автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Проза Г. Чулкова: проблематика и поэтика

Полный текст автореферата диссертации по теме "Проза Г. Чулкова: проблематика и поэтика"

На правах рукописи

ИСЕНАЛИЕВА Дина Германовна ПРОЗА Г. ЧУЛКОВА: ПРОБЛЕМАТИКА И ПОЭТИКА

Специальность 10.01.01 - русская литература

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

1 2 МАЙ 2011

Астрахань - 2011

4845621

Работа выполнена в Государственном образовательном учреждении высшего профессионального образования «Астраханский государственный университет».

Научный руководитель - кандидат филологических наук, доцент

Спесивцева Любовь Валентиновна.

Официальные оппоненты: доктор филологических наук, профессор

Перевалова Светлана Валентиновна (Волгоградский государственный

педагогический университет);

кандидат филологических наук

Камалетдинова Наталья Александровна (Астраханский государственный технический университет).

Ведущая организация - Ставропольский государственный университет.

Защита состоится 21 мая 2011 г. в 13.00 на заседании диссертационного совета ДМ 212.009.11 по присуждению ученой степени доктора и кандидата наук по специальностям 10.01.01 - русская литература и 10.02.01 - русский язык в ГОУ ВПО «Астраханский государственный университет» по адресу: 414056, г. Астрахань, ул. Татищева, 20 а, конференц-зал.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке ГОУ ВПО «Астраханский государственный университет», на сайте АТУ: www. aspu.ru.

Автореферат разослан 16 апреля 2011 года.

Ученый секретарь диссертационного совета, доктор филологических наук

Е.Е. Завьялова

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

К числу несправедливо забытых и почти вычеркнутых из литературной истории имен относится Георгий Иванович Чулков - поэт, прозаик, драматург, литературный критик, секретарь редакции журналов «Новый путь» и «Вопросы жизни», историк, теоретик символизма и пропагандист теории мистического анархизма.

В монографиях, антологиях, разделах учебных пособий, посвященных изучению творчества писателей и поэтов «серебряного века», имя Г.И. Чулкова либо не встречается, либо упоминается в группе поэтов-младосимволистов.

Из специальных исследований следует назвать статьи JI.A. Сугай «Георгий Чулков и его поэма "Русь"», JI.B. Селезневой «Антропоцентрический аспект категории модальности (на примере повести Г. Чулкова "Вредитель")», А. К. Жолковского «Пять интертекстуальных этюдов с мемуарным предисловием».

Примечательны работы М.В. Михайловой: «"...Ничего, кроме Пушкина, в ум нейдет" (Пушкиниана Г.И. Чулкова)», «В.Я. Брюсов и Г.И. Чулков», «З.Н. Гиппиус и Г.И. Чулков», «Интересный и безукоризненно честный писатель», «Максимилиан Волошин и Георгий Чулков», «Пристрастный летописец эпохи», «Г.И. Чулков и Вл. Соловьев», «Г.И. Чулков и Ф.М. Достоевский».

Интерес представляет диссертационное исследование O.A. Богдановой «Традиции "идеологического романа" Ф.М. Достоевского в русской прозе конца XIX - начала XX века».

Несмотря на то, что по творчеству Г. Чулкова существует определенный корпус исследовательской литературы, практически все труды носят литературно-критический характер. Научного осмысления в полном объеме проза писателя еще не получила. Изучение проблематики и поэтики художественного мира Г. Чулкова позволит расширить представление об историко-литературном процессе начала XX века, особенностях символистской прозы. Это и определяет актуальность исследуемой темы.

Объектом исследования является художественная проза Г. Чулкова.

В качестве основного материала используются произведения Г. Чулкова: рассказы (1909-1924 гг.), повести «Слепые», «Вредитель», романы «Сатана», «Метель».

Предмет исследования - проблематика и поэтика художественной прозы Г. Чулкова.

Цель работы состоит в выявлении своеобразия проблематики и особенностей поэтики прозы Г. Чулкова.

В соответствии с целью исследования были поставлены следующие задачи:

- рассмотреть проблематику прозы Г. Чулкова;

- раскрыть сюжетно-композиционные особенности произведений писателя;

- охарактеризовать способы создания художественного образа в рассказах и повестях;

- выявить мотивы и образы русской литературы XIX века в романах «Метель», «Сатана»;

- определить роль аллюзий и реминисценций в повести «Вредитель».

Научная новизна исследования заключается в том, что впервые

охарактеризован круг тем и проблем (художник и искусство, интеллигенция и народ, человек и общество, Россия и национальное самоопределение), выявлены такие доминирующие черты поэтики художественной прозы Г. Чулкова, как соотношение «своего» и «чужого» слова, ироническая модальность, пародийность, открытый финал, сюжетная полифония. Произведения писателя рассматриваются в культурно-историческом контексте, в качестве претекста выступает творческое наследие A.C. Пушкина и Ф.М. Достоевского.

Теоретической базой послужили фундаментальные литературоведческие труды, в частности, работы В.В. Виноградова, Б.В. Томашевского, М.М. Бахтина, P.O. Якобсона, Б.А. Успенского, И.П. Смирнова, И.В. Фоменко, В.Е. Хализева, JI.B. Чернец, H.A. Фатеевой, Е.С. Добина, А.К. Жолковского, Ж. Женетга, Д. Каллера; работы блоковедов З.Г. Минц, Д.Е. Максимова; исследования отдельных аспектов поэтики символизма русской литературы начала XX века А. Ханзен-Леве, X. Барана, Л.А. Колобаевой, Н.Д. Тамарченко, Е.В. Ермиловой, Т.Н. Ерохиной, С.П. Ильева, A.B. Лаврова, C.B. Ломтева, И.Г. Минераловой, А. Пайман.

В работе учитываются статьи и отзывы критиков, публицистов начала XX века о произведениях Г. Чулкова. К исследованию привлечены мемуарные и эпистолярные источники, публицистические и критические труды Г. Чулкова, сочинения H.A. Бердяева, B.C. Соловьева.

Методологической основой диссертации являются сравнительно-типологический, культурно-исторический методы, а также методы интертекстуального и мотивного анализа.

Теоретическая значимость проведенного исследования определяется возможностью использования результатов работы для осмысления специфики символистской прозы, а также расширения и углубления представления об иронии как одной из конституирующих категорий художественного мира русского модернизма.

Практическая значимость работы состоит в возможности применения полученных данных для изучения творчества писателей

«серебряного века», вопросов взаимоотношения литературы и философии, литературы и истории, литературы и других видов искусства (живопись, музыка). Результаты диссертации могут быть использованы в вузовских и школьных курсах по истории русской литературы начала XX века, теории литературы, в элективных курсах и спецсеминарах, посвященных теоретическим проблемам автора, символистского романа.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Проза Г. Чулкова является литературным феноменом, идейно-эстетические корни которого восходят к христианской системе ценностей, антропоцентрической парадигме Ф.М. Достоевского, теории мистического анархизма, учении о Софии B.C. Соловьева.

2. Сюжетная ситуация рассказов Г. Чулкова индивидуально-конкретна, непредрешима и вероятностно-множественна, что свидетельствует об опыте усвоения символического сюжета с его открытым финалом. Связь с христианской парадигмой реализуется в центростремительной динамике сюжета, направленного к постижению Абсолюта (присутствие мотивов поиска и обретения). Мотивная система произведений писателя (ведущие: первая группа - мотивы поиска, пути, странничества, одиночества, скуки, утомления, слепоты, игры, воспоминания; вторая - мотивы двойничества, сумасшествия, ожидания, встречи, сна-смерти; второстепенные: мотивы сумасшествия, музыки, ночи, космоса, луны, неба) раскрывает его миросозерцание, сознательно ориентировавшегося на традиции русской классической литературы и в то же время преломлявшего «вечные» темы, образы и настроения в символическом ракурсе.

3. В рассказах и повестях наряду с традиционными способами создания художественного образа (портрет, речь, система двойников, характеристика героя другими действующими лицами, психологический параллелизм) Г. Чулков использует прием символизации имени героя; повторяющаяся портретная деталь становится способом раскрытия амбивалентности образа (лукавая улыбка / фатальная и ядовитая).

4. Заимствование образов, сюжетных мотивов из произведений русской литературы XIX века (A.C. Пушкин «Евгений Онегин», «Метель», «Капитанская дочка»; Ф.М. Достоевский «Преступление и наказание», «Бесы», «Братья Карамазовы»), использование именных аллюзий позволяют Г. Чулкову экспериментировать с художественной формой, находить свой ракурс освещения исторических событий. Романы «Метель», «Сатана» являются примерами литературной игры, так как не только представляют собой совокупность множественных рецепций творчества A.C. Пушкина и Ф.М. Достоевского, но и выражают символистские убеждения писателя (воплощение идеи мистического анархизма, мистического национализма, категории Вечной

Женственности, идеологии «целомудренной любви» как варианта символистского «жизнетворчества»),

5. Обращение Г. Чулкова в повести «Вредитель» к многочисленным фрагментам «чужих» высказываний (Евангелие, И. Кант, A.C. Пушкин, Ф.М. Достоевский, К. Маркс, A.A. Блок, В.В. Маяковский, идеологемы советского периода начала XX века), к элементам, генетически связанным с творческим наследием русской литературы XIX века (дневниковые записи), активное использование приемов пародии (стилизации и вариации), включение текстов предшествующей и современной автору литературы на различных уровнях интертекстуальности (паратекстуальности) образуют в структуре повести семантическое поле игры со смыслами, с множеством коннотаций.

Апробация диссертации. Основные положения исследования изложены в форме докладов на Всероссийской научной конференции (Астрахань, 2007), Международной научной конференции «Русский язык в поликультурном пространстве» (Астрахань, 2007), X Международных Хлебниковских чтениях (Астрахань, 2008), III Кирилло-Мефодиевских чтениях (Астрахань, 2008), Международной заочной научной конференции «Архетипы, мифологемы, символы в художественной картине мира писателя» (Астрахань, 2010).

Структура диссертации обусловлена целью и задачами исследования. Работа состоит из введения, трех глав, заключения и списка использованной литературы.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ Во введении дана краткая характеристика творческой биографии Г. Чулкова, представлен обзорный анализ работ по творчеству писателя, сформулированы цель и задачи исследования, отмечается его актуальность и научная новизна, определяются объект, материал и предмет, указывается теоретико-методологическая база.

Первая глава «Идейно-художественное своеобразие прозы Г. Чулкова» включает в себя два раздела. В первом разделе «Философско-религиозная и социально-нравственная проблематика произведений Г. Чулкова» выявляются проблемы, определяющие внутреннее единство и цельность мира произведений Г. Чулкова.

Вопросы роли художника и назначения искусства, отношений интеллигенции и народа, будущего России и национального самоопределения, заключающегося в религиозном духовном опыте, образуют «проблемное поле» произведений Г. Чулкова.

Мировоззренческим и эстетическим ориентиром писатель избирает тезис Ф.М. Достоевского о «реализме в высшем смысле»1, трактуя его как

1 Биография, письма и заметки из записной книжки Ф.М. Достоевского. - СПб., 1883. - С. 373.

«раскрытие в знаках этого относительного мира его сущности»1, как понимание и чувствование бытия в его Божественной полноте. «Цельное знание», направленное к постижению «сущности вещей», может быть обретено только в религиозном опыте. Поэтому все «впечатленья бытия», отраженные Г. Чулковым в своих произведениях, объединяет религиозное мироотношение автора.

Художественная проза Г. Чулкова полифонична и несет двустороннюю эстетическую информацию за счет сочетания -столкновения различных эстетических позиций. Создавая произведения «по мотивам» реальных событий, младосимволист Г. Чулков творил не мистерию, а пародию на нее. Его проза имеет отчетливый признак направленности (в понимании Ю.Н. Тынянова2).

Предметом иронического изображения Г. Чулкова становятся мифология символистов, комплекс переживаний лирического «Я», поиск, метания, воплощение теургических идей в жизнь, религиозно-духовное переживание современности и в то же время эстетическое отрешение от реальной действительности.

Произведения, в которых без труда можно установить прототипы героев: «Парадиз» (1909 г.), «Полунощный свет» (1910 г.), «Слепые» (1911 г.), «Шурочка и Веня» (1916 г.), «Ненавистники» (1924 г.), -посвящены не только осмыслению пережитого и прочувствованного Г. Чулковым. С помощью иронии и самоиронии писатель предъявляет обвинение современникам и себе самому в намеренной «слепоте» -попытке замкнуться в кругу чисто художественных и чувственных переживаний.

В повести «Слепые» (1911 г.) символистская концепция личности, ницшеанское понимание «сверхчеловека» представлены в ироническом аспекте. Аллюзии и реминисценции позволяют писателю нарисовать образ современника-художника, устремленного к познанию и выражению самого себя, к субъективному опыту экзистенции. Отчужденность, принципиальная непознаваемость окружающего мира, увлеченность идеализмом получают суровую оценку Г. Чулкова: он называет это свойство слепотой. Творчество, по убеждению символистов, может внести в этот реальный «страшный» мир смысл и целостность. Однако Г. Чулков ощущает утопизм символистской концепции. Его герой-художник беспомощен, страдает от того, что обречен лишь на изображение, а не переживание чувств. Слепота - от незнания истины и бессмысленности ее поиска. Герои не умеют любить, страдать, жить. Любовь для героев не становится спасением, напротив, будучи искусственной, ненастоящей, она также может привести к духовной гибели.

' Чулков Г. Наши спутники. 1912-1922,- М.: Н.В. Васильев, 1922-С. 102.

2 Тынянов Ю. О пародии II Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. — М., 1977.— С. 284—309.

Произведения писателя не только воспроизводят события прошлого, но и являются своеобразной иллюстрацией его философских и социально-политических взглядов. В ранней прозе отражается убеждение Г. Чулкова в мистическом оправдании революции, в ее предопределенности. В рассказе «Полунощный свет» (1910 г.) воплотилось двойственное представление о Софии в сочетании с эсхатологическими мотивами: прежняя культура исчерпала себя, но конец цикла мировой истории символизирует грядущее преображение мира, преддверие новой жизни в вечности. Это преображение должно пройти, по мнению Г. Чулкова, «через жертву» («Пусть будут кровь и муки»).

Революционные события 1905 года изображены в произведении символически, в двух мирах: в видениях героини и в реальной действительности. Причем в снах Елены представлена чулковская интенция революции: автор мистически оправдывает социально-политический переворот. При этом принципы теории мистического анархизма, символистского учения о Софии связываются в чулковском контексте с христианскими идеями. Название рассказа отсылает к евангельской притче о десяти девах, ожидающих жениха (Христа) «в полунощи» (Мф. 25: 1-13). Смысл притчи заключается в том, что необходимо быть душевно подготовленным к пришествию Христа; свет горящих свеч означает переход от смерти душевной в жизнь духовную, от тьмы к свету. У Г. Чулкова «полунощный свет» также символизирует зарю новой жизни, но при этом связан с идеей смерти («Это - покойный свет. Покойника пронесли...»). По мысли писателя, новая жизнь, начало которой знаменует революция, принесет гибель многих людей. Но это необходимая жертва. Мифологема «неприятия мира» эпохи «мистического анархизма» в рассказе органично «наложилась» на концепцию метафизического «оправдания мира», который развертывается в трагических противоречиях истории, выявляющих «высший смысл» происходящего.

Поздняя проза Г. Чулкова иллюстрирует кардинальную перемену позиции писателя: он с тревогой констатирует чудовищное развитие революционных событий по пути отчуждения народа от религии.

В рассказе «Красный жеребец» (1921-1922 гг.) Г. Чулков определяет состояние народа как охмелевшего, движимого одним желанием, выраженного в рефрене «погромить бы чего...». Название рассказа ассоциируется с картиной Кузьмы Петрова-Водкина «Купание красного коня» (1912 г.). Архетип коня (образы Сивки-Бурки из русского фольклора, былинных богатырских коней, всадников и коней из древнерусской живописи; литературные образы A.C. Пушкина, Н.В. Гоголя) тогда был интерпретирован как предзнаменование новой жизни, а в советскую эпоху конь-огонь Петрова-Водкина стал метафорой «буревестника революции». У Г. Чулкова образ намеренно иронически снижается просторечным определением: красный, но ... жеребец.

По мнению писателя, бунт мужиков происходит под подстрекательством беса. Движимые нечистой силой, они пытаются уничтожить привычное и связанное с ними веками. В чулковском контексте архетипические мотивы огня, красного цвета, коня символизируют не только революционную стихию, но и уничтожение, разрушение мира, вековечного уклада русской жизни, основу которого составлял религиозный духовный опыт.

Во втором разделе «Учение о Софии в прозе Г. Чулкова» выявляется своеобразие воплощения философской категории Вечной Жены в произведениях писателя.

В ранней прозе Г. Чулкова образ Софии загадочен, тема женственности соседствует с темой смерти. Героини рассказов Г. Чулкова рано умирают от таинственной болезни, унося в инобытие сокровенные знания о чем-то, и герой-рассказчик тяготится непостижимостью тайн. Отношение к Ней определяется как к сестре, любовное чувство чисто и целомудренно, это любовь «братская». Христианские образы и библейские мотивы сочетаются с символистскими ожиданиями, София здесь предстает в образе Сестры-Невесты («Сестра», 1909 г.).

Однако женские образы Г. Чулкова отличает амбивалентность, что, по Вл. Соловьеву, является «самым общим онтологическим определением женственности»1.' От Вл. Соловьева младший символизм унаследовал образ Вечной Подруги, рефлексию избранника. В развитии обоих сюжетов большую роль сыграла ирония. Воплощением двуединства полярностей блоковского космоса становится лирическая героиня его поэзии, в которой возможно превращение софийной героини в стихийную и наоборот обнаружение в стихийной героине софийных смыслов. Именно А. Блок вводит в русскую поэзию тему Софии, подверженной катастрофам и падениям в явлении Снежной Маски.

Воплощение категории Вечной Женственности в прозе Г. Чулкова проявляется в своеобразном представлении в одном образе различных ее ипостасей: сестра, невеста, царевна, Мадонна, инфернальная женщина, Россия.

В рассказе «Морская царевна» (1912 г.) центральный женский образ полигенетичен и представляет собой соединение женских образов из русской литературы XIX века (М.Ю. Лермонтов и Ф.М. Достоевский) с образами Невесты-Царевны A.A. Блока, Царевны-Софии B.C. Соловьева.

Полигенетичные женские образы встречаются и в других рассказах Г. Чулкова: Наташа из рассказа «Парадиз» (1909 г.) - мечтательная девушка (Катерина из «Грозы» А.Н. Островского), ставшая затем проституткой с богатым воображением (Тереза из рассказа М. Горького «Болесь»), соблазненная и обманутая (Катюша Маслова из романа «Воскресение» JI.H. Толстого) - в финале рассказа сходит с ума (аллюзия

1 Соловьев B.C. Идея человечества у Августа Конта // Соловьев B.C. Сочинения: в 2 т.- M.: Мысль, 1990,- Т. 1.-С. 578.

