автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.02
диссертация на тему:
Поэтический мир Михаила Сеспеля и развитие чувашского стиха

  • Год: 2005
  • Автор научной работы: Смирнов, Юрий Александрович
  • Ученая cтепень: кандидата филологических наук
  • Место защиты диссертации: Чебоксары
  • Код cпециальности ВАК: 10.01.02
Диссертация по филологии на тему 'Поэтический мир Михаила Сеспеля и развитие чувашского стиха'

Полный текст автореферата диссертации по теме "Поэтический мир Михаила Сеспеля и развитие чувашского стиха"

Чувашский государственный университет им. И.Н.Ульянова

На правах рукописи

Смирнов Юрий Александрович

Поэтический мир Михаила Сеспеля и развитие чувашского стиха

Специальность 10.01.02 - Литература народов Российской Федерации (чувашская литература)

Автореферат

диссертации на соискание учёной степени кандидата филологических наук

Чебоксары - 2005

Работа выполнена на кафедре чувашской литературы Чувашского государственного университета им. И.Н.Ульянова

Научный руководитель - доктор филологических наук,

профессор В.Г.Родионов

Официальные оппоненты - доктор филологических наук,

профессор Г.И.Фёдоров - кандидат филологических наук, А.П.Хузангай

Ведущая организация - Чувашский республиканский

институт образования

Защита состоится 27 октября 2005 года в 15 часов на заседании диссертационного совета Д 212. 301. 03 по присуждению учёной степени кандидата филологических наук по специальности 10. 01. 02 - Литература народов РФ (чувашская литература) при Чувашском государственном университете им. И.Н.Ульянова по адресу: 428034. г.Чебоксары, ул. Университетская, 38. ауд. 434.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Чувашского государственного университета им. И.Н.Ульянова.

Автореферат разослан 27 сентября 2005 г.

Учёный секретарь диссертационного совета доктор филологических нау

профессор ^ V' А.Р.Губанов

Общая характеристика работы

о

Актуальность исследования. В чувашском литературоведении сложилась устойчивая традиция изучения творчества Сеспе-ля. В книгах М.Я. Сироткина «Михаил Сеспель (Очерк жизни и творчества)» (1949), Н.И.Иванова «Время и стих» (1981), В.Г.Родионова «Чувашский стих» (1992), а также в статьях других авторов высоко оценивается место поэта в национальной культуре. Сеспель по праву - знаковая фигура нового этапа чувашской литературы. С его именем связываются значительные изменения концептосферы чувашской поэзии и её стиховой куль-

Среди исследователей сочувственный отклик находил прежде всего гражданский пафос поэзии Сеспеля. Действительно, во многих стихотворениях Сеспеля в полный голос и с пламенной страстью звучат идеи возрождения родного края, языка и культуры, равенства народностей на просторах России. Тем самым он выражает общенациональные интересы чувашского народа, который пребывал в ряду инородцев Поволжья во времена российского самодержавия. Поэтическая тема обновления мира не была явлением утопического сознания, а связывалась с искренней верой в новый миропорядок, в построении которого Сеспель активно участвовал.

Не умаляя значимости гражданской поэзии Сеспеля, следует признать, что не менее важным аспектом его творчества является исповедальная лирика. Она особенно проявляется в поздних стихотворениях и вызывает к себе не меньший интерес. Следует признать, что концептосфера Сеспеля не ограничивается совокупностью общегражданских идей. В его творчестве есть устойчивый комплекс мотивов и сквозных образов, связанных с осмыслением собственной судьбы, личными переживаниями. Индивидуально-лирическое начало - очень важная область поэтики Сеспеля и требует к себе более пристального внимания.

Собственный жизненный опыт и мировосприятие накладывают свой отпечаток на творческую манеру писателя. Личност-

туры.

ные качества и психологические особенности автора также участвуют в формировании его концептосферы и идиостиля. Поэтому такая черта характера, как Михаил был человеком больших внутренних контрастов (отмеченная современниками), отражается в его поэзии: жизнеутверждающий пафос сменяется элегическими настроениями, иной раз с уклоном к трагизму. Понимать взгляды, пристрастия и склонности автора - значит осмыслить комплекс использованных им языковых средств, выявить стилевые особенности. И всё же поэтический мир определяется не только богатством языка, но и особенностями его концептов.

По характеру идиостиля и стиховых форм "южные" стихотворения Сеспеля оказались близкими модернистскому направлению в русской поэзии - имажинизму. Стихотворение «Выдуманным глазам» (1922) имеет не случайное посвящение - ...моей несравненной - Поэзии имажинизма... Представляется важным выявить, какой опыт русского имажинизма привлёк внимание чувашского поэта. В статьях В.Г.Родионова (1989), Г.Ф.Юмарта (1991) и Б.А.Орлицкого (1991) обозначена необходимость сравнительно-типологической темы «Сеспель и русский имажинизм». Одна из актуальных тем современного литературоведения - теория и практика русского имажинизма. В нём особо яркими фигурами являются С.Есенин и В.Шершеневич, их творчество никогда не оценивалось однозначно. Сборник Есенина «Треряд-ница» (1920) вышел в свет во время наибольшей близости его автора с другими имажинистами. Составленный особым образом, этот сборник является важным аргументом в пользу об особой позиции Есенина в имажинизме. Смелые, подчас парадоксальные воззрения Шершеневича на задачи поэзии изложены в его книге «2x2 = 5» (1920), название которой выдаёт в его авторе бывшего футуриста. Сеспель жил и творил во время наибольшей популярности имажинистов, возможно, ориентировался на их поэтику. Поэтому сравнительно-типологический подход призван воссоздать историко-литературный контекст поэзии Сеспеля.

Сфера научных изысканий, связанных с именем Сеспеля, -это история письменного чувашского стиха. В книгах М.Я.Сироткина, Н.И.Иванова и В.Г.Родионова достаточно много ценных, достоверных наблюдений над стихом Сеспеля. Указанными литературоведами выявлены многочисленные примеры не только силлаботоники, но и иной метрики. Но в их исследованиях нет единообразной дифференциации стиховых форм, лежащих за пределами силлаботоники. И главное, нет ответа на вопрос, почему отвергнута 7-сложная силлабика, семантический ореол которой оказался сомнительным для Сеспеля.

Подобно "чужому слову" (М.Бахтин), стихотворные формы и размеры стиха бывают только "чужими", воспринятыми от предшественников. Ни один стихотворный размер не возникает на пустом месте: он заимствуется или перерабатывается из уже существующих размеров. В диссертации В.О.Владимировой «Становление и развитие чувашского силлабо-тонического стиха (2004)» преувеличена роль фольклора в формировании поэзии Сеспеля, а его стиховые новации объясняются весьма отвлечённо: "Высокое мастерство и живое чувство времени вдохновляли поэта писать разными стихотворными формами, создавать новые рифмы. Стремление к новшествам, выразительности побуждало его писать силлабо-тоническим стихом" Недостаточно указать лишь на то, что Сеспель встал на путь осознанного преодоления силлабики Важно выявить истоки стиховых форм, на которые он опирался в борьбе с традициями дореволюционного стиха.

Цели и задачи исследования продиктованы не решёнными до сих пор проблемами изучения поэзии Сеспеля. Диссертантом намечены следующие задачи:

— охарактеризовать концептосферу поэзии Сеспеля с её идейно-смысловыми доминантами;

Владимирова О. Г. Становление и развитие чувашского силлабо-тонического стиха. Автореф. дис. ... канд. филол. наук. - Чебоксары, 2004. С.9.

