Становление и этапы развития Англо-Американской советологии

Некрасов, Андрей Анатольевич

автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.02
диссертация на тему: Становление и этапы развития Англо-Американской советологии

Год: 2001
Автор научной работы: Некрасов, Андрей Анатольевич
Ученая cтепень: кандидата исторических наук
Место защиты диссертации: Ярославль
Код cпециальности ВАК: 07.00.02

Диссертация по истории на тему 'Становление и этапы развития Англо-Американской советологии'

Полный текст автореферата диссертации по теме "Становление и этапы развития Англо-Американской советологии"

На правах рукописи

Некрасов Андрей Анатольевич

СТАНОВЛЕНИЕ И ЭТАПЫ РАЗВИТИЯ АНГЛОАМЕРИКАНСКОЙ СОВЕТОЛОГИИ.

07.00.02 - Отечественная история. Специальность 07.00.09 - Историография, источниковедение и вспомогательные исторические

дисциплины;

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук

Ярославль 2001

Работа выполнена на кафедре новейшей отечественной истории Ярославского государственного университета им. П. Г. Демидова.

Научный руководитель: Официальные оппоненты:

доктор исторических наук В.П. Федюк

доктор исторических наук В.В. Швецов

Ведущая организация:

кандидат исторических наук А.И. Ушаков

Ярославский государственный педагогический университет им. К. Д. Ушинского

Защита состоится _июня 2001 г. в_ час. на заседании

диссертационного совета Д 212.002.01 в Ярославском государственном университете им. П.Г. Демидова, по адресу: г. Ярославль, ул. Советская, 14.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Ярославского государственного университета им. П.Г. Демидова.

Автореферат разослан_мая 2001 г.

Ученый секретарь М.А. Рутковский

диссертационного совета, доктор исторических наук, профессор

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность темы исследования. Советология сформировалась как научная дисциплина в послевоенный период, достигнув своего расцвета, по крайней мере, по масштабности и широте диапазона исследований, в 1980-е годы. Примерно с середины 1980-х годов, лавинообразно нарастая в 1990-е годы, на Западе широко дискутируется вопрос о прошлых заслугах и просчетах советологии, и о ее будущем. При этом уточняется само понятие советологии, считавшееся ранее как бы априорным, и ставится задача проанализировать этот феномен в историческом плане. В последние полтора десятилетия советология перешагнула границы чисто академической среды (или политического "истэблишмента", если мы говорим о наиболее политизированной американской советологии) и стала достоянием общественности, вначале западной, а затем и советской (российской). Во многом это было связано с радикальным поворотом в советско-американских отношениях во второй половине 1980-х годов, сопровождавшимся не только концом "холодной войны", но и беспрецедентным развитием "народной дипломатии", широких контактов на разных уровнях между населением России и западных стран. Образно говоря, в состав достаточно замкнутой "касты" советологов-профессионалов влились массы "советологов-практиков", получивших возможность проверить на собственном опыте правильность сложившихся ранее представлений о России.

С другой стороны, советолог стал "своим" человеком в России, получил возможность общаться с российской аудиторией напрямую, без посредничества "специалистов по критике буржуазных фальсификаторов". В конце 80-х - начале 90-х годов Россия превратилась в своеобразный "полигон" для проверки советологических концепций. Они использовались не только на практике, в процессе демократических преобразований в СССР, но и послужили неисчерпаемым "кладезем" информации о "белых пятнах" (или "черных дырах") советской истории и ее многообразных интерпретаций. Можно сказать без преувеличения, что советологические исследования не просто повлияли на советскую "перестроечную" историографию, но и практически безраздельно господствовали в отечественной исторической науке примерно до середины 1990-х годов.

Следует заметить, что такое сильное влияние - это закономерное явление, вызванное, с одной стороны, жестким партийно-государственным контролем над исторической наукой в СССР в течение многих десятилетий, помешавшим выработать хоть сколько-нибудь аде кватное представление о советском обществе и политике 30-

х годов, послевоенного периода, а также о многих других проблемах советской истории. С другой стороны, здесь проявилась традиционная убежденность россиян в том, что все лучшее и самое прогрессивное приходит с Запада. Как это обычно и бывает в подобных случаях, вскоре началась реакция «отторжения», вылившаяся в резкую критику советологии в целом либо отдельных ее направлений.1 В ответ было опубликовано несколько статей российских авторов в защиту советологии.2

Оживленная полемика о советологии, как в России, так и за рубежом, как нельзя лучше свидетельствует о значительном общественном интересе к этой науке, даже если он и проявляется в форме резкой критики. Сейчас, как никогда ранее, предоставляется возможность показать не только негативную сторону советологии (о чем писали уже неоднократно), но и ее достижения, созданный ею в течение десятилетий потенциал, позволяющий в настоящее время изучать советскую историю на новом, более высоком научном уровне.

Цели и задачи исследования. Целью диссертации является по возможности полное и всестороннее изучение истории советологии, ее идейной и организационной эволюции, ее вклада в изучение советской истории. Из поставленной цели вытекают следующие задачи:

- выявить особенности советологии как научной дисциплины;

- показать условия ее возникновения и развития, как интеллектуальные и социальные, так и политические;

- рассмотреть процесс формирования материальной базы советологии: периодических изданий, научных центров с библиотеками и архивами по русской и советской истории, источники и масштабы финансирования советологических исследований;

- очертить проблематику исследований советологов, проследить ее изменение и расширение в процессе эволюции советологии, влияние политики и социального заказа, а также внутренних факторов ее развития на тематику исследований;

- проследить возникновение школ и направлений в советологии,

выявить их специфику, различные аспекты их взаимодействия;

- показать интеллектуальный и творческий потенциал советологии,

1 Лукин А.В. Англоязычная советология и общественные науки в России// США: Экономика, политика, идеология. 1995. №9; Павлова И.В. Современные западные историки о сталинской России 30-х годов (критика «ревизионистского» подхода)// Отечественная история.1998. №5.

См. статьи Ю.И. Игрицкого, Н.В. Щербань, А.К. Соколова и И.Н. Олегиной в: Отечественная история. 1999. №3.

выявить заслуги выдающихся советологов различных поколений и школ в изучении истории советского общества; - проанализировать причины периодических кризисов советологии и попытки их преодоления.

Методология исследования. В качестве методологии исследования использован системный подход, позволяющий рассматривать советологию как сложную систему, состоящую из взаимосвязанных и взаимозависимых «подсистем» (различные исследовательские «школы» и направления, теоретические модели, личности выдающихся советологов и т.д.). Эта система постоянно эволюционирует, обладая как внутренними механизмами саморазвития, так и под воздействием внешних факторов (например, политика и идеология, западное общественное мнение). Рассматривая советологию как исторический феномен, мы пытаемся анализировать взаимодействие всех факторов ее развития в хронологической последовательности. Те же принципы могут быть применены и при исследовании взаимоотношений между западной советологией и отечественной историографией советской истории, которые также находятся в системном единстве и неоднократно проявляли схожие черты в своем развитии (например, определенное сходство между официальной советской и западной «тоталитаристской» историографией, в частности их детерминистский характер, на что обращали внимание многие исследователи).

Другой принцип, которому мы старались неуклонно следовать, -это «деполитизация» истории советологии. Это никоим образом не означает, что мы игнорируем политический аспект советологии, да это и невозможно в принципе. Тем не менее, в данном исследовании работы советологов, их вклад в науку оцениваются в зависимости от новизны поставленных авторами проблем, оригинальности мышления, аргументированности выводов, независимо от того, к какому направлению в советологии они принадлежали или какой политической ориентации придерживались. Следует также учитывать время, когда эти работы были написаны, и оценивать их достоинства применительно к эпохе, ее запросам и веяниям, а не в соответствии с некими идеальными вневременными критериями. Такое отношение позволяет, на наш взгляд, избежать высокомерных и, к сожалению, широко распространенных, оценок с точки зрения сегодняшнего знания и опыта, когда обязательно окажется, что автор что-то «упустил из виду», чего-то «не учел» или «не смог правильно отразить».

Источниковая база. В качестве источников для подготовки диссертации использованы, прежде всего, работы советологов по различным аспектам истории советского общества. Пожалуй, нет таких проблем в советской истории, которые не нашли бы отражение в советологических исследованиях, тем не менее нетрудно выявить ряд безусловно приоритетных тем, даже целых блоков: Октябрьская революция, индустриализация и коллективизация, сталинизм и террор, политические портреты Ленина, Сталина, Троцкого, в значительно меньшей степени - других видных большевиков, социалистическая оппозиция большевизму, Хрущев и борьба за власть в советском руководстве в 1950-е годы. В последние два-три десятилетия, наряду с указанными темами, активно разрабатываются такие проблемы как история советской культуры, НЭП, социальная политика, национальные движения и национальная политика советского руководства, экономическая политика, «перестройка» в СССР и личность Горбачева. С конца 1980-х годов развитие советологии становится в высшей степени противоречивым: с одной стороны, происходившие в то время в СССР эпохальные и для большинства специалистов совершенно непредвиденные события усилили интерес к советской истории и современности, а открытие для исследователей советских архивов привело к существенному расширению тематического диапазона советологических исследований, с другой - распад СССР углубил начавшийся несколько ранее кризис советологии и даже поставил под сомнение правомерность ее существования как отдельной научной дисциплины. Эти противоречия и сомнения проявились в оживленных и страстных дискуссиях в среде советологов, мучительных поисках ими выхода из сложившейся ситуации, смене парадигмы исследований. Одним из результатов такой трансформации стало «увлечение» советологов историографическими проблемами, означающее не просто включение историографических разделов в их работы, а именно исследование тех или иных проблем советской истории в историографическом ключе.

Сопоставление различных трактовок одних и тех же исторических проблем в западной советологии в разные периоды времени дает интереснейшую возможность проследить не только ее связи с политикой, что делалось уже неоднократно, но и смену поколений в советологии, а также ее взаимодействие с отечественной историографией. Кроме того, безусловно, работы советологов

свидетельствуют в равной, если не большей, степени о том времени, когда они были написаны, чем о тех проблемах советской истории, которые в них рассматриваются. Однако, невозможно показать «живую» историю советологии, основываясь только на трудах советологов. Необходимо также воссоздать «историографическую ситуацию», то есть по возможности рассмотреть условия развития «советских исследований» на Западе, формирования «школ», направлений, исследовательских центров и программ, источники их финансирования, биографические детали и психологические характеристики крупнейших советологов, их привычки и пристрастия, особенности их исследовательских подходов. В какой-то степени это представляется возможным при использовании, с одной стороны, официальных документов (исследовательских планов, отчетов и т.п.) западных университетов и советологических центров, с другой -документов личного характера (воспоминания, дневники, переписка и т. п.).

исследовательского центра все вышеуказанные документы находятся в архиве Гарвардского университета.5

4 The Russian Research Center. Harvard University. The First Decade: 1948-1958. Cambridge, Mass., s.a.; The Second Decade: 1958-1968. Cambridge, Mass., s.a., и т.д.

5 Harvard University Archives. Russian Research Center Collection.

корпораций, американскими политическими деятелями, направленная на изыскание средств на издание журнала и места публикации. Документы относятся преимущественно к 1939-1941 годам и дают возможность показать драматическую историю становления первого в США солидного журнала о России, ее истории, культуре, политике и экономике, а также выявить уровень интереса американской публики к Советскому Союзу накануне и в начале второй мировой войны. Эти документы находятся в архиве Гуверовского института войны, революции и мира.6

Еще одним важнейшим видом источников являются мемуары, достаточно широко используемые в диссертации. Это в первую очередь воспоминания советологов, как опубликованные, так и находящиеся в архивах. Воспоминания и дневники советологов содержат ценную информацию о деятельности советологических центров, о различных школах и направлениях в советологии, множество биографических деталей, размышлений, позволяющих полнее представить взгляды автора на те или иные аспекты советской истории, а также проследить эволюцию этих взглядов (разумеется, если такая эволюция имела место). Так, в дневнике Мерла Фэйнсода, составленном во время его визита в СССР в 1956 году, довольно подробно записаны его наблюдения о тех изменениях, которые произошли в советском обществе с конца 1930-х годов, впечатления от встреч с советскими чиновниками, преподавателями и студентами высших учебных заведений, прохожими на улицах. Судя по дневнику, Фэйнсод находился во время этой поездки в состоянии некоторого замешательства, не находя многих элементов тоталитаризма в СССР, которые он ожидал найти. Вспомним, что за три года до этого Фэйнсод опубликовал книгу «Как правят Советским Союзом», ставшую классикой «тоталитаристской» советологии. Трудно сейчас судить о том, в какой степени Фэйнсод пересмотрел свои прежние взгляды в 1960-е годы (пролить на это свет, безусловно, могли бы документы из личного архивного фонда Фэйнсода, находящегося в архиве Гарвардского университета, но из-за бюрократических проволочек нам, к сожалению, не удалось получить к ним доступ), но сам факт их эволюции не вызывает сомнений. В этой связи поступок Джерри Хафа,

6 Hoover Institution Library and Archives. The Russian Review collection.

См., например: Hazard J. N. Recollections of a Pioneering Sovietologist. N.Y., 1984; Byrnes R. F. A History of Russian and East European Studies in the United States: Selected Essays. Lanham, MD, 1994.

Harvard University Archives, Russian Research Center Collection, Merle Fainsod's Russian Diary, 1956; London School of Slavonic and East European Studies Archives, Dorothy Galton Collection.

переработавшего в ревизионистском духе вышеупомянутую книгу Фэйнсода и издавшего ее в 1979 году под названием «Как управляют Советским Союзом», уже не выглядит столь необоснованным.

В высшей степени интересны документы из архива Дороти Галтон, которая на протяжении 33 лет, с 1928 до 1961 года, была секретарем Лондонской школы славяноведения, а также личным секретарем первого директора Школы сэра Бернарда Пэйрса. Среди них следует назвать в первую очередь «Заметки к истории Школы славяноведения», написанные в 1981 году и представляющие собой очерк по истории Школы, основанный в значительной степени на личных воспоминаниях Галтон. «Заметки» содержат подробнейшие сведения о Б. Пэйрсе, Д. М. Святополк-Мирском, с которым Д. Галтон была очень дружна, и других сотрудниках Школы, о серьезных проблемах, возникавших в деятельности Школы славяноведения в разные годы. Ценный материал о состоянии славяно- и россиеведения в американских университетах содержится также в дневнике Дороти Галтон, который она вела во время поездки в США в мае-июле 1945 года, а также в ее отчете о поездке, подготовленном для Фонда Рокфеллера.

Много интересных подробностей о становлении советологии в послевоенной Америке, в частности, во времена сенатора Джозефа Маккарти, приводят в своих воспоминаниях профессор Колумбийского университета Джон Н. Хазард, специалист по истории советского права, и Роберт Ф. Бирнс, один из лидеров американской советологии в 1950-е - 1980-е годы. Помимо своей активной и весьма разнообразной научной деятельности (заслуженный профессор русской истории), Бирнс в разное время руководил советологическими центрами при Нью-Йоркском, Индианском университетах, избирался президентом Американской ассоциации католических историков и Американской ассоциации славяноведения (AAASS).9 В период с 1 994 по 2000 год автору диссертации удалось лично побеседовать с рядом ведущих американских и британских советологов, таких как Ричард Пайпс, Марк Филд, Владимир Тремль, Уильям Чейз, Роберт Дэвис, Эдвард Эктон, Джон Биггарт и многие другие. Сведения, полученные в ходе этих бесед, также использованы в работе.

И, наконец, нельзя не отметить важность такого источника, как периодические издания. Наиболее важными для нашего исследования являются издания, посвященные России и Советскому Союзу, а также Восточной Европе в целом: британский журнал «The Russian Review» (1912-1914), а также одноименный американский журнал, издающийся с

9 Американские советологи. Справочник. М., 1990. С. 16-17.

1941 года и по сей день, американский журнал «Slavic Review»,

w 1 /Л /Л w w w

выходивший с 1922 года до начала второй мировой войны в Великобритании под названием «The Slavonic Review», британский журнал «Soviet Studies» (1949-1991; с 1993 года выходит под названием «Europe-Asia Studies»), политологический журнал «Problems of Communism», и другие. Кроме того, время от времени материалы, относящиеся к советологии, появляются на страницах общественно-политических журналов («National Interest», «New Left Review», «World Affairs, «World Politics»), а также газет «New York Times», «New Republic» и других. Определенный интерес представляют и русские эмигрантские издания, особенно меньшевистский «Социалистический вестник», в котором в 1920-е - 1930-е годы больше всего появлялось материалов о советской экономике и политике.

