автореферат диссертации по философии, специальность ВАК РФ 09.00.01
диссертация на тему: Понятие виртуального бытия

Полный текст автореферата диссертации по теме "Понятие виртуального бытия"

На правах рукописи

Горинский Алексей Сергеевич

ПОНЯТИЕ ВИРТУАЛЬНОГО БЫТИЯ: ПОЛИВАРИАНТНОСТЬ ЭВОЛЮЦИИ

Специальность 09.00.01 — онтология и теория познания

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени кандидата философских наук

Екатеринбург - 2004

Работа выполнена на кафедре онтологии и теории познания Уральского государственного университета им. А.М.Горького

Научный руководитель:

доктор философских наук, профессор Пивоваров Даниил Валентинович

Официальные оппоненты:

доктор философских наук, профессор Сетьков Владимир Федорович

кандидат философских наук, доцент Белянкина Наталья Геннадьевна

Ведущая организация: Уральский государственный

технический университет (УГТУ-УПИ)

Защита состоится "// " „ЯсрТЯ 2004 г. в часов на заседании диссертационного совета Д 212.286.02 по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора философских наук при Уральском государственном университете им. A.M. Горького по адресу: 620083, г. Екатеринбург, пр. Ленина, 51, ком. 248.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Уральского государственного университета им. А.М.Горького

Автореферат разослан " /У" ^^ftgYJ? 2004 г.

Ученый секретарь диссертационного совета доктор философских наук, профессор

Ким В.В.

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность темы исследования. К середине 90-х годов XX века понятие виртуальности стало настолько востребованным, что, кажется, уже трудно отыскать ту сферу человеческой деятельности, где ему нельзя было бы найти применения. Между тем, мода на это понятие является отражением некоторого «кризиса реальности» в западной духовной культуре. Так, современная философия виртуальности, при всем своеобразии авторских подходов, предполагает своим предметом, с одной стороны, так или иначе обусловленную и недостаточную реальность. Но, с другой стороны, подразумевается в то же время, что виртуальная реальность, стоит ей только возникнуть, может рассматриваться как нечто самостоятельное. Более того, данная концепция, в которой субстанциальное имеет место лишь условно-предположительно, предоставляет возможность для рассмотрения самого «реального мира» в качестве виртуального.

Последнее положение находит свое обоснование в постмодернистском контексте отказа от референции, «потери Другого», или «изгнания Реального», где понятие виртуальности является по существу, развитием бодрийяровской концепции «симулякров третьего порядка». «Ликвидация» Друюго совершается посредством его виртуализации: интерпретация и комментарий, копирование и воспроизведение заменяются интерактивностью, «непосредственным» воздействием. Традиционное различие между человеческим и не-человеческим (Божественным) созерцанием стирается, ибо интерактивность означает, что объект перестает быть тем непроницаемым, неподатливым Другим, с котором я вынужден считаться и соотноситься, и переходит в сослагательное наклонение: «как если бы был Другим». Ведь отсутствие Другого есть исконно Божественная привилегия: ex шЫЬ относится к сфере собственно тео-логики, то есть именно к имманентной, а не «икономической» сфере, - в том же смысле, что и Бытие элеатов, Благо

платонизма или Рефлексирующ] перипатрдас^цУшшвнЖЯ ]

БИБЛИОТЕКА

| Ц^С/иП 3

¡¡юГЬэань,

которой выражение «на самом деле» в метафизическом плане теряет свое значение, постмодернизм приходит к указанной логике безотносительных единств: от привычных компьютерных симулякров до экзотического клонирования. Между тем, тео-логика, лежащая в основании классического метафизического дискурса, подразумевает, что с позиций абсолютной завершенности всякое отношение и отличие необходимо должно быть пройденной дистанцией. Иными словами, здесь имеет место не «отказ» от референции, а ее преодочение, то есть прежде полагается дистанция и соотнесение, наличие начала и конца как условие для поступка, или целевого действия.

Тем самым, концептуализация феномена виртуальности, во-первых, заведомо не может быть адекватно осуществлена с классических позиций репрезентативности, ибо в этом случае наличие позитивной или негативной соотнесенности с образцом, оригиналом, всегда будет свидетельствовать лишь о «мимесисе», имитации, в крайнем случае, эквивалентном воспроизведении и, соответственно, об известной несостоятельности «онтологического статуса». Во-вторых, схватывание данного феномена посредством постмодернистского концепта симуляции имеет вид лишь одностороннего, причем, негативного определения: «виртуальная реальность не есть референциальная реальность», -такая субстанциально воспринятая квази-сущность говорит лишь о неприятии условий референции. Поэтому теоретическое осмысление феномена виртуальности не может быть полным без учета «точки зрения» Другого, или референта. Эта позиция, хотя и не отменяет соотнесения, тоже предполагает нереференциальность виртуального, но только в том положительном смысле, что дистанция здесь оказывается преодоленной. Конструирование такого подхода не является произвольной спекуляцией. Здесь скорее имеет место реконструирование тео-логических принципов метафизического рассуждения, позволяющее говорить о поливариантном характере эволюции понятия виртуальности и, соответственно, предоставляющее возможность для дополнительных его определений. Таким образом, актуальность темы

исследования обусловлена, с одной стороны, недостаточной философской проясненностью феноменологически ориентированною концепта «виртуальная реальность» и, с другой стороны, необходимостью теоретического постижения понятия виртуального в качестве конкретно определенного.

Степень разработанности проблемы.

Концептуальное для западной патристики значение понятия virtus (как специфического синтеза рецептированных у античности понятий и

EvepYEia) эксплицируется посредством анализа онто-теологии, представленной в учениях Оригена, Афанасия Великого,, Василия Великого, Григория Нисского, Маркелла Анкирского, Илария из Пуатье, Августина и других представителей раннехристианской мысли. Исследование опирается на историко-философские и богословские труды В.В.Болотова,, С.Н.Булгакова, В.В.Зеньковского, Л.П.Карсавина, А.Ф.Лосева, В.Н.Лосского, Г.Г.Майорова, И.Мейендорфа, И.Д.Рожанского, С.Н.Трубецкого, Г.В.Флоровского.

Анализ схоластической концепции виртуального бытия в контексте средневекового реализма проводится непосредственно на основе трактатов Фомы Аквинского, также Боэция (как предтечи томистской концепции виртуальности), Николая Кузанского. Различные аспекты вопроса, исследуют АВ.Ахутин, П.М.Бицилли, В.П.Гайденко, В.Т.Звиревич, Г.Г.Майоров, В.Л. Рабинович, Г.А.Смирнов, также Ж.Вербек, Э.Жильсон, Ф.Ч.Коплстон, М.Хайдегтер, Й.Хёйзинга, А.Штёкль.

Изменения в семантических составляющих понятий виртуального и реального в связи с детеологизацией ренессансной и новоевропейской культуры выявляются при анализе трудов Декарта, Ньютона, Лейбница, Канта, Гегеля. Рассмотрению данного вопроса способствуют как работы современных авторов, в частности, П.П.Тайденко, Б.Г.Кузнецова, К.НЛюбутина, Д.В.Никулина, Д.В.Пивоварова, так и классические философские и историко-философские исследования В.Виндельбанда, Ж.Делёза, А.Койре, М.Фуко, Ф.Йейтс, Л.Фейербаха, К.Фишера, также П.М.Бицилли, И.А.Ильина.

Вычленение структурных компонентов онто-феноменологического способа рассмотрения концептов виртуального и реального проводится на основе работ Канта и их интерпретации М.Хайдеггером. Различные аспекты вопроса освещают В.П.Бранский, ГШ.Гайденко, В.Лапицкий, В.К.Шохин, а также П. А. Флоренский и А.Шастель.

Развитие концепции виртуальных частиц в современной физике и различение способов онтологического высказывания данною феномена рассматривается на основе исследований ИААкчурина, Л.Г.Антипенко, В.Б.Берестецкого, В.П.Бранского, М.Бунге, П.Девиса, В.А.Гаврилюка, В.С.Готта, В.А.Кайдалова, Б.Г.Кузнецова, Ю.В.Новожилова, М.Ю.Опенкова,

A.Ф.Перетурина, Д.В.Пивоварова, Ю.П.Рогового, П.М.Румлянского,

B.С.Тюхтина, И.З.Цехмистро, Э.М.Чудинова и др.

Анализ проблемы виртуальной реальности, соотношения виртуального и реального в ситуации постмодерна проводится на основе работ Ж.Бодрийяра, П.Вирилио, С.Жижека, Б.Лорель, М.Хейма, также Н.Б.Маньковской, А.М.Орлова, В.В.Тарасенко, А.Р.Усмановой, М.Эпштейна. Различные аспекты идеи виртуальной реальности исследуют П.И.Браславский, И.В.Бурлаков, ВАЕмелин С.Д.Лобанов, Е.В.Ковалевская, И.Г.Корсунцев, Н.А.Носов, М.Ю.Опенков, С.И.Орехов, Е.К.Прилукова, С.С.Хоружий, Ю.Т.Яценко и др.

Онто-теологические принципы классического метафизического дискурса раскрываются посредством анализа текстов Парменида, Платона, Аристотеля, Псевдо-Дионисия Ареопагита, Фомы Аквинского, Майстера Экхарта, Канта. Выяснению этого понятия в разной степени способствуют работы Ф.Жюльена, Д.Коннолли, М.Суини, М.Хайдеггера, также классические и современные исследования отечественных авторов: А.Ф.Лосева, А.Н.Муравьева,

C.С.Неретиной, А.Г.Чернякова, В.К.Шохина и др. Онто-теологический способ концептуализации идеи виртуального бытия,

отношения виртуального и реального раскрывается в ходе рассмотрения учений Роберта Гроссетеста, Фомы Аквинского, Николая Кузанского, также Плотина, Псевдо-Дионисия Ареопагита, Ансельма Кентерберийского.

Исследование различных аспектов этого вопроса опирается также на классические и современые работы таких отечественных и зарубежных философов, как В.В.Бибихин, Л.Я.Гуревич, В.Н.Лосский, А.Н.Муравьев, Т.А.Нестик, Б.В.Раушенбах, П.А. Флоренский, С.С.Хоружий, О.А.Чулков, А.М.Шишков, также Э.Жильсон, М.Суини, Й.Хейзинга, А.Шпеер.

Между тем, в онто-феноменологическом и онто-теологическом аспектах проблема виртуального бытия до сих пор подробно не рассматривалась. Противоречие между необходимостью такого рассмотрения и недостаточной его разработанностью подчеркивает актуальность исследования и определяет его цель.

Цель диссертационной работы - исследование и теоретическое осмысление поливариантного характера эволюции понятия виртуального бытия.

