автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.09
диссертация на тему: Владимирский князь Георгий Всеволодович (1188-1238). Источниковедение, история, историография

Полный текст автореферата диссертации по теме "Владимирский князь Георгий Всеволодович (1188-1238). Источниковедение, история, историография"

На правах рукописи

> --

Кузнецов Андрей Александрович

ВЛАДИМИРСКИЙ КНЯЗЬ ГЕОРГИЙ ВСЕВОЛОДОВИЧ (1188-1238). ИСТОЧНИКОВЕДЕНИЕ, ИСТОРИЯ, ИСТОРИОГРАФИЯ

Специальности 07.00.02 - Отечественная история 07.00.09 - Историография, источниковедение и методы исторического исследования

Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора исторических наук

П \ \

„ ос. г А

1 * ■..

Ижевск 2009

003470606

Работа выполнена в ГОУ ВПО «Нижегородский государственный университет им. Н.И. Лобачевского»

Официальные оппоненты: доктор исторических наук, профессор

Маловичко Сергей Иванович доктор исторических наук, доцент Петров Алексей Владимирович доктор исторических наук, профессор Юрченков Валерий Анатольевич

Ведущая организация:

ГОУ ВПО «Южный федеральный университет»

Защита состоится «Н1_» июня 2009 г. в 10 часов на заседании диссертационного совета ДМ 212.275.01 при ГОУ ВПО «Удмуртский государственный университет» по адресу: 426034, Ижевск, ул. Университетская, 1. корп. 2.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Удмуртского государственного университета по адресу: 426034, Ижевск, ул. Университетская, 1. корп. 2.

Автореферат разослан « ^ » ЛШЛ^_ 2009 г.

Ученый секретарь диссертационного совета канд. ист. наук, доцент Г.Н. Журавлева

I. ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность темы исследования определяется вызовами современного плюрализма мнений и идей в историографии Древней Руси и Владимиро-Суздальского княжества, биографии владимирского князя Георгия Всеволодовича, попытками манипулирования ими в обосновании этно-конфессиональных, политических претензий в России рубежа ХХ-ХХ1 вв. Источниковедение, историография биографии владимирского князя Георгия Всеволодовича (1188-1238) и эпохи, в которой он действовал, выявляют большое число противоречивых историографических конструкций дореволюционного, советского и постсоветского времени. Их критика позволяет оспорить стереотипные представления о роли Георгия Всеволодовича в истории Древней Руси и Владимирского княжества, в борьбе с Батыевым нашествием и др. Исследование актуализирует проблемы источниковедения, поскольку в нем составляется набор источников, которые надо привлекать в исследование избранной проблемы.

Актуальность обусловлена биографическим жанром исследования. Обойденная вниманием исследователей биография Георгия Всеволодовича, требует изучения. По длительности правления и масштабу внешнеполитических устремлений этот князь сравним с Андреем Боголюбским и Всеволодом Большое Гнездо. Изучение личности сопряжено с исследованием эпохи, породившей ее и дает ключ к пониманию всей эпохи. Личность влияет на современников идеями, действиями1, а они, будучи запечатлены в источниках - на последующие поколения. Через агиографию, литературную, фольклорную традиции тексты источников актуализируют личность, насыщают ее наследие новыми смыслами, уводя от реального облика персонажа. Поэтому древнерусская биография должна связываться с источниковедческой критикой идей поздних, по сравнению со временем действия личности, эпох. Историческое исследование личности позволяет собрать воедино отдельные факты, воссоздать фон эпохи.

Объект и предмет исследования. Объект исследования - история Древней Руси в XII- первой половине XIII в., отраженная в источниках и реконструируемая в версиях историков XVIII- начала XXI в. Предмет исследования - биография владимирского князя Георгия Всеволодовича (1188-1238) как факт этой истории, находящийся в центре важной источниковедческой и историографической дискуссии.

Хронологические рамки исследования: 1) XII - первая половина XIII в. - в этот интервал укладываются биография Георгия Всеволодовича и процессы, учет которых объясняет политику князя. Этот период условно, применительно к тематике исследования, именуется в работе «эпохой Георгия Всеволодовича».

1 Карсавин Л.П. Основы средневековой религиозности в ХН-ХШ веках И Карсавин Л.П. Сочинения. Т. И. СПб., 1997. С. 26, 27.

2) XU-XVHI в. - время эволюции письменных источников2, содержащих информацию о фактах биографии Георгия Всеволодовича, о событиях истории XII - первой половины XIII в., к которым он оказался причастен.

3) XVIII - нач. XXI в. - интервал, в котором складывалась и развивалась традиция изучения биографии и деятельности Георгия Всеволодовича, эпохи, на которую они пришлись. В них под углом зрения ценностей своей эпохи формировался взгляд на «эпоху Георгия Всеволодовича».

Территориальные рамки исследования: Владимиро-Суздальское княжество в XII - первой половине XIII в. Изучение политической деятельности князя Георгия Всеволодовича и его родственников обуславливает внимание к событиям, происходившим на территории Древнерусского государства в XII - первой половине XIII в. Внешняя политика владимирских князей охватывала Среднее Поволжье и Северное Приуралье, Юго-Восточную Прибалтику.

Цель исследования: на основе данных, достоверность которых была определена в ходе источниковедческих процедур, представить биографию владимирского князя Георгия Всеволодовича, утвержденную через критику недостоверных фактов, распространенных в историографии.

Цель и составляющие предмет исследования предполагают постановку и решение задач:

1) проанализировать историографию истории Руси ХП-ХШ вв. через призму использования исследователями источников для выявления в исследованиях догадок и гипотез, проблем биографии Георгия Всеволодовича, требующих своего решения; в необходимых случаях предложить аргументированные гипотезы для реконструкции биографии владимирского князя Георгия Всеволодовича, вписанной в контекст воссоздаваемой эпохи; выявить причины эволюции восприятия биографии Георгия Всеволодовича в средневековой книжности;

2) изучая историографию проблемы, выявить спорные моменты биографии и «эпохи» Георгия Всеволодовича, чьи различные решения влияют на создание разных концепций истории Древней Руси первого 40-летия XIII в.; вскрыть механизм генезиса поливариантных концепций истории Древней Руси первого 40-летия XIII в.;

3) проводя источниковедческие процедуры преимущественно, внутренней критики, определить комплекс источников, чьи сведения должно привлекать для реконструкции биографии князя Георгия Всеволодовича;

4) исследовать ряд текстов XIII-XVII вв.: «Повесть о битве на Калке», «А се князи Русьстии», «Повесть о нашествии Батыя» и др. для установления степени достоверности их сведений по биографии Георгия Всеволодовича;

5) провести эмпирическую проверку летописеведческих схем A.A. Шахматова, М.Д. Приселкова, А.Н. Насонова, Я.С. Лурье, В.А. Кучкина, Б.М. Клосса, Г.М. Прохорова, Ю.А. Лимонова, А.Г. Боброва и др. и выявить наи-

2 Репина Л.П. Вызов постмодернизма и перспективы новой культурной и интел-

лектуальной истории //Одиссей. Человек в истории. 1996. М., 1996. С. 35.

4

более эффективные для определения достоверности сведений по биографии Георгия Всеволодовича;

6) проанализировать негативистские и апологетические трактовки биографии Георгия Всеволодовича и выявить их взаимосвязи с источниками и средневековой историографией;

7) изучить общерусские и восточноевропейские направления деятельности Георгия Всеволодовича и обозначить степень ее преемственности во внешней политике с предшествующими владимирскими князьями; реконструировать последовательность событий зимы 1237/1238 гг.;

8) решить с учетом общероссийского исторического контекста историографическую проблему основания Нижнего Новгорода;

9) реконструировать основные направления исторической мысли XVIII -нач. XXI в. при оценке деятельности владимирского князя Георгия Всеволодовича во взаимосвязи с политико-идеологическим запросом и воздействием позднесредневековой историографии; оценить роль историографии в процессе формирования современного общественного представления о князе Георгия Всеволодовича и времени, в котором он жил; выявить закономерности историографии конкретной биографической проблемы в контексте неоднозначного взаимовлияния дореволюционного наследия, советской исторической науки, равно как центральной и местных (краеведческих) традиций.

Источниковая база исследования и историография освещены в автореферате при обзоре содержания 1-й и П-й глав диссертации. Здесь предлагается общая их характеристика.

Основной массив источников по теме исследования складывается из русских летописей ХШ-ХУН вв. Из них первостепенное значение для создания биографии владимирского князя Георгия Всеволодовича имеют Лаврентьев-ская, Радзивиловская, Симеоновская, Ипатьевская, Новгородская первая летописи, Летописец Переяславля Суздальского. Также привлечены «Поучение Владимира Мономаха», «Слово о полку Игореве», сборник «Пчела», «Моление Даниила Заточника», «Слово о погибели Русской земли», восточные источники, повествующие о нашествии Батыя, западноевропейские источники, освещающие борьбу за Прибалтику в 1220-1230-е гг. Остальные летописи и тексты, связанные с ними, по отношению к биографии Георгия Всеволодовича и истории Древней Руси XII - середины XIII в. являются памятниками историографии и источниками для историографической составляющей предмета исследования. Историография проблемы восходит к научной традиции XIX в., от нее через «Историю Российскую» В.Н. Татищева к средневековым текстам. В обзорных трудах Н.М. Карамзина, М.П. Погодина, С.М. Соловьева, А.Е. Преснякова и др. владимирский князь Георгий Всеволодович упоминался лишь при описании судьбоносных событий в истории Отечества - битва на Калке, Батыево нашествие - да и то как ординарный представитель плеяды Рюриковичей. Одновременно повышенное внимание уделялось князю во владимирской и нижегородской краеведческих традициях, а также в некоторых генеалогических исследованиях. Сочетание фрагментарного упоминания князя Георгия Всеволодовича

как выразителя стихии раздробленности в исследованиях летописания, истории Владимирского княжества, обзорных работах по истории Руси, нашествия монголов (Б.Д. Греков, М.Д. Приселков, Д.С. Лихачев, А.Н. Насонов, Я.С. Лурье, В.Т. Пашуто, Л.В. Черепнин, Б.А. Рыбаков, В.А. Кучкин, П.П. Толочко, Н.Ф. Котляр, A.A. Горский, И.Я. Фроянов, Ю.В. Кривошеев, И.Н. Данилевский и др.) с краеведческим вниманием к основателю Нижнего Новгорода (Н.М. Добро-твор, И.А. Кирьянов, Н.Ф. Филатов, В.П. Макарихин, Б.М. Пудалов) существует и поныне. При этом полноценной биографии владимирского князя Георгия Всеволодовича не было создано (биографиям князя в справочной и энциклопедической литературе присуще перечисление известных и исследованных фактов).

Методология исследования. Реконструкция биографии Георгия Всеволодовича проводится в исторической взаимосвязи с политико-культурными процессами, с особенностями задействованных источников и преломления их сведений в историографии3.

Естественным в исследовании стало объединение «методологии источниковедения и «методологии исторического построения»4. В первом случае речь идет о поиске и отборе первичных данных, способе их обработки, а во втором - о вторичной обработке. В этом случае проявилась синтезирующая роль биографического исследования, объединяющего источниковедение, историографию и историю. Проработанность одних и недостаток знаний по другим моментам биографии князя обеспечили соединение черт «модальной биографии», «биографии контекстуальной» при доминировании черт «атипичной биографии»5.

В основу анализа средневековых источников, событийной канвы XII—XIII вв., памятников отечественной исторической мысли XVIII-XX вв. положены принципы историзма и объективности. Следование принципу объективности в биографическом исследовании средневекового деятеля, предполагает особое внимание интерпретациям средневековыми книжниками сведений ранних источников, умолчаниям историков, понятийному содержанию социальной и оценочной лексики средневековой книжности и отечественной исторической науки XVIII- начала XXI в. В исторической реконструкции и историографическом исследовании внимание уделяется терминологическому анализу. Использование научной терминологии в исследовании не должно формализовывать и модернизировать международные отношения в Восточной Европе в XII—XIII вв. В работе снимается барьер между научным и ненаучным (додисциплинарным и дисциплинарным) знанием. В диссертации применительно к летописному нар-ративу и труду В.Н. Татищева предложена более мягкая оппозиция - допрофес-сиональный / раннепрофессиональный уровни исторического знания. В силу

3 Репина Л.П. «Персональная история»: биография как средство исторического познания П Казус: индивидуальное и уникальное в истории. 1999. Вып. 2. М., 1999. С. 76-100.

4Лаппо-Данилевский A.C. Методология истории. М., 2006. С. 19, 266.

5 О классификации биографий Дж. Леви см.: Репина Л.П. «Персональная история»... С. 78-79.

6

этих обстоятельств понятие историческая мысль шире понятия историография. Первое обозначает не только профессионально-академическую историческую науку, но включает в себя и историческое сознание всего общества.

В исследовании применены методы реконструктивного познания: истори-ко-генетический, проблемно-хронологический, методы специально-исторического исследования (грамматически-дипломатический, текстологический). Текстологические исследования основаны на методических приемах, выработанных A.A. Шахматовым, за исключением «метода больших скобок», нивелирующего отклонения, не входящие в схемы летописеведов. Разбор эволюции отдельных текстов потребовал вхождения внутрь «скобок», изучения развития конкретных фрагментов. Герменевтический анализ летописных произведений требует изучения истории этих текстов, складывания их на каждом этапе от времени события до оформления окончательной версии. Семиотический подход позволяет выделить в текстах определенные духовные смыслы деятельности людей, выраженной в знаках, символах. Изучение истории как сложной диалектической совокупной деятельности больших масс людей, где каждый является Человеком со своими интересами, требует особого отношения к постижению исторических знаков - синтактике (отношениям знаков между собой), прагматике (отношениям к знакам автора и реципиента), семантике (отношениям знаков к обозначаемым объектам). Важную роль в семиотическом подходе играет понятие «текст» - «любое отдельное сообщение, отчлененность которого... ощущается с достаточной определенностью»6. Одной из функций текста является порождение новых смыслов, что ярко проявляется в средневековых источниках. Семиотика уделяет внимание использованию авторами текстов фрагменты других текстов - интертекстуальности.

Поскольку в работе исследуется историография проблематики биографии Георгия Всеволодовича, то обращается внимание на особенности складывания научных стереотипов. Произведение историка (нарратив) нельзя изучать само по себе, поскольку за каждым сочинением стоит автор, выразивший себя, а с этим - и основные идеи своего времени. Все это постигается лишь через диалог» с автором нарратива. Такое общение требует понимания чужой речи, для чего нужен индивидуализирующий метод. Он выявляет индивидуальные особенности изучаемых источников и историков. Эти условия реализовываются в рамках подхода, определяющего равноправный статус методов истории, историографии, источниковедения.

На стыке реконструктивного исторического познания и эмпирического исторического познания находятся просопографический, локальный и феноменологический методы, применяемые в исследовании. Просопрографи-ческий метод предполагает изучение исторических процессов через всеобъемлющее описание карьеры политических лидеров эпохи. Локальный метод подразумевает сбор фактов «узкого района». В ходе их детального исследо-

6 Лотман ЮМ. К проблеме типологии текстов // Лотман Ю.М. Статьи по семиотике искусства. СПб., 2002. С. 17.

вания происходит накопление уточненных фактов, затем, возможно, укладываемых в новую схему7. Феноменологический метод позволяет понять взаимодействия субъекта (автора, историка) с познаваемым объектом (событием, источником) в его времени.

Из методов эмпирического исторического познания применяется истори-ко-сравнительный метод для выявления общего и особенного в развитии структур, событий, явлений. Метод периодизации позволяет выделить этапы в эволюции направлений внешней политики и внутренней политики владимирских князей, соотнести с ними политику князя Георгия Всеволодовича. Историко-типологический метод через установление связей единичного, общего и особенного выявляет существенные признаки предмета исследования. Разбор источников и трудов исследователей диктует «микроисторический» подход, предполагающий критическое сведение к минимуму абстрактных схем и укрупнение масштаба индивидуального.

Биография Георгия Всеволодовича в историко-политическом, источниковедческом и историографическом аспектах обусловила использование в диссертации методики источниковедения факта и методики критической историографии. Источниковедение факта предполагает доказательство достоверности факта на основе проверки достоверности свидетельств о нем. «Оставшиеся в живых» факты интерпретируются исследователем, устанавливающим кратчайшую дистанцию между ними, предлагающими рациональное объяснение последовательности и причинно-следственной связи фактов. Так выстраивается гипотеза, построенная на неоднозначной необходимости. Путь через возможности и допущения ведет к догадке (не ограниченное предположение о факте), возникающей по причине недостатка данных по определенному вопросу.

Методика критической историографии, вовлекающая историографический материал в решение конкретных исторических проблем, включает в себя разбор исследовательских приемов ученых, проверку результатов поиска на источниковедческую жизнеспособность и отбор научных фактов для исторических реконструкций. Имеющиеся мнения по поводу отдельного события сопоставляются с данными источников. На базе сопоставления возможен полноценный вывод об обоснованности конкретной научной позиции. Важным условием для решения этих задач является максимально полное использование всех источников после их критики. Источниковый массив формирует та же методика критической историографии.

Научная новизна диссертации: 1. Настоящая работа является первым комплексным исследованием биографии владимирского князя Георгия Всеволодовича во взаимосвязи с событиями XII в. - 1238 г., источниковедением проблемы и ее историографической критикой, с учетом данных разно -временных и -локальных летописных традиций, историографических тенденций XVIII - нач. XXI в.

7 Архангельский С.И. Локальный метод в исторической науке // Краеведение. 1927. №2. С. 181-194.

8

2. Дореволюционная, советская и постсоветская историография диссертационной проблемы, ее центральная и местная (краеведческая) традиции впервые анализируются в контексте неоднозначного взаимовлияния друг на друга и взаимодействия с источниковедением.

3. В диссертации применительно к истории Древней Руси и биографии конкретного политического деятеля впервые применена методика критической историографии, исходящая из многослойности построения анализируемого материала. В отношении массива источниковых сведений и историографии биографии владимирского князя Георгия Всеволодовича впервые проявлены критический подход, «источниковедение факта».

4. Впервые источниковедчески обоснованные гипотезы комплексно задействованы для реконструкции биографии владимирского князя Георгия Всеволодовича. Эта биография впервые комплексно соотнесена с контекстом общерусской истории второй половины XII - первого 40-летия XIII в.

5. Впервые был проведен источниковедческий анализ комплекса летописей ХУ-ХУ1 вв. и отдельных летописных произведений, традиционно привлекаемых для научной биографии Георгия Всеволодовича. Впервые выявлен комплекс в целом недостоверных ростовских сведений, которые затем комментировались и наращивались в Московском летописном своде, летописях новго-родско-софийской группы, что позволяет поставить под сомнение схемы летописания, где эти сведения признавались поздними. Были отвергнуты традиционные для историографии положения о достоверности уникальных сведений «Повести о битве на Липице», домонгольской части статьи «А се князи Русь-стии», «Повестей о нашествии Батыя» в летописях ХУ-ХУ1 вв., поскольку впервые применительно к биографии Георгия Всеволодовича эти тексты отнесены к средневековой историографии.

6. В ходе источниковедческого исследования впервые был сформирован целостный источниковый комплекс, было обосновано его использование в исследовании биографии владимирского князя и эпохи, в которой он действовал.

7. Впервые были проанализированы направления внешнеполитической деятельности Георгия Всеволодовича в отношении Переяславля-Южного, Рязани, Новгорода как разносторонние направления единого внешнеполитического общерусского курса, как продолжение политического курса его предшественников - владимирских князей Андрея Боголюбского и Всеволода Большое Гнездо. При изучении этих направлений и вопросов, имеющих в историографии давнюю традицию, удалось представить доказательную базу для однозначного решения исторических и источниковедческих проблем, ранее имевших в историографии несколько вариантов решения.

8. В отношении событийной истории Древней Руси ХП-ХШ вв., истории Владимирского княжества до 1238 г. в связи с биографией отдельного политического деятеля впервые осуществлен комплексный источниковедческий подход, позволивший преодолеть историографический разрыв между использованием разновременных источников, несущих противоречивую ин-

формацию по отдельным вопросам. В этой связи был впервые выявлен массив недостоверных сведений В.Н. Татищева, оказывавших большое влияние на исследователей биографии Георгия Всеволодовича и истории Владимирского княжества. Введены в оборот новые факты, влияющие на представления об исторической мысли ХУШ-ХХ вв. применительно к биографическому жанру в историографии Древней Руси и средневековой России; сформулированы новые представления относительно отдельных историков XVIII-XX вв.

Положения, выносимые на защиту:

1) целостная политическая биография владимирского князя Георгия Всеволодовича, соотнесенная с контекстом древнерусской истории XII в. - первого 40-летия XIII в. и охватывающая освещенные источниками стороны деятельности князя позволяет представить его деятелем общерусского и восточноевропейского масштабов;

2) общерусские направления политической деятельности (Переяславль-Южный, Рязань, Новгород) князя Георгия Всеволодовича ставят его в один ряд с такими архитекторами общерусской политической «храмины», как Михаил Всеволодович Черниговский, Владимир Рюрикович Смоленский, Даниил Романович Галицкий; Ярослав Всеволодович, борясь за Новгород, воюя в Прибалтике, претворял в политической практике замыслы и планы своего старшего брата - владимирского князя Георгия Всеволодовича;

3) восточная политика князя Георгия Всеволодовича продолжала наступательный курс предшественников - Юрия Долгорукого, Андрея Боголюбского, Всеволода Большое Гнездо; по средствам и методам экспансионистская политика Георгия Всеволодовича в Поволжье, прежде всего, была продолжением политического курса Андрея Боголюбского; одним из важных исторически перспективных результатов этой политики стало основание Нижнего Новгорода в 1221 г.; Волжская Булгария и мордовские племена были объектом агрессивной внешней политики владимирского князя Георгия Всеволодовича;

4) князь Георгий Всеволодович во время династического кризиса во Владимирском княжестве 1212-1216 гг., битвы на Калке в 1223 г., во время Батые-ва нашествия в 1237/1238 гг., как и другие Рюриковичи, не мог изменить исход событий; в 1223 г. Георгий Всеволодович физически не мог оказать помощи коалиции русских князей, что понимали составители текстов в Лав-рентьевской и Ипатьевской летописях; зимой 1237/1238 гг. Георгий Всеволодович погиб, защищая с оружием в руках свою землю;

5) великокняжеская власть во Владимирском княжестве в правление Георгия Всеволодовича развивалась из институтов великокняжеской власти при Всеволоде Большое Гнездо, пережив в 1212-1218 гг. трансформацию; братья Георгия Всеволодовича после 1218 г. правили в своих уделах и городах при условии признания его приоритета во внешнеполитических акциях;

6) изучение биографии князя Георгия Всеволодовича и его эпохи надо вести на основе комплекса следующих источников: Лаврентьевская, Ипатьевская, Новгородская первая, Симеоновская, Радзивиловская летописи, Летописец Переяс-

лавля Суздальского, отдельные сведения ростовского летописания в Ермолинской, Львовской, Тверской и Холмогорской летописях;

7) сведения летописей софийско-новгородской группы, Московского летописного свода, Воскресенской и Никоновской летописей по истории Древней Руси и Владимирского княжества во второй половине XII - первом 40-летия XIII в. нельзя использовать как достоверный источник для исследования биографии Георгия Всеволодовича, поскольку они являются результатом переработки сведений ростовского происхождения; указанные летописи в освещении истории ХП-ХШ вв. являются памятником средневековой историографии;

8) домонгольская часть статьи «А се князи Русьстии», «Повесть о битве на Липице» стали средством и результатом утверждения во второй половине XIV в. идеи приоритета и значимости ростовских древностей перед владимирскими; текст «Повести о битве на Липице» создан путем тенденциозной переделки уже недостоверной ростовской версии события; в ее основе лежит компиляция сообщений Новгородской первой летописи о битве на Липице в 1216 г., о битве на Калке в 1223 г., сведений Лаврентьевской летописи о событиях в Северо-Восточной Руси во второй половине 1170-х гг., известий Ипатьевской летописи о событиях в Северо-Восточной Руси во второй половине 1170-х гг., о битве на Калке в 1223 г.; цель «Повести о битве на Липице» - обличение преступлений Ярослава Всеволодовича, часть вины которого текстуально распространялась и на Георгия; из-за отсутствия достоверных сведений по биографии владимирского князя Георгия Всеволодовича в домонгольской части статьи «А се князи Русьстии» и «Повести о битве на Липице» эти тексты нельзя использовать как достоверный источник для жизнеописания Георгия Всеволодовича;

9) компилятивные повести о нашествии Батыя зимой 1237/1238 гг. в летописях ростовской и новгородско-софийской групп, Московском летописном своде конца XV в., Воскресенской и Никоновской летописях, «Повести о разорении Рязани Батыем» собраны из сведений Лаврентьевской, Ипатьевской и Новгородской первой летописей; именно Лаврентьевская, Ипатьевская и Новгородская первая летописи являются единственными источниками, несущими уникальную достоверную информацию о нашествии Батыя на Восточную Европу;

10) известия «Истории Российской» В.Н. Татищева применительно к истории Древней Руси XII - первой половины XIII в. и к биографии владимирского князя Георгия Всеволодовича являются результатом его авторского исследования, выданные за сведения уникальных источников;

11) «сведения» В.Н. Татищев оказали неправомерно большое воздействие на формирование не подтверждаемых источниками историографических стереотипов биографии владимирского князя Георгия Всеволодовича;

12) отечественная историография ХШИ-ХХ вв., не представила цельной и комплексной научной биографии владимирского князя Георгия Всеволодовича, предпочитая лишь отдельные сюжеты; отечественные историки в зависимости от политической обстановки, общих тенденций развития исто-

риографии чередовали либо обвинительную, либо оправдательную трактовку моментов биографии владимирского князя Георгия Всеволодовича;

13) эволюция образа владимирского князя Георгия Всеволодовича от позд-несредневековой историографии к историографии советской и постсоветской развивалась от уважительно-нейтральной трактовки к осуждающе-обличительной или восторженно-панегирической традициям;

14) этно-конфессиональные трактовки сюжетов биографии владимирского князя Георгия Всеволодовича не корректны с точки зрения источниковедения и регрессивны по отношению к историографической традиции.

Научно-практическая значимость работы заключается в том, что его результаты могут быть использованы исследователями при рассмотрении разнообразных проблем социально-политической, дипломатической и культурной истории Руси, Владимиро-Суздальского княжества, ее источниковедения и историографии. Значение они имеют для изучения древнерусской истории ХП-XIII вв., летописей XV-XVI вв. Кроме того, модель исследования, разработанная в данном случае, может быть применена с необходимыми корректировками для изучения аналогичных биографических феноменов отечественной истории. Результаты источниковедческого, историко-биогра-фического анализа и синтеза, проведенных в диссертационном исследовании, сопоставлены с историографическими схемами в целях уточнения принятых в науке концепций. Материалы исследовательской работы найдут применение в образовательном процессе в курсе «Вспомогательные исторические дисциплины», «Источниковедение», «Историография» а также в спецкурсах, посвященных источниковедению, историографии, истории Владимиро-Суздальского княжества, Древней Руси и истории международных отношений в Восточной Европе в ХП-ХШ вв.

Апробация результатов исследования. Теоретические подходы автора, его выводы по общим и частным вопросам диссертационного исследования обсуждались на кафедре историографии и источниковедения Нижегородского государственного университета им. Н.И. Лобачевского, на международных, общероссийских и региональных научных конференциях, семинарах и круглых столах в Москве, Санкт-Петербурге, Краснодаре, Майкопе, Нижнем Новгороде, Новгороде, Рязани, Арзамасе, Городце. Доклад A.A. Кузнецова «Политическая биография владимирского князя Георгия Всеволодовича (1188-1238 гт.)» был заслушан и обсужден на заседании сектора истории Древней Руси Института Российской истории 3 апреля 2007 г. Результаты исследования отражены в 54 публикациях автора, в том числе 1-й монографии и 10 реферируемых изданиях по списку ВАК.

