автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Текстологические аспекты литературоведческих исследований

Полный текст автореферата диссертации по теме "Текстологические аспекты литературоведческих исследований"

а 81 г 91!

Ленинградский Ордена Ленина и Ордена Трудового Красного Знамени государственный университет

На правах рукописи

ОРНАТСКАЯ Тамара Ивановна

ТЕКСТОЛОГИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ ЛОТЕРАТУРОВШЕСКИХ. ИССЛЕДОВАНИЙ (На материале русской литература XII века)

Специальность 10.01.01 — ^таская литератур3

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени . доктора филологически каук

Ленинград 1991

Работа выполнена в Институте русской литературу (Пушкинский Дом) АН СССР.

Официальные оппоненты:

доктор филологических наук С. А. ФОМИЧЕВ доктор филологических наук Б. О. ЕГОРОВ доктор фонологических наук А. Л. ГРШУНИН

Ведущее научное учреждение — Отдел классической русской литературы Института мировой литературы АН СССР.

давии Специализированного совета Д.063.57.12 по защите диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук при Ленинградском Ордена Ленина и Ордена Трудового Красного Знамени государственном университете-(Ленинград. 199034. Университетская набережная, 11).

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке хм. А. М. Горького Ленинградского государственного университета.

на засе-

Автореферат разослан

Ученый секретарь специализированного совета

Н. К. ЖАКОВА

' , Система текстологических представлений и приемов в том виде, в каком она сложилась в теоретических трудах крупнейяах отечественных текстологов и практике лучшие академических Езда-кий сочинений русских классиков, не нуждается в каких-либо существенных преобразованиях или напоминаниях о ее принципиальной важности. Дело же, на нал взгляд, в то" прежде всего, что система эта находится в постоянном развитии, и характер запросов, предъявляемых текстологу литературным произведением, ныле таков, что, ставя и решая как будто сугубо текстологичоскиэ задачи, исследователь сплошь да рядом оказывается вынужденным входить в рассмотрение многих вопросов, которые в конечном счете являются уже вопросами самого литературоведения. Изучая, к примеру, творческую историю произведения (т. е. проблему как будто чисто текстологическую), тот сложный путь, какгсл произведение проходит от первого чернового наброска до окончательного текста и ого научно-критических изданий, современны:! исследователь нз молот ограничиться линь бесстрастной фиксацией промежуточных вариачтов и редакций; каждое изменение текста требует комментариев, подчас чрезвычайно многообразных, так что в совокупности своей они нередко приобретают значение самоценных историко-литературных ус-таноачаний, от которых часто зависит и сама интерпретация данного произведения, и — шире — понимание определенных поворотов литературного процесса. То же в большей или меньшей стеиени относится и к другим разделам текстологии.

Вот это новое качество современных текстологических исследований, эти новые, все более расширяющиеся возможности текстологической науки, ярко проявившиеся в целом ряде изданий и работ последнего времени, и дают нам оонованиэ на заявленную в диссертации постановку вопроса.

Пр;:нк,:ая эти новые представления о твкстологии в качестве методологической основн. опир&чсь на опыт наиболее значительных достижений последних лет в этой области, мы строки работу на ряде конкретных наблюдений, накопленных нами в процессе многолетней практическое работы в области текстологии.

В настоящее время прочно закрепляется тенденция, нашедшая свое наиболее яркое воплощение в академическом издании собрания сочинений Ф. М. Достоевского. Мы имеем в виду, прежде всего, принятый в издании принципиально иной характер научного комментирования произведений писателя, который уже никак нельзя рассматривать лишь в качестве основы для будущих литературоведческих исследований. Научный аппарат, сопровождающий тексты всех романов писателя, его критику, "Дневник писателя" и эпистолярию — это уже не "источниковедческая база" истории и тэории литературы, а равноправная составная часть литературоведческих изучений по отношению к Достоевскому. Комментарии к академическому Достоевскому — это, как правило, самостоятельные фундаментальные монографические исследования, в которых в полной мере проявилась эта новая тенденция. 1Л что характерно: она, эта тенденция, хорошо "уживается" с индивидуальными интересами и наклонностями текстолога, комментирующего то или иное конкретное произведение.

Разумеется, у текстологии как науки предметом исследования продолжает оставаться текст произведения, точнее говоря, становление этого текста от самых ранних свидетельств о возникновении замысла и рукописных набросков до последнего печатного авторского издания. При условии, что все изменения текста, происходившие на всех этих этапах, рассматривается в широком контексте истории создания произведения.

В предлагаемой диссертации основное внимание и обращено на

круг вопросов, связанных с конкретными проблемами, возникающими перед текстологом в его практической работе.

Это прездэ всего непростая проблема, связанная с архивом. Она заключает в себе ряд конкретных вопросов — от отношения писателя к собственному архиву до внешних причет, сказывающихся на сохранности этого архива. А от степени сохранности архива зависит такая текстологическая проблема: пойдет ли речь о творческой истории того или иного произведения ("Обломов", "Обрыв", "Преступление п наказание", "Бесы".) или жэ только об истории печатания его текста ("Обыкновенная история", "¿регат сПаллада»", "Бедные леди", "Двойник") с некоторыми элементами творческой истории, воссоздаваемой на основании косвенных источников — писем, дневников, мемуаров и т. п.

Это и рассмотрение различных аспектов в изученпа творческой истории того или иного произведения, например, изучение творческой истории в целях установления так называемого "канонического" текста ("Обломов", "Фрегат «Паллада*"); изучение черновой рукописи с целью уяснения изменений, произошедших с текстом произведения в целом, т. е. практически проблема последней авторской воли (глава "У Тихона" из романа "Бесн"); изучение черновой рукописи в целях уточнения текста, неказенного внешними вмешательствами (зашифрованная рукопись романа "Что делать?"); изучение причин незавершенности замыслов произведений в связи со ьсем предшествующим и последующи?.! творчеством писателя ("Тазит", "Русский немец и реформатор") и т. д. и т. п.

Это наконец круг вопросов, связанных с выяснением роли и места современных текстологических исследований в ряду других историко-литературных изучений.

Работа строится на материалах некоторых академических изда-

нн2 классиков, на отдельных книгах заслуживзей огромный научный и читательский авторитет серии "Литературные памятники", и наконец на не академическом, но строго научном собрании сочинений А. Н. Островского, вышедшем в издательстве "Искусство", и др.

