автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.09
диссертация на тему: Социальная психология интеллектуально-аристократических кругов российского дворянства последней трети XVIII века (Опыт формально-количественного анализа источников эпистолярного характера)
Полный текст автореферата диссертации по теме "Социальная психология интеллектуально-аристократических кругов российского дворянства последней трети XVIII века (Опыт формально-количественного анализа источников эпистолярного характера)"
МОСКОВСКИЙ ОРДЕНА ЛЕНИНА, ОРДЕНА ОКТЯБРЬСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ И ОРДЕНА ТРУДОВОГО КРАСНОГО ЗНАМЕНИ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ ИМЕНИ М.В.ЛОМОНОСОВА
Исторический факультет
На правах рукописи
МАРАСИНОВА Елена Нигметовна
СОЦИАЛЬНАЯ ПСИХОЛОГИЯ ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНО-АРИСТОКРАТИЧЕСКИХ
КРУГОВ РОССИЙСКОГО ДВОРЯНСТВА ПОСЛЕДНЕЙ ТРЕТИ ХУШ ВЕКА
/Опыт формально-количественного анализа источников эпистолярного характера/
Специальность - 07. 00. 09.
Историография, источниковедение и методы исторического исследования
АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук
Москва 1991
Работа выполнена на кафедре источниковедения и историографии истории СССР исторического факультета Московского государственного университета имени М.В.Ломоносова.
Научный руководитель: член-корреспондент АН СССР, доктор исторических наук, профессор
Официальные оппоненты: доктор исторических наук кандидат исторических наук
Ведущая организация Институт Истории АН СССР
Милов Л.В.
Минаева Н.В. Давыдов М.А.
.защита состоится
"о*. 1991 г. в Лг час. на
заседании специализированного Совета К. 05с). 05. 27 по истории СССР при МГУ им. М.В.Ломоносова. Адрес: Г1у 8уу, ГСП, Москва, Ленинские Горы, МГУ, 1-й корпус гуманитарных факультетов, ауд.;
С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке им. А.М.Горького /МГУ, 1-й корпус гуманитарных факультетов/.
Автореферат разослан
1УУ1 г.
Ученый секретарь специализированного Совета _ кандидат исторических наук
Кислятина Л.Г.
ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ Научная значимость и актуальность. Растущий интерес к различным аспектам социально-психологической проблематики диктуется гуманизацией знания, всей внутренней логикой развития науки. Ретроспективное изучение общественного сознания дает возможность исследовать исторический процесс во всей его сложности, многообразии, богатстве красок, позволяет избежать модернизации и схематизации, уловить смысл причинно-следственных связей. Воссоздание духовной жизни прошлого на базе конкретно-исторического материала обнаруживает ряд трудностей, связанных с определением круга источников, содержащих соответствующую информацию, и разработкой методики их анализа. На современном уровне развития исторической психологии особое значение приобретает исследование данных проблем применительно к отдельным видам источников и прежде всего применительно к источникам личного происхождения.
В реферируемой работе предпринята попытка реконструировать на основе эпистолярных материалов ведущие черты социально-психологического облика интеллектуальной аристократии российского' дворянства последней трети ХУШ века и выявить наметившиеся тенденции их эволюции. Годы екатерининского "золотого века", время, максимального укрепления могущества- и расцвета культуры господствующего класса, являлись, на мой взгляд, уникальным этапом в развитии сознания высшего сословия. Именно в этот переходный период сложилась кратковременная ситуация баланса между достигшими своей критической точки традиционными ценностями и уже сформировавшимися новыми альтернативными ориентациями, что и дало' возможность их всестороннего.изучения в пределах сравнительно короткого отрезка времени.
Для воссоздания социально-психологической картины жизни об-
щества переходной эпохи, когда достаточно четко прослеживается динамика различных явлений, особенно эффективно использование источников эпистолярного характера. Письмам присуща быстрота реакции, спонтанность формулировки важнейших для автора жизненных проблем, учет восприятий адресата и непосредственная ориентация на его личность. Состояние сознания российского дворянства и основные направления его эволюции исследуются в работе на материалах переписки интеллектуальной аристократии высшего сословия. Как группа, входящая в состав господствующего класса, политическая и культурная знать являлась носительницей устойчивых, исторически обусловленных черт социально-психологического облика дворянства. С другой стороны, по уровню просвещенности и жизненной мобильности эта среда оказалась наиболее деятельной и мыслящей частью правящего сословия, где и зарождались новые процессы, свидетельствующие о деформации сознания дворянства в условиях разложения феодально-крепостнических отношений.
Изучение социальной психологии интеллектуальной аристократии российского господствующего класса последней трети ХУШ века позволит углубить и отчасти изменить представление о сущности общественно-политических и культурно-исторических процессов рассматриваемого периода. Введение в научный оборот достаточно большого массива ранее не исследуемых эпистолярных документов и разработка формализованных методов извлечения из них информации о духовной жизни общества будет способствовать развитию исторической психологии как самостоятельной отрасли знания.
Степень изученности проблемы. Анализ историографии психологии российского дворянства второй половины ХУШ века осложняется минимальным числом работ, непосредственно затрагивающих данные
аспекты, в русской дореволюционной и зарубежной науке, и в школе советских гуманитарных исследований, а также многоплановостью самой проблемы, возникшей на стыке научных дисциплин, истории, филологии, культурологии, исторической психологии, в каждой из которых имеется своя традиция освоения дворянской тематики. При подобной историографической ситуации целесообразно представить общую картину изучения социальной истории господствующего класса рассматриваемого периода и оценить ее с точки зрения основных задач исследования психологии высшего сословия.
Работы русских дореволюционных и современных зарубежных ученых, обращающихся к социальной истории российского господствующего класса, объединяет общая направленность исследований, которые выстраиваются в плоскости следующих проблем^: значение господствующего класса в социальной и политической структуре российского общества, сословно-норпоративное управление дворянства; система государственной службы правящего сословия, роль ■ статуса в иерархии ценностей дворянского чиновника, результаты воздействия на духовную жизнь господствующего класса освобождения от обязательного характера императорской службы;- крепостной быт дворянина— помещика и возникновение крестьянского вопроса; появление в среде господствующего класса критически настроенной элиты, обособление интеллигенции, "образованного меньшинства", противостоящего и абсолютизму, и основной массе дворянства, умственное движение в среде высшего сословия, цивилизирующее влияние западной культуры и идей Просвещения, пробуждение националь-
р
но-патриотических чувств. Несмотря на различие концепций и подходов, русскую дореволюционную историографию дворянской проблематики и в известном смысле продолжившую ее традиции современ-
ную зарубежную школу объединяет живость изложения, яркие характеристики, закономерно повышенный интерес к сознанию интеллектуальной элиты и проникновению европейской общественной мысли в Россию, учет психологического фактора и включение его в ткань исследования. В то же время необходимо отметить интуитивность, эпизодичность и теоретико-методологическую необеспеченность попыток реконструкции менталитета высшего сословия. В результате отдельные плодотворные наблюдения не создают цельной адекватной картины духовной жизни господствующего класса.
