автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.04
диссертация на тему:
Прагмалингвистические особенности менасивного речевого акта в политическом дискурсе

  • Год: 2010
  • Автор научной работы: Эпштейн, Ольга Викторовна
  • Ученая cтепень: кандидата филологических наук
  • Место защиты диссертации: Самара
  • Код cпециальности ВАК: 10.02.04
Диссертация по филологии на тему 'Прагмалингвистические особенности менасивного речевого акта в политическом дискурсе'

Полный текст автореферата диссертации по теме "Прагмалингвистические особенности менасивного речевого акта в политическом дискурсе"

На правах рукописи

ЭПШТЕЙН ОЛЬГА ВИКТОРОВНА

ПРАГМАЛИНГВИСТИЧЕСКИЕ ОСОБЕННОСТИ МЕНАСИВНОГО РЕЧЕВОГО АКТА В ПОЛИТИЧЕСКОМ ДИСКУРСЕ (НА МАТЕРИАЛЕ АНГЛИЙСКОГО ЯЗЫКА)

Специальность 10.02.04 Германские языки

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

004601282

Самара - 2010

004601282

Работа выполнена на кафедре теории и практики перевода ГОУ ВПО «Оренбургский государственный педагогический университет»

Научный руководитель: доктор филологических наук, профессор

Шехтман Николай Абрамович

Официальные оппоненты: доктор филологических наук, профессор

Морозова Алевтина Николаевна

кандидат филологических наук, доцент Мартынова Ирина Анатольевна

Ведущая организация: ГОУ ВПО «Волгоградский государственный

педагогический университет»

Защита состоится «20» мая 2010 г. в «11» часов на заседании диссертационного совета Д 212.216.03 в ГОУ ВПО «Поволжская государственная социально-гуманитарная академия» по адресу: 443099, г. Самара, ул. М. Горького, 65/67, ауд. 9.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Поволжской государственной социально-гуманитарной академии.

Текст автореферата размещен на сайте: www.pgsga.ru

Автореферат разослан апреля 2010 г.

Ученый секретарь диссертационного совета

кандидат филологических наук, доцент //¿^Т^-т/У Е.Б.Борисова

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Настоящая диссертация посвящена изучению речевых актов угрозы, или меиасивных речевых актов (МРА), на базе англоязычного политического дискурса. В работе проводится исследование коммуникативно-прагматической структуры МРА, а также анализ языковых средств экспликации и импликации угрозы в политических МРА.

Современное общество характеризуется чрезвычайной политизированностью, что объясняет возросший интерес современной лингвистики к языку политики, к языковому поведению политических деятелей, главным образом к тому, как язык используется в социальной среде. Специфика политики заключается в ее дискурсивном характере. Изучением проблем политического дискурса (ПД) занимались такие ученые как А.Н. Баранов, Э.В. Будаев, Р. Водак, Д.Б. Гудков, В.З. Демьянков, А.Ю. Мазаев, Э. Лассан, П.Б. Паршин, А.П. Чудинов, В.И. Шаховский, Е.И. Шейгал и др.

Современная геополитическая обстановка, растущее число политических конфликтов, зачастую перетекающих в военный конфликт, насущные проблемы мировой безопасности - всё это определило направленность данного диссертационного исследования на такой аспект политического дискурса, как агрессивность и ее языковое воплощение в виде стандартных речевых актов агрессии - речевых актов угрозы,-*или менасивных речевых актов.

Рассмотренные нами мнения вышеупомянутых лингвистов на язык политики и политический дискурс не затрагивают такую важную особенность современной политической сферы, как методы и средства борьбы за власть и их последствия. Главным средством, использующимся в данных целях и в целях манипуляции массами, является эксплуатация чувства «страха». В данном исследовании внимание сфокусировано на лингвистическом воплощении (в виде речевого акта) угрозы как возбудителя страха через призму англоязычного политического дискурса.

В центре внимания находится институционально детерминированный самостоятельный речевой акт угрозы, реализующийся в речи как косвенный посредством такой особенности, как трансформируемое^ (т.е. принятие на себя формальной оболочки других определенных видов речевых актов), при этом имеющий возможность не только языковой импликации угрозы, "но и ее экспликации. Такой подход к анализу МРА в рамках политического дискурса предпринят впервые. Этим определяется научная новизна данного исследования.

Актуальность исследования обусловлена тем, что тема настоящей диссертационной работы соотносится с наиболее проблемными направлениями в изучении современного английского языка, заключающимися в необходимости научного осмысления феномена вербальной агрессии и насилия в рамках социального института, а также комплексного анализа специфики функционирования менасивных речевых актов при сохранении дипломатических норм институционального общения.

Объектом исследования являются менасивные речевые акты политического дискурса.

Предметом исследования являются семантические, синтаксические и коммуникативно-прагматические характеристики менасивных речевых актов.

Материалом исследования послужили 2050 речевых актов угрозы, выделенных в выступлениях англоязычных политических деятелей из печатных и электронных СМИ, книг журналистов, политологов и политических обозревателей, из видеозаписи выступлений политических деятелей общей длительностью 3 часа 20 минут 11 секунд, из аудиозаписи на компакт-дисках и других электронных носителях общей длительностью звучания 1 час 9 минут 15 секунд.

Цель настоящей работы заключается в выявлении коммуникативной структуры менасивного речевого акта и специфики функционирования языковых средств манифестации МРА в политическом дискурсе, а также в обнаружении лексико-синтаксических способов создания прагматического эффекта МРА и способов экспликации и импликации угрозы в косвенных МРА англоязычного политического дискурса.

Для решения поставленной цели необходимо решить следующие задачи:

1. Описать специфику политического дискурса и МРА как его непосредственно составляющей части;

2. Проанализировать соотношения языковой и прагматической составляющих МРА;

3. Выделить коммуникативную структуру МРА;

4. Проанализировать причины отсутствия перформативного употребления МРА;

5. Выявить факторы, влияющие на языковое воплощение коммуникативной интенции угрозы;

6. Рассмотреть зависимость выбора средств выражения угрозы от таких прагматических факторов, как: а) фактор адресата; б)

статусно-ролевые отношения коммуникантов; в) дистантность общения;

7. Выявить и исследовать особенности лексико-семантической, синтаксической и коммуникативно-прагматической реализации МРА в политическом дискурсе, языковые способы экспликации и импликации угрозы в МРА как косвенном речевом акте.

Гипотеза исследования состоит в том, что речевой акт с неэксплицируемым перформативом может быть смоделирован с учетом его прагматических и семантических особенностей, при этом его иллокутивная сила может подлежать экспликации за счет формы других видов речевых актов.

Решению выше обозначенных задач способствует использование комплексной методики: метод компонентного, дефиниционного и контекстуального анализа, метод семантической интерпретации, лингвостилистический и лингвопрагматический анализ, квантитативный метод анализа для установления частотности тех или иных языковых явлений.

Методологической и теоретической базой исследования послужили труды отечественных и зарубежных ученых в области лингвистики текста и теории дискурса (В.В. Богданов, В.Г. Борботько, Е.В. Вольф, М.Я. Дымарский, В.И. Карасик, В.Н. Красных, M.JI. Макаров, З.Я. Тураева, Е.И. Шейгал, Т.А. ван Дейк, П. Серио, В.Е. Чернявская, Д. Шифрин), прагматики и теории речевых актов (Е.И. Беляева, В.В. Богданов, Д. Вандервекен, А. Вежбицка, В.З. Демьянков, И.М. Кобозева, Дж. Остин, Е.В. Падучева, Г.Г. Почепцов, Дж. Серль, Ч. Стивенсон, И.П. Сусов, К. Bach, Т.Т. Ballmer, В. Fraser, J. M. Sadock, G. Yule), принципов и правил речевого сотрудничества (Р. Brown, Н.Р. Grice, R. Lakoff, G. Leech, S. Levinson), семантики и контекстологии (H.H. Амосова, Ю.Д. Апресян, И.В. Арнольд, Н.Д. Арутюнова, В.Г. Гак, Г.В. Колшанский, H.A. Шехтман), политической лингвистики и вопросов соотношения языка и власти (В.Н. Базылев, В.И. Жельвис, А.П. Чудинов, P.M. Блакар, Р. Водак, Ю. Хабермас, N. Fairclough), жанров речи (М.М. Бахтин, Т.Г. Винокур, В.В. Дементьев, К.Ф. Седов, И.А. Стернин, М.Ю. Федосюк).

Теоретическая значимость работы состоит в уточнении концептуального аппарата теории политического дискурса, дальнейшей разработке таких проблем прагмалингвистики, теории речевых актов, лингвистики текста и дискурс-анализа, как институциональное общение, социально-лингвистический статус МРА в политическом дискурсе, лингвистическая манифестация МРА и статусно-ролевые характеристики политических личностей при конфликтном общении, речевая агрессия,

экспликация иллокутивной силы речевых актов с неэксплицитной перформативной формой.

Практическая значимость работы заключается в том, что результаты, обобщения и наблюдения, сделанные в процессе исследования, могут использоваться в вузовских курсах лексикологии, теоретической грамматики, общего языкознания, в теоретических дисциплинах дискурсоведения, при разработке спецкурсов по прагмалингвистике, политической коммуникации в англоязычных странах, конфликтологии, при написании курсовых и дипломных работ, в подготовке учебных пособий по теории и практике английского языка.

На защиту выносятся следующие положения:

1. МРА признается самостоятельным речевым актом ввиду особой коммуникативно-прагматической структуры, . лексико-семантического наполнения, грамматико-синтаксической и социально-лингвистической реализации. В качестве коммуникативно-семантических составляющих МРА выступают собственно угроза, устрашение, ультиматум, шантаж, категорическое требование и предостережение.

2. МРА является косвенным речевым актом, не обладающим перформативной формой реализации и имеющим возможность как глубинной, так и поверхностной манифестации собственного семантико-прагматического содержания посредством формы других речевых актов: промисивного, комиссивного, директивного и ассертивного. Одной из основных причин использования МРА формальной структуры других речевых актов является необходимость конформирования с нормами > социального поведения.

3. В основе классификации МРА по типу манифестации прагматического значения угрозы лежит тип глагола, отвечающего за коммуникативную интенцию иллокутивного акта. Выделение эксплицитного и имплицитного уровней манифестации угрозы зависит от степени выраженности компонентов семантико-синтаксической модели МРА и от степени привлечения экстралингвистических факторов для воспроизведения прагматической структуры ситуации угрозы.

4. Использование менасивных конструкций с экспликацией или импликацией угрозы, т.е. тип манифестации угрозы в МРА, обусловлен сознательным социально-психологическим выбором адресанта, выбором, имеющим лингвистическое соответствие формальной структуре другого вида речевого акта.

Структура и объем работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, каждая из которых завершается выводами, и заключения. К диссертации прилагаются списки использованной научной литературы в

количестве 264 источников (в том числе 50 на иностранном языке), 13 словарей, исследованных источников и список сокращений. Основная часть диссертации составляет 174 страницы машинописного текста. Общий объем работы вместе с библиографией и приложением составляет 209 страниц.

Апробация. По теме диссертации опубликовано 7 работ, в том числе в издании, рекомендованном ВАК РФ, общим объемом 3,3 печатных листов. Результаты исследования излагались на Международной научно-практической конференции «Человек. Общество. Образование» (Сибай, март 2010) с дальнейшей публикацией в научном сборнике, на II Всероссийской научно-практической междисциплинарной интернет-конференции «Язык и межкультурная коммуникация: современное состояние и перспективы» (Якутск, март 2010, http ://vsu.ru/content/div/1125/INTERNET-KONFERENCI А%20-%202010.htm), а также на итоговых научно-практических преподавательских конференциях ОГПУ, на ежегодных итоговых аспирантских чтениях ОГПУ и на заседаниях кафедр английской филологии и теории и практики перевода 2007-2009 гг.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении обосновывается выбор темы, ее актуальность, научная новизна, демонстрируется ее теоретическая и практическая значимость, определяются цель, задачи и методы исследования.

В первой главе «Менасивный речевой акт и особенности его функционирования в политическом дискурсе» излагаются теоретические предпосылки данного исследования на основе трудов в области лингвистики текста и теории дискурса, теории речевых актов, прагмалингвистики, политической лингвистики, конфликтологии. В данной главе рассматриваются понятие дискурса, различные классификации видов дискурса, определяются особенности и характерные признаки политического дискурса, рассматриваются понятие и характеристики менасивного речевого акта в различных классификациях.

Дискурс является широкоупотребительным термином в современной лингвистике, тем не менее, до сих пор допускается множество толкований этого понятия. В ряду смежных понятий «язык - речь - текст - диалог - дискурс» дискурс противопоставляется тексту, реже языку, и нередко приравнивается к речи (язык в действии). Толкование дискурса как диалога основывается на наличии двух фундаментальных ролей коммуникативного акта - адресанта (говорящего, пишущего) и адресата (слушающего, читающего), которые могут поочередно

перераспределяться между участниками дискурса (диалог) или быть закрепленными за одним и тем же лицом (монолог).

Дискуссионным остается вопрос соотношения дискурса и текста. Анализ работ таких лингвистов, как В.Г. Борботько, Т.А. ван Дейк, В.З. Демьянков, В.В. Красных, Е.И. Шейгал, Д. Шифрин, позволяет сделать ряд выводов относительно разграничения данных категорий. Так, дискурс принадлежит к лингво-социальной области, текст - к лингвистической. Текст представляется как временно изолированный от контекста языковой конструкт, в то время как дискурс есть реализация текста в событийном аспекте, что позволяет говорить о дискурсе как о процессе, а о тексте как о его результате. Соотношение дискурса с речью проявляется в том, что дискурс тесно связан с реальным речепроизводством, процессом создания речевого произведения, который выливается в определенную законченную и зафиксированную форму, т.е. текст.

