз: это основная мысль подтекста, в самом тексте все вроде бы иначе, говорится о беседах с Отцом, о чудесах, о воскресении, о пребывании в вечности.

Любое слово в мейлеровском романе оказывается двусмысленным -еще и потому, что утрачена «абсолютная дистанция», характерная для евангелистов. Матфей и Марк, Лука и Иоанн, создавая свои тексты, ощущали, что они свидетели самого важного события, они много знают об этом событии, да и речи Христа сохранились, но до конца понять это событие нельзя, потому что Христос, обладая человеческой природы, все-таки Сын Бога, Значит, он здесь и не совсем здесь, потому что божественность нельзя познать рационально. Евангелисты знают, что они лишь ученики. Мысли об ученичестве в «Евангелии от Сына Божия» нет, нет, впрочем, и «абсолютной дистанции». Есть максимально расширенная «зона фамильярности», в которой читатель сближается с героем, узнает обо всех его слабостях, ошибках и сомнениях. Мейлеровский роман отличается эгоцентризмом речи, особой заинтересованностью в самом себе, но отнюдь не в ближнем. Иисус постоянно ищет ответ на вопрос - «Что это значит, быть Сыном Божьим?», и нельзя сказать, что ответ в ходе развития действия обнаруживается. Не поучение интересует романного Иисуса, а углубленная рефлексия.

Нельзя не заметить, что религиозная картина мира, формально сохраняясь в «Евангелии от Сына Божия», превращается в литературную фантазию. Когда Бог приобретает ярко выраженные антропоморфные черты, когда дьявол материализуется в ярком образе, трудно отделаться от мысли, что эта сверхчеловеческая сфера - всего лишь фантазия, ни к чему никого не обязывающая. И Бог, и дьявол, и Иисус отличаются многословием. Заметим, что в тех парафразах, с которыми мы сравниваем роман Нормана Мейлера, религиозная сфера показана с большей корректностью. В книгах Ренана, Мориака, Мицовой, Булгакова идет разговор о Боге, но он остается, прежде всего, внутренним нравственным образом, не смущающим читателя материализацией. В «Евангелии от Сына Божия» все иначе: создается ощущение, что автор стремится закрыть вопрос о тайне Христа, дать простые ответы на все вопросы читателя о мистическом характере происходящих а Евангелии событий.

Интересен, на наш взгляд, вопрос о реалистическом характере романа Мейлера. Вроде бы у Мейлера именно реалистическая задача -рассказать обо всем, как это было на самом деле. Но демифологизация, которую предпринимает писатель, не приближает нас к сути событий.

Не появляется и модернистская увлеченность, особая страстность, которая есть, например, в фильме Пазолини. Скорее, Мейлер ближе к постмодернизму с его уверенностью в том, что все великое кончилось и давно стало объектом для словесных экспериментов. Читая роман Мейлера, можно вспомнить о понятии «конца истории» или «постистории». Исчезает пафос, эмоции, которые создают жизнь, а потом поддерживают его. Есть образ Бога, есть образ дьявола и образ Ииуса, можно говорить о том, что сохраняются сцены искушения, проповедей, чудес, суда у Пилата, смерти на кресте, распятия и воскресения. В этом плане Евангелие «пересказано» верно, но это внешнее соответствие сюжету исключает одно самое важное составляющее всей библейской истории - необходимость веры. Конечно, роман - не Священное Писание, но должно же быть соответствие основным чувствам первоисточника! Этого соответствия нет совсем. Читая «Евангелие от Сына Божия», читатель не способен испытать сильных эмоций, потому что нет перед ним героев в значении древнего героизма, когда человек был готов умереть за идею, считал подобную смерть дорогой в бессмертие. У Мейлера Иисус - герой текста, но совсем не тот герой, который идет на крест как на подвиг, зная, во имя какого высокого дела он принимает страдания. Именно это мы и называем «постисторией»: остается память о событии, появляется желание детально событие пересказать, понять его логику, но при этом пропадает вера в величие и необходимость происшедшего. Если в Евангелии сомневаются ученики Иисуса, то в парафразе американского писателя сомневается он сам. Мейлеровский Иисус лишен духовной концентрации, ограничивающей сообщения о второстепенных предметах. Здесь «второстепенное» как раз и рвется на передний план. «Мир», который принципиально преодолевается в канонических текстах, в парафразе Мейлера интересует писателя больше всего. Именно поэтому дьявол достаточно органично действует на страницах

Евангелия от Сына Божия». Этот персонаж, одержимый «второстепенным»,здесь имеет право дерзко говорить с Иисусом, дерзко говорить с Богом.

