автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.03
диссертация на тему: Социальная политика Третьего рейха

Полный текст автореферата диссертации по теме "Социальная политика Третьего рейха"

На правах рукописи

Нефёдова Людмила Константиновна

Феномен детства в основных формах его репрезентации

(философия, миф, фольклор, литература)

Специальность 09.00.13 - религиоведение, философская антропология, философия культуры

Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора философских наук

Омск 2005

Работа выполнена на кафедре философии ГОУ ВПО «Омский государственный педагогический университет»

Научный консультант: доктор философских наук, профессор

Денисов Сергей Фёдорович

Официальные оппоненты: доктор философских наук, профессор

Мартигиина Наталья Ивановна;

доктор философских наук, профессор Кислое Александр Геннадьевич;

доктор философских наук, профессор Красиков Владимир Иванович

Ведущая организация: Омская академия МВД России

Защита состоится 22 декабря 2005 г. в 10 часов на заседании диссертационного совета Д 212. 177. 03 по защите диссертаций на соискание учёной степени доктора наук в Омском государственном педагогическом университете по адресу: 644099, Омск-99, наб. Тухачевского, 14, ауд. 212.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Омского государственного педагогического университета.

Автореферат разослан « 22» ноября 2005 г.

Учёный секретарь диссертационного совета кандидат философских наук, доцент

Л.

М. Карпова

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность темы исследования. Философское осмысление феномена детства приобретает чрезвычайную актуальность в контексте кризисного состояния современной действительности.-Антропный кризис, процессы глобализации, модернизационные процессы в мире в социальной и культурной сферах, в политике, экономике, а также системные трансформации мирового сообщества, — всё это требует философского осмысления сущности детства с позиций понимания настоящего и прогнозирования будущего. Детство определяет потенциал будущности, возможность её воплощения, поэтому осмысление сущности детства способствует разрешению противоречий настоящего с позиций наиболее конструктивного проектирования будущего.

Человек целостен, един в совокупности всех своих возрастов, однако философская антропология обычно исследует взрослого человека, что искусственно сужает рамки самой реалии - человек. Детство представляет собой начало человека, его понимание лежит в основе решения всех антропологических проблем. Современная гносеологическая концепция предполагает взрослого, познающего субъекта, в то время как познание мира ребёнком является целостным процессом, определяющим познание мира взрослым. Без понимания детства как начала познающего человека не может быть понимания человека как целостности. Понимание сущности детства даёт возможность выхода антропологии, гносеологии и культуры из тупика непознаваемости и невыразимости.

Философское осмысление феномена детства актуально в аспекте переосмысления культурных процессов: детство и ребёнок не просто детерминированы типом культуры, но являются её реальным фундаментом. Осознание философских оснований процесса укоренения ребёнка в культуре открывает новые возможности осмысления и реконструкции фундамента самой культуры.

Проблема философского исследования феномена детства актуальна и в свете кризисных явлений в процессах экономического и политического реформирования России и их неоднозначного влияния на духовно-нравственное и правовое воспитание молодого поколения. Очевидность социального деструктива, определяемого имущественной и социальной поляризацией, находит выражение в наркомании, бродяжничестве, безнадзорности, беспризорноси, детской смертности, геометрической прогрессии роста числа детей-сирот и отсутствии полноценной государственной заботы о них, росте детской и подростковой преступности, тупиках общественного и семейного воспитания. Всё это подталкивает к философскому осмыслению феномена детства в аспекте исторических, социальных, духовных традиций с прагматической целью преодоления деструктивных явлений в развитии Российского

общества. Проблемы социальной, культурной, национальной, гендерной идентичности в воспитании новой толерантной личности могут быть успешно решены только в связи с решением проблем детства и ребёнка.

Адекватное социальное конструирование детства нуждается в уточнении методологических позиций: понимание детства как должного следует соотнести с философским пониманием детства как сущего, что предполагает философскую рефлексию генетических форм репрезентации феномена детства, исследование его онтологических оснований, признание за детством и ребёнком статуса философской реальности.

Модернизационные процессы в Российском образовании, протекающие в условиях кризиса школьного, общественного, семейного воспитания, разрушения образовательно-воспитательной парадигмы прошлого столетия и ещё не сложившейся новой педагогической парадигмы также делают необходимым философское осмысление детства и ребёнка. Основания современной педагогической парадигмы целесообразно искать прежде всего в философском понимании феномена детства. Обоснование и апробация профильной школы, теоретические разработки проблемы самоопределения и практика формирования самоопределяющейся, отвечающей за свой выбор личности, к сожалению, не разрешают остроты проблемы социализации: занятости, получения образования, гарантирующего востребованного специалиста, имеющего возможность реализовать себя как личность в своей родной стране. Необходимость формирования личности, умеющей найти опору в себе самой, актуализирует детство как метафизическое начало человека.

Философское понимание феномена детства является точкой пересечения онтологии, гносеологии, антропологии, социологии, культуры и образования в их деятельности по осмыслению, проектированию и преобразованию действительности и обеспечению будущности. В связи с этим необычайно актуальным является осмысление феномена детства не в рамках абстрагированных аспектов гуманитарного знания и социальной практики, а как целостной философской реальности, представленной в философских текстах, мифе, фольклоре, художественной литературе. Данные формы репрезентации феномена детства являются генетическими, представляют его максимально целостно извне и изнутри синхронно и диахронно. Их исследование актуально с позиций выявления назначения и смысла человеческого существования, веры в смысл и высшую цель человека, невзирая на опасность разрушения бытийного порядка. В данных формах репрезентации детства раскрывается предназначение и сакрализованная сущность человека, детство рассматривается как данный человечеству шанс обновления, чистого листа, начала, незамутнённого сомнениями и ошибками.

Состояние разработанности проблемы. Детство представлено в античных философских текстах (Фалес, Анаксимандр, Гераклит, Платон, Аристотель, Эпикур, Сенека, Плутарх); в текстах средних ве-

ков и Возрождения (Н. Кузанский, Августин, Э. Роттердамский, М. Монтень); в западной философии Нового времени (Ф. Бэкон, Д. Локк, Р. Декарт, Д. Беркли, Ж.-Ж. Руссо, И. Кант, Г. Гегель, А. Шопенгауэр, И. Фихте, Ф. Шеллинг, Ф. Ницше, Г. Честертон, Ж. Батай, М, Бубер, Э. Тоффлер, Э. Фромм, К. Лоренц); в русской философии (Л.Н. Толстой, Ф.М. Достоевский, Н.Ф. Фёдоров, В.В. Розанов, С.И. Гессен, П.А. Флоренский, В.В. Зеньковский, H.A. Бердяев, С.Л. Франк). Однако репрезентация детства в философских текстах до сих пор не была предметом философской рефлексии.

Понятие детства, несмотря на широкое употребление и очевидность его бытового смысла, ещё не получило должной разработки в философии. Исключением являются работы Ф. Арьеса, А.Г. Кислова, в которых детство понимается как промежуток человеческой жизни от рождения до взрослости (А.Г. Кислов). Ф. Арьес исследует явленность детства на локальном историческом промежутке в бытовой культуре, в языке, в письменных документах, в жанровой и портретной живописи. А.Г. Кислов представляет парадигму оправдания детства в различных типах культуры. При этом предметом является не столько философская сущность детства в его вневременном выражении, целостности, единстве, сколько его историко-культурные реалии (Ф. Арьес) и философский смысл оправдания (А.Г. Кислов).

Возросший интерес гуманитарного знания к теме детства на рубеже XX-XXI веков придал ей статус"междисциплинарной проблемы, что обусловило возможность и необходимость учитывать данные физиологии, психиатрии, психоанализа, этнографии, этнопсихологии, педагогической психологии и права в специальных исследованиях детства. Однако признание междисциплинарного характера проблемы ещё не привело к осознанию наличия дискурсивного единства детства и, тем более, к обозначению внешних и внутренних границ этого единства. Не попадали в центр философского внимания и корреляты философского и научного, философского и художественного осмысления детства

Детство рассматривается в аспекте рефлексии процессов половой идентификации и гендерной самоидентификации мальчиков и девочек, метафизики пола в детстве (Чодору, Печеску), семантики бинарной оппозиции дети-взрослые, философского аспекта нормы регулирования рождаемости. Однако взгляд на детство с позиций гендера нов и ещё не приведён в соответствие с историей философского понимания детства.

Образам детства посвящаются выставки произведений изобразительного искусства, полноценно развивается литература (в том числе и детская), дающая наиболее целостное представление о мире детства. Формируется субкультура детства, развивается детское творчество. Дети являются субъектами мира моды. Всё это вносит вклад в осмысление сущности детства.

Художественное осмысление детства в мифе, фольклоре, литературе, изобразительном искусстве, музыке,-театре, кино представляет собой выражение в понятийной и в образной форме понимания одной из значимых в современном философском знании универсалий и раскрывает ценность и высший смысл вневременного содержания детства. Способы художественной репрезентации специфики детского мира становятся предметом всё более глубокого изучения теорией искусства, в частности литературоведения (Ф.И. Сетин, В. П. Аникин, Е.Е. Зубарева, Н.М. Дружинина, Н.М. Демурова, М.А. Крылова). Художественный материал по теме детства становится предметом философского анализа (Ж. Батай, Р. Барт, Ф. Арьес, В.В. Николин). Однако осмысление сущности детства носит сопутствующий, добавочный к основной проблеме исследования, характер.

Тенденция осмысления детства как целостности присутствует в гуманитарном знании: социологии, этнографии, искусствознании.

Социологическое понимание детства, тяготея к целостности, интегрирует данные о детстве, накопленные этнографией, социальной философией, историей. Детство рассматривается как начало формирования человеческой личности, ядро, определяющее её ценностную уникальность, как особая культурная и социальная реальность, социокультурная ценность. Разграничиваются детство и взрослость, определяется степень участия детей в социальном кудьтуротворчестве; фиксируются наличие субкультуры детства, его социальная детерминированность; значимые точки социализации и принцип объективно-субъективной реальности детства. Социология заимствует у философии феноменологический подход к детству, определяя его как социальный феномен, вычленяя элементы-универсалии детства: границы, периодизацию, фиксацию перехода от детства к взрослости, социальный статус детей на макроуровне, регламентацию форм и характера взаимодействия взрослых и детей на микроуровне. Однако в основе понимания детства в социологии лежит проблема его адекватного социального конструирования с определением места в социуме, что сужает границы феномена детства, определяя его как социальное образование, реальность, локализованную во времени и пространстве (Л.Г. Кураева, С.Н. Щеглова, Е.М. Рыбинский). Детство представлено не в целостности сущего, а в его проявленности в социальной сфере.

Этнография детства накопила огромный эмпирический материал, дающий представление о детстве у разных народов мира. Разработана практика сопоставительного научного анализа специфики детства в различных культурах: детство в примитивных культурах соотнесено с детством в цивилизованных культурах; традиции конструирования детства в индоевропейских культурах соотнесены с традициями конструирования детства в культурах Востока, Америки. Исследования Э. Тайло-ра, М. Мид, И.С. Кона, К. Леви-Брюля дают возможность наглядно со-

отнести детство в примитивных культурах с детством в развитых индоевропейских культурах, в культурах Востока и Америки.

В то же время в этнографических работах нет системного определения детства: предметом изучения является период от рождения до сексуальной зрелости, определяемый духовно-физической готовностью к ответственности за потомство и к тяготам брака. Этнография фиксирует незрелость детства, подчёркивая, что ребёнок не может существовать ни психологически, ни физически без взрослого. Принадлежность исследователя-этнографа к индоевропейской культуре определяет субъективный характер наблюдений. Этнографическая репрезентация носит характер эмпирического наблюдения, а не философского осмысления сущности феномена.

Содержание ребёнка осмыслялось в психоанализе с позиций психической нормы и отклонений от неё (3. Фрейд, Ж. Деррида, К.Г. Юнг, О. Ранк, Д. Кэмпбелл, Э. Эриксон, Э. Бёрн). Детство по-прежнему остаётся в центре педагогической и медицинской теории и практики с позиций конструктивного воздействия на него на пути его превращения во взрослость.

В настоящее время тема детства находится на стыке различных исследований, имеющих антропологическую и гуманитарную направленность: психологии, педагогики, психиатрии и психоанализа, этнографии, лингвистики, художественного творчества и искусствознания, исторической науки, права, философии, философской антропологии, социологии. Однако целостного философского осмысления феномена детства в истоковых вербальных формах его репрезентации (в философии, мифе, фольклоре, художественной литературе) до настоящего времени не было. В то же время состояние разработанности проблемы даёт основание для её постановки и решения.

Основная проблема исследования заключается в философском осмыслении феномена детства в основных истоковых формах его репрезентации: философских текстах, мифе, фольклоре, художественной литературе. Проблема находит своё выражение в ряде вопросов.

1. Каково понимание феномена детства в философских текстах?

2. Каковы архетипические основания репрезентации феномена детства в мифе, фольклоре, художественной литературе?

3. Каковы философские основания и уровни представленности детства в мифе, фольклоре, художественной литературе?

4. Какова семантика понятия детства в дискурсивном единстве и как конструируется выражение этого понимания в дефинициях детства?

5. В чём философский смысл детства?

Основная цель исследования — осмыслить содержание основных генетических форм репрезентации феномена детства в философских и художественных текстах. Выявить состав феномена, архетипи-

ческие и философские основания его репрезентации, раскрыть содержание детства как сущего.

Задачи исследования:

- исследовать семантику детства в философских текстах; выявить историко-философскую традицию в его понимании и дискур-сивно-образное выражение его содержания;

- сконструировать процесс объективации архетипа ребёнка в художественном литературном творчестве; разработать типологии ар-хетипического содержания детства;

- обосновать имманентное и континуальное основания репрезентации феномена детства;

- выявить и систематизировать принципы и уровни репрезентации феномена детства;

- рассмотреть дискурсивное единство детства и проанализировать его дефиниции в философском и научном знании, лингвистике и художественной литературе.

Методологические основания и теоретические источники диссертационного исследования.

Как всякая значимая проблема философии и культуры феномен детства в основных формах его репрезентации имеет широкий междисциплинарный характер, в связи с чем для решения задач исследования привлекается разнообразная источниковедческая база, представляющая достижения философии, культурологии, историографии, этнографии, психологии, социологии, лингвистики, искусствознания.

Методологическая база исследования строится на идее полипредметного дискурсивного единства детства, включающего западноевропейские, американские и русские философские тексты, мифы, фольклор, художественные литературные произведения, а также тексты гуманитарных исследований и лингвистические экспликации.

Основными методологическими принципами настоящего исследования стали:

- принцип единства явления и сущности детства, позволяющий направить вектор исследования к осмыслению его целостности в единстве имманентного и континуального начал;

- принцип единства архетипического и исторического, позволивший выявить корреляцию архетипических оснований рассматриваемых репрезентаций феномена детства и особенности его исторического понимания в философии, мифе, фольклоре и художественной литературе;

- принцип единства понимания и выражения, понятого в языке, обусловивший обращение к тем вербальным репрезентациям феномена детства, которые в наиболее чистом виде представляют понятое содержание в форме предания;

- принцип диалектического противоречия, позволяющий рассматривать феномен детства на разных уровнях репрезентации как сложную конфигурацию различных смыслов.

Существенную методологическую значимость для настоящего исследования имела трактовка явления и сущности в трудах Г.В.Ф. Гегеля, концепция архетипа Божественного ребёнка К.Г. Юнга, обоснование понимания и выражения, понятого в языке, в работах Х.-Г. Га-дамера; исследование археологии знания и формирования предмета знания в системе дискурсивных единств М. Фуко; переосмысление семантики бинарной оппозиции отцовства-сыновства в христианской культуре в работах Н.Ф. Фёдорова и Г.К. Честертона; дихотомия метафизически заданного начала детской души и диалектики детского возраста в работах В.В. Зеньковского; анализ диалектики художественной формы А.Ф. Лосева, осуществившего концептуальное обоснование стратегемы спасения в условиях антропного кризиса С.Ф. Денисова; разработка философского анализа художественного литературного произведения в трудах М. Хайдегтера, Ж. Батая, Р. Барта, Е.Г. Труби-ной, Д.М. Федяева; осмысление архетипической функции ребёнка в воспроизводстве культуры В.В. Николина; парадигма философского оправдания детства в разных типах культуры А.Г. Кислова.

Выявление сущности детства в философских текстах, мифе, фольклоре, художественной литературе обусловило применение следующих методов:

- диалектический метод анализа вербальных форм репрезентации феномена детства, позволивший рассматривать его целостно, в единстве своего состава, в системе бинарных оппозиций, во взаимосвязи форм репрезентации, в единстве всеобщего, особенного и индивидуального в историческом и вневременном выражении;

- сравнительно-исторический метод, позволивший выявить детер-минированнность понимания детства и его развитие в различные исторические эпохи;

- феноменологический анализ архетипа ребёнка, позволивший выявить целостность, дифференциацию и процессы объективации первообраза детства в художественных вербальных репрезентациях;

- герменевтический анализ, позволивший исследовать языковое выражение семантики архетипа ребёнка и понятия детства в познавательной функции языка в образных и дискурсивных формах репрезентации;

- логическая рефлексия и экспликация в процедуре обоснования оснований, анализе дефиниций детства и выявлении существенных признаков понятия детства;

- психологический анализ, способствующий пониманию ребёнка и отрока как смыслового существа, пребывающего в телесно-духовном состоянии детскости;

- метод проблематизации контекста и контекстуализации проблемы, способствующий осмыслению существенного в понимании феномена детства на основе выявления онтологической, гносеологической, антропологической историко-культурной, философско-правовой, морально-этической и эстетической семантики контекста, представляющего содержание детства;

- теоретическое конструирование, позволившее раскрыть выражение понимания феномена детства в вербальных генетических формах его репрезентации как дискурсивное единство детства; сконструировать состав феномена, типологию субъекта детства и архетипических ситуаций; увидеть сущность детства как связь субъекта с истоком бытия.

Применение указанных методов носило комплексный характер и проявилось в философской рефлексии феномена: в системе историко-философских, историко-литературных, философско-художествен-ных, историко-лингвистических и иных коррелятов, в философских экспликациях, а также в логике исследования, ведущей от явления детства к его сущности.

В исследовании используется широко применяемая в научной литературе типология культур (архаическая, христианская, секуляр-ная), что позволило увидеть единое вневременное содержание в понимании феномена детства в различных типах культур, несмотря на культурно-историческую обусловленность меняющегося отношения взрослых к детям.

Рамки настоящего исследования не вместили целый ряд значимых репрезентаций детства в изобразительном искусстве, музыке, педагогике, педагогической психологии, представляющих несомненный интерес и достойных отдельной работы. Автор сознательно ограничился теми вербальными формами репрезентации (философский текст, миф, фольклор, художественная литература), которые являются генетическими, истоковыми формами предания, передающими содержание нечто в собственном смысле слова (Х.-Г. Гадамер).

Следует обозначить, что понимается в работе под феноменом детства. Детство как феномен мы рассматриваем в том смысле, что оно представляет собой некое телесно-духовное состояние. Словосочетание «феномен детства» используется, поскольку стало широко употребительным, представлено в социологических, педагогических, философских источниках. В то же время, широкая представленность термина в научном и философском дискурсах не подкреплена достаточно убедительной рефлексией. Так, социология выявляет в феномене детства социальный и культурный аспекты, рассматривая его как результат социального конструирования. Педагогика и психология рассматривают феномен детства со стороны должного. В этнографии и философии культуры феномен детства рассматривается в корреляте с типом культуры. Однако детство как

сущее, а не как должное, ещё не было предметом философского исследования. В связи с этим мы используем термин «феномен детства», исследуя в его репрезентациях явление детства, пребывающее в единстве со своей сущностью. Поиск ответа на вопросы: «Что есть детство?», «В чём философский смысл детства?» на основе исследования его представленности-в: генетических вербальных формах позволяет вести исследование от явления детства к его сущности.

На защиту выносятся:

- идея дискурсивного единства детства на основе генетических форм его репрезентации, конституирующая детство как предмет философской рефлексии, характеризуемый сущностными характеристиками человека в его взаимоотношениях с миром, имеющий традицию философского осмысления;

- концепция объективации архетипического содержания детства;

- философские основания и уровни репрезентации феномена детства;

- понимание детства как связи субъекта с источником бытия.

Основные результаты исследования и их научная новизна определены в следующих положениях.

1. Форма репрезентации феномена детства в философских текстах представляет синтез образа и суждения; её анализ целесообразно осуществлять в единстве философских, исторических и художественных методов. Детство в философской репрезентации мыслится как начало человека и человеческого существования, определяется в себе самом, является критерием, с помощью которого определяется иное, другое. Ребёнок мыслится как субъект права, познания, критерий истины; актуализирована онтологическая функция будущности детства. Раскрыта специфика понимания феномена в европейской, американской и русской философии. Европейский дискурс осуществил рациональное линеарное моделирование возрастного Я, зафиксировал детскую заброшенность и онтологическую вто-ричность детства. Ребёнок длительное время рассматривается как несовершенный интеллектуальный субъект, а детство как время разрозненных впечатлений и заблуждений. Принятие детства как суверенного, значимого и альтернативного взрослому мира переживает длительную эволюцию. Русский дискурс детства можно квалифицировать как онтологический, обращенный более к проблемам детской души, нежели разума, в нём выявляется душевно-духовная жизнь человека в детстве.

2. Архетип ребёнка проанализирован как энергийно-смысловая форма выражения единства духовно-телесной природы детства. Разработана концепция объективации архетипа ребёнка. Сконструировано понимание целостности и дифференциации архетипа и на этой основе разрабо-

таны типологии содержания ребёнка и архетипических ситуаций. Архе-типическое раскрывается в отражении физического, эмоционального, интеллектуального, духовного опыта ребёнка. Разработана концепция объективации архетипа ребёнка в художественном процессе.

3. Имманентное и континуальное начала детства определены как философские основания его репрезентации. Представлена процедура обоснования оснований имманентного и континуального в литературной репрезентации феномена детства. Смысл имманентного есть абсолют, единое, самость; смысл континуального есть укоренение самости в бытии, различение и осуществление её. Младенец, представляя чистую нераздельность, сохраняя в своей самости божественность и единство с абсолютом, укореняясь в бытии, осуществляет различие внутри самости, единого, дифференцируясь, что и определяет континуальность. Наиболее яркое выражение континуальности - граница межу детством и взрослостью.

■ 4. Выявлены и систематизированы принципы и уровни репрезентации феномена детства: феноменологический, художественной формы, исторический, национальный, авторский.

5. Осмыслено имманентное и континуальное субъекта детства и детского Мы. Имманентное и континуальное субъекта детства позволило увидеть философский смысл образов детства в мифе, фольклоре, литературе как проекцию самости. Выявлено и осмыслено содержание архетипа детского Мы, личностной парадигмы детства. Определён состав феномена детства: дитя, дети, детство: образы детства в художественной литературе конструируются на основании имманентного и континуального самого феномена детства, являя тем самым в репрезентации энергийно-смысловую форму субъекта, совокупной множественности детей и архетипических ситуаций их укоренения в бытии.

6. В исследовании широко представлены философско-аналити-ческие экспликации образов детства в мифах, фольклоре и художественной литературе, раскрывающие философский смысл детства: пространственно-временной континуум детства; телесно-духовное состояние трансцендентности, граничности, трансформативности, нестабильности, крите-риальностъ. Критический анализ философского, лингвистического, художественного и научного материала позволил подойти к пониманию детства как телесно-духовного состояния связи субъекта с источником бытия.

7. Осуществлён философский анализ понятия детства в полипредметном дискурсивном единстве, включающем в себя философию, этнографию, историю, педагогику, психологию, психоанализ, художественную литературу и семантическое поле трёх языков: русского, английского и французского.

Теоретическая и практическая значимость результатов исследования.

Теоретическое применение результатов исследования может иметь место в развитии гуманитарных исследований феномена детства в философии образования, педагогике, истории, психологии, истории и теории литературы, искусствознании, лингвистике, социологии.

Результаты исследования могут быть использованы в преподавании философии, педагогики, социологии, права, герменевтики, эстетического анализа художественного явления, лингвоанализа, комплексного опосредованного анализа художественного текста, теории и истории литературы.

Апробация работы. Основные положения диссертации, а также полученные результаты излагались автором в докладах и сообщениях на следующих конференциях: на аспирантском семинаре (Омск, 2005); межвузовской научной конференции «Художественная индивидуальность писателя и современный литературный процесс» (Омск, 1993); областной научно-практической конференции «Инновационные процессы в образовательных учреждениях: Проблемы совершенствования содержания и методов гуманитарного образования» (Омск, 1994); четвёртых Омских искусствоведческих (культурологических ) чтениях: «Местная культура. Методология, теория, практика» (Омск, 2001); научно-практической конференции «Международные юридические чтения» (Омск, 2003); всероссийской конференции «Детство как культурный перекресток: на пути к самотождественности» (УрГу, Екатеринбург, 2003); семинаре «Западные слова и отечественные реалии, или какого тендера мы боимся?» (Екатеринбург, 2003); межвузовской научной конференции «Реальность. Человек. Культура» (Омск, 2003); всероссийской научной конференции «Семантическое поле культуры: генетические связи, типологические параллели, творческие диалоги» (Омск, 2004); IV Российском философском конгрессе «Философия и будущее цивилизации» (Москва, 2005); всероссийской научной конференции «Модернизационные процессы в России» (Тюмень, 2005); всероссийской очно-заочной научно-практической конференции. «Куда идёт Россия: проблемы системной трансформации российского. общества» (Челябинск, 2005); I Международной научно-практической конференции «Святоотеческие традиции в русской литературе» (Омск, 2005); VI региональной научно-практической конференции «Социальные процессы в современной Западной Сибири» (Горно-Алтайск, 2005); Всероссийской научно-методической конференции «Преподавание философии в вузе: проблемы, цели, тенденции» (Магнитогорск, 2005); межвузовской научной конференции» Реальность. Человек. Культура. Абсолютное и относительное» (Омск, 2004); V Омских искусствоведческих чтениях; «Современное искусство Сибири как со-

бытие» (Омск, 2005); международной научной конференции «Литературные традиции: ценностный диалог и взаимодействие культур» (Омск, 2005); международной научной конференции «Онтология и аксиология права» (Омск, академия МВД, 2005). Материалы диссертации апробированы в спецкурсах по онтологии детства для учителей-гуманитариев в системе повышения квалификации (2000 — 2005); в спецкурсах для студентов (2002 -2005); при проведении практических занятий по онтологии, зарубежной литературе; в разработке проблематики курсовых и дипломных работ.

По теме диссертации опубликована 31 работа, из них 3 монографии, 1 пособие.

Структура и объём работы.

Диссертация состоит из введения, четырёх глав, заключения, общим объемом в 317 стр. Библиографический список включает 414 наименований.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении обосновывается актуальность темы исследования, раскрывается состояние разработанности проблемы, формулируются цели и задачи, определяются новизна и результаты, раскрывающие практическую и теоретическую значимость работы.

В первой главе «Феномен детства в философских текстах» детство рассматривается как предмет философской рефлексии в античной, западно-европейской, американской и русской философии.

В первом параграфе «Образ и суждение в конструировании феномена детства» исследуется образно-дискурсивный характер философской репрезентации детства. В философских текстах со времён античности детство представлено как в понятийных суждениях о нём, так и в завершённых образах - фактологических и художественных, имеющих различный объем, содержание и структуру. Дискурс и образ рассматриваются как способы познания феномена детства, его понимания и выражения понятого. Дискурсивность и образность являются способами языкового конструирования феномена детства, имеют одну гносеологическую категориальную семантику, реализующуюся в языковой материи текста, в специфических дискурсивных и образных формах.

Функции познания понимания и выражения свойственны как дискурсу, так и образу; они взаимопроникают друг в друга, апеллируя к различному комплексу психических функций: дискурс — преимущественно к мышлению, образ - к воображению. Рассматривая дискурсивность как языковое выражение философского конструирования детства, определяемое наличием суждений и рассуждений, мыслительных речевых форм, выражающих рациональное умозрительное понимание явления, мы исхо-

дили из традиционного определения понятия «дискурсивный» (сИвсигеиз-рассуждение), определяющего процесс познания, заключающегося в рассуждении, когда мышление движется от одного понятия к другому, соединяет одно суждение с другим, строит умозаключение. В то же время нами было взято во внимание и то, что понятия «дискурс», «дискурсивный», «дискурсивность» в современной философии переживают период размывания привычного смысла. В определённой мере данные понятия, находясь в одном семантическом поле и представляя различное категориальное выражение одного смысла, теряют изначальное родство и воспринимаются в качестве родственных только этимологически.

Однако, несмотря на постмодернистское размывание семантики, слово-понятие «дискурс» сохраняет основное семантическое ядро, определяющее его как слово-квалификацию именно философских текстов, которые являются таковыми не только по содержанию, но и по форме. Специфика жанрово-стилистического конструирования постструктуралистских текстов в философии и литературе определяется ризоматическим, уходящим в бесконечность размыванием границ высказывания, рокировками темы и ремы, акцентным проговариванием уже сказанного. Дискурсивная линеарность преобладает над дискурсивной геометрией и мыслится как основное свойство дискурса в целом, хотя, как нам представляется, линеарность является не более, чем исторически обусловленной формой в диалектике дискурса.