У

— воссоздать контекст чувашской литературы, предшествующей творчеству Сеспеля, и современной русской, в частности поэтический имажинизм;

— проследить эволюцию стиха в связи с изменением концепто-сферы поэзии Сеспеля;

Научная новизна исследования определяется как самой постановкой задач, так и его результатами. Предпринята попытка комплексного исследования поэзии Сеспеля в историко-литературном контексте.

Предметом исследования послужили стихотворения Сеспеля, часть которых условно обозначена "канашскими", по причине опубликования их в центральной чувашской газете «Канаш», издававшейся в Казани. Другая часть стихотворений -"южными", потому что они созданы в Крыму и на Черниговщине (неопубликованные, но сохранившиеся в автографах поэта). Ранние опыты пера, по преимуществу стихотворения на русском языке и очевидно подражательные, не были привлечены для выявления особенностей поэзии Сеспеля.

Методологической основой работы стали общепринятые современным литературоведением методы: историко-биографический, сравнительно-типологический, структурно-аналитический, интертекстуальный. Прежде всего диссертант стремился реализовать системный подход, основанный на диалектике и историзме.

Знание биографии поэта, перипетий неординарной судьбы усиливает эмоциональные впечатления от чтения стихотворений Сеспеля. Поэт вкладывает свою личность в свои произведения и тем самым продлевает своё бытие далеко за пределами своей жизни. Сопоставление содержания того или иного стихотворения с фактами жизни поэта способствует полноте осмысления поэтических текстов. Диссертант разделяет биографический подход, изложенный В.Ходасевичем: "Как бы ни были совершенны и значительны творения Пушкина, взятые в отвлечении от биографии, - их глубина и значительность удесятеряются, когда мы знаем те "впечатления", которые лежали в основе его вдохнове-

ний" 2. Привлечение биографического материала, умеренное и уместное, становится просто необходимым порою при раскрытии идейно-смысловых особенностей поэтического текста. Поэтому воссоздаются основные вехи биографии Сеспеля. способствующие осмыслению его лирики, в первой главе диссертации.

Общетеоретические и стиховедческие труды Б.В.Томашевского, Ю.Н.Тынянова, В.М.Жирмунского, Л.И.Тимофеева, В.Е.Холшевникова, М.Л.Гаспарова,

С.И.Кормилова, О.И.Федотова, Е.В.Невзглядовой и др. являются достижениями не только русского стиховедения. В них методика анализа не только русского стиха, но и возможные пути исследования гюркской версификации, в том числе чувашской. Как и русский, чувашский язык отличается широкими просодическими возможностями, что позволяет строить их стих на разных принципах и создавать различные стихотворные модели. Закон сингармонизма, отличающий чувашскую фонологию от русской, не лишает их общего родового признака - относительной свободы ударений в словах. Различие между русским и чувашским стихом лишь в культурно-исторических условиях возникновения и раззития. Таким образом, возможно успешное использование методологии и терминологии русского стиховедения при изучении эволюции и структуры чувашского стиха Сеспеля в третьей главе диссертации.

Диссертантом учтены результаты исследований чувашских учёных и критиков, для которых творчество Сеспеля было предметом особого внимания. Прежде всего следует указать на труды М.Я.Сироткина, Е.В.Владимирова, Н.И.Иванова,

Ю.М.Артемьева, Г.Я.Хлебникова, В.Г.Родионова, Г.Ф.Юмарта, Г.И.Фёдорова, В.П.Никитина (Станъяла), А.П.Хузангая, Ю.В.Яковлева.

Теоретическая и практическая значимость определяется возможностью использования результатов работы в общих и

2 Ходасевич В.Ф. Колеблемый треножник: Избранное. - М.: Сов. пис-ль, 1991, С. 190.

специальных курсах по чувашской литературе XX века. Работа позволит углубить спецкурсы по истории чувашской поэзии с привлечением стиховедческого анализа.

Апробация работы. Основные положения и результаты работы были представлены на международной конференции «Язык, литература, культура: диалог поколений», состоявшейся 14-16 октября 2003 года в Чебоксарах. По теме исследования опубликованы 3 статьи.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, трёх глав, заключения и библиографии, включающего 199 названий. Общий объём диссертации - 169 страниц.

Основное содержание работы

Во Введении определены основные проблемы изучения поэзии Сеспеля, обосновывается необходимость их дальнейшего изучения, намечены задачи и методы исследования.

Первая глава «Концептосфера поэзии Сеспеля» содержит анализ основных концептов поэта. Здесь же воссоздаётся биография поэта, способствующая полноте осмысления его лирики.

В первом разделе «Концепт как основа поэтического мира» рассматривается природа концепта в литературоведческих интерпретациях.

Понятие концепт (< лат. сопсерШэ мысль, понятие) стало общеупотребительным в филологии, благодаря трудам С.А.Аскольдова «Концепт и слово» и Д.С.Лихачёва «Концептосфера русского языка». Это понятие возникло в связи с ощущением, что категория образа не является достаточной в теоретическом осмыслении словесного искусства. Выделяются две группы концептов - познавательные и художественные (индивидуально-личностные). В основе этой дифференциации лежит противопоставление философских категорий общего и частного. Художественные концепты являются продолжением познавательных концептов. Они психологически более сложные, в них разнообразные эмотивные смыслы, тяготеют к образам и ассоциативно-

сти. Они сочетают в себе понятия, представления, чувства, эмоции. В литературоведении понятие концептосферы - это совокупность сгустков понятий, мотивов, образов, из которых как мозаичное полотно складывается поэтический мир того или иного поэта. Концепт в поэзии - это воплощение мотива, который проявляется в ключевых словах, в названиях стихотворений. Отбор тех или иных образов также есть результат концептуализации мира. Последовательность построения концептуальной системы в сознании отвечает принципам логики. Логический переход от одного концепта к другому определяется тем, в каком направлении движется поэтическая мысль. Художественные концепты составляют в совокупности поэтическую картину мира автора.

Поэтические тексты Сеспеля можно считать таким видом знания, который рождается в результате субъективного видения окружающего мира. Как творческая личность, он привносит в представления о мире свои частные индивидуальные знания и смыслы, наряду с общепринятыми знаниями. Здесь особенно важна оценочная позиция поэта, его угол зрения на факты объективной действительности. Только при индивидуально-личностном подходе к явлениям действительности может осуществиться эстетическая концептуализация мира. "Каждое впечатление может послужить дверью к вечному" (М.Волошин). В поэзии Сеспеля представлен мир личных переживаний, сопряжённых с драматизмом мировосприятия, - новая страница в истории чувашской поэзии.

Концепты отражают культурно-национальные представления человека. Поэт является выразителем той или иной национальной культуры, в его творениях выражается национальный дух. В стихах М. Сеспеля нашли отражение глобальные культурно-исторические изменения в жизни чувашского народа. В его стихах полно отразился процесс возрождения национального самосознания. Истинный поэт никогда не замыкается в узком кругу только своего "я". Чувствуя свою сопричастность и соучастие к истории своего народа, Сеспель осознаёт высокую миссию

гражданской поэзии. И вместе с тем он формирует в своих стихотворениях тот тип лирического "я", который стал бы не только голосом своего народа, но и голосом своей души.