Советская историографическая традиция изучения российского дворянства второй половины ХУШ века основана на богатом документальном материале и охватывает важнейшие аспекты истории высшего сословия: социальная структура дворянства, уровень его консолидации и характер столкновения противоречивых интересов различных групп; выделение в среде правящего класса бюрократии, а также формирование дворянской интеллигенции; эволюция правового положения сословия; взаимоотношения с самодержавной властью; формирование официальной политической доктрины просвещенного абсолютизма, а также выделение в общественной мысли господствующего класса реакционно-консервативного и либерально-консервативного течений, распространение идей Просвещения; основные закономерности развития русской литературы второй половины ХУШ века, которая была преимущественно дворянской и по сословному положению авторов, и по читательской аудитории. Наконец, проблемы социальной истории господствующего класса второй половины ХУШ века затрагиваются в исследованиях, связанных с движением декабристов, а конкретнее, в работах, раскрывающих причины и предпосылки возникновения такого феномена, как российская дворянская революционность.
При анализе перечисленных сюжетов авторы спонтанно выходят на социально-психологические явления, которые, однако, не всегда узнаются и идентифицируются, что более стимулирует постановку проблем, чем дает их решение. В частности, если речь идет о консолидации дворянства, то напрашивается вопрос об уровне психологической сплоченности сословия, если исследуется российский абсолютизм, то возникает необходимость реконструкции восприятия дворянином образа императора, при изучении общественной мысли и литературы ощущается потребность в учете специфики отражения сознания российского дворянства в художественных произведениях, все более очевидной становится актуальность целенаправленного научного исследования общих процессов развития сознания господствующего класса, приведших в 1825 году к катастрофе раскола.
В связи с этим следует специально проанализировать те немногочисленные работы советских ученых, в которых непосредственно изучается сознание российского дворянства второй половины ХУШ века. Среди них исследования С.С.Минц являются первым и пока единственным опытом воссоздания социальной психологии господствующего класса данного периода по материалам источников личного происхождения. Указывая на феодальную природу высшего сос-. ловия, автор отмечает две линии в развитии классового самосознания дворянства - формирование отдельных моментов осознания общности классовых интересов в достаточно устойчивое целое, с одной стороны, и наметившаяся тенденция.к преодолению сословно-корпоративной ограниченности классового самосознания - с другой. Ю.М.Лотман в многочисленных статьях и монографических исследованиях, рассматривая литературный процесс в широком контексте эпохи, выходит на целый спектр проблем, -связанных с менталитетом
дворянства. Ученый очень верно почувствовал историческую перспективу и уловил важнейшее событие эпохи - рождение личности человека, который верит в свою духовную ценность и уважает ценность другого человека, а потому уже более не может быть слугой Платона Зубова и верноподданным рабом. В работах В.И.Краснобаева намечены основные методологические принципы изучения культуры Рос-, сии переходного периода второй половины ХУЛ - начала XIX веками, в частности, раскрыт термин "дворянская культура", который понимается как система, включающая и государственную службу, и быт, и взаимоотношения с людьми, и выработанные в дворянской среде морально-этические понятия о благородстве, чести, апистолярное наследие и литературное творчество дворянской аристократии стали для Г.А.Гуковского главными источниками, на основе которых ученый исследовал отношение этого наиболее социально активного слоя господствующего класса к крепостному праву, царской власти, чиновничье-бюрократическому аппарату, нравственным проблемам времени. В результате автору удалось выяснить, как накапливались и постепенно росли в русской культуре второй половины ХУШ века идейные элементы, враждебные всему сословию помещиков. Включая в анализ мемуары, письма, публицистику, предоставляя слово самим историческим персонажам, Н.Я.Эйдельман в своих работах, посвященных духовной жизни России, сформулировал главный итог русской культуры ХУШ века - возникновение просвещенного, гуманного, внутренне свободного интеллектуального слоя, которому предстоит сыграть выдающуюся роль в истории следующего столетия.
Складывающаяся в советской историографии традиция изучения сознания российского дворянства второй половины ХУШ века нацеливает на ключевые проблемы исследования, помогает сориентиро-
ваться в конкретно-историческом материале, раскрывает информативные возможности различных видов источников и накапливает опыт извлечения из них соответствующих сведений. При всем том, социально-психологические процессы, протекающие в сознании господствующего класса, анализируются локально, изолированно, с различных авторских позиций, которые порой трудно привести к общему знаменателю и в плане терминологии, и в плане конкретной методологии, и, наконец, в плане построения концепции. В результате возникает фрагментарное и отчасти искаженное представление о социально-психологическом облике российского дворянства, что ставит перед необходимостью определить пути перехода к систематическому исследованию сознания господствующего класса-и, исходя из них, сформулировать конкретные цели, осуществление которых возможно в рамках отдельной работы.
¿задачи работы.
- Обнаружение переписки российского дворянства последней трети ■ ХУШ века и формирование источниковой базы исследования.
- Историко-типологическая характеристика данного эпистолярного комплекса.
- Поиск эффективных путей извлечения из источников скрытой информации социально-психологического уровня, разработка программы формализации содержания переписки с помощью методик контент-анализа.
- Интерпретация полученных данных, характеристика общего состояния сознания интеллектуально-аристократических кругов господствующего класса и основных направлений его эволюции.
