автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Повесть А.М. Ремизова "Неуёмный бубен": поэтика, контекст, интерпретация

Полный текст автореферата диссертации по теме "Повесть А.М. Ремизова "Неуёмный бубен": поэтика, контекст, интерпретация"

На правах рукописи

БЕРМУС Елена Валерьевна

ПОВЕСТЬ А. М. РЕМИЗОВА «НЕУЁМНЫЙ БУБЕН»: ПОЭТИКА, КОНТЕКСТ, ИНТЕРПРЕТАЦИЯ

10.01.01-10 — русская литература

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

18 СЕН 2008

Вологда 2008

003446036

Работа выполнена на кафедре литературы Карельского государственного педагогического университета

Научный руководитель:

Официальные оппоненты:

Ведущая организация:

доктор филологических наук, профессор Пигин Александр Валерьевич

доктор филологических наук, профессор Спиридонова Ирина Александровна, кандидат филологических наук, доцент. Розанов Юрий Владимирович

ГОУ ВПО «Марийский государственный университет»

Защита состоится «30» сентября 2008 г. в 15 ч. 30 мин. на заседании диссертационного совета КМ 212.031.03 при Вологодском государственном педагогическом университете по адресу: Россия, 160001, г. Вологда, пр. Победы, 37, ауд. 71.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Вологодского педагогического университета по адресу: 160035, г. Вологда, ул. Орлова, д. 6. Текст автореферата размещен на сайте университета www.uni-vologda.ac.ru

Автореферат разослан » _2008 г.

Ученый секретарь диссертационного совета

Зорина Людмила Юрьевна

Алексей Михайлович Ремизов (1877-1957) — самобытный прозаик XX века. Его вхождение в литературу в начале 1900-х годов пришлось на период преобладания в искусстве символистских эстетических установок, в основу которых положена идея универсальных соответствий. Создавая литературное произведение, символисты искали подобные образы, сюжеты, мотивы в мифологии, литературном и фольклорном наследии предшествующих эпох. В такой культурной атмосфере у Ремизова начинает складываться оригинальный подход к работе с «чужим» словом — формируется авторская концепция творчества, основанного на мифологических, фольклорных, литературных и других источниках.

«Чужое» слово органично вплетается художником в собственный текст, поэтому ремизовские произведения всегда разомкнуты по отношению к наследию прошлого—будь то мифология, фольклорная или книжная традиции, культурные и бытовые реалии. Хотя термин «неомифологизм» применим к наследию Ремизова достаточно условно, приметы текстов-«мифов» отчётливо прослеживаются в крупных прозаических произведениях, созданных до эмиграции писателя из России в 1921 году — «Пруд», «Крестовые сестры», «Пятая язва», «Часы», «Неуемный бубен»

Критики по-разному относились к творческой манере А. М. Ремизова. Современник писателя А М. Измайлов указывал на моза-ичность его произведений, отсутствие целостности. Ремизова обвиняли также в отсутствии «дара синтеза», в утрате «власти над материалом» (И. Бунин, В. Кранихфельд). Более того, в начале литературной деятельности Ремизова преследовали обвинения в плагиате. Достаточно вспомнить историю публикации его сказок «Мышонок» и «Небо пало», после которой анонимный критик, скрывавшийся под псевдонимом Мих Миров, назвал Ремизова «списывателем». В то же время ремизовские произведения заслужили признание зарубежных писателей-новаторов — М. Арляна, Ж. Поляна, Р. Роллана

В прижизненной критике наследия А. М. Ремизова значимое место занимают статьи философа И.Ильина, который в числе важнейших характеристик поэтики писателя называл мифотворчество.

Значимым событием в становлении ремизоведения сталр издание в 1978 году библиографического справочника, подготовленного Еленой Синани Активное изучение наследия Ремизова начали в 80-е годы прошлого века западные слависты К Гейб, X Лампль, О. Раевская-Хьюз, А Шейн. Особый интерес для них представляла проблемы жанра и стиля в прозе Ремизова.

Исследование ремизовской концепции творчества, основанного на «чужом» материале, является одним из аспектов изучения его литературного феномена в связи с современной автору культурой и наследием предшествующих эпох. Надо заметить, что это один из самых популярных ракурсов изучения произведений писателя. Уже в первом монографическом исследовании «Заметки о сочинениях Алексея Ремизова» (Одесса, 1913) А В. Рыстенко наметил подступы к изучению ранних произведений писателя, уделяя особое внимание проблеме взаимосвязи его творчества с литературной и фольклорной традициями Позднее проблему источников произведений Ремизова и—шире—влияния фольклорного и литературного контекста разрабатывали такие исследователи, как А Д Амелия, X Вашкелевич, А. Возьняк, А. М. Грачева, А А. Данилевский, С Н. Доценко, М. В. Козьменко, Е. Р. Обатни-на, А. В Пигин, Ю В Розанов, Г Н. Слобин, Е. В. Тырышкина и другие. Литературоведы обращались к мифологическим, фольклорным, древнерусским мотивам, прослеживали направленность творчества писателя на традиции классической литературы в контексте проблем авторского стиля, жанра, интерпретации художественного текста. Особое место в ремизоведении занимает вопрос автобиографизма творчества писателя, разрабатываемый, к примеру, С. Н Доценко и К. Сёке.

В разные годы выходили монографии о творчестве Ремизова — Халины Вашкелевич «Modemistyczny starowierca. Glovne motywy prozy Aleksego Riemizowa» (Krakow, 1994), Анны Возьняк «Tradycja ruska wedlug Aleksego Riemizowa» (Lublin, 1995), E В Тырышкиной ««Крестовые сестры» А. М. Ремизова, концепция и поэтика» (Новосибирск, 1997), Греты Н. Слобин «Проза Ремизова 1900-1921» (СПб , 1997), А М. Грачевой «Алексей Ремизов и древнерусская культура» (СПб., 2000), Е Р. Обатни-ной «Царь Асыка и его подданные. Обезьянья Великая и Воль-4

ная Палата А. М. Ремизова в лицах и документах» (СПб., 2000), С Н. Доценко «Автобиографизм как конструктивный принцип творчества» (Tallinn, 2000) В 2006 году увидела свет монография Каталин Секе «Судьба без судьбьг Проблемы поэтики Алексея Ремизова (Budapest, 2006)

В качестве объекта изучения в диссертации рассматривается повесть А. М. Ремизова «Неуемный бубен» Впервые текст был опубликован в «Альманахе для всех» издательства «Нового журнала для всех» в 1910 году, затем вошёл в собрание сочинений Ремизова, выпущенное «Шиповником» (в восьми томах, 1910-1912 годы) Позднее при жизни писателя произведение переиздавалось в Берлине в 1923 году с незначительной правкой Начало серьезного изучения повести «Неуемный бубен» в историко-культурном контексте положено А. А. Данилевским Литературовед доказал, что произведение представляет собой текст-«миф», обозначил некоторые направления анализа мифо-поэтического уровня произведения Интересные и справедливые уточнения о специфике работы автора с «чужим» материалом сделал М В Козьменко, высказав мысль, что писатель «списывает» с «прототипов» не четкие контуры, а лишь расплывчатые очертания Г. Н Слобин рассматривала повесть с позиций ремизовской концепции жизнетворчества. А. Возьняк обращалась к специфике психологизма в «Неуемном бубне».

Таким образом, ряд ракурсов изучения художественной системы текста намечен, однако целостный, детальный анализ повести не предпринимался Между тем активное включение в текст «чужого» слова, практически полный отказ от описаний рефлексий персонажа заставляют сконцентрировать внимание именно на системе отсылок к другим историко-культурным реалиям

Цель диссертационной работы заключается в монографическом анализе повести А. М. Ремизова «Неуемный бубен», ее художественной природы, историко-литературного и историко-культурного контекста, в целостной интерпретации произведения Основные задачи диссертации:

— установить источники повести А. М Ремизова «Неуёмный бубен», переклички с мифологией, литературной и фольклорной традициями,

— проследить преломление в произведении историко-культурных, бытовых реалий;

— исследовать художественное своеобразие повести на основе выявления особенностей авторского метода работы с «чужим» материалом и собственным текстом.

Методологической основой работы послужил комплексный подход, соединяющий структурно-типологический и историко-генетический методы. Структурно-типологический метод позволяет выявить специфику художественного пространства повести А. М. Ремизова «Неуемный бубен». Историко-генетический метод используется при рассмотрении связей произведения с историко-культурными реалиями (литературный и бытовой контекст). Исходя из сказанного, мы опираемся на методы сравнительно-исторического и структурно-типологического литературоведения, разработанные М. М Бахтиным, В. М. Жирмунским, Д. С. Лихачевым, Ю. М. Лотманом, а также на исследования ремизоведов. А. Возьняк, А. М. Грачевой, А. Д Амелия, А. А. Данилевского, С. Н. Доценко, Г. Н. Слобин, Е. В. Тырышкиной, Е Р. Обатниной, Ю В. Розанова и многих других.

Актуальность работы обусловлена отсутствием монографического исследования повести А. М. Ремизова «Неуемный бубен». Произведение играет большую роль в эволюции мировоззрения писателя, но целостная интерпретация текста отсутствует.

Научная новизна диссертации заключается в том, что она является первым монографическим исследованием, в котором освещены не отдельные вопросы влияния на произведение историко-литературной реальности, а предлагается целостный анализ повести А. М. Ремизова «Неуёмный бубен».

Научно-практическая значимость. Материалы и результаты диссертационного исследования будут интересны как специалистам-филологам, так и всем, интересующимся литературой начала прошлого века Содержащиеся в диссертации выводы могут быть использованы в вузах при изучении литературного процесса рубежа Х1Х-ХХ веков, а также при разработке спецкурсов по творчеству А. М. Ремизова. Поскольку повесть «Неуемный бубен» не вошла в новейшее собрание сочинений писателя

(2000-2002), результаты исследования могут быть привлечены для составления комментариев при издании произведения.

Апробация работы. По теме исследования опубликованы семь статей, одна из них вышла в издании, рецензируемом ВАК. Восьмая статья сдана в печать

Основные положения работы отражены в докладах на пяти научно-практических конференциях:

— «Проблемы развития гуманитарной науки на Северо-Западе России- опыт, традиции, инновации»—научная конференция, посвященная десятилетию РГНФ (Петрозаводск, 29 июня — 2 июля 2004 года);

— «Художественный текст: явное и скрытое» — IX Всероссийский междисциплинарный семинар (Петрозаводск, 24-25 ноября 2006 года),

— «Грехневские чтения — VI» (Нижний Новгород, 7-8 декабря 2006 года);

— «Наследие А. М. Ремизова и XXI век: актуальные проблемы исследования и издания текстов» — международная научно-практическая конференция (Санкт-Петербург, 8-10 октября 2007 года);

— «Язык и культура» — международная научная конференция, посвященная 70-летию профессора Л. В Савельевой (Петрозаводск, 14-17 октября 2007 года).

Отдельные фрагменты диссертации обсуждались на заседаниях кафедры литературы в Карельском государственном педагогическом университете в 2004-2007 годах.

Структура диссертации. Работа состоит из введения, четырех глав, заключения и библиографического списка, который включает 290 названий.

Основное содержание работы

Во Введении рассматривается научная литература, посвященная творчеству Ремизова, определяются цели и задачи, актуальность, научная новизна, методологические принципы исследования. Также освещена история прижизненных публикаций повести Ремизова «Неуемный бубен», сопоставлены три издания текста, в «Альманахе для всех» (1910), в составе первого тома «Сочине-

ний» А М Ремизова в издательстве «Шиповник» (1910) и публикация отдельной книгой «Повесть о Иване Семеновиче Стратила-тове Неуемный бубен», выпущенной в Берлине в 1923 году

Во вводной части охарактеризован основополагающий принцип работы писателя с «чужим» материалом По словам А. М. Ремизова, «воображение — игра памяти». Иными словами: мир, созданный силами творческого воображения, представляет собой комбинацию уже виденного и слышанного. Подобное можно сказать о творческом акте самого писателя. Организуя разнообразный «чужой» (так сказать «припоминаемый») материал в рамках собственного текста, он прибегает к приему монтажа — конструирует «свое» из элементов «чужого», которые в свернутом виде несут информацию о тексте-источнике. «Чужое» слово для Ремизова — это своего рода «строительный материал». Автор использует оригинальные сюжетные ходы, запоминающиеся художественные образы, известные мотивы. Однако цель ею заключается не в их воспроизведении — скорее, ремизовские произведения — это творческий эксперимент, своеобразная «игра» с «чужим» материалом, в ходе которой писатель «выстраивает» новую художественную реальность в соответствии с собственным замыслом, но подключая к авторскому различные элементы «чужих» текстов. «Чужой» материал провоцирует писателя к творческому диалогу, становится ключом к пониманию настоящего, которое наследует черты прошлого, воплощаясь через «прапамять». Причем взаимопроникновение текстов-«источников» оказывается настолько глубоким, что далеко не всегда можно с уверенностью и однозначно атрибутировать перекличку, так как Ремизов не «списывает», а «припоминает». В результате в сознании автора возникает некий «миф», созданный из «осколков» литературы, истории.

Здесь же охарактеризован круг ремизовских «источников»: фольклор и древнерусская культура, научные исследования, литература нового времени, газеты и журналы, автобиография и вообще историко-культурная реальность. Основной принцип оперирования данными пластами — техника монтажа. Монтажные приемы по-разному реализовывались в поэтике произведений Ремизова-во-первых, он тяготел к объединению текстов в циклы, сборники, тем самым подчеркивая их смысловую целостность, во-вторых, 8

монтажная техника воплощалась на мифопоэтическом уровне его произведений Это более отчетливо прослеживается в доэмигрантских повестях и романе «Пруд», в которых писатель еще придерживается традиционного линейно-дискурсивного повествования.

В главе «Христианские мотивы в повести А. М. Ремизова «Неуёмный бубен»» рассмотрено функционирование в тексте отсылок к христианской культуре: сакральной литературе, церковному быту, обрядам, праздникам, иконописи, нормам христианской морали и христианским представлениям о мире. В частности, в ходе анализа упоминаний монастырей и церквей в произведении было установлено, что нельзя однозначно идентифицировать город, в котором разворачивается действие, как Кострому (такая точка зрения закрепилась в ремизоведении). Так, например, Зачатьевские монастыри, по свидетельству В. В. Зве-ринского, находились в Москве, в Костромской и Рязанской губерниях. Факты из истории одноименного монастыря, изложенные в ремизовсюой повести, одновременно напоминают о московском Зачатьевском и Ивановском монастырях, о которых, безусловно, писателю было известно. Церкви в честь Феодора Стратилата находились не только в Костроме, но и в Москве как придел Зачатьевского монастыря.

Моделируя художественное пространство городка, писатель создает синкретический топос, совмещающий и костромские, и московские реалии, в чем находит отражение особое ремизов-ское мировосприятие, он «списывает» город «подстриженными глазами».

Христианские аллюзии участвуют также в создании образа центрального персонажа — мелкого чиновника Ивана Семеновича Стратилатова. Религиозная этика определила стереотип его поведения. На первый взгляд, поступки героя вполне соответствуют нормам морали, принятым в христианском вероучении (он читает молитвы, христианские книги, посещает церковь, соблюдает христианские обряды). Однако следование христианским традициям для героя «Неуёмного бубна» — своего рода театральное действо. Чрезмерная нарочитость, неестественность разрушают привычный сакральный смысл, который вкладывают в обряд верующие люди.

В сознании героя закрепилось христианское представление о мироустройстве По этой причине он так страшится россказней о четвертом лике Троицы Вопрос об отношении писателя к смыслообразу Софии ранее в ремизоведении не поднимался. Однако факт знакомства писателя с основоположником софиологии В. Соловьёвым не вызывает сомнений. Кроме того, некоторые рассказы Ремизова публиковались в журнале «Новый путь», в котором также печатались труды о П Флоренского, о. С. Булгакова, развивавших идеи Соловьёва Так, отголоски булгаковского спора о четвертой ипостаси Троицы звучат в повести и вносят смуту в привычные представления Стратилатова о мире.

Старинные иконы становятся объектом купли-продажи, способом обогащения. Молитвенные тексты вступают в противоречие с контекстом эпизода, в который они включены. К примеру, молитва преподобного Ефрема Сирина, содержащая в числе прочих прошение даровать целомудрие, вписана в контекст разговора о юной любовнице персонажа. «Богородица» становится эквивалентом эротической поэмы А. С. Пушкина «Гавриилиада». «Скитское покаяние», памятник древнерусской книжности, особенно почитаемый в старообрядческой среде, в библиотеке Стратилатова соседствует с «Любовью. Книжкой золотой» Г. И. Громова.

Уже в имени героя «Иван Стратилатов» писатель аккумулирует вокруг фигуры персонажа пласт отсылок к образам святых: автор высвечивает связь персонажа с Феодором Стратилатом и Иоанном Предтечей. Такая проекция придает образу главного героя кощунственный оттенок. При этом фабулы житийных произведений об этих святых Ремизов не развивает.

В диссертации этапы любовной коллизии повести впервые проанализированы в контексте Евангелия. Наиболее значимые события в повести пришлись на время Великого поста, установленного в память о сорокадневном посте Спасителя в пустыне. На мифопоэтическом уровне повести евангельский текст организует временную систему «Неуемного бубна». История любовной страсти сопряжена со страстями Христовыми — любовная коллизия в духе низких жанров литературы наложена на новозаветное повествование о Спасителе. Этапы страстей Христовых подменены историей любовной страсти Стратилатова к юной Надежде. 10

Знаки христианской культуры в повести А. М. Ремизова образуют особое семантическое поле. Традиционный сакральный смысл этих отсылок искажен, так как ему противоречит контекст. Отсылки к христианским реалиям получают кощунственный оттенок — происходит перекодировка христианских символов Автор конструирует «новый» мир в период революционных потрясений с помощью аллюзий на мир «старый»: искажаются традиционные ценности, попраны признанные святыни. «Старый» мир видится перевернутым с ног на голову, дух подменяется плотью, святое — порочным.

Символический план повести «Неуемный бубен» переводит вполне заурядную историю Стратилатова в иную плоскость. Городок, где происходит действие, предстает как символ России перед грядущей вселенской катастрофой, грешники мнят себя святыми, Добро подменяется Злом.

В главе «Поэтика эротического в повести А. М. Ремизова «Неуёмный бубеп»» рассмотрены генезис и функционирование эротических мотивов в произведении. Эрос — одна из доминант художественного мира писателя. Можно утверждать, что в «Неуемном бубне» комплекс эротических мотивов в равной степени восходит к языческим культам плодородия (античным и славянским), эротическому фольклору (например, «Заветные сказки» А. Н Афанасьева), историко-культурным реалиям (в частности, известные в начале прошлого века сеансы демонстрации слепка с фаллоса Потемкина, фаворита Екатерины Второй, философская теория пола В. В Розанова).

Главный герой произведения одержим плотью Он создал миф о неуемном естестве, в нём мощно проявляется, как писал А. М. Ремизов, «вийное» (т. е. жизнетворящее) начало. В эротическом контексте повесть можно рассматривать как произведение о реализации человеком своего витального, рождающего жизнь начала

Гипертрофированное витальное начало персонажа переросло в одержимость плотью, своего рода беснование Феномен бесов-ства, по Ремизову, заключает в себе более широкую семантику, чем традиционно в древнерусской культуре, — оно трактуется как неуёмность, неугомонность, отсутствие меры У Ремизова

11

чувственная любовь — это своего рода безумие, затмение разума, слепота. Мотив слепоты духовной предвосхищает ремизовскую интерпретацию Вия, персонажа одноименной повести Гоголя. Это слепая неудержимая сила, особая субстанция, содержащая семена всего живого. С другой стороны, мотивы духовной слепоты имеют библейские корни.

Эротическая фабула повести также испытала влияние книжной традиции — древнерусской и новой русской литератур М В. Козьменко обратил внимание на преломление в повести ар-хетипического сюжета об измене молодой жены старому мужу. Любовная коллизия произведения (история любви пожилого мужчины к шестнадцатилетней девушке) стала ремизовской вариацией известной древнерусской «Повести о старом муже и молодой девице», опубликованной в книге «Памятники старинной русской литературы, издаваемые графом Гр. Кушелевым-Безбородко» (1862) Факт знакомства автора с данным сборником и непосредственно повестью подтверждается самим писателем

Основное направление ремизовской переработки памятника заключается в предельном бытописании — писатель тщательно разрабатывает структуру образа старца, помещает его в рамки художественного пространства провинциального городка. Данный древнерусский сюжет Ремизов воплощает исходя из эстетических установок начала XX века — он создает текст-«миф». Ориентиром для автора послужили древнерусская литература, любовная лирика, эротическая литература ХУШ-Х1Х веков — произведения, упомянутые в самом «Неуемном бубне». Это любимые книги главного героя, романсы, которые он исполняет: «Гавриилиада» и «Черная шаль» А. С Пушкина, «Песня» (8 февраля 1842 года) А. Н. Кольцова, «Первая ночь» анонимного автора, «Пригожая повариха, или Похождения развратной женщины» М. Д. Чулкова, «Любовь Книжка золотая» Г И. Громова, «Похождения Ивана Гостиного сына» И. Новикова.