на Шекспировскую Офелию). Анна из повести «Слепые» (1911 г.) становится актрисой и, играя героинь мировой литературы, словно примеряет на себя их маски, а тема неверной жены, аллюзия на образ птицы сближают ее с Катериной А.Н. Островского.

«Одновременная» презентация многоликости Софии объясняется, на наш взгляд, связью с православной идеей принятия окружающей действительности во всей ее полноте. Православный взгляд призван в свете Благодатной синтетичности досконально исследовать антиномию добра и зла с тем, чтобы в конечном итоге указать пути ее преодоления на основе добра. Символистская концепция преображения мира через любовь сочетается у Г. Чулкова с православными принципами стремления личности к совершенству, пути к Богу.

Тема судьбы России, традиционная для русской литературы, в соединении с воплощением категории Софии широко раскрыта в произведениях символистов. Наиболее яркий пример - A.A. Блок, в творчестве которого женская образная доминанта, представленная в разных художественных решениях поэта (Кармен, Незнакомка, Фаина, Светлая Жена, Невеста, Снежная маска, Прекрасная Дама), везде сохраняет свою архетипическую основу: каждый образ - один из ликов России.

В основе рассказа «Милочка», напечатанном Г. Чулковым в сборнике «Вечерние зори» (1924 г.), казалось бы, традиционный сюжет сватовства невесты за человека, составляющего выгодную партию. Отец невесты-Милочки, начальник станции Жирков Николай Петрович, выбирает женихов по «положению». То, что супругом героини становится все-таки хамовитый большевик Суламитов, - своеобразная символическая трактовка революции. В начале рассказа известный аллегорический образ (русской тройки Н.В. Гоголя, степной кобылицы A.A. Блока, красного жеребца Г. Чулкова) представлен в иронической вариации: Милочка сравнивается с ланью, козочкой. В финале рассказа читатель видит Милочку раскрасневшейся, хорошенькой, «с каким-то охмелевшим взглядом, от быстрой езды, должно быть». Чулков словно говорит вслед за Гоголем: «Русь, куда ж несешься ты?».

Вторая глава «Сюжетпо-композиционные особенности прозы Г. Чулкова» состоит из трех разделов.

В первом разделе «Принципы сюжетосложения в малой прозе Г. Чулкова» на материале рассказов прослеживается взаимосвязь формы повествования, хронотопа, временной позиции и рассматриваются особенности сюжетосложения.

В рассказах «Сестра» (1909 г.), «Северный крест» (1909 г.), «Подсолнухи» (1912 г.), «Морская царевна» (1912 г.), «Ненавистники» (1924 г.) рассказчик является наблюдателем и действующим лицом.

Пространственно-временная организация произведений

обусловливает функционирование комплекса сюжетных мотивов.

В рассказах «Сестра» и «Подсолнухи» пространство действий неизменно, это - имение (в рассказе «Сестра» - имение тетушки; в «Подсолнухах» - дядюшки). Смена топоса происходит в начале повествования, до событий он связан с мотивами дороги и встречи: герой приезжает откуда-то в имение и встречается с Ней. Мотив встречи, как и во многих произведениях Г. Чулкова, является сюжетообразующим, выполняющим функцию спускового механизма в развитии действия. Либо это знакомство с дамой, живущей в соседнем имении («Подсолнухи»), либо новая встреча после долгих лет разлуки с родной сестрой («Сестра»). Топос имения сжимается, концентрируется в топосе дома, затем в парке или гостиной - в рассказе «Сестра»; имение Ворошиловых Мартовка —» сад —» поле подсолнухов - в рассказе «Подсолнухи». Такое сужение не случайно: в этом минимизированном художественном пространстве могут встречаться только Он и Она.

Присутствие в рассказе «Северный крест» аллюзий (товарищ, начальники, История Революции, тюрьма, ссылка) и библейских реминисценций (товарищ Николай не принимает пищи три дня; его болезнь длится сорок дней; Николай умирает около креста, лежит, как бы распятый, прикованный к символу Спасителя) обусловливает взаимодействие событийного и условно-мифологического времени. Время кажется остановившимся, действия - цикличными, что достигается с помощью глаголов несовершенного вида и синтаксической анафоры.

Действие происходит в прошлом, но это прошлое преломляется в сознании повествователя. По своему композиционному значению форма несовершенного вида прошедшего времени синтезирует ретроспективную и синхронную точки зрения, что приводит к совмещению двух типов рассказчика, «соответствующих двум различным точкам зрения: общий рассказчик (функционирующий во всем повествовании в целом), по отношению к которому действие относится к прошлому, и частный рассказчик (функционирующий специально в данной конкретной сцене), по отношению к которому действие происходит в настоящем» (Б. Успенский).

Совмещение синхронной и ретроспективной позиций наблюдается в рассказе «Ненавистники» (1924 г.).

В малой прозе Г. Чулкова распространен тип повествования, при котором «создается иллюзия идентичности повествователя и образа автора» (Н. Кожевникова). Основной задачей становится психологическое самораскрытие повествователя, который представляется двойником автора и по своему мировоззрению, и по речи, что и определяет особенности повествовательной структуры.

В пространственной организации соблюдается принцип символистского двоемирия. Он воплощается в обозначении топоса ледяной пустыни («Северный крест»), парка («Сестра»), поля («Подсолнухи»), города («Ненавистники», «Полунощный свет»,

«Судьба»), иностранного города (Рима - «Голос из могилы»), кафешантана («Парадиз») и отделении его от реального мира.

Восприятие Рима в рассказе «Голос из могилы» (1921 г.) дано в трехмерном плане: 1) Рим - воплощение тысячелетней культуры, Г. Чулков называет древний город Римом Возрождения, Римом христианских первых веков\ 2) Рим - живое таинственное существо-символ иного, чуждого для героя мира; автор наделяет его эпитетами: великолепный, суровый, мощный и страшный-, называет его Вечным Городом; 3) Рим - фон событий в романе. Отношение героя к столице Италии двойственное: он восхищается его мощью, его великолепием и монументальностью, и в то же время чувство страха и тревоги не покидает его. Вкрапление в повествование итальянской топонимики, упоминание архитектурных памятников придают рассказу ощущение нереальности происходящего либо давности событий. Использование глаголов несовершенного вида и деепричастий подчеркивает длительность и неопределенный во временном плане характер действия.

События падения героя (измены жене) разворачиваются на фоне римских реалий. Причем Елена Оксинская воспринимается героем как представитель римского мира; все, что связано с ней (эротические переживания, мистические видения, спиритические сеансы, сеньор Николо Джемисто, старушка-тетушка), вращается в круговерти Рима. Становятся понятными тревожные предчувствия героя: Рим погубил его, подавил непорочной мощью, заставил оказаться во власти низменных чувств.

Сюжеты рассказов Г. Чулкова о любви обычно строятся как путь героя к преобразованию через испытание чувством. Переосмысленная модель трехчастного циклического сюжета (потери - поиска - обретения) находит свое воплощение в структурном ряде «ситуация - становление -открытый финал». Экспозиционно описывается состояние ожидания любви; завязкой действия является встреча героя с Ней; кульминацией -поцелуй. При этом поцелуй подается автором как некий запрет, табу («Если я с женщиной соединюсь, я буду рабом» («Шурочка и Веня»), «Нельзя мне, Катюша, с тобою, нельзя» («Омут»), Введение запрета ассоциируется с архетипическим сюжетом волшебной сказки. Только если в сказке нарушение табу является завязкой действия, то в рассказах Г. Чулкова - кульминационным моментом. Далее героев обычно ждет разлука («Подсолнухи», «Ненавистники») или смерть героини («Сестра», «Морская царевна», «Голос из могилы»),

В рассказах Г. Чулкова конфликт не разрешен. Герою так и не суждено постичь тайны, встреча с Софией не приводит к счастью обретения гармонии. Так в произведениях писателя воплощаются две философские позиции софиологии: если в концепции В. Соловьева мужчина прозревает в женщине черты Вечной Женственности, творит из земного существа богиню, то в теории Н. Бердяева это всегда иллюзия,

поскольку женщина редко являет собой тот образ красоты, который можно боготворить.

В то же время сюжетная ситуация рассказов Г. Чулкова непредрешима. Обычно после встречи с Ней герой испытывает чувство небывалого подъема, ощущения новой жизни («Морская царевна», «Ненавистники»). Но свидание оказывается единственным и последним.

Другой характерной особенностью сюжетосложения малой прозы Г. Чулкова является открытость финала. Многие произведения буквально обрываются на полуслове, история, казалось бы, должна иметь продолжение. Утверждение о том, что постижение Ее тайны не состоялось, является гипотетическим, так как «открытый финал вероятностно-множествен по своей природе» (С. Бройтман).

Таким образом, особенности сюжетосложения свидетельствуют о синтетическом характере прозы писателя, а именно соблюдении традиций архетипической модели в сочетании с опытом усвоения символического сюжета.

Во втором разделе «Основные мотивы и образы в рассказах и повестях писателя» выявляются топические единицы, наиболее значимые для прозы Г. Чулкова.

Мотивы произведений Г. Чулкова представляют собой систему, в которой выделяются две группы ведущих мотивов. Первая связана с проблемой изображения в рассказах и повестях писателя личности современного человека искусства, художника (мотивы поиска, пути, странничества, одиночества, скуки, утомления, слепоты, игры, воспоминания). Вторая - с воплощением категории Софии (мотивы двойничества, сумасшествия, ожидания, встречи, сна-смерти).

К второстепенным относятся мотивы сумасшествия, музыки, ночи, космоса, луны, неба.

Важны и эсхатологические мотивы. Апокалиптические предчувствия Г. Чулкова вписываются в утвердившуюся в русской литературе традицию восприятия судеб России, её исторической миссии, представленную A.C. Пушкиным, Н.В. Гоголем, Ф.М. Достоевским. В то же время художественный апокалипсис Г. Чулкова открывает новую линию, в которой русская революция и последовавшие за ней события (Гражданская война, террор, насильственное введение атеизма) переживаются как осуществившееся нарушение миропорядка. В ранних произведениях Г. Чулкова («Полунощный свет» (1910 г.), «Сатана» (1914-1915 гг.), «Метель» (1917 г.)) эсхатологические мотивы вводятся в повествование как отражение всеобщего предчувствия трагедии, охватившее интеллигенцию рубежа XIX-XX веков, в поздних («Красный жеребец» (1921-1922 гг.), «Вредитель» (1931-1932 гг.)) их функция заключается в раскрытии грандиозности катастрофы, постигшей Россию.

В третьем 4 разделе «Приемы создания художественного образа в прозе Г. Чулкова» рассматриваются основные способы изображения персонажей у писателя.

Г. Чулков использует традиционные средства обрисовки главных и второстепенных героев: портрет, систему двойников, характеристику героя другими действующими лицами, прием психологического параллелизма.

Писатель стремится передать нечто, не поддающееся словесным (логическим, рациональным) формулировкам, описать тончайшие оттенки чувств, спонтанные, неподвластные контролю сознания движения души. Это достигается с помощью специфических приемов, создающих затрудненность восприятия, завуалированность смысла. Избегая ясности и однозначности высказывания, предпочитая намекающие, а не разъясняющие функции художественного языка, Г. Чулков как писатель-символист играет словами, звуками, красками и смыслами, использует такие средства выразительности, которые лишены точного предметно-логического смысла, но обладают способностью вызывать желаемые автором аллюзии, эмоции, мысли.

Душевные метания героя передаются с помощью приема неназывания предмета посредством субстантивированных прилагательных и причастий, употреблением синестетических метафор, неопределенных местоимений и местоименных наречий, приемов паузирования, градации, полисиндетона.

Наряду с традиционными приемами создания художественного образа Г. Чулков использует прием символизации имени.

Именные аллюзии, отсылающие к реальным личностям (например, в повести «Слепые» (1911 г.): Борис Лунин (псевдоним Г. Чулкова - Борис Кремнев), графиня Любовь Николаевна Бсшметьева (Любовь Дмитриевна Блок), граф Бешметъев (очевидно звуковое сходство с фамилией родственников по материнской линии А. Блока - Бекетовых), к персонажам русской литературы XIX века (Танечка Полянова, «Метель» (1917 г.)), образам христианских святых создают представление о герое как обобщенном символе, выражающем определенную идею, авторский замысел.

В повести «Слепые» онейрологический аспект семантики имени героя Эксакустодиан (связь с мифологическим образом спящего отрока-мученика) проявляется в символическом обозначении закоснелости отдельных представителей интеллигенции начала XX века, выражавших антисемитские взгляды.

Портретная деталь, повторяясь на протяжении повествования, становится способом раскрытия амбивалентности образа (улыбка (двусмысленная, лукавая / фатальная и ядовитая) в рассказах «Морская царевна» (1912 г.), «Сатана» (1914-1915 гг.), «Милочка» (1924 г.), «Голос из могилы» (1921 г.)).

Третья глава «Иптертекстуальность прозы Г. Чулкова» состоит из двух разделов.

В первом разделе «"Тематическая цитация" произведений русской литературы XIX века в романах "Метель", "Сатана"» выявляются мотивы и образы, заимствованные Г. Чулковым у A.C. Пушкина и Ф.М. Достоевского.

Интертекстуальность - одна из характерных черт поэтики символизма.

В литературоведении отмечена важная особенность творчества поэтов и прозаиков «серебряного века» - «в центре внимания все чаще оказываются одни и те же художники слова» (Н. Фатеева).

Роман «Метель» Г. Чулкова (1917 г.) уже своим названием отсылает к предтексту. Основа сюжета - совершаемое по ошибке бракосочетание -практически дублирует канву повести классика. Только у A.C. Пушкина оно действительно произошло и впоследствии составило счастье случайной пары. В романе Г. Чулкова венчающиеся оказываются единокровными братом и сестрой, едва не расплатившимися подобным образом за прегрешения своего отца. Чулков использовал текст Пушкина как литературный источник, от которого можно оттолкнуться; сам же роман написан с нравственно-религиозных позиций и является ответом на дискуссии в символистском лагере о значении Эроса в жизни человека. В «Метели» представлены различные точки зрения на взаимоотношения мужчины и женщины; присутствуют аллюзии на теории любви, развиваемые представителями «нового религиозного сознания»: Д.С. Мережковским, З.Н. Гиппиус, H.A. Бердяевым.

На архетипическом и диахронном уровнях рецепции метель в романе Г. Чулкова интерпретируется как амбивалентный образ и многоплановый символ: с одной стороны, это демоническая стихия, несущая людям гибель вследствие их порочных поступков, это враждебный хаос, который не дает осуществиться мечте (венчание с Невестой-Софией не состоялось); с другой стороны, образ зимнего ненастья символизирует начало грозных событий (революции) для России (роман написан в 1917 году). В то же время из-за метели не состоялась противоестественная вещь - свадьба родных брата и сестры, то есть не было совершено еще одно преступление. Во втором случае Г. Чулков продолжает пушкинскую традицию.

Кроме заимствования образа метели, в романе Г. Чулкова выявляются именные аллюзии. Главного героя зовут Алексей Григорьевич Нерадов. Фамилия героя - аллюзия на название поместья (Ненарадово) в повести A.C. Пушкина «Метель». У Чулкова исчез префикс на-, и слово-имя обретает противоположный смысл. Примечательно, что в романе фамилия князя встречается в форме множественного числа, приобретая обобщенное значение: князья Нерадовы - это новые «герои нашего

времени». Описание характера старшего князя («полумагический, полупророческий дар»), увлечение оккультной практикой, теософией напоминают реальную личность - Вячеслава Иванова. Князь общается с госпожой Ольгой Матвеевной Аврориной, которая с ее «знакомыми оккультными приемами» ассоциируется в памяти читателя с Анной Рудольфовной Минцловой.

Кроме этого, князь Нерадов, а с ним и другой персонаж с «говорящей» фамилией Паучинский напоминают нам своими поступками (по принципу «вседозволенности») Свидригайлова Ф.М. Достоевского. На это указывает заимствование Г. Чулковым сюжетного мотива классика -развращение девочки в приюте.

Героиня романа Г. Чулкова Татьяна Полянова не только именем напоминает Пушкинскую Татьяну, но и некоторыми характеристиками (сдержанность, молчаливость).

Кроме именных аллюзий, выявляется сюжетная цитация из произведений A.C. Пушкина («Евгений Онегин», «Метель») - мотив письма: княгиня Нерадова пишет письмо Татьяне Поляновой; сама героиня назначает свидание молодому князю Игорю Нерадову в письме; Полянова в письме излагает родителям намерение обвенчаться тайно с князем Игорем Нерадовым.

Все эти заимствования могут указывать на литературную рефлексию образа Пушкинской героини в романе Г. Чулкова. Однако Танечка Полянова представляет собой вариацию образа Софии и выражает идею Г. Чулкова о целомудренной любви, ведущей к бессмертию человеческой индивидуальности путем уподобления безбрачному Христу.

Текст романа Г. Чулкова оказывается на пересечении диалогов, которые ведутся другими высказываниями-текстами, посвященными тем же темам (рок, судьба, любовь, жизнь и смерть, добро и зло, ответственность, будущее России, роль поэта, Вечная Женственность). Писатель объединяет различные точки зрения, выраженные в произведениях A.C. Пушкина, М.Ю. Лермонтова, Н.В. Гоголя, Л.Н. Толстого, B.C. Соловьева, А. Белого, A.A. Блока.

Обращение Г. Чулкова к текстам-источникам отражает «металитературность», свойственную «серебряному веку», и настроение переходной эпохи.

Предположение о причине возникновения «окаянных дней» (И.А. Бунин), сформулированное в «Бесах» A.C. Пушкиным и вынесенное в «пушкинской» части эпиграфа к «Бесам» Ф.М. Достоевского («В поле бес нас водит, видно»), звучит теперь у Г. Чулкова в романе «Метель» («Сатана, что ли подшутил над нами тогда»), и тема будущего России находит продолжение в его романе «Сатана». Здесь выражена убежденность Г. Чулкова в мистической предопределенности событий:

революция, как считал' писатель в те годы, должна стать необходимым преобразовательным этапом в судьбе России.

Г; Чулков так же, как и Ф.М. Достоевский, использует «метод исторической документалистики» (М. Михайлова): фактологическую основу «Бесов» составила история террористической организации C.B. Нечаева, который явился прототипом Петра Верховенского; «Союз латников» в «Сатане» - проекция «Союза русского народа». Сюжетная основа романа Г. Чулкова «Сатана» - интриги вокруг завещания и предсмертной записки купца Григория Карповича Безпятова, которые плетутся его сыновьями: Николаем и Фалалеем. Они не желают допустить к обладанию наследством третьего брата - Ивана, пытаясь доказать его незаконнорожденность. Кульминация романа - убийство нежеланного наследника. Миллионы купца достаются действительно незаконнорожденному сыну Григория Безпятова -Хмелеву Александру Кирилловичу.

