автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.05
диссертация на тему: Роман Владимира Набокова "Bend Sinister"

Текст диссертации на тему "Роман Владимира Набокова "Bend Sinister""

, ^ - . . / >

МОСКОВСКИЙ ПЕДАГОГИЧЕСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ

УНИВЕРСИТЕТ

На правах рукописи

ШЕРГИН Виктор Станиславович

РОМАН ВЛАДИМИРА НАБОКОВА «BEND SINISTER»:

АНАЛИЗ МОТИВОВ

Специальность 10.01.05 - литература народов Европы, Америки и

Австралии

Диссертация на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Научный руководитель: доктор филологических наук, профессор В.А. Луков

Москва 1999

ОГЛАВЛЕНИЕ

ВВЕДЕНИЕ 2 - 29

ГЛАВА 1. Центральный мотив «зловещего изгиба» в романе «Bend Sinister» B.B. Набокова. Мотив «левизны». Мотив «двойственности». Мотив «демонизма» 30 - 81

ГЛАВА 2. Центральный мотив «зловещего изгиба» в романе «Bend Sinister» B.B. Набокова.Мотив «перехода».Геральдический мотив. 82 -135

ГЛАВА 3. Параллельный мотив «любящего сердца» в романе «Bend Sinister» B.B. Набокова. 136 -180

ЗАКЛЮЧЕНИЕ 181 -183

БИБЛИОГРАФИЯ 184 -192

ВВЕДЕНИЕ

Творчество Владимира Владимировича Набокова (1899 - 1976) является объектом изучения литературоведов и критиков с начала 20-х годов нашего столетия. Необыкновенная популярность у эмигрантского читателя пришла к Сирину (Набокову), когда он обратился к большой прозаической форме. Его стихи, опубликованные ранее в различных русскоязычных периодических изданиях, и небольшие рассказы были не столь заметны в общем потоке эмигрантской культуры. Роман «Машенька» (1928) заметно выделил В.В. Набокова среди других эмигрантских писателей. Неожиданным явлением в литературной среде стал выход в свет романа «Защита Лужина» (1930). Произведение было встречено восторженно, и о Набокове заговорили как о самобытном художнике.

«Можно говорить о своеобразном «сиринском буме» в эмигрантской печати»1. О нем писали Ю.И. Айхенвальд в «Руле», М. Осоргин и П.М. Бицилли в «Современных записках», Г.П. Струве в «Возрождении» и «России и славянстве», Г. Иванов, 3. Гиппиус и Ю. К. Терапиано в «Числах», Г. В. Адамович и М.Алданов в «Последних новостях», Л. Д. Червинская и В.В. Вейдле в «Круге

Отзывы критиков противоположных идейных и эстетических ориентаций перекликались, варьируя, и нередко откровенно повторяли друг друга. Исследователи единодушно указывали на «точную образность, энергичность, красочность и предельную экономность использования языковых средств. Одновременно читатели набоковских (сиринских) произведений отмечали острую занимательность и наличие динамично развивающейся интриги. Многие читатели и критики русской европейской эмиграции 20-30-х годов отмечали не только неожиданные стилистические решения молодого Сирина (Набокова) и необычайные трансформации героя-рассказчика (З.Шаховская, Г.Струве), но и широчайшую эрудицию, компетентность не только в филологии и истории, но и в других областях знания (об

1 Дарк О. Загадка Сирина // Набоков, В.В. Собр. соч. в 4-х тт. - М.,1990. - Т. 1 -С.404.

этом, например, говорится в воспоминаниях Н.Берберовой). Возможно, сказалось прекрасное европейское воспитание в семье Рукавишниковых-Набоковых и действительно глубокое классическое образование, полученное в одном из колледжей Кембриджа.

При всей общей положительной оценке сиринского творчества русскоязычного периода исследователи независимо друг от друга чувствовали намеренную обнаженность писательской техники, очевидную комбинаторность в построении Набоковым фабулы своих произведений. Отсюда у многих появлялось «двойственное чувство восхищения и досады, в котором наперебой признавались рецензенты. «Проза для Сирина никогда не является просто средством, она всегда самоцель», - писал литературовед М. Цетлин в «Современных записках» (1933, №51, с.459)2.

