автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.08
диссертация на тему:
Поэтика исторической прозы Тацита

  • Год: 2002
  • Автор научной работы: Крюков, Александр Самуилович
  • Ученая cтепень: доктора филологических наук
  • Место защиты диссертации: Санкт-Петербург
  • Код cпециальности ВАК: 10.01.08
450 руб.
Диссертация по филологии на тему 'Поэтика исторической прозы Тацита'

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора филологических наук Крюков, Александр Самуилович

В В Е Д Е НИ Е3

ГЛАВА 1.

ФУНКЦИЯ ПРОЛОГОВ В ИСТОРИЧЕСКОЙ ПРОЗЕ ТАЦИТА.33

ГЛАВА 2.

ANN ALES: ИСТОРИЯ СЛОВА - ИСТОРИЯ ЖАНРА64

ГЛАВА 3.

ПОЭТИКА СЛОВА95

1. Словарь и жанр95

2. Arcana imperii103

3. Dominus117

4. Principatus - dominatio140

5. Vulgus. c.l 64

ГЛАВА 4.

FAMA. RUMORES. SERMO.c.210

Г Л А В A 5.

СИСТЕМА ИСТОРИЧЕСКОГО ПОВЕСТВОВАНИЯ.c.254

 

Введение диссертации2002 год, автореферат по филологии, Крюков, Александр Самуилович

Настоящая работа посвящена поэтике исторических произведений Тацита. Термин «поэтика» используется обычно в двух различных значениях: во-первых, - это наука, изучающая теорию словесного художественного творчества, а во-вторых - система средств и приемов, которыми осознанно или бессознательно пользуется автор в своем творчестве1.

Под «поэтикой» в данной работе мы понимаем второе из указанных выше значений - «совокупность средств, приемов, методов, применение которых придает произведениям словесного искусства их специфический характер» . Именно с этой позиции в работе рассматривается поэтика крупнейшего римского историка Корнелия Тацита.

Для характеристики нашей работы термин «поэтика» употребляется в первом значении - систематическое научное исследование, выполненное в русле описательной поэтики и наряду с другими работами аналогичного характера закладывающее основу для создания поэтики исторической.

Историк Корнелий Тацит оказался современником десяти римских императоров: Нерона, Гальбы, Отона, Вителлия, Веспасиана, Тита, Домицианаг, Нервы, Траяна, Адриана. Это наводило на сравнения, вызывало аллюзии, побуждало к размышлениям.

Тацит жил во второй половине первого - начальных десятилетиях второго века, в эпоху ранней Римской империи. Жизненный путь историка,

1 Аверинцев С.С. Поэтика ранневизантийской литературы. М., 1977. С.З.

2 Пропп В.Я. Поэтика // Ежегодник рукописного отдела Пушкинского Дома на 1992 год. СПб., 1996. G.291. См. также: Томашевский Б.В. Теория литературы. Поэтика. М., 1966 и комментарий С.Н. Бройтмана и Н.Д. Тамарченко. Гаспаров М.Л. Поэтика // Литературный энциклопедический словарь. М., 1987. С.295. Хализев В.Е. Теория литературы. М., 1999. С.143-145. насколько он известен, свидетельствует об умелом и успешном продвижении по дороге почестей3. От императора Веспасиана Тацит получил сенаторское достоинство, после гибели Домициана, в 97 году, стал консулом. Тогда же или чуть позже появляется первая книга историка - жизнеописание его тестя Юлия Агриколы, за которой последовали «Германия» (полное название - «О происхождении германцев и местоположении Германии») и «Диалог об ораторах», составившие цикл так называемых «Малых произведений».

Современник, друг и советчик историка Плиний Младший обмолвился в одном из писем к Тациту: «Предсказываю - и мое предсказание не обманывает меня, что твои «Истории» будут бессмертны».

История», охватывающая события с 69 по 96 год, и «Анналы», где рассказано о правлении Тиберия, Калигулы, Клавдия и Нерона, составили основной цикл исторических трудов Тацита.

Жизнеописание Агриколы» открывалось вступлением, где автор оптимистически заявлял, что после многолетнего порабощения и безмолвия общества при Домициане, когда была утрачена даже память, наступила благословенная эпоха. Поэтому, начиная повествование о деяниях Юлия Агриколы, жившего в страшное время террора и деспотизма, историк дает обещание в недалеком будущем написать о былом рабстве и современном ему общественном благоденствии.

Однако вместо прославления наступившего «счастливейшего века» Тацит почему-то обратился к прошлому - к гражданской войне 68-69 годов и правлению династии Флавиев, последним представителем которой был ненавистный Домициан.

Чтобы не устрашать читателя мрачными картинами еще не забытого, отодвинутого лишь на одно поколение прошлого и напомнить о наступившем общественном согласии и благополучии, автор обещает: Quod

3 Кнабе Г.С. Римский гражданин Корнелий Тацит //Античность и современность. М., 1972. С. 340-351. Он же. Корнелий Тацит: Время. Жизнь. Книги., М., 1981. Mendell C.W. Tacitus: The Man and his Work. New Haven, 1957. SymeR. Career of Tacitus // Syme, Tacitus. V. 1-2. Oxford, 1958. V, 1. P. 59-74. si vita suppeditet, principatum divi Nervae et imperium Traiani, uberiorem securioremque materiam, senectuti seposui, rara temporum felicitate, ubi sentire quae velis et quae sentias dicere licet - «Если жизни моей суждено продлиться, то я отложу до старости предмет более богатый и безопасный - рассказ о принципате Нервы и божественного Траяна - время редкостного счастья, когда можно думать, что хочешь, и говорить, что думаешь» (Hist. I, 1.4).

И опять, завершив «Историю», взамен рассказа об эпохе редкостного счастья Тацит обращается к прошлому, отдаленному почти на столетие: в «Анналах» изложены события, происходившие в Римской империи с 14 по 68 год. В третьей книге «Анналов», уже не прибегая к сравнениям, историк высказал намерение, «если только продлится жизнь» и удастся завершить начатое, обратиться к повествованию об Августе - основателе империи, т.е. к еще более отдаленному прошлому. Однако жизни уже не хватило.

Рим под властью Тиберия, Калигулы, Клавдия, Нерона, Гальбы, Отона, Вителлия, Веспасиана, Тита, Домициана, из которых лишь двое (Веспасиан и Тит) умерли своей смертью, - таков сюжет «Анналов» и «Истории» -историческая фабула первого века нашей эры.

Если воспользоваться старым расхожим определением фабулы, то под этим словом следует понимать сцепление жизненных событий, как это имело место в действительности. Сюжет противостоит фабуле, перед нами те же события, но организованные законами жанра, волей автора и представленные читателю. Сюжет перемещает внимание читателя с вопроса «что изображено?» на вопрос «как изображено?»

События и факты, реальная жизнь реальных людей, образующие историческую фабулу, - предмет интереса историков. Способы и формы словесного отображения исторической действительности - предмет филологии. Возможны пересечения.

Усилившийся во второй половине XX века интерес к творчеству крупнейшего римского историка Корнелия Тацита породил обширную литературу, объем которой возрастает с каждым годом. Кратко аннотированная библиография Тацита только за 1939-1972 годы, составленная Р.Гансликом, охватывает почти 1300 названий и выпущена в двух отдельных томах, хотя в нее не вошли работы отечественных исследователей, а также литература о Таците на славянских языках4. Стараниями филологов, историков, археологов, этнографов и социологов сделались более ясными многие проблемы, касающиеся исторической достоверности сообщаемых Тацитом фактов, происхождения и политических взглядов, языка и стиля римского историка. Интерес к Тациту-историку и Тациту-политику, особенно возросший после Второй мировой войны, не заслонил, однако, вопроса о Таците-художнике5.

Появляющиеся периодически обзоры тацитоведческой литературы американского исследователя Г.Бинарио позволяют достаточно хорошо представить основные исследовательские направления в изучении творческого наследия римского историка6. Значительным событием в мировом тацитоведении стало появление конкорданса всех текстов Тацита7, который служит хорошим подспорьем к вышедшему в начале века тацитовскому лексикону8. Успешно развивается изучение рукописной традиции Тацита9, что способствует появлению новых комментированных изданий10.

4 Hanslik R. Tacitus 1939-1972 // Lustrum, 1974. Bd 16. S. 143-304. Idem. Bd. 17. S. 71-226.

5 Гаспаров M.JI. Новая зарубежная литература о Таците и Светонии// ВДИ. 1964. № 1. С. 176-191.

6 Benario H.W. Recent work on Tacitus: 1969-1973 // Classical world. 1977. V. 71. P. 1-32. Idem. Recent work on Tacitus: 1974-1983 // Classical world. 1986. V. 80. P. 74-147. Idem. Six Jears of Tacitean Studies: An analytic bibliography on the "Annals" (1981-1986) // Aufstieg und Niedergang der romischen Welt. Principat. Bd. II, 33,2. Berlin - New-York, 1990. P. 1477-1493.

7 Blackmail D.R., Betts G.G. Concordantia Tacitea: A Concordance ^ Tacitus. Hildesheim, 1986. Bd. 1-2.

8 Gerber A., Greef A. Lexicon Taciteum. Lipsiae, 1903.

9 Romer F. Kritischer Problem - und Forschungsbericht zur Uberlieferung der taciteischen Schriften // Aufstieg und Niedergang der r5mischen Welt. Principat. Bd. II, 33,3 Berlin - New York, 1991. S. 2299-2339.

10 Tacitus. Annals Book IV / Edited by R.H.Martin, A.J.Woodman. Cambridge, 1994. Tacitus Book III / Edited by A.J.Woodman, R.H.Martin. Cambridge, 1996.

Во всей своей широте продолжает оставаться актуальной тема «Тацит как источник для истории раннего принципата», привлекая внимание историков, археологов, философов, этнографов и религиоведов11.

Несмотря на множество работ, посвященных римскому историку, целый ряд проблем, связанных с творчеством Тацита, не нашел удовлетворительного разрешения до настоящего времени. Так, например, исследователи, писавшие о политических взглядах либо о своеобразии стиля римского историка, никак не соотносили мировоззрение и стиль12. Почти не изучена политическая лексика Тацита, без тщательного анализа которой едва ли возможно решить вопрос о политической ориентации историка, не привлекала внимание исследователей поэтика исторической прозы Тацита.

Поэтому целью нашего историографического обзора является проследить и выявить именно те проблемы, которые в той или иной мере связаны с поэтикой римского историка, т.е. показать возрастание интереса к Тациту-писателю, к своеобразию его стиля, особенностям композиции и жанра его исторических произведений. Цель обзора выявить уже существующие подходы к поэтике историка, чтобы затем, опираясь на сложившуюся традицию, представить поэтику Тацита как оригинальную целостную художественную систему.

Если политический словарь римской республики сравнительно хорошо описан, изучен и приведен в определенную систему13, то политический лексикон империи до настоящего времени не стал предметом историко-филологических штудий. Более того, изучение отдельных лексических единиц, означающих политические понятия, не связывалось с жанром

11 См. прим. 1, 2,3,4.

12 Lofstedt Е. On the style of Tacitus // Journal of Roman Studies. 1948. V. 38. P. 1-8. Goodyear E.R.D. Development of language and style in the Annals of Tacitus // Journal of Roman Studies. 1968. V. 58. P. 2231. Idem. Tacitus. Oxford, 1970. Adams J.N. The language of the later books of Tacitus // Classical Quarterly. 1972. V. 22. P. 350-373. Martin R Tacitus.1981. P. 214-235.

13 Weische A, Studien zur politischen Sprache der Romischen Republic. Miinster, 1966. Hellegouarc'h J. Le vocabulaire latin des relations et des partis politiques sous la republique. Paris, 1972. произведения, индивидуальным авторским стилем, общеязыковой традицией, наконец, с политическими идеями, господствующими в эпоху принципата14.

К числу малоизученных относятся проблемы политического словаря историка, жанра и композиции «Истории» и «Анналов», т.е. кардинальные вопросы поэтики исторических сочинений Тацита, которые могли бы также много прояснить в мироотношении и мировосприятии Тацита и углубить наши представления о своеобразии отдельных жанров римской исторической прозы.

Не стремясь охватить в данном обзоре все, написанное о Таците, да это и едва ли возможно, сосредоточим наше внимание на наименее изученных проблемах: политическом словаре писателя и его связи с жанром произведения, тем более что основные элементы политического словаря историка появляются уже в прологах его произведений. Рассмотрим, как изучалась жанровая природа исторических произведений Тацита, как соотносятся политический словарь, жанр и система повествования. Именно с этих позиций мы будем рассматривать сложившуюся в тацитоведении научную традицию.

Как уже было отмечено, наиболее обстоятельно и подробно изучена политическая лексика республиканской эпохи. В качестве примера можно привести обобщающую монографию финского исследователя Паананена Унто15, основные выводы которого базируются на капитальном труде Рональда Сайма16. Для демонстрации и анализа политического словаря Саллюстия Паананен Унто выбирает следующие лексические единицы, считая их социально-политическими терминами: populus, plebs, pauci, factio, и Suerbaum W. Von antiken zum friihmittelalterlichen Staatsbegriff: Uber Verwendung und Bedeutung von respublica, regnum, imperium und status von Cicero bis Jordanis. Miinster, 1970. Flach D. Tacitus in der Tradition der antiken Geschichtsschreibiing. Gottingen, 1973. Martin R. Op. cit. Boesche R. The politics of pretence: Tacitus and the political theory of despotism // History of political thought. Exeter, 1987. V. 7. P. 189-210. Between republic and empire: Interpretation of Augustus and his principate / Ed. By Rauflaub. Berkeley, 1990.

13Paananen Unto Sallust's politico-social terminology. Helsinki, 1972.

16 Syme R. Sallust. Cambridge, 1964. partes, boni, homo novus17. При этом автор упускает из вида, что латинская социально-политическая терминология была недостаточно хорошо разработана и выделенные им лексические единицы чаще всего использовались в своем обычном значении и не являлись терминами. В качестве терминов указанные слова употреблялись довольно редко, этого не отрицает и сам исследователь18. В этой связи еще Р.Сайм указывал на многозначность и политическую амбивалентность ряда выражений, которые выделил в качестве терминов Паананен Унто. Так, Р.Сайм, ссылаясь на Саллюстия, отмечал, что одно и то же понятие могло получать разное значение в различных социальных кругах: sed haec inter bonos amicitia, inter malos factio est - «То, что между честными людьми является дружбой, между дурными - преступное сообщество» (Sallust. Bell. Jug. 31, 15)'9.

Концепция народа», которую финский исследователь пытается представить, анализируя понятие populus, едва ли может восприниматься положительно, ибо исследователь показывает, что populus может означать у Саллюстия «массу людей», «народ в целом», «народ как носитель верховной власти» и даже «римское государство»20. Столь широкий диапазон значений как раз свидетельствует, что апеллятив populus не является термином. Таким образом, семантический и исторический анализ, который предложил нам автор в начале работы, превращается в субъективное описание отдельных лексических единиц, завершающееся малоубедительными выводами.

Наблюдения В.Андерсона над лексикой Тита Ливия привели автора к убедительному заключению: жанровая природа «Истории» Тита Ливия требовала строгого отбора лексических средств, чтобы тем самым передать величие деяний римского народа21.

