автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Взаимодействие поэзии и прозы в творчестве Е.П. Ростопчиной и К.К. Павловой

Полный текст автореферата диссертации по теме "Взаимодействие поэзии и прозы в творчестве Е.П. Ростопчиной и К.К. Павловой"

На правах рукописи

Шумилина Надежда Владимировна

ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ ПОЭЗИИ И ПРОЗЫ В ТВОРЧЕСТВЕ Е. П. РОСТОПЧИНОЙ и К. К. ПАВЛОВОЙ

10.01.01 — Русская литература

Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

11 МАР 2015

Томск-2015

005560412

005560412

Работа выполнена в федеральном государственном автономном образовательном учреждении высшего образования «Национальный исследовательский Томский государственный университет», на кафедре русской и зарубежной литературы.

Научный руководитель: доктор филологических наук, доцент

Поплавская Ирина Анатольевна

Официальные оппоненты:

Седельникова Ольга Викторовна, доктор филологических наук, доцент, федеральное государственное автономное образовательное учреждение высшего образования «Национальный исследовательский Томский политехнический университет», кафедра русского языка и литературы, доцент

Бурмистрова Светлана Владимировна, кандидат филологических наук, доцент, федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего профессионального образования «Томский государственный педагогический университет», кафедра литературы, доцент

Ведущая организация: федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего профессионального образования «Кемеровский государственный университет»

Защита состоится 29 апреля 2015 г. в 10.00 час. на заседании диссертационного совета Д 212.267.05, созданного на базе федерального государственного автономного образовательного учреждения высшего образования «Национальный исследовательский Томский государственный университет», по адресу: 634050, г. Томск, пр. Ленина, 36 (учебный корпус № 3, аудитория 26).

С диссертацией можно ознакомиться в Научной библиотеке и на официальном сайте федерального государственного автономного образовательного учреждения высшего образования «Национальный исследовательский Томский государственный университет» www.tsu.ru.

Автореферат разослан « » марта 2015 г.

Материалы по защите диссертации размещены на официальном сайте ТГУ: http://www.tsu.ru/content/news/announcement_of_the_dissertations_in_the_tsu.php

Ученый секретарь диссертационного совета

Т у Филь Юлия Вадимовна

и

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Проблема взаимодействия поэзии и прозы, выявление поэтической центрации в прозе и прозаического начала в поэтических произведениях, изучение поэтики прозиметрических текстов остается одной из ключевых в современном литературоведении. Диалог поэзии и прозы в русской литературе становится предметом изучения уже в конце XVIII — первой трети XIX в. Исследования того времени касались в основном определения поэзии и прозы, их характерных особенностей, которые рассматривались в контексте становления отечественной литературы, ее теории, истории и критики. В XX-XXI вв. осмысление поэзии и прозы, их плодотворной динамики и типов взаимодействия получило отражение в целом ряде работ отечественных и зарубежных исследователей, таких как М.М. Бахтин, М.М. Гиршман, В.М. Жирмунский, Ю.М. Лотман, Ю.Б. Орлицкий, Н.Д. Тамарченко, Б.В. Томашевский, Ю.Н. Тынянов, Б.М. Эйхенбаум, P.O. Якобсон, Ж. Деррида, Ж. Женетт, В. Шмид и др. Поэзия и проза рассматриваются в их трудах с точки зрения формального, структурно-семиотического и структурно-семантического подходов. Выделенная исследователями специфика поэзии и прозы позволяет воспринимать их как два типа художественного мышления и одновременно с этим как два типа речевых высказываний, «материализующихся» в многообразии жанрово-стилевых форм1.

В связи с этим актуальность предпринятого исследования обусловлена интересом отечественной и зарубежной науки о литературе к осмыслению конструктивного диалога поэзии и прозы как репрезентативного момента в истории русской литературы 1830-1850-х гг. Данный период - время интенсивного развития как прозы, так и поэзии, появления новых синтетических текстов и жанровых форм, объединяющих в себе содержательные и формальные признаки обоих типов художественного мышления и речевой организации.

В творчестве Е.П. Ростопчиной и К.К. Павловой получили воплощение наиболее характерные черты, раскрывающие процесс взаимодействия поэзии и прозы в русской литературе 1830-1850-х гг. В данной работе осмысляется механизм взаимовлияния и трансформации поэзии и прозы в их художественном наследии, а также описываются важнейшие типологические тенденции, связанные с диалогом поэзии и прозы в русской литературе первой половины XIX в.

1 Подробнее об этом см.: Поплавская И.А. Типы взаимодействия поэзии и прозы в русской литературе первой трети XIX в. Томск, 2010. С. 14—17.

Объектом исследования в данной работе становятся поэзия и проза в русской литературе 1830-1850-х гг.

Предметом исследования является рассмотрение продуктивных моделей взаимодействия поэзии и прозы в русской литературе 1830-1850-х гг. как конструктивной тенденции данного периода.

Цель предпринятого исследования связана с выявлением механизмов взаимодействия поэзии и прозы в рамках авторской и историко-литературной эволюции. В соответствии с поставленной целью определяются и задачи работы:

1. Проанализировать понимание поэзии и прозы как особых типов художественного мышления, типов речевой организации и многообразных жанрово-стилевых форм их репрезентации.

2. Осмыслить различие творческой индивидуальности Е.П. Ростопчиной и К.К. Павловой и типы взаимодействия поэзии и прозы в творчестве каждой из них.

3. Описать основные этапы развития поэзии и прозы как в творчестве Е.П. Ростопчиной и К.К. Павловой, так и в литературном процессе этого периода в целом.

4. Систематизировать взгляды русских литературных критиков XIX -начала XX в. на творчество Е.П. Ростопчиной и К.К. Павловой.

5. Выявить и осмыслить специфику взаимодействия поэзии и прозы в русской литературе 1830-1850-х гг.

6. Изучить процессы взаимодействия поэзии и прозы в связи с особенностями романтической и реалистической эстетики.

7. Определить эстетическую значимость синтеза поэзии и прозы для развития русской литературы второй половины XIX века.

Материалом исследования становятся поэтические и прозаические произведения Е.П. Ростопчиной и К.К. Павловой, в которых получили воплощение наиболее характерные черты русского литературного процесса 1830-1850-х гг. и типологические тенденции, раскрывающие механизм взаимодействия поэзии и прозы.

Научная новизна работы обусловлена тем, что в ней предпринята попытка выделить и описать устойчивые типы взаимодействия поэзии и прозы в русской литературе 1830-1850-х гг. Выбранная проблематика определяет следующие аспекты исследования:

1. В рамках историко-литературного процесса второй трети XIX в. поэзия и проза рассматриваются одновременно как два типа художественного мышления, как речевые и жанрово-стилевые категории.