Для достижения данной цели потребовалось разрешение ряда задач:

- выявить проблему виртуального бытия на уровне ее происхождения и становления в западноевропейской метафизике, проследить изменения в семантических составляющих понятий виртуального и реального в новоевропейской интеллектуальной культуре;

- вычленить структурные компоненты онто-феноменологического способа концептуализации понятий виртуального и реального в их соотношении, обозначить генетический онто-феноменологический контекст постмодернистского понятия симуляции;

- исследовать понятие и концепции виртуальной реальности в ситуации постмодерна; выделить в постмодернистском подходе к рассмотрению виртуальной реальности элементы, характеризующие этот подход в качестве пост- и прото-философского дискурса;

- обозначить посредством анализа и сравнения избранных классических философских текстов онто-теологические принципы метафизического дискурса; вычленить онто-теологический аспект понятия подобия как оппозицию понятию симуляции;

- конституировать онто-теологический способ концептуализации идеи виртуального бытия в качестве дополнительной системы теоретического описания.

Методологическая и теоретическая основы иследования.

В данной работе мы руководствуемся положением о конкретности действительности. Если действительность богаче любого определения, то адекватное ее описание требует учета противоположной точки зрения. Этот классический гегелевский тезис в XX веке получает свое развитие в принципе дополнительности: «Как бы ни были велики контрасты, которые обнаруживают ...явления при различных условиях опыта, такие явления следует назвать дополнительными, в том смысле, что каждое из них хорошо определено, а взятые вместе они исчерпывают все поддающиеся определению сведения об исследуемых объектах» (Н.Бор). Применительно к специфике данного . исследования принцип дополнительности можно трактовать также в качестве принципа запрета на тоталитарный, безальтернативный редукционизм: следует избегать трактовки односторонних определений в качестве единственно возможных; это же значит, в частности, что нельзя полагать настоящее непреходящим.'

Цели данного исследования способствует также «косвенный подход» (Ф.Жюльен) к предмету исследования. Позиция отстраненности позволяет лучше представить происходящее в современности: указание на возможность иной (онто-теологической) концептуализации идеи виртуального способствует раскрытию современного значения этого понятия.

Мы также руководствуемся тем положением, что философия не существует вне собственной истории. Эта позиция предполагает рассмотрение идей в их конкретных исторических условиях и связях. Иными словами, исследование должно считаться с тем историко-философским проблемным фоном, который в известном смысле направляет концептуальное значение понятия виртуальности. Конструирование же разнообразных значений понятия, не опирающееся на предшествующий опыт, есть авантюра, в которой налицо

автор, но не идея. Поэтому в данной работе зайдействован историко-философский анализ, направленный на выявление интеллектуального процесса образования и становления- идеи виртуальности, а также теоретическое обобщение структурно-генетических элементов онтологии виртуальности. Кроме того мы опираемся на принципы детерминизма, единства исторического и логического, восхождения от абстрактного к конкретному.

Научная новизна исследования состоит в вычленении, сопоставлении и анализе различных возможных моделей дискурса виртуальности, что включает в себя:

- рассмотрение генезиса и развития понятия виртуального в его соотношении с понятием реального в рамках различных схем репрезентации (Средние века, Новое время, Современность);

- введение современного понятия виртуальной реальности в контекст классических онтологических проблематик;

- выявление и различение в современных концепциях виртуальности элементов дискурса как исторически обусловленных, так и отвечающих специфике современности;

- теоретическая разработка понятия подобия как основной единицы понятийного аппарата, адекватного онто-теологическому аспекту рассмотрения виртуального бытия.

Теоретическая и практическая значимость исследования. Результат диссертационного исследования могут быть использованы для прояснения онтологических аспектов идеи виртуальности, также в проектировании систем искусственного интеллекта.

Материалы исследования могут также найти применение в рамках преподавания соответствующих курсов и спецкурсов онтологии и теории познания, истории философии, а также современной философии.

Апробация работы. Основные положения диссертации обсуждены на заседании кафедры онтологии и теории познания Уральского государственного университета. Отдельные аспекты работы нашли отражение в докладах второй

и третьей научно-практических конференций молодых ученых и специалистов Уральского государственного профессионально-педагогического университета и изложены в 5 публикациях автора. Материалы и некоторые результаты исследования были использованы при составлении двух посвященным проблемам виртуальности спецкурсов, которые автор читает на кафедре онтологии и теории познания Уральского государственного университета.

Структура работы соответствует целям и задачам диссертационного исследования и включает введение, две главы, заключение и библиографию. Диссертация изложена на страницах компьютерной верстки, список

литературы содержит наименований.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении обосновывается актуальность темы исследования, рассматривается степень ее разработанности, определяются цель и задачи диссертации, раскрываются методологические и теоретические основы, а также научная новизна, теоретическая и практическая значимость исследования.

Глава первая «Генезис и развитие представлений о виртуальном бытии и реальности в истории западной философии» посвящена определению представлений о виртуальном и реальном в их развитии от средневековой до немецкой классической философии.

В первом параграфе «Древнегреческие и средневековые представления о возможном, виртуальном и действительном» анализируются античные и патристические учения о возможности и действительности, разбирается в контексте проблем своего времени схоластическая концепция виртуального бытия, в частности, в наследии Фомы Аквинского.

Средневековый латинский термин virtualis происходит от слова virtus. Последнее эквивалентно не только греческому понятию арехт), «добродетель», «достоинство», но также и таким метафизическим терминам, как «возможность», и «действительность». На патриотическую рецепцию

этих, прежде всего, аристотелевских понятий влияет апофатическая традиция. То обстоятельство, что в восточной патристике они играют важную роль в разрешении проблемы бытия идеи в тварности, говорит о соответствующих смысловых акцентациях и в латинском богословском концепте virtus. Его существо обнаруживается в моменте онтологически трактуемой равноценности понятий и что позволяет задействовать этот термин как в

имманентном богословии, где virtus определяется в качестве той силы, или мощи, которой обладают идея-образец или даже сама первосущность, так и в икономическом смысле энергии, или действия, этой силы.

Собственно онтологическое значение концепт действующей силы приобретает в качестве принципа совершенного осуществления тварной вещи. Хотя бытие объективной сущности всегда вовлечено в эмпирическое существование (вопреки Платону), последнее никогда не достигает своей сущности (вопреки и Стагириту). Интуиция патриотической онтологии в том, что вещь подлинна, ибо сотворена Богом, и, значит, исторична, ибо Он пострадал за мир однажды. Ее несовершенство обретает эсхатологический смысл. Так концепт virtus указывает на обозначившееся расхождение между общей потенциальной вещью (заданной сущностью, «чтойностью») и единичной энергийной вещью, не поддающейся тем самым единичному определению.

Эти значения имплицитно определяют и средневековое понятие virtualis. Наиболее активно использует это понятие Фома Аквинский. В «Сумме теологии» оно задействовано в самых различных контекстах, подразумевая при этом (1) нечто, относимое к интерьеру, указывающее на внутреннее содержание, и (2) конструирующее множество. Речь идет о такой формуле, как «одно виртуально содержится в другом» и, стало быть, реально (realiter) выходит за пределы другого. Можно утверждать, что в реалистическом дискурсе схоластики концепция виртуального играет чрезвычайно важную роль, поскольку позволяет разрешить проблему онто- и теологического

описания множества в качестве монады (и наоборот), то есть проблему неаддитивного целого, неразрешимую с позиции последовательного реализма.

Эта позиция обусловлена античным дискурсом Бытия, или абсолютного Одного. Умонастроение греков сконцентрировано в словах Плутарха: «...Кто изменяется, тот не тождествен самому себе, но коль скоро не есть тот же самый, то и не есть, но именно изменяется, становясь одним из другого» (DK 22 В 12). Поэтому теоретически единственное отношение, допускаемое греками в совершенно сущем — тождество. Предмет знания неизменен, единство его -отсутствие различий. Нечто безразлично единое не вступает во взаимоотношения с другим, логически являясь непредицируемым понятием. Феномен единства сложного остается без объяснений или обосновывается неопределенным субстратом, то есть тем же неизвестным;

Поэтому средневековый реализм может быть описан как дискретизм и «реи-центризм»: «вещественность» (realitas) вещи онтологически определяет субстанциальность, или бытийную самодостаточность, вещи, соответственно, ее не-зависимость от другого и без-относительность к другому как таковому; отношение несущественно. С этой позиции вещь, в которой актуально находимы действия многих субстанциальных форм, неизбежно должна распадаться на множество безотносительных сущностей и не может быть представлена в качестве единого целого. Аквинат разрешает проблему тем предположением, что множество субстанциальных форм присутствует в данной сложной вещи виртуально, а реально имеется единственная форма.

Виртуальное в схоластике, тем самым, не является не-субстанциальным в том смысле, в каком, например, не-субстанциально зло, или, строго говоря, недобро, отбытии которого не приходится говорить. Виртуальное есть скорее экстра-субстанциальное бытие, ибо речь идет не об уничтожении субстанциальных форм, а о том лишь, что они не сохраняются актуально, то есть не присутствуют в виде определившихся в совершенстве своего рода вещей. Так возникает формула: то, что реально едино, то есть самотождественно, виртуально является различным. Но можно говорить и об

обратном: реально различное есть виртуально единое. Таково отношение между субстанциальной формой и репрезентирующей ее эмпирической вещью, которые суть две реально различные вещи. Таким образом, оригинальная концепция виртуального бытия, будучи теоретическим отрицанием реализма, вместе с тем является продуктом реалистического же дискурса.

Второй параграф «Дефиниции виртуального бытия и реальности в философии Нового времени» посвящен изменениям в семантических составляющих понятий виртуального и реального в связи с детеологизацией европейской духовной культуры, подробно рассматривается значение понятия виртуального в философии Лейбница, Канта и Гегеля.

Неоднозначность схоластического концепта виртуального, не вписывающегося в «реалистическую» оппозицию субстанциального и несубстанциального, изначально предоставляла возможность трактовать данный модус бытия в качестве лишь «умственного» полагания. В Новое время этой и подобной трактовкам не в последнюю очередь способствует и иная, по сравнению со средневековой, акцентация в понимании реального. Таковое теперь имеет место в пределах субъект-объектного отношения. Так, картезианское определение субстанции, хотя и основано на схоластическом понятии реального различия, принципиально следует из несомненности познающего субъекта. Сомнение в самодостаточности мира, — а именно с этого начинает новая философия, — подразумевает полагание феноменального тем; что мыслится как realitas objectiva, реальность объекта представления: камень тяжел realiter независимо от того, имеет ли он realitas formalis. Схоластические понятия трактуются вполне современно: субъекту представления обе реальности равно пред-стоят; так что ссылка на находимую в экстерьере субстанциальную форму (имеющую «формальную реальность») необязательна. Так realitas formalis последовательно замещается «объективной реальностью», что отражено в современном термине: пред-ставленное мыслится предстоящим и абсолютным.

