автореферат диссертации по искусствоведению, специальность ВАК РФ 17.00.02
диссертация на тему: Северокавказское вокальное многоголосие

Полный текст автореферата диссертации по теме "Северокавказское вокальное многоголосие"

На правах рукописи и и/«бс £0.4

ВИШНЕВСКАЯ Лилия Алексеевна

СЕВЕРОКАВКАЗСКОЕ ВОКАЛЬНОЕ МНОГОГОЛОСИЕ. ТИПОЛОГИЯ ПЕВ ЧЕСКИХ МОДЕЛЕЙ

Специальность 17.00.02 - Музыкальное искусство

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени доктора искусствоведения

Саратов 2012

Работа выполнена на кафедре теории музыки и композиции Саратовской государственной консерватории (академии) имени Л.В. Собинова

Научный консультант: доктор искусствоведения, профессор

Сорокина Елена Геннадиевна

Официальные оппоненты: доктор искусствоведения, профессор

Галицкая Саволина Паисиевна

доктор искусствоведения, профессор Соколова Алла Николаевна

доктор искусствоведения, профессор Трембовельскнй Евгений Борисович

Ведущая организация: Санкт-Петербургская государственная

консерватория имени H.A. Римского-Корсакова

Защита состоится 21 марта 2012 г. в 14.00. на заседании объединенного диссертационного совета ДМ 210.032.01 при Саратовской государственной консерватории (академии) имени Л.В. Собинова по адресу: 410012, Саратов, пр. Кирова, 1.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Саратовской государственной консерватории (академии) имени Л.В.Собинова.

Автореферат разослан 15 февраля 2012 г.

Учёный секретарь диссертационного совета, ^ / ^

кандидат искусствоведения, доцент ОУ'у^р А.Г.Труханова

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Северокавказское вокальное многоголосие представляет этнически множественное выражение исторической, этнографической, территориальной, социокультурной, фольклорной и слуховой общности, ярко проявившейся в традиционных песнопениях абазин, абхазов и адыгов, балкарцев, карачаевцев и осетин, аварцев и кумыков, ингушей и чеченцев. Этим объясняется правомочность изучения северокавказского многоголосия на примере нескольких традиций, позволяющих охватить разнообразие его форм и освещающих вокальную полифонию в качестве исторического артефакта музыкальной культуры северокавказского региона.

Исследование осуществлено на основе вокальных традиций кавказоязыч-ных адыгов и тюркоязычных балкарцев и карачаевцев - народов, составивших две суперэтнические группы и компактно проживающих на территории нескольких республик Северного Кавказа (Адыгея, Кабардино-Балкария, Карачаево-Черкесия). Несмотря на языковые различия, культура этих народов функционирует как историческая и региональная целостность, сложившаяся на базе субстратов местной северокавказской культуры, а также на основе многих сходных институтов и традиций, в том числе древней традиции вокального музицирования.

Обращение к песенному многоголосию адыгов, балкарцев и карачаевцев объясняется высокой степенью эмпирически-собирательной изученности песнопений этих народов на протяжении последнего столетия, возможностью осуществить научное обобщение типологических признаков северокавказского вокального многоголосия на примере разноязычных традиций. Накопление данных по вокальным традициям других народов может дать, в будущем, расширение музыкальной базы в изучении проблем кавказского многоголосия.

Настоящая диссертация представляет музыковедческое теоретическое исследование северокавказского вокального многоголосия как ранней формы полифонии, возникшей и сохранённой в определённых исторических, природно-географических и культурных условиях.

Актуальность исследования. Северный Кавказ как уникальный геополитический регион, испытавший тяготы не одной войны, бедствия и страдания, продолжает оставаться одним из самых социально-напряжённых регионов России. В этой связи, острую актуальность приобретает восстановление утраченного культурного потенциала, особенно значимого для многонациональных республик. Важным звеном в восстановлении связи времён выступает музыкальная культура и в частности вокальная традиция. В силу ряда причин политического, географического, фольклорного, исполнительского и исследовательского характера, северокавказская вокальная традиция долго оставалась «закрытой» и образ вокальной музыки оценивался по образцам некоторых закавказских традиций (прежде всего грузинской). Системно-типологическое изучение северокавказского вокального многоголосия даёт возможность переосмысления сложившихся стереотипов по отношению к кавказской музыкальной культуре, раскрывающейся красочным богатством разных традиционных стилей.

Актуальность исследования определена научными, образовательными, исполнительскими и социальными потребностями изучения традиционной музыкальной культуры региона и связана с отсутствием трудов, посвященных теоретическим проблемам северокавказской вокальной полифонии. Имеющиеся работы замыкаются, как правило, на вопросах многоголосия внутри одной этнотрадиции. Такой подход затрудняет вхождение в целостную систему функционирования полифонии бурдонного типа, объединяющей вокальные традиции многих кавказских народов.

Отмечаемые музыкально-стилевые параллели многоголосных песнопений абхазов, адыгов, балкарцев, восточных грузин, карачаевцев и осетин (В. Абаев, Б. Ашхотов, Т. Блаева, Б. Галаев, Е. Гиппиус, А. Рахаев, К. Цхурбаева) не нашли, на наш взгляд, должного научного обоснования причин и механизмов их возникновения. Тем более не изучены отличия, обнаруживаемые при безусловном типологическом сходстве этнических и субэтнических вариантов кавказского многоголосия. Системно-типологическое исследование закономерностей вокальной полифонии адыгов, балкарцев и карачаевцев направлено на выявление объективно-

глубинных истоков музыкально-стилевого родства традиционных песнопений разноязычных кавказских народов.

На примере северокавказского вокального многоголосия, в работе выдвигается гипотеза о существовании единых алгоритмов процесса зарождения и эволюции музыкального многоголосия. В этой связи научную актуальность приобретает обоснование и построение северокавказской певческой модели, способной дать те методы и инструмент исследования, с помощью которых станет возможным изучение типологически родственных и этнически особенных свойств вокального многоголосия.

Актуальность подобной модели объясняется её востребованностью: а) в образовательной программе, ориентированной на точные категории в различных областях знания и обращённой к универсальным понятиям северокавказского вокального многоголосия; б) в исполнительстве, направленном на слуховое распознавание и практическое усвоение этномаркирующих характеристик многоголосия; в) в процессах социальной адаптации и этноидентифи-кации на современном этапе жизни разных северокавказских народов.

Актуальность исследования обусловлена также неразработанностью, в отечественном музыкознании, теоретических проблем бурдонной полифонии, представляющей одну из архаических и универсальных форм многоголосия (В. Виноградов, И. Жордания, Е. Трембовельский, М. Шнайдер); принадлежащей, a priori, музыкальной культуре всего человечества (Ю.Евдокимова); занявшей безусловное лидерство в кавказском вокальном многоголосии. Вопросы композиционной и полифонической типологии северокавказского бурдонного многоголосия актуализируют апелляцию к терминам и понятиям, сформулированным в античной и средневековой теории музыки. Термины и понятия бурдон, антифон, респонсорий, диафония, органум, cantus firmus, монофония, монодия, полифония, контрапункт и гармония наиболее адекватно объясняют полифоническую специфику северокавказского бурдонного многоголосия и структурный универсализм северокавказской певческой модели.

Обращение к северокавказскому вокальному многоголосию как ранней форме музыкального искусства приобретает актуальность в связи с тем интересом к архаике, который характеризует современное музыкознание и композиторскую практику. Актуальной для изучения выступает и сама специфика сложившихся стереотипов традиционной северокавказской культуры, органичной частью которой стала вокальная музыка.

Степень изученности проблемы. Северокавказское вокальное многоголосие до настоящего времени не было объектом специального теоретического изучения и типологического обобщения на уровне системного явления в истории мировой музыкальной культуры. В то же время, в трудах отечественных исследователей создана солидная научная база изучения традиционной вокальной и инструментальной музыки разных северокавказских народов, имеется ряд докторских и кандидатских диссертаций, множество книг и статей. Вопросы истории и этногенеза, жанровой классификации и музыкально-поэтической специфики, мелоди-ко-ритмической и фактурной организации традиционных песнопений абхазов, аварцев, адыгов, балкарцев, карачаевцев, кумыков и осетин рассматриваются в работах В. Абаева, Э. Адцеевой, М. Анзароковой, Б. Ашхотова, Т. Блаевой, Б. Галаева, Е. Гиппиуса, М. Гнесина, А. Гутова, А. Даурова, 3. Налоева, А. Кабисовой, Л. Канчавели, А. Кешева, Г. Концевича, X. Малкондуева, Р. Ортабаевой, А. Рахаева, Д. Рогаль-Левицкого, Г. Самоговой, А. Соколовой, С. Танеева, Р. Унароковой, Ф. Урусбиевой, М. Хашба, К. Цхурбаевой, И. Шамба, Т. Шейблер, Ш. Шу, Б. Шэудасен, М. Якубова и мн. др.

В кругу работ, посвящённых северокавказскому вокальному многоголосию, выделим труды Б. Ашхотова (адыги) и А. Рахаева (балкарцы и карачаевцы). Характеризуя адыгское народное многоголосие, Б. Ашхотов опирается на исторический и жанровый принципы его процессуально-эволюционного преобразования и по фактурным признакам выделяет антифонное, гетерофон-ное, стреттное, бурдонное и контрастное песенное двухголосие. Собственно бурдонный тип многоголосия определяется, с одной стороны, в качестве фактурной версии народного многоголосия адыгов, а с другой - идеалом музы-

капьной ментальное™ народа. Отмечая некоторые особенные черты абхазского, балкарского и карачаевского, восточно-грузинского (Картли и Кахети), северо- и южноосетинского бурдонного многоголосия, исследователь одновременно констатирует сходство бурдонного песенного стиля разных кавказских народов.

В контексте проблем диссертационного исследования особого внимания заслуживает мысль Б. Ашхотова об автохтонном происхождении и распространении бурдонного пения адыгов, давшего «общедоступный и общепонятный язык»1 коллективного музыкального творчества в кавказском регионе. На основе ансамблевой партии ежъу (жьыу), вербально-ассонантные формулы которой восходят к адыгской лексике, исследователь выдвигает предположение

0 возникновении бурдонной певческой культуры в недрах адыго-абхазской языковой группы. Универсальность ассонантного текста, удобство его ансамблевой вокализации способствовало, по мнению Б. Ашхотова, заимствованию (в том числе терминологическому) этого элемента адыгского многоголосия другими народами, что привело, как утверждает исследователь, к появлению сходства песнопений разных северокавказских и закавказских традиций2.

В классификации песенного многоголосия балкарцев и карачаевцев А. Рахаев выделяет многоголосно-унисонный (с элементами гетерофонии), антифонный и сольно-групповой (в стреттном наложении голосовых партий) типы вокальной полифонии. Последний вид многоголосия связывается исследователем с традицией исполнительства, «в силу пока ещё не до конца выясненных причин» доминирующей в северокавказском регионе и свойственной песням, начиная от нартских (эпических) и заканчивая любовной лирикой современности3. Фактурные особенности сольно-групповых песен балкарцев и карачаевцев А. Рахаев находит в «педальном» выражении ансамблевого сопровож-

1 Ашхотов Б.Г. Адыгское народное многоголосие. Диссертация на соискание учёной степени доктора искусствоведения. - М., 2005. - С. 3.

2 Ашхотов Б.Г. Адыгское народное многоголосие: автореф. дисс. докт. иск. - М, 2005. -С. 29.

3 Рахаев А.И. Традиционный музыкальный фольклор Балкарии и Карачая. - Нальчик: ЭльФа, 2002.-С. 111.

дения эжиу (эжыу); в сочетании развёрнутой мелодии солиста и мелодически менее развитого группового сопровождения, широко распространённого в северокавказском вокальном многоголосии: «подобная традиция, со своими национальными чертами и отличиями, бытует у адыгов, осетин, вайнахов, ряда закавказских народов»4.

В исследовании балкарских и карачаевских форм вокального многоголосия примечательно избегание понятия «бурдон», которое, в отличие от А. Рахаева, выделяет Б. Ашхотов в классификации адыгских форм вокальной полифонии. Это не случайно и связано с различной этнической трактовкой бурдона: типологически многоликой и «самостоятельной мелодической единицы» (Б. Ашхотов) в многоголосии адыгов; типологически единородного «педально»-звукового фона (А. Рахаев) в многоголосии балкарцев и карачаевцев. Единая природа и широкое бытование бурдона подобного типа в инструментальной и вокальной музыке тюрков осознаётся традицией, не требующей выделения в качестве особой формы многоголосия, что и наблюдается в классификации А. Рахаева.

Экскурс в наиболее фундаментальные работы по северокавказскому вокальному многоголосию позволяет сделать следующие выводы: 1) высокой степенью изученности отличается многоголосие адыгов, балкарцев и карачаевцев; 2) на примере традиционных песнопений определена структурная общность многоголосия разноязычных северокавказских народов; 3) введены некоторые терминологические обозначения фактурной индивидуальности многоголосия (понятие антифона); 4) охарактеризованы варианты фактурного сопряжения голосовых партий; 5) отмечена этноинтегрирующая специфика вербального элемента басовой партии, получившей самоназвание жъыу-ежъу в традиции адыгов и эжиу-эжыу в традиции балкарцев и карачаевцев; 6) обозначена точка зрения на бурдон как «педальный» компонент многоголосия; 7) предпринята попытка установления причин появления общерегионального певческого стиля,

4 Рахаев А.И. Народно-песенное искусство Балкарии и Карачая. Диссертация в виде научного доклада на соискание ученой степени доктора искусствоведения. - СПб, 1996. - С. 41-42.

которые связываются с заимствованием адыгской традиции (Б. Ашхотов) или остаются «под вопросом» (А. Рахаев).

Анализ трудов, посвященных многоголосным песнопениям разноязычных северокавказских народов, вскрывает множество нерешённых исторических и теоретических вопросов полифонии бурдонного типа, ставшей символом северокавказской вокальной традиции. Этим обусловлен объекг диссертационного исследования - северокавказское вокальное многоголосие как артефакт музыкальной культуры полиэтнического региона.

Предметом исследования выступила северокавказская певческая модель, сложившаяся на основе бурдонного диалекта многоголосия. Стереотип архаичного «бурдонного образа мира» способствовал созданию сходных исполнительских установок в певческой традиции северокавказских народов; обусловил появление типологических признаков музыкально-языковой общности этнических певческих моделей, сформировавшихся на базе феномена единой певческой модели.

Целью исследования становится обоснование онтологических, семантических, синтаксических, композиционно-драматургических, формообразующих и полифонических закономерностей северокавказской певческой модели - гетерогенного культурного феномена, обращённого к общим архаичным корням происхождения и вместившего, на морфологическом уровне, принципы музыкального мышления разных цивилизаций. В соответствии с поставленной целью определяются и основные задачи диссертации:

• Характеристика исторических, природно-акустических и социокультурных предпосылок северокавказского вокального многоголосия.

• Онтологическое обоснование фактурных стереотипов многоголосия на основе типологии бурдонного компонента.

• Оценка выразительных и содержательных качеств, стабильных и мобильных элементов единой певческой модели как базы для формирования общности северокавказских вокальных традиций.

• Выявление типологических признаков этнических певческих моделей.

Музыкальный материал исследования составили: 1) опубликованные адыгские, балкарские и карачаевские многоголосные и сольные песнопения разных жанров; 2) аудиозапись карачаевских песнопений из архива Р. Ортабаевой (г. Черкесск) в нотации автора диссертации; 3) аудиозапись адыгских песнопений в исполнении фольклорного ансамбля «Жъыу» (г. Майкоп); 4) аудиозапись адыгских, балкарских и карачаевских песнопений из фондов радио республики Карачаево-Черкесия в нотации автора диссертации (50 примеров); 5) собранные (и котированные) автором на территории республики Карачаево-Черкесия (г. Ка-рачаевск и г. Черкесск, Алибердуковский и Хабезский районы) сольные и многоголосные песнопения черкесов (восточных адыгов) и карачаевцев (30 примеров); 6) котированные образцы балкарских и карачаевских песнопений из архива М. Ногайлиева (г. Черкесск); 7) опубликованные абхазские и осетинские многоголосные и сольные песнопения. Всего прослушано и проанализировано более пя-тиста примеров разных жанров и традиций.

Ряд песенных образцов вводится в музыкознание впервые. В процессе отбора песнопений, иллюстрирующих положения диссертации, автор опирался на примеры, котированные на основе аналитического метода расшифровки, дающего высокую степень музыкально-текстологической достоверности. Таковы опубликованные (под ред. Е. Гиппиуса) адыгские и осетинские песнопения; примеры балкарских песнопений в нотации А. Рахаева; песнопения карачаевцев и черкесов, нотированные автором работы.

Методологической базой диссертации выступили историческое, культурологическое, теоретическое, музыковедческое, этномузыковедческое направления и системно-комплексный метод изучения, позволяющие выявить широкий круг контекстных связей в выразительном и содержательном «кодах» северокавказского вокального многоголосия.

Важность исторического подхода в определении типологической общности вокального многоголосия разных северокавказских народов объясняется мульти-культурной спецификой исторического становления региональных художественных традиций. Культурологическое направление исследования раскрывает значе-

ние вокального многоголосия как подсистемы музыкальной и, шире, духовной культуры северокавказских народов; даёт широкое поле возможностей для применения сравнительно-типологического метода изучения и формирует стратный (субстратный, суперстратный) подход в характеристике этнических и субэтнических вариантов бурдонного многоголосия; позволяет выйти за пределы конкретной этнической культуры в раскрытии общечеловеческих особенностей «культурного проявления этничности» (В. Сузукей).

В вопросах культурологического исследования автор опирается на метод изучения в контексте понятия «месторазвитие», сформулированного евразийской культурологической школой (Л. Гумилёв, Н. Марр, В. Побединский, Н. Трубецкой); методы исследования этнических культур в теориях культурной интеграции (Ю. Бромлей, К. Унежев) и автохтонно-миграционного формирования культурных традиций народов Северного Кавказа (Р. Бегрозов, И. Тресков); метод исследования культуры полиэтнических регионов в контексте понятий «художественно-культурная целостность» и «системное единство», сформулированных в трудах 3. Алемединовой (Загаштоковой). На высшем уровне, культурологический аспект изучения северокавказского вокального многоголосия связан с фило-софско-эстетическим методом исследования, затрагивающим «уровень отражения мировоззренческих основ культуры в музыке» (В. Сузукей). Исторический и культурологический подходы стали решающими в изучении внемузыкальных предпосылок северокавказского вокального многоголосия, которым посвящена первая глава диссертации.

Основополагающими выступили теоретическое и музыковедческое направления диссертационного исследования, в рамках которых предпринимается системно-типологическое изучение бурдонной полифонии, обоснование и построение северокавказской певческой модели. Системно-стилевой метод помогает выявить парадигматические (на уровне музыкального мышления) признаки певческой модели. Системно-этнофонический метод (впервые введённый И. Мациевским в органологии и Н. Гиляровой в традиционной вокальной культуре) синхронизирует изучение музыкально-текстологических, испол-

нительских и внемузыкальных характеристик северокавказского вокального многоголосия, позволяет проникнуть в его глубины через систему составляющих народной «грамматики жизни», играет исключительную роль в изучении фонологического своеобразия музыки традиционных северокавказских песнопений. Системно-теоретический метод выступает платформой изучения северокавказской певческой модели в контексте таких первостепенных проблем музыки устной и письменной традиций, как монофония и полифония, монодия и гармония, мелос, ритм и лад.

Особая роль отводится компаративному изучению на основе сравнительно-исторического, сравнительно-типологического и историко-типологического методов исследования, не получивших широкого применения в работах, посвященных северокавказской традиционной музыке. Указанные методы исследования способствуют познанию северокавказского вокального многоголосия в контексте ранних форм музыкального искусства; выступают инструментом реконструкции древнейших и позднейших элементов на основе этимологического и диалектологического анализа единиц музыкального текста; открывают новые перспективы типологического изучения северокавказской вокальной полифонии как в связи с внешними факторами, так и на основе внутренних закономерностей этнических и субэтнических традиций. В этой связи представляется актуальным обращение к теории раннефолыслорного интонирования в трудах Э. Алексеева, К. Закса и А. Ринджера; к теории ранних форм многоголосия в трудах Е. Апфеля, Б. Асафьева, И. Барсовой, Т. Бершадской, Л. Дьячковой, Ю. Евдокимовой, И. Жордания, П. Коллера, А. Ментюкова, М. Сапонова, С. Скребкова, В. Сузукей, М. Тонгерена, Е. Трембовельского, Ю. Тюлина, С. Утегалиевой, В. Федотова, Ю. Хоминьского, Д. Шабалина, Н. Шиманского, М. Шнайдера; к теоретическим вопросам монодии в трудах Т. Бершадской, С. Гапицкой, Л. Дьячковой, X. Кушнарёва, Ю. Плахова, Е. Трембовельского.

Сравнительно-типологический и историко-типологический методы исследования дают возможность: а) зафиксировать этновариантную трактовку компонентов бурдонного многоголосия; б) обосновать специфику северокавказской во-

кальной полифонии как многоголосной традиции, в которой «встретились» (Б. Путилов) и пересеклись родственные элементы разных этнических культур; в) сформулировать феноменологические признаки северокавказской певческой модели как системы диффузного взаимодействия сходных (по своей изначально-архаической природе) и различных (восточноазиатских5 и европейских) элементов музыкального мышления.

Этномузыковедческое направление исследования базируется на разработках авторов, знающих языки и обычаи народов северокавказского региона, атак же на теоретических положениях в трудах Э. Алексеева, Б. Асафьева, Н. Гиляровой, И. Земцовского, К. Квитки, И. Мациевского, Б. Путилова, Ф. Рубцова, А. Рудневой, А. Соколовой, Т. Старостиной, В. Щурова, А. Ярешко и др. В контексте этномузыковедческого изучения впервые применён музыкально-диалектологический метод исследования этнических и субэтнических вариантов северокавказского вокального многоголосия. Музыкальная диалектология северокавказских народов - сфера практически не изученная, требующая соответствующего терминологического и методологического аппаратов и в настоящее время только намечающаяся в будущем. В данном исследовании проблема музыкальных диалектов лишь затрагивается и частично освещается в связи с этническими и субэтническими певческими моделями. По вопросам музыкальной диалектологии автор руководствуется положениями работ А. Соколовой и Ф. Хараевой.

Впервые в изучении музыкального языка северокавказских многоголосных песнопений использованы категории концептуально-лингвистического метода анализа структуры музыкального текста в теории М. Арановского, приобретающие решающее значение в обосновании выразительных и содержательных закономерностей северокавказской певческой модели. В вопросах семантики музыкального языка автор опирается также на работы Л. Казанцевой, В. Медушевско-го, Л. Саввиной, И. Степановой, Л. Шаймухаметовой.

5 Используемый в исследовании термин «восточноазиатское» является суммарным, определяющим проникшие в северокавказское вокальное многоголосие элементы монофонических музыкальных культур ближневосточного и центрапьноазиатского регионов.

13

Особенное значение приобретает творческое погружение в музыкальный текст песнопений на базе аудиально-слухового, визуального, музыкально-текстологического и нотографического методов его осмысления. Последний связан с тем опытом изучения северокавказского вокального многоголосия, который автор приобрёл в процессе работы над расшифровкой более ста примеров песнопений, выполненной по аналитическому методу Э. Алексеева и Е. Гиппиуса.

Теоретическое, музыковедческое и этномузыковедческое направления исследования составили методологическую базу изучения семантических и синтаксических, композиционно-драматургических, формообразующих и полифонических закономерностей северокавказского вокального многоголосия, стабильных и мобильных элементов северокавказских певческих моделей - вопросов, освещаемых во второй и третьей главах диссертации.

Научная новизна заключается в том, что предлагаемая работа является первым музыковедческим исследованием, посвященным целостному и проблемному изучению северокавказской вокальной полифонии. Впервые в музыкальную науку вводятся понятия «северокавказское вокальное многоголосие» и «северокавказская певческая модель». Новизной отличается как сама постановка проблемы, так и решение ряда актуальных вопросов музыкознания:

• Вокальное многоголосие северокавказских народов изучено на основе системно-комплексного метода культурно-исторического исследования.

• Сравнительно-типологические методы изучения направлены на выявление причин, механизмов и закономерностей сходства вокальных традиций северокавказского региона.

• Введена типологическая унификация северокавказской вокальной полифонии на основе бурдонного компонента многоголосия.

• Произведена классификация вокального многоголосия по признакам архаических типов коллективного исполнительства (респонсорно-антифонное и диафонное многоголосие).

• Северокавказское бурдонное многоголосие получило типологическое обоснование в композиционном контексте ранних форм вокальной полифонии в музыке устной и письменной традиций.

• Новое выразительное и структурное осмысление получил северокавказский бурдон - «педальный» (бурдон-данность) и остинатный (бурдон-принцип) компонент многоголосия.

• Изучены архаические признаки интонационной системы многоголосия.

• Получена комплексная оценка семантического генезиса, синтаксического строения и композиционно-драматургической функции компонентов песенного многоголосия.

• Выразительные свойства музыки песнопений обосновываются фонологическими (акустическими, артикуляторными, тембро-регистровыми, языко-во-речевыми) средствами вокализации.

• В контексте диалога и монолога как основных «персонажей» музыкального сюжета определены базисные жанровые и композиционно-драматургические категории северокавказского вокального многоголосия.

• Выявлена специфика строфической формы песнопений, лежащая в плоскости рондифицированных форм, дискретно-стадиального (европейского) и континуально-медитативного (восточноазиатского) типов композиции.

• Определены и изучены монодийно-гармонические признаки музыкального мышления.

• На основе дифференциации стабильных и мобильных элементов многоголосия выведены структурные универсалии единой певческой модели и прослежены векторы образования этнических певческих моделей.

Положения, выносимые на защиту:

• Древние бурдонные корни песенного многоголосия разных северокавказских народов обусловили изначальную типологическую близость вокальных традиций в регионе, их сходство не по «формуле заимствования», а по «формуле единой архаичной природы».

• Общность архаического источника, природной и социокультурной среды обитания, специфика исторического становления и развития культурных традиций в северокавказском регионе создали благоприятные условия для встречного движения вокальных традиций восточноазиатских и европейских цивилизаций; способствовали образованию инвариантной структуры северокавказской певческой модели, получившей индивидуальное преломление в этнических и субэтнических моделях вокального многоголосия.

• Системно-типологические свойства единой певческой модели раскрываются в двух проекциях - семиотической (иерархическое соподчинение уровней семантики, синтактики и прагматики) и этногенетической (иерархическое соподчинение структурных вариантов функционирования модели на субэтническом, этническом и надэтническом уровнях).

Теоретическая значимость исследования определена активизацией процессов создания научной базы в изучении исторических и теоретических проблем северокавказской музыкальной культуры. Теоретические положения и выводы диссертации дополняют, развивают и обновляют существующие в академическом и этномузыкознании концепции музыкального многоголосия в аспектах: происхождения и эволюции многоголосия; структуры его ранних видов; типологии бурдонных форм многоголосия; принципов музыкального мышления в многоголосии бурдонного типа; связей ранних форм полифонии в музыке устной и письменной традиций. Теоретически обоснованная единая модель северокавказского вокального многоголосия становится «точкой отсчёта» для осмысления путей формирования этнокультурных контактов и причин возникновения культурной целостности в северокавказском регионе. Теоретические положения и выводы диссертации представляются значимыми как в изучении вопросов национальной традиционной музыки, так и в изучении проблем современной композиции академического музыкознания. Таковыми, в частности, выступают: вопросы монодийного мышления в многоголосии и гармонического мышления в условиях двухголосия; вопросы полифоническо-

го взаимодействия разных звуковысотных систем; вопросы содержания и формы в композициях смешанно-диффузного типа.

Практическая значимость исследования обусловлена его актуальностью для современной жизни северокавказского региона, характеризующейся обострённым этническим самосознанием и стремлением познания своей культуры «изнутри». В ситуации возрождения и продолжения многих музыкально-исполнительских традиций, создания ансамблей аутентичного музицирования, теоретические положения данного исследования могут быть полезны в изучении особенностей вокального многоголосия разных северокавказских народов.

Отметим также практическую значимость выведенной северокавказской певческой модели, представляющей: а) универсальный тип модели, объясняющей исторически сложившуюся целостность и системность музыкальной культуры северокавказского региона; б) этномаркирующий тип модели, имеющей выход в этнические модели-версии и широкое поле реализации в образовании и исполнительской практике; в) модель прогнозного типа в изучении народной и академической ветвей северокавказской музыкальной культуры. Результаты работы могут быть использованы при чтении курсов музыкальные культуры народов мира, полифония, гармония и народное творчество, на семинарах по вопросам национальных музыкальных культур в высших и средних специальных учебных заведениях. Материалы исследования - важный источник теоретической и практической информации в дальнейшем изучении проблем кавказского многоголосия.

Апробация работы. Диссертация обсуждена и рекомендована к защите на заседании кафедры теории музыки и композиции Саратовской государственной консерватории (академии) им. Л.В. Собинова. Помимо печатных работ автора (в числе которых монография и 11 публикаций в рекомендуемых ВАК изданиях), основные идеи и положения исследования были изложены в 31 выступлении на научных конференциях различного уровня, в том числе международных: научный симпозиум «Время культурологии» (Москва, 2007); научный конгресс «Восток и Запад: этническая идентичность и традиционное музыкальное наследие

как диалог цивилизаций и культур» (Астрахань, 2008); 4-я международная научная конференция памяти A.B. Рудневой (Москва, 2008); научные и научно-практические конференции «Вселенная звука» (Москва, 2007), «Музыкальное образование и наука: преемственность традиций и перспективы развития» (Астана, 2008), «Культура. Наука. Творчество» (Минск, 2008), «Инструментальная музыка в межкультурном пространстве: проблемы артикуляции и тембра» (Санкт-Петербург, 2008), «Интегративная психология и педагогика искусства в полиэтническом регионе» (Майкоп, 2010) и др. Основные положения и результаты исследования отражены в 51 научных публикациях объёмом 83,7 п.л.

Учитывая национальную языковую и исполнительскую специфику традиционных северокавказских песнопений, автор неоднократно консультировал основные положения своего исследования в беседах с народными исполнителями, с ведущими специалистами (филологами, культурологами, историками, этнографами, искусствоведами, фольклористами) Карачаево-Черкесского института гуманитарных исследований (г. Черкесск) и Адыгейского государственного университета (г. Майкоп); участвовал в научных обсуждениях проблем северокавказской музыкальной культуры (гг. Майкоп, Черкесск); проводил мастер-классы по теоретическим вопросам балкаро-карачаевского вокального многоголосия (г. Карачаевск); выступал соруководителем проекта по экспериментальному курсу сольфеджио на материале традиционной музыки народов Карачаево-Черкесии (г. Карачаевск).

Структура диссертации. Работа состоит из Введения, трёх глав, Заключения, библиографического списка литературы, включающего 490 наименований и приложения, содержащего нотографическую транскрипцию 125 образцов песнопений, указатель нотных примеров, схематическое отображение признаков (индексов) северокавказской певческой модели и аудиоприложение.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ Во Введении обосновывается актуальность избранной темы, формулируются объект, предмет, цель и задачи исследования, даётся анализ степени изученности проблемы, обозначается методологическая база и научная новизна исследования, отмечается теоретическая, практическая значимость работы и её апробация, перечисляются разделы содержания диссертации.

Первая глава «Внемуэыкальные предпосылки северокавказского вокального многоголосия» посвящена традиционным смыслам северокавказской культуры, которые интуитивно-подсознательно, косвенно или прямо воздействовали на содержание музыкальных форм народного творчества.

1.1. Историческая специфика северокавказской культуры. Северный Кавказ с древних времён вошёл в зону «сложения Homo sapiens и многих форм мировой культуры» (Ю. Гранкин) благодаря его расположению на стыке пе-реднеазиатского и ближневосточного миров, предопределившему значение евразийских культурных контактов на территории данного региона. В работах по истории, антропологии, этнографии и культуре, Северный Кавказ характеризуется как пограничье «Восток - Запад» (В. Жирмунский, М. Каган, Н. Конрад, Н. Марр), как «Евразия» (3. Алемединова-Загаштокова, Р. Бетрозов, Н. Тресков, К. Унежев). Весьма плодотворным в истории и культуре северокавказских автохтонов стал античный период греческой колонизации Северного и Восточного Причерноморья в VII веке до н.э.