2. Выделены устойчивые модели взаимодействия поэзии и прозы в творчестве Е.П. Ростопчиной и К.К. Павловой, получившие воплощение в таких синтетических жанрах, как очерк в стихах, роман в стихах, поэма в прозе.

3. Осмыслена роль романтической эстетики в механизме взаимодействия поэзии и прозы в творчестве Е.П. Ростопчиной, в формировании образа ее лирической героини и категории полифонического лиризма.

4. Раскрыто своеобразие прозаических произведений Е.П. Ростопчиной через использование категории повествования и трансформации балладных сюжетов и образов.

5. Взаимодействие поэзии и прозы в творчестве К.К. Павловой анализируется с точки зрения фабульности ее лирики, а также синтеза лирических и эпических начал в ней. Очерк «Двойная жизнь» рассматривается как образец прозиметрического текста в русской литературе 1840-х гг.

Теоретическую и методологическую основу данной работы составляют труды, посвященные изучению поэзии и прозы как двух типов художественного мышления и связанные с эстетическим подходом в осмыслении литературного материала (Ю.Н. Тынянов, М.М. Бахтин). Структурно-семиотический метод (Ю.М. Лотман) исходит из понимания поэзии и прозы как со- и противопоставленных друг другу художественных структур. Нарративный подход (Р. Барт, В. Шмид) используется в работе при анализе прозаических текстов, а историко-литературный (Б.М. Эйхенбаум, Л.Я. Гинзбург, М.Н. Дарвин, Л.Е. Ляпина, Л.М. Лотман, Т.И. Сильман и др.) посвящен рассмотрению процессов жанро- и циклообразования в русской литературе первой половины XIX в.

Теоретическая значимость работы видится в том, что полученные результаты позволяют прояснить и конкретизировать особенности эстетики и поэтики русской литературы 1830-1850-х гг., выявить специфику взаимодействия поэзии и прозы на разных уровнях художественного текста. В научный оборот вводятся ранее не публиковавшиеся стихотворения Е.П. Ростопчиной, автографы которых были обнаружены в РГАЛИ (Российский государственный архив литературы и искусства), что способствует созданию более полной и объективной картины творческой эволюции поэтессы, уточняется значение и влияние французских романтиков на ее лирическое творчество.

Практическая значимость работы определяется тем, что ее результаты могут быть использованы при чтении курсов по истории русской литературы второй трети XIX в., в специальных курсах, посвященных теории и истории поэзии и прозы XIX в., проблеме их взаимодействия. Также научные результаты данного исследования могут быть учтены в эдиционной практике, связанной с работой над полным собранием сочинений Е.П. Ростопчиной.

Основные положения, выносимые на защиту:

1. Синтез поэзии и прозы анализируется как конструктивная тенденция в истории русской литературы 1830-1850-х гг.; произведения, соединяющие в себе признаки прозы и поэзии, интерпретируются как характерная «форма времени».

2. Взаимодействие поэзии и прозы в лирике Е.П. Ростопчиной раскрывает новые аспекты в развитии романтической эстетики и поэтики. Категория полифонического лиризма выступает как эстетическая основа диалога поэзии и прозы в творчестве поэтессы.

3. Поэтический субстрат в прозаических текстах Е.П. Ростопчиной актуализирует особенности ее художественного мышления, выявляет имплицитные балладные сюжеты, осмысляется как эстетический «резерв» ее прозы.

4. Фабульное начало и образ лирического повествователя воспринимаются как прозаический конструкт в поэзии К.К. Павловой.

5. Диалог поэзии и прозы, их взаимодействие в творческом наследии К.К. Павловой выступают как основа формирования авторского мифа о поэте и поэзии.

6. Очерк К.К. Павловой «Двойная жизнь» представляет собой характерный образец прозиметрического текста в русской литературе 1840-х гт.

Апробация работы.

Основные результаты исследования были представлены на XXII и XXIII Духовно-исторических чтениях памяти святых равноапостольных Кирилла и Мефодия (Томск, 15-20 мая 2012 г.; Томск, 15-24 мая 2013 г.), XIV Всероссийской конференции молодых ученых «Актуальные проблемы лингвистики и литературоведения» (Томск, 4-6 апреля 2013 г.), III Международной научно-практической конференции «Проблемы филологии, культурологии и искусствоведения в свете современных исследований» (Махачкала, декабрь 2013 г.).

Струюура работы. Диссертационное исследование состоит из введения, трех глав, заключения, списка литературы, включающего 305 наименований, и приложения.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении обосновывается выбор темы исследования, ее актуальность и научная новизна, излагается история вопроса, представлены основные теоретико-и историко-литературные концепции, раскрывающие особенности развития поэзии и прозы и процессы их взаимодействия; определяются цели, задачи,

материал и методологическая база исследования, теоретическая и практическая значимость работы, формулируются положения, выносимые на защиту.

В первой главе диссертации «Рецепция творчества Е.П. Ростопчиной и К.К. Павловой в русской критике XIX - начала XIX в.» представлена оценка творчества обеих женщин-писательниц современниками и историками литературы XIX - начала XX в.

В первом разделе «Основные тенденции творчества Е.П. Ростопчиной в осмыслении отечественных критиков XIX - начала XX в.» раскрыт процесс восприятия творчества Е.П. Ростопчиной в произведениях русских критиков XIX - первой трети XX в. Одним из первых критиков, давших оценку ее поэзии, был В.Г. Белинский. В его статьях особое внимание уделялось рефлексии лирической героини Е.П. Ростопчиной, «женскости» ее лирического «я». Критик признает поэтические достоинства ее лирики, но вместе с тем акцентирует внимание на бессодержательности её поэзии, не связанной с общественными проблемами, на невыразительности и фрагментарности ее творчества2. Другое мнение о поэзии Е.П. Ростопчиной содержится в работах A.B. Дружинина, И.В. Киреевского, С.П. Шевырева, П.А. Плетнева. Их оценка связана с восприятием ее лирики именно как женской лирики, включающей в себя выражение сердечных переживаний лирической героини, которая предстает перед читателями цельной личностью, что получает характерное эстетическое завершение через аналитическую рефлексию автора3.

В 1850-е гг. оценка творчества Е.П. Ростопчиной изменяется: Н.Г. Чернышевский в своих критических отзывах пишет о «салонности», консервативности и ограниченности поэзии Ростопчиной4. Схожую оценку дает ее лирике известная писательница Е.С. Некрасова, называя ее вторичной и рассудочной5.

Ю.А. Веселовский в своей статье, посвященной творчеству Е.П. Ростопчиной, полемизирует с В.Г. Белинским и Н.Г. Чернышевским, относя поэзию Ростопчиной к «чистой лирике», в котором главным образом является образ «грезящей души». В.Ф. Ходасевич видит в ее поэзии художественное воплощение философии жизнестроительства6.

