автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.09
диссертация на тему: Структура и семантика местоимений в лезгинском языке

Полный текст автореферата диссертации по теме "Структура и семантика местоимений в лезгинском языке"

РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК л ИНСТИТУТ ЯЗЫКОЗНАНИЯ

г - л л "1

, ; о (л ;

; 1" '7 На правах рукописи

КУРБАНОВ Балаэфенди Рамазанович

СТРУКТУРА И СЕМАНТИКА МЕСТОИМЕНИЙ В ЛЕЗГИНСКОМ

ЯЗЫКЕ

Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Специальность 10.02.09. "Кавказские языки"

МОСКВА -

1 996

Работа выполнена в отделе кавказских языков Института языкознания Российской Академии Наук

Официальные оппоненты - доктор филологических наук,

профессор Шейхов Э.М. - кандидат филологических наук Тестелец Я.Г.

Ведущая организация - кафедра прикладной и теоретической

лингвистики МГУ им.М.В.Ломоиосова

Защита диссертации состоится 13 февраля 1997 года в 11 часов на заседании диссертационного совета Д.002.17.02 по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора наук при Институте языкознания РАН по адресу:

103009, Москва, К-9, Большой Кисловский пер., 1/12.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Института языкознания РАН.

Автореферат разослан 11 января 1997 года.

Ученый секретарь диссертационного совета кандидат филологических наук

Г.И.Ермушкин.

Общая характеристика работы

Реферируемая диссертация посвящена исследованию структуры и семантики местоимений лезгинского языка - одной из наиболее своеобразных лексико-грамматических категорий, обнаруживающих ряд типологически существенных особенностей как на уровне морфологии, так и на уровне синтаксиса.

Выбор темы исследования, ее актуальность обусловлены несколькими обстоятельствами. Как известно, грамматический анализ местоимений лезгинского языка находит соответствующее место во всех грамматических исследованиях, начиная с основополагающей работы П.К.Услара1. По материалам П.К.Услара, в лезгинском языке выделяются следующие разряды местоимений: личные, причем "родительные падежи местоимений личных служат местоимениями притяжательными" [Услар 1896: 62]; возвратное 1-го и 2-го лица; возвратное 3-го лица; указательные, участвующие в образовании ряда наречий и прилагательных; вопросительные и др. (вири //михьиз 'все', гьар вуж 'каждый кто' и т.д.). Последующие исследователи также останавливались лишь на словоизменении местоимений, ограничиваясь, если говорить об их употреблении, лишь иллюстративными примерами. При этом высказывались различные суждения по поводу лексико-грамматической характеристики отдельных видов местоимений. Так, например, Л.И.Жирков [1941: 98-99] исключал местоимение 3-го лица (ам "тот, он') из числа личных.

Актуальность исследования структуры и семантики местоимений в дагестанских языках стимулирует постоянное обращение к ней специалистов-дагестановедов, о чем свидетельствует сборник "Местоимения в языках Дагестана"

1 В достаточно обширном списке грамматических исследований особо следует выделить следующие основополагающие работы по лезгинской грамматике: Услар 1896 [о местоимениях см. с. 69-85]; Жирков 1941; Гаджиев 1954; 1963; Мейланова 1960; Талибов 1966; Гайдаров 1987; Хаспельматт 1993 и др.

(Махачкала, 1983), собравшего статьи по различным аспект, рассматриваемой проблемы, а также другие публикации.

Как показывает анализ специальной литературы, в по зрения дагестановедов находились следующие проблемы:

а) образование местоимений;

б) диалектные особенности местоимений;

в) проблема выделения местоимения как самостоятег ной части речи;

г) группировка местоимений по разрядам;

д)особенности словоизменения;

е) проблемы генезиса;

ж) семантические оппозиции;

з) функционирование (синтагматика). Этот аспект праю чески не был предметом специального анализа, поскольку т кие сферы лингвистики, как лингвистика текста, логическ анализ языка и др., не получили пока в дагестановедении рг пространения. Имеющиеся по данной проблеме сведен обычно ограничиваются отдельными замечаниями в. связи исследованиями структуры предложения и т.п.

Таким образом, специфика функциональной сферы л( гинских местоимений оставалась до сих пор нераскрыт (видимо, таково же положение в изучении других дагестанск языков). Всестороннее ее рассмотрение требует решения мь гих вопросов, по существу даже не ставившихся в дагестаь ведении (в лучшем положении здесь находится картвелисти! имеющая сравнительно прочные традиции очерченного кр^ проблем), относящихся, например, к таким отраслям линге стической науки, как лингвистика текста, стилистика и др.

Цели и задачи исследования непосре ственно связаны с охарактеризованными выше аспектами, настоящей работе предлагается структурный и семантическ анализ одной лексико-грамматической категории лезгинскс языка (в основном, на двух структурных уровнях - морфолог и синтаксиса). Конечно, достижение сформулированной поде ным образом цели требует решения и некоторой группы кс кретных задач:

1. Выявление и описание семантического поля "прономинальности" в грамматике лезгинского языка.

2. Определение границ местоимения в морфологии как лексико-грамматической категории, иными словами, части речи; определение иерархии используемых при этом морфологических, синтаксических и семантических критериев.

3. Выделение специфических черт в структуре и функциях отдельных разрядов лезгинских местоимений и, по мере возможности, уточнение и упорядочение соответствующей терминологии.

4. Генетическая и ареальная характеристика лезгинских местоимений. При этом предметом анализа является не только качественный и количественный состав исследуемой лексико-грамматической группировки, но и ее особенности в аспекте парадигматики и синтагматики.

5. Установление типологических закономерностей в функционировании отдельных групп местоимений.

Научная новизна работы связана, во-первых, с тем, что исследование функциональных особенностей про-номинальной системы с подобной точки зрения проводится впервые не только на материале лезгинского, но и дагестанских языков в целом. Это позволило сформулировать типологически обоснованное определение не только местоимения как самостоятельной лексико-грамматической категории в лезгинском языке, но и отдельных его разрядов.

Соответственно, в диссертации содержатся новые наблюдения в области грамматики лезгинского языка, связанные прежде всего с особенностями функционирования местоимений в текстах различных жанров. Определенную новизну можно усматривать также в трактовке зависимости некоторых особенностей прономинальной системы от общей контенсивно-типологической характеристики языка.

