автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.08
диссертация на тему: Смысловое целое героя современной прозы (А. Ким, В. Маканин, Р. Киреев)

Полный текст автореферата диссертации по теме "Смысловое целое героя современной прозы (А. Ким, В. Маканин, Р. Киреев)"

МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ УКРАИНЫ ДОНЕЦКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

На правах рукописи

БЕГАЛИЕВА ЕЛЕНА ГЕННАДИЕВНА

СМЫСЛОВОЕ ЦЕЛОЕ Г.;РОЯ СОВРЕМЕННОЙ ПТОЗЫ (А.КИМ, В.МАКА НИН, Р.КИРЕЕВ).

Специальность 10-01.08 - теория литаратури

• АВТОРЕФЕРАТ ДИССЕРТАЦИИ НА СОИСКАНИЕ УЧЕНОЙ СТЕПЕНИ КАНДИДАТА ФИЛОЛОГИЧЕСКИХ НАУК

ДОНЕЦК - I У92

Рабрта выполнена на кафедре теории литературы филоло чеокого факультета Донецкого государственного университет;

Научный руководитель-доктор филологических наук, профессор М.М.ГИРШМАН,

Официальные оппоненты:

< ... -

доктор филологических наук Н.Д.ТАШ.РЧЕНКО, кандидат филологических наук А.В.РОГСШШН.

Ведущая организация - Казахе кий государственный пещ гичзский университет им.Абая.

Защита состоится " ЛЗ " ¿¿¿ОМЛ- 1992 г. в / часов. Ни заседании специализированного совета К 068.06.04 г Донецкой государственном университете.-

Адрео: 3^0055, ДОНЕЦК,, ул. Университетская, 24. С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке ДонГУ Автореферат разослан " ¿Л,. "- М-СЫ- 1992г.

Ученый секретарь специализированного совета доктор филологических наук

Н.А.ЩЕНЮ

В настоящей диссертации исследуются словесные формы смн-ювой установки героя в бытии. На материале соврзыенкой прозы (ализируются выделенные ,М. 1.1. Бахтиным формы смыслового целого роя: поступок, самоотчёт-исповедь, автобиография, "иография, л, характер. Проза А.А.Кима, В.С.Иаканина, Р.Т.Киреева позво-:ет не только уточнить взаимоотношение этих фора, но вычлзня-как особую проблгчу абсолютизацию саноотчёта-исповедл героя.

Изменении кайра исповеди в исследуской прозе определяется ииы для мировой литературы двь.'знием к исповедальной точности ова. Словесное и смысловое целое героя подставляются в работе к эстетический феномен перехода внехудокественнох'о объёма пра-ы реальности в канрг-чо-оловеснуи реальность правды.

Актуальность исследования. Проблема ав' ора и героя в совет-. ои литературоведении градационна. Свидетельством тому являют-не только концепции М.М.Бахтина, В.В.Виногрдова, ЛЛ. Гинз-рг, М.М.Гр*>пмана, Б. О. Корма на, других исследователей и спор их концепций, но и их внутренняя дискуссионность.

В диссертации предпринимается псчтка исследования з повгорииого полояения современного говорящего повека: героя - в кризисной ситуации самообиана, и автора позиции эстетического перевода этического события в поэтику гинного слова.

Взаимообусловленность кризиса кизии и литератури, отракён-1 в исследуояоЯ прозе, "отрсбоиала обращения к научному ап-эату сыехных наук:

1ингвистяки ( понятие "прецедентного текста" - общеизвзстно-гстомагийного, по определению Юараулова - в отличие I ■ гаты определяет напряжённое взаимодействие трёх реальностей: юсического литературного текста, огра' ;е«ой и огранённой 1Льности. Используется такяе результат современной трактовки 1ыка в действии", предложенной З.Бенвенвстоц и открывающей шципкально диалогическую природу любого, в той числе, абсс-:но "монологического" слова);

1СИХОЛОГИ1. ( понятие "психологическая защита" во внутрилич-и'но.м конфликте является основой для разграничения структур !иг5дально-пр;1часгного' и заэдтно-неиричастного созна-0;

,::лосо$;:ц ( ко.шикс онтологических п этических понятий !.:стенц'.!йЛ113иа сущест.члин длн .современного автора: "конечн-I," кап оииова человеческого с^цесттювания, абсолютизация

настоящего - "вульгарного врзизки", "смерть <5ога", "дурная вз-ра" в самообман, страх,совесть, вина, заОота). Эти рабочие те; пины в диссертации сопрягаются меиду собой: экзистенциальные категории возвращают к прецедентному 'ексту ( Ф.Достоевский, Л.Толстой, АЛехоа; как нравственной философии русской литера' туры. С друго" сторош, эта нравственная философия воплощаете: преимущественно в исповеди.

Цели и задачи исследования. В литературоведении существ; ет два точки зрения на развитие' литературного процесса. Согла но первой, он обуславливается закономерностями смены открытое авторского слова ( публицистического или исповедального; и "и чезковения" автора /Л.Шикова/. Более точным и плодотворным прздставляотся другое утверждение: "... во всей мировой литер туре, во всех её зшнрах прослеживается развитие от проп веди «эрез притчу к исповед и"1.

В связи с этим ведущей целью исследования становится дою зательство трансформации кайра исповеди в новой литература С учётом раОот М.Бахтина о смысловом целом ге оя и поздних гла книги о Ф.Достоевснои/. 3- изменение исследуется на трёх стр ктурных уровнях произведения: наивно-непосредственном (герой; ритор часком (. повествователь;; условно-жанровом (автор).

Центральная ; /оо'яема трансформации долитературной испове ди в жанрово-с лове сну н её определённость предполагает ращение следующих задач;

1) исследование самоотчёта-исповеди героя в к огообразии фор инстанционных пределоп, сг/ообцанной и подлинной реальности, есть структуры исповедального и защитного слова;

2) чнализ создания автором исповедальной повествовательной по зицич: типологическое родство с героем в искупительном слово, преодоление (¡е«отвесности исповеди;

3} описание современного "образа автора" в границах его испов ди и анализ дея.альности условно-данрово^о "молчащего" автора выраженной в создании открытых цикличных структур.