Историографический обзор. Исследовательских работ, посвященных отдельным аспектам истории англо-американской советологии, немного. В 1920-е -1930-е годы появлялись лишь немногочисленные обзорные статьи в «Slavonic Review» о развитии славяноведения в англоязычных странах, преимущественно филологии и лингвистики.10 Это и понятно, ведь анализировать было еще практически нечего. Одной из первых серьезных работ на эту тему стала небольшая по объему, чуть больше ста страниц, книга Кларенса Мэннинга «История славяноведения в Соединенных Штатах»11

Первые исследовательские работы, посвященные советологии,

вышли в свет в 1960-е годы. Наиболее значительной из них был сборник статей о состоянии советологии в США, Великобритании, Франции и некоторых других европейских странах.13 Методологическим проблемам общественных наук, в том числе и советологии, был посвящен и очень серьезный сборник статей под редакцией Фредерика Флерона «Исследования о коммунизме и общественные науки: очерки методологии и эмпирической теории»14 Материалы сборника являлись попыткой отреагировать на политические изменения в советском обществе при Хрущеве и раннем

10 См., например: Kerner R.J. Slavonic Studies in America// The Slavonic Review. 1924. Vol. III. №8

11 Manning C. A History of Slavic Studies in the United States. Milwaukee, 1957.

Laqueur W. The Fate of the Revolution. Interpretations of Soviet History. N.Y., 1967; The State of Soviet Studies. W.Laqueur and L.Labedz, eds. Cambridge, MA, 1965.

The State of Soviet Studies. W.Laqueur and L.Labedz, eds. Cambridge, MA, 1965.

14 Communist Studies and the Social Sciences. Essays on Methodology and Empirical Theory. F. Fleron, Jr., ed. Chicago, 1969

Брежневе. Главная проблема состояла в значительно более сложном и менее предсказуемом развитии советского общества, чем это представлялось ранее. Фактически книга явилась первым симптомом кризиса советологии, сопровождавшегося, с одной стороны, сокращением финансирования советологических исследований и некоторым снижением интереса к Советскому Союзу на Западе, с другой - появлением альтернативных концепций советской истории и политики (теории «групповых интересов», «модернизации» и др.). В это же время завязывается дискуссия о том, что же такое «советология» и чем она должна в первую очередь заниматься: изучать советское прошлое, современную политическую и экономическую системы в СССР или предсказывать будущее? Дискуссия эта продолжается и по сей день, и явно зашла в тупик. Характерным проявлением этой «тупиковости» является появление спустя тридцать лет книг и статей о советологии почти с теми же названиями, написанных зачастую теми же авторами, в которых вновь и вновь выдвигаются те же идеи.15

С середины 1960-х до середины 1980-х годов за пределами вышеупомянутой дискуссии «о судьбах советологии» на Западе практически не появлялось исследований по историографии советской истории, за исключением нескольких книг по историографии Октябрьской революции.16

В книге Уолтера Лакера «Судьба революции» рассматривалась западная историография Октябрьской революции. Будучи весьма обстоятельным, исследование Лакера все же выдержано в «тоталитаристском» духе, с жесткой критикой работ, не укладывающихся в рамки «тоталитаристской» концепции (Э. Карра, И. Дойчера), вследствие чего политизированные оценки преобладают, несмотря на многократно декларированное Лакером стремление к объективности. М. Малия, принадлежащий к тому же кругу авторов, что и Лакер, пытается создать видимость объективности, рассматривая различные концепции революции, в том числе и «тоталитаристскую», как бы со стороны, не примыкая ни к одной из них.

15 См., например, статью Дж. Бреслауэра «В защиту советологии» (Post-Soviet Affairs. 1992. Vol. VIII. №3) и сб. статей под редакцией Ф. Флерона и Э. Хоффмана «Посткоммунистические исследования и политология: методология и эмпирическая теория в советологии» (Boulder, CO, 1993).

16 Laqueur, Walter. The Fate of the Revolution; Малия, Мартин. К пониманию русской революции. Лондон, 1985.

Тем не менее, автор приходит к типичному для «тоталитаристской» историографии выводу: советский режим не был способен к либерализации даже в малейшей степени, ибо это привело бы к крушению всей системы. Поэтому он и прибегал постоянно к мимикрии, проводя одновременно широкую военную экспансию, необходимую для укрепления советской системы.17

В середине 1980-х годов была издана нашумевшая книга Стивена Коэна «Переосмысливая советский опыт: история и политика после 1917 года»18. Книга призвана была, правда, в достаточно вежливой форме, дискредитировать «ортодоксальную» советологию и сформулировать кредо нового, «ревизионистского» поколения советологов. Коэн не ставил перед собой задачи написать историю советологии как таковую, хотя он и отметил необходимость такого исследования в принципе. Автор сосредоточил внимание преимущественно на политизации и «служебном» характере «старой» советологии, которая в основном выполняла правительственный заказ по борьбе с коммунизмом. Крайне субъективная по духу (мы полагаем, намеренно), книга Коэна существенно примитивизировала взгляды оппонентов, представляя в то же время «ревизионистов» в наилучшем свете. Тем не менее, в основном с автором можно было согласиться, -советская история действительно была далеко не столь однозначна, как это представляли себе и описывали советологи-«тоталитаристы».

ТЛ W __W

В ходе этой дискуссии появилось великое множество книг и статей о советологии, носивших ярко выраженный полемический характер. Большинство авторов, как и С. Коэн в свое время, выражали надежду, что когда-нибудь объективное историческое исследование о советологии будет написано.

К сожалению, в мировой историографии очень мало отдельных

исследований, посвященных выдающимся советологам и россиеведам.

17 Там же. С.285.

Cohen S. Rethinking the Soviet Experience: Politics and History since 1917. N.Y., 1985.

19 Haslam, J. The Vices of Integrity: E.H. Carr, 1892-1982. L., 1999; Horowitz, D. Isaac Deutscher: The Man and his Work. L., 1971; Wolfe, B. D. Breaking with Communism: The Intellectual Odyssey of Bertram D. Wolfe. Stanford, CA, 1990; Engerman, D. William Henry Chamberlin and Russia's Revolt against Western Civilization// Russian History. 1999. Vol. 26. №1.

штношению к западным авторам, она была сплошь заполнена пропагандистскими штампами, специфической лексикой, характеризующей деятельность «фальсификаторов» («силятся

доказать», «клевещут», в лучшем случае - «хотят разобраться, но не

могут»!). На этом фоне очень странно смотрелись те немногие исследования, где советские историки пытались объективно анализировать статью, книгу или творчество в целом того или иного советолога. К таким работам следует отнести статью А.М. Неймана о методологии Эдварда Карра, опубликованную в знаменитом методологическом сборнике «Историческая наука и некоторые

проблемы современности», подготовленном сектором методологии

Института истории под руководством М.Я. Гефтера. Статья написана весьма квалифицированно и дает неплохое представление об очень

влиятельной на Западе, но практически недоступной советскому

читателю книге Карра «Что такое история?». Автор очень мягко критикует Карра за его заблуждения, и совершает при этом три непростительных для советского историка ошибки: во-первых, называет Карра «крупным» историком; во-вторых, в названии статьи вместо слова «буржуазная» ставит «немарксистская историческая мысль»; в-третьих, положительно отзывается о методологическом труде «буржуазного» автора, то есть косвенно ставит правильность марксистско-ленинской методологии под сомнение. Впрочем, не только статья Неймана, но и весь сборник выглядит «подозрительно» с точки зрения советской идеологии. Неудивительно, что книга эта была подвергнута резкой критике, а сектор методологии закрыт.

Небезынтересна в некотором отношении и книга Б.И. Марушкина «История и политика. Американская буржуазная историография

советского общества». Автор не только критикует работы американских историков и политологов о революции, социалистическом строительстве 1930-х годов и второй мировой войне (впрочем, в традиционном для советской историографии

21 Нейман А.М. Некоторые тенденции развития современной немарксистской исторической мысли в Англии и теоретико-познавательные воззрения Э.Х. Карра// Историческая наука и некоторые проблемы современности. М., 1969.

22 Carr E.H. What is History? L., 1962.

Марушкин Б.И. История и политика. Американская буржуазная историография советского общества. М., 1969.

«разоблачительном» духе), но и посвящает отдельные главы характеристике некоторых советологических центров в США и основных концепций советологии.

«Критическая» литература 1970-х - 1980-х годов исчисляется многими десятками наименований. В эти годы советскими историками был сделан шаг вперед в «исследовании» советологии - она уже не подвергалась огульной критике, а была разделена на два направления: консервативно-реакционное (Ричард Пайпс, Леонард Шапиро и др.) и либерально-объективистское (Эдвард Карр, Моше Левин и др.). Различие этих двух направлений, по мнению советских «критиков», состояло в том, что если представители первого сознательно фальсифицировали советскую историю, то «объективисты» действительно хотели в ней разобраться, но не смогли этого сделать в силу своего буржуазного происхождения.24

Из массы советской «разоблачительной» литературы 1970-х -1980-х годов можно выделить исследования таких авторов, как Ю.И. Игрицкий, Н.В. Щербань, Г.З. Иоффе и некоторые другие, если и не очень отличавшихся от основной массы подобных работ по тону критики, то, по крайней мере, весьма информативных и добросовестно подготовленных. Они зачастую были едва ли не единственным источником информации для читателей о том, что происходит в зарубежной историографии.

Перестройка не сразу внесла сколько-нибудь существенные изменения в советские исследования о буржуазной историографии. Почти до конца 1980-х годов советологов продолжали клеймить почти в тех же выражениях, что и раньше, правда, ссылаясь теперь уже на указания М.С. Горбачева и решения XXVII съезда КПСС. В то же время в периодических изданиях, как специализированных исторических, так и общегуманитарного профиля, публиковались материалы «круглых столов» по проблемам западной историографии, интервью с советологами, началось издание книг зарубежных авторов.25

См., например, Щербань Н.В. Об эволюции буржуазных оценок нэпа// Новая экономическая политика. Вопросы теории и истории. М., 1974.

Коэн, Стивен. Бухарин. Политическая биография. 1888-1938. М., 1988; Рабинович, Александр. Большевики приходят к власти. Революция 1917 года в Петрограде. М., 1989; Карр, Эдвард. История Советской России. Книга I. Большевистская революция (1917-1923). Т.1-2. М., 1990; Он же. Русская революция от Ленина до Сталина. 1917-1929. М., 1990.

в со стоянии прострации, «доперестроечные» советские учебники устарели, а новые не издавались, практически не появлялось оригинальных отечественных исследований, а страницы исторических журналов заполнялись материалами «круглых столов», историческими очерками, объемистыми мемуарами и т. д. Это был звездный час советологов. Они получили свободный доступ в российские архивы, на телевидение, по учебникам, написанным зарубежными авторами, учились российские студенты. Любые советологические концепции, даже давно устаревшие, воспринимались в России как откровение, истина в последней инстанции.

Российская историография начала «выздоравливать» и освобождаться из под влияния советологии в середине 1990-х годов, когда сама советология находилась в состоянии тяжелого кризиса. Во второй половине 1990-х годов не только появляется множество оригинальных российских конкретно-исторических исследований, но и

исследований в области методологии истории. В это же время выходит

ряд работ о советологии, иногда резко критических. Вероятно, в этом проявился своеобразный комплекс неполноценности некоторых российских историков, реакция на засилье советологов в отечественной историографии лет десять-двенадцать назад. Таким образом, до сих пор не существует исследований, в которых был бы предпринят комплексный и объективный анализ советологии как науки.

Хронологические рамки работы. Хронологические рамки работы формально не обозначены, поскольку являются самоочевидными. Поскольку первые советологические исследования появляются одновременно с возникновением советского общества, а последние еще не написаны, то диссертация включает временной промежуток с конца 1910-х до конца 1990-х. Нам представляется практически невозможным ограничить историческое исследование советологии более узкими рамками, так как в этом случае теряется динамика ее развития.

В то же время для того, чтобы показать истоки советологии, нам иногда приходится (в первой главе) возвращаться коротко к событиям конца XIX - начала XX века.

Научная новизна и практическая значимость работы. В

диссертации впервые предпринята попытка исследования советологии

26 См., например: Лукин А.В. Англоязычная советология и общественные науки в России// США: Экономика, политика, идеология. 1995. №9; Павлова И.В. Современные западные историки о сталинской России 30-х годов (критика «ревизионистского» подхода)// Отечественная история.1998. №5.

как целостного исторического феномена, от ее возникновения до наших дней. Новизной отличается и подход автора к теме исследования. В то время как большинство исследований, касающихся советологии, носят либо справочный, либо резко полемический характер, данная диссертация посвящена не политическим, а историографическим аспектам советологии.

Некоторые архивные материалы, использованные в работе, впервые вводятся в научный оборот. К таковым можно отнести, например, документы из архивного фонда одного из ведущих американских советологических изданий - журнала "Russian Review",-хранящиеся в архиве Гуверовского института войны, революции и мира, а также ряд документов из фонда Русского исследовательского центра Гарвардского университета, в частности дневник виднейшего американского советолога 1950-х - 1960-х гг. Мерла Фэйнсода, составленный во время его поездки в СССР в 1956 году. Впервые используются в диссертации и материалы из архива секретаря Лондонской школы славяноведения Дороти Галтон (библиотека Школы славяноведения Лондонского университета).

Результаты исследования могут быть использованы (и уже с успехом используются автором) в преподавании курса зарубежной историографии истории советского общества. Кроме этого, материалы диссертации могут быть полезны историкам, разрабатывающим те или иные аспекты советской истории, и позволят им учитывать достижения и мнения британских и американских специалистов по исследуемым вопросам. И, безусловно, данное исследование может способствовать лучшему взаимопониманию и конструктивному диалогу между российскими и зарубежными историками.

Апробация результатов исследования. Результаты исследования отражены в публикациях автора. Они также используются в специальных курсах по зарубежной советологии, читаемых автором в течение ряда лет на историческом факультете Ярославского государственного университета им. П. Г. Демидова. Автор многократно выступал по различным аспектам данной темы с докладами на региональных и международных конференциях, в том числе на конференции в г. Денвере (Колорадо), организованной Американской ассоциацией славяноведения (ноябрь 2000 г.).

Структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и списка использованных источников и литературы.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ.

Во введении содержится обоснование темы исследования, формулируются его цели и задачи, методология, научная новизна. Приводится характеристика источниковой базы и анализируется степень изученности темы.

В первой главе рассматриваются предпосылки возникновения советологии. Своими корнями она уходит в американское и британское славяноведение конца XIX - начала ХХ века. В течение первой половины ХХ века в США и Великобритании создавалась интеллектуальная и отчасти материальная база для изучения России. Начинается изучение русского языка, русской истории и культуры в ряде университетов, подготовка научных и преподавательских кадров, давших, вместе с русскими учеными-эмигрантами, первое поколение специалистов по России и Советскому Союзу.

Изучение русской истории начинается в США относительно поздно, на несколько десятилетий позднее, чем во Франции и Германии. Тем не менее, к началу первой мировой войны были уже открыты кафедры русского языка и литературы в трех крупнейших американских университетах - Гарвардском, Колумбийском и Калифорнийском (Беркли), а в двух из них - Калифорнийском и Гарвардском -преподавалась история России.27 После первой мировой войны и революции 1917 года в России американское россиеведение поднялось на новую ступень: при Стэнфордском университете создается первый специализированный центр по изучению проблем, связанных с войной и послевоенным урегулированием в Европе - Гуверовский институт войны, революции и мира. При нем складывается постепенно солидная библиотека и архив с богатой коллекцией книг и документов о России.28

В Великобритании развитие славяноведения и россиеведения в начале ХХ века также сопровождалось большими трудностями. В нескольких британских университетах, в первую очередь, в Лондонском и Ливерпульском, где имелись славяноведческие факультеты, преподавали русский язык, история же России изучалась, как правило, в курсе европейской истории. Правда, с 1912 по 1914 год усилиями профессора Бернарда Пэйрса в Лондоне издавался журнал о России - "The Russian Review", однако в то время журнал не вызвал в Англии большого интереса.

Gleason A. Russian and Soviet Studies in the United States // The Modern Encyclopedia of Russian and Soviet History. Wieczynski J.L., ed. Vol. 34. Gulf Breeze,

FLA., 1983. P. 45

Sworakowski W.S. The Hoover Library collection on Russia. Collection Survey, №1. Stanford, 1956.

К концу 20-х годов лекции по русской истории и культуре читались в целом ряде американских и британских университетов, сложился небольшой круг специалистов по России (Арчибальд Кулидж, Роберт Кернер, Сэмюэл Харпер, Джероид Робинсон и Эрнест Симмонс в США, Б. Пэйрс и Невил Форбс - в Великобритании). К этому времени число экспертов по России выросло также за счет русских эмигрантов -Михаила Флоринского, Георгия (Джорджа) Вернадского, Михаила Карповича, Михаила Ростовцева, обосновавшихся в крупнейших американских университетах (Гарвард, Йельский, Колумбийский). Историк-медиевист Михаил Трофимов и выдающийся филолог Дмитрий Святополк-Мирский работали соответственно в

Манчестерском и Лондонском университетах. В начале 20-х годов Пэйрс начал издавать в Лондоне славяноведческий журнал "The Slavonic Review". В начале второй мировой войны издание журнала было перенесено в США, а с ноября 1941 года там же началось издание специализированного журнала о России - « The Russian Review», ставшего после войны одним из главных советологических изданий.

