автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.09
диссертация на тему: Первое сербское восстание 1804-1813 гг. и Россия: историография проблемы

Полный текст автореферата диссертации по теме "Первое сербское восстание 1804-1813 гг. и Россия: историография проблемы"

2 Ц ФЕВ «97

На правах рукописи

Белов Михаил Валерьевич

ПЕРВОЕ СЕРБСКОЕ ВОССТАНИЕ

1804-1813 гг. И РОССИЯ: ИСТОРИОГРАФИЯ ПРОБЛЕМЫ

Специальность 07.00.09 — историография, источниковедение и методы исторического исследования

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание учёной степени кандидата исторических наук

Москва, 1997

Работа выполнена на кафедре историографии и источниковедения Нижегородского государственного университета им. Н.И. Лобачевского

Научный руководитель: Официальные оппоненты:

Ведущая организация:

доктор исторических наук, профессор В. С. Павлов.

доктор исторических наук, профессор В.И. Дурновцев; доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник В.П. Грачев.

Нижегородский педагогический университет.

Защита состоится " Ь " ь-ОсС^ЬМСЬ 1997 г. в /,5~ часов на заседании диссертационного совбта Д. 113.11.04. по историческим наукам при Московском педагогическом университете по адресу: 107005, Москва, ул. Ф. Энгельса, 21-а.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Московского педагогического университета по адресу: Москва, ул. Радио, 10-а.

Автореферат разослан к)1б*раА$ 1997 г.

Г /

Ученый секретарь диссертационного / к совета, кандидат исторических наук И Е.Б. Никитаева

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Приближается 200-летняя годовщина ключевого события новой сербской истории, Первого сербского восстания 1804-1813 гг. Оно положило начало организованной борьбе сербского народа за национальную независимость и государственность, увенчавшуюся в 1878 г. образованием самостоятельного сербского княжества.

Россия, ещё в 1804 г. проявившая живую заинтересованность в событиях в Белградском пашалыке, на протяжении всего восстания играла роль главного и единственного внешнеполитического, а с 1807 г. и военного союзника повстанцев. Неприятие сербами некоторых положений ст. VIII Бухарестского мирного договора (1812), неспособность России, переживавшей драматичный момент своей истории, прийти на помощь сербам, недостаток у них собственных сил для сопротивления туркам обрекли повстанческую Сербию на разгром летом - осенью 1813 г.

Однако, жертвы и обретения сербских повстанцев не пропали даром после их поражения. В ходе восстания были подорваны "основы турецкой феодально-ленной и административной системы", которые "уже не могли быть полностью восстановлены", "зародились и приобрели исходную форму ... основополагающие компоненты и институты национальной государственной организации", "наметилось и основное содержание острой социальной борьбы вокруг принципов государственного устройства", а ст. VIII Бухарестского договора стала правовой базой борьбы за признание автономного сербского княжества после победы Второго сербского восстания в1815г. (1)

Сложный комплекс проблем, связанных с вызреванием и эволюцией национально-освободительного движения в сербских землях, становлением новой сербской государственности, -сопровождавшимся острой внутренней борьбой, с ролью внешних факторов, политики великих держав, особенно России, в восстании, породил самые разные, сталкивающиеся между собой, точки зрения, подходы и оценки. Сербская (югославская), русская (советская) и западноевропейская научная лите-

ратура, в которой они отражены, весьма велика по объёму, широка пс тематике, разнообразна по характеру и жанровой принадлежности.

Критический анализ этой литературы, вскрывающий глубинные сущностные установки и противоречия во взглядах на сербское прошло« и российскую балканскую стратегию имеет значение не только на научно-познавательном уровне, но и на уровне практической идеологии ъ полигики. Такой анализ должен подвести итог концептуального рас смотрения проблемы, выявить субъективные искажения и "ловушки", I которые попадало исследование, помочь определить наиболее перепек тивные пути дальнейших изысканий.

Актуальность исследования

А. Научная актуальность обусловлена тем, что до сих пор ни I отечественной, ни в зарубежной науке не был проделан системный ана лиз историографии Первого сербского восстания. Существующие пуб ликации по теме можно разделить на 3 группы. Во-первых, это очерк! жизни и творчества крупнейших историков, занимавшихся историе* восстания, либо статьи, анализирующие конкретные исторические сочи нения (предисловия и послесловия к ним), например, публикации М Гавриловича, Н. Радойчича, В. Чубриловича, В. Стоянчевича, Р. Сама раджича и др. (2). Во-вторых, краткие обзоры литературы, без подроб ного анализа её идейного содержания. Такие обзоры можно встретить I книгах С. Новаковича, Д. Янковича (3), в предисловии к сборнику до кументов "Первое сербское восстание 1804 - 1813 гг. и Россия" (4) В-третьих, историографические экскурсы к отдельным вопросам исто рии восстания, каких много, например, у Янковича (5).

К этому необходимо добавить ряд учебных и библиографически? пособий более широкого плана, не относящихся непосредственно и ис ключительно к историографии восстания, но содержащих определённук информацию об отдельных историках и их исследованиях. Это " Славя новедение в дореволюционной России. Био - библиографический ело варь" (1979), "Историография истории южных и западных славян' (1987), " Славяноведение в дореволюционной России. Изучение южны) и западных славян" (1988), книга Е.К. Вяземской и С.И. Данченкс "Россия и Балканы. Конец XVIII в. - 1918 г. (Советская послевоенная историография)" (1990) (6).

Наконец, следует отдельно сказать об историографической части докторской диссертации В.П. Грачёва (7) и его статье "Новый взгляд на проблему формирования предпосылок сербского восстания 1804 - 1813 годов" (8). Этот историк выдвигает собственную концепцию предпосылок и начального этапа восстания, критически переосмысливая всю его предшествующую историографию. Особо ценными для себя автор считает следующие тезисы Грачёва, ставшие отправными в центральной части данной диссертации, касающейся сербской историографии восстания: 1) "исследование проблемы ... осуществлялось на предельно узкой источниковедческой базе, и преимущественно с позиций господствующих в тот период философских и исгорико-правовых учений ... под жёстким контролем представителей и сторонников правящих династий"; 2) "тенденциозность проявилась в критике османских порядков, в недооценке роли внешнеполитических факторов, влияние которых на процесс национально-освободительных движений, чаще всего, характеризовалось негативно, в гипертрофировании реальных возможностей национально-освободительного движения..." (9)

Эти важные замечания не являются, однако, исчерпывающими для характеристики историографии восстания в целом и сербской историографии в частности. К тому же, в центр внимания Грачёва, в силу специфики занимавшей его тематики, попали лишь период, непосредственно предшествовавший восстанию, и первые годы повстанческой борьбы. Вопросы, связанные с более поздними событиями восстания, не были подвергнуты историографическому анализу.