17 Paananen Un. Op. cit. P. 7-8.

18 Ibid. P. 26.

19 Syme R. The roman revolution. Oxford. 1974. P. 157.

20 Paananen Un. Op. cit. P. 23-24.

21 Anderson W. Livy and the lexica // Classical Quarterly. 1931. V. 25. P. 45-47.

На жанровое своеобразие Тацита, особенности словаря и отличие композиции «Анналов» от сочинений его предшественников одним из первых указал В.И.Модестов: «.у Тацита форма старинных анналов соблюдена, каждый год выступает со своими явлениями отдельно, описание событий, исполнение которых не совпадает с окончанием года, нередко прерывается, и продолжение рассказа снова совпадает с хронологической последовательностью, а в тех случаях, где ход рассказа не представляет возможности его раздробления, Тацит оговаривается; но характер сочинения, единство идеи и отсюда внутренняя связь изложения, не подчиняющаяся внешнему хронологическому делению, не позволяет нам никаким образом ставить «Летопись» Тацита в ряд произведений, названных анналами не только по своему внешнему, но и по своему внутреннему свойству»22.

Вопросу «внешней», если воспользоваться выражением В.И.Модестова, композиции «Анналов» была посвящена небольшая статья Эд.Вельфлина, которая сохраняет актуальность до настоящего времени23. Эд.Вельфлин выдвинул предположение, что Тацит объединил книги в шестикнижия - гексады и что «Анналы» представляют соединение трех гексад, где в хронологической последовательности отображены деяния Тиберия, Гая Калигулы, Клавдия и Нерона. Наблюдения исследователя оказались чрезвычайно продуктивными, а его теория шестикнижий обрела множество сторонников, которые приводили новые аргументы в ее пользу. В настоящее время деление «Анналов» на шестикнижия признано в тацитоведении и может быть подкреплено рядом новых соображений.

Отношением между внутренними связями повествования и внешним хронологическим делением, на что указывал еще В.И.Модестов, в исторических работах Тацита занимался О.Хиршфельд. По его мнению, «История» стоит ближе к традиции римской анналистики, но

22 Модестов В.И. Тацит и его сочинения. СПб., 1864. С. 83-84.

23 Wolfflin Ed. Die hexadische Composition des Tacitus // Hermes. 1886. Bd. 21. S. 157-159. анналистические оковы» ослабевают по мере развития мастерства Тацита. Изложение событий по годам и связанная с этим принципом повествования неизбежная фрагментарность не лишают исторические труды Тацита занимательности и не превращают их в анналистическую республиканскую хронику, основное назначение которой - напомнить читателю, что именно произошло при тех или иных консулах24.

Принцип группировки событий в пределах годовой записи был обстоятельно исследован Ф.Марксом, отметившим определенную тематическую однородность годовых записей, однородность политического словаря, которые были обусловлены особым вниманием Тацита к политической истории, в особенности к сфере деятельности сената. По мнению Ф.Маркса, оппозиция «принцепс - сенат» является главным структурообразующим элементом годовой записи25.

Следующим шагом в изучении композиции «Анналов» явилась диссертация Ф.Графа26, исходившего в своей работе из тезиса, выдвинутого В.Кроллем, что «римская историография представляет соединение хроники понтификов с греческим искусством изображения»27. Решающим фактором, считает Ф.Граф, для развития римской исторической прозы явилось то, что ко времени ее возникновения уже существовала эллинистическая культурная традиция, которая оказывала серьезное влияние на складывающуюся римскую историографию28. Строгая историческая форма римской летописи, продолжает автор, вступая в противоречивые отношения с эллинистической риторической традицией, препятствовала свободе повествования и диктовала отбор материала. Ф.Граф рассматривает группировку отдельных событий в рамках годовой записи и принципы их обоюдного соединения на материале

24 Hirschfeld О. Zur annalistischen Anlage des taciteischen Geschichtswerkes // Hermes. 1890. Bd. 25. S. 363373.

25 Marx F.A. Untersuchungen zur Komposition und zu den Quellen von Tacitus' Annalen // Hermes. 1925. Bd. 60. S. 74-81.

26 Graf F. Untersuchungen iiber die Komposition der Annalen des Tacitus. Thun, 1931.

27 Kroll W. Studien zum Verstandnis der r6mischen Literatur. Stuttgart, 1924. S. 370.

28 Graf. F. Op. cit. S. 10. только четвертой книги «Анналов», мотивируя свой выбор тем, что указанная книга занимает особое место в пределах первой гексады, намечая резкий поворот к худшему в правлении Тиберия и сосредоточивая в себе «комплекс изобразительной техники Тацита, в котором наиболее отчетливо проступают основные тенденции повествовательного метода римского историка». Собственный метод исследования автор определяет как путь постоянно развивающегося наблюдения от главы к главе, от годового сообщения к годовому сообщению, путь, на котором автор строго придерживается заданной Тацитом последовательности изображения29.

Несомненным достоинством работы Ф.Графа представляется ряд наблюдений над структурой годовых записей, составляющих четвертую книгу. Однако, сознательный отказ автора от сопоставления изученного им материала с другими частями «Анналов», а также теоретическая и методологическая неясность взглядов исследователя значительно снижают ценность проделанной им работы, позволяя отнести его труд к числу сочинений, -где пристальное внимание к деталям не всегда сочетается с теоретической глубиной. Вместе с тем, опыт Ф.Графа, а также представленный в диссертации материал послужили примером для ряда исследователей, направивших свои усилия на рассмотрение композиционной техники Тацита в отдельных книгах «Анналов».

И.Фреш, посвятившая работу дошедшим до нас книгам третьей гексады, сопоставив последние с первым шестикнижием и сохранившимися книгами второй гексады, пришла к выводу, что в книгах о Клавдии и Нероне Тацит отходит от анналистической схемы30. Выводы немецкой исследовательницы были обстоятельно разобраны и уточнены в диссертации И.Моррис31. Обе указанные работы содержат те же недостатки, что и названная выше диссертация Ф.Графа. Они не смогли внести что-либо

29 Ibid. S. 25.

30 Fresch J. Die Nerobiicher in den Annalen des Tacitus. Heidelberg. 1965. S. 81-86. j1 Morris J.M. Compositional techniques in Annates XIII-XVI. Diss. New Haven, 1969. принципиально новое в изучение жанровой специфики и композиции «Анналов», так как их авторы сосредоточили основное внимание на составе годовой записи, продолжая считать ее основной единицей повествования в «Анналах».

Попытку рассмотреть «Анналы» как единое композиционное целое и объяснить отклонение Тацита от традиции наличием в «Анналах» композиционных принципов, свойственных драме, предпринял К.Менделл32, статья которого, видимо, явилась реакцией на книгу Э.Курбо, стремящегося представить Тацита художником-живописцем и пытавшегося доказать, что «художественная техника Тацита была техникой живописца»33. Главная ценность выступления К.Менделла сказалась в полемической части его статьи, направленной против стремления Э.Курбо анализировать литературное произведение, пользуясь терминологией, выработанной для объяснения живописи как особого вида изобразительного искусства. Следует признать справедливость слов К.Менделла, утверждающего, что нельзя употреблять терминологию, используемую для анализа одного вида искусства (живопись), при объяснении принципиально иного вида искусства (литературы), поскольку каждый вид искусства имеет свой собственный материал и специфику34. Следует также отметить, что «метод» Э.Курбо, подвергнутый строгой критике, как будто не нашел последователей среди тацитоведов.

Полемизируя с Э.Курбо, К.Менделл, однако, в известной мере пошел по его стопам, стремясь отыскать «у писателя одного рода литературы технику другого рода литературы», иными словами, пытался обнаружить в «Анналах» элементы драматической техники, свойственные греческой трагедии35.

32 Mendell C.W. Dramatic construction of Tacitus' Annals //Yale Classical Studies. 1935. V. 5. P. 3-53.

33 Courbaud E. Les Precedes d'art de Tacite danc les "Histoires". Paris, 1918. P. 5-6.

3,1 Mendell C.W. Op. cit P. 9-10.

35 Mendell C.W. Op. cit P. 10.

Здесь необходимо отметить, что сопоставление исторических сочинений Тацита с трагедией было сделано еще в первой половине XIX века Д.Л.Крюковым, писавшим: «.история у Тацита принимает характер трагический. Она не развертывает с эпическим спокойствием разнообразной ткани событий, но смотрит на них строгими очами трагедии. Столкновение произволов, вина, кара, эти три стихии греческой трагедии являются в истории Тацита. Подобно трагедии, история Тацита показывает, каким образом развращенные произволы индивидуумов и народа приходят в беспрестанное столкновение, как эта борьба ведет за собою вину обоих и как эта вина навлекает на себя небесную кару»36. Как видно из приведенных слов, Д.Л.Крюков, говоря о трагическом характере истории Тацита, вовсе не стремился перенести принципы изображения, характерные для одного литературного рода, в другой, то есть из драмы в историческую прозу, а имел в виду проблему рока, «трагедию рока», которая не была чужда как греческой трагедии, так и отдельным эпическим жанрам.

К.Менделл, напротив, стремился отыскать в «Анналах» «технические приемы драмы», приспособленные к повествованию об исторических событиях. Уже пролог к «Анналам», по мысли исследователя, устанавливая атмосферу трагедии, сообщал необходимые для последующего действия факты и подготавливал читателя к появлению «ведущих характеров»37. Поскольку трагедия должна начинаться с действия, то Тацит отбирает для выразительного начального действия смерть Агриппы. Затем, опять-таки с драматическими целями, очертив общую ситуацию в Риме, историк располагает действующих лиц, которые олицетворяют силы принципата и силы республики. Германик, по утверждению К.Менделла, представляет принципат, хотя и находится в конфликте с Тиберием. После гибели Германика его место занимает Агриппина, чтобы дать возможность

36 Крюков Д.Л. О трагическом характре истории Тацита // Москвитянин. 1841. Ч. 2. С. 124.

37 Mendell C.W. Op. cit. P. 8. дальнейшему развитию драмы, которая неудержимо стремится к своему трагическому завершению38.

Переходя ко второму шестикнижию, от которого сохранилось менее одной трети текста, К.Менделл не решается утверждать, что правление Гая Калигулы и Клавдия могло быть столь же успешно представлено в виде драмы, как правление Тиберия, поэтому фрагмент XI книги и книгу XII следует рассматривать как промежуточный эпизод, который подготавливает трагедию Нерона. Полностью же «Анналы» представляли трилогию, созданную по образцу греческих трагедий39. Анализ отдельных эпизодов, которые К.Менделл называет драматическими, наблюдения над формой исторического проэмия, наконец, пристальное внимание к поступкам основных действующих лиц и стремление указать побудительные мотивы этих поступков - все это можно считать несомненными достоинствами названной работы, основные положения и наблюдения которой без особых изменений вошли в книгу американского исследователя о Таците, составив главу о композиции исторических сочинений40.

Если общая концепция К.Менделла, приведшая к полному игнорированию анналистического элемента в «Анналах», не нашла поддержки у позднейших исследователей, то его замечание о том, что композиция и язык литературного произведения прямо или косвенно связаны с вопросом о достоверности описываемых автором событий, явилось стимулом для обстоятельной, не утратившей своей ценности до настоящего времени работы И.Руберг, посвященной искусству косвенных оценок у Тацита41. По мнению исследовательницы, наиболее тонко и постоянно Тацит использовал косвенный намек, который зависит исключительно от выбора и

38 Ibidem. Р. 11-12,14-15. См. также: L6fstedt Е. On the style of Taeitus // Journal of Roman Studies. 1948. V. 38. P. 5.

39 Mendell C.W. Op. cit. P. 17-18.

40 Ibidem. Technique of Composition // Mendell C.W. Tacitus: The man and his work. New Haven, 1957. P. 96-137.

41 Ruberg I.S. Tacitus' art of innuendo // Transactions and Proceedings of American Philological Association. 1942. V. 73. P. 383-404. расположения слов или от искусного сопоставления понятий. Избегая высказывать прямые оценочные суждения, Тацит пользуется несколькими методами, включая в повествование слухи, разговоры, альтернативные мнения: «эта коллекция слухов, тщательно отобранная и расположенная так, чтобы дискредитировать принципат с самого начала», играет необычайно важную роль в повествовании Тацита42. Соединение прямой и косвенной оценок, их взаимодействие в повествовании приводят автора к убеждению, что как историк Тацит не стремится скрывать или искажать факты, но как художник он мог представить их таким образом, чтобы заставить читателя сделать такие выводы, которые историк делать воздерживался43.

Непосредственно «Анналам» посвящена монография Б.Уокер, развивающая концепцию «Тацита-ритора», где ставится задача раскрыть метод римского историка, наблюдая, каким именно событиям и темам он отдавал предпочтение44. Отметив, что метод Тацита — это метод обязательного отбора, что огромное внимание автора к структуре обнаружилось уже в «Истории», где каждая книга построена вокруг выразительного и критического события, исследовательница переходит к «Анналам», последовательно выделяя главные темы в книгах I-VI, XI-XVI. В пределах первой гексады такими главными, по мысли Б.Уокер, темами являются характер Тиберия, борьба за принципат и действие закона об оскорблении величия. В книгах XI-XVI также господствуют три темы: интриги двора, падение политической свободы и деморализация римского общества.

Названные темы действительно встречаются в «Анналах», но в схеме Б.Уокер обнаруживается определенная механистичность и противоречивость. Борьба за принципат, интриги двора, наконец, падение политической свободы волнуют Тацита на всем протяжении повествования,

42 Op. cit. Р. 387.

43 Op. cit. Р. 404.

44 Walker В. The Annals of Tacitus: a study in the writing of history. Manchester, 1952. P. 13. и эти проблемы едва ли можно ограничивать отдельной книгой или даже циклом из шести книг. Такая же механистичность наблюдается в главах, которые посвящены повествовательной технике Тацита. Автор подробно останавливается на драматическом и риторическом элементах повествования, хотя читателю не всегда ясно, чем один элемент отличается от другого, указывает на богатство словаря римского историка, особо отмечая влияние эпоса, размышляет о возможных аллюзиях, возникающих при чтении «Анналов». Основное внимание автора направлено на анализ тех художественных средств, с помощью которых Тацит добивается в определенных контекстах необходимого ему трагического звучания фактов, которое не всегда совпадает с их исторической значимостью. Объяснение подобного явления исследовательница находит в риторическом воспитании и психологии Тацита, который, рисуя ужасную картину разложения римского общества, стремился оправдать собственное поведение, не помешавшее ему продвигаться по дороге почестей45.

Появление двухтомного исследования Р.Сайма46 знаменовало новый этап в изучении наследия римского историка и стало одним из значительных событий как в тацитоведении, так и в науке об античности. Монография английского ученого подвела итоги и надолго определила направление многих исследований творчества Тацита и несмотря на ряд недостатков, на которые тотчас после выхода книги указали рецензенты, создала определенную научную инерцию, преодолеть которую оказалось не так просто. Не случайно автор одной из последних работ о Таците открывает свою книгу откровенным признанием: «позади этого тома стоит обширное и обстоятельное исследование Р.Сайма, как стоит оно почти позади всего, что пишется сегодня в данной области»47.