Смысловым центром метатекстуального уровня любовной коллизии «Неуёмного бубна» стала эротическая поэма А. С Пушкина «Гавриилиада». Подражая пушкинскому Богу (герою поэмы), герой Ремизова ищет юную возлюбленную — свою «Марию». Хотя Стратилатов отводит себе роль Бога из «Гавриилиады»,' 12

он искушает девушку, подобно бесу Подобная двойственность присутствует и в образе Надежды, его возлюбленной девушку, видевшуюся персонажу непорочной девой, в городке, где разворачивается действие, считают падшей. Писатель таким образом контаминирует два библейских сказания — о непорочном зачатии и искушении Евы сатаной. Источником такого синтеза послужила пушкинская поэма.

Другие тексты, также упомянутые Ремизовым, развивают ряд мотивов пушкинской поэмы в соответствии с замыслом писателя. Отсылка к пушкинской поэме «Черная шаль» актуализирует в повести мотивы измены, «Первая ночь» развивает одноименный мотив, равно как и упоминание популярного среди читателей XVIII века сборника повестей Ивана Новикова «Похождения Ивана Гостиного сына» (прослеживаются переклички с повестью «Новгородских девушек святочный вечер, сыгранный в Москве свадебным»). Отголоски стихотворения А. Н. Кольцова «Песня» слышны в эпизодах ухаживания Стратилатова, преследования возлюбленной. Отсылки к роману «Пригожая повариха, или Похождение развратной женщины» М. Д Чулкова вводят в повесть Ремизова мотивы любви по расчету, продажной любви «Любовь. Книжка золотая» Г. И. Громова, писателя XVIII века, представляющая собой компиляцию любовного «словаря», афоризмов, советов влюбленным и прочих сентенций, объединенных темой Эроса, своей легкой игривой тональностью, комплексом любовных, эротических мотивов создает особый фон, перекликающийся с историей страсти Стратилатова.

Эти тексты в совокупности поясняют специфику любовной коллизии в «Неуёмном бубне» Ремизов прибегает к приему монтажа — он словно «монтирует» известный сюжет об измене молодой жены старому мужу Произведения древнерусской и русской литературы стали для писателя тем «мифом», «осколками» прапамяти, на основе которых он воссоздал глубоко индивидуальную версию старинного текста, собственную вариацию на тему неравного брака.

Истоки ремизовской поэтики эротического восходят к языческой мифологии, фольклорной и литературной традициям, бытовым фактам. Отсылки к данному историко-культурному

13

материалу формируют в «Неуёмном бубне» особого героя — героя, в котором ярко выражено плотское начало, вытеснившее духовное.

В третье главе «Образ «маленького человека» в повести А. М. Ремизова «Неуёмный бубен»» центральный персонаж рассмотрен в контексте эволюции литературного типа «маленького» человека, а именно — его представителя — бедного чиновника. Переклички с произведениями о чиновниках образуют в произведении отдельный мифопоэтический пласт, что позволяет читателю установить связь ремизовского персонажа с традицией изображения таких героев Создаваемый писателем художественный образ несет информацию о культурном феномене, особенно ярко проявившемся в литературе 1840-х годов. Однако апеллирует писатель не столько к конкретным повестям о мелких канцеляристах, сколько к традиции их изображения в целом — к типическому, закрепленному в сознании читателя, главным образом, произведениями Н. В. Гоголя и Ф. М Достоевского. «Шинель» и «Записки сумасшедшего», «Бедные люди» и «Двойник» стали, так сказать, отправной точкой для возникновения авторского «мифа» о чиновнике.

В центре внимания Ремизова одна из черт психологии таких героев — раздвоенное («подпольное») сознание. Феномен подпольного сознания преломился в структуре образа канцеляриста Ивана Семеновича Стратилатова. Он имеет два лица, пользуясь терминологией М. М. Бахтина, «я для себя» и «я для другого». «Я для себя» — это самовосприятие героя, отношение к самому себе. «Я для другого» отражает восприятие персонажа другими героями.

В присутствии высшего по чину герой Ремизова носит «маску» бедного чиновника, в компании простых сослуживцев, приятелей, в домашней обстановке превращается в домашнего царька, развратника Ремизовский бедный чиновник «маленьким» себя не ощущает. Он, скорее, играет эту роль. Несмотря на высокую самооценку, герой не лишен психологического комплекса «маленького» человека, сокрытого в иррациональном персонажа (снах, страхах) Ощущение собственной ничтожности рождает в униженном чиновнике страх «потерять» себя Ремизов использу-14

ет мотивы замещения человека вещью и вытеснения частью тела, отсылающие к поэтике немецких писателей-романтиков, а также к Н. В. Гоголю, Ф. Ницше (имеем в виду его философский трактат «Так говорил Заратустра») Страх быть замещенным другим человеком, боязнь потерять свое «Я» ведет к обезличиванию героя, что воплощается автором также с помощью приема двойниче-ства. Автор вводит в систему образов героев-двойников.

Человек униженный ищет возможность продемонстрировать свою власть. Ремизов обращается к традициям реалистической сатиры. Переклички с произведениями Ф. М. Достоевского, М Е. Салтыкова-Щедрина о деспотах, стяжателях, сладострастниках образуют в «Неуёмном бубне» легенду о неофициальной жизни героя. В ремизовском персонаже прослеживаются черты Фомы Опискина из «Села Степанчикова и его обитателей» и Федора Карамазова из «Братьев Карамазовых» Достоевского, Иудушки Головлева из «Господ Головлевых» Щедрина Особое благоговение перед предметами с царской символикой рождает в сознании читателя ассоциации с романом «Преступление и наказание».

Взяв за образец повести о мелких чиновниках 1840-х годов, Ремизов создает двойственный образ, вследствие чего персонаж становится схематичным, возникают два лика героя. Отсылки к произведениям, с одной стороны, о чиновниках, с другой — о развратниках, скопидомах выводят Стратилатова за рамки традиционного канона изображения канцеляристов Эти переклички — «материал» для создания образа человека из толпы, представителя серой массы, человека, на первый взгляд, добропорядочного, но живущего своим эго, своими мелкими интересами, инстинктами, погруженного в повседневность. Хотя Ремизов ориентирует своего персонажа на образы чиновников из повестей 40-х годов XIX века, знак равенства ставить между ними нельзя Две линии заимствований (из произведений о чиновниках и сластолюбцах, накопителях) формируют в «Неуёмном бубне» образ мещанина, который стал очередной ступенью в эволюции типа «маленького человека».

В четвертой главе «Театральное начало в повести Ремизова «Неуёмный бубен»» произведение исследовано в связи с фено-

15

меном театральности. Театральность в данном случае понимается в широком смысле — как тяготение к созданию сценического эффекта, зрелшцности

В первом параграфе «Театр в жизни и творчестве А. М. Ремизова» освещена проблема влияния театра на личность и наследие писателя, охарактеризованы особенности ремизовской драматургии в контексте театральных исканий эпохи начала XX века. Современники признавали непохожесть писателя на обычных людей — его внешний облик казался «чудным», известные ремизовские розыгрыши напоминали ребячество, поэтому видели в нем лишь шутника, скомороха. Но не многие, признавая ремизовскую «инакость», чувствовали, что она коренится в особом видении мира: он «чудит», «юродствует» не ради потехи, так воплощается его творческий подход к жизни — жизнетворче-ство Эта манера была отражением ремизовского «без-образия», ставшего доминантой художественного мира писателя. «Безобразие» сродни волшебному превращению, которое по сути своей является метаморфозой и отождествлением в новом качестве. Ярчайшие примеры «без-образия» Ремизов находил и в русской классической литературе. «В «Игроке» у Достоевского есть намек на загадочное явление: «безобразие». А у Казака Луганского (В. И. Даля) я нашел живой образ без-образника. помещик Иван Яковлевич Шалоумов «Он по дням, по часам, по неделям принимал на себя временно поочередно всевозможные нравы, и был сегодня не тот человек, что вчера»», — пишет А. М. Ремизов в книге «Подстриженными глазами» (Ремизов А. М Подстриженными глазами // Ремизов А. М. Собр. соч.: в 10 т М.: Русская книга, 2002. Т. 10 С 204). Итак, под «без-образием» писатель понимал отказ от привычного, общепринятого в бытовом поведении, а затем и в творчестве. В этом понятии выражается глубоко индивидуальная форма передачи ремизовского мировосприятия, оно спонтанно Умение видеть это «без-образие» особый дар, который делает жизнь несравненно ярче. Иными словами: это форма проявления творчества. Театрализация — считать ли ее намеренной или спонтанной — способствовала самовыражению писателя. Она становилась особенностью репрезентации творческой личности. 16

Второй параграф «Шутовство в повести А. М. Ремизова «Неуёмный бубен»» посвящен анализу центрального образа произведения в связи с феноменом шутовства, причем шутовство понимается как актерство, лицедейство. Образ Стратилатова представляет собой череду «масок». Они сформировались, главным образом, на метатекстуальном уровне — как отсылки к предшествующим литературным традициям Выбор «маски» зависит от конкретной ситуации, если быть точнее — от «зрителя», «партнёра» по эпизоду. Тип поведения Стратилатова постоянно меняется: униженный переписчик, балагур и весельчак, неудержимый эротоман, ловкий делец, деспот, добропорядочный горожанин, он зависит от «зрителя». Конфликт возникает в том случае, когда «зритель» видит маску, предназначавшуюся для другого, и появляется риск разоблачения. Объединяя различные «личины» в одном персонаже, автор создаёт образ «механический». Одна «маска» противоречит последующей, за счет чего создается эффект пародии (по словам Ю. Н Тынянова, «невязка обоих планов» (Тынянов Ю. Н. Достоевский и Гоголь (к теории пародии) // Ю. Н. Тынянов. Литературная эволюция: Избранные труды. М.: Аграф, 2002 С, 304)). Создается впечатление, что «маски» не столько дополняют, сколько разоблачают друг друга, а Страти-латов — герой-«без-образник». Подражая персонажам любимых книг, он стремится выстроить собственную судьбу по книжному «сценарию».

Наблюдается ориентированность ремизовского персонажа на уличных актеров, бродячих потешников, участников карнавальных празднеств (мимов, скоморохов, скиников, шпильманов, ифифаллов, фаллофоров и пр.), источником сведений о которых, по всей вероятности, стал труд А Н. Веселовского «Разыскания в области русского духовного стиха» (выпуск 6 за 1883 год, глава «Святочные маски и скоморохи»). Факт знакомства Ремизова как с самим корпусом исследований А. Н. Веселовского, так и непосредственно с данным выпуском «Разысканий .» подтверждался самим писателем.

Анализ повести «Неуёмный бубен» в контексте феномена лицедейства позволяет предложить вариант интерпретации ее заглавия. Оно становится метафорой шутовства, знаком внутренней

17

пустоты человека, потери духовности, распада личности на множество внешних личин, символом антимира. Шутовство, шире — лицедейство, актерство отражает эстетические установки художников начала XX века. В литературе данного периода шутовство воплощалось в мотивах жестокой арлекинады (А А Блок), маскарада (А А. Ахматова). Стратилатовское актёрство становится отражением его внутренней пустоты.

В третьем параграфе «Юродство в повести А. М. Ремизова «Неуёмный бубен»» исследовано преломление в произведении феномена юродства. Вслед за А М. Панченко юродство рассматривается как разновидность смеховой культуры Понятие «юродство» используется в значении культурно-религиозного явления.

Образ юродивой Матрены в повести наследовал традиции изображения таких героев как в житийной литературе, так и в литературе нового времени. Подчеркивая ее беззащитность, близость миру природы, чуждость миру людей-«механизмов», шутов и паяцев, Ремизов использует сравнения героини с ребёнком, природой. Лейтмотивом в создании образа Матрёны стал мотив камня, напоминающий, с одной стороны, о юродивом Прокопии Устюжском, который, как известно, изрекал свои пророчества сидя на камне, а с другой — о довольно распространенном на Востоке виде казни — забивании каменьями, ассоциирующемся с библейскими эпизодами, легендами о первых христианах, претерпевших мучения во имя Христа.

Речь юродивой иносказательна. Матрена рассказывает библейские легенды, жития, сказки. Некоторые из них находят параллели в сборнике А. Н. Афанасьева «Народные русские сказки». Так, возникают ассоциации со сказками «Кот, петух и лиса» и «Коза лупленый бок». Обе сказки «дурочки» становятся пророческими — они предвещают гибель главному герою повести Причем, используя фольклорные тексты, писатель концентрирует внимание не на фольклорном жанре с его особой образностью, специфическими приемами поэтики, а на сюжете, из которого герой должен извлечь мораль. Таким образом, сказки в «Неуемном бубне» по своей функции сближаются с притчей. Они предсказывают развитие фабулы повести, участвуя тем самым в сюжетос-ложении текста 18

В повести «Неуёмный бубен» юродство выступило оппозицией шутовству главного героя Стратилатова. На уровне пространственно-временной системы Ремизов противопоставляет два мира- мир главного персонажа Стратилатова, шутовской, искажающий реальность, и мир юродивой Матрёны — «настоящий», не противоречащий естественным законам бытия. Образ сестрицы Матрены в «Неуёмном бубне» является вроде бы второстепенным, но эпизод с участием «дурочки» стал переломным в развитии сюжета. Матрёна словно срывает «маски» с героев, заставляя их показать свое истинное лицо.

Если лицедейство становится проявлением потери человеком личностного начала, его духовного содержания, символом мира нового, символом новой России, в которой человек теряет себя, свою духовную сущность, то юродство, напротив, знаменует отказ от поведения человека-«обезьяны», отвергшего свои корни, подменившего жизнь духовную «тараканьим» бытом Поведение юродивого тоже по своей сути — театр, но в нём актёрство не самоцель, а лишь способ обличения человеческих пороков и возможность в форме юродского зрелища указать путь спасения. Театральность шута — в искажении существующего мира, он пародирует мир, чтобы высветить его неприглядные стороны, стратилатовские гипертрофированные маски — преувеличенные отражения людских пороков. Юродская же театральность, по Ремизову, более органична, более созвучна миру естественному, «настоящему».

В Заключении подведены общие итоги исследования. Следуя установкам символистской эстетики, оказавшей влияние на становление творческой манеры писателя, историю мещанина, погруженного в страсти любовные, поглощенного пошлым бытом, автор выводит на уровень универсальных аналогий. Оригинальный подход к работе с «чужим» материалом в повести «Неуемный бубен» организует художественное пространство нового текста.

Концепция и поэтика произведения А. М Ремизова подчинены центральной проблеме произведения — проблеме обезличивания. Таким образом, повесть стала художественной формой, в которой писатель отразил собственное видение человека в период кардинальных перемен в обществе.

Публикации по теме диссертации

1. Бермус Е. В. Евангельский текст в повести А. М Ремизова «Неуемный бубен» / ЕВ. Бермус // Проблемы развития гуманитарной науки на Северо-Западе России опыт, традиции, инновации. Материалы научной конференции, посвященной 10-летию РГНФ 29 июня — 2 июля 2004 г.- сб. науч. трудов / отв редактор А. В Дворецкий. — Петрозаводск: Изд-во Пет-рГУ, 2004. — С. 62-65.

2. Бермус Е. В «Гавриилиада» А. С. Пушкина как источник повести А М. Ремизова «Неуемный бубен» / Е. В. Бермус // Художественный текст: опыты интерпретации, сб. науч статей к 75-летию Карельского государственного педагогического университета / отв. редактор А. В. Пигин. — Петрозаводск: Изд-во КГПУ, 2007. — С 41-49.

3 Бермус Е. В. К интерпретации образа Стратилатова в повести А. М. Ремизова «Неуемный бубен» / Е. В. Бермус // Художественный текст явное и скрытое. IX Всероссийский междисциплинарный семинар: сб. науч материалов / отв редактор Л А. Купец. — Петрозаводск: Изд-во ПетрГУ, 2007. — С. 35-39.

4. Бермус Е. В. Смысл заглавия повести А. М. Ремизова «Неуёмный бубен» / ЕВ. Бермус // История — язык — литература: сб. науч статей историко-филологического факультета / отв редактор Г. В Чумаков — Петрозаводск- Изд-во КГПУ, 2006 —С. 74-80.

5. Бермус Е. В. Образ чиновника в повести А. М. Ремизова «Неуемный бубен» / ЕВ. Бермус // Грехневские чтения: сб науч. трудов. — Нижний Новгород Изд-во Ю. А. Николаева, 2007. —Вып. 4, —С 120-125.

6 Бермус Е. В. Фольклорные источники повести А. М. Ремизова «Неуемный бубен» / Е. В. Бермус // Язык и культура1 материалы Международной научной конференции, посвященной 70-летию профессора Л. В. Савельевой. — Петрозаводск: Изд-во КГПУ, 2007 — С. 231-234.

7. Бермус Е. В. Пушкинские источники повести А. М. Ремизова «Неуёмный бубен» / Е. В. Бермус // Вестник Костромско-

го

го государственного университета им. А. Н. Некрасова. — Кострома: Изд-во КГУ, 2008. — Вып. 3. — С. 105-108.

Подписано в печать 07 07 2008 Формат 60x84 Ч16 Бумага офсетная Гарнитура Тайме Печ л 1,5 Тираж 100 экз Изд № 23 Заказ 123

Государственное образовательное учреждение высшего профессионального образования «Карельский государственный педагогический университет» Республика Карелия 185680, г Петрозаводск, ул Пушкинская, 17 Печатный цех КГПУ

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Бермус, Елена Валерьевна

Введение.

Глава 1. Христиакские мотивы в повести A.M. Ремизова «Неуёмный бубен».

Глава 2. Поэтика эротического в повести A.M. Ремизова «Неуёмный бубен».

Глава 3. Образ «маленького человека» в повести A.M. Ремизова «Неуёмный бубен».

Глава 4. Театральное начало в повести A.M. Ремизова «Неуёмный бубен».

4.1. Театр в жизни и творчестве A.M. Ремизова.

4.2. Шутовство в повести A.M. Ремизова «Неуёмный бубен».

4.3. Юродство в повести A.M. Ремизова «Неуёмный бубен».

Введение диссертации2008 год, автореферат по филологии, Бермус, Елена Валерьевна

Алексей Михайлович Ремизов — самобытный мастер русской прозы XX-го века. Вхождение Ремизова в литературу пришлось на период преобладания в литературе символистских эстетических концепций. Согласно идеям символистов, искусство позволяет художнику проникнуть в тайны бытия, искусство подобно мифу и — более того - приравнивалось к мифу. В основе символистской концепции мировосприятия лежит идея универсальных соответствий — словом A.A. Блока, «все в мире полно соответствий»1. Создавая литературное произведение, символисты искали подобные образы, сюжеты, мотивы в мифологии, литературном и фольклорном наследии предшествующих эпох. Возникали неомифологические тексты, в которых преобладали мифологические мотивы, сюжеты, образность. Кроме того, «в роли мифа, «подсвечивающего» сюжет, начинает выступать не только мифология в традиционном смысле слова, но и исторические предания, бытовая мифология, историко-культурная реальность предшествующих лет, известные и неизвестные художественные тексты прошлого»2. Таким образом, главными приметами неомифологизма в литературе становится активное использование автором так сказать «чужого» слова - включение в текст реминисценций, аллюзий, собственно цитат. Как отмечала З.Г. Минц: «.B «неомифологических» текстах русского символизма . план выражения задается картинами современной или исторической жизни или историей лирического «я», а план содержания образует соотнесение

-у изображаемого с мифом» . Подобным образом, к примеру, организован художественный мир во многих прозаических произведениях символистов: в «Котике Летаеве», «Серебряном голубе» и «Петербурге» А. Белого,

1 Блок A.A. Собр. соч.: В 8 т. - Т. 5.- М.: Государственное издательство художественной литературы, i960. - С. 429.

2 Неомифологическое сознание / В.П. Руднев // Руднев В.П. Словарь культуры XX века. - М.: Аграф, 1998. -С. 185.

3 Минц З.Г. О некоторых «неомифологических» текстах в творчестве русских символистов / З.Г. Минц // Минц З.Г. Поэтика русского символизма. - СПб., 2004. - С. 73.

Мелком бесе» Ф. Сологуба, «Огненном ангеле» В. Брюсова, трилогии Д. Мережковского «Христос и Антихрист».

Е.М. Мелетинский писал: «Пафос мифологизма XX века . в выявлении неких неизменных, вечных начал, позитивных или негативных, просвечивающих сквозь исток эмпирического быта и исторических изменений»4.

Термин «неомифологический текст» по отношению к творчеству A.M. Ремизова применим достаточно условно. По словам A.M. Грачевой, ««неомифологизм» не является постоянной категорией эстетики, а используется окказионально»5.

В ремизоведении принято выделять два периода в творчестве писателя: до эмиграции (1900-1921) и после нее (1922-1957). Приметы неомифологических текстов-«мифов» отчетливее прослеживаются в произведениях, созданных до эмиграции писателя из России - «Пруд», «Крестовые сестры», «Пятая язва», «Неуёмный бубен». Это связано с тем, что в доэмигрантском наследии A.M. Ремизова доминируют символистские идеи6.