Степень изученности вопроса. Исследуемая проза nocvonun находится в центре критического осмысления. Пзрвые рецензии с деряат неточные рассуждения об авторском разглядывании и нено

^•Ю.Карякин. Достоевский л канун Щ века.- Н. Советский писа тель, IS89.- C.I^B.

нимании. repon или, напротив, навязывании исповедальной "темы герою, при которой форма исповедующегося героя объявлялась "стилистическим натурализмом" ( ВЛушщьш). К середине 80-х годов, после дискуссии А.Бочарова и В.Бондаренко в "Вопрос; ' литературы", поело статей Л.Аннинского, А.Латыниной, II,Ивановой, Ы.Липовецкого, К.Степаняна и других, после ряда писательских манифестации вычленяется круг принципиальных, но по-прея-нему дискуссионных вопросов об авторской позиции, амбивалентном герое, "ненадёжно» расг азчика". В исследованиях последних лет представляется эволюция творчества Иаканяна, А.Кима, Р.Киреева, анализируется в их эстетической сис емо взаимозависимая активность автора и героя: А.Бочаров "Бесконечность п ка". - 1982: ого ке "Чем кива литератора". - Ц.Д986; З.Камянов "Доверие к сложности". - М.,193^; А.Латынина "Знаки времени". - М., 198?; Н.Иванова "Точка зрения". - M., I98V; Л.Аннинский "Локти и крылья". - М., 1989. á указанных работах проблема, поставленная в данной диссертации, разрешения не получает.

Структура работы. Диссертация состоит из Введения, трёх глав, Заключения и Библиографии.

Основное содержание работы.

Во Введении обосновывается актуальность темч, раскрывается степень изученности вопроса, определяются цели и задачи исследования, его методологическая основа и терминология, интерпретируется литературно-философская концепция Н.Бахтина.

При анализе бахгнпской философии автор-i обращается внимание на противоречивый, но плодотворный процесс её с->зд .и; на многовспектность темы "говорящего человека". Теория М.Бахтина интерпретируется в контексте друих концепции аз тора и героя, прежде всего учитываются споряцио с им В.Виноградов, Б.Кориан, Н.Бонецкая. Проведенное исследование позволяет выделить перспективу Сахтипского представления о произведении как "событии взаимодействия" начал автора и героя. Это собитис д.-,алогически связует "чистого автора" (творца, демиурга, "тзорчссиуо индивидуальность в.гдвнип и оформления" ) - "условного ari'i о; а " ( "видимую и о.;>ор;.:леииуа индивидуальность", письменного создателя данного текста) - С 3 автора - сйыс-лияи1: !'.-:;лое Гь'роя. Лиуорвгу^очздческос раэтитпо балтийской

концепции видитол в исследовании »ацрово-словесных форм смыслового целого героя. В ведущей из ..их - самоотчёте-исповеди героя осуществление в смысле означает осуществление в слове. Эта взаимная осу;" ствленносхь слова и смысла принизывает все "событие произведения", уравновешивая охзетсгвенность автора и героя за смысловую полноту бытия.

Глава Г. ОТ ВАРИАНТОВ ИСПОВЕДАЛЬНОГО СЛОВА К ЕАНЮйОЙ

"АБСОЛЮТНОСТИ ИСПОВЕДИ (ПРОЗА А.Мал).

Традиционные для русской классич-зкой литературы вопросы нравственной философии образуют содержательную основу нсноведи г^роя в прозе А.Кима. Анализ словесной оформлекности непричастного и причаотно-виновного сознания намечает модель отношений автора и героя. Поэтому состоятельность исповеди героя в рассказе и повести яв..летен перша из поднимаемых в глава вопросов. Пер~ часть главы "Состоятельность исповеди героя А.Кима" сосредоточена на анализе "Голубого острова" /1976/ и "Четырёх исповедей" /1978/.

_ Далее рассматриваются вопросы нравственной философии как сиг"лообразуюцие пределы для системы автор - повествователь -герой. Т^нспозиционная соотносимость слова героя и слова повествователя и, соответственно, на более глубокой основе соотиоси-иость их сознаний, ставят втору» задачу'главы: анализ структурного единства исповеди-повести, в том чиог исповеди условного автора и образа автора. Одноименный пврих'раф включает' а на ли '"Поклона одуванчику", 'Лукового поля", "Соловьиного эха" /1978/, "Лотоса" /1580/.

.^следование роиаиных словесных форм, заключающее главу,-позволяй оосредлочиться на собственно авторских вопросах эволюции исповеди в творчестве А,»Киш. В третьем параграфа главы - "Ро-ианноа олово в твопчестве А. Кипа" исследуются "Белка" /1984/ и "Отец-Лес" /1989/. ■

Состоятельяость испоьеди героя ранних кимовских книг определяется авгороц внутрисловесно и внутрибытийно. Бытийные пределы исповеди включены.в текст. Это существование вьсией этической инстанции С её отсу-ствке превращает исповедь я осуэдамшй обзор чуяой жиана как оправдание своей ); соотнесённость абсолютного и относительного в исповеди ( балансирование меяду

двумя нач;. ;ами отменяет покаянную чистоту олова). Внутриспо-ве чая проверка состоятельности исповеди героя осуществляется в пространства ¡мила; в исследованил связи эаишсла •• воплоще- '' ния слова.

Исследование автором внешне противопоставленных форы непричастного п причастно-виновного сознания, воллощавдих себя и в защитном, и в исповедальной слове, и в особой контаьелнации аащити-исповеди, определяет следующее соотношение позиций автора и героя:

1) Рассказ героя осуществляется как "старательное и беспощадное воспоминание", словесный способ "одолеть беду", воплотить судьбу. При этой семосудное слово абсолютно приемлет другого, нз осуждаемого, "такого,какой он с :ть", В этом варианте исповеди ( "я" оказывается "другая") существует "доверлыщий" повеотве-вателышй фон.