Теоретическая значимость диссертации.является производной от глубины проработки методического аппарата в лезгинской и, соответственно, в дагестанской грамматической традиции в сфере проявления дейксиса. Важное зна-

чение в связи с этим для семантико-синтаксических исслед< ваний дагестанских языков может иметь предложенное в ди! сертации описание соотношения различных способов наим< нования тождественного референта в пределах одного текст; Как первый опыт подобного исследования на стыке морфол< гии и синтаксиса, настоящая работа может послужить обра: цом аналогичных разысканий и на материале других граммат! ческих категорий, причем не только лезгинского, но и друп/ дагестанских языков, для которых актуальность подобных з< дач также представляется достаточно очевидной.

Практическая ценность заключается в перву очередь в возможностях использования ее конкретных поле жений, равно как и выводов более общего характера при с< ставлении школьных и вузовских учебников лезгинского язык: руководств для самостоятельного изучения лезгинского язык; методических пособий для учителей, справочных изданий дл работников издательств, двуязычных грамматических словаре и т.д.

Приемы и методы исследования, используемые работе, концентрируются в основном в русле лингвистическс дескриптики: она, естественно, базируется на методике ко( кретного лингвистического анализа грамматических явлений п материалам их функционирования в тексте и в системе язык; При этом понимание дескриптивного метода в широком смысл допускает и заметное варьирование в применении и тех ил иных конкретных приемов анализа в зависимости от специфик конкретного материала и целей исследования: интроспекци; работа с информантом, анкетирование, статистический анали В отдельных случаях данное исследование можно охарактер! зовать и как сопоставительное, или контрастивное, которое качестве основного метода исследования использует сравн! тельно-типологический, т.е. предполагающий выявление сравниваемых языках как подобных, так и различных явлений.

Материалом исследования послужил прежде всего грамматические описания лезгинского языка, н< чиная с основополагающего труда П.К.Услара. Собственнь

•рамматический анализ, а также критическая оценка воззрений на предмет настоящего исследования базируются в основном на подобранном нами корпусе материала, извлеченного из произведений классической и современной лезгинской литера-гуры.

Апробация работы. Основные положения диссер-гации были изложены в четырех публикациях автора. Ряд вопросов, связанных с темой данного исследования, обсуждался на научно-практических конференциях в Дагестанском государственном педагогическом университете.

Структура и объем работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, списка сокращений и списка литературы. Общий объем работы составляет 149 страниц машинописи.

Краткое содержание работы

Во введении обосновывается выбор темы исследования, эе актуальность, научная новизна, практическая и теоретическая значимость, характеризуются основные направления исследования местоимений в современном дагестановедении.

Первая глава "Формальные и содержательные критерии выделения местоимения как самостоятельной насти речи" включает четыре параграфа. В первом пара-■рафе "Особенности семантики местоимений" подчеркивается, что местоимение как часть речи или же как лексико-рамматическая категория, обособляемая в рамках словарного состава того или иного языка, получает достаточно разноречи-зую квалификацию в современных лингвистических теориях. Все же, несмотря на различия в подходах к определению лексического состава данной лексико-грамматической группы, как 1равило, местоимение как часть речи определяется исходя из семантики, для которой характерна высокая степень обобщен--юсти и отсутствие постоянной предметной отнесенности.

Семантическая структура местоимений, как правило, не эграничивается собственно дейктическим компонентом и зключает ряд дополнительных смыслов - "предметность",

"одушевленность", "мужской пол" и др. Соотношение н званных компонентов в семантической структуре местоим ния варьируется как в различных языках, так и в разнь местоимениях. Некоторые из них могут вообще не име-тематического компонента ("детерминативы", именные а туализаторы).

Специфика семантики местоименной лексики позволж классифицировать ее с логико-семантической точки зрени выделяя такие ее разряды как дейктические, анафорические кванторные местоимения.

Дейктические, в число которых включаются обычно ли ные и указательные местоимения (по признаку наличия в I семантике отсылки к речевому акту или к его участникам), х растеризуются как определенные.

Анафорические местоимения включают, как правил личные 3-го лица, возвратные, взаимные и относительнь местоимения (по признаку наличия в их семантике отсылки содержанию сообщения, в которое они сами входят).

Кванторные местоимения семантически неоднородны подразделяются на неопределенные (объект не известен гов рящему), интродуктивные (объект известен говорящему, но I известен слушающему), универсальные, или обобщающ! (объединяют все объекты, принадлежащие к данному классу экзистенциальные (квалифицируют объект по принадлежнос-к некоторому классу), отрицательные и вопросительные.

Во втором параграфе "Особенности склонения местоим ний" предлагается подразделять с точки зрения словоизмен ния лезгинские местоимения на две группы. В первую, скл няющуюся по образцу существительных, входят личные, вс вратные и вопросительные местоимения. Местоимеж остальных разрядов склоняются по образцу прилагательны отличаясь от последних отсутствием субстантивирующего ас фикса -ди в форме абсолютива.

В третьем параграфе "Словообразовательные характер стики местоименных основ" характеризуется специфика мест именных словообразовательных гнезд, которую можно прод

монстрировать на примере группы лексем, производных от местоименной основы и 'этот, эта, это' (о близко находящемся предмете): икьван 'столь, столько; настолько'; ик1 'так'; ин 'этот, эта, это'; ина 'здесь, возле, рядом, недалеко'; инаг 'это место; это' инай 'отсюда'; иная 'здесь (на поверхности чего-л.)'; ингье 'вот (о предмете, находящемся рядом с говорящим)'; иниз 'сюда'; инин 'здешний'; инлай 'отсюда'; исятда 'сейчас, сию минуту; только что, недавно'; ихьтин 'такой же, подобный, похожий, аналогичный'. Аналогичен лексический состав производных от основ а 'тот, та,то' (о предмете, удаленном от говорящего) и гьа 'тот, та, то; он, она, оно' (указывает на уже упомянутый, известный предмет).

В четвертом параграфе "Функциональные особенности местоимений" демонстрируется употребительность местоимений в функциях, типичных для имени существительного - подлежащего, именной части составного именного сказуемого, дополнения (прямого и косвенного), обстоятельства (в падеж-но-послеложных формах), определения (в генитиве или абсо-лютиве).

По своим функциональным характеристикам к собственно местоимениям тесно примыкают местоименные наречия.

Во второй главе "Функциональная характеристика местоимений" последовательно раскрываются функциональные особенности различных разрядов местоимений. Личные местоимения (§ 1) указывают на лица, участвующие или не участвующие в общении, по их отношению к говорящему лицу. Одним из наиболее существенных свойств личных местоимений является их абсолютная референтная самостоятельность.