Структура работы. Диссертация, выстроенная по проблемному принципу, состоит из введения, 4-х глав, заключения, списка использованных источников и литературы, 5 приложений. Внутри глав соблюдается хронологическая последовательность разбора источников, историографии и событий.

II. ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении обосновывается актуальность, научная и практическая значимость, новизна диссертации, определены объект и предмет, хронологические и территориальные рамки исследования, сформулированы цели и задачи работы, основные положения, выносимые на защиту.

В первой главе «Источниковедение биографии Георгия Всеволодовича» представлена источниковая база исследования, проведен критический обзор источников и источниковедческая критика текстов, играющих первостепенную роль в реконструкции биографии владимирского князя Георгия Всеволодовича в контексте эпохи.

Первый параграф «Источники: общий обзор» посвящен критическому обзору источников, из которых формируются комплексы для источниковедческого, исторического и отчасти историографического уровней исследования. В первом разделе первого параграфа определяются контуры основного комплекса источников (летописей), необходимых для биографии Георгия Всеволодовича, и набора текстов, отнесенных к истокам историографической традиции жизнеописания князя и связанным с ним событиями ХП-ХШ вв. Предельно важны в исследовании Лаврентьевская, Симеоновская, Радзивиловская, Ипатьевская, Новгородская первая летописи и Летописец Переяславля Суздальского. Они донесли сведения, близкие по времени создания к событиям второй половины ХП - первого 40-летия XIII в. Внимание уделяется вычленяемым из Лавренть-евской и Новгородской первой летописей текстам о битве на Липице в 1216 г., Лаврентьевской, Ипатьевской, Новгородской первой летописей - пространных повестей о битве на Калке, о нашествии Батыя. Иные летописи содержат компиляции сообщений вышеуказанных источников с произвольными их толкованием, дополнением и расширением. В качестве источников по биографии Георгия Всеволодовича и «его времени», задействованы «Слово о полку Игореве», «Моление Даниила Заточника», «Слово о погибели Русской земли».

Промежуточное положение по отношению к Лаврентьевской, Симеонов-ской, Ипатьевской, Новгородской первой летописи и последующему летописанию занимают памятники, где применительно к истории Руси второй половины XII - первого 40-летия XIII в. читаются материалы ростовского летописания второй половины ХШ-Х1У в. - Ермолинская, Типографская, Львовская, Холмогорская летописи и Тверской сборник. Они содержат уникальные сведения об изучаемом периоде древнерусской истории, но в них началась и обработка известий, читаемых в Лаврентьевской, Ипатьевской, Новгородской первой и др. летописях.

Московский летописный свод конца XV в., Воскресенская летопись, Во-логодско-Пермская, Никаноровская, Софийская первая, Новгородская четвертая, Новгородская Карамзинская, Московская Академическая летописи, Рогожский и Владимирский летописцы, Летописи Авраамки, Летописцы конца XV в., Супрасльская и Никифоровская летописи с разной степенью полноты отражают материалы ростовского летописания по событиям эпохи Георгия Всеволодовича. Ростовское же летописание, но с добавлением све-

дений, читаемых в Симеоновской летописи, Рогожском летописце, и, возможно, в недошедших до нашего времени рязанских летописных текстов, проявляется применительно к эпохе Георгия Всеволодовича в Никоновской летописи. Таким образом, летописи XV-XVI вв. применительно к теме исследования являются в большей степени памятниками средневековой историографии. Большинство результатов средневековой нарративизации сконцентрировано в Степенной книге.

К средневековым историографическим нарративам относятся нижегородские летописи XVII в., где особое внимание уделяется Георгию Всеволодовичу и вопросам основания Нижнего Новгорода, Костромское и Владимирское жития Георгия Всеволодовича, «Повесть о страдании», Китежский летописец. «Историю Российскую» В.Н. Татищева надо отнести к историографии. Историческая составляющая диссертационного исследования позволяет остаться в рамках привычного деления текстов на источники и историографию. Причем, к первым отнесены летописные компиляции, труд В.Н. Татищева, хотя они, как и научные работы по истории, являются источниками по историографии.

Во втором разделе первого параграфа исследуются тексты, связанные с историей предшественника Нижнего Новгорода, поскольку они часто используются как источники. Согласно полученным результатам, тексты такого рода фабриковались в XIX в. нижегородскими любителями старины, объяснявшими сведение Нижегородского летописца о Старом городке. Данный нарратив стал основой для увязывания идеи предшественника Нижнего Новгорода и сведения Лаврентьевской летописи 1171/1172 гг.

Третий раздел первого параграфа содержит обзор иностранных письменных источников по биографии Георгия Всеволодовича. Труд Абу Хамида ал-Гарнати описывает расселение народов, соседствующих с Владимирским княжеством и Новгородской республикой в Восточной Европе. Другие источники - восточные и западноевропейские - повествуют о монгольском нашествии на Русь в 1237/1238 гг. Без соотнесения с данными летописей они мало что дают. «Хроника Ливонии» и еще ряд источников нарративного и эпистолярного (послания римских пап русских князьям) жанров освещают борьбу владимирских князей в 1220-е гг. в Прибалтике.

Второй параграф «Источниковедческая критика произведений, извлеченных из летописей в связи с биографией Георгия Всеволодовича» посвящен источниковедческому исследованию ряда летописных произведений XV в., чья идеология определяет историографические видение и оценку политической деятельности Георгия Всеволодовича. В первом разделе второго параграфа представлено исследование домонгольской части статьи «А се князи Русьстии», читаемой в летописных сборниках XV-XVI в. Обращение к данному тексту обусловлено необходимостью установить этническую принадлежность матери Георгия Всеволодовича. Гипотетическое решение одного этого вопроса невозможно. Поэтому было проведено источниковедение всех фактов, затронутых в домонгольской части статьи «А се князи

Русьстии»: времени основания Владимира, оценки роли Андрея Боголюб-ского, первоначального числа куполов Успенского собора, вершителя мести за гибель Андрея Боголюбского, завещания Всеволода Большое Гнездо. Решение этих проблем на уровне гипотез позволило соотнести с ними и догадку об этнической принадлежности матери Георгия Всеволодовича. В домонгольской части статьи «А се князи Русьстии» представлена точка зрения, противоположная той, что читается в Лаврентьевской, Ипатьевской, Новгородской первой летописях. Это вскрыло в русском летописании полемику, ведшуюся, возможно, со второй половины XIII в. до конца XV в. В домонгольской части статьи «А се князи Русьстии» читается законченный текст, авторы которого доказывали древность и большую значимость Ростова и его правителей по сравнению с Владимиром. Составные элементы этого нарра-тива в противоречивых комбинациях читаются в Ермолинской, Львовской, Холмогорской летописях, Тверском сборнике, новгородско-софийских летописях и др. Элементы данной полемики обнаруживаются в Ипатьевской летописи, отстаивающей древность и значимость Владимира.

Выявление достоверных сведений, читаемых в Лаврентьевской (Радзи-виловской, Летописце Переяславля Суздальского), Ипатьевской, Новгородской первой летописях, позволяет принять идею ростовских книжников об основании Владимира в начале XII в. Владимиром Мономахом, отказаться от идей компиляции статьи «А се князи Русьстии» о деятельности Андрея Боголюбского в Залесской земле, обосновать Ипатьевской летописью изначальное 5-главие Успенского собора и ясское происхождение матери Георгия Всеволодовича, отвергнув «чешское» ее происхождение, не доверять сведению о завещании Всеволода Большое Гнездо. Следы редакторской работы авторов домонгольской части «А се князи Русьстии» проявились в Ермолинской, Львовской, софийско-новгородских летописях и Тверской сборнике. Домонгольская часть статьи «А се князи Русьстии» создавалась, как ответ Ипатьевской летописи, в конце XIV в.

Решение этих вопросов, сопряженное с исследованием ряда источнико-вых и исторических проблем, позволило наметить пути и способы средневековой нарративизации в летописях, способствовало реконструкции политического и культурного контекста, в котором разворачивалась биография Георгия Всеволодовича, в котором развивалось ее осмысление средневековыми книжниками и историками XVIII - начала XXI в.

Подразделения второго раздела второго параграфа содержат источниковедческое исследование корпуса текстов о битве на Липице в 1216 г. Несмотря на то, что Я.С. Лурье доказал достоверность сообщения о битве на Липице в Новгородской первой летописи, большинство исследователей используют «Повесть о битве на Липице», читаемую в новгородско-софийских летописях. Итог исследования: при изучении и реконструкции битвы на Липице в 1216 г. надо использовать только пространное сведение Новгородской первой летописи о Липице. Остальные летописи не дают достоверной информации, лишь развивая известие Новгородской первой летописи о битве на Липице.

Вместо предложенной Я.С. Лурье схемы развития текста о Липице более адекватной источниковой реальности является другая. Ростовские книжники второй половины XIII в. создавали версию о битве на Липице, привлекая сообщение Новгородской первой летописи, потому что их не устраивало скудное известие об этом событии владимирской летописной традиции, проявившейся в Лаврентьевской, Симеоновской летописях. Детали сражения в битве на Липице в 1216 г. заимствовались из сообщений о событиях в Залесской земле в период 1176-1180 гг., читаемых в Лаврентьевской, Радзивиловской и Ипатьевской летописях. Операция породила текстовые швы, которые пытались сгладить сводчики новгородско-софийских летописей. Это привело к противоречиям в «Повести о битве на Липице». Очевидные ее текстовые несоответствия были выправлены в Московском летописном своде конца XV в.

«Повесть о битве на Липице» - памфлет, направленный против Ярослава Всеволодовича, чьи потомки в XV в. подчиняли Новгород. Для усиления негативного восприятия Ярослава Всеволодовича авторы «Повести о битве на Липице» исказили ряд исторических фактов. Часть этого негатива, направленного на Ярослава, распространилась на Георгия Всеволодовича и была усилена В.Н. Татищевым.

Чтение о бродниках в «Повести о битве на Липице» потребовало отдельного исследования традиций текстов о битве на Калке в 1223 г. в третьем разделе второго параграфа. Доказывается, что факт участия бродников в битве на Липице в 1216 г. был заимствован из сведения Новгородской первой летописи о битве на Калке в 1223 г. Следы такого совмещения битв на Калке и на Липице через бродников выявляются в текстах о Липице и Калке в Тверском сборнике. Этот вывод подтверждает высказанную выше мысль о том, что в основе «Повести о битве на Липице» лежала ростовская редакция текста. Изучение традиции летописных текстов о битве на Калке важно для постижения историографических оценок (без)деятельности Георгия Всеволодовича в 1223 г. Была определена особая редакция «Повести о ботве Калке», читаемая в Новгородской четвертой летописи и во второй выборке Новгородской Карамзинской летописи.

В третьем параграфе представлены ее выводы. Состояние источниково-го комплекса удовлетворяет решению поставленных задач источниковедческого, исторического и историографического уровней исследования. Схема летописания применительно к событиям первого 40-летия XIII в., по которой ростовскими книжниками произвольно были дополнены и расширены сведения Лаврентьевской, Ипатьевской и Новгородской первой летописей, требует проверки на других событиях, связанных с биографией Георгия Всеволодовича. Высказано сомнение в правомерности гипотезы А.Н. Насонова о Летописце (Юрия) Георгия Всеволодовича.

Во второй главе «Проблемы биографии Георгия Всеволодовича в историографии» представлен критический обзор общих и дискуссионных вопросов. Их осмысление и решение началось в общерусском летописании XV-XVII вв. Летописцы, решая историософские задачи, объясняли факты

биографии Георгия Всеволодовича. Среди них важное место занимали битвы на Липице и Калке, Батыево нашествие. Характерной чертой летописной историографии стали нарративизация скудных, отрывочных сведений предыдущих летописных текстов и отсутствие отрицательных оценок деятельности князя. Первые опыты биографии Георгия Всеволодовича представлены в Степенной книге, соединившей сведения разных летописных традиций, и в агиографических памятниках XVII в. Этим произведениям присуща положительная оценка князя. Нижегородское летописание XVII в. в силу стремления к легитимизации князей нижегородско-суздальских акцентировало внимание на связи Георгия Всеволодовича и основания Нижнего Новгорода. Китежский летописец через образ Георгия Всеволодовича сопрягал житийные тексты, посвященные Всеволоду-Гавриилу, истории Городца и его округи. Мостом между средневековой историографией и научным постижением биографии Георгия Всеволодовича стала «История Российская» В.Н. Татищева.

В трудах Н.М. Карамзина, М.П. Погодина, С.М. Соловьева, В.О. Ключевского, Н.И. Костомарова, Д.И. Иловайского, А.Е. Преснякова князь Георгий Всеволодович упоминался в связи с исследованиями общих проблем истории России: династического кризиса в 1212-1216 гг., битвы на Липице, основания Нижнего Новгорода, битвы на Калке и Батыева нашествия. Оценки князя в двух последних событиях, как правило, отрицательны. Реконструкции делались исследователями на основе Воскресенской, Никоновской и Новгородской первой летописей, труда В.Н. Татищева. Особенно ярко эти свойства проявились в трудах Н.М. Карамзина, Д.И. Иловайского. Н.И. Костомаров сделал Георгия Всеволодовича бледным фоном для действия Мстислава Удатного на Липице в 1216 г. Исключением стал A.B. Экземплярский, представивший краткую биографию князя Георгия Всеволодовича с нейтрально-сдержанными оценками.

Первый параграф «Нижегородские исследователи о биографии Георгия Всеволодовича» посвящен нижегородской историографии проблем биографии Георгия Всеволодовича. Внимание к этому вопросу возникло в среде нижегородских архивистов в связи с основанием Нижнего Новгорода. Деятели Нижегородской губернской ученой архивной комиссии, опираясь на штудии П.И. Мельникова, Н.И. Храмцовского, соединили факт основания Нижнего Новгорода с вариантами нарратива о предшественнике Нижнего Новгорода, с событиями биографии князя, среди которых важную роль играла его гибель при отражении нашествия Батыя. При создании биографического дискурса нижегородцы Н.И. Храмцовский, A.C. Гациский, А.М. Меморский, A.A. Савельев и др. использовали историографическую традицию жизнеописания князя, развивавшуюся с начала XIX в. во Владимире. Ее можно охарактеризовать как локальную ветвь церковных исследований биографии князя с опорой исключительно на агиографию.

Именно нижегородские архивисты, устроив в 1889 г. юбилейные празднества общероссийского масштаба в честь основателя Нижнего Новгорода, обратили внимание исторической науки на биографию Георгия Всеволодо-

вича. Нижегородская традиция биографии Георгия Всеволодовича была прервана революционными событиями начала XX в.

После Великой Отечественной войны под влиянием «юбилейной кампании» в Горьком оживился интерес к местной истории. Н.М. Добротвор реанимировал идеи о предшественнике Нижнего Новгорода. Георгию Всеволодовичу уделялось скромное внимание именно как князю, возобновившему традиции русского поселения на устье Оки. До конца 1980-х гг. горьковская историография (И.А. Кирьянов, С.Л. Агафонов, Ю.В. Сочнев) обращала внимание на Георгия Всеволодовича лишь в связи с основанием Нижнего Новгорода. В конце 1980-х гг. Н.Ф. Филатов выразил сомнение в основании города Георгием Всеволодовичем. Аргументом стали моменты его биографии (битва на Липице, битва на Калке, поведение во время Батыева нашествия), где он, по мнению Н.Ф. Филатова, проявил себя не с лучшей стороны. Эти идеи вызвали ответные работы И.А. Кирьянова, В.П. Макарихина, где была представлена положительная биография князя.

Нижегородская историография биографии Георгия Всеволодовича вышла на новый уровень благодаря монографиям Б.М. Пудалова. В них жизнеописание Георгия Всеволодовича было вписано в контекст освоения Владимирским княжеством Среднего Поволжья. Недостатком этих исследований стало доверие устоявшимся летописеведческим схемам.

Второй параграф «Основание Нижнего Новгорода в несостоявшейся дискуссии М.К. Любавского и А.Е. Преснякова» посвящен реконструкции нереализованного спора М.К. Любавского (народная колонизация) и А.Е. Преснякова (княжеская колонизация) применительно к решению вопроса о времени и обстоятельствах появления русского города на устье Оки. Нерешенность проблемы характера колонизации Среднего Поволжья в домонгольское время позволяет отнести сторонников предшественника Нижнего Ногорода к последователям М.К. Любавского, а исследователей, считающих, что Нижний Новгород был основан в 1221 г. (А.Н. Насонов, В.А. Куч-кин, В.П. Макарихин, Б.М. Пудалов) - А.Е. Преснякова.

В третьем параграфе второй главы «Историографические дискуссии об основании Москвы, Нижнего Новгорода и Городца» проведен сравнительный анализ дискуссий о времени и обстоятельствах оснований Москвы, Нижнего Новгорода и Городца. Были выявлены их особенное и общее (к ним относятся доверие «удревнителей» к недостоверным данным XVII в., некорректное отношение к источниковедению, действие механизма порождение мифа как способа освоения исторического прошлого).

В разделах четвертого параграфа «Историография второй половины XX - нач. XXI в. о борьбе Георгия Всеволодовича с монгольским нашествием» прослежен рост отрицательных оценок деятельности князя Георгия Всеволодовича в битве на Калке и во время Батыева нашествия. Негативи-зация была порождена выборочным использованием 3-х версий событий, содержащихся в Лаврентьевской, Новгородской первой и Ипатьевской летописей, привлечением более поздних летописей и труда Татищева, демонстрацией пагубности раздробленности. Важную роль в данном процессе 18

сыграло и потребительское отношение к трудам Н.М. Карамзина, Д.И. Иловайского, С.М. Соловьева. Осуждение князя одновременно проявилось в работах Б.Д. Грекова и Д.С. Лихачева, было закреплено «Очерками по истории СССР», а затем работами Л.В. Черепнина, Б.А. Рыбакова, В.Т. Пашуто, П.П. Толочко, А.Г. Кузьмина, Ю.А. Лимонова, Ю.В. Криво-шеева и др. Попытки В.В. Каргалова противостоять негативизации неудачны из-за потребительского использования источников.

В источниковедческих штудиях В.А. Кучкина, A.A. Горского, А.Б. Мазурова, Б.М. Пудалова, И.Н. Данилевского приведены факты, смягчающие отрицательные оценки князя. Тем не менее, начало XXI в. характеризуется очередным всплеском критики действий князя во время монгольского нашествия. Примером являются дважды изданная работа Д. Г. Хрусталева, последние работы Н.Ф. Филатова, отдельные статьи рязанских исследователей и публикации Духового управления мусульман Нижегородской области. Эти работы приумножили негатив, накопившийся в историографии. Ныне историографическая ситуация поведения Георгия Всеволодовича в 1223 и 1237/1238 гг. характеризуется плюрализмом мнений, что требует решения проблемы.

Данное исследование стало возможным, благодаря источниковедческим трудам (A.A. Шахматова, М.Д. Приселкова, А.Н. Насонова, Д.С. Лихачева, В.Т. Пашуто, Я.С. Лурье, В.А. Кучкина, Б.М. Клосса, А.Г. Боброва, Г.М. Прохорова, И.Н. Данилевского П.П. Толочко, Н.Ф. Котляра, А.П. Толочко, Т.Л. Вилкул, Т.В. Гимона, A.B. Сиренова, М.Я. Шайдаковой, Б.М. Пудалова и др.). При разборе биографических трудов - Ле Гоффа о Людовике IX, H.H. Воронина и Ю.В. Кривошеева об Андрее Боголюбском, Б.Н. Флори об Иване Грозном, А.И. Филюшкина об Андрее Курбском, Н.С. Борисова об Иване III, В.А. Кучкина, A.A. Горского, Я.С. Лурье, В.Т. Пашуто об Александре Невском - внимание уделялось методам и инструментарию биографического исследования, востребованным в реконструкции биографии Георгия Всеволодовича. Решение задачи воссоздания историко-культурного контекста биографии обусловило внимание к исследованиям А.Е. Преснякова, Б.А. Рыбакова, А.Н. Насонова, Л.В. Черепнина, В.Т. Пашуто, В.В. Мавродина, В.Л. Янина, В.А. Кучкина, A.A. Горского, Я.Н. Щапова, И.Я. Фроянова, A.B. Петрова, И.Н. Данилевского, П.П. Толочко, Н.Ф. Котляра, М. Дымника, Дж. Феннела, Т.Л. Вилкул, П.В. Лукина, П.С. Стефановича, Б.М. Пудалова, В.В. Долгова и др. общих и частных проблем древнерусской истории.

Параграф пятый вобрал выводы историографического исследования. Биография владимирского князя представлена в нескольких вариантах, обусловленных влиянием средневековой историографии, разным отношением исследователей к источниковедению, выполнением ими политико-идеологического заказа, пренебрежением к реконструкции контекста. Поливариантность биографии владимирского князя Георгия Всеволодовича требует источниковедческой проработки ее фактов, отсечения лишних историографических сущностей.

В третьей главе «Владимирский князь Георгий Всеволодович в древнерусском политическом пространстве XI - первого 40-летия XIII

в.» исследуются вопросы места и роли Георгия Всеволодовича в истории Владимирского княжества с рождения до гибели, его политической деятельности внутри Древнерусского государства. Источниковедческий анализ и историческая реконструкция сочетаются здесь с историографическим исследованием вопросов, по которым накопилось много мнений. Внутрирус-ская политика Георгия Всеволодовича сравнивается с деятельностью предшествующих ростово-суздальских и владимирских князей. Реконструкция их политики играет важную роль для воссоздания общей политической обстановки ХИ-ХШ вв. Исследование внутрирусской политики Георгия Всеволодовича через призму отношений с Переяславлем, Рязанью, Новгородом позволяет оценить перипетии его отношений с князьями Чернигова, Смоленска, Галицко-Волынской Руси.

Первый параграф «Георгий Всеволодович в контексте родственных связей Владимирского княжества» посвящен определению места и значения Георгия Всеволодовича в истории Владимирского княжества, выявлению ступеней его политической карьеры через призму отношений с отцом, братьями, племянниками, женой, детьми, снохами, зятьями, двоюродными братьями и внуками. Решение этих проблем переплелось с вопросами о положении церкви в княжестве, особенностями употребления великокняжеского титула, важными событиями в истории Владимирского княжества. Уделяется внимание брачной политике Всеволода Большое Гнездо и Георгия Всеволодовича. Брачные связи с черниговскими, смоленскими, галицко-волынскими князьями в период династического кризиса 1211-1216 гг. сыграли дестабилизирующую роль.

Особо надо оговорить решение вопроса о династическом кризисе во Владимирском княжестве после смерти Всеволода Большое Гнездо. Для решения проблем истории Владимирского княжества в 1211-1218 гг. - завещания Всеволода Большое Гнездо, наделения Всеволодовичей уделами, их усобицы, Липиц-кой битвы, ссылки Георгия Всеволодовича в Городец, изменений в церковно-административном делении княжества - была проведена деконструкция сведений Ермолинской, Львовской, Холмогорской, Типографской, Воскресенской, Никоновской летописях, Московском летописном своде и Тверском сборнике. Было установлено, что они создавались путем компилирования известий, читаемых в Лаврентьевской (Симеоновской), Новгородской первой, Ипатьевской летописях и Летописце Переяславля Суздальского. Текстологический анализ показал, что впервые компилирование было проведено в Ростове во второй половине ХШ в., чтобы объяснить ситуацию с завещанием Всеволода Большое Гнездо и последовавшей борьбой, чтобы представить в выигрышном положении Константина, и отразилось в Ермолинской, Львовской, Типографской, Холмогорской летописях и Тверском сборнике. В результате родился нарратив, идеи которого и ныне определяют ситуацию в историографии. «Ростовский» нарратив о ситуации 1211-1218 гг. дополнялся и расширялся при создании тек-

ста, читаемого в Московском летописном своде и Воскресенской летописей. Поэтому сведения Московского летописного свода, в которых А.Н. Насонов усматривал проявления Летописца Георгия Всеволодовича, нельзя признать таковыми.

Достоверными источниками по данному вопросу являются Лаврентьев-ская, Симеоновская, Ипатьевская, Новгородская первая летопись и Летописец Переяславля Суздальского. В этом случае история Владимирского княжества в 1211-1218 гг. такова. Всеволод Большое Гнездо за несколько лет до смерти наделил Константина Ростовской землей, в 1211 г. утвердил часть своих сыновей в городах Залесской земли, отдав старшинство Георгию. Недовольный этим Константин начал в 1212 г. борьбу за власть. Владимир и Святослав Всеволодовичи выступили против Георгия и Ярослава без связи с замыслами Константина. Династический кризис в 1213 г. был преодолен договоренностями Константина, Георгия и Ярослава о сохранении статус кво. Оно было нарушено вторжением в Северо-Восточную Русь коалиции Мстислава Удатного. К коалиции присоединился Константин и после битвы на Липице он утвердился во Владимире. В 1217 г. он перевел Георгия из Городца и в Суздаль, а в 1218 г., умирая, передал ему владимирский стол.

Во втором параграфе «Георгий Всеволодович и Переяславль-Русский в историческом контексте отношений Залесской Руси и Переяславльской земли» рассматривается отношение Георгия Всеволодовича к Переяславлю-Южному. В ходе экскурса в историю связей Залесской и Переяславльской земель установлено, что власть владимирского князя распространилась на Переяславль-Южный лишь в правление Всеволода Большое Гнездо. Он использовал прецедент закрепления в Переяславле брата Глеба и его сыновей. Утверждение владимирского князя в Переяславле позволило черниговскому князю Всеволоду Чермному бороться за него в 1207-1211 гг.

Изучение противоречивой историографии борьбы за Переяславль в начале XIII в., рождающей и ныне полярные догадки, источниковедение истории Переяславля позволили отобрать ряд фактов для следующей реконструкции. Всеволод Большое Гнездо в 1207-1210 гг. приложил все силы, чтобы вернуть Переяславль-Южный. Он был возвращен в 1211 г. после примирения с черниговским князем и брака его дочери с Георгием Всеволодовичем. До 1230 г. никто не покушался на Переяславль - владение владимирских князей на юге Руси. Затем Михаил Всеволодович Черниговский перекрыл им доступ туда.

Борьба за Переяславль втянула в усобицы 1207-1211 гг. Рязанское княжество. Втягивание было обусловлено логикой предшествовавших рязан-ско-владимирских отношений и имело последствия, ощутимые во время правления Георгия Всеволодовича. Поэтому в разделах третьего параграфа «Отношения рязанских и владимирских князей в сер. XII - первой трети XIII в.» представлен исследовательский материал по истории владимирско-рязанских отношений со второй половины XII в. до конца 1220-х гг. Несмотря на неразвитую историографическую традицию домонгольской исто-

рии Рязанского княжества, было установлено, что среди ученых, начиная с Д.И. Иловайского, преобладает точка зрения, согласно которой рязанские князья подпали под власть Владимирского княжества. Но анализ источников показал, что она неверна.

Подчинение Рязани произошло во время княжения во Владимирском княжестве Всеволода Большое Гнездо. Оно стало следствием борьбы с Глебом Рязанским, поддерживавшим своих шуринов и племянников Всеволода. Захват и смерть Глеба сделали Всеволода Юрьевича арбитром среди сыновей Глеба. Чем он и воспользовался в начале 1180-х гг., вступив в конфликт с черниговским князем. Примирение с последним в 1184 г. отдало Рязань под контроль Всеволода Юрьевича. Это время можно рассматривать как период «вассализации» рязанских князей. Они, не желая быть подручниками владимирского князя, играли на его противоречиях с черниговскими и смоленскими князьями. В 1190-е гг. рязанский князь Глеб Владимирович установил союз со смоленскими князьями, а другие рязанские князья стали ориентироваться на Чернигов. Этот политико-династический узел развязался в 1207 г. Всеволод Юрьевич пошел на Чернигов, но вынужден был остановить поход в Рязанской земле, чьи князья собрались ему изменить. Обличителем выступил Глеб Владимирович. Объективно покорением Рязанского княжества, уводом в плен большинства его князей и княгинь, епископа был ослаблен и лишен свободы маневра Всеволод Чермный (его дочь, жена Кира Михаила, попала в плен). Но Глеб Владимирович не получил особых милостей от владимирского князя. Когда у последнего испортились отношения со смоленскими князьями, обиженный Глеб оказался в стане противников владимирского князя. При отражении их рейда на Подмосковье в 1209 г. впервые самостоятельно проявился Георгий Всеволодович.