Трактуемая так realitas objectiva подразумевает активность субъекта. Такова уже метафизика Лейбница: монадический универсум - универсум субъектов, сообща творящих «тот же самый», «такой же» (idem) мир, который наличествует не иначе как в интерьерах монад. Онтологически мир в качестве idem есть абсолютное виртуальное, то есть не виртуальное бытие абсолютной реальности, но именно чистая форма-виртуальность, ибо монада виртуально содержит не realitas formalis, на репрезентации, или пред-ставления прочих субъективностей, вообще иную «точку зрения». Если каждая монада выражает idem, то различие между монадами касается лишь интенсивности репрезентаций. Знаковая для Нового времени двусмысленность понятия репрезентации позволяет отнести к одному контексту виртуальное присутствие в монаде и перцепций, и вещей универсума. Виртуальное тем самым приобретает значение virtualite, или petite perception, неосознанного содержимого в апперцептивной монаде, разумной душе, где idem имеет функцию тождества виртуального представления восприятию представленного, а именно: душе нет необходимости получать нечто извне, ибо «то же самое» она виртуально имеет в себе. В психологическом измерении «Новых опытов» это значит, что речь идет о такой (бессознательной) форме мышления, благодаря которой ум может, «исходя из своих мыслительных операций, выводить то, что совершенно соответствовало бы выводимому из вещей».

Если Лейбниц говорит, что условия интеллектуального восприятия предметов опыта заключены в субъекте, то Кант добавляет (уже в диссертации 1770 года), что и чувственное восприятие, или доступность опыта в качестве предмета вообще, также зависит от субъекта, а именно от присущих ему форм чувственности - времени и пространства. Из этого учения о формах созерцания следует постижение виртуального в качестве не-локального, то есть, в широком смысле, не наличествующего «где-то и когда-то». В частности же, кантовская дефиниция виртуального направлена против ньютоновского отождествления «физического» и «геометрического» пространств. Согласно Ньютону, безусловное пространство (и, следует добавить, время) в своей «физической

виртуальности» есть лишенное тел вместилище, в котором, следовательно, пребывают - «всегда и везде» - бестелесные сущности. Виртуальное здесь отождествляется с «бесконечной локальностью» существующего «всегда и везде», - положение для Канта неприемлемое, ибо следует из смешения чувственного с интеллигибельным. Виртуальное присутствие в телесном мире нематериальных вещей есть присутствие опосредованное —через эффект. Так, душа «не находится в пространстве, а лишь действует в нем» («Метафизика L1»), - формула, фактически устраняющая проблему виртуального бытия. Таковое становится ноуменом.

В системе Гегеля существенное значение в раскрытии идеи виртуального приобретает диалектическая концепция снятия. Гегелевская концептуализация идеи виртуального бытия как бытия «удержанного исчезновения» обусловлена необходимостью спекулятивного постижения души, «существующего понятия» в качестве конкретного. Виртуальное тем самым относится к представлению (Vorstellung), то есть к «внутренне усвоенному» созерцанию. Существо этого «усвоения» в том, что содержание усвоенного уже принадлежит субъекту, и в качестве принадлежности изолировано от всего внешнего. «Принадлежащее мне», однако, еще не есть «овнешненное», или находящееся в пользовании. Акцентация этого момента и составляет специфически-гегелевское привнесение в понятие виртуального. Различием между «собственностью», виртуальным предметом, и «владением», представленным предметом, подчеркивается, что виртуальный предмет еще лишен значения посредствующего, им еще нельзя пользоваться, поскольку он еще остается «своим иным». В качестве иного, чуждого и внешнего это еще репрезентируемое инобытие, темное и непонятное для субъекта (в силу своей уникальности). В качестве «своего», однако, это уже репрезентант инобытия, хотя и не обналиченный, но уже пригодный к тому, чтобы стать средством, то есть собственностью в качестве владения.

В заключающем первую главу резюме подводятся основные выводы.

Вторая глава «Основные аспекты соотношения понятий виртуального бытия и реальности» посвящена раскрытию существа понятия виртуального бытия в соотношении понятием реальности в собственно «онтологическом» и «метафизическом» аспектах. Материал первой главы позволяет вычленить те принципы рассмотрения сущего и основанные на них структуры, что обусловливают историческое движение идеи виртуальности. Речь идет о переходе от тео- к антропо-центризму, к субъект-объектной оппозиции, что применительно к нашей проблеме есть переход от онто-теологического к онто-феноменологическому способу высказывания идеи виртуального. Для выяснения существа этих способов ставится- вопрос: что собственно подразумевают онто-теология и онто-феноменология, каков их предмет. В первом параграфе рассматривается понятие виртуального бытия с позиций онто-феноменологиии, во втором — с позиций онто-теологии.

В первом параграфе «Понятие виртуального бытия в аспектах противополагания, замещения и опосредования реальности» раскрываются структурные компоненты онто-феноменологического способа

концептуализации понятий виртуального и реального в их соотношении, что позволяет обозначить генетический онто-феноменологический контекст постмодернистского понятия симуляции и, соответственно, различить в постмодернистском подходе к рассмотрению виртуальной реальности элементы, характеризующие этот подход в качестве пост- и прото-философского дискурса.

Понятие онто-феноменологии конкретизируется двояким смыслом слова «феномен»: видимое, или показывающееся, имеет место как нечто не одним обусловленное, и изначально, следовательно, - между обусловливающими его. С одной стороны, это «лишь видимость» (то есть, по Платону: «не подлинно сущие вещи»), с другой, - вещь «для нас». Последнее в Новое время получает, благодаря Канту, характер трансцендентализма: . феномен как предмет, субъектом обусловленный и представляющий в определенных отношениях скорее субъекта, а не только и не столько «вещь в себе». Новоевропейская

«онтология» обнаруживает себя, тем самым, как онто-феноменология, основанием возможности которой мыслится «онтологическая диффереиция» (М.Хайдеггер). Это различение бытия и сущего проводится в тезисе Канта о бытии (существовании, Dasein) как «полагании» (pro-positio), являющемся в негативном своем содержании основанием для опровержения «онтологического» доказательства существования Бога: "бытие не есть реальный предикат". Анализ кантовского тезиса о бытии вскрывает следующие структурные компоненты онто-феноменологии.

Интенциональностъ. Интенция есть структура субъекта (независимо от присутствия объекта), и она такова, что восприятие направлено на само сущее: «интенциональные отношения сами образуют трансцендирование» (М.Хайдеггер). В таком случае интенциональность выступает как основание противо-полагания (пред-ложения, pro-positio) объекта, то есть прежде всего реальности какого-либо сущего («объективной реальности»). В плане реальности нет разницы между воображаемым и существующим. Принимая в темноте дерево за человека, я схватываю в восприятии именно человека. Так новоевропейская «онтология», ставя себя в традиционное положение Творящего разумом, логосом, собственно измышляющего сущее, приходит к реалистически понятому принципу «тождества неразличимых».

Замещение задействует себя при условии отвлечении бытия сущего от этого сущего, имеет дело лишь с реальностью сущего, фактически с определенностью определения. Будучи отличным от метафизической и теологической идеи самотождества («тот самый», ipse), тождество «одного и другого» («то же самое», idem; терминология Боэция) в новоевропейской «онтологии» ассоциировано с понятием репрезентации, или представления-повторения. «Действие-повтор» с феноменологических позиций неотличимо от первоначального акта.

Посредствующее. Бытие как пропозиция есть то, посредством чего осуществляется приписывание (отношение) предиката к субъекту. Копула, между тем, приобретает здесь значение большее, нежели формально-

логический синтез, поскольку высказывает ее онтологический субъект, «я». Полагание как средство есть способ дистанцирования предмета, его отличения «от лица». Полагание и, с другой стороны, замещение отвечают за вынесение предмета вовне, организуют экстерьер субъекта.

Такое двустороннее вынесение должно быть охарактеризовано как simulatio в том исконном спектре значений слова, что позволяет задействовать условно-предположительное сравнение «как бы». В этом смысле симуляция есть осуществление посредствующего, предполагающее (исконно оптическое) овладение вещью посредством ее симулякра (eiScoXov). Концептуально этот «эйдолон» есть отделенная от вещи ее копия, тот эйдос, посредством которого вещь становится очевидной (Демокрит, Лукреций). Таким образом, симулякр, с одной стороны, обнаруживает тенденцию «умалчивать» о своем посредничестве, с другой, имеет лишь относительную определенность. И если в традиционном метафизическом плане (Бытия как безотносительного одного) здесь имеют дело скорее с лишенным субстанциальной определенности релятивным, случайными несущественным предикатом, то современное свое значение понятие симулякра обретает в контексте постмодернистской идеи отказа от всякой оригинальной референции (Ж.Бодрийяр). Именно это значение и является определяющим в современных концепциях виртуальности: виртуальное как безотносительно определенное quasi.

Уже у Гегеля виртуальное теряет традиционное соотнесение с «подлинной вещью» или хотя бы с «внешним миром», приобретая по большей части значение промежуточного, то есть лишь «усвоенного», члена на пути движения от хаоса к разумности, - значение пригодности к пользованию. Радикальное завершение этого процесса перехода от «вещи» к «предмету» заключается в том, что виртуальное становится фактом ментальных и психических измерений, продуктом «субъекта», но позиционируемым, то есть «воспринимаемым», как [как если бы] автономная и самоценная «объективная данность» («идея полионтичности» Н.А.Носова).

Определенная как «актуальность самой потенциальности» виртуальность включается в контекст постмодернизма, в дискурсе которого культура развертывается в модальности возможного (М.Эпштейн). Данный дискурс осуществляется в постклассической схеме репрезентации, разрушающей не только ассиметричность отношения между подобием и образцом (платонизм), но и эквивалентность «объективной» и «формальной» реальностей. Сегодня реальность есть то, что «всегда уже воспроизведено», «гиперреальность» (Ж.Бодрийяр).

Вопрос, тем самым, касается не только реальности виртуальных сущностей, но и виртуализации самого реального: в концепции «виртуальной реальности» стирается грань между искусственным и естественным, в этом и состоит «онтологическая ставка» симуляции (С.Жижек). Механизм симуляции заключается в стимуляции в таком принудительном побуждении к действию, при котором значение имеет не само действие, а факт его произведенности и воспроизводимости. Виртуальная реальность как симулякр есть стимулируемая реальность, существо которой состоит в том, что сослагательность виртуального действия уничтожает классическую аристотелевскую оппозицию «энергии» и «движения» Дискурс виртуальности, таким

образом, осуществляется в квази-теологическом измерении, в котором замысел совпадает с делом, не требуя реализации.

