автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Пространственно-временная организация художественного мира В.С. Маканина

Полный текст автореферата диссертации по теме "Пространственно-временная организация художественного мира В.С. Маканина"

00305В280

САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

1 9 АПР 2007

На правах рукописи

Иванцов Владимир Владимирович

ПРОСТРАНСТВЕННО-ВРЕМЕННАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ ХУДОЖЕСТВЕННОГО МИРА В. С. МАКАНИНА

Специальность 10.01.01. - русская литература

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Санкт-Петербург 2007

003056280

Диссертация выполнена на кафедре истории русской литературы филологического факультета Санкт-Петербургского государственного университета

Научный руководитель: доктор филологических наук

Большее Александр Олегович

Официальные оппоненты: доктор филологических наук

Богданова Ольга Владимировна

кандидат педагогических наук Федоров Сергей Владимирович

Ведущая организация:

Российский государственный педагогический университет им. А.И. Герцена

Защита состоится « I2007 года на заседании диссертационного совета К 212.232.04 по защите диссертаций на соискание ученой степени кандидата филологических наук при Санкт-Петербургском университете по адресу: 199034, г. Санкт-Петербург, Университетская наб., д. 11, Филологический факультет, ауд._

С диссертацией можно ознакомиться в Научной библиотеке им. М. Горького Санкт-Петербургского государственного университета по адресу: 199034, г. Санкт-Петербург, Университетская наб., 7/9

Автореферат разослан « ^ » fie к f(M А 2007 года

Ученый секретарь J,L jy^

диссертационного совета vy-

А. И. Владимирова

Общая характеристика работы

Творчество Владимира Семеновича Маканина (р. 1937) в последнее время привлекает все больше внимания со стороны литературоведения. Растущее количество научных публикаций, посвященных его прозе, помогает обнаружить ряд нерешенных проблем, касающихся своеобразия поэтической системы писателя. Одной из них - проблеме форм и функций художественного пространства и времени - посвящена реферируемая диссертация.

Актуальность предлагаемой диссертации определена тем, что пространственно-временная организация художественного мира Маканина до сих пор не становилась объектом крупной научной работы диссертационного формата.

В ходе исследования мы исходим из предположения, что художественное время-пространство и авторская концепция человека в творчестве Маканина являются принципиально взаимообусловленными и неотъемлемыми друг от друга категориями поэтической системы писателя и должны рассматриваться в их единстве. Последнее и формирует художественный мир Маканина как таковой.

Научная новизна диссертации определяется тем, что впервые описана эволюция концепции человека в творчестве Маканина в непосредственной соотнесенности с пространственно-временной организацией художественного мира и обусловленности ею. Подобная работа на уровне диссертации до сегодняшнего дня не проводилась.

Объектом исследования является художественный мир Маканина, рассматриваемый в системе отношений время - пространство - человек.

Предметом работы является пространственно-временная организация художественного мира Маканина - ее константные и переменные параметры и ее устойчивая связь с авторской концепцией человека.

Материалом глав 1 и 2 исследования послужило все творчество Маканина 1965 - 1984 годов; подробному анализу подверглись наиболее репрезентативные в плане поднимаемых проблем тексты, прочие рассматривались в контексте результатов такого анализа. В главе 3 в центре внимания оказались преимущественно те произведения 1974 - 2000 годов, по отношению к которым мы полагали уместным говорить об актуализации «подземного» хронотопа.

Целью диссертации является определение константных и эволюционирующих компонентов структуры и семантики художественного времени и пространства в прозе Маканина и их соответствия аналогичным составляющим авторской концепции человека,

представленной героями / персонажами. Данная цель определяет ряд конкретных задач исследования:

1) проанализировать пространственно-временную структуру дебютного произведения Маканина «Прямая линия», соотнося ее с идейно-тематической направленностью романа и концепцией человека, представленной образом его героя;

2) усматривая в «Прямой линии» генезис художественного мира писателя, определить в романе пространственно-временные константы последующих текстов;

3) предполагая, что важнейшей из таких констант соответствует концепт «Дом», рассмотреть сквозь его призму пространственно-временную структуру и концепцию человека в произведениях Маканина 1970-1984 гг.;

4) исходя из наличия в целом ряде маканинских текстов устойчивого мотива проникновения героя / персонажа в земную толщу, проследить в таких произведениях эволюцию форм и функций «подземного» хронотопа и соотносимой с ним концепции человека.

Методологической базой исследования, в соответствии с заявленной в его заглавии темой, являются теоретические представления современного литературоведения о художественном мире и художественных времени и пространстве литературных текстов. Исходя из необходимости определения константных и эволюционирующих компонентов маканинского художественного мира, мы применяем также сравнительно-типологический метод.

Структура работы определена целью и задачами диссертации и состоит из введения, трех глав (с выводами по каждой из них), заключения и библиографии.

Основное содержание работы

Во введении обосновывается актуальность и научная новизна работы, определены объект, предмет, цель и задачи, материал и методологическая база исследования, обозначены его теоретическая и практическая значимость. Здесь же оговариваются границы использования основных терминов и понятий, применяемых в работе.

Под художественным миром, основываясь на исследованиях Д. С. Лихачева, В. И. Тюпы, В. Шмида, Л. В. Чернец и др., мы подразумеваем особую реальность, целостный и самодостаточный универсум, моделируемый писателем в своем творчестве, «квазиреальность» (В. И. Тюпа) художественного текста,

интегрированным в которую оказывается читатель в процессе чтения.

Мы предлагаем путь поиска существенных составляющих единства художественного мира писателя в виде описания константных элементов его пространственно-временной структуры.

Другим важнейшим элементом понятийного аппарата исследования является преимущественно используемый в нашей работе термин пространственно-временной структуры художественного текста, введенный в контекст литературоведения М. М. Бахтиным, - хронотоп.

Понимание хронотопа как пространственно-временного поля, т. е. «отрезка текста, структурно однородного с точки зрения пространственно-временной организации» (А. В. Подгуренко), прокладывает мост к синтезу бахтинских представлений о хронотопе со структурно-семиотическим подходом к тексту. В результате, хронотопы могут быть увидены как «семантические поля», границы которых пересекает персонаж в ходе сюжета, структурные отношения хронотопов между собой можно рассматривать сквозь призму основных семиотических оппозиций, а отдельный хронотоп может быть увиден в качестве знака, где пространство является означающим, а время, которое в нем зафиксировано, означаемым. В частности, можно допустить предположение, что одна из функций хронотопа в семиосфере художественного текста - быть знаком, выявляющим отношение пространства как определенным образом организованной материально-вещественной целостности - к вечности как той или иной форме временной статичности, завершенности.

В главе 1 «Генезис художественного мира В. С. Макашша в романе "Прямая линия"» производится анализ пространственно-временной структуры дебютного произведения писателя (1965), в результате чего предлагается принципиально иная, по сравнению с немногими предшествующими, интерпретация романа в целом и образа его главного героя в частности. Также в первом литературном опыте Маканина обнаруживаются многие инвариантные мотивы его позднейшего творчества.

В п. 1.1 «"Прямая линия" в посвященных В. С. Маканину исследованиях. Гипотезы и задачи данной главы» указывается на то, что, наряду с распространенными оценками дебюта Маканина как произведения, целиком укладывающегося в каноны «молодежной» («лирико-исповедальной») прозы, в отдельных исследованиях звучит мысль об определенном преодолении в романе предшествующей традиции (Я. Свежий, С. Ю. Мотыгин, Дж. Качур) и об органичной связи поэтики «Прямой линии» со всем массивом прозы писателя. Последней точки зрения придерживаемся и мы.

Время и пространство, анализируемые в своих концептуальных основаниях как онтологические составляющие внутреннего мира произведения, способны позволить с иной, нежели это делалось прежде (например, в исследовании С.Ю. Мотыгина), стороны взглянуть на целый ряд проблем в изучении «Прямой линии» и творчества Маканина в целом. Среди них: 1) смысл заглавия романа, 2) концепция человека, представленная героем, и функция памяти в её структуре; 3) значение смерти героя; 4) истоки эволюции художественного мира маканинской прозы; а также некоторые др. вопросы.

В п. 1.2 «"Поэтика памяти" в "Прямой линии": методологические предпосылки изучения» говорится о ведущей роли темы памяти в романе. Воспоминания героя-рассказчика являются в «Прямой линии» важным структурообразующим моментом, что сказывается на хронотопе. В связи с этим исследование функций памяти в произведении становится одной из центральных задач на данном этапе. Теоретико-методологической базой для этого стали труды по проблемам памяти в языке и культуре Н.Г. Брагиной, Ю.М. Лотмана и Б.А. Успенского, Д.Э. Томпсон. Последний исследователь пишет о «поэтике памяти», в рамках которой память рассматривается «не только как тема или предмет, но и как принцип художественного построения». В таком аспекте подход к художественному произведению предполагает рассмотрение в нем роли двух основополагающих форм памяти - памяти культурной и памяти индивидуальной. Представление о культурной памяти будет руководить нашими изысканиями в области мифопоэтического и философского контекстов маканинских произведений. Что касается памяти индивидуальной, то она, прежде всего, участвует в создании образа человека в произведении, связана с его концепцией. В первом романе Маканина, в первую очередь, эксплицирована именно индивидуальная память - воспоминания главного героя и рассказчика Володи Белова. При анализе индивидуальной памяти необходимо учитывать ее интерпретирующую (истолкование прошлого) функцию, ее ассоциативно-комбинаторный потенциал (проекция на настоящее), характер возникновения воспоминаний (целенаправленный или невольный).

В п. 1.3 «Время и пространство как композиционные и онтологические категории в «Прямой линии». Структура повествования и статус героя-рассказчика в романе» выдвигается предположение о том, что в структуре романа Маканина композиционный и онтологический уровни находятся в отношениях непосредственной взаимообусловленности и взаимозависимости. Связано это с тем, что повествование в романе, за исключением нескольких моментов, ведется от лица его главного героя - молодого математика Володи Белова. Поэтому

закономерной будет постановка вопроса о соотношении субъективного плана видения мира героем и объективного авторского плана представления действительности. Анализ редких в тексте романа моментов, когда обнаруживает себя внешняя пространственно-временная и психологическая точка зрения, показывает, что во всех таких случаях (даже после смерти Белова) объективно-авторское повествование синтезирует в себе голос героя. С нашей точки зрения, в «Прямой линии» Маканин представил оригинальный тип повествования, при котором позиция героя-рассказчика приближается к максимально объективированной авторской позиции, когда весь мир романа, в том числе и сам Володя Белов, оказываются сотворенными героем, и в то же время герой всегда является частью внутреннего мира произведения. Целостность художественного мира здесь предполагает определенные ограничения на знания героя о своем креативном статусе, и в то же время сам этот статус может обнаружиться только как способность рассказчика выйти за пределы пространственно-временной целостности себя как единства физического и духовного. Фактически такое повествование можно интерпретировать как определенную свободу духа, явленного в слове рассказчика, от его физического тела, но свободу, скрытую от сознания героя, и зашифрованную автором романа в повествовательной организации произведения.

В п. 1.4 «Хаос и космос в структуре романного мира» обнаруживается тот факт, что концептуальная оппозиция «Война» - «Мир» (вслед за Ю.С. Степановым концепт мы оформляем в кавычках с большой буквы) является своего рода ядром, матрицей для со- и противопоставления всех остальных элементов художественной структуры романа. Действие «Прямой линии» внешне приурочено к мирному времени 1960-х годов. Однако, с одной стороны, смыслы «Войны» привносятся с помощью хронотопа воспоминаний героя о своем военном детстве, причем подчеркивается невольный, неподконтрольный характер возникновения у Белова подобных воспоминаний. С другой стороны, в плане объективно-физического пространства в романе противопоставляются две точки: московская лаборатория, где работают Володя и Костя, и далёкое место проведения опытов по решённым в лаборатории задачам. Противопоставление это представлено как антитеза кажимости («чистая математическая проблематика») и реальности (конкретные испытания военного характера, место проведения которых чуть позже обозначено зловещим словом «полигон»), где реальность является сильным членом оппозиции: далёкий полигон оказывается местом, где война сохраняется в латентной форме - в плане разработки средств для возможной очередной войны. Семаотические оппозиции,

соответствующие рассмотренным пространственно-временным отношениям, напрямую ведут к ассоциациям с мифологическим противопоставлением космоса и хаоса, восходящим к античным мифолого-философским построениям. Вероятно, образ войны здесь, прежде всего, можно считать одним из обликов некоего тотального мирового хаоса, скрывающегося за внешней стабильностью и потенциально всегда ей угрожающего. При этом субъективность героя (воспоминания о хаосе войны) оказывается сопряженной с объективным положением вещей в мире, сигнализируя об этом.

П. 1.5 «Парадокс "прямой линии"» посвящен анализу глубокого противоречия, которое таит в себе изложение «великой идеи» Кости и Володи, мечтающих о мировом разоружении. Путь к спасению мира в представлении персонажей есть путь профессионального совершенствования. Но местом такого совершенствования избрана, по сути, военная лаборатория, и значит все эти «десять-пятнадцать лет» носители «великой идеи» будут работать и над совершенствованием «угрозы массового уничтожения людей», идти в ногу с войной. Здесь явно заключен парадокс, в свете которого начинает проявляться концепция времени, заявленная в романе, и, прежде всего, ставится под сомнение возможность «прямой линии», символизирующей разворачивание времени в мирное будущее, временной прогресс мира. Дальнейшее развитие сюжета подтвердит это. Решив свою первую задачу, Костя и Володя, согласно сокрытой в окружающем их мироустройстве логике, делают шаг не вперед - к будущему без войны, а назад - к войне, которая осталась в недалеком прошлом, к тому же хаосу. И он не заставляет себя долго ждать: чуть позже мы узнаем, что «разговоры о возможной войне... всё чаще слышались в эти дни». При этом в часто захватывающих героя воспоминаниях события детства Володи, его прошлого, словно бы проецируются на происходящее в настоящем, находя подтверждение цикличности, повторяемости времени. Когда же Володя и Костя решают очередную задачу, на полигоне во время испытаний по их расчетам гибнут два человека. Ответственность за трагедию добровольно принимает на себя один Володя, решаясь ехать за расчётом на полигон, находящийся фактически в пространстве родины героя - недалеко от «оренбургских степей». Там он узнаёт о том, что ошибки в задаче не было, - люди сгорели, скорее всего, от халатности. Но, всё глубже погружаясь в пучину воспоминаний, герой так и не смог сам донести коллегам эту спасительную для лаборатории весть: он умирает от разрыва сердца в самолёте. Вина героя отрицается, и всё же она есть. Это метафизическая вина человека, причастного к стихии мирового хаоса, к её оживлению.

В п. 1.6 «Хронотоп героя и время мироздания в романе» сопоставляется субъективный «кругозор» (М.М. Бахтин) героя и объективные параметры художественного бытия в «Прямой линии». Исходя из всего сказанного выше, память героя-рассказчика рассматривается в совершенно особой роли. Ненужные, возникающие внезапно, независимо от воли героя воспоминания, обращающие его лично-биографическое время вспять и вносящие в роман хронотоп ушедшей войны, - на самом деле выглядят как сигналы сокрытых в мире противоречий и опасностей. Структура личности Володи Белова оказывается изоморфной структуре мироздания, представляя отношения микро- и макрокосма. Память Белова является тонким чувствилищем сущности мира, дополняясь мощной интуицией героя, его даром предчувствия, способностью к прозрению. Раскрывая природу мира как вышедшего из хаоса и постоянно стремящегося в него вернуться, возможности особого духовного зрения Володи Белова предлагают нам и соответствующую концепцию циклического времени. Такой характер времени, преломляясь в призме судьбы героя, дополняется концепцией также циклического пространства: «временная удаленность в пространстве памяти имеет аналогию с пространственной удаленностью» (Н.Г. Брапша), и, действительно, в конце жизни герой возвращается как во время, так и в пространство детства. Именно здесь Володя «вспомнил самый первый день... памяти». Прямая жизни героя оказалась кольцом, замкнувшись в хронотопе его рождения смертью.

В п. 1.7 «Концепция человека в образе героя романа. Роль смерти героя» говорится о том, что обнаруженные особенности ментального мира героя «Прямой линии» позволяют говорить о такой концепции человека, явленной в образе Володи Белова, которая обращается к единичности, уникальности его природы и поэтому включает в себя момент избранничества. Герой выделен среди других людей не только в субъективном плане, но и на уровне проявления объективных законов художественного мира. Прежде всего, это просматривается в подчеркнуто не благосклонной к герою судьбе (в частности ему трижды не везет в любви), через цепь неудач ведущей к высокому в своем трагизме предназначению. Трагизм этот усиливает и фактическая бездомность героя. Наконец, сама жертвенная гибель Володи Белова, принявшего на себя общую, по сути, вину, сопутствуемая рядом христианских мотивов, концептуально выделяет героя на фоне остальных персонажей. Руководствуясь наблюдениями, сделанными в ходе всего предыдущего анализа, можно говорить о нескольких возможных истолкованиях трагического конца жизни героя. Его смерть предстаёт: 1) как фатальное проявление всеобщего хаоса в конкретной судьбе; 2) как реализация в

герое-медиуме концепции циклического времени-пространства мира; 3) как плата за сакральное знание о мире; 4) как сакральная жертва, принесенная мировой стихии, дабы та на время отступила; 5) как искупительная жертва - в контексте восходящей к Достоевскому идеи о невозможности мировой гармонии, построенной на фундаменте человеческого страдания; 6) наконец, подобно библейскому образу зерна, которое приносит плод, только умирая, - смерть как надежда на разрыв мирового колеса времени и выход «на прямую линию».

