автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.03
диссертация на тему: Шарль Пеги - литературный критик

Полный текст автореферата диссертации по теме "Шарль Пеги - литературный критик"

На правах рукописи

КАРТАШЕВ Павел Борисович _______

ШАРЛЬ ПЕГИ - ЛИТЕРАТУРНЫМ КРИТИК

Специальность 10 01 03 -литература народов стран зарубежья (западноевропейская литература)

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Москва - 2007

003057929

Работа выполнена на кафедре всемирной литературы филологического факультета Московского педагогического государственного университета

Научный руководитель

доктор филологических наук, профессор, заслуженный деятель науки РФ ЛУКОВ Владимир Андреевич

Официальные оппоненты

доктор филологических наук, профессор БОНДАРЕВ Александр Петрович

кандидат филологических наук, доцент СТЕПАНЯН Елена Владимировна

Ведущая организация Московский государственный областной университет

Защита состоится года в ¡^(^Р на заседании

диссертационного совета Д212154 10 при Московском педагогическом государственном университете по адресу 119992, Москва, Малая Пироговская ул , д 1,ауд 304

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Московского педагогического государственного университета по адресу 119992, г Москва, Малая Пироговская ул , д 1

Автореферат разослан «_»

2007 г

Ученый секретарь диссертационного совета

Кузнецова А И

Общая характеристика работы

Шарль Пеги (1873-1914), признанный классик французской литературы, поэт и эссеист, в молодости восторженный социалист-утопист, ставший в зрелости христианским мыслителем, постепенно осваивается отечественной культурой его поэзия, проза и мистерии переводятся на русский язык (переводы С С Аверинцева, Ю А Гинзбург, Л А Зандера, Н А Струве, Е А Легеньковой, Е Н Джусоевой), о его творчестве в течение последних пятнадцати лет пишут статьи, ему посвящают научные доклады (прежде всего следует отметить научную и просветительскую деятельность Центра Жанны д'Арк - Шарля Пеги СПбГУ), о специфике его концепции истории написана докторская диссертация (Т С Таймановой).

Но изучение творческого наследия французского классика в России только начинается Себя самого Пеги считал поэтом и философом, и если согласиться с последней самооценкой, а первая - поэт - естественна, то необходимо будет подчеркнуть, что как философ он весьма самобытен, в научно-формальном отношении нетрадиционен, неканоничен Он, скорее, философствующий и фрагментами богословствующий свободный мыслитель, автор пространных литературных опытов - эссеист В своих эссе он рассуждает попеременно на самые разные темы, от злободневных политических до возвышенных мистических, сближая и сопоставляя далекое и разноплановое, и в широком диапазоне вопросов, затрагиваемых им, литературно-критическая тема занимает ключевое место

Во-первых, он обращается к излюбленным классическим произведениям постоянно, во-вторых, он прибегает к ним как к решительным аргументам в полемике, как к самым испытанным доказательствам в усилии убеждения, и, наконец, как к той «музыке» мысли и чувства, что способна точно и глубоко выразить его собственные идеи и стремления Свою литературную критику Пеги никогда не воспринимал в качестве занятия особого, профессионального, и себя он не видел ни историком литературы, ни журнальным судьей текущего литературного процесса, ни регулярным популяризатором лучших страниц искусства слова Но любимая Пеги литература, как показывает внимательное чтение его эссе, в аспекте целостного восприятия всего созданного писателем предстает полем встречи и взаимодействия существенных составляющих его творческой личности. Таким образом, изучение Пеги как литературного критика является верной дорогой в мир мысли и лирических переживаний автора Впрочем, литературно-критические суждения Пеги имеют и свою собственную ценность, их систематизация и осмысление позволяют сложить эти суждения и взгляды в своеобразный литературно-критический подход, или метод, который на протяжении всего XX века составлял предмет изучения специалистов по его творчеству во Франции и Германии (о Пия Дюплуайе, Ж Виара, Ж Онимюса, С Фрэсс, Ф Жербо, Г Мюллера, Р Секретёна, Ж Рикетт), а также принимался во внимание, по крайней мере - в качестве выражения одной из крайних позиций в непрекращающемся споре «о древних и новых авторах», известными

литературоведами (Р Лебегом, П-Ж Кастексом, П Абраамом, Р Десне, Р Бартом, Р Пикаром, Ц Тодоровым, С Дубровским, Н Ф Ржевской), писавшими с разных точек зрения о путях и ориентирах развития науки о литературе в минувшем столетии

Если во Франции, где уже много десятилетий существует и активно работает «Общество друзей Шарля Пеги», издающее периодические научные сборники, проводящее конференции и симпозиумы, где накоплена внушительная литература об изучаемом авторе, считают (в сборнике текстов 2004 г, составленном Р Вессерманом), что творчество Пеги «слишком мало изучено», то тем более в России наступила пора восполнения пробелов в знании о французском классике, о его монументальных поэмах и эссе, окружении, общественной и издательской деятельности

Литературно-критические и историко-литературные взгляды Пеги складывались в процессе сосредоточенного чтения-любования и в размышлении над произведениями таких авторов, которые давно и всесторонне изучены в мировой культуре, и в России в частности Пеги писал, в основном, о Корнеле, Расине, Паскале и Гюго, в меньшей степени о Гомере, Софокле, Вергилии Основательная научная освещенность творчества классиков может исполнять роль проводника, вводящего в необычный мир «ни на кого не похожего» (С С Аверинцев о Пеги) писателя

Актуальность настоящего исследования обусловлена тем, что рассмотрение вопросов, относящихся к литературной критике Пеги, позволяет решать параллельно две неотложные научные задачи во-первых, открывается возможность полнее и глубже ознакомить русскоязычного читателя с классиком французской литературы, который в литературно-критических фрагментах своих эссе проявил себя и как яркий мыслитель - богослов и философ, - и как тонкий лирик, говоривший о чужих стихах и трагедиях настолько поэтично, что его строки о знаменитых авторах приобрели самостоятельную художественную ценность, во-вторых, оригинальность суждений Пеги о литературе, вызванная, среди прочих, причинами религиозного и умозрительно-интеллектуального характера, не может оставаться неведомой для отечественного литературоведения, тем более, что взгляды и высказывания автора явились реакцией протеста против рационализма и мелочной сухости материалистической и позитивистской идеологии и оказали безусловное влияние на развитие научных и критических методов и критериев изучения литературы в XX веке, вплоть до нынешнего времени, вводя в центр внимания ученых и критиков проблемы онтологического и аксиологического характера, выдвигая на первый план эмоционально-рецептивное и содержательно-смысловое измерение искусства слова

Объектом исследования в настоящей работе стала эссеистика Пеги, предмет же ее составляют литературно-критические взгляды писателя

Цель диссертации заключается в выявлении своеобразия литературной критики Ш Пеги

Достижение названной цели выдвигает необходимость решения ряда задач

- раскрыть мировоззренческие - философско-исторические и религиозные - основания литературно-критических взглядов Пеги,

- изложить взгляды и суждения автора в их генезисе,

- проанализировать научные труды, посвященные литературной критике

Пеги,

- выявить принципы, методы исследования и мировоззренческие ориентиры, составляющие жизненность и актуальность литературной критики Пеги

В основу методологии исследования положен историко-теоретический метод с элементами тезаурусного подхода к изучению литературы Важными для осуществленной работы стали труды А А Потебни, А Ф Лосева, Б И Пури-шева, В М Жирмунского, С С Аверинцева, Ю Б Виппера, Д Д Обломиев-ского, С И Великовского, А. В. Михайлова, Н П Михальской, Вл А Лукова, Л Г Андреева, Н П Козловой, Г К Косикова, И Б Роднянской, В Е Хализева, С. Г. Бочарова, Вс Ю. Троицкого, А. Н. Горбунова, Е. Г. Елиной, В. В Прозорова, А Н Николюкина, Ж Виара, С Фрэсс, Р Бюрака, Ж Онимюса, Г Мюллера,

0 ПияДюплуайе

Основные положения диссертации, выносимые на защиту

1 Своеобразие литературной критики Ш Пеги определяется двумя основными факторами влияния1 христианским вероучением, сформировавшим христоцентричность мировоззрения Пеги, а именно его инкарнационно-пасхальный взгляд, под углом которого он старается осмыслить явления культуры и произведения литературы, и философией интуитивизма, под воздействием которой сложился оригинальный литературно-критический подход Пеги к литературной классике

2 Литературная критика Пеги сложилась в отрицании и преодолении методов и понятий культурно-исторической школы в литературоведении, а также позитивистской по духу «университетской критики» Г Лансона и др

3 Литературная критика Ш Пеги является осуществлением интуитивно-целостного подхода к постижению смысла литературного произведения, «осмыслением откровения» о произведении, о его формально-содержательном априорном единстве, которое дается критику до специфической профессиональной рефлексии, подвергающей читаемое анализу

Научная новизна диссертации состоит в том, что в ней впервые в отечественном литературоведении представлена литературная критика Шарля Пеги, ее мировоззренческий контекст и фундаментальные принципы В последних заключены резервы ясного и простого, и при этом философски глубокого осмысления литературы, которые на фоне формализованных методологий второй половины XX века выглядят в наши дни удивительно новыми

Научно-практическая значимость работы заключается в том, что результаты исследования могут быть использованы в практике вузовского преподавания при чтении лекций по истории французской литературы, а также

при разработке спецкурсов по истории и проблематике литературной критики и литературоведения XX века

Апробация наиболее значимых результатов исследования состоялась на всероссийских конференциях «Филология и школа» (Москва, ИМЛИ РАН, 2004, 2006), XVII Пуришевских чтениях (Москва, МПГУ, 2005), 3-м, 8-м и 10-м научных симпозиумах «Тезаурусный анализ мировой культуры» (Москва, ИГИ МосГУ, 2006-2007), а также на первой научно-практической конференции Коломенской духовной семинарии в 2006 г

Цель диссертации и ее задачи определили структуру работы, которая состоит из введения, трех глав и заключения В конце приводится библиография и приложение — перевод нескольких строф из поэм Пеги

Основное содержание работы

Во введении дано обоснование актуальности темы диссертационного исследования, обозначены трудности, связанные с многократными попытками в науке о литературе классифицировать поэзию или прозу Пеги, то есть закрепить за совокупностью его сочинений четкие дефиниции, что до сих пор, по признанию современных исследователей, не вполне удавалось и ныне наводит на мысль, что невместимость Пеги в устойчивые терминологические параметры с успехом характеризует его творчество, которое является, по слову Г.П. Федотова, выражением «мистического бергсонианства» Далее во введении определяются актуальность, цель и задачи, объект и предмет, научная новизна и научно-практическая значимость работы, определяется ее методологическая основа

В первой главе «Мировоззренческие основы литературно-критических взглядов Шарля Пеги» рассматриваются слагаемые умственной и сердечной жизни писателя, интеллектуальные и духовные истоки и влияния, формировавшие его видение и понимание мира и себя в нем Это рассмотрение, опирающееся на тексты эссе разных лет, не сводится к констатации компонентов, но представляет убеждения Пеги в их росте, приводящем к своеобразному незамкнутому завершению

В первом параграфе «Приближение к главным темам творчества -патриотизму и христианству - в эссе "Предрассветной порой"» выявляются проблемы и мотивы, которые предшествовали обретению Пеги главных тем творчества В первые годы выпуска «Двухнедельных тетрадей», редактором, составителем, одним из авторов и издателем которых Пеги оставался с 1900 г до своего ухода на фронт в августе 14-го, он заинтересованно и пристрастно, на страницах собственного издания, обсуждал проблемы социалистического движения

К 1905 г. иная проблематика стала вытеснять увлечение социалистическими идеями- по мере внутреннего мужания, углубления взглядов на мир, национальную историю, самосознание гражданина и патриота, он обращается к великому прошлому своей родины Предчувствие надвигающейся войны с Германией пробуждает в Пеги впечатления детства, прошедшего в

«пораженческой обстановке», вызванной войной 1870 г Эссе «Предрассветной порой» (1905) знаменует возвращение Пеги и к патриотическому воодушевлению детских лет, и к христианской вере Исследование мировоззренческих основ литературно-критических взглядов Пеги начинается с анализа этого произведения

В эссе сосредоточены важные и характерные для зрелого Пеги идеи Русская революция, на которую он с болью откликается в данном тексте, обнаружила существенное нестроение, поразившее современный мир раздвоение действительности на базис и надстройку, спародировавшее умозрительное и неделимое расслоение бытия на два плана материальный и невещественный, одушевляющий материю Истинную революцию следовало бы назвать, по Пеги, всеобщим откровением, и для нее показателен мирный характер совершающегося преобразования жизни. Мечты же интернационалистов грозят «кровавым потопом», в них, вопреки декларациям, плохо учитывается весомая реальность, груз бренного естества Пеги пытается убедить современных читателей в том, что истинно культурное воззрение на жизнь не считает условностью или заблуждением ни нетленное «величие» человека, ни его «низость» (Паскаль), но исходит из откровения единства видимого и невидимого миров Продумывая далее «невидимое», Пеги постулирует бытие «вечной обеспокоенности» -особого жизненного модуса активности совести, а также реальность неусыпного воздействия на мир Промысла Божия

В контексте эссе становится ясным направление внутреннего движения автора- обеспокоенность тяготеет к Промыслу как к своему «пределу», ибо выступает его посланницей Она есть выразимая часть непостижимой в себе и общей для всех людей сущности Ограничиться исповеданием жизни по совести, значит подвергнуть себя риску, всецело положиться на непогрешимость собственного или людского признания, то есть остановиться на полпути Но там, где на глубине жизни сочетаются вещи и дела, которые на ее выразимой поверхности далеко отстоят друг от друга к примеру, личная выгода и личное страдание, скорбная повседневность и врачующая надежда, незаглушаемая обеспокоенность души и вкушенный душою мир, там и совесть как некая «имманентная тайна» человеческого существования находит смысл, разрешение и исполнение в «трансцендентной тайне» своего Божественного источника

Во втором параграфе - «Формально-содержательное своеобразие эссеистики Пеги» - рассматривается литературная речь Пеги, то есть особенности его стиля, прихотливая логика, непреднамеренно повторяющиеся приемы доказательств, характерные ассоциации и сравнения в свете его мировоззрения, созерцания мира в движении, становлении, творческой непрерывности

В произведениях Пеги усматривается некое всеобъемлющее единообразие Это единообразие — становящееся однообразием, когда теряется читательское внимание и сопереживание - вызвано очевидными факторами, среди которых первый и решающий, авторство, принадлежность текстов личности цельной, сжатой, упрямой, собранной, постоянно уточнявшей и углублявшей истоки и

смысл своего миропонимания, своей веры Производными от первого фактора являются и удивительное стилистическое единство произведений Пеги, и возникающее при чтении чувство горячей преданности автора своей единственной, неизменно превозносимой Франции, своему народу, языку, своей древней культуре, уходящей через Империю римлян корнями в Грецию Гомера и Платона Среди факторов единообразия имеются и более тонкие, философские, описанные Бергсоном, постулирующие сведение многословия и многообразия к простейшим, фундаментальным, первичным интуициям. У Пеги все это, на первый взгляд парадоксально, присутствует его словообилие предстает простодушной, нескрытой лабораторией поиска единственно верных, самых точных, предельно простых слов о предмете

Третий параграф «Диалектика прогресса и неизменной новизны (эссе «Диалог истории с душою во плоти» и «Бар Кошеба»)» посвящен анализу двух текстов, типичных для Пеги и в стилистическом плане и, глубже, в концептуально-содержательном В первом эссе автор с помощью примеров, заимствованных из живописи (Моне), поэзии (Гюго), философии (Аристотель и Платон) совершает выбор между непосредственностью первооткрывателя и опытом зрелости На вопрос, что из двух ценнее, вопрошаемый машинально готов ответить, что последнее из 48 полотен Моне, изображающих кувшинки, есть лучшее, так как с каждым новым художник приобретал, накапливал, восходил Но, по мнению Пеги, это иллюзия Безоговорочно склоняясь в пользу опыта, человек, согласно автору, принимает господствующую теорию прогресса, который автоматически, якобы, совершается во времени и убегает, как дорога, в беспредельную перспективу В прогрессе живет идея сберегательной кассы, капитализации, но творчество к накоплению отношения не имеет Приобретая, мы теряем, приобретаем утраты - свежести, непосредственности, удивления Накапливаем усталость, привычку, скуку Расстаемся с невинностью, единственностью первого открытия.