Результаты и способы концептуализации находятся в поэзии М.Сеспеля. В её основе лежат концепты, которые группируются по значимости:

1. чйваш {чуваш), дёр (земля), чёлхе (язык), дёршыв (родина), тёпче (мир), кил (дом), хёвел (солнце), кавар (огонь):

2. чун (душа), чёре (сердце), пурнад (жизнь), втём (смерть), юра (песня), дул (дорога);

С первой группой концептов сопрягаются наиболее часто употребляемые прилагательные чаваш (чувашский), дёнё (новый), таван (родной). В них - гражданский пафос, вера в светлое будущее. В стихотворениях, где присутствуют эти эмоционально окрашенные прилагательные, формой авторского сознания является лирическое "я". Первая группа концептов воплощает идеи обновления мира и национального самосознания. Среди глаголов преобладают императивные формы: пул (будь), кай (уходи), чёрёл (воскресай), кур (смотри), ирт (проходи), вил (умри), пёл (узнай), дун (гори). Они также непосредственно связаны с концептами, выражающими идею обновления мира.

Слово йывар (тяжёлый, мучительный) занимает третье место по частотности среди прилагательных, вошло в название двух стихотворений «Ш&ршлй ка? й§в&ррии...» (Тяжёлая душная ночь) и «Ййвар шухйшсем» (Тяжёлые думы). Слово йывар не связано с первой группой концептов, а относится ко второй. Личность поэта с его сложным комплексом мучительных переживаний становится определяющей темой поздних стихотворений Сеспеля. Личность поэта становится субъектом-для-себя в "южном" цикле. В ряд второй группы концептов органично вписывается образ саркайак (иволги) - аллегория души с её чувствами разочарования и несбывшихся надежд. Подобно образу йймра (ивы), иволга служит для передачи грусти, меланхолии. Элегические мотивы становятся устойчивыми в "южном" цикле, а в одном из стихотворений «На дне дня» есть даже суицидаль-

ные настроения.

Во втором разделе «Идея обновления мира» прослеживается путь обретения поэтической темы, связанной с национал-демократическими устремлениями чувашского народа.

Во многих ранних стихотворениях Сеспеля, когда он ещё не обрёл своей настоящей темы, проявляется типично романтическое мировосприятие, связанное с революционными преобразованиями. Как правило, романтические умонастроения в обществе активизируются в моменты намечающихся культурно-исторических сдвигов, в периоды ожиданий и надежд. В начале творческого пути Сеспель с неизбежностью принял канон пролеткультовской поэзии с её космической символикой. Поэтому в числе первых стихотворений, опубликованных на страницах газеты «Канаш», оказался перевод «Пуласси» («Грядущее») пролетарского поэта А.Крайского. Но как только голос поэта окреп, то поэтическая мысль сосредоточилась на конкретных проблемах социальной и духовной жизни своего народа. Возникла тема национального самосознания, а идея обновления мира стала связываться с актуальными проблемами возрождения родного края. С пламенной страстью стали выражаться не отвлечённые революционные идеи, а национал-демократические устремления.

Сеспель продолжал отстаивать общенациональные интересы даже тогда, когда негативные личные обстоятельства (арест, изгнание с работы, из рядов партии) наложили печать разочарования и уныния на его творчество. Элегические мотивы впервые прозвучали в стихотворениях «Тяжёлые думы», «Как умру...», созданные в начале 1921 года, в тюремной камере. В этих стихотворениях всё же нет полной замкнутости в сфере личных переживаний. Здесь исповедальное начало служит обрамлением для выражения идеи возрождения родного языка и поэзии. Но как только изменилась судьба поэта (освобождение из тюрьмы, возобновление переписки с возлюбленной после годичного перерыва), так вновь зазвучали оптимистические ноты в стихотворении «Воистину воскрес!». Радостное пасхальное приветствие

//

выражает собственные чувства. Но недолго продолжалось это состояние, потому что служебная и партийная карьера Сеспеля закончилась полным крахом. Он решил покинуть родину и Чебоксары.

Перед отъездом в мае 1921 года Сеспель пишет стихотворения «Или! Или! Лима савахвани!..», в котором слова отчаяния Боже! Боже! Зачем ты меня оставил! (предсмертные слова распятого Христа)3 можно рассматривать как отклик на личные переживания в связи с изгнанием с работы и лишением партийного билета. Но биографический подтекст скрыт, даётся иное объяснение своим чувствам.

В Евпатории миновал душевный кризис, и Сеспель, вдохновлённый новой творческой энергией, создаёт такие стихотворения, как «Чуваш! Чуваш!», «Пашня Нового Дня», «К морю», «Далеко в поле жёлтый зной...» с жизнеутверждающим. романтическим пафосом. В этих стихотворениях развивается тема национального самосознания, связанная с твёрдым убеждением в светлое будущее чувашского народа. "Национальность литературы, - по словам писателя-эмигранта В.Ходасевича, -создаётся её языком и духом, а не территорией, на которой протекает её жизнь, и не бытом, в ней отражённым". 4 Поэт осознаёт своё призвание быть голосом своего народа: Эп пин чйваш, эп пин-пин дын!/ Чёрем юрри - пин дын юрри! {Я - сам тысяча чувашей, я - миллион людей! Песня сердца моего - песня тысяч людей!). Завершением темы национального самосознания стало стихотворение «Стальная вера», написанное в Киеве. Сеспель не получал ответов на запросы в Чувашский обком РКП(б) и на

3 Библейскую реминисценцию в поэзии Сеспеля не следует расценивать как проявление религиозных воззрений автора. Христианские аллюзии имеют глубокую поэтическую традицию и служат арсеналом выразительных средств.

4 Ходасевич В.Ф. Колеблемый треножник: Избранное. - М.: Сов. пис-ль, 1991, С.467.

письма в адрес чебоксарской редакции газеты «Канаш», а отосланное туда стихотворение «Стальная вера» не было опубликовано. Вновь нахлынули чувства разочарования, одиночества, оторванности от родины, ностальгия.

В третьем разделе «Элегические мотивы и тема смерти» рассматривается исповедальная лирика Сеспеля.

Впервые элегические мотивы разочарования в жизни прозвучали в стихотворениях «Ййв5р шухйшсем» (Тяжёлые думы) и «Эпё вилсен» (Как умру...), написанные в тюремном заключении. Они были опубликованы в одном и том же номере газеты «Канаш» без псевдонима (¿едпел Мишши, что симптоматично. Семантика радужного "цветочного" псевдонима противоречила стихотворениям с комплексом мучительных "тяжёлых дум": Сивёинё чёрере вайсш чакрё (В остывшем сердце увядает ста). В этих стихотворениях ощутимо стремление скрыть биографический подтекст, даётся иное объяснение своим разочарованиям. В стихотворении «Жизнь и смерть» тема смерти была лишь намечена как идея жертвенности бойца, погибшего в революционных боях. Затем смерть за светлые идеалы будущего объединилась с темой предназначения поэта. Во имя достижения идеалов своего народа («Памяти чувашского поэта Агаха») отдана жизнь. Библейская символика связала единством темы стихотворения «Или! Или! Лима савахвани!» и «Гаснет день...». Поэт готов взойти на Голгофу, подобно Христу, и быть распятым на кресте. Он готов принять мученическую смерть ради того, чтобы край родной из мёртвых воскрес {мап юратна дёршыв вилёмрен чёрёлии). Не только образ Христа, символизирующий идею жертвенности, но и единая метрика "скорбного" 3-стопного анапеста подчёркивает идейно-смысловую общность этих стихотворений.

