автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.02
диссертация на тему: Церковь и государство на Руси в XV -начале XVI вв.

Полный текст автореферата диссертации по теме "Церковь и государство на Руси в XV -начале XVI вв."

САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

О М На правах рукописи

АЛЕКСЕЕВ Алексей Иванович

ЦЕРКОВЬ И ГОСУДАРСТВО НА РУСИ В XV-НАЧАЛЕ XVI ВВ. (РАННИЙ ЭТАП ИОСИФЛЯНСТВА И НЕСТЯЖАТЕЛЬСТВА)

Специальность 07.00.02 - Отечественная история

Автореферат

диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук

Санкт-Петербург 1998

Работа выполнена на кафедре русской истории исторического факультета Санкт-Петербургского государственного университета.

Научный руководитель:

Официальные оппоненты:

Ведущее учреждение:

доктор исторических наук, профессор Р.Г.Скрынников

доктор филологических наук, профессор Г.М.Прохоров.

доктор исторических наук, профессор А.Ю.Дворниченко

Российский Государственный педагогический университет имени А.И.Герцена

Защита состоится

СШлХЩгХ, 1998 г_ в /г часов на заседании диссертационного Совета К - 063.57.11 по защите диссертаций на соискание ученой степени кандидата исторических наук в Санкт-Петербургском государственном университете по адресу: 199034, Санкт-Петербург, Менделеевская линия д. 5, ауд. 70.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке им. A.M. Горького Санкт-Петербургского государственного университета.

Автореферат разослан 09 1998 г.

Ученый секретарь диссертационного Совета кандидат исторических наук

JI.B. Выскочков

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность темы.

История православной церкви неотделима от истории Московского государства. Идеальным образцом их взаимоотношений на Руси была византийская модель симфонии светской и духовной властей. В исторической действительности взаимоотношения определялись складывающимся балансом сил и авторитетом каждой из сторон. Церков-но-государственные отношения, оформившиеся на Руси к середине XV в., характеризовались тесным переплетением функций церковных и государственных институтов. Доминирующим, однако, оказывалось влияние великокняжеской власти.

Со времен Дмитрия Донского, когда великое княжение Владимирское сделалось наследственным владением в роду князей Московского дома, явственно обозначилась ситуация подчинения духовной власти светским властям. Но решающим нарушением баланса сил между государством и церковью в пользу государства стало фактическое утверждение автокефалии русской церкви, лишившее ее заступничества константинопольского патриарха. Осознание далеко идущей общности интересов государства и церкви в период антиордынской борьбы сменилось со стороны великокняжекой власти стремлением единолично регулировать сферу компетенции, издревле составлявшую прерогативу церковной организации.

Переход церковных учреждений к обладанию земельными вотчинами, совершившийся в XIV - XV столетиях создал область столкновения интересов церкви с правами государственного и частного патроната, неизвестную практике прежних веков. Нарастающей конфликтностью во взаимоотношениях государства и церкви характеризуется эпоха Ивана III. Апогеем противостояния светской и церковной властей стал церковный собор 1503 г., на котором обсуждался план конфискации монастырских вотчин. Достоверность этого события в новейшей научной литературе ставится под сомнение. Исторический контекст церковно-государственных имущественных споров по сей день остается неопределенным.

Столкновение двух религиозных идеалов, отстаиваемых "иосифлянами" и "нестяжателями", свидетельствует о ситуации кризиса традиции, внутри которой вызрели две взаимоисключающие концепции. Очевидно, для понимания причин зарождения и этапов генезиса этих движений необходимо определить отправную точку будущего конфликта, проследить моменты нарастания нового качества, приведшие к появлению взаимоисключающих ответов на "вызов эпохи", общий для духовных движений на Руси XV - начала XVI вв.

Хронологические рамки исследования охватывают в основном период с конца XIV в. (начало интенсивного внедрения заупокойно-

поминального культа и распространение практики подушных вкладов) и до 1503 г. (церковный собор на котором фактически совершилось признание неотчуждаемости церковных имуществ). Наиболее подробно рассматриваются взаимоотношения государства и церкви в годы великого княжения Ивана III.

Степень изученности темы.

История церковно-государственных отношений на Руси в период великого княжения Ивана III в связи с борьбой внутрицерковных группировок иосифлян и нестяжателей многократно становилась предметом исследования в начной литературе. Большинство памятников, относящихся к полемике иосифлян и нестяжателен, было введено в научный оборот трудами дореволюционных ученых: "Соборный ответ 1503 г." в двух редакциях (Н.М.Карамзин, И.Хрущов, А.С.Павлов); сочинения Вассиана Патрикеева (А.С.Павлов, В.С.Ключевский); "Житие" Иосифа Волоцкого, впоследствии атрибутированное Льву Филологу (К.Н.Невоструев, С.А.Белокуров, С.Иванов); анонимное "Письмо о негаобках иноков Кириллова и Иосифова монастырей" (П.М.Строев).

Социально-экономическая подоплека конфликта между двумя внутрицерковными группировками получила разработку в исследованиях А.Лакиера, В.А.Мшпотина, А.С.Павлова, В.О.Ключевского, С.В.Рождественского, Н.А.Рожкова и др.

В предельно обобщенном виде концепцию существования и борьбы иосифлян и нестяжателей, оформившуюся в дореволюционной историографии можно представить следующим образом: экономические интересы государства и высшего слоя аристократии (боярства) ущемлялись ростом монастырского землевладения, что и послужило поводом для возникновения нестяжательства; в то же время великокняжеская власть, вставшая на путь последовательного ограничения прав бояр и княжат, была заинтересована в политической поддержке влиятельных монашеских корпораций, интересы которых представляли иосифляне.1 Данный взгляд, при котором содержанием внутрицер-ковной полемики оказывалось выражение поземельных противоречий государства и церкви, получил в дальнейшем широкое распространение в советской историографии.

Трудами А.В.Горского, К.И.Невосгруева, И.Хрущова, Е.Е.Голубинского, В.А.Малинина и др. были введены в оборот новые источники, способствовавшие более основательному изучению внутрицерковных движений рубежа XV - XVI вв. Однако, результаты этих работ не были в полной мере освоены в научной литературе той поры. Не были учтены критические замечания выдвинутые против концепции Милютина - Павлова Макарием (Булгаковым), не получили даль-

1 См.: Мелиоранский Б. Секуляризация в России II Энцшаюпедаческий словарь Брокгауз - Ефрон. Т. 57, С. 332 - 334.