О неприменимости понятия «прогресса» к области теологии, философии, литературы и искусства, понятия «прогресса» в том его значении, которое было общепринятым в эпоху впечатляющих индустриальных и технологических перемен и достижений, Пеги писал также в тексте, названном «Бар Кошеба» В области чистой мысли, сокровенной, лиричной, самой глубокой, мысли-реплики в диалоге Творца и творения нет и не может быть никакого превосходства нынешнего, современного над минувшим, ни пиетета перед грядущим, не может быть ни самосовершенствующегося возрастания, ни прогресса, сидящего на плечах истории Во все времена люди стояли и стоят перед одними и теми же вопросами, но ответы дают разные. И главное, по мысли Пеги, что сразу необходимо сказать об этих ответах, это то, что они - единственные В двух анализируемых эссе Пеги рассуждает о первостепенной важности, для творческой личности, обладания свежим, не привыкшим к окружающему миру взглядом, способным «впервые» видеть и «непосредственно» познавать

Параграф четвертый «Идеи и образы несоединимого соединения в историко-философских рассуждениях Пеги» посвящен анализу часто

употребляемых писателем историко-философских концептов и понятий. Среди них ключевым является «укоренение»- вечного во временном, духовного в материальном и наоборот, материального в духовном, постижимого в непостижимом. О времени, согласно Пеги, нельзя говорить и мыслить вне вечности, иначе, в своем логическом пределе время обессмысливается В понимании Пеги «укоренение» есть собирание, концентрация, фиксация временного и вечного в плодах человеческого труда

Мысль Пеги в «Диалогах истории » постоянно возвращается к дихотомическому, антиномичному сопряжению плоти и духа, времени и вечности, изменяемого и неизменного, которые, в перспективе христианского мировоззрения автора восходят к неслиянному единству Божественного и человеческого в реальности обновленного Христом мира Эта же интуиция, то есть созерцание таинственного единства разнородностей, сохраняющих в соединении свою инаковость по отношению друг к другу, эксплицитно и имплицитно, красной нитью проходит через все значительные эссе Пеги и оказывает влияние на формирование литературно-критических взглядов зрелой поры его творчества

Другое понятие, родственное первому и так же часто употребляемое Пеги -«сочленение», непосредственно говорит писателю о сущности христианства, так как христианство, как он пишет, является «вкладыванием одной предметности в другую»1, соединением двух природ в одном явлении Пеги смотрел на мир сквозь такую систему координат, которую условно можно было бы назвать крестообразной дихотомией горизонталь здесь обнаруживает себя сопряжением фундаментальных богословско-философских категорий, вертикаль же исторична

В пятом параграфе «Влияние философии интуитивизма на религиозные убеждения Пеги» приводится ряд фундаментальных категорий и образов философии Бергсона в аспекте их творческого усвоения и использования в эссеистике Пеги В своих произведениях Пеги комментирует, истолковывает, популяризирует интуитивизм своего учителя

Философия Бергсона подобна органике и чужда механике Внутренняя революция в умозрении, начатая среди прочих мыслителей, Бергсоном, заключалась не в подрыве доверия к интеллекту, но в углублении и усилении мыслительных процессов и возможностей Пеги полагает, что одна из высоких задач, осуществленных Бергсоном, состоит в разоблачении универсального интеллектуализма, то есть универсальной лени - склонности к использованию всего готового Пеги вполне согласен с Бергсоном в том, что подавляющее большинство людей думает о мире готовыми идеями, стереотипно В ответ на упреки интуитивизму в отсутствии положительного знания Пеги отвечает, что удержать, предупредить, не дать скатиться в пропасть уже говорит о большом труде На удержании зиждутся самые прочные морали Весь декалог - десять ветхозаветных заповедей, актуальных всегда - составлен из запрещающих, предупреждающих, увещевающих законов

1 Péguy Charles Œuvres en prose complètes P, 1992 T П1 P668

В области мысли, по Пеги, нельзя воспринимать идеи в качестве элементов конструктора и играть, комбинировать свой мир - он получится игрушечным, бутафорским, но продуктивно только вживание, выдумывание заново и "изнутри" выдуманного прежде, предложенного изначально Новое слово способен сказать человек, настроенный на творение, а не на вторение, то есть ум творящий, буквально - поэтический Настоящий, обновляющий мир творческий дар окутан тайной, считает Пеги, в нем и через него действует "благодать", дар творчества есть дар Творца

В шестом параграфе «Религиозно-философские взгляды Пеги в их генезисе и завершении» дается краткое описание духовной биографии писателя В молодости Пеги называл себя «последователем греческой религии», то есть верований и убеждений философов, а в социальной деятельности именовал себя «моралистом» Отправляясь от «морализма», от мечтаний о «нравственной революции» (Пеги часто повторял в период своей социалистической активности-«Революция может быть только нравственной, или ее быть не может»), Пеги «поэтапно» приближался к Церкви, причем это внутреннее приближение, совершаемое в уме и сердце, удостоверялось усилиями и внешними, и все вместе находили отражение в его произведениях в ранней драме «Жанна д'Арк», во всех крупных эссе и поэмах

Последние шесть лет жизни Пеги прошли под знаком его осознанного, выстраданного и глубокого обращения в христианство. По мере утверждения в вере в Иисуса Христа как Спасителя Пеги самоограничивался, терял влечение ко многому, что привлекало его ранее, его прежний кругозор добровольно суживался и приобретал глубину Пеги стал в итоге критиком нескольких авторов и тем «Виктор Мари, граф Гюго» является самой полной работой Пеги на литературную тему, хотя автор писал ее без специальных критических намерений Она посвящена Гюго, Корнелю и Расину, и не обзору их произведений, а тому, что сам Пеги называл «метафизикой» классиков И для своих размышлений Пеги избирает всего два произведения «Полиевкта» Корнеля и «Спящего Воза» Гюго «Посредством Вооза Пеги, - пишет Жан Онимюс, - собирается в целое, уцеломудривается, его Греко-иудейская грань совмещается с христианской и обе, усиленные взаимным сочетанием, становятся способными выступить против духа современности, в котором нет ничего ни языческого, ни иудейского, ни христианского»2

В параграфе на материале эссе Пеги философско-исторического и теологического содержания, рассматривается тема воздействия на мир, историю, человеческую личность того кардинального, с точки зрения Пеги, события, которое можно назвать собирательным понятием «явления Бога миру» Проблематика воплощения и воскресения Христа, а также бытия Церкви, ее влияния на развитие человеческой истории и на культуру неизменно волновали Пеги и становились смысловым центром его поэтических и прозаических сочинений Христианский интуитивизм Пеги определил своеобразие философско-

2 La Revue des letters Modernes Charles Péguy 3 Péguy un romantique malgré lui Textes réunis par S Fraisse Jean Ommus P, 1985 P 60

богословских воззрений автора, лежащих в основе его оригинальной литературной критики. Мировоззрение Пеги христоцентрично; писатель размышляет о культуре и литературе в свете Евангелия, используя творческую и гибкую методологию А Бергсона

«Спящий Вооз» и «Полиевкт», которых Пеги полюбил, вероятно, раньше, чем начал о них рассуждать и разбирать в литературно-критическом аспекте, составляли для Пеги неисчерпаемый материал и источник вдохновения, подтверждающий его собственные воззрения на смысл исторического развития человечества и, глубже, на смысл жизни То и другое, в ретроспективе совпадающее, говорило Пеги о том, что смысл истории открывается в становлении внутренней жизни и в возрастании человека, в его стремлениях к высшему и абсолютному идеалу. Эти стремления, при свойственной Пеги терпимости и широте культурных симпатий, писатель «предчувствовал» в античности и в ветхозаветной истории из своего XX века (как Гюго «пророчествовал» о Христе из своего Х1Х-го) и отмечал их в религиях дохристианского мира, но в реальности наблюдал и сам приобщался им в вере в Богочеловека

Вторая глава «Становление литературно-критических взглядов Ш. Пеги» представляет мысли, оценки, суждения Пеги о литературе и культуре в начальный период его творчества и издательской деятельности В главе речь идет также о некоторых конститутивных моментах «литературной критики» Пеги, важных для понимания предмета исследования в целом, и которые обнаруживают себя не в контексте сформировавшихся воззрений и не в связи с описанием любимых произведений, но в статьях, дипломе, рецензиях разных лет, и в воспоминаниях современников

В первом параграфе «Гармония формы и содержания в понимании Пеги» говорится о присущем писателю стремлении к совершенству на всех уровнях того дела, которому он придавал первостепенное значение В параграфе изложена краткая история замысла и осуществления своеобразного издания -«Двухнедельных тетрадей», имевшего подписчиками почти весь цвет интеллектуальной Франции По отзыву издателя Э Пеллетана, бедные Тетради на пузырчатой бумаге являются единственным книгоиздательским памятником, который противостоит от лица нашего времени великим издателям шестнадцатого столетия Этой славой, как утверждал Пеллетан, Пеги дорожил не меньше, чем изложением своих мыслей. Писатель называл свои Тетради «консерваторией изящной полиграфии и хранилищем художественного слова, полем труда и научных исследований», и каждым выпуском он свидетельствовал о том, что в книге для него важно все, что она от корешка до словесно невыразимых глубин есть совокупное произведение искусства выражения и работы восприятия Содержание параграфа обосновывает следующее заключение для Пеги умозрительный концепт воплощения, материализации, встречи неуловимой, нестареющей жизни и жизни весомой, ощутимой, двух половинок целого - этот образ вместе со своей проекцией, а также чувства, им вызываемые,

лежат в основе его жизненных решений, тем произведений, их стиля и детального материального воплощения

Второй параграф «Пеги о творчестве Альфреда де Виньи» представляет анализ студенческой научной работы будущего писателя. В параграфе показано, что уже самая ранняя литературоведческая работа, «набросок» о Виньи, свидетельствует о том, что вопросы онтологического, историко-философского, морально-этического порядка всегда были главными для Пеги и задавали тон всем его большим и малым, ранним и зрелым трудам Пеги судит в Виньи романтическое мировоззрение, он обличает в нем любовь к эффектной патетике, к ложному жесту «Набросок» о Виньи стал для Пеги поводом для выражения собственного представления об идеальной творческой личности, которая должна чуждаться пустой красивости, самолюбования, но напротив, быть обостренно совестливой, твердо преданной правде как главной цели всех трудов и желаний

В третьем параграфе «Статья Пеги «Недавние произведения Золя» как опыт идейно-философской критики» рассматривается критика Пеги творчества Золя и в целом натурализма

Подробно анализируя последние произведения Золя, его публицистику и прозу, Пеги утверждает, что плотолюбие романиста и его необычный, все запоминающий взгляд на мир привели его к тому, что Золя воспроизвел в своем творчестве многочисленные язвы человечества Пеги полагает, что через отвращение к безобразному не учатся любить красоту, но сама красота внушает к себе любовь

Четвертый параграф «Понятия «классицизма» и «романтизма» в свете размышлений о творчестве Корнеля, Паскаля, Лаверня и Золя» посвящен идейно-эстетической антиномии, которую Пеги увлеченно разрешал, то прямо, то вскользь, в течение всей творческой жизни Понятия классицизм и романтизм означали для Пеги типы мировоззрения и отношения к действительности

С классицизмом писатель связывал искреннее и непосредственное взаимодействие автора или читателя с сущностью предмета оформления, прикосновение к центру, к главному в произведении, минуя акцидентальные слои идеологии, художественности, историко-культурного функционирования Интуитивизм как способ познания служит той же цели прямого общения с существенным и важным содержанием многообразной жизни Общий двум подходам тип восприятия реальности находит художественное выражение в классицизме, а концептуализируется в интуитивизме Мир при этом видится как состоящий из существенных, значимых, неслучайных явлений, которые конкретны и познаваемы в своей видимой и мыслимой части, и безусловны, действенны, непреходящи в трансцендентном плане

Романтизм представлялся Пеги многозначительной ссылкой на невыразимость, феноменом некоего метафизического отсутствия, отвлечением от действительной видимости мира, но не ради невидимой, постоянно и определенно проявляющей себя реальности (явления «неба»), а ради самолюбующейся таинственности, которая, в силу сосредоточенности на самой себе, не возвещает собственно позитивные тайны бытия Но для эстетического оформления

необходим вид некоей содержательности Поэтому «отсутствие», абстракция заполняются претензией, намеком на глубину, хранящую тайны

Классическими в самом содержательном понимании термина, то есть шире, чем классицистическими, Пеги считал драматургию Корнеля и философскую эссеистику Паскаля Подкупающую «классическую» правдивость он видит в романе малоизвестного А Лаверня «Жан Кост» Лавернь типизирует, обобщает, являет «правду чрезвычайную», и в этом его отличие от тотальной фиксации натурализма, производящего продукты конвейера и статьи из справочников