В лезгинском языкознании принято говорить о личных местоимениях только по отношению к 1-му и 2-му лицам: зун 'я'2, чун 'мы', вун 'ты'3, куьн 'вы'.

о

Ср. семантическое толкование: "участник ситуации, о которой сообщается в процессе некоторого речевого акта, являющийся одновременно говорящим в данном речевом акте" [Гулыга 1979: 5].

Характерное для русского языка использование форм! множественного числа для передачи вежливого единственной лезгинскому языку не свойственно. Однако в текстах, для коте рых исходным является или предполагается русский язык, пс добное употребление также может быть широко распростране но: Куь спелар хьтинбур садазни авач [A.A.] 'Таких, как Вашу ни у кого усов нет' (обращение водителя такси к пассажиру).

В побудительных предложениях местоимения 2-го лиц могут быть либо эксплицитно выражены в составе предложе ния, либо подразумеваться. Статистически побудительны предложения с опущенным местоимением встречаются значк тельно чаще (около 60%). Смысловой субъект может быт представлен в подобных высказываниях в виде обращения Опущение местоимения характерно и для побудительны предложений 1 лица: Ша, Халисат хала къведалди ина. акъвазин (H.A.] 'Давай, пока тетя Халисат не пришла, [мь здесь постоим'.

Использование личных местоимений в структуре пс вествовательного предложения во многом определяете: особенностями лезгинской грамматики, в частности, тем, чт глагол здесь не обнаруживает согласовательных морфем, укн зывающих на класс или лицо субъекта или объекта, из чег следует, что, в отличие от тех языков, где налицо личное сс тасование, в лезгинском использование форм местоимений н влечет за собой избыточности.

Функции личных местоимений третьего лица выполняю субстантивированные формы указательных местоимений, что целом характерно и для других дагестанских языков. Наиболе часто в этой функции выступают местоимения ам 'он', 'она 'оно' - мн. абур 'они'. Надо сказать, что собственно данна функция указания на участника акта речи, отличного от говс рящего и слушающего, встречается довольно редко.

3 Ср. семантическое толкование: "участник ситуации, о которой сооб щается в процессе некоторого речевого акта, являющийся одновре менно адресатом речи в данном речевом акте" [Гулыга 1979: 5].

Отмеченная тенденция, по нашему мнению, полностью обусловлена особенностями сферы местоимений третьего лица, которая по типу указания отличается от сферы местоимений первого и второго лица большим разнообразием.

Местоимение включается в более широкую систему обозначения референтов - участников повествования в рамках текста. На материале лезгинского языка легко можно показать наличие внутритекстовой синонимии в плане использования в кореферентных повторах, с одной стороны, местоимений и, с другой стороны, имен собственных и нарицательных.

Анализ структуры текста позволил нам сформулировать следующие закономерности в кодировке различными средствами участников ситуации:

1. Основный участник события вводится сочетанием нарицательного имени с именем собственным.

2. Второстепенный участник события может быть введен нарицательным именем.

3. При одновременной кореферентности двух участников события они кодируются разными способами (например, нарицательное имя и местоимение).

4. В рамках одного эпизода основной участник события обычно кодируется местоимением.

5. Смена эпизода сопровождается сменой кодировки основного участника - с помощью нарицательного или же собственного имени.

6. Во второстепенном эпизоде возможна максимальная компрессия текста, когда основной (для эпизода) участник события получает нулевую форму выражения.

В каждом языке наличествуют свои собственные закономерности, регулирующие выбор того или иного средства референции в каждом конкретном случае.

Основное семантическое отличие местоимений 3-го лица от их коррелятов 1-го и 2-го лица состоит в том, что первые обычно указывают на лицо или предмет, известные или названные ранее, в то время как вторые - на участников акта речи.

Особый интерес вызывает использование местоимений случае кореферентности лексем в разных частях предложена В текстах реализуются следующие возможности:

а) в зависимом обороте - существительное, в главном местоимение: Эмирбеген сиве гафунин кьат1 амаз, Айна ада къужахдай акъатна [А.Исм.] 'Пока обрывок слова был еще Эмирбега на устах, Айна вырвалась из его объятий';

б) в главном обороте - существительное, в зависимом местоимение (модель сложноподчиненного предложения): Р шавай жаваб гуз хьанач, вучиз лагьайт1а адаз и шегьердс ч1ехи къаравулчидин гада к1анзавай [Л.Х.М.] 'Девушка ответит не смогла, потому что она любила сына главного стражнш этого города';

в) в зависимом и главном оборотах представлено мест» имение: Ам яц1у чкадлай ханалди, адакай низ хабар жеде [З.Э.] 'Если он сломался в толстом месте, кто о нем узнает?';

г) отсутствие местоимения в зависимых оборотах:

- при местоимении в главном: [ада > 0] Къуьрер, сикк ягъадалай гуьгъуьниз, ада булахдин латав ял язавай [J1.X.IV 'После того, как лис и зайцев пострелял, он у родника отдь хал';

- при существительном в главном: Тадиз [гадади > 0] ф яд къачуна, гада рекье гьатна [J1.X.M.] 'Быстро захватив ед юноша отправился в путь';

д) отсутствие местоимения в главном обороте: iadaüf. мад рак гатайла, Араза [ам абуруз > 0] ахъайна [Къ.М.] 'Ког£ ребята постучали в дверь еще раз, Араз открыл'

Сходные процессы происходят и в тех случаях, когда oj ной из кореферентных лексем выступает местоимение 1-го иг 2-го лица.

Специфической функцией местоимения 3-го лица можь назвать также репрезентативную, представленную слов! употреблениями следующего типа: Сувар, ам вун яни? [А.Исл/ 'Сувар, это ты?

В зависимости от контекста семантика данного местоим! ния приближается к известному английскому плеонастическок

местоимению в конструкциях типа It's raining 'Идет дождь', ср.: Им январдин лап къалин живер авай вахт жезвай [Н.М.] '(Это) была январская пора с очень толстыми сугробами'.

Судя по имеющимся примерам, в данной функции чаще выступает местоимение им, в то время как его коррелят ам тяготеет к анафорическому употреблению.

По оценке У.А.Мейлановой [1983: 5], "вопрос о личном местоимении третьего лица для лезгинского языка остается до конца не решенным, ввиду того, что в языке нет специальной формы для его выражения". Как видно из предшествующего изложения, указательное местоимение ам, которое выступает в функции личного местоимения третьего лица, достаточно четко обособляется в данной функции от своего первичного словоупотребления.