Исследователи отмечают многоуровневое влияние эллинов на культурный мир протокавказских племён (прежде всего адыгских, проживавших на территории древнегреческих городов-полисов); культурные и материальные контакты с христианским миром (православие Византии, католичество венецианских и генуэзских италийцев, торговые фактории которых проходили через Кавказ к Каспию). Это дало основание говорить о данном регионе как живой лаборатории для изучения культуры всего человечества, культуры особого типа, тесно связанной с геополитическим фактором и одной «из самых полифонических и уникальных» (К. Унежев).

В историческом аспекте, наиболее прочные и древние отношения возникли между коренной кавказской и тюркской цивилизациями. Как отмечают исследователи, сложение кавказской горской цивилизации сопровождалось тесной связью с кочевой цивилизацией степной зоны региона. Общность культурных традиций в архаике и раннем средневековье (в условиях отсутствия этнического самосознания и на основе местной древнекавказской культуры), их наследование и утверждение в позднем средневековье ХШ-ХУП веков (в условиях осознания своих бытовых и культурных традиций) привело к пониманию безальтернативности сосуществования этносов в ХУШ-Х1Х веках, завершившегося созданием северокавказских республик в XX веке6.

Смешение элементов культуры разных цивилизаций способствовало созданию специфичного культурно-исторического типа в северокавказском регионе. Его особенность специалисты находят в активизации диффузных процессов «в ряду плотно сдвинутых национальных культур» и их цементировании «в некую целостность, подвижную внутри и открытую вовне» (3. Загаштокова-Алемединова). Взаимообогащению подвергается не только материальная и духовная культура северокавказских народов, но и языковая: «Получает развитие дву- и многоязычие, взаимообогащается словарный запас языков. Большое влияние приобретают тюркские языки» (Ю. Гранкин). Втянутость северокавказского региона в мировые цивилизационные процессы «спровоцировала» гетерогенность и биологичность как специфические особенности становления и функционирования северокавказской культуры.

1.2. Природно-акустические истоки северокавказского вокального многоголосия. Северокавказское вокальное многоголосие - звуковой памятник не только общих исторических корней, но и общего «месторазвития» (Л. Гумилёв), общей природы, воздействующих на телесность и голоса народов. Отмечая природный фактор в становлении человечества и этносов, Л. Гумилёв подчёркивает его влияние на все области поведения и сознания,

6 Загаштокова-Алемединова З.Н. Художественная культура полиэтнической Карачаево-Черкесии как исторически сложившаяся целостность. - Черкесск, 2003. - С. 67.

20

в том числе художественно-творческого. В свете рассматриваемой проблемы актуальна мысль учёного о том, что «человек не только приспосабливается к ландшафту, но и приспосабливает ландшафт к своим потребностям»7 через творческую энергию (пассионарность). Звуковые, ритмические и зрительные образы местной природы выступили мощным нравственным началом художественных форм творчества северокавказских народов.

Отражение природных элементов в музыке можно сравнить с их передачей в искусстве орнамента, вскрывающем генетические связи с «неофициальным» Востоком - периферийной культурой тюрков, которая «навсегда осталась вершиной архаики в том её качестве, которое касается особой сращенно-сти с предметным миром»8. В то же время в музыке подобные параллели не столь предметно-однозначны и прослеживаются на уровне ассоциаций, уподоблений. Звуковое, интонационно-речевое воплощение Космоса претворилось в непосредственном процессе музицирования, в расположении певческого ансамбля и слуховой настройке исполнителей, в ассоциативных «очертаниях» песенной ткани, которые помогает обнаружить нотографическая фиксация многоголосия.

Пространственные координаты Мироздания и природная «геометрия» (вертикаль-горизонталь, верх-низ, правое-левое, симметрия, круг, цикл), звуковые и ритмические образы местного ландшафта сформировали акустический, тембровый и динамический идеал традиционной северокавказской музыки. Многоэле-ментность северокавказского вокального многоголосия сродни «многоформатно-сти» (Г. Гачев) окружающего горного космоса, в котором все величины, формы и тела имеют своё звучание и рисунок.

Отметим традицию расположения певческого ансамбля в круговом пространстве и значение запевалы в диалоге музыкантов; камерный состав ансамбля (разделенного на тенорово-солирующую и басо-баритонально-сопровождающую

1 Гумилёв Л. Этногенез и биосфера земли. - М.: Айрис-Пресс, 2005. - С. 182-183.

8 Урусбиева Ф. Метафизика колеса. Вопросы тюркского культурогенеза. - Сергиев Посад: Весь Сергиев Посад, 2003. - С. 41.

голосовые партии); симметричное пространственно-тембровое соотнесение напевов солиста (обладающего качествами лидера, распевщика, инициатора и поющего вверху) и ансамбля (создающего «земную» опору-притяжение и поющего внизу); контрастно-регистровое совмещение двух полюсов звукового пространства (символизирующее горную вертикаль); нисходящий контур напевов (воспроизводящий впечатление лавины или водопада, устремлённых вниз с горной вершины); организующую роль «ровной двудольной пульсации» (Б. Ашхотов) созвучного ритму природы бурдонного напева; натурально-обертоновый принцип корреляции голосовых партий, отражающий природно-физические и акустические свойства звука (проявленные, в том числе, в темперации традиционных хордофонов); уникальную настроенность связочно-голосового аппарата народных певцов на точное воспроизведение акустических консонансов, что позволяет сделать вывод о природной «вложенности» акустических законов звука на генетическом уровне.

Голоса и ритмы природы, порождённые характерной ландшафтной физикой и акустикой земли горцев, тонко улавливаются музыкальным ухом народов и находят отражение в фактурной организации многоголосия и интонировании, воспроизводящим круг, цикл и симметрию как основные законы космического миропорядка.

1.3. Ритуально-обрядовые смыслы северокавказского вокального многоголосия. Высокий эмоциональный статус танцевальной, инструментальной и песенной музыки северокавказских народов связывается с одним из самых существенных кодов ритуально-обрядовой традиции: её установкой на создание особого тонуса, повышенного эмоционально-психологического состояния, сообщаемого всему социуму. В этом ценностном качестве проявлена первичная роль аксиологического аспекта ритуального текста, способного выйти «в сферу чисто бытовую и выразить переживания и чувства, не предписанные обрядом»9.

Наиболее яркое действие эмоционально-психологического кода обнаруживает игрище (джэгу адыгов и оюн балкарцев и карачаевцев): центральный и мно-

9 Путилов Б.Н. Фольклор и народная культура. - СПб: Наука, 2003. - С. 99.

22

говариантный «жанр» ритуально-обрядовой культуры народов. Игрище воплотило фольклорную идею синкретизма и представляет человека в разнообразии его творческого потенциала как человека жестикулирующего и восклицающего, играющего, танцующего и поющего, выполняющего многофункциональную роль носителя звуковой информации и источника звука. Игрище оказалось тем ритуально-обрядовым контекстом формирования мелосферы и основ музыкального мышления народов, с которым связаны «глубинные значения текста и его проис-ховдение» (Б. Путилов).

Смысловым центром адыгского джэгу становится борьба за удачу в «диалоге социума с судьбой» (Б. Бгажноков). Балкаро-карачаевский оюн проявляет тенденцию к выражению идеи игры как таковой, направленной на здравомыслие выживания (Ф. Урусбиева). В основе метасюжета джэгу и оюн лежит принцип состязательности как мощный стимул игры, «предтеатр» или «прото-театр» (Е. Герцман) народов, форма коммуникации, сохранившаяся и в настоящее время в условиях популярной танцевально-инструментальной музыкальной традиции. Состязательный элемент игрища сформировал игровой опыт, характерные черты которого проявились в умении создавать «определённое напряжение, эмоциональный тонус игровых действ» (А. Соколова). Этот смысловой ряд в высшей степени присущ исполнительскому процессу и музыкальному языку песнопений. Принцип состязательности позволяет провести параллель между игрищем и античным агоном - древнейшей художественной практикой синкретической связи всех элементов ритуально-обрядовой жизни в состязательном ключе.

Генетическая связь структуры музыкального текста традиционных песнопений и структуры игрища прослеживается в системе родственных отношений, складывающихся на основе «общих форм взаимности» (К. Леви-Стросс). Исходным пунктом в наших рассуждениях о системном родстве игрища и песнопений становится фактическое значение музыки (в самых разных звуковых и пластических её проявлениях) в пространстве игрища. В этом плане между игрищем и музыкой устанавливается «кровное родство» (К. Леви-Стросс), пролонгированное в более сложные системные отношения на уровне

свойств элементов родства и законов их формирования. Музыкальный текст традиционных многоголосных песнопений вобрал сюжетно-персонажный, про-странственно-временнбй, диалогический и миметический смысловые коды адыгского джэгу и бапкаро-карачаевского оюн.

Общими признаками родства национального игрища и традиционных многоголосных песнопений выступили: а) функциональная персонификация участников по принципу «оппозиционной пары» (К. Леви-Стросс); б) конструктивно-организующая роль лидера (организатора, зачинщика, солиста, «режиссёра») и поддерживающая (интерпретирующая, оценивающая, подхватывающая) роль коллектива; в) монолог и диалог как основные типы игровой и музыкально-речевой коммуникации; г) общность пространственных (круг, вертикаль, горизонталь, симметрия) и временных (возвратно-поступательное и остинатно-пульсирующее движение) характеристик; д) наличие музыкальных (вокальное, инструментальное звучание) и немузыкальных (восклицания, крики) элементов.

Структурные и выразительные параллели игрища и музыки песнопений позволяют рассматривать игрище в качестве одной из порождающих моделей музыкальной культуры северокавказских народов. Изучение вокального многоголосия в контексте традиционных ритуально-обрядовых смыслов вскрывает универсализм действия законов ритуально-обрядовой культуры и в частности закона сохранения ритуальных смыслов в случаях их повторения и воспроизведения в других системах (А. Байбурин).

1.4. Северокавказское вокальное многоголосие в контексте этнической культуры этикета. Структурный прагматизм северокавказского вокального многоголосия перекликается с этнической культурой этикета: целостной системой норм и представлений в любой сфер>е традиционной жизни народов. Адыгский (черкесский) этикет адыгэ хабзэ и балкаро-карачаевский этикет намыс являются составляющими этической системы самоидентификации этносов. Адыгская этика адыгагъэ (адыгство), карачаевская этика къарачайлы или балкарская этика таулулукъ (горец) - это постоянно действующая, внутренне ор-

ганизованная и гибкая концепция жизни общества и личности, «механизм воспроизводства культуры» (Б. Бгажноков).

Этикетные отношения маркируют роль личности («мир человека») и роль общества («мир этноса»); особенно яркую выраженность приобретают в церемониальном общении (ритуал, обряд, праздник, застолье, художественные формы деятельности); выявляют признаки различия участников общения и потребность мышления определёнными (канонизированными) категориями; обусловливают значение диалога в создании этикетной культуры общения. Законам этикета подчиняются многие составляющие певческой традиции северокавказских народов. Это традиция сложения песен на основе институтов народных певцов и музыкантов (3. Налоев, Р. Ортабаева); функциональное маркирование корифея (тхамады) и ансамбля; уподобление процесса создания песни музыкально-поэтическим состязаниям-конкурсам (типологически близким древнегреческой традиции состязания рапсодов, средневековой европейской традиции состязания трубадуров и мейстерзингеров, диалогическому жанру айтыса в тюркоязычной традиции); субординация и координация как основные формы исполнительского этикета (общения партнёров в ансамбле).

Организационный этикет создания, исполнения и сохранения песенной традиции способствовал появлению, на определённом этапе, признаков профессионального музыкального искусства устной традиции, сближающего музыкальную культуру адыгов, балкарцев и карачаевцев с бесписьменными каноническими культурами Востока и Запада.

Эквивалентом этикетно-иерархической упорядоченности становится оппозиционный тип отношений компонентов многоголосия в песнопениях разных жанров и традиций. Множественность несовпадающих характеристик напевов солиста и ансамбля жьыу-ежъу-эжиу-эжыу создаёт высокую степень функциональной упорядоченности (этикетной иерархии) вокального многоголосия: рельеф - фон; вербальность - невербальность; мелодекламация - вокализация; высокие мужские голоса - низкие мужские голоса; попевочная единица - звуковая единица; циклическое дыхание - цепное дыхание; дискретное

время - континуальное время; метрическая свобода - метрическая регулярность; эмоционально-темпераментный музыкальный и поэтический текст -эмоционально-сдержанный музыкальный «подтекст».

Северокавказское многоголосие обнаруживает две формы этикетного общения, на основе которых каждый из партнёров ансамбля выстраивает свою музыкальную речь. Это диалог как важное условие создания этикетной ситуации и монолог как категория, выражающая этикетной понятие «базовой личности», способной «конструировать психологически комфортную среду» (Б. Бгажноков). Диалог участников певческого ансамбля становится идеальной надэтнической формой выражения этикетных отношений в музыке. Вербальная, регистровая, тембровая, артикуляционная, интонационно-ритмическая и ладовая обособленность солирующего напева ассоциируется с монологом как самостоятельным компонентом многоголосия. В контексте культуры этикета раскрывается интонационно-ритмическая связь напевов с правилами построения текста в речевом этикете, маркирующим формулы «приветствия» и«прощания» - наиболее древние и семантически ёмкие в ритуально-обрядовой культуре народов.

Как категории параязыковых систем, формулы «приветствия» и «прощания» вмещают вербапьно-смысловой ряд, кинезику (определённый тип жестов, телодвижений), проксемику (дистанционную сближенность или отдалённость участников общения), мимику. Параязыковые черты формул «приветствия» и «прощания» нашли воплощение в интонационно-ритмической (волевой или лиризованной) пластике напевов, в соблюдении пространственно-регистрово-тембровой дистанции напевов голосовых партий и наличии цезуры как зоны пограничья (проксемики) между «приветствием» солиста и ответом ансамбля жъыу-ежъу-эжиу-эжыу.

Изучение северокавказского вокального многоголосия сквозь призму содержательных универсалий этнической культуры этикета даёт возможность выявить глубинные основания композиционного своеобразия многоголосия

и одну из причин возникновения структурно-типологической близости песнопений разных жанров и традиций.

Внемузыкальные факторы обусловили онтологическую общность культурного мира в северокавказском регионе, предопределили художественное мышление в контексте устойчивых категорий и понятий, давших высокую степень структурной и функциональной организации вокального многоголосия.

Вторая глава «Выразительные и содержательные закономерности северокавказского вокального многоголосия» освещает вопросы музыкального языка и музыкальной речи традиционных многоголосных песнопений; в аспекте проблемы варианта обосновывает структурные критерии формирования певческих моделей.

2.1. Семантика северокавказского бурдона. Бурдонное исполнительство определило стилевую доминанту северокавказской вокальной традиции, выступило этнослуховой парадигмой музыкальной культуры кавказских народов. В диссертации впервые выдвигается бурдонное осмысление ансамблевого компонента многоголосия (партии жъыу-ежъу-эжиу-эжыу) как надэтнического музыкального диалекта, существующего во взаимосвязи двух начал: ости-натности (континуальность, движение, динамика, плоскость) и «.педально-сти» (дискретность, статика, напряжение, объёмность).

Остинато и «педаль» как основные онтологические формы северокавказского вокального бурдона выводят на новый уровень определение его типологии: бурдон как данность («педальный» вид напева жъыу-ежъу-эжиу-эжыу) и бурдон как принцип (остинатно-мелодический вид напева жъыу-ежъу-эжиу-эжыу). Типологическое разделение бурдона продиктовано исполнительской практикой, давшей фактуру респонсорно-антифонного (бурдон-принцип) и диафонного (бурдон-данность) видов многоголосия, обобщивших стиль традиционных песнопений разных народов от архаики до современности.

Семантика партии жъыу-ежъу-эжиу-эжыу связана с фонологической природой певческого звука как основной интонемы бурдонного напева, протягивающей нити к восточноазиатским чертам осмысления музыки. Звуковая се-

мантика жъыу-ежъу-эжиу-эжыу не отягощена отношениями с субъективным (вербальным) миром и обращена к природным, ритуально-обрядовым, инструментально-тембровым и коммуникативно-речевым праистокам фонологической индивидуальности бурдонного пения. Характер и вид бурдона определён «сенсорными эталонами» (А. Рахаев) этнической культуры, вмещёнными в понятия динамики (остинатный тип бурдона) и статики (напряжённое созерцание мира, естественный феномен резонирования «педального» бурдона). Приоритет собственно звукового начала над интонационным в обертоновом раскрытии акустических свойств звука, первые «гармоники» которого оказались от природы вложенными в этнослух северокавказских горцев, ярко воплощает статика «педального» бурдона как первопричины диафонного многоголосия. Интонационную динамику «ответа», продления сольного зачина обнаруживает остинатно повторяемый бурдон респонсорно-антифонного многоголосия.

В основе звуковой концепции бурдона лежит природная идея контрастного рассечения акустического пространства: верх - низ, тихо - громко, далеко -близко. Особенностью звучания подобного пространства становится отражение, резонирование, реверберация, повлиявшие на формирование террасообразной музыкальной динамики пения в «манере эхо» и в «манере диалога» (И. Барсова). Инструментально-тембровый прообраз бурдона отражён в невербальной сущности партии жъыу-ежъу-эжиу-эжыу, в сходстве характеристик вокального бурдона и инструментального звучания (дающего представление о музыке как сигнале, акцентно-динамичном движении, протяжённом звуковом потоке). Бурдонный напев самый вокализованный компонент многоголосия, обусловивший универсальность вокальной тембровости мужских голосов.

В контексте этимологии термина жъыу-ежъу-эжиу-эжыу выявляется фонетическая (старый, бывший, прочный, неизменный, совместно исполняемый) и миметическая (жужжащий, дребезжащий, бегущий, непрерывный) семантика бурдона. Важнейшим коммуникативно-речевым контекстом фонологической индивидуальности партии жъыу-ежъу-эжиу-эжыу выступают возгласы, междометия, призывы, крики. Выражающая спектр различных смыслов

(от подражания рыку зверя - до сублимации состояния радости и горя) в традиционной культуре народов, возгласная лексика переинтонируется в напеве бур-дона на уровне звукового обобщения и создания вокального пласта песнопений. Смысловая глубина и метафоричность возгласно-ассонантной лексики северокавказского бурдона связывается с припевными словами-анаграммами в обрядовой архаике; с дыхательно-импульсивным процессом общинного унисонного пения, предусматривающим жёсткую и одновременно несложную фонетическую организацию текста. Распев слова уэрэд в адыгском жъыу-ежъу или его фонетической трансформации (орайда) в балкаро-карачаевском эжиу-эжыу сформировал главный музыкальный смысл бурдона, выступающего в знако-символическом значении песня.

Став «вместилищем разных традиционных смыслов» (И. Степанова), северокавказский бурдон выразил семантическую «установку» раннефольклор-ных типов интонирования; выступил музыкальным феноменом, не имеющем «знаков жанрового и стилевого отличий» (А. Соколова); предопределил появление региональной певческой модели.

2.2. Семантика солирующего компонента многоголосия. Смысловым знаком этнического в типовой структуре северокавказского вокального многоголосия выступает солирующий напев как самый мобильный компонент, обладающий собственным комплексом выразительных и конструктивных средств. Если ансамблевая поддержка жъыу-ежъу-эжиу-эжыу вмещает рудиментные черты «несознательного коллективно-группового пения» (Б. Ашхотов), отражающего непреходящее значение патронимической структуры социума, то солирующий компонент многоголосия сфокусировал роль индивидуума, проявившуюся в момент перехода «от родовой общины к военной демократии» (А. Рахаев) и роль солиста как носителя языковой традиции и культуры слова.

Солирующий напев ассоциируется с ролью лидера, автора в художественной культуре северокавказских народов. Личность сочинителей-исполнителей (адыгского джегуако, балкарского жырчи и карачаевского джырчы) высоко оценивалась не только в конкретной этнической общине,

но и за её пределами; характеризовалась этичностью и музыкальным полиглот-ством (позволяющем участвовать в интернациональном ансамбле певцов, инструменталистов, танцоров); уподоблялась распорядителю обрядов, хранителю культов, военному предводителю (А. Рахаев); перекликалась с авторским творчеством тюркских акынов и западноевропейских трубадуров, шпильманов и менестрелей; совпадала с традицией восточного музыкального исполнительства, выделяющего творческий акт и фигуру Творца. Подобное осмысление роли джегуако, жырчи и джырчы нашло подтверждение в музыке солирующего напева: проникнутой энергией лидерства и самости; сближающейся с языком иных пространственно-временных видов искусства (танец, жестикуляция, пантомима); маркированной наличием вербального текста и настроенной на эмоционально-выразительное пение.

Семантизация напева солиста тесно связана с традицией ключевых слов и слов-экспрессий. В ряду последних особую популярность приобрела возглас-ная лексика, также как и в напеве бурдона обнаруживающая смысловую общность в выражении чувства радости, горя, удивления, поощрения, призыва, утверждения, побуждения (о, о, ой, ай, я, ая, ей, йя, уа, уэ, уо, ойра, ери, ари, ара, рарэ, рэдэ, ойрада, уэрада, рариша и т.д.). Смысловой полисемантизм ассонансов обеспечил их широкое употребление в вокализации напева солиста и в качестве припевных слов в напевах обеих голосовых партий. И если в русской традиции припевные слова указывают на жанровую принадлежность песен, становятся «своего рода жанровой "визитной карточкой" песни» - в кавказской традиции припевные слова выступают (перефразируя метафору А. Рудневой) общестилевой «визитной карточкой» песнопений разных жанров.

Созданию музыкальной индивидуальности партии солиста в большой мере способствует фонологическая специфика этнических языков и речевого строя, сформировавшая совокупность ритмических, тембро-регистровых и артикуляционных модальностей солирующего напева. Совмещение, в напеве солиста, элементов речевого и вокального интонирования демонстрирует традицию, нахо-

дящуюся на пересечении разговорной и певческой форм выражения (Н. Гилярова) и свойственную архаическим пластам музыкальной культуры.

Изучение солирующего напева в контексте фонетических особенностей этнических языков и речи (потребовавшее обращения к соответствующим трудам литературоведов, филологов-лингвистов и северокавказских этномузыкологов) привело к следующим основным выводам: 1) с фонологической точки зрения, язык адыгов «запрограммирован» на декламационное выражение речевой интонации (богатство согласных или консонантных фонем в их разнообразной тембровой окраске озвучивания), рождающей певческую установку на «проговаривание» музыки; 2) с фонологической точки зрения, язык балкарцев и карачаевцев «запрограммирован» на вокальное выражение речевой интонации (фонетическая созвучность согласных и гласных звуков на основе принципов сингармонизма и фонетической парности; фонетическое усиление гласных звуков на основе принципа агглютинативности) и установку на пропевание слова; 3) фонологической единицей мелодекламации выступил акцентно-ритмически или орнаментально-ритмически пропеваемый звукослог («слогонота» в теории слогового ритма А. Рудневой), обусловленный силлабическим строем речи и давший «слоговый» (Е. Гиппиус) тип мелодики; 4) солирующий напев (в обеих традициях) нацелен на фонологический тип передачи эмоционального содержания вербального текста; 5) семантическими эквивалентами словесных смыслов традиционной мелодекламации выступили тембр (А. Руднева отмечает мелодекламацию как характерную черту мужского пения), высокий регистр и ритм; 6) доминирование утверждающего характера речевого интонирования (особенно характерного для адыгов) способствовало появлению нисходящего вектора мелодекламации; 7) в процессе совмещения словесного и музыкального смыслов выявляется лидерство напева, который подчиняет себе строй стиха и доминирует в создании архитектонического целого (Б. Ашхотов, Т. Блаева, А. Рахаев).

Напев солиста выявил ту степень выразительной и содержательной полноты, мелодико-ритмической самостоятельности, для поддержания которых понадобился лишь один дополнительный компонент (партия жъыу-ежъу-

эжиу-эжыу), что и составило отличительные черты фактуры северокавказского многоголосия и структуры единой певческой модели.

2.3. Общая характеристика интонационно-ритмической системы многоголосия. В кругу музыкально-слуховых индикаторов северокавказского певческого стиля важная роль отведена артикуляции, дыханию и тембру. Показательной и древней чертой интонирования выступает тип артикуляции, который определяется автором как «.слухомоторный». Его генезис связывается с повышенным значением моторного фактора в повседневной и праздничной жизни северокавказских народов. Гипертрофия моторного фактора в вокальном исполнительстве отразилась включением ритмичной, остинатно-повторяемой партии жъыу-ежьу-эжиу-эжыу в песнопения самых разных жанров.

Организации музыкальной речи содействовало певческое дыхание. Цикличный (напев солиста) и цепной (напев бурдона) типы дыхания обусловили контрастное совмещение разных артикуляций и тембров. Циклично-дыхательное интонирование регулирует отношения долгих и кратких, ударных и неударных, мономерных и акцентных интонационно-ритмических единиц музыкального текста солирующего напева. Цепное дыхание создаёт протяжённый, вокализованный тип интонирования в контексте акустически-резонирующих свойств «педального» бурдона или свойств «бесконечной мелодии» остинатно-го бурдона.

Освоение мужского голоса как тембровой универсалии северокавказского вокального многоголосия связывается с первичной ролью мужского начала, мужских союзов в традиционной культуре народов. Слово (эмоция, экспрессия, интонация) жреца, старейшины, тхамады, распорядителя игрищ или запевалы в песне несёт функцию поддержания существующего порядка жизни; оно должно быть определяющим, услышанным, прочувствованным. Эти задачи выполняют высокие мужские голоса (тенор, реже баритон), своим тембром усиливающие смысловое и интонационное значение солирующего напева. В роли тембровых резонаторов, аккумулирующих эмоциональный смысл напева солиста, выступают низкие (бас, баритон) голоса напева жъыу-ежьу-эжиу-эжыу.

Двойственность интонационной природы солирующего напева отразилась в понятии «мелодекламация». Её особенности проявляются в синкретическом смешении вокальных и речевых элементов интонирования, сущность которого была впервые зафиксирована в античной концепции музыки в понятиях «просодия» и «мелодия речи». На другом полюсе интонационных особенностей мелодекламации располагается корпус элементов, свойственных так называемому «патогенному» (К. Закс) типу мелодики: близкой «натуре моделей, копирующих предметные свойства действительности», оцениваемой в качестве первой ступени «высотно дифференцированного вокального общения» (А. Ринджер) и сформировавшей наджанровый и надэтнический интонационный пласт многоголосия.

2.4. Интонационно-ладовые архетипы. Системно-типологическое положение приобрели элементы раннефольклорного интонирования и ледообразования. На примере нартских (эпических), обрядовых и приуроченных песнопений выявлен широкий круг интонационно-ладовых архетипов, присущих вокальным стилям разных северокавказских народов. Ниспадающий контур напевов обобщил единые структурные нормы ранней мелодики, иллюстрирующей «эффективное взаимодействие лингвистических и чисто "музыкальных" условий» (А. Ринджер) её образования. Нисходящее интонирование и ладооб-разование сформировало «типовой напев силлабической структуры» (Д. Шабалин), характеризующийся высокой тесситурой, утверждающим интонированием, звукорядом в пределах кварты и квинты, сходством с античными

[О

семитоновыми ладами, доминированием минорного ладового наклонения .

В создании мелодического и ладового нисхождения решающую роль сыграл контрастно-регистровый тип интонирования ("а-мелодика" в теории Э. Алексеева), выступивший первоначалом функциональной иерархии и интонационно-ритмической самостоятельности компонентов многоголосия. Одним из характерных пространственно-звуковых эффектов контрастно-регистровой

10 Шабалин Д.С. Преемственность музыки античности и Кавказа// Интегральная психология и педагогика искусства в полиэтническом регионе. - Майкоп: изд-во «Магарин О.Г.», 2010. -С. 141-158.

диспозиции голосовых партий стало обертоновое интонирование, восходящее к природно-акустическим и музыкально-речевым корням вокальной традиции народов («звучный вокал» (Д. Шабалин) кавказских языков, вокальное резонирование тюркских языков); отражающее тембровые свойства мужских голосов, особенно богатых обертонами. В контексте контрастно-регистрового раскрывается глиссандирующий тип интонирования ("/¡-мелодика" в теории Э. Алексеева): связанный с разговорно-речевой артикуляцией и присущий, прежде всего, напеву солиста адыгских песнопений; воссоздающий мелизматические (восточные) элементы вокала в солирующем напеве балкарских и карачаевских песнопений.

Нисходящий контур напевов, контрастно-регистровый и глиссандирующий типы интонирования заостряют проблему звуковысотного строя (состояния мелодического тона) в напеве солиста. В отличие от напева бурдона, ориентированного на фиксированный высотный уровень, мелодекламация солиста совмещает черты высотно фиксированного и нефиксированного типов интонирования. В этом плане наиболее «уязвимыми» выступают секундовые и терцовые интоне-мы, высотно варьируемые в зависимости от регистрового положения, восходящего или нисходящего типов интонирования.

Важным условием создания звуковысотной фиксации стал принцип по-вторности (остинатности): корреспондирующий с ритмической моторикой и периодичностью в инструментальной и танцевальной музыке; «провоцирующийся» введением идиофонов и хордофонов как дополнительных тембро-ритмических «персонажей» вокального многоголосия. Двойственная природа принципа повторности раскрывается в создании «замкнутой» (на уровне партии жъыу-ежъу-эжиу-эжыу) и «разомкнутой» (на уровне напева солиста) систем интонирования (прежде всего в аспекте лада).

Мелодико-ритмическая индивидуальность напевов обусловлена жанровой принадлежностью песнопений и «звукопорождающей» (Т. Старостина) мотивацией разных типов интонирования. В приуроченных, обрядовых, нартских песнопениях универсальное значение приобретают узкообъёмные мотивы «зова» (зазы-

вания, закликания, заклинания, заговора, убаюкивания); широкоинтервальные мотивы «восклицания» (величания, призывания, предрекания, благопожелания, осмеяния, выпроваживания, оплакивания); интонационное «квартование» (Э. Алексеев). Лейтинтонационной ролью характеризуются «пропорциональный тршсорд» (Э. Алексеев) как проводник ангемитонных (азиатских) элементов интонирования; малая септима как основной диапазон балкаро-карачаевских песнопений и «лейтинтонация» (Б. Ашхотов) адыгских песнопений.

Особенности лада в раннефольклорной мелодике северокавказских песнопений раскрываются на основе координационного ("к-функциональностъ" в теории Э. Алексеева) и субординационного ("¿-функциональность" в теории Э. Алексеева) принципов отношений тонов солирующего, бурдонного и солирующего напевов. Ладовая полицентричность ("як-функциональность" в теории Э. Алексеева) отразила синкрезис элементов разных типов интонирования как характерное свойство ранних форм многоголосия.

2.5. Некоторые особенности "позднефольклорного" интонирования и ладообразования. Интонационно-ладовые архетипы образовали канонический ряд элементов и принципов синтаксической организации многоголосия, которые способствовали созданию северокавказской певческой модели как «образца для подражания» в исторических (героических, плачевых, лирических, бытовых) песнопениях. Неприуроченные песнопения наследуют интонационные архетипы, на базе которых отчётливее выявляется стилевая индивидуальность этнических моделей северокавказского вокального многоголосия на уровнях: а) нисходящего рельефа мелодики солиста; б) сложения мелодического целого; в) признаков ладовой системы.

Преемственность раннефольклорных «первоэлементов» тесно связана с их переинтонированием, направленным на усиление мелодико-ритмического начала в солирующем напеве и снижение - в напеве бурдона. Новое содержание исторических песнопений жанрово видоизменяет мотивы «зова» и «восклицания», приобретающих лирическое (плачевое) и героико-драматическое звучание. Одним из наиболее устойчивых мелодических рельефов выступила

квартовая формула, давшая интонационный алгоритм, не имеющий различия в лирике, героике или плаче. Дизъюнктивное (разделённое секундой) и конъюнктивное (на базе общего тона) сцепление квартовых интонем выделяет октаву и малую септиму в качестве оптимальных вариантов мелодического диапазона в напеве солиста. Кварта пронизывает пространственно-регистровые слои солирующего напева и формирует мелодический тип сквозного интонационного нисхождения.

Этнически особенным предстаёт нисходящее интонирования в виде Тгерреп-мелодиш (уступчатой, террасообразной), доминирующей в напевах адыгов и Репёе1-меподики (колебательной, маятниковообразной), доминирующей в бапкаро-карачаевских напевах. Свойственная многим музыкальным культурам устной традиции «импровизационная манера продвижения на основе комбинаций и перестановки мелодических образований»'1 в северокавказских песнопениях режиссируется принципом повторности, лежащим в основе единого метода мелодического структурирования напевов, эстетикой тождества сближающим художественные каноны фольклорного и профессионального музицирования устной традиции.