Однако необходимо оговориться: единое мнение о методе Ремизова (на протяжении всего творческого пути) не выработано. Алекс Шейн, рассматривая малые жанры доэмигрантской прозы писателя, прослеживает тенденцию движения от «лирической фрагментарности к эпической последовательности, от абстрактного к конкретному, от крайнего импрессионизма к импрессионистскому реализму, если коротко, это переход от символизма к неореализму»7. A.M. Грачева также соотносит

4 Мелетинский Е.М. Поэтика мифа / Е.М. Мелетинский. - 3-е изд., репринт. - М.: Восточная литература, 2000. - М., 2000. - С. 295.

5 Грачева A.M. Научная конференция «Русский рассказ и литературный процесс начала XX в.» / A.M. Грачева // Русская литература. - 1989. - № 2.- С. 250.

6 См., например: Тырышкина Е.В. «Крестовые сестры» A.M. Ремизова: концепция и поэтика / Е.В. Тырышкина. — Новосибирск: Изд-во Новосиб. гос. пед. ун-та, 1997.-235 с.

7 Shane A.Prisoner of Fate: Remizov's Short Fiction / A. Shane // Russian Literature Triquarterly: IV. - 1972. - P. 315-316. (Цитирую по: Тырышкина Е.В. «Крестовые сёстры» A.M. Ремизова. С. 25.) См. также о эстетику Ремизова с неореализмом, называя в числе неореалистических признаков выраженную субъективность повествования, лиризм повествователя, слабо выраженный сюжет, который подчинен композиционному построению8.

Мы придерживаемся мнения, что метод Ремизова однозначно нельзя идентифицировать ни с символизмом, ни с каким-либо другим литературным методом — он синкретичен. В художественном мире писателя гармонично сплелись черты декаданса и реализма, тенденции сюрреализма и авангарда9.

Тексты-«мифы» Ремизова доэмигрантского периода стали художественной формой, в которой особенно отчетливо реализовалась эстетическая концепция писателя, его подход к работе с «чужим» материалом — бытовыми, литературными, историческими фактами, которые в произведениях писателя помогают сформировать новое художественное пространство.

На становлении творческой индивидуальности Ремизова сказался ряд биографических факторов. Будущий писатель родился в 1877-м году, по линии матери он принадлежал к московскому купеческому роду Найденовых, который был очень известен в столице. Детские и юношеские годы его связаны с Замоскворечьем, в то время промышленным районом Москвы, где селились, главным образом, купцы, рабочие. Детство Ремизова прошло в атмосфере исконного православного быта. «Всенощные, обедни и ранние и поздние, часы великопостные, ночные приезды . чудотворных икон, ночные и дневные крестные ходы, хождения по часовням и на богомолье по святым местам, заклинание бесов в Симоновом монастыре, неореализме» Ремизова: Shane A. Remizov's Prud: From Symbolism to Neo-Realism /Л. Shane // California Slavic Studies: 1. - 1971. - P. 71-82.

8 Грачева A.M. Научная конференция. С. 250.

9 Подобное мнение высказывали многие исследователи творчества A.M. Ремизова. Например, отсылаем к книге: Келдыш В.А. Русский реализм начала XX века / В.А. Келдыш. М.: Наука, 1975. - 279 е.; а также к многочисленным работам Е.Р. Обатниной и др. жития из Макарьевских четий-минеи»10, — позднее вспоминал сам A.M. Ремизов. Мать писателя была женщиной образованной, но мало времени уделяла воспитанию детей. Братья Ремизовы увлекались чтением, еще подростками начали собирать собственную библиотеку.

После окончания коммерческого училища Ремизов поступил на естественный факультет Московского университета. Однако учился там совсем недолго. Ему помешал арест. В ноябре 1896-го года Алексей Ремизов (в то время студент Московского университета) был задержан полицией как участник студенческой демонстрации на Ходынском поле. Он был выслан из Москвы в Пензу. Затем последовал второй арест за организацию кружка пензенских рабочих. В результате по решению суда его перевели из Пензы под гласный надзор полиции в Вологодскую губернию на три года (19001903). Несколько лет будущий писатель провел в Вологде и областном городке Устьсысольске11.

В начале прошлого века Вологду называли «Северными Афинами». Там находился своеобразный центр ссыльной интеллигенции. Под надзором полиции в городе жили люди, ставшие позднее видными деятелями российской культуры, науки, политики. Так, в числе ссыльных находились Б.В. Савинков, П.Е. Щеголев, A.B. Луначарский, H.A. Бердяев и др.

Еще в пензенской ссылке будущий писатель увлекся новой модернистской литературой, философией - переводил на русский язык произведения Станислава Пшибышевского и Мориса Метерлинка, Фридриха Ницше. На тот период отчетливо наметилось охлаждение Ремизова к революционной деятельности, от которой в итоге он совсем отказался. Это разочарование стало поворотным в судьбе Ремизова - он всерьез увлекся литературой - теперь уже не только как читатель, переводчик, но и как начинающий автор, подающий надежды.

10 Цитирую по: Грачёва A.M. Алексей Ремизов и древнерусская культура / А.М. Грачева. - СПб.: Дмитрий Булантж, 2000. С. 16.

11 См., например: Розанов Ю.В. Северный маршрут Алексея Ремизова: поэзия и правда / Ю.В. Розанов // Вопросы литературы. - 2004. -№ 6. - С. 70 - 84.

Первая публикация Ремизова - «Плач девушки перед замужеством», созданный на материале зырянского фольклора, был напечатан в газете «Курьер» в 1902-м году. Автор скрывался под псевдонимом «Н. Молдаванов». Одобрительно отозвался о «Плаче девушки перед

19 замужеством» М. Горький: ««Плач девушки» - ей-богу - хорош!» . В это время начинающий писатель уже работал над крупным прозаическим произведением - романом «Пруд» (первая редакция - 1902 — 1903-й годы).

Позже он несколько раз к нему возвращался — известны четыре редакции романа. «Пруд» - произведение автобиографичное, по сути - семейная хроника, в центре его — мрачная история жизни братьев Финогеновых.

В целом критика прохладно приняла «Пруд» Ремизова, упрекая автора в чрезмерной натуралистичности и жестокости, не привлекла внимания и поэтика произведения. Между тем в романе, как пишет A.M. Грачева, проявилась характерная черта его творческого метода: для писателя герои и факты их собственной «реальной» жизни были художественными составляющими текста, равнозначными «чужим» (вымышленным или

1 ^ заимствованным) героям и сюжетам» . Таким образом, уже в ранних произведениях Ремизова наметилась его оригинальная эстетическая концепция творчества «по материалу».

Чужое» слово органично вплетается художником в собственный текст, а ремизовские произведения всегда разомкнуты по отношению к наследию прошлого — будь то мифология, фольклорная или книжная традиции, культурная или политическая действительность и прочее. Сам писателя отмечал: «Я беру себя — свое, и раскалываю на 33 кусочка и эти куски соединяю»14. По этой причине ремизовский текст насыщен «чужим» словом. Однако «чужое» слово для Ремизова - это не образец для подражания либо копирования. Для писателя это своего рода «строительный

12 Горький М. Поли. собр. соч. Письма: В 24 т. - Т. 3. - М.: Наука, 1997. - С. 92.

13 Грачева A.M. Жизнь и творчество Алексея Ремизова / A.M. Грачева // Ремизов A.M. Собр. соч.: В 10т.-Т. 1. - М.: Русская книга, 2000. - С. 13.

14 Кодрянская H. Алексей Ремизов / Н.Кодрянская. - Париж, 1959. - С. 129. материал». Используя терминологию К. Леви-Стросса, автор в таком случае выполняет роль бриколера, выстраивающего новую художественную реальность из «чужих» элементов, а произведение по сути своей - коллаж. Ремизов использует оригинальные сюжетные ходы, запоминающиеся художественные образы, известные мотивы. Цель писателя заключается не в их воспроизведении — скорее, ремизовские произведения — это творческий эксперимент, своеобразная «игра» с «чужим» материалом, в ходе которой он «выстраивает» художественную реальность в соответствии с собственным замыслом, но из различных элементов «чужих» текстов.

Критик-современник A.M. Измайлов писал о повести «Крестовые сестры»: «С работой Ремизова случается то, что бывает с мозаичной картиной, когда ее смотришь слишком близко. Каждая клеточка, каждый спай берут внимание. Какой-то таинственный дух, который должен слить, спаять, обобщить эти красные, синие, черные клетки в одно творческое создание, куда-то отлетел»13. Действительно, для поэтики Ремизова характерна коллажная природа повествования, на первый взгляд, оно мозаично. Перед читателем текст так сказать «сделанный», смонтированный - очередной модернистский эксперимент в области поэтики. Однако это лишь первое впечатление. Ремизовское «построение» целиком подчинено авторскому замыслу. В рамках одного текста он, как правило, синтезирует несколько пластов заимствований — осознанных или ассоциативных. Он словно вживается в «чужой» материал, выстраивая собственную художественную реальность.

Сам писатель подчеркивал ориентированность собственного творчества на книгу: «Источник у меня единственный: книга. По счастью, они сами шли мне в руки. Я так и смотрю на книгу, как на живую встречу. Потом стал присматриваться и приглядываться к живым людям и строить всякие догадки, что есть настоящее в человеке и в чем он только «прикидывается»

15 Измайлов А. Пестрые знамена: Литературные портреты безвременья / А. Измайлов. - М.: Издание т-ва И.Д. Сытина, 1913. - С. 91. или, что то же, во что превращается. А наконец, и заглянул в себя и не без удивления открыл и в самом себе целый ряд превращений»16.

Действительно, как неоднократно подтверждали исследователи, писатель часто обращался к книгам как к источнику собственных произведений, упоминая их в примечаниях, составленных им самим, или с помощью прямого цитирования в тексте.

Чужой» материал провоцирует писателя к творческому диалогу, становится ключом к пониманию настоящего, которое наследует черты прошлого, воплощаясь через «прапамять». Причем взаимопроникновение текстов-«источников» оказывается настолько глубоким, что далеко не всегда можно с уверенностью и однозначно атрибутировать перекличку, так как Ремизов не «списывает», а «припоминает». В результате в сознании автора возникает некий «миф», созданный из «осколков» литературы, истории.

Круг ремизовских «источников» (в широком значении слова) очень разнообразен. Охарактеризуем лишь наиболее значимые из них.

На протяжении всего литературного пути писатель обращался к устному народному творчеству как источнику сюжетов, особой фольклорной образности. Некоторые исследователи стремятся рассмотреть творчество Ремизова в контексте ряда оппозиций, одна их которых — «культура —

1 7 фольклор» .

Ю.В. Розанов обратил внимание, что «главным если не единственным

1 S источником ремизовского фольклоризма была книга» . Ремизов читал фольклорные сборники, изучал исследования фольклористов, проявлял интерес к «живому, изустному» слову, сохранившемуся в диалектах. Однако, работая с фольклорными источниками, автор чаще обращался к

16 Ремизов A.M. Подстриженными глазами / A.M. Ремизов // Ремизов A.M. Собр. соч.: В 10 т. - Т. 8. - М.: Русская книга, 2000. - С. 190.

1 Отсылаем, в частности, к работам: Доценко С.Н. «Воробьиная ночь» Алексея Ремизова / С.Н. Доценко // Русская речь. -1994. - № 2. - С. 103 - 106.; Слобин Г.Н. Проза Ремизова 1900-1921 / Г. Слобин; пер. с англ. Г.А. Крылова. - СПб.: Академический проект, 1997. - 206 с.

18 Розанов Ю.В. Писатель в маске сказителя / Ю.В. Розанов // Текст Культура Социум: Сборник статей, посвященный 70-летию проф. М.А. Вавиловой. - Вологда, 2000. - С. 100. таким жанрам, как сказка, плач, игра19. Реже внимание писателя привлекали былины, народная сатира. «Большее же внимание было обнаружено к тем направлениям народной словесности, в которых находили выражение ее наиболее универсальные, незыблемые формы, а также раздумья русского человека о вечных противоречиях бытия. Отсюда интерес писателя к языческой мифологии с ее поэтической демонологией и земледельческой 20 магией» , - пишет А.И. Михайлов.

Первыми произведениями, заслужившими восторженные отзывы критиков, стали именно ремизовские сказки из цикла «Посолонь». Затем последовали «Докука и балагурье», «Заветные сказы», «Сибирский пряник», «Ё». Нередко ремизовские сказки представляли собой авторские варианты, возникшие на материале фольклорных произведений. Так, в «Посолони» автор творчески переработал избранные сказки из сборника А.Н. Афанасьева «Народные русские сказки». Ремизоведы справедливо замечали, что эти пересказы - это произведения все же авторские, рассказанные писателем на свой лад21.

Увлеченно писатель относился к миру древнерусской культуры - будь то древнерусская книжность, старинное церковное пение, иконопись22,

19 Данные аспекты влияния разработаны, например, в статьях: Доценко С.Н. «Воробьиная ночь» . ; Калениченко О.Н. Отражение мифологемы о строительной жертве в рассказе-притче A.M. Ремизова «Жертва» / О.Н. Калениченко //Литература и фольклорная традиция. - Волгоград, 1997. - С. 183-191; Синанн - Мек Лауд Е. Волшебное мышление A.M. Ремизова: «Мышкина дудочка» / Е. Синани - Мек Лауд И Алексей Ремизов: исследования и материалы. - СПб., 1994. - С. 124 - 128.; Усимова Г.А. Фольклорные традиции и их переосмысление в книге сказок «Посолонь» / Г.А. Усимова // Творчество С.Д. Дрожжина в контексте русской литературы XX века. - Тверь, 1999. - С. 89-95.; Чередннкова М.П. Игра - обряд - миф в цикле А. Ремизова «Посолонь» // Детский сборник: статьи по детской литературе и антропологии детства. -М., 2003.-С. 145-152.

20 Михайлов A.C. Сказочная Русь Алексея Ремизова / A.C. Михайлов // Русская литература. - 1995. - № 4. -С. 57.

21 См. об этом, например: Данилова И.Ф. О сказках Алексея Ремизова / И.Ф. Данилова // Ремизов A.M. Собр. соч.: В 10 т. - Т. 2. - М.: Русская книга, 2000. - С. 617.; Дорожкина В.Ю. «Посолонь» A.M. Ремизова: принципы поэтики как истоки самобытности / В.Ю. Дорожкина // Вестник СПбГУ. - Сер. 2. - 1996. - Вып. 1. - (№2). - С. 105.

22 Об этом свидетельствуют и работы исследователей: Грачева A.M. Структура пятерикового рассказа и ее отражение в сборнике А. Ремизова «Бисер малый» / A.M. Грачева // Материалы республиканской конференции CHO 1977. - Тарту, 1977. - Вып. 3. - С. 66-77.; Грачева A.M. Повесть A.M. Ремизова «Савва Грудцын» и ее древнерусский прототип / A.M. Грачева // ТОДРЛ. - Л., 1979. - XXXIII. - С. 388 -400; Грачева A.M. «Слово о погибели русской земли» и произведения A.M. Ремизова / A.M. Грачева // Академик Василий Михайлович Истрин / Тез. докладов областных научных чтений, посвященных 125выдающиеся личности эпохи" . В Древней Руси Ремизов видел символ русской самобытности, национального характера. Установлено, что Ремизов контактировал с учеными - древниками — И.А. Рязановским, Б. Унбегауном, И.А. Шляпкиным, П.Е. Щеголевым, А.И. Яцимирским, А.Н. Пыпиным и др.

Огромный интерес к древнерусским отреченным произведениям у

Ремизова зародил ставший впоследствии крупным медиевистом П.Е.

Щеголев. Вместе с писателем он находился в вологодской ссылке и познакомил Ремизова с апокрифической литературой 24. Однако главным путеводителем» в мире отреченных книг Древней Руси для художника стал корпус исследований А.Н. Веселовского «Разыскания в области русского духовного стиха», к которому он обращался на протяжении всего творческого пути. Этот фундаментальный труд — «аналитическая энциклопедия . отреченных сказаний»25 - послужил, так сказать, «почвой» для осмысления писателем апокрифической литературы.

Установлено, что на формирование модели мира в произведениях

Ремизова (особенно отчетливо - в доэмигрантских) оказала влияние

26 гностическая концепция . Дуалистическое представление гностиков о мире, согласно которому материальное бытие соотнесено со злым началом, дьяволом, было- созвучно ремизовскому восприятию революционных летию со дня рождения ученого-филолога. - Одесса, 1990. - С. 97 - 98; Дмитриева Р.П. Повесть о Петре и Февронии в пересказе A.M. Ремизова / Р.П. Дмитриева // ТОДРЛ. - Л., 1970. - T. XXVI. - С. 155 - 176; Климова М.Н. «Трагедия о Иуде, принце Искариотском» A.M. Ремизова и ее древнерусский источник / М.Н. Климова// Роль традиции в литературной жизни эпохи. Сюжеты и мотивы. - Новосибирск, 1995. - С. 89 — 100; Лурье Я.С. A.M. Ремизов и древнерусский «Стефанит и Ихнелат» / Я.С. Лурье // Русская литература. - 1966. - № 4. - С. 176 — 179; Пигин A.B. Повесть A.M. Ремизова «Соломония» и ее древнерусский источник/A.B. Пигин // Русская литература. - 1989. - № 2. - С. 114-118; Розанов Ю.В. Иуда Искариот в трактовке Алексея Ремизова / Ю.В. Розанов // Библейские мотивы и образы в русской литературе. - Вологда, 1995. - С. 43 — 51; Сёке К. Модель ремизовского ада (Анализ повести «Пятая язва») / К. Сёке // Studia Slavica (Budapest). - 1989. - T. 35. - Fase. 3 -4. - S. 385 - 392.

23 См., например, о влиянии личности протопопа Аввакума на творчество Ремизова: Розанов Ю.В. Протопоп Аввакум в творческом сознании A.M. Ремизова / Ю.В. Розанов // Евангельский текст в русской литературе XVIII-XX веков : цитата, реминисценция, мотив, сюжет, жанр. - Петрозаводск, 2005. - Вып. 4. -С. 436—447.

24 См. о влиянии отреченной литература на художественный мир Ремизова: Грачева A.M. Алексеи Ремизов. С. 30.

25 Там же. С. 33.

26 См. об этом Данилевский A.A. О романе А. Ремизова «Пруд» / A.A. Данилевский // Ремизов A.M. Собр. соч.: В 10 т. - Т. 1. - М.: Русская книга, 2000. - С. 516; Грачева A.M. Алексей Ремизов. С. 50. событий в России начала прошлого столетия. A.M. Грачева уточнила, что об идеях гностиков (а именно - богомильской ереси) писатель также узнал

27 из трудов Веселовского .

Впоследствии эстетическое осмысление отреченных легенд воплотилось

28 в цикле «Лимонарь сиречь: луг духовный» , цель которого — как писал М.В. Козьменко — «отобразить духовную вселенную русского человека допетровской эпохи»29.

Древнерусская- культура не только во многом определила самосознание Ремизова, но и стала одной из доминант художественного мира писателя. A.M. Грачева установила, что еще в первом романе «Пруд» Ремизов ориентируется на комплекс эсхатологических, главным образом, апокрифов — «Хождение Богородицы по мукам», «Житие Василия Нового», «Видение Исайи». Писатель не только заимствовал мотивы, образы, сюжеты из древнерусской литературы, но и создавал собственные переложения древних памятников — рассказал их «на свой голос». Среди произведений такого типа выделяется поздний цикл Ремизова «Легенды в веках», созданный вдали от родины — в парижской эмиграции. Цикл состоит из семи легенд, в основу которых положены древнерусские источники, среди них «Савва Грудцын», «Григорий и Ксения», «О Петре и Февронии Муромских», «Брунцвиг», «Повесть о двух зверях. Ихнелат» и др.

Как справедливо заметила A.M. Грачева, «сведения о средневековых источниках, о новых и древних философских системах писатель черпал «из вторых рук», из научных и популярных исследований, из интерпретаций,

27 В частности см.: Веселовский А.Н. Разыскания в области русского духовного стиха. Вып. 1-6. Разд. I -XVII / А.Н. Веселовский // Сб. отделения русского языка и словесности Импер. Академии наук. Приложение к т. XXXVI - LUI. СПб., 1880-1891. Отсылаем к разделу XI «Дуалистические поверья о мироздании».

28 О специфике ремизовских апокрифов см., например: Доценко С.Н. «Автобиографическое» и «апокрифическое» в творчестве А. Ремизова / С.Н. Доценко // Алексей Ремизов: исследования и материалы. - СПб., 1994. - С. 33 - 40.

29 Козьменко М.В. «Лимонарь» как опыт реконструкции русской народной веры / М.В. Козьменко // Алексей Ремизов: исследования и материалы. - СПб., 1994. - С. 26.

1А пересказов и переводов» . Известно, что Ремизов не просто читал труды ученых - древников, но и скрупулезно конспектировал избранные работы 31.

Более того - наравне с художественной литературой научная книга оказала большое влияние на формирование ремизовской эстетики. Спектр научных работ, к которым обращался писатель, разнообразен. Во-первых, как уже упоминалось выше, это аналитические труды фольклористов, медиевистов, а также этнографов, филологов, краеведов. С не меньшим интересом писатель изучал словари (например, толковый словарь Даля), справочную литературу, отчеты о диалектологических и фольклорных экспедициях.