Методологическая основа работа. Идеи, которые позволили разрешить гносеологическую ситуацию, возникшую при воссоздании ео-
циально-психологических процессов в исторической ретроспективе, содержатся в обобщающих работах по источниковедению, а также в культурно-типологических исследованиях менталитета феодального общества на завершающих стадиях его развития и в эпоху перехода к капитализму. Представление о потенциальной возможности источников с ярко выраженной индивидуальной направленностью содержать объективные сведения об общественном сознании прошлых эпох, тезис о наличии в документальном материале скрытой информации, наиболее адекватно воспроизводящей реальную действительность, взгляд на источник, как на факт исторического процесса, вццеле-ние в качестве интегральной характеристики документального материала его социальных функций и, наконец, признание диалога почти универсальным явлением, пронизывающим все отношения и проявления человеческой жизни, единственным путем познания внетекстовой реальности - составили методологическую основу источниковедческого аспекта предложенной работы.^
Различные модели феодального по своей формационной принадлежности сознания, ввделенные в работах Б.Ф.Поршнева, А.И.Тита-ренко, А.Я.Гуревича, И.С.Кона, Л.М.Ваткина. Т.Ёеблена, М.Блока, М.Оссовской, Э.Фромма, Й.Хейзинга, М.Вебера, дали импульс и направления поиска при реконструкции социальной психологии российского дворянства на основе материалов эпистолярных источников. Однако, эти профилирующие концепции, созданные по документам стран так называемого классического феодализма, могут эффективно использоваться прежде всего при историко-сравнительном анализе, с учетом "исторической многовариантности феодализма"^«
Апробация работы. По исследуемой теме вышло 8 публикаций. Ряд положений диссертации был изложен в докладах на научных конфе-
ренциях кафедры историографии и источниковедения истории СССР, научных конференциях и школах-семинарах по применению математических методов в исторических исследованиях, на 5 всесоюзной конференции по проблемам источниковедения, на конференции по проблемам провинциальной культуры, в ряде выступлений на регулярном межвузовском семинаре по исторической психологии в Институте всеобщей истории АН СССР. Диссертация обсуждалась на кафедре историографии и источниковедения истории СССР и на кафедре истории СССР периода феодализма.
СТРУКТУРА И ОСНОВНОЕ СОДЕРУАНИЕ РАБОТЫ
Диссертация включает введение, проблемно-тематический очерк историографии общественного созйания российского дворянства второй половины ХУШ века, характеристику переписки интеллектуально-аристократических кругов господствующего класса как источника по изучению психологии этой социальной группы и, наконец, интерпретацию основных данных контент-анализа эпистоляр-. ных материалов. В работу включена детальная программа формализации писем, а также сводные таблицы-реестры, .суммирующие и наглядно представляющие итоговые результаты контент-анализа эпистолярных источников.
Познавательная ситуация реконструкции сознания людей прошлых эпох с особой остротой ставит источниковедческие проблемы теоретико-методологического, историко-типологического и конкретно-прикладного плана, которые применительно к эпистолярным материалам рассматриваются в 1 главе "Переписка как источник по социальной психологии интеллектуально-аристократической среды российского дворянства йоследней трети ХУШ века".
Определение информативных возможностей писем и специфики фиксации в них явлений социально-психологического уровня потребовало прежде всего выделить отличительные видовые признаки эпистолярных источников, к которым были отнесены - непосредственно и открыто выраженное личностное начало; синхронный характер передачи умонастроений автора; единство основной функции -быть средством общения и информации. Кроме того, письма можно считать материальным выражением человеческих контактов, документом взаимодействия людей, фактом открытого поведения личности.
Типологическая характеристика эпистолярных источников позволила увидеть в переписке российского дворянства последней трети ХУШ века определенное качественное единство, явление социальной жизни, компонент духовного развития общества. К работе было привлечено более трех тысяч писем 144 авторов, во всем разнообразии жизненных путей и судеб которых просматриваются социально-биографические типы, представляющие просвещенную сановную бюрократию и формирующуюся дворянскую интеллигенцию. Еще реальная во второй половине ХУШ века объективная социально-историческая общность и эмоционально переживаемая близость этих внутриклассовых групп дает право выделить так называемый интеллектуально-аристократический слой, к которому и принадлежали авторы писем.
Переписка интеллектуальной аристократии российского дворянства оказалась сложившимся цельным комплексом эпистолярных источников, имеющим свои закономерности возникновения и эволюции, понимание которых было облегчено путем классификации писем. В качестве методической основы группировки эпистолярного материала использовался тезис о зависимости внутренней структуры
источника от его социальных функций. В результате весь привлеченный к работе комплекс удалось разделить на традиционно-ритуальную, эмоционально-интимную и интеллектуально-эмоциональную переписку. Данные подвиды эпистолярного материала имели свою структуру, лексику, тональность, целевое назначение и характеризовались различной степенью соответствия нормативному этикету, богатством сюжетных линий или, наоборот, скудостью тематики, а главное - диапазоном проявления индивидуальности автора и глубиной ощущения им личности адресата. Подобная типологическая неоднородность эпистолярных источников последней трети ХУШ века объясняется таким этапом их развития, когда устоявшиеся формы, опирающиеся на письмовники и строго следующие эпистолярному канону еще не исчезли из переписки, а письма, вышедшие за узкие рамки примитивной эпистолярной традиции, стали массовым явлением в среде дворянской интеллектуальной аристократии. Этот процесс превращения переписки в средство духовного общения и самораскрытия личности, расширения границ письма представляется главным смыслом эволюции эпистолярных источников.
Историко-типологическая характеристика переписки дворянства позволила разработать конкретные методики повышения информа-. тивной отдачи источника и провести формально-количественное исследование привлеченного к работе эпистолярного материала. Контент-анализу был подвергнут комплекс источников, представляющий из себя переписку 50 авторов, каждому, из которых принадлежало 40 писем, извлеченных из дореволюционных и советских публикаций путем случайной выборки. Все письма умозрительно разделялись на определенные части - смысловое единицы контент-анализа, которые вне зависимости от содержащегося в них объема информации выра-
жали одну мысль, идею автора и были связаны общим смыслом. Затем шла фиксация предварительно выделенных объектов, понятий первого уровня, объединенных в укрупненные индикаторы и категории контент-анализа в зависимости от их принадлежности к тем или иным сферам деятельности индивида. На следующем этапе кодировки содержания переписки учитывались оценочные суждения автора о кон- . кретном объекте, которым давалось числовое и буквенное выражение на основании рабочей таблицы смысловых полей эмоциональных категорий, составленных с помощью словарей современного русского языка и русского языка ХУШ - начала XIX века. Затем в соответствии с программой систематизации эпистолярного материала, учитывающей связь письма и внетекстовой реальности, функции переписки, ее обстоятельства, отношения автора и адресата и т.п., каждому исследуемому документу давался индекс. В результате подобной формализации содержания эпистолярных источников возникли сводные таблицы, составленные для каждого автора, которые тлели
следующую унифицированную структуру:
эмоционально- тип эпистолярного категория индикатор объект оценочная материала
реакция 1 П Ш 1У У У! УП
В итоге был получен систематизированный сопоставимый материал, который можно использовать многократно и многоаспектно в различных проблемных исследованиях, создать своеобразный микробанк данных.