Разрастание и размывание семантики понятия "дискурс" и "дискурсивность" не меняет основы понимания дискурса как рассуждения и текста, сконструированного на основе суждений и рассуждений.

Образ определяется в философии как форма отражения и освоения человеком объектов мира. Рефлексия и экспликация понятия «дискурс» носит преимущественно перспективный характер: понятие стремится к активному обновлению и развитию своей семантики. Рефлексия и экспликация понятия «образ» носит преимущественно ретроспективный характер, строится на исторической традиции. Аюуальным остаётся античное понимание источника образа внутри сознания и мысли (Платон), ментальной образности и невозможности мышления без образов (Аристотель). Акцентируется, что образ подражает не сущему, а возможному, неся в себе не единичное, а всеобщее. В подражании происходит преображение предмета в образ, которое приводит не к искажению сущего, но к возвышению над ним и катарсису. Познание средствами образа - прерогатива искусства, а средствами дискурса - философии. Но и дискурс, и образ свойственны как художественной литературе, так и философии.

Феномен детства в философии представлен в дискурсивных и образных формах и обусловливает способность текста служить средством понимания и выражения истины.

Единство дискурса и образа в философской репрезентации обусловлено экзистенциальностью самого детства, представляющего опыт духовно-телесного состояния. Определены методы анализа текстового материала: контекстуализация рассматриваемой проблемы и проблемати-зация контекста; акцент на индивидуальном, особенном в рефлексии детства и опыта ребёнка; сравнительно-исторический и диалектический методы, позволяющие удерживать целостность рассматриваемого феномена детства и полагать его как предмет дискурсивного единства, составленного вербальными генетическими формами репрезентации.

Во втором параграфе «Феномен детства в западной философии» осуществлён сравнительно-исторический анализ суждений, замечаний, наблюдений, картин, воспоминаний, размышлений о детстве в западной философии.

Анализ суждений античных философов о детстве выявил в понимании детства метафизику начала и диалектику детского возраста; асимметрию в семантике бинарной оппозиции детство-взрослость, примат взрослости над детством мыслится как онтологическая данность и социальная, правовая, этическая норма, подкрепляемая несамодостаточностью детства в настоящем. Абсолютизируется власть взрослых над детьми, определяющая социальное конструирование детства исключительно с позиций взрослых, (регулирование рождаемости, возможность коллективного владения детьми, отбор содержания образования, направленность воспитательного воздействия. Осознаётся природа детства через необходимость воспитательно-образовательного воздействия на него, разрабатывается содержание образования; осмысляется роль гимнастики, музыки, мифов, поэзии, изобразительного искусства, игр, а также результатов воздействия на детей того или иного воспитательно-образовательного содержания. Отмечается тендер детей. Обозначены социальные аспекты конструирования детства и формирования его по направлению к взрослости у свободных граждан с элементами социально-профессиональной ориентации: воспитание стражей, земледельцев, атлетов, поэтов, философов; осмысление и конструирование семантики контекста детства: семьи, школы, полиса, культуры. Появляется интуиция ценности детства.

Философский смысл детства включает осмысление бытового, физиологического, духовного, умозрительно-метафизического, гражданско-социального, морально-этической и правовой нормы в отношении детства и метафизику начала. Актуализирована эротическая предтеча и архетипиче-ские характеристики детства: заброшенность, непреодолимость, единство начального и конечного, тендерная редуцированность. В ребёнке фиксируется бытийное, витальное, с ушное. Возникает идея социального конструирования детства через воспитательно-образовательное воздействие на детей. Определяется процессуальность и изменчивость детства, онтологическое, гносеологическое, социальное, правовое, этическое неравенство детей

и взрослых (Сенека). Предчувствуется критерий для выработки этической и правовой нормы в отношении к детям (Гераклит). Детство осмысляется в образах и понятиях, через мифологему и аллегорию, выражающих целостное понимание детства в единстве метафизического, диалектического, социального, бытового в нём с позиций его смысложизненной ценности. Древние различают в составе феномена детство, детей и ребёнка.

В философских текстах средних веков детство мыслится, очевидно, вторичным, по сравнению с взрослостью, как время начала и первородной греховности, которую необходимо исправлять по направлению к взрослости. В то же время ребёнок соотносится с символом веры — Младенцем Иисусом, а потому считается менее греховным, чем взрослый. Осмысляется изначальная греховность ребёнка, диалектика детского возраста, бинарная оппозиция с взрослостью (Августин), богосыновство (Н. Кузанский), необходимость воспитательного воздействия (Эразм Роттердамский, М. Мон-тень). Выявлен субъект детства, проживающий смену возрастов, их умирание, стремящийся осознать истоки своего Я (Августин). Осознаются семейный, нравственно-этический, социальный, культурный, сакральный аспекты детства и ответственность взрослых за воспитание детей. Осмысляется семейное воспитание, образ наставника, способного «снизойти до влечений ребёнка и руководить ими» (М. Монтень).

Детство не определяется из себя самого, не воспринимается как иной, целостный, альтернативный взрослости космос, а является исключительно компонентом взрослого космоса. Метафора-сравнение детей и плодов творчества (М. Монтень), с расстановкой ценностных акцентов на духовных творениях, говорит о том, что дети позиционированы как онтологически производное, вторичное во взрослом бытии явление. В понимание детства и ребёнка интегрируется смысл жёсткой морально-этической и экономико-правовой зависимости детей от родителей, а также духовной ответственности родителей за детей. Вера является значимым регулятором взаимоотношений детей и взрослых: дети зависимы от взрослых, а взрослые ответственны за детей. Семантика братской любви во Христе и взаимной ответственности отсутствует. Понимание детства в философии средних веков и Возрождения даёт рефлексивную основу процессу накопления и зарождения нового духовного опыта отношения к детям и новых практик взращивания детей.

Понимание феномена детства в философии Нового времени, начиная с XVII века, интегрировано в правовую, гносеологическую, этическую проблематику. Ребёнок мыслится как субъект познания и права в русле сложившейся традиции античного и средневекового понимания детства. Суждения о детях строятся на живом наблюдении жизни и подтверждают фундаментальные идеи эпохи: метод познания, понятие о духовной и телесной субстанции, врождённые идеи, государственное устройство, метафизические основы нравственности. Ребёнок

мыслится как не самодостаточное, не вполне разумное, не свободное, не равное взрослому человеческое существо.

К XVIII веку формируется мысль о необходимости более гуманной правовой нормы в отношении к детям. Преобладание гносеологической доминанты приводит к тому, что ребёнок мыслится как субъект не самодостаточный, не равный взрослому, не свободный, не вполне разумный. При этом возрастание ценности познания и развитие способностей к нему актуализируют необходимость заботы о детях. Ребёнок понимается как тот, кто нуждается в любви и заботе взрослых, а взрослые как те, кто испытывают инстинктивную любовь к своим детям. Ребёнок ещё не сложился как познающий субъект^ Поскольку его отличает эти-ко-правовая и гносеологическая несостоятельность, следовательно, он мыслится как ещё не состоявшийся. Данное понимание детерминирует уничижительные оценки детства и ребёнка.

И. Кант представляет детство, детей и ребёнка в контексте гносеологического дискурса, антропологической, этической проблематики, в контексте проблем философии права, семьи и брака, а также непосредственно в педагогических размышлениях. Детство как образ и понятие есть в вариантах университетского расписания, в советах, предлагаемых родителям студентов-первокурсников, в ответе на вопрос: «Что такое просвещение?»..

Несовершеннолетие он мыслит как достаточно ущербное состояние, подлежащее преодолению. Для просвещения требуется свобода «во всех случаях публично пользоваться своим разумом». Отмечается процессуальный характер роста и развития ребёнка, его восприимчивость к воздействию до шестнадцати лет. Воздействие взрослого предполагает стимуляцию деятельности воспитанника и его способность к целеполаганию. В воспитании важен модус будущего времени, идея совершенствования человечества и мира: «дети должны воспитываться не для настоящего, а для будущего, возможно, лучшего состояния рода человеческого». Нравственный императив И. Канта прямым образом связан с опытом ребёнка. Процесс взращивания актуализирует категории свободы и необходимости. Сущность культуры И. Кант видит в принуждении и считает, что процесс её освоения нельзя превращать в игру. Свобода и необходимость лежат также в основании дозирования знания, выбора предмета обучения в соответствии с возрастом и в дифференцировании школы и жизни. Свобода и необходимость определяются четырьмя аспектами педагогического воздействия на ребёнка: дисциплиной, культурой, цивилизованностью, морализированием.

Гносеология И. Канта опосредованно определяет ребёнка на пути его превращения во взрослого индивида с совершенным рассудком и высоким разумом. Вопрос о цели познания выявляет сущность растущего, развивающегося, пытливого познающего человека,— ребёнка. Углубление в мыслительную природу человека не закрывало от И.

Канта самого человека. Априорные категории познания присущи человеку, даны ему в его опыте, а следовательно, могут быть одним из возможных средств определения онтологической природы человека. Вопрос И. Канта о том, что такое человек, был логичным обращением к сущности человека на основе гносеологии, однако не мог быть решён без обращения к детству человека.

В философских текстах XIX века осознаётся историческая ретроспектива детства, развиваются взгляды на ребёнка как на субъект права и воспитания (Г.В.Ф. Гегель). В структуре взрослого Я фиксируется детское Я; детский возраст осмысляется в системе возрастов жизни (И.Г. Фихте, А. Шопенгауэр). Мыслится трансцендентальность ребёнка, его единство с Богом, темпоральность и вневременность, твар-ность и духовность (Ф.В.Й. Шеллинг).

И. Г. Фихте осуществляет рефлексию границы рождения, процесса вхождения человека в своё Я, улавливание его намерений и степени детерминированности человекообразующей силой.

Г.В.Ф. Гегель выстраивает взаимосвязь правовой и воспитательно-образовательной парадигм, осмысляет отношение к детям в Древнем Риме, осуждает рабское положение детей в римском обществе как позорящий его законодательный институт, одним из первых в истории философии откровенно квалифицирует инфантицид и решительно осуждает его. Понимание сущности детства и ребёнка выводится из дихотомии философской абстракции и житейского здравого смысла. Ребёнок является носителем любви мужчины и женщины, а это представляет собой достижение предметного состояния субстанциального единства в детях». Акцентирован правовой статус ребёнка. Г.В.Ф. Гегель видит онтологическую вторичность детства как состояния незавершённости, значимость воздействия на ребёнка взрослого. Особый смысл приобретает проблема свободы: ребёнок представляет собой непосредственное наличное бытие свободы. Необходимость связана с получением воспитания; она присутствует в сознании детей как присущее им самим чувство быть неудовлетворёнными в себе. Превращение детей в самостоятельных свободных личностей, их подготовка к выходу из природного единства семьи должны осуществляться в сфере родительской любви.

А. Шопенгауэр дифференцирует детство в системе возрастов как состояние познания, поэтичности, счастья, извлечения сущности жизни, образования прочной основы мировоззрения.

Ф.В.И. Шеллинг видит детство как начало человеческой жизни, которое неизбежно обусловливает её завершение. Рождение мыслится в единстве со смертью: приветствие пришедшему в мир имеет смысл погребальной речи. Начало жизни понимается через отношение вещей к Богу. Божественная природа человека представляет собой проекцию Бога, основа её существования — в Боге, она неотделимая, но отличная от него сущность.

Рождение рассматривается как философская универсалия. Бытие рождённого определяется через свободу, а свобода через категории добра и зла и их истоки. Ребёнок трансцендентален в его единстве с Богом. Он — темпоральное и вневременное существо, целостно представляющее дух и тварное начало. Осмысление феномена детства немецкими философами-классиками традиционно вписано в гносеологический контекст, определяющий ребёнка как несовершенного взрослого, но в то же время наблюдается преодоление гносеологической рефлексии, что становится возможным в силу исчерпанности гносеологического взгляда на человека в истоках его жизни.

На рубеже Х1Х-ХХ веков акцентируется экзистенциальность детства: осмысляется субъективное состояние неэлиминированного детства, авторский опыт детства и его противоречивая оценка (Ф. Ницше). Ребёнок мыслится не просто как малолетний индивид, но живое существо, соотносимое в своём телесно-духовном опыте с самим философом. Рефлек-' сия отличается конгениальным чувствованием ребёнка и пребыванием в детстве как в духовном состоянии. Ребёнок открывается как мера человеческого существа. Осознаётся драма укоренения ребёнка в мире: враждебность взрослых, ущербность самого ребёнка. Из бинарной оппозиции дети-взрослые уходит семантика противопоставления: детское Я интегрируется во взрослое.

В XX веке в философской репрезентации детства звучит диалог с ушедшими эпохами (Г.К. Честертон), позволяющий увидеть вневременной характер детства и близость его Первоединому. Формула святого семейства отождествляется с формулой обычной семьи. Обнажается «мистическая ненависть» к идее детства у Пунических народов. Инстинкт и воображение соединяют воедино понятие ребёнка и «неведомой силы, поддерживающей звёзды». В основе христианского взгляда на мир лежит детскость Христа. Через субъективный опыт детства осмысляется эмпирический ребёнок (Ж..П. Сартр, Б. Рассел, М. Фуко, Р. Коллингвуд).

Э. Фромм полагает детство основанием личности, рассматривает витальные и танатальные аспекты душевной жизни ребёнка, детерминированные взрослым окружением: доверие и потрясение веры. Корни садизма, деструктивности, архаической жажды крови представляют собой компенсаторное насилие, реакцию на потрясение веры. Ребёнку необходим опыт совместного переживания с людьми, любящими жизнь. Вскры-1' вается отсутствие реального содержания в понятии любовь, её отсутствие в отношении родителей к детям. Детство рассматривается через категории свободы и необходимости. В спонтанном молодёжном протесте есть бесцельность, отвращение к традициям, наивный нарциссизм безответственность, инфантилизм. Но у молодых людей встречаются такие типы потребления, которые представляют собой не скрытые формы приобретения и обладания, а проявление неподдельной радости бытия, возможности по-

ступать так, как хочется, не ожидая получить взамен что-либо «прочное и основательное». Инфантильность, желание всегда быть детьми или снова стать детьми, связывать счастье исключительно с детским состоянием мыслится как патология. Но ограничение свободы желаний младенца, ребёнка, подростка и, наконец, взрослого человека, их жажды знаний и истины, потребность в любви — приводит к бунту. Неофрейдизм рассматривает идеал детства в прагматическом ключе, вскрывая сущность инфантилизма, связывает реализацию идеала детства с бытием и обладанием, а следовательно, со свободой и необходимостью.

К. Лоренц рассматривает детство в контексте деструкции социальных процессов и считает детскость одним «из самых важных, необходимых и в благороднейшем смысле человечных признаков человека».

Детство и ребёнок даны в контексте темы «третьей волны» цивилизации В основе концепции человека «третьей волны» лежит модель познавательных и адаптационных механизмов ребёнка. Взрослый индивид мыслится в системе концентрических трансформаций, а не в ставшей привычной системе линеарного развития. «Ребёнок завтрашнего дня будет расти в обществе, которое гораздо меньше сосредоточено на ребёнке, чем наше». Дано новое прочтение образовательной парадигмы, где обучаемый должен быть готовым к постоянному переучиванию. Определяется место ребёнка в разных типах семьи: перегруженной родственниками и детьми и нуклеарной. Рассматривается целесообразность интеграции детского труда в общую социальную деятельность.

Тема детства и ребёнка у П. Тейяра де Шардена вписана в глобальный контекст исследования феномена человека. Сконструирован образ онтогенеза и место ребёнка в нём. Корни человеческого существа погружены в бездонное прошлое, в тайну оживотворения первых клеток дыханием нашей души.

Ребёнок идентифицирован в контексте универсума как познающее и развивающееся существо. Становление человека, превращение его в разумное существо парадоксально. Выявляются деликатность, мимолётность, хрупкость, определяющие начало человека. «Рассматривая онтогенез человека, мы можем и не обратить внимания на то, в какой момент можно сказать, что новорождённый достигает разумного состояния».

Анализ западной традиции философского понимания детства показывает, что детство мыслится метафизически как начало человека в тайне его телесно-духовного единства. Осмысляются метафизические и диалектические аспекты детства и ребёнка. Детство понимается как процесс развёртывания витального потенциала человека. Ребёнок и детство идентифицируются через систему бинарных оппозиций. Фиксируется интеллектуальное несовершенство ребёнка. Детство представлено в контексте онтологической, гносеологической, антропологической, правовой, нравственно-этической проблематики. Однако, несмотря на то, что накоплен и осмыслен разнообразный материал,

западный дискурс детства во многом является дискретным, поскольку детство мыслится как побочный предмет философской рефлексии.

В целом для западного дискурса характерна склонность к гно-сеологизму и рационализму в понимании феномена детства.

В третьем параграфе «Феномен детства в русской философской традиции» рассмотрена репрезентация детства в русских философских текстах.

Единство русскому дискурсу детства придаёт представленность ребёнка не столько в качестве субъекта права или познания, безусловно, уступающего взрослому в силу незрелости, несамодостаточности, но как онтологически равноценного взрослому субъекту. Онтологизм является традицией видения детства и ребёнка в истории русской мысли, Позиция онтологической равноценности взрослого и ребёнка не была однозначной и формировалась в полемике с традицией онтологической вторичности ребёнка и детского возраста, представленной домостроем, укоренённой в бытовом понимании и нашедшей отражение в русской литературе. Русская философия осмысляет духовные аспекты детства и ребёнка (С.Л. Франк), диалектику духовно-телесной природы человека (В.В. Зеньковский), интеграцию детского опыта как опыта начала в духовный поиск истины (В.В. Розанов, H.A. Бердяев),

Детство и Ребёнок являются основанием концепции общего дела в философской системе Н.Ф. Фёдорова. Ребёнок - архетипическое основание начала бытия, а детство - изначально присущее человеку состояние детствования. Оно определяется чувством всеобщего родства, и является критерием и исходным пунктом дальнейшего совершенствования. Сохранение детскости и пребывание в ней может изменить мир к лучшему: возродить к жизни умерших отцов. В архетипиче-ских основаниях христианства, по мнению Н.Ф. Фёдорова, лежит детское чувство: царствие Божие принадлежит детям и тем, которые, достигши совершеннолетия, сохранили детское чувство. Возрождение есть «также возвращение к детскому чувству». В отличие от Н. Кузанского, полагавшего, что к осознанию сыновства ведёт длительный пуп. познания и веры, у Н.Ф. Фёдорова состояние сыновства изначально присуще человеку! Н.Ф. Фёдоров меняет местами полярности детства и взрослости, полагая, что подлинный человек — обращается в дитя, а не становится взрослым. «Принимать за норму дитя, т. е. существо, в котором не появилось ещё ни вражды, ни похоти, а господствует привязанность, и наибольшая к родителям, - это значит принять за норму момент беспорочности».

Критериальная значимость детства и ребёнка отмечается В.В. Розановым, П. А. Флоренским. Детскость полагается в основе познания и творчества. Есть понимание онтологической значимости ребёнка и неэлиминированности детства как духовно-телесного состояния взрослого индивида. Осмысляется этическая критериальность дет-

ства как состояние души (JI.H. Толстой), рассматриваются духовные аспекты детства (С.Л. Франк), растворение Божественного в тварности (С.Н. Булгаков), интеграция детского опыта в духовный поиск истины (В.В. Розанов, H.A. Бердяев); творческая природа детского чувствования жизни (П.А. Флоренский). Раскрыта сущность процессуального состояния детства и метафизическая заданность детской души (В.В. Зеньковский). Осмысляется парадигма воспитательного воздействия, в центре которой ребёнок-субъект (С.И. Гессен).

В целом осмысление репрезентации феномена детства в философских текстах позволяет отметить, что философия понимала детство как начало человека в единстве его телесно духовной природы, увидела метафизическую заданность человека и возможности его развития. Детство и ребёнок осмысляются в системе бинарных оппозиций (Ты, Они, Другой, Универсум); через категории свободы и необходимости; в контексте познания и бытия. Репрезентация представляет образно-дискурсивный конструкт, что способствует целостному раскрытию феномена. Анализ репрезентации детства в философских текстах выявил возможность конструирования понимания детства в истории философии как дискурсивной целостности в совокупности онтологической, гносеологической, нравственно-этической, эстетической, правовой проблематики. В философских текстах актуализированы границы и содержание детского бытия, пространственно-временной континуум детства, бинарные оппозиции, идентифицирующие детство, детей и ребёнка, свобода и необходимость детства, семантика детского Я. Анализ репрезентации детства в философских текстах является основой коррелята философского представления о детстве, развития междисциплинарного гуманитарного знания о нём и художественного осмысления детства. В философской репрезентации фиксируются онтологические аспекты детства, составляющие семантическое ядро идеологемы детства в гуманитарном знании: границы, фазовость, процессуальность, система оппозиций.

Во второй главе «Архетипические основания репрезентации феномена детства» осмыслены архетипические основания, на которых строятся основные формы репрезентации феномена детства; рассмотрены процессы объективации архетипа ребёнка в литературе, выстроена концепция архетипического энергийно-смыслового оформления феномена детства в литературном процессе.

В первом параграфе «Феноменология архетипа ребёнка» раскрывается понимание архетипа ребёнка. Архетип - духовный орган осмысления бытия, матрица коллективного бессознательного. Энер-гийно-смысловая форма, трансформирующая бытийное содержание в факт искусства. Архетип объективирует своё содержание в предании, художественном творчестве. Исследован архетип божественного и предвечного ребёнка. Эпитеты предвечный и божественный указывают на таинство прихода ребёнка в мир и его совершенное начало.

В ребёнке осознаётся божественный исток, а следовательно, значимость начала человека и функции воспроизводства бытия.

Целостность и дифференциация энергийно-смысловой формы архетипа ребёнка рассмотрены как основа конструирования репрезентации феномена детства в мифе, фольклоре и художественной литературе. Проанализированы архетипические характеристики: заброшен' ность, непреодолимость, гермафродизм, единство начального и конечного, функция будущности. Будущность как функциональная архети-пическая характеристика представляется онтологически более значимой, чем функции других архетипов, включая функцию богоматери, несущей в мир новую жизнь. Осмыслена роль оппозиций характеристик в сохранении целостности и укоренении архетипа ребёнка в бытии. Выявлено имманентное и континуальное начала архетипа ребёнка, сконструирован континуум заброшенности.

Будучи «универсальной моделью бессознательной психической активности, спонтанно определяющей человеческое мышление и поведение» (К. Г. Юнг), архетип ребенка раскрывает в образах детства бессознательное ядро значения. Полнота представления архетипа ребёнка в его целостности обусловлена спецификой словесного искусства, наряду с философией и психологией постигающего особенности человеческого сознания. Образы детства в литературном процессе позволяют отследить вектор функционирования архетипа ребёнка как инструмента осмысления детства. Существуя изначально в сфере коллективного бессознательного, как и все другие архетипы, Ребёнок прорывается как мотив в личностное авторское бессознательное через комплексы (сиротство, комплекс Эдипа, комплекс Электры), а затем и в сферу художественного творческого сознания. Творческое сознание поэта и писателя продуцирует различные образные конкретно чувственные формы, в которых воплощается как эмпирическое детство, так и бессознательный архетипический опыт. Архети-пическая составляющая целостности детских образов определяется тем, что они изначально детерминированы не эмпирическим опытом детства самого автора и не мотивом ребенка, живущим в каждом человеке, но репрезентацией пред-сознательного аспекта детства, что является проявлением психологической функции архетипа. Приведен ряд примеров мифологических, фольклорных, литературных персонажей, в основе которых реконструируется архетип ребёнка. Боги и герои в детстве, дети в национальных литературах являют свидетельство того, что архетип ребёнка в литературном процессе не растворяется, не подменяется исторически, социально и психологически обусловленными образами.

Архетипическая матрица энергийно-смыслового оформлении эмпирического детства в процессе превращении его в артефакт независима от культурной установки той или иной эпохи: в том смысле, что как бы ни различалось понимание детства на разных этапах развития

культуры, смысловое ядро этого понимания определено архетипом ребенка, заброшенного в бытие, творящего работу осознавания этого бытия, формирующего новый, ранее не существующий бытийный слой, актуализируя тем самым процесс обновления бытия.

Во втором параграфе «Экзистенциальность ребёнка в архе-типических ситуациях» разработана типология образов детства и ар-хетипических ситуаций. Раскрыты особенности онтологической моделировки образов-персонажей, специфика реализации в них культурных установок, репрезентированных в литературном процессе. Энергийно-смысловая форма архетипа ребёнка осмыслена как обеспечивающая целостность познания и выражения познанного литературой феномена детства как возраста и состояния души.

Типология образов детства строится на основе акцентуации той или иной феноменологической характеристики, способствующей его укоренению в бытии.

На основе заброшенности формируются типы: обездоленный (1), брошенный (2), пренебрегаемый (3), запущенный (4), ничтожный (5), Tabula rasa (6). На основе непреодолимости формируются герой (7), спаситель (8), монстр (9). На основе архетипического гермафродитизма: ребёнок с редуцированным тендером (10), мальчик (11), девочка (12), ребёнок со смешанными стратегиями тендерного поведения (13), ребёнок с неустановившимся тендером (14). На основе архетипического соединения в ребенке исходного и конечного формируются беглец (15), странник (16), вечный младенец (17).

Типология подтверждает, что художественное осмысление детства фундировано в архетипе Божественного Ребёнка, который является энергий-но-смысловым оформлением феномена детства. Будучи матрицей коллективного бессознательного опыта, архетип ребёнка, прорываясь из коллективного бессознательного в авторское личное бессознательное, актуализируется там через индивидуальные комплексы и символы и затем объективируется в сознательном творчестве. Проецируясь в пласте сознательного, оси кристалла архетипа обретают через акцентуацию феноменологических черт конкретно чувственное содержание, которое, сохраняя архетипическую целостность, дифференцируется в художественных образах. Архетипическое ядро образов детства остается в литературных произведениях целостным в своей феноменологической сущности и определяет реализацию онтологической функции архетипа. Любая репрезентация феномена детства в литературе предполагает определённую меру сохранения чистоты первоначального бессознательного мотива ребенка и долю сознательной авторской обработки этого мотива.

Архетипическое содержание ребёнка объективируется в функциональных ситуациях осознавания и творения бьпия. Предчувствие ребёнка: он отсутствует, но бытие испытывает потребность в обновлении, продолжении, которая инициирует желание взрослых восполнить её (1).

Рождение репрезентирует онтологическую значимость появления детей в мире (2). Деяние (героический подвиг) выявляет чудесные свойства детскости - непреодолимость ребёнка, его готовность к укоренению (3). • Чудесные способности роста (4).. Трудовые деяния репрезентирует реальную ингегрированностъ детства в повседневное бытие и технологии уко-.. ренения в нём (5). Оборачивание детей, способность менять образ связан с их чудесными свойствами (б). Сиротство ребенка (7). Преследование детей - (8). Преодоление испытаний (9). Обретение опыта (10). Нарушение запрета (11). Послушание (13). Тендерная идентификация (инициация) (14). Взрослое участие (15). Сохранение дегскосш (16). Смерть ребёнка (17). ■ Архетипические ситуации репрезентируют метафизическую сто-

рону социализации, актуализируя наиболее значимые точки континуума взросления человека: рождение, рост, деяние, послушание-непослушание, гонение, преодоление препятствий. Они фундированы в архетипических характеристиках ребёнка (заброшенности, непреодолимости, единстве начального и конечного, гермафродитизме), являются основой типологических ситуаций в литературном процессе, соотносятся не только с архетипом, но и с типологией детских образов, детерминированных исторически, социально, психологически. Ситуации выражают переживание бытия . ребёнком и отношение к нему со стороны взрослых. Анализ архетипических ситуаций осуществлён с привлечением мифов, фольклора и художественных литературных произведений, представивших специфику телесно-духовного состояния ребёнка: ожидания и вынашивание ребёнка, предчувствие его; чудо рождение ребёнка; непредсказуемость, пластичность, непостижимость, загадочность, иррациональность поведения детей; силу, смекалку, красоту; бурные жизненные силы; героизм, спасение и разрушение онтологически ценного порядка; и в процессе своего укоренения угрожает разрушением онтологически ценному порядку. При этом этическая маркировка детских деяний, как правило, редуцирована: они скорее акцентируют движение, изменение, трансформацию, но не оценку с позиций добра и зла. Деяния - это событийно насыщенное детское существование, где события объективируют процессы взросления. Повседневность выталкивает их в более обширное и менее упорядоченное пространство на поиск достойного их силы подвига. В данной коллизии репрезентирована архетипическая непреодолимость детства.

Типологические классификации образов детства и архетипических ситуаций позволили прийти к выводу, что феномен детства представлен в литературе через субъекта-ребёнка, осуществляющего себя в бытийно-значимых архетипических коллизиях, способствующих проявлению и осуществлению бытия. Эти коллизии — способ осуществления онтологической функции ребёнка; они также фундированы в архетипе Ребёнка: в его заброшенности, непреодолимости, единстве начал и концов, гермафродитизме. Архетипические ситуации являются основой типологических ситуаций,

соотносятся не только с архетипом, но и с типологией детских образов, детерминированных исторически, социально, психологически. Архетипиче-ские ситуации репрезентируют метафизическую сторону социализации, актуализируя наиболее значимые точки континуума взросления: рождение, рост, взросление человека.