В настоящей работе мы будем придерживаться позиции, занимаемой, в частности, Н.Д. Арутюновой, В.В. Богдановым, Е.И. Шейгал, согласно которой дискурс включает в себя параметры, свойственные как речи, так и тексту. Именно такая позиция заставляет нас принять следующее определение дискурса: «Дискурс - это текучая речевая деятельность в определенном социальном пространстве, обладающая признаком процессности и связанная с реальной жизнью и реальным временем, а также возникающие в результате этой деятельности речевые произведения (тексты), взятые во взаимодействии лингвистических, паралингвистических и экстралингвистических факторов» [Шейгал Е.И., 2004: 11].

Из рассмотренных в работе классификаций видов дискурса существенную ценность для данного исследования представляет противопоставление личностно-ориентированного (персонального) и статусно-ориентированного (институционального) общения на основе статусно-ролевых характеристик и участников коммуникации (В.И. Карасик). Рассматриваемый нами политический дискурс (ПД) относится к институциональному виду общения, специфика которого раскрывается в типе общественного института, обобщенного в коллективном сознании в ключевом концепте «власть». Целью ПД является борьба за власть, а его участники - это политики и общество.

Принимая во внимание определения, данные политическому дискурсу различными авторами (А.Н. Баранов, В.З. Демьянков, П.Б. Паршин, Г.Г. Почепцов, А.П. Чудинов, В.И Шаховский, Е.И. Шейгал) мы предлагаем свое определение. Политический дискурс — это совокупность всех речевых актов, а также публичных правил, традиций и опыта,

ситуативно детерминированных и выраженных в форме речевых образований, содержание, субъект и адресат которых относятся к сфере политики.

Под содержанием ПД предлагается понимать совокупность всех существенных признаков данного типа дискурса. Учитывая классификации различных авторов (М.В. Алексеева, К.А. Долинин, В.И. Карасик, E.H. Комаров, В.И. Коньков, Ю.А. Хлевова), в работе выделяется система наиболее общих семантико-прагматических и коммуникативно-функциональных категорий дискурса, присущих также и структуре ПД: образ автора (абстрагированность, персонифицированность, стиль изложения, паратекстуальные компоненты), адресативность (коммуникативное лидерство и коммуникативное равенство), интенциональность, информативность, оценочность, конвенциональность (клишированность, терминологичность, ритуальность),

эмотивность/экспрессивность, модальность, интертекстуальность, социокультурная контекстность, форма коммуникации (устная и письменная, диалог и монолог), средства коммуникации (вербальные и невербальные).

К специфическим характеристикам ПД были отнесены:

1. атональность (т.е. состязательность)

2. агрессивность (как основа доминирования в политической иерархии)

3. театральность (т.е. сюжетно-ролевой компонент ПД)

4. идеологичность (сохранение системы социальных представлений,

ценностей, норм и интересов).

В качестве одного из средств агрессивности в борьбе за власть выступает угроза. Угроза является смысловым ядром (доминантой) одного из стандартных речевых актов агрессии в ПД - речевого акта угрозы, или менасивного речевого акта (МРА). Речевой акт (РА) понимается как способ осуществления целенаправленных действий с помощью языковых средств в процессе речепроизводства (Е.И. Беляева). Затрагивая вопрос классификации речевых актов, необходимо отметить, что МРА выделяется либо не всеми авторами, либо включается в более общие категории. Так, одни исследователи относят его к группе комиссивных речевых актов (Дж. Остин, Дж. Серль, Д. Вундерлих, Н.В. Готлиб), другие - к классу директивов или побуждений (Дж. Сейдок, И.П. Сусов, В.В. Богданов, А. Вежбицка), третьи утверждают пограничный характер МРА, говоря о том, что данный РА занимает периферийное положение между областями директива и комиссива (Т.Н. Шелингер). Наконец, некоторые лингвисты выделяют менасивы в отдельный класс речевых актов (И.П.

Иванова, В.В. Бурлакова, Г.Г. Почепцов, И.А. Мартынова, В.В. Быстрое). В данной диссертационной работе предпринята попытка доказать тот факт, что находясь на стыке между различными типами речевых актов и сочетая в себе их признаки, менасив является самостоятельным типом иллокутивных актов.

Во второй главе «Прагмалингвистические характеристики менасивного речевого акта в англоязычном политическом дискурсе» дается общая характеристика МРА в политическом дискурсе, выявляются способы функционирования МРА в семантическом, коммуникативно-прагматическом и синтаксическом аспектах, формируется понятие МРА как косвенного речевого акта, доказывается самостоятельность МРА через рассмотрение его коммуникативной структуры и особенностей перформативного функционирования.

В самом общем виде угроза в лингвистике понимается как средство выражения агрессии в ситуации рассогласованного общения, использующееся говорящим для достижения определенной коммуникативной цели. Целевыми установками МРА являются пробуждение у адресата чувства страха или опасения. При рассмотрении угрозы, реализуемой в форме МРА, в ПД происходит переориентация средств ее вербальной реализации в соответствии с целью данного дискурса. Семантические зоны, покрываемые понятием угроза, помогают сформулировать типы смысловых преобразований менасивного высказывания: собственно угроза, устрашение, ультиматум, шантаж, категорическое требование и предостережение.

МРА в ПД рассматривается в трех аспектах: семантическом, коммуникативно-прагматическом и синтаксическом. Семантический аспект специфицируется по параметру содержания. По результатам компонентного содержательного анализа фактического материала были выделены 2 класса МРА по способу воздействия: конкретизируемая угроза и неконкретизируемая угроза.

Класс конкретизируемых угроз насчитывает 5 смысловых тематик: угроза физической расправы (39,4%), угроза экономических санкций (10,3%), угроза политических санкций (8,5%), угроза судебного преследования (7%), угроза промышленной и военной мощью (6,8%). К классу неконкретизируемых угроз, в котором выбор лексических единиц не позволяет определить способ нанесения адресату ущерба, были отнесены общие угрозы (25%) и угроза как символическое объявление войны (3%).

Содержание МРА в ЦД

0.8 0.7' 0.60,50,1 0,3, 0.20.1 О

Конкретизируемая У Неконкретизируемая У

Процентное соотношение выделенных тематик, наглядно показанное на диаграмме, позволяет определить количественное доминирование в речи англоязычных политических деятелей высказываний, содержащих сообщение о физическом ущербе адресату, в нарушение всех этических норм институционального общения. Любой тип угрозы в составе данной классификации может варьироваться по характеру воздействия, ввиду чего были выделены следующие типы угрозы: У-устрашение, У-ультиматум, У-предупреждение возможной агрессии.

Реализация МРА в коммуникативно-прагматическом аспекте предполагает распределение коммуникативных и социальных ролей коммуникантов по двум типам конфликтной ситуации - вертикальной (высший против низшего и наоборот) и горизонтальной (равный против равного), каждая из которых имеет собственные показатели дистантности между участниками коммуникации и детерминирует соотношение их статусных и ситуативных характеристик. Особенность конфликтной ситуации с наличием в ней МРА заключается в двойственности ее восприятия (прямой и косвенный конфликт), которая проявляется непосредственно через выбор типа адресата (прямого, косвенного, квазиадресата) и двойного адресанта (прямого и ретранслятора), и как следствие через функционирование в МРА угрозы как действия или сообщения о действии и угрозы как объективной реальности. Мотивировка выбора менасивной конструкции может выражаться либо эксплицитно как составная часть МРА, либо через контекст, где указывается причина угрозы.

В синтаксическом аспекте МРА подлежит описанию по прагматико-синтаксическим и структурно-синтаксическим характеристикам. Были рассмотрены простые, сложные и составные МРА, на поверхностном синтаксическом уровне выражаемые простыми (37,6%) и сложными (62,4%) предложениями. По типу синтаксической связи в сложных

предложениях было установлено доминирование сложноподчиненных МРА (60,3%) с шестью типами придаточных.

Анализ прагматико-синтаксических характеристик политических МРА подразумевает выявление средств и способов передачи иллокутивной силы и степени эксплицитности интенции. В зависимости от степени экспикации иллокутивной силы речевые акты подразделяются на прямые и косвенные. В данном исследовании мы придерживаемся той точки зрения, что эксплицитным средством выражения иллокутивного характера прямого РА является однозначное соответствие между иллокутивной функцией и глаголом, номинирующим ее, в косвенных же РА наблюдается расхождение между формой высказывания и его иллокутивной функцией. Центральным компонентом высказывания является глагол, определяющий коммуникативную интенцию РА. В теории речевых актов выделяются различные их типы, особое внимание среди которых уделяется перформативным глаголам (термин Дж. Остина), т.е глаголам действия речи. Глагол "threaten", лежащий в основе МРА и являющийся иллокутивным глаголом, не употребляется в перформативной формуле (1л.ед.ч.индикатив) ввиду наличия в его семантике так называемого «подрывного фактора». Тем не менее, семантика глагола "threaten" в отличие от других глаголов «иллокутивного самоубийства» (термин 3. Вендлера) не приходит в столкновение с иллокутивной целью высказывания. Следовательно, его неперформативное употребление объясняется рядом причин прагматического характера, связанных не столько с иллокутивной целью, сколько с показателями социального, психологического и коммуникативного характера. Подобные глаголы получили название «квазиперформативов». Важно заметить, что угрозы не применялись бы говорящим в речи, если бы слушающие не могли их распознать. Этот довод позволяет нам говорить о неоднородности группы квазиперформативов, а именно, о выделении в ее составе глаголов «закрытой» интенции (не предназначенной для распознания) и глаголов «открытой» интенции. Таким образом, в отсутствии собственной перформативной формулы МРА не имеет прямых способов выражения, что дает нам возможность говорить лишь о его косвенной реализации в речи. Тем не менее, интенция МРА подлежит экспликации ввиду наличия в его основе квазиперформатива открытой интенции, особого лексико-семантического наполнения, грамматико-синтаксического оформления, особенностей коммуникативно-прагматической структуры,

социолингвистической реализации и коммуникативной направленности. Следовательно, МРА может быть признан самостоятельным РА.

В третьей главе «Языковые механизмы реализации менасивного речевого акта в англоязычном политическом дискурсе» проводится анализ языкового материала с точки зрения реализации в нем прагматического значения угрозы на различных языковых уровнях: лексическом, грамматическом (включая синтаксический). Проводится классификация МРА по способу манифестации угрозы, что подразумевает поверхностный (эксплицитный) и глубинный (имплицитный) тип реализации угрозы в политических МРА.

Говоря о МРА как о самостоятельном РА, необходимо, прежде всего, отметить специфичность его лексико-семантического наполнения, представленного главным образом именами существительными и глаголами. Лексико-семантический анализ фактического материала позволил выделить 3 речевые стратегии угрозы в ПД, реализуемые посредством лексических единиц: стратегия обобщения, стратегия отчуждения и стратегия усиления. Первые две стратегии реализуются в номинации адресанта и адресата угрозы, что делает их прагматически неотрывными друг от друга и позволяет нам объединить их в более широкую стратегию контраста. Она служит структурированию информации по образцу биполярности «свои - чужие», подчеркивает положительные и отрицательные оценки коммуникантов, их действий или свойств путем противопоставления. Лексические средства стратегии усиления направлены на оказание эмоционального воздействия. К данной группе относятся высокочастотные политические ярлыки (22,5%) (dictator, tyrant, occupier, aggressor, fascist, Nazi, etc.), инвективы (22%), включающие общие пейоративы, используемые для оскорблений (bastard, pig, аре, son of a bitch, etc), и специальные пейоративы, называющие носителей конкретных пороков (killer, bandit, terrorist, spy, traitor, plotter, violator, etc), а также различные виды лексических усилителей (определенные местоимения, существительные в функции обстоятельства образа действия, частицы, наречия, прилагательные, причастия).

Лексико-семантический анализ глаголов, несущих основную менасивную нагрузку, в составе МРА, а также анализ грамматических средств и синтаксических конструкций дали возможность выстроить классификацию МРА по типу манифестации прагматического значения угрозы (поверхностная и глубинная). В рамках данной классификации были выделены МРА с экспликацией угрозы и МРА с импликацией угрозы. Было обнаружено, что тип манифестации угрозы всецело зависит от основного лексико-семантиченского компонента, являющегося менасивным ядром, т.е. иллокутивного глагола. Внешняя же оболочка высказывания, т.е. форма варьируется в определенно заданных границах

для каждого типа МРА. Для установления пределов формального варьирования МРА мы обратились к его коммуникативно-прагматической структуре, которая характеризуется однозначной референциальной соотнесенностью, идентифицирующей субъект пропозиции либо как говорящего, либо как слушающего, типом взаимодействия (Г—>С), а также фактором бенефактивности по шкале «выгода-ущерб» (Г (+)/(о), С (_)). Отличие МРА от других типов речевых актов доказывается, прежде всего, тем, что тип взаимодействия коммуникантов определяется как воздействие Г на С с целью нанесения С ущерба. Коммуникативная структура МРА получила в работе отражение в построенных двух денотативных ситуациях, каждая из которых имеет поверхностное отражение в виде семантико-синтаксических моделей (для наглядного построения которых в качестве глагольной единицы с менасивной нагрузкой был использован глагол "hurt" в его основном значении "to harm" - «наносить вред», а также следующая кодировка - Г (говорящий), С (слушающий), А+/_ (выполнение/невыполнение действия)).

ДС,: Г->сЛ=>Г(А,)Г

А_ ID с.

1.1. I will hurt you

1.2. You will be hurt

2.1. I am going to hurt you

2.2. You are going to be hurt

3.1. I (modal verb) hurt you

3.2. You (modal verb) be hurt 4.1. I am hurting you

5.1. I (am prepared) to hurt you

ДС2: С (A) Г_ => Г —> C_

6.1. Do/Don't do (smth) => I will hurt you

Таким образом, был представлен набор семантико-синтаксических моделей для реализации угрозы в МРА без участия перформативной формулы. Каждый из типов манифестации угрозы наполняет данные формальные модели своим лексико-семантическим содержанием. Если рассмотреть МРА с экспликацией угрозы, то в его составе можно выделить МРА с экспликацией речевого действия угрозы и МРА с экспликацией сообщения об угрозе. Такое разделение базируется на типе глагола, отвечающего за коммуникативную интенцию иллокутивного акта: перформативный глагол (глагол речевого действия) и глагол сообщение о действии, процессе, состоянии.