Письма оказались информативно богатым и перспективным источником, на основе которого удалось реконструировать ведущие ценностные системы, существующие в сознании дворянства, их взаимовлияние и взаимодеформацию, своеобразие контактов, механизм психологической сплоченности, действие которого проявилось во всех плоскостях социальной истории господствующего класса. "Ба-
зовые", исторически обусловленные черты сознания дворянства, возникшего кал сословие, обязанное нести военную и гражданскую службу, которая вознаграждалась земельным наделом, данным в условное держание на правах поместья, сложились именно в этой области общественной жизни господствующего класса. Содержание традиционных общепринятых ценностей и их влияние на мотивационную сферу представителей высшего сословия рассматривается во 2 главе "Преобладающий социально-психологический тип личности российского дворянина второй половины ХУШ века".
Авторов писем продолжали волновать проблемы государственной службы и после отмены ее обязательного характера в 1762 году. Данная тематика оказалась доминирующей в привлеченном к работе комплексе эпистолярных источников и составила.более половины объема содержащейся в них информации. Совокупный анализ всех зафиксированных в эпистолярном материале прямых заявлений авторов писем о смысле императорской службы обнаружил высокую .степень зависимости сознания дворянина от присяжно-официозных идеалов. Для представителей правящего сословия образ монарха был главным критерием, смылом, стимулом государственной службы. В чиновнике, вышестоящем по сословно-статусной лестнице, дворянин видел лишь исполнителя воли государя, посредника высочайшей власти. Особенности иерархической структуры российского феодального сословия и ее отражение в сознании представителей господствующего класса привели к возникновению у каждого дворянина чувства личной зависимости от монарха.
• Однако, сопоставление социальных функций писем,, отношений автора и адресата, а также условий ведения переписки, где встречаются запрограммированные высказывания, проникнутые пафосом
государственности и буквально совпадающие с формулировками высочайших указов, посланий, рескриптов, позволило предположить, что за строгим следованием присяжным идеалам стояло ясно осознаваемое стремление продемонстрировать соответствие ориентаций автора официальным ценностям. Индикаторы, определяющие содержание важнейших категорий контент-анализа, преобладающие эмоционально-оценочные реакции авторов на чиновный успех, награду, место, должность, богатство, а также нормативно одобренные качества служащего дворянина,- господствующие критерии оценки и самооценки личности в светском обществе, ясно показали мощную направленность сознания представителей высшего сословия на интересы карьеры, на достижение социального статуса, важнейшим и универсальным выражением которого был чин. Примат чина в системе ценностей дворянства создавал препятствия для реализации официально задаваемой господствующему классу социальной роли слуги царя и Отечества, осуществление которой не могло удовлетворить потребности и реальные ожидания дворянина, ориентирующегося на осязаемые сословно-бюрократические и материальные выгоды. Современники признавали разлад между провозглашаемой идеальной ролью и одержимым стремлением к обладанию статусом, однако, в большинстве своем не видели в этом противоречия и конфликта. Прочная установка на чиновный престиж поддерживалась групповым одобрением и целенаправленной политикой абсолютизма, который для "приохочивания" дворянства к службе не ограничивался лишь идеологическими заклинаниями.
Анализ содержания понятия "чин" обнаружил, что эта приоритетная ценность, санкционированная верховной властью, подчинила бюрократическим идеалам и сословное самосознание дворянства.
Подавляющее значение императорской службы, осознание каждым дворянином собственной причастности к образу монарха, а также отсутствие реальной общественной силы, способной оспорить монополию правящего масса на привилегированное положение в государстве, все эти факторы препятствовали развитию политической культуры служилого сословия и укрепляли вертикольно направленный механизм его психологической сплоченности. Однако, диктуемая верноподданническая роль, оторванная от жизненных интересов дворянина, не могла обеспечить стабильной психологической консолидации господствующего класса. Общепринятые ценностные ориентации на успешную карьеру не объединяли, а, напротив, изолировали прямых вассалов монарха. Углубление этой внутренней напряженности и несбалансированности психологического состояния высшего сословия пошло по пути отрицания общепринятых стереотипов и формирования системы ценностей, альтернативной как официозной "присяжной" идеологии, так и преобладающим чиновно-статусным ориентирам, что неизбежно сопровождалось возникновением в определенной среде господствующего шасса оппозиционных настроений. Наиболее восприимчивыми к новым явлениям в развитии сознания дворянства оказались представители образованной элиты высшего сосло- . вия. Важнейшая сторона единого при всей его сложности'и противоречивости закономерного процесса ценностной переориентации дворянства, связанная с угасанием бюрократического патриотизма и девальвацией прагматических интересов.чиновника имперской службы рассматривается в д главе "Негативно-критическая фронда интеллектуальной аристократии"♦
Назревающая конфликтность взглядов оппозиционно настроенных авторов писем с одной стороны и общепринятых норм с' другой наи-
более отчетливо проявилась в области государственной службы и затронула глубинные положения официозно-бюрократической концепции. В ходе контент-анализа вскрылась тенденция к изменению удельного веса основных сюжетов переписки, было зафиксировано уменьшение количества смысловых единиц, посвященных императорской службе автора или его современников, упускание важнейших деталей придворной конъюнктуры, достаточно пассивное отношение к собственной быстрой карьере, наконец, обнаружились прямые негативно-критические оценки захватившей свет гедонистической борьбы за чиновный успех. Текстологический анализ писем дворянской фронды дал возможность выявить различные вариации, сбой акцентов, нарушение стиля и содержания устоявшихся стереотипных фраз, в частности, появление морально-этических определений у понятий, казалось бы не имеющих качества и тем более нравственных градаций. Так авторы начинают различать заслуженную награду, "стороннюю награду, награду, полученную без прошения и протекции.
Приведенные данные свидетельствовали об усилении негативно-критического настроя в среде интеллектуальной аристократии. Особенно острое недовольство вызывали традиционные пути и средства продвижения по чиновной иерархической лестнице, предполагаю-
7 8
щие "идолопоклонство", "необходимость скрывать честность ,
"жестокую игру людьми, которые унижаются до просьбы"^. В переписке высшей политической элиты можно уловить усложнение представлений о смысле государственной службы, когда крупный сановник екатерининского царствования начинал различать службу императору, службу Отечеству, придворную службу, постепенно вырабатывал внутренние независимые от высочайшей оценки и чиновного успеха критерии результатов своей гражданской деятельности и,
не руководствуясь "никакими робкими уважениями", "за долг себе поставлял не оставить в молчании собственные мнения"''"®.
