автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Поэтико-философское своеобразие рассказов Татьяны Толстой

Полный текст автореферата диссертации по теме "Поэтико-философское своеобразие рассказов Татьяны Толстой"

На правах рукописи

люй цзиюн

ПОЭТИКО-ФИЛОСОФСКОЕ СВОЕОБРАЗИЕ РАССКАЗОВ ТАТЬЯНЫ ТОЛСТОЙ

(На материале сборника «Ночь»)

Специальность 10.01.01 - русская литература

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Тамбов 2005

Работа выполнена на кафедре русской филологии Тамбовского государственного технического университета.

Научный руководитель доктор филологических наук, профессор

Попова Ирина Михайловна

Официальные оппоненты: доктор филологических наук, профессор

Михеев Юрий Эдуардович

кандидат филологических наук Воробьева Светлана Юрьевна

Ведущая организация Тольяттанский государственный

университет

Защита состоится 27 апреля 2005 г. в 14 часов на заседании диссертационного совета Д 212.261.03 в Тамбовском государственном университете им. Г.Р. Державина по адресу: 392000, г. Тамбов, ул. Советская, 93, Институт филологии ТГУ имени Г.Р. Державина.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Тамбовском государственном университете имени Г.Р. Державина (ул. Советская, 6).

Автореферат разослан «ЯГ» 2005 года.

Ученый секретарь

диссертационного совета ' C.B. Пискунова

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Татьяна Толстая - наиболее «фольклорный» мастер слова в современной русской литературе. Ее оригинальный талант вызывает самые различные исследовательские определения. Одни рецензенты вписывают творчество Т. Толстой в «женскую прозу» (В. Токарева, Л. Пет-рушевская, В. Нарбикова)1. Другие ставят автора «Кыси» в иной типологический ряд: В. Ерофеев, Вяч. Пьецух, В. Нарбикова, С. Каледин, В. Пелевин2. Вокруг имени Т. Толстой ведутся споры, звучат взаимоисключающие суждения о жанре ее произведений, смысле интертекстуальных включений, роли автора, типах героев, способах сюжетосложе-ния и манере письма.

Золотоносов М. отмечал необычность литературной игры, которую ведет писательница. Суть ее «сочетание безжалостности, пугающего всеведения о герое со злой наблюдательностью спокойно-ледяного психологизма»3. Василевский А., напротив, считает, что в рассказах Т. Толстой всегда присутствует «динамическое равновесие» беспощадной ироничности и дружелюбного юмора, жестокой правды и милосердной снисходительности4. Убедительны суждения С. Пискуновой и В. Пискунова по проблеме авторского мировидения и, в частности, необычного соотношения «автор - герой». По мнению критиков, в прозе Т. Толстой происходит совмещение двух противоположных модусов авторского повествования: полная дистанцированность нарратора совмещается с максимальным вживанием в проблемы героя5.

Сопоставляя рассказы Т. Толстой и Л. Петрушевской, исследователи Н. Медведева, А. Михайлов, И. Грекова подчеркивают, что в отли-

1 Чупринин, С. Другая проза / С. Чупршшн И Литературная газета. - 1989. -8 февраля; Бондаренко, В. Очерки литературных нравов / В. Бондаренко // Москва. - 1987. - № 12; Грекова, И. Расточительность таланта / И. Грекова // Но вый мир. - 1988 - № 1.

2 Василевский, А Ночи холодны / А Василевский // Дружба народов. -1988. - № 7. - С. 256 - 258. Невзглядова, Е. Эта прекрасная жизнь (о рассказах Т Толстой) / Е Невзглядова // Аврора. - 1986. - № 10. - С. 111 - 120; Михайлова, А. О рассказах Т Толстой / А. Михайлова // Т. Толстая На золотом крыльце сидели. М.: Молодая гвардия, 1987; Золотоносов, М. Мечты и фантомы / М Золотоносов // Литерачурное обозрение - 1987. - № 4.

3 Золотоносов, М. Мечты и фантомы / М. Золотоносов // Литературное обозрение. - 1987. - № 4 - С. 60.

4 Василевский, А. Ночи холодны / А. Василевский II Дружба народов. ~ 1988.-№ 7.-С. 257.

5 Пискунова, С., Пискунов, В. Уроки зазеркалья / С. Пискунова, В. Пискунов // Октябрь. - 1988. - № 8. -С. 193_

РОС. НАЦИОНАЛЬНАЯ j

БИБЛИОТЕКА С. Петербург

awCpfc _

чие от Петрушевской с ее перенасыщенной «негативной реальностью» проза Толстой гуманистична, сочувственна. Ее герои, не избавленные от бытовых неурядиц и нищеты, не утрачивают веры в жизнь, надежды на воплощение в реальность романтической мечты Многие персонажи Татьяны Толстой похожи на праведников Н.С. Лескова и чудиков В. Шукшина. Хорошо образованная и щедро одаренная писательница обогатила жанр рассказа с помощью оригинальной поэтики, создавая «особое роскошество» текстов, - считают И. Грекова и Н. Медведева6.

Выявлению функциональности литературных аллюзий в текстах Т. Толстой посвятил статью «В минус первом и минус втором зеркале: Т. Толстая, В. Ерофеев - ахматовиана и архетипы» А. Жолковский7. Исследователь дал глубокий анализ интертекстуальных связей Татьяны Толстой с творчеством А. Пушкина, Н. Гоголя, Ф. Достоевского, Г. Флобера, В. Набокова, А. Платонова, А. Ахматовой, Б. Ахмадулиной на материале рассказа «Река Оккервиль». Интертекстуальность рассказов Татьяны Толстой обнаруживает себя повсеместно (явная и скрытая цитация, реминисценции, пародирование сюжетов), и выявление ее позволяет более глубоко интерпретировать проблематику прозы писательницы. Такие выводы делают Н. Иванова, И. Грекова и А. Генис в своих статьях о творчестве Татьяны Толстой8.

Обзор имеющихся в арсенале отечественного литературоведения откликов на прозу Татьяны Толстой показывает, что многие из них только намечают современные подходы к изучению оригинального творчества писательницы. Актуальность целостного рассмотрения ее прозы ощущается теми исследователями, которые затрагивают фило-софско-этический, концептуальный и поэтический аспекты творчества Татьяны Толстой. Ждет ответа вопрос о месте писательницы в русской литературе конца XX - начала XXI вв. Спорной остается принадлежность Т. Толстой к той или иной художественной системе. Ждут реше-

6 Медведева, Н.Г. Повествователь и герой в рассказах Т. Толстой / Н.Г. Медведева // Проблемы типологии русской литературы XX века. Межвуз. сб. науч. тр.: ГУ им. М Горького, 1991 - С 137

Жолковский, А. В минус первом и минус втором зеркале: Т. Толстая, В. Ерофеев - ахматовиана и архетипы / А Жолковский // Литературное обозрение. - 1995. - № 6. - С. 25 - 41.

8 Иванова, Н Неопалимый голубок «Пошлость» как эстетический феномен / Н. Иванова // Знамя. - 1991. - № 8; Грекова, И. Расточительность таланта / И. Грекова // Новый мир. - 1988. - № 1; Генис, А. Рисунки на полях: Татьяна Толстая / А. Генис // Генис А. Иван Петрович умер' Статьи и исследования -М„ 1999. 2

ния и проблемы жанрообразования, способов моделирования концепции мира в рассказах писательницы, так как в русской литературе конца XX в. происходит жанровый синтез с одновременным выходом за жанровые пределы произведения с обретением не свойственных ему ранее форм. Эти процессы особенно ярко отразились в прозе Т. Толстой.

Отнесение писательницы к «другой прозе», т.е. к потоку литературы, объединившему в 1980-е гг. очень разных по стилистической манере и проблемно-тематической наполненности произведений таких авторов, как В. Пьецух, В. Ерофеев, С. Каледин, Л. Петрушевская, Е. Попов, М. Кураев, не означает, что Татьяна Толстая полностью вписывается в это направление, так как большой талант - это всегда непохожесть. И определить эту «особость» можно только через целостный всесторонний анализ творчества писателя.

В связи с тем, что в литературоведении проза Татьяны Толстой рассмотрена в целом отрывочно, представляется актуальной предпринимаемая на страницах настоящей работы попытка исследования художественного своеобразия рассказов, объединенных писательницей в сборник «Ночь».

Актуальность работы продиктована сложившейся в современной науке приоритетной линией по изучению литературы конца XX - начала XXI вв. в ее жанровом аспекте Выявление жанрово-поэтического своеобразия прозы Татьяны Толстой представляет несомненный научный интерес, так как позволяет определить ведущие тенденции современного литературного процесса.

В диссертации осуществлена попытка проанализировать авторский цикл произведений, маркируемый концептуальным заголовком «Ночь», определить его специфику в области жанрового содержания и жанровой формы, выявить и осмыслить поэтико-философские особенности малой прозы Татьяны Толстой, позволяющей глубже понять эстетическую сущность современных процессов в области постмодернистской литературы Кроме того, поскольку творчество Татьяны Толстой не становилось до сих пор объектом диссертационных исследований, предпринимается попытка интерпретационного и поэтического анализа прозы яркого писателя современности.

Диссертация написана на материале малой прозы Татьяны Никитичны Толстой. Основной акцент сделан на рассказах, входящих в сборник «Ночь» с привлечением всей прозы писательницы. Этот пласт творчества Т. Толстой и стал объектом диссертационного изучения, а

осмысление рассказов сборника «Ночь» с точки зрения их идейно-эстетического единства и жанрового своеобразия послужило основным предметом исследования нашей работы.

Цель исследования можно определить следующим образом: изучить идейно-тематическую основу рассказов Татьяны Толстой, входящих в сборник «Ночь»; выявить жанровое своеобразие рассказов Татьяны Толстой; определить механизм цикличности.

Из целей диссертации вытекают базовые задачи работы:

1 Исследовать сквозной мотив прозы Т. Толстой «разлад мечты и действительности».

2 Выявить наиболее значимые художественные приемы сюже-тосложения на материале сборника «Ночь».

3 Проанализировать мифопоэтическую структуру рассказов, сочетающуюся с игровым интертекстуальным характером произведений Т. Толстой.

4 Рассмотреть смысл заглавия, объединяющего все рассказы цикла «Ночь»; обнаружить и объяснить взаимодействие элементов художественной системы Т. Толстой, определить их идейно-эстетическую цельность.

Целью и задачами диссертационного исследования обусловлен выбор методики, в основе которой лежит комплексный подход, сочетающий структурно-поэтический, рецептивно-эстетический, интертекстуальный и мифопоэтический анализ произведений.

Методологической базой исследования являются труды теоретиков постмодернизма: И.П. Ильина, М.Н. Липовецкого, И.С. Скоропа-новой, Н.Б. Маньковской, В. Курицына и других. Кроме того, в работе осмыслен пласт современных литературно-критических изысканий таких авторов, как Т. Вайзер, А. Генис, И. Грекова, Н. Ефимова, А. Жолковский, Н. Иванова, Н. Медведева, И. Шпаковский и др.

Диссертация является одной из попыток утверждения нового вектора исследований кафедры русской филологии Тамбовского государственного технического университета, связанного с изучением современной русской постмодернистской литературы.

Научная новизна диссертации определяется тем, что предметом отдельного специального изучения становится идейно-художественное, проблемно-философское, мифопоэтическое, интертекстуальное и жан-рообразующее содержание сборника рассказов Т. Толстой «Ночь». В диссертационном исследовании предпринимается попытка анализа

рассказов, объединенных в цикл с символическим концептуальным названием «Ночь», как метарассказа, т.е. идейно-эстетического единства со сходными жанрообразующими элементами.

