автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Система жанров в лирике декабристов

Полный текст автореферата диссертации по теме "Система жанров в лирике декабристов"

На правах рукописи

ЛОЖКОВА Татьяна Анатольевна

СИСТЕМА ЖАНРОВ В ЛИРИКЕ ДЕКАБРИСТОВ

10.01.01 - русская литература

Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук

Екатеринбург - 2006

Диссертация выполнена в ГОУ ВПО «Уральский государственный педагогический университет»

Научный консультант: доктор филологических наук, профессор

Ермоленко Светлана Ивановна

Официальные оппоненты: доктор филологических наук, профессор

Шатин Юрий Васильевич

доктор филологических наук, доцент Мирошникова Ольга Васильевна

доктор филологических наук, доцент Щенникова Людмила Павловна

Ведущая организация: ГОУ ВПО «Пермский государственный

педагогический университет»

Защита состоится / 7 марта 2006 года в часов на заседании диссертационного совета Д 212.283.01 при ГОУ ВПО «Уральский государственный педагогический университет» (620017, г. Екатеринбург, просп. Космонавтов, 26)

С диссертацией можно ознакомиться в диссертационном зале научной библиотеки Уральского государственного педагогического университета.

Автореферат разослан февраля 2006 г.

Ученый секретарь диссертационного совета

Скрипова О. А.

Общая характеристика работы

Диссертация посвящена исследованию лирики поэтов-декабристов как историко-литературной системы. Несмотря на большое количество трудов разного масштаба (В. Г. Базанова, А. В. Архиповой, В. Н. Касаткиной, Л. Г. Фризмана, Ю. Н. Тынянова, М. Г. Альтшуллера, Н. В. Королевой, А. А. Илюшина, Г. П. Макогоненко, А. Г. Колесникова, А. Е. Ходорова, П. В. Соболева, В. Э. Вацуро и др.), в отечественной науке до сих пор нет ясного представления о декабристской литературе как эстетическом феномене. Актуальность избранной темы заключается в том, что назрела необходимость нового, не связанного с идеологическими стереотипами и схемами прочтения декабристской поэзии как специфического художественного явления. В период 1821-25 гг. творчество интересующих нас писателей является поэтической формой выражения особого типа романтического мироощущения, своего рода «литературным декабризмом». На данном этапе, в соответствии с особенностями историко-литературного процесса, декабристы обращаются преимущественно к лирике. Тем самым определяется объект нашего исследования — лирика поэтов-декабристов в период до 14 декабря 1825 г. Мы сосредоточили усилия на анализе творчества самых ярких художников: К. Ф. Рылеева, Ф. Н. Глинки, Л. А. Катенина, В. К. Кюхельбекера, В. Ф. Раевского. Именно они в 1821-1825 гг. составили ту особую поэтическую общность, которая оказала серьезное влияние на формирование гражданского течения в русском романтизме.

Основой художественной целостности декабристской поэзии, с нашей точки зрения, является специфическая система жанров, в которой реализуются познавательно-ценностные принципы творческого метода и отражаются связанные с ним стилевые тенденции. Для нашего исследования наиболее важной является конструктивно-моделирующая функция жанра, впервые указанная М. М. Бахтиным. Развивая его идеи, Н. Л. Лейдерман само значение жанровой структуры определяет как создание образной «модели мира». Отсюда определение: «Жанр — это исторически складывающийся тип устойчивой структуры произведения, организующей все его компоненты в систему, порождающую целостный образ мира, который единственно может быть носителем определенной эстетической концепции действительности и выразителем художественной истины»1. Определение это ка-

1 Лейдерман, Н. Л. Жанр и проблема художественной целостности / Н. Л. Лейдерман // Проблемы жанра в англо-американской литературе (Х1Х-ХХ вв.). - Вып. 2. Свердловск, Сверял, гос. пед. ин-т, 1976. С. 26.

жется нам вполне приемлемым в качестве теоретической основы наших изысканий1.

Интересующий нас вопрос связан с серьезной теоретической проблемой. В современной науке в течение длительного времени не затихает дискуссия о судьбе жанров и жанрового мышления в русской поэзии начала XIX века. Идея «диффузии», «атрофии» жанров, «разрушения жанрового мышления» в романтической лирике имеет немало сторонников и немало противников. Довольно часто предпринимаются попытки вписать и декабристскую лирику в рамки данной концепции (работы Р. Д. Остаевой, Н. В. Королевой и др.). По мнению других исследователей (Ю. Н. Тынянов, И. И. Ермолаева и др.), декабристы, напротив, сохраняют верность отжившим жанровым формам, тяготеют к литературной «архаике».

Мы разделяем мнение исследователей, утверждающих, что следует различать жанровое мышление как онтологическое свойство художественного сознания и мышление жанровыми канонами как специфическое качество, свойственное эстетическим системам XVIII века (С. И. Ермоленко, Ю. В. Стенник и др.). Художники романтической эпохи стремились к созданию индивидуальных жанровых форм. Однако объективно обнаруживающаяся близость между произведениями разных писателей, независимо друг от друга выстраивающих сходные поэтические структуры, позволяет говорить о наличии внутренних закономерностей историко-литературного движения, о формировании новой, специфичной для романтизма, системы жанров. Роль декабристов в этом процессе до сих пор остается неясной.

Вопрос о жанровой специфике декабристской поэзии оказывается связанным и с проблемой творческого метода. Своеобразие эстетических принципов, определяющих художественную позицию интересующих нас поэтов, интерпретируется неоднозначно. Некоторые ученые (Л. Я. Гинзбург, А. М. Гуревич и др.), выводят их творчество за рамки романтического литературного направления, с чем категориче-

1 Мы учитываем также уточнения, предложенные С. И. Ермоленко в ходе изучения специфики лирических жанров - главного объекта нашего научного интереса: «... структура лирического жанра определяется гибкой, но достаточно устойчивой связью между типом лирического субъекта (типом субъектной организации), характером интонационно-мелодического строя и свойственными данному жанру «сигналами» («эмблематикой») ассоциативного фона. Эта связь и порождает специфический для каждого лирического жанра образ миропереживания как выражение определенной эстетической концепции личности» (Ермоленко, С. И. Лирика М.Ю. Лермонтова: жанровые процессы / С. И. Ермоленко. - Екатеринбург: Урал. гос. пед. ун-т, 1996. С. 19.).

ски не соглашаются их оппоненты (Г. А. Гуковский, В. Г. Базанов, Г. П. Макогоненко, Е. М. Пульхритудова и др.).

Камнем преткновения для участников дискуссии стал вопрос об эстетическом смысле активного обращения декабристов к традиции высокой поэзии, уходящей корнями в XVIII век, прежде всего, к жанру оды, доминировавшему в классицистической лирике. Между тем, в современных теоретических работах предлагаются подходы к его решению. Так, размышляя о природе литературного течения, Н. Л. Лейдерман высказывает предположение о том, что в момент рождения новых методов и формирования новых литературных направлений старые жанры, в которых «опредметились» принципы художественного отображения, присущие уже изжившим себя системам, не исчезают полностью: «Как же «старый» жанр сохраняет свою действенность, какие изменения он претерпевает, что он сохраняет и переносит в новую действительность? Этот вопрос и приводит нас к проблеме литературных течений как наиболее крупных «подсистем» в русле литературного направления»1. Не становится ли у декабристов старая жанровая система, модифицированная под влиянием новых эстетических веяний или актуализировавшая в ходе саморазвития ранее нереализованный внутренний потенциал, фактором формирования литературного течения? И как она «притирается» к романтическому методу?

Исходя из вышеизложенного, в качестве предмета исследования мы избираем своеобразие жанровой системы - фактора художественной целостности «литературного декабризма» как особой, не столько идеологической, сколько поэтической общности, ставшей в свою очередь, ядром гражданского течения в русской романтической лирике и наиболее ярко выразившей характерные для него особенности. Однако мы не стремимся к абсолютизации категории жанра. Нам близок подход, предполагающий анализ историко-литературных систем (направление, течение, школа) как художественного единства, структурно организованного устойчивыми взаимоотношениями между творческим методом, органичной для него жанровой системой и поэтическим стилем.

Цель нашего исследования: выяснить, как формируется художественная общность «литературного декабризма», как функционирует она в сложившемся виде, и как распадается.

1 Лейдерман, Н. Л. Жанровые системы литературных направлений и течений / Н. Л. Лейдерман // Взаимодействие метода, стиля и жанра в советской литературе: сб. науч. тр.-Свердп. пед. ин-т. - Свердловск, 1988.С. 12.

Для реализации этой цели необходимо решить следующие задачи:

- Уточнить представления декабристов о литературных жанрах, об их роли в историко-литературном процессе.

- Выявить факторы, обусловившие возникновение декабристской поэтической общности.

- Охарактеризовать жанровую систему декабристской лирики; выяснить, какими факторами определяется ее внутренняя целостность, как функционируют в рамках этой системы канонические жанры (элегия, дружеское послание), возникают ли новые жанровые формы.

- Рассмотреть вопрос о причинах и механизмах распада «литературного декабризма» как художественной общности.

Предметом, целями и задачами определяется методологическая основа исследования: мы опираемся на типологический, сравнительно-исторический и системно-структурный методы анализа историко-литературных явлений, широко представленные в отечественном и зарубежном литературоведении.

Научная новизна нашей работы состоит в том, что в ней впервые описана система жанров декабристской лирики в динамике ее развития и функционирования, выявлен системообразующий конструктивный принцип, определяющий ее специфику.

Научная значимость определяется тем, что впервые в отечественном литературоведении декабристская лирика рассматривается как художественное единство, организованное закономерностями, имманентными искусству литературы.

Практическая значимость исследования заключается в том, что его материалы могут быть широко использованы в преподавании вузовских курсов «История русской литературы XVIII века» и «История русской литературы XIX века (первая треть)», а также в спецкурсах и спецсеминарах по истории русской лирики.

Достоверность научных результатов обеспечена широким привлечением литературного материала, литературно-критических источников и архивных материалов.

Апробация результатов диссертационного исследования проводилась на 17 научных и научно-практических конференциях, среди которых международная научная конференция «A.C. Пушкин и мировая культура» (Москва, 1999), международная научная конференция «Трансформация и функционирование культурных моделей в русской литературе (архетип, мифологема, мотив)» (Томск, 2005), г.VIII всероссийская научно-практическая конференция «Филологический класс: наука — вуз - школа» (Екатеринбург, 2002), Всероссийская на-

учная конференция «Дергачевские чтения - 2004» (Екатеринбург, 2004) и др. Содержание диссертации отражено в монографии «Система жанров в лирике декабристов» (Екатеринбург, 2005), учебном пособии «Лирика декабристов: поэтика жанров» (Екатеринбург, 2004) и ряде публикаций.

Основные положения, выносимые на защиту:

1. Декабристская поэзия представляет собой не столько идеологическую, сколько художественную целостность, организованную по имманентным литературе как виду искусства эстетическим законам.

2. Основой этой художественной целостности является специфическая система жанров, в которой реализуются познавательно-ценностные принципы творческого метода и отражаются связанные с ним стилевые тенденции.

3. Конструктивный принцип, определивший специфику жанровой системы декабристской лирики, заключается в доминирующем положении оды как «старшего жанра». Декабристы создали особую, романтическую по характеру лежащей в ее основе эстетической концепции мира и человека, модификацию одического жанра. Обновленный одический жанровый образ мира и миропереживания мыслился ими как максимально приближенный к «идеальной норме прекрасного» и наиболее адекватно выражающий декабристское мироощущение.

4. Будучи «старшим жанром», ода обусловила единство способов создания образа миропереживания в произведениях наиболее репрезентативных для декабристской поэзии лирических (элегия, дружеское послание) и даже лиро-эпических (дума) жанров.

5. Главный фактор распадения декабристской поэтической общности - творческая индивидуальность художников, проявлявшаяся в особенностях поэтического стиля и внимании к жанровым формам, не подчинявшимся влиянию одического конструктивного принципа (любовная лирика К. Ф. Рылеева, подражания псалмам Ф. Глинки, ранние «ночные» стихи В. Кюхельбекера). В перспективе развитие этих тенденций выводило поэтов за пределы гражданского течения и закладывало основы для формирования новых художественных систем.

Структура диссертации определена целями и задачами исследования. Работа состоит из введения, трех глав, заключения и основной библиографии (503 наименования). Объем диссертации 551 стр.

Основное содержание работы

Во Введении рассматривается история вопроса и обосновывается выбор темы исследования, ее актуальность и научная новизна, характеризуются объект и предмет анализа, определяются цели и задачи

работы, теоретико-методологическая база, практическая значимость, формулируются положения, выносимые на защиту.

Глава первая «"Пролог" течения» состоит из четырех разделов, в которых последовательно осмысляется процесс формирования декабристской художественной общности. В первом разделе «Вопросы жанра в декабристской критике» выясняется степень осознанности предпринятых декабристами жанровых поисков и новаций. Многие из них в интересующий нас период занимались литературно-критической деятельностью, высказывались и по общеэстетическим, и по литературно-теоретическим вопросам. На основе анализа статей А. А. Бестужева. К. Ф. Рылеева, П. А. Катенина, В. К. Кюхельбекера в разделе доказывается, что декабристы вносят существенный вклад в формирование представления о литературных жанрах, органичного романтической эпохе. Так, они начинают воспринимать жанровые формы как явления динамические. В ряде статей («Взгляд на русскую словесность в течение 1824 и начале 1825 годов» и «О романе Полевого "Клятва при гробе Господнем"» А. Бестужева, «Несколько мыслей о поэзии» К. Рылеева и др.) предпринимается попытка рассмотрения истории литературы как процесса развития, модифицирования и смены жанровых форм, обусловленного потребностями меняющегося общественного сознания.

Критики-декабристы пытаются осмыслить своеобразие жанровых процессов и в «текущей» литературе. Наиболее четко и последовательно этот принцип выдержан в статье В. К. Кюхельбекера «О направлении нашей поэзии, особенно лирической, в последнее десятилетие» (1824). Автор статьи полагает, что главное «направление» в развитии русской лирики рубежа 1820-х гг. определяется своеобразием функционирования трех магистральных, по его мнению, жанров: оды, элегии, дружеского послания. На характеристике современного состояния этих жанров критик и сосредоточивает свои усилия.

Декабристам близка общеромантическая мысль об определяющем для жанрового членения литературных произведений значении индивидуальной личности художника, ее внутреннего содержания и специфики ее отношения к миру. Тем самым на первый план выдвигается субъективный фактор, ставящий эстетическую значимость поэтических жанров в зависимость от возможностей, которые они дают для раскрытия внутреннего мира личности. Так, Кюхельбекер сознательно выдвигает в качестве критерия для разграничения жанров оды, элегии и дружеского послания характер отношений между личностью и миром (ст. «О направлении нашей поэзии...»). Важнейшим из жанровых признаков оды нового времени, по Кюхельбекеру, становится специ-

фический субъект переживания и поэтического высказывания — избранная личность поэта-пророка, выражающая неповторимо индивидуальные чувства, что решительно разводит Кюхельбекера-романтика с классицистами. В то же время критик с большим вниманием относится к мысли классицистов о непосредственности и предельной напряженности переживания как одном из специфических признаков оды. Из всех лирических жанров именно ода, по его мнению, может в максимально полной мере выразить величие человеческой души, «одна совершенно заслуживает название поэзии лирической». В ряде статей критик открыто высказывает сожаление о том, что в современной поэзии ода утратила доминирующее положение, а другие жанры (элегия, дружеское послание) слишком далеко «ушли» от нее, целиком сосредоточившись на художественном освоении частных, камерных аспектов внутренней жизни человека. Из контекста литературно-критических рассуждений Кюхельбекера становится ясно, что он понимает оду двояко: с одной стороны, как конкретный лирический жанр, с другой - как некое жанровое образование, способное притягивать к себе и другие жанры. Ю. Н. Тынянов в свое время обратил внимание на специфическое функционирование оды в системе классицистической лирики: ода была признана высшим жанром в поэтической иерархии видов и жанров классицизма, и ценность других художественных форм логически связывалась со степенью близости именно к ней. Такое особое положение какой-либо поэтической формы получило у Ю. Н. Тынянова определение «старшего жанра»'. Углубляя и развивая идеи Ю. Н. Тынянова, С. И. Ермоленко рассуждает: «Очевидно, здесь речь идет не столько о конкретном жанре (оде, в данном случае), сколько о некоем единстве в способах создания образа миропережива-ния в произведениях различных лирических жанров... Это единство будет определяться одой, чей жанровый образ мира и миропережива-ния максимально приближен к «идеальной норме прекрасного», обретающей в глазах поэта-классициста значение истины, и, следовательно, может служить своеобразной точкой отсчета для других жанров, воплощающих свои эстетические концепции действительности»2. Кюхельбекер сознательно стремится вернуть оде утраченный к началу XIX века статус «старшего жанра».

Почему же именно ода должна взять на себя функции «старшего» жанра у романтиков-декабристов? Ответ находим у того же Кюхельбекера, наиболее четко осознавшего и сформулировавшего позицию, к

1 См. об этом: Тынянов, Ю. Н. Ода как ораторский жанр // Тынянов, Ю. Н. Поэтика. История литературы. Кино / Ю. Н. Тынянов. - М.: Наука, 1977. - С. 245.

2 Ермоленко, С. И. Лирика М.Ю. Лермонтова... С. 36-37.

которой интуитивно тяготели и его соратники. В его статьях просматривается близкое шеллинговскому понимание произведения искусства и как продукта деятельности индивидуального гения, и как результата воздействия на его сознание Абсолютного духовного первоначала. Поэт, по Кюхельбекеру, - одновременно и индивидуальная, уникальная, и универсальная личность, вбирающая в себя все «естество» мироздания, а потому он может испытывать только необыкновенные чувства, в момент вдохновения изливающиеся в непосредственном лирическом высказывании. Романтическая концепция творческого акта находит, таким образом, органическое художественное воплощение в оде с ее восторгом в качестве психологической доминанты. Наконец, декабристы были убеждены в осуществимости романтического идеала, верили, что мир можно переделать, переустроить на лучших началах, благодаря усилиям избранных, пророков и героев. Задача искусства, по их мнению, — внести идеал в жизнь через образное его воплощение. Так своеобразный подход к решению проблемы романтического двое-мирия снова обращает декабристов к жанру оды, изначально имеющему целью не только воспевание идеала, но и изображение его уже осуществленным, воплощенным в специфических художественных образах (идеальный герой, монарх и т. п.). Однако успешное решение такой задачи было возможно лишь при условии обновления жанровой модели в соответствии с духом новой, романтической эпохи.

Во втором разделе «В преддверии новой эпохи: А. Н. Радищев и русская ода конца ХУШ-начала XIX веков» выявляется художественный потенциал, накопленный одой к моменту вхождения декабристов в литературу. На протяжении XVIII века интересующий нас жанр пережил целый ряд серьезных модификаций. Так, А. П. Сумароков создает жанровую модель, весьма далекую от традиции витийственной ломоносовской оды. Поэты сумароковской школы, в свою очередь, активно модернизируют и эту модель, полемизируя со своим учителем. Наконец, знаменитая державинская «Фелица» дает толчок к возникновению еще одной линии в развитии одического жанра'. Особого внимания заслуживает жанровая модификация, предложенная А. Н. Радищевым, до сих пор недостаточно осмысленная литературоведами. В разделе предпринят специальный анализ оды А. Н. Радищева «Вольность» с целью уточнения роли, которую она сыграла в процессе развития жанра в начале XIX века. В ходе анализа обнаружено, что главной особенностью художественной структуры стихотворения

1 Все эти варианты модифицирования оды на протяжении XVIII века глубоко и основательно изучены в отечественном литературоведении (труды Л. В. Пумпянского, Г. А. Гуковского, Ю. Н. Тынянова, А. В. Западова, Г. В. Москвичевой, И. 3. Сермана и др.).

является повышенная субъективность. Лирический субъект Радищева обращен не к внешнему, объективному миру (традиционному источнику лирического переживания у классицистов), но целиком погружен в перипетии внутренней жизни: в основе лирической ситуации лежит оппозиция между настоящим, реальным («рабство») и желаемым, идеальным («вольность») состоянием души. Лирический субъект стремится к постижению высших истин, отталкиваясь от внутренних ощущений, сверяясь со своей эмоциональной реакцией на мир в духе сенти-менталистской концепции чувствительности. По сути, он является и субъектом, и объектом переживания, ибо сосредоточен на самовыражении, постижении собственной эмоциональной жизни. Поэтому конструктивными опорами лирического сюжета оды оказываются внутренние ощущения, не всегда поддающиеся рациональному определению. Читатель погружается в потоки эмоциональных состояний, образно оформленные мотивами света и тьмы, лирическое повествование в «Вольности» насыщено ассоциациями, помогающими конкретизировать состояние лирического субъекта. Образ миропереживания в стихотворении антиномичен в силу своей крайней субъективности, источником которой является внутренняя коллизия между «могу» и «не могу». Просветитель Радищев мыслит так же метафизически, как и его современники-классицисты. Одическая картина мира у него статична, развернута не во времени, а в пространстве. Но это не классицистическая, объективированная в описании, панорама вселенной, а проекция души лирического «я», откровенное создание его фантазии и воображения. Поэтому художественная условность явно преобладает над конкретикой и фактографией: ода перегружена эмблемами, метафорами, аллегориями. Таким образом, суть радищевской модификации одического жанра состоит в усилении момента субъективного самовыражения, исповедальности при сохранении жанрообразующей установки на воспевание идеала. Данная модификация жанра весьма органично вписывается в эстетические каноны сентиментализма.

«Вольность» А. Н. Радищева оказала существенное влияние на гражданскую лирику начала XIX века, в частности, на творчество участников Вольного общества любителей словесности, наук и художеств (поэтов-радищевцев). Повышенная эмоциональность, подчеркнутая патетичность сближает оды поэтов данной группы с радищевским стихотворением. Заметно влияние «Вольности» и на творчество С. С. Боброва. Для его лирики характерно особое внимание к внешнему миру как предмету переживания. Однако предметность важна в одах Боброва не сама по себе, но в связи с тем, что она выражает необычайно напряженное эмоциональное и интеллектуальное существо-

вание лирического «Я», обусловленное особой открытостью души окружающему миру в его космических, вселенских масштабах. Стремление Боброва соединять в едином образе миропереживания одухотворенное с неодушевленным, абстрактное с конкретным приводит к фактической символизации описания, т.е. субъективизации поэтики, хотя достигается это иными художественными средствами, нежели у по-этов-радгацевцев. Неоднократно отмечавшийся в науке интерес

A.Н. Радищева к творчеству Боброва не был случайным.

Таким образом, наметившаяся к началу XIX века тенденция к субъективизации одического образа миропереживания и усиление экспрессивности поэтического стиля происходят в результате определенного воздействия новаций А. Н. Радищева. Если учесть необычайную идеологическую насыщенность гражданской оды на этом этапе, то кажется абсолютно справедливой неоднократно высказывавшаяся в отечественной науке мысль о ее неразрывной идейной связи с будущей декабристской поэзией.

В разделе «Ранняя лирика декабристов: в поисках форм лирического самовыражения» предпринят анализ мироощущения будущих декабристов, их эстетических поисков на начальных этапах поэтического самоопределения. Каждый из ■ активных представителей течения прошел собственную творческую школу, накопил оригинальный жизненный и психологический опыт. Каким образом эти поэты, поначалу такие разные, оказались в единой литературной группе? Проанализировав раннее творчество Ф. Н. Глинки, К. Ф. Рылеева и

B. К. Кюхельбекера, мы обнаружили явное наличие в нем тенденций, которые, в итоге, должны были вывести их к созданию лирики нового типа. В период 1814-1820 гг. все они оказываются носителями особого мироощущения. Каждый, идя своим путем, приходит к новому пониманию собственной личности и ее места в мире. Это понимание по природе своей романтическое: личность осознает себя носительницей идеала и утверждает свою исключительность, избранность, предназначенность для некоего высокого поприща. Находясь в резко конфликтных отношениях с несовершенной реальностью, такая личность не может удовлетвориться погружением в мир собственной души и его абсолютизацией, подобно поэтам школы Жуковского. Она стремится к осуществлению своего идеала в действительности, к переустройству окружающего мира на тех началах, которые представляются ей истинно справедливыми. Будущие декабристы ищут поэтическую форму, которая позволила бы художественно выразить внутреннее состояние, мироощущение этой личности.

Одному из них уже в этот, «додекабристский» период удается на практике осуществить свою претензию на духовное и литературное лидерство. Мы имеем в виду П. А. Катенина и его нашумевшие в свое время баллады. Их анализу посвящен раздел «Новаторство П. А. Катенина в жанре баллады».

Баллада традиционно включается в группу жанров, репрезентативных для романтической поэзии. Общепризнанным родоначальником русской романтической баллады является В. А. Жуковский. П. А. Катенин предпринял попытку оспорить разработанную им жанровую модель, предложив читателю свою балладу «Ольга», полемически противопоставленную известной «Людмиле» Жуковского (оба стихотворения являются вольными переложениями баллады Бюргера • «Ленора»). Дискуссия, развернувшаяся между сторонниками Жуковского и Катенина, приняла острый характер. Однако в ходе бурных дебатов об основополагающих принципах поэтического стиля двух авторов из поля зрения полемистов выпал вопрос о сущности предложенной Катениным модификации балладного жанра. За его балладами твердо закрепилось определение «простонародных». Как правило, под «простонародностью» понимаются стилевые особенности катенинских стихотворений, своеобразие его «грубоватого» «слога» и национальная основа сюжета. Между тем, к моменту создания «Ольги» Катенин — уже опытный поэт-балладник. Специальный анализ его стихотворений «Наташа», «Убийца», «Леший» позволил увидеть, что их автор не ограничился лишь стилевыми новациями. Так, Катенин склоняется к трактовке балладного чудесного как исключительного, но вероятного: фантастическое в его произведениях либо отсутствует, либо ослаблено. Поэтический мир его баллад избыточно насыщен деталями и подробностями и максимально приближен к реальности. События утрачивают значительную долю необычности, исключительной оказывается сила чувств персонажей. Образы балладных героев у Катенина непривычно усложнены. Добро и Зло, Жизнь и Смерть'— это полюса их внутреннего мира, и свою Судьбу они несут в себе. Ее свершение равнозначно окончательному осуществлению себя, которое катастрофично, ибо приводит к самоуничтожению. Так специфично проявляется в произведениях Катенина трагическое - неотъемлемая жанровая особенность. Оно оказывается сущностью человеческой души, совмещающей в себе и созидательное, и разрушительное начала. Этим объясняется отсутствие в катенинских произведениях такой специфической особенности балладной жанровой структуры, как антитетичность системы образов. В центре сюжета оказывается один герой - и преступник (вольный или невольный), и жертва одновременно. Внутрен-

ний мир персонажей становится сюжетно-композиционным центром катенинских баллад с их непривычным для жанровой традиции психологизмом.

Заслуживает внимания и специфика организации балладного повествования. В катенинских стихотворениях постоянно слышится голос некоего устного рассказчика, который находится в том же времени и пространстве, что и герои, хорошо знаком с деталями события и не может удержаться от прямого выражения своей позиции. Поэтому вполне уместны разговорные интонации, просторечная лексика, грубоватые выражения и другие приметы «простонародного» стиля. Устный рассказчик понимает суть балладного события однозначно, в соответствии с «массовым», «простонародным» представлением о мировом порядке вещей. Читателю же смысл случившегося кажется более сложным. Так в катенинских балладах имплицитно обнаруживается антитеза между имитируемым, вернее, стилизованным1 сознанием устного рассказчика, мыслящего традиционными, общепринятыми категориями, и не тождественным ему, собственно авторским сознанием - особенным, необычным, способным проникать в скрытые смыслы бытия. Выражением «затаившегося» авторского сознания является все произведение целиком. Обнаруженная нами антитеза помогает поэту сосредоточить внимание читателя на специфике авторского мировосприятия, которое и оказывается главным смысловым центром произведения. Мы полагаем, что определение «простонародные», принятое в литературоведении по отношению к балладам Катенина, не охватывает собой всех аспектов предложенной им жанровой модификации. «Простонародный» стиль - лишь один из приемов создания образа стилизуемого сознания. Балладные стилизации Катенина актуализируют не замеченные предшественниками потенциальные возможности жанра и оказываются специфической формой поэтического самовыражения автора.

Отсюда — необходимость нового обращения к полемике между Катениным ■ и Жуковским. Исследователи, как правило, указывают на бблыпую, по сравнению с «Людмилой», точность катенинского переложения бюргеровой «Леноры». В разделе предпринят подробный со-

В своем понимании стилизации мы опираемся на М. М. Бахтина (Бахтин, М. М. Вопросы литературы и эстетики: исследования разных лет / М. М. Бахтин. - М. : Худож. лит., 1975. С. 174) и Н. Д. Тамарченко (Тамарченко Н. Д. Стилизация, подражание и стиль // Теория литературы: Учеб. пособие для студ. филол. фак. высш. учеб. заведений: В 2 т. / под ред. Н. Д. Тамарченко. - Т. 1. Тамарченко Н. Д. Тюпа В. И. Бройтман С. Н. Теория художественного дискурса. Теоретическая поэтика. - М. : Издательский центр «Академия», 2004,-С. 460-461).

поставительный анализ текстов «Леноры», «Людмилы» и «Ольги». По нашему мнению, творческие усилия Катенина не сводятся к стремлению сохранить грубоватый, «простонародный» характер немецкой баллады. Подобно Бюргеру, он насыщает свое стихотворение исторической конкретикой, бережно относится, к элементам сюжета, усиливающим драматизм повествования, сгущает трагическую атмосферу (в «Людмиле» Жуковского трагическое, «страшное» смягчено и эстети-зировано). Но Катенин по достоинству оценил новаторство Жуковского-романтика, сумевшего заметно психологизировать традиционную балладную структуру. Он стремится объединить острую бюргеров-скую фактографичность с психологической насыщенностью повествования, характерной для баллады Жуковского.

Катенин сохраняет в своей балладе и ту атмосферу чудесного, которая определяет специфику балладного образа мира в стихотворении Жуковского, он почти буквально повторяет отдельные словосочетания из «Людмилы», явно рассчитывая на. вполне определенные читательские ассоциации.

Таким образом, Катенин выбирает в образной системе, в стиле своих предшественников элементы, которые оказываются близки его собственному мироощущению, с одной стороны, трагически мятежному, бунтарскому, а с другой стороны, романтически одухотворенному. По сути, он вступает в полемику с обоими оппонентами, создавая свой вариант известного балладного сюжета. Катенинская «Ольга» представляет собой не отрицание «Людмилы», но ее усовершенствованную модификацию, которая, фактически, должна заместить собой произведение, занявшее в истории русской поэзии особое место: многие читатели именно с «Людмилы» начали отсчитывать историю русского романтизма. Тем самым он стремится развернуть все направление русской романтической поэзии в близкую ему сторону. Речь идет не столько о введении в литературный обиход «простонародного» стиля, сколько о внедрении в сознание читателей принципиально иного варианта романтического мироощущения, носителем которого осознает себя Катенин. Жанр баллады помогает поэту утвердить исключительность авторского сознания. По-видимому, он пока не может найти формы, позволяющей сделать это более открыто: в балладе чрезмерно сильные страсти вполне уместны. Таким образом, Катенин, как и другие будущие декабристы, ищет способы адекватной поэтической самореализации.

Когда и как возникает декабристская поэтическая общность? И в чем ее специфика? Решению этих вопросов посвящена вторая глава

диссертационного исследования - «"Литературный декабризм" как жанровая система», включающая в себя пять разделов.