Возвратные местоимения указывают на объект, тождественный субъекту того же предложения, то есть в предложении реальное значение возвратных местоимений обычно совпадает с реальным значением подлежащего (впрочем, здесь имеется ряд особенностей, которые заслуживают особого анализа).

В лезгинском выделяются три лексико-грамматические единицы данного разряда: жув 'я сам', 'ты сам', вич 'он сам', чеб 'они сами', причем вич 'сам, себя' относится только к 3-му лицу, а для 1 и 2-го лица имеем местоимение жув. В функции возвратных могут использоваться и личные местоимения: Чин ачухич, вун ей к1вализ хтайла [Е.Э.] 'Не улыбнется, когда ты придешь к себе домой'.

Ряд особенностей возвратных местоимений имеет непосредственное отношение к синтаксису, к структуре простого предложения. Для лезгинского языка, как и для других языков эргативной типологии, оказывается существенным разграничение таких подгрупп рефлексивов, как (а) притяжательные ре-флексивы и (б) актантные рефлексивы. По наблюдениям А.Е.Кибрика, в лезгинском языке актантная рефлексивизация следует нормам аккузативности [Кибрик 1980: 39]. Что же касается притяжательной (посессивной) рефлексивизации, то

она проявлявляет нейтральность по отношению к эргатив ности/аккузативности.

Наши материалы подтверждают вывод о нейтральном п< отношению к аккузативности/эргативности характере возврат но-притяжательного местоимения в лезгинском языке, которьи заключается в том, что рефлексивизации может подвергатьс: притяжательное местоимение, не только тождественное субъ екту, но и объекту, хотя, на первый взгляд, можно решить, чт! эта трансформация контролируется только субъектом, причег падежная форма субъекта при этом не влияет на возможное^ контроля трансформации рефлексивизации.

Однако, такое впечатление является следствием законо мерностей, связанных с порядком слов, когда субъектное им; обычно занимает начальную позицию в предложении, а из дву: тождественных лексем замещается местоимением последую щая. Ср.: И руш вичин бубадизни дидедизни гзаф к1анда1 [Л.Х.М.] 'Эту девочку свои отец и мать очень любили'. Как вид но, перемещение на первое место дополнения в абсолютно!* падеже, что, конечно, вызвано, приданием ему статуса темь высказывания, дает ему возможность контролировать место именную замену.

Статус темы высказывания играет, на наш взгляд, ре шающую роль, поскольку контроль рефлексивизации со сторс ны актанта, занимающего левую позицию, происходит не в< всех случаях. Ср., например: Вичин яр рушаз гьасятда чц хьана [Л.Х.М.] 'Своего любимого девушка тотчас узнала', гд< рефлексивизация как бы противоречит установленному выш< правилу. Особенности темо-рематического членения данной предложения позволяют субъектному имени {рушаз 'девушке' контролировать рефлексивизацию. С другой стороны, нельз; не заметить, что существительное яр 'любимый' имеет силь ную валентность на определение, которая и реализована I данном случае возвратным местоимением.

Особого рассмотрения заслуживает проблема рефлекси визации в однородных членах, когда участники ситуации н< дифференцированы в субъектно-объекгном отношении. Ср.

Ада зулумкар пачагьни адан хва... кьейила... [Л.Х.] 'Когда он царя тирана и его сына убил...' Как видно, в приведенном примере использовано не возвратное, а личное местоимение. На первый взгляд, это может показаться следствием объектной позиции контролера прономинализации, однако, по нашему мнению, причиной здесь является то, что определяемое, при котором данное местоимение выступает в качестве определения, выступает с контролером прономинализации в одной синтаксической роли, что характерно для однородных членов.

Актантные возвратные местоимения, в отличие от притяжательных, более последовательно замещают лексемы, тождественные субъектному имени: Ада вичи вич тергда [Л.Х.М.] 'Он себя погубит'; Ада вичи-вичикди лагьана [Л.Х.М.] 'Он про себя сказал'. Как видно, формы различных падежей возвратного местоимения при этом редуплицируются, хотя и не всегда.

Принципиально иной контекст употребления возвратных местоимений представляют зависимые обороты различной структуры и семантики. Как показывают наши материалы, возвратные местоимения, как правило, выступают и в зависимых оборотах (будь то причастный, деепричастный, масдарный или инфинитивный оборот) для передачи референта, тождественного субъекту главного оборота.

Особый интерес вызывают случаи, когда главный и зависимый обороты имеют более одной тождественной лексемы. Как явствует из нижеследующего примера, контролером ре-флексивизации в подобных случаях является субъект главного предложения, в то время как другая пара тождественных лексем подвергается прономинализации, подчиняющейся линейному правилу (левая лексема - существительное, правая - местоимение), _

| | П |

Гьатта гада вичин мукьувай фейилани, аждагьандиз ам аку-нач

[Л.Х.М.] 'Даже когда мальчик близко от него (букв, 'себя') прошел, дракон его не увидел';

Функции лезгинских возвратных местоимений включаю также выделение, ср.: Учительница мукьув хьайила, ам чуь нуьх хьанач, гьатта адалай випик вичи сапам гана [A.A. 'Когда учительница подошла, он не спрятался, даже ранылн нее сам поздоровался'. Как видно из этого примера, местоиме ние вичи противопоставляет реальный (ам 'он') и потенциаль ный (учительница) субъекты.

Взаимные местоимения как особый разряд в лезгинское не выделяются, однако здесь существуют специальные спосо бы передачи реципрока - путем повтора числительного местоимения сад, о чем свидетельствуют примеры следую щего типа: Итимар яргъалди чпин къуватар алцумзавай те гьерда сад-садаз килигна [Къ.А.] 'Мужчины долго смотрел] друг на друга, измеряя собственные силы'. В первой част! такой редуплицированной формы используется форма падежа который требуется по семантике глагола-сказуемого.

Возможно употребление в подобном значении и редупли цированного возвратного местоимения множественного числа.

Общим в значении указательных местоимений (§ 4) яв ляется указание на предмет, близкий или отдаленный от говс рящего во времени или пространстве. В лезгинском обычн« выделяют шесть указательных местоимений: и 'этот, эта, этс (о близко находящемся предмете). Несмотря на подобную слс варную дефиницию, употребление рассматриваемого место имения значительно шире: а) для идентификации охарактери зованных ранее событий; б) для маркировки определяемого i точки зрения дихотомии "своеТчужое"; в) для указания на пс следующее сообщение; а 'тот, та,то (о предмете, удаленное от говорящего)'; amia 'тот (более отдаленный)', гьа 'то (упомянутый прежде)'; вини 'тот (верхний)', агъа 'то (нижний)'.

