автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.10
диссертация на тему: Поэзия Бориса Пастернака 1920-х годов в советской журналистике и критике русского зарубежья

Полный текст автореферата диссертации по теме "Поэзия Бориса Пастернака 1920-х годов в советской журналистике и критике русского зарубежья"

На правах рукописи

СЕРГЕЕВА-КЛЯТИС АННА ЮРЬЕВНА

ПОЭЗИЯ Б. ПАСТЕРНАКА 1920-х ГОДОВ В СОВЕТСКОЙ ЖУРНАЛИСТИКЕ И КРИТИКЕ РУССКОГО ЗАРУБЕЖЬЯ

Специальность 10.01.10- журналистика

Автореферат диссертации на соискание учёной степени доктора филологических наук

-6МАР 20Н

Москва-2014

005545731

005545731

Работа выполнена на кафедре литературно-художественной критики и публицистики факультета журналистики Московского государственного университета имени М. В. Ломоносова.

Официальные оппоненты: доктор филологических наук, профессор,

заведующий кафедрой истории русской классической литературы историко-филологического факультета Института филологии и истории РГГУ Магомедова Дина Махмудовна

доктор филологических наук, директор Мемориальной квартиры Андрея Белого Спивак Моника Львовна

доктор филологических наук, профессор кафедры журналистики и культуры речи Смоленского государственного университета

Горелик Людмила Львовна

Ведущая организация: Московский педагогический

государственный университет

Защита состоится « М» сЪ 2014 года в часов на

заседании Диссертационного совета Д 501.001.07 при Московском государственном университете имени М. В. Ломоносова по адресу: 125009, Москва, ул. Моховая, д. 9, факультет журналистики МГУ, ауд. 201.

С диссертацией можно ознакомиться в Фундаментальной библиотеке МГУ по адресу: 119192, Москва, Ломоносовский проспект, д. 27.

Автореферат разослан «

Л» 2014 года.

Учёный секретарь диссертационного совета кандидат филологических наук, доцент / ¿^ИЗ. Славкин

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ Предмет и хронологические рамки исследования

Настоящая диссертация посвящена проблеме восприятия современниками одного из крупнейших литературных явлений XX века поэзии Пастернака на протяжении одного десятилетия 1920-х годов (в дальнейшем мы будем использовать ограниченный по научному употреблению термин «историческая рецепция» в его традиционном значении'). Фактически обозначенный период оказывается короче, если учесть, что после книги стихов «Поверх барьеров» (1917 г.) до появившейся в 1922 г. «Сестры моей жизни» Пастернаком ничего издано не было. Таким образом, можно говорить о 1922-м г. как нижней границе рассматриваемого периода. Финальной его чертой условно считаем 1929-й год, год «великого перелома», когда традиционные ценности в области литературы и культуры были окончательно смещены радикальными социально-историческими процессами. Роман в стихах Пастернака «Спекторский», который формально завершает наше исследование, фактически был закончен в 1930 г. (Пастернак дописал «Вступленье»), однако интенсивная работа велась над ним с середины 1920-х годов, части и главы романа публиковались в периодических изданиях, поэтому хотя и спорадические, но вполне определенные по тону высказывания критиков появлялись еще до окончания автором текста и до первой книжной публикации «Спекторского» (ГИХЛ,

Интенсивность литературного процесса 1920-х годов и активное участие в нем Пастернака определили узость обозначенных хронологических рамок. Количество и значимость написанного и изданного Пастернаком в этот период может сравниться только с 1950-ми годами, временем работы над романом «Доктор Живаго» и его резонансной публикации. Значимости

1 За исходный мы принимаем термин рецепция в значении, предложенном Р. Д. Тименчиком (см. Тименчик Р. Д. Азы и узы комментария// The real life of Pierre Delalande: Studies in Russian and Comparative Literature to Honor Alexander Dolinin. Part 1. Stanford Slavic studies, vol. 33. Stanford. 2007. P. 176).

1931).

сделанного Пастернаком в 1920-е годы соответствует густой поток литературно-критических отзывов, география которых расширяется, благодаря наличию двух противостоящих друг другу идеологических и культурных полей - советской журналистики и журналистики русского зарубежья. Критики как одного, так и другого лагеря с пристальным вниманием следили за ростом и развитием пастернаковского таланта. Целью исследования стала систематизация критических откликов на поэзию Пастернака этого периода, воссоздание объективной (хронологически выстроенной) картины критической рецепции поэзии Пастернака 1920-х годов, попытка дать ответ на вопрос, как воспринимали профессиональные критики-современники творчество одного из крупнейших поэтов эпохи. Особенно подчеркнем наше стремление привлечь все высказывания критиков 1920-х годов, звучавшие как в советской прессе, так и в прессе русского зарубежья.

По ходу исследования решались следующие задачи.

- провести диахронический анализ изменений взгляда критики на поэзию Пастернака в течение десятилетия, с учетом исторических и политических процессов, влиявших на смену ее приоритетов, другими словами, дан ответ на вопрос, как связана история критики Пастернака с историей советской России и русской эмиграции 1920-х годов. Очевидно, что здесь имеет особое значение эволюционный аспект, то есть смена поколений читателей и критиков Пастернака за обозначенное десятилетие, вернее, семилетие: 1922-1929. Действительно, если первые критические высказывания о творчестве Пастернака принадлежат перу В. Брюсова (в СССР) и И. Эренбурга (в эмигрантском Берлине), то совершенно очевидно, что будущее исторической рецепции по обе стороны границы было не за этими именами.

- решалась синхроническая задача □ сравнить и сопоставить оценки и мнения критиков, зачастую связанных между собой личными отношениями,

профессиональной полемикой или просто находящихся в общем контекстуальном поле эпохи. Исследование «сквозной ткани» критической рецепции — одно из основных направлений этой работы, а также основа ее методологии.

- проводилась систематизация, связанная не столько с литературно-критическим процессом, сколько именно с отзывами на творчество Пастернака: мнения разных группировок о Пастернаке разнились в зависимости от их литературно-эстетических предпочтений и идеологических взглядов. Предложенная нами систематизация затронула не только процессы, происходившие в советской России, но также литературу и критику русского зарубежья, тоже весьма неоднородную.

- подвергалась анализу ситуация расхождения в определении творческих задач, как их понимал сам Пастернак, и ожиданиях, которые в его адрес высказывала критика. Ситуацию, в которую вольно или невольно Пастернак часто ставил как советскую прессу, так и прессу русского зарубежья, можно с некоторой долей условности назвать ситуацией «обманутого ожидания». Для обнаружения ожиданий критики необходимо восстанавливать не столько личный биографический контекст, не столько общекультурный фон, сколько политическую и социальную атмосферу, подчас вынуждавшую критика делать недвусмысленный выбор между личным и общественным, между собственными вкусами и предпочтениями идеологически значимых фигур. Таким образом, историческую рецепцию творчества Пастернака следует признать двухуровневой: одно дело, чего действительно ожидал и хотел получить критик от нового произведения Пастернака, другое - чего он должен был ожидать и хотеть как представитель цеха, как действующее лицо эпохи. За примерами не нужно далеко ходить, стоит назвать самый известный, но далеко не единичный, случай А. К. Тарасенкова2.

2 Об А. К. Тарасенкове см.: Громова Н. Распад: Судьба советского критика 40 - 50-е годы. М., 2009.

- осмыслялась и подвергалась анализу эстетическая позиция самого поэта, несомненно зависимая от критических суждений. Попытка осознать, в каком случае он оказывался подверженным мнению критика, а в каком стойко сопротивлялся этому влиянию, кажется нам принципиально важной для понимания творческой эволюции Пастернака, становления его поэтической манеры. Как влияют критические отзывы на отношение поэта к собственному произведению, возможна ли последующая «деформация» текста из-за полученной им оценки, не меняет ли читательское восприятие в целом линии творческого развития писателя? Эти вопросы особенно актуальны для Пастернака, который, как известно, безжалостно правил свои тексты в течение всей жизни, создавая массу редакций, резко меняя векторы от «зауми» к «неслыханной простоте». Давать ответы на эти вопросы мы пытались на протяжении всего исследования.

- анализу подвергалась не только профессиональная литературно-критическая рецепция, но и восприятие творчества Пастернака читателями, далекими от литературоведения. Собственно термин «историческая рецепция» не ограничен только печатными критическими отзывами, но включает взгляд на ситуацию глазами обычного читателя. Тот факт, что история литературы не только «история писателей, но и история читателей»3, давно уже никем не подвергается сомнению. Однако чаще всего читательские оценки, которые достигают нашего слуха, принадлежат тому же кругу действующих критиков, даже если они высказаны в частном письме. Разница между выводами, которые делаются критиком в личной беседе с автором и подлежащими опубликованию, тоже подвергается в работе пристальному исследованию. Хорошо известно, что отзывы читателей (не профессиональных критиков), опубликованные в советской прессе, в

3 Р Д Тименчик обратил наше внимание на старые исследования этой проблемы: Белецкий А. Оо одной из очередных задач историко-литературной науки// Белецкий А. Избранные труды по теории литературы. М 1964 С 26 Известны и более ранние труды на ту же тему. Например: Вихлянцев В Проблема изучения читателя: Читатель пушкинской поры (предварительный этюд)// Историко-литературные опыты. Иркутск, 1930.

подавляющем большинстве представляли собой циничный подлог. Особенность материала состоит в том, что читателями Пастернака, выражающими свою частную точку зрения на его произведения, зачастую становились не безвестные современники, а поэты первой величины или известные деятели культуры или политики. Среди них - Брюсов, Цветаева, Мандельштам, Ходасевич, Набоков, Троцкий и др.

- попутно решалась задача сопоставления рецепции современной Пастернаку эпохи с исследованиями более поздней поры. О. Мандельштам, по разным причинам субъективного и объективного характера, гораздо меньше, чем Пастернак, оглядывавшийся на суждения критиков, объяснял свою позицию следующим образом: «В бросании мореходом бутылки в волны и в посылке стихотворения Боратынским есть два одинаковых отчетливо выраженных момента. Письмо, равно и стихотворение, ни к кому в частности определенно не адресованы. Тем не менее оба имеют адресата: письмо — того, кто случайно заметил бутылку в песке, стихотворение -"читателя в потомстве"»4. Пастернаковское «письмо в бутылке», без сомнения, тоже было отправлено в плавание. В. Н. Альфонсов справедливо писал: «Высокое мастерство и неповторимая тональность стихов выдвинули Пастернака на одно из первых мест в мощном поэтическом движении 1910 — 1920-х годов, на стыке исторических эпох, и обеспечили ему очевидную репутацию в поэзии последующих десятилетий. Однако эти две стороны — мастерство и тональность, поэтика и пафос — далеко не всеми и не всегда воспринимались в единстве. Для многих современников они расходились, вступали в противоречие, да и внутри каждой из них виделся свой запутанный узел»5. Невозможно утверждать, что позиция квалифицированного читателя XXI века более выигрышна и суждения его обладают непогрешимостью. Для современников и потомков актуальными

4 Мандельштам О, Э. О собеседнике// Мандельштам О. Э. Сочинения в 2-х томах. М., 1990. Т. 2. С. 147.

5 Альфонсов В. Н. Поэзия Бориса Пастернака. М., 1990. С. 5.