нейшей разработки проблемы правового статуса церковных имуществ, намеченные в работах М.Горчакова и И.С. Бердникова.* К числу наиболее перспективных в дореволюционной историографии попыток определить природу несгяжательства следует отнести: исследование сочинений Нила Сорского (М.С.Боровкова-Майкова); изучение его возможных византийских и болгарских истоков (К.Ф.Радченко); исследование традиций монашеского устроения в связи с полемикой вокруг нестяжательского идеала (Н.К.Никольский, С.И.Смирнов); попытки проследить нестяжательские тенденции севернорусских монастырей на агиографическом и актовом материале (Н.К.Никольский, А.П. Кадлу-бовский).

Зарубежная историография по настоящей теме в значительной степени оформилась под влиянием работ эмигрантских историков Г.П.Федотова, о. Г.Флоровского и А.В.Карташева. Интересные выводы общего и частного характера были сделаны в работах Ф.Д.Лилиенфельд (сравнительный анализ монастырских уставов Нила и Иосифа), Х.Д.Депмана (церковно-государственный контекст споров иосифлян с нестяжателями), о. И.Мейендорфа (о византийских корнях нестяжательства), Э.Хеша, Д.Гольдфранка и некоторых других авторов.

Начало радикальному пересмотру существующей историографической традиции положил выход сборника статей участников Гарвардского семинара профессора Э.Кинана, специально посвященный истории церковного собора 1503 г.2 Наиболее последовательную концепцию подложности материалов о соборе 1503 г. предложил Д.Островский.3 Он пришел к выводу об отсутствии в России рубежа XV - XVI вв. противоречий в поземельной сфере. Согласно другому выводу исследователя борьба группировок иосифлян и нестяжателей в том виде, как ее изображают сохранившиеся полемические источники, никогда не имела места в действительности. Эпохой подлинных споров о монастырских землях стал период "Стоглава", когда и была "сконструирована" версия секуляризационного собора 1503 г. Специальное рассмотрение учения Нила Сорского привело Д.Островски к выводу о том, что оно исключало возможность участия Сорского аскета в любом политически активном действии, каким могло быть выступление на соборе 1503 г.4

1 Горчаков М. О земельных владениях всероссийских митрополитов, патриархов и св. синода. Спб., 1871; Бердников И.С. Краткий курс церковного права православной церкви. Казань, 1913.

2 The Council of 1503: Source Studies and Qestions of Ecclesiastical Landowning in Sixteenth Century. Cambridge, Mass., 1977.

3 Ostrowski D. A "Fontological" Investigation of the Muscovite Church Council of 1503. 1977.

5 Ostrowski D. Council of 1503, Orthodox Church II The Modem Encyclopedia of Religions in Russia and the Soviet Union. Vol. 5,1993, S. 231.

4 Ostrowski D. Lowing Silence and Avoiding Pleasant Conversations: The Political Views of NB Sorskii II Harvard Ukranian Studies. Камень Краеуголень. Rhetoric of the Medieval Slavic world. Vol. XIX, 1995, P. 476 - 496.

В советской историографии до 50-х гг. ряд проблемных моментов, связанных с историей иосифлянства и нестяжательства, получил освещение в работах В.Ф. Ржиги, А.Д. Седельникова, И.П. Еремина, Б.А. Рыбакова, И.У. Будовница и др. Практически без изменений схема Милютина - Павлова оказалась воспроизведена в труде Л.В. Череп-нина. В 50-х - 60-х гг. источниковая база была значительно расширена публикацией новых источников: "Послания Иосифа Волоцкого" (А.А.Зимин, Я.С.Лурье); "Слово иное" (Ю.К.Бегунов); сочинения Вас-сиана Патрикеева (Н.А.Казакова). Новые концепции полемики иосифлян и нестяжательсгва в контексте церковно-государственных отношений были созданы трудами А.А.Зимина, Я.С.Лурье, Г.Н.Моисеевой, Н.А.Казаковой, Н.В.Синициной.

Относительно природы и времени возникновения двух внутри-церковных группировок в советской историограф™ оформились две основные точки зрения. Сторонники тезиса о раннем зарождении обоих течений (Н.А.Казакова, Ю.К.Бегунов, Н.В.Синицина) склонны понимать конфликт между ними, как результат столкновения взаимоисключающих концепций организации монашества, которые вызрели внутри русской церкви в течении XV в. Другие исследователи (Я.С.Лурье, А.А.Зимин, Г.Н.Моисеева, И.В.Курукин) полагали, что предметом спора являлся не вопрос о "нестяжании", а вопрос о монастырском землевладении, обострившийся в первой половине XVI в., и напрямую не связанный с именами Нила Сорского и Иосифа Волоцкого.

За последние годы получила известность точка зрения Д.Островски, поддержанная в работах А.И.Плигузова.1 Анализ сочинений Вассиана Патрикеева привел А.И.Плигузова к выводу, что нестяжательство как внутрицерковное течение зародилось не ранее 30-х гг. XVI в. и не было связано с именем Нила Сорского. В целом ряде работ А.И.Плигузовым были заново рассмотрены источники о церковном соборе 1503 г. Их создание в эпоху "Стоглава" рассматривается как масштабная фальсификация в защиту владельческих прав русской церкви.2

Уже давно был отмечен парадокс, что на роль социальной базы нестяжательства оказались претендующими все сословия средневековой Руси. Это обстоятельство свидетельствовало о серьезном кризисе, назревшем в историографии проблемы. Изучаемые явления (политика ограничения монастырского землевладения правительством Ивана III, полемика учеников Нила и Иосифа) зачастую включались в чуждый им контекст (западноевропейская Реформация, секуляризация, Контрреформация). Практически без внимания исследователей остались вопро-

1 Перечень статей указан: Плигузов А.И. Историографические заметки о "нестяжательстве" II Архив русской истории. Вып. 2, М., 1992, С. 30 -32.

2 Плшуюв А.И. "Соборный ответ 1503 г." II Русский феодальный архив. М., 1988, Ч. IV, С. 749 -813.

сы соотношения церковной и светской юрисдикции, эволюции правового статуса монастырских вотчин, комплекс проблем, связанный с религиозно-культовыми факторами, в первую очередь, связь между теологическими доктринами и ментальными установками русского средневековья.