Указанное отождествление может быть представлено как принцип конституирования реальности в качестве виртуальной, в результате чего реальное оказывается даже не продуктом технологии, сколько самой продуцирующей себя технологией, воспринимаемой как «усовершенствование» реальности (интерактивность). Современное понятие виртуальной реальности есть достижение именно технологической революции: технология (know how) становится непосредственным объектом и прерогативой научного знания. Определение виртуальной реальности как реальности технологической подразумевает, что реальное как таковое вытесняется реальностью с «инструкцией по применению» (Н.Б.Маньковская). Это значит, что раньше

технология лишь соперничала с реальным, теперь же развитие достигло такого принципиального уровня, который позволяет говорить о кризисе фундаментальной структуры классического дискурса. Это значит, что прежде искусство (как таковое, те^уц) стремилось реализовать себя в качестве действительности, подчиняя себя модальности «будь», ныне действительность становится искусством, то есть тем, что всегда «работало» в сослагательном наклонении: «как», «как бы», «как если бы».

Экстраполяция принципа интерактивности на «реальный мир» достигается вариативным представлением последнего. Отсутствие предела технологического совершенствования компенсируется совокупностью различных способов выражения. Технологический продукт не столько производится, сколько беспредельно совершенствуется, является акцентированной на динамику становления предвосхищенной и, в свою очередь, предвосхищающей сущностью. Вопреки Аристотелю К№т)оц обретает завершенность в своей незавершенности, виртуальный объект характеризуется статической метастабильностью.

Стимулированная театрализованная наглядность компьютерного артефакта оказывается сродни «принципиальной ненаблюдаемости» виртуальной частицы в квантовой физике: в обоих случаях дискурс виртуальности осуществляется в категориях исключительного и совершенного, ибо в обоих случаях зазор между понятием и существованием исчезает. Это традиционно уникальная привилегия божественного свойства в ситуации постмодерна воспроизводится в смысле клонированного множества безотносительных единиц.

Во втором параграфе «Виртуальное как подобие реальною» понятие виртуального исследуется в онто-теологическом аспекте, предполагающем различение предметов метафизики и новоевропейской «онтологии». Понятие виртуальности исконно ставит вопрос о реальности (субстанциальности) виртуальной сущности. Онто-феноменологическое решение этого вопроса сводится в итоге к трактовке виртуального в качестве симулякра, обладающего

«сослагательным» модусом существования. Виртуальная сущность порывает с реальной вещью, копия не нуждается в оригинале. Онто-теологическое решение вопроса требует теоретической разработки понятия подобия, являющегося метафизической альтернативой концепции симулякра и, соответственно, отрицающего условность виртуальной сущности.

Понятие онто-теологии предполагает одновременно двоякое постижение сущего: в смысле «сущего как такового» и в смысле «высшего сущего» (М.Хайдеггер). Это, однако, не значит, что данная дисциплина неким образом «складывается» из онтологии и теологии. Сущность онто-теологии раскрывается в аристотелевском анализе понятия и предмета метафизики, или «первой философии», основывающемся на отличении «теоретического» предмета от «практического» и «поэтического». Метафизика мыслится знанием, свободным от условий человеческого существа, и в этом смысле является «божественной наукой». В основе онто-теологии, тем самым, находится абсолютное одно и, следовательно, обусловливающее. (Тогда как в основе онто-феноменологии — одно и другое, другими словами, иное как таковое, и, следовательно, обусловленность).

Метафизика абсолютного одного есть продукт античной культуры «фронтального» мышления. Архетип метафизики вопреки платоновскому диалогу является скорее антилогом, механизм которого обеспечен греческой стратегией «лобовой атаки»: логос вплотную «притирается» к своему предмету (Ф.Жюльен). Образец метафизического антилога представлен в учении Парменида: результатом непосредственного столкновения антагонистических тезисов, исключающих диалектический / диалогический синтез, является единое-неизменное-естъ, абсолютизированное самотождество (ipse). Этот радикальный вывод становится основанием для онто-теологического конструирования безусловного созерцания.

В христианской теологии данная стратегия воплощена в концепции творения ex nihilo. Бог участвует в мире, прежде всего, посредством акта творения,- и это сверхестественное, происходящее «в начале» действо

интерпретируется в онто-теологии как конструктивный метафизический принцип. Этому принципу эквивалентно значение латинского понятия рефлексии, исконно предполагающее не столько отражение, сколько обращение-назад как таковое (от re-flecto). Можно полагать, что указанная фигура «загибания» и составляет существо того онто-теологического принципа, что лежит в основе понятия творения как, того акта, субъектом которого является безусловное и субстанциальное одно. Но в этом исключительном сущем никакой реальной дифференции, в том числе и «онтологической», быть не может. Этот непреодолимый для «онтологии» вопрос - каким образом есть «бытие бытия» - как раз и находит свое разрешение на уровне онто-теологического принципа рефлексии. Присутствие в метафизике этого принципа указывает на приоритет в ней «несвойственного нам» (Кант), ибо конечному сущему указанная дифференция как раз свойственна. В таком «двухэтажном» универсуме, верхний этаж которого занят реально единым, безразличным и бесконечным, а нижний — реально множественным, различным и конечным, функцию сообщения, то есть подобия (similitudo), двух этажей выполняет как раз концепт виртуального бытия: мир виртуально есть единое и непрерывное. Так преодолевается дискретный характер реализма.

Понятиеподобия имеет рефлексивный характер: если simulacrum есть отделенный и потому вполне самодостаточный в своем бытии суррогат, то similitudo есть именно подобие, в том смысле, что оно неким образом не отделено от образца, или даже: подобие есть образец в своем бытии подобием. Подобие является метафизическим коррелятом толкования.

Корректное раскрытие существа понятия подобия возможно, на наш взгляд, при обращении к «световой», соответственно «визуальной», метафизике. Как образцовый комментарий есть максимальное прояснение и зримость Слова, так образцовое подобие есть зеркало в метафизическом своем измерении. Онто-теологическая спекуляция может быть представлена как парадоксальный взгляд «сквозь зеркало» / «per speculum» (I Kop.13, 12), подразумевающий, что понятие зеркала и зеркального изображения в качестве

подобия предполагает не отражение, а «обращение-вспять» (reflexio) оригинала. В световой космогонии Роберта Гроссетеста Творение описано как безусловная рефлексия света, изначально обусловливающая тварное сущее в качестве подобия. В основе феноменологической видимости тела (благодаря отраженному свету) находится онто-теологический принцип создания подобия: всякая вещь есть зеркало; само существование вещи и, соответственно, способность «отражения» есть всецело результат начального акта рефлексии.

Онто-теологическая концепция подобия позволяет описать отношение между реальным и виртуальным бытием как отношение между образцом и подобием. Это значит, что виртуальное бытие определенной вещи есть подобие реального ее бытия. Отношение подобия не есть пред- или противо-ставление, то есть, строго говоря, не является отношением между одним и другим, или дистанцией от одного к другому. Виртуальное бытие схватывается в аспекте рефлексии, или самоотношения, реального. Негативом понятия1 подобия выступает понятие симулякра. Оба подразумевают референцию в нетривиальном смысле, а именно посредством уничтожения соотнесенности: в первом случае - через отрицание, во втором - через преодоление дистанции.

Субъект-объектная оппозиция обусловливает лишь относительную определенность реальности, рассуждение ведется в категориях зависимости или независимости одного от другого. Напротив, будучи рассмотрено в качестве образца, реальное предполагает постижение безотносительно определенного, обособляющего вещь в ее реальности, в ее собственном содержании. Реальное как таковое соответствует субстанциальному нечто: «само-стоящее», «себе-самому-само-предъявление» (presentation). Метафизическим принципом реального здесь является экстремум реального - «наиреальнейшее» сущее, в котором реальные предикаты тождественны субстанции - «Qui est» (Exod 3:14).

С онто-теологической точки зрения, в основе которой находится антилог, другое по отношению к конечному сущему есть отрицание последнего: универсум другого всегда индифферентен, для него уже нет другого. Понятие

виртуального как подобия реального предполагает тем самым взгляд на другого с его же точки зрения: так для вещи быть познаваемой / находиться в инобытии не есть событие, и в этом смысле она сохраняет все свои свойства. Данное понимание виртуального бытия конкретизирует понятие Блага в качестве онтологической категории (полнота бытия), предполагая тем самым такое мировосприятие, в котором Другой не подменяется объектом, не дистанцируется в представлении, принципиально не может оказаться средством или сырьем. Можно говорить о том, что подобное мировосприятие есть именно приятие мира, в отличие от ущербности противополагания.

В заключении подводятся итоги исследования, формулируются основные положения диссертации, выносимые на защиту, указываются проблемы и перспективы дальнейшего исследования.

В результате решения поставленных задач делается ряд выводов, которые выносятся на защиту:

1. Понятие виртуальности уже при своем возникновении невозможно интерпретировать однозначно. Парадоксальность оригинальной (схоластической) концепции виртуальности имеет принципиальный характер, так как данная концепция, будучи теоретическим отрицанием реализма, вместе с тем является продуктом реалистического же дискурса. Понятие виртуального исконно призвано разрешить проблему не-аддитивного целого, неразрешимую с позиции последовательного («дискретного») реализма. Неоднозначность понятия виртуального дает возможность онто-феноменологического и онто-теологического его прочтения. В первом смысле можно говорить как об основных новоевропейских моделях «виртуального», так и о современных концепциях «виртуальной реальности» (в постмодернистском контексте «отказа от всякой оригинальной референции»). Во втором смысле речь идет о виртуальном бытии в контексте метафизической концепции подобия.

2. Современные концепции виртуальной реальности обеспечиваются онто-феноменологическим механизмом симуляции, в основе которого лежат такие структурные компоненты «онтологической дифференции», как

противополагание, замещение и опосредование реальности. Онто-феноменологическая схема репрезентации подразумевает приоритет категории отношения перед категорией субстанции, центр тяжести в субъект-объектной оппозиции приходится на активность субъекта. Поэтому понятие виртуального получает здесь свою определенность в следующем контексте: искусственное и естественное не оппозиционируют друг другу; реальное есть так или иначе доступное (в качестве предмета); симулякр способен заменить оригинал; отношение репрезентации в оппозиции одного и другого тяготеет к симметричности: одно есть то же самое, что и другое. Эти положения свидетельствуют о преемственном характере постмодернистского понятия виртуальности.

3. Специфическое же значение постмодернистского понятия виртуальности ракрывается в следующем контексте: естественное есть вместе с тем искусственное, но не наоборот; реальность поддается симуляции, то есть технологическому улучшению (интерактивность: реальность можно совершенствовать); поскольку само реальное понимается как симулякр, его сослагательность нереференциальна и, потому, подразумевает не аналогию и эквиваленцию, а редупликацию (посредством механизма стимуляции); если в постренессансной культуре некоторая симметричность репрезентации основана на принципе тождества неразличимых (близнецы), то в условиях «отмены» референта проявляется тенденция к абсолютному самотождеству (клоны).