Ввиду установленного во второй главе факта, что эксплицитное функционирование квазиперворматива "threaten" запрещено нагативными

пресуппозициями социального характера, поверхностной манифестации смысловой доминанты угрозы способствует целый ряд речевых актов, чью форму заимствует МРА: промисивный РА, комиссивный РА, директивный РА и ассертивный РА. Лексическая спецификация представления менасивной интенции в английском языке политики осуществляется в пределах ряда функциональных перформативных глаголов по типам:

• Угроза-обещание (промисив): promise, vow, swear.

• Угроза-предостережение (директив): warn.

• Угроза-намерение (комиссив): intend, seek, assure.

Например,

"With one of those essential tools I seek to track terrorists, to disrupt their cells, and to seize their assets" [http://www.revistainterforum.eom/1.

Ядро менасивной нагрузки в МРА с экспликацией сообщения об угрозе также лежит на глаголе, который отличается от перформативных глаголов тем, что действие не совершается посредством произнесения, а он сам сообщает о каком-либо действии, процессе или состоянии. Дефиниционный анализ глагольных единиц в составе МРА в ПД позволил подразделить все глаголы и глагольные сочетания на лексико-семантические ряды, в которых слова группировались по принципу совпадения основных категориальных семантических компонентов. Было выделено 12 тематически организованных групп в составе 157 глаголов и глагольных сочетаний, способствующих реализации коммуникативной интенции угрозы и экспликации сообщения об угрозе. Такие глаголы-экспликаторы содержат в своей семантике сообщение о причинении вреда или нанесении ущерба какому-либо лицу, иными словами, содержат сообщение о негативном воздействии или результате воздействия на адресата. Сюда были отнесены: глаголы нанесения физического ущерба адресату (глаголы уничтожения или повреждения адресата или близкого его окружения) (21.2%), глаголы противостояния (8,3%), глаголы административного наказания (6,5%), глаголы преследования (5.7%), глаголы и глагольные сочетания силового доминирования (5.3%), глаголы силового выдворения (3.1%), глаголы лишения (2.1%), глаголы и глагольные сочетания устрашения (1,6%), глаголы и глагольные сочетания прогнозирования (плачевного результата) (1.4%), глаголы удержания силой (1%), глаголы изменения политического/социального статуса (0.5), глаголы ответных действий (12%). При обнаружении в составе МРА глагола, отнесенного нами к любой из вышеперечисленных 12 групп, и его грамматическом функционировании в любой из выделенных нами 6 семантико-синтаксических моделей, мы можем говорить об МРА с экспликацией сообщения об угрозе. В таких случаях

синтаксическая модель достаточно близко коррелирует с коммуникативной структурой и все или почти все элементы модели представлены эксплицитно и без изменений на поверхностном уровне.

Все семантико-синтаксические модели МРА имеют в своем составе так называемый «имплицитный перформатив» (термин Дж. Остина) и укладываются в форму перечисленных ранее 4 типов речевых актов. Так, модели №1 и №2 соответствуют форме промисивного PA (N + V [Fut.Simple]/to be going to + Inf.).

"We will track him down. We will capture him. We will bring him to justice [..-Г [http://www.presidentiaIrhetoric.com/archives/index.htmll.

"Next year will be a war year as well because we are going to hunt down these al Qaeda people" [Bovard J., 2003: 301].

Соответствие модели №3 тому или иному виду РА было установлено в зависимости от первичной иллокутивной силы модального глагола в составе предиката:__

Директив Ассертив Комиссив

must (приказ) сап (утверждение) shall 1л., ед.ч, мн.ч. (обязательство)

have to (смягченный приказ) may (утверждение)

shall 2л., Зл., ед.ч, мн.ч. (+ —* приказ --► запрет)

should (приказ)

Модель №4 с предикатом в настоящем длительном времени соответствует форме ассертивного РА.

"We're tracking al Qaeda around the world, and nearly two-thirds of their known leaders have now been captured or killed" [www.revistainterforum.com/].

МРА, построенные по модели №5 с предикатом в виде глагольно-адъективной пары (V be + Adj) в количестве пяти установленных вариантов и инфинитива (V Inf), формально распределяются по типу РА в зависимости от значения прилагательного в составе предиката: resolved, determined - оттенок комиссивности; committed - сема обещания (промисив); ready, prepared - утверждение (ассертив).

Модель №6 отличается своей двукомпонентной структурой, что выражается в двойном ее совпадении с формой директива и промисива. Тем не менее, данную модель необходимо причислить к форме промисивного РА, т.к. именно вторая часть этой конструкции содержит

угрозу, в то время как директивная ее часть выражает условие реализации угрозы или предоставляет альтернативу выбора для адресата угрозы. Например,

"Disarm or face serious consequences!" [http://www.hpol.org/]. Тем не менее, в процессе коммуникации не вся информация подлежит эксплицированию через языковую данность. Обращаться к понятию импликации угрозы в МРА нас заставляет наличие высказываний, в поверхностной структуре которых представлены либо не все компоненты коммуникативной структуры МРА, либо эти компоненты выражены таким способом, что их восстановление требует привлечения механизма инференции (логического вывода). Если набор грамматических средств и синтаксических моделей остается тем же, что и в МРА с экспликацией угрозы, то лексическая составляющая МРА с импликацией угрозы имеет для интерпретации смысла высказывания особое значение. В качестве лексического компонента такого типа МРА могут выступать глаголы, определенные нами в группу непереходных глаголов, называющих результат действия угрозы (die, disappear, pay the price, go to pieces, learn the meaning of, etc.), а также глаголы нейтральной семантики (be, do, have, know, meet, deal, etc.), которые в изоляции от контекста не указывают на отнесенность высказывания к числу менасивных. Понятие контекста рассматривается в данном исследовании в двух его формах функционирования: лингвистический контекст, в котором в свою очередь выделяются микроконтекст и макроконтекст, и экстралингвистический контекст (фоновые знания и социальный опыт коммуникантов).

МРА с импликацией прагматического значения угрозы подразделяются нами на МРА со слабой импликацией угрозы и МРА с сильной импликацией угрозы. Подобное разделение зависит от степени выраженности компонентов семантико-синтаксической модели и от степени привлечения экстралингвистических факторов для реконструкции прагматической структуры ситуации угрозы. В каждом из данных двух типов МРА с импликацией угрозы выделяются разные степени косвенности.

К МРА со слабой импликацией угрозы первой степени относятся те, которые характеризуются:

■ переаранжировкой актантной структуры (имплицитное представление агенса, экспликация совершения негативного действия над адресатом, смещение фокуса с адресанта и, как следствие, избегание прямого конфликта)

■ косвенным эвфемистическим и метафорическим описанием действия или его результата

■ выведением менасивного компонента из языкового микроконтекста (не превышает границ одного предложения) Например,

"We're steady, clear-eyed and patient, but pretty soon we '11 have to start displaying scalps" [http://www.hpol.org/] (метафорическое описание действия).

MPA со слабой импликацией угрозы второй степени предполагают выведение менасивного компонента из языкового макроконтекста при обязательном прохождении микроконтекста. В то время как МРА с сильной импликацией угрозы выделяются нами в группу речевых актов с самой высокой степенью косвенности, интерпретация которых в качестве угрозы требует обращения к макроконтексту при отсутствии микроконтекста (1 степень) или к фоновым знаниям адресата (2 степень). Например,

"Let's show these ethnics the door in 2004" rhttp://www.independent.co.uk/news/uk/1 (восприятию высказывания в качестве угрозы помогают лишь фоновые знания о событиях 2004 года, происходивших с мусульманами, проживающими в Англии, а именно создание правительственного проекта "Contest" - «Борьба», поддерживающего политику «двойных стандартов»).

Имплицитное представление прагматического значения угрозы вызвано в основном необходимостью соответствовать нормам социального поведения и желанием не просто смягчить, а в некоторых случаях даже завуалировать некорректные формы речевого поведения. Необходимо отметить, что при анализе соотношения типа манифестации угрозы в МРА с формой другого вида речевого акта было обнаружено следующее соответствие: при экспликации угрозы превалируют промисивные, директивные и комиссивные конструкции, при импликации угрозы (как слабой, так и сильной) доминирует ассертивная форма. Выбор менасивных конструкций с экспликацией или импликацией угрозы обусловлен сознательным социально-психологическим выбором адресанта, что подразумевает либо его отказ от соблюдения общественно приемлемых норм поведения вопреки потере собственного статуса и авторитета или в результате социальной оправданности такого поведения (мотивированность угрозы), либо желание говорящего избежать открытого конфликта.

Таким образом, проведенный многоуровневый и многоаспектный анализ менасивных речевых актов в англоязычном политическом дискурсе позволил представить данный вид речевого акта как самостоятельный РА, характеризующийся антисоциальной

направленностью в рамках институционального общения и, как следствие, реализующийся в речи как косвенный РА, но имеющий возможность экспликации и импликации прагматического значения угрозы за счет свойства формальной трансформируемое™, т.е. принятия формы других видов речевых актов, за счет особенностей собственной коммуникативно-прагматической структуры, а также лексико-семантического наполнения и грамматико-синтаксического оформления.

В заключении подводится общий итог исследования, а также намечаются перспективы дальнейшей разработки проблемы.

Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях:

Статьи, опубликованные в научных изданиях, рекомендованных ВАК

РФ:

1. Эпштейн О.В. Косвенный речевой акт угрозы в политическом дискурсе (на материале английского языка) // Известия Самарского научного центра Российской Академии Наук. — 2009. - Том 11. - №4(30)(5). - С. 1337-1343. - 0,7 п.л.

Публикации в других изданиях:

2. Эпштейн О.В. Языковое оформление речевого акта угрозы (на материале английского политического дискурса) // Филологические науки. Вопросы теории и практики. - Тамбов: Грамота, 2009. - №1(3). -С. 216-220.-0,4 п.л.

3. Эпштейн О.В. Семантико-прагматические и коммуникативно-функциональные категории политического дискурса // Филологические науки. Вопросы теории и практики. — Тамбов: Грамота, 2008. - №2(2). — С. 150-156.-0,6 п.л.

4. Эпштейн О.В. Коммуникативно-речевые стратегии и приемы реализации угрозы в политическом дискурсе // Вестник Оренбургского Государственного Педагогического университета: Гуманитарные и естественные науки. - Оренбург: Изд-во ОПТУ, 2008. - №1(51). - С. 27-33.-0,4 п.л.

5. Эпштейн О.В. Содержание угрозы как формы вербальной агрессии // Интеграция науки и образования как условие повышения качества подготовки специалистов. Материалы XXIX преподавательской научно-практической конференции 21-22 апреля 2008г. Том 5. Секции факультета иностранных языков. - Оренбург: Изд-во ОГПУ, 2008. - С. 192-202.-0,4 п.л.

6. Эпштейн О.В. Когнитивно-прагматический подход к политическому дискурсу (ментальные типы менасивных речевых актов) // Аспирант, или Молодое поколение ученых о...: научно-практический

альманах аспирантского сообщества. - Оренбург: изд-во ОГПУ, 2008. -С. 46-51.-0,4 п.л.

7. Эпштейн О.В. Выражение скрытого конфликта на базе политического дискурса // Современные факторы повышения качества профессионального образования. Материалы XXVIII преподавательской научно-практической конференции. Том 7. Секции факультета иностранных языков. - Оренбург: Изд-во ОГПУ, 2007. - С. 328-338. - 0,4 п.л.

Отпечатано в типографии «Экспресс-печать» 31.03.2010 Свидетельство ЮО 17472 Г.Р.Н 304561003400204

Формат 60x84/16 Бумага офисная. Усл. печ. л. 1.0 Тираж 100 экз. Заказ 45. г. Оренбург, ул. Пролетарская, 33.

 

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Эпштейн, Ольга Викторовна

Введение.

ГЛАВА 1. МЕНАСИВНЫЙ РЕЧЕВОЙ АКТ И ОСОБЕННОСТИ ЕГО ФУНКЦИОНИРОВАНИЯ В ПОЛИТИЧЕСКОМ ДИСКУРСЕ.

1.1. Основные вопросы теории дискурса.

1.1.1. Проблема определения дискурса.

1.1.2. Дискурс и текст, речевой акт и речевой жанр: вопрос выделения основных коммуникативных единиц.

1.1.3. Виды дискурса.

1.2. Особенности политического дискурса.

1.2.1. Политическая коммуникация и язык политики.

1.2.2. Характеристика политического дискурса.

1.3. Основные понятия и положения теории речевых актов.

1.3.1. Классификация речевых актов.

1.4. Менасивный речевой акт в лингвистических исследованиях.

Выводы по первой главе.

ГЛАВА 2. ПРАГМАЛИНГВИСТИЧЕСКИЕ ХАРАКТЕРИСТИКИ МЕНАСИВНОГО РЕЧЕВОГО АКТА В АНГЛОЯЗЫЧНОМ ПОЛИТИЧЕСКОМ ДИСКУРСЕ.

2.1. Общая характеристика МРА в политическом дискурсе.

2.2. Содержание МРА в политическом дискурсе.

2.3. Коммуникативно-прагматический аспект МРА.

2.3.1. Фактор адресанта/адресата.

2.3.2. Социально-психологические и статусно-ролевые условия конфликтного общения.

2.3.3. Мотивированность МРА.

2.4. МРА в прагматико-синтаксическом аспекте.

2.4.1. МРА как косвенный речевой акт.

2.4.2. Структурно-синтаксические особенности МРА.

Выводы по второй главе.

ГЛАВА 3. ЯЗЫКОВЫЕ МЕХАНИЗМЫ РЕАЛИЗАЦИИ МЕНАСИВНОГО РЕЧЕВОГО АКТА В АНГЛОЯЗЫЧНОМ

ПОЛИТИЧЕСКОМ ДИСКУРСЕ.

3.1. Лексическое выражение MP А.

3.2. МРА с экспликацией прагматического значения угрозы.

3.2.1. Экспликация речевого действия угрозы в МРА политического дискурса.

3.2.2. Экспликация сообщения об угрозе в МРА политического дискурса.