«Обвинение в «чистом искусстве» стало главным и - одновременно - отправным для дальнейших упреков и осуждения. В «сиринской» критике настойчиво звучит мотив разрыва с гуманистическими традициями русской литературы. Рецензенты смутно понимали, что в Сирине начинается новая литература на русском языке, с иным отношением к миру и человеку, не укладывающимся в привычный пафос «любви к человеку»...Эстетическое чувство не мирилось с таким странным противоречием: талантливо, но бессодержательно, красочно, но бесцельно»3.

Характерной, и позже многократно цитируемой, была следующая оценка эстетических особенностей книг Набокова: «При тщательном рассмотрении Сирин оказывается по преимуществу художником формы, писательского приема...Сирин сам выставляет их наружу, как фокусник, который поразив зрителя, тут же показывает лабораторию своих чудес»4. Мы считаем, что точка зрения В. Ходасевича, к суждениям которого молодой Сирин (Набоков) прислушивался, верна лишь отчасти: она, возможно, отражает первоначальную читательскую реакцию на прочитанные книги. Статья В. Ходасевича, емкая и красноречивая по содержанию, оказалась слишком доступным и понятным объяснением специфики набоковского

Цит по: Дарк О. Указ. соч. - С.405.

3 Там же. - С.405.

4 Ходасевич В. О Сирине // Ходасевич, В. Колеблемый треножник - М.,1991. -С.460.

феномена. Для многих исследователей набоковского творчества, русских и западноевропейских, она оказалась соблазном в объяснении сложных по своей структуре и идейному содержанию произведений писателя. В некотором смысле статья В. Ходасевича, вышедшая на заре западноевропейской «новой критики», и стала законным оправданием толкования наследия Набокова исключительно с формальной стороны. Точка зрения В.Ходасевича, может быть, принесла вред последующему набоковедению, надолго отсрочив появление в свет беспристрастных и многосторонних форм исследования романов и новелл Набокова. Критики выводили в его произведениях жестокость и склонность к показному натурализму, точной фиксации неприятных человеческих проявлений (например, точка зрения К. Зайцева в «России и славянстве», 1930, 15 ноября). Отказ Набокову в гуманизме, внимании к человеческим чувствам и судьбе перешел в отзывы зарубежных критиков, часть из которых до начала 80-х гг считала, что Набоков «обладает самой поразительной способностью ненавидеть и презирать, какую только можно найти во всей серьезной литературе»5.

Русская эмигрантская критика перестает своевременно и объективно освещать вновь вышедшие набоковские книги в начале 40-х гг. в силу объективных причин: начавшейся Второй Мировой войны и общего спада культурной активности русской диаспоры в Западной Европе. На некоторое время Набоков теряет своего постоянного читателя из-за вынужденной эмиграции в Соединенные Штаты Америки, перехода на английский язык в своих новых произведениях и заметной утраты многих своих адресатов по переписке и издательской деятельности.

Из достаточно интересной мемуаристики Н. Н.Берберовой («Курсив мой», 1960-1966) и З.А.Шаховской («В поисках Набокова», 1979) видно, что Набоков не нашел большого интереса к своим книгам среди западноевропейских издателей -«ни одна из них не стала бестселлером...Вряд ли окупились во Франции издательские расходы...Казалось, Сирин, с его западной культурой и его оригинальностью, с его замысловатостью, должен был себе тут <в Западной Европе - доп. мое-В.Ш.> найти читателей...Может быть, здесь сыграло роль то, что, если Бунин для западных читателей был слишком русским, Сирин был, или казался им, слишком

5 Joyce С.О. A Personal View of Nabokov // Saturday Rewiew of the Arts, 1973, January, 6, p.37 (Цит по: Дарк, О. Указ. соч.- С.407).

западным писателем» (З.А. Шаховская)6. В этих словах, как нам представляется, писательница неосознанно определила не только национальную (или наднациональную) принадлежность набоковского творчества, но и отметила будущее набо-ковских книг.