В некоторых "южных" стихотворениях возникают пейзажные зарисовки, которые выглядят обрамлением стихов о душевных переживаниях. Пейзаж никогда не был самодовлеющим в поэзии Сеспеля. Пейзажные картины служат выражению мысли общего порядка, относящейся к человеческой жизни, заполненной обострённо трагическим смыслом. В других "южных"

стихотворениях возникают мотивы новой общественно значимой темы - голод в Поволжье. Незаконченная поэма «Голодный псалом», создаваемая по примеру "малых" поэм Есенина, также передаёт скорбь и сострадание умирающим от голода людям. Поэт никогда не огораживался от мира в круге только своего "я". Но в последних стихотворениях «Красные-красные маки...», «Лишь вчера в саду...» (также в русскоязычных, подписанных псевдонимом М.Забытый) самодовлеющим становится исповедальное начало. Мотивы разочарования переходят в надрыв, крик души в стихотворении «Паянтан» (Отныне). Подзаголовок Юлашки юн тумламёсем (Последние капли крови) усиливает тему смерти, о которой всецело поглощены мысли и чувства лирического героя. Дневниковые записи и письма более очевидно выявляют картину трагического мировосприятия.

Элегические мотивы и размышления о смерти в стихах почему-то стали основанием для утверждения о сознательном выборе суицида. Например, Г. Айги в эссе «Подснежник среди бурь» пишет: "...когда Сеспель, в наивысшем душевном напряжении, обдуманно и твёрдо двинется навстречу своей гибели" 5. Вероятно, он склонен разделять фрейдистскую идею о том, что в психологии человека есть очень сильная тяга к смерти. По мнению Г.Айги, суицид стал чуть ли не логической точкой в развитии поэтической темы разлада с жизнью. И не было никакого иного продолжения биографии поэта, как добровольный уход из жизни. Но навязчивые идеи в стихах как таковые не могут быть приравнены к симптомам реального желания умереть.

В "южных" стихотворениях значительно изменился идио-стиль поэта. В связи с изменением концептосферы и характера лирического героя основным приёмом поэтики стала метафори-зация стиха. Различного рода эпитетов, сравнений, метафор было не так уж много в "канашском" цикле. Метафорический ряд стал пополняться за счёт сочетания слов, стилистически неоднород-

5 Айги Г. Подснежник среди бури//Молодой коммунист. 19 ноября 1987 г. С.7.

ных, а порою и "неслаженных" по нормам грамматики. "Сеспелевские приёмы метафоризации отличаются смелым, неожиданным объединением в пределах одной фразеологической единицы таких речевых средств, которые с точки зрения логической речи кажутся несовместимыми" 6. Осознанная мета-форизация была в основе творческих устремлений русского имажинизма, который следовало бы назвать метафоризмом. "Южный" период творчества Сеспеля можно по праву считать имажинистским.

Вторая глава «Сеспель и русский имажинизм» содержит анализ творческих установок двух ключевых фигур русского имажинизма С.Есенина и В.Шершеневича. Здесь же предпринят интертекстуальный анализ с целью выявить общие типологические черты в поэзии имажинизма и Сеспеля.

В первом разделе «Имажинизм С.Есенина в поэтическом сборнике «Трерядница» (1920)» рассмотрены 12 произведений, подчеркивающие особую позицию их автора в имажинизме. Также привлечены статьи и письма, проясняющие отношение Есенина к собратьям - имажинистам.

Ненумерованные страницы сборника «Трерядница» подчёркивают особый смысл расположения 10 стихотворений и двух "малых" поэм «Пантократор», «Кобыльи корабли». Композиция сборника тщательно продумана и должна соответствовать авторскому замыслу. Есенин представил свою творческую эволюцию, свой путь от новокрестьянского поэта до поэта-имажиниста. Этот путь был тернистым, через влияние "младосимволистов" А.Блока, В.Брюсова и А.Белого, через влияние Н.Клюева.

"Малая" поэма «Пантократор» насыщена "звёздной" и "космической" образностью и метафорами, созданными на основе реалий крестьянской жизни. Подобный идиостиль обна-

6 Петров Н.П. Языковое новаторство М.Сеспеля // Основоположник чувашской советской поэзии. Учён. зап. ЧНИИ, Вып.51. - Чебоксары: ЧНИИ, 1971. С. 106

руживается и в стихотворении Сеспеля «Пашня Нового Дня». Сеспель мог прочитать «Пантократора» не только в сборнике «Трерядница», но и в газете «Советская страна» от 17 февраля 1919 года, где была первая публикация. Кроме газеты, поэма вошла в коллективный сборник имажинистов «Конница бурь» (1920). В одном из элегических стихотворений С.Есенина «Не жалею, не зову, не плачу...» лирический герой разочарован в жизни: Я теперь скупее стал в желаньях, / Жизнь моя? иль ты приснилась мне?... Подобные настроения обнаруживаются и у Сеспеля: Жизнь моя! За какими холмами / Твой с уютною кровлею дом. Несмотря на различие в метрике (у Есенина - хорей, у Сеспеля - дольник) схожесть ритмико-интонационного строя поддерживается одинаковыми анакрузами и клаузулами, равным количеством слогов (в нечётных строках - 10, в чётных - 9). Композиция лирического сюжета также подчёркивает сходство сопоставляемых стихотворений.

Во втором разделе «Лингвопоэтические идеи В.Шершеневича в книге «2* 2 = 5» (1920)» рассматриваются прежде всего теоретические положения, которые имеют связь с поэтикой Сеспеля.

Идеи Шершеневича могли произрасти лишь на почве, вспаханной футуризмом, который в своё время провозглашал "самовитое слово", акцентировал внимание на звуковой стороне стиха, отсюда их "заумь". Футуристы расшатывали и синтаксис. Бывший футурист, ныне "гроссмейстер имажинистского ордена" Шершеневич решил пойти дальше. Им предлагается более радикальная мера: «Ломать грамматику» - название главы в его небольшой книге «2 х 2 = 5». Здесь своеобразная интерпретация грамматики и морфологии.

По его мнению, изменение традиционной грамматики и морфологии русского языка - это важное средство обновления современной поэзии. Для начала следует подвергнуть ревизии поэтический словарь. Одни части речи предпочтительны в поэзии, другие признаются с оговорками, как неизбежные в словоупотреблении, третьи - изгоняются. Например,

существительные требуют полной свободы: "...имажинизм, как культуртрегерство образа, неминуемо должен размножать существительные в ущерб глаголу" 1. Глагол - аппендикс поэзии, поэтому использовать их следует как можно реже в поэтической речи.

Одно из последних стихотворений Сеспеля «На дне дня» является, пожалуй, самым имажинистским по многим признакам. Прежде всего, осознанная метафоризация стиха: жизнь бесцелья штыком пронзена, в чернильнице сушью душа будеть киснуть, теле? вереницы будут стучать мостовой, захлопнута жутью дверь, трупоедством прожгут насквозь моё сердце строки в газете, жизнь свою затянуть бы петлёй, истыкана жизнь Ремингтона щёлканьем чётким и т.п. Подобные метафоры выглядят необычными, даже шокирующими. Они возникают в результате соединения далёких по смыслу слов или неожиданных сочетаний нейтральной лексики с просторечиями и неологизмами (бесцелье, жуть, сушь, трупоедство). На морфологическом уровне эти метафоры представляют следующую конструкцию: глагол + существительное в творительном падеже. Хотя есть и простые метафоры со "стёртой" образностью, такие как на конце (дней) не поставишь точки, звезда свечи, дно дня, но они не основные. Сеспелю больше интересны развёрнутые метафоры с существительным в творительном падеже.

Нарушение грамматических и стилистических норм (поутру побрести опять, потестись поутру в отдел, телег вереницы будут стучать мостовой) может диктоваться и необходимостью насыщения звуковыми повторами. Не только создать яркую и необычную метафору, но и насытить стиховой ряд аллитерациями и ассонансами: нагруженных телег вереницы,

7 Шершеневич В. Г. Листы имажиниста: Стихотворения. Поэмы. Теоретические работы / Сост., предисл., примеч. В.Ю.Бобрецова. - Ярославль: Верхне-Волжское кн. изд-во, 1997. С.408.