Новизна исследования заключается уже в самой постановке вопроса о тэкстологяческих аспектах современных литературоведческих исследований. Ибо к настоящему времени трудами многих отечественных ученых, таких как Б. В. Томашевский, С. М. Бонди, Н. В. Измайлов, П. Н. Берков, Д. С. Лихачев, Г. М. Фридлендер, С. А. Рейсер, Б. Я. Бухштаб, Л. Д. Опульская, А. Л. Гришунин и ряда других, установлена проблематика текстологии и ее основные понятия, ее общие методы (относящиеся к области атрибуции, датировок, введения конъектур и т. д.). И тем не менее остается ряд конкретных вопросов, связанных презде всего с определением полноты творческого и эпистолярного наследия писателей-классиков, исчерпывающей (или нет) полноты публикации в академических собраниях сочинений всех промежуточных редакций и вариантов текста того или иного произведения писателя и интерпретацией этих редакций и вариантов, полнота текстологического аппарата, характера и объема комментария.

Результаты исследования имеют практическое значение и могут быть использованы в будущих академических изданиях таких классиков, как И. А. Гончаров, Л. Н. Толстой, А. Н. Островский, Н. С. Лесков, Н. Г. Чернышевский, в общих курсах по текстологии русской литературы XIX в., на спецкурсах и практических занятиях студентов-филологов по текстологии.

Апробация диссертации. По материалам, на которых она основана, опубликовано большое количество работ в томах академических изданий И. С. Тургенева, А. П. Чехова, Ф. М. Достоевского,

в издании А. Н. Островского (в издательстве "Искусство"), в нескольких книгах серии "Литературные памятники", в издательстве "Худояэственнал литература", а такъь ряд статей и материалов в "Тургеневских сборниках", в сборниках "Достоевский. Материалы и исследования" и в яурнале "Русская литература". Отдельные разделы были изложены в форме научных докладов на конференциях, посвященных творчеству Гончарова, Достоевского, Пушкина в Институте русской литературы (Пушкинский Дом) АН СССР, !Лузее Ф. ''. Достоевского (Ленинград), Институте мировой литературы им. А. И. Горького (Москва), Мемориальном музее И. А. Гончарова (Ульяновск), в музеях-заповедниках А. С. Пушкина (Пушкинские Гори п Болдпю), в университетах Геттингена, Тюбингена, Кельна, Гейдельберга, Саарбркжена, Майнца (ФРГ).

Структура и объем работы. Диссертация изложена на 372 страницах машинописного текста и состоит из введения, трех глав, заключения и девяти приложений.

Первая глава — "Проблема сохранности писательского архива и ее связь с текстологическими изучениями. Поиски п находки" — посвящена в основном конкретному изучение состояния архивов таких писателей как Ф. М. Достоевский, А. Н. Островский и И. А. Гончаров. Не требует доказательств тот Закт, что от состояния архива, ого целостности и его изученности зависит в значительной стеяени уровень не только полноты, но, прежде всего, научности любого издания.

На первый взгляд представляется, что с архивом О. М. Достоевского дело обстоит вполне благополучно. Однако за незначительными исключениями отсутствуют рукописи всего написанного писателем до 1649 г. и в том числе автографы "Бедных людей", "Двойника", "Неточки Незвановой"; почти не сохранились рукописи си-

барского периода; утрачены (за малым исключением.) автографы романа "Идиот", повести "Вечный муж", большая часть черновых автографов романов "Бесы" и "Подросток". Почти полностью утрачены рукописи романа "Братья Карамазовы", существовавшие до 1918 г. Истории утраты рукс-лисей в основном этого последнего романа и посвяцена большая часть главы. Причем эта история, сама по себе достаточно сложная и запутанная, рассматриваемая под углом зрения истории текста романа, вскрывает до некоторой степени характер работы автора над ним. Помимо того, поиски рукописей издаваемого автора — это, конечно же, один из необходимейших начальных этапов работы по изданию полного собрания его сочинений. Тем более, что такие поиски могут дать самые неожиданные и плодотворные для издания результаты.*

Следы рукописей "Братьев Карамазовых", пропавших в сумятице

о

1917—1921 гг. на территории Закавказья, ведут за рубеж. Работа, начатая нами в ленинградских и московских архивах и продолженная в Государственном архиве Грузии, позволила обнаружить ряд материалов, непосредственно связанных с утратой рукописей Досто-

* Удалось установить, что вместе с рукописями "Братьев Карамазовых" на Кавказе, возможно, находились и считавшиеся до последнего времени сожженными писателем автографы первой и второй частей романа "Бесы", а также тетрадь с материалами к роману "Подросток". Результатом этой работы явилась также публикация грузинскими коллегами ряда материалов, связанных с празднованием в Грузии столетнего юбилея со дня рождения Достоевского.

о

Они были увезены на Кавказ вдовой писателя, готовившей к

изданию неизвестные и неопубликованные страницы из его архива.

В музейных кругах знали, что, проделав эту работу, А. Г. Достоев-

евского. Просмотр грузинской и зарубежной прессы 1920-х гг., а также изучение круга лиц, причастных к обнаружен™ и пропаже архива, привели в концо концов к двум ккенам, имевшим непосредственное отношение к судьбе этих рукописей — Гр. Робаквдзе, эмигрировавшему в 1931 г. б Германию, и к С. Цвейгу, давнему знакомому Робакидзе. Это звено, согласно налей гипотезе, подвело наконец почву под старую семейную легенду Достоевских, позволив-иую правнуку писателя А. О. Достоевскому а 1960-е гг. утверждать, что рукописи "Братьев Карамазовых" бшга куплены Цвейгом.

Как известно, архив Цвейга перед его вынужденной эмиграцией из Германии распался на несколько частей, причем наиболее ценную из них писатель продал в Швейцарию, в частные руки. И только сюда, по-видимому, могла попасть рукопись романа "Братья Карамазовы", официально объявленная правительством РСФСР еще в 1920-х гг. похищенным государственным достоянием.

3 Швейцарии же находился до недавнего времени и архив Гр. Робакидзе, поселизсегосп здесь с 1945 г.; сейчас архив возвращен в Грузию, но исследователям пока недоступен. В этом архиве, как и в неопубликованной части архива Цвейга,^ могут обнаружиться

екая возвратит завешанные им рукописи. Так, е^коре после ее смерти в одной из статей сообщаюсь, что ею временно увезены были 1-ая и 2-ая часть "Бесов" и полная рукопись "Братьев Карамазовых" // Творчество Достоевского. Сборник статей под ред. Л. П. Гроссмана. Одесса, 1921. С. У1.

^ В его Собрании сочинений, вышедшем в Германии, имя Робакидзе не упоминается; но не потому, что между писателями на существовало никаких отношений. Дело в том, что шля Робакидзе в Германии находится под запретом.