Важно не только, то что есть в парафразе, имеет большое значение и то, чего в парафразе нет. В «Евангелии от Сына Божия» есть относительность всего происходящего в жизни Иисуса, но при этом отсутствуют полутона. Мейлеру не нужен развивающийся герой, его устраивает статичный Иисус, который остается одним и тем же на протяжении всего действия. Характерно, что в романе нет детей, отсутствует и детская психология, которая, по каноническим Евангелиям, значительно ближе к Богу, потому что еще не обременена лишними чувствами и мыслями. Нет контрастов, нет настоящей любви, как и настоящей ненависти, создающей подлинные конфликты. Нет погибших (косвенно оправдывается даже Иуда Искариот), но нет и спасенных. Трудно представить, что в мире под таким Богом и с таким Иисусом, созданных воображением Нормана Мейлера, могут оказаться ад и рай. Еще раз скажем: нет героев, которые могли бы выбрать один или другой путь. Лазарь воскресает, но тут же Иисус сообщает, что это воскрешение лишено всякой радости: герой говорит об ожидании червей, но не счастье преодоленной смерти. Много говорится о влечении к женщине (прежде всего, это относится к герою по имени Иисус). На уровне сюжета Иисус остается один, без женщины, но об влечении так много говорится, что трудно поверить в преодоление этого влечения. «Сын Божий» в романе «произносится», но не изображается.

Ясно, что Норман Мейлер стремится избавить читателя от влияния мифа. Погружение в сознание «мифологического героя» действительно способно уничтожить власть мифологических образов, превратить их в образы психологически, у Мейлера - в гротескно-психологические. Миф призывает читателя отдаться иллюзиям, испытать силу древних образов. В романе Иисус вспоминает об Иове - ветхозаветном страдальце, прошедшем через тяжелые испытания. Но вспоминать не значит соответствовать: мейлеровский Иисус - «Антииов». Если Иов библейский после утраты имущества, детей и здоровья, обратился к Богу с вопросами о справедливости, поставил себя равным Богу, призвал Всевышнего на суд, чтобы узнать о причинах случившейся несправедливости, то герой Мейлера далек от такого настроения, позволяющего говорить с Богом на равных.

В центре романа Мейлера - определенная концепция: Иисус показан сниженным героем, не вызывающим доверия. «Евангелие от Сына Божия» можно назвать концептуальной инверсионной парафразой, сохраняющей события, но меняющей саму структуру отношений Бога с Иисусом, Иисуса с учениками и читателями, читателя с Богом. Мейлеровская парафраза не сохраняет главного - ощущение значительности события, его прямого отношения к каждой человеческой душе. Поэму «Деяния Иисуса», написанную Нонном из Хмима, можно назвать художественно-богословской парафразой: использование гомеровского стиля, многочисленные эпитеты сохраняют главную евангельскую мысль о спасительном явлении Богочеловека. Книга Ренана «Жизнь Иисуса» - историко-реалистическая парафраза: как и Мейлер, Ренан стремится раскрыть «правду», но делает это, опираясь на многолетнее изучение обстоятельств событий, приведших к рождению христианства. Книга Мориака «Жизнь Иисуса» - экзистенциальная парафраза: Мориака не слишком интересуют исторические контексты, он стремится приблизить Христа к современному читателю, поразить его подвигом, который за века не утратил значения, не был отменен прогрессом в культуре. Роман Мицовой «Следуй за Мной» - религиозно-реалистическая парафраза: в своем объемном тексте Мицова стремится сохранить образ евангельского Христа как Богочеловека, «прочитав»

Евангелие как роман о трудном приближении человека к «психологии спасения». Роман Булгакова «Мастер и Маргарита» нельзя однозначно назвать парафразой, его мир сложнее. «Ершалаимские главы» (напомним, что это роман героя - Мастера) больше напоминают творческую полемику с первоисточником, чем его пересказ. Нам кажется важным, что Булгаков сохраняет трагический характер происходящего с Иешуа и Пилатом - особенно с римским прокуратором. Норман Мейлер не позволяет трагизму сохраниться.