45 Walker В. Op. cit. Р. 144-146,188-189.

46 Syme R. Tacitus. V. 1-2. Oxford, 1958.

47 Benario H.W. An introduction to Tacitus. Athens, 1975. P. VII.

Р.Сайм проделал огромную работу, стремясь показать Тацита как в кругу его современников, так и в кругу тех проблем, которые волновали римского историка и о которых он писал. Исходя из безусловно справедливого Положения, что окружающая историка действительность оказала основополагающее влияние на Тацита, способствовала формированию его мировоззрения и сыграла главную роль в определении отношения историка к событиям прошлого, о которых рассказано в «Истории» и «Анналах», Р.Сайм стремился найти в исторических сочинениях Тацита прямые намеки и отголоски современных автору политических событий и придворных интриг. Поэтому правление Нервы Р.Сайм сопоставляет с правлением Гальбы, а приход к власти Тиберия, по предположению исследователя, отражает приход к власти Адриана. События 97-го и события 69-го годов оказались как бы параллельными друг другу: старый император, опасавшийся гражданской войны и мятежа преторианцев, находит единственный выход сохранения принципата в усыновлении. Гальба усыновляет Пизона, Нерва - Траяна. Прецедент 69-го года, окончившийся неудачей и положивший начало гражданской войне, послужил примером событиям 97-го года, которые завершились благополучным воцарением Траяна, и побудили Тацита начать «Историю» с первого января 69-го года. Стремление Р.Сайма отыскать в исторических сочинениях аллюзии современных историку событий приводит порой к весьма рискованным и малоубедительным сопоставлениям: зловещий характер Тиберия вызывает в памяти Р.Сайма зловещий характер Адриана, строящая козни Ливия напоминает строящую козни Плотину, четверо сенаторов, которые могли бы, по мнению Августа, стать его преемниками и по этой причине погибли в результате интриг Тиберия, сопоставляются с четырьмя консулярами, казненными в начале правления Адриана. В «Истории» и «Анналах» повсюду скрыты намеки и аллюзии на события, современные Тациту, их необходимо разгадать и понять - таково центральное положение монографии

Р.Сайма, сквозная идея его огромного труда. Поиски сходных ситуаций, намеков, аналогичных положений, которые можно было бы сравнить с современными Тациту обстоятельствами, настолько переполнили книгу Р.Сайма, что дали основания одному из рецензентов не без иронии заметить: «захватывающие параллели между Тиберием и Адрианом - просто химера. Однако, допустим на минуту, что Сайм прав, и для кого тогда писал Тацит? Была ли эта суровая критика Адриана направлена на то, чтобы быть понятой и оцененной современниками? Мог ли Тацит рисковать подобным образом? Или это загадка, которая оставалась неразгаданной почти 2000 лет?»48.

Не вызывает сомнения, что, будучи политическим историком, как считает Р.Сайм, Тацит испытывал влияние двух действительностей: той, о которой он писал, и той, в которой он жил. Стремление установить между этими двумя историческими действительностями прямые связи, увидеть в изображении прошлого прямое отражение современных автору событий принудило бы нас отнести «Анналы» к сатирическому жанру, о чем писал более ста лет назад Ч.Мериваль49. Однако за минувшее время никто не решился доказывать, да едва ли это можно доказать, что «Анналы» следует рассматривать как прямую сатиру на правление Адриана, более того, никто не выражал сомнения в принадлежности «Анналов» к жанру исторической прозы, имеющей прочные традиции в римской литературе. Если бы римский историк писал о прошлом лишь для того, чтобы свести счеты со своим временем, ему пришлось бы обратиться к другому жанру, ибо жанр - это определенное отношение к действительности, которое закрепляется в целом наборе определенных признаков, реализуемых в словаре и композиции произведения: «Признаки жанра, то есть приемы, организующие композицию произведения, являются приемами доминирующими, то есть

48 Crook J.A. Tacitus // Phoenix. 1959. V. 13. P. 40.

49 Merivale Ch. History of the Romans under the Empire. London, 1862. V. 7. P. 297-298. подчиняющими себе все остальные приемы, необходимые в создании художественного целого»50.

Р.Сайма, однако, не интересует жанровая природа произведений Тацита, которая является существенным фактором, определившим отношение римского историка к изображаемой им исторической действительности. Вопросам же композиции Р.Сайм уделяет достаточно внимания в главах о теме и структуре «Анналов» и «Истории», а также посвящает отдельную главу художественной технике Тацита. И здесь нельзя не согласиться с той высокой оценкой, которую дает английский ученый автору «Анналов»: «В расположении событий и построении сюжета Тацит не имеет равных. Его главными средствами являются структура, отступление, комментарий и речи»51. Анналистическая структура, которая разрушает повествование и мешает последовательному развитию темы, вынуждая помещать рядом события, не связанные между собой, как показывает Р.Сайм, не смогла стеснить Тацита и лишить его прозу выразительности. Отступления почти всегда выполняют конструктивную роль и теснейшим образом соотносятся с ходом повествования, выступая то как необходимое примечание к тексту, то как переходный пассаж, то как особого рода антикварный экскурс. Комментарии и речи, независимо от их исторической достоверности, широко используются для характеристики основных действующих лиц. В «Анналах» речи значительно короче, чем в «Истории», и автор, как правило, не стремится к антитетической постановке речей парами, осознав, вероятно, определенную искусственность приема. Речи официальные, военные, политические и даже личные (обмен мнениями между Сенекой и Нероном) передают ситуацию, характер или суждение, которые Тацит считал важными. Характерной особенностью, по наблюдениям Р.Сайма, является то, что большинство речей - это

50 Томашевский Б.В. Теория литературы. Поэтика. М., 1996. С. 207.

51 Syme R. Op. cit. V. 1. P. 304-306. психологические косвенные речи, которые в той или иной форме отражают интерес Тацита к чувствам человека и мотивам, которые руководят его поведением. Любая речь - это принципиальное средство, которое позволяет историку дать оценку людям или событиям52. Наряду с речами, сообщение о смерти того или иного человека позволяло историку приводить похвалу или осуждение умершего безо всяких объяснений, и подобные некрологические записи играют важную роль в повествовании, преимущественно в пределах первого шестикнижия.

Собранный Р.Саймом материал по самым различным вопросам оказался столь многообразен, что потребовалась еще одна книга53, куда вошел ряд статей о римском историке как публицистического, так и академического характера. Многие из статей развивают проблемы, уже частично затронутые автором в предшествующей книге. Среди них особое место занимают статьи о политических взглядах Тацита, а также о функции некрологических записей в «Анналах», в которых исследователь подвел итоги своим наблюдениям. Книги Р.Сайма вызывали и вызывают самую строгую критику. Но как бы к ним ни относились, имеющийся в них огромный фактический материал, а также проблемы, намеченные автором, надолго определили пути в изучении наследия Тацита.

Ф.Гудиер в небольшом исследовании и в статье, предваряющей комментарий к «Анналам», отмечает, что анналистическая форма была для Тацита обдуманным возобновлением традиции, а вовсе не «смирительной рубашкой»54. Когда возникала необходимость, Тацит взламывал анналистическую структуру, руководствуясь в расположении фактов и аранжировке событий требованиями материала повествования. Так, по мнению Ф.Гудиера, принципат Тиберия хорошо подходил для

52 Syme R. Op. cit. V.I.P. 317.

53 Idem. Ten Studies in Tacitus. Oxford, 1970.

54 Goodyear F.R.D. Tacitus. Oxford, 1970. P. 24. Idem. Aspects of tacitean historiography // The Annals of Tacitus. Books 1-6 / Edited by F.R.D. Goodyear. Cambridge, 1972. P. 25-26. анналистического описания, которое является господствующим в первом шестикнижии. Правление же Клавдия и Нерона мало пригодно для анналистической структуры и распадается на отдельные периоды, в которых центральное положение занимают Мессалина, Агриппина, Тигеллин, Сабина Поппея, Пизон и другие. Возможно, полагает исследователь, слабость анналистической структуры в последних книгах объясняется усилившимся интересом Тацита к изображению отдельных характеров и изменившимися историческими условиями55.

Вышедшая в 1975 году монография Г.Бинарио56 представляет собой элементарное введение в тацитоведение, составленное в основном из публиковавшихся ранее в периодической печати статей автора и рассчитанноеNHa тех, кто только приступает к изучению Тацита. Многое из того, о чем говорится в этой книге, является изложением (и это совершенно естественно) взглядов других ученых и в первую очередь Р.Сайма, о чем автор сообщает в предисловии. Вместе с тем раздел об изображении характеров у Тацита, а также анализ политической лексики историка обнаруживает самостоятельность и оригинальность американского исследователя.

Использование Тацитом анналистической формы и отношение историка к предшествующей историографической традиции рассматривается в монографическом исследовании И.Гинзбург57. Автор показывает, как Тацит придерживается анналистического метода в первой гексаде, где, по общему мнению, историк наиболее близок традиции анналистов. Внимание исследовательницы сосредоточено на отборе и аранжировке фактов в пределах годовой записи, чтобы показать, с какой осторожностью следует использовать «Анналы» Тацита как хронологический источник. Один из основных выводов И.Гинзбург состоит в том, что в усвоении

55 Goodyear F.RD. Tacitus. P. 25.

56 Benario H.W. An introduction to Tacitus. Athens, 1975.

57 Ginsburg I. Tradition and theme in the Annals of Tacitus. New Jork, 1981. анналистической традиции Тацит идет за своим великим предшественником - Ливием. Описание событий, происходящих вне Рима, представляется автору менее выразительным, но объясняется это не. отсутствием материала у историка, а его стремлением отвлечь читателя от бедствий, случающихся в Риме.

Наконец, когда Тацит повествует о внутренних делах, он не сосредоточивает внимание на текущих официальных событиях, предпочитая выдвигать на первое место прецеденты, которые свидетельствуют о реальной власти принцепса, чье влияние не ограничивается рамками консульского года.

Окончательный вывод автора сводится к следующему: Тацит не просто следовал традиции, он избрал анналистический метод, чтобы дать собственную интерпретацию ранней империи; форма и содержание первых шести книг обнаруживает такое же противоречие, как теория и практика принципата Тиберия58.

Монография Р.Мартина59 больше напоминает учебное пособие, которое прослеживает творческое развитие Тацита от «Малых произведений» до «Истории» и «Анналов». Автор видит в Таците крупнейшего римского историка, давшего обстоятельное изображение правления Тиберия, Клавдия и Нерона. Завершается работа обзором источников и небольшой главкой о стиле Тацита, который, по мнению Р.Мартина, тяготеет к краткости, интенсивности и динамичности60.

Приступая к обзору отечественной литературы, посвященной Тациту, необходимо вспомнить уже называвшиеся работы Д.Л.Крюкова и В.И.Модестова. Статья Д.Л.Крюкова о трагическом характере истории Тацита, хотя и носила в основном публицистический характер, обнаруживала, вместе с тем, превосходное знание предмета и

58 Ginsburg I. Op. cit. P. 140-143.

59 Martin R. Tacitus. Berkeley, 1981.

60 Op. cit. P. 217-219. свидетельствовала об определенном уровне отечественной науки об античности.

Историко-литературное исследование В.И.Модестова о Таците, не утратившее научной ценности до наших дней, обобщало всю имеющуюся к тому времени литературу и явилось образцом не только для русского антиковедения, но и для западноевропейской науки. Русский ученый, не побоявшись выступить против крупнейших авторитетов западноевропейской науки, отстаивал принадлежность Тациту «Диалога об ораторах», полемизируя с Нибуром, указывал на жанровое своеобразие «Жизнеописания Агриколы»; тщательнейшим образом изучив вопрос об источниках Тацита, выражал уверенность в исторической достоверности сообщаемых Тацитом фактов. Размышления о политических и философских убеждениях римского историка приводили В.И.Модестова к выводу, что, с одной стороны, «Тацит ни на минуту не сомневался в исторической необходимости принципата», с другой, «ненавидит принципат и приписывает ему много бедствий, которым подвергся римский народ»; с одной стороны, Тацит «провозглашает умеренность как высшее политическое правило своего времени», с другой -«отзывается с симпатией о людях, которым всего более чуждо было это правило»61. Таким образом, исследователь обнаруживает определенные противоречия во взглядах Тацита, которые, однако, не заслоняют основного политического направления его мысли: ненависть к тирании, любовь к свободе и гражданской доблести.

Переходя к характеристике Тацита-писателя, В.И.Модестов отмечает своеобразие и оригинальность исторических произведений Тацита, сочетавшего психологический анализ с историческим прагматизмом, причем последний отличается ярко выраженным социальным характером. К несомненным заслугам В.И.Модестова следует отнести также выполненный им перевод всех дошедших до нас произведений Тацита, который на

61 Модестов В.И.Указ. соч.С. 139,146-147. протяжении ста лет знакомил русского читателя с крупнейшим римским историком62.

Популярная статья М.Дювернуа, затрагивающая множество проблем и написанная, вероятно, не с целью решить эти проблемы или придать им новое освещение, а просто для того, чтобы познакомить широкого читателя с ними, завершается характеристикой Тацита-художника: «его цель всегда -сильный эффект; сценичность всегда составляет самую сущность его картины»63.

Первым монографическим исследованием о Таците, выпущенным в советскую эпоху, явилась книга И.М.Гревса, изданная уже после смерти автора. В предисловии к ней И.И.Толстой справедливо отметил: «И.М.Гревс принадлежит старому поколению историков и выработанная в наше время точность формулировок, сейчас обязательная во всех областях науки, выдержана им не всегда достаточно строго»64. И композиция книги И.М.Гревса, и метод исследования, и движение авторской мысли, и формулировки убеждают в том, что, хотя книга вышла в середине XX века, автор остался верен идеям и положениям, господствовавшим в тацитоведении на рубеже XIX-XX веков.

Обширный раздел посвящен Тациту в «Истории римской литературы»65. Изложение материала подчинено строгой рубрикации, встречающейся отчасти у И.М.Гревса, но здесь она проведена более систематически. Разложенное на рубрики, которые давно стали традиционными, творчество Тацита даже под пером такого крупного исследователя, каким является С.И.Соболевский, утратило свою неповторимость и превратилось в некое подобие анналистического

62 Сочинения Корнелия Тацита / Русский перевод с примечаниями и со статьей о Таците и его сочинениях В.И.Модестова. Т. 1-2. СПб., 1886-1887.

63 Дювернуа М. Историческая объективность Тацита // Гермес. 1908. № 20. С. 526-527.

64 Толстой И.И. Предисловие // Гревс И.М. Тацит. М.; Л., 1946. С. 6.

65 Соболевский С.И. Тацит // История римской литературы / Под ред. С.И.Соболевского, М.Е.Грабарь-Пассек, Ф.А.Петровского. Т. 1-2. М. 1952-1962. Т. 2. С. 242-288. повествования, в большей или меньшей степени отражающего действительность. Представляет интерес вторая половина раздела, где рассматриваются политические, философские и религиозные взгляды Тацита, а также дается общая оценка Тацита как историка и писателя. Одну из основных особенностей мировоззрения Тацита автор видит в высокой оценке роли личности в истории, на которой основан «прагматизм повествования Тацита»66. Стремление римского историка к психологическому анализу сближает «Анналы» с драмой, где автор ничего не говорит от себя, предоставляя возможность действующим лицам самим объяснять свои поступки и вызвавшие их побудительные причины. Композицию «Анналов» в целом и отдельных книг, завершающихся описанием какого-то важного события или сентенцией, по мнению С.И.Соболевского, следует объяснять эстетическими соображениями историка67.

Значительным событием оказался выход нового перевода сочинений Тацита с приложением содержательной статьи И.М.Тронского, подводившей итоги в изучении наследия римского историка68. Для И.М.Тронского Тацит -это «совершенно оригинальный мастер, который шел самостоятельным стилистическим путем в каждом избранном им жанре.во всех этих жанрах он исходил из единой литературной программы: примкнуть к классической традиции римской республиканской прозы - Цицерона, Саллюстия, соединив ее с достижениями "нового" стиля, но без его крайностей»69. Соотношение, борьба традиционного и нового, индивидуального в системе повествования Тацита, мастерство экфрасы, функция речей и отступлений, психологизм и проблема развития характера - все привлекает внимание исследователя и получает объяснение на широком историко-литературном фоне.