Логическим следствием постепенного разрушения монолита чи-новно-бюрократического сознания и ослабления направленности на успешную карьеру могла быть отставка. Однако, сплошная фиксация и сравнительный анализ всех сформулированных в переписке мотивов ухода со службы обнаружил невсегда очевидное для современников и даже для самого автора настораживающе частое несоответствие между истинными социально-психологическими причинами, побуждающими говорить о прекращении чиновной карьеры, обоснованием /аргументацией/, рационализацией /глубиной осознания/ и действительным поведенческим осуществлением решения оставить государственную сферу. Противоречивая взаимозависимость мотивационных предпосылок ухода со службы, который часто оставался лишь идеальным заявлением, облегчающим внутреннюю психологическую напряженность, раскрывает драматическую сложность пути независимого меньшинства, не понятого в дворянской среде и не одобренного престолом. Столкновение интеллектуальной аристократии с заданными господствующими нормами и общественными ожиданиями неминуемо порождало конфронтацию личности и светских кругов, которая приобрела характер морально-этического осуждения, направленного против нравов, ценностей и взаимоотношений, существующих в среде
правящего сословия. Авторы писем резко отрицали "клеветливые
тт г?
нападения" , "стряпческие интриги" "великолепной дворской
сволочи"*3, пытались обрести внутреннюю независимость от "общественного мнения, подчиненного придворному влиянию и направляемому глупцами"^, и постепенно утрачивали осознание собственной принадлежности к чиновной элите.
Все рассмотренные черты негативно-критической фронды объединяло возникновение внутренней блокады безропотному и бездумному доверию официальным и господствующим ценностям, осмысление ранее автоматически воспроизводимых стереотипных ситуаций, особенно тех, которые унижали человеческое достоинство, отклонение от регулятивной нормы и нарушение кодекса социального поведения. Психологической первоосновой этих процессов может считаться столкновение усложняющейся индивидуальности с социально-типичными структурами деятельности, стремление личности самоопределиться и отказаться от "блестящих обольщений, ради которых приходится жертвовать спокойствием, счастьем, а чаще всего и честью"'1'^, и оставить "суеты светские"^.
Девальвация чиновно-статусных и "присяжных" ценностей привела к сбою традиционного восприятия личности монарха и верховной власти. Сущность этих сложных процессов и своеобразие их преломления в эпистолярном материале рассматриваются в 4 главе "Социально-психологический смысл деформации отношения дворянской фронды к образу императора". С помощью контент-анализа были зафиксированы характерные для переписки формы негативизма интеллектуальной аристократии по отношению к трону, среди которых можно выделить: сознательное нарушение автором цельности выражения своего восприятия монарха и высшей власти, разграничение ; фасадного славословия и критических оценок, свободных от заученных комплиментов приемных, преодоление канона стереотипных контекстов, связанных с личностью императора, неадекватные индиф-' ферентно-негативные реакции на милость престола, распознавание механически не замечаемых большинством каждодневных проявлений деспотического правления в стандартных придворных ситуациях. На-
конец, деформация отношения к монарху выразилась в целенаправленно отрицательных отзывах, главным объектом которых оказалось подчинение аппарата государственной машины всесильному фаворитизму и придворным интригам. Однако, контент-анализ выявил очень незначительную степень перенесения негативных реакций, связанных с этим очевидным пороком самодержавного правления, на образ императрицы. Страстный протест против окружающих трон "людей,
из которых наиболее честный заслуживает быть колесованным без
• Т7
суда" , сопровождался спонтанной или преднамеренной апологией государыни, в частности, противопоставлением ее придворной среде, убежденностью в праведном незнании того, "что в нашем Отечестве делается"'1'®, признанием высшего смысла решений императрицы, "которых мы по нашему мелкодушию достигать не умеем"1У.
Нарастающее недовольство самодержавными формами правления сдерживалось нерушимой верой в презумпцию невиновности царственной особы, высшим авторитетом императорской власти, поддерживаемым патриотическими чувствами правящего сословия. Образ монарха продолжал оставаться центральной компонентой исторически сложившихся структур сознания российского дворянина, обеспечивал им стабильность и функциональное единство, что позволяет предположить существование монархической сверх идеи, всецело владеющей умами представителей господствующего класса. Этой глобальной мыслью, по всей видимости, была идея самодержавия, которая ставилась выше идеи самодержца к представляла ведущую ценность в иерархии предпочтений дворянина. Ограниченность протеста интеллектуальной аристократии против смыслообразующей основы традиционного сознания, образа монарха, и господствующей чиновной ориентации на милость государя оказалась индикатором характера
и пределов негативно-критической фронды, которая в целом отличалась словесной оппозиционностью, спонтанностью, неадекватностью реакций, повышенной эмоциональностью и этической направленностью. Поэтому снижение образа императора в сознании мыслящего и нравственно чуткого дворянина ослабляло, но не разрушало авторитет престола. Деформация целостного монархического сознания, проявившаяся в высвобождении личности из-под безусловности официальных ценностей и попытка противопоставить всевластию императора идею обязательного для всех закона, так и не вышла за рамки самодержавного режима. Слабый политический протест сворачивал в область морально-нравственных порицаний абсолютизма или вернее его влияния на придворное окружение трона.
Избыток накопленного критического материала, сдерживаемого значимостью образа императора и цепкой привязанностью к привилегиям служащего дворянства, требовал противопоставить разъедающей духовной неудовлетворенности позитивный противовес. Попытки найти идеал в эпицентре действия официальных господствующих ориентиров не уравновесил мучительный негативизм. Нереализуемые возможности личность направила в социальные сферы, удаленные и ' относительно независимые от бюрократического аппарата, престола, светской массы, что изменяло цели и критерии самоосуществления, деформировало референтную группу,'задавало иной спектр значимых проблем и оказалось альтернативно-созидающей стороной процесса ценностной переориентации интеллектуально-аристократических кругов, основные черты которой рассматриваются в 5 главе "Позитивная оппозиция в среде обрадованного дворянства". Высокое примирение с действительностью и отстранение от нее дворянина "остро-
20
го разума, преисполненного знаний и честности , стало наиболее
безболезненным и плодотворным выходом из кризисной девальвации фоновых систем ценностей. Примирение окажется неустойчивым и кратковременным, однако, именно тогда возникнут идеалы, которые заложат могучий нравственный потенциал формирующейся русской интеллигенции.