Б. Практическая актуальность диссертации связана, на наш взгляд, по крайней мере, с двумя моментами.

Во-первых. Распад СССР и появление на его территории новых государственных образований сделали сверхактуальной проблематику становления национальной государственности. Трудности формулировки национальных интересов в становящемся государстве, возможность увязывания их с одной общественно - политической группировкой в ущерб другой, "приватизация" национальных интересов обретшей власть "партией", реальное противопоставление государственной власти обществу, народным массам под демагогическим лозунгом "национального суверенитета", борьба за личную власть под маской борьбы за "справедливое" и совершенное устройство государственных институтов - всё это зримые черты современной общественно - полиги-

ческой ситуации на пространствах бывшего СССР. Эти вопросы вызывают самую оживлённую дискуссию в широких интеллектуальных кругах. Проблематике складывания национальной государственности в повстанческой Сербии, где они были также актуальны, уделено большое место в диссертации.

Во-вторых. Трагедия распавшейся Югославии, в центре которой вновь оказался именно сербский во1фос, и пассивная роль новой "демократической" России в разрешении кровавых конфликтов на Балканах вызвали протест в обществе, апеллирующем к истории и традиции. Обнаружился интерес к прошлому русско-сербских связей, проявилось стремление строить европейскую политику России с учётом её исторического опыта. Отношение к Сербии и сербам стало моментом национальной самоиденгификации российского общества. Складывание отношений сербских повстанцев с Россией - это другая важная проблема, активно обсуждаемая историками и подробно рассматривающаяся в диссертации.

Объект исследования составляет сербская (югославская), русская (советская) и западноевропейская историография Первого сербского восстания 1804 - 1813 гг. и помощи ему России. Автор не анализирует в диссертации стоящей особняком турецкой историографии проблемы, тем более, что ей уже посвящена содержательная статья В. И. Шеремета (10).

Автор считает наиболее концептуально значимыми для историографии сербского восстания следующие три проблемных блока.

Первый - это блок вопросов о предпосылках, характере начального этапа восстания и его датировке, определяющей во многом всю периодизацию восстания. К этому блоку относится также вопрос о целях Первого сербского восстания и их эволюции. Как было сказано выше, данный проблемный блок уже был подвергнут историографическому анализу в диссертации В.П. Грачёва и в данном исследовании рассмотрение его строится с учётом сделанных в ней выводов.

Второй блок составляет комплексная проблема организационно -институциональной эволюции повстанческой Сербии и факторов, на неё влиявших. Здесь речь идёт о сложной внутриполитической борьбе, в ходе которой рождалась повстанческая государственность, о столкновении старейшинских группировок, исповедовавших различные взгляды на государственно-политическое устройство Сербии. Наиболее трудный

вопрос в данном случае - это соотношение общенациональных, классовых и узкогрупповых интересов, выраженных в требованиях, выдвигавшихся повстанческим руководством, и политических проектах, создававшихся на разных этапах восстания.

Третий блок вопросов касается роли России в восстании, её дипломатической, морально-политической, материально-практической и военной помощи повстанцам. Отдельно в этой связи стоит вопрос о роли России, русской дипломатии во внутристарешшшском конфликте и в становлении сербской государственности.

Следовательно, между указанными проблемными блоками нет жёсткой грани. Дипломатическую и организационно-практическую поддержку России можно смело отнести к факторам, влияющим на внутриполитическую ситуацию в повстанческой Сербии и эволюцию повстанческих целей. По сути дела, все три проблемных блока обнимает диалектика внутренних и внешних факторов в развитии Первого сербского восстания.

Таким видится диссертанту концептуальное поле истории восстания, на котором происходит столкновение взглядов различных авторов, школ и традиций. Эти взгляды и анализируются в диссертации. За пределами исследования остались узкие вопросы историографии восстания: экономическая, военная, культурная, церковная история. Вопрос о социально -экономических изменениях, произошедших в повстанческом обществе стал занимать исследователей сравнительно недавно, начиная с 1950-х гг. Он не обойдён вниманием и может быть отнесён как в первый, так и во второй проблемный блок. Историография отношений повстанцев с другими великими державами (Австрией и Францией) в диссертации рассматривается только постольку, поскольку она связана с политикой России в восстании. На самом деле их роль в восстании несравнимо мала по значению с ролью России.

Диссертант считает на сегодняшний день утратившей смысл дискуссию о характере Первого сербского восстания как социальной революции. Начиная с 1950-х гг. были предложены такие разные определения как буржуазная, буржуазно-демократическая, крестьянская, буржуазно-национальная революция, однако ясности представлений о восстании эти определения ничуть не прибавили. С другой стороны, крайне важные, концептуальные вопросы истории восстания остались как бы на обочине исследования. Их изучение законсервировалось, во многом, на уровне начала XX века.

Термин "социальная революция" в современной историографии часто употребляется наравне со своим этимологическим аналогом, термином "переворот". Так буржуазные изменения в отношениях земельной собственности называют и "аграрной революцией", и "аграрным переворотом". То же самое касается прихода к власти новых общественных классов ("политический переворот" и "политическая революция"). В своём уникальном значении термин "социальная революция" обозначает смену одной общественно-экономической формации другой. Теория этого сложнейшего социального процесса, как известно, была разработана в марксизме и хорошо изучена в отечественной историографии. Применение термина "социальная революция" к Первому сербскому восстанию в данном узком значении сталкивается, прежде всего, с таким серьёзным препятствием, как совершенное отсутствие в сербском крестьянском обществе предповстанческого периода капиталистического уклада, который, согласно теории Маркса, вызревает внутри старой общественно-экономической формации и приводит в результате революции к её гибели. С другой стороны, следует подчеркнуть, что никто из современных исследователей вовсе не подвергает сомнению огромное социальное значение Первого сербского восстания, разрушившего на охваченной им территории прежнюю феодальную систему и открывшего возможности для развития буржуазных отношений.

Методология исследования. Автор диссертации придерживается материалистического и диалектического взглядов на исторический процесс.

1) На наш взгляд, исторический материализм в научном исследовании предполагает использование существа историко-философских открытий марксизма, но не беглых замечаний и сиюминутных оценок авторитетов. Диссертант выступает против шаблонного использования марксистского наследия, когда историческая ткань кроится в угоду уже готовой концепции, разработанной пусть и для в чём-то похожего, но всё-таки совершенно иного исторического сюжета.