В сложении мелодики широкого диапазона велика роль восточно-монодийных принципов развития: вырастание формы из «единого интонационного тезиса» (Ю. Плахов); сходящаяся и расходящаяся последовательность (Ю. Плахов) по принципу нанизывания (сцепления) однородных интонационно-ритмических структур; различные типы орнаментики (ритмической в адыгских и мелодической в балкаро-карачаевских напевах). «Лейтладовое» значение приобрели семитоновые и восьмитоновые тетрахордовые лады, обнаруживающие сходство с древнегреческой ладовой системой (Д. Шабапин). В качестве формообразующих элементов выступили ангемитонно-ладовые структуры, часто встречающиеся в запеве и заключительном кадансе песнопений (прежде всего балкаро-карачаевских).

11 Асафьев Б. Музыкальная форма как процесс. - М.-Л .: Музыка, 1971. - С. 199.

«Позднефольклорная» мелодика совмещает общерегиональные и этнически особенные признаки ледообразования. Общерегиональные черты ладовой организации неприуроченных песнопений обусловлены тенденцией к монотоникальности и сложению «стабильно-монодийных» (Т. Бершадская) ладов; усилением роли «педального» бурдона, диафонного многоголосия и "5-функциональности" гармонического типа. Этнические - проявлены в субстратном или суперстратном значении монодийных и гармонических элементов. Доминирование признаков восточноазиатской монодийно-ладовой системы (ангемитоника, координационный тип отношений элементов лада, переменность) - свойство традиции балкарцев и карачаевцев. Доминирование признаков европейской гармонической ладовой системы (гемитоника, субординационный тип отношений элементов лада, тоникализация) - свойство адыгской традиции.

2.6. К проблеме варианта в северокавказском вокальном многоголосии. Обращение к проблеме варианта объясняется её актуальностью в музыкальных традициях самых разных народов. Предметом диссертационного исследования выступили этнические и диалектно-субэтнические особенности вариантного мышления на уровне музыкально-текстологических характеристик песнопений разных жанров и традиций. Изучение северокавказского вокального многоголосия с точки зрения этнических версий его воплощения даёт возможность ощутить жизненный пульс популярной традиции музицирования и выявить инвариантные основы северокавказской певческой модели. Преобладающее положение стабильных элементов многоголосия позволило сгруппировать их на уровнях надэтниче-ского, этнического и субэтнического канонов.

Содержание надэтнического канона раскрывается на основе смысловых, синтаксических и композиционных универсалий северокавказской певческой модели. Широкий круг надэтнических музыкально-текстологических признаков певческой модели объясняется как территориальными, историческими, социокультурными условиями сохранения древней вокальной традиции, так и праг-

матизмом законов построения многоголосия, которые должны быть жёсткими на уровне канонов'2.

Активизация вариантных процессов происходит на уровне этнических версий. Языковые различия сообщают вербальному компоненту (голосовой партии солиста) черты самого мобильного сочлена песенного ансамбля и в этом плане наиболее яркие преобразования наблюдаются в мелодическом стиле солирующего напева. Не менее важным показателем вариантных процессов на уровне этнического мышления предстаёт и бурдонный компонент (партия жъыу-ежъу-эжиу-эжыу). Инвариантный бурдон выступает одновременно мощным катализатором этнических особенностей вокального многоголосия. Соединив стабильные и мобильные признаки певческого канона, бурдон становится символом «супертемы», а диалектное множество певческих версий осмысливается в контексте вариаций на бурдонную «тему» (канон).

Музыкально-диалектная дифференциация надэтнических и этнических структурных стереотипов усилена на уровне субэтнического канона. Наиболее ощутимые различия субэтнических версий северокавказской певческой модели обнаруживает адыгская традиция, «замешанная» на вариантах песнопений западной (абадзехи, бжедуги, шапсуги) и восточной (кабардинцы, черкесы) ветвей. Сглаженностью процессов варьирования на уровне субэтнических версий отличаются традиции балкарцев и карачаевцев. Основным источником образования субэтнических вариантов выступает бурдонный компонент.

Изучение проблемы варианта приводит к следующим выводам: 1) устойчивость древней традиции бурдонного многоголосия была обеспечена этнической и субэтнической множественностью его вариантов, существующих на основе единой певческой модели; 2) сохранению и трансляции певческой модели способствовало «удержание» структурных стереотипов как главная и особенная черта вариантных процессов в северокавказском многоголосии.

12 Покровский Д. Об изменчивости песенного текста // Дмитрий Покровский. Жизнь и творчество. - М.: Ассоциация Экост, 2004. - С. 83.

Исследование выразительных и содержательных закономерностей северокавказского вокального многоголосия позволило выявить самые важные его признаки: а) лежащие в плоскости ранних типов интонирования, ледообразования и характеризующие звуковысотную и временную организацию многоголосия как синкретическое смешение элементов разных музыкальных систем; б) приобретшие устойчивое значение в эволюции многоголосия разных песенных жанров и выступившие структурно-смысловой основой региональной певческой модели.

Третья глава «Основы полифонического мышления в северокавказском вокальном многоголосии» посвящена типологии певческих моделей в аспектах ранних форм полифонии, композиционно-драматургических функций и принципов музыкального мышления.

3.1. Типология многоголосия в контексте ранних форм полифонии. Северокавказская вокальная полифония представляет двух-трёхголосное изложение музыкальной ткани. Элементы трёхголосия - фактурная составляющая практически всех северокавказских традиций. В то же время, степень функциональной самостоятельности трёхголосия варьируется в каждой из традиций, зависит от исполнительских условий и текстомузыкальных характеристик полифонии. С функциональной точки зрения, специфика северокавказского многоголосия заключается в преобладании линеарного функционального двухголосая, ярко проявленного в адыгских, балкарских и карачаевских песнопениях.

Сравнение северокавказского многоголосия с фольклорными формами «дифференцированной гетерофонии» (М. Енговатова) и «функционального двухго-лосия» (Е. Гиппиус), распространённых в традициях славянских, финноугорских, тюрко-монгольских и других народов13, позволяет сделать вывод о том, что при наличии некоторых сходных элементов, северокавказское функциональное двухго-лосие обнаруживает ряд кардинальных акустических и композиционных различий

13 Указанные гетерофонные культуры, сочетающие бурдон и монодию, отмечают Н. Бояркин, Е. Дорохова, И. Жордания, И. Земцовский, 3. Можейко, И. Назина, О. Пашина, И. Федоренко.

(пространственная диспозиции голосовых партий, стереофонический эффект звучания, темброрегистровая и функциональная дифференциация компонентов многоголосия).

Второй уровень сравнительного изучения в контексте академических форм западноевропейского многоголосия раннего средневековья даёт более адекватное определение типологических признаков северокавказской вокальной полифонии. Общность принципов организации раннего многоголосия в мировом музыкальном пространстве отмечали многие исследователи (Ю. Евдокимова, И. Жордания, М. Салонов, С. Скребков, М. Тонгерен, Е. Трембовельский, Д. Шабалин, М. Шнайдер). В этом вопросе для нас важно и мнение Э. Алексеева, «призывающего» взглянуть на музыкальный фольклор и академическое творчество «как на одинаково существенные составляющие единой музыкальной культуры» и находящего возможность толкования своей культуры в ряду других культур на основе содержательных эквивалентов разных языков14.

Сравнительно-типологический метод исследования ранних типов многоголосия в музыке устной и письменной традиций дал возможность сформулировать основополагающие характеристики северокавказской вокальной полифонии и единой певческой модели: а) онтологическое существование на базе амебейных (попеременных) и совместных форм исполнительства, обусловивших появление респонсорно-антифонного и диафонного типов двухголосия; б) формирование многоголосия на основе принципов стержневого напева (бурдонный са«/иу), ости-натного развития и пространственной вертикализации; в) образование полимелодического целого в результате диффузного взаимодействия элементов «монодии» и «гармонии», вскрывающего мелодико-гармонический тип северокавказской вокальной полифонии.

3.2. Композиционно-драматургические и формообразующие принципы многоголосия в контексте диалога и монолога. Двусторонний (диалогический и монологический) характер традиционных межгрупповых и межличностных кон-

14 Алексеев Э. Фольклор в контексте современной культуры. Рассуждения о судьбах народной песни. - М.: Советский композитор, 1988. - С. 23; 164; 25; 81.

тактов определил видовую специфику песенного жанра как синтеза ансамблевого и сольного исполнительства. Диалог и монолог выступили специфическими формами музыкального мышления и жанровыми универсалиями певческих моделей разных традиций, сформировали сюжетную фабулу песенной музыки.

Смысловой стержень музыкального сюжета песнопений раскрывается в контексте состязательно-агонического и представляющего типов игрового мышления. Состязательно-агонический тип игровой логики, связанный с диалогической формой отношений «персонажей», обусловил двухголосную основу и камерно-ансамблевую характеристику песенного многоголосия. Представляющий тип игрового мышления, связанный с монологом как формой выявления персонифицированной личности солиста, задаёт «тон» игры, настраивает на диалог с ансамблем жъыу-ежъу-эжиу-эжыу. Взаимодействие элементов состязательно-агонической диалогики и представляющей монологики происходит на основе базовых игровых механизмов, большинство из которых представляет «вопрос и ответ, вызов и реакцию, провокацию и заражение, совместно переживаемое стремление или напряжение»15. Игровые характеристики диалога и монолога сформировали событийный характер музыкального сюжета песнопений и композиционно-драматургическое своеобразие многоголосия.

Композиционно-драматургическая специфика респонсорно-антифонного многоголосия обусловлена неконфликтным диалогическим равновесием солирующего запева и бурдонного припева; отсутствием субъект-объектной дифференциации голосовых партий; утверждением рефренного жъыу-ежъу-эжиу-эжыу, совмещающего функции «ответного» припева и руководящего напева.

Композиционно-драматургическая специфика диафонного многоголосия определена сохранением бинарной логики композиции на конструктивном уровне и её модификацией на уровне процессуально-драматургическом вследствие многосмысловой роли напева жъыу-ежъу-эжиу-эжыу, совмещающего

15 Кайуа Р. Игры и люди. Статьи и эссе по социологии культуры. (Нация и культура / Научное наследие: Антропология). - М.: ОГИ, 2007. - С. 74.

41

функции «отвечающего», подпевающего, сопровождающего и завершающего «персонажа» музыкального сюжета. Усиление монологических характеристик напевов обеих голосовых партий, диалог напевов солиста и бурдона по принципу «теза-антитеза», процессуальный характер развёртывания музыкального сюжета сообщают диафонному типу многоголосия черты, присущие драматургии триадного типа.

В контексте устойчивости композиционной формулы «запев-припев» и особой роли бурдона в её формировании ставится вопрос о связи куплетно-строфической формы песнопений с формой рондо. Песнопения разных жанров выявляют формальный признак формы рондо (повторный рефрен) и основной её принцип («чередование различного с неизменным» по В. Цуккерману); процессуальные смыслы формы рондо в диалектике борьбы центробежных (партия солиста) и центростремительных (бурдон) тенденций. Форма мелострофы и многострофного целого обнаруживает черты симметрии, проявляющейся на уровне обратимого (поворотного) бурдона.

Бинарно-парный композиционный ритм и остинатный принцип развёртывания действуют одновременно в «режимах» акцентирования и сглаживания границ формы. В первом случае форма песнопений раскрывается в контексте дискретно-стадиального типа композиции как отличительного знака европейского музыкального мышления. Во втором случае форма уподобляется континуально-медитативному типу композиции как отличительному знаку восточ-ноазиатского музыкального мышления. Совмещение признаков композиции, принадлежащих разным системам мышления - свойство раннего многоголосия, отчётливо проявленное в особенностях формы северокавказских многоголосных песнопений.

3.3. Северокавказская вокальная полифония в контексте взаимодействия монодийных и гармонических принципов мышления. Синкретическая связь элементов полифонии и монофонии определяется системной закономерностью фольклорной и академической практик раннего многоголосия. Эквивалентами монофонии и полифонии выступили «монодия» и «гармония» в широкой трактовке этих

понятий. Черты «монодии» проступают в монологическом распеве солиста и в напеве партии жъыу-ежъу-эжиу-эжыу. Как перераспределение единого монодийно-го напева в пространстве предстаёт респонсорно-антифонное многоголосие; как наложение двух монодийных напевов - диафонное многоголосие. Аналогом «гармонии» выступил бурдон как фактор пространственно-вертикально-интервального упорядочивания многоголосия. Взаимодействие элементов монофонии и полифонии, «монодии» и «гармонии» осуществляется на основе оппозиции «монодия-контрапункт» как универсалии раннего многоголосия устной и письменной традиций16, системного явления в северокавказской вокальной полифонии.

Специфика монодийных элементов определена их проявлением в условиях многоголосия и раскрытием на уровне солирующего напева Основополагающими признаками монодийного мышления выступили: 1) принцип «повышенной неоднородности элементов» (С. Галицкая) на базе ограниченного и однородного круга интонационно-ритмических и ладовых средств; 2) специфичный тип интонирования в кругу мелодических структур узкого диапазона и «самоорганизация» на основе детализации, дифференциации и комбинаторики типовых попевок; 3) принцип варьирования как средство достижения «повышенной неоднородности элементов»; 4) фазовый тип раскрытия ладовой формы и ретроспективное осмысление ладового результата; 5) ладовая переменность на уровне функциональной градации опорно-устойчивой сферы лада; 6) принцип координационного соподчинения элементов лада.

Вторичное проявление элементов монодийного мышления отмечается на уровне бурдона. Черты монодийного распева образуются в результате таких характерных приёмов голосоведения в партии жъыу-ежъу-эжиу-эжыу, как параллелизмы консонирующих интервалов (октавный, квинтовый или квартовый бурдон), дублирование напева солиста по типу «вторы» (приуроченные, обрядовые песнопения). «Излучение» интонационных свойств монодийного мышления ярче обнаруживается в масштабном бурдонном напеве широкого мелодического диапазона (нартские, исторические песнопения адыгов); ладо-

16 Теория современной композиции. - М.: Музыка, 2005. - С. 166.

43

вых свойств монодийного мышления (переменность) - в коротком бурдонном напеве узкого мелодического диапазона (приуроченные и неприуроченные песнопения балкарцев и карачаевцев).

Специфика гармонических элементов определена их существованием в условиях двухголосия и линейно-мелодического сложения полифонического целого. Основополагающие признаки гармонического мышления составили: 1) устойчивость пространственно-вертикально-интервальной координаты, дающей согласованность, упорядоченность компонентов многоголосия, выступающей в качестве эквивалента аккордовой вертикали гармонической системы мышления; 2) интервальная множественность, возникающая на базе разных типов голосоведения и регулируемая интервалами совершенных консонансов; 3) принцип экстраполяции законов гармонической системы мышления в связи с появлением гармонических аналогий и ассоциаций на мелодико-ритмическом и ладовом уровнях; 4) проявление ладофункциональной субординации в отношениях компонентов многоголосия; 5) повторность и остинатность как факторы централизации и «тоникализации» ладовой системы; 6) принцип «квинтовой индукции» в функциональном упорядочивании элементов лада; 7) гармонизующее значение бурдона в образовании монотоникальных или «стабильно-монодийных» (Т. Бершадская) ладов.

Процесс взаимодействия монодийных и гармонических элементов происходит синхронно на линейном (временнбм) и вертикальном (пространственном) уровнях; вскрывает некоторые законы диалектики и в частности закон отражения свойств одного объекта в недрах другого. Специфика взаимодействия монодийных и гармонических элементов раскрывается в возникновении двусторонней связи компонентов многоголосия, создании полифонической системы диффузного типа, свойственной ранним формам синкретических искусств и особенно фольклору, в котором «диффузные отношения представлены чрезвычайно отчётливо» (С. Галицкая).

Исследование основ полифонического мышления расширяет историческое пространство обнаружения точек пересечения северокавказских певческих моде-

лей. В контексте средневекового храмового пения, типологически близкого северокавказскому многоголосию по исполнительским формам, акустическому эффекту звучания, композиции и принципам мышления, раскрываются полифонические признаки единой региональной и этнических певческих моделей.

В Заключении отмечается, что северокавказское вокальное многоголосие и бурдонный его тип как самый показательный в данном регионе есть «продукт» ранних форм музицирования, отличающихся идентичностью исходного пласта в музыкальной культуре разных народов и нерасчленимостью элементов мышления, принадлежащих музыкальной культуре разных цивилизаций. Эти обстоятельства способствовали возникновению региональной певческой модели, на базе которой проявилось типологическое родство этнических вариантов певческих моделей.

Микропроекция исследования представляет семиотическую оценку системы, выявившую двойственную природу северокавказской певческой модели, соединившей европейские и восточноазиатские элементы музыкального мышления. Макропроекция исследования раскрывает стабильные и мобильные признаки певческой модели, её генетическое функционирование на уровнях субэтническом, этническом и надэтническом, то есть общечеловеческом, подтверждающем гипотезу о существовании единых алгоритмов в процессе зарождения и эволюции музыкального многоголосия.

Как типовая матрица, северокавказская певческая модель обнаруживает системность своей внутренней организации в скоординированном взаимодействии семантических и синтаксических, композиционных и полифонических элементов. Наглядное представление об удельном весе и соотнесении надэтнических и этнических характеристик вокального многоголосия даёт схематическое (таблица) отображение инвариантных и вариативных признаков северокавказской певческой модели. Таблица вместила стабильные (надэтнические), стабильные совпадающие и мобильные (этнические) признаки-индексы. Раскрыла структуру единой певческой модели в её этнических вариантах, выступающих на правах «дочерних» моделей. Обозначила черты этнических типов диффузной системы мышления: субстратное проявление восточноазиатских и суперсгратное значение

европейских принципов организации в адыгском многоголосии; субстратное проявление европейских и суперстратное значение восточноазиатских принципов организации в балкарском и карачаевском многоголосии.

Выведенная на примере двух разноязычных традиций, северокавказская певческая модель представляет исходную систему, способную, по законам классической антропологии, разрастаться путём включения новых элементов. Например, включение в исследовательское поле североосетинского бурдонного многоголосия, обнаруживающего множество точек пересечений с балкарской и карачаевской традициями, потребует введения типологического параметра «мобильные совпадающие признаки». Включение в исследовательское поле южноосетинского или абхазского бурдонного многоголосия, выявляющего связь с грузинской традицией, потребует расширения географического пространства и включения типологического параметра «региональные признаки певческой модели».

Результаты типологического исследования певческих моделей северокавказского вокального многоголосия суммируются в следующих основных выводах:

• Северокавказское вокальное многоголосие репрезентирует культуру диффузного типа, возникшую в результате исторической корреляции архаических, восточноазиатских и европейских её корней.

• Возникшее на пересечении элементов вокальных традиций разных цивилизаций, северокавказское вокальное многоголосие функционирует одновременно как общерегиональная и этнически единичная певческая культура.

• Надэтнические признаки архаических форм многоголосия сформировали содержательно-структурный комплекс единой певческой модели, из которой «черпались» элементы вокальных моделей разных народов Северного Кавказа.

Публикации по теме диссертации

Статьи в журналах, рецензируемых ВАК:

1. Вишневская, Л.А. Биосфера традиционной песенной культуры черкесов и карачаевцев [Текст) / Л.Л. Вишневская // Музыковедение. -М., 2007, № 5. - С. 59-63. [0,5 п.л.].

2. Вишневская, Л.А. О музыке черкесов и карачаевцев [Текст] / Л.А. Вишневская // Музыкальная академия. ■ М., 2007, № 4. - С. 124-130. [1 п.л.].

3. Вишневская, Л.А. Акустический элемент бурдонно-певческой модели черкесов и карачаевцев [Текст] / Л.А. Вишневская // Проблемы музыкальной науки. Российский научный специализированный журнал. - Уфа, 2007, № 1. - С. 179-182. [0,5 п.л.].

4. Вишневская, Л.А. К проблеме ежьу в традиционных песнях черкесов и карачаевцев [Текст] / Л.А. Вишневская // Вестник Адыгейского государственного университета. - Майкоп, 2008, № 10. - С. 183-188. [0,5 п.л.].

5. Вишневская, Л.А. К проблеме бурдона в традиционных песнях черкесов и карачаевцев [Текст] / Л.А. Вишневская // Музыковедение. -М., 2008, № 9. - С. 54-61. [0,9 п.л.].

6. Вишневская, Л.А. Традиционная песня адыгов, карачаевцев и балкарцев в контексте ранних форм многоголосия [Текст] / Л.А. Вишневская // Вестник Адыгейского государственного университета. - Майкоп, 2009, № 3. - С. 260-266. [0,5 п.л.].

7. Вишневская, Л.А. Основы вокальной полифонии в песенном бур-донном двухголосии черкесов и карачаевцев [Текст] / Л.А. Вишневская // Музыковедение. - М., 2009, № 9. - С. 38-43. [0,5 п.л.].

8. Вишневская, Л.А. Феномен диалога и монолога в певческой традиции адыгов, карачаевцев н балкарцев [Текст] / Л.А. Вишневская // Музыкальная академия. - М., 2009, № 3. - С. 164-168. [0,5 п.л.].

9. Вишневская, Л.А. К проблеме варианта в северокавказской сольно-бурдонной песенной традиции [Текст] / Л.А. Вишневская II Вестник Ады-

гейского государственного университета. - Майкоп, 2009, № 4. - С. 221-228. (0,5 пл.].

10. Вишневская, Л.А. О взаимодействии моиодийных и гармонических элементов полифонии в традиционных бурдонных песнях черкесов и карачаевцев [Текст] / Л.А. Вишневская // Проблемы музыкальной науки. Российский научный специализированный журнал. - Уфа, 2010, № 1. -С. 50-54. [0,5 п.л].

11. Вишневская, Л А. Традиционная песня адыгов, балкарцев и карачаевцев в контексте ранних форм интонирования [Текст] / Л.А. Вишневская // Вестник Адыгейского государственного университета.

- Майкоп, 2010, № 2. - С. 210-216. [0,5 пл.).

Монография:

12. Вишневская Л.А. Очерки истории и теории северокавказского вокального многоголосия: исследование [Текст] / Л.А. Вишневская. - Саратов: изд-во «Новый ветер», 2011. - 324 с. [37,6 п.л.].

Учебно-методическое пособие:

13. Кивалова (Вишневская), Л.А. Фольклорное сольфеджио: экспериментальное учебно-методическое пособие (в соавторстве) [Текст, нот.] / Л.А. Кивалова, А.И. Рахаев, Ф.А. Токова и др. - Карачаевск-Черкесск, 2002. - 140 с. [10 пл.].

Статьи и материалы конференций:

14. Кивалова (Вишневская), Л.А. Некоторые особенности интонационно-ладового строения карачаевских народных песен [Текст] / Л.А. Кивалова // Традиции и современность (фольклор и литература народов Карачаево-Черкесии).

- Черкесск: изд-во Карачаево-Черкесского ордена «Знак Почёта» научно-исследовательского института истории, филологии и экономики, 1981. - С. 159172. [1,3 пл.].

15. Кивапова (Вишневская), Л.А. Лады монодии и диафонии в карачаево-черкесских народных песнях [Текст] / Л.А. Кивалова // Проблемы лада и гармонии. Выпуск 55. - М.: ГМПИ им. Гнесиных, 1982. - С. 67-80. [1,3 пл.].

16. Кивалова (Вишневская), Л.А. Некоторые черты ледообразования в черкесских народных песнях [Текст] / Л.А. Кивалова // Актуальные проблемы ладогармонического мышления. Выпуск 63. - М.: ГМПИ им. Гнесиных, 1982. -С. 126-133. [0,6 п.л.].

17. Кивалова (Вишневская), Л.А. Особенности использования черкесского фольклора в «Исламее» А. Даурова [Текст] / Л.А. Кивалова // Композитор и фольклор. Выпуск 64. - М.: ГМПИ им. Гнесиных, 1982. - С. 65-76. [0,9 п.л.].

18. Кивалова (Вишневская), Л.А. Некоторые особенности мелодики карачаевских и черкесских народных песен [Текст] / Л.А. Кивалова // Вопросы фольклора народов Карачаево-Черкесии (характеристика жанров). - Черкесск: изд-во Карачаево-Черкесского ордена «Знак Почёта» научно-исследовательского института истории, филологии и экономики, 1983.-С. 149-165. [1,2 п.л.].

19. Кивалова (Вишневская), Л.А. Некоторые вопросы слухового освоения монодийной системы мышления [Текст] / Л.А. Кивалова // Методика преподавания сольфеджио. Теория. История. Практика. Выпуск 110. - М.: ГМПИ им. Гнесиных, 1991.-С. 118-132. [1,3 п.л.].

20. Кивалова (Вишневская), Л.А. Некоторые черты стиля С. Крымского (к вопросу соотношения национального и профессионального в творчестве советских композиторов) [Текст] / Л.А. Кивалова // Вопросы анализа стиля. - Саратов: изд-во Саратовского государственного университета, 1991. С. 95-110. [1,2 п.л.].

21. Кивалова (Вишневская), Л.А. Композитор М. Туаршев. Творческий портрет [Текст] / Л.А. Кивалова // Современное искусство Карачаево-Черкесии. - Черкесск: изд-во Карачаево-Черкесского ордена «Знак Почёта» научно-исследовательского института истории, филологии и экономики, 1991. - С. 5873. [1,2 п.л.].

22. Кивалова {Вишневская), Л.А. Черты раннефольклорного интонирования в черкесских и карачаевских народных песнях [Текст] / Л.А. Кивалова // Вопро-

сы искусства народов Карачаево-Черкесии. - Черкесск: изд-во Карачаево-Черкесского ордена «Знак Почёта» научно-исследовательского института истории, филологии и экономики, 1993. - С. 72-87. [1,2 п.л.].

23. Кивалова (Вишневская), Л.А. Монодийное мышление как форма связи ге-митонных и пентатонных ладовых систем (Текст] / Л.А. Кивапова // Пентатоника в контексте мировой музыкальной культуры. - Казань: изд-во Казанского государственного педагогического университета, 1995. - С. 73-78. [0,4 пл.].

24. Кивалова (Вишневская), Л.А. Мелодический синтаксис и проблемы гармонии в фольклорных культурах [Текст] / Л.А. Кивалова // Методологические аспекты музыкознания и музыкальной педагогики. - Краснодар: изд-во Краснодарской государственной академии культуры, 1997. - С. 39-41. [0,2 п.л.].

25. Кивалова (Вишневская), Л.А. К проблеме монодийных истоков в народной и профессиональной музыке [Текст] / Л.А. Кивалова // Учёные записки Саратовской консерватории. Выпуск 1. - Саратов: изд-во Саратовского государственного университета, 2000. - С. 56-58. [0,2 п.л.].

26. Кивалова (Вишневская), Л.А. Фольклорный материал в музыкальном образовании (на примере песен народов Карачаево-Черкесии) [Текст] / Л А. Кивалова // Проблемы национальной культуры на рубеже тысячелетий: поиски и решения. - Нальчик: изд-во Северокавказского государственного института искусств, 2001. - С. 211-214. [ОД п.л.].

27. Кивалова (Вишневская), Л.А. Восток-Запад: культурологические параллели музыкального содержания [Текст] / Л.А. Кивалова // Музыка и педагогика: проблемы профессиональной подготовки педагога-музыканта. - Казань: изд-во Казанского государственного педагогического университета, 2002. -С. 48-51. [0,3 пл.].

28. Вишневская, Л.А. Опыт использования теории ладового ритма Б. Яворского при анализе народной музыки (на примере хоровых песен черкесов и карачаевцев) [Текст] / Л.А. Вишневская // Венок Яворскому: Межвузовский сборник научных статей. - Саратов: изд-во Саратовской государственной консерватории им. Л.В. Собинова, 2005. - С. 116-122. [0,6 пл.].

29. Вишневская, Л.А. Исторический фактор в генезисе традиционной музыки черкесов и карачаевцев [Текст] / JI.A. Вишневская // Памяти Л.Л. Христиансена (1910-1985). - Саратов: изд-во Саратовской государственной консерватории им. Л.В. Собинова, 2005. - С. 275-284. [0,8 пл.].

30. Вишневская, Л.А. Этнослуховая парадигма традиционной музыки черкесов и карачаевцев [Текст] / Л.А. Вишневская // Композитор и фольклор: Взаимодействие предустановленных и импровизационных факторов музыкального формообразования. - Воронеж: изд-во Воронежской государственной академии искусств, 2005. - С. 130-134. [1 пл.].

31. Вишневская, Л.А. О роли символики в певческом каноне черкесов и карачаевцев [Текст] / Л.А. Вишневская // Проблемы художественного творчества. - Саратов: изд-во Саратовской государственной консерватории им. Л.В. Собинова, 2006. - С. 20-25. [0,5 пл.].

32. Вишневская, Л.А. Культурный канон в певческом искусстве черкесов и карачаевцев (к постановке проблемы) [Текст] / Л.А. Вишневская // «Вестник» Карачаево-Черкесского ордена «Знак Почёта» института гуманитарных исследований. Выпуск 5: Этнография и искусствоведение. - Черкесск, 2007. - С. 176203. [1,8 пл.].

33. Вишневская, Л.А. Формульная лексика традиционных песен черкесов и карачаевцев [Текст] / Л.А. Вишневская // V «Серебряковские научные чтения». - Волгоград: Волгоградский муниципальный институт искусств им. П.А. Серебрякова, 2007. - С. 219-224. [0,4 пл.].

34. Вишневская, Л.А. Фольклорный текст и методы его интерпретации (на примере музыкального текста традиционных песен черкесов и карачаевцев) [Текст] / Л.А. Вишневская // Художественное образование: преемственность и традиции. - Саратов: изд-во Саратовской государственной консерватории им. Л.В. Собинова, 2008. - С. 165-168. [0,3 пл.].

35. Вишневская, Л.А. Игровая логика традиционной певческой культуры черкесов и карачаевцев [Текст] / Л.А. Вишневская // Музыкальное образование

и наука: преемственность, традиции и перспективы развития. - Астана: изд-во Казахской национальной академии музыки, 2008. - С. 292-295. [1 п.л.].

36. Вишневская, JJ.A. Черты евразийского диалога в традиционной певческой культуре черкесов и карачаевцев [Текст] / JI.A. Вишневская // Восток-Запад: этническая идентичность и традиционное музыкальное наследие как диалог цивилизаций и культур. - Астрахань: Государственный фольклорный центр «Астраханская песня», 2008. - С. 47-52. [1,5 п.л.].

37. Вишневская, JI.A. Артикуляция и тембр в ансамблевой певческой традиции черкесов и карачаевцев [Текст] / J1.A. Вишневская И Инструментальная музыка в межкультурном пространстве: проблемы артикуляции. - СПб: Российский институт истории искусств, 2008. - С. 228-232. [0,4 п.л.].

38. Вишневская, JI.A. Поволжье - Северный Кавказ: культурно-исторические параллели тюркоязычных народов [Текст] / JI.A. Вишневская // VI «Серебряковские научные чтения». В 2 кн. Кн. II. Педагогика: история образования. История и теория культуры. Музыкальная фольклористика и краеведение. - Волгоград: Волгоградский муниципальный институт искусств им. П.А. Серебрякова, 2008. - С. 89-98. [0,7 пл.].

39. Вишневская, JI.A. Семантика сольного компонента в ансамблевой певческой традиции черкесов и карачаевцев [Текст] / JI.A. Вишневская // Музыкальная семиотика: пути и перспективы развития. - Астрахань: изд-во Астраханской государственной консерватории, 2008. - С. 280-284. [1 п.л.].

40. Вишневская, Л.А. К вопросу о генетических истоках традиционной песенной музыки черкесов и карачаевцев [Текст] / JI.A. Вишневская // Pax sonoris: история и современность (Памяти М.А. Этингера): Научный журнал. Выпуск III. - Астрахань: Государственный фольклорный центр «Астраханская песня», 2008.-С. 80-83. [1 п.л.].

41. Вишневская, JI.A. Интегральный метод обучения в сфере музыкально-теоретических дисциплин (на примере фольклорного материала) [Текст] / JI.A. Вишневская // Инновационные технологии развития образовательного пространства художественного вуза. - М.: Экшэн, 2008. - С. 193-197. [0,5 п.л.].