Тем не менее, широкая публика, как в Великобритании, так и в США, почти не интересовалась Россией, а тем, кто был заинтересован в такого рода информации, крайне сложно было ее получить из тогдашней прессы и литературы. Революция, распространявшиеся повсюду слухи о зверствах большевиков и их намерении распространить революцию за пределы России, вызвали на Западе, особенно в США, страх, достигший пика в 1919 году. Разумеется, общественное мнение в США и Великобритании в отношении России не могло быть однородным, и негативное отношение к Советской России одних групп населения соседствовало с неопределенным, а иногда и симпатизирующим отношением других (часть рабочих, левая интеллигенция, некоторые бизнесмены, заинтересованные в экономических связях с Россией). В то время как США официально не признавали Советское правительство до 1933 года, а британские консерваторы - до 1924 года, американское и британское общественное мнение медленно эволюционировало от преимущественно негативного к преимущественно позитивному в 30-е годы. Этому способствовали такие факторы, как устойчивость советской власти, НЭП, успехи советской экономики на фоне мирового экономического кризиса и активная коммунистическая пропаганда.

Советологические исследования 20-х - 30-х годов создавались в основном не профессиональными историками, а преимущественно журналистами, политическими и общественными деятелями,

экономистами и социологами.29 Значительная часть исследований принадлежала перу авторов-эмигрантов. Эта литература, написанная по свежим следам, эмоциональная, отражающая то или иное отношение авторов к советскому режиму, их стремление вынести, прежде всего, моральную оценку событиям в России, относится скорее к разряду публицистики, чем к серьезным историческим исследованиям. Однако, в 30-е годы появилось несколько действительно весомых работ, среди которых следует отметить в первую очередь исследования Уильяма

Генри Чемберлина и Луиса Фишера. В частности книга Чемберлина стала первым объективным и полным, основанным на многочисленных и разнообразных источниках, трудом о русской революции, оказав в дальнейшем влияние на поколения советологов.

Оценивая развитие в США и Великобритании как славяноведения в целом, так и россиеведения и советоведения в частности в довоенный и военный период, можно заметить, что эта сфера научных исследований почти целиком оставалась делом энтузиастов, которые в силу разных причин считали изучение истории и культуры славянских стран, и в первую очередь России, совершенно необходимым. Они собирали книги, создавали библиотеки, научные общества, факультеты и отделения славяноведения при университетах и колледжах, устанавливали друг с другом контакты, искали спонсоров, доказывая на каждом шагу, что они занимаются действительно серьезным делом. Ни широкие массы, ни правительства западных стран существенного интереса к России и Восточной Европе не испытывали.

Во второй главе рассматривается процесс становления советологии в качестве самостоятельной научной дисциплины, с собственным предметом исследования, научно-исследовательскими центрами, кадрами специалистов и широким финансированием. Процесс этот занял по времени приблизительно 20 - 25 послевоенных

29 Bullitt W. The Bullitt Mission to Russia. N.Y., 1919; Williams A. R. Lenin, the Man and his Work. N.Y., 1919; Ransome A Russia in 1919. N.Y., 1919; Hindus M. The Russian Peasant and the Revolution. N.Y., 1920; Spargo J. Bolshevism, the Enemy of Political and Industrial Democracy. N.Y.- L., 1919; Idem. "The Greatest Failure in All History." A Critical Examination of the Actual Workings of Bolshevism in Russia. N.Y., 1920; Idem. The Psychology of Bolshevism. N.Y.-L., 1919; Strong A. L. The First Time in History. Two Years of Russia's New Life (August 1921-December 1923). N.Y., 1924; Nearing S. Education in Soviet Russia N.Y., 1926; Schuman F. L. American Policy toward Russia since 1917. N.Y., 1928 etc.

Chamberlin, W. H. The Russian Revolution. 2 vols. New York, 1935; Fisher, L. The Soviets in World Affairs: A History of Relations between the Soviet Union and the Rest of the World. 1917 - 1929. Princeton, 1931.

лет. В это время создаются основные советологические центры при крупнейших университетах США: Русский институт в Колумбийском университете (1946), Русский исследовательский центр в Гарварде (1948), Центр славянских и восточноевропейских исследований в Калифорнийском университете (Беркли) и другие. В Великобритании расширяются существовавшие до войны славяноведческие центры в Лондоне и Ливерпуле и появляются новые - в Глазго, Бирмингеме и

о 1

Оксфорде.

Тем не менее, после войны США прочно перехватывают пальму первенства в развитии советологических исследований у европейских стран. Советология становится приоритетным направлением в американском славяноведении, в то время как в Великобритании

ученые-славяноведы все еще пребывают в «филологическом трансе».

В США изучение Советского Союза, по мере его превращения из союзника в потенциального противника, а затем и врага номер один, стало не личным, а воистину государственным делом. Если до войны главный акцент в изучении России и Восточной Европы делался на истории и филологии, то теперь он смещается на политику и стратегические исследования. В Гарварде акцент делается на изучении советской экономики (А. Бергсон, А. Гершенкрон, Дж. Берлинер), в Колумбийском университете и в Центре стратегических исследований Джорджтаунского университета - на политике и идеологии (З. Бжезинский и др.). Успешно развивается в 50-е - 60-е годы и программа региональных исследований, разработанная еще в годы войны и ставящая своей целью комплексную подготовку высококлассных специалистов по разным регионам мира, в первую очередь по СССР и Китаю33.

Как уже отмечалось выше, одной из главных проблем в развитии исследований по России и СССР до и во время второй мировой войны была проблема финансирования. Со второй половины 1940-х годов советология уже не нуждалась в средствах, напротив, университеты и исследовательские институты, ведущие исследования, связанные с СССР и странами советского блока, получали значительное количество грантов от частных корпораций Рокфеллера, Карнеги и Форда, а также из правительственных фондов, таких как фонды ВВС и ЦРУ. За счет этого университеты получили возможность увеличить выпуск

Frank V.S. Soviet Studies in Western Europe (Britain)// The State of Soviet Studies. W.Laqueur and L.Labedz, eds. Cambridge (MA), 1965. P.53.

32 Ibid. P. 55

Cowan L.G. A History of the School of International Affairs and Associated Area Institutes. Columbia University. N.Y. :Columbia University Press, 1954. P.3-8.

специалистов по Советскому Союзу, многие из которых направлялись на правительственную службу. Полученные средства надо было отрабатывать, и советологические исследования концентрировались вокруг актуальных политических проблем. Большинство исследователей отмечает, что практически все советологические центры в США были связаны с разведывательными органами и военно-промышленным комплексом. Многие советологи, такие, как Дж. Робинсон, А. Бергсон, М. Фэйнсод, или пришли в науку из разведки, или переходили на работу в ЦРУ из университетов (как правило, временно, на 2-3 года, в соответствии с уставом университета). Таким образом, в 50-е годы можно говорить не просто о влиянии «холодной войны» на американскую советологию, но и о том, что она сама становится одним из орудий «холодной войны».

Как раз в это время и возникает знаменитая теория "советского тоталитаризма". Историки - "тоталитаристы" (Адам Улам, Мерл

Фэйнсод, Уильям Лакер и др.) в методологическом отношении основывали свои труды на работах известных политологов, таких, как Ханна Арендт, Збигнев Бжезинский, Карл Фридрих, Алекс Инкелес, которые, собственно, и разработали главные принципы этой

концепции. Суть ее заключается в утверждении о тоталитарной природе Советского государства, его принципиальной неизменности, абсолютной верхушечности советской политики. С точки зрения "тоталитарной" концепции, Октябрьская революция 1917 года была переворотом, совершенным кучкой большевиков, не имевших сколько-нибудь прочной опоры в массах и поэтому вынужденных удерживать власть с помощью террора.

Одним из главных принципов "тоталитарной" теории является принцип преемственности политической власти в СССР. С этой точки зрения ленинский режим нисколько не противостоит сталинскому, а является его прямым предшественником. Классическую формулу такой преемственности сформулировал один из "отцов" концепции "советского тоталитаризма" М. Фэйнсод: "Из тоталитарного эмбриона неминуемо должен был развиться тоталитаризм полностью сформировавшийся".36 Движущей силой процесса развития советского общества была некая "внутренняя логика тоталитаризма" (тот же тезис в советском варианте звучал как "закономерность исторического развития

34Fainsod M. How Russia Is Ruled. Cambridge,1963; Ulam A. The New Face of Soviet Totalitarianism. N.Y., 1964; Laqueur W. The Fate of the Revolution. N.Y., 1967.

Arendt H. The origins of Totalitarianism. N.Y., 1951; Friedrich C., Brzezinsky Z. Totalitarian Dictatorship and Autocracy. Cambridge, 1956; Inkeles A. Social Change in Soviet Russia. N.Y., 1971

36Fainsod M. How Russia Is Ruled. Cambridge, 1963. P.59

от капитализма к социализму"), которая делала преемственность между ленинизмом и сталинизмом не только вероятной, но и неизбежной.

Таким образом, в период с конца 40-х до конца 60-х годов были достигнуты несомненные успехи в развитии советологии, как в США, так и в Великобритании: за короткий срок было подготовлено большое количество специалистов по Советскому Союзу и странам Восточной Европы, созданы исследовательские центры, специализированные периодические издания (Problems of Communism, Communist Affairs, Studies in Comparative Communism, Survey, Soviet Studies), в большом количестве издавались монографии, защищались докторские диссертации по Советскому Союзу. С другой стороны, почти вся советологическая продукция в это время, особенно в США, была проникнута духом антикоммунизма, что препятствовало объективному научному исследованию Советского Союза. Несмотря на некоторые модификации концепции «советского тоталитаризма», происходившие с конца 1950-х - начала 1960-х годов, и десятилетие спустя в советологии все еще сохранялся, по выражению С.Коэна, «тоталитаристский консенсус». В результате в советологии начался кризис, проявившийся в наибольшей степени в США и вызванный целым рядом причин как политического, так и методологического характера. В это время в науку приходит новое поколение советологов, отвергнувшее старую «тоталитаристскую» парадигму и попытавшееся выработать новые, менее политизированные подходы к изучению советской истории.

Третья глава посвящена в основном попыткам преодоления кризиса в советологии в 70-е -90-е годы за счет расширения тематики исследований и изменения подходов к изучению советской истории, политики и экономики. Кризис советологии совпал по времени с политическим кризисом в США, вызванным войной во Вьетнаме и Уотергейтом. На волне довольно сложного по своему составу движения "новых левых" в США тенденция к пересмотру, или "ревизии", господствующего направления в советологии привела к рождению " ревизионистского" направления в историографии советского общества.

В противовес "тоталитарной" школе, ревизионисты занялись в основном изучением социальных, социально-политических и социально-экономических аспектов советской истории. Они начали разрабатывать такие проблемы, как социальная структура и социальная мобильность советского общества (Шейла Фитцпатрик), крестьянство и его самосознание (Моше Левин), протест "снизу" против Советской власти (Пол Аврич, Оливер Рэдки, Сет Синглтон и др.), положение и самосознание рабочего класса (Уильям Чейз, Хироаки Куромия и Льюис Зигельбаум), история советской культуры (Ш.Фитцпатрик,

Энтони Кемп-Уэлч, Ричард Стайтс). В области политической истории ревизионисты сосредоточились на изучении различных оппозиционных течений внутри партии; в центре внимания оказались лидеры оппозиции - Троцкий, Бухарин, Коллонтай и другие, причем их оппозиционность Часто преувеличивалась, либо причины ее понимались неверно, что привело к возникновению различных концепций "альтернативного развития" советской истории. Альтернативы связывались чаще всего с именами Л.ДТроцкого (Э.Х.Карр, И. Дойчер) и Н.И. Бухарина (С.Коэн).

Перестройка принесла с собой новые проблемы для советологов, причем как для тоталитаристского, так и для ревизионистского ее направлений. Казалось бы, все карты в руки ревизионистам, - открылись советские архивы, появились неограниченные возможности посещать Советский Союз, проводить исследования в области социальной истории, общаться с советскими коллегами, следить за беспрецедентным ростом социальной активности в СССР. Но шло время, открывались все новые подробности сталинских преступлений, были пересмотрены цифры жертв режима, складывалась картина страшного геноцида русского народа и других народов СССР. Полученные в архивах данные явно противоречили ревизионистской концепции. Все это способствовало возрождению тоталитарной модели, а распад СССР как будто подтверждал один из основных тезисов тоталитаристов о том, что советская система нереформируема в принципе, - она может быть только разрушена. Появляются новые советологические исследования, написанные в традиционном духе, в частности книги Ричарда Пайпса, Мартина Малия и Збигнева Бжезинского.39

Lewin M. Russian Peasants and Soviet Power. N.Y., 1969; Avrich P. Kronstadt, 1921. N.Y.,1970; Fitzpatrick Sh. The Comissariat of Enlightenment. London,1970; Idem. Education and Social Mobility in the Soviet Union. Cambridge, 1979; Stites R. Revolutionary Dreams. Utopian Vision and Experimental Life in the Russian Revolution. N.Y., 1989.

Carr E.H. A History of Soviet Russia; Deutscher I. The Prophet Armed. Trotsky: 1879 - 1921. N.Y., 1965; Idem.The Prophet Unarmed. Trotsky: 1921 - 1929.N.Y., 1959; Idem.The Prophet Outcast. Trotsky: 1929 - 1940. N.Y., 1963; Cohen S. Bukharin and the Bolshevik Revolution. N.Y., 1973.

39 Brzezinski Z. The Grand Failure: The Birth and Death of Communism in the Twentieth Century. N.Y., 1989; Pipes R. The Russian Revolution. N.Y., 1990 (рус.пер: Русская революция. В 2-х тт. М., 1994); Idem. Russia under the Bolshevik Regime. N.Y., 1993 (рус.пер.: Россия при большевиках. М.,1997); Malia M. The Soviet Tragedy. A History of Socialism in Russia, 1917-1991. N.Y., 1992.

Таким образом, советология 70-х - 80-х годов характеризуется острой борьбой между двумя основными направлениями: тоталитаристским и ревизионистским. Эти направления и сами отчасти меняются со временем, от них отпочковываются различные группы, не согласные с лидерами. Регулярно делались попытки встать «над схваткой», уйти от политических и идеологических споров, что проявилось в частности в деятельности советологов, разделяющих основные положения «теории модернизации» (Сирил Блэк, Тим Макдэниэл и др.). Многих известных советологов, особенно в Великобритании, сложно безоговорочно отнести к какому-либо направлению (например, Эдвард Карр, Исаак Дойчер, Питер Кенез, Роджер Петибридж и др.). В конце 80-х - начале 90-х годов советология оказалась в состоянии нового кризиса, отчасти совпавшего с общим кризисом науки и традиционных методов научного познания. Советологи, к тому же, с распадом Советского Союза лишились предмета своего исследования. В связи с этим вот уже 10 лет ведутся оживленные дискуссии о праве советологии на существование, о ее характере, предлагаются определения для обозначения современного состояния этой отрасли науки, типа «пост-советологии», «СНГ-логии» и т. п. Одной из попыток преодолеть этот кризис явилось использование методов постмодернизма, но в качестве научной методологии исторических исследований постмодернизм оказался в целом несостоятелен.

В заключении подводятся итоги исследования и содержатся обобщающие выводы.

Несмотря на то, что советология как самостоятельная научная дисциплина формируется в послевоенные десятилетия, ее истоки можно найти в англо-американском славяноведении предшествующих десятилетий, а также в советологических исследованиях 20-х - 30-х годов. Советология 40-х -50-х годов, а также последующих десятилетий отличалась междисциплинарным характером и имела мощную правительственную поддержку и широкое финансирование, как из правительственных, так и частных фондов, - Форда, Карнеги и Рокфеллера. В результате были созданы крупные исследовательские центры, подготовлено большое количество специалистов по СССР.

ТЛ С С

В то же время, на волне «холодной войны», в советологии утвердилась и господствовала до конца 60-х в высшей степени политизированная так называемая тоталитарная теория советской истории, для которой был характерен, как правило, крайний антикоммунизм. На рубеже 60-х - 70-х годов эти взгляды были в западной академической среде существенной ревизии, в результате появилось «ревизионистское» направление в советологии, делавшее

акцент на социальной истории в противовес «тоталитаристам», изучавшим по преимуществу историю политическую.

Таким образом, развитие советологии в 70-е - 80-е годы шло под флагом борьбы между двумя вышеуказанными направлениями. В то же время следует учитывать, что эти направления не были внутренне монолитными, так же, как и не всех советологов можно безоговорочно причислить к одному из направлений. На рубеже 80-х - 90-х годов советология вновь оказалась в состоянии глубокого кризиса, одним из путей преодоления которого является углубление сотрудничества между западными и российскими историками.

Основные положения диссертации изложены в следующих публикациях:

1. Переход Советской страны к НЭПу в освещении англо-американских советологов (к историографии вопроса)// Проблемы отечественной истории. Ярославль, 1986. Деп. в. ИНИОН АН СССР от 21.10.86, № 27177. 8 с.

2. Англо-американские фальсификации классовой борьбы в деревне в период восстановления народного хозяйства (1921-1925)// Великий Октябрь и первые годы социалистического строительства (19171925). Ярославль, 1987. 7 с.