Анализ раннего творчества декабристов показал, что настоятельной задачей для них как носителей специфического варианта романтического мироощущения стал поиск такой художественной формы, которая дала бы им возможность открытого, прямого, полного и мощного самовыражения. Некоторые из них (Рылеев, Кюхельбекер, Глинка) пробовали свои силы в области высокой гражданской лирики. С другой стороны, ода, под влиянием новаций А. Н. Радищева, в свою очередь, приобрела повышенно экспрессивное звучание за счет заметной субъективизации жанровой структуры, т. е. развивалась в направлении, близком поэтическим целям будущих декабристов. Однако пока эта традиция не могла удовлетворить их, поскольку, будучи органично связанной с классицистической и сентименталистской эстетической концепцией человека, не давала возможности адекватно выразить индивидуально-личностный пафос, начинавший явно доминировать в их творчестве. Таким образом, две линии развития русской лирики фактически были устремлены навстречу друг другу, но не хватало какого-то соединительного звена между ними. Необходим был решительный акт слома прежних эстетических установок, который вывел бы оду на новый, романтический уровень художественного функционирования. В разделе «"Вольность. Ода" А. С. Пушкина - первый манифест "литературного декабризма"» мы доказываем, что этот шаг был сделан А. С. Пушкиным.

Художественное значение ранней пушкинской оды «Вольность» до сих пор не оценено в должной степени: традиционно она рассматривается в контексте политических ориентаций юного поэта и анализируется преимущественно на идейно-тематическом уровне. Между тем ода «Вольность» является фактически первым программным стихотворением, в котором юный, но уже вполне зрелый психологически и творчески поэт сформулировал свою художественную позицию.

Эта позиция неразрывно связана с мироощущением, типологически близким декабристскому и романтическим по сути: в основе лирического сюжета оды лежит явный конфликт между душой лирического «Я» и окружающим миром:

Увы! Куда ни брошу взор -Везде бичи, везде железы. Законов гибельный позор, Неволи немощные слезы...

Лирический субъект Пушкина стремится обрести некое желаемое состояние души, символически обозначенное многозначным словом «вольность». Таким образом, сохраняется жанровая установка на вос-

певание идеала. Обнаруживается и несомненное сходство внутренней лирической ситуации с одой Радищева. Но если для Радищева «вольность» - естественное, природное состояние души всякого человека, лишь ограниченное уродливыми социальными условиями, то для пушкинского лирического «Я» - мечта, идеал, рожденный в его собственной душе. Состояние это невозможно обрести через уход от реальности в уединенное пространство внутренней жизни (как в лирике Жуковского). Общественное неустройство воспринимается им не как всеобщая (ода Радищева), но как личная трагедия, она может быть снята только ликвидацией ее источника - переустройством мира на иных, гармонических началах. Идеал, который может и должен быть осуществлен, не является надличной умозрительной истиной, открывающейся просвещенному разуму (как у классицистов) или столь же общечеловеческой мечтой о нормальном, естественном бытии всякой порабощенной души (как у Радищева). Чувства лирического субъекта у Пушкина не носят общечеловеческого характера, да и источник переживания - вовсе не объективен. Толчком к лирическому высказыванию является резкое и спонтанное перерождение души, осознавшей недостаточность бытия в рамках узкой субъективности и вдруг открывшейся навстречу огромному, трагическому миру. Это сложное внутреннее движение оказывается и предметом воспевания, причем речь идет об обретении внутренней свободы конкретной душой данного лирического субъекта. Именно этим обусловлено введение в художественную структуру стихотворения образа лирического героя - носителя ярко выраженной психологической индивидуальности. Отсюда - еще большая, чем у Радищева, субъективизация одического образа миропереживания. Пушкин совсем не стремится к жизнеподобности картины бытия, ибо она - не отражение объективной реальности, но продукт интенсивной деятельности индивидуального сознания героя. Изначально заявлена специфичность этого сознания, обусловленная принадлежностью его носителя к избранному кругу творцов, художников, поэтов. Обретение желанной «вольности» предполагает и освобождение от исчерпавших себя творческих канонов, препятствующих свободе внутреннего самопроявления. Поэтому так важен символический образ «возвышенного Галла», вдохновенного пророка, духовную близость с которым ощущает лирический герой. Творческий пафос доминирует в оде. Буквально на глазах читателя создается особая, поэтическая реальность, в которой лирический герой чувствует себя демиургом. Конечно, Пушкин явно учитывает опыт Радищева, первым представившего в качестве одического мирообраза откровенную проекцию души лирического субъекта. Но Пушкин вносит момент инди-

видуальности, психологической неповторимости в эту субъективную картину. Из взвихренной воображением поэта, бурлящей художественной реальности вырастает колоссальный обобщенный образ «самовластительного злодея», символ всяческого насилия, по сути - персонификация мирового Зла, с которым герой и вступает в открытый конфликт: «Тебя, твой трон я ненавижу». Источником зла объявляется воля «тиранов мира», навязывающих человечеству свое беззаконие. Историей управляют личности - такова новая, романтическая концепция, явственно просматривающаяся в оде Пушкина. Соответственно, источник добра - воля тех, кто прокладывает дорогу Закону, воля Героев. Одним из них ощущает себя и лирический субъект оды Пушкина. Он наделен пророческим даром, через его личные ощущения открывается логика мирового бытия: свобода — цель и смысл существования. Индивидуальная свобода личности оказывается формой проявления абсолютной, высшей свободы, энергия которой пронизывает Космос. Пафос переустройства, преобразования несовершенной реальности на иных, гармонических началах и абсолютная убежденность в возможности весьма скорого осуществления идеала и оказываются источником производимого одой сильного эмоционального эффекта. Фактически это новая, романтическая ода. Ее революционность - не в политической (весьма умеренной) программе, но в активном стремлении лирического героя стать демиургом и в художественном, и в действительном мире. Собственно, в этом и заключается суть декабризма как культурно-идеологического и психологического феномена. Аналогичное мироощущение стремились художественно выразить в своих ранних стихах Ф. Н. Глинка, П. А. Катенин, К. Ф. Рылеев, В. К. Кюхельбекер.

Таким образом, ода А. С. Пушкина «Вольность» стала глубоко новаторским явлением в истории жанра. В поисках творческого самооп-. ределения будущие декабристы начали ориентироваться на художественные параметры, заданные Пушкиным, поскольку это дало им возможность выразить собственное мироощущение в наиболее адекватной художественной форме.

В какой мере сам А. С. Пушкин принял участие в этом процессе? На наш взгляд, уже в этот, ранний период творческой эволюции вполне обнаружились широта и разносторонность, протеистическая природа его гения. Он пробует свои силы в самых разных жанрово-стилевых системах и художественно воплощает в своей лирике разные типы мироощущения. Его поэтические открытия могли подхватываться и разрабатываться современниками, давая толчок формированию разных поэтических течений и школ. Следует учитывать и необычайную ди-

намичность его творческой эволюции. К тому моменту, когда будущие декабристы едва успели осознать суть сделанного им поэтического открытия и формирующееся течение только набирало силу, Пушкин уже ощутил исчерпанность его художественных возможностей. Этапными в этом отношении, с нашей точки зрения, являются две оды, написанные им в 1821 году — «Кинжал» и «Наполеон». Специальный анализ этих стихотворений подвел нас к мысли о том, что поэт быстро перерастает рамки «литературного декабризма» и уходит далеко вперед, прокладывая новые магистральные пути развития русской литературы.

Предложенная Пушкиным модификация одического жанра была по достоинству оценена декабристами. В разделе «Модификация жанра оды в лирике декабристов» мы доказываем, что с начала 1820-х годов ода занимает прочное место в их лирике, но это обновленная, романтическая ода. Своеобразие образа миропереживания в декабристских одах определяется образом лирического героя -гениальной, исключительной, избранной личности. Выражение его богатой чувствами и мыслями субъективности, образное воплощение идеальной духовной деятельности становится целью одических произведений В. Ф. Раевского («Глас правды»), К. Ф. Рылеева («Видение», «На смерть Бейрона», «Гражданское мужество»), В. К. Кюхельбекера («Пророчество», «Смерть Байрона», «Поэты» и др.). Ода по-прежнему воспевает, но источник восторга оказывается не вне лирической субъективности, а внутри нее. По сути, лирический герой декабристской оды поет славу самому себе.

Таким образом, не политическая заостренность содержания, далеко не всегда имеющая место в лирике декабристов, но особая, сверхактивная позиция лирического героя, вторгающегося в мир, вступающего в борьбу с мировым злом, стремящегося осуществить идеал и переделать мир по своему разумению является фактором художественной специфики декабристской оды. В связи с этим ключевой становится идея творчества как особой формы жизнедеятельности и самовыражения личности. Абсолютизация поэтического видения мира и отноше-' ния к нему влияет на способы создания одического образа миропереживания как результата деятельности творческого сознания лирического героя - поэта-пророка. Поэтический мир оды оказывается воплощением идеала, рожденного в душе героя и фактически проекцией этой души, поэтому выстраивается он по субъективным законам внутренней жизни лирического «Я», а не по объективным законам должного, разумного мироустройства, как в оде XVIII века. Ода декабристов программна, поскольку задает и параметры романтического жизне-

творчества. По-видимому, декабристы стремятся и жизнь свою прожить так, как живет их лирический герой. Думается, что К. Ф. Рылеев, В. К. Кюхельбекер пришли в политику особым путем: не участие в тайных обществах было у них фактором творчества (уместно напомнить, что Кюхельбекер вступил в Северное общество практически накануне восстания), а как раз наоборот: жизненная практика подтягивалась под идеал, определившийся и оформившийся в творчестве.

Наряду с центростремительными силами, объединяющими художников в литературное течение, дают о себе знать и силы центробежные - источник постоянного обновления поэтического искусства. В диссертации этот процесс выявляется путем сравнения одического творчества двух лидеров декабристской поэзии: К. Ф. Рылеева и В. К. Кюхельбекера. Прежде всего, бросается в глаза определенная разница в облике лирических героев их од. Герой Рылеева погружен в коллизии «рокового времени», его мышление подчеркнуто исторично. Он четко выделяет «наш век» из бесконечной вереницы эпох и пытается угадать смысл происходящего в современном мире, ждет некоего срока, часа, когда произойдет резкий слом исторической ситуации: Затмится свод небес лазурных Непроницаемою мглой; Настанет век борений бурных Неправды с правдою святой («Видение»), Лирический герой стремится «угадать» свое место в исторических катаклизмах, делает свой выбор, осознавая причины и следствия происходящего (по крайне мере, он в этом убежден). Заметна определенная умозрительность мирообраза в рылеевских одах. Поэту дорога идея бесконечного изменения и обновления бытия, но его не интересует конкретика этих изменений. Поэтому его стихотворения бедны описаниями, в них отсутствует пластика, живопись. Рылеев предпочитает оперировать абстрактными определениями и понятиями, активно обращаясь к приемам метонимии, эмблемы. Лирический герой Рылеева оказывается своего рода «генератором идей» «рокового времени». Главное для поэта - четко и точно сформулировать идею, мысль, лозунг, его лирический герой - мастер убеждать призывать, объяснять: Старайся дух постигнуть века, Узнать потребность русских стран, Будь человек для человека, Будь гражданин для сограждан («Видение»). Жесткий синтаксис призван передать логику его мысли. Рылеев избегает неожиданных ассоциаций, ему не по вкусу «лирический беспорядок». Сила таланта Рылеева - в умении превратить рациональную идею в источник эстетического наслаждения, его ясные, законченные

формулировки привлекают читателя афористической броскостью и точностью.

Таким образом, Рылеев весьма избирателен по отношению к стилевым традициям XVIII века. В его творчестве мы встречаемся с сильно модифицированной под влиянием романтического мироощущения, но все же узнаваемой традицией стилевой «ясности и простоты» сума-роковской оды. Именно Сумароков в период своей творческой зрелости отрицательно относился к перегруженности оды тропами, проповедуя принцип «неукрашенной» речи. Сближает поэта-декабриста с Сумароковым и высокая степень откровенности поэтических высказываний. В лирике Рылеева старая стилевая традиция, столкнувшись с новым, романтическим мироощущением, актуализируется, давая неожиданный эффект. Сумароковская открытость и ясность мысли и чувства, соединившись с рылеевской открытостью души поэта-пророка, приводят к резкому усилению исповедального пафоса оды.

Совсем иной вариант стилевой модификации одического жанра мы обнаруживаем в лирике В. К. Кюхельбекера. Здесь образ лирического героя не только доминирует в структуре образа одического ми-ропереживания как сгусток эмоциональной субъективности, но и представлен читателю в зримом, чувственно воспринимаемом облике: В моих руках трепещут струны; Блестит огонь в моих очах, И веет буря в волосах,

И с уст моих падут перуны («Пятая заповедь»).

Внешне герой подчеркнуто необычен, грандиозен, отсюда - мотив перевоплощения, преображения героя в божественную духовную субстанцию, сквозной в одах Кюхельбекера. Такая личность мыслима только в масштабах космических, общемировых. Если герой Рылеева погружен в социально-исторические драмы современности, поглощен перипетиями общественной борьбы, то герой Кюхельбекера устремлен к общению с мировыми стихиями. Если художественное мышление Рылеева исторично, то мышление Кюхельбекера космично. Если источником одического восторга у Рылеева является причастность героя к тайне «рокового времени», то у Кюхельбекера - прикосновение к Абсолютному божественному первоначалу. Универсализм поэтической души достигает у Кюхельбекера максимально широких масштабов. Такой герой осознает себя не просто участником общественной борьбы в данную историческую эпоху, как у Рылеева, но защитником мирового Добра, именно поэтому он и не провозглашает конкретных политических лозунгов, их масштабы слишком тесны для него. Но он ничуть не менее героичен и активен, чем лирический субъект Рылеева, - настоящий титан, равновеликий миру и дерзающий осуществлять

свою творческую миссию в космических масштабах. Интонация юо-хельбекеровских од отличается повышенной экзальтированностью: герой не поет, но «воспевает», не мечтает, но «дерзает», не повествует, но исступленно «пророчествует»:

Да смолкнет же передо мною Толпа завистливых глупцов, Когда я своему герою, Врагу трепещущих льстецов, Свою настрою громко лиру И расскажу об кем внимающему миру! («Ермолову») Ему важно не убедить в своей правоте (как рылеевскому герою), но вдохновить, привести читателя в то же состояние восторга, в котором находится он сам. Отсюда — выбор способов воздействия на сознание читателя: чувство, эмоция, а не идея доминирует в юохельбеке-ровском образе миропереживания. На помощь приходит описание. Бури, грозы, грандиозные картины природных катаклизмов - естественная среда для его лирического героя. Заметна высокая субъективность: картина мира динамична, поскольку динамично состояние души героя. Авторское сознание у Кюхельбекера одновременно и выражается через описание, и растворено в нем, поскольку само это описание -«сердца грезы мятежные», рождающиеся в момент прикосновения души к тайнам «надзвездной бездны».

Поэтика Кюхельбекера также заставляет вспомнить некоторые традиции прошлого, в частности, высокое витийство М. В. Ломоносова, который, как известно, широко использовал в своих одах описания, поражающие грандиозностью и размахом. Роднит Кюхельбекера с Ломоносовым и тяга к повышенному гиперболизму, метафоризму, нагнетанию сменяющих друг друга картин состояния мира. Кюхельбекер, несомненно, опирается на стилевые принципы Ломоносова, но включает их в новую художественную систему, в- основе которой -понимание диалектической взаимосвязи всех явлений окружающего мира. Духовный мир личности с ее конкретно-чувственным восприятием реальности и сама эта реальность осмысляются как единство, находящееся в непрерывном развитии и движении, что резко отличает поэтическое мышление романтика Кюхельбекера от Ломоносова, тяготевшего к метафизическому восприятию мертвой и живой природы в их извечной расчлененности и статике родовых сущностей, как и свойственно классицисту.

Таким образом, специфика таланта, художественного мировиде-ния влияет на поэтические пристрастия декабристов. Модифицируя одический жанр, Рылеев и Кюхельбекер ориентируются на разные стилевые традиции прошлого: одному ближе логическая и смысловая

ясность «неукрашенной» оды Сумарокова, другому - пышность и гро-могласность «витийственной» оды Ломоносова. Стилевая неоднородность декабристского творчества заставляет задуматься о внутренних, не зависящих от общественной и политической судьбы поэтов, центробежных тенденциях внутри единого течения, которые в перспективе могут стать причиной его распада.

Обновленная ода стала художественным ориентиром для других жанров в декабристской лирике. Как известно, в начале 1820-х годов в русской поэзии начинается активный процесс обновления элегии, связанный с тем, что господствовавшая в течение предыдущего периода «унылая» разновидность жанра обнаружила определенную ограниченность доступной ей сферы интимных переживаний. Вклад декабристов в данный процесс рассматривается в разделе «На путях обновления элегии». Проанализировав элегические произведения В. Ф. Раевского («Элегия I», «Элегия И» и др.), П. А. Катенина («Мир поэта»), В. К. Кюхельбекера («Царское Село», «Ницца», «На Рейне», «Масси-лия», «Закуп» и др.), мы пришли к следующим выводам.

Элегия была востребована декабристами как жанр, который позволяет отрефлектировать принципиально важный для них тип миро-отношения, определившийся и нашедший наиболее полное выражение в оде. Дело в том, что ода с ее обязательной непосредственностью, сиюминутностью лирического излияния не давала возможности осознать, осмыслить внутреннюю жизнь лирического героя. Элегия такую возможность давала, но она должна была утратить камерность, интимную замкнутость на переживаниях личного порядка, характерную для «унылой» разновидности жанра. Происходит это за счет внедрения в жанровую структуру элегии элементов одического конструктивного принципа. В элегию входит новый, по сути одический, тип лирического героя - поэт-пророк, избранный, претендующий на универсальное значение своей личности, дерзающий вступать в борьбу с дисгармоническими началами мира с целью осуществления своего высокого идеала. Характер лирического переживания также меняется: расширяется его диапазон: наряду с эмоциями негативного плана (традиционное «уныние» перерастает в тоску, отчаяние - эмоции более напряженные и яркие) элегия оказывается способной выразить и восторг, и гнев, и негодование, и ужас. По степени интенсивности переживание также приближается к одическому, это очень мощное, сильное чувство, изливающееся в потоке экспрессивных высказываний. Меняется пафос элегии, теперь она не столько оплакивает утраченное, сколько утверждает могущество души, одаренной всеобъемлющей памятью, спо-

собной возродить, воскресить, сохранить идеальные ценности силой своего творческого гения:

И на крылах воображенья, Как ластица, скиталица полей, Летит душа, сбирая наслажденья С обильных жатв давно минувших дней

(П. Катенин, «Мир поэта»).

Вместе с одическим мироотношеним в элегию вторгается и одический образ мира: грандиозный, бескрайний Космос, не ограниченный временем и пространством, мятежный, бушующий, волнуемый мощными стихиями и страстями, по сути - проекция бунтарской души лирического героя. Усложняется элегический хронотоп: минувшее оказывается столь тесно слито с настоящим, что порой его удаленность в прошлое начинает носить формальный характер, а герой больше сосредоточивается на постижении процессов, происходящих в его душе именно сейчас. В то же время через мотив пророчества в элегию входит образ будущего, предстающего в виде лучезарной утопии, воплощенного идеала.

Широта, универсальность сознания лирического героя делают его способным элегически переживать не перипетии личной жизни, но историю, драмы мирового бытия. Включенность сердечных метаний героя в мировые катаклизмы становится доказательством истинности его позиции, мироотношения. Осознав несовершенство окружающего мира и возможность его переустройства, герой стремится к активному вмешательству в мировую жизнь, которое мыслится как творческий акт. Восторг, состояние «парения» души становится новой психологической доминантой элегии. Поэтому так органично введение в элегию приемов одического стиля: витийственных интонаций, повышенной гиперболизации, риторики, лексической архаики и пр. Таким образом, ода начинает играть роль «старшего жанра», задающего контуры эстетической концепции действительности и для элегии.

Для поэтов-декабристов начала 1820-х годов характерно сильное стремление к абсолютизации личностного, индивидуального взгляда на мир. Однако в науке неоднократно отмечалось, что романтики этой поры остро-нуждались в утверждении неких внеличных ценностей, которые явились бы критерием и знаком истинности и значимости внутреннего мира лирического героя, раскрывающего свою душу в акте лирического самовыражения. Для декабристов отмеченная тенденция получила особую значимость. Претендуя на изменение окружающего мира путем осуществления в нем собственного идеала, они стремились и к сопряжению своих душевных движений с общими бытийными законами как залогу уверенности в том, что их активность не

противоречит мировой логике. Этим объясняется интерес декабристов к жанру послания, ставшего предметом анализа в разделе «Дружеское послание: переосмысление поэтической традиции».

Проанализировав варианты разработки традиционной жанровой формы дружеского послания, предложенные К. Рылеевым («Пустыня», «К К(осовско)му в ответ на стихи, в которых он советовал мне навсегда остаться на Украине» и др.), В. Раевским («Послание другу» «К моим пенатам», «Мое прости друзьям», «Г. С. Батенькову» и др.) В. Кюхельбекером («К домоседу», «К барону Розену», «К Евмению Осиповичу Криштофовичу», «К Криштофовичу» и др.), мы обнаружили, что все они, хотя и по-разному, модифицируют традиционную структуру жанра. В поэтический мир дружеского послания вторгается новый, по сути - одический тип мироотношения, носителем которого становится лирический герой-адресант: высокий, яркий, мощно чувствующий поэт-трибун. Вместе с ним в пространство дружеского послания «врывается» и одический мирообраз с его грандиозностью, гиперболичностью, динамикой:

Но что же ждет меня в дали туманной И чей зовет меня могучий глас К седым хребтам, в край, ужасом избранный, За страшный, мглой одеянный Кавказ? (В. Кюхельбекер, «К домоседу»).

Меняется жанровая семантика: декабристское дружеское послание отрицает возможность обретения внутренней гармонии путем бегства из «большого» мира и обособления в узком кругу «милых сердцу»: Чтоб я младые годы Ленивым сном убил! Чтоб я не поспешил Под знамена свободы! Нет! Нет! Тому вовек Со мною не случиться; Тот жалкий человек, Кто славой не пленится! Кумир младой души -Она меня трубою Будя в немой глуши, Вслед кличет за собою. На берега Невы!

(К. Рылеев, «К К(осовско)му в ответ на стихи, в которых он советовал мне навсегда остаться на Украине»).

Мироотношению адресанта придается статус должного, нормы, идеала, который утверждается как образец для подражания. Это утверждение совершается в форме, приближающейся к воспеванию, по-

скольку интонация декабристских дружеских посланий утрачивает интимную камерность, беседность и приобретает патетичность, восторженную экспрессивность и императивность за счет широкого использования приемов высокого стиля: риторики вопрошений и восклицаний, инверсий, высокой книжной лексики. Активное включение в образный строй дружеского послания слов-сигналов, клише, устойчивых формул, ассоциирующихся в сознании читателя с традициями высокой гражданской лирики, создает дополнительные смысловые акценты, укрупняя масштабы переживания. Таким образом, на наш взгляд, и дружеское послание в лирике декабристов «смещается» в сторону оды, занимающей по отношению к нему положение «старшего жанра».

Каковы пределы одического влияния? Может ли одический конструктивный жанровый принцип воздействовать на лиро-эпические поэтические структуры? Этот вопрос рассматривается в последнем разделе главы «"Думы" К. Ф. Рылеева: проблема жанровой специфики».

Общеизвестно, что идея создания «Дум» возникла у Рылеева под влиянием знакомства с циклом Юлиана Урсина Немцевича «Бр1еуу 1ш1:опсгпе» («Исторические песни»). Художественный опыт Немцевича учитывался и участниками развернувшейся сразу после публикации первых рылеевских дум дискуссии о природе данного жанра, поскольку произведения Немцевича воспринимались рядом критиков в качестве жанрового канона. Частный вопрос о жанровой специфике дум вписывается в общий процесс поиска магистральных путей развития русской лирики. Декабристы стремились воздействовать на современную литературу, разворачивая жанровые процессы в желательном для них направлении. Поэтому активно включившийся полемику А. Бестужев настаивает на самостоятельности созданного Рылеевым жанра, рассматривая его в контексте высокой поэзии.

Вопрос о степени оригинальности рылеевских дум не решен и по сей день. Одна из причин такого положения заключается в том, что до сих пор не выявлены основные контуры их художественной структуры. Речь идет об известных прозаических вступлениях к каждому произведению. С какой целью они сделаны? Какую функцию выполняют? По этому вопросу в литературоведении нет единого мнения. Широко распространена трактовка вступлений как простых комментариев, примечаний к художественному тексту. Во многом данное мнение основывается на убеждении в том, что Рылеев заимствовал внешнюю форму дум у Немцевича. Предприняв сопоставительный анализ произ-

ведений двух поэтов, мы обнаружили, что Рылеев не копирует авторитетный образец.

У польского поэта прозаические тексты идут после стихотворных и отграничиваются от них четким заголовком «РггусЫк! с1о §р1е\п» (приложение к песне). Следовательно, для Немцевича собственно песней является стихотворный текст, а прозаический фрагмент — примечание, комментарий к нему. «РггусЫкЬ) Немцевича значительно объемнее, чем прозаические тексты Рылеева, и часто превышают размеры самих песен. В думах Рылеева, прозаический текст идет перед стихотворным, сразу же после названия думы и никакими особыми знаками не выделен, им начинается текст художественного целого, включающий в себя прозаическую и стихотворную части. Поэтому и объем прозаической части всегда невелик: она должна энергично и динамично ввести читателя в поэтический мир произведения.

Известно, что, работая над текстом прозаических вступлений к своим «Думам» Рылеев, обратился за помощью к историку и археографу П. М. Строеву. Однако автор дум не самоустранился от работы над вступлениями. Тщательно продуманный план, которому они подчинены, был разработан самим Рылеевым. Строев лишь выполнил волю автора. Более того, Строев — автор не всех примечаний. Некоторые написаны не им. Но кем же? Рылеевым? Или кем-то еще? И какие именно? Во вступлении к отдельному изданию «Дум» ответа на этот вопрос нет. В результате повествование в прозаических вступлениях утрачивает личный характер. Тем самым, на наш взгляд, снимаются сомнения в художественной цельности дум. Ни объем «строевского» слова, ни его содержание не выявляются в тексте в мере, достаточной для того, чтобы сколько-нибудь ясно увидеть его. Зачем Рылеев в своем вступлении упоминает о Строеве? Думается, что таков художественный замысел: читатель должен все время ощущать присутствие в произведении какого-то «другого» сознания, отличного от сознания того, кто «сочиняет», «придумывает» стихотворные части дум. У Немцевича же все обстоит наоборот: «добавления» написаны тем же стилем, что и стихотворные тексты, а значит, читатель воспринимает их как результат творческой деятельности того же автора, которому принадлежат и стихи. Поэтому никаких принципиальных смысловых расхождений между стихами и «добавлениями» нет, читателю предлагается лишь комментарий, уточняющий, расширяющий его представление о предмете собственно песни.

Рылеевские вступления соотносятся со стихотворной частью текстов по принципу резкой антитезы. Вопреки своей краткости, информативно они более насыщены, нежели «добавления» Немцевича: мы

узнаем из них массу подробностей, существенно влияющих на восприятие как характера, так и судьбы лиц, избранных в качестве прототипов для героев дум. Повествование это лишено субъективных оценок, эпично и безлично: исторические факты, события излагаются в хронологической последовательности.

В отличие от прозаических вступлений стихотворные,части отличаются повышенной пафосностью, взволнованностью, интонационной приподнятостью. Достигается это за счет широкого использования риторических приемов, восклицаний, вопрошений, обращений, инверсий, побудительных конструкций. Бесстрастности прозаических вступлений противопоставлена резкая оценочность стихотворных текстов. Субъективность оценки проявляется в ее несовпадении с тем устоявшимся мнением, которое заявлено в прозаических вступлениях: в целом ряде дум («Глинский», «Волынский» и др.) нравственный облик воспеваемого героя разительно отличается от характера его исторического прототипа. Повествователь стихотворной части рылеевского текста открыто заявляет о своих личных пристрастиях, демонстративно выбирая в качестве основы сюжета приглянувшийся ему эпизод из жизни героя. Главным объектом поэтического его внимания становится внутренний мир персонажей, их душевные порывы, порой весьма сложные эмоциональные состояния, то, что не является предметом точной исторической науки, но оказывается прерогативой искусства. Если повествователь в прозаических вступлениях опирается на конкретные источники знания (книги, документы и пр.), то повествователь в стихотворных текстах доверяет только собственному воображению, фантазии. Никто никогда не сможет узнать, о чем думали Глинский, Волынский, Ермак в последнюю ночь своей жизни. Но можно это вообразить, придумать. Именно придуманный мир и раскрывается нам в поэтических образах стихотворных текстов.

Таким образом, в жанровой структуре рылеевских дум присутствуют два субъекта повествования. Первый — «автор» прозаических вступлений. Это человек, далекий от искусства, носитель фактических знаний, излагающий общепринятую точку зрения на те или иные факты. Второй — тот, кто ведет повествование в стихотворных частях: поэт, художник, наделенный мятежным и бурным воображением, создающий яркие образы, несущие на себе отпечаток его внутренней жизни, его души и совсем не стремящийся к исторической достоверности. Образы героев — это его мечта, плод воображения, он изображает их такими, какими хочет их видеть, наделяет такими свойствами, какими считает нужным наделить. «Придуманный» мир для него более

важен и реален, чем действительность - чисто романтическая эстетическая идея.

В связи с этим можно говорить о скрытой эстетической программности рылеевских произведений. В них представлена четкая концепция отношений искусства и действительности: искусство не зависит от действительности, выше и, в конечном счете, истиннее, чем реальность. Лиро-эпическая природа дум, становится специфической формой художественного воплощения романтического двоемирия. Следовательно, Рылеевым создана абсолютно оригинальная художественная форма, обладающая специфической внутренней структурой и богатыми содержательными возможностями. В то же время заметна близость некоторых конструктивных принципов рылеевских дум одическим. Именно в декабристской оде главным предметом воспевания стал мир поэтической души, а лирический сюжет разворачивался как процесс ее творческого самовыражения. Сближает оды и думы и твердая убежденность автора во всемогуществе поэтического слова, способного преобразовывать мир на началах добра и красоты, воплощая идеал в формах, доступных для восприятия читательского сознания. Наконец, можно говорить и о сходстве лирических субъектов: лирический повествователь дум — вдохновенный певец, носитель и провозгласитель высшей истины весьма близок одическому лирическому герою - поэту-пророку и по внутреннему складу души, и по характеру чувств, и по манере их выражения. С нашей точки зрения, этот все тот же тип лирического субъекта, только оказавшийся в иной художественной ситуации - ситуации реального контакта с той действительностью, менять и преобразовывать которую он мечтал в одах. Думы и есть попытка дискредитировать реальность с помощью решительного и безоглядного противопоставления ей мечты, воплощенной в вызывающе субъективных образах стихотворных текстов.

Таким образом, ода с успехом взяла на себя функции системообразующего фактора в декабристской лирике. Она фактически стала «старшим жанром» - основой художественной целостности течения.