66 Там же. С. 271.

67 Там же. С. 282.

68 Тацит Корнелий. Сочинения: В 2 т. Л., 1969. Второе издание вышло в 1993 г.

69 Тронский И.М. Корнелий Тацит // Тацит К. Соч.: В 2 т. Л., 1969. Т. 2. С. 207.

Значительным событием в тацитоведении стало появление монографии Г.С.Кнабе о жизни, судьбе и творчестве величайшего римского историка70. Три части монографии, подчиненные единому замыслу, показывают читателю человека, биография которого известна лишь приблизительно, раскрывают его взаимоотношения с эпохой и объясняют, почему вот уже две тысячи лет человечество читает, комментирует, переводит и изучает Корнелия Тацита.

Начав с краткой характеристики эпохи, автор показывает, как проявляло себя в людях время, как разделяло оно римский сенат на большинство и меньшинство, обнаруживая «два противоположных подхода к действительности, две взаимоисключающих шкалы духовных ценностей». Аккуратно и убедительно Г.С.Кнабе анализирует социально-психологический тип меньшинства, который вызывал отвращение Тацита и определялся словами audax, callidus, promptus. Лексический анализ закономерно переходит в анализ социально-политический и дает возможность увидеть за словами отраженную в них конкретную историческую действительность.

Благодаря этому читатель не просто знакомится с эпохой, но глубоко проникает в систему политических и духовных ценностей того сложного, отдаленного от нас периода, который в истории мировой культуры получил название ранняя Римская империя. Причем не отдельные стороны жизни империи, но все многообразие политических, социальных, культурных, нравственных проблем образуют фон, на котором раскрывается жизнь и творчество Тацита.

Книги Тацита, - по мнению Г.С.Кнабе, - составляют единый цикл, связанный внутренней логикой, и сюжет каждой из них определяется предыдущей; в них приходит к самосознанию грандиозная культурно

70 Кнабе Г.С. Корнелий Тацит. Время. Жизнь. Книги. ML, 1981. историческая эпоха, из глубины которой и вырастают их темы»71. Темой «Истории» является «раскрытие исторического смысла флавианской эпохи», а через «Анналы», усиливаясь к концу, проходит «тема императорского террора». Г.С.Кнабе разделяет мнение ряда исследователей о незавершенности «Анналов», аргументируя эту точку зрения тем, что по мере укрепления режима Адриана политические и этические идеалы Тацита терпели крушение, и работа над «Анналами» представлялась бесполезной и ненужной.

Предположение весьма интересное само по себе и, действительно, объясняющее отдельные моменты биографии и творчества Тацита. Оно продолжает оставаться рабочей гипотезой, приемлемой одними исследователями и отвергаемой другими. Отмечая субъективность, напряженный драматизм «Анналов», Г.С.Кнабе вместе с тем указывает, что повествование носит «характер старинной городской хроники», которая завершает единый цикл произведений Тацита72.

В диссертации В.Б.Черниговского подробно и обстоятельно рассматривается художественная функция альтернативных высказываний в сочинениях Тацита73. Видя в альтернативных суждениях отражение определенной политической и эстетической позиции историка, автор, однако, не стремится определить, к какой социальной группе относятся те или иные высказывания. В.Б.Черниговский сосредоточил внимание на альтернативных суждениях историка, полагая, что Тацит просто почерпнул их как литературный прием в современной историку риторической традиции. Подобный подход к материалу исследования дал автору возможность рассматривать альтернативные высказывания во всех дошедших до нас

71 Кнабе Г.С. Указ. соч. С. 125.

72 Он же. С. 96,161-162,167.

73 Черниговский В.Б. Альтернативные высказывания Тацита и их художественная функция. Автореф. дисс. канд. филол. наук. М., 1983. произведениях Тацита, не связывая их функцию с жанром и композицией каждого отдельного произведения историка.

Последней по времени отечественной монографией о Таците является книга «Летопись первого века»74, принадлежащая автору настоящего исследования. В монографии и ряде дополняющих ее статей75 рассматриваются проблемы поэтики в исторических произведениях Тацита в тесной связи с политическим словарем историка, отразившим, по нашему мнению, наиболее полно мировидение и мировосприятие Тацита. В монографии прослеживается связь между прологами исторических произведений и жанром, взаимозависимость жанра, политического словаря и системы исторического повествования. Особое внимание уделено устной традиции, выступающей у Тацита в различных функциях и проявившейся у историка особенно выразительно по сравнению с его предшественниками. Отдельная глава представляет реконструкцию того исторического материала, который интересовал Тацита в конце жизни и мог бы стать предметом изображения не написанной историком книги.

Актуальность данного исследования определяется возросшим в последние десятилетия интересом к поэтике римской исторической прозы в целом и к особенностям поэтики Тацита в частности. Интерес и внимание к прозе Тацита вызваны не только специфическими задачами классической филологии, но более глубоким стремлением современного антиковедения установить общие типологические закономерности возникновения, развития, функционирования и специфики античной исторической прозы.

Своеобразием современного подхода к наследию Тацита оказывается стремление самых разных по своим методологическим установкам исследователей рассматривать творчество Тацита не только и не столько как

74 Крюков А.С. Летопись первого века: Историческая проза Тацита. Воронеж, 1997.

75 См. Крюков А.С. Политическая лексика Тацита (arcanum, arcana) // Филологические записки. 1995. Вып. 4. Он же. Устная традиция в "Анналах" Тацита // ВДИ. 1997. № 1. Он же. Из истории слова "principatus" // Филологические записки. 1997. Вып. 9. Он же. Из истории слова "dominus" // ВДИ. 1998. № 1. исторический источник, что было прежде всего характерно для антиковедческой научной традиции XIX и первой половины XX века, но как одно из высших достижений римской художественной прозы.

Таким образом, избранная диссертационная проблема особенно актуальна в связи с запросами исторической поэтики, истории римской литературы и запросами поэтики античной исторической прозы, поскольку до сих пор нет развернутого монографического или диссертационного исследования, посвященного поэтике Тацита.

В работе не ставиться цель описать и охарактеризовать все средства, методы и приемы поэтики Тацита, что едва ли возможно в пределах одного исследования. Поэтому за рамками работы остались такие проблемы как функция речей и антикварных отступлений в прозе Тацита, роль некрологических записей и многочисленных предзнаменований, которые встречаются в произведениях историка.

В настоящем исследовании обращено особое внимание на кардинальные, наиболее существенные, по нашему мнению, проблемы поэтики Тацита, которые остаются малоизученными или совсем неизученными в обширной литературе о римском историке: функция прологов в исторических произведениях, специфика исторических жанров, особенности политического лексикона Тацита как категории стилистической и мировоззренческой, система повествования и функция устной традиции в прозе Тацита.

Цели настоящего исследования - анализ функции исторических прологов в произведениях Тацита, выявление специфики и жанровой природы отдельных произведений историка, выявление и описание наиболее существенных для историка политических понятий, их взаимодействие и взаимосвязь с жанром, композицией и системой повествования, т.е. комплексное изучение поэтики Тацита.

В соответствии с этими целями определяются задачи исследования:

- рассмотреть и критически проанализировать существующие методологические подходы к изучению поэтики Тацита; показать специфику построения исторических прологов Тацита на фоне его предшественников и современников; выявить жанровое своеобразие исторических произведений Тацита, обратив особое внимание на трансформацию анналистического жанра; продемонстрировать стилистическое и мировоззренческое значение политического словаря историка;

- установить функцию устной традиции в композиции отдельных произведений историка; предложить современную интерпретацию поэтики Тацита.

Цели и задачи диссертационного исследования продиктовали методологию работы, которая вырабатывалась в ориентации на целостный историко-филологический анализ всего корпуса Тацита. Именно историко-филологический подход, основанный на тщательном анализе корпуса Тацита с использованием текстологического и герменевтического аппарата классической филологии, составляет главный методологический принцип исследования.

Теоретическая значимость настоящей работы определяется тем, что предложен новый подход описания поэтики Тацита, обосновано представление о политическом словаре историка, более глубоко и обстоятельно исследована теория гексад, выдвинута достаточно убедительная, как нам представляется, гипотеза о расположении повествовательного материала в пределах второго шестикнижия «Анналов». Впервые в отечественной науке обстоятельно изучена функция устной традиции в исторической прозе Тацита. Достигнутые результаты намечают дальнейшие пути для продуктивного исследования как поэтики Тацита, так и построения целостной поэтики античной художественной прозы.

Как уже говорилось, данная работа ставит целью проследить связи и взаимоотношения между политическим словарем, жанром и системой повествования. Цель работы определила ее построение. Прежде всего рассматривается функция прологов в исторических произведениях Тацита, где впервые появляются интересующие нас политические понятия dominatio и principatus. Во второй главе прослеживается история слова «annales» и история обозначаемого им историографического жанра, который принимает у Тацита ярко выраженный политический и полемический характер. Центральная часть работы посвящена политическому словарю Тацита. В последующих главах рассматривается функция таких понятий как fama, rumores, sermo и система повествования в исторической прозе Тацита. Такая композиция работы позволяет наиболее ярко представить политический словарь Тацита, своеобразие художественной прозы историка, оригинальность созданных Тацитом историографических жанров.

Таким образом, структура и объем работы обусловлены поставленными целями и задачами исследования, а также требованиями последовательного раскрытия заявленной темы. Диссертация состоит из введения, пяти глав, заключения и списка использованной литературы.

 

Заключение научной работыдиссертация на тему "Поэтика исторической прозы Тацита"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В настоящем диссертационном исследовании впервые предпринята попытка рассмотреть поэтику Тацита как систему, выраженную в своеобразии исторических жанров, особенностях композиции, специфике употребления политического слова, особой форме исторического повествования, широко использующего устную традицию. В этом заключается актуальность, новизна и экспериментаторский характер работы. Необходимо особо подчеркнуть, что существующие частные исследования композиции отдельных произведений Тацита, немногочисленные работы, посвященные стилю и политической лексике историка, а также спорадические замечаня о жанровой природе исторических сочинений Тацита не связывались до сих пор в единую систему, выражающую мировидение автора. Наше исследование, таким образом, восполняет эти пробелы, предлагая новый подход к изучению поэтики римского историка.

Тацит начал свое историческое исследование эпохи с жанра биографии, жанра традиционного для римской прозы, но придал этому жанру, как мы старались показать, новые продиктованные временем черты. Жизнь Агриколы, родившегося при Калигуле и погибшего при Домициане, не смогшего до конца реализовать свои человеческие и гражданские устремления, приводила читателя к широким обобщениям и побуждала автора перейти от описания частной жизни близкого ему человека к изображению исторического периода, когда ничем не ограниченная свобода сменилась столь же безграничным деспотизмом.

Поэтому существенным жанрообразующим элементом в «Агриколе» явилось не столько жизнеописание героя, сколько демонстрация присущих Агриколе традиционных римских добродетелей (virtutes), противостоящих новой эпохе, а жанр биографии неизбежно вел автора к широкому историческому повествованию.

Таким образом, virtutes Агриколы являются не только определенными нравственными добродетелями героя повествования, они выступают как традиционные политические и нравственные ценности, чуждые новому режиму. Virtutes Агриколы указывают на стремление историка не противостоять действительности, сложившейся в первом веке, но сделать все возможное, чтобы сохранить и передать потомству истинные доблести, освященные многовековой традицией. Намеченное в прологе «Агриколы» противостояние между свободой и деспотизмом логично соединяется с virtutes героя биографии и закладывает основу политического словаря Тацита, который будет создаваться и расширяться в его позднейших исторических произведениях, чтобы стать жанрообразующим фактором и одним из существенных элементов поэтики историка.

В прологах к «Агриколе», «Истории», «Анналам» намечена кардинальная для всего первого века проблема - противостояние свободы и деспотизма, вернее, постепенное целенаправленное наступление деспотизма на свободу. В этих условиях нравственные ценности человека, его virtutes, превращались в политические деяния, независимо от того выражались они открыто или сохранялись в тайне.

Возникнув впервые в предисловиях, проблема императорского деспотизма разрешалась на жанровом уровне и формировала политический словарь историка. Традиционные римские добродетели, которые стало опасно проявлять, уходили в прошлое и вместе с ними изменялись и превращались в пустые, лишенные реального содержания, столь важные политические понятия и реалии как res publica, senatus, populus (Hist. I, 30,2).

На смену республике пришел принципат, власть сената заменили arcana imperii, arcana domus, утверждающие vis principatus, порождая в обществе постоянное чувство страха и всевозможные слухи. Populus, утрачивая свое высокое положение и право в управлении государством, постепенно превращался в vulgus.

В создании и развитии политического словаря, как и в композиции исторических произведений, Тацит едва ли имеет равных среди современников и предшественников. Политический словарь историка, как уже было показано, наряду с традиционной политической лексикой, которая подвергается семантической деривации, включает ряд нейтральных прежде лексем, приобретающих политическое звучание только в корпусе Тацита.

В создании политического словаря эпохи Тациту, без сомнения, принадлежит основополагающая роль, однако, не всегда можно верифицировать, что является непосредственным вкладом историка в политическую лексику, а что было им почерпнуто у других авторов или воспринято из устной традиции. Формирование политического словаря историка происходило под сильнейшим воздействием экстралингвистических факторов, отражая сложность и противоречивость реальной политической обстановки в эпоху ранней Римской империи.

Выделенные и описанные в работе лексические единицы, такие как principatus, dominatio, dominus, arcana imperii, senatus et populus, vulgus и ряд других обладают субъективной политической экспрессивностью и являются в определенной степени ключевыми словами эпохи. Политическая значимость и выразительность указанных слов и выражений усилена и преобразована жанром, который в свою очередь носит полемический и политический характер. Выделенные лексемы представляют особый интерес еще и потому, что обладают хронологически ограниченной политической семантикой, поскольку семантические изменения, произошедшие в их структуре, вызваны конкретными историческими процессами, происходившими в обществе и нашедшими отражение в языке. Так, например, как уже было показано, arcanus обретает политическое звучание только в корпусе Тацита для характеристики совершенно определенных в политическом и хронологическом плане явлений, а затем вновь используется в своем обычном значении «тайный, скрытый».

Семантическое развитие апеллятива principatus также движется от политически нейтрального значения «первенство, первое место» до исключительно выразительного и ограниченного временем значения «политическая власть, господство», а затем исчезает из политического словоупотребления.

Политический лексикон Тацита представляет открытую систему, куда на равных правах входят официальное обозначение верховной власти -principatus и экспрессивная политическая характеристика этой власти -dominatio.

Использование историком нетерминологизированных и не обладающих политической семантикой лексем arcana, potentia, vis объясняется тем, что находящееся в процессе терминологизации понятие principatus не могло адекватно отразить меняющуюся политическую реальность. Семантические изменения, отраженные в политическом словаре Тацита, происходили в результате взаимодействия трех факторов: конкретной исторической действительности, общеязыковой традиции и меняющейся традиции исторического жанра. Политический словарь Тацита способствовал формированию нового исторического жанра, который в свою очередь оказывал существенное влияние на словарь историка. Поэтому в широком историческом контексте полемическое определение историка «annales nostri» можно понимать как летопись нашего времени.