Цели и задачи исследования.

Целью диссертационного исследования является изучение зарождения и ранней истории (до 1503 г. включительно) внугрицерковных движений иосифлян и нестяжателей в контексте взаимоотношений церкви и государства на Руси в XV - начале XVI вв. В соответствия с целью исследования сформулированы основные задачи:

Изучение взаимоотношений церкви и государства в XV - начале XVI вв.

Сравнительно-историческое изучение феномена ожиданий конца света в Западной Европе, Византии и на Руси.

Исследование смены типа религиозности на Руси в конце XIV -XVI вв. под влиянием эсхатологических ожиданий и последствия этого явления.

Исследование правового статуса церковных имуществ и динамики его изменения в XIV - XVI вв.

Изучение церковной политики правительства Ивана III.

Исследование источников о соборе 1503 г.

Изучение церковного-собора 1503 г.. и его роли в истории взаимоотношений светской и церковной властей.

Большое внимание в диссертации уделено вопросам изучения религиозности, средневековому менталитету. Впервые поставлена проблема смены типов религиозности, как в результате более глубокой христианизации русского общества, так и под влиянием эсхатологической традиции византийской книжности.

Обзор источников.

Наряду с кругом традиционно привлекаемых источников: летописей, актового материала, "житий", посланий иерархов и др. были широко привлечены памятники церковной литературы, материал учительных и церковно-полемических сборников, синодиков, вкладных и кормовых книг. Важнейшее место среди них занимают практически неисследованные сборники из собраний отделов рукописей РГБ и РНБ, посвященные церковно-богословской тематике.

Интереснейшим памятником эпохи является "Трифоновский сборник"(XIV - XV вв.) (РНБ, Соф. собр. 1262). Большинство статей этого сборника обнаруживают связь с эсхатологической тематикой, среда них и те, что посвящены вопросам имущественных прав церкви, правам и обязанностям духовенства и др. ранее квалифицированные как еретические. По преобладанию покаянно-аскетических статей выделены сборники РНБ, Софийское собрание, N 1285; Кирилло-

Белозерское собрание N 4/1081; N 16/1093; N 12/1089 и др. В собраниях ОР РНБ проанализирован также ряд церковно-полемических сборников XV в. из библиотеки Кирилло-Белозерского монастыря. Сравнительный анализ содержащихся в них статей с содержанием Иосифо-Волоколамских сборников из собраний РО РГБ позволил установить полемическую направленность сборников РНБ, Соф. собр. N 1468; Ки-рилло-Белозерское собр. N XII; N 38/163; N 19/1096; N 20/1097; N 26/1103; N 53/113; N 87/212 и др. Изучение синодиков и вкладных книг Кирилло-Белозерского монастыря (в т.ч. древнейшей вкладной книги в составе келарского обиходника - РНБ, Софийское собр. N 1152) позволило сделать ряд важных выводов относительно поминальной практики в этом монастыре.

Как имеющие особенную важность для темы диссертации были исследованы древнейший синодик (ИРЛИ, оп. 23, N 52) и (^биходники из Иосифо-Волоколамского монастыря (РГБ, Волоколамское собр. N 517; N 681 и др.). В качестве особенной группы источников, известных только в пределах Великого княжества Литовского отмечены тексты вкладных грамот, переписанных в церковные евангелия (РНБ, Погод, собр. N 12; N 18; ОСРК, д. п. I. 2; Р. п. I. 17).

Исследовано полемическое переводное сочинение "Наказание к отрекшимся мира" приписанное авторству Илариона Великого. В отделах рукописей РНБ, РГБ и ГИМ выявлено около трех десятков списков этого сочинения (наиболее ранний - РНБ, Кирилло-Белозерское собр. N 34/159, "Лесгвица" -1418 г.).

В особую группу источников выделены материалы, содержащие сведения о церковном соборе 1503 г. С учетом всей существующей традиции изучения предпринят их всесторонний анализ. Заново исследован сборник РГБ, Волок, собр. 514, содержащий раннюю редакцию "Соборного ответа 1503 г.". В качестве важной параллели ранней редакции указана полемическая подборка в сборнике митрополита Даниила (РНБ, Софийское собр. N 1452, 1540-е гг.).

Привлечены также памятники древнерусской литературы ("Повесть о посаднике Щиле", "Послание новгородского архиепископа Василия Калики о рае"), определен исторический контекст их создания, указаны типологические параллели в западноевропейской литературе.

Широко использовались сведения западноевропейских авторов первой половины XVI в., (С. Герберштейн, П. Иовий, И. Фабри), которые в своих сочинениях так или иначе касались вопроса о религии русских.

Методологическая основа работы.

В связи с необходимостью изучения большого количества разнообразных источников (в т.ч. большого количества текстов) в основе работы лежат сравнительно-исторический и текстологический методы.

Научная новшна.

В диссертации впервые история возникновения и начальной истории внутрицерковных группировок иосифлян и нестяжателей рассмотрена как проблема религиозная. Введено понятие "кризиса" или пика эсхатологических ожиданий на Руси в XV в., указаны типологические параллели к нему в истории Западной Европы X - XI вв.1 и Византии и Балканских государств XIV - XV вв. Распространение ожиданий "конца света" рассмотрено на фоне процессов "углубленной христианизации" Руси. Возникновение иосифлянства и нестяжательства трактуются как два варианта "ответа" на "вызов эпохи". Течение, позднее известное как "иосифляне", сделало монастыри центрами молитвенной заботы о мире, и этим определилась новая роль монастырей и, как следствие, их имущественный статус. Нестяжательство, сознательно тяготея к образцам восточного монашества, на деле поддерживало ставший уже к исходу XV в. архаичным тип монастырского устройства. Этим обстоятельством и был предопределен как союз нестяжателей с великим князем, так и их конечное поражение. Комплексное исследование взаимоотношений церкви с государством и обществом в XV - начале XVI вв. позволило проследить важные перемены в статусе церковных учреждений. На основе анализа большого количества источников удалось определить тенденцию, направленную к разрушению прав государственного и частного патроната над землями монастырей. Исследование источников о соборе 1503 г. позволило прийти к выводу о их достоверности.

Практическая значимость работы.