Дворянин, который "потерял и силу, и охоту достигать лав-
рт
ры" , "истинное счастье сыскивал в уединении, в воспитании детей, в созерцании прекраснейшей девственной природы" , "в самом приватном обществе , в поэтических упражнениях, "в благотворительном подаянии"^ и "заведении школ для бедных"^. Цели, смысл, межличностные отношения, возникающие в этих периферийных областях, не имели собственно негативной направленности, но их объективное содержание изнутри подтачивало господствующие структуры сознания и создавало основу для возникновения альтернативных идеалов.
Развитие позитивной оппозиции шло на фоне усложнения духовной, умственной, эмоциональной жизни дворянина, "великой науки
ОС
самопознания". С помощью таблицы смысловых полей эмоциональных категорий был составлен спектр чувств, которые удалось зафиксировать в эпистолярном материале, порожденном нравственными исканиями в среде интеллектуальной аристократии. В результате обнаружилось сходное у ряда авторов писем депрессивное состояние,
не имеющее видимых причин и относящееся к разряду "пустой гипо-
27
хондрии", которая "то уменьшалась", то "опять брала силу свою" . 2В
"Печаль и уныние" не просто посещелн дворянина, а глубоко переживались им, о чем свидетельствуют тончайшие оттенки пессимистических реакций, отразившихся в переписке. "Горестные настрое-?о
ния" , неизбежно сопровождающие рефлексию и исповедь, особенно характерны для таких этапов развития сознания, когда традицион-
ные и господствующие структуры достигли своей критической точки, а новые ценности находились в стадии формирования, создавал вакуум идеалов, который в частности отразился в переосмыслении важнейших морально-этических категорий.
В результате контент-анализа был получен перечень тех нравственных, мировоззренческих понятий, которые авторы писем наделяли новым смыслом. Среди них наиболее употребительными оказались честь, гордость, смирение, вольность, просвещенность, чувствительность, чистосердечие. Воссоздание содержания каждой категории шло через построение своеобразных смысловых гнезд, включающих синонимические вариации, антонимические противопоставления, все зафиксированные в переписке определения данной категории и случаи употребления ее в альтернативных высказываниях. В ходе подобной систематизации эпистолярного материала выяснилось, что наиболее значимым морально-этическим понятием в среде интеллектуальной аристократии была "честь", которая не входила в устоявшиеся стереотипные обороты традиционного и господствующего. сознания. Кодекс дворянской чести, ради которой можно жертво-
■эл
вать жизнью , имел не столько сословно-статусный, сколько индивидуальный пафос, заостренный как раз против идеалов светского
31
общества, "которое о чести знает лишь по имени . Более размытую картину, значительно скупее обеспеченную эпистолярным мате-!-риалом, представил содержательный анализ иных мировоззренческих понятий. Однако, сам факт появления в переписке морально-этических категорий, актуализирующих в себе идеалы нескольких ценностных систем, наполнение их новым содержанием, которое отсекая . общепринятые взгляды, становилось ведущим, свидетельствовал о назревающем сломе существующей нравственной традиции.
Сложные социально-психологические процессы позитивной оппозиции проявились и в особой ценности эмоционально напряженных духовных контактов, которые интеллектуальная элита противопоставляла функционально-ролевым связям в среде высшей чиновный касты. Дружеские отношения, ставшие для авторов писем "великой частью благоденствия" , имели свой нормативный канон, который предполагал: I/ чистосердечие, "доверительность нелицемерного дру-ЧН
жества" ; 2/ чувствительность, "разумение друг друга" ; 3/ постоянство, "неподверженность переменам" . Этот нравственный императив основывался прежде всего на эмоциональной близости "срод-
ЧА
ственных душ"00, которую не могли поколебать идеологические противоречия и даже непримиримость политических позиций. Социально-психологическая фронда была еще в самом начале пути и не только не расколола дворянства, но даже не вышла за пределы сознания отдельной личности и в целом не нарушила рамки дозволенной оппозиционности, что обеспечивало резерв сближения в среде интеллектуальной аристократии. Собственно сам привлеченный к работе эпистолярный комплекс свидетельствует о существовании духовно близких отношений между крупнейшими сановниками и "неважными в чиновном свете людьми и о спонтанном возникновении в среде образованной элиты дружеских кружков, несанкционированное общение в которых умножало влияние оппозиционных настроений мыслящего меньшинства.
Дальнейшая судьба фронды российской интеллектуальной аристократии последней трети ХУШ века во многом зависела от уровня психологической сплоченности дворянства, механизм действия которой определялся не только степенью развития сословного самосознания и особенностями восприятия императорской власти, но также
отношение класса земле- и душевладельцев к зависимому населению, отражение которого в эпистолярных источниках рассматривается в б главе "Восприятие российским дворянством крестьянского сословия". Контент-анализ сквозных тем переписки, связанных с крестьянством, важнейших ракурсов взгляда автора на податное население, а также всех зафиксированных понятий и их определений, которыми наделялось низшее сословие и отдельные его представители, воссоздал противоречивый, размытый, лишенный цельности образ, существующий в сознании дворянина. Эпистолярный материал, так или иначе относящийся к крестьянству, был изолирован и логически слабо связан с актуальными темами переписки, поскольку для большинства авторов сущность взаимоотношений двух, сословий оказалась наименее осмысленным вопросом. Традиционный взгляд на низшее сословие был взглядом дворянина-помещика, который видел в зависимом населении "наличные души", "простой, низкий народ", "чернь", "своих людей", "деревенских обитателей", вне зависимости от того уважал ли он "крестьянскую нужду более скарбовой пользы" или же "не давал досыпать ночей и попустому
оо