Выявление механизмов распадения этой жанровой системы заметно затруднено в силу специфических обстоятельств нелитературного характера. Катастрофа 14 декабря насильственно оборвала поэтическую традицию, которая при иных обстоятельствах прошла бы естественный путь зарождения, кульминации и угасания. И все же мы полагаем возможным говорить об имманентных процессах, которые, последовательно развиваясь внутри цельной и прочной художественной системы, в конечном итоге, могли привести к ее распаду. Анализу этих процессов посвящена третья глава диссертации «"Эпилог": центро-

бежные тенденции в лирике декабристов». В первом разделе — «Зарождение лирической рефлексии в поэзии К. Ф. Рылеева» — в центре внимания оказывается настойчивый интерес поэта к лирике интимного характера, не подчинявшейся воздействию одического конструктивного принципа. В его любовных стихотворениях мы обнаружили не характерную для декабристской поэзии психологическую усложненность. Так, в известном послании «К N. N. («Ты посетить, мой друг, желала...»), стихотворениях «Давно мне сердце говорило...», «Поверь, я знаю уж, Дорида...», «Покинь меня, мой юный друг...» и др. явно проявляется интерес к чужому сознанию. Рылеев не только допускает существование иного отношения к миру, нежели то, носителем которого является его лирический герой, но обнаруживает его эстетическую ценность, превращает его в предмет художественного освоения. В декабристской оде, нацеленной на абсолютизацию сознания лирического героя, такая ситуация невозможна. Данная тенденция едва намечена в зрелом творчестве Рылеева, однако, в перспективе она, с нашей точки зрения, могла вывести к освоению ролевой лирики. Именно этим путем, но с большей продуктивностью в 1830-е годы будет продвигаться М. Ю. Лермонтов

Появление столь сложных поэтических высказываний, как послание «К N. Ы.» - знак душевных противоречий, переживаемых самим поэтом. Возможно, Рылеев передает своему лирическому герою собственные колебания и сомнения, поскольку испытывает настоятельную потребность в их разрешении. Такая внутренняя ситуация оказывается благоприятной для самоанализа и самонаблюдений. Характерно в этом отношении стихотворение «Я ль буду в роковое время...». Будучи абсолютно декабристским по идейному содержанию, в художественном отношении оно явно не вписывается в одические конструктивные принципы. В основе лирической ситуации лежит конфликт между дурно устроенным миром и лирическим героем, привычно убежденным в возможности осуществления собственного идеала путем общественного переустройства. Отсюда - безапелляционность суждений, резкость и жесткость этических оценок. Однако стихотворение звучит весьма сдержанно, в нем просвечивает какая-то глубоко запрятанная интимность, позволяющая некоторым исследователям воспринимать его как образец элегического жанра (А. Г. Цейтлин). Обращает на себя внимание внутренняя логика лирического высказывания. Стихотворение построено предельно просто: в начале задается вопрос («Я ль буду в роковое время/Позорить гражданина сан?») и далее следует ответ на него. Этот вопрос герой задает не «переродившимся славянам», но себе, поскольку него есть сомнения в том, что он сам соответствует

собственному идеалу. Такое внутреннее состояние невозможно в оде, лирический субъект в ней - всегда уверенный носитель должного ми-роотношения. Герой рылеевского стихотворения слишком погружен в себя, он мысленно еще "и еще раз проверяет свои чувства. Поэтому он так настойчиво стремится отделить себя от «хладных юношей», утвердить свою непохожесть на окружающее его пассивное большинство. Осуществление идеала означает для него победу не только над миром, но и над самим собой, своими страхами и сомнениями. Вот почему при внешней сдержанности, отсутствии одической патетики, интонации стихотворения отличаются исключительной внутренней напряженностью.

Изначально свойственное Рылееву стремление идеологически насытить свой текст постепенно усиливается, перерастая в принципиальную установку на отягощение лирического переживания мыслью. В творчестве поэта-декабриста мы улавливаем первые признаки процесса, который более активно проявит себя уже в 1830-е годы. Его лирический герой все больше сосредоточивается на собственном внутреннем мире, стремится понять, проанализировать свои чувства, дать себе в них отчет. Характерны в этом отношении стихотворения «Воспоминания» (1823?), «Стансы». На наш взгляд, в них слышатся первые, пока еще неясные и самому Рылееву, предвестия той лирической рефлексии, которая мощно заявит о себе в 1830-е годы, прежде всего, в поэзии М. Ю. Лермонтова и Е. А Баратынского с их пристальным вниманием к «внутреннему человеку». Так в творчестве одного из самых крупных и ярких представителей «литературного декабризма» вызревают тенденции, которые в перспективе должны были бы вывести его за пределы течения, к иным художественным горизонтам. Лирическая рефлексия в поэзии Рылеева едва намечена, она не успела развиться в достаточно ясные и четкие формы. Но сам факт ее зарождения, на наш взгляд, заслуживает должного внимания.

Гораздо уверенней мы можем говорить о формировании новых тенденций в лирике тех поэтов, чья творческая эволюция не была оборвана насильственно. Второй раздел главы - «"Опыты священной поэзии" Ф. Глинки и "поэзия мысли"» - посвящен анализу стихотворений, которые неизменно привлекают пристальное внимание исследователей. Однако единого мнения по вопросу об их интерпретации в науке нет. Наиболее распространено убеждение в том, что псалмоди-ческая лирика Глинки - один из характерных образцов поэзии гражданского романтизма (Г. А. Гуковский, Н. И. Мордовченко, А. В. Ар-хипова и др.). Однако далеко не все исследователи с этим согласны. Так, В. В. Кожинов полагает, что «Опыты священной поэзии» ознаме-

новали собой начало формирования нового, философского течения в русской романтической поэзии. Сходные идеи находим у Ю. Н. Тынянова, В. И. Карпеца. Анализ жанровой специфики стихотворений, вошедших в сборник, позволяет уточнить представление об эстетической позиции их автора.

Как известно, основной массив «Опытов священной поэзии» составляют подражания библейским псалмам, жанр, получивший широкое распространение еще в русской литературе XVIII века. Его специфической особенностью является унаследованная от библейского псалма установка на художественное освоение общечеловеческих, родовых аспектов душевной жизни. Отсюда - доминирование обобщенно-личной формы выражения авторского сознания. Лирическое «Я» в псалмах Глинки получает значение «любой», «всякий» и не претендует на неповторимую уникальность своего внутреннего мира, подобно лирическому герою декабристской романтической оды. Предельная обобщенность лирического переживания подчеркнута с помощью особых пространственно-временных сигналов, которые создают яркий ассоциативный фон, вызывающий в сознании читателя представление о миропорядке самого общего плана как осуществлении божественного замысла. Таким образом, псалмы Глинки не попадают в поле притяжения оды, ориентированной у декабристов на утверждение эстетической ценности сугубо личностного мироотношения, и оказываются за пределами жанровой системы «литературного декабризма». В них пробивает себе дорогу новая концепция универсального и цельного знания о мире. По существу, «Опыты священной поэзии» - одно из первых проявлений в лирике некоторых декабристов поэтической тенденции, в перспективе выводящей за пределы гражданского романтизма и связанной с процессом зарождения новой, философской линии в русской романтической поэзии, созвучной мироощущению, характерному уже для эпохи 1830-х годов. В то же время между духовной и гражданской лирикой декабристов нет пропасти, они сопряжены единством идейно-тематического и стилевого плана. Для лирического героя декабристов изначально была характерна известная противоречивость, проявляющуюся, с одной стороны, в претензии на утверждение уникальности своего «Я», а с другой стороны в тяготении к несомненному универсализму. Эта противоречивость и стала почвой для возникновения новой поэтической тенденции, причем, у некоторых поэтов (Ф. Глинка) еще до декабрьского восстания, что подтверждает имманентность ее природы. Философское течение в русской романтической лирике генетически связано с гражданским романтизмом. Между этими художественными системами есть типологические сближе-

ния, позволяющие художнику-декабристу, обладающему творческой индивидуальностью определенного склада, выйти к новым художественным горизонтам. Пример такой творческой эволюции мы видим в поэзии В. Кюхельбекера — одного из самых значительных и ярких представителей гражданского романтизма.

В третьем разделе главы — «Перед лицом Вечности: философская лирика В.К. Кюхельбекера» — анализируется тенденция, обозначившаяся в творчестве данного поэта еще в начале 1820-х гг., но наиболее полно давшая о себе знать в 1830-е гг. (период тюремного заключения). Прежде всего, мы имеем в виду его опыты в области «ночной» лирики. В разделе подробно рассмотрены истоки этой жанровой традиции. К началу XIX века художественная структура «ночных» стихов обрела довольно четкие контуры. Для них характерно особое состояние лирического субъекта, находящегося в пограничной ситуации между сном и явью (жизнью и смертью), когда угасшее сознание уступает напору стихийного, бессознательного начала, устремленного к интуитивному постижению тайного, мистического аспекта миробытия. Находясь в пограничном состоянии полусна-полугрезы, лирический субъект «ночных» стихов обретал возможность трансцендентного прорыва души в идеальное инобытие. Условие такого прорыва — полное отчуждение от материальной телесности и фактическая утрата личностной составляющей лирического «Я», растворяющегося в пронизывающих вселенную энергиях Абсолютного духа. Тем самым «ночные» стихи явно вступают в противоречие с установкой оды («старшего жанра» в поэтическом сознании Кюхельбекера) на выражение индивидуально-личностного пафоса. В начале 1820-х годов обращения художника к данной форме единичны и кажутся случайными (см., напр., ст. «Ночь»). В целом его лирика этого периода органично вписывается в жанровую систему «литературного декабризма». Но в раннем последекабрьском творчестве случайное перерастает в закономерное: ода навсегда уходит из творческой практики Кюхельбекера, а количество «ночных стихов» заметно возрастает (см. «Смерть», «Море сна», «Сон и смерть» и др.). Активно работает поэт и в области «духовной» лирики (подражания псалмам, переложения отдельных текстов Ветхого завета)1. Обе линии («ночная» и «духовная») оказываются прочно сцепленными с помощью устойчивых тематических комплексов, представляя собой сложное, неразрывное и одновременно

1 Эти стихотворения вошли в рукописный сборник «Духовные стихотворения», составленный поэтом приблизительно к середине 1830х гг. (Хранится в Пушкинском доме - Р. 1,оп. 12, № 196).

неслиянное, поэтическое единство, явно сопрягающееся с жанровыми новациями поэтов-дюбомудров.

Философская лирика Кюхельбекера по своему пафосу, некоторым способам конструирования образа миропереживания близка декабристской романтической оде. Однако одический герой испытывал восторг, когда дерзал своей волей переустраивать мир в соответствии с собственным, личным представлением об идеале. Это представление, родившись в душе в минуту озарения, знамения, откровения, тем самым санкционировалось свыше, а герой получал статус пророка, возносясь над массой простых смертных. Теперь же именно момент контакта человека с Абсолютным первоначалом объявляется главной, высшей и истинной целью бытия не только для немногих избранных, но для всякого, любого сына Божьего. Вот почему философские стихотворения лишены пафоса индивидуального, личностного самоутверждения, столь свойственного романтической декабристской оде. Так обнаруживает себя внутренняя логика мышления, мироощущения художника-декабриста. Усилия Кюхельбекера и его товарищей были направлены на то, чтобы, меняя лицо мира, изменить и современного человека, побудить его к нравственному возрождению и преображению. Стремясь вести за собой «переродившихся» соплеменников, они мечтали о духовном сближении с «толпой», поскольку воплощенный в образе декабристского Героя идеал личности мыслился как норма для всех. Но, осуществив свои заветные чаяния, этот Герой в тот же миг неминуемо должен был утратить статус избранного, лидера, следовательно, расстаться с декабристским самоощущением. Философские стихи Кюхельбекера рождаются не в результате разочарования в декабристской идее, но, напротив, в процессе ее максимально полного художественного осмысления. Момент высшего взлета этой идеи оказывается одновременно и моментом ее отрицания и разрушения прежней художественной системы, поскольку отныне романтическая ода с ее пафосом индивидуального самоутверждения не может больше претендовать на роль «старшего жанра», уступая дорогу другим поэтическим формам, позволяющим Кюхельбекеру осмыслить свое «Я» в категориях универсального знания.

В Заключении резюмируются достигнутые результаты.

В ходе исследования получила подтверждение выдвинутая изначально гипотеза, согласно которой художественная целостность литературного течения определяется сложными взаимоотношениями между специфической модификацией творческого метода и органичными для нее жанровой системой и поэтическим стилем. Твердая убежденность декабристов в возможности осуществления романтического

идеала определила стремление воплотить его как в художественной, так и в нехудожественной реальности. Своеобразный подход к художественному решению проблемы романтического «двоемирия» обусловил активное обращение к оде - жанру, призванному не только воспеть идеал, но и изобразить его уже воплощенным в поэтическом образе миропереживания.

Декабристы создали новую оду, сопрягая конструктивные принципы традиционного жанрового канона с романтическим мироощущением и миропониманием. Процесс модификации оды развивался в русле, органичном для глубинной логики историко-литературного процесса, ибо подхватывал и выводил на новый эстетический уровень тенденции, наметившиеся в предшествующий период (мы, прежде всего, имеем в виду оду А. Н. Радищева «Вольность», открывшую дорогу субъективной романтической экспрессии). Ода стала программным, репрезентативным для декабристской лирики жанром, поскольку именно в ней поэтам удалось наиболее адекватно выразить новый тип мироотношения и миропереживания. В лирике декабристов она утвердилась в качестве «старшего жанра».

Одический конструктивный принцип стал ориентиром для других лирических жанров. Ода смогла «подтянуть» к себе жанровые структуры, обладающие известной степенью гибкости и динамичности. Мы проанализировали этот процесс на примере магистральных для русской лирики первой трети XIX века и продуктивных в творчестве декабристов жанров элегии и дружеского послания. Ода внедрила в их художественное пространство свой, специфический тип мироотношения, заметно укрупнила художественный образ миропереживания.

Воздействию «старшего жанра» могли подчиняться и лиро-эпические художественные формы. Так, создавая свои думы, Рылеев явно ориентировался на одические конструктивные принципы, что, собственно, и позволяет рассматривать его произведения как оригинальную жанровую форму.

В результате выявленных нами процессов, поэтическая система «литературного декабризма» оказалась прочно сцепленной внутренними межжанровыми и стилевыми связями. Период существования данного единства и является периодом полноценного функционирования поэтической общности. Его начало - приблизительно 1820-21 гг. В свою очередь, утрата одой положения «старшего жанра» ознаменовала собой начало распада декабристской поэтической общности. Произошло это приблизительно в 1825-26 гг.

Мы ни в коей мере не склонны недооценивать значение событий 14 декабря 1825 года в дальнейшей творческой судьбе поэтов-

декабристов. Однако важными факторами распада течения стали и органично развивавшиеся в их лирике внутренние, собственно литературные тенденции. Прежде всего, важную роль сыграла творческая индивидуальность художников, проявлявшаяся в особенностях поэтического стиля и обусловившая их обращение к жанровым формам, не подчинявшимся влиянию одического конструктивного принципа (любовная лирика К. Ф. Рылеева, подражания псалмам . Глинки, ранние «ночные» стихи В. Кюхельбекера). Так, в лирике К. Рылеева мы обнаружили тяготение к поэтическому освоению напряженной и полной внутренних противоречий духовной жизни личности, стремящейся познать самое себя, осмыслить собственные душевные движения. Это тяготение явно усилилось к 1824-25 гг., что привело к ослаблению диктата оды в его поэзии. Мы считаем возможным говорить о зарождении в творчестве Рылеева лирической рефлексии, которая обретет особую актуальность в 1830-е годы и наиболее полно и ярко проявится в лирике М. Ю. Лермонтова. Данная тенденция была весьма органичной для Рылеева, художника, изначально тяготевшего к открытой ис-поведальности лирического высказывания.

В поэзии Ф. Глинки и В. Кюхельбекера мы обнаружили оформление другой тенденции, которая в перспективе подводила к созданию новой поэтической общности философского романтизма. С нашей точки зрения, этот процесс был также органичным и вызревал не вопреки, но благодаря близости творческой индивидуальности художников основным эстетическим установкам «литературного декабризма». Движение Ф. Глинки и В. Кюхельбекера к философскому романтизму совершалось через стремление вывести декабристский тип романтического двоемирия на высший, универсальный уровень субстанциальных оппозиций, окончательных и «последних» решений «вечных» бытийных вопросов. В процессе такой эволюции ода утратила права «старшего жанра» и уступила место новым жанровым формам, связанным с потребностью в художественном самовыражении сознания философствующего типа.

В целом наши наблюдения позволяют в дальнейшем с большей точностью и объективностью решать вопрос о составе той группы художников, творчеством которых, собственно, и представлено гражданское течение в русском романтизме. В качестве таковых мы видим не только тех, кто так или иначе был причастен к «делу 14 декабря», но тех, в чьем творчестве в целом, или на каком-то этапе ода сыграла роль «старшего жанра». Мы ограничились в нашей работе лишь «литературным декабризмом», сцементировавшим течение в период 182026 г.г. Позже декабристы уходят из него (и из официальной литерату-

ры). Но гражданский романтизм — широкое явление, и только первый этап его функционирования связан с «литературным декабризмом».

Основные положения диссертации изложены в следующих публикациях автора:

1. Ложкова, Т. А. Система жйнров в лирике декабристов. Монография / Т. А. Ложкова. — Екатеринбург : Урал. гос. пед. ун-т, 2005. -415 с.

2. Ложкова, Т. А. Лирика декабристов: поэтика жанров. Учебное пособие / Т. А. Ложкова. - Екатеринбург : Урал. гос. пед. ун-т, 2004. -233 с.

3. Иконникова, Т. А. Стилевые традиции в декабристской поэзии (Некоторые итоги и задачи изучения) / Т. А. Иконникова // Проблемы стиля и жанра в русской литературе XIX — начала XX вв. Сб. науч. тр. / Свердловск : Свердл. пед. институт, 1986. - С. 4 -11.

4. Иконникова, Т. А. Две лицейские школы: Пушкин и Кюхельбекер / Т. А. Иконникова // Болдинские чтения. Горький : Волго-Вят. кн. изд-во, 1987. - С. 18-26.

5. Иконникова, Т. А. В. К. Кюхельбекер и поэты Общества любителей российской словесности / Т. А. Иконникова // Содержание и форма в языке и литературе. Сб. науч. тр. / Свердловск : Урал. гос. унт, 1988. Рукопись деп. в ИНИОН АН СССР, № 336223 от 26.04.88. - С. 51-61.

6. Иконникова, Т. А. Лирика В. Кюхельбекера: Традиции и новаторство / Т. А. Иконникова // Модификации художественных форм в историко-литературном процессе. Сб. науч. тр. / Свердловск : Урал, гос. ун-т, 1988. - С. 22-31

7. Ложкова, Т. А. Модификация жанра элегии в лирике В.К. Кюхельбекера / Т. А. Ложкова // Содержание и форма в языке и литературе. Сб. науч. тр. / Свердловск : Урал. гос. ун-т, 1988. Рукопись деп. в ИНИОН АН СССР, № 36287 от 07.12.88. - С. 47-54.

8. Ложкова, Т. А. Жанр подражания псалмам в лирике В.К. Кюхельбекера / Т. А. Ложкова./ Свердловск : Урал. гос. ун-т, 1988. Рукопись деп. в ИНИОН АН СССР, № 36540 от 30.12.88. - 30 е..

9. Ложкова, Т. А. На путях обновления жанра: элегия в лирике В.К. Кюхельбекера / Т. А. Ложкова // Проблемы стиля и жанра в русской литературе XIX - начала XX вв. Сб. науч. тр. / Свердловск : Свердл. пед. институт, 1989. - С. 21-32.

10. Ложкова, Т. А. Жизнь жанра на границе двух методов: Ода В. К. Кюхельбекера / Т. А. Ложкова II Проблемы взаимодействия метода, стиля и жанра в литературе. Тезисы докладов зональной научной кон-

ференции: В 2 ч. Свердловск : Свердл. пед. интститут, 1989. 4.1. -С.15-17.

11. Ложкова, Т. А. Жизнь жанра на границе двух методов: Ода В.К. Кюхельбекера / Т. А. Ложкова // Проблема стиля и жанра в русской литературе XIX века. Сб. науч. тр. / Свердловск : Свердл. пед. институт, 1991.- С. 3-21.

12. Ложкова, Т. А. Идейно-эстетические принципы художественного мышления В.К. Кюхельбекера / Т. А. Ложкова // Дергачевские чтения. Тезисы докладов и сообщений научной конференции. Екатеринбург: Урал. гос. ун-т, 1992. - С. 23-25.

13. Ложкова, Т. А. Модификация жанра послания в лирике В.К. Кюхельбекера / Т. А. Ложкова / Урал. гос. пед. ин-т. Екатеринбург, 1992. Рукопись деп. в ИНИОН АН СССР, № 47088 от 30.09.92. - 13 с.

14. Ложкова, Т. А. Жанр подражания псалмам в лирике декабристов / Т. А. Ложкова // Проблемы стиля и жанра в русской литературе XIX века. Сб. науч. тр. / Екатеринбург : Урал. гос. пед. ун-т, 1994. - С. 11-29.

15. Ложкова, Т. А. Нравственный потенциал поэзии декабристов / Т. А. Ложкова // Образование и нравственность. Материалы городской научно-практической конференции. Екатеринбург : Урал. гос. ун-т,

1996. - С. 86-88.

16. Ложкова, Т. А. Модификация жанра дружеского послания в лирике декабристов / Т. А. Ложкова // Дергачевские чтения - 96. Тезисы докладов и сообщений научной конференции. Екатеринбург : Урал, гос. ун-т, 1996. - С. 60-62.

17. Ложкова, Т. А. Исповедь «кипящей души» (К.Ф. Рылеев. «Я ль буду в роковое время...») / Т. А. Ложкова // Филологический класс. —

1997.- №2.-С. 54-62.

18. Ложкова, Т. А. Жанр оды в лирике К.Ф. Рылеева // Проблемы стиля и жанра в русской литературе XIX века. Сб. науч. тр. / Екатеринбург : Урал. гос. пед. ун-т, 1997. - С. 5-19.

19. Ложкова, Т. А. Ода А.С. Пушкина «Вольность» на школьном уроке литературы / Т. А. Ложкова // Научно-практическая конференция «Филологический класс: проблемы, тенденции, перспективы работы». Тезисы докладов и сообщений. Екатеринбург : Урал. гос. пед. унт, 1998. - С. 43-45.

20. Ложкова, Т. А. С Россией в сердце... (М.В. Ломоносов. Ода на день восшествия на Всероссийский престол Ея Величества Государыни Императрицы Елисаветы Петровны 1747 года) / Т. А. Ложкова // Филологический класс. - 1998-1999. - № 3. - С. 69-75.

21. Ложкова, Т. А. Ранняя вольнолюбивая лирика А. С. Пушкина в школьном изучении / Т. А. Ложкова // Материалы V зональной научно-практической конференции «Филологический класс: наука - вуз -школа» / Екатеринбург: Урал. гос. пед. ун-т, 1999. - С. 72-73.

22. Ложкова, Т. A. «...B мой жестокий век восславил я свободу...» (A.C. Пушкин. «Вольность. Ода») / Т. А. Ложкова // Филологический класс. - 1999. - № 4. - С. 105-114.

23. Ложкова, Т. А. Жанр романтической оды в ранней лирике A.C. Пушкина / Т. А. Ложкова // A.C. Пушкин в свете литературно-культурных связей. Материалы региональной научной конференции. Екатеринбург : Урал. гос. пед. ун-т, 1999. - С. 13-18.

24. Ложкова, Т. А. «Ночная» лирика М.Ю. Лермонтова: традиции и новаторство / Т. А. Ложкова // Лермонтовские чтения. Материалы зональной научной конференции. 27 октября 1999 г. Екатеринбург : Урал. гос. пед. ун-т, 1999.- С. 33-41.

25. Ложкова, Т. А. Ода А.Н. Радищева «Вольность» (опыт интерпретации) / Т. А. Ложкова // Филологический класс. - 2000.- №5. - С. 56-60.

26. Ложкова, Т. А. Модификация жанра дружеского послания в лирике К.Ф. Рылеева (к вопросу о художественном новаторстве поэта) / Т. А. Ложкова // Проблемы литературного образования: Материалы VIII всероссийской научно-практической конференции «Филологический класс: наука - вуз — школа: В 2 ч. Ч. 1 / Екатеринбург : Урал. гос. пед. ун-т, 2002. - С. 154-160.

27. Ложкова, Т. А. Русская литература XVIII века / Т. А. Ложкова // Русская литература XVIII века: Ломоносов М.В., Державин Г.Р., Фонвизин. Д.И., Карамзин Н.М., Радищев А.Н. - Екатеринбург : Урал-Фактория, 2002. - С. 371-421.

28. Ложкова, Т. А. Модификация жанра баллады в творчестве П. А. Катенина и М.Ю. Лермонтова / Т. А. Ложкова // Лермонтовские чтения - II. Материалы Всероссийской научной конференции «Дерга-чевские чтения - 2004» 7-9 октября 2004 г. Екатеринбург : Урал. гос. пед. ун-т, 2004. - С. 92-118.

29. Ложкова, Т. А. Анализ жанрового своеобразия «Дум» К. Ф. Рылеева / Т. А. Ложкова // Анализ литературного произведения в системе филологического образования. 9-11 классы: материалы X Всероссийской научно-практической конференции «проблемы анализа литературного образования в системе филологического образования: наука - вуз — школа». Екатеринбург, 24-25 марта 2004 г./Урал. гос. пед. ун-т; Институт филологических исследований и образовательных стратегий «Словесник».- Екатеринбург, 2004. - С. 54-63.

30. Ложкова, Т. А. Своеобразие жанра думы в творчестве Ю.У. Немцевича и К. Ф. Рылеева / Т. А. Ложкова // Проблемы жанра и стиля в литературе: Сб. научн. тр./ Екатеринбург : Урал. гос. пед. ун-т, 2004. - С. 50-78.

31. Ложкова, Т. А. Проблема субъектной организации «Дум» К.Ф. Рылеева / Т. А. Ложкова // Известия Уральского гос. ун-та. - № 31. Гуманитарные науки: Вып. 7. - История. Филология. Искусствоведение. - Екатеринбург, 2004. - С. 206-216.

Подписано в печать О Формат 60x84x16

Бумага для множительных аппаратов. Печать на ризографе. Объем2усл. печ. л. Тираж 100экз. Заказ ' & Отпечатано с готового оригинал-макета в отделе множительной техники Уральского государственного педагогического университета 620017 Екатеринбург, просп. Космонавтов, 26 Е-таН:изри@<Ла1ир.1Пк.ги

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора филологических наук Ложкова, Татьяна Анатольевна

Введение.

Глава 1. «Пролог» течения.

§ 1. Вопросы жанра в декабристской критике.

§ 2. В преддверии новой эпохи: А. Н. Радищев и русская ода конца XVIII -начала XIX веков.

§ 3. Ранняя лирика декабристов: в поисках форм лирического самовыражения.

§ 4. Новаторство П. А. Катенина в жанре баллады.

Глава 2. «Литературный декабризм» как жанровая система.

§ 1. «Вольность. Ода» А. С. Пушкина - первый манифест «литературного декабризма».

§ 2. Модификация жанра оды в лирике декабристов.

§ 3. На путях обновления элегии.

§ 4. Дружеское послание: переосмысление поэтической традиции.

§ 5. «Думы» К. Ф. Рылеева: проблема жанровой специфики.

Глава 3. «Эпилог»: центробежные тенденции в лирике декабристов.

§ 1. Зарождение лирической рефлексии в поэзии К. Ф. Рылеева.

§ 2. «Опыты священной поэзии» Ф. Глинки и «поэзия мысли».

§ 3. Перед лицом Вечности: философская лирика В.К. Кюхельбекера.

Введение диссертации2006 год, автореферат по филологии, Ложкова, Татьяна Анатольевна

Творчество поэтов-декабристов издавна привлекает внимание литературоведов. Однако, несмотря на то, что данной теме посвящено большое количество исследований разного масштаба, наше представление об одном из самых ярких явлений русской литературы XIX века остается неполным.

Одна из главных причин такого положения кроется в специфическом обстоятельстве, которое осложняет процесс объективного, чисто научного, не подверженного колебаниям политической конъюнктуры решения проблемы: практически все интересующие нас художники оказались замешанными в «деле 14 декабря». Отсюда - вольное или невольное стремление рассматривать все, сделанное ими, в свете политической деятельности. Яркость личностей, героизм, величие гражданского подвига декабристов, как ни странно, часто мешают увидеть эстетическую значимость их литературного творчества. Конечно, решая проблему типологии русского романтизма, исследователи стремятся выявить и художественные критерии разграничения основных его течений. Однако, говоря о гражданском романтизме, мы зачастую склонны отождествлять его с собственно декабристским творчеством и интерпретировать как художественное выражение идеологии дворянской революционности. Тем самым политическая программа и деятельность тайных обществ оказываются определяющим фактором художественной практики, а поэзия интерпретируется лишь как средство политической пропаганды. Так, В. Г. Базанов, автор капитальных трудов о декабристской литературе, заявляет: «Программные выражения законоположения Союза Благоденствия («а более всего в непритворном изложении чувств высоких и к добру увлекающих», «высокие положения» и «просвещенная поэзия») поэтами-декабристами, Пушкиным и Грибоедовым были переведены на язык поэзии, перелиты в поэтические лозунги: «Высоких дум кипящую отвагу» (Рылеев), «Страстей высоких юный жрец» (Раевский), «Святые таинства высокого искусства» (Кюхельбекер), «К искусствам творческим, высоким и прекрасным» (Грибоедов), «Души высокие порывы», «И дум высокое стремленье» (Пушкин), «Души высокую свободу», «И добродетель в песнях громких» (Глинка)»1. Поэтому общепринято начинать разговор о гражданском романтизме с более или менее основательного обзора политических идей декабризма2. В литературоведении сложилась довольно прочная традиция восприятия декабристской поэзии лишь как «литературного дела» политических заговорщиков. Так, например, В. А. Гофман утверждает, что поэзия декабристов «была неотделимой частью реальной политики, ее выражением и орудием»3. Л. Г. Фризман полагает, что поэтическое творчество декабристов, начиная с 1817 года «во все увеличивающейся степени становится средством революционной пропаганды»4. Подобные мнения стали общим местом в отечественном литературоведении. А. В. Архипова справедливо указывает: «Этот сложившийся стереотип в оценке литературной деятельности декабристов существенным образом сказался . в литературоведческих работах XX века. В большинстве работ, начиная с 1920-х гг., литературная деятельность декабристов вызывала интерес постольку, поскольку рассматривалась как одна из функций их политической деятельности, то есть как средство агитации и пропаганды. На такую точку зрения . повлияли как недостаточная изученность литературного процесса эпохи., так и воздействие вульгарно-социологического метода»5. И по сей день остается актуальным давнее заявление Г. А. Гуковского: «В нашей науке. не преодолена окончательно привычка объединять поэтов в литературные группы по их непосредственной и организационно выраженной принадлежности. Так, до сих пор еще можно встретиться в науке со стремлением ограничить круг поэтов - выразителей декабристского течения в русской литературе - только членами тайных обществ и участниками восстания 1825 года: Рылеев, Одоевский, В. Ф. Раевский, отчасти Кюхельбекер, - этими именами Базанов, В. Г. Очерки декабристской литературы: Публицистика. Проза. Критика / В. Г. Базанов. - М.: Гослитиздат, 1953. С. 218.

2 См. напр.: Касаткина, В. Н. Поэзия гражданского подвига / В. Н. Касаткина. - М. : Просвещение, 1987. - 240 е.; Макогоненко, Г. П. О романтическом герое декабристской поэзии / Г. П. Макогоненко // Литературное наследие декабристов. - Л.: Наука, 1975. - С. 6 - 24 и др.

3 Гофман, В. А. Литературное дело Рылеева / В. А. Гофман // Рылеев К. Ф. Полное собрание стихотворений. Л. : Сов. писатель, 1934. С. 30.

4 Фризман, Л. Г. Поэзия декабристов / Л. Г. Фризман. - М.: Знание, 1974. С. 7.