42. Вишневская, Л.А. Кавказская специфика интегративных процессов в певческой культуре черкесов и карачаевцев [Текст] / Л.А. Вишневская // Культура. Наука. Творчество. - Минск: изд-во Белорусской государственной академии музыки, 2008. - С. 89-95. [0,5 п.л.].

43. Вишневская, Л.А. Особенности диалогической композиции традиционных песен черкесов и карачаевцев [Текст] /Л.А. Вишневская II Диалогическое пространство музыки в меняющемся мире. - Саратов: изд-во Саратовской государственной консерватории им. Л.В. Собинова, 2009. - С. 310-316. [0,7 п.л.].

44. Вишневская, Л.А. Песенное искусство черкесов и карачаевцев в контексте традиционной культуры [Текст] / Л.А. Вишневская // Время культурологии. - М.: изд-во Российского института культурологии, 2009. - С. 191-200. [0,8 п.л.].

45. Вишневская, Л.А. Ритуально-обрядовая генетика традиционной певческой культуры черкесов и карачаевцев [Текст] / Л.А. Вишневская // Памяти Л.Л. Христиансена. - М.: изд-во «Композитор», 2010. -С. 403-408. [0,6 пл.].

46. Вишневская, Л.А. Сольфеджио как творческая дисциплина в музыкальном образовании (на примере фольклорного материала) [Текст] / Л.А. Вишневская // Проблемы педагогической деятельности в профессиональном образовании в сфере культуры и искусства. - Саратов: ООО «АРМК Софит», 2010.-С. 26-29. [0,4 пл.].

47. Вишневская, Л.А. О некоторых социокультурных аспектах содержания солирующей партии в традиционных песнях адыгов, карачаевцев и балкарцев [Текст] / Л.А. Вишневская // Музыка: искусство, образование, диалог культур. -Махачкала: изд-во Дагестанского государственного педагогического университета, 2010. - С. 95-100. [1 пл.].

48. Вишневская, Л.А. Ансамбль «Жъыу»: к проблеме фольклорного резонанса в традиционной музыкальной культуре адыгов [Текст] / Л.А. Вишневская // Интегративная психология и педагогика искусства в полиэтническом регионе. - Майкоп: изд-во Адыгейского государственного университета, 2010. - С. 181190. [1 пл.].

49. Вишневская, Л.А. Статус и функции бурдонной вокальной традиции в северокавказском регионе (на примере традиционных песнопений адыгов, карачаевцев и балкарцев) [Текст] / J1.A. Вишневская // Лики традиционной культуры (в 2 ч.). 4.II. - Челябинск: изд-во Челябинской государственной академии культуры и искусств, 2011. - С. 307-310. [0,5 пл.].

50. Вишневская, JI.A. Этноинтегрирующая специфика северокавказского бурдонного многоголосия (на примере традиционных песнопений адыгов, карачаевцев и балкарцев) [Текст] / Л.А. Вишневская // Фольклор в контексте культуры. - Махачкала: изд-во Дагестанского государственного педагогического университета, 2011. - С. 22-25. [0,5 пл.].

51. Вишневская, Л.А. Современные проблемы возрождения традиционной певческой культуры адыгов (на примере ансамбля «Жъыу») [Текст] / Л.А. Вишневская // К 100-летию ЛЛ. Христиансена: сб. статей по материалам III Всероссийских научных чтений. - Саратов: СГК им. Л.В. Собинова, 2011. -С. 338-344. [0,7 пл.].

Подписано к печати 14.12.2011г. Формагг 60*90 'Лб Бумага офсетная. Печать трафаретная. Гарнитура «Тайме». Печать «RISO». Усл.-печ. л. 2,3. Тираж 100. Заказ 33.

ФГОУ ВПО (Саратовская государственная консерватория имени J1.B. Собинова». 410012, Саратов, проспект Кирова, 1

1 2 - 65 70

2012088441

2012088441

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора искусствоведения Вишневская, Лилия Алексеевна

Введение

Глава 1. Внемузыкальные предпосылки северокавказского вокального многоголосия.

1.1. Историческая специфика северокавказской культуры.

1.2. Природно-акустические истоки северокавказского вокального многоголосия.

1.3. Ритуально-обрядовые смыслы северокавказского вокального многоголосия.

1.4. Северокавказское вокальное многоголосие в контексте этнической культуры этикета.

Глава 2. Выразительные и содержательные закономерности северокавказского вокального многоголосия.

2.1. Семантика северокавказского бурдона.

2.2. Семантика солирующего компонента многоголосия.

2.3. Общая характеристика интонационно ритмической системы многоголосия.

2.4. Интонационно-ладовые архетипы.

2.5. Некоторые особенности «позднефольклорного» интонирования и ладообразования.

2.6. К проблеме варианта в северокавказском вокальном многоголосии.

Глава 3. Основы полифонического мышления в северокавказском вокальном многоголосии.

3.1. Типология многоголосия в контексте ранних форм полифонии.

3.2. Композиционно-драматургические и формообразующие принципы многоголосия в контексте диалога и монолога.

3.3. Северокавказская вокальная полифония в контексте взаимодействия монодийных и гармонических принципов мышления

Введение диссертации2012 год, автореферат по искусствоведению, Вишневская, Лилия Алексеевна

Многоголосие в музыке устной и письменной традиций - неисчерпаемая тема музыкознания и этномузыковедения. По-прежнему актуальны вопросы происхождения многоголосия, соотношения народных и академических его видов в инструментальной и вокальной музыке, взаимодействия монофонии (одноголосия) и полифонии (многоголосия).

В трудах многих отечественных и зарубежных исследователей акцентируется положение о древних восточных корнях разнообразных форм вокальной полифонии. Основанием послужили многочисленные примеры многоголосных традиций народов Африки, Океании, Азиатского континента, Индонезии, Полинезии, тюркоязычных и ираноязычных народов. Так, Мари-ус Шнайдер пишет: «Полифония в античные времена проникала по узкому коридору через Полинезию, Индонезию, Сиам, Ассам в Иран, на Кавказ, в Турцию и на Балканы. Мы точно не знаем, где возникла полифония, но совершенно ясно, что она достигла Европы в более поздние годы и что вследствие этого Европа её не изобрела. Европа очень хорошо развила её, но она не может похвастаться тем, что создала её. Географическое распространение этого исторического течения доказывает, что восточная полифония существовала до расцвета арабской музыки» [цит. по: 99, с. 107].

Не столь однозначную оценку влияния древнего Востока на музыку народов Европы находим в работах К. Квитки, неоднократно обращавшегося к проблеме исторических связей славян и народов азиатского Востока. Учёный отмечал ложность идеи генетической преемственности музыки европейских народов с восточными цивилизациями: «Квитка считал, что идея «с Востока свет!» получила своё распространение в работах лишь потому, что обычно музыка азиатских народов рассматривается не синхронно с музыкой Европы, а в целом ставится на первое место перед объяснением античной греческой теории» [126, с. 284]. На основе изучения ладовых систем пентатоники, олиготоники и хроматики, К. Квитка приходит к выводу о том, что они в равной мере присущи народам Азии и Европы. Учёный выдвигает вопросы исторического процесса развития, оценку психических особенностей того или иного народа, решение которых помогло бы чётко определить, «что именно заимствовали славяне у своих восточных и южных соседей, является ли заимствованное ими действительно достоянием Востока, или восточные народы были лишь посредниками в передаче данных музыкальных явлений, приобретённых от более древних, но не азиатских культур» [126, с. 287].

Ещё дальше в своих работах ушёл А. Веселовский, который разрушил идею восточного влияния в фольклоре контридеей взаимодействия Востока и Запада, устной и письменной традиций на основе определённой почвы, подготавливающей «встречное движение,.а не просто заимствование» [325, с. 180].

На материале многоголосия в инструментальной музыке казахов, киргизов, узбеков, таджиков и туркмен, арабов, индийцев, индонезийцев, пакистанцев и других народов, В. Виноградов развивает тезис Р. Грубера о том, что «не могли исчезнуть бесследно для последующих поколений музыкальные цивилизации Древнего Египта и Востока, включая и их достижения в области многоголосия. Не отгородились от них античная Греция, Рим и Византия. Не осталась глухой к ним и Западная Европа. Свой вклад в эту культуру внесли многие народы широчайшей периферии Востока. Полифония в её своеобразных формах возникала и на других континентах. Мы поражаемся сейчас раскрывающемуся перед нами искусству многоголосия африканцев», поэтому возникновение и эволюцию многоголосия надо рассматривать в широком контексте мирового музыкально-исторического процесса [99, с. 103].

В. Виноградов формулирует следующую «программную» установку в изучении вопросов многоголосия: 1) человеку присуще тяготение к тем или иным многоголосным формам как естественная устремлённость к прогрессу; 2) в самой природе музыки, как объективная закономерность, заложены специфические свойства (например, акустические), которые в определённых условиях неизбежно приведут к возникновению многоголосия; 3) зарождение многоголосия - процесс, несходный в различных национальных музыкальных культурах: «.эти культуры как бы отбирают для себя лишь те формы и приёмы многоголосия, которые в большей мере координируются с музыкальными традициями данной нации или народа» [99, с. 105]. В двух последних аспектах речь идёт о предопределённости различных форм многоголосия природным фактором, общественным укладом и общекультурными предпосылками, культурным взаимообменом народов и многими другими условиями, «сплетающимися в сложный узел» [99, с. 106].

Оригинальная теория происхождения вокального многоголосия развивается в трудах И. Жордания [153-160]. На основе сравнения традиций разных народов и континентов, изучения зафиксированных фактов древнего многоголосия, включения палеоантропологических методов исследования учёный приходит к заключению о том, что «общая историческая тенденция вокальных многоголосных традиций связана с их постепенным исчезновением на земле (а не с возникновением, как это долго считалось)» [157, с. 197]. И. Жордания отмечает, что «в мировой истории музыкальной культуры полностью отсутствуют документированные примеры развития вокальной многоголосной традиции от монофонии. Этот факт заставляет.предположить, что наша планета с каждым новым столетием и тысячелетием становится всё более и более монофонической. Известные нам факты не подтверждают существующую теорию позднего возникновения многоголосия от одноголосия» [там же]. Отстаивая точку зрения первичности вокальной полифонии в связи с преобладанием в древности коллективных форм музыкальной коммуникации, исследователь выдвигает проблему «прото-многоголосия» как общего предка многих многоголосных традиций, на целые эпохи опередившего язык и речь в процессе эволюции человека [157, с. 197-198].

Новаторской позицией отличается концепция гетерофонных и «сверхэтнических» истоков многоголосия в трудах Е. Трембовельского [391-394], отмечающего, что. «в глубине веков национальные различия "отстраняются" феноменом общности основных принципов. И это, несомненно, связано с тем, что гетерофоничность (как, к слову, и бурдонность) являются свободным, непринуждённым, не связанным предписаниями, наиболее естественным и оттого распространённым способом музицирования» [391, с. 168]. Гетерофония осмысливается исследователем как ёмкое видовое понятие, объединяющее архаику и современность, фольклор и академическое творчество; как коренное свойство музыкального мышления (прежде всего фактурного и мелосного), позволяющее изучать в едином ключе монодию, многоголосие и сверхмногоголосие, плоскостные и пространственные, монотембровые и политембровые формы многоголосия.

Таким образом, разные (в том числе кардинально несходные) научные точки зрения на происхождение, эволюцию и структуру, связь восточных и западных форм многоголосия свидетельствуют об актуальности и открытости данной проблемы современного музыкознания.

Северокавказское вокальное многоголосие - музыкальная традиция, присущая многим народам данного региона. На её основе проявилась историческая, этнографическая, территориальная, социокультурная, фольклорная и слуховая общность традиционных песнопений абазин, абхазов и адыгов, балкарцев, карачаевцев и осетин, аварцев и кумыков, ингушей и чеченцев. Этим объясняется правомочность изучения северокавказского вокального многоголосия на примере нескольких традиций, позволяющих охватить содержательное и структурное разнообразие форм многоголосия, освещающих вокальную полифонию в качестве исторического артефакта музыкальной культуры северокавказского региона.

Исследование осуществлено на основе вокальных традиций кавказоя-зычных адыгов и тюркоязычных балкарцев и карачаевцев - народов, составивших две суперэтнические группы и компактно проживающих на территории нескольких республик Северного Кавказа (Адыгея, Кабардино-Балкария, Карачаево-Черкесия). Несмотря на языковые различия, культура этих народов функционирует как историческая и региональная целостность, сложившаяся на базе субстратов местной северокавказской культуры, а также на основе многих сходных институтов и традиций, в том числе древней традиции вокального музицирования.

Обращение к вокальному многоголосию адыгов, балкарцев и карачаевцев объясняется высокой степенью эмпирически-собирательной изученности традиционных песнопений этих народов на протяжении последнего столетия, возможностью осуществить научное обобщение типологических признаков северокавказского вокального многоголосия на примере разноязычных традиций. Накопление данных по вокальным традициям других народов может дать, в будущем, расширение музыкальной базы в изучении проблем кавказской вокальной полифонии.

Музыкальная культура адыгов, балкарцев и карачаевцев вмещает инструментальное, танцевальное и песенное исполнительство, уходящее в глубокую древность. Некогда связанная в триединую систему песня-пляска-наигрыш, традиционная музыка этих народов претерпела значительные обновления в XX веке. Песня, которая «давала подлинное отношение к действительности», стала неугодна в советское время «господствующей идеологии, и песню направили по другому руслу, сконцентрированному в соответствии с официальными рекомендациями» [358, с. 12]. Под влиянием новых политических, социально-экономических условий жизни произошло смещение «модели национальной музыкальной культуры с песенной на инструментальную» [там же] и доминирующее значение приобрело инструментально-танцевальное музицирование. Пик его популярности связан с созданием официальных инструментально-танцевальных коллективов, творчество которых обобщённо представляло (в советский период) музыкальные традиции народов Северного Кавказа.

Исчезновение песни из культурно-бытового обихода не стало началом процесса забвения многоголосной вокальной традиции. Убежищем песни, сохраняющим и транслирующим её изначальную музыкальную сущность, выступило инструментально-танцевальное музицирование: «Чем дольше развивалась инструментальная музыка в условиях идеологического контроля и давления, тем больше она "поглощала" песенные пласты, переинтонируя их в инструментальные, используя рудименты вербального смысла для более целенаправленного усвоения всего текста» [358, с. 13]. Песня «маскируется» в инструментальных и танцевальных напевах; рефлексирует остинатной ритмикой идиофонов и мембранофонов; явственно отзывается вокальным подголоском жъыу (жу) в инструментально-танцевальном исполнительстве западных адыгов; воспроизводит этнослуховые приоритеты в конструкции иноэтнической гармоники введением фонических басов, обеспечивающих «связь с традицией сольно-бур донного многоголосия» [там же].

Тем самым выявилась вневременная устойчивость фольклорных форм мышления и сохранность элементов вокальной традиции на генетически-подсознательном уровне. В этом плане, песенный фольклор и традиционный стиль песнопений адыгов, балкарцев и карачаевцев оказался способен «переходить в пассивные . .состояния, впадать в своего рода анабиоз, выход из которого оказывается возможным только благодаря включению особых факторов», создающих эффект «фольклорного резонанса» [15, с. 181] и способствующих возрождению традиции1.

Настоящая диссертация представляет музыковедческое теоретическое исследование северокавказского вокального многоголосия как ранней формы полифонии, возникшей и сохранённой в определённых исторических, при-родно-географических и культурных условиях.

Размышления большинства исследователей о ранних формах многоголосия представляют единодушие в характеристике его структуры: «Поразительно, что во всех. областях, изолированных и географически отдалённых,

1 В аспекте проблемы фольклорного резонанса осмысляется феномен адыгского ансамбля песнопения и инструментальной музыки «Жъыу» (худ. рук. 3. Гучев, г. Майкоп). Его деятельность можно назвать «первой ласточкой» процесса возрождения аутентичных исполнительских форм традиционной музыкальной культуры адыгов. Появление ансамбля подобного типа стало возможным в ситуациях последовательного вхождения в целостную систему традиционной жизни и обострённого «осознания себя» в современной культуре адыгов. обнаруживаются общие принципы многоголосия» [148, с. 12]. Универсальным типом признаётся, a priori, бурдонное многоголосие, принадлежащее культуре всего человечества. По мнению В. Виноградова, самые прочные позиции в структуре раннего многоголосия занимает бурдон, имеющий глубокие исторические корни и совершенно необходимый элемент восточного инструментального исполнительства в музыке турок, иранцев, азербайджанцев, афганцев, пакистанцев, индийцев, вьетнамцев, китайцев, казахов, среднеазиатских народов и тюрков Сибири [99, с. 108-109].

В музыке этих народов бурдон уподобляется органному пункту, на непрерывной звучности которого проступает рельеф и выразительность мелодики. Как родовой признак раннего многоголосия, бурдон выступает артефактом сходных процессов формирования и эволюции звуковысотных систем разных народов; раскрывает природные основы акустических и физиологических феноменов музыкальной материи, являющихся «общими для всего искусства и предшествующими этническим различиям» [148, с. 12].

Бурдонное вокальное многоголосие - древняя форма песнопений, сохраняющаяся в регионах «закрытого» типа по своему географическому, ландшафтному и культурно-общественному устройству: «Хорошо известно, что более архаичные явления, как правило, распространены многочисленными изолированными друг от друга «островками», притом в географически труднодоступных регионах» [156, с. 231]. Одним из таких регионов выступает Северный Кавказ, культурная целостность которого сложилась в результате многовекового исторического соседства и взаимодействия разных народов. Стереотипы общественных форм бытия, сходство исторических судеб и культурных традиций составили ядро тех комплиментарных отношений, которые определили «без-альтернативность иного сосуществования» (3. Алемединова-Загаштокова) в новое и новейшее время в истории народов Северного Кавказа.

Ярким подтверждением музыкально-культурной целостности северокавказского региона стала бурдонная певческая традиция, выразившая сущность исторических процессов развития и духовного своеобразия разных народов. Исторически сложившаяся целостность художественной культуры полиэтнического северокавказского региона базируется на индивидуально-этническом выражении общекультурных норм и ценностей, обусловленном отличиями этногенеза и языков, конфессиональной принадлежности и типов хозяйствования. Индивидуальное воплощение получило и северокавказское вокальное многоголосие, обнаруживающее сходство древних бурдонных корней и одновременно этнически и субэтнически особенное «прочтение» всех составляющих его компонентов.

Актуальность исследования. Северный Кавказ как уникальный геополитический и социокультурный регион, испытавший тяготы не одной войны, бедствия и страдания, продолжает оставаться одним из самых социально напряжённых регионов России. В этой связи острую актуальность приобретает восстановление утраченного культурного потенциала, особенно значимого для многонациональных республик.

Важным звеном в восстановлении связи времён выступает музыкальная культура северокавказских народов и, в частности, вокальная традиция. В силу ряда причин политического, географического, фольклорного, исполнительского и исследовательского характера, северокавказская вокальная традиция долго оставалась «закрытой» и образ кавказской вокальной музыки оценивался по образцам некоторых закавказских традиций (прежде всего грузинской). Системно-типологическое изучение северокавказского вокального многоголосия даёт возможность переосмысления сложившихся стереотипов по отношению к кавказской музыкальной культуре, раскрывающейся красочным богатством разных традиционных стилей.

Актуальность исследования определена научными, образовательными, исполнительскими и социальными потребностями изучения традиционной музыкальной культуры региона и связана с отсутствием трудов, посвящён-ных теоретическим проблемам северокавказской вокальной полифонии. Имеющиеся работы замыкаются, как правило, на вопросах многоголосия внутри одной этнотрадиции. Такой подход затрудняет вхождение в целостную систему функционирования полифонии бурдонного типа, объединяющей вокальные традиции многих кавказских народов.

Отмечаемые музыкально-стилевые параллели многоголосных песнопений абхазов, адыгов, балкарцев, восточных грузин, карачаевцев и осетин (В. Абаев, Б. Ашхотов, Т. Блаева, Б. Галаев, Е. Гиппиус, А. Рахаев, К. Цхурбаева и др.) не нашли, на наш взгляд, должного научного обоснования причин и механизмов их возникновения. Тем более не изучены отличия, обнаруживаемые при безусловном типологическом сходстве этнических и субэтнических вариантов северокавказского многоголосия.

Исследование типологических закономерностей на примере нескольких традиций даёт понимание объективно-глубинных причин стилевого сходства песенного многоголосия. Б. Путилов пишет: «О чём свидетельствуют факты повторяемости,.однородности, в ряде случаев совпадений в международных масштабах?.Во-первых, это свидетельство того, что действуют какие-то закономерности. Это не может быть результатом случайности. За этим стоят определённые закономерности, причём закономерности внутреннего, .фольклорного порядка, которые, разумеется, повязаны с внешними обстоятельствами, с историческими судьбами народов, с их этнографией, культурой и т.д. Наличие таких фондов - параллельных, близких, совпадающих - служит одним из самых важных доказательств того, что эти фонды складывались независимо. Не путём заимствования, а путём независимых внутрифольклор-ных процессов, потому что представить себе, будто такая колоссальная близость, такое колоссальное наличие параллельных, сходных фондов у народов, как соседних, так и очень отдалённых, разговаривающих на разных языках, живших даже иногда в разные эпохи, представить, что это всё результат заимствования, результат миграций - совершенно невозможно. Речь о заимствовании должна уступить место проблеме типологических закономерностей» [325, с. 278]. Системно-типологическое изучение северокавказской вокальной полифонии направлено на выявление объективно-глубинных истоков музыкально-стилевого родства песнопений разноязычных народов.

На примере северокавказского вокального многоголосия выдвигается гипотеза о существовании единых алгоритмов в процессе зарождения и эволюции музыкального многоголосия. В этой связи, научную актуальность приобретает обоснование и построение единой северокавказской певческой модели, способной дать те методы и инструмент исследования, с помощью которых станет возможным изучение типологически родственных и этнически особенных свойств вокального многоголосия разных народов северокавказского региона.

Актуальность построения подобной модели мы объясняем её востребованностью: а) в образовательной программе, ориентированной на точные категории в различных областях знания и обращённой к универсальным понятиям северокавказского вокального многоголосия; б) в исполнительстве, направленном на слуховое распознавание и практическое усвоение этномарки-рующих характеристик северокавказского вокального многоголосия; в) в процессах социальной адаптации и этноидентификации на современном этапе жизни разных северокавказских народов.

Актуальность обращения к северокавказскому вокальному многоголосию обусловлена также теоретической неразработанностью вопросов полифонии бурдонного типа, являющейся одной из архаических и универсальных форм многоголосия, занявшей безусловное лидерство в вокальных традициях многих кавказских народов. В связи с этим приобретают актуальность проблемы региональной концентрации вокального многоголосия бурдонного типа; вопросы структурно-смысловой, композиционной и полифонической типологии северокавказского многоголосия. Последнее актуализирует апелляцию к терминам и понятиям, сформулированным в античной и средневековой теории музыки. Термины и понятия бурдон, антифон, респонсорий, диафония, органум, сапШя/ггтт, монофония, монодия, полифония, контрапункт и гармония наиболее приближенно объясняют полифоническую специфику северокавказского бурдонного многоголосия и структурный универсализм северокавказской певческой модели.

Актуальность темы исследования определяется также возможностью выявления оснований возникновения музыкальной целостности полиэтнического северокавказского региона; определения направлений и координат взаимодействия музыкальной культуры разных северокавказских народов; формулирования общих и этнически-особенных элементов музыкального мышления на примере бурдонной традиции исполнительства.

Обращение к северокавказскому вокальному многоголосию как ранней форме музыкального искусства приобретает актуальность в связи с тем интересом к архаике, который характеризует современное музыкознание и композиторскую практику. Актуальной для изучения выступает и сама специфика сложившихся стереотипов традиционной северокавказской культуры, органичной частью которой стала вокальная музыка адыгов, балкарцев и карачаевцев.

Степень изученности "проблемы. В отечественной и зарубежной музыкальной науке сложились разные критерии оценки и типологии бурдона. В инструментальной музыке бурдон связывается с «органным» басом, длительно выдерживаемыми низкими звуками. По мнению И. Жордания, для большинства вокальных традиций подобный тип бурдона «не является столь характерной чертой многоголосия» [157, с. 199]. Он же отмечает, что в «прото-многоголосии» бас не использовался в функциональном значении самостоятельного голоса: «Даже африканское остинато не обязательно исполняется в более низком регистре. Можно предположить, что появление бурдона было связано с относительно поздним выделением самостоятельной функции баса. Кроме того, бурдон первоначально, возможно, появился как выдержанный звук, расположенный в середине или вверху многоголосной фактуры, и совсем не обязательно как самая низкая часть фактуры» [157, с. 200].

Эта мысль подтверждается многими гетерофонными традициями славянских, финноугорских и других народов, в вокальной музыке которых бурдон, бурдонирующие звуки или «впечатление бурдона» (Е. Дорохова) рассматриваются в качестве разнорегистровых и функционально неустойчивых элементов фактуры, а также в качестве одной из причин образования смешанных форм многоголосия, предполагающих совмещение черт гетерофонии и диафонии с бурдоном . Тем самым, бурдон в гетерофонии есть величина переменная и не отражающая типологического своеобразия ранних форм многоголосия, в которых бурдон может выступать стабильно-остинатной звуковысотной и временной" структурой: «Фактически во всех существующих в мире многоголосных традициях в той или иной форме используется остинато. Поэтому гипотетически "исконное многоголосие" должно быть основано на принципе остинато» [157, с. 199].

Типологическая дифференциация бурдона по жанровому признаку (инструментальный, вокальный бурдон) представляется весьма условной по отношению к архаическому многоголосию. Как отмечает Б. Путилов на примере песнопений народов Океании, «жанровая дифференциация определённо сказывается только в функциональной сфере, а музыкальный и поэтический язык, структурные принципы и композиционные приёмы составляют общую. систему и, скорее всего, восходят к первоначальному недифференцированному единству» [324, с. 325]. Подтверждение тому можно найти в разных традициях, но в контексте музыкального материала диссертации (многоголосные песнопения тюркских народов Северного Кавказа), а также в связи с фундаментальной изученностью обратимся к древней тюрко-монгольской бурдонной традиции инструментального и вокального исполнительства.

Бурдонному многоголосию тюрко-монгольских народов посвящено немало работ отечественных и зарубежных исследователей [11; 12; 165; 184; 185; 224; 225; 233; 284; 354; 376; 377; 408; 409-412; 420; 486]. Родовыми признаками инструментального и вокального многоголосия тюрков выступают бурдонно-обертоновый тип организации звукового пространства и «педаль-но»-фактурное выражение бурдонного компонента. Бурдон осмысливается в качестве жёстко фиксированной основы инструментального музицирования

2 Эти вопросы гетерофонии рассматриваются в статьях Е. Дороховой, И. Земцовского, 3. Можейко, И. Назиной, О. Пашиной, И. Федоренко [359]; в статьях Н. Бояркина, И. Жордания, И. Земцовского [460]. и горлового пения сибирских тюрков; как источник формирования обертоно-вой мелодики, составляющей неразрывное единство с бурдоном. Наличие общего для бурдона и обертоновой мелодики звукового источника обусловило двухголосную основу бурдонно-обертоновой музыки [376; 377].

В единой системе организации исследователи выделяют следующие признаки общетюркской модели многоголосия: а) двух-трёхголосие, образованное в результате натурально-обертонового расслоения звукового пространства; б) бинарную природу бурдона, представляющего и источник звуковой многослойности пространства и одновременно немузыкальный феномен, «обращённый к звукам окружающего мира вообще, в том числе и речи» [411, с. 161]; в) приоритетность расположения бурдона в нижнем регистре и объединяющую роль бурдона в соотнесении голосов; г) эволюционный (саморазвивающийся) тип преобразования бурдона, постепенно «теряющего» мелодико-ритмическое господство и превращающегося в дополнительнопериферийный пласт многоголосия; д) утверждение горизонтально мелодической координаты в- процессе «свёртывания» многоголосного пространства до одной линии; е) постепенное сужение зоны обертонового спектра бурдонного тона (октава, квинта, кварта, унисон) [409].

В контексте выдвигаемых проблем диссертационного исследования, актуальное значение приобретают следующие положения теории традиционного многоголосия тюркоязычных народов: 1. Феномен обертонового расщепления выдержанного басового звука-тона объясняет пограничное состояние бурдонной полифонии, находящейся на стыке одноголосия и многоголосия [409, с. 55]. 2. Природной основой бурдонного многоголосия выступает дву-единство горизонтальной и вертикальной координат звукового пространства.

Северокавказское вокальное многоголосие до настоящего времени не было объектом специального теоретического изучения и типологического обобщения на уровне системного явления в истории мировой музыкальной культуры. В то же время, в трудах отечественных исследователей создана солидная научная база традиционной вокальной и инструментальной музыки разных северокавказских народов, имеется ряд докторских3 и кандидатских диссертаций, множество книг и статей.

Вопросы истории и этногенеза, жанровой классификации и музыкально-поэтической специфики, мелодико-ритмической, ладовой и фактурной организации традиционных песнопений абхазов, аварцев, адыгов, балкарцев, карачаевцев, кумыков и осетин рассматриваются в работах В. Абаева [1], Э. Адцеевой [6], Ф. Алиевой [26], М. Анзароковой [31], С. Аутлевой [47], Б. Ашхотова [48-56], Т. Блаевой [84-89], А. Гадагатль [109], Б. Галаева [110], Е.Гиппиуса [120], М. Гнесина [122], А. Гутова [132], А. Даурова [134-136], А. Кабисовой [187], Б. Кагазежева [188], JL Канчавели [196], А. Кешева [209], X. Малкондуева [250; 251], 3. Налоева [289; 290], Р. Ортабаевой [306-309], 3. Пченашевой [329], Р. Пшизовой [330], А. Рахаева [331-334], Д. Рогаль-Левицкого [337], Г. Самоговой [347], А.Соколовой [360; 361; 367; 369], С.Танеева [381], Р. У нароковой [402-405], Ф. Урусбиевой [407], М. Хашба [428], М. Хубиева [432], К. Цхурбаевой [434], И. Шамба [446], Т. Шейблер [449], Ш. Шу [453], Б. Шэуджен [454], М. Якубова [283, с. 13-14; с. 624-625] и многих других.

В кругу работ, посвященных северокавказскому вокальному многоголосию, выделим труды Б. Ашхотова (адыги) и А. Рахаева (балкарцы и карачаевцы). Характеризуя адыгское народное многоголосие, Б. Ашхотов опирается на исторический и- жанровый принципы его процессуально-эволюционного преобразования и по фактурным признакам выделяет антифонное, гетерофонное, стреттное, бурдонное и контрастное песенное двухго-лосие [49]. Собственно бур донный тип многоголосия определяется, с одной стороны, в качестве фактурной версии народного многоголосия адыгов,

3 Рахаев А.И. Народно-песенное искусство Балкарнн и Карачая. Диссертация в виде научного доклада на соискание учёной степени доктора искусствоведения. - СПб, 1996; Кага-зежев Б.С. Традиционная музыкальная культура народов Северного Кавказа: народные музыкальные инструменты и проблемы этнокультурных контактов. - Нальчик, 2001; Ашхотов Б.Г. Адыгское народное многоголосие. - М., 2005; Соколова А.Н. Традиционная инструментальная культура западных адыгов: системно-типологическое исследование. -СПб, 2007. а с другой - идеалом музыкальной ментальности народа. Отмечая некоторые особенные черты абхазского, балкарского и карачаевского, восточно-грузинского (Картли и Кахети), северо- и южноосетинского бурдонного многоголосия, исследователь одновременно констатирует сходство бурдонного песенного стиля разных кавказских народов.

В контексте проблем нашей работы особого внимания заслуживает мысль Б. Ашхотова об автохтонном происхождении и распространении бурдонного пения адыгов, давшего «общедоступный и общепонятный язык» [49, с. 3] коллективного музыкального творчества в кавказском регионе. На основе ансамблевой партии ежъу (жъыу), вербально-ассонантные формулы которой восходят к адыгской лексике, исследователь выдвигает предположение о возникновении бурдонной певческой культуры в недрах адыго-абхазской языковой группы. Универсальность ассонантного текста, удобство его ансамблевой вокализации способствовало, по мнению Б. Ашхотова, заимствованию (в том числе терминологическому) этого элемента адыгского многоголосия другими народам, что привело, как утверждает исследователь, к появлению сходства песнопений разных северокавказских и закавказских традиций [48, с. 29].

