автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Роман Ф.М. Достоевского "Подросток": типы и архетипы
Полный текст автореферата диссертации по теме "Роман Ф.М. Достоевского "Подросток": типы и архетипы"
На правах рукописи
Невшупа Ирина Николаевна
РОМАН Ф. М. ДОСТОЕВСКОГО «ПОДРОСТОК»: ТИПЫ И АРХЕТИПЫ
Специальность 10. 01. 01 - русская литература
Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук
ООЗ(
Краснодар ~ 2007
003173937
Работа выполнена на кафедре истории русской литературы Государственного образовательного учреждения высшего профессионального образования Кубанский государственный университет
Научный руководитель доктор филологических наук, профессор
Официальные оппоненты доктор филологических наук, доцент
Зашита состоится 13 ноября 2007 года в 14 часов на заседании диссертационного совета Д212 101 04 при Кубанском государственном университете по адресу 350018 Краснодар, ул Сормовская, 7, ауд 309
С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Кубанского государственного университета
Автореферат разослан <'.С>& » г
Ученый секретарь диссертационного совета
| Попов Владислав Павлович |
Татаринов Алексей Викторович кандидат филологических наук, доцент Крижановский Николай Игоревич
Ведущая организация Краснодарский государственный
университет культуры и искусств
кандидат филологических наук, доцент
Шахбазян
ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА ИССЛЕДОВАНИЯ Актуальность темы. Из всех произведений Достоевского, пожалуй, наименее исследованным является роман «Подросток» почти совсем нет крупных работ, посвященных этому тексту Отчасти это обусловлено тем, что некоторые исследователи (например, Г Померанц) считают этот роман явной неудачей писателя Но на многочисленных примерах было подтверждено, что так называемые «неудачи» Достоевского всегда оказываются неудачами его интерпретаторов Так как для Достоевского главными вопросами всего его творчества были вопросы религиозно-нравственных исканий, то и в работах, посвященных исследованию «Подростка» большое внимание уделяется именно им Аспект репигиозно-нравственных исканий Достоевского подробно представлен в трудах русских философов (К Леонтьева, В Соловьева, Д Мережковского В Розанова, Н Бердяева, Л Франка, С Булгакова, И Ильина) - без знания работ этих мыслителей наше представление о Достоевском было бы, конечно, неполным Но упомянутые исследователи, обращаясь к анализу романа, затрагивали проблемы преимущественно религиозного, социально-политического и идеологического характера, практически полностью игнорируя аспекты собственно художественные Кроме того, восприятие романа существенно «искривлялось» идеологической позицией интерпретаторов в советский период Критиков, за редким исключением (М Бахтин, Н Савченко, В Ветловская, А Долинин, Э Демченкова), практически не интересовачи авторские приемы композиции, специфика повествовательной манеры, жанровые особенности, функция многочисленных символических образов и мотивов романа Между тем, по определению самого писателя, роман был задуман как произведение "литературы красоты" Наш подход к анализу текста романа позволяет, с одной стороны, обнаружить комплексы смыслов, не выявленных прежде, а с другой - осмыслить произведение как художественную целостность Популярные внешние объекты анализа романа «Подросток» - идеологический контекст история создания, религиозные
пресуппозиции - рассматриваются в работе сквозь призму внутренней
организации текста, а именно - через типологию образной системы романа, что является весьма актуальным, учитывая «полифонию» текста Достоевского
Научная новизна исследования заключается в разработке и применении при анализе образной системы романа «Подросток» методов архетипического и мотивного анализов В настоящей работе впервые ставится вопрос об архетипе «подростка» и способах его функционирования в поэтике Достоевского
В последние десятилетия предметом внимания литературоведов стали такие принципы романного мышления писателя, как универсализм, бинарность, а также лейтмотивность Уточнению и конкретизации этих принципов поэтики Достоевского посвящена и наша работа Предлагается прочтение романа Достоевского «Подросток» с точки зрения своеобразия типологии образной системы организации текста Неизученностью этого романа как явления художественного и необходимостью включения его в сферу активного научного поиска определяются тема, цель, актуальность и новизна настоящей работы
Объектом исследования является четвертый роман «великого пятикнижия» Достоевского, «Подросток» Предметом - функциональные и семантические трансформации типов и архетипов образной системы романа
Цель исследования заключается в определении философско-религиозных закономерностей, обусловивших специфическую для Достоевского типологию образной системы романа «Подросток», принципы организации структуры типов и архетипов, с установкой на интерпретацию семантики образов в контексте значительного корпуса произведений писателя
Исходя из цели, формулируются следующие задачи исследования
1) абрис и научное объяснение терминологического поля исследования (архетип - инвариантный тип - мотив),
2) описание структуры архетипа «подростка» в романе через характеристику семантики доминантных мотивов и механизмов их сцепления друг с другом в контексте современной психоаналитической теории,
3) систематизация научных знаний о типологии персонажей Достоевского,
принципах организации инвариантных типов в романе, интерпретация семантики "антиномического" и "смиренного" типов героев, инвариантных для поэтики Достоевского,
4) включение в мотивный анализ произведения литературного и культурного контекста с целью увидеть роман "Подросток" в системе возможных интертекстуальных отношений, демонстрирующих полноту смысла его образно-идеологической системы,
5) определение своеобразия поэтики жанровой стратегии романа «Подросток» как романа воспитания
Теоретико-методологическая основа диссертации. Формируя исследовательский инструментарий , мы учитываем разнообразный по целям и принципам опыт работы с категориями типа, архетипа, мотива В основу представлений об этих категориях и их методологических возможностях положены идеи и приемы ученых разных научных школ А Скафтымова, Ю Лотмана, Б Гаспарова, Е Мелетинского, Ю Доманского, А Жолковского, В Тюпы, И Силантьева и др
Кроме того, значимыми являются идеи отечественных и зарубежных исследователей, связанные с изучением поэтики романного творчества Достоевского и поэтики его произведений (В Топорова, Л Бэлнепа, А Долинина, В Кантора, Ю Селезнева, Ю Карякина, В Кирпотина, В Кожинова, В Попова) В процессе формирования концептуальных положений работы автор диссертации опирался на критические высказывания о романе Достоевского «Подросток» Н Бердяева, Д Мережковского, Т Манна, И Солженицына, Ст Рассадина и др
Приоритетными являются следующие методологические стратегии 1 Метод мотивного анализа. Обобщая отечественный опыт интерпретации и анализа литературных произведений через категорию мотива, признаками мотива диссертант считает повторяемость, вариативность, повышенную семантическую значимость Анализируя мотивный состав того или иного типа или архетипа, автор работы исследует принципы взаимодействия
мотивных значений в ткани произведения Суть мотивного анализа состоит в том, что за единицу анализа берутся не традиционные термы - слова, предложения, - а мотивы, основным свойством которых является то, что они, будучи кроссуровневыми единицами, повторяются, варьируясь и переплетаясь с другими мотивами, в тексте, создавая его неповторимую поэтику Такое изучение законов мотивной организации произведения, по мнению диссертанта, максимально отвечает цели работы — научному освоению материала, который ранее целостно с точки зрения поэтики практически не изучался ■ Психоаналитический метод литературное произведение рассматривает и психические свойства личности как проявление психического склада автора, шире - вообще художественное творчество как сублимированное символическое выражение изначальных психических импульсов и влечений, отвергнутых реальностью и воплощенных в фантазии Если фрейдистский психоанализ нацелен на выявление биографической подоплеки художественной деятельности, то психоанализ К.Юнга (архетипический метод) исследует не индивидуальное, а национальное и общечеловеческое подсознание в его неизменных образных формулах - архетипах В центре здесь не личность творца, а сверхличностная внесознательная символика самые общие внеисторические феномены пространства и времени, физическая и биологическая субстанция, стихии Обращение к архетипу '"подростка" в одноименном романе диктует применение метода архетипического анализа текста Принципы литературоведческой психоаналитики, достаточно укоренившиеся в системе современного гуманитарного знания, дополняются опытом применения биографического метода литературоведческой науки, в основе которой лежит представление о выражении в творчестве автобиографических событий и склада личности писателя в ее реальных жизненных связях Применение этого метода позволяет дифференцированно учитывать большой корпус работ, интерпретирующих тексты писателя в плане выражения психических
свойств его личности и миросозерцательных установок Теоретическая значимость диссертации заключается в том, что она демонстрирует взаимодействие принципов мотивного и архетипического анализов текста в русле современного психоаналитического направления в литературоведении
Практическая ценность работы в том, что результаты исследования могут найти разнообразное применение при разработке общих и специальных учебных курсов по русской литературе в вузовской и школьной практике преподавания, в руководстве научной работой студентов, включая написание курсовых и дипломных работ Ее материалы и концепция могут быть использованы в дальнейшей научной разработке проблем анализа и интерпретации художественных произведений, в исследованиях текстов, созданных Ф Достоевским
На защиту выносятся следующие положения:
1) в произведениях Достоевского понятие «подросток» выступает как ценностно значимый компонент его художественной системы и несет определенную и незаменимую функцию - это не столько обозначение возраста, сколько определение характерного этапа на пути человека к истине, ценность которого очень высока и связана с многоуровневым семантическим блоком «уединенное сознание - двойничество - испытание идеей» - комплексной идеологемой творчества писателя,
2) интерпретация семантики архетипа «подростка» в художественном тексте не может опираться только на нормативы быта и стандарты культуры, но должна быть основана на значениях, которые «работают» в художественной системе самого Достоевского Состояние «подростка» - своеобразная этико-онтологическая реальность, принципиально промежуточное состояние между «золотым веком» мира детства и миром духовно-просвещенных «детей» - старцев С такой точки зрения реальный возраст героя не имеет значения - в художественном хронотопе «подростковый период» может быть растянут во времени и отнюдь не всегда прямо связан с определенным
возрастом персонажа,
3) архетип «внутреннего подростка» выполняет разнообразные функции в бытийном пространстве метатекста писателя и определяет специфику и структуру образов персонажей, не подходящих под подростковый возрастной ценз Для него характерны инвариантная ситуация конфликта «Лица и Мира» (Кирпотин), «героя и целого (романа)» (Топоров), доминантный мотив «перерастания» себя - тенденция актуализации, врожденное стремление человека актуализировать и интенсифицировать себя Отсюда - как насущная функциональная необходимость - появляется и соответствующий характер героя, который определяется как этико-онтологический «подросток», существо, с уходом детства потерявшее и ищущее свое место в системе мироздания, переживающее свой путь к истине как процесс «роста» или «возрастания» («взросления»),
4) коррелятом к архетипу «внутреннего подростка» выступает архетип «ребенка» Дети в христианской картине мира - существа, глубоко пережившие свою связь с Богом, владельцы бесценного имманентного опыта, вместе с тем еще не осознавшие смысла и назначения этой глубинной связи со всем Сущим Характерно, что сам Достоевский настойчиво проявляет у любимых своих героев (Алеша Карамазов, князь Мышкин) черту «детскости», репрезентирующей архетипические черты ребенка, а не подростка Для Достоевского ребенок - это «образ Христов на земле»,
5) в метатексте Достоевского можно выделить два инвариантных типа, обладающих устойчивой внутренней организацией, репрезентируемой системой устойчивых мотивов и идеологем
■ «антиномический» тип объединяет Раскольникова, Свидригайлова, Ставрогина, Версилова, Ивана Карамазова - героев, семантика образов которых определяется мотивами двойничества, эгоизма, гордости / рабства, извращения идей и нравственных убеждений, гордыни, бесовства и шутовства, идеи человекобога Каждый из мотивов, в свою
очередь, реализуется множеством конкретных фрагментов текста Амбивалентность - конструктивный принцип организации семантического пространства героя такого типа, ■ «смиренный» тип сближает образы Мышкина, Тихона, Макара Долгорукого, Алеши Карамазова с архетипом Христа, через мотивы детскости, благообразия, праведности, прощения, идеал морали, красоты, любви, глубинный идеал свободы, 6) авторская «архетипика» Достоевского рождена конкретной культурно-исторической ситуацией семейно-социальный и лично-психологический хаос «пореформенной» России, атмосфера всеобщего беспорядка и разложения, нравственный хаос революционных деятелей, «кризис веры» в литературе и искусстве Писатель извлекает из этой ситуации все возможные смыслы, но не ограничивает их рамками эпохи, а, переплавляя в топику «болезни души», придает им эсхатологическую окраску
Апробация работы. Основные положения диссертации были изложены в докладах на региональной научно-практической конференции «Достоевский и современность» (Армавир, 2001), международной научно-практической конференции «Наследие В В Кожинова и актуальные проблемы критики, литературоведения, истории, философии» (Армавир, 2002-2004), XXVIII научной конференции молодых ученых юга России (Краснодар, 2005) Содержание диссертации отражено в 5 опубликованных статьях Структура диссертации. Работа состоит из введения, четырех глав, заключения и библиографического списка, включающего 210 наименований Общий объем диссертации - 180 страниц
ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ Во введении освещается степень изученности проблемы в достоевсковедении, обосновываются актуальность и новизна диссертации, определяются цель и задачи, указываются методы, объект и предмет исследования, обосновывается терминологическое поле работы