3. Укрепление союза рабочего класса с трудящимся крестьянством в период восстановления народного хозяйства в интерпретации англоамериканских фальсификаторов. // Актуальные проблемы истории СССР и всеобщей истории в свете решений XXVII КПСС. Ярославль, 1988. 2 с.

4. Концессионная политика Советского государства в англоамериканской историографии // Актуальные проблемы исторической науки. Тезисы докладов V областной научно-практической конференции молодых ученых. Ярославль, 1990. 2 с.

5. Англо-американская историография о государственном капитализме в СССР.// Высшая школа и историческая наука: историография, источниковедение, методика. Кострома, 1991. 2 с.

6. Советское государство 1920-х гг. в зарубежной историографии.// Проблемы истории советского общества. Вузовский сб. Ярославль, 1991. Ч.2. Деп. в ИНИОН АН СССР от 30.07.91, № 45232. 6 с.

7. Современная американская и российская историография истории России XX века: некоторые проблемы развития и взаимодействия// Актуальные проблемы естественных и гуманитарных наук: Исторические науки: Тезисы юбилейной конференции Ярославль, 1995. 4 с.

8. Материалы по русской истории в архиве Гуверовского института войны, революции и мира// Архивы: история и современность: Материалы докладов научно-практической конференции. Ярославль, 1999. 3 с.

9. У истоков советологии: история создания журнала «Russian Review» (США)// Век нынешний, век минувший...: Исторический альманах. Ярославль, 1999. 12 с.

10. Становление и этапы развития западной советологии: Текст лекций

Ярославль, 2000. 68 с.

11. Красный фашизм? (К вопросу о сравнительной характеристике нацизма и сталинизма в западной советологии) // Актуальные проблемы естественных и гуманитарных наук на пороге ХХ1 века (История). Сборник тезисов юбилейной научной конференции, посвященной 30-летию Ярославского государственного университета им. П.Г. Демидова. - Ярославль, 2000. 4 с.

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата исторических наук Некрасов, Андрей Анатольевич

Введение С. 5

I Славяноведение и россиеведение в США и Великобритании с конца Х1Х века до начала второй мировой войны С. 39

1.1 Славяноведческие центры и периодические издания С. 39

1.2 Общественное мнение об СССР и советологические исследования 20-х - 30-х годов С. 60

II. Развитие советологии в первые послевоенные десятилетия середина 1940- х - конец 1960-х гг.) С. 96

2.1. Становление советологии как научной дисциплины С. 96

2.2. Концепция «советского тоталитаризма», ее теоретическая основа и исследовательские приоритеты С. 113

III Особенности советологических исследований в 1970-е - 1990-е годы С. 124

3.1 Кризис советологии на рубеже 60-х - 70-х годов и возникновение "ревизионистского" направления С. 124

3.2. Борьба «тоталитаристского» и «ревизионистского» направлений в советологии в 1970-е - 1990-е годы С. 140 ■

Введение диссертации2001 год, автореферат по истории, Некрасов, Андрей Анатольевич

Еще в XIX веке выдающийся русский мыслитель Иван Киреевский писал о русской «соборности»: «Желать теперь остается нам только одного: чтобы какой-нибудь француз понял оригинальность учения христианского, как оно заключается в нашей Церкви, и написал об этом статью в журнале; чтобы немец, поверивши ему, изучил нашу церковь поглубже и стал бы доказывать на лекциях, что в ней совсем неожиданно открывается именно то, чего теперь требует просвещение Европы. Тогда, без сомнения, мы поверили бы французу и немцу, и сами узнали бы то, что имеем».1

И такие «француз с немцем», пытавшиеся понять «душу России», нашлись через несколько десятилетий, явившись, правда, в соответствии с эпохой, англичанином и американцем. Так, на рубеже XIX - XX столетий началось формирование на Западе «россиеведения», специальной научной дисциплины, одна из ветвей которой позднее оформилась в «советологию».

Западная советология прошла в своем развитии длинный и извилистый путь, полный драматических коллизий, сомнений, попыток самоидентификации, высоких достижений и очевидных заблуждений. Само понятие «советология» возникло не сразу, оно вошло в научный обиход после второй мировой войны, когда на волне повышенного интереса к Советскому Союзу на Западе началось формирование междисциплинарных исследовательских центров для изучения русской и советской истории, политики, экономики, русского языка и культуры. Содержание термина

1 Киреевский И.В. Критика и эстетика. М., 1979. С.21 советология» до сих пор четко не определено, и исследователи трактуют его по-разному: либо как синоним историографии истории советского общества, либо как дисциплину, относящуюся к сфере политологии и социологии, либо как комплексное изучение Советского Союза с применением методов различных общественных наук, в частности, истории, политологии, социологии, экономики и других. В зависимости от этого понимания специалисты и занимают ту или иную позицию в споре о достижениях и просчетах советологии, а также ее дальнейшей судьбе. Если советологию понимать как историографию, то ее предметом является советское прошлое во всех его проявлениях, если же как политологию, то следует признать, что предмета ее исследования - советского государства - больше не существует, и в этом качестве советология не имеет перспектив развития. Мы исходим из понимания советологии как историографии советского общества в широком смысле слова, поэтому в настоящем исследовании употребляем оба этих понятия как совершенно идентичные и взаимозаменяемые. Разумеется, западная историография, так же как и отечественная, а возможно, и в большей степени, всегда испытывала на себе влияние и политологии, и социологии, и культурологии. Тем более это характерно для нашего времени, когда междисциплинарные связи постоянно расширяются, и исторической науки в чистом виде практически не существует. Поэтому, когда мы отождествляем советологию с историографией советской истории, мы отнюдь не низводим первую до одной из ее составных частей, а, напротив, признаем значительно усложнившийся, мультидисциплинарный характер современной исторической науки.

Употребляя понятие «западная советология», или «западная историография», мы ни в коей мере не намерены нивелировать национальные историографии стран Запада, игнорировать их особенности, складывавшиеся десятилетиями. Речь пойдет о некоторых общих, но проявлявшихся по разному, подходах историков западных стран, прежде всего США и Великобритании, к изучению советской истории, резко отличавшихся по своей сути от подходов советской историографии. Кроме того, современная историография в высшей степени интернациональна, многие историки свободно переезжают из одной страны в другую, общаются между собой, вырабатывают совместные подходы, участвуют в международных научных проектах, поэтому концептуальные различия проявляются скорей на личностном или групповом нежели национальном уровне.

В данной работе предпринята попытка объективно рассмотреть процесс становления советологии как науки и основные этапы ее развития, возникновения исследовательских центров и периодических изданий, проблематику советологических исследований, борьбу направлений в советологии и вклад каждого из них в историческую науку.

В качестве источников для подготовки диссертации использованы, прежде всего, и главным образом, работы советологов по различным аспектам истории советского общества, опубликованные как в виде солидных монографий, так и статей в научных периодических изданиях. Пожалуй, нет таких проблем в советской истории, которые не нашли бы отражение в советологических исследованиях за несколько десятилетий существования советологии, тем не менее нетрудно выявить ряд безусловно приоритетных тем, даже целых блоков: Октябрьская революция, индустриализация и коллективизация, сталинизм и террор, политические портреты Ленина, Сталина, Троцкого, в значительно меньшей степени - других видных большевиков, социалистическая оппозиция большевизму, Хрущев и борьба за власть в советском руководстве в 1950-е годы. В последние два-три десятилетия, наряду с вышеуказанными темами, активно разрабатываются такие проблемы как история советской культуры, НЭП, национальные движения и национальная политика советского руководства, экономическая политика, «перестройка» в СССР и личность Горбачева. С конца 1980-х годов развитие советологии становится в высшей степени противоречивым: с одной стороны, происходившие в то время в СССР эпохальные и для большинства людей совершенно непредвиденные события усилили интерес к советской истории и современности, а открытие для исследователей советских архивов привело к существенному расширению тематического диапазона советологических исследований; с другой - распад СССР углубил начавшийся несколько ранее кризис советологии и даже поставил под сомнение правомерность ее существования как отдельной научной дисциплины. Эти противоречия и сомнения проявились в оживленных и страстных дискуссиях в среде советологов, мучительных поисках ими выхода из сложившейся ситуации, смене парадигмы исследований. Одним из результатов такой трансформации стало «увлечение» советологов историографическими проблемами, означающее не просто включение историографических разделов в их работы, а именно исследование тех или иных проблем советской истории в историографическом ключе.2

Следует заметить, что появление в большом количестве собственно историографических исследований - это относительно новое явление в западной исторической науке, вызванное как внутренней эволюцией советологии, так и ее взаимодействием с отечественной историографией. Такие работы, характерные, кстати, не только для советологии, но и мировой исторической науки как таковой, можно рассматривать как стремление к саморефлексии. Сопоставление различных трактовок одних и тех же исторических проблем в западной советологии в разные периоды времени дает интереснейшую возможность проследить не только ее связи с политикой, что делалось уже неоднократно, но и смену поколений в советологии, а также ее взаимодействие с отечественной историографией. Кроме того, безусловно, работы советологов свидетельствуют в равной, если не большей, степени о том времени, когда они были написаны, чем о тех проблемах советской истории, которые в них рассматриваются.

Однако, невозможно показать «живую» историю советологии, основываясь только на трудах советологов. Необходимо также воссоздать «историографическую ситуацию», то есть по возможности рассмотреть условия развития «советских исследований» на Западе, формирования «школ», направлений, исследовательских центров и программ, источники их финансирования, биографические детали и психологические

См., например: Acton E. Rethinking the Russian Revolution. L., 1990; Ward Ch. Stalin's Russia. L., 1993; Malia M. Russia under Western Eyes: From the Bronze Horseman to Lenin Mausoleum. Cambridge, Mass., 1999. характеристики крупнейших советологов, их привычки и пристрастия, особенности их исследовательских подходов. В какой-то степени это представляется возможным при использовании, с одной стороны, официальных документов (исследовательских планов, отчетов и т.п.) западных университетов и советологических центров, с другой - документов личного характера (например, воспоминания, дневники, переписка и т. п.).

Из документов, относящихся к первой из перечисленных групп, автор имел возможность ознакомиться с материалами, относящимися к созданию и деятельности Русского исследовательского центра при Гарвардском университете. Это и списки сотрудников центра, профессоров и аспирантов, и библиография их трудов, исследовательские планы, подробнейшие персональные отчеты, первоначально годовые, а затем и пятилетние, а также отчеты о деятельности Русского исследовательского центра за каждое десятилетие его существования. Среди наиболее известных сотрудников центра, стоявших у его истоков, - Мерл Фэйнсод, Реймонд Бауэр, Адам Улам, Збигнев Бжезинский, Роберт Дэниелс и другие советологи, многие из которых проработали в центре несколько десятилетий, а некоторые и сейчас с ним тесно связаны, хотя формально находятся на пенсии (например, Абрам Бергсон, Марк Филд, Ричард Пайпс). Указанные документы позволяют проследить, какие направления советологических исследований были приоритетными в Гарварде в конце 1940-х - начале 1950-х годов, как они трансформировались с течением времени и под влиянием политической ситуации, из каких источников финансировалась деятельность центра, как изменялся штат его сотрудников. За исключением опубликованных отчетов Русского 3 исследовательского центра , все вышеуказанные документы находятся в архиве Гарвардского университета.4

Необходимо упомянуть также и документы официального характера, относящиеся к основанию одного из важнейших советологических периодических изданий - американского журнала «Russian Review»: списки потенциальных сотрудников и подписчиков журнала, с краткой характеристикой каждого из них, рекламные листки с кратким изложением программы издания и его характера, переписка редакторов с руководством университетов, издательств, финансовых корпораций, американскими политическими деятелями, направленная на изыскание средств на издание журнала и места публикации. Документы относятся преимущественно к 1939-1941 годам и дают возможность показать драматическую историю становления первого в США научно-популярного журнала о России, ее истории, культуре, политике и экономике, а также выявить уровень интереса американской публики к Советскому Союзу накануне и в начале второй мировой войны. Документы находятся в архиве Гуверовского института войны, революции и мира.5

The Russian Research Center. Harvard University. The First Decade: 1948-1958. Cambridge, Mass., s.a.; The Second Decade: 1958-1968. Cambridge, Mass., s.a.,etc.

4 Harvard University Archives. Russian Research Center Collection.

5 Hoover Institution Library and Archives. The Russian Review

Еще одним важнейшим видом источников являются мемуары, достаточно широко используемые в диссертации. Это в первую очередь воспоминания советологов, как опубликованные,6 так и находящиеся в архивах. Воспоминания и дневники советологов содержат ценную информацию о деятельности советологических центров, о различных школах и направлениях в советологии, множество биографических деталей, размышлений, позволяющих полнее представить взгляды автора на те или иные аспекты советской истории, а также проследить эволюцию этих взглядов (разумеется, если такая эволюция имела место). Так, в дневнике Мерла Фэйнсода, составленном во время его визита в СССР в 1956 году, довольно подробно записаны его наблюдения о тех изменениях, которые произошли в советском обществе с конца 1930-х годов, впечатления от встреч с советскими чиновниками, преподавателями и студентами высших учебных заведений, прохожими на улицах. Судя по дневнику, Фэйнсод находился во время этой поездки в состоянии некоторого замешательства, не находя многих элементов тоталитаризма в СССР, которые он ожидал найти. Вспомним, что за три года до collection.

6 См., например: Hazard J.N. Recollections of a Pioneering Sovietologist. N.Y., 1984; Byrnes R. F. A History of Russian and East European Studies in the United States: Selected Essays. Lanham, MD, 1994. 7

Harvard University Archives, Russian Research Center Collection, Merle Fainsod's 1956 Diary ; London School of Slavonic and East European Studies Archives, Dorothy Galton Collection. этого Фэйнсод опубликовал книгу «Как правят Советским Союзом», ставшую классикой «тоталитаристской» советологии. Трудно сейчас судить о том, в какой степени Фэйнсод пересмотрел свои прежние взгляды в 1960-е годы (пролить на это свет, безусловно, могли бы документы из личного архивного фонда Фэйнсода, находящегося в архиве Гарвардского университета, но из-за бюрократических проволочек нам, к сожалению, не удалось получить к ним доступ), но сам факт их эволюции не вызывает сомнений. В этой связи поступок Джерри Хафа, переработавшего в ревизионистском духе вышеупомянутую книгу Фэйнсода и издавшего ее в 1979 году под названием «Как управляют Советским Союзом», уже не выглядит столь необоснованным.

В высшей степени интересны документы из архива Дороти Галтон, которая на протяжении 33 лет, с 1928 до 1961 года, была секретарем Лондонской школы славяноведения, а также личным секретарем ее первого директора сэра Бернарда Пэйрса. Среди них следует назвать в первую очередь «Заметки к истории Школы славяноведения», написанные в 1981 году и представляющие собой очерк по истории Школы, основанный в значительной степени на личных воспоминаниях Галтон. «Заметки» содержат подробнейшие сведения о Б. Пэйрсе, Д. М. Святополк-Мирском, с которым Д. Галтон была очень дружна, и других сотрудниках Школы, о серьезных проблемах, возникавших в деятельности Школы славяноведения в разные годы. Ценный материал о состоянии славяно- и россиеведения в американских университетах содержится также в дневнике Дороти Галтон, который она вела во время поездки в США в мае-июле 1945 года, а также в ее отчете о поездке, подготовленном для Фонда Рокфеллера.

И, наконец, нельзя не отметить важность такого источника как периодические издания. Нами были использованы, во-первых, ряд русских эмигрантских изданий, особенно меньшевистский «Социалистический вестник», в котором в 1920-е - 1930-е годы больше всего появлялось материалов о советской экономике и политике; во-вторых, советологические журналы, в большинстве своем появившиеся после второй мировой войны, за исключением двух версий «Russian Review» (британского журнала, издававшегося в 1912-1914 гг., и американского, выходящего с 1941 года по сей день) и британского журнала «Slavonic Review» (с 1922 года); в-третьих, официальная американская пресса.