Семейный конфликт Безпятовых (сыновья - отец) напоминает нам сюжетную интригу «Братьев Карамазовых» Ф.М. Достоевского. Однако герои Г. Чулкова - это не слепки с Дмитрия, Ивана, Алеши и Смердякова. В них черты одного соединяются с чертами прочих, и каждый несет ту существенную идейную нагрузку, которая отвечала запросам современности. Они воплощают не столько индивидуальные характеры, как это было у Ф.М. Достоевского, сколько дают концентрированное представление об идеологических устремлениях и тенденциях своего времени.

Руководитель «Союза латников» Фалалей Беспятов совершает свои злодеяния не столько из идейных соображений, сколько из «любви к искусству», желания испытать азарт политической игры. В образе Фалалея воплотились двойники Ивана Карамазова (Фалалей обладает умом и проницательностью Ивана) - черт и Смердяков. В нем собраны все гнусные черты героев классика, нечто общее «бесовское».

Сходство со Свидригайловым - безграничное сладострастие -наблюдается в брате Фалалея - Николае, который также готов совершить любое злодейство ради минутного удовольствия.

Им противостоит носитель прогрессивных убеждений - Иван. В этом «рыхлом человеке» с «близорукими глазами» и «вялыми губами» Г. Чулков аллегорически рисует слабость всего либерального движения, запутавшегося в программах, пышных и проникновенных словах. Иван не умеет принимать решения и действительно противостоять убийцам. Он претендует на руку и сердце Оленьки Макульской, образ которой символизирует в романе синтез категорий Вечной Женственности и России.

Четвертый брат, художник Хмелев - восторженный и чистый поклонник красоты и вечный мечтатель. Художник тяготится действительностью, но также открыто не противостоит Безпятовым, Василию Безсемянному, о. Софронию, так как существует вне времени и

пространства. «Говорящая» фамилия героя, его пьяные кутежи свидетельствуют о стремлении художника отстраниться от реальности.

Каждый из сыновей Григория Безпятова является потенциальным наследником его огромного состояния. Наследство купца символизирует в романе судьбу России, ее будущее. Образ России в соединении с категорией Вечной Женственности представлен в Оленьке Макульской. Оленька не может точно определить, кого она любит. Она целомудренна, невинна и в то же время соглашается на все, отдавая себя. Здесь Г. Чулков, как и в рассказе «Милочка», аллегорически ставит вопрос о будущем России: от того, кто станет мужем (честный, но безвольный либерал Иван Безпятов или настоящий, глубокий, но мечтательный художник Александр Хмелев), зависит судьба Оленьки Макульской-России. В итоге Ивана Безпятова убивают, Хмелева увозит за границу актриса Байдарова.

Использовав интертекстуальный фон (идейно-психологическая и политическая сторона романов Ф.М. Достоевского; сюжетная схема: соединение формы семейного романа и философской мысли о движении истории), писатель пытался дать свое объяснение происходящему в России.

Заимствовав у Ф.М. Достоевского форму повествования (от лица рассказчика - жителя городка, где разворачивается действие), Г. Чулков не дает прямого ответа на этот вопрос, а предлагает читателю увидеть ключ к пониманию романа в мистическом плане произведения, отсылая его к пушкинским строкам: «В поле бес нас водит, видно».

По признанию самого автора, в его романе больше пародийности и сознательного противопоставления тематике «Бесов», чем подражания.

Наряду с многочисленными сюжетными параллелями, в «Сатане» «идея» «права на бесчестье», в отличие от Ф.М. Достоевского, связана не с «красной» революцией, а с национально-патриотическими силами; Софрониевский монастырь не светлый полюс чулковского романа, а средоточие сил зла. Как и в «Бесах», «сатана» здесь образ собирательный: Фалалей, Васька Безсемянный, иеромонах Софроний.

В отличие от произведений Ф.М. Достоевского, в которых сами герои являются идеологами, в романистике «серебряного века» (Д.С. Мережковский «Антихрист. Петр и Алексей», Ф.И. Сологуб «Мелкий бес», А. Белый «Серебряный голубь», дилогия З.Н. Гиппиус «Чертова кукла», «Роман-царевич») - «идеи» практически всегда абстрактны. В «Сатане» Г. Чулкова идеи писателя «рассеяны по всему произведению» (М.М. Бахтин): авторская позиция выражается в словах Хмелева, а также устами «отрицательных» героев. Циник Фалалей Безпятов, отзываясь об Оленьке Макульской, дает точное определение многопланового символа Вечной Женственности: «Тихий омут. Этакая невинность. Черта за пояс заткнет. Святая, как есть <...> Афродита всенародная <...> В ней есть и мать, и сестра, и ребенок малый...

Кровосмесительница она»1.

Тем не менее, Г. Чулкову удалось точно изобразить механизм действия крайних, радикальных групп и партий после революции 1905 года. Автор сумел создать образ безумствующей России, устремляющейся к пропасти, и произведение Г. Чулкова так же, как и романы Ф.М. Достоевского, обрело провиденциальное значение накануне катастрофических событий 1917 года.

Таким образом, заимствование мотивов и образов A.C. Пушкина и Ф.М. Достоевского в романах Г. Чулкова «Сатана», «Метель» имеет преемственно-полемический характер, обусловливающий трансформацию семантической структуры источника и его видоизменение в границах романов Г. Чулкова. Сюжетные сближения, аллюзии, заимствование топических единиц позволили автору экспериментировать с художественной формой, находить свой ракурс освещения исторических событий. Произведения Г. Чулкова не только представляют собой совокупность множественных рецепций творчества A.C. Пушкина и Ф.М. Достоевского, но и выражают символистские убеждения писателя (воплощение идеи мистического анархизма, мистического национализма, категории Вечной Женственности, идеологии «целомудренной любви» как варианта символистского «жизнетворчества»).

Во втором разделе «Аллюзии и реминисценции в повести "Вредитель"» рассматривается соотношение в повести Г. Чулкова «своего» и «чужого» слова, выявляется функциональное значение различных заимствований и цитат.

Произведение представляет собой дневник, который пишет бухгалтер Яков Адамович Макковеев.

Эта форма повествования включает повесть в диалогические отношения как на диахронном уровне рецепции (продолжение литературной традиции: «Журнал Печорина» в «Герое нашего времени» М.Ю. Лермонтова) так и на синхронном уровне (отражение тенденции автобиографизма и лирического исповедничества эпохи «серебряного века»2). Об использовании Г. Чулковым в качестве источников произведений Н.В. Гоголя и Ф.М. Достоевского говорят первоначальные варианты названия этой повести - «Записки безбожника» и «Дом тринадцать». Второй вариант названия отсылает также к повести А.П. Чехова «Палата № 6».

Имя героя является «сборной» аллюзией на историю христианства: Маккавеи - предводители восстания против деспотии Антиоха IV во II веке до н.э., Иаков - апостол, после бегства апостола Павла возглавивший

1 Чулков Г. Сатана // Чулков Г. Валтасарово царство: романы, повести, эссе / Сост. М. Михайлова. - М.: Республика, 1998. - С. 32.

2 О потребности в исповедальности символистов пишут Максимов Д. Поэзия и проза А. Блока. - Л., 1975. -С. 18-20; Ермилова Е. Теория и образный мир русского символизма. -М.: Наука, 1989,-С. 80-85.

иерусалимскую общину христиан и казненный в день празднования Пасхи; Адам - имя первого человека.

Действие повести происходит в коммунальной квартире № 13, где живут люди-типы советского общества: ревнитель «генеральной линии», партийный человек - Георгий Николаевич Курденко, в имени которого намек на образ Георгия-победоносца; представитель «обывательщины», прошлого - Марфа Петровна, гробовщик-философ - Вонифатий Григорьевич Погостов; типографский рабочий - верующий Михаил Васильевич Пантелеймонов; новая интеллигенция - доктор Иван Васильевич Лапин и его супруга, актриса Татьяна Михайловна; поэт нового времени, «рекомендованный» Арсений Кудефудров; двое рабочих с завода «Каучук», «безликие» Трофимовы, кандидаты в партию.

Следуя традициям Ф.М. Достоевского, Г. Чулков использует систему двойников. Каждый персонаж введен как один из символов того времени, но они, как и герои Ф.М. Достоевского, не просто окружают главное действующее лицо, а высказывают вслух те мысли о мире, которые мучают самого героя: скептицизм в отношении будущего нового общества (Марфа Петровна), аксиома Божьего бытия (Михаил Васильевич Пантелеймонов), близость Страшного Суда (Татьяна Михайловна, Погостов, Пантелеймонов).

Г. Чулков активно использует приемы пародии: повесть изобилует словесными штампами эпохи 30-х годов прошлого столетия: вредитель, классовое сознание, вырождающийся класс, «генеральная линия», социалистическое соревнование, вторая пятилетка, пролетариат, гнилая сущность, мелкотравчатая интеллигенция, классовая неудача, возмездие для мировой буржуазии; в начале дневника Яков Адамович Макковеев дает себе характеристику «безупречного советского гражданина» (член профсоюза, подписывается на все займы, марширует во всех демонстрациях, несет общественную нагрузку, не убегает «от предвыборных собраний, когда требуют разрушения храмов или "высшей меры наказания" для вредителей»),

Георгия Николаевича Курденко рассказчик называет «биологически новым типом». Образ одного человека Курденко вырастает до масштаба класса - пролетариата. Для характеристики этого персонажа Г. Чулков использует прием пародии: Макковееву чудится в нем нечто мифологическое, герой саркастически предполагает, что у Курденко даже есть копыта; автор записок называет его «кентавром», «четвероногим». Завершают образ аллюзии: упоминается кожаная куртка, которую Курденко никогда не снимает (вспомним Швондера из «Собачьего сердца» М.А. Булгакова); «идеологическая обуза», обременяющая героя, называется автором (при этом специально маркируется кавычками) - «заветами» (имеется в виду идеологема «заветы Ильича»).

Вводя некоторую долю фантастики в описание Курденко как образа пролетариата, рассказчик оспаривает тем самым утверждение Карла Маркса о

мессианской роли указанного класса. Мифологичность подчеркивает зыбкость марксовской позиции, ставит под сомнение все положения марксистов о социализме и коммунизме. Пролетариату не суждено преобразовать мир, ему уготована лишь роль «могильщика буржуазии».

Символическое значение имеет в повести нумерация комнат: Курдешсо проживает в комнате № 1, Погостов-гробовщик - в комнате № 10. Коммунальная квартира значится в повести под номером тринадцать. Начало нового мира возникает из небытия (Курденко-«могилыцик») и замыкается также на смерти (Погостов-гробовщик), за гранью - Макковеев, бухгалтер, «думающий о тысячелетиях», ответственный квартиросъемщик, осознающий весь ужас складывающейся ситуации, чувствующий страх и испытывающий вину за все происходящее. Дело даже не в том, что он не принимает рассудочную схему объяснения событий, современником которых он является; не только в том, что он отказывается признавать историческую необходимость революции, а в истинном «вредительстве» Макковеева. Слово «вредитель» вступает в повести в паратекстуальные отношения: оно является не только определением Макковеева, но и вынесено в заглавие и тем самым приобретает статус ключевого понятия произведения.

Внешне безупречный советский гражданин, Яков Адамович Макковеев ведет двойную жизнь. Как у героев Ф.М. Достоевского, двойник присутствует у Макковеева в пределах его самосознания. Вначале это выражается в его монологах «в стиле Достоевского», затем, подобно Черту из романа «Братья Карамазовы», второе «я» в видении героя принимает форму самостоятельного существования. Доказывая самому себе, что он не верит, вернее, не хочет верить ни в Страшный суд, ни в трубу архангела, осознавая тем самым близость своего «безбожеского» мировоззрения атеизму Курденко, Макковеев понимает и видит больше и дальше Курденко: христианский миф является основой культуры человечества, складывавшейся тысячелетиями; нельзя построить новое общество, не учитывая культурный опыт прошлого.

С точки зрения уравнительной общественной системы, в которой человек рассматривается как представитель определенного классового сословия с типичной ментальностью, Яков Адамович Макковеев -контрреволюционер, бунтующая личность (не случаен выбор имени героя), вредитель как враг народа. С позиции самого Г. Чулкова, Макковеев -«гад» еще и потому, что «безбожник», но, как ни парадоксально это звучит, в то же время сомневающийся в отрицании бытия Божьего.

В конце повести сообщается, что записки прерываются, а их автор отправлен в психиатрическую лечебницу, в которой и скончался. Пафос повести, несмотря на обилие идеологем, не обличение, а скорее оправдание главного героя, который находится между двумя группами «свой» - «чужой», и, являясь внешне «своим», в мыслях остается «чужим» для советской власти.

Проведенное в работе исследование функций аллюзий и реминисценций в повести «Вредитель» (1931-1932 гг.) позволило сделать вывод о многогранности семантической и структурной организации произведения, свидетельствующей о некоей итоговости художественного выражения миропонимания автора.

Реминисценции из Евангелия, произведений A.C. Пушкина, Ф.М. Достоевского, аллюзии на современную автору литературу (В.В. Маяковский, Э.Г. Багрицкий), автоцитаты образуют в структуре повести семантическое поле игры со смыслами. Г. Чулков, обращаясь к многочисленным фрагментам «чужих высказываний» (И. Кант, К. Маркс, A.A. Блок, идеологемы советского периода начала XX века), к элементам, генетически связанным с творчеством М.Ю. Лермонтова, Н.В. Гоголя, М.Е. Салтыкова-Щедрина, Ф.М. Достоевского, А.П. Чехова, сопоставляет различные эстетические и идеологические позиции: нравственные постулаты христианства, традиции русской классической литературы, принципы символизма, идеологические догмы марксизма, ленинизма, сталинизма.

Использование приемов пародии не только свидетельствует об ироническом отношении автора к воссоздаваемой художественной реальности, но и обусловливает трансформацию описываемой ситуации {существования личности художника в новом обществе) в ситуацию абсурда.

В заключении диссертации подводятся основные итоги исследования, намечаются пути и перспективы дальнейшего изучения творчества Г. Чулкова, формулируются основные выводы.

Основное содержание диссертации отражено в следующих публикациях:

1. Исеналиева Д. Г. Рассказ Г. И. Чулкова «Парадиз»: проблема интерпретации / Д. Г. Исеналиева // Материалы Всероссийской научной конференции, посвященной 90-летию со дня рождения профессора Н. С. Травушкина (27-28 августа 2007 г.). - Астрахань : ИД «Астраханский университет», 2007. - С. 57-62. - ISBN 5-88-200998-7. (0,3 п.л.)

2. Исеналиева Д. Г., Спесивцева, Л. В. Творчество Г. И. Чулкова -писателя, публициста, критика / Д. Г. Исеналиева, Л. В. Спесивцева // Гуманитарные исследования. Журнал фундаментальных и прикладных исследований. - ISSN 1818-4936. - Астрахань : ИД «Астраханский университет», 2008. - № 1 (25). - С. 59-64. (0, 3 п.л.)

3. Исеналиева Д. Г. Инонациональная действительность в творчестве Г.И. Чулкова / Д. Г. Исеналиева // Русский язык в поликультурном пространстве : материалы Международной научной конференции (10-11 октября 2007 г.). / сост. : Л. Ю. Касьянова, 3. Р. Аглеева, Н. В. Лукина / под ред. Л. Ю. Касьяновой. - Астрахань : ИД

«Астраханский университет», 2007. - С. 327-331. - ISBN 978-59926-0016-2. (0,25 п.л.)

4. Исеналиева Д. Г. Традиции русской классической прозы в творчестве Георгия Чулкова и Велимира Хлебникова / Д. Г. Исеналиева // Творчество Велимира Хлебникова и русская литература XX века : Поэтика, текстология, традиции : материалы X Международных Хлебниковских чтений. 3-6 сентября 2008 г. / Под ред. проф. Г. Г. Глинина. - Астрахань : ИД «Астраханский университет», 2008. - С. 131-135. - ISBN 5-88200-848-4. (0, 25 п.л.)

5. Исеналиева Д. Г. Поиски Бога у Г. Чулкова / Д. Г. Исеналиева // Традиционная славянская культура и современный мир : материалы III Кирилло-Мефодиевских чтений. - Астрахань : ИД «Астраханский университет», 2008. - С. 32-44. - ISBN 798-5-9926-0211-1. (0,75 п.л.)

6. Исеналиева Д. Г. О некоторых особенностях идиостиля Г. Чулкова / Д. Г. Исеналиева // Вопросы лингвистики и литературоведения. Научный журнал. - Астрахань, 2008. - № 2 (2). - С. 60-66. (0, 4 п.л.)

7. Исеналиева Д. Г. Жанровое многообразие прозы Г. И. Чулкова / Д. Г. Исеналиева // Гуманитарные исследования. Журнал фундаментальных и прикладных исследований. - ISSN 1818-4936. -Астрахань : ИД «Астраханский университет», 2009. - № 3 (31). -С. 140-145. (0, 3 п.л.)

8. Исеналиева Д. Г. Образы и символы в художественной картине мира Георгия Чулкова / Д. Г. Исеналиева // Архетипы, мифологемы, символы в художественной картине мира писателя : материалы Международной заочной научной конференции (г. Астрахань, 19-24 апреля 2010 г.) / Под ред. Г. Г. Исаева ; сост. : Г. Г. Исаев, Т. Ю. Громова, Д. М. Бычков. - Астрахань : ИД «Астраханский университет», 2010. - С. 133-141. - ISBN 978-5-9926-03157-6. (0,5 п.л.)

9. Исеналиева Д. Г. Особенности идиостиля Георгия Чулкова / Д. Г. Исеналиева // Русский язык в национальной школе. - М., 2010. - №3.-С. 24-26.(0, 12 п.л.)

10. Исеналиева Д. Г. Женские образы в художественной прозе Г. Чулкова / Д. Г. Исеналиева // Гуманитарные исследования. Журнал фундаментальных и прикладных исследований. - ISSN 1818-4936. -Астрахань : ИД «Астраханский университет», 2010. - № 4 (36). - С. 203-209. (0,4 п.л.)

Статьи № 2, 7 и 10 опубликованы в журналах, входящих в перечень

ведущих рецензируемых научных журналов и изданий,

рекомендованных ВАК России.

Всего 3,45 п.л.

Заказ № 2377. Тираж 120 экз.

_Уч.-изд. .гт. 1 ,5. Ус п. печ. л. 1,4_

Оттиражировано в Издательском доме «Астраханский университет» 414056, г. Астрахань, ул. Татищева, 20 Тел. (8512) 48-53-47 (отдел маркетинга), 48-53-45 (магазин); тел. 48-53-44, тел./факс (8512) 48-53-46 E-mail: asupress@yandex.ru

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Исеналиева, Дина Германовна

ВВЕДЕНИЕ.

ГЛАВА I. ИДЕЙНО-ХУДОЖЕСТВЕННОЕ СВОЕОБРАЗИЕ ПРОЗЫ Г. ЧУЛКОВА: ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА.