В частности, труды известного собирателя и исследователя фольклора А.Н. Афанасьева, в сферу научных интересов которого входила и славянская мифология, дали писателю сведения о языческой культуре Древней Руси. Данный научный материал, почерпнутый, как указал сам Ремизов, из работы Афанасьева «Поэтические воззрения славян на природу», нашел отражение, к примеру, в сборнике сказок Ремизова «Посолонь». Как заметил Ю.В. Розанов: «Функция научной книги как источника для Ремизова не сводилась только к «поставке строительного материала». В ряде случаев оказывался востребованным и собственно научный потенциал того или иного исследования, писатель становился популяризатором научной идей»32. Эстетическое осмысление писателем научных источников также находило выражение в его творческой деятельности.

Помимо древнерусской книжности Ремизов подчеркивал тесную связь собственного творчества с литературой нового времени. Жестко обозначить круг писателей - предшественников, традиций которых придерживался

30 Грачева A.M. Алексей Ремизов . С. 318.

31 Ремизовские конспекты апокрифов опубликованы в неоднократно упоминаемой нами книге: Грачевой A.M. Алексей Ремизов.

32 Розанов Ю.В. Научная книга в творческом сознании Алексея Ремизова / Ю.В. Розанов // Алексей Ремизов: исследования и материалы. - СПб. - Салерно, 2003. - С. 35.

Ремизов, невозможно. Его интерес простирался как на русскую литературную традицию различных периодов, так и европейскую. Сам писатель указывал на тяготение к немецким романтикам: «Моя «чертовщина», если хотите, — от Гете. Душа моих «снов» — от Новалиса. о о

А мое пристрастие к волшебному, «таинственному» от Э.Т.А. Гофмана» . В то же время Ремизов, укорененный в самобытной национальной культуре, безусловно, высоко ценил достижения русских мастеров слова: «Толстой — Достоевский — Лесков — Мельников-Печерский — Салтыков — Гончаров — Аксаков - Тургенев - Чехов. Каноны русской прозы»34. При этом писатель в свойственной ему манере принижал значимость собственного таланта. Говоря о влиянии писателей Х1Х-го века на становление индивидуального стиля, сам Ремизов выделял трех авторов: «Веду своё от Гоголя, Достоевского и Лескова. Чудесное от Гоголя, боль — от Достоевского, тс чудное и праведное — от Лескова» . Безусловно, традициями только этих мастеров Ремизов не ограничивается, но именно их он считал своими литературными «учителями».

Ориентированность на классическую русскую литературу прослеживается в стилистике произведений Ремизова, образности, принципах поэтики, нередко присутствуют также и сюжетные переклички. Так, например, особенно отчетливо это ощущается в доэмигрантских повестях и романах писателя, когда он оттачивал индивидуальный стиль, вырабатывал собственную художественную систему - роман «Пруд», повести «Часы», «Крестовые сестры», «Пятая язва», «Плачужная канава». Реализуя тему «маленького человека» в «Крестовых сестрах», «Плачужной канаве», Ремизов отталкивается от традиций изображения героев такого типа у Гоголя и Достоевского. Тема женщины — мученицы, растерзанной души в творчестве писателя на мифопоэтическом уровне воплощена с

33 Ремизов A.M. Подстриженными глазами. С. 156.

34 Ремизов A.M. Царевна Мымра / A.M. Ремизов. - Тула, 1992. - С. 401.

35 Ремизов A.M. Подстриженными глазами. С. 180. помощью реминисценций из романов Достоевского, в частности, «Преступление и наказание», «Идиот», «Братья Карамазовы». Мотивы волшебных перевоплощений, чертовщины отсылают не только к мифологии, фольклору, традициям европейских романтиков, но и к поэтике Гоголя.

Более того, исследователями выдвигалась радикальная мысль, что некоторые из названных выше повестей и романов представляют собой «пересказы» известных классических произведений: «Крестовые сестры» — это ремизовский вариант «Преступления и наказания», «Пруд» — пересказ на свой лад «Братьев Карамазовых», «Пятая язва» — переложение пьесы Гоголя «Ревизор», «Огонь вещей» — это ремизовские «Мертвые души»36.

Классическая литература гармонично вошла в художественный мир Ремизова. В начале творческого пути она создавала для писателя своеобразную тематическую, мотивную, образную основу для новых произведений, оттеняя ремизовский замысел, органично вплеталась в сюжетную ткань нового текста. Позже подход к «переработке» русской классики у Ремизова меняется. Классическая литература становится для писателя не просто источником мотивов, но темой произведения. Например, автор обращается к форме сновидений, что позволяет проникнуть в художественное пространство русской классики — сам писатель оказывается «соучастником» событий «чужого» произведения. В результате Ремизов превращается в писателя, не только подключающего цитатное «чужое» слово к собственному «голосу», но в «соавтора», домысливающего «чужое» произведение. Как результат такого «взгляда изнутри» рождалась оригинальная интерпретация классического текста, а Ремизов таким образом, как он говорил, проникает в саму «суть вещей».

Такая авторская позиция (погружение в материал) была свойственна литературе, которую принято называть модернистской. М.М. Бахтин писал

3бСм., например: Вашкелевич X. Канцелярист обезьяньего царя Асыки и его Обезвелволпапа / X. Вашкелевич 11 Русская мысль. - 1991.-8 ноября. - С. 11. о подобной позиции творца: «.Понять - значит вжиться в предмет, взглянуть на него его же собственными глазами»37. Эти принципы особенно ярко воплотились в книге Ремизова «Огонь вещей. Сны и предсонье». На первый взгляд, в ней присутствует большое количество пересказанных отрывков из произведений Пушкина, Лермонтова, Гоголя Достоевского, Тургенева. Однако перед читателем не привычный пересказ как воспроизведение. Е.Р. Обатнина писала, что «Ремизов преобразовывал устоявшиеся, клишированные суждения, предлагая читателю самому домыслить необычную интерпретацию художественных образов, помогая

38 открыть неожиданные возможности прочтения классики» .

Литературные факты в рамках художественных произведений Ремизова «растворены» в бытовых реалиях. «Строительным материалом» для Ремизова становилась не только литература, но и жизненный «материал», привлекший внимание писателя. Конечно, в первую очередь интересовали события «из ряда вон выходящие» - уникальные или же просто выбивающиеся из привычной бытовой рутины. Как правило, подобные любопытные факты, бытовые или исторические анекдоты, происшествия сразу же попадали в газеты. По этой причине, формируя художественное пространство, Ремизов нередко ориентировался на газетные заметки. Однако они для писателя были не только источником любопытных событий, анекдотов. И.Ф. Данилова, анализируя повесть «Крестовые сестры», пришла к выводу, что газета стала «образцом такого пространства, в рамках которого можно выстроить абсурдную картину мира, так как на плоскости газетного листа, даже несмотря на попытку классификации по рубрикам, соположены разномасштабные по своей сути события, а единственным поводом для объединения служит их приуроченность к конкретной дате»39.

37 Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества / М.М. Бахтин. - М.: Искусство, 1986. - С. 186.

38 Обатнина Е.Р. Творчество памяти Мифологическое пространство художественной прозы Алексея Ремизова/ Е.Р. Обатнина// Ремизов A.M. Собр. соч.: В 10 т. - Т. 7. - М.: Русская книга, 2002. - С. 493.

39 Данилова И.Ф. Страшная месть: из комментария к повести «Крестовые сестры» / И.Ф. Данилова // Алексей Ремизов: исследования и материалы. - СПб. - Салерно, 2003. - С. 119.

В ней история в общем-то абсурдного обвинения чиновника Маракулина в пропаже талонов показана на фоне хаоса жизни общественной. Характеристики этого пространства заданы перекличками с «петербургским мифом» русской литературы, сформированным, главным образом, в произведениях Пушкина, Гоголя, Достоевского, но особая конкретность достигается за счет отсылок к выпускам газеты «Биржевые ведомости».

В истории чиновника Маракулина, которого обвинили в пропаже талонов, слышны отголоски известного случая ремизовской биографии, когда самого писателя уличили в плагиате. Почти все исследователи творчества Ремизова за редким исключением указывали на присутствие в произведениях писателя автобиографических деталей. Сам автор говорил: «Автобиографических произведений у меня нет. Все и во всем автобиография.»40. Тем самым Ремизов утверждает, что неверно было бы ставить знак равенства между героем и автором, даже если произведение насыщено автобиографическими реалиями. Писатель подчеркивал: бессмысленно искать в литературных произведениях такого типа «биографическую последовательность и фактов из его «живой» жизни»41.

С.Н. Доценко пришел к выводу, что ремизовский «автобиографизм» обладает специфичной чертой — он «мифологичен». В нем совмещены реальные факты биографии и вымышленные. События из жизни писателя входят в мир художественной реальности. Причем точнее говорить не об автобиографическом герое Ремизова, но более широко -автобиографическом пространстве, поскольку отдельные черты биографии самого писателя могут быть закреплены не за одним персонажем, а за несколькими или же прослеживаться на различных уровнях художественного текста.

40 Ремизов А. Автобиографии / A.M. Ремизов // Ремизов A.M. Собр. соч.: В 10 т. - Т. 4. - М.: Русская книга, 2001.-С. 459.

41 Ремизов A.M. Учитель музыки: Каторжная идиллия / A.M. Ремизов // Ремизов A.M. Собр. соч.: В 10 т. -Т. 9. - М.: Русская книга, 2002. - С. 350.

42 Доценко С.Н. «Автобиографическое» и «апокрифическое» в творчестве А. Ремизова / С.Н. Доценко // Алексей Ремизов: исследования и материалы. - СПб., 1994. - С. 33.

Ремизовский «автобиографизм» стал одним из способов проявления его особой эстетической позиции. Е.Р. Обатнина пишет: «Творчество писателя отличала радикальная субъективация: экспансия «Я» во вне, сопровождавшаяся активной «авторизацией» как окружающей жизни вообще, так и «чужого» художественного материала»43. Помимо привнесения в текст фактов автобиографии, исследовательница обозначила следующие способы проявления в тексте интерсубъективности: использование собственных черт в отвлеченно-художественном повествовании, закрепление собственных черт за одним персонажем; присутствие писательского «Я» в нескольких образах одного произведения; смещение топоса согласно субъективному восприятию; мифологизация центрального героя прозы мемуарной44.

Таким образом, мы кратко наметили лишь основные пласты «чужого» слова в творчестве Ремизова — фольклор, древнерусская и русская литература нового времени, научные источники, историко-культурная реальность. Основной принцип оперирования данными пластами - техника монтажа. Монтажные приемы по-разному реализовывались в поэтике произведений Ремизова. Во-первых, писатель тяготел к объединению произведений в циклы, сборники, подчеркивая тем самым их взаимосвязь. В качестве примера назовем сборник сказок «Посолонь», выстроенный в соответствии с земледельческим циклом, цикл «Николины притчи», «Русские женщины».

Нередко писатель выстраивал собственные произведения из «обрывышков» (М. Погодин) - миниатюр (воспоминаний, анекдотов, снов и т.п.), которые в некоторых случаях до включения их в целостный текст уже публиковались по отдельности. Например, повесть «Савва Грудцын» была

43 Обатнина Е.Р. A.M. Ремизов: Личность, творчество, художественный опыт: автореф. дисс. . докт. филол. наук / Е.Р. Обатнина. - СПб., 2006. - С. 12.

44 Там же. С. 11. опубликована ранее, а позже, когда была создана «Соломония», писатель объединил два текста в цикл «Бесноватые. Савва Грудцын и Соломония». Повесть «Кукха», в центре которой мифологизированный образ близкого друга писателя - философа В.В. Розанова, выстроена по типу дневниковых записей, к которым подключена переписка автора и мыслителя. «Взвихрённая Русь» представляет собой оригинальный роман-коллаж.

Монтажные приемы писатель реализовал также на мифопоэтическом уровне произведений. Более последовательно это прослеживается в доэмигрантских повестях автора, где он еще следует традиционному линейно-дискурсивному повествованию, при котором можно отчетливо разграничить мифопоэтический и реалистический уровни текста.

Так, метатекст в «Крестовых сестрах», «Пятой язве» мозаичен. Писатель конструирует его из различных «чужих» элементов. К примеру, чиновник Маракулин, главный персонаж «Крестовых сестер», спроецирован писателем на гоголевских чиновников, а также на Родиона Раскольникова из «Преступления и наказания» Достоевского, Евгения из «Медного всадника» Пушкина, на реальный исторический образ Петра Первого, в ремизовском герое присутствуют и черты самого писателя. Данные композиционные приемы созвучны принципам символистского построения текста 45.

Таким образом, исследование творчества A.M. Ремизова в контексте литературного и - шире - историко-культурного процесса - один из самых популярных ракурсов изучения наследия писателя. Об этом свидетельствуют и труды литературоведов. Первое монографическое исследование творчества Ремизова было предпринято в 1913-м году, сразу после выхода прижизненного собрания сочинений писателя46. В «Заметках о

45 См., например, об отражении символистской эстетики в творчестве Ремизова: Лавров A.B. «Взвихрённая Русь» Алексея Ремизова: символистский роман-коллаж / A.B. Лавров // Ремизов A.M. Собр. соч.: В 10 т. - Т. 5. - М.: Русская книга, 2000. - С. 554.

46 Ремизов А. Сочинения: В 8 т. - СПб.: Шиповник, 1910-1912. сочинениях Алексея Ремизова» A.B. Рыстенко47 наметил подступы к исследованию ранних (доэмигрантских) произведений писателя.

Толчком для развития современного ремизоведения стала публикация библиографического указателя произведений A.M. Ремизова,

IO подготовленного Еленой Синани . Активное изучение ремизовских произведений началось сравнительно недавно. По понятным причинам первыми трудами стали работы западных славистов. Так, исследование К. Гейба49, вышедшее в 1970-м году, представляет собой анализ формальных сторон индивидуального авторского стиля Ремизова.

Становление ремизоведения принято относить к 1980-м годам. Знаковым событием этого периода стала научная конференция, посвященная наследию A.M. Ремизова (Амхерст, 1985-й год).

Спустя почти десятилетие (1994-м году) в Польше была издана монография Халины Вашкелевич «Модернистский старовер. Главные мотивы творчества Алексея Ремизова»50. Выдвигая тезис о концентричности художественного мира писателя, автор выделяет четыре плана его произведений: автобиографический, исторический, универсальный и неомифологический. Последовательно анализируя их воплощение и эволюцию в произведениях Ремизова, исследовательница устанавливает тематическую, мотивную и стилистическую связь творчества писателя XX-го века с традицией классической литературы.

Годом позже увидел свет труд еще одной польской исследовательницы Анны Возьняк «Русская традиция по Алексею Ремизову»51. В книге автор анализирует доэмигрантское наследие Ремизова в контексте апокрифической, агиографической и фольклорной традиций.

47 Рыстенко A.B. Заметки о сочинениях Алексея Ремизова / A.B. Рыстенко. - Одесса, 1913. - 114 с.

48 Sinany Helene. Alexis Remizov Bibliographie / под ред. T.A. Осоргиной. - Paris, 1978. - 90 p.

49 Geib K. Stilstudien A. M. Remizov / K. Geib. - Munich, 1970. - 60 p.

50 Waszkielewicz Halina. Modemistyczny starowierca. Glovne motyvvy prozy Aleksego Riemizowa / Halina Waszkielewicz. - Krakow, 1994. - 152 p.

51 Wozniak Anna. Tradycja ruska wedlug Aleksego Riemizowa / Anna Wozniak. - Lublin, 1995. - 276 p.

Затем в США вышла монография американской славистки Г. Н. Слобин которая в 1997-м году была переведена на русский язык. В ней автор анализирует доэмигрантское творчество писателя в связи с ремизовской концепцией жизнетворчества, под которым подразумевается стремление личности преобразить реальность силами творческого воображения. Особое внимание Слобин уделяет экспериментам над жанровой природой в доэмигрантских произведениях Ремизова53.

Также в 1997-м году опубликована монография Е.В. Тырышкиной ««Крестовые сестры» A.M. Ремизова: концепция и поэтика». В книге представлен опыт интерпретации названного произведения с точки зрения неомифологической теории. Поясняя избранные аспекты исследования «Крестовых сестер» и замысел монографии, Е.В. Тырышкина пишет: «Композиция этой книги подчинена внутренней логике раскрытия смысла ремизовского мифа: первая глава посвящена раскрытию смысла эволюции внутренней идеи ансамбля (от «земного» к «небесному»). Вторая глава раскрывает своеобразие поэтики романа, где женское начало предстает как «горнее», а «Душа мира» преображается у Ремизова в «Святую Русь», Тема третьей главы - поэтика «Хаоса» ., где рассматривается основная коллизия прошлого и настоящего: пленение «Хаосом» «Души мира».»54. Литературовед приходит к выводу, что в «Крестовых сестрах» на уровне подтекста писатель создал авторский «миф» о России-мученице, что созвучно революционным процессам, протекавшим в первое десятилетие XX века.

Безусловно, знаковым событием в ремизоведении стал выход книги A.M. Грачевой «Алексей Ремизов и древнерусская культура»55. В монографии впервые представлен целостный историко-биографический,

52 Слобин Грета Н. Проза Ремизова.

5j Необходимо добавить, что интересные наблюдения содержатся в книгах: Баран Хенрик. Поэтика русской литературы начала XX века / X. Баран; авториз. пер. с англ. яз. — М.: Прогресс; Универс, 1993. — 368 е.; Пайман Аврил. История русского символизма / А. Пайман; пер. с англ. В.В. Исакович. - М.: Республика, 1998.-415 с.

54 Тырышкина Е.В. «Крестовые сестры» А. Ремизова.

55 Грачена А.М Алексей Ремизов и древнерусская . источниковедческий анализ наследия Ремизова, проведено историко-литературное исследование влияния культуры Древней Руси не только на весь творческий путь писателя, но и на формирование его мировоззрения, индивидуального авторского стиля. Изучая историю ремизовского текста, A.M. Грачева последовательно подключает многочисленные архивные документы (черновые редакции, эпистолярные документы), ранее не публиковавшиеся, что свидетельствует о скрупулезности и глубине предпринятого анализа.

В ряде монографических исследований акцент поставлен на преломлении личности самого писателя в творческом акте — будь то литературное произведение или графическое, игра как форма выражения мировосприятия Ремизова. Так, в 2000-м году вышла книга С.Н. Доценко «Проблемы поэтики A.M. Ремизова: Автобиографизм как конструктивный принцип творчества»56. В связи с центральной темой, обозначенной в заглавии монографии, С.Н. Доценко решает ряд частных проблем: о преломлении биографии писателя в созданных им апокрифических легендах, о соотношении биографии и истории («петербургский миф»), биографии и автобиографического мифа Ремизова, чье поведение часто воспринималось современниками как вызов обществу. С.Н. Доценко анализирует связь ремизовской биографии и житийной традиции в «Крестовых сестрах». Отдельная глава посвящена исследованию общества Обезьянья Великая и Вольная палата, организованного Ремизовым. Автор монографии интерпретирует деятельность Обезвелволпала как «автобиографическое зеркало русской революции». Уникальный образец ремизовского жизнетворчества - Обезвелволпал - стал объектом исследования в книге Е.Р. Обатниной «Царь Асыка и его подданные. Обезьянья Великая и Вольная Палата A.M. Ремизова в лицах и документах». Эта литературная игра возникла еще до эмиграции, но ее деятельность продолжалась до самой

56 Доценко С.Н. Проблемы поэтики A.M. Ремизова: Автобиографизм как конструктивный принцип творчества. / С.Н. Доценко. - Tallinn: Тгбщ Kirjastus, 2000. -161 с. смерти писателя. Обезьянья Палата — своего рода «тайное общество», которое отразило ремизовский взгляд на диктат большевистской партии. По сути - это пародия. «Тайное» общество строилось по принципу иерархии — во главе стоял Обезьяний царь Асыка, себе Ремизов отвел скромную роль канцеляриуса Палаты. Царь Асыка издавал декреты, награждал обезьяньими знаками и грамотами. Обладателями обезьяньих знаков были Ф. Сологуб, А. Белый, Н. Бердяев, Л. Шестов, В. Розанов, Н. Клюев, А. Ахматова, Е. Замятин и многие другие деятели культуры первой половины ХХ-го века. В книге Е.Р. Обатниной прослежена история возникновения и деятельности Обезвелволпала в контексте литературной жизни России и русской эмиграции, а также наследия самого писателя. Исследовательница опубликовала большое количество ранее неизвестных архивных материалов, связанных с деятельностью Палаты, а также ремизовскую графику, грамоты, обезьяньи знаки. Таким образом, данная книга стала первым комплексным исследованием Обезьяньей Великой и Вольной Палаты как феномена ремизовского жизнетворчества. Данное исследование было продолжено в докторской диссертации, защищенной в 2006-м году «А.М. Ремизов: Личность, творчество, художественный опыт»37. В ней впервые проанализирован целостный феномен творческих актов писателя как единая художественная система, ставшая воплощением принципа интерсубъективности, основополагающего в творческом сознании Ремизова.

В 2006-м году увидела свет монография Каталин Сёке «Судьба без судьбы: Проблемы поэтики Алексея Ремизова»58.