В 1210 г. черниговский и владимирский князья примирились. Анализ источников показал, что сведение Московского летописного свода об освобождении епископа Арсения и рязанских княгинь в 1210-1211 гг., возводимое А.Н. Насоновым к Летописцу Георгия Всеволодовича, является нарративным расширением. Рязанских епископа, князей, княгинь освободил в 1212 г. Георгий Всеволодович.

Возвращение рязанских князей из плена поставило их лицом к лицу с Глебом Владимировичем. Он, воспользовавшись победой смоленской коалиции на Липице, убил в Исадах в 1217 г. своих братьев-противников. Из них подавляющее число пребывали во владимирском плену или, подобно Изяславу Владимировичу, воевали с Всеволодом Большое Гнездо. После примирения владимирского и черниговского князей они оказались их союзниками. Утвердившийся в 1218 г, во Владимире, Георгий Всеволодович поддержал борьбу рязанских князей с братоубийцами. Кроме этого факта и участия рязанских князей в акциях против мордвы нет информации об отношениях Рязани и Владимира при княжении Георгия Всеволодовича.

В четвертом параграфе «Отношения Владимирского княжества и Новгорода в 1218-1238 гг.» рассмотрены отношения Владимирского княжества и Новгорода в период княжения Георгия Всеволодовича. Изучение владимирско-новгородских отношений показало, что Георгий Всеволодович стремился осуществить в отношении северной республики свою власть через сына Всеволода и братьев Святослава, Ярослава. Последний в историографии выступает как самостоятельный субъект политики по отношению к Новгороду. Исследование же показало, что Ярослав Всеволодович был активным проводником политики Георгия Всеволодовича. Последний же использовал фактор зависимости Новгорода от помощи Владимирского княжества в отражении западноевропейской экспансии. Борясь за Новгород, Георгий Всеволодович вступил в конфликт с Михаилом Всеволодовичем Черниговским. Этот конфликт разрушил влади-мирско-черниговский союз к 1230 г. и обусловил потерю владимирским князем Переяславля, установление им союзнических связей с галицкими князьями, смоленским князем Владимиром Рюриковичем - противниками Михаила.

В пятом параграфе представлены выводы третьей главы.

В четвертой главе «Восточная политика Георгия Всеволодовича» исследуется восточная политика владимирского князя Георгия Всеволодовича. Первый параграф «Северо-Восточная Русь и Волжская Булгария в ХП-30-е гг. XIII в.», посвященный восточной политике Георгия Всеволодовича, его борьбе с Волжской Булгарией, мордвой, построен по принципу соотнесения исторической, источниковедческой и историографической составляющих. Источниковедение уникального сведения Типографской летописи о набеге булгар на Ярославль в 1152 г. показало его недостоверность. Это позволяет квалифицировать политику владимирских князей (начиная с Андрея Боголюбского) по отношению к Волжской Булгарии как агрессивную. Арсенал наступательных действий предшественников был в полной мере задействован Георгием Всеволодовичем. В ответ на рейд булгар на Устюг и Унжу Георгий Всеволодович в 1220 г. организовал масштабный поход на Булгарию. Затем с булгарами был заключен мир, способствовавший основанию в 1221 г. Нижнего Новгорода.

Дальнейшее утверждение Владимирского княжества в регионе устья Оки потребовало войн с мордвой, в которых участвовали братья, сыновья и племянники владимирского князя Георгия Всеволодовича. Они совпали с рус-ско-булгарской войной 1223-1229/1230 гг., о которой лишь упоминается в Симеоновской, Никоновской летописях и Рогожском летописце. В дальнейшем походы на мордву продолжались, а отношения Владимирского княжества с Булгарией затихли в преддверии монгольского нашествия. Продвижение на восток Владимирского княжества было остановлено нашествием Батыя в 1237/1238 г., но главное завоевание князя - Нижний Новгород - закрепил устье Оки и выход на Среднюю Волгу за грядущей Российской государственностью.

Второй параграф «Георгий Всеволодович - основатель Нижнего Новгорода», посвященный основанию Нижнего Новгорода, - историографиче-

ский. Источниковедение и историческая реконструкция служат здесь для отсечения лишних историографических сущностей. Доказывается, что Георгий Всеволодович основал Нижний Новгород в 1221 г. на необжитом месте. Для утверждения этой гипотезы была реконструирована идеология авторов Нижегородского летописца, писавших о русском предшественнике Нижнего Новгорода, проведен топонимический анализ, подтвердивший искусственность и вторичность названия Старый Городок по отношению к названию Нижний Новгород, производность названия Нижний Новгород от названия Городец, показана несостоятельность мнения об основании Нижнего Новгорода Васильком Константиновичем.

Третий параграф Георгий Всеволодович в борьбе с монгольским нашествием» посвящен поведению Георгия Всеволодовича в 1223 г. и во второй половине 1230-х гг., зимой 1237/1238 гг. Он построен по принципу паритета историографии источниковедения и собственно источниковедения. Здесь предлагается историческая реконструкция, состоящая из предположений автора, гипотез, вычлененных из набора предположений и догадок. Предложены аргументы, позволяющие признать претензии историков к Георгию Всеволодовичу по поводу поражения русских войск на Калке в 1223 г. необоснованными.

Отдельный раздел третьего параграфа четвертой главы посвящен деконструкции пространных текстов о нашествии Батыя на Восточную Европу в 1237-1240 гг., читаемых в Симеоновской, Ермолинской, Львовской, Холмогорской, новгородско-софийских, Воскресенской летописях, Московском летописном своде, Тверском сборнике. Было установлено, что они не содержат уникальной информации по нашествию Батыя по сравнению с «Повестями о нашествии Батыя» Лаврентьевской, Ипатьевской, Новгородской первой летописей. Именно из сведений этих трех летописей в русском летописании ХУ-ХУ1 вв. складывалось большое и многовариантное произведение о нашествии Батыя. Его целью было представить связанный в хронологически-событийной последовательности рассказ. Развитие его вариантов зависело от соотношения элементов рассказов Лаврентьевской, Ипатьевской, Новгородской первой летописей. Уникальные сведения летописей ХУ-ХУ1 вв. являются результатами авторских дополнений сводчиков. Примечательно, что число упоминаний Георгия Всеволодовича на всем протяжении вариантов «Повести о нашествия Батыя» с 1237 г. по 1240 г. значительно превышает количество упоминаний всех остальных русских персонажей. Это обстоятельство обусловило распространенность историографического мнения о главном виновнике за поражение Руси от монголов - Георгии Всеволодовиче. Анализ эволюции текстов о Батыевом нашествии подтверждает схему, предложенную в диссертации для объяснения движения текстов о битве на Липице. Главный вывод исследования этого раздела третьего параграфа - исключительность Лаврентьевской, Ипатьевской, Новгородской первой летописей в реконструкции картины нашествия Батыя и деятельности Георгия Всеволодовича в последний период его жизни.

В третьем разделе третьего параграфа восстанавливается картина монгольского нашествия на Северо-Восточную Русь зимой 1237/1238 гг. до гибели Георгия Всеволодовича на Сити. Данные Лаврентьевской, Ипатьевской, Новгородской первой летописей соотносились с зарубежными источниками. С точки зрения военно-политической сообразности в условиях временного и информационного дефицита князь Георгий Всеволодович оказал помощь Рязани, пытался прикрыть уязвимые места границы своего княжества и организовать противодействие, но, уповая на прочность городов княжества, недооценил противника. При нашествии монголы стремились уничтожить легитимного правителя. С этим и был связан облавный характер их действий. Расплата князя за недооценку противника была безмерной: гибель жены, детей, внуков и собственная гибель в неравном бою. Исследование показало несостоятельность историографических обвинений в адрес князя за поражение всей Руси от монголов. В четвертом параграфе помещены выводы исследования четвертой главы.

Выводы и итоги исследования представлены в заключении. Они сгруппированы в 3 блока.

1. В первом блоке отражено решение задач диссертационного исследования. Начиная с летописания XTV-XV вв., моменты биографии владимирского князя Георгия Всеволодовича, связанные с событиями общерусской истории, подвергались взыскательному рассмотрению. Спорными для исторической мысли стали вопросы почти всех эпизодов биографии князя, отраженных в источниках. Решение этих проблем в диссертации обусловило обращение к их источниковедению. Были рассмотрены проблемы адекватности схем развития летописания XII-XVI вв. применительно к отражению событий ХП - первой половины ХШ в., достоверности сведений домонгольской части статьи «А се князи Русьстии», формирования массива уникальных сведений и текстов в летописании XV-XVI вв., происхождения известий Нижегородского летописца. Из спектра мнений, предложенных учеными, отбирались те, что соответствуют критериям гипотез.

В ходе исследования была развита гипотеза Н.М. Карамзина, согласно которой спор Всеволодов Владимирского и Черниговского разрешился в 1210-1211 гт. подтверждением последним права владимирского князя на Переяславль-Южный. Предположение A.A. Горского о владении владимирскими князьями Переяславлем-Русским доведено до гипотезы. Обоснована гипотеза, согласно которой реконструкцию событий в XII - первом 40-летии XIII в. надо проводить с опорой на Лаврентьевскую, Радзивиловскую, Си-меоновскую, Ипатьевскую, Новгородскую первую летописи и Летописец Переяславля Суздальского. В ряде случаев не обойтись без сведений ростовского летописания (Ермолинская, Львовская, Тверская, Холмогорская летописи). К нему относятся тексты, древнейшие по отношению к текстам более ранних софийско-новгородских летописей, Московского летописного свода. Подавляющая часть сведений ростовского летописания в совокупности с большинством летописей XV-XVII вв., «Повестью о битве на Липи-це», редакциями «Повести о битве на Калке» и «Повести о нашествии Ба-

тыя», статьей «А се князи Русьстии», Повестями о зачале Москвы, нижегородскими летописями XVII в. являются источниками по историографической составляющей исследования. Надо отказаться от версий, в обоснование которых привлечены сведения «Повести о разорении Рязани Батыем». При реконструкции событий зимы 1237/1238 гг. плодотворна гипотеза А.Ю. Бо-родихина: достоверная информация содержится в Лаврентьевской, Ипатьевской, Новгородской первой летописях. В совокупности с ними надо привлекать сведения Джувейни и Рашид-ад-дина.

Изучение историографических проблем биографии Георгия Всеволодовича и связанных с ними источников позволило определить механизм генезиса разных вариантов концепции истории Руси первого 40-летия XIII в. Первое обращение к этому периоду произошло в ростовском летописании XIV в., где обосновывались древность и христианские ценности Ростова, объяснялись процессы и события Залесской земли после 1211 г. Этот нарра-тив выборочно привлекался в новгородско-софийских летописях. Их ошибки исправлялись в московском летописании второй половины XV в.

Источниковедческие выводы подтверждаются проверкой адекватности общих летописеведческих схем развитию сведений по истории Руси XII-XIII вв. Были актуализированы идеи A.A. Шахматова о ростовском летописном своде, использованном при составлении софийско-новгородских летописей, о ростовской обработке середины - второй половины XIII в. сведений по истории Северо-Восточной Руси (поддержана М.Д. Приселковым, Д.С. Лихачевым; как догадка предложена идея о проявлении уже на этом этапе в ростовских сведениях достоверных уточнений и произвольных истолкований), М.Д. Приселкова о классификации сведений Лаврентьевской летописи 1210-1238 гг. по принадлежности к ростовскому и владимирскому летописаниям. Гипотеза А.Н. Насонова о проявлении в Московском своде Летописца Георгия Всеволодовича сведена к догадке.

Результаты исследования конкретных летописных текстов позволяют «перевернуть» схему Я.С. Лурье по развитию текста о битве на Липице: ранними по отношению к софийско-новгородским текстам являются «ростовские» тексты. Формированию «Повести о битве на Липице» в софийско-новгородском летописании адекватна схема А.Г. Боброва. Оправдались гипотезы В.А. Кучкина по бытованию в летописании текстов о чудесах иконы Владимирской Божьей матери, битве на Калке в 1223 г., Батыевом нашествии. Исследование сведений Никоновской летописи применительно к эпохе Георгия Всеволодовича показало больший набор уникальных сведений по сравнению с тем, что предложил Б.М. Клосс.

Анализ негативистских и апологетических трактовок биографии Георгия Всеволодовича показал, что в историографии распространены первые. Они обусловлены рациональным подходом и ненаучной постановкой проблем. При попытке их решить неизбежно скатывание в плоскость субъективного фактора, чего не избежала и советская историография. Негативизм оценок по отношению к деятельности владимирского князя Георгия Всеволодовича проистекает из потребительского использования источников. 26

Апологетические трактовки деятельности владимирского князя Георгия Всеволодовича тоже проистекают из средневековых текстов. Монументальный историзм обуславливал положительную оценку его действий. Она усилилась в агиографии, была подхвачена владимирской краеведческой историографией и нижегородскими архивистами. Для апологетической историографии деятельности Георгия Всеволодовича характерны избегание оценок князя в 1216, 1223,1237/ 1238 гг., подчеркивание его жертвенности.

Критическая и апологетическая традиция перешли в советскую историографию, обратившуюся к событиям, связанным с биографией Георгия Всеволодовича. Представители критического направления пристально рассматривали князя Георгия Всеволодовича при битве на Калке в 1223 г., во время нашествия Батыя, при битве на Липице. Эти факты демонстрировали пагубность раздробленности. Последнее оказалось востребованным в Великую Отечественную войну, когда деятельность Георгия Всеволодовича «оттеняла» подвиги героев. Этот негатив приумножен в «этнической истории».

Положительный вектор в жизнеописании Георгия Всеволодовича проявился после войны и был связан с юбилейной кампанией. Именно основание Нижнего Новгорода привлекало внимание к князю в горьковской историографии. Традиция воспевания ратных подвигов предков после войны распространилась на работы, посвященные нашествию монголов. В.В. Кар-галов, В.П. Макарихин, И.А. Кирьянов с опорой на недостоверные сведения летописей XV-XVI вв. пытались снять с князя Георгия Всеволодовича обвинения в поражении Руси от монголов.

В советское время развивалось еще одно направление изучения биографии Георгия Всеволодовича. Условно его можно назвать «объективистским». Взвешенный подход проявился в работах В.В. Воронина, А.Н. Насонова, В.Т. Пашуто, В.А. Кучкина, A.A. Горского и Б.М. Пудалова.

Замыкаясь на нескольких «узловых» моментах биографии князя, его критики и апологеты игнорировали изучение других сторон его деятельности, ее сравнение с политическими практиками предшествующих князей СевероВосточной Руси. Соотнесение же общерусских и восточноевропейских направлений внешней политики Георгия Всеволодовича позволяет увидеть политического деятеля, которого можно поставить вровень с современными ему архитекторами здания Древнерусской государственности.

Активизация действий Владимирского княжества в Поволжье была вызвана основанием Нижнего Новгорода в 1221 г. Историографическая проблема основания Нижнего Новгорода обусловлена стремлением летописцев удревнить историю городов Центральной России. Пик удревнения пришелся на рубеж XVI-XVH вв. В.Н. Татищев создал текст о булгарском предшественнике Нижнего Новгорода. Приобретение свидетельством о Старом Городке Нижегородского летописца качества источника произошло благодаря текстам П.И. Мельникова, Н.И. Храмцовского, A.C. Гациского. Эти нарративы получили «вторую жизнь» в XX в. 800-летие Москвы обусловило реанимацию идей о предшественнике Нижнего Новгорода Н.М. Добротвором и И.А. Кирьяновым. Их рас-

критикованные В.А. Кучкиным идеи актуализировались на рубеже 1980-1990-х гг. и в начале XXI в. (в этно-конфессиональной окраске). Сравнение историографических процессов удревнения Москвы и Нижнего Новгорода позволяет показать его механизм: средневековый текст, который принадлежностью древнему автору удостоверяет истинность своих сведений, попав в поле зрения краеведов, подтверждается в умолчаниях, фрагментах других текстов, вымыслах. Характерной чертой удревнения является изоляция факта раннего, по сравнению с достоверными источниками, основания города от истории региона.

Биография Георгия Всеволодовича, моменты которой традиционно и почти всегда бесстрастно освещались в современных ему текстах, привлекла книжников Х1У-ХУ1 вв., обратившихся к своей - домонгольской - «античности». Они стремились создать путем компилирования предшествовавших летописных сведений полную картину битвы на Калке и Батыева нашествия. Георгий Всеволодович оказывался одним из главных персонажей всех основных событий древнерусской истории первого 40-леггия XIII в. В свете важности фигуры князя внимание средневековых книжников распространялось на остальные события, где он проявился.

Особенности средневековых текстов, идеологический заказ повлияли на плюралистическое развитие исторической мысли XVIII - нач. XXI в. Татищев, подпав под обаяние текстов, соответственно представленным в них нарративам давал свои оценки, в неясных местах конструируя свой нарра-тив. Такое творчество имело свою направленность при изучении эпохи Георгия Всеволодовича. Исследуя историю Владимирского княжества, Татищев нашел образец светского правителя в Константине Всеволодовиче. Подобные настроения наблюдаются и у Н.М. Карамзина. Сконцентрировал внимание на Батыевом нашествии Д.И. Иловайский, отрицательно оценивший роль Георгия Всеволодовича.

На протяжении развития исторической мысли выявляются закономерности создания биографии древнерусского князя эпохи раздробленности, оказавшегося действующим лицом судьбоносных исторических событий. Средневековые книжники создавали из более ранних летописных сведений полные картины Липицы, Калки и Батыева нашествия. При описании последнего Георгий Всеволодович предстал главным персонажем, при котором Русь потеряла независимость. Исследователи, воспринявшие эту идею, детально рассматривают действия князя в тяжелую годину с опорой на летописи ХУ-ХУ1 вв. и создают разнообразные версии политической истории первого 40-летия XIII в. и событий 1216,1223,1237/1238 гг.

На фоне отсутствия цельной биографии формируется общественное восприятие князя Георгия Всеволодовича. На нижегородском уровне наблюдается обостренное внимание к князю. Властями упор делается на заслуги Георгия Всеволодовича. Однако концентрация историографического негатива применительно к Георгию Всеволодовичу, актуализированного в нижегородской историографии применительно к теме основания города, была воспринята в «этнической истории» нижегородских татар-мусульман.

Понятно, что разные общественные представления о месте князя в российской истории противоречат принципам объективности по отношению к деятелю далекого прошлого. Выход из этого один - представление цельной, источниковедчески выверенной биографии князя.

2. Во втором блоке заключения представлена биография князя. Женой Всеволода Большое Гнездо и матерью его детей была ясыня. Георгий Всеволодович родился 26 ноября 1188 г. Его появление на политической арене связано с борьбой Всеволода Большое Гнездо за Переяславль-Южный, Рязань и Новгород. Георгий Всеволодович отразил набег рязанских князей на Подмосковье в 1209 г., когда основные силы отца были задействованы в новгородском походе. Георгий обеспечил Всеволоду Юрьевичу удержание Рязани. В 1210 г. началось примирение Всеволода Большое Гнездо и Всеволода Чермного. Они закрепили мир в 1211 г. свадьбой Георгия Всеволодовича и Агафьи Всеволодовны, дочери черниговского князя. Брак позволил начать урегулирование «рязанского вопроса». Мир 1210-1211 гг. вернул владимирскому князю Переяславль-Русский и ознаменовал поворот во владимирской политике: от конфронтации с Ольгови-чами к сближению с ними. После смертей обоих Всеволодов в 1212 г. власть перешла к их детям: во Владимирском княжестве - к Георгию, в Черниговском княжестве - к его шурину Михаилу. Отношения между ними складывались бесконфликтно до 1224-1225 гг.

В политическое завещание Всеволода входило разделение городов между сыновьями: Константину еще при жизни отца достался Ростов, Георгию -Владимир, Ярославу - Переяславль, Владимиру - Юрьев, а Святослав и Иван отдавались под поручительство Георгия. Потеря старшинства среди братьев и власти в Залесской земле вызвала гнев Константина. В 1212-1213 гг. он стал зачинщиком усобиц. Борьба шла между ним и Георгием, Святослав просто нашел убежище у Константина, Владимир действовал самостоятельно. В Северо-Восточной Руси определились два политических центра -Ростов и Владимир, что проявилось в двух епископиях в Северо-Восточной Руси с 1214 г. Возможно, изменения в церковных структурах привели к появлению института сопрестольничества.

Тенденция к умиротворению была сведена на нет вмешательством смоленских князей. Борьба с ними за Новгород дала еще один импульс, приведший к Липице. Их вторжение в Залесскую землю, переход на их сторону Константина и обращение Ярослава за помощью подтолкнули Георгия Всеволодовича к активным действиям. После поражения на Липице в 1216 г. он отбыл в Городец. Константин утвердился на владимирском столе. Смоленские князья стремились к политическому преобладанию на Руси. Поэтому битва на Липице была и разрешением вопроса о верховенстве во Владимирском княжестве, и этапом борьбы смоленских князей за общерусское доминирование. Драма в Исадах в 1217 г. позволяет осмыслить битву на Липице событием общерусского масштаба.

Георгий Всеволодович около года пробыл в Городце. Видимо, тогда у него родилась мысль крепче связать Городец с основной частью Владимирского княжества и освоить участок речного пути от Верхней Волги до устья

Оки. В 1217 г. Георгий был возвращен из Городца и посажен Константином в Суздале, с перспективой вокняжения во Владимире. Видимо, после Липи-цы Константин, заняв Владимир в 1216 г., восстанавливал единую власть, основанную на опыте лествичной системы. Поэтому он и отдал владимирский стол Георгию с условием, что тот не обидит племянников. Решение Константина показывает, что он доверял Георгию, и столкновение на Липице не было их личным конфликтом. В 1218 г. Константин умер, и Георгий вновь вокняжился во Владимире. Кризис 1211-1218 гг. стал этапом в эволюции княжеской власти во Владимирском княжестве. Произошло согласование модели, предложенной Всеволодом Большое Гнездо, с политико-практическим опытом Руси, выразителем которого был Константин. Правление Георгия Всеволодовича не сопровождалось усилением княжеской власти в ущерб церковной, в это время не замечено проявлений самостоятельности городских общин.

В 1220 г. Рязанскией князь Ингварь Игоревич обратился к Георгию Всеволодовичу за подмогой, чтобы совершить упреждающий поход на половцев. Георгий Всеволодович помог. Более сведений по владимирско-рязанским отношениям в первой трети XIII в., кроме совместных походов на мордву, источники не содержат. В 1220 г. состоялся и крупный поход залес-ских дружин на Волжскую Булгарию. Он стал ответом на набег булгар в 1219 г. на Устюг и Унжу. В поход отправились отряды Георгия, Ярослава, Святослава Всеволодовичей, Василька Константиновича, муромские отряды Святослава Давыдовича и Олега Юрьевича. Успех похода 1220 г. вынудил булгар просить мира. Прямым его следствием стало основание в 1221 г. Нижнего Новгорода. Оно изменило ситуацию в регионе. Город замкнул в кольцо территорию от Гороховца до устья Оки, поставив под контроль Владимирского княжества участок Волжского пути от Городца до Нижнего Новгорода и Нижнюю Оку. Начались столкновения с мордвой, сопрягавшиеся с войной против булгар. Вероятно, в 1220-е гг. произошло укрепление Городца.

Борьба Георгия Всеволодовича с Булгарией продолжала наступательную политику Андрея Боголюбского. Их походы на булгар были средством наступления и расширения влияния Владимирского княжества в Поволжье. Результатом похода Андрея Боголюбского стало основание Городца, а похода Георгия Всеволодовича - закладка Нижнего Новгорода. Возможно, что такое продвижение на восток было вызвано структурным экономико-социальным кризисом начала XIII в., наличие которого обосновали археологи. За счет агрессии по отношению к субъектам Древней Руси компенсировать проявление кризиса было нельзя.

Одновременно разворачивались другие события, связанные с интересами правителя Владимирского княжества. Значительным из них стала битва на Калке в 1223 г. Георгий Всеволодович в помощь князьям выслал отряд, опоздавший к началу битвы. Поражение на Калке лишило общерусской поддержки борьбу залесских князей и новгородцев за Прибалтику. 1220-е гг. в биографии Георгия Всеволодовича связаны с борьбой за Новгород. Князь добился, чтобы с 1221 г. по 1224 г. на новгородском столе пребывал или его сын, или его брат 30

Ярослав. На их плечи легло бремя организации военных акций против немцев, литовцев, датчан. В помощь 7-летнему сыну Всеволоду Георгий присылал своего брата Святослава. В 1223 г. их сменил в Новгороде Ярослав Всеволодович. Он сам не мог вести большую войну в Прибалтике, и действовал по согласованию с Георгием. Тем не менее, Новгород терял позиции в Прибалтике. Повторно пришедший в 1224 г. в Новгород Всеволод не смог противодействовать недовольству княжеской властью и заключению мира Новгорода с немцами и бежал.

В результате похода Георгия Всеволодовича на Новгород зимой 1224/1225 г. там вокняжился Михаил Всеволодович, но из-за противодействия Георгия Всеволодовича был вынужден вскоре его покинуть. Возможно, одним из козырей князя Георгия стала усобица в Черниговской земле. В 1226 г. состоялся поход Георгия против Олега Курского. Он был вынужден помириться с Михаилом. Князь Георгий не желал контроля над Новгородом шурина Михаила Всеволодовича. Более удобным для Георгия было проведение новгородской политики через брата Ярослава. Так сложился конфликт из-за Новгорода шурина и брата владимирского князя. В 1229 г. Михаил Всеволодович вокняжился в Новгороде. В ответ владимирские князья устроили поход на Чернигов. С борьбой за Новгород сопрягалось владение Переяславлем-Русским. До 1230 г. владимирский князь контролировал Переяславль-Русский. Его родственники совершали туда своего рода инспекторские поездки, потерявшие смысл, когда на юге Руси с 1230 г. развернулась борьба за Киев и Галиц-ко-Волынскую землю, а Михаил Всеволодович и Ярослав Всеволодович начали враждовать. Очевидно, Михаил блокировал Переяславль. Силы всего Владимирского княжества в те же годы направлялись то на восточный фланг, то на северо-западный. Военно-политическая активность определялась непосредственно Георгием Всеволодовичем.

1230-е гг. для Георгия Всеволодовича были наполнены восточными делами. На фоне скудной информации в одну цепь можно увязать мученическую смерть Авраамия, определенные ответные шаги во Владимирском княжестве и примирение с Булгарией. Владимирско-булгарский мир в 1230 г. мог быть вызван монгольской угрозой, но не предусматривал совместных действий против монголов.

Следующий после Булгарии удар монголов пришелся на Русь. В конце 1237 г. монголы подошли к Рязани. Ее князья обратились за помощью к Георгию Всеволодовичу. Он послал отряд под руководством Еремея Глебовича, разбитый монголами под Коломной. Затем монголы взяли Москву и пленили сына князя Георгия - Владимира. Георгий Всеволодович, недооценив врага, покинул Владимир и с малой дружиной, и с племянниками Константиновичами отправился на Сить. Но Владимир пал в начале февраля 1238 г., и семья князя погибла в пожаре Успенского собора. От Владимира монголы рассыпались отрядами по Залесской земле. Владимирский князь был их главной целью. Отряд Бурундая обнаружил русский лагерь на Сити. Вне-

запный удар рассеял суздальский и ростовский полки, которые пытался построить Георгий. В ходе побоища 4 марта 1238 г. на Сити Георгий Всеволодович погиб.