2) Автор считает, что творческое наследие марксизма весьма неоднородно. В нем можно выделить, во-первых, историко-философские теоретические сочинения, во-вторых, конкретно-исторические исследования, в-третьих, исгорико-публицисгические статьи, записки и конспекты, в-четвёртых, газетную и партийную публицистику и т.д. Оценка таких разных по жанровым особенностям, целям и задачам сочинений

также должна быть различной. И здесь вполне применимы все известные принципы источниковедческого и историографического анализа.

3) В марксистской литературе неоднократно и совершенно справедливо указывалось на необходимость классового анализа для уяснения сути происходящих в обществе процессов. Это, на наш взгляд, не должно отнюдь умалять важность и значимость анализа внутриклассовых противоречий и конфликтов, особенно для обществ, где социально-классовая структура ещё формируется и окончательно не определилась, как, например, в Сербии периода восстания.

В своей работе автор стремится следовать принципам научной объективности, докуменгализма, правдивости и историзма.

Диссертант использует разработанные в отечественной исторической науке методы историографического исследования. Последние предполагают выявление как социальных (классовых, партийных, групповых, династических) и собственно мировоззренческих (политико-правовых, общеметодологических), так и внутринаучных факторов, влияющих на выводы историков, как то: накопление научных знаний, расширение круга известных источников, специфика программируемых прошлым и настоящим научных интересов и пристрастий.

Кроме того, в диссертации применяются общенаучные и специально-исторические методы: анализ и синтез, индукция и дедукция, сравнительно-исторический, хронологический и историко-генетический методы.

Цель и задачи исследования. Цель диссертации - анализ становления и развития основных концепций общественно-политической истории Первого сербского восстания и политики России по отношению к нему в сербской, западноевропейской и отечественной историографии.

Автор ставит перед собой задачи:

— выявить конкретные вопросы истории восстания, находящиеся в центре научных дискуссий и определяющие основные позиции историков, место, значение и взаимосвязь этих вопросов друг с другом в единой концептуальной цепи;

— выяснить особенности подходов к этим вопросам различных школ и традиций, а также крупнейших исследователей внутри них;

— определить социально-политические, мировоззренческие и научно-познавательные факторы, обусловливающие различия в подходах к истории восстания;

— критически проанализировать эти подходы, выявить противоречия в их внутренней логике;

— выявить преемственность и заимствования во взглядах историков различных стран и эпох.

Научная новизна диссертации заключается в том, что в ней впервые сделана попытка провести комплексный проблемно-теоретический и историографический анализ истории Первого сербского восстания и роли в нем России. Впервые в отечественной науке представлены в совокупности и проанализированы самые разные взгляды на ключевое событие новой сербской истории, положившее начало русско-сербским политическим отношениям в новое время.

В диссертации подвергнуты критике с точки зрения системной тенденциозности и фактической несостоятельности некоторые до сих пор использующиеся в историографии тезисы (о биполярном характере основного внутриполитического конфликта в повстанческой Сербии и о вмешательстве России в ее внутренние дела). Показана их взаимосвязь с пропагандистскими версиями событий, сложившимися в ходе восстания.

Апробация работы. Материалы диссертации обсуждались на научных конференциях "Мининские чтения" в Нижнем Новгороде в 1992, 1993, 1995 гг., Славяно-евразийском конгрессе (1994 г.), а также международной научной конференции "Современный ислам в диалоге культур" (1996 г.). Некоторые основные положения и выводы автора изложены в опубликованных статья.

Практическая значимость исследования заключается в том, что его материалы могут быть использованы при дальнейшей разработке истории Первого сербского восстания, теоретических проблем национально-освободительных движений в новое время, при изучении балканской политики России, её опьгга и уроков. Материалы диссертации помогут в совершенствовании курсов по истории и историографии южных и западных славян, по истории внешней политики и дипломатии России.

Структура диссертации. Работа состоит из введения, четырёх глав, заключения, примечаний и библиографии. Преобладающий объём главы 2 о сербской историографии обусловлен её особым местом и значением в историографии проблемы. Сербская (югославская) литература, 8

посвященная восстанию, и по объёму, и по содержательному разнообразию намного превышает всю остальную историографию.

СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении обоснованы актуальность темы исследования, определены предмет изучения, цели и задачи работы, обозначены методы исследования и новизна полученных результатов.

В первой главе диссертации дана краткая характеристика основных событий и проблем общественно-политической истории Первого сербского восстания. Выявлены важнейшие аспекты и варианты подходов к наиболее существенным вопросам - трансформация повстанческой программы, Ичков мир и выбор повстанцев в пользу продолжения борьбы за полную независимость в союзе с Россией, "конвенция Карагеоргий-Паулуччи", личная роль в восстании верховного вождя Карагеоргия, деятельность в Сербии русского дипломатического агента К.К. Родо-финикнна и др. Особое место уделено вопросам развития повстанческой государственности.

Почему рождение новой сербской государственности сопровождала долгая и острая внутренняя борьба? Каков был смысл этой борьбы? Какие интересы и какие тенденции пришли в столкновение друг с другом? Какова была роль личного фактора?

Уже в ходе восстания или сразу же после него оформилось две версии внутристарейшинского конфликта. Первая из них принадлежала "победившей партии", группировке М.Миловановича. Она зафиксирована в донесениях Родофиникина, в свидетельствах мемуаристов, а также в двух анонимных памфлетах-апокрифах, составленных после поражения восстания и объясняющих все беды Сербии "фанариотским заговором" против неё (11).

По этой первой версии, внутриполитический конфликт в Сербии умело поддерживался греками - фанариотами митрополитом Леонтием и Родофиникиным. Они смогли путём различных посулов привлечь на свою сторону некоторых сербских старейшин, составивших так называемую "русскую партию". Целью фанариотов являлось ослабление Сербии и подчинение её их собственной власти.

Хотя эта версия опиралась в основном на распространённую в Сербии грекофобию, ненависть к фанариотам, она имела и определённое

антирусское звучание. Не случайно авторство легенды о "фанариотском заговоре" принадлежало австрийской агентуре (12). Эта версия являлась оправданием и апологией группировки Миловановича, использовавшей верховного вождя повстанцев Карагеоргия как символ государственного единства и независимости в борьбе за власть.

Вторая версия - это точка зрения Родофиникина, нашедшая отражение в его донесениях. По Родофиникину, главным источником неурядиц в Сербии, наоборот, была группировка Миловановича, обогатившаяся во время восстания, в том числе, на посредничестве в закупках в Австрии оружия и боеприпасов. Стабильность была невыгодна этой "австрийской партии", по крайней мере, по двум причинам. Из-за боязни, что с установлением её народный гнев может обратиться против торговцев - эксплуататоров. И из -за нежелания терять такой выгодный источник доходов как закупка вооружения. Её стремление посеять недоверие к России объяснялось теми же целями дестабилизации ситуации, запугивания народа, создания образа внешнего врага.