В п. 1.8 «Инвариантные мотивы художественного мира B.C. Маканина в "Прямой линии". Мифопоэтика романа» делается вывод о том, что рассмотрение «Прямой линии» в контексте всех написанных позже произведений Маканина позволяет выявить уже в первом художественном опыте прозаика наличие ряда константных структурообразующих элементов, наиболее адекватное терминологическое обозначение которых мы находим в трудах по «поэтике выразительности» А.К. Жолковского и Ю.К. Щеглова, где подобные явления называются инвариантными мотивами поэтического мира определенного автора. В первом романе Маканина мы обнаруживаем чрезвычайно значимые в его произведениях константы горизонтали и вертикали, символически соотносимые с направлением движения времени. Если сознательно герой стремится к движению вперед - к будущему (и метафорически вверх - к солнцу), то фатум и память оборачивают его жизненное время-пространство назад - в хронотоп детства (метафорически вниз, поскольку «память концептуализируется как пространство» (Н.Г. Брагина) и обладает параметром глубины). Здесь же рождается чрезвычайно важный для последующего творчества Маканина мотив возвращения, мотивированного притяжением героя определенным хронотопом; мотив отставания (ситуацию собственного «отставания» Володя ощущает в тот момент, когда хаотические начала усиливают свое воздействие как во внешнем мире, так и в душе героя), а также мотив вечности как инвариантного компонента притягивающего хронотопа. Вечность входит в мифопоэтический слой пространственно-временной структуры «Прямой линии», поскольку обнаруживает в хронотопе детства героя черты начального мифического времени, хаоса. Другие мифологемы, проецируемые на тот же хронотоп, - это ад (полигон / детство Володи), бес (старичок, попавшийся Володе ночью на полигоне), оборотень (человек «в форме полковника»), подземелье (колодец на полигоне, труба овощехранилища в детстве). Последнее предваряет многие подземные образы последующих произведений Маканина.

В п. 1.9 «Интерпретация финала "Прямой линии"» мы отмечаем, что эпизодом гибели Володи Белова манифестируется невозможность

романного мира выйти из круга вечного повторения (символически представленного кругами, совершаемыми взлетающим самолетом). Как можно было увидеть, в основном все мифопоэтические и философские аллюзии, вскрытые нами в романе, можно свести к двум полюсам: античному (то есть языческому в своей основе) и христианскому. Смерть героя романа в свете христианского архетипа закладывает основания для диалектического преодоления онтологических противоречий организации данного художественного мироустройства. Но мы склонны полагать, что описанный «мотивный конфликт» мифологем не получает разрешения в рамках «Прямой линии».

Важной особенностью структуры романа «Прямая линия» является то, что его сюжет не заканчивается смертью героя. Мы видим, как коллектив НИЛ, где работал Володя, ждет «победного» возвращения своего коллеги. В хронотоп будущего отправляется мертвое тело героя, на примере судьбы которого видно, что будущего у мира фактически нет. Иными словами, будущее мира - это война, хаос, сгорание во вселенском огне. В таком случае, отождествляя героя и мир в качестве микрокосма и макрокосма и следуя выявленной нами логике пространственно-временного развития представленного художественного мира, за смертью героя должна последовать и гибель мира. И вполне логичным было бы соотнести этот момент с моментом прибытия самолета. Однако в границах текста прибытие самолета не происходит, и, значит, в модели мира этой временной точки нет, время художественного мира «Прямой линии» остается незавершенным, открытым. Мир застывает на пороге гибели, оставляя возможность все изменить. Это уже невозможно сделать в тексте «Прямой линии», но - и здесь разговор переходит на уровень авторского творческого сознания - это еще возможно в другом тексте.

Результаты исследования «геометрии» романа «Прямая линия» графически представлены с помощью схемы 1.

В п. 1.10 «Выводы» кратко подводятся итоги нашего исследования «Прямой линии».

В главе 2 «Концепт "Дом" в пространственно-временной структуре художественного мира B.C. Макапнна 1970 - первой половины 1980-х годов ("горизонтальное измерение")» исследуется вариативное воплощение в текстах Маканина хронотопической константы, обозначаемой нами как концепт «Дом». Рассматриваются произведения, составляющие т. н. «горизонтальное измерение» маканинской прозы, то есть те, в которых отсутствуют образы подземных пространств, анализируемые в главе 3.

В п. 2.1 «Вводные замечания» мы напоминаем о том, что в романе «Прямая линия» знаковую роль играет бездомность героя. В следующем

опубликованном произведении писателя - повести «Безотцовщина» (1970), ни разу не оказывавшейся в фокусе литературоведения, - мотивы дома и бездомности занимают центральное место. В связи с этим мы предполагаем, что одним из фундаментальных компонентов художественного мышления Маканина является концепт «Дом».

В п. 2.2 «Концепт "Дом": общие положения и гипотезы» указывается на то, что в понимании концепта мы следуем за представлением В.В. Колесова. В соответствии со взглядами ученого, мы используем данный термин при описании художественной онтологии произведения в значении константы, бытующей в художественном мире на образном, понятийном и символическом уровнях. Мы предполагаем, что в художественном мире Маканина концепту «Дом» должен соответствовать хронотоп: 1) представленный образами обжитого пространства; 2) как возможная точка остановки движения персонажа в сюжете, заключающий в себе семантику вечности; 3) соответствующий одному из словарных значений слова дом\ 4) соотнесенный с фольклорно-мифологическими архетипами; 5) являющийся символом непространственных и вневременных ценностей.

В п. 2.3 «Концепт "Дом" в повести "Безотцовщина"» анализ повести позволяет сделать следующие выводы: 1) «Безотцовщина» посвящена построению порядка в мире, отмеченном присутствием хаоса (последствия войны, отражающиеся на жизни персонажей-сирот); 2) основой для восстановления космоса в художественном мире повести является концепт «Дом». Идеальным воплощением «Дома» в этом мире является «Дом» семейный - абсолютный антоним «антидома» хаоса, относящегося к хронотопу войны. Такой «Дом» обретают ряд персонажей повести (Марина, Бышев, Перейра-Рукавицын), в этой точке заканчивается их сюжетное движение; 3) прямой переход для человека от «антидома» к его постоянному «Дому» невозможен: для этого необходим некий переходный вариант «Дома», промежуточный хронотоп и человек-медиатор, соответствующий такому хронотопу (главный герой повести Лапин и его комната). Для самого героя-медиатора «Домом» является его хронотоп до тех пор, пока он является «Домом» для других. Так вскрывается трагическая природа такого героя, который, по сути, остается бездомным странником, жертвующим личным счастьем ради торжества порядка в мире; 4) «Дом» предстает в повести также сквозь призму символической триады: «Дом» как корабль, ограждающий человека от внешних стихий («Дом» семейный) - «Дом», изначально давший трещину («антидом» или вечное бездомье) - «Дом»-вокзал («Дом», опосредующий переход от второго к первому).

В п. 2.4 «Мифический "кеазидом". "Отдушина" и "Человек свиты"» на основании поиска хронотопических соответствий концепту «Дом» в повести «Отдушина» (1977) и рассказе «Человек свиты» (1982) делается вывод о том, что в произведениях конца 70-х - начала 80-х годов Маканин формирует принципиально иную, по сравнению с рассмотренными нами выше, концепцию человека. В отличие от персонажей «Безотцовщины», для героев двух исследуемых произведений ни семья, ни работа не дают ощущения смысла жизни. Следствием этого в рассмотренных произведениях является мифотворчество героев -создание мифа о месте, где биологическое время жизни стремится к вечности (в «Отдушине» - квартира любовницы, в «Человеке свиты» -место в «свите» директора фирмы). Именно такое место становится для них «Домом». Подобное мифотворчество представлено как процесс коллективный, направленный на единый объект, в который и «нагнетается» людьми мифически-иллюзорное содержание. На это работает и обнаруженный нами в этих произведениях прием «удвоения» героя: введение двух действователей с «зеркальными» сюжетными линиями по отношению к их движению через границу семантических полей «Дома» и не-«Дома» (Михайлов и Стрепетов в «Отдушине», Митя и Вика в «Человеке свиты»). Использование данного приема должно, на наш взгляд, служить утверждению идеи об универсальности представленной здесь концепции человека, о том, что феномен человека, творящего «квазиценности», - феномен массовый.

В п. 2.5 «"Дом" и "антидом" героя в повести "Где сходилось небо с холмами"» говорится о том, что представленный в повести тип героя (талантливый композитор) позволяет предполагать разработку концепции современного художника. Благодаря анализу пространственно-временной структуры произведения, история композитора Башилова, мучительно переживающего вину за некое метафизическое опустошение культурной почвы взрастившего его поселка - «перекачивание» «соков» фольклорного «мелоса» малой родины в свои сочинения, - прочитывается по-новому, без оттенков моральной проблематики. Аварийный поселок, являющийся «Домом» в сознании героя, с внешней, объективной точки зрения предстает «антидомом». В произведениях Башилова вечную жизнь обретает та творческая энергия, которая, родившись из хаоса (пожары -гибель людей - песни на поминках) в Аварийном поселке, была обречена на смерть ходом исторического времени, его прогрессом. Поэтому, вопреки иллюзии вечности в «мифохронотопе» поселка (восприятие времени как циклического явления маленьким Башиловым), действительную Вечность воплощает собой художественная вселенная Башилова-Творца, которая транслируется в мир по хронотопу «Дороги»

главного героя - хронотопу, заменившему Башилову его «Дом», в противовес «антидому» Аварийного поселка.

В п. 2.6 «Выводы» суммируются результаты проведенного исследования бытования концепта «Дом» в произведениях Маканина 1970-х- 1980-х гг.

Глава 3 «"Подземный" хронотоп и его эволюция в творчестве B.C. Маканина» посвящена исследованию произведений, содержащих в своей структуре такой устойчивый компонент поэтики, как образ подземного пространства, который варьируется в художественном мире писателя в виде колодца, ямы, подкопа, тоннеля, подвала, лаза, коридора, подземного города, метро и т.п.

В п. 3.1 «"Подземный" хронотоп у B.C. Маканина. Гипотезы и задачи данной главы» выдвигается предположение о том, что с середины 1970-х годов Маканин последовательно разрабатывает в своем творчестве определенный хронотоп, называемый нами «подземным», структурно-семантическаяя роль которого в произведениях становится со временем все более обширной. В соответствии с этим ставятся следующие задачи: 1) охарактеризовать отдельные этапы эволюции «подземного» хронотопа; 2) попытаться проанализировать то, каким образом форма «подземного» хронотопа связана с концепцией человека.

В п. 3.2 «Концепт "Дом" и "подземный" хронотоп» утверждается мысль о том, что «подземный» хронотоп - это типологически устойчивая форма, представляющая в ряде произведений Маканина ту метатекстовую категорию, которая была обозначена нами как концепт «Дом». Выявленные нами во второй главе константы хронотопа «Дома», как мы показываем в главе 3, целиком свойственны и «подземному» хронотопу прозы Маканина.

В п. 3.3 «Пространственно-временная структура художественного мира повести "Утрата"» исследование «подземного» хронотопа начинается с произведения, в котором подобная пространственно-временная форма впервые в творчестве Маканина эксплицитно выдвигается в тексте на ведущий план. В результате обнаруживается, что в «Утрате» (1987) сформирована концепция человека, согласно которой он предстает существом, ощущающим духовное одиночество-«утрату» связи с прошлым и будущим в рамках отведенного ему эмпирического, бытового времени-пространства индивидуальной биологической жизни в поселке или в большом городе. Это чувство персонажа и обозначает появление вертикальной координаты как одного из базовых структурных моментов маканинской модели мира. Преодоление «утраты» и обретение иного экзистенциального масштаба, слияние с другими людьми в других временных пластах требует от человека и полного растворения в пространстве, дающем такую

возможность, то есть физической гибели. В повести таким пространством оказывается земля или противоположный берег реки, куда должен привести проход под землей (легенда о Пекалове). Недра земли, совмещаясь с мотивом вечности, составляют «подземный» хронотоп, который, в сопоставлении с рядом других произведений писателя («Лаз», «Удавшийся рассказ о любви» и др.), может интерпретироваться еще и как проекция архетипа матери со стороны героя/персонажа. Преодолеть «утрату», осуществить переход через «подземный» хронотоп в другое ценностное измерение бытия оказывается в рассмотренных произведениях возможным лишь для легендарных персонажей (Пекалов, китайский врач), жертвующих ради этого своей жизнью. Современный же человек, осознав «утрату» и увидев «вертикальный» путь ее преодоления, тем не менее, не может или не хочет на него выходить.

В п. 3.4 «Генезис "подземного" хронотопа: аспекты "подземности" в "Гражданине убегающем", "Предтече" и "Отставшем"» говорится о том, что три обозначенных произведения можно видеть этапами наращивания структурно-семантической значимости образов «подземности» в художественной картине мира писателя.

В недра земли в конце рассказа «Гражданин убегающий» (1978) вынужден погружаться его главный герой - Павел Алексеевич Костюков: он роет пробные колодцы под руководством «фанатичного» старика Аполлинарьича. Семантика хронотопа девственной природы тайги, куда всю жизнь «убегал» от своих же разрушений Костюков, подобна исследованному нами в «Утрате» «подземному» хронотопу: оба они дают человеку возможность контакта с глубинным внеиндивидуалъным прошлым, уничтожая его физически. Хронотоп земных недр как апофеоз разрушения природной среды и в то же время слияния с ней, погружения в лоно Великой Матери - органичное продолжение хронотопа тайги и закономерное обстоятельство смерти героя.

В повести «Предтеча» (1982) «закапывание» себя в землю -возможная версия смерти героя повести лекаря-самоучки Якушкина. Можно ли видеть здесь актуализацию того же самого «подземного» хронотопа? На наш взгляд, временная семантика «глубинности», «подземности» присутствует в образе самого Якушкина. Это соответствует тем глубинам в существе самого героя, в которых он находит коренную общность с природой, с истинными основаниями жизни всех людей. Из этих глубин герой пытается вывести мощную архетипически-природную энергию, являющуюся необходимой для диалектического единства тела и духа в человеке, на «горизонтальный» уровень картины мира - в город, где, с точки зрения Якушкина, люди

погрязли в бездуховности. В определенный момент Якушкин теряет дар целительства, что в конечном итоге и приводит его к «самозакапыванию». На наш взгляд, это произошло потому, что Якушкин, восстанавливая физическую оболочку людей, так и не смог открыть им путь духовного совершенствования, вероятно, не найдя нужных слов.

В повести «Отставший» (1984) в сюжете уральской легенды хронотоп отставания Леши-маленького формируется за счет мотива притяжения, ибо именно сверхъестественная способность героя испытывать притяжение земных недр, содержащих золото, обуславливает его отставание. В разных аспектах «отставание» современных героев повести (рассказчика Геннадия и его отца), спроецированное на легенду, оказывается обусловленным соответствующим архетипом «подземного» хронотопа. Геннадий в «Отставшем» предстает человеком, нашедшим наиболее верный путь в жизни, не уклонившимся с него из желания преодолеть отставание, мотивируемое притяжением глубин собственного духа. И архетипический «подземный» хронотоп позволил ему через ситуацию отставания найти себя самого. Как писатель, в своем творчестве и в его художественных рефлексиях рассказчик изучает и описывает «отставание», тем самым выводя его на поверхность из темных глубин подсознания и связывая «горизонтальное» и «вертикальное» измерения художественного мира повести в фокусе своей судьбы. В такой своей роли он, как видится, является дальнейшей разработкой той концепции творца-художника, которая была представлена Маканиным в повести «Где сходилось небо с холмами».