§ 1. Философско-религиозная и социально-нравственная проблематика прозы Г. Чулкова

§ 2. Учение о Софии в прозе Г. Чулкова.

ГЛАВА II. СЮЖЕТНО-КОМПОЗИЦИОННЫЕ ОСОБЕННОСТИ ПРОЗЫ Г. ЧУЛКОВА.

§ 1. Принципы сюжетосложения в малой прозе Г. Чулкова.

§ 2. Основные мотивы и образы в рассказах и повестях писателя.

§ 3. Приемы создания художественного образа в прозе Г. Чулкова.

ГЛАВА III. ИНТЕРТЕКСТУАЛЬНОСТЬ

ПРОЗЫ Г. ЧУЛКОВА.

§ 1. «Тематическая цитация» произведений русской литературы XIX века в романах «Метель», «Сатана».

§ 2. Аллюзии и реминисценции в повести «Вредитель».

Введение диссертации2011 год, автореферат по филологии, Исеналиева, Дина Германовна

Последние десятилетия XX века стали временем возвращения культуры Серебряного века. Опубликованы серьезные литературоведческие и биографические исследования, осуществлены издания профессионально подготовленных текстов, выходят собрания сочинений. Все очевиднее и бесспорнее становится высота художественных достижений, взлета человеческой мысли в трудах философов и деятелей искусства конца XIX - начала XX века.

К числу несправедливо забытых и почти вычеркнутых из литературной истории имен относится Георгий Иванович Чулков - поэт, прозаик, драматург, литературный критик, секретарь редакции журналов «Новый путь» и «Вопросы жизни», историк, теоретик символизма и пропагандист теории мистического анархизма.

Г. Чулков родился в Москве в 1879 году. Он был племянником двух популярных в то время драматургов - В.А. Александрова и И.В. Шпажинско-го, в имениях и салонах которых завязались его первые литературные и театральные знакомства (К.С. Станиславский, В.Э. Мейерхольд, М.Л. Роксанова, М.Н. Ермолова и другие). Здесь же состоялись его первые выступления в любительских спектаклях не только в качестве драматурга, но и актера.

Социально-философские и художественно-эстетические воззрения будущего писателя формировались в напряженной атмосфере кануна первой русской революции. В 1898 году, после окончания Московской классической гимназии, Г. Чулков стал студентом медицинского факультета Московского университета, но медиком или биологом ему не суждено было стать. В 1902 году за организацию политической демонстрации в защиту рабочих Г. Чулков был арестован и сослан в улус Амга Якутской области. Ссылка дала ему жизненный опыт и материал для многих произведений, научила упорству и настойчивости в достижении поставленных целей в последующей литературной деятельности, полной борьбы, оживленных полемик и редакционно-издательских хлопот.

Первым печатным произведением Г. Чулкова стал рассказ «На тот берег», появившийся в московской газете «Курьер» в 1899 году. Профессиональным литератором он стал позже, уже после возвращения из сибирской ссылки, когда получил разрешение проживать в Нижнем Новгороде. Увлеченный и деятельный сотрудник газеты «Нижегородский листок», Г. Чулков накануне первой русской революции печатает на ее страницах стихи, небольшие рассказы и серьезные литературно-критические и публицистические статьи.

Знаменательным в творческом развитии Г. Чулкова как писателя и мыслителя стал 1905 год, отмеченный двумя важными событиями: во-первых, он получил разрешение проживать в столицах и переехал в Петербург, во-вторых, судьба свела его с Д.С. Мережковским и З.Н. Гиппиус, поручившими ему обязанности секретаря в издаваемом ими журнале «Новый путь». К этому времени Г. Чулков уже заслужил репутацию многостороннего и широко образованного человека, не чуждого революционным и поэтическим увлечениям: как поэт и прозаик он по своим взглядам и творческим принципам принадлежал к группе «младших» символистов.

В своем дневнике Г. Чулков писал: «Я медленно развивался и созревал как писатель»1. Он был чрезвычайно работоспособен, это качество язвительо но отметил А. Белый, говоря о «стаях печатных книг» , вылетевших из типографии под авторством Г. Чулкова. Но многие современники положительно отзывались об активной творческой позиции Г. Чулкова. Например, Н.А. Тэффи в воспоминаниях «Моя летопись» пишет о нем следующее: «Красивый, приятный, талантливый человек. Но главное, что характеризовало его, это неугасаемый восторг перед каким-нибудь талантом. Он, не помня себя, погружался в этот восторг, только им и бредил, только им и жил. <. .> Забывал самого себя» . Б.К. Зайцев признавался Г. Чулкову в письме:

1 Чулков Г. Откровенные мысли. ОР РГБ. Ф. 371. Карт. 2. Ед. хр. 1. Л. 9 и 9 (об.).

2 Белый А. Старый Арбат. М. : Московский рабочий, 1989. С. 272.

3 Тэффи Н. А. Моя летопись // Время и мы. 1990. № 111. С. 238.

Печать благородства — штука прирожденная, и та атмосфера, которая вокруг Вас, дается немногим»1.

В 1909-1912 гг. издательство «Шиповник» выпустило собрание сочинений Г. Чулкова в шести томах: 4 тома рассказов, том критических статей, том стихов и драм.

Идейно-художественные тенденции проявлялись у писателя-младосимволиста на страницах литературных журналов и альманахов, что внесло значительную лепту в формирование и развитие критической прозы, а именно символистской критики.

Содержание критических работ определялось, прежде всего, борьбой за символизм и стремлением к его эстетическому и философскому обоснованию, а также поисками родственных ему явлений и аспектов в истории мировой культуры.

Активную полемику в интеллигентской среде вызвала опубликованная в 1906 году работа «О мистическом анархизме» Г. Чулкова,'в которой, формулируя свое понимание литературного развития, автор выдвинул теорию «мистического анархизма», представившую собой «неудачную попытку совмещения символизма с практическим радикализмом»2.

Статья «На путях свободы», вошедшая в эту книгу, начинается с объяснения выражения «мистический анархизм», при этом автор поясняет отдельно каждое слово - анархизм и мистицизм: «Под анархизмом я разумею учение о безвластии, т.е. учение о путях освобождения индивидуума от власти над ним внешних обязательных норм - государственных и социальных»3. Философский анархизм в понимании Г. Чулкова приобретает еще большую степень радикализма: «Под философским анархизмом я разумею учение о безвластии в более глубоком смысле, т.е. учение о путях освобождения индивидуума от власти над ним не только внешних форм государственности и

1 Зыбалов Ю. М. Письма Б.К. Зайцева к Г.И. Чулкову // Археографический ежегодник. 1997. М. : Наука, 1997. С. 302.

2 Баскаков В. Г. Г.И. Чулков - писатель, ученый, революционер // Чулков Г. И. Императоры: Психологические портреты. М.: Художественная литература, 1993. С. 5.

3 Чулков Г. И. Валтасарово царство: романы, повести, эссе / сост. М. Михайлова. М.: Республика, 1998. С. 343. 5 общественности, но и всех обязательных норм вообще — моральных и религиозных»1. Мистицизм предстает совокупностью «душевных переживаний, основанных на положительном, иррациональном опыте, протекающем в сфере музыки»2.

Бурные дискуссии, разгоревшиеся в связи с теорией, стали знаменательным явлением литературной жизни страны. 3. Гиппиус в теории мистического анархизма видела «вульгаризацию идеалов, идей и "слов", выработанных прежним поколением символизма» . Ф. Сологуб, подробно проанализировав положения теории в письме к Г. Чулкову, пришел к таким выводам: «. Не сделавши анализа понятия ВЛАСТЬ, Вы всю Вашу систему повесили на воздухе. <.> Непонятно, как у Вас сочетается мистический анархизм с обязательностью в наши дни участия в борьбе за социалистический строй. Непонятно, что значит соборность общины, в которой будут собираться анархисты. <.> Почему это анархизм? Почему Вы не назвали Ваше учение мистическим либерализмом?»4.

Позднее Г.И. Чулков признал незаконченность миросозерцания, оценивал эти идеи как «неосторожные, торопливые высказывания»5. Однако книга была ценна тем, что в ней автором был представлен круг тем и вопро- , сов, наиболее остро волновавших символистов: тема мистики и магии, интерпретация концепции немецкого философа Ф. Ницше, определение цели искусства, смысла и задачи творчества поэта-символиста, идея художественного синтеза.

Критическая проза Г.И. Чулкова представлена разнообразными жанровыми формами. Это лирико-философские статьи («О мистическом анархизме»), статьи-трактаты («Оправдание символизма», 1914 г.), статьи

1 Чулков Г. И. Валтасарово царство: романы, повести, эссе / сост. М. Михайлова. М.: Республика, 1998. С. 343.

2 Там же.

3 Паолини М. З.Н. Гиппиус - критик и «Весы» // Из истории символистской журналистики: «Весы» / отв. ред. Д. А. Завельская, И. С. Приходько. М.: Наука, 2007. С. 86.

4 Неизвестное письмо и два стихотворения Ф. Сологуба // Русское революционное движение и проблемы развития литературы : межвуз. сб. Л.: Изд-во ЛГУ, 1989. С. 183.

5 Чулкова Н. Г. «Ты - память смолкнувшего слова.» Из воспоминаний о Георгии Чулкове // Вестник русского христианского движения. Париж - Нью-Йорк - Москва. 1989. № 157. С. 143. манифесты («На путях свободы», «Об утверждении личности», 1906 г.), обзорно-критические статьи («Демоны и современность», 1914 г.), доклады, лекции («Достоевский и современность», 1916 г.; "Memento mori", 1908 г.), многочисленные рецензии на произведения A.A. Блока, В.Я. Брюсова, A.A. Ахматовой, А.Н. Толстого и многих других современников, театральные рецензии.

Современная критика - лирическая критика по существу», - писал Г. Чулков в книге критических очерков «Покрывало Изиды» (1909 г.)1. В ней были представлены оригинальные размышления о литературно-театральном движении и дальнейшем его развитии в стране. Также автор объединил статьи, посвященные A.M. Добролюбову, Ф.И. Тютчеву, И.С. Тургеневу, А.П. Чехову, A.M. Горькому. Их творчество Г. Чулков рассматривает именно с позиции символиста. Так, эволюцию Чехова-художника критик определяет как переход от внешнего реализма к символизму: «конкретный мир» в произведениях писателя постепенно начал «трепетать иным светом», произошло раскрытие «реальности сокровенного», постижение «смысла реальной жизни как тайновидения»2.

Критические труды Г.И. Чулкова отличаются насыщенностью метафор и условных формул, вниманием к эстетическим оценкам. В работе «Поэзия Владимира Соловьева» (1905 г.) религиозно-философскую систему мыслителя Г.И. Чулков противопоставляет его поэтическому творчеству, выявляя при этом «великий черный разлад», «черную победу» смерти, несовместимые с «ЛЮБОВЬЮ и ТВОРЧЕСТВОМ здесь на ЗЕМЛЕ»3. Теоретико-философские выводы, как правило, следуют после символико-аллегорических образов: «Между сияющей ледяной вершиной и цветущей долиной разверзается пропасть. Перебросить через эту пропасть мост не сумел Вл. Соловьев, как не сумело это сделать все ИСТОРИЧЕСКОЕ христианство»4.

1 Чулков Г. И. Валтасарово царство: романы, повести, эссе / сост. М. Михайлова. М.: Республика, 1998. С. 363.

2 Чулков Г. Покрывало Изиды. Критические очерки. М.: Золотое руно, 1909. С. 166-167.

3 Чулков Г. И. Поэзия Владимира Соловьева// Вопросы жизни. 1905. Апрель-май. С. 113.

4 Там же.

Принципы символистского мировоззрения выражаются Г. Чулковым в ч сборниках статей «Вчера и сегодня» (1916 г.), «Наши спутники» (1922 г.).

Общественно-политические события, происходившие в стране в начале прошлого столетия, размышления о будущем устройстве государства нашли отражение в публицистических очерках и политических статьях Г. Чулкова («Перевал», 1904 г.; «Судьба России», 1916 г.).

До революции 1917 года Г. Чулков выпускает романы «Сережа Нестроев» (1916 г.), «Метель» (1917 г.), «Сатана» (1914-1915 гг.), в которых воплотились мистические веяния эпохи «серебряного века» и были продолжены традиции A.C. Пушкина и Ф.М. Достоевского.

После революции в творчестве Г. Чулкова появляются исторические повести, историко-публицистические эссе, посвященные декабристам и связанные с пушкинско-декабристской эпохой: «Мятежники 1825 года» (1925 г.), . «Братья Борисовы» (1929 г.), «Salto Mortale, или Повесть о молодом вольнодумце Пьере Волховском» (1930 г.), ненапечатанными остались биографическая повесть о К. Рылееве и роман о петрашевцах.

Активный участник общественно-культурной жизни, революционер, переживший ссылку за организацию политической демонстрации, автор тео- ; рии о мистическом анархизме, после долгожданной революции все дальше уходит в своих произведениях от «нового мира» реальности. Сборники рассказов «Посрамленные бесы» (1921 г.), где речь идет о событиях Первой мировой войны, и «Вечерние зори» (1924 г.), представляющие собой переосмысление житий святых, — тому подтверждение.

В эти же годы Г. Чулков упорно занимается изучением российской истории. В контексте исторических интересов писателя - проблема власти и судьба представителей царствовавшего на протяжении трех столетий дома Романовых. Итоги исторического исследования воплотились в книге «Императоры: Психологические портреты», вышедшей в 1928 году.

Его труд, написанный в ключе синтеза истории, психологии и литературы, не получает одобрения у критики того времени. Отрицательную оцен8 ку получили и мемуары «Годы странствий», опубликованные в 1930 году. Книга разделена на главы («Театральные заметки», «Современники», «Художники» и т.д.); в ней представлены портреты отдельных личностей, место которых, по мнению автора, в контексте эпохи было не случайно и символично: «Леонид Андреев», «В.Я. Брюсов», «Александр Блок», «М.Н. Ермолова» и другие. Также в книге повествуется о деятельности ведущих журналов и альманахов той поры - «Новый путь», «Вопросы жизни», «Весы», «Факелы». Данная композиция соответствует авторскому замыслу: Г.И. Чулков определял мемуары как «характеристику эпохи», пропущенную сквозь «психологию ревнителей символизма»1. В мемуарах присутствуют элементы и некролога, и литературного портрета, и словесных зарисовок с натуры с психологической характеристикой, и путевых заметок.

Однако, несмотря на попытки Г. Чулкова быть в гуще литературной . жизни, в критической и читательской среде его все больше игнорируют. Оставшись практически без средств к существованию, он, как многие другие писатели того времени, идет на компромисс: ездит по стране, пишет производственные очерки, документальную повесть об открытии и эксплуатации нефтяных месторождений: «Вечные огни» (1935 г.), детективно-авантюрный роман о борьбе с вредителями, препятствующими социалистическому строительству, «Добыча» (1935 г.).

Но история сохранила свидетельства о другом писателе-Чулкове, остававшемся верным символистским принципам. Он пишет повесть «Вредитель», в которой, по словам М. Михайловой, «глубокая религиозность пронизывает каждую строку»2. В этой связи примечательна теософская статья «Жизнь во имя жизни», написанная в те годы Г. Чулковым в стиле завета. Автор призывает увидеть в себе Жизнь - Божественную сущность, дарованную Творцом, совершенствовать и развивать Божественное сознание, резуль

1 Михайлова М. Пристрастный летописец эпохи // Чулков Г. Годы странствий. М. : Эллис Лак, 1999. С. 10.

2 Там же. С. 9. тат познания которого — готовность идти, как Христос, на жертву во имя спасения других1.

В последние годы писатель посвящает себя литературоведческой деятельности. Г. Чулков открывает архив Ф.И. Тютчева, выпускает первое полное, текстологически выверенное собрание сочинений поэта. В 1928 году выходит в свет брошюра «Последняя любовь Тютчева», в 1933 году - капитальный труд «Летопись жизни и творчества Ф.И. Тютчева». Работа соответствовала определению автором жанра: это был первый подробный свод биографических сведений о поэте. По предположению В. Баскакова, «Чулков был одним из основателей жанра летописи и творчества писателей в советском литературоведении»2.

В 1938 году вышла в свет «Жизнь Пушкина», в которой рассмотрена возможность религиозной трактовки изучения творчества великого поэта (в противовес вульгарно-социологическому методу) и продолжается исследование проблемы «человек и власть», но в преломлении с точки зрения искусства: взаимоотношения поэта и императора («художник и власть»).

В 1939 году Г. Чулков издает монографию «Как работал Достоевский». Творческая лаборатория великого писателя и история создания многих его шедевров впервые стали предметом внимательного изучения, основанного на глубоком анализе многочисленных и разнообразных документально-биографических источников. Это была последняя книга Г. Чулкова, увидевшая свет при его жизни.

В наше время из трудов писателя переизданы только книга «Императоры: Психологические портреты» (1993 г.), сборники прозы, критических статей «Валтасарово царство» (1998 г.), мемуары «Годы странствий» (1999 г.); к 200-летию A.C. Пушкина - «Жизнь Пушкина»; в 2003 году - сборник избранных лирических произведений «Тайная свобода». Отдельными публикациями вышли письма Г. Чулкова к В.Н. Фигнер (1995 г.), дневник писателя

1 Чулков Г. И. Жизнь во имя жизни. URL: http://az.Iib.ru./c/chulkovgi/.

2 Баскаков В. Г. Г.И. Чулков - писатель, ученый, революционер // Чулков Г. И. Императоры: Психологические портреты. М.: Художественная литература, 1993. С. 6.

Откровенные мысли» (2003 г.). Работы о Ф.И. Тютчеве, Ф.М. Достоевском, декабристах, теоретические трактаты и философские труды пока остаются библиографической редкостью.

В монографиях, антологиях, разделах учебных пособий, посвященных изучению творчества писателей и поэтов «серебряного века», имя Г. Чулкова либо не встречается, либо упоминается в группе поэтов-младосимволистов1. В названных выше изданиях писателя произведениям предшествуют вступительные статьи М.В. Михайловой2, В. Баскакова3, Л.И. Сараскиной4, Я.В. Леонтьева5, Н.Ю. Грякаловой6. Одной из последних работ является статья Н. Грякаловой, посвященная Г. Чулкову, - « "Тайная свобода" последнего символиста (Г. Чулков в 1930-е годы)»7. Из специальных исследований известны статьи Л.А. Сугай «Георгий Чулков и его поэма "Русь"»8; З.Р. Жукоц-кой «Философия музыки в мистическом анархизме Георгия Чулкова: социально-психологический аспект»9, «Георгий Чулков: мистический анархизм или музыкальный символизм»10, « «Мистические потенции" символизма в импровизации Г.И. Чулкова (о статье Г.И. Чулкова "Оправдание символизма")»11; И.В. Аладышкина по истории мистического анархизма: «Г.И. Чулков

10 и петербургские анархиствующие мистики» , «Теория "мистического анар

1 Минералов Ю. И., Минералова И. Г. История русской литературы XX века (1900-1920-е гг.) : учеб. пос. М. : Высшая школа, 2004. 430 с.