2) Причастное сознание перэд "судом оовеоти и скорби" пытается расчленить эмоциональная Поступок на милосердие, гора,раскаяние , великий саиаобиан, боль вики и т.д. В пределах олова герои автор делает "кцент на двуединстзе ответственного сознания: если"перепригнуть" чере* высшую инстанции - останется прекраснодушная "тревога", если остановиться перед иетафязической энной - останется "опаейшюе тало". Чистота самооценки в атом варианте утрачена, исповедь на завершается выходом к новому смысл.,. .

Выяьленное соотношение позиций автора'¡: героя помечает не только слово исповедальных рассказов, но и композиционные пересечения последующих циклов / "Прогулка по городу", "Расскйэц моего отца" во "Вкусе тёрна рассвете"/. Мо„,.ль этих отношений, сохраняясь в вариантах погести-испоьэди /"Поклон одуванчику"/, осложняется авторской исповедью ( условного автора и образа автора) в "Луковом иоле" и "Соловьином эха". В исследовании отмечается разнив традиционных жанровых форм повести и.рассказа, прежде всего; бл . 'одаря вычлензнию исповедальной интона-*-ции как категории канрообразуШзй. В связи с этим анализ обра-цовтея к структурному единству повости-нспонедн А.Кикп.

Содержательное лшшениэ от пслозеди-роса азг. к исполвдя-понести свяячно с появление» ' иоосфзриого иг.слтябц ¡¡пннопхвй," утлерадением бокес1гРИноа, Эвёзди-.й оупносги чвловем!. Однако

Это повествовательное движение, продуцирующее в соэнаня героя перспективу "особенной безукоризненной правды", испытыаается экзистенциалистской ориентацией героя в жизни-трагедии.

Структурное единство задаётся и взаимосвязью вопросов сиыслошшгания, движение« от смысла события к бытийному смысл: и жёст-костьх> инстанцаонной проварю; исповедального ответа. Од: -.но слово, чтобы бить истинным, нуждается и в надтекстовых es: эях. Структурно замкнутая исповедь размыкается и в пространств! произведений А.Кима (в жшрообразующих свойствах исповедальной интонация), и в пространстве предбывшего слова (прецедентного текста), и в перспективе предбудущего слова возможного соавтор

Инвариантной предстаёт структура повести-исповеди:

1) Авторская исповедь (условного автора), преодолевающая траге дню безответности исповедального голоса, публ. кующая его, явля ется моделью, порождающей слово героя.

2) Зависимость авторской оценки от опыта героя делает услышанное испо-эдальное слово (героя) сныслопорокдащей моделью авторского рассказа. Отсюда типологическое родство исповедальног сло^а условного агтора и героя повести.

3) ибязательнш элементов авторской исповеди является "риторика": объяснение состава слова и рефлекси; зад его подлинность*

Сломившееся структурное единство повести-исповеди исшты-вается в следующей книга А.Кима "Нефритовый пояс" /1981/. Испь тание исповедальной анергии оформляется композиционно: открыве ется кчига "Поклоном одуванчику" .напоминая о закономерностях "Четырёх исповедей".Затем следузт сополокение "Нефритозого по; са" и "Утопии Турина", в которых разак^ется специфически киш векг.ч структура исповедальной повеоти. Завершается книга "Лот< оом" - возвратом к исповедальному "голосу",ословнёиному Хсрои

Содеркательно-структураое единство словесного кате риала ¡ повести "Лотоо" лроясня&тся уже ранее решёнными А.Кином проба lidiut отдельного скисла смерти в общем за ш еле бытия. Мспоиеда,-льный'голос героя - это знак ряда неразрзаимых (в силу подлин ности и множественности) трагедий, отсутствия катарсиса, само отмены покаяния. Этот искупительный голос структурно уравиове шивается голосом /ора, который подчёркивает в авторском -ткош нии к герою не катарсис, но милосердие.

Исследование слогз ккмовской помести позчоляет утверадат автор последойательно выводит исповедальный голос из рамок

э

условно-реалистического правдоподобия на всех этапах развития повести-исповеди. Двикекиз идёт от героя (автора своей исповеди в "Поклоне одуванчику") к вгаимоаазисимости героя и условного автора ( "Луковое поле", "Соловьиное эхо"), наконец,к формированию канровой абсолютности внутреннего монолога героя ("Лс эс").

Стилистика монологического отношения героя к себе и стиль его внутреннего чонолога не совпадают. В этой несовпадении роя-дается роман А.Кчма последних лот.

Оба романа А.Кипа имеют ланровпй подзаголовок г "Белка" -"роман-сказка", "Отец-Лес" - 'роман-притча". Копровое уточнение значительно усугубляет поставленную прс .лему, так кзк сказочное и лрптчевое слово существует прежде исповеди и, з значительной мере, пошшо р-ё. В заключительной части главы рзшается вопрос: .не является ли ромашюо слово с ¡ани.фестированньет 'до-исповедальными формами отказом от исповеди, возвратом к про-■ поведи, те и более, что в предисловии к "0"-у-Леоу" А.Ким ояр. -делпет роман как попытку "спасительного зыхода из современного . тупика

Движение к кайру романа сопровождается единой, но рагно-лроявленной в двух произведениях, рефлексией слова над своей подлинностью. В "Отце-Лесе" киыовскоа предисловие оговаривает эту подлинность как слово, услышанное Автором. Созданное, про- . изнесёвнов в романа слово преодолевает яазмеиную немоту, до-словесность, л узду исповедальной мнели в чужом, плодотворном завершении. Иной анализ п кииносту осуществляется в "Белке".