В п. 3.5 «Концепция человека в повести "Лаз"» ход исследования повести «Лаз» (1991) приводит нас к выводу о том, что два соединенных узким лазом пространственно-временных плана в произведении - мир наземный и мир подземный - соответствуют двум началам человеческого феномена - биологическому (психофизиологическому) и духовному. Структура художественного мира повести призвана иллюстрировать мысль о том, что ни то ни другое не является достаточным для полноценного бытия отдельного человека. Очевидно, что спасением мира в таком положении может быть лишь взаимодействие двух обозначенных в повести измерений, ведущее к их единению. Искомое взаимодействие воплощено в образе Юпочарева, в его принципиально мобильном характере. Герой, осуществляя связь с миром Слова («подземный хронотоп»), может рассматриваться в качестве концепции писателя. Однако надежда Юпочарева связана с обретением точных «искренних слов» (под землей Ключарев слышит их «приблизительность»), «слов новизны», которые «не выкрикнутся, просто назовутся сами собой...» После последней, чрезвычайно мучительной схватки героя с землей,

Ключарев, победивший стискивающийся лаз, засыпает от усталости на улице. Его будит некто «ДОБРЫЙ ЧЕЛОВЕК В СУМЕРКАХ». Внешний вид Человека и символический характер его слов позволяют видеть в нем художественную проекцию образа Христа. Именно теперь герой слышит самое искреннее Слово, которое и было «в начале» всего сущего. Это Слово - Христос, то есть Бог - является в образе Незнакомца. Теперь Ключареву не нужно других слов, а значит, не нужен и лаз. Он должен встать и идти, чтобы донести до толпы это Слово, обладающее вечной способностью открывать «лаз в нашей душе», и победить «апокалиптического зверя», разделив толпу наземного мира на людей и предотвратив наступление вселенской катастрофы - ночи. Таким образом, Ключарева можно считать воплощением той концепции человека, поисками которой Маканин был занят на протяжении всего творчества, более или менее близко подходя к ее формулировке в рассмотренных нами выше произведениях.

В п. 3.6 «Выводы» обобщаются наблюдения над функционированием и эволюцией «подземного хронотопа» в прозе Маканина.

В заключении подводятся итоги диссертационного исследования. Главным из них является то, что концепция человека в прозе Маканина предстала мотивированной пространственно-временными параметрами художественного бытия и прошла сложную эволюционную цепь.

Публикации по теме диссертации:

1. Иванцов В.В. Попытка прочтения повести В. Маканина «Лаз» сквозь призму библейских мотивов/Юткрытые культуры: материалы Всероссийской научной конференции. Ульяновск, 23-25 мая 2002 г. -Ульяновск: УлГУ, 2002. - С. 209-210.

2. Иванцов В.В. Опыт филологического анализа первого абзаца прозаического текста (на материале повести В. Маканина «Лаз»)//Язык образования и образование языка: материалы 3-й Всероссийской научно-практической конференции. - Великий Новгород: НовГУ им. Ярослава Мудрого, 2003. - С. 56.

3. Иванцов В.В. Понятие ниша и концепция человека в повести В. Маканина «Лаз»//Фольклор. Литература. Библиография: Работы молодых исследователей. - Ульяновск, 2003. - С. 101-107.

4. Иванцов В.В. Повесть В. Маканина «Лаз» в фокусе её первого абзаца // Язык и образование: Межвузовский сборник научных трудов. -Вып.6 - Великий Новгород: НовГУ им. Ярослава Мудрого, 2004. - С. 3842.

5. Иванцов В.В. Эволюция подземного хронотопа в творчестве В. Маканина // Материалы XXXIII Всероссийской научно-методической

конференции преподавателей и аспирантов. - Вып. 11. Секция новейшей русской литературы. 15 марта 2004 г. Санкт-Петербург. - СПб.: Филологический факультет СПбГУ, 2004. - С. 29-36.

6. Иванцов В.В. Роман Владимира Маканина «Прямая линия»: интерпретация в аспекте времени и пространства // Материалы XXXIV Всероссийской научно-методической конференции преподавателей и аспирантов. - Вып. 12. Секция новейшей русской литературы. 14-19 марта 2005 г. Санкт-Петербург. - СПб.: Филологический факультет СПбГУ, 2005.-С. 23-34.

7. Иванцов В.В. Формы художественного преломления образа Христа в прозе B.C. Маканина 1965-1991 годов // Проблемы взаимодействия эстетических систем реализма и модернизма: Межвузовский сборник научных трудов. - Ульяновск, 2006. - С. 119-126.

8. Иванцов В.В. Время, пространство и человек в повести B.C. Маканина «Отставший» // hitp://evxppkj4i/atticle.php?id-88

9. Иванцов В.В. Концепт «Дом» в пространственно-временной структуре повести B.C. Маканина «Безотцовщина» II Вестник Санкт-Петербургского университета. Сер. 9. -2007. - Вып. 1.-Ч.1.-С. 11-14.

Лицензия ЛП № 000156 от 27.04.99 г.

Подписано в печать 29.03.2007 г. Формат 60x84 1/16. Авт. л. 1,0. Уч.-изд. л. 1,18. Тираж 100 экз. Заказ № 241.

Филологический ф-т СПбГУ 199034, С.-Петербург, Университетская наб., 11.

ОНУТ филологического ф-та СПбГУ 199034, С.-Петербург, Университетская наб., 11.

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Иванцов, Владимир Владимирович

ВВЕДЕНИЕ.

ГЛАВА 1. Генезис художественного мира B.C. Маканина в романе «Прямая линия».

1.1. «Прямая линия» в посвященных B.C. Маканину исследованиях.Гипотезы и задачи данной главы.

1.2. «Поэтика памяти» в «Прямой линии»: методологические предпосылки изучения.

1.3. Время и пространство как композиционные и онтологические категории в «Прямой линии». Структура повествования и статус героя-рассказчика в романе.

1.4. Хаос и космос в структуре романного мира.

1.5. Парадокс «прямой линии».

1.6. Хронотоп героя и время мироздания в романе.

1.7. Концепция человека в образе героя романа. Роль смерти героя.

1.8. Инвариантные мотивы художественного мира B.C. Маканина в «Прямой линии». Мифопоэтика романа.

1.9. Интерпретация финала «Прямой линии».

1.10. Выводы.

ГЛАВА 2. Концепт «Дом» в пространственно-временной структуре художественного мира B.C. Маканина 1970 - первой половины 1980-х годов («горизонтальное измерение»).

2.1. Вводные замечания.

2.2. Концепт «Дом»: общие положения и гипотезы.

2.3. Концепт «Дом» в повести «Безотцовщина».

2.4. Мифический «квазидом». «Отдушина» и «Человек свиты».

2.5. «Дом» и «аптидом» героя в повести «Где сходилось небо с холмами».

2.6. Выводы.!.

ГЛАВА 3. «Подземный» хронотоп и его эволюция в творчестве B.C. Маканина.

3.1. «Подземный» хронотоп у Маканина. Гипотезы и задачи данной главы.

3.2. Концепт «Дом» и «подземный» хронотоп.

3.3 Пространственно-временная структура художественного мира повести «Утрата».

3.4. Генезис «подземного» хронотопа: аспекты «подземности» в «Гражданине убегающем», «Предтече» и «Отставшем».

3.4.1. «Гражданин убегающий».

3.4.2. «Предтеча».

3.4.3. «Отставший».

3.5. Концепция человека в повести «Лаз».

3.6. Выводы.

Введение диссертации2007 год, автореферат по филологии, Иванцов, Владимир Владимирович

Творчество одного из лидеров современной русской литературы Владимира Семеновича Маканина, с первого произведения оказавшееся в фокусе критических дискуссий, в последние десять с небольшим лет стало объектом пристального внимания и со стороны литературоведения. Об этом свидетельствует непрерывный рост количества научных публикаций, посвященных Маканину, как в России, так и за рубежом. Его проза рассматривается в ряде диссертаций (Е.Г. Бегалиева, Т.Ю. Климова, Е.В. Дмитриченко, Е.А. Кравченкова, А. Хачатурян и др.) Писателю посвящены монографии, в которых его творчество исследуется обособленно (П. Роллберг, С. Штольц-Гладки, С.Ю. Мотыгин) или в сопоставлении с другими современными русскими прозаиками (Т.Н. Маркова, С.В. Перевалова). Связь произведений Маканина с классической русской литературой в лице Ф.М. Достоевского и М.А. Булгакова анализируется в диссертации Е.В. Панитковой. Имя прозаика появляется на страницах многочисленных научных статей, звучит в выступлениях литературоведов на различных конференциях. Немало для постижения Маканина-художника сделала и литературная критика (J1. Аннинский, И. Роднянская, Н. Иванова, А. Немзер и др.) Все эти факты разнообразных обращений исследователей к творчеству Маканина свидетельствуют о феноменальности явления этого писателя в современном литературном процессе: «Форма и содержание произведений B.C. Маканина отличаются настолько яркой индивидуальностью, что позволяют без труда опознать его стиль и манеру в многокрасочной палитре современной русской литературы».1 По этой же причине изучение его прозы, как и творений любого мастера, не может исчерпать глубины художественной системы писателя и оставляет простор для новых исследовательских работ, к числу коих принадлежит и настоящая

1 Кравченкова Е.А. Художественный мир B.C. Маканина: концепции и интерпретации: автореф. дне. канд. филолог, наук: 10.01.01. -М„ 2006. - С. 3. диссертация. Однако прежде чем охарактеризовать собственно специфику нашего исследования, обозначим кратко то, каким образом в критике и литературоведении освещалось место Маканина в литературном процессе на различных этапах его творческого пути.

B.C. Макании родился в г. Орске Оренбургской области в 1937 году. По окончании механико-математического факультета МГУ он 6 лет работал по специальности в Военной академии им. Дзержинского. Собственно первым печатным трудом будущего прозаика является монография по математике «Линейное программирование и теория расписаний». Переходу же к творческой деятельности как основному профессиональному занятию, кроме изначальной склонности, вероятно, во многом способствовало прохождение Высших курсов сценаристов и режиссеров (на правах аспирантуры ВГИК). Этому предшествовал литературный дебют Маканина -роман «Прямая линия» (1965), сразу же получивший высокую оценку ведущих критиков и воспринимаемый сегодня как самим писателем, так и литературоведением в качестве «точки отсчета, зарождения художественного л мира В. Маканина». «Прямая линия» была однозначно отнесена критикой к «лирико-исповедальной» («молодежной») прозе. Писателя тепло встретили как талантливого продолжателя соответствующей традиции, сформированной произведениями А. Гладилина, В. Аксенова, А. Кузнецова и др.3 Гораздо позже, однако, собственно литературоведческое рассмотрение первого произведения Маканина в работе С. Ю. Мотыгина показало, что, хотя роман «был во многом связан с традициями и поэтикой "молодежной прозы" (герой, сюжет, элементы иронического повествования и др.)», тем не менее, уже здесь писатель «выразил собственное эстетическое кредо: неприятие шаблонных схем при построении художественного текста, отказ

2 Мотыгин С. Ю. Прямая линия?. Эволюция прспы B.C. Маканина. - 2-е и?д. испр. и доп. - Астрахань. 2005. - С. 34.

3 ЛЫцсрман Н.Л., Липовсцкий М.Н. Современная русская литература: 1950- 1990-е годы. В 2т. Т. 2. 19681990. -2-е 1пд., испр. и доп. - М, 2006. -С. 626; Чупринин С. Жизнь врасплох //Литературная ппста. - 1981. -7 января. - С. 5. от "литературности", стереотипов, навязываемых литературной традицией».4 Исследователь успешно показал, что по отношению к канонам «молодежной прозы» форма и содержание «Прямой линии» во многом являются полемичными. Это явилось началом того развития, в ходе которого все более заметным становилась уникальность явления Маканина в современной русской литературе.

Как отмечают Н. Лейдерман и М. Липовецкий, «поколение "шестидесятников", к которому Маканин мог бы примкнуть. переживало жесточайший кризис, рассыпаясь на противоположные идеологические течения», и писатель «не примкнул ни к одной из неформальных литературных групп того времени»,5 а «пустился в новый, только ему ведомый путь по своим ориентирам, к своей цели».6 Вероятно, поэтому произведения Маканина первой половины - середины 1970-х годов («Безотцовщина», «Старые книги», «Погоня» и др.) практически были вне поля зрения критики, тем не менее, являясь важными в плане эволюции писателя. Произведения эти, по замечанию исследователей, «строили мост от идеализма "исповедальной прозы" 1960-х годов к "амбивалентности" прозы "сорокалетних" в 1980-е годы». Именно дискуссия о «поколении сорокалетних» (А. Ким, А. Курчаткин, Р. Киреев, Е. Попов и др.), одним из лидеров которого и был признан Маканин, сделала имя писателя на рубеже п

1970-x-l980-х годов известным широкой публике. К этому же моменту литературоведы относят и формирование «ядра новой поэтики Маканина».8 Как отмечает А.О. Большев, в произведениях указанного периода основным героем маканинской прозы «становится "серединный", "массовый" человек переходной эпохи, когда традиционная крестьянская культура уходит в прошлое, а новые духовные ценности еще не освоены». В такой ситуации «утрата сокровенных начал лишает человека опоры». Однако «Маканин не

1 Мотыгин С. 10. Указ. соч. - С. 33

5 Лейдерман И.Л., Липовецкий М.Н. Укач. соч. - С. 626 с' Чупринин С. Укач. соч. - С.5

7 Лейдерман Н.Л., Липовецкий М.Н. Указ. соч. - С. 627 s Там же. обвиняет и не защищает своих героев; он анализирует действительность без гнева и пристрастия. Именно за это в 1970-80-е Маканина осуждала критика».9 Последнее качество маканинской прозы наиболее репрезентативно при сопоставлении его творчества с произведениями других представителей «сорокалетних». Само отнесение Маканина к «сорокалетним» знаменует определенное движение писателя на пути от традиционного реализма к авангардным (в широком понимании) формам художественного мышления, в частности, к постмодернизму, потому что именно «проза "сорокалетних". ближе других направлений стоит к литературе постмодерна. Именно она привнесла в литературный процесс 1960-х-1980-х годов представление о возможности "безопорности", о герое "никаком", "ни то ни се", герое амбивалентном <.> Изображаемые события остались без оценки.»10

По отношению к прозе Маканина 1980-х - начала 1990-х годов говорят о ее «экзистенциалистском звучании».11 В повестях и рассказах этого времени, по словам А.О. Болыиева, «речь идет о сложных, трагическинеразрешимых проблемах, с которыми сопряжена подлинная свобода 12 человека». «В этом экзистенциальном характере прозы и заключалось принципиальное отличие Маканина от других, печатающихся и непечатающихся. Он не был ни советским, ни антисоветским писателем, он был сам по себе.».13 Чем ближе к 1990-м годам, тем все более отчетливо обнаруживались у Маканина такие признаки экзистенциалистского мировидения, как «предельная напряженность переживания кризиса цивилизации», «отсылка к извечному трагизму смертного человеческого удела», «личность, покинутая в одиночестве среди враждебного сущего».14 Большее А.О. Маканин Владимир Семенович // Русская литература XX века. Прозаики, поэты, драматурги: биобибл. словарь в 3 т. / под ред. Н. Н. Скатова. - М., 2005. -Т. 2. З-О. - С. 497, 498.

1,1 Богданова О.В. Современный литературный процесс (к вопрос}' о постмодернизме в русской литерату ре 70-.\ - 90-х годов XX века). - СПб., 2001. - С. 11.

11 Лсйдсрман Н.Л. Липовсцкий М.Н. Указ. соч. - С. 627.

Большее А.О. Указ. соч. - С. 498.

13 Иванова Н. Случай Маканина // Маканин B.C. Кавказский пленный. - М., 1997. - С. 10. Исаев Г.Г. Русская литература конца 1980-х - первой половины 1990-х годов //Современная русская литература. Хрестоматия для средней и высшей школы - Астрахань, 1995. - С. 35.

Однако исследователи противились полному отождествлению прозы

Маканина с литературой экзистенциализма. В отличие от последней, где нет ничего за пределами самого человека,15 Макании оставляет своим персонажам возможность вернуться к Богу, «преодолеть-претерпеть всеобщий трагизм существования».16 Метод Маканина постепенно был осмыслен как реализм особого рода - реализм, в котором заметно «резкое усиление условного начала, ощущается отчетливо выраженное тяготение к таким жанровым модификациям, как притча, антиутопия» и который усиленно взаимодействует с модернистской и авангардистской традициями.17

Все более явными такие особенности маканинской прозы обнаруживались в произведениях второй половины 1980-х - 1990-х годов, когда писателя начинают сопоставлять с Ф. Кафкой, усматривая в творчестве Маканина

18 элементы сюрреализма. «В статье о прозе Маканина, напечатанной осенью 96-го в "Нью-Йорк Тайме" в связи с выходом в США второй его переводной книги, включившей две повести одного (1991) года, отмечено: послечеховские герои поселяются в художественном пространстве Сальвадора Дали. Один из рассказов позднего Маканина так и называется -"Сюр в Пролетарском районе"».19

Указанные особенности прозы Маканина исследователи увидели в латентной форме свойственными и более раннему творчеству писателя. «Чужеземная приставка, ставшая у нас словечком, "сюр", придет к Маканину гораздо позже, чем упрямая суть его в высшей степени определенной манеры»;20 «.внезапная проницаемость мембран, неизъяснимая возможность переходов, мир как система сообщающихся сосудов издавна тревожит Владимира Маканина - еще с той поры, когда его областью

15 Толстая Т. Степанян К. "Голос, летящий в купол". Бсссда прозаика Татьяны Толстой и критика Карсиа Стспаняиа//Вопросы литературы. - 1988. -№2. -С. 94.

16 Исаев Г.Г. Указ. соч. - С. 35. 36.

17 Там же. С. 26.

18 Там же. С. 37, 39; Соловьева И. Натюрморт с книгой и зеркалом // Макании B.C. Повести. - М, 1988. - С. 332.

