автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.01
диссертация на тему: Развитие русской терминологии сравнительно-исторического языкознания

Полный текст автореферата диссертации по теме "Развитие русской терминологии сравнительно-исторического языкознания"

МОСКОВСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ОБЛАСТНОЙ УНИВЕРСИТЕТ

На правахрукописи

ЩЕРБИ НАСергей Иванович

РАЗВИТИЕ РУССКОЙ ТЕРМИНОЛОГИИ СРАВНИТЕЛЬНО-ИСТОРИЧЕСКОГО ЯЗЫКОЗНАНИЯ

Специальность 10.02.01 -русский язык

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук

Москва, 2004

Работа выполнена на кафедре современного русского языка Московского государственного областного университета

Научный консультант:

Официальные оппоненты:

Ведущая организация:

доктор филологических наук, профессор А.Н.Кожин

доктор филологических наук, профессор Е.С.Копорская

доктор филологических наук, профессор Л.Ф.Копосов

доктор филологических наук, профессор В.Н.Прохорова5

Московский педагогический государственный университет

Защита состоится « ¥ » 2004 г. в /Г часов на засе-

дании диссертационного совета Д 212. 155. 02 по защите докторских диссертаций (специальности: 10.02.01 - русский язык, 13.00.02 - теория и методика обучения и воспитания (русский язык) в Московском государственном областном университете по адресу: 107005, г. Москва, ул. Ф.Энгельса, д.21-а

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Московского государственного областного университета по адресу: 107005, г. Москва, ул. Радио, д. 10-а.

Автореферат разослан «_»_2004 г.

Учёный секретарь диссертационного совета профессор

М.Ф.Тузова

Общая характеристика работы

Актуальность реферируемой диссертации определяется малоизученно-стью или нерешённостью проблем исторического терминоведения, связанных с генетическим и функциональным анализом терминокорпуса сравнительно-исторического языкознания, его динамикой в истории русской грамматической мысли, обусловленной действием законов развития языка, а также внутренними потребностями развития и функционирования подсистемы.

Объектом исследования являются все виды специальных наименований подсистемы, которые были созданы языковым сознанием книжников Средневековья, учёных эпохи Просвещения, исследователей-классиков XIX века и современных историков языка и компаративистов, сформировавших информационный мир специального знания.

В качестве предмета исследования выступают средства выражения системных, лексико-семантических отношений терминологических единиц, пути пополнения метасловаря отечественного сравнительно-исторического языкознания, способы структурирования самих терминов и этапы их кода-фикации.

Основной целью реферируемой работы является исследование процесса становления и развития русской терминологии сравнительно-исторического языкознания с периода появления первых лингвистических источников до современного состояния в части определения её этимологических, генети ческих, хронологических свойств, в установлении семантических, структурных, ономасиологических и функциональных особенностей как на отдельных хронологических срезах, так и в диахронии.

Общая цель диссертации предполагает решение следующих задач:

- выяснить время первичной фиксации специальных наименований из области сравнительно-исторического языкознания и определить причины и стимулы их появления;

- выделить «историю» и «предысторию» специального наименования;

- установить этимологизацию терминов и их семантический объём на разных исторических срезах;

- выявить связь между словом и терминируемым понятием и провести наблюдение за процессом поиска адекватных средств для выражения специальных понятий;

- определить сущность различных единиц специальной лексики подъязыка сравнительно-исторического языкознания как научной дисциплины;

- проследить целенаправленную терминологическую деятельность компаративистов и историков языка по рационализации и кодификации специализированных средств выражения (лингвокреативный феномен);

- подверпгуть определение терминов прагмалингвистическому анализу в целях установления связи между текстовым значением и тезаурусным представлением терминологического значения, выявив общие закономерности и различия; ---------

- путём сравнения состава терминов и соответствующих дефиниций, используемых авторами различных источников, выяснить причины различий и основные направления эволюции специальных наименований и их определений;

- выявить системные отношения (гиперо-гипонимические, синонимические, антонимические и омонимические) внутри каждой группы;

- установить специфику деривации и структурных особенностей терминов рассматриваемой сферы знания.

Основная гипотеза диссертации: терминология сравнительно-исторического языкознания отражает сущностные характеристики теоретических и научных объектов соответствующей области знания и является адекватной системе понятий сравнительно-исторического языкознания.

Положения, выносимые на защиту.

1. В филогенезе русская терминология сравнительно-исторического языкознания является этимологически смешанной.

2. В донаучный период специальная область знаний оперирует не понятиями, а специальными представлениями.

3. Значительный корпус лексических единиц терминологии сравнительно-исторического языкознания составляют первичные языковые знаки, заимствуемые из общеупотребительной лексики естественного языка, которые могут быть названы прототерминами, предтерминами, терминоидами, квазитерминами.

4. Одновременно или с некоторым запозданием в подъязыке сравнительно-исторического языкознания совершается переход предтерминов в термины, часть заменяется оптимальными языковыми единицами, новые термины создаются способами, характерными для русского общелитературного языка.

5. Ведущим способом словообразования сравнительно-исторического языкознания в диахронии является лексико-семантический.

6. Неиссякаемый источник идей и надёжный базис в поступательном развитии терминологической подсистемы представляет научное творчество классиков отечественного языкознания.

7. Термины рассматриваемой сферы обладают как линейной одноуровневой, так и иерархической структурой; при этом лакуны в узлах иерархии отсутствуют.

8. Вербализация специального знания отрасли, изоморфизм её понятийной и терминологической номинации определяется сменяемостью научных теорий и ограниченностью семантической ёмкости слова.

9. Термины, выражая через языковой знак специальное понятие, сами становятся инструментом познания.

10. Смысл терминов формируется характеристиками концептов, которые представлены в системном значении слова.

Научная новизна исследования определяется тем, что впервые в динамике проводится развёрнутый комплексный анализ, базирующийся на достижениях современного терминоведения, русской терминологии сравни-

тельно-исторнческого языкознания как самостоятельной многоуровневой эволюционизирующей системы (условная оппозиция - лексическая система общелитературного языка). Подобный метаязыковой подход позволяет проследить систематизацию признаков и связей данного терминокорпуса, являясь предвестником, предпосылкою по его стандартизации; помогает расширить сведения о динамике номинативных процессов XVIII-XX вв.; даёт ценный материал о характере взаимосвязи специальных подъязыков с другими формами русского национального языка и заимствованиями, помогает определить их место среди функционально-семиотических подсистем русского языка в различные периоды его развития.

Теоретическая значимость предпринятого исследования заключается в том, что оно, во-первых, в историческом терминоведении может способствовать решению проблемы системности терминов (как имманентного свойства принадлежности термина к определённой системе) и их систематичности (как отражения в форме термина его места в данной системе); во-вторых, даёт возможность определить сущность различных единиц специальной лексики; в-третьих, позволяет выяснить основные закономерности развития функциональных подсистем русского литературного языка.

Практическая значимость диссертации состоит в том, что её результаты могут быть использованы в дальнейших исследованиях по частным проблемам исторического терминоведения (сопоставительному, историко-ономасиологическому, этнокультурологическому, функционально-филологическому), в работах по лингвистическому источниковедению. Материалы и выводы исследования могут найти применение в практике преподавания исторической грамматики, истории русского литературного языка и истории лингвистических учений, в создании словаря отраслевой терминологии. Результаты исследования уже частично нашли отражение в содержании «Учебного словаря лингвистических терминов и понятий» (2002), допущенного учебно-методическим объединением по направлениям педагогического образования Министерства образования РФ в качестве учебного пособия для студентов высших педагогических учебных заведений.

Источником языкового материала послужили стабильные учебники и учебные пособия, тексты различных жанров специальной литературы (сфера функционирования терминов), а также словари, справочники и энциклопедии (сфера фиксации терминов). Комплексному анализу подвергнуто около трёх тысяч моно- и полилексемных терминологических единиц. Помимо русского языка, в сопоставительном плане привлекались также данные немецкого и французского языков.

В работе применялись три основных метода: логический и исторический, позволившие объективно оценить исторические процессы зарождения и развития анализируемой терминологической подсистемы, и описательный. Использовался также ряд структурных методик: методика НС, компонентный и дефинитивный анализ терминов, методика тезаурусного и функционального анализа, учет особенностей лексической и синтаксической сочетаемости терминов, контекстуальный анализ. Комплексный подход по-

зволяет дать ответ на вопрос о степени и границах реализации общетерминологических свойств и явлений специальной лексики в исследуемой отрасли знания, изучить общие свойства смежных терминологий, развившихся из одного источника, вскрыть существенные связи и отношения между понятиями, уточнить место каждого из них в понятийной системе, проверить полноту сбора терминов и выявить недостатки терминологии, проанализировать вопросы соответствия терминов и соотносимых с ними понятий, в том числе адекватности (неадекватности) значений терминов соответствующим понятиям.

Апробация работы. Основные теоретические положения диссертации обсуждались на заседаниях кафедры современного русского языка Московского государственного областного университета (2000,2001,2002,2003). С материалами исследования автор выступал на межвузовских конференциях в Твери (2001, 2002), Тюмени (2001), Смоленске (1999, 2002, 2003) и международных терминологических конференциях в Москве «Системность в терминологии» (2001), «Стандартизация терминологии, новые методы и результаты исследования терминолексики разных областей знания» (2002). Содержание диссертации отражено в 37 работах, в числе которых две монографии. Общий объём публикаций - свыше 40 пл.

Структура диссертации. Работа состоит из введения, пяти глав, заключения, включает библиографию (ограниченную работами, на которые в диссертации имеются ссылки, - свыше 600 позиций) и приложение. В сносках, которые в работе имеют сквозную нумерацию, помещены экскурсы и комментарии, имеющие целью систематизировать результаты научно-познавательной деятельности исследователей по анализируемому понятию или термину. .

Основное содержание работы

Во введении обосновывается актуальность работы, формулируются цели и задачи исследования, определяется новизна, теоретическая и практическая значимость диссертации, представлена её структура, указывается круг источников и устанавливаются принципы их анализа.

Первая глава - «Формирование терминологических единиц поля «сравнительно-исторический метод и комплекс приёмов сравнительно-исторического метода»-включает два параграфа.

В первом параграфе предпринято описание понятийной структуры термина сравнительно-исторический метод, становление которой определяется не только мировоззренческой концепцией авторов, но и тем фактом, что он как единица научного описания является «консубстанциональным» с понятием «сравнительно-исторический метод», так как имеет с ним одинаковое материальное выражение.

Основоположник сравнительно-исторического исторического метода в отечественном языкознании А.Х.Востоков, как и М.В.Ломоносов, предвосхитивший многие его положения, в своих работах специально не оговаривают, каким методом они пользовались в своей исследовательской практи-

ке. Термин метод в оборот русской лингвистической науки ввёл Г.П. Пав-ский, хотя, по сути дела, учёный говорил не о методе исследования языка, а о приёме анализа языкового материала, который на уровне наименования имеет нулевую экспликацию [Павский, 1841:2-3].

На более высоком уровне по сравнению с «Наблюдениями» Г.П.Павско-го решается методологическая проблема у М.Н.Каткова. В его диссертации регистрируется терминологическое сочетание историко-сравнителъный путь, смысловая структура которого определяется целостным представлением автора о принципах изучения и описания структуры языка [Катков, 1845: 1,253] (ср.: исторические исследования', сравнительные исследования', сравнительно-историческая грамматика [Буслаев, 1941: 67-68]; сравнительная метода [Срезневский, 1959:35]).

Намеченные в рамках логического анализа ориентиры по формированию термина, адекватно отражающего на знаковом уровне суть метода исследования родственных языков, нашли окончательное завершение в термине-концепции сравнительно-исторический метод, автором которого стал известный славист А.А.Котляревский [Котляревский, 1869: 22]. Композиция термина, органично сочетающая на знаковом уровне совокупность прежних выражений, предопределила его бытие в метаязыке отечественной науки как когнитивной структуры, реализующей денотативные, сигнификативные и коннотативные значения соответствующего понятия. Этот термин, максимально полно выражающий мировоззрение и достижение русской науки XIX века, оставался достаточно долгое время невостребованным (ср.: историческое исследование и сравнение с другими языками [Некрасов, 1865: 4]; сравнительный метод в морфологии и синтаксисе [Корш, 1877: 3]; слово-произведение, или этимология [Аксаков, 1875: 171-175; Потебня, 1958-1: 48]; сравнительная грамматика, сравнительное обозрение/сравнительное рассмотрение [Куртенэ, 1963-1: 371; 1963-2: 5, 18, 53]; сравнительно-историческая грамматика [Богородицкий, 1890: 6-7]; сравнительный метод [Крушевский, 1883: 3; Фортунатов, 1884: 46-47; Шахматов, 1914: 14]; сравнительная (или компаративная) грамматика [Поливанов, 1991: 432-437]).

Термин сравнительно-исторический метод оживляет В.К.Поржезинс-кий, однако его содержание в работах исследователя не имеет однозначного толкования. Описательная дефиниция термина показывает, что его семантический объём не определяется посредством выделенных равнозначащих дифференцирующих признаков, а соотносится только с признаком сравнительный, что практически позволяет учёному употреблять термины сравнительный метод и сравнительно-исторический метод как синонимы [Поржезинский, 1916: 11-12].

Новые подходы к уточнению семантики термина и его определению на уровне тезаурусной дефиниции были предприняты в дискуссии о значении сравнительно-исторического метода в языкознании, развернувшейся в пятидесятые годы прошлого столетия. Но вопрос об адекватной дефиниции термина не был решён положительно — этому препятствовало либо узкое понимание задач сравнительно-исторического метода [Смирницкий, 1952:

4], либо определение его как метода вспомогательного, включающего приёмы «эвристические» и «комбинаторные» [Горнунг, 1952: 21-23]. Принципиально новое определение термина сравнительно-исторический метод предложил Б. А. Серебренников [Десницкая, Серебренников, 1956: 58]. Его системная дефиниция адсорбирует не только субстанциональную информацию прежних определений термина, но и выражает детерминирующие свойства, имплицитно содержащие в себе указания на: 1) самостоятельность метода со своим объектом исследования; 2) индивидуальность исследовательских приёмов, используемых в методе; 3) границу применения этого метода. Этот фрагмент реальности, заключённый в семантическом каркасе термина сравнительно-исторический метод, нашёл поддержку среди современных исследователей и авторов учебников, которые либо полностью воспроизводят системную дефиницию, установленную Б.А.Серебренниковым (ср.: [Березин, Головин, 1979: 296]; [Хроленко, 1981: 80-81]), либо повторяют её с несущественной вариацией, неизменно сохраняющей исходное смысловое пространство (ср.: [Кодухов, 1963:40]; [ЛЭС, 1990:485]).

Второй параграф главы - «Терминологическая специализация и спецификация приёмов сравнительно-исторического метода» — состоит из трёх подпараграфов.

В первом подпараграфе отслеживается терминологическое формирование приемов, устанавливающих генетическое тождество сравниваемых единиц в родственных языках.

Плодотворная мысль о звуковом соответствии в сравниваемых языках, высказанная В.Н.Татищевым и МВЛомоносовым, была развита А.Х.Вос-токовым, отмечавшим, что для установления родства языков необходимо учитывать «начальные изменения с одной буквы на другую». То, что у предшественников на уровне терминологической экспликации носит гипотетический характер (ср.: приложение (отъятие) или переменение некоторых букв [Татищев, 1979: 97]; применение, произношение, преложение, прибавление и убавление [Ломоносов, 1952-6: 660]), у А.Х.Востокова получает законченность дефиниционного суждения, на признании которого строится история языка: «Изменение или мена бывает, естественно, только между теми буквами, кои ...между собой только заимствуются» [Востоков, 1865:

5] (ср.: начальные (initiales) изменения с одной буквы на другую', изменение, гаи мена между буквами', изменение, или мена между звуками [Востоков, 1831:18]).

Н.В.Крушевский, сохраняя план содержания терминируемого понятия АХ.Востокова, корректирует его внешнюю оболочку на фонетические соответствия между отдельными звуками [Крушевский, 1894: 81]. Особую прагматическую ценность представляет включение в структуру термина определяющего компонента «фонетический», который однозначно указывает на то, что объектом наблюдения на предмет генетического тождества сравниваемых единиц является их звуковая сторона, а не графическая оформленность.

Ф.Ф.Фортунатов в состав специализированного средства выражения ввёл основополагающий компонент «закон», что и определило весомость структурно-семантического каркаса термина закон фонетических соответствий [Фортунатов, 1956-1: 203]. Развёрнутое словосочетание, в зависимости от целеполагания научной коммуникации, начало функционировать и как термин дефинитивного типа, и как одно из понятий операционной системы сравнительно-исторического метода.

В своё время В.А. Богородицкий, касаясь приёмов установления архетипа, считал недопустимым расположения разновременных фактов сравниваемых языков в одной плоскости, то есть допущения смешения исторической перспективы. Это замечание вполне ясно объясняет появление в его концепции термина относительная хронология, который позволяет определить, какие го звуковых изменений могли быть более ранними, а какие -более поздними [Богородицкий, 1890: 8]. После включения в состав словосочетания координатного слова-признака приём оно стало функционировать как воспроизводимое образование, постоянное по своему составу, структуре и значению [Смирницкий, 1955: 56]. В настоящее время термин приём относительной хронологии в трудах отечественных исследователей приобрел не только онтологический, но и гносеологический оттенок. Другим механизмом, способствующим организации термина в системе языка, является его противопоставление термину абсолютная хронология, который имеет нулевую дефиницию - его информативная ёмкость обеспечивается одним из значений слова абсалютный, использованным в качестве дифференцирующего компонента (ср.: [Хабургаев, 1974: 110]; [Савченко, 1974: 15-16]).

В современной лингвистике считается общепринятым, что уточнению хронологического соотношения сопоставляемых фактов, имеющих существенное значение для реконструкции архетипов, важную роль играет приём внутренней реконструкции, хотя «права гражданства» этот приём в теории методологии получил сравнительно недавно. Наименование внутренняя реконструщия как информативный маркер первоначально регистрируется в работе профессора А.И.Смирницкого, который, однако, полагал, что изучение родственных морфем в пределах одного языка уже выходит за рамки сравнительно-исторического метода [Смирницкий, 1952: 14]. Окончательное закрепление специализированного выражения внутренняя реконструкция в статусе термина происходит только во второй половине XX века в связи с развитием структурных и типологических методов исследования языков: «Приёмом внутренней реконструкции называется одноязыковое историческое сравнение» [Чемоданов, 1964: 6]. Б.А.Серебренников терминологизи-ровал коррелятивный ему лингвистический феномен: «Приёмом внешней реконструкции называется такой приём, который освещает прошлое развитие какого-либо языка путём его сопоставления с другими родственными языками, т.е. путём внешнего сравнения» [Серебренников, 1975: 13]. С помощью тезаурусных определений термины-понятия вводятся в дефиници-онную систему отрасли знания, а с помощью терминоструктуры - в её логико-понятийную модель (ср.: [Макаев, 1977:44 - 63]; [ЛЭС, 1990:485-490]).

Во втором подпараграфе рассматривается терминологическое представление приёмов, относящихся к области сравнительно-исторического синтаксиса.

Начало этой работы в исторической русистике было положено профессором А.А. Потебнёй. Однако в его трудах отсутствуют специализирован -ные средства выражения, которые бы он соотносил с методом или приёмами, используемыми им для доказательства двух этапов - именного и глагольного - в развитии славянского предложения. Такая техника применения сравнительно-исторического метода в области синтаксиса воспринимается как приём Потебни [Кнабе, 1956: 81] или метод Потебни [Серебренников, 1973: 53]. На уровне логоса данными словосочетаниями отражается не сущностная, а прагматически важная черта терминируемого содержания, вследствие чего есть все основания классифицировать их как номенклатурные образования.

В связи с изучением истории синтаксических единиц с привлечением материалов родственных языков, в отечественном языкознании получили распространение термины морфологический метод Дельбрюка, аналогический метод А. Мейе, автором которых является Г.С.Кнабе [Кнабе, 1956: 81 -82]. Использование термина морфологический метод одновременно в качестве информационного и структурообразующего элемента в словосочетании объясняется тем, что Б.Дельбрюк к области исторического синтаксиса относил обычно историю значений различных грамматических форм. Уровень лексиса и уровень логоса наименования аналогический метод А.Мейе непосредственно восходит к названию приёма, отмеченного у Ф.Е.Корша [Корш, 1877:12-13], с вкраплением в его структуру имени собственного, в котором имплицитно заложен дифференциальный признак [Кнабе, 1956: 83; Серебренников, 1973: 50]. Г.С.Кнабе, считая общую методику сравнительно-исторических исследований неприменимой к области синтаксиса, рекомендовал методику исследований А.А.Потебни соединить с морфологическим методо.м Б. Дельбрюка. Название этого приёма исследования нашло выражение в многокомпонентном словосочетании комбинированная методика при сравнительно-исторических исследованиях в области синтаксиса, которое в исследованиях по различным проблемам сравнительно-исторического синтаксиса «привилось» в сокращённом варианте — комбинированная методика (ср.: [Серебренников, 1973: 54]; Спринчак, 1960: 33]). В данном случае терминолект комбинированная методика, не имея дефиниции, представляет термин в широком смысле благодаря мотивированности внешней оболочки языкового знака, которая помогает осознать внутреннюю характеристику содержания единицы «логоса», а также оценить степень эффективности использования языковой характеристики наименования в качестве «лексиса» термина.

В третьем подпараграфе анализу подвергнуты средства выражения, относящиеся к области сравнительно-исторического изучения лексики.

В метаязыке отечественной компаративистики отправными терминологическими единицами, называющими исследовательские приёмы, приме-

няемые при анализе лексических единиц в сравниваемых языках, стали произведение имен [Тредиаковский, 1778:26] и сравнение коренных слов [Сумароков, 1781: 274-276]. Последнее специализированное выражение, употреблявшееся на протяжении первой половины XIX века, использовал А.Х. Вос-токов, терминологически разделивший словарный состав русского языка на три разряда: слова первоклассные, или первенствующие (primordiales), второклассные, или второстепенные (secundarii) и слова ново-Русские [Восто-ков, 1865: 5]. Разделив словарный фонд по трём рубрикам, Л.Х. Востоков практически обозначил основополагающие задачи сравнительно-исторического изучения славянской лексики: 1) выделение общеславянского словарного фонда, осуществляемого на основе анализа «главных понятий»; 2) конкретная реализация данной лексико-семантической группы по отдельным языкам с учётом устойчивых и переменных признаков. Решение этих задач возможно, как считают современные исследователи, только в рамках компетентного этимологического анализа [Шанский, 1956: 55-64].

Традиция употребления термина этимологический анализ ведёт начало с работ Д.Е. Поливанова [Поливанов, 1991: 454-456]. Номинальная сторона определения термина показывает, что понятие «этимологический анализ» имеет структурно-иерархическое содержание, а сам термин прилагается к кругу частных приёмов, участвующих в процедуре этимологического анализа. Его реализация осуществляется с помощью использования следующих приёмов: приёма анализалексическихзаимствований, приёма фонетического анализа, приёма морфологического анализа, приёма семантического анализа [Кодухов, 1963: 49-53]. В основе наименований приёмов лежат заимствования, относящиеся к компетенции синхронного языкознания, но их содержательное значение обусловлено областью диахронного языкознания, поскольку конкретный смысл каждого го приёмов определяется дискурсом генетического тождества форм родственных языков и форм разных периодов одного и того же языка как предмета сравнительно-исторического исследования.

Осмысление понятия «этимологический анализ» как многоуровневого образования и констатация изоморфности этих уровней приёмам анализа позволяет последние рассматривать в качестве терминов-гипонимов к термину этимологический анализ. При этом сам термин этимологический анализ является соподчинённым термину этимология, которым обозначается не самостоятельная отрасль языкознания, а её органичная часть в составе исторической лексикологии.

Вторая глава - «Структурно-семантическая характеристика терминов сравнительного языкознания» — включает три параграфа.

В первом параграфе анализируется опыт стратификации базовых терминов языкознания {слово, язык, диалект), неоднозначное употребление которых сделало их в русском языкознании на долгие годы противоречивыми и многоаспектными.

Термин слово, представляющий результат сознательного терминотвор-чества Кирилла и Мефодия, у восточнославянских книжников изначально

был многозначным. Он, в зависимости от контекста, имел следующие значения: 1) «буква»; 2) близкое к значению «абзац»; 3) «глагол как часть речи» (в современном понимании термина); 4) «часть речи» в составе словосочетаний «честии слова», «части слова» [Ягич; 1895: 787, 698, 821, 329]. Для термина слово в донаучный период характерна вариативность обозначения: он мог реализовываться такими единицами, как «речь» и «речение».

В.К.Тредиаковским был намечен путь преодоления вариантности в установлении объёма значения термина слово, заключающийся в дифференциации подобозначных средств выражения, которая наметила спецификацию терминолексем [Тредиаковский, 1849: 28]. Однако термин слово ещё долгое время обнаруживал как признаки полилексии, так и устойчивую тенденцию к многозначности (ср.: [Орнатовский, 1810: 7]; [Рижский, 1806: 28]; [Греч, 1840:59]).

Окончательный переход к однодоминантности терминолексемы слово осуществился только к концу первой половины Х!Х в., но удовлетворительное определение слова как единицы языка в работах ХК в. отсутствует. Понятийное значение термина в классическом русском языкознании ограничивается устойчивым представлением, что слово является основным инструментом познания (ср.: [Якоб, 1812: 2]; [Греч, 1830: 11]; [Белинский, 1953-2: 6]) или основывается на положении, что слово представляет собой единство двух сторон - внешней и внутренней, материальной и идеальной (ср.: [Аксаков, 1880]; [Потебня, 1958-1:35]).

Нет общепризнанного классификационного определения термина слово и в современном языкознании. Основная причина его отсутствия кроется в том, что исследователи по-разному относятся к решению вопроса о главных признаках слова.

Попытка, предпринятая профессором Л.И.Жирковым синтезировать состав признаков слова с точки зрения семантического (ср.: [Фортунатов, 1956-1: 38]; [Карцевский, 2000: 132]; [Галкина-Федорук, 1954: 47]), структурного (ср.: [Кузнецов, 1964: 75]; [Трубецкой, 1960: 67]), морфологического (ср.: [Смирницкий, 1952: 187]; [Ардентов, 1967: 65; 67]; [Шмелёв, 1977: 53]) и синтаксического направлений (ср.: [Поливанов, 1991: 424-427]; [Щерба, 1945: 163]) в органическое целое и охарактеризовать их в единстве, оказалась не вполне удачной. Такой подход выявляет состав признаков-элементов слова и предлагает перечень свойств каждого элемента как самостоятельного объекта, а определение слова представляет перечень дефиниций, каждая из которых соответствует смыслу отдельного термина [Жирков, 1946:100-101].

Существующие операционные критерии определения слова (их более семидесяти) не являются абсолютными для установления лингвистической субстанции одноименного термина [Вендина, 2001: 118]. В настоящее время широкое распространение получила структурная дефиниция слова, представляющая валентностную синтагматическую характеристику понятия, опирающуюся на разные аспекты слова, которые не противоречат друг дру-

гу, а взаимно дополняют. Её автором является В.Г.Гак [ЛЭС, 1990:464] (ср.: [Учебн. словарь, 2002: 249].) В содержании определения внимание акцентируется на единстве всех трех сторон слова — фонетической, грамматической и семантической. Зрелость дефиниции термина слово в данном случае обусловливается тем, что в достаточной мере успешно был осуществлён этап классификации разных признаков слова и определена их значимость для формирования обобщённого «понятийного образа» слова как единицы языка.

Лексема язык в славянском языковом континууме, согласно рассуждению Константина Философа, получила распространение в трёх взаимосвязанных значениях: 1) «орган, посредством которого создаются слова»; 2) «устная речь»; 3) «письменная фиксация речи» [Ягич, 1895:483].

В концу XVIII в. за лексемой закрепляются два значения: 1) «общая всем людям способность речи независимо от той формы, которою обладает каждый отдельный язык» (ср.: [Татищев, 1964: 35, 201]); 2) «язык народа ... здесь мы принимаем во внимание совокупность слов и оборотов, встречаю -щихся в речи значительной группы лиц, свободно понимающих друг друга: они говорят на одном языке» [Кудрявский, 1913: 12-13]. Традицию исполь-зовагам термина язык для обозначения устоявшейся лингвистической индивидуальности заложил М.В. Ломоносов [Ломоносов, 1952-6: 581] (ср.: [Аксаков, 1846:75]).

Ф.И.Буслаев, видевший в языке непосредственное отражение истории народа, первым в отечественном языкознании наметил методические подступы к разграничению языка и речи [Буслаев, 1941: 30-31]. Его наблюдения перерастут в работах конца XIX - XX вв. (ср.: [Потебня, 1958-1: 87]); [Куртенэ, 1963-2: 71]) в теоретическую проблему разграничения языка и речи, а благодаря получившей широкое распространение концепции Фердинанда де Соссюра станет одним из принципов лингвистического исследования.

В большинстве работ термин язык в его противопоставленности термину речь имеет единую предметную соотнесённость: он номинирует систему коммуникативных единиц и правил их функционирования. Термин речь имеет разную предметную соотнесённость: он называет то процесс говорения, то результат этого процесса (ср.: [Щерба, 1965: 361-364]; [Смирниц-кий, 1954:13-16]; [Кодухов, 1974: 49, 121, 169]; [Маслов, 1975: 6-9]; [Бере-зин, Головин, 1979: 19-24]).

Лексема диалект, заимствованная из греческого языка через посредство латинского, восточнославянским книжникам стала известна из Грамматики М.Смотрицкого, где она выступает в двух значениях: тождественном термину язык и в значении территориальная разновидность языка [Смотриц-кий, 1721:206].

В русской филологической традиции термин диалект закрепляет В.К.Татищев. Во-первых, диалект используется им для обозначения родственных языков, ведущих своё начало от единого праязыка [Татищев, 1979: 246]. Сфера применения термина в таком контексте ограничивается вопросом происхождения языков (ср.: [Востоков, 1863: 27, 104]; [Катков, 1845: 93]).

Во-вторых, В.Н.Татищев актуализирует и собственно диалектологическую референтность термина диалект. Это значение распространяется и на введённый им термин наречие [Татищев, 1962-4: 145] (ср.: [Тредиаковский, 1773:26-27]; [Ломоносов, 1952-7:589]).

Термин наречие обнаруживает активное, но противоречивое употребление. В трудах А.Х.Востокова он используется в значении «территориальная разновидность языка» [Востоков, 1863: 12]. Н.И. Греч применяет его не к собственно территориальным диалектам русского языка, а применительно к языкам украинскому и белорусскому [Греч, 1840: 59]. У К.С.Аксакова и Ф.И.Буслаева термин окрашен генетической характеристикой и употребляется в том значении, в каком термин диачект употреблял АХВостоков [Аксаков, 1846: 79], [Буслаев, 1959:23-25].

К началу второй половины XIX в. термины диалект, наречие в трудах русских грамматистов получают двойную спецификацию: в плане синхроническом они соотносятся с территориальными вариантами национального языка, в диахроническом - являются обозначением языковых систем, находящихся в отношении генетического родства. При этом именование родственных языков соответствующими терминами носит, за исключением работ А.Х. Востокова, недифференцированный характер. Сбивчивость в разграничении терминов объясняется тем, что учёные либо устанавливают непосредственную связь между старыми племенными диалектами и современными восточнославянскими языками по этническому признаку (ср.: [Шахматов, 1916: 7, 664-665]; [Соболевский, 1887: 105; Соболевский, 1894: 1011; Соболевский, 1907: 2]), либо используют их в качестве квазисинонимов (ср.: [Фортунатов, 1956-1: 31, 67]; [Кургенэ, 1879: 365-369; Куртенэ, 1963-II: 10]; [Богородицкий, 1935:270-279]).

В двадцатых годах прошлого столетия Н.Н. Дурново сформировал у современников представление о диалекте как системе и о соотношении диалектов как соотношении систем. Понятие «территориальная дифференциация одной языковой системы» отражается у него терминами наречие, говор, среди которых термин диачект представляет собой своеобразный инвариант, доминанту терминологического ряда [Дурново, 2000: 15]. Понятийная матрица, позволяющая вычислить семантическое расстояние понятий от доминанты и расположить элементы ряда по степени удалённости от неё, проецируется Н.Н.Дурново не только на синхронное состояние языка, но и на его историческую перспективу [Дурново, 2000: 16]. Эта инновация была поддержана многими диалектологами и историками языка ([Иванов, Яку-бинский, 1932:60]; [Жирмунский, 1936:33]). .