В пятом параграфе «Пеги о «современном методе» - эссе "Зангвиль" и "Бар Кошеба"» дается развернутое определение концепции «современного метода», активно применявшегося лагерем его идейных противников Сам лагерь Пеги называет «современной интеллектуальной партией» Согласно Пеги, современный метод научного литературно-критического исследования заключается в следующем при изучении текста возбраняется обращаться к нему непосредственно Необходима максимально широкая историко-социологическая подготовительная работа по созданию многопланового контекста, все уровни которого призваны обеспечить детальное освещение причин, влияний, импульсов, послуживших рождению как самого произведения словесности, так и его деталей, вплоть до самых малых

В описании «современного научного метода» Пеги с нескрываемой иронией, переходящей у него в анализируемых эссе в негодование, показывает, что «дух современности», дух философии позитивизма (изложенной в трудах О Конта), дарвинизма, политэкономического материализма (Дж С Милль, К Маркс), непосредственно порождающий в искусстве и литературе натурализм, вульгарный социологизм, в литературоведении и литературной критике - течение, названное спустя время культурно-исторической школой, претендующей на предельно реалистический, трезво-объективный подход к изучаемой действительности, это дух парадоксально уходит от действительности, от прямого и честного восприятия ее, от того, чтобы «схватить текст», проникнуть в суть и смысл произведения

Третья глава «Интерпретация произведений классиков мировой литературы в эссеистике Ш. Пеги» посвящена анализу поздних и самых значительных по объему и содержанию текстов и высказываний Пеги литературно-критического характера

Изучение специально литературно-критических и историко-литературных взглядов Пеги началось с 50-60-х годов прошлого века на сегодня вокруг этой темы собрано немалое число научных исследований прежде всего во Франции, а также в Германии и Италии, диссертации, монографии, сборники статей Литературная критика Пеги наиболее обстоятельно и разносторонне освещена в трудах Жака Виара, Жана Онимюса, Симоны Фрэсс, о Пия Дюплуайе, Франсуазы Жербо, Гельмута Мюллера, Роже Секретёна Обзору и анализу текстов названных ученых посвящен первый параграф третьей главы «Оценки и определения историко-литературных взглядов и критического метода Ш. Пеги в литературоведении»

В параграфе отмечается, что все заметные толкования критического метода Пеги к настоящему дню составляют подобие панорамы, связующей силой отдельных картин которой выступает индивидуальность поэта и мыслителя, сохранившего в своем мироощущении «благоговейного» - он таким себя видел -и независимого католика и воинственного патриота подростковую чувствительность романтического социалиста Такой психологический парадоксализм, такая личностная антиномичность не могли не сказаться на оценках литературного наследия писателя - в нем все неудобства для систематизации, все противоречия сплавлены воедино, и в общем потоке его самовыражения взаимопроникновенны

По мнению о П. Дюплуайе, автора монографии «Религия Пеги», в своем творчестве писатель не отходит как теологизирующий эссеист от тех магистральных традиций человеческой культуры - библейской и платонической -что находят свое разрешение в христианстве Он ярко и оригинально развивает «литературное», то есть образно-символическое осмысление действительности Материалом, продуманным и возделанным умом и сердцем Пеги, становятся и история отечества, и современная политика, история литературы и философии, родная природа, гениальность, святость, тема прогресса в свете истин веры. Особое внимание в монографии отца Пия уделяется специфике религиозного чувства Пеги усвоив в детстве из обязательного катехизического курса «бесплотное христианство», лишенное теплой образной формы, Пеги с радостным возмущением спустя годы открыл, что «духовное само по себе - во плоти», оно - является, оно эмпирически ощутимо и познаваемо Органическую связь между плотским и духовным, временным и вечным, землей и небом Пеги постоянно созерцает и настойчиво, зачарованно описывает, когда восхищается трагедиями Корнеля, изяществом и силой мысли Паскаля, патетикой и монументальной красотой поэзии Гюго В оценке о Пия критика Пеги, не регламентированная условным языком науки, не дисциплинированная конвенциональными способами исследования литературных текстов, но организованная внутренней логикой художественного видения мира, есть критика поэтическая или писательская

В параграфе проводится мысль, иллюстрируемая прижизненными журнальными отзывами, воспоминаниями современников, позднейшими апологетическими заметками, защищавшими писателя от нападок недоброжелателей, что литературная критика Пеги есть в первую очередь литература

В монографии «Философия литературного искусства и социализм согласно Пеги» Ж Виар утверждает, что писатель внес вклад в «подлинную универсальную критику» и «размышления над литературными шедеврами стали для него ведущим методом» универсального рассмотрения действительности В книге «Воплощение» Ж Онимюс определяет критику Пеги как «творческую, тем более глубокую, что интерпретатор не анализирует извне, но соучаствует»

Литературный процесс, творчески волнующийся как сама жизнь, наиболее адекватно, по мнению Г Мюллера, автора диссертации «Шарль Пеги и Корнель»,

отражается «жизненной критикой» (ЬеЬеткпйк) Одним из ее родоначальников и ярких представителей немецкий исследователь называет Ш Пеги Из философии Бергсона выводит критический метод Пеги Ж Рикетт, автор диссертации «Корнель глазами Пеги» Определяя «пегистскую концепцию литературной критики», Рикетт пишет, что в случае Пеги наука имеет дело с критикой «интуитивной, сочувственной»

Во втором параграфе «Литературно-критическое эссе "Виктор-Мари, граф Гюго" и литературная тема в эссеистике Ш. Пеги» взгляды и суждения Пеги о литературе приводятся в систему В параграфе анализируется наиболее характерный для критики писателя текст «Виктор-Мари . » Пеги подробно исследует особенности стихосложения Гюго, рассматривает смысл, значение и приемы использования эпиграфов французским романтиком Любопытны и остроумны разоблачения Пеги подлогов Гюго, сопоставление рифмованных окончаний у Корнеля, Расина и Гюго в своеобразном семантико-историческом аспекте

Важными в эссе «Виктор-Мари » являются мысли о связи поколений поэтов, о включении Вергилия, Корнеля и Гюго в одно «творческое семейство» Расширяя наблюдения Пеги, Аверинцев в статье «Две тысячи лет с Вергилием» предлагает присоединить к плеяде «вечных отроков», к «людям какой-то особой породы», в родоначальниках которой - Вергилий, еще Шиллера и Гельдерлина, но и Виктора Гюго и Шарля Пеги

В параграфе обращено внимание на характерное для Пеги в методологическом плане «вложение» вергилиевых «очагов» из Энеиды в евангельские блаженства из Нагорной проповеди Христа, смелое и удачное, осуществленное в поэме «Ева» и известное по хрестоматиям всей Франции3

Рассматриваемая в первой главе дихотомия несоединимого соединения материи и духа, вечно преодолеваемая Пеги оппозиция «неба» и «земли», вызывавшая его на постоянную борьбу с материализмом, который он считал малоопасным в силу его примитивности, и с ложной духовностью, или, как он выражался, спиритуализмом, эта антиномия определяла и угол зрения, и аксиологические ориентиры, словом, весь реальный арсенал средств, которые использовались Пеги в критическом рассмотрении двух самых любимых им классических произведений «Полиевкта» Корнеля и «Спящего Воза» Гюго Концептуально плодотворным представляется сопоставление Пеги художественных систем Корнеля и Расина Один из выводов, к которым приходит автор, заключается в следующем отсутствие способности к воображению, к изобретению лукавой интриги, некоторая наивность и прямолинейность не мешают Корнелю войти в историю поэтом-мыслителем, «метафизически» более глубоким, чем Расин. Драматургия Расина, по мнению Пеги, это всего лишь «изумительное прекрасное» искусство Театр Корнеля искусство преодолевает Ключевым понятием в рассуждениях Пеги о «Полиевкте» является

3 Блаженны те, кто пал за свой очаг и кров, За город свой земной, что плотью - Божий град Блаженны те, кто пал, последний вздох и взгляд Бросая бедности отеческих домов

«возвышение», «рост», драматург свидетельствует о духовном возрастании героя, о переходе верности земному отечеству в веру в Небесный град, о восхождении героики в святость

В третьем параграфе «Шарль Пеги о смысле и задачах науки о литературе и литературной критики» формирование концепции литературной критики Пеги представлено на фоне значительных событий общественно-политической и духовной жизни Франции конца XIX - начала XX века, эпохи наступавшего секуляризма. Пеги встал в ряды защитников национальных традиций, связанных с «великими собирателями и строителями» Франции и с Католической Церковью В борьбе за сохранение фундаментальной культуры Пеги многократно высказывал свои мнения о реформах в сфере образования, о гуманитарных науках и об изучении литературы в частности

Пеги считал, что чтение книги требует усилия проникновения в ее идею, оценку ее смыслового содержания с непременным желанием извлечь из этого понимания пользу, нечто «прибавить к внутренней жизни, какие-нибудь новые размышления», которые послужат отправной точкой для глубоко личной работы ума и сердца Читать «просто», не вокруг текста, а сам текст означает ставить тексту единственно важные вопросы - зачем, в чем смысл7 Такие вопросы не уводят от жизни, выражением которой является книга, в бесконечность мертвых подробностей, но, вызывая сопереживание, пробуждают в душе жалость и любовь, которые назидают, делают книгу событием внутренней жизни. Пеги в мыслях о значении словесности, как и в оценке творчества Корнеля и Гюго, оказывается верным своей способности созерцать «восхождение», возрастание явлений культуры и фактов жизни от низших к высшим в его понимании наука и критика должны подняться над собой, стать подножием целостного мировоззрения

В заключении работы подводятся итоги исследования В литературной критике Пеги сформулирован и применен определенный критический метод, который можно назвать осмыслением откровения. Этому подходу или взгляду открывается одновременно и сразу все сочинение во всех своих деталях и в целом, и при этом - все самое главное в нем Анализ расслаивает целое и оно умирает, не добравшись до сердца читателя, студента, лицеиста. Пеги созерцает целое со всех сторон и изнутри, в начале, в продолжении и одновременно в конце, как бы, используя его образ - в углублении ладони. Изложение, развертывание этого созерцания может стать бесконечным развитием одного, первоначального и существенного понимания. Пеги пытается возвратить науку к чистоте и простоте любящего и непраздного восприятия литературы, к необходимости и смелости обращения к ней с нелитературными вопросами, требующими от нее ответов о Боге, жизни, человеке.

Бессодержательность, формально-поверхностная эстетика романтизма продолжается, по убеждению Пеги, в натурализме. А де Виньи и Э Золя преданы и служат формам жизни, внешности, социальному жесту То же самое совершается, но в ином плане, в обличаемой Пега философии позитивизма Идеалом гармонии, эталонного согласия содержания и формы всегда оставалась

для Пеги классическая Греция В классицисте Корнеле Пеги наблюдал возрождение безупречной греческой ясности, вечной красоты человеческого подвига, облагороженного христианским идеалом В Паскале его покоряет чистая мысль в непревзойденной глубине Гюго возвышается, по утверждению Пеги, над своим синкретическим миропониманием, языческим и пантеистическим, в событии откровения, пережитого при создании «Спящего Воза»

Стремление идеализировать и возвеличивать предметы своего рассмотрения, то есть любить в них лучшее и высшее и оценивать в свете полной реализации возможного развивает в творчестве Пеги способность интуитивно-целостного постижения литературных произведений, называемую нами «осмыслением откровения», взглядом, собирающим формальные и содержательные аспекты произведения в одну неделимую мысль, которая есть сокровенный и высший смысл сочинения

По теме диссертации опубликованы следующие работы:

1 Карташев П Б Христоцентричность Шарля Пеги // Знание. Понимание. Умение.-2007 -№1 -С 95-99 (0,4п л)

2 Карташев П Б Шарль Пеги о смысле и задачах науки о литературе и литературной критики // Вестник Тамбовского государственного университета - Серия Гуманитарные науки - 2007. - Вып 4/48. - С (0,4 п л )

3 Карташев П Б Пласты реальности и культуры в эссеистике Шарля Пеги // Тезаурусный анализ мировой культуры Сб науч трудов Вып 3 / Под общ ред Вл А Лукова - М Изд Моек гум ун-та, 2006 С 73-87 (0,9 п л) (То же в Интернете www mosgu ru)

4 Карташев П Б Заметки о слове и смысле // Тезаурусный анализ мировой культуры Сб науч трудов Вып 8 / Под общ ред Вл А Лукова - М Изд Моек гум ун-та, 2006 С 31-40 (0,7 п л) (То же в Интернете www mosgu ru)

5 Карташев П Б Шарль Пеги - певец и защитник отечества // Тезаурусный анализ мировой культуры Сб науч трудов Вып 10 / Под общ ред Вл А Лукова - М Изд Моек гум ун-та, 2007 С 59-68 (0,8 п л) (То же в Интернете www mosgu ru)

6 Карташев П Б Динамика и покой странствия в поэме Ш Пеги «Ева» // XVII Пуришевские чтения «Путешествовать - значит жить» (X К Андерсен) Концепт странствия в мировой литературе Сб материалов международной конференции / Отв ред. М И Никола, отв ред вып А. В. Коровин - М • МПГУ, 2005 С 92-93 (0,2 п л)

7 Карташев П Б Статья Шарля Пеги «Недавние произведения Золя» как опыт идейно-философской критики // Научные труды аспирантов и докторантов Сб науч трудов Вып 41 / Ред совет Е Д Катульский и другие - М Изд Моек гум ун-та, 2005 С 92-101 (0,8 п л) (То же в Интернете www mosgu ru)

8 Карташев П Б Ларец // Щербатово Православный историко-литературный альманах Вып 2(7) / Гл ред прот Павел Карташев М • Златограф 2005 С 47 (0,3 п л)

9 Карташев П Б. Вступительное слово о Шарле Пеги // Культура в современном мире информ сб-к Вып 3 / Сост. и науч. ред И И Розовская. - М Гос. библ СССР, 1990 С. 113-139. (1,2 п л)

Подл к печ 26 03 2007 Объем 1 п л Заказ № 73 Тир 100 экз

Типография Mill У

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Карташев, Павел Борисович

Введение.

Глава 1. Мировоззренческие основы литературно-критических взглядов Шарля Пеги.

1.1. Приближение к главным темам творчества - патриотизму и христианству - в эссе "Предрассветной порой".

1.2. Формально-содержательное своеобразие эссеистики Пеги.

1.3. Диалектика прогресса и неизменной новизны (эссе "Диалог истории с душою во плоти" и "Бар Кошеба").