В классификации песенного многоголосия балкарцев и карачаевцев А. Рахаев выделяет многоголосно-унисонный (с элементами гетерофонии), антифонный и сольно-групповой (в стреттном наложении партий) типы вокальной полифонии [333; 334]. Последний тип многоголосия связывается исследователем с традицией исполнительства, «в силу пока ещё не до конца выясненных причин» доминирующей в северокавказском регионе и свойственной песням, начиная от нартских (эпических) и заканчивая любовной лирикой современности [333, с. 111]. Фактурные особенности сольно-групповых песен балкарцев й карачаевцев А. Рахаев находит в «педальном» выражении ансамблевого сопровождения эжиу. Как отмечает исследователь, многоголосие, сочетающее развёрнутую линию вокальной партии запевалы и менее развитое групповое сопровождение, широко распространено в песнетворчестве народов Северного Кавказа: «подобная традиция, со своими национальными чертами и отличиями, бытует у адыгов, осетин, вайнахов, ряда закавказских народов» [334, с. 41-42].

В исследовании балкарских и карачаевских форм вокального многоголосия примечательно избегание понятия «бурдон», которое, в отличие от А. Рахаева, выделяет Б. Ашхотов в классификации адыгских форм вокальной полифонии. Это, на наш взгляд, не случайно и связано с различной этнической трактовкой бурдона: типологически «многоликой» и «самостоятельной мелодической единицы» (Б. Ашхотов) в многоголосии адыгов; типологически единородного «педально»-звукового фона (А. Рахаев) в многоголосии балкарцев и карачаевцев. В этой связи отметим и концептуальную установку в трудах А. Рахаева на изначальность унисонно-гетерофонной формы многоголосия, которую исследователь определяет как первичный вид вокальной полифонии в становлении музыки разных народов мира [333, с. 110]. Гетерофонное толкование песенного многоголосия балкарцев и карачаевцев представляется вполне закономерным в контексте общетюркского обертонового многоголосия с гетерофонно-отпочковавшимся бурдоном. Единая природа и широкое бытование подобного типа бурдона в инструментальной и вокальной музыке тюрков осознаётся традицией, не требующей выделения в качестве особой формы многоголосия, что мы и наблюдаем в классификации А. Рахаева.

Экскурс в наиболее фундаментальные работы по северокавказскому вокальному многоголосию позволяет сделать следующие выводы: 1) наибольшей степенью изученности на данный момент отличается песенное многоголосие адыгов, балкарцев и карачаевцев; 2) на примере традиционных песнопений определена структурная общность многоголосия разноязычных северокавказских народов; 3) введены некоторые терминологические обозначения фактурной индивидуальности многоголосных песнопений (понятие антифона); 4) охарактеризованы варианты фактурного сопряжения голосовых партий в структуре адыгского и балкаро-карачаевского вокального многоголосия; 5) отмечена этноинтегрирующая специфика вербального содержания басовой партии, получившей самоназвание жъыу-ежъу - в традиции адыгов и эжиу-эжьгу - в традиции балкарцев и карачаевцев;

6) обозначена точка зрения на бурдон как «педальный» компонент;

7) предпринята попытка установления причин появления общерегионального певческого стиля, которые связываются с заимствованием адыгской традиции (Б. Ашхотов) или остаются «под вопросом» (А. Рахаев).

Анализ трудов, посвященных вокальному многоголосию адыгов, балкарцев и карачаевцев, вскрывает множество нерешённых исторических и теоретических вопросов полифонии бурдонного типа, ставшей символом северокавказской вокальной традиции. Этим обусловлен объект диссертационного исследования - северокавказское вокальное многоголосие как артефакт музыкальной культуры полиэтнического региона.

Предметом исследования выступила северокавказская певческая модель, сложившаяся на основе бурдонного диалекта многоголосия. Стереотип архаичного «бурдонного образа мира» способствовал созданию сходных исполнительских установок в певческой традиции северокавказских народов; обусловил появление типологических признаков музыкально-языковой общности этнических певческих моделей, сформировавшихся на базе феномена единой певческой модели.

Целью исследования становится обоснование онтологических, семантических, синтаксических, композиционно-драматургических, формообразующих и полифонических закономерностей северокавказской певческой модели - гетерогенного культурного феномена, обращённого к общим архаичным корням происхождения и вместившего, на морфологическом уровне, принципы музыкального мышления разных цивилизаций. В соответствии с поставленной целью определяются и основные задачи диссертации:

• Характеристика исторических, природно-акустических и социокультурных предпосылок северокавказского вокального многоголосия.

• Онтологическое обоснование фактурных стереотипов многоголосия на основе типологии бурдонного компонента.

• Оценка выразительных и содержательных качеств, стабильных и мобильных элементов единой певческой модели как базы для формирования общности северокавказских вокальных традиций.

• Выявление типологических признаков этнических певческих моделей.

Музыкальный материал исследования составили: 1) опубликованные адыгские, балкарские и карачаевские многоголосные и сольные песнопения разных жанров [7; 60; 295; 297; 298; 299; 300; 416]; 2) аудиозапись карачаевских песнопений из архива Р. Ортабаевой (г. Черкесск) в нотации автора диссертации; 3) аудиозапись адыгских песнопений в исполнении фольклорного ансамбля «Жъыу» (г. Майкоп); 4) аудиозапись адыгских, балкарских и карачаевских песнопений из фондов радио республики Карачаево-Черкесия в нотации автора диссертации (50 примеров); 5) собранные (и котированные) автором на территории республики Карачаево-Черкесия (г. Карачаевск и г. Черкесск, Алибердуковский и Хабезский районы) сольные и многоголосные песнопения черкесов (восточных адыгов) и карачаевцев (30 примеров); 6) котированные образцы балкарских и карачаевских песнопений из архива М. Ногайлиева (г. Черкесск); 7) опубликованные абхазские и осетинские многоголосные и сольные песнопения [3; 310].

Всего прослушано и проанализировано более пятиста примеров разных жанров и традиций. Ряд песенных образцов вводится в музыкознание впервые. В процессе отбора песнопений, иллюстрирующих положения работы, автор опирался на примеры, котированные на основе аналитического метода расшифровки, дающего высокую степень музыкально-текстологической достоверности. Таковы опубликованные (под ред. Е. Гиппиуса) адыгские и осетинские песнопения; примеры балкарских песнопений в нотации А. Рахаева; песнопения карачаевцев и черкесов, котированные автором исследования.

Методологической базой диссертации выступили историческое, культурологическое, теоретическое, музыковедческое, этномузыковедческое направления и системно-комплексный метод изучения, позволяющие выявить широкий круг контекстных связей в выразительном и содержательном «кодах» северокавказского вокального многоголосия.

Важность исторического подхода в определении типологической общности вокального многоголосия разных северокавказских народов объясняется мультикультурной спецификой исторического становления региональных художественных традиций.

Культурологическое направление исследования раскрывает значение вокального многоголосия как подсистемы музыкальной и, шире, духовной культуры северокавказских народов; даёт широкое поле возможностей для применения сравнительно-типологического метода изучения и формирует стратный (субстратный, суперстратный) подход в характеристике этнических и субэтнических вариантов бурдонного многоголосия; позволяет выйти за пределы конкретной этнической культуры в раскрытии общечеловеческих особенностей «культурного проявления этничности» (В. Сузукей).

В вопросах культурологического исследования автор опирается на метод изучения в контексте понятия «месторазвитие», сформулированного евразийской культурологической школой (Л. Гумилёв, Н. Марр, В. Побединский, Н. Трубецкой); методы исследования этнических культур в теориях культурной интеграции (Ю. Бромлей, К. Унежев) и автохтонно-миграционного формирования культурных традиций народов Северного Кавказа (Р. Бетрозов, И. Тресков); метод исследования культуры полиэтнических регионов в контексте понятий «художественно-культурная целостность» и «системное единство», сформулированных в трудах 3. Алемединовой-Загаштоковой.

На высшем уровне культурологический аспект изучения северокавказского вокального многоголосия связан с философско-эстетическим методом исследования, затрагивающим «уровень отражения мировоззренческих основ культуры в музыке» (В. Сузукей). Исторический и культурологический подходы исследования стали решающими в обосновании внемузыкальных предпосылок северокавказского вокального многоголосия, которым посвящена первая глава диссертации.

Основополагающими выступили теоретическое и музыковедческое направления диссертационного исследования, в рамках которых предпринимается системно-типологическое изучение бурдонной полифонии, обоснование и построение северокавказской певческой модели. Системно-стилевой метод помогает выявить парадигматические (на уровне музыкального мышления) признаки певческой модели. Системно-этнофонический метод (впервые введённый И. Мациевским в органологии [261, с. 54-63] иН. Гиляровой в традиционной вокальной культуре [117]) синхронизирует изучение музыкально-текстологических, исполнительских и внемузыкальных характеристик северокавказского вокального многоголосия, позволяет проникнуть в его глубины через систему составляющих народной «грамматики жизни» (В. Овчинников), играет исключительную роль в изучении фонологического (звукового, пространственно-регистрово-тембрового) своеобразия музыки традиционных северокавказских песнопений. Системно-теоретический метод выступает платформой изучения северокавказской певческой модели в контексте таких первостепенных проблем музыки устной и письменной традиций, как монофония и полифония, монодия и гармония, мелос, ритм и лад.

Особая роль отводится компаративному изучению на основе сравнительно-исторического, сравнительно-типологического и историко-типологического методов исследования, не получивших широкого применения в работах, посвященных северокавказской традиционной музыке. Указанные методы исследования способствуют познанию северокавказского вокального многоголосия в контексте ранних форм музыкального искусства; выступают инструментом реконструкции древнейших и позднейших элементов на основе этимологического и диалектологического анализа единиц музыкального текста; открывают новые перспективы типологического изучения северокавказской вокальной полифонии как в связи с внешними факторами (компаративный метод), так и на основе внутренних закономерностей этнических и субэтнических традиций.

В этой связи представляется актуальным обращение к теории ранне-фольклорного интонирования в трудах Э.Алексеева [17], К. Закса и А. Ринджера [247; 267; 336; 487]; к теории ранних форм многоголосия в трудах Е. Апфеля [472], Т. Бершадской [77-80], Л. Дьячковой [145-147], Ю.Евдокимовой [148; 149], И. Жордания [153-160], П. Коллера [478], Т. Кюрегян [386], А. Ментюкова [266; 267], М. Сапонова [348], С. Скребкова [353], В. Сузукей [376; 377], М. Тонгерена [489], Е. Трембовельского [391394], Ю. Тюлина [401], С. Утегалиевой [409-412], В.Федотова [414], Ю. Хоминьского [477], Д. Шабалина [438-442], Н. Шиманского [452], М. Шнайдера [488]; к теоретическим вопросам монодии в трудах Т. Бершадской, С. Галицкой.[111; 112], Л. Дьячковой, X. Кушнарёва [223], Ю. Плахова [316], Е. Трембовельского.

Сравнительно-типологический и историко-типологический методы исследования дают возможность: а) зафиксировать вариантную трактовку компонентов бурдонного многоголосия разных этнических версий; б) обосновать специфику северокавказской вокальной полифонии как многоголосной традиции, в которой «встретились» (Б. Путилов) и пересеклись родственные элементы разных этнических культур; в) сформулировать феноменологические признаки северокавказской певческой модели как системы диффузного взаимодействия сходных (по своей изначально-архаической природе) и различных (восточноазиатских4 и европейских) элементов музыкального мышления.

Этномузыковедческое направление исследования базируется на разработках авторов, знающих языки и обычаи народов северокавказского региона, а также на теоретических положениях в трудах Э. Алексеева [14-17], Б.Асафьева [42], Н. Гиляровой [117-119], И. Жордания [153-160], И. Земцовского [178-210], К. Квитки [206; 207], И. Мациевского [256-261], Б.Путилова [324-328], Ф.Рубцова [339-341], А.Рудневой [342; 343],

4 Используемый в исследовании термин «восточноазиатское» является суммарным, определяющим проникшие в северокавказское вокальное многоголосие элементы монофонических музыкальных культур ближневосточного и центральноазиатского регионов.

А. Соколовой [358-371], Т. Старостиной [277; 372; 373], В. Щурова [455-457], А. Ярешко [470; 471] и др. В контексте этномузыковедческого изучения впервые применён музыкально-диалектологический метод исследования этнических и субэтнических вариантов многоголосия. Музыкальная диалектология северокавказских народов - сфера практически не изученная, требующая соответствующих терминологического, методологического аппаратов исследования и в настоящее время только намечающаяся в будущем. В данном исследовании проблема музыкальных диалектов лишь затрагивается и частично освещается в связи с субэтническим вариантным «прочтением» северокавказской певческой модели. По вопросам музыкальной диалектологии автор руководствуется положениями работ А. Соколовой [358] и Ф. Хараевой [424].

Впервые в изучении музыкального языка северокавказских многоголосных песнопений использованы категории концептуально-лингвистического метода анализа структуры музыкального текста в теории М. Арановского [33; 34; 36], направленные на выявление семантических, синтаксических и прагматических основ традиционной вокальной музыки северокавказских народов, приобретающие решающее значение в обосновании выразительных и содержательных закономерностей северокавказской певческой модели.

В вопросах семантики музыкального языка автор опирается также на работы JI. Казанцевой [191; 192], В. Медушевского [262; 263], JI. Саввиной [278], И. Степановой [385], JI. Шаймухаметовой [443-445], в которых отмечается презумпция содержательности, смысловой многоплановости и многомерности музыки в синтетических видах искусств. С этим связана плодотворность творческого погружения в музыкальный текст песнопений на базе аудиально-слухового, визуального, музыкально-текстологического и нотографического методов его осмысления. Последний связан с опытом изучения северокавказского вокального многоголосия, который автор приобрёл в процессе работы над расшифровкой более ста примеров песнопений, выполненной по аналитическому методу Э. Алексеева [16] и Е. Гиппиуса [120].

Теоретическое, музыковедческое и этномузыковедческое направления исследования составили методологическую базу в изучении семантических и синтаксических, композиционно-драматургических, формообразующих и полифонических закономерностей северокавказского вокального многоголосия; стабильных и мобильных элементов северокавказской певческой модели - вопросов, освещаемых во второй и третьей главах диссертации.

Мышление «разными точками зрения» (М. Бахтин) способствует всестороннему охвату феномена северокавказского вокального многоголосия и выработке методологического аппарата изучения общерегиональных и этнических его признаков. Такой методологический подход обусловил опору на труды в области культурологии, психологии и философии музыкального искусства; истории, социологии, этнографии и поэтики северокавказского песенного фольклора; исторических и теоретических проблем многоголосия устной и письменной традиций.

Научная новизна заключается в том, что диссертация является первым музыковедческим исследованием, посвященным целостному и проблемному изучению северокавказской вокальной полифонии. Впервые в музыкальную науку вводятся понятия «северокавказское вокальное многоголосие» и «северокавказская певческая модель». Новизной отличается как сама постановка проблемы, так и решение ряда актуальных вопросов музыкознания:

• Вокальное многоголосие северокавказских народов изучено на основе системно-комплексного метода культурно-исторического исследования.

• Сравнительно-типологические методы изучения направлены на выявление причин, механизмов и закономерностей стилевого сходства вокальных традиций северокавказского региона. Введена типологическая унификация северокавказской вокальной полифонии на основе бурдонного компонента многоголосия.

• Произведена классификация вокального многоголосия по признакам архаических типов коллективного исполнительства (респонсорно-антифонное и диафонное многоголосие).

25

• Северокавказское бурдонное многоголосие получило типологическое обоснование в композиционном контексте ранних форм вокальной полифонии в музыке устной и письменной традиций.

• Новое выразительное и структурное осмысление получил северокавказский бурдон - «педальный» (бурдон-данность) и остинатный (бурдон-принцип) компонент многоголосия.

• Изучены архаические признаки интонационной системы многоголосия.

• Получена комплексная оценка семантического генезиса, синтаксического строения и композиционно-драматургической функции компонентов песенного многоголосия.

• Выразительные свойства музыки песнопений обосновываются фонологическими (акустическими, артикуляторными, тембро-регистровыми, языково-речевыми) средствами вокализации.

• В контексте диалога и монолога как основных «персонажей» музыкального сюжета определены базисные жанровые и композиционно-драматургические категории северокавказского вокального многоголосия.

• Выявлена специфика строфической формы песнопений, лежащая в плоскости рондифицированных форм, дискретно-стадиального (европейского) и континуально-медитативного (восточноазиатского) типов композиции.

• Определены и изучены монодийно-гармонические признаки музыкального мышления.

• На основе дифференциации стабильных и мобильных элементов многоголосия выведены структурные универсалии единой певческой модели и прослежены векторы образования этнических певческих моделей.

Положения, выносимые на защиту:

• Древние бурдонные корни песенного многоголосия разных северокавказских народов обусловили изначальную типологическую близость вокальных традиций в северокавказском регионе, их сходство не по «формуле заимствования», а по «формуле единой архаичной природы».

26

• Общность архаического источника, природной и социокультурной среды обитания, специфика исторического становления и развития культурных традиций в северокавказском регионе создали благоприятные условия для встречного движения вокальных традиций восточноазиатских и европейских цивилизаций; способствовали образованию инвариантной структуры северокавказской певческой модели, получившей индивидуальное преломление в этнических и субэтнических версиях вокального многоголосия.

• Системно-типологические свойства единой певческой модели раскрываются в двух проекциях - семиотической (иерархическое соподчинение уровней семантики, синтактики и прагматики) и этногенетической (иерархическое соподчинение структурных вариантов функционирования модели на субэтническом, этническом и надэтническом уровнях).

Теоретическая значимость исследования определена активизацией процессов создания научной базы в изучении исторических и теоретических проблем северокавказской музыкальной культуры. Теоретические положения и выводы диссертации дополняют, развивают и обновляют существующие в академическом и этномузыкознании концепции музыкального многоголосия в аспектах: происхождения и эволюции многоголосия; структуры его ранних видов; типологии бурдонных форм многоголосия; принципов музыкального мышления в многоголосии бурдонного типа; связей ранних форм полифонии в музыке устной и письменной традиций.

Теоретически обоснованная единая модель северокавказского вокального многоголосия становится «точкой отсчёта» для осмысления путей формирования этнокультурных контактов и причин возникновения культурной целостности в северокавказском регионе. Теоретические положения и выводы диссертации представляются значимыми как в изучении вопросов национальной традиционной музыки, так и в изучении проблем современной композиции академического музыкознания. Таковыми, в частности, выступают: вопросы монодийного мышления в многоголосии и гармонического мышления в условиях двухголосия; вопросы полифонического взаимодействия разных звуковысотных систем; вопросы содержания и формы в композициях смешанно-диффузного типа.

Практическая значимость исследования обусловлена его актуальностью для современной жизни северокавказского региона, характеризующейся обострённым этническим самосознанием и стремлением познания своей культуры «изнутри». В ситуации возрождения и продолжения многих музыкально-исполнительских традиций, создания ансамблей аутентичного музицирования, теоретические положения данного исследования могут быть полезны в изучении особенностей вокального многоголосия разных северокавказских народов.

Отметим также практическую значимость выведенной северокавказской певческой модели, представляющей: 1) универсальный тип модели, объясняющей исторически сложившуюся целостность и системность музыкальной культуры северокавказского региона; 2) этномаркирующий тип модели, имеющей выход в этнические модели-версии и широкое поле реализации в образовании и исполнительской практике; 3) модель прогнозного типа в изучении народной и академической ветвей северокавказской музыкальной культуры.

Результаты работы могут быть использованы при чтении курсов музыкальные культуры народов мира, полифония, гармония и народное творчество, на семинарах по вопросам национальных музыкальных культур в высших и средних специальных учебных заведениях. Материалы исследования -важный источник теоретической и практической информации в дальнейшем изучении проблем кавказского многоголосия.

Апробация работы. Диссертация была обсуждена и рекомендована к защите на заседании кафедры теории музыки и композиции Саратовской государственной консерватории им. Л.В. Собинова. Помимо печатных работ автора (в числе которых - монография и 11 публикаций в рекомендуемых ВАК изданиях), отдельные положения работы представлялись на научных форумах в России и за рубежом. Это международный научный симпозиум «Время культурологии» (Российский институт культурологии, Москва,

2007); международная научно-практическая конференция «Вселенная звука» (Московская государственная консерватория им. П.И. Чайковского, 2007); международная научно-практическая конференция «Музыкальное образование и наука: преемственность традиций и перспективы развития» (Казахская академия музыки, Астана, 2008); международная научная конференция «Культура. Наука. Творчество» (Белорусская академия музыки, Минск,

2008); международный научный конгресс «Восток и Запад: этническая идентичность и традиционное музыкальное наследие как диалог цивилизаций и культур» (Государственный фольклорный центр «Астраханская песня», Астрахань, 2008); международная инструментоведческая конференция «Инструментальная музыка в межкультурном пространстве: проблемы артикуляции и тембра» (Российский институт истории искусств, Санкт-Петербург, 2008); Вторая международная научная конференция «Музыкальная семиотика: перспективы и пути развития» (Астраханская государственная консерватория, 2008); 4-я международная научная конференция памяти А.В. Рудневой (Московская государственная консерватория им. П.И. Чайковского, 2008); всероссийская научно-практическая конференция «Композитор и фольклор: взаимодействие предустановленных и импровизационных факторов музыкального формообразования» (Воронежская государственная академия искусств, 2005); всероссийские научные чтения «История, теория и практика фольклора», посвящённые памяти Л.Л. Христиансена (Саратовская государственная консерватория им. Л.В. Собинова, 2005-2010); международные научные чтения, посвящённые Б.Л. Яворскому (Саратовская государственная консерватория им. Л.В. Собинова, 2003-2010); всероссийская научно-практическая конференция «Художественное образование: преемственность и традиции» (Саратовская государственная консерватория им. Л.В. Собинова, 2008); международная научно-практическая конференция «Диалогическое пространство музыки в меняющемся мире» (Саратовская государственная консерватория им. Л.В. Собинова, 2009); международные научно-практические конференции V и VI «Серебряковские Чтения» (Волгоградский муниципальный институт искусств им. П.А. Серебрякова, 2006, 2008); всероссийская научная конференция «Музыка: искусство, образование, диалог культур» (Дагестанский государственный педагогический университет, Махачкала, 2010); Пятая международная конференция «Интегративная психология и педагогика искусства в полиэтническом регионе» (Адыгейский государственный университет, Майкоп, 2010); международная научная конференция V Лазаревские Чтения «Лики традиционной культуры» (Челябинская государственная академия культуры и искусств, 2011); Вторая всероссийская научная конференция «Фольклор в контексте культуры» (Дагестанский государственный педагогический университет, Махачкала, 2011). Основные положения и результаты исследования отражены в 51 научных публикациях, общий объём которых составляет 83,7 п.л.

Учитывая национальную языковую и исполнительскую специфику традиционных северокавказских песнопений, автор неоднократно консультировал основные положения своего исследования в беседах с народными исполнителями, с ведущими специалистами (филологами, культурологами, историками, этнографами, искусствоведами, фольклористами) Карачаево-Черкесского института гуманитарных исследований (г. Черкесск) и Адыгейского государственного университета (г. Майкоп); участвовал в научных обсуждениях проблем северокавказской музыкальной культуры (гг. Майкоп, Черкесск); проводил мастер-классы по теоретическим вопросам балкаро-карачаевского вокального многоголосия (г. Карачаевск); выступал соруково-дителем проекта по экспериментальному курсу сольфеджио на материале традиционной музыки народов Карачаево-Черкесии (г. Карачаевск).

Структура диссертации. Работа состоит из Введения, трёх глав, Заключения, библиографического списка литературы, включающего 490 наименований и Приложения, содержащего нотографическую транскрипцию 125 образцов песнопений, указатель нотных примеров, схематическое отображение признаков (индексов) северокавказской певческой модели и аудиоприложение.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Северокавказское вокальное многоголосие"

Заключение

На Северном Кавказе сложился многоязычный культурный мир, ориентированный на систему общих материальных и духовных ценностей в их этнической спецификации. Очевидные и неоднократно отмечаемые культурные параллели разных северокавказских народов не стали, тем не менее, предметом специального изучения в работах по музыкальной культуре региона. Тому есть объективные причины исследовательского порядка (недостаточная изученность многих музыкальных стилей) и ментально-этнического свойства (каждый народ ощущает не только причастность к северокавказской традиции, но и лидерство в её сложении).

Северокавказское вокальное многоголосие и бурдонный его тип как самый показательный в данном регионе есть «продукт» ранних форм музицирования, отличающихся идентичностью исходного пласта в музыкальной культуре разных народов и нерасчленимостью элементов мышления, принадлежащих музыкальной культуре разных цивилизаций.

Фольклорное многоязычие» возникло на ранней стадии этно-и культурогенеза в условиях активных диффузных процессов, повышенной контактности разных цивилизаций, этносов и было подкреплено многими иными факторами: общей средой обитания и сходством исторических судеб северокавказских народов; установлением единых норм общественного уклада и социального устройства; ритуализованным сознанием в условиях длительного периода язычества и поклонения мифологическим богам; синкретической связью всех форм музыкального исполнительства в триединстве песня-пляска-наигрыш; доминированием мужской певческой традиции, охватившей песнопения самых разных жанров и отразившей сходство патриархальных устоев в северокавказском регионе; стержневым значением жанровых родов эпоса, лирики и драмы (плача) в историческом корпусе песнопений разных народов; особой ролью эмоциональной и ритмической составляющих процесса музицирования.

Онтологические основания функционирования северокавказской музыкальной культуры способствовали возникновению зрительных и слуховых ориентиров (ритмических, тембровых, фактурных), по которым безошибочно угадывается звучание кавказской музыки. В вокальном музицировании таким ориентиром выступил древний бурдонный диалект, по признаку надэтниче-ской общности заложивший фундамент единой певческой модели и типологического родства северокавказских вокальных традиций. Феномен бурдон-ности рассматривается в качестве важнейшего архетипа и универсалии бы-тийственности архаического мира. В северокавказском вокальном многоголосии феномен бурдонности обеспечил органическое единство всех элементов певческой системы, приобрёл значение той протоструктуры, которая разрастается в живое древо песенной культуры Северного Кавказа с его двумя мощными ветвями, представленными антифонностью и диафонией.

Исследование' единой северокавказской певческой модели выявило системность на всех уровнях её существования: начиная от проблем звуко-организации, особых качеств фактурной материи и кончая проблемой композиционной целостности. Системные свойства модели раскрываются в двух проекциях.

Микропроекция исследования связана с оценкой системы и обоснованием её оригинальных качеств как результата иерархического соподчинения семантического, синтаксического и прагматического уровней организации музыкального текста.

Семантический (выразительный) уровень организации певческой модели обусловлен ассоциативным, косвенным и прямым отражением в вокальном многоголосии смыслов повседневной и церемониальной жизни северокавказских народов. «Месторазвитие» традиционной культуры определило перво-степенность акустических и динамических элементов вокальной музыки, её связь с «узорами» природных орнаментов (вертикаль, горизонталь, диагональ, круг, цикл, симметрия), с голосами и ритмами горного ландшафта.

Северокавказское вокальное многоголосие обнаруживает узы «кровного» смыслового родства с национальным игрищем, породившим такие выразительные и структурные характеристики сольно-бурдонных песнопений, как состязательность и диалогичность, персонификация участников певческого ансамбля, структурированность пространства и времени, возвратно-поступательный тип движения, ярко выраженное эмоциональное начало, организующая роль интонируемых возгласов. Признаки этнической культуры этикета выявили сольно-групповая исполнительская практика, иерархически-оппозиционный тип отношений компонентов многоголосия, диалог и монолог как важнейшие смысловые категории в создании этикетной ситуации, интонационно-ритмическое маркирование важных в речевом этикете формул «приветствия» и «прощания».

Семантические свойства звуковой материи вокального многоголосия раскрываются в контексте фонологической индивидуальности северокавказских певческих стилей. Звуковая семантика партии жъьгу-ежъу-эжиу-эжыу обращена к природным, ритуально-обрядовым, инструментально-тембровым и коммуникативно-речевым праистокам бурдонного пения и определена сенсорными эталонами этнической культуры. Приоритет собственно звукового и ритмического начала обеспечил характерные фонологические качества северокавказского бурдона: совмещающего динамику и статику, ритмизованное и протяжённое звучание на цепном дыхании; создающего пространственную объёмность и стереофоничность звучания; настроенного на музыкальную динамику пения в «манере эхо» и в «манере диалога»; отражающего звукоподражательные признаки архаического интонирования; не отягощён-ного смысловой семантикой слова и сублимирующего лексику возгласов и криков. В контексте звуковых и ритмических характеристик партии жъыу-ежъу-эжиу-эжыу обозначились фактурно-типологические признаки северокавказского бурдона, представленного «педальным» (бурдон-данность) и ос-тинатным (бурдон-принцип) видами.

Звуковая семантика солирующей партии выразила традиционное отношение северокавказских народов к фигуре и слову творца-лидера, черты речевого интонирования и фонетическую специфику национальных языков. Певческая специализация и высокий статус автора-исполнителя вскрывают черты сходства северокавказской вокальной традиции и профессионально-устного творчества восточноазиатских и западноевропейских средневековых музыкантов. Семантическую нагрузку солирующего напева обусловила выразительно-смысловая роль слова в поэтическом или прозаическом текстах песнопений, традиция ключевых и слов-экспрессий, слов-междометий, слов-утверждений, рождающих повышенно-эмоциональный исполнительский тонус и певческую установку на формульную структуру солирующего напева. Подобные выразительные качества сближают музыкальный язык солирующего напева с языком жестов в инструментальной и танцевальной культуре северокавказских народов.

Речевое интонирование и фонетика этнических языков породили звуковую специфику напева солиста, состоящую в совмещении универсальных и этнически особенных элементов интонирования. Универсальные звуковые и интонационные элементы проявились в контексте раннефольклорного интонирования, «установившего» единую природу вокализации, демонстрирующего традицию на пересечении разговорной и певческой форм её выражения, восходящего к феноменам просодического и мелодекламационного пения. Характерные интонационно-звуковые универсалии солирующего напева раскрываются в контексте высокого регистра, регистровых перепадов, циклического дыхания, утверждающего типа речевого интонирования, установки на «проговаривание» музыки в адыгской традиции и пропевание слова в традициях балкарцев и карачаевцев.

Синтаксический (структурно-смысловой) уровень организации певческой модели конкретизирует выразительные свойства песнопений на основе интонационно-ритмических и ладовых закономерностей северокавказского вокального многоголосия. Специфика «пения-речи» впервые исследуется в контексте раннефольклорных элементов интонирования, выступающих «протоинтонационными» универсалиями разных певческих традиций и в северокавказском вокальном многоголосии приобретших значение типологически устойчивых и стилеобразующих структурно-смысловых единиц музыкального текста.

Системно-типологическое значение приобрели следующие интонационные архетипы: контрастно-регистровое, глиссандирующее и обертоновое пение; превалирование нисходящего контура напевов; смешение звуковы-сотно фиксированных и нефиксированных мелодических тонов; повтор-ность и остинатность; «вопросо-ответная» компоновка сегментов музыкальной ткани, преодолевающая механистичность повторов; звукопорож-дающая и жанровая мотивация мелодико-ритмических структур; жанровая, стилевая и формообразующая универсальность интонационного «квартования» и «пропорционального» трихорда; смешение элементов разных интонационных систем и образование ладовой полицентричности функциональность). Архаические интонемы сформировали базовый комплекс фактурных, мелодико-ритмических и ладовых формул единой певческой модели, на основе которой взросли этнические модели северокавказского вокального многоголосия.

Признак синтаксической общности раннефольклорных жанров в традициях разных северокавказских народов сменяется признаком этнической индивидуальности синтаксических структур в корпусе исторических песнопений. Этническая спецификация наиболее отчётливо представлена структурно-смысловыми признаками солирующего напева на уровнях интонационного нисхождения (Тгерреп-меподика адыгов и Реис/е/-мелодика балкарцев и карачаевцев), импровизационного развёртывания на основе строгой и свободной повторности интонационно-ритмических элементов (различная этническая реализация восточноазиатских принципов сходящейся и расходящейся последовательности элементов, их преобладание в балкаро-карачаевской традиции), ладовых закономерностей (доминирование ангемитоники, ^-функциональности, ладовой переменности в балкаро-карачаевской традиции; преобладание гемитоники, ^-функциональности, тоникализации в адыгской традиции).