Каждая парафраза стремится к какой-то цели. Нонн из Хмима хочет «спасти» гомеровское мышление, подчинить его решению главной христианской задачи спасения души. Ренан, восторженно относящийся к Иисусу, но не считающий его Богочеловеком, рассматривает христианство как самый высокий миф. Его цель - показать исторические обстоятельства этого мифа, показать Иисуса как самого светлого гения в земной истории, но только гения, религиозного лидера, а не священную личность. Мориак не скрывает, что он пытается показать человеку XX века, насколько «немифологичны», а конкретно жизненны призывы евангельского Христа. Цель Ренана можно назвать художественно-образовательной, цель Мориака религиозна. Как и цель Мицова, о чем она подробно сообщает в послесловии, называя свое произведение «евангельским романом». Цели Булгакова значительно сложнее. Ясно лишь, что вопрос о свободе выбора, об ответственности этого выбора был для автора «Мастера и Маргариты» одним из самых важных. Еще сложнее говорить о целях Нормана Мейлера, которого не интересует ни религия, ни история, ни художественное воспроизведение событий Евангелия. Если верно наше предположение о «постисторической» парафразе, отражающей мышление, исключающее веру и пафос, то можно предположить, что «скука» оказывается методом деконструкции, понижения уровня классического сюжета, полемики с христианской истории. При чтении «Евангелия от сына Божия» трудно отделаться от мысли, что скучно самому герою этого произведения.

 

Список научной литературыШкондирова, Марина Васильевна, диссертация по теме "Теория языка"

1. Аверинцев С. Вечный образ // Слово, 1989, № 8.

2. Аверинцев С.С. Греческая «литература» и ближневосточная «словесность» (противостояние и встреча двух творческих принципов) // Типология и взаимодействие литератур Древнего мира, -М., 1971.

3. Аверинцев С. Два слова о том, до чего же трудно переводить библейскую поэзию // Новый Мир, 1998, № 1.

4. Аверинцев С.С. Поэтика ранневизантийской литературы, М., 1977.

5. Аверинцев С.С. Риск и неизбежность пересказа // Мень А. Сын Человеческий, М., 1991.

6. Амусин М. «Ваш роман вам принесет еще сюрпризы» (О специфике фантастического в «Мастере и Маргарите» // Вопросы литературы, 2005, № 2

7. Андреевская М.И. О «Мастере и Маргарите» // Литературное обозрение, 1991, № 5.

8. Андрусенко А. Подросток любых времен: О нравственно-религиозных исканиях Франсуа Мориака // Дет. лит. М., 1990, N 9.

9. Андрусенко, А. В. Творчество Франсуа Мориака и французская католическая литература XIX XX вв: Автореф. дис. канд. филол. наук / Лит. ин-т им. А. М. Горького, - М., 1995.

10. Античность и Библия в литературном процессе XX века: Коллективная монография / Татаринова Л.Н., Гончаров Ю.В., Чумаков С.Н., Татаринов A.B. Краснодар, 2001.

11. П.Апдайк Д. Чтоб камни сделались хлебами: Норман Мейлер и искушения Христа // Иностранная литература, 1998, № 5.

12. Апресян Ю.Д. Образ человека по данным языка: попытка системного описания//Вопросы языкознания, 1997, № 1.

13. Ахманова О.С. Парафраза // Словарь лингвистических терминов, М., 1966.

14. Барт Р. От произведения к тексту // Барт Р. Избранные работы: Семиотика: Поэтика,- М., 1989.

15. Бартли У.У. Языковая игра // Людвиг Витгенштейн: человек и мыслитель, М., 1993.

16. Бахтин М.М. Эпос и роман {О методологии исследования романа) II Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. Исследования разных лет, М., 1975.