4. Метафизическая концепция виртуального бытия обеспечивается онто-теологическим механизмом подобия (уподобления), в основе которого находится принцип безусловной рефлексии абсолютного безотносительного одного (самотождество). Данный принцип порожден стратегемой антилога, составляющей существо античной культуры «фронтального» мышления. Онто-теология виртуального бытия предполагает не отказ от референции, а ее преодоление, и возможна при теоретическом допущении уникальной «онтологически индифферентной» сущности («Qui est»).

Основные положения диссертации изложены в следующих публикациях'

1. О виртуальной реальности // Инновационные технологии в педагогике и на производстве: Тез. докл. 2-й науч.-практ. конф. мол. ученых и специалистов Урал гос. проф.-пед. ун-та., 21-22 февраля 1996. - Екатеринбург: Изд-во Урал. гос. проф.-пед. ун-та, 1996. -С.72-73.

2. На пороге образовательной революции // Образование — будущее России; Тез докл. науч.-практ. конф. (29-30 марта 1996) 4.1. - Уфа: «Восточный университет», 1996. - С.91-93. - (соавтор Горинский С.Г.).

3. О междисциплинарных образовательных программах- // Инновационные технологии в педагогике и на производстве: Тез. докл. 3-й науч.-практ. конф. мол. ученых и специалистов Урал. гос. проф.-пед. ун-та., 20-21 марта 1997. -Екатеринбург: Изд-во Урал. гос. проф.-пед. ун-та, 1997. - С.69-71.

4. К вопросу о сущности виртуального бытия // Вестник ВЭГУ № 5. Философия, социология, психология. - Уфа: «Восточный университет», 1997. -С.34-35.

5. Слово и толкование, образец и подобие в средневековом дискурсе света // Эпистемы-3: Язык, дискурс, текст. - Екатеринбург: Уральский государственный университет, 2004. - С.44-54.

Подписано в печать 11 февраля 2004 г.

Формат 60X84 1/16. Бумага офсетная. Усл. печ. л. 1,5.

Тираж 100 экз. Заказ № 45.

Отпечатано в ИПЦ «Изд-во УрГУ»

г. Екатеринбург, ул. Тургенева 4.

.¿-3519

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата философских наук Горинский, Алексей Сергеевич

Введение.

Глава I. Генезис и развитие представлений о виртуальном бытии и реальности в истории западной философии.

§ 1. Древнегреческие и средневековые представления о возможном, виртуальном и действительном.

§ 2. Дефиниции виртуального бытия и реальности в философии Нового времени.

Глава II. Основные аспекты соотношения понятий виртуального бытия и реальности.

§ 1. Понятие виртуального бытия в аспектах противополагания, замещения и опосредования реальности.

§ 2. Виртуальное как подобие реального.

Введение диссертации2004 год, автореферат по философии, Горинский, Алексей Сергеевич

Актуальность темы исследования. Уже минуло более десятка лет, как в современной философии пришли к выводу, что "сегодня правит бал не реальность, а виртуальность"1. К середине 90-х годов XX века понятие виртуальности, виртуальной реальности стало настолько востребованным (но и модным), что, кажется, уже трудно отыскать ту сферу человеческой л деятельности, где ему нельзя было бы найти применения . Самый термин "виртуальная реальность", живо воспринятый новейшей философией, в первую очередь заимствован из области компьютерных технологий. Задействованное в 80-х годах Ж.Ланье, это выражение непосредственно ассоциировано с идеей киберпространства: под "Virtual Reality", или "VR", подразумевается концепция, связанная с тем убеждением пользователя, что путем замены естественной чувственной информации информацией, произведенной компьютером, он — пользователь — находится "фактически в другом месте"3.

Таким образом, современная философия виртуальности, при всем своеобразии авторских подходов, предполагает своим предметом, с одной стороны, так или иначе обусловленную и недостаточную реальность (Е.В.Ковалевская, С.Д.Лобанов, И.Г.Корсунцев, Н.А.Носов, М.Ю.Опенков, С.И.Орехов, Е.К.Прилукова, С.С.Хоружий и другие). Ведь если "возникновение виртуальной реальности обусловлено взаимодействием .а) технической реальности; б) человеческой деятельности; в) социально-психической реальности", то нельзя не согласиться, что таковая реальность

1 Бодрийяр Ж. Прозрачность Зла. М., 2000. С.52.

2 Компьютерные технологии, психология детства, алкоголизм и наркомания, преступность, музыка, телеконференция, образование, аптропный принцип, цивилизация, мистика, - вот лишь далеко неполный и хаотический перечень тем, так или иначе апробирующих данное понятие. См.: Технологии виртуальной реальности. Состояние и тенденции развития. М., 1996; Виртуальная реальность: Философские и психологические проблемы. М., 1997.

3 Kai-Mikael Jaa-Aro. Virtual Reality - state of the art. Stockholm. 1993. P.5. есть реальность "репрезентативно-положенная"1. Но, с другой стороны, предполагается в то же время, что, виртуальная реальность, стоит ей только возникнуть, "может рассматриваться как нечто самостоятельное, не являясь таковым" . В этом или подобном смысле "виртуальная реальность есть сновидение"3, в котором все происходит так, как если бы это было наяву. Так возникает проблема нахождения онтологического статуса для этой условно-предполоэ/сительной "самостоятельности": виртуальное либо "имеет место не в полной мере"4, представляет собой "недо-рожденное бытие"5, либо "сны, фантазии, измененные состояния сознания, реальности восприятия и т.д. выводятся из под «юрисдикции» субъективной реальности"6, приобретая онтологическую автономность и полноценность.

Навязчивое существо этой дилеммы может быть выражено следующими словами: "Виртуальный мир должен быть не вполне реальным" (Курсив наш. - А.Г.) . Иными словами, это значит, что виртуальное в наши дни уже стало о вполне" реальным , и даже, более того, коль скоро разница между "реальным" и "вполне реальным" здесь исчезает, уже реальный мир рискует быть рассмотренным в качестве виртуального. Это положение получает свое обоснование в постмодернистском контексте "утраты референта", где понятие виртуальности является развитием бодрийяровской концепции "симулякров

1 Орехов С.И. Виртуальная реальность: исследование онтологических и коммуникационных основ. Автореф. дис. д-ра филос. наук. Омск, 2002. - С.20.

2 Там же. С.21.

3 Опенков М.Ю. Виртуальная реальность: онто-диалогический подход. Дис. . д-ра филос. паук. М., 1997. С.103.

4 Лобанов С.Д. Бытие и реальность. М., 1999. С.54.

5 Хоружий С.С. Род или недород? Заметки к онтологии виртуальности // Вопросы философии. 1997. № 6. С.66.

Ковалевская Е.В. Виртуальная реальность: философско-методологический анализ. Дис. . кандидата филос. наук. М., 1998. С.53.

7 Heim М. The Metaphysics of Virtual Reality // Virtual Reality: theory, practice and promise. Westport & London, 1991. P.30.

8 К этому выводу уже давно пришли в квантовой физике: виртуальные частицы — "это вполне реальные, объективно существующие частицы, но существующие только в процессах взаимодействия одних действительных частиц в другие" [Курсив наш. - А.Г.]. Готт B.C., Перетурин А.Ф. Цит. по: Кайдалов В.А. Диалсктико-материалистическая концепция самодвижения и ее современные проблемы. Томск. 1982. С. 178. третьего порядка": "Сегодня сама реальность гиперреалистична"1. Если в 70-е годы прошлого столетия это заявление еще могло опережать время, то сегодня оно уже приобретает вид запоздалой констатации. В том же классическом тексте существо симуляции определялось тем, что формы "изначально задумывают исходя из их воспроизводимости"2. Эти же слова — в отношении виртуальности, в частности, клонирования — можно встретить и на страницах поздней работы (1990)3. Стоит полагать, что после "овечки Долли" (1997-2002) они лишь перестали быть пророчеством. Гипперреализм уже не завораживает, и это будничное состояние собственно и есть признание за реальным права на виртуальность происходящего, признание права на самостоятельное квазисуществование. Можно сказать, что с "открытием" феномена "VR" постмодернизм рискует выйти за рамки интеллектуальной игры, в этом случае он перерастает сам себя: не случайно находятся исследователи, трактующие виртуальную реальность как явление уже пост-постмодернизма4.

Ощущения дискомфорта - от мнимого равнодушия до откровенного беспокойства, от многозначительной иронии до апокалиптического упоения "пред бездной мрачной.", - все эти ощущения, которыми "еще вчера" сопровождались разговоры о "потере Другого" (Ж.Бодрийяр), или об "изгнании Реального " (С.Жижек), возможны были все же только при наличии Другого. Ибо весь дискомфорт — от него: в отличие от виртуального, реальное есть неподатливое, травмирующее, чуждое, полагающее предел теоретической и практической экспансии. Реальное есть всегда не То же самое в том смысле, в каком Другой есть отрицание тождества и бесконечного повторения. Когда же кончается ад Другого, начинается "Ад Того же самого"5, ад комфорта, интерактивности, прозрачности, "застеколья". . "Ликвидация" Другого совершается посредством его виртуализации: интерпретация и комментарий,

1 Бодрийяр Ж. Символический обмен и смерть. М., 2000. С.151.

2 Там же. С. 124.

3 Бодрийяр Ж. Прозрачность Зла. С. 175.

4 Маньковская Н.Б. Эстетика постмодернизма. СПб., 2000. С.307-327.

5 Название одного из эссе в "Прозрачности Зла" Бодрийяра. копирование и воспроизведение заменяются непосредственным воздействием1; традиционное различие между человеческим и нечеловеческим [Божественным] созерцанием стирается, ибо интерактивность означает, что объект перестает быть непроницаемым, Другим, переходит в сослагательное наклонение ("как если бы был Другим", то есть "игра в Другого"). Ведь отсутствие Другого есть Божественная привилегия: ex nihilo относится к сфере собственно тео-логики, то есть именно к имманентной, а не "икономической" сфере, — в том же смысле, что и Бытие элеатов, Благо платонизма или Рефлексирующий Ум перипатетиков. Перейдя ту грань, за которой выражение "на самом деле" в метафизическом плане теряет свое значение, постмодернизм приходит к тео-логике безотносительных единств: от компьютерных симулякров до экзотического клонирования.