дополнительные материалы, проливающие свет на историл пропаяй рукописей Достоевского.

В главе рассматривается также судьба архива А. Н. Островского, подвергшегося дробления еще при гизни драматурга. Позднее это дробление продолжалось, и в результате архив сейчас требует г.одробне^Ьзего специального списания с целью соединить хотя бы на страницах такого описания механически разрозненные материалы.

В результате обращения к проблеме состояния архивов только двух названных писателей нами был осуществлен ряд новых публикаций в собраниях сочинений этих писателей. Речь идет о трех ранее неизвестных письмах Достоевского к С. Д. Яновскому, единственной автобиографии Достоевского, возможно, продиктованной им жене, и о небольшом наброске к февральскому выпуску "Дневника писателя" за 1881 г.; был выявлен неизвестный замысел Островского "Биография Кутейника и биография студента", циклы "Афоризмы, замечания и наблюдения пьяного человека" и "Мысли о драматическом искусстве", перевод теоретического сочинения К. Гоцци, а также дневник путешествия драматурга в Крым в 1860 г. и т. д. Начало работы над архивом И. А. Гончарова позволило, например, выявить ранее неизвестный автограф ¿Плана рассказа>, представляющий собой пу-точное повествование из 4 частей и Эпилога, уместивпееся на страничке из тетради.

Вторая глава — "Проблематика исследований творческой истории произведения и различные аспекты в изучении незавершенных произведений и художественных замыслов" — состоит из пяти разделов и посвящена изучении вопросов, касающихся творческой истории таких произведений как роман Ф. М. Достоевского "Бесы", книга-путешествие И. А. Гончарова "Фрегат Паллада»", книга мемуаров "Рассказы бабушки (из воспоминаний пяти поколений), записан-

ныо и собранные еа внуком Д. Благово", роман Н. Г. Черныпевско-го "Что делать?" и отдельные незавершенные замыслы А. С. Пушкина и И. С. Тургенева.

Раздел первый посвящен рассмотрению проблемы авторского замысла и его воплощения на примера судьбы главы "У Тихона" из романа "Бесы". Исследование творческой истории романа "Бесы" с учетом присутствия в нем исключенной по требовании Каткова"главы "У Тихона", а также выводы, основанные на наизй расшифровке и из! тении всех сохранившихся рукописей Третьей части романа, работы по составлению свода вариантов к кзму и последовательного сопоставления текстов Первой редакции, Списка и правки на гранках главы "У Тихона", окончательно разрешают вопрос о возможности включения этой главы в текст романа Св отрицательном плане1.*

1 Первая попытка такого включения, предпринятая в 1935 г. JI. П. Гроссманом, завершилась неудачей. Составитель по сути дела дал Первую и Вторую части ромача в журнальной редакции, введя сюда и главу "У Тихона" в редакции гранок с учетом корректурных л отдельных, бесспорно ложащихся в текст главы, поправок. Значительные затруднения встали по-видимому перед составителем при печатании Третьей части, в которую Достоевский знео серьезные изменения в связи с выпадением главы. В этом случае потребовалось бы вывести из Третьей части элементы текста Достоевского. Тем не менее пожелания о включении главы в текст романа раздаются по сей день. См., напр., издание: Ф. М. Достоевский. У Тихона. Пропущенная глава из романа "Бесы". Вступ. статья Козина. Нью-Йорк, 1964. С. 17; Карякин Ю. Достоевский в канун XXI века. М., 1989. С. 334; ср. Бг. ..¡ettanä-weiiä. Daa ¡Capital "Ii Tichona" аиз dea Еотоп "Зэзу"... £ine textljeschicti'tlicbe Untersuchung. labinroa, ■ 19S5.

Изучение рукописей третьей части "Бесов" позволило сделать серьезнейший для всего романа еывод: первый слой текста этих рукописей представляет собою первоначальную редакцию романа, дописанного с учетом главы "У Тихона" и в дальнейшей правке получившую иной смысл. После того, как судьба главы была решена окончательно, в главу "Последнее странствование Степана Трофимовича" Достоевский ввел сцену чтения книгоношей Евангелия, а на полях рукописи наметил новый план, в соответствии с которым был написан новый вариант всей главы. Взятка из главы "У Тихона" слова из Апокалипсиса "И Ангелу Лаодикайской церкви напиаи..." теперь были введены в сцену чтения книгоношей Нового завета у постели больного Степана Трофимовича. Естественно, что сделать это Досто-евскгй мог только после того, когда судьба главы "У Т/хона" была решена окончательно. Значительной переработке подверглась заключительная глава, особенно письмо Ставрогкна к Дагае.

Таким образом выходом в декабрьской книжке "Русского вестника" последних глав СУ—X) завершилась публикация романа в компромиссном, вынужденном соединении двух, по сути дела, несоединимых частей: первых двух,•опубликованных в 1871 году и отражающих первоначальный замысел Достоевского, а третьей части, представленной в переработанном виде в связи с выпадением важнейшей для всего романа главы.

Скрепить эти части более тесно Достоевский попытался в отдельном издании, подготавливавшемся следом за журнальной публикацией в конце 1872 г. Он вернулся ко Второй части романа, убрав из нее все, что непосредственно вело к выпавшей главе.

Поскольку Вторая часть журнальной редакции была композиционно не завершена, Достоевский перенес в нее главы "Степана Трофимовича описали" и "Флибустьеры. Роковое утро", что совпало о

его начальными планами, а Третью часть начал непосредственно с глав, относящихся к описанию праздника.

К содержанию Трет:-эй части при подготовке отдельного издания писатель более не возвращался, так как после исключения глава "У Тихона" была ухе в журнальной публикации приведена в соответствие с новой окончательно;!, хотя и изуродованной редакцией романа.

О том, что это решение Достоевского вскоре укрепилось окончательно, свидетельствует появление отдельна мотивов главы "У Тихона" в "Подростке", в "Сне смешного человека" и в "Братьях Карамазовых", Наиболее ранним отголоском главы явились два отрывка в "Дневника писателя" на 1873 г. (гл. "Влас" — 21, 36—37)

В результате исключения главы "У Тихона" авторский замысел всего романа был значительно нарушен и даже искажен. Но, как бы ни было понятно желание издать роман в его не искаженном виде, соответствующем первоначальному авторскому замыслу, текстологу приходится считаться с последней авторской волей, подтвержденной писателем в последующем единственном отдельном прижизненном издании романа. И поэтому естественно верным представляется выход, предложенный нами и принятый Редакцией академического издания: поместить реконструированный на основании все.: источников текст главы "У Тихона" следом за текстом романа, в особом Приложении.