Основные выводы исследования и вводимые в научный оборот источники могут быть использованы для изучения истории русской церкви и государства в конце XIV - начале XVI вв. Конкретно-исторический материал может быть использован в соответствующих разделах лекционных курсов по истории русского государства и церкви и спецкурсов по истории России.

Апробация результатов исследования. Основные положения и выводы диссертации были изложены в виде докладов на научных конференциях "Первые Дмитриевские Чтения", посвященной изучению истории православной церкви (Санкт-Петербург, 1996); в международной научной конференции "Сих же память пребывает во веки" (мемориальный аспект в культуре русского православия) (Санкт-Петербург, 1996); в международной научной конференции "В поисках исторической психологии" (Санкт-Петербург, 1997); в научной конференции "Вторые Кареевские чтения по новистике" (Санкт-Петербург, 1997); в научной конференции "Российская правовая традиция: исто-

1 Cm.: Memoria. Der geschichtliche Zeugniswert des liturgischen Gedenkens im Mittelalter, ed. K.Schmid, J.Wollasch. München, 1984; Monastische Reformen des 9. und 10. Jahrhunderts, ed. R.Kottje, H.Maurer, Sigmaringen, 1989.

рия и современность" (Псков, 1997); на заседании сектора Древнерусской литературы ИРЛИ РАН (Пушкинский Дом) (29 апреля 1998). Имеются также публикации по теме диссертации в сборниках научных трудов. Диссертация была обсуждена и рекомендована к защите кафедрой русской истории исторического факультета Санкт-Петербургского государственного университета.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, пяти глав, заключения, списка использованных источников и литературы. В основу расположения материала положен проблемно-хронологический принцип.

СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ

Во введении обосновываются актуальность и научная новизна темы, дается анализ историографической ситуации, обзор источников, определяются цель и задачи исследования.

Первая глава "Эсхатологические ожидания XIV - XV вв. на Руси" подразделяется на три параграфа.

В первом параграфе дается определение понятию "религиозность", под которой понимается область отношения народного сознания к источнику веры (Н.К.Никольский, Л.П.Карсавин). Подчеркивается, что отношение к смерти, идея спасения души лежит в основах религиозности. С приближением сроков, назначенных церковным преданием в качестве "последних времен" перед исследователем возникает ситуация, когда "эсхатология становится показателем менталитета" (Ф.Арьес). Предварительной задачей исследования при таком подходе является попытка показать не факт наличия той или иной книжной традиции (они как правило сосуществуют во все эпохи), но обнаружение следов решающего преобладания одной из традиций, возможность проследить ее активное влияние на коллективную практику на материале массовых источников.

Во втором параграфе рассматриваются эсхатологические концепции христианства в том виде, как они оформились к средневековью. Подчеркивается обшепринятость на православном Востоке мнения о конце мира с исходом 7-ой тысячи лет от сотворения мира (Пс. 89, 5; Еккл. 11, 2; 2 Петр. 3, 8). Обращено внимание на феномен религиозного оптимизма, характерного для раннего средневековья. Подчеркнута связь между нарастанием эсхатологических настроений и появлением учения о немедленном, "частном" загробном суде. Показано наличие концепции "малой эсхатологии" в целом ряде византийских апокрифов ("Видение апостола. Павла", "Слово Макария Александрийского о исходе души праведных и грешных", "Слове о исходе души и о Втором Пришествии" Кирилла Александрийского, "Житиях" Иоанна Милостивого, Василия Новаго, Нифонта Констанцкого). С опорой на но-

вейшие исследования западноевропейских историков (K.Schmid, J. Wollasch), показано, как в X - XI вв. эти и схожие представления из области богословской мысли проникли в практику богослужений и отразились на широком круге источников.

В третьем параграфе рассматривается феномен эсхатологических ожиданий на Руси. Обращается внимание на то обстоятельство, что, хотя большинство эсхатологических сочинений было известно на Руси уже с первых веков христианства, коллективная практика усваивала этот фонд очень избирательно. Эсхатологические сочинения ограничивались кельями монастырей и не оказывали влияния на массы мирян. Деятельность Авраамия Смоленского, в которой сильны были эсхатологические и покаянные мотивы, навлекла на него преследования со стороны духовенства. Церковь еще не обладала такими эффективными мерами воздействия на мир, какими позднее стали исповедь, покаянная дисциплина и нормы заупокойно-поминального культа. Идею "воздушных мытарств" опровергал такой авторитетный богослов как Кирилл Туровский. В литературе уже отмечен тот факт, что "эсхатология на Руси началась со внезапного расцвета" (А.С.Демин). Эсхатологические памятники переводной и древнерусской литературы исследовались в трудах В.Сахарова, В.М.Истрина, В.В.Милькова и др. В работе анализируются летописные записи, приурочивавшие конец света к 7000 (1492) г. Показан эсхатологический характер записи под 6967 (1459) г. (за 33 года до приближающегося конца света ожидали рождения антихриста). Впервые выявлена связь между ростом эсхатологических настроений и сменой парадигм спасения. Содержание сочинений ("Предъсловие честному покаянию", "Слово о лживых учите-лех", ряд статей псевдо-Златоуста), отнесенных ранее к еретической книжности (А.Д.Седельниксв, А.И.Клибанов), раскрыто как конфликт между новой богословской концепцией "частного" загробного суда и старыми представлениями о гарантированности спасения всем христианам. Дифференцированная модель спасения повлекла за собой оформление географии "земных" рая и ада, представления о которых отразились в известном "Послании о рае" новгородского архиепископа Василия Калики. Приведенный в работе материал убедительно доказывает, что эсхатологические ожидания находились в русле строго православной традиции. Попытки связать эсхатологическую концепцию с ересью "жидовствующих" (A.A. и Е.В.Беляковы) соответствуют скорее учению Йоахима Флорского и Пьера Оливи, отразившемуся в деятельности хилиастических сект в Западной Европе, и на русских источниках подтверждения не находят.

Вторая глава подразделяется на пять параграфов, в ней рассматривается процесс складывания заупокойно-поминального культа.