В "Белке" возникает живительное для слова противоречие' . между подлинный знанием ("свидетельством к::зни") и подлинны« « . раздояьно-слиянныи звучание« голосов. Рассказ Белки--зт рс"1 вводит ключевое .дль романного мира слоло - "подлинный", замеианцеи необратимую немоту события. "Подлинное" слово романа двики-но ещё двумя противоречиями: мекду книжной запечатлённостью ( реальностью "этой бегущей кникиой строки") и кеусльшанностью "долгой исповеди" Белки, а также тежду ничтожностью "креючной беличьей башк.5" и вместимость» в неё творца, отца Вселенной. В скрецеьии противоречий открывается рефлексия романного слова над езоей природой (источники, специфика, всеохватная ирония как саиопародирувдпй словесный при^м и т.д.). В рошше последней подлинность», если рассматривать все го словесные &анрн -

свидетельство, иоэма, биография, сказка, - оказывается "долгая исповедь" человека.

Нер ход от "Белки" к "Отцу-Лесу" отзывается содержательно двумя мотивами: "Я - ОДИНОЧЕСТВО" и предчувствием вселанской катастрофы. Спасительная мысль автора о вариантной иной жизни героев перечеркивается интонацией неверия. Смысловой стержень кимовского слова - абсолютная (событийная, человеческая) неслучайность мира,

В пределах романа-притчи нарастает сааоубийствеиность последнего слова героя о себе: от питания деда к невысказанному страдании отца и, наконец, к "нежеланию бытин, нежеланию дули" внуком. Исповедь, шеиио и предполагающая "отрицание себя", ^называется в романе "зерном самоубийства".

Внугриоловесное преодоление жанровых границ сказки и притче в романах сказывается в воспроизведении романным еловой авторства исповеди в повестях: от героя-автора /"Белка"/ к абсолютности исповедального внутреннего монолога в "О'це-Лесе". Кимои-ские сказка и притча в последовательности своего появления лишь воспроизводят »av.poBO-историческу» неизбежность движения с проговеди ( через притчу) к исноаеди, на что указывает Ю.Каря кии.

Исповедальное слово в прозе А.Кима абсолютно. Исповедь соби равт смысловое целое героя, сопрягая раанонапрачленниа полюса сакозаверыения, спасительного и убийственного испоьедального итс Эта стилистика монологического отношения героя к себе ( его внутренняя неиота и одиночеотво) размыкается в пространстве созидающе!* исповеди условного автора. Новое - и не лед не о собирание' смыслового целого героя в исповедальном слове завершается в про; А.Киша fioconio'iiíuu жаировим доверием к стилю внутреннего моаологг

Глава П. ВЗ. ПШСВЯЗЬ СЛОВЕСНЫХ ФОРШ СМЫСЛОВОГО

ЦЕЛОГО ГЕРОЯ В ПРОЗЕ В.ШСАНИНА.

Разнообразные изанмоотноьения форм смыслового целого ¡¿¡роя (сяцоотчёт-исноведь, характер, тип) в прозе В. 1а;сшшна расширяют поставленную нами проблему исповедального слова в современной литературе. " ¿ся правда 11 создаётся ныделещп;.« самоотчета Нйповеди ("распространённого монолога" - В. Маканин ) из всех

возиоиноотэй смыслового целого героя. Однако специфический для прозы В.Иаканина выход и зткогому смыслу "голоса" героя и "i-сл-чаниь" образа автора определяется стиле образующей свойствам!! неокончательного слова. 3 соответствии о внутренними противоречиями "всей правды" строятся задачи главы.

Внутритекстовое изсовпадение героя с типом и развёртывание подробностей характера в аавдлюм монологе составляют порву» часть исследовании: "Зияние предполагаемой чспозеда героя". Здесь анализируется трилогия о Ключар'ёва: "Пов. ль о. Старом Пос'злко" /19?'»/, "Клвчарёзз и Алииушкин" /197?/, "Голубое а красное" /1981/.

Организация автором перехода от "простых истин" (через испытание возможностей проповеднического слов.'..'1 к закономерное- - 1 гям "отчасти липовой исповеди" исследуется во второй части глава - "Праюта героя и правда повествователя" на материале прозы начала 80-х годов: "Отдушина", "Река с бистрвц 1очепиаиИ,"Чв-ловек евши", "Антигэдер", "Гражданин убегающий", "Предтеча".

Б заключении главы анализируется возврат В.Иашшш к проблеме нэдоговорЬ'инос и исповедального аз ста героя я кзеказанно-сти мира для образа автора ¡"'Авторский вопрос в вариантном по-воствоваии..1'. В этом параграф анализируются повести 80-х годов: "Отставший", "Утрата", "Один и одна" и цикл о писателе -"Гзртрет и вокруг", "Погоня", "Один и одна".

Канровие возможности иопоьедального слова проверяются В. Маканиным в первом его романе "Прямая линия" Д965/, в целом подчиняясь тенденциям тогдашней исповедальной проаы. К рубену 70-х годов определится активность и други."' влияний в прозе В. Маканина. Прорыв сквозь литературные воздействия к собственному слову совпадает о открытием глубины "простой истины о чело-вонь". Ключевое для исповеди слоьо "истина" становится мерой монолога героя, который произносится в рамках маканинокого ианра "портрета".

• Портретное олово С "Повесть о Старом Носёлкэ" с портрет- ' »'.им подзаголовком "Провинциал") - :этс иронический диалог героя о самим собой, где в результате непрерывно.! рефлексии героя над своим словом, поступком и шюлыо открывается перспектива вое- ' исиной, "недодуманном" лстыш. Однако прорывы исповедальных словесных жестов окизиваигсл г.лучаымши, неуправляемыми, потому что горой ввщимегоя иронией.

Вместе о тем, слово героя о '^авдтнэй похожести на других"

оказывается неистинном,обобщенно "типичен в меру" - иллюзорныи.

v Прецедентные тексты, также защитные для сознания гороя, спасительно соотносят в его трактовке бытийные истины с нитомской правдой, проявляют одну из драматических особенностей современного человека: параллелизм истины и правды, их несовместимость, взаимную невоотребованность. Оттого правда постоянно "не вся" и зияет отсутствием последнего договаривавшего слова самоотчёта.