оказываются разные аспекты творчества: то, что представляло интерес и читалось как первостепенно важное в 20-х годах, впоследствии ушло на периферию культурного сознания, было замещено другими приоритетами, предельно ясное с течением времени оказалось скрытым, энигматичное, наоборот, прояснилось. Диахроническое сопоставление взглядов на один и тот же объект, таким образом, подобно совмещению двух заведомо неполных изображений, которое воссоздает целостность картины (впрочем, никогда не являющуюся окончательной). В качестве примера можно привести разнообразные оценки современниками «Сестры моей жизни», многие из которых сохраняют актуальность и по сей день, среди которых, однако, только единожды делается акцент на разных оттенках комического в книге Пастернака (Я.З. Черняк). Сегодня это одна из актуальных филологических концепций, развиваемых французской славистикой, возглавляемой М. Окутюрье.

Актуальность темы исследования

Соотнесение взгляда современников с исследованиями последнего времени определяет особую актуальность исследования. Несомненно, актуальным оказывается и вопрос о влиянии критики на формирование творческого сознания поэта, изменение его поэтической манеры. Литературный процесс исторически неоднороден. Та его часть, которую составляют произведения первостепенной ценности, при жизни автора воспринимаемые как классика отечественной словесности, несомненно, остается в памяти потомков и может подвергаться исследованию на разных уровнях. Однако ниша, занимаемая литературно-художественной критикой, не обладает такими потенциями. Критика органически связана с текущим моментом исторического и социального развития страны, вкусами и приоритетами читающей аудитории. Критика, всегда ориентированная на «сегодняшний день», остро заинтересованная в постижении, анализе и оценке представляющей современность референтной писательской группы,

устаревает. Таким образом, стремление современной науки получить объективное представление об эпохе 1920-х годов выливается в необходимость детального изучения литературного процесса этого времени, и как одной из важнейших составляющих его - критической массы, которую порой даже трудно восстановить в полном объеме. Без решения этой проблемы наше представление о литературе и культуре прошлого будет катастрофически однобоким.

Методологическая основа и методы исследования

Исследование внедряет новую тотальную, синхронно-диахронную методологию, позволяющую выявить все этапы развития литературно-критических идей в их исторической динамике, взаимосвязях и противоречиях. При таком подходе наглядно и объективно предстают субъекты литературного процесса 1920-х годов, главную роль в котором играли не писательские, а именно профессиональные группировки критиков, однако материалом становятся не их теоретические манифесты, а практическое поле их деятельности - анализ и оценка творчества современного поэта. Метод «сквозного прочтения» не только дает представление об исторической рецепции творчества Пастернака, но позволяет на материале поэзии Пастернака проследить процессы, протекавшие в русской журналистике этого периода: степень вовлеченности критиков в политические и социальные перемены, их способность к самоидентификации на фоне постепенного превращения советской критики в один из механизмов идеологической государственной системы, и -параллельно с этим - активно развивающихся в эмигрантской Европе процессов партийного размежевания. Основываясь на восприятии критиками пастернаковской поэзии, можно детально разглядеть, как в начале 1920-х годов происходило отпадение «диаспоры» от «метрополии» и как подчас идеологические приоритеты заставляли критиков менять свои оценочные суждения, отказываясь от скрупулезного литературного анализа

произведений. «Сквозное прочтение» такого гигантского объема критического материала дает возможность также посмотреть на него как на единый текст, проанализировать его тематику, мотивные ходы, стилистические средства, воссоздать скрытые диалогические перспективы.

Материал, подход к материалу, объект исследования

Материалом для исследования послужили все рецензии, заметки и аналитические статьи, в которых имя Пастернака и его произведения подвергаются более или менее детальному обсуждению. Мы старались привлекать даже те публикации, в которых разговор о творчестве Пастернака служит лишь отправной точкой для рассуждения критика о текущей литературе вообще или в которых поэтика Пастернака становится фоном для оценки творчества его современников, анализа литературного процесса. Также в качестве материала привлекались и само творчество Пастернака, и авторская саморефлексия, отраженная в эпистолярии и других документах. Фигура Пастернака для критики 1920-х годов оказалась во многом знаковой: находящийся в самом центре литературного процесса в СССР, однако не претендующий ни на должность «буревестника революции», ни на роль реформатора русского стиха, Пастернак невольно поляризовал литературную критику. Представители цеха в зависимости от их личной или партийной вовлеченности в общественные процессы либо концентрировались на особенностях пастернаковской поэтики (С. Парнок, Ю. Тынянов, Ин. Оксенов, Б. Бухштаб), либо были вынуждены уходить от нее в сторону идеологических обобщений (В. Перцов, Г. Лелевич), либо выбирали срединный путь - контаминацию обеих линий, попытку объяснить социальную позицию Пастернака особенностями его поэтики и наоборот (В. Правдухин, В. Красильников, А. Лежнев, Я. Эльсберг). Такую точку притяжения и отталкивания представляла фигура Пастернака и для зарубежной критики, в которой к 1923 г. начался процесс размежевания по

отношению ко всему советскому, к советской литературе в частности. Пастернак как сознательно выбравший возвращение в СССР, присоединившийся к группе Маяковского и ЛЕФу, для многих представителей зарубежья совпал с образом советского поэта. Попытку увидеть за этими жизненными выборами Пастернака его литературную позицию, разглядеть специфику поэтической деятельности хотели далеко не все. Свою роль в этом процессе играла идеологическая неоднородность критики зарубежья, представленная на разных полюсах В. Ф. Ходасевичем и Д. П. Святополком-Мирским.

Подход к материалу, казалось бы, предопределен сложившейся еще при жизни Пастернака периодизацией его творчества, отчетливая дискретность которого не допускает споров и расхождения мнений: 1922 -1923 («Сестра моя жизнь», «Темы и вариации»), 1924 - 1930 (эпическое творчество «Высокая болезнь», «905 год», «Лейтенант Шмидт»).

Однако традиционной хронологией пользоваться для исследования исторической рецепции (а не творчества) Пастернака весьма затруднительно. «Сестра моя жизнь» и «Темы и вариации», впервые изданные в России и Германии (изд-во Гржебина, Геликон) в 1922 и 23 годах и вызвавшие волну критических выступлений как за границей, так и в советской России, были перепечатаны через четыре года в Москве («Две книги», 1927), и только недавно затихший интерес к поэзии Пастернака (самые поздние отзывы на «Сестру мою жизнь» и «Темы и вариации» были помечены 1924-м годом) пережил новый подъем. Через два года, в 1929-м, в ГИЗе вышло переиздание ранних книг Пастернака, почти полностью им переписанных («Поверх барьеров. Стихи разных лет»), что тоже не осталось без внимания. В 1927 г. выходят две революционные поэмы, которые частично уже печатались в журналах («Новый мир», 1926, №2; «Версты», 1926, № 1), - «905-й год» и «Лейтенант Шмидт», объединенные под одной обложкой (ГИЗ, 1927). Вслед за ними в 1928 г. выходит вторая, значительно переделанная автором,

редакция «Высокой болезни» (первая - «Леф», 1924). Рождение пастернаковского эпоса, к которому сам поэт относился весьма амбивалентно, было встречено овациями в советской России и всплеском критических высказываний за рубежом. Пожалуй, именно 1927 и 1928 годы стали переломными в оценке Пастернака: о нем обзорными аналитическими статьями, учитывающими все разнообразие жанров его творчества, отозвались такие знаковые фигуры литературного процесса, как В. Вейдле, Д. Святополк-Мирский, Н. Оцуп, А. Лежнев, И. Поступальский, В. Красиль-ников, В. Перцов, Ин. Оксенов и др. В то же время разговор об эпических произведениях, мощно реформировавших творчество Пастернака, редко обходился без упоминания и краткого анализа его предшествующего пути, в котором важнейшее место по-прежнему отводилось двум книгам: «Сестра моя жизнь» и «Темы и вариации». Таким образом, неминуемые нарушения хронологии высказываний в пользу тематического принципа в этой книге неизбежны.

В диссертации мы не задаемся целью представить анализ творческого пути Пастернака или его поэтики. Центром исследования также нигде не оказывается в чистом виде политический аспект, а также сложные отношения, в которых находились Пастернак и власть в 20-е годы. Хотя все это не может быть совершенно исключено из поля нашего внимания.

Поскольку история критики неминуемо связана с политической историей, идеологией, социальной жизнью, то все эти сферы также входят в сферу нашего исследования, образуя его необходимый фон, на котором проявляется комплексный портрет эпохи, а вернее, ее литературное лицо.

Степень научной разработанности темы и новизна исследования

Истории журналистики 1920-х годов посвящены труды многих отечественных и зарубежных ученых. Среди классических можно назвать

исследования Г. Струве6, А. Максимова7, В. Кулешова8, М. Шкондина9, Г. Белой10. Однако очевидно, что независимость суждений исследователя и степень разработанности проблемы начиная с 1990-х годов приобрели принципиальные отличия от подхода, который диктовала советская эпоха или логика «холодной войны». Среди фундаментальных в новое время назовем работы Б. И. Варецкого", Г. А. Белой'2, Е. А. Добренко'3, Е. Г. Елиной14, Р. П. Овсепяна15, О. П. Федоровой16, М. В. Шкондина17, Е. И. Орловой18, Ю. А. Азарова19, Л, С. Флейшмана20, а также новый учебник по истории советской критики, недавно выпущенный коллективом авторов под редакцией Е. Добренко и Г. Тиханова21. Теории и истории критики посвящены и работы ведущих западных ученых: Т. Bennet22, Т. Eagleton23, Р. Hohendahl24, R. Wellek25; М. Hagglund Roger26, J. Brooks27.

Струве Г. П. Русская литература в изгнании. Париж; М., 1996.

7 Максимов А. Советская журналистика 1920-х годов. Л., 1964; Максимов А. У истоков советской журналистики. J1., 1967.

Кулешов В. И. История русской критики XVIII - начала XX веков. M., 1984.

9 Шкондин М. В. Организация средств массовой информации и пропаганды. М., 1985.

Белая Г. А. Из истории советской литературно-критической мысли 20-х годов. М., 1985.

" Варецкий Б. 11. У истоков советской печати. M., 1985.

12 Белая Г. А. О внутренней свободе художника: Из опыта критической мысли 1920-х годов// контекст: литерзтурно-критические исследования. М., 1989; Белая Г. А. Дон Кихоты 1920-х годов: «Перевал» и судьба его идей. М., 1989.

13 Добренко Е. А. Формовка советского читателя: Социальные и эстетические предпосылки реиепции советской литературы. Спб, 1997.

14 Елина Е. Г. Литературная критика и общественное сознание в Советской России 1920-х годов. Саратов, 1994.

15 История новейшей отечественной журналистики (февраль 1917 - 1990-е годы). М., 1999.

16 Федорова О. П. Журнальная публицистика 20-х годов как учебник по истории советской интеллигенции. М., 1995.

17 Шкондин М. В. Организация средств массовой информации и пропаганды. М., 1985;

18 Орлова Е. И. Сатирическая журналистика 1920-х годов. Фельетон в творчестве М.А.Булгакова и М.М.Зощенко. М, .2010.

19 Азаров Ю. А. Диалог поверх барьеров: Русское литературное зарубежье, центры, периодика, взаимосвязи (I9IS-1940). М., 2005.

Флейшман Л. С. Хыоз Р., Раевская-Хыоз О. Русский Берлин: 1921 - 1923. Париж; М., 2003.

История русской литературной критики: советская и постсоветская эпохи. М., 2012.