вот захлопнута жутью дверь, в земотдел мне походкой сонной, мой зелёный, весенний вечер и т.п. Насыщенность звуковыми повторами зачастую подводит к широкому употреблению инверсий. Характер рифм также выражают имажинистскую сущность данного стихотворения. Почти все рифмы диссонансные (неточные и усечённые): тишь - прости, свечи вечер, синеве - дверь, рано - канул, гадать - опять, пронзена -сонной, душа - в ушах, узорит - горек, точки - чётки, вереницы -возницей, насквозь - гвоздь, попрана - рана и т.п. Лишь один раз встречается простая глагольная рифма стучать - качать. Предпочтение Сеспелем определенного типа рифм соотносится с общей ориентацией имажинистов на "краекасательную" рифму. Из письма С.Есенина к Р.В.Иванову-Разумнику: "Имею особый взгляд, по которому отказался от всяких чётких рифм и рифмую теперь слова только обрывочно, коряво, легкокасательно, но р&зносмысленно, вроде почва - ворочается, куда - дал и т.д." (май 1921 г.).

Как можно редкое использование глагольных рифм и осознанная метафоризация - большая заслуга Сеспеля в развитии чувашского стиха. Концептосфера его поэзии, приобретая устойчивые черты метафоризации стиха, облачалась в такие стиховые формы, которых ранее не было в чувашской поэзии. Осваивалась не только новая метрика, но и предлагалось многообразие строфики и различных способов рифмовки.

Третья глава «От силлабики - к верлибру (Метрика стихотворений Сеспеля») содержит анализ структуры и эволюции стиха по двум циклам, "канашском" и "южном". Стиховые новации Сеспеля (метрика, строфика, рифмы) проявляются более зримо на фоне предшествующего периода чувашской поэзии.

В первом разделе «Семантический ореол 7-сложной силлабики» охаратеризована чувашская поэзия начала XX вв. с её

л

основною стиховою моделью (и-и-/ии-),

До Сеспеля чувашский письменный стих был силлабическим. Наилучшие образцы его представлены в мнимом фольклорном сборнике 1908 года «Сказки и предан ¡я чувашъ» с подзаголовком Чаваш халлапёсем (чувашские легенды). Составители сборника намеренно вводили в заблуждение читателей, имея цель показать жанровое многообразие чувашского фольклора. Поддержанию силлабической модели стиха на рубеже XIX и XX вв. способствовали два фактора: многовековые фольклорные традиции 7-сложника, примечательного для многих тюркских народов; церковно-речитативная декламация, приобретаемая будущими поэтами в стенах Симбирской чувашской школы;

До 1917 года 7-сложник в своём бытовании приобрёл два основных семантических ореола. Один из них - фольклорная стилизация в духе демократических традиций крестьянских поэтов 2-й половины XIX века. Вслед за авторами сборника «Сказки и предания чувашей» линия фольклорной стилизации прослеживается в творчестве следующих поэтов:

- Т.Кириллов издаёт сборники «Песни о войне 1812 года» (1911), «Колыбельная песнь солдатки» (1913), «Песни крестьянина о своих трудах» (1913), «Песни о царе на Руси святой в 300-летие дома Романовых (21 февр. 1613 - 21 февр. 1913 г.)» (1913), «Песни воина по поводу войны 1914 г. (1914);

- Н.Полоруссов (Шелеби) пишет исторические поэмы, занимающие высокое место в жанровой иерархии фольклора. В его поэмах «Предание чувашей об основании города Констан-

8 Слово "модель" используется вместо "система", которое применительно к стихосложению (и русскому, и чувашскому) выглядит весьма общо и абстрактно. Система предполагает качественное изменение входящих в неё элементов, если они оказываются в иных системных отношениях, а этого может и не быть в стихосложении. Например, признаки чувашской силлабики (равносложность строфы и мужская клаузула) могут переходить и в силлаботонику. Приметы силлабики не теряют своего качества, но формируют иную структуру чувашского стиха.

тинополя» (1915) и «Черемшан и Кондруча» (1915) героизируется историческое прошлое в связи с началом войны России с Германией;

- И.Тхти создаёт множество лирических стихотворений в духе народных песен;

Другой семантический ореол - религиозная дидактика, сильно подорвавшая авторитет 7-сложника в 1920-е годы. В новой концептосфере чувашской поэзии не было места для ретиги-озной и просветительской дидактики, которая прослеживалась в творчестве следующих поэтов:

- Н.Васильев (Шубоссини) со своим сборником «Бросьте водку и курить табак» (1911);

- И.Иовлев и Т.Кириллов издали совместный сборник «Бог труды любит. Труд кормит, лень портит» (1912);

- П.Падияров пишет нравоучительную поэму «Человек, который заблудился: (О том, как пьяница стал трезвенником)» (1912);

Со страниц первой чувашской газеты «Хыпар» («Вести») также шла пропаганда христианской веры, облачаемой в 7-сложный силлабический стих. На её страницах печатались стихотворения, подобные «Паян...» («Сегодня») Т. Семёнова (Таэр Тимки): Паян пире далакан / Христос Тура дуралать...(Сегодня наш спаситель /Христосродится...), опубликованному в № 47 за 1906 год.

Существовала и психологическая причина неприятия сил-лабики Сеспелем. Она заключается в следующем.

В структуру 7-сложной силлабики (и — и — / и и —) удачно вкладывается орфоэпия анатри (низовых чувашей) с её неизменным ударным слогом в конце слова. Сеспель же принадлежал к другой субэтнической группе чувашей и был носителем верхового диалекта, в котором нет жёсткой регламентации ударений в словах. Поэтому в статье «Стихосложение и правила ударений» Сеспель возражает против засилья мужской клаузулы в чувашском стихе. В его версификационной практике шла борьба с мужской клаузулой - важной приметой силлабики. Для многих сти-

хотворений характерна рифмовка АбАб или АА. Выстраивалась не только слоговая мера стиха (урегулированное чередование ударных/безударных слогов), но и мужская клаузула заменялась на женскую. Наряду с этим отвергалась краткосложность стиха, в некоторых случаях длина стиха доходила до 12 слогов.

Во втором разделе «Преодоление силлабики в "канашских" стихотворениях» представлены метрические схемы 9 стихотворений в той последовательности, как они печатались в газете. Статья «Стихосложение и правила ударений», также нашедшая своё место в газете «Канаш», поясняет позицию его автора в спорах о судьбах чувашской поэзии в начале 1920-годов. Концептуальные изменения в поэзии Сеспеля сопровождались обогащением метрического репертуара и идиостиля. Для осуществления своей задачи преодоления силлабики поэт обратил взор на стиховой опыт русской поэзии, классической и современной.

Метрика "канашских" стихотворений складывалась под ощутимым влиянием поэзии М.Лермонтова, который ввёл в русскую поэзию редкую метрику - трёхсложники с переменной анакрузой на основе амфибрахия. Постоянная стопа амфибрахия перед цезурой и в конце стиха обнаруживается в переводе стихотворения «Грядущее» пролетарского поэта А.Крайского и оригинальном стихотворении Сеспеля «Чувашский язык». Авторское разъяснение подзаголовка Вольные стихи в стихотворении «Воистину воскрес! » подтверждает ориентацию Сеспеля не только на силлаботонику.

В третьем разделе «Метрика "южного" цикла» продолжено рассмотрение метрического репертуара поэта с привлечением самых последних стихотворений, подписанных псевдонимом М. Забытый.