Диссертация дает представление о важнейшей части самобытной прозы современного писателя, выявляет концептуальные черты лирического постмодернизма, в русле которого находится творчество Татьяны Толстой, что помогает в разрешении центральной задачи современного литературоведения: разрушении стены непонимания между читателями и русским постмодернизмом с помощью изучения и дешифровки постмодернистского художественного кода, раскрытия своеобразия философии и эстетики новейшего русского искусства.

Научной новизной обусловлена и сущность гипотезы, выдвигаемой в настоящем диссертационном исследовании: цикл рассказов Татьяны Толстой «Ночь» скрепляется в метарассказ единой глобальной проблемой философско-этического плана «разрыв мечты и действительности», идущей от цикла Н.В. Гоголя «Петербургские повести» и имеющей глубокую традицию во всей классической русской литературе.

Основные положения, выносимые на защиту:

1 Сборник Татьяны Толстой «Ночь» представляет собой циклическое гипертекстовое образование, объединенное символическим названием, которое подчеркивает искаженность духовного состояния современного общества, его опошление и ожесточение, пребывание во «мраке окаменелого нечувствия».

2 Стержневой проблемой всех рассказов, включенных в цикл «Ночь», является идущая от русской классической литературы мысль о драматическом разрыве «мечты и действительности», о неравной борьбе «маленького человека» со стихией жизни, об уходе личности в область высокодуховного от хаоса повседневности.

3 Проблематика петербургских и московских рассказов Татьяны Толстой воплощается через сквозной библейский символ потерянного рая, который обретается человеком с рождения (детство - Эдемский сад), а теряется по мере взросления в грехах земной жизни. В художественной философии писательницы концептосфера выражения «райский сад» предполагает антиномии «свет-тьма», «день-ночь», «духовное-материальное», «живое-мертвое», «вечное-сиюминутное», «доброе-злое», «воображаемое-реальное», «мечта-действительность». С помощью этого широкого спектра символических мотивов создается поэтическая картина мира в сборнике «Ночь».

4 Оригинальная повествовательная структура сборника Татьяны Толстой «Ночь» формируется посредством метафоризации стиля, интертекстуальности, акцентирования мотивов игры, использования контрастного принципа архитектоники произведений, противопоставления сознания и подсознания, неоднозначности проявления авторской позиции по отношению к своим героям.

5 Важнейшим знаком в художественной системе сборника «Ночь» является пушкинский интертекст, позволяющий сквозь опошленный массовым сознанием авторитет русской культуры, символом которого выступает пушкинское слово, осознать национальный образ современного кризисного мира, увидеть его дисгармоничность.

6 Цикличность рассказов, входящих в сборник «Ночь», определяется также единством пространственно-временных отношений, которые выполняют сюжетообразующие, характеризующие персонажей и выражающие авторское мироведение функции.

Теоретическая значимость диссертации состоит в том, что она способствует более глубокому пониманию эстетических процессов, происходящих в современной русской постмодернистской литературе в области такой модификации, как лирико-философский постмодернизм. Анализ мифопоэтической структуры, интертекстуальной составляющей, теоретических аспектов проблемы повествования и выражения авторского сознания, воплощенных в конкретные художественные тексты, позволяют уточнить некоторые черты эстетики русского постмодернизма.

Практическое значение исследования связано с возможностью использования его результатов при разработке способов прочтения постмодернистского текста в курсе лекций по истории русской литературы XX века, при чтении спецкурсов по проблемам современной литературы на филологических факультетах, на факультативах школ с гуманитарным профилем.

Апробация исследования осуществлялась в рамках учебно-методических семинаров кафедры русской филологии Тамбовского государственного технического университета. Проблемы, затронутые в диссертации, обсуждались на Международной научной конференции в Горловском пединституте (Украина) в 2003 г., а также на IX научной конференции Тамбовского государственного технического университета в 2004 г.

Основные положения работы отражены в трех публикациях.

Структура и объем диссертационного исследования. Диссертация состоит из двух глав, введения, заключения и списка использованной литературы, включающего 122 наименования.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении обосновываются тема и цели диссертационной работы, формулируются задачи исследования.

В первой главе - «Проблемно-тематический комплекс сборника Татьяны Толстой «Ночь» в начале представлен такой аспект поэтико-философского содержания рассказов Татьяны Толстой, как полисемантика смысла названия цикла (по одноименному рассказу), раскрывающая основную идею книги. «Ночь» - это сон людского сознания, мрак равнодушия и черствости, покрывший землю, живя на которой человечество никак не может совместить духовное и материальное, воплотить мечту в действительность Ночь - это также тьма богооставленности в душах, это охлаждение любви к ближнему.

Факт размещения всех (кроме рассказов «Сюжет» и «Сомнамбула в тумане») произведений сборника «Ночь»9 в книге «Не Кысь»10 очень знаменательный. Татьяну Толстую всегда представляют как автора романа «Кысь», хотя она «...сильнее как раз в короткой прозе. Да и сама она косвенно признает это, говоря, что ее новеллы по сути своей концентрированные романы, поэтому роман писать ей трудно: приходится концентрат разводить водой»11. По нашему убеждению, название книги представляет собой противопоставление. «Не Кысь» - несет в себе прежде всего жанровое разделение, подчеркивающее наличие не менее важной составляющей художественного творчества, чем единственный роман писательницы. Это противопоставление формально-содержательное, жанровая антитеза.

Семантика названия сборника включает в себя также концепт духовной смерти, воплощенный в сквозном мотиве. Смерть в художественном мире Т. Толстой явлена достаточно разновариантно: как естественный финал истощения биологических и духовных ресурсов человека, как преждевременная, спровоцированная какой-либо болезнью кон-

9 Толстая, Т Ночь Рассказы / Т Толстая // - М ■ Подкова, 2002. - 352 с.

10 Толстая. Т. Не кысь / Т. Толстая // - М.: Изд-во Эксмо, 2004. - 608 с.

11 Тух. В. Первая десятка современной русской литературы / Б. Тух // -М.: Оникс 21 век, 2002. - С. 346.

чина, насильственная - в виде гибели или убийства и, наконец, в форме суицида. Особое место занимают те случаи, в которых мотив смерти реализован метафорически. Мир детства, каким воссоздает его в сборнике «Ночь» Татьяна Толстая, включает в себя поэтизацию смерти, метафоризацию ухода в другой мир как наступление «ночи», тьмы.

Для прозы Толстой характерно обращение к вечным проблемам, ее творчество ориентировано на понимание добра и зла в современном мире. И название сборника «Ночь» характеризует авторский замысел цикла в аспекте восприятия кризисности окружающей действительности, где ощущается власть мрака в противовес слабости света. Эту концептуальную составляющую названия сборника раскрывает рассказ «Ночь», где мир воспринимается глазами больного ребенка, считающего себя «шелухой», предназначенной к сожжению.

В следующем разделе анализируется проблема разлада мечты и действительности в «петербургских» рассказах сборника «Ночь». Решаемая как неравная борьба «маленького человека» со стихией жизни, проблема вечного разлада «мечты и действительности» обретает аспект ухода героя с тонкой душевной организацией в область высокодуховного (светлого) от грубой, пребывающей в кризисе, противоречивой и несовершенной (темной) реальности.

В «петербургском» разделе сборника «Ночь» присутствуют рассказы, в которых библейская символика (образ Эдема) является доминирующей, происходит контрастное сопоставление детских лет (райских) и последующих периодов взрослой жизни. Детство - всегда у Татьяны Толстой воспоминание об утерянном рае, в котором царят гармония и блаженство, а страдания предстают как что-то чуждое, временное, противоестественное. Детство - это духовная связь с природой, с Богом, но Татьяна Толстая одновременно показывает психологию обнаженной нежной души ребенка, испытывающего и состояние «богооставленно-сти», языческого мировосприятия («Любишь не любишь», «Вышел месяц из тумана», «Свидание с птицей»). «Лето жизни» приносит знание об «осени» и «зиме» жизни: в душу входит ужас смерти. И детство кончается. Но потребность восстановить душевную гармоническую связь с природой остается навсегда.

Рассказ «На золотом крыльце сидели» потрясает своей обреченностью, неизбывной горечью от потери детства. Глагол прошедшего времени в заголовке произведения отнесен и к дяде Паше, который замерз на крыльце своего дома, и к главной героине, для которой жизнь человека предстает как «дрожащий живой огонечек».

Библейская символика приобретает в петербургских рассказах Татьяны Толстой философско-поэтический смысл: детство - это вечность души, умеющей преображать унылую, «бегущую мимо», «неблагодарную, обманную, насмешливую, бессмысленную, чужую» жизнь в прекрасную, райскую гармонию духа, дарованную человеку Всевышним и утерянную в греховности «взрослой» жизни.

Предельно важна для концепции сборника «Ночь» антиномия «свет-тьма», которая пронизывает «московские» рассказы писательницы («Милая Шура», «Факир», «Охота на мамонта», «Спи спокойно, сынок», «Круг», «Поэт и муза», «Огонь и пыль», «Пламень небесный» и «Ночь»). Эти рассказы объединяют не только место действия персонажей и место создания произведения, но и единство проблематики и художественных средств. Во всех этих произведениях обнаруживается сквозной философский антиномический символ «свет - тьма», работающий на центральную идею всего цикла.

Рассказ «Милая Шура» построен на контрасте: и символика деталей, и образная система, и сюжет. Главная героиня Александра Эрне-стовна появляется впервые «вся залитая розовым мартовским светом», чтобы в конце рассказа уйти во тьму небытия, но остаться «реальной, как мираж». Тьма смерти снова побеждена светом любви далекого Ивана Николаевича, который остался в жизни героини как несбывшаяся заветная мечта, прошедшая через всю ее земную жизнь.

Антиномия «свет - тьма» представлена в рассказе «Огонь и пыль» как вариант; но смысл сохранен: яркая духовная жизнь для людей -огонь, а мещанское накопительство - пыль, труха.

В рассказе «Ночь» та же антиномия концептуализирована в особенно острой трагической форме. Главный герой «дебил» Алексей Петрович воспринимает мир как свет. Его ограниченное сознание не мешает ему видеть добро. Но свет в душе героя меркнет, потому что сталкивается со злом, «ночь» - это ненависть в душах людей.

Рассказ «Пламень небесный» представляет еще одну интерпретацию антиномии «свет - тьма». Смертельно больной Коробейников -одинок. Он тянется к людям, живущим на даче, но хорошее отношение (свет) сменяется на неприязнь (тьму) из-за клеветы ревнивого скульп-юра Димы. Ольга Михайловна и ее муж выказывают презрение к больному. И после раскрытия истины не могут далее с милосердием относиться к Коробейникову. А Ольга Михайловна жаждет его смерти.

Таким образом, концептосфера антиномии «свет - тьма» в рассказах Татьяны Толстой достаточно широка и включает противопоставление

духовного и материального, возвышенного и низменного, живого и мертвого, бытового и бытийного, мечты и действительности (воображаемого и реального), вечного и сиюминутного, доброго и злого, сострадательного и равнодушного. С помощью такого спектра символических мотивов писательнице удается ярко и убедительно изобразить кризис духовности в современном мире.

Для художественного мира Татьяны Толстой не менее важен сю-жетообразующий мотив игры. Писательница переносит игровые принципы в мир взрослых. Игра заменяет персонажам яркие душевные переживания, которых им не хватает в серой обыденности жизни.

Рассказ «На золотом крыльце сидели» ведется с позиции ребенка, поэтому он насыщен детскими играми и сказочными мотивами. Там дядя Паша (и царь Соломон, и заколдованный принц) распахивает дверь в пещеру Аладдина, а Вероника Викентьевна - жадная царица и русалка. В «Охоте на мамонта» Зоя, мещанка с убогим интеллектом, мечтает о муже-враче-короле и воображает себя принцессой-медсестрой и королевой красоты, однако желание выйти замуж доводит ее до безумия, и в приступе шизофрении она накидывает Валерию петлю на шею и душит его.