Употребление термина диачект в современных работах в собственно генетическом смысле не сопровождается окказиональными отклонениями (ср.: [Десницкая, 1955: 162]; [Ахманова, 1966: 131]; [Десницкая, 1970: 367]). Являясь языковым выражением специального понятия, термин диачект становится хранителем фрагмента информации, которая имеет свою ценность в понятийной системе исторического языкознания. Если термин диалект употребляется в работах, связанных со стратификацией диалектных

областей русской речи, то он теряет свою интеллектуальную чистоту, превращаясь в полисемную единицу (ср.: [Кузнецов, 1951:3]; [ЛЭС, 1990: 133]; [Ахматова, 1966: 131]). Неприятие иерархического принципа, намеченного диалектологами и историками языка, к диалектным явлениям, даже если он поднят на терминологический уровень «макросистем» и «микросистем», объясняется, по-видимому, затруднениями в плане его совместимости с живой историей языковых отношений в их конкретной политической, экономической, географической и социально-психологической обусловленности.

Во втором параграфе рассматривается вопрос о возникновении и развитии научных терминов поля «древнейший литературно-письменный язык славян».

Изначально в обращении русской науки для обозначения языка ранних переводов христианских церковных книг с греческого языка на славянский и позднейших видоизменений этого языка на восточнославянской почве оказался термин словенский язык. Возникала потребность в разграничении соответствующих понятий и обозначении их адекватными терминами. Переломным моментом в этом направлении стала деятельность М.В.Ломоносова, разграничившего на терминологическом уровне системы церковнославянского (церковный язык) и старославянского языков (старый словенский язык), хотя учёный не отказался и от термина древний церковнославен-скийязык [Ломоносов, 1952-7: 608; 1952-6: 34; 1952-9:415] (ср.: [Буслаев, 1959:24]; [Куртенэ, 1911: 145-146]).

АХ.Востоков в популярной для своего времени «Грамматике церковнославянского языка» первый литературный язык славян обозначил как собственно Церковно-Словенский или церковно-словенский [Востоков, 1863: 9]. Последним термином данное языковое состояние квалифицировали многие исследователи (ср.: [Соболевский, 1891:4]; [Фортунатов, 1957-2: 7]; [Булич, 1894:215]).

В работах И.И.Срезневского, А.А.Потебни и Ф.Ф.Фортунатова регистрируются отклонения от взаимно-однозначного соответствия между понятиями «старославянский язык» — «церковнославянский язык» и терминами, их называющими (ср.: [Срезневский, 1959: 33]; [Потебня, 1876: 15-26]; [Фортунатов, 1957-2:5]).

Появление термина древнеболгарский язык как одного из вариантов наименования первого общеславянского литературного языка связано с именем Ф.И.Буслаева. Этот термин он употреблял преимущественно для того, «чтобы не путать церковнославянский язык позднего периода с древнейшим языком церковнославянским, в наибольшей чистоте сохранившимся в древнейших его памятниках» [Буслаев, 1959: 81]. Термин древнеболгарский язык находит отражение в работах А.А.Шахматова, однако основу его употребления составляет иная мотивация. Концептуально понятия «старославянский язык» - «церковнославянский язык» А.А.Шахматов не разграничивал [Шахматов, 1941:61].

Термин старославянский язык закрепляется в науке благодаря исследованиям Н.Н.Дурново, подчёркивавшему, что «язык переводов Свв. Кирилла и Мефодия» с течением времени эволюционировал, значительно удалившись от своего первоначального состояния, поэтому для поздних литературных языков, выросших из старославянского, было бы «неверным оставлять прежнее название» - лучше их называть терминами церковнославянский язык или варианты или редакции старославянского языка [Дурново, 2000: 569]. Инновационное осмысление терминов старославянский язык, церковнославянский язык выдающимся ученым предопределило их современное толкование и понимание, хотя у разных авторов семантический объём терминов не совпадает, а граница между понятиями оказывается неопределенной (ср.: [Булахов, 1987:13]; [Толстой, 1988:48]).

Отличное толкование термина старославянский язык предложил в свое время А.М.Селищев [Селищев, 2001: 7]. Точку зрения АМ.Селищева разделяют многие исследователи (ср.: [Никифоров, 1955: 5]; [Якубинский, 1953: 83]; [Кондратов, 1956: 65-66]; [Н.М. Шанский, 1963: 85-86]; [Хабургаев, 1974: 5]; [Войлова, 2003: 9]). Для этих исследователей является принципиальным определение старославянского языка как языка первых славянских переводов, выполненных в середине IX в.

Таким образом, термин старославянский язык, соотносясь с одноименной семиотической системой и выступая как единица её классификации, позволяет концептуально разграничить понятия «старославянский язык» -«церковнославянский язык» и избежать двусмысленности в понимании терминов, которыми они обозначаются.

В третьем параграфе прослеживается история терминов, обозначающих понятие «русский язык». . .. .

Номинация термина русский язык, в составе которого вычленяется родовое понятие и его видовой признак, соотнесена с этнонимом «Русь», известного по памятникам письменности с древнейших времен, о чем свидетельствует Нестор [Лебедев, 1937:36]. Термин, имея ясную внутреннюю форму, должен был служить для обозначения русского литературно-письменного языка. Однако практика его использования показала, что содержание термина неоднократно приходило в конфликт с теми понятиями, для определения которых он использовался. В ранних грамматических сочинениях термин русский язык толкуется как синоним словенскому языку (ср.: [Ягич, 1910: 819]; [Смотрицкий, 1979: 211]; [Крижанич, 1848: V]) или употребляется для обозначения старобелорусского и староукраинского языков (ср.: [Зизаний, 1972: 90-93]; [Смотрицкий, 1979: 1-3]).

Из грамматистов XVII - начала XVIII века адекватное толкование термина русский язык показывают Г. Лудольф (русский разговорный язык Московии 17 века [Ларин, 1937:114]) и И.С. Горлицкий (русский нынешний язык [Горлицкий, 1730: 6-11]). К сожалению, грамматики этих авторов, в силу их ограниченного применения, не оказали значительного влияния в теоретической и практической работе по упорядочению терминологии.

Действия просветителей XVIII века - В.К.Тредиаковского, А.П.Сумарокова - были направлены на достижение смыслового однообразия термина русский язык. Свидетельство тому - осознание ими различности церковнославянского языка и живого разговорного русского и последовательное употребление терминов словенский язык — русский язык (ср.: [Тредиаков-ский, 1849: 649-650]; [Сумароков, 1787: 246]). М.В. Ломоносов не только положительно разрешил поставленную предшественниками проблему, назвав современный ему русский язык российским, но и терминологически разграничил три языковых стихии: старый славенский язык — церковный язык — древний русский язык [Ломоносов, 1955-9: 417] (ср.: [Барсов, 1981: 7]; [Светов, 1787: 6]; [Лавровский, 1852: 75]).

Термин русский язык в современном его значении актуализирует АХ.ВОСТОКОВ: «... Русская грамматика учит правильно говорить и писать по-русски» [Востоков, 1831: 1] (ср.: [Аксаков, 1875-2: 391]; [Лавровский, 1852: 62]). Несмотря на очерченный семантический потенциал термина русский язык, он ещё достаточно долгое время употреблялся не в плане лингво-этническом, а в лингвогеографическом (ср.: [Срезневский, 1959: 38-39]; [Шахматов, 1907: 580]).

Н.Н.Дурново, обращаясь к традиции начинать историю русского языка с периода формирования древнерусской народности, вновь поставил вопрос о разграничении понятия «русский язык» в историческом аспекте и статике. В первом случае он предлагает употреблять термин А.А.Шахматова великорусский язык [Шахматов, 1907: 580], оставляя элемент русский для великорусского языка и для литературного русского языка [Дурново, 1969: 8]. Термин великорусский язык в сравнительно-историческом языкознании получил широкое распространение. Его понятийный статус является своеобразной демаркационной линией: с одной стороны, он хронологически разграничивает строй диалектного языка русской народности от диалектных явлений в русском национальном языке, с другой,— он диагностирует наличие хроно-изоглосс в родственных русскому языках - сначала в украинском, а позднее и в белорусском (ср.: [Черных, 1962: 6]; [Аванесов, 1976: 6-20]).

Появление терминологических наименований, связанных с историческими названиями основных областей формирования каждой из трёх восточнославянских народностей способствовало тому, что только в начале XX века древнее название русский окончательно закрепляется в качестве именования коммуникативной системы русской нации, связанной исторической преемственностью с древнерусским языком, но не представляющей один язык на разных этапах его развития (ср.: [Дурново, 2000: 50]; [Карцевский, 2000: 308]; [Филин, 1962: 29]). Именно поэтому в современных исследованиях и учебных пособиях по истории русского языка наряду с терминами белорусский, украинский для обозначения третьего восточнославянского народа и его языка широко употребляется закрепившееся этнонимическое определение великорусский, позволяющее избежать недоразумений. Соответственно и термин древнерусский необходим историку языка для указания не просто на древний период, а для указания на народность, называвшую

себя в древности русской, но затем распавшуюся и давшую начало новым народностям и языкам.

В третьей главе описывается формирование терминологической лексики, связанной с обозначением понятий генеалогической классификации языков.

В первом параграфе рассматривается история терминологического обозначения понятия «славянский праязык».

Парадигма наименования праславянского языка в трудах конца XVII — первой половины XIX вв. представлена несколькими терминосочетаниями: стародавний язык, коренной русский ([Крижанич, 1848: 11]), кореннойязык ([Крижанич, 1848: 11]; [Рижский, 1806: 24-26]; [Орнатовский, 1810: 10]; [Каченовский, 1816: 249]; [Востоков, 1865: 8]; [Срезневский, 1959: 38]), прародительский язык ([Татищев, 1979: 99]), язык-отец Словенский, язык-отец по прямой черте, язык-отец с косвенной стороны ([Тредиаковский, 1773: 28, 62]), язык-прародитель ([Татищев,. 1979: 95]; [Тредиаковский, 1773: 26]; [Востоков, 1865: 9]), единый язык [Сумароков, 1781: 274-276], славенский язык [Ломоносов, 1952-6: 174], язык-праотец [Шишков, 1825: 417] первобытный язык [Востоков, 1865: 19]. В метаязыке лингвистики обозначенные средства выражения распространения не получили. Этому препятствовала либо их экспрессивная окраска и способность образовывать устойчивые словосочетания с общеупотребительными словами, либо семантическая эволюция определяющего компонента, которая «смещала» однозначность в пониманшг их смысла и разрушала таким образом специальное значение, либо установление факта, что «славянский язык» не мог быть первоисточником современных славянских языков.

Во второй половине XIX-XX вв. в исследованиях по истории русского языка и общим проблемам славянского сравнительного языковедения отмечаются термины праславянский язык [Срезневский, 1959: 38], общеславянский язык [Фортунатов, 1956-1: 87], славянский праязык [Соболевский, 1903: 323], общеславянский язык-основа [Поржезинский, 1912: 27]. На протяжении длительного времени они. употреблялись как полные синонимы (ср.: [Берниггейн, 1954: 12]; [Филин, 1962: 83]; [Иванов, 1983: 13]). Подобная классификация средств выражения нашла отражение в лексикографической практике: в толкуемой части словарной статьи термины даются в ранге синонимического ряда, в толкующей части они объединены общей дефиницией (ср.: [Рус. яз., 1997: 365]; [Учебн. словарь, 2002: 194]). В настоящее время термины обнаруживают разную частотность употребления. Высокую степень употребительности демонстрирует термин праславянский язык, несмотря на то что учёные фортунатовской школы предпочитали и по-прежнему отдают приоритет термину общеславянский язык. И объясняется этот факт рядом причин. Термин праславянский язык имеет существенное преимущество в том, что он определяет генетические отношения: на это указывает терминоэлемент пра- в зависимом компоненте, тогда как уровень лексиса термина общеславянский лишён этого признака. При пользовании последним термином затруднительно использовать термин общеславянские процессы, поскольку наука строго различает «праславянские процессы»

(процессы, происходившие в праславянскую эпоху) и «общеславянские процессы» (процессы, происходившие в отдельных славянских языках после распада праславянского языка). Таким образом, выбор признака номинации, лежащий в основе именования славянского языка-источника, отражает не только определённый фрагмент реальной действительности, но и научно-историческое понимание его сущности, выражающееся в выборе ведущего признака и в соответствующей оценке именуемого предмета.

Во втором параграфе исследуются принципы семантизации терминов, обозначающих понятие «индоевропейские языки».

Обозначение денотата в работах русских исследователей осуществлялось терминами индоевропейские языки ([Буслаев, 1959:22]), арийские языки ([Потебня, 1958—1: 117]) и единично термином индогерманские языки ([Куртенэ, 1963-2: 5]; [Куртенэ, 1963-1: 128]). Эти термины получили распространение из работ германистов (ср.: [Ворр, 1855: 49, 213]; [Schleiher, 1862: 6]). В работах учёных Казанской лингвистической школы обретает распространение термин ариоевропейские языки, представляющий по образованию интегральную номинацию дифференцирующих компонентов терминов арийские языки, индоевропейские языки (ср.: [Куртенэ, 1963-1: 128]; [Крушевский, 1883: 1]; [Богородицкий, 1935:269]).

Термины ариоевропейские языки, арийские языки распространения в отечественной науке не получили. Их смысловая организация, по мнению Ф.Ф.Фортунатова, не позволяет применять их по отношению «ко всем языкам индоевропейской семьи», поскольку основывается на недоказанном предположении, «будто бы сами индоевропейцы называли себя арийцами» [Фортунатов, 1956-1: 42-43] (ср.: [Кудрявский, 1913:48-49]; [ЛЭС, 1990: 189]).

Анализ семантической структуры термина индогермаиские языки обнаруживает несоответствие его лексического плана плану содержательному, в результате чего в науке, при условии использования этого терминологического рефлекса, могло сложиться искажённое представление о становлении и развитии индоевропейских национальных языков (ср.: [Мейе, 1952: 3132]; [Поливанов, 1991: 411]; [Бернштейн, 1961: 25]). Русским языкознанием термин индогерманские языки вследствие ярко выраженной в нём энантио-семии был отвергнут.

В числе неудачного способа обозначения рассматриваемого понятия оказался термин прометеидские языки, который был создан Н.Л.Марром в связи с его теорией единого глоттогонического процесса [Марр, 1933:405]. С точки зрения лингвистической, отмечал Е.Д.Поливанов, попытку заменить длинные термины индоевропейские, ариоевропейские, индогерманские более краткими «хотелось бы приветствовать». Но подбор для этой роли термина прометеидские языки представляется ему в идеологическом отношении ошибочным, поскольку «этот термин, так или иначе, является презумпцией известного ... превосходства индоевропейцев, он, в сущности, льет воду на мельницу той идеологии, которая культивируется ныне в фашистской Германии ...» [Поливанов, 1991:413].

Процесс накопления научного знания привёл исследователей к ясному представлению, что за каждым термином, эксплицирующим понятие об одной из крупнейших семей языков Евразии, стоит разная информативная целостность, прошедшая «симбиоз» авторов терминов или целой лингвистической школы.

В отечественном языкознании получил распространение квалификатив-ный термин индоевропейские языки, с одной стороны, как этнически нейтральный, с другой,- непосредственно выражающий связь между понятием и его наименованием. Принцип оптимального соотнесения этих двух свойств закреплён в современной дефиниции термина (ср.: [ЛЭС, 1990: 186]; [Учебн. словарь, 2002: 84-35].

В третьем параграфе наблюдаются особенности верификации терминов, обозначающих родство языков по признаку градуальности.

Приоритет обозначения объединения языков по генетическим связям в форме языковая семья, семья языков принадлежит русским учёным (ср.: [Павский, 1841: 2-3]; [Фортунатов, 1956-1: 25, 31-32]). В терминах-словосочетаниях функцию слова-идентификатора, выражающего идею родства языков в наиболее общей, абстрактной и нейтральной форме, выполняет лексема семья, вне зависимости от того, базовым или зависимым компонентом она является. Эту роль слову позволяет выполнять его семная организация [Дегтерёва, 1963: 117], [Шанский, 286]. На базе словосочетания семья языков путём наращивания уточняющего компонента Ф.Ф.Фортунатовым формируется многосложное словосочетание индоевропейская / семитская ... семья языков как наиболее характерный способ выражения развёрнутого определения [Фортунатов, 1956—1: 30]. Интеллектуальная чистота и моносемантичность этого языкового выражения способствовали его закреплению в подъязыке науки в качестве термина (ср.: [Поржезинский, 1916: 51]; [Мейе, 2001: 5]). Наряду с этим термином появлялись и дублетные единицы для номинации понятия: система языков [Богородицкий, 1934: 23], отрасль языков [Куртенэ, 1963-1: 365], свидетельствующие об открытости и интенсивном развитии подсистемы. Дня языков, обнаруживающих больший объём исконной материальной близости, в русском языкознании использовались терминологические новации А. Шлейхера ветвь языков {языковая ветвь) [ЗсЫеШег, 1862: 16] и К.Бругмана группа языков {языковая группа) [Бги£шапп, 1897:32-33]. Из пары терминов, оказавшихся в зоне пересечения, представители Московской лингвистической школы, в частности, Богородицкий В.А. предпочтение отдавали термину А. Шлейхе-ра (ср.: [Фортунатов, 1956-1: 30, 39]; [Богородицкий, 1935: 272]). В работах других исследователей чаще использовался термин группа языков (ср.: [Брандт, 1913:4]; [Куртенэ, 1963-1:128-129]). Несмотря на достаточно ясно очерченный Ф.Ф.Фортунатовым семантический потенциал терминов-лингвонимов, на протяжении длительного времени они употреблялись бессистемно. У ряда исследователей значение терминов семья языков и группа языков поляризируется: для обозначения понятия «семья языков» используется видовой термин группа языков, а термин семья языков употребляется

по отношению к видовым понятиям, т.е. единичные понятия в их интерпретации превращаются в общие, а бьшшее видовое название становится родовым для нового класса названий (ср.: [Соболевский, 1891: 52]; [Шахматов, 1941: 223]). У ДЛ.Кудрявского терминосочетание группа языков функционирует как нерасчленённое целое, одновременно указывая на вид и подвид данного понятия [Кудрявский, 1913: 48]. Зачастую одно и то же объединение родственных языков могло именоваться группой языков или семьёй языков — такая эквиполентность терминов отмечается в изысканиях И.А.Бо-дуэна де Куртенэ [Куртенэ, 1963-2: 9; 1963-1:365].

Спонтанное номинирование рубрик родственных связей между языками постепенно, но неуклонно заменялось принципом парадигматической субординации. Такой принцип иерархии терминов обнаруживается у В.К.Пор-жезинского: «Индоевропейская семья языков распадается на отдельные ветви, которые в свою очередь распадаются на группы, отдельные языки, наречия и говоры, при чём все отдельные языки каждой ветви образовались из одного общего праязыка ...» [Поржезинский, 1916: 52]. Подобная градация терминов удачна по нескольким причинам. Во-первых, она указывает на место называемого терминами понятия в системе родственных понятий. Во-вторых, она эксплицирует принадлежность к классификационному ряду, основанному на родовидовом соотношении понятий. И, в-третьих, предложенная градация терминов позволяет терминологически рефлекагровать каждую ступень дробления языков, находящихся между собой в более тесных отношениях, чем с языками предшествующей ступени. Переосмысление традиций генеалогической классификации языков в терминах, отвечающих принципам иерархической субординации, только начинается. Если во всех современных энциклопедических изданиях и учебных пособиях крупное объединение родственных языков называется термином семья, то понятие «состав семьи языков» передаётся терминами группа языков (преимущественно) и ветвь языков. Их параллельное употребление объясняется традицией или стремлением-специалистов, ими пользующимися, находить между терминами разницу, часто достаточно существенную. Термином ветвь языков предпочитают не пользоваться на том основании, что он заключает в себе отголоски упрощённого представления А.Шлейхера о происхождении и развитии языков индоевропейской семьи (ср.: [Ардентов, 1967: 181-183]; [Вендина, 2001: 268-269]. Учёные, оперирующие термином группа языков, для обозначения языковых образований, возникших в ходе исторической эволюции определённой языковой группы, ввели термины-словосочетания языковая подгруппа и подподруппародственных языков, в которых лексическое значение компонента подгруппа указывает и на его иерархическую соподчинённость термину группа языков, и на ступень дробления, объединяющую более близкие языки по сравнению с предыдущей (ср.: [Реформатский, 1967:407]; [Учебн. словарь, 2002:41]).

Четвёртая глава посвящена истории становления терминов, относящихся к изучению звуковой организации языка.

В первом параграфе прослеживается развитие наименований термино-поля «гласные звуки». Процесс образования наименований рассматриваемой подсистемы отражает процесс развития терминов сравнительно-исторического языкознания из системы терминов синхронного языкознания. При этом формальная или семантическая адаптация терминов определялась степенью разработанности теоретических вопросов русской грамматики и личной позицией исследователей в осмыслении частных вопросов из области фонетики.

Плодотворными в утверждении принципов формирования наименований из области гласных звуков в историческом языкознании явились теоретические положения академика А.Х.Востокова. Учёным в научный оборот введено два термина: 1) полные гласные, который указывает на степень проявления акустических свойств звуков //, "к, о,.а и одновременно отграничивает их от редуцированных гласных (ср.: долгие гласные [Грамматика - XVII (а): 6-7]); 2) носовые звуки для звукового значения букв ж и л [Востоков, 1863: 11,17] (ср.: пригну ска [Брандт, 1913: 5]).

Самый широкий круг наименований в данной подсистеме связан с обозначением редуцированных гласных. Парадоксальность их обозначения в грамматических руководствах XVI-XVII вв. состоит в том, что реально утраченное варьирование редуцированных представлено как актуальное, существующее (ср.: припряжногласные [Смотрицкий, 1979: 26-28]; безгласные [Крижанич, 1848:36]; тонкий и краткий, толстый и краткий [Зизаний, 1972: 19]; полузвателные [Грамматика, 1648: 5-6]; полгласные [Адодуров, 1975:96-98]).

Избыточность наименований, фиксируемая в исследованиях ХГХ-ХХ вв., связана с поисками адекватного термина для их обозначения. Среди них отмечаются: 1) окказиональные средства выражения: придыхательные буквы [Павский, 1842: 72]; краткие ъ, ь [Буслаев, 1959: 81]; 2) термины, частично мотивированные в диахронии: полугласные [Востоков, 1865: 18]; [Буслаев, 1959: 53]; [Греч, 1827: 87]; 3) термины, лишённые аспектной характеристики звуков: ерь и ерь [Востоков, 1808: 11]; [Буслаев, 1959: 56]; [Катков, 1845: 21]; [Шахматов, 1941: 80]; [Дурново, 2000: 149]; 4) термины, имеющие ложную мотивацию: глухие ъ, ь [Колосов, 1872: 26]; [Потебня, 1876: 31]; [Соболевский, 1907: 103]; [Брандт, 1913: 7-8]; [Черных, 1962: 107]; [Исаченко, 1963: 153]; 5) термины, понятийный объём которых не вполне точно соответствует ъ пь как языковому явлению: иррациональные гласные [Фортунатов, 1957: 12]; [Никулин, 1941: 27]; [Черных, 1962: 107]; [Соколова, 1962:16].

В исследованиях прошлого века самым частотным термином, применяемым для обозначения рассматриваемых звуков, оказался термин редуцированные гласные, авторство которого принадлежит А.М.Селищеву [Селищев, 2001: 152-153]. Обстоятельное разъяснение учёным «физиологической» работы органов речи при производстве звуков объективно и не вызывает сомнений, однако элемент «неудачности», присутствующий в термине, объ-

яснястся не детализированной характеристикой артикуляции звуков, а использованием в роли дифференцирующего компонента производного прилагательного от общефонетического термина редукция, которое детермино-логизирует специализацию наименования по двум основаниям. Во-первых, термин редуцированные гласные, присовокупляя к первоначальному значению («гласные, подвергшиеся редукции в речевом потоке») новое значение, становится многозначным, что не позволяет вне контекста различить соответствующие понятия. Во-вторых,- и это самое главное - внешняя сторона термина, его звуковая оболочка противоречит языковой реалии [ъ] и [ь]: в праславянском языке гласные [ъ] и [ь] были самостоятельными фонемами, а не звуками, возникшими в результате редукции как фонетического явления. Феномен вариативности терминов, служащих в историческом языкознании для обозначения [ъ] и [ь], с учётом проявления в них акустических и арти-куляторных свойств звуков, усложняет процедуру выявления наиболее адекватного, особенно для стабильных учебных пособий. На роль такого термина с полным основанием может претендовать термин В.В. Иванова сверхкраткие гласные [Рус. яз., 1997: 410]. Уровень лексиса этого термина не пересекается со смежным краткие гласные, а уровень логоса обнаруживает независимость от понятия «редукция» и не вызывает нежелательных ассоциаций с другими понятиями, как это наблюдается у термина иррациональные гл асные.

Во втором параграфе рассматривается развитие наименований терми-нополя «согласные звуки»

Специализированные средства выражения, связанные с обозначением согласных звуков, отмечаются уже в самых ранних грамматиках и ритори-ках, интерпретирующих славянский языковой материал в традициях античной грамматики (ср.: [Грамматика, 1648: 6- 25]; [Грамматика XVII (а): 717]). Все средства выражения, не отличаясь единством с точки зрения лексической номинации, обнаруживают общий признак в образовании: их формирование основывается на базе интегральной семы «письменный знак», в том числе и символический. Только к середине XVШ в. формирование соответствующих терминов начинает осуществляться на базе раздельных сем - «звук, голос» и «знак для передачи звука на письме» (ср.: [Философ, беседа, XVIII: 195]; [Гельтергоф, 354]; [САР, IV: 919]).

В начале ХГХ в. в развитии средств выражения, относящихся к наименованию согласных звуков, прослеживается две тенденции: отсутствие единства с точки зрения словообразовательной мотиващш и словообразовательной модели и стремление к однотипности и регулярности в их воспроизведении (ср.: звонкие или ясные согласные [Катков, 1845: 21]; звучные согласные [Буслаев, 1959: 67]). Основу наименований микросистемы составили специализированные средства выражения, унаследованные языком русской науки из восточнославянской книжной традиции. Некоторые из них, сохранив уровень лексиса, но изменив денотативную соотнесённость (мягкий согласный, твёрдый согласный), в качестве терминов продолжают исполь-

зоваться и в настоящее время; никаких оснований для того, чтобы заменить их новыми, нет.

Со второй половины ХГХ в. начинает осуществляться кодификация специализированных средств выражения отрасли знаний, основной задачей которой является сокращение подобозначных средств выражения. Этот процесс основывается на факторах системности термина: его положении в терминологическом ряду, взаимосвязи с другими компонентами микросистемы, традиции передачи понятия определёнными средствами.

В третьем параграфе анализируются способы и принципы означивания концепта «мягкость» в исторической русистике.

Термин мягкие согласные, несмотря на то что оппозиция согласных по твёрдости и мягкости грамматистами долгое время не признавалась, в трудах русских учёных стабильно начинает употребляться с конца XVШ в. (ср.: [Барсов, 1768: 121 - 122]; [Янкович де Мириево, 1788: 20]; [Павский, 1842: 42]). Однако явления и понятия, к которым этот термин применялся в русистике, были разнообразный не идентичны по содержанию как в диахрон-ном, так и синхронном изучении языка (ср.: [Барсов, 1768: 121-122]; [Янкович де Мириево, 1788:20]; [Павский, 1842:42]).

На. факт непоследовательного употребления терминов тематического ряда «мягкость» обратил внимание Ф.Ф.Фортунатов, противопоставивший собственно смягченным согласным согласные полумягкие {полусмягченныё) [Фортунатов, 1957-2:16-20].

Термин полумягкие {полусмягченныё) согласные явился не только результатом научного мышления учёного, основанного на сравнительно-историческом методе, но и фактором настоятельной необходимости терминологического разграничения рядов согласных, имевших разное происхождение, а именно: смягченные для формулы «согласный + * р>, полулегкие — для позиции «согласный + гласный переднего ряда». Термин полумягкие приобретает после работ Ф.Ф.Фортунатова внетемпоральный характер и употребляется максимально частотно для констатации смягчения согласных перед гласными переднего ряда (ср: мягкие или палатальные [Шахматов, 1898: 52-54]; среднеязыковлённые согласные [Куртенэ, 1893: 5-9]; позици-онно обусловленные разновидности твёрдых согласных фонем [Кузнецов, 1963: 126]; позиционно смягченные [Калнынь, 1961: 23]). Семантика термина в подавляющем большинстве работ ограничивается предметно-логическим содержанием (ср.: [Соболевский, 1907: 39-40]; [Шахматов, 1915: 126]; [Калнынь, 1956: 137-150]; [Иванов, 1959: 34]; [Ахманова, 1966: 338]).

Несмотря на то, что термин полумягкие вступает беспрепятственно в системные отношения с другими единицами, ему не удалось избежать нежелательной ассоциации вне узкоспециального употребления: даже на фоне производящего термина мягкие согласные он сохраняет тесную связь с общеупотребительной лексемой «полумягкий». В отличие от него термину смягченные согласные не свойственна ассоциативная неблагозвучность [Дурново, 2000: 61, 139]. В составе термина-словосочетания коннотацион-ный признак зависимого компонента нейтрализуется. Это способствовало

тому, что из синонимичных именований именно термин смягченные согласные зафиксирован в качестве рекомендуемого в «Словаре славянской лингвистической терминологии [ССЛТ, 1977: 100-101].

Для наименования исконно мягких согласных вместо трёхсловного тер-миносочетания Ф.Ф. Фортунатова собственно смягченные согласные в настоящее время используются термины исконно мягкие [Бернштейн, 1961: 40 — 46] или исконно смягчённые [Успенский, 1983: 18]. Отмечается и вариативное использование терминов (ср.: [Иванов, 1959: 34]; [Хабургаев, 1974: 142]; [Рус. яз., 1997: 194])- формальная разница в графическом оформлении между ними не приводит к семантической дифференциации и не создает трудностей для их адекватного понимания специалистами.

Для обозначения полумягких согласных, которые в конце XI в. полностью смягчились в положении перед гласными переднего ряда, т. е. приобрели «йотовую» артикуляцию, в настоящее время принят термин согласные вторичного смягчения [Иванов, 1968: 192; Калнынь, 1956: 137-150 и др.]. Смысловая заданность этого термина напрямую обусловливается языковым значением компонентов, входящих в его структуру, внутренняя мотивация термина обеспечивает его связь со специальным понятием. Термин согласные вторичного смягчения вытеснил предшествующие специализированные средства выражения в силу того, что представление о содержании научного понятия они выражали по косвенному признаку, предполагая у пользователя наличие определённых «навигационных стратегий» по его установлению (ср.: смягченные нового времени [Срезневский, 1959: 50, 102-103], новые мягкие [Павский, 1841: 34; Колосов, 1872: 68; Потебня, 1876: 48; Дурново, 2000: 140], мягкие согласные начала исторической эпохи [Дурново, 2000: 141], окончательно смягченные [Дурново, 2000: 140]).

В подъязыке современного сравнительно-исторического языкознания номинативы, участвующие в процессе обозначения понятия «мягкость», представлены как своеязычными терминами, так заимствованиями. Традицию параллельного использования латинских терминов и национальных эквивалентов ввёл А.И. Томсон, отразивший градуальное понятие мягкости для русского язьжа в диахронии соответствующими терминологическими знаками: палатальные = мягкие, палатализованные = смягченные [Томсон, 1927: 258] (ср: [Журавлев, 1982: 17]). Отдавая предпочтение номинативам заимствованным, он разрушил привычное представление исследователей о том, что это шосемные термины (ср.: [Поливанов, 1991: 385]; [Ахманова, 1966:246]).

Структурно-семантический анализ терминов, используемых для называния понятия «мягкость» в исторической русистике, показал, что данный массив специализированных средств выражений развивался в общем русле отраслевых терминосистем и имел в диахронии все их характерные признаки.