В летописном слове на погребение Георгия Всеволодовича подчеркивалось основание им Нижнего Новгорода. Он закрепил устье Оки основанием Нижнего Новгорода и вышел на Среднюю Волгу, обеспечив СевероВосточной Руси будущее как центру формирования Великорусской народности и образования Российской государственности. Эта оценка главной заслуги князя наряду с самопожертвованием при защите родной земли, способствовали сохранению светлого облика Георгия в исторической памяти, церковной литературной традиции и его канонизации.

Георгий Всеволодович предстает типичным политическим деятелем эпохи первой трети XIII в. Его политика отличалась конструктивностью, маневрированием, нежеланием создавать острых конфликтных ситуаций и действиями, сулившими беспроигрышный результат. Деятельность князя объективно сдерживала рост усобиц в княжестве и за его пределами. Князь входил в ряд крупных творцов политической действительности. Этот ряд по яркости, индивидуальности и масштабности действий уступает старшему поколению «отцов» - Всеволоду Большое Гнездо, Всеволоду Чермному, Роману Мстиславичу Галицкому, Мстиславу Удатному. Их «дети» избегали открытых конфликтов, достигали цели «тихим наступлением», шли на замирение, если не хватало сил. Георгий Всеволодович в осуществлении политики вне Древнерусского государства походит на Андрея Боголюбского. Он приближается к идеалу князя Древней Руси - миротворец, градостроитель, защитник своей земли, погибший при отражении врага в неравном бою.

3. Источниковедение проблем биографии Георгия Всеволодовича и истории времени, на которое выпали его жизнь и деятельность, историографическое их изучение ставят дальнейшие научные задачи.

Сведения по истории Руси ХП-Х1Н вв. в ростовской редакции были востребованы при составлении новгородско-софийских летописей, а оттуда после определенной обработки включались в состав московского официального летописания. Эта схема позволила объяснить ряд источниковедческих фактов, которые не вмещались в предшествующие летописеведческие схемы. Перспективной исследовательской задачей является соотнесение обнаруженного массива сведений с летописеведческими схемами. Проблемой является определение ряда «ростовских» сведений по событиям 1220-х гг. на предмет их достоверности. В диссертации реконструкция событий 1220-х гг. проводилась с произвольным признанием этих уникальных известий достоверными и отражающими реальные события.

Изучение биографии Георгия Всеволодовича ставит новые проблемы истории первого 40-летия XIII в. Судьба Переяславля после 1230 г. решалась в форме догадки, не имеющей источникового обоснования. Поведение Георгия Всеволодовича зимой 1237/1238 гг. восстанавливается на основе сооб-

щений разнородных источников, которые по ряду моментов не соотносятся в принципиальных деталях. Поэтому можно ожидать альтернативных решений данных исторических проблем.

Представленная в диссертации биография Георгия Всеволодовича попадает в число других ее версий, основанных на недостоверных источниках. Возникает проблема пропаганды отказа от некорректных в источниковом отношении версий биографии князя, включенных в политический процесс. Жизнеописание Георгия Всеволодовича актуализировало решение источниковедческих и исторических проблем, далеких от предмета исследования. Это обстоятельство показывает важность и научную перспективность генеа-логическо-биографических исследований истории Руси.

Исследования второстепенных или косвенных проблем по теме данной диссертации помещены в Приложения.

По теме диссертации опубликованы:

Монография:

1. Кузнецов, A.A. Владимирский князь Георгий Всеволодович в истории Руси первой трети XIII века. Преломление источников в историографии. / A.A. Кузнецов. - Н.Новгород: Изд-во ННГУ, 2006. 540 с. (33, 75 п.л.) 500 экз.

Публикации в изданиях, входящих в список, утвержденный ВАК:

2. Кузнецов, A.A. Об интерпретации А.Е. Пресняковым роли Новгорода в политической системе Руси / A.A. Кузнецов // Вестник Нижегородского госуниверситета им. Н.И. Лобачевского. 2002. Сер. Ист. - Вып. 1. - С. 8391. (0,6 п.л.).

3. Кузнецов, A.A. К вопросу об объединительных тенденциях в политике Владимира Мономаха / A.A. Кузнецов // Вестник Нижегородского госуниверситета им. Н.И. Лобачевского. 2003. - Сер. Ист. - Вып. 1 (2). - С. 92-100. (0,5 п.л.).

4. Кузнецов, A.A., Досаев, A.C. Поход князя Всеволода Юрьевича на половцев в 1198 (1199) г. / A.A. Кузнецов, A.C. Досаев // Вестник Нижегородского госуниверситета им. Н.И. Лобачевского. 2004. - Сер. Ист. - Вып. 1 (3). -С. 89-100(05/1 п.л.).

5. Кузнецов, A.A. Глеб Юрьевич: реконструкция политической биографии / A.A. Кузнецов И Вестник Нижегородского госуниверситета им. Н.И. Лобачевского. 2005. - Сер. Ист. - Вып. 1 (4). - С. 78-88. (0,6 п.л.).

6. Кузнецов, A.A. О достоверности сведения о набеге булгар на Ярославль в 1152 г. / A.A. Кузнецов // Вестник Нижегородского госуниверситета им. Н.И. Лобачевского. 2006. - Сер. Ист. - Вып. 2 (6). - С. 94-104. (0,5 П.Л.).

7. Кузнецов, A.A. Работы последних лет по истории Нижегородской земли эпохи Средневековья / A.A. Кузнецов // Отечественная история. - 2007. -№ 5. - С. 198-201. (0,75 п.л.).

8. Кузнецов, A.A. Пудалов Б.М. Начальный период истории древнейших русских городов Среднего Поволжья (XII-XIII в.). Нижний Новгород. 2003.

/ A.A. Кузнецов // Отечественные архивы. - 2004. - № 3. - С. 139-140. (0,2 п.л.).

9. Кузнецов, A.A. Пудалов Б.М. Русские земли Среднего Поволжья (вторая треть XIII-первая треть XIV в.). Нижний Новгород. 2004. / A.A. Кузнецов // Отечественные архивы. 2005. № 2. С. 133. 0,1 п.л.

10. Кузнецов, A.A. Новые исследования по ранней нижегородской истории / A.A. Кузнецов // Вестник Нижегородского госуниверситета им. Н.И. Лобачевского. 2004. - Сер. Ист. - Вып. 1 (3). - С. 196-205. (0,4 п.л.).

11. Кузнецов, A.A. Работы по нижегородской истории XIII-XVI вв. / A.A. Кузнецов // Вестник Нижегородского госуниверситета им. Н.И. Лобачевского. 2006. - Сер. Ист. - Вып. 1 (5). - С. 164-168 (0,4 п.л.).

Зарубежные публикации:

12. Кузнецов, A.A. О хронологических особенностях статей 6682-6686 гг. Новгородской первой летописи старшего извода / A.A. Кузнецов // RU-THENICA. Т. VI. - Киев, 2007. - С. 352-356 (0,4 пл.).

Публикации в других изданиях:

13. Кузнецов, A.A. Особенности объединительной идеи в «Слове о полку Игореве» / A.A. Кузнецов // Древнерусская книжная традиция и современная народная литература. Тезисы докладов Международной научно-практической конференции. - Нижний Новгород: ХОВРА, 1998. - С. 53-55 (0,1 пл.).

14. Кузнецов, A.A. Центробежные тенденции и идеология единства в Древней Руси / A.A. Кузнецов // Духовная культура (Материалы докладов Пятой межвузовской конференции по теории и методике преподавания культурологии в высшей школы. - Нижний Новгород: Вектор-ТиС, 1999. -С. 119-121 (0,25 пл.).

15. Кузнецов, A.A. К вопросу об основании Нижнего Новгорода / A.A. Кузнецов // Материалы второй и третьей научно-практической конференций по проблемам истории, культуры и воспитания (август 1998, февраль 1999).

- Саров: «Альфа», 1999. - С. 177-182 (0,4 пл.).

16. Кузнецов, A.A. Объединительная политика Владимира Мономаха / A.A. Кузнецов // Городецкие чтения. Материалы научно-практической конференции. - Нижний Новгород: Нижегородский печатник, 2000. - С. 93-96 (0,25 пл.).

17. Кузнецов, A.A. Об отношениях смоленских и владимирских князей в XII—XIII вв. / A.A. Кузнецов // VII чтения памяти профессора Н.П. Соколова.

- Нижний Новгород: Изд-во ННГУ, 2000. - С. 152-156 (0,25 пл.).

18. Кузнецов, A.A. Еще раз к вопросу об основании Нижнего Новгорода / A.A. Кузнецов II Нижегородские исследования по краеведению и археологии. - Нижний Новгород: Изд-во ННГУ, 2000. - С. 149-165 (0,75 пл.).

19. Кузнецов, A.A. Участие владимирских князей в политической борьбе на Руси в XII-XIII вв. / A.A. Кузнецов II Власть и общество: история и современность: Материалы II Всероссийской научно-практической конференции. -Нижний Новгород: Изд-во ВВАГС, 2001. - С.75-76 (0,2 пл.).

20. Кузнецов, A.A. О причинах зарождения монархической власти во Владимирской Руси и республиканской - в Новгороде/ A.A. Кузнецов // Пути развития общества в эпоху перемен. Материалы II Региональной научной конференции НКИ. - Нижний Новгород: Изд-во НКИ, 2001. - С. 336-339 (0,3 пл.).

21. Кузнецов, A.A. Политическая активность Новгорода в межкняжеских отношениях XII—XIII вв. / A.A. Кузнецов // Мининские чтения (Материалы научных конференций). - Нижний Новгород: Изд-во ННГУ, 2001. - С. 28-41 (0,75 пл.).

22.Кузнецов, A.A. Характеристика политических отношений смоленских и владимирских князей в ХИ-первой половине XIII вв. / A.A. Кузнецов И Мининские чтения (Материалы научных конференций). -Нижний Новгород: Изд-во ННГУ, 2001. - С. 41-52 (0,6 пл.).

23. Кузнецов, A.A. О роли письменных источников XVI-XVII вв. в современных дискуссиях об основаниях Москвы и Нижнего Новгорода / A.A. Кузнецов И Источниковедение и историография в мире гуманитарного знания: Доклады и тезисы XIV научной конференции. - М.: Изд-во ИАИ-РГГУ,

2002. - С. 272-274 (0,3 пл.).

24. Кузнецов, A.A. Трудные вопросы психологических реконструкций в историографии Древней Руси / A.A. Кузнецов // Исторические персоналии. -СПб.: Нестор, 2002. - С. 241-244 (0,25 пл.).

25. Кузнецов, A.A. Основатель Нижнего Новгорода? / A.A. Кузнецов // Нижегородский кремль. К 500-летию памятника архитектуры XVI века: Материалы второй научно-практической конференции 5-6 декабря 2001 г. -Нижний Новгород: Изд-во Комитета по делам архивов Администрации Губернатора Нижегородской области, 2002. - С. 98-106 (0,5 пл.).

26. Кузнецов, A.A. О происхождении названия Нижний Новгород / A.A. Кузнецов // Источниковедческая компаративистика и историческое построение: Тез. докл. и сообщений XV науч. конф. - М.: Изд-во ИАИ-РГГУ,

2003.-С. 180-183(0,3 пл.).

27. Кузнецов, A.A. Городец в новейшей историографии проблемы основания Нижнего Новгорода / A.A. Кузнецов // Городецкие чтения: По материалам научно-практической конференции «Городец на карте России: история, культура, язык». - Городец, 2003. - С. 7-16 (0,5 пл.).

28. Кузнецов, A.A. Общее в современных дискуссиях об основаниях Москвы и Нижнего Новгорода / A.A. Кузнецов // Отечественная история XIX-XX веков: историография, новые источники. Материалы региональной научно-практической конференции. - Нижний Новгород: Изд-во ННГАСУ, 2003.-С. 21-29 (0,5 пл.).

29. Кузнецов, A.A. Топонимика в решении вопроса об основании Нижнего Новгорода/ A.A. Кузнецов // Мининские чтения (Материалы научной конференции). - Нижний Новгород: Изд-во ННГУ, 2003. - С.176-186 (0,6 пл.).

30. Кузнецов, A.A. О дискуссии о характере колонизации в СевероВосточной Руси XII-XIII вв. / A.A. Кузнецов // Народ и власть: исторические источники и методы исследования: Материалы XVI науч. конф. - М.: Изд-во ИАИ-РГГУ, 2004. - С. 226-228 (0,3 пл.).

31. Кузнецов, A.A. Дата смерти Всеволода Чермного и политические отношения на юге Руси в 1210-е годы / A.A. Кузнецов // Восточная Европа в древности и средневековье. Проблемы источниковедения. XVII Чтения памяти члена корреспондента АН СССР Владимира Терентьевича Пашуто. IV Чтения памяти доктора исторических наук Александра Александровича Зимина. 19-22 апреля 2005 г. Тезисы докладов. Ч. I. - М.: Изд-во ИВИ РАН, РГГУ, 2005. - С. 97-100 (0,2 пл.).

32. Кузнецов, A.A. Исследования В.П. Макарихиным объединительного движения на Руси / A.A. Кузнецов П Лествица: Материалы научной конференции по проблемам источниковедения и историографии памяти профессора В.П. Макарихина. Нижегородский государственный университет (22 мая 2003 г.). - Нижний Новгород: Изд-во ННГУ, 2005. - С. 129-138 (0,5 пл.).

33. Кузнецов, A.A. Брак Юрия Всеволодовича 1211 г. в общерусских политических отношениях / A.A. Кузнецов // Общество, государство, верховная власть в России в Средние века и раннее Новое время в контексте истории Европы и Азии (X-XVIII столетия). Международная конференция, посвященная 100-летию со дня рождения академика Л.В. Черепнина. Москва, 30 ноября - 2 декабря 2005 г. Тезисы докладов и сообщений. Препринт. -М.: Изд-во ИВИ РАН, 2005. - С. 114-116 (0,2 пл.).

34. Кузнецов, A.A. Об «участии» князя Владимира Всеволодовича в битве на Липице/ A.A. Кузнецов // Древняя Русь. Вопросы медиевистики. -2005. -№ 3 (21). - С. 51-52 (0,2 пл.).

35. Кузнецов, A.A. Спор о характере колонизации в Северо-Восточной Руси XII—XIII веков и его значение для ранней нижегородской истории / A.A. Кузнецов // Нижегородский краеведческий сборник. Т. I. - Нижний Новгород: Вектор-ТиС, 2005. - С. 140-150 (0,5 пл.).

36. Кузнецов, A.A., Досаев, A.C. Методика критической историографии в исследованиях политической истории Руси XII - начала XIII вв.: к постановке проблемы / A.A. Кузнецов, A.C. Досаев // Мининские чтения: Материалы научной конференции. - Нижний Новгород: Изд-во ННГУ, 2005. - С. 218-237 (0,5/1 пл.)

37. Кузнецов, A.A. Путь к граду Китежу: Князь Георгий Владимирский в истории, житиях, легендах/Подгот. текстов и иссл. A.B. Сиренова. - СПб.: «Дмитрий Буланин», 2003 (Святые и святыни Русской земли). - 232 е.: ил. (рецензия) / A.A. Кузнецов // Проблемы исторического регионоведения: Сб.науч. статей. - СПб.: Изд-во СПбГУ, 2005. - С. 419-426 (0,5 пл.).

38. Кузнецов, A.A. Роль князя Юрия Всеволодовича в событиях 1223, 1237-1238 гг. в трактовке Б.Д. Грекова / A.A. Кузнецов // Святой благоверный и великий князь Георгий Всеволодович: Материалы Георгиевских чте-

ний, Н. Новгород, 2004, 2005. - Нижний Новгород: «Университетская книга», 2006. - С. 33^3 (0,5 н.л.).

39. Кузнецов, A.A. О слове сынок в летописях / A.A. Кузнецов // Вспомогательные исторические дисциплины: классическое направление и новые направления: материалы XVIII науч. конф. Москва. 2006 г. - М.: Изд-во ИАИ-РГГУ, 2006. - С. 264-266 (0,3 пл.).

40. Кузнецов, A.A. Летописные сообщения об убийстве князей в Исадах в 1217 г. / A.A. Кузнецов // Битва на Воже и Куликовское сражение (история и культура средневековой Руси): материалы Всероссийской научной конференции. Рязань, 7-10 сентября 2005 года. - Рязань: «Политех», 2006. - С. 1218 (0,4 пл.).

41. Кузнецов, A.A. Источниковедческий аспект биографии князя Юрия Всеволодовича / A.A. Кузнецов // Единство гуманитарного знания: новый синтез: материалы XIX международной научной конференции. Москва, 2527 января 2007 г. - М.: Изд-во ИАИ-РГГУ, 2007. - С. 188-190 (0,2 пл.).

42. Кузнецов, A.A. Источниковедческие аспекты проблем биографии Георгия Всеволодовича / A.A. Кузнецов И Мининские чтения: Труды научной конференции. - Нижний Новгород: Изд-во ННГУ, 2007. - С. 277-312 (1,5 пл.).

43. Кузнецов, A.A. Два эпизода из биографии Ярослава Владимировича / A.A. Кузнецов // Древняя Русь. Вопросы медиевистики. - 2007. - № 3 (29). -С. 56-57 (0,2 пл.).

44. Кузнецов, A.A. Древнерусский князь Мстислав Юрьевич - «второстепенный» герой 1150-1160-х гг. / A.A. Кузнецов // Человек второго плана в истории. Выпуск 4: Сборник научных статей. - Ростов на Дону: Южный федеральный университет, 2007. - С. 192-208 (0,6 пл.).

45. Кузнецов, A.A. О дате смерти Всеволода Большое Гнездо / A.A. Кузнецов // Вспомогательные исторические дисциплины - источниковедение -методология истории в системе гуманитарного знания. Материалы XX Международной научной конференции. Ч. II. - М-: Изд-во ИАИ-РГГУ, 2008. -С. 398-401 (0,3 пл.).

46. Кузнецов, A.A. Еще раз к вопросу о Пургасовой Руси / A.A. Кузнецов // Россия и Удмуртия: история и современность. Материалы Международной научно-практической конференции, посвященной 450-летию добровольного вхождения Удмуртии в состав Российского государства. - Ижевск: «Удмуртский университет», 2008. - С. 212-218 (0,4 пл.).

47. Кузнецов, A.A. Мнимый сын Всеволода Большое Гнездо / A.A. Кузнецов // История общественного сознания: становление и эволюция: сборник памяти Андрея Олеговича Амелькина. - Воронеж: Научная книга, 2008. -С. 51-53 (0,25 пл.).

48. Кузнецов, A.A. «Булгаристский подход» в изучении истории Среднего и Верхнего Поволжья в XII - первого сорокалетия XIII вв.: перспективы и проблемы / A.A. Кузнецов // Форумы российских мусульман. Ежегодный

научно-аналитический бюллетень №3. - Нижний Новгород: «Медина», 2008. - С. 62-65 (0,45 пл.).

49. Кузнецов, A.A. Политический строй городов Северо-Восточной Руси XII в. в работах историков Санкт-Петербургского университета / A.A. Кузнецов // Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского. -2008. - №5. - Н.Новгород, 2008. - С. 131-136 (0,5 пл.).

50. Кузнецов, A.A. Георгий Всеволодович - политический деятель средневековой Руси / A.A. Кузнецов // Вестник Тверского государственного университета. Серия ИСТОРИЯ. - Вып. 2. Тверь, 2008. - № 19. - С. 3-26 (2 пл.).

51. Кузнецов, A.A. Городец от основания до 1238 г. / A.A. Кузнецов // Альманах Славяно-греко-латинского кабинета Приволжского федерального округа. Выпуск I. - Нижний Новгород: Нижегородский государственный лингвистический университет им. H.A. Добролюбова, 2008. - С. 39-45 (1 пл.).

52. Кузнецов, A.A. О происхождении даты «прозрения» Мстислава и Ярополка в русском летописании / A.A. Кузнецов // Вестник Удмуртского университета. 2008. Серия 5: История и филология. - Выпуск 2. - С. 33-46 (1 пл.).

53. Кузнецов, A.A. Шайдакова М.Я. Нижегородские летописные памятники XVII в. / Под ред. В.А. Кучкина. Н.Новгород: Изд-во Нижегородского университета, 2006. - 281 с. / A.A. Кузнецов // Вестник Удмуртского университета. 2008. Серия 5: История и филология. - Выпуск 2. - С. 152-155 (0,25 пл.).

54. Кузнецов, A.A., Медова, C.B. Михалко Юрьевич в политической борьбе Северо-Восточной Руси в 1174-1176 гг.: опыт комплексного применения вспомогательных исторических дисциплин / A.A. Кузнецов, C.B. Медова // Вспомогательные исторические дисциплины в пространстве гуманитарного знания: Материалы XXI международной научной конференции. -М.: РГГУ, 2009. - С. 237-240 (0,15/0,3 пл.).

Подписано в печать 12.03.2009. Формат 60x84 1/16. Бумага офсетная. Печать офсетная. Усл. печ. л. 2. Тир. 100. Зак. 135.

Типография Нижегородского госуниверситета Лицензия № 18-0099 603000, Н. Новгород, ул. Б. Покровская, 37.

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора исторических наук Кузнецов, Андрей Александрович

Введение

Глава I. Источниковедение биографии Георгия Всеволодовича

§ 1. Источники: общий обзор

§ 1.1. Отечественные источники

§ 1.2 Критика источников, появившихся в нижегородской краеведческой среде XIX в.

§ 1.3. Иностранные источники

§ 2.Источниковедческая критика произведений и сведений, извлеченных из летописей в связи с биографией

Георгия Всеволодовича

§ 2.1.Домонгольская часть статьи «А се князи Русьстии»

§2.1.1 Датировка основания Владимира-на-Клязьме по статье «А се князи Русьстии» и летописям

§ 2.1.2. Сведения об Андрее Боголюбском в «А се князи Русьстии»

§ 2.1.3. Летописная полемика о числе куполов Успенского собора

§ 2.1.4. Месть убийцам Андрея Боголюбского в «А се князи Русьстии»

§ 2.1.5. Об этнической принадлежности матери Георгия Всеволодовича

§ 2.1.6. «Политическое завещание» Всеволода Большое Гнездо

§ 2.2. Тексты о битве на Липице

§ 2.2.1. Битва на Липице 1216 г.: эволюция текста от летописного сообщения до «Повести о битве на Липице»

§ 2.2.2. Состав войска Георгия Всеволодовича на Липице

§ 2.2.3. Временная канва битвы на Липице 1216 г. в источниках Х1У-ХУ1 вв.

§ 2.2.4. Проявления литературного этикета в текстах о Липице в 1216 г.

§ 2.2.5. Взаимосвязь текстов о битве на Липице и о преступлении в Исадах в летописях Х1У-ХУ1 вв.

§ 2.2.6. Источники «Повести о битве на Липице»

§ 2.3. Летописный текст XV в. о битве на Калке и его влияние на «Повесть о битве на Липице»

§3. Выводы

Глава II. Проблемы биографии Георгия Всеволодовича в историографии

§ 1. Нижегородские исследователи о биографии Георгия Всеволодовича

§ 2. Основание Нижнего Новгорода в несостоявшейся дискуссии М.К. Любавского и А.Е. Преснякова

§ 3. Историографические дискуссии об основании Москвы, Нижнего Новгорода и Городца

§ 4. Историография второй половины XX — начала XXI в. о борьбе Георгия Всеволодовича с монгольским нашествием

§ 4.1. Б.Д. Греков о роли Георгия Всеволодовича в борьбе с татаро-монгольским нашествием

§ 4.2. Особенности реконструкции событий зимы 1237/1238 гг. в Северо-Восточной Руси Д.С. Лихачевым

§ 4.3. «Очерки истории СССР.» о роли Георгия Всеволодовича в отражении монгольского нашествия

§ 4.4. Георгий Всеволодович в событиях 1223, 1237-1238 гг. в историографии 1960-1980-х гг.

§ 4.5. Нижегородская историография о деятельности Георгия Всеволодовича в 1223, 1237/1238 гг.: от апологии к объективной картине

§ 4.6. Оценка историками рубежа XX—XXI в. роли Георгия Всеволодовича в событиях 1223 г., 1237/1238 гг.

§ 4.7. Биография Георгия Всеволодовича в связи с историей Древней Руси и Владимирского княжества: основные тенденции историографии второй половины XX - начала XXI в.

§ 4.8. Жизнеописание Георгия Всеволодовича и развитие биографического жанра в современной историографии Древней Руси и средневековой России

§ 5. Выводы

Глава III. Владимирский князь Георгий Всеволодович в древнерусском политическом пространстве

XI - первого сорокалетия XIII в.

§ 1. Георгий Всеволодович в контексте родственных связей Владимирского княжества

§ 2. Георгий Всеволодович и Переяславль-Русский в историческом контексте отношений Залесской Руси и Переяславльской земли

§ 2.1.Переяславль-Русский и Северо-Восточная Русь в XI—XII вв.

§ 2.2. Переяславль-Русский в межкняжеских отношениях первой трети XIII в.

§ 2.2.1 Переяславль-Русский в межкняжеских отношениях первой трети XIII в. (историография вопроса)

§ 2.2.2. Владение владимирских князей Переяславлем-Южным в первой трети XIII в. (исследование)

§ 3. Отношения рязанских и владимирских князей в середине XII - первой трети XIII в.

§ 3.1. Отношения Андрея Боголюбского и Всеволода Большое Гнездо с рязанскими князьями

§ 3.2. Отношения рязанских и владимирских князей в 1207-1217 гг.

§ 3.2.1. Поход Всеволода Большое Гнездо на Рязань в 1207 г.: итог расчета или просчета?

§ 3.2.2. 1208-1209 гг.: трудности непоследовательной оккупации Рязани

§ 3.2.3. События 1210-1211 гг.: значение брака Георгия Всеволодовича в урегулировании владимирско-рязанских отношений

§ 3.2.4. Рязанские князья: от владимирского плена к убийству в Исадах

§ 3.2.5. Рязань и Владимир в первой трети XIII в: от войны к добрососедским отношениям

§ 4. Отношения^ Владимирского княжества и Новгорода в 1218-1238 гг.

§ 5. Выводы

Глава IV. Восточная политика Георгия Всеволодовича

§ 1. Северо-Восточная»Русь и Волжская Булгария' в XIL- 30-е гг. XIII в.

§ 2. Георгий Всеволодович — основатель Нижнего Новгорода

§ 2.1. Нижний Новгород в Лаврентьевской летописи и Старый Городок в НижегородскоМ)Летописце

§ 2.2. Топонимика в решении вопроса об^ основании- Нижнего, Новгорода 608"

§ 2.3. Георгий Всеволодович — основатель Нижнего Новгорода 616;

§ 3. Георгий,Всеволодович в борьбе с монгольским нашествием* 619'

§ 3.1. Источниковедение фактов 1223 г. и-1237/1238 гг. в историографии монгольского нашествия на Русь

§ 3.2. Походы Батыя 1237-1240 гг. в летописании XV—XVIbb.

§ 3.3. Георгий'Всеволодович в борьбе с монгольским натиском на Восточную^Европу в 1223 г., 1230-е гг. 639

§ 4. Выводы 65 li

Введение диссертации2008 год, автореферат по истории, Кузнецов, Андрей Александрович

На нынешнем этапе развития исторического знания Введение перестало быть формальной частью исследования. Историографическая ситуация требует от исследователя осмыслять и представлять свои подходы, методы и место в системе научного знания1. Эти слова относятся и к данной работе, построенной на стыке источниковедения, проблемной историографии и исторического исследования конкретной биографии домонгольской Руси. За более чем 200-летнюю историографическую традицию отдельные эпизоды 2 жизнеописания Георгия Всеволодовича представлены в разных оценочных вариантах: от панегирического до негативно-отрицательного. Из широкого спектра в зависимости от политического спроса извлекаются нужные версии и вбрасываются в полемику. При этом историография Древней Руси не имеет полноценной биографии последнего владимирского князя домонгольской Руси, правившего более 20-ти лет. Данный срок сравним с длительностью правления Андрея Боголюбского и Всеволода Большое Гнездо. Для! устранения- потребительского обращения с данным биографическим сюжетом надо представить полноценную биографию владимирского князя Георгия Всеволодовича (1188-1238), вписанную в контекст межкняжеских и международных отношений Восточной Европы. Решение этой задачи является составной частью важной проблемы, вставшей перед отечественной наукой в обстановке перемен: удерживая представления общества о прошлом в рамках разумного, сохранять стремление к объективности3.