В «Факире» Филин руководит игрой, составляет программы вечера, находит для приглашенных «новые игрушки». Однако Толстая показывает, что игры взрослых искусственны, фальшивы. Игра, которую продолжают Галя и Юра без Филина, превращается в гротеск. Когда они пытаются копировать репертуар Филина и напрашиваются в гости к очаровавшему их Матвею Матвеичу, то тот весь вечер говорит о своих врагах. Приглашенный бард Власов требует за исполнение песен денег, и соседям приходится взломать детскую копилку, чтобы Галя могла хоть мелочью с ним расплатиться. В «Факире» тема игры обнажает Галины неприглядные качества. Как следствие ее желания приблизиться к Филину, у нее появляется недовольство Юрой, семьей, квартирой, она завидует избраннице Филина Алле, бросает дочь, чтобы играть с Филином. Всем персонажам Т. Толстой не удается совместить жизнь в современном обществе и игры «в королевы». Грубая реальность уничтожает воздушные замки рано или поздно.

Таким образом, единство проблемно-тематического комплекса сборника Татьяны Толстой «Ночь» определяется воплощением центральной проблемы: поиск человеком смысла бытия в дисгармоничном кризисном мире, когда остро ощущается потеря райской благодати дет-

ства и невозможности применения духовных потенций, заложенных в основу человеческого естества. Проблема разлада мечты и действительности решается писательницей с помощью таких поэтических средств, как введение библейской символики, приема игры, метафори-зации стиля и других.

Во второй главе диссертационного исследования «Повествовательная структура рассказов Татьяны Толстой» изучаются проблемы соотношения образа автора-повествователя и центральных персонажей рассказов.

Противопоставление сознания и подсознания в качестве повествовательной стратегии обнажения сущности героев обнаруживается в рассказах «Ночь», «Поэт и муза», «Вышел месяц из тумана» и многих других.

Конфликт между «внутренним» голосом и «внешним» поведением героя, каким его воспринимают окружающие, передает авторское ми-ровидение: ощущение несоответствия желаемого идеала и драматической реальности.

Например, в рассказе «Вышел месяц из тумана» повествование ведется от третьего лица. Автор - повествователь сразу отмечает «конфликтность» внешнего поведения героини и общепринятой нормы. Образ автора проявляется вновь в финале рассказа, когда оценивается жизнь героини как суета и выражается сожаление, что она не смогла услышать ничего прекрасного сквозь «гул жизни». Автор выступает здесь как сочувствующий очевидец и комментатор, осознающий страдания героини до самых глубин подсознания.

Другая жизненная позиция, противоположная пассивно-страдальческой (Петере, Наташа) - это энергичная деятельность по достижению жизненной цели. Ее проявляют Зоя из «Охота на мамонта», Нина из «Поэта и музы», Женечка из «Самой любимой», Василий Михайлович из «Круга», Симеонов из «Реки Оккервиль».

Герои этого типа, также неудовлетворенные своей жизнью, пытаются не только сотворить мечту, но и осуществить ее в реальности. Но в стремлении к мечте все эти персонажи слышат только себя, для каждого из них существенна только собственная позиция, а окружающие люди остаются не услышанными ими. Авторская позиция очевидна: и пассивные мечтатели, и активные терпят крах, потому что духовно незрелы, зачастую эгоистичны, глухи к страданиям других.

В рассказах Т. Толстой усилено оценочное начало, проявляющееся преимущественно через субъектную форму повествователя дли рас-

сказчика. Нередко повествователь принимает форму прямого повествования. происходит характерное для лирической прозы открытое включение в текст авторского голоса то сливающегося с голосами персонажей, то ведущего с ними диалог. Это может быть иронический подтекст в повествовании подчеркнуто объективном, рисующем ситуацию с позиции героя.

В финале, как правило, вырисовывается собственная позиция повествователя - главного лица рассказов Толстой, солирующего в многоголосом жизненном хоре. Беспощадная трезвость видения и понимания соединяется в ней с верой в непреходящие ценности - сострадание, доброту, в «дар безответной любви».

Явная неоднозначность авторской позиции в рассказах Т. Толстой объясняется сложностью отношений между повествователем и героем. Т. Толстая не учит своих героев, как жить, не подсказывает выход, а стремится показать ценность любой человеческой жизни.

Авторская позиция выявляется также с помощью пушкинского интертекста. В новейшей отечественной литературе пушкинская тема одна из самых значимых. К ней обращались А. Битов и Вен. Ерофеев, Л. Петрушевская и В. Нарбикова, Е. Попов и С. Соколов. Татьяна Толстая не составляет в этом плане исключения.

Специфической чертой восприятия пушкинского наследия является следующая: при обращении к Пушкину современных прозаиков привлекает не столько обыгрывание известных сюжетов, имен героев и названий произведений, сколько образ самого поэта, его «гениальность», «всемирная отзывчивость», творческий потенциал.

Пушкин нередко осмысляется не просто как выдающийся, а как единственный гениальный творец в русской литературе. Все последующие - лишь бледные тени, слабые отголоски того, что мог бы совершить Гений, останься он жив. С этой точки зрения показателен рассказ Т. Толстой «Сюжет»: в предсмертном бреду Пушкина сводятся воедино все классические образцы русской литературы XIX в.

Пушкинский гений предопределяет не только развитие русской литературы, но и движение русской истории. В рассказе Т. Толстой «Сюжет» предпринимается попытка смоделировать жизненный и творческий путь поэта при ином исходе дуэли. Интересно, что связанные с этим изменения затрагивают не столько историю литературы, сколько историю России: случайная встреча постаревшего Пушкина с юным Володей Ульяновым делает невозможной пролетарскую революцию.

В литературе же особых перемен в связи с многолетним творческим путем Пушкина не происходит.

В нелепом, на первый взгляд, шокирующем читателя «допущении» (рассказ «Сюжет» начинается со слова: «Допустим»), что будущий Ленин убил Пушкина, есть глубокая истина: да, Россия пушкинская была «убита» Россией большевистской.

Особенности интерпретации пушкинской темы в произведениях Т. Толстой связаны с воплощением потребности героев в гармонии и одновременно осознанием невозможности ее достижения. Необходимо согласиться, что «Пушкин предстает как идеал справедливости и гармонии. Но примечательно, что попытка его воплощения вновь, как и в рассказе «Поэт и муза», носит чисто внешний, событийно-ситуативный характер. И все же очень важно, что герой, живя в бессмысленном, алогичном мире, не утрачивают веры, тяги к гармонии, пусть даже этот идеал и неосуществим»12.

В рассказе «Ночь» сознание больного слабоумного юноши тоже наполнено пушкинскими образами. Познание мира идет через «яркие понятные картинки» в книге сказок Пушкина.

Не понимая устройства мира, Алексей Петрович интуитивно знает мир через строчки Пушкина. И он дня него такой же спасительный, как и «свой мир». Герою очень нравятся стихи Пушкина. Когда их читает Мамочка, то он широко смеется, топает ногой. Он воспринимает ритм и видит особый смысл в соединении слов «зверь» и «дитя».

Поскольку именно заглавие этого рассказа вынесено в качестве названия книги «Ночь», то это озарение «дебила», очевидно, и есть утверждение жизни как непроглядного хаоса, в котором зачастую свет слабее, чем тьма, но всегда есть надежда на победу света.

Пушкинская тема входит почти во все произведения Татьяны Толстой о детстве: «На золотом крыльце сидели», «Вышел месяц из тумана», «Свидание с птицей». Пушкинская тема в сборнике Т. Толстой «Ночь», проявляясь на разных уровнях художественного текста, выполняет роль своеобразного лакмуса: будучи связана с идеей воплощения гармонии, выражая тяготение к ней многочисленных персонажей. Являясь важнейшим знаком в художественном коде писательницы, пушкинский интерес тем не менее позволяет еще отчетливее увидеть

12 Прохорова, Т.Г. Пушкинские реминисценции в творчестве Т. Толстой / Т.Г. Прохорова // Ученые записки Казанского университета, 1998 - Т. 136 -С. 92.

мрак жизни, ее дисгармоничность. Опошленный массовым сознанием глобальный авторитет русской культуры, пушкинское слово подвергается иронически-деконструктирующему обыгрыванию в качестве национального образа мира. Пушкинский интертекст в рассказах сборника «Ночь» становится гипертекстом, с помощью которого можно понять и «прочесть» всю русскую литературу в целостности.

Определение «механизма» интертекстуальности в рассказах Т. Толстой выявляет главнейшую тему ее цикла - «память и забвение» в истории культуры. Тема пролонгации памяти в рассказах сборника «Ночь» разворачивается вокруг интертекстемы «Бедный Йорик». «Вокруг него, над ним выстраивается интерактивная образно-аллюзийная система, доминантой которой становится диалог Шекспира, Набокова и Татьяны Толстой»13. Первый рассказ сборника «Ночь» - «Соня» начинается со слов о смерти - забвении: «Жил человек - и нет его». Последний рассказ цикла заканчивается фразой о памяти, противостоящей забвению: «Мир срывается в головокружительные бездны времени»14, но жизнь длится, пока есть память.

Обе фразы философские: первая - о бренности человеческого бытия; последняя - о вечности всего природного. Верно, что «функция фокусной интертекстемы Йорик в одноименном рассказе <...> заключается не только в структурировании художественно-смыслового целого этого рассказа, но и в индуцировании единой образно-семантической и тематической системы сборника рассказов «Ночь» в целом»15.

Во многом идя от Бунина, Шмелева, Набокова, осмысляя трагическую доминанту жизни, лишенную корней, жизни, в почве которой нет условий для прорастания памяти, Т. Толстая пародоксально-органично соединяет тему беспамятного бытия, «отсутствующего» прошлого с ее карнавально-травестийным началом.

Беспамятному бытию как трагическому знаку двадцатого века противостоит у Т. Толстой бытие памяти. Способностью помнить самое

13 Смирнова, Н.А Механизм интертекстуальности: рассказ Татьяны Толстой «Йорик» сквозь призму шекспировской интертекстемы /НА Смирнова // Интертекст в художественном и публицистическом дискурсе - Магнитогорск' Изд-во МаГУ, 2003. - С. 450.

'4 Толстая, Т.Н Ночь- Рассказы / Т Н Толстая // - М ' Подкова, 2002 -С. 350.

15 Толстая, Т.Н Ночь Рассказы / Т Н. Толстая // - М Подкова, 2002 -С. 453

важное наделяется «детское приснопамятное» мнемозийное пространство, дающее возможность синхронного видения разновременно существующих вещей.

В рассказе «На золотом крыльце сидели ..», например, кульминацией является гамлетовско-йориковский конфликт со временем, принимающий здесь вид относительности антиномии «было - не было» в восприятии ребенка.

В сборнике «Ночь» широко используются интертексты стихотворений, наполненные романтическим и символистическим пафосом. Возможно, это связано с тем, что с помощью сентиментально-романистической эстетики Т. Толстая стремится передать антиномию детского - взрослого, духовного - материального, возвышенного -низменного, прекрасного - безобразного. Механизм интертекстуальности Татьяны Толстой в рассказах сборника «Ночь» может быть определен как растворение мира искусства: литературы, фольклора в мире реальности с целью выявления двойственности последнего.

Далее в диссертации показывается, что рассказы Татьяны Толстой пронизаны своеобразными временными и пространственными отношениями, которые всегда оказываются глубоко значимыми для художественной философии писательницы.