1.4. Идеи и образы несоединимого соединения в историко-философских рассуждениях Пеги.

1.5. Влияние философии интуитивизма на религиозные убеждения Пеги.

1.6. Религиозно-философские взгляды Пеги в их генезисе и завершении.

Глава 2. Становление литературно-критических взглядов

Ш. Пеги.

2.1. Гармония формы и содержания в понимании Пеги.

2.2. Пеги о творчестве Альфреда де Виньи.

2.3. Статья Пеги "Недавние произведения Золя" как опыт идейно-философской критики.

2.4. Понятия "классицизма" и "романтизма" в свете размышлений о творчестве Корнеля, Паскаля, Лаверня и Золя.

2.5. Пеги о "современном методе" - эссе "Зангвиль" и "Бар Кошеба".

Глава 3. Интерпретация произведений классиков мировой литературы в эссеистике Ш. Пеги.

3.1. Оценки и определения историко-литературных взглядов и критического метода Ш. Пеги в литературоведении.

3.2. Литературно-критическое эссе "Виктор-Мари, граф Гюго" и литературная тема в эссеистике Ш. Пеги.

3.3. Шарль Пеги о смысле и задачах науки о литературе и литературной критики.

Введение диссертации2007 год, автореферат по филологии, Карташев, Павел Борисович

Шарль Пеги (1873-1914) получил широкую известность во Франции ещё при жизни; первые высокие оценки его творчества - монументальных поэм и пространных эссе - прозвучали в 1911 году, когда "Мистерия о милосердии Жанны д'Арк" была выдвинута на соискание Большой литературной премии Французской Академии. Об авторе тогда писали все газеты, одни критики горячо им восхищались, другие резко его критиковали. Спустя без малого три года известие о героической гибели на фронте в сентябре 1914 года воина-трибуна, облетев Францию, покрыло имя Пеги новой славой и на время привлекло внимание самых разных читателей, даже и далёких от серьёзной литературы, к его поэзии и прозе эссе. Вскоре отрывки из его поэм - о героях, павших "за свой очаг и кров", о надежде как христианской добродетели и о надежде паломника на заступничество Божией Матери - стали непременно включаться в хрестоматии и учебные пособия. Впрочем, составители сборников по истории литературы выбирают и до наших дней в основном одни и те же небольшие отрывки из величественного стихотворного наследия поэта.

После первой мировой войны и в течение 20-30-х годов XX века эссеистика Пеги, с которой образованная Франция знакомилась благодаря многочисленным изданиям его избранных сочинений, оказывала сильное влияние на умы современников и даже, отчасти, на эмоциональное состояние думающей и совестливой части общества. Росла военная мощь Германии, национал-социализм внушал многим страх и отвращение, и почти непонятое когда-то, но вполне оценённое потомками пророческое служение Пеги в качестве офицера запаса, который добросовестно готовился к войне с Германией в 1910-е годы, и в качестве автора страстных "очерков", своеобразных пламенных "речей", порой разящих сарказмом, часто скорбных, и часто возвышенных по тону и смыслу, а иногда ностальгичных и мягких, вдохновлявших людей на защиту ценностей и идеалов славного прошлого державной и религиозно неравнодушной Франции, всё в совокупности, и перо и оружие, способствовало тому, что Пеги у себя на родине постепенно вырастал из простой литературной знаменитости и из одного из героев войны, хотя и причисленного к кавалерам Ордена Почётного Легиона, в фигуру большего масштаба. В нём позже единомышленники увидели нового Ноя, настойчиво воссоздававшего ковчег национальной культуры среди беспечности "прекрасной эпохи" и безответственности социалистического пацифизма. Общественная деятельность поэта и мыслителя, и напряженная патетика его творчества вместе составляют убедительное единство слова и дела, речи и подвига, которое во Франции и везде, где переводят и изучают сочинения Пеги, считается не страницей только, пусть и яркой, истории литературы, но живым явлением культуры, продолжающимся фактором её развития.

Такова судьба не сданных в архив классиков и Пеги, рассуждавший об участи авторов, не услышанных, не замеченных по смерти, или о живущих и по отшествии из этого мира, не желал себе самому забвения в грядущем, задумывался о судьбе своих трудов. Будущее оказалось в целом благосклонным к нему: он и в начале XXI века переиздаётся, изучается и даже буквально расширяет круг своего жизненного пространства - по-прежнему переводится и читается в США и Италии, Германии и Японии, а среди некоторых новых для себя стран открывает и Россию. В эссе "Параллельные просители" (1905 г.), отстаивая необходимость сохранения классической греческой поэзии в системе преподавания словесности во французской школе, Пеги писал: "Поэт, хранимый в рукописи, неведомый, непрочитанный и, может быть, неудобочитаемый, в каком-нибудь забытом монастыре всё же не считался поэтом забытым или мёртвым. Неизвестный благочестивый монах, заслуживающий нашей вечной признательности, мог оберегать рукопись, переписывать её, передать её нам, наконец. И поэт не умирал, он жил для будущего человечества. Поэт признанный, понятый, классифицированный, каталогизированный, пребывающий на полках этой бесплодной библиотеки Эколь Нормаль1, но уже нигде в другом месте, не спрятанный в каком-либо сердце, это мёртвый поэт".

В аннотации к недавно вышедшему во Франции сборнику "Шарль Пеги, писатель и политик" говорится: "Спустя более века после начала издания "Двухнедельных тетрадей" Пеги всё ещё не имеет своего места в кругу великих французских художников слова. Его творчество, слишком мало изученное, объединяющее поэзию и прозу классические и новаторские одновременно, связывает собой век XIX-й и ХХ-й. Политическая мысль Пеги одно время вызывала чувство неловкости, считалась невразумительной: исследования, включенные в настоящий сборник, обнаруживают её актуальность и ясность. Они помогут рассеять заблуждения, созданные Историей".4

Статьи для сборника написаны известными и начинающими филологами, историками, юристами, посвятившими свои научные труды -статьи, диссертации, монографии - или непосредственно Пеги, или его эпохе, или сквозным темам, в освещение которых автор внёс вклад. Составитель сборника Ромен Вессерман в течение ряда лет является одним из руководителей "Общества друзей Шарля Пеги". Мнение Вессермана и его коллег о неопределённом положении писателя в истории родной литературы заслуживает внимания. Очевидно, что Пеги во Франции нисколько не забыт: "Общество" его друзей, основанное в 1942 году, существует до сего дня, проводит "Генеральные ассамблеи", научные конференции и семинары, издаёт семестровые бюллетени-альманахи, готовит сборники научных трудов.

1 То есть библиотеки Высшей Педагогической школы, в которой Пеги учился, но которая, по его мнению, к 1905 г. превратилась вместе с Сорбонной в средоточие культурно-исторического, позитивистского направления в гуманитарных исследованиях.

2 P<£guy Charles, ffiuvres en prose completes. P., 1988. Т. II. Pp. 375-376.

3 Основателем, главным редактором, собирателем средств, составителем и постоянным автором, в числе многих известных литераторов и общественных деятелей, Тетрадей Шарль Пеги являлся с 1900 года до своей гибели в 1914-м.

4 Charles Peguy, l'ecrivain et le politique./Textes edites par Romain Vaissermann. - P., 2004.

А в общем, в течение почти ста лет отрывки из поэм Пеги школьники разучивают наизусть, и студенты-гуманитарии осведомлены о нём вряд ли хуже, чем о великих Поле Клоделе и Марселе Прусте, или о знаменитых Морисе Барресе и Ромене Роллане, и наверное лучше, чем о менее прославленных Валери Ларбо, Луи Эмоне или Поле-Жане Туле, если говорить о современниках, перемещение которых из категорий малых в великие и обратно в принципе возможно во времени; случалось не раз, что новое поколение прочитывало писателя заново. Но Пеги, на наш взгляд, не ждёт лучшего прочтения и какого-либо воздаяния по заслугам. Динамика его внутренней жизни сопротивляется усилиям эрудиции вознести его на подобающее ему место, то есть тому, что он всегда презирал и высмеивал - он не даётся классификации, ускользает от дефиниции, от окончательности. Его место во французской литературе -не занимать неподвижного места. Католик, обличающий духовенство; социалист, восстающий на стадную партийную солидарность и продажность; поэт традиционных форм, взрывающий изнутри, странным завораживающим стилем, в котором оригинальность граничит с ненормальностью, устоявшиеся понятия о мере и объёме - такими и подобными противоречиями отличается Пеги от всех, кого легко и удобно вмещать в готовые, апробированные в университетах окончательные наименования - термины и определения. Он симпатический ученик Бергсона: сам не носит и никого и ничто не облекает в готовое платье.

Пеги любил ходить и он сочинял, шагая. В ритме его размеренной упругой ходьбы складываются шеренги александрийского стиха, собираются в катрены как в пехотные отделения или взводы, и уходят в мир замков Луары (в стихотворении "Замки Луары"), в начало истории Парижа (в поэме "Гобелен о Святой Женевьеве и Жанне д'Арк") и далее, через Шартр (в поэме "Вручение долины Бос Шартрской Божией Матери"), в чистый утренний край, что насадил Господь Бог "в Едеме на востоке" (Быт. 2, 8) - в поэме "Ева". Многие из друзей поэта оставили воспоминания о длительных прогулках с ним по улицам и набережным Парижа. Пеги - это странник, но не ветром гонимый; он, безусловно, подвижник, но не движения, а идеи; человек, идущий узким путём (". узок путь. в жизнь."/Мф. 7, 14/), устремлённый к цели паломник и пехотинец. Когда больше паломник, пересекающий бескрайние пшеничные поля в направлении Шартрского собора; когда явно воин, шагающий в строю во время летних сборов дорогами Иль-де-Франса в сосредоточенном предчувствии надвигающейся войны. Направляясь к собору вдумчивым богомольцем, и при этом себя называя пехотой, он обращается к Деве Марии:

Вы видите, что нам с дороги не свернуть, Идём мы в зной и дождь, глотая пыль и грязь. В безбрежной широте, где только ветра власть Национальный тракт - это наш узкий путь.

Идём мы впереди, а руки вдоль штанин, Но это не парад, и нет трибун и слов, Шаг ровный и прямой, ни впадин, ни холмов, По видимой земле до завтрашних равнин.

Пехота - это мы, Вы не теряйте нас, Смотрите, мы идём сюда со всех полей, Двадцать веков крестьян и двадцать - королей В плюмажах и шелках, и в платьях без прикрас.5

Здесь и далее, если переводчик не указан, перевод автора).

Одной из главных тем, занимавших Пеги-эссеиста на протяжении последних восьми-десяти лет его жизни, является тема "воплощения" Сына Божия, таинственного и реального соединения Его божественной природы и человеческой. Из этого основного видения, неизменно волновавшего автора и побуждавшего его ко многим размышлениям, сравнениям, аналогиям, возникали и раскрывались на страницах эссе и производные темы: сочетания духовного и материального, невидимого и ощутимого, а также, через углублённое проникновение в созерцание момента встречи, темы "начал". Начал, то есть зачинания и распространения нового мировоззрения, или рождения религии, становления новой исторической эпохи, укоренения нового в прежнем, возрастания одной культуры в недрах предыдущей. Пеги видит будущий Париж в колыбели Афин и Рима, а силу и всемирное значение последних связывает с тем, что в истории мира произошла встреча и плодотворное слияние античной мудрости и римской мощи с источником откровения, оберегавшимся до известной поры народом Израиля.

Но привлекала внимание Пеги и другая тема, о важности которой он писал в своих философско-богословских и исторических "Диалогах." -тема "воскресения Христова". Из неё таким же образом, как и из "инкарнационной", возникали производные: всегда чудесного, победного возобновления жизни, перехода от предвзятых и окаменевших, неподвижных принципов науки, педагогики, стереотипов общественно-политической деятельности к чуткому и творческому, антисистемному восприятию и выражению сокровенного движения жизни. Подобные идеи и настроения витали, как говорится, в воздухе Франции кануна первой мировой войны. Интуитивизму, сформировавшему отчасти интеллект Пеги, в научной среде сопутствовали, а затем вытесняли его во многом близкие ему персонализм и экзистенциализм. Габриэль Марсель также считал, что нельзя "загонять в прокрустово ложе системы те мысли, которые невозможно изложить, следуя традиционным ритмам спекулятивной архитектоники".6 Он вместе с Пеги, не мыслившим что-либо сокращать и упорядочивать в своих текстах ради достижения сжатой концептуальной четкости и строгости, стремился (Пеги об этом точно такими словами не заявлял, но именно так точно поступал) "побудить читателя вновь пройти <с автором> той дорогой, которой <автор> сам когда-то шёл, вместе со всеми её поворотами, со всеми каменистыми выступами".

И воплощение, и воскресение, и все "действия того же механизма" (Пеги), наблюдаемые в природе и культуре, выступают по сути некиими событиями "перехода", собственно "пасхой" (от еврейского ПЭСАХ, производного от глагола, первоначально означавшего, среди прочих значений, "перескочить", "перешагнуть") - то есть "скачком" или прорывом в иное бытие, в котором, при сохранении существенного в прежнем, жизнь получает совершенно новое качество. Душевное состояние и особенности творческого метода и мировоззрения Пеги бунтуют против окончательных, веских научных слов о нём. Он не вмещается в какую-либо эпоху, школу или течение, но, по неоднократно высказывавшемуся мнению, принадлежит в той или иной мере всем эпохам Франции. Он несёт в себе некую ускользаемость; его душа отражает постоянные исхождение и изменение, будучи созерцательницей и выразительницей сокровенного движения жизни, которая есть возрастание, феномен одновременно мистический и органический. Поэтому Пеги так непримирим к "мистической успокоенности" некоторых гордых своей верой христиан. Считая себя принадлежащим к Католической Церкви, он, по мнению русского философа и историка Г.П. Федотова, опубликовавшего в 1927 г. статью "Религиозный путь Пеги" в журнале "Путь", восставал против чувства правоты и нравственного окаменения своих верующих современников и видел сущность духовного подвига в "вечной обеспокоенности", в покаянии и совестливом самоиспытании, которые предохраняют душу от привыкания к жизни, от окостенения.7

Описываемые свойства Пеги представляют его вечно юным, незавершенным ни в каком плане, а значит и трудно поддающимся сравнению, если только с такими же, как он, поэтами искреннего порыва, начинания, пути. Об этих чертах творческого облика Пеги, перекликаясь с Федотовым, пишет С.С. Аверинцев в статье "Две тысячи лет с о

Вергилием" , называя французского поэта замечательным, "ни на кого не похожим".