5 Архипова, А. В. Литературное дело декабристов / А. В. Архипова. - Л.: Наука, 1987. С. 6 -7. обычно исчерпывается список поэтов-декабристов, или к ним присоединяются очевидно связанные с декабристскими организациями и декабристской политической пропагандой Грибоедов и Пушкин, причем последний только в части своих немногочисленных политических стихотворений»1. Именно этим путем идет, например, Л. Я. Гинзбург, пытаясь точнее очертить круг писателей, более или менее явно тяготевших к течению гражданского романтизма. Называя имена Александра Шишкова, Василия Григорьева, Василия Туманского, Виктора Теплякова, она ссылается на их связи с декабристскими кругами, причастность к следствию по делу «14 декабря» (Шишков и Тепляков даже попали в Петропавловскую крепость). Отсюда вывод: «Понятно, что для творчества этих поэтов характерны декабристские литературные установки, особенно существенны они для А. Шишкова и В. Григорьева»2. Итак, основанием для утверждения принадлежности этих поэтов к литературному течению фактически оказывается наличие в их лирике специфических политических мотивов и тюремное заключение. Отметим, что далее исследовательница все же доказывает этот тезис анализом не только тематической, но и стилевой близости творчества названных поэтов декабристской поэтике. К сожалению, как отмечает тот же Г. А. Гу-ковский, гораздо чаще дает о себе знать привычка видеть декабристскую поэзию только там, где поэт прямо и открыто излагает в стихах политическую программу, политические требования, перекликающиеся с программами тайных обществ3.

Разумеется, общественное движение - важный фактор развития историко-литературного процесса, особенно в России. Разумеется, большинством декабристов литературная деятельность не отделялась от политической. Не подлежит сомнению и то, что поэты-декабристы составляют ядро гражданского романтизма как литературного течения, и именно их творчество должно находиться в центре внимания любого ученого, изучающего данное литературное явление. И

1 Гуковский, Г. А. Пушкин и русские романтики / Г. А. Гуковский. - М.: Худож. лит., 1965. С. 174.

2 Гинзбург, Л. Я. Русская поэзия 1820-1830-х годов /Л. Я Гинзбург // Поэты 1820-1830-х годов: В 2 т. - Л. : Сов. писатель, 1972.-Т. 1. С. 17-29.

3 Гуковский, Г. А. Пушкин и русские романтики. С. 174. все же мы повторяем вслед за Г. А. Гуковским: участие в политическом заговоре - не критерий принадлежности к литературному течению. Необходимо более глубокое выявление эстетической близости, несомненно, существовавшей между интересующими нас поэтами на определенном этапе их творческого развития. Совершенно недопустима подмена анализа эстетической природы творчества того или иного художника поиском наличия в его стихах более или менее ясно сформулированных политических идей. К сожалению, на практике мы часто видим обратное. Именно поэтому К. Ф. Рылеев, поэт, тяготеющий к смысловой ясности, логической отточенности формулировок, порой объявляется ведущим представителем гражданского романтизма, выразившим наиболее явственно и все родовые свойства поэзии декабристов'. Следствием такого подхода является то, что творчество Рылеева традиционно находится в центре внимания исследователей. Гораздо меньше изучено творчество Ф. Н. Глинки, П. А. Катенина, В. К. Кюхельбекера, не отличающееся открытой идеологично-стью.

Парадокс в том, что, в конечном счете, и творчество Рылеева изучено недостаточно. Особое внимание обычно уделяется лишь последнему периоду его творческой эволюции (1820-1825 гг.). Но какова логика этой эволюции? Каким путем художник пришел к эстетике гражданского романтизма? Как формировалась его творческая индивидуальность? Все это до сих пор неясно. И уж тем более сомнительно сведение родовых признаков гражданского романтизма к политической нагруженности лирических произведений. Г. А. Гуковский был абсолютно прав, утверждая: «Поэзия декабризма была бы совершенно малозначительным фактом истории русской литературы, если бы она сводилась к за-рифмовке политических лозунгов, и мы бы слишком принизили глубину и широту самого декабристского движения в истории русского общества, если бы поверили, что это движение выразило себя лишь в трех десятках поэтически оформленных прокламаций, написанных политическими деятелями тайного

1 См., напр.: Маймин, Е. А. О русском романтизме / Е. А. Маймин. - М.: Просвещение, 1975. С. 54 общества, как бы выразительны и поэтически сильны ни были эти произведения»1. Таким образом, на сегодня существует целый ряд вопросов, связанных с характеристикой вклада поэтов-декабристов в развитие русской литературы. Отсюда - актуальность нашего исследования, заключающаяся в том, что назрела необходимость нового, не связанного с идеологическими стереотипами и схемами, прочтения декабристской лирики как специфического художественного явления, сыгравшего существенную роль в историко-литературном процессе первой трети XIX века.

Мы стремимся выявить поэтический смысл литературной деятельности декабристов, осмыслить художественную специфику их творческой позиции. Без решения данной проблемы наше понимание логики историко-литературного процесса первой трети XIX века не может быть вполне удовлетворительным. В частности, мы не можем игнорировать ту роль, которую сыграли декабристы в формировании и функционировании гражданского течения в русском романтизме. В то же время следует помнить, что гражданский романтизм - явление весьма широкое и не исчерпывающееся декабристской литературой. В свою очередь, далеко не все произведения, написанные декабристами, вписываются в его рамки. Позднее творчество Ф. Н. Глинки, например, и по пафосу, и по художественным характеристикам оказывается довольно далеким от традиций гражданского романтизма.

Отсюда вытекает необходимость особо оговорить наше понимание самого термина «поэзия декабристов». Дело в том, что в литературоведении довольно широко представлены, по крайней мере, два подхода к его толкованию. Первый находим, например, в работах В. Г. Базанова, который склонен включать в это понятие весь объем произведений, написанных писателями-заговорщиками: «Декабристскую литературу можно подразделить на несколько периодов: годы деятельности Союза Спасения (1816-1817) и Союза Благоденствия (1818-1821), годы деятельности Северного и Южного обществ (1821-1825) и, наконец, годы

1 Гуковский, Г. А. Пушкин и русские романтики. С. 174-175 следствия, суда и каторги»1. У нас не вызывает сомнения необходимость изучения творческого наследия писателей-декабристов во всем его объеме: мы до сих пор не осмыслили и не оценили должным образом те художественные открытия, которыми они обогатили русскую литературу в 1830-40-е годы, особенно в жанре поэмы, в области драматургии и прозы. Однако тот же В. Г. Ба-занов утверждает, что главным для науки все же является вопрос об «общих процессах, которые определили стиль и метод декабристской поэзии, способсту вовали объединению разных поэтов в одну литературную «школу» . Тем самым в центр внимания выдвигается, прежде всего, додекабрьский период активной литературной деятельности интересующих нас поэтов. Позднее их творчество, по мнению исследователя, уже связано с отходом, «отклонениями» от сложившейся ранее традиции и представляет интерес большей частью в свете проблемы своеобразия индивидуальной творческой эволюции каждого из поэтов-декабристов3.

Нам ближе понимание поэзии декабристов как художественной общности, возникшей на определенном этапе историко-литературного процесса и сыгравшей решающую роль в формировании гражданского течения в русском романтизме. Именно такой подход представлен в работах А. В. Архиповой, сосредоточившей свое внимание на времени, когда поэты-декабристы «были живыми, активными участниками общественной жизни, т. е. преимущественно до 14 декабря 1825 г.»4. На данном этапе творчество интересующих нас поэтов является особой, художественной формой выражения специфического типа романтического мироощущения, своего рода «литературным декабризмом». Именно в этот период декабристы оказывают весьма серьезное влияние на русскую литературу, манифестируя в своем творчестве одну из главных тенденций ее развития. Следует особо подчеркнуть, что в 1821-25 гг., в соответствии с особенностями развития историко-литературного процесса, декабристы в

1 Базанов, В. Г. Очерки декабристской литературы. Поэзия / В. Г. Базанов. - М.; Л.: Гослитиздат, 1961. С. 77.

2 Там же. С. 34.

3 Там же. С. 4.

4 См. напр.: Архипова, А. В. Литературное дело декабристов. С. 11. большинстве своем весьма активно обращаются к лирике. Даже прозаик и талантливый критик А. Бестужев отдает дань общему увлечению и пробует свои силы в не очень органичной для него сфере искусства. А потому именно лирика и становится главным предметом научного интереса литературоведов, стремящихся осмыслить эстетическую сущность «литературного декабризма»: «Как бы высоко ни расценивать значение литературной теории декабристов, их публицистических и критических трактатов, художественной прозы, необходимо все же признать, что поэтическое творчество К. Рылеева и Вл. Раевского, В. Кюхельбекера и А. Одоевского в истории русской культуры оставило более значительный след, имеет несомненно больший вес»1. Тем самым определяется объект нашего исследования - лирика поэтов-декабристов в период до 14 декабря 1825 г. Мы не ставим перед собой задачи проанализировать творчество всех участников заговора, пробовавших силы в лирической области. Как известно, их количество весьма велико. Мы стремимся к осмыслению той роли, которую сыграли декабристы в развитии основных, магистральных явлений в русской поэзии данного периода, а потому разделяем мнение А. В. Архиповой, полагающей, что для решения данной проблемы следует сосредоточить усилия на анализе творчества профессиональных литераторов, активно занимавшихся лирикой и осознанно включившихся в историко-литературный процесс: К. Ф. Рылеева, Ф. Н. Глинки, П. А. Катенина, В. К. Кюхельбекера, В. Ф. Раевл ского . Именно эти художники в период 1821-1825 гг. составили особую поэтическую общность, которая, с одной стороны, стала ядром гражданского романтизма, а с другой стороны, в концентрированной и яркой форме выразила художественные особенности, характерные для данного течения в целом. Поэтому анализ поэтических принципов, обусловивших данную общность, позволяет глубже уяснить и сущность гражданского романтизма как специфического Базанов, В. Г. Очерки декабристской литературы: Поэзия. С. 3.

2 Архипова, А. В. Литературное дело декабристов. С. 8. течения в русской литературе1. Обратимся к вопросам, которые возникают после знакомства с работами тех исследователей, которые стремятся к анализу собственно эстетических аспектов в творчестве наиболее видных поэтов-декабристов. Прежде всего, заметим, что в ходе конкретного анализа творческой манеры, свойственной писателям данной группы, обнаруживается некоторая неоднородность их художественных позиций. Так, Ю. Н. Тынянов считает возможным говорить, что в сложной литературной ситуации начала XIX века будущие декабристы ориентируются на различные стилевые тенденции. По мнению исследователя, в ходе полемики между «архаистами» и «новаторами» намечается определенное размежевание между, с одной стороны, К. Рылеевым и А. Бестужевым, которые симпатизируют карамзинской школе, и, с другой стороны, - П. Катениным и В. Кюхельбекером, предпочитающими позицию «архаистического» лагеря2.

В. Г. Базанов считает необходимым указать на различие поэтических позиций у «старших» поэтов-декабристов - П. Катенина и Ф. Глинки3. Стилевую неоднородность декабристской поэзии обнаруживает и Л. Я. Гинзбург, считающая возможным говорить о декабристах «первого призыва» (Ф. Глинка, П. Катенин), во многом связанных с художественными традициями просветительской литературы XVIII века, и декабристах «последнего призыва» (К. Рылеев), в творчестве которых заметно колебание, «стык» между просветительским и романтическим пониманием личности, следствием чего являются заметные стилевые сдвиги, уже не связанные, по мнению Л. Я. Гинзбург, с диктатом жанрового мышления - наследия XVIII века4.

Сделанные исследователями выводы позволяют нам по-новому взглянуть на факты, кажущиеся, на первый взгляд, само собой разумеющимися. В частно

1 В круг авторов, произведения которых мы намерены анализировать, не включен А. И. Одоевский, поскольку как зрелый поэт он сложился после декабрьского восстания, когда интересующая нас поэтическая общность уже распалась, и его творческие взаимоотношения с традициями «литературного декабризма», с нашей точки зрения, - предмет специального исследования.

2 Тынянов, Ю. Н. Архаисты и Пушкин // Тынянов, Ю. Н. Пушкин и его современники / Ю. Н. Тынянов. - М.: Наука, 1969. С. 51-55.

3 Базанов, В. Г. Очерки декабристской литературы: Поэзия. С. 55-57.

4 Гинзбург, Л. Я. Проблема личности в поэзии декабристов // Гинзбург, Л. Я. О старом и новом: статьи и очерки/ Л. Я. Гинзбург,-Л. : Сов. писатель, 1982. С. 157-193. сти, возникает вопрос: а все ли поэты-заговорщики являются представителями одного литературного течения?

Вторая проблема связана с выявлением законов функционирования литературного течения. Как, каким образом, в какой момент формирующееся течение притягивает художников, прошедших разные поэтические школы, ориентировавшихся до определенного момента на разные эстетические традиции? Происходит это одномоментно, или это процесс, растянутый во времени, и некоторые участники течения активно проявляют себя в новом качестве раньше, другие - позже, одни «погружаются» в новую традицию полностью, другие же лишь касаются ее в некий момент своей творческой судьбы? Наконец, не является ли наличие некоторых специфических стилевых установок у разных поэтов при определенной общности ведущих эстетических принципов фактором конечного распадения течения под влиянием внутренних центробежных процессов? Когда и как это происходит? Многие декабристы пишут и в 1830-е годы, некоторые в это время находятся в зените творческой зрелости (В. Кюхельбекер, А. Одоевский, Ф. Глинка, П. Катенин). Но сохраняется ли в это время течение гражданского романтизма в декабристском изводе?

Ответы на эти вопросы можно найти, только воспринимая гражданский романтизм и его ядро - декабристскую поэзию - как художественную целостность, организованную по специфическим, эстетическим законам. Такие попытки предпринимались.

Серьезного внимания заслуживают труды Г. А. Гуковского, пожалуй, наиболее активно отрицавшего синонимичность понятий «декабристская литература» и «гражданский романтизм», который исследователь определяет как «широкое литературное течение, включающее в себя и поэзию собственно декабристов, растворяющее в себе их творчество»1. Отсюда - справедливое требование изучать это течение в целостности, основу которой ученый видит в единстве ведущих идей и стилевых принципов. Эту основу он и пытается вы Гуковский, Г. А. Пушкин и русские романтики. С. 175. явить через основательный и глубокий анализ специфических для декабристской поэзии стилевых особенностей. Такой подход вполне логично подводит ученого к справедливому выводу, что стиль гражданской лирики в основных его чертах сложился еще к концу XVIII века1.' Но, ограничившись лишь стилевым анализом, Г. А. Гуковский меньше размышляет о собственно эстетических принципах художественной системы гражданского романтизма (иначе - творческом методе). В итоге получается гражданский стиль «без берегов». Совершенно не ясно, а когда же, собственно, возникает «гражданский романтизм», как это происходит, в чем его отличие от «гражданского классицизма» или «гражданского сентиментализма»? Когда заканчивается развитие течения? Исследователь фактически растворяет течение гражданского романтизма в безбрежном море гражданского поэтического стиля.

С идеями Г. А. Гуковского перекликаются размышления Л. Я. Гинзбург, также склонной сосредоточивать внимание на выявлении стилевых доминант как одного из ведущих факторов художественной целостности историко-литературных явлений первой трети XIX века. Исследовательница полагает, что логика развития русской лирики этого периода определяется процессом постепенного отхода от мышления жанрами, свойственного литературе XVIII века, и переходом к мышлению устойчивыми стилями2. Л. Я. Гинзбург склонна воспринимать декабристскую поэзию как явление переходное и, если довести эту мысль до логически напрашивающегося вывода, эстетически не оформившееся, не цельное. В самом деле, исследовательница отмечает, что декабристы еще находятся в плену мышления жанровыми канонами. В художественной практике это приводит к активизации не стилевых, а жанровых традиций, которые, однако, уже не так жестки, как в XVIII веке (например, в декабристской поэзии доминирует не столько ода, сколько «лирика одического типа»). Фактически творчество декабристов рассматривается как эклектичное, представляющее собой смешение идей (просветительский и романтический идеал лично Гуковский, Г. А. Пушкин и русские романтики. С. 175.

2 Гинзбург, Л. Я. О лирике / Л. Я. Гинзбург.- 2-е изд., доп. -. Л.: Сов. писатель, 1974. С. 24-25. сти), жанровых и стилевых образований, стилистических «потоков». Следовательно, если декабристы, в конце концов, и смогли выработать новый идеал личности, то новые художественные формы для его цельного воплощения создать они не сумели (не успели?). Думается, далеко не случайна осторожность, с которой исследовательница избегает говорить о декабризме как особом течении в русской лирике (в отличие от «школы гармонической точности», «поэзии мысли»). По-видимому, Л. Я. Гинзбург такое течение не выделяет, поскольку оно, с ее точки зрения, не оформилось в специфических завершенных стилевых контурах.

Наконец, В. Н. Касаткина поставила перед собой цель выявить и проанализировать идейно-художественную основу единства декабристской поэзии, которая, как она справедливо утверждает, «определяется не только принадлежностью к конкретному декабристскому обществу, но и близостью мировоззренческих установок и эстетических вкусов»1. Исследовательница уделила большое внимание мировоззренческой основе этого единства, подробно охарактеризовав философские, общественно-политические и эстетические взгляды декабристов. Это позволило более четко охарактеризовать идейно-тематическое своеобразие их творчества. Однако, поставив вопрос о художественном единстве гражданской декабристской поэзии, исследовательница фактически ограничилась лишь анализом ведущих стилевых доминант, что стало причиной заметной раздробленности, нецельности общего представления о декабристской разновидности гражданского романтизма.

Таким образом, попытки выявить сущность декабристской поэзии как специфического литературного явления оказываются не вполне удачными, поскольку само это литературное явление воспринимается как нечто неясное, текучее, нестабильное, нецельное.

На наш взгляд, причина такого положения заключается в абсолютизации художественного стиля как фактора, определяющего целостность литературно

1 Касаткина, В. Н. Поэзия гражданского подвига. С. 10. го явления1, закономерности, организующей художественное целое2. Не отрицая правомерности такого понимания, Н. Л. Лейдерман справедливо указывает на его недостаточность: «Когда утверждают, что стиль обеспечивает конструктивное единство произведения, закономерно возникает вопрос - а какие тогда функции выполняет жанр? Даже положение о том, что в стиле художественная целостность непосредственно ощутима и выражена, не проявляет специфику стиля, ибо и жанровая конструкция произведения также делает целостность художественного мира наглядно-зримой»3.

Эта мысль имеет для нас особое значение, поскольку текучесть, неясность эстетического облика декабристского романтизма обусловлена, с нашей точки зрения, недооценкой проблемы развития жанровых процессов. Между тем именно жанр рассматривается многими исследователями как носитель фактора стабильности в историко-литературном процессе. Так, В. В. Кожинов указывает: «Жанр, понимаемый как тип произведения, есть образование исторически устойчивое, твердое, проходящее через века»4. Сходные рассуждения находим у Ю. В. Стенника: «Стабилизация опыта, полученного в ходе художественного познания, в виде той или иной формальной закрепленности выражения, столь же постоянно возникающей, как и преодолеваемой, - такова наиболее устойчивая функция жанров»5.

Существуют и прямо противоположные мнения. Например, Ю. Н. Тынянов убежден: «.жанр - не постоянная, не неподвижная система.Представить себе жанр статической системой невозможно уже потому, что самое-то сознание жанра возникает в результате столкновения с традиционным жанром (т. е. ощущением смены - хотя бы частичной - традиционного жанра «новым», за

1 См., напр.: «Стиль - не только форма языка, но это объединяющий эстетический принцип структуры всего содержания и всей формы произведения» (Лихачев, Д. С. Поэтика древнерусской литературы // Лихачев, Д. С. Избранные работы: В 3 т. / Д. С. Лихачев. - Л.: Худож. лит. 1987. - Т. 1.С. 291.).

2 Подробно идеи такого рода проанализированы В. В. Эйдиновой (Эйдинова, В. В. Стиль писателя и литературная критика / В. В. Эйдинова. - Красноярск : Изд-во Красноярск, ун-та, 1983. С. 10-16.).

3 Лейдерман, Н. Л. Стиль литературного произведения (Теория. Практикум) / Н. Л. Лейдерман [и др.] / Урал, гос. пед. ун-т; Институт филол. исслед. и образоват стратегий УрО РАО «Словесник». - Екатеринбург : Изд-во АМБ, 2004. С. 7.

4 Краткая литературная энциклопедия, М., 1964. Т. 2. С. 915.

5 Стенник, Ю, В. Системы жанров в историко-литературном процессе / Ю. В. Стенник // Русская литература. -1972,- №4. С. 96. ступающим его место). Все дело здесь в том, что новое явление сменяет старое, занимает его место и, не являясь «развитием» старого, является в то же время его заместителем»1. У. Д. С. Лихачева читаем: «Категория литературного жанра - категория историческая. Литературные жанры появляются только на определенной стадии развития искусства слова и затем постоянно меняются и сменяются. Дело не только в том, что одни жанры приходят на смену другим и ни один жанр не является для литературы «вечным», - дело еще и в том, что меняются самые принципы выделения отдельных жанров, меняются типы и характер жанров, их функция в ту или иную эпоху» . Таким образом, мы выходим на довольно сложную проблему взаимоотношений в жанре устойчивого и изменчивого. Н. Ф. Копыстянская справедливо отмечает, что в науке можно наблюдать крайние решения данного вопроса: «Противоречивость.обусловлена тем, что жанр трактуется то как устойчивое, то как изменчивое понятие. Поэтому, чтобы снять это противоречие, некоторые ученые. считают константу столь ничтожной, что ее вообще можно не принимать во внимание, а другие, наобо

•j рот, отказываются от исторического изучения жанров» . Таким образом, в теоретических работах довольно жестко ставится вопрос: «Есть ли категория жанра в ее наиболее общем, обобщенном, абстрагированном виде некий инвариант, неподвижная точка отсчета, относительно которой можно спокойно рассматривать движение конкретных жанров, или она сама подвижна, подвержена принципиальным, идущим до самой сути изменениям, исторически обусловлена?»4. В итоге специалист в области истории литературы оказывается в недоумении, весьма затрудняющем работу с конкретным материалом. Как отмечает тот же С. С. Аверинцев, «.одно дело согласиться в общем, что категория жанра, «жанровость» как таковая, тоже подвержена изменениям и обусловлена исторически; увы, совсем другое дело - сделать из этого положения конкретные вы

1 Тынянов, Ю. Н. Литературный факт // Тынянов, Ю. Н. Поэтика. История литературы. Кино / Ю. Н. Тынянов. -М.: Наука, 1977. С. 256-257.

2 Лихачев, Д. С. Поэтика древнерусской литературы. С. 317

3 Копыстянская, Н. Ф. Понятие «жанр» в его устойчивости и изменчивости / Н. Ф. Копыстянская П Контекст -1986. - М.: Наука, 1987. С. 180.

4 Аверинцев, С. С. Историческая подвижность категории жанра: опыт периодизации / С. С. Аверинцев И Историческая поэтика: Итоги и перспективы изучения. - М.: Наука, 1986. С. 104. воды для изучения и описания истории литературы»1. Н. Ф. Копыстянская полагает, что причина противоречий заключается в немонолитности самого понятия «жанр» и предлагает выделить в нем четыре взаимообусловленных концептуальных «сферы»: 1) Жанр как понятие абстрактное, общетеоретическое, означающее совокупность и взаимосвязь основных, определенных и стойких жанровых признаков, складывающихся в группе произведений на протяжении длительного времени; 2) жанр как историческое понятие, ограниченное во времени и в «социальном пространстве»; 3) жанр как национально обусловленная л форма и 4) жанр как индивидуально характерная форма . И далее автор приходит к выводу: «Общетеоретическое понятие жанра - сфера I3 - это единственная сфера, где можно говорить об устойчивости, постоянстве, повторяемости»4. В этой сфере жанр тоже меняется, но гораздо медленнее и при этих трансформациях сохраняется основное, без чего баллада - не баллада, а роман -не роман. Таким образом, автор, в сущности, говорит о существовании некоей стабильной модели жанра и ее конкретных исторических, национальных и индивидуальных модификациях как формах существования этой модели в реальном историко-литературном процессе. Процесс функционирования жанров и жанровых систем оказывается чем-то куда более сложным, чем простая смена застывших канонов. Думается, что наиболее глубокую характеристику этого процесса дал М. М. Бахтин: «Литературный жанр по самой своей природе отражает наиболее устойчивые, «вековечные» тенденции развития литературы. В жанре всегда сохраняются неумирающие элементы архаики. Правда, эта архаика сохраняется в нем только благодаря постоянному ее обновлению, так сказать, осовремениванию. Жанр всегда и тот и не тот, всегда и стар и нов одновременно. Жанр возникает и обновляется на каждом новом этапе развития литературы и в каждом индивидуальном произведении данного жанра. В этом жизнь жанра. Поэтому и архаика, сохраняющаяся в жанре, не мертвая, а вечно

1 Аверинцев, С. С, Историческая подвижность категории жанра: опыт периодизации. С. 105.

2 Копыстянская, Н. Ф. Понятие «жанр» в его устойчивости и изменчивости. С. 181-182.

3 Здесь и далее выделения в цитатах авторские, за исключением особо оговоренных случаев - Т. Л.

4 Копыстянская, Н. Ф. Указ соч. С. 183. живая, то есть способная обновляться архаика. Жанр живет настоящим, но всегда помнит свое прошлое, свое начало. Жанр - представитель творческой памяти в процессе литературного развития. Именно поэтому жанр и способен обеспечить единство и непрерывность этого развития»1. Уточняя эту идею, Н. Д. Тамарченко указывает: «.сохранение той смысловой основы, которая запечатлена в постоянно воспроизводимом структурном инварианте жанра.сочетается в истории литературы с постоянным варьированием этой л структуры и, тем самым, обновлением смысла» . Наблюдая за развитием жанровых процессов в лирике первой трети XIX века, В. Э. Вацуро замечает, что жанр - по сути дела активный субъект развития, живущий импульсами, идущими изнутри, заложенными в самой жанровой структуре3. Подхватывая его идеи, О. Проскурин уточняет: «.эволюция жанра - это вместе с тем и манифестация жанра, одновременно его восстановление и изменение»4. Эти рассуждения кажутся нам вполне убедительными.

Для нашего исследования наиболее важной является конструктивно-моделирующая функция жанра, как известно, впервые указанная М. М. Бахтиным5. Развивая его идеи, Н. Л. Лейдерман само значение жанровой структуры определяет как создание образной «модели мира»6. Отсюда определение: «жанр - это исторически складывающийся тип устойчивой структуры произведения, организующей все его компоненты в систему, порождающую целостный образ мира, который единственно может быть носителем определенной эстетической концепции действительности и выразителем художественной истины»7. Опре

1 Бахтин, M. М. Проблемы поэтики Достоевского / М. М. Бахтин. - М.: Советская Россия, 1979. С. 121-122.

2 Тамарченко, Н. Д. Методологические проблемы теории рода и жанра в поэтике XX века / Н. Д. Тамарченко // Теория литературы. Том III. Роды и жанры (основные проблемы в историческом освещении) / гл. ред. Ю. Б. Борев. - M.: ИМЛИ РАН, 2003. С. 98.

3 См.: Вацуро, В. Э. Поэзия пушкинского круга / В. Э. Вацуро // История русской литературы: В 4 т. - Л. : Наука, 1981. - Г. 2. С. 324-342.

4 Проскурин, О. Две модели литературной эволюции: Ю. Н. Тынянов и В. Э. Вацуро / О. Проскурин // Новое литературное обозрение. - № 42 (2000. № 2). - С. 72. s См.: Медведев, П. Н. (Бахтин M. M.) Формальный метод в литературоведении. Критическое введение в социологическую поэтику. - Л., 1928. С. 176.

6 Лейдерман, Н. Л. Движение времени и законы жанра / Н. Л. Лейдерман. - Свердловск : Сред.-Урал. кн. изд-во, 1982. С. 18.

7 Лейдерман, Н. Л. Жанр и проблема художественной целостности / Н. Л. Лейдерман // Проблемы жанра в англо-американской литературе (XIX-XX вв.). - Вып. 2. Свердловск, Свердл. гос. пед. ин-т, 1976. С. 26. деление это кажется нам вполне приемлемым в качестве теоретической основы наших изысканий. Мы учитываем также уточнения, предложенные С. И. Ермоленко в ходе изучения специфики лирических жанров - главного объекта нашего научного интереса: «. структура лирического жанра определяется гибкой, но достаточно устойчивой связью между типом лирического субъекта (типом субъектной организации), характером интонационно-мелодического строя и свойственными данному жанру «сигналами» («эмблематикой») ассоциативного фона. Эта связь и порождает специфический для каждого лирического жанра образ миропереживания как выражение определенной эстетической концепции личности»1.

Наконец, заслуживает нашего внимания и неоднократно звучавшая в отечественном литературоведении мысль о том, что одной из существенных составляющих крупных художественных явлений, например, литературного направления является система жанров, в которой реализуются познавательно-ценностные принципы творческого метода и отражаются связанные с ним стилевые тенденции. Так, М. Поляков утверждает: «Литературная традиция склал дывается каждый раз как другая, особая система членения жанров» . Аналогичные мысли обнаруживаем у Ю. В. Стенника: «Если мы признаем историческую природу категории жанра, то мы неизбежно должны рассматривать и систему жанров как категорию, подверженную воздействию тех же закономерностей, то есть исторически»3

Все вышеизложенное убеждает нас в необходимости специального рассмотрения вопроса о жанровых процессах в декабристской поэзии, в частности

- в лирике. Нельзя сказать, что эта проблема совсем не привлекала внимания исследователей. Более того, сама логика художественного мышления декабри

1 Ермоленко, С. И. Лирика М.Ю. Лермонтова: жанровые процессы / С. И. Ермоленко. - Екатеринбург : Урал, гос. пед. ун-т, 1996. С. 19.

2 Поляков, М. Я. Цена пророчества и бунта. О поэзии XIX в. Проблемы поэтики и истории / М. Я. Поляков. - М. : Сов. писатель, 1974. С. 72; См. также об этом: Лейдерман, Н. Л. Жанровые системы литературных направлений и течений / Н. Л. Лейдерман // Взаимодействие метода, стиля и жанра в советской литературе: сб. науч. тр.

- Свердл. пед. ин-т. - Свердловск, 1988. С. 5; Стенник, Ю. В. Системы жанров в историко-литературном процессе и др.

3 Стенник, Ю. В. Указ соч. С. 101. стов постоянно выводит именно к проблеме жанра. Однако пестрота и противоречивость мнений по данному вопросу являются убедительным доказательством его непроясненности. Довольно часто предпринимаются попытки вписать декабристскую лирику в рамки достаточно широко распространенной концепции «атрофии жанров» в результате «разрушения жанрового мышления» в русской литературе первой трети XIX века, что знаменует начало романтической литературной эпохи. Так, одна из наиболее активных сторонниц этой концепции, Л. Я. Гинзбург предпочитает говорить не о жанрах, а лишь об определенных жанровых тенденциях в лирике декабристов, которые еще находятся в плену жанрового мышления (и потому скорее лишь предромантики), однако на практике эти тенденции перерастают в устойчивые поэтические стили (а декабристы, особенно «второго призыва», движутся в сторону романтизма)1. Сходные рассуждения находим и у Р. Д. Остаевой2.

Такая позиция близка Н.В. Королевой. Она, например, рассматривает понятие «ода» в творчестве В. К. Кюхельбекера как чисто стилевое. По ее мнению, одой для этого поэта является любое произведение, исполненное «дифирамбического восторга», «силы выражений», «пламени» в прославлении или же в обличении3. Под такое определение подходят и думы Рылеева, и псалмы Глинки и даже элегии Кюхельбекера. Понятие одического теряет жанровое значение и превращается в стилевое. Важно, что именно это утверждение помогает Н. В. Королевой безоговорочно вписать творчество декабристов в контекст романтической поэзии, для которой и характерен, по ее мнению, отход от жанрового мышления. Таким образом, интересующий нас вопрос оказывается непосредственно связанным с серьезной теоретической проблемой. В современной науке уже в течение длительного времени не затихает дискуссия о судьбе жанров и жанрового мышления в русской лирике начала XIX века. Идея «диф Гинзбург, Л. Я. Проблемы личности в поэзии декабристов. С. 191.