Метрика "южных" стихотворений складывалась под ощутимым влиянием имажинизма с его широким спектором стиховых форм. Элегические интонации ряда стихотворений С.Есенина оказались созвучными душе поэта. Поэтому исповедальные живые звуки сердца Сеспеля порою облекались в ту же метрику, какая была у Есенина. "Скорбный" 3-стоп.

анапест («Или! Или! Лима самахвани!..», «Гаснет день...») и "унылый" 3-иктовый дольник на основе анапеста («На дне дня» и другие русскоязычные стихотворения) органично вписались в исповедальную лирику Сеспеля. Их рецепция оказалась эффективной и по причине орфоэпических особенностей чувашской речи. В объяснении причин, почему в метрике Сеспеля преобладают ямбы, анапесты и дольники на основе анапеста, допустима апелляция к орфоэпии чувашской речи. В многосложных словах обоих диалектов наблюдается тяготение ударения к последним слогам. В начале 1920-х годов ещё не завершилась переориентация норм ударений в чувашских словах, поэтому Сеспель вводил в поэзию нормы ударений верхового диалекта с оглядкой на низовой, лежавший в основе литературного языка Симбирской школы.

Сеспель столкнулся с определёнными трудностями построения силлаботонических размеров, в стопах которых ударным является первый слог. Например, стихотворение «Красные-красные маки...» обрамляется строфами 5-стопного хорея, но в основной части оказалось затруднительным следовать избранной метрике. В 4-стоп. хорее стихотворения «К морю» (в одноименном стихотворении A.C.Пушкина - 4-стоп. ямб) предостаточно пиррихиев. В объяснении причин того, почему возникли трудности в построении хорея и дактиля, также допустима апелляция к орфоэпии языка.

В последних стихотворениях свои законные права вернула себе мужская клаузула. Константой стиха становится мужская клаузула почти всегда в дольниках и тактовиках. Закон сингармонизма в чувашской орфоэпии, ослабляющий оппозицию ударых/безударных слогов, требовал или цезуры (в многосложных стихах), или последнего ударного слога. Особенно в тех случаях, когда слоговая мера была неупорядочена. Самая свободная стиховая форма в стихотворении «Проложите мост!», в котором нет слоговой и строфической меры, а рифмы носят случайный характер.

В объяснении причин, почему возобладали метрически свободные дольники и тактовики, уже невозможна апелляция к языковым особенностям. Культурно-исторический фактор оказывается важнее, чем языковой. Метрический репертуар Сеспеля всё больше и больше формировался под влиянием стиховой культуры общероссийской поэзии 1920-х годов. Перелом ритма и метра, отказ от силлаботонических размеров -это родовой признак известных поэтов и течений тех лет.

В последних стихотворениях уже нет силлаботоники. Наметившееся движение к более свободным от слоговой меры формам (дольникам, тактовикам и верлибру) в "канашском" цикле зафиксировалось в "южном". Этот путь шёл через освоение всех силлаботонических размеров, кроме дактиля. В целом, количество стихотворений в обоих циклах - 26. В них соотношение видоизменённой силлабики, силлаботоники и несиллаботонической метрики (дольник, тактовик и верлибр) в цифрах выглядит следующим образом: 26 = 3 : 10 : 13. В данном соотношении учтено то, что трёхсложники с переменной анакрузой и логаэд находятся за пределами силлаботоники.

Метрические новации Сеспеля увлекли за собой новую строфику и новые рифмы. Особенно необычной представляется строфическая организация в стихотворении «Тьма. Мне душно...» с его редкой метрикой - логаэдом. Следование имажинистскому принципу отбора разносмысленных и краекасательных рифм обогатило поэтический словарь чувашской поэзии, в которой раньше преобладали глагольные рифмы. Идиостиль Сеспеля отличается многообразием тропов. Широкое использование инверсии и поэтической фонетики также свидетельствует о творческой зрелости Сеспеля. Но многообещающая поэтическая дорога была пресечена преждевременной смертью.

В Заключении подводятся основные итоги работы.

Стиховые новации Сеспеля нанесли по силлабической модели чувашского стиха сокрушительный удар, после которого едва ли возможно было ей оправиться. Её незавидное положение

¿Ь

усугублялось и тем, что за силлабикой тянулся шлейф религиозно-дидактических ассоциаций. Они в большей степени, чем фольклорная стилизация, мешали плодотворному развитию 7-сложника. Новая концептосфера чувашской поэзии с трудом укладывалась в прокрустово ложе 7-сложной силлабики. Поэтому она оставалась в пределах лишь традиционной народной культуры, в фольклоре. Впрочем, в 1920-е годы были единичные попытки вдохнуть в неё жизнь, например, поэзия Н.В.Васильева (Шубоссини). Но как ни видоизменялась силлабика. цепляясь за новые темы и жанры, её попытки были тщетными. Ощутимый семантический ореол никак не способствовал поддержанию традиций 7-сложника. Новое поколение чувашских поэтов (П.Хузангай, В.Рзай, В.Митта и др.) пошли не за Шубоссини, а по следам концептуальных и стиховых новаций Сеспеля. Восприятие было идентичным: Силлабик - сухапуд вал, тоник трактор (Силлабика - это соха, тоника - трактор). Силлабическая модель воспринималась как архаичная стиховая форма, не соответствующая ритмам современности.

Дальнейшие судьбы чувашского стиха после 1930 - 40-х годов (времени господства силлаботоники, насаждаемой официальной идеологией) - возможный вариант дальнейшего исследования.

Основные положения диссертации освещены в публикациях:

1. Смирнов Ю.А. М.Сеспель и поэтика имажинизма // Классика и современность: Учеб. пособие. - Чебоксары: Изд-во Чуваш, ун-та, 2003. С.51 - 61.

2. Смирнов Ю.А. Силлабическая модель чувашского стиха и стиховые новации М.Сеспеля // Сборник научных статей докторантов, аспирантов и соискателей / Сост. проф. В.Г.Родионов. - Чебоксары: Изд-во Чуваш, ун-та, 2005. С.44 - 48.

3. Смирнов Ю.А. Метрический репертуар стихотворений М.Сеспеля: от силлабики - к верлибру // Классика и современность: Учеб. пособие. - Чебоксары: Изд-во Чуваш, ун-та, 2005. С.38 - 54.

Подписано и печать 26 09.2005 ФормаI 60x84/16. Бумаг а офсегная. Печать оперативная Уел печ л 1,0 Тираж 100 жч Заказ № 620.

Издательство Чувашского университета Типография университета 428015 Чебоксары, Московский проспект, 15

»17797

РНБ Русский фонд

2006-4 14903

 

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Смирнов, Юрий Александрович

Введение

Глава!. Концептосфера поэзии Сеспеля

1.1. Концепт как основа поэтического мира

1.2. Идея обновления мира

1.3. Элегические мотивы и тема смерти

Глава2. Сеспель и русский имажинизм

2.1. Имажинизм С.Есенина в поэтическом сборнике «Трерядница» (1920)

2.2. Лингвопоэтические идеи В. Шершеневича в книге «2x2 =5» (1920)

Глава3. От силлабики - к верлибру (метрика стихотворений Сеспеля)

3.1. Семантический ореол 7-сложной силлабики

3.2. Преодоление силлабики в "канашских" стихотворениях

3.3. Метрика "южного" цикла

 

Заключение научной работыдиссертация на тему "Поэтический мир Михаила Сеспеля и развитие чувашского стиха"

Заключение

В заключении подводятся итоги исследования, объединены наблюдения предыдущих глав, намечены перспективы дальнейшего изучения темы.