Первая глава работы («Подросток» - роман воспитания: «память жанра» и структурно-содержательные новации») посвящена изучению сюжетно-жанровой структуры текста, соотносимой с «каноническим» романом воспитания Возобновляясь в новых формах, иными словами, постоянно "смещаясь", жанр романа воспитания предполагает и нечто устойчивое и неизменное Это то, что М Бахтин называл "памятью жанра" Образно это можно было бы представить так в структуре изучаемого произведения собственно жанра романа воспитания нет, но есть "тень", которую этот жанр отбрасывает Каким бы неузнаваемым нам ни казалось жанровое лицо того или иного произведения, "память жанра" в нем все равно остается она образует тот устойчивый фон жанровой традиции, на котором отчетливее проявляются возникающие структурно-содержательные новации «Роман воспитания» -повествование, в основе которого лежит история стадиального развития личности (отсюда - «линейный» тип времени), чье сущностное становление, как правило, прослеживается с детских лет и связывается с опытом познания окружающей действительности Достоевский облекает роман воспитания в форму записок - исповеди, что многократно усложняет художественную задачу романиста, но одновременно расширяет исследовательский потенциал жанра, дает возможность показать процесс становления личности изнутри Выстраивая концепцию личности главного героя, Достоевский активизирует весь арсенал своих психолого-педагогических наблюдений и выводов, точно передавая малейшие движения души Подростка, показывая, как жизненные (то есть внешние) впечатления переплавляются во внутренний опыт, как душа день за днем прирастает ими, взрослеет Каждый эпизод повышает градус душевного напряжения, которое должно обязательно разрешиться если не взрывом, так всхлипом Процесс «взросления» представлен как изменение оптики мировидения Четвертый роман «пятикнижия», с одной стороны, продолжает традиции романа воспитания, с другой - формирует новую концепцию «катастрофического» (хронотоп не линейный, а движущийся скачкообразно «по спирали»), типично «Достоевского» становления личности
Во второй главе («Архетип «подростка»: «неготовый человек» Аркадий Долгорукий») рассматриваются структура, функция и семантика художественного знака «подросток» в поэтической системе писателя в контексте архетипической теории
Почти все поступки героя - Аркадия Долгорукого - на протяжении романа вызваны процессом личностной и социальной идентификации В структуре личности героя выделяются три не изолированные друг от друга мотивационные линии желание сблизиться с людьми (усвоение норм человеческих отношений), обретение семьи и реализация идеи Сюжет-интрига дополняется историей становления нового языка, «подрастающего» личного дискурса Генератором этого процесса служит само слово «подросток», выступающее в романе как поэтический троп, «живая метафора», заключающая в своем семантическом составе определенную двусмысленность «под» (почва, земля, грунт, движение вниз, падение) и «рост» (расти, движение вверх, подниматься, вставать) Кроме того, «становящийся» дискурс имеет в тексте романа специфическую для поэтики Достоевского форму «исповеди», которую можно рассматривать как психологический анализ, транслирующий этапы взросления в истории становления героя Исповедь произносится в критический момент душевной жизни, когда герой не в силах сдержать накопившиеся переживания Достоевский долго искал «тон» записок подростка, добиваясь того, чтобы буквально был слышен молодой, еще ломкий голос формирующейся на наших глазах личности Аркадия Долгорукого, поэтому в стиле исповедального слова проявляются возраст и характер Подростка
В первом разделе второй главы («Испытание идеей») рассматривается главная теория героя и особенности ее репрезентации в романе В сознании подростка А Адлер обнаруживает некую идею-фикцию, согласно которой он строит свое поведение, рассчитывает свои поступки, действия, старается освободиться от мучительного чувства неполноценности, заводит механизм компенсации и самозащиты Элитарная идея Ротшильда явилась
контрапунктом в сознании Аркадия Долгорукого, объединив в себе все явные и скрытые желания и в то же время выступив в функции защиты личности героя от процессов деперсонализации Увлечение этой идеей говорит о нравственной незащищенности героя Идея Ротшильда, построенная сознанием Подростка в глубоком подполье, —- «логические выводы, обращенные в сильнейшие чувства, которые захватывают все существо», - выступает как защитный механизм («крепость» и «уединение»), спасающий обостренное чувство «я» героя Аркадий пытается остро переживаемое чувство неполноценности по механизму замещения, противоположения трансформировать в идею-фикцию, дарующую ему уверенность, независимость, свободу проявления Вынужденный дефицит общения вызывает к жизни "подпольное сознание" с сопутствующим комплексом чувств Защитные механизмы психики подростка рождают в противовес унижению гамму чувств собственного превосходства, презрения и гордости Уязвленное «я» стремится переродиться в гипертрофированное чувство значимости своей личности Обязательным атрибутом сознания "подпольного" героя является модель идеального мира, в котором жизнь носит игровой характер Подросток переносит критерий собственной оценки из реального в желаемый мир Как результат этого, знание героя о себе базируется на выдуманных чертах личности Необходимым условием выдуманного мира является подмена нравственных оснований эстетикой вымышленный мир непременно должен быть красивым Бессознательное стремление ребенка к образу отца оформляется в красивый фантастический идеал мимолетного эстетического впечатления Инстинктивно чувствуя нечистоту своего идеала, Аркадий пытается найти замену ему у отца, Версилова, живописующего картину «золотого века» — общества добродетельных людей без Христа Появление в семье Макара Долгорукого, его «умилительные» беседы, праведная смерть оказываются сильнейшим впечатлением, поселяющим в душе подростка жажду благообразия Происходит очищение «нечистого идеала», свидетельством чего становится отказ от шантажа, а результатом — появление записок
Роман "Подросток" отмечен оригинальной фабулой - "переменчивым романом между отцом и сыном" (А Солженицын) Современный психоанализ утверждает, что социальные отношения между ребенком и родителями являются решающим фактором в развитии личности Архетип «подростка» диктует устойчивые оппозиции - одной из таких оппозиций будут отношения отец / сын
Второй раздел второй главы диссертационного исследования «Мотив «случайного семейства»» посвящен изображению в романе деградации и распада семейных отношений, являющейся метафорой хаоса в жизни «пореформенной» России на личном и коллективном, интеллектуальном, бытовом и особенно семейном уровнях Выросший без обоих родителей, герой оказывается лишен первого для него сообщества — семьи Ситуация осложняется тем, что для сознания подростка образ отца раздваивается есть отец «юридический» и есть «фактический» Герой чувствует себя социально деклассированным, фамилия Аркадия - "просто Долгорукий" — исключает его из культурно-исторического пространства общества Настоящая семья (а не «случайное семейство») для Достоевского всегда способ борьбы с хаосом, энтропией, индивидуалистической замкнутостью в себе Человек Достоевского
— это «вечный подросток» может быть, так сложив из двух названий его произведений одно, удастся передать главное в подростке есть и дурное и благое, но самое важное - это стремление вырасти, подняться над собой Можно связать это естественное стремление юности с мотивом движения вверх
- синонимом трудного рождения, который так часто встречается у Достоевского
В третьем разделе второй главы исследования («Внутренний подросток» и архетип «ребенка») поставлена задача «увидеть» архетип «подростка», определяющий специфику и структуру образов- персонажей, в принципе перешагнувших подростковый возрастной порог Для героев- идеологов, обладателей «уединенного» сознания, единственной реальностью, с точки зрения восприятия человека, является субъективная реальность Центральное
место в этом субъективном мире принадлежит Я-концепции, в соответствии с которой большей частью ведут себя персонажи
В качестве образца «духовного» здоровья описываются герои, которые открыты другим, полностью доверяют им и свободно движутся в направлении актуализации себя (Мышкин, Тихон, Макар Долгорукий, Алеша Карамазов) Такие герои в системе инвариантных типов Достоевского являются обладателями «диалогического» сознания», а в терминах психоанализа называются «полноценно функционирующими» Писатель открыл доступ к процессу самосозидания, когда преодоление рубежности, напряженности существования на границе разных сфер, миров - через приобщение к детскому цельному мировосприятию, становящемуся всеобщим углом зрения, предпосылкой творчества, - возвращает читателю глубинное чувство земли, рода, дома
Наряду с «архетипами» теоретики литературы и искусства часто пользуются понятием «типа», вкладывая в него представление о конкретно-исторических закономерностях, обобщенных в художественном произведении Если в архетипическом проявляется самый нижний, доисторический, вневременной пласт «коллективной души», то в типическом запечатлен ход истории, предстающей в своих социально обусловленных и конкретных проявлениях
«Инвариантный» тип поэтики Достоевского репрезентирует наиболее общий семантический инвариант «повторяющихся образов» (Ахматова) и «постоянных организующих принципов» (Якобсон) Инвариантный тип - это максимально обобщенный образ неоднократно воспроизводящийся в произведениях писателя и воплощающийся в ряде мотивов, которые также имеют тенденцию к постоянству, эти устойчивые мотивы, готовые семантические блоки, используемые на разных этапах деривации, становятся инвариантными мотивами данного автора Они в свою очередь могут по-разному совмещаться друг с другом В результате всего этого ветвления и совмещения выражение инвариантного типа оказывается крайне
многообразным и изобретательным В нашей работе мы выделяем и рассматриваем два типа - «антиномический» и «смиренный»
«Антиномический» тип объединяет Раскольникова, Свидригайлова, Ставрогина, Версилова, Ивана Карамазова - героев, семантика образов которых определяется мотивами гордости / рабства, извращения идей и нравственных убеждений, гордыни, бесовства и шутовства, идеи человекобога Каждый из мотивов, в свою очередь, реализуется множеством конкретных фрагментов текста
«Смиренный» тип сближает образы Мышкина, Тихона, Макара Долгорукого, Алеши Карамазова с архетипом Христа, через мотивы детскости, благообразия, праведности, прощения, идеал морали, красоты, любви, глубинный идеал свободы
Третья глава («Инвариантные типы и их мотивы-репрезентанты в романе «Подросток») состоит из двух разделов, в которых рассматриваются концептуальные и частные мотивы «инвариантных» для метатекста Достоевского типов - «антиномического» («хищного», «рефлектирующего», «идеологического», «философствующего») и «смиренного» («ангелического», «христоподобного», «праведника»)
Первый раздел третьей главы («Версилов: «антиномический тип») посвящен описанию излюбленного для Достоевского психологического типа, который он более всего изучает и воспроизводит - типа «антиномического», в центре которого сосуществуют, борются два противоположных чувства, убеждения Писатель называл это «широкостью» и не считал это качество положительным Он хотел бы освободить героев от такой «широкости», сделать цельными, нравственно здоровыми
Настоящий раздел включает три подраздела («Мотив двойничества», «Мотив скитальчества», «Мотив эгоизма, гордыни и бесовства»), репрезентирующих мотивную структуру образа Версилова
То, что различные исследователи творчества Достоевского называют двойничеством Версилова, - это метание между атеизмом и жаждой и поиском
веры Д С Мережковский говорит, что «тайна Версилова есть тайна Ставрогина и самого Достоевского - вечная тайна раздвоения» Жажда идеала и отсутствие веры, рождающие безмерную гордость и безмерное презрение к себе, обусловливают тщетность попыток героя «смирить себя» Самосовершенствование, как выбор «благообразия» при столкновении с действительностью, оборачивается требованием подчинения, «безобразием» Расколотая икона символизирует отрыв «высшего культурного слоя» -дворянства - от народа, от «почвы», начало которому, по Достоевскому, положила петровская эпоха Версилов, таким образом, является носителем некоей «метафизической вины», поскольку его личной вины в этом разрыве двух начал нет Более того, он стремится слить воедино народ и дворянство Но, поправ святыню Макара (шире, по Достоевскому - народную святыню), он закрывает для себя этот путь
Второй раздел третьей главы ("Макар Долгорукий: «смиренный» тип»") очерчивает инвариантный для поэтики Достоевского тип праведного и цельного героя, благополучно прошедшего «подростковый период» и сумевшего «примириться» с собой и с окружающим миром В двух подразделах этой главы («Мотив благообразия» и «Мотив странничества») описывается репрезентация этого типа в романе «Подросток»
Макар - носитель народной правды, духовный отец Подростка,- дал ему свою фамилию (Долгорукий), которая должна обозначать, по мысли Достоевского, грядущий «синтез» народной правды и государственной власти
В тексте романа «Подросток» значение образов Версилова и Макара Долгорукого выявляется последовательно проведенным противопоставлением «скиталец» - «странник» каждый на своих путях которые пересекаются в перспективе будущего Версилов - европейский «скиталец» Скиталец - человек странствующий без цели, не по своей воле Макар Иванович - странник-богомолец (молящийся, приносящий Богу молитву, посещающий с этой целью святые места, пилигрим, паломник) Макар Долгорукий, в отличие от Версилова, странствует по миру с целью найти истинного Бога и
проповедовать его
Соотносятся герои и на иных уровнях текста параллельны вставные новеллы — «афимьевская быль» Макара и романтический пейзаж «золотого века» Версилова
Особенно показательно сопоставление манеры общения «отцов» многократно подчеркиваемая другими персонажами проповедническая интонация «пророка» Версилова, блестяще оформляющего свои мысли, и беседа Макара Долгорукого, характеризуемая как «разговор в кружке» Аркадий неоднократно отмечает образность речи своего «духовного» отца и ее внерациональность
Однако архетипическим и типическим не исчерпывается содержание культурных форм и художественных образов, взятых в их предельной обобщенности Если в архетипе общее предшествует конкретному, то в типе — сосуществует с ним Все, что ни возникает, имеет свой сверхобраз в будущем, о чем-то пророчит или предостерегает «Типы» Достоевского - это не просто комплекс социально характерных, «типических» черт, а архетипы - не только «издревле заданные формулы» (так Т Манн) — Это образы, через которые проходит новая культурная семантика