Развитие гзроя в цикле определяет направление жаировцх изменений слова. В "Ключцрёве и Алимушкине" исслодуется притча кап самохарактеристика героя и пределы "оугой правды, "ваша, .с по-/■побносгей"- В "Голубом и красном" объясняется смысл и многообразие самох^ктеристик героя. Обращается внимание на облиненио ВЛ/аканина й Р.Киреева в Ш-о годы: смысловое целоо героя собирается в его рефлексирувцем слове. Визиь героя сводится к ново- , иу слову о лей, отстраняясь от исповедального смысла старых, прецедентных вопросов. Поэтому разыгранный диалог героя о собой сводит исповедальное слово к монологу, хотя "именно исповедь наименее цоиологична" /Ю.'Карякин/.

Пе.-эый параграф главы завершается следующими выводами:

1) В самоотчёте-исповеди героя отсутствует последнее договаривающее слово. В ироническом диалоге героя постоянна перспектива отречения от исповедального "я". При абсолютном внимании героя к себе, он отлучён от истки и неуловим для неё в силу занятного замысла слова. Диалогическая расслоэнность слова оказывает. ся иллюзорной, ils совпадая с представлением о себе, герой впол-

: не совпадает о отрицаемым миром.

2) В пределах "клвчарё'вского" цикла определяется специфически макашшская напряжённость отношений автора и героя: в отличие от "непридирчивого", успокаивающего диалога героя с другими, зозникает особый интонационный авторский контекст, в котором завершается адекватность слова героя самообману. Подлинный диа-логизм возникает и в композиционных соотношениях случайного и закономерного слова, б разнсфункциональном значении для героя

и автора прецедентных текстов. Если героя хрестоматийный текст успокаивает несовпадением с типом и типическим, то в авторской . соотношении классической и современной форм хизня характер сворачивается а тип.

3) В многообразных связях трияогам о другими произведениями ( "Портрзтом и вокруг", "Погоней"), за абсолютным словом го роя возшшог знаковый образ автора-участника пробиваемой "дробной" хизни и чзлобэк-оиивол, в котором автор пишется собрать эту жизнь.

Ецз п пределах .слячарйэс ого цикла намечается переход от портретного олоза к „гчаоти липовой исповеди. !!айтп себя в олове, приобцаювдн частную жизнь к и^чоему обцоау миропонимания -основная задача героев В.!!акашша.Онц питаются эаиититься принадлежность» к ,,ров!,,пбараку"5"волие года","сгай1' "клану", В.Макаиин уточняет в "подставленной" героза типологии (человек овити,гражданин убеганий и т.д.) смысл человека наедине о собой.

Слово о личной виновности дастся гороп о трудом, он "соглашается" о приближение« я правде. Полная откровенность двоится между "увлечением собственной исповедвя, пу гь отчасти липовой, но которая ппорвав'и вдруг прорвалась" и "собственной недоговорённостью" ("Человек сш.ги"). .

Меняется повествовательный строя .фози ВЛ/дканана: ¡1 структуре рассказа появляется инстанция (позиция/, к кого? обращено олово герои, которая объясняет неточность многих "правд". Это бытийниз формулы /"естъ избо, а бог, и красота"/; чукио подсказанные истины /"свободен"/. В их число : ходят прецедентны., тексты, в связи с которыми возникает возможность исповедального отношения я себе, как в т^«и зрения другой яиэни, другой ооу-цествлённости. Отсюда постоянное предощуценна героем рассказа надвигающейся боли и правды и, вместе с тем, желание проскользнуть в слове менду "нехорошей правдой" и "своей и уже привычной , правотой", "простои истиной". У З.Макаиина правда героя о себе становится "горькой", невыразимой и неисчерпаемой благодаря системе взаимоотношений слов-позиций и соотнесенности сиыслоз.

Исследование слова в рассказе 80-х годов завершается анализов повести "Предтеча", а которой воспроизводятся канровыз возможное™ проповеди I спасительного слова) и исповеди ( покаян- . ного слова).

Центром повести является равнозесио между пропозедьв "совести, именуемой интуицией" и словесниц "бредом, галиматьёй,свалкой". Отсюда исходят объектность спасительного слова и объективность авторского омовения к сему. Образ и слово "гневного пророка" обнаруживают глубинные контекстные связи о миром прозы

В.1йканина. и о традицией . лашгелыюго слова в русской литературе: А.Кии, Ю.Трифонов, В.Шукшин, Ф. Достоевский, И.Гоголь, А. Радиков, Евангелиз. Ряд прецедентных текотов анализируется в обратной хронологии, так как аа по^-отвовательнши характеристиками "пророческой болтовни" встают опорные и полемичеоние словесные р о - р о с п е к я i; в и. Двунаправленное авторское отношение i: учительному слову героя регулирует осторожную оценку повествователей проповеди "вечных истин" (о рехе, смерти, сове-оти), которым уже на безразлично, кто их произносит. Высокое проповедническое слово устаёт и девальвируется.

Проиаведения рубеаа SO-х годов, обоотривиие проблему п-дал] ной правоты героя, включённой в структуру повествовательной правды, позволяют утверждать принципиальные изменения в прозе В. Маканина:

i; С одной стороны прорьш к "голосу" героя сопровождается сопротивлением недоговорённой правда типологическому, а ннстан-ционная ориентированность слова уточняет это сопротивление. Однако перспектива полной выраженности с аоч.>и зрения другой аи-зни ( я - другого; друг^-i осуществлзшюсги; литературного двойника) перечёркивается привычкой героя к "простой истине".

