автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.02
диссертация на тему: Самосознание средневековой Руси

Текст диссертации на тему "Самосознание средневековой Руси"

МИНИСТЕРСТВО ОБЩЕГО И ПРОФЕССИОНАЛЬНОГО ОБРАЗОВАНИЯ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

РОССИЙСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ГУМАНИТАРНЫЙ

УНИВЕРСИТЕТ

На правах рукописи

ЮРГАНОВ АНДРЕЙ ЛЬВОВИЧ

I

САМОСОЗНАНИЕ СРЕДНЕВЕКОВОЙ РУСИ:

КАТЕГОРИИ КУЛЬТУРЫ

Г

л

I' Президиум ВРА£$Ф2р©т^ественна^история

I (решении«О

| прису;м1А ученую степень Ди.К : ■

Ц К

;ептация нас—----------------—

¿-¿гчальнНк упр^влен

т.т. / а ^^иссе^тация нароискание ученой степени доктора исторических наук

.....„.]

Москва 1999

ОГЛАВЛЕНИЕ

Введение: постановка проблемы, историография, источники 3-57

Глава первая. Вера христианская и Правда.............................................58-152

Глава вторая. «Благословить» или «пожаловать» ? (Власть и собственность

в средневековой Руси)........................................................................153-270

Глава третья. Бог и раб Божий, государь и холоп: «самовластие» средневекового человека.................................................................................271-381

Глава четвертая. Страшный суд: время и место.

Часть I. 1492 год: бремя ожиданий.........................................................382-441

I

Часть П. Опричнина...........................................................................442-506

Часть Ш. «День Господень» или смерть ?................................................507-536

Заключение....................................................................................539-544

Источники и литература....................................................................545-597

Список сокращений..........................................................................598-602

ВВЕДЕНИЕ: постановка проблемы, историография, источники 1. Постановка проблемы. Историография.

Основная проблема, на решение которой нацелена настоящая диссертация, заключается в том, что при помощи анализа категориальных основ средневековой культуры проводится реконструкция русского средневекового самосознания. Глубоко понять средневековье, как этап существования человека и общества, относящийся по мнению большинства историков (и мы с этим согласны) ко времени Х1У-ХУП вв., можно, изучив взаимосвязь культуры и общественного самосознания данной эпохи.

В рамках такой постановки проблемы важным оказывается рассмотрение основных

1

историографических подходов в исследовании, как средневековой культуры в целом, так и взаимосвязи ее с общественным сознанием.

Крупнейшим достижением дореволюционной исторической науки можно по праву считать «Очерки по истории русской культуры» П. Н. Милюкова. В них нашли отражение наиболее значимые идеи науки и наиболее острые дискуссионные вопросы исторической гносеологии. Ученый обратил внимание на то, что в недавнем прошлом «личная история вождей, их деяния и судьба, их взаимные отношения -.,. главное содержание исторического рассказа», а идеальная цель историка - «изобразить приключения «вождей с возможно большей живостью и драматичностью, в возможно более совершенной художественной форме»1. В самом деле - «ни сил, ни знаний человеческих не хватило бы, чтобы изобразить «всех рядовых бойцов» в истории человечества». Подход этот, внешне логичный, был, отвергнут наукой конца XIX - начала XX века. «Новое направление» стало утверждать мысль, что истинный предмет истории - не биографии «вождей», а «именно

жизнь народной массы»2. П.Н. Милюков показал, как «в короткое время» это новое направление захватило умы историков: история без собственных имен, без событий, без сражений и войн, без дипломатических хитростей и мирных трактатов, - такая история будет несравнимо достовернее, и ее можно будет изучать «точным научным методом: методом наблюдения массовых явлений, т.е. статистическим... История перестанет быть предметом простой любознательности, пестрым сборником «дней прошедших анекдотов»,

- и сделается предметом, способным возбудить научный интерес и принести практическую пользу».

Ученый впервые в истории исторической науки объяснил причины возникновения проблемы синтеза в исследованиях по русской культуре. История «событий» отошла на второй план перед историй «быта»: «изучение внешней истории (или, так называемой, прагматической, политической) должно было уступить место изучению внутренней (бытовой или культурной)»*. П.Н. Милюков обратил внимание на то, что большинство историков нового направления находило почву для согласия лишь в самых общих позициях, тогда как вопрос о содержании культурной истории (цели ее) порождал «величайшее разногласие»: «Одни готовы считать главным предметом культурной истории

- развитие государства, другие - развитие социальных отношений, третьи - экономическое развитие». Помимо того, для одних «культурная история» - это история духа, для других -материальности. П.Н. Милюков самоопределился в том, что признал несущественной борьбу терминов и призвал остановиться на «широком смысле» - «культурная история» включает в себя и экономическую, и социальную, и государственную, и умственную, и нравственную, и религиозную, и эстетическую стороны.