22 Bennet Т. Outside literature. London-New-York, 1990.

ъ Eagleton Т. The Function of Criticism. London, 1991.

24 Hohendahl P. The Institution of Criticism. Ithaca, 1982.

Wellek R. Concepts of criticism. New Heaven, 1963.

> Hagghmd Roger M. The Adamovich-Khodasevich Polemics// Slavic and East European Journal, 1976. Vol.20. № 3. P.239-252.

27 Brooks J. Thank you, comrade Stalin: Soviet public Culture from revolution to Cold War. Princeton-New Jersey, 2000.

Особое влияние на постановку вопроса о рецепции творчества Пастернака оказала недавно изданная книга Л.С. Флейшмана «Встреча русской эмиграции с "Доктором Живаго"»28 («Борис Пастернак и Нобелевская премия»29), методология которой представляется нам чрезвычайно продуктивной, а выводы исключительными по значимости. В любом случае предшествующий опыт Л. С. Флейшмана30, А. Ю. Галушкина31, Н. А. Богомолова32, Дж. Малмстеда33, А. К. Жолковского34, Б. М. Гаспа-рова35 и других исследователей, внесших несомненный вклад в реальное пастернаковедение, был нами по возможности учтен и использован. Однако нам представляется, что на сегодняшний день не существует ни одной работы, которая предлагала бы комплексный анализ журналистики, центрированной вокруг литературно и общественно значимой фигуры Пастернака, на протяжении решающего этапа российской истории 1920-х годов. Этим определяется принципиальная новизна нашего исследования.

Положения, выносимые на защиту

1. Критическая рецепция самой значимой поэтической книги Б. Пастернака «Сестра моя жизнь» в течение 1920-х годов была неоднородной. После безусловного, иногда восторженного, принятия профессиональной критикой его новой поэтической системы, длившегося на протяжении полугода (май 1922 - ноябрь 1922), наступил период отчуждения, ознаменованный публикацией

28 Флейшман Л. С. В стреча русской эмиграции с «Доктором Живаго»: Борис Пастернак и «холодная война». Stanford Slavic Studies, vol. 38. Stanford, 2009.

29 2-е дополненное и исправленное издание книги вышло в России в издательстве «Азоуковник» - М„

20'" Флейшман Л. С. Борис Пастернак в двадцатые годы. СПб., 2003. Флейшман Л. С. Борис Пастернак и литературное движение 1930-х годов. СПб., 2005.

" Галушкин А. Ю. Сталин читает Пастернака// В кругу Живаго: Пастернаковский сборник. Stanford Slavic

Studies. Vol. 22. Stanford, 2000. С. 38 - 66.

52 Богомолов H. A. PvccKaa литература первой трети XX века, Томск, 1999; Богомолов Н. А. Ходасевич и Пастернак: ранние пересечения// Богомолов Н. А. Сопряжение далековатых: О Вячеславе Иванове и Владиславе Ходасевиче. М., 20U. С. 169 - 175.

" Малмстед Дж. Единство противоположностей// Литературное обозрение. М., 1990. № 2. С. 51-59.

34 Жолковский А. К. Поэтика Пастернака: Инварианты, структуры, интертексты. М., 2011.

35 Гаспаров Б. № Борис Пастернак: По ту сторону поэтики. М., 2013.

В. О. Перцова в журнале «На посту» (статья «Вымышленный Пастернак»).

2. Период отчуждения и преимущественно социальной оценки творчества и личности Пастернака длился практически до 1927 года, когда поэт под воздействием критики написал, а затем выпустил отдельным изданием свои революционные поэмы и тем самым во многом сознательно вписал себя в когорту литераторов, лояльных советской власти.

3. Творчеством Пастернака интересовались и занимались крупнейшие поэты и ученые эпохи. Так, наиболее значимыми критическими текстами о нем можно считать статьи М. Цветаевой («Световой ливень»), Н. Асеева «Письма о поэзии», «Организация речи»), В. Ходасевича (публикации в газете «Возрождение»), О. Мандельштама («Заметки о поэзии»), С. Парнок («Другой Пастернак»), Ю. Тынянова («Промежуток»).

4. О творчестве Пастернака регулярно отзывались обширными аналитическими статьями ведущие советские критики: В. Перцов, А. Лежнев, В. Красильников, И. Поступальский, К. Зелинский, Я. Эльсберг и др., что, даже при отрицательном подходе к предмету, выводило фигуру Пастернака из тени, делало его имя одним из наиболее часто произносимых, а самого поэта - одним из самых значимых представителей эпохи.

5. В 1920-е годы подготавливается почва для общественного признания Пастернака, которое достигло своего пика в начале 1930-х годов в речи Н. И. Бухарина на первом съезде Союза советских писателей в 1934 г.

6. В 1920-е годы была заложена почва для последующего отторжения Пастернака от советского литературного процесса, в котором он сознательно перестал участвовать после 1932 г. (книга «Второе

рождение»). Одной из причин этого решения была отчетливая и неизменная позиция критики, требовавшей от него поэзии факта, общедоступности, понятности и актуальности. Однажды под давлением критики поступившись своей лирической природой во время создания революционных поэм, Пастернак в дальнейшем занял позицию стойкого сопротивления этому влиянию. Собственно, в 1920-х годах лежит начало того пути, который приведет его к позиции конца 1950-х годов и изданию «Доктора Живаго».

7. Стремление Пастернака работать над понятностью своего поэтического языка, освобождаясь от усложненных средств выразительности, которое было органически присуще ему с юности, совпало с социальными претензиями, которые предъявляла ему критика. Выработанная поэтом к 1930-м годам новая поэтика во многом стала результатом прочитанных Пастернаком критических разборов.

8. Литературная критика в 1920-е годы оказала решительное влияние на формирование Пастернака как поэта, когда он проходил период становления своей творческой манеры и социально-политического мировоззрения.

9. Литературная критика 1920-х годов заложила основы изучения творчества Пастернака. Фактически это был единственный период, когда историческая рецепция при ее массовом характере могла быть более или менее объективной (не имеем в виду - свободной от воздействия важнейших идеологем эпохи), обращалась к основам его поэтики, пыталась выполнять свою коренную функцию не только формирования читательского мнения и спроса, но и воздействия на писателя. Начиная со второй половины 1930-х годов критика фактически потеряла из вида Пастернака, полностью посвятившего себя переводам. После небольшого всплеска 40-х годов, который тоже

был преимущественно связан с переводческой деятельностью поэта, последовала взрывная волна реакции на «Доктора Живаго», которая с советской стороны представляла организованную травлю — об анализе поэтики и других профессиональных подходах здесь уже речь не шла.

10. Литературная критика 1920-х годов представляет собой единый текст, внутри которого легко устанавливаются связи между различными высказываниями действующих критиков, выстраивается картина их полемики, обнаруживается система со- и противодействующих сил, так или иначе прилагаемых к оценке творчества Б. Пастернака. Этот единый текст не разделен, в отличие от государств, никакими границами и объединяет расколотую на множество частей советскую критику и критику русской диаспоры за рубежом.

11. Критика, связанная с творчеством Пастернака, представляет собой в малом объеме целостную картину литературной критики 1920-х годов вообще. На материалах, посвященных творчеству Пастернака, выявляются позиции отдельных критиков, литературных группировок и школ, политических сил, представителей власти. Таким образом, наше исследование предлагает репрезентативный срез литературной критики эпохи 1920-х годов, что является продуктивным результатом как для науки о литературе, так и для истории журналистики.

Апробация исследования

1. Материал, подвергнутый анализу в этой книге, был предварительно обработан и представлен в двухтомной антологии «Pro et contra: Борис Пастернак» (СПб: РХГА, 2012, 2013).

2. Результаты исследования были представлены в виде докладов на международных научных конференциях в России и за рубежом: "Hostage of Eternity": An International Conference on Boris Pasternak. 3 -7 May, 2004. Stanford University, California, USA; 4-е и 5-e

Лотмановские чтения (Таллин, Таллинский университет, 31 мая -2 июня 2013); «Велимир Хлебников и русский авангард» (Великий Новгород, 17 -.19 октября 2013); XV Невские чтения (С.-Петербург, Невский Институт литературы и языка, 21 - 25 апреля 2013); Белые чтения (Москва, РГГУ, 17-19 октября 2013) и др.

3. Многие положения диссертации нашли отражение в статьях, опубликованных в научных и популярных изданиях.

4. Содержание диссертации отражено в ряде монографий, в том числе в таких, как «Спекторский Бориса Пастернака: Замысел и реализация» (М: Совпадение, 2007), «Поэзия Пастернака 1920-х годов в советской журналистике и критике русского зарубежья» (М: Медиамир, 2013), «Борис Пастернак: Поэтика, комментарий, контекст: Сборник статей» (Saarbrücken: LAP Lambert Academic publishing, 2013).

5. Ряд положений работы апробирован во время преподавания лекционных, специальных курсов, специальных семинаров.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Структура работы. Работа состоит из введения, пяти глав, заключения, списка литературы.

Во введении определен объект исследования и его хронологические рамки, обоснована актуальность исследуемой темы, раскрыта степень её научной разработанности, установлены объект и предмет диссертации, определены цели и задачи, представлена теоретическая и методологическая основа исследования, охарактеризованы его научная новизна и наиболее существенные научные результаты, выносимые на защиту, а также результаты апробации проведённой работы. Существенное внимание уделено филологическому аспекту ряда результатов, полученных в ходе исследования.

Глава 1. «Две книги в литературной критике» состоит из пяти параграфов. В параграфе «Первые советские рецензии» исследуется замысел Пастернака относительно «Сестры моей жизни» и его саморефлексия, во многом совпадающая с первыми откликами критики на эту 'книгу, что позволяет судить об адекватности этой критики и/или сознательной развернутости ее в сторону поэта. Сюда же включен очерк эволюции значимых для культуры 1920-х годов понятий «ремесло» и «искусство», которыми активно оперировали критики и поэты этого времени, что позволяет понять эстетические основы их мировоззрения.

Второй параграф «Первые рецензии русского зарубежья» посвящен критической деятельности И. Г. Эренбурга и М. И. Цветаевой, ярких адептов Пастернака за границей, посвятивших его творчеству значимые статьи. Первые рецензии на творчество Пастернака, вышедшие в советской России и за рубежом, составляют единый метатекст, в котором наблюдается уникальное единодушие авторов и совпадение со взглядом на собственные поэтические задачи самого поэта. Поистине литературная критика существовала тогда «Поверх барьеров».

В третьем параграфе «Берлинский период. После Берлина» подвергаются анализу те изменения, которые произошли в конце 1922 года в связи с кратковременным пребыванием в Берлине Б. Пастернака, принявшего решение о возвращении в советскую Россию весной 1923 г. Впечатление, произведенное его отъездом на эмигрантскую среду, вероятнее всего, оказало влияние на дальнейшие оценки, которые стали появляться в критике русского зарубежья начиная с 1923 г. Кроме того, на рубеже 1922 - 23 гг. вышла в свет следующая книга Пастернака «Темы и вариации», предложившая критикам новый материал для анализа: она развивала найденные поэтом в прошлой книге новаторские ходы.