С точки зрения семантики лезгинские указательные обра зуют четырехчленную систему противопоставления по степен! удаленности от говорящего и - а - amia - aamla. По диалектаг лезгинского языка эта оппозиция насчитывает до семи члено! (Мейланова 1964).

В ряде контекстов возможно соположение двух местоимений в целях контраста, противопоставления. В этом случае непосредственная функция пространственного дейксиса как бы ■утрачивается. Ср.:... ам и патахъ, а патахъ юзана [А.А] 'Он в туда-сюда (букв, в эту сторону, в ту сторону) двинулся'. Как видно, в подобных предложениях роль местоимений сводится к указанию разнонаправленное™ движения.

В синтагматике указательных местоимений можно выделить следующие разновидности их употребления (о субстантивной позиции см. параграф "Личные местоимения"):

а) в атрибутивной позиции:

И къужа итим ви буба яз тахьуй? [Я.Я.] 'Не твой ли отец этот старик?'

б) в собственно указательной функции:

Дагълар! Ибур аламатдин зат1ар я кьван! [Къ.М.] Торы! Это (букв, 'эти'), оказывается чудо! (букв, 'чудесные вещи').

Нередко в контекстах значение указания, представления не выражается сегментной единицей, т.е. можно говорить о нулевом указательном местоимении, ср. Ваъ, Султан я! Зи вилик кваз катайди... [Къ.А.] 'Нет, (это) Султан! (Он) передо мной бежал...'

При определяемом с непространственной семантикой налицо нейтрализация охарактеризованных выше членов оппозиции. Если для обозначения отрезка времени, совпадающего с моментом, в который происходит главное действие, используется местоимение и (ср. : Къардашаз и декьикьайра Пейкер гьанал алаз чида [Къ.М.] 'Кардаш знает, что в эти минуты Пейкер находится именно здесь'), то для указания на прошедшее или будущее одинаково используются обе местоименные основы.

К числу указательных местоимений, на наш взгляд, можно отнести также икьван 'такой', акьван 'такой': Чавай акьван еке деве тук1ваз жедани? [Л.Х.М.] 'Мы такого большого верблюда убить сможем ли?'.

Вопросительные местоимения (§ 5) содержат в себе вопрос о лице, предмете или признаке, не известном говоря-

щему. В лезгинском языке, согласно традиции грамматическое описания, насчитывается всего три вопросительных место имения: еуж 'кто', вуч 'что', гьи 'который'. Несмотря на то, чтс лезгинский язык утратил категорию класса, можно сказать, чтс признак рода/класса нашел свое выражение и здесь. Место имение вуж 'кто' выражает вопрос о лице или животном, т.е. о{ одушевленном денотате, а местоимение вуч 'что' - об одушев ленном и неодушевленном (ср.: Ам вуч я? Сев ят1а? [Н.М. 'Это что? Вдруг, медведь?'. Вопросительные местоимения I лезгинском языке образуют формы множественного числа: вул 'кто' - вуж-ар, вуч 'что' - вуч-ар, причем специальную форм; множественного числа они имеют только в абсолютиве.

При нейтрализации признака "одушевленность / неоду шевленность" в качестве немаркированного члена оппозицш используется местоимение вуч, например: Вуна квекай фикщ ийизва? 'Ты о чем думаешь?' - За вакай фикир ийизва 'Я о те бе думаю'.

Надо заметить, что количество вопросительных слов да леко не исчерпывается здесь отмеченными выше единицами включая, помимо собственно местоимений, вопросительньк наречия, числительные и прилагательные. Ср.:

- вопросительное наречие места:

Вуна гьина к1валахзавайди я? [Я.Я.] 'Ты где работа ешь?';

- вопросительное наречие времени:

Вуна чи къула мус ц1ай хъийида? [Къ.М.] 'Ты в нашел очаге когда огонь снова разведешь?';

- вопросительное количественное числительное:

Вун хьтинбур мад шумуд ава? [А.Исм.] 'Сколько еще таких, как ты?';

- вопросительное прилагательное:

Им гьахъ авачир гьихьтин дуьнья хьурай? [Я.Я.] 'Бе: этой правды какой (= как что) земля будет?'

Думается, что не имеется серьезных оснований отделят! приведенные лексико-грамматические разряды слов о' "собственно местоимений".

В то время как в теоретической лингвистике порой все еще встречаются рассуждения о принципиальной невозможности вопросительного глагола, точнее вопросительного "местоглаголия", в дагестановедческой эмпирии уже давно знакомы с таким явлением, когда тесная связь вопросительного слова с глаголом порой приводит к их слиянию, к образованию вопросительного предиката, ср.: Ам вич исятда гьинва? [Я.Я.] 'Он сам сейчас где (находится)?'; Вуна ина вучзава? [H.A.] Ты здесь что делаешь?'

Хотя в лезгинском языке начальная позиция (наиболее частая для вопросительного местоимения с типологической точки зрения) вопросительного слова не является зпрещенной, обычным для лезгинского вопросительного предложения, по нашим наблюдениям, можно считать препозицию вопросительного слова к глаголу.

Вопросительное слово-определение сохраняет, как правило, свою позицию перед определяемым словом: Им гьахъ авачир гьихьтин дуьнья хьурай? (Я.Я.] 'Без этой правды какой земля будет?'. Вопросительное местоимение вуч 'что' может находиться в препозиции к существительному, приобретая определительные функции: Вуна заз вуч жаваб гузва? (H.A.] 'Ты мне какой ответ даешь?'

Функции вопросительных местоимений в лезгинском языке не ограничиваются собственно вопросительными. Так, здесь широко распространены примеры использования вопросительных местоимений в восклицательных предложениях. Как переходный случай квалифицируется использование вопросительных местоимений и местоименных слов в эхо-вопросах, вызванных несогласием говорящего с предыдущим высказыванием собеседника, удивлением.

Определительные местоимения (§ 6) служат средством уточнения того предмета, о котором идет речь, они придают ему значение выделения или обобщения. В лезгинском к ним относят: а) первообразные местоимения: вири 'все', 'весь' (данное местоимение может выступать как в функции существительного, так и в функции прилагательного); гьар

'каждый', 'всякий' (как и предыдущее местоимение, лексемг гьар может выступать в пре- и постпозиции к существительно му. В отличие от препозитивного, постпозитивное местоимение склоняется, т.е. принимает ту же падежную форму, что и суще ствительное); б) составные местоимения, образованные соче танием определительного местоимения гьар с вопроситель ными местоимениями вуж 'кто', вуч 'что', гьи 'который' и неоп ределенным местоимением са 'некто': - гьар вуж 'кто бы... (< человеке)', гьар вуч 'что бы... (о неодушевленных предметах I неразумных существах)', - гьар гьи 'какой бы...', - гьар с< 'каждый', 'всякий'.