2 Белинский В.Г. Стихотворения графини Е. Ростопчиной // Белинский В.Г. Полное собрание сочинений : в 13 т. М., 1954. Т. 5. С. 456-461.

3 Ростопчина Е.П. Талисман: Избранная лирика. Драма. Документы, письма, воспоминания. М., 1987. С. 276-279, 306-308.

4 Чернышевский Н.Г. Полное собрание сочинений : в15 т. М., 1964. Т. 7. С. 226.

5 Некрасова Е.С. Графиня Е.П. Ростопчина. 1811-1858 : очерк // Вестник Европы. 1885. Т.2. С. 46.

6 Ходасевич Вл.Ф. Графиня Ростопчина: ее жизнь и лирика / Ходасевич Вл.Ф. Колеблемый треножник : избранное. М., 1991. С. 579.

Во втором разделе «Поэзия и проза К.К. Павловой в рецепции русской критики XIX — начала XX веков» представлена высокая оценка творчества К.К. Павловой как переводчика в русской литературе 1830-1840 гг. Уже В.Г. Белинский отмечал мастерство К.К. Павловой-переводчицы, однако ее собственные литературные опыты оценивались им невысоко. Современные поэты и критики, в числе которых Н.М. Языков и С.П. Шевырев, отмечали, что если в поэзии Е.П. Ростопчиной женщина, утверждающая себя как личность, как бы оттесняет личность, обретающую себя через творчество, то образ лирической героини в поэзии К.К. Павловой расширяется за счет не собственно "женских", но общечеловеческих интересов7.

В 1850-е гг. отношение к поэзии К.К. Павловой меняется. И.И. Панаев отмечает искусственность содержания и чрезмерную склонность поэтессы к экзотическим рифмам . М.Е. Салтыков-Щедрин дает отрицательную оценку стихам К.К. Павловой9. Определение ее поэзии как «мотыльковой» надолго закрепляется в отечественном литературоведении, подчеркивая ее связь с эстетикой «чистого искусства».

Второе открытие поэзии К.К. Павловой для русского читателя связано с именем В.Я. Брюсова, выпустившего двухтомное собрание ее сочинений в 1915 г. | В материалах для биографии В.Я. Брюсов высоко оценивает переводческую деятельность К.К. Павловой, отмечает ее пристальное внимание к поэтической «технике», влияние на ее поэзию немецких романтиков10. Б.А. Грифцов в статье «Каролина Павлова» (1915) видел своеобразие ее поэзии в синтезе интеллектуальной и эмоциональной рефлексии лирической героини11. Критик П.П. Перцов, анализируя ее творчество в контексте русской философской лирики Е.А. Баратынского и Ф.И. Тютчева, указывал на преемственность и определенную вторичность поэзии К.К. Павловой12.

В.Ф. Ходасевич, сравнивая лирику обеих поэтесс, отмечал преобладание интеллектуального начала в стихотворениях К.К. Павловой в ущерб эмоциональному, характеризуя их как «мужские»13. Критик С.Р. Эрнст, сопоставляя произведения Е.П. Ростопчиной и К.К. Павловой, видел важнейшую особенность поэзии К.К. Павловой в преобладании элегического, медитативного начала. Особенность же стихотворений Е.П. Ростопчиной

7 Ростопчина Е.П. Талисман. М.,1987. С. 284.

8 Современник. 1854. № 9, отдел IV. С. 36.

9 Современник. 1863. Т. ХСУТ, № 6. С. 311

10 Брюсов В.Я. Материалы для биографии Каролины Павловой // Павлова К.К. Собрание сочинений : в 2 т. Петроград, 1915. Т. 1. С. 4-12.

11 Грифцов Б.А. Каролина Павлова // Русская мысль. 1915. Кн. XI. С. 11.

12 Перцов П. Поэтическая тень // Новое время. 1915. 24 октября (6 ноября). С. 9.

13 Ходасевич В.Ф. Собрание сочинений : в 8 т. М., 2010. Т. 2. С. 193.

определяется им через исповедальный тип лиризма14. В связи с этим следует отметить, что «женская» литература изначально оформляется как диалогическая, противопоставляя себя литературе «мужской». Представители же тендерного подхода к анализу литературного произведения «отстаивают тезис об «интуитивной», «женской» природе «письма» (т. е. литературы), не подчиняющегося законам «мужской логики», «утверждают особую, привилегированную роль женщины в оформлении структуры сознания человека»15.

При оценке творчества этих двух поэтесс в центре внимания оказывается и вопрос о соотношении поэзии и прозы, представленный как в общеэстетическом, так и в историко-литературном аспекте.

Во второй главе «Взаимодействие поэзии и прозы в творчестве Е.П. Ростопчиной» предметом рассмотрения становится творчество Е.П. Ростопчиной, представленное в эволюции от раннего цикла «Вдохновенья и мечты» (1829-1832) до поздних стихов 1850-х гг.

В первом разделе «Особенности диалогического лиризма в раннем творчестве Е.П. Ростопчиной» анализируются особенности ее ранней романтической лирики. Важнейшая черта романтической лирики поэтессы видится в ее автопсихологизме, который предполагает тесную связь между биографическими реалиями и изображением «внутреннего человека» в литературе. Это качество поэзии Е.П. Ростопчиной раскрывается через дневниково-исповедальные интонации, имеющие хронологическую маркированность, а также через образ ее лирической героини, выступающей во многом двойником автора. Хронотоп лирики Е.П. Ростопчиной отличается камерностью, время в нем индивидуализировано, подчинено субъективным воспоминаниям героини, что находит отражение в таких жанрах, как элегия, послание, монолог.

Главную особенность лиризма Е.П. Ростопчиной можно определить как лиризм полифонического типа. Он включает в себя песенное начало, которое соединяется с дневниково-исповедальными интонациями, а также с характерным женским мироощущением, носящим по преимуществу сентиментально-рефлексивный характер. Этот тип лиризма неотделим от внутренней лейтмотивности и диалогичности, предполагает использование в тексте стихотворных эпиграфов, создающих особый литературный контекст вокруг ее произведений. Еще одна особенность данного типа лиризма в творчестве Е.П. Ростопчиной связана с эстетикой жизнестроительства. Роман

14 Эрнст С. Каролина Павлова и гр. Евдокия Растопчина // Русский библиофил. 1916. № 6, октябрь. С. 16.

15 Современное зарубежное литературоведение: концепции, школы, термины. М., 1999. С. 34.