В четвёртом параграфе исследуется терминологическая рефлексация переходности задненёбных согласных. ,

Явление переходности задненёбных в согласные другого места и способа образования традиционно в отечественном историческом языкознании

обозначается латинским термином палатализация (заднеязычных) или его русским эквивалентом смягчение заднеязычных (ср.: [Потебня, 1876: 32]; [Кульбакин, 1913: 48-49]; [Рус. яз. Энциклопед., 1997: 316]; [Буслаев, 1959: 80]; [Колосов, 1872: 135]; [Богородицкий, 1935: 276]). Употребление термина палатализация в этом значении едва ли можно считать удачным. Он не отражает информации о заключительном этапе перехода мягких задненёбных в качественно новые согласные, а указывает на один признак понятия (позиционное смягчение), который не делает его отличительным в ряду аналогичных, что становится причиной многозначности термина (ср.: [ЛЭС, 1990: 357]). Вследствие этого слабо мотивированным остается значение производных терминов-словосочетаний первая палатализация, вторая палатализация, третья палатализация—их когнитивно-дефиниционная значимость обнаруживается только в контексте (ср.: [Рус. яз. Энциклопед., 1977: 316-317]; [Ахманова, 1966: 435]). В ряде работ обнаруживаются подходы к конструированию мотивированного термина по результатам перехода задненёбных в шипящие и свистящие (ср.: посредственное переходное смягчение г, к, х [Срезневский, 1959: 49]; ассибиляция задненёбных [Ильинский, 1916:238]; [Бернштейн, 1961: 169]; спиратизация заднеязычных [Том-сон, 1927: 258]; переход задненёбных в шипящие, переход задненёбных в Мягкие свистящие [Дурново, 2000: 118,121]). Факт манифестации понятия в реальном употреблении разными терминами объясняется переключением внимания учёных при его номинации на различные составляющие переходности задненебных: процессуальные {палатализация / спиратизация / асси-биляция задненёбных) и результатирующие (переходное смягчение задненёбных). Наличие вариантов одного термина (третья палатализация, разновидность второй палатализации [Хабургаев, 1974: 148], первая разновидность второй палатализации [Иванов, 1983: 127], бодуэновская палатализация [Шахматов, 1896: 695—743] объясняется нерешённостью вопроса о том, в каком случае раньше- перед гласными переднего ряда [1], [ё] или после них - осуществлялся процесс перехода задненёбных в свистящие.

Качественно новый уровень обобщения понятия заключён в терминах первое (второе, третье) переходное смягчение задненёбных. Термины определяют объект с точки зрения генезиса, эксплицируют характер его изменения и устанавлтают тип изменения. Развернутые определения, которыми термины сопровождаются, позволяют оперировать ими как элементами научного знания [Хабургаев, 1974: 143-147].

В пятом параграфе прослеживается терминологическое разграничение дифтонгов и дифтонгических сочетаний

Первыми номинациями сочетания звуков, находящихся в пределах одного слога и не подвергнувшихся слогоразделу, являются семантическая калька М.Смотрицкого двогласная, которой он называет собственно дифтонги ау, еу, оу [Смотрицкий, 1721: 12], и заимствованный термин дифтонг [Грамматика XVII(a): 6, 8]. В регулярном выделении в грамматиках XVI-XVIII вв. диффонгов, двоегласных ([Тредиаковский, 1849: 81]; [Ломоносов, 1952-7: 402-403]) или двоевремениых гласных [Грамматика XVII (а): 6])

нельзя не увидеть проблески «бессознательного чутья», схватывающие известные различия в качестве произносимых звуков. На этот факт указывает присутствие терминолексемы двоегласные в научном словаре А.Х.Востоко-ва ([Востоков, 1808: 11]; [Востоков, 1865: 30-31]), который ни разу не использовал термин дифтонги, предполагая между ними отличия на денотативном уровне.

Этой установке следует Ф.Ф.Фортунатов, замечая, что в «сравнительном языковедению) термин дифтонг требует осторожного обращения [Фортунатов, 1956-1:339,372-383].

Собственно дифтонгами Ф.Ф.Фортунатов называет, согласно конвенци-альному значению термина, только сочетания с сонантами Ц] и [^ (э^, ou, еу) [Фортунатов, 1956-1: 339-340]. Вследствие этого термин дифтонг, употреблявшийся рядом учёных, в том числе и германистами, применительно к праславянским сочетаниям типа «сонант + гласный» и «гласньш + сонант (ср.: [Brugmann, 1897-1:457]; [Некрасов, 1889:21]), Ф.Ф.Фортунатов заменяет термином дифтонгические сочетания [Фортунатов, 1956: 371]. Суммарная информация термина имеет двуаспектную направленность: он, с одной стороны, указывает, что данные сочетания формально сближаются с дифтонгами, но по характеру функционирования, их судьбе в истории отдельных языков они являются единицами разного порядка. Принципиальную разницу между терминами дифтонг и дифтонгические сочетания увидели ученики и последователи Ф.Ф.Фортунатова, распространявшие последний термин на все случаи сочетаний с гласными сонантами и согласными сонантами (ср.: [Шахматов, 1915: 41-42]; [Поржезинский, 1910: 60]; [Бернштейн, 1961: 193]). Смысловое противопоставление терминов дифтонг и дифтонгическое сочетание, не различаемое до недавнего времени [Матвеева-Исаева, 1958: 46], фиксируется в современных стабильных учебниках [Хабургаев, 1974:127-128]. В последнее время намечается тенденция к употреблению термина дифтонгоид в качестве дублетного наименования к термину дифтонгические сочетания (ср.: [Хабургаев, 1986: 66-67]; [Рус. яз., 1997: 43, 203]). Наименование дифтонгоид от термина дифтонгическое сочетание выгодно отличает формальная краткость, однако новое специализированное средство характеризуется частичным несоответствием лексического и терминологического значений, которое особенно ясно обнаруживается на фоне дефинициошюй значимости термина, принятой в общем языкознании [ЛЭС, 1990: 138]), и в особенностях его использования в историческом языкознании, где с его помощью идентифицируются не гомогенные, а гетерогенные сочетания звуков. Правомерность дальнейшего использования названной терминоединицы будет зависеть от результатов апробации, которую она переживает в настоящее время.

В шестом параграфе выясняется история терминов полногласие / неполногласие.

До термина полногласие указание на наличие в корневых морфемах сочетаний оро, ере, оло между согласными осуществлялось описательно (ср.: [Калайдович, 1831-2: 242]; [Востоков, 1865: 17]). Ф.И.Буслаев «исконно

существовавшую вставку гласных о или е в русском языке» перед плавными назвал полногласными формами [Буслаев, 1959: 60]. На основе этого средства выражения, выступающего в роли своеобразного композита к многословному терминосочетанию, М.А.Максимович, как сообщает Р.Ф.Брандт, создаёт однословный термин пачногласие: «М.Максимович, пустивинй въ ходъ самый терминъ полноглаае, признал это явлеше общеславянскимъ ...» [Брандт, 1913: 65]. Термин получил единодушное одобрение и поддержку среди учёных и преподавателей: «Этим термином мы называем в русском языке и вообще в языках восточнославянской группы сочетания оро, оло, ере (берег), еле (железо), ело (шелом) в положении между согласными» [Дурново, 2000: 99] (ср.: термин И.НЛоловинкина anaptyxis [Брокгауз, 1900-58:559]).

На основе родового термина полногласие были образованы видовые русское полногласие [Шерцдь, 1871: 104-105], второе пачногласие [Потебня, 1876: 91], которые позволяют рассмотреть каждое отдельное явление в совокупности всех его индивидуальных качеств и взаимно обусловленных и взаимосвязанных дихотомических оппозиций. Из конкурирующих терминов русское полногласие, второе полногласие, использовавшихся для обозначения развития сочетания типа tbrt в tort в северновеликорусских говорах, получил распространение термин А.А.Потебни (ср.: [Соболевский, 1907: 22-23]; [Поржезинский, 1910: 79-81]; [Шахматов, 1915: 273]). Термины полногласие и первое полногласие, вытеснившие восточнославянское полногласие [Селищев, 200 h 170], в современных работах употребляются как синонимы.

На терминологическом уровне полногласию было противопоставлено словосочетание атрибутивного типа неполногласные южнославянские формы [Поливанов, 1991: 409] и его лексико-семантические варианты неполногласные церковнославянские формы [Якубинский, 1953: 285], неполногласные сочетания [Хабургаев, 1974: 129], получившие преимущественное распространение в учебниках и методических пособиях. В конце пятидесятых годов прошлого века они заменяются термином неполногласие (ср.: [Собин-никова, 1967:47]; [Русинов, 1977: 38]; [Рус. яз., 1997:264]).

Коммуникативная активность терминов полногласие I неполногласие в подъязыке современного исторического языкознания обусловлена совокупностью значений, поставляющих конкретную терминологическую информацию, а также способом отражения языковой действительности, заключающейся в комплементарном расчленении признаков на основе логических связей.

В седьмом параграфе освящается особенности развития и функционирования терминов микросистемы «слог» в метаязыке исторического языкознания.

В историческом языкознании центральными единицами, организующими микросистему «слог» на понятийном и функциональном уровнях, являются термины открытый слог, закрытый слог. Практика их употребления ведёт начало с работ А.Томсона [Томсон, 1910: 224] и Г.А.Ильинского

[Ильинский,- 1916: 27, 36]. Эти наименования, с сохранением объёма понятия, были заимствованы из общеязыковедной терминологии. Е.Д.Поливанов дал этим терминам метатекстовые определения, построенные на интегриро-ванности формул, которые впоследствии были приняты современными исследователями [Поливанов, 1991:401].

На базе видового термина учёными, работающими в области сравнительного славянского языкознания, образованы поливербальные единицы закон открытого слога [Ильинский, 1924: 349] и тенденция открытого слога [Топоров, 1959: 25]. Первый термин призван был подчеркнуть непреложность действия закона, который не знал исключений (ср.: [Хабургаев, 1974: 107]; [Иванов, 1983: 77]). Информационная ёмкость второго термина, регламентирующаяся лексическим значением опорного компонента «тенденция», указывает, что закон открытого слога не носил в праславянском языке универсального характера (ср.: [Бернштейн, 1961: 49]; [Соколова, 1962: 45—46]). В разграничении понятийного статуса терминов закон открытого слога — тенденция открытого слога присутствуют, прежде всего, основания фактолопиеского порядка. Закон открытых слогов действовал в праславянском и других славянских языках в течение определённого времени, тогда как тенденция открытых слогов действует и в настоящее время (ср.: [Аванесов, 1956: 42-58]; [Бернштейн, 1963: 62]). Из этого следует, что термин тенденция открытого слога должен применяться в работах, рассматривающих современное состояние русского или других славянских языков, термин закон открытого слога — в работах по историческому языкознанию, исследующих эволюцию языка во времени и пространстве.

Прочие номинации микросистемы, используемые в историческом языкознании, представлены несколькими тематическими терминологическими рядами: а) по структуре (неприкрытый слог, прикрытый слог); 2) по местоположению в слове (начальный слог, конечный слог); 3) по акустическому впечатлению и мускульным ощущениям (сильный слог, слабый слог, ударный слог, безударный слог и т.п.). Их функционирование в подъязыке исторического языкознания определяется понятийным статусом, принятым в общей теории языка.

В пятой главе представлена история развития наименований из области исторической морфологии..

В первом параграфе раскрывается история наименований из области именных частей речи.

Первый подпараграф посвящен семантической дифференциации термина-понятия имя. .

Предпринятое в грамматиках XVI-XVIII вв. разделение имён по значению (ср.: [Ягич, 1895: 329, 822]; [Грамматика, XVII (а): 21]; [Поликарпов, 257]; [Ломоносов, 1952-7: 4О8-409]; [Барсов, 1981: 410-411]) успешно довершил А.Х.Востоков: ему удалось не только наметить основные грамматические категории, связанные с именными частями речи, но и разграничить на терминологическом уровне имена прилагательные и имена числительные. Вовлекая специализированное наименование прилагательное имя

[Смотрицкий, 1721: 23-23 об.] в родовидовое определите соответствующей части речи, учёный достигает симметрии между терминологизируемым понятием и его знаковым обозначением [Востоков, 1831: 52]. При этом сам термин имя, имевший значение «грамматический разряд склоняемых слов, означающих предметы, качества и числа», редуцирует свое значение: он в определении А.Х.Востокова соответствует только первой части дефиниции прежнего термина, а именно: «грамматический разряд склоняемых слов». Узкое толкование термина имя позволило А.Х.Востокову посредством перераспределения понятийной нагрузки с родового термина на его видовые признаки актуализировать термин имя числительное, который имел давнюю традицию употребления (ср.: [Смотрицкий, 1721: 23 об.]; [Поликарпов, 1701: 13 об.]; [Ломоносов, 1952-7: 475-479]) и обозначить статус самостоятельности термина имя существительное [Востоков, 1863: 43]. Окончательно термин имя существительное в языке науки закрепляется благодаря Ф.И. Буслаеву, конкретизировавшему объём его содержания по денотату и сигнификату, что позволило прийти к трактовке имён существительных как лексико-грамматической категории, характеризующейся и семантическими, и грамматическими приметами [Буслаев, 1959:317].

Термины-словосочетания имя существительное, имя прилагательное, имя числительное, сохраняя в качестве базового компонента общую категориальную сему, наполняются разным смысловым содержанием благодаря дифференциальным признакам, каждый из которых соотносится с одноименным объектом морфологии как науки, демонстрируя согласование формы и содержания.

Во втором подпараграфе исследуется процесс терминологического обозначения типов склонения существительных.

Первые попытки классификации типов склонения именных частей речи по конечному звуку древнейших основ были предприняты в Грамматике МСмотрицкого [Смотрицкий, 1721: 30, 34 об., 180 об.], которая в восточнославянской книжности популяризировала термин склонение имён и «пать» оуклонени! ймент.» (ср.; [Ломоносов, 1952-7: 440]; [Потебня, 1985: 3]; [Бу-дилович, 1883:41 ]).

Исследователи, занимающиеся проблемой склонения существительных в историческом аспекте, апеллировали и к другим терминам (ср.: различие [Востоков, 1863: 14]; склонение существительных [Буслаев, 1959: 207 ]; разряд существительных [Некрасов, 1889: 86]). Все они, за исключением окказионализма А.Х.Востокова, обладают топологической структурой, характеризующейся отношениями включения и пересечения видовых признаков, которые обеспечивают схематизированное представление о типах склонения существительных в диахронии (ср.: склонение существительных 1-го отдела/2-го отдела [Буслаев, 1959: 207]; 1 подкласс 1 именного склонения [Будилович, 1883: 41]; разряд существительных с первичными темами на согласные звуки... [Некрасов, 1889: 87-89]).

От партитивной модели терминов, называющих типы склонения существительных в диахронии, раньше других исследователей отошёл А.И.Собо-

левский. В его работах впервые отмечается устойчивое сочетание фразеоло-гизироваиного типа склонение имён с основой на ..., в котором названия типов основ задаются их тематическими показателями [Соболевский, 1907: 169]. Термин, демонстрируя соответствие информативной ёмкости структурно-коммуникативному облику, получил, испытав незначительные преобразования в материальной структуре, широкое распространение в отечественной науке (ср.: склонение существительных с основой на-... [Шахматов, 1957: 42]; [Кузнецов, 1953: 36-37]; [Собинникова, 1967: 93-94]; тип склонения существительных с основой на- ...; склонение основ на- ... [Кульбакин, 1913: 138]; [Селищев, 2001: 53-54]; [Черных, 1962: 163]; [Горшкова, Хабургаев, 1981: 144] и др.).

В историческом языкознании указанные термины по отношению к древнерусскому периоду употребляются условно, поскольку характеризуют древнерусские явления лишь в плане генетическом. В связи с этим современные исследователи считают необходимым разграничивать термины, относящиеся к периоду праславянскому, с одной стороны, и к древнерусскому - с другой [Марков, 1974: 24-25; Гарбузова, 1975: 12-19; Шульга, 1978: 420]. М.В.Шульга предлагает по отношению к XI-XTV векам соответствующие понятия обозначать «исходной формой типичной парадигмы: парадигма ме^ъ, парадигма плодъ ...» [Шульга, 1978: 19]. Против термина-формулы типа парадигма призванного подчеркнуть различия между гене-

тически тождественными парадигмами праславянского и древнерусского склонения, серьёзных возражений в литературе не высказывалось, но и случаев его употребления до настоящего времени не отмечалось, т. е. вопрос о разграничении терминов, называющих типы склонения существительных в хронологическом срезе, в исторической русистике остаётся открытым.

В третьем подпараграфе дан анализ принципов терминологизации типов прилагательных по форме.

Как показывает обследованный материал, номинация формальных типов древнеславянских прилагательных мотивируется по нескольким основаниям: 1) по графическому, зрительному впечатлению «усечения» полного прилагательного (ср.: целые /усеченные [Смотрицкий, 1721: 69]; [Тредиа-ковский, 1748: 95-97]; [Ломоносов, 1952-7: 84]; [Греч, 1858: 24]; краткие/ полные [Буслаев, 1959: 62]; [Колосов, 1904: 39]; [Черных, 1962: 208]); 2) по способу образованию полных прилагательных (ср.: простые / изрядные [Крижанич, 1859: 53]; усечённые/полные [Барсов, 1981: 147]; [Российская грамматика, 1819: 61]; [Греч, 1858: 24-25]; первообразные/производные [Павский, 1850: 26]; [Буслаев, 1959: 138]; [Антонов, 1871: 49]; первообразные, коренные/второобразные, производные [Аксаков, 1880: 114]); 3) по наличию в структуре прилагательного местоимения (ср.: простые / сложные [Востоков, 1865: 14]; [Шахматов, 1957: 187-188]; [Карский, 1903: 44]; [Дурново, 2000: 245]; [Селищев, 2001: 127]; [Лавровский, 1852: 64-65]; [Бо-городицкий, 1935: 155]; определённые / неопределённые [Перевлесский, 1854: 173-174]; [Востоков, 1863: 35]; [Антонов, 1871: 49]; неопределённая форма прилагательного/определённая форма прилагательного [Срезнев-

ский, 1959: 33]; одночленные/ двоечленные [Павский, 1850: 21]; одночленные/двучленные; [Лавровский, 1852: 63]; [Лебедев, 1851: 27-28]; нечленные /местоименные [Соболевский, 1907: 225]; бесчленные/членные [Потебня, 1958: 181]; [Овсянико-Куликовский, 1912: 67-68]; [Шахматов, 1952: 113]; [Дурново, 2000: 248]; [Обнорский, 1946: ПО]; именные /местоименные [Аксаков, 1880: 69]; неместоимённые формы прилагательных1местоимен-ные прилагательные [Прокопович, 1974: 119]. Многообразие терминов для обозначения типов прилагательных по форме (более 70 единиц с учётом парадигматических и словообразовательных вариантов) обусловило их аси-стемное употребление. Налицо самая богатая синонимия, при этом поясняемые и поясняющие меняются местами. В последнее время наметилась тенденция к дифференциации терминов, участвующих в номинации формальных типов прилагательных, для описательного и исторического языкознания. Применительно к современному русскому языку используются термины полные/краткие причагателъные [ССЛТ, 1977: 339-341], для древнерусского и старославянского языков - именные /местоименные прилагательные, членные/нечленные прилагательные [Кузнецов, 1953: 142]. Однако рекомендательная установка по употреблению терминов не соответствует их действительному функционированию (ср.: [Обнорский, 1953: 117-208]; [Якубинский, 1953:212-215]; [Ахманова, 1966: 357-359]). Закреплённость в исторической грамматике терминологических пар краткие / полные прилагательные,членные/нечленные прилагательные, именные/местоименные прилагательные, их широкая известность позволяет вполне ограничить обозначение двух формальных типов прилагательных этими средствами выражения и тем самым предупредить терминологическую синонимию.

Второй параграф содержит анализ терминологических лексем, обозначающих формы времени в сравнительно-историческом аспекте.

В первом подпараграфе представлен состав терминов, называющих формы прошедшего времени.

Для номинации простой формы прошедшего времени совершенного вида изначально употреблялся термин аорист, закрепившийся в славистике благодаря изысканиям Ф. Миклошича и П. Шафарика [Миклошич, 1886 — 4: 538; 8а1апк, 1847: 93] (ср.: время прошедшее совершенного вида [Востоков, 1863: 68,84-85]). Заимствованная монолексемная единица, являясь знаком-эталоном специального понятия, стала базовой в формировании корупной группы терминологических словосочетаний атрибутивного типа (ср.: простой аорист [Кнауер, 1913: 344]), несигматический [Шахматов, 1941: 57], асигматический [Дурново, 2000: 296]; [Хабургаев, 1974:268], старый [Катков, 1845: 206]; [Виноградов, 1947: 550], корневой [Кнауер, 1913: 344]), сильный [Кульбакин, 1913: 131]; [Селищев, 2001: 169]). Интерпретация типовых форм сигматического аориста, сыгравших в восточнославянских языках более значительную роль, чем формы простого, обнаруживает все признаки родовидовой иерархии терминов: сигматический аорист = сложный аорист [Колосов, 1904: 54]; [Грунский, 1906: 139]} аорист сигматический нетематический, аорист сигматический тематический [Кульбакин,

1913: 132]; [Фортунатов, 1957: 288]; сигматический аорист корневой [Кнауер, 1913: 347-349]; сигматический аорист нового типа, сигматический аорист архаического типа [Соколова, 1957: 77]; [Кузнецов, 1959:190]; древний сигматический аорист, новый сигматический аорист [Иванов, 1983: 339]; старый сигматический аорист, новый сигматический аорист [Рус. яз., 1997:33].

Длительное дублетное варьирование терминов имперфект и прошедшее неокончательного вида или преходящее объясняется тем, что образование славянского имперфекта, сложившееся в доисторическую эпоху, не имело себе соответствия в формах имперфекта других индоевропейских языков [Востоков, 1863: 68, 84-85] (ср.: [Буслаев, 1959: 362]; [Потебня, 1968-3: 150]; [Колосов, 1904: 51-52]; [Грунский, 1906: 140]; [Овсянико-Куликовс-кий, 1912: 103]; [Брандт, 1913: 110]; [Щепкин, 1915: 114-115]). Однако все исследователи, оперирующие заимствованным термином, вне зависимости от того, приверженцами какой теории — видовой или хронологической - они являются, в определение понятия или в дефиницию термина включают потенциальное значение, которое изначально заключала в себе терминологическая рефлексия АХВостокова.

Термины перфект и плюсквамперфект (ср.: прошедшее наступавшее сложное, преходящее сложное [Востоков, 1863: 91]) как основные номинативы сложных форм прошедшего времени отечественной славистикой были приняты с известными оговорками, а в исторической русистике они получили или ограниченное применение, или использовались с трансформированной информационной ёмкостью. Понятийное переосмысление терминов объясняется двумя причинами: изменением семантики форм перфекта и плюсквамперфекта на восточнославянской почве и изменением формальной, материальной структуры глагольных форм, традиционно именуемых терминами перфект и плюсквамперфект (ср.: древний перфект [Кузнецов, 1953: 246], старый перфект [Ремнева, 1998: 101]; прежний перфект [Зализняк, 1995: 125-126]; новая форма перфекта [Кузнецов, 1953: 246-247]; форма на—л- [Ремнева, 1998: 101]; давнопрошедшее время [Соболевский, 1907: 164]; [Катков, 1845:206-207]; преждепрошедшее время [Брандт, 1913: 111-112]; [Кульбакин, 1913: 134]; русская форма давнопрошедшего времени [Ефимов, 1937: 85]; плюсквамперфект восточнославянской формы [Ломтев, 1961: 297]; плюсквамперфект первого типа, плюсквамперфект второго типа [Черных, 1962: 262]; русский плюсквамперфект, старый плюсквамперфект [Хабургаев, 1978: 45]; абсолютный плюсквамперфект, относительный плюсквамперфект [Пожарицкая, 1994: 269]). Полезность указанных терминов очевидна. Они, во-первых, дают возможность на уровне терминологической рефлексии констатировать инновации в форме данного прошедшего времени по различным диалектным зонам позднего праславян-ского языка; во-вторых, с ж помощью устанавливается интенсионал термина плюсквамперфект во взаимодействии с термином давнопрошедшее время, которому в учебной и методической литер^ е ш курсу истопине-ской грамматики отдаётся обоснованное преддочте^Г,,- адцйоиАЛьигй» Т

Т 'бИЕЛМОТЕКА |

Во втором подпараграфе описаны особенности функционирования термина настоящее время.

Наличие презенса в древних славянских языках признаётся всеми исследователями, но все исследователи «значительно расходятся в его результатах», в связи с чем термин настоящее время в работах классиков отечественного языкознания, формально оставаясь однозначным, функционировал с разным объёмом содержания.

Из русских славистов первым права гражданства термину настоящее время дал А.Х.Востоков [Востоков, 1863: 59]. Осмысление учёным формы настоящего времени как грамматической категории, морфологически противопоставленной формам будущего и прошедшего времён, способствовало отождествлению термина настоящее время с латинским praesens indicativi (ср.: [Колосов, 1904: 57]; [Кнауер, 1913:347]).

Грамматическое описание настоящего времени с позиций глагольного вида привело к формальному употреблению одноименного термина (ср.: [Буслаев, 1959: 360]; [Грунский, 1906: 148]; [Александров, 1909: 31]; [Кузнецов, 1947: 18]; [Бурдин, 1966: 168]; [Хабургаев, 1974: 258]), которое в современных исследованиях подвергнуто критике (ср.: [Ломов, 1980: 66-67]; [Горшкова, 1981:286-287]).

В историческом языкознании и славистике неоднократно предпринимались попытки терминологического обозначения форм настоящего времени, образованных от глаголов совершенного вида и совпадающих по времени с «моментом речи», с целью противопоставления их одному из вариантов будущего времени, получившего название будущее простое (ср.: собственно настоящее время [Бунина, 1959: 157]; действительное настоящее [Овчинникова, 1959: 109]); настоящее актуальное [Кукушкина, 1984: 57]). Перечисленные специализированные средства выражения, предложенные на роль идентификатора указанных форм, не получили распространения из-за укоренившегося представления, что временное значение омонимичных форм настоящего и будущего времени обусловливается в первую очередь повествованием, а уж затем видовым значением основы. Представляется, что поиски адекватного наименования для форм настоящего времени, образованных от глаголов совершенного вида, будут продолжены, но оно должно получить последовательное истолкование в чисто временном аспекте, который с неизбежностью будет предполагать необходимость признания основного настоящего (абсолютного) времени (от глаголов несовершенного вида) и факультативного (от глаголов совершенного вида). Не подлежит сомнению, что предполагаемая номинация должна включать указание на специфическое значение формы настоящего времени, которое определяется как значение действия, относимого к моменту речи.

В третьем подпараграфе устанавливается терминологическая экспликация формы будущего времени.

В истории становления терминов микрополя «будущее время» отражается одна из основных особенностей эволюции грамматического строя - развитие его по пути дальше идущего обобщения и абстрагирования. Эта осо-

бенность развития проявляется в смысловой дифференциации терминов, обозначающих формы сложных будущих времён, и в противопоставлении их форме простого будущего времени.

Распространённая форма с футуральным значением в старославянском и древнерусском языках (шкИтн + инфинитив) в истории науки эксплицирована следующими знаками: будущее неопределённое [Востоков, 1863: 86]; будущее сложное изъявительного наклонения [Колосов, 1904: 55]; будущее время описательной формы [Буслаев, 1959: 361]; будущее описательное [Александров, 1909: 37]; абсолютное будущее сложное [Потебня, 1958: 356]; будущее первое, будущее сложное первое (futurum simplex) [Некрасов, 1889: 215-216]; сложное будущее абсолютное [Бородач, 1951: 386]; будущее сложное первое [Бурдин, 1966: 183]; [Собинникова, 1967: 143]; сложное будущее абсолютное {будущее первое) [Горшкова, 1981:293]).

Формам будущего сложного первого времени на уровне терминологической экспликации противопоставлены формы будущего сложного второго (ср.: будущее условное [Востоков, 1863: 72]; [Потебня, 1958: 367]; [Брандт, 1900: 167]; [Колосов, 1904: 56]; будущее совершенное [Буслаев, 1959: 195]; будущее совершенное {futurum exactum) [Соболевский, 1907: 245]; форма будущего сложного с причастием на -лъ [Будилович, 1883: 127]; [Овсяни-ко-Куликовский, 1912: 119]; будущее условное (будущее 2-ое) [Дурново, 2000: 302]; предварительное будущее [Ёлкина, 1960: 192-193]; будущее сложное второе (преждебудущее время) [Собинникова, 1967: 143]; преж-дебудущее время [Горшкова, 1981:295]; [Иванов, 1983:354]).

Вопрос о грамматическом характере словосочетаний инфинитив,

выделенных А.Х.Востоковым в качестве самостоятельной формы времени и названной как будущее наступающее, в науке окончательно не разрешён (ср.: будущее в прошедшем [Потебня, 1958: 369-370, 869]; будущее в настоящем [Чернышёв, 1949: 210-238]; [Бородич, 1951: 381]; будущее по отношению к настоящему [Бунина, 1959: 133]). Но совершенно ясно, что эти формы в старославянском языке не равны формам будущего абсолютного, которыми может быть обозначено любое действие, совершившееся после акта коммуникации. И в этом случае корреляция терминов будущее абсолютное — будущее в настоящем на понятийном уровне могла бы наглядно показать, что форма времени будущего в настоящем выступает в качестве отмеченного члена, ограниченного в своём употреблении.

Маркированное противопоставление форм времени определяется грам-матико-семантическим характером сочетаний глаголов с инфинитивом. В то же время каждая из номинаций, сохраняя индивидуальный план выражения, обнаруживает тенденцию - посредством гиперсемы «будущее» - к установлению единообразного средства, указывающего на предполагаемое или реальное действие после момента речи.

В третьем параграфе рассматривается вопрос о формировании терминов поля «причастие».

В первом подпараграфе прослеживается история терминов, связанных с обозначением грамматической семантики причастных форм.

Впервые терминологические единицы, называющие причастные формы по субъектно-объектным отношениям и временной локализациии, отмечаются у М.В.Ломоносова: причастия действительные ... страдательные причастия ... прошедшего времени... [Ломоносов, 1952—7: 496-497]. Учёный по сути стал и создателем классификации русских причастий, и автором её терминологического аппарата: за сравнительно большой период, даже для языковой эволюции, значительных изменений в употреблении терминологических единиц, кодифицированных учёным, не произошло (ср.: [Потебня, 1958:147-148]; [Виноградов, 1947:607]; [Кузнецов, 1953: 159-160]).

Исконно существовавшие в старославянском и древнерусском языках два типа причастий по форме в исследованиях по истории русского языка получили обозначения, которые закрепились в авторской интерпретации за соответствующими формами прилагательных. При этом денотативная и результативная семантика терминов, равно как и их мотивированность, оказывается тождественной (ср.: [Буслаев, 1959: 106, 108]; [Срезневский, 1959: 53]; [Овсянико-Куликовский, 1912: 68]; [Черных, 1962: 278]). В настоящее время устойчивыми членами оппозиции в разграничении причастных форм по структуре являются термины полные причастия / краткие причастия (ср.: [Якубинский, 1953: 251; Аванесов, Иванов, 1982: 323-333; Рус. яз., 1997: 382-384]. Их общепринятость согласуется с действием трех важных факторов, определяющих конкурентноспособность терминоединицы в сис-теме,-прагматикой, семантикой и синтактикой.

Во втором подпараграфе показаны особенности терминологической номинации кратких форм действительных причастий.

Обозначение несклоняемых причастий, использовавшихся для образования аналитических форм времени, в течение длительного времени осуществлялось с помощью знаков, внешняя и внутренняя форма которых не ассоциировалась с их грамматической природой или характером функционирования: (ср.: причастия прошедшего времени усеченные склоняемые [Восто-ков, 1863: 88]; причастия спрягаемые [Востоков, 1863: 79]; [Соболевский, 1907: 210]; [Шахматов, 1941:174-177]; старые причастия [Соболевский, 1907: 259]; второе древнее прогиедшее причастие [Буслаев, 1959: 111]; первое причастие прошедшее, причастие неопределённое [Лавровский, 1852: 94]; причастие прош. врем. 2-е [Дурново, 2000: 299]). В науке закрепился термин причастия на -ль [Лавровский, 1852: 91] и развёрнутые термины-словосочетания, образованные от него: причастие прошедшее на ~лъ [По-тебня, 1958: 232]; причастия прошедшего времени с суффиксом — л, краткие причастия на-л [Якубинский, 1953: 240-241]. Их наименование основывается на непосредственно наблюдаемом феномене словоформы, которому приписывается семиотический признак, позволяющий идентифицировать класс денотатов в ряду других причастных форм.