Психоаналитическая конкретика, искусно подобранная в романе «Подросток», — процесс «уединения», замыкания в рамках собственной идеи, как заболевание души, снабжающей организм светом и воздухом, самыми тонкими и «бестелесными» из всех субстанций,— обеспечивает выход к художественной метафизике духа (Стоит ли напоминать, что «свет» и «воздух» как в метафорическом, так и в прямом значении - самый серьезный дефицит в текстах Достоевского темные углы «мертвых» съемных квартир, духота замкнутого пространства комнат и города)
«Один голос ничего не кончает и ничего не разрешает Два голоса -минимум жизни, минимум бытия» (М Бахтин) Теперь обратимся непосредственно к технике совмещения образов как участников диалога В нашем случае это «слово» Долгорукого и «слово» Версилова Основное
направление центральных глав романа «Подросток» создается этим диалогом Этот диалог не прямой, он опосредован Аркадием, ведется как бы через него Задача исследователя в четвертой главе диссертационнрго исследования («Полифонизм» Достоевского' совмещение типов») состояла в том, чтобы «увидеть», каким образом диалог "функционирует" в тексте романа на разных уровнях - уровне поэтики и идеологическом уровне
В первом разделе четвертой главы («Уровень поэтики: оппозиции и диалог») рассматривается техника сцеплений образов «отцов» Аркадия Долгорукого, определяющаяся системой значимых для мировоззрения Достоевского оппозиций скитальчество / странничество, безобразие / благообразие, дворянство / народ, социализм / христианство В романе «Подросток» все беседы Аркадия с Версиловым, с Макаром Долгоруким не имеют никакого отношения к сюжетной линии романа, но идеи, высказываемые в этих беседах, имеют непосредственное отношение к проблематике и центральной идее романа, к характеристике главных образов М Бахтин подчеркивал особое взаимоотношение внутреннего и внешнего диалога и вырисовывал основную схему диалога у Достоевского противостояние человека человеку, как противостояние «я» и «другого» Следует подчеркнуть, что вообще весь роман Достоевского «Подросток» - это внутренний диалог главного героя, через который, как через призму, воспринимаются внутренние и внешние диалоги и монологи остальных героев романа «Версилов и Макар Долгорукий - это раздвоение одной русской идеи» (Ю Селезнев)
Во втором разделе четвертой главы («Уровень идеологии: идея «всеединства»») представлена интерпретация одной из основных идеологем Достоевского, фактически буквально воплощенной на страницах романа «Подросток» писатель находит здесь новые резервы разрешения проблемы синтеза двух полюсов сознания Эти резервы обнаруживаются в сфере идеологической Теория «почвенничества» предполагает соединение двух высших оснований современной жизни «русской идеи» как синтеза «всех тех
идей, которые развивает Европа в отдельных своих национальностях» (носителем «всемирного гражданства» является дворянство - Версилов), и христианского идеала «всепримиримости» и «всечеловечности», который хранит русский народ (Макар Долгорукий)
Именно в романе "Подросток" Достоевский находит особые художественные возможности для воплощения этой теории Они кроются в образном строе произведения Представив Версилова носителем "высшей культурной мысли" и наделив Макара Долгорукого лучшими, исторически сложившимися чертами русского народа, писатель вводит в роман фигуру их общего духовного наследника - Аркадия Долгорукого Хотя конкретный путь его жизнестроительства в финале произведения остается неясным, однако, по замыслу автора, Подросток сумеет взять лучшее из наследия "отцов" Таким образом, Достоевский через третий персонаж выходит за рамки двойственной оппозиции, "размыкает" ее изнутри, реализуя мысль о невозможности прямого взаимоперехода предельной цельности и крайнего интеллектуализма - мысль, которая предчувствовалась и Лермонтовым, и Тургеневым, и Толстым
Образ Аркадия Долгорукого, подростка, «неготового» человека, находящегося в процессе становления личности, с воплощением которого у Достоевского связывались надежды на перемены в будущем, несет в себе черты «синтеза» правды народной и устремлений дворянства, которое по Версилову приобретает качества интеллигенции Таким образом, идея слияния сословий -«идея слияния народного и «образованного», национального и общечеловеческого Это, по мнению В Попова, и есть «возвращение (от цивилизации) в непосредственность, в массу», к жизни в патриархальных общинах, с сохранением всего лучшего, что выработала цивилизация, то есть, по Достоевскому, выход в «Христианское общество»
В заключении обобщены итоги предпринятого исследования Реинтерпретация творчества Достоевского — это возможность универсализации нового исторического опыта, перспектива, обращенная не к началу, а к концу времен, как растущая смысловая наполненность образов,
созданных писателем
Рядом с отчаянным мотивом одиночества личности во враждебном мире, рядом с темой, выражающей человеческую тоску по осуществлению на земле идеала братства и любви, на протяжении всего романа ощущается настойчивый авторский призыв надо верить в будущее, надо противостоять видимой хаотичности бытия, даже если его противоречия доведены до абсурда И чем больше действительность пугает своей непостижимостью, тем сильнее звучит озабоченный голос Достоевского человек должен выстоять, несмотря ни на что, должен сохранить верность своей нравственной природе, каким бы призрачным и непонятным ни представлялся ему мир
Соответственно для обозначения этих открывающихся измерений человеческого сознания нужны новые исследования, которые «высветили» бы сверхисторическую направленность и универсальность образов Достоевского, Наше исследование находится в русле этого направления в типах и архетипах Достоевского важно не просто выделить консервативные, охранительные слои, относящиеся к области устойчивой авторской типологии, но и слои динамичные, созидательные, актуальные сегодня
По теме диссертации опубликованы следующие работы.
1 Невшупа И Н «Архетип «Подростка» в творчестве Ф М Достоевского // Известия Российского государственного педагогического университета им А И Герцена Аспирантские тетради №17(43) Научный журнал - СПб , 2007 - С 235-238
2 Невшупа И Н Жанровые особенности романа Ф М Достоевского «Подросток» // Материалы региональной научно-практической конференции «Достоевский и современность» - Армавир, 2001 - С 91-94
3 Невшупа И Н «Благообразие» Макара Долгорукого и Платона
Каратаева // Материалы Международной научно-практической конференции «Наследие В В Кожинова и актуальные проблемы критики, литературоведения, истории, философии» - Армавир, 2002 - С 127-131
4 Невшупа И Н М Бахтин, В Кожинов и Ю Селезнев о диалоге, полифонизме и соборности (К методологии исследования романа «Подросток» Ф Достоевского) // Материалы Международной научно-практической конференции «Наследие В В Кожинова и актуальные проблемы критики, литературоведения, истории, философии» - Армавир, 2004 - С 352-357
5 Невшупа И Н Общечеловеческое в романе Ф М Достоевского «Подросток» // Материалы научно-практической конференции «Национальное и общечеловеческое в русской художественной и философской мысли в условиях глобализации - Краснодар, 2005 -С 94-100
Невшупа Ирина Николаевна Роман Ф М. Достоевского «Подросток»: типы и архетипы
Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук
Подписано в печать 01 10 2007 г Формат 60x84 1/16 Бумага офсетная Гарнитура «Times New Roman» Печать офсетная Объем 1,1 n т Тираж 100 экз
Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Невшупа, Ирина Николаевна
Введение.
Глава 1 «Подросток» - роман воспитания: «память жанра» и структурно-содержательные новации.
Глава 2 Архетип «подростка»: «неготовый человек» Аркадий Долгорукий.
2. 1 Испытание идеей
2. 2 Мотив «случайного семейства».
2. 3 «Внутренний подросток» и архетип «ребенка».
Глава 3 Инвариантные типы и их мотивы-репрезентанты в романе «Подросток».
3. 1 Версилов: «антиномический» тип.
3. 1. 1 Мотив двойничества.
3.1.2 Мотив эгоизма,гордыни и бесовства.
3.1.3 Мотивы скитальчества
3. 2 Макар Долгорукий: «смиренный» тип.
3. 2. 1 Мотив благообразия.
3. 2. 2 Мотив странничества.
Глава 4 «Полифонизм» Достоевского: совмещение типов.
4. 1 Поэтический уровень: оппозиции и диалог.
4. 2 Идеологический уровень: идея «всеединства».
Введение диссертации2007 год, автореферат по филологии, Невшупа, Ирина Николаевна
Роман Достоевского «Подросток» (1875) был напечатан в «Отечественных записках» Некрасова и Салтыкова-Щедрина. Реакция критиков на это произведение была неоднозначной. Часто негативной. И все же большая часть передовых писателей высоко оценила воспитательное значение этого романа, в котором Достоевский проявил себя как прирожденный публицист, философ и гуманист, тонко чувствующий настрой молодого поколения России.
Подросток» - одно из лиричнейших произведений Достоевского. Выразительно до боли звучит в романе тема одиночества юноши, мучащегося ядовитыми, язвительными впечатлениями разлагающегося, расколотого бытия, раздробленного мира, где люди «все врознь», где человек потерян, подобно тому маленькому мальчику, оказавшемуся в поздний час на темной улице, которого никто из случайных прохожих не может ни выслушать, ни понять. Тоску по человеческой общности, жажду братского единства всех людей проникновенно передают лирические диалоги романа, в которых человечески понятное желание отца и сына восстановить естественные связи между собой постоянно наталкивается на внешние и внутренние преграды и плотины, возведенные перед людьми ненормальными общественными отношениями.
Актуальность темы диссертации определяется, во-первых, тем, что сама тема молодежи, нового поколения всегда являлась остро актуальной во всем мире. Так как надежды всего человечества возлагаются именно на молодое поколение, и от твердости, чистоты его моральных устоев зависит наше будущее, либо высокодуховное и светлое, либо безыдейное и унылое. Многие писатели затрагивали эту тему в своем творчестве. Одним из наиболее ярко и глубоко осветивших проблемы современной молодежи был Достоевский.
Во-вторых, из всех произведений Достоевского, пожалуй, наименее исследованным является роман «Подросток»: почти совсем нет крупных работ, посвященных этому тексту. Отчасти это обусловлено тем, что многие исследователи (например, Г. Померанц) считают этот роман явной неудачей писателя. Но на многочисленных примерах было подтверждено, что так называемые «неудачи» Достоевского всегда оказываются неудачами его интерпретаторов.
Так как для Достоевского главным вопросом всего его творчества был вопрос религиозно-нравственных исканий, то и в работах, посвященных исследованию «Подростка», большое внимание уделяется именно этой проблеме. Аспект религиозно-нравственных исканий Достоевского подробно представлен в трудах русских философов (К. Леонтьева, В. Соловьева, Н. Бердяева, Д. Мережковского, Л. Франка, С. Булгакова, В. Розанова, И. Ильина) - без знания работ этих мыслителей наше представление о Достоевском было бы, конечно, неполным. Но упомянутые исследователи, обращаясь к анализу романа, затрагивали проблемы преимущественно религиозного, социально-политического и идеологического характера и практически полностью игнорировали аспекты собственно художественные. Кроме того, восприятие романа существенно «искривлялось» идеологической позицией интерпретаторов в «советский» период. Критиков, за редким исключением (М. Бахтин, Н. Савченко, В. Ветловская, А. Долинин, Э. Демченкова), практически не интересовали используемые автором приемы композиции, специфика повествовательной манеры, жанровые особенности, функция многочисленных символических образов и мотивов романа.
С необходимостью подобного анализа связано применение новых подходов к анализу текста романа, позволяющих, с одной стороны, обнаружить комплексы смыслов, не выявленных прежде, а с другой - осмыслить произведение в его целостности. Популярные внешние объекты анализа романа «Подросток» - идеологический контекст, история создания, религиозные пресуппозиции -рассматриваются в работе сквозь призму внутренней организации текста, а именно - через типологию образной системы романа, что является весьма актуальным, учитывая «полифонию» текста Достоевского.
Научная новизна исследования заключается в разработке и применении при анализе образной системы романа «Подросток» методов архетипического 42 4 и мотивного анализов. В настоящей работе впервые ставится вопрос об архетипе «подростка» и способах его функционирования в поэтике Достоевского.
Степень изученности темы. Достоевского читает весь мир, впечатляющая сила его романов огромна, но все еще возникают споры: «принимать» или «не принимать» Достоевского?», Спросите любую, самую небольшую группу читателей: «Любите ли вы Достоевского?», и непременно голоса разделятся. Найдутся прямые поклонники и энтузиасты, которые скажут, что тут никаких трудностей нет. Другие начнут объяснять свою неполную любовь к писателю, хорошо сознавая, что вопрос задан непростой. «Третьи промолчат, не решившись пережить конфуз «эстетической глухоты», не понимая, почему весь мир считает его великим, но объявляются и такие, которые без обиняков нападут на Достоевского, скажут, что не видят в нем гения, что он «путаник» и «вредный» писатель, словом, Толстой и Чехов - «лучше». Когда роман еще только печатался, появились отзывы на него ряда критиков: В. Авсеенко в «Русском мире» (1875, № 27, 55), А. Скабичевского в «Биржевых ведомостях» (1875, № 35), В. Соловьева в «Санкт-Петербургских ведомостях» (1785, № 32, 58), П. Ткачева в «Деле» (1876, № 4-8) и др. Но все эти отзывы совершенно не удовлетворили Достоевского - ему было ясно, что его опять не понимают. Кстати, П. Ткачев в статье «Литературные мелочи», опубликованной в том же журнале «Дело» в 1878 году, критикуя анализ творчества Некрасова, сделанный Достоевским, все же признал, что «Достоевский как писатель не совершил ничего предосудительного», был защитником «униженных и оскорбленных», а его романы, в том числе «Подросток» «проникнуты такими высокими, истинно человеческими, гуманными чувствами, что, разумеется, никому в голову не может прийти ставить его в нравственном отношении на одну доску с каким-нибудь, с позволения сказать, суверенным».
Многие писатели не были единодушны в понимании Достоевского. И. Бунин считал Достоевского просто «плохим» писателем, его ценитель Т. Манн предупреждал: «Достоевский, но в меру», а М. Горький называл Достоевского и «инквизитором», и психологом, «равным Шекспиру».