3.3. МРА с импликацией прагматического значения угрозы.

3.3.1. Слабая импликация угрозы в МРА политического дискурса.

3.3.2. Сильная импликация угрозы в МРА политического дискурса.

Выводы по третьей главе.

 

Введение диссертации2010 год, автореферат по филологии, Эпштейн, Ольга Викторовна

Настоящая диссертация посвящена изучению речевых актов угрозы, или менасивных речевых актов (MPА), на базе англоязычного политического дискурса. В работе проводится исследование коммуникативно-прагматической структуры МРА, а также анализ языковых средств экспликации и импликации угрозы в политических МРА.

Современное общество характеризуется чрезвычайной политизированностью, что объясняет возросший интерес современной лингвистики к языку политики, к языковому поведению политических деятелей, главным образом к тому, как язык используется в социальной среде. Специфика политики заключается в ее дискурсивном характере. Изучением проблем политического дискурса (ПД) занимались такие ученые как А.Н. Баранов, Э.В. Будаев, Р. Водак, Д.Б. Гудков, В.З. Демьянков, А.Ю. Мазаев, Э. Лассан, П.Б. Паршин, А.П. Чудинов, В.И. Шаховский, Е.И. Шейгал и др.

Современная геополитическая обстановка, растущее число политических конфликтов, зачастую перетекающих в военный конфликт, насущные проблемы мировой безопасности — всё это определило направленность данного диссертационного исследования на такой аспект политического дискурса, как агрессивность и ее языковое воплощение в виде стандартных речевых актов агрессии — речевых актов угрозы, или менасивных речевых актов.

Рассмотренные нами мнения вышеупомянутых лингвистов на язык политики и политический дискурс не затрагивают такую важную особенность современной политической сферы, как методы и средства борьбы за власть и их последствия. Главным средством, использующимся в данных целях и в целях манипуляции массами, является эксплуатация чувства «страха». В данном исследовании внимание сфокусировано на лингвистическом воплощении (в виде речевого акта) угрозы как возбудителя страха через призму англоязычного политического дискурса.

В центре внимания находится институционально детерминированный самостоятельный речевой акт угрозы, реализующийся в речи как косвенный посредством такой особенности, как трансформируемость (т.е. принятие на себя формальной оболочки других определенных видов речевых актов), при этом имеющий возможность не только языковой импликации угрозы, но и ее экспликации. Такой подход к анализу МРА в рамках политического дискурса предпринят впервые. Этим определяется научная новизна данного исследования.

Актуальность исследования обусловлена тем, что тема настоящей диссертационной работы соотносится с наиболее проблемными направлениями в изучении современного английского языка, заключающимися в необходимости научного осмысления феномена вербальной агрессии и насилия в рамках социального института, а также комплексного анализа специфики функционирования менасивных речевых актов при сохранении дипломатических норм институционального общения.

Объектом исследования являются менасивные речевые акты политического дискурса.

Предметом исследования являются семантические, синтаксические и коммуникативно-прагматические характеристики менасивных речевых актов.

Материалом исследования послужили 2050 речевых актов угрозы, выделенных в выступлениях англоязычных политических деятелей из печатных и электронных СМИ, книг журналистов, политологов и политических обозревателей, из видеозаписи выступлений политических деятелей общей длительностью 3 часа 20 минут 11 секунд, из аудиозаписи на компакт-дисках и других электронных носителях общей длительностью звучания 1 час 9 минут 15 секунд.

Цель настоящей работы заключается в выявлении коммуникативной структуры менасивного речевого акта и специфики функционирования языковых средств манифестации МРА в политическом дискурсе, а также в обнаружении лексико-синтаксических способов создания прагматического эффекта МРА и способов экспликации и импликации угрозы в косвенных МРА англоязычного политического дискурса.

Для решения поставленной цели необходимо решить следующие задачи:

1. Описать специфику политического дискурса и МРА как его непосредственно составляющей части;

2. Проанализировать соотношения языковой и прагматической составляющих МРА;

3. Выделить коммуникативную структуру МРА;

4. Проанализировать причины отсутствия перформативного употребления МРА;

5. Выявить факторы, влияющие на языковое воплощение коммуникативной интенции угрозы;

6. Рассмотреть зависимость выбора средств выражения угрозы от таких прагматических факторов, как: а) фактор адресата; б) статусно-ролевые отношения коммуникантов; в) дистантность общения;

7. Выявить и исследовать особенности лексико-семантической, синтаксической и коммуникативно-прагматической реализации МРА в политическом дискурсе, языковые способы экспликации и импликации угрозы в МРА как косвенном речевом акте.

Гипотеза исследования состоит в том, что речевой акт с неэксплицируемым перформативом может быть смоделирован с учетом его прагматических и семантических особенностей, при этом его иллокутивная сила может подлежать экспликации за счет формы других видов речевых актов.

Решению выше обозначенных задач способствует использование комплексной методики: метод компонентного, дефиниционного и контекстуального анализа, метод семантической интерпретации, лингвостилистический и лингвопрагматический анализ, квантитативный метод анализа для установления частотности тех или иных языковых явлений.

Методологической и теоретической базой исследования послужили труды отечественных и зарубежных ученых в области лингвистики текста и теории дискурса (В.В. Богданов, В.Г. Борботько, Е.В. Вольф, М.Я. Дымарский, В.И. Карасик, В.Н. Красных, М.Л. Макаров, З.Я. Тураева, Е.И. Шейгал, Т.А. ван Дейк, П. Серио, В.Е. Чернявская, Д. Шифрин), прагматики и теории речевых актов (Е.И. Беляева, В.В. Богданов, Д. Вандервекен, А. Вежбицка, В.З. Демьянков, И.М. Кобозева, Дж. Остин, Е.В. Падучева, Г.Г. Почепцов, Дж. Серль, Ч. Стивенсон, И.П. Сусов, К. Bach, Т.Т. Ballmer, В. Fraser, J. М. Sadock, G. Yule), принципов и правил речевого сотрудничества (P. Brown, Н.Р. Grice, R. Lakoff, G. Leech, S. Levinson), семантики и контекстологии (H.H. Амосова, Ю.Д. Апресян, И.В. Арнольд, Н.Д. Арутюнова, В.Г. Гак, Г.В. Колшанский, Н.А. Шехтман), политической лингвистики и вопросов соотношения языка и власти (В.Н. Базылев, В.И. Жельвис, А.П. Чудинов, P.M. Блакар, Р. Водак, Ю. Хабермас, N. Fairclough), жанров речи (М.М. Бахтин, Т.Г. Винокур, В.В. Дементьев, К.Ф. Седов, И.А. Стернин, М.Ю. Федосюк).

Теоретическая значимость работы состоит в уточнении концептуального аппарата теории политического дискурса, дальнейшей разработке таких проблем прагмалингвистики, теории речевых актов, лингвистики текста и дискурс-анализа, как институциональное общение, социально-лингвистический статус МРА в политическом дискурсе, лингвистическая манифестация МРА и статусно-ролевые характеристики политических личностей при конфликтном общении, речевая агрессия, экспликация иллокутивной силы речевых актов с неэксплицитной перформативной формой.

Практическая значимость работы заключается в том, что результаты, обобщения и наблюдения, сделанные в процессе исследования, могут использоваться в вузовских курсах лексикологии, теоретической грамматики, общего языкознания, в теоретических дисциплинах дискурсоведения, при разработке спецкурсов по прагмалингвистике, политической коммуникации в англоязычных странах, конфликтологии, при написании курсовых и дипломных работ, в подготовке учебных пособий по теории и практике английского языка.

На защиту выносятся следующие положения:

1. МРА признается самостоятельным речевым актом ввиду особой коммуникативно-прагматической структуры, лексико-семантического наполнения, грамматико-синтаксической и социально-лингвистической реализации. В качестве коммуникативно-семантических составляющих МРА выступают собственно угроза, устрашение, ультиматум, шантаж, категорическое требование и предостережение.

2. МРА является косвенным речевым актом, не обладающим перформативной формой реализации и имеющим возможность как глубинной, так и поверхностной манифестации собственного семантико-прагматического содержания посредством формы других речевых актов: промисивного, комиссивного, директивного и ассертивного. Одной из основных причин использования МРА формальной структуры других речевых актов является необходимость конформирования с нормами социального поведения.

3. В основе классификации МРА по типу манифестации прагматического значения угрозы лежит тип глагола, отвечающего за коммуникативную интенцию иллокутивного акта. Выделение эксплицитного и имплицитного уровней манифестации угрозы зависит от степени выраженности компонентов семантико-синтаксической модели МРА и от степени привлечения экстралингвистических факторов для воспроизведения прагматической структуры ситуации угрозы.

4. Использование менасивных конструкций с экспликацией или импликацией угрозы, т.е. тип манифестации угрозы в МРА, обусловлен сознательным социально-психологическим выбором адресанта, выбором, имеющим лингвистическое соответствие формальной структуре другого вида речевого акта.

Структура и объем работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, каждая из которых завершается выводами, и заключения. К диссертации прилагаются списки использованной научной литературы в количестве 264 источников (в том числе 50 на иностранном языке), 13 словарей, исследованных источников и список сокращений. Основная часть диссертации составляет 174 страницы машинописного текста. Общий объем работы вместе с библиографией и приложением составляет 209 страниц.

 

Заключение научной работыдиссертация на тему "Прагмалингвистические особенности менасивного речевого акта в политическом дискурсе"

Выводы по третьей главе

1. Анализ фактического материала показал, что в морфологическом составе лексики, участвующей в реализации прагматического значения угрозы, преобладают глаголы и существительные. Среди первых было установлено количественное преимущество глаголов деструктивной семантики (27,2%), объединенных нами под названием глаголов нанесения физического ущерба адресату (глаголы уничтожения или повреждения адресата). Еще одна выделенная в работе группа глаголов психологического ущерба была подвергнута тщательному семантическому анализу, в результате которого были определены следующие группы глаголов и глагольных сочетаний: противостояния (8,3%), административного наказания (6,5%), преследования (5,7%), силового доминирования (5,3%), силового выдворения (3,1%), лишения (2,1%), устрашения (1,6%), прогнозирования плачевного результата (1,4%), удержания силой (1%), изменения политического статуса (0,5%). В противовес данным одиннадцати группам глаголов с семой инициации действия был выделен класс глаголов ответных действий (12%). Еще три группы глаголов были рассмотрены в качестве лексических единиц, не несущих основную менасивную нагрузку, а отвечающих за имплицитную реализацию угрозы: глаголы, называющие результат действия угрозы (2,7%), глаголы с имплицитной семантикой угрозы (2,2%) и нейтральный класс глаголов (20,4%).

Среди существительных, участвующих в реализации МРА, были выделены имена существительные, называющие орудие нанесения физического вреда и имена существительные, называющие политическое орудие или орган осуществления угрозы. Отдельно были рассмотрены и расклассифицированы существительные и именные группы для номинации адресанта (6 типов номинации) и адресата МРА (количественное превалирование политических ярлыков и инвективов - 22,5% и 22% соответственно).

2. Анализ лексических средств представления процесса угрозы и участников МРА показал их реализацию в трех типовых коммуникативно-речевых стратегиях: 1) стратегия усиления; 2) стратегия обобщения; 3) стратегия отчуждения.

3. Семантический анализ глаголов, несущих основную менасивную нагрузку, в составе МРА, а также анализ набора грамматических средств и синтаксических конструкций позволили выстроить классификацию МРА по типу манифестации прагматического значения угрозы (поверхностная и глубинная). При поверхностной манифестации угрозы были выделены МРА с экспликацией речевого действия угрозы и МРА с экспликацией сообщения об угрозе. В основу такого разделения был положен тип глагола, отвечающего за коммуникативную интенцию иллокутивного акта (выделено 12 тематически организованных групп экспликаторов угрозы). При глубинной манифестации угрозы были определены МРА со слабой и с сильной импликацией угрозы.

4. При экспликации речевого действия угрозы МРА, за неимением собственной перформативной формулы, реализуется в виде перформативных формул других речевых актов: промисивного РА, комиссивного РА и директивного РА. В то же время оформление МРА через специальные лексико-грамматические единицы в виде структур (синтаксических моделей), закрепленных за другими речевыми актами, можно рассматривать как МРА с экспликацией сообщения об угрозе. В обоих типах МРА с экспликацией прагматического значения угрозы наблюдается представление всех или почти всех компонентов коммуникативной структуры МРА на поверхностном уровне.

5. МРА с импликацией прагматического значения угрозы подразделяются на МРА со слабой импликацией угрозы и МРА с сильной импликацией угрозы. МРА с импликацией угрозы есть высказывания, в поверхностной структуре которых представлены либо не все компоненты коммуникативной структуры, либо эти компоненты выражены таким непрямым способом, что их восстановление требует привлечения механизма инференции.

Выделение МРА со слабой и с сильной импликацией угрозы зависит от степени выраженности компонентов семантико-синтаксической модели и от степени привлечения экстралингвистических факторов для реконструкции прагматической структуры ситуации угрозы. В каждом из данных двух типов МРА с импликацией угрозы выделяются разные степени косвенности. К МРА со слабой импликацией угрозы первой степени относятся те, которые характеризуются переаранжировкой элементов актантной структуры, косвенным эвфемистическим и метафорическим описанием действия или его результата, выведением менасивного компонента из языкового микроконтекста. МРА со слабой импликацией угрозы второй степени предполагают наличие неопределенно-описательных дескрипций действий и выведение менасивного компонента из языкового макроконтекста (при обязательном прохождении микроконтекста).

Сильная импликация угрозы предполагает нахождение менасивного компонента высказывания либо в макроконтексте при отсутствии микроконтекста (1-я степень), либо в экстралингвистической ситуации (2-я степень).

6. Функционирование МРА с экспликацией и импликацией угрозы в англоязычном политическом дискурсе укладывается в выделенные 6 семантико-синтаксических моделей. Отличие заключается в том, что при оформлении экспликации угрозы превалируют промисивные, директивные и комиссивные конструкции, а в оформлении импликации угрозы -ассертивные.