В третьем параграфе «Объективация архетипа ребенка в мифологии и художественной литературе» конструируется процесс объективации архетипа ребёнка в художественном творчестве. Специфика онтологической объективации архетипа ребёнка в истории художественного литературного творчества определяется двумя факторами: целостностью и дифференциацией самого архетипа и онтологическим проектом эпохи. Архетип как коллективное бессознательное, орган осмысления бытия в его кризисном состоянии, энергийно-смысловая форма, преобразующая факт детства в артефакт, стремится к объективации на основе акцента той или иной феноменологической характеристики архетипа, наиболее значимой с позиций проектирования и осуществления будущности. Исследованы архетипические детерминанты, определяющие художественное конструирование детства со стороны формы и содержания. Архетип ребёнка осмыслен как ядро любого типологического и индивидуального воплощения, актуализирующее константную составляющую и диалектическое, изменчивое, ускользающее в детстве, объединяющее чреду взаимных отрицаний разных возрастных состояний детства. Константа определяется близостью Ребёнка Первоединому, принадлежностью его Божественному истоку, что и придаёт содержанию ребёнка критериальную значимость, экзистенциальную ценность, актуализирует духовную вертикаль изначальной связи детства с абсолютом. Дана экспликация процесса объективации в историко-литературном процессе.

Характеристики архетипа ребёнка (заброшенность, непреодолимость, гермафродитизм, единство начального и конечного) определяют особенности становления будущности, а диалектика бытийного потока даёт будущности огранку на уровне особенного в исторической перспективе.

В античной словесности архетип ребёнка представлен не столько в образах, сколько в мотиве детства, который звучит в мифе, пословицах, гимнах, трагедии, в античном романе, лирике, философском трактате. Процессы типологизации и индивидуализации на основе архетипа ребёнка почти не обозначены, что обусловлено социальной и культурной незначительностью детства, которое не мыслилось как значимый предмет художественной рефлексии. Будущность соотносилась не столько с ребёнком, а с Роком. Боги и герои растут где-либо в отдалении от событийного центра, чтобы, став взрослыми, исполнить предначертание рока. Основная энергия процессуальности продуцируется взрослыми, сильными людьми, дети только готовятся занять своё место в воспроизводстве бытия и их онтологическая значимость весьма ощутимо ре-

дуцирована по сравнению со значимостью взрослых. Понимание детства в античной литературе отражает понимание детства в языческих культурах в целом. Художественная форма выражения понимания детства - упоминание, замечание, ссылка, побочная тема, деталь, элемент сюжета. В средние века и Возрождение функция будущности архетипа ребёнка реализуется в деянии, которое меняет качество бытия, не предопределено и зависит от выбора героя. Герой, взрослея, воюет и создаёт нечто социально значимое. Будущность требует актуализации архети-пической непреодолимости; редуцированы заброшенность, гермафродитизм, единство начального и конечного. Архетип ребёнка трансформируется в архетип героя и антигероя. Проявлен некоторый интерес к границе между детством и взрослостью. Архетип Ребёнка и бытийный контекст пребывают в диалектической взаимосвязи, которая проартикулирована в глобальной смене культурно-исторического контекста и содержании универсалии детства в средние века. Изменения носят па-радигмальный характер: архаическая культурная парадигма уступает место христианской культурной парадигме.

В Х\'П-Х\'Ш веках в художественной литературе отражён взрослый мир, где ценится настоящее. Архетип ребёнка вытолкнут на периферию духовной борьбы, будущность связана с конфликтом Бытия и Ничто, представленным архетипами бунтаря, ниспровергателя, демона. Все стили, от классицизма до маньеризма, утверждают фундаментальные основы гармонии и порядка и по-своему объективируют метауровень бытия, пребывание на котором требует высокого мастерства, тонкого вкуса, чувства стиля, искусной игры, виртуозного мышления. В столь сложно и искусно организованном порядке нет места природе и метафизике ребёнка. Единство места, времени, действия стремится зафиксировать, приостановить вечное движение. В этих рамках Ребёнку тесно, они с ним несовместимы. Архетип становится латентным. Просвещение актуализирует архетип насущного бытия с ёмким онтологически значимым настоящим временем. Человек живёт непосредственно, сиюминутно, в настоящем, ориентируясь не на идеалы мета-уровня, а на свою человеческую природу, глубину которой он стремился постичь, чтобы найти в ней онтологическую и аксиологическую опору существования. Обращение к глубинной природе человека раскрепощает архетип ребёнка в выросшем взрослом человеке.

В романтическом типе культурного сознания (XIX век) находит место активное развитие онтологических и гносеологических рефлексий и интуиций, имеющих ценностный характер. Неприятие романтическим субъектом реальной действительности приводят к сужению наличного настоящего бытия, доведению его до опорной точки трансцендирования или погружения субъекта в иной мир с иным временем. Будущее и прошлое разрастаются, заново моделируются и пересоздаются сознанием трансцен-

дентального субъекта, стремящегося достичь крайних пределов, альтернативных полярных настоящему позиций, объективирующихся на обыденном уровне в актах рождения и смерти. Романтический тип сознания актуализирует в архетипе ребёнка феномен единства начального и конечного. Только что рождённый, заброшенный в бытие сразу же определяется как тот, кто должен неминуемо умереть, уйти в небытие. Тайна прихода в жизнь и ухода го неё становится значимее самой жизни.

Реализация будущности через единство начального и конечного раскрывает в архетипе ребёнка темпоральное и протяжённое расширение в-себе-бытия, которое, в свою очередь, служит основой превращения архетипа коллективного бессознательного в романтический символ, представляющий в чистом виде «мерцание сущности» детства.

В реалистическом типе сознания (Х1Х-ХХ1 век) объективация феноменологических характеристик имеет сложную конфигурацию. Формируется типология образов детства: герой, странник, беглец, спаситель, будущие женщина и мужчина, монстр. Архетип ребёнка объективирован в мировой литературе XIX века в развёрнутых типологиях детских образов, в разнообразии проявления детского начала во взрослых героях, в широком диапазоне архетипических ситуаций, а также в системе хронотопов, топосов и локусов детства. Ребёнок и детство становятся предметом пристального художественного исследования: содержание ребёнка выступает как критерий выбора, семантика темы детства лежит в основе решения задачи изображения многогранности и целостности бытия, соединяющего в нём исходное и конечное.

В художественной литературе XX века предвосхищена философская рефлексия проблем, определяющих содержание дискурса детства: формирование гендера, социальное проектирование детства, культурная и социальная значимость, оправдание детства, социальное, историческое, национальное, индивидуальное и вневременное в детстве .Коррелят архетипа бытия и архетипа ребёнка представлен в жанре литературной притчи XX века: ребёнок представляет спасительные силы и ценность самого бытия и сигналит о грани сохранения-разрушения бытия в переживании человеческим сознанием трагической конфликтной ситуации.

Архетип же ребёнка укоренён в глубинах бессознательного; его качества не уничтожаются на тех или иных уровнях объективации, а только актуализируются, востребованные наличным непосредственным бытием или временно редуцируются, уходя на глубинный уровень для латентного становления.

Исследование архетипического начала детства раскрыло значимость его представленности в мифе, фольклоре и художественной литературе и рассматривать их необходимо как формы философского осмысления детства. В третьей главе «Философские основания литера-

турной репрезентации феномена детства» разработана концепция оснований и уровней (принципов) репрезентации феномена детства.

: В параграфе первом «Принципы и уровни репрезентации феномена детства в художественной литературе» в качестве предельных философских оснований, репрезентации феномена детства в художественной литературе определены категории-дериваты имманентное и континуальное. Имманентное и континуальное - наиболее общие качества, определяющие сам факт детства в действительности. Детство - имманентно; внутреннее в нём определяет его диалектику, остаётся скрытым, неявным для любых рациональных научных исследований. Детерминированность детства историко-культурными, социальными, психологическими и иными факторами, а также результат любого воспитательно-образовательного воздействия'"на ребёнка и на период детства в целом никогда не остаётся полностью в сфере рационального, обусловленного явными причинами. Проникновение в глубины состояния детства, в психику ребёнка непременно актуализирует метафизическую проблематику. Детство - континуально; оно проявляется исторически, социально, индивидуально. Имманентное определяет детство само из себя; континуальное - определяет укоренение детства в бытии. Смысл имманентного начала детства есть абсолют, единое, самость. Смысл континуального начала детства есть укоренение самости в бытии, различение и осуществление её. Младенец, представляя чистую нераздельность, сохраняя в своей самости божественность и единство с абсолютом, укореняясь в бытии, осуществляет различие внутри самости, единого, дифференцируясь, что и определяет континуальность.

Разработаны принципы и уровни литературной репрезентации детства, раскрывающие её объективно-субъективный характер. Феноменологический (архетипический) принцип (уровень) определяет ар-хетипическое в представленности детства и ребёнка; принцип (уровень) художественной формы определяет жанровый характер представленности; исторический соотносит репрезентацию и тип культурного сознания; национальный определяет проявление особенностей национального понимания детства; авторский определяет индивидуальное в репрезентации.

Уровни репрезентации взаимосвязаны, выражают философский смысл имманентного и континуального детства. Феноменологический уровень раскрывает близость детства истоку бытия и архетипический механизм его укоренения в бытии. Уровень художественной формы раскрывает смысл оформления бытийного содержания детства в артефакт. Исторический - выявляет воплощение в образах детства исторического содержания. Национальный - детерминирует репрезентацию национальной историей и культурой. Авторский - раскрывает индивидуальное в форме и содержании репрезентации. В параграфе приведе-

на рефлексия и экспликация уровней: архетипичекая моделировка образов детства, роль жанровой формы (автология, автобиография, исповедь); генеральные идеи эпохи в связи с образами детства; философское осмысление русского, английского, американского, французского детства, что позволило увидеть формат литературной репрезентации и её прагматическую значимость. Образы детства представлены в литературной репрезентации как воплощение содержания бытийного факта детства в диалектически изменчивой художественной форме. Автобиография, автология и исповедь являются наиболее адекватными художественными формами для выражения содержания детства.

Образы детства в художественной литературе являются воплощением основных генеральных идей своей эпохи: отражают основные идеи теории познания, онтологические идеи, представления о системе ценностей. Образы детства отражают специфику национальной ментальное™, дают представление о всеобщем и особенном, детерминированном национальной историей, культурой. Детство детерминировано и критериально значимо в одно и то же время. Образы детства в художественной литературе конструируются на основании имманентного и континуального самого феномена детства, являя тем самым в репрезентации энергийно-смысловую форму субъекта, совокупной множественности детей и архетипических ситуаций их укоренения в бытии. Содержание литературной репрезентации детства определяется его составом и процессуальностью.

В параграфе втором «Имманентное и континуальное субъекта детства и его состояния» рассматривается субъект детства — ребёнок, человеческое существо от рождения до восемнадцати лет. Детства и детствования как возраста и состояния не может быть без субъекта. Субъект детства конструируется в художественной литературе в широком разнообразии типов. Семантика субъекта детства раскрывается в архетипических ситуациях. Субъект детства имеет адекватное выражение в диалектически изменчивой художественной литературной форме; в его содержании есть историческое, национальное, авторское.

В каждом конкретном случае факт художественного выражения понимания ребёнка в литературе имеет особую конфигурацию пересечения вышеперечисленных смыслов и конструируется в выражении оснований имманентного и континуального на всех уровнях смыслов: феноменологическом, художественной формы, историческом, национальном, авторском. Осуществление любого реального бытия возможно только в единичном. Поэтому детское бытие в литературе конструируется прежде всего через субъект детства - ребёнка как непосредственное, «неправильное», единичное, ненормированное, осуществляемое изнутри.

Имманентное субъекта детства в чистом виде представляет собой младенца, воплощающего самость, единство, абсолютность, божественность. Континуальное субъекта детства представлено растущим, взрос-

лекяцим ребёнком, представляющим собой граничного индивида, пребывающего в укоренении в бытии.

Содержание субъекта детства представляет неразличимые, недифференцированные истоки сознания; болезненность первого пробуждения сознания; изменчивость, снятия, граничные континуумы; семантику различных возрастных границ; погружённость в имманентное, коррелят имманентного и континуального. Исследованы уровни репрезентации субъекта детства. Феноменологический уровень раскрывает связь субъекта с Первоединым. Художественная форма вбирает в себя факт ребёнка, и он превращается в качественно ставшую художественную форму, выражая имманентное и континуальное субъекта детства в эпосе, лирике и драме. Для художественной формы характерно «подвижное равновесие», «подвижной покой», что сохраняет её смысл, несмотря на временную изменчивость. Ей свойствен синтез логичного и алогичного. Несмотря на прочность, устойчивость, которые делают узнаваемыми конкретные жанровые формы, несмотря на различные темпоральные модификации, художественная форма единична, и каждый факт, нашедший выражение, «тождествен своей художественной форме» (А.Ф. Лосев). Определены принципы художественного видения детства: автобиографизм (автологизм, испове-дальносгь) и детоценгризм. Ребёнок рассматривается как персонификация смысла истории, выражение бытия Духа исторической эпохи. Отмечено национальное и авторское в представленности ребёнка. Субъект детства выражает антиномию свободы и необходимости и сакрализованную сущность человека. Анализ субъекта детства в литературной репрезентации с позиций имманентного и континуального позволил увидеть ребёнка в литературе как проекцию самости. Образы детства дают представление о человеке как неповторимом единичном существе с суверенным индивидуальным опытом проживания детства. Этот опыт определяется метафизически заданным имманентным началом, имеет континуальное воплощение и никогда не элиминируется полностью с приходом взрослости.

В параграфе третьем «Имманентное и континуальное в репрезентации детского Мы» осмысляется субъект-объектная семантика личностной парадигмы детства: Ты, Вы, Они, Мы. Раскрыты специфика детского сознания и бытийной сущности детства через категорию детского. Зафиксирована социальная и онтологическая семантика Мы. Детское Мы выражает единство и совокупную множественность детей, полагаемые изнутри экзистенциальным состоянием детства. Детское Мы определяется наивной установкой мировосприятия, характеризующейся отождествлением себя с предметом познания. Экспликация категории Мы сделана на основе русского и английского детского фольклора. Выявлены философский и педагогический смысл сборника английского фольклора «Песенки Матушки-Гусыни» и русского детского фольклора. Детское Я, ин-тетрируясь в детское Мы, отчасти теряет суверенность, делегируя её общ-

ности, но всегда готово к её восстановлению. Рассмотрена опасность утраты семантики Мы. С позиций детского Мы рассмотрено бытие детства: пространство, время, деятельность, состояние радости. Отмечена прагматическая сторона выявления и учёта данной категории в воспитательно-образовательной парадигме.

В четвёртой главе «Понятие детства в дискурсивном единстве» исследован опыт определения понятия детства в полипредметном дискурсивном единстве, включающем в себя философию, этнографию, историю, педагогику, психологию, психоанализ, систему языка, художественную литературу. Рассмотрены философские суждения о детстве и его определения в гуманитарном знании; выражение понимания детства в системе языка и в словесном художественном творчестве.

В параграфе первом «Семантика детства» анализ понятия детства осуществлён в семантическом поле трёх языков: русского, английского и французского. Проведён компаративистский анализ лингвистических экспликаций слов-понятий «детство», «дитя (ребёнок)», «дети», находящихся в одном семантическом поле и отличающихся уровнем понятийного абстрагирования. Исследована философская семантика словообразовательных моделей, категориальной грамматической природы понятий, лексических рядов, сложившихся в системе русского, французского и английского языков; онтология афористического контекста. Смысл субъекта в понятии «дитя (ребёнок)» основополагает и определяет семантику совокупного множества субъектов в понятии «дети», а также фазы процесса, состояния и качества в понятии «детство». Субъект детства в системе языка определяется как носитель качества, состояния детства, действователь, осуществляющий детство процессуально, фазово в его пространственно-временном и причинном выражении. Язык отражает отношение взрослых к детям, категориальный философский смысл детскости в процессах метафоризации и развитии оттенков смысла и его расширении, историю понимания детства в разных типах ментальности. Смысл феномена детства самоопределяется в языке, репрезентируя субъекта детства в его возрастной, тендерной, социальной, эмоционально-оценочной дифференциации. В системе языка зафиксирован состав феномена детства (ребёнок, дети, детство) как логико-семантическая основа его философской рефлексии.

В параграфе втором «Понятие детства в философском и научном дискурсе» дан анализ философских суждений, содержащих элементы дефиниции детства. Выявлена имплицитная тенденция к конструированию определений в акцентировании родовидовых существенных признаков понятия детства в ряде философских суждений о нём (Гераклит, Д. Локк, Ж.-Ж. Руссо, И. Кант, А. Шопенгауэр, Г.В.Ф. Гегель, Н.Ф. Фёдоров, Ж.-П. Сартр, Ж. Батай, А.Г. Кислое). Философия склонна к определению детства через метафору, аллегорию, афо-

ризм, контекст, развёрнутые картины, бинарную оппозицию дети-взрослые, выражение отношения и оценки детства. В то же время прямого ответа на вопрос «Что есть детство?» философия не даёт. Отмечено малое количество суждений, представляющих результат законченного знания о детстве, претендующих быть дефиницией. Осуществлён анализ определений детства в социологии, педагогике, этнографии. В ходе анализа определений детства в научном дискурсе была выявлена принципиальная недостаточность категориального, родовидового понятия детства, отчасти проявившаяся в логической некорректности в конструировании дефиниций. Смешение понятий «дети» и «детство», наблюдаемое в гуманитарном и философском знании, имеет принципиальное значение для понимания смысла феномена детства.

В параграфе третьем «Понятие детства в художественных литературных произведениях» проанализировано формально логическое и концептуальное понимание детства как единства, различия и связи субъекта с источником бытия. Рассмотрено духовно-телесное состояние детства как связи в выражении единства сущности, притяжения, взаимопроникновения, приобщения, осуществления бытия на примере произведений русских, французских, английских, американских писателей. Раскрыта сложная конфигурация связи как детствова-ния: связь отцовства-сыновства, связь с универсумом, ребёнок в системе двоемирия, связь внутри детского Мы, связь с со своим детством на границе детства и взрослости. Представлена экспликация детства как связи в американской литературе.

Анализ семанитики понятия детства в дискурсивном единстве выявил отсутствие философской дефиниции феномена детства, и её востребованность научным дискурсом для решения теоретических и прагматических задач.

Анализ понятия детства в аспекте междисциплинарного подхода позволил осмыслить его ёмкость, глобальность, комплексный характер. Каждая форма репрезентации феномена в опоре на имманентное и континуальное акцентирует единую сущность детства и даёт специфику её проявления. Структурно-семантический анализ определений детства в философии, гуманитарном знании (социологии, этнографии, педагогике), а также в языке и в художественной литературе подвёл к возможности конструирования существенных признаков понятия.

Междисциплинарный подход способствовал осмыслению целостности детства в единстве социального, культурного, физиологического, психического, духовного. Детство определяет ядро взрослой личности, является зеркалом общества. Детство — возраст, фаза, ступень развития и роста, период наибольшей сензитивносш, ключ к пониманию ментальности этноса, типа культуры и способов её воспроизводства; начало человеческого существования, экзистенциал, объективно-субъективная, детерминирован-

ная взрослым миром реальность, имеющая пространственно временную организацию; символ веры; архетип бессознательного, духовный орган осмысления бытия; образ и идея, отражающие истину детства. Всё это позволяет философски осмыслить детское бытие как целостность, противопоставленную взрослому бытию; процесс движения к пику формообразующих сил к становлению индивида, осуществляемого на границе между детством и взрослостью.

Обобщение данных философского, художественного и гуманитарного понимания детства позволило прийти к определению следующих значимых признаков детства:

- детство - ступень, этап, фаза, степень в развитии и росте (человека, человечества, животного), начальная фаза онтогенеза; возраст, период, ступень в развитии человеческих индивидов;

- детство - фиксация среза одной из процессуально значимых точек социализации, наряду с отрочеством, юностью, зрелостью, старостью;

- детство представляет целостный возрастной процесс, конституируемый своим пространственно-временным континуумом; протяжённость детства определяет его проживание и переживание с акцентуацией процессуальных изменений и трансформаций;

- детство - особое телесно-духовное состояние начала бытия, определяющее формирование качества детскости как возможности разновекторного интенсивного развития и роста; детскость конституируется слабостью витальных сил и их непреодолимой устремлённостью к становлению;

- человеческое детство является бытовым фактом жизни каждого взрослого индивида, во всей полноте пережитым им лично и определяющим его личность; оно в той или иной мере сохраняется в ядре личности на всю жизнь;

- детство является бытийно-значимым всеобщим явлением, проявлением начала как такового: экзистенциальным, витальным, социальным, позволяющим говорить о философском феномене детства;

- детство — не самодостаточно", оно невозможно без заботы и участия в нём взрослых; особое качество детства - невзращённость, потребность во взращивании, что отличает его от взрослости; детство возможно идентифицировать в бинарной оппозиции с взрослостью;

- детство имеет проявления общего, особенного и единичного в различных типах культуры, в различных социумах, в различные исторические эпохи, на различных стадиях взращивания; в нём всегда есть индивидуальное;

- качества «детскости», «ребячество» изначально акцентируют критериально-оценочное в онтологической функции детства;

- соната детства - близость Первоединому - детерминирована феноменологией архетипа ребенка и прежде всего такими феноме-

нологическими чертами, как заброшенность и непреодолимость; данные характеристики маркируют и реальное детство в целом как со стороны его метафизического ядра, так и со стороны его социально-биологического выражения.

На основании вышеперечисленных признаков определяются существенные признаки детства для конструирования дефиниции. Определяющим в состоянии детства является интенциональность, реализующаяся в изменчивости, трансформативности, направленности в будущее. Таким образом, в работе зафиксировано четыре существенных признака для философского определения детства:

- субъект детства, проживающий детство индивидуально, носитель детства, определяющий детство как процесс, ступень, качество (архетип ребёнка);

- процессуальность детства (бытие детства, наличие особого пространственно-временного континуума), определяющая развитие и рост, изменчивость, изживание и сохранение детства;

- состояние (детство - духовно-телесное состояние, качество, характер), определяющее метафизическую сторону детства;

- интенциональность (взросление, определяемое наличием оппозиции дети-взрослые).

В заключении формулируются основные итоги исследования, намечаются направления дальнейшей работы над темой.

Список работ, опубликованных по теме диссертации

Монографии и учебные пособия:

1. Онтологическая семантика образов детства. — Омск, 2005. - 194 с.

2. Граничное бытие детства. — Омск, 2005. - 112 с.

3. Художественно-педагогическая концепция детства в русской литературе Х1Х-ХХ веков. - Омск, 2001. — 107 с.

4. Образы детства в русской литературе и формирование культуры чтения младших подростков. - Омск, 1994. — 66 с.

Статьи, опубликованные в научных изданиях, входящих в перечень для опубликования научных результатов диссертаций на соискание учёной степени доктора наук:

5. Художественное своеобразие рассказа К. Г. Паустовского «Заячьи лапы» и работа над ним // Начальная школа. —1989. - № 12. - С. 31-35.

6. Знакомство младших школьников с фольклорными традициями в пейзажной лирике С. Есенина // Начальная школа. -1991. — № 3. - С. 22 - 26.

7. Философские основы литературного чтения в начальной школе // Начальная школа. — 2005. № 8. - С. 14 — 23.

8. Онтологическая семантика образов границы между детством и взрослостью // Омский научный вестник. — Омск, 2005. С. 97-101.

Научные конференции, конгрессы, чтения:

9. Социально-философские представления о детстве в русской литературе XVIII-XX веков // Международные юридические чтения: Материалы научно-практической конференции. Ч. 1. - Омск, Омский юридический институт, 2003. - С. 148-151.

10. Архетип ребёнка и его онтологические вибрации // Семантическое поле культуры: генетические связи, типологические параллели, творческие диалоги // Материалы Всерос. научной конференции. -Омск, 2004,- С. 73-79.

11. Детство в контексте системной трансформации Российского общества И Куда идёт Россия: проблемы системной трансформации современного Российского общества. Материалы I Всероссийской очно-заочной научно-практической конференции (28 марта 2005 г.) ЧИ (филиал) УрАС, 2005.-С. 129-133.

12. К вопросу о некоторых онтологических аспектах детства в американской литературе // Модернизационные процессы в России (исторические, духовные и социальные аспекты): Материалы всероссийской научной конференции. - Тюмень, 2005. — 48-53.

13. Онтологический центр и провинция детства в художественной литературе // Модернизационные процессы в России (исторические, духовные и социальные аспекты): Материалы всероссийской научной конференции. - Тюмень, 2005. - С. 54-59.

14. Мировоззренческие аспекты грамматического и субстанциального Я лирического героя в стихотворении Д.Г.Н. Байрона "I would I were a careless child" // Историко-философский ежегодник 2003. — Екатеринбург, Изд-во Уральского ун-та, 2003. - С. 72-81.

15. Пропедевтика формирования культуры философского мышления в начальной школе // Философия и будущее цивилизации: Тезисы докладов и выступлений IV Российского философского конгресса (Москва, 24-28 мая 2005 г.) - М„ 2005. Т. 4. - С. 668-669.

16. Ребёнок как символ веры в романе Н.С. Лескова «Соборяне» // Святоотеческие традиции в русской литературе: Сб. материалов научно-практической конференции. — Омск, 2005. - Ч. II. Русская литература как культурный феномен. — С. 146-150.

17. Время и судьба подростка в произведениях А. П. Гайдара // Современный литературный процесс 80-х — начала 90-х годов и его осмысление в критике. Сборник научных статей. — Омск, 1992. — С. 145-152.

18. Детская душа в новеллах А. Платонова: Опыт аналитического прочтения рассказов о детях. - Омск, ИПКРО, 1997. - 12 с.

.19. Взрослая проблематика А. Платонова в детском чтении // Художественная индивидуальность писателя и современный литературный процесс. Материалы межвузовской конференции. - Омск, ОмГПУ, 1993. - С. 51-53.

20. Литература и младший школьник // Формирование духовной культуры личности.: Сборник-Омск: ИУУ, 1992.

21. Целостность и дифференциация архетипа ребёнка в литературе XIX-XX вв. // Гуманитарные исследования. Вып. № 8. - Омск, 2003. -С. 212-218.

22. Трансцендентность и обыденность романтического мира детства в романах В. Гюго // Гуманитарные исследования. Омск, 2004. -Вып. №9. С. 150-157.

23. Образ учителя в современной гимназии как антропологическая проблема // Развитие компетентности учителя современной гимназии: Практико-ориентированное пособие. - Омск, 2005. - С. 41-52.

24. Постижение философского текста в вузе // Социальные процессы в современной Западной Сибири: Сборник научных статей. - Горно-Алтайск, 2005,-С. 193-196.

25. Проблемы чтения и понимания философского текста в вузе // Преподавание философии в вузе: проблемы, цели, тенденции: Сб. статей Всерос. научно-методической конференции / Под ред. А. М. Арзамасцева. - Магнитогорск, 2005. - С. 121-123.

26. Онтологема детства в античной философии // Реальность. Человек. Культура. Абсолютное и относительное: Материалы межвузовской научной конференции. - Омск, 2005. - С. 21-27.

27. Из детства во взрослость. Траектория самоидентификации рубежного Я в стихотворении Артюра Рембо «Пьяный корабль» // Материалы межвузовской научной конференции. - Омск, 2005. - С. 28 - 36.

28. Ребёнок и право: метафизические истоки правового чувства в детстве // Онтология и аксиология права: Тезисы докладов и сообщений Второй научной конференции (октябрь, 2005). - Омск, 2005. - С. 51 - 53.

29. Дети, ребёнок, детство в контексте культуры // Россия в XXI веке: прогнозы культурного развития. Качество жизни на рубеже тысячелетий. «Антропологические чтения» - 2005»: Сборник научных трудов по материалам научной конференции. - Екатеринбург: Изд-во АМБ, 2005, С. 197-198.

30. Феномен детства в поэзии Уильяма Блейка // Гуманитарное знание: - Сборник научных трудов. - Омск, 2005. Вып. 8. - С. 49-61.

31. К вопросу об архетипе ребёнка в изобразительном искусстве // Пятые Омские искусствоведческие чтения: Материалы республиканской научной конференции: Современное искусство Сибири как со-бытие. Изд. дом «Наука», - Омск, 2005. - С. 93-95.

Лицензия ЛР №020074 Подписано в печать 21.11 05. Ризография Печ. л. 2,5 Уч.-изд. л. 2,4

Тираж 100 экз. Формат 60x84/16

Издательство ОмГПУ__Заказ SI 011-05

644099, г, Омск. наб. Тухачевского, 14, к. 254

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора исторических наук Паламарчук, Евгений Александрович

Введение.

Раздел I. Регулирование трудовых отношений.

1.1. Нацистское трудовое законодательство.

1.2. Создание и деятельность Германского трудового фронта.