как своего рода «жанр жизни», во многом определяющий личную судьбу поэтессы, получает параллельное воплощение и в ее произведениях, внутренним сюжетом которых становится жизнь и любовь автора в их динамике. Стремление выстраивать свою жизнь по законам романной эстетики позволяет говорить об элементах романного сюжета в лирике Е.П. Ростопчиной с соответствующей ему типологией героев.

Исследователями неоднократно отмечалось влияние лирики A.C. Пушкина и М.Ю. Лермонтова на творчество Е.П. Ростопчиной, связанное с разработкой общих тем (поэта и поэтического творчества), мотивов (одиночества) и образов (бал). Сюда же относятся и стихотворения поэтессы, посвященные обоим поэтам («Черновая книга Пушкина», «Две встречи», «На дорогу», «Нашим будущим поэтам», «Пустой альбом», «Не скучно, а грустно» и др.). Также большую роль в становлении Е.П. Ростопчиной как поэта сыграла французская романтическая поэтесса Марселина Деборд-Вальмор (1786-1859). В творчестве Е.П. Ростопчиной отмечаются прямое подражание стихам Деборд-Вальмор, заимствования основных мотивов и образов ее лирики, родственные черты в облике лирической героини обеих поэтесс.

Во втором разделе «Стихотворные циклы Е.П. Ростопчиной «Вдохновенья и мечты» и «Давно прошедшее» как переходный этап от поэзии к прозе» анализируются неизданные ранние циклы Е.П. Ростопчиной, а также ее лирика 1830-1840-х гг.

Ранние поэтические циклы Е.П. Ростопчиной «Вдохновенья и мечты» (1829-1832) и «Давно прошедшее» (1833-1836) можно рассматривать как своеобразную «творческую лабораторию» автора по освоению романтических мотивов и жанров и как переходный этап от поэзии к прозе. В номинации цикла «Вдохновенья и мечты» можно выделить несколько кодов прочтения. Первый из них - биографический. Все стихотворения в данном цикле датированы: указаны год написания, время и место, названы их адресаты, что позволяет воссоздать хронотоп реального пространства и времени в них. Второй код связан с текстопорождающими стратегиями автора. Данный цикл словно вбирает в себя все, что становилось предметом творческой рефлексии Ростопчиной: романтическая литература, народные песни, происшествия с друзьями, любовь, музыка. Иногда предметом творчества становится незначительное событие, шире — жизненный поток сам по себе, который служит поводом для его поэтического осмысления и интерпретации. Третий план прочтения - романный. Дневниковый принцип организации стихов, автопсихологичность поэзии Е.П. Ростопчиной приводят к тому, что «Вдохновенья и мечты» в известном смысле становятся неким стихотворным

романом воспитания, в котором отражается процесс духовного становления лирической героини.

Категория двоемирия становится конструктивным элементом в понимании и изображении жизни автором в этот период, когда «существенности» быта противостоит неосязаемая мечта. Преодоление этой двойственности видится через обретение родственной души. Поиски героиней внутренне созвучного ей другого «я» воспринимаются как сюжетообразующее начало формирующегося в этом цикле романа становления личности женщины.

Цикл «Вдохновенья и мечты» отличается жанровым многообразием представленных в нем произведений. Среди них послания («Предчувствие»), элегии («Мечта»), песни («Простонародная мелодия»), в которых происходит переосмысление традиционных тем и образов романтической лирики, что свидетельствует о постепенном размывании четких границ между жанрами и их возможном синтезе в творчестве Е.П. Ростопчиной.

Второй цикл «Давно прошедшее» включает в себя 36 стихотворений, часть из которых вошла в сборник «Зеленая книга» и роман «Дневник девушки». Сквозным сюжетом, объединяющим эти разные в тематическом и жанровом отношении тексты, является сюжет несостоявшейся любви, невозможности пережить чувство «счастливого вместе». Выбор названия «Давно прошедшее» акцентирует внимание на воскрешающей силе воспоминаний, раскрывает рефлексию автора по отношению к былому, пережитому с детальной нюансировкой душевных переживаний.

В основе данного цикла лежит романный сюжет, раскрывающий историю любви героя и героини. Любовное чувство осмысляется автором как движение героини от роли, отведенной ей в социуме, к своему подлинному «я» -женщины и поэта. Дальнейшее развитие любовного сюжета в цикле «Давно прошедшее» усложняется включением мотива непонимания между любящими, однако лирическая героиня преодолевает его благодаря искусству, поэтическому слову.

Сюжетной основой лирики 1830—1840-х гг., сближающей ее с прозой, оказывается процесс становления личности современной женщины. В стихотворениях этого периода отмечается трансформация традиционных романтических мотивов и образов. Прежде всего переосмысляется категория двоемирия, когда окружающая действительность получает особую эстетическую и этическую ценность, а идеальное начало воспринимается как лишенное витальности, жизненной силы, «существенности», которая свойственна миру земному («Нежившая душа»). Иное значение получает и тема разочарования: если в раннем творчестве лирическая героиня страдала от несоответствия реального мира идеальному, то в 1830-1840-е гг. разочарование

приобретает более конкретный характер. В стихах появляются намеки на неудавшуюся семейную жизнь и надежды на запоздалое счастье («Не скучно, а грустно»). Поэзия воспринимается теперь как роковой дар («Нашим будущим поэтам») и одновременно как высшая ценность, как единственная возможность сохранить высокие идеалы в бытовом мире.

Важную роль в произведениях этого периода играет образ бала, который объединяет, концентрирует в себе основные мотивы лирики поэтессы, связанные с любовью, творчеством, дружеским кругом, и одновременно раскрывает социальное и экзистенциальное одиночество лирической героини. Бал и светское общество становятся одновременно и искушением, и испытанием для нее, сообщая стихотворениям Е.П. Ростопчиной внутренний драматизм. В поздней лирике, как правило, изображается несколько точек зрения на описываемое событие, что способствует усложнению в обрисовке характера героини и неоднозначности ее поэтической рефлексии. Все это позволяет автору широко использовать автометатекстуальные образы, направленные на анализ собственного творчества.

Своеобразным послесловием к этим двум поэтическим циклам может служить история альбома, подаренного В.А. Жуковским Е.П. Ростопчиной после смерти A.C. Пушкина. Непосредственным откликом Е.П. Ростопчиной на получение альбома стало стихотворение под названием «Черновая книга Пушкина», напечатанное в журнале «Современник» в 1839 г. Прозаическое примечание автора к нему вместе со стихотворением формирует такой тип взаимосвязи поэзии и прозы, как метатекстовая интеграция. Благодаря ей в журнале создаются оригинальные авторские мифы и сюжеты, в которых конструктивным центром выступает имя героя. Сюжетообразующим именем в этом произведении становится имя Пушкина. Феноменология лирического переживания («Смотрю с волнением, с тоскою умиленной // На книгу-сироту, на белые листы») дополняется здесь рефлексией о судьбе современных поэтов: «утраченного друга»; «мечтательного поэта», «сердца духовника»; женщины-поэта. Важно отметить, что тендерная проблематика раскрывается в этом произведении через противопоставление «мужской» поэзии, стиха «чудного Пушкина» камерности «женской» поэзии.