расхаживать". Подобное отношение дворянства к крепостному крестьянству определялось привилегированным положением господствующего сословия душевладельцев и может быть условно названо мифологически-функциональным. Стереотипные реакции и недифференцированные оценки, сливающие зависимое население в безликую массу с ограниченным набором примитивных качеств и ролей, потребительское отношение к "крещеной собственности" поддерживались патриархальным мифом о "добром барине", "отце крестьян", а также непоколебимой уверенностью в строгой регламентации социальной пирамиды общества, где "подлым людям" "тяготы жизни крепо-
стных" "по состоянию определены".^
С помощью контент-анализа на доминирующем фоне мифологически-функционального отношения к крестьянству удалось уловить наметившуюся деформацию автоматически воспроизводимых реакций. Новые тенденции в восприятии зависимого населения проявлялись главным образом при близких личностных контактах, когда дворянин имел перед собой отдельного человека с присущими ему индивидуальными особенностями, а также в ситуациях нарушения заданной социальной роли сословия-собственника, допустим, в ходе благотворительности, помощи "неимущим и увечным"^®. "Омерзение к утеснению бедных"^, понимание, что "дворяне - люди, которым государь вверил некоторую часть людей же, во всем им подобных"^, эти социально-психологические явления, ослабляющие сословное высокомерие и подготавливающие нравственное осмысление крестьянского вопроса, были связаны с развитием гуманистического начала в среде дворянства. Однако, данные процессы затронули сознание очень узкого круга интеллектуальной аристократии и остались на уровне усложненных эмоциональных реакций, не став ни глубоко воспринятой ценностью, ни тем более устойчивой позицией. Все авторы писем являлись крепостниками и по своей сословной принадлежности, и по своему мировоззрению. Это были заданные им исторически конкретные формационные рамки, за которые они не могли вырваться. Привычка к крепостничеству так и не позволила дворянству второй половины ХУЩ века осознать в "подлой черни" реальную политическую силу. Переписка участников подавления восстания Пугачева, а также эпистолярный материал, появившийся после крестьянской войны, свидетельствуют о сохранении традиционных стереотипов. Господствующий класс увидел в этих кровавых сооы-
тиях лишь "государственное преступление" "самозванца и злодея", к которому "по слепоте и невежеству" "прилепилась" "немысленная и грубая чернь", "нарушив верноподцанническое свое законной Государыне, начальствам и собственным владельцам повиновение".^ Господствующий иифологически-функщональный взгляд на зависимое население, неадекватная оценка, а вернее недооценка антагонистической направленности крестьянства снижала объединяющую силу высшего сословия, в сознании дворянина не возникало эффекта "мы", поскольку отсутствовал социально-психологический фон существования "они". Все эти процессы, проявившиеся к концу ХУШ века, окажут принципиальное влияние на дальнейшую судьбу российского господствующего класса, основные контуры которой намечены в "Заключении".
Вертикально направленный механизм психологической сплоченности дворянства обусловил возможность будущего идейного размежевания правящего сословия. В период последней трети ХУ'Ш века противоречивость ценностных ориентаций господствующего класса еще не была воспринята современниками и не вышла за пределы сознания отдельной личности, порождая сложные причудливые характеры "едких пересмешников" екатерининского царствования. Внутренний раскол индивидуальности овнешнится под воздействием событий начала XIX века, в первую очередь Отечественной войны 1812 года, и будет с катастрофической скоростью углубляться, приведя в конечном итоге к такому уникальному явлению как российская дворянская революционность. '
Примечания
I. Частично данный вопрос рассмотрен в историографических рабо-' тах Троицкого С.М., Люблинской А.Д., Черепнина Л.В., Красно-
баева Б.И., Медушевского А.Н., Бабич М.В.
2. См. работы Соловьева М.С., Юпочевсного В.О., Милюкова П.Н., Порай-Кошица H.A., Романович-Славатинского A.B., Яблочкова Н.Т., Лютша А., Зоммера В., Литовского А.; а также Раева М., Роджера X., Джонса Р.
3. См. работы Белявского М.Т., Беркова П.Н., Благого Д.Д., Валидной А.П., Грацианского П.С., Демидовой Н.Ф., Дружинина Н.М., Западова A.B., Индовой Е.И., Каменского А.Б., Кислятиной Л.Г., Лебедева A.A., Мавродина В.В., Макогоненко Г.П., Матковской И.Я., Межовой К.Г., Морякова В.И., Нечкиной М.В., Орлова В.Н., Павленко Н.И., Павлова Г.В., Пантина И.К., Плимака Е.Г., Преображенского A.A., Пугачева В.В., Стенника Ю.В., Тартаковского А.Г., Троицкого С.М., Федорова В.И.,
Федосова И.А., Хороса В.Г., Эймонтовой Р.Г., Экштута С.А. и др.
4. См. работы Бахтина М.М.,.Библера B.C., Ковальченко И.Д., Ми-лова Л.В., Тартаковского А.Г.
5. Милов Л.В. Общее и особенное российского феодализма. /Постановка проблемы/ // История СССР. - 1989. - № 2. - С. 50.
6. См. письмо Бибикова А.И. Чернышеву З.Г. // Записки о жизни и службе Александра Ильича Бибикова. - М., 1865. - С. 80 /приложение/.
7. См. письмо Муравьева М.Н. отцу. // Письма русских писателей ХУШ века. - Л., 1980. - С. 285.
8. См. письмо Ростопчина Ф.В. Воронцову С.Р. // Русский Архив. -1876. - Кн. 1. - № 1 - 4. - С. 81.
9. См. письмо Муравьева М.Н. отцу. // Письма русских писателей. -С. 307.
10. См. письмо Панина Н.И. Орлову А.Г. // Русский Архив. - 1880. -Кн. Ш. - № 9 - 12. - С. 251 - 252; письмо Панина Н.И. Румянцеву П.А. // Русский Архив. - 1878. - Кн. Ш. - № 9 - 12. -
С. 43У.
11. См. письмо Безбородко A.A. Воронцову С.Р. // Архив князя Воронцова. -М., 1879. - Кн. 13. - С. 144.
12. См. письмо Фонвизина Д.И. Панину П.И. // Фонвизин Д.И. Драматургия, поэзия, проза. - М., 1У8у. - С. 342.
I
27
13. См. письмо Ростопчина Ф.В. Воронцову С.Р. // Русский Архив. -1876. - Кн. 1. - 1,9 I - 4. - С. 412.
14. Там же. - С. 210.
15. Там же. - С. 402.
16. См. письмо Репнина Н.В. Тутолмину Т.И. U ОТО. - 1875. - Т. 16. - С. 368.
17. См. письмо Ростопчина Ф.В. Воронцову С.Р. // Русский Архив. -1876. - Кн. I. - Ii? I - 4. - С. 117.
18. См. письмо Кутузова A.M. Лопухину И.В. // Барсков Я.Л. Переписка московских масонов ХУПЬго века. 1780 - 17У2 гг. - Пг., IÔI5. - С. 63.
19. См. письмо Репнина Н.В. Тутолмину Т.И. // СРИО. - 1875. - Т. 16. - С. 198.
20. См. письмо Воронцова А.Р. Панину Н.И. // Архив князя Воронцова. - М., 1882. - Кн. 26. - С. 167.