2 Михайлова М. В. Пристрастный летописец эпохи // Чулков Г. Годы странствий. М. : Эллис Лак, 1999. С. 5-28.

3 Баскаков В. Г. И. Чулков - писатель, ученый, революционер // Чулков Г. И. Императоры: Психологические портреты. М., 1993. С. 6-10.

4 Сараскина Л. «Огонь глухой и буйство скрытых сил»: (Творческий путь Г. И. Чулкова) // Чулков Г. И. Жизнь Пушкина. М. : Наш дом - L'âge d'Homme, 1999. С. 5-12.

5 Леонтьев Я. В. «.Ничто не может заменить религию» (Сокровенные мысли Георгия Чулкова) // Звезда. 1995. №3. С. 116-125.

6 Чулков Г. Откровенные мысли / предисл., публ. и коммент. H. Ю. Грякаловой // Писатели символистского круга. СПб. : РАН Ин-трус. лит. (Пушкинский дом), 2003. С. 457-466.

7 Грякапова Н. Ю. «Тайная свобода» последнего символиста (Г. Чулков в 1930-е годы) // Грякалова Н. Ю. Человек модерна: Биография - рефлексия - письмо. СПб. : Дмитрий Буланин, 2008. С. 355-371.

8 Сугай Л. А. Георгий Чулков и его поэма «Русь» // Вестник славянских культур. 2000. № 1. С. 66-72.

9 Жукоцкая 3. Философия музыки в мистическом анархизме Георгия Чулкова: социально-психологический аспект// Философия и общество. 2003. № I. С. 98-114.

10 Жукоцкая 3. Р. Георгий Чулков: мистический анархизм или музыкальный символизм // Вестник Тюменского гос. ун-та. 1998. № 2. С. 161-167.

11 Жукоцкая 3. Р. «Мистические потенции» символизма в импровизации Г.И. Чулкова (о статье Г.И. Чулкова «Оправдание символизма») // Философия и наука на рубеже веков : мат-лы респ. школы-семинара докторантов (Екатеринбург-Нижневартовск, 17-21 апр. 2000 г.). Екатеринбург, 2001. С. 60-61.

12 Аладышкин И. В. Г. И. Чулков и анархиствующие петербургские мистики // Уральские Бирюковские чтения : сб. науч. ст. Челябинск, 2006. Вып. 4. С. 323-329. хизма" Г. Чулкова»1; Л.В. Селезневой «Антропоцентрический аспект категории модальности (на примере повести Г. Чулкова "Вредитель")» .

Примечательна статья А.К. Жолковского, касающаяся интерпретации рассказа Г. Чулкова «Парадиз» в контексте русской литературы, - «Пять инз тертекстуальных этюдов с мемуарным предисловием» .

Интерес представляют работы М.В. Михайловой, в которых уделяется внимание определению места Г. Чулкова в контексте эпохи «серебряного века», его роли в литературной жизни страны в начале прошлого столетия, соотношению его творчества с основными тенденциями в идейно-эстетической позиции символистов, с традициями русской классической литературы: «".Ничего, кроме Пушкина, в ум нейдет" (Пушкиниана Г.И. Чулкова)»4, «В.Я. Брюсов и Г.И. Чулков»5, «З.Н. Гиппиус и Г.И. Чулков»6, «Интересный и безукоризненно честный писатель»7, «Максимилиан Волошин и Георгий Чул- , ков»8, «Пристрастный летописец эпохи»9, «Г.И. Чулков и Вл. Соловьев»10, «Г.И. Чулков и Ф.М. Достоевский»11.

М. Михайлова рассматривает теоретические, исторические и философ' ские концепции Г. Чулкова: мистический анархизм, мистический национализм. Заметив, что все эти идеи впоследствии подверглись Г. Чулковым пере-, осмыслению, исследователь утверждает, что в творчестве символиста отразились настроения и положения его теорий. По ее мнению, мистицизм пронизы

1 Аладышкин И. В. Теория «мистического анархизма» Г. Чулкова// Вестник молодых ученых ИвГУ. Иваново, 2006. Вып. 6. С. 51-53.

2 Селезнева Л. В. Антропоцентрический аспект категории модальности (на примере повести Г. Чулкова «Вредитель») // Филологические науки. Вопросы теории и практики. 2008. № 2. С. 112-114.

3 Жолковский А. Пять интертекстуальных предисловий с мемуарным предисловием. URL: www.uss.edu/dept/las/sil/rus/ess/index.htm.

4 Михайлова М. В. «.Ничего, кроме Пушкина, в ум нейдет» (Пушкиниана Г. И. Чулкова) // Филологические науки. 1997. № 3. С. 15-25.

5 Михайлова M. В. В. Я. Брюсов и Г. И. Чулков // Брюсовские чтения. URL: http//www.brusov/am/dosc/cank/.

6 Михайлова М. В. 3. H. Гиппиус и Г. И. Чулков // Вестник МГУ. 1996. № 5. С. 7-18. (Сер. Филология).

7 Михайлова М. В. «Интересный и безукоризненно честный писатель.» // Чулков Г. Валтасарово царство. М.: Республика, 1998. С. 8-20.

8 Михайлова М. В. Максимилиан Волошин и Георгий Чулков // Серебряный век русской литературы: Проблемы, документы. М.: Изд-во МГУ, 1996. С. 33^3.

9 Михайлова М. Пристрастный летописец эпохи // Чулков Г. Годы странствий. М.: Эллис Лак, 1999. С. 5-28.

10 Михайлова М. Г. И. Чулков и Вл. Соловьев // Владимир Соловьев и культура Серебряного века: к 150-летию Вл. Соловьева и 110-летию А. Ф. Лосева / отв. ред. А. А. Тахо-Годи, Е. А. Тахо-годи. М. : Наука, 2005. С. 340-348.

11 Михайлова М. Г. И. Чулков и Ф. М. Достоевский // Достоевский и мировая культура : альманах / гл. ред. К. А. Степанян. М.: Раритет-Классика-Плюс, 1999. С. 193-201. вает художественную ткань произведений писателя, особенно раннего периода: «Земля», «Весна», «Сестра», «Овцы», «Цыган и Жучка».

Попытка выявить следы влияния A.C. Пушкина на творческое наследие Г. Чулкова представлена М. Михайловой в статье «. "Ничего, кроме Пушкина, в ум нейдет" (Пушкиниана Г.И. Чулкова)», написанной в 1997 году. Под «пушкинианой» подразумеваются, прежде всего, литературоведческие труды, посвященные жизни и творчеству великого поэта, и научная биография «Жизнь Пушкина» (1936 г.). По мнению автора статьи, появление книги в контексте 30-х годов XX века имело огромное значение, ценность ее - в противостоянии официозному подходу к искусству, представлении возможности другой, религиозной трактовки творчества русского поэта.

Значение творчества Ф.М. Достоевского для писателя-символиста раскрывается М. Михайловой в статье «Г.И. Чулков и Ф.М. Достоевский». Она считает, что «имя Достоевского буквально не сходит со страниц произведений Чулкова»1. Следы творческого влияния классика наиболее отчетливо можно выявить в таких произведениях Г. Чулкова, как «Сатана» (1914-1915 гг.), «Метель» (1917 г.), «Вредитель» (1931-1932 гг.).

Об увлечении идеями Вл. Соловьева, воздействии его учения о Софии на формирование взглядов Г. Чулкова пишет М. Михайлова в статье «Г.И. Чулков и Вл. Соловьев». Исследователь предлагает своеобразную периодизацию «соловьевства» Г. Чулкова, представив эволюцию отношения символиста к религиозно-философскому и художественному наследию Вл. Соловьева в трехчастной периодизации .

Другие статьи М. Михайловой о Г.И. Чулкове - биографические экскурсы-исследования жизни поэтов «серебряного века». В центре внимания -взаимоотношения Г.И. Чулкова со своими соратниками (либо противниками) по перу: «В.Я. Брюсов и Г.И. Чулков» (1996 г.), «З.Н. Гиппиус и Г.И. Чулков» (1996 г.), «Максимилиан Волошин и Георгий Чулков» (1996 г.).

1 Михайлова М. В. З.Н. Гиппиус и Г.И. Чулков // Вестник МГУ. 1996. № 5. С. 194. (Сер. Филология).

2 Михайлова М. В. Г.И. Чулков и Ф.М. Достоевский // Достоевский и мировая культура : альманах / гл. ред. К. А. Степанян. М.: Раритет-Классика-Плюс, 1999. С. 345.

Статьи В. Баскакова «Г.И. Чулков - писатель, ученый, революционер»1, Л.И. Сараскиной « "Огонь глухой и буйство скрытых сил": (Творческий путь Г.И. Чулкова)» представляют собой краткие очерки жизни и творчества писателя.

Выше была отмечена работа А.К. Жолковского «Пять интертекстуальных этюдов с мемуарным предисловием»3, в которой он представляет интерпретацию произведений М. Булгакова «Собачье сердце», В. Аксенова «Остров Крым», Э. Лимонова «Красавица, вдохновлявшая поэта», Г. Чулкова «Парадиз» в свете «литературы в литературе» (термин В.Е. Хализева4). Рассказ Г. Чулкова, по мнению А.К. Жолковского, укладывается в рамки проблемы отношений в обществе к «падшей» женщине, широко представленной в произведениях русской классики и литературы рубежа веков; писатель «угадывает магистральную черту литературы и искусства XX века — метахудожествен-ность»5.

Философско-критические труды Г. Чулкова, касающиеся его учения о мистическом анархизме, рассматриваются З.Р. Жукоцкой в работе «Философия музыки в мистическом анархизме Георгия Чулкова: социально-психологический аспект». Автор статьи дает подробный комментарий работ теоретика символизма «О мистическом анархизме» (1904 г.), «Оправдание символизма» (1905 г.). Взгляды Г. Чулкова как мистика-анархиста рассматриваются исследователем и в статье «Дионисийский феномен в творчестве Ницше и Вячеслава Иванова»6.

1 Баскаков В. Г. И. Чулков - писатель, ученый, революционер // Чулков Г. И. Императоры: Психологические портреты. М., 1993. С. 6-10.

2 Сараскина Л. «Огонь глухой и буйство скрытых сил»: (Творческий путь Г. И. Чулкова) // Чулков Г. И. Жизнь Пушкина. М. : Наш дом - L'âge d'Homme, 1999. С. 5-12.

3 Жолковский А. Пять интертекстуальных предисловий с мемуарным предисловием. URL: www.uss.edu/dept/las/sil/rus/ess/index.htm.

4 Хапизев В. Е. Теория литературы. М. : Высшая школа, 1999. С. 6.

5 Жолковский А. Пять интертекстуальных предисловий с мемуарным предисловием. URL: www.uss.edu/dept/las/sil/rus/ess/index.htm

6 Жукоцкая 3. Р. Дионисийский феномен в творчестве Ницше и Вячеслава Иванова // София : рукописный журнал Общества ревнителей русской философии. 2001. Вып. 2-3. URL: virlib.eunnet.net/sofia/02-3-2000.

В статье «Антропоцентрический аспект категории модальности (на примере повести Г. Чулкова "Вредитель")»1 JI.B. Селезнева рассматривает две идеологические позиции в повести, соотношение которых рождает при определении языковых и речевых средств интересный модальный план.

В блоковедении, несмотря на то что Г. Чулков был близким другом и сподвижником A.A. Блока (чему свидетельство — письма, автографы Блока2), имя первого упоминается вскользь. В книге Д. Максимова «Поэзия и проза А. Блока» исследуется своеобразие критической прозы Блока, рассматривается жанровое многообразие его прозаического наследия, особенности поэтической структуры, дан полный обстоятельный анализ его критических, лирико-публицистических статей, эссе и т.д. В обширной монографии, представляющей немалую ценность для истории литературы, в частности, блоковедения,

•3 практически не встречается имя Г. Чулкова .

Следует отметить, что в 1987 году в «Литературном наследстве» была опубликована переписка Г. Чулкова с А. Блоком. Вступительную статью, публикацию и комментарий подготовил A.B. Лавров. Исследователь называет Г. Чулкова «деятельным организатором литературной жизни»4.

Интересны работы З.Г. Минц, известного блоковеда, исследователя русской литературы эпохи «серебряного века». Историю русского символизма З.Г. Минц предлагает рассматривать не как поэтапное изменение художественной системы («старший символизм», или декадентство —> «младший символизм» —» кризис символизма —> постсимволистские группировки), а как смену доминирующих подсистем символистского «панэстетизма». «Панэстетизмом» называет она доминантную особенность этого ведущего направления русской литературы рубежа веков. По ее мнению, он проявился в трех вариантах:

1 Селезнева Л. В. Антропоцентрический аспект категории модальности (на примере повести Г. Чулкова «Вредитель») // Филологические науки. Вопросы теории и практики. 2008. № 2. С. 112-114.

2 Например, на первой книге стихов («Стихи о Прекрасной Даме», 1905 г.) Блок сделал надпись: «Георгию Ивановичу Чулкову с любовью, с просьбой узнать и эту, лучшую часть моей души». Третью книгу стихов Блок подарил Чулкову с такими словами: «Милому Георгию Ивановичу на память о пережитом вместе»: См. в кн.: Чулков Г. Годы странствий / вступ. ст., сост., подгот. текста, коммент. М. В. Михайловой. М. : ЭллисЛак, 1999. URL: http://az.lib.rU/c/chulkowgi/text0210.shtrnl.

3 Максимов Д. Поэзия и проза А. Блока. Л.: Советский писатель, 1975. 527 с.

4 Литературное наследство. M.: Наука, 1978. Т. 92, кн. 3. С. 370.

1) «панэстетическое» начало (в том числе — достаточно часто — и в форме «антиэстетического») резко противопоставлено любой внеэстетической реальности и является ее «антиподом», «бунтом» против нее. Равным образом «панэстетическое» противостоит и этике (ср. термин А. Ханзена-Лёве «дьяволический символизм»), и истине. Единственное его воплощение — внутренний мир «я»;

2) мир «панэстетического» мыслится утопически как сила, преобразующая внеэстетическую реальность (в последней, как правило, в этом случае подчеркивается ее потенциальная причастность высоким началам бытия); противопоставленность этического и «панэстетического» частично снимается: Красота формирует новый мир, куда войдет и Добро; объективная истина безусловно принимается как «истина о Красоте» — основе мироздания;

3) «панэстетическое» в формах красоты и гармонии предстоит как высшая ценность, но ее противопоставление «реальности» заметно ослаблено, так как «прекрасное» либо отгорожено от внеэстетической реальности, избегает ее, живя по собственным законам, либо в самой «милой жизни» обнаруживаются черты эстетического;' вопросы соотношения Красоты с Добром и с «онтологической» истиной, как правило, не ставятся1. ;

Творчество Г. Чулкова рассматривается З.Г. Минц в контексте эволюции «панэстетической картины мира» символистов2.

Интерес представляет диссертационное исследование O.A. Богдановой «Традиции "идеологического романа" Ф.М. Достоевского в русской прозе конца XIX - начала XX века» . В круг произведений, составивших материал исследования, вошли романы Г.И. Чулкова «Сатана» и «Метель».

O.A. Богданова доказывает, что, «в отличие от писателя-классика, авторы «серебряного века» создавали не полифонические, а монологические романы, в которых голоса автора и персонажа-«идеолога» по большей части

1 Минц 3. Г. Поэтика русского символизма / сост. Л. Л. Пильд. СПб.: Искусство-СПб., 2004. С. 175-189.

2 Там же. С. 181.

3 Богданова О. А. Традиции «идеологического романа» Ф. М. Достоевского в русской прозе конца XIX -началаXX века : автореф. дис. . канд. филол. наук. М., 2009.48 с. сливались в «нерасчленимой интерсубъектной целостности»1 в идеологическом и психологическом планах. Сходство «идеологического романа» Достоевского и «идеологической» прозы «серебряного века» — в изображении «идеологов»-интеллигентов в качестве центральных героев. Различие — в соотношении авторских позиций и персонажных «идеологий» в структуре произведений: у Достоевского «идеологичность» не является признаком авторского плана, а всецело связана с персонажной сферой; в прозе рубежа XIX— XX веков «идеологичность» распространяется и на авторскую позицию» . Исследователь приходит к выводу о том, что «Серебряный век практически не различал авторского "поля" и голосов-"идей" персонажей, нередко приписывая точку зрения героев-нигилистов самому писателю»3.

Относительно романа Г. Чулкова «Сатана» автор диссертации утверждает, что в тексте присутствует «некий внеидеологический "авторский идеал" ("Светлая Россия" + "Вечная Женственность"), но не "надыдеологизм" в духе Достоевского, а неоформленность авторской положительной "идеи", свидетельствующая <.> об исчерпанности символистского романа в плане поиска умозрительной, а не онтологической альтернативы идейности»4.

В «Метели» есть, по мнению O.A. Богдановой, авторская «идея», в свете которой разворачиваются и оцениваются «идеи» и «идеологии» героев. Объединяя, по авторскому замыслу, интеллигенцию и народ, эта «идея», однако, совсем не связана с «землей», в отличие от отвергаемого Чулковым антиличностного начала «плодородия». Восходящая к JI.H. Толстому и

1 Бройтман С. Н. Историческая поэтика. М.: Академия, 2002. С. 253.

2 Богданова О. А. Традиции «идеологического романа» Ф.М. Достоевского в русской прозе конца XIX - начала XX века : автореф. дис. . канд. филол. наук. М., 2009. С. 17.

3 Там же.

4 Там же. С. 44.

B.C. Соловьеву, в содержательном аспекте она может быть истолкована как вариант «жизнетворчества»1.

Несмотря на то, что по творчеству Г. Чулкова существует определенный корпус исследовательской литературы, практически все труды носят литературно-критический характер. Научного осмысления в полном объеме проза писателя еще не получила. Изучение проблематики и поэтики художественного мира Г. Чулкова позволит расширить представление об историко-литературном процессе начала XX века, особенностях символистской прозы. Это определяет актуальность исследуемой темы.

Теоретико-методологическую основу исследования составляют:

- фундаментальные литературоведческие труды М.М. Бахтина,

B.В. Виноградова, Е.С. Добина, Ж. Женетта, А.К. Жолковского, Д. Каллера, И.П. Смирнова, Б.В. Томашевского, Б.А. Успенского, H.A. Фатеевой, И.В. Фоменко, В.Е. Хализева, JI.B. Чернец, P.O. Якобсона и др.;

- мемуарные и эпистолярные источники, публицистические и критические работы Г. Чулкова, сочинения H.A. Бердяева, B.C. Соловьева, в которых рассматриваются философские основы символизма;

- научные исследования, посвященные изучению основных особенностей поэтики символизма (А. Ханзен-Леве, X. Баран, JI.A. Колобаева, Н.Д. Тамарченко, Е.В. Ермилова, Т.И. Ерохина, С.П. Ильев, A.B. Лавров,

C.B. Ломтев, И.Г. Минералова, З.Г. Минц, А. Пайман и др.);

- работы, связанные с рассмотрением особенностей художественного творчества Г. Чулкова (Ю.И. Айхенвальд, Н.П. Ашешов, В.Г. Баскаков, O.A. Богданова, В.Я. Брюсов, Л.Н. Войтоловский, В.Г. Волькенштейн, З.Н. Гиппиус, Н.Ю. Грякалова, Л.В. Львов-Рогачевский, М.В. Михайлова, С. Михеев, М. Морозов, Д.Н. Овсянико-Куликовский, В.П. Полонский, В.В. Розанов и др.).