Возможно, первоначальное невнимание западноевропейского читателя к романам Набокова объяснялось не столько привычной «созданностью» его стиля и одновременно кажущейся неопределенностью идейного содержания, но неготовностью и незрелостью западного читателя к восприятию произведений такого рода. На наш взгляд, творчество Набокова в 30-40-е гг представляло собой постепенный переход от модернистской и символистской традиции рубежа XIX - XX веков к литературе 40-80-х гг. текущего столетия, тяготеющей к постмодернистскому осмыслению мира. Постмодернистская культура, в рамки которой, возможно, отчасти входят и набоковские романы, придерживалась идеи всеобщей интертекстуальности, ввода в свой арсенал художественных и изобразительных средств предшествующих эпох различных национальных культурных ареалов. Такой подход позволял одновременно приравнивать по своему значению все культурные пласты прошлого и настоящего. Культура рассматривалась как всеобщий культурный феномен или единый текст7. Уже в то время о важности сопоставления созданного художником с предшествующими творениями различных эпох писал Т. С. Элиот: «Произведение хорошо, поскольку оно является добротной археологической реконструкцией...Когда создано новое художественное произведение, это событие единовременно затрагивает все произведения, которые ему предшествовали»8 . Как и Набоков, Т.С. Элиот утверждал, что открытые эмоции и непосредственные человеческие чувства не должны отражаться в литературе: «Поэзия - это не простор для эмоции, и это не выражение личного, а бегство от личного»9.

6 Шаховская 3. В поисках Набокова. - М., 1991. - С.27 - 28.

7 Мысль о предельном воплощении мира в тексте, или о тексте (букве) как основе и первопричине мироустройства, высказывалась еще в XIX веке С. Малларме. Его выражение «все в мире существует для того, чтобы завершиться некоей книгой» (Цит по: Малларме. Книга, орудие духа // Поэзия французского символизма. Лотреамон. Песни Мальдорора. - М.,1993 - С.427 (пер.Н. Мавлевич)) стало для него программным.

8 Элиот Т.С. Традиция и индивидуальный талант // Томас Стернз Элиот: Назначение поэзии. - М.,1996 - С. 157, 159 (пер.А.М. Зверева).

9 Там же.- С. 166.

Однако несмотря на многочисленные декларации независимости от эмоций, Набоков, на наш взгляд, все же проявлял сочувствие своим персонажам.

Интуитивное ощущение этой особенности творчества Набокова позволило H.H. Берберовой утверждать, что «Набоков - единственный из русских авторов,...принадлежащий всему западному миру (или миру вообще), не в России только. Принадлежность к одной определенной национальности или к одному определенному языку для таких, как он, в сущности, не играет большой роли: уже лет 70 тому назад началось совершенно новое положение в культурном мире -Стриндберг (в «Исповеди»), Уайльд (в «Саломее»), Конрад или Сантана иногда или всегда, писали не на своем языке. Язык для Кафки, Джойса, Ионеско, Беккета, Хорхе Борхеса и Набокова перестал быть тем, чем он был в узконациональном смысле 80 или 100 лет тому назад. И языковые эффекты и национальная психология в наше время, как для автора, так и для читателя, не поддержанные ничем другим, перестали быть необходимостью»10. Можно полностью согласиться с точкой зрения H.H. Берберовой.

Восхищение (или недоумение) набоковским стилем, но вместе с тем и общее недопонимание его книг бывшими соотечественниками, а также первоначальная незамеченность западноевропейским читателем, могут напоминать временное забвение «темного» и «непонятного» творчества Лотреамона (И.Л. Дюкасса, 1846 - 1871). Так же, как и к Набокову, слава и мировое признание пришли к Лотреа-мону почти через 40 лет после опубликования первого произведения (глав поэмы «Песни Мальдорора», 1869): французские сюрреалисты увидели в нем своего предшественника.

Так же как и Лотреамон, Набоков использовал (или обыгрывал в форме необычной стилистической травестии) в своих произведениях стереотипы массовой культуры11 и образцы европейской классической литературы. Оба этих писателя, как и Д. Джойс (1882 - 1941), разработали особую литературную формулу, которая «представляет собой структуру повествовательных или драматургических

10 Берберова H.H. Курсив мой. - М.,1996 - С.372.

11 Об этом см. дисс....кандидата филологических наук Мельникова Н.Г. «Жанрово-тематические каноны массовой литературы в творчестве В.В. Набокова» (М.,1998). См. также статью A.B. Ващенко в сборнике «Лики массовой литературы в США» (М., 1991).

конвенций, использованных в очень большом числе произведений, синтез ряда культурных специфических штампов и более универсальных повествовательных форм или архетипов»12.

По всей видимости, общей неготовностью европейского читателя принять новые литературные «технологии», ставшие позже общепринятой тенденцией и нормой, можно объяснить чуждость набоковских новелл и романов 30 - 40-х гг. Следует отметить, что именно после выхода в свет романа Набокова «Лолита» (1955), опиравшегося во многом на каноны массовой культуры и подорвавшего мнимую авторитетность и незыблемость обывательского конформизма, автор получает мировую известность и относительную материальную независимость. Он перестает быть аутсайдером в западноевропейском литературном процессе, а в Советском Союзе, несмотря на официальный остракизм, но благодаря самиздату, получает постоянное внимание русского читателя.