Неопределенные местоимения (§ 7) указывают на не определенный предмет (лицо) или признак. Традиционно 1 грамматиках лезгинского языка фигурируют следующие лекси ческие единицы, определяемые как неопределенные место имения: муькуь 'другой', 'иной', маса 'другой', 'иной' (в этог значении может использоваться и лексема чара 'отдельный обособленный, отчужденный; чужой, чуждый, посторонний', ж квалифицируемая в качестве местоимения); бязи 'некоторый' са 'некто' (в функции определения данная лексема може иметь значение неопределенного артикля), флан 'такой-то' са маса 'некто другой', са бязи "некоторый', са вуж ят1а 'кто то', са вуч ят1а(ни) 'что-то'.

Многие из перечисленных местоимений могут одновре менно выступать и в роли существительного, и в роли прилага тельного (определения). Это не может не служить еще одние доводом в пользу комплексного рассмотрения всей место именной лексики без излишнего ограничения на ее состав.

Как известно, в роли неопределенного местоимения I лезгинском языке выступает и числительное "один". Возникав вопрос, можно ли считать это словооупотребление свойствоа самостоятельной лексической единицы или говорить о допол нительных функциях числительного. На наш взгляд, в подоб ном случае мы имеем дело с самостоятельным словом. В це лом ряде контекстов семантика единственного числа у рас сматриваемой единицы вообще отсутствует.

Отрицательные местоимения (§ 8) в лезгинском языке по существу отсутствуют. Здесь принято выделять лишь одно отрицательное местоимение садни 'никто', 'ничто', 'ни один', употребляющееся в отрицательных предложениях. В этой форме роль усилительной частицы выполняет постпозитивный союз -ни, который в примерах, подобных вышеприведенному, сочетается с числительным, выступающим также в роли неопределенного местоимения са 'один, некоторый'. Это числительное может оказаться в синтаксической роли определения к конкретному существительному. В этом случае постпозитивный союз примыкает к этому существительному, ср.: Тагьирбег ше-гьердай экъеч1айдалай кьулухъ са гаф-ни рахан вачир [А.Исм.] 'Тагирбег после того, как выехали из города, ни (одного) слова не сказал'; Заз са кепек-ни герек туш [A.A.] 'Мне ни (одной) копейки не нужно'.

В результате использования данной модели с существительными более или менее абстрактной семантики, последние грамматикализуются, как бы превращаясь в местоимение (этот процесс вряд ли пока можно охарактеризовать как завершенный): Сад лагьайди, за са зат1-ни авунач [Къ.А.] 'Во-первых, я ничего не сделал'(зат/ 'вещь'); Амма са кас-ни адаз акунач [А.Исм.] 'Но он никого не увидел' (кас 'человек').

Усиливает отрицание также частица гьич 'совсем (не)', которая может быть в связи с этим приравнена в функциональном плане к отрицательным местоимениям..

Отрицательное местоимение может не только замещать конкретное существительное или другое местоимение, но и употребляться параллельно с ним, как бы образуя аппозитивную пару, ср.: Сес чаз садазни чир хьанач [Н.М.] 'Голос никто из нас не узнал'. Как видно из примера, отрицательное местоимение располагается в постпозиции к "замещаемому" компоненту.

В функции притяжательных местоимений (§ 9) в лезгинском языке употребляются формы родительного падежа личных местоимений: зи 'мой', ви 'твой', чи 'наш', куь 'ваш', а также указательных адан 'его', абурун 'их'. Ср. также формы

родительного падежа лезгинских возвратных местоимений жуван (1 и 2 л. мн.ч.], вичин (Зл. ед.ч.], чпин (Зл. мн.ч.]. Пр1 этом местоимения 1-го и 2-го лица широко используются в лез гинском языке и в качестве возвратных

С точки зрения употребления перечисленных выше форл внимание привлекают особенности их сочетания с различным1 семантическими группами определяемых существительных терминами родства; названиями частей тела; названиями кон кретных предметов, а также в обращениях.

Сближает анализируемые формы с притяжательным! местоимениями их возможность субстантивации. В то же врем5 не следует забывать о том, что возможностями субстантиваци! обладает в лезгинском языке генитив практически любого су ществительного.

В десятом параграфе "Использование местоимений ! функции относительных" обращается внимание на:

а) использование вопросительных местоимений и наре чий в зависимых предложениях, выражающих уступительно« значение;

б) использование вопросительных местоимений и наре чий в зависимых предложениях, соотносимых с одним из чле нов главного предложения. В этом типе местоимения могу указывать на различные функции зависимых предложений;

в) использование вопросительных местоимений и наре чий в зависимых предложениях с условным наклонением зави симого глагола. Общее значение меры, степени (точнее соот ветствия) передается определительным местоимением, место именным словом в главном предложении;

г) использование местоименных слов, указывающих нг меру и степень, в то время как соотносимое с ним зависимое предложение сигнализирует о результативном отношении (пр! этом используется и союз хьи)\

д) использование вопросительных местоимений и наре чий в зависимых предложениях - косвенных вопросах.

В ряде случаев значение косвенного вопроса может прак тически утрачиваться и местоимение начинает приобретав

функции союза, ср.: Адаз, гада гьикI к1вализ атанат1а, ван хьанач [Л.Х.] "Она, парень как в дом вошел, не слышала'. Легко заметить, что здесь местоименное вопросительное наречие не является вопросом к обстоятельству способа действия (как? каким образом?), но лишь соединяет придаточное изъяснительное (сентенциальное дополнение) с глаголом чувственного воприятия.

Третья глава "Проблемы генезиса и исторического развития лезгинских местоимений" включает три параграфа. В первом параграфе "Проблемы реконструкции общелезгинской и общедагестанской прономинальной системы" выделяются следующие периоды в историческом развитии лезгинского языка: собственно лезгинский (от современного до про--толезгинского состояния, общего для нынешних лезгинских диалектов); прелезгинский (до периода его вычленения из пра-восточнолезгинского состояния, общего для лезгинского, табасаранского и агульского языков), правосточнолезгинский (до периода пралезгинского состояния, общего для всех языков лезгинской группы), прелезгинский (до периода общенахскода-гестанского состояния, общего для всех языков нахско-дагестанской семьи). Эти периоды используются в работе как хронологические ориентиры при рассмотрении истории прономинальной системы.