2) Знаковый снисл простой истины, возникающий в повествона^ тельной чефлаксаи над словом героя, включает оü в сиотеыу иных оценок. Знак разрушения однозначности истины и сказанного слова стремится к символу: сумма простых истин пытается слокитьоя 13 сложность,неисчерпаемость. В повествовательной деятельности вычленяется навязывание отдельного синела ионолитно-дробноиу ищу

3) Соотнесённость притчевого,'проповеднического и исповедального слова составляет пространство вынуждаемой правды. Оно

, сл1илавля1.тся с традицией спасительного прецедентного текста и обнаруживаем авторское ожидание смысла лира. Поатоыу законоча рньш првдстагпяется переход а прозе В.Маканина к осиыслению авторскою вопроса, к теие и структуре писательской испоьеди.

В повестях 1984-198? годов вариантный строй повествовании аа'иещает инвариантную, повторяемую действительность в многооб-равкых оппозициях: единый мир - отставшие, литературный герой -герой легенды, литературный человек - его реально-слозесная во площёнкость, авторство - варианты "молчащего слова".

ü'mca¡i..£ie оппозиции в проза В. Мака ни на определяют пересечение „сох внутренних циклов: цикл о писателе ("Портрет и вокруг", "Погоня", "Один п одна") изображает поиск слова, npi- отом азго-potf "ключарёвского мира" оказываемся "другой" - писатель Игорь Петрович. Трилогия о писателе является тканинским аналогом филологической риторики А.Кима н авторской исповеди в прозе Р. Кироева последних лет, подчеркивав общность их прозы: выход к образу автора и его слову как"с.ущйственнь!М героям" литературы.

Используя формулу Б.Зйхеио'аума о сиене "авторс ого вопроса11 (вопрос "как писать?" заменён вопросы "как быть писателем?"), можно сказать, что в "Портрета >, вокруг" исследуется - сквозь следовательские и литературные ззсрсии - аспект "как писать",-а в "Погоне" - "как быть писателем", * повести "Один '. одна" эта формула в неосуществлённых вариантах разворачивает принципиально иной соврекснннЗ авторский вопрос: как'не бить писателем и как яз п. :ать. Модель романа,не состоявшегося з силу совпадения автора и героя, сменяется в повести "Один и о дня" идеей "засвечивания" в героях будущего писателя. Литературная компенсация од-новаоиантной /..'зии в предлагаемых героями писатели вариантах и невоплоцёиность любого на этих вариантов, (удобных,условних,но не правдивых) в се шутом виде содержит инверсию позиционных отношений автор - образ автора - .автор как report произведения -герои. Зрчерааетсн испытание "литературного" слова, идущего от"ли-терат.урных1' людей;их живая воплощёшюсть невыразим. Результат хронологического развития образа писателя в трилогии -движение от навязывания человеку.смысла к обнаружению этого смысла,в свете которого "сказанное слово стыдится canoro себя" /М.Бахтин/, Итожа функциональную разность иезду не состоявшимся словом писателя и авторской его публикацией, преодолевавшей немоту невысказанной жизни и завершённость "уке-сказанного" слова, мояцг утверждать, что развитие прозы В.tíaкаякна определяется д ¡un-взаиионаправлешшми процессами: попыткой преодолеть вие-ии.зценность литературы и отразигь литературность жизни.3 момент их про-яицавыоота.в "раеширнмаучея минуту" обкарукшшется автор,iwoaan-вамций на своём присутствии всоздаваемом мире. Пир, утративыий самоценное едниотзо, питается 'обр^ота его в а вторе. Одна ко зна'кия авюроп долннсл цельноjtii челорс/г' сопротивляется а каhhhcicdII •iosсикз воилсадыв д{мбвого'и-' позсорякмого человека.-¡i напоминает оо утрате цело^твЬстк, противоположности ш.т^н'П«

об отсутствии гашонии.

Глава III. СЛОВЕСНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ГЕРОЯ И ОБРАЗ АВТОРА - "НЕШЬИ" В ОТКРЫТОМ ЦИКЛЕ Р.КИЯЗБВА.

Ведущим началом в циклообразоьашш "светолольскях хрснлк", i. который неизменно обращается Р.Кироев, является этичность ¡точного слова, как в прозе В.Маканина - эстетика правдивого слова, как в проае Д.Кима - философия истинного слова,- Ведущими в прозе Р.Киреева становятся мотивы отрицания воинствующей добродетели fe опаздывавшего возы^дия. Существенность категорий стыда', греха, искупления выделяет на первый план .-проблему "подлинной мысли, подлинного желания, подлинного мотива"/М.Бах-гин/, то есть содерканкв исповеди.

Содергательиая активность, идущая от героя, исследуется в первом параграфе главы "Проблема вины как внутренняя тема исг.о-веди iai¡ ,-евского героя". В анализе "Искупления" /1971-1984/, "Апологий" и "Победителя" /1979/ отмечается отражение в самоот-чё' '-исповеди героя его виновности, но главным здесь является описание авторского исследования формирующих и деформирующих пределов, к которые стремится исповедал, .ое олово героя.

"Персонификации" повествования, обьявлвкной повествователь ной позиции посвяцается вторая часть главы "Поиск точного олова как внутренняя тема киреевского текста". Повести 70-х годов "Прих .вор" и "Посещение", объединённые автором в сборнике IS-Ó8 года "До свидания, Саагояоль!-, анализируются вместе с поздними ."Лестницей"» "И ту х- ш рассганемог с ними".

Заключительная часть главы связывает ыевду собой содержательную активность в исповеди героя, в том числе, биографического, с- формирующей это содержание активностью автора. "Яопо-ведалььые аспекты образа автор**" - заключительная часть главы объясняют в пространстве открытого цикла смысловую завершённое авторской нсповади: "Пир в одиночку"/1989/,'"Поздняя проза"Д99

Поскольку глава носит аналитически-обобцащкй характер, выделим лишь специфически кирееаские акценты в теме. При неелг дозании ьиш героя обращается внимание на внутритоке? напр аение самоотчёта и исповеди, на сближение крайностей зищятногс и исповедального сознаш:я,которые не завершаются искупительна'.