Исследовательских работ, посвященных отдельным

8 Американские советологи. Справочник. М., 1990. С. 16-17. аспектам истории англо-американской советологии, немного. В 1920-е -1930-е годы появлялись лишь немногочисленные обзорные статьи в «Slavonic Review» о развитии славяноведения в англоязычных странах, преимущественно филологии и лингвистики.9 Это и понятно, ведь анализировать было еще практически нечего. Одной из первых серьезных работ на эту тему стала небольшая по объему, чуть больше ста страниц, книга Кларенса Мэннинга «История славяноведения в Соединенных Штатах» (Milwaukee, 1957). Необходимо отметить также ряд исследований американских авторов, посвященных исследованию американского общественного мнения относительно Советского Союза и эволюции этого имиджа в связи с изменениями, подчас довольно резкими, американской политики и общественного сознания.10

Изучать общественное мнение всегда непросто, как с методологической, так и чисто технической стороны. Тем более трудно выявить отношение различных групп населения западных стран к СССР в 1920-е -1930-е годы, поскольку большая его часть, особенно в далеких географически от России Соединенных Штатах, вообще не интересовалась тем, что происходило в России, а следовательно, и не могла четко определить своего к ней

9 См., например: Kerner R.J. Slavonic Studies in America// The Slavonic Review. 1924. Vol.III. №8

10 Lovenstein M. American opinion of Soviet Russia. Washington, DC, 1941; Lasch Ch. The American Liberals and the Russian Revolution. N.Y., 1962; Filene P. Americans and the Soviet Experiment, 1917 -1933. Cambridge, MA, 1967. отношения. Поэтому не удивительно, что в богатой советологической литературе всего несколько, правда, очень добротных, исследований на эту тему. Одной из первых «ласточек», если не единственной в то время, стала книга Мено Лавенстайна, «Американское мнение о Советской России».11 Автор сделал попытку проанализировать отношение различных групп американского населения (рабочие, предприниматели, академические круги, официальная пресса, и т.д.) к Советской России в различные периоды с 1917 до конца 1930-х. Несомненно, книга была написана под влиянием изменившихся настроений американцев после начала второй мировой войны. Перед автором стояла задача не только показать эволюцию американских представлений о России в недавнем прошлом, но и попробовать объяснить так или иначе Советскую Россию, эту «великую загадку настоящей войны», как профессор Лавенстайн перефразировал знаменитую характеристику России, данную У. Черчиллем в конце 1930-х годов («замысловатая головоломка, обернутая в тайну»). «Загадка настоящей войны», по-видимому, заключалась в том, что СССР внезапно оказался в 1941 году в состоянии войны с Германией, несмотря на недавние договоры с Гитлером. Из этого факта следовали два важных вывода. Во-первых, СССР немедленно превратился из идеологического противника в потенциального союзника США, и общественное мнение в Америке должно было быть ориентировано в соответствующем направлении. Во-вторых, неспособность западных официальных кругов предсказать такой поворот в советской внешней политике рассматривалась как очевидный политический просчет, и поэтому

11 Lovenstein M. American opinion of Soviet Russia. Washington, DC, необходимо было оглянуться назад в поисках корней этой ошибки, а равно и других ошибок, которые могли быть сделаны в прежних оценках советской политики. Подобные соображения нашли отражение в авторском предисловии, где он всячески подчеркивает свою «объективность», стремление к беспристрастному и детальному анализу всех факторов - если и

12 не без эмоций, то по крайней мере спокойно, без горячки». Еще прозрачнее эта идея заявлена во «Введении», написанном Бродусом Митчеллом, относящимся с явной иронией, даже сарказмом, к американскому «истэблишменту», который в угоду идеологии упустил массу выгод, вследствие упорного непризнания Советов в двадцатые годы. Митчелл также приводит интересные рассуждения, за несколько лет до автора «теории конвергенции» Питирима Сорокина, о близости исторического

13 пути России и США.

Книга доктора Ловенстайна чрезвычайно интересна и важна для своего времени. Его анализ, хотя и несколько поверхностный, отличается широким охватом и основан на сотнях газетных и журнальных статей, отчетах о слушаниях в Конгрессе и правительственных документах, им использовано также около сотни книг о Советской России, написанных преимущественно американскими авторами. Такой подход позволил показать целую панораму американского общественного мнения относительно СССР, оказавшегося гораздо сложнее и разнообразнее, чем это представлялось ранее. Исследования Лэша и Файлина позволили

1941.

12 Lovenstein M. Op. Cit. P. 1

13 Ibid. P. 4 углубить и конкретизировать анализ американского имиджа пореволюционной России и Советского Союза в 20-е - начале 30-х годов. Кристофер Лэш провел глубокий анализ различных оттенков либеральных оценок русской революции, в то время как Питер Файлин сосредоточился на предпосылках дипломатического признания СССР Соединенными Штатами. Книга Файлина, весьма объемная (около 400 страниц) до предела насыщена фактическим материалом и в этом отношении является непревзойденной до сих пор. Такое глубокое исследование позволило автору выявить определенную закономерность чередования подъема и спада интереса американцев к Советскому Союзу в связи с главными событиями и процессами в американской внутренней политике, а также в СССР. Так, больше всего исследований о России выходило в США (в период 1917 -1933 годов) в 1919 (15), 1928 (13) и 1931 (24) годах, а наименьшее количество - в 1921 (3) и 1930 (8). Автор связывает эти резкие колебания с такими событиями, как «Великий Красный Ужас» в США в 1919 году, исключение Троцкого из партии в 1927, паника на Нью-Йоркской бирже в 1930 году и последующая «Великая Депрессия» в США на фоне успехов советской индустриализации (факторы подъема интереса); голод 1921 года в СССР и высылка Троцкого из Советского Союза рассматриваются Файлином как события, снизившие массовый интерес в США к СССР.14 К сожалению, нами не обнаружено подобных исследований о британском общественном мнении.

Первые исследовательские работы, посвященные

14 Filene P. Op.cit. P. 287. советологии, вышли в свет в 1960-е годы.15 Наиболее значительной из них был сборник статей о состоянии советологии в США, Великобритании, Франции и некоторых других европейских странах. Кроме этих различных по объему и аналитическим качествам статей, в сборнике содержалось несколько статей о «кремлинологии», в том числе статья Роберта Конквеста «В защиту кремлинологии». Методологическим проблемам общественных наук, в том числе и советологии, был посвящен и очень серьезный сборник статей под редакцией Фредерика Флерона «Исследования о коммунизме и общественные науки: очерки методологии и эмпирической теории»16 Материалы сборника являлись попыткой отреагировать на политические изменения в советском обществе при Хрущеве и раннем Брежневе. Главная проблема состояла в значительно более сложном и менее предсказуемом развитии советского общества, чем это представлялось ранее. Фактически книга явилась первым симптомом кризиса советологии, сопровождавшегося, с одной стороны, сокращением финансирования советологических исследований и некоторым снижением интереса к Советскому Союзу на Западе, с другой - появлением альтернативных концепций советской истории и политики (теории «групповых

15 Laqueur W. The Fate of the Revolution. Interpretations of Soviet History. N.Y., 1967; The State of Soviet Studies. W.Laqueur and L.Labedz, eds. Cambridge, MA, 1965.

16 Communist Studies and the Social Sciences. Essays on Methodology and Empirical Theory. F. Fleron, Jr., ed. Chicago, 1969 интересов», «модернизации» и др.). В это же время завязывается дискуссия о том, что же такое «советология» и чем она должна в первую очередь заниматься: изучать советское прошлое, современную политическую и экономическую системы в СССР или предсказывать будущее? Дискуссия эта продолжается по сей день, и явно зашла в тупик. Характерным проявлением этой «тупиковости» является появление спустя тридцать лет книг и статей о советологии почти с теми же названиями, написанных зачастую теми же авторами, в которых вновь и вновь выдвигаются

17 те же идеи.

18 историографии Октябрьской революции.

См., например, статью Дж. Бреслауэра «В защиту советологии» (Post-Soviet Affairs. 1992. Vol. VIII. №3) и сб. статей под редакцией того же Ф. Флерона и Э. Хоффмана «Пост-коммунистические исследования и политология: методология и эмпирическая теория в советологии» (Boulder, CO, 1993).

Laqueur W. The Fate of the Revolution; Малия М. К пониманию русской революции. Лондон, 1985. работ, не укладывающихся в рамки «тоталитаристской» концепции (Э. Карра, И. Дойчера), вследствие чего политизированные оценки преобладают, несмотря на многократно декларированное Лакером стремление к объективности. Книга М. Малия, принадлежащего к тому же кругу авторов, что и Лакер, представляет собой запись одним из слушателей его лекций, прочитанных в Сорбонне по-французски еще в 1970-е годы. Этим обстоятельством, видимо, отчасти объясняется некоторая запутанность концепции автора (которая, к тому же, в то время еще не вполне сложилась) и обилие ошибок в транслитерации имен упоминаемых им авторов. Малия еще в большей степени, нежели Лакер, пытается создать видимость объективности, рассматривая различные концепции революции, в том числе и «тоталитаристскую», как бы со стороны, не примыкая ни к одной из них. Начав с перечисления многочисленных интерпретаций революции в хронологическом порядке (эмигрантские, люксембургианско-каутскианская, троцкистская, тоталитаристские и конвергенционалистские), автор сводит их все к трем основным моделям исторического развития России: либеральной, консервативной и марксистской.19

Либеральная модель, абсолютизирующая политический фактор в русской истории, рассматривает ее как сплошное движение к либерализму западного типа, прерванное большевистским переворотом, в значительной степени случайным. При устранении этой «деформации» продолжение прогрессивного развития России было бы вполне возможным. Начиная с С. Соловьева и других историков «государственной

19 Малия М. К пониманию. С. 9-12. школы», Малия относит к этому направлению также П.Н. Милюкова, М. Флоринского, Л. Шапиро, Х. Ситон-Уотсона, А. Улама и других.

Консервативная («циклическая») модель сводится к «маятникообразному» развитию революции (и, видимо, всей русской истории, хотя Малия специально здесь это не оговаривает), когда умеренные элементы, опасающиеся эскалации насилия, вынуждены уступить место экстремистам, которые, в свою очередь, широким применением чрезвычайных мер вызывают в обществе консервативную реакцию. Итогом этого может быть остановка прогрессивного развития и даже возвращение к исходным позициям. Этой точки зрения придерживались, по мнению Малии, К. Бринтон, Н. Тимашев и отчасти западные марксисты типа И. Дойчера и А. Кестлера.

И, наконец, марксистская модель в нескольких вариантах: ортодоксальном, диссидентском (Рой Медведев), а также троцкистском варианте «преданной революции» (М. Либман, И. Дойчер, Э. Карр, М. Ферро). Все эти варианты достаточно близки, различаясь в основном оценкой степени отклонения от «правильного» социализма (развивавшегося до 1937-38 гг.), вызванного сталинизмом. Отдельно Малия упоминает «анархистскую» модель, имеющую много общего с марксистской в трактовке революции («правильное» развитие революции до 1921 года, с последующим искажением), но не признающую никакой исторической закономерности (П. Эврич)20

Все эти модели Малия считает неверными либо в связи с их политической односторонностью (либеральная), либо

Малия М. К пониманию. С .16-21. экономической (марксистская), либо чрезмерной абстрактностью и умозрительностью (консервативная). Во второй части книги Малия пытается дать свою трактовку революции, в которой в зачаточной форме содержится его будущая концепция, в законченном виде изложенная в книге «Советская трагедия: история социализма в России, 1917-1991» (N. Y., 1994). Во главу угла Малия ставит социалистическую идеологию, которая и привела в конце концов к «советской трагедии». Политическим воплощением этой идеологии в российских условиях становится «Партия-Государство», которое не допускает никаких отклонений от жесткой «генеральной линии». В тех случаях, когда возникает необходимость изменить экономическую политику, как это случилось, скажем, во времена НЭПа, допущение в ограниченных пределах элементов рыночной экономики вступает в глубокое противоречие с сохранением Партии-Государства. Поэтому любые подобные попытки оказывались нежизнеспособными и не приводили к изменению режима.21

В заключение автор приходит к типичному для «тоталитаристской» историографии выводу: советский режим не был способен к либерализации даже в малейшей степени, ибо это привело бы к крушению всей системы. Поэтому он и прибегал постоянно к мимикрии, проводя одновременно широкую военную экспансию, необходимую для укрепления советской системы.22

В середине 80-х годов была издана нашумевшая книга

21 Там же. С. 210-211.

22 Там же. С.285.

Стивена Коэна

Переосмысливая советский опыт: история и политика после 1917 года» (N.Y., 1985). Представляющая собой не целостное исследование, а сборник статей, посвященных отчасти проблемам советологии, отчасти советской политики и идеологии, книга призвана была, правда, в достаточно вежливой форме, дискредитировать «ортодоксальную» советологию и сформулировать кредо «ревизионистов». Коэн не ставил перед собой задачи написать историю советологии как таковую, хотя он и отметил необходимость такого исследования в принципе, он сосредоточил внимание на политизации и «служебном» характере «старой» советологии, которая в основном выполняла правительственный заказ по борьбе с коммунизмом. Крайне субъективная (мы полагаем, намеренно), книга Коэна существенно примитивизировала взгляды оппонентов, представляя «ревизионистов» в наилучшем свете. Тем не менее, в основном с автором можно было согласиться, - советская история действительно была далеко не столь однозначна, как это представляли себе и описывали советологи - «тоталитаристы».

Коэн добился главного: к проблемам советологии было привлечено внимание академического сообщества, и вскоре разразилась многолетняя дискуссия, которая и сейчас далека от завершения. Разумеется, не только труд Коэна был этому виной, но и «горбачевская перестройка», открытие советских архивов, распад СССР и другие события, происходившие на территории бывшего СССР в 1990-е годы. В ходе этой дискуссии появилось великое множество книг и статей о советологии, носивших ярко выраженный полемический характер. Нет смысла говорить здесь о них подробно, тем более что мы вернемся к этой дискуссии в третьей главе диссертации. Отметим только, что большинство авторов, как и С. Коэн в свое время, выражали надежду, что когда-нибудь объективное историческое исследование о советологии будет написано.

Новым явлением в историографии советологии второй половины 1990-х годов стало появление отдельных исследований,

23 посвященных выдающимся советологам и россиеведам. Наиболее интересной из этих работ стала книга английского историка из Кембриджа Джонатана Хэстама об Эдварде Карре. Хэодам - ученик и младший коллега Карра, преподает в том же Тринити-колледже (Кембридж, Великобритания), с которым долгие годы была связана преподавательская деятельность Карра. В книге Хэодама на основе всевозможных источников, в том числе личной переписки с Карром, а также документов из архива Тамары Дойчер и других личных архивов, шаг за шагом, в изящном английском стиле, освещены все аспекты жизни и деятельности Эдварда Карра. Биография историка удачно сочетается в этой книге с анализом его основных трудов, причем отдельная глава посвящена методологической книге Карра «Что такое история». Написанная с большим пиететом по отношению к

23 Haslam J. The Vices of Integrity: E.H. Carr, 1892-1982. L., 1999; Horowitz D. Isaac Deutscher: The Man and his Work. L., 1971; Wolfe B. D. Breaking with Communism: The Intellectual Odyssey of Bertram D. Wolfe. Stanford, CA, 1990; Engerman D. William Henry Chamberlin and Russia's Revolt against Western Civilization// Russian History. 1999. Vol. 26. №1. учителю, книга Хэодама, тем не менее, отнюдь не идеализирует образ Карра. В результате получился живой, психологически достоверный портрет выдающегося историка и дипломата.

Проявляется в настоящее время также активный интерес исследователей к истории советологических центров, а также, в более широком плане, истории славяноведения и россиеведения в западных университетах. Этот интерес нашел отражение пока не столько в монографиях и статьях, сколько в неопубликованных

24 работах - диссертациях и докладах на конференциях. Среди этих исследований в первую очередь необходимо отметить диссертацию Чарлза О'Коннелла «Социальная структура и наука: советология в Гарвардском университете», защищенную им в 1990 году. Материалы диссертации частично публиковались ранее, в брошюре о деятельности Мюнхенского института по изучению СССР, изданной Центром российских и восточноевропейских

25 исследований Питтсбургского университета. Диссертация О'Коннелла вызвала резкое неприятие у большинства сотрудников Русского исследовательского центра Гарвардского университета, и это неудивительно. В центре внимания диссертанта - не просто создание и функционирование Центра, а главным образом его связи с ЦРУ и ФБР. По мнению автора, вся деятельность Центра и

O'Connell Ch. T. Social Structure and Science: Soviet Studies at Harvard. PhD Dissertation, Harvard University, 1990; 100 Years of Slavic Languages and Literatures at Harvard. 1896-1996. Cambridge, MA, 1996.

О'Connell Ch. T. The Munich Institute. Carl Beck Papers Series. Pittsburgh, PA, 1988 связанных с ним учреждений, таких, как Мюнхенский институт, включая колоссальный проект по интервьюированию послевоенных беженцев из СССР, преследовала преимущественно разведывательные и пропагандистские, а не исследовательские цели. Хотя диссертация и не является чисто историческим исследованием (она защищена по специальности «социология»), тем не менее, насколько нам известно, она является единственным специальным исследованием, не считая двух не менее политизированных глав в книге Зигмунда Даймонда «Скомпрометированный кампус: сотрудничество университетов с разведывательными органами, 1945-1955»26 по истории советологических исследований в Гарварде.

Еще более необъективными и, как правило, значительно менее информативными были советские работы, посвященные советологии. Отношения между западной и советской историографией складывались непросто. Идеологическое противостояние требовало от советских историков резко критического отношения к так называемой «буржуазной историографии». Принципы такой критики сформулировал еще В.И. Ленин, настаивая на применении классового подхода к буржуазным историкам с точки зрения их полезности или вредности для пролетарского государства. Для ленинского стиля критики было характерно «приклеивание ярлыков» к неугодным авторам или периодическим изданиям с целью их дискредитации. Так, интереснейший, но очень недолго просуществовавший в 1922 году журнал «Экономист» был охарактеризован Лениным как

26 Diamond Z. Compromised Campus: The Collaboration of Universities with the Intelligence Coommunity, 1945-1955. N.Y., 1992 орган современных крепостников, прикрывающихся, конечно,

27 мантией научности, демократизма и т.п.»