Заключение

Данная работа посвящена изучению речевых актов угрозы в институциональной среде общения (политический дискурс), способов языковой манифестации МРА как на поверхностном, так и на глубинном уровне при полном сохранении семантико-прагматического содержания угрозы. В соответствии с поставленной целью в работе решался целый комплекс задач.

Прежде всего — это проблема существования МРА как самостоятельного речевого акта при полной неэксплицируемости перформатива. В ходе исследования было установлено, что глагол "threaten" относится к глаголам речевой деятельности, которые обнаруживают неспособность перформативного употребления, что обусловлено факторами лингвистической (противоречие между лексической семантикой глагола и грамматической семантикой перформативной формулы) и экстралингвистической природы (соблюдение принципа вежливости и норм дипломатии институционального общения). Тем не менее, самостоятельность МРА была доказана в результате анализа таких его характеристик как лексико-семантическое наполнение, грамматико-синтаксическое оформление, социолингвистическая реализация и коммуникативная направленность.

В рамках семантического аспекта были выделены 2 класса МРА по способу воздействия: конкретизируемая угроза (72%) и неконкретизируемая угроза (28%). В составе первого класса угроз было выявлено количественное доминирование угроз физической расправы (39,4%), что доказывает частотность нарушения этикетных норм поведения в рамках институционального вида общения. Выделенные типы МРА по способу воздействия также подлежат варьированию по признаку характера воздействия, который включает угрозу-устрашение, угрозу-ультиматум и угрозу-предупреждение возможной агрессии.

Реализация МРА в коммуникативно-прагматическом аспекте предполагает распределение коммуникативных и социальных ролей коммуникантов по двум типам конфликтной ситуации - вертикальной («высший против низшего» и наоборот) и горизонтальной («равный против равного»), каждая из которых имеет собственные показатели дистантности между участниками коммуникации и детерминирует соотношение их статусных и ситуативных характеристик. Особенность конфликтной ситуации с наличием в ней МРА заключается в двойственности ее восприятия (прямой и косвенный конфликт), которая проявляется непосредственно через выбор типа адресата (прямого, косвенного, квазиадресата) и двойного адресанта (прямого и ретранслятора).

Коммуникативно-прагматическая структура МРА характеризуется однозначной референциальной соотнесенностью, идентифицирующей субъект пропозиции либо как говорящего, либо как слушающего, типом взаимодействия (Г—>С), а также фактором бенефактивности по шкале «выгода-ущерб» (Г (+), С (.)). Таким образом, отличие МРА от других типов речевых актов доказывается прежде всего тем, что тип взаимодействия между Г и С определяется как воздействие Г на С с целью нанесения С ущерба.

Коммуникативная структура МРА получила в работе отражение в построенных двух денотативных ситуациях, имеющих собственные способы поверхностной реализации с помощью языковых средств различных уровней. Это позволило перейти к следующему этапу работы - анализу языковых средств манифестации МРА в политическом дискурсе. Ввиду установленного ранее факта, что эксплицитное функционирование квазиперформатива "threaten" запрещено негативными пресуппозициями социального характера, были обнаружены способы экспликации смысловой доминанты угрозы посредством формы других речевых актов: промисивного, комиссивного, директивного и ассертивного. Лексико-семантический анализ глаголов, несущих основную менасивную нагрузку, в составе МРА, а также анализ грамматических средств и синтаксических конструкций дают возможность выстроить классификацию МРА по типу манифестации прагматического значения угрозы (поверхностная и глубинная). В рамках данной классификации были выделены МРА с экспликацией угрозы и с импликацией угрозы.

Проблема эксплицитного и имплицитного выражения прагматического значения угрозы решалась с опорой на положение прагматической лингвистики о том, что речевые акты могут иметь различную степень косвенности. При этом большая степень косвенности будет характеризоваться большим количеством ступеней инференции или логического вывода для исчисления прагматического значения.

В связи с этим положением к МРА с экспликацией угрозы были отнесены МРА с экспликацией речевого действия угрозы и МРА с экспликацией сообщения об угрозе, выделению типов которых способствовало определение в составе МРА типа глагола, отвечающего за коммуникативную интенцию иллокутивного акта. Наличие данных глаголов и реализация всех компонентов коммуникативной структуры МРА на поверхностном уровне (в рамках синтаксических моделей, закрепленных за другими видами речевых актов) способствовало обозначению таких видов МРА, как МРА с экспликацией угрозы.

Имплицитное представление прагматического значения угрозы вызвано в основном необходимостью соответствовать нормам социального поведения и желанием не просто смягчить, а в некоторых случаях даже завуалировать некорректные формы речевого поведения. Всё это достигается за счет специальных лингвистических приемов: переаранжировки элементов актантной структуры, эвфемистическим и метафорическим описанием действия, опорой на микро- и макроконтекст при выведении менасивного компонента высказывания, наличием неопределенно-описательных дескрипций (что влечет изменение референциального статуса с определенного на неопределенный), и, наконец, нахождением менасивного компонента в экстралингвистической ситуации.

При анализе соотношения типа манифестации угрозы в МРА с формой другого вида речевого акта было обнаружено следующее соответствие: при экспликации угрозы превалируют промисивные, директивные и комиссивные конструкции, при импликации угрозы (как слабой, так и сильной) доминирует ассертивная форма.

Выбор менасивных конструкций с экспликацией или импликацией угрозы обусловлен сознательным социально-психологическим выбором адресанта, что подразумевает либо его отказ от соблюдения общественно приемлемых норм поведения вопреки потере собственного статуса и авторитета или в результате социальной оправданности такого поведения (мотивированность угрозы), либо желание говорящего избежать открытого конфликта.

 

Список научной литературыЭпштейн, Ольга Викторовна, диссертация по теме "Германские языки"

1. Александрова О.В. Проблемы экспрессивного синтаксиса (на материале английского языка). - М.: Высш. шк., 1984. - 211 с.

2. Алексеев А.Я. Стилистическая информация языкового знака // НДВШ. Филол. науки. 1982. -№ 1. - С. 50-55.

3. Алексеева М.В. Научный текст как полилог. М.: Сигнал, 2001. — 162 с.

4. Амосова Н.Н. К вопросу о лексическом значении слова // Научная сессия 1955-1956 гг. Тезисы докладов по секции филолог, наук. — JL: 1956.-С. 47.

5. Амосова Н.Н. О синтаксическом контексте // Лексикографический сборник. М.: 1962. Вып. 5. - С 36.

6. Амосова Н.Н. Слово и контекст. — Учен. зап. Ленингр. ун-та, 1958. № 243. Вып.42. — С.7.

7. Антонова А.В. Интенция обещания и средства ее выражения в английском языке: Автореф. дис.канд. филол. наук. Самара: 2004. -24с.

8. Апресян В.Ю. Имплицитная агрессия в языке // Компьютерная лингвистика и интеллектуальные технологии: Тр. Между нар. конф. «Диалог 2003». М.: Наука, 2003. - С. 32-35.

9. Апресян Р.Г. Сила и насилие слова // Человек. 1997. - № 5. — С. 133— 137.

10. Ю.Апресян Ю.Д. Перформативы в грамматике и словаре // Изв. АН СССР СЛЯ. 1986. - Т. 43. - № 4. - С. 208-223.

11. П.Апресян Ю.Д. Избранные труды (Язык. Семиотика. Культура). М.: Изд-во Языки русской культуры, 1995. - 766 с.

12. Арнольд И.В. Импликация как прием построения текста и предмет филологического изучения // Вопр. Языкознания. 1982. - № 4. - С. 83-91.

13. Арнольд И.В. Стилистика современного английского языка. 2-ое изд. -Л.: Просвещение, 1981. 295 с.

14. Арский А.А. Семантические категории угрозы и предостережения и их вербальная реализация в современном немецком языке: Дис. . канд. филолог, наук. Иркутск: 1998. - 180 с.

15. Арутюнова Н.Д. К проблеме функциональных типов лексического значения // Аспекты семантических исследований. М.: Наука, 1980. -С. 156-249.

16. Арутюнова Н.Д. Фактор адресата // Изв. АН СССР. СЛЯ. 1981. - Т. 40.-№4.-С. 356-367.

17. Арутюнова Н.Д. Языковая метафора (Синтаксис и лексика) // Лингвистика и поэтика. М.: Наука, 1979. - С. 147-173.

18. Арутюнова Н.Д., Падучева Е.В. Истоки, проблемы и категории прагматики // Новое в зарубежной лингвистике. М.: Прогресс, 1985. Вып. 16.-С. 3-43.

19. Арутюнова Н.Д. Дискурс // Лингвистический энциклопедический словарь / Гл. ред. В.Н. Ярцева. М.: Сов. энциклопедия, 1990. - С. 149.

20. Арутюнова Н.Д. Метафора и дискурс // Теория метафоры. — М.: Едиториал УРСС, 1990. 382 с.

21. Баранов А.Н., Казакевич Е.Г. Парламентские дебаты: традиции и новации: Сов. полит, яз.: (От ритуала к метафоре). — М.: Знание, 1991. — 63с.

22. Баранов А.Н., Крейдлин Г.Е. Иллокутивное вынуждение в структуре диалога // Вопросы языкознания. — 1992. — № 2. С. 84-100.

23. Баранов А.Г. Функционально-прагматическая концепция текста. — Ростов н/Д: 1993.-182 с.

24. Баранов А.Н. Политический дискурс: прощание с ритуалом // Человек. -№6. — 1997. С. 108-118.

25. Бахтин М.М. Проблема речевых жанров // Эстетика словесного творчества. М.: 1979. - С. 237-281.

26. Безменова Н.А., Герасимов В.И. Некоторые проблемы теории речевых актов // Языковая деятельность в аспекте лингвистической прагматики. -М.: 1984.-С. 172-224.

27. Беляева Е.И. Грамматика и прагматика побуждения: английский язык. Воронеж: 1992. - 168 с.

28. Беляева Е.И. Модальность в различных речевых актах // Филологические науки. 1987. - №3. - С. 64-70.

29. Бенвенист Э. Общая лингвистика / Пер. с фр. М.: Прогресс, 1974. - С. 137-139.

30. Благий T.JI. Коммуникативно-прагматические классы предложений угрозы, страха и опасения в современном немецком языке: Дисс. .канд. филол. наук. Иркутск: ИГПИИЯ, 1994. - 160 с.

31. Блакар Р. Язык как предмет социальной власти // Язык и моделирование социального взаимодействия. -М.: Прогресс, 1987. С. 88-124.

32. Богданов В.В. Перформативное предложение и его парадигмы // Прагматические и семантические аспекты синтаксиса: Межвуз. сб. научн. тр. Калинин: КГУ, 1985. - С. 18-28.

33. Богданов В.В. Классификация речевых актов // Личностные аспекты языкового общения: Сб. науч. тр. Калинин: КГУ, 1989. - С. 25-37.

34. Богданов В.В. Текст и текстовое общение: Учеб. пособие. Спб.: СПбГУ, 1993.-231 с.

35. Богин Г.И. Речевой жанр как средство индивидуации // Жанры речи. -Саратов, 1997. С. 12 - 22.

36. Бондарко А.В. Грамматическая категория и контекст. М.: Наука, 1971.- 115 с.

37. Бондарко А.В. Грамматическое значение и смысл. Л.: Наука, 1978. -175 с.

38. Бондарко А.В. Функциональная грамматика. Л.: Наука, 1984. - 136 с.

39. Борботысо В.Г. Принципы формирования дискурса: От психолингуистики к лингвосинергетике. Изд. 2-е, стереотипное. М.: КомКнига, 2007. - 288 с.

40. Борботько В.Г. Элементы теории дискурса. Грозный: 1989. - 203 с.

41. Будаев Э.В. Метафора в политической коммуникации. М.: Флинта, 2008. - 247 с.

42. Будаев Э.В., Чудинов А.П. Зарубежная политическая лингвистика: Учеб. пос. М.: Флинта, 2008. - 352 с.

43. Быкова О.И. Интегративность смыслообразующих структур дискурса в модульной концепции текста // Современные прагматические исследования романских, германских и русского языков. — Воронеж: ВГУ, 1996.-С. 37-38.

44. Быстров В.В. Функционально-семантический анализ менасивных диалогических реплик: Дисс. . канд. филол. Наук. — Тверь: 2001. — 186с.

45. Бэрон Р., Ричардсон Д. Агрессия. СПб: «Питер», 1998. - 336 с.

46. Вандервекен Д. Небуквальные речевые акты // Концептуализация и смысл: Сб. научн. тр. Новосибирск: Наука. Сибирское отд-ие, 1990. — С. 31-61.

47. Вежбицка А. Речевые жанры // Жанры речи. Саратов: Гос УНЦ «Колледж», 1997. Вып. 1. - С. 99-111.

48. Вежбицка А. Язык. Культура. Познание: Пер. с англ./ Отв. ред. и сост. М.А. Кронгауз. М.: «Русские словари», 1997. - 416 с.

49. Вежбицка А. Речевые акты // Новое в зарубежной лингвистики. М.: Прогресс, 1985. Вып. 16. - С. 251-275.

50. Вендлер 3. Причинные отношения // Новое в зарубежной лингвистике. -М.: Прогресс, 1986. Вып.18. С. 264-276.

51. Вендлер, 3. Иллокутивное самоубийство // Новое в зарубежной лингвистике. -М.: Прогресс, 1985. Вып. 16. С. 228-250.

52. Верещагин Е.М. Тактико-ситуативный подход к речевому поведению (поведенческая ситуация угроза) // Русистика. 1990. -№5. - С. 26-32.

53. Витгенштейн JI. Философские исследования // Новое в зарубежной лингвистике. М.: Прогресс, 1985. Вып. 16. С. 79-128.

54. Водак Р. Язык. Дискурс. Политика: Пер. с англ. и нем. / ВГПУ. -Волгоград: «Перемена», 1997. 139 с.

55. Вопросы английской контекстологии / Под ред. М.А. Кащеевой. JL: 1974. Вып. 1.-159 с.

56. Гак В.Г. Прагматика, узус и грамматика речи // Иностр. яз. в шк. — 1982.-№5.-С. 11-17.