Отсутствие адекватного термина для причастий действительного залога, преобразовавшихся в древнерусском языке в деепричастия (ср.: неопреде-

ленные причастия [Лавровский, 1852: 73-74]; новые причастия [Соболевский, 1907: 261]), объясняется противоречивым установлением хронологических границ, в рамках которых этот процесс осуществлялся (ср.: [Кузнецов, 1953: 246-247; Ломтев, 1961: 318-319; Черных, 1962: 279-280]). Современные исследователи применительно к причастным формам, представляющим собой отклонение от исходного состояния, предложили термин неизменяемые причастия, отграничив их таким образом на терминологическом уровне от изменяемых причастий — форм, сохранивших исконные для причастий грамматические позиции [Аванесов, Иванов, 1982: 325, 321]. Благодаря выражаемой терминами противоположности родового понятия между членами коррелятивной пары устанавливается структурная взаимоотнесённость и взаимозависимость. Поскольку противопоставленность неизменяемых причастных образований, восходящих к формам именительного падежа кратких действительных причастий, другим группам причастных форм не для всех исторических периодов и не для всех частных систем русского языка является достаточно чёткой, термин деепричастие в сравнительно-историческом языкознании используется ограниченно. В работах, где он употребляется, обязательно присутствует попытка связать процесс превращения кратких причастий в деепричастия с историческими изменениями в их семантике и с обусловленными этими изменениями в строе предложения (ср.: [Никифоров, 1952: 288]; [Аванесов, Иванов, 1982: 339]; [Иванов, 1983: 363]).

Терминологическая пестрота, связанная с обозначением кратких форм действительных причастий, подтверждает параллелизм онтогенеза и филогенеза в развитии научного познания и косвенно указывает, что описание класса причастий применительно к диахронно взятой языковой системе является делом достаточно сложным, с неизбежностью предполагающим изохронную скрытую многозначность терминов, определяющих грамматические свойства причастных форм, а также их структуру.

В заключении подводятся итоги исследования.

Терминология сравнительно-исторического языкознания представляет собой системно-структурное образование, характеризующееся всеми признаками, свойственными любой системе: относительной неделимостью элементов, иерархичностью, структурной организацией. Термин в ней является элементом объединения разных уровней: синонимических рядов, антонимических противопоставлений, лексико-семантических и тематических групп, семантических и понятийных полей. Элементы структуры термина как лексической единицы в первом приближении соответствуют лексическому треугольнику: план выражения - понятие — денотат. Диалектика отношений между элементами проявляется в процессе функционирования термина, которое определяется идентификацией или дифференциацией научной реалии, эпохой научного развития, отнесением термина к определенной концепции, а также способом введения термина в текст, принципом и методом его дефиниции. При этом каждый элемент термина или может оставаться в статике, или претерпевать изменения.

В филогенезе русская терминология сравнительно-исторического языкознания является этимологически смешанной. В ней, как и большинстве других терминологических подсистем современного русского языка, иноязычные слова представляют довольно значительный пласт. Их доля в процентном отношении составляет 12 % от общего количества терминов. Заимствования глубоко внедрились в тезаурусный минимум компаративистики и исторической русистики, что подтверждается их использованием в качестве самостоятельных слов-терминов и вхождением в качестве элементов в производные и составные термины.

В подсистеме сравнительно-исторического языкознания в диахронии представлены все способы словообразования. Ведущим среди них является лексико-сехмантический: 69 % из обследованных специализированных средств выражения связаны с различными видами семантического развития слова общелитературного языка, что ещё раз подтверждает продуктивность семантического способа терминологии на различных этапах её образования. Терминологические рефлексии в рассматриваемой подсистеме носят ярко выраженный антропологический акцент: они отражают целенаправленную, сознательную деятельность исследователей по созданию «метких» и «доходчивых» терминов. В роли терминов могут выступать все знаменательные части речи, поскольку терминированию подвергаются не только объекты и явления, но и качества, признаки и процессы. При этом термин точен настолько, насколько точны наши знания о системе понятий, которой он принадлежит. Семантическая определённость термина достигается не только за счёт его дефиниции, но и главным образом, за счёт «широкого контекста», терминологического поля.

С точки зрения формы термины сравнительно-исторического языкознания представлены двумя структурными рядами: монолексемными и полилексемными единицами. Доля последних в корпусе терминологии составляет 79 %. Появление терминов-словосочетаний объясняется их способностью точно и полно обозначать конкретные языковые явления, возможностью определительных компонентов дифференцировать смежные понятия. Особенностью синтаксической структуры многословных терминов является доминантная роль подчинительных именных словосочетаний. В группе именных словосочетаний господствующее положение занимает модель «имя прилагательное + имя существительное». Этот атрибутивный комплекс по силе сцепления между ведущим и зависимым словом, по своей прочности стоит на грани сложного слова, приближаясь к связи лексического характера, подкрепляя свой статус языковедческого термина, выполняющего номинативную функцию. Активность модели поддерживается также полифункциональностью согласованных определений: они не только выражают видовые отношения, но и помогают различить общеупотребительное и специальное значение слова. Менее распространённым является структурный тип, представляющий сочетание существительного с предложным или беспредложным существительным. Целостная семантика составных наименований «имя существительное + имя существительное» складывает-

ся из лексических значений слов-компонентов, в котором зависимое существительное выступает как средство детализации обозначаемого объекта. Для изучаемой терминологии характерно наличие достаточно большого количества многокомпонентных именных словосочетаний с распространённым адъюнктом. Такие словосочетания характеризуются идиоматичностью значения, уподобляясь слову, они выполняют свою терминологическую функцию.

Ономасиологический анализ ключевых терминов исторической русистики и компаративистики является ярким свидетельством того, что термино-творчество — это целенаправленный поиск необходимой информации на основе имеющегося языкового опыта, закрепление её в «информационно-терминологической сфере языка» и прогнозирование новых достижений в заданном векторе. В общей проблеме упорядочения и унификации терминов рассматриваемой отрасли знания выделяется следующие направления: 1) создание единых наименований для языковых понятий и реалий, не имевших названий; 2) унификация терминов, имеющих раннюю традицию употребления; 3) унификация терминов, не имеющих длительной традиции употребления.

В развитии русской терминологии сравнительно-исторического языкознания выделяется несколько этапов.

Отправной точкой в формировании терминологического континуума сравнительно-исторического языкознания должны быть признаны грамматические сочинения XVI-XVII веков, в которых нашли отражение противоречия между априорными эллинистическими грамматическими схемами и эмпирическим анализом славянского языкового материала. Значительным результатом трудов позднего средневековья, использовавшего в качестве материально-языковой основы церковнославянский язык, явилось формирование средств представления лингвистического содержания и создание исходной языковедческой терминологии. Метаязык на основе церковнославянского языка, в силу его генетической близости к восточнославянским языкам, способствовал органическому вхождению грамматического знания в книжную культуру восточного славянства, обеспечивал понятийно -терминологическую преемственность в последующем развитии русской филологической мысли. Широк и разнообразен круг понятий по сравнительному изучению языков, подвергнутых терминологизации в грамматических изысканиях XVIII века. К концу столетия в исследованиях по языковому родству славянских народов, в гипотетических рассуждениях об их языке-основе отмечается несколько важных в терминологическом отношении лексем и выражений, которые встречаются в языке последующей эпохи. Терминология сравнительно-исторического языкознания в начальной стадии её формирования и развития тесно связана с общеупотребительным языком одинаковыми отношениями к лексико-семантическим явлениям и процессам.

Большой и содержательный путь самостоятельного развития русская терминология сравнительно-исторического языкознания, особенно в её грамматической части, прошла в XIX веке. Степень семантической специа-

лизации слов и вьфажений, употреблявшихся в языке отечественной науки, была неодинаковой. Одни из них являлись собственно лингвистическими терминами, специализированными наименованиями соответствующих понятий, другие представляли собой переходные явления от общеупотребительной лексики к специальной или ситуативно употреблялись в качестве наименований специальных понятий. С первых десятилетий XIX столетия в формировании терминологического континуума устанавливается тенденция к уточнению уже имевшейся системы наименований, приводящая к взаимной конкуренции синонимов-дублетов в пределах одного синонимического ряда или к росту числа членов отдельных синонимических рядов. Сохраняются лишь «жизнеспособные» термины. Между теми вариантами, которые сохранялись в языке определенное время, происходило стилистическое или семантическое размежевание. Синонимические группы в данной подсистеме терминологии возникали и разрушались на всём протяжении её существования. В ряде случаев они были временными и имели характер нерегулярного употребления. Формирование понятийного аппарата сравнительно-исторического языкознания проходило не локально замкнуто, а в органическом единстве с базовыми терминами языкознания и смежных отраслей знания, между которыми устанавливались соотношения по «принципу сообщающихся сосудов» с обнаружением стремления к общему уровню. Если номинирование понятий из области исторической грамматики и компаративистики в начале Х1Х века происходило преимущественно путём отбора лексических средств из общеупотребительного языка, то, начиная со второй половины XIX века, терминологические именования обнаруживают стремление к «международной узнаваемости», обусловленной интернациональностью формы и содержания термина. В соответствии с этим наиболее полно предъявляемым требованиям отвечает прямое заимствование терминов и дефиниционный способ терминологической номинации, при котором специальное понятие сначала выражается раздельнооформленным словосоче-тшшем, а затем стягивается в цельнооформленную лексическую единицу. Дефиниционный способ терминологической номинации имеет распространение и в настоящее время, поскольку такие термины, сохраняя национальную форму и имея интернациональное содержание, ярко проявляют пропо-зитивный характер семантики термина.

В XX столетии отечественными учёными предпринимались попытки по упорядочению и использованию отдельных терминов. Формальный и семантический анализ не только терминов, но и других специальных лексем, а также терминоэлементов нашёл отражение на страницах научных изысканий и стабильных учебников, однако обобщающего исследования по контролю метаязыка науки так и не было создано. Несмотря на разночтение ведущих характеристик терминов и особенностей, определяющих зависимость одних характеристик от других, подобные наблюдения содержали элементы рационального управления процессом знания как продуктом общества.

На современном этапе упорядочения терминологии сравнительно-исторического языкознания предстоит большая, трудная, но захватывающе

увлекательная работа по её стандартизации, и нет сомнения в том, что в опоре на труды великих предшественников современная наука достойным образом, с учётом определения ядра неотъемлемых свойств терминов, довершит построение её парадигмы.

Содержание диссертации отражено в следующих работах:

1. Термины сравнительно-исторического языкознания у А.Х. Востокова // Русский язык: история и современность. Межвузовский сб. научных трудов. М: МПУ, 1994. Деп. В ИНИОН РАН 23.06.1994. № 49402.- 18 с.

2. Термины-новообразования поля «части речи» в «Грамматике церковнославянского языка» А.Х. Востокова // Актуальные проблемы психолингвистики. Межвузовский сб. научных трудов. Биробиджан, 1995. С. 19-21.

3. Вклад М.В. Ломоносова в формирование русской терминологии сравнительно-исторического языкознания // Русский язык: история и современность. Межвузовский сб. научных трудов. М.: МПУ, 1995. Деп. В ИНИОН РАН 22.03.1995. № 50195.-10 с.

4. Статьи по истории русского языкознания (сводный реферат) // РЖ Языкознание. М.: РАН, 1995. № 4. С. 3-12.

5. Становление русской терминологии сравнительно-исторического языкознания (конец XVII - начало XIX вв.) // Терминоведение. Материалы Международной научной конференции «Терминологические чтения Рос-стерма. № 3». М., 1996. С. 133-134.

6. Роль М.В. Ломоносова и А.Х. Востокова в терминации понятия «литературно-письменный язык славян» // Вопросы исторической лексикологии и лексикографии русского языка // Межвузовский сб. научных трудов. Смоленск: СГПИ, 1996. С. 50-58.

7. К вопросу о дефинитивных характеристиках терминов // Проблемы языка в современном культурологическом аспекте. Материалы Всероссийской научной конференции. Тюмень: ТГУ, 1996. С. 63-65.

8. Особенности развития семантической структуры терминов, называющих понятие «праславянский язык» // Актуальные проблемы языкознания в историческом и современном освещении. Ш Поливановские чтения. Смоленск: СГПИ, 1996. С. 17-19.

9. Терминологизация наименований приёмов, устанавливающих родство языков, в трудах русских учёных XVIП века // Терминоведение. Материалы Международной научной конференции «Терминологические чтения Рос-стерма. №4». М., 1997. С. 126-128.

10. Термины сравнительно-исторического языкознания в неопубликованной статье А.Х. Востокова 1802г. // Общие и региональные проблемы взаимодействия языков и их подсистем. Межвузовский сб. научных трудов. Тюмень: ТГУ, 1997. С. 14-19.

11.0 переменном признаке в содержании термина «этимология» // Проблемы образования. Материалы республиканской научно-практической конференции. Тюмень: ТГУ, 1997. С. 188-190.

12. Синтаксическая терминология в «Грамматике церковнославянского языка» 1863 года // Материалы межвузовской конференции, посвященной 80-летию со дня рождения профессора Т.П. Уханова. Тверь: ТГУ, 1998. С. 52-53.

13. Эволюция русской терминологии сравнительно-исторического языкознания // Материалы XIII Тверской межвузовской конференции учёных-филологов и школьных учителей. Тверь: ТГУ, 1998. С. 63-65.

14. История образования терминов, обозначающих понятие «языковое родство» // Русский язык: проблемы теории и методики преподавания. Нижневартовск: НГПИ, 1999; С. 114-125.

15. Зарождение славянского языкознания в России // Научные труды НГПИ. Серия «История». Нижневартовск, 1999. Вып. 1. С. 118-132.

16. О фонетической терминологии В.Е. Адодурова // Разноуровневые характеристики лексических единиц. Сб. научных трудов. Смоленск: СГПИ, 1999. С. 111-116.

17. Лингвистическое содержание терминов «древнерусский язык», «общерусский язык» у А.А. Шахматова // Русский язык: история и современность. Межвузовский сб. научных трудов. М.: МПУ, 1999. С. 123-126.

18. Об употреблении термина «древнеславянский язык» в работах О.М. Бодянского // Актуальные проблемы филологии в вузе и школе. Тверь: ТГУ, 1999. С. 140-141.

19. Румянцевский кружок и отечественное славяноведение // Проблемы региональной культурологии: история, современное состояние, перспективы. Материалы Всероссийской научно-практической конференции. Тюмень: ТГУ, 1999. С. 231-233.

20. К вопросу о терминологической синонимии // Русский язык: история и современность. Сб. научных трудов. Вып. 2. М.: МПУ, 2000. С. 105-109.

21. Начальный этап развития русской терминологии сравнительно-исторического языкознания. М.: МПУ, 2000. -148 с.

22. История термина «супин» в языке русской науки // Русский язык: прошлое и настоящее. Рязань: РГПУ, 2000. С. 21-23.

23. Терминосистема «слог» в метаязыке славистики // Научно-техническая терминология. М.: Госстандарт России, 2001. Вып. 2. С. 106-107.

24. О терминах компаративистики в «Словаре лингвистических терминов» Е.Д. Поливанова // Разноуровневые характеристики лексических единиц. Сб. научных трудов. Смоленск: СПТУ, 2001. С. 182-189.

25. Становление понятийного значения термина «вид» в русском языкознании // Научные труды НГПИ. Серия «Филология». Нижневартовск, 2001. Вып. 1.С. 84-90.

26. Функционирование терминов компаративистики в работах И.А Бо-дуэна де Куртенэ // Русский язык: история и современность. Сб. научных трудов. Вып. 3. М.: МПУ, 2001. С. 114-123.

27. Особенности употребления терминов из области сравнительно-исторического языкознания в «Истории русского литературного языка»

А.И.Соболевского // Семантика слова и семантика текста. Сб. научных трудов, посвященный 70-летию МПУ (вып. IV). М.:МПУ, 2001. С. 91-102.

28. Лингвистические термины с элементом -ем(а) как когнитивно-информационная модель // научно-техническая терминология. М: Госстандарт России, 2002. С. 97-99.

29. Номинация переходности задненёбных в исторической русистике // Тенденции в системе номинации и предикации русского языка. Межвузовский сб. научных трудов. М: МГОУ, 2002. С. 139-146.

30. Терминологическая номинация кратких форм действительных причастий в исторической русистике // Разноуровневые характеристики лексических единиц. Сб. научных трудов. Смоленск: СГПУ, 2002. С. 93-100.

31. Терминологическая номинация форм прошедшего времени сравнительно-историческом языкознании // Актуальные проблемы филологии в вузе и школе. Тверь: ТГУ, 2002. С. 118-120.

32. Словарные статьи «Генеалогическая классификация языков» (с. 4142), «Индоевропейские языки» (с. 84-85), «Индоевропейский праязык» (с. 85), «Праславянский язык» (с. 194-195), «Праязык» (с. 195), «Сравнительно-исторический метод» (с. 278) // Учебный словарь лингвистических терминов и понятий. Нижневартовск: НГПИ,2002.

33. Способы означивания концепта «мягкость» в исторической русистике // Русский литературный язык: Номинация, предикация, экспрессия. Межвузовский сб. научных трудов, посвященный 70-летию проф.. П.А: Ле-канта. М.: МГОУ, 2002. С. 234-247.

34; Вербализация к концептам «грамматическая- семантика, причастных форм»в исторической русистике // Сб. научных трудов, посвященный 80-летию академика РАО Н.М. Шанского. М.: МГОУ, 2002; С. 171-178.

35. Лингвистические термины с суффиксом -ость- // Современное русское языкознание и лингводидактика // Сборник материалов международной юбилейной научно-практической конференции, посвященной 80-летию академика РАО Н.М. Шанского. М.: МГОУ, 2003. С. 49-51.

36. Развитие русской терминологии сравнительно-исторического языкознания. М.: МГОУ, 2003. - 386 с.

37. К вопросу об истории терминов «полногласие» и «неполногласие» // Русский язык в школе, 2004. № 1. С. 86-89.

Изд. лиц. ЛР № 020045. Подписано в печать 19.01.2004. Формат 60x84/16. Бумага для множительных аппаратов. Гарнитура Тайме. Усл. печ. листов 2,75. Тираж 100 экз.

Отпечатано вИздательствеНижневартовскогопедагогического института 628605, Тюменская область, г.Нижневартовск,ул.Ленина, 56 Тел./факс: (3466) 44—40-30,E-mail:ngpipuc@nvartovsk.wsnet.ru

€ 3 243

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора филологических наук Щербина, Сергей Иванович

Оглавление.

Введение.

Глава I. Формирование терминологических единиц поля «сравнительно-исторический метод и комплекс приёмов сравнительно-исторического метода».

§ 1. Истоки зарождения и терминологическая экспликация понятия сравнительно-исторический метод».

§ 2.Терминологическая спецификация и специализация приёмов сравнительно-исторического метода.

2.1. Терминологическое обозначение приёмов, устанавливающих генетическое тождество сравниваемых единиц в родственных языках.

2.2. Терминологическое представление приёмов, относящихся к области сравнительно-исторического синтаксиса.

2.3. Терминологизация приёмов из области сравнительно-исторического изучения лексики.

Выводы по первой главе.

Глава II. Структурно-семантическая характеристика терминов сравнительного языкознания.

§ 1. Опыт стратификации базовых терминов языкознания.

1.1. В поисках сущности термина слово.

1.2. Термин и понятие «язык».

1.3. Референция знаков-классификаторов поля «диалект».

§ 2. Возникновение и развитие научных терминов поля «древнейший литературно-письменный язык славян».

§ 3. История терминов, обозначающих понятие «русский язык».

Выводы по второй главе.

Глава Ш. Формирование терминологической лексики, связанной с обозначением понятий генеалогической классификации языков

§ 1. История терминологического обозначения концепта славянский праязык».

§ 2. Принципы семантизации терминов, обозначающих понятие индоевропейские языки».

§ 3. Верификация терминов, обозначающих родство языков по признаку градуальности.

Выводы по третьей главе.

• Глава IV. Терминология из области исторической фонетики.

§ 1. Развитие наименований терминополя «гласные звуки».

§ 2. Развитие наименований терминополя «согласные звуки».

§ 3. Способы и принципы обозначения концепта «мягкость» в исторической русистике.

§ 4. Терминологическая рефлексация переходности задненёбных согласных.

§ 5. Терминологическое разграничение дифтонгов и дифтонгических сочетаний.

§ 6. История терминов полногласие - неполногласие.

§ 7. Особенности развития и функционирования терминов микросистемы слог» в метаязыке исторического языкознания.

Выводы по четвёртой главе.

Глава V. Терминология наименований из области исторической морфологии.

§ 1. Терминология наименований из области именных частей речи.

1.1. Семантическая дифференциация термина-понятия «имя»

1.2. Типы склонения существительных в древнерусском языке и их терминологическое обозначение.

1.3. Терминологизация типов прилагательных по форме.

§ 2. Терминологическое обозначение форм времени и категории вида в сравнительно-историческом аспекте.

2.1. Состав и обозначение форм прошедшего времени.

2.2. Особенности функционирования термина настоящее время

2.3. Терминологическая экспликация формы будущего времени

§ 3. Формирование терминов поля «причастие».

3.1. Вербализация концепта «грамматическая семантика причастных форм».

3.2. Терминологическая номинация кратких форм действительных причастий.

Выводы по пятой главе.

Введение диссертации2004 год, автореферат по филологии, Щербина, Сергей Иванович

Вопросы изучения научной и профессиональной речи уже более семи десятилетий находятся в центре внимания отечественных лингвистов, а стремление к упорядочению языка каждой отдельно взятой науки является характерной чертой «века минувшего и наступившего».

Основы теоретических исследований в области специальной лексики, получившие импульс к активному развитию благодаря изысканиям Д.С. Лотте и Э.К. Дрезена, создавались трудами учёных разных поколений и школ. Непреходящее значение в истории отечественного языкознания имеют работы Г.О. Винокура [Винокур, 1935] и A.A. Реформатского [Реформатский, 1961, 1986], благодаря которым сама терминология стала структурным элементом науки, значение которой, по мере её развития, становится всё более весомым и актуальным. Задачи и проблемы терминологических исследований, намеченные этими учёными, продолжают и развивают их ученики и последователи, сосредоточившие своё внимание на формировании разных аспектов и подходов в изучении терминосистем, терминологий, термина и его сущностных характеристик (см. работы A.C. Герда, Б.Н. Головина, C.B. Гринёва, В.П. Даниленко, JI.JI. Кутиной, В.М. Лейчика, В.Н. Прохоровой, A.B. Суперанской, В.А. Татаринова).

Интенсивное развитие терминоведения как науки объясняется двумя факторами. Во-первых, уже в конце XIX века язык воспринимался как «формально завершённый феномен», вступивший в «философский возраст», соотносимый с языком науки, который является средством выражения абстрактного мышления общества. Во-вторых, научно-технический прогресс и ускоренное развитие гуманитарной деятельности людей привели к дифференциации наук в целом, требующих своего языкового осмысления [Миньяр-Белоручева, 2001: 5-8].

Лингвистическая терминология, в ряду других терминологических подсистем, стала предметом исследования многих ученых [Виноградов, 1949; Моисеев, 1981]. Разнообразные сведения о русской языковедческой терминологии содержатся в работах по истории языкознания и в специальных исследованиях последнего времени [Мечковская, 1986; Рупосова, 1987; Шурыгин, 1997]. Среди подсистем лингвистической терминологии не изученной является терминология сравнительно-исторического языкознания как составной части лингвистики. Вопрос о её формировании не вскрывался, хотя отдельные его стороны затрагивались и находили освещение в работах В.В. Виноградова [Виноградов, 1978], П.С. Кузнецова [Кузнецов, 1958], В.Н. Макеевой [Макеева, 1961] и других исследователей. Но поскольку каждый раз ставилась довольно узкая задача, в работах отсутствуют обобщающие данные об изучаемых явлениях, выдвигаемые положения подкрепляются только примерами, а характер описания терминологических единиц предметной области позволяет найти в нём факты, подтверждающие прямо противоположные утверждения (ср.: [Вдовина, 1956: 7]; [Щербина, 2000: 64]). Отсутствие общей цели, единого подхода и единой системы параметров в описании и изучении терминологии препятствует сопоставлению и обобщению полученных данных и созданию чёткого представления о границах и особенностях функционирования русской терминологии сравнительно-исторического языкознания, нашедшей отражение в лингвистическом пространстве меняющейся научной парадигмы гуманитарного знания. В терминоведческой практике стала расхожей реминисценция, что «специальная лексика . в области сравнительно-исторического языкознания . не представляет собой упорядоченной системы, которая соответствовала бы современному уровню науки и запросам практики» [Гринёв, 1993: 5].

Актуальность исследования, таким образом, определяется малоизу-ченностью или нерешённостью проблем исторического терминоведения, связанных с генетическим и функциональным анализом терминокорпуса сравнительно-исторического языкознания, его динамикой в истории русской грамматической мысли, обусловленной действием внутренних и внешних законов языка, а также внутренними потребностями развития и функционирования подсистемы.

Объектом исследования являются все виды специальных наименований подсистемы, которые были созданы языковым сознанием книжников Средневековья, учёных эпохи Просвещения, исследователей-классиков XIX века и современных историков языка и компаративистов, сформировавших информационный мир специального знания.

В качестве предмета исследования выступают средства выражения системных, лексико-семантических отношений терминологических единиц, пути пополнения метасловаря отечественного сравнительно-исторического языкознания, способы структурирования самих терминов и этапы их кодификации.

Основной целью настоящей работы является исследование процесса становления и развития русской терминологии сравнительно-исторического языкознания с периода появления первых лингвистических источников до современного состояния в части определения её этимоло гических и генетических свойств, в установлении семантических, структурных, ономасиологических и функциональных особенностей как на отдельных хронологических срезах, так и в диахронии.

Общая цель диссертации предполагает решение следующих задач: - выяснить время первичной фиксации специальных наименований из области сравнительно-исторического языкознания и определить причины и стимулы их появления; ♦ - проследить «историю» и «предысторию» специального наименования;

- установить этимологизацию терминов и их семантический объем на разных историчесих срезах;

- выявить связь между словом и терминируемым понятием и провести наблюдение за процессом поиска адекватных средств для выражения специальных понятий;

- стратифицировать разряды специальной лексики сравнительно-исторического языкознания;

- проследить целенаправленную терминологическую деятельность компаративистов и историков языка по рационализации и кодификации специализированных средств выражения (лингвокреативный феномен);

- подвергнуть определение терминов прагмалингвистическому анализу в целях установления связи между текстовым значением и тезаурусным представлением терминологического значения, выявив общие закономерности и различия;

- путём сравнения состава терминов и соответствующих дефиниций, используемых авторами, выяснить причины различий и основные направления эволюции специальных наименований и их определений;

- выявить системные отношения (гиперо-гипонимические, синонимические, антонимические и омонимические) внутри каждой группы;

- установить специфику деривации и структурных особенностей терминов рассматриваемой сферы знания.

Основная гипотеза диссертации: терминология сравнительно-исторического языкознания отражает сущностные характеристики теоретических и научных объектов соответствующей области знания и является адекватной системе понятий сравнительно-исторического языкознания.

Основные положения, выносимые на защиту:

1. в филогенезе русская терминология сравнительно-исторического языкознания является этимологически смешанной;

2. в донаучный период специальная область знаний оперирует не понятиями, а специальными представлениями;

3. значительный корпус лексических единиц терминологии сравнительно-исторического языкознания составляют первичные языковые знаки, заимствуемые из общеупотребительной лексики естественного языка, которые могут быть названы прототерминами, предтерминами, терминоида-ми, квазитерминами;

4. одновременно или с некоторым запозданием в подъязыке сравнительно-исторического языкознания совершается переход предтерминов в термины, часть заменяется оптимальными языковыми единицами, новые термины создаются способами, характерными для русского общелитературного языка;

5. ведущим способом словообразования терминов сравнительно-исторического языкознания в диахронии является лексико-семантический;

6. неиссякаемый источник идей и надёжный базис в поступательном развитии терминологической подсистемы представляет научное творчество классиков отечественного языкознания;

7. термины рассматриваемой сферы обладают как линейной одноуровневой, так и иерархической структурой; при этом лакуны в узлах иерархии отсутствуют;

8. вербализация специального знания отрасли, изоморфизм её понятийной и терминологической номинации определяется сменяемостью научных теорий и ограниченностью семантической ёмкости слова;

9. термины, выражая через языковой знак специальное понятие, сами становятся инструментом познания;

10. смысл терминов формируется характеристиками концептов, которые представлены в системном значении слова.

Научная новизна исследования определяется тем, что впервые в динамике проводится развёрнутый комплексный анализ, базирующийся на достижениях современного терминоведения, русской терминологии сравнительно-исторического языкознания как самостоятельной многоуровневой эволюционизирующей системы (условная оппозиция - лексическая система общелитературного языка). Подобный метаязыковой подход позволяет проследить систематизацию признаков и связей данного термино-корпуса, являясь предвестником, предпосылкою по его стандартизации; помогает расширить сведения о динамике номинативных процессов XVIII - XX веков; даёт ценный материал о характере взаимосвязи специальных подъязыков с другими формами русского национального языка и заимствованиями, помогает определить их место среди функционально-семиотических подсистем русского языка в различные периоды его развития.

Основой научного анализа служат в первую очередь работы отечественных исследователей по теории термина [Головин, Кобрин, 1987; Гринёв, 1993; Татаринов, 1996; Прохорова, 1996], языковой номинации [Володина, 1993; Новодранова, 2002], а также исследования, посвящённые актуальным проблемам становления русских терминосистем [Кутина, 1964; Герд, 1971; Лейчик, 2001] и особенностям функционирования специальной лексики в русском языке XVI - XIX веков [Рупосова, 1987; Фельде, 2001]. Принимая точку зрения В.М. Лейчика о различении терминосистем и терминологии [Лейчик, 2001: 53-56], относим совокупность терминов из области русского сравнительно-исторического языкознания к терминологии как одной из функциональных разновидностей современного национального языка, обслуживающей указанную сферу лингвистики. В пользу отнесения рассматриваемого корпуса терминов к виду «терминология» свидетельствует история их образования. Во-первых, в отличие от терми-носистемы, которая сознательно конструируется после того, как сформировалась теория, описывающая и объясняющая закономерности, предметы и объекты, признаки объектов и процессы гипотетической терминологиче

10 ской системы, рассматриваемая совокупность терминов складывалась стихийно, по мере накопления знаний и формирования представлений и понятий. Во-вторых, процесс накопления научного знания совершался обычно в виде перехода от разрозненных сведений к системному, от отдельных понятий к системе понятий и цельной теории, а далее от одной теории к другой. При этом важно подчеркнуть, что термины, отражая элементы знания, зачастую оказывались неустойчивыми в употреблении, а сами понятия и элементы знаний назывались исследователями по-разному, вследствие чего возникали параллельные обозначения, иногда даже целые «лексиконы» с разной степенью научности. В.М. Лейчик справедливо отмечает, что «не следует пренебрежительно относиться к терминологиям; они в меру своих возможностей отражают и формируют знание, а подготовительный этап в процессах познания неизбежен в любой области» [Там же: 56]. Это замечание известного учёного в полной мере относится и к терминологии сравнительно-исторического языкознания, которое на современном этапе переживает процесс преобразования в терминосистему.

Анализ вопросов, решаемых современным терминоведением, показывает, что «проблема построения обоснованной и непротиворечивой теории терминов и выработки построенных на основе этой теории практических выводов и рекомендаций по-прежнему остается актуальной» [Прохорова, 1996: 5]. Сложность поставленного вопроса очевидна, поскольку термин, в силу своей природы, проявляет двойственный характер. Л.М. Алексеева справедливо замечает, что термин представляет бинарную субстанцию, которая, с одной стороны, обращена к действительности (и в этом смысле любой термин является квинтэссенцией познания окружающего мира), с другой стороны, термин, обнаруживая зависимость от языка, является вербальным знаком, проявляющим внутриязыковые свойства, то есть представляет собой категорию языкознания [Алексеева, 1998: 34]. Разнонаправленность термина предполагает различные аспекты его исследования, и ведущим из которых является лингвистический аспект, так как основной функцией термина является номинативная, то есть функция, которую выполняет большинство вербальных знаков.