В это время значимым оказывается творческий диалог-спор между двумя поэтессами, включающий в себя стихотворения «В Москву» и «Вид Москвы» Е.П. Ростопчиной и «Графине Р<остопчиной> и «Мы современницы, графиня» К.К. Павловой. Полемика между ними образует характерный микроцикл и раскрывает своеобразие художественных систем каждой из них. В нем эмоциональной и рефлексирующей героине Е.П. Ростопчиной противостоит полемизирующая героиня К.К. Павловой. И если в стихотворениях первой из

них внешний конфликт преломляется через внутреннее состояние светской женщины и женщины-поэта, то в стихотворениях второй внешний конфликт женщины и поэта осмысляется через противопоставление социально-культурных топосов Москвы и Петербурга, символизирующих разное отношение к жизни и творчеству. В аспекте же взаимодействия поэзии и прозы в этом поэтическом цикле Е.П. Ростопчиной и К.К. Павловой оформляется внешняя и внутренняя сюжетность, складываются типы двух женщин-героинь с их разным социальным положением, разным отношением к миру и слову, возникают элементы «двуголосия». Все это в той или иной мере проецируется на прозу Е.П. Ростопчиной и прозиметрический роман «Двойная жизнь» К.К. Павловой.

В третьем разделе «Поэтическая центрация в прозе Е.П. Ростопчиной»

анализируются повести «Чины и деньги» (1837) и «Поединок» (1838). В основе прозаических произведений писательницы лежит любовный сюжет, представляющий собой своего рода прозаическое переложение основного сюжета ее лирики: запретное с точки зрения света чувство двух людей, ощущающих свое духовное родство. Можно сказать, что поэзия Е.П. Ростопчиной становится своего рода «внутренней формой»16 ее прозы. Исходя из представлений A.A. Потебни о соотношении поэзии и прозы в художественном тексте, можно осмыслить явление поэтической центрации в прозаическом произведении через взаимосвязь формальных и содержательных признаков. Формальные признаки связаны с использованием в прозе особых синтаксических конструкций, а также поэтических приемов, позволяющих ритмизировать текст. К содержательным элементам относятся позиция повествователя, определяемая как двойная субъективность, и двунаправленная рефлексия героя, выступающая основой развития внешнего и внутреннего сюжета повестей.

Так, в повести «Чины и деньги» эти признаки реализуются за счет обращения в первой и второй частях к эго-документам: письму и дневнику главного героя - Вадима Свирского. Использование эпистолярной формы позволяет акцентировать внимание на душевных переживаниях героя, нюансировке его чувств, что отражается на восприятии категорий времени и пространства: время в дневнике и письмах Вадима представлено фрагментарно, поскольку субъективно переживается им.

Эпистолярно-дневниковая форма рефлексии героя позволяет наглядно представить столкновение в сознании Вадима идеального мира и мира реального, прагматического. Посредником между этими двумя мирами становится любовь. С одной стороны, она открывает героям истинный смысл

16 Потебня A.A. Теоретическая поэтика. М., 1990. С. 26.

бытия, их внутреннее предназначение, с другой - вскрывает глубинное противоречие между желаемым и действительным: Вадим надеется, что сможет жениться на Вере, но ее мать отвергает его кандидатуру.

Третья часть повести представляет собой эпилог. Повествование в ней ведется от третьего лица, однако повествователь занимает в ней позицию наблюдателя, угадывающего и передающего внутреннее состояние героев. Это сближает третью часть повести с первой и второй. Кроме того, в третьей части автор обращается к известному балладному сюжету о встрече невесты с мертвым женихом, который во многом сближает это произведение с поэтическими текстами и способствует раскрытию философии судьбы героев.

Номинация второй повести «Поединок» отсылает к произведениям с дуэльной тематикой, среди которых «Выстрел» и «Евгений Онегин»

A.C. Пушкина, «Бал» Е.А. Баратынского, «Герой нашего времени» М.Ю. Лермонтова и др. Главные герои этой повести: Дольский и Валевич -воспринимаются как герои-двойники, и если Дольский становится выразителем идеального начала, то Валевич является представителем темных, инфернальных сил, что передается через словосочетания «дух зла», «демон», «гонитель». Не случайно в сознании героев их поединок интерпретируется как столкновение двух высших надличностных сил, при этом каждый из них по отношению к другому становится вольным или невольным исполнителем воли рока.

Ситуация поединка тематически и структурно сближает повесть Е.П. Ростопчиной с балладой. В этом произведении встречается несколько устойчивых балладных сюжетов: столкновения человека с судьбой, борьбы божественных и инфернальных сил за душу человека, искупления вины грешника. Можно сказать, что в «Поединке» происходит дальнейшее развитие основных балладных ситуаций, наиболее полно представленных в книге

B.А. Жуковского «Баллады и повести» (1831), в общем движении которой соотносятся «судьба человечества и судьба личности»17. Использование лейтмотивов и символической образности (зеркало, крест, голубь) оформляет парадигматическую структуру данного текста, основанную на тождестве и связанную с явлением поэтической центрации в прозе. Рассказ же о любви Дольского и Юлии во многом воспринимается как прозаическая параллель к любовной лирике самой Е.П. Ростопчиной.

Итак, обе рассмотренные повести содержат в себе важнейшие приемы, раскрывающие поэтическую природу прозаического текста. Рефлексия героев становится тем конструктивным началом, которое формирует психологический сюжет в обоих произведениях. Аллюзивные отсылки к жанру баллады обнаруживают поэтическую составляющую обоих произведений. Поэтическое

17 Янушкевич A.C. В мире Жуковского. М., 2006. С. 211.

начало мотивирует и изменение точки зрения повествователя в обоих текстах, которая становится подвижной и раскрывает его эмоциональное отношение к героям и к описываемым событиям. Наличие поэтической структуры в прозе трансформирует и жанровую природу рассматриваемых произведений. Обращение к жанру письма, дневника, исповеди способствует размыванию жанровых границ светской повести и формированию особого эстетического «резерва» в интерпретации текста.

Четвертый раздел «Особенности нарративной поэтики в «Неизвестном романе» и «Дневнике девушки» Е.П. Ростопчиной» посвящен анализу этих двух произведений. В прозаическом вступлении к «Неизвестному роману» (1848) выстраивается сложная иерархия рассказчиков: это издатель, публикующий вместо вступления письмо г-на N.N.; г-н N.N., получивший разрозненные листки рукописи со стихами от своей сестры; его сестра, сопроводившая отправленные стихотворения письмом; автор этих произведений - покойная 3.... Использование нескольких точек зрения актуализирует в этом произведении разные типы художественных нарративов и метанарративов: поэмный, дневниковый, эпистолярный, которые раскрывают эпический потенциал произведения, его жанровую и сюжетную динамику, его многообразные интерпретационные коды.