Для разрешения поставленных задач диссертационного исследования использовались различные методики анализа. Выбор их диктовался логикой конкретной цели, имеющей свою специфику в каждой из 3 глав диссертации.

Изученный материал даёт основания сделать следующие обобщения.

До января 1919 года (начало "канашского" цикла стихотворений) Сеспель не обрёл своей настоящей поэтической темы. В предыдущих стихотворениях 1918 года, по преимуществу русскоязычных, ощутимо влияние т.н. "пролетарских" поэтов группы «Кузница» с её космизмом и упрощённой символикой. Но как только поэтическая мысль сосредоточилась на конкретных проблемах социальной и духовной жизни своего народа и возникла тема национального самосознания, голос поэта окреп, а газета «Канаш» стала регулярно печатать его стихотворения. Идея обновления мира стала связываться с актуальными проблемами возрождения родного края. С пламенной страстью стали выражаться не отвлечённые революционные идеи, а национал-демократические устремления. Для воплощения этих устремлений привлечены такие концепты, как чаваш (чуваш), ?ер (земля), чёлхе (язык), ^ёршыв (родина), тёнче (мир), кил (дом), хёвел (солнце), кавар (огонь), имеющие жизнеутверждающую маркировку. Поэт чувствует ответственность перед людьми и историей, а его сердце принимает в себя думы и надежды своего народа в период культурно-исторических преобразований.

Сеспель продолжал отстаивать общенациональные интересы даже тогда, когда негативные личные обстоятельства (арест, изгнание с работы, из рядов партии) наложили печать разочарования и уныния на его творчество. Элегические мотивы впервые прозвучали в стихотворениях «Тяжелые думы», «Как умру.», созданные в начале 1921 года, в тюремной камере. В этих стихотворениях всё же нет полной замкнутости в сфере личных переживаиий. Здесь исповедальное начало служит обрамлением для выражения идеи возрождения родного языка и поэзии. Но как только изменилась судьба поэта (освобождение из тюрьмы, возобновление переписки с возлюбленной после годичного перерыва), так вновь зазвучали оптимистические ноты в стихотворении «Воистину воскрес!». Радостное пасхальное приветствие выражает собственные чувства.

Перед отъездом из Чебоксар в мае 1921 года Сеспель пишет стихотворения «Или! Или! Лима савахвани!.» и «Гаснет день.» (второе - закончено в Евпатории). Они объединяются единой христианской символикой, образом пригвождённого к кресту Христа. Идейно-смысловое единство этих стихотворений поддерживается единой метрикой — "скорбным" 3-стопным анапестом. Слова отчаяния распятого Христа с его предсмертными словами Боже! Боже! Зачем ты меня оставил! можно рассматривать как отклик на личные переживания в связи с изгнанием с работы и лишением партийного билета. Но личные страдания сублимируются и приобретают иную мотивацию. Если родной край не воспрянет от спячки, лирический герой готов принять мученическую смерть, подобно Христу.

В Евпатории миновал душевный кризис, и Сеспель, вдохновлённый новой творческой энергией, создаёт такие стихотворения, как «Чуваш! Чуваш!», «Пашня Нового Дня», «К морю», «Далеко в поле жёлтый зной.» с жизнеутверждающим, романтическим пафосом. В этих стихотворениях развивается тема национального самосознания, связанная с твёрдым убеждением в светлое будущее чувашского народа. Заключительным аккордом этой темы стало стихотворение «Стальная вера», написанное после завершения санаторно-курортного лечения, в Киеве. В других "южных" стихотворениях возникают мотивы новой общественно значимой темы - голод в Поволжье. Незаконченная поэма «Голодный псалом», создаваемая по примеру "малых" поэм Есенина, передаёт скорбь и сострадание умирающим от голода людям.

Поэт никогда не огораживался от мира в круге только своего "я". 11о в последних стихотворениях «Красные-красные маки.», «Отныне» и «Лишь вчера в саду.» (также в русскоязычных, подписанных псевдонимом М.Забытый) самодовлеющим становится исповедальное начало. Вновь нахлынули чувства разочарования, одиночества, оторванности от родины, ностальгия. И такие концепты, как чун (душа), чёре (сердце), пурна? (жизнь), вилём (смерть), юра (песня), $ул (дорога), направлены на раскрытие внутреннего мира поэта, пережившего удары судьбы. Суицидальные настроения в стихотворении «На дне дня» предшествовали трагическому дню 15 июня 1922 года, когда Михаил покончил с собою. Впрочем, поэтическая тема разлада с жизнью не означала неизбежности самоубийства в его судьбе.

До Сеспеля чувашский письменный стих был силлабическим. Наилучшие образцы его представлены в мнимом фольклорном сборнике «Сказки и предания чувашей». Его авторы намеренно вводили в заблуждение читателей, имея цель показать жанровое многообразие чувашского фольклора. Поддержанию силлабической модели стиха на рубеже XIX и XX вв. способствовали два фактора: многовековые фольклорные традиции 7-сложника, примечательного для многих тюркских народов;

- церковно-речитативная декламация, приобретаемая будущими поэтами в стенах Симбирской чувашской школы;

До 1917 года 7-сложник в своём бытовании приобрёл два основных семантических ореола. Один из них — фольклорная стилизация в духе демократических традиций крестьянских поэтов 2-й половины XIX века. Другой семантический ореол — религиозная дидактика, сильно подорвавшая авторитет 7-сложника в 1920-е годы. В новой концептосфере чувашской поэзии не было места для религиозной и просветительской дидактики. Существовала и психологическая причина неприятия силлабики Сеспелем. Она заключается в следующем.

В структуру 7-сложной силлабики (и — и — / и и —) удачно вкладывается орфоэпия анатри (низовых чувашей) с её неизменным ударным слогом в конце слова. Сеспель же принадлежал к другой субэтнической группе чувашей и был носителем верхового диалекта, в котором нет жёсткой регламентации ударений в словах. Поэтому в статье Стихосложение и правила ударение» Сеспель возражает против засилья мужской клаузулы в чувашском стихе и призывает осваивать новые стиховые формы. В его верификационной практике шла борьба с мужской клаузулой — важной приметой силлабики. Для многих стихотворений характерна рифмовка АбАб или АА. Выстраивалась не только слоговая мера стиха (урегулированное чередование ударных/безударных слогов), но и мужская клаузула заменялась на женскую. Наряду с этим отвергалась краткосложность стиха, в некоторых случаях длина стиха доходила до 12 слогов.

Концептуальные изменения в поэзии Сеспеля сопровождались обогащением метрического репертуара и идиостиля. Для осуществления своей задачи преодоления силлабики поэт обратил взор на стиховой опыт русской поэзии, классической и современной.

Метрика "канашских" стихотворений складывалась под ощутимым влиянием поэзии М.Лермонтова, который ввёл в русскую поэзию редкую метрику — трёхсложники с переменной анакрузой на основе амфибрахия. Постоянная стопа амфибрахия перед цезурой и в конце стиха обнаруживается в переводе стихотворения «Грядущее» пролетарского поэта А.Крайского и оригинальном стихотворении «Чувашский язык». Авторское разъяснение подзаголовка Вольные стихи в стихотворении «Воистину воскрес! » подтверждает ориентацию Сеспеля не только на силлаботонику.