Иванова Н. Указ. соч. - С. 6.

21) т

Там же. всецело и замкнуто считалась область социального портретирования в социальном интерьере»21

Зрелым Макапиным все чаще движет «стремление сделать процесс мысли сюжетным», чтобы «уйти от "модели", от жесткой конструкции», от «непременной сюжетности» и «персонажности» («Стол, покрытый сукном и с графином посередине», «Квази»).

Особенность маканинской художественной системы, её несовпадение с реализмом в традиционном понимании, близость постмодернизму и все же нетождественность ему («.Маканин остался в стороне. от модного искушения постмодернизмом», - замечает Н. Иванова ) позволило критике и литературоведению поставить Маканина в один ряд с некоторыми другими его современниками, чья поэтика также свидетельствовала о взаимодействии реализма и модернизма. Так, наряду с Маканиным, специфика творческого метода О. Ермакова, Д. Бакииа, А. Слаповского, М. Вишневецкой, В. Березина, А. Дмитриева обозначена Н. Ивановой термином «трансметареализм».24 В свою очередь Н. Лейдерман и М. Липовецкий пишут о том, что произведения Л. Петрушевской, Ф. Горенштейна, М. Харитонова, С. Довлатова, И. Бродского относятся к «постреализму», гипотезу о котором ученые тщательно разрабатывают в своих трудах. Маканина же они объявляют ведущим представителя «постреализма», говоря о том, что в его творчестве наиболее полно выразились основные особенности этого направления. Как отмечают Н. Лейдерман и М. Липовецкий, в отличие от постмодернизма, «в постреализме никогда не подвергается сомнению существование реальности как объективной цели» и «постреализм никогда не порывает с конкретным измерением человеческой личности»23 Литературоведы постулируют, что в произведениях постреалистов «проблема свободы и смысла получает парадоксальное

21 Соловьев;) И. Укач. соч. - С. 332. ~ Иванова Н. Укач. соч. - С. 14. "Тамже. С. If).

21 Иванова Н. Преодолевшие постмодерничм // Знамя. -1998. -№4. -С. 193-203.

2'1 Лейдерман Н.Л., Липовецкий M.H. Укач. соч. - С. 586-587. 8 разрешение: лишь в полной мере проникнувшись экзистенциально осмысленной несвободой, человек может выстоять в катастрофическом, релятивном и хаотичном мире».26 Центральной же проблематикой Маканина-«ностреалиста» исследователям видятся «поиски компромисса между сознательными ориентирами существования и бессознательными "голосами",

27 архетипами, немотивированными импульсами.»

Мы не склонны замыкаться на применении к творчеству Маканина какого-то определенного термина, обозначающего принадлежность прозаика к тому или иному литературно-стилевому направлению или течению: индивидуальность и разнообразие его творческих стратегий, на наш взгляд, свидетельствуют против подобных попыток. Уникальность Маканина на фоне современных коллег по перу всегда оказывалась одним из основных выводов критических и литературоведческих дискуссий, ведшихся на протяжении всего творческого пути прозаика. Как замечает А. Марченко, словами «чужой, иной, другой» часто заканчивались попытки отнести Маканина к той или иной группе писателей; «состояние сам по себе для него ло органично.». По наблюдениям С. Лэрд, «Владимир Макании -профессиональный аутсайдер: человек, который, подобно многим своим героям, всегда жил на пограничье и сопротивлялся принадлежности к какой-либо общности»29

В связи со сказанным выше, а также в соответствии с целью и задачами данной диссертации (см. ниже), в работе не предполагается сопоставление произведений Маканина с творчеством каких-либо других писателей, хотя рассмотренный выше историко-литературный контекст, безусловно, учитывается нами как то смысловое поле, на фоне которого (как в самих творческих стратегиях писателя, так и в их восприятии)

-rt Там же. С. 596. v Там же. С.594.

2Х Марченко А. Запах своей тропы // Маканин В. С. Отставший: повести и рассказы. - М„ 1988. -С. 42.1. 426. :у Laird S. Voices of Russian Literature. Interviews with Ten Contemporary Writers. - Oxford: New York. 1999. -P. 49 выкристаллизовывался феномен Маканина. Как замечает сам писатель3" и как показано во многих исследовательских работах, контекстуальные и интертекстуальные интенции Маканина таковы, что его творчество должно рассматриваться в широком контексте всей мировой культуры: мифологии, религии, фольклора, литературы, музыки, живописи. Данный постулат по мере возможности иллюстрируется наблюдениями, проводимыми в ходе нашего исследования. Что же касается отнесения Маканина к какому-либо определенному литературному направлению, то в работе (применительно к ее цели и задачам), мы планируем проследить лишь то, как в маканинских произведениях реализуется одна из важнейших характеристик, приписываемых Н. Лейдерманом и М. Липовецким «постреализму» - особый характер взаимодействия «мирообразов» Космоса и Хаоса в художественном мире. По мысли литературоведов, в «постреализме» «диалог» этих базовых начал мироздания демонстрирует «восстановление» космоса из хаоса, и выстраиваемый в результате «релятивный космос» «открывает цельность мира в его разрывах, связность - в конфликте противоположностей, устойчивость - в самом процессе бесконечного движения».31 Аналогичную картину мы увидим и в поэтической вселенной Маканина. Однако свидетельствует ли это о «постреалистичности» его творчества - вопрос, который остается для нас открытым, поскольку поиск ответа на него не входит в пашу задачу.

Актуальность предлагаемой диссертации определена тем, что пространственно-временная организация художественного мира Маканина до сих пор не становилась объектом научного исследования

1,1 В одном и ? интервью на вопрос о влиянии литературных традиций Маканин ответил: «Русская классика. Мировая классика. Я очень мало знал о литературе двадцатого век;) - жил как бы в заповеднике» (Амурский В. И. Запечатленные голоса. - М„ 1998. - С. 133.). Кроме того, в ряде интервью и. естественно, в своих творениях, писатель предстает прекрасным знатоком классической музыки, живописи, философии и т. п. Исследованию маканинского «диалога с культурой» посвящены несколько работ, в числе которых: Паниткова Е. В. Традиции русской классики в творчестве B.C. Маканина 1980-1990 гг. (Ф.М. Достоевский, М.А. Булгаков): дне.канд. филол. наук: 10.01.01 - Орел, 2004; Свежий Я. Владимир Маканин в диалоге с культурой. Заметки на полях рассказа Кавказский пленный |Рукопись|. - 2006; Алексеева Н. В. Цитатное поле романа В.Маканина «Андеграунд, или Герой нашего времени» // Алексеева H.B. Нравствсшю-эстстичсский опыт литерату ры XX века: сб. статей. - Ульяновск, 2004. - С.278-287 и нскотор. др. работы. ""Лейдерман Н. Л. Липовецкий М. Н. Указ. соч. - С. 588.

10 диссертационного формата. Естественно, исследователи маканинского творчества не могли не касаться таких важнейших категорий поэтики, каковыми являются художественное пространство и время: по-разному освещается эта проблема в большинстве из указанных выше работ. Однако везде анализ маканинского хронотопа ограничивался его подчиненностью каким-либо другим целям: привязке произведений писателя к тем или иным жанровым тенденциям (притче - у Т.Ю. Климовой32, антиутопии - в работе Е.В. Дмитриченко33); иллюстрации априорно приписанного Маканину исследователем способа мировидения как абсурдного (диссертация Т.Н. Чурляевой ); комплексному анализу отдельно взятого произведения (повести «Утрата» в монографии П. Роллберга35, романа «Андеграунд, или Герой нашего времени» в диссертациях К.О. Шилиной36 и А. Хачатурян37); или же поистине гигантской задаче описать «формотворческие тенденции русской прозы конца XX века» (к числу которых относятся и пространственно-временные структуры) в сопоставлении произведений

-УСУ нескольких писателей, включая Маканина (Т.Н. Маркова' ).

В работах, демонстрирующих попытки системного описания поэтики Маканина, проблема пространства-времени также занимает далеко не ведущее место. Это, очевидно, объясняется противоречивостью самой направленности подобных исследований - объять необъятное.

Так, в монографии С.Ю. Мотыгина39 пространство и время по отношению к конкретным произведениям Маканина рассматривается лишь на двух примерах - романе «Прямая линия» и повести «Лаз». В остальном же

32 Климова Т.Ю. Притча в системе художественного мышления B.C. Маканина: дис. канд. фил. наук: ИМ)].01. -Иркутск. 1999.

31 Дмитриченко Е.В. Проза позднего В. Маканина (В контексте антиутопических тенденции конца XX века): дис. .канд. фил. наук: 10.01.02. -СПб.,1999.

31 Чурляева Т.Н. Проблема абсурда в прозе В.Маканина 1980-х начала 1990-х годов: дисс. . канд. филолог, наук: 10.01.01. -Новосибирск. 2001.

35 Rollbcrg P. Invisible Transccndcncc: Vladimir Makanin's Outsiders. -Washington. 1993. r' Шилина К.О. Поэтика романа В. Маканина «Андеграунд, или Герой нашего времени» (Проблема героя): авторсф. дис. канд. филолог, наук: 10.01.01. -Тюмень, 2005. г Хачатурян А. Роман В. С. Маканина «Андеграунд, или Герой нашего времени»: homo urbanis в поле «усреднения»: дис.докт. филос. по русск. филологии. -Таллинн, 2006.

3S Маркова Т.Н. Формотворческие тенденции в прозе конца XX века (В. Маканин. Л. Пструшсвская. В.

Пелевин): авторсф. дис. до гг. филолог, наук: 10.01.01. -Екатеринбург, 200.1.

3<; Мотыгнн С. 10. Указ. соч. исследователь ограничивается констатацией наиболее общих закономерностей, присущих пространственно-временной организации маканинского творчества: «огромный город в настоящем и маленький поселок в прошлом»; «идеализируемое прошлое» - «повседневное, "скоротечное" настоящее»; «вечность-бытие» - «скоротечиость-быт»; «замкнутое, закрытое пространство» и «движение времени по кругу» в настоящем - «выход за пределы круга» в прошлом. С особенностями хронотопа у Маканина связывает С.Ю. Мотыгин и такую черту поэтики

40

Маканина, как «сюжет-ситуация». Несмотря па подзаголовок исследования, указывающий на одну из основных его целевых установок, об эволюции пространственно-временных особенностей художественного мира писателя в книге С.Ю. Мотыгииа практически не говорится.

В диссертации Е.А. Кравченковой, также претендующей на всесторонний охват маканинской поэтики, факультативность анализа пространства и времени объясняется тем широким пониманием художественного мира, из которого исходит исследовательница. Е.А. Кравченкова дает в своей работе описание и тематического состава маканинского творчества, и его персонажной системы, и форм обнаружения в нем авторской позиции, и сюжетно-композиционных закономерностей. Разговор о пространственно-временных принципах прозы Маканина в исследовании относится к последнему из перечисленных уровней рассмотрения творчества писателя и тяготеет преимущественно к соответствующему аспекту анализа романа «Андеграунд, или Герой нашего

41 времени».

Общие особенности пространства-времени в творчестве Маканина, а также направление их эволюции, являются предметом литературоведческих Мотыгин С.Ю. Указ. соч. - С. 21.

11 Кравченкова Е. А. Указ. соч. - С. 22. статей С. и В. Пискуновых42, Е. Краснощековой43 и Е.А. Кравченковой44 Однако сам жанр статьи накладывает естественные ограничения на освещение подобной обширной проблемы (в частности, ограничения по количеству рассматриваемого художественного материала), в результате чего указанные исследования следует, скорее, считать только подступами к теме пространства и времени у Макапииа, нежели видеть здесь какие-либо исчерпывающие суждения по данному вопросу.

Мы не считаем необходимым подробно останавливаться здесь на характеристике тех упомянутых работ, материал которых имеет отношение к нашей теме. Это будет сделано непосредственно в ходе исследования в соответствии с затрагиваемой проблематикой.

Любопытным представляется тот факт, что заглавия первой защищенной в России диссертации по творчеству Маканина - «Смысловое целое героя современной прозы» (Е. Г. Бегалиева45) и одной из последних -«Художественный мир В. С. Маканина: концепции и интерпретации» (Е. А. Кравченкова) связывают воедино проблемы, являющиеся, по нашему мнению, центральными в плане изучения творчества прозаика (диссертации, писавшиеся в 14-летний промежуток между двумя этими «крайними» точками, касались, в основном, более частных аспектов маканинской прозы). Этот узел проблем можно сформулировать как определение концепции человека в художественном мире Маканина. Суть же подобного плана рассмотрения сводится, па наш взгляд, к постижению отношений время пространство - человек в текстах Маканина.

В связи с этим мы исходим из предположения, что художественное время-пространство и авторская концепция человека в творчестве Маканина

12 Писку нова С., Пискунов В. Всс прочее - литература // Вопросы литературы. - 1988. - №2. - С. 38-77. " Krasnoslchekova Elena A. The Artistic Evolution of Vladimir Makanin (1970s-1980s) // Twentieth-Century Russian Literature. Selected Papers from the Fifth World Congress of Central and East European Studies. Warsaw. 1995.-London; New York, 2000. -P. 193-206.

11 Кравченкова E. А. Эволюция пространственной организации произведений В.С.Маканина // Восток -Запад: пространство русской литературы: материалы Международной научной конференции (заочной). -Волгоград. 2005. - С. 404 - 414.

Бегалиева Е. Г. Смысловое целое героя современной прозы (А. Ким, В. Маканин. Р. Киреев): дне. канд. филолог, наук: 10.01.08.-Донецк, 1992. - 151с. являются принципиально взаимообусловленными и неотъемлемыми друг от друга категориями поэтической системы писателя и должны рассматриваться в их единстве. Последнее и формирует художественный мир Маканина как таковой.

Научная новизна диссертации, таким образом, состоит в том, что в ней впервые описана эволюция концепции человека в творчестве Маканина в непосредственной соотнесенности с пространственно-временной организацией художественного мира и обусловленности ею. Подобная работа на уровне диссертации ранее не проводилась.

Объектом исследования является художественный мир Маканина, рассматриваемый в системе отношений время - пространство - человек.

Предметом исследования является пространственно-временная организация художественного мира Маканина - ее константные и переменные параметры и ее устойчивая связь с авторской концепцией человека.

Материалом глав 1 и 2 исследования послужило все творчество Маканина 1965 - 1984 годов; подробному анализу подверглись наиболее репрезентативные в плане поднимаемых проблем тексты, прочие рассматривались в контексте результатов такого анализа. В главе 3 в центре внимания оказались преимущественно те произведения 1987 - 2000 годов, по отношению к которым мы полагали уместным говорить об актуализации «подземного хронотопа», с чем мы связываем наиболее существенные изменения в пространственно-временной организации художественного мира Маканина, происходившие в соответствующий период творчества. Из материала исследования принципиально исключается публикуемый с 2001 года и по сей день цикл рассказов «Высокая-высокая луна» (с сентября 2006 года - как роман «Испуг»), что объясняется его незавершенностью в качестве целостного текста.

Целью диссертации является определение константных и эволюционирующих компонентов структуры и семантики художественного времени и пространства в прозе Маканина и их соответствия аналогичным составляющим авторской концепции человека, представленной героями / персонажами46 Данная цель определяет ряд конкретных задач исследования:

1) проанализировать пространственно-временную структуру дебютного произведения Маканина «Прямая линия», соотнося ее с идейно-тематической направленностью романа и концепцией человека, представленной образом его героя;

2) усматривая в «Прямой линии» генезис художественного мира писателя, определить в романе пространственно-временные константы последующих текстов;

3) предполагая, что важнейшей из таких констант соответствует концепт «Дом», рассмотреть сквозь его призму пространственно-временную структуру и концепцию человека в произведениях Маканина 1970-1984 гг.;

4) исходя из наличия в целом ряде маканинских текстов устойчивого мотива проникновения героя / персонажа в земную толщу, проследить в таких произведениях эволюцию форм и функций «подземного» хронотопа и соотносимой с ним концепции человека.

Методологической базой исследования, в соответствии с заявленной в его заглавии темой, являются теоретические представления современного литературоведения о художественном мире и художественных времени и пространстве литературных текстов. Исходя из необходимости определения константных и эволюционирующих компонентов маканинского художественного мира, мы применяем также сравнительно-типологический метод. г> Мы придерживаемся точки зрения, согласно которой персонаж отличается от героя «по степени участия в действии - как второстепенное действующее лицо и как субъект высказывании, не доминирующих в речевой структуре произведения» (Тамарченко Н. Д. Герой литературный // Литературная энциклопедия терминов и понятий / Под ред. А. Н. Ннколюкинп. - М„ 2003,- Стб. 177). Однако персонаж, как и герой, соответствует в художественном мире определенной концепции человека.

Под художественным миром мы подразумеваем особую реальность, целостный и самодостаточный универсум, моделируемый писателем в своем творчестве, - «квазиреальность» (В.И. Тюпа) художественного текста, интегрированным в которую оказывается читатель в процессе чтения. Данная формулировка основана на суждениях ряда литературоведов по проблеме художественного мира.