Таким образом, выше мы представили лишь наиболее крупные монографические исследования, в которых затронута проблема влияния

57 Обатнина Е.Р. A.M. Ремизов: Личность, творчество.

58 Сёке Каталин. Судьба без судьбы: Проблемы поэтики Алексея Ремизова / Каталин Сёке.- Budapest: EFO, 2006. - 154 с. К сожалению, по не зависящим от нас причинам ознакомиться с данным »зданием не удалось. историко-литературного, автобиографического контекста на творчество писателя.

С 1980-х годов начинают выходить в свет специальные сборники о творчестве писателя. В частности, «Russian Literature Triquarterly» под редакцией С. Арониан, «Aleksei Remizov: Approaches to a Protean Writer» под редакцией Г. Слобин. Безусловно, огромную роль в изучении наследия A.M. Ремизова играет ставшая уже регулярной научно-практическая конференция, проводимая в ИР ЛИ РАН (Пушкинский Дом). Ее результатом стали сборники «Алексей Ремизов: исследования и материалы» под редакцией А. М. Грачевой (1994, 200359), в которых представлены не только научные труды, но и редкие архивные материалы, воспоминания современников. В плане интересующей нас проблемы привлекают внимание опубликованные в них статьи X. Вашкелевич, А. Возьняк, A.M. Грачевой, И.Ф. Даниловой, С.Н. Доценко, М.В. Козьменко, O.A. Линдеберг, A.B. Пигина, О. Раевской-Хьюз, Ю.В. Розанова и других литературоведов.

Итак, работы исследователей творчества Ремизова свидетельствуют о важности изучения как источников произведений писателя — в узком смысле, так и влияния на них литературного, историко-культурного, бытового контекста.

Материалом для нашего исследования стала повесть A.M. Ремизова «Неуёмный бубен»60. Произведение было написано в 1909-м году. История первой публикации такова. С.К. Маковский в письме от 6 мая 1909-го года предложил Ремизову прочесть «Неуёмный бубен» в редакции: «В субботу, 9-го мая, состоится первое собрание «Аполлона» в помещении редакции — Мойка, 24, кв. 6. Я надеюсь, что буду иметь удовольствие увидеть Вас в

59 В октябре 2007 года прошла третья конференция, очередной сборник планируют опубликовать в 2008 г.

60 Повесть «Неуёмный бубен» A.M. Ремизова цитирую по: Ремизов А. Сочинения: В 8 т. - Т. 1. - СПб.: Шиповник, 1910. - С. 13 - 84. числе сотрудников на этом первом и последнем до осени, сборище «аполлоновцев». Начало в 8 1Л ч. вечера. Жму руку. Искренне Вам преданный Сергей Маковский»61.

Реакция «аполлоновцев» на повесть была неоднозначной. Ремизов так передал ее в автобиографической книге «Петербургский буерак»: «По окончании заметно было оживление, но куда мне разобрать, и только председатель улыбкой показал, что все понимает: И.Ф. Анненский говорил по-латыни, Ф.Фр. Зелинский на языке Софокла, а Вяч. И. Иванов, думаю, на ассирийском Гильгамеша.

Необыкновенное впечатление на Андрея Белого. На него накатило -чертя в воздухе сложную геометрическую конструкцию образ Ивана Семёновича Стратилатова, костромского археолога, рассекая гипотенузой, он вдруг остановился — необыкновенное блаженство разлилось по его лицу: преображенный Стратилатов реял в синих лучах его единственных глаз.

- Да ведь это археологический фалл, кротко, но беспрекословно голос Блока. Блок выразился по-гречески.

Андрей Белый, ровно пойманный, заметался, он готов был выскочить из себя - и только улыбка Блока - «Иван Семёнович Стратилатов воплощение археологического фалла», а он и не заметил и это правда! Привело его в сознание»62.

Несмотря на достаточно благожелательный прием в «Аполлоне», рукопись «Неуёмного бубна» Ремизову вернули, сославшись на внушительный размер - в то время в журнале печатали крупную повесть С.А. Ауслендера.

Впервые «Неуёмный бубен» был опубликован в «Альманахе для всех» издательства «Нового журнала для всех» в 1910-м году. «Аполлон»

61 Цитирую по: Грачева A.M. Комментарии. Петербургский буерак. Шурум-бурум (Стернь) // Ремизов A.M. Собр. соч.: В 10 т. - Т. 10. - М.: Русская книга, 2002. - С. 471.

62 Ремизов A.M. Петербургский буерак . отозвался на публикацию небольшой рецензией М. Кузмина, который, заметим, присутствовал при публичном чтении «Неуёмного бубна» в редакции. М. Кузмин увидел в повести «безжалостное изображение нелепой 1 гадости русской жизни» J. Критик указывает, что образы главных персонажей гиперболизированы, что делает их «кошмарно-мифическими»64. В то же время Кузмин упрекает Ремизова в излишней детализации, перегруженности повести вставными эпизодами (сны, рассказы юродивой), из-за чего произведение кажется вялым. В числе достоинств повести критик назвал сочность языка и «отсутствие той внешней хаотичности, которая испортила «Пруд», долженствовавший быть великолепным произведением»65.

Заметим, что подобный отзыв дал и М.М. Пришвин в письме к Ремизову от 2 июня 1910 года: «Прочел два раза «Неуёмный бубен», впечатление осталось какое-то особенное, при чтении не очень завлекает, как-то туговато читается, кое-что кажется лишним, но в общем после чтения, знаете, как выйдешь на улицу из картинной галереи, все вокруг (быт). рассыпается живописью; это при моей оценке прочитанного имеет существенное значение»»66.

Сразу же писатель включил повесть в первый том собрания сочинений,

А7 вышедший в издательстве «Шиповник» в 1910-м году . Через двенадцать лет, в эмиграции в Берлине писатель вновь опубликовал произведение в издательстве «Русское творчество» под заголовком «Повесть о Иване Семеновиче Стратилатове. Неуемный бубен»68. Таким образом, при жизни писателя «Неуемный бубен» был опубликован трижды69.

63 Кузмин М. Заметки о русской беллетристике / М. Кузмин // Аполлон. - 1910. - № 7. - С. 43.

64 Там же.

65 Там же.

60 Ремизов A.M. Избранное / A.M. Ремизов. - М.: Художественная литература, 1978. - С. 504.

67 Ремизов А. Неуёмный бубен / A.M. Ремизов // Ремизов A.M. Сочинения: В 8 т. - Т. 1. - СПб.: Шиповник, 1910.

68 Ремизов A.M. Повесть о Иване Семеновиче Стратилатове. Неуемный бубен / A.M. Ремизов. - Берлин, Русское творчество, 1922.

69 Хотя заметим, что в 1909-1910 гг. Ремизов планировал издать сборник, в который бы входил «Неуемный бубен» и ряд рассказов, но впоследствии от этой мысли отказался. На этот факт истории публикации

Сопоставляя первое издание (в журнале) с публикацией в «Шиповнике», заметим, что писатель стремится расставить смысловые акценты в произведении: использует выделение разверсткой наиболее значимых по его замыслу слов или целых выражений. Например, в собрании сочинений выделено слово «бабий» в описании одного из снов главного героя Стратилатова: «Но вот, как сворачивать колымаге на мост к бабьему базару, чья-то рука внезапно вытаскивает его через окно и на мороз» [36]. Кроме того во второй публикации в начале повести Ремизов заменяет слово «ферт» на слово «глуздырь»: «Скорее о монастырях поспорят, древность которых уже самой местной ученой архивной комиссией доказана, скорее в бульваре усумнится какой-нибудь глуздырь (Разверстка Ремизова) заволжский либо в том же прославленном памятнике, но в Стратилатове никто и никогда, это

Г7П дело немыслимое» (288) . Возможно, данная правка призвана акцентировать внимание читателя на языковых «находках» писателя, а также на любовной коллизию, так как в первых отзывах критики соотносили текст лишь с произведениями о пошлом провинциальном быте, упуская сюжетную линию, подтекст произведения. С другой стороны, подобное выделение может быть следствием установки писателя на устное прочтение — это должно быть выделено интонацией. Известно, что Ремизов был превосходным чтецом.

В третьей публикации Ремизов продолжает работу, главным образом, над языком произведения. Во-первых, в берлинском издании впервые появляется прямое соотнесение городка, где развивается действие, с Костромой — писатель упоминает костромскую достопримечательность — памятник Ивану Сусанину. Безусловно, некий памятник упомянут и в предыдущих публикациях, но именно в третьем издании Ремизов называет его «сусанинским». Сравним: «Среди достопримечательностей нашего

Неуёмного бубна» обратила наше внимание И.Ф. Данилова в докладе, прочитанном на конференции «Наследие Алексея Ремизова и XXI век».

0 Слово «глуздырь» - диалектное; то же, что и дурень, умник (ирон.). городка после древнего Прокопьевского монастыря .наконец, после памятника показывали Ивана Семеновича Стратилатова» (изд. «Альманах.», с. 59 и Собрание соч., с. 13); и в берлинском издании «.Наконец, после Сусанинского памятника» (Берлин, с. 7.).

Также Ремизов продолжает работу над языком повести — заменяет общеупотребительную лексику диалектной (слово «мешочек» заменяет на «тюричек»), совершенствует употребление образных средств в произведении (например, избегает повтора эпитета «К мысли о чае присоединяется пробужденное под музыку в его неугомонном сердце неугомонное желание» (собр. с. 42-43) - ср.: «.пробужденное в его неугомонном сердце неутолимое желание» (Берлин, с. 49)).

Претерпело существенные изменения членение текста на абзацы: в берлинском издании Ремизов увеличил количество абзацев, благодаря чему речь рассказчика стала более динамичной71. В первой и второй публикациях присутствует нумерация частей повести, в третьей же от подобного деления материала писатель отказался, сохранив лишь пробелы между абзацами.

Подводя итог сопоставлению трех публикаций, заметим, что значительных изменений текст «Неуёмного бубна» не претерпел. Ремизовская правка свидетельствует, главным образом, о тяготении автора к живой разговорной речи. Писатель, знаменитый своими экспериментами в области языка художественного произведения, в повести продолжает оттачивать индивидуальный стиль.

Неуёмный бубен» нечасто привлекал внимание исследователей творчества Ремизова. A.B. Рыстенко лишь вскользь указал на гоголевскую традицию в изображении мелкого чиновника. Некоторые вопросы изучения произведения рассмотрел A.A. Данилевский. Так, исследователь доказал,

71 Этот аспект изучения наследия Ремизова ищет своего исследователя. Проблему начал разрабатывать Ю.Б. Орлицкий. См., например: Орлицкий Ю.Б. Стих и проза в творчестве A.M. Ремизова (к постановке проблемы) / Ю.Б. Орлицкий // Алексей Ремизов: исследования и материалы. - СПб., 1994. - С. 166 -171. что «Неуёмный бубен» представляет собой символистский «текст-миф», наметил направления анализа мифопоэтического уровня текста (отражение

72 в повести мифологической и литературной традиции) . В другой статье A.A. Данилевский исследовал ориентированность образа центрального персонажа повести на близкого друга Ремизова - философа В.В. Розанова .

Г.Н. Слобин также обращалась к изучению повести «Неуёмный бубен». Исследовательница рассматривает произведение как художественную форму, в которой воплотилось «снятие цензуры — политической, религиозной и литературной»74. Г.Н. Слобин приходит к выводу, что главный герой выполняет функцию бриколера, посредством которого происходит объединение «внешне полярных сфер романа: священной и греховной, литературной и нелитературной, санкционированной и запрещенной, волшебной и обыденной»75.

76

М.Г. Филлипова , пишет об эволюции образа главного героя в соотношении с композицией повести.

На важную роль данной повести в процессе эволюции мировоззрения писателя указал В.А. Келдыш. «Приблизительно с начала 10-х годов в миросозерцательной концепции ремизовского творчества намечаются сдвиги в сторону «реабилитации» действительности в традиционно

77 религиозном смысле» , - пишет литературовед. Знаковым произведением в этом смысле стал «Неуёмный бубен».

Таким образом, некоторые аспекты изучения повести A.M. Ремизова «Неуёмный бубен» обозначены, однако целостный анализ произведения не предпринимался. Хотя, заметим, активное включение в текст «чужого»

72 Данилевский A.A. Mutatio nomine de te fabula narratur// Учёные записки Тартуского университета.

Тарту, 1986. - Вып. 735. - С. 137 - 149.

73

Данилевский A.A. Герой A.M. Ремизова и его прототип / A.A. Данилевский // Актуальные проблемы теории н истории русской литературы. - Вып. 748. - Тарту, 1987. - С. 150-165.

74 Слобин Грета Н. Проза Ремизова . С. 83.

75 Там же. С. 102.

76 Филиппова М.Г. Образ Стратилатова в повести A.M. Ремизова «Неуёмный бубен» / М.Г. Филиппова // Филологические штудии: сб. науч. тр. - Вып. 3. - Иваново, 1999. - С. 58-65.

77 Келдыш В.А. Русский реализм. С. 270. слова, практически полный отказ от описаний рефлексий персонажа, заставляет обратить внимание именно на систему отсылок к «чужому» материалу, причем нередко они полигенетичны — их с равной вероятностью можно соотносить с различными «источниками».

Критики упрекали Ремизова в чрезмерном увлечении бытописанием, но, как мы убеждены, стремление как можно более детально передать приметы жизни «материальной» помогают компенсировать практически полное отсутствие описаний психологических рефлексий Стратилатова.

Цель исследования.

Целью диссертационной работы является анализ художественной системы повести A.M. Ремизова «Неуёмный бубен» в историко-культурном контексте.

Основные задачи диссертации: -) установить источники повести A.M. Ремизова «Неуёмный бубен», переклички с мифологией, литературной и фольклорной традициями; -) проследить преломление в произведении историко-культурных, бытовых реалий;

-) исследовать художественное своеобразие повести на основе выявления особенностей авторского метода работы с «чужим» материалом и собственным текстом.

Методологическая основа работы.

Данная работа основывается на комплексном подходе, соединяющем структурно-типологический и историко-генетический методы. Структурно-типологический метод позволяет выявить специфику художественного пространства повести Ремизова «Неуёмный бубен». Историко-генетический метод используется при рассмотрении связей произведения с историко-культурными реалиями (литературный и бытовой контекст).

Исходя из сказанного, опираемся на методы сравнительно-исторического и структурно-типологические литературоведения, разработанные М.М. Бахтиным, В.М. Жирмунским, Д.С. Лихачевым, Ю.М. Лотманом, а также на исследования ремизоведов А. Возьняк, М. Грачевой, А. Д'Амелия, A.A. Данилевского, С.Н. Доценко, Г.Н. Слобин, Е.В. Тырышкиной, Е.Р. Обатниной, Ю.В. Розанова и многих других.

Актуальность работы обусловлена отсутствием монографического исследования повести A.M. Ремизова «Неуёмный бубен». Произведение играет большую роль в эволюции писательского мировоззрения писателя, но целостная интерпретация художественной системы текста отсутствует.

Научная новизна.

Диссертационная работа является первым монографическим исследованием, в котором освещены не отдельные вопросы влияния на произведения историко-литературной реальности, а целостный анализ повести A.M. Ремизова «Неуёмный бубен».

Научно-практическая значимость.

Материалы и результаты диссертационного исследования будут интересны как специалистам-филологам, так и всем, интересующимся литературой начала прошлого века. Выводы исследования могут быть использованы в вузах при изучении литературного процесса означенного периода, а также при разработке спецкурсов по творчеству A.M. Ремизова. Поскольку повесть «Неуемный бубен» не вошла в собрание сочинений Ремизова, вышедшее в 2000-2002 годах, результаты исследования могут быть привлечены в качестве материала для составления комментариев при издании произведения.

Апробация работы

По теме исследования опубликованы семь статей, одна из них вышла в издании, рецензируемом ВАК. Еще одна статья находится в печати — она войдет в третий выпуск сборника «Алексей Ремизов: исследования и материалы».

Основные положения работы отражены в докладах на пяти научно-практических конференциях:

-) «Проблемы развития гуманитарной науки на Северо-западе России: опыт, традиции, инновации» — научная конференция, посвященная десятилетию РГНФ (Петрозаводск, 29-2 июля 2004 года);

-) «Художественный текст: явное и скрытое» - IX Всероссийский междисциплинарный семинар (Петрозаводск, 24 - 25 ноября 2006 года); -) «Грехневские чтения — VI» (Нижний Новгород, 7-8 декабря 2006 года); -) «Наследие A.M. Ремизова и XXI век: актуальные проблемы исследования и издания текстов» — международная научно-практическая конференция (Санкт-Петербург, 8-10 октября 2007 года);

-) «Язык и культура» - международная научная конференция, посвященная 70-летию профессора JI.B. Савельевой (Петрозаводск, 14-17 октября 2007 года).

Отдельные фрагменты диссертации обсуждались на заседаниях кафедры литературы КГПУ в 2004 - 2007 годах.

Структура работы.

Диссертационная работа состоит из введения, четырех глав, заключения и библиографического списка. В первой главе анализируются христианские мотивы в повести «Неуёмный бубен», во второй главе исследованы приемы

Заключение научной работыдиссертация на тему "Повесть А.М. Ремизова "Неуёмный бубен": поэтика, контекст, интерпретация"

Заключение

В одной из газетных публикаций A.M. Ремизов так охарактеризовал собственную эстетическую позицию: «Я, кладя мой, может быть, один единственный камень для создания будущего большого произведения, которое даст целое царство народного мифа, считаю своим долгом, не держась традиции нашей литературы, вводить примечания и раскрывать в них ход моей работы. .Только так, коллективным преемственным творчеством создастся произведение, как создались великие храмы, мировые великие картины, как написались бессмертные «Божественная од комедия» и «Фауст»» .

Тяготение к «коллективному преемственному творчеству» воплотилось в особом отношении писателя к «чужому» материалу. Создавая оригинальное произведение, Ремизов всегда приобщает его к творчеству коллективному — вписывает в историко-культурный процесс. По словам писателя, «воображение - игра памяти» . Иными словами: мир, созданный силами творческого воображения, по мысли писателя, представляет собой комбинацию уже виденного и слышанного им. Подобное можно сказать о творческом акте самого Ремизова. Организуя разнообразный «чужой» (так сказать «припоминаемый») материал в рамках художественного пространства собственного текста, он прибегает к приему монтажа -конструирует «своё» из элементов «чужого», которые в свернутом виде несут информацию о тексте-источнике. Возникает особое взаимопроникновение «чужого» слова и авторского художественного замысла. Прием монтажа помогает «скрепить» разнородные элементы «чужого» материала в целостную художественно-смысловую систему -оригинальное произведение.

В доэмигрантских произведениях Ремизов обращается к мифопоэтическому монтажу, а именно - в «Пруде», «Часах», «Крестовых сестрах», «Неуёмном бубне», «Пятой язве» и ряде др. Они представляют jS4 Русские ведомости. 1909. - № 205. - 6 сенг. - С. 5. Цитирую по: Грачева A.M. Алексей Ремизов. С. 51. 385 Цит. по: Грачева A.M. Алексей Ремизов . С. 129. собой символистский «текст-миф», специфика которого заключается в совмещении реалистического плана повествования и мифопоэтического подтекста.

В начале творческого пути ремизовские представления о мире материальном находились под влиянием гностических концепций, согласно которым он (и вообще «вещный» мир) — творение дьявола. Художественным воплощением этих идей стали, к примеру, роман «Пруд», основанный на фактах биографии Ремизова, сборник авторских апокрифов «Лимонарь, сиречь: Луг духовный».

В конце 1900-х годов в мировоззрении Ремизова происходит сдвиг в сторону «реабилитации» материального мира. Более отчетливо это отразилось в повести «Пятая язва», созданной в 1912-м году. Знаковой видится моральная победа старца Шалаева, который лечит людей блудом и - как следствие - принимает греховную природу человека («где человек -там и грех»), над следователем Бобровым, возложившим на себя право осуждать людские пороки. По словам A.M. Грачевой, «используя символику древнерусского «Слова о Законе и Благодати» митрополита Иллариона, можно сказать, что бесчеловечному в своем нравственном ригоризме «Закону» Боброва Шалаев противопоставлял «Благодать», основанную на оо/ любви и сострадании» .

В творчестве Ремизова переходным произведением на этом пути стала повесть «Неуёмный бубен». Безусловно, говорить об оправдании мира материального на основании данного текста еще нельзя. Однако уже в подробном бытописании прослеживается глубокий интерес писателя к плотскому, «вещному» бытию.

Время действия «Неуёмного бубна» отсылает к российской действительности порубежья XIX-XX-го веков. В тексте отчетливо

386 Грачёва A.M. Апокалипсисы Алексея Ремизова («Пятая язва» и «Плачужная канава») / A.M. Грачева // Ремизов A.M. Собр. соч.: В 10 т. - Т. 4. - М.: Русская книга, 2001. - С. 503. Также см.: Фадеева Е. Библейские и древнерусские мотивы в повести А. Ремизова «Пятая язва» / Е. Фадеева // Алексей Ремизов: исследования и материалы. - СПб.- Саперно, 2003. - С. 105-112. угадываются реалии революционной ситуации, того времени, когда старый уклад жизни разрушен, привычные общечеловеческие ценности попраны. В такой обстановке человек теряет своё Я, свою духовную сущность — он обезличивается, растворяется в мелких бытовых заботах.