Время и пространство запечатлевается в рассказах Татьяны Толстой в виде мотивов и лейтмотивов, всегда приобретая символический характер. Зачастую хронотоп в произведениях сборника «Ночь» выполняет сюжетообразующую функцию, как, например, в «Реке Оккер-виль», «На золотом крыльце сидели», «Круг», «Свидание с птицей».

Сюжетная организация произведения, как известно, является важнейшим внесубъектным средством выражения авторской позиции. В рассказах Т. Толстой прежде всего обращает на себя внимание ее пространственный аспект, поскольку художественное пространство в его изменениях не только выполняет сюжетообразующую функцию, но и служит наиболее важным средством характеристики персонажа.

Герои писательницы, как правило, заключены в рамках замкнутого пространства и стремятся вырваться за его пределы. Изначальным, объективно данным в своей замкнутости пространством является прежде всего дом, квартира. Персонажи Т. Толстой живут в коммунальных квартирах, в тесных комнатах, заставленных «старыми сундуками». Автором вводится мотив закрытого окна - этой символической границы дома и мира. Но пространство героя обычно шире и включает в себя не только место проживания.

Герои, неудовлетворенные своим существованием в узком пространстве нищенского жилья, создают себе иной, вымышленный, идеальный мир. Пространство, возникающее в их мечтах, снах, воспоминаниях, - это пространство романтическое: «райские долины», безбрежные сады, звездное пространство и т.д. («Любишь - не любишь», «На золотом крыльце сидели», «Свидание с птицей», «Вышел месяц из тумана»). Возможен такой хронотоп только в детских мечтах, но не в тисках взрослой жизни. Не случайно Петере, беспомощный в попытках что-либо изменить, даже во сне не находит выхода и попадает в тупик. Не могут вырваться го «суетного пространства» Александра Эрнестов-на («Милая Шура»), Галя («Факир»), Василий Михайлович («Круг») и другие персонажи Татьяны Толстой.

Для Петерса («Петере») и «Наташи («Вышел месяц из тумана») жизненным пространством становятся тоска и одиночество. Герои пытаются преодолеть это ощущение, не безуспешно. Пространство вокруг героев может быть зловещим, враждебным, как для Риммы («Огонь и пыль»), для Наташи («Вышел месяц из тумана»), для Симеонова («Река Оккервиль»),

В сборнике Т. Толстой «Ночь» все «споры» героев с жизнью заканчиваются победой жизни: мощное авторское лирическое чувство, вытесняющее реальность пошлых будней, отменяет безвыходную ситуацию жизни. «Это чувство, - справедливо заключает М. Липовецкий, - и есть главный вывод-выход, который проступает в воздухе культуры, ее просторном хронотопе, пронизавшем ткань рассказов Толстой. Итог один: лишь органично вобрав в себя духовный масштаб человеческой культуры, можно пробиться к истинному, не круговому, масштабу бытия, можно подняться до благодарности жизни и набраться мужества быть... Тут само Слово приобретает значение поступка»16.

Хронотопы в сборнике «Ночь» выполняют функции характеристики героев и выражения авторского сознания. Время и пространство запечатлевается в рассказах в виде мотивов и лейтмотивов, всегда приобретая символический характер.

В заключительной части диссертации анализируется прием «метафоричности» детали в качестве стилевой доминанты Татьяны Тол-

16 Липовецкий, М «Свободы черная работа» Об «артистической прозе» нового поколения / М. Липовецкий // Вопросы ли тературы - 1989. - № 9. - С. 12

16

стой. Показывается, что рассказы Татьяны Толстой, помещенные в сборник «Ночь», предельно метафоричны. Талантливый и самобытный писатель умеет раздвинуть границы малого жанра с помощью литературных параллелей, реминисценций, ассоциаций, с помощью особой манеры письма, которая включает задерживание взгляда читателя на отдельных ярких деталях и необычайно «роскошной» образности. Роль метафоры у Толстой, способы ее реализации в тексте двояки: в одних случаях метафора разворачивается в полном образном объеме и перерастает в целую картину. Например, в рассказе «Круг» так описан зимний рынок: «Перед лицом ежегодной смерти природа пугается, переворачивается и растет вниз головою, рождая напоследок грубые, суровые, корявые творения - черный купол редьки, чудовищный белый нерв хрена, потайные картофельные города»17.

В других случаях метафора, наоборот, сворачивается, «редуцируется»: из двух сопоставляемых объектов Т. Толстая сохраняет только второй, опуская первый, по сходству с которым и рождается сопоставление: «горящая мандаринами елка», «лунный сиреневый аромат музыки». «гиацинтовая внутренность галош», «георгиновые волны» и т.п.

При всем писательском «пристрастии к необычным образным выражениям» (В. Казак) метафорический образ Толстой нередко действительно рождается из внешней экономии выразительных средств, из неиспользования служебных или «необязательных», для Толстой, слов.

Подобного рода картины-метафоры (развернутые или свернутые) часто не имеют прямого отношения к сюжету, они рождаются из ассоциаций, в «потоке сознания» автора или героя, дробя сюжет на подсю-жеты или микросюжеты. Важной приметой стиля писательницы являются символические сквозные детали, входящие в цепочки словесных комплексов и участвующие в сюжетосложении, образующие кольцевую композицию произведения.

Обозначив самую общую структурную схему образования подтекста в рассказах Т. Толстой, можно увидеть, что многократный повтор деталей-намеков, и цепочка словесных комплексов, выступающих как средство выражения подтекста, обнаруживают свою двуединую сю-жетно-композиционную природу.

В заключении диссертационной работы делаются выводы, наиболее существенными из которых можно считать следующие.

17 Толстая, Т.Н. Ночь: рассказы / Т.Н. Толстая. - М.: Изд-во Эксмо, 2004. -

С. 61.

В сборнике Татьяны Толстой «Ночь» выделяются рассказы «петербургские (тогда)» и «московские (сейчас)». Авторская циклизация учитывает не только место действия и «хронотоп» создания произведений, но прежде всего проблемно-тематическое единство. Рассказы «петербургские» («Соня», «Любишь не любишь», «На золотом крыльце сидели», «Свидание с птицей», «Вышел месяц из тумана», «Самая любимая», «Петере», «Река Оккервиль», «Йорик») содержат антиномию реальности и мечты. Их объединяет общий тип героя - маленького человека, «чудика», с тонкой душевной организацией и богатым внутренним миром, не умеющего приспособиться к дисгармоничному, абсурдному внешнему миру.

В петербургском цикле доминирует метафорический образ детства как райского сада, который «теряется» человеком по мере его взросления.

«Московские» рассказы сборника «Ночь» («Милая Шура», «Факир», «Охота на мамонта», «Спи спокойно, сынок», «Круг», «Поэт и муза», «Огонь и пыль», «Пламень небесный», «Ночь») отличаются преобладанием иного типа героя: человека, полностью утерявшего связь с райским садом детства, поэтому совершающего бесплодные попытки осуществить мечту в хронотопе «серой обыденности».

Сквозная антиномия «свет-тьма» («день» - «ночь») проходит через все рассказы московского цикла, в которых принцип контраста заложен на уровнях сюжетосложения, образно-тематическом, мотивном, стилевом, семантическом.

Циклизация «Москва - Петербург» обнаруживается в сборнике «Ночь» не только в художественном плане, но и в социально-философском, этнографическом, историко-философском, нравственно-психологическом, пафосном.

Заменяя строго объективное авторское повествование фразами с субъективными и эмоционально маркированными речевыми фигурами, автор сборника «Ночь» придает прозе сквозную лирическую мета форическую окрашенность. Огромное значение в плане структурно-композиционном имеют многочисленные детали-намеки, которые выступают как средство выражения подтекста.

Таким образом, сборник Татьяны Толстой «Ночь» представляет собой циклическое образование, объединенное сквозной философско-нравственной проблематикой, воплощаемой целостной системой поэтических средств, ярко отражающей оригинальную художественную картину мира.

Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях:

1 Люй Цзиюн. «Антиномия «вечное и бренное» в рассказе Татьяны Толстой «Соня» / Люй Цзиюн // Лингвистические исследования: Сборник научных работ. - Вып. 2. Горловка (Украина): Изд-во ГГПИИЯ, 2003. - С. 86-87.

2 Люй Цзиюн. «Формы выражения авторской позиции в рассказе Т. Толстой «Любишь - не любишь» / Люй Цзиюн // Труды ТГТУ. -Вып. 16. - Сб. науч. ст. молодых ученых и студентов. Тамбов: Изд-во Тамб. гос. техн. ун-та, 2004. - С. 147 - 149.

4 Люй Цзиюн. «Цикличность сборника рассказов Татьяны Толстой «Ночь» / Люй Цзиюн // IX научн. конф. ТГТУ. Пленарные доклады и краткие тезисы 29 - 30 апреля 2004 г. - Тамбов: Изд-во Тамб. гос. техн. ун-та, 2004. - С. 158 - 159.

Подписано к печати 24.03.2005 Гарнитура Times New Roman. Формат 60 х 84/16 Бумага офсетная. Печать офсетная. Объем' 1,16 усл. печ. л.; 1,1 уч.-изд. л. Тираж 100 экз. С. 188

Издагельско-полиграфический центр ТГТУ 392000, Тамбов, Советская, 106, к. 14

РНБ Русский фонд

2005-4 45752

2 2 ДП? 2005

•ч,

f I \

J X "Т I

> s * Я « /

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Люй Цзиюн

Введение

ГЛАВА I. ПРОБЛЕМНО-ТЕМАТИЧЕСКИЙ КОМПЛЕКС РАССКАЗОВ

СБОРНИКА ТАТЬЯНЫ ТОЛСТОЙ «НОЧЬ».

§ 1. Философско-поэтический смысл названия сборника «Ночь»

§ 2. Проблема разлада мечты и действительности в петербургских рассказах сборника «Ночь»

§ 3. Библейская символика в петербургских рассказах сборника «Ночь»

Татьяны Толстой

§4. Антиномия «тьма - свет» в «московских» рассказах сборника Татьяны

Толстой «Ночь»

§ 5. Сюжетообразующий мотив игры в рассказах сборника «Ночь»

ГЛАВА II. ПОВЕСТВОВАТЕЛЬНАЯ СТРУКТУРА РАССКАЗОВ ТАТЬЯНЫ ТОЛСТОЙ.

§ 1. Образ автора-повествователя в петербургских рассказах сборника «Ночь»

§ 2. Функциональность пушкинского интертекста в рассказах сборника «Ночь»

§ 3. Механизм интертекстуальности в рассказах Татьяны Толстой (Сборник «Ночь»)

§4. Особенности хронотопических отношений в рассказах цикла «Ночь»

§ 5. Метафоричность детали как доминанта поэтики рассказов сборника Т. Толстой «Ночь»

Введение диссертации2005 год, автореферат по филологии, Люй Цзиюн

Татьяна Никитична Толстая - прозаик, эссеист, литературная деятельность которой началась в 1980-е годы. Широкую известность принесла ей первая книга рассказов «На золотом крыльце сидели.» (1987). Не менее известны последующие книги Татьяны Толстой «Любишь - не любишь» (1997), «Сестры» (1998), «Река Оккервиль» (1999), «Ночь» (2002), «День» (2003), «Не кысь» (2004), а также роман «Кысь» (2000).

Творчество Татьяны Толстой большинство критиков и литературоведов относят к постмодернизму. В монографии С.И. Тиминой «Русская литература XX века» утверждается: «В феномене «другой прозы», в творчестве Л. Петрушевской, Т. Толстой, Е. Попова, Вяч. Пьецуха и др. также видны постмодернистские тенденции и черты новой поэтики: например, в отказе человека от социума, реабилитации быта, в «магнитофонной», хаотической форме диалогов, в своеобразном эстетическом диссидентстве и шоковом, сенсационном воздействии на читателя» [1].