Одновременно с неослабевающим интересом к набоковскому творчеству на Западе и в России, наличием уже достаточно скрупулезных и взвешенных исследований, время от времени в печати появляются отрицательные оценки его влияния на развитие литературного процесса. Например, российский литературовед П.Басинский, сопоставляя творчество современных русских писателей и, похожих друг на друга, по его мнению, в своих творческих исканиях В.В. Розанова и В.В. Набокова, считает, что «Розанов и Набоков, два В.В., два змия, два гада, два демона, два искусителя...сыграли с русской литературой недобрую шутку....Это подмена собственно творчества проблемой творчества. И Розанов и Набоков создали не свои литературы, но проблемы «своих литератур»: не столько феномены, сколько ноумены. И кто виноват, что сделали они это столь выразительно и красиво, что некто обманулся и спутал запрещающие дорожные знаки с красочными рекламными щитами. <Набоков - доп. мое - В.Ш.> забыл сказать главное: что его художественная система больна глубоким именно эстетическим пороком, что как писатель он именно эстетически несвободен»,3.Можно согласиться лишь с тем,

12 Cawelty J.G. Adventure, Mystery and Romance: Formula Stories as Art and Popular Culture. Chicago & London, 1976. P.5,6).

13 Басинский П. Адъютанты их превосходительств: Новейшая литература в контексте Розанова и Набокова // Литературная газета - М., от 15.12.1993 - №50- С.4.

что Набоков, придерживавшийся однажды выбранного им творческого метода14 (который условно можно назвать «магическим реализмом»15), в целом оказался действительно эстетически зависимым. Но назвать «порочной» такую эстетическую систему, по закономерностям которой творил Набоков, нельзя. Речь может идти об объективных особенностях мирового литературного развития, к которому, несомненно, были причастны набоковские произведения. Возможно, П. Ба-синский предлагал в своей статье если не самоизоляцию литературного развития в России, то «гордую» автономию такого процесса без учета контекста жизни современного общества и уровня достижений современной науки и культуры, безусловно влияющих на сознание человека.

Как видно, основные тенденции и формы характеристик набоковских произведений берут свое начало в русской эмигрантской критике. На наш взгляд, большинство оценок творчества Набокова в 20-40-х гг. страдало излишней эмоциональностью и отсутствием объективности в анализе его текстов («личная» заинтересованность современников, творческая конкуренция).

Беспристрастность и некоторая объективность оказались присущи американской критике. Американские исследователи и европейские литературоведы 70-80 гг. во многих случаях уже провели тщательный текстуальный анализ набоковских работ. Появились не только обширные и обстоятельные биографии писателя (Э. Филд и Б. Бойд), скрупулезные академические исследования (например, докторская диссертация Тамми Пекка,198516), но и интересные сборники статей (напри-

1 "7 112

мер, под редакцией П. Куэннела, 1979 ; Ч. Николя, 1982 ). Периодически публикуются отдельные статьи и монографии на локальные темы (например, исследо-

14 Общие положения о путях исследования связи эстетических и мировоззренческих установок писателя с творческим методом, которого он придерживается, см. в сборнике «Эстетические позиции и творческий метод писателя» под ред. Н.П. Михальской (М..1973).

15 Другое выражение - «поэтизация действительности, волшебство обыденности» (Мулярчик А. Феномен Набокова: Свет и тени // Литературная газета - М.,1987 от 20 мая - №21 - С.5).

16 Tammi Pekka. Problems of Nabokov's Poetics: A Narratological Analysis. - Helsinki -1985.

17 Quennel P. Vladimir Nabokov: A tribute: his life, his work, his world - London: Weidenfeld & Nicolson, 1979.

18 Rivers J. E., Nicol C. eds. Nabokov's Fifth Arc: Nabokov and Others on His Life's Work. - Austin: Univ. of Texas Press. - 1982.

вания, посвященные поиску возможных аллюзий в набоковских романах, или представляющие интересный сопоставительный анализ: статья С.Ф. Шеффер, 198419)20. Порой из-за слабой осведомленности западных исследователей в вопросах русской истории и особенност