Жанр анналов был естественным и традиционным выражением республиканского политического мышления, официальной формой историописания, которая свидетельствовала о единстве полисного сознания и выражала это единство в виде ряда завершенных годовых записей. Годовая запись представлялась политическим сакральным и литературным актом, призванным официально отражать официальную государственную хронику.

Крушение политической свободы, наступившее после битвы при Акции, неизбежно повлекло за собой изменение историографических жанров в целом и жанра анналов в частности. Консульский год перестал осознаваться завершенным политическим периодом в жизни сената и римского народа. Завершенным политическим единством стало правление того или иного императора - принципат, в хронологических пределах которого годовая запись выполняла не политическую и сакральную, а лишь временную функцию, сохраняя связь с традиционной римской анналистикой. Таким образом, principatus - слово и понятие - становится важнейшим организующим фактором в политическом словаре, в системе повествования, в мировоззрении историка.

Если бы Тациту удалось осуществить все свои планы, мы бы имели историческое повествование, охватывающее весь первый век и хронологически совпадающее с «Жизнью двенадцати цезарей» Светония. И Тацит, и Светоний видели некую особую закономерность в историческом развитии римского государства от Юлия Цезаря до Траяна. Каждый выразил свое отношение к минувшему через жанр, выбор которого опосредованно диктовался не прошлым, а настоящим - эпохой Нервы, Траяна и Адриана. Перед нами не соревнование историка и биографа, имеющих один и тот же предмет изображения, а столкновение литературных жанров; перед нами принципиально разный взгляд на события, различная по сути интерпретация исторической действительности. Если для Светония минувший век представлялся как биография императоров, то для Тацита первый век -история принципата.

Тема «Истории» и «Анналов» - политическая история принципата, демонстрируя разложение политических институтов и идеалов, гибель древних аристократических фамилий, утрату гражданского правосознания и, как следствие этого, крушение свободы слова и человеческого достоинства, требовала нового жанрового оформления. Полемика Тацита с республиканской и пришедшей ей на смену императорской историографией должна быть понята как отказ от традиционных жанров республиканской историографии ввиду их несоответствия новым историческим условиям и одновременно как отказ от складывающихся традиций императорской историографии ввиду ее панегирического либо, напротив, обличительного характера.

История» и «Анналы» потребовали принципиально иной организации повествовательного материала, поскольку композиция, жанр, политический словарь прямо или косвенно выражают мировидение автора. Полемика Тацита с традицией нашла выражение уже в прологах исторических произведений, представляющих обширные заглавия, определяющие тему, время и место развития действия. Таким образом, особая функция прологов, полемически заостренное определение жанра в «Анналах», политический словарь, использование устной традиции и организация повествования как ряда самодостаточных эпизодов, а не собрания годовых записей выделяют Тацита из круга его предшественников и современников.

Уже в «Истории» основной и значимой единицей повествования явилась не годовая запись, что было характерно для предшествующей традиции, а книга. В «Истории» каждая книга представляет завершенное единство, демонстрируя удачи и поражения претендентов на верховную власть и напоминая вновь и вновь arcana imperii. «Анналы» напротив показывают стабилизацию принципата как системы государственного правления, но стабилизацию чисто внешнюю, основами которой являются arcana domus и arcana dominationis. Тайны власти порождали самые невероятные слухи, которые распространялись во всем обществе и естественным образом находили отражение в историческом повествовании.

Прежде всего, историк отмечает, что слухи и молва особенно широко распространяются в кризисные периоды, когда происходит смена власти и отсутствует достоверная информация. Устная традиция (fama, rumores, sermo) выполняет в повествовании Тацита различные функции. Введение различных альтернативных слухов и суждений позволяло историку представить разные, взаимоисключающие точки зрения, показать противостояние общества официально выражаемым суждениям и обнаружить в обществе различные противоборствующие настроения. Устная традиция выражала не только отношение к различным фактам, событиям и действующим лицам, но вместе с тем обнаруживала тех, кто эти устные высказывания распространял.

Таким образом, устная традиция выполняет в повествовании Тацита несколько функций. Fama, rumor, sermo могут выступать в качестве основного источника, приравниваться к реально совершившемуся событию, выполняя сугубо информативную функцию. Так, например, о приходе к власти Тиберия ранее всего сообщает молва и лишь затем следует рассказ об официальном признании Тиберия принцепсом. Социальная функция устной традиции заключается в том, что fama и sermo не только нечто сообщают и распространяют, но позволяют обнаружить тех, кто эти устные версии передает. В отдельных случаях rumor или fama оформляются как завершенное целое, представляя маленькую «устную новеллу», и включаются в повествование на правах самостоятельного источника. Сюжетная завершенность подобных «устных новелл» позволяет отнести их к аристократической традиции, поскольку именно структурная завершенность отличает их от устных высказываний, распространяемых в иных социальных кругах.

Независимо от своего происхождения устная традиция разрушала анналистическое повествование, давая множественность оценок, не сводимых к одной официальной или авторской точке зрения. Устная традиция врастала в ткань повествования, уравнивалась с действительными фактами, превращая традиционный анналистический жанр в новое жанровое образование, где реальные события и факты преобразовывались и растворялись в комментарии.

Таким образом, устная традиция могла выступать в качестве исторического источника, могла формировать ход событий, могла подчас даже заменять событие. В любом случае устная традиция разрушала традиционную структуру анналов и одновременно придавала повествованию динамику и выразительность. Fama, rumores, sermo выступают в повествовании Тацита как источник, как социальный инструмент для характеристики политических настроений общества, как средство создания социальной репутации, как литературный прием, динамизирующий повествование и позволяющий с разных точек зрения комментировать излагаемые события.

Согласно античной традиции, «История» и «Анналы» охватывали события с 14-го по 96 год и составляли 30 книг. Еще в прошлом веке была выдвинута гипотеза шестикнижий, согласно которой «История» состояла из 12 книг (2 шестикнижия), «Анналы» содержали 18 книг (3 шестикнижия). Теория гексад особенно применительно к «Анналам» подтверждается тем, что каждое шестикнижие представляет законченный сюжет. А все вместе 18 книг, излагая судьбу династии Юлиев-Клавдиев, - передают политическую историю принципата.

Каждое шестикнижие открывалось описанием злодеяния, совершенного ради достижения principatus, а завершалась каждая гексада гибелью принцепса: первая - гибелью Тиберия, вторая - гибелью Клавдия, третья - Нерона. Principatus - и слово, и историческая реальность занимают центральное положение как в пределах одного шестикнижия, так и на протяжении всего произведения, обретая по мере развития повествования новые устрашающие черты.

Теория гексад как один из основных принципов расположения повествовательного материала может быть подтверждена, тем, что шестикнижия делятся на триады, как это было в «Анналах» Энния. Книги I-III образуют единство, основанное на отношениях Тиберия и Германика. Четвертая книга «Анналов» начинается с указания на резкий поворот в правлении Тиберия, связанный с усилением власти Сеяна. Третье шестикнижие, посвященное правлению Нерона, делится на две триады: книга XV завершается рассказом о гибели Пизона, XVI книга открывается ретардацией, рассказывая о том, какую злую шутку сыграла с Нероном судьба. Можно с уверенностью предположить, что второе шестикнижие также состояло из двух триад.

Организация повествования по триадам и гексадам давала возможность историку показать «Образ принципата» во всей его полноте. Годовая запись, как уже было сказано, утратила у Тацита композиционную и организующую функцию, поскольку представляла ряд разрозненных событий и фактов и не обладала сюжетной завершенностью. Сюжетная завершенность возникала лишь тогда, когда отдельные годовые записи соединялись в книгу, триаду, шестикнижие, позволяя тем самым выделить наиболее существенные черты принципата.

Природа принципата была такова, что ограничивала характер событий и число личностей, которые могли претендовать на какое-то место в историческом повествовании. Подбор событий и действующих лиц в пределах каждого шестикнижия определяется их отношением к принципату. Как сложившаяся система принципат выдвигал на первый план принцепсов в качестве «главных героев». Подбор личностей, их деяния, их место в повествовании подчинены строгой иерархии, которая не была заимствована или создана Тацитом, но представляла отражение созданных принципатом политических форм общественной жизни. Иерархичность в описании событий и действующих лиц сосредоточивает внимание не на случайных частных эпизодах правления того или иного императора, а на типических чертах принципата.

Анналистический способ повествования в основе которого лежит принцип жесткой хронологической последовательности, сопрягается в «Анналах» с сюжетно-тематическим принципом повествования, объединяя события, факты, характеры новыми видами связей. Тацит не создал какого-либо нового способа повествования, новшеством в «Истории», а тем более в «Анналах» стало иное соотношение и соединение известных ранее повествовательных принципов; при этом их перегруппировка и объединение не были случайными, они опосредованно отражали изменившиеся исторические условия, которые способствовали появлению нового жанра -летописи императорского Рима.

Историк объединил традиционный анналистический способ фиксации событий с сюжетно-тематическим и включил в повествование устные высказывания, восходящие к разным социальным группам. Утратив официальный характер, повествование не превратилось, однако, в биографии императоров, а образовало две линии изображения, два плана, что придало исторической прозе Тацита субъективность, динамизм и выразительность.

Таким образом, особая функция прологов, полемически заостренное определение жанра (annales nostri), политический словарь, использование устной традиции, организация повествования как ряд самодостаточных эпизодов обеспечили Тациту то выдающееся место в римской исторической прозе, которое он занимает вот уже почти две тысячи лет.

 

Список научной литературыКрюков, Александр Самуилович, диссертация по теме "Теория литературы, текстология"

1. Tacitus P.C. Annales / Edidit Fr.Ritter. Cantabrigiae: Deighton, 1848. V. 1-4.

2. Tacitus P.C. Ab excessu Divi Augusti. Zehnte verbesserte Auflage / Erklart von K.Nipperdey. Berlin: Weidman, 1904. Bd. 1-2.

3. Tacitus P.C. Annalium ab excessu Divi Augusti libri: The Annals of Tacitus / Edited with introduction and notes by H.Furneaux. Oxford: Clarendon press, 1896-1907. V. 1 -2.

4. Tacitus P.C. Libri qui supersunt / Iterum edidit Er.Koestermann. Lipsiae: Teubner, 1961-1965. T. 1-2.

5. Tacitus P.C. Annalen / Erlautert und mit einer Einleitung versehen von Er.Koestermann. Heidelberg: Winter, 1963-1968. Bd. 1-4.

6. The Annals of Tacitus: Books 1-6 / Edited with a commentary by F.R.D.Goodyear. Cambridge: University press, 1972-1981. V. 1-2.

7. Tacitus P.C. Annals: Book I / Edited by N.P.Miller. London: Methuen, 1959.-X, 223 p.

8. The Annals of Tacitus: Book XIV / Edited by E.C.Woodcock. London: Methuen, 1962.-IX, 186 p.

9. Tacitus P.C. Annalium liber XV / Edited by N.P.Miller. London: St.Martins press, 1973. XXX, 173 p.

10. Tacitus. Annals Book IV / Edited by R.H.Martin, A J. Woodman. Cambridge: University press, 1994. VIII, 281 p.

11. Tacitus. Annals. Book III / Edited by A.J.Woodman, R.H.Martin. Cambridge: University press, 1996. -XI, 650 p.

12. Tacitus P.C. Historiarum libri qui supersunt. Dritte Auflage / Schulausgabe von C.Heraeus. Leipzig: Teubner, 1877-1878. Bd. 1-2.

13. Chilver G. A historical commentary on Tacitus" Histories I-II. Oxford: Clarendon press, 1979. X, 230 p.

14. Tacitus P.C. The Histories Book III / Edited by K.Wellesley. Sydney: Univ. Press, 1972. VIII, 248 p.

15. Chilver G. A historical commentary on Tacitus' Histories IV-V / Сотр. A rev. By Fownend G.B. Oxford: Clarendon press, 1985. XII, 110 p.

16. Tacitus P.C. Vita Agricolae / Edited with introduction, notes and map by

17. H.Furneaux. Oxford: Clarendon press, 1898. 176 p.

18. Tacitus P.C. De vita Julii Agricolae and de Germania / With introduction, notes, appendices and index by A.Gudeman. Boston: Univ. Press, 1928. XII, 409 p.

19. Taciti Cornelii De vita Agricolae / Edited by Ogilvie R.M., Richmond

20. A.Oxford: Clarendon press, 1967. XVI, 344 p.

21. Tacitus. The Germania / Edited by R.P.Robinson. Middletown, 1935. -XIV, 388 p.

22. Taciti P.C. Dialogus de oratoribus / Mit prolegomena, text und adnotatio critica, exegetischem und kritischem Kommentar, Bibliographie und index nominum et rerum von A.Gudeman. Berlin: Teubner, 1914. — VII, 528 S.

23. Titi Livi Ab urbe condita / Erklart von W.Weissenborn. Berlin: Weidmannische Buchhandlung, 1867-1880. Bd. 1-10.

24. Сочинения Корнелия Тацита / Русский перевод с примечаниями и статьей о Таците и его сочинениях В.КМодестова. СПб., 1886-1887. Т. 1-2.

25. Тацит Корнелий. Сочинения: В 2 т. / Изд-е подгот. А.С. Бобович, Я.М.Боровский, М.Е.Сергеенко. СПб.: Наука, 1993.* *

26. Thesaurus Linguae Latinae. Leipzig: Teubner, 1900 ~.

27. Abbot K.M., Oldfather W.A., Canter H.V. Index verborum in Ciceronis Rhetorica. Urbana: Illinois press, 1964. 1160 p.

28. Bennet A.W. Index verborum Sallustianus. Hildesheim: Georg Olms, 1970.-XI, 280 p.

29. Bo Dom. Lexicon Horatianum. Hildesheim: Olms Weidman, 1965-1966. T. 1-2.

30. Cinquini A. Index Phaedrianus. Hildesheim: Olms, 1964. 87 p.

31. Concordantia et Index Caesaris / Edited by C.M.Birch. Hildesheim: Olms-Weidman, 1989. V. 1-2.

32. Concordantia Tacitea: A concordance to Tacitus / Edited by Blackman D.R., Betts G.G. Hildesheim: Olms-Weidman, 1986. V. 1-2.

33. Ernout A., Meillet A. Dictionnaire etymologique de la Langue Latine. Paris: Klincksieck, 1979. 829 p.

34. Gerber A., Greef A. Lexicon taciteum. Lipsiae: Teubner, 1903. 1802 S.

35. Hellegouarc'h J. Le vocabulaire latin des relations et des partis politiques sous la republique. Paris: les belles lettres. 1972. 601 p.

36. Howard A.A., Jackson C.N. Index verborum C.Suetonii Tranquilli. Londini: Typographio Academiae Harvardianae. 1922. -270 p.

37. Kelling L. Suskin A. Index verborum Juvenalis. Chapell Hill: University of Carolina press, 1951.-VII, 139 p.

38. Koch G.A. Vollstandiges Worterbuch zum Geschichtswerke des M.Velleius Paterculus. Leipzig: W.Engelmann, 1857. -VII, 217 S.

39. Koch G.A. Vollstandiges Worterbuch zu den Gedichten des Q.Horatius Flaccus. Hannover: Hahn, 1863. X, 502 S.

40. Lessing Carolus. Scriptorum historiae Augustae Lexicon. Lipsiae: O.RJReisland, 1901-1906. 747 S.

41. Menge R., Preuss S. Lexicon Caesarianum. Leipzig: Teubner, 1890. -VIII, 1427 S.

42. Merquet H. Lexicon zu den Schriften Casars und seiner Fortsetzer mit Angabe samtlicher Stellen. Jena: Fischer, 1886. IV, 1142 S.