В четвертом параграфе «Единомышленники и адепты» исследование касается ситуации в советской России, где продолжали появляться

критические статьи, посвященные уже не столько разбору книги «Сестра моя жизнь», сколько обсуждению того нового, что принесло в поэзию творчество Пастернака в целом. Среди критиков в этот период выступает со своими концептуальными статьями о поэзии, в которых главную роль играет Пастернак, О. Э. Мандельштам, утверждающий, что «Сестра моя жизнь» имела такое же значение для современности, как перевод Библии для мирян в эпоху Реформации. О поэзии Пастернака Мандельштам говорит как о единственной на сегодняшний день наследнице классической русской традиции (Батюшков, Языков, Фет), связанной с усовершенствованием и гармонизацией языка, которая ведет его по единственно возможному, «среднему удобному пути» сближения с разговорной речью. В этом же ряду стоит хрестоматийный текст Н. Н. Асеева «Организация речи», в котором он совершенно с иных - лефовских позиций заявляет о продуктивности пастернаковского пути. В центре внимания Асеева книга Пастернака «Темы и вариации», которая представляется критику новаторской по интонационной выразительности.

Последний, пятый параграф «Галиматья вместо поэзии» посвящен перелому в отношении критики к Пастернаку, связанному с изменением политической ситуации в советской России. Начинают появляться критические тексты, направленные резко против Пастернака. Так, в центральной для этого периода статье В. О. Перцова Пастернак выглядит как человек случайный на поэтическом поле, эгоцентрик, погруженный в свой внутренний мир, игнорирующий общественные процессы, протекающие в новой России. Естественным выводом Перцова становится требование к читателю исключить Пастернака из употребления: «Нам нужно со всей силой утвердить положение: Пастернак не нужен нам»36. Отсюда и мотив «вымышленности», связанный с фигурой поэта Пастернака, который вынесен в заглавие статьи и в полной мере определяет подход критика. Заканчивается

36 Перцов В. О. Вымышленный Пастернак// На литературном посту, 1924. № 1. С. 2'.

параграф разделом об отражении поэзии Пастернака в современной ему пародии, абсорбировавшей именно те черты его поэтики, которые были подмечены критикой как наиболее чуждые и вредные для советской действительности.

Глава 2. Промежуток: Пастернак меяаду лирикой и эпосом

Глава не случайно названа так же, как и знаменитая статья Ю. Н. Тынянова - «Промежуток». Именно она становится центральным объектом исследования в первом параграфе «Пастернак и другие». Статья Тынянова о Пастернаке стала самым аргументированным ответом на вопрос о литературной традиции, к которой примыкает Пастернак, о поэтическом методе Пастернака и значении его поэзии для современной России. Мысль об особой миссии Пастернака в соединении прошлого и настоящего, о его важнейшей роли в созревании нового русского стиха («бродило»), о продуктивности его работы со словом и образом со временем вызрела в отчетливое убеждение Тынянова, что именно Пастернак стоит в центре литературного процесса. Это убеждение выразилось в посвящении статьи «Промежуток» Б. Пастернаку через пять лет после ее окончания. Не случайно нам кажется важной и мысль о литературной традиции, в которую Тынянов включает Пастернака. Эта мысль находит свое выражение в полемике о пушкинской традиции в современной поэзии между С. Я. Парнок, В. Ф. Ходасевичем и Г. В. Адамовичем, ход которой тоже отражен в этом параграфе.

Во втором параграфе «Ату его сквозь тьму времен!» рассказывается о непримиримой позиции радикальной критики, которую она заняла в отношении к Пастернаку к 1925 г. Центральной здесь оказывается статья Г. Лелевича «Гиппократово лицо», в которой Пастернак назван в числе «русских буржуазных писателей», авторов подвергаемых остракизму журналов «Россия» и «Русский современник». В творчестве Пастернака Лелевич видит только «типичное настроение представителя умирающего

класса, сына "конца века"»37, что, несомненно, было не просто личной позицией Лелевича, а вполне официальной доктриной в отношении Пастернака, формировавшейся у определенной группы носителей идеологических установок. Пастернак, с точки зрения рапповского критика, оказывался либо буржуазным поэтом, взгляды которого обращены в прошлое, либо заумником-футуристом, чья поэзия лишена эмоционально-общественного содержания. Дальнейшее существование в таком статусе было небезопасным как в творческом, так и в личном смысле. После возвращения из Берлина Пастернак находился в шатком положении в литературе. Советским поэтом он так и не стал, давление на «попутчиков» со стороны пролетарских писателей усиливалось, Пастернак переживал творческий кризис. Эпос, над которым он усиленно работал, не был близок ему ни содержательно, ни поэтически, однако именно эпоса, по убеждению Пастернака, требовало от него время, отказавшееся от лирики. Кроме того, обращение к революционной тематике воспринималось им как своего рода охранная грамота, действенный способ адаптации в изолирующей обстановке диктатуры РАППа. Таким образом, находится отчетливое социально-психологическое объяснение поворота Пастернака к революционным поэмам.

В следующем параграфе «С другого берега» речь идет о полемике вокруг Пастернака, развернувшейся в прессе русского зарубежья. Особняком стоящая статья А. Туринцева — по сути своей запоздавшая рецензия на две поэтические книги отражает мнение и приоритеты Цветаевой и ее круга. Однако более богатый материал представляет развернувшийся на страницах эмигрантских периодических изданий спор между Д. П. Святополк-Мирским и В. Ф. Ходасевичем о поэтике Пастернака. Краеугольным камнем этого спора стала уже неоднократно затрагиваемая критикой тема соотношения «формы» и «содержания» его стиха: Ходасевич яростно отстаивает мысль о

37 Г. Лелевич. Гиппократово лицо// Красная новь. М., 1925. № I. С. 295.

намеренной затемненности поэзии Пастернака и крайней бедности ее содержательного элемента, Святополк-Мирский ратует за необходимость преодолевать кажущуюся сложность языка Пастернака, за которой открывается множественность смыслов и путь к обновлению обветшавшей поэтической ткани русского стиха. Попутно исследуется эволюция взглядов Святополк-Мирского как крупнейшего критика русского зарубежья в отношении Пастернака и на фоне изменения его социально-политических приоритетов.

Заканчивается глава параграфом «Критика со стороны "Перевала"», посвященным самой значимой для середины 1920-х годов критической статье члена группы «Перевал» и одного из наиболее талантливых критиков эпохи А. Лежнева «Борис Пастернак». Статья Лежнева подвела важные итоги критических высказываний о поэзии Пастернака в советской журналистике за 1922-26 гг. Лежнев представлял собой «среднюю линию», в своих литературных предпочтениях он был далек как от «оголтелого большевизма» Г. Лелевича или В. Перцова, так и от «интеллигентской критики» С. Парнок или Ю. Тынянова. С одной стороны, в его статье прозвучало уже укоренившееся в советской критике определение статуса Пастернака как поэта далекого от современности, игнорирующего ее проблематику, замкнутого в своем узком кругу тем и ассоциаций. С другой стороны, сделаны выводы о мастерстве Пастернака и его виртуозном владении словом, образом, строением фразы, не отказано ему и в звании «подлинного поэта», которому подражает молодое поколение. Правда, уже как общее место повторяется тезис о трудности стихов Пастернака и не предназначенности их для читателя (Пастернак - поэт для поэтов), сделана попытка научным образом выявить причины этой трудности, без огульного отрицания поэзии Пастернака как непригодной для широкой народной массы. Проведены ведущие в историю литературы линии, связывающие Пастернака с поэтами-предшественниками (Тютчев и Фет). Казалось бы, окончательно выяснены

отношения между Пастернаком и футуризмом, оказавшиеся в целом формальными. Перед Пастернаком, делающим заметный шаг в сторону социализации, выстроена перспектива в будущее. Лежнев в жанре критической статьи выразил общую установку той партийной группировки, которая стояла на позиции привлечения попутчиков к общему делу социалистического строительства.

Глава 3. Эпос, внушенный временем

Глава посвящена революционным поэмам Пастернака и короткому периоду его обращения к эпосу. Отрывки из поэм «905-й год» и «Лейтенант Шмидт» Пастернак публикует в советских журналах «Новый мир», «Красная новь», «Леф», альманахах «Ковш» и «Круг». Эти отрывки перепечатывают эмигрантские журналы («Версты», 1926, № 1). Критики активно отзываются на эти публикации еще до выхода в свет книги поэм (1927). В первом параграфе «Изменение перспективы: начало эпоса» осмысливается критическая статья В. О. Перцова, в которой критик резко меняет перспективу: фигура Пастернака, которого он в 1924 году предлагал исключить из числа поэтов (статья «Вымышленная фигура»), теперь, благодаря его революционным поэмам, приобретает принципиально другое значение. Выводы Перцова на этот раз звучат оптимистически: за Пастернаком признается возможность эволюции. «Пастернак строит сейчас новое произведение - орудие. В дело идет кое-что из старой розницы мастера. Сейчас Пастернак живая сила, уже не "культурное наследие", а приближающаяся к строительству революции»38. Совершенно очевидно, что ходом мысли Перцова двигают не личные или даже групповые предпочтения, а партийная установка (имеется в виду резолюция ЦК РКП "О политике партии в области художественной литературы» 1925 г.).

Во втором параграфе «Пастернак и ЛЕФ» отражается полемика внутри и вокруг ЛЕФа о значимости творчества Пастернака для будущего советской

38 Перцов В. О. Новый Пастернак// На литературном посту, 1927, № 2. С. 39.

поэзии. Здесь выделяется статья Асеева «На черта нам стихи», в которой отражена новая реальность: Пастернак отделяется критиком от ЛЕФа. Однако хотя Пастернак и не с ЛЕФом, но его работа, по установке Асеева, сродни лефовской, это та же линия утилитарности, звуковой иллюстративности, которая рождает особую выразительность стиха. Здесь лефовед Асеев сближается с напостовцем Перцовым, который настаивал на вполне утилитарном качестве поэзии — ее эффективном воздействии на читательскую аудиторию. Также содержанием этого параграфа является идеологическая борьба с ЛЕФом В. Полонскго и А. Лежнева, своим главным аргументом избравших творчество Пастернака. Говоря о конце футуризма и уходе со сцены его главных действующих лиц, критики по-новому осмысливают специфику пастернаковской поэзии, отделяя ее от футуристического контекста. Эта полемика происходит на фоне разрыва Пастернака с ЛЕФом и лично с В. В. Маяковским, который тоже анализируется в этом параграфе.

Третий параграф «Вне полемики» посвящен одной критической статье, которая относится к периоду, когда революционные поэмы Пастернака еще не увидели свет в своем полном и окончательном виде. Речь идет о статье И. Н. Розанова «Пастернак и Маяковский», напечатанной в альманахе «Родной язык в школе» и уже самим этим фактом поставленной вне острой журнальной полемики о футуризме. Несмотря на название, статья обсуждает фактически только творчество Пастернака, начиная с первых публикаций в рамках групп «Лирика» и «Центрифуга» и заканчивая последними поэтическими высказываниями, связанными с эпосом. Отмечается детальность подхода Розанова, которую Пастернак назвал «биографическим правдоподобием». Действительно, знание фактов биографии и этапов творческого пути поэта свидетельствует об углубленном изучении вопроса и обеспечивает статье Розанова филологическую глубину, которая не часто встречается в критических выступлениях его современников.