Во Франции, в Италии, Германии, США за десятилетия после гибели Пеги накоплена внушительная литература о нём просветительского и научного характера. Частичный обзор её, затрагивающий литературно-критическую тему, дан в первом параграфе третьей главы настоящей диссертации. В России, как было сказано выше, Пеги только начинают открывать - переводить, комментировать и оценивать. Одна из первых публикаций о Пеги с переводом фрагментов из эссе "Предрассветной порой" увидела свет в 1990 году в сборнике РГБ "Культура в современном мире".9 В Великобритании в 1992 г. вышел сборник выдержек из публицистики Пеги.10 В 1995 году в Санкт-Петербурге был создан научно-исследовательский Центр Жанны д'Арк - Шарля Пеги, работой которого руководит Т.С. Тайманова. Исследовательница с 1989 года публикует статьи о Пеги. В 2001 году Центр выпустил комментированный перевод эссе "Наша юность" и драмы "Мистерия о милосердии Жанны д'Арк" с обстоятельным предисловием Т.С. Таймановой.11 В 2006 году Т.С. Тайманова защитила в СПбГУ докторскую диссертацию на тему "Шарль

7 См. подробнее о статье Федотова в параграфе 4-м 1-ой главы настоящей работы.

8 См. подробнее о статье Аверинцева в параграфе 5-м 1-ой главы настоящей работы.

9 Карташев П.Б. Вступительное слово о Шарле Пеги. Эссе "Предрассветной порой" (фрагменты)//Культура в современном мире. Информационный сборник НИО Информкультура. М.: Государственная библиотека СССР, 1990. Вып. 3. С. 113-139.

10 Пеги Ш. Фундаментальные истины. London: Overseas Interchange Ltd., 1992.

11 Пеги Ш. Наша юность. Мистерия о милосердии Жанны д'Арк. Спб.: Наука, 2001. - 405 с.

1 л

Пеги: философия истории и литература". О Пеги кратко, но ярко, писал С.И. Великовский в антологии "Французская поэзия XIX-XX веков".13 В 2006 году вышла книга избранных переводов из прозы, мистерий, поэзии Пеги, составленная Д. Рондони, Т.В. Викторовой, Н.А. Струве.14

Стиль Пеги естественно выражает внутреннее состояние его целеустремлённой, но не ослеплённой целью, а ищущей и вдумчивой души. Вполне закономерно автор находит для себя жанр, способный наиболее адекватно претворить и донести до читателя его интуиции и раздумья: в эссе он ничем не скован, предметы его внимания в свободном потоке слов перетекают один в другой, противопоставляются друг другу или слагаются в усиливающие смысл параллели, открывают неожиданные ракурсы для лучшего понимания авторского замысла. Мыслительная работа Пеги в его эссе синкретична; это не насильственное соединение ушедших далеко в разные стороны путей; не произвольное всесмешение, предпринятое полуобразованностью - но непосредственное рассмотрение явлений культуры в их неоформленном, неспециальном виде, как будто в первоначальной (рождающейся в сознании) нерасчленённости. Пеги предстаёт философом и богословом в разговоре о литературной критике, и во всяком ином - философском, религиозном, общественно-историческом дискурсе - искусным полемистом, красноречивым оратором, прозаиком. Его литературная критика, говорящая о себе живой образной речью, есть по этому признаку явление художественное, но постоянно возносящее своё изящество на высоту метафизических обобщений.

В силу интуитивно-целостного и образно-лирического восприятия и осмысления автором тем и вопросов, которые волновали его правдолюбивую и социально активную натуру, о каждом из содержательных аспектов его эссеистики можно сказать, что в них -например, в интересующей нас литературной критике - просматривается

12 Тайманова Т.С. Шарль Пеги: философия истории и литература. Спб.: СПбГУ, 2006. - 348 с.

13 Французская поэзия XIX-XX веков: Сборник./Сост. С. Великовский. - М.: Прогресс, 1982. - 672 с.

14 Шарль Пеги. Избранное: Проза. Мистерии, Поэзия. М.: Русский путь, 2006.-400 с. весь Пеги. Его литературно-критические и историко-литературные взгляды сложились в процессе сосредоточенного чтения-любования и в размышлении над произведениями таких авторов, которые давно и всесторонне изучены в мировой культуре, и в России в частности. Пеги писал, в основном, о Корнеле, Расине, Паскале и Гюго, в меньшей степени о Гомере, Софокле, Вергилии. Всесторонняя и основательная научная освещенность творчества классиков может исполнять роль проводника, вводящего в необычный мир "ни на кого не похожего" поэта и эссеиста.

Таким образом, актуальность настоящего исследования обусловлена тем, что рассмотрение и выявление своеобразия литературной критики Пеги позволяет решать параллельно две неотложные научные задачи: во-первых, открывается возможность полнее и глубже ознакомить русскоязычного читателя с классиком французской литературы, который в литературно-критических фрагментах своих эссе проявил себя и как яркий мыслитель - богослов и философ, - и как тонкий лирик, говоривший о чужих стихах и трагедиях настолько поэтично, что его строки о знаменитых авторах обрели самостоятельную художественную ценность; во-вторых, оригинальность суждений Пеги о литературе, вызванная, среди прочих, причинами религиозного и умозрительно-интеллектуального характера, не может оставаться неведомой для отечественного литературоведения, тем более, что взгляды и высказывания автора явились реакцией протеста против рационализма и мелочной сухости материалистической и позитивистской идеологии и оказали безусловное влияние на развитие научных и критических методов и критериев осмысления литературы в XX веке, вплоть до нынешнего времени, вводя в центр внимания ученых и критиков вопросы онтологического и аксиологического характера, выдвигая на первый план эмоционально-рецептивное и содержательно-смысловое измерение искусства слова.

Объектом исследования в данной работе стала вся эссеистика Пеги, предмет же её составляют отдельные произведения, отрывки, реплики и комментарии автора, которые относятся к его литературной критике.

Цель диссертации заключается в выявлении своеобразия литературной критики Ш. Пеги.

Достижение названной цели выдвигает необходимость решения ряда задач:

- прежде всего следует раскрыть мировоззренческие - философско-исторические и религиозные - основания литературно-критических взглядов Пеги;

- затем следует изложить взгляды и суждения автора в их генезисе;

- важно также проанализировать научные труды, посвященные литературной критике Пеги;

- и, наконец, выявить принципы, методы исследования и мировоззренческие ориентиры, составляющие жизненность и актуальность литературной критики Пеги.

В основу методологии исследования положен историко-теоретический метод с элементами тезаурусного подхода к изучению литературы. Важными для осуществлённой работы стали труды А.А. Потебни, А.Ф. Лосева, Б.И. Пуришева, В.М. Жирмунского, С.С. Аверинцева, Ю.Б. Виппера, Д.Д. Обломиевского, С.И. Великовского,

A.В. Михайлова, Н.П. Михальской, Вл.А. Лукова, Л.Г. Андреева,

H.П. Козловой, Г.К. Косикова, И.Б. Роднянской, В.Е. Хализева, С.Г. Бочарова, Вс.Ю. Троицкого, А.Н. Горбунова, Е.Г. Елиной,

B.В. Прозорова, А.Н. Николюкина, Ж. Виара, С. Фрэсс, Р. Бюрака, Ж. Онимюса, Г. Мюллера, о. Пия Дюплуайе.

Основные положения диссертации, выносимые на защиту.

I. Своеобразие литературной критики Ш. Пеги определяется двумя основными факторами влияния: христианским вероучением, сформировавшим христоцентричность мировоззрения Пеги, а именно его инкарнационно-пасхальный взгляд, под углом которого он старается осмыслить явления культуры и произведения литературы; и философией интуитивизма, под воздействием которой сложился оригинальный литературно-критический подход Пеги к литературной классике.

2. Литературная критика Пеги сложилась в отрицании и преодолении методов и понятий культурно-исторической школы в литературоведении, а также позитивистской по духу «университетской критики» Г. Лансона и др.

3. Литературная критика Ш. Пеги является осуществлением интуитивно-целостного подхода к постижению смысла литературного произведения, «осмыслением откровения» о произведении, о его формально-содержательном априорном единстве, которое дается критику до специфической профессиональной рефлексии, подвергающей читаемое анализу.

Научная новизна диссертации состоит в том, что в ней впервые в отечественном литературоведении представлена литературная критика Шарля Пеги, её мировоззренческий контекст и фундаментальные принципы. В последних заключены резервы ясного и простого, и при этом философски глубокого осмысления литературы, которые на фоне формализованных методологий второй половины XX века выглядят в наши дни удивительно новыми.

Научно-практическая значимость работы заключается в том, что результаты исследования могут быть использованы в практике вузовского преподавания при чтении лекций по истории французской литературы, а также при разработке спецкурсов по истории и проблематике литературной критики и литературоведения XX века.

Цель диссертации и её задачи определили структуру работы, которая состоит из введения, трёх глав и заключения. В конце приводится библиография и приложение - перевод нескольких строф из поэм Пеги.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Шарль Пеги - литературный критик"

Заключение

Настоящая работа освещает одну из сторон эстетико-философской и богословской рефлексии Шарля Пеги, нашедшую своё выражение в мыслях о литературе: о превозносимых и критикуемых авторах прошлого, а также о принципах и задачах преподавания словесности в настоящем (в годы наступления на французское общество секулярной идеологии, в начале XX века). В историко-литературных и критических взглядах Пеги его религиозные и философские убеждения всегда обнаруживают себя достаточно полно и энергично. Можно было бы сказать определённей: для Пеги литература есть, в конечном итоге, повод для выражения религиозно-философских воззрений и убеждений. Но в этой определённости, к которой часто склоняет чтение эссе Пеги, существует риск обеднения и упрощения мысли автора. Пеги вошёл в историю литературы как выдающий поэт, создатель грандиозных, монументальных, патетических поэм-"гобеленов", и своеобразный, ни на кого не похожий эссеист, и высказывания о литературе для него, высокоталантливого литератора, безусловно самоценны, но и служебны; будучи тонким и чутким ценителем "чужого" поэтического слова, он не подвергает словесность какой-либо вульгарно-направленческой редукции, не пользуется ею как трибуной или средством; но по складу своей души он был борцом, и мысли о литературе органично включаются в его целостное мировоззрение, человека, ангажированного той или иной правдой, ищущего и углубляющего своё понимание жизни.

Данная диссертация фактом своего написания служит перспективной задаче введения творческого наследия высокоценимого во Франции поэта и эссеиста в отечественную науку о литературе, в которой на сей день

- Т-Т 150 только начинается изучение сочинении Пеги , и осуществляется это

150 Прежде всего следует отметить фундаментальный труд T.C. Таймановой "Шарль Пеги: философия истории и литература". СПб., 2006. И докторскую диссертацию под тем же названием, защищенную в СПбГУ в 2006 г. научное знакомство на материале ограниченном, но для автора характерном и многозначащем - историко-литературном. Эта тема в творчестве Пеги не принимала специфических научных форм, но звучала равноправно с прочими в его публицистике и эссеистике, и косвенно проникала даже в поэзию.

Почти всё, за исключением нескольких ранних статей, аннотаций и рецензий, что из написанного Пеги не несёт на себе формальных признаков поэтической речи, относится к прозаическому жанру эссе, по определению свободному, не скованному композицией, к "опытам" бесконечного приближения к предмету, представления о котором могут незаметно (даже для самого автора) меняться по мере удаления от начала текста. Содержание эссе Пеги не организовано не только внешними правилами, что закономерно, но и внутренне не подчинено, на первый взгляд, каким-либо планам и целям. И хотя с объявления поводов или целей они могут начинаться, но могучие дигрессии вскоре способны разуверить читателя в серьёзном желании автора быть последовательным. Внутренняя организация эссе задана энергией писателя, стремящегося высказать себя как можно более полно.

Такая же свободная, как и излюбленный жанр Пеги, не систематизированная и далёкая от притязаний на всестороннее рассмотрение избранной темы и окружающего её необозримого контекста, его мысль о литературе. Пеги заявляет иногда просто и лаконично, но чаще - пространно полемизируя с современными стереотипами в учёном мире, о своей независимости от господствующих научных школ и методов: при этом он апеллирует не к какой-либо прерванной традиции в виде забытого научного направления, а всегда прямо к произведению, вызывающему у него личные, сокровенные переживания. По этим признакам суждения Пеги о литературе следовало бы наименовать, следуя выработанной в литературоведении терминологии (в России в трудах Елиной, Прозорова, Николюкина), "писательской критикой". Вообще-то Пеги, как показано в настоящей работе, выступает не столько постоянным критиком, сколько эмоциональным и проницательным созерцателем весьма ограниченного числа литературных произведений. О дорогих ему текстах он пишет много, и в этом неизменном возвращении к ним наблюдается отличительное свойство "исследовательского" метода Пеги: он верен тому, что полюбил, и в стремлении понять избранное, вникнуть в его смысл, осознать значение он сохраняет своеобразную осторожность, некое интеллектуальное целомудрие. Пеги останавливается перед анализом и приступает к синтезу прежде, чем выявляет в тексте элементы синтеза -его структурные компоненты, мотивы, влияния. Пеги не расщепляет словесную ткань на части и связи, она является для него, может быть неосознанно, живой. Как к живому он относится ко всякому словесному сочинению, и к чужому, и к своему собственному. Он не считает возможным что-либо вычеркнуть в нём или заменить. У Пеги не было черновиков в буквальном смысле слова: он не чернил свои рукописи поправками. Его тексты, по выходе из-под пера, представляют собой рулоны-свитки, исписанные ровным почерком и не имеющие помарок. Он делал исправления, как правило, только одного рода: аккуратно вписывал слово или несколько между строк. Наращивал, но не сокращал.

Любуется ли Пеги мыслями Паскаля, стихотворениями Гюго, трагедиями Корнеля, он всегда сохраняет дистанцию, почтительное расстояние как свидетельство восхищения. Перед произведениями любимых авторов - это касается также и Гомера, и Софокла - он стоит как перед живым, а значит целым явлением. Пеги противится автономному, дискретному рассмотрению элементов целого и он, на примере Вооза Гюго, когда уличает автора в подлоге (в изобретении несуществующего городка Жеримаде), демонстрирует, что, и владея умением замечать и раскрывать значение детали, он не удовлетворяется открытием частности, последней для него и не существует, она не самостоятельна, но есть всегда общий смысл, освещающий детали. Прежде всего ему неинтересен и даже, вероятно, дик какой-либо сравнительно-типологический подход к изучению произведений словесного искусства. Он не раз подчеркивал, заявляя о своём непосредственном, внеисторическом восприятии Гомера или Корнеля, что литература для него не материал для каталога, не история, но живое и актуальное присутствие гениев и шедевров рядом и сегодня. Отсюда и саркастическое отношение Пеги к неотъемлемому атрибуту учёности в виде примечаний и комментариев. Только вышедшую из печати поэму или драму не оценивают в свете последних научных открытий или достижений машиностроения, а человек, согласно интуиции Пеги, неизменен в веках и интересовать исследователя должно, в первую очередь, существенное, неизменное в душе. Оппоненты Пеги придают неоправданно большое значение поверхностным, второстепенным факторам - жизни, изучают человека и его творчество в аспекте "метафизики вторичных причин" (эссе "Бар Кошеба").