Философ В. Соловьев, друг Достоевского, занимавшийся и вопросами учения, религии и нравственности, материи и духа, считал, что Достоевский глубже и тоньше многих писателей раскрыл душу человека. В статье «Несколько слов по поводу жестокости» он пишет о Достоевском: «Проникнув глубже других в темную и бездумную стихию человеческой души, он отразил ее в своих действующих лицах иногда с гениальной силою, иногда с излишнею и действительно мучительной напряженностью. Но рядом с этой изнанкою человеческой души, которую Достоевский воспроизводил и показывал нам как психологическую действительность, у него был в самом деле нравственный и общественный идеал, не допускавший сделок с злыми силами, требовавший не того или другого внешнего приложения злых наклонностей, а их внутреннего, нравственного перерождения - идеал, не выдуманный Достоевским, а завещанный всему человечеству евангелием» [166, с. 198]. В статье В. Соловьева «Три речи Достоевского», автор рассматривает только один вопрос: чему служил Достоевский, какая идея вдохновляла всю его деятельность.
Окончательная оценка всей деятельности Достоевского зависит от того, как мы смотрим на одушевлявшую его идею, на то, во что он верил и что любил. «А любил он прежде всего живую человеческую душу во всем и везде, и верил он, что мы все род Божий, верил в бесконечную силу человеческой души, торжествующую над всяким насилием и над всяким внутренним падением. Приняв в свою душу всю жизненную злобу, всю тяготу и черноту жизни и преодолев все это бесконечною силою любви, Достоевский во всех своих творениях возвещал эту победу. Изведав божественную силу в душе, пробивающуюся через всякую человеческую немощь, Достоевский пришел к познанию Бога и Богочеловека. Действительность Бога и Христа открылась ему во внутренней силе любви и всепрощения, и эту же всепрощающую благодатную силу проповедовал он как основание и для внешнего осуществления на земле того царства правды, которого он жаждал и к которому стремился всю свою жизнь» [166, с. 42 6
167]. Хотя, на анализе именно романа «Подросток» В. Соловьев не останавливается, его позиция очень важна для понимания этого романа. Так как в приведенных словах выражена, на наш взгляд, основная идея всего творчества великого писателя и философа: попытка через религию, православие и Христа показать людям тот нравственный идеал, к которому следует стремиться.
Очень много внимания уделял Достоевскому Н. Бердяев. Он посвятил писателю отдельную большую книгу - «Миросозерцание Достоевского». Не меньшая "книга" о Достоевском (по признанию многих исследователей) рассыпана Н. Бердяевым в его многочисленных работах по другим специальным вопросам.
Чем же так покорил Достоевский автора книги о нем? Последний говорит: «Глубокое чтение Достоевского есть всегда событие в жизни, оно обжигает, и душа получает новое огненное крещение. Человек, приобщившийся к миру Достоевского, становится другим человеком, ему раскрываются иные измерения бытия. Достоевский - великий революционер духа. Он весь направлен против окостенелости духа» [16, с. 41]. Бердяев был близок к нескольким философским традициям. Но главный исток его миросозерцания - творчество Достоевского, оттуда идут самые мощные импульсы, возбуждающие бердяевскую мысль. Говоря о «русской идее», Н. Бердяев чаще всего говорит о Достоевском или имеет его в виду. «С Достоевским я изначально имел глубокую связь», -признавался Н. Бердяев. Он назвал «Подростка» «одним из самых замечательных и недостаточно оцененных творений Достоевского» [16, с. 43], но обстоятельного анализа его не дал.
Д. Мережковский в книге «Л. Толстой и Достоевский» обратился к роману «Подросток». Он пишет о Достоевском: «Больше тайны, чем эта, для него не было. Да и есть ли вообще большая тайна для нас и для всего человечества». Достоевский «только задал нам свои загадки: от необходимости разгадывать их, его самого едва отделял волосок. Нас теперь уже ничто не отделяет от этой необходимости. Мы стоим лицом к лицу с нею: мы должны или разгадать, или погибнуть» [117, с. 114].
Подросток» - еще одна тайна писателя. К. Мочульский в книге «Достоевский. Жизнь и творчество» (1947) посвятил этому роману главу, так и названную - «Подросток».
В советский период отечественное литературоведение роману «Подросток» уделяло мало внимания. Советская критика и публицистика проявляла мало интереса к религиозным исканиям такого выдающегося мыслителя - художника, как Достоевский, а тем более не применяла их к роману «Подросток». Хотя, по признанию И. Виноградова, «для нашей сегодняшней философ-ско-этической мысли, для нашего литературоведения здесь непочатый край интересной работы, сложнейших и актуальнейших проблем, поучительнейших даже в своей ошибочности поисков и решений гениального ума» [27, с. 88]. И он же замечает, что, к сожалению, подавляющее большинство современных наших исследователей упоминают религиозные тенденции в творчестве Достоевского лишь для того, чтобы объявить их лишенными сколько-нибудь значительного содержания и весьма несущественными для понимания романов, их смысла и проблематики. В качестве примера он приводит взгляды Ю. Кудрявцева, который «вообще доходит (в своем стремлении защитить Достоевского от попыток «свести» его проблематику к «богоискательству») до утверждения, что писатель сам «опровергает» не только антихристианские идеи. «Нельзя, -заявляет он, - ошибиться в выводе писателя - Христос и его идеи не всемогущи, они не могут дать счастье человеку.» Достоевский, говорят нам, интересен, прежде всего не как религиозный мыслитель, но как художник. «Религиозные символы у него» - это «прежде всего художественные образы», если «даже к Библии он относится чаще не как к «святой книге», а как к «произведению искусства», и вообще скорее «переводил» словом «религия» слова «совесть», «любовь», «жизнь» [80, с. 77]. Нельзя не согласиться с исследователем И. Виноградовым, тем более что в произведениях Достоевского неоднократно встречаются доказательства того, что вопрос «о существовании божьем» он считал главным своим вопросом, а многие исследователи его творчества замечают, что этим вопросом он мучился всю жизнь, «так, может, и не пустяковое содержание имел для него этот вопрос? Может, кое-что в этих «мучениях» окажется все-таки интересным и поучительным для нас? Ведь даже ошибки гения, как известно, куда богаче, содержательнее и, в сущности, истиннее, чем самые безусловные истины ординарностей» [27, с. 77]. Возможно, что в этих «ошибочных» исканиях писателя заключена проблематика, мимо которой нельзя пройти, если мы хотим разобраться в его творчестве и в его мировоззрении.
В современной науке роман «Подросток» рассматривается исследователями как литературный материал, перспективность освоения которого очевидна, но при этом произведение продолжает оставаться одной из самых «непрочитанных» книг художника. В последние десятилетия предметом внимания литературоведов стали такие принципы романного мышления писателя, как циклизация, универсализм, зеркальность, бинарность, а также лейтмотивность. Изучению принципов поэтики Достоевского посвящена и эта работа.
В нашей работе предпринимается попытка прочтения романа Достоевского «Подросток» с точки зрения своеобразия его поэтики, в частности типологии образной системы организации текста. Неизученностью этого романа как явления художественного и необходимостью включения его в сферу активного научного поиска определяются тема, цель, актуальность и новизна настоящей работы.
Объектом исследования является четвертый роман «великого пятикнижия» Достоевского - «Подросток». Предметом - функциональные и семантические трансформации типов и архетипов образной системы романа.
Цель исследования заключается в определении философско-религиозных закономерностей, обусловивших специфическую для Достоевского типологию образной системы романа «Подросток», принципов организации структуры типов и архетипов с установкой на интерпретацию семантики образов в контексте значительного корпуса произведений писателя.
Исходя из цели, формулируются следующие задачи исследования:
1) абрис и научное объяснение терминологического поля исследования (архетип - инвариантный тип - мотив);
2) описание структуры архетипа «подростка» в романе через характеристику семантики доминантных мотивов и механизмов их сцепления друг с другом в контексте современной психоаналитической теории;
3) систематизация научных знаний о типологии персонажей Достоевского, принципах организации инвариантных типов в романе;
4) интерпретации семантики "антиномического" и "смиренного" типов героев, инвариантных для поэтики Достоевского;
5) включение в мотивный анализ произведения литературного и культурного контекста, с целью увидеть роман "Подросток" в системе возможных интертекстуальных отношений, демонстрируя полноту смысла его образно-идеологической системы;
6) определение своеобразия поэтики жанровой стратегии романа «Подросток» как романа воспитания.
Теоретико-методологическая основа диссертации. Формируя исследовательский инструментарий, диссертант учитывает разнообразный по целям и принципам опыт работы с категориями типа, архетипа, мотива. В основу представлений об этих категориях и их методологических возможностях положены идеи и приемы ученых разных научных школ: А. Скафтымова, Ю. Лотмана, Б. Гаспарова, Е. Мелетинского, Ю. Доманского, А. Жолковского, В. Тюпы, И. Силантьева и др.
Кроме того, значимыми для диссертанта являются идеи отечественных и зарубежных исследователей, связанные с изучением поэтики романного творчества Достоевского и поэтики его произведений (В. Топорова, В. Кирпотина, Ю. Селезнева, Ю. Карякина, Т. Касаткиной, Г. Щенникова, Р. Белнепа и др.). В процессе формирования концептуальных положений работы автор диссертации опирался на критические высказывания о романе Достоевского «Подрос-42 10 ток» не только ученых- литературоведов, но и писателей - А. Блока, Т. Манна, И. Солженицына и др.
Приоритетными являются следующие методологические модели: Метод мотивного анализа. Обобщая отечественный опыт интерпретации и анализа литературных произведений через категорию мотива, признаками мотива диссертант считает повторяемость, вариативность, повышенную семантическую значимость. Анализируя мотивный состав того или иного типа или архетипа, автор работы исследует принципы взаимодействия мотивных значений в ткани произведения. В интерпретации отдельных повествовательных элементов и мотивных связей опирается на опыт культурологических описаний, представленный в трудах Ю. Лотмана, Б. Гаспарова, А. Жолковского. Такое изучение законов мотивной организации произведения, по мнению диссертанта, максимально отвечает цели работы - научному освоению материала, который ранее целостно с точки зрения поэтики практически не изучался. Суть мотивного анализа состоит в том, что за единицу анализа берутся не традиционные "термы" - слова, предложения, - а мотивы, основным свойством которых является то, что они, будучи кросс-уровневыми единицами, повторяются, варьируясь и переплетаясь с другими мотивами в тексте, создавая его неповторимую поэтику. Основанием исследовательского инструментария мотивного анализа становятся следующие положения:
Признаком мотива является его повторяемость и, как следствие, повышенная^ семантическая значимость. Именно последовательный текстовой «функционально-семантический» (В. Тюпа) повтор позволяет считать элементы текста мотивами;
• В роли мотива может выступать любое смысловое «пятно», то есть любой элемент текста на уровне героя, сюжета, предметно-вещного мира и т.д. (Б. Гаспаров). В границах отдельного произведения мотивы комбинируются, образуя «комплексы», «узлы» (основанием для возникновения такого «узла» может быть персонаж, его пространственно-временные границы, его действия, события его жизни);
• Последовательная семантическая повторяемость ряда феноменов в границах отдельного текста позволяет говорить о приеме лейтмотивности как особенности поэтики конкретного произведения, а если подобного рода явления наблюдаются в нескольких произведениях писателя, то речь может идти об особенностях поэтики писателя в целом;
• Мотив как единица текста существует в перспективе преодоления границ между текстом и контекстом в процессе смыслового взаимодействия явлений культуры. Включение «внешней информации» в исследуемый текст не является препятствием для изучения его структуры, а напротив, может способствовать выявлению скрытых от исследователя мотивных соотношений.
Биографический метод исследует прямые связи между литературными текстами и биографиями писателей. Основа метода - представление о том, что автор произведения - живой человек с неповторимой биографией, события которой влияют на его творчество, с собственными мыслями, чувствами, страхами, болезнями, живущий в «свое» время, что, естественно, определяет выбор тем и сюжетов его произведений. Биографический метод явился своего рода «приготовительной школой», повлиявшей на возникновение психологического подхода и фрейдизма (психоаналитического метода). В нашей работе применение этого метода существенно необходимо, в связи с монументальнейшим корпусом критических работ, интерпретирующих не столько конкретные тексты Достоевского, сколько его мировоззренческие установки.
Психоаналитический метод литературное произведение рассматривает как проявление психического склада автора, шире - вообще художественное творчество как сублимированное символическое выражение изначальных психических импульсов и влечений, отвергнутых реальностью и воплощенных в фантазии. Если фрейдистский психоанализ нацелен на выявление биографической подоплеки художественной деятельности, то психоанализ К. Юнга (архе
42 12 типический метод) исследует не индивидуальное, а национальное и общечеловеческое подсознание в его неизменных образных формулах - архетипах. В центре здесь не личность творца, а сверхличностная внесознательная символика: самые общие внеисторические феномены пространства и времени (открытое / замкнутое, внутреннее / внешнее), физическая и биологическая субстанция (мужское / женское, молодое / старое), стихии. В связи с тем, что отдельная глава настоящей работы появящена анализу функционирования архетипа «подростка» в одноименном романе и в метатексте Достоевского, остановимся на описании категории архетипа в литературоведении подробнее.