Татьяна Толстая сама идентифицирует себя как постмодернистского писателя. Для нее важно, что постмодернизм возродил «словесный артистизм», пристальное внимание к стилю и языку. Н.Л. Лейдерман и М.Н. Липовецкий подчеркивают «демонстративную сказочность» поэтики писательницы, интерес к игре словом. Сказочность придает особую «праздничность» повествованию, выражающуюся прежде всего в неожиданных сравнениях и метафорах: «Сказочное мироотношение предстает в этих рассказах как универсальная модель созидания индивидуальной поэтической утопии в которой единственно и можно жить, спасаясь от одиночества, житейской неустроенности, кошмара коммуналок и т.д. и т.п.» [2].

По мнению этих исследователей, художественный мир Татьяны Толстой включает в себя также множество мифов, сказочных по своей семантике, поэтических и фантастических. «Относительную целостность этой калейдоскопически пестрой картине придают языки культуры, -тоже разные и противоречивые, но тем не менее основанные на некой единой логике творчества - с помощью которых эти сказки непрерывно создаются и воспроизводятся человеком, в каждый миг его жизни. Красота взаимных превращений и переливов этих сказок и позволяет благодарно улыбнуться жизни. Такая философия снимает модернистское противопоставление „ одинокого творца живых индивидуальных реальностей - толпе, живущей безличными, а потому мертвыми стереотипами» [2, 45], справедливо утверждают H.JL Лейдерман и М.Н. Липовецкий.

Татьяна Толстая - наиболее «литературный и фольклорный» мастер слова в современной русской литературе. Ее оригинальный талант вызывает самые различные ассоциации в критике. Одни рецензенты вписывают творчество Т. Толстой в «женскую прозу» (В. Токарева, Л. Петрушевская, В. Нарбикова) [3]. Другие ставят автора «Кыси» в иной типологический ряд: В. Ерофеев, Вяч. Пьецух, В. Нарбикова, С. Каледин, В. Пелевин [4]. Вокруг имени Т. Толстой ведутся споры, звучат взаимоисключающие суждения о смысле аллюзий, роли автора, типах героев, выборе сюжетов и манере письма [5].

М. Золотоносов отмечает необычность литературной игры, которую ведет писательница. Суть ее - «необычайное сочетание безжалостности, пугающего всеведения о герое» со злой наблюдательностью спокойно-ледяного психологизма [6]. А. Василевский, напротив, считает, что в рассказах Т. Толстой всегда присутствует «динамическое равновесие» беспощадной ироничности и дружелюбного юмора, жестокой правды и милосердной снисходительности [7]. Убедительно суждение С. Пискуновой и В. Пискунова по проблеме авторского мировидения и, в частности, необычного соотношения «автор - герой». По мнению критиков, в прозе Т. Толстой происходит совмещение двух противоположных модусов авторского повествования: полная дистанцированность нарратора совмещается с максимальным вживанием в проблемы героя [8].

Сопоставляя рассказы Т. Толстой и JI. Петрушевской, исследователи Н. Медведева, А. Михайлов, И. Грекова подчеркивают, что в отличие от Петрушевской с ее перенасыщенной «негативной реальностью» проза Толстой гуманистична, сочувственна. Ее герои, не избавленные от бытовых неурядиц и нищеты, не утрачивают веры в жизнь, надежды на воплощение в реальность романтической мечты. Многие персонажи Татьяны Толстой похожи на праведников Н.С. Лескова и чудиков В. Шукшина. Хорошо образованная и щедро одаренная писательница обогатила жанр рассказа с помощью оригинальной поэтики, создавая «особое роскошество» текстов [9].

Выявлению функциональности литературных аллюзий в текстах Т. Толстой посвятил статью «В минус первом и минус втором зеркале: Т. Толстая, В. Ерофеев — ахматовиана и архетипы» А. Жолковский [10]. Исследователь дал интересный анализ интертекстуальных связей Толстой с творчеством А. Пушкина, Н. Гоголя, Ф. Достоевского, Г. Флобера, В. Набокова, А. Платонова, А. Ахматовой, Б. Ахмадулиной на материале рассказа «Река Оккервиль». Интертекстуальность рассказов

Татьяны Толстой обнаруживает себя повсеместно и в тематике произведений, и в поэтике (явная и скрытая цитация, реминисценциями, пародирование сюжетов), и выявление ее позволяет более глубоко интерпретировать проблематику прозы писательницы. Такие выводы делают Н. Иванова, И. Грекова и А. Генис в своих статьях о творчестве Татьяны Толстой [11].

Г.Г. Писаревская в работе «Реализация авторской позиции в современном рассказе о мечте» (по произведениям JI. Петрушевской, В. Токаревой, Т. Толстой) выявляет то, что роднит женскую прозу: мотивы одиночества, богооставленности, разлада мечты и действительности [12]. Автор подчеркивает, что герои всех трех писательниц живут в придуманном иллюзорном мире, не могут вырваться из раз и навсегда предначертанного судьбой замкнутого круга, бегства от действительности, поиска ложных идеалов, зависти и лжи.

В статье Т.П. Швец «Мотив круга в прозе Т. Толстой» творчество писательницы определяется как постромантическое, легко вписывающееся в орнаментальную прозу: «Практически любое из типологических свойств орнаментальной прозы можно без труда у Т. Толстой обнаружить, благо они лежат на поверхности, как не прячется у постмодернизма любой прием» [13].

Анализируя мотив круга как один из устойчивых мотивов романтизма и модернизма, Т.П. Швец выявляет мотивную структуру рассказов «Охота на мамонта», «Факир», «Спи спокойно, сынок», «Круг», делая вывод, что круг приобретает у Татьяны Толстой значение судьбы, которая не зависит от человека.

Действительно, в сюжетно-композиционной структуре произведений Толстой мотив круга важен, и реализуется он, как правило, в бесконечных попытках возвращения героя к своему истоку. Круг у писателя - это миф героя, его пространство-время, предельно сгущенные. Мотив этот является характеризующим.

А. Н. Неминущий исследовал другой мотив, входящий во многие рассказы Т. Толстой, - мотив смерти, обнаружив ряд его характерных вариантов, которые сопровождались особыми образными парадигмами [14]. Исследователь приходит к выводу, что «специфика художественного мира Т. Толстой видится как структурированная с опорой на тенденции реалистического типа мышления, разумеется, соотнесенного с опытом существования эстетики модерна (и постмодерна), но не сливающаяся с этим опытом, а обозначающая потенциальные возможности самообновляющегося реализма конца XX века» [14, 124].

Мотив игры представлен в статье Нины Ефимовой «Мотив игры в произведениях JI. Петрушевской и Т. Толстой» [15]. Исходя из того, что художественные миры JI. Петрушевской и Т. Толстой «диаметрально противоположны, автор статьи выявляет сходство и различия в мотивной структуре, в частности в мотиве игры».

Н. Ефимова утверждает, что в рассказах Петрушевской «Свой круг» и рассказе Толстой «Соня» мотив игры является основным композиционным элементом и ключом к пониманию образов героев.

Авторская речь, состоящая из множества чужих голосов, исследуется в статье Е. Невзглядовой ««Это прекрасная жизнь». О рассказах Татьяны Толстой» [16]. Интертекстуальность Татьяны Толстой, как своеобразное «библиофильство» (А. Генис) подмечается в работах О. Богдановой, так как в текстах писательницы, действительно, множество перекличек с прозой JI. Толстого (Петере - Петр Безухов), Ф. Достоевского (Соня - Сонечка Мармеладова) [17].

Интертекстуальному игровому началу посвящена интересная работа В.В. Цуркан [18]. Автор ее рассматривает технику многослойной игры с читателем, которая становится сильнейшим средством построения характеров и стилистики повествования в произведениях Т. Толстой. В.В. Цуркан подчеркивает: «Воспринимая реальность как трагикомический театр, гротескную самопародию, зрелище уродств и абсурда, писательница пытается отменить безысходную ситуацию жизни «чисто художественными приемами» [18, 487]. То есть происходит некое бегство в замкнутый мир, отгороженный от суровой реальности прекрасной мечтой, вынесенной из детства. Так, в сборниках рассказов «На золотом крыльце сидели», «Любишь - не любишь», «Река Оккервиль» писательница разрушает «ненавистную концепцию реальности (социальной, физической, ментальной, литературной), создавая индивидуальную поэтическую утопию, соединяя утопию со своей противоположностью» - антиутопию в причудливом коктейле фантазии и повседневности, сатиры и социального анализа, юмора и гротеска. Здесь, по справедливому мнению В.В. Цуркан, «налицо опыт обретшей статус постмодернистского канона деконструкции, разрушение через использование, не отделимое от пересоздания» [18, 487].

Впервые об идейно-эстетическом единстве рассказов Татьяны Толстой поставила вопрос С.А. Песоцкая в статье «Художественный мир современного писателя и проблема коммуникации «писатель - читатель» (на материале рассказов Т. Толстой)» [19]. Исследователь отмечает: «Своеобразие сборников рассказов Т. Толстой заключается в том, что их маленькие шедевры составляют единый художественный мир. Без учета этой особенности невозможно проникнуть в мастерскую писательницы. Рассказы объединены, прежде всего, интересом автора к необычному человеку и обусловленной этим интересом специфической типологией героев. Во-вторых, - своеобразием проблематики, экзистенциальной по своей природе. И, в-третьих, - этическим идеалом автора и единой художественной задачей, ради которой писательница творит свой уникальный мир. Эти три уровня анализа художественного текста взаимно обуславливают друг друга и, взятые вместе, раскрывают феномен Т. Толстой» [19, 257].

Концепту «память» в творчестве Т. Толстой уделяет внимание в своей работе С.Г. Шулежкова. Она пишет: «Наблюдения над семантическим полем вербализаторов концепта «Память» в произведениях любых жанров, особенно в текстах, отмеченных даром автора чутко реагировать на изменения в духовной жизни своих сограждан, могут дать объективное представление о состоянии этического и эстетического «здоровья нации» [20]. Т. Толстую, действительно, глубоко волнует тема исторической и культурной памяти в современной России.

Писательница делает вывод, что человеческая память избирательна, а культура и искусство, каких бы высот они ни достигли, бессильны перед людским невежеством, перед жестокостью и вандализмом. Это заключение вытекает из анализа концепта «память» в прозе Т. Толстой, в частности ее романа «Кысь».

Обзор имеющихся в арсенале отечественной критики и литературоведения откликов на прозу Татьяны Толстой показывает, что многие из них только намечают современные подходы к изучению оригинального талантливого творчества писательницы. Актуальность целостного рассмотрения ее прозы ощущается теми исследователями, которые затрагивают философско-этический, концептуальный и поэтический аспекты творчества Татьяны Толстой. Ждет ответа вопрос о месте писательницы в русской литературе конца XX - начала XXI века. Спорным остается вопрос принадлежности Т. Толстой к той или иной художественной системе. Ждут решения и проблемы жанрообразования, способов моделирования концепции мира в рассказах и романах писательницы. В русской литературе конца XX века происходит жанровый синтез с одновременным выходом за жанровые пределы произведения с обретением не свойственных ему ранее форм. Эти процессы особенно ярко отразились в прозе Т. Толстой.

Отношение к «другой прозе», то есть к потоку литературы, объединившему в 1980-е годы очень разных по стилистической манере и проблемно-тематической наполненности произведений таких авторов, как В. Пьецух, Вик. Ерофеев, С. Каледин, JI. Петрушевская, Евг. Попов, М. Кураев, не означает, что Татьяна Толстая полностью вписывается в это направление, так как большой талант - это всегда непохожесть, «особость». И определить эту «особость» можно только через целостный всесторонний анализ творчества писателя.