Подобные оценки являлись, как правило, сигналом к «травле» в печати и последующим репрессивным мерам в отношении «провинившихся». В 1920-е годы многие видные партийные и советские работники выступали в печати с критикой буржуазной идеологии.28 Эта критика была направлена в основном против работ историков-эмигрантов, поскольку именно они составляли основную массу западных исследований о русской революции и пореволюционной советской политике и экономике. Уровень этой контрпропагандистской литературы был в целом невысок, авторы не ставили своей целью разобраться в нюансах эмигрантских и западных оценок советской действительности, задача была одна - разоблачить попытки «буржуазного реставраторства».

В 1950-е - 1960-е годы, когда на Западе начинается бурное развитие советологии, в советской историографии формируется особое направление - «разоблачение буржуазных фальсификаций истории СССР». Сначала главным объектом критики становятся

27Ленин В.И. ПСС. Т. 45. С. 31

Невский В.И. Реставрация идеализма и борьба с новой буржуазией // Под знаменем марксизма. 1922. №7-8; Бубнов А.С. Буржуазное реставраторство на втором году нэпа. М.-Л., 1923; Горев Б.И. На идеологическом фронте. М., 1923 и др. исследования и мемуары западных авторов, посвященные второй мировой войне, затем - о советской политике 1930-х годов, в частности, о коллективизации и индустриализации, и, наконец, о НЭПе. С начала 1960-х годов значительная часть советской «критической» литературы создается сотрудниками только что восстановленного Ленинградского отделения Института истории АН СССР. Примерно раз в два-три года институт издавал специальные выпуски «Трудов.», посвященные критике буржуазной историографии. Кроме того, в основных советских исторических журналах «Вопросы истории» и «История СССР» регулярно и довольно оперативно появлялись рецензии на советологические исследования. Основной поток советской «критической» литературы был довольно однообразным и агрессивным по отношению к западным авторам, она была сплошь заполнена пропагандистскими штампами, специфической лексикой, характеризующей деятельность «фальсификаторов» («силятся доказать», «клевещут», в лучшем случае - «хотят

29 разобраться, но не могут»!). На этом фоне очень странно смотрелись те немногие исследования, где советские историки пытались объективно анализировать статью, книгу или творчество

Александрова Т. А., Соболев Г. Л. Вопросы истории социалистического строительства в СССР в американской буржуазной литературе// Труды ЛОИИ АН СССР. Вып. 3. М.-Л., 1961; Ваксер А.З., Скляров Л.Ф. Против извращения истории классовой борьбы в СССР при переходе к нэпу// Там же; Шишкина И.М. Современная буржуазная историография о Советском государстве в начале 1920-х годов// Там же. Вып. 14. Л., 1973 и др. в целом того или иного советолога. К таким работам следует отнести статью А.М. Неймана о методологии Эдварда Карра, опубликованную в знаменитом методологическом сборнике «Историческая наука и некоторые проблемы современности», подготовленном сектором методологии Института истории под

30 руководством М.Я. Гефтера. Статья написана весьма квалифицированно и дает неплохое представление об очень влиятельной на Западе, но практически недоступной советскому читателю книжке Карра «Что такое история?» (L., 1962). Автор очень мягко критикует Карра за его заблуждения, и совершает при этом три непростительных для советского историка ошибки: во-первых, называет Карра «крупным» историком; во-вторых, в названии статьи вместо слова «буржуазная» ставит «немарксистская историческая мысль»; в-третьих, «рассуждает» о методологии истории в связи с книгой «буржуазного» автора, то есть косвенно ставит правильность марксистско-ленинской методологии под сомнение. Впрочем, последнее характерно для всего сборника. Неудивительно, что книга эта была подвергнута резкой критике, а сектор методологии закрыт.

Небезынтересна в некотором отношении и книга Б.И. Марушкина «История и политика. Американская буржуазная

Нейман А.М. Некоторые тенденции развития современной немарксистской исторической мысли в Англии и теоретико-познавательные воззрения Э.Х. Карра// Историческая наука и некоторые проблемы современности. М., 1969. историография советского общества» (М., 1969). Автор не только критикует работы американских историков и политологов о революции, социалистическом строительстве 1930-х годов и второй мировой войне (впрочем, в традиционном для советской историографии «разоблачительном» духе), но и посвящает отдельные главы характеристике некоторых советологических центров в США и основных концепций советологии.

Критическая» литература 1970-х - 1980-х годов исчисляется сотнями наименований, достаточно однородна по своему характеру и в целом малоинтересна. Наивно было бы думать, что вся эта «армия» критиков, в совершенстве владея иностранными языками, дни и ночи просиживала в спецхранах московских и ленинградских библиотек, штудируя труды «буржуазных» авторов. Это было совершенно излишним. Десяток-полтора избитых клише, немного творческого воображения, два-три томика Ленина и сборник материалов очередного партийного съезда, - вот и весь необходимый арсенал «специалиста» по критике западной историографии. Далее производился ряд нехитрых логических операций в форме противопоставления «измышлениям» западных авторов цитат из Ленина или элементарных штампов из школьного учебника истории,- и статья готова!

В результате получались в основном стандартные работы, в которых использовались одни и те же цитаты, кочевавшие из одного "критического" исследования в другое. При этом зачастую советские авторы путали имя и пол критикуемого советолога, приписывали работы одного "буржуазного" историка другому, с похожей фамилией.31

Справедливости ради следует отметить, что не все советские историки, профессионально занимавшиеся «критикой буржуазной историографии», поступали таким образом. Исследования таких авторов как Ю.И. Игрицкий, Н.В. Щербань, Г.З. Иоффе и некоторых других, если и не очень отличались от основной массы «разоблачительной» литературы по тону критики, то были весьма информативны. Они зачастую были едва ли не единственным источником информации для читателей о том, что происходит в зарубежной историографии. Вероятно, возможность получения такой информации из первых рук побуждала и самих авторов заняться «критикой».

Как бы то ни было, в эти годы советскими историками все-таки был сделан еще один шаг вперед в «исследовании» советологии - она уже не подвергалась огульной критике, а была разделена на два направления: консервативно-реакционное

См., например, упоминавшуюся выше книгу Б.И. Марушкина, где солидное исследование Луиса Фишера «Советы в мировой политике» (Fischer L. The Soviets in World Affairs. 2 vols. L., 1930) приписывается «антикоммунисту» Гарольду Фишеру (H.H. Fisher): Марушкин Б.И. История и политика. С. 89. В данном случае это скорее досадное недоразумение, поскольку в целом книга Б. И. Марушкина была вполне добротным исследованием. См. также: Вечерский С.С. Эволюция «концепции командности» в советологических оценках экономики СССР. Л., 1991. С. 103, где Ханна Арендт упоминается в мужском роде как Г. Арендт. Примеры такого рода можно множить до бесконечности.

Ричард Пайпс, Леонард Шапиро и др.) и либерально-объективистское (Эдвард Карр, Моше Левин и др.). Различие этих двух направлений, по мнению советских «критиков», состояло в том, что если представители первого сознательно фальсифицировали советскую историю, то «объективисты» действительно хотели в ней разобраться, но не смогли этого

32 сделать в силу своего буржуазного происхождения.

Перестройка не сразу внесла сколько-нибудь существенные изменения в советские исследования о буржуазной историографии. Почти до конца 1980-х годов советологов продолжали клеймить почти в тех же выражениях, что и раньше, правда, ссылаясь теперь уже на Горбачева и решения XXVII съезда КПСС, причем этот консерватизм сильнее, чем в центре, ощущался в ближней провинции (Казань, Калинин) и в союзных республиках, кроме, пожалуй, Прибалтики. В то же время в периодических изданиях, как специализированных исторических, так и общегуманитарного профиля, публиковались материалы «круглых столов» по проблемам западной историографии, интервью с советологами, началось издание книг зарубежных

33 авторов. Сложилась парадоксальная ситуация, когда, скажем,

Коэн С. Бухарин. Политическая биография. 1888-1938. М., 1988; Рабинович А. Большевики прихрдят к власти. Революция 1917 года в Петрограде. М., 1989; Карр Э. История Советской России. Книга I. Большевистская революция (1917-1923). Т.1-2. М., 1990;

А.Н. Сахаров в 1987 году на «круглом столе» историков в редакции журнала «История СССР» выступал за объективное и доброжелательное отношение к западным историкам, а в 1988 -издавал брошюру в издательстве «Знание», в которой разносил их в худших традициях 1960-х - 1970-х годов. 34

Впрочем, ситуация на рубеже 1980-х - 1990-х годов менялась довольно быстро. На советского человека обрушился поток новой исторической информации, в которой трудно было ориентироваться, иногда она повергала в шок. Отечественная историография находилась в состоянии прострации, «доперестроечные» советские учебники устарели, а новые не издавались, практически не появлялось оригинальных отечественных исследований, а страницы исторических журналов заполнялись материалами «круглых столов», историческими очерками, объемистыми мемуарами и т. д. Это был звездный час советологов. Они получили свободный доступ в российские архивы, на телевидение, по учебникам, написанным зарубежными авторами, учились российские студенты. Любые советологические концепции, даже давно устаревшие, воспринимались в России как откровение, истина в последней инстанции. Советологов даже спрашивали, как «обустроить Россию», и они охотно давали советы. Интересно, что западные концепции утверждались в

Он же. Русская революция от Ленина до Сталина. 1917-1929. М., 1990.

34 Сахаров А.Н. История СССР под пером советологов. М., 1988.

России в обратном порядке, от самых новых к более ранним: вначале ревизионистская с альтернативным подходом, затем теория модернизации, и, наконец, на волне крайнего антикоммунизма, тоталитарная модель.

35 критических и очень несправедливых. Так, в статье А.В. Лукина, претендующей на анализ новейших тенденций в зарубежной историографии советской истории, на самом деле упоминаются преимущественно старые работы советологов, написанные в 50-е -60-е годы, к тому же почти исключительно политологические и социологические, а не исторические исследования. В статье И.В. Павловой очень резкой, иногда даже грубой, критике подвергаются советологи-«ревизионисты», причем эта критика в основном построена на набивших оскомину клише историков тоталитарной школы и не вносит ничего нового в исследование советологии как науки. Например, широко распространенное в работах советологов-«тоталитаристов» обвинение

См., например: Лукин А.В. Англоязычная советология и общественные науки в России// США: Экономика, политика, идеология. 1995. №9; Павлова И.В. Современные западные историки о сталинской России 30-х годов (критика «ревизионистского» подхода)// Отечественная история.1998. №5. ревизионистской» историографии в моральном оправдании сталинизма в статье И.В. Павловой звучит следующим образом: историки-ревизионисты «оказались на сталинских смысловых нарах». Вероятно, в таких выпадах проявился своеобразный комплекс неполноценности некоторых российских историков, реакция на засилье советологов в отечественной историографии на рубеже 80-х - 90-х годов. Нет ничего удивительного в том, что далекая от академической этики статья И.В. Павловой вызвала волну возмущения среди известных российских историков, которые отдали в свое время дань «критике буржуазных фальсификаций».36

Из всего вышеизложенного явствует потребность в фундаментальном историческом исследовании о советологии. Никоим образом не претендуя на исчерпывающее и всеобъемлющее исследование, автор настоящей работы все-таки надеется, что его скромный труд будет содействовать лучшему пониманию проблем, связанных с историей советологии.

В качестве методологии исследования использован системный подход, позволяющий рассматривать советологию как сложную систему, состоящую из взаимосвязанных и взаимозависимых «подсистем» (различные исследовательские «школы» и направления, теоретические модели, личности выдающихся советологов и т.д.). Эта система постоянно эволюционирует, обладая как внутренними механизмами саморазвития, так и под воздействием внешних факторов (например, политика и идеология). Рассматривая советологию как

36 См. статьи Ю.И. Игрицкого, Н.В. Щербань, А.К. Соколова и И.Н. Олегиной в: Отечественная история. 1999. №3. исторический феномен, мы пытаемся анализировать взаимодействие всех факторов ее развития в хронологической последовательности. Те же принципы могут быть применены и при исследовании взаимоотношений между западной советологией и отечественной историографией советской истории, которые также находятся в системном единстве и неоднократно проявляли схожие черты в своем развитии (например, определенное сходство между официальной советской и западной «тоталитаристской» историографией, в частности, их детерминистский характер, на что обращали внимание многие исследователи). Впрочем, эта проблема находится за пределами нашего исследования, и мы обращаемся к ней лишь

37 эпизодически.

Таким образом, целью диссертации является по возможности полное и всестороннее изучение истории советологии, ее идейной и организационной эволюции, ее вклада в изучение советской истории. Из поставленной цели проистекают следующие задачи:

- выявить особенности советологии как научной дисциплины;

- показать условия ее возникновения и развития, как интеллектуальные и социальные, так и политические;

- рассмотреть процесс формирования материальной базы

Едва ли не единственной работой на эту тему является брошюра профессора Дьюкского университета Владимира Тремля «Цензура, доступность и влияние: западная советология в Советском Союзе» (Treml V. Censorship, Access and Influence: Western Sovietology in the Soviet Union. Berkeley, CA, 1999). советологии: периодических изданий, научных центров с библиотеками и архивами по русской и советской истории, источники и масштабы финансирования советологических исследований;

- очертить проблематику исследований советологов, проследить ее изменение и расширение в процессе эволюции советологии, влия ние политики и социального заказа, а также внутренних факторов ее развития на тематику исследований;

- проследить возникновение школ и направлений в советологии, выявить их специфику, различные аспекты их взаимодействия;

- показать интеллектуальный и творческий потенциал советологии, выявить заслуги выдающихся советологов различных поколений и школ в изучении истории советского общества;

- проанализировать причины периодических кризисов советологии и попытки их преодоления.

Транслитерация иностранных имен и названий приводится в соответствии с нормами произношения, за исключением случаев, когда та или иная транслитерация является общеупотребительной (например, Вудро Вильсон вместо Удроу Уилсон, Гарвард вместо Харвард и т.п.).

I. Развитие славяноведения в США и Великобритании с конца XIX века до второй мировой войны.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Становление и этапы развития Англо-Американской советологии"

Заключение

Советология как научная дисциплина формируется в первые послевоенные десятилетия, в условиях «холодной войны». Тем не менее, исследования, посвященные советскому обществу, появляются в США и Англии и до второй мировой войны. В 1920-е -1930-е годы они развиваются преимущественно в рамках славяноведения. В это время западная общественность не проявляла большого интереса к СССР, который оставался для нее как бы на периферии цивилизованного мира. Изучением России, советской политики и экономики тогда занимались небольшие группы энтузиастов, складывавшиеся вокруг талантливых и энергичных лидеров типа Бернарда Пэйрса в Великобритании и Арчибальда Кулиджа в США. Большую роль в развитии россиеведения после революции играют русские эмигранты, плохо приспосабливающиеся к западным ценностям и образу жизни. Тем не менее, часть эмигрантов вливается в западную академическую среду, как, например, Джордж Вернадский, Михаил Флоринский и Михаил Карпович, и приобретает авторитет в сфере российских исследований.

В межвоенные десятилетия создается база для изучения России и СССР в США и Англии, вводятся курсы по русской истории и культуре в некоторых университетах, складываются русские коллекции в библиотеках и архивах, появляются первые периодические издания, в значительной степени или полностью посвященные России ("The Russian Review" в США и "Slavonic Review" в Великобритании). Формируется общественное мнение относительно СССР, эволюционирующее в целом от нейтрального или негативного отношения к большевистскому режиму к позитивной его оценке. На этом фоне роста общественного интереса к СССР появляются с конца 1920-х годов первые солидные исследования о русской и советской истории, написанные, как правило, не профессиональными историками, а журналистами, дипломатами, общественными деятелями (У. Чемберлин, Р. Фюлоп-Миллер, Л. Фишер и др.). В это же время проявляются местные особенности в британском и американском славяноведении, в частности значительно более тесная связь американской науки с государственной политикой, что в дальнейшем и предопределило американский приоритет в советологии.

После второй мировой войны советология приобретает свое лицо, и, опираясь на мощную финансовую и организационную поддержку со стороны государства и частных корпораций, таких, как фонды Рокфеллера, Форда и Карнеги, разворачивает широкое комплексное исследование советского государства и политики Коммунистической партии. Создаются многочисленные исследовательские центры, сконцентрировавшие усилия лучших специалистов по России, быстро растет количество советологических журналов, докторских диссертаций по советской истории и политике. Все это происходит на фоне эскалации «холодной войны», усиления, особенно в США, антисоветских и антикоммунистических настроений, оказывая существенное влияние на результаты советологических исследований, способствуя формированию, как в советологии, так и в общественном мнении США и Великобритании, стереотипов в отношении СССР. Во многом позиции советологов определялись также их личным жизненным и политическим опытом (допустим, служба в контрразведке), карьеристскими и материальными соображениями. Вследствие этого, складывается и почти безраздельно господствует, по крайней мере, до середины 1960-х годов, «тоталитаристское» направление в советологии (М. Фэйнсод, А.Улам, З.Бжезинский, Р. Пайпс, Л. Шапиро и др.), рассматривающее советское общество как полностью контролируемое сверху коммунистическим режимом. Поскольку такое представление о советском обществе базировалось на политологической модели, теории «тоталитарных режимов», и плохо согласовывалось с историческими фактами и современной реальностью, то во второй половине 60-х годов, как в рамках тоталитаристского направления, так и вне его, делаются попытки выйти из «прокрустова ложа» тоталитарной модели и выработать более адекватное представление о советском обществе и его политической системе. Так, на рубеже 60-х - 70-х годов складывается «ревизионистское» направление в советологии, ставившее своей задачей пересмотр («ревизию») традиционных западных представлений о советском обществе.