Актуальность темы исследования. В последние два десятилетия отечественная историческая наука, отвечающая на вызовы смены идеологии и внедрения иных научных парадигм, переживает структурное развитие. Поя

1 Казаков Р.Б. Анализ историографии проблемы в источниковедческом исследовании // Единство гуманитарного знания: новый синтез: материалы XIX междунар. науч. конф. М., 2007. С. 382-383.

2 Традиционно его называют Юрий Всеволодович, но в последнее время ученые и общественные деятели все чаще используют его крестильное имя «Георгий». В летописях именование князя Юрием (Гюргием) является формой адаптации имени «Георгий», а не самостоятельным именем. Поэтому в работе употребляется имя «Георгий» именно по отношению к сыну Всеволода Большое Гнездо. В связи с этим его дети также будут именоваться в работе Георгиевичами. Во избежание путаницы другие персонажи того времени, носившие имя «Георгий», будут обозначаться так, как это сделано в летописях. В цитатах имя Георгия Всеволодовича будет писаться так, как это делали авторы источников или исследований.

3 Чернецов A.B. К проблеме оценки исторического значения монголо-татарского нашествия как хронологического рубежа // Русь в XIII веке: Древности темного времени. М., 2003. С. 12. 5 вились работы, где авторы осмысляют происшедшие в историографии изменения. Несмотря на многообразие выводов и взглядов, они вплетены в полотно новой историографической культуры. Ее важнейшей чертой является признание многообразия методологических подходов и исследовательских приемов, позволяющих реконструировать прошлое.

Развивающаяся историографическая культура, осознавая свое отличие от недавно господствовавшей научной традиции, часто пытается порвать с ней связи и обращается к инструментарию корифеев отечественного исторического знания XVIII-XIX вв. или к достижениям зарубежных гуманитарных наук. Наряду с этими направлениями развития нынешней отечественной историографии надо «извлечь выводы из накопленного. опыта»4 XX в. Недиалектическое отрицание результатов советской историографии угрожает потерей накопленного ею опыта. Ведь прежние историографические традиции станут опытом сообщества историков, когда будут поняты. Результаt ты исторических исследований, построенных на историко-материалистическом основании, если и могут считаться ошибочными, то лишь после их обоснованной критики. Именно советская историография выработала методы источниковедения, поставила многие вопросы и предложила их решения, сейчас определяющие научное видение' прошлого Древней Руси. Поэтому исторический материализм встал в ряд с другими частями нынешнего обществоведения, и отказ от него бессмыслен5.

Историки осознали важность замечания A.C. Лаппо-Данилевского, что наряду с универсальными методами, надо иметь и те, что содержат необходимый набор исследовательских процедур для объектов изучения, выделяемых за счет ограничения во времени и пространстве самого объекта исследования6. «Порубежье» сфер гуманитарного знания продуктивно для ис

4 Гуревич А Я. Историческая наука и научное мифотворчество (Критические заметки) // Гуревич А.Я. История - нескончаемый спор. Медиевистика и скандинавистика: статьи разных лет. М., 2005. С. 523.

5 Герасимов И.В. Бремя вызубренных уроков: Егор Гайдар и деконструкция империи // Ab Imperio. 2007. № l.C. 462.

6 Jlanno-Данилевский A.C. Методология истории. М., 2006. С. 278-279. 6 пользования новых формулировок, методов и приемов, выдвижения идей7. Этим определяется научная актуальность данной работы, сложившейся на стыке истории России и ее источниковедения, преломляемых в историографии, на границе жанров историко-политического и биографического исследования. Именно комплексный подход, за который источниковеды ратовали уже в 1970-е гг. , позволил в начале XXI в. осознать вызов постмодернизма, проблемно-плодотворно проявившийся в работах А.Л. Юрганова, И.Н. Данилевского по истории Древней Руси9, и ответить на него10.

Источниковедческое наследие советской историографии актуально для полноценных исследований по истории Древней Руси. Тщательная проработка истории летописания A.A. Шахматовым, М.Д. Приселковым, А.Н. Насоновым, Д.С. Лихачевым, Я.С. Лурье и др. контрастирует с тем, как историки вольно используют удобные им сведения, создавая недостоверные картины прошлого Руси. Это противоречие между позитивом источниковедения и негативом нарративной, исторической традиции, критикуемой с точки зрения источниковедения, также придает работе, посвященной биографии^ князя Георгия Всеволодовича, научную актуальность.

Научная актуальность обусловлена и биографическим жанром диссертационного исследования. Феномен человека и проблемы, связанные с ним; и актуальны, и спорны в системе гуманитарного знания. В начале XX в. Л.П: Карсавин обратился к биографическому методу, позволяющему понять культурную специфику любой исторической эпохи. Изучение личности сопряжено с исследованием эпохи, породившей ее. Постижение личности дает

1Логунов А.П. Отечественная историографическая культура: современное состояние и тенденция транс' формации//Образы историографии. М., 2001. С. 12.

8 См., например: Янин В.Л. Очерки комплексного источниковедения. Средневековый город. Учебное пособие. М„ 1976. С. 8-21,239.

9 Данилевский И.Н. Древняя Русь глазами современников и потомков (1Х-ХН вв.). М., 1998; Данилевский И.Н. Повесть временных лет: герменевтические основы источниковедения летописных текстов. М., 2004.; Данилевский, И.Н. Русские земли глазами современников и потомков (Х11-Х1У вв.). М., 2001; Юрганов А.Л. Категории русской средневековой культуры . М., 1998.

10 О сути вызова см.: Филюшкин А.И. Экзегетика древнерусских нарративных памятников и проблема герменевтической интерпретации текстов (на примере Первого послания Андрея Курбского Ивану Грозному) // Древняя Русь. Вопросы медиевистики. 2002. № 2 (8) июнь. С. 26. Прим. 2. Примеры осмысления этого вызова в отечественной историографии см.: Амслькии А.О., Селезнев Ю.В. Куликовская битва в сознании современников и потомков. Воронеж, 2006. С. 4. Прим. 1. 7 ключ к пониманию всей эпохи11, но и личность влияет на современников идеями и действиями12. Такой подход согласуется с требованиями исторической антропологии: восстановить один фрагмент (биографию) прошлого, для помещения его в систему взаимосвязей с другими фрагментами, в контекст эпохи13, постоянно соотнося в исследовании биографию и событие в различных культурных контекстах14.

Выделяется еще один аспект биографического исследования. Личность, запечатленная в источниках, влияет и на современников, и на последующие поколения. Через агиографию, литературную, фольклорную традиции они актуализируют личность, насыщают ее действия и наследие новыми смыслами, уводя от реального облика персонажа. Поэтому ныне древнерусская биографика15 должна быть связана с критикой источников поздних, по сравнению со временем действия личности, эпох.

Постижение древнерусской биографики затруднено дефицитом источников. В этом отношении Георгий Всеволодович выгодно отличается, но и его упоминания фрагментарны. Поэтому надо обращаться к предшественникам и современникам князя, изыскивать истоки событий и процессов, где он проявился. Так претворяется требование учета всеединства исторического процесса. В нем равнозначны и равноценны индивидуализированные моменты. Отсутствие сведений об определенных моментах компенсируется знанием о других16. Исследование отдельной биографии позволяет составить цельное полотно определенной эпохи. Стремление к всеединству позволяет воссоединить часто разделяемые историю, историографию и источниковедение.

11 См. характерное постижение культурного кода эпохи XVIII - начала XIX в. через биографии, чему посвящен отдельный раздел в книге: Лотлши Ю.М. Беседы о русской культуре: Быт и традиции русского дворянства (XVIII - начало XIX века). СПб., 1994. С. 232-389.

12 Карсавин Л.П. Основы средневековой религиозности в XII-XIII веках // Карсавин Л.П. Сочинения. Т. II. СПб., 1997. С. 26, 27.

13 Comaroff John, Comaroff Jean. Ethnography and the Historical Imagination // Comaroff, John & Comaroff, Jean. Ethnography and the Historical Imagination. Boulder, 1992. P. 36; Сэбиан Д.У., Кром M, Альгази Г. Введение. История и антропология: путь к диалогу // История и антропология: междисциплинарные исследования на рубеже XX -XXI веков. СПб., 2006. С. 20.

4 Comaroff John, Comaroff Jean. Ethnography and the Historical Imagination. P. 27.

15 Под биографикой понимается историографическая традиция, изучающая биографии.

16 Карсавин Л.П. Философия истории. СПб., 1993. С. 166-168,249-254. 8

М.М. Бахтин заметил:

С точки зрения физико-математической время и пространство жизни человека суть лишь ничтожные отрезки., но изнутри человеческой жизни они обретают единственный, ценностный центр, по отношению к которому уплотняются, наливаются кровью и 17 плотью.» .

Для первой половины XX в. мысль М.М. Бахтина противоречила убеждению, что личность в историческом процессе есть индивидуализированное воплощение итогов социально-экономического развития. Лишь при описании стыка, перелома эпох можно было рассуждать о роли личности в истории. Благодарно изучать личность - Андрей Боголюбский, Чингис-хан, Иван III, Иван Грозный, Петр I, Ленин, Сталин - в эпоху перемен, когда рождает

1Я ся новые мораль и мировоззрение . Казалось бы, все это не относится к Георгию Всеволодовичу - он был обречен погибнуть в 1238 г., поскольку не мог остановить монгольское нашествие, но одно из его деяний — основание Нижнего Новгорода - наряду с деяниями других его современников, повлияло на дальнейшую отечественную историю. Жизнь Георгия Всеволодовича вбирает особенности исторического процесса, как его представил Ю.М. Лотман: в истории противоборствуют механизмы возрастания энтропии, и, следовательно, растущего ограничения выбора. и постоянного увеличения «перекрестков», альтернатив., моментов, когда нельзя предсказать, куда потечет дальнейшее развитие» 19.

Между тем, человеческая деятельность определяется большим-числом внутренних факторов, напрямую не связанных с внешней средой. Человек, совершая выбор, беря ответственность, исходит из собственного понимания смысла жизни, его соотношения с общественной системой ценностей своей эпохи. С другой стороны, взрывы отчаяния, ярости, доставляющие немало труда историкам, вписывались в знаковую систему политического, литературного этикета, все-таки оставаясь эмоциями20. Тем более возрастает инте

17 Бахтин М.М. Автор и герой в эстетической деятельности II Бахтин М.М. Автор и герой: К философским основам 17манитарных наук. СПб., 2000. С. 9.

18 Хотя говорить о том, как эти личности формировали свои эпохи, нельзя однозначно. Достаточно вспомнить работу A.M. Панченко. Там убедительно показано, как действия Петра I соответствовали ценностям, эволюционно развивающимся со времен Софьи Алексеевны, Федора Алексеевича, Алексея Михайловича и даже Ивана IV: Панченко A.M. Русская культура в канун петровских реформ // Из истории русской культуры. Т. III (XVII - начало XVIII века). M., 2000.

19 Гуревич А.Я. История историка. M., 2004. С. 185-186.

20Блок М. Феодальное общество. М., 2003. С. 79; Уайт С.Д. Гнев и политика // История и антропология: междисциплинарные исследования на рубеже XX-XXI веков. СПб., 2006. С. 36-69. 9 рес к биографиям, герои которых действуют в «спокойные» эпохи, не идя наперекор течению времени, готовя грядущие изменения. Такой биографией, с оговорками, можно считать жизнеописание владимирского князя Георгия Всеволодовича. Оговорки связаны с тем, что жизнь князя оборвалась во время монгольского нашествия на Русь. Действия князя при любом выборе не могли предотвратить катастрофы. В данном случае проявляется диалектика «исторической встречи» Батыя, его полководцев с князем Георгием Всеволодовичем. «Победа одного и проигрыш другого» привели к переменам на политической, этнической, конфессиональной карте21. В силу этого обстоятельства Георгий Всеволодович был обречен «попасть в историю», хотя бы для того, чтобы рассматриватьсякак оппонент победителя.

Двойственность оценок князя современниками и потомками повлияла на историографию. Значимые эпизоды, древнерусской истории, сопрягающиеся с жизнью Георгия Всеволодовича, вынуждали исследователей затрагивать его биографию. Поскольку большинство этих эпизодов — битва наг Липице, битва на Калке, Батыево нашествие - несут отрицательную оценочную нагрузку и отношение к князю-тоже является отрицательным. На этих эпизодах было заострено внимание уже средневековых авторов. Ведь общественная память о прошлом удерживает эпизоды, актуальные для*социума в

22 понимании настоящего . Установление ордынского ига, на пути к которому вехами стали битва на Калке и битва на Липице, символ разрушительных усобиц, от эпохи к эпохе актуализировали внимание к ним и действиям в связи с ними владимирского князя. Ведь он, благодаря источникам, оказался одним из главных действующих лиц нашествия Батыя. Созидательные последствия правления Георгия Всеволодовича были перечеркнуты монгольским нашествием. Эта катастрофа, в национальной истории тех, кто считает себя наследниками Владимирского княжества, попадает в разряд ключевых пунктов, через которые этнос осознает свои место и значение в прошлом и в

21 Бойцов М.А. Исторические встречи как казусы исторического сознания // Казус: Индивидуальное и уникальное в истории-2003. Вып. 5. М., 2003. С. 18-19.

22 Мельникова Е.А. Историческая память в устной традиции // Восточная Европа в древности и средневековье: Историческая память и формы ее воплощения. XII Чтения памяти члена-корреспондента АН СССР Владимира Терентьевича Пашуто. М., 2000. С. 4. современном мире . Эта катастрофа иначе осмысляется в мусульманско-татарской среде Нижнего Новгорода, обосновывающей этно-конфессиональные и политические претензии.

Противостоит негативному отношению к князю нижегородская историографическая традиция, где основателю Нижнего Новгорода уделяется благодарное внимание. Общественный конфликт, в который вовлекается ряд проблем исторического знания, требует разрешения. Критике должен быть подвергнут и далекий от достоверности образ князя Георгия, создатели которого стремятся оправдать героя и придать ему лишь положительные черты. Этот образ укреплялся и додумывался затем, в том числе, и как реакция на внедрявшийся стереотип негативного восприятия князя. В нижегородской историографии имеется и скептическая традиция отношения к Георгию Всеволодовичу. Идея о предшественнике Нижнего Новгорода до 1221 г. ставила под сомнение основание града князем. Проблемы основания'Нижнего Новгорода, обсуждаемые в нижегородской, чаще всего, околонаучной и просветительской среде, подпитывают этно-конфессиональные спекуляции. С другой стороны, в начале 2008 г. в Нижнем Новгороде был установлен памятник Георгию Всеволодовичу. Этому акту предшествовала пропаганда заслуг князя, приведшая к фактическим ошибкам в оценке его дея- 1 тельности. Их критика и критика положений оппонентов требует актуализации историографического наследия сходных и типовых проблем, что делает биографию Георгия Всеволодовича фокусом их преломления.

Двойственность восприятия Георгия Всеволодовича в историографии и общественном сознании ярко проявилась в кризисные 1990-е гг. Именно в кризисные моменты жизни общества многие историки начинают деструктивно работать в жанре разрушения мифов о прошлом24. В 1990-е гг. дестI руктивная, негативистская тенденция, начавшаяся в освещении советского периода отечественной истории, распространилась на историографию сред

23 Шнирелъман В.А. Миф о прошлом и национализм // Психологические свойства современного исторического знания: Материалы II международного рабочего семинара по исторической психологии. Краснодар, 2003. С. 241. иГуревичА.Я История историка. С. 183. невековой России и Древней Руси. Критика Георгия Всеволодовича в 1990-е гг. достигла своего апогея. Признавая ее необходимость, надо указать, что есть потребность в объективной, взвешенной биографии князя. Применительно к Георгию Всеволодовичу справедливо замечание АЛ. Гуревича:

Дихотомия массового сознания., творящего образ прошлого по образу и подобию современности . зависит от состояния культуры общества, от степени его зрелости. Эта дихотомия делает положение историков парадоксальным и,. временами, не лишенным трагизма: когда их реконструкция прошлого ближе всего к его образу в общественном сознании - она может быть далека от научной; становясь научной, она отрывается от запросов общества, и историк рискует остаться в одиночестве»25.

Научная биография князя актуальна и по другим причинам. Из археологических исследований следует, что Древнерусское государство вошло в XIII в., когда хозяйственные ресурсы и социальные механизмы, ставшие основой для подъема в X—XII вв., оказались исчерпаны и потеряли эффективность. С этим внутренним кризисом совпал монгольский удар26. Есть необходимость рассмотреть деятельность князя Георгия Всеволодовича с точки зрения этого кризиса, снимая с него субъективные обвинения в поражении всей Руси от монголов.

Внимание к историографии в работе, посвященной биографии Георгия Всеволодовича, обусловлено не только уже традиционным показом актуальности темы исследования" , но - обратной ситуацией. Применительно'к Георгию Всеволодовичу, к событиям, в которых он принимал участие, в историографии сложился и развивается устойчивый массив представлений о них, что представляет интерес для исторической антропологии. Для последней историография данной проблемы связана с самой проблемой .

Предвзятость, определяющая видение политической истории Руси XII— XIII вв., присутствует и в общественном мнении, и в науке. XII-XIII века рассматриваются как исторический тупик в политическом развитии Отечества, прерванном нашествием Батыя. В силу этого столетие до беды 1237—

25 Гуревич А.Я. История историка. С. 184.

26 Макаров Н.А. Русь в XIII веке: характер культурных изменений // Русь в XIII веке: Древности темного времени. М., 2003. С. 6-10; Макаров Н. Русь. Век тринадцатый. Характер культурных изменений // Родина. 2003. № П. С. 24; Макаров Я.А., Захаров С.Д. Накануне перемен: сельские поселения на Кубенском озере в XII - начале XIII века // Русь в XIII веке: Древности темного времени. М., 2003. С. 150.

27 Казаков Р.Б. Анализ историографии проблемы в источниковедческом исследовании. С. 384.

28 ComarojJJohn, Comaroff Jean. Ethnography and the Historical Imagination. P. 31.

12

1240 гг., на окончание которого приходится правление Георгия Всеволодовича, остается наименее изученным «с точки зрения исследования междукняжеских отношений»29. Советские историки внесли лепту в мифотворчество о раздробленности XII—XIII вв. Внимание уделялось экономическим факторам, определявшим социально-политическое развитие. Социологизация истории

30 определяла потребность в концепции , объяснявшей имеющиеся факты. Историк давал общую картину с упоминанием ярких примеров, игнорируя составление событийной истории, конкретных биографий. В силу необходимости выстраивания и подтверждения общей концепции рождения и развития феодализма для многих историков потерял важность процесс добывания достоверных фактов. Они произвольно черпались из трудов Н.М. Карамзина, С.М. Соловьева. Извлечение фактов из исследований предшественников, господствовавшее в 1930-1950-е гг., совмещалось с произвольным получением знаний из источников («потребительское отношение к источнику»31). К определению можно подверстать и общение исследователя с источником через посредничество предшествующей историографии. Именно потребительское отношение к источнику и историографии стало причиной возникновения противоречивых выводов в науке.

В настоящее время значимость исторического исследования, совмещающего источниковедение и историографию, в деле воссоздания исторической действительности и отказа от недостоверных представлений, основанной на источниковедческом анализе и диалектическом учете всех достижений историографии, растет. Историк, очищая картину прошлого от ложных наслоений, влияет на сотворение корректного общественного представления о прошлом своей страны и ее народов. На основе этих представлений общество, узнавая себя в череде веков, ориентируется в настоящем, намечая перспективы развития. А потому историк обязан выносить результаты ис

29 Толочко А.П. Князь в Древней Руси: власть, собственность, идеология. Киев, 1992. С. 171.

30 О фетише концепции в советской историографии см. главу «Концепция истории СССР: союз и противостояние историка и власти» в книге: Дубровский A.M. Историк и власть: историческая наука в СССР и концепция истории феодальной России в контексте политик и идеологии (1930-1950-е гг.). Брянск, 2005.

31 Цнт. по -.Лурье Я С. Предисловие II Приселков М.Д. История русского летописания XI-XV вв. СПб., 1996. С. 29. следований на широкое обозрение, бескомпромиссно указывать на непрофессионализм в деле выработки исторических штампов, характеристики событий и процессов в науке, исторических беллетристике и кинематографии32. Особо справедливы эти слова в отношении биографий, чьи авторы несут моральную ответственность перед героями.

Объектом; данного исследования является история Древней Руси в XII- первой половине XIII в., отраженная в источниках и реконструируемая в версиях историков XVIII- начала XXI в. Предмет исследования — биография владимирского князя Георгия Всеволодовича (1188-1238) как факт этой истории, находящийся в центре важной источниковедческой и историографической дискуссии. Такая формулировка предмета исследования позволяет избежать искусственной изоляции объекта исследования в самом себе и повторения наработанного материала33.

Хронологические рамки исследования, определяются его предметом; охватывающим историческое, источниковое и познавательное пространства, в период от древнерусских книжников до исследователей начала ХХТв.:

1) XII — первая половина XIII вв. В'этот интервал укладываются-биография Георгия Всеволодовича, процессы, учет опыта которых объясняет действия князя и реакцию на них. Этот период условно в исследовании будет называться «эпохой Георгия Всеволодовича». Это обозначение времени, когда жили и действовали Всеволод Большое Гнездо, Всеволод Чермный, Мстислав Удатный и др. лишь указывает на период политической активности князя Георгия, но - не на формирование им своеобразия эпохи.

2) XII—XVIII вв. — время эволюции письменных источников, в первую очередь летописей, содержащих информацию о фактах биографии Георгия Всеволодовича, о событиях древнерусской истории XII - первой половины XIII вв., к которым он оказался причастен. XII-XVIII вв. стали временем развития, порой, неожиданного преломления сведений о событиях XII—XIII

32 Зерубавель Я. Динамика коллективной памяти // Ab Imperio. 2004. № 3. С. 72, 75, 76. См. например: Тихомиров М.Н. Издевка над историей (о сценарии «Русь») // Историк-марксист. 1938. № 3. С. 92-95. Эта рецензия была переиздана в: 1) Тихомиров М.Н. Древняя Русь. М., 1975; 2) Родина. 2003. № 12.

Поршнев Б.Ф. Франция, Английская революция и европейская политика в середине XVII в. М., 1970. С. 13-28. вв., породивших особенности «эпохи Георгия Всеволодовича», о действующих лицах древнерусской истории 1209-1238 гг. и о последнем владимирском князе домонгольского периода.

3) XVIII— нач. XXI вв. — интервал, в котором складывалась и развивалась традиция изучения биографии и деятельности Георгия Всеволодовича, эпохи, на которую они пришлись. Летописные своды и литературно-исторические произведения ХУ1-ХУ11 вв., «Историю Российскую» В.И. Татищева с определенными оговорками можно отнести и к историографии; В'этих памятниках сохранение и передача исторической информации граничили с манипулированием ею34. В них под углом зрения ценностей своей эпохи формировался взгляд на «эпоху Георгия Всеволодовича». Так выстраивается непрерывная историографическая традиция от средневековья; к XVIII — нач. XXI вв.,. когда формировалась противоречивая; биография? Георгия Всеволодовича. В> периоде нач. XXI вв. особого внимания заслуживает XIX в., когда архивисты нижегородской губернской комиссии создавали положительный и трагический образ Георгия Всеволодовича.

Территориальные: рамки; исследования? ограничивают Владимиро-Суздальское княжество в XII - первой половине ХГО вв. . Изучение политической деятельности князя Георгия Всеволодовича и его родственников обуславливает внимание к событиям, происходившим на территории всего Древнерусского государства в XII — первой половине XIII вв. (Киевская и Новгородская земли, Переяславль-Русский, Смоленское, Черниговское, Рязанское, Муромское и Галицко-Волынское княжества). Внешняя политика владимирских князей охватывала Среднее Поволжье и Северное Приуралье, где сталкивалась с интересами Волжской Булгарии, Юго-Восточную Прибалтику. В ¡связи с проблемой основания Нижнего Новгорода особое: внимание уделено региону устья.Оки и прилегающих территорий.

34 Репина Л.П. Вызов постмодернизма и перспективы новой культурной и интеллектуальной истории // Одиссей. Человек в истории. 1996. М., 1996. С. 35.

35 Эта территория определена в трудах: Насонов А.Н. «Русская земля» образование территории Древнерусского государства. Монголы и Русь. СПб., 2006; Кучкин В.А. Формирование государственной территории Северо-Восточной Руси в Х-Х1У вв. М., 1984; Кучкин В.А. Формирование .и развитие государственной территории восточных славян в 1Х-ХШ веках // Отечественная история. 2003. № 3. С. 71-80.

15

Актуальность и многовариантная изученность темы обусловили цель исследования - на основе данных, достоверность которых была определена в ходе источниковедческих процедур, представить биографию владимирского князя Георгия Всеволодовича, утвержденную через критику недостоверных фактов, распространенных в историографии.

Данные цель и составляющие предмет исследования предполагают постановку и решение следующих задач:

1) проанализировать историографию истории Древней Руси XII—XIII вв. через призму использования исследователями источников для выявления в исследованиях догадок и гипотез36, проблем биографии Георгия Всеволодовича, требующих своего решения; в необходимых случаях предложить; аргументированные гипотезы для реконструкции биографии владимирского князя Георгия Всеволодовича, , вписанной в контекст воссоздаваемой эпохи; выявить причины эволюции восприятия, биографии Георгия Всеволодовича в средневековой книжности;.

2) изучая; историографию проблемы, выявить спорные моменты биографии и «эпохи» Георгия Всеволодовича, чьи различные решения влияют на создание разных концепций истории Древней Руси первого 40-летия ХШ в.; вскрыть, механизм генезиса поливариантных концепций истории» Древней Руси первого 40-летия XIII в.;

3) проводя источниковедческие процедуры преимущественно, внутренней критики, определить комплекс источников, чьи сведения должно привлекать для реконструкции биографии князя Георгия Всеволодовича;

4) исследовать ряд текстов XIII-XVII вв.: «Повесть о битве на Калке», «А се князи Русьстии», «Повесть о нашествии Батыя» и др. для установления степени достоверности их сведений по биографии Георгия Всеволодовича;

5) провести эмпирическую проверку летописеведческих схем A.A. Шахматова, М.Д. Приселкова, A.H. Насонова, Я.С. Лурье, В.А. Кучкина, Б.М. Клосса, Г.М. Прохорова, Ю.А. Лимонова, А.Г. Боброва и др. и выявить эф

3бО роли догадок и гипотез в источниковедении и истории см. ниже во Введении.

16 фективные для определения достоверности сведений по биографии Георгия Всеволодовича;

6) проанализировать негативистские и апологетические трактовки биографии Георгия Всеволодовича и выявить их взаимосвязи с источниками и средневековой историографией;

7) изучить общерусские и восточноевропейские направления деятельности Георгия Всеволодовича и обозначить степень ее преемственности во внешней политике с предшествующими владимирскими князьями; реконструировать последовательность событий зимы 1237/1238 гг.;

8) решить с учетом общероссийского исторического контекста историографическую проблему основания Нижнего Новгорода;

9) реконструировать основные направления исторической мысли XVIII — нач. XXI в. при оценке деятельности владимирского князя Георгия Всеволодовича во взаимосвязи с политико-идеологическим запросом и воздействием позднесредневековой историографии; оценить роль историографии в процессе формирования современного общественного представления о князе Георгии Всеволодовиче и времени, в котором он жил; выявить закономерности историографии конкретной биографической проблемы в контексте неоднозначного взаимовлияния дореволюционного наследия, советской исторической науки, центральной и краеведческих традиций.