Насколько не противоположны друг другу первая и вторая версии, они обе объясняют внугристарейшинский конфликт лишь субъективными устремлениями отдельных "злодеев - негодяев", в одном случае -греков - фанариотов, в другом - обогатившихся на восстании сербских старейшин. На самом деле, в повстанческой Сербии было достаточно объективных препятствий для стабильного государственного строительства: слабость социально-экономических предпосылок к территориально - государственному единству, отсутствие законодательно-правовой базы, необходимого для создания системы управления опыта и кадров, деформация и частичное разрушение в ходе восстания прежней патриархально-демократической системы местного самоуправления, низкий социо-культурный уровень развития и т. д. Прежде всего поэтому общенациональная задача формирования сербской государственности решалась в ходе жёсткого столкновения частных интересов различных группировок и отдельных лиц, чьи цели, задачи и ориентации, к тому же, часто менялись.

Вторая глава посвящена сербской и югославской историографии восстания 1804-1813 гг. и роли в нем России.

Начало изучения восстания в Сербии XIX века происходило в крайне неблагоприятных условиях: предельно узкий и однобокий круг доступных источников (в основном личного происхождения); непрофессионализм пишущих авторов, слабо знакомых с методологией исторического ю

исследования и приёмами критики источников; скандальная политическая актуальность событий начала века, возникшая на почве острого династического конфликта.

В результате усилий, по преимуществу, историков-мемуаристов, часто занимавших одновременно важные государственные посты в уста-вобранительской Сербии, была создана не достигшая уровня стройной научной концепции, но тем не менее всеохватывающая прокарагеорги-евская версия истории восстания. Она несла в себе черты нарочитой, не знающей никаких границ апологии верховного вождя и крайнего идеализма в понимании истории и условий развития человеческого общества. Все успехи восстания от начала и до конца эта версия связывала с гением Карагеоргия, все неудачи ставила в вину его противникам. Авторами прокарагеоргиевской версии (Л. Арсениевич-Баталака, К.Н. Ненадович, Й. Хаджич) была частично использована родившаяся ещё в ходе восстания легенда о "фанариотском заговоре" против Сербии и Карагеоргия (в данном случае это тождественные понятия), что придало указанной версии дополнительно полумистическую окраску. Важным источником такого рода подходов явилась также народная эпическая традиция (некоторые авторы, например, М. Ненадович сознательно следовали ей), запечатлевшая лишь героические стороны повстанческой борьбы и персонифицировавшая сербские освободительные устремления в образе верховного вождя.

В начале XX века в Сербии наметился выход на качественно новый уровень в изучении истории восстания 1804-1813 гг. Пять монографий и ряд статей о нем опубликовал в это время видный государственный деятель и историк критического направления Стоян Новакович (1842 -1915). В отличие от историков-мемуаристов XIX века он не интуитивно чувствовал, а хорошо осознавал значимость истории восстания для сербской национально-государственной идеологии.

Однако, несмотря на единство замысла, созданная им первая в Сербии научная концепция восстания внутренне противоречива и фрагментарна. В трудах Новаковича можно встретить диаметрально противоположные оценки таких важнейших документов и вопросов истории восстания как Ичков мир, "конвенция Карагеоргий-Паулуччи", "Основание правительства Сербского", конституционный акт 1808 г., деятельность Родофиникина и др. Можно назвать несколько причин, объясняющих этот факт.

Во-первых, эклектика историко-философских и политико-правовых взглядов Новаковича. Во-вторых, как исследователь-аналитик он нередко выступал в роли первопроходца. Новакович располагал ограниченным кругом источников и знакомство с новыми архивными материалами заставляло его корректировать выводы. Наконец, последнее: принципиальные взгляды Новаковича могли изменяться, либо заостряться в результате трансформации его общественной и политической позиции, связанной со сменой династии у власти в Сербии.

Сильной стороной работ Новаковича считается рассмотрение истории восстания, внешней политики повстанцев в контексте международных отношений того времени, борьбы великих держав на Балканах. Но наибольшее количество последователей Новакович имеет в области изучения повстанческой государственности. Между тем, именно здесь его позиция особенно заметно менялась.

В книге "Возрождение Сербского государства" (1904) Новакович остро критиковал всех сербских старейшин, забывавших об интересах нации в борьбе за власть. Россия характеризовалась как единственная великая держава, которая способствовала сербской борьбе за независимость и национальную государственность. Негативные моменты в отношениях повстанцев с Россией Новакович увязывал с деятельностью отдельных русских чиновников (Паулуччи, Родофиникин). Такой подход, конечно, нельзя назвать справедливым, но отрицательная оценка роли России в восстании, характерная для XIX века, тем не менее, была снята.

Напротив, в книге "Конституционный вопрос и законы времени Ка-рагеоргия" (1907) борьба повстанческой Сербии за национальную государственность уже заметно драматизирована. Врагами сербской самостоятельности Новакович здесь называет не только Турцию, Австрию, но также оппозицию верховному вождю и русскую дипломатию (Россию). Поставив знак равенства между сербской государственностью и единовластием Карагеоргия, историк стал рассматривать любые действия по его ограничению как покушение на сербский суверенитет. Таким образом Новакович придал прокарагеоргиевской версии восстания облик объективной исторической концепции, обосновывающей необходимость монархической власти в Сербии. В ней апология Карагеоргия базируется уже не на его личных качествах, а на политической функции основателя сербской государственности и монархии. В наследие от XIX века Новакович принял биполярную модель политического развития

повстанческой Сербии, но сталкиваются в ней не добро и зло, а государственность и анархия.

Единомышленником и первым последователем Новаковича в сербской историографии восстания стал Миленко Вукячевич (1867-1930), автор более 400 научных работ, известный прежде всего по эпическому сочинению "Карагеоргий" (т. 1-2, 1907-1912). Центральные выводы Вукичевича близки, а порой и дословно повторяют выводы Новаковича, и, может быть, следует говорить об их двойном авторстве. С рядом оговорок в концепции Новаковича-Вукичевича сохранился свойственный XIX веку односторонний взгляд на историю восстания с точки зрения Карагеоргия и его сторонников, за которыми закреплена монополия на сербские национальные интересы.

Изучение истории восстания 1804-1813 гг. в межвоенной Югославии было отмечено появлением ряда оригинальных работ. В целом, созданная в начале века концепция Новаковича-Вукичевича сохранила своё господство, однако отдельные её положения и детали подверглись серьёзной критике и корректировке как представителей консервативного, так и либерального направлений в историографии (С. Йованович, В. Чорович, Г. Якшич, В. Попович).