Изучение подобных эпизодов в истории создания произведения (а они происходили и с другими романами Достоевского) и изложение их сущности в сопроводительном аппарата соответствующих томов позволяет подготовленным читателям иметь перед глазами подлинный авторский замысел и, исходя из этого, судить о произведении в более полном объеме.

Сам по себе эпизод с выпавшей главой и остался бы лишь эпи-

зодом из творческой истории романа "Бесы", если бы он не был поставлен в ряд со сводом вариантов следующей за ним заключительной главы романа. Именно такое сопоставление и показало, каким роман был задуман писателем.

Во втором разделе поставлен вопрос о роли свода вариантов, о результатах, какие может дать сопоставление всех, в данном случав печатных изданий произведения. Речь идет о книге И. А. Гончарова "Фрегат ^Патлада^". Рукописи ее не сохранились. Утрачен и такой ценный источник для суждения о творческой истории книги как Общий судовой журнал, в который Гончаров во время похода записывал все сколько-нибудь значительные факты и события корабельной жизни. Не сохранилась и рабочая тетрадь писателя ("памятная книжка"; , содержавшая первоначальные редакции будущих глав книги и различные заметки для них. Сохранилась лишь часть автографа главы "Через двадцать лет", а также довольно многочисленные письма Гончарова из плавания, послужившие набросками некоторых начальных глав будущей книги. Начальных потому, что линь на первых порах Гончаров писал друзьям подробнейшие письма, которые сам рассматривал как основу будущих очерков и потому просил своих корреспондентов сберечь письма. Вскоре эти письма становятся суше и короче, и параллельно создаются отдельные очерки, называемые писателем на этой стадии то "путевыми записками", то "главами", то "главами из дневника". Четкого представления о жанре будущей книги на этой стадии у писателя еще не было; работа шла над каждым очерком ("отрывком".) отдельно, и шла, как правило, непосредственно под первым впечатлением. Писателя занимали, как он позднее сам признавался, только два его романа — "Обломов" и "Обрив". "Главы" же из "дневника" начали появляться в периодической печати с мая 1855 до августа 1857 г.

Каковы бы ни были дальнейшие намерения автора книги, пока это действительно были самостоятельные очерки, в полной мере сохранившие те самые дасвшков1;е"подробностп", которыэ в последующей работе над книгой будут тщательно искореняться. Подготовка отдельного издания книги совпала с усиленной работой над "Обло-мовым", и в текстах очерков бил я сдела"ы леть незначительные сокращения, исправления, иногда добавления. Все это но носило характера переработки текста. Нце меньше смог Гончаров уделить вни'англ книге в отдельном издан:::: 1861—1662 гг. И лппь в 1879г., возобновляя по настойчивым требованиям читателей издание "Фрегата «Наллады»", писатель капитально переработал книгу, о чем написал в предисловии. К тому времени Гончаров освободился от работы над романами; новых крупных замыслов у него у?.е не было, и он знал, что больше их но будет, и потоку лишь теперь решился на корэшг/ю переработку книги и приступил к ней со всей свойственной его творческому методу "копотливостьв", то есть так, как в свое время он работал над романами. Продолжил он эту работу и при подготовке книги для двух прижизненных Собраний сочинений 1634 и 1886 гг.

Сразнениа текстов всех предыдущих изданий с изданием 1879 и 1886 гг. привело и еще к одному, вполне неожиданному, выводу: этот окончательный текст книги вырабатывался автором под непосредственны:,» воздействием "Путешествия в Арзрум".

Пушттаское "путешествие" в истории русской путевой прозы занимает совершенно особое место. Оно "взорвало" изнутри традиционный канр, расшатало его, казалось бы, незыблемые каноны и явилось, говоря словами Гончарова, "вечным образцом", который, однако, не был в достаточной степени оценен современниками, хотя влияние его и ощущается в последующих "путешествиях". В самом

деле, книга Гончарова, по форме столь близкая карачзинским "Письмам русского путешественника", абсолютно свободна от тех прилет допушкинских "путешествий", которые так ярко были сформулированы В. А. Чуковским в его известной рецензии на "Путешествие в Малороссию" князя П. Шаликова.

В то время, когда будущая книга "Фрегат¿-Парада»" существовала еще в первоначальном виде, внимание Гончарова, цензуровавшего анненковские "Материалы для биографии А. С. Пушкина",

могли привлечь советы Пушкина своему другу Ф. Ф. Матюшкину, от-

1

правлявшемуся в первое кругосветное плавание.

Есть все основания полагать, что и советы Матюшкину, и методология "Путешествия в Арзрум" легли в основу того окончательного текста гончарозского "путешествия", которое сложилось к 2

1875 г. И именно этот текст снискал признание подлинно новаторского произведения, которое смело разрушило давно сложившиеся эстетические каноны жанра, подняло его на невиданную дотоле высоту и на многие годы само сделалось своеобразным эталоном. Эта "жанровая революция" приобретала тем больший масштаб, что победа, одержанная Гончаровым над канонами жанра "путешествий", была одновременно и одной из выдающихся побед реализма над романтизмом, поскольку к середине 1850-х гг., когда создавалось это произведение, последним оплотом уходящего романтизма оставался в русской

^ См. об этом: Анненков П. В. Материалы для биографии Пушкина. СПб., 1855. С. 165.

о

* По этому же тексту с учетом изменений в двух прижизненных собраниях сочинений и с отдельными исправлениями по всем предыдущим изданиям мы печатали текст книги в изд.: "Фрегат «Наллада»" Л., 1986. (Лит. памятники).

литературе именно жанр "путешествий". Ибо з нем продолкало сказываться влияние "морской прозы" Марлинского, ее экзотически-пышной палитры, ее изобразительно:! и эмоциональной неумеренности.

Книга Гончарова разрушила эту последнюю цитадель романтизма, утвердив новую традицию яалра — реалистическую.

Итак, конкретное текстологическое изучение такой, казалось бы, устоявшейся книги, вопрос о том, что такое "Фрегат ¿Пзляада»" — механическое ли собрание отдельных очерков, книга очерков и т. т. или это целостное литературное произведение, я основе которого ле».ит определенный художественный замысел, можно считать разрешенным. Иное дело — определение жанра книги. Во всяком случае, есть в русской литературе ряд произведений, который, как нам кажется, целесообразно начинать с "Писем русского путешественника" и продолжать "Путешествием в Арзрум", "Фрегатом ¿Паллада?", "Зимними заметками о летних впечатлениях" Ф. М. Достоевского.