Девятнадцать стихотворений, входящих в этот роман, пронизаны лирическим, эпическим и драматическим началом. В них внешний конфликт со светским обществом, осуждающим чувство героев, сменяется внутренним конфликтом, раскрывающим несовпадение «я» и другого «я», акцентирующим внимание на противоречии между живым чувством, верой и разрушающим ходом времени. В этот период наблюдается усиление диалогического начала в структуре лирики Е.П. Ростопчиной, что способствует усложнению формирующейся системы образов, композиции, повествовательной стратегии в ее произведениях, позволяет активно обращаться к автометатекстуальным образам, связанным с осмыслением и анализом собственного творчества. Все это во многом способствует сближению поэтической и прозаической картины мира автора, которое может быть описано через поэтику дополнения, синтетического конструирования.

Роман «Дневник девушки. Поэзия и проза жизни» (1850) можно рассматривать как попытку воплощения эстетических установок Е.П. Ростопчиной конца 1840-х - начала 1850-х гт. Главная героиня этого произведения Зинаида воспринимает действительность как основу для моделирования собственного романного сюжета: любое событие в ее сознании вызывает ассоциации с уже существующими литературными образами, авторы

которых «озвучены» и в самом тексте дневника, и в многочисленных эпиграфах к нему, и способствует созданию собственных вариаций на заданные темы.

В подзаголовке произведения «Поэзия и проза жизни» автор использует две стратегии повествования: поэтическую и прозаическую. Двуплановое построение романа Е.П. Ростопчиной можно сравнить с очерком «Двойная жизнь» К.К. Павловой, в котором соединение поэзии и прозы является важнейшим конструктивным приемом. Вместе с тем в романе Е.П. Ростопчиной обыденное течение жизни фиксируется не с помощью прозы, а с помощью белого стиха. Каждодневные впечатления героини передаются чаще всего белым пятистопным ямбом, а самое сокровенное и высокое она доверяет только рифмованным стихам. Выбор белого стиха для организации бытового повествования в романе становится принципиальным, он воспринимается как эстетическое соответствие «прозаическому» миру. «Прозаическая» действительность в романе описывается как непреображенная реальность, в которой, однако, скрыт эстетический потенциал. Такой трактовке соответствует и первоначальное название романа «Существенность и вдохновенье». Под «существенностью» здесь подразумевается неодухотворенная реальность, которая содержит в себе еще не выявленные образы красоты. «Вдохновенье» же выступает как скрытая в человеке способность к «оживотворению» материального мира и воплощению его в слове. Здесь стихи и проза как разновидности творческой рефлексии и поэзия и проза как две стихии жизни, бытия получают воплощение в особом типе текста, который является одновременно миромоделирующим, жизнетворческим, прозиметрическим.

Особенность нарративной структуры этого произведения видится в том, что в нем присутствует целая иерархия рассказчиков: героиня - повествователь - издатель — автор. Определяющим началом здесь становится лирическая рефлексия главной героини, преломляющаяся через эпистолярные и дневниковые нарративы. Эпический план в романе редуцирован, хотя автором предпринимаются попытки изобразить целостную картину жизни светского общества. Выбранная форма дневника препятствует этому: эго-повествование раскрывает преимущественно монологическую точку зрения и приводит к размыванию жанровых границ романа.

Третья глава «Взаимодействие поэзии и прозы в творчестве К.К. Павловой» посвящена раскрытию механизмов взаимодействия поэзии и прозы в лирике поэтессы и очерке «Двойная жизнь».

В первом разделе «Прозаический субстрат в лирике К.К. Павловой» рассматриваются такие особенности ее поэзии, как единство психологической темы, настроения и деталей, сообщающих стихотворениям известную моноцентричность. Именно она становится отличительным свойством ее

лирики, причем как оригинальной, так и переводной. Обращение к философскому началу в поэзии приводит к отчетливо выраженной в ней фабульности и изменению ее жанровой системы. Эти определяющие черты поэзии К.К. Павловой во многом обусловлены типом ее лирической героини, которая является одновременно и субъектом речи, и объектом саморефлексии.

Одной из основных категорией художественного мышления поэтессы становится двоемирие, получившее наиболее яркое воплощение в теме поэта и толпы. Поэт становится носителем священного дара («Милькееву», «Нет, не им твой дар священный!»), толпа же превратно истолковывает любое слово, исходящее от него, ее сознанию оказываются недоступны ни его внутреннее бытие, ни его воплощение в слове. Ситуация непонимания между поэтом и миром трансформируется в дальнейшем в образ «безглагольного» поэта, сознательно скрывающего свой дар. С этим образом внутренне соотносится и образ «немого поэта», поэтически воспринимающего мир, но лишенного возможности творить. Способность воспринимать красоту мира и неспособность выразить ее словами определяет своеобразие эстетики невыразимого в творчестве К.К. Павловой («Шепот грустный, говор тайный», «Есть любимцы вдохновений».

Особую группу в ранней лирике К.К. Павловой образуют стихотворения, которые в жанровом отношении близки к балладе. Среди них «Донна Инезилья», «Дочь жида», «Старуха», «Огонь», «Рудокоп», «Баллада» и др. Текстовое пространство, как правило, сконцентрировано здесь вокруг одного балладного сюжета — поединка с высшими надличностными силами, в котором главным действующим лицом становится все человечество. Безымянность персонажей, вступающих в эту борьбу, воспринимается как один из способов универсализации лирического текста, проецирующегося на историю человечества в целом.

Многие поэтические произведения К.К. Павловой этого периода характеризуются отчетливо выраженной фабульностью. Особенно наглядно это демонстрируется в «Разговоре в Трианоне», самом удачном, как считала автор, ее стихотворении, наиболее точно соответствующем жанру «разговора в стихах». Основу этого разговора составляет философский диалог о будущей судьбе французской монархии и Франции, о способности народа изменить существующий миропорядок. Этот диалог ведут накануне революции граф Калиостро и граф Мирабо. Их идеологическое противостояние-спор воспринимается через пересечение двух точек зрения - прошлого и будущего, точнее, как встреча будущего с вечностью. Драматизм истории и самой революции, «историческая дуэль» двух главных персонажей не случайно воплощаются здесь в поэтической форме разговора, позволяющей

воспринимать это стихотворение как своего рода философскую драму, в которой конструктивными центрами выступают традиционные религиозно-мифологические образы и концепт судьбы, получающие и философское, и историческое, и индивидуально-личностное осмысление.