Методология исследования в данном случае понимается как методо

47 логия «конкретно-проблемного уровня» . Надо обратить внимание на ту часть определения И.Д. Ковальченко научного метода, где констатируется своеобразие методик, обусловленных особенностями взаимодействия субъекта с познаваемым объектом в ходе решения поставленной исследовательской задачи. Каждая отдельная методология «конкретно-проблемного уровня» применяется в конкретной исследовательской ситуации, вне которой она не эффективна38. В силу этого реконструкция биографии Георгия Все

37 Ковальченко И.Д. Методы исторического исследования. М., 2003. С. 46; .Усенко О.Г. О методологии изучения «Русской Правды» // Вестник Тверского государственного университета. Серия ИСТОРИЯ. Выпуск 1.2007. № 20 (48). С. 80.

38 Усенко О.Г. О методологии изучения. С. 81. володовича проводится в исторической взаимосвязи с политико-культурными процессами, измерения их через масштаб отдельной биографии39, особенностями источников и преломления их сведений в историографии. Это определяет эпистемологию представленного исследования.

Теоретические основы, методология, набор методик, применяемых в данном исследовании, определяется жанром биографии, который отзывчив на новые веяния40, подходы в историографии и на требования, предъявляемые ныне к исследованиям по истории Древней Руси. Глубокая проработка одних сюжетов и отсутствие знаний по другим обусловили внимание к историографии и источниковедению. Поэтому естественным для данного исследования стало объединение двух, по A.C. Лаппо-Данилевскому «методологий»: «методологии источниковедения», позволяющей доказывать реальность фактов, и «методологии исторического построения», позволяющей воссоздавать историческую действительность41. Другими словами, в первом случае речь идет о поиске и отборе первичных данных, способе их обработки, а во втором - о вторичной обработке. Эти методы, взятые в совокупности, задействованы в представленном исследовании. Опосредованно в этом случае проявилась синтезирующая роль биографического исследования, объединяющего источниковедение, историографии^и*историю. Это, в свою-очередь, приближает идеал объединяющего гуманитарного знания, провозглашенный в начале XX в. Л.П. Карсавиным и A.C. Лаппо-Данилевским42. Кроме того, проработанность одних и недостаток знаний по другим моментам биографии князя обеспечили соединение черт «модальной биографии», «биографии контекстуальной» при доминировании черт «атипичной биографии»43, поскольку князь, ярче всех «засветившийся» при Батыевом нашествии, по одному этому факту выделяется среди Рюриковичей.

39 Репина Л.П. «Персональная история»: биография как средство исторического познания // Казус: индивидуальное и уникальное в истории. 1999. Вып. 2. М., 1999. С. 98.

40 Репина Л.П. «Персональная история». С. 76-100.

41 Лаппо-Даншевский А С. Методология истории. М., 2006. С. 19,266.

42 Лаппо-Датшевский A.C. Методология истории. М., 2006. С. 219-225, 260-263, 391-399; Карсавин Л.П. Философия истории. СПб., 1993. С. 166-168,249-254.

43 О классификации биографий Дж. Леви см.: РепинаЛ.П. «Персональная история». С. 78-79.

18

В основу анализа средневековых источников, событийной канвы XII— XIII вв., памятников отечественной исторической мысли ХУШ-ХХ вв. положены принципы историзма и объективности, позволяющие приблизится к пониманию действительной картины прошлого. Последнее требует анализировать то, что было имманентно присуще именно деятелям XII—XIII вв. (по возможности), авторам источников, исторической мысли, взглядам историков, их концепциям изучаемого периода, что позволяет приблизиться к пониманию интеллектуальной деятельности средневековых книжников, исследователей XVIII—XX вв. «изнутри». Это заставляет внимательно следить за логикой авторов источников и исторических нарративов, ориентирует на выявление идей, гипотетических или аргументированных суждений, имеющих значение для современной исторической науки.

Придерживаясь принципа объективности в биографическом исследовании русского средневекового деятеля, надо особое внимание уделить интерпретациям средневековыми книжниками сведений более ранних источников и умолчаниям историков, а также понятийному содержанию социальной и оценочной лексики (см. ниже) средневековой книжности и представителей отечественной исторической науки ХУШ-ХХ вв. в связи с опосредованными временем коллективными автоматизмами общественного сознания в области восприятия и понимания некоторых социальных категорий. Предлагаемый подход позволяет лучше ощутить непреложность проблемы грани-предела между «возможным» и «невозможным» для историка (и исторического сообщества) в силу временного, социокультурного измерения современных ему категорий при репроекции событий истории.

Биография Георгия Всеволодовича в контексте эпохи обуславливает необходимость терминологического анализа. Восприятие наукой образа князя Георгия Всеволодовича иллюстрирует способ терминологического мифотворчества: при переложении информации источника в исследованиях используются термины, несущие оценочную и эмоциональную нагрузку. Применение метафор присуще историческому исследованию («историк не может обойтись без метафоры»)44, как неотъемлемо их свойство влиять на восприятие прошлого, хотя они не дают понимания природы явления45. В исследовании происходит имянаречение явления, события, персонажа в ми-фопоэтической традиции, предполагающей тождество имени и природы его носителя. Из тождества следует креативная функция обозначения, подразумевающая активное воздействие имени на его носитель46. В истории интерпретация сведений источников языком научной терминологии имеет креативный характер. Историк именует на современный лад процессы и события прошлого,' создавая недостоверную реконструкцию. Поэтому естественное тяготение к эффекту реальности, свойственное жанру исторической биографии47, имеет эти естественные преграды. Мешать этому будет и жанрово-стилистическое своеобразие средневековых текстов.

Ярко это проявилось в дореволюционной историографии. Вот как описывает отказ ГеоргияВсеволодовича помочь Рязани Н.М. Карамзин:

Но великий князь, надменный своим могуществом хотел один управиться с Татарами, и с благородною гордостию отвергнув их требование, предал им Рязань в жертву. Прови

48 дение, готовое наказать людей, ослепляет их разум» .

В этой фразе истолкован отрывок из Новгородской первой^ летописи. Сила, художественного- слова Н.М. Карамзина такова, что воздействует на современное восприятие истории раздробленной Руси, ее героев. Художественные приемы В.О. Ключевского послужили основой для создания общественных стереотипов восприятия истории. Примером этого является характеристика Андрея Боголюбского, дяди Георгия Всеволодовича49. Сомнения в добром характере новизны, «много дурных дел» (политические мероприятия) формируют у читателя отрицательный образ князя. Его политический силуэт подан через образ паука, затаившегося в ожидании жертвы. Труды В.О. Ключевского переиздаются и влияют на восприятие истории современно

44Экштут С.А. Битвы за храм Мнемознны. СПб., 2003. С. 50-52, 200-206.

45 Медугиевская О.М. Теория и методология когнитивной истории. М., 2008. С. 22.

АйТопорова Т.В. Культура в зеркале языка: древнегерманские двучленные имена собственные. М., 1996. С. 6-8.

47 Ле Гофф Ж. О биографии исторического персонажа (Людовик Святой) // Казус: индивидуальное и уникальное в истории. 1999. Вып. 2. М., 1999. С. 104-105.

48 Карамзин Н.М. История государства Российского в 12-ти томах. Т. II-III. М., 1991. С. 507.

49 Ключевский В.О. Русская история. Полный курс лекций в трех книгах. Кн. I. М., 1993. С. 287.

20 стью. Н.И. Костомаров в обзоре русской истории через отдельные биографии назвал торопецкого князя Мстислава Удалого (правильнее, как показал А.А. Горский - Удатного) последним витязем Древней Руси. Следовательно, его противников (Всеволода Большое Гнездо, Георгия и Ярослава Всеволодовичей, черниговских князей) витязями считать нельзя.

Современные историки воспроизводят в исследованиях положения, термины исторической науки XX вв. В исследованиях применительно к раздробленной Руси не всегда обоснованно используются термины «сюзерен», «вассал», и через них оцениваются действия индивидов. Есть основания для того, чтобы отрицать такую практику: 1) язык памятников древнерусской литературы, являющихся основными источниками, не терминологичен и предполагает зачастую иной способ обобщения, нежели тот, что навязывается многими научными терминами50; 2) в XX в. центр тяжести гуманитарного познания был перенесен с онтологии на гносеологию: источники не прозрачны, нуждаются в расшифровке, а тогда надо анализировать понятийный аппарат, познавательные средства самих историков51; 3) научное понятие в виде термина включается в круг семиотических объектов и ведет ' к множественности определений одного понятия52, приумножая сущности.

Использование научной терминологии не должно вести к формализации и модернизации международных отношений в Восточной Европе в ХП-ХШ вв.: «Наша терминология настолько пропитана национальными идеями, что мы национализируем общественные, политические и культурные явления донациональных эпох.»53. Древнерусское государство охватывало не только ареал восточно

50 Данилевский И.Н. Повесть временных лет: герменевтические основы источниковедения летописных текстов. М., 2004. С. 12.

51 Гуревич А.Я. История историка. М., 2004. С. 109.

52 Макарихина O.A. Анализ и моделирование понятийной структуры терминов социально-гуманитарных наук (на примере термина «этнос»): Автореф. дис. канд. философских наук. Нижний Новгород, 2007. С. 7-8.

53 Была ли Польша империей? Беседа Анджея Новака с Романом Шпоролюком // Ab Imperio. 2007. № 1. С. 25 (высказывание Р. Шпоролюка). Скепсис в отношении адекватности современных этнополитических терминов реальности прошлого высказал M.B. Дмитриев: Дмитриев М.В. Проблематика исследовательского проекта «Confessioness et nationes. Конфессиональные традиции и протонациональные дискурсы в истории Европы // Религиозные и этнические традиции в формировании национальных идентичностей в Европе. Средние века - новое время. М., 2008. С. 15-18. На наш взгляд, близкий к нигилизму скепсис Р. Шпоролюка и М.В. Дмитриева имеет рациональное обоснование, но не должен вести к отрицанию присутствия в политической практике Древней Руси этнополитического самосознания. В этом случае автору диссертации близки взгляды ТЛ. В ил кул и И.В. Ведюшкиной (см. ниже).

21 го славянства, но и земли финно-угров, балтов, иранцев, тюрок. Столкновения Владимирского княжества, мордвы и Волжской Булгарии 1220-1230-х гг. нельзя воспринимать через призму национальных конфликтов, восточнославянского православного мира, языческой мордвы и тюркско-мусульманской цивилизации. Исследование этнической эволюции может вести к подмене политических закономерностей в Восточной Европе. К тому же, проявления этнического самосознания «редко прослеживаются в памятниках письменности эпохи раннего средневековья на Руси, т.е. XI-XIII вв.»54.

Надо определить границы употребления отдельных научных терминов55, актуальных для данного диссертационного исследования. Политическая история Руси XII—XIII вв. восстанавливается при изучении межкняжеских отношений, то есть отношений отдельных князей и княжеских родов. Эти отношения зависели от столкновения интересов территориально-политических образований - княжеств, их внешней ориентации и пр. Поэтому в работе используется терминология, предложенная BIT. Пашуто. Для древнерусской истории XII - первой половины XIII вв. новым элементом стала внутренняя междукняжеская дипломатия, регулирующая, отношения между политическими центрами. Усложнилась, утратив единство, имперская дипломатия: на севере и в Прибалтике политикой* ведали1 Новгород, Псков, Смоленск, Полоцк и, добавим, Владимир, в континентальной части Европы - Галицко-Волынское княжество, в Поволжье — Владимир. Дипломатия международная характеризовалась формированием противостоящих коалиций, тяготевших к союзу с Византией, Малой Польшей и с Венгрией и Мазовией56. В свете этих положений в диссертации говорится о внешней политике отдельных княжеств, прежде всего Владимирского, применительно к междукняжеской дипломатии, направлениям имперской и международной дипломатии.

54 Котляр Н.Ф. Древнерусская государственность. СПб , 1998. С. 13, 14.

55 Петров В.К. Принцип историзма в исследовании истории государства и права // Ленинградский юридический журнал. 2007. № 1 (7). С. 169, 175, 183.

56 Пашуто В Т. Опыт периодизации истории русской дипломатии (ранний и развитой феодализм) // Древнейшие государства на территории СССР. 1982 год. М., 1984. С 15, 16, 17.

22

Конечно, если судить об уровне развития государственности во Владимирском княжестве при Георгии Всеволодовиче исключительно по его международным отношениям57: внутри Руси, с Волжской Булгарией, с мордвой, опосредованно с литовцами и предками латышей, эстонцами, шведами, немцами в Прибалтике и др. — может возникнуть противоречивое мнение об уровне политического развития в Северо-Восточной Руси. Настолько разными были наборы внешнеполитических средств, методов, применявшихся к разным партнерам и противникам владимирского князя. Понятно, что эти международные отношения зависели не только от развития государственности Северо-Восточной Руси, но и от уровня тех сторон, на кого была нацелена политика князя Георгия Всеволодовича. Безоговорочное рассмотрение международных отношений в Восточной Европе XII-XIII вв. с точки зрения-современных представлений или некой идеальной модели, выведенной из политического опыта Западной Европы, ведет к той модернизации. В данном случае надо согласиться с мнением Т.Д. Вилкул об адаптации концепции государства к разным регионам и периодам58, мыслью И.В. Ведюшки-ной о присутствии (не-являющихся, впрочем, тогда доминирующими)5 тех или иных этнополитических реалий в Древней Руси, не всегда улавливаемых сетью современных научных дефиниций59. Эти замечания- позволяют -говорить и о наличии государств в Восточной Европе, и о применении опыта периодизации древнерусской дипломатии в работе В.Т. Пашуто.

Понятие «граница» в диссертации при изучении политических отношений Северо-Восточной Руси с соседями на востоке понимается условно. В отличие от современных границ те рубежи были пористыми. Для учета этой пористости в контексте отношений Владимирского княжества с мордвой, Волжской Булгарией востребован концепт фронтира — переходной зоны,

57 Назаренко A.B. Древняя Русь на международных путях: Междисциплинарные очерки культурных, торговых, политических связей IX-XII вв. M., 2001. С. 8, 75, 114.

58 Вилкул T.JI. A.B. Назаренко. Древняя Русь на международных путях: Междисциплинарные очерки культурных, торговых, политических связей IX—XII веков. М.: Языки русской культуры, 2001. 784 с. (рецензия). // Средневековая Русь. Вып. 5. M., 2004. С. 292. Т.Л. Вилкул пишет, однако, не об адаптации, а о пересмотре концепций. Такая резкая постановка задачи не может быть принята в данном исследовании.

59 Ведюшкгта И.В. О некоторых особенностях древнерусского самосознания // Религиозные и этнические традиции в формировании. С. 282-286. где происходит неоднозначное взаимодействие между двумя и более культурами, этносами и политическими структурами60. Использование этого термина позволяет понять процесс освоения территории границы Верхнего и Среднего Поволжья в ХП-ХШ вв. несколькими этно-культурными группами с разным уровнем социально-экономического и политического развития, используя опыт принципиального изучения культурного освоения североамериканских просторов, Сибири, Южной Африки61. Понятие «граница» связано с природой государств, определяющих политическое и военное значение этого термина62. Стоит ли говорить, что в науке нет цельного представления о государственных институтах мордвы и Волжской Булгарии.

Историографическая составляющая исследования тоже требует внимания к дефинициям. Уже прозвучал справедливый отказ от разграничения «донаучного» и «научного» периодов существования исторической науки: кто собственно способен провести четкий водораздел между «научными» и «донаучными» представлениями., если учесть, что каждая эпоха в истории познания имеет свои представления о мере и степени истины?»

Ведь любой последующий этап поисков продолжает непрерывную цепь работы предшественников, не возобновляясь, как полагают иные, «с нуля»:

И если, начиная с эпохи Просвещения XVIII в. ранее высказывавшиеся ученые суждения стали со скепсисом восприниматься как «донаучные», то это свидетельствовало не только и не столько о прогрессе, сколько о его относительности, подтверждая, как ненадежна и опасна абсолютизация плодов научного познания в качестве окончательных,

63 непререкаемых истин» .

И ныне встречаются попытки поставить барьер между историческими наукой XIX - нач. XXI вв. и изысканиями до конца XVIII в., критериями коего видятся степень зависимости от власти философии и способность предлагать собственную методологию. Таким образом, знание XVI—XVIII

60 Рибер А. Меняющиеся концепции и конструкции фронтира: сравнительно-исторический подход // Новая имперская история постсоветского пространства: Сборник статей (Библиотека журнала «АЬ Imperio). Казань, 2004. С. 199 (его же: Rieber A. Changing Concepts and Constructions of Frontiers: A Comparative Historical Approacch// Ab Imperio. 2003. № 1. C. 23); Каппелер А. Южный и восточный фронтир России в XVI -XVIII вв. // Ab Imperio. 2003. № 1. С. 47-49.

61 Ананьев Д.А., Комлева Е.В., Раев Д.Я., Резун Д.Я., Соколовский И.Р., Туманик Е.Н. «Новые земли» и освоение Сибири в XVII-XIX вв.: очерки истории и историографии. Новосибирск, 2006. С. 5; Есаулова О.М. Южноафриканский фронтир // Вестник Санкт-Петербургского университета. Серия 9 Филология, Востоковедение, журналистика. 2008. Вып. 2. Ч. II. С. 29-32.

62 Febvre L. Frontiere: The Word and Concept // Peter Burke (Ed.). A New Kind of History from the Writings of Lucien Febvre. London, 1973. P. 208-218.

63 Мыльников A.C. Картина славянского мира: взгляд из Восточной Европы: Этногенетические легенды, догадки, протогипотезы XVI - начала XVIII века. СПб., 1996. С. 8.

24 вв. называется «доднсциплинарньш» и соответственно XIX—XX вв. «дисциплинарным>>64. В последнем случае, как и в отношении научное/донаучное, наблюдается оппозиция понятий додисциплинарный/дисциплинарный, не предполагающая перехода и преемственности в уровнях знания. Такое отношение к историческим трудам до XVIII в. обусловило то, что историография XIX—XX вв. потребительски использовала их в качестве источника, игнорируя то, что информация, принимаемая за сведения источника, является умозаключениями авторов. В диссертации такое положение показано на примере бытования в историографии «Истории Российской» Татищева, который, впрочем, оказался сильно зависим от тогдашней философии65.

О размытости границ между «донаучным» и «научным» в историческом знании писал Н. Гартман: ««донаучный» уровень, так как он постоянно вторгается из прошлого в настоящее. Историки все время пытаются дистанцироваться от него, но это целиком не освобождает научное сознание от донаучного»66.

Он указал на нечеткость различия между «научным» и «донаучным» в истории. Процесс «вторжения» исследователь распространил и на наше время,, что снимает вопрос о границе и заставляет допустить существование лишь какой-то контактной зоны. Ряд западных историков, объединенных в сооб-. щество «новая философия истории», сосредоточив внимание на исторической литературе Нового времени, отказались от дискриминационного по отношению ко многим историописателям прошлого понятия «донаучный». Они старались снять оппозицию различных уровней знания, предусмотрев между ними переход. По их мнению, в европейской науке этого времени существовали слабо оформленные и иногда перетекающие друг в друга «до-профессиональньш» и «раннепрофессионалъный» уровни исторического знания67. Б. Гене относит средневековых западноевропейских хронистов к представителям историографии68.

64 Ионов И.Н. Рождение теории локальных цивилизаций и смена научных парадигм // Образы историографии: Сборник статей. M., 2001. С. 60-61,81. Топочко АЛ. «История Российская» Василия Татищева. С. 249-287, 382-396, 518-523.

66 Hartmann N. Das Problem des gestigen Seins. Untersuchungen zur Grundlegung der Geschichtsphilosophie und der Geisteswissenschaften. Berlin, 1962.

67 См., например: Orr L. Intimate Images: Subjectivity and History - Stael, Michelet and Tocqueville // A New Philosophy of History / Ed. F. Ankersmit, H. Kellner. L., 1995. P. 89-107.

68 Гене Б. История и историческая культура средневекового Запада. М., 2002. С. 58.

25

Вопрос о времени наступления эпохи «научности» в отечественной историографии открыт. Однако понятия, предложенные историками «новой философии истории», вполне корректны, а потому заслуживают внимания. В отечественной исторической мысли XVIII в. присутствовали как допро-фессиональное историческое знание, так и раннепрофессиональное, характеризующееся степенью специализации исторического знания и иногда осознанным стремлением исследователей очертить правила и круг занятий своей науки. Поэтому взгляды историописателей (по большей части люби-тетелей),. использовавших в рамках исторического знания XVIII в. приемы отбора и работы с источниками, присущие даже для XIX в. (вера любому, даже баснословному, сообщению,.следование литературным приемам), мы называем допрофессиональными. Приемлемым в такой ситуации становитсяг употребляемое нами понятие «отечественная историческая мысль», являющееся родовым для всех остальных понятий связанных с историческим знаt нием 9. Сосуществование допрофессионального и раннепрофессионального знания характерно для «Истории Российской» В.Н. Татищева.

В силу этих обстоятельств требует осмысления понятие историческая-мысль, которое шире понятия историография. Оно обозначает не только историческую науку как науку профессионально-академическую, но» включает в себя и историческое сознание всего общества70. Основываясь на современных исследованиях роли и значения историографии в развитии исторической науки71, к исторической мысли можно с определенными оговорками отнести источниковые тексты XV—XVII вв., повествующие о событиях второй половины XII — первого 40-летия XIII вв., если они доносят истолкования, авторские добавления сводчиков, редакторов. В этом случае,размыта

69 Маловичко С.И. Возникновение и политическая жизнь древнерусского города в отечественной исторической мысли XVIII в.: Автореф. дис. докт. ист. наук: 07.00.02, 07.00.09/Ставропольский государственный университет. Ставрополь, 2002. С. 28-30.

70 См.: Алпатов М.А. Русская историческая мысль и Западная Европа (XII-XVII вв.). М.,1973. С. 6-8. О.В. Синицын необоснованно исключил историческое сознание общества из понятия «историческая мысль» — см.: Синицын О.В. Неокантианская методология истории и развитие исторической мысли в России в конце XIX - начала XX вв.: Автореф. дис. д-ра. ист. наук. Казань, 2000. С. 9.

71 См., например: Цамутали А.Н. Борьба течений в русской историографии во второй половине XIX века. Л., 1977; Колесник И.И. Зарождение и развитие историографических знаний в России (XVIII - начало XIX в.): Автореф. дис. д-ра ист. Наук. М.,1990; Воробьева И.Г. Славянство в научно-идеологической и общественной деятельности H.A. Попова: Автореф. дис. д-ра ист. наук. М., 2000.

26 грань между такими источниками и исторической мыслью. Это обстоятельство и то, что диссертация носит историографический характер, обуславливают рассмотрение текстов историографии и исторической мысли как источник. Но исторический и традиционно источниковедческий аспекты исследования позволяют остаться в рамках традиционного деления текстов на источники (в том числе и те, что сочетают в себе качества источников и текстов, подвергшихся творческому редактированию) и историографию.

Такие элементы терминологического анализа в историографическом исследовании не новы. Они проистекали из источниковедения. Еще К.Н. Бестужев-Рюмин призывал исследователя не просто пользоваться источником, не быть лишь потребителем его сообщений, а искать их истоки. Он же писал, что: мы «не можем успокоиться. пока не доберемся, кто первый записал данное сведение, и тогда уже будем судить о том, насколько можно верить этому первому

С1Л записавшему лицу». Это касается, по его мнению, и научной литературы . В случае нашего исследования этот призыв актуален по отношению' к уникальным сведениям Татищева. A.C. Лаппо-Данилевский, развивая идеи К.Н., г

Бестужева-Рюмина, считал, что историография является обобщением гуманитарных наук, в том числе, и общественной мысли, что при изучении развития культуры и общественного сознания надо рассматривать все вплоть. . . до мелочных явлений. «Без рассмотрения каждой из них в соответствующих услови

73 ях времени и места едва ли можно понять и последующее поступательное движение» . Лаппо-Данилевский придавал большое значение поиску причинно-следственных связей историографических явлений74. Важный принцип, высказанный им, заключается в идее признания чужой одушевленности автора источника, так как источник есть реализованный продукт его психики75.

Объект исторического познания — «конкретно-историческая индивидуальность»76. В силу особенностей русских средневековых источников эту обоб

72 Бестужев-Рюмин К.Н. Русская история. 4.1. СПб., 1872. С.114-117.

73 Лаппо-Данилевский A.C. История русской общественной мысли и культуры XVII-XV1II вв. М., 1990. С.20.

74 Малинов A.B., Погодин С.Н. Александр Лаппо-Данилевский. С.103,113.

75 Лаппо-Данилевский A.C. Методология истории. М., 2006. С. 322-340.

76 Гуревич А.Я. История историка. С. 181-182. щенную индивидуальность нельзя пока представить так, как это сделано применительно к западноевропейской медиевистике. Путь для преодоления этого один - биографика. Именно через ее призму «конкретно-историческая индивидуальность» видится в своем предельном выражении, вбирает в себя максимум проверенной информации о той или иной эпохе.

Следуя принципу историзма, надо выделить методы, использованные в работе. В первую очередь, надо упомянуть методы реконструктивного познания. Основным методом, применяемым в работе для исследования источников, исторических и историографических проблем, является истори-ко-генетический. Его применение позволяет исследователю выявить причинно-следственные связи и закономерности развития события (биографии) в источниковедении, истории, историографии, охарактеризовать событие, в нашем случае конкретную биографию, на определенном временном промежутке, соотнести личностный фактор в политическом развитии Руси с объективными факторами.

К методам реконструктивного познания относится, проблемно-хронологический метод. Он предполагает расчленение широкой темы (в нашем случае - биографии) на узкие проблемы, исследуемые в хронологическом порядке. В диссертации так на отдельные сюжеты дробится биография Георгия Всеволодовича. Но в чистом виде проблемно-хронологический метод в исследовании не применяется, поскольку узкие проблемы биографии князя требуют обращения к предыдущим и последующим событиям древнерусской истории. Более последовательно проблемно-хронологический метод используется при «сборке» биографии князя.

К методам реконструктивного познания относятся методы специально-исторического исследования. Из них в диссертации используются грамматически-дипломатический метод, предполагающий членение источнико-вых текстов на составные элементы, анализ которых позволяет проводить внутреннюю критику источников, а значит - и говорить о степени их достоверности. В данном случае нельзя согласиться с идеей И.Н. Данилевского, согласно которой при доказанной подлинности источника надо утверждать его достоверность (т.н. называемая «презумпция подлинности»)77. Как показано ниже, ряд источников, считающиеся подлинными с источниковедческой точки зрения, содержат недостоверные фрагменты. Они могут станоч виться достоверными, если к ним подходить как к памятникам эпохи, в которую они были созданы, как к источникам по историографии.

Примыкают к грамматически-дипломатическому методу методы текстологии. Текстология в последнее время актуализируется в ¡исследованиях истории, соединяющейся в своем поиске с литературоведением, стремясьг постичь способы производства, хранения и передачи информации, механизмы их насыщения новыми смыслами78. Применение текстологии в диссертации обусловлено тем, что основными источниками биографии Георгия Всеволодовича являются летописи XIII-XVI вв. Для извлечения-из них информации надо привлечь к исследованию максимально возможное число» списков произведения, интерпретировать текстовые и текстологические факты, основываться на презумпции сознательных изменений-текста, применять комплексный подход, что ведет к актуализации междисциплинарных связей со специальными историческими дисциплинами79.