Иными словами, асимметричность оппозиции, или направленность отношения, реального и виртуального меняется в противоположную сторону, и уже реальное оказывается "Тем же самым", что и виртуальное. Ребенок просит "включить снова" увиденный по телевизору мультфильм. Можно сослаться на специфику данного возраста, а можно, учитывая ее, увидеть здесь еще и нечто иное: "странным", непривычным, так сказать, особым случаем становится не уступающее напору "пользователя", дискомфортное, тогда как пользуемое, пластичное и податливое воспринимается как само собой разумеющееся. Реальное как [как если бы] игрушка типа "трансформер", реальное как [как если бы] виртуальное, — отвечающее ожиданиям, но, тем самым, и безответственное, ибо в виртуальном мире и ответственность виртуальна2.

Это значит, что действительность перестает быть энергийной (cvepyeia как [целевой] поступок); сослагательность виртуальности побуждает, или

1 См.: Маньковская Н.Б. Указ. соч. С.311.

2 ".То есть виртуальный мир позволяет убежать от ответственности в другой, третий, десятый. в вереницу виртуальных миров" (это и есть трансформер. — А.Г.). Асмолов А. Виртуальные пространства и "эффект вельда". Предисловие к: Бурлаков И.В. Homo Gamer: Психология компьютерных игр. М., 2000. С.7. с(т)имулирует, реальность к бесконечному "орбитальному" вращению, к непрерывному технологическому "улучшению", "совершенствованию" (вместо завершенности), что есть своего рода ностальгия по референции: "Итак, тайна философии, возможно, состоит не в познании самого себя, не в осознании направления собственного движения, не в размышлениях о самом себе или вере в себя, но в поисках пути Другого, в помыслах того, о чем помышляет Другой, в вере в тех, кто верит"1.

Эти слова одного из "гуру" постмодернизма вполне мог сказать и Аристотель, полагавший метафизику наукой, "которой скорее всего мог бы

•у обладать Бог" , и это значит, что "то, о чем помышляет Другой", подразумевает референта и от-ношение-к [нему], но только и именно с точки зрения самого референта, с другой - чуждой относительному существу — точки зрения. Тео-логика, лежащая в основании классического метафизического дискурса, есть рассуждение о самодовлеющем Едином, или одном как таковом, и с позиций этой абсолютной самодостаточности и завершенности всякое отношение и отличие необходимо должно быть пройденной дистанцией (метафорой тут может служить "обратная перспектива"). Здесь имеет место не "отказ" от референции, не "отмена", а ее преодоление, то есть прежде имеется дистанция, наличие начала и конца как условие для поступка ("подвига").

Тем самым, концептуализация феномена виртуальности, во-первых, заведомо не может быть адекватно осуществлена с классических позиций репрезентативности, ибо в этом случае наличие позитивной или негативной соотнесенности с образцом, оригиналом, всегда будет свидетельствовать лишь о "мимесисе", имитации, в крайнем случае, эквивалентном воспроизведении и, соответственно, об известной несостоятельности "онтологического статуса". Во-вторых, схватывание данного феномена посредством постмодернистского концепта симуляции имеет вид лишь одностороннего, причем, негативного определения: "виртуальная реальность

1 Бодрийяр Ж. Прозрачность Зла. С.243.

2 Аристотель. Сочинения в 4 т. М., 1976-1983. Т. 1. С.69-70. не есть референциальная реальность", - такая субстанциально воспринятая квази-сущность говорит лишь о //е-приятии условий референции, этим, по существу, постмодернистская "VR" отрицает самое себя. Но в этом самоотрицании и заключается весь "онтологический" пафос виртуальной реальности как симулякра. Ее "не-достаточность", ее "quasi", которые с внешней (классической) точки зрения говорят о ее не-бытии или, по меньшей мере, о не-"объективности", внутри самой этой реальности свидетельствуют о механизмах самосохранения, - так негация в виде своевременной самокритики уберегает от внешней критики. Иными словами, прочь от экзистенциалистской "тошноты", навстречу к "раковым метастазам"1.

Таким образом, теоретическое осмысление феномена виртуальности не может быть полным без учета и другой точки зрения, то есть точки зрения Другого, или референта. Эта позиция, хотя и не отменяет соотнесения, тоже предполагает нереференциальность виртуального, но только в том положительном, отличном от вышеуказанного, смысле, что дистанция здесь оказывается преодоленной. Конструирование такого подхода не является произвольной спекуляцией, здесь мы имеем дело скорее с реконструированием тео-логических принципов метафизического рассуждения. Поэтому обращение в данном исследовании к историко-философскому материалу представляется необходимым: оно позволяет, помимо механизма симуляции (simulacrum), обнаружить и другой исконно конституирующий идею виртуальности механизм, а именно подобие (similitudo), и, соответственно, предоставить возможность для дополнительных (конкретных) определений понятия виртуального (чтобы не оказываться в ситуации выбора между "тошнотой" и "раковой опухолью"). Эти соображения и определяют актуальность работы.

1 Так это может выглядеть с точки зрения бодрийяровской концепции симуляции: "Самодублированис знака как раз и кладет конец тому, что он обозначал". Бодрийяр Ж. Символический обмен и смерть. С. 146.

Степень разработанности проблемы. Теоретические источники.

Концептуальное для западной патристики значение понятия virtus (как специфического синтеза рецептированных у античности понятий биуацк; и cvcpyeia) эксплицируется посредством анализа онто-теологии, представленной в учениях Оригена, Афанасия Великого, Василия Великого, Григория Нисского, Маркелла Анкирского, Илария из Пуатье, Августина и других представителей раннехристианской мысли. Исследование опирается на историко-философские и богословские труды В.В.Болотова, С.Н.Булгакова, В.В.Зеньковского, Л.П.Карсавина, А.Ф.Лосева, В.Н.Лосского, Г.Г.Майорова, И.Мейендорфа, И.Д.Рожанского, С.Н.Трубецкого, Г.В.Флоровского.

Анализ схоластической концепции виртуального бытия в контексте средневекового реализма проводится непосредственно на основе трактатов Фомы Аквинского, также Боэция (как предтечи томистской концепции виртуальности), Николая Кузанского. Различные аспекты вопроса исследуют А.В.Ахутин, П.М.Бицилли, В.П.Гайденко, В.Т.Звиревич, Г.Г.Майоров, В.Л. Рабинович, Г.А.Смирнов, также Ж.Вербек, Э.Жильсон, Ф.Ч.Коплстон, М.Хайдеггер, И.Хёйзинга, А.Штёкль.

Изменения в семантических составляющих понятий реального и виртуального в связи с детеологизацией ренессансной и новоевропейской культуры выявляются при анализе трудов Декарта, Ньютона, Лейбница, Канта, Гегеля. Рассмотрению данного вопроса способствуют как работы современных авторов, в частности, П.П.Гайденко, Б.Г.Кузнецова, К.Н.Любутина, Д.В.Никулина, Д.В.Пивоварова, так и классические философские и историко-философские исследования В.Виндельбанда, Ж.Делёза, А.Койре, М.Фуко, Ф.Йейтс, Л.Фейербаха, К.Фишера, также П.М.Бицилли, И.А.Ильина.

Вычленение структурных компонентов онто-феноменологического способа рассмотрения концептов виртуального и реального проводится на основе работ Канта и их интерпретации М.Хайдеггером. Различные аспекты вопроса освещают В.П.Бранский, П.П.Гайденко, В.Лапицкий, В.К.Шохин, а также П.А.Флоренский и А.Шастель.

Развитие концепции виртуальных частиц в современной физике и различение способов онтологического высказывания данного феномена рассматривается на основе исследований И.А.Акчурина, Л.Г.Антипенко, В.Б.Берестецкого, В.П.Бранского, М.Бунге, П.Девиса, В.А.Гаврилюка, В.С.Готта, В.А.Кайдалова, Б.Г.Кузнецова, Ю.В.Новожилова, М.Ю.Опенкова,

A.Ф.Перетурина, Д.В.Пивоварова, Ю.П.Рогового, П.М.Румлянского,

B.С.Тюхтина, И.З.Цехмистро, Э.М.Чудинова и других.

Анализ проблемы виртуальной реальности, соотношения виртуального и реального в ситуации постмодерна проводится на основе работ Ж.Бодрийяра, П.Вирилио, С.Жижека, В.Лорель, М.Хейма, Н.Б.Маньковской, А.М.Орлова,

B.В.Тарасенко, А.Р.Усмановой, М.Эпштейна. Различные аспекты виртуальной реальности исследуют П.И.Браславский, И.В.Бурлаков, В.А.Емелин

C.Д.Лобанов, Е.В.Ковалевская, И.Г.Корсунцев, Н.А.Носов, М.Ю.Опенков, С.И.Орехов, Е.К.Прилукова, С.С.Хоружий, Ю.Т.Яценко и другие.

Онто-теологические принципы классического метафизического дискурса раскрываются посредством анализа текстов Парменида, Платона, Аристотеля, Псевдо-Дионисия Ареопагита, Фомы Аквинского, Майстера Экхарта, Канта. Выяснению этого понятия в разной степени способствуют работы Ф.Жюльена, Д.Коннолли, М.Суини, М.Хайдеггера, также классические и современные исследования отечественных авторов: А.Ф.Лосева, А.Н.Муравьева, С.С.Неретиной, А.Г.Чернякова, В.К.Шохина и других.

Онто-теологический способ концептуализации идеи виртуального бытия, отношения виртуального и реального раскрывается в ходе рассмотрения учений Роберта Гроссетеста, Фомы Аквинского, Николая Кузанского, также Плотина, Псевдо-Дионисия Ареопагита, Ансельма Кентерберийского. Исследование различных аспектов этого вопроса опирается также на классические и современые работы таких отечественных и зарубежных философов, как В.В.Бибихин, А.Я.Гуревич, В.Н.Лосский, А.Н.Муравьев, Т.А.Нестик, Б.В.Раушенбах, П.А.Флоренский, Хоружий С.С., О.А.Чулков, А.М.Шишков, также Э.Жильсон, М.Суини, Й.Хейзинга, А.Шпеер.

Между тем, в онто-феноменологическом и онто-теологическом аспектах проблема виртуального бытия до сих пор подробно не рассматривалась. Противоречие между необходимостью такого рассмотрения и недостаточной его разработанностью подчеркивает актуальность исследования и определяет его цель.

Целью диссертационной работы является исследование и теоретическое осмысление поливариантного характера эволюции понятия виртуального бытия.

Для достижения данной цели потребовалось разрешение ряда задач:

- выявить проблему виртуального бытия уровне ее происхождения и становления в западноевропейской метафизике, проследить изменения в семантических составляющих понятий виртуального и реального в новоевропейской интеллектуальной культуре;

- вычленить структурные компоненты онто-феноменологического способа концептуализации понятий виртуального и реального в их соотношении, обозначить генетический онто-феноменологический контекст постмодернистского понятия симуляции;

- исследовать понятие и концепции виртуальной реальности в ситуации постмодерна; выделить в постмодернистском подходе к рассмотрению виртуальной реальности элементы, характеризующие этот подход в качестве пост- и прото-философского дискурса;

- обозначить посредством анализа и сравнения избранных классических философских текстов онто-теологические принципы метафизического дискурса; вычленить онто-теологический аспект понятия подобия как оппозицию понятию симуляции;

- конституировать онто-теологический способ концептуализации идеи виртуального бытия в качестве дополнительной системы теоретического описания.