43. Merquet H. Lexicon zu den Reden des Cicero's. Jena: Fischer, 18771884. Bd. 1-4.

44. Merquet H. Lexicon zu den philosophischen Schriften Cicero's. Jena: Fischer, 1894. Bd. 1-3.

45. Merquet H. Lexicon zu Vergilius mit Angabe samtlicher Stellen. Leipzig: Schmidt, 1912. 786 S.

46. Meusel H. Lexicon Caesarianum. Berlin: Weber, 1887-1893. Bd. 1-2.

47. Oldfather W.A., Canter H.V., Abbot K.M. Index verborum Ciceronis Epistularum. Urbana: Illinois press, 1938. 583 p.

48. Oxford Latin Dictionary / Edited by P.G.W. Glare. Oxford: Clarendon press, 1968-1982.

49. Packard D.W. A concordance to Livy. Harvard: University press, 1968. V. 1-4.

50. Staedler Er. Thesaurus Horatianus. Berlin: Acad. Verlag, 1962. 212 S.

51. Wetmore M.N. Index verborum Vergilianus. New Haven: Yale university press, 1911.- VIII, 554 p.

52. Xavier J.S., Octeghem J. Index de Pline le Jeune. Bruxelles: Academie royale de Belgique, 1965. XX, 981 p.

53. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4 т. М., 1912.* *

54. Абрамзон М.Г. Монеты как средство пропаганды официальной политики Римской империи. М.: Магнитогорский Дом печати, 1995. 654 с.

55. Аверинцев С.С. Плутарх и античная биография: К вопросу о месте классика жанра в истории жанра. М.: Наука, 1973. 279 с.

56. Аверинцев С.С. Поэтика ранневизантийской литературы. М.: Наука, 1977.-320 с.

57. Аверинцев С.С. Историческая подвижность категории жанра: опыт периодизации // Историческая поэтика: Итоги и перспективы изучения. М., 1986. С. 104-116.

58. Аверинцев С.С. Жанр как абстракция и жанр как реальность: диалектика замкнутости и разомкнутости // Взаимосвязь и взаимовлияние жанров в развитии античной литературы. М., 1989. С.3-26.

59. Бенвенист Э. Словарь индоевропейских социальных терминов. М.: Прогресс-Универс, 1995 -456 с.

60. Бодуэн де Куртенэ И.А. Предисловие // Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4 т. М., 1912. Т. 4. С. 3-6.

61. Будагов Р.А. История слов в истории общества. М.: Просвещение, 1971.-270 с.

62. Будагов Р.А. Язык реальность - язык. М.: Наука, 1983. - 262; с.

63. Виноградов В.В. История слов. М.: Толк, 1994. 1138 с.

64. Выгодский JI.C. Психология искусства. М.: Искусство, 1968. 576 с.

65. Гаспаров М.JI. Новая зарубежная литература о Таците и Светонии // ВДИ. № 1.С. 176-191.

66. Гаспаров M.JI. Античная литературная басня (Федр и Бабрий). М.: Наука, 1971.-280 с.

67. Гаспаров M.JI. Овидий в изгнании // Публий Овидий Назон. Скорбные эилегии. Письма с Понта. М., 1978. С. 189-224.

68. Гаспаров M.JI. Поэтика // Литературный энциклопедический словарь. М., 1987. С.295.

69. Гаспаров М.Л. Художественный мир писателя: тезаурус формальный и тезаурус функциональный // Проблемы структурной лингвистики 1984. М., 1988. С. 125-137.

70. Гинзбург Л.Я. О литературном герое. Л.: Сов. писатель. 1979. 222 с.

71. Гинзбург Л .Я. О старом и новом. Л.: Сов. писатель, 1982. 428 с.

72. Гревс И.М. Тацит. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1946. 248 с.

73. Григорьев В.П. Поэтика слова. М.: Наука, 1979, 343 с.

74. Гримм Э. Исследования по истории развития римской императорской власти. СПб., 1900-1901. Т. 1-2.

75. Доватур А.И. Повествовательный и научный стиль Геродота. Л.: Изд-во ЛГУ, 1957.-201 с.

76. Доватур А.И. Социальная и политическая терминология в «Афинской политии» Аристотеля //ВДИ. 1958. № 3. С.35-83.

77. Дуров B.C. Художественная историография древнего Рима. СПб.: Изд-во СПб. Ун-та, 1993.- 143 с.

78. Дювернуа М. Историческая объективность Тацита // Гермес. 1908. № 18. С. 474-479. № 19. С. 499-503. № 20. С. 522-527.

79. Егоров А.Б. Закон о власти Веспасиана и полномочия принцепса // Проблемы античной государственности. Л., 1982. С. 150-158.

80. Егоров А.Б. Развитие политической системы принципата при Тиберии // Социальная структура и политическая организация античного общества. Л., 1982. С. 135-163.

81. Егоров А.Б. О персональном факторе в истории Римской империи // Политические деятели античности, средневековья и нового времени: индивидуальные и социально-типические черты. Л., 1983. С. 37-44.

82. Егоров А.Б. Рим на грани эпох. Л.: Изд-во ЛГУ, 1985. 225 с.

83. Егоров А.Б. Флавии и трансформация Римской империи в 60-90-е гг. I в. // Город и государство в античном мире. Л., 1987. С. 137-151.

84. Егоров А.Б. Домициан и Траян, деспотизм и просвещенная монархия // Античное общество. Проблемы политической истории. СПб., 1997. С. 114-122.

85. Егоров А.Б. Проблемы титулатуры римских императоров // ВДИ. 1988. №2. С.161-172.

86. Егоров А.Б. Становление и развитие системы принципата: Автореф. дисс.докт. ист. наук. СПб.: Изд-во СПб. Ун-та, 1992. 33 с.

87. Елагина А.А. Методы исследования действительности историком и писателем Тацитом // Проблемы психологизма в художественной литературе. Томск, 1980. С. 130-141.

88. Еремин И.П. Литература древней Руси: Этюды и характеристики. М.; Л.: Наука, 1996. 263 с.

89. История всемирной литературы: В 9 т. / И.С. Брагинский, И.И. Балашов, М.Л. Гаспаров, П.А.Гринцер. М.: Наука, 1983. Т. 1. 583 с.

90. История римской литературы: В 2 т. / Под ред. С.И. Соболевского, М.Е. Грабарь-Пассек, Ф.А.Петровского. М.: Изд-во АН СССР, 19591962.

91. Карпюк С.Г. Полибий и Тит Ливий // ВДИ. 1996. № 3. С. 44-53.

92. Карпюк С.Г. Vulgus и turba: толпа в классическом Риме // ВДИ. 1997. №4. С. 121-137.

93. Кнабе Г.С. Multi bonique pauci et validi в римском сенате эпохи Нерона и Флавиев // ВДИ. 1970. № 3. С. 63-85.

94. Кнабе Г.С. Римский гражданин Корнелий Тацит // Античность и современность. М. 1972. С. 340-351.

95. Кнабе Г.С. «Жизнеописание Аполлония Тианского» и Корнелий Тацит // ВДИ. 1972. № 3. С. 30-63.

96. Кнабе Г.С. Понимание культуры в древнем Риме и ранний Тацит // История философии и вопросы культуры. М., 1975. С. 62-130.

97. Кнабе Г.С. Римская биография и «Жизнеописание Агриколы» // ВДИ. 1980. №4. С. 53-73.

98. Кнабе Г.С. Корнелий Тацит. Время. Жизнью Книги. М.: Наука, 1981. -206 с.

99. Кнабе Г.С. Корнелий Тацит и проблемы истории Древнего Рима эпохи ранней империи (конец I начала II вв.): Автореф. дисс.докт. ист. наук. Л.: Изд-во ЛГУ, 1982. - 37 с.

100. Кнабе Г.С. Древний Рим история и повседневность. М.: Искусство, 1986.-207 с.

101. Кнабе Г.С. Материалы к лекциям по общей теории культуры и культуре античного Рима. М.: Индрик, 1993. 527 с.

102. Коптев А.В. Princeps et dominus: к вопросу об эволюции принципата в начале позднеантичной эпохи // Древнее право. 1996. № 1. С. 182-189.

103. Крюков Д.Л. О трагическом характере истории Тацита // Москвитянин. 1841. Ч. II. С. 119-128.

104. Крюков А.С. Пролог в «Анналах» Тацита // ВДИ. 1983. № 2. С. 140-145.

105. Крюков А.С. Система повествования в «Анналах» Тацита // Среда, личность, общество: Доклады конференции «Вестника древней истории» АН СССР. М., 1992. С. 78-83.

106. Крюков А.С. Политическая лексика Тацита (arcanum, arcana) // Филологические записки. 1995. Вып. 4. С. 142-156.

107. Крюков А.С. Vulgus у Горация // Филологические записки. 1995. Вып. 5. С. 154-160.

108. Крюков А.С. Устная традиция в «Анналах» Тацита // ВДИ. 1997. № 1. С. 133-147.

109. Крюков А.С. Из истории слова «principatus» // Филологические записки. 1997. Вып. 9. С. 195-206.

110. Крюков А.С. Летопись первого века: историческая проза Тацита. Воронеж: Изд-во ВГУ, 1997. 198 с.

111. Крюков А.С. Из истории слова «dominus» // ВДИ. 1998. № 1. С. 272-281.

112. Крюков А.С. «Principatus» у Тацита // Норция. 1999. Вып. 3. С. 109-123.

113. Кузнецова Т.И., Миллер Т.А. Античная эпическая историография: Геродот, Тит Ливий. М.: Наука, 1984. 213 с.

114. Кузнецова Т.И., Стрельникова И.П. Ораторское искусство в Древнем Риме. М.: Наука, 1976. 287 с.

115. Ларин Б.А. Эстетика слова и язык писателя. Л.: Худож. лит-ра, 1974.-288 с.

116. Ларин Б.А. История русского языка и общее языкознание. М.: Просвещение, 1977. 224 с.

117. Лихачев Д.С. Русские летописи и их культурно-историческое значение. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1947. 499 с.

118. Лихачев Д.С. Поэтика древнерусской литературы. Л.: Наука, 1967.-372 с.

119. Лихачев Д.С. Человек в литературе древней Руси. М.: Наука, 1970.- 178 с.

120. Лосев А.Ф. Античная философия истории. М.: Наука, 1977. 207 с.

121. Малеин А.И. Газеты у древних римлян. СПб, 1893. 18 с.

122. Маяк И.Л. Римляне ранней республики. М.: Изд-во МГУ, 1993. -160 с.

123. Межерицкий Я.Ю. Iners otium // Быт и история в античности. М., 1988. С. 41-68.

124. Межерицкий Я.Ю. «Республиканская монархия»: Метаморфозы идеологии и политики императора Августа. М.; Калуга, 1994. 443 с.

125. Модестов В.И. Тацит и его сочинения: историко-литературное исследование. СПб, 1864. 204.

126. Модестов В.И. Лекции по истории римской литературы, читанные в Киевском и С.Петербургском университетах. СПб, 1888. V, 764, XII, XII с.

127. Откупщиков Ю.В. Словообразование семантика - этимология (о происхождении лат. dominus) // Античная культура и современная наука. М., 1985. С. 176-178.

128. Портнягина И.П. Процессы об оскорблении величия в эпоху раннего принципата // Проблемы античной государственности. Л., 1982. С. 129-150.

129. Пропп В.Я. Фольклор и действительность: Избр. статьи. М.: Наука, 1976. 325 с.

130. Пропп В.Я. Поэтика // Ежегодник рукописного отдела Пушкинского дома на 1992 год. СПб., 1996. С.288-372.

131. Рассел Б. Человеческое познание. М.: Изд-во иностр. лит-ры, 1957.-555 с.

132. Ростовцев М.И. Заглавие и литературный характер Monumentum Ancyranum. СПб.: Тип. М.Стасюлевича, 1913. 22 с.

133. Сергеев B.C. Принцепсы династии Клавдиев // Исторический журнал. 1938. № 6. С. 87-98.

134. Сергеенко М.Е. Жизнь древнего Рима. М.; Л.: Наука, 1964. 335 с.

135. Сергеенко М.Е. О Плинии Младшем // Письма Плиния Младшего. М., 1982. С. 274-282.

136. Смирин В.М. Патриархальные представления и их роль в общественном сознании римлян // Культура Древнего Рима: В 2 т. М., 1985. Т. 2. С. 5-78.

137. Стеблин-Каменский М.И. Мир саги. Становление литературы. Л.: Наука, 1984.-246 с.

138. Томашевский Б.В. Стих и язык: Филологические очерки. М.: ГИХЛ, 1959.-471 с.

139. Томашевский Б.В. Теория литературы. Поэтика. М.: Аспект пресс, 1966.-334 с.

140. Тронский И.М. Корнелий Тацит // Корнелий Тацит. Соч.: В 2 т. СПб., 1993. С. 560-602.

141. Тынянов Ю.Н. Проблема стихотворного языка. М.: Сов. писатель, 1965.-301 с.

142. Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. М.: Наука, 1977.-574 с.

143. Утченко С.Л. Кризис и падение Римской республики. М.: Наука, 1965.-288 с.

144. Утченко С.Л. Древний Рим: События. Люди. Идеи. М.: Наука, 1969.-324.

145. Утченко С.Л. Политические учения древнего Рима. М.: Наука, 1977.-256 с.

146. Февр Л. Бои за историю. М.: Наука, 1991. 629 с.

147. Фрейденберг О.М. Переписка // Переписка Бориса Пастернака. М.: Худож. лит-ра, 1990. 575 с.

148. Фридлендер Л. Картины из бытовой истории Рима в эпоху от Августа до конца династии Антонинов: СПб.: Брокгауз Эфрон, 1914.-628 с.

149. Хализев В.Е. Теория литературы. М.: Высш. школа, 1999. 398 с.

150. Черниговский В.Б. Sive sive. К вопросу о своеобразии художественного метода Тацита // Вестник МГУ. Серия 9. Филология. 1983. № 1. С. 72-78.

151. Черниговский В.Б. Альтернативные высказывания Тацита и их художественная функция: Автореф. Дисс.канд.филол.наук. М.: Изд-во МГУ, 1983.-22 с.

152. Черниговский В.Б. Эллинистические историки «трагического» направления и Тацит // Вестник МГУ. Серия 9. Филология. 1984. № 1.С. 25-31.

153. Чернов С.Н. У истоков русского освободительного движения: Избранные статьи по истории декабризма. Саратов: Изд-во Саратов, ун-та, 1960.-421 с.

154. Черняк А.Б. Тацит о смерти Клавдия (Ann. XIII, 67,1). История текста на примере одного пассажа // ВДИ. 1981. № 3. С. 161-168.

155. Черняк А.Б. Тацит и жанр парных речей полководцев в античной историографии // ВДИ. 1983. № 4. С. 150-162.

156. Черняк А.Б. Рукописная традиция второго массива «Анналов» и «Истории» Тацита //Hyperboreus. 1994. V. 1. Fasc. 1. С. 138-150.

157. Чупина Г.А. К семантике латинского vulgus у Горация // Вопросы слово-и формообразования в индоевропейских языках. Томск, 1988. С. 23-32.

158. Шифман И.Ш. Цезарь Август. Л.: Наука, 1990. 200 с.

159. Штаерман Е.М. Светоний и его время // Гай Светоний Транквилл. Жизнь двенадцати цезарей. М., 1964. С. 249-262.