Историческое развитие местоимений в собственно лезгинский период прослеживается на материале различных диалектов [см. Абдулджамалов1966; Гайдаров 1961; 1963; Ганиева 1980; Гюльмагомедов 1966; Мейланова 1964; 1970 и др. ], причем в литературе высказывалось мнение об относительной архаичности ряда форм, наличествующих в Отдельных диалектах. Так, в некоторых говорах кубинского диалекта возвратное местоимение третьего лица множественного числа представлено формой чип. Форма эргативного падежа местоимения второго лица единственного числа джабинского диалекта, сохраняющего всегда первый слог "вуна" (ср. литер, на) также позволяет говорить о ее облике в прелезгинском состоянии.

В этом же диалекте в местоимении третьего лица ер ственного и множественного числа при склонении (во всех дежах, кроме именительного единственного числа) в отли от литературных форм, появляется сонорный н, который нг лизует первый гласный а: им «он, она, оно» - эрг. п. а "да, р п. анда дат. п. а ндаз, мест. 1 а "даг и т. д. Весьма вероя1 что данный факт свидетельствует об исконности -н- в косе ной основе данного местоимения.

В самурском и кубинском наречиях, а также в кураха диалекте в родительном падеже происходит измене! основы местоимений чын «мы» и чун «вы», ср. родит, п жи 'наш' жуь 'ваш'. Подобное изменение не имеет регул ного характера и подтверждает высказывавшееся в спе альной литературе мнение о возможности наличия спе фических "местоименных" фонем.

Историческая интерпретация некоторых других диал< ных явлений позволяет констатировать их инновационный рактер.

Фактическую базу для возможных выводов об истс ческом развитии местоимений в собственно лезгинский пер| составляют не только диалектные данные. Не менее важ значение имеет и возможность опоры на внутреннюю фо| языковых единиц. Так. предполагается, что среди указате ных местоимений, представленных в лезгинском языке и диалектах, простыми являются лишь и «это» и а «то». По шему мнению, как простое указательное местоимение дол; рассматриваться и гьа - исконный эмфатический указатель! элемент, который не разложим ни синхронно, ни историчесю

В целом лезгинские диалекты дифференцированы н столь сильной степени, поэтому прелезгинское состояни! этом аспекте, видимо, мало чем отличалось от современн« Куда более значительными выглядят те различия, которые блюдаются при сопоставлении лезгинских и в еще болы степени дагестанских языков.

Принятие этимологических решений, касающихся прад; станской и пралезгинской системы личных местоимений, во IV

том сопровождается признанием уникальности происходивших в местоименных основах фонетических процессов. Кроме того, местоимениям как особому лексико-грамматическому разряду слов бывает не чуждо своеобразное фонетическое оформление: помимо наличия специфических суффиксов-детерминантов, можно упомянуть и наличие уникальных "местоименных фонем", т.е. фонем, отмеченных только в сфере местоимений. При этом с формальной точки зрения такие местоименные падежные формы, как генитив и датив, заслуживают самостоятельного рассмотрения. В частности, генитив личных местоимений в лезгинском языке образуется по особому типу, обнаруживая внутреннюю регулярность, ср.: зи 'мой', ви 'твой', чи 'наш', куь 'ваш'. На пралезгинском же уровне предлагается реконструкция форм генитива типа *-из 'мой', *-ив/-игъ 'твой', *-идж 'наш (экскл.]', *-идл 'наш (инкл.]', *-и1джв 'ваш'. Это означает, что генезис лезгинских форм связан с метатезой основ типа УС в структуру типа СУ.

Что касается датива, то в лезгинском языке эта форма образуется регулярно от косвенной основы, хотя на общелезгинском уровне более предпочтительна реконструкция, также

связанная с метатезой основ типа УС (*-ез 'мне', *-ев/-егъ * * *

'тебе', -едж 'нам (экскл.]', -едл 'нам (инкл.]', -е!джв "вам'.

Соответствия лезгинским указательным местоимениям, возводимым к пралезгинскому уровню, приводятся в работе М.Е.Алексеева [1985: 75]:

лезг. и - цах. и-н, арч. и-шик "здесь' (пралезг.*'и-); лезг. а - крыз. аь-д, буд. а-д, арч. е-мик//и-мик 'там' (пралезг.*'а-);

лезг. -м (в абсолютиве субстантивированных местоимений) - таб. -му (в составных местоимениях), агул .ми, рут. ми, цах. ма-н, крыз. -м (ср. аь-м, лаь-м), уд. ме "этот (рядом с говорящим)', арч. йа-му "этот (рядом с собеседником)' (пралезг. мУ--, ср. также Кахадзе 1973: 41).

лезг. а-т/а 'тот (более отдаленный)' - таб. ду-му, агул. ти, рут. ти, уд. те, арч. то-в 'тот (удаленный от говорящего и собеседника)' (пралезг. *т1Щ.

Дискуссию среди дагестановедов и, в частности, среди лезгиноведов вызывала проблема исторической интерпретации категория инклюзива и эксклюзива, (см. специальную статью с попыткой обосновать вторичность данной категории [Топуриа 1969: 104]). Более обоснованны, на наш взгляд, выводы об исконности противопоставления рассматриваемых двух форм местоимений 1-го лица, поскольку они представлены двумя достаточно хорошо дифференцированными основами.

Исконное инклюзивное местоимение восстанавливается для пралезгинского состояния в форме *<Элаь-н, ср.: рут. йи, йаь, крыз. йин, уд. йан, таб. ухьу, буд. йин, агул, хьин, арч. нен.

Эксклюзив представлен следующими формами (пралезг. *джи-н)\ рут. жи, крыз. жин, цах. ши, таб. учу, лезг. чун, агул. чин. Таким образом, лезгинское местоимение 1-го лица является по происхождению эксклюзивным, хотя на современном уровне функционально это не проявляется.