17. Бельчиков Ю.А. Перифразы // Лингвистический энциклопедический словарь, М., 1990.

18. Белянин В.П. Психолингвистические аспекты художественного текста, М., 1988.

19. Берджесс Э. Человек из Назарета: Роман: Пер. с англ. В. Бублика под ред. В. Бабенко. М.: Текст, 2000.

20. Библейская энциклопедия, М., 1990.

21. Бройтман С.Н. Историческая поэтика. Учебное пособие, М., 2001.

22. Бультман, Р. Иисус Христос и мифология // Октябрь, 1995, № 12.

23. Буянова Л.Ю. Языковая личность как текст: Жизнь языка и язык жизни // Языковая личность: экспликация, восприятие и воздействие языка и речи: Монография, Краснодар, 1999.

24. Быков Д. Последняя. Нонна Слепакова. Полоса отчуждения // Новый Мир, 1999, №2.

25. Бэлза И.Ф. Партитуры Михаила Булгакова // Вопросы литературы, 1991, №5.

26. Вежбицкая А. Язык. Кульутра, Познание, М., 1977.

27. Виноградов В.В. Избранные труды. Лексикология и лексикография, -М., 1977.

28. Винокур Г.О. Об изучении языка литературных произведений // Русская словесность. От теории словесности к структуре текста: Антология, -М., 1997.

29. Вулис А.З. Роман М. Булгакова «Мастер и Маргарита», М., 1991.

30. Гаврюшип Н. Литостротон, или Мастер без Маргариты // Вопросы литературы, 1991, № 8.

31. Гак В.Г. Языковые преобразования, М., 1998.

32. Галинская И.Л. Наследие Михаила Булгакова в современных толкованиях: Сб. науч. тр., М., 2003.

33. Гамарник Ю.Д. Евангелие от Норманна Мейлера // Христианство и американская культура: Тезисы докладов конференции (7-14 декабря 2000 г., МГУ), М., 2000.

34. Гаспаров Б.М. Из наблюдений над мотивной структурой романа М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита» // Гаспаров Б.М. Литературные лейтмотивы. Очерки по истории русской литературы XX века, М., 1993.

35. Гаспаров Б.М. Новый Завет в произведениях М.А. Булгакова // http://mlis.ru/science/context/litera/novzavet.

36. Гаспаров Б.М. Язык. Память. Образ. Лингвистика языкового существования, М., 1996.

37. Гаспаров М.Л. Перифраз(а) // Литературный энциклопедический словарь, М., 1987.

38. Генис А. Три «Соляриса» // Звезда, 2003, № 4.

39. Гиро П. Разделы и направления стилистики и их проблематика // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. IX. Лингвостилистика, М., 1990.

40. Демин М.В. Игра как специфический вид человеческой деятельности // Философские науки, 1983, № 2.

41. Дидактика художественного текста. Краснодар, 2005.

42. Дидактика художественного текста. Выпуск 2, Краснодар, 2007.

43. Дмитриев А. П. Тема «православие и русская литература» в публикациях последних лет // Рус. лит., 1995, № 1.

44. Долинин А. Набоков, Достоевский и достоевщина // Старое литературное обозрение, 2001, № 1.

45. Дунаев М.М. Рукописи не горят? (Анализ романа М. Булгакова «Мастер и Маргарита»), Пермь, 2000.

46. Евгеньева О.Б. Влияние философско-религиозной концепции Блеза Паскаля на формирование этической системы Франсуа Мориака // Философские и эстетические традиции в зарубежных литературах, 1995.

47. Жинкин H.H. Язык речь - творчество: Избр. Труды, - М., 1998.

48. Жуков Пафнутий, священник. В защиту «подсудимого» романа // http://www.radonezh.ru/analytic/articles/?ID=266forprint.

49. Затонский Д.В. Модернизм и постмодернизм: Мысли об извечном коловращении изящных и неизящных искусств. Харьков; М., 2000.

50. Захарова A.B. Нонн Панопополитанский // Нонн Панополитанский. Деяния Иисуса, 1997.

51. Зверев А. "Ты видишь, ход веков подобен притче." // Иностранная литература, 1998, №5.