1.3. Меры по ликвидации безработицы.

Раздел II. Средние слои в Третьем рейхе.

2.1. Положение мелких и средних предпринимателей и торговцев.

2.2. Политика в отношении крестьянства.

2.3. Чиновничество в социальной структуре рейха.

Раздел III. Демографическая политика и социальная мобильность.

3.1. Молодежная политика нацизма.

3.2. Положение женщины и семьи в Третьем рейхе.

3.3. Социальное обеспечение и благотворительность.

Введение диссертации2006 год, автореферат по истории, Паламарчук, Евгений Александрович

Актуальность темы исследования. В пестром калейдоскопе многовековой истории человечества бесспорные достижения цивилизации тесно переплетены с многочисленными уродливыми явлениями - «побочными детьми» прогресса, являющимися платой за стремление к совершенству. Каждый переход в следующее столетие и тем более смена тысячелетий порождают у землян новые надежды, идущие рука об руку с заложенными на генетическом уровне старыми страхами по поводу цены, который потребует очередной виток человеческого развития. В этом отношении двадцатый век - один из самых противоречивых. Открыв людям дорогу в космос и «подарив» им компьютер, он одновременно пополнил «ящик Пандоры» такими напастями, как мировые войны и тоталитаризм. Одним из классических вариантов последнего является национал-социализм.

Несмотря на то, что прошли десятилетия с момента, когда под сводами Нюрнбергского Дворца правосудия прозвучали слова приговоров Международного Военного Трибунала ведущим нацистам, чья деятельность в годы существования Третьего рейха квалифицировалась как преступления против человечности, идеи, вскормившие национал-социализм, не только не стали достоянием прошлого, но, напротив, набирают силу в последние годы, в том числе в развитых, благополучных в экономическом и социальном отношении странах. Неоспоримым свидетельством последнего служит резкая активизация неонацизма и неофашизма в Германии, Франции и других государствах Западной Европы.

Тоталитарный менталитет еще не изжит из общественного сознания западноевропейского общества. Более того, на Западе получает широкое распространение точка зрения, согласно которой «национал-социализм - это не что иное, как форма политики государства благоденствия». Нацизму приписываются модернизаторские свойства, а гитлеровское государство представляется как «самая импозантная и солидно устроенная система социального вспомоществования и солидарности»1.

Те же тенденции наблюдаются сегодня в государствах Прибалтики, в которых на смену культу героев-антифашистов пришло почитание не только на бытовом, но и на государственном уровне лиц, активно сотрудничавших с нацистами и даже принимавших участие в военных действиях на их стороне, включая эсэсовские части, при одновременном ущемлении прав ветеранов Великой Отечественной войны.

Не менее тревожным симптомом является проникновение нацистской и экстремистской идеологии в Россию, где она нашла своих, пусть пока еще не столь многочисленных, адептов.

В современных условиях некоторым политикам и общественным движениям фашизм видится как некий искус человечества, обрекающий на немыслимые издержки и манящий (по меньшей мере, изначально) фантастическими перспективами с точки зрения решения внутри - и внешнеполитических проблем государства. В чем же суть нацизма как искушения в истории? Несмотря на разгром гитлеризма в 1945 г., возможно прав известный американский ученый А. Джоуз, предрекавший в 1974 г., что последняя четверть XX столетия «может стать золотым веком фашизма»2.

Данное обстоятельство свидетельствует о том, что актуальность исследования истории национал-социализма и его социальной политики в настоящее время не только не утрачена, но лишь возросла. Ведь, с одной стороны, именно провал социальной политики, осуществлявшейся последними кабинетами Веймарской республики, резко сократившими расходы на социальную сферу, в значительной степени дискредитировал их, облегчив Гитлеру приход к власти; с другой стороны, активная социальная политика, проводившаяся гитлеровским движением, наряду с пропагандистским и организационным воздействием, стала решающим фактором формирования массовой базы нацизма и обеспечения внутриполитической стабильности режима Третьего рейха. Изучение этого исторического феномена, основных принципов и механизмов нацистской социальной политики позволит современным демократическим государствам не допустить усиления влияния экстремистских политических кругов.

Новые методологические подходы современной исторической науки позволяют углубить проблематику исследования истории Третьего рейха, в частности его социальной истории. Раньше доминировали исследования, посвященные политической и военной истории нацизма. Социальная же история охватывает повседневную жизнь людей, социальную политику, экономические связи различных социальных групп, условия труда и отдыха человека. Изучение этих аспектов истории позволяет проникнуть в глубь социального бытия и дать во многом новую картину действительности нацистской Германии.

Объектом данного диссертационного исследования является история Третьего рейха, в частности его внутренняя политика, как инструмент создания массовой базы нацистского движения и национал-социалистического политического режима.

Предметом исследования выступает социальная политика нацизма как система мер, направленная на управление и эффективное функционирование политической системы страны, формирование определенной социальной структуры общества и определение мотивов поведения различных социальных слоев.

Хронологические рамки работы охватывают 1933-1945 гг., т.е. весь период существования нацистского рейха. В этих хронологических рамках можно выделить два периода: первый - с 1933 по 1939 гг., когда социальная политика использовалась для укрепления нацистского режима в стране. Второй период - с 1939 по 1945 гг. - время Второй мировой войны, потребовавшее мобилизации всех военных и социально-экономических сил Третьего рейха на подготовку и проведение военной агрессии за установление мирового господства.

Территориальные рамки диссертационного исследования включают Германию в границах 1937 г. Вместе с тем, в ряде случаев используется материал о нацистской оккупационной политике в годы Второй мировой войны.

Историография проблемы. Вот уже на протяжении 60 лет, прошедших с момента падения нацистского режима, различные аспекты национал-социализма неизменно относятся к числу наиболее рейтинговых научных проблем. И это вполне объяснимо, если учесть тот отпечаток, который феномен нацизма, как одной из крайних разновидностей тоталитаризма, оставил на челе двадцатого века, а также поразительную живучесть породивших и переживших его идей, которые перекочевали и в новое столетие. За указанный период возникла обширнейшая историография, посвященная нацизму вообще, социальной политике гитлеровского режима в частности. Историография фашизма и нацизма возникает практически одновременно с самим объектом исследования. «Теории фашизма так же стары, как и сам фашизм», - отмечал Эрнст Нольте3.

На протяжении многих лет положение в исторической науке, посвященной проблемам национал-социализма, характеризовалось ее общим делением на «марксистскую» и «немарксистскую» и их противостоянием.

В развитии марксистской историографии национал-социализма и его социальной политики можно выделить два этапа: первый - с начала 30-х до середины 50-х гг.; второй этап - с середины 50-х до начала - 90-х гг. В основе этой периодизации лежит социально-политическая обстановка в СССР, развитие методологических основ изучения темы, состояние источниковой базы и проблематика исследований.

На первом этапе в марксистской историографии в условиях становления авторитарно-бюрократической системы господствовало определение нацизма, данное XIII пленумом Исполкома Коминтерна, согласно которому он являлся «открытой террористической диктатурой наиболее реакционных, наиболее шовинистических, наиболее империалистических элементов финансового капитала»4. Это породило упрощенный подход к определению причин установления фашистских режимов и специфики их социальной базы. Составлявшие последнюю представители социальных слоев объявлялись жертвами фашистской пропаганды, носившей демагогический характер. «Маскировка социальной демагогией, - отмечал Г, Димитров на VII конгрессе Коминтерна, - дала возможность фашизму увлечь за собой в ряде стран выбитые из колеи массы мелкой буржуазии и даже некоторые части наиболее отсталых слоев пролетариата»5.

Марксистская концепция фашизма сложилась не сразу. Сам объект изучения находился в состоянии эволюции. Антикапиталистическая демагогия, пропаганда, непрямолинейная связь между социальным базисом и политической практикой - все это маскировало истинный характер фашизма. Неудивительно, что при анализе национал-социализма порой допускались поспешные, недостаточно обоснованные суждения о тех или иных его аспектах, в частности вывод ряда марксистских авторов о мелкобуржуазном характере движения Гитлера.

Тем не менее в этот период вышли первые работы, наполненные интересным конкретно-историческим материалом. Среди них следует отметить публикации Германикуса, Э. Оттвальда, в которых рассказывается о ходе политической борьбы в годы Веймарской республики, о мерах Национал-социалистической германской рабочей партии (НСДАП) по созданию социальной и массовой базы своего движения6.

Социально-экономическую программу национал-социализма исследовал И. Дворкин. Он показал, что главными элементами программных установок НСДАП являлись преодоление наступившего в результате кризиса экономического спада, ликвидация безработицы и подготовка страны к войне с целью захвата жизненного пространства7.

В 30-е гг. существенное внимание марксистские авторы уделяли аграр-но-крестьянской тематике в идеологии и практике нацизма, т.к. крестьянство было провозглашено главным антропологическим источником немецкой нации. Роль аграрно-крестьянского вопроса в идеологии гитлеризма проаналиQ зировал И. Гольдштейн . Немецкий ученый - антифашист Н. Штайнбергер проанализировал некоторые аграрные мероприятия правительства Гитлера после прихода к власти9.

В 1938 г. вышла в свет работа Н.М. Сегаля «Аграрная политика германского фашизма», в которой автор уделяет большое внимание политике «наследственных дворов», т.е. созданию в немецкой деревне средних и крупных хозяйств, которым предоставлялись определенные финансовые и законодательные льготы. Автор первым среди марксистских исследователей заметил одну из существенных черт аграрной политики нацизма, направленной на формирование определенной социальной структуры деревни10.

Большой вклад в изучение национал-социалистической аграрно-крестьянской политики внес немецкий антифашист Э. Гернле, который, используя документы, личные впечатления и рассказы очевидцев, показал положение различных социальных групп крестьянства и сельскохозяйственного пролетариата в условиях национал-социализма, обрисовал специфику политических и социальных отношений в деревне11.

В 30-е годы перед марксистской историографией стояла задача показать, что несет нацизм тем социальным слоям, среди которых ему удалось найти главный контингент приверженцев. В работе советского ученого А. Сидорова на обширном статистическом материале исследовано положение городских средних слоев в Германии. Автор отметил, что уже в первые годы существования нацистского режима «произошли огромные сдвиги в перераспределении народного дохода Германии в пользу монополистического капитала за счет рабочего класса, служащих, мелкой буржуазии города и деревни»12.

Очевидно, что в своих выводах А.Н. Сидоров исходил из марксистской концепции фашизма и недооценивал значение социальной политики гитлеровского правительства, направленной на создание своей социальной массовой базы в стране.

Роль и место социальной политики в государственно-административном механизме Третьего рейха изучил И.П. Трайнин. Его книга посвящена комплексному анализу государственного аппарата нацистской Германии. Автор приходит к выводу, что в Германии было создано тоталитарное государство, в котором все области общественной жизни «огосударствляются» и воплощаются в руководстве вождя13. Основное внимание он акцентирует на террористической сущности нацистского режима. Вместе с тем роль социальной политики, как одного из инструментов этого механизма, И.П. Трайниным не раскрывалась.

Марксистской исторической науке и публицистике были чужды германофобские тенденции, весьма широко распространенные на Западе. Многие англо-американские исследователи практически отождествляли немецкий народ с нацистами, а всю германскую историю изображали как прямой путь к гитлеровскому рейху. Советские ученые и публицисты всегда проводили грань между немецким народом и нацизмом, подчеркивали прогрессивные и гуманистические традиции германской истории и культуры. Это было характерно как для довоенного времени, так и для исследований периода Второй мировой войны, когда в центре внимания отечественных ученых оставались не только военно-политические, но и социальные аспекты нацистской диктатуры. В изучении аграрной политики нацизма одной из главных являлась проблема социально-экономических сдвигов, происшедших в немецкой деревне накануне и в годы Второй мировой войны. Крупным вкладом в исследование этой проблемы явилась работа А. М. Петрушова, который провел обширный анализ аграрных отношений в Германии в указанный период и на основе изучения положения крестьянских хозяйств установил, что аграрная политика правительства Гитлера способствовала концентрации основных средств производства (земли, скота, машин) в крупных хозяйствах, с одной стороны, и быстрому обнищанию мелких крестьянских хозяйств, - с другой14.

Начавшийся после Второй мировой войны период «холодной войны» самым негативным образом сказался на исследовании проблем фашизма и его социальной политики в СССР. В 1947 г. под редакцией директора Института мирового хозяйства и мировой политики Е.С. Варги вышла монография «Германский империализм», написанная сотрудниками этого института И.И. Гольдштейном и Р.С. Левиной. Наряду с военно-экономическими и политическими аспектами темы авторы коснулись и социальной политики германского империализма, показав ее преемственность от Бисмарка до Гитлера15. Однако книга попала под каток сталинских репрессий и подверглась жесточайшей критике. В связи со схожестью политических режимов Сталина и Гитлера, а также некоторых направлений их социальной политики, тема фашизма для научного изучения была закрыта.

С середины 50-х гг. в связи с хрущевской «Оттепелью» начинается второй этап в развитии марксистской историографии национал-социализма, который характеризовался публикацией документов, в частности семитомного сборника материалов Нюрнбергского процесса над главными немецкими военными преступниками, и частичным пересмотром концепции фашизма как диктатуры наиболее крупных слоев финансового капитала. Для него характерно усиление внимания к изучению проблем идеологии и социальной политики национал-социализма.

Важным событием этого периода стало создание в 1957 г. Комиссии историков СССР и ГДР, которая на протяжении своего существования немало внимания уделяла именно изучению национал-социализма. Тогда же, в 1957 г. при Институте истории АН СССР начала работать группа по изучению истории Германии под руководством А.С. Ерусалимского. Отныне советские исследователи получили доступ к архивам ГДР16.

Вскоре Комиссия историков СССР и ГДР совместно с Институтом всеобщей истории АН СССР начала выпускать Ежегодник германской истории (ЕГИ), который благодаря усилиям Б.Г. Вебера, Л.И. Гинцберга, Г.Н. Горош-ковой, Д.С. Давидовича, П.А. Жилина, Б.М. Туполева и др. на протяжении многих лет служил координирующим органом германских исследований не только в СССР, но и в других социалистических странах17.

В этот период в марксистской историографии вновь был поставлен вопрос о сущности нацистского режима и его социальной политики. Так, например, Л.И. Гинцберг, В.В. Размеров, Г.Л. Розанов, В.Т. Фомин, основываясь на новых источниках, включая материалы Нюрнбергского процесса, показали, что фашизм являлся порождением государственно-монополистических тенденций государственного империализма, что его социальная функция состояла в том, чтобы не только оградить позиции монополистических групп, пошатнувшиеся во время мирового экономического кризиса и войны, но и путем политического вмешательства в экономику ускорить процесс становления государственно-монополистических отношений в промышленности, банков

1 ft ском деле, сельском хозяйстве и других областях народного хозяйства .

Существенные изменения в изучении нацизма вообще, его социальной политики в частности, исследователями марксистской ориентации произошли в 60-е гг. Прежде всего, новый период ознаменования появлением целого ряда фундаментальных исследований. Одним из них стала монография А.А. Галкина «Германский фашизм», написанная на основе междисциплинарного подхода - на стыке истории и социологии. Изданная дважды19, она и сегодня остается непревзойденной в отечественной историографии обобщающей работой о германском фашизме. Структура книги обусловлена социологическим подходом: автор исследует феномен германского фашизма сквозь призму структуры немецкого общества. Галкин рассмотрел такие проблемы, как «фашизм и монополии», «нацизм и милитаризм», идеология национал-социализма. Часть монографии А.А. Галкина посвящена анализу отношений национал-социалистов с рабочим классом и средними слоями, где автор осветил основные направления социальной политики нацизма. Однако в этом исследовании не затронуты проблемы социальной политики правительства Гитлера в отношении женщин, молодежи и других социальных слоев. Кроме того, работа строится в основном на литературных источниках.

В этой книге, а также в другой монографии А.А. Галкина «Социология неофашизма» (1971г.) содержится ряд принципиально новых для отечественной историографии положений - о фашизме как «политической альтернативе . буржуазно-демократической форме реализации власти правящих классов капиталистического общества»20, о том, что фашизм являлся «попыткой правящего класса дать в условиях кризиса системы социальный и политический ответ на потребности развития производительных сил, представляющий собой альтернативу социализму, или . превентивной контрреволюцией, маскируемой под революцию»21 (определение, расходившееся со ставшим каноническим определением XIII пленума ИККИ), а также идея о том, что, способствуя установлению нацистского режима, монополии вынуждены были смириться с собственным подчиненным положением в Третьем рейхе .

В 1978 г. был опубликован коллективный труд советских ученых -«История фашизма в Западной Европе», носивший обобщающий характер. В нем были рассмотрены особенности основных фашистских режимов, затронуты проблемы антифашистской борьбы, неофашизма и неонацизма. В то же время в основу этой работы был также положен классовый подход. Фашизм в ней рассматривался как социально-политическое явление, сопутствующее общему кризису капитализма, как одно из средств, использовавшихся буржуазией в качестве заслона на пути социального прогресса, в связи с чем политический подход здесь зачастую преобладает над научным. Однако компаративный подход к анализу различных форм фашизма позволил авторскому коллективу, в который входили Г.С. Филатов, В.Д. Ежов, Б.Р. Лопухов, Д.С. Давидович, Л.И. Гинцберг, Г.Н. Горошкова, С.П. Пожарская, П.Ю. Рахшмир и др., существенно расширить рамки предмета исследования и углубить анализ причин происхождения, классовой сущности фашизма, его отношений с различными социальными слоями. Один из главных выводов авторов гласит, что « в различных странах фашизм обладал определенной спецификой», что различие в уровнях социально-экономического и политического развития отдельных государств обусловили разнообразие типов и форм фашистских движений и режимов . Авторы собрали большой фактический материал, который свидетельствовал о том, что фашизм представлял собой многогранный феномен, имевший политический, экономический и социально-психологический аспекты. В политической и социально-экономической сферах его сущность проявлялась в отстаивании своеобразного варианта государственно-монополистического капитализма. Через социально-психологическую сферу реализовывалась непрямолинейная связь между преимущественно мелкобуржуазным социальным базисом фашистских движений и их политической функцией, противоречащей интересам тех слоев, которые фашисты мобилизуют под свои знамена24.

К числу заметных достижений отечественной историографии нацизма следует отнести две монографии А.А. Аникеева25, в которых был представлен комплексный анализ отношений германского фашизма и крестьянства с 1933 по 1945 гг. На основе широкого круга документов, включая немецкие архивы, автор показал основные направления аграрно-экономической и социальной политики нацистов на селе.

Существенный вклад в изучение нацистской социальной политики и факторов, влиявших на нее, внесли историки Восточной Германии. Особенно плодотворными в этом отношении были 80-е гг. В это время вышел коллек

26 тивный труд «Исследование фашизма. Позиции. Проблемы. Полемика» , в котором восточногерманские исследователи предприняли попытку обобщить утвердившиеся к тому моменту в ГДР подходы к изучению нацистской идеологии, массовой базы национал-социалистического движения и гитлеровского режима, отдельных направлений проводившейся в Третьем рейхе социальной политики. В то же время и здесь нашел отражение традиционный для марксистской историографии подход, согласно которому основной акцент делался на связи нацизма с крупным капиталом. И в дальнейшем проблема увязывания прихода Гитлера к власти с поддержкой монополий, на которые таким образом возлагалась ответственность и за все социально-политические программы, осуществлявшиеся в Германии в 1933-1945 гг., неизменно остается в поле зрения восточногерманских историков27.

Современный этап развития отечественной историографии нацизма берет начало в 90-х гг., когда под влиянием событий августа 1991г. в стране произошла смена общественно-политического строя, была снята цензура, наступило время методологического плюрализма, были широко распахнуты двери архивов, произошло концептуальное обновление отечественной германистики. В это время повышается интерес к проблемам тоталитаризма. В 1996 г. Институтом всеобщей истории РАН был опубликован объемный коллективный труд, посвященный этому феномену28. Он стал плодом деятельности научного семинара «Проблема соотношения демократии и тоталитаризма в истории Европы XX века», организованного Я.С. Драбкиным и функцио

29 -г-» нирующего под его руководством . В нем анализируются сущностные характеристики тоталитарных режимов правого и левого толков, включая их социальную политику.

Вышедшие в начале 90-х гг. монографии В. А. Буханова, отличавшиеся новаторским для отечественной историографии характером, позволили по-новому взглянуть на сущностные аспекты «немецкого социализма». В них автор значительное место отводит социальным программам нацизма30.

В 1993 г. группа ученых Томского университета под руководством Н.С. Черкасова подготовила монографию, в которой впервые в отечественной историографии была проанализирована молодежная политика национал-социалистического режима, а также распространение неонацистских идей среди молодежи ФРГ, убедительно показано, что нацистам удалось привлечь

11 значительную часть молодежи на свою сторону (правда, на наш взгляд, в ней не нашли должного освещения проблемы студенчества).

Важный аспект социальной политики Третьего рейха исследовали в своей монографии М.Е. Ерин и A.M. Ермаков. Речь идет об истории «Имперской трудовой повинности»: от истоков ее возникновения в начале 30-х гг. и до крушения вместе с гибелью нацизма в 1945г. На широком фактическом материале показывается процесс ее становления, движущие мотивы, методы и место в системе воспитания молодежи нацистской Германии32.

К числу событий в российской германистике можно отнести выход в 2000г. монографии А.А. Аникеева, Г.И. Кольги, Н.Е. Пуховской, которая представляет собой первое в отечественной историографии исследование истории Национал-социалистической германской рабочей партии - ее возникновения, становления, структуры, социального состава, электората, положения в политической системе Третьего рейха . Обширный статистический материал о социальном составе НСДАП, приведенный в монографии, позволяет судить о главных направлениях социальных мероприятий нацистского режима на различных этапах его существования.

Оригинальное исследование об истории нацизма и путях преодоления его влияния в современной Германии написал А.И. Борозняк34. Описывая сложные процессы динамичного развития немецкого общества, особенно его самосознания, автор существенное внимание уделяет причинам живучести нацистской идеологии в современной Германии. На наш взгляд, одна из главных причин этого явления кроется в социальной политике национал-социализма, которая оставила глубокий след в сознании немцев.

В последние несколько лет российскими авторами опубликовано немало книг по истории нацизма, многие из которых, на наш взгляд, не заслуживают специального упоминания ввиду их легковесности, крайне узкой источ-никовой базы (что представляется особенно недопустимым в связи с возросшими возможностями доступа к архивным источникам) и скорее популяризаторского, нежели научного характера. В то же время среди обобщающих работ хотелось бы выделить пятитомник санкт-петербургского исследователя О.Ю. Пленкова, который задался целью представить социальную историю тс

Третьего рейха . Оценивая результаты нацистской социальной политики, автор пишет, что «нацисты умело использовали тягу немцев к преемственности и одновременно к социальным изменениям, преисполнившую огромные массы населения Германии. По большому счету, - отмечает он, - обманчивость социальных обещаний и перспектив национал-социализма нисколько не обесценивают социальную динамику, которая лежит в основе успеха Гитлера, и эта динамика требует своего истолкования» . Вместе с тем, социальную историю нацистской Германии автор рассматривает весьма обширно. В его интерпретации она включает не только собственно социальную сферу, но и такие области, как внешняя политика, военная политика, экономическая политика, идеология и др. Бесспорно, такой подход представляется занимательным для читателя, но делает крайне затруднительным анализ проблем социальной политики.

В последние годы активное изучение проблем тоталитаризма, включая его германскую разновидность - национал-социализм, ведут ученые ЗападноСибирского центра германистских исследований. Центр провел несколько международных научных конференций, посвященных этой теме. Одна из последних - «Тоталитарный менталитет: проблемы изучения и пути преодоления» - состоялась в сентябре 2001 г. и продемонстрировала разнообразные подходы к вопросам теории тоталитазима и тоталитарного менталитета. В выступлениях участников конференции с новых методологических позиций были поставлены многие проблемы истории национал-социализма, включая его социальную политику. Так, В.И. Михайленко подчеркнул: «Все тоталитарные государства рушились мгновенно и быстротечно и ни одно из них не восстановило свою державность на основе новой тоталитарной модели. Известные исторические примеры свидетельствуют, что процесс «выхода» из тоталитаризма был сложным, многолетним и имел своей конечной целью приближение к одному из либеральных проектов»37.

Таким образом, несмотря на вышеуказанные недостатки, обусловленные как объективными, так и субъективными факторами, вклад отечественной историографии в разработку вопросов, связанных с различными аспектами национал-социализма, неоспорим.

Проблемам нацизма серьезное внимание уделяет немарксистская историография. В ней развернулась острая полемика с марксистскими историками, одной из болевых точек которой стала «теория агента» - такое клише в ней получил марксистский тезис об ответственности крупных монополий за приход Гитлера к власти. На излишние «схематизм и сверхупрощенчество» подобного подхода обращали внимание Д. Хиден и Д. Фаргухарзон38.

По мнению Н. О'Сулливана, «лучшие усилия марксистских ученых рафинировать первоначальную коминтерновскую доктрину привели в конце концов не более чем к набору обобщений о предполагаемых социально-экономических условиях, породивших фашизм», перечисление которых «не вылилось в создание логически последовательной марксистской теории фашизма»39.

Приписывая марксистским исследователям стремление «доказать, что массы были одурачены капиталистами, боявшимися надвигавшейся коммунистической революции», О'Сулливан пишет, что постулируемая марксистской историографией «тесная связь между фашизмом и капитализмом. делает невозможным объяснение, почему экстремистские движения, основанные на националистических настроениях, появились в некапиталистических или экономически отсталых странах, таких как Италия (на наш взгляд, она не относится ни к тем, ни к другим.), Венгрия, Польша и Румыния, равно как «теория, рассматривающая появление фашизма в развитом индустриальном обществе, как в Германии, не может объяснить, почему он не появился в Великобритании и США»40. В этом же усматривает слабость «ортодоксально-марксистской интерпретации» Т. Ниппердей, считающий, что «объяснение 1933 года нужно выводить не из структуры капитализма, но из последовательности германской истории»41.

С самого начала в немарксистской историографии обозначился плюрализм подходов к проблемам нацизма. В 50-е - 70-е гг. в ней широкое распространение получила теория тоталитаризма. Важнейшим научным трудом в этом отношении было и остается фундаментальное исследование X. Арендт, которая подчеркивает, что тоталитаризм основывается на трех китах: идеологии, карательных органах и экономике. Идеология использует упрощенные псевдонаучные формы, карательные органы в своих действиях руководствуются не законами, а «высшими интересами» класса, расы или партии, формируя народный консенсус, а в экономике режим не допускает неконтролируемой активности42.

Как видим, одна из основоположников концепции тоталитаризма достаточно глубоко вскрывает ее суть. Вместе с тем, она не учитывает роль социальной политики как составной части внутренней политики государства, воплощенной в его социальных программах и практике, и регулирующей отношения в обществе в интересах и посредством интересов основных социальных групп населения.

Правда, среди приверженцев этой теории не было единства мнений по поводу степени тоталитарности, достигнутой гитлеровским режимом. К.Д. Брахер пришел к мнению, что нацистский режим «лучше, чем любая другая диктаторская система, отвечает идее тоталитарной организации, концентрации власти и моноидеологии»43. В. Хофер не согласен с такой оценкой, считая, что она в большей степени относится к «советской системе, причем, не только в ее сталинской форме, но также к существующей сегодня» (речь шла о первой половине 80-х гг. - Е.П.)44.

Постепенно у теории тоталитаризма появляется немало противников. Хиден и Фаргухарзон в своем обобщающем историографическом исследовании пишут об «общем упадке» данной «модели».

Широкий резонанс в западном научном мире вызвала книга Д. Шен-баума: «Гитлеровская социальная революция: класс и статус в нацистской Германии. 1933-1939», в которой на основе широкого статистического материала автор показывает нацистские преобразования в экономике и социальной структуре Третьего рейха. При этом ученый преувеличивает глубину нацистских социальных реформ, полагая, что они изменили социальную сущность общественного строя в Германии45.

Эта точка зрения получила широкое распространение в зарубежной историографии. Так, по мнению Дж. Эллуса, «нацизм был великой революцией против бюрократии, . старости в пользу молодежи; против сильных иерархий, против капитализма, против мелкобуржуазной ментальности, против комфорта и безопасности, против современного общества, против традиционной морали, за высвобождение инстинкта, желания, страстей, ненависти к копам (да, именно так!), воли к власти и создания более высокого уровня свободы»46. X. Тревор-Ропер характеризовал Гитлера и Муссолини как «революционеров, которые . наслаждались возможностью радикальной власти»47. С. Пейн, полемизируя с историками левой ориентации, считающими возможным применение определения «революционный» «только к позитивной или созидательной революции», обращает внимание на «деструктивный характер» многих революций и делает вывод о том, что «национал-социализм в действительности представлял уникальный и радикальный вид современной революционности»48. Его поддержал Хофер. «Лишь те, кто видит что-либо по существу позитивное в идее революции», отвергают использование этого понятия применительно к нацизму. Но . «не следует забывать, - пишет он, -. что революции в смысле социально-политических сдвигов могут приносить как добро, так и зло»49. По этой же причине, - традиционного позитивного восприятия термина «революция», - Е. Вебер высказал мнение о необходимости признания самих понятий «революция» и «контрреволюция» «анахронистическими стереотипами», хотя и он определяет фашизм не как «контрреволюцию», а как «альтернативную революцию по отношению к революции коммунистической»50, нацеленную «прежде всего, на преобразование человека»51. Уместно привести и мнение Дж. Ноукса. «Нацистской революцией, - отмечает он, - была война - не просто потому, что война ускорила политические, экономические и социальные изменения в такой степени, которая не имела места в мирное время, но в более глубоком смысле, потому, что в войну нацизм находился в своей стихии. В этом смысле нацизм был действительно «революцией разрушения - себя самого и других на

52 беспримерной основе» . М. Катер же, исходя из недостаточной представленности рабочего класса в НСДАП, отстаивает тезис о незавершенном характере нацистской революции53.