В реконструкции местоименной системы общедагестанского и общелезгинского уровней, предложенной О.А.Гулыгой [Гулыга 1979: 16], возражения вызывает в первую очередь реконструкция так наз. множественного нейтрального (адресат речи и какие-либо другие люди) и ограниченного (адресат речи и фиксированная группа лиц, объединенные общим свойством) числа второго лица, опирающаяся на весьма скудные фактические данные. Во всяком случае следы подобного противопоставления в лезгинском языке ныне отсутствуют. В этой реконструкции отсутствует и эргативный падеж. Современный лезгинский язык демонстрирует инновационный характер форм эргатива у личных местоимений, не совпадающих с косвенной основой, как это имеет место у существительных. По данным же других лезгинских языков можно восстанавливать эргатив, идентичный косвенной основе.

Окончание форм абсолютива -н рассматривается специалистами как суффиксальный элемент, что обнаруживает ряд типологических параллелей (Кумахов 1989; Майтинская 1969).

По-видимому, все же историческое членение местоименной основы не исключает прототипа основы, включающей этот суффикс. Тем более это относится к реконструкциям менее глубокого уровня, например, к общелезгинской.

Реконструкция двух основ возвратных местоимений содержится в "Этимологическом словаре севернокавказских языков" [Николаев, Старостин 1994]:

*дз~и "сам, себя': лезг. жув, таб. жув, арч. инж, цах. -идж, рут. -идж, крыз. идж, ав. жи-, анд. жи-, ахв. жи-, чам. зи-, кар. же-, год. жи-, цез. жо, хварш. жу, бежт. жуь, гунз. жу.

*ч[у] "сам, себя (3-4 кл.)': лезг. вич, цах. чи-на, уд. ич, таб. учв, агул, уч, лак. цу, дарг. чу-.

Реконструируемая семантика отличается от значения современных лезгинских местоимений. Подобное расхождение объясняется тем, что в лезгинском языке произошло перераспределение в употреблении данных местоимений: жув 'я сам', 'ты сам' стало относиться к 1-му и 2-му лицам, вич 'он сам' - к 3-му, а чеб 'они сами' - ко мн. числу, что увязывается с утратой категории класса.

Многие аномальные черты местоимений, наблюдаемые в современных лезгинских языках, по-видимому, восходят к праязыковым состояниям - общелезгинскому и общедагестанскому.

Во втором параграфе "Заимствования в лезгинской системе местоимений" внимание акцентируется на иноязычных источниках формирования системы местоимений в лезгинском языке. При этом нельзя не заметить, что в рассматриваемой лексико-тематической группе заимствования не столь многочисленны. Ср.: флан 'какой-то, некто, нечто' (флан кас "какой-то человек, некто', флан зат! 'какая-то вещь') ~ ср. араб., перс. фула:н 'такой-то', азерб. филан 'такой-то, некто'; (са) бязи "некоторый, иной' (бязи инсанар 'некоторые люди', бязи вахтар 'иногда, порой') ~ перс, баьзи 'некоторые', азерб. бэ'зи "некоторый, иной, кое-какой', араб. баг!з1 'часть' > 'кто-нибудь из..., один из..., некоторые из..., некто'. К персидскому источни-

ку можно возводить местоимение гьар "каждый, всякий', а так же местоименное наречие гьамиша 'всегда, постоянно'.

Третий параграф "Современные тенденции в развит прономинальной системы лезгинского языка" содержит описа ние грамматических характеристик, находящихся в стадм формирования. Так, ряд явлений в прономинальной системе лезгинского языка может рассматриваться как новообразова ние, нередко вызванное влиянием русского языка:

а) лексикализация формы аблатива абстрактного отмес тоименного существительного *гьавал в значении союза, ср. Гьавиляй махарик квай кьегьалриз суьгьуьрчийри са йифи: еке дараматар эцигиз куьмекзава [Л.Х.] 'Поэтому героям ска зок волшебники помогают построить за одну ночь большие здания'. Дело в том, что для лезгинского, как и для других даге станских языков, не было характерно использование сложно подчиненных предложений с союзными словами местоименно го происхождения. В настоящее же время они занимают все более прочное положение в синтаксической структуре лезгин ского языка.

Роль союза ныне выполняет и сочетание вопросительно го наречия с условной формой глагола "сказать", ср.: Рушава1 жаваб гуз хьанач, вучиз лагьайт1а адаз и шегьердин ч1ех1 къаравулчидин гада к!анзавай [Л.Х.М.] 'Девушка ответить не смогла, потому что (= почему если скажешь) она любила сын; главного стражника этого города';

б) лексикализация местоимений в некоторых устойчивы: выражениях, ср.: Ик1, месела, суьгьуьрчи къарийри инсана[ жуьреба-жуьре гьяйванриз, къушариз элкъуьрзава... [Л.Х.] 'Так например, колдуньи превращают людей в различных живот ных, птиц...'; Са патахъай абуру гатфарикай хабар гузва муькуь патахъай инсан алдатмишзава... [Н.М.] 'С одной сто роны, они о весне сообщают, с другой стороны, человека об манывают'.

Под влиянием русского языка возникло и лексикализо ванное употребление субстантивированного "притяжательного местоимения чибур 'наши'.

Некоторые конструкции могли возникнуть и под влиянием азербайджанского. Ср.: Иниз килигна Къурбана... рухвайриз эверна... [Л.Х.] 'Поэтому (букв, сюда глядя) Курбан позвал детей...'. В вышеприведенном примере возможно калькирование азербайджанского послелога гоьраь - 'по, смотря по, сообразно, согласно, вследствие, благодаря, ввиду, в силу, по причине' (букв, смотря, глядя).

Вун неинки чи пачагь хьуниз, гьакI вири дуьньядин па-чагь хьунизни лайихлу я [Л.Х.] 'Ты не только нашим царем быть, но и (букв, так) царем всего мира быть достоин'. Здесь на возможность калькирования указывает употребление азербайджанского по происхождению союза неинки - 'не только'.

Примеры иноязычного влияния фиксируются также в отдельных лезгинских диалектах.

В "Заключении" подводятся основные итоги и формулируются выводы проведенного исследования.

По теме диссертации опубликованы следующие работы:

^.Функциональная характеристика возвратных местоимений в лезгинском языке// Дагестанский лингвистический сборник. М., 1995. - С. 8-14 (совместно с М.Е.Алексеевым).

2.0собенности употребления вопросительных местоимений в лезгинском языке // Дагестанский лингвистический сборник. М., 1995. - С.30-33.

3.Функциональные особенности местоимений в лезгинском языке//Дагестанский лингвистический сборник. Вып. 2. М., 1996. -С. 38-41.

4.К вопросу об относительных местоимениях в лезгинском языке// 8th Colloque of the Soscietas Caucasologica Europea. Leiden, 1996 (совместно с М.Е.Алексеевым).