Создателями марксистской концепции истории восстания после Второй мировой войны стали югославские историки Душан Перович и Baca Чубрилович. Суть её - в рассмотрении восстания как социальной революции, буржуазной по характеру.

Единство двух вариантов новой концепции восстания заключается в определении социального содержания и целей Первого сербского восстания: ликвидация турецкой феодальной системы эксплуатации и политической власти. Но Перович ориентировался при этом на классическую марксистскую модель буржуазной революции, а Чубрилович, приверженец взглядов сербского революционного демократа С. Марковича, рассматривал начало восстания как "крестьянскую революцию", переросшую затем в буржуазную. В. П. Грачёв уже указывал на сомнительную возможность вызревания предпосылок буржуазной революции в Белградском пашалыке в короткий период реформ Селима III (Перович), в то время как в Западной Европе на это потребовались столетня (13). Ещё более сомнительно, что процесс образования класса буржуазии мог произойти гораздо быстрее, сразу после перераспределения турецкой собственности в ходе восстания (Чубрилович).

Освещение проблем внутриполитической борьбы и становления повстанческой государственности, за некоторыми исключениями, не претерпело у Перовича и Чубриловича больших изменений по сравнению со взглядами Новаковича и других представителей прежней историографии. Победа Карагеоргия в борьбе за власть и установление монархии признаются ими исторически прогрессивными, хотя и не лишёнными известных издержек.

Оба историка негативно оценивают роль России в восстании. Перо-вич аргументирует эту оценку противопоставлением прогресса и реакции, капитализма и феодализма в духе высказываний Маркса. Чубрило-вич повторяет вывод Новаковича о подчинении сербского вопроса коллизиям русско-французского единоборства, утрате самостоятельности во внешней политике.

Выступившие со своими первыми публикациями в 1950-е гг. и активно работавшие в дальнейшем югославские историки государства и права Р. Гузина, М. Джорджевич, Д. Янкович и др. продолжили разработку концепции восстания 1804 - 1813 гг. - буржуазной революции. За исключением Р. Гузины они следовали за вариантом концепции, предложенным Д. Перовичем.

В конце 2 главы диссертации автор приходит к выводу, что магистральный путь развития сербской историографии восстания проходит от созданной историками-мемуаристами в XIX веке прокарагеоргиевской версии через концепцию Новаковича-Вукичевича (начало XX века) к её марксистскому перетолкованию в 50-х гг. нашего столетия. Новакович в своё время подверг жёсткой критике апологетику Карагеоргия в книге Л. Арсениевича - Баталаки. За идеализм и буржуазную партийность критиковался сам Новакович историками-марксистами в 1950-е гг. И все же в каждом из указанных явлений сербской историографии можно выделить ряд сквозных идей, определяющих общий взгляд сербских ученых на историю восстания. Начало они берут от одной из пропагандистских версий, возникшей ещё в ходе восстания (в кругу М. Милова-новича).

Во-первых, это тезис о двух сторонах во внутриполитическом конфликте в повстанческой Сербии, от исхода которого зависела её национальная судьба. Чёрно-белый взгляд на политическую историю восстания обедняет её. Он не адекватен исторической реальности, и некоторые сербские историки на это особо указывали. Всё равно на протяжении всего изучения восстания в сербской и югославской историографии

именно такой взгляд оставался господствующим. Дело в том, что увязывание всех неудач восстания, причин борьбы в его руководстве с происками "вражеской" партии снимает вопрос о внутренней слабости повстанцев и внутренних, объективных в своей основе, противоречиях. Идеализация одной из сторон политического конфликта в любом варианте (личности Карагеоргия, политической функции, которая возложена на него историей, его революционных устремлений) служит идеализации самой освободительной борьбы сербов. Своеобразной познавательной "ловушкой", позволяющей производить подмену понятий, является в данном случае общенародный характер освободительной борьбы и классовый, а также партийный характер новой национальной власти.

Во-вторых, тезис о негативной роли России в восстании, выраженный в более или менее жёсткой форме. Негативно может оцениваться либо вся политика России, либо деятельность отдельных её представителей. Основанием для такой оценки может служить "эгоизм" России или её реакционность как феодальной державы. В любом случае, негативная оценка, даже просто недооценка главного внешнего фактора в истории восстания - это лишь довод в пользу самостоятельности и самодостаточности сербского национально-освободительного движения. Причисление к его тайным врагам России ещё более героизирует восстание, сербскую историю в целом. Неудачам повстанцев находится внешнее объяснение.

Наконец, в 1950-е гг. многие югославские историки-марксисты возвратились к раскритикованному ещё Новаковичем тезису Арсениевича -Баталаки о единстве освободительных целей повстанцев на всём протяжении их борьбы, поскольку у Карагеоргия де с самого начала был план сербского освобождения. Правда, найти убедительные аргументы в пользу этого положения им не удалось. Салю возвращение к идеалистическому тезису Арсениевича - Баталаки в 50-е гг. связано с появившейся тогда (столь же мало обоснованной) трактовкой восстания как буржуазной революции, составленной по марксистской схеме. Это был тоже вариант идеализации восстания, но в условиях новой системы идеологических ценностей, ценностей революции и классовой борьбы.

Итак, для намеченной выше магистральной линии развития сербской (югославской) историографии восстания характерна прежде всего националистическая тенденциозность, усугублявшаяся к тому же часто дополнительно династической, партийной или идеологической. Главным критерием всех оценок в истории восстания выступали сербские нацио-

нальные интересы. При этом: нередко они подменялись интересами Ка-рагеоршя, его партии, монархии или "революционной сербской буржуазии". Устойчивость проявления националистической и сопутствующих ей тенденций в сербской историографии восстания обусловлена тем местом, которое занимает история возникновения национальной государственности в официальной идеологии страны. С её помощью обосновывается легитимность правящего режима. Она является предметом национальной гордости.

Третья глава характеризует западноевропейскую историографию проблемы.

Первым профессиональным научным изложением истории сербского восстания 1804 - 1813 гг. стала книга "Сербская революция", вышедшая в 1829 г. в Гамбурге под именем, в будущем всемирно известного немецкого историка Леопольда фон Ранке (1795 - 1886). Европо-ценгричная концепция Ранке, причислявшего славян к "неисторическим народам", использованная им для истолкования сербской истории действительно способствовала ознакомлению научных кругов Европы с освободительным движением сербов, но она имела и негативные последствия. Эта концепция закрепила ложные представления о предпосылках Первого сербского восстания и, придав ему некоторый апологи-заторский блеск, изобразила сербскую историю, как вторичную по отношению к западноевропейской, низведя сербов до выразителей интересов западной цивилизации. В то же время, в "Сербской революции" получили отражение и некоторые, отчасти, справедливые подходы и идеи, принадлежность которых можно равным образом приписывать и Ранке, и его соавтору, сербскому просветителю В.С.Караджичу.