52. Зеркалов А. Воланд, Мефистофель и другие // Заметки о «теологии» романа М. Булгакова «Мастер и Маргарита» // Наука и религия, 1987, №8,9.

53. Зеркалов А. Иисус из Назарета и Иешуа Га-Ноцри // Наука и религия, М., 1986, № 9.

54. Злобина А. Возвращение на землю // Иностранная литература, 1999, № 1.

55. Злобина А. Отражение настоящего // Новый Мир, 1996, № 9.

56. Ионин Л.Г. Две реальности «Мастера и Маргариты» // Вопросы философии, 1990, №2.

57. Исаева Н. Вариации на тему смерти // Вестник Европы, 203, № 10.

58. Исупов Н.Г. Второе рождение проблемы «игра и искусство» // Философские науки, 1974, № 5.

59. Казандзакис Н. Последнее искушение. Перевод с новогреческого и послесловие О.П. Цыбенко, М.: Лабиринт, 1999.

60. Канонические Евангелия. / Пер. с греч. В.П. Кузнецовой. Под ред. C.B. Лезова и C.B. Тищенко. Введ. C.B. Лезова. Статьи к евангелиям C.B. Лезова и C.B. Тищенко, М., 1993.

61. Кантор В. Лев Толстой: искушение неисторией // Вопросы литературы, 2000, № 4.

62. Канчуков Евг. Расслоение мастера // Литературное обозрение, 1991, №5.

63. Караулов Ю.Н. Русский язык и языковая личность, М., 1987.

64. Келеман Я. Семиотика художественного творчества,- М., 1977.

65. Кинобозрение Натальи Сиривли // Новый Мир, 2004, № 7.

66. Кириллова И. Литературное воплощение образа Христа // Вопросы литературы, 1991, № 8.

67. Киселева Л.Ф. Диалог добра и зла в романе Булгакова «Мастер и Маргарита» // Филологические науки, 1991, № 6.

68. Коган П. «И внял я неба содроганье.» // Вопросы литературы, 2002, № 4.

69. Кожина H.A. Заглавие художественного произведения: онтология, функции, типология // Проблемы структурной лингвистики, 1984, М, 1986.

70. Кожинов В.В. Роман эпос нового времени // Теория литературы. Основные проблемы в теоретическом освещении, Роды и жанры, -М., 1964.

71. Козлова М.С. Философия и язык, М., 1972.

72. Косиков Г.К. К теории романа (роман средневековый и роман Нового времени) // Проблема жанра в литературе Средневековья, -М., 1994.

73. Кржижановский С. Поэтика заглавий, М., 1931.

74. Кристева 10. Бахтин, слово, диалог и роман // Вестник Московского университета. Сер. 9. Филология, 1995, № 1.

75. Кротов Я. Христос под пером // Иностранная литература, 1998, № 5.

76. Кураев Андрей, дьякон. «Мастер и Маргарита»: за Христа или против?», М., 2004.

77. Левинг 10. В доме дураков: песни невинности, они же опыта // НЛО, 2003, № 62.

78. Лезов C.B. История и герменевтика в изучении Нового Завета, М., 1996.

79. Лекманов О. О чем написан роман «Мастер и Маргарита»? (Цитаты с комментарием) // НЛО, № 24 (1997).

80. Леонтьев А.А. Язык, речь, речевая деятельность, М., 1969.81 .Лихачев Д.С. Поэтика древнерусской литературы, Л., 1970.

81. Лосев А.Ф. Диалектика мифа, М., 1991.

82. Лотман Ю.М. Анализ поэтического текста, Л., 1972.

83. Лотман Ю.М. Структура художественного текста, М., 1970.

84. Лукин В.А. Художественный текст: Основы лингвистической теории. Аналитический минимум, М., 2005.

85. Между «верую!» и «не верю!»: Современная русская проза в поисках Бога // Дружба народов, М., 2003, № 6.

86. Мелетинский Е.М. О литературных архетипах, М., 1994.

87. Мелетинский Е.М. Поэтика мифа, М., 1976.

88. Мень А. В поисках подлинного Христа // Иностранная литература, 1991, №3.