Но у данного тезиса имелось и немало противников. А. Швейтцер отмечал, что и в законодательном смысле, и фактически Германия прошла через политическую контрреволюцию. Впрочем, последнюю он связывал лишь с заменой многопартийной системы однопартийной54. Основываясь на результатах собственного исследования общественного мнения и социального поведения в Третьем рейхе, И. Кершо категорически отвергает тезис о том, что нацисты совершили социальную революцию55.

В 60-х-70-х гг. в США и западноевропейских странах появляется группа ученых, анализирующая природу национал-социализма и его социальной политики с позиций теории модернизации, сочетание которой с изучением нацизма представляет собой одно из проявлений структурно-исторического метода. Ее сторонники оценивают нацизм по его отношению к процессу модернизации в рамках индустриального общества. Одни, как североамериканский ученый А. Грегор и английский исследователь Н.О 'Сулливан, наделяют фашизм вообще и нацизм в частности модернизаторскими свойствами56. Другие акцентируют внимание на его антимодернизме, «интерпретируют его как выражение сопротивления «модернизации» ., рассматривают фашистские движения, как, главным образом, противостоящие центральным чертам западного либерального общества, таким как урбанизация, индустриализация, либеральное образование, рационалистический материализм, индивидуализм, социальная дифференциация и плюралистическая автономия и, таким образом, классифицируют фашизм как изначально оппозиционный са

57 мой модернизации» . Видным представителем последних является Г. Тернер, считающий нацизм, в первую очередь, консервативной реакцией протеста на негативные стороны современного промышленного развития58. По мнению П. Стахуры (Шотландия), идеология НСДАП носила «антимодернистский» характер59. Д. Херф пишет о реакционном модернизме национал-социалистов, заключавшемся, как он считает, в комбинации прогрессивной технологии и политического иррационализма60. А. Кассельз же (Канада) считает, что в ряде слаборазвитых стран фашизм являлся модернизаторской силой, но в таких индустриально развитых государствах, как Германия, был фактором, противостоявшим процессу модернизации61.

Общим для работ вышеперечисленных исследователей является то, что они рассматривают фашизм как линию развития «индустриального общества» XX века. Некоторые ученые, поначалу воспринимавшие теорию модернизации в штыки, позднее сами начинают использовать ее методологический потенциал. Это, в частности, характерно для второго издания монографии

62 крупного западногерманского историка В. Випперманна (в издании 1972 г. он подвергал сомнению уместность применения теории модернизации в конкретно-исторических исследованиях, сравнивая ее с игрой в бисер из одноименного романа Г. Гессе)63.

В свое время широкий резонанс получила феноменологическая теория фашизма, предложенная Э. Нольте. По мнению ученого, фашизм является феноменом, присущим лишь одной эпохе в современной истории, ограниченной 1919-1945 гг. Нольте определяет фашизм, как «антимарксизм, стремящийся уничтожить противника путем разработки радикально противоположной и все же сходной идеологии и путем применения почти тождественных, но характерным образом видоизмененных методов, действующих всегда в замкнутых рамках национального самоопределения и автономии»64. Однако уже в первой половине 70-х гг. ряд историков обращал внимание на то, что концепция фашизма, разработанная Нольте в 60-х гг. и делавшая основной акцент на идеологических аспектах феномена, устарела. Так, М. Кит-чен (Канада), обращая внимание на недопустимость свойственной Нольте недооценки социальных аспектов фашизма, отмечал, что «фашизм нельзя понять с точки зрения феноменологических, идеологических форм, а только с точки зрения фундаментальных объективных причин. Корни фашизма, как и любого другого социального движения, находятся не в сознании или в идеологической сфере, а в социальной структуре общества»65.

Кроме вышеперечисленных, широкое распространение в немарксистской историографии получили теории, рассматривавшие фашизм как движение средних слоев города и деревни, как проявление бунта мелкой буржуазии против связанных с развитием капиталистического общества модернизации и индустриализации. Впервые подобный взгляд нашел отражение в работе JI. Сальваторелли «Национал-фашизм», опубликованной еще в 1923 г.66. «Экстремизм среднего сословия» видит в фашизме известный американский гч политолог С. Липсет . Профессор Калифорнийского университета В. Зауэр считает, что низы средних слоев действительно пострадали или боялись, что могут пострадать от индустриализации. Социальная политика Гитлера была направлена на смягчение последствий этого влияния68. В то же время ряд известных ученых, таких как М. Китчен, отвергли подобную интерпретацию фашизма69.

С. Пейн указывал на ограниченность теории фашизма как выражения уникального радикализма средних слоев, поскольку она не принимает во внимание значительное число сторонников фашизма, не принадлежавших к среднему сословию в таких разных странах, как Германия, Венгрия и Румы

7П ния . Сходная точка зрения была выражена В. Шидером в резюме к сборнику статей ученых ФРГ «Фашизм как социальное движение», изданному в 1976г.71.

Западноевропейской и американской немарксистской историографии присуща национальная специфика. Историографию ФРГ в особенности отличало наличие полярных трактовок национал-социализма и его социальной политики, поскольку эти проблемы непосредственно связаны с прошлым Германии. Таким образом, у западногерманской историографии нацизма, с одной стороны, сложился своеобразный комплекс вины, с другой - стремление преодолеть его. Это нашло свое отражение в «споре историков» - развернувшейся в 80-е гг. среди ученых ФРГ дискуссии, в фокусе которой в основном оказались два вопроса: считать ли преступления нацистского режима уникальными и беспрецедентными в мировой истории и на кого следует возложить ответственность за возникновение Второй мировой войны72. Одним из ее инициаторов стал Нольте, заявивший, что геноцид еврейского населения, осуществлявшийся нацистами, в своей основе . был не просто «геноцидом», но извращенной реакцией на «зверства русской революции», которая, таким образом, послужила для национал-социалистов образцом. Отсюда делался вывод о том, что именно революция, происшедшая в октябре 1917 г. в России, является «наиболее важной предпосылкой» возникновения Третьего

ТХ рейха .Эта точка зрения была поддержана К. Хильдебрандом и редактором «Франкфуртер Алгемайне Цайтунг», видным ученым И. Фестом, по мнению которого, еще в 1919г. под влиянием грешивших преувеличениями сообщений из России о зверствах большевистского режима у Гитлера начал складываться «комплекс уничтожения», нашедший впоследствии свой выход в хо-локосте74. В отечественной историографии несостоятельность подобного подхода была вскрыта Н.С. Черкасовым .

В американской и английской историографии нацизма прослеживалось их тесное взаимовлияние, выражавшееся в сходстве методологических установок и теоретических принципов. Наблюдалась широкая координация исследований нацизма, осуществлявшаяся учеными США, ФРГ, Англии, Канады и других государств. В последние годы данная тенденция лишь укрепилась. Важную роль в этом процессе играют коллективные труды, включающие, как правило, публикации исследователей, придерживающихся различных методологических подходов . Сохраняется и определенный интерес зарубежных ученых к различным проблемам социальной политики Третьего рейха. Этому посвятили свои последние работы П. Эйкоберри, М. Бурлей, Д. Кру77.

На сегодняшний день историография национал-социализма насчитывает в своем арсенале тысячи монографий и статей. Например, в «Библиографии» национал-социализма», опубликованной в Германии в 1995г., значится 20356 наименований книг и публикаций в периодической печати, принадлежащих перу ученых из США и европейских стран. Отечественная же историография нацизма периода второй половины 40-х - первой половины 90-х гг., по подсчетам Ю.В. Галактионова, насчитывает около 200 книг и тысячи статей . За последнее десятилетие их количество значительно возросло. Несмотря на это, ни в отечественной, ни даже в зарубежной историографии национал-социализма, комплексного исследования, в котором бы детально рассматривались все аспекты нацистской социальной политики, нет. Раздел в коллективной монографии «Национал-социалистическая диктатура. 19331945», написанный X. Лампертом и озаглавленный «Государственная социальная политика в Третьем рейхе»79, на подобную роль претендовать не может. Все это еще больше повышает актуальность темы данной диссертации.

Изучение социальной политики национал-социализма, как главного фактора повседневной жизни Третьего рейха, конечно, требует анализа антифашистских выступлений, фактов социальной конфронтации в стране. Однако эта тема достаточно широко и глубоко исследована отечественной и за

80 рубежной историографией . Поэтому данный аспект в историографическом обзоре не затрагивается.

Таким образом, наиболее слабо изученной проблемой в отечественной и зарубежной историографии является социальная политика нацизма. Оценки Д. Шенбаума и других авторов, считающих фашизм социальной революцией, не содержат достаточно веских оснований для таких выводов. Эти исследователи неточно трактуют понятие социального государства, как государства демократического типа с относительно стабильной и развитой экономикой, которое способно проводить активную социальную политику: заботиться о трудоустройстве населения, обеспечивать права человека, создавать эффективные системы здравоохранения и образования, осуществлять широкие программы социального обеспечения, решать проблемы демографии и социальной мобильности. Кроме того, в современных условиях требуется уточнить основные направления, формы и результаты социальной политики национал-социализма.

Учитывая вышесказанное, автор диссертации видит цель своей работы в комплексном исследовании социальной политики Третьего рейха, которая предполагает решение следующих задач:

- исходя из современных методологических позиций, сформулировать концепцию нацистского государства и его социальной политики;

- выявить роль социальной политики в теории и практике Третьего рейха;

- проанализировать основные направления нацистской социальной политики;

- изучить формы социальной политики, проводившейся в гитлеровской Германии в отношении различных социальных слоев;

- изучить демографическую политику и социальную мобильность в Третьем рейхе;

- рассмотреть и проанализировать результаты социальной политики нацизма.

Источниковая база исследования.

Выделяют множество видов источников, но в принципе лишь сочетание различных их типов позволяет составить всестороннее представление о социальной политике нацистской Германии на том или ином этапе ее развития. В этой связи, при написании диссертации нами использовались различные виды источников: архивные документы, опубликованные материалы, законодательные акты, работы и выступления лидеров Третьего рейха, статистические материалы, мемуарная литература и периодика.

Многообразные источники, использованные в диссертации, отвечают замыслу исследования. Они могут быть подразделены на семь основных категорий. По степени значимости на первое место следует поставить архивные документы. Среди них первостепенное значение имеют материалы, хранящиеся в фондах Российского государственного военного архива (РГВА).

Важное значение для анализа социальной политики Третьего рейха, полноты представлений о широком диапазоне средств, применявшихся нацистами в сфере регулирования трудовых отношений, имеют документы из фонда Имперской канцелярии - Указ Гитлера «О борьбе за производительность немецких предприятий», положивший начало ежегодному проведению между коллективами германских заводов и фабрик соревнования за достижение наиболее высоких трудовых показателей, и Предписание о реализации

81 этого указа на практике .

Для понимания сути нацистской социальной политики немалый интерес представляют обнаруженные в фонде МВД Германии документы, касающиеся решения жилищной проблемы многодетных семей . Ценные для раскрытия анализируемых автором проблем документы содержатся в фонде Имперского министерства экономики. В частности, для выявления степени эффективности национал-социалистической аграрной политики в довоенный период и в годы войны важное значение имеют богатейший статистический материал и его анализ, содержащиеся в составленной аналитиками Генерального штаба США в 1944г. брошюре «Сельское хозяйство Германии»83.

Автором диссертации подробно проанализирован ряд относящихся к периоду Второй мировой войны, в частности к 1942 г., документов, касающихся использования в экономике «Великогерманского рейха» и в оккупированных Германией областях «всех имеющихся в распоряжении трудовых сил» - Указ фюрера о генеральном уполномоченном по использованию рабочей силы от 21 марта, Предписание генерального уполномоченного по использованию рабочей силы Ф. Заукеля от 11 апреля, касавшееся резкого увеличения притока в Германию иностранных гражданских трудовых ресурсов, Программа генерального уполномоченного по использованию рабочей силы от 20 апреля 1942г.

Эти документы, хранящиеся в фонде Имперского министерства внутренних дел, проливают дополнительный свет на то, как за счет населения оккупированных территорий решались социальные проблемы в самой Германии84.

Особый интерес представляют стенограммы ежедневных планерок, проводившихся в Рейхсминистерстве народного просвещения и пропаганды Й. Геббельсом в течение 1939-1945 гг. Поскольку данное министерство занимало особое место в Третьем рейхе, в них нашли отражение практически все мероприятия, направленные на идеологическую поддержку социальной политики нацистского режима. Более того, они позволяют получить полное представление о многообразных методах и формах пропагандистского обеспечения последней, формирования общественного мнения в нужном для режима направлении85.

В фонде управления гестапо автором были найдены интересные статистические данные о половом, возрастном и социальном составе лиц, путешествовавших по линии организации «Сила через радость», туристическая деятельность которой в немалой степени способствовала формированию у значительной части немецкого населения позитивного отношения к национал-социалистическому режиму86.

Для уточнения характера политики, проводившейся нацистами на временно оккупированных территориях и ее взаимосвязи с социальной политикой Третьего рейха немалый интерес представляют документы из фондов Таганрогского филиала Государственного архива Ростовской области (ТФ ГА-РО). Это - печатавшиеся в издававшейся в Таганроге в период немецкой оккупации газете «Новое слово» пропагандистские материалы о жизни рабочих в Германии, цель которых заключалась в том, чтобы заинтересовать определенные категории трудоспособного гражданского населения «радужными» перспективами работы в Германии, и распоряжения оккупационных властей г. Таганрога, касавшиеся принудительной отправки рабочей силы в Третий 87 рейх .

Вторую группу источников составляют опубликованные документы, среди них как сборники универсального характера, содержащие материалы, касающиеся различных аспектов нацистской социальной политики, - Хофер В. Национал-социализм. Документы 1933-1945гг.; Любаш Г. Фашизм. Три главных режима; Ноукс Д., Придхам Г. Документы по нацизму, 1919-1945 гг.

88 и др. , так и посвященные конкретным ее направлениям - молодежной политике: Янке К., Буддрус М. Немецкая молодежь 1933-1945. Документация;

OQ

Клозе В. Молодежь, шагающая в ногу , мерам социального обеспечения и благотворительности90 и др.

Третьим видом источников являются законодательные акты, принятые в нацистской Германии, отражавшие различные направления социальной политики Третьего рейха. В сфере трудовых отношений важнейшее значение имел «Закон о регулировании национального труда» от 20 января 1934г.91; в области мелкого и среднего предпринимательства - законы «О защите розничной торговли» от 12 мая 1933г., «О проведении четырехлетнего плана -назначении рейхкомиссара по вопросам ценообразования» от 29 октября 1936г., «Второе предписание о запрете на повышение цен» от 26 ноября 1936г., «Предписание об устранении перегруженности в розничной торгов

92 ле» от 16 марта 1939г. ; в сфере государственной службы - «Закон о немецком чиновничестве» от 26 января 1937г. - объемнейший документ, состоящий из 14 разделов и 184 параграфов, имевший определяющее значение для правового регулирования всех вопросов, касавшихся чиновничества93, и обоснование к этому закону, опубликованное 28 января 1937 г.94. Также использован ряд законов, определенные положения которых имеют отношение к демографической политике95

Законодательные акты, как известно, в концентрированном виде отражают социальную направленность политики того или иного режима. Изучение вышеуказанных документов свидетельствует о тоталитарно-социальном характере нацистского государства.

Четвертую группу источников составляют речи, труды, работы руководителей и функционеров НСДАП. Среди них особую ценность, с точки зрения изучаемой проблемы, представляют «Майн Кампф» и речи Гитлера, включая его застольные рассуждения96, работы главного идеолога Третьего

97 98 рейха А. Розенберга , имперского фюрера молодежи Б. фон Шираха , руко

99 водительницы нацистского женского движения Г. Шольтц-Клинк , чиновника - национал-социалиста В. Лотца100, экспертов по расовым проблемам, поставивших свою научную деятельность на службу национал-социализму101.

Данная категория источников требует критического использования, так как в них зачастую содержатся элементы социальной демагогии, которые искажают направленность социальной политики режима Гитлера.

Пятая группа источников охватывает статистические материалы, содержащиеся в фондах РГВА и в специализированных статистических изданиях, таких, как «Статистический ежегодник германского рейха» и «Статистический справочник Германии (1928-1944)»102.

Статистика, как известно, является важнейшим видом социального познания. Германия же была европейской страной с наиболее развитой статистической службой. Поэтому использование вышеназванных статистических материалов позволяет установить тенденции в области трудовой занятости, доходов, безработицы и т.п.

Важной и весьма пестрой по составу группой источников являются мемуары и дневники, оставленные видными нацистами и современниками событий. Они, как правило, содержат интересные наблюдения, богатый фактический материал, позволяющие лучше понять эпоху, уточнить обстановку, в которой принимались важнейшие решения, касавшиеся тех или иных социально-политических мер режима. В то же время, обращаясь к этому виду источников, следует помнить о том, что мемуарная литература часто используется для сведения личных счетов и оправдания собственных действий.

Перечислять здесь все издания подобного рода не представляется возможным, поэтому назовем лишь наиболее важные из них.

Особый интерес представляют мемуары рейхминистра вооружений и 1 боеприпасов, личного архитектора фюрера А. Шпеера , вице-канцлера в первом, коалиционном правительстве Гитлера, позднее находившегося на дипломатической работе Ф. фон Папена104, друга и личного фотографа фюрера Г. Гофмана105, секретаря Гитлера Т. Юнге106, адъютантов Гитлера107, невестки фюрера108, личного массажиста Гиммлера109, известного американского журналиста У. Ширера, работавшего в течение нескольких лет в нацисткой Германии110, далеких от политики очевидцев событий, происходивших в Третьем рейхе111, иностранцев, посетивших нацистскую Германию и оста

1 I л вивших свои впечатления об этих поездках . Не менее интересны дневниковые записки И. Геббельса113, одного из врачей Гитлера Т. Морелля114, посла США в Германии У. Додда115, Б. Фромм, известной немецкой журналистки, работавшей в «Фоссише Цайтунг»116, М. Васильчиковой117, а также переписка между рейхсляйтером М. Борманом и его женой118 и др.

В этих и других изданиях подобного рода содержится ценнейший материал практически обо всех направлениях социальной политики Третьего рейха.

И наконец, к седьмой категории источников данного диссертационного исследования относятся периодические издания Третьего рейха. Наиболее важными из них, с учетом специфики данной диссертации, являются: «Archiv Rassen - und Gesellschaft Hygiene», «Familie, Sippe, Volk», «Nationalsozialistisches Jahrbuch. 1941», «Reichsplanung», «Volk und Rasse», «Volk im Werden», «Volki-scher Beobachter» и др.

Методологическая основа исследования.

Работа написана с позиций историзма, научности, диалектики, как главных методологических принципов, позволяющих всесторонне раскрывать исторические объекты, включая социальную политику нацизма.

Широкое развитие в конце XX в. постмодернистских подходов к истории породило новые направления в исторических исследованиях: новую социальную, антропологическую, психологическую, тендерную историю, которые широко использовались при написании диссертации. В основе неоклассической модели исторического исследования лежит принцип номинализма, ориентирующий автора на изучение, прежде всего, повседневной жизни человека. В рамках этой модели личность, этнос, социум рассматриваются как разные исторические реальности, механизм воздействия которых включает в себя как момент адаптации и компенсации, так и моменты конфронтации и трансформации.

Теоретической моделью послужила теория тоталитаризма. Тоталитаризм (от лат. totalis - целый, полный) - это общественно-политический строй, который характеризуется всеобъемлющим, «командным» вмешательством авторитарного государства во все сферы жизни и деятельности общества и отдельных личностей. Тоталитарный характер носят абсолютистские, бонапартистские, фашистские, некоторые социалистические режимы. Им свойственны огосударствление всех легальных организаций, неограниченные полномочия властей, запрещение демократических институтов, ликвидация прав и свобод граждан, существование, как правило, однопартийной системы, милитаризация экономики, репрессии в отношении оппозиции и инакомыслящих119.

При написании диссертации автором использовались следующие методы:

Историко-генетический, позволивший показать социальную политику нацизма в динамике - с 1933 по 1945 гг.;

Историко-сравнительный, давший возможность выявить специфику социальной политики, проводившейся по отношению к отдельным группам населения Третьего рейха;

Историко-системный, который позволил рассмотреть национал-социалистическую социальную политику, как систему мероприятий, проведенных гитлеровским режимом для достижения своих целей в довоенный и военный периоды120.

Исследование социальной политики Третьего рейха ставит прежде всего вопрос о сущности социальной политики, ее возможностях и итогах. Одной из основных сфер жизнедеятельности общества является социальная, под которой понимается целостное социальное (в узком смысле слова) бытие, где взаимодействуют социальные группы, индивиды, институты власти, общественные организации по поводу и в связи с социальным статусом человека, его ролью в общественной жизни, условиями жизнедеятельности, материальным благосостоянием и образом жизни. Социальную политику можно представить как управление социальным развитием общества, удовлетворение материальных и духовных потребностей его членов и регулирование процессов общественной дифференциации.

Однако такого взгляда на предмет недостаточно. Социальная политика, включая в себя перечисленное, ответственна и за другое: достижение эффективности функционирования социальной системы; разрешение противоречий между индивидуальными и общественными потребностями, текущими и перспективными интересами государства; обеспечение социальной гармонии

121 через согласование интересов различных групп населения и т.д.

Изучение вышеназванных проблем позволяет выяснить суть социальной политики Третьего рейха, ее типологию и функции.

Научная новизна диссертации обусловлена тем, что в ней впервые в отечественной, а в значительной степени и в зарубежной историографии на основе обширной и разнообразной источниковой базы: архивных материалов, данных статистики и важнейших правовых актов, мемуарной литературы сформулирована концепция тоталитарно-социального государства и его социальной политики. В работе проведено комплексное исследование основных ее направлений, форм и методов, выявлена степень ее эффективности.

- Социальная политика рассматривается в диссертации как систематическая деятельность нацистского режима, направленная на формирование устойчивых социальных институтов, таких как собственность, семья, социальное обеспечение, создание среднеклассовой структуры общества и массовой базы режима.

- В диссертации комплексно рассмотрены демографическая политика и социальная мобильность в Третьем рейхе, в частности исследованы молодежная политика нацизма, с учетом половой и возрастной специфики молодежи, положение семьи и женщины, благотворительность.

- Детально рассмотрены проекты, осуществлявшиеся в рамках программы «общественных работ», в частности модернизация системы скоростных шоссейных дорог Германии, приводятся подробные статистические данные относительно источников их финансирования, анализируется их социально-политическое, экономическое и военное значение.

- Впервые введены в научный оборот архивные материалы из фондов Российского государственного военного архива - РГВА («Протоколы утренних конференций Министерства пропаганды Германии» с 1939 по 1945 гг.; Отчеты чиновников гестапо различных городов Германии о поездках по территории Германии и за границей членов организации «Сила через радость» за 1937-1938 гг.; «Циркуляры окружного руководства Зорау - Форст о применении женской рабочей силы на производстве, о пожертвованиях»;

Переписка с подразделениями войск СС об участии в кампании зимней помощи» за 1937-1939 гг.; «Обзор немецкого Института исследования конъюнктуры: «Сельское хозяйство и промышленность Германии перед войной и в начале войны»; «Переписка между участками СД, руководителями имперского ведомства здравоохранения, руководством НСДАП о порядке обеспечения продуктами питания детей в возрасте от 3 до 6 лет» за 1943 г. и др.) и Таганрогского филиала Государственного архива Ростовской области - ТФ ГАРО («Распоряжение отдела труда г. Таганрога» от 29 апреля 1942 г.; «Распоряжение коменданта Таганрога и отдела труда» от 21 мая 1942 г. и др.).

- Привлечен новый статистический материал о средних слоях и женском вопросе, а также касающийся деятельности организации «Сила через радость».

- Проведен детальный анализ оригинальных текстов «Закона о регулировании национального труда» от 20 января 1934 г., «Закона о немецком чиновничестве» от 26 января 1937 г., правовых актов, касавшихся ремесла и розничной торговли («Первое предписание по осуществлению предписания об устранении перегруженности в розничной торговле» от 16 марта 1939 г., «Предписание об изменении и дополнении предписаний в области торгового права» от 24 января 1940 г., «Предписание о рыночной перспективе в ремесленной экономике и об упрощении организационной сущности в области регулирования рынка» от 20 октября 1942 г. и др.), которые имеют огромное значение для понимания нацистской социальной политики. Ранее в советских и российских научных публикациях они цитировались лишь фрагментарно.

Выводы и положения, выносимые на защиту.

Исследование социальной политики нацистского режима приводит автора диссертации к следующим выводам:

1. Основные направления социальной политики национал-социализма в период с 1933 по 1945 гг. показывают, что в Третьем рейхе была сформирована государственно-патерналистская модель социальной политики. В отличие от существующих в отечественной науке представлений о нацизме, как режиме политической власти, основанной на насилии, пропаганде и организационном воздействии, автор обосновывает концепцию тоталитарно-социального государства, в основе которого лежала, кроме названных факторов, активная социальная политика.

2. Социальная политика стала тем инструментом, который позволил национал-социалистическому режиму, сохранив частную собственность и юридическую основу германского государства, направить усилия немецкой нации (через систему социальных мер, законов, предписаний, идеологическое воздействие и террор) на создание «народного сообщества», «немецкого народного государства», основанного на принципе патернализма и расовой доктрине, государства, способного проводить активную социальную политику в области трудоустройства безработных, поддержки многодетных семей, создания молодежных военизированных формирований и т.д., а также на подготовку к захватнической войне.

3. Социальная политика нацизма реализовывалась через государственные программы и одномоментные кампании: «Зимняя помощь», «Сила через радость», «Народная благотворительность» и др. Государственные социальные программы, осуществлявшиеся в Третьем рейхе, были направлены на решение той или иной социальной проблемы: подъем рождаемости, расовая чистота немецкой нации, программа «общественных работ», трудовая повинность и др.

4. Анализ отношений между трудом и капиталом в Третьем рейхе показывает, что национал-социалистическое трудовое право трансформировало трудовые отношения, регулируемые гражданским правом, в квазипринудительные отношения, навязываемые государством. Именно нацистское трудовое законодательство, наряду с тотальными пропагандой и террором, позволило нацистам закрепить приоритет государства в сфере экономики.

5. В основу социальной политики в отношении средних слоев нацистским режимом были положены расовые барьеры, которые допускали к наследственному владению землей (гроссбауэры) и в чиновничий корпус лишь лиц немецкой или родственной крови. Такой же принцип был распространен на торговцев и ремесленников. Этой мерой национал-социалисты пытались привязать к своему режиму средний класс немецкой нации, который, по мнению нацистских фюреров, должен был составить опору Третьего рейха как во внутренней, так и в сфере внешней политики.

6. Национал-социалистическая германская рабочая партия практически с первых дней своего существования сделала ставку на привлечение под знамена национал-социализма немецкой молодежи, справедливо полагая, что в силу особой восприимчивости к новым идеям ее представители, вне зависимости от социальной принадлежности, смогут составить важный резервуар сторонников нацистского движения.

Следует также признать, что нацистам удалось путем активной демографической политики интегрировать значительную часть женщин в созданные ими организации, убедив многих фольксгеноссинен в общенациональной значимости выполняемой ими «миссии». Осуществлявшиеся в Третьем рейхе меры социального обеспечения и благотворительности позволяли снимать социальные напряжения в обществе, способствовали проникновению в трудовые слои населения национал-социалистических ценностей и вовлечению их в реализацию планов военной экспансии.

7. Социальная политика нацистов позволила укрепить отношения между социальными группами и слоями по поводу завоевания, сохранения и упрочения своей власти; создать определенную систему социальных отношений; осуществить практическую деятельность по реализации определенного внутри- и внешнеполитического курса, по достижению «конечных целей»

Третьего рейха. Центральным субъектом социальной политики национал-социализма являлось государство, которое посредством своей внутренней политики, воплощенной в различных социальных программах и практике, регулировала отношения в обществе и мобилизовывала различные слои населения на достижение своих целей.

8. Социальная политика Третьего рейха являлась важнейшим инструментом модернизации, построения общества «немецкого социализма». Однако в силу тоталитарной сущности гитлеровского режима эти цели не были достигнуты. В социальной политике нацизма модернизация не завершилась. В стране не было построено государство всеобщего благоденствия. Более того, в результате агрессивной внешней политики гитлеровский режим потерпел сокрушительное поражение и принес неисчислимые страдания немецкому народу.