Архетипами» К. Юнг назвал обобщенно-образные схемы, формирующие мир человеческих представлений и устойчивыми мотивами проходящие через всю историю культуры. Архетипы - первичные схемы образов и сюжетов, составившие некий исходный фонд литературного языка, понимаемого в самом широком смысле. Архетипический мотив - некий микросюжет, «содержащий предикат (действие) агенса, пациенса и несущий более или менее самостоятельный и глубинный смысл. Просто всякие перемещения и превращения персонажей, встречи их, тем более их отдельные атрибуты и характеристики мы не включаем в понятие мотива» [113, 50-51]. Кроме того, в рамках полного сюжета обычно имеется клубок мотивов, их пересечение и объединение
В реконструкции архетипов определенного писателя необходимо исходить из того, что этот архетип обнаруживает себя в некоем сквозном, фундаментальном действии. Это действие, так или иначе, проявляется во всех текстах данного писателя и диктует их подспудную проблематику. «Отличие творца от обычного человека в том, что он более глубоко, интуитивно и драматично переживает архетип и стремится «освоить» его. Он своим творчеством показывает, как архетип живет и действует в человеческой душе и как человек «отвечает» ему» [69, с. 248].
Наряду с «архетипами» теоретики литературы и искусства часто пользуются понятием «типа», вкладывая в него представление о конкретноисторических закономерностях, обобщенных в художественном произведении. В этом смысле «типическими» называют образы Гамлета, Дон-Кихота, Онегина, Обломова, поскольку в них преломились наиболее характерные особенности эпохи, нации, определенного общественного слоя. Если в архетипическом проявляется самый нижний, доисторический, вневременной пласт «коллективной души», то в типическом запечатлен ход истории, предстающей в своих социально обусловленных и конкретных проявлениях.
Инвариантный» тип поэтики Достоевского репрезентирует наиболее общий семантический инвариант «повторяющихся образов» (Ахматова) и «постоянных организующих принципов» (Якобсон). Инвариантный тип - это максимально обобщенный образ, неоднократно воспроизводящийся в произведениях писателя в своих разновидностях и вариациях.
Инвариантный тип - "высвечивает" самый абстрактный, или глубинный уровень описания ряда героев - некоторую ценностную установку образа, «растворенную» в тексте. Это семантический инвариант всей совокупности мотивов, деталей и иных составляющих образа. Инвариантные типы воплощаются во множестве мотивов, которые также имеют тенденцию к постоянству; эти устойчивые мотивы, готовые семантические блоки, используемые на разных этапах деривации, называются инвариантными мотивами данного автора. Они в свою очередь могут по-разному совмещаться друг с другом. В результате всего этого ветвления и совмещения выражение инвариантного типа оказывается крайне многообразным и изобретательным. В нашей работе мы выделяем и рассматриваем два типа - «антиномический» и «смиренный».
Антиномический» и «смиренный» инвариантные типы реконструирует наиболее общие и глубинные темы, лежащие в основе большинства текстов Достоевского, демонстрируя соответствия между темами и конструктами более поверхностного уровня - инвариантными мотивами.
Антиномический» тип объединяет Раскольникова, Свидригайлова, Став-рогина, Версилова, Ивана Карамазова - героев, семантика образов которых, определяется мотивами гордости / рабства, извращения идей и нравственных убеждений, гордыни, бесовства и шутовства, идеи человекобога. Каждый из мотивов, в свою очередь, реализуется множеством конкретных фрагментов текста.
Смиренный» тип сближает образы Мышкина, Тихона, Макара Долгорукого, Алеши Карамазова с архетипом Христа, через мотивы детскости, благообразия, праведности, прощения, идеал морали, красоты, любви, глубинный идеал свободы.
Однако архетипическим и типическим не исчерпывается содержание культурных форм и художественных образов, взятых в их предельной обобщенности. Если в архетипе общее предшествует конкретному, то в типе — сосуществует с ним. Все, что ни возникает, имеет свой сверхобраз в будущем, о чем-то пророчит или предостерегает, и эта кладовая сверхобразов гораздо богаче, чем ларец первообразов, в котором замкнуто бессознательное древности.
Но «типы» Достоевского - это не просто комплекс социально характерных, «типических» черт, а архетипы - не только «издревле заданные формулы» (так Томас Манн определил архетипы) — это образы, через которые проходит новая культурная семантика.
В своих эссе, посвященных Ницше и Достоевскому, Т. Манн подчеркивает исторический характер возникновения «болезни» как культурного феномена («гениальный принцип болезни» - формулировка Касторпа) — и вместе с тем ее универсальный смысл, по-новому организующий духовную жизнь человечества. «.Именно его (Ницше) болезнь стала источником тех возбуждающих импульсов, которые столь благотворно, а порой столь пагубно действовали на целую эпоху» [111, с. 352]. Психоаналитическая конкретика, искусно подобранная в романе «Подросток», — процесс «уединения», замыкания в рамках собственной идеи, как заболевание души, снабжающей организм светом и воздухом, самыми тонкими и «бестелесными» из всех субстанций,— обеспечивает выход к художественной метафизике духа. (Стоит ли напоминать, что «свет» и воздух» как в метафорическом, так и в прямом значении - самый серьезный "дефицит" в текстах Достоевского: темные углы «мертвых» съемных квартир, духота замкнутого пространства комнаты и города).
Упомянув понятие «уединение», наметим типологию модусов сознаний, используемую в нашей работе. Уединенное сознание (монологизированное) представляет собой менталитет, высшая ценность которого собственное «я», а главенствующая жизненная установка - самореализация: стать (и пребывать) самим собой. Парадокс этой ментальности состоит в том, что для уединенного сознания непостижима уединенность другого сознания. В пределах романтического мировидения всякое «не-я» служит только для самопознания «я». Характернейший для этого менталитета ход мысли организует лермонтовское: «Нет, не тебя так пылко я люблю», но «лишь молодость погибшую мою» - посредством тебя. Новая ментальность, определявшая в XIX веке бытие и развитие западноевропейской культуры, в условиях России предстает не как духовная доминанта эпохи, а как проблема уединенного сознания (наполеонизма, байронизма, революционного утопизма, «подпольности» существования вне уз «братства» и т.п.). Кризис уединенного сознания - это открытие «другого» в качестве полноценного и полноправного субъекта жизни. Открытие самоценной инаковости «другого» - путь от уединенного (монологизированного) «Я-сознания» к конвергентному (диалогизированному) «Ты-сознанию». Конвергентное сознание усматривает «мир» во всяком межличностном (а не роевом) «мы»; для него характерна принципиальная диалогическая открытость другому сознанию. Культура конвергентного сознания - это культура нераздельности и неслиянности личностных миров, связанных диалогическими отношениями подлинной соборности [184, с. 174].
Авторская «архетипика» Достоевского, рожденная конкретной культурно-исторической ситуацией: семейно-социальный и лично-психологический хаос «пореформенной» России; атмосфера всеобщего беспорядка и разложения; нравственный хаос революционных деятелей; «кризис веры» в литературе и искусстве,— извлекает из этой ситуации все возможные смыслы, но не ограничивает их рамками эпохи, а, переплавляя в топику «болезни души», придает им эсхатологическую окраску.
Согласно распространенному представлению об архетипах, все новое — это феноменальная оболочка «первосущностей», фонд которых остается от века неизменным. Однако сущность может быть так же нова, как и явление. Время не только варьирует изначально заданные архетипы, его задача более фундаментальна — творчество новых типов, причем не только таких, которые остаются обобщениями своей эпохи, но и таких, которые обретают сверхвременное значение. Новые интерпретации творчества Достоевского — это возможность универсализации нового исторического опыта, перспектива, обращенная не к началу, а к концу времен, как растущая смысловая наполненность и вместимость образов, созданных писателем.
Соответственно для обозначения этих открывающихся измерений человеческого сознания нужны новые исследования, которые через понятия «мифологема», «архетип», «высветили» бы сверхисторическую направленность и универсальность образов Достоевского, которые возрастают в современном сознании. Наше исследование находится в русле этого направления — в типах и архетипах Достоевского нам важно не просто выделить консервативные, охранительные слои, относящиеся к области архетипов и устойчивой авторской типологии, но и слои динамичные, созидательные, актуальные сегодня.
На защиту выносятся следующие положения: 1) в произведениях Достоевского понятие «подросток» выступает как определенный компонент его художественной системы и несет определенную и незаменимую функцию - это не столько обозначение возраста, сколько определение характерного этапа на пути человека к истине, ценность которого очень высока и связана с многоуровневым семантическим блоком «уединенное сознание - двойничество -испытание идеей» как одной из основных идеологем творчества 42 17 писателя;
2) интерпретация семантики архетипа «подростка» в художественном тексте не может опираться только на нормативы быта и стандарты культуры, но должна быть основана на значениях, которые «работают» в художественной системе самого Достоевского. Состояние «подростка» -своеобразная этико-онтологическая реальность, принципиально промежуточное состояние между «золотым веком» мира детства и мира духовно-просвещенных «детей» - старцев. С такой точки зрения реальный возраст героя не имеет значения - в художественном хронотопе «подростковый период» может быть растянут во времени и отнюдь не всегда прямо связан с определенным возрастом персонажа;
3) архетип «внутреннего подростка» выполняет разнообразные функции в бытийном пространстве метатекста писателя и определяет специфику и структуру образов персонажей, не подходящих под подростковый возрастной ценз. Для него характерны: инвариантная ситуация I конфликта «Лица и Мира» (Кирпотин), «героя и целого (романа)» (Топоров); доминантный мотив «перерастания» себя - тенденция актуализации, врождённое стремление человека актуализировать и интенсифицировать себя. Отсюда - как насущная функциональная необходимость - появляется и соответствующий характер героя, который определяется как этико-онтологический «подросток», существо, с уходом детства потерявшее и ищущее своего места в системе мироздания, переживающее свой путь к истине как процесс «роста» или «возрастания» («взросления»);
4) коррелятом к архетипу «внутреннего подростка» выступает архетип «ребенка». Дети в христианской картине мира - существа, глубоко пережившие свою связь с Богом, владельцы бесценного имманентного опыта, вместе с тем еще не осознавшие смысла и назначения этой глубинной связи со всем Сущим. Характерно, что сам Достоевский
42 18 настойчиво проявляет у любимых своих героев (Алеша Карамазов, князь Мышкин) черту «детскости», репрезентирующей архетипические черты ребенка, а не подростка. Для Достоевского ребенок - это «образ Христов на земле»;
5) в метатексте Достоевского можно выделить два инвариантных типа, обладающих устойчивой внутренней организацией, репрезентируемой системой устойчивых мотивов и идеологем: а) «антиномический» тип объединяет Раскольникова, Свидригайлова, Став-рогина, Версилова, Ивана Карамазова - героев, семантика образов которых определяется мотивами двойничества, эгоизма, гордости / рабства, извращения идей и нравственных убеждений, гордыни, бесовства и шутовства, идеи человекобога. Каждый из мотивов, в свою очередь, реализуется множеством конкретных фрагментов текста. Амбивалентность - конструктивный принцип организации семантического пространства героя такого типа;
6) «смиренный» тип сближает образы Мышкина, Тихона, Макара Долгорукого, Алеши Карамазова с архетипом Христа, через мотивы детскости, благообразия, праведности, прощения, идеал морали, красоты, любви, глубинный идеал свободы; б) авторская «архетипика» Достоевского, рожденная конкретной культурно-исторической ситуацией: семейно-социальный и лично-психологический хаос «пореформенной» России; атмосфера всеобщего беспорядка и разложения; нравственный хаос революционных деятелей; «кризис веры» в литературе и искусстве,— извлекает из этой ситуации все возможные смыслы, но не ограничивает их рамками эпохи, а, переплавляя в топику «болезни души», придает им эсхатологическую окраску.
Апробация работы. Основные положения диссертации были изложены в докладах на региональной научно-практической конференции «Достоевский и современность» (Армавир, 2001); международной научно-практической конференции «Наследие В.В. Кожинова и актуальные проблемы критики, литературоведения, истории, философии» (Армавир, 2002-2004); XXVIII научной конференции студентов и молодых ученых юга России (Краснодар, 2005). Содержание диссертации отражено в 5 опубликованных статьях.
Заключение научной работыдиссертация на тему "Роман Ф.М. Достоевского "Подросток": типы и архетипы"
Заключение
Роман «Подросток» по многим характеристикам стоит особняком в творчестве Достоевского. В контексте нашего исследования привлекает внимание, в первую очередь, его жанровое своеобразие. Достоевский пишет роман воспитания, при этом облекает его в форму записок-исповеди, что многократно усложняет художественную задачу романиста, но одновременно расширяет исследовательский потенциал жанра, даёт возможность показать процесс становления личности изнутри. Выстраивая концепцию личности главного героя, Достоевский активизирует весь арсенал своих педагогических наблюдений и выводов. Стратегия поведения Аркадия Долгорукого мотивирована сложной динамичной структурой жизненного опыта подростка, в которой эклектически соединены и драматично взаимодействуют личные переживания, фантазии, домыслы и усвоенные от старших идеи, заповеди, готовые формулы и схемы.
Сюжетно-жанровая структура текста романа "Подросток" соотносима с «каноническим» романом воспитания. Возобновляясь в новых формах, иными словами, постоянно "смещаясь", жанр романа воспитания предполагает и нечто устойчивое и неизменное. Это то, что М. Бахтин называл "памятью жанра". Образно это можно было бы представить так: в структуре изучаемого произведения собственно жанра нет, но есть "тень", которую этот жанр отбрасывает. Каким бы неузнаваемым нам ни казалось жанровое лицо того или иного произведения, "память жанра" в нем все равно остается: она образует тот устойчивый фон жанровой традиции, на котором отчетливее оттеняются возникающие структурно-содержательные новации. «Роман воспитания» -повествование, в основе которого лежит история стадиального развития личности (отсюда - «линейный» тип времени), чье сущностное становление, как правило, прослеживается с детских лет и связывается с опытом познания окружающей действительности. Каждый эпизод накручивает счетчик душевного напряжения, которое должно обязательно разрешиться не взрывом, так всхлипом. Процесс «взросления» представлен как изменение оптики мировидения. Четвертый роман «пятикнижия», с одной стороны, продолжает традиции романа воспитания, с другой - формирует новую концепцию «катастрофического» (хронотоп не линейный, а движущийся скачкообразно «по спирали»), типично «достоевского» становления личности.