Пеги естественно и непочтительно просто читал классику как литературу, рождающуюся сегодня. Такое чтение малопродуктивно в смысле привлечения поясняющих сопоставлений, справок и прочего; оно по преимуществу эмоционально и, возможно, недоказательно в выводах. Но и, лишенное научного аппарата, оно, как убеждает пример Пеги, может оказаться нелишенным глубины, открывающейся сразу, в озарении вдохновения, изумления или восторга, в прозрении откровения. Неслучаен и методологически, в аспекте преподавания литературы, плодотворен акцент Пеги на событии удивления как на начальном импульсе к творчеству и пониманию самого важного в том, что открывается взгляду (Пеги ссылается на соответствующие мысли у Платона и Аристотеля в эссе "Диалог истории с душою во плоти").

Пеги сознавал себя находящимся вне учёного, университетского мира; таковым он и был фактически, так как не закончил образования в Эколь Нормаль, не написал диссертации, материалы для которой собирал в течение ряда лет, не удостоился премии Французской Академии, достигнув известности как литератор. Но и по складу своей пламенной души он не был кропотливым и систематичным исследователем, поэтому его страницы о литературе есть часть его творчества, в общем синкретического, первозданного, объединяющего в едином потоке монологов-эссе философские, теологические, социально-политические и историко-литературные пассажи. Поэтому его критика является непрофессиональной, свободной, именно эссеистской интерпретацией литературных произведений, предпринимаемой поэтом, всё творчество которого - не только собственно поэзия - вдохновляется лирико-идеалистическим пафосом. Пеги идеализировал: поначалу социалистов и их учение, патриотов и их прочтение истории, и всегда - творения классиков. В своих рассуждениях Пеги подобен монументалисту в живописи, владеющему и мастерством миниатюриста, но всегда предпочитающим тонким находкам, характерным деталям - он умел их показывать крупным планом - полутонам и аллюзиям величие, патетику, от которой только и резонировало по-настоящему его сердце. В его идеализации, в его риторико-патетической акцентуации детали не терялись, но приобретали, в контексте целого, монументальное значение. Целое же мыслилось Пеги не как собрание всех формальных характеристик и побочных сведений о произведении литературы и о его эпохе, а как совмещение смысла произведения, ощущаемого в его возрастании в высший, и формы, этим ростом постоянно оживляемой. Сокровенный смысл в полноте, в развитии открывается в свете тех общих духовно-нравственных принципов, что ещё сохраняли своё доминирующее в обществе значение, характеризующее христианскую эру, до времени жизни Пеги. "Вооза" Гюго нельзя понять, ограничивая себя текстом стихотворения или текстами, анализируемыми вместе с "Воозом", то есть интертекстуально, и не пытаясь соотнести "Книгу Руфь", Евангелие от Матфея, пророческие книги Ветхого Завета с миром человека, переживающего всё описанное в вышеназванных книгах и в "Воозе" как актуальное и глубоко личное, выводящее из регламентированных и разлинованных сфер религии, культуры, литературы в неповторимую, потому что не повторяющуюся жизнь. "Полиевкт" Корнеля покажется, возможно, локальным конфликтом государства и религиозных фанатиков, будучи изъятым из контекста христианского осмысления мученичества как свидетельства об истине жертвенной любви, будучи извлеченным из христианского миропонимания в целом. Итак, являясь "писательской", интерпретация Пеги стремится осознать "чужое слово" в среде своих собственных, в данном случае христианских идеалов.

Согласно Ж. Онимюсу, Пеги творит вновь, но, разумеется, не сам предмет интерпретации, а его обаяние, влияние и звучание, что позволяет Онимюсу назвать критику Пеги "творческой". Критик становится соавтором, способствуя "рождению" произведения в новом времени.

О живом, актуальном восприятии и переживании классических творений Шарлем Пеги пишет и Г. Мюллер, называющий критику Пеги "жизненной". Пеги классикой поверяет жизнь и классика для него, согласно Ж. Виару, такой же, в смысле актуальности, феномен действительности, как, например, политика. Пеги, "искренний универсальный критик" (Виар), всегда стремился к тому, чтобы читатель в себе прочувствовал и осмыслил "живые поиски гения". Подобные способности воспитываются, но могут быть заглушены и исчезнуть, как исчезает постепенно в обывателе свежесть восприятия и чувство новизны. Известно неприятие Пеги-интуитивиста готовых форм и стереотипных решений, его презрение к классификаторству. Интерпретацию Пеги можно назвать интуитивно-целостной. Внимательно выслушивая, как он неоднократно подчеркивал в разных эссе, автора-собеседника, он надеялся на то, что в произведении откроется его смысл, то есть простое и сокровенное содержание, которое "прибавляет нечто к внутренней жизни" (из статьи Агафона - де Тарда и Масси). Этот раскрывшийся смысл Пеги видел в свете смысла общего и универсального, Бога - к Нему он возносил итоги своего понимания трагедии "Полиевкт".

Возвращаясь к вере или обретая её, Пеги постепенно усваивал такой взгляд на жизнь и на её воспроизведение в литературе, который отличается от чувственного, душевного, в том числе и интеллектуального восприятия вещей и явлений. Об этом особом зрении он пишет в "Диалоге истории с душою во плоти". Взгляду веры свойственны некоторая неискушенность, мудрая детскость и прямота. "Глаза" доверчивого и сострадательного сердца, сколько бы раз ни обращались к своему предмету, всегда обращаются к нему словно впервые, так как усматривают под внешним покровом формы и формального содержания ещё один, отдельно не выразимый, но мыслимый и чувствуемый, внутренний смысл, один дающий извещение о своём собственном смысле и смысле жизни, которые открывают мир авторов, выдают духовную правду о них: всепроникающую войну, жестокость и разлад Расина, или гармонию, милосердие и веру Корнеля. В эссе "Предрассветной порой", "Диалог истории с душою во плоти", "Виктор-Мари, граф Гюго" Пеги постулирует таинственную общность поэтической и художнической гениальности (Гюго и Моне), и религиозной одаренности. Озарение художника и взгляд, исполненный веры сближаются в сознании Пеги; и там и здесь, по его убеждению, речь идёт о некоем откровении, о проникновении в суть вещей, об изумлении и, возможно, любви, о видении и слышании иного порядка.

В поздних эссе Пеги намечен и применен определённый исследовательский метод, который можно назвать осмыслением откровения. Этому подходу или взгляду открывается одновременно и сразу всё сочинение во всех своих деталях и в целом, и при этом - всё самое главное в нём. Анализ расслаивает целое и оно (Пеги иллюстрирует эту мысль, в частности, басней Лафонтена в эссе "Зангвиль") рвётся, умирает. Пеги созерцает целое со всех сторон и изнутри, в начале, в продолжении и одновременно в конце, как бы в углублении ладони, in cava manu.151 Изложение, развёртывание этого созерцания может стать бесконечным развитием одного, первоначального и целостного понимания. Пеги пытается возвратить науку к чистоте и простоте любящего и непраздного восприятия литературы, к необходимости и смелости обращения к ней с нелитературными вопросами, требующими от неё ответов о Боге, жизни, человеке.

В восприятии и оценке литературных произведений монистическое мировоззрение Пеги обнаруживало себя выбором тем, проблем, планов рассмотрения литературы. Сами "вопросы", которые адресует интерпретация Пеги своим любимым или критикуемым авторам, говорят о том, что в сознании интерпретатора главной является содержательно-смысловая и духовная глубина произведения. Содержательность и глубина реализованы, по мнению Пеги, в классицизме, в его отдельных представителях и в классицизме как воплощении вкуса, ясности, ума и возвышенных чувств. Ложную патетику и многозначительную пустоту романтизма Пеги постоянно противопоставляет классицистическому мироощущению, порядку и строгости классической, здоровой культуры.

Пеги восставал против того, чтобы ограничивать изучение литературы чисто материальным и историческим анализом элементов текста; в позитивистском подходе отодвигается на второй план, а затем вовсе исчезает то, что в духовной деятельности составляет её сущность и силу воздействия на умы и чувства. Интенция автора всегда остаётся на грани выразимого и несказанного, она есть тайна, имеющая лицо, но остающаяся тайной, живущей за строкой, уводящей внимание вглубь, в замысел. Куда именно, к свету и жизни, или в разрушение и отчаяние, в радостный и прекрасный мир героев и святых, или в мир болезненных теней и несбывающихся надежд - эти вопросы Пеги облекает в разные формы и часто непрямо, прикровенно предлагает их описываемым авторам, литературным течениям и эпохам.

Бессодержательность, формально-поверхностная эстетика романтизма продолжается, по наблюдениям Пеги, в литературном течении, которое, на иной взгляд, говорит о совсем другой, неромантической стороне жизни - в натурализме. В творчестве А. де Виньи и Э. Золя Пеги видит преданность и служение формам жизни, её плоти, внешности, быту, социальному жесту. Понимание и вкус только к фиксируемому, материальному обличает Пеги и в философском методе позитивизма, парализовавшем душевную отзывчивость и интеллектуальную чуткость не одного поколения ученых гуманитариев. Идеалом гармонии, эталонного согласия содержания и формы всегда оставалась для Пеги классическая, древняя Греция. В классицисте Корнеле Пеги наблюдал возрождение безупречной греческой ясности, вечной красоты человеческого подвига, облагороженного христианским идеалом. И в Паскале Пеги покоряет чистая мысль в её непревзойденной глубине, облеченная в совершенную, лаконичную форму. Своеобразным синтезом симпатий и предпочтений Пеги является творчество В. Гюго, возвышающегося как бы невольно, что тем более ценно и верно, над своим синкретическим миропониманием, языческим и пантеистическим, в событии откровения, удивительного озарения, пережитого Гюго при создании маленькой поэмы "Спящий Вооз".

Стремление идеализировать и возвеличивать предметы своего рассмотрения, то есть любить в них лучшее и высшее и оценивать в свете полной реализации возможного, это стремление развивает в творчестве Пеги-исследователя способность интуитивно-целостного постижения литературных произведений. Данную способность мы называем "осмыслением откровения", взглядом, собирающим формальные и содержательные, философские и богословские аспекты произведения в одну неделимую мысль, которая есть сокровенный и высший смысл сочинения, оправдание его бытия, до конца не выразимое словами, но открывающееся вне времени и объёма уму и сердцу его понимание.

Список научной литературыКарташев, Павел Борисович, диссертация по теме "Литература народов стран зарубежья (с указанием конкретной литературы)"

1. Peguy Charles. (Euvres en prose completes. P.: Gallimard, 1987. Т. 1. 1934 p.

2. Peguy Charles. (Euvres en prose completes. P.: Gallimard, 1988. Т. II. 1604 p.

3. Peguy Charles. (Euvres en prose completes. P.: Gallimard, 1992. Т. III. 2090 p.

4. Peguy Charles. (Euvres poetiques completes. P.: Gallimard, 1975. 1610 p.A

5. Peguy Charles. Lettres et entretiens. P.: Editions de Paris, 1954. 222 p.

6. Пеги Шарль. Избранное: Проза. Мистерии. Поэзия. Составители Д. Рондони, Т.В. Викторова, Н.А. Струве. М.: Русский путь, 2006. -400 с.

7. Пеги Шарль. Наша юность. Мистерия о милосердии Жанны д'Арк. Вступительная статья Т.С. Таймановой. Спб.: Наука, 2001.405 с.

8. Пеги Ш. Фундаментальные истины. London: Overseas Interchange Ltd., 1992.

9. Пеги Ш. Фрагменты из эссе "Предрассветной порой". Вступительное слово о Ш. Пеги Карташева П.Б.//Культура в современном мире. Информационный сб. М.: Гос. библ-ка СССР, 1990. Вып. 3. С. 113139.

10. Аверинцев С.С. Образ античности. Спб.: "Азбука-классика", 2004. -478 с.

11. Андреев JI. Г. Импрессионизм. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1980. - 249 с.

12. Андреев JI. Г., Козлова Н. П., Косиков Г. К. История французской литературы. М.: Высшая школа, 1988. — 537 с.

13. Барахов В. Е. Литературный портрет: Истоки, поэтика, жанр. Л.: Наука, 1985.-312 с.

14. Бахтин М.М. Литературно-критические статьи. М.: Худ. лит., 1986. -561с.

15. Бахтин М. М. Проблемы поэтики Достоевского / 3-е изд. — М.: Худож. лит., 1972. — 468 с.

16. Бочаров С. Г. О художественных мирах: Сервантес, Пушкин, Баратынский, Гоголь, Достоевский, Толстой, Платонов. — М., 1985.

17. Великовский С. И. Философия смерти бога и пантрагическое во французской культуре XX в. // Философия. Религия. Культура. — М.: Наука, 1982, —С. 43-103.

18. Виппер Ю. Б. Вступительные замечания // История всемирной литературы: В 9 т. — М.: Наука, 1983. Т. 1. — С. 5-12.

19. Гуманитарное знание: тенденции развития в XXI веке. В честь 70-летия Игоря Михайловича Ильинского / Под общ. ред. Вал. А. Лукова. — М.: Изд-во Нац. ин-та бизнеса, 2006. — 680 с.

20. Дудова Л. В., Михальская Н. П., Трыков В. П. Модернизм в зарубежной литературе / 6-е изд. — М.: Флинта; Наука, 2006. — 240 с.

21. Жаринов Е.В. Историко-литературные корни массовой беллетристики: Автореф. дис. д-ра филол. наук. — М., 1999.

22. Жаринов Е. В., Луков Вл. А. История отечественной литературы: Программа курса, программы спецкурсов, научная разработка разделов программы и методические материалы; Учебное пособие. — М.: ГИТР, 2004.

23. Жирмунский В.М. Теория литературы. Поэтика. Стилистика. — Л. Наука, 1977.—408 с.

24. Зарубежная литература. XX век. / Н.П. Михальская, В. А. Пронин, Е.В. Жаринов и др.; под общ. ред. Н.П. Михальской. -М.: Дрофа, 2003.