9. Накануне и в годы Второй мировой войны социальная политика использовалась национал-социалистами как инструмент мобилизации населения путем смещения приоритетов с материальных ценностей на идеологические: «народ без пространства», «сражающееся народное сообщество», строительство Третьего «тысячелетнего» рейха.

Теоретическая и практическая значимость диссертации заключается в том, что ее материалы и выводы могут быть использованы при рассмотрении проблем, связанных с германской и европейской историей, в частности, при изучении внутренней политики нацистской Германии, социального базиса национал-социалистической диктатуры и причин лояльности немецкого общества к гитлеровскому режиму в период Второй мировой войны.

Результаты работы могут применяться при разработке общих и специальных учебных курсов по новейшей истории стран Европы и Америки.

Апробация работы. Диссертация обсуждена и рекомендована к защите на кафедре Новой и новейшей истории Ростовского государственного университета. Материалы работы использованы в докладах на восьми межвузовских, трех всероссийских, четырех международных конференциях.

Основные положения диссертации опубликованы в трех монографиях и 20 статьях, включая 5 статей в журнале «Известия высших учебных заведений. Северо-Кавказский регион» - издании, рекомендованном ВАК для публикации материалов докторской диссертации.

Структура работы вытекает из целей и задач исследования и включает в себя «Введение», три раздела, состоящие из девяти глав, «Заключение», «Примечания», «Список источников и литературы».

Диссертация строится по проблемному принципу.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Социальная политика Третьего рейха"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Изучение социальной истории Третьего рейха показывает, что, получив в наследство от Веймарской республики социальное государство и существенно деформировав его, нацисты создали специфический вариант тоталитарно-социального государства. Его фундамент зиждился как на средствах, которые в распоряжение национал-социалистов предоставляли однопартийная система, тотальные террор и пропаганда, позволившие им подавить инакомыслие и ликвидировать политическую оппозицию в стране, так и на проведении активной социальной политики, в ходе которой добропорядочные и полноценные (с нацистской точки зрения) граждане Германии получали от государства определенные материальные и социальные гарантии. Эта политика, наряду с мощным идеологическим и пропагандистским обеспечением, способствовала укреплению легитимности нацистского правления, оправдывая в глазах масс карательные меры, направленные против лиц, уличенных в нелояльности к новой власти, и представителей «чуждых рас».

Уже на стадии борьбы Национал-социалистической германской рабочей партии за власть ее идеологи разработали обширную программу социальных мероприятий, отражавших интересы различных социальных слоев и групп немецкого общества. В нацистской партийной программе и в выступлениях лидеров национал-социализма были представлены требования «обеспечения работой и средствами граждан государства», уравнивания последних в правах и обязанностях, «ликвидации нетрудовых доходов и освобождения от процентного налогового рабства», национализации картелей и допуска рабочих, занятых на крупных предприятиях, к участию в распределении прибыли, «экстенсивного развития обеспечения в старости», предоставления каждому «способному и трудолюбивому немцу» возможности получения высшего образования, поддержки материнства, а также призывы мелкобуржуазного характера, касавшиеся «создания и сохранения здорового среднего класса».

Таким образом, нацистами были в полной мере учтены те катастрофические последствия, которые для последних правительств Веймарской республики имело ставшее следствием экономического спада резкое сокращение расходов на социальные нужды. Это обстоятельство в значительной степени обусловило их успех на выборах начала 30-х гг. и предопределило приход к власти. После 30 января 1933 г. национал-социалисты энергично приступили к реализации основных требований своей социальной политики.

В Третьем рейхе была создана государственно-патерналистская модель социальной политики, в рамках которой национал-социалистам удалось разработать систему достаточно эффективных мер, позволивших им обеспечить своему режиму стабильность на всех этапах его существования.

Социальная политика нацизма являлась важнейшим рычагом модернизации германского общества. Ее главной целью было декларирование создания общества «немецкого социализма», своеобразного варианта «гитлеровского государства благоденствия». Однако из-за тоталитарного характера нацистского режима и военных авантюр реализовать эту программу не удалось.

Социальная политика нацизма, будучи составной частью внутренней политики Третьего рейха, воплощалась в его социальных программах и реализации их на практике в интересах правящей верхушки. Эта политика была основана на таких принципах, выражавших характер гитлеровского режима, как: преемственность, системность, непрерывность, сбалансированность целей и возможностей по времени и ресурсам, адресность мер, а также социальная справедливость в нацистском понимании.

Социальная политика, наряду с террором и пропагандой, являлась одним из решающих инструментов укрепления гитлеровского режима. Она использовалась в качестве важнейшего средства социального контроля и повышения социальной мобильности в Третьем рейхе.

С этой точки зрения нацистами особое значение придавалось проблеме обеспечения лояльности режиму со стороны рабочего класса, который стал важнейшим объектом социальной политики, проводившейся в годы национал-социалистического правления. С этой целью властные структуры Третьего рейха предприняли энергичные усилия по внедрению на производстве новой трудовой морали, свободной от «эгоистических» интересов. В соответствии с нею официально в основу мотивации трудовых достижений «синих воротничков» было положено понятие долга перед «производственным сообществом», объявлявшимся составной частью «трудового сообщества», которое, в свою очередь, представлялось уменьшенной моделью «народного сообщества», и перед «фюрером предприятия», который рассматривался не только как предприниматель, но и как полномочный представитель государства на производстве.

Добиться достижения указанной цели национал-социалистам во многом удалось благодаря осуществлению целого комплекса мер. С одной стороны, - путем решения проблемы безработицы, создания сети благотворительных организаций, деятельность которых в значительной степени была ориентирована на малоимущие слои населения, осуществления жилищного строительства, рассчитанного на рабочие семьи. С другой стороны, - путем использования средств тотальной пропаганды и тотального террора, позволивших ликвидировать свободные профсоюзы, в силу своей природы изначально нацеленные на конфронтацию с властями и работодателями, и заменить их суррогатной организацией - Германским трудовым фронтом, действовавшим под контролем НСДАП, в связи с чем трудовые отношения в Третьем рейхе были полностью лишены договорной основы. Это, кроме того, дало возможность упразднить крупнейшие рабочие партии - социал-демократическую и коммунистическую, ликвидировав, таким образом, рабочее движение в Германии; законодательно закрепить проведение забастовок и иных форм классовой борьбы, а также использовать репрессивные меры по отношению к нарушителям трудовой дисциплины. Дисциплинировавшим рабочих инструментом, облегчавшим властям регулирование рабочей силы, являлось введение трудовых книжек.

Таким образом, чисто тоталитарные методы регулирования трудовых отношений сочетались с мерами социального характера. При этом первые явно доминировали над вторыми.

В условиях, когда руководство СДПГ и КПГ лишилось возможности оказывать влияние на «синих воротничков», нацистам довольно-таки быстро удалось добиться того, что под воздействием повседневной пропагандистской риторики классовый подход к оценке трудовых отношений, являвшийся для немецких промышленных рабочих нормой в период Веймарской республики, стал все больше вытесняться в их сознании эрзац-чувством национальной солидарности, которое нацисты определяли, как «социализм чувства».

Этому в значительной степени способствовали успешно осуществлявшиеся рейхсминистром пропаганды Геббельсом кампании по идеологической поддержке социальных мероприятий и мифологизации общественной жизни в Третьем рейхе. В частности, национал-социалистами была предпринята попытка создания монолитного общества путем эксплуатации мифа о принадлежности всех немцев к бесклассовому расово гомогенному «народному сообществу», в котором все равны вне зависимости от своего социального статуса.

Тоталитарно-социальный характер нацистского государства как нельзя больше подходил для внедрения этой идеи в массовое сознание.

Особенно позитивно частью рабочих воспринималось осуществление в Третьем рейхе широкомасштабных мер по обеспечению занятости, которые, наряду с милитаризацией экономики, позволили кардинально изменить социально-экономическую ситуацию в этой сфере: с началом реализации второго четырехлетнего плана на смену проблеме массовой безработицы пришла проблема острого дефицита квалифицированной рабочей силы. Созданная с целью ее решения по инициативе режима система профессионального обучения и переподготовки открывала перед прошедшими через нее рабочими перспективы профессиональной мобильности, следствием которой в отдельных случаях был и социальный подъем.

В то же время нет сколько-нибудь веских оснований говорить о наличии заметных структурных изменений, которые бы привели к увеличению числа служащих, вышедших из среды квалифицированных рабочих.

Конечно же, среди рабочих, особенно занятых в отраслях, не игравших особой роли в военном производстве, было немало таких, которые сохраняли определенный внутренний иммунитет и даже враждебность к нацистскому политическому влиянию, что, впрочем, никак не отражалось на их отношении к труду. В то же время большинство «синих воротничков», в отношении которых к режиму преобладал прагматизм, было готово поступиться классовым сознанием ради стабильности своего экономического положения, тем более что любые коллективные формы выражения протеста были запрещены законом и немедленно влекли за собой вмешательство гестапо и заключение в концлагерь.

Иными словами, уже в довоенный период нацистам в основном удалось интегрировать немецких рабочих в политическую систему Третьего рейха. Однако в конечном итоге национал-социалисты не смогли устранить классовые барьеры, в связи с чем значение тезиса о «народном сообществе» так и не вышло за пропагандистские рамки. Но, добившись определенного улучшения положения основных групп «синих воротничков» по сравнению с периодом кризиса, сделав доступными для части рабочих определенные суррогаты мелкобуржуазной жизни, что, пусть зачастую лишь потенциально, означало для последних появление возможностей, которых у них прежде не было; предложив им новые формы признания и надежды на повышение в перспективе их социального статуса (многие рабочие действительно считали, что грань, отделявшая их от буржуа, стала уже), нацисты смогли добиться установления «классового мира» на производстве.

Средние слои населения, являвшиеся важным элементом социальной структуры германского общества, составляли ядро социальной базы национал-социализма. В этой связи гитлеровский режим учитывал специфические потребности различных групп мелкой и средней буржуазии, чиновничества, крестьянства. На первых порах в Третьем рейхе был осуществлен ряд социально-политических мер, направленных на обеспечение их интересов. Идя навстречу пожеланиям ремесленников и мелких торговцев, нацисты приняли «Закон о защите розничной торговли» и «Закон о потребительских товариществах». В более жесткие рамки была поставлена деятельность крупных предприятий розничной торговли, подвергшихся определенным ограничениям. Часть ремесленников, главным образом из строительной сферы, получила доступ к участию в проектах, осуществлявшихся по линии программы «общественных работ». Так как согласно мифическому культу «крови и почвы» крестьянство было провозглашено и «источником крови нации», в аграрной сфере был создан элитный слой крестьян-владельцев «наследственных дворов», которым были предоставлены налоговые льготы.

Это поначалу привело к определенному улучшению материального положения части старого среднего класса и, как следствие, - к смягчению антикапиталистических настроений в его среде, а главное, - укрепило убежденность мелких ремесленников, розничных торговцев и крестьян в том, что государство взяло их под свою защиту.

В то же время некоторые содержавшиеся в программе НСДАП основополагающие обещания мелкой буржуазии остались невыполненными. Полная национализация универмагов, магазинов единых цен, потребительских кооперативов так и не была осуществлена. Соответствующие меры носили узконаправленный антиеврейский характер. Однако от ариизации еврейской собственности выиграли, главным образом, крупные предприниматели.

Если в прежние времена положение основных групп среднего класса зависело, в первую очередь, от рыночной стихии, то теперь, в значительной степени обуздав последнюю, поставив ее под свой контроль, государство присвоило себе функции Провидения, определяя, какие предприятия ремесла и розничной торговли должны были продолжить существование, а каким предстояло исчезнуть. С особой силой по части мелкого бизнеса ударила милитаризация экономики, сопровождавшаяся политикой «вычесывания» ремесла и устранения перегруженности в розничной торговле. Кроме того, торговцы несли убытки от валютных и кредитных ограничений, лишивших их возможности свободно проводить коммерческие операции; многие мелкие предприниматели пострадали от политики принудительного картелирования, благоприятствовавшей крупному капиталу. Жесткая регламентация коснулась также всех стадий аграрного производства и сбыта сельскохозяйственной продукции. Это тяготило многих гроссбау-эров, которые к тому же утратили право свободно распоряжаться своей недвижимостью.

Известно, что для мелких буржуа и крестьян независимость и возможность самостоятельно принимать решения составляет одну из высших ценностей. Но с созданием Имперского продовольственного сословия и осуществлением других нацистских мер в Третьем рейхе они лишились этой возможности.

Что касается основной массы чиновников, то для нее главное значение имели карьерные перспективы вне зависимости от характера режима. Значительная часть государственных служащих, безусловно, выгадала от дискриминации «неарийцев» и тех, чья политическая лояльность ставилась властями под сомнение. Однако в большинстве случаев освободившиеся подобным образом должности были зарезервированы для ветеранов национал-социалистического движения, нередко не имевших требуемой для этого квалификации. Приход последних в систему государственного управления способствовал дальнейшему укреплению здесь влияния нацистской партии, которая с самого начала претендовала на тотальный контроль над чиновничьим корпусом. Кадровое чиновничество было вынуждено проглотить эту пилюлю, а также смириться с недостаточно высоким, по его мнению, жизненным уровнем. В то же время, будучи носителем власти, чиновничество в значительной степени оставалось социально привилегированным слоем.

В конечном итоге национал-социалистам путем осуществления мер политического и правого давления, процесса нацификации чиновничьего корпуса удалось тесно привязать подавлявшее большинство государственных служащих к своему режиму. Здесь, безусловно, сказалась и характерная для любой профессиональной бюрократии способность к мимикрии.

Определяя социально-политическую стратегию в целом, нацисты огромное внимание уделяли демографической политике, превратив ее в важнейший инструмент реализации целей режима. В этой связи ими был создан механизм регулирования рождаемости, заключения браков, абортов, разводов и пр., действовавший под тотальным контролем государства.

Сделав в значительной степени ставку на молодое поколение немцев, представлявшее в глазах национал-социалистов особую ценность в силу своей динамичности и наличия нерастраченной энергии, которую лишь предстояло направить в нужное русло, режим, находившийся в стадии развития и нуждавшийся в «идеологических солдатах», обеспечил части молодежи, в том числе из малоимущих, но расово полноценных семей, возможности восходящей социальной мобильности.

Для многих важной ступенью к таковой стал фюрерский корпус Гитлерюгенд. Кроме того, была создана сеть элитных учебных заведений, выпускники которых рассматривались как реальные кандидаты на замещение руководящих должностей в различных звеньях партийного и государственного аппарата, а в первые годы войны - и в административных органах оккупированных германскими войсками территорий. Для многих юношей и девушек, хорошо зарекомендовавших себя за время членства в «Гитлеровской молодежи», был открыт путь в вузы, а это, в свою очередь, создавало возможности для их дальнейшего профессионального и социального продвижения. Правда, применительно к Третьему рейху нельзя однозначно говорить о росте значения образования как предпосылки для достижения более высокого положения в обществе. При этом следует учитывать, что часто по пути получения высшего образования охотнее шли дети служащих, следуя примеру своих родителей, нежели дети рабочих.

Понимая, что у молодежи политико-экономическое сознание в большей степени подвержено влиянию, чем у других групп населения, нацисты добились того, что воспитание подрастающего поколения было в значительной степени изъято из семейной сферы и в основном осуществлялось Гитлерюгенд, в рамках которой молодежная жизнь подвергалась все возраставшей регламентации, и в нацифицированной школе. Национал-социалисты смогли в полной мере использовать потенциал молодежи в собственных целях - для решения внутри - и внешнеполитических задач режима. В то же время национал-социалистическому государству не удалось осуществить тотальный контроль за молодежной средой, в частности, устранить влияние церкви на часть молодого поколения и покончить с существованием «диких» молодежных групп.

В Третьем рейхе государственному контролю и регламентации подверглась не только общественная, но и личная жизнь граждан. Были, в частности, ликвидированы границы, охранявшие внутренний мир семьи. Брак и материнство в значительной степени были лишены своего интимного характера и стали рассматриваться как исключительно государственная задача. Проводя в первые годы своего правления, когда остро стояла проблема массовой безработицы, политику, направленную против женской эмансипации, нацисты использовали ролевой стереотип женщины - матери и домохозяйки, характерный для традиционной семейной идеологии мелкой буржуазии, объявив важнейшей репродуктивную функцию женщины. Введя для фольксгеноссинен запрет на определенные виды трудовой деятельности и ограничив возможности реализации ими своих профессиональных устремлений, нацисты установили особый порядок регулирования трудового дня для работающих немецких женщин и осуществили целый комплекс мер по охране материнства, цель которых заключалась в том, чтобы превратить Германию в «нацию многодетных семей».

Однако скрытый антифеминизм национал-социалистов, носивший антимодернизаторский характер, в конечном итоге вынужден был уступить требованиям экономики. По мере рассасывания безработицы и обострения проблемы дефицита рабочей силы пропаганда перешла к воспеванию образа работающей фрау, с которой при этом не снимался груз семейных забот. Впрочем, для многих представительниц низших социальных слоев, чьи мужья зарабатывали недостаточно для того, чтобы полностью обеспечивать семью, эмансипация с самого начала была вынужденной. При этом для большинства женщин, если не считать членства в нацистских организациях, единственным путем к социальной мобильности по-прежнему оставалось удачное замужество.

Таким образом, социальная мобильность в Третьем рейхе носила ограниченный характер. Задача нацистского государства заключалась не в том, чтобы предоставить свободное развитие и безграничный профессиональный рост отдельным социальным слоям, а в том, чтобы добиться поддержки ими тех или иных мероприятий гитлеровского режима.

Что же касается германской системы социального страхования, как одной из составляющих социальной политики, то она в указанный период лишилась своих демократических основ, в первую очередь принципа самоуправления, и функционировала, главным образом, за счет широкого привлечения средств населения, носившего принудительный характер. Доля собственно государственных затрат в этой сфере была не столь велика. Властям удалось превратить эту систему в одно из средств сплочения общества, хотя при этом отдельные группы населения лишились государственного вспомоществования и солидарности.

Исключение душевнобольных, а также расово и физически «неполноценных» из числа тех, кому оказывалась поддержка по линии социального обеспечения и благотворительности (Д. Пьюкерт охарактеризовал подобную дискриминацию как «социальный расизм») позволило государству значительно сократить численность опекаемых. При этом, несмотря на неоднократно высказывавшиеся намерения, нацисты не смогли унифицировать систему социального обеспечения, сделав ее единой для рабочих и служащих.

В целом же на фоне значительного сокращения финансирования социальных программ, которое происходило в последние годы Веймарской республики и затронуло широкие слои населения Германии, социально-политические мероприятия национал-социалистов в глазах многих немцев выглядели выигрышно. В сочетании с политикой мифологизации действительности, способствовавшей адаптации к последней массового сознания, и подавления инакомыслия, они позволили нацистам уже к 1939 г. добиться достаточно высокой степени консолидации общества.

Вторая мировая война во многом стимулировала расширение сферы социальной политики и возрастание в ней роли государства, хотя финансовые возможности для ее реализации были резко сокращены. Мобилизация всех национальных ресурсов, регулирование рынка рабочей силы, изменение форм социального обеспечения населения, введение карточной системы распределения продовольствия и промышленных товаров, декларированное стремление к справедливому распределению тягот войны между всеми социальными группами - все это открыло двери для активизации роли государства в социальной сфере. В то же время война, сама по себе, выступала в роли интегративного фактора, который формировался в первые военные годы благодаря поступлению продовольствия и других товаров из оккупированных стран, на заключительном этапе войны - в силу страха перед поражением и общей ответственностью за совершенные преступления.

Ни один из социальных слоев не стал исключительным объектом социальной политики Третьего рейха. Между тем сущность тоталитарно-социального государства такова, что, проводя те или иные мероприятия в интересах всех социальных слоев, оно одновременно требовало от них конкретных, часто весьма значительных жертв во имя общего блага, которому в нацистском варианте придавалась форма «народного сообщества» как важнейшего элемента национал-социалистической идеологии.

Нацисты не смогли добиться полного устранения конфликта интересов между социальными группами и слоями, но им удалось адаптировать социальные запросы основных групп населения к социальным потребностям режима. Используя комплекс социально-политических мер, пропагандистский прессинг, мощь карательного аппарата, они обеспечили себе поддержку одной части населения, лояльность - другой. В результате даже те немцы, которые чувствовали себя ущемленными в социальном или экономическом отношении, продолжали участвовать в реализации политики нацистского режима, крах которого наступил не только в силу внутриполитических причин, но и в результате военного поражения.

Список научной литературыПаламарчук, Евгений Александрович, диссертация по теме "Всеобщая история (соответствующего периода)"

1. АРХИВНЫЕ ДОКУМЕНТЫ

2. Российский государственный военный архив (РГВА, Москва). Фонд 500. Главное управление имперской безопасности (РСХА, Берлин). On. 1. Д. 250, 279а, 637. Оп. 3. Д. 313, 395. Оп. 4. Д. 83, 330. Фонд 501. Управление гестапо.

3. Оп. 3. Д. 505. Фонд 503. Управление гестапо.

4. On. 1. Д. 431,438,485. Фонд 519. Национал-социалистическая германская рабочая партия (НСДАП). On. 1. Д. 18,37, 42,53,55. Оп. 4. Д. 63,65,71. Оп. 5. Д. 26.

5. Фонд 720. Министерство внутренних дел Германии. Оп. 4. Д. 25. Оп. 7. Д. 35. Фонд 1235. Имперская канцелярия. Оп. 2. Д. 4б.

6. Фонд 1275. Документальные материалы, собранные имперским архивом в г. Потсдаме (коллекция). Оп. 5. Д. 378. Фонд 1355. Личная канцелярия Гитлера (Берлин). On. 1. Д.7.

7. Фонд 1363. Министерство просвещения и пропаганды Германии. Оп. 2. Д. 100.

8. On. 3. Д. 2, 3, 4,5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 19, 20, 22, 27, 28,33,35,37,38.1. On. 5. Д. 45.

9. Фонд 1372. Документальные материалы управлений СС и материалы по пенсионному обеспечению германских военнослужащих, служащих войск СС, добровольцев иностранных легионов войск СС и их семей (коллекция).

10. Оп. 5. Д. 251. Оп. 6. Д. 3, 79.

11. Фонд 1458. Министерство хозяйства Германии (Берлин). Оп. 3. Д. 22, 686, 2454, 2475.

12. Таганрогский филиал Государственного архива Ростовской области (ТФ ГАРО).

13. Фонд Р-513. Таганрогское городское управление бургомистерства. On. 1. Д. 11, 12.

14. Фонд Р-604. Газета «Новое слово». 1941-1942 гг. Оп. 1.Д. 1.1.. ОПУБЛИКОВАННЫЕ ДОКУМЕНТЫ

15. Нюрнбергский процесс над главными немецкими военными преступниками. Сборник материалов в семи томах / Под общей ред. Р.А. Руденко. -М.: Госюриздат, 1957-1961.

16. Т. 1. 800 е.; Т. 2. - 863 е.; Т. 3.-816 е.; Т. 4. - 896 е.; Т. 5. - 884 е.; Т. 6. - 748 е.; Т. 7. - 760 с.

17. СС в действии. Документы о преступлениях СС. М.: СВЕТОТОН, 2000. - 624 с.

18. Jahnke К. Н., Buddrus М. Deutsche Jugend 1933-1945. Eine Dokumentation. Hamburg: VSA - Verlag, 1989. - 496 s.

19. Klose W. Generation im Gleischrett. Ein Dokumentarbericht. Oldenburg; Hamburg: Stalling, 1964. 296 s.

20. Kuhn A., Rothe V. Frauen im deutschen Faschismus. Bd. 1: Frauenpolitik im NS - Staat. Eine Quallensammlung mit fachwissenschaftlichen und fach-didaktischen Kommentaren. - 3 Aufl. - Dusseldorf: Schwann, 1987. - 142 s.

21. Kuhn A., Rothe V. Frauen im deutschen Faschismus. Bd. 2: Frauenarbeit und Frauenwiderstand im NS - Staat. - 3 Aufl. - Dusseldorf: Schwann, 1987. -205 s.

22. Noakes J., Pridham G. Documents, 1919-1945. New York: The Viking Press, 1975.-704 p.

23. Ruge W., Schumann W. (Hrsg.). Dokumente zur deutschen Geschichte 19421945. Berlin: VEB Deutscher Verlag der Wissenschaften, 1977. -142 s.

24. Vorlander H. Die NSV. Darstellung und Dokumentation einer nationalsozialisten Organisation. Boppard am Rhein: Harald Boldt Verlag, 1988. - 544 s.1.I. ЗАКОНОДАТЕЛЬНЫЕ АКТЫ

25. Begrundung zum Deutschen Beamtengsetz. Vom 26. Januar 1937 // Deutscher Reichsanzeiger und PreuBischer Staatsanzeiger. N 22. - Vom 28. Januar 1937.

26. Deutsches Beamtengesetz. Vom 26. Januar 1937 // Reichsgesetzblatt. Teil l.-S. 41-70.

27. Drittess Gesetz zur Anderung des Gesetzes liber die Forderung der Eheschlies-sungen//Reihsgesetzblatt.- 1937.-Teil l.-S. 1158-1159.

28. Gesetz zum Schutze des Einzelhandels. Vom 12. Mai 1933 // En. Heun W. Deutsches Handelsrecht. S. 1277-1280.

29. Gesetz zur Durchfuhrung des Vieijahresplans Bestellung eines Reichskommis-sars fur die Preisbildung. Vom 29. Oktober 1936 // En: Heun W. Deutsches Handelsrecht. - S. 1296-1298.

30. Gesetz zur Ordnung der nationalen Arbeit // Reichsgesetzblatt. 1934. - Teil 1. -S. 45-56.

31. Gesetz zur Verminderung der Arbeitslosigkeit // Reichsgesetzblatt. 1933. -Teil 1. - S. 326-327.

32. Verordnung zur Anderung und Erganzung von Vorschriften auf dem Gebiete des Handelsrechts. Vom 24. Januar 1940 // En: Heun W. Deutsches Handelsrecht S. 1623-1624.

33. Verordnung zur Beseitigung der Ubersetzung im Einzelhandel. Vom 16. Marz 1939 // Reichsgesetzblatt. 1933. - Teil 1. - S. 498.

34. Verordnung uber das Verbot von Preiserhohungen. Vom 26. November 1936 // En: Heun W. Deutsches Handelsrecht. S. 1299.

35. Verordnung uber Preisbindungen. Vom 23. November 1940 // En: Heun W. Deutsches Handelsrecht. S. 1299-1304.

36. Zweite Anordnung zur Durchfuhrung der Verordnung zur Beseitigung der Obersetzung im Einzelhandel. Vom 23. Dezember 1939 // Reichsgesetzblatt. 1934. - Teil l.-S. 2504.1.. КНИГИ, СТАТЬИ, РЕЧИ ЛИДЕРОВ И ИДЕОЛОГОВ НАЦИОНАЛ-СОЦИАЛИЗМА

37. Гитлер А. Моя борьба: Пер. с нем. «Т-Око», 1992. - 598 с.

38. Гюнтер Г.Ф.К. Избранные работы по расологии: Пер. с нем. М.: Белые альвы, 2002. - 480 с.

39. Крик Э. Преодоление идеализма. Основы расовой педагогики: Пер. с нем. М.: Белые альвы, 2004 - 432 с.

40. Пикер Г. Застольные разговоры Гитлера: Пер. с нем. Смоленск: Русич, 1993.-496 с.

41. Раушнинг Г. Говорит Гитлер. Зверь из бездны. М.: «МИФ», 1993. - 382 с.

42. Розенберг А. Миф XX века. Оценка духовно-интеллектуальной борьбы фигур нашего времени: Пер. с нем. Tallinn: «Shildex», 1998. - 526 с.

43. Тревор-Ропер X. Застольные беседы Гитлера. 1941-1944 гг.: Пер. с англ. М.: ЗАО Центрполиграф, 2004. - 655 с.

44. Bardow Е. Landarbeitswohnungsbau (vergleichende Ruckschau und Aus-blick) // Reichsplanung. 1937. - Jg. 3. -N 5/6. - S. 113-118.

45. B.R. Sozialpolitisihe Chronik // Volk im Werden. 1935. - Jg. 3. - N 8. - S. 502-505.

46. Dekker (без инициалов). Sozialistische im Arbeitsdienst und Siedlungswille // Reichsplanung. 1936. - Jg. 2. -N 10.- S. 290-292.

47. Derichsweiler A. Student der Bewegung // Volk im Werden. 1935. - Jg. 3. -N2.-S. 80-84.

48. Domarus M. (Hg.). Reden und Proklamationen deutschen Zeitgenossen. Bd. 1. - Wuerzburg, 1962.

49. Domarus M. (Hg.). Reden und Proklamationen 1932-1945. Bd. 2. - Munich, 1965.

50. Ehrentag der Familie // Volk und Rasse. 1936. - Jg. 11. - N. 7. - S. 275.

51. Gaensecke R. Die Entwicklung des Frauenstudiums und seine Aufgabe im heutigen Staat // Volk im Werden. 1935. - Jg. 2. - N 2. - S. 112-116.