На наш взгляд, в произведениях Достоевского понятие «подросток» выступает как определенный компонент его художественной системы и несет определенную и незаменимую функцию, выяснение которой и является одной из основных научных задач настоящего исследования. «Подросток» у Достоевского - это не столько обозначение возраста, сколько определение характерного этапа на пути человека к истине, как мы далее увидим, этапа, ценность которого очень высока и связана с многоуровневым семантическим блоком «уединенное сознание - двойничество - испытание идеей» как одной из основных идеологем творчества писателя.
Почти все поступки героя - Аркадия Долгорукого - на протяжении романа вызваны процессом личностной и социальной идентификации. В структуре личности героя выделяются три не изолированные друг от друга мотивацион-ные линии: желание сблизиться с людьми (усвоение норм человеческих отношений), обретение семьи и реализация идеи. В романе «Подросток» сюжет-интрига дополняется историей становления нового языка, «подрастающего» личного дискурса. Генератором этого процесса служит само слово «подросток», выступающее в романе как поэтический троп, «живая метафора», заключающее в своем семантическом составе определенную двусмысленность: «под» (почва, земля, грунт, движение вниз, падение) и «рост» (расти, движение вверх, подниматься, вставать). Кроме того, «становящийся» дискурс имеет в тексте романа определенную и специфическую для поэтики Достоевского форму «исповеди». «Исповедь» можно рассматривать как форму психологического анализа, транслирующую этапы взросления в истории становления героя. 42 157
Исповедь произносится в критический момент душевной жизни, когда герой не в силах сдержать накопившиеся переживания. Достоевский долго искал «тон» записок подростка, добиваясь того, чтобы буквально был слышен молодой, ещё ломкий голос формирующейся на наших глазах личности Аркадия Долгорукого, поэтому в стиле исповедального слова проявляются возраст и характер Подростка.
Роман "Подросток" отмечен самой оригинальной фабулой - "переменчивым романом между отцом и сыном" (Солженицын). Современный психоанализ утверждает, что социальные отношения между ребёнком и родителями являются решающим фактором в развитии личности. Архетип «подростка» диктует устойчивые оппозиции - одной из таких оппозиций будут отношения отец / сын, фиксирующей в интерпретации Достоевского нюансы деградации и распада семейных отношений, являющейся метафорой хаоса (на личном и коллективном, интеллектуальном, бытовом и, особенно, семейном уровнях) жизни «пореформенной» России. Выросший без обоих родителей, герой оказывается лишен первого для него сообщества — семьи. Ситуация осложняется тем, что для сознания подростка образ отца раздваивается: есть отец «юридический» и есть «фактический». Герой чувствует себя социально деклассированным, фамилия Аркадия - "просто Долгорукий" - исключает его из культурно-исторического пространства общества. Настоящая семья (а не «случайное семейство») для Достоевского всегда способ борьбы с хаосом, энтропией, индивидуалистической замкнутостью на себе. Человек Достоевского — это «вечный подросток»: может быть, так сложив из двух названий его произведений одно, удастся передать главное: в подростке есть и дурное и благое, но самое важное - это стремление вырасти, подняться над собой. Можно связать это естественное стремление юности с мотивом движения вверх - синонимом трудного рождения - который так часто встречается у Достоевского.
Архетип «внутреннего подростка», определяющет специфику и структуру образов персонажей, в принципе перешагнувших подростковый возрастной 42 158 порог. В архетипе «внутреннего подростка» все мотивы человека включены в один мотив «перерастания» себя - тенденцию актуализации, врождённое стремление человека актуализировать и интенсифицировать себя. Для героев-идеологов, обладателей «уединенного» сознания, единственной реальностью, с точки зрения восприятия человека, является субъективная реальность. Центральное место в этом субъективном мире принадлежит Я-концепции, в соответствии с которой большей частью ведут себя персонажи. Отсюда - как насущная функциональная необходимость - появляется и соответствующий характер героя, который определяется как этико-онтологический «подросток», существо, с уходом детства потерявшее и ищущее своего места в системе мироздания, переживающее свой путь к истине как процесс «роста» или «возрастания» («взросления»).
Коррелятом к архетипу «внутреннего подростка» выступает архетип «ребенка». В качестве образца «духовного» здоровья описываются герои, которые открыты другим, полностью доверяют им и свободно движутся в направлении актуализации себя (Мышкин, Тихон, Макар Долгорукий, Алеша Карамазов). Такие герои в системе инвариантных типов Достоевского являются обладателями «диалогического» сознания», а в терминах психоанализа называются «полноценно функционирующими». Характерно, что сам Достоевский настойчиво проявляет у любимых своих героев — у Алеши Карамазова, у Сони Мар-меладовой, у князя Мышкина - черту «детскости», репрезентирующей архети-пические черты ребенка, а не подростка. Для Достоевского ребенок - это «образ Христов на земле». Писатель открыл доступ к процессу самосозидания, когда преодоление рубежности, напряженности существования на границе разных сфер, миров - через приобщение к детскому цельному мировосприятию, становящемуся всеобщим углом зрения, предпосылкой творчества, - возвращает читателю глубинное чувство земли, рода, дома.
В настоящем исследовании рассматрены концептуальные и частные мотивы «инвариантных» для метатекста Достоевского типов - «антиномического» («хищного», «рефлектирующего», «идеологического», «философствующего») и «смиренного» («ангелического», «христоподобного», «праведника»),
Антиномический» тип объединяет Раскольникова, Свидригайлова, Став-рогина, Версилова, Ивана Карамазова - героев, семантика образов которых определяется мотивами гордости / рабства, извращения идей и нравственных убеждений, гордыни, бесовства и шутовства, идеи человекобога. Каждый из мотивов, в свою очередь, реализуется множеством конкретных фрагментов текста. Этот психологический тип, в центре которого сосуществуют, борются два противоположных чувства, убеждения, наиболее часто встречается в произведениях Достоевского. Писатель называл это «широкостью» и не считал это качество положительным. Он хотел бы освободить героев от такой «широкости», сделать цельными, нравственно здоровыми.
То, что различные исследователи творчества Достоевского называют двойничеством Версилова, - это метание между атеизмом и жаждой и поиском веры. Д. Мережковский говорит, что «тайна Версилова есть тайна Ставрогина и самого Достоевского - вечная тайна раздвоения». Жажда идеала и отсутствие веры, рождающие безмерную гордость и безмерное презрение к себе, обусловливают тщетность попыток героя «смирить себя». Самосовершенствование, как выбор «благообразия» при столкновении с действительностью, оборачивается требованием подчинения, «безобразием». Расколотая икона символизирует отрыв «высшего культурного слоя» - дворянства - от народа, от «почвы», начало которому, по Достоевскому, положила Петровская эпоха. Версилов, таким образом, является носителем некоей «метафизической вины», поскольку его личной вины в этом разрыве двух начал нет. Более того, он стремится слить воедино народ и дворянство. Но, поправ святыню Макара (шире, по Достоевскому - народную святыню) он закрывает для себя этот путь.
Смиренный» тип сближает образы Мышкина, Тихона, Макара Долгорукого, Алеши Карамазова с архетипом Христа, через мотивы детскости, благо-42 160 образия, праведности, прощения, идеал морали, красоты, любви, глубинный идеал свободы. Этот тип очерчивает инвариантный для поэтики Достоевского тип праведного и цельного героя, благополучно прошедшего «подростковый период» и сумевшего «примириться» с собой и с окружающим миром. Макар -носитель народной правды - «духовный отец Подростка, дал ему свою фамилию (Долгорукий), которая должна обозначать, по мысли Достоевского, грядущий «синтез» народной правды и государственной власти.
Особенно показательно сопоставление манеры общения «отцов»: многократно подчеркиваемая другими персонажами проповедническая интонация «пророка» Версилова, блестяще оформляющего свои мысли, и беседа Макара Долгорукого, характеризуемая как «разговор в кружке». Аркадий неоднократно отмечает образность речи своего «духовного» отца и ее внерациональность.
Однако архетипическим и типическим не исчерпывается содержание культурных форм и художественных образов, взятых в их предельной обобщенности. Если в архетипе общее предшествует конкретному, то в типе — сосуществует с ним. Все, что ни возникает, имеет свой сверхобраз в будущем, о чем-то пророчит или предостерегает. «Типы» Достоевского - это не просто комплекс социально характерных, «типических» черт, а архетипы - не только «издревле заданные формулы» (так Т. Манн определил архетипы) — это образы, через которые проходит новая культурная семантика.
Психоаналитическая конкретика, искусно подобранная в романе «Подросток», — процесс «уединения», замыкания в рамках собственной идеи, как заболевание души, снабжающей организм светом и воздухом, самыми тонкими и «бестелесными» из всех субстанций,— обеспечивает выход к художественной метафизике духа. (Стоит ли напоминать, что «свет» и «воздух» как в метафорическом, так и в прямом значении - самый серьезный «дефицит» в текстах Достоевского: темные углы «мертвых» съемных квартир, духота замкнутого пространства комнат и города).
Один голос ничего не кончает и ничего не разрешает. Два голоса - мини-42 161 мум жизни, минимум бытия» (М. Бахтин). Теперь обратимся непосредственно к технике совмещения образов как участников диалога. В нашем случае это «слово» Долгорукого и «слово» Версилова. Основное направление центральных глав романа «Подросток» создается этим диалогом. Диалог этот не прямой, он опосредован Аркадием, ведется как бы через него.
На уровне поэтики текста романа «Поросток», образы «отцов» Аркадия Долгорукого соединяются системой значимых для мировоззрения Достоевского оппозиций: скитальчество/странничество, безобразие/благообразие, дворянство/ народ, социализм/христианство. В романе «Подросток» все беседы Аркадия с Версиловым, с Макаром Долгоруким не имеют никакого отношения к сюжетной линии романа, но идеи, высказываемые в этих беседах, имеют непосредственное отношение к проблематике и центральной идее романа, к характеристике главных образов. М. Бахтин подчеркивал особое взаимоотношение внутреннего и внешнего диалога и вырисовывал основную схему диалога у Достоевского: противостояние человека человеку, как противостояние «я» и «другого». Следует подчеркнуть, что вообще весь роман Достоевского «Подросток» - это внутренний диалог главного героя, через который, как через призму, воспринимаются внутренние и внешние диалоги и монологи остальных героев романа». «Версилов и Макар Долгорукий - это раздвоение одной русской идеи» (Ю. Селезнев).
На идеологическом уровне романа происходит "сцепление" образов Версилова и Макара Долгорукого через идею "всеединства" - одну из основных идеологем мировоззрения Достоевского, фактически буквально воплощенную на страницах романа «Подросток»: писатель находит здесь новые резервы разрешения проблемы синтеза двух полюсов сознания. Эти резервы обнаруживаются в сфере идеологической. Теория «почвенничества» предполагает соединение двух высших оснований современной жизни: «русской идеи» как синтеза «всех тех идей, которые развивает Европа в отдельных своих национальностях» (носителем «всемирного гражданства» является дворянство - Версилов) и 42 162 христианского идеала «всепримиримости» и «всечеловечности», который хранит русский народ (Макар Долгорукий).
Именно в романе "Подросток" Достоевский находит особые художественные возможности для воплощения этой теории. Они кроются в образном строе произведения. Представив Версилова носителем "высшей культурной мысли" и наделив Макара Долгорукого лучшими, исторически сложившимися чертами русского народа, писатель вводит в роман фигуру их общего духовного наследника - Аркадия Долгорукого. Хотя конкретный путь его жизнестроитель-ства в финале произведения остаётся неясным, однако, по замыслу автора, Подросток сумеет взять лучшее из наследия "отцов". Таким образом, Достоевский через третий персонаж выходит за рамки двойственной оппозиции, "размыкает" её изнутри, реализуя мысль о невозможности прямого взаимоперехода предельной цельности и крайнего интеллектуализма - мысль, которая предчувствовалась и Лермонтовым, и Тургеневым, и Толстым.
Образ Аркадия Долгорукого, подростка, «неготового» человека, находящегося в процессе становления личности, с воплощением которого у Достоевского связывались надежды на перемены в будущем, несет в себе черты «синтеза» правды народной и устремлений дворянства, которое в устах Версилова приобретает качества интеллигенции. Таким образом, идея слияния сословий -«идея слияния народного и «образованного», национального и общечеловеческого. Это, по мнению В. Попова, и есть «возвращение (от цивилизации) в непосредственность, в массу», к жизни в «первобытных патриархальных общинах», с сохранением всего лучшего, что выработала цивилизация, то есть, по Достоевскому, выход в «Христианское общество»».
Рядом с отчаянным мотивом одиночества личности во враждебном мире, рядом с темой, выражающей человеческую тоску по осуществлению на земле идеала братства и любви, на протяжении всего романа ощущается настойчивый авторский призыв: надо верить в будущее, надо противостоять видимой хаотичности бытия, даже если его противоречия доведены до абсурда. И чем 42 163 больше действительность пугает своей непостижимостью, тем сильнее звучит озабоченный голос Достоевского: человек должен выстоять, несмотря ни на что, должен сохранить верность своей нравственной природе, каким бы призрачным и непонятным ни представлялся ему мир.