Композиционный (прагматический) уровень организации единой певческой модели раскрывается в контексте исполнительских, фактурных, полифонических закономерностей и принципов музыкального мышления ранних форм многоголосия, что потребовало обращения к фольклорным и ранне-средневековым европейским типам вокального двухголосия.

В ряду гетерофонных фольклорных стилей, северокавказская традиция вокального многоголосия выделяется спецификой пространственного и тем-бро-регистрового выражения, функциональной дифференциацией компонентов многоголосия на уровне их структурно-смысловой оппозиции. Эти черты обусловили возможность типологической идентификации северокавказского вокального многоголосия в контексте ранней западноевропейской полифонии. Семантическое и структурно-смысловое сходство двух разных певческих практик выявило композиционную общность ранней полифонии: образование полимелодического целого на основе стержневого напева (бурдон в «роли» саЫт /ггтш)-, принципы остинато и пространственной вертикали-зации многоголосия; исполнительское существование на базе респонсорно-антифонных и диафонных типов многоголосия; совмещение монодийных и гармонических элементов музыкального мышления.

Специфику северокавказской антифонной и диафонной полифонии обусловил музыкальный сюжет песнопений, раскрывающийся в контексте игровой логики взаимодействия сольного (монологического) и ансамблевого (диалогического) «персонажей». Диалог и монолог выступили маркёрами своеобразия композиционно-драматургических и полифонических признаков многоголосия разных северокавказских традиций. Доминирующее положение аме-бейных (диалогических) исполнительских форм выразилось в преобладании респонсорно-антифонного многоголосия, комплементарного и контрастного типов полифонии в адыгской традиции. Доминирующее значение монологического распева солиста выразилось в преобладании диафонного многоголосия и гомофонного типа полифонии в традициях балкарцев и карачаевцев.

Бинарно-парный диалогический стереотип закрепил запевно-припевную композиционную формулу как устойчивый структурный признак строфической формы северокавказских сольно-бурдонных песнопений. На его основе раскрывается рефренно-рондальная специфика строфики, проявляются черты дискретно-стадиального развёртывания, присущего композиции европейского типа. Остинатное повторение запевно-припевной формулы на уровне мелострофы и многострофного целого рождает сходство с континуально-медитативным развёртыванием - знаком композиции восточноазиатского типа.

Двойственная природа северокавказской певческой модели обнаруживается и на уровне смешения монодийных (восточноазиатских) и гармонических (европейских) элементов музыкального мышления, охватывающих фактурную, интонационно-ритмическую и ладовую организацию многоголосия. Свойственное раннему многоголосию диффузное сосуществование элементов разных систем мышления составляет специфическое качество северокавказской вокальной полифонии.

Макропроекция исследования северокавказского вокального многоголосия образуется в результате иерархического соподчинения структурных вариантов генетического функционирования единой модели на уровнях субэтническом, этническом и надэтническом, то есть общечеловеческом, подтверждающем гипотезу о существовании единых алгоритмов в процессе зарождения и эволюции музыкального многоголосия.

Надэтническое функционирование единой певческой модели осуществляется на основе стабильных структурно-смысловых универсалий северокавказского вокального многоголосия. Исторически это наиболее древний музыкальный пласт, в смешении архаических, восточноазиатских и европейских признаков мышления предшествующий этническим различиям, общностью законов ранних форм искусства вскрывающий причины стилевого родства северокавказских вокальных традиций, определяющий певческую модель в качестве концептуального ядра северокавказского вокального многоголосия.

Устойчивость северокавказской певческой модели объясняется также множеством стабильных признаков, совпадающих на уровнях этнических и субэтнических вариантов модели. В их числе: многоголосное звуковое пространство, маркирующее первичность коллективно-групповых форм музицирования в виде практики попеременного или совместного исполнительства; мужской тип ансамблевого пения; двухголосная основа контрастно-регистровой полифонии; упорядоченность построения многоголосного целого, воплотившаяся в сольно-бурдонной структуре песнопений разных эпох, жанров и традиций; респонсорно-антифонный и диафонный типы многоголосия; иерархически-оппозиционный тип соподчинения сольного и бурдонного компонентов многоголосия (вербальность - невербальность, мелодекламация - мелодизация, дискретность - континуальность, рельеф -фон); наличие музыкального сюжета, обусловленного функциональным «амплуа» каждой из голосовых партий; силлабический ритм соотнесения стиха и напева в солирующем напеве и мелизматический стиль распева ас-сонантного текста в напеве ансамблевой партии; бинарная природа архаического бурдона, совмещающего структурные элементы бурдона-данности («педаль») и бурдона-принципа (остинатно повторяемая мелодико-ритмическая фигура); интонационные архетипы «пения-речи»; формульно-синтаксическая организация напевов голосовых партий; интонационно-ритмическая клишированность узловых фрагментов мелострофы; ладовые стереотипы соотнесения голосовых партий; музыкальное мышление, диф-фузно пребывающее в двух разных звуковысотных и ритмовременных модусах; полифония на пересечении одноголосия и многоголосия, «монодии» и «гармонии» (контрапункта), одинаково присущая европейским и восточ-ноазиатским формам раннего многоголосия; комплементарная, контрастная и гомофонная разновидности полифонии.

Этническое и субэтническое функционирование единой певческой модели осуществляется на основе мобильных структур, вариантно переосмысливающих надэтнические архетипы. В этом плане северокавказская певческая модель представляет гибкий «образец для подражания» и созвучна ва-риантно-изменчивому и динамичному миру фольклорных форм творчества. Динамика жизни единой певческой модели обнаруживается на уровне этнических и субэтнических её вариантов-моделей, удерживающих коренные типологические свойства и одновременно раскрывающих мобильный пласт элементов северокавказского вокального многоголосия. Анализ песнопений разных жанров и традиций показал, что наибольшую сопротивляемость этническому и субэтническому переинтонированию проявляют фактурные каноны организации певческой модели; наименьшую - интонационно-вербальные, связанные с языковыми и речевыми различиями, сконцентрированными в напеве солиста.

В системе стилевых взаимосвязей музыкальных элементов разных ци-вилизационных культур и совмещения стабильных и мобильных признаков единой певческой модели, «точкой» пересечения этнических и субэтнических вариантов северокавказского вокального многоголосия выступила партия жъыу-ежъу-эжиу-эжьгу - певческий идеал кавказоязычных адыгов и тюркоязычных балкарцев и карачаевцев. Полисемантичный и многофункциональный элемент, на основе ассонантной лексики сохранивший наиболее древние доречевые формы музыкальной коммуникации, бурдон предстаёт одновременно стабильной и мобильной категорией музыкального мышления, катализирует общие и этнически особенные черты многоголосия, а его «педальный» тип приобретает фундаментальное значение для осмысления интернациональных качеств северокавказской певческой модели.

Именно бурдон (в его разных фактурных и интонационно-ритмических проявлениях) обеспечил типологическое родство вокальных традиций адыгов, балкарцев и карачаевцев, способствовал созданию общего звукового «кода» в музыкальной традиции всего кавказского региона. Этнические и субэтнические градации бурдона охватывают масштабно-мелодическое и пространственно-вертикальное его изложение, фактурное соотнесение с напевом солиста, композиционно-драматургические и полифонические функции.

Самым мобильным сочленом северокавказской певческой модели выступил напев солиста. В его недрах смешались музыкальные (доречевые) и лингвистические (речевые) условия образования мелодики; закрепились паритетные отношения общих архаических (субстратных) и единичных этнических (суперстратных) элементов интонирования и ладообразования (особенно заметных в неприуроченных песнопениях); ярче обнаруживаются этнически-особенные и эволюционные черты звуковысотной и ритмической систем интонирования.

Соотнесение стабильных и мобильных признаков позволило выявить этнические градации единой певческой модели. Адыгская певческая модель демонстрирует множественность субэтнических, жанровых, структурно-композиционных и функциональных вариантов многоголосия на основе следующего стереотипа: просодическая мелодекламация солиста; унисонный, мелодизированный, ритмизованный и полифункциональный бурдон; респон-сорно-антифонное многоголосие и контрастный тип полифонии. Балкарская и карачаевская певческая модель обнаруживает высокую степень сходства субэтнических, жанровых, структурно-композиционных и функциональных вариантов многоголосия на базе следующего стереотипа: орнаментально-мелизматическая мелодекламация солиста; обертоновый, немелодизирован-ный, неритмизованный и монофункциональный бурдон; диафонное многоголосие и гомофонный тип полифонии.

Певческая модель как системообразующая типовая матрица северокавказского вокального многоголосия вскрывает системность своей внутренней организации в скоординированном взаимодействии семантических, синтаксических, композиционных и полифонических элементов. Представление об удельном весе и соотнесении стабильных и мобильных, надэтнических и этнических характеристик северокавказского вокального многоголосия дат схематическое отображение инвариантных и вариативных признаков северокавказской певческой модели в Приложении.

Список научной литературыВишневская, Лилия Алексеевна, диссертация по теме "Музыкальное искусство"

1. Абаев, В.И. Осетинская традиционная героическая песня / В.И. Абаев // Осетинские народные песни (собранные Б.А. Галаевым; под ред. и с пред. Е.В. Гиппиуса). - М.: Музыка, 1964. - С. 21-25.

2. Абубакирова, H.H. Народные песни Западного Туркменистана: автореф. дисс. канд. иск. / H.H. Абубакирова. Д., 1982. - 24 с.

3. Абхазские песни / Составители В. Ахобадзе, И. Кортуа / Общая редакция Н. Нариманидзе. М., 1957. - 348 с.

4. Аверинцев, С.С. Поэтика ранневизантийской литературы. / С.С. Аверинцев. М.: Наука, 1977. - 320 с.

5. Авраамов, А. Музыка и танец Кабарды / А. Авраамов // Народное творчество-1937.-№6.-С. 40-43.

6. Адцеева, Э.В. Формирование и развитие профессионального творчества композиторов Северного Кавказа (на материале камерной вокальной музыки): автореф. дис. канд. иск. / Э.В. Адцеева. Д., 1989. - 18 с.

7. Адыгейские (черкесские) народные песни и мелодии (сост. и ред. А.Ф. Гребнев). М.-Л.: Госмузиздат, 1941. - 218 с.

8. Адыги, балкарцы и карачаевцы в известиях европейских авторов XIII-XIX вв.: сб. статей. Нальчик, 1974. - 634 с.

9. Азаматов, К.Г. Религиозные верования балкарцев в прошлом и пути преодоления их пережитков на современном этапе / К.Г. Азаматов // Этнография и современность: сб. статей. Нальчик: Эльбрус, 1987. - С. 83-91.

10. Акопян, JI.O. Анализ глубинной структуры музыкального текста. / Л.О. Акопян. М.: Практика, 1995. - 256 с.

11. Аксёнов, А.Н. Тувинская народная музыка / А.Н. Аксёнов // Советская музыка-i960.-№4.-С. 111-117.

12. Аксёнов, А.Н. Тувийская народная музыка / А.Н. Аксёнов. -М.: Музыка, 1964. 236 с.

13. Алексеев, В. П. Некоторые проблемы происхождения балкарцев и карачаевцев в свете данных антропологии / В.П. Алексеев // О происхождении балкарцев и карачаевцев: сб. статей. Нальчик, 1960. -С. 312-333.

14. Алексеев, Э. Проблемы формирования лада (на материале якутской народной песни). / Э. Алексеев. М.: Музыка, 1976. - 283 с.

15. Алексеев, Э. Фольклор в контексте современной культуры. Рассуждения о судьбах народ ной песни. / Э. Алексеев. М.: Советский композитор, 1988. - 237 с.

16. Алексеев, Э.Е. Нотная запись народной музыки: теория и практика. / Э.Е. Алексеев. -М.: Советский композитор, 1990. 168 с.

17. Алексеев, Э.Е. Раннефольклорное интонирование. Звуковысотный аспект. / Э.Е. Алексеев. М.: Советский композитор, 1986. - 240 с.

18. Алексеева, Е.П. Малоизвестные сведения автора XV века о карачаевцах и черкесах / Е.П. Алексеева // Проблемы археологии и этнографии Карачаево-Черкесии: сб. статей. Черкесск, 1983 .-С.101-103.

19. Алексеева, Е.П. Древняя и средневековая история Карачаево-Черкесии. / Е.П. Алексеева М.: Наука, 1971. - 354 с.

20. Алексеева, Е.П. Карачаевцы и балкарцы древний народ Кавказа / Е.П. Алексеева. - 2-е изд. -М.: АО «Бриз», 1993. - 85 с.

21. Алемединова, З.Н. О генетической связи истоков театрального искусства черкесов с игрищной, обрядовой культурами и фольклором / З.Н. Алемединова // Вопросы искусства народов Карачаево-Черкесии: сб. статей. Черкесск, 1993. - С. 92-106.

22. Алемединова, З.Н. Художественная культура черкесов. Театр Карачаево-Черкесии. / З.Н. Алемединова. Нальчик: Эльбрус, 1998. - 194 с.

23. Алиев, А.Г. К вопросу изучения азербайджанских мугамов /

24. A.Г. Алиев // Макомы, мугамы и современное композиторское творчество: сб. статей. Ташкент: Фан, 1978. - С. 31-41.

25. Алиева, Ф.Ф. Песенное стихосложение карачаевцев и балкарцев: автореф. дисс. канд. фил. наук. / Ф.Ф. Алиева Махачкала, 1995. - 24 с.

26. Ализаде, Ф. Некоторые вопросы многоголосия в восточной музыке // Ф. Ализаде / Эл. версия журнала «Harmony»: International Music Magazine: http: // harmony musigi dunya.

27. Алпатова, А. С. Человек в архаической музыке: об антропологическом методе в этномузыковедении / A.C. Алпатова // Музыковедение 2007. -№5.-С. 24-31.

28. Анализ музыкальных произведений: Учебное пособие. Л.: Музыка, 1988.-352 с.

29. Анзарокова, М. Культура жъыу на рубеже XIX XX веков (к проблеме трансляции традиции) / М. Анзарокова // Механизмы передачи фольклорной традиции: сб. статей. - СПб.: ГНИЧК РИИИ, 2004. - С. 56-61.

30. Античные источники о Северном Кавказе / Составитель

31. B.М. Аталиков. Нальчик: Эльбрус, 1990. - 308 с.

32. Арановский, М.Г. Музыкальный текст: Структура и свойства. / М.Г. Арановский. М.: Композитор, 1998. - 343 с.

33. Арановский, М.Г. Мышление, язык, семантика / М.Г. Арановский // Проблемы музыкального мышления: сб. статей. М.: Музыка, 1974. -С. 90-128.

34. Арановский, М.Г. Симфонические искания. Исследовательские очерки. / М.Г. Арановский. Л.: Советский композитор, 1979. - 286 с.

35. Арановский, М.Г Синтаксическая структура мелодии: Исследование. / М.Г. Арановский. М.: Музыка, 1991. - 320 с.

36. Артановский, С.Н. Историческое единство человечества и взаимное влияние культур / С.Н. Артановский. Л.: Просвещение, 1967. - 268 с.

37. Архаический ритуал в фольклорных и раннелитературных памятниках: сб. статей. М.: Наука, 1988. - 330 с.

38. Асанов, Ю.Н. Родственные объединения адыгов, балкарцев, карачаевцев и осетин в прошлом: генезис и проблемы типологии / Ю.Н. Асанов. Нальчик: Эльбрус, 1990. - 269 с.

39. Асафьев, Б. Виды песен. Песня и танец. Песенный мелос и инструментализм / Б. Асафьев // О народной музыке. Л.: Музыка, 1987. -С. 155-162.

40. Асафьев, Б. Музыкальная форма как процесс / Б. Асафьев. М.-Л.: Музыка, 1971. - 376 с.

41. Асафьев, Б. О народной музыке (сост. И. Земцовский, А. Кунанбаева) / Б. Асафьев. Л.: Музыка, 1987. - 248 с.

42. Асафьев, Б. Основные черты творчества устной традиции в музыке / Б. Асафьев // О народной музыке. Л.: Музыка, 1987. - С. 81-90.

43. Асафьев, Б.В. Избранные труды. Т.5. / Б.В. Асафьев. М.: Музыка, 1957.- 197 с.

44. Асафьев, Б. Импровизация. Попевки. Орнамент. Мелодические и речитативные образования / Б. Асафьев // О народной музыке. -Л.: Музыка, 1987. С. 162-172.

45. Асланишвили, Ш. Гармония в народных хоровых песнях Картли и Кахети. / Ш. Асланишвили. М.: Музыка, 1978. - 191 с.

46. Аутлева, С.Ш. Адыгские историко-героические песни XVI XIX веков. / С.Ш. Аутлева. - Нальчик, 1973. - 190 с.

47. Агихотов, Б.Г. Адыгское народное многоголосие: автореф. дисс. докт. иск. / Б.Г. Ашхотов. М., 2005. - 42 с.

48. Агихотов, Б.Г. Адыгское народное многоголосие. Диссертация на соискание учёной степени доктора искусствоведения. / Б.Г. Ашхотов. -М, 2005.-332 с.

49. Агихотов, Б.Г. Гъыбзэ особая стилистическая форма адыгского фольклора: автореф. дисс. канд. иск. / Б.Г. Ашхотов. - СПб., 1996. - 23 с.

50. Ашхотов, Б.Г. Многоголосие адыгов: архаические формы коллективного пения / Б.Г. Ашхотов // Музыкальная академия 2003. - № 4. -С. 148-154.

51. Агихотов, Б.Г. Неизвестное об известной теме М.И. Глинки / Б.Г. Ашхотов // Музыкальная академия 2008. - № 2. - С. 95-102.

52. Ашхотов, Б.Г. Об онтологических основаниях адыгских нартских пшинатлей / Б.Г. Ашхотов // Проблемы музыкальной науки 2010. - № 1. -С. 41-49.

53. Ашхотов, Б.Г. Ритмическая взаимосвязь текста и напева в неприуроченных жанрах адыгского фольклора / Б.Г. Ашхотов // Фольклор:современность и традиция: сб. статей. М.: МГК им. П.И.Чайковского, 2004. -С. 166-170.

54. Ашхотов, Б.Г. Традиционная адыгская песня-плач гъыбзэ. / Б.Г. Ашхотов. Нальчик: Эль-Фа, 2002. - 235 с.

55. Байбурин, А.К. Ритуал в традиционной культуре. Структурно-семантический анализ восточнославянских обрядов. / А.К. Байбурин. -СПб.: Наука, 1993.-240 с.

56. Байбурин, А.К. У истоков этикета. Этнографические очерки / А.К. Байбурин, A.JI. Топорков. Л.: Наука, 1990. - 166 с.

57. Бакиев, А.Ш. Парадигма «адыгская цивилизация»: сущность и структура / А.Ш. Бакиев // Мир культуры адыгов (проблемы эволюции и целостности): сб. статей. Майкоп: ГУРИП «Адыгея», 2002. - С. 301-317.

58. Балкарские народные песни. Запись С. Отарова, А. Холаева. -Нальчик, 1969.-214 с.

59. Банин, A.A. Многоголосие и проблема эволюции музыкальной системы / A.A. Банин // Песенное многоголосие народов России: сб. статей. -М., 1989.-С. 38-40.

60. Банин, A.A. Об акустических особенностях тувинского «сольного двухголосия» / A.A. Банин, В.Н. Ложкин // Доклады VIII Всесоюзной акустической конференции. -М., 1973. С. 30-34.

61. Барсова, И. Очерки по истории партитурной нотации (XVI первая половина XVIII века) / И. Барсова. - М.: Московская гос. консерватория, 1997.-571 с.

62. Барток, Б. Сборник статей / Б. Барток. М.: Музыка, 1977. - 262 с.

63. Баскаков, H.A. Алтайский фольклор и литература / H.A. Баскаков. -Горно-Алтайск, 1948. 37 с.

64. Баскаков, H.A. Историко-типологическая фонология тюркских языков / H.A. Баскаков. М.: Наука, 1988. - 207 с.

65. Батрукова, З.П. Музыкальная культура народов Карачаево-Черкесии. Учебно-методическое пособие / З.П. Батрукова. Карачаевск: Карачаево-Черкесский гос. пед. университет, 2002. - 159 с.

66. Бахтин, М.М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса / М.М. Бахтин. М.: Художественная литература, 1990. - 541 с.

67. Бгажноков, Б.Х. Адыгская этика / Б.Х. Бгажноков. Нальчик: Эль-Фа, 1999.-95 с.

68. Бгажноков, Б.Х. Адыгская этика как соционормативная система / Б.Х. Бгажноков // Мир культуры адыгов (проблемы эволюции и целостности): сб. статей. Майкоп: ГУРИП «Адыгея», 2002. - С. 160-177.

69. Бгажноков, Б.Х. Адыгский этикет / Б.Х. Бгажноков. Нальчик: Эльбрус, 1978. - 160 с.

70. Бгажноков, Б.Х. Логос игрища / Б.Х. Бгажноков // Мир культуры. Вып. 1: сб. статей. Нальчик: Эльбрус, 1990. - С. 58-72.

71. Бгажноков, Б.Х. Черкесское игрище. Сюжет, мантика, семантика / Б.Х. Бгажноков. Нальчик: Эльбрус, 1991. - 188 с.

72. Бекизова, Л. От богатырского эпоса к роману / Л. Бекизова. Черкесск, 1974.-324 с.

73. Беляев, В. О музыкальном фольклоре и древней письменности / В. Беляев. М.: Советский композитор, 1971. - 253 с.

74. Беляев, В. По поводу записей музыки кавказских горцев С.И. Танеева / В. Беляев // Памяти С.И. Танеева: сб. статей. М.-Л.: Музгиз, 1947. - С. 200 -211.

75. Бершадская, Т.С. Гармония как элемент музыкальной системы / Т.С. Бершадская. СПб.: «1Л», 1997. - 192 с.

76. Бершадская, Т.С. Лекции по гармонии / Т.С. Бершадская. -Л.: Музыка, 1985.-238 с.

77. Бершадская, Т.С. Основные композиционные закономерности многоголосия русской народной песни / Т.С. Бершадская. Д.: Музгиз, 1961.- 155 с.

78. Бершадская, Т.С. Функции гармонии в музыкальной системе / Т.С. Бершадская. Л.: Музыка, 1989. - 33 с.

79. Бетрозов, Р.Ж. Адыги: возникновение и развитие этноса / Р.Ж. Бетрозов. Нальчик: Эль-Фа, 1998. - 280 с.

80. Бетрозов, Р.Ж. Этнокультурные процессы на Северном Кавказе в древности / Р.Ж. Бетрозов // Истоки региональных культур в России: сб. статей. СПб., 2000. - С. 16-33.

81. Бижева, З.Х. Адыгские культурные концепты (фрагменты языковой картины мира) / З.Х. Бижева // Мир культуры адыгов (проблемы эволюции и целостности): сб. статей. Майкоп: ГУРИП «Адыгея», 2002. - С. 211-223.

82. Блаева, Т.А. Ежъу особая форма группового пения адыгов / Т.А. Блаева // Мир культуры. Вып. 1: сб. статей - Нальчик: Эльбрус, 1990.-С. 102-109.

83. Блаева, Т.А. Ритмика адыгских народных песен / Т.А. Блаева // Культура и быт адыгов: этнографические исследования. Вып. IX: сб. статей. Майкоп: ГУРИП «Адыгея», 2001. - С. 143-160.

84. Блаева, Т.А. Роль поэтических текстов в формировании песенной структуры адыгских народных песен / Т.А. Блаева // Фольклор: проблемы сохранения, изучения и пропаганды. Ч. 1: сб. статей. М., 1988. - С. 98-100.

85. Блаева, Т.А. Традиционные виды фактуры адыгских народных песен / Т.А. Блаева // Культура и быт адыгов: этнографические исследования. Вып.VII.: сб. статей. Майкоп: ГУРИП «Адыгея», 1989. - С. 219 - 229.

86. Блаева, Т.А. Традиция сольно-группового пения в её связях с музыкально-стилевыми особенностями адыгских напевов / Т.А. Блаева // Песенное многоголосие народов России: сб. статей. М., 1989. - С. 66-68.

87. Блаева, Т.А. К вопросу о системном типологическом исследовании традиционной вокальной музыки адыгов / Т.А. Блаева // Музыкальный фольклор адыгов: сб. статей. Майкоп, 1988. - С. 45-53.

88. Бларамберг, И. Историческое, топографическое, статистическое, этнографическое и военное описание Кавказа / И. Бларамберг. М.: Изд. Надыршин А.Г., 2005. - 432 с.

89. Бобровский, В. Функциональные основы музыкальной формы / В. Бобровский. М.: Музыка, 1978. - 332 с.

90. Боташева, З.Б. Начальные этапы развития театрального искусства карачаевцев / З.Б. Боташева // «Вестник» Карачаево-Черкесского института гуманитарных исследований. Вып. 5. Черкесск: КЧИГИ, 2007. - С. 132-115.

91. Бояркин, Н.И. Двух-трёхголосная бурдонная полифония в вокальной и инструментальной музыке мордвы / Н.И. Бояркин // Вопросы народного многоголосия: сб. статей. Тбилиси: Хеловнеба, 1985. - С. 18-21.

92. Браткова, Е.И. Об этнической специфике орнамента (по результатам типологических исследований) / Е.И. Браткова // Вопросы искусства народов Карачаево-Черкесии: сб. статей. Черкесск, 1993. С. 3-20.

93. Брошей, Ю.В. Этнос и этнография / Ю.В. Бромлей. М.: Наука, 1973. 283 с.

94. Вартанова, Е.И. Логика сонатных композиций Гайдна и Моцарта / Е.И. Вартанова. Саратов: изд-во Саратовской гос. консерватории им. Л.В. Собинова, 2003. - 23 с.

95. Веселовский, А.Н. Историческая поэтика / А.Н. Веселовский. -М.: Высшая школа, 1989. 404 с.

96. Виноградов, В. Б.В. Асафьев о музыке Востока / В. Виноградов // Музыка народов Азии и Африки. Пятый выпуск: сб. статей. М.: Советский композитор, 1987. - С. 8-25.

97. Виноградов, В. Заметки о среднеазиатском многоголосии / В. Виноградов // Музыка народов Азии и Африки. Второй выпуск: сб. статей. М.: Советский композитор, 1973. - С. 98-127.

98. Виноградов, В. Классические традиции иранской музыки / В. Виноградов. -М.: Советский композитор, 1982. 183 с.

99. Виноградов, B.C. Музыка Советского Востока / B.C. Виноградов. -М.: Советский композитор, 1968. 232 с.

100. Власов, А.И. Фольклорный текст и методы его интерпретации / А.И. Власов, Т.Н. Бунчук // Традиционная культура 2004. - № 2. - С. 3-10.

101. Володин, A.A. Психологические аспекты восприятия музыкальных звуков: автореферат дисс. докт. иск. / A.A. Володин. -М., 1972. 52 с.

102. Володин, A.A. Роль гармонического спектра восприятия высоты и тембра звука / A.A. Володин // Музыкальное искусство и наука. Вып. 1: сб. статей. М.: Музыка, 1970. - С. 11-37.

103. Волошинов, A.B. Пифагор: союз истины, добра и красоты / A.B. Волошинов. М.: Просвещение, 1993. - 224 с.

104. Вопросы истории искусства народов Карачаево-Черкесии: сб. статей. -Черкесск, 1993. 138 с.

105. Гайсин, Г.А. Некоторые вопросы взаимодействия национальных музыкальных культур (восток-запад) / Г.А. Гайсин // http://mixzona.ru.

106. Гадагатль, A.M. Экскурс в историю записи, публикации и изучения адыгского фольклора / A.M. Гадагатль // Музыкальный фольклор адыгов. Кн. I: сб. статей. Майкоп, 1980. - С. 5-33.

107. Галицкая, С.П. Некоторые методологические аспекты изучения восточной монодии / С.П. Галицкая // Вопросы эстетики, истории и теории монодии: сб. статей. Ташкент: Фан, 1987. - С. 4-10.

108. Галицкая, С.П. Теоретические вопросы монодии / С.П. Галицкая. -Ташкент: Фан, 1981. 91 с.

109. Гачев, Г. Космо Психо - Логос. Национальные образы мира / Г. Гачев. - М.: Академический проект, 2007. - 511 с.

110. Герцман, Е.В. Античное музыкальное мышление. Исследование / Е.В. Герцман. Л.: Музыка, 1986. - 224 с.

111. Герцман, Е.В. Музыка древней Греции и Рима / Е.В. Герцман. -СПб.: Алетейя, 1995. 334 с.

112. Герюгова, З.К. Этнокультурные традиции воспитания карачаевского народа / З.К. Герюгова // Этничность, культура и менталитет (теоретико-методологические и культурологические аспекты изучения этничности: сб. статей. Карачаевск, 2000. - С. 101-109.

113. Гилярова, H.H. К истории и методике исследования звука в традиционной культуре / H.H. Гилярова // Звук в традиционной народной культуре: сб. статей. М.: МГК им. П. И. Чайковского, 2004. - С. 3-21.

114. Гилярова, H.H. Материалы к словарю народных терминов, связанных с категорией «звук» в традиционной музыкальной культуре / H.H. Гилярова // Звук в традиционной народной культуре: сб. статей. М.: МГК им. П.И. Чайковского, 2004. - С. 238-251;

115. Гиппиус, Е. От редактора / Е. Гиппиус // Осетинские народные песни (собранные Б.А. Галаевым в звукозаписях, котированных совместно Б.А. Галаевым и Е.В. Гиппиусом; под ред. и с предисл. Е.В. Гиппиуса). -М.: Музыка, 1964. С. 6-21.

116. Гиппиус, Е.В. Общетеоретический взгляд на проблему каталогизации народных мелодий / Е.В. Гиппиус // Актуальные проблемы современной фольклористики: сб. статей. JL, 1980. - С. 26-36.

117. Гнесин, М.Ф. Черкесские народные песни / М.Ф. Гнесин // Народное творчество. 1937. - № 2. - С. 23-35.

118. Гогина, E.JI. Становление профессионального хорового искусства в Адыгее: автореф. дисс. .канд. иск. / E.JI. Гогина. Ростов-на-Дону, 2008. - 23 с.

119. Гончаренко, С. С. Зеркальная симметрия в музыке (на материале творчества композиторов XIX и первой половины XX века) / С.С. Гончаренко. Новосибирск: НТК, 1993. - 234 с.

120. Горячкина, Е. Земное эхо космической гармонии / Е. Горячкина // Интерпретация музыкального произведения в контексте культуры. Вып. 129: сб. статей. М.: РАМ им. Гнесиных, 1994. - С. 41-81.

121. Гошовский, В. Музыка Востока в исследованиях К. Квитки / В. Гошовский // Музыка народов Азии и Африки. Второй выпуск: сб. статей М.: Советский композитор, 1973. - С. 281-300.

122. Гранкин, Ю.Ю. Исторические судьбы Северного Кавказа. Монография / Ю.Ю. Гранкин. М.: МГУ, 2005. - 548 с.

123. Грубер, Р.И. Всеобщая история музыки / Р.И. Грубер. М.: Музгиз, 1960.-488 с.

124. Гумилёв, Л. Этногенез и биосфера земли / JI. Гумилёв. М.: Айрис-пресс, 2005. - 560 с.

125. Гусев, Е.В. Комплексное изучение фольклора / Е.В. Гусев // Фольклор в современном мире: аспекты и пути исследования: сб. статей. М.: Наука, 1991.-С. 7-13.

126. Гусев, E.B. Эстетика фольклора / E.B. Гусев. Л.: Наука, 1967. - 465 с.

127. Гутов, А. Адыгские сказания о нартах / А. Гутов // Народные песни и инструментальные наигрыши адыгов (под ред. Е.В. Гиппиуса). Том второй: Нартские пшинатли. М.: Советский композитор, 1981. - С. 5-16.

128. Гутов, A.M. Этноконсолидирующая роль фольклора / A.M. Гутов // Культурная диаспора народов Кавказа: генезис, проблемы изучения: сб. статей. Черкесск, 1993. - С. 75-81.

129. Дауров, А. Гармонистка Зули Ерижева / А. Дауров. М.: Советский композитор, 1976. - 24 с.

130. Дауров, А. Музыкальная культура народов Карачаево-Черкесии /

131. A. Дауров. Черкесск: Карачаево-Черкесское отделение Ставропольского книжного издательства, 1974. - 75 с.

132. Дауров, А. Умар Тхабисимов / А. Дауров. М.: Советский композитор, 1981.-45 с.