Третий -раздел посвящен одному из лучших образцов русской мемуаристики начала XIX в. — книге "Рассказы бабушси Сиз воспоминаний пяти поколений), записанные и собранные ее внуком Д. Бла-гово". В качестве одного из основных моментов рассмотрения был вопрос о проблеме авторства этпх мемуаров, о праве того или иного лица на мемуары, и в частности, о праве н^ воспоминания о собственной жизни человека внешне ничем не замечательного, вполне рядового — каким была "бабушка" — Е. П. Яяькова. И тем не менее ее рассказы, записанные внуком, представляют собою ценнейший исторический источник, являя "живую литературу фактов", воссоздавая живую картину эпохи; ее мемуары соединили в себе не только воспоминания о лично ею виденном и пережитом, но и многое из того, что отразило опыт поколений, как тех, современницей которых она была, так и тех, чьи знания и память отложились в живом уст-

ном предании.

Право того или иного автора на мемуары, на воспоминания о событиях своей жизни связывается обычно либо с тем, насколько этот автор известен, знаменит, либо с тем, насколько ватшы, значительны сами события, очевидцем которых он был.

Елизавета Петроша Янькова но принадлежала к числу людей знаменитых: она была лицом вполне, так сказать, частным, "бесклассной дворянкой", хотя и была ответвлением богатого на знатные имена генеаюгического древа. Не была Янькова причастна к каким-либо особо знаменательным событиям, подробности которых в ее передаче могли бы привлечь внимание историка. Так называемых исторических анекдотов среди ее рассказов немного. И тем не менее эти рассказы с полным основанием могут быть отнесены к числу ценнейших исторических свидетельств, интерес которых состоит на только и да-га не столько в том, что они дополняют в чем-то показания книжных источников, сколько в том, что они воссоздают живую картину эпохи, о которой повествуют, многие и многие как будто незначительные, но на самом дело чрезвычайно характерные и существенные ее приметы, книжными источниками обычно но улавливаемые. Е. П. Янькова не была литеретором и вообще тем, что называют "пишущим человеком". Но она была прирожденным художником, и потому те многообразнейшие "сцены частной жизни", что развернуты в ее рассказах, оказались в подлинном смысла слова художественны:.: полотном, ярко запечатлевшим колорит и самый дух ее времени.

Роль Д. Д. Елагово в создании книги была особой — в том прямом смысле, что если замысел книги осуществился и книга стала тем, чем стала, то это была заслуга именно и преадо всего Елагово. Он не был литератором в профессиональном смысле слова. Юрист по образованию, он и по роду службы был весьма далек от литера-

турной деятельности; последние же годи своей жизни он провал влачи от "мирских" дел. Но он был литератором по сво!'ч наилон-ностям и вкусам и обладал несомненным литературным дарованием. Он ппсал стихи, пьесы, исторические и историко-бкограгические книги, бил крупным библиографом и библиофилом. Выяснению того, какую ке роль он сыграл в создании книги "Рассказы бабупки" и по-свяяена остальная часть раздела. Перед Благово стояла трудная задача — как подать все эти записываемые им в течение десятилетий рассказы? Л он разрешил ее самими простыми, на первый взгляд, средствами, "просто" предоставив слово самой рассказчице, нигде как-будто не вмешиваясь в ее рассказ. Однако в этом-то кап раз л заключалась особая трудность задачи и особое чутье Елагово-ху-дожника. Ибо та повествовательная аритмия, та подчас весьма прихотливая связь, в которой излагаются самые разнообразные и разнородные события, могла выглядеть достаточно мотивированной и естественной лишь при одном, но совершенно обязательном условии -при том, если бы был правильно и твердо "поставлен" образ-характер рассказчицы. Только приняв ее точку зрения, только усвоив строй ее восприятия, читатель получал возможность в полной мера оценить и всю достоверность того, о чем она рассказача. Благово удалось достигнуть этого средствами, на первый взгляд чрезвычайно простыми. Ибо и его "приведение в порядок" записанных рассказов, и "присоединение одного рассказа к другому" диктовалось на стремлением соблюсти внешнюю последовательность эпизодов, а продуманной и худохествекно-оправданной попыткой организовать эту последовательность в соответствии тленно с логикой характера Елизаветы Петровны, с природой еэ "повествовательного темперамента". Оттого так непринужденно-проста композиция повествования, так емки, так окружены "воздухом эпоха" даже самые мелкие

и как будто незначительные эпизоды. Оттого так естественна и органична "связв времен", связь тех исторических пяти поколений, пути и судьбы которых ярко запечатлелись в памяти "бабушки".

В четвертом разделе рассмотрен один из моментов сложной творческой истории романа Н. Г. Чернышевского "Что делать?". Ос-

■ л

новой послуггла наша расшифровка черновика романа. Сопоставительный анализ всех расшифрованных слоев автографа показал, что роман от черновика к журнальному тексту подвергся существеннейшей переработка. Сравнение же чернового автографа с журнальной редакцией показало основные направления последующей чьреработки текста.

В разделе пятом — речь идет о пушкинском ¿Тазите> и "Русском немце и реформаторе" И. С. Тургенева.

Так, в частности, нами был изучен текст не публиковавшейся при жизни Пушкина поэмы ¿Тазит?. Методика, применявшаяся ранее по отношению к поэме, исходила из намерения воссоздать замысел этого незавершенного произведения не столько на основе того, что содержится в дошедшем до нас текста, сколько из того, что дают его планы и другие косвенные источники. Мн же строили работу в основном на самом тексте поэмы, из которого следует преяде всего, что в центре ее лежит трагедия личности. Трагедия, заключавшаяся

* Она помещена в изд.: Чернышевский Н. Г. Что делать? Л., 1975 (серия Литературные памятники). Для прочтения автографа нами был изучен шифр, применявшийся автором во время работы над романом, проходившей в условиях Петропавловской крепости. Этот шифр приводен в Приложении IX к диссертации. В результате пересмотра прежде частично расшифрованных рукописей Чернышевского выяснилось, что вез они требуют новой расшифровки.

в том, что герою поэмы присущи черты характера, резко отличающие его от соплеменников.