1 Богданова О. А. Традиции «идеологического романа» Ф.М. Достоевского в русской прозе конца XIX - начала XX века : автореф. дис. . канд. филол. наук. М., 2009. С. 44.

В диссертации использовались историко-типологический, культурно-исторический методы, а также методы интертекстуального и мотивного анализа.

Цель настоящего исследования — выявление своеобразия проблематики и особенностей поэтики произведений Г. Чулкова.

Задачи исследования:

1) рассмотреть проблематику прозы Г. Чулкова;

2) раскрыть сюжетно-композиционные особенности произведений писателя;

3) охарактеризовать приемы создания художественного образа в рассказах и повестях;

4) выявить мотивы и образы русской литературы XIX века в романах «Метель», «Сатана»;

5) определить роль аллюзий и реминисценций в повести «Вредитель».

Объектом исследования является художественная проза Г. Чулкова.

В качестве основного материала используются произведения Г. Чулкова: рассказы (1909—1924 гг.), повести «Слепые», «Вредитель», романы «Сатана» и «Метель».

Предмет исследования - основные проблемы в прозе Г. Чулкова и способы их художественного решения.

Теоретическая значимость проведенного исследования состоит в том, что результаты работы вносят значительный вклад в изучение мотивно-образной и сюжетно-композиционной структуры русской символистской прозы и углубляют представление об иронии как одной из конституирующих категорий художественного мира русского модернизма.

Научная новизна исследования заключается в том, что впервые определяются научные подходы к рассмотрению символистской прозы Г. Чулкова в аспекте соотношения «своего» и «чужого» слова, выявляются доминирующие черты поэтики рассказов, повестей и романов писателя.

Практическая значимость работы состоит в возможности применения полученных данных при изучении творчества писателей «серебряного века», вопросов взаимоотношения литературы и философии, литературы и истории, литературы и других видов искусства в вузовских и школьных элективных курсах по истории русской литературы начала XX века.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Проза Г.И. Чулкова является литературным феноменом, идейно-эстетические корни которого восходят к христианской системе ценностей, антропоцентрической парадигме Ф.М. Достоевского, учению о Софии B.C. Соловьева, теории мистического анархизма. «Проблемное поле» прозы Г. Чулкова составляют вопросы, касающиеся роли художника и назначения искусства, взаимоотношений интеллигенции и народа, человека и общества, а также самоопределения России в соотнесении с религиозным духовным опытом.

2. Миросозерцание Г.И. Чулкова, сознательно ориентировавшегося на традиции русской классической литературы и в то же время преломлявшего «вечные» темы и образы в символическом ракурсе, помогают раскрыть сюжетные ситуации рассказов писателя, отличающиеся непредрешимостью и вероятностно-множественностью, что свидетельствует об опыте усвоения символического сюжета с его открытым финалом. В центростремительной динамике сюжета, направленного к постижению Абсолюта, реализуется связь с христианской парадигмой. Раскрытию этой связи подчинена и мотив-ная система произведений писателя, где ведущими являются мотивы поиска, одиночества, скуки, слепоты и др.

3. Близость Г.И.Чулкова символистскому мировосприятию и неразрывность его связи с русской реалистической классикой приводят к тому, что в рассказах и повестях наряду с традиционными способами создания художественного образа (портрет, речь, система двойников, характеристика героя другими действующими лицами, психологический параллелизм) писатель использует прием символизации имени героя, а повторяющаяся портретная деталь становится способом раскрытия амбивалентности образа.

4. Заимствование образов, сюжетных мотивов из произведений русской литературы XIX века (A.C. Пушкин «Евгений Онегин», «Метель», «Капитанская дочка»; Ф.М. Достоевский «Преступление и наказание», «Бесы», «Братья Карамазовы»), использование именных аллюзий позволяют Г. Чулкову экспериментировать с художественной формой, находить свой ракурс освещения исторических событий. Проблемы, связанные с революционными событиями в России, писатель пытается анализировать сквозь призму многовековой истории страны, открывая «рифмы» к современности в сюжетных мотивах русской классики. Романы «Метель», «Сатана» являются примерами литературной игры, так как не только представляют . собой совокупность множественных рецепций творчества A.C. Пушкина и Ф.М. Достоевского, но и выражают символистские убеждения писателя (воплощение идеи мистического анархизма, «мистического национализма», категории Вечной Женственности, идеологии «целомудренной любви» как варианта символистского «жизнетворчества»).

5. В повести Г.И. Чулкова «Вредитель», написанной в 1931-1932 годах и возвращенной читателю только в 1992 году, особую роль играют аллюзии и реминисценции. С одной стороны, писатель фиксирует вхождение в сознание своих современников «веяний» нового времени, с другой - показывает приверженность главного героя (и альтер-эго автора) нравственным принципам, связанным с произведениями русской классики, христианским учением. Дневниковые записи главного героя, демонстрирующие активное использование приемов пародии (стилизации и вариации), включение текстов предшествующей и современной автору литературы на различных уровнях интертекстуальности (паратекстуальности) образуют в структуре повести семантическое поле игры со смыслами, с множеством коннотаций, выявляющих неизменность представлений героя о жизни по совести и его «вредоносность» в мире, где доказывают свою продуктивность классовые принципы человеческого бытия.

Апробация и внедрение результатов исследования:

- участие в международных научно-практических конференциях: Международная научная конференция «Русский язык в поликультурном пространстве» (Астрахань, 2007), Международная заочная научная конференция «Архетипы, мифологемы, символы в художественной картине мира писателя» (Астрахань, 2010), X Международные Хлебниковские чтения (Астрахань, 2008); во всероссийских конференциях: Всероссийская научная конференция, посвященная 90-летию со дня рождения профессора Н.С. Травушкина (Астрахань, 2007) и региональных конференциях: III Кирилло-Мефодиевские чтения (Астрахань, 2008);

- публикация материалов исследования в научных и научно-методических изданиях (по теме исследования опубликовано 10 работ, в том числе 3 статьи в журналах, рекомендованных ВАК Минобрнауки России).

Структура диссертации обусловлена поставленными целью и задачами исследования. Работа состоит из введения, трех глав, заключения и списка использованной литературы, включающего 212 наименований. Объем диссертации — 202 страницы

Заключение научной работыдиссертация на тему "Проза Г. Чулкова: проблематика и поэтика"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Имя Георгия Ивановича Чулкова, поэта, прозаика, драматурга, критика и публициста, автора историко-литературных статей и архивно-биографических разысканий, тесно связано с историей русского символизма. По идейным устремлениям и творческим принципам он принадлежал к той группе «младших» символистов, ярчайшим выразителем которой стал Александр Блок. Георгий Чулков был деятельным организатором литературной жизни, чутко улавливавшим дух и веления времени, реципиентом идей и пропагандистом художественных завоеваний.

Проведенное исследование позволило выявить закономерности, характеризующие специфику художественной прозы писателя.

Анализ проблематики, системы мотивов, наиболее значимых для прозы Г. Чулкова, показал связь проблемно-тематического диапазона произведений писателя с системой ценностей православия, антропоцентрической парадигмой Ф.М. Достоевского и символистскими принципами.

Вопросы о роли художника и назначении искусства, отношениях интеллигенции и народа, будущего России и национального самоопределения, заключающегося в религиозном духовном опыте, образуют «проблемное поле» произведений Г. Чулкова.

Писатель предстает тонким критиком, ощущающим кризис символизма, беспомощность интеллигенции в решении судьбоносных вопросов, касающихся будущего России.

Аллюзии на предшествующий литературный материал (произведения русской классической литературы, символизма), дискуссии на философские и политические темы, которые велись на страницах журналов рубежа XIX и XX веков, факты из биографии самих символистов, многочисленные цитации позволяют Г. Чулкову иронически обыгрывать символистские доктрины и представлять собственную точку зрения.

Создавая произведения «по мотивам» реальных событий, младосимво-лист Чулков, в отличие от символистов, творил не мистерию, а пародию на нее.

Рассказы, повести, в которых без труда можно установить прототипы героев: «Парадиз» (1909 г.), «Полунощный свет» (1910 г.), «Слепые» (1911 г.), «Шурочка и Веня» (1916 г.), «Ненавистники» (1924 г.) — посвящены не только осмыслению пережитого и прочувствованного Г. Чулковым. С помощью иронии и самоиронии писатель предъявляет обвинение современникам и себе самому в намеренной «слепоте» — попытке замкнуться в кругу чисто художественных и чувственных переживаний.

Многие ранние произведения Г. Чулкова представляют собой художественную иллюстрацию его теории мистического анархизма. В рассказе «Полунощный свет» (1910 г.) мифологема «неприятия мира» эпохи «мистического анархизма» органично наложилась на концепцию метафизического «оправдания мира», которая развертывается в трагических противоречиях истории, выявляющих «высший смысл» происходящего. При этом принципы теории мистического анархизма, символистского учения о Софии синтезируются в контексте произведений Г. Чулкова с христианскими идеями, воплощенными в реминисценции из евангельской притчи о десяти девах, ожидающих жениха «в полунощи» (Мф. 25: 1—13). Поздние рассказы («Красный жеребец», 1921-1922 гг.) иллюстрируют кардинальное изменение позиции Г. Чулкова: писатель с тревогой констатирует развитие революционных событий по пути отчуждения народа от религии.

Символистская доктрина о Софии также представлена в произведениях Г. Чулкова в ироническом аспекте. Женские образы характеризуются амбивалентностью, которая воплощается в антиномичных, оксюморонных описаниях героинь, в противопоставлении реального образа представлению о нем. В отличие от произведений «младших» символистов, в которых иронично разыгрывались коллизии двойственной Вечной Жены и сомнения в себе самого избранника, множество личин, масок Софии (сестра, незнакомка, невеста, невеста-царевна, Мадонна, инфернальная женщина, София-Россия) в прозе

179

Г. Чулкова может быть представлено в одном образе. Такая «одновременная презентация» Вечной Женственности, на наш взгляд, обусловлена связью идейно-эстетических ориентиров прозы Г. Чулкова с православными принципами принятия мира во всем его многообразии.

Мотивы произведений Г. Чулкова представляют собой систему, в которой выделяются две группы ведущих мотивов. Первая связана с проблемой изображения в рассказах и повестях писателя личности современного человека искусства, художника (мотивы поиска, пути, странничества, одиночества, скуки, утомления, слепоты, игры, воспоминания). Вторая — с воплощением категории Софии (мотивы ожидания, встречи, сна-смерти, поцелуя).

К второстепенным относятся мотивы сумасшествия, музыки, ночи, космоса, луны, неба, цвета.

Важны в прозе Г. Чулкова и эсхатологические мотивы. Наследуя утвердившуюся в русской литературе традицию восприятия судеб России, её исторической миссии, представленную A.C. Пушкиным, Н.В. Гоголем, Ф.М. Достоевским, Г. Чулков в то же время открывает новую линию, в которой русская революция и последовавшие за ней события (Гражданская война, террор, насильственное введение атеизма) переживаются как осуществившееся нарушение миропорядка.

В рассказах и повестях Г. Чулков использует традиционные способы создания художественного образа: портрет, речь, система двойничества, характеристика персонажа другими действующими лицами, прием психологического параллелизма. При использовании портретной характеристики Г. Чулков выделяет значимую деталь, которая, повторяясь на протяжении повествования, становится способом раскрытия амбивалентности образа (улыбка двусмысленная, лукавая / фатальная и ядовитая в рассказах «Морская царевна» (1912 г.), «Голос из могилы» (1921 г.), «Милочка» (1924 г.)).

Особое внимание уделяет писатель приему символизации имени.

Г. Чулков широко использует именные аллюзии, отсылающие к реальным личностям (например, в повести «Слепые» (1911 г.): Борис Лунин (псевдо

180 ним Г. Чулкова - Борис Кремнев), графиня Любовь Николаевна Бешметьева (Любовь Дмитриевна Блок), граф Беишетъев (очевидно звуковое сходство с фамилией родственников по материнской линии А. Блока — Бекетовых), Анна Полянская (здесь намек на отношения, связывавшие Анну Ахматову и Георгия Чулкова), и к героям русской литературы XIX века (Танечка Полянова, «Метель» (1917 г.).

Интертекстуальность имени создает представление о герое как обобщенном символе, который является результатом культурно-исторических, идеологических значений, коннотаций и смыслов, заключенных в истории христианства и произведениях русской литературы. В повести «Слепые» онейрологический аспект семантики имени героя Эксакустодиан (связь с мифологическим образом спягцего отрока-мученика) проявляется в символическом обозначении закоснелости отдельных представителей интеллигенции начала XX века, выражавших антисемитские взгляды.

Рассмотрение особенностей сюжетосложения также показало синтетический характер прозы писателя, а именно соблюдение традиций архетипи-ческой модели в сочетании с опытом усвоения символического сюжета.

Связь с христианской парадигмой реализуется в центростремительной динамике сюжета, направленного к постижению Абсолюта: рассказы Г. Чулкова о любви обычно строятся как путь героя к преобразованию через испытание чувством (мотивы поиска, обретения). Кроме этого, выделяются особенности сюжетосложения, характерные для символистских текстов: совмещение в повествовании синхронной и ретроспективной позиций, соблюдение в пространственной организации принципа символистского двоемирия, сочетание событийного плана с мистическим, открытость финала.

Рассмотрение мотивов и образов A.C. Пушкина и Ф.М. Достоевского в романах Г. Чулкова «Сатана» (1914-1915 гг.), «Метель» (1917 г.) позволило установить преемственно-полемический характер заимствования, обусловливающий трансформацию семантической структуры источника и его видоизменение в границах романов Г. Чулкова. «Вечные» темы русской литературы

181 рок, судьба, любовь, жизнь и смерть, добро и зло, ответственность, будущее России) с помощью аллюзий и реминисценций представлены в романах с диахронической точки зрения.

Сюжетные сближения, аллюзии, заимствование топических единиц позволили автору экспериментировать с художественной формой, находить свой ракурс освещения исторических событий. Так, революционные события представлены Г. Чулковым в характерном для символистов свете борьбы апокалиптических сил. Автор только исследует причину кризиса путем «переложения» сюжетов русской классики на современный лад.

Произведения Г. Чулкова не только представляют собой совокупность множественных рецепций творчества A.C. Пушкина и Ф.М. Достоевского, но и выражают убеждения писателя как символиста (воплощение идеи мистического анархизма, мистического национализма, категории Вечной Женственности, идеологии «целомудренной любви» как варианта символистского «жизнетворчества»).

Проведенное в работе исследование функций аллюзий и реминисценций в повести «Вредитель» (1931-1932 гг.) позволило сделать вывод о многогранности семантической и структурной организации произведения, свидетельствующей о некоей итоговости художественного выражения миропонимания автора.

Реминисценции из Евангелия, произведений A.C. Пушкина, Ф.М. Достоевского, аллюзии на современную автору литературу (В. Маяковский, Э. Багрицкий), автоцитаты образуют в структуре повести семантическое поле игры со смыслами. Г. Чулков, обращаясь к многочисленным фрагментам «чужих высказываний (И. Кант, К. Маркс, A.A. Блок, идеологемы советского периода начала XX века), к элементам речи, генетически связанным с творчеством М.Ю. Лермонтова, Н.В. Гоголя, М.Е. Салтыкова-Щедрина, Ф.М. Достоевского, А.П. Чехова, сопоставляет различные эстетические и идеологические позиции: нравственные постулаты христианства, традиции русской классической литературы, принципы символизма, идеологические догмы марксизма, ленинизма.

Использование приемов пародии не только свидетельствует об ироническом отношении автора к воссоздаваемой художественной реальности, но и обуславливает трансформацию описываемой ситуации {существования личности художника в новом обществе) в ситуацию абсурда. Новый герой оказался пародией на современного человека, воспитанного христианской культурой, впитавшего в себя этические нормы, связанные с произведениями русской классики.

Решая проблему «художник и общество», писатель касается философских, религиозных, социально-политических вопросов и выносит окончательный приговор символистам и себе самому за неисполнение мессианской роли в судьбе России.

Настоящее исследование не исчерпывает всего комплекса проблем поэтики и идейно-художественного своеобразия творческого наследия Г. Чул-кова. В перспективе изучения - рассмотрение других аспектов поэтики прозы, а также составление библиографического списка произведений писателя.

Список научной литературыИсеналиева, Дина Германовна, диссертация по теме "Русская литература"

1. Чулков Г. И. Валтасарово царство: романы, повести, эссе / Г. И. Чулков ; сост. М. Михайлова. М. : Республика, 1998. - 607 с.

2. Чулков Г. Вредитель: Повесть / Г. Чулков // Знамя. 1992. - № 1. -С. 127-154.

3. Чулков Г. И. Годы странствий / Г. Чулков ; вступ. ст. и коммент. М. Михайловой. М. : Эллис Лак, 1999. - 861 с.

4. Чулков Г. Голос из могилы / Г. Чулков // Новелла Серебряного века : сб. / сост. и коммент. Т. Берегулевой-Дмитриевой. — М. : Терра, 1994. — 576 с.

5. Чулков Г. И. Жизнь во имя жизни / Г. И. Чулков. — Режим доступа: http://az.lib.ш./c/chulkovgi/, свободный. Заглавие с экрана. - Яз. рус.

6. Чулков Г. Избранные стихотворения / Г. Чулков. Режим доступа: http:az.lib.rU/c/chulkovgi/text 0054.б^гЫ, свободный. — Заглавие с экрана. -Яз. рус.

7. Чулков Г. И. Императоры: Психологические портреты / Г. И. Чулков ; вступ. ст. и коммент. В. Баскакова. М. : Художественная литература, 1993.-382 с.

8. Чулков Г. Кинжал / Г. Чулков. — Режим доступа: http://az.lib.rU/c/chulkowgi/text0160.shtml, свободный. Заглавие с экрана. -Яз. рус.

9. Чулков Г. Красный жеребец / Г. Чулков // Лепта. 1994. - № 19. -С. 152-158.

10. Чулков Г. Метель / Г. Чулков // Чулков Г. Валтасарово царство: романы, повести, эссе / сост. М. Михайлова. М. : Республика, 1998. - 607 с.

11. Чулков Г. Милочка / Г. Чулков // Лепта. 1994. - № 19. - С. 142-152.

12. Чулков Г. Михаил Бакунин и бунтари 1917 года / Г. Чулков. М. : Московский просветительский комиссариат, 1917. - 30 с.