133. Девуцкий, В.Э. Роль системы контрастов в воплощении драматургического замысла Шестой симфонии Н.Я. Мясковского /

134. B.Э. Девуцкий // Проявление контраста в музыке: сб. статей. Воронеж: ВГУ, 1988.-С. 130-146.

135. Девуцкий, В.Э. Точные масштабные отношения в музыкальной форме / В.Э. Девуцкий // Проблемы музыкальной науки. Вып. 4: сб. статей. -М.: Музыка, 1979. С. 285-305.

136. Демченко, А.И. Семиотика и семантика в музыкальной науке / А.И. Демченко, Г.Ю. Демченко // Музыкальная семиотика: перспективы и пути развития: сб. статей в 2-х ч.: ч. I. Астрахань: ОГОУ ДПО АИПК, 2006.-С. 12-19.

137. Денисов, A.B. Музыкальный язык: структура и функции / A.B. Денисов. СПб.: Наука, 2003. - 207 с.

138. Деятели культуры и науки Республики Адыгея: Алла Соколова. Информационно-справочные материалы / Редакторы-составители Гогина Е.Л., Сиюхова A.M. Майкоп: АГУ, 2009. - 54 с.

139. Джунисбеков, А. Проблемы тюркской словесной просодии и сингармонизма казахского слова: автореф. дисс. докт. фил. наук. / А. Джунисбеков. Алма-Ата, 1989. - 52 с.

140. Должанский, А.Н. Некоторые вопросы теории лада / А.Н. Должанский // Проблемы лада: сб. статей. М.: Музыка, 1972. - С. 8-34.

141. Древнетюркский словарь. Л.: Наука, 1969. - 676 с.

142. Дъячкова, JI.C. Гармония в западноевропейской музыке (IX начало XX века): учебное пособие / Л.С. Дъячкова. - М.: РАМ им. Гнесиных, 2009. - 232 с.

143. Дъячкова, Л.С. Мелодика: учеб. пособие по курсу «Мелодика» / Л.С. Дьячкова. М.: ГМПИ им. Гнесиных, 1985. - 96 с.

144. Дъячкова, Л.С. Модальности гармонических категорий: история и современность: диссертация доктора искусствоведения (в форме научного доклада). / Л.С. Дьячкова. М., 1998. - 80 с.

145. Евдокимова, Ю. История полифонии. Вып. 1: Многоголосие средневековья. X XIV вв. / Ю. Евдокимова. - М.: Музыка, 1983. - 454 с.

146. Евдокимова, Ю. Учебник полифонии. Ч. I / Ю. Евдокимова. -М.: Музыка, 2000.-158 с.

147. Енговатова, М.А. Особые формы совместного пения / М.А. Енговатова // Живая старина 1997. - № 2. - С. 45-56.

148. Жгенти, И.Д. Гармония народных многоголосных песен Западной Грузии: автореф. дисс. канд. иск. / И.Д. Жгенти. Тбилиси, 1983. - 25 с.

149. Жирмунский, В.М. Тюркский героический эпос / В.М. Жирмунский. -Л.: Наука, 1974. 727 с.

150. Жордания, И. Мордовские и грузинские многоголосные традиции в контексте Евразии / И. Жордания // Финно-угорские музыкальныетрадиции в контексте межэтнических отношений: сб. статей. Саранск: изд-во Мордовского гос. университета, 2008. - С. 115-124.

151. Жордания, И.М. «Вы люди учёные, и конечно вы знаете лучше»: несколько заметок о восприятии фольклора глазами её носителей и фольклористов / И.М. Жордания // «Вестник» Адыгейского гос. университета. Вып. 2. Майкоп, 2007. - С. 331-336.

152. Жордания, И.М. Грузинское традиционное многоголосие в международном контексте многоголосных культур: к вопросу генезиса многоголосия / И.М. Жордания. Тбилиси: изд-во Тбил. ун-та, 1989. - 382 с.

153. Жордания, И.М. К проблеме происхождения гетерофонии в Восточной Европе / И.М. Жордания / Пер. с английского А.Н. Соколовой // «Вестник» Адыгейского гос. университета. Вып. 4. Майкоп, 2009. - С. 229-236.

154. Жордания, И.М. К теории формирования вокального многоголосия / И.М. Жордания / Пер. с английского А.Н. Соколовой // «Вестник» Адыгейского гос. университета. Вып. 10. Майкоп, 2008. - С. 196-201.

155. Жордания, ИМ. Модуляция в бурдонных песнях Восточной Грузии: автореф. дисс. канд. иск. / И.М. Жордания. Тбилиси, 1982. - 23 с.

156. Жордания, И.М. Народное многоголосие, этногенез и расогенез / И.М. Жордания // Советская этнография 1988. - №2. - С. 24-33.

157. Жордания, И.М. Новый взгляд на музыкальную культуру древних переднеазиатских народов (к проблеме многоголосия) / И.М. Жордания // Народная музыка: история и типология: сб. науч. тр. Л., 1989. - С. 75-80.

158. Жуланова, И. Некоторые особенности вокального многоголосия коми-пермяков / Н. Жуланова // Песенное многоголосие народов России: сб. статей. М., 1989. - С. 56-58.

159. Загаштокова-Алемединова, З.Н. Художественная культура полиэтнической Карачаево-Черкесии как исторически сложившаяся целостность / З.Н. Загаштокова-Алемединова. Черкесск, 2003. - 390 с.

160. Зайцева, Е.А. Музыка русского народного календаря в контексте традиционных национальных верований: автореф. дисс. канд. иск. / Е.А. Зайцева. М., 2006. - 36 с.

161. Звук в традиционной народной культуре: сб. статей / Сост. H.H. Гилярова. М.: МГК им. П.И. Чайковкого, 2004. - 253 с.

162. Зелинский, Р.Ф. Композиционные закономерности башкирских программных кюев: автореф. дисс. канд. иск. / Р.Ф. Зелинский. -Уфа, 1977. 24 с.

163. Земля адыгов. Майкоп: «Казачество», 1996. - 747 с.

164. Земцовский, И. Апология слуха / И. Земцовский // Музыкальная академия. 2002. - № 1. - С. 3-14.

165. Земцовский, И. Жизнь фольклорной традиции: преувеличения и парадоксы / И. Земцовский //Механизм передачи фольклорной традиции: сб. статей. СПб.: ГНИЧК РИИИ, 2004. - С. 5-25.

166. Земцовский, И. Звучащее пространство Евразии (предварительные тезисы к проблеме) / И. Земцовский //Евразийское пространство: звук, слово, образ: сб. статей. М.: Языки славянской культуры, 2003. - С. 397-409.

167. Земцовский, И.И. Артикуляция фольклора как знак этнической культуры / И.И. Земцовский // Этнознаковые функции культуры: сб. статей. -М.: Наука, 1991.-С. 152-189.

168. Земцовский, И.И. Бурдон в музыке устной традиции. Итоги и перспективы международного исследования проблемы / И.И. Земцовский // Песенное многоголосие народов России: сб. статей. М., 1989. - С. 7-16.

169. Земцовский, И.И. Выкрики: феномен и проблема / И.И. Земцовский // Зрелищно-игровые формы народной культуры: сб. статей. Л.: ЛГИТМиК, 1990.-С. 103-114.

170. Земцовский, И.И. Музыкальная диалогика / И.И. Земцовский // Из мира устных традиций. Заметки впрок: сб. статей. СПб.: Музыка, 2006. - С. 166-183.

171. Земцовский, И.И. О системном исследовании фольклорных жанров в свете марксистско-ленинской методологии / И.И. Земцовский // Проблемы музыкальной науки. Вып. 1: сб. статей. Л.: ЛГИТМиК, 1972. - С. 169-197.

172. Земцовский, И.И. Проблема варианта в свете музыкальной типологии (опыт этномузыковедческой постановки вопроса) / И.И. Земцовский // Актуальные проблемы современной фольклористики: сб. статей. -Л.: ЛГИТМиК, 1980. С. 36-50.

173. Земцовский, И.И. Ритмическая пульсация как этнический принцип / И.И. Земцовский // Congressus Quartus Internationalis Fenno Ugristarum. P. II -Budapest, 1975. - S. 160-163.

174. Земцовский, И.И. Феномен многоголосия устной традиции / И.И. Земцовский // Вопросы народного многоголосия: тезисы док. науч. конф. Тбилиси, 1985. - С. 3-8.

175. Зенкин, С.Н. Роже Кайуа: игра, язык, сакральное / С.Н. Зенкин // КайуаР. Игры и люди. Статьи и эссе по социологии культуры. (Нация и культура / Научное наследие: Антропология). М.: ОГИ, 2007. - С. 7-30.

176. Зрелищно-игровые формы народной музыки: сб. статей. -Л.: ЛГИТМиК, 1990. 238 с.

177. Истории песен, исполняемых фольклорным ансамблем адыгского аутентичного песнопения и инструментальной музыки «Жъыу» (сост. М.М. Паштова). Майкоп: Центр адыговедения АГУ, 2008. - 18 с.

178. Историография народов Карачаево-Черкесии: основные итоги и проблемы // Карачаево-Черкесский ордена «Знак Почета» институт гуманитарных исследований: 70 лет. Черкесск, 2002. - 253 с.

179. История полифонии. Выпуск 1: Многоголосие средневековья X-XIV вв. / Ю. Евдокимова. М.: Музыка, 1983. - 454 с.

180. Ихтисамов, X. Заметки о двухголосном гортанном пении тюркских и монгольских народов / X. Ихтисамов // Музыка народов Азии и Африки. Четвёртый выпуск. М.: Советский композитор, 1984. - С. 179-183.

181. Ихтисамов, X. Обертонально-гармоническое многоголосие в музыкальном фольклоре тюркских народов / X. Ихтисамов // Песенное многоголосие народов России: сб. статей. М., 1989. - С. 68-70.

182. Кабардинские народные песни. Нальчик, 1969. - 215 с.

183. Кабисова, А.Н. Развитие осетинского хорового искусства на основе народных традиций: автореф. дис. канд. иск. / А.Н. Кабисова. М., 1994. - 22 с.

184. Кагазежев, Б. С. Адыгские народные музыкальные инструменты и бытовые традиции: автореф. дисс. канд. ист. наук. / Б.С. Кагазежев. -Тбилиси, 1990.-25 с.

185. Каган, М.С. Морфология искусства: историко-теоретическое исследование внутреннего строения мира искусства / М.С. Каган. -Д.: Искусство, 1972. 440 с.

186. Каган, М.С. Музыка в мире искусств / М.С. Каган. СПб.: «Ut», 1996. -232 с.

187. Казанцева, Л.П. Основы теории музыкального содержания: Учебное пособие / Л.П. Казанцева. Астрахань: Факел, 2001. - 368 с.

188. Казанцева, Л.П. Содержание музыкального произведения в контексте художественной культуры / Л.П. Казанцева. Астрахань: ГП АО ИПК Волга, 2005.- 112 с.

189. Кайуа, Р. Игры и люди; Статьи и эссе по социологии культуры / Роже Кайуа / Пер. с французского и вступ. статья С.Н. Зенкина. М.: ОГИ, 2007. -304 с.

190. Калужникова, Т.И. К теории смешанной предгармонической системы / Т.И. Калужникова // Вопросы теории музыки: сб. статей. Вып. XXX. -М., 1977.-С. 60-75.

191. Калужникова, Т.И. Типы фонаций в звуковой деятельности современных российских детей / Т.И. Калужникова // Фольклор: современность и традиция. Материалы третьей международной конференции памяти A.B. Рудневой. Сб. 48. М.: МГК, 2004. - С. 77-94.

192. Канчавели, Л. Г. Архаические песни адыгов и особенности их ладомелодического развития: автореф. дисс. канд. иск. / Л.Г. Канчавели. -Л, 1974.- 17 с.

193. Караева, А. О фольклорном наследии карачаево-балкарского народа / А. Караева. Черкесск, 1965. - 69 с.

194. Каракетов, М.Д. Антропология в религиозно-мифологическом мировоззрении карачаевцев и балкарцев / М.Д. Каракетов // Карачаевцы и балкарцы: язык, этнография, археология, фольклор: сб. статей. М.: Наука, 2001.-С. 48-109.

195. Каракетов, М.Д. Из традиционной и обрядовой жизни карачаевцев / М.Д. Каракетов. М.: Наука, 1995. - 344 с.

196. Кароматов, Ф. Макам и маком / Ф. Караматов, Ю. Эльснер // Музыка народов Азии и Африки. Выпуск четвёртый: сб. статей. М.: Советский композитор, 1984. - С. 88-135.

197. Карташова, Т.В. Вокальный жанр тхумри и его место в музыкальной культуре Северной Индии: дисс. канд. иск. / Т.В. Карташова. М., 2007. - 366 с.

198. Кастальский, A.A. Основы народного многоголосия / A.A. Кастальский. М.-Л.: Музгиз, 1948.-360 с.

199. Кастальский, A.A. Особенности народно-русской музыкальной системы / A.A. Кастальский. М.: Музгиз, 1961. - 89 с.

200. Катунян, М. Минимализм и репетитивная техника. «Новая простота» / М. Катунян // Теория современной композиции: учебное пособие. -М.: Музыка, 2005. С. 465-488.

201. Каюмова, Э. Мелодико-структурные константы как механизм передачи фольклорной традиции (на примере татарских песен «нового времени») / Э. Каюмова // Механизмы передачи фольклорной традиции: сб. статей. -СПб.: ГНИЧК РИИИ, 2004. С. 62-71.

202. Квитка, К. Избранные труды. В 2 т. Т. 1. / К. Квитка. М.: Советский композитор, 1971. - 384 с.

203. Квитка, К. Избранные труды. В 2 т. Т. 2. / К. Квитка. М.: Советский композитор, 1973. - 423 с.

204. Керашев, Т. Искусство адыгов / Т. Керашев // Революция и горец 1932. - № 2. - С. 106-107.

205. Кешев, А.Г. Характер адыгских песен / А.Г. Кешев // Избранные произведения адыгских просветителей. Нальчик: Эльбрус, 1980. - С. 123-141.

206. Козенкова, В.И. Кобанская культура Кавказа / В.И. Козенкова // Степи европейской части СССР в скифо-сарматское время: сб. статей. М.: Наука, 1989.-С. 252-267.

207. Кон, Ю.Г К вопросу о вариантности ладов / Ю.Г. Кон // Современные вопросы музыкознания: сб. статей. М.: Музыка, 1976. - С. 238-262.

208. Кон, Ю.Г. Некоторые вопросы ладового строения узбекской народной песни и её гармонизации / Ю.Г. Кон. Ташкент: Фан, 1979. - 97 с.

209. Кондратьев, М. Метроритмическое строение чувашских народных песен / М. Кондратьев // Советская музыка 1976. - № 3. - С. 115-120.

210. Конрад, Н.И. Запад и Восток / Н.И. Конрад. М.: Гл. ред. вост. лит-ры, 1996.-518 с.

211. Коуэл, Г. Влияние Востока на музыку Запада / Г. Коуэл // Музыка народов Азии и Африки: сб. статей. М.: Советский композитор, 1969. -С. 274-284.

212. Краснова, Ж. Некоторые закономерности образования и строения гетерофонного многоголосия русской народной песни / Ж. Краснова // Песенное многоголосие народов России: сб. статей. М., 1989. - С. 15-16.

213. Крупное, Е.И. Древняя история Северного Кавказа / Е.И. Крупное. -М.: АН СССР, 1960. 520 с.

214. Кубик, Г. Многоголосие и звуковые системы центральной и восточной Африки / Г. Кубик // Музыка народов Азии и Африки. Выпуск третий: сб. статей. М.: Советский композитор, 1980. - С. 332-396.

215. Кудаев, Ю.А. Религиозные культы и обряды средневековых адыгов: история и современность: дисс. канд. ист. наук. / Ю.А. Кудаев. Майкоп, 2003.-157 с.

216. Кулапина, О.И. Основы ладогармонической системы русской народной музыки / О.И. Кулапина. Саратов: ФГОУ ВПО «Саратовская государственная консерватория им. JI.B. Собинова», 2004. - 356 с.

217. Культурология. XX век. Словарь. СПб.: Университетская книга, 1997. - 640 с.

218. Ку.махов, М.А. Язык адыгского фольклора. Нартский эпос / М.А. Кумахов, З.Ю. Кумахова. М.: Наука, 1985. - 221 с.

219. Кушнарёв, Х.С. Вопросы истории и теории армянской монодической музыки / Х.С. Кушнарёв. JL: Музгиз, 1958. - 626 с.

220. Кыргыс, З.К. Песенная культура тувинского народа / З.К. Кыргыс. -Кызыл: Тув. книж. изд-во, 1992. 144 с.

221. Кыргыс, 3. Тувинское горловое пение. Этномузыковедческое исследование / 3. Кыргыс. Новосибирск: Наука, 2002. - 234 с.

222. Кэмпбелл, Д. Тысячеликий герой / Д. Кэмпбелл- М.: Рефл-бук, 1997. 379 с.

223. Лавров, Л.И. Карачай и Балкария до 30-х годов XIX в. / Л.И. Лавров // Кавказский этнографический сборник. Т. 4: сб. статей. М., 1969. - С. 55-56.

224. Лавров, Л.И. Проблемы этногенеза кавказских горцев / Л.И. Лавров // Историко-этнографические очерки Кавказа: сб. статей. Л., 1978. - С. 33-47.

225. Лайпанов, KT. Этногенетические взаимосвязи карачаево-балкарцев с соседними народами во II тысячелетии нашей эры. http: / /real-alania, narod. ru

226. Лайпанов, KT. Этногенетические взаимосвязи карачаево-балкарцев с другими народами / К.Т. Лайпанов. Черкесск: Карачаево-Черкесский гос. технол. ин-т, 2000. - 80 с.

227. Лайпанов, X. О. К истории карачаевцев и балкарцев / Х.О. Лайпанов. -Черкесск, 1957. 65 с.

228. Лапин, В.А. Фольклорное двуязычие: феномен и процесс / В.А. Лапин // Искусство устной традиции. Историческая морфология: сб. статей. -СПб.: РИИИ, 2002. С. 28-39.

229. Лебединский, Л.Н. Башкирские народные песни и наигрыши / Л.Н. Лебединский. М.: Музыка, 1965. - 245 с.

230. Леви-Брюлъ, Л. Первобытный менталитет / Л. Леви-Брюль. -СПб.: Европейский дом, 2002. 339 с.

231. Леви-Стросс, К. Структурная антропология / К. Леви-Стросс. -М.: Эксмо-пресс, 2001. 512 с.

232. Лингвистический энциклопедический словарь. М.: Советская энциклопедия, 1990. - 685 с.

233. Лобанова, М. Музыкальный стиль и жанр: история и современность / М. Лобанова. М.: Советский композитор, 1990. - 312 с.

234. Ловпаче, Н.Г. Послание из древнего города Хатыпсы / Н.Г. Ловпаче. -Краснодар: Просвещение Юг, 2002. - 52 с.

235. Ловпаче, Н.Г.: Зарождение и развитие тамговой системы адыгов / Н.Г. Ловпаче // Культура и быт адыгов: этнографические исследования. Вып. VII: сб. статей. Майкоп: ГУРИП «Адыгея», 1988. - С. 128-153.

236. Лосев, А.Ф. История античной эстетики. В 2-х т. / А.Ф. Лосев. -М.: Искусство, 1988.

237. Лосев, А.Ф. О понятии художественного канона / А.Ф. Лосев // Проблемы канона в древнем и средневековом искусстве Азии и Африки: сб. статей. М.: Искусство, 1973. - С. 6-15.

238. Лосев, А.Ф. Философия. Мифология. Культура / А.Ф. Лосев. -М.: Политиздат, 1991. 524 с.

239. Лотман, Ю.М. Каноническое искусство как информационный парадокс / Ю.М. Лотман // Об искусстве: сб. статей. СПб.: Искусство, 2005. - С. 436-441.

240. Лотман, Ю.М. Культура и взрыв / Ю.М. Лотман. М.: Гнозис; Прогресс, 1992. - 270 с.

241. Лотман, Ю.М. Структура художественного текста / Ю.М. Лотман // Об искусстве: сб. статей. СПб.: Искусство, 2005. - С. 14-285.

242. Лотман, Ю.М. Феномен культуры / Ю.М. Лотман // Труды по знаковым системам: сб. статей. Тарту, 1978. - С. 3-17.

243. Мазелъ, Л. О природе и средствах музыки. Теоретический очерк об основах музыкального искусства и его эволюции / Л. Мазель. М.: Музыка, 1991.-80 с.

244. Мазелъ, Л.А. Проблемы классической гармонии / Л.А. Мазель. -М.: Музыка, 1972.-611 с.

245. Маклыгин, А.Н. Музыкальная культура Среднего Поволжья. Становление профессионализма / А.Н. Маклыгин. Казань, 2000. - 311с.

246. Малкондуев, Х.Х. Обрядово-мифологическая поэзия балкарцев и карачаевцев / Х.Х. Малкондуев. Нальчик: Эль-Фа, 1996. - 271 с.

247. Малкондуев, Х.Х. Поэтика карачаево-балкарской народной лирики XVI -XIX веков. Часть I. / Х.Х. Малкондуев. Нальчик: Эль-Фа, 2000. - 319 с.

248. Мамедов, Н. Особенности мугама как жанра / Н. Мамедов // Макомы, мугамы и современное композиторское творчество: сб. статей. Ташкент: Фан, 1978.-С. 115-129.

249. Матякубова, С. К. Принципы цикличности в восточной монодии / С.К. Матякубова // Вопросы эстетики, истории и теории монодии: сб. статей.- Ташкент: Фан, 1987. С. 86-92.

250. Махлина, С. Семиотика культуры и искусства. Словарь-справочник в двух книгах / С. Махлина. Кн. 1. - СПб.: Композитор, 2003. - 264 с.

251. Махлина, С. Семиотика культуры и искусства. Словарь-справочник в двух книгах / С. Махлина. Кн. 2. - СПб.: Композитор, 2003. - 340 с.

252. Мациевский, И. Континуация или реставрация (к проблеме возрождения этнической музыки) / И. Мациевский // Музыкальное образование и наука: преемственность традиции и перспективы развития: сб. статей. Астана: КазНАМ, 2008.-С. 14-17.

253. Мациевский, И. Народная инструментальная музыка как феномен культуры / И. Мациевский. Алматы: изд-во Дайк-Пресс, 2007. - 520 с.

254. Мациевский, И.В. Инструментальная музыка / И.В. Мациевский // Народное музыкальное творчество: учебное пособие. СПб.: Композитор, 2005.-С. 333-334.

255. Мациевский, И.В. Народное игровое искусство и инструментальная музыка / И.В. Мациевский // Зрелищно-игровые формы народной музыки: сб. статей. Л.: ЛГИТМиК, 1990. - С. 125-133.

256. Мациевский, И.В. Формирование системно-этнофонического метода в органологии / И.В. Мациевский // Методы изучения фольклора: сб. статей.- Л.: ЛГИТМиК, 1982. С. 54-63.

257. Медугиевский, В.В. Интонационная форма музыки: Исследование / В.В. Медушевский. М.: Композитор, 1993. - 262 с.

258. Медушевский, B.B. О закономерностях и средствах художественного воздействия музыки / В.В. Медушевский. М.: Музыка, 1987. - 254 с.

259. Мелетинский, Е.М. Первобытные истоки словесного искусства / Е.М. Мелетинский // Ранние формы искусства: сб. статей. М.: Искусство, 1972.-С. 7-26.

260. Мелетинский, Е.М. Сравнительная типология (историческая и структурная) / Е.М. Мелетинский // Philologica. Исследования по языку и литературе. Памяти Виктора Максимовича Жирмунского: сб. статей. -Л., 1973.-С. 385-393.

261. Ментюков, А.П. Декламационно-речевые формы интонирования в музыке XX века. Опыт типологического анализа / А.П. Ментюков. -М.: Музыка, 1986. 87 с.

262. Ментюков, А.П. Очерки истории гармонических стилей. Часть I. / А.П. Ментюков. Новосибирск, 2006. - 254 с.

263. Механизмы передачи фольклорной традиции: сб. статей. -СПб.: ГНИЧК РИИИ, 2004. 304 с.

264. Мижаев, М.И. Космогонические мифы адыгов / М.И. Мижаев // Мир культуры адыгов (проблемы эволюции и целостности): сб. статей Майкоп: ГУРИП «Адыгея», 2002. - С. 62-79.

265. Мижаев, М.И. Мифологическая и обрядовая поэзия адыгов / М.И. Мижаев. Черкесск, 1973. - 207 с.

266. Мизиев, ИМ. Важнейшие этногенетические аспекты истории и традиционной культуры балкарцев и карачаевцев XIII-XVIII вв.: автореф. дисс. докт. ист. наук. / И.М. Мизиев. Ереван, 1988. - 46 с.

267. Мир звучащий и молчащий. Семиотика звука и речи в традиционной культуре славян / Отв. ред. С.М. Толстая. М.: Индрик, 1993. - 331с.

268. Мир культуры адыгов (проблемы эволюции и целостности): сб. статей / Сост. и науч. ред. P.A. Ханаху. Майкоп: ГУРИП «Адыгея», 2002. - 516 с.

269. Мифологический словарь. М.: Советская энциклопедия, 1991. - 736 с.

270. Мичурин, В. Словарь понятий и терминов этногенеза JT.H. Гумилёва /

271. B. Мичурин // JI.H. Гумилёв. Этносфера: история людей и история природы: сб. статей. СПб., 2002. - С. 517-572.

272. Многоголосие. Гетерофония в народно-певческой традиции // http: // marielmusic.ru.

273. Морозов, И.В. Ситуативные факторы порождения фольклорного текста / И.В. Морозов, Т. А. Старостина // Актуальные проблемы полевой фольклористики. Вып. 2: сб. статей. -М., 2003. С. 12-46.

274. Музыкальная семиотика: пути и перспективы развития: сб. статей / Гл. ред. JI.B. Саввина. Астрахань: Издательство ОГОУ ДПО «АИПКП», 2008.-332 с.

275. Музыкальная энциклопедия. Т. 1. М.: Советская энциклопедия, 1973. -1070 с.

276. Музыкальная энциклопедия. Т. 2. М.: Советская энциклопедия, 1974. - 960 с.

277. Музыкальная энциклопедия. Т. 3. М.: Советская энциклопедия, 1976. -1104 с.

278. Музыкальная энциклопедия. Т. 4. М.: Советская энциклопедия, 1978. - 976 с.

279. Музыкальный энциклопедический словарь. М.: Советская энциклопедия, 1990. - 672 с.

280. Мухамбетова, А.И. Музыкальное пространство тюркской музыки / А.И. Мухамбетова // Музыка тюркских народов: сб. статей. Алматы, 1994.1. C. 131-132.

281. Назайкинский, Е. Звуковой мир музыки / Е. Назайкинский. -М.: Музыка, 1988. 254 с.

282. Назайкинский, Е.В. Логика музыкальной композиции / Е.В. Назайкинский. М.: Музыка, 1982. - 319 с.

283. Назайкинский, Е.В. О психологии музыкального восприятия / Е.В. Назайкинский. М.: Музыка. - 382 с.

284. Назина, И.Д. О базисных концептах исследования традиционной инструментальной культуры Беларуси / И.Д. Назина // Вопросы инструментоведения. Вып. 5. Ч. I: сб. статей. - СПб.: РИИИ, 2004. - С. 55-61.

285. Налоев, 3. Героические, величальные и плачевые песни адыгов / 3. Налоев // Народные песни и инструментальные наигрыши адыгов (под ред. Е.В. Гиппиуса). Т. III. Часть I М.: Советский композитор, 1986. - С. 5-33.

286. Налоев, 3. У истоков песенного искусства адыгов / 3. Налоев // Народные песни и инструментальные наигрыши адыгов (под ред. Е.В. Гиппиуса). Том I. М.: Советский композитор, 1980. - С. 7-26.

287. Налоев, З.М. Джегуако в роли хьэтыяк1уэ / З.М. Налоев // Культура и быт адыгов: этнографические исследования. Вып. 2: сб. статей. Майкоп, 1980.-С. 113-139.

288. Налоев, З.М. Организационная структура джегуако / З.М. Налоев // Культура и быт адыгов: этнографические исследования. Вып. VI: сб. статей. Майкоп, 1986. - С. 67-94.

289. Налоев, З.М. Предисловие / З.М Налоев // Народные песни и инструментальные наигрыши адыгов: Героические величальные и плачевые песни. Т. III: Ч. I. М.: Советский композитор, 1986. - С. 5-34.

290. Налоев, З.М. Социальное и профессиональное расслоение института джегуако / З.М. Налоев // Этнография и современность. Нальчик: Эльбрус, 1987.-С. 46-68.

291. Народная музыка Карачая (запись И. Урусовым устного творчества 1935-1041 гг.). Черкесск: Карачаево-Черкесское отделение Ставропольского кн. изд-ва, 1982. - 28 с.

292. Народное музыкальное творчество: учебное пособие / Отв. ред. O.A. Пашина. СПб.: Композитор, 2005. - 568 с.

293. Народные песни и инструментальные наигрышы адыгов (под ред. Е.В. Гиппиуса) / Сост. В.Х. Барагунов, З.П. Кардангушев: Т. I. -М.: Советский композитор, 1980. 223 с.

294. Народные песни и инструментальные наигрыши адыгов (под ред. Е.В. Гиппиуса) / Сост. В.Х. Барагунов, З.П. Кардангушев: Т. II: Нартские пшинатли. М.: Советский композитор, 1981. - 231 с.

295. Народные песни и инструментальные наигрыши адыгов (под ред. Е.В. Гиппиуса) / Сост. В.Х. Барагунов, З.П. Кардангушев: Т. III. Ч. I: Героические величальные и плачевые песни. М.: Советский композитор, 1986.-264 с.

296. Народные песни и инструментальные наигрыши адыгов (под ред. Е.В. Гиппиуса) / Сост. В.Х. Барагунов, З.П. Кардангушев: Т. III. Ч. II: Героические величальные и плачевые песни. М.: Советский композитор, 1990.-487 с.

297. Народы Карачаево-Черкесии: История и культура: сб. статей. -Черкесск, 1998.-286 с.

298. Нарты: Героический эпос балкарцев и карачаевцев / Сост. Р.А.-К. Ортабаева и др. / Пер. текстов Т.М. Хаджиевой, Р.А.-К. Ортабаевой. -М.: Наука, 1994.-654 с.

299. Некрасова, М.А. Народное искусство как часть культуры. Теория и практика / М.А. Некрасова. М.: Изобразительное искусство, 1983. - 343 с.

300. Никитенко, О.Б. К построению модели многоголосия в музыкальной культуре монодического типа / О.Б. Никитенко // Вопросы народного многоголосия: сб. статей. Боржоми: Хеловнеба, 1986. - С. 37-41.

301. Ожегов, С.И. Толковый словарь русского языка / С.И. Ожегов, Н.Ю. Шведова. М.: Азбуковник, 1998. - 944 с.

302. Ортабаева, Р.А.-К. Карачаево-балкарские народные песни. Традиционное наследие / Р.А.-К. Ортабаева. Черкесск: Карачаево-Черкесское отделение Ставропольского книжного издательства, 1977. -149 с.

303. Ортабаева, Р.А.-К. Жырчи и духовная жизнь общества / Р.А.-К. Ортабаева // Роль фольклора в формировании духовной жизни народа: сб. статей. Черкесск, 1986. - С. 68-96.

304. Ортабаева, Р.А.-К. Карачаево-балкарские колыбельные песни в северокавказском фольклорном контексте / Р.А.-К. Ортабаева //

305. Карачаевцы и балкарцы: языки, этнография, археология, фольклор: сб. статей. М.: Наука, 2001. - С. 281-292.

306. Ортабаева, Р. К. Инары как фольклорный жанр / Р.К. Ортабаева // Традиции и современность (фольклор и литература народов Карачаево-Черкесии): сб. статей. Черкесск, 1980. - С. 19-35.

307. Осетинские народные песни (собранные Б.А. Галаевым; под ред. и с пред. Е.В. Гиппиуса). М.: Советский композитор, 1964. - 249 с.

308. Пашина, О. О специфике диафонии с бурдоном в восточном Полесье / О. Пашина // Песенное многоголосие народов России: сб. статей. М., 1989. -С. 10-12.

309. Пашинина, О. В. Концепция содержания музыкального произведения в музыкально-теоретической системе Е.В. Назайкинского: автореф. дисс. канд. иск. / О.В. Пашинина. Саратов, 2008. - 25 с.