Далее, западноевропейскую историографию сербского восстания 1804 - 1813 гг. середины XIX - начала XX века можно разделить на три части: 1) специальные исследования; 2) общие труды по истории Османской империи, касающиеся истории сербского восстания и, наконец, 3) публицистические сочинения, посвященные Восточному вопросу и месту в нём Сербии, сербского вопроса.

В этой последней публицистической часта наиболее выпукло и определенно выражена та версия истории Восточного вопроса, которая, в принципе, является общей для всей западноевропейской историографии восстания в указанный период. Ее главный смысл - призыв к противостоянию экспансии России на Балканах, в ходе которой русские исполь-

зуют в корыстных целях религиозные и этнические связи со стремящимися к национальному освобождению славянскими народами.

Публицисты (Ш. Быстрзоновски, Г. Варди, С. Гопчевич и др.) преувеличивали экспансианистские и "макиавеллистические" черты в восточной политике России, игнорировали позитивное значение помощи России сербам, искажали известные факты, использовали фальсификации типа "завещания Петра Великого". Тем не менее, антирусская версия истории Восточного вопроса, вызванная к жизни конкретными политическими обстоятельствами, оказала заметное влияние на историографию восстания, западноевропейскую и югославскую ( второй половины XX в.). В последнем случае это бьио обусловленно тем, что ее сторонниками являлись К.Маркс и Ф.Энгельс.

Классики марксизма не были свободны от предрассудков своего времени. Их взгляды на существо Восточного вопроса и восточную политику России мало отличались от позиции других западноевропейских публицистов. К ней они добавили лишь известный тезис о "шестой державе" - европейской революции. В оценках России Маркс и Энгельс часто противоречили постулированным ими же принципами материалистического понимания истории. Свою историко-философскую концепцию они распространяли лишь на западную цивилизацию, отторгая Россию от мировой истории, противопоставляя Запад и Восток.

Среди специальных исследований по истории Первого сербского восстания наиболее значительны работы австрийского государственного деятеля и историка Беньямина Каллая (1839 - 1903). Вместе с тем, еще в начале века сербский историк М. Гаврилович, рецензируя вышедший после смерти Каллая труд "История сербского восстания (1807-1810)", следующим образом характеризовал тенденциозность автора: "... Его интерес к сербской истории не сербофильство, а русофобия" . Гаврилович подчеркивал "прежде всего, что произведение Каллая - незавершенный труд; второе, что (оно. - М.Б.) не представляет полный разбор Первого сербского восстания..., но занято особенно борьбой между русским и австрийским влиянием в Сербии; третье, что его документирование неполно и недостаточно, при том его изложение односторонне, а именно, это точка зрения ортодоксального австро-венгерского государственного деятеля через австрийские источники..." (16)

Анализ принципиальных взглядов Каллая на историю сербского восстания подтверждает все высказанные ранее Гавриловичем оценки. К ним необходимо добавить лишь следующее: крайний идеализм в истол-

ковании Каллаем причин восстания, внутриполитической борьбы в повстанческой Сербии, политики России на Балканах; дальнейшее развитие в его книге тезиса о сербах как о "неисторическом народе"; использование автором крайне тенденциозной апологетической версии Л. Арсениевича - Баталаки, в которую он внес лишь самые незначительные поправки.

В целом, для западноевропейской историографии восстания XIX -начала XX века характерны две базисные установки, вытекающие из европоцентризма господствовавших в то время историко-философских и политико-правовых воззрений. Во-первых, это причисление славян, в частности, сербов к "неисторическим" народам. На этой посылке базируются ложные взгляды на причины национально-освободительной борьбы, направление и характер развития сербского общества. Во-вторых, это русофобия, известная в варианте культурной ксенофобии (неприязнь к "визангизму" и "азиатчине" России, к православию), но приобретшая с самого начала XIX века или даже ранее определенные политические формы. Разворачивавшаяся на протяжении XIX - начала XX века борьба великих держав вокруг Восточного вопроса предопределила актуально-проективный взгляд западноевропейских авторов на роль России в Первом сербском восстании. Их выводы фактически не идут далее лозунгов антирусской пропаганды, разработанных французской и австрийской дипломатиями в ходе восстания.

Западноевропейские авторы активно использовали такие способы манипулирования материалом как хронологические сдвиги, выборочный монтаж источников, фальсификация фактических данных, фокусирование всего внимания на отдельных негативных моментах или точке зрения одной из боровшихся за власть группировок. Своего рода познавательной "ловушкой" при этом служил многослойный и изменчивый характер внешней политики России периода наполеоновских войн, а также "зазор" между идеальными ожиданиями повстанцев и реальными возможностями Петербурга в этом отношении.

Четвертая глава характеризует отечественную историографию сербского восстания и помощи ему России.

Изучение этой проблемы начинается в трудах военных историков, посвященных русско-турецкой войне 1806-1812 гг. (А.И. Михайловский-Данилевский, Н.Ф. Дубровин, А.Н. Петров). Их несомненной заслугой является введение в научный оборот важнейших документов по истории отношений Россия с сербскими повстанцами, извлеченных ими

из русских архивов. Однако, военные историки не смогли дать всеобъемлющую оценку роли России в сербском восстании. Впрочем, Михайловский-Данилевский и Дубровин и не ставили перед собой такой задачи.

Центральное место в изучении русско-сербских отношений в русской дореволюционной историографии занимает книга H.A. Попова "Россия и Сербия", обнимающая события с 1806 по 1856 г. Опираясь на опыт всего полувекового периода развития русско-сербских отношений, Попов первым в отечественной историографии и довольно удачно сформулировал концептуальные положения о роли России в освободительной борьбе сербского народа. К сожалению, его позиция по другим вопросам (внутриполитическая борьба в повстанческой Сербии, роль России в становлении повстанческой государственности) не отличается большой определенностью.

В русской дореволюционной историографии были сделаны лишь подготовительные шаги к изучению Первого сербского восстания и политики России по отношении к нему. Началось выявление и публикация документов, хранящихся в русских архивах, ознакомление с вышедшими в Сербии мемуарными и полумемуарными работами. Были предприняты поиски основ русско-сербского политического и военного сотрудничества, состоявшегося в ходе восстания. При этом здравые, реалистичные оценки сочетались пока еще с идеалистическими заблуждениями. Некоторые русские историки вступили в осторожную полемику с сербской историографией восстания и западноевропейской публицистикой.