Четвертый параграф «Позиционная война» обсуждает новый этап полемики, разворачивающейся в советской критике и касающейся творчества Пастернака. На одном полюсе здесь стоит напостовский критик Г. Е. Горбачев, подмечающий в публикациях революционных поэм те же недостатки, которые заметны в пастернаковской лирике: разорванность содержания, усложненность образов, отсутствие интереса к актуальным процессам современности. С противоположной позиции, близкой группе В. Полонского — А. Воронского, выступает в «Печати и революции» член творческого объединения «Кузница» В. А. Красильников с большой установочной статьей «Борис Пастернак», включающей обстоятельный анализ всего творчества поэта. Главным результатом статьи Красильникова, во многом тонко и точно обрисовавшего поэтический мир Пастернака, было стремление пресечь безоговорочно принятый советской критикой тезис об антисоциальной сущности лирики Пастернака и о внезапном переломе, происшедшем в его поэзии с появлением революционных поэм. Утверждая естественное эволюционное движение Пастернака, Красильников, однако, смотрел на его творчество исключительно с социальной точки зрения. И весь творческий путь поэта представлял через призму той самой темы, в отсутствии которой обвиняли Пастернака другие критики. В этом «перегибе» сказалось подспудное желание эпохи восстановить равновесие в оценке пастернаковского наследия, нарушенное предвзятостью рапповской критики.

В пятом параграфе «Девятьсот пятый год» рассматривается реакция критики на книгу революционных поэм Пастернака «905-й год», вышедшую в издательстве ГИЗ в 1927 г. На нее обстоятельными и профессиональными филологическими рецензиями отозвались три критика - Н. Л. Степанов, И. В. Поступальский и И. В. Сергиевский. Наиболее существенным явлением из упомянутых оказывается статья И. Поступальского, представляющая собой не столько рецензию в прямом смысле, сколько развернутый разговор о творческих установках Пастернака вообще. Однако, говоря об эпическом

творчестве Пастернака, Поступальский отошел от методов филологического анализа и пользовался практически исключительно идеологическими штампами. Все же статья Поступальского была интересным явлением на фоне других критических выступлений этого времени в силу того внимания, которое он уделил анализу лирики Пастернака. Выделение конкретных приемов поэтики, аргументированное их описание; утверждение о принципиальном соединении формального новаторства с хорошо проработанным смысловым планом; отрицание приоритета темы; признание лирики, эпоса и прозы Пастернака элементами единой художественной системы - все это звучало свежо и ново на фоне набивших оскомину рассуждений о политической лояльности Пастернака или его идеологической чужеродности. Исследуется также реакция на пастернаковскую книгу поэм А. М. Горького, который находился с поэтом в сложных отношениях притяжения - отталкивания, что отразилось в посвященной революционным поэмам переписке.

Последний, шестой параграф этой главы «Назад к лирике» посвящен критике на переиздание «Сестры моей жизни» и «Тем и вариаций», которые вышли практически одновременно с книгой революционных поэм под одной обложкой - «Две книги» (1927). Среди рецензентов этого времени появляются те, кто оценивает книгу преимущественно ориентируясь не на идеологические установки современности, а на свой личный вкус. Это Н. Л. Степанов, Инн. А. Оксенов и в еще большей степени Б. Я. Бухштаб. В статье Бухштаба было окончательно закреплено берущее начало еще в рецензии И. Эренбурга на «Сестру мою жизнь» 1922 г. понимание поэтической манеры Пастернака как манеры импрессионистической. В ней Бухштаб видит одну из причин непонятности стихотворений Пастернака. Но в том, как Пастернак изображает мир, и заключается его новаторство и его неоценимый вклад в поэзию. Противостоит этой группе рецензий высказывание критика, скрывшегося под криптонимом А. Ник.-Шев.,

который опубликовал в «Ленинградской правде» разгромную статью о Пастернаке. Автор не дает себе труда ни посмотреть на книгу Пастернака свежим взглядом, ни даже разобраться в новейших критических веяниях. Вся заметка - это набор стертых идеологических клише, поданных без всякой разработки. Никакого нового ракурса рецензент не нашел, да и изложенные в его заметке претензии обеднены примитивностью анализа и отсутствием индивидуального подхода. Автор статьи плохо представляет себе материал, о котором пишет, показывает неумение владеть литературной речью, синтаксическими законами, грамматическим подчинением слов. Очевидно, что статья с подписью А. Ник.-Шев. носила заказной характер. Также впечатление заказной, но инициированной другой частью политической элиты, носит статья, опубликованная в 1928 году в газете «Читатель и писатель» и тоже подписанная псевдонимом «Читатель-критик». Эта статья была напечатана на фоне крестьянских отзывов о поэзии Пастернака, крайне нелицеприятных, которые опубликовал в том же органе Ф. И. Малов. Читатель-критик тоже обсуждает проблему восприятия творчества Пастернака массами. На вопрос, нужна ли такая сложная поэзия, если ее не понимает широкий читатель, автор отвечает однозначно утвердительно. «Пастернак, в смысле настойчивости в разрешении поставленных себе задач, несомненно самый серьезный из всех современных поэтов. Он - мастер, создающий в своей мастерской поэтические произведения высокой культурной ценности и трудности. Поэзия Пастернака ценна еще как

39

показатель высоких художественно-речевых возможностей нашего языка» . Во главу угла автор ставит не требования масс к поэту, а абсолютное художественное значение пастернаковской поэзии. Роль Пастернака сказывается прежде всего в здоровом и жизнеспособном влиянии, которое он оказал на молодых пролетарских поэтов, а через них - на читателя. Возможно, что такого рода демократические публикации и стали причиной

" Читатель-критик. Борис Пастернак// Читатель и писатель. № 20, 19 мая 1928. С. 4.

быстрого закрытия газеты «Читатель и писатель» за допущенные искажении в создании образа пролетарской литературы. С такой ясностью высказывать мысль о том, что не поэт должен подстраиваться под возможности читательской массы, а, наоборот, читатели должны повышать свой культурный уровень для понимания сложной поэзии, не решался до сих пор никто из представителей советского критического цеха.

Глава 4. Русское зарубежье об эпосе Пастернака

Об эпических поэмах Пастернака подробно высказалась и критика русского зарубежья, которая тоже имела возможность ознакомиться с ними сначала в отрывках, а потом и в составе книги «905-й год». В оценке творчества Пастернака эмигрантская критика опять оказалась неоднородной, и ее отзывы были систематизированы нами по типу эстетических предпочтений.

В первом параграфе «Ех-символисты, или Ревнители чистоты языка» анализируется позиция В. Ф. Ходасевича и его круга (В. В. Набокова, 3. Н. Гиппиус), отчасти уже представленная в его более ранних публикациях о Пастернаке. Однако теперь от лица Ходасевича выступает еще и крупный профессиональный критик, филолог и искусствовед В. В. Вейдле в крупнейшем печатном органе русской эмиграции - журнале «Современные записки» (1928). В своей статье о Пастернаке Вейдле утверждает главный тезис, разработанный в критике Ходасевича: творчество Пастернака - это словесное фиглярство, содержание его поэзии бедное и безликое. В этом смысле он не проводит резкой границы между лирикой Пастернака и его эпическим творчеством. Однако в недавно появившихся поэмах Вейдле видит также другой недостаток - неспособность Пастернака выстроить сюжет, связать воедино разорванные части большого эпического целого. В этом же параграфе рассматривается дальнейшая эволюция взгляда В. Вейдле на Пастернака, который радикально изменился с течением времени: в 1961 г. в журнале «Мосты» он отозвался о творчестве Пастернака статьей

принципиально иного содержания, сблизив в ней творческие установки позднего Пастернака и своего кумира В. Ходасевича. Дж. Малмстад вполне убедительно высказывает предположение о не осуществившемся из-за ранней смерти Ходасевича сближении с Пастернаком40.

Второй параграф «На акмеистической волне» посвящен реакции на пастернаковское творчество тех критиков, которые стояли больше на акмеистических позициях, - Г. В. Адамовича и Н. А. Оцупа. На фоне обвинений в формализме и экспериментаторстве Адамович все же иначе, чем Вейдле, оценивает творческие находки Пастернака. Не доверяя тезису о пушкинской ясности, Адамович приветствует решение Пастернака следовать иным путем; другое дело, что на этом пути поэту угрожает опасность потери собственного лица. Оцуп предлагает более глубокую попытку анализа поэтики Пастернака, его претензии к поэту совсем иного рода, чем у Ходасевича или Вейдле. Стихи Пастернака, по его мнению, «вполне логичны» и «местами даже очень умны» - имеется в виду излишний рационализм поэта, скрытый под покровом «смелых и удачных сравнений». Критик подвергает анализу раннее творчество Пастернака, в центре его внимания «Сестра моя жизнь» с ее «затемненной» поэтикой. Финал статьи посвящен революционным поэмам, которые Оцуп считает радикальным отступлением Пастернака от его прежней поэтики, повлекшим за собой снижение уровня. Упрощение стиля, отказ от путаной, затемненной, но органичной для поэта лирики оказался губительным для его творчества: «Две последние поэмы Пастернака доказали, что лучше уж ему не пытаться отделаться от своих недостатков, вместе с которыми он рискует утратить все свои достоинства»4'. Статья Н. А. Оцупа задевала Пастернака гораздо более болезненно, нежели оголтелые идеологические нападки советских критиков. В ней была затронута существеннейшая для Пастернака тема эволюции его поэзии, главное направление которой Н. А. Оцуп определил совершенно

40 Джон Е.Малмстад. Единство противоположностей// Литературное обозрение, 1990, № 2. С. 59.

41 Оцуп Н. Борис Пастернак//Звено, 1928, № 5. С. 266.

верно, в духе самого Пастернака, как упрощение. Отказывая поэту в результативности этого выбора, Оцуп фактически перечеркивал перспективу его дальнейшего движения вперед.

Третий параграф - «Конструктивная критика М. И. Цветаевой» -представляет фрагменты переписки, а также записных книжек Цветаевой, которые отразили ее подход к эпическим поэмам Пастернака, главным образом к «Лейтенанту Шмидту». Готовясь написать критическую статью об этой поэме, Цветаева много размышляла над ней. Кроме того, Пастернак обращался к ней за теми советами, которые мог получить только от равного по дарованию поэта. Полностью доверяя ее чутью, Пастернак работал над текстом «Лейтенанта Шмидта» до самого последнего момента, уже после публикации журнального варианта переделывал и сокращал поэму. Переделки коснулись преимущественно образа главного героя, изменения его психологического облика, редуцировались многие прямые высказывания Шмидта, были сокращены тексты его писем. Несмотря на то что статья Цветаевой так и не увидела света, ее критическая концепция выглядит абсолютно сформированной, и то влияние, которое она оказала на Пастернака, очевидным образом просматривается в ходе их переписки и при анализе изменений, вносимых поэтом в текст.

Четвертый параграф - «В стане евразийцев» - рассматривает реакцию на революционные поэмы П. Сувчинского и Д. Святополк-Мирского -искренних адептов Пастернака, безоговорочно принявших новую стилистику его творчества и осознавших его переход к эпосу как факт естественного роста пастернаковского дарования. Поэма «905-й год», по мнению Святополк-Мирского, - это овладение историей через мелкие наблюдения, детали, личный опыт. В этом смысле критика особенно поражает глава «Отцы» с ее «острым историзмом» и «чувством преемства». Единый стихотворный размер поэмы создает впечатление «стихийного,

мореподобного движения истории»42. «Лейтенант Шмидт» производит совершенно иное впечатление: вся история кристаллизуется здесь в личности Шмидта, специально представленной в не героическом, а личном ключе. Мирский останавливает внимание на письмах Шмидта, которые, по свидетельству Цветаевой, ему тоже не нравились при первом чтении поэмы. Однако теперь критик находит объяснение их видимой слабости: «...Только на фоне целого самая эта слабость получает свой смысл. Шмидт не более, как буер в бурю. За ним стоит коллективный герой — Верста матросских подбородков. А за матросами - море и история. Но мотив безнадежной преждевременности господствует...»43. Особую поэтическую силу Мирский признает за последней, третьей частью «Лейтенанта Шмидта», в которой раскрыта тема поражения старой народовольческой революции. Лиризм последних сцен поэмы не уступает по степени воздействия лиризму «Сестры моей жизни» или «Тем и вариаций». Книга Пастернака «905-й год» еще раз обозначила позиции основных лагерей русской эмиграции, для которых Пастернак с начала 20-х годов был яблоком раздора.