Восходя к философско-эстетическим воззрениям В. фон Гумбольдта и

47

Г.В.Ф. Гегеля , понятие художественного мира (и его синонимических вариантов) обретает теоретическую оформленность благодаря трудам P.O. Якобсона, М.М. Бахтина, Д.С. Лихачева, Ю.М. Лотмана, М.Л. Гаспарова, Л.В. Чернец, В.И. Тюпы, В.Шмида, А.К. Жолковского, Ю.К. Щеглова и др.

Классическое определение принадлежит Д.С. Лихачеву: «Внутренний мир произведения словесного искусства. обладает известной художественной цельностью. <.> Изучая художественный стиль произведения, автора, направления, эпохи, следует обращать внимание прежде всего на то, каков этот мир, в который погружает нас произведение искусства, каково его время, пространство, социальная и материальная среда, каковы те общие принципы, на основании которых все эти отдельные элементы связываются в единое художественное целое».48

Авторы других работ особое внимание уделяют тому, чтобы подчеркнуть инобыпшйиый статус художественно сотворенной реальности.

B. Шмид в связи с этим говорит о фиктивном мире: «Быть фиктивным -значит быть только изображаемым. Литературный вымысел - изображение мира, не претендующее на прямое отношение изображаемого к какому бы то пи было реальному, внелитературному миру. Фикция заключается в "делапьи", в конструкции вымышленного, возможного мира. <.> Что (курсив В. Шмида - прим. В. И.) же именно является фиктивным в

7 См.: Гумбольдт В. фон. Эстетические опыты. Первая часть. О «Германе и Доротее» Гете // Гумбольдт В. фон. Язык и философия культуры. - М„ 1985. - С. 170-176; Гегель Г. В. Ф. Эстетика: В 4 т. Т. 3. - М. 1971.

C. .163-364 .

1Х Лихачев Д. С. Внутренний мир художественного произведения // Вопросы литературы - 1968. - № 8. - С. 74, 87. фикционалыюм произведении? Ответ гласит: изображаемый мир целиком и все его части - ситуации, персонажи, действия».49 Существование такого мира становится возможным только путем взаимодействия знаковой организации текста со способностью читателя к особому внутреннему видению скрывающейся за знаками «иной» реальности: «Объектная организация литературного произведения обращена непосредственно к внутреннему зрению эстетического адресата. Эта упорядоченность семантики лингвистических единиц текста есть не что иное, как организация ментального созерцания - читательского восприятия художественного мира, проникнутого смыслом».50 Характеризуя то же самое явление, Л.В. Чернец акцептирует предметный характер художественного мира: «Целесообразно понимать под миром произведения только его предметный мир (курсив Л.В. Чернец - прим. В.И.), мысленно отграничиваемый от словесного строя, от художественной речи . В словесно-предметной структуре художественного изображения именно предметы "обеспечивают" целостность восприятия, их мысленное созерцание определяет избранную писателем "единицу" образности. <.> Мир произведения представляет собой систему, так или иначе соотносимую с миром реальным: в него входят люди, с их внешними и внутренними (психологическими) особенностями, события, природа (живая и неживая), вещи, созданные человеком, в нем есть время и пространство».31

Во всех отмеченных работах, где дается определение художественному миру, прослеживается мысль о конституирующей роли системы время пространство ~ человек в сотворении художественного мира. Действительно, с одной стороны, разнородная «материя», составляющая предметную основу художественного мира, должна обрести свое «существование» в нем благодаря двум базовым «формам» такого «существования» - пространству и времени. Именно благодаря пространству и времени вся предметная реальность художественного универсума обретает

19IIIмщ В. Нарратология. - М. 2003. - С. 31.32.

Тюпа В. И. Анализ художественного текста. - М, 2006. - С. 35 м Чернец Л. В. Предметный мир // Введение в литературоведение / Под ред. Л. В. Чернец. - 2-е изд. перераб. и доп. - М., 2006. - С. 172. структурную организацию. Любое произведение искусства, в том числе и словесного, представляет собой модель бытия, а потому и в известной мере модель тех категорий, на которых основывается бытие. С другой стороны, «завершенность и сосредоточенность художественной реальности вымышленного мира достигается благодаря наличию у него абсолютного "ценностного центра" (М.М. Бахтин), который в реальном течении окружающей нас жизни отсутствует. Таким центром здесь выступает инстанция героя, к которому автор относится эстетически - как к полноценному человеческому "я", как к личностной форме целостности

52 бытия». Таким образом, очевидно, что постижение художественного мира писателя есть прежде всего изучение присущих ему «фикциональпых» пространства и времени в их структурной соотнесенности с концепцией человека.

Специфичность понятия художества тьш мир состоит еще в том, что оно позволяет говорить как о модели универсума, построенной в рамках одного конкретного произведения, так и о синтетичном образе мира, складывающемся из всей совокупности текстов того или иного художника. «При подобном подходе все произведения автора рассматриваются как целостный, единый, вероятностный текст».53 Такой взгляд па творчество писателя предполагает выяснение неких основополагающих закономерностей и элементов, свойственных предлагаемой им художественной модели мира в целом. По отношению к Маканину отметить необходимость данного методологического принципа представляется особенно важным, поскольку принципиальное моделирующее единство всей совокупности его текстов отмечается едва ли не в каждой посвященной прозаику работе. Так, И. Соловьева в 1988 году пишет: «Книги его повестей и рассказов выходят сравнительно не часто, он компонует их, сознательно или бессознательно давая сцепку новых текстов с текстом, который

52 Тюпа D. И. Ука $. соч. - С. 31 Зинчснко В. Г., Зусман В. Г., Кирно'ю 3. И. Методы изучения литературы: системный подход. - М., 2002.

-С. 178. предложено перечитать. В сущности для Маканина важно и неотбрасываемо почти все, сделанное им на протяжении двадцати лет работы. Есть понятие: "мир художника", "мир писателя". <.> Соседством произведений разных

54 лет в самом деле выстраивается некоторый мир». Тогда же па это обращает внимание и Т. Толстая: «. о Маканине вообще трудно судить па основе какого-либо одного произведения. Каждое из них может быть истолковано вполне традиционно и лишь в совокупности с другими открывает новое качество.»55.

Исследователи различно характеризуют принципы единства маканинского художественного мира. Та же И. Соловьева в качестве основного называет «закон сообщающихся сосудов», «закон проницаемости мембран».56 Т. Толстая сравнивает мир Маканина с голограммой.57 С.Ю. Мотыгии58 и Т.Н. Маркова59 находят аналогии в образе спирали. Очевидно, что все отмеченные поиски форм связной целостности текстов Маканина склонны обозначать ее в качестве некой единой пространственной организации художественного мира писателя, поскольку подчеркивается «объем, бесконечность продолжения и образования новых элементов и системность структур, - что в целом характерно для поэтики B.C. Маканина, его "абсолютно стройного космоса"».60 И одновременно предложенные исследователями образы - не более чем метафоры, выразительно подчеркивающие взаимосвязь и взаимообусловленность компонентов художественной действительности различных произведений Маканина. Мы же предлагаем путь поиска существенных составляющих единства художественного мира писателя в виде константных элементов его пространственно-временной структуры. В связи с этим в разных частях нашей работы мы находим целесообразным прибегать к понятиям

5f Соловьева И. Указ. соч. - С. 329. Толстая Т. Стспанян К. Указ. соч. - С. 82.

56 Соловьева И. Указ. соч. - С. 329-335.

57 Толстая Т. Стспанян К. Указ. соч. - С. 84 w Мотыгин С. 10. Указ. соч. - С. 47.

54 Маркова Т. Н. Указ. соч. - С. 12.

К'равчснкова Е. А. Указ. соч. - С. 22. инвариантных мотивов поэтического мира (термин «поэтики выразительности» А.К. Жолковского и Ю.К. Щеглова); концепта (взгляды

B.В. Колесова, Ю.С. Степанова и др.)61; а также индивидуальной мифологии автора - понятия, восходящего к трудам P.O. Якобсона62 и к идее Ю.М. Лотмана, гласящей, что индивидуальность каждого конкретного автора заключается «в создании окказиональных символов (в символическом прочтении несимволического» и «в актуализации порой весьма архаических образов символического характера».63 Центральным и объединяющим для всех указанных элементов понятийного аппарата мы считаем преимущественно используемый в нашей работе термин пространственно-временной структуры художественного текста - хронотоп.

Термин хронотоп (в дословном переводе - «времяпространство»), введенный и обоснованный на почве теории относительности Эйнштейна, был перенесен из математического естествознания в понятийный аппарат литературоведения М.М. Бахтиным. Под хронотопом в литературоведческом контексте М.М. Бахтин предлагает понимать «существенную взаимосвязь временных и пространственных отношений, художественно освоенных в литературе». Исследователь определяет хронотоп как «формально-содержательную категорию литературы».64 Для нашей работы ключевая роль понятия хронотоп обусловлена его подчеркнутой адекватностью явлению художестве]того мира и, следовательно, применимостью к описанию данного феномена. Неразрывное единство времени и пространства - один из основополагающих принципов, позволяющих видеть мир художественный в качестве модели мира реального. На это указывает М.М. Бахтин: «Хронотоп определяет художественное единство литературного произведения в его отношении к реальной действительности. <.> Все временно

Л Необходимость и границы использования указанных понятий специально оговариваются в соответствующих моментах работы.

62 Якобсон P.O. Статуя в поэтической мифологии Пушкина // Якобсон Р. О. Работы по поэтике. - М„ 1987.

C. 145-180. w Лотман Ю.М. Типологическая характеристика реализма позднего Пушкина // Лотман Ю.М. В школе поэтического слова. Пушкин. Лермонтов. Гоголь: Книга для учителя. - М. 1988. - С. 131. г'' Бахтин М.М. Формы времени и хронотопа в романе // Бачтии М.М. Эпос и роман. - СПб. 2000. -С. 10.

20 пространственные определения в искусстве и литературе неотделимы друг от друга.»63 Данная мысль высказывается В.И. Тюпой: «.мы имеем дело с квазиреальностыо особого рода пространства, неотъемлемо включающего в себя также и объектное (изображенное) время жизни героев в качестве своего "четвертого измерения"».66

Следует отметить, что использование оригинального бахтипского термина в конкретном литературоведческом исследовании требует обязательного уточнения границ его понимания и принципов его применения. Это обусловлено тем, что на фоне приведенного нами выше самого общего определения хронотопа, предложенного Бахтиным в начале своей классической работы, в тексте исследования ученый создал предпосылки для чрезвычайного обширного диапазона истолкования и приложения данного понятия к исследуемому материалу. Находясь в сфере интересов исторической поэтики, в большей части «Форм времени.» Бахтин демонстрирует «существенное жанровое (здесь и далее в цитатах

67 курсив Бахтина - прим. В. И.) значение» хронотопа в истории развития европейского романа. В то же время в «Заключительных замечаниях» к своей работе (написанных спустя почти 40 лет после основной части) Бахтин говорит о предельно широком понимании термина: «Искусство и литература пронизаны хроиотопическими ценностями разных степеней и объемов. Каждый мотив, каждый выделимый момент художественного произведения является такой ценностью».68 И хотя все определения, даваемые Бахтиным хронотопу, является глубоко продуманными и мотивированными в системе рассуждений мыслителя, каждый исследователь, обращающийся к данному понятию, вынужден, опираясь на Бахтина, конкретизировать использование термина в своем случае.

Для нас наиболее удачным представляется отождествление понятия хронотоп с понятием пространственно-временного поля, предложенным в

65 Там же. С. 176. 177 м Тюпа 13.И. Указ. соч. - С. 35.

67 Бахтин М.М. Указ. соч. - С. 10. w Там же. С. 177. диссертации А.В. Подгуренко. Литературовед рассматривает «онтологический уровень (то есть уровень художественного мира - прим. В. И.) пространственно-временной организации текста» как «уровень пространственно-временных полей». Пространственно-временное поле, по определению А.В. Подгуренко, - это «отрезок текста, структурно однородный с точки зрения пространственно-временной организации. На этом уровне происходит. образование имманентных пространственно-временных смыслов.»69 С нашей точки зрения, данное определение соответствует той части концепции времени-пространства у Бахтина, согласно которой «в пределах в пределах одного произведения и в пределах творчества одного автора мы наблюдаем множество хронотопов и сложные, специфические для данного произведения и данного автора взаимоотношения между ними, причем обычно один из них является объемлющим, или доминантным.»70 Поэтому кажется нецелесообразным размежевание понятий хронотоп и пространственно-временное поле, что демонстрирует в своей работе А. В. Подгуренко, обозначая, вопреки идеям Бахтина, хронотоп как «внетекстовую категорию», являющуюся

71 порождающей моделью пространственно-временных полей данного типа».

Понимание хронотопа как пространственно-временного поля в составе художественного континуума, в котором «пространство дает персонажу возможность существовать, а время дает событию возможность

72 осуществиться» прокладывает мост к синтезу бахтинских представлений о хронотопе со структурно-семиотическим подходом к тексту (10.М. Лотман, С.Ю. Неклюдов, В.Н. Топоров, Б.А. Успенский, Т.В. Цивьян). На то, что это соответствует двум основным направлениям исследования структуры художественного пространства, указывает Ю.М. Лотман. ' В работах ю Подгуренко А. В. Пространство и время в творчестве Алехо Карпентьера: авторсф. дне. канд. филолог, наук: 10.01.05. - М. 1996. - С. 7. Бахтин М. М. Укач. соч. - С. 186. Подгуренко А. В. Укач. соч. - С. 7. ~ Там же. С. 6.

73 Лотман Ю. М. К проблеме пространственной семиотики // Лотман Ю. М. Об искусстве. - СПб. 2005. - С. 442-443. представителей этого направления также связываются воедино понятия художественного пространства и сюжета, в основе которого лежит представление о событии, и, следовательно, о времени. Согласно Ю.М. Лотману, «событием в тексте является перемещение персонажа через

74 границу семантического поля». Поскольку персонаж всегда предстает в тексте не в вакууме, а в определенном художественном пространстве, «семантическое» поле в аспекте сюжета есть пространственно-временное поле, то есть оно может быть рассмотрено как хронотоп. В таком случае, «сюжетный», по Бахтину, аспект хронотопа будет указывать на «ведущее начало» времени в хронотопе, относясь к «грамматике последовательности (курсив Ю.М. Лотмана - прим. В. И) значимых сегментов»73 нарративного текста. Однако «изобразительный» аспект хронотопа будет выдвигать на первый план его пространственный компонент, что является преимущественным объектом интереса семиотики. С точки зрения последней, «пространство в тексте есть язык моделирования, с помощью которого могут выражаться любые значения, коль скоро они имеют характер

76 структурных отношений». При этом в фокусе рассмотрения может быть один из двух аспектов внутренней пространственной организации текста, которые можно условно обозначить как математический и физический. В первом случае пространство - это «совокупность однородных объектов,. между которыми имеются отношения, подобные обычным пространственным отношениям (непрерывность, расстояние и т.п.). При этом, рассматривая данную совокупность объектов как пространство,

77 отвлекаются от всех свойств этих объектов.» В таком аспекте рассматривает художественное пространство 10. М. Лотман: «Понятия "высокий" - "низкий",. "близкий" - "далекий", "открытый" - "закрытый". оказываются материалом для построения культурных моделей с совсем не Лотман Ю.М. Структу ра художественного текста // Лотман Ю.М. Об искусстве. - СПб. 2005. - С. 224.

75 Лотман Ю.М. К проблеме пространственной семиотики. - С. 442.

16 Там же. С. 443

77 Абстрактные пространства / А.Д. Александров // Математика, се содержание, методы и значение.- М„ 1956.-Т. III.-Гл. XVII.-С. 151. пространственным содержанием и получают значение "ценный" -"неценный", "хороший" - "плохой", "свой" - "чужой". На фоне этих построений становятся значимыми и частные, создаваемые тем или иным текстом или группой текстов пространственные модели».78 Применительно к теории хронотопа данный аспект, как видится, должен характеризовать структурные отношения отдельных хронотопов внутри художественного мира: «Хронотопы могут включаться друг в друга,. сопоставляться, противопоставляться или находиться в более сложных взаимоотношениях».79 Так, как мы увидим позже, в творчестве Маканина маркируются такие отношения между хронотопами, которые актуализируют противопоставление горизонтали и вертикали, дома и мира как пространства замкнутого и разомкнутого, верха и низа, близкого (большого города) - далекого (малой родины) и т. д.

Другой аспект семиотического рассмотрения пространства в тексте, который мы условно назвали физическим, ставит во главу угла качественную содержательность пространства. Об этом пишет В.Н. Топоров. Называя художественный текст текстом «усиленного» типа, ученый приравнивает понятия художественного и мифопоэтического пространств, полагая, что в основе конструирования внутритекстовой реальности и представлений о пространстве и времени в архаико-мифологическом сознании лежат одни и те же закономерности. Одной из них является пепротивопоставленность пространства и времени, что еще раз подтверждает удачность термина хронотоп как репрезентирующего структуру художественного мира. Другой - то, что «пространство. не только неразрывно связано со временем,. но и с вещественным (здесь и далее в цитатах разрядка В.Н. Топорова - прим. В. И.) наполнением. <.> .в мифопоэтической модели мира пространство находит себя в вещи.<.> .с некоторой точки зрения вещь первична.» В этом, по В.Н. Топорову, х Лотман 10. М. Структура художественного текста - С. 212.