2 См.: Остаева, Р. Д. Традиции высокого стиля в языке русской гражданской поэзии первой трети XIX века века / Р. Д. Остаева // Науч. доклады высш. школы / Филологические науки. - 1973. -№ 2. - С. 93-103.

3 Королева, Н. В. В. К. Кюхельбекер / Н. В. Королева// В,К. Кюхельбекер. Избранные произведения: В 2 т. - М. ; Л. : Сов. писатель, 1967.-Т. 1. С. 36. фузии», «атрофии» жанров, «разрушения жанрового мышления» имеет немало сторонников и немало противников. Весьма обстоятельно ход этой дискуссии проанализирован С. И. Ермоленко1. Мы разделяем мнение исследовательницы, утверждающей, что ни одна из точек зрения, обосновывающих замещение жанрового мышления в лирике каким-то иным, не представляется вполне убедительной. Очевидно, следует различать жанровое мышление как онтологическое свойство художественного сознания и мышление жанровыми канонами как специфическое качество, свойственное эстетическим системам XVIII века. Художники романтической эпохи действительно стремились к созданию индивидуальных жанровых форм: «Открытие романтизмом самоценной личности было одновременно и признанием ее творческой свободы, независимости от власти прежних авторитетов и норм, которые теперь стесняли художника-романтика, как старая школьная курточка возмужавшего юношу. Теперь художник сознательно стремится быть ни на кого не похожим, стремится выразить свою индивидуальность, утверждая таким образом свою самоценность, неповторимость. Он сам для себя становится и высшим авторитетом, и сообст-венным «высшим судом» . Однако объективно обнаруживается близость между произведениями разных писателей, независимо друг от друга выстраивающих сходные поэтические структуры, что позволяет говорить о наличии внутренних закономерностей историко-литературного движения, о специфике развития жанровых процессов в романтическую эпоху, о формировании новой системы л жанров . Выявление новых принципов системности и является одной из задач современной науки.

В свете изложенного особую значимость обретает анализ декабристской лирики, основанный на учете именно жанровых параметров, или претендующий на таковой. Отметим, что на сегодняшний день в данной области накоплен значительный материал.Так, Ю. Н. Тынянов в свое время активно занимался См.: Ермоленко, С. И. Лирика М. Ю. Лермонтова. С. 19-35.

2 Там же. С. 32.

3 Стенник Ю. В. Системы жанров в историко-литературном процессе. С. 98. изучением генетических связей высоких жанров декабристской поэзии (особенно оды) с традициями классицизма. Однако, сосредоточившись на анализе частных деталей (лексика, синтаксис, интонация), исследователь не ставил перед собой задачу выстроить модель декабристской оды именно как жанра и был больше заинтересован в выявлении опять же стилевых различий между «старой» одой Кюхельбекера и «новой» одой Рылеева1. Наблюдая за прямыми перекличками поэтики Кюхельбекера с традициями XVIII века, исследователь пришел к выводу, что поэт попытался просто механически воскресить уже забытый опыт, вдохнуть жизнь в угасшие жанры и потерпел творческую неудачу2

Еще более категорична И. И. Ермолаева, которая видит ошибку декабристов в том, что в 20-е годы XIX века они считали жанр оды еще способным к существованию: «Оды, конечно, еще существовали, но они уже не имели никаа кого будущего» . Но исследовательница не задается вопросом, а действительно ли воскрешается «старая» модель жанра, не модифицировалась ли она, функционируя в русле романтической художественной системы? (Именно этот вопрос возникает при размышлении над теоретическими поисками в области жанра В. Э. Вацуро, Ю. В. Стенника, Н. Л. Лейдермана, Н. Д. Тамарченко, С. И. Ермоленко и др.) По мнению И. И. Ермолаевой, позиция поэтов-декабристов оказывается архаичной, не отвечающей запросам романтической эпохи.

Такая точка зрения вызывает решительные возражения у В. Г. Базанова, который считает, что, восстанавливая высокие жанры в гражданских правах, декабристы стремились «не реставрировать традиционную оду, а создать новую, своеобразный гражданский гимн, способный выражать чувства «пламенной души»4. Но в чем именно заключался новаторский характер декабристской

1 Тынянов, Ю. Н. Архаисты и Пушкин. С. 103-115.

2 Там же. С. 115; См. также: Тынянов, Ю. Н. Поэтика. История литературы. Кино. С. 117.

3 Ермолаева, И. И. Жанрово-видовое своеобразие декабристской литературы / И. И. Ермолаева // Уч. записки / Моск. гос. пед. ин-т. - 1964. - Вопросы стиля художественной литературы. С. 96.

4 Базанов, В. Г. Очерки декабристской литературы: Поэзия. С. 19. оды, исследователь не уточняет, ограничившись лишь анализом ее идейно-тематического уровня. А потому ему не удается обоснованно и убедительно противопоставить оппонентам свою точку зрения.

Итак, по мнению дискутирующих по данному вопросу исследователей, в лирике декабристов обнаруживают себя либо полный отказ от «жанрового мышления» (точнее, мышления жанровыми канонами) и, следовательно, движение в ногу со временем романтических новаций, либо воскрешение, сохранение отживших жанровых форм, а значит, выпадение из романтизма, тяготение к литературной «архаике».

Как видим, проблема жанровой специфики декабристской поэзии оказывается связанной с проблемой творческого метода, что вполне логично. Не случайно вопрос о своеобразии эстетических принципов, определяющих художественную позицию интересующих нас поэтов, является дискуссионным. Некоторые ученые, вслед за Л. Я. Гинзбург, решительно выводят их творчество за рамки романтического литературного направления1. Ход этой дискуссии подробно рассмотрен Е. М. Пульхритудовой, полагающей, что декабристская поэзия 1820-х годов является органической частью «единого романтического л движения» . Двойственность решения проблемы - знак ее недостаточной изученности, а шаткость ситуации делает возможными компромиссные варианты ее трактовки. Так, А. В. Архипова разводит литературную практику и теорию декабристов: «В поэзии декабристов вплоть до 14 декабря сохранялось представление об оде, элегии, послании как о жанрах с определенным тематическим заданием. Однако на деле задания эти не всегда выдерживаются, и различные жанры начинают взаимно проникать друг в друга»3. Мысль эта стала уже общим местом в работах о декабристской лирике. Но тем самым мы снова выхо

1 См.: Гуревич, А. М. Романтики или «классики»? / А. М. Гуревич // Вопросы лит. - 1966. - № 2. - С. 151-162; Он же: Романтизм в русской литературе / А. М. Гуревич. - М. : Просвещение, 1980. - 104 е.; Он же: На подступах к романтизму (о русской лирике 1820-х годов) / А. М. Гуревич // Проблемы романтизма / сост. У. Р, Фохт. - М. : Искусство, 1967. С. 155; Созина, Е. К. Сознание и письмо в русской литературе / Е. К. Созина. -Екатеринбург : Изд-во Урал, ун-та, 2001. С. 518 и др.

2 Пульхритудова, Е. М. Романтическое и просветительское в декабристской литературе 20-х годов XIX века / Е. М. Пульхритудова // К истории русского романтизма. - М. : Наука, 1973. С. 48.

3 Архипова, A.B. Поэты-декабристы / А. В. Архипова // История русской поэзии: В 2 т. - Л. : Наука, 1968. - Т. 1. С. 301. дим на проблему художественной цельности гражданского романтизма как литературного течения.

Мы полагаем, что камнем преткновения для специалистов в области истории литературы, дискутирующих о художественной природе лирики декабристов, стал вопрос об эстетическом смысле их активного обращения к традиции высокой поэзии, уходящей корнями в XVIII век, прежде всего, к жанру оды, доминировавшему в классицистической лирике. Между тем, в современных теоретических работах предлагаются подходы к его решению. Так, размышляя о природе литературного течения, Н. Л. Лейдерман высказывает предположение о том, что в момент рождения новых методов и формирования новых литературных направлений старые жанры, в которых «опредметились» принципы художественного отображения, присущие уже изжившим себя методам, не исчезают полностью: «Как же «старый» жанр сохраняет свою действенность, какие изменения он претерпевает, что он сохраняет и переносит в новую действительность? Этот вопрос и приводит нас к проблеме литературных течений как наиболее крупных «подсистем» в русле литературного направления»1. В связи с этим заслуживает нашего внимания и следующее рассуждение Н. Д. Тамарченко: «В структуре любого жанра на каждом значительном этапе литературного процесса (особенно в Новое время) актуализируются именно те признаки, которые связаны с его местом и функцией в рамках определенного направления или литературной системы данной эпохи в целом, т. е. признаки, отличающие один исторический вариант жанра от других - предшествующих и последующих» . Не становится ли у декабристов старая жанровая система, модифицированная под влиянием новых эстетических веяний или актуализировавшая в ходе саморазвития ранее нереализованный внутренний потенциал, фактором формирования литературного течения? И как она «притирается» к романтическому методу? Лейдерман, Н. Л. Жанровые системы литературных направлений и течений. С. 12.

2 Тамарченко, Н. Д. Методологические проблемы теории рода и жанра в поэтике XX века. С. 97.

Исходя из вышеизложенного, в качестве предмета исследования мы избираем своеобразие жанровой системы - фактора художественной целостности «литературного декабризма» как особой, не столько идеологической, сколько поэтической общности, ставшей в свою очередь, ядром гражданского течения в русской романтической лирике и наиболее ярко выразившей характерные для него особенности. Однако мы не стремимся к абсолютизации категории жанра. Нам близок подход, предполагающий анализ историко-литературных систем (направление, течение, школа) как художественного единства, структурно организованного устойчивыми взаимоотношениями между творческим методом, органичной для него жанровой системой и поэтическим стилем.

Достаточно четко и убедительно этот подход сформулирован в работах Н. Л. Лейдермана. Исследователь справедливо предупреждает об опасности абсолютизации какой-либо одной из названных категорий, ибо устойчивость художественной системы определяется именно связью, «избирательным сродством», которое возникает между принципами художественного постижения действительности, ее творческого претворения, эстетической оценки и художественного обобщения, составляющих суть метода, и жанром, то есть способами построения художественного мира произведения, мира, в котором единственно и может получить воплощение, стать наглядно-зримой постигаемая художником эстетическая концепция действительности»1. Мы разделяем точку зрения исследователя, согласно которой «целостность произведения обеспечивается всеми художественными структурами, образующими его «каркас»: не только стилевая, но и жанровая структура в совокупности с принципами творческого метода формируют произведение как идейно-эстетическое целое»2. Каждая из

1 Лейдерман , Н. Л. Жанровые системы литературных направлений и течений. С. 5-6.

2 Лейдерман, Н. Л. Теория стиля и принципы стилевого анализа. С. 7. всех трех структур (стиль, жанр, метод) обеспечивает свой аспект целостности1.

В связи с вышеизложенным нуждается в уточнении наша позиция по вопросу об уже неоднократно упоминавшихся нами категориях литературного направления и течения и связанном с ними понятии «творческий метод». В последние годы в отечественном литературоведении наметилась довольно отчетливая тенденция к пересмотру традиционных представлений о закономерностях развития литературы как специфического вида искусства. Вполне обоснованно и естественно стремясь к обновлению теоретической и методологической базы литературоведения, некоторые исследователи довольно активно настаивают на «ломке» «догматических стереотипов», сковывающих и деформирующих научную мысль. В числе объектов критики оказалось, прежде всего, традиционное представление о творческом методе как системе основных принципов художественного освоения действительности2. Однако, отказавшись от понятия «творческий метод», его противники оказываются вынуждены искать другие обозначения объективно существующих закономерностей творческого процесса3. В Нам кажется вполне убедительной характеристика этих аспектов, предложенная Н. Л. Лейдерманом. С его точки зрения, творческий метод является структурой, которая обеспечивает целостность произведения как определенной системы эстетических отношений к действительности, является философско-эстетической основой художественного акта и определяет «творческую стратегию». Жанр и стиль определяют творческую тактику, а именно, законы внутренней организации художественного произведения. Жанровая структура обеспечивает целостность произведения с точки зрения его конструктивной завершенности, обращающей произведение в самодостаточный образ мира. Стиль как система элементов художественной формы, придающая произведению чувственно-наглядный, эстетический облик и раскрывающая его экспрессивно-оценочный смысл, берет на себя функцию создания экспрессивного единства, которое, в свою очередь, представляет собой полифоническое целое, образуемое столкновением, сплетением, развитием разных образных мотивов (Лейдерман, Н. Л. Теория стиля и принципы стилевого анализа. С. 15-17)

2 См. напр.: Волков, И. Ф. Творческие методы и художественные системы / И. Ф. Волков. - М.: Искусство, 1989. С. 16.

3 Так, например, в работах В. И. Тюпы вводится термин «парадигма художественности», которым обозначается объективно возникающая в определенные периоды литературного развития общность представлений о месте искусства в жизни человека и общества, о его целях, задачах, возможностях и средствах, связанных единством ценностных ориентиров, образцов и критериев художественности: «Появление и укрепление в общественном сознании каждой новой такой парадигмы совершается в строгой стадиально-исторической последовательности, именуемой обычно литературным процессом)) (Тюпа В. И. Художественный дискурс (Введение в теорию литературы). Тверь, 2002. С. 67). По мнению исследователя, смена ведущей парадигмы художественности предполагает существенное изменение статусов субъекта, предмета и адресата художественной деятельности, вытекающее из нового понимания самой природы этой деятельности. Эти перемены приводят к смещению ценностных ориентиров художественного сознания - критериев художественности. За такого рода изменениями всегда стоит некий качественный скачок творческой рефлексии, когда художественное сознание глубже проникает в природу художественности: «Очередная парадигма художественной культуры не в состоянии отменить освоенного ранее: гипертрофируя вновь открытое, она лишь оттесняет на второй план (дезактуализиру-ет) то, что доминировало на предыдущей стадии и будет аккумулировано последующими. Вследствие этого систематическое рассмотрение парадигм художественности по одним и тем же параметрам ведет к построению исторически обоснованной общей теории искусства» (Там же. С. 68). сущности, с небольшими уточнениями, но речь, как правило, идет все о том же объективном процессе смены творческих методов, и необходимость введения новых терминов для обозначения известного явления лишь подтверждает объективность его существования, а потому возникают сомнения в необходимости отказа от привычных понятий. Исходя из этих соображений, мы солидаризируемся с исследователями, отстаивающими правомерность существования понятия «творческий метод» в науке о литературе1.

Одновременно с понятием творческого метода дискредитируется и понятие литературного направления как категории, тесно с ним связанной2. Пожалуй, наиболее концептуально эта тенденция оформлена В. М. Марковичем3. Последствия такого рода идей, с нашей точки зрения, более серьезны, нежели кажется на первый взгляд, ибо в итоге размывается представление об историко-литературном процессе, поскольку утрачиваются объективные принципы его описания. В конечном счете, существенно обедняется наше представление об имманентных закономерностях развития литературы. Нам кажется весьма знаменательным, что новейшее издание академической теории литературы началось с тома, посвященного именно литературному процессу4. В главе, открывающей этот капитальный труд, Ю. Б. Борев заявляет: «Важнейшая категория См. об этом: Каган, М. С. Эстетика как философская наука (университетский курс лекций) / М. С. Каган. -СПб., 1997.-С. 433-437.

2 См. напр.: «Литературное направление - это возникающая и существующая в течение определенной эпохи система жанров и стилей, организованная познавательными принципами определенного метода» (Лейдерман, Н. Л. Теория литературы (вводный курс). - С. 48).

3 Отрицая существование непременной связи между творческим методом и литературным направлением, абсолютизируя самостоятельный характер жанровых и стилевых процессов, исследователь утверждает, что традиционное представление о литературных направлениях сегодня утратило смысл и актуальность. Отказ от понятия «направление» логично ведет за собой и отказ от понятий «течение», «школа» и т. п. (Маркович, В. М. Вопрос о литературных направлениях и построении истории русской литературы XIX века / В. М. Маркович // Освобождение от догм. История русской литературы: Состояние и пути изучения: В 2. т. - М.; Наследие, 1997. -Т. 1. - С. 241 - 249). Сходные идеи высказывались некоторыми участниками дискуссии, прошедшей в конце 1990-х гг. на страницах журнала «Вопросы литературы». Сошлемся, например, на В. Б. Катаева, заявляющего: «Сейчас.становится очевидной неудовлетворенность построением истории литературы на смене литературных направлений. от этой единицы измерения ускользает очень многое из реального литературного процесса. Очень значительная часть произведений русской классики существует вне направлений или тяготеет к нескольким направлениям. Лишь во второстепенных произведениях можно отыскать признаки направления в чистом виде» (Катаев, В. Б. Проблемы прикладного литературоведения / В. Б. Катаев // Вопросы литературы. -1998. - Январь - февраль. С. 79-80). В такого рода заявлениях обнаруживается внутренняя противоречивость: в самом деле, если «признаки» явления все же можно обнаружить, не доказывается ли тем самым существование самого этого явления?.

4 Теория литературы. Том IV. Литературный процесс / гл. ред. Ю. Б. Борев. - М.: ИМЛИ РАН, 2001.- 624 с. эстетики, позволяющая понять художественный процесс, его исторические этапы и звенья, обобщенно описывающая его, - художественное направление»*. Исследователь полемизирует с оппонентами, отрицающими направление как единицу реальности искусства и подменяющими его другими, неравнозначными единицами (напр., художественным произведением): «.несомненна реальность типологической общности произведений разных писателей. Изучение художественного произведения может быть всесторонним только при раскрытии связи между ним и близкой ему типологической группой произведений» . Менее категоричен В. Е. Хализев. Отстаивая статус литературного процесса как предмета сравнительно-исторического литературоведения, исследователь полагает, что оперировать терминами «литературное направление», «течение», «художественная система» следует осторожно, поскольку «суждения о смене течений и направлений - это не «отмычка» к закономерностям литературного процесса, а лишь очень приблизительная его схематизация» . Сам исследователь, характеризуя объективные типологические сближения между эстетическими установками разных писателей, предпочитает использовать термин «литературная общность». Однако в принципиальных вопросах В. Е. Хализев все же оказывается ближе Ю. Б. Бореву, нежели сторонникам отказа от «традиционных» представлений. Эта позиция близка и нам. Мы разделяем точку зрения В. С. Баевского, который заявляет: «.если мы хотим выстроить «историю» литературы, то должны оперировать свойственными ей понятиями, в первую очередь такими, как направление, течение, школа, барокко, классицизм, романтизм, реализм, модернизм.без такой системы взглядов, понятий и терминов наука наша неизбежно рассыпается»4. Как справедливо указывает Н. Д. Тамар-ченко, главной целью высказывания о литературном произведении «должно быть понимание смысла текста, причем, максимально адекватное понимание. Теория литературы. Том IV. Литературный процесс. С. 6.

2 Там же. С. 48.

3 Хализев, В. Е. Теория литературы / В. Е. Хализев. - 2 изд. - М.: Высш. шк., 2000. С. 371.

4 Баевский, В. С. Пожалуй, нам всем сообща пора приняться за чистку авгиевых конюшен / В. С. Баевский // Вопросы литературы. - 1998. - Май-июнь. С. 26.

Если понятие содействует достижению этой цели, то оно.заслуживает доверия»1. Мы полагаем, что понятия «литературное направление», «течение» и органично связанное с ними понятие «творческий метод» заслуживают доверия, поскольку содействуют достижению поставленной в нашем исследовании цели: выяснить, как формируется интересующая нас художественная общность, как функционирует она в сложившемся виде, и как распадается.

Для реализации этой цели необходимо решить следующие задачи:

- Уточнить представления декабристов о литературных жанрах, об их роли в историко-литературном процессе.

- Выявить факторы, обусловившие возникновение декабристской поэтической общности.

- Охарактеризовать жанровую систему декабристской лирики; выяснить, какими факторами определяется ее внутренняя целостность, как функционируют в рамках этой системы канонические жанры (элегия, дружеское послание), возникают ли новые жанровые формы.

- Рассмотреть вопрос о причинах и механизмах распада «литературного декабризма» как художественной общности.

Предметом, целями и задачами определяется методологическая основа исследования: мы опираемся на типологический, сравнительно-исторический и системно-структурный методы анализа историко-литературных явлений, широко представленные в отечественном и зарубежном литературоведении.

Научная новизна нашей работы состоит в том, что в ней впервые описана система жанров декабристской лирики в динамике ее развития и функционирования, выявлен системообразующий конструктивный принцип, определяющий ее специфику.

1 Тамарченко, Н. Д. Введение / Н. Д. Тамарченко // Теория литературы: Учеб. пособие для студ. филол. фак. высш. учеб. заведений: В 2 т. / под ред. Н. Д. Тамарченко. - Т. 1. Тамарченко Н. Д. Тюпа В. И. Бройтман С. Н. Теория художественного дискурса. Теоретическая поэтика. - М.: Издательский центр «Академия», 2004. С. 8.

Научная значимость определяется тем, что впервые в отечественном литературоведении декабристская лирика рассматривается как художественное единство, организованное закономерностями, имманентными искусству литературы.

Практическая значимость исследования заключается в том, что его материалы могут быть широко использованы в преподавании вузовских курсов «История русской литературы XVIII века» и «История русской литературы XIX века (первая треть)», а также в спецкурсах и спецсеминарах по истории русской лирики.

Основные положения, выносимые на защиту:

1. Декабристская поэзия представляет собой не столько идеологическую, сколько художественную целостность, организованную по имманентным литературе как виду искусства эстетическим законам.

2. Основой этой художественной целостности является специфическая система жанров, в которой реализуются познавательно-ценностные принципы творческого метода и отражаются связанные с ним стилевые тенденции.

3. Конструктивный принцип, определивший специфику жанровой системы декабристской лирики, заключается в доминирующем положении оды как «старшего жанра». Декабристы создали особую, романтическую по характеру лежащей в ее основе эстетической концепции мира и человека, модификацию одического жанра. Обновленный одический жанровый образ мира и миропере-живания мыслился ими как максимально приближенный к «идеальной норме прекрасного» и наиболее адекватно выражающий декабристское мироощущение.

4. Будучи «старшим жанром», ода обусловила единство способов создания образа миропереживания в произведениях наиболее репрезентативных для декабристской поэзии лирических (элегия, дружеское послание) и даже лиро-эпических (дума) жанров.

5. Главный фактор распадения декабристской поэтической общности -творческая индивидуальность художников, проявлявшаяся в особенностях поэтического стиля и внимании к жанровым формам, не подчинявшимся влиянию одического конструктивного принципа (любовные элегии К. Ф. Рылеева, подражания псалмам Ф. Глинки, ранние «ночные» стихи В. Кюхельбекера). В перспективе развитие этих тенденций выводило поэтов за пределы гражданского течения и закладывало основы для формирования новых художественных систем.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Система жанров в лирике декабристов"

Заключение

В ходе нашего исследования получила подтверждение выдвинутая изначально гипотеза, согласно которой художественная целостность литературного течения определяется сложными взаимоотношениями между специфической модификацией творческого метода и органичными для нее жанровой системой и поэтическим стилем. Твердая убежденность декабристов в возможности осуществления романтического идеала, его достижимости (и в возможности жить подобно литературному герою - пророку и подвижнику) определила стремление воплотить этот идеал, как в художественной, так и в нехудожественной реальности и побудила к сознательным поискам в области жанра.

Своеобразный подход к художественному решению проблемы романтического «двоемирия» обусловил активное обращение декабристов к оде - жанру, призванному не только воспеть идеал, но и изобразить его уже воплощенным в поэтическом образе миропереживания. В литературно-критических работах декабристов ода утверждалась в качестве «старшего жанра», являющего собой наиболее полное художественное воплощение «нормы прекрасного», одический образ миропереживания мыслился в качестве истинного и универсального. В то же время мы обнаружили, что само понимание категории жанра, просматривающееся в критических статьях декабристов-романтиков, отличается от эстетических установок прежней поры. Они вовсе не стремились воскресить «старые» жанры, поскольку полагали, что каждой эпохе органичны свои художественные формы, воплощающие характерные именно для этой эпохи типы мироотношения. Им уже было доступно понимание логики развития литературы как непрерывной смены и постоянного развития поэтических форм. Отсюда мы сделали вывод о сознательном стремлении декабристов влиять на современные им жанровые процессы, разворачивая их в нужном направлении путем создания новых и глубокого модифицирования традиционных жанров в соответствии с их новым, романтическим по своей природе мироощущением.

Непосредственный процесс формирования декабристского течения в русской лирике носил органический характер и был обусловлен не только общественными (война 1812 года), но и внутренними закономерностями развития литературного процесса. В раннем творчестве поэтов-декабристов заметны тенденции, которые, в итоге, должны были вывести их к созданию лирики нового типа. Каждый из них, будучи носителем характерного для раннего декабризма мироощущения, искал такую поэтическую форму, которая позволила бы художественно воплощать это мироощущение, «предписывать» его читателю и тем самым воздействовать на окружающий мир, преобразуя его в соответствии со своим представлением об идеале. Однако ни одному из будущих декабристов не удалось найти художественной формы, которая позволила бы выразить общее для них душевное состояние открыто, прямо и непосредственно. В ранней декабристской поэзии преобладали жанровые формы, предполагающие лирическое высказывание «по поводу» (гимн, героическая песнь, сатира, баллада) и тем самым оправдывавшие повышенную экспрессивность уже вырабатывавшегося, характерного для «литературного декабризма» стиля. С нашей точки зрения, роль фактора, определившего логику формирования «литературного декабризма» как устойчивой жанровой системы, ставшей основой гражданского течения в лирике, сыграло творчество А. С. Пушкина, нашедшего художественную форму, которая позволяла наиболее адекватно выразить декабристское мироощущение. Такую форму мы видим в романтической оде «Вольность», ставшей своего рода эстетическим манифестом «литературного декабризма».

Ориентируясь на пушкинские открытия, декабристы сознательно создали в своем творчестве новую, романтическую по характеру лежащей в ее основе эстетической концепции мира и человека, оду, решительно модифицируя традиционный жанровый канон, сопрягая его конструктивные принципы с новым, романтическим мироощущением и миропониманием. Этот процесс модификации развивался в русле, органичном для глубинной логики историко-литературного процесса, ибо подхватывал и углублял, выводя на новый эстетический уровень, тенденции, наметившиеся в предшествующий период (мы, прежде всего, имеем в виду оду А. Н. Радищева «Вольность», открывшую дорогу субъективной романтической экспрессии). Ода стала программным, репрезентативным для декабристской лирики жанром, поскольку именно в ней поэтам удалось наиболее адекватно выразить новый тип мироотношения и ми-ропереживания.

В декабристской лирике ода взяла на себя функции системообразующего фактора, что, на наш взгляд, проявляется в том, что она не только теоретически, но и фактически заняла место «старшего жанра» - основы художественной целостности течения. Одический конструктивный принцип стал ориентиром для других лирических жанров. Ода смогла «подтянуть» к себе жанровые структуры, обладающие известной степенью гибкости и динамичности. Мы проанализировали этот процесс на примере магистральных для всей русской лирики первой трети XIX века и самых продуктивных в творчестве декабристов жанров: элегии и дружеского послания. Ода внедрила в их художественное пространство свой, специфический тип мироотношения, укрупнила художественный образ миропереживания, заметно скорректировала конструктивные жанровые принципы. Так, в элегию вошел одический тип лирического героя - поэт-пророк, избранный, претендующий на универсальное значение своей личности и дерзающий вмешиваться в окружающую действительность, предписывая ей должный порядок. Изменился характер элегического переживания, оно стало более интенсивным и напряженным, приближаясь тем самым к одическому. Пафос элегии стал более оптимистичным, утверждающим. Вместе с одическим мироотношеним в элегию «ворвался» и одический образ мира, отличающийся особой масштабностью, грандиозностью и динамичностью. Усложнился элегический хронотоп: минувшее оказалось тесно слито с настоящим, лирический герой в большей степени сосредоточился на постижении процессов, происходящих в его душе непосредственно в момент лирического высказывания. Через мотив пророчества в элегию вошел образ будущего, предстающего в виде своеобразной утопии, воплощенного идеала. Широта, универсальность сознания лирического героя сделали его способным элегически переживать перипетии мирового бытия. Одический по своей природе восторг стал психологической доминантой декабристской элегии. Поэтому так органично использование в ней приемов одического стиля: витийственных интонаций, повышенной гиперболизации, риторики, лексической архаики и пр.

Проанализировав разные варианты разработки декабристами традиционной жанровой формы дружеского послания, мы обнаружили, что и здесь активно утверждался новый тип миропереживания, носителем которого стал лирический герой-адресант: высокий, яркий, мощно чувствующий поэт-трибун, а характерными особенностями - особая грандиозность, гиперболичность, динамика. Изменилась жанровая семантика: декабристское дружеское послание утверждает невозможность обретения внутренней гармонии путем бегства из «большого» мира и уединения в «малом» мире уединенного бытия. Мироотно-шение лирического героя-адресанта, получило статус должного, нормы, идеала, который и начал утверждаться как образец для подражания. Интонация декабристских дружеских посланий утратила традиционную интимную камерность и приобрела одическую патетичность, восторженную экспрессивность и императивность за счет широкого использования приемов высокого стиля. Таким образом совершался процесс «смещения» дружеского послания в сторону оды, занявшей по отношению к нему положение «старшего жанра».

Проанализировав жанр думы, ярко представленный в поэзии К. Ф. Рылеева и традиционно воспринимающийся как репрезентативный для гражданского романтизма, мы увидели, что воздействию одического конструктивного принципа могут подчиняться и лиро-эпические художественные формы. В думах, как и в одах, предметом воспевания оказался мир поэтической души, носительницы высших этических и эстетических ценностей, создающей в самом процессе поэтического высказывания образ своего идеала и воплощающейся в этом образе. Лирический сюжет и в думах, и в одах разворачивается как процесс творческого самовыражения этой души. Сблизила оды и думы и твердая убежденность автора во всемогуществе поэтического слова, способного преобразовывать мир на началах добра и красоты, воплощая идеал в формах, доступных для восприятия читательского сознания. Обнаружилось несомненное сходство лирических субъектов: лирический повествователь дум - поэт, вдохновенный героический певец, носитель и провозгласитель высшей истины оказался весьма близок лирическому герою дум - поэту-пророку и по внутреннему складу души, и по характеру чувств, и по манере их выражения. Думы, с нашей точки зрения, стали попыткой поэта-декабриста буквально вмешаться в реальность и изменить ее с помощью решительного и безоглядного утверждения своей мечты, воплощенной в художественной структуре дум. Таким образом, думы попали в поле притяжения оды - «старшего жанра» в декабристской поэтической иерархии и заняли свое, специфическое место в жанровой системе гражданской романтической лирики.

В результате выявленных нами процессов, поэтическая система «литературного декабризма» оказалась очень прочно сцепленной внутренними межжанровыми и стилевыми связями. Период существования этого единства и является периодом полноценного функционирования литературного течения. Его начало - приблизительно 1820-21 гг. В свою очередь, утрата одой положения «старшего жанра» ознаменовала собой начало распада гражданского течения в декабристской романтической лирике. Произошло это приблизительно в 182526 гг.

Мы ни в коей мере не склонны недооценивать значение событий 14 декабря 1825 года в дальнейшей творческой судьбе поэтов-декабристов. И все же мы полагаем, что главными факторами распада течения стали органично развивавшиеся в их лирике внутренние, собственно литературные тенденции. Прежде всего, важную роль сыграла творческая индивидуальность художников, проявлявшаяся в особенностях поэтического стиля и обусловившая их обращение к жанровым формам, не подчинявшимся влиянию одического конструктивного принципа (элегии К. Ф. Рылеева, подражания псалмам Ф. Глинки, ранние «ночные» стихи В. Кюхельбекера). Так, в лирике К. Рылеева мы обнаружили тяготение к поэтическому освоению напряженной и полной внутренних противоречий духовной жизни личности, стремящейся познать самое себя, осмыслить собственные душевные движения. Это тяготение явно усилилось к 182425 гг. Мы считаем возможным говорить о зарождении в творчестве Рылеева лирической рефлексии, которая обретет особую актуальность в 1830-е годы и наиболее полно и ярко проявится в лирике М. Ю. Лермонтова. Эта тенденция была весьма органичной для Рылеева, художника, изначально тяготевшего к открытой исповедальности лирического высказывания.