На фоне тревожной обстановки, накануне кардинальных перемен в жизни общества Ремизов показал человека «маленького», обычного служащего канцелярии, мещанина Ивана Семеновича Стратилатова. Создавая образ обывателя, представителя серой безликой массы, Ремизов подхватывает, с одной стороны, традиции произведений о «маленьких людях», а с другой - обращается к реалистической сатире. Возникает герой, живущий почти исключительно мелкими заботами удушливого «тараканьего» быта.

Центральной проблемой произведения стала проблема обезличивания человека. Надо заметить, что ранее писатель уже обращался к мотивам обезличивания, потери героем своего Я, например, в «Часах», «Крестовых сестрах». Если главный персонаж повести «Крестовые сестры» мелкий чиновник Маракулин «теряет не шинель и не возлюбленную, а нечто более существенное для цельного человека - доброе имя», как обращает внимание Аврил Пайман , то Стратилатов теряет нечто большее - собственное лицо.

В «Неуёмном бубне» данная проблема реализована посредством ряда мифопоэтических «зеркал». Стратилатов - герой - читатель, в первую очередь. Художественную реальность произведений он накладывает на собственную жизнь, то есть подражает литературным персонажам Гоголя и Достоевского, Пушкина и Чулкова и ряду других.

Как правило, в литературе начала прошлого столетия данная тематика раскрывалась с помощью мотивов карнавала, арлекинады, маскарада. Они присутствуют в творчестве Д.С. Мережковского, Ф.К. Сологуба, A.A.

387

Пайман Аврил. История русского символизма / А. Пайман; пер. с англ. В.В. Исакович. - М.: Республика, 1998. - С. 298.

Ахматовой, A.A. Блока означенного периода. У Ремизова, которого привлекал народный уличный театр, тема обезличивания человека воплощена посредством проекции главного персонажа на балаганных лицедеев. Структура образа Стратилатова напоминает схему - перед читателем лишь череда масок (личин), сменяющих одна другую. Таким образом, шутовство (в значении актерства, лицедейства) стало знаком внутренней пустоты человека, потери духовности, распада личности на множество внешних личин.

Он и «маленький человек», и сладострастник, и деспот, и балагур, и благочестивый христианин, и ловкий делец. Причем выбор маски соответствует «зрителю», для которого «играет» Стратилатов: в компании молодых сослуживцев он развлекает слушателей скабрезными историями, перед начальством он впадает в ужас, как типичный униженный канцелярист, служанку Агапевну изводит нравоучительными тирадами и пр.

Зрители» (другие персонажи «Неуёмного бубна») знают Стратилатова с разных сторон, только рассказчик фиксирует все маски персонажа. Конфликт возникает в том случае, если появляется риск разоблачения: когда «зритель» видит маску, предназначавшуюся для другого.

Мифопоэтическим ориентиром для создания масок главного героя послужила богатая традиция древнерусской литературы и литературы нового времени. Обращаясь к произведениям Достоевского и Гоголя, Салтыков-Щедрина и Пушкина, Чулкова и Новикова, а также многих других авторов, Ремизов «конструирует» образ мещанина, который стал очередной ступенью в эволюции типа «маленького человека», особенно часто возникавшего в литературе первой половины XIX-го века.

Сюжетом стратилатовского «балагана» послужила история любви персонажа к молоденькой девушке. В ее основу положена архетипическая схема — история старого мужа, брошенного юной возлюбленной.

Неоднозначность образа ремизовского канцеляриста позволяет по-разному интерпретировать центральную коллизию: во-первых, очевидно, что повесть выдержана в духе сентиментальных повестей о бедных чиновниках. Героиня предпочла мелкому переписчику преклонных лет молодого красавца стражника Прокудина. В связи с этим возникают ассоциации с повестями Гоголя и Достоевского.

С другой стороны, Стратилатов одержим Эросом. По этой причине любовная коллизия также вписана в контекст литературы о любви, в том числе и по преимуществу — чувственной. Придерживаясь основных этапов развития сюжетной линии поэмы A.C. Пушкина «Гавриилиада», развенчивающей библейский эпизод о непорочном зачатии, Ремизов выстраивает собственный текст с позиций концепции творчества по материалу. Отсылки к произведениям о чувственной любви A.C. Пушкина, А.Н. Кольцова, М.Д. Чулкова, И. Новикова, Г.И. Громова организуют в ремизовском тексте коллизию, родственную известному памятнику древнерусской литературы - «Повести о старом муже и молодой девице». «Гавриилиада» и «Черная шаль» Пушкина, «Первая ночь» анонимного автора, «Песня» Кольцова, «Любовь. Книжка золотая» Громова, «Похождения развратной женщины, или Пригожая повариха» Чулкова - эти тексты в совокупности на мифопоэтическом уровне поясняют специфику сюжетной линии «Неуёмного бубна». Примечательно, что Ремизов избегает чересчур откровенных деталей интимной жизни своих героев. Лишь на уровне подтекста «Неуёмного бубна» можно реконструировать те эпизоды, на которые автор намекает, но не конкретизирует. Упомянутые тексты стали для писателя тем «мифом», «осколками» прапамяти, на основе которой он воссоздал глубоко индивидуальную версию старинного текста, собственную вариацию на тему неравного брака.

Следуя установкам символистской эстетики, оказавшей влияние на становление творческой манеры писателя, историю мещанина, погруженного в страсти любовные, поглощенного пошлым бытом, автор выводит на уровень универсальных аналогий. Провинциальный городок, где происходят описанные события, предстает как модель пространства накануне вселенской катастрофы, как антимир - мир наизнанку. Традиционные ценности в нем потеряли свою значимость. Писатель обращается к аллюзиям на христианские традиции, которые не несут привычный для христианина сакральный смысл или же приобретают в повести кощунственное значение. Молитва подменяется фривольными строчками пушкинской «Гавриилиады», иконы становятся объектом купли-продажи, соблюдение христианских обрядов приобретает оттенок театральной нарочитости.

Более того - история любовной страсти Стратилатова соотнесена с этапами страстей Христовых. Временная организация повести соответствует важнейшим новозаветным эпизодам, предшествовавшим мученической смерти Иисуса на кресте.

На первый взгляд, цель такого наложения фабулы, характерной для низких жанров литературы (вообще - литературы массовой) на евангельскую историю - достижение пародийного эффекта. В то же время, подключая контекст ранних произведений A.M. Ремизова, приходим к выводу, что в сниженной и какой-то мере даже опошленной форме происходит «очеловечивание» образа Иисуса Христа. Автор продолжает развивать тему, к которой обращался в апокрифе «О страстях Господних. Тридневен во гробе». Однако если в апокрифе «очеловечивание» Христа воплощено с предельной натуралистичностью (за что, кстати сказать, Ремизов неоднократно подвергался нападкам критиков), то в «Неуёмном бубне» реализовано на уровне метафорических параллелей, с долей иронии - в духе эротических «Заветных сказов» A.M. Ремизова.

Сам главный персонаж «Неуёмного бубна» предстает как жертва собственной похоти, своего ненасытного плотского начала. Эрос заменил Стратилатову духовность — одну из основополагающих категорий христианского вероучения.

В произведении писатель продолжает разрабатывать приемы поэтики эротического, намеченные в ранних произведениях ( «Часы», «Заветные сказы», «Что есть табак. Гоносиева повесть»). Эротические мотивы в «Неуёмном бубне» восходят к античной мифологии, русскому эротическому фольклору, ряд мотивов стал результатом оригинальной интерпретации Ремизовым произведений литературы XIX-го века. На этой основе автор создает миф о «неуёмном» естестве главного героя. Сказанное позволяет трактовать повесть как произведение о реализации человеком своего жизнетворного начала, также вписать коллизию в контекст земледельческого цикла: начало любовной связи Стратилатова и его юной любовницы пришлось на раннюю весну, а разрыв, который и погубил Ивана Семеновича — на начало зимы.

Для Стратилатова плотское влечение стало наваждением, оно подчинило себе все устремления персонажа. Неуёмное эротоманство центрального персонажа превратилось в беснование. Данный ракурс реализации поэтики эротического (Эрос как беснование плоти) получит развитие в произведениях Ремизова, возникших в эмиграции (цикл «Бесноватые. Савва Грудцын и Соломония»).

Таким образом, христианские и эротические мотивы в повести A.M. Ремизова «Неуёмный бубен» формируют пространство нарождающегося мира, потерявшего духовную сущность и живущего лишь мелкими материальными заботами и животными инстинктами. Человек в таких условиях предстает как жертва обстоятельств, самого времени.

После первой публикации ремизовского «Неуёмного бубна» в журнале критики упрекали писателя в чрезмерном бытописании. Действительно, в произведении автор предельно подробно обрисовывает быт главного героя Стратилатова, его интересы. Образ центрального персонажа «растворен» в бытовых деталях — лишь скрупулезный анализ данной составляющей подтекста художественного произведения позволяет составить более-менее глубокое представление о сущности героя.

Данный прием помогает компенсировать практически полное отсутствие психологической разработки характера. Писатель не стремится проникнуть во внутренний мир своего персонажа. Последовательное использование форм психологического изображения героя помогло бы прояснить мотивацию перемен в его поведении - художественный образ стал бы более целостным. Писатель, объединяя различные личины, создаёт образ так сказать «механический». Стратилатовское актёрство становится отражением его внутренней пустоты. Данный прием (по сути - подмена материальным - духовного содержания человека) на уровне поэтики акцентирует внимание на замысле писателя - показать человека, живущего только материальным.

Шутовство, лицедейство знаменует утрату человеком личностного начала, его духовного содержания. Юродство, напротив, символизирует тяготение к самобытным национальным истокам — к исконной святой Руси. Оно свидетельствует об отказе от позиции человека - «обезьяны», отвергшего свои корни, подменившего жизнь духовную «тараканьим» бытом. Поведение юродивого тоже по своей сути — театр, но в нём актёрство не самоцель, а лишь способ обличения человеческих пороков и возможность в форме юродского зрелища указать путь спасения. «Театральность» лицедея заключается в пародировании реального мира с целью обратить внимание зрителя на его неприглядные стороны, стратилатовские гиперболизированные личины служат напоминанием о людских пороках. Юродская же «театральность» близка миру естественному.

Концепция и поэтика «Неуёмного бубна» A.M. Ремизова подчинена центральной проблеме произведения - проблеме обезличивания. Таким образом, повесть стала художественной формой, в которой писатель отразил собственное видение человека в период кардинальных перемен в обществе.

Список научной литературыБермус, Елена Валерьевна, диссертация по теме "Русская литература"

1. Ремизов A.M. Неуёмный бубен / A.M. Ремизов // Альманах для всех. - СПб.: Изд-во «Нового журнала для всех», 1910.

2. Ремизов A.M. Неуёмный бубен: роман, повести, рассказы, сказки, воспоминания / A.M. Ремизов. - Кишинев: Лит. артистикэ, 1988. - 288-321.

3. Ремизов A.M. Повесть о Иване Семёновиче Стратилатове. Неуёмный бубен / A.M. Ремизов. - Берлин: Русское творчество, 1922.

4. Ремизов А. Автобиографии // Ремизов A.M. Собр. соч.: В 10 т. - Т. 4. - Плачужная канава. М.: Русская книга, 2001. - 455 — 463.

5. Ремизов A.M. Ахру. Повесть петербургская / A.M. Ремизов // Ремизов A.M. Собр. соч.: В 10-ти т. Т. 7. - М.: Русская книга, 2002. - 5 - 32.

6. Ремизов A.M. Взвихрённая Русь / A.M. Ремизов // Ремизов A.M. Собр. соч.: В 10 т. Т. 5. - М.: Русская книга, 2000. - 7 - 422.

7. Ремизов A.M. Дневник 1917-1921 годов / A.M. Ремизов; публ. текста, вступит, ст. и коммент. А. Грачевой; подгот. текста в соавт. с Е.Д. Резниковым) // Минувшее. - СПб., 1994. - № 16. - 407-549.

8. Ремизов A.M. Иверень / A.M. Ремизов // Ремизов A.M. Собр. соч.: В 10- ти т. Т. 8. - М.: Русская книга, 2000. - 265 - 512.

9. Ремизов A.M. Избранное / A.M. Ремизов. - М.: Художественная литература, 1978.

11. Ремизов A.M. «Некролог » П.Е. Щеголеву / A.M. Ремизов // Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского Дома на 1995 год. - СПб., 1999. - 117-123.

12. Ремизов A.M. Повести и рассказы / A.M. Ремизов / сост., вступ. ст. и прим. М.В. Козьменко. - М., 1990. - 460 с.

13. Ремизов A.M. Плачужная канава / A.M. Ремизов // Ремизов A.M. Собр. соч.: В 10-ти т. Т. 4. - М.: Русская книга, 2000. - 283 - 454.

14. Ремизов A.M. Подстриженными глазами / A.M. Ремизов // Ремизов A.M. Собр. соч.: В 10-ти т. Т. 8. - М.: Русская книга, 2000. - 5 - 264.

15. Ремизов A.M. Пруд / A.M. Ремизов // Ремизов A.M. Собр. соч.: В 10-ти т. Т. 1. - М.: Русская книга, 2000. - 31 - 302.

16. Ремизов A.M. Пятая язва / A.M. Ремизов // Ремизов A.M. Собр. соч.: В 10-ти т. Т. 4 . -М. : Русская книга, 2000. - 211 - 282.

17. Ремизов A.M. Бесноватые Савва Грудцын и Соломония / A.M. Ремизов // Ремизов A.M. Собр. соч.: В 10-ти т. Т. 6. - М.: Русская книга, 2001. -С. 297-362.

18. Ремизов A.M. Учитель музыки. Каторжная идиллия / A.M. Ремизов // Ремизов A.M. Собр. соч.: В 10-ти т. Т. 9. - М.: Русская книга, 2002.

19. Ремизов A.M. Хождение Богородицы по мукам / A.M. Ремизов // Ремизов А.М. Собр. соч.: В 10 т. Т. 6. - М.: Русская книга, 2001. - 43 - 5 0 .

20. Ремизов A.M. Царевна Мымра / A.M. Ремизов. - Тула, 1992.

21. Ремизов A.M. Часы / A.M. Ремизов // Ремизов A.M. Собр. соч.: В 10-ти т. - М.: Русская книга, 2000. - 7 - 96.

22. Афанасьев А.Н. Русские заветные сказки / А.Н. Афанасьев. - М.: Миф, 1991.

23. Гоголь Н.В. Записки сумасшедшего / Н.В. Гоголь // Гоголь Н.В. Собр. соч.: В 8 т. Т. 3. - М.: Художественная литература, 1984. - 153 - 172.

24. Гоголь Н.В. Невский проспект / Н.В. Гоголь // Гоголь Н.В. Собр. соч.: В 8 т. Т. 3. - М.: Художественная литература, 1984. - 6 - 38.

25. Гоголь Н.В. Нос / Н.В. Гоголь // Гоголь Н.В. Собр. соч.: В 8 т. Т. 3. - М.: Художественная литература, 1984. - 38 - 62.

26. Гоголь Н.В. Шинель / Н.В. Гоголь // Гоголь Н.В. Собр. соч.: В 8 т. Т. 3. - М.: Художественная литература, 1984. - 113 - 142.

27. Горький М. Поли. собр. соч. Письма: В 24 т. Т. 3 / М. Горький. - М.: Наука, 1997.

28. Громов Г.И. Любовь. Книжка золотая / Г.И. Громов // Цветник осьмнадцатого века: прилож. к журналу «Нева». - СПб, 1993. - Кн. 1. 5-29.

29. Достоевский Ф.М. Бедные люди / Ф.М. Достоевский //Достоевский Ф.М. Поли. собр. соч.: В 30-ти т. Т. 1. - Л.: Наука, 1972. - 300 - 405.

30. Достоевский Ф.М. Братья Карамазовы / Ф.М. Достоевский // Достоевский Ф.М. Поли. собр. соч.: В 30-ти т. Т. 14, 15. - Л.: Наука, 1972.

31. Достоевский Ф.М. Двойник / Ф.М. Достоевский // Достоевский Ф.М. Поли. собр. соч.: В 30-ти т. Т. 1. - Л.: Наука, 1972. - 200 - 270.

32. Достоевский Ф.М. Дядюшкин сон / Ф.М. Достоевский // Достоевский Ф.М. Поли. собр. соч.: В 30-ти т. Т. 2. - Л.: Наука, 1972. - 296 - 398.

33. Достоевский Ф.М. Село Степанчиково и его обитатели / Ф.М. Достоевский // Достоевский Ф.М. Поли. собр. соч.: В 30-ти т. Т. 1. - Л.: Наука, 1972.

34. Зеленин Д.К. Великорусские сказки Пермской губернии / Д.К. Зеленин. - Пгр., 1914. - (Зап. Имп. Рус. Геогр. Общества по отделению этнографии. XLI).

35. Кольцов А.Н. Песня 8 февраля 1842 г.. / А.Н. Кольцов // Кольцов А.Н. Собр. соч.: В 4 т. Т. 2. -Л., 1956.-С. 312.

36. Лесков Н.С. Леди Макбет Мценского уезда / Н.С. Лесков // Лесков Н.С. Собр. соч.: В 12 т. Т. 5.-М.: Правда, 1989. - 247-291.

37. Лесков Н.С. Некрещёный поп / Н.С. Лесков // Лесков Н.С. Собр. соч.: В 12 т. Т. 12. - М.: Правда, 1989.-е. 217-263.

38. Народные русские сказки А.Н. Афанасьева: В 3 т. - М.: Гослитиздат, 1957.

39. Новиков И. Повести из сборника «Похождения Ивана Гостиного сына» / И. Новиков // Повести разумные и замысловатые: Популярная проза XVIII века. - М., 1989. - 397 - 446. 43 .Первая ночь новобрачных. Сенсационная новинка XX века. - Киев, 1909..

40. Повесть о старом муже и молодой жене // Памятники старинной русской литературы, издаваемые графом Григорием Кушелевым. — Безбородко. - СПб., 1861- Вып. 2. - 353 - 354.

41. Пушкин А.С. Гавриилиада / А.С. Пушкин; коммент. Б. Томашевского. -репринт, изд. 1922 года.-М., 1991.

42. Пушкин А.С. Черная шаль / А.С. Пушкин // Пушкин А.С. Собр. соч.: В 10 т. Т. 2 . - М., 1981.- 245.

43. Салтыков-Щедрин М.Е. Господа Головлевы / М.Е. Салтыков-Щедрин // Салтыков-Щедрин М.Е. Избр. соч.: В 2 т. Т. 1. - М., 1984. - 176 -421.

44. Салтыков-Щедрин М.Е. История одного города / М.Е. Салтыков- Щедрин // Салтыков-Щедрин М.Е. Избр. соч.: В 2 т. Т. 1. - М., 1984. -с. 15-176.

45. Сологуб Ф.К. Мелкий бес / Ф.К. Сологуб. - М., 1991. - 25 - 265.

46. Чулков М.Д. Пригожая повариха, или Похождения развратной женщины / М.Д. Чулков // Чулков М.Д. Пересмешник. - М., 1987. - 260-367. И.

47. Алексеев М.П. Пушкин: сравнительно-исторические исследования / М.П. Алексеев.- Л.: Наука, 1984. - 480 с.

48. Артемьева О.В. Мифопоэтика прозы Алексея Ремизова: автореф. ... канд. филол. наук / О.В. Артемьева. - М., 1999. - 20 с.

49. Баевский, B.C. История русской литературы XX века : компендиум / В. Баевский. - 2-е изд., перераб. и доп. - Москва : Яз. слав, культуры, 2003.-445 с.

50. Баран X. Поэтика русской литературы начала XX века / X. Баран; авториз. пер. с англ. яз. - М.: Прогресс: Универс, 1993. - 368 с.

51. Бахтин М.М. Проблемы творчества Достоевского / М.М. Бахтин. - М.: Алконост, 1994. - 176 с.

52. Бахтин, М. М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса / М. М. Бахтин. - 2-е изд. - Москва: Художественная литература, 1990. - 543 с.

53. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества / М.М. Бахтин. - М.: Искусство, 1986. - 444 с.

54. Безродный М. Генезис лейтмотивов у A.M. Ремизова / М. Безродный // Сб. тр. студ. науч. общества филол. факультета: Русская филология-V. - Тарту 1977. - 98 - 109.

55. Белый Андрей. Символизм как миропонимание / сост., вступ.ст. и прим. Л.А.Сугай. - М.: Республика, 1994. - 528с.

56. Васильев Н.Л. «Первая ночь брака» (Опыт историко-литературного комментария) / Н.Л. Васильев // Вопросы онтологической поэтики. Потаенная литература: исследования и материалы. - Иваново, 1998. -С 221-236.

57. Вашкелевич X. Алексей Ремизов «В плену» (Истоки художественного метода) / X. Ващкелевич // Алексей Ремизов: исследования и материалы. - СПб., 1994. - 19 - 25.

59. Введение в литературоведение: учеб. пособие / под ред. Л.В. Чернец. - 2- е изд. перераб. и доп.- М.: Высшая школа, 2006. - 680 с.