Наиболее драматичные страницы истории советологии связаны с борьбой двух основных ее направлений: «тоталитаристского» и

196 -г-. ревизионистского». Если в европейских странах, в частности в Великобритании, это противостояние не было решающим для развития советологии, то в США оно достигло невероятных масштабов, далеко выйдя за академические рамки.

В этом соревновании ни одно из направлений не смогло доказать свою правоту и утвердить монополию в советологии. На наш взгляд, это и невозможно. Любая монополия, навязывание в качестве обязательной

196 При этом не следует сводить всю советологию к этим двум направлениям. Мало того, что они сами по себе были сложными и неоднородными, существовали и другие направления, а также историки вне направлений, такие, как Э. Карр, Р. Дэвис, П. Кенез и другие. для всех ученых той или иной методологии научных исследований, как мы знаем по советскому опыту, губительно для науки. В то же время, по справедливому замечанию Стивена Коэна, «здоровая интеллектуальная жизнь - это постоянный процесс вопрошания, скептицизма и

197 ревизионизма". Единственно правильной и плодотворной была бы устремленность советологов к конструктивному диалогу друг с другом, что отнюдь не означало бы нивелирования взглядов и отсутствия критики, позволяя, в то же время, противостоять чрезмерной политизации науки, с одной стороны, и угрозы дилетантизма - с другой. Но, к сожалению, в советологии, особенно американской, попыток такого сближения не было.

Тем не менее, нельзя сказать, что советология как научная дисциплина не состоялась, и немалые деньги, направлявшиеся на ее развитие, были потрачены впустую. У каждого поколения историков, занимавшихся исследованием советской системы, были свои заслуги. Их исследования соответствовали духу времени, иногда, правда, опережая его, потребностям того общества, в котором они жили (или живут), и быть иными по духу просто не могли.

Несомненной заслугой советологов первого поколения явилось то, что они «тщательно описали» тоталитаризм. Но за этим не последовало другого, более важного, - объяснения. Тоталитаризм, будучи всесторонне описан, оказался «плохо объяснён». Это замечание справедливо даже в отношении таких корифеев тоталитарной школы, как К. Фридрих и З. Бжезинский, сделавших акцент в описании режимов

198 на их "простом идеологическом фанатизме". Но недостатки, и даже

197

Cohen S.F. Rethinking the Soviet Experience. P. 7.

198

Daniels R. Is Russia Reformable? Change and Resistance from Stalin to Gorbachev. Boulder, CO, 1988. P 11. ошибки тоталитарной американской советологии, на которые указывают ревизионисты, вовсе не означают того, что тоталитарная модель проиграла в борьбе с ревизионизмом. Даже Стивен Коэн считает, что «ещё очень рано для небольшой группы социальных историков во главе с Ш. Фицпатрик пересматривать научные изыскания по сталинизму в их

199 первоначальном и существенном виде». А перестройка и последовавшие за ней события в современной России показали, с одной стороны, что ревизионисты «зашли слишком далеко», корректируя некоторые чрезмерные образы «тоталитаризма».200 А с другой, как считает Ричард Пайпс, крушение коммунизма в России, которым так восхищались критики тоталитаризма, нанесло самому сообществу

201 ревизионистов «такой удар, от которого им, похоже, не оправиться».

Сегодня уже мало кто отрицает, что ранняя форма тоталитарной модели была неадекватной реальности и «частью уводящей в сторону». Однако, попытка ревизионистов заменить тоталитарную модель чем-то радикально новым не увенчалась успехом.

В столкновении с тоталитарной школой ревизионисты проиграли или, по крайней мере, не выиграли. Но это не исключает их положительного влияния на всю американскую советологию в части выработки новых методологических подходов и обращения в большей мере к социальной истории, в то время, как их предшественники концентрировали своё внимание лишь на политике и идеологии. Ис

199Cohen S. Stalin's Terror as Social History// Russian Review. 1986. Vol.45. №4. P.377.

200Beyond Sovietology. P.238

201Pipes R. 1917 and Revisionists// National Interest. 1993. №31. Р. 79 торию ревизионизма и послевоенной американской советологии в целом, заключает У. Лакер, ещё предстоит написать, как и ответить на вопросы: а есть ли будущее у американской советологии и кто его будет определять? Вопросы не праздные, так как история американской советологии очень тесно связана с историей взаимоотношений между Соединёнными Штатами и Россией. Причём зависимость здесь обратная, по принципу «чем хуже, тем лучше», то есть чем хуже были отношения между двумя странами, тем выше был интерес к России со стороны американских академических учреждений, тем большим был спрос на курсы по российской истории и русскому языку у американских студентов, тем больше было программ, грантов правительственных и частных фондов на научные исследования в сфере советологии. Будучи крайне политизированной, советология чутко реагировала на новые политические поветрия, переживая взлёты и падения, времена престижа и полузабвения.

Советологов сегодня иногда называют "экспертами ушедшего века". По мнению Моше Левина, советологии больше нет, в лучшем

202 случае, существует только "бывшая советология". Как полагает Майкл Буравой, советология «родилась и выросла в идеологическом мыльном

203 пузыре».

Подобного рода крайности в подходах и оценках советологии среди самих американских ученых сегодня нередки. Однако ставить

202

Lewin, Moshe. Society, Past and Present in Interpreting Russia// Beyond Soviet Studies. P.56

203

Burawoy, Michael. From Sovietology to Comparative Political Economy// Beyond Soviet Studies. P.78 точку в истории науки с огромным интеллектуальным багажом и крупнейшей материально-технической базой для проведения исследований не просто рано, но и в принципе невозможно. Ошибки советологов, в том числе и методологические, вовсе не означают того, что научные исследования российской истории в Америке перестанут существовать. В таком случае следовало бы поставить крест и на российской историографии, исторический опыт которой тоже изобилует разного рода заблуждениями, а иногда и откровенной фальсификацией.

В своей замечательной работе «Переосмысливая советский опыт» Стивен Коэн, обращаясь к своим американским коллегам, заметил, что, возможно, было бы правильнее «оставить окончательную моральную оценку советским авторам; это их (имеется в виду население СССР. -А.Н.) трагедии и достижения, и только им, а не нам принадлежит право судить об этом».204 Сказано справедливо: ведь многое в российской истории понятно или, по крайней мере, близко только россиянам с их особым менталитетом. Поэтому в изучении русской, в том числе и советской, истории западные и российские историки могут с успехом дополнять и корректировать исследования друг друга. Таким образом, с нашей точки зрения, выход из современного кризиса и российской, и зарубежной историографии видится в развитии всех форм научных контактов и сотрудничества между историками.

204Cohen, Stephen. Rethinking the Soviet Experience. P.34

Список научной литературыНекрасов, Андрей Анатольевич, диссертация по теме "Отечественная история"

1. Советологические труды:

2. Acton E. Nazism and Stalinism: A Suitable Case for Comparison? Shaftsbury: The Historical Association, 1998. 49 pp.

3. Arendt H. The Origins of Totalitarianism. N.Y.: Harcourt, Brace, Jovanovich, 1951. 477 pp.

4. Avrich P. Kronstadt 1921. Princeton, NJ: Princeton University Press, 1970. 256p.

5. Bettelheim Ch. Class Struggles in the USSR 1917-1923. 2 vols. N.Y.: Monthly Review Press, 1976-1978. 568 pp.; 492 pp.

6. Billington J. H. The Icon and the Axe: An Interpretive History of Russian

7. Culture. N.Y.: Vintage Books, 1970. 786 pp. (Впервые издана в 1966).

8. Black C. E. Understanding Soviet Politics: The Perspective of Russian History. Boulder, CO: Westview Press, 1986. 308 pp.

9. Broido V. Lenin and the Mensheviks: The Persecution of Socialists under Bolshevism. Aldershot, Eng.: Gower, 1987. 216 pp.

10. Brown E. J. Russian Literature since the Revolution. Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 1982. 473 pp. (Впервые издана в 1963).

11. Brailsford H. The Russian Workers' Republic. L.: Allen & Unwin, 1921. 206 p.

12. Brzezinski Z. K. Between Two Ages: America's Role in the Technetronic Era. N.Y.: Viking Press, 1970. 334 pp.

13. Brzezinski Z. K. The Grand Failure: The Birth and Death of Communizm in the Twentieth Century. N.Y.: Charles Scribner's Sons, 1989. 302 pp.

14. Brzezinski Z. K. The Permanent Purge: Politics in Soviet Totalitarianism. Cambridge, MA: Harvard University Press, 1956. 256 pp.

15. Chase W. J. Workers, Society and the Soviet State. 1918-1929. Urbana; Chicago: Chicago University Press, 1987. 351 pp.

16. Chamberlin W.H. The Russian Revolution, 1917-1921. 2 vols. N.Y.: Macmillan Co., 1935. 489 pp.; 523 pp.

17. Chamberlin W.H. Soviet Russia. Boston: Little, Brown, 1931. 486 pp.

18. Chamberlin W.H. Russia's Iron Age. Boston: Little, Brown, 1934. 400 p.

19. Clark E. Facts and Fabrications about Soviet Russia. N.Y.: Rand School of Social Science, 1920. 93 pp.

20. Claudin-Urondo C. Lenin and the Cultural Revolution. Hassocks (Eng.): Harvester Press, 1977. 134 pp.

21. Cliff T. Lenin. 4 vols. L.: Pluto Press, 1975-1979.

22. Corrigan Ph. et al. Socialist Construction and Marxist Theory. N.Y.; L.: Macmillan,1978. 232 pp.

23. Cultural Revolution in Russia, 1928-1931. Ed. by Sh.Fitzpatrick. Bloomington: Indiana University Press, 1978. 309 pp.

24. Cushman Th. Rock Music Counterculture in Russia. Albany, N.Y.: SUNY Press, 1995. 377 pp.

25. Deutscher I. Marxism, Wars and Revolutions. L.: Verso, 1984. 276 pp.

26. Deutscher I. Russia in Transition. N.Y.: Coward McCann, 1957. 245 pp.

27. Deutscher I. Stalin: A Political Biography. N.Y.: Oxford University Press, 1949. 600 pp.

28. Deutscher I. Trotsky. 3 vols., N.Y.: Oxford University Press, 1954-1963

29. Dillon E.J. Russia Today and Yesterday. L.: J.M. Dent & Sons, 1929. 338 pp.

30. Dinerstein H.S. Communism and the Russian Peasant. Glencoe, ILL.: Free Press, 1955. 254 pp.

31. Djilas M. The New Class: An Analysis of the Communist System. N.Y.: Praeger, 1957. 214 pp.

32. Edmonds, Robin. Soviet Foreign Policy, 1962-1973: The Paradox of Super power. L.: Oxford University Press, 1975. 230 pp.

33. Erickson J. The Soviet High Command 1918-1941. N.Y., 1962. 493 pp.

34. Essays in Honour of E.H.Carr. Ed. by C.Abramsky. L.: Macmillan, 1974. 387 pp.

35. Essays in Russian and Soviet History. In Honour of G.T.Robinson. Ed. by J.Sh.Curtiss. Leiden: E.J. Brill, 1963. 345 pp.

36. Filene P. Americans and the Soviet Experiment, 1917 1933. Cambridge, MA: Harvard University Press, 1967. 389 P.

37. Fischer L. The Soviets in World Affairs. 2 vols. L., 1930.

38. Fischer L. The Life of Lenin. N.Y.: Harper & Row, 1964. 703 p.

39. Fifty Years of Communism in Russia. Milorad M. Drachkovitch, ed. Pennsylvania State University Press, 1968. 503 pp.

40. Fitzpatrick Sh. The Cultural Front: Power and Culture in Revolutionary Russia.Ithaca: Cornell University Press, 1992. 264 pp.

41. Fitzpatrick Sh. Education and Social Mobility in the Soviet Union. 1921-1934.Cambridge: Cambridge University Press, 1979. 244 pp.

42. Fitzpatrick Sh. Russian Revolution 1917-1932. Oxford: Oxford University Press, 1985. 183 pp.

43. Getty, John Arch. Origins of the Great Purges: The Soviet Communist Party Reconsidered, 1933-1938. Cambridge, UK: Cambridge University Press, 1983. 292 pp.

44. Getzler I. Kronstadt 1917-1921: The Fate of a Soviet Democracy. Cambridge: Cambridge University Press, 1982. 276 pp.

45. Grey I. The First Fifty Years, Soviet Russia 1917-1967. L.: Hodder & Stoughton, 1967. 558 pp.

46. Gurian W. Bolshevism. Notre Dame, IND.: Notre Dame University Press, 1952. 189 pp.

47. Harriman A. Peace with Russia? N.Y.: Simon and Schuster, 1959. 261 pp.

48. Hook S. Revolution, Reform and Social Justice. N.Y.: New York University Press, 1975. 307 pp.

49. Jasny Naum. The Socialized Agriculture of the USSR. Stanford, Hoover Institute Press, 1949. 562 pp.

50. Jasny N. Soviet Economists of the Twenties. Names to Be Remembered. Cambridge: Cambridge University Press, 1972. 214 pp.

51. Kenez P. The Birth of Propaganda State. Cambridge: Cambridge University Press,1985. 387 pp.

52. Kennan G.F. Russia and the West under Lenin and Stalin. N.Y.: New American Library, 1962. 384 p.

53. Kingston-Mann E. Lenin and the Problem of Marxist Peasant Revolution. N.Y.: Oxford University Press, 1983. 237 pp.

54. Kulski W.W. The Soviet Regime: Communism in Practice. Syracuse, NY: Syracuse University Press, 1954. 807 pp.

55. Kuromia, Hiroaki. Stalin's Industrial Revolution: Politics and Workers, 1928-Cambridge, UK: Cambridge University Press, 1988. 394 pp.

56. Lambert R. Soviet Disarmament Policy, 1922-1931. Washington, 1964. 307 pp.

57. Lane Ch. The Rites of Rulers. Ritual in Industrial Society the Soviet Case. Cambridge (Eng); N.Y.: Cambridge University Press, 1981. 308 pp.

58. Lane D. Leninism: A Sociological Interpretation. Cambridge (Eng.); N.Y.: Cambridge University Press, 1981. 150 pp.

59. Lasch Ch. The American Liberals and the Russian Revolution. N.Y.: Columbia University Press, 1962. 290 p.

60. Levine I.D. The Man Lenin. N.Y.: T. Selzer, 1924. 209 p.

61. Lewin M. The Making of the Soviet System. L.: Methuen, 1985. 354 pp.

62. Lewis R. Science and Industrialization in the USSR. L.: Macmillan,1979. 211 pp.

63. Lovenstein M. American Opinion of Soviet Russia. Washington, DC, 1941. 210 p.

64. Maguire R.A. Red Virgin Soil: Soviet Literature in the 1920s. Princeton,NJ: Princeton University Press, 1968. 482 pp.

65. Male D.J. Russian Peasant Organization Before Collectivization. Cambridge (Eng.): Cambridge University Press, 1971. 253 pp.

66. Marcuse H. Soviet Marxism: A Critical Analysis. L.: Routledge, 1958. 271 pp.

67. Maxton J. Lenin. N.Y.: D. Appleton & Co., 1932. 179 pp.

68. Mazour A. Russia Tsarist and Communist. Princeton, NJ: Van Nostrand, 1962. 995 pp.

69. Meyer A.G. The Soviet Political System. N.Y.: Random House, 1965. 494 pp.

70. Miliukov Pavel N. Russia, To-day and To-morrow. N.Y.: Macmillan, 1922. 392 pp.

71. Millar J.R. The ABC of Soviet Socialism. Urbana, ILL: Chicago University Press, 1981. 362 pp.

72. Monkhouse A. Moscow, 1911-1933. Boston: Little, Brown,1934. 333 p.

73. Moore B. Soviet Politics. N.Y.: Harper and Row, 1965. 504 p.

74. Moorehead, Alan. The Russian Revolution. N.Y.: Harper & Brothers, 1958. 301 p.

75. Narkiewicz O. The Making of the Soviet State Apparatus. Manchester: Manchester University Press, 1970. 238 p.

76. Nove, Alec. An Economic History of the USSR. Harmondsworth: Penguin, 1982. 429 p. (Впервые издана в 1969).

77. Page S.W. The Geopolitics of Leninism. Boulder, CO: East European Monographs,1982. 238 p.

78. Pethybridge R. The Social Prelude to Stalinism. L.: Macmillan,1974. 343 p.

79. Pethybridge R. One Step Backwards, Two Steps Forward. Soviet Society and Politics in the New Economic Policy. Oxford: Clarendon Press, 1990. 453 p.