В поэзии Ф. Глинки и В. Кюхельбекера мы обнаружили оформление другой тенденции, которая в перспективе выводила к созданию новой поэтической общности философского романтизма. С нашей точки зрения, этот процесс был также органичным и вызревал не вопреки, но благодаря близости творческой индивидуальности художников основным эстетическим установкам «литературного декабризма». Движение Ф. Глинки и В. Кюхельбекера к философскому романтизму совершалось через стремление вывести декабристский тип романтического двоемирия на высший, универсальный уровень субстанциальных оппозиций, окончательных и «последних» решений «вечных» бытийных вопросов. Анализ последекабрьской лирики Кюхельбекера позволил нам поставить вопрос о формировании в его творчестве нового поэтического единства, организованного специфическими взаимоотношениями между «ночными» и «духовными» стихами как жанровыми формами, связанными с потребностью в художественном самовыражении сознания особого, философствующего типа.

Проделанный нами анализ позволил уточнить представление о характере связей того или иного художника с близким ему течением. Мы имели возможность убедиться в том, что функционирование течения возможно при наличии какого-то количества художников, плотно в него интегрированных на протяжении фактически всего периода его существования и составляющих его «ядро».

В данном случае такую группу составили К. Рылеев, В. Кюхельбекер, П. Катенин и В. Раевский. В то же время, возможен и такой вариант, когда художник, фактически не вошедший в течение, между тем, играет значительную роль в процессе его формирования. Так, А. С. Пушкин сумел найти художественную форму, ставшую системообразующей основой «литературного декабризма», но сам пошел другой дорогой, сохраняя лишь личные дружеские связи с декабристами и отдавая им должное использованием характерных для них образов и мотивов в отдельных своих, как правило, адресных стихотворениях. Ф. Глинка так же развивался очень быстро. Приняв активное участие в закладывании основ поэтической системы гражданского романтизма, он вскоре ушел из него, продолжая выполнять свою специфическую роль «родоначальника», «зачинателя» уже новых литературных явлений. Но то, что было сделано им, не позволяет нам полностью вывести его за пределы «литературного декабризма», упоминание его имени при анализе данного художественного явления мы считаем необходимым. В целом же наши выводы позволяют в дальнейшем с большей точностью и объективностью решать вопрос о составе той группы художников, творчество которых собственно и представляет собой гражданское течение в русском романтизме в полном его объеме. В качестве таковых мы видим не только тех, кто так или иначе был причастен к «делу 14» декабря, но тех, в чьем творчестве в целом, или на каком-то этапе ода сыграла роль «старшего жанра». Мы ограничились в нашей работе лишь «литературным декабризмом», сцементировавшим это течение в период 1820-26 г.г. Позже декабристы уходят и из течения, и из официальной литературы. Но гражданский романтизм - широкое явление, и только первый этап его функционирования связан с «литературным декабризмом». В 1830-е годы начинается новый период его развития, связанный, в частности, с поэтической деятельностью ранних славянофилов (А. С. Хомяков, К. С. Аксаков и др.). Приверженность этих поэтов оде общеизвестна. Мы полагаем, что предложенный нами путь может вывести к более глубокому осмыслению как специфики славянофильского варианта гражданского романтизма, так и эстетической сущности этого течения в лирике в целом.

Главным объектом анализа в нашей работе стала лирика декабристов как наиболее продуктивная форма их литературной деятельности. Но ею «литературный декабризм», разумеется, не исчерпывается. Он включает в себя и другие жанрово-родовые формы: лиро-эпические (поэма), драматические (трагедия), эпические (путешествие, путевой очерк, психологическая повесть, утопия и др.). Предложенное нами решение частной проблемы жанровой специфики декабристской лирики позволяет расширить диапазон научных изысканий, поскольку обосновывает необходимость проверки гипотезы о существовании межродовых жанровых образований.

Список научной литературыЛожкова, Татьяна Анатольевна, диссертация по теме "Русская литература"

1. Аверинцев, С. С. Греческая «литература» и ближневосточная «словесность» / С. С. Аверинцев // Типология и взаимосвязи литератур древнего мира. - М. : Наука, 1971.-С. 206-266.

2. Аверинцев, С. С. Истоки и развитие ранне-христианской литературы / С. С. Аверинцев // История всемирной литературы: в 9 т. М. : Наука, 1983. - Т. 1. -С. 501-515.

3. Аверинцев, С. С. Древнееврейская литература / С. С. Аверинцев // История всемирной литературы: в 9 т. М. : Наука, 1983. - Т. 1. - С. 271 - 302.

4. Аверинцев, С. С. Историческая подвижность категории жанра: опыт периодизации / С. С. Аверинцев // Историческая поэтика: Итоги и перспективы изучения. М. : Наука, 1986. - С. 104 - 116.

5. Аверинцев, С. С. Взаимосвязь и взаимовлияние жанров в развитии античной литературы / С. С. Аверинцев. М. : Наука, 1989. - 276 с.

6. Аверьянов, А. Н. Система: философская категория и реальность / А. Н. Аверьянов. М. : Мысль, 1976. - 188 с.

7. Айхенвальд, Ю. И. Рылеев // Айхенвальд, Ю. И. Силуэты русских писателей / Ю. И. Айхенвальд. М. : Республика, 1994. - С. 56 - 57.

8. Альми, И. Л. О внесубъектных формах выражения авторского сознания в лирике Баратынского / И. Л. Альми // Вопросы литературы: Художественный метод. Художественное своеобразие: вып. 9. Владимир : Владимир, пед. инт, 1975.-С. 68-85.

9. Альтшуллер, М. Г. Поэтическая традиция Радищева в литературной жизни начала XIX века / М. Г. Альтшуллер // XVIII век. Сб. 12. А. Н. Радищев и литература его времени. - Л. : Наука, 1977. - С. 113 - 136.

10. Аникин, В. П. Русское устное народное творчество / В. П. Аникин. М. : Высш. шк., 2001. -726 с.

11. Аринина, JI. М. Пространство и время в поэтическом мировоззрении Ф. И. Тютчева / Л. М. Аринина // Вопросы романтического метода и стиля. -Калинин :КГУ, 1978.-С. 38-48.

12. Архипова, А. В. Из литературной полемики 1820-х годов (В. Кюхельбекер, «архаисты» и «новаторы») / Архипова А. В. // Рус. литература. 1960. -№ 3. - С. 14-25.

13. Архипова, А. В. Творчество В. К. Кюхельбекера (до 14 декабря 1825 г.) : автореф. дис. на соиск. учен. степ. канд. филол. наук / А. В. Архипова ; Ле-нингр. пед. ин-т. - Л., 1960. - 18 с.

14. Архипова, А. В. В. Ф. Раевский и декабристская поэзия / А. В. Архипова, В. Г. Базанов // Раевский В. Ф. Полн. собр. стихотворений. М.; Л. : Сов. писатель, 1967.-С. 5-50.

15. Архипова, А. В. Поэты-декабристы / А. В. Архипова // История русской поэзии: В 2 т.- Л.: Наука, 1968. Т. 1. - С. 282 - 302.

16. Архипова, А. В. К. Рылеев. «Я ль буду в роковое время.» / А. В. Архипова // Поэтический строй русской лирики. Л.: Наука, 1973. - С. 64 - 77.

17. Архипова, А. В. О русском предромантизме / Архипова А. В. // Рус. литература. 1978. - № 1. - С. 14 - 25.

18. Архипова, А. В. Отзвуки литературной полемики 1810-х годов в письмах Г. А. Глинки и В. К. Кюхельбекера / А. В. Архипова // Пушкин: Исследования и материалы. Т. VIII. - Л.: Наука, 1978. - С. 147 - 150.

19. Архипова, А. В. Литературное дело декабристов / А. В. Архипова. Л. : Наука, 1987.- 190 с.

20. Архипова, А. В. Религиозные мотивы в поэзии декабристов / А. В. Архипова// Христианство и русская литература. СПб.: Наука, 1994. С. 185-208.

21. Афанасьев, В. К другу стихотворцу (о дружеском стихотворном послании эпохи романтизма) / В. Афанасьев. М. : Поэзия. - 1983. - № 37. - С. 146 -154.

22. Баевский, В. С. История русской поэзии, 1730-1980: Компендиум / В. С. Баевский. 2-е изд., испр и доп. - Смоленск : Русич, 1994. - 302 с.

23. Баевский, В. С. Пожалуй, нам всем сообща пора приняться за чистку авгиевых конюшен / В. С. Баевский // Вопросы литературы. 1998. - Май-июнь. -С. И-31.

24. Баевский, В. С. Лингвистические, математические, семиотические и компьютерные модели в истории и теории литературы / В. С. Баевский. М. : Славян, культуры, 2001 - 336 с.

25. Базанов, В. Г. Поэты-декабристы. К. Ф. Рылеев. В. К. Кюхельбекер. А. И. Одоевский / В. Г. Базанов. М.; Л.: АН СССР, 1950. - 220 с.

26. Базанов, В. Г. Ф. Н. Глинка / В. Г. Базанов // Глинка Ф. Н. Избранные произведения. Л.: Сов. писатель, 1957. - С. 5 - 54.

27. Базанов, В. Г. Поэтическое наследие Федора Глинки (10-30-е годы XIX века) / В. Г. Базанов. Петрозаводск : Гос. изд. Карело-Фин. СССР, 1950. -128 с.

28. Базанов, В. Г. Очерки декабристской литературы. Публицистика. Проза. Критика / В. Г. Базанов. М.: Гослитиздат, 1953. - 527 с.

29. Базанов, В. Г. Очерки декабристской литературы. Поэзия / В. Г. Базанов. М.; Л. : Гослитиздат, 1961. - 471 с.

30. Базанов, В. Г. Из истории гражданской поэзии начала XIX века / В. Г. Базанов // Рус. литература. 1961. - № 1. - С. 39 - 62.

31. Базанов, В. Г. Ученая республика / В. Г. Базанов. М.; Л. : Наука, 1964. -363 с.

32. Базанов, В. Г. Творческий путь Рылеева / В. Г. Базанов, А. В. Архипова // Рылеев К. Ф. Полное собрание сочинений. Л. : Сов. писатель, 1971. - С. 5 -52.

33. Балашов, Д. М. История развития жанра русской баллады / Д. М. Балашов. Петрозаводск : Карел, кн. изд-во, 1966. - 72 с.

34. Банфи, А. Философия искусства: пер. с итал / А. Банфи. М. : Искусство, 1989.-383 с.

35. Бахтин, М. М. Проблемы поэтики Достоевского / М. М. Бахтин. М. : Советская Россия, 1979. - 320 с.

36. Бахтин, М. М. Вопросы литературы и эстетики: исследования разных лет / М. М. Бахтин. М.: Худож. лит., 1975. - 502 с.

37. Бахтин, М.М. Эстетика словесного творчества / М. М. Бахтин. -. М. : Искусство, 1979. 423 с.

38. Бахтин, М. М. Фрейдизм. Формльный метод в литературоведении. Марксизм и философия языка. Статьи / М. М. Бахтин. М. : Лабиринт, 2000. - 639 с.

39. Башнин, Ю. Н. Литературно-эстетические взгляды декабристов : автореф. дис. на соиск. учен. степ. канд. филол. наук / Ю. Н. Башнин ; Петрозаводск, ун-т. - Петрозаводск, 1969. - 19 с.

40. Бегунов, Ю. К. Наследие декабристов / Ю. К. Бегунов // Рус. литература. 1976.-№2.-С. 213-220.

41. Бестужев, А. А. Взгляд на русскую словесность в течение 1824 и начале 1825 годов / А. А. Бестужев // Декабристы: Эстетика и критика. М. : Искусство, 1991.-С. 116-127.

42. Бестужев, А. А. Ответ на критику «Полярной звезды», помещенную в 4, 5, 6 и 7 номерах «Русского инвалида» 1823 года / А. А. Бестужев // Декабристы: Эстетика и критика. М.: Искусство, 1991. - С. 102- 109.

43. Бестужев, А. А. О романтизме / А. А. Бестужев // Декабристы: Эстетика и критика. М.: Искусство, 1991. - С. 127- 130.

44. Бестужев, А. А. О романе Полевого «Клятва при гробе Господнем» / А. А. Бестужев // Декабристы: Эстетика и критика. М. : Искусство, 1991. - С. 133 -187.

45. Бестужев, А. А. Письмо к издателю / А. А. Бестужев // Декабристы: Эстетика и критика. М.: Искусство, 1991. - С. 74.

46. Бестужев, А. А. Взгляд на старую и новую словесность в России / А. А. Бестужев // Декабристы: Эстетика и критика. М. : Искусство, 1991. - С. 83 -101.

47. Берков, П. Н. Основные вопросы изучения русского просветительства / Берков, П. Н. Проблемы исторического развития литератур / П. Н. Берков. -Л.: Наука, 1981.-С. 172-196.

48. Берковский, Н. Я. Романтизм в Германии / Н. Я. Берковский. Л. : Ху-дож. лит., 1973. - 568 с.

49. Биншток, Л. М. Лирическая система Ф. И. Тютчева / Л. М. Биншток // Поэтика русского реализма второй половины XIX века. Ижевск : Изд-во Удм. гос. ун-та, 1978.-С. 82-96.

50. Биншток, Л. М. Структура системы и специфика поэтического многоголосия в лирике Ф. И. Тютчева / Л. М. Биншток // Проблема автора в русской литературе. Ижевск : Изд-во Удм. гос. ун-та, 1978. - С. 125- 133.

51. Биншток, Л. М. Эволюция авторского сознания в лирике Ф. И. Тютчева и проблема творческого метода поэта / Л. М. Биншток // Проблема автора в художественной литературе. Ижевск : Изд-во Удм. гос. ун-та, 1983. С. 44 - 52.

52. Бирюков, Ф. Г. Литературно-критические взгляды В. К. Кюхельбекера : автореф. дис. на соиск. учен. степ. канд. филол. наук / Ф. Г. Бирюков ; Моск. ун-т. - М., 1956. - 18 с.

53. Блауберг, И. В. Становление и сущность системного подхода / И. В. Блауберг, И. Г. Юдин. М.: Наука, 1973. - 270 с.

54. Благой, Д. Д. Пушкин и русская литература XVIII века // Благой Д. Д. Литература и действительность / Д. Д. Благой. М.: ГИХЛ, 1959. - С. 201 - 300.

55. Благой, Д. Д. Творческий путь Пушкина (1826-1830) / Д. Д. Благой. М. : Сов. писат., 1967. - 723 с.

56. Благой, Д. Д. Душа в заветной лире: Очерки жизни и творчества Пушкина / Д. Д. Благой. М.: Сов. писат., 1977. - 544 с.

57. Богаткина, М. Г. Философские аспекты изучения романтической поэзии / М. Г. Богаткина // Проблема комплексности изучения художественного творчества. Казань : Изд-во Каз. гос. ун-та, 1980. - С. 144 - 150.

58. Борев, Ю. Б. Художественный стиль, метод и направление / Ю. Б. Борев // Теория литературных стилей: Современные аспекты изучения. М. : Наука, 1982.-С. 76 - 90.

59. Борев, Ю. Б. Эстетика / Ю. Б. Борев. М. : Высш. шк., 2002. - 511 с.

60. Бродский, Н. J1. М. Ю. Лермонтов. Биография: В 2 т. / Н. Л. Бродский. -М.: Гослитиздат, 1945. Т. 1: (1814 - 1832). - 347 с.

61. Бройтман, С. Н. Проблема диалога в русской лирике первой половины XIX в. / С. Н. Бройтман. Махачкала : Изд-во Даг. ун-та, 1983. - 80 с.

62. Бройтман, С. Н. Субъектно-образная структура русской лирики конца XVIII начала XIX в. (Карамзин, Батюшков) / С. Н. Бройтман // Науч. докл. Высш. шк. Филол. науки. - 1989. - № 2. - С. 70-73.

63. Бройтман, С. Н. Блок и Пушкин (К вопросу о классическом и неклассическом типе художественной целостности) / С. Н. Бройтман // Литературное произведение: слово и бытие. Донецк.: ДонГУ, 1997. - С. 55- 79.

64. Бройтман, С. Н. Лирика в историческом освещении / Бройтман С. Н. // Теория литературы. Том III. Роды и жанры (основные проблемы в историческом освещении). М.: ИМЛИ РАН, 2003. - С. 421 - 466.

65. Бройтман, С. Н. Историческая поэтика: Хрестоматия-практикум / С. Н. Бройтман. М. : Академия, 2004. - 352 с.

66. Буслаев, Ф. И. Русский быт и пословицы // Буслаев Ф. И. Исторические очерки русской народной словесности и искусства. СПб., 1861. Т. 1. С. 78 -136.

67. Булич, Н. Н. Очерки по истории русской литературы и Просвещения с началаXIXвека/Н. Н. Булич.-СПб., 1912.-711 с.

68. Бэгби, Льюис. Александр Бестужев-Марлинский и русский байронизм / Льюис Бэгби. СПб.: Академический проект, 2001. - 368 с.

69. Валицкая, А. П. Русская эстетика XVIII века: историко-проблемный очерк просветительской мысли / А. П. Валицкая. М. : Искусство, 1983. - 238 с.

70. Ванслов, В. В. Эстетика романтизма / В. В. Ванслов. М. : Искусство, 1966.-405 с.

71. Ванслов, В. В. Эстетика Гегеля и судьбы искусства / В. В. Ванслов // Советское искусствознание. М.: Искусство, 1975. - С. 237 - 254.

72. Василевская, Е. А. Рылеев трибун декабризма / Е. А. Василевская // Рус. речь. - 1975. №4. -С. 14-20.

73. Василевская, Е. А. Поэтическая система Державина / Е. А. Василевская // Рус. речь. 1983. - № 4. - С. 29 - 34.

74. Вацуро, В. Э. Пушкин и литературное движение его времени / В. Э. Ва-цуро // Новое литературное обозрение. № 59 (Г2003). - С. 307 - 336.

75. Вацуро, В. Э. К изучению «Дум» К.Ф. Рылеева / В. Э Вацуро // Русская литература. 1975. -№ 4. - С. 101-107.

76. Вацуро, В. Э. Пушкинская пора / В. Э Вацуро. СПб. : Акад. проект, 2000. - 624 с.

77. Вацуро, В. Э. Лирика пушкинской поры: «Элегическая школа» / В. Э Вацуро. СПб.: Наука, 1994. - 238 с.

78. Вацуро, В. Э. Поэзия пушкинского круга / В. Э Вацуро // История русской литературы: В 4 т. Л.: Наука, 1981. - Т. 2. - С. 324-342.

79. Вацуро, В. Э. Поэзия 1830-х гг. / В. Э Вацуро // История русской литературы: В 4 т. Л. : Наука, 1981.-Г. 2.-С. 362-379.

80. Виноградов, В. В. Проблема авторства и теория стилей / В. В. Виноградов. М.: ГИХЛ, 1961.-615 с.

81. Виноградов, В. В. Избранные труды. Язык и стиль русских писателей. От Карамзина до Гоголя / В. В. Виноградов. М.: Наука, 1990. - 388 с.

82. Виноградов, В. В. Стиль Пушкина / В. В. Виноградов. 2-е изд. - М. : Наука, 1999.-704 с.

83. Винокур, Г. О. Филологические исследования: лингвистика и поэтика / Г. О. Винокур. М. : Наука, 1990. - 452 с.

84. Волков, И. Ф. Романтизм / И. Ф. Волков // Творческий метод. М. : Искусство, 1960. - С. 168 - 208.

85. Волков, И. Ф. Творческие методы и художественные системы / И. Ф. Волков. М. : Искусство, 1989. - 253 с.

86. Вольман, С. Система жанров как проблема стравнительно-исторического литературоведения / С. Вольман // Проблемы современной филологии. М. : Наука, 1965.-С. 341 -349.

87. Вопросы романтизма / отв. ред. Н. А. Гуляев. Калинин : Изд-во Калинин. гос. ун-та, 1974. - 137 с.

88. Вопросы романтизма / отв. ред. Н. А. Гуляев. Калинин : Изд-во Калинин. гос. ун-та. - Вып. 2. - 1975. - 131 с.

89. Гаджиев, А. А. Романтизм и реализм: Теория литературно-художественных типов творчества / А. А. Гаджиев. Баку: Элм, 1972. - 347 с.

90. Гайм, Р. Романтическая школа: Вклад в историю немецкого ума / Р. Гайм. М. : К. Т. Солдатенков, 1891.-774 с.

91. Галич, А. И. Опыт науки изящного / А. И. Галич // Русские эстетические трактаты первой трети XIX века : в 2 т. М. : Искусство, 1974. - Т. 2. - С. 205 -275.

92. Гальстер, Б. О некоторых проблемах теории декабристского романтизма / Б. Гальстер, А. Семчук // Романтизм в славянских литературах. М. : МГУ, 1973.-С. 29-41.

93. Гальцева, Р. А. Пушкин и свобода человека / Р. А. Гальцева // Пушкин и современная культура. М. : Наука, 1996. - С. 71-77.

94. Гаспаров, М. Л. Современный русский стих: метрика и ритмика / М. Л. Гаспаров. М. : Наука, 1974. - 487 с.

95. Гаспаров, М. Л. Избр. труды: В 3 т. М. : Языки русской культуры, 1997. -Т. 1 : О поэтах. - 660 с.

96. Гаспаров, M. Jl. Избр. труды: В 3 т. М. : Языки русской культуры, 1997. -Т. 2 : О стихах. - 501 с.

97. Гаспаров, М. Л. Как писать историю литературы? / М. Л. Гаспаров // Новое лит. обозрение. № 59, 1(2003). - С. 142 - 146.

98. Гачев, Г. Д. Содержательность художественных форм: Эпос. Лирика. Театр / Г. Д. Гачев. М. : Просвещение, 1968. - 303 с.

99. Гегель, Г. В. Ф. Сочинения: в 14 т. / Г. В. Ф. Гегель. М. : АН СССР, 1958. - Т. 14. Лекции по эстетике. - Кн. 3. - 440 с.

100. Гегель, Г. В. Ф. Эстетика: в 4 т. / Г. В. Ф. Гегель. М. : Искусство, 1969. -Т.3.-621 с.

101. Гей, H. Н. Время и пространство в структуре произведения / H. Н. Гей // Контекст 1974. Литературно-теоретические исследования. - М. : Наука, 1978.-С. 213 -228.

102. Гердер, Иоганн Готфрид. Щей к философии истории человечества / И. Г. Гердер. М. : Наука, 1977. - 703 с.

103. ЮЗ.Гершензон, М. О. Мудрость Пушкина / М. О. Гершензон Томск : Водолей, 1997.-287 с.

104. Гинзбург, Л. Я. Русская поэзия 1820-1830-х годов / Л. Я Гинзбург // Поэты 1820-1830-х годов: В 2 т. Л. : Сов. писатель, 1972. - Т. 1. - С. 17 - 29

105. Гинзбург, Л. Я. О старом и новом: статьи и очерки / Л. Я. Гинзбург. Л. : Сов. писатель, 1982.-423 с.

106. Гинзбург, Л. Я. О лирике / Л. Я. Гинзбург.- 2-е изд., доп. -. Л. : Сов. писатель, 1974.-408 с.

107. Ю7.Гиршман, M. М. Изучение диалектики общего и индивидуального в стиле / M. М. Гиршман // Теория литературных стилей: Современные аспекты изучения. М. : Наука, 1982. - С. 9 - 18.

108. Гиршман, M. М. Стиль литературного произведения / M. М. Гиршман // Теория литературных стилей: Современные аспекты изучения. М. : Наука, 1982.-С. 257-300.

109. Гиршман, М. М. Творчество А. Пушкина и современная теория поэтического произведения / М. М. Гиршман // Пушкин и теоретико-литературная мысль. М.: ИМЛИ, «Наследие», 1999. - С. 72 - 85.

110. Ш.Гнедич, Н. И. О вольном переводе Бюргеровой баллады: Ленора / Н. И. Гнедич // Сын Отечества. 1916. - Ч. 31, № 27. - С. 3 - 22.

111. Гончаров, Б. П. Проблема художественного целого и системность стилевого анализма / Б. П. Гончаров // Теория литературных стилей: Современные аспекты изучения. -М.: Наука, 1982. С. 228 - 256.

112. Горбунова, Л. Г. Творчество В. К. Кюхельбекера: Проблемы фантастики и мифологии / Л. Г. Горбунова. Саратов : Изд-во Сарат. ун-та, 1991. - 100 с.

113. Гордин, Л. А. Мятеж реформторов: 14 декабря 1825 года / Л. А. Гордин. -2-е изд., перераб. и доп. Л.: Лениздат, 1989. - 398 с.

114. И5. Городецкий, Б. П. Лирика Пушкина / Б. П. Городецкий. М. ; Л. : АН СССР, 1962.-466 с.

115. Городецкий, Б. П. А. С. Пушкин / Б. П. Городецкий // История русской поэзии: В 2 т.- Л.: Наука, 1968. Т. 1. - С. 376 - 434.

116. Гофман, В. А. Литературное дело Рылеева / В. А. Гофман // Рылеев К. Ф. Полное собр. стихотворений. Л. : Сов. писатель, 1934 . - С. I - XXVIII.

117. Грехнев, В. А. Болдинская лирика А. С. Пушкина (1830 год) / В. А. Грех-нев. Горький : Волго-Вятское кн. изд-во, 1980. - 159 с.

118. Грехнев, В. А. Жанровый объект и лирический субъект в элегиях Пушкина / В. А. Грехнев // Болдинские чтения. Горький : Волго-Вятское кн. изд-во, 1982.-С. 105- 126.

119. Грехнев, В. А. Лирика Пушкина: О поэтике жанров / В. А. Грехнев. -Горький : Волго-Вятское кн. изд-во, 1987. 239 с.

120. Грехнев, В. А. Этюды о лирике А. С. Пушкина / В. А. Грехнев. Нижний Новгород : Волго-Вятское кн. изд-во, 1991. - 192 с.

121. Грехнев, В. А. Дружеское послание пушкинской поры как литературный жанр / В. А. Грехнев // Болдинские чтения. Горький : Волго-Вятское кн. изд-во, 1978.-С. 32-49.

122. Грибоедов, А. С. О разборе вольного перевода Бюргеровой баллады: Ле-нора / А. С. Грибоедов // Сын Отечества. 1816. - Ч.31, № 30. - С. 150 - 160.

123. Григорьян, К. Н. М. Ю. Лермонтов / К. Н. Григорьян // История русской поэзии: в 2 т. М.: Искусство, 1974. - Т. 2. - С. 484 - 530.

124. Григорьян, К. Н. К изучению романтизма / К. Н. Григорьян // Рус. литература. 1967. -№ 3. - С. 124-141.

125. Григорьян, К. Н. «Ультраромантический род поэзии» (Из истории русской элегии) / К. Н. Григорьян // Русский романтизм. Л. : Наука, 1978. С. 79 -117.

126. Григорьян, К. Н. Жуковский и Пушкин: к эволюции русской элегии / К. Н. Григорьян // На путях к романтизму. Л.: Наука, 1984. - С. 172- 193.

127. Григорьян, К. Н. Пушкинская элегия (Национальные истоки, предшественники, эволюция) / К. Н. Григорьян. Л., 1990. - 257 с.

128. Гуковский, Г. А. Из истории русской оды XVIII века / Г. А. Гуковский // Поэтика. Л., 1923. - вып. III. - С. 129 - 142.

129. Гуковский, Г. А. Русская поэзия XVIII века / Г. А. Гуковский. Л. : Academia, 1927.-212 с.

130. Гуковский, Г. А. Очерки по истории русской литературы и общественной мысли XVIII века / Г. А. Гуковский. Л.: Гослитиздат, 1938. - 316 с.

131. Гуковский, Г. А. Очерки русской литературы XVIII века / Г. А. Гуковский. Л. : Гослитиздат, 1938. - 315 с.

132. Гуковский, Г. А. Пушкин и поэтика русского романтизма / Г. А. Гуковский // Известия АН СССР / Отд-ние литерат. и яз. 1940. - № 2. Проблема национально-исторического колорита в романтической поэзии. - С. 56 - 92.

133. Гуковский, Г. А. Стиль гражданского романтизма 1800-1810 гг. и творчество молодого Пушкина / Г. А. Гуковский // Пушкин родоначальник новой русской литературы. М.; Л.: АН СССР, 1941. - С. 167 - 191.

134. Гуковский, Г. А. Пушкин и русские романтики / Г. А. Гуковский. М. : Худож. лит., 1965. - 354 с.

135. Гуковский, Г. А. Пушкин и проблемы реалистического стиля / Г. А. Гуковский. М.: Гослитиздат, 1967. - 415 с.

136. Гулыга, А. В. Философия искусства Шеллинга / А. В. Гулыга // Вопросы философии. 1982. - № 6. - С. 73 - 80.

137. Гулыга, А. В. Гердер. / А. В. Гулыга. М. : Мысль, 1975. - 181 с.

138. Гуляев, Н. А. О спорном в теории романтизма / Н. А. Гуляев // Рус. литература. 1966. - № 1. - С. 66 - 78.

139. Гуляев, Н. А. Системность в романтизме и ее основы / Н. А . Григорьян // Калинин : Изд-во Калинин, гос. ун-та, 1986. С. 3 - 26.

140. Гуниа, В. А. К вопросу о художественном методе А. Н. Радищева / В. А. Гуниа // Известия АН ГССР. Сер яз и лит. - Тбилиси, 1980. - № 2, - С. 47 -55.

141. Гуревич, А. М. Романтики или классики? / А. М. Гуревич // Вопросы лит. 1966.-№2.-С. 151-162.

142. Гуревич, А. М. Романтизм в русской литературе / А. М. Гуревич. М. : Просвещение, 1980. - 104 с.

143. Двойченко-Маркова Е. М. Немцевич и Рылеев / Е. М. Двойченко-Маркова // Польско-русские литературные связи. М.: Наука, 1970. - С. 129 - 155.

144. Дворцова, К. Н. К вопросу о соотношении объективного и субъективного в лирике / К. Н. Дворцова // Науч. труды / Тюмен. гос. ун-т, 1976. - Сб. 29. -С. 28-36.

145. Декабристы: Антология: в 2 т. / сост. В. Орлов. Л. : Худож. лит., 1975. -Т. 1.-499 е.; Т. 2.-447 с.

146. Декабристы-литераторы / Литературное наследство. М. : АН СССР, 1954.-Т. 59.-800 с.

147. Декабристы-литераторы / Литературное наследство. М. : АН СССР, 1956.-Т. 60.-Кн. 1.-670 с.

148. Декабристы. Поэзия, драматургия, проза, публицистика / сост. В. Орлов.- М.; Л. : Гослитиздат, 1951. XVI, 688 с.

149. Державин, Г. Р. Избранная проза / Г. Р. Державин. М. : Сов. Россия, 1984.-396 с.

150. Диденко, В. Д. О взаимоотношении искусства и философии в эстетике Гегеля / В. Д. Диденко // Вестник Моск. гос. ун-та. Сер. 7. Философия. 1982.- № 2. С. 42 - 46.

151. Дмитриев, А. С. Еще раз о проблемах романтизма / А. С. Дмитриев // Вопросы лит. 1966. -№ 12.-С. 145 - 158.

152. Дмитриев, А. С. Проблемы иенского романтизма / А. С. Дмитриев. -М.: изд-во Моск. гос. ун-та, 1975. 264 с.