52. GroB W. Von neuen Kampfertum des Studenten // Ebenda. S. 91-93.

53. Kaufmann G. Die Hitler-Jugend im Kriegsjahr 1939/40 // Nationalsozialisti-sches Jahrbuch. 1941. Munchen: Zentralverlag der NSDAP, 1941. - S. 204206.

54. Knorr W. Kinderreichenauslese durch das Rassenpolitische Amt der NSDAP in Sachsen // Volk und Rasse. 1936. - Jg. 11. - N 7. - S. 269-275.

55. Knorr W. Das Ehrenkreuz der Deutschen Mutter // Volk und Rasse. 1939. -Jg. 14.-N3.-S. 269-275.

56. Kremer H. Die Kulturpolitischen Aufgaben des N.S.D. Studentenbundes // Volk im Werden. 1935. - Jg. 3. - N 2. - S. 99-103.

57. Kuhn (без инициалов). Agrarpolitik und Landflucht // Reichsplanung. -1936.-N 6.-S. 177-180.

58. Knost F.R. Familienrecht im Umbruch // Familie, Sippe, Volk. Berlin, 20. April 1938. Jg. 4. - N 3. - S. 66-70.

59. Loeffler L. Rassen und Siedlungspolitik // Reichsplanung. - 1936. -N 10. -S. 292-299.

60. Lotz W. Beauty of Work in Germany. Berlin. H. Butter, 1941. - 60 p.

61. Mahner G. Die politische Erziehungsarbeit in den Schulungslagern des N.S.D. Studentenbundes // Volk im Werden. 1935. - Jg. 2. -N 2. - S. 112-116.

62. Moritz H. Das Fachschulstudentum // Ebenda. S. 108-112.

63. Niirnberg und die deutsche Sozialpolitik // Volk im Werden. 1935. - Jg. 3. -N7.-S. 441-444.

64. Roos H.S. von. Zum Problem der deutschen Landarbeiterschacht // Reichsplanung.- 1937,—Jg. 3.-N 5/6.-S. 118-121.

65. Schirach B. von. Die Hitler Jugend. Idee und Gestalt. Berlin: Zeitgeschich-te, 1934.-250 s.

66. Schroeter E. Volksbiologische Forderungen der Landarbeitersiedlung // Reichsplanung. 1937. - Jg. 3. -N 5/6. - S. 121-126.

67. Scholtz-Klink G. Die Frau im Dritten Reich. Tubingen: - Grabert-Verlag, 1978.-546 s.

68. Strutz M. Die Aufgaben der Frau in Sippenkund und Sippenflege // Familie, Sippe, Volk. Berlin, 20. April 1938. - Jg. 4. -N 4. - S. 89-91.

69. Streit H. Das Reichsstudentewerk // Volk im Werden. 1935. - Jg. 3. - N 2. - S. 130-135.

70. The Speeches of Adolf Hitler. April 1922 August 1939. - V. 1. - London; New York; Toronto, 1942. - 987 p.

71. V. СТАТИСТИЧЕСКИЕ МАТЕРИАЛЫ

72. Statistisches Jahrbuch fur das Deutsche Reich. 1933. Berlin: Verlag der Rei-marHobbing, 1933.

73. Statistisches Jahrbuch fur das Deutsche Reich. 1934. Berlin: Verlag der Reimar Hobbing, 1934.

74. Statistisches Jahrbuch fur das Deutsche Reich. 1935. Berlin: Verlag der Reimar Hobbing, 1935.

75. Statistisches Jahrbuch fur das Deutsche Reich. 1936. Berlin: Verlag fur So-zialpolitik, Wirtschaft und Statistik, Paul Schmidt, 1936.

76. Statistisches Jahrbuch fur das Deutsche Reich. 1937. Berlin: Verlag fur So-zialpolitik, Wirtschaft und Statistik, Paul Schmidt, 1937.

77. Statistisches Jahrbuch fur das Deutsche Reich. 1938. Berlin: Verlag fur So-zialpolitik, Wirtschaft und Statistik, Paul Schmidt, 1938.

78. Statistisches Jahrbuch fur das Deutsche Reich. 1939. Berlin: Verlag fur So-zialpolitik, Wirtschaft und Statistik, Paul Schmidt, 1939.

79. Statistisches Jahrbuch fur das Deutsche Reich. 1940. Berlin: Verlag fur So-zialpolitik, Wirtschaft und Statistik, Paul Schmidt, 1940.

80. Statistisches Jahrbuch fur das Deutsche Reich. 1941. Berlin; Verlag fur So-zialpolitik, Wirtschaft und Statistik, Paul Schmidt, 1941.

81. Statistisches Jahrbuch fur das Deutsche Reich. 1942. Berlin: Verlag fur So-zialpolitik, Wirtschaft und Statistik, Paul Schmidt, 1942.

82. Statistisches Jahrbuch fur das Deutsche Reich. 1943. Berlin: Verlag fur So-zialpolitik, Wirtschaft und Statistik, Paul Schmidt, 1943.

83. Statistisches Jahrbuch fur das Deutsche Reich. 1944. Berlin: Verlag fur So-zialpolitik, Wirtschaft und Statistik, Paul Schmidt, 1944.

84. Statistisches Handbuch von Deutschland (1928-1944). Munchen: Franz Eh-renwirth Verlag, 1949. - 640 s.1. VI. МЕМУАРЫ И ДНЕВНИКИо

85. Агапов А.Б. Дневники Иозефа Геббельса. Прелюдия «Барбароссы»: Пер. с нем.: 2-е изд. - М.: Издательско-торговая корпорация «Дашков и К0», 2004.-504 с.

86. Белов Н. фон. Я был адъютантом Гитлера: Пер. с нем. Смоленск: Русич, 2003.-528 с.

87. Васильчикова М.И. Берлинский дневник, 1940-1945: Пер. с англ. М.: Журнал «Наше наследие»: Полиграфресурсы, 1994. - 319 с.

88. Видеман Ф. Гитлер глазами его адъютанта // Новая и новейшая история. 1998.-N 5.-С. 215; 1999.-N 1.-С. 222-223.

89. Геббельс Й. Последние записи: Пер. с нем. Смоленск: Русич, 1993. -416 с.

90. Тереке Г. Я был королевско-прусским советником. Мемуары политического деятеля: Пер. с нем. М.: «Прогресс», 1977. - 368 с.

91. Гизевиус Г.Б. До горького конца. Записки заговорщика: Сокр. пер. с нем. Смоленск: Русич, 2002. - 688 с.

92. Дневник посла Додца: Пер. с англ. М.: Международные отношения, 1961.

93. Керстен Ф. Пять лет рядом с Гиммлером. Воспоминания личного врача. 1940-1945 гг.: Пер. с англ. М.: ЗАО Центрполиграф, 2004. - 430 с.

94. Папен Ф. фон. Вице-канцлер Третьего рейха. Воспоминания политического деятеля гитлеровской Германии. 1933-1947: Пер. с англ. М.: ЗАО Центрполиграф, 2005. - 590 с.

95. Шмидт П. Переводчик Гитлера: Пер. с англ. Смоленск: Русич, 2001. -400 с.

96. Ширер У. Берлинский дневник. Европа накануне Второй мировой войны глазами американского корреспондента: Пер. с англ. М.: ЗАО Центр-полиграф, 2002. - 508 с.

97. Ширер У. Взлет и падение Третьего рейха: Пер. с англ. М.: Изд-во Эксмо, 2003.-928 с.

98. Шпеер А. Воспоминания: Пер. с нем. Смоленск: Русич, 1997. - 696 с.

99. Юнге Т. Воспоминания секретаря Гитлера. До последнего часа: Пер. с нем. М.: ACT: Астрель, 2005. - 221 (3)с.

100. Adolf Hitler: The Medical Diaries. The Private Diaries of Dr. Theo Morell. -London: Sidgwick and Jackson, 1983. -310 p.

101. Duncan J. What I saw in Germany. London: The Churchman Publishing со., Ltd., 1936.-132 p.

102. Fromm B. Blood and Banquets. A Berlin Social Diary. New York; London: Harper and Brothers Publishers, 1942. - 332 p.

103. Gay P. My German question: Growing up in Nazi Berlin. New Haven; London: Yale University press, 1998. - XIII, 208 p.

104. Hoffmann H. Hitler was my friend. London: Burke, 1995. - 256 p.

105. Kersten F. The Kersten Memoirs 1940-1945. New York: The Macmillan Company, 1957.-314 p.

106. Papen F. von. Memoirs. London: Andre Deutsch, 1952. - 630 p.

107. Schmitt H.A. Lucky Victim. An Ordinary Life in Extraordinary Times 19331946. Baton Rouge; London: Louisiana State University Press, 1989. - 254 P

108. Shirer W.L. The Rise and Fall of the Third Reich. A History of Nazi Germany. -New York: Simon and Schuster, 1981. 1245 p.

109. Shirer W.L. The Nightmare Years: 1930-1940. V. 2. - Boston; Toronto: Little, Brown and Company, 1984. - 654 p.

110. Speer A. Spandau. The Secret Diaries. New York: Pocket Books, 1977. - 514 p.

111. The Berlin Diaries 1940-1945 of Marie «Missie» Vassiltchikov. London: Chatto and Windus, 1987. - 324 p.

112. The Bormann Letters: the private correspondence between Martin Bormann and his wife from January 1943 to April 1945. London: Weidenfeld and Nicolson, 1954. - XXIII, 200 p.

113. The long generation. Germany from Empire to Ruin, 1913-1945. New York etc.: Harper and Row, 1973. - 359 p.

114. The Memoirs of Bridget Hitler. L., 1979.

115. VII. МОНОГРАФИИ, СТАТЬИ, ДИССЕРТАЦИИ, АВТОРЕФЕРАТЫ ДИССЕРТАЦИЙ

116. Айххольц Д. Цели Германии в войне против СССР // Новая и новейшая история. 2002. -N. 6. - С. 62-89.

117. Аникеев А.А. Германский фашизм и крестьянство (1933-1945 гг.). Ростов-на-Дону: Изд-во Ростов, ун-та, 1979. - 224 с.

118. Аникеев А.А. Аграрная политика германского фашизма и ее крах. Ав-тореф. дис. докт. ист. наук. - Л.: ЛГПИ им. А.И.Герцена, 1981.-40 с.

119. Аникеев А.А. Аграрная политика нацистской Германии в годы второй мировой войны. Ростов-на-Дону: Изд-во Ростов, ун-та, 1990. - 208 с.

120. Аникеев А.А., Кольга Г.И., Пуховская Н.Е. НСДАП: идеология, структура и функции. Ставрополь: Изд-во СГУ, 2000. - 323 с.

121. Арендт X. Истоки тоталитаризма: Пер. с англ. М.: Центр Ком, 1996. -672 с.

122. Арон Р. Демократия и тоталитаризм. М.: Текст, 1993. - 303 с.

123. Бланк А.С. В сердце «третьего рейха». Из истории антифашистского Народного фронта в подполье. М.: Мысль, 1974. - 237 с.

124. Борозняк А.И. Искупление. Нужен ли России германский опыт искупления тоталитарного общества. М., 1999.

125. Буллок А. Гитлер и Сталин: Жизнь и власть: Сравнительное жизнеописание: В 2 т. Т. 1: Пер. с англ. Смоленск: Русич, 1994. - 528 с.

126. ИЗ. Буллок А. Гитлер и Сталин: Жизнь и власть: Сравнительное жизнеописание: В 2 т. Т. 2: Пер. с англ. Смоленск: Русич, 1994. - 672 с.

127. Бросцат М. Тысячелетний рейх: Пер. с нем. М.: Яуза, Эксмо, 2004. -352 с.

128. Бросцат М. Закат тысячелетнего рейха: Пер. с нем. М.: Яуза, Эксмо, 2005.-288 с.

129. Буханов В.А. Гитлеровский «новый порядок» в Европе и его крах. 19391945 (идейно-политические проблемы). Екатеринбург: Изд-во Урал, ун-та, 1994.-168 с.

130. Буханов В.А. Европейская стратегия германского фашизма. 1933-1939. -Свердловск: Изд-во Урал, ун-та, 1991. — 164 с.

131. Буханов В.А. Гитлеровский «новый порядок» в Европе и его крах. 19391945 (идейно-политические проблемы). Автореф. дис. . докт. ист. наук. - Свердловск: Урал, ун-т, 1991. -35 с.

132. Войтенко Е.А. Холокост на Юге России в годы Великой Отечественной войны (1941-1943 гг.). Автореф. дис. . канд. ист. наук. - Ставрополь: СГУ, 2005.-25 с.

133. Гаврилов А.В. Католицизм и национал-социализм в Германии (1933-1945). Автореф. дис. канд. ист. наук. - Ярославль: Яросл. ГУ, 2001. - 28 с.

134. Галактионов Ю.В. Отечественная историография германского фашизма (20-е годы первая половина 90-х годов). - Автореф. дисдокт. ист. наук. - Томск: ТГУ, 1997. - 42 с.

135. Галактионов Ю.В. Германский фашизм как феномен первой половины XX века: отечественная историография 1945-90-х годов. Кемерово: Кемеровск. гос. ун-т, 1999. - 100 с.

136. Галкин А.А. Германский фашизм. -М.: Наука, 1967. 399 с.

137. Галкин А.А. Германский фашизм. Изд. 2-е, доп. - М.: Наука, 1989. -352 с.

138. Галкин А.А. Социология неофашизма. -М.: Наука, 1971. 198 с.

139. Галкин А.А. О фашизме его сущности, корнях, признаках и формах проявления // Полис. - 1995. N 2. - С. 6. - 15.

140. Ган Н. Ева Браун: жизнь, любовь, судьба. М.: «Изд-во Астрель», ACT, 2000. - 224 с.

141. Германикус. Германский национал-фашизм. М.; Л., 1931.

142. Германия: фашизм, неофашизм и молодежь/ Под ред. Н.С. Черкасова. -Томск: Изд-во Томск, ун-та, 1993. 176 с.

143. Гернле Э. Положение крестьянских масс в фашистской Германии. М., 1941.

144. Герцштейн Р.Э. Война, которую выиграл Гитлер: Пер. с англ. Смоленск: Русич, 1996. - 608 с.

145. Гинцберг Л.И. На пути в имперскую канцелярию. Германский фашизм рвется к власти. М.: Наука, 1972. - 455 с.

146. Гинцберг Л.И. Советские историки об истории фашизма и антифашистской борьбы в Германии (60-е начало 80-х гг.) // Новая и новейшая история. - 1985. - N 2. - С. 33-48.

147. Гинцберг Л.И. Борьба немецких патриотов против фашизма. 1939-1945. -М.: Наука, 1987.-336 с.

148. Гольдштейн И., Левина Р. Германский империализм. М.: Госполитиздат, 1947.-478 с.

149. Григорьянц Т.Ю. Оккупационная политика фашистской Германии в Польше (1939-1945 гг.) (попытки германизации и колонизации «присоединенных» польских земель). М.: Наука, 1979. - 221 (3) с.

150. Дворкин И. Экономическая программа германского национал-социализма. М., 1933.

151. Дрие ла Рошель П. Фашистский социализм. СПб.: Владимир Даль, 2001.-245 с.

152. Ерин М.Е. Политический крах немецкой партии Центра (1924-1933 гг.). Автореф. дис. докт. ист. наук. - М.: МГУ, 1988. - 55 с.

153. Ерин М.Е., Ермаков A.M. «Имперская трудовая повинность» в нацистской Германии (1933-1945).-Ярославль: Изд-воЯросл. ун-та, 1998.-195 с.

154. Жуков В.И. Российские реформы: социология, экономика, политика. М.: РИЦ ИСПИ РАН, 2002. - 508 с.

155. Зигмунд A.M. Женщины нацистов: Пер. с нем. М.: Ладомир, 2001. -230 с.

156. Зигмунд A.M. Женщины Третьего рейха: Г. Борман, Л. Гейдрих, Ю. Митфорд, X. Рейч, В. Вагнер, К. Рашер: Пер. с нем. М.: ACT: Астрель, 2005.-281 (7) с.

157. Зидер Р. Социальная история семьи в Западной и Центральной Европе (конец XVIII-XX вв.): Пер. с нем. М., 1997. - 302 с.

158. История фашизма в Западной Европе. М.: Наука, 1978. - 613 с.

159. Кершоу Я. Гитлер: Пер. с англ. Ростов-на-Дону: «Феникс», 1997. - 320 с.

160. Кнопп Г. «Дети» Гитлера: Пер. с нем. М.: «ОЛМА-ПРЕСС», 2004. -285 с.

161. Ковалев Б.Н. Нацистская оккупация и коллаборационизм в России, 19411944. -М.: ООО «Изд-во ACT»: ООО «Транзиткнига», 2004.-483(13) с.

162. Кольга Г.И. Роль НСДАП в формировании политической системы «третьего рейха». Автореф. дис. канд. ист. наук. - Ставрополь: СГПУ, 1998.-19 с.

163. Коммунизм и национал-социализм: сравнительный анализ. -М., 2000.

164. Котек Ж., Ригуло П. Век лагерей. Лишение свободы, концентрация, уничтожение. Сто лет злодеяний. Пер. с фр. М.: «Текст», 2003. - 687 с.

165. Мазер В. Адольф Гитлер. Легенда, миф, реальность. Ростов-на-Дону: «Феникс», 1998.-608 с.

166. Макарова Л.М. Идеология германского национал-социализма: социально-политический анализ. Автореф. дис. докт. ист. наук. - Казань: Казан. гос. ун-т, 2005. - 46 с.

167. Малышев А.В. Средства массовой информации Юга России в годы Великой Отечественной войны (на материалах Дона, Кубани, Ставрополья). Автореф. дисканд. ист. наук. - Ростов-на-Дону: РГУ, 2001. - 28с.

168. Манчестер У. Стальная империя Круппов. История легендарной оружейной династии: Пер. с англ. М.: ЗАО Центрполиграф, 2003. - 702 с.

169. Маррабини Ж. Повседневная жизнь Берлина при Гитлере: Пер. с фр. -М.: Молодая гвардия, 2003. 308(12) с.

170. Милза П. Что такое фашизм? // Полис. 1995. -N 2. - С. 156-163.

171. Мининков Н.А. Методология истории. Ростов-на-Дону: Изд-во Ростов, ун-та, 2004.

172. Моссе Д. Нацизм и культура. Идеология и культура национал-социализма: Пер. с англ. М.: ЗАО Центрполиграф, 2003. - 446 с.

173. Мюллер Р.Д. Насильственное рекрутирование «восточных рабочих». 1941-1944 гг. // В кн.: Вторая мировая война. Дискуссии. Основные тенденции. Результаты исследований: Пер. с нем. М.: Весь мир., 1997. - С. 609-618.

174. Нольте Э. Фашизм в его эпохе: Пер. с нем. Новосибирск: Сибирский хронограф, 2001. - 568 с.

175. Ольшанский В.В. Становление социально-политической мифологии фашизма (по материалам гитлеровской Германии). Автореф. дис. . канд. филос. наук. - Ростов-на-Дону: СКНЦВШ, 2002. - 21 с.

176. Орлов Ю.Я. Антисемитизм как основополагающей компонент нацистского «мифа почвы, крови и расы» // Вестник Моск. ун-та. Сер. 10, Журналистика. - 1994. - N 3. - С. 70-82.

177. Оттвальд Э. Путь Гитлера к власти. История национал-социализма. М., 1933.

178. Оувери Р. Геринг. «Железный человек»: Пер. с англ. Минск: ООО «Попурри», 2003.-480 с.

179. Петрушов A.M. Аграрные отношения в Германии. М., 1945.

180. Пингель Ф. Узники концлагерей: уничтожение и принудительный труд // В кн.: Вторая мировая война. Дискуссии. Основные тенденции. Результаты исследований. С. 619-630.

181. Пленков О.Ю. Мифы нации против мифов демократии: немецкая политическая традиция и нацизм. СПб: РХГИ, 1997. - 576 с.

182. Пленков О.Ю. Третий Рейх. Нацистское государство. СПб: Издательский Дом «Нева», 2004. - 480 с.

183. Пленков О.Ю. Третий Рейх. Социализм Гитлера (Очерк истории и идеологии). СПб: Издательский Дом «Нева», 2004. - 480 с.

184. Пленков О.Ю. Третий Рейх. Арийская культура. СПб: Издательский Дом «Нева», 2005.-480 с.

185. Пленков О.Ю. Третий Рейх. Война: до критической черты. СПб: Издательский Дом «Нева», 2005. - 384 с.

186. Пленков О.Ю. Третий Рейх. Война: кризис и крах. СПб: Издательский Дом «Нева», 2005. - 512 с.

187. Полян П.М. Жертвы двух диктатур: жизнь, труд, унижения и смерть советских военнопленных и остарбайтеров на чужбине и на родине. 2-е изд., перераб. и доп. - М.: РОССПЭН, 2002. - 896 с.

188. Пуховская Н.Е. Формирование и реализация культурной политики в Третьем рейхе. Дис. канд. ист. наук.-Ростов-на-Дону: РГУ, 1999.

189. Пуховская Н.Е. Формирование и реализация культурной политики в Третьем рейхе. Автореф. дис. канд. ист. наук. - Ростов-на-Дону: РГУ, 1999.-28 с.

190. Размеров В.В. Экономическая подготовка гитлеровской агрессии (19331935 гг.) М.: Изд-во ИМО, 1958. - 174 с.

191. Райх В. Психология масс и фашизм: Пер. с англ. СПб.: Университетская книга, 1997.-381 с.

192. Рахшмир П.Ю. Буржуазная историография западноевропейского фашизма. Дис. . докт. ист. наук. - Пермь: Пермск. гос. ун-т, 1975. -XXXII, 374 с.

193. Реккер M.-JI. Между социальным умиротворением и материальной эксплуатацией // В кн.: Вторая мировая война. Дискуссии. Основные тенденции. Результаты исследований. С. 341-352.

194. Рисс К. Адвокат дьявола: Пер. с англ. М.: ЗАО Изд-во Центрполиграф, 2000.-492 с.

195. Розанов Г.Л. Германия под властью фашизма (1933-1939 гг.) 2-е изд., доп. - М.: Международные отношения, 1964. - 518 с.

196. Руге В. Как Гитлер пришел к власти: Германский фашизм и монополии. -М.: Мысль, 1985.-320 с.

197. Рудая О.И. Британская интеллигенция и фашизм в 20-30-е годы XX века. Автореф. дис. канд. ист. наук. - Ростов-на-Дону: РГУ, 2004. - 26 с.

198. Сидоров А.Н. Ремесленники в фашистской Германии. М.; Л.: Всесоюзное кооперативное объединенное издательство, 1936. - 77 с.

199. Сидоров А.Н. Фашизм и городские средние слои в Германии. М.; Л.: Соцэкгиз, 1936.- 166(2) с.

200. Соколов А.Н. Правовое государство. Идея, теория, практика. Курск: Курск, гос. техн. ун-т, 1994. - 427 с.

201. Соколов В.Б. Оккупация. Правда и мифы. М.: ACT - Пресс Книга, 2002.-352 с.

202. Социально-демографическая политика в развитых странах Запада. Реферативный сборник. М.: ИНИОН, 1992. - 202 с.

203. Типпельскирх К., Кессельринг А., Гудериан Г. и др. Итоги Второй мировой войны. Выводы побежденных: Пер. с нем. М., СПБ.: Полигон -ACT, 1998.-634 с.

204. Трайнин И.П. Механизм немецко-фашистской диктатуры. Ташкент: Госиздат УЗ СССР, 1942. - 231 с.

205. Тоталитаризм в Европе XX века. Из истории идеологий, движений, режимов и их преодоления. М.: Наука, 1996. - 540 с.

206. Тоталитаризм как исторический феномен. М.: Философское общество СССР, 1989.-395(1) с.

207. Устрялов Н.В. Германский национал-социализм. М.: Вузовская книга, 1999.- 140 с.

208. Фест И. Адольф Гитлер: Биография: В 3 т.: Пер. с нем. Пермь: Культурный центр Алетейа, 1993. - Т. 1. - 386 е.; Т. 2. - 480 е.; Т. 3. - 544 с.

209. Фолькманн Х.-Э. Советский Союз в экономических расчетах «третьего рейха». 1933-1941 годы // Отечественная история. 1997. - N 2. - С. 74-86.

210. Фомин В.Т. Фашистская Германия во второй мировой войне. Сентябрь 1939 г.-июнь 1941 г.-М.: Наука, 1978.-327 с.

211. Фришауэр В. Взлет и падение Геринга. Хроника жизни на фоне истории: Пер. с англ.-М.: ЗАО Изд-во Центрполиграф, 2000.-428 с.

212. Фромм Э. Анатомия человеческой деструктивности: Пер. с нем. М.: Республика, 1994. - 447 с.

213. Херстер-Филиппс У. «Спор историков» в ФРГ // Новая и новейшая история. 1988.-N 3. - С. 48-55.

214. Черкасов Н.С. «Спор историков» продолжается? // Новая и новейшая история." 1990.-N 1.-С. 171-184.

215. Шварцкопф К.Э. Образ внешнего мира в национал-социалистической пропаганде (1933-1941 гг.). Автореф. дис. . канд. ист. наук. - Краснодар: Куб. ГУ, 2004.-26 с.

216. Штрайт К. Советские военнопленные массовые депортации - принудительные рабочие // В кн.: Вторая мировая война. Дискуссии. Основные тенденции. Результаты исследований. - С. 589-600.

217. Abelshauser W. Kriegwirtschaft und Wirtschaftswunder // Vierteljahshefte ffir Zeitgeschichte. 1999. - Jg. 47. - N 4. - S. 503-538.

218. Aron R. Is there a Nazi Mystery? // Encounter. -1980. V. 54. - N 6. - P. 29-41.

219. Aycoberry P. The Social History of The Third Reich. 1933-1945. New York: The new press, 2000.-VI, 380 p.

220. Baldwin P. Social Interpretations of Nazism: Renewing a Tradition // Journal of Contemporary History. 1990. - V. 25. - N 1. - P. 5-37.

221. Barkai A. Das Wirtschaftssystem des Nationalsozialismus. Der historische und ideologische Hintergrund 1933-1936. Koln: Wissenschafi und Politik, 1977. -215 s.

222. Barkai A. The German Volksgemeinschaft from the Persecution of the Jews to «Final Solution» // In: Burleigh M. (Ed.). Confronting the Nazi Past. New Debates on Modern German History. London: Collins and Brown, 1996. - P. 84-97.

223. Bartow O. Hitler's Army. Soldiers, Nazis, and War in the Third Reich. New York; Oxford: Oxford University Press, 1991. - 238 p.

224. Baumer-Schleinkofer A. Biologie unter dem Hakenkreuz. Biologie und Shule im Dritten Reich // Universitas. Januar, 1992. - Jg. 47. - N 547. - S. 48-61.

225. Berghahn V.R. Modern Germany. Society and politics in the twentieth century. -Cambridge etc.: Cambridge University Press, 1982. XI, 314 p.

226. Biddiscombe P. «The Enemy of Our Enemy»: A View of the Edelweiss Piraten from the British and American Archives // Journal of Contemporary History. -1995.-V. 30.-P. 37-63.

227. Bock G. Antinatalism, Maternity And Paternity In National Socialist Racism // In: Crew D.F. (Ed.). Nazism and German Society, 1933-1945. London; New York: Routledge, 2003.-P. 110-140.

228. Bock G. Die Frauen und der Nationalsozialismus. Bemerkungen zu einem Buch von Claudia Koonz // Geschichte und Gesellschaft. 1989. - Jg. 15. - N 4. - S. 563-579.

229. Bracher K.D. Zeitgeshichtliche Kontroversen. Um Faschismus, Totalitarismus, Demokratie. Munchen, 1976.

230. Bramstedt E.K. Goebbels and National-Socialist Propaganda 1925-1945. London, 1965.

231. Broszat M. The Hitler State: the foundation and development of the internal structure of the Third Reich. London; New York: Longman, 1981.- XVII, 378 p.

232. Bry G. Wages in Germany. 1871-1945. Princeton: Princeton University Press, 1960.-486 p.

233. Buchholtz W. Die Nationalsozialistische Gemeinschaft: «KdF». Freizeitgestaltung und Arbeiterschaft im Dritten Reich. Inaug. Diss. - Munchen, 1976. - VI, 431 s.

234. Burleigh M., Wippermann W. The Racial State: Germany 1933-1945. Cambridge: University Press, 1992. - 386 p.

235. Burleigh M. The Third Reich. A New History. London: Pan Books, 2001. -965 p.

236. Calleo D. The German Problem Reconsidered: Germany and the World Order, 1870 to the Present. Cambridge etc.: Cambridge University Press,1978.-XI, 239 p.

237. Campbell d'Ann. Women in Combat: The World War II Experience in the United States, Germany and the Soviet Union // The Journal of Modern History. 1993. -V. 57.-N. 2.-P. 301-323.

238. Caplan J. Civil Service Support for National Socialism: An Evaluation // En: Der «Fuhrerstaat»: Mythos und Realitat.-Stuttgart: KlettCotta, 1981.-S. 167-193.