В первом параграфе на материале древнерусской книжности рассматриваются представления, легшие в основу практики заупокойных

молитв. На примере "Слова Кирилла Философа" показана взаимосвязь "большой" и "малой" эсхатологии, которые органично сочетались в рамках единой богословской концепции. Анализ статей четьих сборников XV - XVI вв. позволил обнаружить, что в Древней Руси представления о среднем, "промежуточном" (между раем и адом) местопребывании душ умерших были широко распространены. Особое внимание уделено тем статьям, которые в конце XV - XVI вв. вошли в состав литературного синодика-сборника. Привлечены также свидетельства иностранцев о существовании у русских представлений сходных с католическим учением о чистилище. Отмечается, что при принципиальном различии богословских концепций общим моментом для православной и католической церквей являлась вера в спасительность и полезность заупокойных молитв.

Во втором параграфе излагаются общие вопросы формирования заупокойно-поминального культа на Руси. Как принципиально важный момент в процессе введения на Руси Иерусалимского Устава отмечено выделение помянника из "Чина торжества Православия" (Вселенского синодика), зафиксированное в послании Киприана. С именем Киприана оказывается связанным целый комплекс мер по оформлению заупокойно-поминального культа (службы погребения священников и младенцев, разрешительные и прощальные грамоты, поминание императора, общее поминание всех павших в Дмитриевскую субботу, формирование синодика-помянника "соборно-чинного" типа (С.В.Конев)).

В третьем параграфе рассматриваются вопросы возникновения церковных и монастырских синодиков-помянников. На основании упоминаний в данных грамотах и в житиях появление синодиков-помянников отнесено к концу XIV в. Рассмотрены аналогичные типы источников на материале южнославянских стран (В.В.Мошин) и Западной Европы (Р.J.Schuler). Высказано мнение о принципиальном отличии синодиков-помянников (находящихся в употреблении на протяжении десятилетий и непрерывно пополнявшихся) от известных пергаменных и берестяных списков "сорокоустов" XII - XIV вв., которые использовались в пределах 40-дневного цикла. В качестве главных черт помянника в ходе его дальнейшей эволюции выделены детализация умерших по категориям (в т.ч. смена дихотомного деления имен живых и умерших делением на иноков и мирян (вариант: мужчин и женщин)), появление общих памятей, литературного предисловия. На материале синодиков XV - XVI вв. выделено два основных типа синодичных записей: во-первых, когда сплошной перечень имен располагался в хронологической последовательности, а отдельные атрибуции присутствуют в качестве помет над строкой (например сербский синодик XV в. - РГБ, Ф. 270, оп. II, 35); во-вторых, когда поминальные записи делились на родовые статьи (например: древнейший синодик Иосифо-

Волоколамского монастыря ИРЛИ, оп. 23, N 52). Первый вариант отнесен к архаичному типу записей, его, по-видимому, сознательно предпочитали в Кирилло-Белозерском монастыре даже в XVI - XVII вв. (например: РНБ, Киргошо-Белозерское собр. N 753/1010; N 754/1011; N 755/1012; N 757/1014; N 758/1015). Синодики-свитки из монастыря Дионсия Глушшпсого, которые датировались ранее XIV в. (И.В.Дергачева), по типу общих поминаний и большому количеству аналогичных пергаменных свитков XVII в. отнесены к концу XVI -XVII вв. К древнейшему типу синодичного предисловия отнесен текст, содержащийся в синодиках Павло-Обнорского, Иосифо-Волоколамского монастырей и в сборнике РНБ, Кирилло-Белозерское собр. N 6/1083 (все списки 80 - 90-е гг. XV в.). Вопреки попыткам исследователей атрибутировать этот текст Иосифу Волоцкому (И.В.Дергачева), его противникам - нестяжателям (В.О.Ключевский), или связать его возникновение с Григорьевским затвором Ростова (С.В.Сазонов) высказано мнение о том, что "Трехсловное предисловие" являлось первой официальной редакцией синодичного предисловия.

В четвертом параграфе исследуется процесс распространения практики вкладов в монастыри. Сомнения духовенства в праве монастырей владеть селами (Киприан) устранялись стремлениям вкладчиков, под влиянием роста эсхатологических настроений, обеспечить себе и своему роду поминание "ввек". Удовлетворяя религиозным потребностям общества монастыри взяли на себя заботу о душах вкладчиков в обмен на предоставленное им имущество. Условием совершения поминальных богослужений стала гарантия неотчуждаемости вклада. Приобретение монастырями недвижимых имуществ неизбежно подрывало господствовавшие ранее отношения частновладельческого патроната, многочисленные наблюдения над фактами которого содержатся в трудах С.Б.Веселовского и Б.Н.Флори. Вопреки мнению о том, что связь между защитой вкладов по душе и монастырским землевладением отсутствует (Я.С.Лурье), факт наличия такой связи доказывается на материале разнообразных источников (послания церковных иерархов, акты, канонические компиляции в составе сборников уставных чтений). Анализ новгородских вкладных и данных грамот, посланий митрополитов Киприана, Феодосия и Филиппа в адрес новгородцев пока-зывет, что наиболее интенсивно конфликт между старыми правами частновладельческого патроната и новыми нормами заупокойно-поминального культа происходил в землях Новгородской феодальной республики. В качестве попыток церкви обеспечить статус неотчуждаемости своим имущесгаам рассматриваются факты появления на русской почве апокрифического правила "на обидящих божиа церкви", возникновение санкций за нарушение воли завещателя в формулярах вкладных грамот (в т.ч. со ссылкой на "318 святых отец") и в некото-

рых редакциях XV - XVI вв. "Уставов" Владимира и Ярослава. Отмечен также схожий контекст использования 59-го правила "святых апостол" . Сделано заключение, что данные факты не объяснимы исключительно ситуацией столкновения интересов великокняжеской власти и митрополичьей кафедры (А.И.Плигузов, А.Л.Хорошкевич). Подчеркивается, что в отличии от западной церкви, имущества которой обладали правом тапш mort.ua, фактическая неотчуждаемость владений русской церкви оформилась лишь к XVI в., в немалой степени, под влиянием сакральной роли заупокойных вкладов.