словом.

Светопольский мир Р.Киреева самопрецедентен, повторяется с углублением этического смысла. Однако и хрестоматийные тексты играют существенную роль в организации исповедального цоно-. лога. Они переводят этический - для героя - смысл в плоскость рефлексии автора над словом апутри самого слова героя. В работе анализируется ь^явное присутствие в "Апологии" текста "Запасок из подполья" Ф.м.досгоевск-'го.

Последствия возврата к повествован«'" обзюмлвдеиу подпольное сознание, оказались значительные». Утеэряда ся аналитический в авторской деятельности смысл "формулы переименования ко формулы самообмане" героя /Ю.Карякин/. Если для героя внятным является самонедоверчивость олова, то для автора - самообманность ого, если герой декларирует готовность сознания к точному олову, то автор обнаруживает ату точность в ин^ ряду - ответственности ("подсудности") не только за поступок и слово, но п за мысль. Ьто главней вывод, к которому подводиг исследование ки-реевокой модели самоотчёта-исповед.. героя. Варианты слова героя, ориентированного в пространстве диалога с саик собой, охватывается и полюсом разыгранное?« самоотчёта, и попыткой ио-. понедельного искупления. Лраво на трагедию, отстаиваемое героем, эстетически симметрично авторской абсолютизация права герс.. на исповедь.

Эта симметрия сникает противоречие меяду манифестированной Р.Киреевын шсудейскоп авторской позицией и созданным точным словом о вине героя. Глубочайиа* степень причастности ввтора к создаваемому виру проявляется а персонификации повествовательной позиции, в ответственном, сознаюздм свои неполноту и неточность слово.

Иллюзорность однажды запёчатлённой правды - "точного слова" - в пределах одного произведения спишется логикой езето-польского циклообразованяя, в котором рубези малых цикличных структур отражают незаверчшмость слова о герое. Анализ надтек-стовой точности дополняется исследованием внутритекстового поиска точного слова.

Исследование цикла повестей в книге "И тут мы расстанемся с ними" /1984/ приводит к выводу о принципиальном для прозы Р.'

• Киреева воплощении несб;;вавдейся диалогичности исповеди: гчрои говорят па одну исповедальную тему, но никогда не услышат друг

друга.-Предполагаеыая £з правда оказывается чужеродной. Также отчундаетоя от героя "бавалышя истина" прецедентного текста. Б ранней "Приговоре" Р.Киреев вводит формулу действия прецедентных тг:стоа, которая с абсолютной то"ностью характеризует не только его героя, ко и героя прозы Ь.Йзканина; "Как-то не совмещались они - слокная аизш- и зти простые истины".

Здесь жь пересекаются два других малых цикла Р.Киреева: роианная дилогия и биографическое повествование. В атом пересечении ("1|сут ни расстанемся с ники")возиикает лсловедальиая тема самого повествователя.В соответствии с уточняющийся в тексте повести взаииолроншшовеииен жив о и мёртвого, реального и искупительно-воображаемого, биографическое повествовательное :о-во переводит Ошшсе и,тем оакьш умершее,в мучительно живое.

Вопреки сзоднократный высказываниям критики о непосредствен ной гапечатлеиии автором развивающегося Свотополя, Р.Киреев создаёт иодель развиваю^гссп вапечатлоняя зго, зависимого правде всего от сопряжения разных знаний: "сопливого свидетеля" ~ "искушённого литератора", '¡¿!р и люди Светояоля, "прокитыэ" повествователей однаады, парадоксально иертвы. Сегодняиияя смерть вчораинай прок;той тзня лвляэтся источником возврата повество-вате-еи к оди/.и и тем ке исповедальный испивай ( сборник "До свидания, Свегоп^ь!").

Прежде, чей биографические черты светопольского хроникёра развернутся в исповедь образа автора (именно предполагая сушу сложившихся повествовательных-связей в лрощальн . цикле 1988 года), ряд произведений середины 60-х годов ооозначит кризисный, но закономерный поиск иного оловесного жанра. Так, "Песчаная акация" /1985/ - попытка оовместить Зиографически раздробленное слово о герое (его отдельную биографию) и притчу; "Кро-вл„ д^лёкоьа города" /1936/ в пределах притчи восстанавливают структуру, биографического говествования.

Неоднокрс на подчёркнутые Р.Киреевш биографическая природа отнеа^ний нехду создателей и "неустанно возводимым Светопо-лем", а также нэсудейская позиция определяют изменение интонации исповеди от лирической в "й тут мы расстанемся о ними" к притчевой в "Кровлях далекого города" и, наконец, к интонации последнего отчг кия в "Пире в одиночку*'.

Образ автора как существенного героя современной нрози двоится ичкду этическим смыслом познания и эстетическим оч'плом

з-.иг-чаи ни я. Исповедальная интонация автора есть граница встречи двух миров - реального и изобракё:гного.

Условной автор "Пира в одиночку" абсолютизирует самообвинение. В филологической исповеди аио^а сталкиваются анализ авторитарного повествовательного единства киреевской прозы и признание отсутствия собственного голоса, автономного авторства. Эта исповедальная противоречивость ведёт к преодолению авторской вины: "неприятие себя, несовершенного" завершается исповедальным выходом к себе новому, осознавшему трагическое совершенство "бессудебья". Структура чнализа условным автором "Пира в одиночку" образа автора киреевской прозы представляет его как двуединство писательского самоотчета о точки зрения читателя-автора. При'этом современный автор предстаёт I. только как перво-писатель, но и-как перво-читатель. Таким образом, три уровня автороть-.: условный - образный - читательский - стремятся к одному жанровому пределу исповедального слова. Заданное в "Пире в одиночку"-жанровое дзивеше завершается "поздней прозой" Р.Киреева-

В "поздней прозе" её ,едущее свойство определяет человека не в сюжете жизни, а в "голося", интонации. Это свойство , подчёркнутое Р.мреевкм интонационно - "Главное - расслышать голос..:", чрздстаёт как задача 'секста. Интонация "яитерагора-К-ова" .читнвает итог авторской беспомощности в "Пирз!' (здесь: "глухонемой утешитель"), однако текстовое обретение собственного голоса связывается с авторским узнаванием в чужом - овОого, Контекст абсолютного сострадания услышанному "голосу" эадайт уникальную ситуацию соотнесённости проповедниче кой "усталой цитаты" о открытым исповедальным оо смыслом.