Своеобразным продолжением «Разговора в Трианоне» может служить другое стихотворение К.К. Павловой - «Разговор в Кремле». Относящееся уже к позднему периоду в творчестве автора, оно, тем не менее, и жанрово, и тематически связано с ее лирикой 1840-х гг. В основе этого произведения лежит философский диалог трех героев о взаимоотношениях России и Европы, об особенностях их культурного и духовного развития. Напечатанный отдельным изданием, «Разговор в Кремле» вызвал многочисленные критические отклики, в том числе и со стороны И.И. Панаева. Е.П. Ростопчина откликнулась на эту полемику двух авторов пародийной «Песней по поводу переписки ученого мужа с не менее ученой женой». Раскрывая свое этическое и эстетическое отношение к ней, Е.П. Ростопчина пародирует как отдельные черты характера К.К. Павловой, любящей читать другим свои стихи, так и романтические клише, встречающиеся в ее прозаическом письме в «Современнике», адресованном И.И. Панаеву. В этом стихотворении Е.П. Ростопчина выступает как продолжательница пушкинской линии в русской поэзии 1850-х гг. с ее приверженностью школе «гармонической точности» и жизнетворческой эстетике.

Итак, в ранней лирике К.К. Павловой находят свое отражение как общие тенденции развития русской поэзии, связанные с поиском нового типа героя, новой системы образности и средств ее выражения, так и особые тенденции. В частности, это обращение к философскому началу в поэзии, что приводит и к изменению ее жанровой системы, и к подчеркнутому противопоставлению героя и повествователя, и к акцентируемой фабульности. Все это во многом свидетельствует о прозаических тенденциях в лирике К.К. Павловой, о сходных эстетических задачах, решаемых ею параллельно и в поэзии, и в прозе.

В поздней лирике поэтессы наблюдаются изменения другого рода. В ней поэзия осмысляется уже как некая константа, во многом определяющая судьбу лирической героини. Поэтический труд становится частью внутреннего пространства героини, неотделимого от ее переживания мира через слово. Новое понимание сущности творчества отражено в одном из лучших стихотворений этого периода «Ты, уцелевший в сердце нищем», которое прочитывается как своего рода эстетическая декларация автора 1850-х гг. В нем представлена диалектика жизни и творчества, которая преломляется через экзистенциальное сознание лирической героини. Через систему автометатекстуальных образов раскрываются особенности художественного

мышления лирической героини и природа самого творческого акта. Поэт в новой системе координат оказывается уже не священнодействующим жрецом, а ремесленником, обреченным на непонимание и черпающим силы в своем ремесле.

Особое место в поздней лирике К.К. Павловой занимает так называемый «утинский» цикл. Произведения, входящие в него, создавались в начале 1850-х гг., и связаны они со взаимоотношениями К.К. Павловой и Б.И. Утина (1832-1872), известного российского юриста, бывшего в то время студентом Дерптского университета. В данном цикле любовный сюжет непростых отношений героев разворачивается в конкретной обстановке, при этом читатель как бы вводится во внутренние переживания лирической героини. Концепция любви у К.К. Павловой всегда предполагает интеллектуальное сближение, единство понимания, чувство духовного родства. Не случайно в этом поэтическом цикле изображается встреча двух людей, мыслящих одинаково, в мире, полном внешнего блеска и мнимого благополучия.

В других стихотворениях автора, созданных в 1850-е гг. («Пловец», «Ужин Поллиона», «Спутница фея», «Ночлег Витикинда»), актуализируется значимость как самого описываемого события, так и способ его композиционного обрамления и эстетического завершения. Наличие разных типов лирического повествования в этих текстах: исповедального, диалогового, исторического, сказового - открывает возможность для появления такого оригинального жанра в творчестве К.К. Павловой, как очерк «Двойная жизнь», написанного в стихах и прозе.

Своеобразной точкой пересечения творчества Е.П. Ростопчиной и К.К. Павловой являются их итальянские впечатления, получившие отражение в стихах и прозе. Поэтика «итальянского текста» в их произведениях оформляется через систему антиномий, получающих воплощение главным образом в цикле стихов о Неаполе у Е.П. Ростопчиной («Первый взгляд на Неаполь», «Еще о Неаполе») и в цикле «Фантасмагории» («Неаполь», «Рим», «Венеция») у К.К. Павловой. Если у Е.П. Ростопчиной эта особенность итальянских стихотворений осознается как противоречие между онтологией и антропологией города, то у К.К. Павловой она оформляется через противопоставление двух городов и двух национальных культур: Рима и Москвы, Италии и России. Важно отметить, что у первой эта антитеза разрешается через погружение лирической героини во внутреннюю жизнь, в «полусон души», а у второй - через воскрешающие видения, «фантасмагории», неотделимые от самого процесса поэтического творчества.

Во втором разделе «Очерк К.К. Павловой «Двойная жизнь» как прозиметрический текст» анализируется двойственная эстетическая природа

этого произведения, сочетающего в себе прозаическую и поэтическую формы организации текста. Не случайно ему дано определение: «очерк - поэма -роман», которое передает взаимодействие различных нарративных стратегий и жанрово-стилевых тенденций в нем. Противопоставление и одновременная взаимосвязь дня и ночи, прозы и поэзии позволяет автору «Двойной жизни» (1848) осмыслить и эстетически оформить в тексте скрытые противоречия действительности и самого литературного творчества.

Фабула прозаической части довольно традиционна: это история о том, как молодую восемнадцатилетнюю девушку Цецилию фон Линденборн выдают замуж за человека, которого она плохо знает. Можно сказать, что определенное влияние на очерк «Двойная жизнь» оказала повесть Н.Ф. Павлова «Миллион» (1839), сюжет которой также строится вокруг брака по расчету. В своих снах Цецилия оказывается эстетически восприимчивой и превращается в «немого поэта», однако днем она живет и думает как вполне заурядная девушка. Важно отметить, что стихотворные фрагменты романа К.К. Павловой воспроизводят один из вариантов известного теософского метасюжета, чаще всего используемого в русской романтической балладе. Это сюжет о пробуждении души и ее соединении (браке) со своим избавителем-искупителем, получающий в этом произведении оригинальную авторскую интерпретацию. В онейрическом пространстве героиня романа каждый раз чувствует пробуждение души через встречу с неизвестным ей героем-избавителем, в действительном же мире Цецилия как будто спит, и герой ее романа - Дмитрий Ивачинский - выступает по отношению к ней не спасителем, а искусителем, претендующим на ее молодость и состояние. В результате героиня обречена на то, чтобы повторить обычную судьбу женщин своего круга.