Пятый параграф - «Русское зарубежье о лирике Пастернака» -посвящен реакции русской критики за границей на сборник Пастернака «Две книги» (1927). В центре внимания здесь статьи крупных критиков -М. Слонима и Б. Сосинского, которые заново осмысливают поэтику «Сестры моей жизни» и «Тем и вариаций» и, возможно, под влиянием оценочных суждений М. Цветаевой, без сомнений, выдвигают на первый план в творчестве поэта лирические произведения в противовес эпическим. Заканчивается параграф цельным сюжетом, связанным с резко негативной оценкой пастернаковской лирики старшим поколением русской эмиграции, одним из ее центральных лиц - И. А. Буниным, а через его подачу - Н. А. Тэффи, посвятившей Пастернаку нелицеприятную статью в журнале «Иллюстрированная Россия» (1929).

42 Святополк-Мирский Д. П. «1905 год» Бориса Пастернака// Версты, 1928, № 3. С. 131.

43 Святополк-Мирский Д. П. «1905 год» Бориса Пастернака// Версты, 1928, № 3. С.132.

Глава 5. Великий перелом

Главным профессиональным событием 1929 г. для Пастернака стала новая книга стихов «Поверх барьеров: Стихи разных лет», которая вышла в середине октября в ГИЗе. Она не только состояла из воспроизведения давно опубликованных и неизменных текстов, но также включала целый ряд старых, но переписанных заново автором стихотворений. Они были включены в раздел «Начальная пора» и помечены условными датами 1912 -1914: 14 стихотворений сборника «Близнец в тучах», который зрелый Пастернак считал своей неудачей, и «Поверх барьеров» были в разной степени переделаны им в соответствии с изменившейся поэтикой.

Первый параграф - «Поверх барьеров» - фактически полностью посвящен подробному объяснению причин, почему Пастернак взялся за переписывание старых, давно опубликованных текстов. В качестве одной из главных причин называется воздействие на него литературно-критичеких высказываний разных лет, порицавших его за непонятность, темноту, иногда - намеренную усложненность поэтических текстов. В своей оценке ситуации, вынуждавшей его к переписыванию старых вещей, Пастернак с внешней точки зрения совпал с некоторыми из критиков. Упрощение, которому он так или иначе подвергал свои старые тексты в издании 1929 г., мотивировалось, конечно, не стремлением ко всенародному признанию. Но это была своего рода попытка не лишиться читателя. Собственно, и требование «неслыханной простоты», предъявленное себе поэтом в 1930-м г., во многом объясняется теми же причинами. Стремление расквитаться одновременно со своей футуристической обреченностью и, как следствие, упростить поэтику стало главным фактором, подвигшим Пастернака на редактуру ранних текстов.

Второй параграф, названный цитатой из «Доктора Живаго» - «Начало лета в тысяча девятьсот двадцать девятом году было жаркое», показывает неблагополучную для Пастернака ситуацию, которая вновь начала

складываться по отношению к его лирике. «Качание» критики от самой горячей поддержки Пастернака и выражения уверенных надежд на его будущее до резких обвинений в асоциальное™ и чужеродности современному литературному процессу к середине 1929 г. усилилось. Эта амплитуда объяснялась теми важнейшими процессами, которые происходили в это время в советской литературе и общественной жизни. Изменения были связаны не столько с активизировавшейся деятельностью РАППа, сколько с государственной политикой: «это была первая в истории русской культуры широко организованная кампания не против отдельных литераторов или текстов только, а против литературы в целом и ее автономного от государства существования»44. Проведение этой кампании совпало или было приурочено к существенным изменениям в жизни Советской России. На фоне происходящих событий иначе выглядит и полемика, развернувшаяся в периодической печати, главными участниками которой стали И. Уткин, И. Поступальский, В. Друзин, А. Лежнев, К. Зелинский.

Итог этой полемики подвел своей установочной статьей Я. Эльсберг. Статья Эльсберга рассматривает все творчество Пастернака, претендуя на окончательность выводов о нем. Сложность пастернаковской поэтики автор считает преодолимой глубоким вчитыванием в текст, раскрывающим его тайный смысл. Его поэзию он объявляет истинной, богато снабженной образами, мыслями, эмоциями, ощущениями, своеобразно познающей и представляющей мир. Перейдя к теоретическим построениям, Эльсберг анализирует эстетическую позицию Пастернака, его главный тезис о функции поэзии и искусства вообще. Заговорив об этом, критик соскальзывает с филологического анализа творчества Пастернака и смещает угол зрения в сторону идеологии. Пастернак оказывается приверженцем субъективной идеалистической философии: реальный мир в его поэзии -только подобие того, что происходит в душе поэта. Понимание

45 Флейшман Л.С. Борис Пастернак в двадцатые годы. СПб., 2003. С. 133 - 134.

Пастернаком искусства и его задач тоже оказывается глубоко антимарксистским. Критическая статья постепенно перерастает в политический памфлет. Выводы Эльсберга, собранные в параграфе «Итоги», говорят сами за себя. Пастернак принадлежит к пассивной прослойке мелкобуржуазной интеллигенции, воспитанной не на революционных традициях прошлого. У Пастернака ощущается влияние западноевропейской идеалистической философии (Канта прежде всего!) и культ индивидуализма, что тоже роднит эту прослойку с гуманистически настроенной интеллигенцией Запада, глубоко уважающей революционные устремления, но чуждой им. Здесь Эльсберг противопоставляет мировосприятие Пастернака активно-бунтарской позиции Маяковского. Классовое сознание революции, ее понимание классовой борьбы с врагом органически чуждо Пастернаку. Эльсберг ставит под сомнение вопрос об эволюции Пастернака, которую он мыслит только как движение от лирики к эпосу. Критик не считает подлинно эпическим произведением ни «905-й год», ни «Лейтенанта Шмидта». Выводы Эльсберга были чрезвычайно показательны для эпохи конца 1920-х годов.

Прямым продолжением этой линии стали жесткое сопротивление, которое встретил Пастернак в 1931 -32 гг. в связи с изданием своей «Охранной грамоты», обвал критических статей, эксплуатирующих тему идеалистической философии Пастернака, запрет на переиздание повести, неприятие и чрезвычайно резкая критика «Спекторского». Непонятность Пастернака, которая делала его отчасти недосягаемым для критики «небожителем», к концу 1920-х гг. оказалась вдруг разгаданной. Выводы Эльсберга это блистательно подтвердили. Между поэтом и его судьями больше не было непреодолимой преграды.

Третий параграф - «Роман в стихах «Спекторский». Замысел и реализация» — посвящен созданию Пастернаком романа в стихах «Спекторский» и его неосуществленному плану объединения в рамках

одного произведения стихотворных и прозаических отрывков, составлявших, по авторскому замыслу, единый тексТ. А также - реакции издателей и первых критиков на фрагменты романа в стихах, которые печатались в периодических изданиях на протяжении второй половины 1920-х гг. Параграф «"Спекторский" в критике 1920-х годов» объединяет критические отклики, которые появлялись в процессе работы Пастернака над «Спекторским» до выхода в свет его полного издания (ГИХЛ, 1931). В целом отклики критиков на опубликованные главы были единодушны. В Спекторском увидели автобиографического героя, во многом близкого как лирическому герою Пастернака, так и образу лейтенанта Шмидта из одноименной поэмы. Роман в стихах как форма показался критикам не освоенным автором, разрыв эпического и лирического, а также явное предпочтение лирики эпосу в романе представлялись им недопустимыми. Подчеркивалось неумение Пастернака выстроить единую эпическую форму. Заканчивается параграф анализом материала, представленного в известной книге А. М. Топорова «Крестьяне о писателях». Рассматриваются высказывания крестьян о «Спекторском» Б. Пастернака, которые с отчетливой негативностью выявили правоту советской критики, в течение десятилетия говорившей о недоступности поэзии Пастернака широким народным массам.

Каждая глава исследования завершается краткими выводами.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В Заключении сформулированы выводы по теме диссертации, целью которой было представить объективную картину критической рецепции поэзии Пастернака 1920-х годов. Обозначены основные линии, по которым двигалась литературная критика в осмыслении творчества Пастернака и его непосредственная реакция на критические высказывания, сказавшаяся прежде всего в коренном изменении творческой манеры от «зауми» к «неслыханной простоте». Обозначены также разные области, в пределах которых проводилось исследование: центральная линия советской критики сопоставлена с эволюционными процессами в критике русского зарубежья. Представляется существенным подчеркнуть, что не только развитие критических тенденций в течение 1920-х годов стало объектом исследования в настоящей работе. Попутно решался вопрос о взаимосвязи и взаимовлиянии разных критических школ, литературных и идеологических группировок, отдельных авторов. Теснота критического ряда, как это явствует из проведенного исследования, действительно оказалась не просто фактом истории критики, который необходимо принимать во внимание, но и действенным фактором при анализе специфики критического высказывания. Сквозными нитями через исследование прошли ключевые для эпохи темы, которые «прошивают» ее насквозь, начиная с 1900-х годов и заканчивая 1930-ми. Очевидны и перспективы, предопределенные исследованием: 1930-е годы во многом явились продолжением политики государства в области литературы и искусства, в частности это выразилось в формальном закрытии РАППа и создании новой писательской организации - СП (1932). Это отразилось на самоощущении писателей начиная с 1931 г. Крупные события в области литературы (Первый съезд советских писателей, Международный антифашистский конгресс в Париже, дискуссия о формализме и др.) создали новую атмосферу, в которой Пастернаку и его товарищам по перу предстояло жить и заново определять свой общественный

и литературный статус. Весь этот обширный материал в своей совокупности, снабженный необходимыми комментариями исследователя, может составить представление о сложном взаимодействии внутри эпохи разных центробежных и центростремительных сил: власти, литературы, общественной мысли, литературно-художественной критики с личностью писателя-творца, с одной стороны, поневоле включенного в самые значимые процессы, с другой — противостоящего их течению, вырабатывающего собственные преференции, сосредоточенного на понятиях индивидуального долга и ответственности перед будущим.

В списке литературы приведены монографии, статьи, коллективные работы исследователей, общественных деятелей, журналистов, на положения и выводы которых опирался автор данной работы.

Основные положения диссертации и полученные научные результаты содержатся в перечисленных ниже работах, совпадающих по проблематике с темой исследования.

Статьи в ведущих рецензируемых научных журналах

1. Об одном эпиграфе у М. Цветаевой // Известия АН: Серия литературы и языка. М., 2002. Т. 61. № 6. С. 44-48.

2. «И манит страсть к разрывам»: К проблеме взаимосвязи литературных эпох: Пушкин, Лермонтов, Пастернак. Литературная учеба. М., 2005, №6. С.170 - 178.