89. Мень А. Евангельская история в художественной литературе // Мень А. Сын Человеческий, М., 1991.

90. Мечковская Н.Б. Язык и религия: Пособие для студентов гуманитарных вузов, М., 1998.

91. Мигин Г. Суд Пилата: (Евангельский сюжет в русской литературе XIX-XX вв.) // Литература в школе, М., 1994. № 1.

92. Михайлов A.A. Литература и философия языка // Логос, 1996, № 8.

93. Немец Г.П. Прагматика метаязыка, Киев, 1993.

94. Николаева О. Творчество или самоутверждение? // Новый мир, 1999, № 1.

95. Николаева Т.М. От звука к тексту, М., 2000.

96. Никулина H.A. Идея «жизнь Иисуса» в письменной культуре // Теория и экология разума, Тюмень, 2000.

97. Никулина H.A. Поиски метода. Книга Д.С. Мережковского «Иисус Неизвестный» и «Исторический Иисус» Д.Ф. Штрауса и Э. Репана // Культурологические проблемы развития региона, Тюмень, 1999.

98. Новикова М. Христос, Велес и Пилат: "Неохристианские" и "неоязыческие" мотивы в современной отечественной культуре // Новый мир, 1991, № 6.

99. Нодель Ф. Впереди Иисус Христос // Новое время. М., 1994, № 4.

100. Нуйкин А. Новое богоискательство и старые догмы // Новый мир, М., 1987, №4.

101. Нямцу А.Е. Идеи и образы Нового Завета в мировой литературе. Часть I, Черновцы, 1999.

102. Нямцу А.Е. Основы теории традиционных сюжетов, Черновцы, 2003.

103. Ю4.Павлючко И.П. Эмотивный аспект языковой личности автора художественного текста // Языковая личность: проблемы обозначения и понимания: Тез. Докладов, Волгоград, 1997.

104. Палиевский П.В. Последняя книга М. Булгакова // Палиевский П.В. Литература и теория, М., 1979.

105. Парафраз//Поэтический словарь, М., 1966.

106. Парафраза // http://encycl.accoona.ru/?id=46331.

107. Парафраза// ttp://www.ssl 1.mnogosmenka.ru/ssl 10091/ssl 10097.htm.

108. Пеньковский А.Б. Нина. Культурный миф русской литературы в лингвистическом освещении, М., 1999.

109. Першин М., дьякон. «Мастер и Маргарита»: Господь глазами «очевидца» // http://www.ao.ortodoxy.ru/arch/022/022-persh.htm.

110. Поспелов Д.А. Христианский «эпос» Нонна // Нонн из Хмима. Деяния Иисуса: Парафраза Святого Евангелия от Иоанна, 2004.

111. Рассадин С. Булгаков, победивший самого себя // Новая газета, 2002, 14 октября; http://2002.novayagazeta.ru/nomer/2002/76n/n76n-s3 9. shtml.

112. Рахматуллин Р. Небо над Москвой: Второй Иерусалим Михаила Булгакова // Ex. Libris Н.Г. М., 2001,24 мая.

113. Ребель Г. Кто «виноват во всем этом?» // Вопросы литературы, 2007, № 1.

114. Ревзина О.Г. Лингвистические основы интертекстуальности // Текст. Интертекст. Культура. Материалы международной научной конференции, М., 201.

115. Ремизова М. .Или ждать нам другого? //Дружба народов, 2003, № 6.

116. Ривкинд А. В. К вопросу о художественном авторстве ершалаимских глав романа «Мастер и Маргарита» // Проблемы эволюции русской литературы XX века, М., 1995, Вып.2.

117. Розанов 10. В. Христианский апокриф в литературе русского модернизма: парадоксы восприятия // Христианский мир: религия, культура, этнос, 2000.

118. Роль человеческого фактора в языке: Язык и картина мира, М., 1988.

119. Руднев В.П. Словарь культуры XX века. М., 1997.

120. Савельева O.A. Русский апокрифический Христос: к постановке проблемы // Slavia Orientalis. 2003. № 2 http://www.philology.ru/literature2/savelyeva-03htm.

121. Сарнов Б. «И стать достояньем доцента.» // Вопросы литературы, 2006, № 3.