160. Штаерман Е.М. Эволюция идеи свободы в древнем Риме // ВДИ. 1972. №2. С. 41-61.

161. Штаерман Е.М. От гражданина к подданному // Культура Древнего Рима: В 2 т. М., 1985. Т. 1. С. 22-105.

162. Шухардт Г. Избранные статьи по языкознанию. М.: Изд-во иностр. лит-ры, 1950. 292 с.

163. Щерба JI.B. Опыт общей теории лексикографии // Щерба JI.B. Языковая система и речевая деятельность. JL, 1974. С. 265-304.

164. Adams J.M. The language of the later books of Tacitus // Classical Quarterly. 1972. V. 22. P. 350-373.

165. Adams J.M. Were the later books of Tacitus' Annals revised // Rheinisches Museum. 1974. Bd. 117. S. 323-333.

166. Allen W.J. The political atmosphere of the reign of Tiberius // Transactions and Proceedings of the American Philological Association. 1941. V. 72, P. 1-25.

167. Allen W.J. The Death of Agrippa Postums // Transactions and Proceedings of the American Philological Association. 1947. V. 78. P. 131-139.

168. Allen W.J. Caesar's Regnum (Suet. Jul. 9.2) // Transactions and Proceedings of the American Philological Association 1953, V. 84. P. 227-236.

169. Amundsen L. Notes to the preface of Livy // Symbolae Osloenses. 1947. Fasc. 25. P. 31-35.

170. Anderson W.B. Livy and the lexica // Classical Quarterly. 1931. V. 25. P. 38-48.

171. Baldwin B. Theme, personalities and distortions in Tacitus // Athenaeum. 1974. V. 52. P. 70-81.

172. Baldwin B. Biography of Rome // Studies in latin literature and roman history. Collection Latomus, 1979. P. 100-118.

173. Balsdon J.P.V.D. Auctoritas, dignitas, otium // Classical Quarterly. 1960 H.S. V. 10. N 1. P. 43-50.

174. Benario H.W. The end of Sallustius Crispus // Classical Journal. 1962. V. 57. P. 321-322.

175. Benario H.W. Arcanus in Tacitus // Rheinisches Museum. 1963. Bd. 106. P. 356-362.

176. Benario H.W. Recent Work on Tacitus: 1959-1963 // Classical World. 1964. V. 58. P. 63-83.

177. Benario H.W. Tacitus and the Principate // Classical Journal. 1964. V. 60. P. 97-106.

178. Benario H.W. Recent works on Tacitus: 1964-1968 // Classical World. 1970. V. 63. P. 253-267.

179. Benario H.W. Imperium and capaces imperii in Tacitus // American Journal of Philology. 1972. V. 93. P. 14-26.

180. Benario H.W. An introduction to Tacitus. Athens: University of Georgia press, 1975. IX, 177 p.

181. Benario H.W. Recent work on Tacitus: 1969-1973 // Classical World. 1977. Vol. 71. P. 1-32.

182. Benario H.W. Recent work on Tacitus: 1974-1983 // Classical World. 1986. Vol. 80. P. 73-147.

183. Benario H.W. Six Years of Tacitean Studies: Analytic bibliography on the "Annals" (1981-1986) // Aufstieg und Niedergang der romischen Welt. Principat. Bd. II, 33, 2. Berlin-New-Jork, 1990. P. 1477-1493.

184. Benario H.W. Tacitus and commotus in Ann. 13,56 // Historia. 1994. Bd. 43. H. 2. P. 252-258.

185. Bengtson H. Die Flavier: Vespasian, Titus, Domitianus: Geschichte eines romischen Keiserhauses. Mtinchen: Beck, 1979. 316 S.

186. Between republic and empire: Interpretations of Augustus and his principate / Ed. by Rauflaub. Berkeley: Univ. of California press, 1990. -XXI, 495 p.

187. Boesche R. The politics of pretence: Tacitus and the political theory of despotism // History of political thought. Exeter. 1987. Vol. 7. P. 189210.

188. Boissier G. Tacitus and other roman studies. London, 1906. VI, 277 P

189. Borzsak I. "Otium" taciteum // Proceedings of the Vll-th Congress of the International federation of the societies of classical studies 2. Budapest. 1984. P. 415-422.

190. Briessmann Adalbert. Tacitus und das Flavische Geschichtsbild. Hermes. Einzelschriften. 1955. H. 10. V, 105 S.

191. Brink C.O. Justus Lipsius and the text of Tacitus // Journal of Roman Studies, 1951. V. 41. P. 32-51.

192. Brunt P.A. The Roman mob // Past and Present 1966. V. 35. P. 3-27.

193. Brunt P.A. Lex de Imperio Vespasiani // Journal of Roman Studies. 1977. V. 67. P. 95-116.

194. Brunt P.A. The role of the senate in the Augustan regime // Classical Quarterly. 1984. V. 34. N 2. P. 432-444.

195. Campbell J.B. The emperor and the Roman army: 31BC-AD235. Oxford: Clarendon press, 1984. XIX, 468 p.

196. Castritius H. Der romische Prinzipat als Republik. Husum: Matthiesen, 1982. - 120 S.

197. Charlesworth M.P. Tiberius and the death of Augustus // American Journal of Philology. 1923. V. 44. P. 145-157.

198. Charlesworth M.P. The tradition about Caligula // Cambridge Historical Journal. 1933. V. 4. P. 105-119.

199. Charlesworth M.P. Some fragments of the propaganda of Mark Antony // Classical Quarterly. 1933. V. 27. P. 172-177.

200. Charlesworth M.P. Pietas and Victoria: The Emperor and the Citizen // Journal of Roman Studies. 1943. V 33. P. 1-10.

201. Chilver G.E.F. Augustus and the Roman constitution // Historia. 1950. Bd. 1. S. 73-81.

202. Chilver G.E.F. The Roman law of treason under the early principate // Journal of Roman Studies. 1955. V. 45. P. 73-81.

203. Christ K. Tacitus und der Principat // Historia. 1978. Bd. 27. H. 3. S. 449-487.

204. Classen C.I. Tacitus historian between republic and principate // Mnemosyne. 1988. N. 41. Fasc. 1-2. P. 93-116.

205. Courbaut Ed. Les procedes d'art de Tacite dans les "Histoires". Paris, 1918.-XXI, 297 p.

206. Courtney E. A commentary on the satires of Juvenal. London: Athlone press, 1980. - XIII, 650 p.

207. Crake J.E. The Annals of the Pontifex Maximus // Classical Philology. 1940. V. 35. N4. P. 375-386.

208. Crook J. Tacitus // Phoenix. 1959. V. 13. N 1. P. 38-41.

209. Daly Lloyd. The Entitulature of Preciceronian writings // Classical Studies in Honor of W.A. Oldfather. Urbana. 1943. P. 23-31.

210. Develin R. Tacitus and Techniques of Insidious Suggestion // Antichthon. 1983. N 17. P. 64-95.

211. Detweiler R. Historical perspectives on the death of Agrippa Postumus // Classical Journal. 1970. V. 65. P. 289-295.

212. Dihle A. Tacitus' Agricola und das Problem der historischen Biographie // Der altsprachliche Unterricht. 1988. Bd. 31. H. 5. S. 42-52.

213. Drexler H. Maiestas // Aevum, 1956. Bd. 30. S. 195-212.

214. Earl D.C. Political Terminology in Epistula ad Caesarem // Museum Helveticum. 1959. Bd. 16. S. 152-158.

215. Earl D.C. Political Terminology in Plautus // Historia. 1960. Bd. 9. S. 235-243.

216. Eisenhut W. Virtus Romana: Ihre Stellung in romischen Wertsystem. Munchen: W.Fink Verlag, 1973. 247 S.

217. Enghofer R. Der Ablativus absolutus bei Tacitus. Diss. Wurzburg, 1961. -VIII, 180 S.

218. Fabia Ph. La regie annalistique dans PHistoriographie romaine // Journal des Sarants, 1900. Janvier. P. 433-442.

219. Feger R. Virtus bei Tacitus // Wtirzburger Jahrbticher fur die Altertumswissenschaft. 1948. Bd. 3. S. 301-315.

220. Ferrero L. La voce publica nel proemio degli Annali di Tacito // Rivista di Filologia e di Istruzione Classica. 1946. V. 24. P. 50-86.

221. Flach D. Tacitus in der Tradition der antiken Geschichtsschreibung. Gottingen: Vandenhoeck und Ruprecht, 1973. 245 S.

222. Fontana B. Tacitus on empire and republic // History of polit. Thought. Exeter. 1993. V. 14. P. 27-40.

223. Fornara Ch.W. The nature of history in ancient Greece and Rome. Berkeley etc.: Univ of Calif, press, 1983.- XIV, 215 p.

224. Fraencel Ed. Zur Geschichte des Wortes fides // Rheinisches Museum. 1916. Bd. 71. S. 187-199.

225. Frei-Stolba R. Inoffizielle Kaisertitulaturen im I und II Jahrhundert // Museum Helveticum. 1969. Bd. 26. S. 18-39.

226. Fresch J. Die Nerobiicher in den Annalen des Tacitus: Tradition und Leistung. Heidelberg: Winter, 1965. 192 S.

227. Fritz K. Tacitus, Agricola, Domitian and the problem of the principate // Classical Philology. 1957. V. 52. P. 73-97.

228. From Augustus to Nero: The 1 st dynasty of Rome / Ed. By Mellor R. East Lansing (Mich.): Michigan state univ. press, 1990. - XV, 393 p.

229. Garsetti A. From Tiberius to the Antonines: A history of the Roman empire AD 14-192. London, 1974. -X, 861 p.

230. Geffcken J. Ein Prinzip antiker Erzahlung- und Darstellungskunst // Hermes. 1927. Bd. 62. S. 1-23.

231. Gelzer M. Der Anfang romischer Geschichtsschreibung // Gelzer M. Kleine Schriften. Wiesbaden, 1964. Bd. 3. S. 93-103.

232. Ginsburg J. Tradition and theme in the Annals of Tacitus. New York. 1981.-IX, 152 p.

233. Goodyear F.R.D. Development of language and style in the Annals of Tacitus // Journal of Roman Studies. 1968. V. 58. P. 22-31.

234. Goodyear F.R.D. Cyclic development in History: A note on Tac. Ann. 3, 55, 3 // University of London. Institute of classical studies. 1970. Bull. 17. P. 101-106.

235. Goodyear F.R.D. Tacitus Oxford: Clarendon press, 1970. 44 p.

236. Goodyear F.R.D. Aspects of tacitean historiography // The Annals of Tacitus. Books 1-6 / Ed. By F.R.D. Googyear. Cambridge, 1972. P. 2546.

237. Goodyear F.R.D. Imperatoria Nomina (Tac. Ann. 1.3.1). // Classical Quarterly. 1979. N 29. P. 222-223.

238. Graf F. Untersuchungen tiber die Komposition der Annalen des Tacitus. Inaugural-Dissertation zur Erlangung der Doktorwiirde vorgelegt der hohen philosophischen fakultat I der Universitat Bern. Thun: Aeschlimann, 1931. 105 S.

239. Greenhalgh P.A.L. The year of the four emperors. London: Weidenfeld and Nicolson, 1975. XV. 271 p.

240. Griffin M.T. Nero: The end of a dynasty. New Haven; L.: Yale univ. press. 1985.-320 p.

241. Griffin M.T. Claudius in Tacitus // Classical Quarterly. 1990. V. 60. P. 482-501.

242. Haas H. Virtus Tacitea // Gymnasium. 1938. Bd. 49. S. 163-180.

243. Hammond M. The Augustan principate in theory and practice during the Julio-Claudian period. Cambridge: Harvard univ. press. 1933. 341 p.

244. Hammond M. Res olim dissociabiles 11 Harvard Studies in Classical Philology. 1963. V. 67. P. 93-113.

245. Hanell K. Bemerkungen zu der politischen Terminologie des Sallustius // Eranos. 1945. Bd. 43. S. 263-276.

246. Hanslik R. Tacitus 1939-1972 // Lustrum. 1974. Bd. 16. S. 143-304. Bd. 17. S. 71-226.

247. Haverfield F. Four notes on Tacitus // Journal of Roman Studies. 1912. V. 2. P. 195-200.

248. Heinz W.R. Die Furcht als politisches Phanomen bei Tacitus. Amsterdam: Gruner, 1975.-85 S.

249. Heinze R. Auctoritas // Hermes, 1925. Bd. 60. S. 348-366.

250. Heinze R. Fides // Hermes. 1929. Bd. 64, S. 140-166.

251. Hirschfeld O. Zur Annalistischen Anlage des Taciteischen Geschichtswerkes //Hermes. 1890. Bd. 25. S. 363-373.

252. Hohl Er. Primum facinus novi principatus // Hermes. 1935. Bd. 70. H. 3.S. 350-355.

253. Ianson T. Latin prose prefaces: Studies in literary conventions. Stockholm. 1964.-180 p.252. lens W. Libertas bei Tacitus // Hermes. 1956. Bd. 84. S. 331-352.

254. Iudge E.A. "Res publica restituta" a modern illusion? // Polis and imperium. Toronto: Hakkert, 1974. P. 279-311.

255. Jerome T.S. The Tacitean Tiberius: A Study in historiographic method // Classical Philology. 1912. V. 7. N 3. P. 265-292.

256. Jerome T.S. Aspects of the study of Roman history. New York, 1923. -VIII, 434 p.

257. Kajanto J. Tacitus' attitude to war and the soldiers // Latomus. 1970. Bd. 29. P. 697-718.

258. Keitel E. Tacitus on the death of Tiberius and Claudius // Hermes. 1981. Bd. 109. H. 2. P. 206-214.

259. Keitel E. Principate and civil war in the "Annals" of Tacitus // American Journal of Philology. 1984. V. 105. N 3. P. 306-325.

260. Klingner F. Uber die Einleitung der Historien Sallusts // Hermes. 1928. Bd. 63. S. 165-192.

261. Klingner F. Tacitus und die Geschichtsschreiber des ersten Jahrhunderts nach Christus // Museum Hevleticum. 1958. Bd. 15. S. 194206.

262. Koestermann E.D. Majestatsprozesse unter Tiberius // Historia. 1955. Bd. 4. H.3.S. 72-106.

263. Kornemann Er. Die alteste Form der Pontificalannalen // Klio. 1911. Bd. ll.S. 245-257.

264. Kroll W. Studien zum Verstandnis der romischen Literatur. Stuttgart: Metzler, 1924. -390 S.

265. Kuntze C. Zur Darstellung des Kaisers Tiberius und seiner Zeit bei Velleius Paterculus. Francfurt a. M.: Lang, 1985. - 328 S.

266. Latin Historians / Edited by T.A.Dorey. London: Methuen, 1966. -XIII, 194 p.

267. Latin literature / Edited by Kenney E.J. and Clausen W.V. Cambridge: Cambridge university press. XVII, 974 p.

268. Leeman A.D. Sallusts Prologe und seine Auffassung von der Historiographie // Mnemosyne. 1954. Bd. 7. S. 323-339; 1955, Bd. 8, S. 38-48.

269. Leeman A.D. Le genre et le style Historique a Rome: Theorie et pratique // Revue des Etudes Latines. 1955. V. 33. P. 183-208.