239. Carr W. Hitler. A Study in Personality and Politics. New York: St. Martin's Press,1979.-200 p.

240. Cassels A. Janus. The Two Faces of Fascism // Canadian Historical Papers. -1969.-P. 166-184.

241. Cassels A. The Two Faces of Fascism // In: Turner H. (Ed.). Reappraisals of Fascism. New York: Franclin Watts Inc., 1975. - P. 69-92.

242. Cassels A. Fascism. New York: Thomas G. Crowell Company, 1975. - XIV, 401 p.

243. Castell A.G. zu. Deutsche Bevolkerungspolitik. Geburtenriickgang und Politik // Journal fur Geschichte. -Jan. / Febr. 1984. Dm. 8. - N 1. - S. 37-43.

244. Diehl J.M. Change and Continuity in the Treatment of German Kriegsopfer // Central European Hiatoiy. 1985. - V. 18. - N 2. - P. 170-187.

245. Diehl J.M. Victors or Victims? Disabled Veterans in the Third Reich // The Journal of Modern History. 1987. - V. 59. - N. 4. - P. 705-736.

246. Dorpalen A. German history in Marxist perspective: the East German approach. -Detroit, 1985.-542 p.

247. Eichholtz D. Geschichte der deutschen Kriegswirtschaft 1939-1945. Bd. II: 1941-1943.-Berlin: Akademie-Verlag, 1985.-713 s.

248. Ellus J. Autopsy of Revolution. New York, 1971.

249. Engelmarm В. In Hitler's Germany. Daily Life in the Third Reich. New York: Pantheon Books, 1986. - XIII, 335 p.

250. Evans R.J.; Geary D. The German Unemployed. Experiences and Consequences of. Mass Unemployment from the Weimar Republic to the Third Reich. London; Sydney: Croom Helm, 1987. - 314 p.

251. Farguharson J.E. The plough and the swastika. The NSDAP and agriculture in Germany 1928-45. -London; Beverly Hills: SAGE, 1976. -VIII, 312 p.

252. Faschismus Forschung. Positionen, Probleme, Polemik. Berlin: Akademie-Verlag, 1980.-459 s.

253. Fest I. The Face of the Third Reich. Portraits of the Nazi Leadership. New York: Ace Books, 1970. - 605 p.

254. Freeman M. Atlas of Nazi Germany. London; Sydney: Helm, 1987. - 205(11) p.

255. Fromm E. Fascism as lower-middle class psychology // In: Allardyce G. (Ed.). The Place of Fascism in European History. - Prentice Hall, 1971. - P. 36-49.

256. Gassner G. Zwischen Kindern, Kuche und Kanonen. Die Arbeit der Munchne-rinnen im Zweitkrieg // En: Kraft S. (Hg.). Zwischen der Fronten. Munichner Frauen in Krieg und Frieden 1900-1950. Munchen: Buchendorfer Verlag, 1995.-S. 212-231.

257. Geary D. Image and Reality in Hitler's Germany // European History Quarterly. 1989. - V. 19. - N 3. - P. 385-390.

258. Geary D. European Labour Protest 1848-1939. New York: St. Martin's Press, 1981.-195 p.

259. Gersdorf U. Frauen im Kriegsdienst, 1914-1945. Stuttgart: Deutsche Verla-genstalt, 1969.

260. Gessner D. The Dilemma of German Agriculture During the Weimar Republic // In: Social Change and Political Development in Weimar Germany. London: Croom Helm; Totowa (New Jersey): Barnes and Noble Books, 1981. - P. 134154.

261. См.: Giles G.J. University Government in Nazi Germany: Hamburg // Minerva. A Review of Science, learning and policy. 1978 - V. 16. - N 2. - P. 196-221.

262. Gillingham J. Industry and Politics in the Third Reich. Ruhr coal, Hitler and Europe. London: Methuen, 1985. -XII, 183 p.

263. Gillingham J. The «Deproletarianization» of German Society. Vocational Training in The Third Reich // Journal of Social History. -1986. -V. 19. -N 3. -P. 423-429.

264. Gregor A. Fascism and Modernisation: Some Addenda // World Politics. -1973. V. 26. -N 3. - P. 370-384.

265. Grill J.H. The Nazi Movement in Baden, 1920-1945. Chapel Hill: The University of North Carolina Press, 1983. -XV, 720 p.

266. Grundmann F. Agrarpolitik im «Dritten Reich». Auspruch und Wirklichkeit des Reichserbhofgesetzes. -Hamburg: Hoffmann und Campe, 1979. 233 s.

267. Gruberger R. The 12-Year Reich. A Social History of Nazi Germany 19331945. New York etc.: Holt, 1971. - 535 p.

268. Hachtmann R. Industriearbeit im «Dritten Reich». Gottingen: Vandenhoeck und Ruprecht, 1989. - 464 s.

269. Hansen E. Wohlfahrtspolitik im NS Staat. Motivationen, Konflikte und Machtstrukturen im «Sozialismus der Tat» des Dritten Reiches. -Augsburg: Mario - Verlag, 1991.-495 s.

270. Harrison Т. The Theory and Practice of National Socialism 11 European History Quarterly. 1988. - V. 18. - N 3. - P. 369-377.

271. Heberle R. Landvolkerung und Nationalsozialismus. Eine soziologische Un-tersuchung der politischen Willensbildung in Schleswig Holstein, 1918 bis 1932. - Stuttgart: Deutsche Verlagenstalt, 1963. - 171 s.

272. Herbert U. «The Real Mystery in Germany». The Germany Working Class During the Nazi Dictatorship // In: Burleigh (Ed.). Confronting the Nazi Past New Debates on Modern German History. London: Collins and Brown, 1996.-P. 23-36.

273. Herf J. The Engineer as Ideologue: Reactionary Modernists in Weimar and Nazi Germany // Journal of Contemporary History. 1984. - V. 19. - N. 4. -P. 631-648.

274. Herf J. Reactionary Modernism. Technology, culture and politics in Weimar and the Third Reich. Cambridge etc.: Cambridge University Press, 1986. -251 p.

275. Hermand J. All Power to the Women: Nazi Concepts of Matriarchy // Journal of Contemporary History. 1984. - V. 19. - N 4. - P. 649-667.

276. Hiden J., Farguharson J. Explaining Hitler's Germany. Historians and the Third Reich. Totowa (New Jersey): Barnes and Noble Books, 1983. - 237 p.

277. Hofer W. Fifty Years On: Historians and the Third Reich // Journal of Contemporary History. -1986. V. 21. - N. 2. - P. 225-251.

278. Homze E.L. Foreign Labor in Nazi Germany. Princeton: Princeton University Press, 1967.-350 p.

279. Horn D. The Struggle for Catholic Youth in Hitler's Germany: An Assessment // The Catholic Historical Review. 1979. - V. 65. - N 4. - P. 561-582.

280. Huebsch N.A. The «Wolf Cubs» of the New Order: The Indoctrination and Training of the Hitler Youth // In: Nazism and the Common Man: Essays in German History (1929-1939). Washington: University Press of America Inc., 1981.-P. 93-111.

281. Jannen W. National Socialists and Social Mobility // Journal of Social History.- 1976. V. 9. - N 3. - P. 339-366.

282. Jarausch K.H. The Crisis of German Professions 1918-33 // Journal of Contemporary History. 1985. - V. 20. - N 3. - P. 379-398.

283. Jaud R. J. Der Landkreis Aachen in der NS Zeit (Politik, Wirtschaft und Ge-sellschaft in einem Katholischen Grenzgebiet, 1929-1944). Frankfurt am. Main etc.: Peter Lang, 1997.-791 s.

284. Joes A.G. Fascism. The Past and the Future // Comparative Political Studies.- 1974. -V. 7.-N1.-P. 107-133.

285. Kaelble H. Social Mobility in Germany, 1900-60 // The Journal of Modern History. 1978. -V. 50. -N 3. - P. 439-461.

286. Kater M.H. Hitlerjugend und Schule im Dritten Reich // Historische Zeit-schrift. -1979. Bd. 228. - N 3. - S. 572-623.

287. Kater M.H. The Nazi Party. A. Social Profile of Members and Leaders, 1919-1945. Cambridge; Massachusetts: Harward University Press, 1983. -415 p.

288. Keller B. Das Handwerk im faschistischen Deutschland. Zum Problem des Massenbasis. Koln: Pahl - Rugenstein, 1980. - 157 s.

289. Kershaw I. Popular Opinion and Political Dissent in the Third Reich: Bavaria 1933-1945. Oxford: Clarendon Press, 1984. - 425 p.

290. Kershaw I. How Effective Was Nazi Propaganda? // In: Welch D. (Ed.). Nazi Propaganda. The Power and the Limitations. London; Canberra:

291. Croom Helm; Totowa (New Jersey): Barnes and Noble Books, 1983. P. 180-205.

292. Kershaw I The Nazi Dictatorship. Problems and Perspectives of Interpretation. London: Edward Arnold, 1985. - IX, 164 p.

293. Kershaw I. The «Hitler Myth». Image and Reality in the Third Reich. Oxford; New York: Oxford University Press, 1987. - 297 p.

294. Kitchen M. Ernst Nolte and the phenomenologia of fascism // Science and Society. 1974. - V. 38. -N. 2. - P. 130-149.

295. Kitchen M. Fascism. London: The Macmillan Press Ltd., 1976. - 106 p.

296. Kitchen M. Europe Between the Wars. A Political Hisfory. London; New York: Longman, 1988. - 350 p.

297. Klaus M. Madchen im Dritten Reich. Der Bund Deutschen Madel (BDM). Кб In: Pahl - Rugenstein, 1983. - 219 s.

298. Klein B.H. Germany's Economic Preparations for War // In: Koch H. W. (Ed.). Aspects of the Third Reich. -New York: St. Martin's Press, 1985. P. 360370.

299. Klonne A. Jugend im Dritten Reich // En: Bracher K.D., Funke M., Jacobsen H.-A. Deutschland 1933-1945. Neue Studien zur nationalsozialistischen Herrschaft. Dusseldorf: Droste Verlag, 1992. - S.218-239.

300. Koch H.W. Geschichte der Hitlerjugend. Ihre Urspriinge und ihre Ent-wicklung 1922-1945. Percha am Starnberger See: Verlag R.S. Schultz, 1975. -488 s.

301. Koch H.W. A Constitutional History of Germany in the nineteenth and twentieth centuries. London; New York: Longman, 1984. - XIV, 400 p.

302. Koonz С Mothers in the Fatherland. Women, the Family and Nazi Politics. -New York: St. Martin's Press, 1987. 556 p.

303. Koonz С. Ethical Dilemmas and Nazi Eugenics: Single Issue Dissent in Religious Context // The Journal of Modern History. - Supplement. - December, 1992.-V. 64.-P. 8-31.

304. Kutz M. Kriegserfahrung und Kriegsvorbereitung. Die agrarwirtschaftliche Vorbereitung Hintergrund der Weltkrieg I Erfahrung // Zeitschrift fur Ag-rargeschichte und Agrarsoziologie. - 1984. -Jg. 32. - N 1. - S. 59-82.

305. Lampert H. Staatliche Sozialpolitik im Dritten Reih // En: Bracher K.D., Fun-ke M., Jacobsen H. -A. (Hrsg.). National Sozialistische Diktatur. 19331945. - Dusseldorf: Droste Verlag, 1983. - S. 177-205.

306. Laqueur W. Young Germany. A History of the German Youth Movement. -London: Routledge and Kegan Paul, 1962. 253 p.

307. Lehmann J. Agrarpolitik, Land und Ernahrungswirtschaft in Deutschland 1939 bis 1945 // Studia Historiae Oeconomicae. 1982. - Poznan, 1983. - V. 17.-S. 173-194.

308. Leppert-Fogen A. Die deklassierte Klasse: Studien zur Geschichte und Ideo-logie des Kleinbiirgertums. Frankrfurt am Main: Suhrkamp Verlag, 1974. -217 s.

309. Linz J.J. Some Notes Toward a Comparative Study of Fascism in Sociological Historical Perspective // In: Laqueur W. (Ed.). Fascism. A Reader's Guide: Analyses, Interpretations, Bibliography. Berkeley; Los Angeles, 1978. - P. 3-121.

310. Lovin C.R. Agricultural Reorganization in the Third Reich: The Reich Food Corporation (Reichsnahrstand), 1933-1936 // Agricultural History. 1969. -V. 43.-N4.-P. 447-461.

311. Liidtke A. The «Honor of Labor». Industrial workers and the power of symbols under National Socialism // In: Crew D.F. (Ed.). Nazism and German Society, 1933-1945. London; New York: Routledge, 2003. - P. 67-109.

312. Mai G. «Warum steht der deutsche Arbeiter zu Hitler? Zur Rolle der Deutschen Arbeitsfront im Herrschaftssystem des Dritten Reiches // Geschichte und Gesellschaft. 1986. - Jg. 12. - N 2. - S. 212-234.

313. Maier C.S. Immoral Equivalence (Revising the Nazi Past for the Kohl Era) // The New Republic. 1986. - December 1. - P. 36-41.

314. Maier C.S. Some Recent Studies of Fascism // The Journal of Modern History. 1976. - V. 48. - N 3. - P. 506-521.

315. Marchand S. Nazi Culture: Banality or Barbarism? // The Journal of Modern History. 1998. - V. 70.-N 1,-P. 108-118.

316. Mason T.W. «The legacy of 1918 for National Socialism» // In: Nicholls A., Mathias E. (Eds.). German Democracy and Triumph of Hitler. Essays on Recent German History. London: George Allen and Unwin Ltd., 1971. - P 215-239.

317. Mason T.W. Sozialpolitik im Dritten Reich: Arbeiterklasse und Volksge-meinschft. Opladen: Westdeutscher Verlag, 1978. - 374 s.

318. Mason T.W. The Worker's Opposition in Nazi Germany // History Workshop. -1981.-Issue 11.-P. 120-137.

319. Mason T. W. Women in Germany, 1925-1940: Family, Welfare and Work. Part 1 // History Workshop. Spring, 1976. - N 1. - P. 74-113.

320. Mason T. W. Women in Germany, 1925-1940: Family, Welfare and Work. Part 2 // History Workshop. Antumn, 1976. - N 2. - P. 5-32.

321. Merritt M.A. Strength through Joy: Regimented Leisure in Nazi Germany // In: Nazism and Common Man: Essays in German History (1929-1939). -Washington: University Press of America, Inc., 1981. P. 67-90.

322. Merson A. Nazis and monopoly capital // Our History. -Pamphlet 57. -Summer 1973.-P. 3-19.

323. Milton S. Vorstufe zur Vernichtung. Die Zigeunerlager nach 1933 // Viertel-jahrshefte furZeitgeschichte.-1995.-Jg.43.-N l.-S. 115-130.

324. Milward A. War, Economy and Society, 1939-1945. London: Allen Lane, Penguin Books Ltd., 1977. - XIII, 395 p.

325. Milward A. Fascism and the Economy // In: Laqueur W. (Ed.). Fascism A Reader's Guide: Analyses, Interpretations, Bibliography. P. 379-412.

326. Milward A. Fascists, Nazis, and Historical Method // History. 1982. - V. 67.-N219.-P. 47-62.

327. Milward A. Towards a Political Economy of Fascism // In: Larsen S.U., Hagtvet В., Myklebust J.P. (Eds.). Who Were the Fascists? Social Roots of European Fascism. P. 56-65.

328. Mommsen H. Beamtentum in Dritten Reich. Mit ausgewahlten. Quellen zur nationalsozialistischen Beamtenpolitik. Stuttgart: 1966. - 246 s.

329. Mosse G.L. Nazi Culture. Intellectual, Cultural and Social Life in the Third Reich. New York: Grosset and Dunlap, 1968. - 386 p.

330. Mosse G.L. Masses and Man. Nationalist and fascist perceptions of reality. -New York: Howard Fertig, 1980. 315 p.

331. Muhl- Benninghaus S. Das Beamtentums in der NS-Diktatur bis zum Aus-bruch des Zweiten Weltkrieges. Diisseldorf: Droste, 1996. - XVII, 212 s.

332. Munkel D. Bauerliche Interessen Versus NS-ldeologie // Vierteljahrsheflte fur Zeitgeschichte. 1996. - Jg. 44. - N 4. - S. 549-579.

333. Nelson W.H. Small Wonder. The Amazing Story of the Volkswagen. Boston; Toronto: Little, Brown and Company, 1970. - 311 p.

334. Neumann F. Behemoth. The Structure and Practice of National Socialism. 1933-1944.-New York: Octagon Books, Inc., 1963.-431 p.

335. Nicholls A. G. Germany // In: Woolf S.J. (Ed.). Fascism in Europe. London; New York: Methuen, 1981. - P. 65-91.

336. Nipperday T. 1933 and the Continuity of German History // In: Koch H.W. (Ed.). Aspects of the Third Reih. P. 489-508.

337. Noakes J. Nazism and Revolution // In: O'Sullivan N. (Ed). Revolutionary Theory and Political Reality. Brighton; Sussex: Wheatsheaf Books, 1983. -P. 73-100.

338. Noakes J. Social Outcasts in Nazi Germany // History Today. December, 1985.-V. 35.-P. 15-19.

339. Noakes J. The ivory tower under siege: German universities in the Third Reich// Journal of European Studies. Literature and ideas from the renaissance to the present. 1993. - V. 23. - Part 4. - N 92. - P. 371-407.

340. Nolan M. Work, Gender and Everyday Life in Twentieth Century Germany // In: Stalinism and Nazism. Dictatorships in Comparison. - Cambridge: University Press, 1997.

341. Nolte E. Between Myth and Revisionism. The Third Reich in the Perspective of the 1980 s // In: Koch H.W. (Ed.). Aspects of the Third Reich. P. 17-38.

342. Orlow D. The History of the Nazi Party: 1933-1945. V. 2. - Pittsburgh: University of Pittsburgh Press, 1973.-538 p.

343. Overy R.J. Transportation and Rearmament in the Third Reich // The Historical Journal.- 1973.-V. 16.-N2.-P. 389-409.

344. Overy R.J. Class and Community in the Third Reich // The Historical Journal. 1979. - V. 22. - N 2. - P. 493-503.

345. Overy R.J. The Nazi Economic Recovery. 1932-1938. London: Basingstoke Macmillan, 1982.-76 p.

346. Overy R.J. Goering. The «Iron Man». London; Boston: Routledge and Kea-gan Paul, 1984.-310 p.

347. Overy RJ. «Unemployment in the Third Reich» // Business History. -1987. -V. 29.

348. Passchier N. The Electoral Geography of the Nazi Landslide. The Need for Community Studies // In: Larsen S.U., Hagtvet В., Myklebust J.P. (Eds.). Who Were the Fascists? P. 283-300.

349. Payne S.G. Fascism: Comparison and Definition. Madison (Wisconsin): The University of Wisconsin Press, 1980. - 234 p.

350. Payne S.G. A History of Fascism, 1914-1945. Madison: The University of Wisconsin Press, 1995. - 613 p.

351. Peterson E.N. The Limits of Hitler's Power. Princeton; New Jersey: Princeton University Press, 1969. - 472 p.

352. Prinz M. Vom neuen Mittelstand zum Volksgenossen. Die Entwicklung des sozialen Status der Angestellten von der Weimarer Republik bis zum Ende des NS-Zeit. Munchen: R. Oldenbourd Verlag, 1986. - 362 s.

353. Peukert D.J.K. Inside Nazi Germany: Conformity, opposition, and nazism in everyday life. New Haven; London: Yale University Press, 1987. - 288 p.

354. Purcell H. Fascism. London: Hamish Hamilton, 1977. - 95 p.

355. Rabinbach A. The Aethetics of Production in The Third Reich // Journal of Contemporary History, 1976. - V. 11. - N 4. P. 43-74.

356. Reich W. The mass psychology of fascism. New York: Penguin Books, 1975.-430 p.

357. Rempel G. Hitler's Children. The Hitler Youth and the SS. Chapel Hill; London: The University of North Carolina Press, 1989. - 354 p.

358. Rupp L.J. Mobilizing Women for War. German and American Propaganda 1939-1945. Princeton (N.J.): Princeton University Press, 1978. - 243 p.

359. Rutherford W. Hitler's Propaganda Machine. London: Bison Books, 1978. -192 p.

360. Sachse C. Fabrik, Familie und kein Feierabend. Frauenarbeit im Nationalsozialismus // Gewerkschaftliche Monatshefte. 1984. - Jg. 35. - N 9. - S. 566-579.

361. Sator K. Grosskapital im Faschismus: Dargestellt am Beispiel der IG Far-ben. - Frankfurt am Main: Verlag Marxistische Blatter, 1978. - 117 s.

362. Sauer W. National Socialism: Totalitarianism or Fascism? // The American Historical Review. 1967. - V. 73. - N 2. - P. 404-424.

363. Schieder W. (Hrsg.). Faschismus als Soziale Bewegung. Deutschland und Ita-lien im Vergleich. Hamburg, 1976.

364. Schmidt M. Albert Speer: The end of a myth. New York: St. Martin's Press, 1984.-XI, 276 p.

365. Schoenbaum D. Hitler's social resolution: class and status in Nazi Germany. 1933-1939.-New York: Doubleday and Company inc., 1966. 336 p.

366. Schweitzer A. Big Business in the Third Reich. London: Eyre a Spottis-woode, 1964.-739 p.

367. Semmler R. Goebbels The man next to Hitler. - London: Westhouse, 1947. -234 p.

368. Shand J.D. The Reichsautobahn: Symbol for the Third Reich // Journal of Contemporary History.- 1984.-V. 19.-N2,-P. 189-200.

369. Sheehan J.J. National Socialism and German Society. Reflections on Recent Research // Theory and Society. 1984. - V. 13. - N 6. - P. 851-867.

370. Siegel T. Die gekaufte Arbeiterklasse? Lohnpolitik im nationalsozialisti-schen Deutschland // Gewerkschaftliche Monatshefte. - 1984. - Jg. 35. - N 9. -S. 533-545.

371. Siegel T. Wage Policy in Nazi Germany // Politics and Society. 1985. - V. 14.-N l.-P. 1-51.

372. Siegfried K.J. Racial Discrimination At Work: Forced Labour In The Volkswagen Factory, 1939-1945 // In: Burleigh. M. (Ed.). Confronting The Nazi Past.-P. 37-50.

373. Silverman D.P. Nazification of the German Bureaucracy Reconsidered: A Case Study // The Journal of Modern History. 1988. - V. 60. - N 3. - P. 496-539.

374. Silverman D.P. Fantasy and Reality in Nazi Work Creation Programs, 19331936 // The Journal of Modern Histoiy. - 1993. - V. 65. - N 1. - P. 113-151.

375. Smelser R. Die Sozialplanung der deutschen Arbeitsfront // En: Prinz M., Zi-telmann R. (Eds.). Nationalsozialismus und Modernisierung. Darmstadt: Wissenschaftliche Buchgesellschaft, 1991. - S. 71-92.

376. Smith W.D. The Historical Origins of Nazi Imperialism. New York; Oxford: Oxford University Press, 1986. - 333 p.

377. Snyder L.L. National Socialist Germany: Twelve Years that Shook the World. Malabar; Florida: Robert R. Krieger Publishing Company, 1984. - 209 p.

378. Spohn W. Zur «Betriebsverfassung» im nationalsozialistischen Deutschland // Gewerkschaftliche Monatshefte. 1984. - Jg. 35. - N 9. - S. 545-555.

379. Stachura P.D. Who Were the Nazis? A Socio-Political Analysis of National-Socialist Machtiibernahme // European Studies Review. -1981. V. 11. -N 3. -P. 293-324.

380. Stachura P.D. Gregor Strasser and the Rise of Nazism. London: George Allen and Unwin, 1983.- 178 p.

381. Stachura P.D. National Socialism and the German Proletariat, 1925-1935: Old Myths and New Perspectives // The Historical Journal. 1993. - V. 36. - N 3. -P. 701-718.

382. Stalinism and Nazism. Dictatorships in Comparison Cambridge: University Press, 1997.-369 p.

383. Steinberger N. Die Agrarpolitik des Nationalsozialismus. M.; L., 1935.

384. Stephenson J. Women in Nazi Society. New York: Barnes and Noble Books, 1975.-223 p.

385. Stephenson J. Girls' Higher Education in Germany in the 1930 // Journal of Contemporary History.- 1975.-V. 10.-N 1.-P. 41-69.

386. Stephenson J. «Reiehsbund der Kinderreichen»: the League of Large Families in the Popular Policy of Nazi Germany // European Studies Review. 1979. -V. 9.-N 3.-P. 351-375.

387. Stephenson J. The Nazi Organization of Women. London: Croom Helm; To-towa (New Jersey): Barnes and Noble Books, 1980. - 246 p.

388. Stephenson J. «Emancipation» and its Problems: War and Society in Wurt-temberg 1939-45 // European History Quarterly. 1987. — V. 17. - N 3. - P. 345-365.

389. Stolleis M. The Law Under the Swastika. Studies on Legal History in Nazi Germany. Chicago; London: Chicago University Press, 1998. - XVI, 263 p.

390. Sulik A. Volkstumspolitik und Arbeitseinsatz. Zwangsarbeiter in der Grofiin-dustrie Oberschlesiens // En: Herbert U. (Hg.). Europa und der «Reichseinsatz».-S. 106-126.

391. O'Sullivan N. Fascim. London; Melbourne: Dent, 1983. - 223 p.

392. Taylor S. Prelude to Genocide. Nazi Ideology and the Struggle for Power. -London: Duckworth, 1985. 228 p.

393. Theorien uber den Faschismus. Koln; Berlin (West): Athenaum, 1967. -513 s.

394. Thornton M.J. Nazism 1918-1945. Oxford etc.: Pergamon Press, 1966. -181 p.

395. Tilton T. Nazism, neo-Nazism and the Peasantry. Bloomington; London: Indiana University Press, 1975. - 186 p.

396. Toland J. Adolf Hitler. New York: Doubleday Company, 1976. - 1035 p.

397. Trevor-Roper H.R. The Phenomenon of Fascism // In: Woolf S.J.(Ed.). Fascism in Europe.

398. Turner H. Fascism and Modernisation // World Politics. 1972. - V. 24 - N 4. -P. 547-564.

399. Turner H. (Ed.). Reappraisals of Fascism. New York: Franclin Watts Inc., 1975. -238 p.

400. Weber E. Revolution? Counterrevolution? What Revolution // In: Laqueur W. (Ed.). Fascism. A Reader's Guide. Analyses, Interpretations, Bibliography.

401. Weindling P. Understanding Nazi Racism: Precursors and Perpetrators // In: Burleigh M. (Ed.). Confronting the Nazi Past. New Debates on Modern German History. P. 66-83.

402. Welch D. The Third Reich. Politics and Propaganda. London; New York: Routledge, 2002.-246 p.

403. Whaley B. Covert Rearmament in Germany 1919-1939: Deception and Misper-seption // The Journal of Strategic Studies. 1982. — V. 5. - N 1. - P. 3-39.

404. Winkler D. Frauenarbeit im «Dritten Reih». Hamburg: Hoffmann und Camped 977.-253 s.

405. Winkler H.A. From Social Protectionism to National Socialism: The German Small-Business Movement in Comparative Perspective // The Journal of Modern History. 1976. — V. 48. - N 1. - P. 1-18.

406. Winkler H.A. German Society, Hitler and the Illusion of Restoration 1930-33 // Journal of Contemporary History. 1976. - V. 11. - N 4. - P. 1 -16.

407. Wippermann W. Faschismustheorien. Zum Stand den gegenwartigen Diskus-sion. Darmstadt: Wissenschaftliche Buchgesellschaft, 1972.

408. Wippermann W. Faschismustheorien. Zum Stand den gegenwartigen Diskus-sion. Darmstadt: Wissenschaftliche Buchgesellschaft, 1975.

409. Wolff J. Hitlerjugend und jugendgerichtsbarkeit. 1933-1945 // Viertel-jahrshefte fur Zeitgeschichte. 1985. - Jg. 33. - N 4. - S. 640-667.

410. Wulff B. The Third Reich and the Unemployed: National Socialist Work -Creation Schemes in Hamburg 1933 4 // In: Evans R.J., Jeary D. (Eds.). Experiences and Consequences of Mass Unemployment from the Weimar Republic to the Third Reich. - P. 281-302.

411. Zibert E.A. Albert Speer and the Nazi Ministry of Arms. London, 1981.1. VIII. СПРАВОЧНЫЕ ИЗДАНИЯ

412. Залесский K.A. Кто был кто в Третьем рейхе: Биографический энциклопедический словарь. М.: ООО «Изд-во ACT»: ООО «Изд-во Астрель», 2003.-942 с.

413. Краткая философская энциклопедия. М.: Издат. группа «Прогресс», «Энциклопедия», 1994. - 576 с.

414. Энциклопедия Третьего рейха / Сост. Воропаев С. М.: ЛОКИД - МИФ, 1996.-587 с.

415. Kehr H., Langmaid J. The Nazi Era: A Select Bibliography of published works from the early roots to 1980. London: Manswell Publishers Ltd., 1982. - XVI, 621 p.

416. Snyder L.L. Encyclopedia of the Third Reich. New York: Mc Graw-Hill, 1976.-XXII, 410 p.