Исповедальные аспекты образа автора в прозе 1\Ниреева позволяют утверждать не только общий для трёх авторов выход и па-' риаитаы писательских исповедей, но и существенное облимение эти* вариантов: о В.Маканиным в изнутри переливаемой сопричастности создателя и созданного, с А.Кимом - в транскрипции взаимозависимости исповеди условного автора и гчроя. Сближыо™ три варианта и манифестированная раздробленность словт, егп крииио-ная неспособность к воплощению, ниторлн, однако, преодоче.«а4'.г- ' оя внутри текста доверием к "го.-юоу", в то к числп, со'огчкнпошу И исповедальным ИВЧориНИИ ВЫХОДОМ ;; новому (;Л01'У о ЛОЗСГГ миро.

Б Заключении содержатся основные выводы.

Внелитературная исповедь как слово, ориентировали з на чистый собственный ценностный предел и моральный абсолют, испо ведь, в которой "нет автора и нет героя", в "новой модели внутренне диалогизированного мира" /М.Бахтин/ трансформируется следующим образом,

1) На наивно-непосредственном уровне (герой) утрачена "чи -тота самоотношенип", внутренний диалог-исповедь разрывается между полюсами разыгранности и рефлексии.

Одновременное присутствие в сознании современного человек самосбвияптельного и защитного слов не завершается единством знания и осознания, змоциональ го мира и рефлексии, причастно сти и,ответственности. Эга незавершенность анализируется автор внутри слова героя как бескагарсисная трагедия. Оговорить в "долгой исповеди" эту трагедию,преодолеть её :есказанность озн чает для героя выход из самообманной реальности в подлинную.

Свидетель и судья-своей жизни, герой обретает перспектив, авторств? своей судьбы, смысловая полнота которой обеспечивает ся инсяанционным совершенством.

2) На риторической уровне (повествователь) в результате осознания героем формирующих и деформирующих продолов слова об нарукивается "другой". Как одна из возмс ;:ых инстанцчй, он становится слушателем исповеди в жизни героя и её повествователем в жизни произведешь.

У повествователя,созидающего исповедь героя, возникает собственный исповедальный текст. В скрещении двух исповедей разрушается риторическая ( проповедническая, притчевая) опре-лённосгь человека, открывается перспектива преодоления его мо-нолсщзма и одиночества.

На риторическом уровне, таким образом, позиция ценностног другого - "судьи" отрицается до своей противоположности, опре делящей исповедальную кнтонацк. повествования как категорию капрообразующую. Эта жанровая категориальность интонации ведёт к вакнейьии изменениям на следующем уровне.

5) На условно-жанровом уровне (автор) закрытый и ограниченный ^нехудожественной гадачей текст размыкается в цикличную структуру, в поиски индивидуального тонра: поввсть-искупенив, понссть-исповодь, рассказ-исповедь, апология и т.д. Эта внутр

кантюгая протиаорзчивость- завершённого (текст) и нвэавершиыого (открытый цикл) плодотворна: исповедальный и дазавершиыый "голос" 'низнг. оформляется автороы в ощутимое слово литературы.

Перемещение в словесный центр авторской исповеди, в том числа рефлексии над переходом от проповеднического слова к слову испозедальноиу, персонифицирует глубиннуа причастность современного автора к созданному «пру, оо'нарукивая их взаимную потребность друг в друга.

Полнота исповедальных словесно-шаровых фора с ;слздованной прозы позволяем говорить о новой, принципиально иной повторении старой исповедальной традиции, а русской литературе - от «.Лермонтова до исповедальной прозы 60-7(1-х годов XX.зека. Традиция диалогизма в культуре обеспечиваем, прозе А.Кика, В йлсаикка, Р.Кираева не только этическую правоту современного автора, но и переводи! эг/ческуп полноту правдн в эстетические отношения. .Этот перевод, несомненно, сопровождается кризисом: в прозо мерцают следы вивхудожествеиного аадания долитературиой исповеди, обнаруживаемся её "сирость". Однако жанровая полнота исповедального елс^а, иоспедсаиная на только в чистых исповедальных фориах, но и в зиянии предполагаемой исповеди, и в испытании возможностей до-исповедального слова, свидетельствуют об абсолютности самоотчёта-исповеди, собирающего смысловое целое, героя гопреки его реальной раздробленности. Все уровни новой исповеди: герой - условный автор - образ автора - читатель, сообщаясь, образуют приращение смысла в обессмыслэвнои мира. В этой автономности иоповодального смысла и словесных фора его запечатления состоит оущество новой прозы.

Список опубликованных работ:

1. Бегалиэва Е.Г. Правда греыени и слово героя ( 0 рассказ В.М.Шукпина "Обида") // Анализ литературного произведвния,-Дшшбул, 1987.- СЛ8-20,

2. Еегалиева Е.Г. Стилевые поиски в "светопольском" цикле Р.Киреева // Ханрсво-итияавш искания и литературный процесс,- Алма-Ата, 1988.- С.71-Й0.

Бегалшза Е.Г. Романной слово л "Белке" А.Кима // Советская литература второй половины 80-х годов и ее осмнолзяло в критике;- Олек, 1930.- С.28-29.

<0 Смысловое целое героя в прозе А.Кима, В. Мака ни на, Р.Кирее-ва Ц Тезисы I Республиканской учредительной конференции молодых учёных и. специалистов КаэГУ им.С.М.Кирова.- Алма-Ата,• 1991.-С.