На наш взгляд, обозначение "хр<истианин>", содержащееся во втором пункте двух последних программ, употреблено Пушкиным не в прямом смысле, а в том, что Тазиту присущи черты характера, отличающие его от соплеменников: сн пропустил с миром, а не ограбил едущего мимо него тифлисского армянина с товаром; он не притащил на аркане беглого раба своей семьи; он наконец не умертвил убийцу брата, пожалев его, раненого и безоружного. Тазит знает, что ■ все это вызовет осуждение и гнев отца — но не может поступить иначе. И в этом смысле употребляет Пушкин понятие "христианин", являющееся для него синонимом незлобливости, способности к состраданию, прощению. Но не только эти черты выделяет Пушкин в характере героя. Да они и не основные. В самом тексте поэмы содержатся все необходимые данные для того, чтобы объяснить его характер, не прибегая ни к христианским, ни к социально-историческим мотивировкам. А эти данные текста со всей определенностью ' говорят, что новый герой Пушкина — прежде всего поэт, художник, мечтатель. И все поведение Тазита в дальнейшем хода поэмы этим объясняется.

Во второй, недописанной части поэмы, композиционно повторяющей первую, к характеру Тазита ничего не прибавляется. Посла трагического накала конца первой части драча, связанная с отказом отца девушки, уже не столь остра.

Одна из замечательнейших особенностей композиции поэмы состоит в том, что вся эпическая ее линия должна была реализоваться в ретроспективном плана, т. е. как раскрытие и объяснение того фактического эпилога, которым является сцена праздника в долине.

Эпчческая же линия поэмы, намечавшаяся первоначальными планами, привела бы Пушкина к тому старому романтическому канону, который ухе был им реализован когда-то в "Кавказском пленнике". Романтическая экзотика возможного продолжения не могла идти ни в какое сравнение с гениальным драматизмом подлинной трзгедии, каков уже стала первая часть "второй кавказской поэмы".

В составе "Записок охотника" 11. С. Тургенева было еще несколько замыслов, оставшихся нереализованными, и в том числе рассказы "Реформатор" и "Русский немец", впоследствии соединившиеся в общем сюжете, озаглаатенном "Реформатор и русский нэ«юц". Сопоставив этот замысел с рассказом "Однодворец Овсяников", мы обнаружили почти полное сходство ситуаций, явивиееся следствием еще более глубокого совпадения — парадоксального совпадения прямо противополойных характеров: славянофильский романтизм героя второго рассказа оказывается для крестьян таким же тяжким наказанием, как и Ездорный рационализм "русского немца". И в этом мы видим одну из причин того, что рассказ не был завершен.

Третья глаза — "Соррзменные текстологические исследования и публтттаплп: их тюль и место в ряду других историко-литературных изучений" — посвящена вопросам, связанным с различными аспектами текстологических исследований: здесь и частные проблемы, возникающие либо в ходе разработки история текста произведения (инторпрэтац;;я замысла), либо связанные с определенными реалиями, отразившимися в тексте произведения. Глава завершается разделом, в котором рассматривается проблема исправлений, вносимых в авторский текст. Она содержит ряд заметок, имеющих цельй показать, насколько в текстологии важна точность при чтении автографов писателя и какие серьезные последствия влекут за собой некоторые даже отдельные неверные прочтения.

В первом раздела — «Роман "Обломов". Вехи интерпретации » обращается особое внимание на неудовлетворенность Гончарова критикой своих романов и, в частности, "Обломова". На первый взгляд, его вполне устроила и статья Добролюбова и "разбор" Дружинина. И тем не менее, он неоднократно жаловался на то, что никто не сумел прочесть того, что у него содержалось "между строками", что "не видели, не могли или не хотели видеть того, что я вижу сам" и т. д. и т. п. Неумение же прочесть "между строками" привело, на его взгляд, к непониманию его героев. Так, по словам писателя, относящимся к французскому исследователю его творчества, "...слона, главного <он> не заметил, что в старухе Бабушке (."Обрыв"), в Обломове, в Райском и двух девушках — Вере и Марфлтаке — с любовью выражается все _то, что^эсть хорошего в_русском_ человеке".1 Из этих слов следует прежде всего, что Обломова ни в коем случае нельзя было сводить лишь к обломовщине. Более того, подхваченный Добролюбовым по отношению к Обломову гончаровский термин "обломовщина" сослужил впоследствии плохую службу: в лиюра-туроведении стал складываться социологический портрет Обломова, подпавший под возвратное влияние термина "обломовщина",со смыслом, который вложил в него Добролюбов.

Социологический подход (т. е. принцип исторического детерминизма) для характеристики и интерпретация Обломова важен, но недостаточен. Не менее важен и вопрос о личности, подвергающейся влиянию этих исторических условий. Водь именно ее характер "регулирует", "дозирует" влияние условий. Вот потому-то добролюбовская интерпретация Обломова и является недостаточной; перечисляя все то, что в окружающей действительности поддерживает некоторые об-

1 Гончаров И. А. Собр. соч. В 8 т. Т. 0. П., 1980. С. 461.

ломовскче свойства — лень, пассивность, вялость, апатию а т. д., критик игнорируем то, что создало Облсмова и каким он был создан. Бедь не случайно такой проницательный критик, как Достоевский признал Обломова сродни своему князю Мышкину. Чрезвычайно плодотворен, на наш взгляд, подход к личности Обломова, обнаруженный Б. М. Энгельгардтом: "Сущность ее (обломовщины — Т.0.1, — писал ученый в неизданной монографии, — заключается не в «лени*, «.распущенности^, «дряблости» и других ¿¿способностях» и «свойствах», нередко приписываемых русскому человеку вообще, а в особой оформленности практического сознания: в том, что месгэ творческих норм, стоящих над хизныо, заняли в нем фантастические представления об идеальных формах жизни, сочетающиеся при этом с верой в их реальную данность в действительности".

В разделе обращено также внимание на смысловое значение фамилии героя.

Сам Гончаров указывал, что "Сон" — истинное заглавие романа, проявляющее его сущность: "Я закончил свою вторую картину

1

русской жизни, Сна, нигде не пробудив самого героя, Обломова". В современном литературоведении фамилия героя обычно связывается со словами "облом", "обломок", "облый" (круглый). Причем все эти слова сопоставляются непосредственно с фамилией героя. Но ведь его фамилия образована в силу устойчивой русской традиции от названия Обломовкл! И это необходимо иметь в виду при попытке трактовать происхождение фамилии героя. Но необходимо принять во витание также, что господствующим мотивом всего романа является мотив "погасания": апатия, сон, безучастность героя ко всему; жизнь его есть сон, и сама смерть героя — тоже род сна. В сло-

1 Там же. С. 76.