122. Сарнов Б. М. Каждому по его вере. (О романе Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита»), - М., 1998.

123. Семенова С. "Всю ночь читал я Твой Завет.": Образ Христа в современном романе // Новый мир, 1989, №11.

124. Семенова, С. Христос и мы // Дружба народов, М., 2000, № 1

125. Серегин А. Владимир Соловьев и «новое иррелигиозное сознание» //Новый Мир, 2001, №2.

126. Смирнов А. Путь к «Вишневому переулку» // Новый Мир. 2001. № 11.

127. Смит Дж. Б. Тематическая структура и тематическая сложность // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. IX. - Лингвостилистика. -М., 1980.

128. Соколов Б. Расшифрованный Булгаков. Тайны «Мастера и Маргариты». М., 2005.

129. Степанов Ю.С. Перифразы // Степанов Ю.С. Имена. Предикаты. Предложения. Семиологическая грамматика. М., 1981.

130. Сурова 0.10. Человек в модернистской культуре // Зарубежная литература второго тысячелетия. 1000 2000, - М., 2001.

131. Сухих И. Евангелие от Михаила (1928-1940. «Мастер и Маргарита» М. Булгакова) // Звезда, 2006, № 6.

132. Татаринов A.B. Библейский сюжет и его становление в литературном процессе средних веков и Возрождения, Краснодар, 2000.

133. Татаринов A.B. Жанровая природа и нравственная философия художественных текстов о евангельских событиях. Краснодар, 2005.

134. Толковая Библия; или Комментарий на все книги Св. Писания Ветхого и Нового Завета. Т. 8. Стокгольм, 1987.

135. Тростников В. М. «Встал Иисус на месте ровнем.» // Лит. учеба. -М., 1994. №5.

136. Трубецкой С.Н. Ренан и его философия // Литературное обозрение, 1993, №3/4.

137. Тхорик В.И. Языковая личность в аспекте лингвокультурологических характеристик: Монография. Краснодар, 2000.

138. Тхорик Е.Б. Семантико-синтаксические разновидности перифразирования (на материале русского и английского языков). Диссертация на соискание ученой степени кандидата филологических наук. Краснодар, 1998.

139. Тынянов Ю.Н. О литературной эволюции // Русская словесность. От теории словесности к структуре текста: Антология. М., 1997.

140. Тюпа В.И. Аналитика художественного (введение в литературоведческий анализ). М., 2001.

141. Фрай Н. Критическим путем. Великий код: Библия и литература // Вопросы литературы, 1991, № 9/10.

142. Фрейденберг О.М. Поэтика сюжета и жанра. М., 1997.

143. Фромм Э. Догмат о Христе. М., 1998.

144. Хализев В.Е. Теория литературы. -М., 2000.

145. Чегодаева М. Воланд адвокат Иешуа // Независимая газета. 2005. 31 мая.

146. Четина Е.М. Евангельские образы, сюжеты, мотивы в художественной культуре: Проблемы интерпретации. М., 1998.

147. Щевеликов 10. Интеллектуальный сатанизм. Роман М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита» глазами православного человека // http://zhurnal.lib.rU/s/shevelikovin/ura.shtml.

148. Элиаде М. Избранные сочинения. Очерки сравнительного религиоведения. М., 1999.

149. Юзефович Jl. Оппозиционеры, но не карбонарии // Новый Мир, 1995, №3.

150. Яблоков Е.А. Художественный мир Михаила Булгакова. М., 2001.

151. Яблоков Е.А. «Я часть той силы.»: Этическая проблематика романа М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита» // Русская литература, 1988, №2.

152. A Conversation with Norman Mailer and Dr. Christopher M. Leighton // The Institute for Christian and Jewish Studies, Volume 8, Autumn, 1998.

153. Alter R., Kermode F. The Literary Guide to the Bible. The Belknap Press of Harvard University Press, Cambridge, Massachusetts, 1994.

154. Barge L. From Transcendentalism to Naturalism: Images of Jesus in American Literature // http://www.mobap.edU/academics/fl/journal/3.2/barge.asp.