270. Leeman A.D. Structure and meaning in the prologues of Tacitus // Yale Classical Studies. 1973. V. 23. P. 169-208.

271. Levick B.M. Poena Legis Maiestatis // Historia. 1979. Bd. 28. S. 358379.

272. Liebeschiitz W. The theme of liberty in the Agricola of Tacitus I I Classical Quarterly. 1966. V. 16. P. 126-139.

273. Litchfield H.W. National exempla virtutis in roman leterature // Harvard Studies in Classical Philology. 1914. V. 25. P. 1-71.

274. Lord L.E. Tacitus the Historian // Classical Journal. 1925. V. 21. N. 3. P. 177-190.

275. Lofstedt E. On the style of Tacitus // Journal of Roman Studies. 1948.1. V. 38. P. 1-8.

276. Lord L.E. Note on Tacitus' summary of reign of Augustus // Classical Review. 1927. V. 41. P. 121-122.

277. Luge T.J. Tacitus on "History's Highest Function: praecipuum munus annalium (Ann. 3.65) // Aufstieg und Niedergang der romischen Welt. Principat. Berlin, 1991. Bd. II, 33,4. P. 2904-2948.

278. Mackie N.K. Respublica restituta, a Roman myth: Bruxelles: Col. Latomus, 1986. 550 p.

279. Marsh F.B. Roman parties in the reign of Tiberius // American Historical Review. 1926. V. 31. P. 233-250.

280. Marsh F.B. Tacitus and aristocratic Tradition // Classical Philology. 1926. V. 21. N4. P. 289-311.

281. Marsh F.B. The Reign of Tiberius. Oxford: Clarendon press, 1931.1. VI, 335 p.

282. Martin R.H. Tacitus and the death of Augustus // Classical Quarterly. 1955. V. 49. P. 123-128.

283. Martin R.H. Tacitus. Berkeley: Univ. of California press, 1981. 2881. P

284. Marx F.A. Untersuchungen zur Komposition und zu den Quellen von Tacitus' Annalen//Hermes. 1925. Bd. 60. S. 74-93.

285. Marx F.A. Tacitus und die Literatur des exitus illustrium virorum // Philologus. 1937. Bd. 92. S. 83-103.

286. Mc. Donald А.Н. The style of Livy // Journal of Roman Studies. 1957. V. 47. P. 155-172.

287. Mc Faiden D. The history of the title imperator under the roman Empire. Chicago: Univ. press. 1920. 67 p.

288. Mendell C.W. Dramatic construction of Tacitus' Annals // Yale Classical Studies. 1935. V. 5. P. 3-53.

289. Mendell C.W. Tacitus: The man and his Work. New Haven: Yale university press, 1957. VII, 397 p.

290. Merivale Ch. History of the Romans under the Empire: In 7v. London, 1862. V. 7. XI, 622.

291. Mierow Ch. Tacitus the Biographer // Classical Philology. 1939. V. 34. P. 36-44.

292. Miller N.P. Dramatic speech in Tacitus // American Journal of Philology. 1964. V. 85. N 3. P. 279-296.

293. Miller N.P. Tacitus' narrative technique // Greece und Rome. 1977. V. 24. N 1. P. 13-22.

294. Moore F.C. Annalistic method as related to the Book divisions in Tacitus // Transactions and Proceedings of the American Philological Association. 1923. V. 54. P. 5-20.

295. Morford M. How Tacitus defined liberty // Aufstieg und Niedergang der romischen Welt. Berlin. 1990. II, 33, 5 P. 3420-3450.

296. Morris J.M. Compositional techniques in Annales XIII-XIV. Diss. New Haven: Yale university press, 1969. 270 p.

297. Newbold R.F. Social tension at Rome in the early years of Tiberius' regims // Athenaeum. 1974. Bd. 52. Fasc. 1-2. P. 110-143.

298. Niebuhr B.G. Ueber den Unterschied zwischen Annalen und Historie // Niebuhr B.G. Kleine Historische und philologische Schriften. Bonn, 1843. Bd. 2. S. 229-241.

299. Ogilvie R.M. A commentary on Livy. Books 1-5. Oxford: Clarendon press. 1965. -XI, 774 p.

300. Paananen Unto. Sallust's politico-social terminology: its use and biographical significance. Helsinki: Suomalainen Tiedeakatemia, 1972. -127 p.

301. Pappano A.E. Agrippa Postumus // Classical Philology. 1941. V. 36. P. 30-45.

302. Pantzerhielm S.T. The prologues of Sallust // Symbolae Osloenses. 1936. Fasc. 15-16. P. 140-162.

303. Percival I. Tacitus and the Principate // Greece and Rome. 1980. V. 27. N. 2. P. 119-133.

304. Paratore E. Tacito. Milano: Varese, 1951. XXIX, 779 p.

305. Perl G. Die gesellschaftliche Terminologie in Tacitus' Germania // Rom und Germanien. 1983. S. 56-66.

306. Phillipp G.B. Politische Wortstudien // Gymnasium. 1959. Bd. 66. S. 97-127.

307. Politik und literarische Kunst in Werk des Tacitus / Herausgegeben von G.Radke. Stuttgart: Klett, 1971. 151 S.

308. Principat und Freiheit / Herausgegeben von R.Klein. Darmstadt: Wissenschaftliche Buchgesellschaft, 1969. -VI, 555 S.

309. Ramage E.S. The nature and purpose of Augustus' "Res gestae" // Historia. H. 54. Einzelschriften. 1987. 168 S.

310. Rawson E. The first Latin annalists // Latomus. 1976. T. 35. Fasc. 4. P. 659-717.

311. Reid J.S. Tacitus as an Historian // Journal of Roman Studies. 1921. V. 11. P. 191-199.

312. Reitzenstein R. Tacitus und sein Werk // Neue Wege zur Antike. 1927. Bd. 4. S. 3-32.

313. Reitzenstein R. Die Idee des Principates bei Cicero und Augustus // Nachrichten von der Gesellschafit der Wissenschafit zu Gottingen. 1917. S. 399-436.

314. Ries W. Geriichte, Gerede, offentliche Meinung: Interpretationen zur Psychologie und Darstellungskunst des Tacitus. Diss. Heidelberg, 1969. -211 S.

315. Rihova M. Vir bonus chez Tacite // Acta Universitatis Carolinae Philologia. N. 1. P. 7-30.

316. Roberts R.L. Tacitus' conception of the function of History // Greece and Rome. 1936. V. 6. P. 9-17.

317. Romer F. Kritischer Problem- und Forschungsbericht der taciteischen Schriften // Aufstieg und Niedergang der romischen Welt. Principat. Bd. II, 33,3. Berlin- New York, 1991. S. 2299-2339.

318. Rogers R.S. The Conspiracy of Agrippina // Transactions and Proceedings of the American Philological Association. 1931. V. 62. P. 141-168.

319. Rogers R.S. A group of Domitianic treason-trials // Classical Philology. 1960. V. 55. P. 19-23.

320. Rogers R.S. The Case of Cremutius Cordus // Transactions and Proceedings of the American Philological Association. 1965. V. 96. P. 351-359.

321. Ruberg I.S. Tacitus'art of innuendo // Transactions and Proceedings of the American Philological Association. 1942. V. 73. P. 383-404.

322. Rubincam C. The nomenclature of Julius Caesar and the later Augustus in the triumviral period // Historia. 1992. Bd. 41. H. 1. P. 88103.

323. Ruperti G.A. Commentarius in Taciti Annales. Londini, 1825. 441 p.

324. Sage M.M. Tacitus and the Accession of Tiberius // Ancient Society. 1882. N13/14. P. 293-321.

325. Sailer R. Anecdotes as historical evidence for the Principate // Greece and Rome. 1980. V. 27. N 1. P. 69-83.

326. Salmon E.T. A History of the Roman world from 30B.C. to A.D. 138. London: Methuen, 1950. 363 p.

327. Salmon E.T. The Evolution of the Augustean Principate // Historia. 1956. Bd. 5. S. 456-478.

328. Sauter Fr. Der romische Kaiserkult bei Martial und Statius. Stuttgart: Kohlhammer, 1934. 40 S.

329. Schanz M., Hosius C. Geschichte der romischen Literatur. Munchen: Beck, 1927-1935. Bd. 1-2.

330. Scramuzza V.M. The emperor Claudius. Cambridge: Oxford univ. press, 1940.-8, 328 p.

331. Seager R. Lex Valeria de majestate // Historia. 1967. Bd. 16. P. 37-43.

332. Seager R. Tiberius. London: Methuen, 1972. XVIII, 300 p.

333. Seager R. Factio: some observations // Journal of Roman Studies. 1972. V. 62. P. 53-58.

334. Seager R. Amicitia in Tacitus and Juvenal // American Journal of Ancient History. 1977. N. 2. P. 40-50.

335. Seif K. Klaudiusbucher in den Annalen des Tacitus. Mainz, 1973. -XVI. 314 S.

336. Seiler H. Die Masse bei Tacitus. Diss. Erlangen, 1936. 96 S.

337. Shatzman J. Tacitean rumours // Latomus. 1974. T. 33. Fasc. 3. P. 549-578.

338. Sherwin-White A.N. The Letters of Pliny: A historical and social commentary. Oxford: Clarendon press, 1966. -XV, 805 p.

339. Shotter D.C.A. Ea simulacra libertatis // Latomus. 1966. V. 25. P. 265-271.

340. Shotter D.C.A. The debate on Augustus // Mnemosyne. 1967. Bd. 20. P. 171-174.

341. Shotter D.C.A. Tacitus, Tiberius and Germanicus // Historia. 1968. Bd. 17. H. 2. S. 194-214.

342. Shotter D.C.A. Principatus ac libertas // Ancient Society. 1978. N 9. P. 235-255.

343. Shotter D.C.A. A group of maiestas cases in A.D. 21. // Hermes. 1980. Bd. 108. P. 230-233.

344. Shotter D.C.A. Tacitus and Tiberius // Ancient Society. 1988. N 19. P. 225-236.

345. Sievers G.R. Studien zur Geschichte der Romischen Kaiser. Berlin, 1870.-573 S.

346. Starr R. The scope and genre of Velleius history // Classical Quarterly. 1981. V. 31. N 1. P. 162-174.

347. Stevenson G.H. Ancient Historians and their sources // Journal of Philology. 1920. V. 35. P. 204-224.

348. Suerbaum W. Von antiken zum frtihmittelalterlichen Staatsbegriff. Uber Verwendung und Bedeutung von res publica, regnum, imperium und status von Cicero bis Iordanis. Munster: Aschendorff. Verlagsbuchhandlung, 1970. 364 S.

349. Sullivan D. Innuendo and the "weighted alternative" in Tacitus // Classical Journal. 1976. V. 71. P. 312-326.

350. Syme R. Obituaries in Tacitus // American Journal of Philology. 1958. V. 79. P. 18-31.

351. Syme R. Tacitus. Oxford: Clarendon press, 1958. V. 1-2.

352. Syme R. Livy and Augustus // Harvard Studies in Classical Philology. 1959. V. 64. P. 27-87.

353. Syme R. Tacitus und seine politische Einstellung // Gymnasium. 1962. Bd. 69. S. 241-263.

354. Syme R. Sallust. Cambridge: univ. press. 1964. 381 p.

355. Syme R. Ten studies in Tacitus. Oxford: Clarendon press, 1970. 152 P

356. Syme R. Roman revolution. Oxford: univ. press, 1974. 569 p.

357. Syme R. History or Biography: The Case of Tiberius Caesar // Historia. 1974. Bd. 23. P. 481-496.

358. Syme R. How Tacitus wrote Annals I-III // Historiographia Antiqua. Leuven, 1977. P. 231-263.

359. Syme R. Juvenal, Pliny, Tacitus // American Journal of Philology. 1979. N 100. P. 250-278.

360. Syme R. Biographers of the Caesars // Museum Hevleticum. 1980. V. 37. Fasc. 2. P. 104-128.

361. Syme R. Tacitus: some sources of his information // Journal of Roman Studies. 1982. V. 72. P. 68-82.

362. Syme R. Domitian: the last years // Chiron. 1983. Bd. 13. P. 121-146.

363. Tacitus: Studies in latin literature and its influence / Edited by T.A.Dorey. London: Routledge and Kegan. 1969. 180 p.

364. Tacitus / Herausgegeben von V.Poschl. Darmstadt: Wissenschaftliche Buchgesellschaft, 1969. XV, 602 S.

365. Talbert J.A. Augustus and the senate // Greece and Rome. 1984. V. 31. N1. P. 55-63.

366. Tanner R.G. Tacitus and the Principate // Greece and Rome. 1969. V. 16. P. 95-99.

367. Traub H.W. Tacitus' use of ferocia // Transactions and Proceedings of American Philological Association. 1953. V. 84. P. 250-261.

368. Ullman B.L. History and Tragedy // Transactions and Proceedings of the American Philologicas Association. 1942. V. 73. P. 25-53.

369. Urban R. Tacitus und die Res gestae divi Augusti // Gymnasium. 1979. Bd. 84. S. 59-80.

370. Vansina J. Oral Tradition: A study in historical methodology. Chicago: Aldine, 1965. XIV, 226 p.

371. Walbank F.W. History and Tragedy // Historia. 1960. Bd. 9. H. 2, S. 216-234.

372. Walker B. The Annals of Tacitus: A Study in the writing of history. Manchester: University press, 1952. VIII, 284 p.

373. Wallace-Hadrill A. The Emperor and his Virtues // Historia. 1981. N 3.S. 298-323.

374. Wallace-Hadrill A. Civilis princeps: between citizen and King // Journal of Roman Studies. 1982. V. 72. P. 32-48.

375. Wallace-Hadrill A. Suetonius: The scholar and his Caesars. London: Duckworth, 1983. IX, 216 p.

376. Walsh P.G. Livi's preface and the distortion of History // American Journal of Philology, 1955. V. 76. P. 369-383.

377. Walsh P.G. Livy. His historical aims and methods. Cambridge: Claredon press, 1961. XI, 301 p.

378. Weische A. Studien zur politischen Sprache der romischen Republic. Mimster: Aschendorff. Verlagsbuchhandlung, 1975.-Ill S.

379. Wellesley K. Can you trust Tacitus? // Greece and Rome. 1954. N 1. P. 13-35.

380. Wellesley K. Suggestio falsi in Tacitus // Rheinisches Museum. 1960. Bd. 103. S. 272-288.

381. Welskopf E. Die Kunst der Suggestion in der Darstellungsweise des Tacitus // Studii clasice. 1961. T. 3. S. 361-368.

382. Williams G. Chance and decline. Roman literature in the early Empire. Berkeley: univ. of Calif. Press. 1978. VIII, 344 p.

383. Wirszubski Ch. Libertas as political idea at Rome during the late republic and early principate. Cambridge: University press, 1950. - 2301. P

384. Wirszubski Ch. Audaces: A study in political phraseology // Journal of Roman Studies. 1961. V 51. P. 12-22.

385. Wolfflin Ed. Die hexadische Composition des Tacitus // Hermes. 1886. Bd. 21. S. 157-159.

386. Yavetz Z. Vitellius and the "Fickleness of the Mob" // Historia. 1969. Bd. 18. H. 5. P. 557-569.

387. Yavetz Z. Plebs and Princeps. Oxford: Clarendon press, 1969. 1421. P

388. Yavetz Z. The Res Gestae and Augustus' Public Image // Caesar Augustus. Seven Aspects / Ed. F.Millar, E.Segel. Oxford, 1984. P. 1-36.

389. Zlatuska Z. Dominus als Anrede und Titel under dem Principat // Charisteria Francisco Novotny octogenario oblata. Praha. 1962. S. 147150.