79 Бахтин М. М. Указ. соч. - С. 186. мифопоэтическое пространство «наиболее резко противостоит геометризованному и абстрактному пространству современной науки».80 Пространство, взятое в аспекте своей материальной наполненности, своей вещной структуры, и рассматриваемое таким в составе хронотопа, по-новому ставит вопрос о связи времени с пространством в единое целое. Если принять за аксиому тот очевидный факт, что время как таковое постигается человеком за счет динамичности одних материальных процессов па фоне статичности других, то пространство, понятое как устойчивая материальная структура, всегда есть как бы застывшее время. Говоря словами Г. Башляра, «во множестве своих сот пространство содержит сжатое время. <.> Именно благодаря пространству, в пространстве находим мы прекрасные

О 1 окаменелости времени.». По отношению к движущемуся времени, то есть происходящим в мире процессам материальных изменений, пространство-вещь (оно может постигаться любой формой восприятия: зрительной, слуховой и т.п.) - это временной пласт, который в настоящем обнаруживает

82 как прошлое (время сотворения-оформления данного пространства , фактически момент перехода времени в пространство), так и будущее (устойчивость структуры). В таком случае определенное пространство является одним из аспектов вечности, поскольку имманентно представляет собой отсутствие времени, остановившееся время. Таким образом, обнаруживается семиотическая природа самого хронотопа как знака, где пространство является означающим, а время, которое в нем зафиксировано, означаемым. Так понятый хронотоп будет не раз обнаружен нами в маканинских текстах. Прежде всего он важен нам в соотношении архетипических природных образов с глубинным коллективным прошлым человека (земная материя - «Утрата», «Лаз» и др.) или артефактов Топоров В. Н. Пространство и текст // Топоров В. Н. Исследования по этимологии и семантике. - М.: Я шки славянской культуры. 2005. Т. 1: Теория и некоторые частные ее приложения. - С. 59,61.63.

81 Башляр Г. Избранное: Поэтика пространства. - М., 2004. - С. 30. х" При этом пространство в масштабе культурной деятельности человека - это «замороженное» время определенного этапа истории человека, пространство же в масштабе природы связано и с архаическими пластами времени, уводящими к тайнам сотворения мира, и с определенным этапом развития природного мира и Вселснной. выстроенный тоннель - «Утрата») с будущим («подземный хронотоп»), но он также проявляется везде, где сам облик пространства сигнализирует об определенном временном этапе в системе измерения художественного мира (поселок или маленький город - прошлое, военное время; большой современный город - настоящее, 60-е или 70-е годы 20 века; темнота, признаки разрушения - апокалиптическое время; свет, звучание «высоких слов», наличие разнообразных технических устройств - высокая стадия развития человеческой культуры («Лаз»)).

Тождество хронотопа и семантически однородного пространственно-временного поля позволяет видеть еще один семиотический тип соотношения в нем пространства и времени как означающего и означаемого. Если в тексте акцентируется значимость пребывания (остановки) персонажа в границах одного семантического поля, то это означает для данного персонажа отсутствие событий, то есть остановку сюжетного времени. Но одновременно с нивелировкой времени как изменений определенная пространственная среда такого хронотопа становится знаком времени как отсутствия изменений, то есть опять же вечности. В тексте крайними смысловыми вариантами такой вечности представляются, с одной стороны, смерть, с другой стороны, вечная жизнь - формы преодоления времени в проекции персонажа. Но возможно и просто сюжетно незначимое, бессобытийное, однородное протекание времени, что также соответствует прикреплению персонажа к определенному пространству. У Маканина такие хронотопы мы рассмотрим в повестях «Отдушина» (квартира Алевтины), «Человек свиты» (зона приближенных к директору), «Лаз» (как верхний, так и нижний мир) и др.

Таким образом, можно предположить, что одна из функций хронотопа в семиосфере художественного текста - быть знаком, выявляющим отношение пространства как определенным образом организованной материально-вещественной целостности - к вечности как той или иной форме временной статичности, завершенности.

Но можно допустить наличие еще одной формы сращения времени и пространства художественного мира в плане единого хронотопа - форму, связывающую посредством категории художественного времени математический и физический аспекты художественного пространства. Эта форма актуальна для героя, по отношению к которому значимым является постоянное преодоление границ семантических полей текста, который является эпицентром сюжетных событий, для которого невозможно фиксированное положение в семантически однородном пространстве. Такой герой обнаруживается в хронотопе пути, связующим все остальные хронотопы художественного мира в целом сюжета. Такой хронотоп реализует в тексте мифологему пути, которая подробно характеризуется В.Н. Топоровым. Согласно исследователю, путь - это «образ связи между двумя отмеченными точкам пространства в мифопоэтической и религиозной моделях мира, т.е. то, что связывает. самую отдаленную и труднодоступную периферию и все объекты, заполняющие и/или образующие пространство, с высшей сакральной ценностью. <.> Трудность пути - постоянное и неотъемлемое свойство; двигаться по пути, преодолевать его уже есть подвиг, подвижничество со стороны идущего подвижника, путника.<.> Начало пути - тот локус, который считается естественным для субъекта пути. <.> Конец пути - . цель движения, его явный или тайный стимул. Конец образует главное силовое поле пространства.<.> При незакрепленности начала и конца пути они скрепляются именно самим путем и являются его функцией, его внутренним смыслом. Через них путь осуществляет свою установку на роль медиатора: он нейтрализует противопоставления этого и того, своего и чужого, внутреннего и внешнего,. сакрального и профан и чес кого.» '

Такая характеристика пути соответствует сюжетному движению всех основных героев Маканина во времени-пространстве художественного мира.

Топоров В. И. Укач. соч. - С. 74 - 77.

Семантика начала и конца пути, а также их закрепленность или незакрепленность представляется нам связанной с концепцией человека, представленной в их образе. Все уникальные личности в художественной вселенной Маканина - Володя Белов, Лапин, Башилов, Ключарев - как правило, осуществляют свой путь ради него самого, соединяя разнородные начала мира, выступая медиаторами. Горизонтальный путь такого героя у Маканина в одних произведениях соответствует символической вертикали его связи с высшими сферами, в других же герой в буквальном смысле движется вертикально в художественном пространстве («копание», пролезание через лаз). Утверждение В.Н. Топорова о том, что «только мифологический персонаж или служитель культа (шаман) исключительных качеств способны совершить вертикальный путь вверх и/или вниз»84, позволяет с большей уверенностью говорить об исключительном статусе таких маканинских героев в мире, предполагать воплощение в них специфической концепции человека.

Таким образом, в целом наш подход к анализу пространственно-временной организации художественного мира Маканина предполагает, с одной стороны, задачу «понять эстетический объект в его чисто художественном своеобразии и структуру его» как «архитектонику эстетического объекта» (полюс бахтинской «эстетики словесного

85 творчества», породившей понятие хронотопа); с другой стороны, изучить художественную реальность как знаковую (полюс структурной семиотики). В результате, основную направленность нашего исследования - «анализ, подвергающий научному описанию семиотическую данность текста, чтобы идентифицировать его как манифестацию смысловой архитектоники эстетического объекта» - вслед за В.И. Тюпой «точнее всего было бы именовать семноэстетическнм».86

Там же. - С. 78. х5 Бахтин М.М. Проблема содержания, материала и формы в словесном художественном творчестве //

Бахтин М. М. Вопросы литературы и эстетики: исследования рачных лет. - М„ 1975. - С. 17 хл Тюпа В.И. Укач. соч. - С. 32.

Полагая художественный мир моделью мира реального, мы фокусируем свое внимание на времени и пространстве как его базовых онтологических категориях. Пространство и время как категории онтологии художественного мира следует отличать от использования этих же категорий при характеристике композиции художественного произведения. Данное различение упирается в антиномию существования художественного произведения как внешнего материального объекта и одновременного как внутреннего универсума. Композиция, понимаемая в литературе в качестве «дискурсивной организации целого как натурально-языкового высказывания», составляя «основу субъектной организации литературного произведения»87, призвана преодолеть подобную аитиномию - посредством нее читатель из своего актуального хронотопа попадает в хронотоп художественного мира. Пространство и время как категории композиции относятся к проблеме точки зрения, в решении которой мы опираемся на работу Б.А. Успенского.88 Пространство и время в области композиции могут рассматриваться в известной изолированности по отношению к пространственно-временной структуре художественного бытия, однако в ряде случаев они демонстрируют определенный изоморфизм онтологическим параметрам художественного мира произведения. Такие случаи в отношении произведений Маканина рассматриваются нами прежде всего на примере романа «Прямая линия» и повести «Отдушина», что оговаривается особо.

Из предшествующего обзора возможных подходов к анализу художественного времени, пространства и их единства в хронотопе следует, что в целом художественного мира эти категории приобретают свою смысловую содержательность только благодаря включенному в их координаты человеку. Сам же человек сущностно определяется своим положением в системе пространственно-временных координат. s7 Там же. С. 48. Успенский Б. А. Поэтика композиции. - СПб., 2000.

По причине отсутствия в науке о литературе четко закрепленного определения концепции человека (синонимичным ему видится используемое в ряде случаев словосочетание концепция личности) мы вводим ее рабочее определение. Под концепцией человека мы будем понимать аналитически выделяемый в произведении комплекс авторских представлений о месте, роли и значении феномена человека в мироустройстве,89 Как мы планируем показать, концепция человека у Маканина, как правило, может быть соотнесена с конкретным героем / персонажем, однако ее обнаружение в тексте возможно не в фокусе образа человека как такового, по в системе его связей с художественным бытием, прежде всего - со временем и пространством. Мы предполагаем, что в рамках одного произведения одна и та же концепция человека может экстраполироваться на разных героев / персонажей, а также возможно сосуществование нескольких различных концепций.

Образ человека как таковой всегда был в центре внимания исследователей Маканина. Во всех работах, пытавшихся предложить типологию маканинских героев / персонажей, прослеживается одна основная оппозиция, которую в обобщенном плане можно сформулировать в виде противопоставления человека как «типа» (В. Бондаренко90), «серединного» человека (J1. Аннинский91) и человека как явления уникального. Исследователи по-разному характеризуют такую оппозицию: «девиантный» герой-индивидуальность и «человек посредственный» (М. Левина-Паркер92); «серединный герой» - «эпизодический персоиаж-"голос"», личность - толпа ю Ср. у Н. Л. Лсйдсрмана и М. Н. Липовсцкого: концепция личности - «система представлений о человеке, его сущности: его отношение к себе, другому человеку, обществу, государству, природе, метафизическим феноменам (бытию и смерти, Богу и вечности) (Курсив Н. Л. Лсйдсрмана и М. Н. Липовсцкого - прим. В. И.). Именно концепция личности. непосредственно влияет на творческий процесс: на образ героя, характер конфликта, поэтику». (Лсйдср.ман Н.Л., Липовсцкий М.Н. Современная русская литература: 1950-1990-е годы. В 2т. - 2-е тд., испр. и доп. Т. 1. 1953-1968. - М„ 2006. - С. 10.) Бондаренко В. Время надежд // Звезда. - 1986. - № 8. - С. 186.

91 Аннинский Л. Структура лабиринта. Владимир Маканин и литература «серединного человека»: предисловие // Маканин В. С. Избранное. - М„ 1987. - С. 9.

92 Левина-Паркер М. Смерть героя // Вопросы литературы. - 1995. - Вып. 5. - С. 64.

С.Ю. Мотыгин93); «архетип» - «стереотип» (С. и В. Пискуновы94); «архетип» - «голос» (Т. Толстая93); «соборный тип личности» -«эгоцентричный тип личности» (Н.С. Балаценко96); «серединный человек»

07 юродивый» (Е.А. Кравченкова ). При возможности промежуточных элементов между членами подобных оппозиций, как следует из указанных исследований, они всегда тяготеют к одному из крайних полюсов.

Мы принимаем в качестве отправного пункта для типологии героев / персонажей Маканина отмеченную оппозицию, предполагая определить, как тот или иной ее член характеризуется отношением к художественному хронотопу. Мы также исходим из предположения, что построение концепции человека у Маканина в основе своей восходит к поиску писателем ответа на вопрос, эксплицированный в повести «Лаз»: «.можно ли считать, что человек - существо, пересоздающее жизнь? Меняет ли человек жизнь и себя?., или это существо, которое дергается туда-сюда в своих поисках

Ой потому только, что не вполне нашло свою биологическую п ишу?» На то, что сформулированный таким образом выбор углов зрения на человеческий феномен является инвариантным для концептуальных поисков Маканина, указывает критик Г. Лукьянина."

Теоретическое значение предлагаемого исследования состоит в демонстрации возможностей применения понятия хронотоп как явления эстетического и семиотического аспектов художественного текста при анализе художественного мира определенного писателя, а также в определении возможностей постижения авторской концепции человека в ее связи с пространственно-временной организацией художественного мира.

Практическая значимость диссертации заключается в возможности использования полученных в ходе проведенного исследования результатов в

93 Мотыгин С. Ю. Указ. соч. - С. 36, 70.

91 Пискунова С., Пискунов В. Указ. соч. - С. 71.

J> Т. Толстая. К. Стспанян Указ. соч. - С. 83.

96 Балаценко Н. С. Художественная концепция личности в творчестве В. Белова и В.Маканина 60-80-х годов годов: дис.канд. филолог, наук: 10.01.01. - Армавир, 2000. - С. 151.

97 Кравченкова Е. А. Указ. соч. - С. 12.

9S Маканин B.C. Лаз // Маканин B.C. Кавказский пленный. - М., 1997. - С. 318.

99 Лукьянина Г. Момент истины?// Литературное обозрение. - 1992. -№3-4. - С.59.

31 преподавании курса истории русской литературы 2-ой половины XX века, а также в разработке специальных курсов по изучению творчества B.C. Маканина.

Апробация. Основные положения диссертации изложены в 9 публикациях и апробировались на Всероссийской научной конференции «Открытые культуры» (Ульяновский государственный университет, 23-25 мая 2002 г.), 3-й Всероссийской научно-практической конференции «Язык образования и образование языка» (Новгородский государственный университет им. Ярослава Мудрого, 2003 г.), XXXIII и XXXIV Всероссийской научно-методической конференции преподавателей и аспирантов (Филологический факультет СПбГУ, 15 марта 2004 г. и 14-19 марта 2005 г.), межвузовской конференции «Шестые Веселовские чтения» (Ульяновск, 31 октября - 1 ноября 2005 г.). Диссертация обсуждалась на заседаниях аспирантского семинара кафедры истории русской литературы Филологического факультета СПбГУ.

Структура работы определена целью и задачами диссертации и состоит из введения, трех глав (с выводами по каждой из них), заключения и библиографии.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Пространственно-временная организация художественного мира В.С. Маканина"

3.6. Выводы

Итак, мы проследили, что в произведениях Маканина 1974 - 2000 годов использование образов и мотивов, репрезентирующих «подземность» в художественном мире писателя, формирует особый «подземный» хронотоп, который становится базовым в пространственно-временной структуре повестей «Утрата» и «Лаз». Являясь одной из форм реализации концепта «Дом», который на «горизонтальном» уровне маканинского художественного мира был исследован нами во второй главе, «подземный» хронотоп в рассмотренных здесь текстах открывает новый - «вертикальный» - план постижения бытия писателем. Он соответствует повышению внимания к проблеме экзистенциальной самоидентификации человека в пространстве и времени, пространство и время как сущностные категории человеческой жизни становятся в изученных текстах центральной темой и непосредственным объектом переживания автора, героя и читателя.

В художественной системе Маканина земля и подземное пространство оказываются, с одной стороны, реактуализацией универсальных мифологем (земля как Мать и подземелье как нижний ярус мифологической модели мира - мирового древа). С другой стороны, вводя «подземные» образы и мотивы в разнообразные контексты: литературные (Данте), фольклорные (уральские легенды), мифолого-религиозные (христианские и языческие), исторические («времена подвалов»), психологические (подсознательный план, архетипы коллективного бессознательного) - писатель формирует собственную мифологию «подземности», в которой «подземность как нора. переходит в подземность как существование».333 При этом земля у Маканина всегда сохраняет свойственную соответствующей мифологеме амбивалентность: она одновременно связана с жизнью и смертью, гибелью и рождением, путем в прошлое и в будущее; подземный «рай» может обернуться «адом», подземный дом - могилой, метафора копания - прямым воплощением этого ш Бсссдл Владимира Иванцова с писателем Владимиром Маканиным [Звукозапись].

218 процесса. Но самое главное, в «подземности» целенаправленно исследуется писателем связь пространства и времени и хронотопа и человека.