Милюков считал, что более «простые явления» следует отличать от «более сложных». Принципиальным можно считать следующее положение историка: «Если где-нибудь можно различать простое и сложное, то это не в разных сторонах (здесь и далее в цитате

курсив П.Н. Милюкова - А.Ю.) человеческой природы, а в различных ступенях ее развития. В этом последнем смысле развитие каждой стороны исторической жизни начинается с простого и кончается сложным. Чем мы ближе к началу процесса, тем элементарнее проявления различных сторон жизни, - материальной и духовной, - и тем теснее эти стороны связаны друг с другом»4.

Следует признать, что к самой проблеме синтеза историко-культурного материала историк относился весьма неоднозначно, склоняясь больше к необходимости «анатомии» исторического процесса различными путями, нежели к осмыслению его. Во всяком случае, Милюков определил три основные области познавательной деятельности. Он отделял труд историка, занимающегося выявлением причин исторических явлений и закономерностей общественного развития, от «политического искусства», которому и приписывал поиск «смысла» в истории. «Первый ищет в истории только причинной связи явлений; второй добивается их «смысла». И если первый никоим образом не может признать историческое явление беспричинным, то второй, в огромном большинстве случаев, должен будет признать это самое явление - бессмысленным. Там, где первый ограничится спокойным наблюдением фактов и удовлетворится открытием их внутреннего отношения, - там второй постарается вмешаться в ход событий и установит между ними то отношение, какое ему желательно. Одним словом, первый поставит своею целью изучение, второй - творчество, один откроет законы исторической науки, а другой установит правила политического искусства»5.

Помимо двух указанных областей, Милюков специально выделял также и сферу «философии истории», относясь, впрочем, к ней весьма скептически. «Философия - это тот паровой котел, в котором всевозможные иррациональные обрезки человеческого духа. претворяются в однородную и бесцветную массу высшего синтеза, готовую принять в умелых руках какую угодно форму»6. При этом он признавал успехи «философии

истории», представители которой - как он считал - проникаются «общим научным духом», отказываясь «от понятия о высшей воле, руководящей развитием человечества... Все, чего они, в конце концов, хотят, - это признания той степени целесообразности, которую вкладывает в историю сам человек, как деятель исторического процесса. Область истории, говорят они, есть область человеческих поступков; а деятельность человеческой воли, несомненно, целесообразна. Цель, существующая в человеческом сознании, - это та же причина его поступка»7. С этим утверждением Милюков как будто и не спорил, но все же отмечал: «...если бы все философы держались такой аргументации, философия истории прекратила бы свое существование и заменилась бы научной теорией развития воли в социальном процессе»8. Существенным было, он считал, расхождение в другом - в понимании первопричинности самого механизма исторического процесса. Милюков фактически отрицал самосмысленность тех обществ, которые не достигли «высших ступеней» социального развития. У Милюкова взгляд на русскую «культурную традицию» был скептическим. Он отрицал в ней самозначимость: «... во всяком развитом обществе существует сознательная человеческая деятельность, стремящаяся целесообразно воспользоваться естественной эволюцией и согласовав ее с известными человеческими идеалами. Для достижения этих целей надо, прежде всего, выработать и распространить эти идеалы и затем воспитать волю. Если подобная работа совершается в одном и том же направлении в течение целого ряда поколений, в таком случае в результате получится действительная культурная традиция - единство общественного воспитания в известном определенном направлении. У нас, действительно, такой традиции нет, и при том по двум причинам Во-первых, у нас слишком недавно началось какое бы то ни было сознательное общественное воспитание, во-вторых, наши идеалы за этот небольшой промежуток сознательного общественного воспитания слишком быстро и решительно менялись. То и другое совершенно естественно и необходимо вытекает из общего хода нашей

исторической жизни: стихийная, бессознательная в течение многих веков и потом быстро, лихорадочно двинувшаяся вперед века два тому назад, она должна была привести к разрыву со старой традицией, а для создания новой традиции условия русской духовной культуры сложились слишком неблагоприятно»9. Из этих теоретических посылок вытекала позиция Милюкова в отношении к русской средневековой культурной традиции: «Эта старая допетровская традиция действительно сложилась прочно и крепко: тут нет ничего удивительного, так как слагала ее не сознательная деятельность общественного воспитания, а сама жизнь с ее потребностями»10.

Заслуга П.Н. Милюкова состоит в том, что он впервые в исторической науке практически воплотил идею, что «культурная история» - это вся «внутренняя» жизнь социума. Однако здесь же обнаружилась неразрешимость основного вопроса «культурной истории», в чем честно и признался историк. «Какая, или какие из перечисленных сторон общественной жизни должны считаться главными... и какие - вторичными или производными, - этот вопрос остается открытым». Возможно, именно поэтому Милюков не смог признать в допетровской Руси право на самосознание. Метод ученого, заметим также, изначально был ориентирован на социологию развития, на вскрытие причин исторических явлений и общественных закономерностей. Осмысление «культурной истории» отторгалось им, как нечто чуждое исторической науке.

Итак, мы видим, что в наиболее масштабном и значимом для дореволюционной историографии труде по русской культуре период средневековья определялся как «бессознательный», лишенный самоосмысленности и направленности целеполагания средневековых людей.