13. Чулков Г. Морская царевна / Г. Чулков // Новелла Серебряного века : сб. / сост. и коммент. Т. Берегулевой-Дмитриевой. — М.: Терра, 1994. 576 с.

14. Чулков Г. Ненавистники / Г. Чулков // Лепта. 1994. - № 19. -С. 130-142.

15. Чулков Г. Омут / Г. Чулков // Новелла Серебряного века : сб. / сост. и коммент. Т. Берегулевой-Дмитриевой. — М. : Терра, 1994. — 576 с.

16. Чулков Г. Откровенные мысли / Г. Чулков. ОР РГБ. — Ф. 371. Карт. 2. - Ед. хр. 1. — Л. 9 и 9 (об.).

17. Чулков Г. Парадиз / Г. Чулков // Чулков Г. И. Годы странствий / вступ. ст. и коммент. М. Михайловой. М.: Эллис Лак, 1999. - С. 430^448.

18. Чулков Г. Подсолнухи / Г. Чулков // Лепта. 1994. - № 19. -С. 127-131.

19. Чулков Г. Покрывало Изиды. Критические очерки / Г. Чулков. М.: Золотое руно, 1909. — 217 с.

20. Чулков Г. Полунощный свет / Г. Чулков // Чулков Г. И. Годы странствий / вступ. ст. и коммент. М. Михайловой. — М. : Эллис Лак, 1999. — С. 448^-78.

21. Чулков Г. И. Поэзия Владимира Соловьева / Г. И. Чулков // Вопросы жизни. 1905. - Апрель-май. — С. 113.

22. Чулков Г. Сатана / Г. Чулков // Чулков Г. Валтасарово царство: романы, повести, эссе / сост. М. Михайлова. М. : Республика, 1998. - 607 с.

23. Чулков Г. Северный крест / Г. Чулков // Новелла Серебряного века : сб. / сост. и коммент. Т. Берегулевой-Дмитриевой. — М. : Терра, 1994. 576 с.

24. Чулков Г. Сестра / Г. Чулков // Новелла Серебряного века : сб. / сост. и коммент. Т. Берегулевой-Дмитриевой. М. : Терра, 1994. - 576 с.

25. Чулков Г. Слепые / Г. Чулков // Чулков Г. И. Валтасарово царство: романы, повести, эссе / сост. М. Михайлова. М. : Республика, 1998. -С. 270-312.

26. Чулков Г. Судьба / Г. Чулков // Новелла Серебряного века : сб. / сост. и коммент. Т. Берегулевой-Дмитриевой. М.: Терра, 1994. - 576 с.

27. Чулков Г. Шурочка и Веня / Г. Чулков // Чулков Г. И. Годы странствий / вступ. ст. и коммент. М. Михайловой. — М. : Эллис Лак, 1999. — С. 548-565.

28. Лермонтовская энциклопедия / гл. ред. В. А. Мануйлов. М. : Большая Российская энциклопедия, 1990. — 784 с.

29. Литературная энциклопедия терминов и понятий / гл. ред. и сост.

30. A. Н. Николюкин. М. : Интелвак, 2001. - 1596 с.

31. Аврелий (Брюсов В. Я.) Георгий Чулков. Кремнистый путь. Изд.

32. B. М. Саблина. М., 1904 / В. Я. Брюсов // Весы. - 1904. - № 1. - С. 70-71.

33. Аврелий. Переводы Г. Чулкова / Аврелий // Весы. 1906. - № 9.1. C. 77-80.

34. Аладышкин И. В. Г.И. Чулков и анархиствующие петербургские мистики / И. В. Аладышкин // Уральские Бирюковские чтения : сб. науч. ст. — Челябинск, 2006. Вып. 4. - С. 323-329.

35. Аладышкин И. В. Теория «мистического анархизма» Г. Чулкова /И. В. Аладышкин // Вестник молодых ученых ИвГУ. Иваново, 2006. -Вып. 6.-С. 51-53.

36. Андреева И. Письма В.Ф. Ходасевича к Г.И. Чулкову / И. Андреева //Опыты.-1994.-№ 1.-С. 77-101.

37. Айхенвальд Ю. Новые книги. Рецензия на: Г. Чулков. Сатана. Роман. Изд-во «Жатва». М., 1915 / Ю. Айхенвальд // Речь. 31.08.1915. -№239.-С. 3.

38. А. С. Г. Чулков. Метель. Роман. М., 1917 / А. С. // Современный мир. 1917. - № 4-6. - С. 345-347.

39. Ашешов Н. Черные кошмары / Н. Ашешов // День. 1915. - № 270. -1 октября.

40. Баран X. Поэтика русской литературы начала XX века : сб. авториз. пер. с англ. / X. Баран ; общ. ред. Н. В. Котрелева и А. Л. Осповата. М. : Изд. группа «Прогресс — Универс», 1993. - 368 с.

41. Барковская Н. В. Поэтика символистского романа / Н. В. Барков-ская. Екатеринбург : Изд-во Урал. гос. ун-та, 1996. - 286 с.

42. Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика : пер. с фр. / Р. Барт ; сост., общ. ред., вступ. ст. Г. Г. Косикова. М. : Прогресс, 1989. — 615 с.

43. Баскаков В. Г. Г.И. Чулков — писатель, ученый, революционер /В.Г.Баскаков // Чулков Г. И. Императоры: Психологические портреты. -М. : Художественная литература, 1993. С. 6-10.

44. Батюшков Ф. Театральные заметки. («Невеста») / Ф. Батюшков // Вестник Европы. 1917. - № 1. - С. 390-394.

45. Бахтин М. М. Проблемы текста: Опыт философского анализа / М. М. Бахтин // Вопросы литературы. 1976. - № 10. - С. 122-151.

46. Бахтин М. Проблемы поэтики Достоевского / М. Бахтин. М. : Художественная литература, 1972.-471 с.

47. Бахтин М. Формы времени и хронотопа в романе: Очерки по исторической поэтике. Заключение / М. Бахтин // Бахтин М. Вопросы литературы и эстетики. Режим доступа: Шр:/тАэНо.asf.ru/philol/Bahtin/hronmain.html, свободный. — Заглавие с экрана. - Яз. рус.

48. Бахтин М. Эстетика словесного творчества / М. Бахтин. М. : Искусство, 1979. - 424 с.

49. Белый А. Георгий Чулков. Тайга. Драма. Изд-во «Оры». СПб., 1907 г. / А. Белый // Весы. 1907. - № 6. - С. 69-70.

50. Белый А. Символизм как миропонимание / А. Белый. М. : Республика, 1994.-528 с.

51. Белый А. Старый Арбат / А. Белый. М. : Московский рабочий, 1989.-592 с.

52. Бердяев Н. А. Духи русской революции / Н. А. Бердяев // Из глубины : сб. ст. о русской революции. М., 1990.

53. Бердяев Н. А. Опыт эсхатологической метафизики: Творчество и объективация / Н. А. Бердяев // Бердяев Н. А. Царство Духа и Царство Кесаря. -М., 1995.

54. Бердяев Н. А. Русский соблазн: По поводу «Серебряного голубя» А. Белого / Н. А. Бердяев // Бердяев Н. А. Философия творчества, культуры и искусства : в 2 т. М. : Наука, 1994. - Т. 2.

55. Бердяев Н. А. Философия свободы / Н. А. Бердяев // Бердяев Н. А. Философия свободы. Смысл творчества свободы. М., 1989.

56. Блок А. Письма к Г. Чулкову / А. Блок // Блок А. Собрание сочинений : в 8 т.-М.-Л., 1962.-Т. 3.-430 с.

57. Блок А. Письма к Г. Чулкову / А. Блок // Блок А. Собрание сочинений : в 8 т. М. - Л., 1962. - Т. 7. - 345 с.

58. Богданова О. А. Традиции «идеологического романа» Ф.М. Достоевского в русской прозе конца XIX начала XX века : автореф. дис. . канд. филол. наук / О. А. Богданова ; ИМЛИ им. A.M. Горького РАН. - М., 2009. -48 с.

59. Богомолов Н. А. Русская литература начала XX века и оккультизм: исследования и материалы / Н. А. Богомолов. М. : Новое литературное обозрение, 2000. - 550 с.

60. Бройтман С. Н. Историческая поэтика : учеб. пос. / С. Н. Бройтман. -М. :РГТУ, 2001.-320 с.

61. В. Львов-Рогачевский В. Л. Г. Чулков. Рассказы. Кн. I—П. СПб., 1909 / В. [Львов-Рогачевский В. Л.] // Современный мир. 1909. -№ 5, отд. П.

62. Виноградов В. В. О языке художественной прозы: Избранные труды / В. В. Виноградов. М.: Наука, 1980. - 360 с.

63. Волькенштейн В. Г. Чулков. Сочинения. Т. IV. СПб., 1911 / В.

64. Волькенштейн // Современный мир. 1911. - № 11 - С. 357.

65. Воскресенская М. А. Символизм как мировидение Серебряного века: Социокультурные факторы формирования общественного сознания российской культурной элиты рубежа XIX—XX вв. / М. А. Воскресенская. -Томск : Изд-во Томск, ун-та, 2003.

66. Войтоловский Л. Журнальное обозрение / Л. Войтоловский // Киевская мысль. -1912. — №15.

67. Гальцева Р. Помеха человек (Опыт века в зеркале антиутопий) / Р. Гальцева, И. Роднянская // Новый мир. - 1988. - № 12. - С. 217-230.

68. Гачева А. Г. Философский контекст русской литературы 1920-1930 годов / А. Г. Гачева, О. А. Казнина, С. Г. Семенова. М. : ИМЛИ РАН, 2003. -400 с.

69. Гегель Г. В. Ф. Философия истории (Лекции по философии истории) / Г. В. Ф. Гегель // Сочинения : пер с нем. : в 14 т. М. - Л. : Гос. изд-во, 1929-1958.-Т. 8.

70. Гершензон М. О. Мудрость Пушкина / М. О. Гершензон. Режим доступа: http://www.yabloko.ru/Themes/history/gersh-2.html, свободный. - Заглавие с экрана. - Яз. рус.

71. Гинзбург Л. Я. О психологической прозе / Л. Я. Гинзбург. М. : ЮТИАБА, 1999.-414 с.

72. Гоголь Н. В. Мертвые души / Н. В. Гоголь // Гоголь Н. В. Собрание сочинений : в 8 т. М. : Правда, 1987. - Т. 5. - 447 с.

73. Грякалова Н. Ю. «Тайная свобода» последнего символиста (Г. Чулков в 30-е годы) / Н. Ю. Грякалова // Грякалова Н. Ю. Человек модерна: Биография рефлексия - письмо. - СПб. : Дмитрий Буланин, 2008. - С. 355371.

74. Гумилев Н. Избранное / Н. Гумилев. М. : Просвещение, 1990.383 с.

75. Давыдова Т. Т. Русский неореализм: идеология, поэтика, творческая эволюция (Е. Замятин, И. Шмелев, М. Пришвин, А. Платонов, М. Булгаков и др.) / Т. Т. Давыдова. М.: Флинта : Наука, 2005. - 336 с.

76. Добин Е. Сюжет и действительность. Искусство детали / Е. Добин. -Л.: Советский писатель, 1981. -430 с.

77. Долгополов Л. К. Андрей Белый и его роман «Петербург» / Л. К. Долгополов. Л. : Советский писатель, 1988. — 413 с.

78. Долгополов Л. К. На рубеже веков: о русской литературе конца XIX начала XX века / Л. К. Долгополов. - Л. : Советский писатель, 1985. -352 с.

79. Долгополов Л. К. Русская литература конца XIX начала XX века как этап в литературном развитии / Л. К. Долгополов // Русская литература. -1976. -№ 1.-С. 93-109.

80. Достоевский Ф. М. Полное собрание сочинений : в 30 т. / Ф. М. Достоевский. Л. : Наука, Ленинградское отделение, 1973. — Т. 5. Записки из подполья. — 408 с.

81. Достоевский Ф. М. Полное собрание сочинений : в 30 т. / Ф. М. Достоевский. Л. : Наука, Ленинградское отделение, 1973. - Т. 6: Преступление и наказание. — 411 с.

82. Достоевский Ф. М. Полное собрание сочинений : в 30 т. / Ф. М. Достоевский. Л. : Наука, Ленинградское отделение, 1973. - Т. 10. Бесы. - 398 с.

83. Достоевский Ф. М. Полное собрание сочинений : в 30 т. / Ф. М. Достоевский. Л. : Наука, Ленинградское отделение, 1973. - Т. 14. Братья Карамазовы. — 512 с.

84. Егорова О. Г. Развитие цикла и жанровые трансформации в русской прозе первой половины XX века / О. Г. Егорова. Астрахань : Изд-во АТУ, 2003.-279 с.

85. Ермилова Е. В. Теория и образный мир русского символизма / Е. В. Ермилова. -М. : Наука, 1989. 176 с.

86. Ерохина Т. И. Личность и текст в культуре русского символизма : монография / Т. Е. Ерохина / под науч. ред. Т. С. Злотниковой. Ярославль : Изд-во ЯГПУ им. К.Д. Ушинского, 2009. - 330 с.

87. Женетт Ж. Фигуры: Работы по поэтике : пер. с фр. : в 2 т. / общ. ред., вступ. ст. С. Зенкина. — М. : Изд-во им. Сабашниковых, 1998. Т. 1. — 470 с.

88. Жирмунский В. М. Теория литературы. Поэтика. Стилистика: Избранные труды / В. М. Жирмунский. JI.: Наука; Ленингр. отд., 1977. - 407 с.

89. Жолковский А. К. Блуждающие сны: Из истории русского модернизма / А. К. Жолковский. М. : Советский писатель, 1992. - 429 с.

90. Жолковский А. Пять интертекстуальных этюдов с мемуарным предисловием / А. Жолковский. — Режим доступа: www.uss.edu/dept/las/sil/rus /ess/index.html, свободный. — Заглавие с экрана. Яз. рус.

91. Жукоцкая 3. Философия музыки в мистическом анархизме Георгия Чулкова: социально-психологический аспект / 3. Жукоцкая // Философия и общество.-2003.-№ 1.-С. 98-114.

92. Зеленецкий А. Словарь литературных эпитетов: 1111 слов / А. Зе-ленецкий. М. : Грамотей, 2005. — 150 с.

93. Зыбалов Ю. М. Письма Б.К. Зайцева к Г.И. Чулкову // Археографический ежегодник. 1997. -М. : Наука, 1997. С. 299-304.

94. История русской литературы. XX век: Серебряный век / под ред. Ж. Нива, И. Сермана, В. Страды, Е. Эткинда. М. : Прогресс-Литера, 1995. -704 с.

95. Ильев С. П. Русский символистский роман. Аспекты поэтики / С. П. Ильев. К.: Лыбидь, 1991. - 172 с.

96. И. Т. Salto mortale, или Повесть о молодом вольнодумце Пьере Волховском. Рец. на: Сочинения Георгия Чулкова. М. Л., 1930 / И. Т. // Звезда. - 1930. - № 11. - С. 200-202.

97. Каллер Д. Теория литературы: краткое введение : пер. с англ. А. Георгиева / Д. Каллер. — М. : ACT : Астрель, 2006. — 160 с.

98. Касаткина Т. А. Авторская позиция у Достоевского / Т. А. Касаткина // Вопросы литературы. 2008. - № 1. - С. 196-226.

99. Касаткина Т. «Мир спасет красота» // Благовест-инфо. Агентство религиозной информации. URL: http://wwwblagovest-info.ru/index.php

100. Келдыш В. На рубеже художественных эпох (О русской литературе конца XIX начала XX века) / В. Келдыш // Вопросы литературы. - 1993. — Вып. 2.-С. 92-105.

101. Клейнборт JI. Встречи. А. Блок и другие / Л. Клейнборт ; предисл., публ. и прим. А. В. Лаврова // Русская литература. — 1997. — № 2. С. 154-202.

102. Клинг О. А. В.Я. Брюсов рецензент в журнале «Весы» (19041905) / О. А. Клинг // Из истории символистской журналистики: «Весы» / отв. ред. Д. А. Завельская, И. С. Приходько. - М. : Наука, 2007. - С. 41-70.

103. ЮО.Кожевникова Н. А. Типы повествования в русской литературе XIX-XX вв. / Н. А. Кожевникова. М., 1994.

104. Колобаева Л. А. Русский символизм / Л. А. Колобаева. М. : Изд-во Москов. ун-та, 2000. — 296 с.

105. Колобаева Л. А. Концепция личности в русской литературе рубежа XIX-XX веков / Л. А. Колобаева. М., 1990.

106. Корман Б. О. Изучение текста художественного произведения /Б. О. Корман.-М., 1972.

107. Крайний А. Мятущаяся душа / А. Крайний // Отклики. 1914. -№ 26 (Литературное приложение к газете «День». - 1914. - № 178).

108. Кричевская Ю. Модернизм в русской литературе Серебряного века : учеб. пос. / Ю. Кричевская. М. : ТОО «ИнтелТех» : Знание России, 1994.-93 с.

109. Кричевская (Мэриленд) Э. На башне у Вячеслава Иванова / Э. Кричевская (Мэриленд) // Вестник. 2004. - № 20 (357). - Режим доступа: http:/www.vestnik.com/koi/, свободный. — Заглавие с экрана. - Яз. рус.

110. Кузмин М. Заметки о русской беллетристике. Георгий Чулков. Рассказы, книга вторая / М. Кузмин // Аполлон. 1910. - № 6. - С. 43.

111. Кулешов В. И. Нерешенные вопросы изучения русской литературы рубежа XIX — XX веков / В. И. Кулешов // Вопросы литературы. — 1982. — № 8. С. 50-74.

112. Лавров А. В. Русские символисты: этюды и разыскания / А. В. Лав*ров. М.: Прогресс-Плеяда, 2002. - 632 с.

113. Лавров А. В. Символисты вблизи. Очерки и публикации / А. В. Лавров, С. С. Гречишкин. СПб. : Скифия : ТАЛАС, 2004. - 400 с.

114. Леонтьев Я. В. «.Ничто не может заменить религию» (Сокровенные мысли Георгия Чулкова) / Я. В. Леонтьев // Звезда. 1995. - № 3. -С. 116-125.

115. Лермонтов М. Ю. Полное собрание стихотворений : в 2 т. /М. Ю. Лермонтов ; сост. Э. Э. Найдич. Л. : Советский писатель, 1989. -Т. 2: Стихотворения и поэмы. - 689 с.

116. Лермонтов М. Ю. Полное собрание сочинений в одном томе / М. Ю. Лермонтов. М. : Альфа-книга, 2009. - 1277 с.

117. Литературное наследство / Институт мировой литературы им.

118. A. М. Горького АН СССР ; Редакция: Г. П. Бердников, Д. Д. Благой,

119. B. Р. Щербина (гл. ред.) и др. М. : Наука, 1982. — Т. 92 : Александр Блок: Новые материалы и исследования: В 5 кн., кн. 3. - 862 с.