В современных исследованиях теории термина выделяются два направления. Согласно взглядам представителей первого направления, термин противопоставлен единице общеупотребительного языка как особый специфический знак, обладающий дефинитивностью, системностью, однозначностью, отсутствием синонимов, стилистической нейтральностью. Различие между терминологией и общеупотребительной лексикой рельефно обозначено авторами коллективной монографии «Общая терминология» под редакцией A.B. Суперанской: «. все типы специальной лексики обнаруживают много общего и могут быть противопоставлены лексике общей» и далее: «. говоря о специальной лексике, не следует привлекать понятие литературного языка» [Суперанская, 1989: 26 - 28]. Другие исследователи основную задачу в лингвистическом исследовании термина видят в том, что его необходимо изучать не как особый, специфический для языка объект, а как вполне закономерное языковое явление. Различия между термином и нетермином заключается не в плане выражения, а в плане содержания и в ограниченности функционирования. На некорректность противопоставления термина как особой единицы слову как единице языка, терминологических подсистем микросистемам литературного языка указывают многие исследователи. В.Н. Прохорова приводит ряд доказательств этого утверждения. По её наблюдениям, «убедительным доказательством близости, даже единства терминологии и общелитературной лексики является образование и функционирование во всех терминосисте-мах терминов лексико-семантического образования» [Прохорова, 1996: 6]. Вынесение терминологии за пределы литературного языка равнозначно на социальном уровне вынесению всей человеческой культуры за пределы человеческого общества. Тогда естественным для человека остается только его «первобытный быт» с соответствующим количеством языковых знаков. С лингвистической точки зрения, подчёркивает В.П. Даниленко, анализ терминологии вне определенной языковой системы является некорректным и, зачастую, приводит «к искажению действительных процессов, специфических и общих, распространяющихся на терминологию» [Даниленко, 1971: 11]. При отнесении терминологии к особому автономному слою общелитературного языка не всегда возможно объяснение специфики протекания некоторых процессов в терминологии (в частности, семантических), исходя из семантических процессов развития общелитературной лексики. И особенно тех из них, которые характерны только для терминологии в силу особой связи с наукой, а не обусловлены языковыми причинами. В этом случае в значительной мере теряется функциональная и собственно языковая специфика терминологической лексики. В.П. Даниленко считает, что выявление собственно лингвистических особенностей терминологической лексики возможно при анализе её в «естественных условиях, то есть в языковой среде, где она применяется в своем прямом назначении, в своей номинативно-дефинитивной функции, то есть в функции наименования и выражения специального понятия, регламентированного в своих границах дефиницией. Такой естественной средой для терминологии является . функциональная разновидность общелитературного языка, традиционно именуемая языком науки» [Даниленко, 1977: 14]. Изучение терминологии в составе лексической подсистемы языка науки, таким образом, дает возможность понять природу термина как особого типа языкового знака с его взаимооднозначным соотношением означаемого и означающего; позволяет объяснить особенности протекания в терминологии общеязыковых лексико-семантических процессов: «Только при изучении терминологии как части лексики языка науки возможно говорить о влиянии терминологической лексики на общелитературную, о воздействии терминологического словообразования на общелитературное» [Там же].

Принимая эту точку зрения, мы анализируем термины сравнительно-исторического языкознания в пределах языка науки - той системы, в которую она «естественным образом входит». Язык науки при этом рассматривается как самостоятельная функциональная разновидность общелитературного языка, а термин — как основная и наиболее значимая часть лексической системы языка науки. Вместе с тем мы сознаем, что «изолированное рассмотрение общих тенденций развития терминологии вне связи с языками» отдельных наук малопродуктивно. Большую ценность представляет исследование терминологии в специальных областях, так как наряду с общими тенденциями в развитии всей терминологии заметно выступает специфика терминологии отдельных наук. Признавая несомненную связь и взаимодействие общелитературной и терминологической лексики, мы, по мере возможности, постараемся показать качественные отличия последней на примере терминов сравнительно-исторического языкознания, которые, с одной стороны, входят в систему понятий определенной научной отрасли, а с другой, - образуют относительно самостоятельную подсистему лексической системы языка науки. Иными словами, мы придерживаемся «функциональной теории термина», суть которой образно выразила Н.З. Котелова: «Термины — это слова, и ничто языковое им не чуждо», а терминологию рассматриваем в качестве особого пласта литературной лексики в рамках научного стиля [Котелова, 1970: 124].

Проблема определения термина в рамках лингвистики и терминоведе-ния имеет, как известно, давнюю традицию. В лингвистических трудах в качестве специфических признаков термина обычно рассматриваются следующие: связь со специальным понятием, строгая системность, точность и однозначность, эмоциональная и экспрессивная нейтральность, ограниченность сферы употребления и его особые функции. Однако существуют различные точки зрения на сущность термина. В целом ряде статей и монографических работ не все названные признаки расцениваются как равнозначные. В данной работе мы не ставим задачу критического рассмотрения различных взглядов, которые сложились в теории и практике разработки проблем терминологии, а обратим внимание лишь на те признаки терминов, которые традиционно рассматриваются как главные, определяющие.

Многие исследователи основной, специфической чертой терминов считают их конвенциальность. Эта особенность терминов подчеркивается В.П. Даниленко [Даниленко, 1977: 57]. Н.З. Котелова, признавая конвенциальность термина в качестве его главного свойства, отмечает разнообразие способов ее проявления в отношении термина. Она считает, что «термин конвенциален дважды и по-разному. Во-первых, конвенциально наименование, то есть существующему понятию можно дать название по умыслу говорящего, конвенциально содержание существующего знака-термина. Во-вторых, и наименование, и содержание могут быть конвенциально лишь принятыми (возникнув однажды, сложились стихийно), и наименование, и содержание могут быть конвенциально установлены, избраны» [Котелова, 1970: 124]. В качестве дифференцирующей особенности терминов часто рассматривается их особая функция. Ещё Г.О. Винокур писал: «В роли термина может выступать всякое слово, термины — это не особые слова, а слова в особой функции, в которой выступает слово в качестве термина, - это функция назывная» [Винокур, 1939: 6]. В.В. Виноградов высказывает несколько иную точку зрения по данному вопросу. Он утверждает, что «слово выполняет номинативную функцию или дефинитивную функцию, то есть является средством четкого обозначения, и тогда оно простой знак, или средством логического определения, и тогда оно — научный термин» [Виноградов, 1961: 3]. В научной литературе оппозиция по функциональному признаку рассматривается как единственная между термином и нетермином. В.М. Лейчик замечает, что «термин обслуживает специальные области человеческой деятельности . называя (обозначая) конкретные и абстрактные предметы и явления, относящиеся к этим областям. В этом и состоит их функция. Но это чисто функциональное различие не дает оснований говорить о наличии оппозиций «термин — общеупотребительная лексема», поскольку . в структурном и семантическом отношении эта оппозиция не имеет места» [Лейчик, 1971: 439]. В других научных трудах функция терминов является отправным моментом для отграничений термина от нетермина в области семантики. Так, признавая вслед за В.В. Виноградовым дефинитивную функцию терминов, JI.A. Ка-панадзе отмечает, что «термин не называет понятие как обычное слово, а понятие ему приписывается, как бы прикладывается к нему. И в словарях термин не толкуется, а определяется, поэтому нельзя говорить о лексическом значении термина в общепринятом смысле этого слова. Значение термина — это определение понятия, дефиниция, которая ему приписывается. Если неизвестно определение, то неизвестен и термин, никакие ассоциации тут не помогут» [Капанадзе, 1965: 78]. В соответствии с такой точкой зрения, разделяемой многими учеными, содержание термина признается точным, однозначным, лишенным каких бы то ни было эмоциональных и экспрессивных компонентов. Названные характеристики значения терминов часто рассматриваются и в связи с другим Pix основополагающим свойством - системностью. Обоснование системности терминов — в смысле их отношения к терминополю — дается в известной работе A.A. Реформатского «Что такое термин и терминология», где отмечается, что «поле для термина - это данная терминология, вне которой слово теряет свою характеристику термина. Термин занимает строго определенное место в матрице терминологического поля» [Реформатский, 1961: 52]. Исходя из совокупности вышеперечисленных признаков, C.B. Гринев определяет термин как «номинативную специальную лексическую единицу (слово или словосочетание) специального языка, принимаемую для точного наименования специальных понятий» [Гринёв, 1993: 33]. В этом определении заложены основные конституирующие свойства термина, его признаки, позволяющие отграничить его от нетерминов: обозначение специального понятия, принадлежность к специальной области знания, дефинированность, точность значения, контекстуальная независимость, конвенциональность и целенаправленный характер появления.

Совершенно очевидно, что все подходы в толковании категории термина основываются на единстве двух аспектов - классификационном (статическом) и функциональном (динамическом). В известной мере изучение природы термина в русле этих методов исчерпало себя, поскольку постоянно наталкивалось в своем анализе на новые противоречия в отношении термина, «проявляющего черты иррациональности и «не желающего» выполнять требования, традиционно ему приписываемые». В этой связи представляется плодотворной мысль Л.М. Алексеевой, предлагающей динамическую интерпретацию понятия термина, обусловленную динамикой самого языка. Новизна трактовки термина основывается на двух положениях: 1) характеристики категории термина в концептуальном аспекте и 2) определении функциональной сущности термина как конструируемой языковой единицы в трехаспектной динамической интерпретации: а) семиотической (перекодирование слова естественного языка); б) семантической; в) коммуникативной (процесс создания новых текстов). Концептуальный аспект изучения термина, по мнению И.Б. Штерна, позволяет, во-первых, определить его как многослойную, противоречивую и производную категорию [Штерн, 1990: 161]. Во-вторых, концептуальное определение понятия способно отражать общенаучную тенденцию к интегрированное™ знания, выражающуюся в межнаучном контексте изучения термина. В-третьих, термин в этом случае отражает не только фиксацию ранее созданных концепций, но и содержит потенцию для «формулировки каких-то суждений в будущем». В.В. Налимов считает, что «каждому понятию термина в языке науки соответствует поле значений и любая попытка определения понятия термина связана с семантическими ограничениями, накладываемыми на это поле» [Налимов, 1979: 36]. Иными словами, дефиниция категории «термин» должна учитывать и такие его свойства, как полифункциональность и семантическую незамкнутость. В связи с существованием в языкознании разных дефиниций термина, в качестве рабочего определения под термином понимаем слово или словосочетание, являющееся дефинитивным наименованием специального понятия соответствующей науки и характеризующееся общими свойствами языкового знака. Поскольку основной вектор исследования направлен в глубь истории - от современного состояния терминологии сравнительно-исторического языкознания до истоков её формирования, - считаем необходимым дать определение термина в историческом плане. В современных исследованиях по проблемам исторического терминоведения активно обсуждается проблема функционирования прототермина, предтермина и термина [Гринёв, 1993: 48-52; Фельде-Борхвальд, 2001: 29-40], однако это членение, как и различение понятий «историческое терминоведение», «диахроническое терми-новедение», закономерно с синхронных позиций. Объясняется этот факт тем, что вопрос о различении термина, предтермина, прототермина не является актуальным для начального периода формирования научных подъязыков, когда наименование объекта напрямую связывалось с сущностью последнего и обладало коннотатом «истинное» или «ложное» знание, а среди обозначающих преобладали признаки языкового субстрата [Лейчик, 1989: 27; Рупосова, 2002: 99]. В отличие от современного состояния, термин в его истории обладает рядом особенностей: связью с иноязычным термином и опорой на него; стремлением к моносемичности в каждой из подсистем; зависимостью семантической экстенции от обозначаемого по сравнению с обозначающим при наличии в общем языке обратной зависимости; преобладанием, в большинстве случаев, видовых наименований при отсутствии или неопределённости родовых [Мечковская, 1984: 351]. В историческом плане можно наблюдать изменение функции термина от номинативной, характерной для начального периода формирования терминологии, например, астрономии, риторики, философии, до дефинитивной, складывающейся во второй половине XVII в. в цикле учебных дисциплин [Виноградов, 1947: 17-19]. Кроме того, различным в процессе эволюции терминологий был статус специализированных средств выражений: одни из них становились языковыми фактами или оставались потенциальными, если получали распространение в более поздние эпохи, или оставались окказиональными. При этом круг соответствующих понятий мог меняться или оставаться неизменным; также могла иметь место дифференциация единых полей на различные в связи с прогрессом науки [Уфимцева, 1986: 240]. Учитывая названные особенности, вслед за Г.П. Снеговой и Л.П. Ру-посовой, термин в историческом плане определяем как «лексическую единицу, организующую специальный контекст и входящую в соответствующую систему наименований взаимосвязанных и взаимообусловленных понятий» [Снетова, 1984: 5-21; Рупосова, 1994: 7].

Теоретическая значимость предпринятого исследования заключается в том, что оно, во-первых, в историческом терминоведении может способствовать решению проблемы системности терминов, как имманентного свойства принадлежности термина к определённой системе, и их систематичности, как отражения в форме термина его места в данной системе, во-вторых, даёт возможность определить сущность различных единиц специальной лексики, в-третьих, позволяет выяснить основные закономерности развития функциональных подсистем русского литературного языка.

Практическое значение диссертации состоит в том, что её результаты могут быть использованы в дальнейших исследованиях по частным проблемам исторического терминоведения (сопоставительному, историко-ономасиологическому, этнокультурологическому, функционально-филологическому), в работах по лингвистическому источниковедению. Материалы и выводы исследования могут найти применение в практике преподавания исторической грамматики, истории русского литературного языка и истории лингвистических учений, в создании словаря отраслевой терминологии. Результаты исследования уже частично нашли отражение в содержании «Учебного словаря лингвистических терминов и понятий» (2002), допущенного учебно-методическим объединением Министерства образования РФ в качестве учебного пособия для студентов высших педагогических учебных заведений.

Источником языкового материала послужили стабильные учебники и учебные пособия, тексты различных жанров специальной литературы (сфера функционирования терминов), а также словари, справочники и энциклопедии (сфера фиксации терминов). Комплексному анализу подвергнуто около трёх тысяч моно- и полилексемных терминологических единиц. Помимо русского языка, в сопоставительном плане привлекались также данные немецкого и французского языков.

В работе применялись три основных метода, используемых в лингвистических исследованиях, - логический и исторический, позволившие объективно оценить исторические процессы зарождения и развития анализируемой терминологической подсистемы, и описательный. Использовался также ряд структурных методик: компонентный и дефинитивный анализ терминов, методика тезаурусного и функционального анализа, учёт особенностей лексической и синтаксической сочетаемости терминов, контекстуальный анализ. Комплексный подход позволяет дать ответ на вопрос о степени и границах реализации общетерминологических свойств и явлений специальной лексики в исследуемой отрасли знания, изучить общие свойства смежных терминологий, развившихся из одного источника, вскрыть существенные связи и отношения между понятиями, уточнить место каждого из них в понятийной системе, проверить полноту сбора терминов и выявить недостатки терминологии, проанализировать вопросы соответствия терминов и соотносимых с ними понятий, в том числе адекватности (неадекватности) значений терминов соответствующих понятий.

Апробация работы. Основные теоретические положения диссертации обсуждались на заседаниях кафедры современного русского языка Московского государственного областного университета (2000, 2001, 2002, 2003). С материалами исследования автор выступал на межвузовских конференциях в Твери (2001, 2002), Тюмени (2001), Смоленске (1999, 2002, 2003) и международных терминологических конференциях «Системность в терминологии» (2001), «Стандартизация терминологии, новые методы и результаты исследования терминолексики разных областей знания» (2002), организованных ВНИИКИ Госстандарта России, Российским терминологическим обществом Росстерм, Институтом иностранных языков (Москва) и Московским государственным медико-стоматологическим университетом. Содержание работы опубликовано в 37 работах, в числе которых две монографии. Общий объём публикаций - свыше 40 п. л.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, пяти глав, заключения, включает библиографию (ограниченную работами, на которые в диссертации имеются ссылки, - свыше 600 позиций) и указатель рассмотренных терминов. В сносках, которые в работе имеют сквозную нумерацию, помещены экскурсы и комментарии, имеющие целью систематизировать результаты научно-познавательной деятельности исследователей по анализируемому понятию или термину, которым оно обозначено.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Развитие русской терминологии сравнительно-исторического языкознания"

Выводы по пятой главе

Термины из области морфологии занимают особое место в общем корпусе метаязыка сравнительно-исторического языкознания, так как заключают в себе, в силу специфики функционирования и изученности морфемного уровня как частной языковой подсистемы, наиболее ёмкую информативную содержательность об эволюции языковой системы в целом.

Терминология рассматриваемой области знания является макроуров-невой организацией, включающей ряд микросистем, которые представляют собой совокупность терминов, выражающих общие системносвязанные научные понятия. Терминоединицы распределяются по микросистемам по признаку принадлежности к той или иной тематической группе. Эта взаимосвязь предопределяет специфику терминов в отношении их языкового развития, которая заключается в том, что на значение, дистрибуцию и семантические отношения в терминосистеме постоянно влияет соотношение термина с означаемым, определяя его положение в системе языка. Согласно этому диалектическому единству, распространение и кодификацию в системе получают освоенные в ходе исследовательской и преподавательской практики термины (прошедшее совершенного вида —► аорист; прошедшее неокончательного вида или преходящее —► имперфект; предварительное будущее, предбудущее время —*■ преждебудущее время).

Терминологические микросистемы в свою очередь, развиваясь как взаимосвязанные друг с другом подсистемы, образуют многочисленные ряды наименований, которые в процессе функционирования приобретают способность увеличивать количество своих элементов, поскольку принципы описания одного и того же объекта зачастую различны (полные / усеченные прилагательные; простые / сложные прилагательные; неопределённые / определённые прилагательные; первообразные / производные прилагательные; членные / нечленные прилагательные;). именные / местоименные прилагательные. Множественность элементов терминологических рядов при одном обозначаемом широко зафиксирована не только в метаязыке научных трудов современных исследователей, но и в словарях лингвистических терминов. Тенденция терминосистемы к образованию синонимичных рядов преодолевается за счёт кодификации мотивирован

491 ных терминов (склонение имён с основой на —о (а), на —а (а), на —ъ (й), на -ь (I), на согласную —► склонение существительных с основой на —о (а), на -а (а), на —ъ (и), на -ь (I), на согласную), хотя в ней имеют место и ложно ориентирующие термины, структурные компоненты которых сохраняют яркую образность (простой аорист, сильный аорист). Среди терминов исторической морфологии имеется относительно небольшое количество немотивированных в синхроническом плане (в частности, речевые термины Р.Ф. Брандта, называющие типы склонения в древнерусском языке). В таком случае основание мотивации термина устанавливается с помощью этимологического анализа и выявлением семантического пространства микросистемы, к которой данный термин относится.

На формирование языка исторической морфологии значительное влияние оказали заимствованные термины, однако процесс их вживания в метаязык русской науки был не простым. Вступая в синтагматические и парадигматические отношения с исконной лексикой, интернационализмы демонстрируют разную степень адаптированности: они могут выступать в роли базовых или дублетных наименований в конкретном синонимическом ряду, обнаруживая частичные изменения в семантике (перфект, имперфект, плюсквамперфект). В связи с этим заслуживают самого серьезного внимания термины, предложенные А.Х. Востоковым для обозначения временных форм в старославянском языке. Можно спорить о том, удачны они или неудачны. А между тем проблема создания такой терминологии, которая бы отражала подлинный характер тех или иных грамматических категорий славянских языков, еще далеко не решена. И пример А.Х. Вос-токова напоминает об этом еще раз. И можно лишь сожалеть, что, несмотря на точное соотношение слова и понятия, объективность, заключенные в терминосочетаниях прошедшее совершенного вида, прошедшее неокончательного вида или преходящее, преходящее сложное, они не вошли в лексическую систему языка. Граница между узуальными терминами и терминами речи великого учёного не была преодолена из-за традиционного употребления терминов имперфект, перфект, плюсквамперфект в славистике и, что особенно важно, из-за многословности терминов, вступающей в противоречие с принципом языковой экономии, согласно которому в речи реализуются лишь отдельные, оптимизирующие коммуникацию языковые формы.

Терминологии исторической морфологии свойственно основное противоречие — противоречие между системным характером терминологии и историчностью её формирования. Постоянное развитие науки, новые открытия ведут к перестройке старой системы понятий, понятия науки входят в новые соотношения. Объём понятия, его характер изменяется, а слова-названия какое-то время остаются неизменными. Ярким примером такого словоупотребления является термин склонение существительных с основой на -*а (/а), -*д (/б) ., который по отношению к древнерусскому периоду в современном историческом языкознании употребляется условно, характеризуя древнерусские явления лишь в плане генетическом. Это приводит к изменению старой терминологической системы, к возникновению несоотносительности старых и новых терминов. Процесс разрушения старой терминологической системы неизбежен, так как он отражает поступательное развитие науки, является следствием этого развития. Поэтому неизбежно и отмеченное противоречие.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Предпринятое исследование дало возможность выявить, что терминология сравнительно-исторического языкознания представляет собой определённое системно-структурное образование, характеризующееся всеми признаками, свойственными любой системе: относительной неделимостью элементов, иерархичностью, структурной организацией. Анализ показал, что термин в ней является элементом объединения разных уровней: синонимических рядов, антонимических противопоставлений, лексико-семантических и тематических групп, семантических и понятийных полей. Элементы структуры термина как лексической единицы в первом приближении соответствуют лексическому треугольнику: план выражения — понятие — денотат. Диалектика отношений между элементами проявляется в процессе функционирования термина, которое определяется идентификацией или дифференциацией научной реалии, эпохой научного развития, отнесением термина к определённой концепции, а также способом введения термина в текст, принципом и методом его дефиниции. При этом каждый элемент термина или может остаться в статике, или претерпевать изменения. Термины рассматриваемой области знания отличаются разной степенью упорядоченности.

Состав терминов макрополя «сравнительно-исторический метод и комплекс приёмов сравнительно-исторического метода» представляет собой сложную структуру, включающую ряд микросистем, выражающих общие системносвязанные научные понятия. Внутренняя иерархия терминологических рядов в микросистемах формируется интегральными и дифференциальными семами. Семантическая общность терминов создаётся за счёт однопорядковых сем, а также за счёт сем, которые выражены составными компонентами; с их помощью организуются эпидигматические и парадигматические отношения между терминами блока. В терминологическом блоке, связанном с обозначением понятий генеалогической класси

494 фикации языков, категории связей и отношений представлены особенно большим количеством. Структурно-семантические связи данного макрополя определяют три типа парадигм: гиперо-гипонимические, градационные и парадигматической субординации. Первая парадигма объединяет слова, имеющие в своём значении интегральную эксплицитно или имплицитно выраженную гиперсему, которая называет понятия одного уровня обобщения. Термины, структурированные способом парадигматической субординации, указывают на место называемого ими понятия в системе родственных понятий и заключают в себе принадлежность к классификационному ряду, основанному на родовидовом соотношении понятий. Градационная парадигма позволяет терминологически рефлексировать каждую ступень дробления языков, находящихся между собой в более тесных отношениях, чем с языками предшествующей ступени. Семантическая структура терминов блока отражает преимущественно два типа связей между терминологическими рядами: 1) радиальную, при которой все термины зависят от термина, содержащего гиперсему, и 2) цепочную, при которой термины содержат одинаковую гиперсему и интегральную сему.

Особенностью фонетической терминологии является её непосредственная зависимость от языковых реалий. Изучение звукотипов имеет давнюю традицию, однако научное изучение фонетических явлений, разработка принципов классификации звуков и их терминологического означивания начинается в середине XIX века. Эволюция терминируемых понятий была обусловлена в первую очередь разграничением звука и буквы, а также общелингвистическими исследованиями, подготовившими идею целостности и системности языка и способствующими обращению к изучению диалектной формы языка. Для терминологии из области исторической фонетики характерна множественность элементов терминологических рядов при одном обозначаемом, которая зафиксирована в справочной литературе и в метаязыке научных трудов. Избыточность терминологических наименований обусловлена как характером национального языка, так и исходными принципами лингвистических школ и отдельных учёных. Тенденция терминологии исторической фонетики к образованию терминологических рядов требует пристального внимания к принципам номинации (мотивированности терминов), поскольку в данной подсистеме достаточно многочисленны термины, мотивирующие ложно, - их структурные компоненты сохраняют яркую образность, ориентируют на связь с бытовым языком, вызывают ассоциации.

Термины из области исторической морфологии собраны в одну систему особым принципом терминологического поля, так как их единство отражает систему реалий конкретной области знания. Изменения в содержании категорий и понятий морфологии неизбежно влекут за собой изменения в системе терминов. Важной особенностью терминологической подсистемы является высокая степень её системной организации, при которой не освоенный, не закреплённый в системе термин выпадает.

В филогенезе русская терминология сравнительно-исторического языкознания является этимологически смешанной. В ней, как и большинстве других терминологических подсистем современного русского языка, иноязычные слова представляют довольно значительный пласт. Их доля в процентном отношении составляет 12 % от общего количества терминов. Заимствования глубоко внедрились в тезаурусный минимум компаративистики и исторической русистики, что подтверждается их использованием в качестве самостоятельных слов-терминов и вхождением в качестве элементов в производные и составные термины.

В подсистеме сравнительно-исторического языкознания в диахронии представлены все способы словообразования. Ведущим среди них является лексико-семантический: 69 % из обследованных специализированных средств выражения связаны с различными видами семантического развития слова общелитературного языка, что ещё раз подтверждает продуктивность семантического способа терминологии на различных этапах её образования. Терминологические рефлексии в рассматриваемой подсистеме носят ярко выраженный антропологический акцент: они отражают целенаправленную, сознательную деятельность исследователей по созданию «метких» и «доходчивых» терминов. Подавляющее большинство терминов, образованных лексико-семантическим способом, связано с обозначением понятий генеалогической классификации языков и приёмов, устанавливающих родство языков. В терминологическом континууме данных микрополей отмечаются следующие типы семантического словообразования: 1) термин формируется на основе специализации общеязыкового значения без использования специфических логических и семантических операций — в данном случае происходит детализация обозначаемого денотата, а не семантики слова {живой язык); 2) тропеический тип - с метафорическим и метонимическим переносами {стародавний язык; язык-отец по прямой черте). Метафорический перенос, сопутствующий структурному образованию термина, не приводит к его полисемантизации в общеязыковом плане, метонимический перенос формирует терминологическое значение только внутри системы. В тропеических терминах признаки переноса часто не диагностируются однозначно, поскольку признаки сходства либо трудно определяются (вследствие переноса по сходству эмоциональных впечатлений и восприятий), либо наслаиваются друг на друга {повреждения в языках - фонетические отличия родственных языков по отношению друг к другу и языку-основе). В роли терминов могут выступать все знаменательные части речи, поскольку терминированию подвергаются не только объекты и явления, но и качества, признаки и процессы. При этом термин точен настолько, насколько точны наши знания о системе понятий, которой он принадлежит. Семантическая определённость термина достигается не только за счёт его дефиниции, но и главным образом, за счёт «широкого контекста», терминологического поля.

С точки зрения формы термины сравнительно-исторического языкознания представлены двумя структурными рядами: монолексемными и полилексемными единицами. Доля последних в корпусе терминологии составляет 79 %. Появление терминов-словосочетаний объясняется их способностью точно и полно обозначать конкретные языковые явления, способностью определительных компонентов дифференцировать смежные понятия. Особенностью синтаксической структуры многословных терминов является доминантная роль подчинительных именных словосочетаний. В группе именных словосочетаний господствующее положение занимает модель «имя прилагательное + имя существительное». Этот атрибутивный комплекс по силе сцепления между ведущим и зависимым словом по своей прочности стоит на грани сложного слова, приближаясь к связи лексического характера, подкрепляя свой статус языковедческого термина, выполняющего номинативную функцию. Активность модели поддерживается также полифункциональностью согласованных определений: они не только выражают видовые отношения, но и помогают различить общеупотребительное и специальное значение слова. В пределах данной подсистемы в плане синхронии терминологические значения не являются переносными, так как лишены образности и модальности (<открытый слог, закрытый слог); некоторые из них могут быт определены как переносные только в диахронии (внутренняя / внешняя реконструкция). Менее распространённым является структурный тип, представляющий сочетание существительного с предложным или беспредложным существительным. Целостная семантика составных наименований «имя существительное + имя существительное» складывается из лексических значений слов-компонентов, в котором зависимое существительное выступает как средство детализации обозначаемого объекта (палатализация задненёбных, группа / ветвь языков). Для изучаемой терминологии характерно наличие достаточно большого количества многокомпонентных именных словосочетаний с распространённым адъюнктом (русский (старорусский, среднерусский, великорусский) книжно-письменный язык, склонение имён существительных с основой на -*ä (jä) ., первое (второе, третье) переходное смягчение задненёбных). Такие словосочетания характеризуются идиома-тичностью значения, уподобляясь слову, они выполняют свою терминологическую функцию.

При решении вопросов научной терминологии в её прикладном, практическом аспекте особенно отчётливо видны перспективы сознательного воздействия на языковую практику. Творчески работали в направлении формирования отраслевой терминологии основоположник сравнительно-исторического метода в отечественном языкознании А.Х. Восто-ков, Ф.И. Буслаев и A.A. Потебня, разделявшие его научные взгляды, Ф.Ф. Фортунатов и A.A. Шахматов, представители Казанской лингвистической школы, А.И. Соболевский. В общей проблеме упорядочения и унификации терминов отрасли языкознания у этих исследователей выделяется следующие направления: 1) создание единых наименований для языковых понятий и реалий, не имевших названий; 2) унификация терминов, имеющих раннюю традицию употребления; 3) унификация терминов, не имеющих длительной традиции употребления.

Ономасиологический анализ ключевых терминов исторической русистики и компаративистики является ярким свидетельством того, что терминотворчество — это целенаправленный поиск необходимой информации на основе имеющегося языкового опыта, закрепление её в «информационно-терминологической сфере языка» и прогнозирование новых достижений в заданном направлении. Речевые термины исследователей и учёных XIX — XX веков, не вошедшие в терминологический аппарат современного сравнительно-исторического языкознания, сами по себе сыграда, положительную роль: они способствовали распространению целого ряда научных понятий и знаний и были закономерным звеном в сложном процессе постепенного создания терминологического корпуса исторического языкознания и компаративистики.

В развитии русской терминологии сравнительно-исторического языкознания выделяется несколько этапов.

Отправной точкой в формировании терминологического континуума сравнительно-исторического языкознания должны быть признаны грамматические сочинения XVI — XVII веков, в которых нашли отражение противоречия между априорными эллинистическими грамматическими схемами и эмпирическим анализом славянского языкового материала. Значительным результатом трудов позднего средневековья, использовавшего в качестве материально-языковой основы церковнославянский язык, явилось формирование средств представления лингвистического содержания и создание исходной языковедческой терминологии. Метаязык на основе церковнославянского языка, в силу его генетической близости к восточнославянским языкам, способствовал органическому вхождению грамматического знания в книжную культуру восточного славянства, обеспечивал понятийно-терминологическую преемственность в последующем развитии русской филологической мысли (слово, речь, язык, наречие).

Широк и разнообразен круг понятий по сравнительному изучению языков, подвергнутых терминологизации в грамматических изысканиях XVIII века. К концу столетия в исследованиях по языковому родству славянских народов, в гипотетических рассуждениях об их языке-основе отмечается несколько важных в терминологическом отношении лексем и выражений, которые встречаются в языке последующей эпохи. Из перечня специализированных выражений, получивших распространение в научной коммуникации эпохи Просвещения, наименования родственные языки, неродственные языки, старый славянский язык, древний русский язык в языкознании приобрели статус научных терминов. Ряд наименований фиксируется у грамматистов первой четверти XIX века в речевом употреблении.

Облик формирующейся терминологии по преимуществу русский - в период её возникновения создаются благоприятные условия для тех способов, с помощью которых язык черпает лексические средства из своих внутренних ресурсов. Терминология сравнительно-исторического языкознания в начальной стадии её формирования и развития тесно связана с общеупотребительным языком одинаковыми отношениями к лексико-семантическим явлениям и процессам.