В пятом параграфе исследуется поминальная практика в Иосифо-Волоколамском монастыре. Взгляды Волоцкого игумена на монастырское землевладение выявляются на основании анализа литературных текстов, содержащихся в синодике ИРЛИ, оп. 23, N 52. Сопоставление этих текстов с текстом "Трактата" в защиту монастырских имуществ позволяют сделать вывод о том, что Иосиф Волоцкий уже на рубеже XV - XVI вв. создал развитую систему аргументации необходимости и каноничности поминальной практики, причем акцентировал свою мысль на двух моментах: пользе усопшим и пользе живым. Сопоставление правил поминовения, изложенных в "Послании княгине Голени-ной" и в древнейшем синодике Волоколамского монастыря, с правилами, содержащимися в позднейшем "Уставе относительно поминовения вкладчиков" (РГБ, Волоколамское собр., N 681) позволило установить, что уже к концу XV столетия монастырь Иосифа стал местом образцовой организации заупокойно-поминального культа. При этом самым значительным новшеством следует считать появление наряду с уже существовавшим синодиком-помянником "повседневного помина' ния", имена в которое записывали за особо крупные вклады (не менее 50 руб.) (деление помянников на два типа прослежено в работа? С.В.Сазонова и Л.Штайндорффа). Высказано предположение о новго родском происхождении этого типа поминаний. В 30-х гг. XVI в. си стема поминаний разработанная в монастыре Иосифа Волоцкого былг усвоена крупнейшими русскими монастырями. Прослежена роль по минальной практики в процессе перехода Иосифо-Волоколамскоп монастыря от патроната Волоцких князей к фактической самостоя тельности. Особо отмечена широкая благотворительная деятельности монастыря, ставшая главным оправданием его "стяжаний". В качеств общего момента в деятельности постриженников Пафнутьево Боровского монастыря Иосифа Волоцкого и Даниила Переяславскол выделена забота о погребении в убогих домах, ставшая важным шаго! на пути христианизации этого обычая (Д.К.Зеленин). В целом поддер жан вывод Л.Штайндорффа, уподобившего функциональную рол Иосифо-Волоколамского монастыря в создании на Руси системы за упокойно-поминального культа, аналогичной роли Клюнийской кое грегации X - XI вв. в Западной Европе.

В третьей главе рассматривается круг вопросов, связанных с феноменом нестяжательства. Главу составляют три параграфа.

В первом параграфе анализируется значение термина "нестяжательство", обращается внимание на контекст его употребления, который и придавал термину положительную или отрицательную коннотацию. На материале целого ряда статей из сборников уставных чтений "нестяжательство" определяется как находящееся в зависимости от "потребы телесной". С этой позиции критиковался не только факт обладания каким-либо имуществом, но и потенциальное стремление чем-либо обладать ("молить об образах вещных"). Анализ материалов суда над Вассианом Патрикеевым помогает установить полемический контекст термина "нестяжательство". Под видом "стяжаний" обличалось не обладание селами, издавна служащее источником обеспечения материальных нужд монастырей, но способность монашеских корпораций посредством подушных вкладов накапливать значительные богатства в виде вотчин и крупных денежных сумм. При этом зревшее на протяжении XV в. столкновение несгяжательского и будущего "иосифлянского" идеалов следовало не из критики злоупотреблений, но из принципиального различия богословских концепций.

Во втором параграфе составные части нестяжательской доктрины рассматриваются на материале статей из богословских и церковно-полемических сборников Кирилло-Белозерского монастыря. Отмечено, что в едином литературном контексте со статьями эсхатологической направленности находятся статьи, трактующие монашеский идеал (например дважды вместе со "Скитским уставом" помещена пасхалия "седьмыя тысящи последнего ста" со знаменитой припиской под 6967 г.). Наблюдения над содержанием кирилловских сборников (выделим РНБ, Кирилло-Белозерское собр., N 4/1081; N 12/1089; 16/1093; N 20/1097) позволяют сделать вывод, что в большинстве статей подвиги личной аскезы и покаяния противопоставлены надеждам на избавительную силу милостыни, заказных литургий и паломничеств к святым местам. Первостепенным вниманием кирилловских книжников пользовались и вопросы заупокойно-поминального культа. Статьи этого ряда ("О милостыни", "От апостол заповеди", "Заповедь от Гангрского собора", "Слово о спасающихся в миру", "Анастасия горы Синайскиа" и др.) категорически утверждают, что предопределение к спасению совершается исключительно добрыми делами, совершенными при жизни человека. Характерно, что даже "Диалоги" Григория Беседовника, позднее широко использованные в синодиках-сборниках для иллюстрации полезности поминальных служб, в кирилловских сборниках (РНБ, Кирилло-Белозерское собр., N 26/1103) включены в принципиально иной контекст. Особенное место принадлежит малоисследованному сочинению "Наказание святого Илариона к отрекшимся мира Христа ради". Атрибутированное в ряде сербских списков митрополи-

ту Илариону Киевскому (М.Петровский, Н.Л.Туницкий) "Наказание" представляет собой греческое сочинение (Х.Ландфестер). По сути это развернутый трактат против поминальной практики и монастырского вотчнновладения. Обличительные пассажи из "Наказания" использовали в своей критике монастырских стяжаний Вассиан Патрикеев и царь Иван Грозный. О том, что идеи "Наказания" получили широкий общественный резонанс свидетельствует факт распространенности этого сочинения. Удалось выявить около трех десятков списков XV - первой половины XVI вв. Появление на русской почве этого памятника получает объяснение в контексте процессов складывания заупокойно-поминального культа, когда чрезвычайно усугубилось различие между общежитийными монастырями (киновиями), ставшими авторитетными центрами управления поминальной практикой, и традиционными типами монашества, представленного ктиторскими монастырями, идио-ритмами и анахоретсвом.

В третьем параграфе рассматриваются исторические предпосылки складывания нестяжательского направления в русской церкви. В отличие от попыток исследователей усмотреть истоки нестяжательства I деятельности Авраамия Смоленского (И.У.Будовниц, Б.А.Рыбаков) митрополита Киприана (Н.А.Казакова) в работе поддерживается вы вод о зарождении нестяжательства в связи с личностью и учением Ки рилла Белозерского (Г.М.Прохоров). Прослеживается преемственност; традиций Кирилла в основанном им монастыре. Нил Сорский рас сматривается как продолжатель несгяжательсгва Кирилла в условия; обострения церковно-государственных противоречий последней треп XV в. Наряду с влиянием на Сорского пустынника афонских традиции подчеркивается роль его наставника Паи сия Ярославова, сочетавшей в своей деятельности монашеский аскетизм и политическую актив носпгь, не раз вовлекавшую его в конфликт как с подчиненной его влас ти братией Троицкого монастыря, так и с митрополитом Геронтиел: Обращается внимание на то обстоятельство, что политическое знач£ ние нестяжательству придавал фаю: особенного расположения моско! ских великих князей к Кирилло-Белозерскому монастырю на протяж< нии второй половины XV в. Факты литературного сотрудничества общения учеников Иосифа и Нила (Г.М.Прохоров, Б.М.Клосс) не и< ключали глубокой принципиальной разницы между двумя концепцш ми организации монашества. "Нестяжательство" было ориентирован на традиционный идеал монастырского устройства, в котором мон; стырь понимался как место укрытия от мирских забот, "иосифлянствс решительно утверждало новый идеал, согласно которому монастъц брал на себя функции удовлетворения общественных запросов, сгр милея активно влиять на мир. Столкновение двух направлений, В1 зревших внутри русской церкви на протяжении XV в. было неизбежн

но его исход в немалой степени зависел от позиции великокняжеской власти.