В - целом, текстологические исследования« в диссертации основаны на1 методических приемах, выработанных A.A. Шахматовым и дополненных Д.С. Лихачевым. В основе этих приемов - исторический подход80. Сравнительный анализ каждого известия по разным летописям показывает взаимоотношения всех вариантов его текста. Допускается, что самый лаконичный и трудный (lectio difficilior) вариант текста является древнейшим81. Случаи, на которые не распространялось данное правило, особо оговариваются. Ак

77 Данилевский H.H. А был ли казус? Некоторые размышления об одной перебранке, которой, вероятно, никогда не было. // Казус: Индивидуальное и уникальное в истории - 2003. Вып. 5. М., 2003. С. 359. Прим. 7.

78 Репина Л.П. Вызов постмодернизма и перспективы новой культурной и интеллектуальной истории // Одиссей. Человек в истории. 19%. M., 1996. С. 35.

79 Лихачев Д.С., при участии A.A. Алексеева и А.Г. Боброва. Текстология (на материалах русской литературы X-XVII вв.). СПб., 2001. С. 348-393; Пудалов Б.М. Начальный период истории древнейших русских городов Среднего Поволжья (XII - первая треть XIII в.). Нижний Новгород, 2003. С. 7.

80 Лихачев Д.С. История - мать истины // Лихачев Д.С. Избранные работы: В 3 т. Т. 3. Л., 1987. С. 468.

81 Лихачев Д.С., при участии A.A. Алексеева и А.Г. Боброва. Текстология. С. 184-186.

29 туально для данного исследования различие между «древнейшим списком» и «древнейшим текстом»: древнейший текст может читаться в позднем спи-82 ске . Упоминание в диссертации древнейшего текста в поздней летописи делается исключительно в рамках этого различия. Обращение к категории «протограф» будет происходить в оговоренных случаях, поскольку сразу надо ставить вопрос о судьбе этих текстов и рукописей, их содержащих83. Содержание архетипа, его реалии, конвой служат основой для определения достоверности происхождения летописного текста84. Такая процедура обеспечивает проведение источниковедения« факта, который затем соединяется с другими. Все это позволит представить научную реконструкцию событий и биографии Георгия Всеволодовича.

Особенностью текстологии в данном исследовании является сознательное отвлечение от метода A.A. Шахматова, который М.Д. Приселков назвал

Of методом больших* скобок» . Под ним понималось, что в исследование вовлекаются большое количество памятников, под единый tзнаменатель,подводятся общие места, а расхождение в деталях нивелируется: Д.О. Лихачев отметил, что текст анализировался A.A. Шахматовым как, целое, которое целиком изменяется86. «Большие скобки» позволяли сразу определять место памятника, отдельного сведения'в стройной схеме летописания. С, другой' стороны, «метод больших скобок», нивелировал все отклонения, не входящие в схемы летописеведов. А ведь зачастую детали играют роль индикатора подлинности или фальсифицированности текстов — тезис, широко расv* w о ' Л/ пространенныи в современной гуманитарной науке .

82 Там же. С. 175 (Д.С. Лихачев в данном случае привел мнение С.А. Бугославского).

83 Севальнев A.B. Русские летописи как инструмент в политической борьбе - реальность и научные фикции (в том числе к вопросу об общем протографе летописей Новгородско-Софийской группы) // Восточная Европа в древности и средневековье. Политические институты и верховная власть. М., 2007. С. 229.

84 Пудалов Б.М. Начальный период. С. 8.

85 Приселков М.Д. История русского летописания XI-XV вв. СПб., 1996. С. 45 (там же: Лурье Я.С. Предисловие. С. 17-18); Лихачев Д.С. Русские летописи и их культурно-историческое значение. М.-Л., 1947. С. 16-17.

86 Лихачев Д.С. Шахматов - текстолог // Лихачев Д.С. Исследования по древнерусской литературе. Л., 1986. С. 392.

87 Гинзбург К. Приметы. Уликовая парадигма и ее корни // Гинзбург К. Мифы - эмблемы - приметы: Морфология и история. Сборник статей. М., 2004. С. 189-241.

30

Эти соображения потребовали вхождения внутрь «скобок», разбора эволюции отдельных эпизодов. Примером этих операций стали работы Я.С. по

Лурье, Г.М. Прохорова . Исследование конкретных текстов внутри «больших скобок» не отменяет требования A.A. Шахматова: объяснить движения фрагментов вне их самих (в авторах, их идеях)89. Эта особенность текстологического анализа в диссертации не означает противопоставления дедуктивного метода индуктивному. В диссертации рассмотрен ряд фрагментов, содержащих описания событий XII-XIII вв., указано на неудовлетворительность их описания прежними летописеведческими схемами, предложено объяснение движения этих текстов в конкретных памятниках. Но временной промежуток XII-XIII вв., не дает оснований для кардинального пересмотра всей схемы летописания XII—XVI вв., «узловых вопросов истории русского летописания»90. Тем более, это не является целью исследования. Эта оговорка объяснима замечанием A.C. Лаппо-Данилевского: от логических методов в их чистом виде (.чистой дедукции или чистой индукции) методы исследования собственно исторических источников отличаются большею сложностью и конкретностью: несколько отвлеченных, логически раздельных методов мышления сплетаются в каждом из них в одно целое; историк, интересующийся данным источником, пользуется не абстрактными методами дедукции или индукции вообще, а более или менее сложной их комбинацией, приноровленной к изучению данных своего исторического опыта, т.е. данного рода источников»91.

Текстологический метод предполагает обращение к методикам <и инструментарию лингвистической науки, смыкаясь с уже упомянутым грамматически-дипломатическим методом. В ряде случаев в диссертации анализируются соотношения единственного, двойственного и множественного чисел местоимений, глаголов летописных текстов, чтобы понять смысл текстов и оценки в них моментов биографии Георгия Всеволодовича.

В текстологии большое распространение получает семиотический подход. Он позволяет выделить в текстах определенные духовные смыслы

88ЛурьеЯ.С. Повесть о битве на Липице 1216 г. в летописании XIV-XVI вв. // Куликовская битва и подъем национального самосознания. Труды отдела древнерусской литературы (далее - ТОДРЛ). Т. XXXIV. Л., 1979. С. 96-115; Прохоров Г.М. Материалы постатейного анализа общерусских летописных сводов. (Подборки Карамзинской рукописи, Софийская 1, Новгородская 4 и Новгородская 5 летописи) // ТОДРЛ. Т. LI. СПб. 1999. С. 143-205.

89 Лихачев Д.С. Шахматов - текстолог. С. 392-393.

90 Лурье Я.С. Повесть о битве на Липице 1216 г. в летописании XIV-XVI вв. С. 115.

91 Лаппо-Данилевский A.C. Методология истории. М., 2006. С. 278-279.

31 деятельности людей. Чтобы понять прошлое историк должен уметь пользоваться текстологией, семиотикой и смежными дисциплинами. «История тоже отчасти становится наукой о знаковых системах»92. Изучение истории как сложной диалектической совокупности деятельности больших масс людей, где каждый является Человеком со своими интересами, требует особого отношения к постижению исторических знаков - синтактике (отношениям знаков между собой), прагматике (отношениям к знакам автора и реципиента), семантике (отношениям знаков к обозначаемым объектам)93. Эти отношения многофакторны, зависят от воли и интеллекта людей, постоянно осуществлявших свой выбор, уделявших большое внимание поступкам, жестам, скованных в своей деятельностью культурной обыденностью.

Идеационная посылка семиотики помогла внимательнее вглядеться в поток идей и продуктов интеллектуального творчества, которые появлялись и присутствовали в историческом знании ХУШ-ХХ вв. или пришли из прошлой «высокой культуры», исторической памяти общества и т.д. Продукты интеллектуального творчества жили в дискурсивной практике того времени и были оформлены в разные историко-литературные жанры.

Важную роль в семиотическом подходе играет понятие «текст», под которым понимается «любое отдельное сообщение, отчлененность которого.:Т интуитивно ощущается с достаточной определенностью»94. Данный текст может находиться внутри текста95, что присуще летописям XV—XVI вв., где пространные сообщения более ранних летописей превращались в отдельные памятники. Это развитие обусловлено одной из функции текста - порождение новых смыслов96. В силу этой функции текст перестает быть пассивным носителем информации и начинает формировать историческую действительность. Эта черта ярко проявляется в том, что поздние летописные Повести

92 Гуревич А.Я. История историка. С. 185-186; Лопшан Ю.М. Клио на распутье. С. 633-634.

93 Усенко О.Г. О методологии изучения. С. 85.

94 Лопшан Ю.М. К проблеме типологии текстов // Лопшан Ю.М. Статьи по семиотике искусства. СПб., 2002. С. 17.

95 Лотман Ю.М. Текст в тексте //Лопшан Ю.М. Статьи по семиотике искусства. СПб., 2002. С. 59-61.

96 Там же. С. 63-64. Лотман Ю.М. К современному понятию текста И Лопшан Ю.М. Статьи по семиотике искусства. С. 80. См. также: Лосев А.Ф. Логика смысла // Лосев А.Ф. Философия. Мифология. Культура. М., 1991. С. 267-269,272-273. привлекают исследователей больше, чем достоверные сведения ранних источников. В таком же ключе надо рассматривать то, как летописные тексты воздействуют на историографию, порождая ее новые смыслы.

Семиотический подход опирается на учение о вторичных моделирующих знаковых системах, где краеугольным камнем является принцип о противоречии выражения и содержания. Он подходит и для постижения прошлого и для источниковедческой критики. Для понимания внутреннего (порой скрытого) смысла текста, истинности и неистинности его отдельных «страниц» надо от внешнего выражения перейти к внутреннему. Тем самым, затрагивается сама структура сознания, на которые опирается культура97. Герменевтический анализ отдельных летописных произведений — «текстов» (например, «Повесть о битве на Липице», статья «А се князи Русь-стии» и ее реплики) - требует изучения истории этих текстов, складывания их на каждом этапе от времени события до оформления окончательной версии. Эти этапы протекали на фоне таких событий как монгольское нашествие, ордынское иго, возвышение Москвы, борьба политических центров в ХШ-ХУ вв., образование и расширение Российского централйзованного государства. Эти эпохи, сжатые во времени, влияли на мировоззрение книжников и отражались на текстах, ими созданных, не могли не смещать акценты в смыслах. При работе с текстами источников в диссертации ставилась проблема проникновения в замыслы их авторов, чтобы попытаться адедо кватно воспринять их смысл и первоначальное назначение . Герменевтический анализ предполагает выявление скрытых цитат, извлеченных авто

99 рами из авторитетных текстов. С помощью интертекстуальности авторы текстов пытались постичь и осмыслить события100.

Тексты источников и исторические нарративы являются продуктом интеллектуальной предметной человеческой деятельности прошлого. Проводя

97 Гуревич А.Я. История историка. С. 117.

98 Данилевский И.Н. Повесть временных лет: герменевтические основы. С. 39-40.

99 Чекурин Л.В. Летописная и литературная традиция в освещении средневековой истории Рязанской земли // Битва на Воже и Куликовское сражение (история и культура средневековой Руси): Материалы Всероссийской научной конференции. Рязань, 2006. С. 84-85.

100 Там же. С. 60. исследование идей историков того времени, мы сопоставили их с данными источников и исторической литературы, которыми они пользовались, и только на этой основе оценили их логические рассуждения и анализы извлеченной ими информацией. Удаленные от события авторы обращаются к уже созданным из кусков текста и цитат бриколажам и готовят свой текст-бриколаж по той же технологии, но с учетом реалий своего времени101. Утверждающий эти идеи И.Н. Данилевский в цитатах видит, прежде всего, изс влечения из библейских текстов. Однако критика этого подхода сводится к тому, что древнерусский книжник (в нашем случае современник Георгия Всеволодовича) не обладал всем комплексом Священного Писания. Неучет этого обстоятельства ведет к тому, что начинаем навязывать источникам современную исследовательскую интерпретацию, чего стремится избежать

1П9

И.Н. Данилевский . Это обстоятельство заставляет отказаться от поиска библейских цитат в источниковедческих частях диссертации. Это важно и потому, что исследуются и более поздние тексты, авторы которых могли знать больше библейских текстов. Но поиск скрытых цитат, полемики ведется с точки зрения развития летописного нарратива. Отсутствие понятия личного авторства в русской литературе до XVII в. позволяло сводчикам делать вставки из сочинений предшественников103. В диссертации делается упор на цитирование и использование летописных сведений, относящихся к другим событиям. Такой подход продемонстрировал Д.С. Лихачев104.

Поскольку в работе исследуется историография проблематики биографии Георгия Всеволодовича, то надо обратить внимание на то, как складываются научные стереотипы через восприятие тех или иных сведений. Произведение историка (нарратив) нельзя изучать само по себе, поскольку за каждым сочинением стоит автор, выразивший себя, а вместе с собой — и основные идеи своего времени. Следовательно, мысли историка — это явление культуры его эпохи. А чтобы выяснить ценность такого явления, надо по

101 Там же. С. 57-59.

102 Данилевский И.Н. А был ли казус?. 2003. С. 337-341.

103 Чекурин JI.B. Летописная и литературная традиция. С. 85.

104 Лихачев Д.С. К истории сложения «Повести о разорении Рязани Батыем» // Лихачев Д.С. Исследования по древнерусской литературе. Л., 1986. С. 261. нять его создателя. Все это можно достичь через диалог с исследователем.

Перечисленные условия были реализованы в рамках междисциплинарного t подхода, определяющего равноправный статус методов истории (в том числе, историографии, источниковедения) и других гуманитарных дисциплин (лингвистики, культурологии, литературоведения, психологии и др.).

Мы смотрим на каждого фиксатора событий и историка былых времен не просто как на источник информации, а как на познающий субъект, который независимо от нас изучал конкретные объекты (события, источники). Важно понять, какие вопросы он перед ними ставил, какой логикой руководствовался, добиваясь информации. Важнейшей процедурой нашего исследования является выявление интеллектуальной работы, мыслительного процесса постижения прошлого, в котором устанавливается определенное отношение исследователя к своему предмету.

Полагая, что следует не просто констатировать выводы того или- иного автора, историка, мы пытались понять психологию прошлых эпох, чтобы глубже поникнуть в сущность» их взглядов. Для этого надо учитывать не только «лежащие на поверхности» текстов рациональные или наивные рассуждения их авторов, но и обращать внимание на комплекс психических операций — сознательных и бессознательных, рациональных и интуитивных, . — совершенных исследователями в процессе исторического познания. Именно на этом правиле построена интерпретация текстов.

Междисциплинарный подход помогает осуществить диалог с автором конкретного исторического нарратива, и, тем самым, эффективно использовать позитив постмодернизма. Такое общение требует понимания чужой речи, для чего нам понадобился индивидуализирующий метод, выделенный A.C. Лаппо-Данилевским. Метод призван выявить индивидуальные особенности изучаемых источников и историков. При его помощи исследователь проникает в тайники личного творчества отдельного автора и даже может по возможности лучше его самого понять его произведение105. Этого мы дости

105 Лаппо-Данилевский A.C. Методология истории. M., 2006. С. 383-385.

35 гали через уяснение авторского метода, выявление источников, которыми он пользовался. Последнее представляло определенную трудность в связи с тем, что В.Н. Татищев, как яркий представитель исследовательской плеяды XVIII в., не всегда указывал источник своей информации.

На стыке реконструктивного исторического познания и эмпирического исторического познания находятся просопографический, локальный и феноменологический методы. Просопрографический метод предполагает изучение исторических процессов через всеобъемлющее описание карьеры политических лидеров эпохи. Просопрографический метод находится на стыке реконструктивного исторического познания и эмпирического исторического познания. С одной стороны создается биография князя в виде нар-ратива, с другой - она соотносится с изучением исторического процесса. Биография Георгия Всеволодовича требует применения данного метода. Он заключается по определению Л. Стоуна в исследовании двух проблем: 1) пути осуществления героем политических акций; 2) пути и варианты социальной мобильности по отношению к различным социальным структу-рам106. Применительно к биографии Георгия Всеволодовича наиболее глубоко может быть исследована первая проблема. Изучение второй ограничено состоянием источников, не несущих полноценной информации,»для понимания общения русского князя первого 40-летия XIII в. с различными социальными группами. Источники дают яркую картину отношений князя с другими Рюриковичами, рядом старших дружинников, высшим духовенством. Отношения с этими слоями отражались в источниках при описании осуществления политических акций. В силу этого обстоятельства применение просопографического метода сведено к решению первой проблемы.

Биография Георгия Всеволодовича нерасторжимо связана с основанием Нижнего Новгорода, что приковывает к ней внимание в краеведческой среде. Сугубо историографическая проблема основания Нижнего Новгорода,

106 Фнлюшкин А.И. Андрей Михайлович Курбский: Просопографическое исследование и герменевтический комментарий к посланиям Андрея Курбского Ивану Грозному. СПб., 2007. С. 6; Он же. Андрей Михайлович Курбский: просопографическое исследование и текстологический комментарий к посланиям Андрея Курбского Ивану Грозного: Автореф. дис. д-ра. ист. наук. СПб., 2007. С. 5.

36 история региона Нижегородского Поволжья требуют применения локального метода, подобно просопографическому методу, находящемуся на стыке реконструктивного и эмпирического познаний. Суть его подразумевает сознательный отказ от привычных схем и сбор фактов «узкого района». В ходе их детального исследования происходит накопление уточненных, дополненных фактов, которые затем укладываются в новую схему107. В диссертации локальный метод, сводящийся к индивидуализации объекта и временному абстрагированию от индуктивно-дедуктивных связей, применяется для изучения Нижегородского Поволжья, биографии Георгия Всеволодовича, отдельных событий.

Феноменологический'метод нацелен на анализ взаимодействия субъекта (автора, историка) с познаваемым объектом (событием, источником) в его времени. Это взаимодействие рассматривается как феномен исследовательского опыта. Ученые и писатели XVIII-XX вв. - яркие индивидуальности, вносившие свое «Я» и в структуру научно-коммуникативного порядка108. Наши наблюдения над данностью исследовательского опыта работы историков, затрагивающих биографию Георгия Всеволодовича, ¿'источниками и с исторической литературой, носят дескриптивный (описательный) характер. Учитывается, что нарратив является продуктом прошлой' человеческой деятельности и итогом познавательной активности его автора109. A.C. Лаппо-Данилевский подчеркивал: всякая интерпретация исторического источника исходит из понятия о некоем единстве чужого сознания, обнаружившегося в нем, а также должна принимать во внимание и то целое, к которому оно относится, и ту индивидуальность, через посредство которой он

110 получает свое существование»

В дополнениях к «Методологии истории» Лаппо-Данилевский указывал, что интерпретация источников должна предшествовать критике. Он понимал интерпретацию как широкую операцию, потому что вменял ей в

107 Архангельский С.И. Локальный метод в исторической науке//Краеведение. 1927. №2. С. 181-194.

108 Маповичко С.И. Паттерны в науке: Исследование столичными и провинциальными историками второй половины XVIII в. древнерусского города // Центр - провинция: историко-психологические проблемы: Материалы Всероссийской научной конференции. СПб., 2001. С. 34-35.

109 См. также об особенностях источниковедческой критики нарратива: Толочко А.П. «История Российская» Василия Татищева: источники и известия. М.-Киев, 2005. С. 249-280.

110 Лаппо-Данилевский A.C. Методология истории. М., 2006. С. 319.

37 обязанность не только правильное прочтение текстов и понимание того, что хотел сказать автор, но и объяснение содержания источника с учетом влияния на него социальных условий, личных черт автора, его общественной позиции, влияние источника на культуру своего времени, взаимодействия между источниками. «Без понимания источника. нельзя подвергать его и плодотворной критике»111. Внимательный и подробный разбор источников и трудов исследователей диктуется еще и «микроисторическим» подходом: критическое отношение к априорным абстрактным суждениям и схемам, сведение их к такому минимуму, который только может выдержать историческая профессия; укрупнение масштаба исследования посредством подробного изучения локального, кратковременного и сугубо индивидуального в их исторической конкретности»112. Микроисторический подход, в рамках которого постулируется невозмож

1 11 ность реконструировать панораму крупной битвы , позволил состояться в диссертации критике «Повести о битве на Липице», чьи авторы в XIV-XV вв. претендовали на достоверный детальный рассказ о событии XIII в.

С микроисторическим подходом согласуется вышеуказанный отказ, от «метода больших скобок» как от априорной абстрактной схемы. По ряду признаков микроисторический подход близок к локальному методу с той* разницей, что последний предусматривает исследование исторических категорий - события, процесса, биографии, поступка. Микроисторический подход тоже не исключает изучение конкретных событий114, но используется и в источниковедении и историографии. Своеобразие представленной работы состоит и в том, что отдельные микроисторические проблемы ис-точникового (конкретный текст), событийного (поход, биография), историографического планов соотносятся с необходимостью реконструкции всего поля источников, эпохи, в которой жил князь (причем настолько подробно, что иногда эпоха начинает затенять самого героя исследования), всей историографической традиции. Такое сочетание микроисторического и «макро-исторического» подходов позволяет избежать того явления, когда масштабы

111 Малинов A.B., Погодин С.Н. Александр Лаппо-Даннлевский: историк и философ. СПб., 2001. С. 133.

112 Гордеева И.А. Изучение социальной истории России второй половины XIX — начала XX в.: «микроисторический» подход//Образы историографии. М., 2001. С. 121-122.

113 Гинзбург К. Микроистория: две-три вещи, которые я о ней знаю // Гинзбург К. Мифы - эмблемы - приметы. С. 303-310.

114 Там же. С. 290-291 большой истории» делают незаметными и «непринципиальными» «событийные лакуны»115. Создание биографии Георгия Всеволодовича, в исследовании которой ученые затрагивают рождение, брак, иногда усобицу Всеволодовичей и битву на Липице, основание Нижнего Новгорода, битву на Калке и Батыево нашествие, требует «заполнения» лакун 1189-1211 гг., 1218-1220 гг., 1222 г.,. 1224-1236 г г. Конечно, их также не удастся заполнить одинаково, но вот здесь и потребуется применение микроисторического инструментария: согласование упоминаний князя с процессами и событиями в Восточной Европе, установление связей с политикой предшественников и современников, внимание к источникам.

Из методов эмпирического исторического познания применяется исто-рико-сравнительный метод, позволяющий выявлять общее и особенное в развитии структур, событий, явлений. Область его применения в диссертации географически связана с Восточной Европой, Кавказом и Средней Азией в период преимущественно Х1-ХШ вв. Метод периодизации позволяет выделить этапы в эволюции направлений внешней и внутренней политики владимирских князей, соотнести с ними политику владимирского-князя Георгия Всеволодовича и выявить ее своеобразие.

Направления, включагощие выводы историков, в нашем исследовании не являются устойчивыми, постоянными типами, их состав меняется в зависимости от разбираемых проблем и от поставленных авторами исторических нарративов вопросов. Включение историка в конкретное направление зависит от его взглядов на проблемы, связанные с биографией Георгия Всеволодовича. Таким образом, труды историков, высказывавших свои мысли о нем предстают как репрезентативные типы в дискурсивной форме, учитывая которую, мы и смогли их типологизировать. Важно отметить, что эти репрезентативные направления существовали не ограниченный промежуток времени, а развивались на протяжении ХУШ-ХХ вв. (истоки их - в средневековой исторической мысли) и большей частью дожили до наших дней. По

115 Данилевский И.Н. А был ли казус?. С. 338.

39 этому они предстают еще и эволюционными рядами отечественной интеллектуальной сферы. Так в диссертации используется историко-типологический метод, позволяющий через связи единичного, общего и особенного выявить существенные признаки предмета исследования.

Источниковедческое исследование построено на соотношении внешней и, внутренней критики письменных источников. Внешняя критика в силу использования в большинстве своем опубликованных источников сводится к учету замечаний и наблюдений публикаторов, фиксированию погрешностей средневековых писцов. С помощью внутренней критики приобретаются сведения для исторических построений, постигаются механизмы возникновения и передачи другим поколениям книжников (ростовских, новгородских, московских) сведений об эпохе XII—XIII вв., определяется влияние на них социальной среды и уровень развития исторической мысли.

Все аспекты исследования биографии Георгия Всеволодовича обусловили обильное использование в диссертации методики116 источниковедения факта, и методики критической историографии.

Источниковедение факта. Пути преодоления мифов и создания научного представления об истории раздробленной Руси в науке, в общественном сознании намечены. Это — «источниковедение факта», когда выясняется происхождение известий о факте, доказательство самого древнего из них или признание этих известий плодом сочинительства (и, тем самым, отказ от этого факта в реконструкции). Я.С. Лурье, отталкиваясь от опыта изучения летописного материала, настаивал на том, что первым делом надо доказывать достоверность факта на основе проверки достоверности свидетельств. Другой подход, заключающийся в удостоверении факта через соотнесение его с законами исторических условий жизни, преобладал среди историков в

116 Методика источниковедения «покрывает и сумму прикладных знаний, комплекс навыков чисто технического порядка. и совокупность таких приемов, которые разработаны на основе определенных методологических представлений» {Черепным Л.В. К вопросу о методологии и методике источниковедения и вспомогательных исторических дисциплин // Источниковедение отечественной истории. Вып. 1. М., 1973. С. 33. В этом сборнике напечатана статья В.Т. Пашуто, высказавшего близкий Л.В. Черепнину тезис о различии методики и метода: Пашуто В.Т. Некоторые общие вопросы летописного источниковедения. С. 65-68). С учетом тенденции использования источниковедения в решении исторических проблем {Янин В.Л. Очерки комплексного источниковедения. Средневековый Новгород. М., 1977. С. 6-21, 237-238) определение источниковедческой методики прилагается к методике исторического исследования.

40

XIX в., ярко проявившись в трудах Б.Д. Грекова117. Он исчерпал себя. Отсюда - вывод, согласно которому, залог поступательного развития исторической науки в XXI в. - удостоверение факта через источниковедение.

Оставшиеся в живых» факты интерпретируются исследователем, устанавливающим кратчайшую дистанцию между ними, предлагающими самое рациональное объяснение последовательности и причинно-следственной связи фактов. Так выстраивается гипотеза. Иной путь — через возможности и допущения - ведет к догадке (ничем не ограниченное предположение о факте, который мог быть, а мог и не быть).

Догадка возникает по причине недостатка данных по определенному вопросу. Гипотеза строится на неоднозначной необходимости, а догадка -на возможности. Для опровержения гипотезы надо дать альтернативную гипотезу, являющуюся диалектическим отрицанием первой и низведением ее до уровня догадки; для отказа от догадки надо просто указать на отсутстI вие данных по поставленному вопросу. Без постоянного отсева догадок (доведения одних до уровня гипотез и отказа от несостоятельных в источниковедческом, и фактографическом отношениях) произойдет подмена-, гипотез догадками, что ведет к увеличению числа сущностей. Одна догадка будет порождать другую - исследование окажется построенным на цепи последо

1 I о вательных допущений, и его результаты не будут внушать доверия . Вклад Я.С. Лурье по разграничению понятий «догадка» и «гипотеза» ныне востребован наукой, постигающей историю Руси XIII в.119.

Весомость этих соображений возрастает при анализе историографии Руси XII-XIII вв. В данном случае имеется малое число письменных источников, большинство которых возникли позже изучаемого периода. Поэтому надо усиливать их источниковедческий анализ, чтобы воспроизвести восприятие эпохи сотворения текстов. Сами тексты подчинены законам определенных жанров и стилей, действие которых обусловлено общественной

117 Лурье Я.С. Критика источника и вероятность известия // Культура Древней Руси. М., 1966. С. 121-123.

118 Лурье Я.С. О гипотезах и догадках в источниковедении // Источниковедение отечественной истории. M., 1977. С. 29, 32-33, 39-40; Лурье Я.С. История России в летописании и восприятии нового времени // Он же. Россия древняя и Россия новая. СПб., 1997. С. 28-30.

119 Чернецов A.B. К проблеме оценки исторического значения монголо-татарского нашествия. С. 12.