Большой и содержательный путь самостоятельного развития русская терминология сравнительно-исторического языкознания, особенно в её грамматической части, прошла в XIX веке. Степень семантической специализации слов и выражений, употреблявшихся в языке отечественной науки, была неодинаковой. Одни из них являлись собственно лингвистическими терминами, специализированными наименованиями соответствующих понятий (<склонение имён с основой на —o(â), -а(а), -ъ(й), -ь(г), согласную), другие представляли собой переходные явления от общеупотребительной лексики к специальной (различие - образец флективного изменения конкретного слова) или ситуативно употреблялись в качестве наименований специальных понятий (époeoe склонение, оновое склонение). С первых десятилетий XIX столетия в формировании терминологического континуума устанавливается тенденция к уточнению уже имевшейся системы наименований, приводящая к взаимной конкуренции синонимов-дублетов в пределах одного синонимического ряда или к росту числа членов отдельных синонимических рядов. Сохраняются лишь «жизнеспособные» термины. Между теми вариантами, которые сохранялись в языке определенное время, происходит стилистическое или семантическое размежевание. Синонимические группы в данной подсистеме терминологии возникали и разрушались на всём протяжении её существования. В ряде случаев они были временными и имели характер нерегулярного употребления. Такое явление нельзя считать чем-то необычным. Будучи частью словарного состава языка, терминология подчиняется общим закономерностям его развития, и в ней наблюдаются аналогичные процессы и явления. Формирование понятийного аппарата сравнительно-исторического языкознания проходило не локально замкнуто, а в органическом единстве с базовыми терминами языкознания и смежных отраслей знания, между которыми устанавливались соотношения по «принципу сообщающихся сосудов» с обнаружением стремления к общему уровню (звук, носовые звуки, вид, относительные прилагательные). Если номинирование понятий из области исторической грамматики и компаративистики в начале XIX века происходило преимущественно путём отбора лексических средств из общеупотребительного языка, то, начиная со второй половины XIX века, терминологические именования обнаруживают стремление к «международной узнаваемости», обусловленной интернациональностью формы и содержания термина. В соответствии с этим наиболее полно предъявляемым требованиям отвечает прямое заимствование терминов и дефиници-онный способ терминологической номинации, при котором специальное понятие сначала выражается раздельнооформленным словосочетанием, а затем стягивается в цельнооформленную лексическую единицу. Дефини-ционный способ терминологической номинации имеет распространение и в настоящее время, поскольку такие термины, сохраняя национальную форму и имея интернациональное содержание, ярко проявляют препозитивный характер семантики термина.

В XX столетии отечественными учёными предпринимались попытки по упорядочению и использованию отдельных терминов. Формальный и семантический анализ не только терминов, но и других специальных лексем, а также терминоэлементов нашёл отражение на страницах научных изысканий и стабильных учебников, однако обобщающего исследования по контролю метаязыка науки так и не было создано. Несмотря на разночтение ведущих характеристик терминов и особенностей, определяющих зависимость одних характеристик от других, подобные наблюдения содержали элементы рационального управления процессом знания как продуктом общества.

На современном этапе упорядочения терминологии сравнительно-исторического языкознания предстоит большая, трудная, но захватывающе увлекательная работа по её стандартизации, и нет сомнения в том, что в опоре на своих великих предшественников современная наука достойным образом, с учётом определения неотъемлемых свойств терминов, довершит построение её парадигмы.

Список научной литературыЩербина, Сергей Иванович, диссертация по теме "Русский язык"

1. Александрова 3-Е. Словарь синонимов русского языка. М., 1993.

2. Ахманова О.С. Словарь лингвистических терминов. М., 1966.

3. Баранов А.Н., Добровольский Д.О. Немецко-русский и русско-немецкий словарь лингвистической терминологии. М., 1993. Т. 1-2.

4. Большой словарь иностранных слов в русском языке (БСИС). М., 2001.

5. Брокгауз Ф.А., Ефрон И.А. Энциклопедический словарь. Спб., 1900 -1907.T.T.I, XXVII, LVTII.

6. Брюкнэр А. Этимологический словарь польского языка. Варшава, 1970.

7. Вейсман Э. Немецко-латинский и русский лексикон купно с первыми началами русского языка к общей пользе. СПб., 1731.

8. Виноградов В.В. История слов. М.: РАН, 1999.

9. Востоков А.Х. Словарь церковнославянского языка. Спб., 1858. Т. 1-2.

10. Ю.Гельтергоф М. Ф. Российский Целлариус, или Этимологический российский лексикон купно с прибавлением иностранных в российском языке во употребление принятых слов, також с сокращенною российскою этимологиею. СПб., 1771.

11. П.ДальВ.И. Толковый словарь живого великорусского языка. Спб.- М., 1880. Т. I-IV. Изд. 2-е.

12. Дворецкий И.Х. Латинско-русский словарь. М.: Русский язык, 1976.

13. Жирков Л.И. Лингвистический словарь. М.: МИВ, 1946. Изд. 2-е.

14. Краткий справочник по современному русскому языку // Под ред. П.А. Леканта. М.: Высшая школа, 1991.

15. Лингвистический энциклопедический словарь (ЛЭС) // Под ред. В.Н. Ярцевой. М.: Советская энциклопедия, 1990.

16. Марузо Ж. Словарь лингвистических терминов. М., 1960.

17. Нордстет И. Российский с немецким и французским переводами словарь. СПб., 1780-1782. Ч. 1-2.

18. Ожегов С.И. Словарь русского языка. М., 1953.

19. Поливанов Е.Д. Толковый терминологический словарь по лингвистике // Труды по восточному и общему языкознанию. М.: Наука, 1991.

20. Поликарпов Ф. Лексикон треязычный, сиречь речений славенских, ел-лино-греческих и латинских сокровище из различных древних и новых книг собранное и по славенскому алфавиту в чин расположенное. М., 1704.

21. Розенталь Д.Э., Теленкова М.А. Словарь-справочник лингвистических терминов. М.: Просвещение, 1976.

22. Русский язык. Энциклопедия. М., 1979.

23. Русско-новогреческий словарь. М.: Советская энциклопедия, 1966.

24. Русско-польский словарь. М.: Советская энциклопедия, 1964.504

25. Словарь Академии Российской, по азбучному порядку расположенный. Вновь пересмотренное и дополненное издание. СПб., 1806-1822. Ч. 1-6.

26. Словарь славянской лингвистической терминологии. Прага, 1977.

27. Словарь церковно-славянскаго и русскаго языка, составленный вторым отделениемъ Императорской Академии наук. Спб., 1867. Т. 1-4.

28. Срезневский И.И. Материалы для словаря древнерусского языка. М.: ГИС, 1958. Т. 1-Ш.

29. Учебный словарь лингвистических терминов и понятий. Нижневартовск: НГПИ, 2002.

30. Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. Перевод с немецкого и дополнение О.Н. Трубачева. М.: Прогресс, 1964-1973.

31. Философский словарь // Под ред. И.Т. Фролова. М.: Политическая литература, 1991.

32. Черных П.Я. Историко-этимологический словарь современного русского языка. М.: Русский язык, 1993. Т. 1-2.

33. Шанский Н.М., Боброва Т.А. Этимологический словарь русского языка. М.: Школа, 1994.

34. Энциклопедия. Русский язык. Гл. ред. Ю.Н. Караулов. М.: Дрофа, 1997.

35. Яновский Н.М. Новый словотолкователь, расположенный по алфавиту, содержащий разные в российском языкевстречающиеся иностранные речения и технические термины, значения которых не всякому известно. СПб., 1803-1806. Ч. 1-3.1. Список источников

36. Аванесов Р.И., Иванов В.В. Историческая грамматика русского языка. Морфология. М.: Наука, 1982.

37. Адодуров В.Е. Anfangs-Gründe der Russischen Sprache. Приложение к словарю Э.Вейсмана «Немецко-латинский и русский лексикон купно с первыми началами русского языка». СПб., 1731.

38. Адодуров В.Е. Русская грамматика (Текст грамматики В.Е. Адодурова по тетради И.М. Сердюкова с текстологическими примечаниями и объяснительным комментарием Б.А. Успенского) // Успенский Б.А. Первая русская грамматика на родном языке. М.: Наука, 1975.

39. Аксаков К.С. Ломоносов в истории русской словесности и русского языка. М., 1846.

40. Аксаков К.С. Критический разбор «Опыта исторической грамматики русского языка» Ф.И. Буслаева // Полн. собр. соч. М., 1875. Т. 2.

41. Аксаков К.С. Опыт русской грамматики //Полн. собр. соч. М., 1880. Т.З.

42. Аксаков К.С. О русских глаголах // Полн. собр. соч. М., 1875. Т. 2.

43. Александров А.И. Морфология старославянского языка. Казань, 1909.

44. Антонов А. Русская грамматика. СПб., 1871. Изд. 9-е.45 .Барсов A.A. Азбука церковная и гражданская с крайними примечаниями о правописании. М., 1768.

45. Барсов A.A. Российская грамматика. М.: МГУ, 1981.

46. Белинский В.Г. Основания русской грамматики для первоначального обучения // Полн. собр. соч. М., 1953. Т. 2.

47. Белорусов И. Дательный самостоятельный падеж в памятниках церковнославянской и древнерусской письменности // Русский филологический вестник, 1899. Т. 1-2.

48. Белоруссов И. Древнерусская книжная и народная словесность. Орёл, 1892.

49. Бернштейн С.Б. Очерк сравнительной грамматики славянских языков. М.: АН СССР, 1961.51 .Богородицкий В.А. Курс сравнительной грамматики индоевропейских языков. Тетрадь 1-я. Казань, 1890.

50. Богородицкий В.А. К хронологии и диалектологии фонетических процессов в арио-европейском семействе языков // Чтения по сравнительной грамматике. Казань, 1900. Вып. 3.

51. Богородицкий В.А. Этюды по татарскому и тюркскому языкознанию. Казань, 1933.

52. Богородицкий В.А. Введение в татарское языкознание. Казань, 1934.

53. Богородицкий В.А. Общий курс русской грамматики. M.-JL, 1935.

54. Богородицкий В.А. Казанская лингвистическая школа (1875- 1939) // Труды МИФЛ(и). М., 1939. Т. V.

55. Бодуэн де Куртенэ И.А. Сравнительная грамматика // Избранные труды по общему языкознанию. М.: АН СССР, 1963. Т. 1.

56. Бодуэн де Куртенэ И.А. Избранные труды по общему языкознанию. М.: АН СССР, 1963. Т. 2.

57. Бодуэн де Куртенэ И.А. Два вопроса из изучения о «смягчении» или палатализации в славянских языках // Учёные записки императорского Юрьевского университета, 1893. № 2.

58. Бодуэн де Куртенэ И.А. Обозрение славянского языкового мира в связи с другими ариоевропейскими (индогерманскими) языками // Избранные труды по общему языкознанию. М.: АН СССР, 1963. Т. 1.

59. Бодуэн де Куртенэ И.А. Подробная программа лекций И.А. Бодуэна де Куртенэ в 1877-1878 уч. году // Известия Казанского университета, 1879. №2.

60. Бодуэн де Куртенэ И.А. О древнепольском языке до XIV столетия. Лейпциг, 1870.

61. Бодуэн де Куртенэ И.А. Лингвистические заметки и афоризмы // ЖМНП, 1903. Вып. IV.

62. Бодуэн де Куртенэ И.А. Введение в языкознание (1910-1911 учебный год). Литография Богданова. Изд. 3-е.

63. Болдырев A.B. Рассуждение о средствах исправить ошибки в глаголе // Труды общества любителей российской словесности при Императорском Московском университете. М., 1812. Ч. 3.

64. Брандт Р.Ф. Несколько замечаний по грамматике славянских языков // ЖМНП, 1887. №3.

65. Брандт Р.Ф. Морфология славянского глагола. М., 1900.

66. Брандт Р.ф. Краткая фонетика и морфология болгарского языка. М., 1901.

67. Брандт Р. Лекции по истории русского языка, читанные в императорском Московском Археологическом Институте. М., 1913.

68. Брандт Р.Ф. Краткая сравнительная грамматика славянских языков. М., 1915.

69. Будде Е.Ф. Лекции по истории русского языка. Казань, 1913. Изд. 2-е.

70. Будилович А. М.В. Ломоносов как натуралист и филолог. СПб., 1869.

71. Будилович А. Начертание церковнославянской грамматики применительно к общей теории русского и других родственных языков. Варшава, 1883.

72. Булич С.К. Очерк истории языкознания в России. СПб., 1904. Т. 1.

73. Булич С.К. Церковнославянские элементы в современном литературном и народном русском языке. СПб., 1893.

74. Бунина И.К. Система времен старославянского глагола. М.: АН СССР, 1959.

75. Бурдин С.М, Врадий A.A., Мирочник Е.Ш. Старославянский язык. Ташкент: Учитель, 1966.

76. Буслаев Ф.И. Рецензия на «Словарь областных речений великорусского наречия» // Известия ОРЯС. СПб., 1852. Т. 1. Вып. 4.

77. Буслаев Ф.И. О преподавании русского языка и словесности // Отечественные записки, 1856. Т. 9 (декабрь). Отд. 1.

78. Буслаев Ф.И. Историческая грамматика русского языка. М., 1959.

79. Буслаев Ф.И. О преподавании отечественного языка. Л., 1941.

80. Буслаев Ф.И. Рецензия на книгу господина Аксакова К.С. «О русских глаголах» // Отечественные записки. 1855. № 8. Отд. III.

81. Буслаев Ф.И. Мои воспоминания. М., 1897.

82. Вестфаль Р.Г. Об образовании основ и времен русского глагола // Русский вестник, 1876. Т. 125.

83. Востоков А.Х. Краткое руководство к российской словесности, изданное И. Борном. СПб., 1808.

84. Востоков А.Х. Рассуждение о славянском языке // Срезневский И.И. Филологические наблюдения А.Х. Востокова. СПб., 1865.

85. Востоков А.Х. Грамматические правила славянского языка, извлеченные из Остромирова евангелия // Срезневский И.И. Филологические наблюдения А.Х. Востокова. СПб., 1865.

86. Востоков А.Х. Русская грамматика. СПб., 1831.

87. Востоков А.Х. Русская грамматика. СПб., 1835. Изд. 2-е.507

88. Востоков А.Х. Русская грамматика. СПб., 1844. Изд. 6-е.

89. Востоков А.Х. Грамматика церковно-словенского языка. СПб, 1863.

90. Востоков А.Х. Сокращённая русская грамматика. СПб., 1864. Изд. 13-е.

91. Востоков А.Х. Заметки по физиологии речи. «Об изменении голоса» // Петербургский архив РАН, фонд 108, опись 1, дело 259.

92. Востоков А.Х. О статье Аксакова «О русских глаголах» // Петербургский архив РАН, фонд 108, опись 1, дело 251.

93. Востоков А.Х. О видах русского глагола // Петербургский архив РАН, фонд 108, опись 1, дело 311.

94. Востоков А.Х. Рецензия «Письма о пляске и балетах» // ЖМНП, 1890. Ч. CCLXVIII.

95. Востоков А.Х. Замечания на критику «Сокращенной русской грамматики», помещенную в №№ 17-18 «Телескопа» (Ответ Востокова) // Телескоп, 1831. №22.

96. Востоков А.Х. Переписка А.Х. Востокова в повременном порядке с объяснительными примечаниями И. Срезневского. СПб., 1873.

97. Востоков А.Х. Описание русских и славянских рукописей Румянцев-ского музеума. СПб., 1842.

98. Горлицкий И.С. Грамматика французская и русская нынешнего языка сообщена с малым лексиконом ради удобности сообщества в Санкт-Петербурге. СПб., 1730.

99. Горшкова К.В., Хабургаев Г.А. Историческая грамматика русского языка. М, 1981.

100. Господа нашего святое Евангелие (Евангелие). СПб., 1911. Изд. 6-е.

101. Грамматика по языку словенску (Грамматика XVII в. (а) // РГБ. Собрание Тихонровова. Ф. 299. № 336.

102. Греч Н.И. Практическая русская грамматика. СПб., 1827.

103. Греч Н.И. Практическая русская грамматика. СПб., 1834. Изд. 2-е.

104. Греч Н.И. Пространная русская грамматика. СПб., 1830. Изд. 2-е.

105. Греч Н.И. Пространная русская грамматика. СПб., 1840. Изд. 7-е.

106. Греч Н.И. Краткая русская грамматика. СПб., 1858. Изд. 11-е.

107. Григорович В.И. Славянские наречия. Лекции профессора В.И. Григоровича. Варшава, 1884.

108. ГротЯ.К. Филологические разыскания. СПб., 1876. Т. 2. Изд. 2-е.

109. Грунский Н.К. Лекции по древне-церковно-славянскому языку. Юрьев, 1906.

110. Грунский Н.К. Очерки по истории разработки синтаксиса славянских языков. Юрьев, 1911.

111. Давыдов И.И. Опыт общесравнительной грамматики. СПб., 1852.

112. ДобровскийИ. Грамматика языка славянского по древнему наречию (Перевод с латинского М. Погодина). СПб, 1833.

113. Дурново H.H., Соколов H.H., Ушаков Д.Н. Опыт диалектологической карты русского языка в Европе с приложением очерка русской диалектологии. М., 1915.

114. Дурново H.H. Избранные работы по русскому языку. М., 2000.

115. Дурново H.H. Очерк истории русского языка. М., 1969.

116. Дурново H.H. Рецензия на работу А. Маргулиса «Der altkirchenslav-ische codex supraliensis» // Slavia, roc. 8, вел». 2. Praha, 1929.

117. Зизаний JI. Лексис Лаврентия Зизания. Киев: Наукова думка, 1964.

118. Зизаний Л.Грамматика словенская. München, 1972.21. Ёлкина Н.М. Старославянский язык. М.: Просвещение, 1960.

119. Иванов В.В. Историческая грамматика русского языка. М., 1983.

120. Ильинский Г.А. Праславянская грамматика. Нежин, 1916.

121. Ильинский Г.А. Рецензия. О. Hujer. Üvod do dejin jazyka ceskeho. Druhe vydani. Praha, 1924 // ИОРЯС. Л., 1926. Т. XXXI.

122. Калайдович И.Ф. Критика «Сокращенной русской грамматики», составленной А. Востоковым (Ч. 1) // Телескоп, 1831. № 17.

123. Калайдович И.Ф. Критика «Сокращенной русской грамматики», составленной А. Востоковым (Ч. И) // Телескоп, 1831. № 8.

124. Калайдович К.Ф. Иоанн, экзарх болгарский. М., 1824.

125. Карский Е.Ф. Грамматика древнего церковнославянского языка. Варшава, 1903.

126. Карский Е.Ф. К столетию со дня выхода «Institutiones» Й. Добровско-го // Сборник ОРЯС. Л., 1924. Т. XXVII.

127. Карский Е.Ф. Значение Ломоносова в развитии русского литературного языка. Варшава, 1912.

128. Карцевский С.И. Повторительный курс русского языка // Из лингвистического наследия. М., 2000.

129. Каченовский М.Т. О славянском языке вообще и в особенности о церковном // Вестник Европы, 1816. № 19.

130. Катков М.Н. Об элементах и формах славяно-русского языка. Рассуждение, написанное на степень магистра. М., 1845.

131. Колосов М. Очерк истории звуков и форм русского языка с XI по XVI столетия. Варшава, 1872.

132. Колосов М. Старославянская грамматика. М., 1904. Изд. 28-е.

133. Кнауер И.Ф. Сравнительная грамматика индоевропейских языков // Издание студентов-филологов университета Святого Владимира и слушательниц Высших Женских курсов. Киев, 1913.

134. Коропачинский С.Ф. Значение А.Х. Востокова в истории славянской филологии. Одесса, 1875.

135. Корш Ф. Способы относительного подчинения. Глава из сравнительного синтаксиса. М., 1887.

136. Котляревский A.A. Рецензия на книгу «Опыт исторической грамматики русского языка, составленной Ф. Буслаевым» // Отечественные записки, 1869. Т. 126. Сентябрь.

137. Кочубинский A.A. Итоги славянской и русской филологии. Одесса, 1882.

138. Кочубинский A.A. Начальные годы русского славяноведения. Одесса, 1888.

139. Крижанич Ю. Граматично изказаьуе // Чтения общества истории и древностей российских. М., 1848. Кн. 1.

140. Крижанич Ю. Граматично изказаще. М., 1859.

141. Крушевский Н.В. Очерк науки о языке. Казань, 1883.

142. Кудрявский Д.Н. Введение в языкознание. Юрьев, 1913. Изд. 2-е.

143. Кудрявский Д.Н. К истории русских деепричастий. Юрьев, 1916.

144. Кузнецов П.С. Историческая грамматика русского языка. Морфология. М.: МГУ, 1953.

145. Кульбакин С.М. Древнецерковнословянский язык. Харьков, 1913.

146. Лавровский П. О языке северных русских летописей. СПб., 1852.

147. Ларин Б.А. Русская грамматика Г.В. Лудольфа. Л.: Научно-исследовательский институт языкознания, 1937.

148. Лебедев С. Рецензия на 2 отд. 2. Рассуж. Ст. Лебедева // Современник, 1851. T. XXVIII. № 8. Огд. III.

149. Ломоносов M.B. Замечания на диссертацию Г.Ф. Миллера «Происхождение имени и народа российского» // Поли. собр. соч. М.-Л.: АН СССР, 1952. Т. 6.

150. Ломоносов М.В. Древняя Российская история. О России прежде Рурика // Поли. собр. соч. М.-Л.: АН СССР, 1952. Т. 6.

151. Ломоносов М.В. Письмо о правилах российского стихотворства // Полн. собр. соч. М.-Л.: АН СССР, 1952. Т. 7.

152. Ломоносов М.В. Примечание на предложение о множественном окончании прилагательных имен // Полн. собр. соч. М.-Л.: АН СССР, 1952. Т. 7.

153. Ломоносов М.В. Российская грамматика // Полн. собр. соч. М.-Л.: АН СССР, 1952. Т. 7.

154. Ломоносов М.В. О пользе книг церковных в российском языке // Полн. собр. соч. М.-Л.: АН СССР, 1952. Т. 7.

155. Ломоносов М.В. Материалы к Российской грамматике // Полн. собр. соч. М.-Л.: АН СССР, 1952. Т. 7.

156. Ломоносов М.В. Приложения // Полн. собр. соч. М.-Л.: АН СССР, 1952. Т. 7.

157. Ломоносов М.В. Отзыв о плане работ А.Л. Шлецера II Полн. собр. соч. М.-Л.: АН СССР, 1955. Т. 9.

158. Ломоносов М.В. Представление в сенат о копировании А.Л. Шлеце-ром неизданных работ исторических рукописей // Полн. собр. соч. М.-Л.: АН СССР, 1955. Т. 9.

159. Ломтев Т.П. Сравнительно-историческая грамматика восточнославянских языков. М.: Высшая школа, 1961.

160. Миклошич Ф. Сравнительная морфология славянских языков. М, 1886. Вып. IV-V.

161. Надеждин Н.И. Европеизм и народность в отношении к русской словесности // Телескоп, 1836. № 1.

162. Начало грамоте греческой и русской (Грамматика 1648 г) // РГБ. Ф. 310. №953.

163. Некрасов Н. Очерк сравнительного изучения о звуках и формах древнего церковнославянского языка. СПб., 1889.

164. Некрасов Н.П. О значении форм русского глагола. СПб., 1865.

165. Никифоров С.Д. Старославянский язык. М., 1952.

166. О азбуке словенской и еллинской (Азбука ХУ11 в) // РГБ. Ф.299. № 5.

167. О восьми частях слова (Грамматика XVII в) // РГБ. Собрание Тихо-нравова. Ф. 299. № 336.

168. Овсянико-Куликовский Д.Н. Синтаксис русского языка. СПб., 1912.

169. Орнатовский И. Начертание правил Российской грамматики, на началах всеобщей основанных. Харьков, 1810.

170. Павский Г.П. Филологические наблюдения над составом русского языка. Рассуждение первое. СПб., 1841-1842.

171. Павский Г.П. Филологические наблюдения над составом русского языка. Рассуждение второе. Отделение второе. СПб., 1850.

172. Павский Г.П. Филологические наблюдения над составом русского языка. Рассуждение III. О глаголе. СПб., 1842.

173. Памятники, изданные Киевской Комиссией для разбора древних актов. Киев, 1898. Т. 1. Изд. 2-е.

174. Пекарский П.П. Наука и литература в России при Петре Великом. СПб., 1862. Т. 1.

175. Перевлесский П. Практическая русская грамматика. Спб., 1854. Ч. 1.

176. Перевлесский П. Грамматика старославянского языка. СПб., 1862.

177. Поликарпов Ф. Букварь славенскими, греческими, римскими письме-ны, учитиса хотящим и любомудрие в пользу душеспасительную обрести тщащимися М., 1701.

178. Попов A.B. Синтаксические исследования. Воронеж, 1881.

179. Поржезинский В.К. Элементы языковедения и истории русского языка. М., 1910.

180. Поржезинский В.К. Очерк сравнительной фонетики. М., 1912.

181. Поржезинский В.К. Введение в языковедение. М., 1916.

182. Поржезинский В.К. Сравнительная грамматика славянских языков. М., 1916.

183. Потебня A.A. Из записок по теории словесности. Харьков, 1905.

184. Потебня A.A. Из записок по русской грамматике. М.: Просвещение, 1958. Т. 1-2.

185. Потебня A.A. Из записок по русской грамматике. М.: Просвещение, 1968. Т. III.

186. Потебня A.A. Из записок по русской грамматике. М.: Просвещение, 1985. Т. IV.

187. Потебня A.A. К истории звуков русского языка. Воронеж, 1876.511

188. Потебня A.A. Разбор сочинения П. Житецкого «Очерк звуковой истории малорусского наречия» (1876) // Записки Императорской АН. Приложения к XXXIII. СПб., 1879.

189. Пыпин А.Н. История славянских литератур. СПб., 1881. Изд. Т. 1-2.

190. Рижский И.С. Введение в круг словесности. Харьков, 1806.

191. Риторика // ГИМ. Синодальное собрание № 933, 1620 г.

192. Риторика Макария. Книги суть Риторики двои // РГЪ, фонд 310, № 874, 1623 г.

193. Российская грамматика, сочинённая императорской Российскою академией. СПб., 1819.

194. Светов В.П. Опыт нового российского правописания, утверждённого на правилах российской грамматики и на лучших примерах российских писателей. М., 1787.

195. Селищев A.M. Славянское языкознание. М., 1941. Т. 1.

196. Селищев A.M. Из старой и новой топонимии // Избранные труды. М., 1968.

197. Селищев A.M. Старославянский язык. М., 2001.

198. Смотрицкий М. Грамматики славенския правилное синтагма. М., 1721.

199. Смотрицкий М.Г. Грамматика. Киев: Наукова думка, 1979.

200. Соболевский А.И. Рецензия на перевод Ф. Миклошича «Морфологии славянских языков» // ЖМНП, 1886. № 8.

201. Соболевский А.И. Рецензия на работу A.A. Шахматова «О языке новгородских грамот 13-14 в.» // ЖМНП, 1887. №11.

202. Соболевский А.И. Древний церковнославянскийй язык. Фонетика. М., 1891.

203. Соболевский А.И. Лекции по истории русского языка. М., 1907.

204. Соболевский А.И. Русские говоры и польский язык. По поводу книжки К. Nitsch «Nowa ludu polskiego» // Русский филологический вестник. Под ред. Е.Ф. Карского. Варшава, 1911. Т. 65.

205. Соболевский А.И. Церковнославянские стихотворения конца IX — начала X веков. СПб., 1892.

206. Соболевский А.И. Несколько мыслей об древней русской литературе // ИОРЯС. СПб., 1903. T. VII. Кн. 2.

207. Соболевский А.И. Русско-скифские этюды // Известия ОРЯС, 1894. Т. XXVII.

208. Соболевский А.И. Русский литературный язык // Вестник и библиотека самообразования. М., 1904. № 11.

209. Соболевский А.И. История русского литературного языка. JL: Наука, 1980.

210. Срезневский И.И. Русь Угорская. Отрывок из Опыта географии русского языка // Вестник Императорского русского географического общества. СПб., 1851. Ч. 4. Кн. 1-2. Отд. 2.

211. Срезневский И.И. Обозрение научных трудов А.Х. Востокова, между прочим и неизданных. СПб., 1865.

212. Срезневский И.И. Мысли об истории русского языка. М., 1959.

213. Срезневский И.И. Записка, прочитанная на первом археологическом съезде в Москве // Труды I археологического съезда. М., 1871.

214. Срезневский В.И. Заметки А.Х. Востокова о его жизни. Сообщил В.И. Срезневский. СПб., 1901.

215. Срезневский В.И. Первые сорок лет жизни и трудов А.Х. Востокова. Пг., 1915.

216. Сумароков А.П. О истреблении чужих слов из русского языка // Полн. собр. соч. в стихах и прозе. М., 1787. Ч. 9.

217. Сумароков А.П. О коренных словах русского языка // Полн. собр. соч. в стихах и прозе. М., 1787. Ч. 9.

218. Сумароков А.П. О происхождении российского народа // Полн. собр. соч. в стихах и прозе. М., 1781. Ч. 1.

219. Сумароков А.П. Примечания о правописании // Полн. собр. соч. в стихах и прозе. М., 1782. Ч. 10.

220. Сухомлинов М.И. История Российской Академии. СПб., 1878. Вып. 4.

221. Сухомлинов М.И. История Российской Академии. СПб.,1879. Вып. 5.

222. Татищев В.Н. Письмо В.Н. Татищева к В.К. Тредиаковскому // Обнорский С.П., Бархударов С.Г. Хрестоматия по истории русского языка. М., 1948. Вып. 2. Ч. 2.

223. Татищев В.Н. О жителях сибирских // Избранные труды по географии. М., 1950.

224. Татищев В.Н. О жителях великороссийской империи // Избранные труды по географии. М., 1950.

225. Татищев В.Н. Разговор двух приятелей о пользе наук и училищ // Избранные произведения. Под ред. С.Н. Валка. JL: Наука, 1979.

226. Татищев В.Н. Язык славенский и разность наречий. История Российская. М., 1962. Т. 1.

227. Татищев В.Н. О происхождении, разделении и смешении народов. История Российская. М., 1962. Т. 4.

228. Тимковский И.Ф. Опытный способ к философическому познанию российского языка. Харьков, 1811.

229. Томсон А.И. О процессе палатализации с фонетической стороны // Записки историко-филологического отдела Украинской АН. Киев, 1927. Т. XIII-XIV.

230. Томсон А.И. Общее языковедение. Одесса, 1910.

231. Тредиаковский В.К. Три рассуждения о трех главнейших древностях российских. Рассуждение первое. О первенстве словенского языка перед тевтоническим. СПб., 1773.

232. Тредиаковский В.К. Предисловие студента Василия Тредиаковского к переводу сочинения Тальмана «Езда в остров любви» // Полн. собр. соч. СПб., 1849. Т. 3.

233. Тредиаковский В.К. Разговор между чужестранным человеком и российским об ортографии старинной и новой // Полн. собр. соч. СПб., 1849. Т.З.

234. Тредиаковский В.К. Разговор между чужестранным человеком и российским об ортографии старинной и новой и о всём что принадлежит к сей материи. СПб., 1748.

235. Тулов М.А. Об элементарных звуках человеческой речи и русской азбуки. Киев, 1874.

236. Ульянов Г.К. Значения глагольных основ в литовско-славянском языке. Варшава, 1895. Ч. 2.

237. Филин Ф.П. Образование языка восточных славян. M.-JL, 1962.

238. Философские беседы // Беседа о грамматикийских скрижалех. ГПБ, Q XVII. № 283.

239. Фортунатов Ф.Ф. Сравнительное языковедение // Курс лекций в Московском университете. 1883-1884 г. (литограф, изд.) М., 1884.

240. Фортунатов Ф.Ф. Сравнительное языковедение // Избранные труды в 2-х томах. М., 1956. Т. 1.

241. Фортунатов Ф.Ф. Лекции по фонетике старославянского (церковнославянского) языка // Избранные труды. М., 1957. Т. 2.

242. Фортунатов Ф.Ф. Старославянское -тъ в з-м лице глаголов. Спб., 1908.

243. Хабургаев Г.А. Старославянский язык. М.: Просвещение, 1974.

244. Хабургаев Г.А. Старославянский язык. М.: Просвещение, 1986.

245. Черных П.Я. Историческая грамматика русского языка. М., 1962.

246. Шахматов A.A. Статья «Русский язык» // Брокгауз Ф.А., Ефрон И.А. Малый энциклопедический словарь. СПб., 1909. Т. 2.

247. Шахматов A.A. Краткий очерк истории малорусского (украинского) языка // Украинский народ в его прошлом и настоящем. Пг., 1916. Т. 2.

248. Шахматов A.A. Введение в курс истории русского языка. Пг., 1916.