В связи с тем, что в литературоведении проза Татьяны Толстой рассмотрена в целом отрывочно и фрагментарно, представляется актуальной предпринимая на страницах настоящей работы попытка исследования художественного своеобразия рассказов, объединенных писательницей в сборник «Ночь».

Актуальность и значимость работы продиктованы сложившейся в современной науке приоритетной линией по изучению литературы конца XX - начала XXI века в ее жанровом аспекте. Выявление жанрово-поэтического своеобразия Татьяны Толстой представляет несомненный научный интерес.

В диссертации предпринимается попытка проанализировать авторский цикл произведений, маркируемый концептуальным заголовком «Ночь», и, определив его особенности в области жанрового содержания и жанровой формы, выявить и осмыслить основные концепты творчества Татьяны Толстой в целом, что позволяет, в свою очередь, глубже понять эстетическую сущность современных постмодернистских течений.

Кроме того, поскольку творчество Татьяны Толстой не рассмотрено в диссертационных исследованиях, предпринимается попытка интерпретационного и поэтического анализа прозы самобытного писателя современности.

Диссертация написана на материале прозы Татьяны Никитичны Толстой. Основной акцент сделан на рассказах, входящих в сборник «Ночь» с привлечением всей прозы писательницы. Этот широкий пласт творчества Т. Толстой и стал объектомдиссертационного изучения, а осмысление рассказов сборника «Ночь» с точки зрения их идейно-эстетического единства послужило основным предметом исследования нашей работы.

Цель исследования можно определить следующим образом: изучить идейно-тематическую основу рассказов Татьяны Толстой, входящих в сборник «Ночь»; выявить жанровое своеобразие рассказов Татьяны Толстой; определить их идейно-эстетическое единство и уяснить механизм цикличности, входящий в авторский замысел.

Из целей диссертации вытекают базовые задачи работы:

1. исследовать сквозной мотив прозы Т. Толстой «разлад мечты и действительности»;

2. выявить наиболее значимые художественные приемы сюжетосложения у писательницы на материале сборника «Ночь»;

3. проанализировать мифопоэтическую структуру рассказов, сочетающуюся с игровым интертекстуальным характером произведений Т. Толстой;

4. рассмотреть смысл заглавия, объединяющего все рассказы, входящие в цикл «Ночь»; обнаружить и объяснить взаимодействие всех элементов художественной системы Т. Толстой, их идейно-эстетическую цельность.

Метод исследования сочетает структурно-поэтический, рецептивно-эстетический, интертекстуальный и мифопоэтический подходы к изучению произведения.

Основные положения, выносимые на защиту:

1. Сборник Татьяны Толстой «Ночь» представляет собой циклическое гипертекстовое образование, объединенное символическим названием, которое подчеркивает искаженность духовного состояния современного общества, его опошление и ожесточение, пребывания во «мраке окаменелого нечувствия»;

2. Стержневой проблемой всех рассказов включенных в цикл «Ночь», является идущая от русской классической литературы мысль о драматическом разрыве «мечты и действительности», решаемая как неравная борьба «маленького человека» со стихией жизни, как трагический уход личности в область высокодуховного от хаоса повседневности;

3. Проблематика петербургских и московских рассказов Татьяны Толстой воплощается через сквозной библейский символ потерянного рая, который обретается человеком с рождением (детство - Эдемский сад), а вновь теряется по мере взросления в греховности земной жизни. В художественной философии писательницы концептосфера выражения «райский сад» предполагает антиномии «свет-тьма», «день-ночь», «духовное-материальное», «живое-мертвое», «вечное-сиюминутное», «доброе-злое», «воображаемое-реальное», «мечта-действительность». С помощью этого широкого спектра символических мотивов создается поэтическая картина мира в сборнике «Ночь»;

4. Оригинальная повествовательная структура сборника Татьяны Толстой «Ночь» формируется посредством метафоризации стиля, интертекстуальности, акцентирования мотивов игры, использования контрастного принципа архитектоники произведений, противопоставления сознания и подсознания, неоднозначности проявления авторской позиции по отношению к своим героям;

5. Важнейшим знаком в художественной системе сборника «Ночь» является пушкинский интертекст, позволяющий сквозь опошленный массовым сознанием авторитет русской культуры, символом которого выступает пушкинское слово, осознать национальный образ современного кризисного мира, увидеть его дисгармоничность;

6. Цикличность рассказов, входящих в сборник «Ночь», определяется единством пространственно-временных отношений, которые выполняют сюжетообразующие, характеризующие персонажей и выражающие авторское мироведение функции.

Научная новизна диссертации определяется тем, что предметом отдельного специального изучения становится идейно-художественное, проблемно-философское, мифопоэтическое, интертекстуальное и жанрообразующее содержание сборника рассказов Т. Толстой «Ночь». В диссертационном исследовании предпринимается попытка анализа рассказов, объединенных в цикл с символическим концептуальным названием «Ночь» как единый метарассказ, идейно-эстетическое единство со сходными жанрообразующими элементами.

Диссертация дает представление не только о важнейшей части самобытной прозы современной писательницы, но и выявляет концептуальные черты модификации лирического постмодернизма, в русле которого находится новеллистическое творчество Татьяны Толстой, что поможет в разрешении центральной задачи современной науки о литературе: разрушение стены непонимания между читателями и русским постмодернизмом с помощью изучения и дешифровки постмодернистского художественного кода «другой прозы», раскрытия своеобразия философии и эстетики новейшего русского искусства, в виде самого яркого его проявления - художественной прозы.

Научной новизной обусловлена и сущность гипотезы, выдвигаемой в настоящем диссертационном исследовании: цикл рассказов Татьяны Толстой «Ночь» скрепляется в метарассказ единой глобальной проблемой философско-этического плана «разрыв мечты и действительности», идущей от цикла Н.В. Гоголя «Петербургские повести» и имеющей глубокую традицию во всей последующей русской литературе.

Теоретико-методологической базой исследования являются труды теоретиков постмодернизма: И.П. Ильина, М.Н. Липовецкого, И.С. Скоропановой, О.Н. Николаевой и других. Кроме того, в работе осмыслен пласт современных литературно-критических изысканий таких авторов, как Т. Вайзер, А. Генис, И. Грекова, Н. Ефимова, А. Жолковский, Н. Иванова, В. Курицын, Н. Медведева, И. Шпаковский и др.

Диссертация является одной из попыток утверждения нового вектора исследований кафедры русской филологии Тамбовского государственного технического университета, связанного с изучением современной русской постмодернистской литературой.

Теоретическая значимость диссертации состоит в том, что она способствует более глубокому пониманию эстетических процессов, происходящих в современной русской постмодернистской литературе в области такой модификации, как лирико-философский постмодернизм.

Анализ мифопоэтической структуры, интертекстуальной составляющей, теоретических аспектов проблемы повествования и выражения авторского повествования и выражения авторского сознания, воплощенных в конкретные художественные тексты, позволяют уточнить некоторые черты эстетики русского постмодернизма.

Практическое значение исследования связано с возможностью использования его результатов при разработке способов прочтения постмодернистского текста в курсе лекций по истории русской литературы XX века, при чтении спецкурсов по проблемам современной литературы на филологических факультетах, на факультативах школ с гуманитарным профилем.

Апробация исследования осуществлялась в рамках учебно-методических семинаров кафедры русской филологии Тамбовского государственного технического университета. Проблемы, затронутые в диссертации, обсуждались на Второй Всероссийской научной конференции в Липецком государственном педагогическом университете «Русская литература и философия: постижение человека» в 2003 году; на Международной научной конференции в Горловском пединституте (Украина) в 2003 году; на Международной конференции в Тольяттинском госуниверситете в 2004 году, а также на IX научной конференции Тамбовского государственного технического университета в 2004 году.

Основные положения работы отражены в трех публикациях.

Структура и объем диссертационного исследования. Диссертация состоит из двух глав, введения, заключения и списка использованной литературы, состоящего из 122 наименований.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Поэтико-философское своеобразие рассказов Татьяны Толстой"

Заключение

В результате предпринятого исследования можно сделать следующие выводы.

В сборнике Татьяны Толстой «Ночь» выделяются рассказы «петербургские (тогда)» и «московские (сейчас)». Авторская циклизация учитывает не только место действия и «хронотоп» создания произведений, но прежде всего проблемно-тематическое единство. Рассказы «петербургские» («Соня», «Любишь не любишь», «На золотом крыльце сидели», «Свидание с птицей», «Вышел месяц из тумана», «Самая любимая», «Петере», «Река Оккервиль», «Йорик») содержат антиномию реальности и мечты. Их объединяет общий тип героя — маленького человека, «чудика», с тонкой душевной организацией и богатым внутренним миром, не умеющего приспособиться к дисгармоничному, абсурдному внешнему миру.

В петербургском цикле доминирует метафорический образ детства как райского сада, который «теряется» человеком по мере его взросления.

Московские» рассказы сборника «Ночь» («Милая Шура», «Факир», «Охота на мамонта», «Спи спокойно, сынок», «Круг», «Поэт и муза», «Огонь и пыль», «Пламень небесный», «Ночь») отмечаются преобладанием иного типа героя: человека, полностью утерявшего связь с райским садом детства, поэтому совершающего бесплодные попытки осуществить мечту в хронотопе «серой обыденности».

Сквозная антиномия «свет-тьма» («день» - «ночь») проходит через все рассказы московского цикла, в которых принцип контраста заложен на уровнях сюжетосложения, образно-тематическом, мотивном, стилевом, семантическом.

Циклизация «Москва - Петербург» обнаруживается в сборнике «Ночь» не только в художественном плане, но и в социально-философском, этнографическом, историко-философском, нравственно-психологическом, пафосном.

Заголовок сборника подчеркивает суть художественной философии авторского замысла, определяет его центральную идею, ориентированную на понимание добра и зла в современном мире: дисгармония мира обусловлена разладом между высоким предназначением человека и невозможностью воплотить его в жизнь, правильно определить и постичь смысл бытия. Одноименный рассказ «Ночь» маркирует и расшифровывает смысл названия всего цикла. Искаженное сознание больного мальчика в столкновении с злобным миром постигает его суть: люди пребывают в «тьме безлюбия», в «ночи безблагодатности», потому что разучились любить и понимать друг друга.

Проблема разрыва между духовными устремлениями человека и абсурдным миром решается во всех произведениях цикла как возможность достижения относительной гармонии только в уходе от грубой стихии жизни в область мечты. Воплощение проблемно-тематического комплекса сборника «Ночь» происходит с помощью библейской символики, где сквозной символ райского сада служит знаком духовной гармонии, возможной только в детском состоянии души. Полюсная символика «свет-тьма» в различных вариантах (жизнь-смерть, сиюминутное-вечное, доброе-злое, духовное-материальное) пронизывает рассказы сборника «Ночь». На ее контрасте зиждется сюжет, система образов, мотивная и поэтическая структуры. Рассказы «Милая Шура», «Круг», «Огонь и пыль», «Ночь», «Пламень небесный» воплощают авторскую идею дисгармонии мира через антиномические концепты «свет любви — тьма равнодушия».

В русле постмодернистской игровой поэтики (эстетическая игра семантикой слова, гротеск, стирание границ между фактами жизни и вымыслом, интертекстуальность, метафоризация стиля) Татьяна Толстая решает проблему абсурдизации бытия. Мотив игры используется как средство раскрытия образов на тематическом, композиционном, лексическом, метафорическом и психологическом уровнях. Писательница переносит игровые принципы в мир взрослых, где игра заменяет яркие душевные переживания, о которых мечтают герои в обыденной жизни («На золотом крыльце сидели», «Факир», «Охота на мамонта», «Соня», «Сомнамбула в тумане»).