25. Зарубежная эстетика и теория литературы XIX-XX вв.: Трактаты, статьи, эссе / Сост., общ. ред. Г. К. Косикова. — М.: Изд-во Моск. унта, 1987. — 511 с. — (Университетская б-ка).

26. Зарубежные писатели: Биобиблиографический словарь: В 2 ч. / Под ред. Н. П. Михальской. М.: Просвещение, 1997. - Ч. 1: А-Л. - 476 с.

27. Зарубежные писатели: Биобиблиографический словарь: В 2 ч. / Под ред. Н. П. Михальской. М.: Просвещение, 1997. - Ч. 2: М-Я. - 448 с.

28. Зинченко В. Г., Зусман В. Г., Кирнозе 3. И. Система «литература» и методы ее изучения. — Н. Новгород: НГЛУ, 1998. — 208 с.

29. История всемирной литературы: В 9 т. М.: Наука, 1994. - Т. 8. - 848 с.

30. История зарубежной литературы конца XIX начала XX в. / Под ред. М. Е. Елизаровой и Н. П. Михальской. - М.: Высшая школа, 1970. - 622 с.

31. История зарубежной литературы конца XIX — начала XX века (1871— 1917) / Под ред. Л. Г. Андреева, Р. М. Самарина. — М.: Изд-во Моск. ун-та, 1968. —566 с.

32. История зарубежной литературы XX века. 1871-1917 / Под ред. В. Н. Богословского и 3. Т. Гражданской; 4-е изд., дораб. — М.: Просвещение, 1989.

33. История французской литературы: В 4 т. — М.: Изд-во АН СССР, 1959. — Т. 3. — 583 с.

34. История французской литературы: В 4 т. — М.: Изд-во АН СССР,1963. —Т.4.-646 с.

35. Косиков Г. К. Зарубежное литературоведение и теоретические проблемы науки о литературе // Зарубежная эстетика и теория литературы XIX-XX вв.: : Трактаты, статьи, эссе / Сост., общая ред. Г.К. Косикова. — М.: Изд-во Моск. ун-та, 1987. — С. 5-38.

36. Литературная энциклопедия терминов и понятий / Гл. ред. и сост. А. Н. Николюкин. — М.: НПК «Интелвак», 2001.

37. Литературный энциклопедический словарь / Под общ. ред. В. М. Кожевникова, П. А. Николаева. — М.: СЭ, 1987. — 752 с.

38. Литературоведение как проблема./Редкол.: Ю.Б. Борев, Н.К. Гей и др.- М.: Наследие, 2001. 600 с.

39. Лосев А. Ф. История античной эстетики: Итоги тысячелетнего развития: в 2-х кн. Кн. 2. — М.: Худ. лит., 1994. — 478 с.

40. Лосев А. Ф. Философия. Мифология. Культура. — М.: Знание, 1991.417 с.

41. Луковы Вал. и Вл. Концепция курса "Мировая культура". Тезаурологический подход.//Педагогическое образование. Вып. 5. -М., 1992.-С. 8-14.

42. Луков В.А. Эдмон Ростан. Самара: Изд. СПГУ, 2003. 267 с.

43. Луков Вл. А. История зарубежной литературы. Книга 4: Новейшее время (от конца XIX века до наших дней). — М.: ГИТР, 2005. — 308 с.

44. Луков Вл. А. История литературы: Зарубежная литература от истоков до наших дней / 3-е изд. — М.: Академия, 2006. — 512 с.

45. Михайлов А. В. Языки культуры. — М., 1997.

46. Михальская Н. П. История английской литературы. — М.: Академия, 2006. —480 с.

47. Обломиевский Д. Д. Французский символизм. М.: Наука, 1973. - 299 с.

48. Очерки по истории мировой культуры: Учебное пособие / Под ред. Т. Ф. Кузнецовой. — М.: Языки русской культуры, 1997. — 495 с.

49. Потебня А. А. Теоретическая поэтика. — М.: Высшая школа, 1990. — 344 с. — (Классика литературной науки).

50. Писатели Франции о литературе. — М.: Прогресс, 1978. — 470 с.

51. Пуришев Б. И. Очерки немецкой литературы XV-XVII вв. — М.: Гослитиздат, 1955. — 391 с.

52. Пуришевские чтения, сборники науч. тр., вышедшие в 1989-2006 гг. в МПГУ (18 выпусков, продолжающееся издание).

53. Ржевская Н.Ф. Литературоведение и критика в современной Франции. М.: Наука, 1985.-267 с.

54. Ржевская Н. Ф., Наркирьер Ф. С. Французская литература. 1. Основные тенденции литературного развития на рубеже веков // История всемирной литературы: В 9 т. — М.: Наука, 1994. — Т. 8. — С. 218-228.

55. Роднянская И. Б. Художественность // Литературный энциклопедический словарь. М.: Сов. энциклопедия, 1987. - С. 489.

56. Современное зарубежное литературоведение: Страны Западной Европы и США: Концепции, школы, термины / Науч. ред. и сост.: И. П. Ильин, Е. А. Цурганова. — М.: Интрада, 1996. — 319 с.

57. Соловьева Н. А. От викторианства к XX веку // Зарубежная литература XX века. — М.: Изд-во Моск. ун-та, 1996. — С. 277-293.

58. Тайманова Т.С. Пеги: философия истории и литература. Спб.: СПбГУ, 2006.-348 с.

59. Теоретико-литературные итоги XX века. Т. 4. Читатель: проблемы восприятия./Редкол.: Ю.Б. Борев, С.А. Макуренкова и др. М.: Праксис, 2005. - 592 с.

60. Троицкий В. Ю. Стилизация // Слово и образ. — М.: Просвещение, 1964.— С. 164-194.

61. Трыков В. П. «Героические жизни» Ромена Ро'ллана (Проблема жанра): Дис. . канд. филол. наук. — М., 1989. — 261 с.

62. Трыков В. П. Зарубежная литература конца XIX — начала XX веков.

63. М.: Флинта; Наука, 2001. — С. 136-151.

64. Трыков В. П. История зарубежной литературы рубежа XIX-XX веков.

65. М.: Институт международного права и экономики имени А. С. Грибоедова, 2002. 35 с.

66. Трыков В. П. Зарубежная журналистика XIX века. — М.: Издательский дом «Камерон», 2004. — 608 с.

67. Трыков В. П. Французский литературный портрет XIX века. — М., 1999.

68. Федотов Т.П. Религиозный путь Пеги.//Путь. 1927. - № 6. С. 126129.

69. Французская поэзия XIX-XX веков: Сборник./Сост. С.И. Великовский. М.: Прогресс, 1982. - На франц. яз. - 672 с.

70. Хализев В. Е. Теория литературы. — М.: Высшая школа, 1999. — 397 с.

71. Шайтанов И. О. Понятия «культура» и «цивилизация» в истории европейской мысли // Культура: Теории и проблемы. — М.: Наука, 1995. —С. 5-32.

72. Шайтанов И. О. Глазами жанра: Проблемы англоязычной критики в свете исторической поэтики // Anglistica: Сб. статей по литературе и культуре Великобритании: Вып. 1. — М.: Ассоциация преподавателей английской литературы, 1996. — С. 5-29.

73. Штейн A. JL, Черневич М. Н. Яхонтова М. А. История французской литературы / 2-е изд., дораб. — М.: Просвещение, 1995. — 336 с.

74. Actes du colloque Peguy (Orleans 1964)/P.: Amitie Ch. Peguy, 1966. 400 p.

75. Amalvi Christian. Un homme de quarante ans se penche sur son passe.//L'Amitie Charles Peguy 2003. - № Ю1. P. 28-39.

76. Arbour Romeo. Henri Bergson et les lettres fran9aises. P.: Libr. Jose Corti, 1955.460 р.

77. Archambault Paul. Charles Peguy. Images d'une vie heroique. Saint-Amand, 1946. 159 p.

78. Aronowicz Annette. Jews and Christians on time and eternity. Stanford: St. univ. press, 1998.185 p.

79. Avril Y. Peguy en traduction.//L'Amitie Charles Peguy. 2003. - № Ю4. P. 335-336; 384-393.

80. Barbier, J. Le vocabulaire, la syntaxe et le style des poemes reguliers de Charles Peguy. P.: Ed. Berger-Levrault, 1957. 572 p.

81. Barlow M. Henri Bergson. P.: Ed universit., 1966,128 p.

82. Barres M. Autour de Jeanne d'Arc. P.: Ed. H. Champion, 1916. 89 p.

83. Bastaire J. Peguy contre Petain. P.: Ed. Salvator, 2000. 198 p.

84. Bastaire J. Peguy ou le retour du refoule.//La Nouvelle Revue Fransaise. -1987.-№419. Pp. 53-59.

85. Bastaire J. Prier a Chartres avec Peguy. P.: Desclee de Brouwer, 1993. 116 p.

86. Bastaire J. Peguy tel qu'on l'ignore. P.: Gallimard, 1973. 371 p.

87. Beguin A. Creation et destinee. Neuchatel: Ed. de la Baconniere, 1973. 317 p.

88. Beguin A. Pascal. P.: Ed. du Seuil, 1952.192 p.

89. Benda J. Sur le succes du Bergsonisme. P.: Mercure de France, 1914. 250 p.

90. Bergson H. (Euvres. P.: Presses universitaires de France, 1959.1603 p.

91. Bergson H. Essais et temoignages inedits, par Charles Peguy, Paul Valery, Maurice Blondel et autres. Neuchatel: Ed. de la Baconniere, 1941. 380 p.

92. Bernon P. Le Dialogue de l'histoire et de l'ame charnelle: vers l'autobiographie spirituelle?//L'Amitie Charles Peguy. 2003. - № 101. P. 60-73.

93. Bernon-Bruley P. De l'audace litteraire a l'audace theologique.//L'Amitie Charles Peguy. 2005. - № 111. P. 221-234.

94. Blanchard R. Ma jeunesse sous l'aile de Peguy. P.: Fayard, 1961. 243 p.

95. Bonenfant J. Eimagination du mouvement dans l'ceuvre de Peguy. Montreal, 1969. 353 p.

96. Born E. Victor Hugo, le prophete. P.: Ed. du Scorpion, 1962. 255 p.

97. Boudon V. Avec Charles Peguy de la Lorraine a la Marne. P.: Hachette, 1916.197 р.

98. Boutroux E. LAllemagne et la Guerre. P.: Librairie militaire, 1915. 51 p.

99. Boutroux E. Pascal. P.: Hachette, 1900. 207 p.

100. Boutry Ph. Rome et Peguy.//L'Amitie Charles Peguy 2005. - № 110. P. 121-156.

101. Brincourt A. et J. Les ceuvres et les lumieres. P.: La Table ronde, 1955. 223 p.

102. Brisacier M. Charles Peguy devant les lois laiques//L'Amitie Charles Peguy 2002. - № 97. P. 91-102.

103. Brunet F. En compagnie de Charles Peguy. Buguet-Comptour, 1959. 59 p.

104. Brunetiere F. Manuel de l'Histoire de la Litterature fran9aise. P.: L. Ch. Delagrave, 1898. 531 p.

105. Burac R. Charles Peguy: la revolution et la grace. P.: Laffont, 1994. 344 p.

106. Burac R. Le sourire d'Hypatie. P.: H. Champion, 1999.172 p.

107. Cabanel P. Peguy protestant, Peguy et les protestants: une amitie au debut du XX siecle.//L'Amitie Charles Peguy. 2002. - № 97. Pp. 9-23.

108. Catechisme ou Abrege de la doctrine chretienne. Bordeaux, 1887. 168 p.

109. Chabanon A. La poetique de Peguy. P.: Laffont, 1947. 258 p.

110. Chantre B. E"ame charnelle", noyau du temps, noyau du monde.//L'Amitie Charles Peguy. 2003. - № 102. P. 137-154.

111. Charles Peguy et les "Cahiers de la quinzaine'Vred. par F. Boulard et Ver. Mignan. Orleans: Presses universitaires, 2000.90 p.

112. Charles Peguy et ses ancetres. P.: EVG ed., 2002.15 p.

113. Charles Peguy: homage du Gouvernement: table ronde a l'Ecole normale superieure. P.: Gallimard, 1995. 81 p.

114. Charles Peguy, l'ecrivain et le politique./Textes ed. par Romain Vaissermann. P.: Ed. Rue d'Ulm, 2003. 332 p.

115. Chretien J-L. Penser la chair avec Peguy.//L'Amitie Charles Peguy. 2003. -№102. P. 179-187.

116. Chvedova L., Vassermann R. Charles Peguy en russe.//L'Amitie Charles Peguy. 2003. - № 104. P. 436-444.

117. Claudel P. Figures et paraboles. P.: Les Belles Lettres, 1974. 241 p.

118. Collenea Isernia G. Charles Peguy poeta e pensatore della speranza. Napoli, 1993.46 р.

119. Collignon B. Pourquoi ont-ils tue Peguy? Latresne: Ed. le Bord de l'eau, 2005.134 p.

120. Corneille. (Euvres completes. P.: Ed. du Seuil, 1963.1129 p.

121. Correspondance. Une amitie fransaise. (Correspondance entre Ch. Peguy et R. Rolland)./Presentee par A. Saffrey. P.: Albin Michel, 1955. 308 p.

122. Les critiques de notre temps et Peguy./Intr. de S. Fraisse. P.: Gamier, 1973. 190 p.

123. Dadoun R. Eros de Peguy: la guerre, l'ecriture, la duree. P.: Presses universitaires de France, 1988. 226 p.

124. Dadoun R. Peguy, surrealiste de la grace.//L'Amitie Charles Peguy. -2003.-№102. P. 123-136.

125. Dans la tradition de Peguy./Textes reunis par J-F. Durand. Montpellier: Universite Paul Valery M. Ill, 2002. 280 p.

126. Daudin CI. Dieu a-t-il besoin de l'ecrivain? (Peguy, Bernanos, Mauriac). P.: Ed. du Cerf, 2006.225 p.

127. David M. Initiation a Charles Peguy. P.: La Nouvelle Edition, 1945.127 p.

128. Delaporte J. Connaissance de Peguy. P.: Ed. Plon, 1959. Т. I 333 p. Т. II -443 p.

129. Delhorbe C. Kaffaire Dreyfus et les ecrivains fran?ais. P.: Ed. V. Attinger, 1932. 355 p.

130. Deruaz P. Prier 15 jours avec Charles Peguy. P.: Nouvelle cite, 2004. 125 p.

131. Digeon C. La crise allemande de la pensee fran?aise. P.: Presses universitaires de France, 1959. 568 p.

132. Dort B. Pierre Corneille dramaturge. P.: EArche Editeur, 1957.157 p.

133. Doubrovsky S. Corneille et la dialectique du heros. P.: Gallimard, 1963. 588 p.

134. Duby R., Mandrou R. Histoire de la civilisation fran5aise. P.: Armand Colin, 1958. Т. II. 383 p.

135. Dumont J-N. Peguy: l'axe de detresse. P.: Michalon, 2005.123 p.

136. Duploye P., O.P. La religion de Peguy. P.: Ed. Klincksieck, 1965. 695 p.

137. Emmanuel P. Peguy serviteur du Verbe incarne.//L'Amitie Charles Peguy. 2004. - № 108. P. 299-316.

138. Eegalite au tournant du siecle: Peguy et ses contemporains./Actes reunis par F. Gerbod et F. Melonio. P.: H. Champion, 1998.198 p.