В советской историографии проблема синтеза «культурной истории» осознавалась как одна из самых сложных и трудно решаемых. В 60-х годах предпринимались попытки теоретически обосновать возможные пути синтетических построений11. Так, на

s

Всесоюзном совещании историков в 1962 г. академик Б.Н. Пономарев говорил, что «нам нужны труды по истории культуры, в которых развитие всех ее составных частей рассматривалось бы в совокупности и взаимосвязи». Через два года на страницах журнала «Вопросы истории» появилась статья A.B. Фадеева, в которой прямо утверждалось: «история культуры - отстающий участок нашей исторической науки»12. Причина появления такого тезиса заключалась в том, что доктринальные положения марксизма еще недостаточно - как считалось - задействованы в оформлении единой концепции развития культуры. A.B. Фадеев исходил из следующих принципиальных позиций. Культура - это вся «совокупность материальных и духовных ценностей, созданных трудовой деятельностью людей в процессе овладения силами природы и познания ее закономерностей». Уже понималось, что простой «совокупности» явно недостаточно: вернее сказать, именно как «совокупность» культура уже была представлена видовыми характеристиками. Вопрос в ином: как соединить успехи в архитектуре, письменности, музыке, театре, изобразительном искусстве? Что роднит духовную и материальную сферу жизни человека? A.B. Фадеев утверждал, что исходить надо из положений исторического материализма, согласно которому «общественный быт зависит от способа производства материальных благ». Понимая культуру как общественное явление, определяемое, в конечном счете, условиями материальной жизни общества, A.B. Фадеев делал вывод, что с изменением этих условий и связанного с ними общественного строя неизбежно менялись и культурные ориентиры. В основу синтезного осмысления культуры был положен формационный подход к ее описанию. Помимо этого, на вооружение было взято марксистко-ленинское определение, что во всякой национальной культуре существует «две культуры»: культура господствующего класса и культура широких народных масс. Последний постулат в особенности сковывал всякие попытки подойти к пониманию культуры средневековья как целостной этносистемы. A.B. Фадеев писал: «Ленинское

учение о двух культурах в каждой национальной культуре было направлено против антимарксистской националистической концепции «единого потока», игнорирующей классовый характер культурного развития и присущую ему внутреннюю противоречивость».

Так или иначе, разумеется, в «снятом виде», в советской историографии повторялись те фундаментальные вопросы «культурной истории», над которыми размышлял еще П.Н. Милюков. A.B. Фадеев писал в заключение своей статьи: «Для реализации решений Всесоюзного совещания историков требуется решительная перестройка изучения истории культуры. Необходимо отказаться от персонифицированного подхода к явлениям культурной жизни. Только в этом случае можно добиться синтетического представления о культурно-историческом процессе. Только тогда мы полнее сумеем раскрыть вклад народных масс в культурно-творческую деятельность нации и прочно усвоить идею поступательного движения человечества по пути цивилизации, вытекающую из марксистко-ленинского учения об общественно-экономических формациях»13.

Итак, доктринальное понимание возможных путей синтеза культурно-исторического материала оказывалось основным препятствием в осуществлении самого этого синтеза. Не случайно, известные «Очерки русской культуры» (первые части которых увидели свет в 1970 г.), обобщавшие труды нескольких поколений советских историков, вышли без какой бы то ни было обобщающей статьи. «Отраслевой» принцип описания стал основным в рассмотрении культуры в целом и средневековой в частности.

В работах выдающегося историка академика Д.С. Лихачева о культуре Древней Руси, представляющими собой большое достижение отечественной науки 60-80 гг., можно обнаружить, как доктринальное понимание культуры влияло на рассмотрение ее взаимосвязи с общественным сознанием. Последнее определялось через формационную теорию существования феодализма не только в базисных отношениях, но и в

надстроечных. Ученый, исследуя «первый вполне развитый стиль в изображении человека», отмечал, в книге, что этот стиль «монументального средневекового историзма» тесно связан был с «феодальным устройством общества, с рыцарскими представлениями о чести, правах и долге феодала, о его патриотических обязанностях и т.д. Стиль этот развивается главным образом в летописях, в воинских повестях, в повестях о княжеских преступлениях, но пронизывает собой и другие жанры... Характеристики людей, характеристики людских отношений и идейно-художественный строй летописи составляют неразрывное целое. Они подчиняются одним и тем же принципам феодального миропонимания, обусловлены классовой сущностью мировоззрения летописца... Человек был в центре внимания искусства феодализма, но человек не сам себе, а в качестве представителя определенной среды, определенной ступени в лестнице феодальных отношений. Каждое действующее лицо летописи изображается только как представителя определенной социальной категории. Князь оценивается по его «княжеским» качествам, монах - «монашеским», горожанин - как подданный или вассал... Сравнительно с общинно патриархальной формацией феодализм представлял большие возможности для развития личности, но эти возможности открывались по преимуществу для представителей феодального класса. Согласно представлениям феодализма, история движется отдельными личностями из среды феодалов: князьями, боярами, духовенством, и это наложило свой отпечаток на образы людей в литературе...»14. Как видно, самосознание русского средневекового общества прочно связывается с марксисткой схемой развития человечества. В результате конкрет