61. Виноградов В.В. Гоголь и натуральная школа / В.В. Виноградов. - Л.: Образование, 1925. - 76 с.

62. Виноградов В.В. Проблема сказа в стилистике /В.В. Виноградов // Виноградов В.В. О языке художественной прозы. - М., 1960. - 41 -60.

63. Вознесенский А.В. Канонник как тип книги у старообрядцев / А.В. Возьнесенский // ТОДРЛ. - Т. 48. - СПб., 1993. - С 355 - 368.

64. Возьняк А. Агиография и актуализация. Эстетические искания А. Ремизова в повести «Бесприютная» / А. Возьняк // Алексей Ремизов: исследования и материалы. - СПб., 1994. - 58 — 66.

65. Возьняк А. А. Ремизов: между антигероизмом и пафосом. Из вопросов антропологии / А. Возьняк // Алексей Ремизов: исследования и материалы. - СПб. - Салерно, 2003. - 23 - 32.

66. Волошин M. Лики творчества / M. Волошин. - М.: Наука, 1989. - 848 с.

67. Воспоминания об А.Н. Толстом / сост. З.А. Никитина, Л.И. Толстая. - 2-е изд., доп. - М.: Сов. писатель, 1982. - 495 с.

68. Востриков И.В. Религиозно-философские собрания в Санкт- Петербурге 1901- 1903 гг. Историко-философский анализ: автореф. ... канд. филос. наук / И.В. Востриков. - М., 2007. - 26 с.

69. Гаспаров, М.Л. Антиномичность поэтики русского модернизма / М.Л. Гаспаров // Связь времен: Проблемы преемственности в русской литературе конца 19-начала 20 в. - М., 1992. - 244-264.

70. Герасимов Ю.К. Театр Алексея Ремизова / Ю.К. Герасимов // Алексей Ремизов: исследования и материалы. - СПб., 1994. - 178 — 192.

71. Гиппиус З.Н. Дневники: в 2 кн. / З.Н. Гиппиус; под общ. ред. А.Н. Николюкина. - М.: Интелвак, 1999. - кн. 1. 733 с , Кн. 2 - 718 с.

72. Горный Е.А. «Бедовая доля» A.M. Ремизова (К истолкованию заглавия) / Е.А. Горный // Труды по русской и славянской филологии: Литературоведение. 1. (Новая серия). -Тарту, 1994. - 168-175.

73. Горный Е.А. Заметки о поэтике A.M. Ремизова: «Часы» / Е.А. Горный // В честь 70-летия профессора Ю.М. Лотмана: сб. статей. - Тарту, 1992.-С. 192-209.

74. Грачёва A.M. Алексей Ремизов и древнерусская культура / A.M. Грачева. - СПб.: Дмитрий Буланин, 2000. - 334 с.

75. Грачёва A.M. Алексей Ремизов и Леонид Андреев (Введение к теме) / A.M. Грачева // Алексей Ремизов: исследования и материалы. — СПб., 1994.-С. 4 1 - 5 2 .

76. Грачёва A.M. Апокалипсисы Алексея Ремизова («Пятая язва» и «Плачужная канава») / A.M. Грачева // Ремизов A.M. Собр. соч.: В 10-ти т. - Т. 4. - М.: Русская книга, 2000. - 499 - 510.

77. Грачева A.M. Басни, кощуны и миракли русской культуры («Мышкина дудочка» и «Петербургский буерак») / A.M. Грачева // Ремизов A.M. Собр. соч.: В 10-ти т. Т. 10. - М.: Русская книга, 2002. - 418 - 430.

78. Грачева A.M. Жизнь и творчество Алексея Ремизова / A.M. Грачева // Ремизов A.M. Собр. соч.: В 10-ти т. Т. 1. - М.: Русская книга, 2000. - 8-30.

79. Грачева A.M. Между Святой Русью и Советской Россией. Алексей Ремизов в эпоху Второй русской революции / A.M. Грачева // Ремизов A.M. Собр. соч.: В 10-ти т. Т. 5. - М.: Русская книга, 2000. - 589 -604.

80. Грачева A.M. Множественность миров в книге А. Ремизова «Подстриженными глазами» / A.M. Грачева // Ремизов A.M. Собр. соч.: В 10-ти т. Т. 8. - М.: Русская книга, 2000. - 528 - 537.

81. Грачева A.M. Научная конференция «Русский рассказ и литературный процесс начала XX века» / A.M. Грачева // Русская литература. - 1989. - № 2 . - С . 250-252.

82. Грачева A.M. О человек, Боге и о судьбе: Апокрифы и легенды Алексея Ремизова / A.M. Грачева // Ремизов A.M. Собр. соч.: в 10-ти т. - Т. 6. - М.: Русская книга, 2001. - 650 - 663.

83. Грачева A.M. Повесть A.M. Ремизова «Савва Грудцын» и ее древнерусский прототип / A.M. Грачева // ТОДРЛ. - Л., 1979. - XXXIII. 388-400.

84. Грачева A.M. Революционер ли Алексей Ремизов: мифы и реальность / A.M. Грачева // Лица: Биографический альманах. - М. - СПб., 1993. -Вып. 3 . - С . 419-447.

85. Грачева A.M. «Слово о погибели русской земли» и произведения A.M. Ремизова / A.M. Грачева // Академик Василий Михайлович Истрин: тез. докл. обл. науч. чтений, посвящ. 125-летию со дня рождения ученого-филолога. - Одесса, 1990. - 97 - 98.

86. Грачева A.M. Структура патерикового рассказа и ее отражение в сборнике А. Ремизова «Бисер малый» / A.M. Грачева // Материалы республиканской конференции СНО 1977. - Тарту, 1977. - Вып. 3. - 66 - 77.

87. Грякалова Н.Ю. А. Ремизов в работе над книгой «Павлиньим пером» (Новые материалы) / Н.Ю. Грякалова // Алексей Ремизов: исследования и материалы. - СПб., 1994. - 115 - 123.

88. Гусева Е.В. Двоемирие A.M. Ремизова (Роман «Пруд») / Е.В. Гусева; под науч. ред. проф. И.П. Карпова. - Йошкар-Ола: Марийский гос. пед. институт, Лаборатория аналитической филологии, 2005. - 72 с.

89. Д'Амелия Антонелла. «Автобиографическое пространство» Алексея Ремизова / Антонелла Д'Амелия // Ремизов A.M. Собр. соч.: В 10-ти т. Т. 9. - М.: Русская книга, 2002. - 449 - 464.

90. Д'Амелия Антонелла. Книга без конца: «Россия в письменах» / Антонелла Д'Амелия // Алексей Ремизов: Исследования и материалы. -СПб., Салерно, 2003. - 125 - 140.

91. Д'Амелия Антонелла. Поздние повести Ремизова: в поисках жанра / Антонелла Д'Амелия // Алексей Ремизов: исследования и материалы. - СПб., 1994. - 104 - 114.

92. Данилевский А.А. A realioribus ad realia / А.А. Данилевский // Уч. зап. Тартус. гос. ун-та. - Тарту, 1987. - Вып. 781. - 99 - 123.

93. Данилевский А.А. A.M. Ремизов и Лев Шестов: (Статья первая) / А.А. Данилевский // Труды по русской и славянской филологии. Литературоведение. - Тарту, 1990. -Вып. 883. - 139 - 156.

94. Данилевский А.А. Велимир Хлебников в «Крестовых сестрах» A.M. Ремизова / А.А. Данилевский // Мир Велимира Хлебникова: Статьи, исследования, 1911 - 1998. - М., 2000. - 385 - 390.

95. Данилевский А.А. Герой A.M. Ремизова и его прототип / А.А. Данилевский // Актуальные проблемы теории и истории русской литературы. - Тарту, 1987. - Вып. 748. - 150 - 165.

96. Данилевский А.А. Mutatio nomine de te fabula narrator / A.A. Данилевский // Уч. зап. Тарт. гос. ун-та. - Тарту, 1986. - Вып. 735. - 137-149.

97. Данилевский А.А. О романе А. Ремизова «Пруд» / А.А. Данилевский // Ремизов A.M. Собр. соч.: В 10-ти т. Т. 1. - М.: Русская книга, 2000. - 508 - 524.

98. Данилова И.Ф. Страшная месть: Из комментария к повести A.M. Ремизова «Крестовые сестры» / И.Ф. Данилова // Алексей Ремизов: исследования и материалы. - СПб., Салерно, 2003. - 113 - 124.

99. Дворцова, Н.П. М.Пришвин и А.Ремизов : (к истории творческого диалога) // Вестн.Моск.ун-та. Сер.9. Филология. - 1994. - N2. - 27-33

100. Дмитриева Р.П. Повесть о Петре и Февронии в пересказе A.M. Ремизова / Р.П. Дмитриева // ТОДЛ АН СССР. - Л., 1970. - Т. XXVI. -С. 155-176.

101. Дневник Алексея Ремизова 1941 года / вступ. статья, подгот. текста, комментарии A.M. Грачевой // Блоковский сборник XVI: Александр Блок и русская литература первой половины XX века. -Тарту, 2003. - 184-200.

102. Дорожкина В.Ю. «Посолонь» A.M. Ремизова: принципы поэтики как истоки самобытности / В.Ю. Дорожкина // Вест. СПбГУ — Сер. 2. - 1996. -Вып. 1 (№2). - 104 - 109.

103. Доценко Н. «Автобиографическое» и «апокрифическое» в творчестве А. Ремизова / Н. Доценко // Алексей Ремизов: исследования и материалы. - СПб., 1994. - 33 - 40.

104. Доценко Н. «Воробьиная ночь» Алексея Ремизова / Н. Доценко // Русская речь. - 1994. - № 2. - 103 - 106.

105. Доценко Н. Два подхода к фольклору: Городецкий и А. Ремизов / Н. Доценко // Труды по русской и славянской филологии. Литературоведение. - Тарту, 1990- Вып. 883. - С . 116-137.

106. Доценко Н. Загадка одного предисловия A.M. Ремизова / Н. Доценко // Блоковский сборник. - Тарту, 1993- Вып. 12. - 147-158.

107. Доценко «И к злодеям причтен». Тема предательства в поэме А. Ремизова «Иуда» / Доценко // Алексей Ремизов: исследования и материалы. - СПб., Салерно, 2003. - 43 — 54.

108. Доценко Н. Нарочитое безобразие / Н. Доценко // Литературно обозрение. - 1991. - № 11. - 72 - 75.

109. Доценко Н. О символическом подтексте даты написания «Слова о погибели русской земли» A.M. Ремизова / Н. Доценко // Блоковский сборник. - Тарту, 1996. - Вып. 13: Русская культура XX века: метрополия и диаспора. - 86 - 92.

110. Доценко Н. Проблемы поэтики A.M. Ремизова: Автобиографизм как конструктивный принцип творчества / Н. Доценко. - Tallinn: Trsnj Kirjastus, 2000. -161 с.

111. Доценко Н. Северные мотивы в апокрифах A.M. Ремизова / Н. Доценко // Культура русского Севера: традиции и современность. - Череповец, 1990. - 79 - 81.

112. Дроздова Г.Ю. Миф и своеобразие его воплощения в цикле «Посолонь» А. Ремизова / Г.Ю. Дроздова // Мировая словесность для детей и о детях. - Вып. 4. - М., 1999. - 46 - 49.

113. Дубнова, Е.Я. А.М.Ремизов в драматическом театре В.Ф.Комиссаржевской / Е.Я. Дубнова // Памятники культуры: Новые открытия: Письменность. Искусство. Археология: Ежегодник. 1992. -М., 1993.-С.87-104.

114. Дубровский А.В. Стихотворная псевдопушкиниана (Исследование текстов, приписываемых А. Пушкину): автореф. дисс. ... канд. филол. наук / А.В. Дубровский. - СПб., 2007. - 43 с.

115. Дудкин В.В. Достоевский - Ницше: (Проблема человека) / В.В. Дудкин. - Петрозаводск: КГПИ, 1994. - 153 с.

116. Евнин Ф. Об одной историко-литературной легенде / Ф. Евнин // Русская литература. - 1965- №3. - 20 - 26.

117. Есаулов И.А. Пасхальность русской словесности / И.А.Есаулов. - М.: Кругъ, 2004. - 559 с.

118. Жаков К.Ф. Гипотеза, ее природа и роль в развитии науки и философии / К.Ф. Жаков. - Петроград, 1915. - 56 с.

119. Жиляков А.С. Жанровое своеобразие литературной сказки рубежа XIX - XX веков («Посолонь» A.M. Ремизова — «Пак с волшебных холмов» Р. Киплинга): автореф. ... канд. филол. наук / А.С. Жиляков; Томск, гос. ун-т. - Томск, 2008. — 26 с.

120. Жирмунский, В.М. Метафора в поэтике русских символистов / публ.В.В.Жирмунской-Аствацатуровой // Новое литературное обозрение.-1999.-Ш5.-С.222-249.

121. Застрожнова (Сокол) Е.М. «Маленький человек» в свете христианской традиции: (от Гоголя к Достоевскому) / Е.М. Застрожнова. - М.: ТЕИС, 2004. - 232 с.

122. Иванов В.В. Безобразие красоты: Достоевский и русское юродство / В.В. Иванов. - Петрозаводск, 1993.

123. Иванов Вяч. По звездам: ст. и афоризмы / Вяч. Иванов. - СПб.: ОРЫ, 1909.

124. Иезуитова Л.А. «Слово о погибели русской земли» А. Ремизова в газете «Воля Народа» / Л.А. Иезуитова // Алексей Ремизов: исследования и материалы. - СПб., 1994. - 67 - 80.

125. Иезуитова Л.А. Три Иуды в русской литературе Серебряного века: Л. Андреев, М. Волошин, А. Ремизов / Л.А. Иезуитова // Алексей Ремизов: исследования и материалы. - СПб., Салерно, 2003. - 55 -68.

126. Измайлов А. Пёстрые знамёна: Литературные портреты безвременья/ А. Измайлов. - М . : Тв-во Д.И. Сытина, 1913.-512 с.

127. Илюшин А. Бранное слово русской поэзии / А. Илюшин // Комментарии. - 1993. - № 1- 2.

128. История русской литературы,20 век.Серебряный век / под ред. Ж.Нива, И.Сермана, В.Страды, Е.Эткинда. - М.: Прогресс : Литера, 1995. - 703с.

129. Казин А.Л. Образ мира. Искусство в культуре 20 века / Всерос.науч.-исслед.ин-т искусствознания. - СПб.: ВНИИИ, 1991. -210с.

130. Калениченко О.Н. Отражение мифологемы о строительной жертве в рассказе - притче A.M. Ремизова «Жертва» / О.Н. Калениченко // Литература и фольклорная традиция. - Волгоград, 1997. - С . 183-191.

131. Карпов И.П. Авторология русской литературы (И.А. Бунин, Л.Н. Андреев, A.M. Ремизов) / И.П. Карпов. - Йошкар-Ола: Марево, 2003. -448 с.

132. Кацис Л.Ф. Апокалиптика «серебряного века» (эсхатология в художественном сознании) / Л.Ф. Кацис // Человек. - 1995. - № 2. -С. 143 - 154.

133. Кацис Л. Русская эсхатология и русская литература / Л. Кацис. - М.: ОГИ, 2000. - (Серия «Исследования по истории русской мысли»; Т. 5.).-655 с.

134. Кацис Л. Эротика 1910-х и эсхатология обэриутов / Л. Кацис // Литературное обозрение. - 1994. - № 9-10. — 57 - 63.

135. Кашина Н.В. Эстетика Ф.М. Достоевского: учеб. пособие / Н.В. Кашина. - 2-е изд., испр. и доп. - М.: Высш. шк. (вузы и техникумы), 1989.-288 с.

136. Келдыш В.А. Русский реализм начала XX века / В.А. Келдыш. - М.: Наука, 1975.- 279 с.

137. Кибальник Пушкин у Ремизова / Кибальник // Алексей Ремизов: исследования и материалы. - СПб., 1994. - 172 - 176.

138. Климова М.Н. «Трагедия о Иуде, принце Искариотском» A.M. Ремизова и ее древнерусский источник / М.Н. Климова // Роль традиции в литературной жизни эпохи. Сюжеты и мотивы. -Новосибирск, 1995. - 89 - 100.

139. Кодрянская Н. Алексей Ремизов / Н. Кодрянская. - Париж, 1959.

140. Кодрянская Н. Алексей Ремизов своих письмах / Н. Кодрянская. -Париж, 1977.-416 с.

141. Козьменко М.В. Алексей Ремизов / М.В. Козьменко // Русская литература рубежа веков (1890-е - начало 1920-х гг.): Кн. 2. - М., 2001.- 300-360.

142. Козьменко М.В. «Лимонарь» как опыт реконструкции русской народной веры / М.В. Козьменко // Алексей Ремизов: исследования и материалы. - СПб., 1994. - 26 - 32.

144. Козьменко М. Удоноши и фаллофоры Алексея Ремизова / М.В. Козьменко // Эрос. Россия. Серебряный век. - М., 1992. - 3 - 20.

145. Колобаева Л. А. Русский символизм / Л. А. Колобаева. - Москва : Изд-во Моск. ун-та, 2000. - 294 с.

146. Коробейникова О.Ю. Повтор как средство создания Оорнаментальности повествования / О.Ю. Коробейникова // Вест. СПбГУ. — Сер. 2: История, языкознание, литературоведение. - 1995. -В ы п . З . - С . 107-109.

147. Крылова Н.В. Медный век: Очерк теории и литературной практики русского авангарда: учеб. пособие / Н.В. Крылова. -Петрозаводск: Карел, гос. пед. ун-т, 2002. - 128 с.

148. Кузмин М. Заметки о русской беллетристике / М. Кузмин // Аполлон. - 1910. - № 7. - С . 43.

149. Кузнецов А. Юродство и столпничество. Религиозно- психологическое исследование / А. Кузнецов. - СПб, 1913.

150. Кулешов В.И. Натуральная школа в русской литературе XIX века /В.И. Кулешов. - М.: Просвещение, 1982. - 240 с.

151. Кургатников А. Таинственная книга / А. Кургатников // Цветник осьмнадцатого века: прилож. к журналу «Нева». - СПб., 1993. - 3 -5.

152. Кушникова М. Место в памяти: Вокруг старого Кузнецка / М. Кушникова. - Кузнецк, 2001.

153. Лавров А.В. «Взвихрённая Русь» Алексея Ремизова: символистский роман-коллаж / А.В. Лавров // Ремизов A.M. Собр. соч.: В 10-ти т. Т. 5. - М.: Русская книга, 2000. - 544 - 557.

154. Лавров А.В. У истоков творчества Андрея Белого («Симфонии») / А.В. Лавров // Белый А. Симфонии. - Л., 1990. - 5 - 34.

155. Левинтон Г.А. Достоевский и «низкие» жанры фольклора / Г.А. Левинтон // Wiener Slawistischer Almanach. — Wien, 1982. — Bd. 9. — S. 80.

156. Левинтон Г.А. Ремизовский подтекст в «Четвертой прозе» / Г.А. Левинтон // Лотмановский сборник. - М., 1995. - Т. 1. - 596 - 609.

157. Линдеберг О.А. К вопросу об источниках книги А. Ремизова «Трава мурава» // Алексей Ремизов: исследования и материалы. — СПб., Салерно, 2003. - 85 - 92.

158. Лисицкая Е.Н. Два сновидца: А. Ремизов и Н. Клюев / Е.Н. Лисицкая // Традиционализм и модернизм в русской литературе XX века. - Томск, 1999. - 50 - 59.

159. Литература русского зарубежья, 1920-1940 / РАН, Ин-т мировой лит. им. A.M. Горького ; сост. и отв. ред. О.Н.Михайлов. - М.: Наследие, 1993. - 335с.

160. Лихачев, Дмитрий Сергеевич. Русское искусство от древности до авангарда / Д.С. Лихачев. - М.: Искусство, 1992. - 407с.

161. Лихачев Д.С. Смех в Древней Руси / Д.С. Лихачев, A.M. Панченко, Н.В. Понырко. - Л.: Наука, 1984. - 295 с.

162. Лосский Вл. Спор о Софии. «Докладная Записка» прот. Булгакова и смысл Указа Московской Патриархии / Вл. Лосский // Лосский Вл. Спор о Софии. Статьи разных лет. - М.: Изд-во Свято-Владимирского Братства, 1996- 5 - 80.

163. Лотман, Ю.М. Об искусстве : Структура художественного текста. Семиотика кино и проблемы киноэстетики. Статьи. Заметки. Выступления (1962-1993) / Ю.М. Лотман ; сост.: Р.Г. Григорьев, М.Ю. Лотман. - Санкт-Петербург : Искусство-СПБ, 2000. - 702 с.

164. Лурье «Гавриилиада» Пушкина и апокрифические евангелия / Лурье // Пушкин в мировой литературе. - Л., 1926. - 2 - 20.

165. Лурье Я.С. A.M. Ремизов и древнерусский «Стефанит и Ихнелат» / Я.С. Лурье // Русская литература. - 1966. - № 4. - 176 — 179.

166. Манн Ю.В. Поэтика Гоголя / Ю.В. Манн. - М.: Художественная литература, 1978. - 398 с.