249. Шахматов A.A. Очерк современного русского литературного языка. М.: Учпедгиз, 1941.

250. Шахматов A.A. Историческая морфология русского языка. М., 1957.

251. Шахматов A.A. // Из трудов A.A. Шахматова по современному русскому языку. М., 1952.

252. Шахматов A.A. К истории звуков русского языка. Смягчённые согласные // ИОРЯС, 1896. Т. 1. Кн. 4.

253. Шахматов A.A. Критический отзыв о труде Я. Гебауэра // Известия АН. II отд., 1898. V серия. Т. IX. № 4.

254. Шахматов A.A. Очерк древнейшего периода истории русского языка // Энциклопедия славянской филологии. Пг., 1915. Вып. II.

255. Шахматов A.A. Статья «Русский язык» // Брокгауз Ф.А., Ефрон И.А. Энциклопедический словарь. СПб., 1907. Т. XXVIII.

256. Шахматов A.A. Курс истории русского языка. СПб., 1908 (литографированный курс лекций).

257. Шахматов A.A. Синтаксис русского языка. Л., 1941.

258. Шафранов С. О видах русского глагола // Гимназия. М., 1889. № 10.

259. Шерцль Г. Сравнительная грамматика славянских и других родственных языков. Харьков, 1871.

260. Шишков A.C. Рассуждение о старом и новом слоге российского языка // Собр. соч. и переводов. СПб., 1824. Ч. 2.

261. Шишков A.C. Разговоры о словесности между двумя лицами Аз и Буки (Разговор 1) // Собр. соч. и переводов. СПб., 1824. Ч. 3.

262. Шишков A.C. Опыт рассуждения о первоначалии, единстве и разности языков, основанный на исследовании оных // Собр. соч. и переводов. СПб., 1825. Ч. 5.

263. Шишков A.C. Сравнение украинского наречия с российским, взятым собственно за славянский язык. Рассмотрение корня в произведённых от него ветвях // Собр. соч. и переводов. СПб., 1825. Ч. 5.

264. Шишков A.C. Продолжение исследования корней // Собр. соч. и переводов. СПб., 1826. Ч. 6.

265. Шлецер A.JI. Общественная и частная жизнь A.JI. Шлецера, им самим описанная. Пер. с немецкого, примечания и приложения В. Кеневича. СПб., 1875.

266. Щепкин В.Н. Конспект лекций по старославянскому языку. Лекции, читанные на высших женских курсах. М., 1915.

267. Эндзелин И.М. Славяно-балтийские этюды. Харьков, 1911.

268. Ягич И.В. Рассуждения южнославянской и русской старины о церковнославянском языке // ОРЯС Императорской академии наук. СПб., 1895. Т. 1.

269. Ягич И.В. История славянской филологии. СПб., 1910. Вып. 1.

270. Якоб Л.Г. Начертание всеобщей грамматики для гимназий Российской империи (Курс философии для гимназий Российской империи). СПб., 1812.

271. Якубинский Л.П. История древнерусского языка. М., 1953.

272. Янкович де Мириево И.Ф. Российский букварь для обучения юношества чтению. СПб., 1788.1. Теоретическая литература

273. Абаев В.И. О фонетическом законе//Язык и мышление. М., 1933. Т. 1.

274. Аванесов Р.И. Вопросы образования русского языка в его говорах // Вестник МГУ, 1947. № 9.

275. Аванесов Р.И. Фонетика современного русского языка. М., 1956.

276. Аванесов Р.И. О построении русского языка // Вопросы русского языкознания. Вып. I. М.: МГУ, 1976.

277. Алексеев А.А. Почему в Древней Руси не было диглоссии // Литературный язык Древней Руси. Межвузовский сборник. Л., 1986.

278. Алексеева JI.M. Термин как категория общего языкознания // Русский филологический вестник. М., 1998. № Vi.

279. Алпатов В.М. История лингвистических учений. М., 2001.

280. Андреев А.И. Переписка В.Н. Татищева за 1746-1750 г.г. Исторический архив. М.-Л., 1951. Т. 6.

281. Андреев И.Д. Периодизация истории индоевропейского языка // В.Я., 1957. № 2.

282. Ардентов Б.П. Введение в языковедение. Кишинёв, 1967.

283. Ашнин Ф.Д., Алпатов В.М. «Дело славистов: 30-е годы». М., 1994.

284. Баранникова Л.И. Введение в языкознание. Саратов, 1973.

285. Баймут Т.В. Пути возникновения, развития и становления грамматической терминологии восточных славян. Житомир, 1958.

286. Бархударов С.Г. О значении и задачах научных исследований в области терминологии // Лингвистические проблемы научно-технической терминологии. М., 1970.

287. Белецкий A.A. Принципы этимологических исследований. Автореф. дис . доктора филол. наук. Киев, 1951.

288. Березин Ф.М. Очерки по истории русского языкознания в России (конец XIX начало XX веков). М.: Наука, 1968.

289. Березин Ф.М. История русского языкознания. М. 1979.

290. Березин Ф.М. Хрестоматия по истории русского языкознания // Под ред. Ф.П. Филина. М.: Высшая школа, 1973.

291. Березин Ф.М., Головин Б.Н. Общее языкознание. М., 1979.

292. Бернштейн С.И. A.A. Шахматов как исследователь русского литературного языка // Шахматов A.A. Очерк современного русского языка. М.: Учпедгиз, 1941.

293. Бернштейн С.Б. Основные задачи, методы и принципы «Сравнительной грамматики славянских языков» // В Я, 1954. № 2.

294. Бернштейн С.Б. К изучению истории болгарского литературного языка // Вопросы теории и истории языка. Л., 1963.

295. Бернштейн С.Б. К истории слога в праславянском языке // Славянское языкознание. V Международный съезд славистов. М.: АН СССР, 1963.

296. Биржакова Е.Э., Войнова Л.А., Кутана Л Л. Очерки по исторической лексикологии русского языка XVIII века. Языковые контакты и заимствования. Л.: Наука, 1972.

297. Блохина Э.Д. Отражение мягкости согласных в Галицком евангелии 1141 года // История русского языка. Отв. редактор В.В. Колесов. Л.: ЛГУ, 1976. Вып. I.

298. Богатова Г.А. Историко-культурный аспект лексикографического описания языка // Актуальные проблемы исторической лексикологии и лексикографии восточнославянских языков. Вторая Всесоюзная конференция. Днепропетровск, 1988.

299. Боголюбов А.Н. Об изучении литературных языков. М., 1914.

300. Бондарко A.B. Современное сравнительно-историческое языкознание // Вопросы общего языкознания. Учёные записки Ленинградского госпединститута им. А.И. Герцена. Л., 1967. Т. 354.

301. Бондарко Л.В. Фонетическое описание языка и фонологическое описание речи. Л., 1981.

302. Бородич В.В. К истории форм настоящего времени глаголов совершенного вида в древнеболгарском языке // Учёные записки Института славяноведения АН СССР. М., 1951. Т. 3.

303. Брозович Д. Славянские стандартные языки и сравнительный метод. // ВЯ, 1967. № 1.

304. Будагов P.A. К сравнительно-историческому изучению лексики романских языков // Проблемы сравнительной филологии. Сборник статей к 70-летию В.М. Жирмунского. Л.: Наука, 1964.

305. Будагов P.A. Литературные языки и языковые стили. М.: Высшая школа, 1967.

306. Булахов М.Г. Восточнославянские языковеды. Минск: БГУ им. В.И. Ленина, 1976. Т. 1.

307. Булахов М.Г., Жовтобрюх М.А., Кодухов В.И. Восточнославянские языки. М., 1987.

308. Булаховский Л.А. Александр Афанасьевич Потебня. Киев, 1952.

309. Булаховский Л.А. Курс русского литературного языка (исторический комментарий). Киев, 1953. Т. 2.

310. Буянова Л.Ю. Персоним в контексте языка науки // Научно-техническая терминология. М., 2001. Вып. 2.

311. Вдовина В.А. «Русская грамматика» А.Х.Востокова и ее значение в истории развития русской грамматической науки. Автореф. дис . канд. филол. наук. Горький, 1956.

312. Вендина Т.И. Введение в языкознание. М.: Высшая школа, 2001.

313. Венедиктов Г.К. К вопросу о начале современного болгарского литературного языка // История славянских литературных языков. М.: Наука, 1965.

314. Веревский Ф.А. Ж.Ж. Руссо. Историко-литературный эскиз. Воронеж, 1889.

315. Верещагин Е.М., Костомаров В.Г. Лингвострановедческая теория слова. М., 1980.

316. Верещагин Е.М. История возникновения древнего общеславянского литературного языка. М., 1997.

317. Виноградов В.В. Русская наука о русском литературном языке // Учёные записки МГУ. М, 1946. Вып. 106. Т. 3. Кн. I.

318. Виноградов В.В. Развитие советского языкознания в свете учения И.В. Сталина о языке // Вопросы диалектического и исторического материализма в труде И.В. Сталина «Марксизм и вопросы языкознания». М.: АН СССР, 1951.

319. Виноградов B.B. Русский язык (грамматическое учение о слове). М.-JL: Учпедгиз, 1947.

320. Виноградов В.В. Синтаксические воззрения А.Х. Востокова и их значение в истории русского языкознания (к 120-летию со времени издания «Русской грамматики» А.Х. Востокова). М.: Известия АН С ЛЯ, 1951. Вып. 2. Т. 10.

321. Виноградов В.В. Современный русский язык. Морфология. М.: МГУ, 1952.

322. Виноградов В.В. История русских лингвистических учений. М.: Высшая школа, 1978.

323. Виноградов В.В. История русского литературного языка // Избранные труды. М., 1978.

324. Виноградов В.В. Вопросы образования русского национального литературного языка // ВЯ, 1956. № 1.

325. Виноградов В.В. Проблемы литературных языков и закономерностей их образования и развития. М., 1967.

326. Винокур Г.О. О некоторых явлениях словообразования в русской технической терминологии // Труды Московского института истории, филологии и литературы. М., 1939. Т. 5.

327. Володина М.Н. Национальное и интернациональное в процессе терминологической номинации. М.: МГУ, 1993.

328. Вомперский В.П. Неизвестная грамматика русского языка И.С. Гор-лицкого // ВЯ, 1969. Вып. 3.

329. Галактионов A.A., Никандров П.Ф. Русская философия XI-XIX веков. Л., 1970.

330. Галкина-Федорук Е.М. Лексика. Современный русский язык. М.: МГУ, 1954.

331. Гарбузова Е.П. Имя существительное в древнерусском языке. Смоленск, 1975.

332. Георгиев Вл. Исследования по сравнительно-историческому языкознанию. М., 1958.

333. Герд A.C. Проблемы формирования научной терминологии. (На материале русских научных названий рыб.) Автореф. дис . доктора фи-лол. наук. Л., 1968.

334. Герд A.C. Проблемы становления и унификации научной терминологии //ВЯ, 1971. Вып. I.

335. Гердер Г. Исследование о происхождении языка. Рига, 1906.

336. Головин Б.Н., Кобрин Р.Ю. Лингвистические основы учения о терминах. Горький, 1981.

337. Головин Б.Н. Лингвистические термины и лингвистические идеи // ВЯ, 1976. Вып. 3.

338. Головин Б.Н. Введение в языкознание. М., 1983.

339. Горнунг Б.В. О границах применения сравнительно-исторического метода в языкознании // ВЯ, 1952. № 4.518

340. Горшков А.И. История русского литературного языка. М., 1969.

341. Горшков А.И. Отечественные филологи о старославянском и древнерусском языках // Древнерусский литературный язык в его отношении к старославянскому. М.: Наука, 1987.

342. Горшков А.И. Теоретические основы истории русского литературного языка. М.: Наука, 1983.

343. Грамматика русского языка. М, 1952. Т. 1.

344. Грехнева Г.М., Горшкова Т.М. Термины и понятия «язык» и «речь» в учебной литературе по языкознанию // Термины в научной и учебной литературе. Горький, 1988.

345. Гринев C.B. Принципы разработки теории терминологии в Московском государственном университете им. М.В. Ломоносова // Научно-техническая терминология. М., 1984. Вып. 10.

346. Гринев C.B. Введение в терминоведение. М., 1993.

347. Гумецкая Л.Л. Вопросы украинско-белорусских языковых связей древнего периода // ВЯ, 1965. № 2.

348. Гухман М.М. От языка немецкой народности к немецкому национальному языку. М., 1955. Ч. 1.

349. Гухман М.М. Задачи и содержание сравнительно-исторических исследований // Вопросы методики сравнительно-исторического изучения индоевропейских языков. М.: АН СССР, 1956.

350. Даниленко В.П. О месте научной терминологии в лексической системе языка // ВЯ, 1976. Вып. 4.

351. Даниленко В.П. Русская терминология. М.: Наука, 1977.

352. Дегтерёва Т.А. Становление норм литературного языка. М., 1963.

353. Дёмина Е.И. Значение и употребление прошедших времён в памятниках болгарской письменности XVII-XVIII веков. Автореф. дис . канд. филол. наук. М., 1954.

354. Десницкая A.B. Чередование гласных в германских языках. М.-Л, 1937.

355. Десницкая A.B. Вопросы изучения родства индоевропейских языков. М.-Л.: АН СССР, 1955.

356. Десницкая A.B. Об историческом содержании понятия «диалект» // Ленинизм и теоретические проблемы языкознания. М.: Наука, 1970.

357. Десницкая A.B. Сравнительное языкознание и история языков. Л.: Наука, 1984.

358. Десницкая А.В, Серебренников Б.А. Вопросы методики сравнительно-исторического изучения индоевропейских языков. М.: АН СССР, 1956.

359. Достал А. Вопросы изучения словарного состава старославянского языка // ВЯ, 1960. № 6.

360. Дуличенко А.Д. Очерки по общей и русской лингвистике // Учёные записки Тартусского университета, 1978. Вып. 442.

361. Дрезен Э.К. Научно-технические термины и обозначения и их стандартизация. М., 1936. Изд. 3-е.

362. Жирмунский В.М. Национальный язык и социальные диалекты. Л., 1936.

363. Жуковская Л.П. Развитие славяно-русской палеографии. М., 1963.

364. Журавлёв В.К. Формирование группового сингармонизма в прасла-вянском языке // ВЯ, 1961. № 4.

365. Журавлёв В.К. К истории изучения проблемы взаимодействия между гласным и согласным в праславянском языке // Компаративистика и история языкознания. М.: МГУ, 1982.

366. Журавский А.И. Проблема источников старобелорусского литературного языка // Славянские литературные языки в донациональный период. М., 1969.

367. Займов И. Битольская надпись болгарского самодержца Ивана Владислава//ВЯ, 1969. №6.

368. Залевская A.A. Слово в лексиконе человека: Психолингвистическое исследование. Воронеж, 1990.

369. Зализняк A.A. Древненовгородский диалект. М., 1995.

370. Звегинцев В.А. История языкознания XIX XX веков в очерках и изречениях. М.: Просвещение, 1964.

371. Зиновьев А. Тайнопись кириллицы. Разгадка логико-математической системы славянской азбуки. Владимир, 1991.

372. Золотова Г.А. Перфект и перфектов: лексика, грамматика, функция // Научные доклады филологического факультета МГУ. М., 1998. Вып. 3.

373. Едличка А. О пражской теории литературного языка // Пражский лингвистический кружок. М., 1967.

374. Ефимов А.И. К истории форм прошедшего времени русского глагола // Учёные записки Пермского госпединститута. Пермь, 1937. Вып. 2.

375. Ефимов А.И. История русского литературного языка. М.: МГУ, 1954.

376. Иванов A.M., Якубинский Л.П. Очерки по языку. Л.- М., 1932.

377. Иванов В.В. Краткий очерк исторической фонетики русского языка. М., 1959.

378. Иванов В.В. Историческая фонология русского языка. М., 1968.

379. Иванов В.В., Потиха З.А. Исторический комментарий к занятиям по русскому языку в средней школе. М., 1985.

380. Иванова В.Ф. Современный русский язык. Графика и орфография. М.: Просвещение, 1976.

381. Исаченко A.B. К вопросу о периодизации истории русского языка // Вопросы теории и истории языка. Л.: ЛГУ, 1963.

382. Истрин В.М. Очерк истории древнерусской литературы домосковско-го периода (11-13 вв.). Пг., 1922.

383. Истрина Е.С. Употребление именных и местоименных форм имён прилагательных в Синодальном списке 1 Новгородской летописи // ИОРЯС, 1918. Т. XXIII. Кн. 1.

384. Калнынь Л.Э. Развитие категории твердости и мягкости согласных в русском языке // Учёные записки института славяноведения. М., 1956. Т. ХШ.

385. Калнынь Л.Э. Развитие корреляции твёрдых и мягких согласных фонем в славянских языках. М., 1961.

386. Кандаурова Т.Н. О некоторых путях адаптации неполногласных церковнославянизмов в памятниках XI-XIV веков // Сравнительно-исторические исследования русского языка. Воронеж, 1980.

387. Капанадзе Л.А. О понятиях «термин» и «терминология» // Развитие лексики современного русского языка. М.: Наука, 1965.

388. Кант И. Сочинения. Трактаты и статьи. М., 1994. Т. 1.

389. Кияк Т.Р. Лингвистические аспекты терминоведения. Киев, 1989.

390. Кнабе Г.С. О применении сравнительно-исторического метода в синтаксисе // В Я, 1956. № 1.

391. Кодухов В.И. Методы лингвистического анализа. Л., 1963.

392. Кодухов В.И. Введение в языкознание. М., 1979.

393. Кодухов В.И. Общее языкознание. М., 1974.

394. Колесов В.В. Поиски метода. А.Х. Востоков // Русские языковеды. Тамбов, 1975.

395. Колесов В.В. Историческая фонетика русского языка. М., 1980.

396. Колесов В.В. Критические заметки о «древнерусской диглоссии» // Литературный язык Древней Руси. Межвузовский сборник. Л., 1986.

397. Колесов В.В. Древнерусский литературный язык. Л.: ЛГУ, 1989.

398. Кондратов H.A. Лингвистические взгляды В.Н. Татищева и язык его произведений. М., 1985.

399. Кондратов H.A. Славянские языки. М., 1956.

400. Кондратов H.A. Р.Ф. Брандт. М.: МГУ, 1963.

401. Кондратов H.A. Русские названия славянских языков // Вопросы исторической семантики русского языка. Калининград, 1990.

402. Копыленко М.М. Как следует называть язык древнейших памятников славянской письменности? // Советское славяноведение, 1966. Вып. 1.

403. Коротинская Д.Н. К вопросу о семантической границе слова в старобелорусском языке // Актуальные проблемы исторической лексикологии и лексикографии восточнославянских языков. Вторая Всесоюзная конференция. Днепропетровск, 1988.

404. Котелова Н.З. К вопросу о специфике термина // Лингвистические проблемы научно-технической терминологии. М.: Наука, 1970.

405. Косериу Э. Синхрония, диахрония и история // Новое в лингвистике. М., 1963. Вып. 3.

406. Кошевая И.Г. К проблеме знака в языке. М., 1976.

407. Крушельницкая К.Г. Очерки по сопоставительной грамматике немецкого и русского языков. М., 1961.

408. Кузнецов П.С. Яфетическая теория. M.-JL: НИЯЗ, 1932.

409. Кузнецов П.С. Рецензия на книгу André Vaillant «Grammaire comparée des langues slaves» (Lyon-Paris, 1950. T.l.) // ИАН ОЛЯ. M., 1963. T. X.

410. Кузнецов П.С. О трудах M.B. Ломоносова в области исторического языкознания // Ученые записки МГУ. М., 1952. Вып. 150.

411. Кузнецов П.С. Русская диалектология. М.: Учпедгиз, 1951.

412. Кузнецов П.С. Из истории сказуемостного употребления страдательных причастий в русском языке. Докторская диссертация. M., 1947.

413. Кузнецов П.С. У истоков русской грамматической мысли. М., 1958.

414. Кузнецов П.С. Очерки исторической морфологии русского языка. М.: АН СССР, 1959.

415. Кузнецов П.С. Очерки по морфологии праславянского языка. М., 1961.

416. Кузнецов П.С. Опыт формального определения слова // ВЯ, 1964. № 5.

417. Кузьмина И.Б. К истории кратких действительных причастий в русском языке // Сравнительно-исторические исследования русского языка. Воронеж, 1980.

418. Кукушкина О.В., Ремнёва М.Л. Категории вида и времени русского глагола. М.: МГУ, 1984.

419. Кульбакин С.М. Украинский язык. Краткий очерк исторической фонетики и морфологии // Slavia, 1924 / 1925. № 3.

420. Курилович Е. О методах внутренней реконструкции // Новое в лингвистике. М., 1965. Вып. IV.

421. Кутина Л.Л. Формирование языка русской науки. М.-Л.: Наука, 1964.

422. Лебедев В.И. Хрестоматия по истории СССР. М., 1937. Т. 1.

423. Левковская К.А. О некоторых особенностях терминологии // Труды института языкознания. М.: АН СССР, 1959. T. XI.

424. Лейчик В.М. Об относительности существования термина // Научный симпозиум «Семиотические проблемы языков науки, терминологии и информатики». М.: МГУ, 1971. Ч. 2.

425. Лейчик В.М. Номенклатура — промежуточное звено между терминами и собственными именами // Вопросы терминологии и лингвистической статистики. Воронеж, 1988.

426. Лейчик В.М. Предмет, методы и структура терминоведения. М., 1989.

427. Лейчик В.М. Проблема системности в отечественном терминоведении //Научно-техническая терминология. М., 2001. Вып. 2.

428. Леонтьев А.Н. Деятельность. Сознание. Личность. М., 1975.

429. Лер-Сплавинский Т. Польский язык. М., 1954.

430. Лихачёв Д.С. Древнеславянские литературы как система. М., 1968.

431. Ломов A.M. Из истории развития аспектологических идей в славистике // Сравнительно-исторические исследования русского языка. Воронеж, 1980.

432. Ломтев Т.П. Из истории синтаксиса русского языка. М., 1954.

433. Ломтев Т.П. Об употреблении глагола относительно категории времени в древнерусском языке // Ломтев Т.П. Общее и русское языкознание. М., 1976.

434. Лотте Д.С. Основы построения научно-технической терминологии. М.: АН СССР, 1961.

435. Лукин М.Ф. К вопросу о лексико-грамматическом статусе числительных в современном русском языке // ВЯ, 1987. № 6.

436. Лукин М.Ф. О широком и узком понимании прилагательных в грамматиках современного русского языка // Филологические науки, 1991. № 1.

437. Лурия А.Р. Язык и сознание. М.: МГУ, 1979.

438. Ляпунов Б.М. Древнейшие взаимные связи языков русского и украинского и некоторые выводы о времени их возникновения как отдельных лингвистических групп // Русская историческая лексикология. М., 1968.

439. Львов A.C. Лексика «Повести временных лет». М., 1975.

440. Макаев Э.А. Общая теория сравнительного языкознания. М., 1977.

441. Макеева В.Н. История создания «Российской грамматики» М.В. Ломоносова. М.-Л., 1961.

442. Максимова А.Л. Суффикс —ищ(е)- и его производные в древне- и старорусском языке (X-XVII вв.) // Древнерусский язык. Лексикология и лексикография. М.: Наука, 1980.

443. Марков В.М. Историческая грамматика русского языка. Именное склонение. М.: Высшая школа, 1974.

444. Марр Н.Я. Основные таблицы и грамматика древнегрузинского языка с предварительным сообщением о родстве грузинского языка с семитическими // Избранные работы. Л., 1933. Т. 1.

445. Марр Н.Я. Яфетиды // Избранные работы. Л., 1933. Т. 1.

446. Марр Н.Я. Чуваши-яфетиды на Волге // Избранные работы. Л., 1933. Т. 2.

447. Матвеева-Исаева Л.В. Лекции по старославянскому языку. Л.: Учпедгиз, 1958.

448. Маслов Ю.С. Имперфект глаголов совершенного вида в славянских языках // ВЯ, 1954. № 1.

449. Маслов Ю.С. Глагольный вид в современном болгарском языке // Докторская диссертация. М., 1957.

450. Маслов Ю.С. Об основных и промежуточных ярусах в структуре языка//ВЯ, 1968. №4.

451. Маслов Ю.С. Введение в языкознание. М., 1975.

452. Мачавариани M.B. Взгляды Локка и Лейбница на язык // Труды Тбилисского педагогического института иностранных языков. Тбилиси, 1958. Т. 1.

453. Мединская Е.В. Лингвистические взгляды В.К. Кюхельбекера (К вопросу о языковой позиции декабристов). Автореф. дис . канд. филол. наук. М., 1992.

454. Мейе А. Введение в сравнительное изучение индоевропейских языков // Под ред. Р.И. Шор. М.-Л., 1938.

455. Мейе А. Сравнительный метод в историческом языкознании. М., 1954.

456. Мейе А. Общеславянский язык. М.: Прогресс, 2001.

457. Мейе А. Основные особенности германской группы языков. М., 1952.

458. Мельничук A.C. Обсуждение проблемы языковой ситуации в Киевской Руси на IX Международном съезде славистов // Известия АН СССР, 1984. Сер. литературы и языка. Т. 43. № 2.

459. Меринг Ф. Легенда О Лессинге // Литературно-критические статьи. М.-Л., 1934. Т. 1.

460. Мечковская Н.Б. Концепции и методы грамматик XVI-XVII веков как элемента книжно-письменной культуры восточного славянства. Докторская диссертация. Минск: БГУ, 1986.

461. Мещанинов И.И. К истории отечественного языкознания // Вопросы языкознания для учителей. М.: Учпедгиз, 1949. Вып. 1.

462. Мещанинов И.И. Члены предложения и части речи. М.-Л., 1945.

463. Мещерский H.A. Русская диалектология. М.: Высшая школа, 1972.

464. Мещерский H.A. История русского литературного языка. Л., 1981.

465. Мещерский H.A. Проблемы изучения славяно-русской переводной литературы // ТОДРЛ, 1964. Т. XX.

466. Милейковская Г.М. О соотношении объективного и грамматического времени // ВЯ, 1956. № 5.

467. Миньяр-Белоручева А.Л. Язык историка. М.: МГУ, 2001.

468. Михайлов A.B. Членение древнерусского текста в терминологическом аспекте // Лингвистическая терминология в советском языкознании. Нижний Новгород, 1991.

469. Мишулин A.B. Материалы к истории древних славян // Вестник древней истории. М., 1941. Вып. 1.

470. Моисеев А.И. Русская лингвистическая терминология первой половины 19 века // Теория языка, методы его исследования. Л.: Наука, 1981.

471. Налимов В.В. Вероятностная модель языка. О соотношении естественных и искусственных языков. М., 1979.

472. Немчинов К.Т. Лекции по истории русского языка для аспирантов Ml НИ. М., 1935 (стенограмма).

473. Никитин О.В. Проблемы изучения языка деловой письменности в научных воззрениях В.В. Виноградова // ВЯ, 1999. № 2.

474. Никифоров С.Д. Глагол, его категории и формы в русской письменности второй половины XVI века. М., 1952.524

475. Никулин A.C. Историческая грамматика русского языка. Л., 1941.

476. Новодранова В.Ф. Композиционная семантика как отражение концептуальной интеграции (на материале медицинской терминологии) // Научно-техническая терминология. М., 2002. Вып. 2.

477. Обнорский С.П. Очерки по истории русского литературного языка старшего периода. М., 1946.

478. Обнорский С.П., Бархударов С.Г. Хрестоматия по истории русского языка. М., 1948. Ч. 2. Вып. 2.

479. Обнорский С.П. Очерки по морфологии русского языка. М.: АН СССР, 1953.

480. Овчинникова B.C., Дибров A.A. Очерки древнерусского языка. Ростов на Дону: РГУ, 1959.

481. Орлова В.Г., Захарова К.Ф. Русская диалектология. М., 1965.

482. Отрембский Я.С. Славяно-балтийское языковое единство // ВЯ, 1954. №5.

483. Осовская В.Е. Терминологическое обозначение залогов в концепции Б.Н. Головина // Лингвистическая терминология в советском языкознании. Нижний Новгород, 1991.

484. Панькин В.М., Филиппов A.B. Материалы для словаря терминов кон-тактологии. Языки в контактах. М.: МГЛУ, 1998.

485. Пауль Г. Принципы истории языка. М.: Наука, 1960.

486. Перехвальская Е.В. Языковое контактирование и генетическая классификация // Бодуэн де Куртенэ и современная лингвистика. Казань, 1989.

487. Пешковский A.M. Русский синтаксис в научном освещении. М., 1934. Изд. 4-е.

488. Пизани В. Этимология. Перевод с итальянского. М., 1956.

489. Погорелов В. Из наблюдений в области древнеславянской переводной литературы // Sbornik filosocke fakulty university Komenského v Bratislave, 1925. Roen. III. № 32 (6).

490. Пожарицкая С.К. Отражение эволюции древнерусского плюсквамперфекта в говорах севернорусского наречия Архангельской области // Общеславянский лингвистический атлас. Материалы и исследования. М., 1996.

491. Порциг В. Членение индоевропейской языковой области. М.: Прогресс, 1964.

492. Поспелов Н.С. Категория времени в грамматическом строе русского языка. Докторская диссертация. М., 1953.

493. Прокопович H.H. Адъективные словосочетания в истории русского литературного языка // Вопросы синтаксиса русского языка. М.: Высшая школа, 1974.

494. Прокош Э. Сравнительная грамматика германских языков. М., 1954.

495. Прохорова В.Н. Русская терминология (лексико-семантическое образование). М.: МГУ, 1996.

496. Ремнёва M.JI. Ещё о двух типах («видах», «стилях») русской словесности // Международная юбилейная сессия, посвящённая 100-летию академика В.В. Виноградова. Тезисы докладов. М., 1995.

497. Ремнёва M.JI. О грамматических характеристиках праславянских диалектов на поздних этапах развития // Научные доклады филологического факультета МГУ. М.: МГУ, 1998. Вып. 3.

498. Реформатский A.A. Что такое термин и терминология // Вопросы терминологии. (Материалы Всесоюзного терминологического совещания). М., 1961.

499. Реформатский A.A. Мысли о терминологии // Современные проблемы русской терминологии. М., 1986.

500. Реформатский A.A. Введение в языковедение. М., 1967.

501. Рупосова Л.П. Формирование терминологии гуманитарных наук в русском литературном языке. М., 1987.

502. Рупосова Л.П. Профессиональная лексика и терминология в историческом аспекте // Проблемы исторической терминологии. Красноярск, 1994.

503. Рупосова Л.П. Историческая терминология. К проблеме системности и систематизации // Русский язык: история, диалекты, современность. Сборник научных трудов. М.: МГОУ, 2002. Вып. 4.

504. Русинов Н.Д. Древнерусский язык. М.: Высшая школа, 1977.

505. Русинов Н.Д. О терминологии исследовательских методов в русской лингвистике // Лингвистическая терминология в советском языкознании. Тезисы докладов. Нижний Новгород, 1991.

506. Савченко А.Н. Сравнительная грамматика индоевропейских языков. М.: Высшая школа, 1974.

507. Сазонова И.К. Русский глагол и его причастные формы. М., 1989.

508. Самбурова Г.Г. Круг идей проблемы определений понятий как теоретических аспектов научной терминологии // Научно-техническая терминология. М., 2000. Вып. 2.

509. Серебренников Б.А. Общее языкознание. Методы лингвистических исследований. М.: Наука, 1973.

510. Смирницкий А.И. К вопросу о слове (Проблема «отдельности слова») // Вопросы теории и истории языка в свете трудов И.В. Сталина по языкознанию. М., 1952.

511. Смирницкий А.И. К вопросу о сравнительно-историческом методе в языкознании // ВЯ, 1952. № 4.

512. Смирницкий А.И. Объективность существования языка. М., 1954.526

513. Смирницкий А.И. Сравнительно-исторический метод и определение языкового родства. М.: МГУ, 1955.

514. Снетова Г.П. Русская историческая терминология. Калинин, 1984.

515. Снетова Г.П. Типы синонимических отношений в терминологии старорусского языка // Актуальные проблемы исторической лексикологии и лексикографии восточнославянских языков. Вторая Всесоюзная конференция. Днепропетровск, 1988.

516. Собинникова В.И. О характере единства русского языка на разных этапах его развития // Вопросы русского языка и методики его преподавания. Курск, 1960.

517. Собинникова В.И. Лекции по исторической грамматике русского языка. Воронеж: ВГУ, 1967.