139. Fimiani F. La sovranita dell'evento: saggio su Charles Peguy. Milano: Guerini studio, 1994.141 p.

140. Finkielkraut A. Le mecontemporain: Peguy, lecteur du monde moderne. P.: Gallimard, 1999.241 p.

141. Forster J. Jansenistische Einfliisse und ihre Uberwinding im Werk von Charles Peguy und Georges Bernanos. Munchen, 1967.78 p.

142. Falque E. Incarnation philosophique et incarnation theologique. // L'Amitie Charles Peguy. 2003. - № 102. P. 164-178.

143. Fourcade M. Un monde postchretien? Peguy, Maritain et la secularisation.//L'Amitie Charles Peguy. 2005. - № 110. P. 175-192.

144. Fraisse S. Peguy. P.: Ed.du Seuil, 1979. 190 p.

145. Fraisse S. Peguy et le Moyen Age. P.: H. Champion, 1978. 102 p.

146. Fraisse S. Peguy, Lanson et le lansonisme.//Litterature et societe. Recueil d'etudes. P.: D. deBrouwer, 1973. P. 181-190.

147. Gerbod F. Ecriture et histoire dans l'ceuvre de Peguy. Lille: Universite, 1981. T. I-II.914 p.

148. Gilson E. Le philosophe et la theologie. P.: Fayard, 1960. 261 p.

149. Gilson E. Le Thomisme. P.: I. Vrin, 1942. 532 p.

150. Goldie R. Vers un heroYsme integral. Dans la lignee de Peguy. P.: Amitie Ch. Peguy, 1951.123 p.

151. Grasset B. Evangile de l'edition selon Peguy. P.: A. Bonne, 1955. 363 p.

152. Grimaud M. De l'exactitude d'une le?on erronee: Peguy critique de Hugo.//Revue des sciences humaines. 1978. -№ 172. P. 97-106.

153. Grosos Ph. Peguy philosophe. Chatou: Ed. de la Transparence, 2005. 165 p.

154. Guena S. Un maritain peguyste?//L' Amitie Charles Peguy. 2001. - № 95. P. 391-415.

155. Guillemin H. Charles Peguy. P.: Ed.du Seuil, 1981. 514 p.

156. Guyon B. Eart de Peguy. P.: Ed. Labergerie, 1948. 88 p.

157. Guyon B. Peguy. P.: Hatier, 1960. 276 p.

158. Guyot Ch. Peguy pamphletaire. Neuchatel: Ed. de la Baconniere, 1950.78 p.

159. Halevy D. Charles Peguy et les Cahiers de la Quinzaine. P., 1919. 255 p.

160. Halevy D. Peguy et les Cahiers de la Quinzaine. P.: Grasset, 1941. 395 p.

161. Heinzelmann M., Poulin J-Cl. Les vies anciennes de sainte Genevieve de Paris. P.: H. Champion, 1986.199 p.

162. Hidaki J. Peguy et Pascal. Clermont-Ferrand: Presses universitaires, 2005. 427 p.

163. Isaac J. Experiences de ma vie. Peguy. P.: Calmann-Levy, 1959. 378 p.

164. Itterbeek E. von. Socialisme et poesie chez Peguy. P.: L'Amitie Ch. Peguy, s. a. 232 p.

165. Joannet R. Vie et mort de Peguy. P.: Flammarion, 1950.476 p.

166. Joinville, de. Histoire et Chronique du tres-chretien roi Saint Louis. P.: Didot, 1871.356 p.

167. Kilgore J. Peguy aux Anglophones.//L'Amitie Charles Peguy. 2003. -№ 104. P. 366-378.

168. Kohlhauer M. Peguy en traduction allemande.//L' Amitie Charles Peguy. -2003.-№Ю4. P. 337-365.

169. Lagarde A. Michard L. XX-e siecle. Les grands auteurs fran9ais. P.: Bordas, 1973.704 р.

170. Lanson G. Eart de la prose. P.: Librairie des Annales, 1908. 304 p.

171. Lanson G. Corneille. P.: Hachette, 1898. 207 p.

172. Lanson G. Essais de methode, de critique et d'histoire litteraire. P.: Hachette, 1965.479 p.

173. Lectures de "Victor-Marie, comte Hugo'Vtextes reunis par Julie Sabiani. P.: Lettres modernes, 1995. 203 p.

174. Lemaire J-P. Croissance de la parole dans "Le porche du mystere. ."//L'Amitie Charles Peguy. 2003. - № 102. P. 196-204.

175. Lenne F. Le chevetre: une lecture de Peguy. Lille: Presses universitaires, 1993. 192 p.

176. Leplay M. Charles Peguy. P.: Desclee de Brouwer, 1998. 201 p.

177. Leplay M. Une theologie de rhistoire comme demarche infinie.//L'Amitie Charles Peguy. 2003. - № Ю2. P. 155-163.

178. Leplay M. Un regard protestant sur la pensee de Peguy.//L'Amitie Charles Peguy. 2005. - № 111. P. 255-266.

179. Lia P. Eincanto della speranza. Milano: Jaca Book, 1998. 159 p.

180. Louette H. Peguy lecteur de Dante. P.: Cahiers de l'Amitie Charles Peguy, 1968.123 p.

181. Maakaroun E. Ideologie et realite charnelle dans le cheminement politique de Peguy .//L'Amitie Charles Peguy. 2003. - № 102. P. 98-110.

182. Maakaroun E. Eautobiographie a travers la critique litteraire.//L'Amitie Charles Peguy. 2003. - № 101. P. 40-48.

183. Maine de Biran P. Influence de l'habitude sur la faculte de penser. P.: Henrichs, 1802.402 p.

184. Margenburg E. Charles Peguy. Ein Beitrag zur Geschichtsphilosophie, Kulturkritik und Gesellschaftslehre im gegenwartigen Frankreich. Berlin, 1937. 81 p.

185. Maritain J. La philosophic Bergsonienne. P.: Ed. Marcel Riviere, 1914. 477 p.

186. Martin A. Peguy et Alain-Fonrnier. P.: Cahiers de l'Amitie Ch. Peguy, 1954. 67 p.

187. Michelet J. (Euvres completes. P.: Flammarion, 1978. Т. VI. 904 p.

188. Morier H. La psychologie des styles. Geneve: Georg-E1985.375 p.

189. Moselly E. Souvenirs. Correspondance entre Peguy et Emile Moselly. P.: Cahiers de l'Amitie Ch. Peguy, 1966. 83 p.

190. Mougel R. Peguy et Maritain: le grand malentendu.//L'Amitie Charles Peguy. 2001. - № 95. P. 366-390.

191. Miiller H. Charles Peguy und Corneille. Mtinchen: L-V-Universitat, 1961. 105 p.

192. Nelson R.J. Peguy poete du sacre. Essai sur la poetique de Peguy. P.: Cahiers de l'Amitie Charles Peguy, 1960. 222 p.

193. Onimus J. "Booz endormi" dans l'esthetique et la theologie de Peguy .//La Revue des letters Modernes. 1985. - Charles Peguy 3. P. 50-64.V

194. Onimus J. Eimage dans l'Eve de Peguy. P.: Cahiers de l'Amitie Ch. Peguy, 1952.148 p.

195. Onimus J. Incarnation. P.: Cahiers de l'Amitie Charles Peguy, 1952. 269 p.

196. Onimus J. Introduction aux quatrains de Peguy. P.: Cahiers de l'Amitie Charles Peguy, 1954.102 p.

197. Onimus J. Peguy et le Mystere de l'histoire. P.: Cahiers de l'Amitie Ch. Peguy, 1958.168 p.

198. Onimus J. La route de Charles Peguy. P.: Plon, 1962. 205 p.

199. Pascal Blaise. (Euvres completes. P.: Hachette, 1866.420 p.

200. Peguy an porche de l'Eglise./Ed. etablie par R. Mougel et R. Burac. P.: Ed. du Cerf, 1997.249 р.

201. Peguy, Bernanos et le monde moderne./Actes reunis par J-F. Durand. P.: H. Champion, 2000. 270 p.

202. Peguy Charles. La chanson du roi Dagobert. Edition critique commentee par R. Burac. P.: H. Champion, 1996.

203. Peguy et nous./Rec. par J. Gaulmier. Beyrouth, 1943.101 p.

204. Peguy M. Le destin de Charles Peguy. P.: Librairie academique Perrin, 1941.297 p.

205. Peguy M. Grebige 345. P.: Cahiers de la Quinzaine, 1934.175 p.

206. Peguy M. La vocation de Charles Peguy. P.: Ed. du siecle, 1926. 127 p.

207. Peguy P. Peguy presente aux jeunes. P.: Gallimard, 1941.79 p.

208. Peguy-Senghor: la parole et le monde./Red. de J-F. Durand. P.: Ed. l'Harmattan, 1996. 238 p.

209. Peguy un romantique malgre lui. Textes reunis par Simone Fraisse.//La revue des letters modernes. 1985. - № 731-734.

210. Perche L. Essais sur Charles Peguy. P.: Ed. P. Seghers, 1957. 223 p.

211. Peyre A. Peguy sans cocarde. P.: C. Jose M-M, 1973.127 p.

212. Philippe J. Bernard Lazare tel que Peguy l'aimait. Labarre: EAgasse ed., 2001.157 p.

213. Poquet L-M. Peguy dans la perspective de Vatican II.//L'Amitie Charles Peguy.-2004.-№ 108. P. 331-350.

214. Quoniam Th. Peguy et les chemins de la grace. P.: Tequi, 1987.235 p.

215. Quoniam Th. La pensee de Peguy. P.: Bordas, 1967. 192 p.

216. Raymond M. De Baudelaire au surrealisme. P., 1952. 202 p.

217. Renan E. Eavenir de la science. P.: Caiman Levy, 1890. 541 p.

218. Renan E. Dialogues et fragments philosophiques. P.: Caiman Levy, 1876. 335 p.

219. Rencontres avec Peguy. Autour d'un Centenaire./Textes de G. Antoine, S. Fraisse, J. Onimus, J. Sabiani, J. Viard. P.: Desclee de Brouwer, 1975. 225 p.

220. Robinet A. Peguy entre Jaures, Bergson et I'Eglise. Vichy: P. Seghers, 1968. 349 p.

221. Rolandi U. "Les cahiers de la quinzaine" de Peguy. Orleans: Paradigme, 2002.138 p.

222. Rolland R. Peguy. P., 1944. Т. I, II. 686 p.

223. Rocher Ph. Revolution du Sacre ou spiritualite de la Liberte.//L'Amitie Charles Peguy. 2005. - № 111. P. 235-254.

224. Roussel. L. Charles Peguy. P.: Ed. Universitaires, 1957.123 p.

225. Saatdjian D. La priere.//L'Amitie Charles Peguy. 2003. - № 101. P. 7478.

226. Sacquin M. Eantiprotestantisme au temps de Peguy.//L'Amitie Charles Peguy. 2002. - № 97. P. 80-90.

227. Scholtus R. "Internelle" Eglise.//L'Amitie Charles Peguy. 2003. - № 102. P. 188-195.

228. Secretain R. Peguy, soldat de la Verite. P.: Perrin, 1972. 463 p.

229. Seippel P. Un poete fran5ais tombe au champ d'honneur: Charles Peguy. P.: Payot, 1915.40 р.

230. Storelv S. Traduction de la poesie de Peguy en norvegien et en suedois.//L'Amitie Charles Peguy. 2003. - № 104. P. 421-429.

231. Struve N. Un regard orthodoxe sur Peguy.//L'Amitie Charles Peguy. -2005.-№ 111. P. 281-288.

232. Suares A. Correspondance avec Peguy. P.: Saffrey, 1961. 86 p.

233. Suares A. Peguy. P.: Emile-Paul Freres, Ed., 1915. 101 p.

234. Taine H. Nouveaux essais de critique et d'histoire. P.: Hachette, 1914. 376 p.

235. Taine H. Pages choisies. P.: Hachette, 1909. 383 p.

236. Tardieu M. Charles Peguy: biographie. P.: F. Bourin, 1993. 251 p.

237. Tharaud J. et J. Notre cher Peguy. P.: Plon, 1948. Т. I et II. 528 p.

238. Thomas d'Aquin, saint. Somme de la Foi catholique. Tt. I, II, III. P.: Louis Vives, ed. 1854,1854,1856.1935 p.

239. Tjo Jung-Ok. Jeanne d'Arc dans l'ceuvre de Peguy. Hyosung: Universite, 1982.244 р.

240. Zurowska M. Peguy en polonais.//L'Amitie Charles Peguy. 2003. -№ 104. P. 430-435.

241. Vaissermann R. Le pasteur Jules-Emile Roberty, un ami et un commentateur de Peguy.//L'Amitie Charles Peguy. 2002. - № 97. P. 24-54.

242. Vaissermann R. Paul Seippel et Charles Peguy.//L'Amitie Charles Peguy. -2002.-№97. P. 55-65.

243. Vergine Pia Italia. "La lecture".//L'Amitie Charles Peguy. 2003. -№ 104. P. 398-410.

244. Vergine Pia I. Peguy nella cultura italiana. Lecce: Milella, 1993. 312 p.

245. Viard J. Philosophic de l'art litteraire et socialisme selon Peguy. P.: Ed. Klincksieck, 1969.412 p.

246. Vigneault R. Lunivers feminin dans l'ceuvre de Charles Peguy. P.: Desclee de Brouwer, 1967.125 p.

247. Voyenne B. Proudhon et Dieu: le combat d'un anarchiste; suivi de Pascal, Proudhon, Peguy. P.: Ed. du Cerf, 2004.168 p.

248. Winling R. Peguy et l'Allemagne. Lille, P.: H. Champion, 1975. 970 p.

249. Winling R. Peguy et Renan. P.: H. Champion, 1975. 674 p.