Этапы эволюции использования Маканиным комплекса художественных средств, актуализирующих «подземный» хронотоп, соответствуют различным стадиям в поиске той концепции человека, которая была бы наиболее адекватна мировидению писателя, его переживанию человеческого феномена. В системе отношений человек - хронотоп «подземное» пространство-время позволило Маканину в конкретных произведениях последовательно:

- открыть в герое экзистенциальную тоску по пространству-времени его индивидуального прошлого, связующего человека с его корнями - родом, предками («Повесть о Старом Поселке»);

- обнаружить в герое связь с глубинным, архаическим, коллективным прошлым всего человечества, выражающуюся в тоске по времени-пространству нераздельной целостности человека и Великой Матери-природы («Гражданин убегающий»);

- подойти вплотную к воплощению в художественном мире личности, способной возвратить человечеству настоящего утраченные ценности прошлого (лекарь Якушкин в «Предтече») и одновременно осознать фиаско искомой концепции человека в подобном образе;

- в форме определенного итога, в более сложной художественной структуре, задействуя многообразные семантические планы «подземности», по-новому поставить вопросы, заявленные в предшествующих произведениях («Утрата»), Проблемы на этом этапе пока остаются без положительных решений;

- с помощью открытия и исследования пространственно-временного феномена «отставания» наметить концепцию писателя как человека, способного в художественной форме позитивно преобразовывать опасную энергию совмещения времен;

- воплотить в повести «Лаз» искомую концепцию человека в образе Ключарева как художника, связующего ценности «горизонтального» и «вертикального» измерений человеческого бытия, понимаемых в обобщенном плане как духовное и материальное начало в человеке. Роль такого человека как «существа, пересоздающего жизнь» оправдывается в произведении его соотнесенностью с образом-идеалом Христа. Только будучи апостолом, несущим человечеству спасительное христианское Слово, творец может, по Маканину, избавить мир от грозящей ему гибели;

- исследовать темные и губительные глубины духа личности, у которой отсутствует ориентация на «вертикаль» христианской милости и искупления («Стол, покрытый сукном и с графином посередине»);

- дать художественной комментарий относительно соотнесенности образа лаза как узкого места, связующего времена и пространства, с мифологемой матери («Удавшийся рассказ о любви»);

Все аспекты «подземного» хронотопа в творчестве Маканина находят итоговое воплощение в хронотопе романа «Андеграунд, или Герой нашего времени», что должно быть исследовано отдельно.

Концепция человека, сформулированная Маканиным художественным языком повести «Лаз», является наивысшей точкой выражения писателем веры в человека, в его особый статус в бытии, в его близость к Абсолюту. В последующем творчестве Маканин более ни разу не демонстрировал подобный взгляд, фактически возвращаясь в разнообразных формах к системе взглядов, открытой в тех более ранних произведениях, которые явились объектом рассмотрения в нашей работе.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В результате проведенного в диссертации исследования были решены следующие основные задачи:

1) Проанализирована пространственно-временная структура дебютного романа Маканина «Прямая линия», в результате чего обнаружилось, что произведение вводит материал конкретно-исторической действительности в русло космогоническо-эсхатологической проблематики. Базовой оппозицией, организующей художественный хронотоп романа, признана оппозиция хаос космос, сквозь призму которой просматриваются такие противопоставления, как война (в прошлом) - мир (в настоящем); родина героя (в прошлом) - новое место его жительства (в настоящем); испытательный полигон - лаборатория в Москве. Члены обнаруженной базовой оппозиции стремятся в художественном мире романа к взаимной нейтрализации. Доминирующая роль в этом процессе отводится хаосу. Это определяет соположение циклической и финалистской концепций времени как истории романного мира. Наибольшего напряжения достигает соперничество этих представлений о времени, преломляясь в структуре личности героя романа Володи Белова. Пространственно-временная организация «Прямой линии» позволяет увидеть в лице героя концепцию уникального человека, способного постигнуть глубинные закономерности мироздания и в то же время определенным образом влиять на них. Возможность позитивного преобразования мира такой личностью остается для автора открытым вопросом.

2) В романе «Прямая линия» обнаружены константные элементы пространственно-временной организации художественного мира Маканина, присутствующие в последующем творчестве писателя: в эксплицированной форме - мотивы возвращения и притяжения, дома и бездомности; в латентном виде - мотивы горизонтали, вертикали, отставания, вечности, «подземности».

3) Осуществлен анализ пространственно-временной структуры произведений 1970 - 1984 гг., в результате чего выяснено, что ведущую роль в их хронотопической организации играет концепт «Дом» - базовая метатекстовая образпо-понятийно-символическая константа всего творчества Маканина. «Дом» представлен в каждом отдельном произведении как один или несколько хронотопов, притягивающих героев/персонажей, мотивирующих их возвращение, приобщающих их к вечности. Отношение героя/персонажа к «Дому» определяет концепцию человека. Это может быть человек, жертвующий своим собственным «Домом» ради обретения «Дома» другими (Лапин); человек, подменяющий истинный «Дом» квази-домом с целью преодоления конечности времени своего физического существования (Михайлов, Стрепетов, Родионцев); принципиально бездомный Творец-художник, преодолевающий зависимость от квази-дома и тем самым преобразующий хаотические начала мира в творческий космос в хронотопе пути (Башилов).

4) В произведениях 1974 - 2000 гг. прослежена эволюция «подземного хронотопа», реализуемого через систему мотивов копания/спуска под землю/притяжения к земле и образов земных глубин. Он развивается в соотношении с образом человека от «подземности как норы» («Гражданин убегающий», «Предтеча») к «подземности как существованию» («Утрата», «Лаз»). Выяснено, что, будучи эквивалентным концепту «Дом», «подземный хронотоп» открывает в исследованных произведениях «вертикальное» измерение маканинского художественного мира, знаменующее повышение интереса к экзистенциальной проблеме поиска человеком органичной «внутринаходимости» во времени бытия. «Копание», «пролезание через лаз», «отставание», «ввинчивание в туннель» - формы поиска человеком иных планов времени в «подземном хронотопе». В повести «Лаз» Маканин приходит к открытию того, что «существом, пересоздающим жизнь», способен быть только творец-художник (писатель), который ориентирован на образ-идеал Христа. Именно ему дано соединить семантику «подземности» и наземности», «горизонтали» и «вертикали» в маканинском художественном мире - параметров, соответствующих духовному и телесному измерению человека. Во всех остальных случаях «человек копающий» обречен на «утрату» того или иного аспекта своей целостности, в поиске духовной либо физической вечности.

В результате, цель исследования может считаться достигнутой: описана специфика и разновидности таких базовых констант пространства-времени художественного мира Маканина, как «горизонтальное» и «вертикальное» измерение, «Дом» и «подземный хронотоп», «вечность» и «конечность», «хаос» и «космос». В соответствии с этим, выявлена следующая типология маканинских концепций человека:

1) человек исключительных качеств, постигающий глубинные смыслы бытия и жертвующий своей жизнью ради воцарения мирового космоса, что более или менее результативно (Белов, Лапин, Якушкин из «Предтечи»);

2) человек, ищущий путей преодоления энтропии времени как разрушения собственной физической целостности (Михайлов, Стрепетов из «Отдушины», Родионцев);

3) человек, старающийся преодолеть уничтожительную силу времени путем подвижнического саморазрушения (Костюков, Пекалов);

4) человек как «существо, пересоздающее жизнь», - Творец-художник, преодолевающий антиномии мировых начал и способствующий такому преодолению другими, нуждающимися в этом, людьми (Башилов, Геннадий из «Отставшего», Ключарев из «Лаза»).

Следует заметить, что если концепции 2) и 3) можно представить «тупиковыми ветвями» в художественных поисках Маканина, то концепции 1) и 4) обозначают два обширных этапа эволюции маканинских представлений о человеке, где образы конкретных героев могут быть выстроены в последовательную эволюционную цепь: Белов - Лапин -Якушкин - Башилов - Геннадий - Ключарев, что соответствует хронологической последовательности произведений в творческом пути Маканина.

Таким образом, в результате проведенного исследования можно утверждать: концепция человека в прозе Маканина мотивирована пространственно-временными параметрами художественного бытия.

Список научной литературыИванцов, Владимир Владимирович, диссертация по теме "Русская литература"

1. Маканин, B.C. Безотцовщина: повесть Текст. / B.C. Маканин // Человек свиты: повести и рассказы / B.C. Маканин. - М.: Московский рабочий, 1988.-С. 43-148.

2. Маканин, B.C. Где сходилось небо с холмами Текст. / B.C. Маканин // Кавказский пленный / B.C. Маканин. М.: Панорама, 1997 - С. 150206.

3. Маканин, B.C. Гоголь и конфузная ситуация Текст. / B.C. Маканин // Литературная учеба. -1979. -№2.-С. 183-187.

4. Маканин, B.C. Гражданин убегающий Текст. / B.C. Маканин // Кавказский пленный / B.C. Маканин. М.: Панорама, 1997. - С. 70-109.

5. Маканин, B.C. Квази Текст. / B.C. Маканин // Кавказский пленный /

6. B. С. Маканин. М.: Панорама, 1997 - С. 409-448.

7. Маканин, B.C. Лаз: повесть Текст. / B.C. Маканин // Конец века: Независимый лит.-худож. и обществ.-полит. альманах. 1991. - №3.1. C. 6-65.

8. Маканин, B.C. Лаз: повесть Текст. / B.C. Маканин // Новый мир. -1991,-№5.-С. 92-133.

9. Макании, B.C. Лаз: повесть Текст. / B.C. Маканин // Кавказский пленный / B.C. Маканин. М.: Панорама, 1997. - С. 256-324.

10. Маканин, B.C. Отдушина Текст. / B.C. Маканин // Отставший: повести и рассказы / В. С. Маканин. М.: Художественная литература, 1988. -С.117-170.

11. Маканин, B.C. Отставший: повесть Текст. / B.C. Маканин // Знамя.1987,-№9.-С. 6-59.

12. Маканин, B.C. Отставший Текст. / B.C. Маканин // Отставший: повести и рассказы / B.C. Маканин. М.: Художественная литература,1988.-С. 221-304.

13. Маканин, B.C. Повесть о Старом Поселке Текст. / B.C. Макании // Один и одна: повести / B.C. Маканин. М.: Современник, 1988. - С. 223 -316.

14. Маканин, B.C. Предтеча Текст. / B.C. Маканин // Повести / B.C. Маканин. -М.: Книжная палата, 1988. С. 5-187.

15. Маканин, B.C. Прямая линия Текст. / B.C. Маканин // Человек свиты: повести и рассказы / B.C. Маканин. М.: Московский рабочий, 1988. -С. 252-381.

16. Маканин, B.C. Удавшийся рассказ о любви Текст. / B.C. Маканин // Кавказский пленный: повести / B.C. Маканин. М.: Вагриус, 2004. - С. 123 - 190.

17. Маканин, B.C. Утрата Текст. / B.C. Маканин // Повести / B.C. Маканин. -М.: Книжная палата, 1988. С. 129 - 176.

18. Маканин, B.C. Человек свиты Текст. / B.C. Маканин // Кавказский пленный /B.C. Маканин. -М.: Панорама, 1997. С. 19-69.1.

19. Абстрактные пространства Текст. / А.Д. Александров // Математика, ее содержание, методы и значение / Математический ин-т им. В. А. Стеклова АН СССР. М.: АН СССР, 1956. - Т. III. - Гл. XVII. - С. 93180.

20. Аверин, Б.В. Дар Мнемозины: Романы Набокова в контексте русской автобиографической традиции Текст. / Б.В. Аверин. СПб.: Амфора, 2003.-399 с.

21. Агеев, А. Истина и свобода. Владимир Маканин: взгляд из 1990 года Текст. / А. Агеев //Литературное обозрение. 1990. - № 9. - С. 25-33.

22. Акимов, В. Физики живут на земле Текст. / В. Акимов //Литературная газета. -1966. -22 марта. С.З.

23. Алексеева, Н.В. Цитатное поле романа В.Маканина «Андеграунд, или Герой нашего времени» Текст. / Н.В. Алексеева // Нравственно-эстетический опыт литературы XX века: сб. статей / Н.В. Алексеева. -Ульяновск: [б. и.], 2004. С.278-287.

24. Алексеева, Н.В. Пушкинский «след» в рассказе В.Маканина «Кавказский пленный» Текст. / Н.В. Алексеева // Нравственно-эстетический опыт литературы XX века: сб. статей / Н.В. Алексеева. -Ульяновск: [б. и.], 2004. С. 295-301.

25. Амурский, В.И. Запечатленные голоса Текст.: Парижские беседы с русскими писателями и поэтами / В.И. Амурский. М.: МИК, 1998. -168 с.

26. Аннинский, J1. Структура лабиринта. Владимир Маканин и литература «серединного человека»: предисловие Текст. / JI. Аннинский // Маканин, B.C. Избранное / B.C. Маканин. М.: Сов. писатель, 1987. -С. 3-18.

27. Антонян, Ю.М. Миф и вечность Текст. / Ю. М. Антонян. М.: Логос, 2001.-463 с.

28. Ашанина, Г. Мир сквозь сердце Текст. / Г. Ашанина // Знамя. 1966. -№7. - С. 240-242.

29. Байбурин, А. К. Жилище в обрядах и представлениях восточных славян Текст. / А.К. Байбурин. 2-е изд., испр. - М.: Языки славянской культуры, 2005. - 244 с.

30. Балаценко, Н.С. Художественная концепция личности в творчестве В. Белова и В.Маканина 60-80-х годов Текст.: дис.канд. филолог, наук: 10.01.01 / Н.С. Балаценко. Армавир, 2000.- 166 с.

31. Барсенков, А.С. История России. 1938-2002 Текст.: учебное пособие / А. С. Барсенков, А. И. Вдовин. -М.: Аспект Пресс, 2003. 540 с.

32. ЗГБартминьский, Е. Целование земли. Этнолингвистическая заметка Текст. / Е. Бартминьский; пер. с польского А. В. Гуры // Языковойобраз мира: очерки по этнолингвистике / Е. Бартминьский. М.: Индрик, 2005.-С. 214-224.

33. Бахтин, М.М. Проблема содержания, материала и формы в словесном художественном творчестве Текст. / М.М. Бахтин // Вопросы литературы и эстетики: исследования разных лет / М.М. Бахтин. М.: Худож. лит., 1975.-С. 6-71.

34. Бахтин, М.М. Формы времени и хронотопа в романе Текст. / М.М. Бахтин // Эпос и роман / М.М. Бахтин. СПб.: Азбука, 2000. -С. 11-193.

35. Башляр, Г. Земля и грезы о покое Текст. / Г. Башляр; пер. с фр. Б. М. Скуратова. М.: Издательство гуманитарной литературы, 2001. - 320 с.

36. Башляр, Г. Избранное: Поэтика пространства Текст. / Г. Башляр; пер. с франц. М.: РОССПЭН, 2004. - 376 с.

37. Бегалиева, Е. Г. Смысловое целое героя современной прозы (А. Ким, В. Маканин, Р. Киреев) Текст.: дис. канд. филолог, наук: 10.01.08 / Е. Г. Бегалиева. Донецк, 1992. - 151 с.

38. Беседа Владимира Иванцова с писателем Владимиром Маканиным Звукозапись. / B.C. Маканин, В.В. Иванцов. 2006. - 1 зв. диск (113 мин.)

39. Богданова, О.В. Современный литературный процесс (к вопросу о постмодернизме в русской литературе 70-х 90-х годов XX века) Текст. / О.В. Богданова. - СПб.: Филологический факультет СПбГУ, 2001.-250 с.

40. Бондаренко, В. Время надежд Текст. / В. Бондаренко // Звезда. 1986. - № 8. - С. 184- 194.

41. Бочаров, А. На реке с быстрым течением Текст. / А. Бочаров // Дружба народов. -1984. -№7. С. 231-239.

42. Брагина, Н.Г. Мифологический хаос (культурный след в языке) Текст. / Н.Г. Брагина // Логический анализ языка. Космос и хаос: Концептуальные поля порядка и беспорядка / под. ред. Н.Д. Арутюновой. М.: Индрик, 2003. - С. 18-31.

43. Брагина, Н.Г. Память в языке и культуре Текст. / Н.Г. Брагина. М.: Языки славянских культур, 2007. - 520 с.

44. Гегель, Г.В.Ф. Эстетика Текст.: [пер. с нем. яз.]: В 4 т./ Г.В.Ф. Гегель; под ред. и с предисл. Мих. Лифшица. М.: Искусство, 1968-1973. Т. 3 -1971.-621 с.

45. Генис, А. Беседы о новой словесности Текст. / А. Генис // Иван Петрович умер. Статьи и расследования / А. Генис. М.: Новое литературное обозрение, 1999. - С. 23 - 100.

46. Гуревич, А.Я. Категории средневековой культуры Текст. / А.Я. Гуревич. 2-е изд., испр. и доп. - М.: Искусство, 1984. - 350 с.

47. Дмитриченко, Е.В. Проза позднего В. Маканина: (В контексте антиутопических тенденций конца XX века) Текст.: дис.канд. филол. паук.: 10.01.02 /Е. В. Дмитриченко. СПб, 1999. - 184с.

48. Иванова, Н. Преодолевшие постмодернизм Текст. / Н. Иванова // Знамя. 1998.-№4. - С. 193-203.