Уже в первом стихотворном фрагменте сны героини обнаруживают свою двойственность. В них конструктивную роль играют такие дуальные образы, сопрягающие «небесное» и «земное», как «предел неведомый» и «светлолунный сад»; «зерцало дум» и «зерцало вод»; «слово» и «пенье дальних струй». Отсюда сама номинация произведения «Двойная жизнь» получает образно-поэтическую и структурную конкретизацию не только в действительном мире, но и в самих снах Цецилии. Обращает на себя внимание и тот факт, что если в стихотворных частях романа, в образах снов эта дуальность раскрывается преимущественно в лирико-философском ключе, то в прозаических фрагментах она приобретает сатирико-бытовую окраску.

Во сне героиня «Двойной жизни» превращается в «немого поэта». Это превращение тесно связано с мотивом припоминания, с поиском Цецилией необходимого слова как условия преображения мира и ее внутреннего «я». Отсюда противопоставление «явь - сон» в романе Павловой актуализирует, по

мнению современного исследователя, его второй, символический план, выявляющий соотношение действительности и художественного образа18. Именно в снах Цецилия осознает, что служит причиной ее немоты в реальном мире, осознает фальшь общества и свои настоящие чувства. В ней постепенно просыпается «внутренний человек», раскрывается ее лучшее «я», неотделимое от жизни духа. Отсюда мотив «немоты» и скованности, присутствующий в «дневной жизни», сложно и многократно развивается в «ночном мире». Только в сумеречном состоянии перехода от яви ко сну, от социальной жизни к природной она преодолевает немоту, и в ней начинает звучать ее «внутренняя речь» — стихи.

При этом и внутренняя речь героини в мире ее снов тоже становится диалогичной, как бы вновь акцентируя внимание на основных особенностях поэтики произведения. Так, например, в четвертой главе «напоенные тоскою» «слова души» героини вызывают в «посетителе роковом» на «чувств ее и грустных дум отзывы». Эти отзывы воспринимаются как предчувствие ее будущей судьбы, как тайное знание о том, кого она любит и кто в действительности является лишь прекрасным призраком, сотворенным ею.

Включение в текст стихотворных фрагментов позволяет автору расширить жанровые рамки очерка-романа и выявить внутреннюю динамику прозаического и поэтического повествования. Эстетическая игра разными точками зрения: объективной (очерк) и субъективной (сны Цецилии), вариативность авторского отношения к героям определяют во многом своеобразие этого произведения. Фрагменты ритмической прозы, которые маркируют переход от яви к сну, от «дневной» жизни к «ночной», передают непрерывное течение действия в очерке К.К. Павловой.

«Двойная жизнь» как прозиметрический текст создается на основе внешнего, кумулятивного принципа и одновременно внутреннего принципа структурно-семантического переключения, благодаря которым формирующиеся в произведении поэтическая и прозаическая художественные картины мира находятся в состоянии динамики и взаимопреображения. В связи с этим в тексте появляется дополнительный смысловой и эстетический «резерв», раскрывающий его связь с предшествующей литературной традицией («Евгений Онегин», «Повести Белкина» A.C. Пушкина, поэмы и роман «Герой нашего времени» М.Ю. Лермонтова) и предполагающий ее дальнейшее развитие в русской поэзии и прозе конца 1840-1850-х гг.

18Власов A.C. Философия творчества и композиция произведения (на материале очерка Каролины Павловой «Двойная жизнь» и романа Бориса Пастернака «Доктор Живаго») // Слово в словаре и дискурсе : сб. научных статей к 50-летию Харри Вальтера. М., 2006. С. 52.

В заключении подводятся итоги исследования, делаются выводы об особенностях процесса взаимодействия поэзии и прозы в отечественной литературе первой половины XIX века и типологических тенденциях данного периода.

В приложении приведены ранее не издававшиеся стихи Е.П. Ростопчиной.

Работы, опубликованные по теме диссертации

Статьи в журналах, включенных в Перечень ведущих рецензируемых научных изданий, в которых должны быть опубликованы основные научные результаты диссертаций на соискание ученых степеней доктора и кандидата наук:

1. Поплавская И. А. Творчество Е. П. Ростопчиной и К. К. Павловой в рецепции писателей и критиков XIX - начала XX вв. / И. А. Поплавская, Н. В. Шумилина // Вестник Томского государственного университета. - 2012. -№ 361. - С. 17-21. - 0,6 / 0,3 п.л.

2. Поплавская И. А. Очерк Каролины Павловой «Двойная жизнь» как прозиметрический текст / И. А. Поплавская, Н. В. Шумилина // Вестник Томского государственного университета. - 2013. - № 376. - С. 25-31. -0,8 / 0,4 п.л.

3. Шумилина Н. В. Особенности полифонического лиризма в раннем творчестве Е. П. Ростопчиной / Н. В. Шумилина // Вестник Томского государственного университета. -2014. -№ 381. - С. 62-67. - 0,5 п.л.

Публикации в других научных изданиях:

4. Поплавская И. А. Мотив колокольного звона в лирике Е. П. Ростопчиной / И.А. Поплавская, Н. В. Шумилина // Материалы XXII Духовно-исторических чтений памяти святых равноапостольных Кирилла и Мефодия. Томск, 15-24 мая 2012. - Томск : Изд-во Том. ЦНТИ, 2013. - С. 14-19. - 0,2 / 0,1 п.л.

5. Шумилина Н. В. «Неожиданное свидание» В. А. Жуковского и «Рудокоп» К. К. Павловой / Н. В. Шумилина // Актуальные проблемы лингвистики и литературоведения : материалы XIV Всероссийской конференции молодых ученых. - Томск : Изд-во Том. гос. ун-та, 2013. - Т. 2 : Литературоведение. - С. 37—40. - 0,2 п.л.

6. Шумилина Н. В. «Дневник девушки»: роман в стихах в творчестве Е. П. Ростопчиной // Проблемы филологии, культурологии и искусствоведения

в свете современных исследований : материалы III Международной научно-практической конференции. Махачкала, 13 декабря 2013. - Махачкала : Апробация, 2013. - С. 119-122. - 0,2 п.л.

7. Шумилина Н. В. Евангельские мотивы и образы в стихотворении К. К. Павловой «Три души» / Н. В. Шумилина // Материалы XXIII Духовно-исторических чтений памяти святых равноапостольных Кирилла и Мефодия. Томск, 15-24 мая 2014. - Томск : Изд-во Том. ЦНТИ, 2014. - С. 11-15. - 0,2 пл.

Подписано в печать 16.02.2015 г. Формат А4/2. Ризография . л. 1,3. Тираж 100 экз. Заказ № 05/02-15 Отпечатано в ООО «Позитив-НБ» 634050 г. Томск, пр. Ленина 34а