310. Паштова, М.М. «Жъыу»: к аутентике стиля / М.М. Паштова. Майкоп: Адыгейский гос. университет, 2008. - 22 с.

311. Песенное многоголосие народов России: сб. статей. М., 1989. - 77 с.

312. Песни живших до нас / Сост. Н. Гребнев. Нальчик, 1966. - 312 с.

313. Плохое, Ю.Н. Художественный канон в системе профессиональной восточной монодии (на материале инструментальной музыки народов Средней Азии) / Ю.Н. Плахов. Ташкент: Фан, 1988. - 160 с.

314. Побединский, В.Н. Культурология евразийства и современность: этнокультурные химеры Запада и Востока / В.Н. Побединский // Вопросы культурологии 2007. - № 5. - С. 38-41.

315. Покровский Д. Жизнь и творчество: сб. статей / Д. Покровский. -М.: Ассоциация Экост, 2004. 456 с.

316. Покровский, Д. Об изменчивости песенного текста / Д. Покровский // Жизнь и творчество: сб. статей. М.: Ассоциация Экост, 2004. - С. 82-84.

317. Потебня, A.A. Символ и миф в народной культуре / A.A. Потебня. -М.: Лабиринт, 2000. 479 с.

318. Пригожий, И. Кость еще не брошена / И. Пригожин // Синергетическая парадигма. Нелинейное мышление в науке и искусстве: сб. статей. -М.: Прогресс-Традиция, 2002. С. 15-21.

319. Проблемы лада: сб. статей. М.: Музыка, 1972. - 176 с.

320. Проблемы музыкального мышления: сб. статей.-М.: Музыка, 1974. -163 с.

321. Путилов, Б. По следам музыкально-этнографических работ H.H. Миклухо-Маклая / Б. Путилов // Музыка народов Азии и Африки. Выпуск третий: сб. статей. -М.: Советский композитор, 1980. С. 296-331.

322. Путилов, Б.И. Теоретические проблемы современной фольклористики / Б.Н. Путилов. СПб.: Фольклорный этнографический центр, 2006. - 315 с.

323. Путилов, Б.Н. Типология в фольклоре / Б.Н. Путилов // Восточнославянский фольклор: словарь научной и народной терминологии. -Минск, 1993. С. 360-375.

324. Путилов, Б.Н. Фольклор и народная культура / Б.Н. Путилов. -СПб.: Наука, 2003. 239 с.

325. Путилов, Б.Н. Школа Пэрри-Лорда в современном мировом этносоведении / Б.Н. Путилов // Живая старина. 1994. - № 2. - С. 26-29.

326. Пченашева, З.В. Ладовые особенности обрядовых песен адыгов / З.В. Пченашева // Памяти Л.Л. Христиансена: сб. статей. М.: Композитор, 2010.-С. 435-437.

327. Пшизова, Р.Х. Музыкальная культура адыгов (народно-песенное творчество: жанровая система): автореф. дисс. канд. иск. / Р.Х. Пшизова. -М., 1996.-23 с.

328. Рахаев, А. Балкаро-карачаевский песенный эпос и его значение в музыкальной культуре народа: автореф. дисс. канд. иск. / А. Рахаев. -Л., 1982.-19 с.

329. Рахаев А. Формы многоголосного интонирования в эпическом песнетворчестве народов Северного Кавказа / А. Рахаев // Песенное многоголосие народов России: сб. статей. М., 1989. - С.64-68.

330. Рахаев, А.И. Традиционный музыкальный фольклор Балкарии и Карачая / А.И. Рахаев. Нальчик: Эль-Фа, 2002. - 154 с.

331. Рахаев, А.И. Народно-песенное искусство Балкарии и Карачая: дисс. В виде науч. докл. докт. иск. / А.И. Рахаев СПб., 1996. - 68 с.

332. Рашитов, Ф.А. История татарского народа / Ф.А. Рашитов. Саратов: Регион. Приволж. кн. изд-во «Детская книга» , 2001. - 288 с.

333. Ринджер, Александр Л. Мелодия / A.J1. Ринджер / Пер. с английского О. Тюшевой // Ментюков А.П. Очерки истории гармонических стилей. 4.II. -Новосибирск, 2008. С. 310-346.

334. Рогаль-Левицкий, Д. Карачаевская народная песня / Д. Рогаль-Левицкий // Музыкальное образование. 1928. - № 52. - С. 24-40.

335. Ромодин, А. Музыкально-артикуляционные внетекстовые формы передачи фольклорной традиции / А. Ромодин // Механизмы передачи фольклорной традиции: сб. статей. СПб.: ГНИЧК РИИИ, 2004. - С. 26-37.

336. Рубцов, Ф.А. Интонационные связи в песенном творчестве славянских народов / Ф.А. Рубцов. Л.: Советский композитор, 1962. - 112 с.

337. Рубцов, Ф.А. Основы ладового строения русских народных песен / Ф.А. Рубцов. Л.: Музыка, 1964. - 94 с.

338. Рубцов, Ф.А. Статьи по музыкальному фольклору / Ф.А. Рубцов. -Л.: Советский композитор, 1973. 315 с.

339. Руднева, A.B. О расстановке тактовых черт в русских народных песнях / A.B. Руднева. М., 1979. - 43 с.

340. Руднева, A.B. Русское народное музыкальное творчество. Очерки по теории фольклора / A.B. Руднева. М.: Композитор, 1994. - 224 с.

341. Русакова, А. О чём молчит античная гармония? / А. Русакова // Sator Tenet Opera Rotas. Ю.Н. Холопов и его научная школа (к 70-летию со дня рождения): сб. статей / Ред.-сост. B.C. Ценова. М.: МГК им. П.И. Чайковского, 2003. - С. 29-37.

342. Ручъевская, Е.А. Об анализе содержания музыкального произведения / Е.А. Ручьевская // Критика и музыкознание. Вып. 3: сб. статей. JL: Музыка, 1987.-С. 69-96.

343. Сайгун, А. Основные принципы выразительности в музыке Среднего Востока / А. Сайгун // Музыка народов Азии и Африки. Выпуск второй: сб. статей М.: Советский композитор, 1973. - С. 326-331.

344. Самогова, Г.А. Особенности старинного адыгского народного песнетворчества / Г.А. Самогова. Майкоп: Адыгейское кн. изд-во, 1992. -133 с.

345. Сетонов, М. Искусство импровизации / М. Сапонов. М.: Музыка, 1982.-77 с.

346. Свиридова, A.B. Организация музыкальной ткани в позднем инструментальном творчестве Д. Шостаковича (к вопросу о проявлении принципов монодийности в многоголосии): автореф. дисс. канд. иск. / A.B. Свиридова. Л., 1983. - 23 с.

347. Семантика музыкального языка: сб. статей / Отв. ред. Э.П. Федосова. -М.: РАМ им. Гнесиных, 2004. 283 с.

348. Синергетическая парадигма. Нелинейное мышление в науке и искусстве. М.: Прогресс-Традиция, 2002. 496 с.

349. Сиюхова, A.M. Социокультурные аспекты музыкальной жизни адыгов: автореф. дисс. канд. культурологии. / A.M. Сиюхова. -М. 2001. 22 с.

350. Скребков, С. Художественные принципы музыкальных стилей / С. Скребков. М.: Музыка, 1973. - 448 с.

351. Смирнов, Б. Монгольская народная музыка / Б. Смирнов. -М.: Советский композитор, 1971. -365 с.

352. Смирнова, Я.С. Семья и семейный быт народов Северного Кавказа / Я.С. Смирнова. М.: Наука, 1983. - 263 с.

353. Советский энциклопедический словарь. М.: Советская энциклопедия, 1985.- 1600 с.

354. Соколов, A.C. Громкостная динамика как предмет анализа / A.C. Соколов // Проблемы музыкальной науки. Вып. 5: сб. статей. -М.: Советский композитор, 1983. С. 107-137.

355. Соколова, А.Н. Адыгская гармоника в контексте этнической музыкальной культуры / А.Н. Соколова. Майкоп: изд-во «Качество», 2004. - 272 с.

356. Соколова, А.Н. Возгласы и крики на адыгских праздниках / А.Н. Соколова // Туко К.С. Адыгейское музыкальное искусство. Майкоп: ООО «Афиша», 2004. - С. 112-118.

357. Соколова, А.Н. Жанровая классификация адыгских народных песен / А.Н. Соколова // Культура и быт адыгов: этнографические исследования. Вып. VI: сб. статей. Майкоп:, 1986. - С. 117-146.

358. Соколова, А.Н. Жанровая классификация адыгских народных песен / А.Н. Соколова // Культура и быт адыгов: этнографические исследования. Вып. VII: сб. статей. Майкоп, 1988. - С. 190-218.

359. Соколова, А.Н. Магомет Хагаудж и адыгская гармоника / А.Н. Соколова. Майкоп: изд-во АГУ, 2000. - 224 с.

360. Соколова, А.Н. Об одной особенности инструментальной музыки адыгов / А.Н. Соколова // Проблемы адыгейской литературы и фольклора. Вып. VIII: сб. статей. Майкоп, 1991. - С. 247-259.

361. Соколова, А.Н. Особенности инструментального фольклоризма адыгов / А.Н. Соколова // Культура и быт адыгов: этнографические исследования. Вып. IX: сб. статей. Майкоп: ГУРИП «Адыгея», 2001. - С. 166-181.

362. Соколова, А.Н. Пхачич адыгские трещотки / А.Н. Соколова. - Майкоп: изд-во «Качество», 2002. - 80 с.

363. Соколова, А.Н. Пщынатль об Аслане Нехае / А.Н. Соколова. Майкоп: Адыг. респ. кн. изд-во, 1993. - 84 с.

364. Соколова, А.Н. Свободная и регулярная метрика в адыгских мужских традиционных сольно-бурдонных песнопениях / А.Н. Соколова // Фольклор в контексте культуры: сб. статей. Махачкала: ДГПУ, 2011. - С. 47-50.

365. Соколова, А.Н. Семантика адыгской традиционной музыки (к постановке проблемы) / А.Н. Соколова // Музыкальное содержание: наука и педагогика: сб. статей. Астрахань, 2002. - С. 83-84.

366. Соколова, А.Н. Смыслы и коды амебейного песнопения в адыгской традиционной культуре / А.Н. Соколова // Музыка: искусство, образование, диалог культур: сб. статей. Махачкала: ДГПУ, 2010. - С. 87-94.

367. Соколова, А.Н. Структура и организация традиционной инструментальной культуры / А.Н. Соколова // Музыковедение 2007. - № 1. -С. 31-39.

368. Соколова, А.Н. Феномен адыгской музыки / А.Н. Соколова // Этюды по истории и культуре адыгов. Вып. 1 : сб. статей. Майкоп: Меоты, 1998. - С. 74-84.

369. Старостина, Т.А. Интонирование на пограничьях эпох, верований, жанров / Т. А. Старостина // Традиционная культура 2004. - № 2. - С. 42-48.

370. Старостина, Т.А. Ладовая систематика русской народной песни / Т.А.Старостина // Гармония: проблемы науки и методики: сб. статей. Вып. 1. Ростов-на-Дону: изд-во Ростовской гос. консерватории им. C.B. Рахманинова, 2002. - С. 85-105.

371. Старчеус, М.С. Слух музыканта / М.С. Старчеус. М.: МГК им. П.И. Чайковского, 2003. - 640 с.

372. Степанова, И.В. Слово и музыка. Диалектика семантических связей / И.В. Степанова. М.: Книга и бизнес, 2002. - 228 с.

373. Сузукей, В. Бурдонно-обертоновая основа традиционного инструментального музицирования тувинцев: автореф. дисс. канд. иск. / В. Сузукей. СПб., 1995. - 13 с.

374. Сузукей, В.Ю. Тувинское горловое пение «хоомей» в контексте современности / В.Ю. Сузукей // Мир науки, культуры, образования. № 2 (5). - Горно-Алтайск, 2007. - С. 48-51.

375. Тавлай, Г. О сходстве разноэтнических традиций и способах их трансляции (на материале календарных напевов белорусско-литовского пограничья) / Г. Тавлай // Механизмы передачи фольклорной традиции: сб. статей. СПб.: ГНИЧК РИИИ, 2004. - С. 39-49.

376. Тагиева, С. Истоки взаимодействия азербайджанской и турецкой ашыгской музыки / С. Тагиева. Баку: Элм, 2003. - 194 с.

377. Танеев, С. И. О музыке горских татар / С.И. Танеев // Памяти С.И. Танеева: сб. статей. M.-JL: Музгиз, 1947. - С. 195-211.

378. Тараева, Г.Р. Содержание музыки и музыкальная семантика в историко-культурной динамике / Г.Р. Тараева // Музыкальное содержание: наука и педагогика: сб. статей. Уфа: РИЦ УГАИ, 2005. - С. 26- 49.

379. Тебуев Р. Очерки истории карачаево-балкарцев / Р. Тебуев, Р. Хатуев. -Москва-Ставрополь, 2002. 158 с.

380. Текеев, K.M. Карачаевцы и балкарцы. Традиционная система жизнеобеспечения / K.M. Текеев. М.: Наука, 1989. - 448 с.

381. Темирова, Р.Х. Русско-черкесский разговорник / Р.Х. Темирова. -Черкесск: Кар.-Черк. отд. Ставроп. книж-го изд-ва, 1990. 164 с.

382. Теория современной композиции: учебное пособие / Отв. ред. B.C. Ценова. М.: Музыка, 2005. - 624 с.

383. Тимонен, Т.Н. Общие проблемы гармонической обработки монодийных напевов. Опыт композиторов Карелии: автореф. дисс. канд. иск. / Т.Н. Тимонен. Л., 1980. - 21 с.

384. Толстая, С.М. Фольклор и постфольклор: структура, типология, семиотика. http: // www. ruthenia. ru/folklore/Tolstaja. html.

385. Толстой, НИ. Язык и народная культура. Очерки по славянской мифологии и этнолингвистике. / Н.И. Толстой М.: Индрик, 1995. - 512 с.

386. Топоров, В.Н. О ритуале. Введение в проблематику / В.Н. Топоров // Архаический ритуал в фольклорных и раннеисторических памятниках. -М., Наука, 1988. С. 7-60.

387. Трембовелъский, Е.Б. Гетерофония: типология фактур эволюция ткани / Е.Б. Трембовельский // Музыкальная академия. - 2001. - № 4. - С. 165-175.

388. Трембовелъский, Е.Б. Контрасты «Картинок с выставки» феномен парадоксального мышления Мусоргского / Е.Б. Трембовельский // Проявление контраста в музыке: сб. статей. - Воронеж: изд-во Воронежского университета, 1988. - С. 75-97.

389. Трембовелъский, Е.Б. Особенности ладогармонического мышления Мусоргского: автореф. дисс. докт. иск. М., 1994. - 39 с.

390. Тресков, КВ. Фольклорные связи Северного Кавказа / И.В. Тресков. -Нальчик: Кабардино-Балкарское книж. изд-во, 1963. -343 с.

391. Трубецкой, Н.С. Об истинном и ложном национализме / Н.С. Трубецкой // Россия между Европой и Азией: евразийский соблазн: антология. -М, 1993.-С. 36-48.

392. Тума, Х.Х. Макам. Импровизационная форма / Х.Х. Тума // Музыка народов Азии и Африки. Выпуск третий: сб. статей. М.: Советский композитор, 1980. - С. 415-421.

393. Тхагазитов, Ю.М. Формирование культуры адыгов: системно-целостное изучение / Ю.М. Тхагазитов // Мир культуры адыгов (проблемы эволюции и целостности): сб. статей. Майкоп: ГУРИП «Адыгея», 2002. - С. 292-301.

394. Тэйлор, Э.Б. Первобытная культура / Э.Б. Тэйлор. М.: Политиздат, 1989.-573 с.

395. Тэрнер, В. Символ и ритуал / В. Тэрнер. М.: Наука, 1983. - 277 с.

396. Тюлин, Ю.Н. О зарождении и развитии гармонии в народной музыке / Ю.Н. Тюлин // Вопросы теории музыки: сб. статей. М.: Музыка, 1970. - С. 3-21.

397. Унарокова, Р. Б. Народная песня в системе координат адыгской картины мира / Р.Б. Унарокова // Мир культуры адыгов (проблемы эволюции и целостности): сб. статей. Майкоп: ГУРИП «Адыгея», 2002. - С. 337-346.

398. Унарокова, Р.Б. Песенная культура адыгов. Эстетико-информационный аспект / Р.Б. Унарокова. М.: ИМЛИ РАН, 2004. - 216 с.

399. Унарокова, Р.Б. Сто истин (Шъыпкъишъ) философия повседневности / Р.Б. Унарокова // Мир культуры адыгов (проблемы эволюции и целостности): сб. статей. - Майкоп: ГУРИП «Адыгея», 2002. - С. 199-210.

400. Унарокова, Р.Б., Кушу, С.А. Исполнитель в контексте новой песенной культуры. http: // www. djeguako - ru/content/view.

401. Унежев, KX. Феномен адыгской (черкесской) культуры / К.Х. Унежев. Нальчик: Эль-Фа, 1997. - 190 с.

402. Урусбиева, Ф. Метафизика колеса. Вопросы тюркского культурогенеза / Ф. Урусбиева. Сергиев Посад: Весь Сергиев Посад, 2003. - 207 с.

403. Усманова, А.Р. Ладовая организация жанров вокально-инструментального фольклора тюркских локальных групп Нижневолжья (к вопросам типологии) / А.Р. Усманова // Памяти Л.Л. Христиансена: сб. статей. -М.: Композитор, 2010. С. 421-425.

404. Утегалиева, С. Звуковысотная система в музыке тюркских народов и её эволюция / С. Утегалиева // Музыковедение 2008. - № 3. - С. 55-59.

405. Утегалиева, С. Категория пространства в инструментальной музыке тюрко-монгольских народов / С. Утегалиева // Сборник материалов и статей памяти В.П. Дерновой. Алма-Ата, 1992. - С. 221-228.

406. Утегалиева, С. Тембро-регистровая модель звука/тона и её реализация в музыке тюркоязычных народов / С. Утегалиева // Музыкальная академия. -2009.-№4.-С. 160-165.

407. Утегалиева, С. Феномен звука/слуха в музыке тюрко-монгольских народов / С. Утегалиева // Приоритеты развития культуры и искусства Казахстана на современном этапе: сб. статей. Алматы, 2001. - С. 47-55.

408. Федоренко, И. Многоголосная система в лирических песнях русско-белорусско-украинского пограничья / И. Федоренко // Песенное многоголосие народов России: сб. статей. -М., 1989. С. 12-13.

409. Федотов, В. Из истории раннего органума (Ad organum faciendum -трактаты из Милана и Монпелье) / В. Федотов // Проблемы теории западноевропейской музыки (XII-XVII вв.). Вып. 65: сб. статей. М.: ГМПИ им. Гнесиных, 1983. - С. 16-33.

410. Финно-угорские музыкальные традиции в контексте межэтнических отношений: сб. статей. Саранск: изд-во Мордовского гос. университета, 1989.-395 с.

411. Фольклорное сольфеджио: экспериментальное учебно-методическое пособие. Карачаевск-Черкесск, 2002. - 140 с.

412. Фомина, З.В. Онтология музыки / З.В. Фомина. Саратов: ФГОУ ВПО «Саратовская государственная консерватория им.Л.В. Собинова», 2005. - 88 с.

413. Хаджиева, Т.М. Структурно-поэтические особенности карачаево-балкарских архаических песен / Т.М. Хаджиева // Карачаевцы и балкарцы: язык, этнография, археология, фольклор: сб. статей. М.: Наука, 2001. -С. 270-285.

414. Хакуашев, А.Х. Греко-адыгские античные связи: конкурирующие гипотезы / А.Х. Хакуашев, М.А. Хакуашева // Мир культуры адыгов (проблемы эволюции и целостности): сб. статей. Майкоп: ГУРИП «Адыгея», 2002. - С. 382-387.

415. Халтаева, JI.A. Генезис и эволюция бурдонного многоголосия в контексте космогонических представлений тюрко-монгольских народов: автореф. дисс. канд. иск. / Л.А. Халтаева. Ташкент, 1991. - 23 с.

416. Ханаху, P.A. Адыгский фольклор: философский дискурс / P.A. Ханаху // Мир культуры адыгов (проблемы эволюции и целостности): сб. статей. -Майкоп: ГУРИП «Адыгея», 2002. С. 224-231.

417. Ханаху, P.A. Институт старейшин в этнокультурной традиции / P.A. Ханаху // Мир культуры адыгов (проблемы эволюции и целостности): сб. статей. Майкоп: ГУРИП «Адыгея», 2002. - С. 346-352.

418. Хан-Гирей, С. Записки о Черкесии / С. Хан-Гирей. Нальчик: Эльбрус, 1978.-280 с.

419. Хараева, Ф.Ф. Адыгская музыкальная диалектология (к постановке проблемы) / Ф.Ф. Хараева // Проблемы национальной культуры на рубеже тысячелетий: поиски и решения: сб. статей. Нальчик: Каб-Балк. ун-т, 2001. -С. 97-98.

420. Хараева-Гвашева, Ф.Ф. К вопросу мифологии музыкальных инструментов / Ф.Ф. Хараева-Гвашева // Этюды по истории и культуре адыгов. Вып. И: сб. статей. Майкоп, 1999. - С. 144-153.

421. Харлап, М.Г. Народно-русская музыкальная система и проблема происхождения музыки / М.Г. Харлап // Ранние формы искусства: сб. статей. М.: Искусство, 1972. - С. 221-274.

422. Харлап, М.Г. Ритм и метр в музыке устной традиции / М.Г. Харлап. -М.: Музыка, 1986. 104 с.

423. Хашба, М.М. Музыкальный фольклор абхазов / М.М. Хашба // Проблемы искусства и этнографии: сб. статей. Майкоп, 1998. - С. 30-39.

424. Хейзинга, И. Homo ludens. В тени завтрашнего дня / И. Хейзинга. -М.: Прогресс-Академия, 1992. 359 с.

425. Хисамова, С.Р. Взаимодействие лада и формы в монодии / С.Р. Хисамова // Вопросы эстетики, истории и теории монодии: сб. статей. -Ташкент: Фан, 1987. С. 49-54.

426. Холопов, Ю. Гармония. Теоретический курс / Ю. Холопов. -М.: Музыка, 1988.-511 с.

427. Хубиев, М.А. Карачаево-балкарские народные песни советского периода (1917-1945) / М.А. Хубиев. Черкесск: Карачаево-Черкесское отделение Ставропольского книж. изд-ва, 1968. - 185 с.

428. Цуккерман, В. Анализ музыкальных произведений: Рондо в его историческом развитии. Ч. I: Учебник / В. Цуккерман. М.: Музыка, 1988. -175 с.

429. Цхурбаева, К. О напевах нартовского эпоса / К. Цхурбаева // Музыка народов Азии и Африки. Второй выпуск: сб. статей. М.: Советский композитор, 1973.-С. 146-167.

430. Чередниченко, Т.В. Музыка в истории культуры. Выпуск второй / Т.В. Чередниченко. Долгопрудный: Аллегро-Пресс, 1994. - 175 с.

431. Чередниченко, Т.В. Музыкальный запас. 70-е. Проблемы. Портреты. Случаи / Т.В. Чередниченко. М.: Новое литературное обозрение, 2002. - 592 с.

432. Чистое, К. Народные традиции и фольклор: очерки теории / К. Чистов. -Д.: Наука, 1986.-303 с.

433. Шабалин, Д.С. Лады западного средневековья. О природе дасийных ладов / Д.С. Шабалин // Культурная жизнь юга России. № 1. - Краснодар: КГУКИ, 2003.-С. 16-17.

434. Шабалин, Д.С. Лады западного средневековья. Октавные лады / Д.С. Шабалин // Культурная жизнь юга России. № 2. - Краснодар: КГУКИ, 2002. - С. 29-34.

435. Шабалин, Д.С. Музыкальное мышление античности / Д.С. Шабалин // Познавая историю музыки прошлого. Памяти Е.В. Герцмана: сб. статей /Владивосток: Дальнаука, 2007. С. 137-157.

436. Шабалин, Д.С. Начала органума / Д.С. Шабалин // Художник и время: Феномен восприятия и интерпретации в искусстве. Вып. 1: сб. статей. -Краснодар: КГУКИ, 2004. С. 206-215.

437. Шабалин, Д.С. Преемственность музыки античности и Кавказа / Д.С. Шабалин // Интегральная психология и педагогика искусствав полиэтническом регионе: сб. статей. Майкоп: изд-во «Магарин О.Г.», 2010.-С. 141-158.

438. Шаймухаметова, JI.H. Мигрирующая интонационная формула и семантический контекст музыкальной темы / JI.H. Шаймухаметова. -М.: Гос. институт искусствознания, 1999. 311 с.

439. Шаймухаметова, JI.H. Семантический анализ музыкальной темы / Л.Н. Шаймухаметова // Музыкальное содержание: наука и педагогика: сб. статей. Уфа: РИЦ УГАИ, 2005. - С. 81-102.

440. Шамба, И.С. Некоторые стилевые особенности абхазской народной песни / И.С. Шамба // Памяти Л.Л. Христиансена: сб. статей. -М.: Композитор, 2010. С. 409-420.

441. Шахназарова, Н. Музыка Востока и музыка Запада. Типы музыкального профессионализма / Н. Шахназарова. М.: Советский композитор, 1983. - 152 с.

442. Шашкина, Т. К морфологической проблематике монументальных инструментов с обертоновым интонированием (трембита, колокол) / Т. Шашкина // Проблемы традиционной инструментальной музыки народов СССР: сб. статей. Л.: ЛГИТМиК, 1986. - 171 с.

443. Шейблер, Т. Кабардинский фольклор / Т. Шейблер // Советская музыка. 1955.-№6.-С. 73-75.

444. Шенкао, М.А. Пространство и время в представлении древних адыгов / М.А. Шенкао // Мир культуры адыгов (проблемы эволюции и целостности): сб. статей. Майкоп: ГУРИП «Адыгея», 2002. - С. 96-109.

445. Шестаков, В.П. История музыкальной эстетики от Античности до XVIII века / В.П. Шестаков. М.: Музыка, 2010. - 376 с.

446. Шиманский, Н.В. Типологические особенности раннего многоголосия средневековья / Н.В. Шиманский // Культура. Наука. Творчество. Вып. 2: сб. статей. Минск: Белорусская гос. академия музыки, 2008. - С. 102-108.

447. Шу, Ш.С. Музыкальный фольклор адыгов в записях Г.М. Концевича / Ш.С. Шу. Майкоп: Респ. издательское объединение «Адыгея», 1997. - 327 с.

448. Шэуджен, Б. С. Типы композиций напевов адыгских нартских пщынатлей / Б.С. Шэуджен // Этюды по истории и культуре адыгов. Вып. 2: сб. статей. Майкоп: изд-во АРИГИ, 1999. - С. 154-166.

449. Щуров, В.М. Жанры русского музыкального фольклора. В 2-х ч. Ч. 1: История, бытование, музыкально-поэтические особенности. / В.М. Щуров. -М.: Музыка, 2007. 400 с.

450. Щуров, В.М. О региональных традициях в русском народном музыкальном творчестве / В.М. Щуров // Музыкальная фольклористика. Вып. 3: сб. статей. М., 1986. - С. 17-23.

451. Щуров, В.М. Стилевые основы русской народной музыки / В.М. Щуров. М.: Музыка, 1998. - 465 с.

452. Элиаде, М. Аспекты мира / М. Элиаде. М.: «Инвест»-! И111, 1996. - 240 с.

453. Энциклопедия «Музыка». М.: Олма-пресс, 2006. - 402 с.

454. Эпштейн, М. Парадоксы новизны / М. Эпштейн. М.: Советский писатель, 1988. - 415 с.

455. Этюды по истории и культуре адыгов. Вып. 1: сб. статей. Майкоп: Меоты, 1998.-164 с.

456. Этюды по истории и культуре адыгов. Вып. 2: сб. статей. Майкоп: Меоты, 1999. - 198 с.

457. Юдина, В.И. Идея этнокультурного центра в культурологической концепции Н.Я. Марра / В.И. Юдина // Проблемы изучения регионально-этнических культур России и образовательные системы: сб. статей. -СПб., 1995.-С. 22-24.

458. Юнусова, В.Н. Ислам. Музыкальная культура и современное образование в России / В.Н. Юнусова. М.: Хронограф, 1997. - 152 с.

459. Юнусова, В.Н. Творческий процесс в классической музыке Востока: автореф. дисс. докт. иск. / В.Н. Юнусова. М., 1995. - 35 с.

460. Юсфин, А. Некоторые вопросы изучения мелодических ладов народной музыки / А. Юсфин // Проблемы лада: сб. статей. М.: Музыка, 1972. -С. 113-150.

461. Юсфин, А. О целостности композиции в остинатных формах народной музыки (тезисы к проблеме) / А. Юсфин // Проблемы традиционной инструментальной музыки народов СССР: сб. статей. Л.: ЛГИТМиК, 1986. -С. 157-170.

462. Яковлев, Н.Ф. Грамматика литературного кабардино-черкесского языка / Н.Ф. Яковлев. М.-Л.: Академия наук, 1948. - 458 с.

463. Янов-Яновская, Н. У истоков многоголосия в узбекской музыке / Н. Янов-Яновская // Музыка народов Азии и Африки. Выпуск четвёртый: сб. статей. М.: Советский композитор, 1984. - С. 14- 45.

464. Ярешко, А. Колокольные звоны инструментальная разновидность русского народного музыкального творчества / А. Ярешко // Из истории русской и советской музыки: сб. статей. - М.: Музыка, 1978. - С. 36-74.

465. Ярешко А. Русские колокольные звоны: история, стилистика, функциональность в синтезе храмовых искусств / А. Ярешко. Саратов: ФГОУ ВПО «Саратовская гос. консерватория им. Л.В. Собинова», 2005. - 284 с.

466. Apfel, Е. Volkskunst und Hochkunst in der Musik des Mittelalters / E. Apfel. -AfMwXXV, 1968.-439 s.

467. Bascom, W. The Myth Ritual Theory / W. Bascom // Journal of American Folklore, 1957, vol.70. -P. 103-114.

468. Besseler, H. Bourdon und Fauxbourdon / H. Besseler. Leipzig, 1950. - 264 s.

469. Bose F. Musikalische Völkerkunde / F. Bose. Freiburg im Bresgau, 1953. -197 s.

470. Breslauer, P. Diminutional Rhythm and Melodic Structure / P. Breslauer // JMT, XXXII (1988). S. 1-22.

471. Chominski, J. Historia harmonii i Kontrapunctu: Т. 1. / J. Chominski. -Krakow, 1958.-371 p.

472. Collaer, P. Polyphonies de tradition populaire en Europe mediterraneenne / P. Collaer. Ami XXXII (Acta musicological), 1960. - P. 52.

473. Dahlhaus, С. Grundlagen der Musikgeschichte / С. Dahlhaus. Köln, 1977. - 329 s.

474. Jordania, J. Who Asked the First Question? The Origins of Human Choral Singing, Intelligence, Language and Speech / J. Jordania. Tbilisi State Universiti: Logos, 2006. - 437 p.

475. Human, S.E. The Ritual View of Myth and Mythic / S.E. Human // Journal of American Folklore, 1955, vol.68. P. 462-472.

476. Кауфман, H. Булгарската народна многогласна песен / Н. Кауфман. -София: Изд. на Бълг. акад. на науките, 1968. 576 с.

477. Lord, A.B. The Singer of Tales / A.B. Lord. Harvard University Press, Cambridge Mass, 1960.-P. 198-200.

478. Pegg, C. Mongolian conceptualizations of overtone Singing / C. Pegg // Britch journal of Ethnomusicology, 1992. Vol. 1. - P. 31-53.

479. Sachs, C. Die Musik der alten Welt in Ost und West / Curt Sachs. Berlin: Akad.-Verlag, 1968. - 324 s.

480. Schneider, M. Geschichte der Mehrstimmigkeit: Historische und phänomenologische Studien. / M. Schneider. Vol. 1-2. Berlin, 1934-1935 (2nd ed. Tutzing, 1969).

481. Tongeren, Mark C. van «Overtone Singing» / Mark C. van Tongeren. -Amsterdam: Fusika, 2002. 271 p.

482. Thorpe, W.H. Antiphonal singing in Birds as Evidence for Avian Auditory Reaction Time / W.H. Thorpe // Nature, 1963, 23 Februari. P. 774-776.