49. Иванова, Н. Случай Маканина Текст. / Н. Иванова // Маканин, B.C. Кавказский пленный / B.C. Маканин.-М.: Панорама, 1997. С. 5-16.

50. Иванова, Н.Б. Точка зрения: О прозе последних лет Текст. / Н.Б. Иванова. М.: Сов. писатель, 1988. - 420 с.

51. Исаев, Г.Г. Русская литература конца 1980-х первой половины 1990-х годов Текст. / Г.Г. Исаев // Современная русская литература. Хрестоматия для средней и высшей школы.- Астрахань: Изд-во Астраханского гос. пед. ун-та, 1995. - С. 4 - 61.

52. Казинцев, А. Игра на понижение Текст. / А. Казинцев //Литературное обозрение. 1983. - №10. - С. 29-32.

53. Камянов, В. Целебность едкого слова Текст. / В. Камянов //Литературная газета. 1982 - 11 августа. - С.4.

54. Кайуа, Р. Миф и человек Текст. / Р. Кайуа; пер. с фр. С.Н. Зенкина // Миф и человек. Человек и сакральное / Кайуа Р. М.: ОГИ, 2003. -С.33-140.

55. Киреев, Р. Обретение через утрату Текст. / Р. Киреев //Литературная газета. 1987 - 1 апреля. - С.4.

56. Климова, Т.Ю. Притча в системе художественного мышления В. Маканина Текст.: дис.канд. филол. наук: 10.01.01 / Т.Ю. Климова. -Иркутск, 1999. -241с.

57. Колесов, В.В. Древняя Русь: наследие в слове: Мир человека Текст. / В.В. Колесов. СПб.:Филологический факультет СПбГУ, 2000. - 326 с.

58. Колесов, В.В. Концепт культуры: образ-понятие-символ Текст. / В.В. Колесов // Слово и дело: Из истории русских слов / В.В. Колесов. -СПб: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2004. С.57-72.

59. Кравченкова, Е.А. Художественный мир B.C. Маканина: концепции и интерпретации Текст.: автореф. дисс. канд. филолог, паук.: 10.01.01/ Е.А. Кравченкова. М., 2006. - 24 с.

60. Лакофф, Дж. Метафоры, которыми мы живем Текст.: пер. с англ. / Дж. Лакофф, М. Джонсон; под ред. и с предисл. А. И. Баранова. М.: Едиториал УРСС, 2004. - 256 с.

61. Латынина, А. Форма парадоксального Текст. / А. Латынина // Литературное обозрение. 1983. - №10. - С. 32-36.

62. Левина-Паркер, М. Смерть героя Текст. / М. Левина-Паркер // Вопросы литературы. 1995. - Вып. 5. - С. 63-78.

63. Литвинов, В. Мир, мы идем к тебе! Текст. / В. Литвинов // Литературная газета. 1965. - 7 сентября. - С.З.

64. Лихачев, Д.С. Внутренний мир художественного произведения Текст. / Д.С. Лихачев // Вопросы литературы 1968.- № 8. - С. 74-87.

65. Лотман, Ю.М. Внутри мыслящих миров Текст. / Ю.М. Лотман // Семиосфера / Ю.М. Лотман. СПб: Искусство-СПБ, 2004. - С. 150-390.

66. Лотман, Ю.М. К проблеме пространственной семиотики Текст. / 10. М. Лотман // Об искусстве / Ю.М. Лотман. -СПб: Искусство-СПБ, 2005. с. 442-444.

67. Лотман, Ю.М. О метаязыке типологических описаний культуры Текст. / Ю.М. Лотман // Избранные статьи: в 3 т./ Ю.М. Лотман. -Таллинн: Александра, 1992 Т.1: Статьи по семиотике культуры. - С. 388-406.

68. Лотман, Ю.М. О семиотическом механизме культуры Текст. / Ю.М. Лотман, Б.А.Успенский // Семиосфера / Ю.М. Лотман. СПб.: Искусство-СПБ, 2004. - С. 485 - 503.

69. Лотман, Ю.М. Память в культурологическом освещении Текст. / Ю. М. Лотман // Семиосфера / 10. М. Лотман. СПб.: Искусство-СПБ, 2004.-С. 673 -676.

70. Лотман, Ю.М. Структура художественного текста Текст. / Ю.М. Лотман // Об искусстве / Ю.М. Лотман. СПб.: Искусство-СПБ, 2005. -С. 14-285.

71. Лотман, Ю.М. Типологическая характеристика реализма позднего Пушкина Текст. / Ю.М. Лотман // В школе поэтического слова. Пушкин. Лермонтов. Гоголь: кн. для учителя / Ю.М. Лотман. М.: Просвещение, 1988. - С. 124-158.

72. Лукьянина, Г. Момент истины? Текст. / Г. Лукьянина // Литературное обозрение. 1992. - №3-4. - С. 58-61.

73. Малухин, В. Иероглиф лаза Текст. / В. Малухин // Московские новости. -1991.- 6 окт. С. 14.

74. Маркова, Т.Н. Формотворческие тенденции в прозе конца XX века (В. Маканин, Л. Петрушевская, В. Пелевин) Текст.: автореф. дис.докт. филолог, наук: 10.01.01 / Т.Н. Маркова. Екатеринбург, 2003. - 51 с.

75. Марченко, А. Запах своей тропы Текст. / А. Марченко // Маканин B.C. Отставший: повести и рассказы / B.C. Маканин. М: Художественная литература, 1988. -С. 423-431.

76. Маслова, В.А. Поэт и культура: концептосфера Марины Цветаевой Текст.: учебное пособие / В.А. Маслова. М.: Флинта: Наука, 2004. -256 с.

77. Мелетинский, Е.М. Поэтика мифа Текст. / Е.М. Мелетинский. 3-е изд., репринтное. - М.: Восточная литература РАН, 2000. - 407 с.

78. Мифы в искусстве старом и новом Текст.: историко-художественная монография: (по Рене Менару): [Перевод] СПб.Лениздат, 1993.-383 с.

79. Мотыгин, С.Ю. Прямая линия?. Эволюция прозы B.C. Маканина Текст.: монография / С.Ю. Мотыгин. 2-е изд., испр. и доп. -Астрахань: Астраханский университет, 2005. - 103 с.

80. Невская, Л.Г. Семантика дома и смежных представлений в погребальном фольклоре Текст. / Л.Г. Невская // Балто-славяпские исследования. 1981 / Ин-т славяноведения и балканистики АН СССР. -М.: Наука, 1982.-С. 106-121.

81. Неклюдов, С.Ю. Структура и функция мифа Текст. / С.Ю. Неклюдов // Современная российская мифология / Сост. М.В. Ахметова. М.: РГГУ, 2005. - С. 9-26.

82. Паннткова, Е.В. Традиции русской классики в творчестве B.C. Маканина 1980-1990 гг. (Ф.М. Достоевский, М.А. Булгаков) Текст.: автореф. дис.канд. филол. наук: 10.01.01 / Е.В. Паниткова. Орел, 2004.-20 с.

83. Перевалова, С.В. «Особая география памяти»: (Образ автора в русской прозе 1970-1980-х годов В.П. Астафьев, В.Г. Распутин, B.C. Маканин) Текст.: монография / С.В. Перевалова; Волгоградский гос. пед. ун-т. - Волгоград: Перемена, 1997. - 238 с.

84. Перевалова, С.В. Проза В. Маканина: традиция и эволюция Текст.: учеб. пособие по спецкурсу / С.В. Перевалова; Волгогр. гос. пед. ун-т. -Волгоград: Перемена, 2003. 117 с.

85. Пискунова, С. Все прочее литература Текст. / С. Пискунова, В. Пискунов//Вопросы литературы. - 1988. -№2. - С. 38-77.

86. Подгуренко, А.В. Пространство и время в творчестве Алехо Карпентьера Текст.: автореф. дис. канд. филолог, наук: 10.01.05 / А.В. Подгуренко. М., 1996.-22 с.

87. Роднянская, И. Сюжеты тревоги: Маканин под знаком новой жестокости Текст. / И. Роднянская // Новый мир. 1997. - №4. - С. 200212.

88. Свежий, Я. Владимир Маканин в диалоге с культурой. Заметки на полях рассказа Кавказский пленный Рукопись. / Я. Свежий. 2006. -16 с.

89. Светов, Ф. О молодом герое Текст. / Ф. Светов // Новый мир. -1967. -№5.-С. 218-232.

90. Серафимова, В.Д. Метафорический язык произведений B.C. Маканина Текст. / В. Д. Серафимова // Русская речь. 2002. - №2. - С. 34-41.

91. Силантьев, И.В. Поэтика мотива Текст. / И.В. Силантьев М.: Языки славянской культуры, 2004. - 296 с.

92. Соловьева И. Натюрморт с книгой и зеркалом Текст. / И. Соловьева // Маканин B.C. Повести / В. С. Маканин. М.: Книжная палата, 1988.-С. 329-335.

93. Стенограмма встречи с B.C. Маканиным на филологическом факультете СПбГУ 22.04.2004 Рукопись. / В.В. Иванцов. 2004. - 8 с.

94. Степанов, Ю.С. Константы: Словарь русской культуры Текст. / Ю.С. Степанов. Изд. 3-е, испр. и доп. -М.: Академический Проект, 2004.-992с.

95. Теракопян, JI. «.И снова прощание с детством» Текст. / JT. Теракопян // Литературная газета. 1965. - 2 декабря. - С. 3.

96. Толстая, Т. «Голос, летящий в купол». Беседа прозаика Татьяны Толстой и критика Карена Степаняна Текст. / Т. Толстая, К. Степанян // Вопросы литературы. 1988. - №2. - С. 78-105.

97. Томпсон, Д.Э. «Братья Карамазовы» и поэтика памяти Текст. / Д.Э. Томпсон; пер. с англ. Н.М. Жутовской и Е.М. Видре. СПб.: Академический проект, 1999. - 344с. - (Серия «Современная западная русистика»; т. 28).

98. Топоров, В.Н. Пространство и текст Текст. / В.Н. Топоров // Исследования по этимологии и семантике / В. Н. Топоров. М.: Языки славянской культуры, 2005. Т. 1: Теория и некоторые частные ее приложения. - 2005. - С. 55 - 118.

99. Торчинов, Е.А. Введение в буддизм: Курс лекций Текст./ Е.А. Торчинов. СПб.: Амфора, 2005. - 430 с.

100. Трубецкой, Е.Н. Смысл жизни Текст. / Е.Н. Трубецкой // Избранные произведения / Е.Н. Трубецкой. Ростов-на-Дону: Феникс, 1998.-С. 17-336.

101. Тюпа, В.И. Анализ художественного текста Текст.: учеб. пособие для студ. филол. фак. высш. учеб. заведений / В.И. Тюпа. М.: Академия, 2006. - 336 с.

102. Успенский, Б.А. Поэтика композиции Текст. / Б.А. Успенский. -СПб: Азбука, 2000.-352 с.

103. Хачатурян, А. Роман В. С. Маканина «Андеграунд, или Герой нашего времени»: homo urbanis в поле «усреднения» Текст.: дис.докт. филос. по русск. филолог/А. Хачатурян. -Таллинн: Изд-во Таллиннского ун-та, 2006. -146 с.

104. Цивьян, Т.В. Дом в фольклорной модели мира (на материале балканских загадок) Текст. / Т.В. Цивьян // Труды по знаковым системам. 10: Семиотика культуры / Отв. ред. А. Мальц. Тарту, 1978.- (Учен. зап. Тартуского гос. ун-та; вып. 463). С. 65-85.

105. Цивьян, Т.В. Модель мира и ее лингвистические основы Текст. / Т. В. Цивьян. Изд. 2-е, доп.-М.: КомКнига, 2005. - 280 с.

106. Чернец, JI.B. Предметный мир Текст. / J1. В. Чернец // Введение в литературоведение / Под ред. JI. В. Чернец. 2-е изд., перераб. и доп.- М.: Высшая школа, 2006. С. 170-182.

107. Чупринин, С. Жизнь врасплох Текст. / С. Чупринин // Литературная газета. 1981. - 7 января. - С.5.

108. Чурляева, Т.Н. Проблема абсурда в прозе В. Маканина 1980-х начала 1990-х гг. Текст.: дис. канд. филолог, наук: 10.01.01 / Т.Н. Чурляева. Новосибирск, 2001. - 247с.

109. Шилина, К.О. Поэтика романа В. Маканина «Андеграунд, или Герой нашего времени» (Проблема героя) Текст.: автореф. дис. канд. филолог, наук: 10.01.01 / К.О. Шилина.-Тюмень, 2005.-23 с.

110. Шмид, В. Нарратология Текст. / В. Шмид. М.: Языки славянской культуры, 2003. - 312 с.

111. Элиаде, М. Аспекты мифа Текст. / М. Элиаде; пер. с франц. 2-е изд., испр. и доп. - М.: Академический проект, 2001. - 240 с.

112. Юнг, К.Г. Душа и миф: Шесть архетипов Текст. / К.Г. Юнг; [пер. с англ. А. А. Юдина]. Киев: Порт-Рояль; М.: Совершенство, 1997. -383 с.

113. Якобсон, P.O. Статуя в поэтической мифологии Пушкина Текст. / P.O. Якобсон // Работы по поэтике / P.O. Якобсон; сост. и общ. ред. М. JT. Гаспарова; вступ. ст. В.В. Иванова. М.: Прогресс, 1987. - С. 145180.

114. Dowsett, С. Postmodernist Allegory in Contemporary Soviet Literature: Vladimir Makanin's Utrata Text. / C. Dowsett // Australian Slavonic and East European Studies -Vol. 4. 1990. -Nos. 1-2. - P. 21-35.

115. Kachur, J. The Poetics of the Interval: Modes of Mediation, Disjuncture, and Connection Manuscript. / J. Kachur. 2006. - 33 p.

116. Laird, S. Voices of Russian Literature. Interviews with Ten Contemporary Writers Text. / S. Laird. -Oxford; New York: Oxford University Press, 1999. 264 p.

117. Lindsey, B. The Arts of Listening and Digging: Myth, Memory and Retrieval of Meaning in Vladimir Makanin's «Voices» and «The Loss» Manuscript. / B. Lindsey. 2005. - 39 p.

118. Stolz-Hladky, Z. Studien zur Poetik Vladimir S. Makanins „Odin i odna", „Otstavsij", „Utrata": russische Prosa im Ubergang zur Postmoderne Text. / Z. Stolz-Hladky. Bern etc.: Lang, 1995. - 165 s. - (Slavica Helvetica; Bd. 46).1.l

119. Аверинцев, С. Ад Текст. / С. Аверипцев // Собрание сочинений. София-Логос. Словарь / С. Аверипцев. К.: ДУХ I Л1ТЕРА, 2006. - 912 с.

120. Большев, А.О. Маканин Владимир Семенович Текст. / А.О. Болынев // Русская литература XX века. Прозаики, поэты, драматурги: биобибл. словарь в 3 т. / под ред. Н.Н. Скатова. М.: ОЛМА-ПРЕСС Инвест, 2005. Т. 2. З-О. - С. 497-499.

121. Большой толковый словарь русского языка Текст. / Сост. и гл. ред. С.А. Кузнецов. СПб.: «Норинт», 2000. - 1534 с.

122. Морозов, И.А. Ад Текст. / И.А. Морозов, Н.И. Толстой // Славянские древности: этнолингвистический словарь в 5-ти томах / Под ред. II.И. Толстого. М.: Международные отношения, 1995 - Т.1: А-Г. - С.93-94.

123. Немировский, А.И. Тартар Текст. / А.И. Немировский // Мифология: энциклопедия. Репринтное издание «Мифологического энциклопедического словаря» 1991 года / Гл. ред. Е.М. Мелетинский. -М.: Большая Российская энциклопедия, 2003. - С. 532.

124. Основные мотивы и термины Текст. // Мифология: энциклопедия. Репринтное издание «Мифологическогоэнциклопедического словаря» 1991 года / Гл. ред. Е.М. Мелетинский. -М.: Большая Российская энциклопедия, 2003. С. 659 - 672.

125. Тамарченко, Н.Д. Герой литературный Текст. / Н.Д. Тамарченко // Литературная энциклопедия терминов и понятий / Под ред. А. Н. Николюкина. М.; НПК «Интелвак», 2003,- Стб. 176-177 (С. 88-89).

126. Тахо-Годи, А.А. Аид Текст. / А.А. Тахо-Годи // Мифология: энциклопедия. Репринтное издание «Мифологического энциклопедического словаря» 1991 года/Гл. ред. Е.М. Мелетинский. -М.: Большая Российская энциклопедия, 2003. - С. 25-26.

127. Толковый словарь русского языка Текст.: ок. 2000 слов, ст., свыше 12000 значений / Под ред. Д.В. Дмитриева. М.: Астрель и др., 2003.-989 с.

128. Топоров, В.Н. Время мифическое Текст. / В.Н. Топоров // Мифы народов мира: энциклопедия: В 2 т. / Гл. ред. С.А. Токарев. М.: Советская энциклопедия, 1987. T.l: А-К. - С. 252-253.