В сборнике «Ночь» совмещаются два противоположных модуса авторского повествования: дистанцированность от изображаемого мира совмещается с полным «вживанием» в него. Изображая «маленького человека», человека толпы, автор обращается к философским проблемам бытия, к предопределенности человеческой судьбы, к драматизму жизни и смерти. Каждый рассказ посвящен жизни героя от его рождения и до земного конца, в которой ярко запечатлена внутренняя эволюция персонажа или его деградация, душевная борьба, проходящая через сознание и подсознание. Часто повествователь использует форму личного повествования, происходит открытое включение авторского голоса в текст или слияние его с голосами персонажей. Формы авторской оценки различны, но преобладает иронический подтекст.

Беспощадное авторское видение и понимание абсурда мира соединяется с верой в непреходящие ценности: в любовь и милосердие.

Татьяна Толстая демонстрирует в рассказах неиссякаемую прелесть и ценность «ужасно глупой» жизни. В этом ей помогает пушкинский интертекст. Слово и образ Пушкина становится знаком, гипертекстом всей русской культуры, сквозь который можно осознать до самых глубин сущность национальной картины мира.

Тема памяти, определяющая поэтико-философскую систему рассказов сборника «Ночь», выражается с помощью широкого спектра средств интертекстуальности. Доминантой образной аллюзивной системы становятся диалог с мировой литературой (Шекспир, Данте, Гете, Пушкин, Набоков, Пастернак и т.д.). Автор рассказов растворяет картину своего художественного мира в аллюзиях фольклора и литературы, выявляя двойственный характер бытия.

Время и пространство в произведениях сборника «Ночь» выполняют самые разнообразные функции, преобладающие среди них символическая и мифопоэтическая. Хронотопы героев Татьяны Толстой всегда связаны с их психологическим состоянием и обладают относительностью. Конкретное линейно-хронологическое время совмещается с циклической художественной темпоральностью и имеет символический статус.

Метафоричность и «роскошная образность» - главные приметы неповторимого стиля писательницы. Метафора у Т. Толстой или разворачивается в целые картины, или, наоборот, сворачивается, «редуцируется», рождаются из ассоциаций.

Заменяя строго объективное авторское повествование фразами с субъективными и эмоционально маркированными речевыми фигурами, автор сборника «Ночь» придает прозе сквозную лирическую метафорическую окрашенность. Огромное значение в плане структурно-композиционном имеют многочисленные детали-намеки, которые выступают как средство выражения подтекста.

Таким образом, сборник Татьяны Толстой «Ночь» представляет собой циклическое образование, объединенное сквозной философско-нравственной проблематикой, воплощаемой целостной системой поэтических средств и ярко отражающей оригинальную и значимую художественную картину мира.

Список научной литературыЛюй Цзиюн, диссертация по теме "Русская литература"

1. Толстая, Т.Н. Ночь: рассказы / Татьяна Толстая. М.: Подкова, 2002. -352 с.

2. Толстая, Т.Н. День / Татьяна Толстая. М.: Подкова, 2002. - 367 с.

3. Толстая, Н.Н., Толстая, Т.Н. Двое / Татьяна Толстая. М.: Подкова, 2002. -384 с.

4. Толстая, Т.Н. Круг: рассказы / Татьяна Толстая. М.: Подкова, 2003. - 346 с.

5. Толстая, Т.Н. Кысь: роман / Татьяна Толстая. М.: Эксмо, 2003. - 320 с.

6. Толстая, Т.Н. Не кысь / Татьяна Толстая. М.: изд-во Эксмо, 2004. - 608 с.

7. Толстая, Т.Н. Белые стены: рассказы / Татьяна Толстая. — М.: изд-во Эксмо, 2004. 587 с.

8. Толстая, Т.Н. Не спи, не спи, художник. / Татьяна Толстая // Иностранная литература, 1995. № 9. - С. 171-174.

9. Толстая, Т.Н. Это было так легко не учиться (Интервью с Т. Толстой) / Татьяна Толстая // Неделя, 1988. - № 21. - С. 10-11.

10. Толстая, Т.Н. Народ хочет денег, но стесняется (Интервью с Т. Толстой) / Татьяна Толстая // Книжное обозрение, 2002. № 5. - С. 3.1.

11. Агеносов, В.В. Феномен жизни и феномен времени. Толстая Т. Отплывающий остров / В.В. Агеносов // Московские новости, 1994. № 10.

12. Александрова, А. На исходе реальности / А. Александрова // Грани, 1993. -№ 168.-С. 302-317.

13. Андрюшкин, А. «Русская идея» против русской литературы / А. Андрюшкин // Литературная газета, 1993. № 46. - С. 4.

14. Баландина, Н.В. Молчит ли автор о сущности бытия? (Заметки о рассказе Толстой «Милая Шура») / Н.В. Баландина // Рус. речь, 2002. № 3. - С. 3541.

15. Бахнов, Л. Человек со стороны / Л. Бахнов // Знамя, 1988. С. 226-229.

16. Бахтин, М.М. Формы времени и хронотопа в романе: Очерки по исторической поэтике / М.М. Бахтин // Вопросы литературы и эстетики. — М., 1975.-С. 391.

17. Белова, Е. А.С. Пушкин в художественной рецепции Т. Толстой / Е. Белова // Пушкинский сборник: К 200-летию со дня рождения А.С. Пушкина.-Вильнюс, 1999.-С. 68-177.

18. Беневоленская, Н.П. Лингвистический анализ рассказа Т. Толстой «Поэт и муза» / Н.П. Беневоленская // Вестник Ленинградского университета. -Сер.2, История, языкознание, литературоведение, 1990. Вып.З. - С. 125127.

19. Беньяш, С. Дунин сарафан / С. Беньяш // Дружба народов, 2001. № 2. -С. 214-216.

20. Ю.Берштейн, Е. Рецензия / Е. Берштейн // Новая русская книга. СПб., 2001. - № 2. - С. 54-56. Рецензия на книгу: Толстая Т. День: Личное, - М., 2001. -501 с.

21. И.Булин, Е. Откройте книги молодых! / Е. Булин // «Молодая гвардия». -1989. -№3.- С. 237-248.

22. Бушин, В. С высоты своего кургана: Несколько нравственных наблюдений в связи с одним литературным дебютом / В. Бушин // Наш современник, 1987. № 8. - С. 182-185.

23. Вайзер, Т. Невидимая река: Беседа с известной писательницей / Т. Вайзер // Литературная газета, 1999. — 11-17 августа. С. 9.

24. Вайль, П., Генис, А. Городок в табакерке: Проза Т. Толстой / П. Вайль, А. Генис // Звезда. 1990. - № 8. - С. 147-150.

25. Вайль, П., Генис, А. Принцип матрешки / П. Вайль, А. Генис // Новый мир.-1989.-№ 10.-С. 250.

26. Валагин, А.П. Русская литература XX век. Проза 1980-2000-х годов / А.П. Валагин // Воронеж, «Родная речь», 2003.

27. Василевский, А. Ночи холодны / А. Василевский //Дружба народов. -1988.-№7. С. 256-258.

28. Веселая, Е. Кого спасать кошку или Рембранта? Беседа с Т. Толстой / Е. Веселая // Московские новости, 1991. - № 30. - 28 июля. - С. 14.

29. Веселая, Е. Нежная женщина с книгой в руке / Е. Веселая // Московские новости, 1995. 10-17 сентября.

30. Владимов, Г. Собр. соч. в 4-х т. Т.4 / Г. Владимов. М., 1998. - С. 440-441.

31. Высоцкая, Н. Обретение нового дыхание / Н. Высоцкая // Литературная

32. Россия, 1987.-27 февраля.-С. 11.

33. Гаврилов, А. Народ хочет денег, но стесняется. Беседа с автором о ее романе / А. Гаврилов // Книжное обозрение, 2002. С. 3.

34. Генис, А. Беседа № 8. Рисунок на полях. Т. Толстая. Беседы о новой словесности (О русской литературе) / А. Генис // Звезда, 1997. № 9. - С. 228-230.

35. Гессен, Е. Интервью в жанре страданий: (По поводу интервью Т. Толстой «В большевики бы не пошла.» в журнале «Столица», 1991, № 33) / Е. Гессен // Столица, 1992. № 3.

36. Гордович, К.Д. История отечественной литературы XX века / К.Д. Гордович. СПб.: Спецлит, 2000. - 320 с.

37. Грекова, И. Расточительность таланта / И. Грекова // Новый мир, 1988. -№ 1. С. 252-256.

38. Давыдова, Т.Т. Роман Т. Толстой «Кысь»: проблемы, образы героев, жанр, повествование / Т.Т. Давыдова // Русская словесность. 2002. № 6. С. 2530.

39. Дедков, И. Метаморфозы маленького человека, или Трагедия и фарс обыденности / И. Дедков // Последний этаж: Сб. современной прозы, 1989. -С. 417-429.

40. Десятов, В. Клон Пушкина, или Русский человек через двести лет: (По страницам современной прозы) / В. Десятов // Звезда, СПб., 2000. № 2. -С. 198-202.

41. Десятов, В.В. Набоков и русские постмодернисты / В.В. Десятов //

42. Барнаул: Изд-во Алтайского университета, 2004. 359 с.

43. Евсеев, Б. Bonjour moujik! Pochiol von! / Б. Евсеев // Литературная газета, 1998.-№44.-С. 10.

44. Елисеев, Н. Кысь, Брысь, Рысь, Русь, Кис, Кыш! / Н. Елисеев // http://www.guelman.ru/slava/nrk/nrk6/l 1 .html

45. Ерофеев, В. Русские цветы зла / В. Ерофеев // В лабиринте проклятых вопросов.-М., 1990.-321 с.

46. Ефимова, Н. Мотив игры в произведениях Л. Петрушевской и Т. Толстой / Нина Ефимова // Вестник Московского университета. Сер.9. Филология.- 1998.-№3.-С. 60-71.

47. Жолковский, А.К. В минус первом и в минус втором зеркале. Татьяна Толстая, Виктор Ерофеев ахматовиана и архетипы / А.К. Жолковский // Литературное обозрение. - 1995. - № 6. - С. 25-41.

48. Золотоносов, М. Татьянин день / М. Золотоносов // Молодые о молодых. — 1988. С. 105-118.

49. Иванова, Н. Неопалимый голубок: «Пошлость» как эстетический феномен / Н. Иванова // Знамя. 1991. - № 8. - С. 80-82.

50. Иванова, Н. И птицу паулин изрубил на каклеты / Н. Иванова // Знамя, 2001.-№3.-С. 219-221.

51. Игошева, Т.В. Современная русская литература / Т.В. Игошева // Учебное пособие к курсу лекций «Введение в современную литературу». -Новгород: Изд-во Новгородского Государственного университета, 2002.1. С. 54-65, 93-96.

52. Из беседы с Т. Толстой // Крестьянка. 1987. - № 4. - С. 32.

53. Ильин, И.П. Постструктурализм. Деконструктивизм. Постмодернизм / И.П. Ильин. М.: Интрада, 1996. - 329 с.

54. Искандер, Ф. Поэзия грусти / Ф. Искандер // Литературная газета, 1987. — №35.-С. 5.

55. Казарина, Т.В. Татьяна Толстая. Мудрость глупцов, или лечение сказкой / Т.В. Казарина // Современная отечественная проза: Учебное пособие. -Самара: Изд-во Самарской гуманитарной академии, 2000. С. 167-176.

56. Калашникова, О.Л. Пушкин как знак в художественном коде Т. Толстой / О.Л. Калашникова // Русское слово в мировой культуре. Художественная литература как отражение национального и культурно-языкового развития. Т.1. - СПб.: Политехника, 2003. - С. 235.