21. См. письмо Завадовского П.В. Румянцеву П.А. // Письма графа П.В.Завадовского фельдмаршалу графу П.А.Румянцеву 1775 - 1791 годов с предисловием и примечаниями П.Майкова. -Спб., 1У01. -С. 27.
22. См. письмо Капниста В.В. Державину Г.Р. // Капнист В.В. Собр. соч. - М.; Л., I960. - Т. 2. - С. 287.
23. См. письмо Безбородко A.A. аавадовскому П.В. // Архив князя Воронцова. - М., 187у. - Кн. 13. - С. 251.
24. См. письмо Бецкого И.И. в Опекунский совет. // Майков П.М. Иван Иванович Бецкой. Опыт, его биографии. - Спб., 1У04. - С. У5.
25. См. письмо Муравьева отцу. // Письма русских писателей. - С. 308 - ЗОУ.
26. См. письмо Новикова Н.И, Лабзйну А.Ф. // Модзалевский Б.А.'. К биографии Новикова. Письма его к Лабзйну, Чеботареву и др. 1797 - 1815. - Спб., 1913. - С. 33.
27. См. письмо Кутузова A.M. Трубецкому H.H. // Барсков Я.Л. Переписка московских масонов. - С. 133; письмо Кутузова A.M. Тургеневу И.П. // Лотман V.U., Фурсенко В.В. "Сочувственник" А.Н.Радищева А.М.Кутузов и его письма к И.П.Тургеневу. - 'Уч. зап. Тартуского ун-та. - 1У63. - Вып. 13У. - С. 308.
28. См. письмо Орлова А.Г. Рожину М.С. // Архив села Михайловского. - Спб., 18У8. - Т. I. - С. 9.
29. См. письмо Карамзина Н.М. Дмитриеву И.И. // Грот Я.К., Пекарский П.П. Письма Н.М.Карамзина к И.И.Дмитриеву. - Спб., 1866.-С. 33 /основной текст/.
30. См. письмо Фонвизина Д.И. сестре. // Фонвизин Д.И. Драматургия, поэзия, проза. - С. 321.
31. См. письмо Ростопчина Ф.В. Воронцову С.Р. // Русский Архив. -1876. - Кн. I. - Г 1 - 4. - С. 98.
32. См. письмо Капниста В.В. Державину Г.Р. // Капнист В.В. Собр. соч. - М.; Л., 1У60. - Т. 2. - С. 347.
33. См. письмо Карамзина Н.М. Дмитриеву И.И. // Грот Я.К., Пекарский П.П. Письма Н.М.Карамзина к И.И.Дмитриеву. - С. 59 /основной текст/.
34. См. письмо Капниста В.В. Боровиковскому П.Л. // Капнист В.В. Собр. соч. - М.; Л., 1960. - Т. 2. - С. 283.
35. См. письмо Кутузова A.M. Тургеневу И.П. // Лотман Ю.М., Фур-сенко В.В. "Сочувственник" А.Н.Радищева А.М.Кутузов. - С. 323.
36. См. письмо Муравьева М.Н. сестре. // Письма русских писателей.
- с. 360.
37. См. письмо Карамзина Н.М. Вяземскому А.И. // Русский Архив. -
1872. - Кн. П. - № 7 - 12. - С. 1324.
38. См., например, письмо Куракина Алексея Б. Куракину Александру Б. // Восемнадцатый век. Исторический сборник. - М., 1У04.
- Т. I. - С. 133; письмо Голицына A.M. Ивану Емельянову. // Собрание старинных бумаг, хранящихся в музее П.И.Щукина. -М., 1901. - Ч. IX. - С. 22.
39. См., например, письмо Шувалова И.И. Голицыной П.И. // Моско-витянин. - 1845. - № 10. - Ч. У. - Отд. I. - С. 141; письмо Капниста В.В. жене. // Капнист В.В. Собр. соч. - М.; Л., 1960. - Т. 2. - С. 314.
40. См. письмо Булгакова Я.И. сыну. // Русский Архив. - 1898. -№ 3. - С. 370.
4!..См. письмо Бецкого в Опекунский совет. // Русская Старина. -
1873. - № II. - С. 710.
42. См. письмо Новикова Н.И. Козицкому Г.В. // Новиков Н.И. Избранное. - М., 1У8з. - С. 462.
43. См., например, письмо Панина П.И. Панину Н.И. // Русский Архив. - 1876. - Кн. П. - К? 5 - 8. - С. 23; письмо Державина Г.Р. Кречетникову П.Н. // Грот Я.К. Сочинения Державина. -Спб., 1869. - Т. 5. - С. зб.
По теме диссертации опубликованы следующие работы:
1. К вопросу о типологии и эволюции источников эпистолярного характера: /на примере переписки представителей интеллектуально-аристократической среды российского дворянства последней трети ЛУШ в./ // Историографические и источниковедческие проблемы истории СССР. - М., 1987. - С. 102 - НУ.
2. Переписка представителей интеллектуально-аристократической среды российского дворянства последней трети ХУШ в. /некоторые аспекты источниковедческого анализа/ // Изучение истории СССР и всеобщей истории в свете решений ХХУП съезда КПСС. -Ярославль, 1988. - С. 20 - 22.
3. Некоторые закономерности изменения социально-психологического облика российского дворянства последней трети .ХУШ века /по материалам эпистолярных источников/ // Актуальные проблемы исторической науки. - Ярославль, 1990. - С. 14 - 15.
4. Эпистолярные источники о социальной психологии российского дворянства /Последняя треть ХУШ века./ // История СССР. -1990. - (¡9 4. - С. 165 - 173.
5. Русский дворянин второй половины ХУШ века, /социо-психология личности/ // Вестник МГУ. - Серия 8. История. - 1991. - № I. -С. 17 - 28.
6. Опыт контент-анализа переписки как источника по социальной психологии личности и группы. // Метод в историческом иссле- • довании. Материалы всесоюзной школы-семинара. - Минск, 1991»
7. Социально-психологический смысл восприятия дворянством образа императора. Результаты контент-анализа эпистолярных источников. Последняя треть ХУШ века. // Материалы международной научной конференции "Методология современных гуманитарных ис- • следований: человек и компьютер." - Донецк, 1991. - С. 58 - 60. /Имеется вариант данной работы,, опубликованной на английском языке/.
8. "Любя дышать свободно ..." /Дворянская усадебная культура последней трети ХУШ в./ // Русская провинциальная культура ХУШ -XX вв. Со. трудов НИИ культуры, /находится в печати/.