120. Литературное наследство / Институт мировой литературы им.

121. A. М. Горького АН СССР ; Редакция: Г. П. Бердников, Д. Д. Благой,

122. B. Р. Щербина (гл. ред.) и др. М. : Наука, 1987. - Т. 92 : Александр Блок: Новые материалы и исследования: В 5 кн., кн. 4. - 776 с.

123. Литературный текст: проблемы и методы исследования, «свое» и «чужое» слово в художественном тексте : сб. науч. тр. / под ред. Т. Г. Ивле-вой, Е. А. Козицкой, А. Б. Ниловой, И. В. Фоменко. Тверь : Твер. гос. ун-т, 1999.-Вып. 5.-220 с.

124. Литературный текст: проблемы и методы исследования, «свое» и «чужое» слово в художественном тексте : сб. науч. тр. / под ред. Т. Г. Ивлевой, Е. А. Козицкой, А. Б. Ниловой, И. В. Фоменко. Тверь : Твер. гос. ун-т, 1999.-Вып. 5.-220 с.

125. Ломтев С. В. Проза русских символистов: пособие для учителей / С. В. Ломтев. М. : Интерпракс, 2004 - 112 с.

126. Лосский Н. О. История русской философии / Н. О. Лосский. М. : Наука, 1994.

127. Лотман Ю. М. Символ — ген сюжета / Ю. М. Лотман // Лотман Ю. М. Внутри мыслящих миров: Человек текст — семиосфера — история. — М.: Наука, 1996.

128. Л. В. Львов-Рогачевский В. Л.. Г. Чулков. Рассказы. Кн. I—II. СПб., 1909 / В. Л. Львов-Рогачевский // Современный мир. 1909. - № 5, отд. И.-С. 139-140.

129. Л. В. Львов-Рогачевский В. Л.. Г. Чулков. Рассказы. Кн. II. СПб., 1910 / В. Л. Рогачевский // Современный мир. 1910. — № 8, отд. II. -С. 104-106.

130. Львов-Рогачевский В. Из жизни литературы. В лагере символистов / В. Львов-Рогачевский // Современник. 1914. - № 2, отд. II. - С. 101102, 108-110.

131. Львов-Рогачевский В. Новейшая русская литература / В. Львов-Рогачевский. М. - Л. : Изд-во Л. Д. Френкель, 1924. - 400 с.

132. Максимов Д. Поэзия и проза А. Блока / Д. Максимов. Л. : Сов. писатель, 1975. - 527 с.

133. Марченко А. «В черноватом Париж тумане.» / А. Марченко. -Режим доступа: http://magazines.russ.ru/druzhba/2006/10, свободный. Заглавие с экрана. — Яз. рус.

134. Минский Н. М. Морис Метерлинк / Н. М. Минский. Режим доступа: Ы1р:/аг.НЬ.ги/, свободный. — Заглавие с экрана. — Яз. рус.

135. Минц 3. Г. Граф Генрих фон Оттергейм и «Московский Ренессанс»: Символист Андрей Белый в «Огненном ангеле» В. Брюсова / 3. Г. Минц // Андрей Белый: Проблемы творчества. Статьи, воспоминания, публикации. — М., 1988.-С. 215-241.

136. Минц 3. Г. Поэтика русского символизма / 3. Г. Минц ; сост. Л. Л. Пильд. СПб. : Искусство-СПб., 2004. - 478 с.

137. Минц 3. Символ у Блока / 3. Минц // В мире Блока : сб. ст. М. : Советский писатель, 1981. —С. 172-209.

138. Михайлова М. В. В.Я. Брюсов и Г.И. Чулков / М. В. Михайлова // Брюсовские чтения. Режим доступа: http//www.bшsov/am/dosc/canc/, свободный. - Заглавие с экрана. — Яз. рус.

139. Михайлова М. В. Г.И. Чулков и Вл. Соловьев / М. В. Михайлова // Владимир Соловьев и культура Серебряного века: к 150-летию Вл. Соловьева и 110-летию А.Ф. Лосева / отв. ред. А. А. Тахо-Годи, Е. А. Тахо-Годи. -М.: Наука, 2005. С. 340-348.

140. Михайлова М. В. Г.И. Чулков и Ф.М. Достоевский / М. В. Михайлова // Достоевский и мировая культура : альманах / гл. ред. К. А. Степа-нян. -М.: Раритет-Классика-Плюс, 1999. С. 193-201.

141. Михайлова М. В. З.Н. Гиппиус и Г.И. Чулков / М. В. Михайлова // Вестник МГУ. 1996. - № 5. - С. 7-18. - (Сер. Филология).

142. Михайлова М. В. «Интересный и безукоризненно честный писатель.» / М. В. Михайлова // Чулков Г. Валтасарово царство. М. : Республика, 1998.-С. 8-20.

143. Михайлова М. В. Максимилиан Волошин и Георгий Чулков / М. В. Михайлова // Серебряный век русской литературы: Проблемы, документы. М. : Изд-во МГУ, 1996. - С. 33-43.

144. Михайлова М. «Не бойся смерти и разлуки.» / М. Михайлова

145. Чулков Г. Тайная свобода: Стихотворения из неизданных книг (1920-1938)195сост., подгот. текста, вступ. ст. и коммент. М. В. Михайловой. — Режим доступа: http://www.azlib.ru/c/chulkovgi/text03660.shtml, свободный. Заглавие с экрана. — Яз. рус.

146. Михайлова М. В. «.Ничего, кроме Пушкина, в ум нейдет» (Пушкиниана Г. И. Чулкова) / М. В. Михайлова // Филологические науки.1997.-№3.-С. 15-25.

147. Михайлова М. Пристрастный летописец эпохи / М. Михайлова // Чулков Г. Годы странствий. М. : Эллис Лак, 1999. - С. 5-28.

148. Михеев С. Поэзия одиночества (Г. Чулков. Люди в тумане. Книга рассказов) / С. Михеев // Журнал журналов. 1916. - № 2. - С. 20-21.

149. Морозов М. Среди книг и журналов / М. Морозов // Всеобщий ежемесячник. 1911. - № 1. - С. 142.

150. Мусатов В. Взгляд на русскую литературу XX века / В. Мусатов // Вопросы литературы. 1998. - № 3. - С. 75-89.

151. Неизвестное письмо и два стихотворения Ф. Сологуба // Русское революционное движение и проблемы развития литературы : межвуз. сб. Л. : Изд-во ЛГУ, 1989. - С. 180-184.

152. Ницше Ф. Так говорил Заратустра / Ф. Ницше. — М., 1990. С. 175.

153. Овсянико-Куликовский Д. Н. Литературные беседы. Заколдованный круг. (Сочинения Г. Чулкова) / Д. Н. Овсянико-Куликовский // Речь. -1910.-№78.-С. 3.

154. Овсянико-Куликовский Д. Н. Литературные беседы. Заколдованный круг. (Сочинения Г. Чулкова) / Д. Н. Овсянико-Куликовский // Речь. -1910. № 89, 1 апреля. - С. 2.

155. Ожигов А. (Ашешов Н.П.). Романы пореволюционного краха. «Сережа Нестроев». / А. Ожигов // Современный мир. 1916. - № 3, отд. II. -С. 152.

156. Очерки истории языка русской поэзии XX века. Поэтический язык и идиостиль: Общие вопросы. Звуковая организация текста / В. П. Григорьев, И. И. Ковтунова, О. Г. Ревзина и др. ; под ред. В. П. Григорьева. — М.: Наука, 1990.-304 с.

157. Пайман А. История русского символизма : пер. с англ. / А. Пай-ман. М.: Республика, 2002. — 415 с.

158. Паолини М. З.Н. Гиппиус критик и «Весы» / М. Паолини // Из истории символистской журналистики: «Весы» / отв. ред. Д. А. Завельская, И. С. Приходько. - М. : Наука, 2007. - С. 80-103.

159. Парадигмы : сб. ст. молодых филологов (Литературный текст: проблемы и методы исследования; Приложение) / отв. ред. Ю. В. Доман-ский. Тверь : Твер. гос. ун-т, 2003. - 217 с.

160. Пильняк Б. Голый год. / Б. Пильняк // Пильняк Б. Романы, повести, рассказы / сост., предисл., примеч. Е. С. Зашихина. — Челябинск : ЮжноУральское изд-во, 1991.

161. Писатели символистского круга. Новые материалы / ред. кол.: В. Н. Быстров, Н. Ю. Грякалова, А. В. Лавров. СПб. : РАН Ин-т рус. лит. (Пушкинский дом), 2003. - 512 с.

162. Письма A.M. Ремизова к Г.И. Чулкову / публ., вступ. заметка, ком. М. В. Михайловой // Кафедральные записки: вопросы новой и новейшей русской литературы / отв. ред. Н. М. Солнцева. М. : Изд-во МГУ, 2002. -256 с.

163. Полонский В. Из литературы и жизни. О рассказах Г. Чулкова / В. Полонский // Всеобщий ежемесячник. 1910. - № 8. - С. 114-115.

164. Полонский В. Г. Чулков. «Метель» : роман : в 2 ч. Петроград /В. Полонский//Летопись. 1916.-№7.-С. 307-310.

165. Полонский В. В. Мифопоэтика и динамика жанра в русской литературе конца XIX начала XX века / В. В. Полонский. - М. : Наука, 2008. -285 с.

166. Полякова М. Рец. на: Георгий Чулков. «Как работал Достоевский». «Советский писатель», 1939 / М. Полякова // Новый мир. 1939. -№9.-С. 284-286.

167. Потебня А. А. Теоретическая поэтика / А. А. Потебня. — М. : Высшая школа, 1990 344 с.

168. Пушкин А. С. Полное собрание сочинений : в 17 т. — М. : Воскресенье, 1995. Т. 6. — 700 с.

169. Пушкин А. С. Полное собрание сочинений : в 17 т. М. : Воскресенье, 1995. - Т. 8, кн. 1. - 496 с.

170. Розанов В. Двое «Безпятовых», критик и беллетрист <Г. Чулков и И. Игнатов> / В. Розанов // Новое время. 1914. - № 1344. - С. 4.

171. Романенко А. П. Советская словесная культура: образ ритора / А. П. Романенко. М. : Едиториал УРСС, 2003. - 212 с.

172. Руднев В. П. Энциклопедический словарь культуры XX века / В. П. Руднев. М. : Аграф, 2001. - 608 с.

173. Русова Н. Ю. От аллегории до ямба : терминологический словарь-тезаурус по литературоведению / Н. Ю. Русова. — М. : Флинта : Наука, 2004.-301 с.

174. Русская литература XX века (1890-1910) : в 2 кн. / под ред. С. А. Венгерова. M. : XXI век - Согласие, 2000. - Кн. 1. - 512 с.

175. Русская литература XX века (1890-1910) : в 2 кн. / под ред. С. А. Венгерова. M. : XXI век - Согласие, 2000. - Кн. 2. - 468 с.

176. Русские писатели : библиографический словарь : в 2-х кн. / под ред. П. А. Николаева. М. : Просвещение, 1990. - Кн. 2: M - Я. - 448 с.

177. Русские писатели, XX век : библиографический словарь : в 2 ч. / под ред. H. Н. Скатова. — М. : Просвещение, 1998. Ч. 2: M - Я. — 656 с.

178. Рябов О. В. Русская философия женственности (XI-XX века) / О. В. Рябов. Иваново : Юнона, 1999. - 357 с.

179. Садовский Б. Георгий Чулков. Рассказы. Кн. I. Изд-во «Шиповник», 1909 / Б. Садовский // Весы. 1909. - № 3. - С. 100.

180. Сараскина JI. «Огонь глухой и буйство скрытых сил» (Творческий путь Г. И. Чулкова) / Л. Сараскина // Чулков Г. Жизнь Пушкина. — М. : Наш дом L'âge сГ Homme, 1999. - С. 5-12.

181. Селезнева JI. В. Антропоцентрический аспект категории модальности (на примере повести Г. Чулкова «Вредитель») / Л. В. Селезнева // Филологические науки. Вопросы теории и практики. 2008. - № 2. - С. 112-114.

182. Серебряный век. Мемуары : сб. / сост. Т. Дубинская-Джалилова. — М.: Известия, 1990. 672 с.

183. Смирнов И. П. Порождение интертекста. Элементы интертекстуального анализа с примерами из творчества Б.Л. Пастернака / И. П. Смирнов. -Режим доступа: http://novruslit.ru/?p=l 13, свободный. Заглавие с экрана. -Яз. рус.

184. Ильин И. П. Нарративная типология // Современное зарубежное литературоведение : энциклопедический справочник / И. П. Ильин ; науч. ред. и сост. И. П. Ильин, Е. А. Цурганова. М., 1996. - С. 67-68.

185. Соловьев В. С. Идея человечества у Августа Конта / В. С. Соловьев // Соловьев В. С. Сочинения : в 2 т. / сост., общ. ред., вступ. ст. А. Ф. Лосева, А. В. Гулыш. М. : Мысль, 1990. - Т.1 - 894 с.

186. Соловьев В. Смысл любви. Избранные произведения / В. Соловьев. -М. : Современник, 1991. 525 с.

187. Столица Л. О двух новых романах / Л. Столица // Столичная молва. 1915. -№ 449. С. 12.

188. Сугай Л. А. Георгий Чулков и его поэма «Русь» / Л. А. Сугай //Вестник славянских культур : научный и литературно-художественный альманах. 2000. - № 1. - С. 66-72.

189. Тамарченко Н. Д. Русская повесть Серебряного века (Проблемы поэтики сюжета и жанра) : монография / Н. Д. Тамарченко. М. : Intrada, 2007.-256 с.

190. Тарасов Б. Вечное предостережение / Б. Тарасов // Достоевский Ф.М. Бесы.-М. : Современник, 1993. С. 5-26.

191. Тастевен Г. Возрождение стиля / Г. Тастевен // Золотое руно. -1909.-№ 11/12.-С. 87-89.

192. Текст. Интертекст. Культура : сб. докл. Междунар. науч. конф. (г.Москва, 4-7 апреля 2001 г.) / ред.-сост. В. П. Григорьев, Н. А. Фатеева ; Ин-т рус. яз. им. В.В. Виноградова. М. : Азбуковник, 2001. - 607 с.

193. Товарищ Герман (Гиппиус 3.). «Перевал». Журнал свободной мысли / 3. Гиппиус // Весы. 1907. - № 5. - С. 68-72.

194. Толковый словарь русского языка : в 4 т. / под ред. Д. Н. Ушакова. — М. : Советская энциклопедия : Гос. изд-во иностр. и нац. слов, 1935—1940.

195. Тынянов Ю. О пародии / Ю. Тынянов // Тынянов Ю. Поэтика. История литературы, кино. М., 1977. — С. 284—303.

196. Тэффи Н. А. Моя летопись / Н. А. Тэффи // Время и мы. 1990. -№ 111.-С. 225-241.

197. Успенский Б. А. Поэтика композиции / Б. А. Успенский. СПб. : Азбука, 2000. - 348 с.

198. Успенский Б. А. Семиотика искусства / Б. А. Успенский. — М. : Школа «Языки русской культуры», 1995. — 360 с.

199. Уоррен О. Теория литературы / О. Уоррен, Р. Уэллек. М., 1978. -С. 239-240.

200. Фатеева И. А. Интертекстуальность и ее функции в художественном дискурсе / Н. А. Фатеева // Известия Академии наук. — 1997. — Т. 56, № 5. — С. 12-21. (Сер. лит. и яз.).

201. Фатеева Н. А. Типология интертекстуальных связей / Н. А. Фатеева // Известия Академии наук. 1998. - Т. 57, № 5. - С. 25-38. - (Сер. лит. и яз.).

202. Фоменко И. В. Введение в практическую поэтику / И. В. Фоменко. Тверь : Лилия Принт, 2003. - 180 с.

203. Фоменко И. В. Практическая поэтика : учеб. пос. / И. В. Фоменко. -М. : Академия, 2006. 192 с.

204. Хализев В. Е. Теория литературы / В. Е. Хализев. М. : Высшая школа, 1999.-238 с.

205. Хализев В. Е. Цикл A.C. Пушкина «Повести Белкина» / В. Е. Хализев, С. В. Шешунова. М. : Высшая школа, 1989. - 80 с.

206. Ханзен-Леве А. Русский символизм: Система поэтических мотивов. Мифопоэтический символизм. Космическая символика : пер. с нем. М. Ю. Некрасова / А. Ханзен-Леве. СПб. : Академический проект, 2003. - 816 с.

207. Чернец Л. В. Литературные жанры (проблемы типологии и поэтики) / Л. В. Чернец. М. : Изд-во Москов. ун-та, 1982. - 192 с.

208. Чехов А. П. Рассказы и пьесы / А. П. Чехов. М. : Советская Россия, 1988. - 256 с.

209. Чуковский К. Третий сорт. <Георгий Чулков. Весною на север. — Т. Ардов. Вечерний свет. — Вл. Ленский. Утренние звоны. — Ар-р Рославлев. В башне. — Евг. Тарасов. Земные дали> / К. Чуковский // Весы. — 1908. — № 1. — С. 87-92.

210. Чулков Георгий, Табидзе Тициан. «В страну волшебную вхожу.». Переписка поэтов. Г. Чулкова и Т. Табидзе / вступ. ст., публ. и ком. П. Нерлова // Нева. 1987. - № 5. - С. 194-198.

211. Чулкова Н. Г. «Ты память смолкнувшего слова.» Из воспоминаний о Георгии Чулкове / Н. Г. Чулкова // Вестник русского христианского движения. - Париж - Нью-Йорк - Москва, 1989. - № 157. - С. 125-151.

212. Шкловский В. Б. Избранное : в 2 т. / В. Б. Шкловский. М. : Художественная литература, 1983. - Т. 1: Повести о прозе. Размышления и разборы. - 639 с.

213. Эйхенбаум Б. О прозе. О поэзии : сб. ст. / Б. Эйхенбаум. Л. : Художественная литература; Ленингр. отд., 1986. - 453 с.

214. Эпштейн М. Поэтика зимы в русской литературе / М. Эпштейн, П. Юкина // Вопросы литературы. 1979. - № 9. - С. 172.

215. Якобсон Р. Работы по поэтике / Р. Якобсон. М. : Прогресс, 1987.-464 с.

216. Genette G. Palimpsestes. La litèrature au seconde degré / G. Genette. — Paris, 1982.-218 p.

217. Gignoux A.-C. De l'intertextualitè a l'écriture / A.-C. Gignoux

218. Cahiers de narratologie. Nice : Université de Nice, Faculté des letters et201sciences humaines, 2006. — № 13. — Access mode: http://www.revel.unict.fr /cnarra/document.html?id=329, free. Title from screen.

219. The new woman in fiction and in fact. Fin-de-siècle feminisms / ed. A. Richardson, C. Willis. Palgrave, 2001. - 285 p.

220. Tsur R. Issues in literary synaesthesia / R. Tsur // Style. DeKalb, 2007.-Vol. 41, № 1.-P. 30-52.