Рассмотрение истории восстания 1804-1813 гг. в советской исторической науке было начато в 1950-е гг. с анализа социально-экономического развития сербских земель в предповстанческую и повстанческую эпоху. Советские историки вслед за югославскими сформулировали концепцию сербского восстания - буржуазной революции. При этом, если В.Г. Карасёв и В.В. Зеленин безоговорочно использовали этот центральный тезис, то подход И.С. Достян был более осторожным, не таким категоричным. Однако в оценке предпосылок, движущих сил, целей и задач восстания советские авторы оставались едины.

В 60-70-е гг. большинство советских работ, связанных с рассматриваемой проблематикой, было посвящено балканской политике России конца XVIII - начала XIX вв., специально - политике России в отношении сербского восстания. Мощный толчок этим исследованиям дала

подготовка и публикация многотомного собрания документов "Внешняя политика России XIX - начала XX века" (ВПР). Советские историки (А.М. Станиславская, И.С. Достян, В.Г. Сироткин, Н.И. Казаков и др.) проделали огромную работу по изучению балканской политики России, ее роли в восстании 1804-1813гг. Хотя в общетеоретическом обрамлении своих трудов отечественные авторы и были связаны некоторыми идеологическими постулатами, при конкретно-историческом анализе материала они руководствовались исключительно реалистичными, научно-объективными принципами. Советскими учеными была разработана собственная концепция балканской полигики России и места в ней сербского вопроса. С помощью выборочного цитирования они сумели уклониться от немыслимой тогда полемики с классиками марксизма, высказав резко противоречащие их позиции взвешенные оценки. Авторы не ограничились констатацией классового характера внешней политики России периода наполеоновских войн. Они показали, что деятельность России на Балканах программировалась возможностями и ресурсами империи, позицией других великих держав и их соперничеством между собой, их отношением к сербскому восстанию в частности.

Новыми и глубоко оригинальными взглядами на историю сербского восстания отмечены работы В.П. Грачева, опубликованные в середине 80-х - начале 90-х гг. Он предлагает отказаться от дискретного рассмотрения этой сложной проблемы в рамках отдельных исторических дисциплин (славяноведение, балканистика, османистика) и путем всестороннего анализа по возможности учесть все факторы, влиявшие на происхождение и развитие сербского освободительного движения. Как показывает Грачев, разработанная в 50-е гг. югославскими историками концепция предпосылок сербского восстания - буржуазной (буржуазно-демократической) революции несостоятельна и с фактической, и с методологической стороны. Опираясь на документы, Грачев аргументировано опровергает безраздельно господствовавший до этого в историографии тезис о пассивной роли России в начале восстания, подчеркивает, что правительство России приняло активное участие в разработке программы сербской автономии.

Заключение содержит основные выводы по диссертации. Проведённый анализ показывает, что условия и динамика изучения истории Первого сербского восстания и роли в нём России, а также результаты, достигнутые сербской (югославской), западноевропейской и отечественной наукой заметно отличаются. 20

Неизменный интерес к истории восстания характерен для сербской научной традиции. Он обусловлен значимостью оценки этого события при формулировке национально-государственной идеологии страны, для сербского национального самосознания и культуры. Восстание занимает ключевое место в новой сербской истории и от его понимания отталкивается рассмотрение всех последующих событий. Периодами вынужденного молчания о восстании в XIX веке стали годы правления династии Обреновичей, но и тогда интерес к нему вовсе не пропадал.

С другой стороны, факторы, обусловливающие постоянный интерес сербской исторической науки к событиям восстания, поддерживают и устойчивость тенденций в его рассмотрении - националистической, партийной (династической), идеологической. Серьёзной сложностью, повлиявшей на ход рассмотрения восстания в сербской историографии, стал узкий круг документальных источников сербского происхождения. Его восполнение происходило за счёт мемуарных произведений и записи свидетельств участников событий, собранных первыми историками восстания. Некритический подход к наиболее субъективной части источников некоторых непрофессиональных авторов способствовал частичному укоренению пропагандистской версии одной из боровшихся за власть повстанческих группировок.

Лишь в начале XX века в Сербии началась активная работа по сбору и публикации документальных источников иностранного происхождения (русских, французских, австрийских, турецких). Накопление кадров профессиональных историков, складывание критического направления в историографии и благоприятные общественно-политические условия после прихода к власти в Сербии в 1903 г. Петра Карагергиевича способствовали формированию более объективной научной концепции восстания Новаковича - Вукичевича. Именно она была использована почти без изменений при создании марксистской концепции восстания в 1950-е гг. Но несмотря на целых две волны критики субъективизма во взглядах на историю восстания ( начало XX века и его середина), некоторые рудименты идеалистической прокарагеоргиевской версии XIX века сохраняются в югославской историографии до сих пор.

В то же время не стоит преуменьшать усилия сербской (югославской) историографии XX века в деле создания источниковой базы исследования и в изучении "конкретной" истории восстания, где значение концептуальных схем нивелируется.

В западноевропейской историографии от Л. Ранке до Б.Каллая очевиден, прежде всего, более или менее ярко выраженный политический интерес к сербской истории. Он проявлялся либо в пропаганде сближения и подчинения Сербии Западу, либо в откровенной антирусской пропаганде. Политическая актуальность истории восстания в западноевропейской науке и публицистике на протяжении XIX - начала XX века диктовалась острой борьбой великих держав вокруг Восточного вопроса, активную роль в решении которого играла Россия. Во второй половине XX века такого же рода актуальность была обусловлена ролью СССР в Восточной Европе, "холодной войной" и борьбой идеологий. Научная значимость достижений западноевропейской науки ограничивается, пожалуй, лишь отдельными положениями книг упомянутых Ранке и Каллая, а также специальными исследованиями политики Австрии в отношении восстания. Публицистика Маркса и Энгельса по Восточному вопросу оказала заметное влияние на югославскую историографию второй половины XX века.

Внимание отечественной науки к истории сербского восстания обусловлено той ролью, которую Россия играла в нём, её традиционными интересами на Балканах, тем, что русское национальное самосознание -неотъемлемая часть общеславянского. Для отечественной историографии характерен значительный разрыв между подготовительным этапом к рассмотрению истории восстания (середина XIX - начало XX века) и этапом формулировки научной концепции (вторая половина XX века). Революция 1917 г. обозначила разрыв не только с государственно-политической традицией Российской империи, но и с исторической. Частичное возвращение к ним произошло в ходе Великой Отечественной войны, изменившей к тому же международное положение СССР.