Методологическая и теоретическая основы иследования.

В данной работе мы руководствуемся положением о конкретности действительности. Если действительность богаче любого определения, то адекватное ее описание требует учета противоположной точки зрения. Этот классический гегелевский тезис в XX веке получает свое развитие в принципе дополнительности: "Как бы ни были велики контрасты, которые обнаруживают .явления при различных условиях опыта, такие явления следует назвать дополнительными, в том смысле, что каждое из них хорошо определено, а взятые вместе они исчерпывают все поддающиеся определению сведения об исследуемых объектах"1. Применительно к специфике данного исследования принцип дополнительности можно трактовать также в качестве принципа запрета на тоталитарный, безальтернативный редукционизм: следует избегать трактовки односторонних определений в качестве единственно возможных; это же значит, в частности, что нельзя полагать настоящее непреходящим.

Цели данного исследования способствует также "косвенный подход" (Ф.Жюльен) к предмету исследования . Позиция отстраненности позволяет лучше представить происходящее в современности: указание на возможность иной (онто-теологической) концептуализации идеи виртуального способствует раскрытию современного значения этого понятия.

Мы также руководствуемся тем положением, что "философия не существует вне собственной истории"3. Эта позиция предполагает рассмотрение идей в их конкретных исторических условиях и связях. Иными

1 Бор Н. Атомная физика и человеческое познание. М., 1961. С. 124.

2 "Я изучаю Китай - напрямую, Грецию - косвенным путем. Хотя, возможно, я стремлюсь приблизиться как раз к пониманию Греции". Жюльен Ф. Путь к цели: в обход или напрямик. Стратегия смысла в Греции и в Китае. М., 2000. С.7.

3 Delacampagne С. Histoire de la philosophic au XX siccle. Paris, 1995. P.9. словами, исследование должно считаться с тем историко-философским проблемным фоном, который в каком-то смысле направляет концептуальное значение понятия виртуальности. Конструирование же разнообразных значений понятия, не опирающееся на предшествующий опыт, есть авантюра, в которой налицо автор, но не идея. Поэтому в данной работе зайдействован также историко-философский анализ, направленный на выявление интеллектуального процесса образования и становления идеи виртуальности, а также теоретическое обобщение структурно-генетических элементов онтологии виртуальности. Кроме того мы опираемся на принципы детерминизма, единства исторического и логического, восхождения от абстрактного к конкретному.

Научная новизна исследования состоит в вычленении, сопоставлении и анализе различных возможных моделей дискурса виртуальности, что включает в себя:

- рассмотрение генезиса и развития понятия виртуального в его соотношении с понятием реального в рамках различных схем репрезентации (Средние века, Новое время, Современность);

- введение современного понятия виртуальной реальности в контекст классических онтологических проблематик;

- выявление и различение в современных концепциях виртуальности элементов дискурса как исторически обусловленных, так и отвечающих специфике современности;

- онтологическая разработку понятия подобия как основной единицы понятийного аппарата, адекватного онто-теологическому аспекту рассмотрения виртуального бытия.

Теоретическая и практическая значимость исследования. Результаты диссертационного исследования могут быть использованы для прояснения онтологических аспектов идеи виртуальности, также в проектировании систем искусственного интеллекта.

Материалы исследования могут также найти применение в рамках преподавания соответствующих курсов и спецкурсов онтологии и теории познания, истории философии, а также современной философии.

Апробация работы. Основные положения диссертации обсуждены на заседании кафедры онтологии и теории познания Уральского государственного университета. Отдельные аспекты работы нашли отражение в докладах второй и третьей научно-практических конференций молодых ученых и специалистов Уральского государственного профессионально-педагогического университета и изложены в публикациях автора. Материалы и некоторые результаты исследования были использованы при составлении двух посвященным проблемам виртуальности спецкурсов, которые автор читает на кафедре онтологии и теории познания Уральского государственного университета.

Структура работы соответствует целям и задачам диссертационного исследования и включает введение, две главы, заключение и библиографию.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Понятие виртуального бытия"

Выводы. Исследование, проведенное во второй главе, позволяет сделать следующие выводы. Понятие виртуального не сводимо всецело ни к сфере компьютерных технологий, ни к области постмодернистского дискурса, иначе говоря, не является всецело собственностью современности. Можно сказать,

1 Ср.: "Тому, кто не способен чувствовать красоту во всей ее полноте и глубине, она представляется как нечто внешнее, но те, в кого она проникает и охватывает всю душу, те находятся в таком же восхищенном состоянии, как опьяненные вином или нектаром, и тогда они уже не просто ее зрители, но нечто большее и лучшее: тут созерцаемый предмет и душа составляют уже не внешние друг другу вещи, но одно и тоже, как и вообще при самоуглублении душа обыкновенно в самой себе находит предмет, который желает созерцать, и иногда имеет его в себе, даже не сознавая этого ясно. Без этого же условия, конечно, душа созерцает красоту вне себя, потому что сама желает ее видеть подобным образом вследствие утвердившейся привычки все, подлежащее созерцанию, считать внешним". Плотин. Эннеады. Киев. 1995. С.205-206.

2 Вот описание этого действа в авторитетнейшем источнике: цель иерархии - "уподобление но мере возможности Богу и соединение с Ним", делающее участников этого действа "божественными подобиями, прозрачнейшими, незагрязненными зеркалами, приемлющими луч Светоначалия и Богоначалия, священно наполняемыми даруемым светом и затем обильно в других им воссиявающими, по законам Богоначалия". Дионисий Ареопагит. Указ. соч. С.71. что понятие виртуального в наши дни востребовано потому, что вопрос о реальном благодаря развитию новейших технологий уже не умещается в границах сугубо профессионального любопытства и становится социально значимой проблемой. Но можно также утверждать и то, что понятие виртуального востребовано ныне именно потому, что уже со времени своего возникновения в средневековой философии оно проблематизирует понятие реального, ибо проблема реальности виртуального вместе с тем есть проблема самой реальности. Иными словами, вопрос "что такое виртуальное" всегда, так или иначе, оказывался вопросом об отношении виртуального к реальному. В общем смысле, это вопрос о характере самого этого отношения как прохождения некой дистанции от одного к другому: можно остаться на исходной точке {от -), отказавшись от этого прохождения, и тем самым отказаться от другого как такового - в этом случае мы имеем виртуальное в контексте "конца всякой оригинальной референции"; можно, напротив, преодолеть дистанцию и взглянуть на нее с позиции пресловутого другого / Другого, то есть оттуда, где, помимо него, уже ничего другого нет и, тем самым, нет уже и отношения. В последнем случае мы имеем виртуальное в теологическом контексте самодовлеющего и свободного существа, в контексте совершенства и блага. Ведь понятие подобия обретает свой подлинный смысл лишь с точки зрения преодоленного пути: скажем, вершина имеет эту точку там, где больше уже некуда подниматься. Только на этой точке, где всякая соотнесенность прекращается, подобие постигается как тот самый образец, это и есть диспозиция Другого. В противном случае, без учета этой позиции, подобие ничем не будет отличаться от имитации.

Заключение

В исследовании основное внимание сосредоточено на неоднозначности понятия виртуального. Современность изобилует, если не излишествует, разноречивыми концепциями "виртуальной реальности". Но это же положение свидетельствует и о недостаточной философской проясненности данного понятия. Исчерпывающий ответ на вопрос о виртуальном требует обращения к тем стратегиям смысла, что определяют историческое становление понятия. В настоящем исследовании выясняется, что оригинальное значение понятия виртуального имплицитно определено патристическим концептом virtus, существо которого обнаруживается в моменте онтологически трактуемой равнозначности таких метафизических терминов, как 5i3vajaig и evepyeia. Тем самым, понятие виртуального исконно не вписывется в рамки традиционной (аристотелевской) оппозиции возможного и действительного, огромная роль которой в классическом эссенциальном дискурсе, с одной стороны, позволяет говорить об исконно маргинальном характере понятия виртуального. Но, с другой стороны, можно утверждать, что с появлением этого понятия бесперебойно работающая машина философского реализма дает сбой там, где реализм отождествляется с дискретизмом: там, где имеются безотносительные друг другу одно и другое. Понятие виртуального, тем самым, изначально ставит проблему реальности виртуальной сущности, ибо позволяет говорить лишь об экстра-субстанциальном бытии таковой сущности. Предпринятый в реализме опыт теоретического конструирования не-аддитивного целого есть вместе с тем и попытка "обойти" принципы реалистического дискурса.

Неоднозначность концепта виртуального, исконно не вписывающегося в "реалистическую" оппозицию субстанциального и не-субстанциального, позволяет говорить об онто-феноменологическом и онто-теологическом типах (моделях) дискурса виртуальности. Новоевропейская "онтология" обнаруживает себя как онто-феноменология, основанием возможности которой мыслится "онтологическая дифференция". Это различение бытия и сущего проводится в тезисе Канта о бытии как "полагании" (pro-positio). Анализ кантовского тезиса о бытии вскрывает такие структурные компоненты онто-феноменологии, как: интенциональность, выступающая основанием противо-полагания (pro-positio) объекта, то есть "объективной реальности"; замещение, подразумевающее тождество "одного и другого" (idem) и ассоциированное с понятием репрезентации; наконец, посредствующее (бытие как пропозиция есть то, посредством чего осуществляется отношение предиката к субъекту).

Полагание как средство есть способ дистанцирования предмета, его отличения «от лица». Полагание и, с другой стороны, замещение отвечают за вынесение предмета вовне, организуют экстерьер субъекта. Такое двустороннее вынесение есть simulatio как осуществление посредствующего, предполагающее (исконно, оптическое) овладение вещью посредством ее симулякра. Новоевропейские концепции виртуальности (Лейбниц, Кант, Гегель) можно рассматривать как переходный этап на пути отождествления "формальной" и "объективной" реальностей. В этом смысле виртуальное оказывается формой интеллектуального (Лейбниц) и чувственного (Кант) замещения вещи предметом, оказывается, наконец, в механизме гегелевского Пред-ставления своеобразным чистилищем, в котором репрезентант инобытия подготавливается к разумному бытию-средством.