57. Гак В.Г. Теоретическая грамматика французского языка. Синтаксис. 2-е изд. М.: Высш. шк., 1986. - 220 с. "

58. Гальперин И.Р. Очерки по стилистике английского языка. — М.: Изд-во Литературы на иностранных языках, 1958. 460 с.

59. Герасимова О.И. Косвенные высказывания в английской диалогической речи: Автореф. дис. . канд. филол. наук. — Калинин: 1986.- 18 с.

60. Герасимова О.И. О типах значений косвенных высказываний // Прагматические и семантические аспекты синтаксиса: Межвуз. сб. научн. тр. Калинин: КГУ, 1985.-С. 150-158.

61. Гетьман З.А., Архипович Т.П. Модальность как общетекстовая категория // Вестник Московского университета. Лингвистика и межкультурная коммуникация. Серия 19. М.: Изд-во МГУ, 2006. -№2. - С. 34-48.

62. Гладуш Н.Ф. Повествовательные директивы в современном английском языке: Автореф. дис. . канд. филол. наук. — Киев: 1985. -22 с.

63. Голоднов А.В. Лингвопрагматические особенности персуазивной коммуникации (на примере современной немецкоязычной рекламы): Автореф. дис. . канд. филол. наук. — СПб.: 2003. — 23 с.

64. Голубев В.Ю. Аргументация как один из функциональных элементов газетного стиля речи (на материале американской прессы): Дисс. . канд. филолог, наук. СПб.: 1996. - 222 с.

65. Гончарова Е.А. Персуазивность и способы ее языковой реализации в дискурсе рекламы // Studia linguistica. СПб.: 2000. Вып. 10. - С. 54-92.

66. Гордон Д., Лакофф Дж. Постулаты речевого общения // Новое в зарубежной лингвистике. — М.: Прогресс, 1985. Вып. 16. С. 276-302.

67. Готлиб Н.В. Семантико-прагматические особенности высказываний, не допускающих экспликации перформатива: Дисс. . канд. филолог, наук.-Л.: 1989.- 194 с.

68. Готлиб Н.В. Семантико-прагматические особенности высказываний, не допускающих экспликации перформатива: Автореф. дис. . канд. филолог, наук. Л.: 1989. - 17 с.

69. Грайс Г.П. Логика и речевое общение // Новое в зарубежной лингвистике. -М.: Прогресс, 1985. Вып. 16. С. 217-237.

70. Дейк Т.А. ван Вопросы прагматики текста // Новое в зарубежной лингвистике. -М.: Прогресс, 1978. Вып. 8. С. 259-336.

71. Дейк Т.А. ван. Язык. Познание. Коммуникация. М.: Прогресс, 1989. -312 с.

72. Дементьев В.В. Непрямая коммуникация. М.: Гнозис, 2006. - 376 с.

73. Демьянков В.З. Политический дискурс как предмет политологичесокй филологии // Политическая наука. Политический дискурс: История и современные исследования. М.: ИНИОН РАН, 2002. - №3. - С. 32-43.

74. Демьянков В.З. «Теория речевых актов» в контексте современной зарубежной лингвистической литературы: (Обзор направлений) // Новое в зарубежной лингвистике. М.: Прогресс, 1986. Вып. 17. — С. 223-235.

75. Демьянков В.З. Процедурная семантика // Краткий словарь когнитивных терминов / Под ред. Е.С. Кубряковой. М.: Изд-во МГУ, 1996. - С.145-147.

76. Дмитриев А.В. Конфликтология: Учеб. Пособие. М.: 2003. - 335 с.

77. Дмитриева O.JI. Ярлык в парламентской речи // Культура парламентской речи. М.: Наука, 1994. - С. 90-96.

78. Долинин К.А. Имплицитное содержание высказывания // Вопросы языкознания. 1983. - № 6. - С. 37-47.

79. Долинин К.А. Проблема речевых жанров через сорок пять лет после статьи Бахтина // Русистика: Лингвистическая педагогика конца XX века. СПб.: 1998. - С. 35-46.

80. Долинин К.А. Высказывание и ситуация общения. // Говорящий и слушающий: Языковая личность, текст, проблемы обучения. СПб.: Изд-во «СОЮЗ», 2001. - С. 17-24.

81. Дымарский М.Я. Текст дискурс - художественный текст. // Текст как объект многоаспектного исследовании: Сб. ст. науч.-метод. семинара «Textus». - Ставрополь: 1998. Вып. 3. Ч. 1. - С. 32-66.

82. Жельвис В.И. Инвектива в парадигме средств фатического общения // Жанры речи. Саратов: Изд-во ГосУНЦ «Колледж», 1997а. - С. 137144.

83. Жельвис В.И. Поле брани. Сквернословие как социальная проблема / В.И. Жельвис. М.: Науч.-изд. Центр «Ладомир», 19976. - 329с.

84. Живов В.М. Очерки исторической морфологии русского языка XVII-XVIII веков. М.: 2004. - С. 528.

85. Ильин И.П. Постструктурализм. Деконструктивизм. Постмодернизм. — М.: Интрада, 1996. 253 с.

86. Иссерс О.С. Коммуникативные стратегии и тактики русской речи. — Изд-во: ЛКИ, 2008. 284 с.

87. Иссерс О.С. Речевое воздействие. М.: Флинта: Наука, 2009. - 224 с.

88. Какорина Е.В. Стилистические заметки о современном политическом дискурсе // Облик слова: Сб. ст. памяти академика Д.Н.Шмелева. -М.: 1997.-С. 226-242.

89. Каменская О.JI. Текст и коммуникация. М.: Высшая школа, 1990. -152 с.

90. Капанадзе Л.А. Способы выражения оценки в устной речи // Разновидности городской устной речи. -М.: 1988. С. 151-156.

91. Карасик В.В. Языковой круг: личность, концепты, дискурс. -М.: ГНОЗИС, 2004.-389 с.

92. Карасик В.И. О типах дискурса // Языковая личность: институциональный и персональный дискурс: Сб. науч. тр. — Волгоград: Перемена, 2000. 227 с. С. 5-20.

93. Карасик В. И. Языковая личность: социолингвистические и эмотивные аспекты: Сб. науч. тр. Волгогр. гос. пед. ун-т. Н.-и. лаб. "Яз. и личность". Волгоград: Перемена, 1998. - 232 с.

94. Карнаухова М.В. Текстовый портрет политика как компонент политического дискурса: Экспериментальное исследование: Дисс. . канд. филолог, наук. Ульяновск: 2000. - 161 с.

95. Кибрик А.А. Когнитивные исследования по дискурсу // Вопросы языкознания. 1994. - №5. - С. 126-139.

96. Киуру К.В. Политика в языке vs язык в политике: семиотика политического дискурса // Социальные коммуникации: новое в науке, образовании, технологиях: Материалы международной научно-практической конференции. СПб.: Роза мира, 2004. — С. 157-159.

97. Кифер Ф. О пресуппозициях // Новое в зарубежной лингвистике. — М.: 1978. Вып. 8.-С. 337-370.

98. Кифер Ф. О роли прагматики в лингвистическом описании // Новое в зарубежной лингвистике. -М.: Прогресс, 1985. Вып. 16. С. 333-349.

99. Кобозева И.М. «Теория речевых актов» как один из вариантов речевой деятельности // Новое в зарубежной лингвистике. — М.: Прогресс, 1986. Вып. 17.-С. 7-21.

100. Кобозева И.М., Лауфер Н.И. Об одном способе косвенного информирования // РАН СЛЯ. 1988. - Т. 47. - № 5. - С. 462-471.

101. Колшанский Г. В. О природе контекста // Вопросы языкознания.- 1959.-№4. -С. 43-57.

102. Колшанский Г.В. Проблемы коммуникативной лингвистики // Вопросы языкознания. 1979. — № 6. - С. 51-62.

103. Колшанский Г.В. Коммуникативная функция и структура языка.- Изд-во: ЖИ, 2007. 175 с.

104. Колшанский Г.В. Контекстная семантика. Изд-во: ЛКИ, 2007. -152 с.

105. Колшанский Г.В. О логической природе контекста // Тезисы конференции по машинному переводу. -М.: 1958. — С. 45-48.

106. Комаров Е.Н. Ценностные ориентиры в заголовках французских и российских средств массовой информации: Дис. . канд. филол. наук.- Волгоград: 2003. 210 с.

107. Конрад Р. Вопросительные предложения как косвенные речевые акты // Новое в зарубежной лингвистике. М.: Прогресс, 1985. Вып. 16.- С. 349-384.

108. Коньков В.И. Речевая структура газетного текста: Автореф. дис. . доктора филолог, наук. СПб.: 1996. - 51 с.

109. Копнина Г.А. Речевое манипулирование. 2-е изд. М.: Флинта, 2008. - 224 с.

110. Костомаров В.Г., Бурвикова Н.Д. Изучение и преподавание русского слова от Пушкина до наших дней: Материалы конференций и семинаров. Волгоград: Изд-во Волгогр. гос. ун-та, 1999. - С. 10.

111. Красных В.В. «Свой» среди «чужих»: миф или реальность?. М.: ИТДГК «Гнозис», 2003. - 376 с.

112. Красных В.В. Структура коммуникации в свете лингво-когнитивного подхода: Коммуникативный акт, дискурс, текст: Дисс. . доктора филолог, наук. -М.: 1999. 188 с.

113. Кубрякова Е.С. О понятиях дискурса и дискурсивного анализа в современной лингвистике // Дискурс, речь, речевая деятельнгость: Сб. обзоров. М.: ИЯ ПАН, 2000. - С. 8-22.

114. Кубрякова Е.С. Части речи с когнитивной точки зрения. М.: Инт языкознания РАН, 1997. — 327 с.

115. Лассан Э. Дискурс власти и инакомыслия в СССР: Когнитивно-исторический анализ. — Вильнюс: Изд-во Вильнюсского ун-та, 1995. — 232 с.

116. Мазаев А.Ю. Политический дискурс: Фактор адресата. URL: http://www.ostu.ru/conf/ruslang2005/trend 1/mazaeva.htmfдата обращения: 14.12.2008).

117. Макаров М.Л. Анализ дискурса в малой группе. Тверь: Изд-во Тверского университета, 1995. — 82 с.

118. Макаров М.Л. Интерпретативный анализ дискурса в малой группе. Тверь: Изд-во Тверск. ун-та, 1998. - С. 68-75.

119. Макаров М.Л. Основы теории дискурса. М.: ИТДГК «Гнозис», 2003.-280 с.

120. Маклецова И.С. Политический дискурс и его отражение в публицистике. URL: http://www.vestnik.i-u/Article/Filology/7-10/25htin (дата обращения: 24.10.2008).

121. Малинович Ю.М. Экспрессия и смысл предложения: Проблемы эмоционально-экспрессивного синтаксиса: моногр. — Иркутск: Изд-во Иркут. Ун-та, 1989. 216 с.

122. Малинович Ю.М., Семенова И.М. Коммуникативно-прагматический класс предложений угрозы // Логико-семантические и прагмтические проблемы текста. Красноярск: Изд-во Красноярского ун-та, 1990.-С. 58-62.

123. Мартынова И. А. Функционально-прагматическое поле менасивных речевых актов (на материале современной англоязычнойхудожественной литературы): Дисс. . канд. филол. наук. — Самара: 2006. 174 с.

124. Маслова А.Ю. Введение в прагмалингвистику: Учеб. Пособие. -М.: Флинта: Наука, 2007. 152 с.

125. Маслова В.А. Современные направления в лингвистике. М.: Академия, 2008. - 266 с.

126. Мастенбрук У. Управление конфликтными ситуациями и развитие организации: Пер. с англ. — М.: ИНФРА-М, 1996. — 256 с.

127. Матевосян Л.Б. Имплицитные смыслы высказывания в рамках диалогического единства // НДВШ. Филол. науки. 1996. - № 3. - С. 72-79.

128. Мельчук И. А. Об одной лингвистической модели типа «Смысл<=>Текст». Уровни представления языковых высказываний // Серия литературы и языка. М.: 1974. - Том 33. - №5. - С. 436-447.

129. Миронова Н.Н. Дискурс — анализ оценочной семантики. М.: Тезаурус, 1997а. - 157 с.

130. Миронова Н.Н. Оценочный дискурс: проблемы семантического анализа. Изв. РАН. Сер. Лит. Ин. Яз. Т.56. - 19976. - №4. - С. 52-59.

131. Михалева О. Л. Политический дискурс. Специфика манипулятивного воздействия. М.: Книжный дом: "ЛИБРОКОМ", 2009.-256 с.

132. Михальская А.К. Русский Сократ: Лекции по сравнительно-исторической риторике. -М.: Изд. центр «Academia», 1996. 192 с.

133. Остин Дж. Избранное / Перевод с англ. Л.Б. Макеевой, В.П. Руднева М.: Идея-Пресс, Дом интеллектуальной книги, 1999. — 332 с.

134. Остин Дж. Слово как действие // Новое в зарубежной лингвистике. М.: Прогресс, 1986. Вып. 17. - С. 22-130.

135. Падучева Е.В. Высказывание и его соотнесенность с действительностью. — М.: Наука, 1985. — 271 с.

136. Паршин П.Б. Понятие идиополитического дискурса и методологические основания политической лингвистики. Архив. 23 марта 1999. URL: http://www/elections/ru/biblio/parshin/htm/ (дата обращения: 10.05.2008).

137. Пеньковский А.Б. О семантической категории «чуждости» в русском языке // Структурная лингвистика. 1985-1987. М.: Наука, 1989.-С. 54-82.

138. Пиотровская JI.A. Эмотивные высказывания как объект лингвистического исследования (на материале русского и чешского языков). СПб.: Российск. гос. пед. ун-т, 1994. — 148 с.

139. Поспелова А.Г. О средствах смягчения коммуникативного намерения в современном английском языке // Вестник Ленингр. ун-та. Сер. ист., яз. и лит-ры. 1985. - № 16. - С. 67-72.

140. Поспелова А.Г. Речевые приоритеты в английском диалоге: Дисс. . доктора филолог, наук в форме науч. докл. СПб.: 2001. - 72 с.