57. Карпенко, Г.Ю. Литературная критика о прозе Татьяны Толстой / Г.Ю. Карпенко // Третий Толстой и его семья в русской литературе: Сб. научных статей. Самара, 2003. - С. 24-29.

58. Компаньон, Антуан. Демон теории / Антуан Компаньон. М.: Изд-во им. Сабашниковых, 2001. - 336 с.

59. Кронгауз, К. Имидж ничто. О встрече Т. Толстой с журналистами / К. Кронгауз // Московские новости, 2001. № 34. - С. 19-20.

60. Кузичева, А. Король, королевич, сапожник, портной. Кто ты такой? / А. Кузичева // Книжное обозрение, 1988. № 29. - 15 июля. - С. 6.

61. Курицын, В. Четверо из поколения дворников и сторожей / В. Курицын // Урал, 1990. № 5. - С. 170-182.

62. Курицын, В. Русский литературный постмодернизм / В. Курицын. — М.: ОГИ, 2000.-321 с.

63. Кучина, О. Как написать человека / Ольга Кучина // Комсомольская правда. 1987. - 15 августа.

64. Кякшто, Н.Н. Русский постмодернизм / Н.Н. Кякшто // Русская литература XX века: школы, направления, методы творческой работы. — СПб., «Высшая школа», 2002. С. 311 -313.

65. Латынина, А. А вот вам ваш духовный ренессанс / А. Латынина // Литературная газета, 2000. № 47. - С. 10.

66. Латынина, А. Дама и Кавалер, хозяева времени: О книге рассказов Т. Толстой «Любишь не любишь» / А. Латынина // Литературная газета, 1997.- 19 ноября.-С. 11.

67. Лейдерман, Н.Л., Липовецкий, М.Н. Современная русская литература: В 3-х кн. Кн. 3: В конце века (1986 1990-е годы): / Н.Л. Лейдерман, М.Н. Липовецкий // Учебное пособие. - М.: Эдиториал УРСС, 2001. - С. 43.

68. Липовецкий, М.Н. «Свободы черная работа»: Об «артистической прозе» нового поколения / М.Н. Липовецкий // Вопросы литературы. 1989. - № 9.-С. 3-45.

69. Липовецкий, М.Н. А за праздник спасибо!: Старость «новой волны» / М.Н. Липовецкий // Литературная газета, 1992. - № 46. - С. 4.

70. Малыгин, А. Это было так легко не учиться: Беседа с Т. Толстой / А. Малыгин//Неделя, 1988. - № 21. - С. 10-11.

71. Маньковская, Н.Б. «Париж со змеями» (Введение в эстетику постмодернизма) / Н.Б. Маньковская. М.: ИФРАН, 1995. - 393 с.

72. Мартыненко, О. Чтение 200 лет спустя после взрыва. Беседа корреспондента с Т. Толстой автором романа «Кысь» / О. Мартыненко // Московские новости, 2000. № 36. - С. 2-3.

73. Медведева, Н.Г. Повествователь и герой в рассказах Т. Толстой / Н.Г. Медведева // Проблемы типологии русской литературы XX века. Межвузовский сборник научных трудов. Государственный университет им. М. Горького. 1991. - С. 137-147.

74. Мелерович, A.M., Фокина, М.А. К вопросу об отнологической сущности и функциях интертекста в художественном дискурсе / A.M. Мелерович, М.А. Фокина // Интертекст в художественном и публицистическом дискурсе. Магнитогорск. - 2003. - С. 58-59.

75. Михайлов, А. Рассказы Т. Толстой / А. Михайлов // Т. Толстая. На золотом крыльце сидели. М.: Молодая гвардия. — 1987. - С. 189-190.

76. Михайлов, А. Право на исповедь: Молодой герой в современной прозе / А. Михайлов // Литературно-критические статьи М., 1987. - С. 102-104.

77. Насрутдинова, Л.Х. Пушкин проза «нового реализма» / Л.Х. Насрутдинова // Ученые записки Казанского университета. — 1998. — Т. 136.-С. 85-86.

78. Насрутдинова, Л.Х. «Новый реализм» в русской прозе 1980-90-х годов (концепция человека и мира) / Л.Х. Насрутдинова // Автореферат кандидатской диссертации. Казань, 1999.— 21 с.

79. Невзглядова, Е. Эта прекрасная жизнь (о рассказах Т. Толстой) / Е. Невзглядова // Аврора. 1986. - № 10. С. 111-120.

80. Некрасова, Т. Гласность: наступление на систему / Т. Некрасова // Литературный Киргизстан, 1989. № 3. - С. 126-132.

81. Нефагина, Г.Л. Русская проза второй половины 80-х начала 90-х годов XX века / Г.Л. Нефагина //. - Минск, 1998. - 289 с.

82. Ниточкина, А. В большевики бы не пошла. Беседа с Т. Толстой / А. Ниточкина // Столица, 1991. № 33. - С. 38-41.

83. Новиков, В. Наедине с вечностью / Вл. Новиков // Толстая Т. Любишь не любишь. - М., 1997. - С. 5-8.81.0ванесян, Е. Творцы распада. На золотом крыльце сидели. / Е. Ованесян // Молодая гвардия, 1992. № 3-4. - С. 249-262.

84. Ованесян, Е. Распада венок / Е. Ованесян // Литературная Россия, 1991. -№36.-6 сентября. С. 22-23.

85. Ольшанский, Д. Спасибо нам: «День» эссеистический сборник Татьяны Толстой / Д. Ольшанский // Независимая газета, 2001. № 140. - С. 7.

86. Парамонов, Б. Русская история наконец оправдала себя в литературе / Б. Парамонов, http://www.extertext.by.ru/criticism/bparamonov.htra

87. Парамонов, Б. Застой как культурная форма (О Т. Толстой) / Б. Парамонов // Звезда, 2000. № 4. - С. 234-238.

88. Пелевин, В. Чапаев и пустота / Виктор Пелевин. М.: Вагриус, 1996. - 386 с.

89. Песоцкая, С.А. Художественный мир современного писателя и проблема коммуникации «писатель-читатель» (на материале рассказов Т. Толстой) / С.А. Песоцкая // Коммуникативные аспекты языка и культуры. Томск,2001.-С. 256-261.

90. Петухова, Е.Н. Чехов и «другая проза» / Е.Н. Петухова // Чеховские чтения в Ялте: Чехов и XX век. М., 1997. - Вып. 9. - С. 71-80.

91. Писаревская, Г.Г. Реализация авторской позиции в современном рассказе о мечте (по произведениям J1. Петрушевской, В. Токаревой, Т. Толстой) / Г.Г. Писаревская. М., 1992. - 24 с.

92. Пискунова, С., Пискунов, В. Уроки зазеркалья / С. Пискунова, В. Пискунов // Октябрь. 1988. - № 8. - С. 188-198.

93. Полянская, И. Игра / И. Полянская // Предлагаемые обстоятельства. М.: Молодая гвардия, 1988. - С. 7-8.

94. Пронина, А.В. Наследство цивилизации / А.В. Пронина // Русская словесность, 2002. № 6. - С. 31-32.

95. Прохорова, Т.Г. Пушкинские реминисценции в творчестве Т. Толстой / Т.Г. Прохорова // Ученые записки Казанского университета. — 1998. — Т. 136.-С. 89-96.

96. Ремизова, М. Grandes dames прошедшего сезона. Заметки о литературных премиях (Т. Толстой и JI. Улицкой) / М. Ремизова // Континент, 2002. № 2.-С. 396-405.

97. Ремизова, М. Ирония вернейший друг души: (Рецензия на книгу Т. Толстой и Н. Толстой «Сестры», М., 1998) / М. Ремизова // Новый мир, 1999.-№ 4.-С. 193-195.

98. Скоропанова, И.С. Русская постмоднистская литература: новая философия, новый язык / И. Скоропанова. СПб.: Невский простор, 2001. -416с.

99. Славникова, О. Произведения лучше литературы: Субъективный обзор прозы / О. Славникова // Дружба народов, 2001. № 1. - С. 78-82.

100. Славникова, О. Пушкин с маленькой буквы. / О. Славникова // Новый мир,2001.-№3. С. 177-183.

101. Смирнова, Н.А. Механизм интертекстуальности: рассказ Татьяны Толстой «Йорик» сквозь призму шекспировской интертекстемы / Н.А. Смирнова // Интертекст в художественном и публицистическом дискурсе. — Магнитогорск. Изд-во МаГУ, 2003. С. 449-453.

102. Спивак, П. Во сне и наяву / П. Спивак // Октябрь. 1988. - № 2. - С. 201-203.

103. Старцева, Н. Сто лет женского одиночества / Н. Старцева // Дон, 1989. -№ 3. С. 158-165.

104. Сухих, И.Н. «Смерть героя» в мире Чехова / И.Н. Сухих // Чеховиана: Статьи: Публикации: Эссе. -М., 1990. С. 65-69.

105. Тарощина, С. Тень на закате: Беседа с Т. Толстой / С. Тарощина // Литературная газета, 1986. 23 июля. - С. 7-12.

106. Томашевский, Б.В. Теория литературы. Поэтика / Б.В. Томашевский. — М.: Аспект Пресс, 1999. -334 с.

107. Тренева, Е. Татьяна Толстая: На телевидении не грех и позлословить / Е. Тренева // Российская газета, 2003. № 172. - С. 21.

108. Трофимова, Е. Стилевые реминисценции в русском постмодерне 90-х годов / Е. Трофимова // Общественные науки и современность. 1999. № 4.-С. 28-31.

109. Трыкова, О. Отечественная проза последней трети XX века: жанровое взаимодействие с фольклором / О. Трыкова // Автореферат докторской диссертации. М., 1999. - 24 с.

110. Тух, Б. Первая десятка современной русской литературы / Б. Тух. М.: Оникс 21 век, 2002. - С. 346-357.

111. Тюпа, В.И. Аналитика художественного. Введение в литературоведческий анализ / В.И. Тюпа. М.: Лабиринт, РГГУ, 2001.192 с.

112. Фатеева, Н. Интертекстуальность и ее функции в художественном дискурсе / Н. Фатеева // Изв. РАН. Сер. литературы и языка., 1997. Т. 56. -№ 5.-С. 105-109.

113. Фрикке, Я.А. К вопросу о номинационно-синтаксической конверсии в художественном дискурсе (на материале языка прозы Т. Толстой) /Я.А. Фрикке // Вестник Пятигорского лингвистического университета, 2001. -№4.-С. 38-41.

114. Хализеев, В.Е. Теория литературы / В.Е. Хализеев. М. Высшая школа, 2002. Изд.З. - 437 с.

115. Чернов, А. Утаенный подвиг Натальи Крандиевской / А. Чернов // Крандиевская Н. Грозовой венок: Стихи и поэма. СПб, 1992. - С. 2-20.

116. Чупринин, С. Взгляд сквозь миражи: Рассказ: социальные и художественные возможности жанра / С. Чупринин // Литературная газета. 1987. - № 3. - С. 4.

117. Чупринин, С. Другая проза / С. Чупринин // Литературная газета. -1989. 8 февраля.

118. Шафранская, Э.Ф. Роман Т. Толстой «Кысь» глазами учителя и ученика: Мифологическая концепция романа I Э.Ф. Шафранская // Русская словесность. 2002. № 1. С. 36-41.

119. Швец, Т.П. Мотив круга в прозе Т. Толстой / Т.П. Швец // Проблемы взаимодействия эстетических систем реализма и постмодернизма.

120. Ульяновск, 1998. С. 27-33.

121. Щеглова, Е. Человек страдающий (Категория человечности в современной прозе) / Е. Щеглова // Вопросы литературы, 2001. № 6.

122. Юдина, С.В. В потемках Бытия / С.В. Юдина // Приложение к газете «Первое сентября», 2002. № 48. - С. 4.