Понятие виртуального получает здесь свою определенность в следующем контексте. Искусственное есть вместе с тем естественное. Реальное поддается имитации и эквивалентному воспроизведению. Условно-предположительное существование симулякра как квази-сущности в рамках субъект-объектной оппозиции ограничивается только аналогией и эквивалентностью (сохраняется относительная определенность посредствующего). Симметричность репрезентации основана на принципе тождества одного и другого (idem).

Современное же понятие виртуального обретает свое значение в контексте постмодернистской концепции симулякра: виртуальное как безотносительно определенное quasi. Это определение свидетельствует о радикализации процесса перехода от "вещи" к "предмету".

Вопрос, тем самым, касается не только реальности виртуальных сущностей, но и виртуализации самого реального: в концепции "виртуальной реальности" стирается грань между искусственным и естественным, в этом и состоит "онтологическая ставка" симуляции. Виртуальная реальность как симулякр есть стимулируемая реальность. Существо ее в том, что сослагательность виртуального действия уничтожает классическую аристотелевскую оппозицию "энергии" (svepyeia) и "движения" (Kivrjcrig). Дискурс виртуальности осуществляется в квази-теологическом измерении: замысел совпадает с делом, не требуя реализации.

Указанное отождествление может быть представлено как принцип конституирования реальности в качестве виртуальной, в результате чего реальное оказывается даже не продуктом технологии, сколько самой продуцирующей себя технологией, воспринимаемой как "усовершенствование" реальности (интерактивность). Определение виртуальной реальности как реальности технологической подразумевает, что реальное per se вытесняется реальностью с "инструкцией по применению". Экстраполяция принципа интерактивности на "реальный мир" достигается вариативным представлением последнего. Отсутствие предела технологического совершенствования компенсируется совокупностью различных способов выражения. Технологический продукт не столько производится, сколько беспредельно совершенствуется. Вопреки Аристотелю Kivr|ai<; обретает завершенность в своей незавершенности, виртуальный объект характеризуется статической метастабильностью.

Стимулированная наглядность компьютерного артефакта сродни "принципиальной ненаблюдаемости" виртуальной частицы в квантовой физике: в обоих случаях дискурс виртуальности осуществляется в категориях исключительного и совершенного, ибо в обоих случаях зазор между понятием и существованием исчезает. Это традиционно уникальная привилегия божественного свойства в ситуации постмодерна воспроизводится в смысле клонированного множества безотносительных единиц.

Таким образом, онто-феноменологические концепции виртуальной реальности в своем радикальном варианте предполагают негативную определенность виртуального, свидетельствующую о неприятии условий референции. Положительную определенность виртуальное получает, будучи рассмотрено в аспекте онто-теологического дискурса.

В основе онто-теологии находится абсолютное одно и, следовательно, обусловливающее. (Тогда как в основе онто-феноменологии — одно и другое, другими словами, иное как таковое, и, следовательно, обусловленность). В христианской теологии данная стратегия воплощена в концепции творения ех nihilo. Присутствие в метафизике этого принципа безусловной рефлексии указывает на приоритет в ней "несвойственного нам". В таком "двухэтажном" универсуме, верхний этаж которого занят реально единым, безразличным и бесконечным, а нижний - реально множественным, различным и конечным, функцию со-общения, то есть подобия (similitudo), двух этажей выполняет как раз концепт виртуального бытия: мир виртуально есть единое и непрерывное. Так преодолевается дискретный характер реализма.

Понятие подобия имеет рефлексивный характер: подобие есть образец в своем бытии подобием. Корректное раскрытие этой формулы возможно при обращении к "световой", соответственно "визуальной", метафизике, ибо образцовое подобие есть зеркало в метафизическом своем измерении. В основе феноменологической видимости тела находится онто-теологический принцип создания подобия: всякая вещь есть зеркало; само существование вещи как способности "отражения" есть всецело результат начального акта рефлексии.

Онто-теологическая концепция подобия позволяет описать отношение между реальным и виртуальным бытием как отношение между образцом и подобием. Это значит, что виртуальное бытие определенной вещи есть подобие реального ее бытия. Отношение подобия не есть пред- или противо-ставление, то есть, строго говоря, не является отношением между одним и другим, или дистанцией от одного к другому. Виртуальное бытие схватывается в аспекте рефлексии, или самоотношения, реального. Негативом понятия подобия выступает понятие симулякра. Оба подразумевают референцию в нетривиальном смысле, а именно посредством уничтожения соотнесенности: в первом случае — через отрицание, во втором — через преодоление дистанции.

С онто-теологической точки зрения, в основе которой находится антилог, другое по отношению к конечному сущему есть отрицание последнего: универсум другого всегда индифферентен, для него уже нет другого. Понятие виртуального как подобия реального предполагает тем самым взгляд на другого с его же точки зрения: так для вещи быть познаваемой / находиться в инобытии не есть событие, и в этом смысле она сохраняет все свои свойства. Данное понимание виртуального бытия конкретизирует понятие Блага в качестве онтологической категории (полнота бытия), предполагая тем самым такое мировосприятие, в котором Другой не подменяется объектом, не дистанцируется в представлении, принципиально не может оказаться средством или сырьем. Можно говорить о том, что подобное мировосприятие есть именно приятие мира, в отличие от ущербности противополагания.

Таким образом, можно заключить, что, говоря об онто-феноменологической и онто-теологической моделях дискурса виртуальности, мы имеем дело с различными системами отсчета, обеспечивающими различные условия опыта постижения виртуальности, но тем самым говорим об одном и том же: виртуальное есть симуляция реального, но, с другой стороны, подобие; ведь вещи ничего не знают о своей "видимости".

Разумеется, автор далек от мысли, что предпринятое им исследование проблемы виртуального является законченным. Перспективы дальнейшей работы, могущие получить оформление в качестве самостоятельных предметов исследования, относятся к проблемам искусственного интеллекта, взаимодействия онто-феноменологической и онто-теологической моделей виртуальности в "цифровой" (digital) реальности: так, лежащая в основе современной информационной культуры бинарная система исчисления, в свою очередь, генетически фундирована в теологии.

В результате решения поставленных задач делается ряд выводов, которые выносятся на защиту:

1. Понятие виртуальности уже при своем возникновении невозможно интерпретировать однозначно. Парадоксальность оригинальной (схоластической) концепции виртуальности имеет принципиальный характер, так как данная концепция, будучи теоретическим отрицанием реализма, вместе с тем является продуктом реалистического же дискурса. Понятие виртуального исконно призвано разрешить проблему не-аддитивного целого, неразрешимую с позиции последовательного ("дискретного") реализма. Неоднозначность понятия виртуального дает возможность онто-феноменологического и онто-теологического его прочтения. В первом смысле можно говорить как об основных новоевропейских моделях "виртуального", так и о современных концепциях "виртуальной реальности" (в постмодернистском контексте "отказа от всякой оригинальной референции"). Во втором смысле речь идет о виртуальном бытии в контексте метафизической концепции подобия.

2. Современные концепции виртуальной реальности обеспечиваются онто-феноменологическим механизмом симуляции, в основе которого лежат такие структурные компоненты "онтологической дифференции", как противополагание, замещение и опосредование реальности. Онто-феноменологическая схема репрезентации подразумевает приоритет категории отношения перед категорией субстанции, центр тяжести в субъект-объектной оппозиции приходится на активность субъекта. Поэтому понятие виртуального получает здесь свою определенность в следующем контексте: искусственное и естественное не оппозиционируют друг другу; реальное есть так или иначе доступное (в качестве предмета); симулякр способен заменить оригинал; отношение репрезентации в оппозиции одного и другого тяготеет к симметричности: одно есть то же самое, что и другое. Эти положения свидетельствуют о преемственном характере постмодернистского понятия виртуальности.

3. Специфическое же значение постмодернистского понятия виртуальности ракрывается в следующем контексте: естественное есть вместе с тем искусственное, но не наоборот; реальность поддается симуляции, то есть технологическому улучшению (интерактивность: реальность можно совершенствовать); поскольку само реальное понимается как симулякр, его сослагательность нереференциальна и, потому, подразумевает не аналогию и эквиваленцию, а редупликацию (посредством механизма стимуляции); если в постренессансной культуре некоторая симметричность репрезентации основана на принципе тождества неразличимых (близнецы), то в условиях "отмены" референта проявляется тенденция к абсолютному самотождеству (клоны).

4. Метафизическая концепция виртуального бытия обеспечивается онто-теологическим механизмом подобия (уподобления), в основе которого находится принцип безусловной рефлексии абсолютного безотносительного одного (самотождество). Данный принцип порожден стратегемой антилога, составляющей существо античной культуры "фронтального" мышления. Онто-теология виртуального бытия предполагает не отказ от референции, а ее преодоление, и возможна при теоретическом допущении уникальной «онтологически индифферентной» сущности (Qui est).

Список научной литературыГоринский, Алексей Сергеевич, диссертация по теме "Онтология и теория познания"

1. Августин А. Исповедь. - М.: Канон +, 1997. - 464 с.

2. Акчурин И.А. Единство естественно-научного знания. М.: Наука, 1974. — 207 с.

3. Ансельм Кентерберийский. Сочинения. М.: Канон, 1995.-400 с.

4. Антипенко Л.Г. Проблема физической реальности. М.: Наука, 1973. — 262 с.

5. Антология мировой философии: В 4 т. Т. 1. Философия древности и средневековья. Часть 2. М.: Мысль, 1969. - 936 с.

6. Аристотель. Сочинения: В 4 т. М.: Мысль, 1976 - 1983.

7. Арто А. Театр и его Двойник. — СПб.: Симпозиум, 2000. 440 с.

8. Ахутин А.В. История принципов физического эксперимента. От античности до XVII в. М.: Наука, 1976. - 292 с.

9. Бернулли И. Избранные сочинения по механике. М. - Л.: ОНТИ, 1937. — 298 с.

10. Бибихин В.В. Новый ренессанс. М.: МАИК Наука, Прогресс-Традиция, 1998.-496 с.

11. Бибихин В.В. Онтологические обоснования правды // Историко-философский ежегодник'99. — М.: Наука, 2001. С.345-396.

12. Бибихин В.В. Язык философии. М.: Прогресс, 1993. —416 с.

13. Бицилли П.М. Место Ренессанса в истории культуры. СПб.: Мифрил, 1996. - XIV+256 с.

14. Бицилли П.М. Элементы средневековой культуры. СПб.: Мифрил, 1995. — XXVIII+244 с.

15. Бодрийяр Ж. Прозрачность Зла. М.: Добросвет, 2000. — 258 с.

16. Бодрийяр Ж. Символический обмен и смерть. М.: Добросвет, 2000. — 387 с.

17. Болотов В.В. Лекции по истории древней Церкви: В 4 т. Т. 2. История церкви в период до Константина Великого. М.: Издание Спасо-Преображенского Валаамского Ставропигиального монастыря, 1994. — 474+XVIII с.18,19,20