3. Надо жить без самозванства // Вопросы литературы. М., 2009, № 4 (июль-август). С. 89 - 97.

4. Международная провокация: вокруг Нобелевской премии Б. Пастернака // Вопросы литературы. М., 2010. Ноябрь-декабрь (№ 6). С. 133 - 153.

5. Рецепция поэмы Пастернака «905-й год» в критике русского зарубежья // Вестник русской христианской гуманитарной академии. СПб, 2011. Т. 12. Вып. 3. С. 218-228.

6. XXI век наступил // Вестник Московского университета. Серия 10. Журналистика. 2011, № 6 (ноябрь-декабрь). С. 130 - 136.

7. В. Вейдле - критик Б. Пастернака // Вестник Московского университета. Серия 10. Журналистика. М., 2012, № 2. С. 108 - 118.

8. О пристрастной и объективной критике Б. Пастернака // Вестник РХГА. СПб., 2012. Т. 13. Вып. 2. С. 183 - 191.

9. «Свой среди чужих, чужой среди своих»: Революционные поэмы Пастернака в литературной критике // Вопросы литературы. 2012, № 5. С. 437-463.

10. Говорим Тэффи, подразумеваем Бунин: к вопросу о восприятии поэзии Пастернака критикой русского зарубежья // Вестник Московского университета. Серия 10. Журналистика. М., 2013. Вып.2. С. 69 - 83.

11. Пастернак в 1922 году: к вопросу о восприятии современниками творчества Пастернака// Вестник РХГА. СПб., 2013, № 4. С. 268 - 275.

12. Б. Л. Пастернак: Статьи из Шекспировской энциклопедии // Вопросы литературы, 2013, № 2. С. 137 - 145.

13. Брюсов - критик Пастернака // Современные проблемы науки и образования. 2013, № 6. http://www.science-education.rU/l 13-11093

14. Поэма «905-й год» в советской журналистике и критике русского зарубежья // Медиаскоп. 2013. Вып. 4. http://www.mediascope.ru ЛахопошуЛегш/520

15. «Я говорю про всю среду...»: К вопросу об адекватности восприятии литературной критикой поэзии Пастернака 1920-х годов // Меди@льманах. 2013. № 6.

16. О. Э. Мандельштам - критик Б.Л.Пастернака// Известия Иркутской государственной экономической академии (Байкальский государственный университет экономики и права) (электронный журнал). 2013, № 6. URL:http://www.eizvestia.isea.ru/reader/article.aspx?id=l 8664

Монографии

1. «Спекторский» Бориса Пастернака: Замысел и реализация. М.: Совпадение, 2007. 230 с.

2. Борис Пастернак: Поэтика, комментарий, контекст: Сборник статей. Saarbrücken: LAP Lambert Academic Publishing, 2013. 137 с.

3. Поэзия Б. Пастернака 1920-х годов в советской журналистике и критике русского зарубежья. М.: Факультет журналистики МГУ имени М. В. Ломоносова, 2013. 337 с.

Учебные пособия, научные сборники, тезисы конференций

1. Борис Пастернак. Полное собрание сочинений в 11-ти томах. - Т. 6. - М.: Слово, 2005. [Составление, совместно с Е. В. Пастернак]

2. «Портрет оригинала»: К теме Пастернак-переводчик // Eternity's Hostage: Selected papers from the Stanford International Conference on Boris Pasternak, May, 2004. - Stanford, 2006. Vol. 2. P. 343 - 356.

3. Пастернак // О. Э. Мандельштам, его предшественники и современники: Сборник материалов к Манделыптамовской энциклопедии. М.: РГГУ, 2007. С. 117-128.

4. В орбите Б. Л. Пастернака. По воспоминаниям Р. Л. Сегал // Русская литература конца 19 - начала 20 века в зеркале современности: В честь

B. А. Келдыша. М., 2008. С. 406 - 415.

5. Александр Штих. Истлевших лет живые сны. М.: Водолей, 2008. Составление совм. с С. В. Смолицким, послесловие. 127 с.

6. О трудностях издания научных работ Пастернаковской комиссии при Совете РАН «История мировой культуры» // Наука о книге: Традиции и инновации. В 4-х частях. М., 2009. Ч. 2. С. 392 - 394. [В соавторстве с Е. В. Пастернак]

7. Пастернак // Русские писатели XX век: Биографический словарь. М., 2009.

C. 402 - 406.

8. Мандельштам и Горнфельд. К истории одного скандала [В соавторстве с М. А. Котовой и О. А. Лекмановым] // Семиотика скандала. Париж - М., 2008. С. 347-367

9. Москва Пастернака. М., 2009. 527 с. [В соавторстве с В. Г. Смолицким]

10. Михаил Штих. Зарытый в глушь немых годин... М., 2009. 87 с. (Составление совм. с С. В. Смолицким, послесловие).

11. «Слепящий выход на Форум»: Мотив разомкнутого пространства в творчестве Пастернака // Литература. М., 2009. № 10. С. 31 - 33.

12. Из комментария к первой части цикла «Тема с вариациями» // От Кибирова до Пушкина: Сборник в честь 60-летия Н. А.Богомолова. М.,

2010. С. 540-550.

13. Пометки Бориса Пастернака на рукописях Александра Штиха // Vademecum: К 65-летию Лазаря Флейшмана. М., 2010. С. 133 - 168. [В соавторстве с С. В. Смолицким]

14. Письмо Б.Пастернака В. Нарбуту: подготовка текста совм. с О. А. Лекмановым // Пастернаковский сборник: Статьи и публикации. М.,

2011. Вып. 1. С. 416-421.

15. «Агитпрофсожеский лубок»: Из реального комментария к Пастернаку // Новый мир. М., 2010. №6. С.155 — 163. [В соавторстве с О. А. Лекмановым]

16. Pro et contra: Пастернак: В 2 тт. СПб., 2012-2013. [Составление, комментарии в соавторстве с М. А. Рашковской, Е. В. Пастернак, Е. Б. Пастернаком]

17. «Тут бывал Достоевский» (о блоковском слое в поэме Пастернака «Девятьсот пятый год») [В соавторстве с О. А. Лекмановым] // Бюллетень библиотеки «Дом А.Ф.Лосева». М., 2011. Вып. 13. С. 126- 128. См. также: http://www. losev-library. ru/?pid= 7010.

18. «В рассрочку созданный комфорт»: Из наблюдений над организацией пространства в романе в стихах Пастернака «Спекторский» // Второй Пастернаковский сборник. М., 2013. С. 93 - 102.

19. Поэма Б. Пастернака «Девятьсот пятый год»: опыт комментария // «Объятье в тысячу охватов»: Сборник материалов, посвященный памяти Евгения Борисовича Пастернака и его 90-летию. М., 2013. С. 233 - 269. [В соавторстве с О. А. Лекмановым]

Текст диссертации на тему "Поэзия Бориса Пастернака 1920-х годов в советской журналистике и критике русского зарубежья"

Московский государственный университет имени М. В. Ломоносова

Факультет журналистики Кафедра литературно-художественной критики и публицистики

На правах рукописи

0520145Юг8

СЕРГЕЕВА-КЛЯТИС АННА ЮРЬЕВНА

ПОЭЗИЯ БОРИСА ПАСТЕРНАКА 1920-х ГОДОВ В СОВЕТСКОЙ ЖУРНАЛИСТИКЕ И КРИТИКЕ РУССКОГО ЗАРУБЕЖЬЯ

Диссертация на соискание ученой степени

доктора филологических наук Специальность 10.01.10. - журналистика

Москва - 2014

Оглавление

Введение...................................................................................5

Глава 1. Две книги в литературной критике..................................16

1.1. «Сестра моя жизнь» как замысел.............................................16

1.2. Первые советские рецензии...................................................19

1.2.1. В.Я.Брюсов.........................................................................19

1.2.2. Я.З.Черняк.........................................................................24

1.2.3. Н.Н.Асеев..........................................................................30

1.2.4. Ремесло уб. искусство - антиномия эпохи..................................34

1.2.5 В.П. Правдухин...................................................................45

1.2.6. И.В.Грузинов........................................................................50

1.3. Первые рецензии русского зарубежья......................................51

1.3.1. И.Г.Эренбург.....................................................................51

1.3.2. М.И.Цветаева.....................................................................57

1.4. Берлинский период. После Берлина.........................................62

1.4.1. А.В.Бахрах........................................................................67

1.4.2. Е.А.Зноско-Боровский.........................................................73

1.5. Единомышленники и адепты................................................76

1.5.1. А.И.Ромм..........................................................................76

1.5.2. О.Э.Мандельштам - критик Б.Л.Пастернака..............................82

1.5.3. Организатор речи................................................................88

1.6. Галиматья вместо поэзии......................................................96

1.6.1. Б.Е.Гусман........................................................................96

1.6.2. С.А. Клычков....................................................................100

1.6.3. В.О.Перцов.......................................................................102

1.6.4. Пастернак в зеркале пародии................................................112

Глава 2. Промежуток: Пастернак между лирикой и эпосом............117

2.1. Пастернак и другие.............................................................117

2.1.1. С.Я.Парнок.......................................................................117

2.1.2. Ю.Н.Тынянов....................................................................131

2.2. «Ату его сквозь тьму времен!»..............................................136

2.3. С другого берега.................................................................141

2.3.1. А.А.Туринцев...................................................................141

2.3.2. Д.П.Святополк-Мирский......................................................144

2.3.3. В.Ф. Ходасевич и другие......................................................153

2.4. Критика со стороны «Перевала»...........................................162

2.4.1. А.З.Лежнев.......................................................................162

Глава 3. Эпос, внушенный временем...........................................178

3.1. Изменение перспективы: начало эпоса...................................178

3.1.1. В.ОЛерцов.........................................................................182

3.2. Пастернак и ЛЕФ...............................................................189

3.3. Вне полемики. H.H. Розанов.................................................198

3.4. Позиционная война.............................................................205

3.4.1. В.А.Красильников..............................................................207

3.5. «Девятьсот пятый год»........................................................218

3.5.1. И.С.Поступальский.............................................................222

3.5.2. Н.Л.Степанов.....................................................................229

3.5.3. И.В.Сергиевский...............................................................231

3.6. Назад к лирике..................................................................234

3.6.1. Н.Л.Степанов...................................................................234

3.6.2. Б.Я.Бухштаб.....................................................................239

3.6.3. И.А.Оксенов.....................................................................241

3.6.4. А.Ник.-Шев......................................................................244

3.6.5. Читатель-критик................................................................247

Глава 4. Русское зарубежье об эпосе Пастернака...........................256

4.1. Ех-символисты, или Ревнители чистоты языка........................257

4.1.1. В.Ф.Ходасевич..................................................................257

4.1.2. В.В.Вейдле.......................................................................261

4.1.3. В.В.Набоков.....................................................................268

4.1.4. З.Н.Гиппиус.....................................................................272

4.2. На акмеистической волне.....................................................275

4.2.1. Г.В.Адамович....................................................................275

4.2.2. Н.А.Оцуп.........................................................................276

4.3. Конструктивная критика М.И.Цветаевой...............................282

4.4. В стане евразийцев..............................................................286

4.5. Русское зарубежье о лирике Пастернака...............................293

4.5.1. М.Л.Слоним...................................................................293

4.5.2. Б.Б.Сосинский..................................................................295

4.5.3. И.А.Бунин-Н.А.Тэффи.........................................................300

Глава 5. Великий перелом.........................................................314

5.1. «Поверх барьеров»..............................................................314

5.2. «Начало лета в тысяча девятьсот двадцать девятом году было

жаркое»..................................................................................318

5.2.1. В.П.Друзин.......................................................................323

5.2.2 А.З.Лежнев........................................................................327

5.2.3. К.Л.Зелинский..................................................................329

5.2.4. Ж. Эльсберг (Е.Я. Шапирштейн)...........................................331

5.3. Роман в стихах «Спекторский». Замысел и реализация.............342

5.4. «Спекторский» в критике 1920-х годов...................................351

5.4.1. Крестьяне о «Спекторском»..................................................361

Заключение................................................................................