141. Поспелова А.Г. Иллокуция и интеракция // Императив в разноструктурных языках. Тезисы докладов. Л.: 1988. - С. 105-106.

142. Почепцов Г.Г. Коммуникативно-прагматические аспекты семантики // НДВШ. Филол. науки. 1984. - № 4. - С. 29-36.

143. Почепцов Г.Г. О коммуникативной типологии адресата // Речевые акты в лингвистике и методике: Сб. научн. тр. — Пятигорск: 19866. — С. 10-17.

144. Почепцов Г.Г. Прагматический аспект изучения предложения // Иностр. яз. в школе. 1975. — №6. - С. 15-25.

145. Почепцов Г.Г. Предложение // Иванова И.П., Бурлакова В.В., Почепцов Г. Г. Теоретическая грамматика современного английского языка. -М.: Высш. шк., 1981. С. 164-282.

146. Почепцов Г.Г. (мл.) Нестандартное употребление перформативных высказываний // Коммуникативно-прагматические и семантические функции речевых единств. Калинин: 1980. — С. 106111.

147. Почепцов Г.Г. Информационные войны. М.: 2000. - 281с.

148. Почепцов Г.Г. Коммуникативные аспекты семантики. — Киев: В ища шк., 1987.- 129с.

149. Почепцов Г.Г. Конструктивный анализ структуры предложения. -Киев: 1971.-С. 116-130.

150. Почепцов Г.Г. Основы прагматического описания предложения. -Киев: Выща шк., 1986а. 115 с.

151. Почепцов О.Г. Прагматический вспект изучения предложения (к построению теории прагматического синтаксиса). ИЯШю. - 1975. -№6.-С. 15-26.

152. Пушкарева Г.В. Политический менеджемент: Учеб. Пособие. -М.: Дело, 2002.-400 с.

153. Рахманова Л.И., Суздальцева В.Н. Современный русский язык. Лексика. Фразеология. Морфология: Учеб. Пособие. — М.: Изд-во МГУ, 1997.-449 с.

154. Ревзина О.Г. Дискурс и дискурсивные формации // Критика и семиотика. Новосибирск, 2005. Вып. 8. - С. 66-78.

155. Ревзина О.Г. Язык и дискурс // Вестн. Моск. ун-та. Серия 9. Филология. 1999. - № 1. - С. 25-33.

156. Рейман Е.К. К вопросу о текстовой импликации // Общие и частные проблемы функциональных стилей. М.: Наука, 1986. — С. 88124.

157. Романов А.А. Коммуникативно-прагматические и семантические свойства высказываний-просьб: Автореф. дис. .канд. филолог, наук. — Калинин: 1982. 16 с.

158. Романов А.А. Прагматические особенности перформативного высказывания // Прагматика и семантика синтаксических единиц. — Калинин: 1984. С. 86-93.

159. Романов А.А. Иллокутивные индикаторы прямых и косвенных речевых актов // Речевые акты в лингвистике и методике: Межвуз. сб. науч. тр. Пятигорск: ПГПИИЯ, 1986. - С. 195-200.

160. Романов А.А. Системный анализ регулятивных средств диалогического общения. М.: Наука, 1988а. - 184 с.

161. Романов А.А. Текст в речевой деятельности (Пер. и лингв, анализ): Сб. ст. АН СССР. М.: ИЯЗ, 19886. - 136 с.

162. Седов К.Ф. Внутрижанровые стратегии речевого поведения: «ссора», «комплимент», «колкость» // Жанры речи. Саратов: 1997. — С. 188-195.

163. Седов К.Ф. Жанры речи в становлении дискурсивного мышления языковой личности // Русский язык в контексте культуры. — Екатеринбург: 1999. С. 86-98.

164. Семененко Л.П. Несоответствие между речевым актом и средствами его экспликации // Прагматические условия функционирования языка: Сб. науч. трудов. Кемерово: 1987. - С. 3437.

165. Серио П. Как читают тексты во Франции // Квадратура смысла: Французская школа анализа дискурса: Пер. с фр. и португ. М.: Прогресс, 1999. - С. 26-27.

166. Серль Дж.Р. «Классификация иллокутивных актов» // Новое в зарубежной лингвистике. — М.: Прогресс, 1986а. Вып. 17. — С. 170-194.

167. Серль Дж.Р. «Что такое речевой акт?» // Новое в зарубежной лингвистике. — М.: Прогресс, 19866. Вып. 17. С.151-169.

168. Серль Дж.Р. Косвенные речевые акты // Новое в зарубежной лингвистике. -М.: Прогресс, 1986в. Вып. 17. С. 195-241.

169. Серль Дж.Р., Вандервекен Д. Основные понятия исчисления речевых актов // Новое в зарубежной лингвистике. М.: Прогресс, 1986. Вып. 17.-С. 242-263.

170. Стексова Т.И. Угроза как речевой жанр // Жарны речи. Саратов: Изд-во ГосУНЦ «Колледж», 1997. - С. 6-7.

171. Степанов Ю.С. Альтернативный мир. Дискурс. Факт и принцип Причинности // Язык и наука конца XX века: Сб. статей. М.: РГГУ, 1995.-С. 35-73.

172. Степанов Ю.С. Понятие. // Языкознание. Большой энциклопедический словарь. М.: Большая российская энциклопедия, 1998.-С. 383-385.

173. Стивенсон Ч. Некоторые прагматические аспекты значения // Новое в зарубежной лингвистике, 1985. Вып. 16. — С. 79-128.

174. Стросон П.Ф. Намерение и конвенция в речевых актах // Новое в зарубежной лингвистике. М.: Прогресс, 1986. Вып. 17. - С. 131-150.

175. Сусов И.П. К предмету прагмалингвистики // Содержательные аспекты предложения и текста: Сб. научн. тр. Калинин: КГУ, 1983. — С. 3-15.

176. Сусов И.П. Деятельность, сознание, дискурс и языковая система //Языковое общение: Процессы и единицы. Калинин: 1988. - С. 7-13.

177. Сусов С.П. Коммуникативно- прагматическая лингвистика и ее единицы // Прагматика и семантика синтаксических единиц: Сб. науч. тр. Калинин: КГУ, 1984. - С. 3-12.

178. Трофимова Э.А. Синтаксические конструкции в английской разговорной речи. — Ростов н/Д: Изд-во Ростовского ун-та, 1981. — 160 с.

179. Тураева З.Я. Лингвистика текста: Текст: Структура и семантика. 2-е изд., доп. -М.: Книжный дом "ЛИБРОКОМ", 2009. 138 с.

180. Туранский И.И. Средства интенсификации высказывания в английском языке. Куйбышев: КГПИ, 1987. - 78 с.

181. Фаткуллина Ф.Г. Лексико-семантическое поле глаголов деструктивной семантики // Языки и литературы народов Башкортостана в евразийском диалоге культур: Материалы конф. -Уфа: 1997.-С. 87-89.

182. Федосюк М.Ю. Исследование средств речевого воздействия и теория жанров речи // Жанры речи. Саратов: 19976. - С. 66-88.

183. Федосюк М.Ю. Нерешенные вопросы теории речевых жанров // Вопросы языкознания. 1997а. - №5. - С. 102-120.

184. Федосюк М.Ю. Неявные способы передачи информации в тексте. -М.: 1988.-82 с.

185. Филипс Л., Йоргенсен М.В. Дискурс-анализ. Теория и метод. -М.: Генезис, 2008. 352 с.

186. Филоненко Т. А. Жанрово-стилистические характеристики англоязычного научно-методического дискурса: Автореф. дис. .канд. филолог, наук. — Самара: 2005. 20 с.

187. Формановская Н.И. Речевое взаимодействие: коммуникация и прагматика. М.: Издательство «Икар», 2007. - 480 с.

188. Формановская Н.И. Способы выражения просьбы в русском языке: Прагматиеский подход // Русский язык за рубежом. М.: 1984. -№6.-С. 67-73.

189. Фуко. М. Археология знания. Киев: 1996: - 208 с.

190. ХлевоваЮ.А. Типы модальных значений // Вестник Амурского государственного университета. Вып.7. 1999. URL: http://www.amursu.ru/vestniky7/9 7 99.html (дата обращения: 12.01.2009).

191. Хохлова Н.В. Способы и средства реализации коммуникативной категории угрозы в русском и английском языках: Дисс. . канд. филол. наук. Волгоград: 2004. - 187 с.

192. Храковский B.C., Володин А.П. Семантика и типология императива. Русский императив / Отв. ред. В.Б. Касевич. 2-е изд., стер. -М.: УРСС, 2001.-270 с.

193. Хэллидей М.А. Место «Функциональной перспективы предложения» в системе лингвистического описания // Новое в зарубежной лингвистике. -М.: Прогресс, 1978. Вып. 8. С. 138-149.

194. Чарняк Ю. Умозаключения и знания. I-II // Новое в зарубежной лингвистике. -М.: Прогресс, 1983. Вып. 12. С. 171-207, 272-317.

195. Чернявская В.Е. Дискурс власти и власть дискурса: проблемы речевого воздействия: Учеб. пособие. М.: Флинта: Наука, 2006. — 136 с.

196. Чернявская В.Е. Лингвистика текста: Поликодовость, интертекстуальность, интердискурсивность. — М.: Книжный дом "ЛИБРОКОМ", 2009. 278 с.

197. Чудинов А.П. Метафорическая мозаика в современной политической коммуникации. Екатеринбург: 2003. - 248 с.

198. Чудинов А.П. Политическая лингвистика: Учеб. пособие. 2-е изд., испр. М.: Флинта: Наука, 2007. - 256 с.

199. Чурилина Л.Н. Актуальные проблемы современной лингвистики: Учеб. пос. М.: Флинта, 2006. - 416 с.

200. Шаховский В.И. Голос эмоций в русском политическом дискурсе // Политический дискурс в России-2: Материалы рабочего совещания. -М.: 1998.-212 с.

201. Шаховский В.И. Категоризация эмоций в лексико-семантической системе языка. Воронеж: Изд-во Воронеж, ун-та, 1987. - 192 с.

202. Шейгал Е.И. Власть как концепт и категория дискурса // Эссе о социальной власти языка. — Воронеж: 2001. — С. 57 64.

203. Шейгал Е.И. Семиотика политического дискурса. Монография. — Волгоград: Перемена, 2000. 368 с.

204. Шейгал Е.И. Семантика политического дискурса. — М.: Гнозис, 2004.-324 с.

205. Шейгал Е.И. Структура и границы политического дискурса // Филология. Краснодар: 1998. - №14. - С. 22-29.

206. Шелингер Т. Н. Нетрадиционно выделяемые коммуникативные единицы современного английского языка: Автореф. дис. . канд. филолог, наук. — JL: 1986. — 16 с.

207. Шехтман Н.А. Понимание речевого произведения и гипертекст. — Оренбург: Изд-во ОГПУ, 2005. 167 с.

208. Шехтман Н.А. Системность лексики и семантики слова: Учеб. пособие к спецкурсу / Науч. ред. М.А. Кулинич. Куйбышев: КГПИ, 1988.-84 с.

209. Шмелева Т.В. Модель речевого жанра // Жанры речи. Саратов, 1997.-С. 88-99.

210. Шмидт З.Й. Текст и история как базовые категории // Новое в зарубежной лингвистике. М.: 1978. Вып. 8. - С.89-108.

211. Щербинина Ю.В. Вербальная агрессия. Изд-во: ЛКИ, 2008. — 360 с.

212. Щербинина Ю.В. Русский язык: Речевая агрессия и пути ее преодоления. М.: Флинта, 2004. - 224с.

213. Abu-Lughod L. and Lutz С.A. Introduction: Emotion, discourse, and the politics of everyday life // Language and the politics of emotion / Ed. by C.A. Lutz and L. Abu-Lughod. Cambridge: Cambridge University Press, 1990.-P. 1-23.

214. Alston W. P. Philosophy of Language. -N.Y.: Prentice Hall, 1964. -113 p.

215. Atlas J.D., Levinson S.C. It-clefts, informativeness, and logical form: radical pragmatics (Revised Standard Version) // Radical pragmatics / In Peter Cole ed. New York: Academic Press, 1981. - P. 1-61.

216. Austin J. L. How to Do Things with Words. Cambridge, Mass: Harvard Univ. Press, 1962. - 167 p.

217. Bach K., Harnish R.M. Linguistic Communication and Speech Acts. -Cambridge, Mass.: MIT, Press, 1979. 332 p.

218. Bach K. Speech acts. URL: http://online.sfsu.edu/~kbach/spchacts.htinl (дата обращения: 12.06.2009).

219. Baldwin D.A. Paradoxes of Power. N.Y.: Basil Blackwell, 1989. -148 p.

220. Ballmer T.T., Brennenstuhl W. Speech Act Classification: A Study in the Lexical Analysis of English Speech Act Verbs. Berlin: Springer, 1981. - 274 p.

221. Bardovi-Harlig K., Hartford B.S. Interlanguage pragmatics: exploring institutional talk. New Jersey: Lawrence Erlbaum Associates, Inc., 2005. -237 p.

222. Benveniste E. Problemes de linguistique generale. Paris: Gallimard, 1966.-356 p.

223. Carston R. Implicature, Explicature and Truth-Theoretic Semantics // Mental Representations: The Interface between Language and Reality / Ed. R. Kempson. Cambridge: Cambridge University Press, 1988. - P. 155-81.

224. Carston R. Thoughts and utterances: the pragmatics of explicit communication. Oxford: Blackwell, 2002. - 418 p.

225. Chapman S., Routledge Chr. Key ideas in linguistics and the philosophy of language. Edinburgh: Edinburgh University Press, 2009. -260 p.

226. Corey R. Fear: A Biography of a Political Idea. Oxford: Oxford University Press, 2004. - 316 p.

227. Cutting J. Pragmatics and Discourse: A resource book for students. -Florence: Routledge, 2002. 202 p.

228. Davison A. Indirect Speech Acts and What to Do with Them // Syntax and Semantics. -N.Y.: 1975. Vol. 3: Speech Acts. - P. 143-185.