В четвертой главе исследуются процесс роста монастырского землевладения и политика великокняжеского правительства по его огра-аичению. Главу составляют два параграфа.

В первом параграфе рассматривается ситуация перехода церковных учреждений от традиционных источников материального обеспечения (десятинная система и судебные пошлины) к владению вотчинами. На основании анализа соответствующих источников опровергается мнение о том, что значительной статьей дохода монастырей в XI - XIII вв. являлись подушные вклады (Я.Н.Щапов). Показано, что значительным (а учитывая пути пополнения монастырской казны первым по значимости) источником роста монастырского землевладения вклады стали только в XV в. Признавая, что по недостатку сведений вопрос о размерах церковного землевладения к исходу XV в. является трудноразрешимым, высказано мнение, что главной заботой московского правительства являлись не абсолютная величина такого землевладения, но беспрецендентные темпы его роста, а также вопрос о способах отчуждения монастырских вотчин. Обращается также внимание, что правовой статус стремительно выросших церковных владений не был в достаточной мере обеспечен от покушений великокняжеской власти. Указывается, что свободное отчуждение церковных имуществ для нужд светской власти широко практиковалось в Византии. С усилением власти великого князя московского перестали рассматриваться в качестве гарантии неотчуждаемости и запрещения ханских ярлыков, полученных русскими митрополитами. Единственной тенденцией, активно формирующей статус неотчуждаемости церковных (в первую очередь монастырских) имуществ признается практика подушных вкладов с лежащим в ее основе поминальным ряд ом.

Во втором параграфе исследуется политика правительства Ивана III в отношении церковного землевладения. Как необоснованные отводятся проводившиеся исследователями (Ю.К.Бегунов, Н.А.Казакова) типологические параллели между конфискациями церковных земель при Иване III и "королевской секуляризацией" в странах Северной Европы. При этом конфискации земель у новгородской церкви рассматриваются в качестве составной части комплекса мер, обусловленных спецификой включения края в состав единого государства. Многочисленные факты вторжения великого князя в область имущественных прав церковных учреждений трактуются как реализация им прав широко понимаемого великокняжеского патроната. Указывается на сравнительно большое (по сравнению с XVI в.) количество случаев выхода из владения монастырей земельных объектов. Подчеркивается, что центральным стержнем ограничительной политики Ивана III являлись мероприятия, направленные на преодоление последствий широко рас-

пространившейся практики подушных вкладов. Делается вывод, что, хотя употребление термина "секуляризация" не находит оправдания в условиях средневековой Руси, но постановка вопроса о правомерности монастырского землевладения логично вытекала из деятельности великокняжеского правительства на рубеже XV - XVI вв.

Пятая глава посвящена истории церковного собора 1503 г. Глава состоит из двух параграфов.

В первом параграфе с учетом всей существующей традиции изучения рассматриваются источники о соборе 1503 г. О церковном соборе, посвященном дисциплинарным вопросам сообщают соборные приговоры об отмене ставленнических пошлин и о запрещении служить вдовым попам, известные в нескольких списках, а также летописи (в т.ч. Софийская II, Уваровская, Псковская I, Новгородская II, Львовская, Иоасафовская, Воскресенская, Типографская, Никоновская, Белозерский летописец и др.) Сведения о том, что Иван III собирался добиться согласия церковного собора на конфискацию церковных и монастырских земель содержатся в "Соборном ответе 1503 г." (известен в двух редакциях, причем ранняя представлена единственным списком РГБ, Волоколамское собр., N 514); "Слове ином"; "Письме о нелюбках иноков Кириллова и Иосифова монастырей"; "Прении с Иосифом", принадлежащем перу Вассиана Патрикеева; "Житии Иосифа Волоцкого", написанным сербским агиографом Львом Филологом; "Житии новгородского архиепископа Серапиона". Источниковедческий анализ этих памятников позволяет опровергнуть мнение Д.Островски и А.И.Плигузова о фальсификации названных источников и заключить о достоверности сообщаемых ими сведений о планах отчуждения церковных земель, которые потерпели неудачу на соборе 1503 г. Текстологическое исследование "Соборного ответа 1503 г." обнаруживает первичность текста, представленного в ранней редакции по сравнению с текстом "Ответа митрополита Макария". В качестве канонической компиляции, по составу статей близкой к той, что послужила источником "Соборного ответа 1503 г." в сборнике РГБ, Волок. N 514 указана подборка в защиту церковных имуществ в сборнике РНБ, Софийское собр. N 1452 (40-е годы XVI в.). Высказано предположение, что поскольку позиция автора "Письма о нелюбках" обнаруживает наибольшую близость к мировоззрению Досифея Топоркова (племянника и ученика Иосифа тесно общавшегося также и с Вассианом Патрикеевым), а текст "Письма" сохранился в составе сборника, где содержится целый ряд сочинений последнего, то его автором является Досифей Топорков. Показано, что известия шести памятников сообщают самые раличные (в т.ч. ошибочные) подробности о соборе 1503 г., происхождение которых невозможно объяснить заимствованием ни из одного из известных источников.