Список литературы..................................................................373

Введение

Настоящая диссертация посвящена проблеме восприятия современниками одного из крупнейших литературных явлений XX века -поэзии Пастернака, на протяжении одного десятилетия, 1920-х годов (в дальнейшем мы будем использовать ограниченный по научному употреблению термин «историческая рецепция» в его традиционном значении1). Фактически обозначенный период оказывается короче, если учесть, что после книги стихов «Поверх барьеров» (1917 г.) до появившейся в 1922 г. «Сестры моей жизни» Пастернаком ничего издано не было. Таким образом, можно говорить о 1922-м г. как нижней границе рассматриваемого периода. Финальной его чертой условно считаем 1929-й год, год «великого перелома», когда традиционные ценности в области литературы и культуры были окончательно смещены радикальными социально-историческими процессами. Роман в стихах Пастернака «Спекторский», который формально завершает наше исследование, фактически был закончен в 1930 г. (Пастернак дописал «Вступленье»), однако интенсивная работа велась над ним с середины 1920-х годов, части и главы романа публиковались в периодических изданиях, поэтому хотя и спорадические, но вполне определенные по тону высказывания критиков появлялись еще до окончания автором текста и до первой книжной публикации «Спекторского» (ГИХЛ, 1931).

Целью исследования стала систематизация критических откликов на поэзию Пастернака этого периода, воссоздание объективной (хронологически выстроенной) картины критической рецепции поэзии Пастернака 1920-х годов, попытка дать ответ на вопрос, как воспринимали профессиональные критики-современники творчество одного из

1 За исходный мы принимаем термин рецепция в значении, предложенном Р.ДЛименчиком (см. Тименчик Р.Д. Азы и узы комментария// The real life of Pierre Delalande: Studies in Russian and Comparative Literature to Honor Alexander Dolinin. Part 1. Stanford Slavic studies, vol.33. Stanford, 2007 P.176).

крупнейших поэтов эпохи. Особенно подчеркнем наше стремление привлечь все высказывания критиков 1920-х годов, звучавшие как в советской прессе, так и в прессе русского зарубежья.

По ходу исследования решались следующие задачи:

- провести диахронический анализ изменений взгляда критики на поэзию Пастернака в течение десятилетия, с учетом исторических и политических процессов, влиявших на смену ее приоритетов, другими словами, дан ответ на вопрос - как связана история критики Пастернака с историей советской России и русской эмиграции 1920-х годов. Очевидно, что здесь имеет особое значение эволюционный аспект, то есть смена поколений читателей и критиков Пастернака за обозначенное десятилетие, вернее, семилетие: 1922-1929. Действительно, если первые критические высказывания о творчестве Пастернака принадлежат перу В. Брюсова (в СССР) и И. Эренбурга (в эмигрантском Берлине), то совершенно очевидно, что будущее исторической рецепции по обе стороны границы было не за этими именами.

- решалась синхроническая задача: сравнить и сопоставить оценки и мнения критиков, зачастую связанных между собой личными отношениями, профессиональной полемикой, или просто находящихся в общем контекстуальном поле эпохи. Исследование «сквозной ткани» критической рецепции - одно из основных направлений этой работы, а также основа ее методологии.

- проводилась систематизация, связанная не столько с литературно-критическим процессом, сколько именно с отзывами на творчество Пастернака: мнения разных группировок о Пастернаке разнились в зависимости от их литературно-эстетических предпочтений и идеологических взглядов. Предложенная нами систематизация затронула не только процессы, происходившие в советской России, но также литературу и критику русского зарубежья, тоже весьма неоднородную.

— подвергалась анализу ситуация расхождения в определении творческих задач, как их понимал сам Пастернак, и ожиданиях, которые в его адрес высказывала критика. Ситуацию, в которую вольно или невольно Пастернак часто ставил как советскую прессу, так и прессу русского зарубежья, можно с некоторой долей условности назвать ситуацией «обманутого ожидания». Для обнаружения ожиданий критики необходимо восстанавливать не столько личный биографический контекст, не столько общекультурный фон, сколько - политическую и социальную атмосферу, подчас вынуждавшую критика делать недвусмысленный выбор между личным и общественным, между собственными вкусами и предпочтениями идеологически значимых фигур. Таким образом, историческую рецепцию творчества Пастернака следует признать двухуровневой: одно дело, чего действительно ожидал и хотел получить критик от нового произведения Пастернака, другое — чего он должен был ожидать и хотеть как представитель цеха, как действующее лицо эпохи. За примерами не нужно далеко ходить, стоит назвать самый известный, но далеко не единичный, случай А.К.Тарасенкова2.

- осмыслялась и подвергалась анализу эстетическая позиция самого поэта, несомненно, зависимая от критических суждений. Попытка осознать, в каком случае он оказывался подверженным мнению критика, а в каком стойко сопротивлялся этому влиянию, кажется нам принципиально важной для понимания творческой эволюции Пастернака, становления его поэтической манеры. Как влияют критические отзывы на отношение поэта к собственному произведению, возможна ли последующая «деформация» текста из-за полученной им оценки, не меняет ли читательское восприятие в целом линии творческого развития писателя? Эти вопросы особенно актуальны для Пастернака, который, как известно, безжалостно правил свои тексты в течение всей жизни, создавая массу редакций, резко меняя

2 Об А.К. Тарасенкове см.: Громова Н. Распад: Судьба советского критика 40-50-е годы. М., 2009.

векторы от «зауми» к «неслыханной простоте». Давать ответы на эти вопросы мы пытались на протяжении всего исследования.

- анализу подвергалась не только профессиональная литературно-критическая рецепция, но и восприятие творчества Пастернака читателями, далекими от литературоведения. Собственно термин «историческая рецепция», не ограничен только печатными критическими отзывами, но включает взгляд на ситуацию глазами обычного читателя. Тот факт, что история литературы не только «история писателей, но и история читателей»3, давно уже никем не подвергается сомнению. Однако чаще всего читательские оценки, которые достигают нашего слуха, принадлежат тому же кругу действующих критиков, даже если они высказаны в частном письме. Разница между выводами, которые делаются критиком в личной беседе с автором и подлежащими опубликованию, тоже подвергается в работе пристальному исследованию. Хорошо известно, что отзывы читателей (не профессиональных критиков), опубликованные в советской прессе, в подавляющем большинстве представляли собой циничный подлог. Особенность материала состоит в том, что читателями Пастернака, выражающими свою частную точку зрения на его произведения, зачастую становились не безвестные современники, а поэты первой величины или известные деятели культуры или политики. Среди них — Брюсов, Цветаева, Мандельштам, Ходасевич, Набоков, Троцкий и др.

- попутно решалась задача сопоставления рецепции современной Пастернаку эпохи с исследованиями более поздней поры. О.Мандельштам, по разным причинам субъективного и объективного характера, гораздо меньше, чем Пастернак, оглядывавшийся на суждения критиков, объяснял свою позицию следующим образом: «В бросании мореходом бутылки в

3 Р. Д. Тименчик обратил наше внимание на старые исследования этой проблемы: Белецкий А. Об одной из очередных задач историко-литературной науки// Белецкий А. Избранные труды по теории литературы. М., 1964. С.26. Известны и более ранние труды на ту же тему. Например: Вихлянцев В. Проблема изучения читателя: Читатель пушкинской поры (предварительный этюд)// Историко-литературные опыты. Иркутск, 1930.

волны и в посылке стихотворения Боратынским4 есть два одинаковых отчетливо выраженных момента. Письмо, равно и стихотворение, ни к кому в частности определенно не адресованы. Тем не менее оба имеют адресата: письмо - того, кто случайно заметил бутылку в песке, стихотворение - "читателя в потомстве"»5. Пастернаковское «письмо в бутылке», без сомнения, тоже было отправлено в плавание. В.Н.Альфонсов справедливо писал: «Высокое мастерство и неповторимая тональность стихов выдвинули Пастернака на одно из первых мест в мощном поэтическом движении 1910-1920-х годов, на стыке исторических эпох, и обеспечили ему очевидную репутацию в поэзии последующих десятилетий. Однако эти две стороны - мастерство и тональность, поэтика и пафос - далеко не всеми и не всегда воспринимались в единстве. Для многих современников они расходились, вступали в противоречие, да и внутри каждой из них виделся свой запутанный узел. Главной причиной тому была сложность поэтического строя Пастернака, «непонятность» его стихов: форма их многим, в частности и Горькому, казалась не в меру субъективной, самодовлеющей, в ущерб содержанию или в отрыве от него. Поэзия Пастернака долгое время была предметом споров и разноречивых, зачастую резко осудительных оценок. Сегодня эти споры, в основном, дело прошлое...»6. Невозможно утверждать, что позиция квалифицированного читателя XXI века более выигрышна и суждения его обладают непогрешимостью. Для современников и потомков актуальными оказываются разные аспекты творчества: то, что представляло интерес и читалось как первостепенно важное в 20-х годах, впоследствии ушло на периферию культурного сознания, было замещено другими приоритетами, предельно ясное с течением времени оказалось скрытым, энигматичное наоборот прояснилось. Диахроническое сопоставление взглядов на один и тот же объект, таким образом, подобно совмещению двух заведомо

4 Речь идет о стихотворении Боратынского «Мой дар убог...».

5 Мандельштам О. Э. О собеседнике// Мандельштам О. Э. Сочинения: В 2 т. М., 1990. Т. 2. С.147.

6 Альфонсов В. Н. Поэзия Бориса Пастернака. М., 1990. С. 5.

неполных изображений, которое воссоздает целостность картины (впрочем, никогда не являющуюся окончательной). В качестве примера можно привести разнообразные оценки современниками «Сестры моей жизни», многие из которых сохраняют актуальность и по сей день, среди которых, однако, только единожды делается акцент на разных оттенках комического в книге Пастернака (Я.З.Черняк). Сегодня это одна из актуальных филологических концепций, развиваемых французской славистикой, возглавляемой М.Окутюрье.

Названный аспект определяет особую актуальность исследования. Несомненно, актуальным оказывается и вопрос о влиянии критики на формирование творческого сознания поэта, изменение его поэтической манеры. Кроме названного, стоит заметить, что литературный процесс, исторически неоднороден. Та его часть, которую составляют произведения первостепенной ценности, при жизни автора воспринимаемые как классика отечественной словесности, несомненно, остается в памяти потомков и может подвергаться исследованию на разных уровнях. Однако ниша, занимаемая литературно-художественной критикой, не обладает такими потенциями. Критика устаревает, поскольку она органически связана с текущим моментом исторического и социального развития страны, вкусами и приоритетами читающей аудитории. Критика, всегда ориентированная на «сегодняшний день», остро заинтересованная в постижении, анализе и оценке представляющей современность референтной писательской группы, - устаревает. Таким образом, стремление современной науки получить объективное представление об эпохе 1920-х годов выливается в необх