153. Дмитриев, А. С. Романтизм и Просвещение борьба или взаимодействие? / А. С. Дмитриев // Вопросы лит. - 1972. - № 10. - С. 117 - 130.

154. Декабристы и их время. Материалы и сообщения / под ред. М. П. Алексеева и Б. С. Мейлаха. -М.; Л.: АН СССР, 1951. 384 с.

155. Дороватовская, В. О заимствованиях Ломоносова из Библии / В. Дорова-товская // М. В. Ломоносов / под ред. В. В. Сиповского. СПб., 1911. — С. 33 — 186.

156. Држбашян, Э. М. Пути развития жанра баллады / Э. М. Држбашян // Вестник Ереванского ун-та: Общественные науки. Ереван, 1971. - 2 (14). -С. 38-60.

157. Дрыжакова, Е. Н. Из полемики «Мнемозины» / Е. Н. Дрыжакова // Русская литература. 1975. - № 4. - С. 96 - 99.

158. Душина, Jl. Н. Роль чудесного в поэтике первых русских баллад / Л. Н. Душина // Проблемы идейно-эстетического анализа художественной литературы в вузовских курсах. М.: Моск. гос. пед. ин-т, 1972. - С. 69 - 70.

159. Душина, Л. Н. Споры о балладе в пору становления жанра / Л. Н. Душина // XXVI Герценовские чтения: Литературоведение. Л. : Ленингр. гос. пед. инт, 1973.-С. 21-25.

160. Ермакова-Битнер, Г. В. П. А. Катенин / Г. В. Ермакова-Битнер // Катенин П. А. Избранные произведения. М.; Л.: Сов писатель, 1965. - С. 5 - 57.

161. Ермакова-Битнер, Г. В. В. В. Капнист / Г. В. Ермакова-Битнер // Капнист В. В. Избранные произведения. Л.: Сов. писатель, 1973. - С. 5 - 46.

162. Ермолаева, И. И. Жанрово-видовое своеобразие декабристской литературы / И. И. Ермолаева // Уч. записки / Моск. гос. пед. ин-т. 1964. - Вопросы стиля художественной литературы. - С. 92 - 112.

163. Ермолаева, И. И. Проблемы романтизма в эстетике и творчестве декабристов : автореф. дис. на соиск. учен. степ. канд. филол. наук / И. И. Ермолаева -; Моск. гос. пед. ин-т. М., 1966. - 16 с.

164. Ермоленко, С. И. Баллада М. Ю. Лермонтова в истории русского балладного жанра : автореф. дис. на соиск. учен. степ. канд. филол. наук / С. И. Ермоленко -; Ленингр. ун-т. Л., 1984. - 17 с.

165. Ермоленко, С. И. Жанр романтической баллады в эстетике первой трети XIX века. / С. И. Ермоленко // Проблемы стиля и жанра в русской литературе XIX-начала XX века. Свердловск : Свердл. гос. пед. ин-т, 1989. - С. 4 - 21.

166. Ермоленко, С. И. Лирика М. Ю. Лермонтова: жанровые процессы / С. И. Ермоленко. Екатеринбург : Урал. гос. пед. ун-т, 1996. - 420 с.

167. Жирмунский, В. М. О поэзии классической и романтической // Жирмунский, В. М. Вопросы теории литературы / В. М. Жирмунский. Л. : Academia, 1928.-С. 175-181.

168. Жирмунский, В. М. Теория литературы. Поэтика. Стилистика: избр. труды. / В. М. Жирмунский. Л.: Наука, 1977. - 407 с.

169. Жирмунский, В. M. Введение в литературоведение: Курс лекций / В. М. Жирмунский. СПб. : Изд-во С-Петерб. ун-та, 1996. - 440 с.

170. Журавлева, А. И. Лермонтов в русской литературе: проблемы поэтики / А. И. Журавлева. М. : Прогресс - традиция, 2002. - 288 с.

171. Замотан, И. И. Ранние романтические веяния в русской литературе (из истории переходной литературной эпохи конца XVIII и начала XIX столетия / И. И. Замотан. Варшава, 1900. - 116 с.

172. Замотан, И. И. Накануне XIX столетия (направления в русской литературе второй половины XVIII века) / И. И. Замотин // Рус. филологический вестник. 1905.-№ 1. — отд. 1.-С. 126- 142.

173. Западов, В. А. Русский стих XVIII-начала XIX века: Ритмика / В. А. Западов. Л. : Изд-во Ленингр. гос. пед. ин-та, 1974. - 56 с.

174. Зырянов, О. В. Пушкинская феноменология элегического жанра / О. В. Зырянов // Известия Урал. гос. ун- та, Екатеринбург, 1999. № 11. - с. 5 - 12.

175. Зырянов, О. В. Эволюция жанрового сознания русской лирики: феноменологический аспект / О. В. Зырянов. Екатеринбург, Изд-во Урал, ун-та, 2003.-548 с.

176. Ивашева, В. В. Категория время-пространство в литературах мира / В. В. Ивашева // Вестник Моск. гос. ун-та / Филология. 1976. - № 2. - С. 3 - 13.

177. Иезуитова, Р. В. Поэзия русского оссианизма / Р. В. Иезуитова // Рус. литература. 1965. - № 3. - С. 53 - 74.

178. Иезуитова, Р. В. В. А. Жуковский / Р. В. Иезуитова // История русской литературы: В 4 т. Л. : Наука, 1981. - Т. 2. - С. 104 - 134.

179. Иезуитова, Р. В. Поэзия 1800-1810 гг. / Р. В. Иезуитова // История русской литературы: В 4 т. Л. : Наука, 1981. - Т. 2. - С. 88 - 103.

180. Иезуитова, Р. В. Баллада в эпоху романтизма / Р. В. Иезуитова // Русский романтизм. Л. : Наука, 1978. - С. 138 - 162.

181. Илюшин, А. А. Поэзия декабристов в литературном движении первой трети XIX века : автореф. дис. на соиск. учен. степ. канд. филол. наук / А. А. Илюшин ; Моск. ун-т. - М., 1966. - 18 с.

182. Илюшин, А. А. О поэзии декабристов / А. А. Илюшин // Вестник Моск. ун-та. Филология. 1975. - № 6. - С. 3 - 8.

183. Илюшин, А. А. Поэзия декабриста Г. С. Батенькова / А. А. Илюшин. М. : Изд-во Моск. ун-та, 1978. - 166 с.

184. История романтизма в русской литературе: Возникновение и утверждение романтизма в русской литературе / отв. ред. С. Е. Шаталов. М. : Наука, 1979.-312 с.

185. История романтизма в русской литературе: Романтизм в русской литературе 20-30-х годов XIX в. (1825-1840) / отв. ред. С. Е. Шаталов. М. : Наука, 1979.-328 с.

186. История украинской литературы: в 2 т. Киев. : Изд-во Акад. наук УССР, 1954.-Т. 1.-759 с.

187. Каган, Л. А. Формула покоя (фрагмент философии русской поэзии) / Л. . Каган // Вопр. философии. 1979. -№ 11. - С. 127 - 138.

188. Каган, М. С. Морфология искусства / М. С. Каган. Л. : Искусство, 1972. - 440 с.

189. Каган, М. С. Эстетика как философская наука: университетский курс лекций / М. С. Каган. СПб., 1997. - 544 с.

190. Казарин, Ю. В. Поэтический текст как уникальная функционально-эстетическая система : автореф. дис. на соиск. учен. степ, доктора филол. наук / Ю. В. Казарин ; Урал. гос. ун-т. - Екатеринбург, 1982. - 36 с.

191. Каменский, 3. А. Философские идеи русского Просвещения: деистическо-материалистическая школа / 3. А. Каменский. М. : Мысль, 1971. - 396 с.

192. Каменский, 3. А. Эстетические идеи декабризма / 3. А. Каменский // Русские эстетические трактаты первой трети XIX века: В 2 т. М. : Искусство, 1974.-Т. 2.-С. 61-76.

193. Каменский, 3. А. Московский кружок любомудров / 3. А. Каменский. М. : Наука, 1980.-327 с.

194. Канунова, Ф. 3. Нравственно-философские искания русского романтизма (30-40-е гг.) и религия: К постановке проблемы / Ф. 3. Канунова // Проблемы метода и жанра. Томск : Изд-во Томск, ун-та, 1997. - Вып. 19. - С. 3 - 19.

195. Карпец, В. И. И мне равны и миг, и век./ В. И. Карпец // Глинка Ф. Н. Сочинения. М. : Сов. Россия, 1986. - С. 309 - 328.

196. Катаев, Б. В. Проблемы прикладного литературоведения / Б. В. Катаев // Вопросы литературы. 1998. - Январь-февраль. - С. 79 - 80.

197. Касаткина, В. Н. Тютчевская традиция в «ночной поэзии» А. А. Фета и К. К. Случевского / В. Н. Касаткина // Сб. науч. тр : Куйбышевск. пед. ин-т, 1974. -Т. 155.-С. 70-89.

198. Касаткина, В. Н. Поэзия Ф. И. Тютчева / В. Н. Касаткина. М. : Просвещение, 1978.- 175 с.

199. Касаткина, В. Н. Поэзия гражданского подвига / В. Н. Касаткина. М. : Просвещение, 1987. - 240 с.

200. Касаткина, В. Н. Романтическая муза Пушкина / В. Н. Касаткина. М. : Изд-во Моск. ун-та, 2001. - 128 с.

201. Катенин, П. А. Размышления и разборы / П. А. Катенин. М. : Искусство, 1981.-374 с.

202. Кибальник, С. А. Неоклассицизм в русской лирике конца ХУШ-начала XIX в. / С. А. Кибальник // На путях к романтизму. Л.: Наука, 1984. - С. 139 - 157.

203. Кибальник, С. А. Античность в русской поэзии конца XVIII начала XIX века / С. А. Кибальник // Рус. литература. - 1982. - № 1. - С. 240 - 243.

204. Кибальник, С. А. Художественная философия Пушкина / С. А. Кибальник.-СПб, 1993.-206 с.

205. Кибальник, С. А. Русская антологическая поэзия первой трети XIX в. / С. А. Кибальник. Л.: Наука, 1990. - 270 с.

206. Кирдан, Б. П. Украинские народные думы (XV начало XVII в.) / Б. П. Кирдан. - М.: АН СССР, 1962. - 288 с.

207. Киреева, Э. Н. Катенин и литераторы-декабристы: проблема историзма / Э. Н. Киреева // Сюжет. Композиция. Жанр. Кишинев, 1978. - С. 3 - 24.

208. Киселев-Сергенин, В. С. Романтическая поэзия 20-30-х годов / В. С. Ки-селев-Сергенин // История русской поэзии В 2 т. Л. : Наука, 1968. - Т. 1. - С. 442-456.

209. Киселев-Сергенин, В. С. Поэзия декабристов после 1825 года / В. С. Ки-селев-Сергенин // История русской поэзии В 2 т. Л. : Наука, 1968. - Т. 1. - С. 457-467.

210. Киселев-Сергенин, В. С. Из литературного наследия П. А. Катенина / В. С. Киселев-Сергенин // Науч. докл. Высш. школы. Филол. науки. 1974. - № З.-С. 79-87.

211. К истории русского романтизма / отв. ред. Ю. В. Манн и др. М. : Наука, 1973.-551 с.

212. Кихней, Л. Г. Из истории жанров русской лирики: Стихотворное послание начала XIX века/ Л. Г. Кихней. Владивосток : Изд-во Дальневосточ. унта, 1989.- 161 С.

213. Коваленская, Н. Н. История русского искусства первой половины XIX века / Н. Н. Коваленская. М.: Искусство, 1951. 198 с.

214. Коган, Jl. А. Формула покоя (фрагмент философии русской поэзии) / Л. А. Коган // Вопросы философии. 1979. - № 11. - С. 127 - 138.

215. Козубовская, Г. П. Образ и жанр в «поэзии мысли» Е. А. Баратынского (к вопросу о структурной трансформации образа) / Г. П. Козубовская // Науч. труды. / Куйбыш. гос. пед. ин-т. 1979. - Т. 227. - С. 3-14.

216. Кожинов, В. В. О «тютчевской» школе в русской лирике (1830-1860-е годы) / В. В. Кожинов // К истории русского романтизма. М.: Наука, 1973. - С. 345-385.

217. Кожинов, В. В. Книга о русской лирической поэзии XIX века: Развитие стиля и жанра / В. В. Кожинов. М.: Современник, 1978. - 303 с.

218. Кожинов, В. В. Как пишут стихи : О законах поэтического творчества / В.

219. B. Кожинов. М.: Просвещение, 1970. - 239 с.

220. Кожинов, В. В. Тютчев / В. В. Кожинов. М. : Мол. гвардия, 1988. - 495 с.

221. Колесников, А. Г. В. Ф. Раевский: политическая и литературная деятельность / А. Г. Колесников. Ростов-на Дону : Изд-во Рост ун-та, 1977. - 190 с.

222. Колесников, А. Г. В. Ф. Раевский и декабристская литература : автореф. дис. на соиск. учен. степ, доктора, филол. наук / А. Г. Колесников ; Тбилисский ун-т.-Тбилиси, 1983.-51 с.

223. Колесова, Н. А. К характеристике философских взглядов А. Н. Радищева / Н. Колесова // Науч. докл. Высш. школы. Филос. науки. - М., 1981. - № 4.1. C. 141-145.

224. Комина, Р. В. О соотношении понятий жанра и стиля / Р. В. Комина // Проблемы типологии литературного процесса / Межвуз. сб. науч. тр. вып. 7.-Пермь, 1982.-С. 3-10.

225. Константинова, С. В. Эстетическо-художественные проблемы в творчестве любомудров : автореф. дис. на соиск. учен. степ. канд. филол. наук / С. В. Константинова ; Моск. гос. пед. ин-т. - М., 1997. - 16 с.

226. Копыстянская, Н. Ф. Понятие «жанр» в его устойчивости и изменчивости / Н. Ф. Копыстянекая // Контекст 1986. М.: Наука, 1987. - С. 178 - 204.

227. Корман, Б. О. Некоторые предпосылки изучения образа автора в лирической поэзии: понимание лирики как системы / Б. О. Корман // Проблема автора в художественной литературе. Воронеж : Изд-во Воронеж, гос. пед. ин-та, 1967. -Вып 1.-С. 7-23.

228. Корман, Б. О. Изучение текста художественного произведения / Б. О. Корман. М.: Просвещение, 1972. - 112 с.

229. Корман, Б. О. Лирика Некрасова. / Б. О. Корман. 2-е изд. - Ижевск : Удмуртия, 1978.-300 с.

230. Корман, Б. О. Практикум по изучению художественного произведения / Б. О. Корман. Ижевск : Изд-во Удм. гос. ун-та, 1971. - 72 с.

231. Корман, Б. О. Авторская позиция и субъектные формы ее выражения в лирике Баратынского / Б. О. Корман // Проблема автора в художественной ли тературе. Вып. IV. - Воронеж : Воронеж, гос. пед. ин-т, 1974. - С. 30-42.

232. Корман, Б. О. О целостности литературного произведения/ Б. О. Корман // Известия ОЛЯ АН СССР. 1977. - № 6. - С. 508 - 513.

233. Корман, Б. О. Кризис жанрового мышления и лирическая система (о поэзии М. Н. Муравьева) / Б. О. Корман // Жанр и композиция литературного произведения. Калининград : Калининград, гос. ун-т, 1980. - Вып. 8. - С. 3 -12.

234. Корман, Б. О. Литературоведческие термины по проблеме автора. / Б. О. Корман. Ижевск : Изд-во Удм. гос. ун-та, 1982.

235. Корман, Б. О. Заметки о проблеме автора / Б. О. Корман // Известия Воронеж. гос. пед. ин-та. Т. 125. Проблема автора в художественной литературе-1972.-С. 41-60.

236. Корман, Б. О. Избранные труды по теории и истории литературы / Б. О. Корман. Ижевск.: Изд-во Удм. ун-та, 1992. - 235 с.

237. Кормачев, В. Художественное время в лирике Тютчева и Пушкина / В. Кормачев//Лит. учеба. 1980.-№ 1.-С. 151 - 156.

238. Коровин, В. И. Творческий путь Лермонтова / В. И. Коровин. М. : Просвещение, 1978. - 288 с.

239. Коровин, В. И. Лирические и лиро-эпические жанры в художественной системе русского романтизма : автореф. дис. на соиск. учен. степ, доктора фи-лол. наук / В. И. Коровин ; Моск. гос. пед. ин-т. - М., 1982. - 30 с.

240. Королева, Н. В. В. К. Кюхельбекер/ Н. В. Королева // В.К. Кюхельбекер. Избранные произведения: В 2 т. М. ; Л. : Сов. писатель, 1967. - Т. 1. - С. 5 -61.

241. Королева Н. В. Личность и литературная позиция Кюхельбекера / Н. В. Королева, В. Д. Рак // Кюхельбекер, В. К. Путешествие. Дневник. Статьи. Л. : Наука, 1979. - С. 571 -645.

242. Котельников, В. А. Язык Церкви и язык литературы / В. А. Котельников / Рус. литература. 1995. -№ . - С. 5 - 26.

243. Котляревский, Н. А. Литературная деятельность декабристов. В. Кюхельбекер / Н. А. Котляревский // Рус. богатство. 1901. - № 3. - С. 110-137; № 4. -С. 47-87.

244. Котляревский, Н. А. Литературные направления Александровской эпохи / Н. А. Котляревский. 2-е изд., перераб. - СПб., 1913. - 407 с.

245. Котляревский, Н. А. Мировая скорбь в конце XVIII и в начале XIX века. Ее основные эстетические и социальные мотивы и их отражение в художественном творчестве / Н. А. Котляревский. 3 изд. - Пб., 1914. - XXIV, 405 с.

246. Кочеткова, Н. Д. Поэзия А. Н. Радищева / Н. Д. Кочеткова // История русской поэзии: В 2 т. Л. : Наука, 1968.-T. 1.-С. 152- 162.

247. Кочеткова, Н. Д. Литература русского сентиментализма (Эстетические и художественные искания) / Н. Д. Кочеткова. СПб. : Наука, 1994. - 279 с.

248. Краснокутский, В. С. Дружеское послание арзамасского круга / В. С. Краснокутский // Филология: Вып. 3. / Сб. студ. и аспир. науч. работ / Моск. гос. ун-т.-1974.-С. 28-39.

249. Кузьмичев, И. К. Литературные перекрестки: Типология жанров, их историческая судьба / И. К. Кузьмичев. Горький : Волго-Вят. кн. изд-во, 1983. -208 с.

250. Куклина, Е. А. Жанровые особенности революционного гимна в России / Е. А. Куклина // Вопросы языка и литературы народов Сибири. Новосибирск : Наука, 1974.-С. 175 - 185.

251. Кулагина, А. В. Русская народная баллада / А. В. Кулагина. М. : Изд-во Моек ун-та, 1977. - 104 с.

252. Кулакова, Л. И. Очерки истории русской эстетической мысли XVIII века / Л. И. Кулакова. Л.: Просвещение, 1968. - 343 с.

253. Кулешов, В. И. Типология русского романтизма / В. И. Кулешов // Романтизм в славянских литературах. М. : Изд-во Моск. гос. ун-та, 1973. - С. 6 -28.

254. Кулешов, В. И. Значение понятия «закон» в художественном мире А. С. Пушкина (западноевропейский и русский аспекты) / В. И. Кулешов // Пушкин и современная культура. М. : Наука, 1996. - С. 78 - 91.

255. Кулишкина, О. Н. Жанр афоризма в художественно-философском творчестве В. Ф. Одоевского 1820-х годов / О. Н. Кулишкина // Русская литература. 1997.-№2.-С. 32-39.

256. Купреянова, Е. Н. К вопросу о классицизме / Е. Н. Купреянова // XVIII век. М.; Л.: АН СССР, 1959. - Сб. 4. - С. 5 - 44.

257. Купреянова, Е. Н. A.C. Пушкин / Е. Н. Купреянова // История русской литературы: В 4 т. Л. : Наука, 1981. - Т. 2. - С. 235 - 323.

258. Купреянова, Е. Н. Французская революция 1789-1794 годов и борьба направлений в русской литературе первой четверти XIX века / Е. Н. Купреянова // Рус. литература. 1978. - № 2. - С. 87 - 107.

259. Кюхельбекер, В. К. О направлении нашей поэзии, особенно лирической, в последнее десятилетие / В. К. Кюхельбекер // Декабристы: Эстетика и критика. М.: Искусство, 1991.-С. 252-258.

260. Кюхельбекер, В. К. Разбор поэмы князя Шихматова «Петр Великий» / В. К. Кюхельекер // Декабристы: Эстетика и критика. М.: Искусство, 1991. - С. 274-300.

261. Кюхельбекер, В. К. Разговор с Ф.В. Булгариным / В. К. Кюхельбекер // Декабристы: Эстетика и критика. М.: Искусство, 1991. - С. 262-270.

262. Кюхельбекер, В. К. Путешествие. Дневник. Статьи / В. К. Кюхельбекер. -Л. : Наука, 1979.-789 с.

263. Лазутин, С. Г. Поэтика фольклора / С. Г. Лазутин. М. : Высш. шк., 1981.- 207 с.

264. Лебедев, Е. Н. Философская поэзия В. К. Тредиаковского / Е. Н. Лебедев // Рус. литература. 1976. - № 2. - С. 94 - 104.

265. Левкович, В. Я. Поэзия декабристов / В. Я. Левкович // История русской литературы: В 4 т. Л.: Наука, 1981. - Т. 2. - С. 150 - 178.

266. Лейдерман, Н. Л. Движение времени и законы жанра / Н. Л. Лейдерман. -Свердловск : Сред.-Урал. кн. изд-во, 1982. 254 с.

267. Лейдерман, Н. Л. Жанр и проблема художественной целостности / Н. Л. Лейдерман // Проблемы жанра в англо-американской литературе (Х1Х-ХХ вв.). Вып. 2. - Свердловск, Свердл. гос. пед. ин-т, 1976. - С. 3 - 27.

268. Лейдерман, Н. Л. Жанровые системы литературных направлений и течений / Н. Л. Лейдерман // Взаимодействие метода, стиля и жанра в советской литературе: сб. науч. тр. Свердл. пед. ин-т. - Свердловск, 1988. - С. 4 - 17.

269. Лейдерман Н. Л. Теория литературы (вводный курс) / Н. Л. Лейдерман, Н. В. Барковская / Урал. гос. пед. ун-т: Науч-исследоват. центр «Словесник».- Екатеринбург : Изд-во АМБ, 2003. 73 с.

270. Лейдерман, Н. Л. Стиль литературного произведения (Теория. Практикум) / Н. Л. Лейдерман и др. / Урал. гос. пед. ун-т; Институт филол. исслед.и образоват стратегий УрО РАО «Словесник». Екатеринбург : Изд-во АМБ, 2004.-184 с.

271. Лесскис, Г. А. Пушкинский путь в русской литературе / Г. А. Лесскис. -М.: Худож. лит., 1993. 526 с.

272. Либинзон, 3. Е. Писатели-декабристы и Шиллер / 3. Е. Либинзон // Проблема традиций и новаторства в художественной литературе. Горький : Вол-го-Вят. кн. изд-во, 1978. - С. 78 - 92.

273. Липатов, А. В. Юлиан Урсын Немцевич / А. В. Липатов // История польской литературы: в 2 т. М.: Наука, 1968. - Т. 1. - С. 169 - 180.

274. Литературные манифесты западноевропейских классицистов. М. : Изд-во МГУ, 1980.-617 с.

275. Литературные манифесты западноевропейских романтиков. М. : Изд-во МГУ, 1980.-638 с.

276. Лихачев, Д. С. Историческая поэтика русской литературы / Д. С. Лихачев. СПб.: Алатейя, 1997. 511 с, ЬХХШ с.

277. Лицейские лекции // Красный архив. -1 (80). М., 1937. - С. 75 - 206.

278. Лотман, Ю. М. Проблема народности и пути развития русской литературы преддекабристского периода / Ю. М. Лотман // О русском реализме XIX века и вопросах народности литературы. М.; Л. : ГИХЛ., 1960. - С. 3 - 51.

279. Лотман, Ю. М. Декабрист в повседневной жизни / М. Ю. Лотман // Литературное наследие декабристов. Л. : Наука, 1975. - С. 25 - 74.

280. Лотман, Ю. М. Заметки по поэтике Тютчева / Ю. М. Лотман // Уч. записки / Тартуский гос. ун-т. Тарту, 1982. - Вып 604. Труды по русской и славянской филологии. - С. 3 - 16.

281. Лотман, Ю. М. Поэзия 1790-1810-х годов // Лотман, Ю. М. О поэтах и поэзии / Ю. М. Лотман. СПб.: Искусство - СПб, 1996. - С. 324 - 371.

282. Лотман, Ю. М. Пушкин // Ю. М. Лотман. СПб. : Искусство- СПб, 1995. - 847 с.

283. Лотман, Ю. М. Андрей Сергеевич Кайсаров и литературно-общественная борьба его времени // Лотман, Ю. М. Карамзин / Ю. М. Лотман. СПб. : Искусство - СПб, 1997. - С. 637 - 804.

284. Лотман, Ю. М. Статьи по типологии культуры / Лотман Ю. М. Тарту: Изд-во Тартус. гос. ун-та, 1973. - 95 с.

285. Луцевич, Л. Ф. Своеобразие жанра переложения псалмов А. П. Сумарокова / Л. Ф. Луцевич // Проблемы изучения русской литературы XVIII века. -Л.: изд-во Ленингр. гос. пед. ин-та, 1980. вып. 4.- С. 10-19.

286. Луцевич, Л. Ф. Торжественные оды А. П. Сумарокова / Л. Ф. Луцевич // Из истории русской литературы и литературной критики. Кишинев : Шти-инца, 1984.-С. 81-91.

287. Магина, Р. Г. Русский философско-психологический романтизм: Лирика Жуковского, Тютчева, Фета / Р. Г. Магина. Челябинск : Челяб. гос. пед. ин-т, 1982.-92 с.

288. Магина, Р. Г. Романтическая лирика пушкинской поры / Р. Г. Магина. -Челябинск : Челяб. гос. пед. ин-т, 1984. 71 с.

289. Магомедова, Д. М. Филологический анализ лирического стихотворения / Д. М. Магомедова. М. : Академия, 2004. - 192 с.

290. Мадзион, Т. М. Диалектика временных и пространственных отношений в лирике Е. А. Баратынского / Т. М. Мадзион // Вопросы русской филологии. -Алма-Ата : Казахский гос. ун-т, 1978. С. 23 - 40.

291. Мазья, М. Г. В. К. Кюхельбекер и литературный язык 20-х годов XIX в. / М. Г. Мазья // Рус. речь. 1986. - № 4. - С. 27 - 32.

292. Маймин, Е. А. Философская лирика поэтов-любомудров / Е. А. Маймин // История русской поэзии: В 2 т.- Л.: Наука, 1968. Т. 1. - С. 435-441.

293. Маймин, Е. А. О русском романтизме / Е. А. Маймин. М. : Просвещение, 1975.-239 с.

294. Маймин, Е. А. Русская философская поэзия / Е. А. Маймин. М. : Наука, 1976.- 190 с.

295. Маймин, Е. А. Пушкин: жизнь и творчество / Е. А. Маймин. М. : АН СССР, 1981.-209 с.

296. Манн, Ю. В. Русская философская эстетика / Ю. В. Манн. -. М. : Искусство, 1969.-304 с.

297. Манн, Ю. В. Поэтика русского романтизма / Ю. В. Манн. М. : Наука, 1976.-375 с.

298. Манн, Ю. В. Динамика русского романтизма / Ю. В. Манн. М. : Аспект Пресс, 1995.-384 с.

299. Макогоненко, Г. П. Русское просвещение и литературные направления

300. XVIII века / Г. П. Макогоненко // Рус. литература. 1959. - № 4. - С. 23 -53.

301. Макогоненко, Г. П. О романтическом герое декабристской поэзии / Г. П. Макогоненко // Литературное наследие декабристов. Л. : Наука, 1975. - С. 6 -24.

302. Маркович, В. М. Вопрос о литературных направлениях и построении истории русской литературы XIX века /В. М. Маркович // Освобождение от догм. История русской литературы: Состояние и пути изучения: В 2. т. М. : Наследие, 1997. - Т. 1. - С. 241 - 249.

303. Маркович, В. М. Балладный мир Жуковского и русская фантастическая повесть эпохи романтизма / В. М. Маркович // Жуковский и русская культура. Л.: Наука, 1987. - С. 138 - 165.

304. Маркин, А. В. Дружеское послание в русской поэзии 1820-1830-х годов и романтизм / А. В. Маркин // Проблемы стиля и жанра в русское литературе

305. XIX начала XX века. - Свердловск : Свердл. гос. пед. ин-т, 1989. - С. 32 -42.

306. Матяш, С. А. Жанр инвективы в русской поэзии: вопросы статуса, типологии, генезиса / С. А. Матяш // Феномен русской классики. Томск : Изд-во Томск, ун-та, - 2004. - С. 17 - 32.

307. Махов, А. Е. «Печать недвижных дум» / А. Е. Махов // Эмблемы и символы. М. : Интрада, 1995. - С. 5 - 20.

308. Мейлах, Б. С. Поэтическое творчество декабристов / Б. С. Мейлах // Поэзия декабристов. Л. : Сов. Писатель, 1950. - С. 5 - 50.

309. Мейлах, Б. С. Творчество A.C. Пушкина: развитие художественной системы / Б. С. Мейлах. М.: Просвещение, 1984. - 180 с.

310. Мельникова, Л. В. Пейзаж как средство воплощения эстетического идеала в поэзии Ломоносова / Л. В. Мельникова // Пейзаж как развивающаяся форма воплощения авторской концепции. М.: МОПИ, 1984. - С. 3 - 17.

311. Мерлин, В. В. Функции звуковой организации в поэзии М. В. Ломоносова: ода и сатира классицизма / В. В. Мерлин // Проблемы изучения русской литературы XVIII века. От классицизма к романтизму. Л. : Изд-во Ленингр. гос. ун-та, 1983.-С. 22-31.

312. Мещеряков, В. П. А. С. Грибоедов и В. К. Кюхельбекер / В. П. Мещеряков // Русская литература. 1981. - № 3. - С. 49 - 68.

313. Мещеряков, В. П. А. С. Грибоедов: литературное окружение и восприятие / В. П. Мещеряков. Л. : Наука, 1983.-358 с.

314. Мирошникова, О. В. «Думы» К. Случевского: Проблематика и жанровое своеобразие / О. В. Мирошникова // Проблемы метода и жанра. Томск : Изд-во Томск ун-та, 1979. - вып 6. - С. 94 - 102.

315. Михайлова, Н. И. «Витийства грозный дар.». A.C. Пушкин и русская ораторская культура его времени / Н. И. Михайлова. М. : Русский путь, 1999.-416 с.

316. Михеева, Т. С. Торжественные оды А. П. Сумарокова / Т. С. Михеева // Традиции и новаторство русской литературы: Вып. 2. М. : Моск. обл. пед ин-т, 1976.-С. 3-28.

317. Михеева, Т. С. Жанровое своеобразие торжественных од Сумарокова / Т. С. Михеева // Преемственность в развитии жанров русской литературы. М. : Моск. обл. пед. ин-т, 1979. - С. 3 - 20.

318. Мовнина, Н. С. Идеальный топос русской поэзии конца XVIII начала XIX в. / Н. С. Мовнина // Русская литература. - 2000. - № 3. - С. 19 - 36.

319. Мордовченко, Н. И. Русская критика первой трети XIX века / Н. И. Мор-довченко. М.; Л.: АН СССР, 1959. - 430 с.