167. Мануэльян Э. «Слово о погибели русской земли» А. Ремизова и идеология скифства Р. Иванова-Разумника / Э. Манульян // Алексей Ремизов: исследования и материалы. - СПб., 1994. - 81 - 87.

168. Мейер А.А. Петербургское Религиозно-философское Общество / А.А. Мейер // Вопросы философии. - 1992. - №7. - 107 - 115.

169. Мейер А.А. Религиозный смысл мессианизма / А.А. Мейер // Вопросы философии. - 1992. - №7. - 99-105.

170. Мелетинский Е.М. Поэтика мифа / Е.М. Мелетинский. - 3-е изд., репринт. - М.: Восточная литература, 2000. - 406 с.

171. Мень А. Православное богослужение. Таинство, Слово и образ / А. Мень. - М.: Слово, 1991. - 191 с.

172. Минералова И.Г. Русская литература Серебряного века. Поэтика символизма: учеб. пособие / И.Г. Минералова. - 3-е изд., испр. - М.: Флинта: Наука, 2006. - 272 с.

173. Минц З.Г. К изучению периода «кризиса символизма» (1907- 1910) / З.Г. Минц // Минц З.Г. Поэтика русского символизма. СПб., 2004. 207-222.

174. Минц З.Г. О некоторых «неомифологических» текстах в творчестве русских символистов / З.Г. Минц // Минц З.Г. Поэтика русского символизма. - СПб., 2004. - 59 - 96.

175. Минц З.Г. Функция реминисценций в поэтике Ал. Блока / З.Г. Минц // Минц З.Г. Поэтика Александра Блока. - СПб., 1999. - 362 -388.

176. Михайлов А.И. О сновидениях в творчестве Алексея Ремизова и Николая Клюева / А.И. Михайлов // Алексей Ремизов: исследования и материалы. - СПб., 1994. - 89 - 103.

177. Михайлов А.С. Сказочная Русь Алексея Ремизова / А.С. Михайлов // Русская литература. - 1995. - № 4. - 50-67.

178. Мотеюнайте И.В. Восприятие юродства русской литературой XIX - XX вв.: автореф. дисс. ... докт. филол. наук / И.В. Мотеюнайте. -В. Новгород, 2006. - 39 с.

179. Мурьянов М.Ф. Из комментариев к «Гавриилиаде» / М.Ф. Мурьянов // Временник пушкинской комиссии. 1971. — Л., 1973. - 76 - 80.

180. Нагорная Н.А. Виртуальная реальность сновидений в творчестве A.M. Ремизова/Н.А. Нагорная. - Барнаул: Изд-воБГПУ, 2 0 0 0 - 150 с.

181. Ницше Ф. Так говорил Заратустра / Ф. Ницше. - М., 1989.

182. Обатнина Е.Р. A.M. Ремизов: личность, творчество, художественный опыт: автореф. ... докт. филол. наук / Е.Р. Обатнина. -СПб., 2006.

183. Обатнина Е.Р. «Магический символизм» Алексея Ремизова / Е.Р. Обатнина // Ремизов A.M. Собр. соч.: В 10 т. Т. 3. - М., 2000. - 573 -591.

184. Обатнина Е.Р. Миф о Гоголе начала XX века и «Огонь вещей» Алексея Ремизова / Е.Р. Обатнина // Алексей Ремизов: исследования и материалы. - СПб., 1994. - 129 - 141.

185. Обатнина Е.Р. Обезьянья Великая и Вольная Палата Алексея Ремизова/ Е.Р. Обатнина // Ремизов A.M. Собр. соч.: В 10 т. Т. 5. - М., 2000.- 641-651.

186. Обатнина Е.Р. О целях творчества. Полемический диалог А. Ремизова и И. Ильина // Е.Р. Обатнина / Алексей Ремизов: Исследования и материалы. - СПб. - Салерно, 2003. - 181 -202.

187. Обатнина Е.Р. Творчество памяти. Мифологическое пространство художественной прозы Алексея Ремизова / Е.Р. Обатнина // Ремизов A.M. Собр. соч.: В 10-ти т. Т. 7. - М.: Русская книга, 2002. -С. 476-501.

188. Обатнина Е.Р. Царь Асыка и его подданные. Обезьянья Великая и Вольная Палата A.M. Ремизова в лицах и документах / Е.Р. Обатнина. - СПб.: Изд-во Ивана Лимбаха, 2001.-384 с.

189. Орлицкий Ю.Б. Стих и проза в творчестве А. Ремизова (К постановке проблемы) // Алексей Ремизов: исследования и материалы. -СПб., 1994.-С. 166-171.

190. Пайман А. История русского символизма / А. Пайман; пер. с англ. В.В. Исакович. - М.: Республика, 1998. - 415 с.

191. Петербургское Религиозно-философское общество (1907- 1917) / публ. и примеч. Е.В. Бронниковой // Вопросы философии. - 1993. -№ 6 . - 119- 158.

192. Петухов С В . «Северная Бретань»: Усть-Сысольск в изображении A.M. Ремизова / С В . Петухов // Коренные этносы Севера европейской части России: история, современность, перспективы. - Сыктывкар, 2000. - С 423 - 426.

193. Пигин А.В. Повесть A.M. Ремизова «Соломония» и ее древнерусский источник / А.В. Пигин // Русская литература. - 1989. — № 2 . - С . 114-118.

194. Пигин А.В. Древнерусская повесть о бесе Зерефере в пересказе Алексея Ремизова / А.В. Пигин // Алексей Ремизов: исследования и материалы. - СПб., Салерно, 2003. - 93-104.

195. Письма A.M. Ремизова к П.Е. Щеголеву. Ч. 1. Вологда (1902 - 1903) / вступит, ст., подгот. текстов и коммент. A.M. Грачевой // Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского Дома на 1995 год. — СПб., 1999.- 121- 177.

196. Погосян Е. «И невозможное возможно»: Свадьба шутов в Ледяном доме как факт официальной культуры / Е. Погосян // Труды по русской и славянской филологии: Литературоведение. IV (Новая серия). - Тарту, 2001.- 80 - 109.

197. Раевская-Хьюз О.П. Волшебная сказка в книге А. Ремизова «Иверень» / О.П. Раевская-Хьюз // Ремизов A.M. Собр. соч.: В 10-ти т. Т. 8.-М.: Русская книга, 2000. - 604-614.

198. Резникова Н.В. Огненная память / Н.В. Резникова. - Berkeley Slavic Specialties, 1980. - 147 с.

199. Ремизов и Голландия: Переписка с Б.Н. Рапчинским (1947 - 1957) / сост. Т.В. Цивьян, отв. ред. Вяч. Вс. Иванов. - М.: Наука, 2004. - 167 с.

200. Розанов Ю.В. Алексей Ремизов и «русский Париж» / Ю.В. Розанов // Французская культура в русской провинции. Материалы чтений. - Вологда, 2000. - 35-40.

201. Розанов Ю.В. Драматургия Алексея Ремизова и проблема стилизации в русской литературе начала XX века: автореф. ... канд. филол. наук / Ю.В. Розанов; Вологод. пед. ун-т. - Вологда, 1994. — 25 с.

202. Розанов Ю.В. Зырянский миф Алексея Ремизова / Ю.В. Розанов // Рябининские чтения - 2007: материалы V науч. конф. по изучению народной культуры Русского Севера. - Петрозаводск, 2007. - 435 -437.

203. Розанов Ю.В. Иуда Искариот в трактовке Алексея Ремизова / Ю.В. Розанов // Библейские мотивы и образы в русской литературе. -Вологда, 1995. - 43 - 51.

204. Розанов Ю.В. Научная книга в творческом сознании А.М Ремизова / Ю.В. Розанов // Алексей Ремизов: исследования и материалы. - СПб. - Салерно, 2003. - 33 — 42.

205. Розанов Ю.В. Об одной особенности Никольского сюжета у A.M. Ремизова / Ю.В. Розанов // Почитание святителя Николая Чудотворца и его отражение в фольклоре, письменности и искусстве. - М., 2007. - 95 - 97.

206. Розанов Ю.В. А.Н. Островский в «снах» Алексея Ремизова / Ю.В. Розанов // Щелыковские чтения. А.Н. Островский и современная культура. - Кострома, 2000. - 48-51.

207. Розанов Ю.В. Писатель в маске сказителя / Ю.В. Розанов // Текст - Культура - Социум: сб. ст., посвящ. 70-летию проф. М.А. Вавиловой. - Вологда, 2000. - 98-104.

208. Розанов Ю.В. Повесть Алексея Ремизова «Страсти Господни» в контексте религиозных исканий Серебряного века /Ю.В. Розанов // Евангельский текст в русской литературе: цитата, реминисценция, мотив, сюжет, жанр. - Петрозаводск, 2001—Вып. 3.— 444-451.

209. Розанов Ю.В. Пришвинский миф Алексея Ремизова / Ю.В. Розанов // Вопросы литературы. - 2004. - № 1 - 70 - 83.

210. Розанов Ю.В. Протопоп Аввакум в творческом сознании A.M. Ремизова / Ю.В. Розанов // Евангельский текст в русской литературе: цитата, реминисценция, мотив, сюжет, жанр. - Петрозаводск, 2003. -Вып. 4 . - 436-447.

211. Розанов Ю.В. «Русский стиль» Алексея Ремизова / Ю.В. Розанов // Шахматовский вестник.- 1997. - №7. - 184-188.

212. Розанов Ю.В. Северный маршрут Алексея Ремизова: поэзия и правда / Ю.В. Розанов // Вопросы литературы. - 2004. - 70 - 84.

213. Русская литература серебряного века: Учеб.пособие для общеобразоват. школ, лицеев и гимназий / под ред. В.В.Агеносова. -М.: ПРО-ПРЕСС, 1997. - 352с.

214. Рыжова Н.А. Цикл произведений A.M. Ремизова о святом Николае Угоднике («Николины притчи», «Три серпа»): вопросы истории текста: автореф. дисс... канд. филол. наук / Н.А. Рыжова. -Вологда, 2005.-18 с.

215. Рыстенко А.В. Заметки о сочинениях Алексея Ремизова: Тт. I - VIII. - Спб.: Шиповник, 1911 - 1912 г / А.В. Рыстенко. - Одесса: «Экономическая» типография, 1913- 114 с.

216. Рязановский Ф.А. Демонология в древнерусской литературе / Ф.А. Рязановский. -Москва: Печатня А.И. Снегиревой, 1915. - 126 с.

217. Сёке К. Модель ремизовского ада: (Анализ повести «Пятая язва») / К. Сёке // Studia Slavica (Budapest). - 1989. - Т. 35. - Fasc. 3 - 4. - S. 385-392.

218. Сёке К. Проблема идентификации автобиографического героя или «смерть автора»?: Об автобиографичности прозы А. Ремизова / К. Сёке // Алексей Ремизов: исследования и материалы. - СПб., Салерно, 2003.-С. 13-22.

219. Сёке К. Проблема обезличенности в повести А. Ремизова «Часы» / К. Сёке // Dissertationes Slavicae. Slavistische Mitteilungen. Материалы и сообщения по славяноведению. Sectio historiae litterarum. - Szeged, 1985.- XVII.

220. Сергеев O.B. Алексей Ремизов - узник сна / О.В. Сергеев. - М.: Изд-во Моск. пед. ун-та, 2002. - 356 с.

221. Синани-Мек Лауд Е. Волшебное мышление A.M. Ремизова: «Мышкина дудочка» / Е. Синани-Мек Лауд // Алексей Ремизов: исследования и материалы. - СПб., 1994. - 124 - 128.

222. Слобин Г. Белый PI Ремизов в борьбе за Гоголя модернистов: конец 20-х - начало 30-х годов / Г. Слобин // Алексей Ремизов: исследования и материалы. - СПб., Салерно, 2003. - 163 - 180.

223. Слобин Г. Динамика слуха и зрения в поэтике Алексея Ремизова / Г Слобин // Алексей Ремизов: исследования и материалы. - СПб., 1994. - С . 157-165.

224. Слобин Г Н. Проза Ремизова 1900-1921 / Г. Слобин; пер. с англ. Г.А. Крылова. - СПб.: Академический проект, 1997. - 206 с.

225. Смирнова Л.А. Русская литературе конца XIX - начала XX века: учеб. для студентов ун-тов и пед. ин-тов / Л.А. Смирнова. - М.: Лакомки., 2001.-399 с.

226. Соловьёв В. Россия и вселенская Церковь / В. Соловьев; пер. с фр. Г.А. Рачинского. - М.: Путь, 1911. - 451 с.

227. Субботин, СИ. Еще раз о дате первой публикации «Слова о погибели...» А.М.Ремизова / С И . Субботин // Нов. лит. обозрение.-1995.-N14.-C.154-156

228. Терапиано, Юрий. Литературная жизнь русского Парижа за полвека( 1924-1974): Эссе, воспоминания, статьи / сост. Р.Герра, А.Глезер ; послесл. Р. Герра. - Париж; Нью-Йорк : Альбатрос : Третья волна, 1987. - 352с.

229. Топоров В.Н. Древнеиндийская драма Шудраки «Глиняная повозка»: Приглашение к медленному чтению / В.Н. Топоров. - М.: Наука, ОГИ, 1998. -414 с.

230. Топоров В.Н. О «Крестовых сестрах» A.M. Ремизова: поэзия и правда. Статья вторая / В.Н. Топоров // Топоров В.Н. Петербургский текст русской литературы: избр. тр. - СПб., 2003. — 530 - 537.

231. Топоров В.Н. О «Крестовых сестрах» A.M. Ремизова: поэзия и правда. Статья первая / В.Н. Топоров // Топоров В.Н. Петербургский текст русской литературы: избр. тр. - СПб., 2003. — 519 - 529.

232. Туниманов В.А. Тропа Ремизова к Лескову / В.А. Туниманов // Русская литература. - 1998. - № 3. - 18-32.

233. Тынянов Ю.Н. Достоевский и Гоголь (к теории пародии) / Ю.Н. Тынянов // Тынянов Ю.Н. Литературная эволюция: избр. тр. - М.: Аграф, 2002. - 300 - 339.

235. Тырышкина Е.В. «Крестовые сестры» A.M. Ремизова: концепция и поэтика / Е.В. Тырышкина. — Новосибирск: Изд-во Новосиб. гос. пед. ун-та, 1997.- 235 с.

236. Тырышкина Е.В. Сны и явь героинь «Крестовых сестер» / Е.В. Тырышкина // Алексей Ремизов: исследования и материалы. - СПб., 1994.-С. 5 3 - 5 7 .

237. Усимова Г.А. Фольклорные традиции и их переосмысление в книге сказок «Посолонь» / Г.А. Усимова // Творчество Д. Дрожжина в контексте русской литературы XX века. - Тверь, 1999. - 89 - 95.

238. Фадеева Е. Библейские и древнерусские мотивы в повести А. Ремизова «Пятая язва» / Е. Фадеева // Алексей Ремизов: исследования и материалы. - СПб., Салерно, 2003. - 105 - 112.

239. Фиалкова Л.Л. Проблемы фантастики A.M. Ремизова / Л.Л. Фиалкова // Историко-литературный процесс. Методологические аспекты. - Рига, 1989. -С. 76- 78.

240. Филин М.Д. Все мы выросли из пушкинских сновидений, или Два слова о пушкинской эссеистике Ремизова / М.Д. Филин // Русская речь. - 1993.- № 3. - 13 - 14.

241. Филиппова М.Г. Образ Стратилатова в повести A.M. Ремизова «Неуёмный бубен» / М.Г. Филиппова // Филологические штудии: сб. науч. тр.- Иваново, 1999- Вып. 3. - 58 - 65.

242. Филиппова М.Г. О своеобразии трактовки женских образов в романе А. Ремизова «Крестовые сестры» / М.Г. Филиппова // «Серебряный век». Потаённая литература. - Иваново, 1997. - 148-157.

243. Цейтлин А.Г. Повесть о бедном чиновнике Достоевского (к истории одного сюжета) / А.Г. Цейтлин. - М.: Типограф. Московского армян, литер.-худож. кружка, 1923. — 62 с. *»

244. Цивьян Т. О ремизовской гипнологии и гипнографии / Т. Цивьян // Серебряный век в России. - М., 1993. - 199 - 238.

245. Цивьян Т. Ремизов и его языковые эксперименты / Т. Цивьян // Русистика. Славистика. Индоевропеистика. - М., 1996. - 690 -703.

247. Чередникова М.П. Игра - обряд - миф в цикле А. Ремизова «Посолонь» / М.П. Чередникова // Детский сборник: статьи по детской литературе и антропологии детства. - М.: ОГИ, 2003. - 145-152.

248. Шварцбанд СМ. История текстов: «Гавриилиада», «Подражания Корану», «Евгений Онегин» (гл. I-IV) / С М . Шварцбанд. - М.: Рос. гос. ун-т, 2004. — 237 с.

249. Эткинд, Александр. Культура против природы: психология русского модерна: Критика. / Александр Эткинд // Октябрь.-1993.-N7.-С.168-192.

250. Эткинд A.M. Эрос невозможного:История психоанализа в России /Ред.:Т.Дементьева(отв.ред.),Н.Якимчук. - СПб. : Медуза, 1993. - 463с.

251. Эткинд, Е.Г. "Внутренний человек" и внешняя речь : Очерки психопоэтики рус. лит. XVIII-XIX веков / Е.Г. Эткинд. - М. : Языки русской культуры, 1999. - 446 с. III.

252. Geib К. Stilstudien А. М. Remizov / К. Geib.- Munich: Fink-Verlag, 1970.- 60 р.

253. Mirsky D.S. History of Russian Literature / D.S. Mirsky. - London, 1986.- P. 481.

254. Shane A. Prisoner of Fate: Remizov's Short Fiction / A. Shane // Russian Literature Triquarterly: IV. - 1972-

255. Shane A. Remizov's Prad: From Symbolism to Neo-Realism / A. Shane // California Slavic Studies: 1. 1971. - P. 71-82.

257. Waszkielewicz H. Modemistyczny starowierca. Glovne motywy prozy Aleksego Riemizowa / H. Waszkielewicz. - Krakow, 1994. - 152 p.

258. Wozniak A. Apokryficznosc jako literacka idea niekanonicznosci. О "apokrifach" Aleksego Riemizowa / A. Wozniak // Nie - zlota legenda. Kanonicznosc I apokryficznosc w kulturze. - Ozarow, 2003. - P. 21-34.

259. Wozniak A. Autorstwo I podmiotowosc w poznej prozie Aleksego Riemizowa. О relacjach estetyki modernizmu I postmodemizmu / A. Wozniak // Postmodernizm rosyjski I jego antycypacje. - Krakow, 2007. — P. 49 - 64.

260. Wozniak A. Literatura w perspektywie teologii. Aleksego Riemizowa teoria bogoszlowieczenstwa / A. Wozniak // Ze studiow nad literature rosyjska XIX i XX wieku. - T. II: Poetyka I konteksty kulturowe. - Lublin, 1997.-P. 119-134.

261. Wozniak A. Tradycja ruska wedlug Aleksego Riemizowa / A. Wozniak. - Lublin: Redakcja wydawnictw katolickiego uniwersytetu lubelskiego, 1995. - 276 p.

262. Wozniak A. Uwagi о psyhologii w tworczosci Aleksego Riemizowa («Piata plaga» I «Niemilknacy beben») / A. Wozniak // Problemy psyshologizmu w literaturach wschodnioslowianskich.- Zielona Gora, 1991. - P. 143-152. IV.

263. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4 т. /В.И. Даль. - М . : Терра, 1994.

264. Зверинский В.В. Преобразования старых учреждения новых монастырей с 1764 г. по 1 июня 1890 год В.В. Зверинский. - СПб.: 1890.-300 с.

265. Литературный энциклопедический словарь / под ред. В.М. Кожевникова, П.А. Николаева.- М.: Советская энциклопедия, 1987. -752 с.

266. Мифы народов мира / под ред А. Токарева. М.: Советская энциклопедия, 1987-1988. -

267. Москва: энциклопедия / гл. ред. С О . Шмидт. - М.: Большая рос. энциклопедия, 1997.-973 с.

268. Новейший философский словарь / ред. и сост. А.А. Грицанов. - Изд. 3 -е испр-Минск: Книж. дом, 2003. - 1280 с.

269. Ожегов С И Толковый словарь русского языка / С И . Ожегов, Н.Ю. Шведова. - М.: Азъ, 1993. - 960 с.

270. Руднев В.П. Словарь культуры XX века / В.П. Руднев. - М.: Аграф, 1998.-384 с.

271. Русская периодическая печать (1702 - 1894) / под ред. А.Г. Дементьева и др. - М.: Госполитиздат, 1959. - 835 с.

272. Синани Е. Alexis Remizov Bibliographie / Е. Синани; под ред. Т.А. Осоргиной. -Paris, 1978. - 90 с.

273. Словарь русского языка XI - XVII вв.: В 26 т. / гл. ред. Г.А. Богатова. - М . : Наука, 1975-2002.

274. Словарь языка Достоевского. Лексический строй идиолекта / гл. ред. чл.-корр. Ю.Н. Караулов. - Вып. 1 — 3. — М.: Азбуковник, 2001 -2003.