518. Соколова И.Г. Об употреблении форм аориста в памятниках древнерусской письменности XIV-XVII веков // Вопросы теории и истории русского языка. Ташкент: ТашГУ, 1957. Вып. 299.

519. Соколова М.А. Очерки по исторической грамматике русского языка. Л.: ЛГУ, 1962.

520. Соссюр Ф. Курс общей лингвистики (русский перевод). М., 1977.

521. Спринчак Я.А. Очерк русского исторического синтаксиса. Киев, 1960.

522. Спринчак Я.А. К вопросу о взаимовлиянии русского и украинского национальных литературных языков в начальный период их формирования // Вопросы образования восточнославянских национальных языков. М.: АН СССР, 1962.

523. Суперанская A.B., Подольская Н.В., Васильева Н.В. Общая терминология: Вопросы теории. М.: Наука, 1989.

524. Супрун А.Е. Старославянские числительные. Фрунзе, 1961.

525. Супрун А.Е. Славянские числительные. Минск: БГУ, 1969.

526. Супрун А.Е., Калюта А.М. Введение в славянскую филологию. Минск: Высшая школа, 1981.

527. Степанов Ю.С. Методы и принципы современной лингвистики. М.: Наука, 1975.

528. Степанов Ю.С. Изменчивый «образ языка» в науке XX века // Язык и наука конца XX века. М., 1995.

529. Степанова Г.В. Семантика многозначного слова. Калининград, 1978.

530. Сыров С.Н. Страницы истории. М.: Русский язык, 1983.

531. Татаринов В.А. Теория терминоведения. М., 1996. Т. 1.

532. Tîtob X. Стара вища освгга в кшвсысш Украпп юнця XVI поч. XIX в. Киев, 1924.

533. Тоболова М.П. О термине «предложение» // Русская речь, 1975. № 3.

534. Тоболова М.П. Глагольные времена и вид в «Российской грамматике» профессора A.A. Барсова // Статьи и исследования по русскому языку. М.: МГПИ им. В.И. Ленина, 1968. Т. 292.

535. Толстой Н.И. Значение кратких и полных форм прилагательных в старославянском языке // Вопросы славянского языкознания. М., 1957. Вып. 2.

536. Толстой Н.И. К историко-культурной характеристике «славяносербского литературного языка» // Формирование национальных культур в странах Центральной и Юго-Восточной Европы. М., 1977.

537. Толстой Н.И. Взаимоотношение локальных типов древнеславянского литературного языка позднего периода (вторая половина 16-17вв) // Славянское языкознание. Доклады Советской делегации. Международный съезд славистов. М.: АН СССР, 1963.

538. Толстой Н.И. История и структура славянских языков. М.: Наука, 1988.

539. Томсен В. История языковедения до конца XIX века. М., 1938.

540. Топоров В.Н. Новейшие работы в области изучения балто-славянских языковых отношений // Вопросы славянского языкознания. М., 1958. Вып. 3.

541. Топоров В.Н. Некоторые соображения относительно изучения истории праславянского языка // Славянское языкознание. М., 1959.

542. Топоров В.Н. Специально о сходстве между методом Панини и современной порождающей грамматикой // Памяти Ю.Н. Рериха. М.: Наука, 1961.

543. Трифонова P.M. Истоки русской грамматической терминологии. М., 1967.

544. Тронский И.М. К вопросу о сравнительно-историческом методе в языкознании // Учёные записки ЛГУ, 1952. Вып. 15.

545. Трубачев О.Н. К истокам Руси (наблюдения лингвиста). М., 1993.

546. Трубачёв О.Н. Ранние славянские этнонимы — свидетели миграции славян // ВЯ, 1974. № 6.

547. Трубецкой Н.С. Мысли об индоевропейской проблеме //ВЯ, 1958.№ 1.

548. Трубецкой Н.С. Основы фонологии. М., 1960.

549. Улуханов И.С. Славянизмы в древнерусском языке XI XVII вв. Диссертация канд. филол. наук. М., 1969.

550. Успенский Б.А. Книжное произношение в России (Опыт исторического исследования). Автореф. дис . доктора филол. наук. М., 1971.

551. Успенский Б.А. Тредиаковский и история русского литературного языка // Венок Тредиаковскому. Волгоград, 1976.

552. Успенский Б.А. Краткий очерк истории русского литературного языка. М., 1994.

553. Успенский Б.А. Языковая ситуация Киевской Руси и её значение для истории русского литературного языка. М., 1983.

554. Устюгова Л.М. Характер различий в использовании книжнославяниз-мов и соотносительных русизмов в основных списках «Повести временных лет». Диссертация канд. филол. наук. М., 1975.

555. Уфимцева A.A. Лексическое значение: Принципы семасиологического описания лексики. М.: Наука, 1986.

556. Федаева Т.И. Русская лингвистическая терминология второй половины XVIII века. Диссертация канд. филол. наук. М., 1997.

557. Фельде О.В. Историческое терминоведение в теории и практике. Красноярск: Изд-во Красноярского педуниверситета, 2001.

558. Филин Ф.П. Происхождение русского, украинского и белорусского языков. Л.: Наука, 1972.

559. Филин Ф.П. Образование языка восточных славян. М.-Л., 1962.

560. Филин Ф.П. Истоки и судьбы русского литературного языка. М.: Наука, 1981.

561. Филин Ф.П. Некоторые проблемы реконструкции древнерусских диалектов // Славянское языкознание. М., 1968.

562. Филкова П.Д. О некоторых спорных вопросах изучения русского литературного языка // Болгарская русистика, 1979. № 2.

563. Фотиев A.M. Научно-технический прогресс и средства понимания. Терминология самостоятельная дисциплина // Место терминологии в системе современных наук. М.: МГУ, 1970.

564. Фрейденберг О.М. Античные теории языка и стиля. М.-Л., 1936.

565. Хаютин А.Д. Термин, терминология, номенклатура. Самарканд, 1972.

566. Хабургаев Г.А. Становление русского языка. М.: Высшая школа, 1980.

567. Хабургаев Г.А. Судьба вспомогательных древних славянских аналитических форм в русском языке // Вестник МГУ. Сер. 9. Филология, 1978. №4.

568. Хабургаев Г.А. Старославянский церковнославянский - русский литературный // История русского языка в древнейший период. М., 1984.

569. Хабургаев Г.А. Первые столетия славянской письменной культуры. М.: МГУ, 1994.

570. Хроленко А.Т. Общее языкознание. М.: Просвещение, 1981.

571. Цейтлин P.M. Об употреблении термина «старославянизм» // История славянских литературных языков. М.: Наука, 1965.

572. Цейтлин P.M. Лексика старославянского языка. М., 1977.

573. Цыбулыеин В.В. Слово: в поисках сущности «вины бытия» // Динамика русского слова. Спб., 1994.

574. Чемоданов Н.С. Сравнительное языкознание в России. М., 1956.

575. Чемоданов Н.С. Общее языкознание (Программа педагогических институтов). М., 1964.

576. Черемесина М.И. Синонимия как функциональная эквивалентность языковых знаков // Синонимия в языке и речи. Новосибирск, 1980.

577. Чернышёв В.И. Описательные формы наклонений и времён в русском языке // Труды Института русского языка. М.-Л., 1949. Т. 1.

578. Чикобава A.C. Введение в языковедение. М., 1953. Ч. 1.

579. Шанский Н.М. Этимологический анализ слова // Русский язык в школе, 1956. № 4.

580. Шарадзенидзе Т.С. Лингвистическая теория И.А. Бодуэна де Куртенэ и её место в языкознании XIX-XX веков. М., 1980.

581. Шмелев Д.Н. Современный русский язык. Лексика. М.: Просвещение,1977.

582. Шульга М.В. Парадигма типа медъ в древнерусской письменности // Исследования по исторической морфологии русского языка. М.: Наука,1978.

583. Шурыгин H.A. Лексикологическая терминология как система. Нижневартовск, 1997.

584. Щерба Л.В. Современный русский литературный язык // Русский язык в школе, 1939. № 4.

585. Щерба Л.В. Очередные проблемы языкознания // Известия ОЛЯ, 1945. Т. 4. Вып. 5.

586. Щерба Л.В. О частях речи в русском языке // Избранные работы по русскому языку. М., 1957.

587. Щерба Л.В. О трояком аспекте языковых явлений и об эксперименте в языкознании // Звегинцев В.А. История языкознания XIX-XX веков в очерках и извлечениях. М., 1965. Ч. II.

588. Щербина С.И. Начальный этап развития русской терминологии сравнительно-исторического языкознания. М.: МПУ, 2000.

589. Якушкин Б.В. Гипотезы о происхождении языка. М., 1984.

590. Ярхо В.Н., Лобода В.И. Латинский язык. М.: Просвещение, 1969.

591. Ярцева В.Н. Проблемы реконструкции синтаксиса близкородственных языков // Материалы первой научной сессии по вопросам германского языкознания. М., 1959.

592. Ярцева В.Н. Развитие языка науки // Наука и человечество. М.: Знание, 1974.

593. Ворр F. Über das Albanesische in verwandtschaftlichen Beziehungen // Abhandl. D. Berl. Akad. Wiss., 1854-1855.

594. Bopp F. Über die Sprache der alten Preußen in ihren verwandtschaftlichen Beziehungen. Berlin, 1853.

595. Brugman K. Grundriß der vergleichender Grammatik der indogermanischen Sprachen. Straßburg, 1897. Bd. 1. Aus. 2-te.

596. Brugman K. Kurze vergleichende Grammatik der indogermanischen Sprachen. Straßburg, 1904.

597. Curtius G. Zur Chronologie der indogermanischen Sprachforschung // Wissenschaft, 1867. Bd. V.

598. Delbrück B. Vergleichende Syntax der indogermanischen Sprachen. Strassburg, 1893. Teil 1.

599. Dostal A. Studie o vidovém systému v staroslovënstinë. Praha, 1954.

600. Durnovo N. Sur le problème du vieux-slave // Mélanges linguisiques dedies an Premier 1 Congres des philologius slaves Prague, 1929.

601. Habovstiakova K. Bernolâkova spisovnä slovencina v praxi // Jazykovedny casopis, 1959.

602. Havranek B. Studie o spisovnem jazyce. Praha, 1963.

603. Hockett Ch.F. The Terminology of Historical Linguistics // «Studies in Linguistics», 1957, v. 12. № 3-4.

604. Faibanks C.H. The Phonemic Structure of Zographensis // Language, 1952. № 28.

605. Feist S. Kultur, Ausbreitung und Herkunft der Indogermanen. Berlin, 1913.

606. Furdal A. Rozpad jezika praslowianskiego w swietle rozwoju gkosowego. Wrockaw: Ossolineum, 1961.

607. Jakobson R. Les enclitiques slaves // Atti del 111 Congresso Internazionale dei Linguisti: Roma, 19-26 Setember, 1933. Florence, 1935.

608. Keipert H. Die Kirchenslavisch-These des Cercle linguistique de Prague // Festschrift für Klaus trost zum 65. Geburtstag. München, 1999.

609. Lehr-Splawinski T. Stosunki pokrewienstwa jçzykow ruskich // Studii i skize wybrane z jçzykoznawstwa slowiaùsskiego. Warszawa, 1957.

610. Leskin A. Die Deklination im Slavisch-Litauischen und Germanischen. Leipzig, 1876.

611. Meillet A. Lingustique historique et lingustique generale. Paris, 1921.

612. Miklosich Fr. Vergleichende Grammatiker der slavicshen Sprachen. Syntax. Wien, 1883. Bd. 4.

613. Pedersen H. Le groupement des dialectes indo-européens. Kubenhavn, 1925.

614. Pott F. Ethnologische Forschungen der Jndo-Germanischen Sprachen. Lemgo, 1833. Bd.

615. Safarik P. Casopis ceskeho Musea Praha, 1847.

616. Schleiher A. Compendium der vergleichenden Grammatik der indogermanischen Sprachen. Weimar, 1861-1862.

617. Schleiher A. Die deutsche Sprache. Stuttgarten, 1874. Ausg. 3-te.

618. Schmidt J. Die Verwandtschaftsverhältnisse der indogermanischen Sprachen. Weimar, 1872.

619. Trubetzkoy N. Einiges über die russissche Lautenwicklung und die Auflösung der gemeinrussischen Spracheincheit // Zeitschrift für slavische Philologe. Leipzig, 1925. Bd. 1. Doppelheft.

620. Trubetzkoy N. Über die Entstehung der gemeinwestsvischen Eigentümlichkeiten auf dem Gebiete des Konsonantismus // Zeitschrift für slavische Philologie. Leipzig, 1930. Bd. 7.

621. Trubetzkoy N. Altkirchenslavische Grammatik. Wien, 1954.

622. Verner K. Eine Ausnahme der ersten Lautverschiebung // Zeitschrift für vergleichenden Sprachforschung. 1877. Bd. 27.

623. Worth D.S. Was There a «Liteuary Language» in Kievan Rus? II On the Structure and History of Russian. Selekted Essaus. München, 1977.

624. Zeuß K. Die Deutschen und Nachbarstamme. München, 1837.

625. УКАЗАТЕЛЬ РАССМОТРЕННЫХ ТЕРМИНОВА1. Абзац-98

626. Абсолютная хронология — 72 Абсолютное будущее сложное — 457

627. Абсолютный плюсквамперфект 439

628. Азовое склонение — 373 Акроматическая метода — 29 Акциональный вид — 410 Аналогический метод А. Мейе — 79; 80

629. Аорист 414; 415 Аппозитивное причастие — 486; 487

630. Арийские языки — 247; 248 —249 Ариоевропейские языки — 249 Архетип —67

631. Асигматический аорист — 416 Ассибиляция задненёбных — 316 Астерикс — 66

632. Атрибутивное причастие — 486; 487

633. АпарИх1Б — 332 АркаегеБ18 —57Б

634. Балто-славянский праязык — 244; 246

635. Безгласные — 265; 266 Безгласные согласные — 285 Безударный слог- 341; 342 Белорусский язык — 203; 206 Бесчленные прилагательные — 392 Бодуэновская палатализация — 311; 312-313; 315 Будущее в настоящем 460 Будущее время описательной формы — 456

636. Будущее в прошедшем — 459 Будущее наступающее — 453; 459 Будущее неопределённое — 453; 456

637. Будущее первое -457 Будущее по отношению к настоящему — 460 Будущее по отношению к прошедшему -441 Будущее простое — 451; 454 — 456 Будущее сложное — 456; 461 Будущее сложное второе — 458; 465

638. Будущее сложное первое — 458; 465

639. Будущее с точки зрения прошедшего — 442 Будущее условное — 454; 461; 463 -464

640. Будущее эсовое — 455 Буква 60; 98В

641. Варианты или редакции старославянского языка —177 Великорусский язык 203; 204 — 205

642. Ветвь языков 256; 258 —259 Вид (eidos) - 402; 404; 407-409 Внутренняя реконструкция — 73; 74; 75

643. Восточная диалектная область — 147

644. Восточнославянский праязык — 240; 241

645. Восточнославянское полногласие -332

646. Восточные (orientales) языки — 227

647. Вставка гласных о или е перед л или р — 329 Время — 411

648. Вторая палатализация — 310; 311 -313; 318

649. Второе переходное смягчение задненёбных — 317 Вторичное смягчение — 297 Второе полногласие — 330; 331 Второклассные слова, или второстепенные (Бесипс1агп) — 87; 88; 89Г

650. Гейрестическая метода — 29 Генеральное повреждение (языка) -1281. Глагол — 98

651. Глаголы неправильной формы — 413

652. Глагольные прилагательные — 469; 470 471 Глухие гласные -271; 272 Глухие согласные — 283; 284 Говор-137; 140-145 Говоры центра Московской области — 133 Грамматика — 39д

653. Давнопрошедшее время — 436; 437; 440

654. Двовременные гласные — 319 Двоегласные (двогласные, двугласные) — 319; 320 Двоечленные прилагательные — 390; 392

655. Деепричастие — 484 Действительное настоящее время 451; 452

656. Действительно-среднее причастие — 473

657. Действительно-страдательные причастия — 473 Действительные причастия — 472; 473

658. Диалект — 126; 127- 143 Диалект племенной —153 Диалектная зона — 154; 155 Дифтонг 319; 320 - 327 Дифтонгические сочетания — 322; 323-325; 327 Дифтонгоид — 325 Долгие гласные —265; 270 Древнеболгарский (язык) —165; 166-170

659. Древнеболгарский литературный язык —175

660. Древнерусский язык —241; 242 Древнеславянский язык — 178; 182 Древние прошедшие причастия — 478

661. Древние (antiguae) языки — 227 Древний моравский язык — 159; 161

662. Древний перфект — 432 Древний славянский (язык) — 164 Древний русский язык — 195; 199 Древний сигматический аорист — 423

663. Древний церковнославенский язык -159; 160-162

664. Древний язык церковнославянский -165Е

665. Единоутробные языки — 232 Единый язык — 231; 232 Еровое склонение — 373 Естевое склонение — 373Ж

666. Живой русский язык — 211 Живые языки — 226

667. Заимствование слов — 89 Закон фонетических соответствий 64; 65 Закон звуковых соответствий -65

668. Закон открытого слога — 339; 340 -341

669. Закрытый слог ~ 338; 340 Западная диалектная область ¡47

670. Западнорусский язык — 212; 213 — 214

671. Западные (occidentales) языки — 227

672. Звонкие согласные — 283 Звучные согласные — 284И

673. Ижевое склонение -373 Изменение, или мена между буквами — 59; 62 Изменение, или мена между звуками 60; 61 Изменение языков — 54 Изменяемые причастия — 483 Изрядные прилагательные — 380 Именное склонение — 362; 367- 368 Именные прилагательные — 396; 400

674. Именные формы прилагательных -397

675. Имперфект — 415; 426 — 427 Имя 350

676. Имя прилагательное — 349; 350 — 353; 359

677. Имя существительное — 349; 353 -354; 359

678. Имя числительное — 353; 356 — 357; 359

679. Индогерманские языки — 247; 249 -250

680. Индоевропейские языки — 247; 249; 251; 262

681. Индоевропейская семья языков — 254

682. Иррациональные гласные — 272; 273-275

683. Исконно мягкие — 302 Исконно смягчённые — 302 Исконные слова — 89 Искусственный язык —138 Искусственный, искажённый старославянский язык — 173 Историко-догматическая метода -29

684. Историко-сравнительный путь — 29

685. Исторический метод — 43 Историческое исследование — 32; 33; 35

686. Йотированные гласные 320; 321К

687. Книжно-славянский тип древнерусского литературного языка — 214

688. Книжноцерковный (язык) — 174 Комбинированная методика при сравнительно-исторических исследованиях в области синтаксиса — 81 Конечный слог 341; 342 Коренной язык — 225; 226 —227; 235-236

689. Коренные слова — 84; 85 Корневой аорист — 416; 420 Краткие гласные — 269; 270; 275 Краткие прилагательные — 394; 395; 400

690. Краткие причастия 475 Краткие причастия на —ль — 480 Краткие формы прилагательных -3951. Крепкие согласные — 282л

691. Лексический архетип — 94 Лингвистика — 38 Литературный диалект — 129 Литературный язык — 207; 208 — 209; 218

692. Любомудрственный образ (глагола) — 402М

693. Малороссийский диалект —131 Малорусский язык — 139; 140; 203; 206

694. Мёртвый язык — 114; 226 —227; 2371. Метод 28; 31 Метода — 29

695. Метод Потебни 77; 78; 95 Метод фономорфологического анализа — 73 Местное наречие —137 Местоименное склонение — 362; 367

696. Местоименные прилагательные — 396; 400

697. Местоименные формы прилагательных -397 Многократная степень глагола — 406; 407

698. Мокрыя согласные — 279 Морфологический метод — 79 Морфологический метод Дельбрюка — 79 Московский деловой язык — 142 Московский диалект — 130; 131133

699. Московский литературный язык 142

700. Мягкие согласные — 282; 291- 294; 296

701. Мягкие согласные начала исторической эпохи — 305; 3081. Methatesis — 57Н

702. Назальные — 278 Наречие -127; 134 -147 Наречие церковных книг —135 Народно-литературный тип древнерусского языка — 216 Настоящее абсолютное — 449; 450

703. Настоящее актуальное — 452 Настоящее время (prasens indicativi) 444; 446-447; 450 Настоящее неактуальное — 452 Настоящее относительное — 449; 450

704. Настоящие дифтонги 324 Начальные изменения с одной буквы на другую — 59 Начальный слог — 341; 342 Начинательный вид — 402 Начинательный образ глагола — 402

705. Непосредственное смягчение — 313

706. Неприкрытый слог — 347 Неродственные языки — 235 Несродственные языки — 232; 233

707. Несигматический аорист — 416; 417

708. Несклоняемые причастия на —ль — 481

709. Не страдательные причастия — 472; 473

710. Нетематический аорист 420 Нечленные прилагательные — 392; 400

711. Новая форма перфекта — 433; 435 Новая форма сигматического аориста 422

712. Новгородский деловой язык —142 Новгородский литературный язык -142

713. Носовые гласные — 278 Нынешний русский язык — 202О

714. Образ глагола — 402 Обрусевший церковнославянский язык-170; 171 Общерусский праязык — 240 Общеславянские процессы — 243 Общеславянский язык — 237; 242 — 243

715. Однократная степень глагола — 406; 407

716. Одночленные прилагательные — 388

717. Окончательно смягчённые — 307; 308

718. Оновое склонение — 373 Определённые прилагательные — 384; 385 -388; 391 Определённые причастия — 475 Особый сигматический аорист — 421; 422

719. Осреднеязыковление — 294 Отзвучные согласные — 283 Открытый слог — 338; 340 Относительная хронология — 70; 72; 93

720. Относительное прилагательное — 353; 354

721. Отрасль языков — 256 Основная форма (Grundform) — 65; 66П

722. Палатализация — 294; 295; 296; 309 -310

723. Палатализация задненёбных — 316 Палатализованные — 296; 297 — 300; 308

724. Палатальные 295; 297 -299; 308 Первая палатализация — 310; 311 -313; 318

725. Первая разновидность второй палатализации — 311; 312 Первичное смягчение — 297 Первичный древнецерковный (язык) — 174

726. Первобытное причастие — 488; 489 490

727. Первобытный язык (die Ursprache) — 235; 236 Первое переходное смягчение задненёбных —317 Первое полногласие — 330; 333

728. Первоклассные слова, или первенствующие (primordiales) — 87; 88 90

729. Первоначальное причастие — 488; 489-490

730. Первообразные прилагательные — 388

731. Первообразные языки — 227 Первообразный глагол — 403 Первые причастия прошедшие на -лъ-478

732. Передвижение (звуков) — 65 Переход задненёбных в мягкие свистящие — 316

733. Переход задненёбных в шипящие — 316

734. Перфект 429; 430 - 433 Перфектив — 433 Плавные — 286

735. Плюсквамперфект — 435; 436 — 440

736. Плюсквамперфект восточнославянской формы — 438 Плюсквамперфект второго типа -439

737. Плюсквамперфект первого типа — 439

738. Повреждение языков — 54 Подгруппа родственных языков — 260

739. Подкласс именного склонения — 369

740. Подсклонение 368; 369 Позиционно обусловленные разновидности твёрдых фонем — 298

741. Позиционно смягчённые — 301; 302 Полногласие — 328; 333 Полногласные формы 329; 333 Полные гласные - 265; 270 Полные прилагательные — 381; 384; 391; 394-395; 398; 400 Полные причастия — 475 Полный перфект - 434

742. Полугласные (полгласная, полугласовна) — 265; 267 —269 Полумягкие 292; 293; 296; 300 Полусмягчённые — 292; 299 Поморский диалект —131 Посредственное переходное смягчение - 313; 314 Прародительский язык — 228 Праславянский язык — 237; 242 — 243

743. Прибавление (в языках) — 56 Пригнуска — 278 Придыхательные гласные — 270 Приём анализа лексических заимствований — 91; 93 Приём внутренней реконструкции- 73; 74; 75

744. Приём морфологического анализа- 92; 94

745. Приём относительной хронологии- 72; 93

746. Приём Потебни — 77; 95 Приём семантического анализа — 92; 94

747. Приём фонетического анализа 92; 94

748. Прикрытый слог — 347 Прилагательные отглагольные — 467; 468; 471

749. Припряжногласные — 265; 266 Причастие — 466; 467 Причастие адъективное — 486; 487

750. Причастия вторые на —вь или на —ъ с предшествующей согласною -478

751. Причастие предикативное — 486; 487

752. Причастия на лъ-479 Причастия неопределённые — 478; 480

753. Причастия прошедшего времени с суффиксом —лъ — 480 Причастия прошедшие на лъ 479

754. Причастия спрягаемые — 476; 477 Произведение имен — 84 Производные прилагательные — 388

755. Производные (derivativae) языки — 226; 227

756. Произношение (в языках) — 56; 57; 58

757. Прометеидские языки — 250; 251 — 252

758. Простой аорист — 412; 415 — 418; 423

759. Простой русский диялект — 188; 189

760. Простонародный язык —138 Просторечие — 137 Простые прилагательные — 380; 382; 383

761. Простые согласные — 280 Прошедшее длительное — 426 Прошедшее наступавшее — 412; 428; 441

762. Прошедшее неокончательного вида или преходящее — 412; 425; 428

763. Прошедшее сложное — 412; 428 Прошедшее совершенного вида 412; 413

764. Прошедшее условное — 412; 443 Псковский литературный язык — 1421. Prothesis -57Р

765. Разговорный диалект —129 Различие — 363; 364 Различия языков — 54 Разновидность второй палатализации — 311; 318 Разряд существительных — 366; 367

766. Редуцированные — 274; 270 Реконструкция архаичных значений слов — 90; 91 Речь-99; 116; 118-125 Речевая деятельность — 116; 118; 124

767. Речевые произведения — 116 Российский язык — 196; 197 Русская форма давнопрошедшего времени — 438

768. Русский плюсквамперфект — 438; 439

769. Русский язык —114;187 — 220 Русский изводцерковнославянского языка — 170; 171

770. Русский нынешний язык — 192 Русский стандартный язык — 219 Русское полногласие — 329; 330 — 331С

771. Сверхкраткие гласные — 270; 275 Свойство языка — 57 Семейство языков —253 Семья языков — 253; 254- 255; 258 Сербское наречие —135 Сигматический аорист — 415; 416; 418; 422

772. Сигматический аорист корневой -421

773. Сигматический аорист нетематический — 424

774. Сигматический аорист нового типа — 424

775. Сигматический аорист старого типа — 424

776. Сильная палатализация 293 Сильный аорист - 416; 417; 423 Сильный слог — 341; 342 Синтаксис — 36 Сипавыя согласные — 279 Склад - 338; 339 Склонение — 360 Склонение имён с основой на .369; 370

777. Склонение имён существительных с основой на . 371; 372; 375 Склонение прилагательных — 362 Склонение существительных — 362; 364-365

778. Слабая палатализация — 293 Слабый аорист — 419 Слабый слог — 341; 342 Славенский язык 159; 159; 162; 234

779. Славянский язык 174; 175; 191 Славянизм —186 Славяно-балтийская эпоха — 246 Славянорусский язык — 170; 171 Славяно-российский язык —190; 194

780. Славянский праязык — 237; 239; 242-243

781. Словенский язык — 158; 159; 162 Слово (logos) 97; 98; 99; 102 Словопроизведение — 35; 86 Слог -115; 337; 341 Слоговой сингармонизм — 342; 343 Сложные прилагательные — 382; 383 -384

782. Сложные формы прилагательных -383

783. Сложные согласные — 280; 281 Сложный аорист — 415; 418; 419 Сложный перфект — 434

784. Смысловое содержание текста — 116

785. Смягчение вторичное — 304 Смягчение гортанных — 318 Смягчённые 292; 293 - 294; 299 -301

786. Смягчённые варианты твёрдых фонем — 298

787. Смягчённые нового времени — 305; 308

788. Собирательное числительное — 358

789. Собирательно-разделительное числительное — 359 Собственно полугласная — 320 Собственно смягчённые согласные — 292; 302 Совершаемый вид — 405 Совершенное будущее время -461 Совершенный вид (совершенный образ) — 402

790. Современный русский язык — 200 Современный русский литературный язык — 209 Согласные вторичного смягчения -304

791. Сократическая метода —29 Сонорные — 286 Сочетание звуков — 326 Спиратизация заднеязычных — 314

792. Сравнительная грамматика — 34; 37; 38; 39; 41; 43 Сравнительная метода — 34; 35 Сравнительная филология — 37; 38 Сравнительно-историческая грамматика — 31; 33 Сравнительно-историческое исследование — 43; 51 Сравнительное исследование — 32; 33; 34

793. Сравнительное обозрение (языков) —38

794. Сравнительное рассмотрение (языков)- 38

795. Сравнительное рассмотрение языковых областей или территорий — 40; 41 Сравнительное языкознание — 37; 38; 44

796. Сравнительно-исторический метод 25; 34 - 35; 44-49;51;93 Сравнительный метод — 42; 43; 44

797. Средневеликорусские говоры — 133 Среднеязыковлённые согласные — 295

798. Средний русский язык 199; 200 Средний славянский (язык) — 164 Среднецерковнославянский язык — 179

799. Сродственные языки — 232; 233 Староболгарский язык — 169; 170 Старобелорусский язык — 212 Старобелорусский литературный язык — 214

800. Стародавний язык — 226 Стародавний коренной русский (язык) — 225

801. Старорусский язык — 205 Старославянизм -186 Старославянский язык—157; 161; 168-170

802. Староукраинский язык — 212 Староукраинский литературный язык — 214

803. Старые мягкие — 307; 308 Старые причастия — 482 Старый литературный язык — 208

804. Старый перфект — 432; 433 Старый плюсквамперфект — 439 Старый сигматический аорист — 423

805. Старый славенский язык — 159; 160

806. Статальное значение вида -410 Степень глагола 405; 406

807. Степень длительности глагола — 409; 410 Стиль-119

808. Страдательно-возвратные причастия — 473

809. Страдательные причастия — 473 Странноязычные народы — 229 Сугубые согласные — 279 Сходства языков — 54Т

810. Таемые согласные — 285 Твёрдые согласные — 282; 292 — 2941. Текст — 123

811. Тематический аорист — 420; 421 -422

812. Тематический сигматический аорист — 424

813. Тенденция открытых слогов — 339; 3411. Тип склонения — 3751. Тонкия гласные — 2641. Тонкия согласные — 279

814. Третье переходное смягчениезадненёбных — 317

815. Третья палатализация — 310; 311-313; 3181. Тусклые согласные — 281У

816. Убавление (в языках) — 56 Ударный слог — 341; 342 Уковое склонение — 373 Украинский диалект — 130; 133 Умягченные согласные — 281 Усечённые прилагательные — 378; 379; 384; 391

817. Усечённые причастия — 475 Учащаемый образ глагола — 402 Учащательный вид — 402ф1. Филология — 38

818. Фонетический перевод с одного языка на другой — 61 Фонетическое слово —107 Фонетическое соответствие 64; 65

819. Форма будущего сложного с причастием на —лъ — 462 Форма на —л — 433; 435 Форма под звёздочкой — 65; 66; 67 Форма прошедшего описательного времени с наступающим временем вспомогательного глагола — 430X

820. Херовый аорист — 415 Хронология процесса 70 Хронологический процесс - 69ц

821. Целые прилагательные — 378; 379 -381

822. Часть речи (partes orationis) 98; 99

823. Частные изменения (языка) — 128 Частыя согласные — 279 Чисто-русский язык — 202 Чистыя согласные — 281 Чистый старославянский язык — 173

824. Членные прилагательные — 393; 400Ш

825. Шепелеватые — 283; 285 Шепетливыя буквы — 283 Шипящие — 285Э

826. Эловое причастие — 478 Эротеметическая метода — 29 Этимология — 35; 36; 86; 91; 93 Этимологический анализ — 91; 93Я

827. Язык-40; 102; 116; 118-125 Язык (glossa) — 112 Язык (ethnos) — 112 Язык-основа (die Grundsprache) -238; 239

828. Язык-отец — 230; 231 Язык-отец по прямой черте — 230; 231

829. Язык-отец с косвенной стороны -230; 231

830. Язык-праотец 235 Язык-прародитель —230; 231; 235 -236

831. Языковая ветвь — 256 Языковая группа — 256; 259 —260 Языковая подгруппа — 260 Ясные согласные — 283