Метрика "южных" стихотворений складывалась под ощутимым влиянием имажинизма с его широким спектором стиховых форм. Элегические интонации ряда стихотворений С.Есенина оказались созвучными душе поэта. Поэтому исповедальные живые звуки сердца Сеспеля порою облекались в ту же метрику, какая была у Есенина. "Скорбный" 3-стоп. анапест («Или! Или! Лима самахвани!.», «Гаснет день.») и "унылый" 3-иктовый дольник на основе анапеста («На дне дня» и другие русскоязычные стихотворения, подписанные псевдонимом М.Забытый) органично вписались в исповедальную лирику Сеспеля. Их рецепция оказалась эффективной и по причине орфоэпических особенностей чувашской речи. В объяснении причин, почему в метрике Сеспеля преобладают ямбы, анапесты и дольники на основе анапеста, допустима апелляция к орфоэпии родной речи. В многосложных словах наблюдается тяготение ударения к последним слогам. В начале 1920-х годов ещё не завершилась переориентация норм ударений в чувашских словах, поэтому Сеспель вводил в поэзию верховой диалект с оглядкой на низовой диалект, лежавший в основе литературного языка Симбирской школы.

Сеспель столкнулся с определёнными трудностями построения силла-ботонических размеров, в стопах которых ударным является первый слог. Например, стихотворение «Красные-красные маки.» обрамляется строфами 5-стопного хорея, но в основной части оказалось затруднительным следовать избранной метрике. В 4-стоп. хорее стихотворения «К морю» (в одноименном стихотворении Л.С.Пушкина - 4-стоп. ямб) предостаточно пиррихиев. В объяснении причин того, почему возникли трудности в построении хорея и дактиля, также допустима апелляция к орфоэпии языка.

В последних стихотворениях свои законные права вернула себе мужская клаузула. Константой стиха становится мужская клаузула почти всегда в дольниках и тактовиках. Закон сингармонизма в чувашской орфоэпии, ослабляющий оппозицию ударых/безударных слогов, требовал или цезуры (в многосложных стихах), или последнего ударного слога. Особенно в тех случаях, когда слоговая мера была неунорядочена. Самая свободная стиховая форма в стихотворении «Проложите мост!», в котором нет слоговой и строфической меры, а рифмы носят случайный характер.

В объяснении причин, почему возобладали метрически свободные дольники и тактовики, уже невозможна апелляция к языковым особенностям. Культурно-исторический фактор оказывается важнее, чем языковой. Метрический репертуар Сеспеля всё больше и больше формировался под влиянием стиховой культуры общероссийской поэзии 1920-х годов. Перелом ритма и метра, отказ от классических силлаботонических размеров — это родовой признак известных поэтов и течений тех лет.

В последних стихотворениях уже нет силлаботоники. В "канашском" цикле наметившееся движение к более свободным от слоговой меры формам (дольникам, тактовикам и верлибру) зафиксировалось в "южном" цикле. Этот путь шёл через освоение всех силлаботонических размеров, кроме дактиля. В целом, количество стихотворений в обоих циклах — 26. В них соотношение видоизменённой силлабики, силлаботоники и несиллаботонической метрики (дольник, тактовик и верлибр) в цифрах выглядит следующим образом: 26 = 3 : 10:

Метрические новации Сеспеля увлекли за собой новую строфику и новые рифмы. Особенно необычной представляется строфическая организация в стихотворении «Тьма. Мне душно.» с его редкой метрикой — логаэдом. Следование имажинистскому принципу отбора разносмысленных и краекасательных рифм обогатило поэтический словарь чувашской поэзии, в которой раньше преобладали глагольные рифмы. Иди ости ль Сеспеля включает в себя разнообразные сравнения, метафоры, неологизмы. Примечательно, что метафорический ряд пополнялся за счёт сочетания слов, стилистически неоднородных. Широкое использование инверсии и поэтической фонетики также свидетельствует о творческой зрелости Сеспеля. Но многообещающая поэтическая дорога была пресечена преждевременной смертью.

Стиховые новации Сеспеля нанесли по силлабической модели чувашского стиха сокрушительный удар, после которого едва ли возможно было ей оправиться. Незавидное положение силлабики усугублялось и тем, что за 7-сложником тянулся шлейф религиозно-дидактических ассоциаций. Они в большей степени, чем фольклорная стилизация, мешали плодотворному развитию 7-сложника в 1920-е годы. В новой концептосфере чувашской поэзии не было места для религиозной дидактики. Новая концептосфера с трудом укладывалась в прокрустово ложе 7-сложного стиха. Поэтому силлабика оставалась в пределах лишь традиционной народной культуры, в фольклоре. Впрочем, в 1920-е годы были единичные попытки вдохнуть в неё жизнь, поэзия Н.В.Васильева (Шубоссини), например. Но как ни видоизменялась силлабика, цепляясь за новые темы и жанры, её попытки были тщетными. Её ощутимый семантический ореол никак не способствовал поддержанию традиций 7-сложпика. Новое поколение чувашских поэтов (П.Хузангай, В.Рзай, В.Митта и др.) пошли не за Шубоссини, а по следам концептуальных и стиховых новаций Сеспеля. Восприятие было идентичным: Силлабик - сухапуд вал, тоник трактор (Силлабика — это соха, тоника - трактор). Силлабическая модель воспринималась как архаичная стиховая форма, не соответствующая ритмам современности.

Дальнейшие судьбы чувашской поэзии и её стиха, особенно после 1930 — 50-х годов (времени господства силлаботоники, насаждаемой официальной идеологией) - возможный вариант исследования в дальнейшем.

 

Список научной литературыСмирнов, Юрий Александрович, диссертация по теме "Литература народов Российской Федерации (с указанием конкретной литературы)"

1. Источники ( художественные тексты, воспоминания )1. Çeçnenb Muiuiuu. С^ырнисен пуххи Собр. соч. (3-е изд., доп.) / Сост. Г.Ф.Юмарт. Чебоксары: Чуваш, кн. изд-во, 1999. — 383 с.

2. Наш Сеспель: стихи, отрывки из романа, статьи и письма М.К.Сеспеля; воспоминания./ Сост. В.П. Никитин (Станьял). Чебоксары: ЧГИПI, 1999.-264 с.

3. Бекшанский П. И. Рассказы о Сеснеле: Рассказы и новеллы, воспоминания, письма, размышления / Сост. В.П. Никитин. Чебоксары: ЧГИГН, 1999.-67 с.

4. Рубис II. II. Встречи с Сеспелем: Воспоминания, стихи и письма / Сост. В.П. Никитин. Чебоксары: ЧГИГН, 1999. - 86 с.

5. Сказки и предан i я чувашъ. "Лаваш халлапбсем. — Симбирскъ: Типография А. и М. Дмитр1евыхъ, 1908. — 118 с. (на чуваш, яз.)

6. Есенин С. А. Собрание сочинений. В 6 т. / Под общ. ред. В.Г. Базанова, АА.Есениной и др. — М.: Худ. лит-ра, 1979. Т.5. Проза. Статьи и заметки. Автобиографии. 398 е.; Т.6. Письма. - 509 с.

7. Шершеневич В. ГЛисты имажиниста: Стихотворения. Поэмы. Теоретические работы / Сост., предисл., примеч. В.Ю.Бобрецова. — Ярославль: Верхне-Волжское кн. изд-во, 1997. 528 с.

8. Научно-критическая и стиховедческая литература

9. Антощенков Г. II. Дольники в системе русского стихосложения // Русская советская поэзия и стиховедение. М: Наука, 1969. С. 185 — 191.

10. Аскольдов С. А. Концепт и слово // Русская словесность. От теории словесности к культуре текста. Антология / Под общей ред. проф. ВЛХНерознака. М.: Academia, 1997. С.267 - 279.

11. Бакиров М.Х. Генезис и древнейшие формы общетюркской поэзии: Автореф. дис. .д-ра филол. наук. — Казань, 1985. 30 с.11.