155. Barrat A. Between two worlds: A crit. introd. To «The Master and Margarita». Oxford, 1987.

156. Bethea D.M. History as hippodrome: The apocalyptic horse and rider in «The Master and Margarita» // Russ. Rev. Stanford. 1982. Vol. 41. № 4.

157. Birney A. The Literary Lives of Jesus: An International Bibliography of Poetry, Drama, Fiction and Criticism. Garland Publishing. Inc., New York, 1989.

158. Bottum J. Mailer's Jesus // First Things, 1997, August/September.

159. Brown A.S. Modernist Apocrypha: Contexts of the Gospel Plot in Russian Modernism. University of California, Berkeley, Fall, 1998.

160. Davies, J. M. Q. Bulgakov : Atheist or "Militant Old Believer"? : The Master and Margarita Reconsidered. Australian Slavonic and East European Studies vol. 6. no.l (1992): 125-134.

161. Ericson, Edward E.The Apocalyptic Vision of Mikhail Bulgakov's AThe Master and Margarita@. Lewiston: E. Mellen Press. 1991. 204 p. (Studies in Slavic language and literature; vol. 6.

162. Fowler, Margarita. The Continuing Faustian Tradition : in Bulgakov's The Master and Margarita. M.A. ids., University of Manitoba (Canada,) 1991.

163. Fewkes R.M. The Gospel According to Norman Mailer // http://www.firstparishnorwell.org/sermons/mailer.htm.

164. Galloway P. Dissatisfied with the four Gospels, Norman Mailer produces his own account of the life of Jesus // Chicago Tribune, May 17, 1997.

165. Glenny M. Existential thought in Bulgakov's «The Master and Margarita» // Canad.-Americ. Slavic studies, j. Vol. 15, № 2/3.

166. Gray P. Using the Lord'name. Norman Mailer's new novel // Time, April, 28, 1997.

167. Haber E.S. The mythic structure of Bulgakov's «The Master and Margarita» // Russ. rev. Stanford, 1975, Vol. 34, № 4.

168. Kafka P. Double-crossed. Norman Mailer and his ex-wife both have books out this season. Each tells its own version of the gospel II http://www.bostonphoenix.com/altl/archive/books/review/0697/M AILER.html.

169. Kakutani M. Norman Mailer's Perception of Jesus // http://www.pulitzer.Org/year/1998/criticism/works/4.html.

170. Landenhorst G. The Rediscovery of Jesus as a Literary Figure // Literature and Theology, vol.9, № 1, March 1995.

171. Pelican J. Jesus through the Centuries: His Place in the History of Culture. New York: Harper&Row. 1985.

172. Phy A.S. Retelling the Greatest Story Ever Told // The Bible and Popular Culture in America. Fortress Press. Philadelphia. 1985.

173. Price R. Christ a fiction 11 http://www.infidels.org/library/modern/robertprice/riction.html.

174. Price R. Mailer, Mark, Luke and John 11 New York Times, 1997, May 4.

175. Williams G. Some difficulties in the interpretation of Bulgakov's «The Master and Margarita» and the advantages of a Manichean approach, with some notes on Tolstoi's influence on the novel // Slavonic and East Europ. rev. L., 1990. Vol. 68, № 2.

176. Ziolkowski T. Fictional Transfigurations of Jesus. Princeton University Press. Princeton, 1972.

177. СПИСОК ИЛЛЮСТРИРОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

178. Булгаков М. «Мастер и Маргарита». М., 2004.

179. Мейлер Н. Евангелие от Сына Божия: Роман / Пер. с англ. О. Варшавер, М.: Махаон, 2001.

180. Мицова И. «Следуй за Мной». Евангельский роман. М., 2000.

181. Мориак Ф. Жизнь Иисуса: Пер. с франц. / Под ред. З.А. Маслениковой, М.: Мир, 1991.

182. Нонн из Хмима. Деяния Иисуса: Парафраза Святого Евангелия от Иоанна / Пер. с др—греч. Ю.А. Голубца, Д.А. Поспелова, A.B. Маркова, 2004.

183. Ренан Э. Жизнь Иисуса. М., 1991

184. Mailer N. The Gospel According to the Son. New York, 1997