Во втором параграфе излагается история церковного собора 1503 г. На основании предпочтения известий летописей, происхождение которых связано с митрополичьей канцелярией (Уваровсхая, Львовская, Иоасафовская), наиболее ранних списков соборных приговоров об отмене ставленнических пошлин (РНБ, Р. II. 80, РНБ, Погодинское собрание, N 1572 - 40-е гг. XVI в.), даты смерти участвовавшего в соборе В.Борисова, а также факта болезни Ивана III 28 июля 1503 г. и обстоятельств составления его первой духовной временем соборных заседаний определены вторая половина июля - август 7011 (1503) г. Рассмотрен вопрос о составе собора, помимо епископов, чье участие зафиксировано подписями под соборными приговорами, охарактеризованы позиции вероятных участников в лице архимандритов, игуменов и старцев наиболее влиятельных монашеских корпораций, протопопов столичных соборов, бояр и дьяков великого князя. Подчеркнута особая представительность собора 1503 г., не имеющая аналогов в предшествующем времени и свидетельствующая о важности решаемых им задач. Выдвижение проекта кофискации монастырских земель считается инициативой великокняжеской власти, хотя и подчеркивается, что его одобрение "заволжскими старцами" было согласно с духом их учения. На соборе в споре Нила Сорского и Иосифа Волоцкого впервые вылились наружу глубинные разногласия между двумя направлениями в русском монашестве. Крах конфискационных попыток свидетельствовал о серьезном сопротивлении большинства собора и последовал по причине внезапной тяжелой болезни великого князя. Компромисс между великокняжеской властью и церковью выразился в отсутствии соборного приговора о недвижимости церковных стяжаний, а также в деятельности Иосифа Волоцкого, сумевшего добиться передачи Рузского удела в дом Московских князей. Не зафиксированное в качестве итогового документа соборное решение по этому вопросу, сохранилось в виде подготовительных материалов ("Соборный ответ 1503 г."), и полемических откликов на него младших современников в 1540-е -1550-е гг. Оба дисциплинарных приговора, принятые собором посяе своеобразного решения главного вопроса рассматриваются в контексте общего ужесточения правил церковной дисциплины, процесс которого наметился в Византийской церкви с конца XIII в., а в русской в XIV -XV вв.

В заключении подведены итоги исследования и сформулированы основные выводы.

С конца XIV столетия процесс христианизации Руси вступил в новую фазу. Церковные институты приобрели эффективные средства воздействия на общественное сознание с помощью исповедальной практики, покаянной дисциплины и заупокойно-поминального культа. Эсхатологические настроения, существовавшие как в канонической, так и в апокрифической традиции православия изначально, в XIV в.

обрели мощный импульс к распространению под влиянием приближения даты ожидаемого конца света (7000 г.). Главным следствием этого явления стал "синдром обеспокоенности" загробной участью души, нарастание которого прослеживается на материале массовых источников XIV-XV вв.

Вынужденные удовлетворять потребности общества в "самоуспокоении" монастыри вышли далеко за рамки своей изначальной деятельности, приобрели новый социально-экономический и правовой статус. Новая роль монастырей, их активность на пути "завоевания мира" нарушала традиционные представления об идеале отношения монастыря к миру, существовавшие у великого князя, боярской аристократии. На этой почве вспыхивали многочисленные споры о пределах ктиторского права, правах государственного и частного патроната над землями церковных учреждений. Внутри самого духовенства постепенно оформилось направление "нестяжателей", видевшее средство спасения монашества в отказе от владения селами и любой деятельности, направленной на удовлетворение запросов мира. Готовясь осуществить крупномасштабные конфискации монастырских земель, Иван III нашел союзников в лице нестяжателей. Несмотря на то, что система заупокойно-поминального культа успела пустить глубокие корни в русском обществе, значительная часть аристократии и духовенства были готовы поддержать планы великого князя. Исход грандиозного имущественного конфликта церкви и государства решился на соборе 1503 г., где внезапная болезнь Ивана III склонила чашу весов в пользу соборного большинства. Спор Нила Сорского и Иосифа Волоцкого на соборе 1503 г. знаменовал стадию открытой полемики между двумя направлениями в русском монашестве и подвел черту.под ранней историей "иосифлянства" и "нестяжательства".

Отклонение конфискационного проекта означало фактическое утверждение неотчуждаемости церковных имуществ, юридическое закрепленное в 1551 г. решениями "Стоглавого" собора. Тем самым тип отношений между государством и церковью был определен на два столетия до эпохи Петровских реформ.

По теме диссертации опубликованы следующие работы:

1. Иосифлянство и нестяжательство в свете поминальной практики XV в. // Материалы научной конференции "Первые Дмитриевские чтения". СПб., 1996. - С. 78 - 91.

2. О стригольничестве // Прошлое Новгорода и Новгородской земли. Тезисы докладов и сообщений научной конференции. - Новгород: Изд. НовГУ, 1996. - С. 54 - 58.

3. Заметки о пересмотре эсхатологической концепции на Руси в конце XV в. // Средневековое православие от прихода до патриархата. - Волгоград, 1997.-С. 111 -125.

4. Модели спасения в общественном сознании Древней Руси XI - XV вв. // В поисках исторической психологии. Тезисы докладов и сообщений международной научной конференции. - СПб.: Изд. "Третья Россия", 1997.

5. Доктрина неотчуждаемости церковных имуществ в системе канонического права Руси конца XIV - первой половины XVI вв. // Псковская Судная грамота и российская правовая традиция. Материалы научной конференции 27 - 28 октября 1997 г. - Псков: Изд. Центра "Возрождение", 1997. - С. 44 - 48.

6. О складывании поминальной практики на Руси // "Сих же память пребывает во веки". Материалы международной научной конференции 29 - 30 ноября 1996 г. - СПб., 1997. - С. 5 - 10.

7. К изучению вкладных книг Кирилло-Белозерского монастыря // Там же. - С. 69 - 86. ^

8. Рецензия на книгу Л. Штайндорффа Memoria in Altussland. Untersuchungen zu den Formen christlicher Totensorge // Quellen und Studien zur Geschichte des ostlischen Europa. B. 38. Stuttgart, 1994. 294 s. (Поминание в Древней Руси: Исследование форм христианской заботы о мертвых. Штутгарт, 1994. 294 с.) // "Отечественная история", 1997, N 2. -С. 201 - 203. (в соавторстве с Р.Г.Скрынниковым).

Изд. лицензия 020246 от 7.05.97. Подписано к печати 29.06.98.

Формат 60*84/16. Бумага писчая. Печать офсетная. Усл. печ.л. 1,2.

Уч.-изд.л. 1,0. Тираж 100 экз. Заказ № 163.

Издательство Российской национальной библиотеки, ОП.

191069, Санкт-Петербург, ул. Садовая, 18

- С. 3 - 6.