варе В. И. Даля отсутствует одно значение слова "обломон" — "сон-обломон" русских сказок; "обло.мный сон" — сон мертвящий, как бы придавливающий человека могильным калием; именно сон-обло-мон объял Обломовку в главе "Сон Обломова". У сказочного "сна-об-ломона", которым объята Обломовка, есть еще один смысловой оттенок — сонного зачарованного царства; сон же на выборгской Обломовка — это уже смерть... В этом, на наш взгляд, и ключ к образу героя, и смысл его фамилии.

Во втором разделе —«Прототипы (к проблеме выбора источника прототипа)?— на ряде примеров проводится простая истина, что вполне основательным выбор того или иного прототипа может считаться лишь в том случае, если находится авторское подтверждение — содержится ле такое подтверждение в самом тексте произведения, в его эпистолярии или мемуарной литературе Стак, благодаря переписке Тургенева с А. Л. Мещерским бил выявлен прототип одного из персонажей "Дыма" — Финикова).

В связи с героем "Бесов" Ставрогиным представляется возможным остановиться еще на одном его прототипе, не менее правдоподобном, чем, например, Бакунин или Спешнев. Основанием для этого является прежде всего один пассаж из окончательного текста романа. Имеется в виду рассуждение рассказчика об иных (по сравнению с современниками) "легендарных господах" "доброго старого времени", которые напомнили ему Ставрогина. "Я, пожалуй, сравнил бы его с иными прошедшими господами, о которых уцелели теперь в нашем обществе некоторые легендарные воспоминания" (X, 165). Принимая во внимание контекст, в котором находится эта фраза (речь идет о том, что герой на дуэли "мог бы стоять под выстрелом противника хладнокровно, сам целить и убивать до зверства спокойно (курсив наш. — Т.О.), а также целый ряд'деталей из подготови-

тельных материалов к роману (донжуанская репутация героя, ужасные "страсти", которые борются в нем "с подвигом", поиски героем "подвига, дела действительного и т. д. и т. п.), мы сближаем Ставрогина с легендарной личностью недавнего времени, обладавшего "великой праздной силой, ушедшей нарочито в мерзость'',^ и в то же время истинного героя 1812 года — 0. И. Толстым-Американцем. Более того, в подготовительных материалах к "Бесам" обнаруживаются прямые отсылки к его биографии. Так, в одной из ранних разработок "князя-аристократа" говорится: "Управляет имениями" (XI, 100) — в биографии 0. И. Толстого был и такой -пизод. "Он в высшей степени гражданин" (XI, 101), — пишет Достоевский. Факты героизма Толстого в Шведской войне и в войне 1812 г. были общеизвестны. "Христианское смирение и самоосуждение" (XI, 116) -отмечает в своем герое Достоевский. Известен факт покаяния Толстого под конец жизни, а также то, что он сделался богомольны:.! и умер христианином. Еще более обильны параллели с тем Ставроги-ным, который остался в окончательном тексте романа: Ставрогин начал свою службу "в одном из самых ьидных гвардейских кавалерийских полков" (X, 35) — Толстой также служил в гвардии Преобра-

1 Герцен А. И. Собр. соч. В 30 т. Т. УШ. М., 1956. С. 242. Известно, что Достоевский во время работы над "Бесами" не раз обращался к "Былому и думам" и, естественно, что он не мог пропустить блестящую характеристику этого человека, "буйные преступления которого" объяснялись "удушливой пустотой и немотой русской жизни": "Он буйствовал, обыгрывал, дрался, уродовал людей, разорял семейства лет двадцать сряду <•.. •> Кенатый на цыганке, он превратил свой дом в игорный, проводил все время в оргиях, все ночи за картами..." (там же. С. 242—243).

женском полку, из которого за неоднократные убийства на дуэлях и прочло "проступки" был разжалован; Ставрогин "изъездил всю Европу, был даче в Египте и заезжал в Иерусалим; потом примазатея где-то к какой-то ученой экспедиции в Исландию..." (X, 45). Толстой был участником первой русской кругосветной экспедиции 1803—1806 гг., к которой тоже "примазался" вместо своего родственника и однофамильца, чтобы избежать наказания за очередной "проступок". Количество параллелей можно было бы умножить, но они лишь еще подчеркнули бы связь между "легендарным" Толстым и "загадочным и романтическим" (X, 179) героем "Бесов", сущность которого хорошо перодается излюбленным словечком Достоевского "безу-дери".

В третьем разделе — обращено внимание на тот факт, что ежедневное чтение газет служило Достоевскому подчас дополнительным творческим импульсом в процессе создания того или иного произведения. Так оказалось возможным, опираясь на утверждение писателя о том, что сюжет "Преступления и наказания" "вовсе не гкс-' центричен", что "нескольго__случаев, б^иих__в .самоа последнее время, убедили <.. .> что^уб1<Яца_ развмой_и даже хороших наклонностей м4хтодой> человек..." ОСШ^, 137), найти на страницах одной из петербургских газет такого "развитого" молодого человека "хороших наклонностей", совершившего убийство в результате грубых оскорблений, которым он подвергся со стороны ростовщика. Кроме того, целый ряд деталей из серии газетных публикаций об этом убийце попали на страницы романа Достоевского. Все это позволило признать газетную хронику не только творческим импульсом, способствовавшим переходу к созданию окончательного текста, но и увидеть в герое хроники один из наиболее вероятных прототипов Раскольни-кова.

Четвертый раздел главы посвящен вопросу о взаимоотношениях двух современников — Гончарова и Достоевского. Например, прослеживается определенная связь между героями романов "Обломов" и "Идиот", между главой "Сон Обломова" и рассказом "Сон смешного человека"; между книгой "Фрегат«Паллада-й" и "Зимними заметками о летних впечатлениях". Возможно такжэ, что с "Обломов™" была связана и еще одна задуманная Достоевским работа. В планах на 1860 год, набросанных в конце 1859 — начале 1'860 г., Достоевский, после "передяланного" "Двойника" и "отрывков" "Записки каторжника" вписал: "Апатия и впечатления". Не ксключегз, что с этой же записью связана и другая его работа — из записной книжки этого ие времени. Здесь, среди задуманных писателем критических статей, записано: "Гончаров". Статья написана не была, но судя по времени замысла, она могла быть посвящена именно "разбору" "Обломова" и в таком случае может соотноситься с замыслом "Апатия и впечатления". Водь апатия — это основное свойство героя "Обломова".

Материал главы во многом дополняет комментарий к отдельным произведениям Достоевского и Гончарова и может служить основой для будущего монографического исследования на тему "Достоевский п Гончаров".