Соответственно для обозначения этих открывающихся измерений человеческого сознания нужны новые исследования, которые «высветили» бы сверхисторическую направленность и универсальность образов Достоевского, возрастающих в современном сознании. Наше исследование находится в русле этого направления — в типах и архетипах Достоевского нам важно не просто выделить консервативные, охранительные слои, относящиеся к области архетипов и устойчивой авторской типологии, но и слои динамичные, созидательные, актуальные сегодня.
Список научной литературыНевшупа, Ирина Николаевна, диссертация по теме "Русская литература"
1. Адлер А. О нервическом характере. М.; Спб: Университетская книга, 1997.
2. Аллен Л. Ф. М. Достоевский: Поэтика. Мироощущение. Богоискательство. СПб., 1996.
3. Альми И. Л. Поэтика образов праведников в поздних романах Ф.М. Достоевского // Альми И. Л. Статьи о поэзии и прозе: В 2 кн. Владимир, 1999. Кн. 2.
4. Антоний Митрополит (Храповицкий) Словарь к творениям Достоевского. М., 1998.
5. Апокрифы древних христиан: Исследования, тексты, комментарии / Сост., вст. ст. И. С. Свенцицкая, М. К. Трофимова. М., 1989.
6. Архипова А. В. «Подросток» в творческом восприятии Александра Блока // Достоевский. Материалы и исследования. Т. 3. Л., 1978.
7. Ахундова И. Р. Тема судьбы и свободы в связи с пространственным символом «порога» в романе Ф.М. Достоевского «Подросток» // Достоевский и современность. Старая Русса, 1996.
8. Балашов Н. И. Путь Достоевского от «Бесов» к «Подростку» // Контекст, 1985. М., 1986.
9. Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика. М., 1989.
10. Бахтин М. М. Проблемы поэтики Достоевского. М., 1972.
11. Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. М., 1979.
12. Бахтин М. М. Собрание сочинений: В 7 т. М., 2000.
13. Бахтин М. М. К методологии литературоведения // Контекст 1974: Литературно-критические исследования. М., 1975.
14. Безносов В. Г. «Смогу ли уверовать?»: Ф. М. Достоевский и нравственно-религиозные искания в духовной культуре России к. 19 -нач. 20 вв. СПб., 1993.
15. Белопольский В. Н. Достоевский и философская мысль его эпохи. Ростов, 1987.
16. Бердяев Н. А. Миросозерцание Достоевского // Русские эмигранты о Достоевском. Спб., 1994.
17. Бертнес Ю. «Христос-отец»: К проблеме противопоставлений отца кровногои отца законного в «Подростке» Достоевского // Евангельский текст в русской литературе XVIII XX веков. Петрозаводск, 1998. Вып. 2.
18. Борев Ю. Б. Герменевтика и понимание искусства // Борев Ю. Б. Эстетика: В 2 т. Смоленск, 1997. Т. 2.
19. Бочаров С. Г. Достоевский и Леонтьев // Бочаров С. Г. О художественных мирах. М., 1985.
20. Бурсов Б. Н. «Подросток» роман воспитания. «Аврора», 1971, № 11.
21. Буянова Е. Г. Романы Достоевского. М., 2002.
22. Бэлнеп Л. Р. Структура "Братьев Карамазовых" / Пер. с англ. СПб., 1997.
23. Вайман С. Т. Драматический диалог. М., 2003.
24. Ветловская В. Е. Риторика и поэтика (утверждение и опровержение мнений в «Братьях Карамазовых» Достоевского) // Исследования по поэтике и стилистике: Сб. ст. / Под ред. В. В. Виноградова. М., 1972.
25. Ветловская В.Е Поэтика романа «Братья Карамазовы». Л., 1977.
26. Викторович В. Достоевский и Вл. Соловьев // Достоевский в конце XX века: Сб. ст. / Под ред. К. А. Степаняна. М., 1996.
27. Виноградов И. По живому следу. Дух искания русской классики. М., 1987.
28. Власкин А. П. От «Власа» к «Подростку»: развитие народного образа у Ф. М. Достоевского // Вестн. Челябин. ун-та. Сер. 2, Филология. Челябинск, 1996. № 1.
29. Волгин И. Последний год Достоевского: Исторические записки. М.,1991.
30. Волынский А. JI. Человекобог и Богочеловек // О Достоевском: Творчество Достоевского в русской мысли 1881-1931: Сб. ст. / Сост. В. М. Борисов, А. Б. Рогинский. М., 1990.
31. Вышеславцев Б. П. Русская стихия у Достоевского // Русские эмигранты о Достоевском. Спб., 1994.
32. Гарин И. И. Многоликий Достоевский. М., 1997.
33. Гаспаров Б. М. Литературные лейтмотивы. М., 1995.
34. Гиршман М. М. Литературное произведение: Теория и практика анализа. М., 1991.
35. Громова Н. А. Достоевский: Документы, дневники, письма, мемуары, отзывы литературных критиков и философов. М., 2000.
36. Гус М. С. Идеи и образы Ф. М. Достоевского. М., 1963.
37. Демченкова Э. А. Время в романе Ф. М. Достоевского «Подросток» // Вестн. Челябин. ун-та. Сер. 2, Филология. Челябинск, 1999. № 2.
38. Демченкова Э. А. «Подросток» Ф. М. Достоевского как роман воспитания (жанр и поэтика) // Автореф. дисс. канд. филологич. наук. Екатеринбург, 2001.
39. Долинин А .С. Версилов и Макар Долгорукий // Долинин A.C. Последние романы Достоевского. Как создавались «Подросток» и «Братья Карамазовы». М.; Л., 1963.
40. Долинин А. С. Генезис образа Подростка // Долинин А. С. Последние романы Достоевского. Как создавались «Подросток» и «Братья Карамазовы». М.; Л., 1963.
41. Долинин А. С. Достоевский и другие: Статьи и исследования о русской литературе. Л., 1989.
42. Доманский Ю. В. Смыслообразующая роль архетипических значений в литературном тексте. Тверь, 1999.
43. Достоевский Ф. М. Полное собрание сочинений: В 30 тт. Л., 197242 1671990.
44. Достоевский Ф. М. Дневник писателя: Январь 1881 / Литературно-мемориальный музей Ф. М. Достоевского. СПб., 1992.
45. Достоевский в зарубежных литературах. Л., 1978.
46. Достоевский в работе над романом «Подросток». М., 1965.
47. Достоевский и мировая культура: Альманах № 3. М., 1994.
48. Достоевскиймо. Калининград, 1995.
49. Достоевский Ф. М. Собрание сочинений: В 20 т. Т. 18: Дневник писателя, 1873; Дневник писателя /Ежемесячное издание/. 1876. М., 1999.
50. Достоевский Ф. М. Собрание сочинений: В 20 т. Т. 19: Дневник писателя/Ежемесячное издание/. 1876-1877. М., 1999.
51. Достоевский Ф. М. Собрание сочинений: В 20 т. Т. 20: Дневник писателя/Ежемесячное издание/. 1877, 1880, 1881. М., 1999.
52. Достоевский Ф.М. Собрание сочинений: В 15 т. Т.8. Л., 1990.
53. Дунаев М. М. Православие и русская литература. М., 1997.
54. Ильин И. А. Собр. Соч.: В 10 т. Т. 6. Кн. 3. М., 1997.
55. Егорова Н. В. Камень преткновения. Достоевский и православие. http://catalog.booksite.ru/fulltext/dos/toj/evs/kii/dostojevskiif/sborstat/
56. Ермаков И. Д. Психоанализ литературы: Пушкин. Гоголь. Достоевский. М., 1999.
57. Ермаков И.Д. Двойственность. Глава из неопубликованной работы «Ф.М. Достоевский. Он и его время» // Советская библиография. 1990. №6.
58. Ермакова М. Я. Развитие теории Раскольникова в «ротшильдской» идее «Подростка». Ученые записки Горьковского пединститута. 1967. Вып. 69.
59. Ермакова М. Я. Традиции Достоевского в русской прозе: Книга для учителя. М., 1990.
60. Ермилов В. Достоевский. М., 1956.
61. Есин А. Б. Постижение смысла. Интерпретация // Есин А. Б. Принципы и приемы анализа литературного произведения: Учебное пособие. М., 1999.
62. Жейц Е. А. Тема сверхчеловека в произведениях русских классиков (Достоевский-Ницше).http://catalog.booksite.ru/fulltext/dos/toj/evs/kii/dostojevskiif/sborstat/ Жолковский А. К., Щеглов Ю. К. Работы по поэтике выразительности. М., 1996.
63. Жолковский А. К. Быть или не быть Богом: к парадоксам авторской власти у Достоевского // Парадоксы русской литературы: Сб.ст. / Под ред. В. М. Марковича, В. Шмида. СПб., 2001.
64. Жолковский А. К. Блуждающие сны: Из истории русского модернизма. М., 1992.
65. Захаров Е. Е. Творчество Достоевского в русском литературнокритическом сознании начала XX в.: Пути восприятия и осмысления:
66. Автореф. дисс. д-ра филол. наук. Саратов, 1999.
67. Захаров Н. Система жанров Достоевского: Типология и поэтика. Л.,1985.
68. Иваницкий А. И. Архетипы Гоголя // Литературные архетипы и универсалии / Под ред. Е. М. Мелетинского. М., 2001. Иванов В. Достоевский и роман-трагедия // Иванов В. Родное и вселенское. М., 1994.
69. Ильин И. П. Современное зарубежное литературоведение (страны169
70. Западной Европы и США): концепции, школы, термины: Энциклопедический справочник. М., 1999.
71. Карасев Л. В. Вещество литературы. М., 2001.
72. Карасев Л.В. Онтология и поэтика // Литературные архетипы и универсалии / Под ред. Е. М. Мелетинского. М., 2001.
73. Карякин Ю. Достоевский и канун XXI века. М., 1989.
74. Карякин Ю. Ф. Достоевский: Все «дите»// Наука и религия. 1971.-№ 10.
75. Касаткина Т. А. Характерология Достоевского: Типология эмоционально-ценностных ориентаций. М., 1996.
76. Касаткина Т. А. Художественная реальность слова: онтологичность слова в творчестве Ф. М. Достоевского как основа «реализма в высшем смысле»: Автореф. дисс. д-ра филол. наук. М., 1999.
77. Касаткина Т. А. Об одном свойстве эпилогов пяти великих романов Достоевского // Достоевский в конце XX века: Сб. статей / Сост. К. А. Степанян. М., 1996.
78. Кашина Н. В, Эстетика Ф. М. Достоевского. М., 1989.
79. Кирпотин В.Я Достоевский-художник: Этюды и исследования. М., 1972.
80. Кирпотин В. Я. Мир Достоевского. М., 1983.
81. Клейман Р. Я. Художественные константы Достоевского в контексте исторической поэтики: Автореф. дисс. . д-ра филол. наук. СПб., 1999.
82. Юное Э. Образ Христа у Достоевского и Ницше // Достоевский в конце XX века: Сб. ст. / Под ред. К. А. Степаняна. М., 1996.
83. Кожинов В. В. «Преступление и наказание» Ф. М. Достоевского // Русская литература 19 в.: Хрестоматия литературоведческих материалов. М., 1984.
84. Кожинов В. В. Судьба Росси: вчера, сегодня, завтр. М., 1997.
85. Комарович В. JI. Роман «Подросток» как художественное единство // Ф. М. Достоевский. Статьи и материалы / Под ред А. С. Долинина. Сб. 2. Л., 1986.
86. Кон И. С. В поисках себя. Личность и ее самосознание. М., 1984.
87. Косиков Г. К. «Структура» и/или «текст» (стратегии современной семиотики) // Французская семиотика: От структурализма к постструктурализму: Сб. ст. / Под ред. Г. К. Косикова. М., 2000.
88. Костерина А. В. Мифопоэтическая семантика произведений Достоевского: Автореф. дисс. канд. филол. наук. Иваново, 1999.
89. Краткая литературная энциклопедия: В 9 т. М., 1978. Т. 9.
90. Кристева Ю. Бахтин, слово, диалог и роман // М. Бахтин: Pro end contra: В 2 т. СПб., 2001. Т. 1.
91. Кудрявцев Ю. Г. Три круга Достоевского: Событийное. Социальное. Философское. М., 1991.
92. Кузьменко Е. О. Вставные элементы в романах Достоевского: Дисс. . канд. филол. наук. Самарканд, 1993.
93. Кулешов В. И. Жизнь и творчество Ф. М. Достоевского. М., 1984.
94. Купина Н. А., Николина Н. А. Филологический анализ текста: Практикум. М., 2003.
95. Кяе М. Психология подростка. М., 1991.
96. Лапин А. В. О некоторых особенностях советской критики мировоззрения и творчества Ф. М. Достоевского. http://catalog.booksite.ru/fulltext/dos/toj7evs/kii/dostojevskiif/sborstat/
97. Лаут Р. Философия Достоевского в систематическом изложении / Пер. с нем. М., 1996.
98. Левитов Н. Дети в произведениях Ф. М. Достоевского // Семья и школа. 1956. №3.
99. Леонтьев К. Н. Из книги «Наши новые христиане» // О великом инквизиторе: Достоевский и последующие / Сост. Ю. И.1. Селиверстов. М., 1991.
100. Леонтьев К. Н. Восток, Россия и славянство. М., 1996.
101. Литературная энциклопедия терминов и понятий / Под ред. А. Н. Николюкина. М., 2001.
102. Литературное наследство. Ф. М. Достоевский. М., 1965.
103. Лосский Н. О. О природе сатанинской (по Достоевскому) // О Достоевском: Творчество Достоевского в русской мысли 1881-1931: Сб. ст. / Сост. В. М. Борисов, А. Б. Рогинский. М., 1990.