320. Мстиславская, Е. П. Творческая биография В. К. Кюхельбекера. 18261846 гг. : автореф. дис. на соиск. учен. степ. канд. филол. наук / Е. П. Мстиславская -; Моск. гос. пед. ин-т. М., 1978. - 16 с.

321. Москвичева, Г. В. Жанры русского классицизма / Г. В. Москвичева. -Горький : изд-во Горьковского гос. ун-та. Ч. 1. - 1971. - 95 с.

322. Москвичева, Г. В. Жанры русского классицизма / Г. В. Москвичева. -Горький : изд-во Горьковского гос. ун-та. Ч. 2.- 1974. - 192 с.

323. Москвичева, Г. В. Жанры русского классицизма / Г. В. Москвичева. -Горький : изд-во Горьковского гос. ун-та. Ч. 3.- 1974. - 110 с.

324. Москвичева, Г. В. Русский классицизм / Г. В. Москвичева. М. : Просвещение, 1978.- 128 с.

325. Москвичева, Г. В. Элегия А. С. Пушкина и жанровая традиция / Г. В. Москвичева // Болдинские чтения. Горький : Волго-Вятское кн. изд-во, 1985. -С. 78-93.

326. Москвичева, Г. В. Жанрово-композиционные особенности русской элегии ХУШ-первых десятилетий XIX века / Г. В. Москвичева // Вопросы сюжета и композиции. Горький : изд-во Горьк. гос. ун-та, 1985. С. 33 - 50.

327. Муравьева, О. С. Пушкин и Наполеон (пушкинский вариант «наполеоновской легенды») / О. С. Муравьева // Пушкин: Исследования и матералы. Т. XIV. Л.: Наука, 1991.-С. 5-32.

328. Надеждин, Н. И. О современном направлении изящных искусств / Н. И. Надеждин // Русские эстетические трактаты первой трети XIX века : в 2 т. -М.: Искусство, 1974. Т. 2. - С. 417 - 459.

329. Надеждин, Н. И. Лекции по археологии / Н. И. Надеждин // Русские эстетические трактаты первой трети XIX века : в 2 т. М. : Искусство, 1974. - Т. 2.-С. 459-478.

330. Назарьян Р. Г. Своеобразие декабристской эстетики / Р. Г. Назарьян, Л. Г. Фризман // Декабристы: Эстетика и критика. М.: Искусство, 1991. С. 4 - 34

331. Наливайко, Р. Романтизм как эстетическая система / Р. Наливайко // Вопросы лит. 1982. - № 11. - С. 156 - 194.

332. Непомнящий, В. С. Полэзия и судьба: статьи и заметки о Пушкине / В. С. Непомнящий. М., Сов. писатель, 1983. - 366 с.

333. Непомнящий, В. С. Феномен Пушкина и исторический жребий России. К проблеме целостной концепции русской культуры / В. С. Непомнящий // Пушкин и современная культура. М.: Наука, 1996. - С. 31 - 70.

334. Николаев, Д. П. Русский историко-литературный процесс и пути его изучения / Д. П. Николаев // Освобождение от догм. История русской литературы: состояние и пути изучения: в 2 т. М. : Наследие, 1997. - Т. 1. - С. 43 -78.

335. Никонов, А. В. Идейно-эстетические основы критики декабристов : авто-реф. дис. на соиск. учен. степ. канд. филол. наук / А. В. Никонов ; Ин-т мировой литерат.. -М., 1980. - 18 с.

336. Новикова, А. М. Лиро-эпические песни-баллады / А. М. Новикова // Русское народное поэтическое творчество / под ред. проф. А. М. Новиковой. -М. : Высш. шк., 1978. С. 276 - 278.

337. Орлов Вл. Павел Катенин / В. Орлов // Катенин П. А. Избранные произведения. Л.: Сов. писатель, 1954. - С. 5 - 67.

338. Орлов, В. Н. Грибоедов. Очерк жизни и творчества / В. Н. Орлов. 2-е изд, доп. - М.: Гослитиздат, 1954. - 276 с.

339. Орлов, П. А. Поэты-радищевцы / П. А. Орлов // Поэты-радищевцы. Л. : Сов. писатель, 1979. С. 5 - 52.

340. Осанкина, В. А. Библейский псалом в поэзии В. К. Кюхельбекера / В. А. Осанкина // Вестн. Челяб. гос. ун-та. Сер 2. Филология. Челябинск, 1998. -№ 1.-С. 78-87.

341. Павлова, Г. Е. Декабристы и Ломоносов / Г. Е. Павлова // Ломоносов. Сборник статей и материалов: к 200-летию со дня смерти. 1765-1965. М. ; Л. : АН СССР, 1965. -С. 182- 189.

342. Поварцов, С. «Цареубийственный кинжал» (Пушкин и мотивы цареубийства в русской поэзии) / С. Поварцов // Вопросы литературы. 2001. - № 1. -С. 88-116.

343. Подгаецкая, И. Ю. Границы индивидуального стиля / И. Ю. Подгаецкая // Теория литературных стилей: Современные аспекты изучения. М. : Наука, 1982.-С. 32-59.

344. Полевой, Н. А. О романах Виктора Гюго и вообще о новейших романах (против статьи Г. Шове) / Н. А. Полевой // Русские эстетические трактаты первой трети XIX века : в 2 т. М.: Искусство, 1974. - Т. 2. - С. 354 -364.

345. Полуяхтова, И. К. Образ пророка в русской и западно-европейской романтической литературе / И. К. Полуяхтова // Проблемы типологических и контактных связей в русской и зарубежной литературе. Красноярск : Красноярск. гос. пед. ин-т, 1983. - С. 3 - 21.

346. Поляков, М. Я. Цена пророчества и бунта. О поэзии XIX в. Проблемы поэтики и истории / М. Я. Поляков. М.: Сов. писатель, 1974. - 567 с.

347. Поляков, М. Я. Вопросы поэтики и художественной семантики / М. Я. Поляков. М. : Сов. писатель, 1978. - 446 с.

348. Померанцева, Э. В. Мифологические персонажи в русском фольклоре / Э В. Померанцева. -М.: Наука, 1975. 191 с.

349. Померанцева, Э. В. Баллада и жестокий романс / Э. В. Померанцева // Проблемы художественной формы. Русский фольклор. Л. : Наука, 1974. -Вып. 14.-С. 202-209.

350. Поплавская, И. А. Формирование теории жанра послания в русской эстетике и критике / И. А. Поплавская // Проблемы метода и жанра. Томск : Изд-во Томск, ун-та, 1986. - Вып. 13. - С. 104 - 119.

351. Поплавская, И. А. Жанр послания в русской поэзии первой трети XIX века: автореф. дис. на соиск. учен. степ. канд. филол. наук / И. А. Поплавская ; Томский ун-т. - Томск, 1987. - 23 с.

352. Поплавская, И. А. Послание в поэзии декабристов / И. А. Поплавская // Проблемы метода и жанра. Томск : Изд-во Томск, ун-та, 1989. - Вып. 15. -С. 108- 123.

353. Попов, И. В. Литературная критика преддекабристского периода в ее публицистическом аспекте / И. В. Попов. Куйбышев : Куйбышевск. пед. инт, 1975.- 160 с.

354. Попов, И. В. Публицистическая критика декабристского времени / И. В. Попов. Куйбышев, 1979. - 88 с.

355. Порошенков, Е. П. Антитеза как основная стилевая особенность в лирике Ф. Тютчева / Е. П. Порошенков // Вопросы стилевого новаторства в русской поэзии XIX века / Рязанск. гос. пед. ин-т, 1981. С. 58 - 68.

356. Поспелов, Г. Н. Проблемы литературного стиля / Г. Н. Поспелов. М. : изд-во Моск. ун-та, 1970. - 330 с.

357. Поспелов, Г. Н. Проблемы исторического развития литературы / Г. Н. Поспелов. М.: Просвещение, 1972. - 271 с.

358. Поспелов, Г. Н. Просветительство в истории русской литературы / Г. Н. Поспелов // Вопросы лит. 1975. - № 7. - С. 114 - 140.

359. Поспелов, Г. Н. Лирика: Среди литературных родов / Г. Н. Поспелов. М. : Изд-во Моск. ун-та, 1976. - 208 с.

360. Поспелов, Г. Н. Целостно-системное понимание литературных произведений / Г. Н. Поспелов // Вопросы лит. 1982. - № 3. - С. 139 - 155.

361. Приленский, В. Н. Философские и исторические мотивы в наследии В. А. Жуковского / В. Н. Приленский // Социальная философия в России в XIX веке. М.: Наука, 1985. С. 3-21.

362. Проблемы Просвещения в мировой литературе. М. : Наука, 1970. - 354 с.

363. Проблемы романтизма / сост. У. Р. Фохт. М.: Искусство, 1967. - 360 с.

364. Проблемы романтизма / сост. А. М. Гуревич. М. : Искусство, 1971. -304 с.

365. Проблемы эстетики и творчества романтиков / Межвуз. темат. сборник. -Калинин : Изд-во Калинин, гос. ун-та, 1982. 185 с.

366. Проблемы романтического метода и стиля / Межвуз. темат. сборник. -Калинин : Изд-во Калинин, гос. ун-та, 1980. 160 с.

367. Проскурин, О. Две модели литературной эволюции: Ю. Н. Тынянов и В. Э. Вацуро / О. Проскурин // Новое литературное обозрение. № 42 (2000. № 2).-С. 63 -77.

368. Пульхритудова, Е. М. Развитие декабристского романтизма в 30-е годы XIX в. : автореф. дис. на соиск. учен. степ. канд. филол. наук / Е. М. Пульхри-тудова ; Ун-т дружбы народов. - М., 1965. - 18 с.

369. Пульхритудова, Е. М. Романтическое и просветительское в декабристской литературе 20-х годов XIX века / Е. М. Пульхритудова // К истории русского романтизма. М.: Наука, 1973. - С. 39-72.

370. Пыпин, А. Н. Общественное движение в России при Александре I / А. Н. Пыпин. СПб., 1885. - 543 с.

371. Пыпин, А. Н. Характеристики литературных мнений от двадцатых до пятидесятых годов. Исторические очерки / А. Н. Пыпин. 4-е изд. -Пб.: Колос, 1909. - VIII, 512, VI с.

372. Пыпин, А. Н. Очерки литературы и общественности при Александре I / А. Н. Пыпин. Пг. : Огни, 1917. - VIII, 536 с.

373. Реизов, Б. Г. Пушкин и Наполеон // Реизов Б. Г. Из истории европейских литератур / Б. Г. Реизов. Л. : изд-во Ленингр. ун-та, 1970. - С. 51 - 66.

374. Романтизм в русской и зарубежной литературе / Межвуз. темат. сборник.- Калинин : изд-во Калинин, гос. ун-та, 1979. 187 с.

375. Русская литература XVIII века. Эпоха классицизма. М. ; Л. : Наука, 1964.-294 с.

376. Русский романтизм / под ред. Н. А. Гуляева. М. : Высш. школа, 1974. -360 с.

377. Рыбникова, М. А. Русские пословицы и поговорки / М. А. Рыбникова. -М. : АН СССР, 1965.-230 с.

378. Рылеев, К. Ф. Несколько мыслей о поэзии / К. Ф. Рылеев // Декабристы: Эстетика и критика. М.: Искусство, 1991. - С. 422 - 426.

379. М. Рыльский. Об украинских думах / М. Рыльский // Украинские народные думы. М.: ГИХЛ, 1963. С. 5 - 12.

380. Сакулин, П. Н. Новая русская литература (Александровская эпоха) / П. Н. Сакулин. М., 1908.-397 с.

381. Седых, Г. И. «Порыв к великому, любовь к добру.» / Г. И. Седых // Рус. речь.- 1975.-№4.-С. 21-27.

382. Серман, И. 3. Поэтический стиль Ломономова / И. 3. Серман. М. ; Л. : Наука, 1966.-258 с.

383. Серман, И. 3. Русский классицизм: Поэзия. Драма. Сатира / И. 3. Серман.- Л : Наука, 1973.-384 с.

384. Семенко, И. М. Поэты пушкинского круга / И. М. Семенко. М. : Худож. лит., 1970.-295 с.

385. Семенко, И. М. Жизнь и поэзия Жуковского / И. М. Семенко. М. : Ху-дож. лит., 1975. - 235 с.

386. Сильман Т. И. Заметки о лирике / Т. И. Сильман. Л. : Сов. писатель, 1977.-223 с.

387. Скатов, Н. Н. Русский гений / Н. Н. Скатов. М. : Современник, 1987. -350 с.

388. Сквозников, В. Лирика Пушкина / В. Сквозников. М. : Худож. лит., 1975.-88 с.

389. Словарь древней и новой поэзии, составленный Николаевм Остолоповым, действительным и почетным членом разных ученых обществ: в 3 т. / Н. Остолопов. СПб, тип. Императ. Рос. Академии, 1821.

390. Смирнов, А. А. Литературные теории русского классицизма / А. А. Смирнов. -М. : Высш. школа, 1981. 135 с.

391. Смирнов, А. А. Становление романтического идеала в лирике Пушкина / А. А. Смирнов // А. С. Пушкин. Проблемы творчества. Калинин : Калинин, гос. ун-т, 1987.-С. 5- 15.

392. Смирнов, А. А. Романтическая лирика А. С. Пушкина / А. А. Смирнов. -М.: Изд-во Моск. ун-та, 1994. 189 с.

393. Смирнов, А. А. Смена направлений в русской литературе XVIII века / А.

394. A. Смирнов // Освобождение от догм. История русской литературы: состояние и пути изучения: в 2 т. М.: Наследие, 1997. - Т. 1. - С. 180 - 200.

395. Соболев, П. В. Проблема прекрасного в русской эстетике преддекабрист-ской поры / П. В. Соболев // Науч. доклады высш. школы. Философские науки. -М., 1966.-№ 1.-С. 87-95.

396. Соболев, П. В. Русская эстетика преддекабристской и декабристской поры об общественной роли искусства / П. В. Соболев // Учен, записки / Ле-нингр. гос. пед. ин-т. Т. 321. - 1967. - С. 58 -73.

397. Соболев, П. В. Очерки русской эстетики первой половины XIX века / П.

398. B. Соболев. ч. 1 - Л.: Изд-во Ленингр. гос. пед. ин-та, 1972. - 264 с.

399. Соболев, П. В. Очерки русской эстетики первой половины XIX века / П. В. Соболев. ч. 2. - Л.: Изд-во Ленингр. гос. пед. ин-та, 1975. - 164 с.

400. Соболев, П. В. Теория изящного теория действия (о своеобразии эстетики декабристов) / П. В. Соболев // Декабристы и русская культура. - Л. : Наука, 1976.-С. 107-142.

401. Собрание стихотворений декабристов. Б-ка рус. авторов. - Т. II. -Лейпциг : Т. А. Брокгауз, 1862. - XVI, 282 с.

402. Соколов, А. Н. Героическая поэзия декабристов / А. Н. Соколов // Известия АН СССР / Отд-ние литерат. и яз. 1950. Т. IX, вып. 6. - С. 439-454.

403. Соколов, А. Н. От романтизма к реализму / А. Н. Соколов. М. : Изд-во Моск. гос. ун-та, 1957. - 233 с.

404. Соколов, А. Н. Поэты-декабристы // Соколов, А. Н. Лекции по истории русской литературы XIX века / А. Н. Соколов. М. : Изд-во Моск. гос. ун-та, 1951.-Вып. 1.-С. 43-84.

405. Соколов, А. Н. Теория стиля / А. Н. Соколов. М.: Искусство, 1968. - 223 с.

406. Созина, Е. К. Сознание и письмо в русской литературе / Е. К. Созина. -Екатеринбург : Изд-во Урал, ун-та, 2001. 552 с.

407. Спивак, Р. С. Русская философская лирика: проблемы типологии жанров / Р. С. Спивак. Красноярск : Изд-во Красноярского гос. ун-та, 1985. - 140 с.

408. Стенник, Ю. В. Традиции торжественной оды XVIII в. в лирике Пушкина периода южной ссылки («Наполеон») / Ю. В. Стенник // XVIII век. Л. : Наука, 1975.-Сб. 10.-С. 107-112.

409. Стенник, Ю. В. Преемственность традиций и литературный процесс (русская литература на рубеже ХУШ-Х1Х веков) / Ю. В. Стенник // Рус. литература. 1969.-№ 4.-С. 89-95.

410. Стенник, Ю. В. Системы жанров в историко-литературном процессе / Ю. В. Стенник // Историко-литературный процесс: проблемы и методы исследования. Л.: Наука, 1974. - С. 168 - 202

411. Стенник, Ю. В. Русская сатира XVIII века / Ю. В. Стенник. Л. : Наука, 1985.-362 с.

412. Стенник, Ю. В. К вопросу о реализме в русской литературе XVIII века / Ю. В. Стенник // Русская литература. 1982. - № 4. - С. 55 - 76.

413. Стенник, Ю. В. Пушкин и русская литература XVIII в. / Ю. В. Стенник. -СПб.: Наука, 1995.-349 с.

414. Страшнов, С. JI, Анализ поэтического произведения в жанровом аспекте / С. JI. Страшнов. Иваново : Иван. гос. ун-т, 1983. - 92 с.

415. Стрельникова, И. А. Человек и время в лирике декабристов / И. А. Стрельникова // Межвуз. сб. науч. трудов / Куйбыш. пед. ин-т, 1981. Т. 256. -С. 55-61.

416. Стрельникова, И. А. О развитии метода декабристской поэзии в 30-е годы XIX века / И. А. Стрельникова // Науч. труды / Куйбыш. пед. ин-т. 1974. - Т. 155.-С.З-16.

417. Стрельникова, И. А. Человек и время в лирике декабристов / И. А. Стрельникова // Межвуз. сб. науч. тр. Куйбышев : Куйбыш. пед. ин-т, 1981. -Т. 256.-С. 55-61.

418. Тарле, Е. В. Нашествие Наполеона на Россию // Е. В. Тарле Отечественная война 1812 года. Избранные произведения / Е. В. Тарле. М. : Пресса, 1994.-С. 6-350.

419. Теория литературы. Том III. Роды и жанры (основные проблемы в историческом освещении) / гл. ред. Ю. Б. Борев. М.: ИМЛИ РАН, 2003. - 592 с.

420. Теория литературы. Том IV. Литературный процесс / гл. ред. Ю. Б. Борев.- М.: ИМЛИ РАН, 2001. 624 с.

421. Теория литературы: Учеб. пособие для студ. филол. фак. высш. учеб. заведений: В 2 т. / под ред. Н. Д. Тамарченко. Т. 2: Бройтман С. И. Историческая поэтика. - М.: Издательский центр «Академия», 2004. - 368 с.

422. Тертерян, И. Романтизм как целостное явление / И. Тертерян // Вопросы лит. 1983.-№4.-С. 151 - 181.

423. Томашевский, Б. В. Стих и язык: Филологические очерки / Б. В. Тома-шевский. М.; Л.: Гослитиздат, 1959. - 471 с.

424. Томашевский, Б. Н. Стилистика и стихосложение: Курс лекций / Б. Н. Томашевский. Л.: Учпедгиз, 1959. - 535 с.

425. Томашевский, Б. В. Пушкин : в 2 т. / Б. В. Томашевский. М. ; Л. : АН СССР, 1956.-Т. 1.-743 с.

426. Томашевский, Б. В. Пушкин. Работы разных лет / Б. В. Томашевский. -М. : Книга, 1990.-670 с.

427. Томашевский, Б. В. Теория литературы: Поэтика. Учеб пособие / Б. В. Томашевский. М.: Аспект Пресс, 2003. - 334 с.

428. Тумилевич, О. Ф. Народная баллада и сказка / О. Ф. Тумилевич. Саратов : Изд-во Сарат. ун-та, 1972. - 48 с.

429. Тураев, С. В. Концепция личности в литературе русского романтизма / С. В. Тураев // Контекст 1977: Литературно-теоретические исследования. М. : Наука, 1978. - С. 227-247.

430. Тураев, С. В. От Просвещения к романтизму (трансформация героя и изменение жанровых структур в западно-европейской литературе конца XVIII-начала XIX века) / С. В. Тураев. М.: Наука, 1983. - 225 с.

431. Турчин, В. Эпоха романтизма в России. К истории русского искусства первой трети XIX столетия / В. Турчин. М.: Искусство, 1981. - 550 с.

432. Тынянов, Ю. Н. Пушкин и его современники / Ю.Н. Тынянов. М. : Наука, 1969.-424 с.

433. Тынянов, Ю. Н. Поэтика. История литературы. Кино / Ю.Н. Тынянов. -М.: Наука, 1977.-547 с.

434. Тынянов, Ю. Н. Литературный факт / Ю. Н. Тынянов. М. : Высш. школа, 1993.-319 с.

435. Тынянов, Ю.Н. В. К. Кюхельбекер / Ю. Н. Тынянов // Кюхельбекер В. К.: Избранное: В 2 т. Л.: Сов. писатель, 1939. - Т. 1. - С. V - ЬХХХ.

436. Тюпа, В. И. К новой парадигме литературоведческого знания / В. И. Тюпа // Эстетический дискурс. Семио-эстетические исследования в области литературы. Новосибирск, 1991. - С. 4 - 16.

437. Тюпа, В. И. Постсимволизм: теоретические очерки русской поэзии XX века / В. И. Тюпа // Самара, 1998. 115 с.

438. Тюпа, В. И. Художественный дискурс (Введение в теорию литературы) / В. И. Тюпа. Тверь, Тв. гос. ун-т, 2002. - 80 с.

439. Удодов, Б. Т. М. Ю. Лермонтов: Художественная индивидуальность и творческие процессы / Б. Т. Удодов. Воронеж : Изд-во Ворон, ун-та, 1973. -702 с.

440. Усок, И. Е. Философская поэзия любомудров / И. Е. Усок // К истории русского романтизма. М.: Наука, 1973. - С. 107 - 128.

441. Федоренко Н. Т. Жанровые и видовые особенности афоризмов / Н. Т. Фе-доренко, Л. И. Сокольская // Изв. АН СССР. Сер. лит. и яз. - 1985. - Т. 44. -№ З.-С. 245-246.

442. Федоров, В. И. Формирование и характерные особенности классицизма в русской литературе XVIII века / В. И. Федоров // Уч. зап./ Моск. гос. пед. ин-т. М., 1970. - № 363. - С. 327 - 343.

443. Федоров, В. И. Проблемы литературы эпохи Просвещения / В. И. Федоров // Вестник Моск. ун-та. Филология. 1971. - С. 86 - 89.

444. Федоров, В. И. Литературные направления в русской литературе XVIII века / В. И. Федоров. М.: Просвещение, 1977. - 156 с.

445. Федоров, В. А. Декабристы и их время / В. А. Федоров. М. : Изд-во Моск. ун-та, 1992.-272 с.

446. Фомичев, С. А. Поэзия Пушкина: творческая эволюция / С. А. Фомичев. -JI.: Наука, 1986.-302 с.

447. Фохт, У. Р. Спорные вопросы развития романтизма в русской литературе XIX века / У. Р. Фохт // Славянские литературы. VII междунар. съезд славистов. Варшава, авг. 1973. Доклады сов. дел. М, 1973. - С. 259 - 262.

448. Фридман, Н. В. Романтизм в творчестве A.C. Пушкина / Н. В. Фридман. -М.: Просвещение, 1980. 191 с.

449. Фризман, JI. Г. Жизнь лирического жанра: русская элегия от Сумарокова до Некрасова / JI. Г. Фризман. М.: Наука, 1973. - 167 с.

450. Фризман, JL Г. Эволюция русской романтической элегии (Жуковский, Батюшков, Баратынский) / JI. Г. Фризман // К истории русского романтизма. -М.: Наука, 1973. -С. 73- 105.

451. Фризман, JI. Г. Поэзия декабристов / JI. Г. Фризман. М.: Знание, 1974. -64 с.

452. Фризман, JI. Г. «Думы» Рылеева / JI. Г. Фризман // Рылеев К. Ф. Думы. -М.: Наука, 1975.-С. 171-226.

453. Фризман, JI. Г. Исследуя лирические жанры / Л. Г. Фризман // Вопросы лит. 1975. - № 9. - С. 265 - 273.

454. Фризман, JI. Г. Парадокс Катенина / Л. Г. Фризман // Известия АН СССР. Серия лит. и яз.- М., 1980. Т. 39, вып. 1. - С. 22 - 32.

455. Хализев, В. Е. Теория литературы / В. Е. Хализев. 2 изд. - М. : Высш. шк., 2000.-400 с.

456. Ходоров, А. Е. Зачинатель декабристского эпоса/ А. Е. Ходоров // Декабристы и русская культура. Л.: Наука, 1978. - С. 143 - 168.

457. Ходоров, А. Е. «Думы» К. Ф. Рылеева и трагедия XVIII начала XIX столетия / А. Е. Ходоров // Русская литература. - 1972. - № 2. - С. 120 - 126.

458. Ходоров, А. Е. Декабристы-литераторы в советской историко-литературной науке последних лет (1972-1975) / А. Е. Ходоров. Русская литература. - 1978. - № 2. - С. 206 - 222.

459. Холкин, В. И. Путник одиночного вдохновения ( о двух стихотворениях Кюхельбекера) / В. И. Холкин // Рус. лит. 2004. - № 4. - С. 121 - 140.

460. Хрулев, В. И. Романтизм как тип художественного мышления / В. И. Хрулев. Уфа : Башкир, гос. ун-т, 1985. - 80 с.

461. Цейтлин, А. Г. Творчество Рылеева / А. Г. Цейтлин. М. : АН СССР, 1955.-304 с.

462. Челышев, Е. П. Пушкиноведение. Итоги и перспективы. К 200-летию со дня рождения поэта / Е. П. Челышев // Пушкин и современная культура. М. : Наука, 1996.-С. 3-30.

463. Чередниченко, В. И. Специфика художественного времени и типология временных отношений в литературном произведении / В. И. Чередниченко // Известия АН ГССР. Серия яз. и лит. Тбилиси, 1984. - № 4. - С. 24 - 41.

464. Чернец, JI. В. Литературные жанры (Проблемы типологии и поэтики) / Л. В. Чернец. М. : Изд-во МГУ, 1982. - 191 с.

465. Чернова, Л. П. Жанр стихотворного послания в творчестве К. Н. Батюшкова / Л. П. Чернова // Проблемы жанра. Минск, 1977. - С. 104 - 114.

466. Чернова, Л. П. К вопросу об эволюции элегического жанра в русской романтической лирике 10-20-х годов XIX века: элегии К. Н. Батюшкова / Л. П. Чернова // Жанр и стиль художественного произведения. Минск, 1980. - С. 3 -13.

467. Чернова, Л. П. Мир и человек в поэзии Ф. И. Тютчева (к проблеме характера романтического героя в русской лирике XIX века) / Л. П. Чернова // Проблема характера в художественной литературе. Минск, 1983. - С. 3 -16.

468. Чичерин, А. В. Образ времени в лирике Пушкина / А. В. Чичерин. Ритм образа. М.: Сов. писатель, 1980. - С. 185 - 193.

469. Чудаков, А. П. Проблемы целостного анализа художественной системы: о двух моделях мира писателя / А. П. Чудаков // Славянские литературы: VII междунар. Съезд славистов. М.: Наука, 1973. - С. 79 - 98.

470. Чулков, В. И. Из предыстории русской реалистической лирики / В. И. Чулков // Литературное произведение и литературный процесс в аспекте исторической поэтики. Кемерово : Кемеров. гос. ун-т, 1988. - С. 49 - 58.

471. Шарафадина, К. И. Жанровая традиция пушкинского послания в лирике Н. А. Некрасова / К. И. Шарафадина // Межвуз. сб. науч. тр. Ярославль : Яросл. пед. ин-т, 1984.-Вып. 71. - С. 14-23.

472. Шатин, Ю. В. Сибирские мотивы в дневнике В. К. Кюхельбекера / Ю. В. Шатин // Традиции и тенденции развития литературной критики Сибири. -Новосибирск : Наука, 1989. С. 35 - 45.

473. Шаховский, С. М. Исторические думы и песни / С. М. Шаховский // История украинской литературы. Киев : Радяньска школа, 1950. - Вып. 1. - С. 49-54.

474. Шеллинг, Ф. Система трансцендентального идеализма / Ф. Шеллинг. Л. : Соцэкгиз, 1936. - XXII, 480 с.

475. Шкуринов, П. С. О специфике философских воззрений А. Н. Радищева (статья первая) / П. С. Шкуринов // Науч. докл. Высш. школы. Фипос. науки. -М, 1978.-№4.-С. 94- 107.

476. Шкуринов, П. С. О специфике философских воззрений А. Н. Радищева (статья вторая) / П. С. Шкуринов // Науч. докл. Высш. школы. Филос. науки. -М., 1979.-№ 1.-С. 88- 100.

477. Шмакова, Т. В. Эволюция жанра оды от классицизма к романтизму во французской литературе : автореф. дис. на соиск. учен. степ. канд. филол. наук/Т. В. Шмакова -; Моск. обл. пед. ин-т. М., 1981.-20 с.

478. Штамбок, А. Декабристы и русская эстетика / А. Штамбок // Искусство. -1951.-№6.-С. 58-66.

479. Штамбок, А. Куда ведет схоластика (об изучении русского Просвещения и просветительской эстетики) / А. Штамбок // Вопросы лит. 1961. - № 3. - С. 97-114.

480. Штерн, М. С. Апологи В. Ф. Одоевского и судьба дидактико-аллегорических жанров в русской литературе первых десятилетий XIX века / М. С. Штерн // Проблемы метода и жанра. Томск : Изд-во Томск, ун-та, 1979.-Вып. 6.-С. 108- 122.

481. Щеблыкин, И. П. О соотношении классицизма и романтизма в стиле К. Рылеева / И. П. Щеблыкин // Вопросы стилевого новаторства в русской поэзии XIX века. Рязань, 1981. - С. 26 - 32.

482. Щемелева, Jl. М. О русской философской лирике XIX века / JI. М. Щеме-лева // Вопросы философии. 1974. - № 5. - С. 90 - 100.

483. Эйдинова, В. В. Стиль писателя и литературная критика / В. В. Эйдинова. Красноярск : Изд-во Красноярск, ун-та, 1983. - 212 с.

484. Эйхенбаум, Б. М. О литературе: Работы разных лет / Б. М. Эйхенбаум. -М.: Сов. писатель, 1987. 544 с.

485. Эмблемы и символы. М.: Интрада, 1995. - 366 с.

486. Якобсон, Р. Работы по поэтике / Р. Якобсон. М. : Прогресс, 1987. - 484 с.

487. Яковкина, Н. И. Война 1812 г. и русская литература / Н. И. Яковкина. Очерки русской культуры первой половины XIX века. Л. : Изд-во ЛГУ, 1989.-С. 56-59.

488. Яковкина, Н. И. Декабристы и русская литература/ Н. И. Яковкина. Очерки русской культуры первой половины XIX века. Л. : Изд-во ЛГУ, 1989. - С. 64-77.

489. Янушкевич, А. С. Путь Жуковского к эпосу / А. С. Янушкевич // Жуковский и русская культура. Л.: Наука, 1987. - С. 166 - 179.

490. Янушкевич, А. С. Этапы и проблемы творческой эволюции В. А. Жуковского / А. С. Янушкевич. Томск : Изд-во Том. ун-та, 1985. - 285 с.

491. Янушкевич, А. С. В. А. Жуковский: Семинарий. / А. С. Янушкевич. М. : Просвещение, 1988. - 174 с.

492. Lauren G. Leighton. The Ezoteric Tradition in Russian Romantic literature: Desembrism and Freemasonry. University Pare, Pensylvania: The Pensylvania State University Press, 1994 - 224 p.

493. Mersereau J. Jr. The Nineteenth Cetntury: Romanticism, 1820-1840 // The Cambridge History of Russian Literature / Ed. Moser C. A. Camdridge, 1989. P. 136-188.