80. Pipes, Richard. The Russian Revolution.N.Y.: Knopf, 1990. 994 p. (Рус. пер.: Русская революция. 2 тт. М.: РОССПЭН, 1994)

81. Pipes, Richard. Russia under the Bolshevik Regime. N.Y.: Knopf, 1993. 587 p. (Рус. пер.: Россия при большевиках. М.: РОССПЭН, 1997. 670 с.)

82. Polonsky M., Taylor R. USSR: From an Original Idea by K.Marx. L.: Faber and Faber, 1986. 179 p.

83. Radkey O.H. The Unknown Civil War in Soviet Russia. A Study of the Green Movement in the Tambov Region. 1920-1921. Stanford: Hoover Institution Press, 1976. 457 p.

84. Rigby Th. H. Lenin's Government: Sovnarkom, 1917 -1922. Cambridge: Cambridge University Press, 1979. 320 P.

85. Service R. Lenin. 3 vols. L.: Macmillan, 1985-1995.

86. Service R. The Russian Revolution, 1900-1927. L.: Macmillan,1986. 101 p.

87. Seton-Watson H. From Lenin to Khrushchev. N.Y.: Praeger, 1960. 432 p.

88. Shanin Th. The Awkward Class: Political Sociology of Peasantry in a Developing Society: Russia, 1910 1925. Oxford: Clarendon Press, 1972. 253 p.

89. Shteppa K.F. Russian Historians and the Soviet State. New Brunswick, NJ: Rutgers University Press, 1962. 437 p.

90. Shub D. Lenin. Harmondsworth: Penguin, 1966. 496 p. 90.Shukman H. Lenin and the Russian Revolution. N.Y.: Putnam, 1967. 224 p.

91. Siegelbaum, Lewis H. Stakhanovism and the Politics of Productivity in the

92. Brunswick, NJ: Transaction Publishers, 1999. 337 p. 96.Stokes C. The Evolution of Trotsky's Theory of Revolution. Washington, DC: The University Press of America, 1982. 197 p.

93. Taniuchi Y. The Village Gathering in Russia in the mid-1920s. Birmingham: CREES, 1968. 265 p.

94. The Russian Intelligentsia. Ed. by R. Pipes. N.Y.: Columbia University Press, 1961. 234 p.

95. The Soviet Political System. A Book of Readings. Richard Cornell, ed. Englewood Cliffs, N.J.: Prentice Hall, Inc., 1970. 392 p.

96. The Trotsky Papers. 1917-1922. 2 vols. Hague: Mouton, 1964.

97. Timasheff N.S. The Great Retreat: The growth and Decline of Communism in Russia. N.Y.: E.P. Dutton & Co., 1946. 470 p.

98. Treadgold D.W. Twentieth Century Russia. Chicago: Rand McNally, 1959. 550 p.

99. Tucker R.C. Political Culture and Leadership in Soviet Russia. N.Y.: Norton, 1987. 214 p.

100. Tucker, Robert C. The Soviet Political Mind: Studies in Stalinism and Post-Stalin Change. N.Y.: F.A. Praeger, 1963. 238 p.

101. Tucker R.C. Stalin as Revolutionary, 1879 1929. N.Y.: Norton, 1973. 519 pp.

102. Tucker R.C. Stalin in Power: The Revolution from Above, 1928 1941. N.Y.: Norton, 1990. 707 p.

103. Ulam A. B. Expansion and Coexistence: Soviet Foreign Policy, 19171973. 2nd Edition. Fort Worth, TX: Holt, Rinehart and Winston, Inc., 1974. 632 p.

104. Ulam A. B. The New Face of Soviet Totalitarianism. Cambridge, MA: Harvard University Press, 1963. 233 P.

105. Ulam A. B. Stalin: The Man and His Era. N.Y.: Viking Press, 1973. 760 P.

106. Uldricks T.J. Diplomacy and Ideology: The Origins of Soviet Foreign Relations, 1917-1930. L.: SAGE Publications, 1979. 239 pp.

107. Viola, Lynne. The Best Sons of the Fatherland: Workers in the Vanguard of Soviet Collectivization. N.Y.:Oxford University Press, 1987. 285 p.

108. Ward, Chris. Russia's Cotton Workers and the New Economic Policy: Shop-floor Culture and State Policy, 1921-1929. Cambridge: Cambridge University Press, 1990. 304 p.

109. Ward, Chris. Stalin's Russia. L.: Edward Arnold, 1993. 241 p.

110. White S. Political Culture and Soviet Politics. L.: Macmillan, 1979. 234 p.12.Мемуары:

111. Byrnes, R. F. A History of Russian and East European Studies in the United States:Selected Essays. Lanham, MD: University Press of America, 1994.

112. Hammer A. Hammer. N.Y.: Putnam, 1987

113. Hazard J. N. Recollections of a Pioneering Sovietologist. N.Y.: Oceana, 1984

114. Kennan G.F. Memoirs. Vol.1. 1925-1950. Boston: Little, Brown and Co., 1967

115. Scott J. Behind the Urals: An American Worker in Russia's City of Steel. Bloomington, IN: Indiana University Press, 19891. Архивы:

116. Hoover Institution Archives, Stanford University:

117. The Russian Review Collection. Boris Nicolaevsky Collection Sergius Yacobson Collection

118. Harvard University Archives:

119. The Russian Research Center Collection. Talcott Parsons Collection Clyde Kluckhohn Collection William Langer Collection School of Slavonic and East European Studies (SSEES) Library, University of London, UK:

120. SSEES Collection Dorothy Galton Collection

121. Bernard Pares Сollection. W. Seton-Watson Collection.

122. Исследования: 2.1. Монографии:1. 100 Years of Slavic Languages and Literatures at Harvard. 1896-1996. Cambridge, 1996. 98 P.

123. Acton E. Rethinking the Russian Revolution. L.: Edward Arnold, 1990. 229 P.

124. Cohen S. F. Rethinking the Soviet Experience: Politics and History since 1917. New York: Oxford University Press, 1985. 211 p.

125. Cowan L.G. A History of the School of International Affairs and Associated Area Institutes. Columbia University. N.Y. : Columbia University Press, 1954. 106 P.

126. Diamond S. Compromised Campus: The Collaboration of Universities with the Intelligence Coommunity, 1945-1955. N.Y., 1992. 371 P.

127. Haslam J. The Voices of Integrity: E.H. Carr, 1892-1982. London; New York: Verso, 1999. 306 P.

128. Holden G. Sovietology, Peace Research and Gender Studies : Historical Disciplines and the Possibility of Integration. Frankfurt/Main : Peace Research Institute Frankfurt, 1992. 30 P.

129. Labedz L. The Use and Abuse of Sovietology. New Brunswick, NJ: Transaction Publishers, 1989. 419 p.

130. Laqueur W. The Fate of The Revolution. Intrpretations of Soviet History. N.Y., 1967. 216 P.

131. Malia M. Russia under Western Eyes. From the Bronze Horseman to the Lenin Mausoleum. Cambridge, MA.: The Belknap Press, 1999. 514 P.

132. Manning C. A History of Slavic Studies in the United States. Milwaukee: Marquette University Press, 1957. 117 P.

133. Motyl A. Sovietology, Rationality, Nationality. Coming to Grips with Nationalism in the USSR. N.Y.: Columbia University Press, 1990. 263 P.

134. Novick P. That Noble Dream. The «Objectivity Question» and the American Historical Profession. Cambridge, UK: Cambridge University Press, 1988. 658 p.

135. Rutland P. Sovietology, from Stagnation to Perestroika? : A Decade of Doctoral Research in Soviet Politics. Washington, D.C. : Kennan Institute for Advanced Russian Studies, 1990. 71 P.

136. Treml V G.Censorship, Access, and Influence: Western Sovietology in the Soviet Union. Berkeley, CA: University of California, 1999. 7 8 p.

137. Бубнов А.С. Буржуазное реставраторство на втором году нэпа. М.-Л., 1923

138. Вечерский С.С. Эволюция «концепции командности» в советологических оценках экономики СССР. Л., 1991. 132 C.

139. Горев Б.И. На идеологическом фронте. М., 1923.

140. Гущин Н.Я., Жданов В.А. Критика буржуазных концепций истории советской сибирской деревни. Новосибирск: Наука, 1987. 293 С.

141. Игрицкий Ю.И. Мифы буржуазной историографии и реальность истории. Современная американская и английская историография Великой Октябрьской социалистической революции. М.: Мысль, 1974. 271 с.

142. Кодин Е.В. «Смоленский архив» и американская советология. Смоленск: СГПУ, 1998. 285 C.

143. Кравченко С.А. Новое мышление и диалектика обновления советского общества: реальности и оценки западных советологов. М.: МГИМО, 1991. 184 C.

144. Кунина А.Е. США: методологические проблемы историографии. М.: Наука, 1988. 212 C.

145. Малия М. К пониманию русской революции. Лондон: Overseas, 1985. 288 С.

146. Марушкин Б.И. История и политика. Американская буржуазная историография советского общества. М.: Наука, 1969. 394 С.

147. Марушкин Б.И. История в современной идеологической борьбе. Строительство социализма в СССР сквозь призму антикоммунистической историографии США. М.: Мысль, 1972. 230 С.

148. Марушкин Б.И. Советология: расчеты и просчеты. М.: Политиздат, 1976. 158 С.

149. Марушкин Б.И., Игрицкий Ю.И., Романовский Н.В. Три революции в России и буржуазная историография. М.: Мысль, 1977. 279 С.

150. Олегина И.Н. Индустриализация СССР в английской и американской историографии. Л.: ЛГУ, 1971. 222 С.

151. Олегина И.Н. Критика концепций современной американской и английской буржуазной историографии по проблемам индустриализации СССР. Л.: ЛГУ, 1989. 221 С.

152. Романовский Н.В. Исторической правде вопреки. Критика буржуазных фальсификаций истории КПСС. М.: Мысль, 1985. 187 С.

153. Сахаров А.Н. История СССР под пером советологов. М.: Знание, 1988. 64 С.

154. Соболев Г. Л. Октябрьская революция в американской историографии, 1917 1970-е годы. Л.: Наука, 1979. 248 С.

155. Тетюшев В.И. Становление и развитие экономики СССР и буржуазные критики. 2-е изд. М.: Политиздат, 1987. 269 с.

156. Шишкина И.М. Правда истории и домыслы "советологов". Против искажения роли партии в период перехода к мирномусоциалистическому строительству. Л.: Лениздат, 1977. 188 С.

157. Шишкина И.М. Партия и рабочий класс в социалистическом обществе. Измышления советологов и действительность. Л. Лениздат, 1986. 260 С.22. Сборники статей:

158. Beyond Sovietology. S. G. Solomon, ed. Armonk, NY: M.E Sharp, 1993. 254 p.

159. Beyond Soviet Studies. Washington, D.C.: The Woodrow Wilson Center Press, 1995. 325 p.

160. Communist Studies and the Social Sciences, ed. by Frederick J. Fleron, Jr. Chicago: Rand McNally, 1969. 481 P.

161. Post-Communist Studies and Political Science: Methodology and Empirical Theory in Sovietology, ed. by Frederic J. Fleron, Jr. and Erik P. Hoffmann. Boulder, CO : Westview Press, 1993. 387 P.

162. Reexamining the Soviet Еxperience: Еssays in Honor of Alexander Dallin. Boulder, CO: Westview Press, 1996. 206 p.

163. Rethinking the Soviet Collapse: Sovietology, the Death of Communism and the New Russia. London; New York: Pinter, 1998. 267 p.

164. The State of Soviet Studies. W.Laqueur and L.Labedz, eds. Cambridge, MA: M.I.T. Press, 1965. 177 P.

165. Великий Октябрь, рабочий класс и современная буржуазная историография. Под ред. В.С. Дробижева. М.: Наука, 1977. 127 С.

166. Вопросы истории русской культуры в отечественной и зарубежной историографии. Сборник статей. Москва: Институт истории СССР АН СССР, 1986. 201 c.

167. История СССР в современной западной немарксистской историографии. Под ред. А.Н. Сахарова. М.: Наука, 1990. 191 С.

168. Критика буржуазной историографии советского общества. Под ред. В.С. Васюкова. М.: Политиздат, 1972. 412 С.

169. Критика буржуазных концепций истории и политики КПСС. Л.: Лениздат, 1974. 459 С.

170. Критика концепций современной буржуазной историографии. Л.: ЛГУ, 1987. 230 С.

171. Против буржуазных фальсификаторов истории и политики КПСС. М.: Политиздат, 1980. 286 С.

172. Россия в ХХ веке. Историки мира спорят. М.: Наука, 1994. 750 С.

173. Россия XIX XX веков. Взгляд зарубежных историков. М.: Наука, 1996.

174. Современная зарубежная немарксистская историография. Критический анализ. Отв. ред. В.Л. Мальков. М.: Наука, 1989. 506 С.23. Статьи:

175. Breslauer G. In Defence of Sovietology// Post-Soviet Affairs. 1992. Vol. VIII. № 3.

176. Cohen S. Stalin's Terror as Social History// Russian Review. 1986. Vol.45. №4.

177. Engerman D. William Henry Chamberlin and Russia's Revolt against Western Civilization// Russian History. 1999. Vol. 26. №1.

178. Frank V.S. Soviet Studies in Western Europe (Britain)// The State of Soviet Studies.W.Laqueur and L.Labedz, eds. Cambridge, MA, 1965.

179. Garlin S. Full Face: William Henry Chamberlin// Soviet Russia Today. August 1944.

180. Kerner R.J. Slavonic Studies in America// The Slavonic Review. 1924. Vol.III. №8

181. Malia, Martin. From Under the Rubble, What?// Problems of Communism. 1992.Vol.XVI. №1-2. (Русс. пер.: Малия М. Из-под глыб, но что? Очерк истории западной советологии// Отечественная история. 1997. №5).

182. Nove A. The Uses and Abuses of Kremlinology// The State of Soviet Studies. Walter Z. Laqueur and Leopold Labedz, eds. Cambridge (Ma.), 1965.

183. Pipes R. 1917 and Revisionists// National Interest. 1993. №31.

184. Shearer, David. From Divided Consensus to Creative Disorder: Soviet

185. History in Britain and North America// Cahiers du Monde Russe. 1998. Vol. XXXIX. №4.

186. Tucker Robert C. Sovietology and Russian History// Post-Soviet Affairs.1992. Vol. VIII. № 3.

187. Александрова Т. А., Соболев Г. Л. Вопросы истории социалистического строительства в СССР в американской буржуазной литературе// Труды ЛОИИ АН СССР. Вып. 3. М.-Л., 1961.

188. Ваксер А.З., Скляров Л.Ф. Против извращения истории классовой борьбы в СССР при переходе к нэпу// Труды ЛОИИ АН СССР. Вып. 3. М.-Л., 1961.

189. Дэвис Р. У. Великобритания и Соединенные Штаты: анализ развития советской экономики в межвоенный период// Россия Х!Х ХХ веков. Взгляд зарубежных историков. М., 1996.

190. Лукин А.В. Англоязычная советология и общественные науки в России// США: Экономика, политика, идеология. 1995. №9.

191. Малия М. Клио под надзором. Россия в американской историографии// Родина. 1997. №1.

192. Невский В.И. Реставрация идеализма и борьба с новой буржуазией // Под знаменем марксизма. 1922. №7-8.

193. Нейман А.М. Некоторые тенденции развития современной немарксистской исторической мысли в Англии и теоретико-познавательные воззрения Э.Х. Карра// Историческая наука и некоторые проблемы современности. М., 1969.

194. Некрасов А. А. Материалы по русской истории в архиве Гуверовского института войны, революции и мира// Архивы: история и современность. Материалы докладов научно-практической конференции. Ярославль, 1999.

195. Некрасов А. А. У истоков советологии: история создания журнала «Russian Review» (США)// «Век нынешний и век минувший. » Исторический альманах. Ярославль, 1999.

196. Павлова И.В. Современные западные историки о сталинской России 30-х годов (критика «ревизионистского» подхода)// Отечественная история.1998. №5.

197. Рейман М. Перестройка и изучение советской истории// Вопросы истории. 1989. №12.

198. Розенберг У. История России конца XIX начала XX в. в зеркале американской историографии// Россия XIX - XX веков. Взгляд зарубежных историков. М., 1996.

199. Смит С. Постмодернизм и социальная история на Западе: проблемы и перспективы// Вопросы истории. 1997. №8.

200. Такер Р. В центре внимания советская история// Коммунист. 1990.№9.

201. Шишкина И.М. Современная буржуазная историография о Советском государстве в начале 1920-х годов// Там же. Вып. 14. Л., 1973.

202. Щербань Н.В. Об эволюции буржуазных оценок нэпа// Новая экономическая политика. Вопросы теории и истории. М., 1974.