41 повседневной мифологией. В силу воздействия жанров и стилей летописец производил отбор фактов для помещения их в хроники.

В свете этого актуальны мысли А.Е. Преснякова, писавшего о задачах, стоящих перед историками средневековой России: «расчистить пути для более

120 тз реального понимания нашего прошлого» . В ходе «расчистки» восстановятся

121 права источника и факта» . В этих словах выражен манифест «петербургской школы» исторических исследований, ставившей на первое место научный реализм, сказывающийся. в конкретном непосредственном отношении к источнику и факту - вне зависимости от историографической традиции», и критиковавшей «московскую» школу за то, что «теоретический подход к материалу. обратил данные первоисточников в ряд иллюстраций готовой, но не из них выведенной схемы», что «господство теоретических построений. привело к такому одностороннему подбору данных, при котором отпадало из комплекса все то, что не годилось для иллюстрации установленной схемы, не подтверждало ее предпосылок»122.

Расчистка путей» постижения прошлого отложилась по причине коренных преобразований общества. От историков уже требовалось концептуально оформить торжество материалистической методологии и классового подхода на примере прошлого. Б.Д. Греков «вписал» Киевскую Русь в фео

123 дализм . Историки Древней Руси могли исследовать особенности этого общественно-экономического строя, хотя и звучали одинокие протестующие голоса124. Развивалась тенденция, шедшая« от «московской школы»: использовать труды Н.М. Карамзина, С.М. Соловьева как закрома фактов для иллюстрирования априорных схем и концепций.

Ныне в науке осознается плодотворная и неизбежная перспективность исторических исследований, выводы которых основаны на фактах, прошедших источниковедческую проверку (последним образцом подобных иссле

120 Пресняков А.Е. Речь перед защитой диссертации под заглавием «Образование Великорусского государства». Пг., 1920. С. 10 (цит. по: Данилевский H.H. Древняя Русь глазами современников и потомков (IX-XII вв.): Курс лекций. M. 2001. С. 17).

121 Пресняков А.Е. Образование Великорусского государства. M., 1998. С. 11.

122 Пресняков А.Е. Речь перед защитой диссертации под заглавием «Образование Великорусского государства». Пг., 1920. С. 10-12 (цит. по: Данилевский И.Н. Древняя Русь. С. 17-18).

123 Пашуто В. Т. Б.Д. Греков как ученый и общественно-политический деятель // Исследования по истории и историографии феодализма. M., 1982. С. 5; Мавродин В.В. Борис Дмитриевич Греков (1882-1953) // Исследования по истории и историографии феодализма. M., 1982. С. 39-41.

124 Зимин A.A. Трудные вопросы методики источниковедения Древней Руси // Источниковедение. Теоретические и методические проблемы. М., 1969. С. 428, 429.

42 дований признается труд Я.С. Лурье «Две истории Руси XV века»125)126. Именно такое источниковедческо-историческое исследование позволяет, на наш взгляд, вывести постижение биографии владимирского князя Георгия Всеволодовича на новый уровень знаний о Древней Руси ХП-ХШ вв., понять особенности развития источников по этому вопросу на протяжении нескольких столетий и уточнить роль историографии в формировании общественных стереотипов в восприятии прошлого.

107

Методика критической историографии . Сегодняшнему состоянию историографии раздробленной Руси не удовлетворяет исключительное применение «источниковедения факта» и предложение гипотезы с отсеиванием догадок. Сейчас догадки в исследованиях подаются как гипотезы, и последние теряются среди догадок. Поэтому при выдвижении гипотезы исследователь должен проверить ее на живучесть, столкнув свое построение со всеми мнениями и суждениями по изучаемой проблеме. Ведь, кроме блестящей идеи, порожденной источниковедением факта, нужна система, которая выявляет дефекты и повышает уровень требований .

С точки зрения методологии исторического исследования внимание к историографии обусловлено историографической ситуацией: ни один исследователь. не может существовать в безвоздушном пространстве: для того, чтобы его идеи оказались востребованы, он должен находиться в постоянном диалоге с предшествующей научной традицией и современными дебатами, говорить на языке профессии и предлагать ответы на вопросы, именно сегодня интересующие его коллег. Прямой диалог с вечностью не столько наивен, сколько бесплоден»12 .

Большую роль в решении этих проблем может сыграть методика критической историографии. Суть ее при первом приближении заключается в том, чтобы в исследованиях историографический материал вовлекался в решение конкретных исторических проблем. Это достигается разбором исследова

125 Лурье Я.С. Две истории Руси XV века: Ранние и поздние, независимые и официальные летописи об образовании Московского государства. СПб., 1994.

Селезнев Ю.В. «А переменит Бог Орду.» (русско-ордынские отношения в конце XIV - первой трети XV вв.). Воронеж, 2006. С. 10-11.

127 С.И. Маповичко в диссертации на соискание ученой степени доктора исторических наук «Возникновение и политическая жизнь древнерусского города в отечественной исторической мысли XVIII в.» обозначил этот подход как «новый методологический прием, заключающийся в многослойности построения материала».

128 Герасимов И. В. Бремя вызубренных уроков. С. 460.

129 Герасимов И.В. Бремя вызубренных уроков. С. 460.

43 тельских приемов каждого ученого, проверки результатов поиска на источниковедческую жизнеспособность, и последующим отбором научных фактов для исторических реконструкций.

Увлечение концепциями, отвечающими требованиям марксистской методологии, обусловило слабое внимание исследователей к конкретной истории, реконструкции отдельных событий. Эти тенденции проявились и в историографии раздробленной Руси. О ней рассуждали в общих словах, под. тверждая ею тезис о закономерном развитии феодализма. Если в 1980-х гг. Б.А. Рыбаков указывал, что история до Петра I выстроена, и ее не надо пересматривать130, то сейчас возобладал обратный подход. Многие стремятся внести новое, не проведя источниковедческих процедур. Преобладает «теория-более длинной черты», критиковавшаяся А.А-. Зиминым131.

Источниковедение факта не может быть единственными в изучении истории Древней Руси. Ужехложилась традиция потребительского отношения не только'к источнику, но и — к историографии. Часто исследователь, из' спектра мнений по- проблеме берет то, что устраивает его, и создает свою' реконструкцию. Интерпретация мнения, выдернутого из;контекста исследования предшественника, часто произвольна. И чем шире наборы мнений по разным проблемам, тем больше вариаций реконструкций целых*, периодов< истории. Поэтому в историографии на равных сосуществуют разные трактовки событий. Явочным порядком уравниваются в правах догадки и гипотезы. Потребительское отношение к историографии обусловлено тем, что прописанный в исследовании тезис часто воспринимается как научный факт. Но этот тезис, пусть даже и опирающийся на источник, «зависает» в положении сообщения источника, если не проводилась источниковедческая> критика. Такие тезисы не дотягивают до уровня научно-исторического факта как свидетельства, выдержавшего испытание на достоверность:

130 Новоселы{ев А.П. Источник - основа работы историка (выступление на "круглом столе" «Историческая наука в условиях перестройки») // ВИ. 1988. № 3. С. 28,29-30. т3шаш A.A. Трудные вопросы методики источниковедения Древней Руси // Источниковедение. Теоретические и методические проблемы. М., 1969. С. 442-443.

44 научно историческим фактом надо считать. только факт, поставленный в надлежащую связь., научно-исторический факт — это концептуализированный факт, т.е. факт, высве

132 ченный изнутри исторической теорией»

Первый шаг к «высвечиванию» — источниковедение факта. Поскольку потребительских, «невысвеченных» трактовок источниковых сведений по истории Руси много, то историк должен решать задачу: делать это за своих предшественников, проводя источниковедческую критику их аргументов. Так можно преодолеть «лишний» плюрализм мнений в науке.

Историография должна быть прикладной, критической: не только описывать, кто как считал и полагал, а почему, какие методики и какие источники были использованы. Надо говорить об историографии источниковедения отдельного факта и их совокупности.

При относительном источниковом дефиците в интерпретации события истории Древней Руси нужно оговорить возможности ее историографического изучения. Имеющиеся мнения по поводу отдельного- события надо сопоставить с данными источников. Это сопоставление должно включать в себя и проверку источниковой базы утверждения, и проведение источниковедческой критики с целью установления возможности, степени применения-источника, используемого историками, в решении конкретного вопроса, соответствия источникового сведения повседневной практике изучаемого пеI риода и логике исторического момента. На базе сопоставления, сопряженного с критическим отношением к источникам, возможен полноценный вывод об обоснованности конкретной научной позиции. Важным условием для успешного решения этих задач является максимально полное использование всех источников после их критики. Сформировать массив этих источников помогает та же методика критической историографии.

При дефиците источников нередки ситуации в историографии Руси, когда мало свидетельств для выстраивания полноценной гипотезы. Такой минимум часто приводит к выдвижению двух и более взаимоисключающих гипотез, что обуславливает аргументированный анализ каждой из них, и

132 БаргМА. Категории и методы исторической науки. М., 1984. С. 162; Он же. Исторический факт: структура, форма, содержание И История СССР (далее - ИСССР). 1976. № 6. С. 63. проверку любого их положения на жизнеспособность путем встраивания гипотетических реконструкций факта в канву развития событий, сведения о которых уже проверены. Так можно часть гипотез свести к догадкам. Если после этого останется противоречие, то присоединение историка к гипотезе, которая ему интуитивно ближе, будет оправданным.

Применяя такую методику, надо не только критически, с точки зрения источниковедения, рассматривать все версии, но — и сталкивать их между собой. Так можно проследить рождение и эволюцию стереотипов, сформировать круг источников для решения отдельной проблемы. При этом меняется структура исследования, где историографический обзор, часто являвшийся данью жанру, примыкал к авторскому решению проблемы133. Такое использование историографии в изучении древнерусской истории может привести к подходу, критиковавшемуся A.A. Зиминым: и в наше время появляются иногда работы, в которых содержатся обоснования тех или иных гипотез без тщательного разбора предшествующей литературы вопроса. В лучшем случае дело ограничивается суммарным изложением во введении тезисов своих предшественников (без должного раскрытия их аргументации), а в дальнейшем исследо

134 вание ведется как бы один на один с источником.»

Подход, отвергнутый A.A. Зиминым при решении вопросов, древнерусской истории, возможен при решении новой проблемы и привлечении новых источников, чего нельзя сказать о политической истории Руси XII—XIII вв.: наука о средневековье - причем о русском средневековье более, чем о западном, - есть

135 работа с деталями, крохами, штрихами из разнохарактерных источников» . A.B. Назаренко важным методом в изучении Древней Руси считает комплексный подход, подразумевая единство историко-филологических процедур, применение методик специальных исторических дисциплин и учет взаимозависимости политических процессов, событий во всех направлениях от Руси. К ним надо добавить владение историографическим материалом концептуального и проблемного характера. шСм., например: Ковальченко И.Д. Методы исторического исследования. M., 1987. С. 209-210,211.

134 Зимин A.A. Трудные вопросы методики источниковедения Древней Руси // Источниковедение. Теоретические и методические проблемы. M., 1969. С. 442.

135 Назаренко A.B. О междисциплинарном подходе к изучению Древней Руси // Древняя Русь. Вопросы медиевистики. 2002. № 1(7). Март. С. 17.

В силу изученности источников по древнерусской истории необходимо разбирать процедуры извлечения из них информации. Поэтому обращение к истории источниковедения отдельной проблемы должно стать нормой любого исследования по проблематике Древней Руси. Эта норма — критическая историография источниковедения, формирующая массив достоверных источников для изучения отдельной проблемы — задействует источниковедение и историографию на решение исторических задач.

При выстраивании аргументации от источника, без соотнесения* ее со всем кругом исследований по проблеме историк лишь оттеняет свое понимание проблемы указанием на неправильную, по его мнению, реконструкцию факта своим предшественником. Возможен иной вариант использования историографии: правота реконструкции подтверждается ссылкой на мнение корифея без внимания к методам его выработки. В этом случае мнение необоснованно получает статус «научно-исторического факта».

Решение задач политической истории Руси XII—XIII вв. путем отсечения догадок, выделения гипотез должно следовать из столкновения различных точек зрения, после чего ограничивается^ круг источников, остаются-самые ценные аргументы предшественников. Полемика в рамках такой историографии приобретает характер диалектического отрицания.

Оба варианта методики (через историографию источниковедения и через источниковедение историографии к сужению историографического плюрализма в оценке фактов) одинаково очищают историю от лишних «фактов». Иногда после применения методики критической историографии можно констатировать правильность одного мнения. И в этом будет положительный результат исследования: ведь отпадут версии, не охватывающие массив источников, построенные на их неверном толковании.

Необходимость применения методики критической историографии вызвана также нынешней ситуацией в изучении Руси XII- первого 40-летия XIII вв. В историографии раздробленности важное место отводится отдельным местным событиям, и не всегда выверяются:привлеченные:факты, косвенно затрагивающие историю княжеств.

Поглощение непроверенных историографических фактов- исследоватег лями раздробленной Древней Руси обусловлено частой нестыковкой сведений источников. Ею порождено явление многочисленных причинно-следственных связей в работах разных исследователей, где причины и следствия меняются местами. Эта нестыковка фактов влияла на поиск причин и следствий^ летописцев-сводчиков. Вот тут и появляется* поле исследования, отделяющего поздний вымысел от уникального известия: Также большую роль играет выборка сведений,, помещаемых в источники. Литературный стиль- определял селекцию^ сведений- летописцами: Затем; факты, отбирались составителями? летописных сводов? в поздние: времена. Эти обстоятельства вынуждают осторожно интерпретировать с точки зрения; современной целесообразности действия и поступки персонажей древнерусской историщ сведения. о которых дошли в источниках.

На протяжении длительного времени много страниц было уделено.различным сторонам; деятельности; владимирского князя Георгия Всеволодовича. Казалось бы, нет возможности сказать новое слово по этой проблематике, но решение задачи отсеивания? устаревших взглядов; представлений« с сохранением плодотворных гипотез на базе применения: критической историографии уже важно для науки. Ведь как заметил М: А; Барг, когда наука становится способной взглянуть на себя, на свою практику со стороны; происходит проверка, оттачивание и обогащение ее познавательных средств, создаются предпосылки для перехода ее на качественно новую ступень освоения изучаемой ею дей-136 ствительности» .

Особенности объекта, предмета, цели, задач, методологии и методики исследования, обусловленные стыком источниковедения* исторического исследования: и историографических анализа и синтеза- определили; структурирование исследовательского материала в диссертации. Она состоит из введения^ 4-х,глав,.заключения: В: главах по-разному представлено;соотношение частей общеисторического знания. Первая глава- посвящена5критичет

Список научной литературыКузнецов, Андрей Александрович, диссертация по теме "Историография, источниковедение и методы исторического исследования"

1. Лихачев Д С. Человек в литературе Древней Руси // Он же. Избранные работы в трех томах. Т. 3. Л., 1987. С. 63-64.

2. Экштут С.А. Битвы за храм Мнемозины: Очерки интеллектуальной истории. СПб., 2003. С. 88-90.

3. ЛЛ. Стб. 408; СИМ. С. 34; ИЛ. Стб. 659. Бережков Н.Г. Хронология. С. 83, 203-204, 315.

4. См. § 2.1.5 1-й главы диссертации.

5. ИЛ. Стб. 624 -625. Бережков Н.Г. Хронология. С. 201.

6. ЛЛ. С. 354 (под именем Дмитр; в РАДЗ - Дмитрок); ИЛ. Стб. 543.7Отгуда он и Михалка выводили торков и берендеев для отражения половецких набегов на Киев зимой 1170/1171 гг. см.: ЛЛ. Стб. 363. ИЛ. Стб. 562-563. Бережков Н.Г. Хронология. С. 187-188.

7. ЛЛ. Стб. 405; СИМ. С. 33. Бережков Н.Г. Хронология. С. 83.

8. ЛЛ. Стб. 407; СИМ. С. 34; ИЛ. Стб 658, 659. Бережков Н Г. Хронология. С. 83, 203-204, 315.

9. ИЛ. Стб. 613. Бережков Н.Г. Хронология. С. 200.

10. ЛЛ. Стб. 414 (28 августа), СИМ. С. 37 (22 августа); ИЛ. Стб. 707 (1 августа). Бережков Н.Г. Хронология. С.86,208-209.

11. Киево-Печерский патерик // Древнерусские патерики. M., 1999. С. 21, 123-124; // БЛДР. Т. 4. СПб., 1997. С. 358-361.

12. Подскалъски Г. Христианство и богословская литература в Киевской Руси (988-1237 гг.). СПб., 1996. С. 270.

13. Щапов Я.Н. Государство и церковь Древней Руси X-XIII вв. M., 1989. С. 70-71.

14. Киево-Печерский патерик // Древнерусские патерики. С. 21, 123-124; // БЛДР. Т. 4. С. 358-361.

15. Ольшевская Л.А., Травников С.Н. Комментарии//Древнерусские патерики. С. 399.

16. Ольшевская Л.А., Травников С Н. Комментарии// Древнерусские патерики. С. 398, 399; Дмитриев Л.А., Ольшевская Л А. Комментарии // БЛДР. Т. 4. С. 653.

17. ЛЛ. Стб. 425; СИМ. С. 40. Недоразумением является заявление, что Всеволод имел 15 детей: Пчелов Е.В. Династическая история рода Рюриковичей // Древнейшие государства Восточной Европы. М., 2008. С. 15.

18. ЛЛ. Стб. 396-397; СИМ. С. 29.Бережков Н.Г. Хронология. С. 82-83.

19. ЛЛ. Стб. 396; ИЛ. Стб. 638.

20. ЛЛ. Стб. 404, 406; СИМ. С. 32, 33. ИЛ. Стб. 653. Бережков Н.Г. Хронология. С. 83, 203.

21. ЛЛ. Стб. 408-409; СИМ. С. 35. Бережков Н.Г. Хронология. С. 84.

22. ЛЛ. Стб. 412; СИМ. С. 36. Бережков Н.Г. Хронология. С. 85.

23. Гладкая М.С. Дмитриевский собор во Владимире. С. 84, 87.

24. Косаткин В.В. Дмитриевский собор в губ. гор. Владимире. Владимир, 1914. С. 6.

25. С1Л. Стб. 18 (не указан Иван); HK1. С. 27; ШУЛ. С. 14.

26. НПЛ. С. 466. АВР. Стб. 308.

27. ТВ. Стб. 14. Святослав здесь назван крестильным именем Гавриил. АВР. Стб. 261.

28. Степенная книга царского родословия по древнейшим спискам. С. 460.

29. Коган В.М., Домбровскнй-Шалагин В.И. Князь Рюрик и его потомки. С. 342.

30. Горшкова В.В., Кузьмин A.B. Василий Всеволодович // ПЭ. Т. VII. M, 2004. С. 192-193. См. Приложение 4. Мнимый сын Всеволода Большое Гнездо — Василий.

31. ЛЛ. Стб. 358-360. ИЛ. Стб. 555-559.

32. См.: Приложение 2. Отношения Всеволода Большое Гнездо с племянниками.

33. СИМ. С. 36; ЛПС. С. 121; МЛС. С. 95.51 ЛЛ.Стб.414; СИМ. С. 37.

34. ЛЛ. Стб. 416; СИМ. С. 37-38; НПЛ. С. 44,238-239.

35. ЛЛ Стб. 416, 426; СИМ. С. 38,42.54 ЛЛ. Стб. 416; СИМ С. 38.55 ЛЛ. Стб. 417.56 ЛЛ. Стб. 422; СИМ. С. 39.

36. ЛЛ Стб. 430, 432, 434; СИМ. С. 44

37. ЛЛ. Стб. 411. Бережков Н.Г. Хронология. С. 85. ИЛ. Стб. 674; СИМ. 35 (не указано имя Ярослава); РАДЗ. Л. 241. С. 251; ЛПС. 120.61 СИМ. С. 36; ЛПС. 121.62 ЛЛ. Стб. 437; СИМ. С. 47.

38. Пчела: Древнерусский перевод. Т. I. М., 2008. С. 213, 650; Пчела IIБЛДР. Т. V. СПб., 1997. С. 422, 423.

39. Долгов В. В. Быт и нравы Древней Руси. М., 2007. С. 57.

40. Филюшкин А. И. Андрей Курбский. М., 2008. С. 42^17.

41. Татищев В.Н. История Российская. T. III. С. 185.

42. Татищев В.Н. История Российская. М.-Л, 1964. T. IV. С. 341.

43. ЛЛ. Стб. 438; СИМ. С. 48. 74ЛПС. С. 131.

44. ПИК. Т. X. С. 63-64. Если 6721 г. переводить как 1213 г., то 14 апреля этого года воскресенье.

45. ИЛ. Стб. 725 (статья 6716 г, где говорится о казни черниговских князей в Галиче).

46. ЛЛ. Стб. 437-438; СИМ, С. 48.

47. Сергеевич В. Древности русского права. Вече и князь. Советники князя. Т. II. СПб, 1908. С. 77.

48. Насонов А.Н. История русского летописания XI начало XVIII века. М, 1969. С. 221.

49. Кузнецов А.А. Владимирский князь Георгий Всеволодович. С. 208-227.

50. Пресняков А.Е. Княжое право в древней Руси II Пресняков А.Е. Княжое право древней Руси. Лекции по русской истории. С. 130; Он же. Образование Великорусского государства. М, 1998. С. 51, 55.

51. Пресняков А.Е. Образование Великорусского государства. М, 1998. С. 55.

52. Сергеевич В Древности русского права. Территории и население. Т. I. СПб., 1909. С. 33.

53. Кучкин В.А. Формирование государственной территории. С. 100; Кучкин В.А. Владимирское великое княжество // ПЭ. Т. IX. С. 84.

54. ЛЛ. Стб. 434-435; СИМ. С. 45.

55. Насонов А.Н. «Русская земля» образование территории Древнерусского государства. СПб., 2006. С. 175. Прим. 1; Кучкин В А. Формирование государственной территории. С. 99-100; Кучкин В.А. Владимирское великое княжество // ПЭ. Т. IX. С. 83.

56. ЛЛ. Стб. 438; СИМ. 48; ЛПС. С. 132.140 ЛПС. С. 130, 131.141 ЛЛ. Стб. 445; СИМ. С. 51.142 ЛПС. С. 131.143 НПЛ. С. 53.

57. ЛЛ. Стб. 437; СИМ. С. 47. Бережков Н.Г. Хронология. С. 103.

58. Кузьмин A.B. Владимир (Димитрий) Всеволодович// ПЭ. Т. VIII. М., 2004. С. 721.

59. ЛЛ. Стб. 463. Так же в: СИМ. С. 56.

60. Кучкип В.А. Владимирское великое княжество // ПЭ. Т. IX. С. 84; Горский A.A. Георгий (Юрий) Всеволодович // ПЭ. Т. XI. М., 2006. С. 89.

61. ЛЛ. Стб. 437; СИМ. С. 47; ЛПС. С. 129.

62. ЛПС. С. 132. Маштафаров A.B. Владимирская и Суздальская епархия (до 1917 г.). С. 41.

63. Подскальски Г. Христианство и богословская литература в Киевской Руси. С. С. 464.

64. Маштафаров A.B. Владимирская и Суздальская епархия (до 1917 г.). С. 41.

65. Приселков МД. История русского летописания XI-XV вв. СПб., 1996. С. 38; см. об этом же на С. 132. Также указано, что в ЛЛ зафиксировано, что после победы Константина епископ Иван ушел на покой.177 Там же. С. 134.

66. Приселков М.Д. История русского летописания XI-XV вв. .С. 136. В Примечаниях Я.С. Лурье поддержал эту идею, указывая на ее источники см.: С. 268.

67. Шахматов A.A. Обозрение русских летописных сводов. С. 514 — 516.

68. Кузнецов А.А. Владимирский князь Георгий Всеволодович в истории Руси. С. 199-207, 239-325; Его же. Источниковедческие аспекты проблем биографии Георгия Всеволодовича// Мининские чтения: Труды научной конференции. Нижний Новгород, 2007. С 291-311.

69. Феннел Дж. Кризис средневековой Руси. С. 86.

70. Кучкин В.А Владимирское великое княжество // ПЭ. T. IX. С. 84.

71. МЛ С. С. 111; ЕРМ. С. 64-65; ВОСК. С. 120. На это обращено внимание: Феннел Дж. Кризис средневековой Руси С 98.

72. ЕРМ. С. 64; ЛЬВ. С. 148; МЛС. С. 111; ВОСК. С. 120; ТВ. Стб. 318; ХОЛМ. С. 60 (сказано, что сам Константин Всеволодович начал воевать Торопецкую землю).

73. ЛПС. С. 131 (Георгий вынудил Владимира оставить Москву, опираясь на Ярослава и Константина).191 НПЛ. С. 55, 255.192 НПЛ. С. 56,255-257.

74. ЕРМ. С. 65; ЛЬВ. С. 149; ТВ. Стб. 320; ХОЛМ. С. 60; С1Л. Стб. 266; HK2. С. 108; Н1УЛ. С. 189.

75. ЛЛ. Стб. 438; СИМ. С. 48. Бережков Н.Г. Указ. соч. С. 103. Ошибочно рождение датировано 1212 г. в: Кузьмин A.B. Всеволод (Димитрий) Георгиевич // ПЭ. Т. IX. С. 550

76. ЛЛ. Стб. 441. Бережков Н.Г. Указ. соч. С. 105.

77. МЛС. С. 114, 115; ВОСК. С. 124, 125.

78. Насонов А.Н. История русского летописания. С. 222.201 ЛЛ. Стб. 451; СИМ. С. 53.

79. Второе имя Димитрий - приведено В.Н. Татищевым.

80. Кузьмин A.B. Владимир Георгиевич // ПЭ. Т. VIII. М., 2004. С. 720.

81. ЛЛ. Стб. 449, 453; СИМ. С. 53.

82. ЛЛ. Стб. 460; СИМ. С. 54; ЛЬВ. С. 156; ВОСК. С. 138; НИК. Т. X. С. 104.

83. Татищев В.Н. История Российская. Т. III. С. 230; Т. IV. С. 373.

84. Поппе A.B. Когда и как князь Владимир был признан святым П От Древней Руси к новой России. Юбилейный сборник, посвященный члену-корреспонденту РАИ Я.Н. Щапову. М., 2005. С. 54. Прим. 6.

85. ЛЛ. Стб. 460-461; СИМ. С. 55.

86. Воронин H.H. Граффити 2 февраля 1238 г. II Славяне и Русь. М. 1965. С. 401-405.

87. ЛЛ. Стб. 440; СИМ. С. 49; ЕРМ. С. 67; ТВ. Стб. 326; МЛС. С. 115; ВОСК. С. 125.

88. ЛЛ. С. 439. СИМ. С. 48-49.

89. Бережков Н Г. Хронология. С. 105.

90. Бережков Н.Г. Хронология. С. 105. Неправомочно всю статью 6725 г. в ЛЛ, в том числе и сведение об Исадах, к ультрамартовскому стилю отнес: Алешковский MX. Новгородский летописный свод конца 1220-х годов//Летописи и хроники. 1980 г. М., 1981. С. 108.

91. МЛС. С. 115; ВОСК. С. 125 (цит. отсюда).

92. ЕРМ. С. 66; ЛЬВ. С. 149; ТВ. Стб. 326.

93. МЛС. С. 116; ВОСК. С. 126 (цит. отсюда).

94. Насонов А.Н. История русского летописания XI — начала XVIII века. С. 219-223.

95. Кучкин В.А. Владимирское великое княжество // ПЭ. Т. IX. С. 84.

96. Киево-Печерский патерик // Древнерусские патерики. С. 21, 123-124; // БЛДР. Т. 4. С. 358-361.

97. Щапов Я.Н. Государство и церковь Древней Руси Х-ХШ вв. M., 1989. С. 70-71.

98. Карташев A.B. Очерки по истории русской церкви: В 2 т. T. 1. M., 1997. С. 190-191.