229. Dijk Т. A. von. Pragmatics of Language and Literature. Amsterdam: North-Holland Publishing Сотр., 1976. - P. 23-57.

230. Dijk T. A. von. Studies in the Pragmatics of Discourse. The Hague etc.: Mouton, 1981.-331 p.

231. Discourse, War and Terrorism // Discourse Approaches to Politics, Society and Culture / Ed. by A. Hodges and Ch. Nilep. Amsterdam: John Benjamins Publishing Company, 2007. - Vol. 24. - 249 p.

232. Fairclough N. Language and Power. London-New York: Longman, 1990.-203 p.

233. Fraser B. Hedged Performatives // Syntax and Semantics. N.Y.: 1975. - Vol. 3: Speech Acts. - P. 187-210.

234. Furedi F. Culture of Fear: Risk-taking and the Morality of Low Expectation. London: Continuum International Publishing Group, 2002. — 224 p.

235. Gordon D., Lakoff G. Conversational Postulates // Syntax and Semantics. -N.Y.: 1975. Vol. 3: Speech Acts. - P. 83-106.

236. Green G.M. How to get people to do things with words // Syntax and semantics.-N.Y.: 1975.-Vol.3: Speech acts. P. 107-141.

237. Grice H.P. Logic and Conversation // Syntax and Semantics. N.Y.: Academic Press, 1975. - Vol. 3: Speech Acts. - P. 41-58.

238. Habermas J. Theorie des kommunikativen Handelns. Frankfurt/M.: 1981.-268 p.

239. Halmari H. In search of "successful" political persuasion: A comparison of the styles of Bill Clinton and Ronald Reagan // Persuasion across genres: a linguistic approach. Amsterdam: John Benjamins Publishing Company, 2005. - P. 105-134.

240. Hancher M. The Classification of Co-operative Illocutionary Acts // Language in Society 8 (1). Cambridge: Cambridge University Press, 1979. -P. 1-14.

241. Horn L.R. Toward a new taxonomy for pragmatic inference: Q-based and R-based implicature // Georgetown University Round Table on Languages and Linguistics / In D. Schiffrin ed. Washington: Georgetown University Press, 1984. - P. 11-42.

242. House J. Contrastive discourse analysis and misunderstanding: The case of German and English // Contrastive Sociolinguistics / Ed. by M. Hellinger and U. Ammon. Berlin: Mouton de Gruyter, 1996. - P. 345-361.

243. Leech G.N. Principles of Pragmatics. London, N.Y.: Longman, 1983.-250 p.

244. Obeng S.G., Hartford B.A.S. Political discourse analysis. N.Y.: Nova Science Publishers, Inc., 2008. - 124 p.

245. Partington A. The linguistics of political argument: the spin-doctor and the wolf-pack in the White House. -N.Y.: Routledge, 2003. 280 p.

246. Plutchik R. A general psychoevolutionary theory of emotion // Emotion: Theory, Research, and Experience / Ed. by R. Plutchik and H. Kellerman. San Diego: Academic Press, 1980. - P. 3-33.

247. Political Discourse in the Media: cross-cultural perspectives (Pragmatics & Beyond New Series) / Ed. by A. Fetzer, G.E. Lauerbach. -Amsterdam: John Benjamins Publishing Company, 2007. 393 p.

248. Power without Domination: Dialogism and the empowering property of communication // Discourse Approaches to Politics, Society and Culture / Ed. by E. Grillo. Amsterdam: John Benjamins B.V, 2005. - Vol. 12. - 2661. P

249. Ross J.R. On Declarative Sentences // Reading in English Transformational Grammar. Waltham, Moss: Ginn, 1970.

250. Sadock J.M. Toward a linguistic theory of speech acts. N.Y.: Acad. Press, 1974.-353 p.

251. Salkie R. Text and discourse analysis / Ed. by R. Hudson. N.Y.: Routledge, 2001.- 115 p.

252. Schiffer S.R. Meaning. Oxford: Clarendon Press, 1972. - 170 p.

253. Schiffrin D. Approaches to Discourse. Oxford: Blackwell, 1994. -167 p.

254. Searle J. R. Speech Acts. London: Cambridge Univ. Press, 1970. -204 p.

255. Skinner B. F. Verbal Behavior. N.Y.: Appleton-Century-Crofits, Inc., 1957.

256. Vendler Z. Say what you think // Studies in Thought and Language. -Tuskan, 1970. P. 79-97.

257. Vendler Z. Res cognitas: an essai in rational psycology. Ithaca: 1972.-225 p.

258. Waever O. Securitization and desecuritization // On Security / Ed. by R. Lipschutz. N.Y.: Columbia University Press, 1995. - P. 46-86.

259. Widdowson H.G. Text, context, pretext: critical issues in discourse analysis. Oxford: Blackwell, 2004. - 185 p.

260. Wierzbicka A. Cross-Cultural Pragmatics: The Semantics of Human Interaction. Berlin: Mouton de Gruyter, 1991. - 512 p.

261. Wierzbicka A. English Speech Act Verbs. A Semantic Dictionary. — Sidney: Academic Press, 1987. 398 p.

262. Wunderlich D. Methodological remarks on speech act theory // Speech act theory and pragmatics / Eds. J. Searle, F.Kiefer, M.Bierwisch. -Dordrecht, Boston, London: Reidel, 1980. P. 291-312.

263. Yule G. Pragmatics / Ed. by H.G. Widdowson. Oxford: Oxford University Press, 1996. - 138 p.

264. Список использованных источников

265. American presidency project. Speech archive. URL: http://www.presidency.ucsb.edu

266. American RadioWorks. White House Tapes. The President calling. URL: http://americanradioworks.publicradio.org/features/prestapes/

267. American Rhetoric. Online Speech Bank. URL: http://www.americanrhetoric.com/speechbanka-f.htm

268. BBC World Service. Documentaries. URL: http://www.bbc.co.uk/worldservice/documentaries/

269. Bovard J. Terrorism and tyranny; trampling freedom, justice, and peace to rift the world of evil. -N.Y.: Palgrave Macmillan, 2003. 440 P.

270. Brands H.W. Into the labyrinth: the United States and the Middle East 1945 -1993. -N.Y.: McGraw Hill, 1994. - 234 p.

271. Brands H.W. The devil we knew: Americans and the Cold War. N.Y.: Oxford University Press, 1993. - 322 p.

272. Brown F.G. "Slick Willie": Why America Cannot Trust Bill Clinton. -Annapolis Md.: Annapolis Publishing, 1992. 192 p.

273. Buzzle.com Special News Reports. URL: http://www.buzzle.coin/articles

274. CBSNEWS. Politics. URL: http://vyyyw.cbsnews.com/

275. CNN.com Transcripts. URL: http://transcripts.cnn.com/TRANSCRIPTS/

276. CNN.com. International. Video. URL: http://edition.cnn.com/video/

277. Daily Mail Online. Site archieve. URL: http://www.dailymail.co.uk/home/sitemaparchive/index.html

278. Ellul, J. Propaganda: The formation of men's attitudes. -N.Y.: Vintage Books, 1973.-352 p.

279. Financial Times August 14/August 15. London: Financial Times Ltd., 2004. -20 p.

280. Financial Times August 25. London: Financial Times Ltd., 2004. - 28 p.

281. Financial Times August 31.- London: Financial Times Ltd., 2004. 30 p.

282. Financial Times November 4. — London: Financial Times Ltd., 2004. — 36 p.

283. Guardian.co.uk. URL: http://www.guardian.co.uk/

284. History and Politics out loud (Audio). URL: http://www.hpol.org/

285. History.com. History Made Every Day™. Speeches & Audio. URL: http://www.history.com/video.do?name=speeches

286. LaFeber W. America, Russia, and the Cold War 1945-1990. 6th ed. N.Y.: McGraw-Hill, 1991. - 370 p.

287. Lessig L. The future of Ideas: The fate of the Commons in a connected world. — N.Y.: Random House, 2001.-384 p.

288. Lucas E. The new cold war: Putin's Russia and the threat to the West. — N.Y.: Palgrave Macmillan, 2008. 260 p.

289. Mail Online. Site archive. URL: http://www.dailymail.co.uk/home/sitemaparchive/mdex.html

290. Miller Center of Public Affairs. University of Virginia. Presidential Speech Archive. URL: http://millercenter.org/scripps/archive/speeches

291. Miller M.C. Cruel and unusual: Bush/Cheney's world order. N.Y.: Norton & со., 2004.-343 p.

292. New times August. M.: 2003. - 62 p.

293. New times February. M.: 2006. - 60 p.

294. New times July. M.: 2005. - 62 p.31 .New times March June. - M.: 2004. - 62 p.

295. New times May. M.: 2003. - 62 p.

296. New times October. M.: 2005. - 62 p.

297. New times September. M.: 2005. - 62 p.

298. News archives and special reports Audio source. URL: http://wamu.org/news/

299. Newsweek April 12. -N.Y.: 2004. Vol. CXLII. - No. 15.

300. News week April 5. -N.Y.: 2004. Vol. CXLIII. - No. 14.

301. Newsweek August 23. -N.Y.: 2004. Vol. CXLIV. - No. 8.

302. News week February 14. -N.Y.: 2005. Vol. CXLV. - No. 7.

303. Newsweek February 16. N.Y.: 2004. - Vol. CXLIII. - No. 7.41 .Newsweek February 7. N.Y.: 2005. - Vol. CXV. - No. 6.

304. Newsweek June 20. -N.Y.: 2005. Vol. CXLV. - No. 25.

305. Newsweek June 27. N.Y.: 2005. - Vol. CXLV. - No. 26.

306. News week June 6/June 13. N.Y.: 2005. - Vol. CXLV. - No. 23.

307. Newsweek March 15. N.Y.: 2004. - Vol. CXLIII. - No. 11.

308. Newsweek May 10. -N.Y.: 2004. Vol. CXLIII. - No. 19.

309. News week May 30. -N.Y.: 2005. Vol. CXLV. - No. 22.

310. NumberlO.gov.uk. The official site of the Prime Minister's Office. News. Speeches and Transcripts. URL: http://www.numberlO.gov.uk/news/speeches-and-transcripts

311. PresidentialRhetoric com. Audio and Transcripts. URL: http://www.presidentialrhetoric.com/archives/index.html

312. Revista INTER-FORUM. Political articles and publications. URL: http://www.revistainterforum.com

313. Social Security Online. Special Collections. Presidential Statements. URL: http://www.ssa.gov/history/presstmts.html

314. The Australian. The Heart Of The Nation. Online Archive. URL: http://www.theaustralian.news.com.au/archive

315. The Independent. News. World. URL: http://www.independent.co.uk/news/world

316. The New York Times with the International Herald Tribune. Global Edition. URL: http://www.nytimes.com/

317. The Washington Post Online. Special reports. America at war. URL: http://www.washingtonpost.com/wpsrv/nation/specials/attacked/

318. The Washington Times. News Politics. URL: http://washingtontimes.com/news/politics

319. The white house. URL: http://www.whitehouse.gov/briefing room

320. Time July 17.-N.Y.: Time Inc., 2000.-Vol. 156.-No. 3.-64 p.

321. Time June 1. N.Y.: Time Inc., 2009. - Vol. 173. - No. 21. - 64 p.

322. Time May 22. -N.Y.: Time Inc., 2000. Vol. 155. - No. 20. - 64 p.

323. U.S. Department of State. Archive. Remarks. URL: http://2001-2009.state.gov/secretarv/rm/index.htm

324. United States Department of Defense. Office of the Assistant Secretary of Defense (Public Affairs). News Transcripts. URL: http://www.defenselink.mil/transcripts/index.aspx

325. United States Department of Defense. Office of the Assistant Secretary of Defense (Public Affairs). Secretary of Defense Speeches. URL: http://www.defenselink.mil/speeches/secdef.aspx

326. Voices of Democracy. The U.S. Oratory Project. URL: http://www.voicesofdemocracy.umd.edu/

327. Woodward B. Bush at war. -N.Y.: Simon & Schuster, 2003. 384 p.

328. Wozniuk V. Understanding Soviet foreign policy: Readings and documents. — N.Y.: McGraw-Hill, 1990. 323 p.

329. Список использованных словарей и условных сокращений.

330. БСЭ Большая советская энциклопедия / Под ред. A.M. Прохорова. 3-е изд. 1978. URL: http://www.rubricon.com/bse 1 .asp (дата обращения: 22.03.2009).

331. Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка. — Т. 1-4. — М.: Рус. яз., 1989. Т. 1: А-3.- 1989. -699с.

332. CCELD Collins Cobuild English Language Dictionary. - London: Harper Collins Publishers, 1991. - 1703 p.

333. LDCE Longman Dictionary of Contemporary English / Ed. by A. Gadsby and M. Rundell. 3d ed. - Harlow: Pearson Education Limited, 2001. - 668p.

334. LEA Longman Essential Activator. - Harlow: Addison Wesley Longman Ltd., 1997.-997 p.

335. LLA Longman Language Activator. - Harlow: Longman Group UK Limited, 1992.-1590 p.

336. MWCD Merriam-Webster's Collegiate Dictionary. - 1998. - Электрон. Опт. Диск (CD-ROM).

337. OALDCE Oxford Advanced Learner's Dictionary / Ed. by A. S. Hornby. 5th ed. - Oxford: Oxford University Press, 1998. - 1428 p.

338. ODCE Oxford Dictionary of Current English / Ed. By C. Soanes. 3d ed. -Oxford: Oxford University Press, 2001. - 1083 p.

339. Roget's Roget's Thesaurus of English words and phrases. - London: Penguin Books, 1996. - 722 p.

340. WEDT Wordsmyth Educational Dictionary Thesaurus. (2000, Feb.25). URL: http://www.wordsmyth.net.

341. WT the Wordsworth Thesaurus. - Ware: Wordsworth Editions Ltd., 1993. - 392 p.

342. Merriam-Webster's Collegiate Dictionary // Encyclopedia Britannica 2003 Ready Reference. Encyclopedia Britannica Inc., 2007. - 1 CD.