К теме этого раздела примыкает и следующий, посвященный литературному окружению Достоевского 1860—1865 гг. Речь идет о редакционном кружке журналов "Время" и "Эпоха" Ф. М. и M. М. Достоевских, существовавшем с осени 1860 г. до начала 1865 г. В разделе продолжена разработка темы отношений писателя с рядом основных сотрудников журнала, определен состав кружка, характер собраний.

При изучении творческой истории отдельных классических произведений принято обращаться не только к работам критиков и ис-

следователей, современных автору, но и к трудам новолших исследователей. Одним из самых блестящих исследователей творчества И. А. Гончарова был выдающийся литературовед Б. ¡.1. Энгельгардт. Очередной -раздел главы и посвящен его работе об этом писателе. В рукописном отделе Пушкинского дома сохранилась монография ученого о книге "Фрегат *Паллада>". В этой монографии, написанной в 20-е гг., содержатся не только богатейшие наблюдения, касающиеся творческой истории и жанра книги Гончарова, но и ряд положений, касающихся периодизации творчества писателя, характера "предгон-чаровского" романтизма, дилентантизма романтического сознания вообще; здесь дано серьезное историко-литературное осмысление гон-чаровской трилогии и сделаны чрезвычайно интересные и, на наш взгляд, абсолютно справедливые выводы относительно понятия "обломовщина".

Заюпочитяльнчй раздел главы посвящен проблеме точности в текстологии. Весьма характерной иллюстрацией в этом плане пред- . ставлязтся пример из стихотворения А. И. Баласогло "А.Н.В.", посвященного памяти Пушкина. Комментария потребовало выражение "буйный недоносок". Оказалось, что это выражение появилось в результате неверного прочтения строк автографа (ныне утраченного). В автографе же несомненно присутствовал "бедный недоносок" (это и графически видно) — из обработанной Пушкиным народной песни "Уродился я, бедный недоносок..."

В Заключении подводятся основные итоги исследования.

Содержание диссертации отражено в следующих печатных работах (обшим объемом 30 авт. л.):

1. "Дым". 0 прототипе одного из персонажей // Тургеневский сборник. П. М.; Л., 1966. С. 173—178.

2. "Реформатор и русский немец". Неосуществленный замысел // Тургеневский сборник. 1У. Л., 1968. С. 97—113.

3. Фольклористические интересы Тургенева // Тургеневский сборник. 1У. Л., 1968. С. 240—250.

4. Бесы. Глава "У Тихона". Творческая история (при участии Н. Ф. Будановой) // Достоевский Ф. М. Поля. собр. соч. В 30 т. Т. 12. С. 237—253.

5. А. Н. Островский. "Иван-царевич".Творческая история // Островский А. Н. Полн. собр. соч. В 12 т. Т. 6. М., 1976. С. 513—528.

6. Роман Н. Г. Чернышевского "Что делать?". (К истории текста.) // Русская литература. 1977. ß 3. С. 115—127.

7. А. Н. Островский. Фрагмент драмы, посвященной Ксении Годуновой ; < Песня еврея>; Сзат Оадеич ; Масленица ; Скоморох

и др. Творческая история // Островский А. Н. Полн собр. соч. В 12 т. Т. 7. М., 1977. С. 598—602.

8. А. Н. Островский. Из поездки в Крым с А. Е. Мартыновым в 1860 г. // Русская литература, 1977, » 1. С. 136—141.

9. А. Н. Островский. Статьи. Записки. Речи. Путевые заметки. Дневники. Литературные записи. Творческая история // А. Н. Островский. Собр. соч. В 12 т. Т. 10. М., 1978. С. 588—669.

10. Серии "Литературные памятники" — 30 лет // Извостия ОЛЯ. Т. 39. М., 1980. il. С. 47—60.

11. От "Путешествия в Арзрум" к "Фрегату «НалладаУ'. Пушкин и Гончаров // Болдинские чтения. Горький, 1981. С. 156—166.

12. Кавказский дневник Александра Николаевича Островского // Вопросы литературных взаимосвязей. Ш. Тбилиси. 1981. С. 36—46.

13. Об одной главе февральского выпуска "Дневника писателя" за 1881 г. // Достоевский. Материалы и исследования. Т. 6. Л., 1985. С. 236—238.

14. Достоевский и рассказы А. В. Кэрвин-Круковской (Наклар) // Достоевский. Материалы и исследования. Т. 6. Л., 1985.

С. 238—241.

15. История создания "Фрегата лПаллада>>" // Гончаров И. А. Фрегат "Наллада". Издание подготовила Т. И. Орнатская. Л., 1986 (Серия "Литературные памятники"). С. 763—787.

16. К истории создания романа "Преступление и наказание" // Достоевский. Материалы и исследования. Т. 7. Л., 1987.

С. 48—53.

17. Забытый отзыв о "Записках из Мертвого дома" // Достоевский. ¡Материалы и исследования. Т. 7. Л., 1987. С. 165—166.

18. "Крокодил". "Подросток" (Дополнение к комментарию) // Достоевский. Материалы и исследования. Т. 7. Л., 1987. С. 169—172.

19. Деятельность Достоевского в Обществе для пособия предающимся литераторам и ученым (1859—1866) // Достоевский. Материалы и исследования. Т. 7. Л., 1907. С. 238—261.

20. Редакционный литературный кружок Ф. М. и М. ,М. Достоевских (1860—1865 гг.) //Достоевский. Материалы и Исследования. Т. 8. Л., 1988. С. 247—263.

21. Рассказы Е. П. Яньковой, записанные Д. Д. Елагово // Рассказы бабушки. Из воспоминаний пяти поколений... Издание подготовила Т. И. Орнатская. Л., 1939 (Серия "Литературные памятники). С. 342—375.

22. Литературная кадриль в романе "Бесы" // Достоевский Ф.М. Т. 9. Л., 0,5 а. л.

'.автора.

Кроме того, текстологические разыскания-диссертации вошли в подготовленные ею (вместе с другими составителями) тома академических Собраний сочинений А. П. Чехова (Тт. 7—9), И. С. Тур-

генева (Письма. Тт. 10—1З2), Ф. М. Достоевского (Тт. 1, 11—12, 18—20, 22, 23—24, 26—ЗС2), а также книги: России верные сыны. Отечественная война 1812 года в русской литературе первой поло-вини XIX века. Тт. 1, 2. Сост Л. Емельянов, Т. Орнатская. Комментарий Т. Орнатской, М. Турьян. Л., 1988; В. В. Крестовский. Петербургские трущобы. Тт. 1—2. Подготовка текста, примечания Т. И. Орнатской. Бступ. статьям. Отрадина. Л., 1990.