Советские историки провели большую работу по публикации архивных источников. Они сформулировали собственную взвешенную концепцию балканской политики России, в том числе в отношении сербского восстания 1804 - 1813 гг. Однако в освещении других аспектов его истории советские исследователи за редким исключением оказались в большой зависимости от тенденциозной концепции югославских историков - марксистов. На сегодняшний день сложились некоторые благоприятные условия для разработки новой полноценной концепции восстания. Наиболее перспективными направлениями в изучении истории сербского восстания, на наш взгляд, являются следующие:

1) Социальная история в широком смысле этого слова - от определения демографических параметров и их динамики, выяснения экономических, политических, этно-религиозных компонентов в больших и малых социальных конфликтах до анализа трансформации народного менталитета, структуры национального самосознания. Над марксистской исторической наукой слишком долго довлело наследие ранкеанского историзма, где государство преобладало над обществом. Внимательное изучение социальной истории поможет откорректировать взгляды и на политическую историю восстания.

2) Необходим новый диалектический подход к решению вопроса о роли личного фактора в истории восстания. Следует отказаться от деления исторических деятелей на "героев" и "негодяев", превращающего историю либо в апологию, либо в пасквиль, и от другой крайности -обезличивания истории, низведения роли личности до инструмента в реализации объективных законов развития. Подобный фатализм, телеологическая мистика только отвращают от прошлого и ведут к историческому нигилизму. Непредубеждённый подход к таким историческим деятелям как Карагеоргий и Родофиникин уже поможет уточнить многие принципиальные вопросы истории восстания.

3) Перспективным представляется диссертанту поиск исторической истины на стыке источниковедения, историографии и "конкретной" истории. В настоящем исследовании автор попытался представить лишь самые общие подходы в этом отношении, акцентировав внимание на историографии восстания. Необходим опирающийся на современные теоретические разработки анализ эпической традиции восстания, её влияния на историографию, анализ идеологем во взглядах историков прошлого, часто совмещавших свою научную деятельность с государственной службой и политической борьбой. Немало дискуссионных вопросов осталось в теории внешней политики России эпохи "наполеоновских войн". Представляют интерес дальнейшие изыскания в области русской общественной мысли начала XIX века, в которой, в том числе и под влиянием сербского восстания, стала формироваться идея славянского единения.

Примечания:

1. Формирование национальных независимых государств на Балканах (конец XVIII - 70-е годы XIX в.). М„ 1986. С. 110 - 111.

2. Гавриловий М. Исторща српског устанка од Вениамина Kauaja Н Српски книжевни гласник. Београд, 1910. Т. 25. С. 697 - 710; Radojcié N. Rankeova nova konzepzija srpske istorije // Razprave, Lubljana, 1925, № II; ЧубриловиЙ В. Предговор овому издан>у // НоваковиЬ Ст. Васкрс државе српске. Београд, 1954. С. 9 - 39; СтсуанчевиЙ В. Баталакина ncTopiija Првог српског устанка // АрсенщевиЬ - Баталака Л. И сгори] а српског устанка. Београд, 1979. Кн. 2. С. III - XXII; Самарацип Р. Ву-кийевиЬев Kapaljoplje // Вукипевий М. KapaíjopFje. Београд, 1986. Кн>. 2. С. 677 - 686 и др.

3. НоваковиЬ С. Устанак на дахэде 1804. Оцена извора, карактер устанка, во]еване 1804. Београд, 1904. С. 2 - 35; Jankovic D. Srpska drzava prvog ustanka. Beograd, 1984. P. 24 - 32.

4. Первое сербское восстание 1804 - 1813 гг. и Россия. М., 1980. Кн. 1. С. 8- 10.

5. См. например обзор историографии Правительствующего совета: 1анковиЬ Д. Правител>ству]ушГш coejeT // Историски гласник, 1954, № 1 -2. С. 15-18.

6. Славяноведение в дореволюционной России. Био - библиографический словарь. М., 1979 ; Историография истории южных и западных славян. М., 1987; Славяноведение в дореволюционной России. Изучение южных, и западных славян. М., 1988; Вяземская Е.К., Данченко С.И. Россия и Балканы. Конец XVIII в. - 1918 г. (Советская послевоенная историография). М, 1990. А также: Историография новой и новейшей истории стран Европы и Америки. М., 1967 - 1968. Т. I - II; Историография новой и новейшей истории стран Европы и Америки. М., 1977; Историография истории нового времени стран Европы и Америки. М., 1990.

7. Грачёв В.П. Кризис в балканских владениях Османской империи на рубеже XVIII - XIX вв. и его взаимосвязь с предпосылками и начальным этапом сербского восстания 1804 - 1813 гг. (1792 - 1805 гг.).: Дисс. докт. ист. наук. М., 1990. С. 15 - 58.

8. Он же. Новый взгляд на проблему формирования предпосылок сербского восстания 1804 - 1813 годов // Советское славяноведение, 1994, № 1. С. 3 - 13.

9. Он же. Кризис в балканских владениях Османской империи на рубеже XVIII - XIX вв. и его взаимосвязь с предпосылками и начальным этапом Первого сербского восстания 1804 - 1813 гг. (1792 - 1805 гг.). М., 1990. Автореф. дис. ... докт. ист. наук. С. 14 - 15.

10. Шеремет В.И. Некоторые вопросы сербского освободительного движения начала XIX в. в турецкой историографии// 1угословенске земле и Pycnja за време првог српског усганка 1804 - 1813. Београд, 1983. С. 203 -217.

11. Cep6ie плачевно пакипорабощеше године 1813; у говору матери с единим сыном своимъ . Lipsk, 1846; Родофиникин у Београду jaBHH живот...// ПеровиЬ Р. Гра5)а за исторщу српског устанка. Београд, 1954. С. 131-150.

12. См.: там же. С. 321-324, 335; Перовий Р. Допуне биографии Теодор Ивановича Недобе од Лазара АрсенгдевиЬа Баталаке// Он же. Прилози за историку првог српског устанка. Београд, 1980. С. 225-226.

13. Грачев В.П. Новый взгляд на проблему... С. 3, 12.

14. Гавриловий М. Исторща српског устанка од Вениамина Kaлaja// Српски книжевни гласник. Београд, 1910. Т. 25. С. 707-709.

Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях автора:

1. О некоторых проблемах изучения начальной истории русско-сербских отношений в России и Сербии// Мининские чтения. Нижний Новгород, 1992. С. 150-153.

2. Россия и Первое сербское восстание (1804-1813 гг.) в концепции Ст. Новаковича// Вестник Нижегородского государственного университета им. Н.И. Лобачевского. Сборник научных трудов аспирантов. Нижний Новгород, 1995. С. 43-45. ( В соавт. с Павловым B.C.)

3. О целях Первого сербского восстания ( Дискуссионные моменты в историографии ) // Современный ислам в диалоге культур. Нижний Новгород, 1996. С. 145-150. (В соавт. с Павловым B.C.)