104. Лосский Н. О. Достоевский и его христианское миропонимание // Лосский Н. О. Бог и мировое зло. М., 1994.
105. Лотман Ю. М. Структура художественного текста // Лотман 10. М. Об искусстве. СПб., 1998.
106. Лукин В. А. Художественный текст: основы лингвистической теории и элементы анализа. М., 1999.
107. Лурье В. М. Догматика «религии любви». Догматические представления позднего Достоевского.http://catalog.booksite.ru/fulltext/dos/toj7evs/kii/dostojevskiif/sborstat/
108. Ляху В. О влиянии поэтики библии на поэтику Ф. М. Достоевского // Вопр. лит-ры. 1998. № 4.
109. Малкольм В. Д. Достоевский после Бахтина: Исследование фантастического реализма Достоевского / Пер. с англ. СПб., 1998.
110. Манн Т. Собр. соч.: Т. 10. М., 1960.
111. Махлин В.А. К проблеме двойника (прозаика и поэма) // Философия М.М. Бахтина и этика современного мира. Саранск, 1992.
112. Мелетинский Е. М. О литературных архетипах. М., 1994.
113. Мелетинский Е. М. Достоевский в свете исторической поэтики: Как сделаны «Братья Карамазовы». М., 1996.
114. Мелетинский Е. М. Трансформации архетипов в русской классической литературе: Космос и Хаос, герой и антигерой //
115. Литературные архетипы и универсалии / Под ред. Е. М. Мелетинского. М., 2001.
116. Мережковский Д. Л. Толстой и Достоевский: Вечные спутники. М., 1995.
117. Мережковский Д. Д. Пророк русской революции // О Достоевском: Творчество Достоевского в русской мысли 1881-1931: Сб. ст. / Сост. В. М. Борисов, А. Б. Рогинский. М., 1990.
118. Миллер О. Дети в сочинениях Ф. М. Достоевского // Миллер О. Русские писатели после Гоголя.
119. Михнюкевич В. А. Фольклорный репертуар Макара Долгорукого в философско-этической концепции «Подростка» // Михнюкевич В. А. Русский фольклор в художественной системе Ф. М. Достоевского. Челябинск, 1994.
120. Мочульский К. В. «Подросток» // Мочульский К. В. Гоголь. Соловьев. Достоевский. М., 1995.
121. Мухамадиев Р. Диалог Достоевского и диалогизм Бахтина // Вестник МГУ, серия 7, № 4,1996.
122. Набоков В. В. Достоевский // Набоков В. В. Лекции по русской литературе / Пер. с англ. М., 1996.
123. Натарзан Е. В. Мотив прозорливости в романах Достоевского: («Подросток», «Идиот», «Братья Карамазовы») // Молодая филология. Новосибирск, 1998. Вып. 2.
124. Наседкин Н. Н. Герой-литератор в мире Достоевского. http://www.niknas.bv.ru/dostlit2.htm
125. Николина Н. А. Филологический анализ текста. М., 2003.
126. Никулина Н. А. Мотивная структура романа-эссе Д. С. Мережковского «Иисус Неизвестный»: Автореф. дисс. . канд. филол. наук. Тюмень, 2002.
127. Нусинов И. Пушкин и мировая литература. М., 1941.
128. Одиноков В. Г. Типология образов в художественной системе Ф. М. Достоевского Новосибирск: Наука, 1981
129. О Достоевском. Творчество Достоевского в русской мысли 18811931гг.: Сб. ст. М., 1990.
130. О Великом инквизиторе. Достоевский и последующие. М., 1991.
131. Осипов А. И. Достоевский и христианство.
132. Орнатская Т. И. "Крокодил". "Подросток" (Дополнение к комментарию) // Достоевский. Материалы и исследования. JL, 1987. Вып. 7.
133. Палиевский П. В. Достоевский // Палиевский П. В. Русские классики: опыт общей характеристики. М., 1987.
134. Панаэтов О. Г. «По последним вопросам бытия»: Ф. Достоевский и К. Леонтьев. Краснодар, 1999.
135. Пенская Е. Н. Достоевский и Грибоедов: Реминисценции из «Горя от ума» в «Подростке» // Литературные произведения XVIII-XX веков в историческом и культурном контексте. М., 1985.
136. Плетнев Р. В. Достоевский и Евангелие // Русские эмигранты о Достоевском. Спб., 1994.
137. Померанц Г. С. Открытость бездне: встречи с Достоевским. М., 1990.
138. Пономарева Г. Б. «Житие великого грешника» Достоевского (структура и жанр) // Исследования по поэтике и стилистике: Сб. ст. / Под ред. В. В. Виноградова. М., 1972.
139. Попов В. П. Две великие идеи // Литературная учеба. 1986. № 6.
140. Попов В. П. Достоевский-почвенник // Кубанские новости, 20 декабря, 1991.
141. Попов В. П. Шафаревич и Достоевский: спор о социализме // Кубань, 1990, №6.
142. Попов В. П. Славянофилы о русском образовании и воспитании // Педагогика, филология, журналистика: опыт и перспективы.1. Краснодар, 1996.
143. Пустынина H. Г. О фамилии Долгорукий в романе Ф. М. Достоевского «Подросток» // Ученые записки Тартуского университета, 1985. Вып. 645.
144. Пушкарева В. С. Детство в романе Ф.М.Достоевского «Подросток» и в первой повести Л.Н.Толстого // Филологический сб.: Статьи и материалы. Л., 1970.
145. Пушкарева В. С. Сочетание «детской» и «взрослой» точек зрения в формировании художественного целого (Из наблюдений над поэтикой Достоевского) // Литературное произведение как целое и проблемы его анализа. Кемерово, 1979.
146. Розенблюм Л. М. Творческие дневники Достоевского. М., 1981.
147. Русская литература и христианство. М., 1997.
148. Савченко Н. К. Как построен роман Достоевского «Подросток» // Русская литература. 1964. № 4.
149. Савченко Н. К. Сюжетно-композиционное своеобразие романа Достоевского «Подросток» // Филологический сборник. Вып. 3. Алма-Ата, 1964.
150. Савченко Н. К. Сюжетосложение романов Ф. М. Достоевского. М., 1982.
151. Сальвестроне С. Библейские и святоотеческие источники романов Достоевского / Пер. с итал. Спб., 2001.
152. Сараскина Л. «Роман высшей напряженности»: А. И. Солженицын о романе Ф. М. Достоевского «Подросток» // Лит. газ. 2003. 15-21 января.
153. Сараскина Л. И. Федор Достоевский. Одоление демонов. М., 1996.
154. Седов К. Ф. О поэтике повествования в романе Ф. М. Достоевского «Подросток» // Скафтымовские чтения. Саратов, 1993.
155. Селезнев Ю. И. В мире Достоевского. М., 1980.
156. Селезнев Ю. И. Мысль народная, мысль семейная // Вст. ст. в кн. «Подросток». М., 1985.
157. Селезнев Ю. И. Достоевский: Жизнь замечательных людей. М., 1981.
158. Семенов Е. И. Роман Достоевского "Подросток": (Проблематика и жанр). Л., 1979.
159. Семенов Е. И. Об идейно-эстетических противоречиях романа Ф. М. Достоевского "Подросток". Русская литература, 1968. № 2.
160. Семенов Е. И. У истоков "Подростка". Русская литература, 1973. № 3.
161. CepiyineBa С. В. Тема детства в творчестве Ф. М. Достоевского // Литература в школе. 2003. № 5.
162. Скафтымов А. П. К вопросу о соотношении теоретического и исторического рассмотрения в истории литературы // Введение в литературоведение: Хрестоматия. М., 1988.
163. Скафтымов А. П. Нравственные искания русских писателей. М., 1972.
164. Смирнов В. Б. Тайна «Подростка» / Смирнов В. Б. Больше века назад. Волгоград, 1997.
165. Соловьев В. Стихотворения. Эстетика. Литературная критика. М., 1990.
166. Сорокин С. А. Заветы Достоевского // О Достоевском: Творчество Достоевского в русской мысли 1881-1931: Сб. ст. / Сост. В. М. Борисов, А. Б. Рогинский. М., 1990.
167. Степун Ф. Встречи. М., 1998.
168. Строганцева Н. В. «Поэма «Великий инквизитор»: семантическая модель и контур интерпретационного поля // Автореф. дисс.канд. филологич. наук. Краснодар, 2003.
169. Струве П. Б. Пророк русского духовного возрождения // Русские эмигранты о Достоевском. Спб., 1994.
170. Сыроватко JT. В. «Подросток» и подростки // «Достоевскиймо». Калининград, 1995.
171. Сыроватко Л. В. Символика времени в романе «Подросток» // Достоевский и мировая культура. М., 1998. № 10.
172. Тамарченко Н. Д. Теоретическая поэтика: понятия и определения. Хрестоматия. М., 2001.
173. Тимофеев Л. И., Тураев С. В. Словарь литературоведческих терминов. М., 1974.
174. Тихомиров Б. Н. О «христологии» Достоевского // Достоевский. Материалы и исследования. Л., 1994. Вып. 11.
175. Томпсон Д. Э. «Братья Карамазовы» и поэтика памяти / Пер. с англ. СПб., 2000.
176. Топоров В. Н. О структуре романа Достоевского в связи с архаическими схемами мифологического мышления («Преступление и наказание») // Топоров В. Н. Миф. Ритуал. Образ: Исследования в области мифопоэтического. М., 1995.
177. Туган-Барановский М. И. Нравственное мировоззрение Достоевского // О Достоевском: Творчество Достоевского в русской мысли 1881-1931: Сб. ст. / Сост. В. М. Борисов, А. Б. Рогинский. М., 1990.
178. Турбин В. Н. К феноменологии литературных и риторических жанров в творчестве А.П. Чехова. Саранск, 1973.
179. Тынянов Ю. Н. Литературный факт // Тынянов Ю. Н. Поэтика. История литературы. Кино. М., 1977.
180. Туниманов В. А. Достоевский и Некрасов // Достоевский и его время. Л., 1971.
181. Тюпа В. И. Художественная реальность как предмет литературно-критического рассмотрения // Проблемы теории литературной критики. М., 1980.
182. Тюпа В. И. Аналитика художественного. М., 2001.
183. Тюпа В. И. Парадоксы уединенного сознания ключ к русской классической литературе // Парадоксы русской литературы: Сб.ст. / Под ред. В. М. Марковича, В. Шмида. СПб., 2001.
184. Тюпа В. И. Нарратология как аналитика повествовательного дискурса («Архиерей» А. П. Чехова). Тверь, 2001.
185. Тяпугина Н. Ю. Поэтика символа и ее мифологические истоки в творчестве Достоевского: Автореф. дисс. . д-ра. филол. наук. Саратов, 1997.
186. Тяпугина Н. Ю Поэтика Ф. М. Достоевского. Символико-мифологический аспект. Саратов, 1996.
187. Угрехелидзе В. Г. Поэтика социально-криминального романа (Западноевропейский канон и его трансформации в русской литературе XIX века: «Большие надежды» Ч. Диккенса и «Подросток» Ф. М. Достоевского): Автореф. дисс. . канд. филол. наук. М, 2006.
188. Флоровский Г. В. Религиозные темы Достоевского // О Достоевском: Творчество Достоевского в русской мысли 1881-1931: Сб. ст. / Сост.
189. B. М. Борисов, А. Б. Рогинский. М., 1990.
190. Ф. М. Достоевский наш современник / Под ред. Ю. М. Осипова, Е.1. C. Зотовой. М., 2000.
191. Ф. М. Достоевский и Православие. М., 1997.
192. Фридлендер Г. М. Пушкин. Достоевский. «Серебряный век». СПб., 1995.
193. Хализев В. Е. Интерпретация и литературная критика // Проблемы теории литературной критики. М., 1980.
194. Хализев В. Е. К теории литературной критики // Филологические науки. 1977. № 1.
195. Хализев В. Е. Теория литературы. М., 2000.
196. Ханзен-Леве О. Дискурсивные процессы в романе Достоевского «Подросток» // Автор и текст. Спб., 1996. Вып. 2.
197. Хухлаева О. В. Психология подростка. М., 2005.
198. Холодов А. Б. Мифологема судьбы и ее персонификация в романе Достоевского «Подросток» //Язык и культура. Киев, 1997. Т. 4.
199. Цейтлин А. Работа писателя над образом // Лит. творчество. 1946. №1.
200. Цивьян Т. В. О структуре времени и пространства в романе Достоевского «Подросток» // Из работ Московского семиотического круга. М., 1997.
201. Чирков Н. М. О стиле Достоевского. М., 1967.
202. Шанский Н.М. Краткий этимологический словарь русского языка. М., 1971.
203. Шкловский В. «За» и «против». Заметки о Достоевском. М., 1967.
204. Щенников Г. К. Мысльо человеке и структура характера у Достоевского // Достоевский. Материалы и исследования. Т. 2. Л., 1976.
205. Щенников Г. К. Художественное мышление Ф. М. Достоевского. Свердловск, 1978.
206. Эпштейн М. Н. Критика в конфликте с творчеством // Вопр. литературы. 1975. № 2.
207. Эпштейн М., Юкина Е. Образы детства// Новый мир. 1979. № 12.
208. Юнг К. Г. Психология бессознательного. М, 1998.
209. Юрьева О. Ю. Тема семьи и семейного воспитания в "Дневнике писателя" Ф. М. Достоевского // Литертура в школе. 2003. № 8.
210. Якубович И. Д. К характеристике стилизации в «Подростке» // Достоевский. Материалы и исследования. Л., 1978. Вып. 3.